Геленджик и пришельцы (СИ) [Октавия Колотилина] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Геленджик и пришельцы

24 мая 2019 г., Москва, Ботанический сад

Аллею обнимали старые яблони с крупными хлопьями цветов. Про далёкий от входа уголок сада забыли ботаники, и белые ветви тянулись через дорожку, заставляя пригибать голову. На платье Инги — коктейльное, карамельного цвета — сыпались лепестки.

Что-то ослепительное рядом, уже приближается, разлито кругом. Теперь точно выйдет.

В больнице не хотели давать отпуск раньше графика, кадровичка ворчала. Ещё и дежурство влепили, еле отбилась. А из Сеченовки три раза звонил декан, требовал явиться на заседание кафедры.

Но Инга отвоевала сегодняшний вечер, и он весь принадлежал только ей. Целиком, вместе с сочными ростками, звоном птиц, ароматом почти опавшей черёмухи. И с Алексеем, любимым занудой из Питера.

Он пригладил русые волосы, чтобы не топорщились ёжиком, взглянул застенчиво и тревожно, будто хотел подхватить на руки, да боялся помять. Фитнес-тренер — Инга звала его «мой физрук» — мурлыкнул:

— Лисёнок, у тебя мордашка такая милая, просто нарывается на поцелуй…

— Ого, сирень! — Кинулась Инга к кусту. — Какая пышная, махровая. Сфотаешь?

Никогда не умела позировать. Куда бы спрятать слишком крутой изгиб бедра? Боком встать, так грудь выпирает, неприлично. Бордовую кисть пригнула к светлым прядям. Очки сняла, шире распахнула тёмно-карие глаза.

Физрук не спешил доставать телефон, подошёл, скользнул пальцами по её талии и шепнул:

— Нам пора того… ну, узнать друг друга получше. Тебе так не кажется?

Алексей был Дева по гороскопу, и «всякие глупости» ставил на последнее место в общении — но нынешней весной как прорвало. Запах его духов, древесно-мускусный, с кедром. На этот раз получится, обязательно…

— Лёшенька, что бы ты хотел узнать? — пролепетала Инга. Да, сейчас, почти рядом. — Мне нравится русский рок, люблю экзотические фрукты. Шесть лет назад мы переехали с мамой из Самары. В сентябре защищаю докторскую, на тему «Подавление развития новообразований онковирусной этиологии…»

Алексей сжал в объятиях, приблизился губами. Тот самый миг…

Именно в эту минуту из кустов вывалились четверо мужиков в чёрных тренировочных костюмах. Один, с редкой бородкой, лязгнул ножом-бабочкой, остальные держали биты. Может, они хотели предложить сыграть за их команду в лапту? Э-э, кажется, нет.

— Парни, парни! — поднял ладони Алексей. Он высвободил из штанов бумажник, айфон. — Вот, берите, только давайте по-тихому, без травм, мне лицо нельзя портить, работа…

Бородач показал длинные зубы:

— Хе-е, девушку мы тоже возьмём, — и схватил её за запястье.

Свет замигал; Инга начала соскальзывать в обморок, попыталась глубже дышать…


Очнувшись, она обнаружила, что сидит на перевёрнутой лавочке. Кулаки саднило, левая пятка страшно ныла, юбка-карандаш порвалась, связки, кажется — тоже. Обломанные ногти не в счёт.

Перекрученный ствол яблони вился у самой земли. Из-за ствола приподнялся Алексей, он часто дышал, серые глаза смотрели с подозрением. Когда Инга потянулась снять лист с его волос — отпрянул, как от заразной.

— Меня изнасиловали, да? — прошептала она.

— Нет, ты сама…

— Что?! Я изнасиловала?

Физрук помотал головой и кивнул на аллею.

Скрюченные тела лежали как-то слишком симметрично. Они напоминали рамку для фотографий, такую всю в эко-стиле, из выступающих друг за друга берёзовых сучков. Рамка обрамляла надпись, нарисованную чем-то красным:


Снова грустит соловей.

Где мачты Осаки?

Здесь морем не веет.


На пятку наступать было больно, но Инга бросилась оказывать помощь пострадавшим. Ближайший держался за разбитый висок: возможно сотрясение мозга, как бы не ушиб. Второй — вообще без сознания. Надев очки, она спросила:

— Что. Здесь. Произошло?!

Тот, который лежал ближе к сирени, согнулся, схватился за ширинку. Вытянутая рожа напоминала козлиную морду. Нет, не напоминала — у него на самом деле была козлиная голова.

Раньше Инга не замечала, сколько кругом инопланетян. Люди обычно отказываются воспринимать подобные вещи, пытаются видеть не усики на голове чужака, а экстравагантную причёску, не хищный оскал, а модную татуировку «под череп».

Но год назад всё изменилось, картинка мира вокруг как будто сдвинулась. Когда знаешь, что инопланетяне просто есть, ты не пытаешься себя обмануть и вылепить образ человека из антропоморфного существа. Ты веришь своим глазам.

Жаль — больше никто этого не замечает. Алексея бесполезно спрашивать про жёсткую шерсть и загнутый рог, виднеющийся из-под шапки — снова ответит «обычный мужик».

— Слушай… — Физрук вылез из укрытия, осторожно подошёл. Забавно было на него смотреть: плечи накачанные, а лицо худое, с крупным носом, и уши торчком. По синей футболке вился графический узор — широкую грудь украшала пёстрая сова. — Оставь, идём.

Он говорил всегда мягко, почти мяукая, немного в нос. Однако сейчас его голос дрожал от напряжения.

— Почему? — бросила Инга. Парень, который служил основанием «рамки», прижимал руки к левому подреберью, живот слева напрягся, не поднимался при вдохе. Похоже на разрыв селезёнки, УЗИ бы сделать. — Скорую давай вызывай, тут нужен стационар.

— А ты не помнишь — почему? — Казалось, Алексей сейчас сорвётся в истерику.

Медик отвлеклась от пациента и посмотрела осуждающе:

— Зачем парней так избил? Бессовестный, нельзя же народ калечить! Могли бы поговорить…

— Издеваешься?! Ты их побила. Просвистела мимо меня со своим «киай», только нога вперёд летит. Джеки Чан на шпильках. И дальше быстро всё было, даже не заметил, когда гопаки успели на земле оказаться.

Чёрт! Значит, снова. Третий раз за неделю. Провалы в памяти, для Альцгеймера рановато, неужели всё-таки — эпилепсия?.. Месяц назад это случилось в первый раз, Инга сама себе назначила карбамазепин и глиатилин — видимо, не помогает.

Между тем, «основание» очнулся. Увидев склонившуюся над ним девушку, вскочил и кинулся прочь. Следом отправилась ещё парочка больных, все хромали. Козлоголовый отползал в кусты, оглядываясь с перекошенной мордой. На его запястье сочился свежий порез.

— Когда иероглифы успела выучить? — Алексей протянул сумочку.

— Совсем не учила, — ответила Инга, рассматривая палец правой руки. Его стянула тёмная корочка. Понюхала — точно, кровь. Но чья?

— Да? Тогда каким образом ты их написала?

На дорожке чернели три строчки совершенно непонятных знаков, словно титры в анимэ, или инструкция к дешевым стелькам.

— Я написала?!

— Пойдем-ка в машину.

По вечернему времени парк был уже закрыт. Они молча пролезли через дырку в заборе, дошли до стоянки. Забрались в «седан». Наконец, Инга подняла затравленный взгляд:

— А теперь скажи мне, пожалуйста… К а к я это сделала?!


7 мая 2019 г., 2 км от г. Новороссийска


У побережья Черного моря бушевал шторм. Волны в очередной раз кинулись на слоёный торт «Наполеон» из сланца и песчаника. Насколько торт был черствым? О, море пекло его миллионы лет назад, а потом решило откусить кусочек. И это ему наконец-то удалось.

Тонна камня обрушилась, открыв пещерку. В ней оказалась мумия. Обтянутый кожей череп с таким удивлением уставился на новый мир, что челюсть отпала. Из-под ребер вывалились пять гладких алых шариков. Окруженное кальциевой оболочкой, в каждом из шариков спало некое существо, подобных которому не видели здесь вот уже десять тысяч лет. Свернувшись в тугие спирали, существа ждали.

И дождались. Волны проглотили свой кусочек и пришли за добавкой. Нет, море не боится набрать вес — уже миллиарды мегатонн, чего терять-то? Но с последней порцией торта ему досталась вишенка. Точнее — пять вишенок.

Очень, очень опасных вишенок.


24 мая, Москва


Красный «седан» взвизгнул, чуть хвостом не завилял. Алексей поправил для Инги сидушку (или, как он выражается, «пендаль») и сел за руль. На ночном шоссе мало машин и можно наслаждаться скоростью. Тянутся гирлянды огней, сияют контуры зданий, горят синим кораллы-деревья, летит фонарик — кто-то загадал желание. Москва — та же планета Пандора, удивительная в темноте и смертоносная днём. Почему смертоносная? Да возьмите хотя бы пробки.

Алексей сдвинул брови, крутанул руль, заехал в «карман» и остановился. Он заговорил через силу:

— Слушай, сколько раз за последние шесть месяцев ты меня спасала? Восемь? Ну, если не считать того случая, когда я заснул в ванной, а ты откачивала.

Алексей действительно всё время попадал в передряги. Ни с кем из знакомых за двадцать лет не случалось столько опасных для жизни ситуаций, сколько с ним за прошедший год.

Инга погладила свою серёжку, лисичку: хвостик — золотая капелька, тонкий нос с пухлым шариком на конце. И спросила:

— Почему же не считать?

— Перебрал я тогда из-за тебя.

— Нечего пить в одиночестве.

— А кто сбежал к «больной маме», оставив меня пить в одиночестве?

— У неё было предынфарктное состояние.

— Ага, у неё всегда такое состояние, стоит зажечь свечи и расстелить кровать. Либо она оказывается посреди магазина, который как раз грабят, либо висит на зонтике в канализационном люке…

Да, по способности влипать в неприятности Алексею не было равных. Только один человек на Земле мог с ним в этом потягаться — мама, Екатерина Сергеевна. Инга вздохнула и парировала:

— По-моему, именно ты сумел подхватить грипп, сидя дома со сломанной ногой. Кого пришлось вытаскивать из пневмонии?

— Это входит в те «восемь».

— Ты и тот раз посчитал, когда мы уходили по пробке на «скорой», а нас догонял отморозок, который левое крыло помял, когда в тебя врезался?

— Не в меня, в столб. Правда, по моей вине. Вот что, Инга.

Алексей выхватил из подставки морс, предложил, глотнул сам. Сжал руль так, что костяшки пальцев побелели:

— Ты всё время как Аркадий Паровозов. Прибегаешь в последнюю минуту, хватаешь за загривок. Сражалась сегодня, словно зверь. Я не чувствую себя мужиком рядом с тобой, главным, защитником, понимаешь? Наоборот получается. Поэтому нам надо… Как там говорят… Разойтись.

Инга молчала, и продолжать снова пришлось ему.

— Дурацкая фраза «давай останемся друзьями». Но мне бы не хотелось терять контакт с тобой. Не обижайся, ладно?

По «Нашему радио» крутили старую-старую песню:


Не новое, а заново,

Один и об одном:

Дорога мой дом,

И для любви

Это не место.


— Да, — выдавила Инга, — Хорошо. Пока.

— Подожди, мы же не добрались ещё!

— Пройдусь.

— Ну вот, обиделась!

— Нет, что ты. Сама виновата, конечно.

Инга выскочила из машины. Угодила в лужу, забрызгалась по пояс. И рванула мимо бесконечного полосатого тента, вдоль бетонного забора депо.

Он не чувствует себя мужиком. Не чувствует.

В причёске запуталась веточка сирени. Инга выдрала её вместе с парой волос и отбросила.

Хотелось одного: прийти домой, рассказать всё маме, и хорошенько прорыдаться ей в передник. По затылку чтобы гладила дряблая, мягкая ладонь, и услышать: «Успокойся, Ингушонок, пройдёт». А потом запереться в свою комнату и сидеть до двух, нет — до трёх за новым курсом биохимии. Хорошо — отпуск начался. Перелистываешь гладкие страницы, они упираются и хрустят, и голова клонится, клонится…

Тепло наполнило бокал со стенками из многоэтажек. Вечер смешал ароматы цветущей рябины и выхлопы машин, приправил ноткой подгоревшего ужина и угощал этим коктейлем всех прохожих.

Вот и знакомый скверик, до дома совсем близко. Какие-то чернявые типы кучкуются возле длинной зелёной коробки-гаража, поглядывают нехорошо.

Пройду мимо, просто пройду мимо, ничего не будет…

Шпильки отбивали на асфальте «Имперский Марш». При виде несущейся на них девушки типы попрятались за гараж. Мелькнула нога в гипсе и рука на перевязи. Ой, да это же те, вчерашние…

Похоже, пора вместо Бэтмена улицы патрулировать. Интересно, что она тут вчера устроила? Стыдно-то как. Откуда взялись эти приступы? И повторяются всё чаще. Правильно Алексей ушёл, сама бы от себя ушла…

Перед глазами встал коридор, оплетенный лианами, с рядами круглых фонарей по стенам. Инга зажмурилась и помотала головой, отгоняя навязчивый образ. Всего лишь сон, зачем его постоянно вспоминать?

Надо бы увеличить дозу глиатилина.

Она перешла улицу, осталось одолеть соседний двор. Всегда пролетала газон наискось по тропинке, а сейчас вдруг встала перед ним. Тропинкой идти не хотелось, тянуло на асфальтированную дорожку, которая длиннее. Плохо дело: значит, впереди неприятность, и ты пытаешься вырулить. Получится ли?

Инга послушно протопала по длинной дорожке, однако тревожное предчувствие осталось; значит, маневр не помог.

Вот и молоденький клён, зелёный, звонкий, распушился к июню. Так приятно запустить мысленно руку в нежную крону и почувствовать, насколько радостно он отвечает. Не то, что берёза — та стоит всегда букой, еле-еле длинными ветвями шлёпает, потянешься к ней, а она и не поздоровается. Холодная, даже сейчас, весной.

В привычке общаться с деревьями нет чего-то из ряда вон: все так делают, просто никто не признаётся.

Зазвонил телефон — «Мама». Спать давно должна, всегда рано ложится. Неужели ждёт?

— Ага, мам, еду… — выпалила Инга в трубку. Оттуда рявкнул незнакомый женский голос, прокуренный — хоть нож об него точи:

— Где деньги прячете? Говори, иначе кирдык твоей мамашке.

— Что?! — вскрикнула Инга. — Вы кто?.. Как кирдык?

— Так. Не будет через пять минут денег — зарежем. Где они? Да не вздумай полицейских приплетать.

— Сейчас приду, покажу…

Куда бежать? Кому звонить?! В полицию? Говорят — «не вздумай», да и не успеет полиция…

Внутри черепа начиналась ядерная война. Может — мамин телефон украли и теперь шутят? А если — на самом деле?.. Аа-арр!

Москва, р-н Северное Тушино

За серым корпусом показалась родная «хрущёвка». Балкон четвёртого этажа был открыт, из комнаты пробивался свет. Значит, мама дома, не спит, и нападение на квартиру — не розыгрыш.

Что, если грабители её держат привязанную к стулу, с кляпом во рту? Гады. Пожилая женщина ведь, сердце больное!

«Вот я войду, а мне как бац по голове — и к другому стулу, — подумала Инга. — Нет, надо действовать хитрее! Я вам покажу Бэтмена».

Она вызвала лифт, поднялась на четвёртый этаж и, стараясь не звенеть, открыла дверь смежной квартиры. Соседка Маринка оставила ключи, наказав поливать её цветочки, а сама подалась с детьми на юга.

Чтобы протиснуться на балкон, раздвинула заросли калистегии с острыми листочками, они запахли остро, протестующе (обещала же полить! Завтра обязательно). Квартира матери через стенку. Всего-то и надо — преодолеть бетонное перекрытие. А ещё завалы из санок, самокатов, лыж и банок с припасами.

Инга скинула туфли, вскарабкалась по хрупнувшему ящику, перелезла на белёный парапет.

Ох, главное — вниз не смотреть! Чего она терпеть не могла, так это высоту.

Тротуар внизу на мгновение покачнулся, ветка берёзы задела плечо. Инга зажмурилась, мысленно дала себе пинка, шагнула — и с облегчением приземлилась на родной кафель. Сердце колотилось слишком громко, отдавало в уши. Она подошла, заглянула в окно.

Через щель между рамой и занавеской виднелась оранжевая спецовка. Долговязая женщина стояла боком. Хотя — женщина ли? На её фигуре было выпуклостей не больше, чем у сушёной чехони. Острый нос, вытянутая вперёд челюсть, подбородок почти отсутствует. Сходство со щукой усиливали мелкие зубки и маленькие глазки.

Опять эти.

«Щучка» склонилась над кругленькой матерью Инги, которая вжалась в мягкий уголок и казалась теперь колобком перед волком. Ещё один оранжевый методично выворачивал ящики.

«Всего двое, а в парке четверо было, — соображала Инга. — Похоже, мои способности к каратэ проявляются в экстренной ситуации. Главное, застать злодеев врасплох».

Она ворвалась на кухню, пытаясь вспомнить какую-нибудь боевую стойку. Женщина крутанулась на шум. В её правой руке блестел полуметровый нож.

Вскочил и мужик, он сжимал разводной ключ. Мужик оказался вполне человеческого вида.

— Киай? — неуверенно произнесла Инга. Каратэ не включалось.

— Инга, — всхлипнула «колобок», — Я не виновата, они сказали, что счётчики надо поверить…

— Мама, их в прошлом году поверяли, — прошипела та, отступая к окну.

— Откуда мне знать, я в технике не разбираюсь!

— Явилась, дочка! — оскалилась инопланетянка. Под её длинными скулами виднелись жаберные щели. — Ну, показывай, где заначка?

Грабительница подходила. Жёлтую шею украшали две пёстрые раковины; они чуть заметно трепыхнулись — да это же не раковины, а плавники! Инга попыталась махнуть ногой… К её горлу приставили лезвие.

— Ладно, пошли — покажу, — просипела «Джеки Чан».

Мужик вдруг схватился за живот и перегнулся пополам. Разводной ключ ударил по кафелю. Оранжевый рванулся в туалет, оттуда донеслись душераздирающие звуки.

— Чем ты нас накормила? — «Щучка» с подозрением глянула на мать.

Интересно, зелёный цвет лица для неё естественный — или не очень?

Пришелицу скрутило прямо на кухне. Ничего себе у неё пасть раздвигается!

— Мама! — Укоризненно сморщила нос Инга. — Ты заставила их съесть всё, что было в холодильнике?

— Нет, только пирог, — не моргнув, ответствовала Екатерина Сергеевна. — Неделю назад пекла, сколько ему стоять-то? Сама понимаешь, люди пришли, о наших счётчиках беспокоятся, как не угостить?

— Мы не хотели никого грабить, — оправдывалась «щучка» в перерывах между извержениями. — Взяли бы пять тыщ, как обычно, и ушли. Она сама нас вынудила! «Ну давайте, ещё кусочек!» Я не могла не схватиться за нож! Оуп-лм.

— Етить твою!.. — донеслось из туалета. — Нас заставили смотреть семейный альбом!

— Все пять томов?! — ужаснулась Инга. — Как жестоко, мама.

— Это была самооборона, — стонала мошенница.

Полиция долго не могла оторвать лже-сантехников от их «рабочего места».

Когда все ушли, пришлось долго оттирать кухню. Покончив со шкафчиками, Екатерина Сергеевна села за стол, в изнеможении подпёрла голову. Долго молчала, потом проговорила:

— У тебя же отпуск начался, да?

— Да, ура. — Инга с облегчением кинула тряпку, тщательно вымыла руки и плюхнулась на диван. Он был мокрым, пришлось перебраться на табуретку. — Две недели без больницы! Наконец-то допишу автореферат, разберусь с препаратом от глиобластомы, который немцы изобрели. Ой, у меня столько статей отложено! Я ещё вчера в «Медкниге» Ленинджера купила, три тома.

— Ингушонок. — Мягкие пальцы легли на щеку дочери, голубые глаза в окружении морщинок смотрели с тревогой. — Хватит учиться, тебе отдохнуть надо. Маринка там, в Геленджике, устроилась на своей новой квартире, погостить зовёт. Поедешь? Она же от мужа ушла, помочь с детьми некому. Я вот тебе на завтра на утро билет взяла, полетишь?

— Нет, ну ма-ам, — сделала кислую мину Инга, — еле отпуска дождалась, тонна дел, какие полёты?! Сдавай билет.

— Я и Алексею взяла. Вместе бы…

— Нет, — отрезала помрачневшая девушка. — Забудь про Алексея.

— Как?!!

— Просто забудь.

— Так сдавать?

— Да.

Пальцы уже нащупали любимую серёжку, изогнутую капельку хвоста и колючие глазки-фианиты.

Екатерина Сергеевна сердито укуталась в пушистую оренбургскую шаль. Мама спорить не любила; ей было гораздо легче поступать по-своему молча. Всё равно ведь не сдаст билет. Выждет немного, а потом снова начнёт уговаривать.

— Слушай, тут такое дело… — протянула она, теребя фартук. Глянула на дочь — и увидела, что та плачет. — Эй, что с тобой, Ингушонок?

Инга быстро вытерла щёки и отвернулась:

— Ничего. Просто сон один никак забыть не могу.

— Хорошо. Знаешь, я думала, ты уедешь, поэтому не стала тебя спрашивать…

— Год назад приснилось, а я помню каждую деталь, как будто наяву всё произошло. Там у меня были друзья, две девочки, бесстрашный Расни, охотник-даяк с острова Борнео, и Доктор, путешественник во времени. Ребята то ли погибли, то ли нет, а Доктору я даже не успела «до свидания» сказать…

— Да, бывает, слушай, ты помнишь тётю Олю, сестру папину?

— Глупо по ним скучать, правда? Сон ведь.

— Ну, которая в прошлом году приезжала, ты тогда ещё в больнице ночевала? Так она должна скоро быть, сегодня утром сообщила…

И тут дверь содрогнулась под ударами, как будто квартиру штурмовала сотня орков на мамонте. Когда Инга открыла, прихожую захватило полтонны возмущения в желтый цветочек.

О, только не тётя Оля! С мужем Екатерина Сергеевна рассталась пятнадцать лет назад, но его родственники считали двушку в Москве чем-то вроде мотеля с бесплатным питанием.

За горой жёлтых цветочков вкатился её благоверный, потом две дочки, которые догоняли мать по весу, рыжий шпиц и лавина чемоданов.

— Где Катерина?! Где? Чё мне, по три раза звонить, деньги в вашей Москве тратить? — гневно рокотала тётя, пытаясь снести «эту твою девку» (как она всегда говорила матери), чтобы прорваться к виновной. Собака вертелась под ногами и подлаивала. — Держать нас у двери подъезда, мы минут десять в неё барабанили!

— На шестом этаже не слышно, как стучат внизу, квартира с другой стороны дома, — оправдывалась Инга, возвращая сползшие очки на переносицу.

— Как вам махали перед окнами, вы тоже не видели? Да не делайте мне мозги!

— У нас нет привычки смотреть в окно…

— Скажете, чё за полчаса вы ни разу не посмотрели в окно? Бельё на уши мне тут не вешай! — разгромила аргументы москвички тётя Оля.

У себя дома она каждые пять минут выглядывала — вдруг сосед снова отважится выгулять свою собаку у неё в палисадничке?

Или эти молодки с детишками. Подбегает такой карапуз: «И-и, цветочек!» Сам же так и смотрит, зараза, как бы отодрать от забора консервную банку или кусок проволоки. А вы думаете — легко его, забор, делать? Попробуйте, найдите на помойке два десятка ржавых пружинных каркасов, да их же ещё и принести надо!

— Фу, как ты осветлилась. — Высунула язык тётя Оля. — Не люблю крашеных.

— Это мой естественный цвет!

Инга на самом деле никогда в жизни не красилась, однако её полудлинное каре лучилось солнцем.

Грозная гостья отодвинула «девку», прогромыхала на каблуках по паркету и кинулась обниматься к старой приятельнице.

— Могла бы и встретить, Катька! Так уж и быть, — вещала она снисходительно, — погощу у тебя недельки две. Думаю, мы с мумзиком расположимся в твоей комнате, только выбрось, ради бога, старый шифоньер, какая безвкусица! А Тамарочка с Раисочкой пойдут спать к этой твоей, девочкам интереснее друг с другом.

— Хорошо, конечно, — лепетала Екатерина Сергеевна, — но Инге надо работать, может здесь, на кухне…

— Ка-а-атя, чего с тобой произошло? — Отстранилась с брезгливым выражением тётя Оля. — Как ты можешь предлагать девочкам кухню?! Будь ты у меня в гостях, я бы сама с радостью легла хоть на коврике у порога, лишь бы обеспечить!

И тут раздалось тихое, мелодичное покашливание. Оно звучало слишком чуждо в общем гвалте. Все обернулись к Инге.

Девушка улыбалась настолько дружелюбно, настолько приветливо… Так улыбается сама Смерть. Или коллектор, который вас очень долго искал и наконец-то нашёл.

Инга сложила вместе ладони и согнулась в поясе перед разбушевавшейся родственницей. Голос, который вдруг зазвучал, был каким-то совсем незнакомым, словно не дочь Катерины говорила, да и вообще «не наша». Слова журчали ручьём, звенели колокольчиком, но в них угадывалась сталь:

— Вы доставили высокое счастье мне и моей дорогой матери, Ольга-сама, своим лучезарным появлением. В сём ничтожном жилище не хватит места для шестерых и собаки, поэтому прошу отпустить нас с Екатериной-сан, дабы мы могли совершить обряд сэппуку и освободить комнаты, не мешая отдыху драгоценных гостей.

— Обряд… чего? — Тётка из Самары почуяла подвох. Шпиц взвизгнул, поджал хвост.

— Двойного самоубийства, — с готовностью пояснила Инга, всё так же улыбаясь, и повернулась к матери. — Екатерина-сан, могу я взять ваш кайкэн?

Она метнулась к раковине, выхватила из стойки для ножей резак, провела им по ладони — и с досадой кинула под ноги. Лезвие, чмокнув, вошло в линолеум.

— Не то! — сокрушенно завопила Инга, извлекая следующее орудие и так же бросая.

Ножи серебристым веером скользили между её пальцев, втыкаясь всё ближе и ближе к туфлям тёти Оли. Та сделала два шага назад. Шпиц скулил, скрёб дверь.

Из ящика вынырнули секач для капусты и тесак. Сколько хорошо заточенных предметов можно найти на обычной кухне? Но взгляд девушки был ещё острее.

— Жаль, подходящих мечей у нас не нашлось, — скорбно вещала она, — потому просто возьмём шёлковые шнурки и затянем друг у друга на шее. Конечно, вам не стоит думать о подобном пустяке, располагайтесь со всеми удобствами. О, ваш платок — он, кажется, из шёлка?

Инга потянулась к гостье.

Ольга попятилась, расставив руки и отодвигая домочадцев. Шпиц пытался раскопать дерматин двери, чтобы вырваться на волю.

— Прошу лишь прощенья за кровь на плитах пола, — девушка низко кланялась и наступала, — боюсь, вам самим придётся её отмывать…

Первым из квартиры выскочил пёс. За ним, похватав чемоданы, сбежало всё семейство.

Когда прихожая опустела, Инга сползла по стенке. Её трясло. Она не помнила последних минут, однако чувствовала, что сотворила нечто ужасное.

— Я кого-то убила, да? — спросила она жалобно.

Екатерина Сергеевна пересказала последние события, то трогая лоб дочери, то заглядывая в горло. Мама всегда будет считать её маленькой. Инга пыталась выглядеть старше, чтобы окружающие принимали всерьёз, но карие глаза на пол-лица превращали её в школьницу. Этот наивный взгляд не могли скрыть даже массивные очки с чёрными «бровками».

— По-моему, девочка, тебе нужен доктор.

— Нужен, мама. Ой, как нужен! — невесело рассмеялась та.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Не знаю… Наверное, мне правда стоит отдохнуть. Где там твой билет?

— Всё-таки полетишь? Давай тогда позвоню тёте Оле, пусть возвращается?

— Звони. Хотя вряд ли она согласится, пока я здесь.

Так и оказалось — родственница поставила ультиматум «или эта девка, или твоя репутация». Ну, хотя бы ночь можно поспать спокойно.

Екатерина Сергеевна приготовила густое рагу под названием «борщ». Инга его понюхала, попробовала проколоть ножом — и решила: пожалуй, перед дальней дорогой рисковать не стоит. Поужинали бутербродами. Отпускница вволю поплескалась в ванной, пожелала маме добрых снов, зашла в свою комнату… И не узнала её.

Где стол, кровать, бабушкин комод с резной вставкой? Ни книжных полок, ни ковра. Пол закрывали два красных мата, покрытых заплатками. Точно такие маты использовали в спортивном зале соседней школы. На них белыми лепестками была выложена надпись:


Та, кто забыла себя,

Никогда не познает любовь.

Смерть её близко.


Что это?! Предупреждение? Угроза?

— Эй, кто здесь? — спросила Инга громко.

Глупо, конечно — кто может быть в её комнате? Может, у мамы спросить?.. Нет, она сегодня и так устала, не стоит её больше волновать. Скорее всего, Инга сама всё и сотворила, а теперь опять не помнит. За неимением кровати пришлось смести лепестки и улечься на маты.

«Хорошо, хоть козла не притащила», — угрюмо подумала девушка. Вытянувшись, она начала перебирать в голове названия медицинских справочников, которые каждый месяц съедали ползарплаты.

Пожалуй, тут не Альцгеймер. И не эпилепсия.

На подоконнике стояла ваза с узким горлышком, из вазы торчал одинокий одуванчик и еловая веточка.

«Икебана. Очень мило. Ну и какого чёрта со мной происходит?»

Инга всё-таки задала себе этот вопрос. Вопрос, который боялась задавать с того самого момента, как год назад заснула в библиотеке. Во сне она написала рецепт, именно он помог сделать лекарство для Алексея, вылечить любимого зануду. Хотя никто даже оперировать уже не брался — бесполезно. Рак поджелудочной четвёртой стадии, парню не давали и двух месяцев…

А Инга смогла его вытащить. Лекарство оказалось действенным! Возможно, средство удастся доработать и сертифицировать — конечно, уже после защиты, когда Инге доверят руководство исследованиями.

Но проблема в том, что она проснулась над исчёрканным каракулями листом не совсем такой же, как всегда.

Странный был сон. Обычно смутно помнишь свои ночные приключения, часто лишь конец. Только не в этом случае! Как наяву, вставали перед глазами девочки-инопланетянки Меранавана-да и Шелли. Расни, татуированный юноша, разящий врагов из духовой трубки.

И — Доктор. Повелитель Времени с планеты Галлифрей, мудрый, смешной, порой невозможный… Но неожиданно добрый. Если бы всё случилось на самом деле, он и сейчас бы летал где-то между звёзд, в своём космическом корабле, который всегда оказывается там, где нужна помощь.

О, как помощь сейчас нужна была Инге!

Вот Доктор бы разобрался, что с ней такое. Откуда эти провалы в памяти? Откуда невероятные боевые навыки? Почему они появляются внезапно и исчезают, когда нужны?

Инга занималась аэробикой два раза в неделю. Однако её познания в каратэ сводились к тем нескольким сценам из китайского боевика, которые обычно видишь не по своей воле, когда не удаётся отвоевать пульт.

Там, во сне, простиралось во все стороны Древо, гигантское хранилище умений. Инга воспользовалась этим хранилищем, ей нужен был рецепт лекарства и способ самозащиты. А вдруг в неопытный мозг проникло нечто ещё, чужеродное, враждебное? Добавка, делающая из жизни винегрет с креветками и рыбой фугу?

Потерявшись среди вопросов и впечатлений, Инга заснула.

***

Едва светало, когда её разбудил голос матери:

— Вставай, на самолёт опоздаешь!

Утро прошло в лихорадочных сборах. Засовывая сумку в багажник такси, отпускница никак не могла вспомнить, положила купальник или оставила на обеденном столе. Внутри ворочалось какое-то нехорошее предчувствие; она гнала прочь страх.

Кто первый раз едет отдыхать к морю, да ещё один — и не боится?

Москва, аэропорт «Домодедово»

До стоянки перед «Домодедово» машина долетела за час, так что у Инги образовалась куча времени.

Больше всего ей сейчас хотелось сесть где-нибудь и попытаться понять — что же с ней произошло вчера. Но вокруг толкались сотни людей!

Аэропорт оказался просто колоссален. Больше десятка переполненных эскалаторов, очереди к стойкам, бурлящие народом кафешки. Да ещё здесь расположилась тысяча магазинчиков. И какие только разности в них не продавали: палочки из кедровых орешков, шоколад из рогов оленя, варенье из ели и мяты, из сирени, из лука.

С полок посматривали плюшевый ждун-дед мороз, ждун-невеста, ждун-алкоголик в тельняшке, ждун под хохлому. Палатка предлагала пятьдесят вариаций футболок «Путин рядом с медведем», «Путин в обнимку с медведем», «Путин на медведе», «Путин…» гм, ну и прочего. И всего три вида с голыми бабами.

Автомат выдавал космонавтскую еду в алюминиевых тюбиках — уха царская, клюквенный морс, борщ, люля из баранины. Инга купила «банановое парфе» с отвратительным вкусом перетушенных бананов и сухого творога.

В парфюмерном магазине стояли для всех желающих разноцветные, причудливо гранёные флакончики с грушами в виде дынь, в виде роз, в виде рыб; украшенные кружавчиками, которые впитывают аромат. Вот сладко-карамельные, вот прозрачные для офиса, вот пронзительно-свежие, а эти — душно-сливочные.

Инга мазала запястье блеском для губ, придирчиво рассматривая полоску на свет, когда перед стойкой с духами появилась знакомая широкоплечая фигура.

Алексей! Что он делает в аэропорту? Неужели мама не сдала билет и они летят одним рейсом?!

Инга присела, спрятавшись за стенд с помадой. И рванула к противоположному выходу, пока парень допрашивал консультантку.

Фух, не заметил! Кому это, интересно, он выбирал духи?! Под ложечкой кольнула ревность.

Ладно, расстались — так расстались. Какое теперь ей дело до физрука?..

С витрины ближайшего магазинчика мягко светили лампы, их окутывали бумажные китайские фонарики.


Вдруг Инга оказалась на широкой улице, которую украшали такие же круглые красные фонарики, только в каждом горело по живому огоньку. Двухэтажные дома выставляли флаги с иероглифами, надписи желали здоровья и богатства. Запах жареной рыбы повис над городом.

Прямо на неё шла пёстрая толпа. Китайские портовые грузчики приоделись в честь праздника, они пели и по очереди воздевали вверх палки. На палках танцевало длинное тело дракона с жёлтыми, красными, лиловыми лентами. Ленты трепетали, змей взмывал арками, вертел раскрашенной головой.

Сзади донеслись выкрики:

— Он попался, заходи слева! Держи!

Три черноголовых подростка обходили Ингу, стремясь отрезать путь к дому. Ей пришлось нырнуть в узкий проулок.

Тут тоже ждали корейцы. Шестеро на одного, смилуйся над ними Сумиёси!

Сэнсэй Мотобу говорит — главное сблизиться.

Враги вытащили ножи, окружённая бросилась вперёд с боевым криком…


…И очнулась среди магазинчиков.

Люди кругом недоуменно оглядывались, пенсионерка в длинном платье с тюльпанами придерживала фотокамеру на груди и тащила мужа подальше от «странной девушки».

— Извините… — пробормотала Инга им вслед.

Что сейчас было, галлюцинация? Или очень яркое воспоминание? Но чьё?!

Объявили посадку на рейс «Москва-Геленджик». Не столкнуться бы с Алексеем!

В автобусе его точно не было. Всходя по трапу, Инга невольно втягивала голову в плечи и, скосив глаза, оглядывала пассажиров. Никого знакомого пока не увидела.

Её место оказалось посередине трёх кресел, между пенсионеркой с фотокамерой и её мужем, Геннадием, кандидатом исторических наук. Хмурый стюард запретил пересаживаться, так что пожилой учёный то и дело перегибался через Ингу и расписывал жене, какое же это чудесное сооружение — геленджикский дольмен.

— Представляете, тысячи лет назад древние строители волочили огромные каменные плиты, по двадцать тонн каждая. — Геннадий размахивал пухлыми ладонями, то и дело задевая Ингу по носу. Правда, каждый раз извинялся. — Подгоняли их друг к другу тютелька в тютельку. Как вы думаете, для чего?

— Чтобы ни один турист не мог просунуть в щель ножик и чего-нибудь отколупать, — пробурчала Инга.

«Интересно, всё-таки сел Алексей в самолёт — или нет?» — мучительно думала она, пытаясь увернуться от картинки, которую совали в лицо. Фото с телефона изображало замшелые плоские и толстые камни, прислонённые друг к другу. Сооружение напоминало скворечник для микроцератопса.

— Они вытёсывали круглые отверстия, в которые едва влезешь, и идеально подходящие к ним затычки. Весьма тяжёлые затычки. Интересно, зачем дикари так старались?

— Хотели получше закупориться.

— Вы только посмотрите на таинственную зигзагообразную резьбу, подобная очень часто встречается! — Пенсионер настойчиво тыкал пальцем в экран. — Никто не может сказать, что она означает.

«А вдруг он уже в салоне, и уже заметил меня? Почему я вообще должна от него прятаться?»

— Существуют самые разные версии создания дольменов. Одна из них — установление контакта с инопланетянами. Некоторые исследователи говорят, мол, строители дольменов позарез хотели услышать духов природы.

— Отличная идея. Если отгородиться от природы полуметровым слоем камня — слышно гораздо лучше, ага.

— Справедливое замечание! — обрадовался Геннадий. — Вот коллеги из Британии открыли, что древние хотели побыть наедине с собой.

— Наедине с собой. Открытие — супер. Конечно, если вокруг тебя — дикие горы, леса и степи, трудно найти место без людей. Гораздо труднее, чем в Лондоне, и просто необходимо городить дольмен. Наверное, этих учёных все задолбали, по себе меряют. Они из родных мегаполисов куда-нибудь выбираются? Рядом с постройками гуляли вообще? Местность изучили?

«Не чувствую себя мужиком рядом с тобой». Не потому Алексей ушёл. Дело в другом…

Ингу постучала по плечу пенсионерка и указала в окно:

— Вон какая штука! Пока летели над Подмосковьем, внизу проносились леса, дачные посёлки, кое-где — делянки. У Воронежа начались сплошные поля, всё ещё с кривыми углами. Ближе к Краснодару наделы стали чётко прямоугольными. Шаг влево, шаг вправо — смертоубийство: что вы! Юг, чернозём! — громко рассмеялась она.

По маршруту, которым сейчас следовал их самолёт, летают «Боинги» компании «Победа». Там не разносят еду и напитки, нет встроенных телевизоров на спинках кресел. Просто воздушный автобус, ничего более.

Екатерина Сергеевна купила билеты в три раза дороже, компании «Аэрофлот» — всё для любимой дочки. Однако та сейчас совсем не радовалась наворотам. Соседи сзади включили на полную громкость мелодраму, истеричные голоса заполняли салон, не желая оставаться в пределах наушников.

— Девушка, томатный или ананасовый? — третий раз вопрошал стюард.

Инга отказалась и закрыла глаза, мечтая поскорей добраться до маленького дольмена в горах. Влезешь внутрь через узкое отверстие, заткнёшь его двухпудовой пробкой, и никто на свете не сможет помешать твоим мыслям.


Геленджик, район Северный


По сравнению с Домодедово, аэропорт в Геленджике казался крохотным, почти уютным. Похоже, Алексей не сел в самолёт. Инга вышла на жаркий, пахнущий смолой воздух.

К ней тут же кинулась толпа мужиков. Они загораживали проход, рвали в разные стороны, тыкали визитками под нос. Один, самый настырный, всё-таки уволок свою добычу к машине. За проезд в район «Северный» он просил всего-навсего полторы тысячи, а не три.

Из-под кепки и чёрных очков торчал коричневый гусиный клюв с наростом у основания. Инга просто не могла понять, как другие люди не замечают этого. Она упёрлась и начала торговаться.

После пары минут взаимных обвинений удалось сбить цену до семи сотен.

— Да вы не волнуйтесь, у меня как в аптеке — всё по счётчику, — заверил таксист. — Вы отдыхайте, водичка уже тёплая. Но на нудистский пляж не ездите. Я вчера был, смотрю — вещи лежат, автомобиль с открытыми дверцами, из людей — никого. Неспокойно чего-то.

Водитель изогнул шею, приложил клюв к щели кондишена и ругнулся:

— Тега, опять не пашет!

Он в который раз повернул руль, Инга снова увидела купола на холме. Закралось смутное подозрение, что машина наворачивает круги. Ох, не добраться до своего «дольмена»!

— А ещё у меня знакомая исчезла, она в Кабардинке, в «Жемчужине моря» работает санитаркой, — продолжал болтать гусь. — Не отвечает и не отвечает на звонки. Связь у них там часто отрубают — то обвал, то гроза, но тут уж я не утерпел, домой к ней приехал. Так нет никого в доме, и давно нет — дорожка вся иголками сосновыми завалена, а женщина-то аккуратная, каждый день подметает.

«Как бы мне тут не исчезнуть бесследно, — подумала Инга. — Куда он меня везёт? А вдруг — маньяк?» И закричала:

— Остановите! Лучше пешком дойду. Сумку мою отдайте?

Таксист сразу испугался, заёрзал:

— Ш-ш-ш, не волнуйтесь, сейчас будем! Ваш адрес новый, на навигаторе его ещё не отметили, искать приходится с собаками. Район Северный девять километров площадью, но улиц в нем нет. Скорее всего, номера подписывали, кидая по карте кубиком — что выпадет, такой и ставим. Туристы днями плутают. Город строили не по плану, а по взяткам, геэ-ге-ге-ге, — рассмеялся он. Глотнул минералки, капли так и отскакивали от бежевых перьев. — Две улицы Гоголя, три Туристических, два Восточных переулка в разных местах.

Нужное строение нашлось, как по волшебству. Инга с облегчением расплатилась.

Предстояло затащить свою сумку на седьмой этаж, благо лифт работал.

Маринка открыла дверь с радостным воплем:

— Ура! Где тилькы тебя носило?

Но, увидев московскую соседку, отшатнулась:

— Инга, ты?..

— А мама с тобой разве не договаривалась? — растерялась приезжая, опустив сумку и грызя дужку очков.

— О-о, було, було, правда она ховорыла, шо неточно… — протянула Маринка и мотнула головой — входи, мол.

Её вьющиеся волосы не поднимались, как обычно, пеной, а сложились в аккуратные спиральки. Веснушки у остренького носа были щедро припудрены, и коротенький халат почти не прикрывал длинные ноги.

Когда новосёлка узнала, сколько Инга отвалила за такси — чуть с балкона не свалилась:

— От нас до аэропорту за восемьдесит рублёв можно доихать!

Вот же водила!..

Потом сидели на кухне, обедали. Свежая огуречная окрошка, да с ледяным кефиром — то, что надо в жару. Модная стеклянная панель над плитой изображала астры, Маринка ею очень гордилась.

По местным новостям показывали аварию на Сухумском шоссе, возле пансионата «Виктория». Две машины врезались в перевёрнутый «Запорожец». Его хозяин поправлял клетчатую кепку и эмоционально размахивал руками:

— Говорю тебе, зыгзагы в небе, мамой клянусь! Сам видел. Змеи через дорогу ползут чёрные, воо-от такые!

— Виновник аварии отправлен на медицинскую экспертизу, есть подозрение в употреблении за рулём запрещённых препаратов, — сообщила длинноносая журналистка.

— Тю, нанюхаются всякого, а потом страшно по дорогам ездить, — прокомментировала Маринка. — Я тебе в маленькой комнате постелю, располяхайся. Мне прибраться надо, с детьми погуляишь, ладно?

Сборы оказались долгими, гулять дети не хотели, а хотели смотреть мультики. Всё же ушли. Когда Инга вернулась за забытой шляпой, услышала приглушённый голос:

— Да, сплавила, можишь зайти…

Чего-то она хитрит.

Трёхлетняя Виолетта (сокращённо всё равно Валя) и старший Евстафий (запретивший его сокращать до Стасика) ныли дуэтом, что хотят в аквапарк. Инге же сейчас было совсем не до водных горок.

Ей казалось, как будто в воздухе над ней завис меч и вот-вот рубанёт, или в следующую секунду под ногами разверзнется бездонный колодец. Надо теперь же, немедленно сделать что-то крайне важное — иначе всё оборвётся…


…Шестеро корейцев с ножами наперевес подступали с обоих сторон. Грязные глинобитные стены в узком переулке почти смыкались, уже не убежишь.

«Настоящий мастер должен устремляться вперед, блокировать и атаковать в одном и том же неразрывном движении», — всегда говорит сэнсей.

Позади всех держался вожак — здоровенный «сын вельможи», он всегда заставлял остальных издеваться над жертвой, прежде чем прирезать.

— Киай! — крикнула Инга. Прыгнув вправо, оттолкнулась от потрескавшейся кладки и, отбросив его кулак с лезвием, врезала коленом в солнечное сплетение.

Вожак охнул и согнулся.

Она уже перекатилась между ногами, сцапала за запястье самого мелкого. Болевой заставил пацана выпустить оружие и заорать. Как только Инга чуть ослабила хватку, «шестёрка» ринулся прочь. За ним понесли остальные — чего драться, если главный лежит, а один из банды убежал?

«Сэнсей был прав, как всегда. — Поклонилась победительница вслед врагам и улыбнулась. — Приём «Бей льва, потом шакала» отлично работает»…


…Завизжал гудок, малышка замерла посреди дороги, глядя, как на неё несётся серая «Волга». Инга бросилась вперёд, сгребла Валю и упала вместе с ней на колючую траву у обочины. Машина, нервно сигналя и осыпая проклятиями «дуру-мамку», уехала. Посреди проезжей части валялась передавленная туфля-лодочка с отломанным каблуком.

Отряхнув и кое-как успокоив девочку, Инга подобрала лодочку, отломила каблук на второй. Прихрамывая, повела детей на площадку.

Плохо, её видения становятся опасными. Что же, в конце концов, происходит?! Спросить бы у Доктора…

Хватит, хватит уже вспоминать тот сон! Глупости, ничего не было и нет, ни Древа, ни Доктора! Надо просто расслабиться, отвлечься…

Виолетта лезла на самый верх лесенки, приходилось всё время страховать. Евстафий дергал за рукав — он не умолкал с самого начала прогулки. Речь мальчика была более чистой, чем у матери, если не считать нескольких букв, которые ему не давались.

— А собаки действительно появляются из яиц?

— Да, конечно, — отвечала Инга, пытаясь понять, отчего ей так тревожно.

— А овцы?

— Да.

— И коровы? А яйца обязательно должны быть тухлыми?

— Да… Слушай, какие ещё яйца?!

— Из Майнкрафта, там все из яиц, даже зомби. Правда, можно посадить газон, тогда суммонятся коровы, и они теперь — твои. А кошки прибегают на запах книг.

— Подожди, кошки любят сосиски!

— Нет, книги!

— Давай проверим?

Через полчаса дети прыгали вокруг, смеялись и наперебой просили ещё сосиску.

Они ходили по району и кормили всех встречных кошек, которых в Геленджике явно больше, чем людей. Белые, чёрные, рыжие, в разноцветных пятнах, редкого леопардового раскраса.

Визит в аквапарк на троих стоит три тысячи пятьсот рублей. Килограмм хороших колбасок — двести пятьдесят рублей, а восторг в результате примерно одинаковый.

Сначала Инга попробовала купить местные изделия по девяносто девять. Тощая, траченая лишаём кошкень подошла, понюхала — и с осуждением посмотрела на человека. Её нос лучше жидкостного хроматографа определил состав.

«Что ты мне даёшь? — говорили зелёные глаза. — Это корм для кроликов. Туда забыли положить мои любимые свинячьи шкурки. А остальные ингредиенты вообще не имеют отношения к еде».

Облезлый эксперт разочарованно удалился. Приветливо-розовый цилиндрик так и остался источать призывные химические запахи. Муравьиная тропа, на которой он оказался, разлилась на две, с опаской обогнув «зону Х». Эта «сосиска» лежит там и по сей день, отпугивая ворон от соседнего палисадника.

На канализационном люке спали две пушистые мамашки, восемь котят-подростков подпихивали их в живот лапками. Мелюзга, хотите десерт? Но стоило очистить от целлофана угощение, как со всех сторон набежало ещё с десяток взрослых морд, так что у малышей шансов на свой кусочек поубавилось.

Тут и обломалось копьё добродетели — все оставшиеся полкило сосисок ушли.

Дети приползли домой усталые, довольные. На ужин было запечённое в фольге мясо и салат из красных, сахарных, истекающих соком помидоров.

Инга улеглась на простыни, которые благоухали порошком, смяла подбородком наглаженный пододеяльник. Она заснула под гул ветра, представляя, как завтра пойдёт купаться.

Геленджик, ночь, крыша 5-этажки

Инга проснулась от боли. Указательные пальцы на руках, колени и локти были в крови и сильно саднили. Она стояла на краю крыши, далеко внизу серел асфальт. Едва-едва начинало светать.

Из окна третьего этажа высовывалась бабка в ночнушке, злобно глядела и трясла кулаками:

— Ох тебе полиция покажет, как чужое имущество пачкать! Для тебя, что ли, бельё вешали? Канатоходка чёртова! Понаедут тут, житья нет!

Инга с ужасом уставилась на верёвку, натянутую между бабкиным окном и сосной. Кальсоны с простынями ещё покачивались. Неужели о н а, до судорог боявшаяся высоты, сейчас там прошла?!

А спускаться-то как? Инга отползла от края и беспомощно огляделась.

На тёмно-синем небе чернел силуэт горы. Вдоль него тянулось Сухумское шоссе с цепочкой огней, некоторые из них не горели. Ещё фонарь погас, и следующий, и через один. Ветер налетал порывами, дул к морю.

Вдруг все огни вспыхнули разом, от шоссе отделились странные зигзаги, штук двадцать, и полетели в сторону берега.

Что за диковинные птицы водятся в местных лесах?

Инга прокралась к торцу дома, по дороге едва не наступила на двух чёрных котов. Марши лестницы спускались вдоль внешней стены, надо лишь спрыгнуть на площадку последнего этажа. Вопрос — как?

Полуночница села, осторожно свесила ноги, отодрала от пижамы кусочек жёлтого синтепона. Наконец, решилась — и шлёпнулась вниз.

Потирая бок, она чертыхнулась, спустилась по ступенькам. Проковыляла пустынными дорожками, которые то взбирались на холмы, то ныряли под горку. Очков на носу не оказалось, но Инга и так прекрасно всё видела, носила их просто для солидности. Вот и новый дом.

У бордюра стояла подушка. Её жёлтая набивка вывалилась, кто-то разметал синтепон по двору. Интересно, кто? Знакомая обшивка в зелёный горох… Да это же от кресла из комнаты, которую Маринка отвела гостье!

Инга глянула на свои разбитые конечности.

«Чёрт, как же я завтра на пляже покажусь?! — Схватилась она за голову. — Встала ночью — так пойди ты к холодильнику, напихайся пироженками! Не-ет, надо танцевать на крышах, лупить кулаками по всему вокруг. Что со мной?! И что я Маринке скажу насчёт подушки?»

Инга задумалась. Тело ломило.

«Скажу — коты разодрали. Орали, дескать, вот я в них подушкой и запустила».


— Коты?! — Выпучила глаза Маринка. — У нас шо тут, бишенные пантеры бихают?

— Ну, может, им особо симпатичная кошечка попалась…

Завтрак на новенькой кухне освещало игривое, ещё не жаркое солнышко. Дети бросили ковырять кашу и принялись наперебой предлагать монстров, которые испортили кресло. Свинорог с Пальцехвостом казались самыми безобидными.

Вдруг Ингу волной накрыла неясная, но поразительная догадка. Астры над плитой поплыли.

Она оказалась в маленьком зале. Помещение было настолько забито народом, что воздух хоть на куски режь. Над головами мерцали цилиндры из рисовой бумаги, расписанные кругами и квадратами.

Все зрители замерли. На сцене танцевала большая кукла, рукава её розового кимоно летели, полоски шёлка выписывали восьмёрки. За красавицей прятались три фигуры в тёмных балахонах.

Зал ахнул — танцовщица бросила чёрную копну волос вперёд, откинула их…

Вместо тонкого фарфорового личика на людей оскалилась лисья морда.

— Я словно кукла-оборотень из спектакля, — медленно произнесла Инга. И осознала, что воспоминание опять чужое.

Маринка ошарашенно смотрела, как гостья вскакивает, вылетает из квартиры. Бежит вниз по лестнице, забыв про лифт.


Геленджик, Андреевский парк


Инга сама не знала, куда несётся, пока впереди не расступились деревья. Через дорогу виднелся белёный, ещё недостроенный храм. Скелеты куполов стояли на холме.

Она обошла по грязи стройплощадку и оказалась в ухоженном саду. Кусты можжевельника окутывали прудик, вода бурлила, к поверхности поднимались спины карпов — красные, оранжевые, золотые. Черепахи плавали подписанные, на панцире одной было намалёвано «Феня 2018».

После утреннего дождя жара спала, а краски стали ярче. Фиолетовые цветы покрывали ствол багряника, пахли рыхлые чайные розы и упругие апельсинные. Витые оградки, скульптуры девочек, фонтан — и никого. Купальный сезон ещё не начался, даже детская площадка пустая.

Дольмена не соорудили, но и без него отлично.

Инга присела на лавочку с вырезанными буквами: «АNДРЕЕВСКИI ПАРК». И зажмурилась.

Плывут гирлянды флагов на улицах японского города, рикши везут тележки. Дымит труба теплохода в порту. Хлопает на ветру надорванный плакат «Дозволенный правительством кукольный театр бунраку». Кореец раскручивает нунчаки…

Вскочив, она потрясла головой: «Это не мои воспоминания! Это не я!»

Нет, так больше нельзя. Никто не придёт и не спасёт, нужно самой в себе разобраться. Пора проводить генеральную уборку в голове.

Собственный разум представлялся как комната с письменным столом. Правда, мебель перевёрнута, книги раскиданы, словно тут бегемоты танцевали. Инга стала подбирать всё, что казалось инородным, и складывать вместе.


…Землетрясение, здания вздрагивают, рассыпаются. Сотни соломенных шляп торчат из воды — люди вплавь пытаются добраться к переполненным кораблям…


…Тренировочный зал, нарисованные журавли танцуют среди бамбука. Вдоль стен стоят ученики в белых рубашках с жёлтыми поясами.

— В тодэ есть только один секретный принцип, — говорит коренастый сенсэй на кансайском диалекте, а она, Инга, переводит на окинавский. — Суть его в том, чтобы защищать и атаковать центр человеческого тела…


…Красный клён полыхает над глиняным горшком. Сэйкити-сан сжимает её плечи и глядит своими чёрными добрыми глазами так, как может лишь он:

— Я вернусь, Тосико-тян. Скоро, очень скоро вернусь!..


Набросанные кучей воспоминания вдруг зашевелились, сжались. Из них сложилась фигура миниатюрной японки с тугим пучком волос на затылке. Она поправила коричневый пояс на тренировочном кимоно и огляделась.

— Кто ты? — спросила Инга.

Гостья сложила ладони вместе, низко поклонилась:

— Янаги Тосико, Инга-тян. Мой отец — купец Нанивы, мать из Окинавы. Я умерла в двадцать восьмом году двадцатого века. Но ты дала мне ещё один шанс обрести тело, благодарю тебя.

— Какое тело? — Начала что-то подозревать хозяйка комнаты.

— Твоё, — улыбнулась Тосико. Улыбка была не просто холодной. Если после неё окунёшься в Северный Ледовитый океан — согреешься, пожалуй.

Японка приняла боевую стойку.

Они оказались в просторном помещении со светлыми стенами. Пол устилали жёсткие тростниковые маты.

— Подожди, — подняла ладони Инга, — зачем нам ссориться? Я взяла тебя в Древе по ошибке, просто хотела подучить каратэ. Давай верну обратно. Наверняка это можно сделать, ведь год назад у меня же получилось туда зайти.

Улыбка перешла в усмешку.

— Глупо думать, Инга-тян, что я откажусь взять драгоценный плод, лежащий у меня на дороге — новую жизнь.

Неуловимым броском Тосико подсекла ноги соперницы, та упала. Лежащей заломили руку до хруста и поставили колено на спину.

Инга закричала от боли. Японка рассмеялась, заговорила ласково:

— Ты не боец, неженка. Даже не смогла меня блокировать. Как думаешь, сломать шею будет достаточно?

— Подожди, а как же поговорить? — прохрипела поверженная.

В ответ её горло сдавили так, что зал пошёл красными пятнами:

— Не владеешь ни одним приёмом, глупышка. Конечно, ведь не ты положила на Праздник Драконьих Лодок десяток бандитов. Била когда-нибудь восемь часов подряд по макиваре? Нет? Ха, тебе не пришлось полжизни ковать из себя мужчину, доказывать, что достойна осваивать искусство!

Не хватало воздуха, стены стали багровыми, наползала тьма.

— Ты Инь, мягкое, тёмное, женственное начало, — издевалась каратэка, усиливая захват. — А я — Ян. Ян всегда побеждает. Ну, хватит упрямиться, просто растворись во мне. Твоё тело теперь моё.

Инга ясно понимала, что умирает. Надо было раньше разобраться, пока чуждый разум не взял такую силу. Теперь вместо неё с резной лавочки встанет совсем другой человек, вобравший знания и умения московской медички, а от самой Инги не останется и тени.

И главное — никто этого не заметит. Ни близкие, ни друзья не узнают о её смерти, хотя и будут удивляться резкой перемене.

Вдруг чётко представилось лицо Алексея. Пройдёт пара дней, и он снова вляпается в передрягу. Будет ли японка его спасать? Не будет. Зачем?

И как же мама? Кто вытащит её из приступа, если что? Или убережёт от очередных «сантехников»?

— Да, пусть я Инь, пусть не боец, — бросила Инга во мрак. Говорить уже не получалось, но мысли здесь звучали как слова. — Только я не должна уходить. Те, кого я люблю, без меня погибнут. А ты — ты любишь кого-нибудь, Тосико?

— Мой учитель, Мотобу-сенсэй, — дрогнувшим голосом ответила убийца.

— Его давно нет! Как и твоих родителей. Ещё кто?

— Сэйкити-кун, — прошептала та, отпустив жертву и уставившись в стену. — Он на восемь лет старше, но у нас…

— Давай погуглим, где он сейчас, — предложила Инга, вставая.

Пальцы её тела, сидевшего в парке, забегали по экрану телефона.

— Ой, извини, — сочувственно вздохнула она, — умер пятнадцать лет назад, глубоким старцем.

Хлёсткий удар в живот снова повалил хозяйку на пол. Тосико закричала:

— Это ничего не значит! Я одолею в сегодняшнем бою. И начну жить по-новой!

«Какого чёрта?! — разозлилась Инга. — Всё здесь не взаправду, просто моё воображение. А с воображением у меня порядок!»

— Мы не на татами! — решила она.

Да, вокруг них — аудитория Московского Медицинского, и хмурый профессор Полиневич, пришпилив взглядом соискательницу, спрашивал:

— Так какое, говорите, практическое применение вашей работы?

Тосико огляделась — бить здесь было некого. Дамы из учёного совета поверх очков смотрели на неё, молодую зазнайку. Которая даже не могла выговорить тему своей докторской.

— Извините, но вы совсем не разбираетесь в предмете, — откинулся в кресле профессор. — Поработайте лет пять, наберитесь опыта. Тогда и думайте о защите.

«Вот, получила? — фыркнула Инга. — Теперь поиграем в мой театр». И, не давая противнику опомниться, снова сменила декорации.

Каратэка стояла посреди лаборатории, ей нужно было срочно выделить действенный препарат. Вокруг громоздились спектрофотометры, термостаты, автоматические мешалки под вытяжкой, ряды мензурок.

Из архива знаний Инги японка могла выудить название каждого вещества в этих колбах, методики работы, опыт прошлых манипуляций.

Однако нового оказалось слишком много для неё. Информация накрывала с головой, словно цунами.

Тосико пошатнулась, колба с соляной кислотой разбилась, заклубился ядовитый пар.

Непреклонная хозяйка уже рисовала вокруг больницу, блекло-голубой коридор, пятерых встревоженных медсестёр, плотно окруживших её — юного врача.

— Назначенный вами антибиотик привезут хорошо если завтра, чем заменить?

— Инга Валерьевна, главный вызывает.

— Восьмая палата, подойдите, там абсцесс!

— Вы час назад обещали дать указания по лечению, больному хуже! Кого в дежурные стали брать, безобразие!

— Отчёт не берут, новая форма, данные по статистике не сходятся, вы проверяли?

За медсёстрами ковыляли больные в испачканных пижамах, они утирали ладонями кровь и гной, и тянули эти ладони к её белому халату…

— Нет! — закричала Тосико, стукнувшись спиной о шкаф с мензурками. — Инга-сан, послушай — забери обратно своё тело! Мне не пройти твой Путь. А мой — мой кончился.

Японка сжалась, закрывая лицо локтями, и Инга рванулась на свободу.

Вокруг снова был парк, шелестели длинными иголками пицундские сосны. Стволы их были облицованы непривычно крупными пластинками коры, и шишки раза в четыре крупнее, чем у среднерусских. За кустами роз сердилась бойкая речушка, через неё опрокинулся симпатичный деревянный мостик.

Инга опять закрыла глаза и нашла дальний угол сознания. Там, за перевёрнутой кроватью, сгорбилась фигурка в белом кимоно. Тосико подняла голову и поглядела грустно. Губы её были плотно сжаты, как у первоклассника, который проиграл в салки девчонкам из детского сада.

— Ты права, это твоя жизнь, твоя любовь, твоя стезя, — вздохнула японка. — Но за проведённый здесь год я увидела столько интересного, столько поразительного. Отличный год! Не хотелось бы его терять. Ты вернёшь меня обратно, Инга-сан?

— Постараюсь, — ободрила её Инга и потёрла серёжку-лисичку. — Ещё бы понять, как тут в Древо ходят.

Внутри перевёрнутого разума

Уборка внутренней «комнаты» отняла около часа. Книги заняли законные места. Фарфоровый пастушок с собакой, отколотая раковина, тренерский свисток и мамин портрет разместились на резном комоде. Кровать застелена без единой морщинки.

За съёмными досками пола оказался подвал с глубинными воспоминаниями. Инга погладила первый анатомический атлас, который ей подарили в четыре года, бережно положила обратно. Отдёрнула руку от чего-то исходящего дымом, с потёками теста — а, это когда она первый раз попыталась приготовить блины и испортила тефлоновую сковороду. Ей запретили подходить к плите… Двери в подвале точно нет.

Инга вылезла, вернула доски на место. Нажала на люк в стене. В картонной коробке рыжая кошка присела, подняв зад. Она мяукала, визжала, рвала когтями подстилку. Люк пришлось срочно запереть.

По следам ходил хомяк, смотрел большими влажными глазами и старался всячески оказаться на виду, поглаживал животик. Еле запихала его обратно в холодильник.

Потом поднялась на чердак, гоняла метлой летучих мышей, а они пищали что-то о собственной трёхкомнатной квартире, «Шкоде» и счастливой семье.

Тосико сидела в позе лотоса на ковре у окна, не мешала. Наконец, спросила:

— Где ты обнаружила вход в прошлый раз?

— Не знаю, я тогда нечаянно оказалась посреди Древа, — ответила Инга, скептически оглядывая помещение. — Заснула в библиотеке, а проснулась там и не поняла, куда попала.

Древо — гигантское хранилище всех знаний и умений, какие только существуют во Вселенной. Есть одна девочка, которая приходит в мир малышкой, осваивает определённое искусство. Стоит ей достичь вершин мастерства, как Древо забирает её и снимает копию личности, оставляет у себя в базе. После стирает память и снова отправляет учиться, уже в другое место и время, опять ребёнком. Эта девочка — Тосико. И Меранавана-да, и Шелли. Инга — тоже.

Теперь, когда она всё вспомнила, жуть то и дело подступала к горлу. Словно гуляешь по улице, ешь мороженое, вдруг ветер сдувает декорации — и стоишь ты одной ногой на крошечном островке, а кругом пропасть, и скала под каблуком начинает похрустывать.

Инга встряхнулась, прогоняя мурашки, и сказала:

— Доктор говорил, что Грейн ходила из собственного разума через ворота. Они и у меня должны быть. Может, вход за книгами?

— Ты десять минут назад их расставила.

— Под кроватью?

— Мы там уже смотрели.

Инга ещё раз обошла каждый угол, глянула за шторы, полюбовалась танцующим фонтаном в окне. Потом обернулась — и воскликнула:

— Ну конечно!

Она полезла под стол. Есть! На внутренней поверхности столешницы трещины наметили дверь, по ней вились резные надписи, которые гласили:

«Не убивай разумных»

«Храни чистоту»

«Не приближайся к богам»

«Не становись богом»

— Вот она, нашла! — воскликнула Инга. — Пошли, Тосико! — и потянула за ручку.

Мир мигнул, обнял прохладой. В обе стороны расстилался деревянный коридор, до дрожи знакомое бесконечное дупло с тусклыми светильниками, выступающими над оплёткой из лиан. Сквозняк доносил запах винограда «Изабелла».

Кругом точно была реальность, а не зыбкий дом внутри разума.

— Чего мне больше всего не хотелось, так это снова здесь оказаться, — проворчала Инга. И отдёрнула ногу — мимо бежало белое семечко, похожее на зуб. Оно смешно задирало четыре тонкие лапки. Подбежало, «обнюхало» пришедшую— и засеменило дальше.

Грудь всколыхнула жар-птицей догадка: ведь если всё случилось на самом деле, тогда, год назад, значит — друзей можно найти! И девчонки, и Расни где-то в Древе.

Но больше не стоит бездумно хватать то, что тут на полках лежит. Потом не развяжешься.

Она прикрыла веки: посреди убранной комнаты стояла Тосико, глядя на виноград за окном.

— Почему ты не зашла в дверь? — спросила хозяйка.

— Там нет двери, — вздохнула та. — Видимо, она лишь для тебя.

— Но Доктор же как-то проник через ворота Грейн?

— Значит, у него особый дар. Или отмычка. Ищи способ вернуть меня, тян.

— Легко сказать! — Инга прошла вперёд по коридору, уставилась на светильник с надписью «Объёмный квиллинг, Франция, XVI век». — Тут же громадный склад разных умений и личностей, как в нём разобраться?

Надпись поплыла, сменилась другой:

«Инструкция.

Предупреждение:

Яблочки рви, а листики не трогай».

— Ну и что сиё значит?! — возопила блондинка. — Хоть бы техподдержка была!

На экранчике проступили буквы «Вызов друида».

— О, то, что надо! — обрадовалась она и стукнула кулаком по фонарю. — Давай, вызывай!

Пол разверзся, девушка с воплем полетела вниз. Мимо проскакивали округлые стены этажей, между ними вились спрессованные корни. За очередным перекрытием оказался высокий зал, пол нёсся навстречу, даже не думая расступаться.

Инга захлебнулась криком — и остановилась в метре от деревянного тротуара. Ноги плавно опустились на полированную поверхность; но летящая всё равно грохнулась.

— Фух! — отметила она, вставая. — Так, где друид?

Круглый зал размером с Красную площадь казался пустым. По нему ходили сквозняки, они то пронизывали кристальным холодом весенней Арктики, то обдавали жаром Кара-Кума. За устремленными ввысь готическими арками проходов слышалось журчание воды, шелесты, стрекотание, но разглядеть никого не удалось. Витые колонны закручивались вверх этажей на семнадцать и раскрывались ветками к потолку. На ветках поблёскивали золотые яблочки.

Инга побродила немного, пнула валяющуюся линзу от фонаря. Из стены торчали отростки-провода.

— Тут недавно кто-то был.

Она заглянула в ближайшее ответвление дупла, прошла несколько метров и краем глаза заметила подозрительный блеск. За изгибом корня лежали кучкой жестяные банки из-под пива.

— Ага, следы жизнедеятельности. — Прищурилась юная охотница на друидов. — Я найду, кто здесь прячется. У меня чёрный пояс по разгадыванию всяких тайн. Или хоть синий.

— Мастер Мотобу говорил, что только сопливые франты покупают себе раскрашенные пояса, — откликнулась Тосико. — Мне дали белый пояс, и через год он стал желтым от пота. Мне ломали ребра, пока я не научилась блокировать удар, и пояс мой пропитался красным. Когда на нем запеклась кровь многих врагов, он стал коричневым. А пояс мастера был черным от времени.

— Вы что, вообще постирушек не устраивали?

Возле следующего поворота были подписаны два ряда цифр. У развилки валялся миниатюрный топорик.

— Эй, сисадмин здешнего безобразия! — сложив руки рупором, крикнула Инга. — Выходи! Нравится смотреть, что ли, как я тут бегаю, бюстом трясу?

Слева прозвучал смешок. Девушка глянула в ту сторону — всё те же вогнутые стены.

«Ага, а солёненькое-то мы любим», — смекнула она. И продолжила:

— О, ты хочешь, наверное, чтобы я нагнулась за топориком? Не дождёшься!

Послышалось фырканье. Когда оно стихло, прямо из стены вышел лось.

То есть нет, не лось! Ноги, руки у него были как у человека, но кисти покрыты коричневым пушком. И рогов никаких. А морда точно лосиная, с обиженно загнутой вниз верхней губой, из которой торчали редкие волоски.

На длинной фигуре болтался растянутый свитер с чёрным мультяшным единорогом.

— Пу-рр. Чего хоте-ела-то? — проскрипел пришелец, чмокая жвачкой.

Тоже, что ль, из Самары, слова растягивает? Да ну, вряд ли.

— Мне бы… — набралась духу Инга.

— Погоди! — остановил её «лось». Хотя… Если все в Древе — одна и та же девочка, значит, «лосиха». Теоретически.

Друид выудил из-под свитера грязную стеклянную банку, скакнул по боковому ходу. Когда вернулся, в банке извивался жёлтый корень и пытался пробуравить крышку.

— Мне бы… — снова начала девушка.

— Ша-астаете туда-сюда, носите всякую гадость, а разбираться кому? Винтераксису, конее-ечно.

— Я-то никакой гадости не заносила, — поджала губы просительница.

— Да? А кто чуму в после-едний раз принёс, да ещё устойчивую к антибио-отикам? Аккуратнее надо по непроверенным мирам лазить!

Инга ужаснулась:

— Так я всё-таки заразилась? И вы… И Древо меня вылечило?

— Разумее-ется. Всех лечим. Чего надо?

— Мне бы…

Друид зажал ей рот шерстяной лапой, схватил за руку и подтащил к ближайшему фонарю:

— Вот инструкция, читай!

— Да я читала, ничего не понятно! — Вырвала ладонь Инга. — Не знаю, кто её писал.

— Ты писала, кто же ещё? — удивился «лось». — Не нравится — перепиши.

Кандидат наук разозлилась:

— Слушай, Буллвинкль!..

— Винтераксис. Ты видишь, что я не челове-ек? Мой фильтр восприятия работает… Значит, это у тебя блокировка способностей отключи-илась.

— Из-за этого мне везде инопланетяне мерещатся?

— Не мере-ещатся. Давай восстановлю блокировку? Некомфортно же?

— Обойдусь, не беспокойся. Витёк, мне надо девочку на место вернуть. А то я взяла, не разобравшись, листики с яблочками, — вспомнила она терминологию.

— А, так бы сразу и говори-ила. — Друид повертел перед лбом Инги шишку размером со страусиное яйцо. Потом провёл пальцами по стене, поверхность расступилась.

Он припустил рысцой напролом через перегородки, коридоры и комнаты, гостья еле за ним поспевала. Остановился только перед фонарём «Боевые искусства, Силат, Малайзия», затем потрусил вдоль по проходу.

Просительница побежала следом — и ткнулась в единорога.

— Вот её место. — Показал админ на погасший светильник, который был ближе всех к тупику. — Приложи ладонь, скажи «пока».

Инга сделала, как велели. Закрыла глаза.

Тосико вскочила, улыбаясь. Поклонилась:

— Удачи тебе, Инга-сама.

— Тебе тоже… Спасибо за помощь.

Японка кивнула и встала лицом к приближающимся корням. Она прошептала:


Вишни цветут

Возле замка на дальней горе.

Тьма совсем близко.


От этого хокку стало жутко не по себе.

Кто-то тормошил за плечо. Инга очнулась: друид снял крышку светильника и тыкал в дупло. Оттуда торчали провода и беспокойно шевелились.

— Пу-рр. Уме-ения её возьмёшь? Раз с листиками разобрались. Ведь ты каратэ-до хотела?

— Нет, спасибо, закрывай, — поспешно отозвалась хозяйка комнаты, где теперь, казалось, слишком пусто. — А Тосико ещё будет когда-нибудь жить?

Винтераксис бережно придавил крышку, разлился ровный белый свет. Сисадмин так проникновенно посмотрел на блондинку… Как может посмотреть только сисадмин на блондинку.

— Ну, если найдё-ётся когда-нибудь глупый пользователь, забывший прочитать инстру-укции, если из тысяч вариантов он выберет именно её. Если.

— Понятно, — пробормотала Инга.

Последнее хокку японки всё крутилось и крутилось в голове, не отделаешься.

— Чего тебе поня-ятно? Ты хоть надписи на двери прочла? Нерушимые Запреты?

— Прочла… Скажи, что значит — «Не становись богом»?

Витёк фыркнул и повёл траченным ухом:

— Когда тебе хочется изменить окружающую реа-альность, например, спасти кого-то — лучше оставь всё как есть.

— Почему?

— Чтобы изменить эту реа-альность, нужно создать параллельную Вселенную, в которой спасённый тобой человек живёт. Но всех твоих сил не хватит на её поддержку.

— А если… — Сглотнула девушка, вспомнив Алексея. — Просто спасти, не поддерживать?

— Тогда созданная твоим поступком Вселе-енная очень быстро сольётся с изначальной версией. Смотри, как шарик. — «Лось» достал из отвисшего кармана штанов бильярдный шар. — Вот ты его подняла, а стоит убрать ладонь — и он сно-ова упадёт. Только шарик этот очень, очень тяжё-ёлый.

— Как Вселенная?

— Да.

— Значит, если я кому-то не дала умереть, я должна вытаскивать его с того света ещё и ещё?

— Коне-ечно. Причём с каждым разом тебе сложнее вытаскивать.

Инга задумалась.

Её встряхнул Винтераксис:

— Долго стоять будешь? Время не теряй, тебе Путь свой надо пройти, заигра-аешься — не успеешь.

— А мне что, определённое время отпущено? — Ингу мороз по коже продрал. — И где его посмотреть?

— Тебе нельзя знать подобные ве-ещи. Как и мне — про себя.

Друид взял девушку за пальцы правой, всмотрелся, оттопырил ещё больше губу:

— Скажу лишь — немно-ого уже осталось.

Он поймал ошарашенный взгляд и рассмеялся:

— Пу-рр! Не бойся, пройдё-ёшь. Не было такого, чтобы Путь обрывался незаконченным. У Древа судьбы рассчитаны.

Шишка итальянской сосны замигала красным.

— Опять! — возопил «лось». — Где мой чай? Где обе-ед?!

Он нарисовал шишкой круг, в стене засиял проём с фонтаном. Потом рубанул воздух, потолок распахнулся, и сисадмин воспарил к неведомой проблеме.

— Погоди, как мне друзей своих отыскать? — крикнула вверх Инга.

Но щель уже закрылась, по потолку бежали лианы из ниоткуда в никуда.

Каждый фонарь — одна жизнь. И каждую из этих жизней Инга прожила — или ещё только будет проживать.

Светлое окно начало стягиваться.

«Ладно, потом найду ребят», — решила она и попробовала поставить ногу на траву за окном.

Снова охватила жара, напитанная запахом роз. Андреевский парк. Голова казалась лёгкой-лёгкой, всё вокруг и в будущем — предельно чётким. Но что-то вертелось у края восприятия: то ли образ, то ли слова, то ли подозрение. Мир явно затеял свою игру, вопрос — это домино? Или покер на раздевание?

27 мая 2019 г., Геленджик, р-н Северный

На следующее утро Инга проснулась с чувством, что может горы свернуть. Ну, или хотя бы их пофоткать во всех ракурсах.

— Эй, малышня, хватит дома сидеть! Поехали гулять, дайте мамашке отдохнуть.

Маринка обрадовалась, засобиралась:

— Давайте-давайте, мне в ГорГаз надо, на ринок, вещи поразбирать…

Молодая мать — она как скороход с подвязанной ногой: возьмите у неё ребёнка, и добежит за шаг до края света. Возьмите двоих — летать будет.

Решили ехать в центр Геленджика, на Кирова, где парк аттракционов. Дети собрались тут же, Евстафия даже не пришлось отдирать от планшета.

— Сядишь на пятый автобус или на тройку, — объясняла Маринка. — Да хляди, тройка-маршрутка едет к набережной, а если большой автобус с номером «три» — в дальние горные посёлки. Обычно пятёрка идёт, худа надо, но если видишь на лобовом стекле надпись «из города» — значит, увезёт тебя на Тонкий мыс. Не пирипутай!

…Коты воинственно не смотрели друг на друга. Рыжий сидел, выгнув шею буквой «зю», его глаза были глазами демона. Полосатый подкрался почти впритык, с дантовским безумием во взгляде. Их взаимное игнорирование обострялось.

Глотка серого разверзлась, из неё уже начинала извергаться глубинная нота — трубный глас, предвещающий кончину мира.

Битву титанов сорвали две пухлые ножки. Они подбежали, заплетаясь в траве, и вопросили:

— Киса, хочешь сосису?

Коты разлетелись в разные стороны, как магниты, которые насильно сблизили.

— Эй, там автобус, «тройка!» — закричал Евстафий.

Инга подхватила Валю на руки и ринулась к остановке. Успели! Двери закрылись, чуть не прищемив мальчишку, который совсем запыхался. Всё зашаталось. Пытаясь одновременно не упасть самой и не дать упасть детям, москвичка лихорадочно искала кошелёк и отсчитывала мелочь. Двадцать три рубля за пассажира — смешно!

Сидячих мест не было. В окне проносились зелёные кущи и хрущёвки, причём домов становилось всё меньше. Заподозрив неладное, Инга спросила у бабушки рядом:

— Извините, мы к набережной едем?

— Нет, естественно!

— Но на лобовом стекле была надпись «в город?!»

— Там напишут! Надо у водителя уточнять.

Инга в панике проводила взглядом последние следы цивилизации. За стеклом потянулись поля, слоистые срезы гор.

— Мы на аракционах покатаемся? — Требовательно дернула за юбку Валя.

— Покатаемся, конечно! — Растянула губы в улыбке горе-нянька, соображая, выпрыгивать ли немедленно из автобуса, и дождутся ли они тут другого.

Надо позвонить Маринке, спросить. Аа-арр, телефон дома забыла!

— Мне сосед вчера сказал, в Джанкхоте все люди пропали, — тараторила полная женщина, прижав к окну сухонькую подругу. — Телевизоры работают, двери открыты, а людей нет! Он ко всем знакомым заходил, и в магазине бери — хошь всё. Потерялись люди! А которые есть — те лежат, спят вроде. Но ты попробуй, добудись!

— Да знаю я твоего соседа, с пьяных глаз что не покажется, — придушенно отвечала подруга. — Себя он не потерял?

— Рыба, рыба пропала! — встрял коричневый старичок, потрясая длинным чехлом. — Капитаны ругаются — пустые ходют.

На тётке рядом восседал карапуз лет трёх, она высвободила второе колено и усадила туда Виолетту.

— Я тоже не хочу стоять! — разнылся Евстафий. Дать по попе было нельзя, пришлось успокаивать словами. Не помогало.

Через двадцать минут Инга с детьми вывалились на свежий воздух. Такого облегчения она уже давно не испытывала. «Кабардинка. Автостанция» — гласила облезлая надпись.

Вокруг спал цветущий городок, в котором на каждого местного приходилось по двадцать два с половиной туриста. Широкую долину захватило полсотни пансионатов, они оттеснили от моря частные постройки, как стая голубей прогоняет воробьёв от корма. По всему побережью залива были раскиданы двух-трёхэтажные здания, сторонящиеся друг друга, отделенные кущами кипарисов и каштанов. И что происходило за бетонными заборами, соседи не знали.

— А где аттракционы? Куда ты нас привезла? — снова расстонался затихший было Стасик.

— Сейчас будут! — бодро заверила Инга, пытаясь определить, в какую сторону море.

Через пару минут она вела детей к набережной по широкому проспекту и любовалась соснами. Фисташковые кроны купались в лазурном небе. Пушистая, словно лисий хвост, ветка вдруг покачнулась. Белка? Нет, бурая морда уж слишком большая. Исчезла… Что это было?!

По дороге на приезжую набросились фурии в ярких футболках, зазывая в «Дом вверх дном», «Дом великана», «Дом пиратов». Сезон ещё только начинался, и голодные местные рекламщики ловили каждого, чья кожа казалась бледнее, чем у них.

Наконец, Инга с детьми вышли к морю. Справа вздыбливались друг за другом профили восьми вершин. Их покрывали редкие кудряшки леса и педантично причесанные ряды виноградников. На темно-зеленом фоне лениво поворачивалось колесо обозрения с оранжевыми кабинами.

— Ура, аттракционы! Пошли кататься!

Возле причала качался прогулочный катерок «Калифорния». Дальше по морю ходили парусные лодки, приземистые катамараны, пара длинных, глубоко сидящих в воде танкеров. В дымке за километрами бирюзовых просторов угадывались грани высоток Новороссийска.

Из-за баннера «Парашют» выглянула треугольная морда, тут же спряталась.

Инга помотала головой. Прямо над ухом кричал парень-бутерброд из рекламных щитов:


Поможет освободить ваш желудок и карман

Наша таблетка, банан и катамаран!


Пара вышек связи стояли в основании горы, белые клавиши ретрансляторов облепили полосатую трубу котельной, возвышались над крышей отеля «Надежда Spa и Морской рай». Присмотревшись, можно было заметить повсюду возле них длинные тонкие зигзаги.

Загорелый мужик в одних шортах ругался с кем-то по айфону. Отнял его от губ, уставился на аппарат, как на врага, и начал яростно трясти:

— Опять связь пропала! Что за страна такая!

У спасательного поста громоздились кучей серые надувные лодки. Инга заметила движение на резиновом боку: нечто широкое и жёлтое шмыгнуло под завал. Ей стало жутко.

— Давайте-ка поедем домой! — Догнала она Валю и схватила за руку. Стасик уже ускакал метров на двадцать вперед.

— Ты же обещала аракционы! — заныла девочка. — Сначала покатаемся, хоть на одном, пожа-а-алуста!

Из динамиков зазывали: «Морские прогулки! Посетите океанариум!» На всю набережную била молоточками попса, певица тонко выводила «Кабардинка, Кабардинка», рифмуя её с «картинка», «льдинка», «финка» и так далее.

Впереди выросла фиолетовая кабина с надписью «Виртуальный лифт! 22D!»

Инга попыталась представить подобное. Ну, 3D — понятно, круговой обзор и стрекоза летит, как будто сейчас сшибёт. На 5D трясут твоё кресло, стегают по ногам проволокой, изображая траву, по которой ты едешь, брызгают водой в лицо, когда пролетаешь через водопад. Ветерок с можжевеловым маслом могут пустить. 9D? Наверное, ещё бьют морду для полного вживления в боевик.

Но 22D?! Даже подумать страшно, что там с тобой сделают.

Евстафий прыгал возле гигантской штуки, она махала во все стороны молотом, казалось, у аттракциона вот-вот открутится набалдашник и плюхнется в залив. Пришлось купить билет. Виолетта тоже хотела влезть в молот, но её не пустили — мала ещё — зато покатали на сияющем лампочками вертолётике.

Когда выходили из тира, таща плюшевого одноглазого миньона, у перил набережной мелькнула знакомая футболка с узорчатой совой. «Надо же, как у Алексея», — подумала Инга…

И заметила честное лицо физрука.

Что за женщина рядом с ним? Откровенный вырез, босоножки на высоченных каблуках… Да это Маринка!

Дети тянули Ингу к скелету в белом саване, с заляпанной кровью косой. «Замок страха. Два этажа дрожи!» — обещали над дверью буквы, которые затянула пластиковая паутина.

— Хочу привидений! Хочу зомби! — ныл мальчуган.

— Я тоже! Я вообще ничего не боюсь! — заявила девица.

Со стороны пляжа неслись удивлённые крики — отдыхающие что-то увидели в воде. Но Инге было не до того.

«У Алексея кожа светлая, в момент обгорает. Интересно, хоть кремом догадался намазаться? — переживала она. — Бабник, наверняка давно уже встречается с соседкой. Специально приехал в Геленджик, к Маринке. Духи ей в аэропорту покупал. Меня отослала и от дочек-сыночков избавилась, а сама?! В Кабардинку рванули, думали, я тут их не засеку. Идут под руку, парочка «твикс». О чём-то говорят… О чём?»

Через хребты тянулись струны проводов, ЛЭП шла куда-то к Новороссийску. Прямо на глазах одна из опор повалилась, за ней — другая.

«Добрая нянечка» быстренько запустила детишек за шуршащую занавеску из черепов и, пригибаясь между столами с теннисом, догнала влюблённых. Они стояли у батута.

— Инга очень изменилась за последний месяц, — говорил Алексей. — Стала нервная, напряженная, всё время рвётся куда-то бежать, кого-то спасать.

— Мне кажется, — подмигнула Маринка, — ей не хватает… Ну, того. Шо люди ночью дилают.

— Едят? Ругают власть? Смотрят сериалы?

— Почти.

Оба задумались. Мамашка уточнила:

— А кохо она рвётся спасать?

— В основном, одного бездаря! — Выскочила та, о ком говорили, из-за ларька.

Парочка отшатнулась. Можете представить, что скелет с косой ожил и перегородил дорогу? Так вот большей паники он бы не вызвал.

— Знаешь, Алексей!.. — начала Инга. Уже всякое рвалось с языка…

И тут крики удивления на пляже сменились криками ужаса.

Кабардинка, набережная, «Замок страха»

За спиной физрука неслись широкие жёлтые ленты. Тысячи бархатных лент скользили в воздухе, каждая длиной с модный шарф. У такого «шарфа» перекатывались под кожей мышцы, проталкивая тело зигзагами в потоке ветра. Бока обрамлял тонкий край, который колыхался волнами, как у ската. К хвосту тварь сужалась.

По всей набережной застыли пешеходы. Стало неимоверно тихо: не орала больше музыка, не звала реклама.

Ближайшего полуголого дядьку с торчащими рёбрами, в клетчатых штанах, вдруг накрыло одной из «лент». Животное — или что это, черт возьми?! — закрутилось вокруг шеи, выставило острую безглазую мордочку над лысой головой. По бокам мордочки извивались два длинных щупальца, вроде усов, которые прижались концами к вискам жертвы. Мужик рухнул, не успев даже закричать.

Молодец в тельняшке и бескозырке выхватил пистолет, выстрелил. Одна из тварей закувыркалась на земле, связываясь узлом.

Тут же со всех сторон к моряку устремились ленты, окутали его копошащимся жёлтым саваном. Между их усами сверкали искры. На землю полетел пистолет, потом упал стрелявший.

Девушка в коротких шортах и стильной майке снимала происходящее на айфон.

— Откуда эти твари? — завопила Маринка, оглядываясь. — Инга, где дети?!

Та показала на «Замок страха». Из-за занавески с черепами вынырнули четыре жёлтых существа, обронив перед входом плюшевого миньона.

Несчастная мамашка кинулась к скелету, чуть не свалившись на своих каблуках. Алексей глянул с тревогой на Ингу — и помчался следом за новой пассией.

— Стойте, вы их уже не спасёте, надо прятаться! — крикнула горе-няня.

Скользившие мимо ленты плавно, но с поразительной скоростью развернулись к ней и устремились со всех сторон.

Инга поднырнула под одну из них, распласталась на асфальте. Враг пролетел над головой. Слева валялся айфон в розовом чехле. Нужно же вызвать спасателей! Подобрав телефон, она вскочила, побежала, уворачиваясь от разряда, перемахнула через перила набережной и оглянулась.

Над порогом «Замка» торчали ноги в каблукастых босоножках. Возле них копошилась жёлтая нечисть. Бедные Маринка с Алексом!..

За перилами начинался гоночный трек для детских электромашинок, его обрамляли старые покрышки от «оки». Не такими ли на майданекидались? Беглянка схватила красную шину и запустила в струящуюся понизу тварь. Та рухнула. Инга перескочила стенку трека и бросилась на пляж.

Туфли тут же увязли, их пришлось скинуть. Не везёт в последнее время с обувью. До воды оставался десяток метров, но попробуй, пройди — гальку устилали тела отдыхающих. Твари улетели уже дальше, в город. Можно было подумать, что люди просто загорают.

Да, загорают — в неестественных позах и с раскрытыми в крике ртами.

Над танкерами вдали вились тонкие зигзаги. Именно такие древние строители изображали на своих дольменах. Пустой катамаран приткнулся к буйку и покачивался, течение сносило его в залив.

Из-за ларька с мороженным на пляж выскочил мужчина, продавец, судя по переднику. Он добежал до прибойной полосы, шлёпая и взметая тучу брызг. От спасательной вышки к нему тут же устремились две ленты, настигли торчащую над волнами голову и затрещали своими усами.

Инга тихонько опустилась в воду, боясь плеснуть. Похоже, безглазые реагировали на шум. О, прохлада! Как не стыдно, посреди всего ужаса — испытывать такое удовольствие?! Просто море после жары не волшебно, не изумительно. Оно прёт!

Беглянка старалась плыть под поверхностью. Когда дыхание кончалось, высовывала одни губы. Набегающие волны заливали солёную воду в нос, но отфыркиваться нельзя — услышат.

«Вот уж накупалась», — с сарказмом думала отпускница.

В мутной воде мелькали какие-то длинные тени. Стая огромных угрей, по метру каждый, поднимались из глубины к блистающему зеркалу наверху.

Очередной раз хватая ртом кислород, Инга увидела, как особо крупный угорь выпрыгивает в воздух, рвёт свою чёрную кожу, под которой оказывается желтая, бархатная. Существо было сложено, как лист ватмана в тубусе, теперь же развернулось широкой полосой. Оно начало изгибаться, взмывая выше над морем.

Не-ет, здесь тоже не безопасно, надо грести к берегу! И подышать хочется, и страшно.

По правую руку всё тянулся и тянулся пляж, вдоль набережной носились твари. Наконец-то он кончился! Заросший кустами склон пошел вверх.

Конечности с непривычки отнимались, голова кружилась. Только бы оставаться в сознании.

Между морем и отвесным склоном шла узкая полоска гальки. Пловчиха потратила последние силы, чтобы достичь её. Город и весь кошмар, происходящий там, был закрыт изгибом холма.

Дети остались в Замке Страха, что сделали с ними ленты? И Алексей, и Маринка там же… Может, ребята ещё живы?

Камни в прибойной полосе покрывала скользкая тина, Инга два раза чуть не упала. А любой плеск привлечёт внимание тварей, они наверняка тут патрулируют местность. Надо скорей искать убежище.

Слева, дальше по берегу, стояла палатка, свободная пола развевалась на ветру. Изможденная девушка дотащилась до неё и залезла внутрь, потянула молнию. Чёрт, слишком громкий звук!

На куче вещей спал загорелый дочерна парень в одних плавках, худой и с дредами. Он точно спит? Врач подняла холодную кисть и нащупала пульс. Пульс был. Правда, редкий, как при коме или обмороке — чего он тут накурился?

Инга дрожала всем телом, то ли от ужаса, то ли из-за мокрого платья. Снять бы его, надо тихонько. Она расстегнула топик, начала стягивать — на пенку плюхнулось нечто розовое.

Конечно, найденный айфон! Даже включается — похоже, чехол водозащитный. Если бы удалось сообщить в МЧС! Пусть связи нет, экстренный вызов же должен работать?

Рядом с гитарой валялось цветастое пончо. Поборов брезгливость, Инга накинула его и взялась за аппарат.

Открылся пустой экран — для разблокировки нужен графический код. Только какой?

Трясущийся палец рисовал смайлик, квадрат, знак «зорро» — всё не то. Вот сейчас кончатся попытки, и телефон можно будет выбросить.

Она закрыла глаза и начала вспоминать ту девушку в шортах. Что было у неё на майке? Связанные руки, отпускающие на волю поющую птицу. Альбом популярной рок-группы, какое же там название? А, точно, Imagine Dragons.

Инга вывела букву «D» без палочки, как на логотипе музыкантов. Экран подсветился зелёным — есть! Скорее, экстренный вызов, 101. Ну, давай!

Бесполезно — нет сигнала. Ленты, похоже, специально вывели из строя вышки. Значит, они разумные? Откуда взялись-то эти твари на мирном курорте? Женщины в автобусе говорили, что в Джанкхоте исчезли все люди. Водитель-грузин видел длинных «птиц», пролетающих над дорогой. И ещё змей, которые направлялись к морю. Может, то были те самые угри?

Сюда бы Доктора, вот кто бы разобрался! Где же ты, когда так нужен?!


Кабардинка, частный сектор


Знаете, кто самый необходимый в мире человек? Может, Марк Цукерберг? Илон Маск?

Не угадали. Это старушка с миской рыбной каши.

Вот вы можете похвастаться, чтобы вас с надеждой, отчаянием и ревностью ждали сразу семь сердец? (Восемь, если считать разноцветного тощего котёнка в кустах, который после всех подлизывал остатки).

Ровно без пятнадцати час перед подъездом собирались две белые кошки, одна чёрная и ещё четыре той непонятной масти, которая получается, если вы возьмёте все цвета и перемешаете в беспощадном котле инбридинга.

Задрав мордочки, животные смотрели на окно третьего этажа. Они знали, что Старушка уже положила две рыбки в кастрюлю с отбитой эмалью, что и пшёнка уже отправилась туда же.

Тут напряженные ушки уловили незнакомый свист. По воздуху скользило нечто слишком длинное для вороны и слишком узкое для коршуна. Бархатная лента извивалась, будто занавеска на ветру. За первой летели ещё и ещё такие же. Площадка перед подъездом мгновенно опустела.

Жёлтые существа просачивались через распахнутые балконные двери, через приоткрытые половинки окон. Из комнат доносился визг, изумлённые ругательства, потом всё стихало.

Кошки сидели в подвале, с тревогой чуя, что каша начала подгорать. Такого ещё не бывало. Если вы не видели, как в дыму несутся четыре всадника апокалипсиса, вряд ли вы поймете котячье отчаяние.


Берег Цемесской бухты


В палатку ни один враг не заглядывал. Кажется, здесь безопасно. Хотя запах…

Парень пошевелился. Да нет, шевелился только его живот!

Вдруг губы растамана разлепились, и изо рта выросло что-то черное, покрытое слизью. Извивающиеся пиявки с локоть ползли по загорелому лицу.

Инга отпрянула, убежище рухнуло на голову. Еле выпутавшись и постанывая от омерзения, кинулась к тропе, которая протянулась вверх по склону почти вертикально.

Хватаясь за колючки, обдирая голые ноги и запястья, она забралась на гору и оглянулась. Из поваленной палатки в сторону прибойной полосы тёк черный поблёскивающий поток.

«Что за мерзость, неужели на юге такое водится?» — соображала Инга, забившись под развесистый куст. Её трясло.

Правда, о жёлтых летучих шарфах тоже никто не предупреждал. И об огромных угрях, которые превращаются в ленты…

Стоп.

Морские черепашки после того, как вылупятся, торопятся к океану, чтобы там откормиться и вырасти. А если эти твари — точно так же?

Откладывают яйца в людей, появляется молодняк, потом ловит рыбку на черноморских просторах. И превращается в таких вот летучих бестий, которые снова ищут себе жертв. Как там назывались адские летучие змеи?

Бельсерафы.

Кабардинка — городок небольшой, всего тысяч восемь населения. Плюс отдыхающие, которых сейчас немного. Но если из каждого человека выведется по сотне лент… Они захватят соседний Геленджик, а там и Новороссийск.

Через пару дней начнётся курортный сезон. Сюда, к морю и солнцу, уже везут полные вагоны детей. В одном Геленджике за лето отдыхает четыре миллиона человек. Четыре миллиона умножить на сто…

И главное, никто ничего не знает. Предупредить бы, но связи же нет! Может, в ближайших домах остались стационарные телефоны?

Вспомнилась падающая опора ЛЭП. Не выйдет позвонить, бельсерафы и здесь подстраховались.

А военные? У них же должна быть экстренная линия? Наверняка кабель идёт по дну до Новороссийска, или закопан.

Инга достала телефон, начала листать фотографии. Среди них нашлась карта Кабардинки, ура!

Пожарная часть располагалась в паре кварталов от побережья. Всего-то и надо, что пробежаться километров пять по городу, кишащему летучими змеями-убийцами. Зачем надо было хватать гламурный телефон, а не пистолет?

Хотя оружие не помогло тому молодцу в тельняшке. Ленты слепы, однако бросаются на каждый громкий звук, потому и динамики на набережной отключили. Одну убьёшь выстрелом — сотню приманишь.

Рядом валялся бумажный стакан, с рисунком «Богиня стоит на фоне лилового заката, воздев светящийся меч, и волосы её развевает смерч». Почему самые инфернальные картинки — на стаканчиках с попкорном?

Нет, нету светящегося меча. И медичка-ботаник — не богиня. Ингу пронзила вдруг мысль:

«А ведь Стасик с Валей живы, да и Алексей тоже. Конечно, в них сделали кладку. Но ведь прошло не так много времени? Если её извлечь, ребят ещё можно откачать! Надо действовать быстрее».

Сюда бы Расни с его бесшумной духовой трубкой, которая стреляет отравленными стрелами. Как он крался по джунглям с завязанными глазами, как определял врагов по звуку сердца…

Стоп. Он же не умер, даяк просто находится в хранилище знаний, вроде записи на диске. А что, если попробовать его притащить, через Древо?

Инга отложила на камень телефон. Закрыла глаза и увидела светлую комнату с письменным столом. Теперь было проще отыскать дверь, она оказалась на потолке. Подпрыгнуть, потянуть ручку вниз, и…

…Знакомый коридор в коричневых тонах! В глубине души ты надеешься, что он тебе пригрезился. Просто небольшое расстройство психики. А как только оказываешься среди обвитых лианами фонарей, чувствуешь запах озона, словно возле ксерокса, ушибаешь большой палец ноги о корень — ты уже не можешь отмахнуться от реальности.

Из ответвления справа мерцали синие сполохи. Магия, небось. Инга заглянула туда и увидела кого-то в свитере с единорогом и маске сварщика. Из-под маски торчали погрызенные лосиные уши. Снопы искр, гнутые трубы поперёк прохода. Блондинка откашлялась:

— Ландшафтным дизайном занимаешься, да?

Сварка прекратилась, Винтераксис оглянулся и снял маску.

— Какой там диза-айн, варги вот-вот прорвутся! Чего опять тебе?

— Мне бы одного знакомого оживить… Он закончил Путь, но очень надо.

— Никого оживлять тут нельзя. — Отвернулся снова друид. От труб посыпались искры. Из штанов админа высовывался траченный молью хвост и нервно помахивал.

Инга подошла и потрясла за костистое плечо:

— Должен же быть какой-нибудь способ?

Винтераксис с досадой кинул сварочный аппарат, встал, глядя исподлобья.

— Дадут мне рабо-отать, в конце концов? Если Путь закончен, вре-емени у твоего знакомого больше не осталось. Можешь отдать ему своё, если уве-ерена, что всё успеешь до собственного перехода сюда. В чём я сомнева-аюсь, ведь ты постоянно шастаешь взад-вперёд, а не делом занимаешься!

— Помоги мне, пожалуйста!

Она сложила ладони, как монашка.

— Подожди, сначала преграда. — Вернулся к работе друид. — Ещё давай на этот раз предохрани-итель поставим, чтобы ты всегда могла себе тело вернуть. Друг — не друг, а народ-то у нас ушлый.

— Бумажная идея! — решила пошутить Инга. И получила в ответ взгляд, полный осуждения.

Снова берег Цемесской бухты

Красный Кот, девятилетний охотник из племени даяков с острова Калимантан, притаился в траве. Он напряженно глядел на тропинку. За тропинкой тянулся забор лагеря «Альбатрос».

— Расни… — в который раз попыталась заговорить Инга.

— Тсс! Спугнёшь. Видишь ту жирную птицу, вон, совсем близко! Сейчас я её…

Как удивительно снова видеть бугрящиеся мышцами руки, рассматривать татуировки в виде скорпионов, грубый плащ из шкуры леопарда! Неужели вот он Расни, живой? Над тёмными волосами торчат разноцветные перья, а надо лбом — зубастая черепушка пальмовой куницы. Весь прошедший год эта черепушка то и дело вставала перед глазами. Инга строила длинные цепочки доводов, что никаких джунглей и гигантских богомолов не было в реальности. И всякий раз появлялась клыкастая мордочка, которая ухмылялась: «Было!»

— Расни, это голубь, его хоть ногами пинай — не улетит. Он так пропитан бензином, что в качестве еды не годится, разве что в качестве топлива. И я не могу никого спугнуть, ведь, кроме тебя, меня никто не видит и не слышит. Лучше сам прекрати вслух болтать — бельсерафы налетят!

Даяк не произнёс ни слова, но Инга услышала, как он думает: «Инга стала духом?» И ответила:

— Нет, просто сижу в твоей голове.

— О, я умею разговаривать с духами, меня Травник учил! — обрадовался охотник, уже не шевеля губами. — Смотри, ещё пять птиц!

— Ага, хватит, чтобы заправить мотоцикл.

— А плоды с того дерева можно есть?

— Можно. Надо же, шелковица уже созрела! Эй, зачем ты на неё лезешь? Голодный?

Расни снял ремень, обхватил им ствол и вскарабкался до первых ветвей, как на пальму. С сомнением попробовал пару сизых сочных ягод, кивнул и принялся собирать их в кожаный мешочек.

— Нет, не голодный, — бросил он стоящей прямо в воздухе Инге. Ветки проходили насквозь через её цветастое пончо. — Место совсем новое, надо понять, какую добычу здесь можно найти.

Стаю голубей что-то вспугнуло. Над тропинкой пронеслась, рисуя плавные треугольнички, лента песочного цвета.

— Нам бы с тобой не оказаться добычей. Бельсерафы слепы, но реагируют на звук. Сейчас коснётся своими усами твоих висков — и всё, валяйся парализованный. С маленькими бельсерафиками внутри.

— Враги! — взбодрился ещё больше даяк и взял на изготовку свою духовую трубку. Одним движением достал стрелку с красным оперением, зарядил. Лента уже развернулась и летела обратно.

Нечто ужалило её в нос. Бельсераф дернулся в сторону шелковицы, облетел кругом, выискивая зловредное существо, которое посмело напасть первым.

— Чёрт, яд королевской кобры не действует! — сжался Расни.

— А какой действует? — прошептала Инга, забыв, что они беседуют мысленно.

— Надо понять, кто это — животное? Насекомое? Рыба?

Лента отлетела, обыскивая кусты, снова вернулась к дереву.

— Может, сок упаса сработает? — охотник выудил снаряд поувесистее и перезарядил сумпитан.

Острая морда с торчащей стрелой сунулась в крону, пролетела через неё, срывая листву. Длинные усы извивались, искали малейший сигнал, чтобы обнаружить нападающего.

Они уловили движение, лёгкий шорох — и лента кинулась, готовая убить.

В её нос ударила вторая стрела.

Существо кувыркнулось, ярясь от боли. Между кончиками усов проскакивали искры. Оно ринулось на обидчика, теперь тому не скрыться!

Расни спрыгнул вниз, перекатился, уворачиваясь от заряда, выхватил меч, широкий на конце и сужающийся у основания. Клинок полоснул от морды к хвосту. В лицо даяка брызнула малиновая холодная кровь.

Враг дергался на земле, как гигантский червяк, которого перерезали лопатой.

— Беги отсюда, их сейчас туча будет! — крикнула Инга.

Расни подобрал сумпитан и побежал.

— Ух, какое у вас тут всё колючее! — заметил он, оттирая листьями щёку от смолистой жидкости. — Ну и шипы! Без плаща останешься.

Со стороны набережной налетело ещё пять бельсерафов, они принялись шарить вокруг. Пришлось нырнуть в заросли. О-очень колючие.

Охотник затаился, лихорадочно соображая:

— Надо подобрать яд. Как думаешь, кто они?

— Сама не знаю. — Инга привычным жестом потянулась поправить очки, но тех на носу не было: утонули, пока плавала. — Выводятся в человеке из яиц, ползут в море, там откармливаются, вырастают до метровых чёрных змей. Потом выпрыгивают из воды и становятся летучими лентами, которые снова ищут жертву и откладывают яйца.

Она вспомнила тело ленты, которую распластал даяк.

— Желудка нет, как и лёгких… Слушай, поняла! — вскочила девушка, пройдя головой сквозь листву. И снова присела рядом с Расни. — Это паразиты. Вроде червей. Правда, очень развитые.

— Инга… — Тот вдруг покрылся холодным потом. Но совсем не из-за рыскавших поблизости врагов. — А вдруг оно было как человек?

— Ты имеешь ввиду — разумное?

— Да. Я не могу убивать таких, говорящих!

— Знаю. У всех нас, кто из Древа, стоит блок на убийство разумных существ. И ещё кое на что…

Инга замолчала, прижав ладони ко рту. «Храни чистоту». Вырезанные буквы на двери. Вспомнились неудачи с Алексеем: только расстелешь кровать, обязательно что-нибудь приключится, либо сама Инга отпихивает парня. И даже не знает, по какой причине. Вот в чём дело! А она-то по психиатрам бегала… Не будет счастливой семьи, зря летучие мыши пищали.

Ушёл он к Маринке — и пусть. Так лучше всего. Спасать, правда, всё равно придётся…

— Какой блок?

— Нерушимый Запрет, — вздохнула призрачная собеседница, смахивая слезу. Она помолчала, пытаясь прийти в себя. Усилием воли скомкав мрачные мысли, успокоила даяка: — Не беспокойся, голова у них очень маленькая и лёгкая, где там место для мозгов?

Мимо скользили ленты, их широкие края-оборки ходили волнами. Инга встряхнулась, потёрла нос:

— Однако вышки они ловко вырубили, и город атаковали словно по команде. Наверное, коллективный разум, как у пчёл.

— Ладно, пчела — не так страшно, — расслабился Расни. — Всё-таки лучше использовать не смертельный яд. Черви, говоришь? Пожалуй, пойдёт масло дерева ним с молочком синей жабы.

Инга чуть не спросила — как доят жаб? Но потом вспомнила, что у некоторых земноводных есть ядовитые железы, которые выделяют беловатую жидкость.

Двое бельсерафов ещё летали вдоль высокого берега и над тропинкой, остальные отправились в город.

Под плащом оказался целый арсенал высушенных продолговатых плодов, нанизанных на верёвку, словно пулемётная лента. Даяк достал мелкую глиняную плошку и начал мешать в ней состав, открывая пробки то на одном плоде, то на другом.

Наконечник из рыбьего зуба был полым внутри. Когда стрела втыкалась, древко сдавливало жидкость и впрыскивало её прямиком в рану. Похоже на шприц.

Закончив работу с особо опасными веществами, дикарь вытер пальцы о траву. Медик закатила глаза. Она бы на такую операцию извела не меньше литра различных моющих средств и цистерну воды.

— Ого, большая! — Расни поднял виноградную улитку размером с яйцо. — А вот сразу две. Кстати, они очень вкусные, если на костре поджарить.

— Ты собираешься… Есть у л и т о к? И какой костёр?! — всполошилась Инга, глядя, как охотник глотает ягоды из кожаного мешочка и начинает собирать туда ценный пищевой ресурс. — Бельсераф подлетает, жёлтые оборки в просвете!

Красный Кот покинул укрытие, изогнулся между молодыми деревцами, сумев не шелохнуть ни веткой, и встал на обрыве. По дороге он успел подхватить ещё трёх моллюсков.

Лента долетела до дальней набережной, развернулась. Острая морда ныряла то вверх, то вниз, ведя за собой тело зигзагами.

Расни поднёс к губам сумпитан и сильно дунул. Стрела угодила в бархатное брюхо.

Бельсераф судорожно крутанулся, рухнул на кромку пляжа. Пару секунд извивался, расшвыривая гальку, потом затих.

— Надо больше молочка, — прикинул охотник и снова начал мешать в своей плошке.

— Оно мертво? — Инга опасливо разглядывала тварь, которая лежала, будто брошенное полотенце.

— До восхода проваляется, — ответил Красный Кот, зубами затягивая нитку на древке.

«Интересно, если он отравится — мне тоже крышка?» — поёжилась девушка.

Патрулировавший дорожку бельсераф упал сразу после попадания и больше не двигался.

— Отлично, с дозой угадал, — похвалил сам себя стрелок. Оторвал от плюща рядом очередную улитку, сунул к остальным. — Пока караул не сменится, мы тут в безопасности.

— Расни, нам нельзя здесь сидеть. — Инга встала перед даяком. Ветки качались от ветра сквозь неё. — Твари захватили город, скоро их вылупится больше миллиона. Они заполонят Геленджик, Новороссийск, всё побережье.

Собеседник пытался сообразить на пальцах, сколько это — миллион.

— Там, — указала она на набережную, — остались дети. Парализованные, ещё живые. Надо предупредить, вызвать спасателей, пробраться к работающему телефону. Я помню карту и тебя проведу.

Красный Кот выглянул с обрыва, вдохнул солёный воздух. На горизонте розовела дымка, солнце пока висело высоко, но наметило путь в глубины.

— Знаешь, Инга… — скривив губы, прошептал он. — Думал, никогда больше не увижу неба, моря, не почувствую гладкость сумпитана в руке. Спасибо. Если надо прорваться через поселение, которое стало гнездом демонов — давай, пошли.

У Инги комок встал в горле. Если бы у неё было горло.

— Расни, понимаешь… В общем… Потом, когда ты мне поможешь, тебе снова придётся вернуться в Древо.

Тот ошарашенно замер.

— Ты… Снова отправишь меня в небытие?

— Иначе не получится. Твоё время кончилось, ты живёшь сейчас за счёт моего. А мне надо пройти свой Путь.

Охотник уселся, скрестив ноги, и упрямо уставился на пенные барашки.

— Почему я тогда должен кого-то спасать?

— Слушай, гибнут люди! Скоро высокий сезон, сюда, в ловушку, попадёт очень много народа. Только ты можешь справиться с бельсерафами.

Красный Кот покачал головой:

— Тех людей я не знаю. Они не из даяков. Зачем дёргаться, если впереди всё равно тьма? Возвращай лучше сразу обратно.

— Хорошо, — сглотнула Инга. Она осознала, насколько нечестно поступила с другом. Человек умер. А теперь заставлять его снова через это проходить?

— Извини, что потревожила. — Попыталась взглянуть в тёмные глаза, но было слишком не по себе. — Сейчас, минутку… Ещё не поняла, как надо делать…

Рядом с татуированной ногой качалась полынь, серебряная былинка. Склон, облитый бетоном, расстилался серой слоновьей шкурой под набегающие волны. Бронзовая у берега и тёмно-синяя дальше, вода так и манила брызгами.

Вынырнула спина дельфина с треугольным плавником, скрылась снова…

Инга протянула руку сквозь шкуру леопарда, кожу Расни обожгло морозом. Холодные пальцы пронзили рёбра, шарили возле сердца, что-то нащупывая.

— Здесь должен быть шнурок, — объяснила медик, словно извиняясь, — когда я дёрну, ростки заберут тебя обратно, а мне вернут тело. Не больно, наверное.

Он старался запомнить каждый блик, каждый изгиб листа. И искристый запах простора, и лёгкий ветер.

— О, вот шнурок. Всё, прощай? — нерешительно потянула Инга.

Вдруг он увидел улитку. Очень крупную, мясистую такую улитку с панцирем карим и белым.

— Погоди! — крикнул Инге, вскочил и схватил добычу, пока не затерялась среди травы. Девушка еле успела отпустить шнурок.

Мешочек был наполовину полон.

— Ты готов? — спросила дух и коснулась татуировки в виде бабочки на грудной мышце. — Прости ещё раз.

— Стой. — Расни тряхнул мешочек. Там увесисто зацокало.

— Хорошо, я помогу тебе, — осторожно согласился он. — Но потом ты мне пожаришь улиток.

— Конечно! — сказала Инга. Кажется, в нос — хотя где у неё теперь нос-то?

Красный Кот обшаривал глазами горизонт, словно хотел найти в Чёрном море свой Калимантан. Цветущую землю, на которую ему уже не вернуться. Вот сейчас профили лесистых скал — тех самых скал — вдруг выступят из дымки.

— Пожарить улиток для меня не труднее, чем оладушки! — уверила девушка.

И не соврала — как готовить оладушки, она тоже понятия не имела.




Примечания

Надо отметить, что Расни не обычный девятилетний пацан. Во-первых, в племенах даяков дети взрослеют очень рано. С четырех лет им поручают несложную работу, с шести мальчики начинают осваивать искусство обращения с оружием. Чтобы стать взрослым, парень должен принести отрезанную голову врага, тогда ему на шее делают татуировку — цветок баклажана. Проводят обряд посвящения, и после него ребёнок считается мужчиной, независимо от возраста. Во-вторых, Расни — из Древа, уже прошёл свой Путь, а значит, в совершенстве научился владеть мечом и сумпитаном.

Напротив детского лагеря «Альбатрос»

Наши предки волочили здоровенные каменные плиты, не имея ни кранов, ни самосвалов. Нужную форму блокам они придавали, вставляя деревянные клинышки в трещины и день за днём поливая их водой. Дерево расширялось и раскалывало камень. Потом его неделями обтёсывали с помощью медных стамесок.

Но дольмены строились совсем не для быстрой связи с инопланетянами. Так зачем было надрываться? На самом деле всё гораздо проще, чем предполагают учёные.

Наши предки столько гем… — то есть предпринимали титанические усилия! — чтобы остаться в живых.

Да-да, всего лишь пытались выжить. С этой целью они даже перебрались в горы, где мало земли для посадки гороха, бродят медведи и нет барабульки. Хотя приятная галечка у кромки моря так и шептала поставить на ней палатку из шкур.

Уверяю вас, у древних были о-о-очень весомые основания держаться подальше от берега.

Те самые «основания» рыскали сейчас вдоль забора детского лагеря.

Возле валявшегося на тропинке бельсерафа кружили трое оранжевых, ещё с десяток обыскивало кусты.

— Быстро же они обнаружили! — поразился Расни, прикидывая, как незаметно пересечь тропинку. Здесь забор поворачивал, на его углу стоял заброшенный сарай, всю стену оплёл дикий виноград. В кирпичной кладке зиял пролом.

— Скорее всего, общаются как-то друг с другом на расстоянии, — предположила Инга. — Лучше не стреляй, нельзя обращать на себя внимание. Заметят потерю — и налетают отовсюду.

— У меня всего двенадцать стрел. Кажется, намного меньше, чем этот твой миллион, — озабоченно прикинул охотник. — Нужно бы ещё сделать, но где тут рыбий зуб достанешь?

Видя, что ни одна морда не повёрнута в его сторону, Красный Кот метнулся через тропинку и нырнул в пролом. Приземлившись на груду обломков, чуть не чихнул от пыли:

— Так, не заметили. Куда идём?

— Нам нужно пройти вдоль лагеря, потом по руслу реки, дальше — вглубь города.

На гравийную дорожку вылезать было нельзя, даяк крался в грабиннике по затянутой плющом земле. Чего-чего, а ходить бесшумно по лианам он умел.

То и дело попадались высосанные трупики кошек с разодранными шеями. Значит, твари питались не только в море.

Слева, за забором, тянулись двухэтажные корпуса, на балконах сохли купальники и полотенца, двери были открыты. Казалось — просто тихий час, потому никого не видно, не спорят дети и не играет музыка.

Из частного сада справа залаяла собака — учуяла чужака. Охотник замер.

Жёлтое полотенце соскользнуло с верёвки, прыгнуло в воздух. Оно изогнулось волнами, отблёскивая на солнце, проплыло к скрытому за деревьями дому. Лай сменился визгом, потом всё стихло.

Бедный пёсик.

Дорога уже виднелась в просвете, но не шумели машины, не носились мотоциклы. Одни лишь цикады безнаказанно журчали в ветвях.

У насыпи лежала покорёженная «Лада» кверху колёсами, из открытого окна торчала безвольно раскрытая ладонь. На брюхе автомобиля устроился рыжий свёрток, он насторожил острую головку и поводил усами.

— Делают кладку, а потом её охраняют, — предположила Инга. — Чем больше людей, тем больше сторожей. На дорогу вылезать слишком опасно, даже не знаю, сколько посреди оживлённой улицы бельсерафов. И лучше держись подальше от санаториев.

— Ты же говоришь, что нужно пройти на ту сторону, к санаторию?

— Нужно, но не представляю — как. Расни, всё собиралась спросить… — деликатно откашлялась она. — А как в племени твоём не прознали, что ты… гхм… ну, не мальчик?

Красный Кот указал на правое плечо:

— Видишь эту татуировку, жалящий скорпион? Это знак, что я — сын вождя каянов. У дочери вождя была бы изогнутая змея на левом запястье.

— Да, поняла, а цветок баклажана на шее делает ребёнка мужчиной. Всякие физиологические подробности вторичны, так?

— О чём ты?

— Ну там… Например, не хватает кое-каких деталей…

— Конечно, детали — второе дело, главное — Знак. Даже не пытайся назвать меня девчонкой.

Инга смущенно промолчала. Потом отметила:

— Мне кажется, у тебя проблемы с самоопределением. Ведь мы с тобой — один и тот же человек, только в разные отрезки времени.

— Глупости. На твоём теле вообще нет рисунков. Значит, я — не ты.

— Очень логично, — засмеялась она. — Смотри, ручей-то течёт через грот!

Запашок в гроте стоял тот ещё. Слово «канализация» для местных означало «сбрось всё в море, мы-то купаемся в другом месте, а туристов чего жалеть?».

На что уж дикарь был не брезгливый, но и он, когда вылез из трубы и увидел фонтанчик во дворе небольшого пансионата, тут же полез мыть ноги.

— Расни, не боишься так рисковать? — зашипела на него Инга. — Из любого окна может вылететь тварь.

— Я не рискую, я уже умер. Это ты рискуешь.

— Вот паршивец!

У ворот пансионата стоял навес с чурчхелой и варёной кукурузой.

— О, смотри, мясо кто-то жарил, — Красный Кот ухватил пару аппетитно пахнущих кусков прямо с вертела.

— Брось, брось! — попыталась отобрать их медик. — Не трогай местный шашлык! Идея с улитками мне нравилась больше. Или ты собираешься смазывать им свои стрелы? Яд кобры сэкономишь.

Куски исчезли в сумке.

Поперёк улицы развернуло автобус, по нему ползало штук двадцать пегих и ещё пара оранжевых бестий, которые казались раза в два длиннее остальных. На дороге то тут, то там виднелись машины с людьми, превратившимися в инкубаторы. Идти по тротуару? Быстрое самоубийство. Расни махнул через бетонный забор.

Главный вход широкого приземистого здания украшала модель спутника. Лабиринт из дорожек закрывался от зноя кустами жасмина, что было очень кстати. Охотник пробирался по ним почти прогулочным шагом. Отцветали белые лавины акаций, дурманящих мозг тонким парфюмом, пах можжевельник, разогревшись на солнышке.

Через пару десятков шагов открылась поляна с клумбами и золочёным бюстом посередине. Расни уже хотел ступить на неё… Внезапно Ингу кольнуло сомнение, она предупредила:

— Погоди! Что-то тут неправильно.

Друзья оглядывали мирный палисадник. На флагштоке пусто, никого поблизости не видно. И всё же…

— Точно! — поняла она. — У Гагарина жёлтая тюбетейка! Гагарин разве носил жёлтые тюбетейки?

— Кто такой Гагарин?

— Человек, который первым побывал в космосе, — показал дух наверх. — Ну, там, за небом. Вот его бюст.

— У него ни одной татуировки.

— По-твоему, за такой подвиг надо на лбу ракету нарисовать? Думаю, отдыхающие тоже так считают, вон сбоку постарались.

Головной убор памятника вдруг высунул длинные извивающиеся щупальца.

— Давай-ка за кустами обойдём, — предложила Инга.

Они тихонько обогнули полянку, пройдя в опасной близости от голубого корпуса с распахнутыми окнами; в нижнем мелькнула треугольная морда. Впереди замаячили пики забора. Что по другую сторону улицы? Кажется, кафе. На террасе за столиками лежало четверо посетителей. Сквозь деревянную решётку просачивались ленты, спешили куда-то. Другие летели навстречу из захваченных многоэтажек.

— Нам нужно перебраться через дорогу, — указала девушка.

— Я не успею уложить всех.

— Кинь-ка камень в ту коричневую машину.

Расни подобрал кусок асфальта и запустил. «KIA» зашлась сигнализацией.

Бельсерафы налетели со всех сторон, стали шарить усами, чтобы её заткнуть. Пока они возились, охотник, пригибаясь, перебежал улицу и спрятался под крышкой мусорного бака.

— Хорошо хоть контейнер открытым оказался, — утёрла лоб Инга.

— Под хвостом у кабана пахнет лучше, — с видом специалиста оценил Расни и зажал нос. — Куда дальше?

— Прямо по тому узкому проулку.

Даяк выглянул в щёлку. Одна из лент направлялась в сторону бака. Когда она просвистела мимо, Красный Кот выскочил, стараясь не хлопнуть крышкой бака, и метнулся в проулок.

Здесь не было санаториев, палисадники с частными домами теснились близко друг к другу. Каждые ворота оплетали цветущие розы — бордовые, кремовые, фиолетовые, нежно-лимонные. Их потрясающий вид и ароматы наводили на мысль, что ты оказался в столичной оранжерее, а не в трущобах провинциального городка.

Охотник встал за толстенным, в пару обхватов, дубом, прикидывая обстановку.

Из-за забора палисадника вдруг вылез разноцветный котёнок. Жалкий, дикий, такой истощенный, что задние ноги с маленьким хвостиком заносило из стороны в сторону. Он с отчаянием посмотрел на человека.

«Тсс-с! Молчи, молчи, не мяукай», — прижал палец к губам тот.

Но детёныш всё равно раскрыл красную пасть и жалобно пискнул.

— К нам летит бельсераф, отступи! — предупредила Инга. — Выпьет этого бедолагу и успокоится.

Расни достал свою трубку, зарядил.

— Эй, ты чего, нельзя стрелять, прячься! — закричала девушка.

Он схватил котёнка, шмыгнул за дерево. И чуть сам не замяукал от боли — зверёк царапался, сражаясь за свободу, визжал. Пришлось выхватить из сумки трофейный шашлык. Маленькие зубки тут же увязли в мясе: малыш решил, что ради такого пира можно и помолчать.

Однако лента уже услышала возню. Выставив усы, она обогнула преграду и ринулась на добычу. Даяк дунул в сумпитан. Враг дернулся, стукнулся в полёте о дуб, отскочил…

На заборе повис жёлтый половик. Из которого торчало четыре длиннющих шипа чёрной акации.

Котёнок вырвался из рук и поволок свой обед в заросли.

— Видишь, у меня тоже есть шипы. Как думаешь, приживусь я здесь, Инга? — улыбнулся Расни несмело.

Та не смогла ответить, только отступила назад и скрыла лицо за дубовой корой.

Он посмотрел вслед мелкому:

— Старик Еонт рассказывал, что воин после смерти превращается в то животное, имя которого носит. И хранит своих родных от беды.

— Всё равно не стоило выдавать себя из-за котёнка.

— А я должен был стать воином, — продолжал Красный Кот, пробираясь между железным забором и плотно припаркованными машинами. — Чёрный Бык побывал всего у трёх племён, его наградили татуировками за то, что помог построить мост, принёс кабана и срезал голову соседского травника. Это вообще не подвиги! Посражался бы он с теми гигантскими змеями на острове реки Бурак, или выследил тигра-людоеда, или попробовал примирить между собой улу-айёров и оло-айеров, которые десятилетия враждовали из-за скалы с железной рудой.

Бельсерафов кругом становилось всё больше. Они заметили потерю товарища и выбирались из окрестных гостиниц, рыскали в поисках неведомого противника. Над «Мицубиси», под которым прятался Расни, просвистел один, другой, третий.

— Да-да, а ты весь Калимантан обошёл и покрыт наколками с ног до ушей, но до сих пор не воин, — возвела очи горе собеседница. — Слушай, давай уже продвигаться, скоро здесь от лент дышать нечем будет!

Охотник перекатился под соседнюю машину, прополз под следующей.

— Меня изгнали из родного племени за то, что не могу срезать головы. Отец дал мне такой шанс, когда я его спас, но эта проклятая слабость!..

— При чём тут слабость? Нерушимый Запрет, «Не убивай разумных», — Инга поправила очки, которых не было. Пегая морда тыкалась в дорогу рядом с их укрытием и поводила усами. — Ты не мог бы думать потише? Надоело нытьё.

— Сама чужие мысли подслушиваешь.

Стоило ленте прошуршать дальше, Расни перевернулся на живот, достал ножик и принялся мастерить стрелки из шипов.

— Лёгкие слишком и тупые, — ворчал он. — Разве что с близкого расстояния, да получше дунуть, а вот здесь надрез сделать, чтобы хоть полдозы вошло…

Опять начал мешать состав в плошке.

— Ты бы побольше нахимичил и положил в пакетик, под рукой же валяется, — заметила Инга. — О господи, советую яд в целлофане хранить! С кем поведёшься…

Расни сцапал пакетик, перелил в него яд и завязал. Дождавшись, когда враги немного успокоятся, даяк вынырнул из-под машины и перемахнул забор. По зелёнке было красться как-то привычнее.

Переулок наконец кончился, впереди раскинулся широкий проспект, весь закатанный в асфальт. Посередине его стояло здание, похожее на кусок сахара, одноэтажное и белое. Штаб МЧС с надписью «Предотвращение, спасение, помощь». Очень далеко, недосягаемо.

Кабардинка, ул. Партизанская

Расни перебрался через палисадники и спрятался в кроне ясеня, единственного на длинной улице дерева.

Бельсерафы решили отборные силы бросить на поиски того, кто смог уложить четверых из них и остаться безнаказанным. Они что, со всего города налетели? Здесь кружились и жёлтые, и оранжевые ленты, и такие, которые до сих пор не встречались — гораздо крупнее и темнее по окраске, свекольные и бурые, метра по четыре каждая.

Железные раздвижные ворота были приоткрыты, на них красовались звёзды о четырёх лучах. Через проём пробивался свет ламп, хотя во всём городе свет отключили, — видимо, стоял электрогенератор на случай аварии. Внутри наверняка лежат люди, которых наверняка охраняют.

Десяток лент постоянно носился взад-вперёд мимо, заглядывая в каждую щель. Враги шныряли через окна престижного гостевого дома, сидели на фонарях, высовывали усы из-за заборов.

— Незаметно прорваться не получится, — подытожил Расни. — Придётся драться, но их многовато.

— Да уж! Когда я была в такой переделке?

Инга вспомнила, как они с Доктором в 2049 году сражались против роботов-хирургов, ботов-поваров и прочей механической нечисти, огромная больница, бесконечный блекло-синий коридор…

— Калимантан сейчас выглядит не лучше, чем Неклида, — грустно улыбнулся Доктор. — Сплошная пустыня.

— Почему? — спросила Инга.

— Потому что так ведёт себя человечество, которое я зачем-то постоянно спасаю, — с досадой махнул Доктор. — Уже в твоё время древних джунглей на острове почти не осталось, их заменили пальмовые плантации. Каждые несколько лет пальмы сжигали, чтобы добиться лучшего урожая. Почва истощилась, стали применять стимуляторы, выжимая её до конца. После последнего крупного пожара там только песок.

Инга задохнулась от ужасного предчувствия. Она поняла, к какой катастрофе может привести это воспоминание, но забыть не получалось — Расни ухватился за него, вытягивая в верхние слои восприятия образ.

Карта будущего мира, на которой вместо цветущей земли — мёртвые барханы.

Даяк выронил трубку и закрыл лицо ладонями. Сумпитан скользнул по веткам куда-то вниз, стукнулся об асфальт. Пролетавшие мимо ленты тут же навострили усы, начали рыскать вокруг ясеня.

— Эй, ты чего! — Инга попыталась встряхнуть парня за плечи, но лишь обожгла его холодом. — Смотри, нас окружили, надо скорее прорываться к воротам, надо отбиваться!

Треугольные морды тыкались в крону, из-за заборов, из гостиниц летели ещё.

— Вы! — простонал он. — Вы, белые, погубили Остров! Сначала выгнали племя с земли, отняли у нас последнее. Потом уничтожили леса, засадили своими пальмами. Превратили мой край в пески! И ты хочешь, чтобы я тебе помогал?! Да умрите вы все!

— Расни, очнись! — взмолилась Инга. — Что ты впадаешь в истерику, как фифочка?

— Не смей называть меня девчонкой, — разозлился тот.

— Ты — это я. Девчонка.

— Будь кем хочешь, — сжал кулаки охотник. — А я — Красный Кот.

— Так сражайся!

Он спрыгнул с дерева, подобрал трубку, дунул раз, другой, третий, сбивая врагов, и выхватил меч.

Несколько тварей упало, зато больше десятка ринулись в бой.

Расни распластался на земле, рубанул одну, вторую. Раны были неглубокие, но бельсерафы промчались дальше, врезались в забор и заизвивались на газоне.

— Меч, что ли, тоже смазал? — догадалась Инга.

Охотник не отвечал, он подскочил пружиной, наконечником сумпитана ткнул ленту, перепрыгнул через следующую.

Кругом щёлкали заряды, между кончиками усов проскакивали молнии. Стоило всего раз попасть под такую — и конец.

Но даяк вертелся юлой, не давая себя поймать. Он рвался к воротам. Яд с его меча был смыт розовой кровью, и бельсерафы не обращали внимания на мелкие порезы, а рубить наотмашь мешал Запрет.

Дорогу перегородила оранжевая тварь, метра под три. Меч пронзил её насквозь. Враг закрутился, дёрнул — и вырвал клинок из руки.

До щели в створках оставалась пара скачков, только из-за мелькающих шкур её почти не было видно. Ленты стлались по земле, пытаясь обвить ноги, нападали со всех сторон. Пахло озоном.

Расни схватил пучок стрел из колчана и начал втыкать налево и направо. Босые ступни его бежали прямо по бархатным спинам, как по ступеням. «Ступени» проваливались, захлёстывая капканами. Они ловили лишь пустоту — противник уже падал внутрь здания.

— Ура! — кричала Инга, подпрыгивая перед пожарной машиной. Медик указывала на железную дверь с табличкой «Дежурный» в конце ангара. — Туда, быстрей!

Приземлившись на четвереньки, Красный Кот распрямился и рванул между грузовиков. На одном из них всё ещё работала мигалка, из окна свешивался водитель, каска валялась под колесом.

Узкий проход перегородили бельсерафы, они кишели, как пассажиры поутру в метро. Расни перекатился под колёсами, однако и тут было не лучше. До двери не добраться! Ленты струились сверху, ползли снизу, прыгали с машины. Заряд обжёг щиколотку, другой дёрнул в локоть. Усы стремились добраться до головы или сердца. Даяк втыкал шипы и отмахивался, как мог, сумпитаном, но его прижали к стене.

— Красная коробка с кнопкой, слева! — крикнула Инга. — Сорви крышку и нажми!

Окруженный скинул плащ и отбросил им врагов. Пока они рвали в клочки леопардовую шкуру, протиснулся вдоль по стене. Крышка отлетела под пальцами, кнопка оказалась тугая.

Из динамиков у потолка раздался вой. «Пожарная тревога!» — сообщил диктор.

Бельсерафы заметались, не понимая, откуда идёт звук. Пользуясь их смятением, охотник пробежал к двери и захлопнул её за собой.

Инга посоветовала повернуть торчащий в замке ключ, заблокировать ручку железным стулом.

Закончив, Расни повернулся — и чуть не угодил под разряд. Большая оранжевая лента подползла вплотную.

Сумпитан остался где-то среди пожарных машин. Молния прошла рядом с виском. Даяк уклонился и всадил между усов свой ножик, тоже благоразумно смазанный.

Тварь отскочила в угол, утащив нож, закувыркалась.

Всю стену занимал строгорасчерченный план Кабардинки. За столом с компьютером, в кресле безвольно откинулось тело дежурной. Над ним поднялась лиловая морда.

То, что Инга принимала за ковровую дорожку, ковром на самом деле не было. Оно свернулось, сжав татуированные ноги до хруста. Чем отбиваться?! Ни меча, ни ножа, ни сумпитана.

Вынырнув из-под стола, враг обвил гостя. Под мордой открылся круглый рот с мелкими зубками.

— Какая огромная, сильная! — сопротивляясь, выдохнул Расни. — Да убери от меня свои щупальца!

Хоть бы последний завалящий шип в колчане — но и того нет. Фиолетовая лента почти приставила усы к голове своей жертвы. Хуже всего — смотреть, как твоего друга убивают, и не иметь рук, чтобы ему помочь.

Вдруг Ингу озарило.

— Состав ещё остался? — закричала она. — Запихни пакетик с отравой ей в пасть!

— Бесполезно, яд должен попасть в кровь! — прохрипел Красный Кот. Он всеми силами не давал лиловому хвосту затянуться на шее.

— Это паразит, у него сразу всё в кровь попадает. Давай!

Охотник отнял левую руку, позволив ленте окончательно обвиться, и пошарил в сумке. Правой он пытался сдержать ус, кончик другого уже щекотал висок. Вдруг шепнул:

— Проклятье!

— Что?

— Пакетик твой лопнул, растекся состав!

Инга увидела, что тает. Сознание Расни ускользало, его почти задушили, сейчас второй ус прильнёт, разряд — и конец всему.

— Давай же! Не смей гибнуть! — призрачная ладонь хлестнула по щеке. Ледяная молния вырвала даяка из забытья. Он дернулся — и заткнул куском шашлыка круглый рот.

По бархатной удавке прошла судорога, бельсераф сжался с такой силой, что Расни отключился.

Очнувшись, он выпутался из обмякшего тела и поднялся на ноги. Пол качало. В дверь барабанили враги, в узкое, как бойница, окно ломились ленты.

Инга возникла снова:

— Я жива! Ты то есть. Теперь осталось позвонить по телефону, и дело сделано.

На столе рядом с компьютером был торжественно водружен зелёный, советский ещё аппарат с дырчатым диском и трубкой на проводе-пружинке.

Пошатываясь, охотник подошел к нему.

Мощные удары сотрясали дверь, бельсерафы облепили оконную раму снаружи. Двойные стёкла, толстые. Может, выдержат.

Приклеенная к телефону бумажка сообщала самые нужные номера, среди них — «Краснодар начальство».

— Суй палец в эту дырочку и крути, потом в эту, — командовала Инга.

Ничего не получалось — Расни слишком понравилось крутить, он всё время прибавлял лишние цифры.

— Ты наиграешься уже или нет?! — ругалась девушка.

Наконец, в трубке раздались гудки и за ними — недовольный баритон:

— Что, проснулись, Кабардинка? Где утренний рапорт, где отчёт за вчера? На лайте живёте!

— Нам нужна помощь, — раздельно произнёс Расни. Разговаривать с невидимым собеседником ему было непривычно, он искал глазами, где прячется дух. — Город захвачен врагами, все люди лежат, но их ещё можно спасти.

— Кто это? — удивились на другом конце провода. — Почему докладываете не по уставу? И… Что за враги?

— Длинные, летают, своими усами усыпляют человека, могут высосать кровь, — принялся объяснять даяк. Его не слушали:

— Пьёте на рабочем месте?! Уволю всех к чёртовой бабушке!

— Мы могли бы отправить видео, но интернета нет! — закричала Инга. Охотник повторил, как заклинание.

— У вас канал спутниковой связи, кидайте, — откликнулся баритон и отключился.

На улице было темно от жёлтых, оранжевых и лиловых лент. Свекольная снаружи щупала стекло, примериваясь расколоть его зарядами.

— Как же включить компьютер? — медик обыскивала каждый сантиметр стола. Под столешницей она заметила бумажку:

— Есть, вот коды! Жми кнопку. Пока грузится, вынимай ту волшебную коробочку, которую подобрал у берега с валуна. Нам надо передать через вай-фай видео на компьютер и направить его по электронной почте военным.

— Инга, я не понимаю ничего в твоей магии!

— Видишь мой палец? Ставь свой на его место и повторяй все движения. Давай, рисуем полукруг…

— Ух ты ж, светится! Смотри, картинки!

— Куда ты тыкаешь? Куда тыкаешь?! Это же так просто — увеличить изображение, зачем пятернёй-то лезть?

— Дух, ты из меня шамана делаешь, а я хочу быть воином.

— Нечего тут отлынивать! Давай набирай.

Пятерка лент приставила кончики усов по краям стекла, дала разряд. Разлетелись мелкие осколки. Враги принялись за второй слой.

— Каким образом, интересно, эта девушка убила вождя соседнего племени? — спросил Расни.

— Что?!

— Татуировка-кобра возле пупка.

— Нам код нужно вбить, хватит пялиться в телефон!

Через семь минут борьбы с новыми технологиями видео всё-таки отправилось. Штаб долго думал, просматривая, как ленты захлёстывают набережную, валят людей. Последнее сдерживающее стекло пошло трещинами, за ним гудели синие электрические дуги. В трубке зашуршало:

— На связи генерал Рудов. Сохраняйте спокойствие и попытайтесь найти убежище. По городу будет нанесён ракетный удар. Спасибо за вашу службу.

— Эй, какой ещё удар?! — взорвалась Инга, теребя Расни, чтобы говорил. — Здесь полно живых людей!

— Сожалею, но мы не можем допустить распространения подобной заразы. Всё побережье в опасности. К тому же, дача президента в нескольких километрах. Эвакуировать вас мы не успеваем. Прошу извинить.

Звонок оборвался.

— Нам не помогут? — спросил Расни, тревожно вслушиваясь в гудки.

— Нет, — ответила Инга, боясь поднять взгляд на друга. — Скоро кругом будет огонь, всех бельсерафов сожгут. Мы вряд ли это увидим, конечно. Вызвать бы ростки Древа, сохранить тебя… Чёрт, тут везде бетон, как им пробиться! Может, получится через дверь? Закрой-ка глаза. Что видишь?

— Наш Длинный Дом на высоких сваях, общая галерея, комнаты вождя, Ритайи, Чёрного Быка…

— Ищи вход в Древо! Открывай все двери подряд.

— Инга, их твой миллион! Здесь не только комнаты нашего Дома, но и всех даякских Длинных Домов, где я побывал.

Он распахнул глаза. Последнее стекло расходилось сеточкой трещин.

— Прости, что втянула.

Преграда лопнула. В комнату веером полетели ленты.

— Втянула — не втянула, — охотник вжался в угол, выставив перед собой зелёный аппарат, — а нас сейчас будут жрать!

Захваченный город, вид сверху

Дороги посёлка Кабардинка кутаются в пушистые сосны, как в песцовый воротник, их бережёт уютная тень. Почему же не шныряют по ним легковушки? Почему отдыхающие ленивыми мухами не ползают по пляжу? Где отблески неоновой рекламы? Всё встало, замерло, погасло. Только колышутся тут и там цветные полотнища, реют над тротуарами, облепляют санатории. Каждое здание теперь стало похоже на украинский свадебный венок.

Как такое случилось?

Человек, уезжая в отпуск, вываливается из жизни, пропадает. Его никто не ищет, он никому не нужен. Прошло бы нашествие в Питере или Москве? Нет, каждый ведь круглосуточно на связи. А здесь, посреди курорта — оно удалось.

Началось всё десять тысяч лет назад, когда одетый в шкуры пастух, убегая от бельсерафа, полз по пещере, которую вода выдолбила в слоистом песчанике. Пещера становилась всё уже и уже, и, наконец, сомкнулась. Лента догнала свою добычу, набросилась. Пастух бил ногами и посохом, лента извивалась, врезалась в стены. Ей всё-таки удалось сделать кладку, но хрупкий потолок обрушился, замуровав и жертву, и охотника. Его потомству ничего не оставалось, как перейти в спора-форму. Кальциевая оболочка тысячелетия защищала маленьких бельсерафиков.

Были ли другие подобные кладки? Даже если были, и попались рабочим во время разработки мергеля и строительства Новороссийска, то их повредили, или не догадались поместить в солёную воду. В начале мая 2019 года отвалилась часть скалы, в которой лежали яйца бельсерафов, и те наконец-то скатились в море. Большинство из них оказалось уже не жизнеспособно, но парочка вылупилась, откормилась на жирной черноморской ставридке.

Поначалу ленты действовали очень осторожно. Они напали ночью на сухогруз, качавшийся в Цемесской бухте; моряков не искали.

Спустя три дня группа водолазов, которые обследовали дно рядом с урочищем Голубая Бездна, заметили необычно крупных угрей. Думаете — тут-то всё и открылось? Как бы не так! Ученые предположили, что это может быть инвазивный вид, распространение которого вызвано изменениями климата.

Число тварей возросло. Они приглядели небольшое село, зажатое в ущелье, с единственной гостиницей — и та пока не работала. Однако попытка захватить Прасковеевку чуть не обернулось для бельсерафов полным уничтожением: местный казак успел запереться в «Запорожце» и позвонить лейтенанту-собутыльнику. На помощь жителям подоспели военные из расположенной рядом части. Потеряв половину группы, ленты скрылись в море.

Краснодарское начальство начало расследование инцидента, но особо не торопилось. Самым важным было не допустить утечки информации в прессу, а то как бы курортный сезон не сорвать! Присланный на место майор с этим делом отлично справился, взяв со всех участников подписку о неразглашении.

Бельсерафы, между тем, росли и учились. Атака на дикий пляж прошла незамеченной, обильному потомству удалось выжить. Они очень хорошо различали электромагнитные волны, постоянно чувствовали излучение вышек связи, и скоро поняли, откуда исходит угроза их планам. Поэтому при нападении на хутор Джанхот первым делом вырубили передатчики. А что тут сложного? Протянул усы, электрический разряд — и белый шкафчик дымится.

Это был крупный успех: хутор дал пятнадцать тысяч новых особей. Когда они вылупились, пришло время Кабардинки.


Квадратное, белое здание пожарной охраны облепили ленты разных оттенков, как муравьи — кусок сахара. Внутри притаилась комнатка дежурного. Там готовился дорого продать свою жизнь татуированный паренёк, держа за провод телефонный агрегат. На даяке уже не было ни плаща, ни ободка из перьев. Через узкое окно, словно через течь в днище корабля, хлестал пёстрый шквал атакующих.

Отовсюду вдруг послышались писклявые голоса:

— Вон, за креслом!

— Осторожно, плюнет!

— Четвертый отряд отобрал трубку, теперь безопасно!

— Не смейте усыплять, он тридцать шесть наших положил, рви на куски!

Расни понял, что кричат враги, и фыркнул:

— Я их не убил, скоро очухаются.

Все бельсерафы замерли, отчего попадали. Они подняли с пола изогнутые шеи:

— Что это было? — пропищал пегий.

— Еда разговаривает! — ответил другой.

— Я использовал не смертельный яд, — повторил охотник.

— Ну тогда мы поступим добрее, — предложил самый крупный, бурый. — Мальки, кто там первый в очереди на инкубатор?

Вперёд выползла желтая лента. Её оттолкнула большая абрикосовая:

— Подвинься, салага!

Абрикосовая неспешно подползла к человеку, придирчиво шевеля усами.

— Мелкий какой-то, худенький. Ладно, на безрыбье…

Конец хвоста махнул, аппарат отлетел и разбился о стену.

Расни поднял пустые кулаки.

И тут раздался этот звук. Тот самый, который возвращает надежду всем, кто попал в беду на просторах Вселенной.

— Аларм! Аларм! — всполошились нападающие. Они принялись суматошно носиться по комнате, а когда посередине начала появляться синяя полицейская будка — устроили у окна давку.

Будка встала вместо стола так, словно всегда здесь была. Из неё выскочил высокий старик в черной толстовке и солнцезащитных очках, обежал кругом, озабоченно посматривая на завязший в синем боку компьютер. Обернулся, сорвал очки и сощурился на стоящего в углу:

— Расни, ты жив? Мне казалось — Инга подаёт сигнал бедствия.

— Она вокруг вас скачет, — не сдерживая счастливой ухмылки, отвечал тот. — И кричит «Я знала, я знала».

Дверь будки открылась снова. На линолеум, словно на спину кракену, ступила симпатичная шатенка со вздёрнутым носиком.

В окно уставилось два десятка треугольных морд.

— О, ещё инкубаторы! — с энтузиазмом дернулся вперёд жёлтый.

И стукнулся о невидимую преграду.

Расни скосил глаза на пустое место:

— Инга говорит, что скоро здесь будут ракеты.

— Люди, всегда одно и то же! — возвёл глаза к потолку Доктор. Галлифреец указал в сторону улицы. — На их месте я бы тоже сомневался, что вы — разумные. Что с этим, убит?

Он кивнул на лилового бельсерафа, который валялся на полу, завязавшись узлом.

— Шашлыком отравился, — честно посмотрел Расни.

— Клара, ничего не покупай у местных! — наказал старик спутнице.

Та скорчила недовольную рожицу.

В проём осторожно вполз бурый и спросил, прижимаясь к стене:

— Кто такие ракеты?

— Огонь, дым, город к чертям, — пояснил хозяин синей будки. — Придётся вам снова лезть в море.

— Нельзя, невозможно! — завопила лента. — У нас здесь кладки. Малютки могут, конечно, окуклиться — но скорлупа раскиснет от воды!

— Надо было думать, прежде чем нападать, — заметил Доктор.

— Простите, раньше мы просто не принимали вас за развитых разумных существ, — склонил голову собеседник. Расни усмехнулся:

— То бишь не знали, что у нас есть ракеты?

— Да.

Здание сотряс мощный гул, который сложился в слова:

— Люди наша еда, — голос раздавался сразу со всех сторон. Он ревел, как горный обвал. — Не знаю, что случилось с остальными из моего народа, никого нет. Но я нашел на побережье достаточно пищи, чтобы мы снова процветали.

— Это Сам! Сам! — пригнулись ленты.

— Ваши предки были гуманнее. — Доктор погрозил пальцем стене, словно видел сквозь неё далёкого собеседника. — Они давно покинули здешние места, устав выцарапывать местных из дольменов, и подались на Восток, где расселились по берегам рек Янцзы и Хуанхэ. В Древнем Китае почитали Великих Драконов. Позже они достигли высот в философии и отказались от размножения. Особи вроде тебя могут жить многие века. Последний погиб семьсот лет назад. Цзяо-Лун Кай-Ку любил поговорить о звёздах…

— Пока Доктор бла-бла, время уходит, — передал Расни.

— Может себе позволить! — подмигнула Клара. — Он же Повелитель Времени.

Доктор потряс головой, прогоняя старое воспоминание, заскочил в свою будку и приглашающе махнул рукой:

— Поехали!

Расни крадучись проскользнул в будку следом за Кларой — и отшатнулся. Выйти не удалось, дверь закрылась.

— Колдовство! — восхищенно выдохнул он.

— Да-да-да, — прервал нового пассажира хозяин корабля, — только вот не надо выскакивать, бегать, щупать обшивку и кричать всякие банальности. Мы уже стартуем.

Огромное помещение сверкало рядами дисков. В середине возвышался помост с расширенной книзу колонной, от него лестница вела к галерее. На колонне торчали экраны, переключатели, тумблеры, которые Доктор начал дёргать и крутить с такой поразительной грацией, что наблюдать за виртуозным действом можно было бесконечно.

— Прекрати глядеть наверх и пригибаться, парень, — проворчал он. — В ТАРДИС никакие ракеты нам не страшны.

Клара достала откуда-то заварочный чайник и чашки из тонкого фарфора.

— Так это жилище? — осведомился Расни, соображая, куда повесить оставшуюся от ножа перевязь. Идея повесить её на рычаг хозяину почему-то не понравилась. — Мне нужно воскурить жертву духам Дома, чтобы благосклонно приняли гостя. Где тут у вас черепа поверженных врагов?

— О, мы не берём, — лукаво улыбнулась Клара, разливая чай. — Зачем захламлять интерьер! Они все даже здесь бы не поместились.

— Клара! — Доктор на секунду оторвался от пульта и посмотрел с укором.

Спутница рассмеялась — смехом, в котором хотелось расслышать звон летящих к теплой Земле звезд, заледеневших в бездушном небе… Инга удивилась собственной поэтичности — да и судя по видео из Челябинска, звучит такое как «бдау-у-у-дыдыщ-пашшш»!

Потом Клара подскочила к даяку, приподняла его локоть.

— Ты сражался с драконами? Ого, ну и раны! — присвистнула она и принялась рыться в сумочке.

— Это я сражался с котёнком.

Доктор, яростно выкручивавший янтарную ручку и прижимавший другую ногой, спросил:

— А где всё-таки Инга?

— Мы поменялись, — пожал плечами Красный Кот. — Она дала мне немного своего времени, чтобы пройти мимо бельсерафов. Скоро Инга вернётся, а я отправлюсь на полку, ведь моя жизнь истекла.

— Так ты что-то вроде зомби? — спросила Клара и прижгла царапину йодом.

— Да. Уй… Противное снадобье!

Когда обработка была закончена, Расни спросил:

— Интересно, почему ленты раньше не разговаривали, а потом начали?

— Они не издают звуков в нашем диапазоне слуха, — ответил Доктор, — а посылают электромагнитные волны. Ты их услышал, когда ТАРДИС начала переводить.

— В базе Древа не было такого языка, — сказала Инга и попросила охотника передать. — Видимо, человечество с ними никогда не общалось.

Всё затряслось. Доктор обежал консоль и дёрнул переключатель вниз:

— На их языке — нет. Зато Великие Драконы научились подражать речи людей и даже изобрели для неё девятнадцать тысяч иероглифов.

— Ты говорил, что древние бельсерафы были гуманнее, чем нынешние, — заметила невидимая врач. — А на самом деле — ещё хуже! Это сколько за века они выдавили слёз у бедных китайских школьников? Сколько пота и крови?!

Туу-тум, туу-туу-тум, — послышалось вокруг.


Открытое море, 29 км до Цемесской бухты


Фрегат полным ходом шёл к назначенной цели. Роскошный, белый, новенький, весь в кругляшах радаров, с гордо поднятой локационной башней, корабль вздымал в небо зенитный ракетный комплекс «Ураган».

В каюте были распахнуты все иллюминаторы. Через них виднелся пенный вал, он расходился двумя снежными хребтами. Машины гудели. Между люками висел портрет Сталина. За столом из красного дерева, на кожаном кресле сидел капитан 1 ранга Владислав Ладыгин.

Зазвенел телефон.

— Корабль вышел на боевую дистанцию, — доложили из рубки.

— Готовьте пуск. Сейчас буду, — отозвался капитан, не отрываясь от бумаг. Ракеты надо было ещё списать и снять с учёта.

В углу каюты стоял плазменный телевизор. Полки прогнулись от папок с личными делами экипажа. Из приоткрытого шкафчика выглядывали набор армянских коньяков, бутылка сладкого мускателя «Массандра» и пять видов водки.

Дверь дёрнул широкоплечий лейтенант в бескозырке:

— Разрешите доложить!

— Давайте, — проворчал капитан. Кто придумал заполнять этот бланк, тысяча чертей?!

— К вам из комиссии по бак-оружию! — отчеканил моряк.

— Что?! — поднял голову Ладыгин. — Как они у нас на корабле-то оказались?

— Говорят — прилетели.

— Я тебе дам «прилетели»! Под трибунал пойдёшь! Дежурного по локаторам ко мне… Ладно, после. Зови.

В кабинет ворвался высокий сухопарый старик, одетый как шпана. За ним шли фигуристая девушка и полуголый татуированный призывник.

— Мы договоримся с лентами, они больше не будут трогать людей, остановите пуск! — Старик выдрал бланк из-под носа капитана.

— Уже нельзя, город взят на прицел, — отозвался тот, пытаясь вернуть бумагу.

— Вы допустите гибель тысяч мирных жителей, даже не попытавшись их спасти?

— Ничего не могу поделать, приказ сверху.

— Вот не хотел этого, но иначе солдафоны не понимают! — Представитель комиссии достал потёртую чёрную книжечку.

Психобумага всегда показывала нужный документ, однако Ладыгин о том не знал. Он встал, вынул из сейфа покрытый сверкающими полосами защиты документ, на котором стоял гриф «Особой важности». Долго вчитывался в удостоверение, сверяя не там расставленные точки и запятые с шифровкой. Потом надел белую фуражку с распластанным орлом и приложил к ней ладонь:

— Прошу простить, господин президент! Не узнал, отличная маскировка! Вы по телевизору немного ниже кажетесь. Чуть-чуть совсем. И у парней маскировка что надо! Хотя с наколками перебор, — поглядел он на телохранителей.

— Разве у вас не принято обращение «товарищ?» — задумался избранник народа.

— Что, уже?! — Глаза капитана стали круглыми. Он быстро вынул из тумбочки фуражку с блистающей красной звездой, надел, а с орлом кинул в мусорку.

— Вы ракеты остановите или нет?

— Прошу простить, товарищ президент! Будет выполнено! — Ладыгин поднял телефонную трубку и скомандовал: — Отменить пуск!

— Молодец, — процедил старик.

— Только пожалуйста… — Капитан прижал фуражку к груди. — Не посылайте Лаврова договариваться, а? Он уже в Донбассе и в Сирии надоговаривался, эдак весь мир сожрут!

— Без него справимся, — успокоил Доктор и отправился обратно к ТАРДИС.


Кабардинка


Возле здания МЧС смеялись пожарные, все вместе успокаивали курящую дежурную. Они то и дело изображали волны руками и хохотали над бурной реакцией женщины. По дороге пронеслась машина скорой помощи без сигнала, но с работающими маячками.

— Расни, тут многие интересуются, — начала Клара. Из-за её спины выглянула лиловая лента — и снова спряталась. — У тебя не осталось того молочка синей жабы? Очень, говорят, вещество хорошее.

— Вредно это, — отрезал даяк. — Потом мозги выворачиваются, как у шамана.

Он посмотрел на бельсерафа, который хитро поводил усами — и махнул рукой:

— Хотя какие там у вас мозги! Вот, забирайте.

На ладони Расни чернел сушеный плод.


150 м над набережной Кабардинки


Цемесская бухта положила треугольную бирюзовую морду на берег. Её чётко окантовывала жёлтая полоска пляжа. Среди зелёных кудряшек алели крыши, выступали, как океанские лайнеры, длинные корпуса санаториев.

Над бухтой медленно плыла полицейская будка. Расни осторожно выглядывал в дверь, Клара сидела на пороге и болтала ногами.

Остов сосны, сухой и покосившийся, начал раскачиваться. Через десять метров от него заходил из стороны в сторону другой, такой же.

Вдруг стало понятно — это не сосны. Это кончики усов.

Между ними поднялась длинная голова, распахнула чёрные блестящие глаза со спутниковую тарелку каждый.

То, что зрители принимали за полоску жухлой травы, оказалось шерстью чудовища, которое разлеглось полумесяцем на горе. Его узкий хвост тянулся метров на пятьдесят по склону.

Дракон изогнул тело высокими арками — и пополз к морю. Из санаториев к Саму потянулись желтые, красные, лиловые ленты. Они цеплялись ртами за длинное тело, облепляли кругом.

Двое оранжевых бельсерафов пролетели возле ног Клары, сделали пируэт и спиральками пошли вниз. Под брюхом у каждого прижималась гроздь вишнёвых шариков.

Пёстрый от ярких лент, змей скользил, едва касаясь земли. Он был всё ближе.

— Уйдите оттуда! Кыш! — прикрикнул Доктор.

Расни с Кларой едва успели отскочить: дракон собрался пружиной, прыгнул — и влетел прямиком в ТАРДИС. Наблюдающих окатил ледяной ветер, корабль содрогнулся от свистящего гула.

Полоски трепетали. Их калейдоскоп пронёсся возле консоли управления и нырнул в нижнюю правую комнату. Тело Сама всё струилось и струилось мимо, как река, которая играет на солнце бликами.

Грузовой состав бесконечно тарахтит по железной дороге именно тогда, когда вам надо её перейти. А кончается он внезапно.

Так же внезапно оборвался шум, хвост бельсерафа скрылся, Доктор захлопнул дверь. Потом раскрыл снова и прокричал:

— Не напачкай мне там!

Отставшая жёлтая лента нырнула ему под руку.

Устроив нового пассажира, хозяин брезгливо отряхнул ладони и пробежал к пульту управления.

— Всё-таки я не понимаю, как может океан разговаривать, — признался Расни.

— Ну ты же слышал, — стрельнула глазками Клара, — волны плескали «Наконец-то!», когда Доктор предложил ему компаньона. Океан уже наверняка подготовил сгустки протоплазмы для кладок, Саму понравится.

— Пусть только попробует сказать, что не нравится, — проворчал пилот. — Пойдёт котам на коврик. Возни с ним, как с больным далеком.

Планета Соляринеус, 30 секунд до создания Континента Драконов

Представьте бурлящую манную кашу, которая пытается сбежать из кастрюли, но ей не дают. Представили? Теперь помножьте на пару триллионов кастрюль и разлейте по поверхности планеты.

Взрывающиеся протуберанцы, пузыри размером с Австралию, течения, которые поднимают со дна туши давно затонувших скал.

Океан никогда не затихал — он думал.

ТАРДИС приземлилась прямо на водоворот диаметром в несколько километров. Под ней тут же выпрыгнул остров. Их ждали. Ждали очень, очень давно.

Синяя будка открылась, наружу извергся разноцветный поток. Он удлинялся и удлинялся, словно гирлянда из шляпы фокусника, которой хватает, чтобы обернуть всех зрителей, и непонятно, как она уместилась-то в шляпе.

Туман над водой разошёлся. Повсюду в Океане стали видны клочки суши с пляжами и пицундскими соснами. Под соснами лежали существа, похожие на тюленей без головы, они лениво шевелили плавниками.

Пляж справа тянулся и тянулся, терялся в дымке. Сам приземлился на него, сложившись арками. Осторожно протянул морду к тюленю, повёл усами. Раздалось рокотание, как дальние раскаты грома:

— А у них точно нет этих…

— Ракет? — негромко подсказал Доктор, прислонившись к будке и удобно скрестив ноги.

— Мозгов!

— Ну, если ты очень попросишь, Океан создаст существ, которые могут разговаривать. Но они будут лишь его марионетками, так что общаться вам придётся тет-а-тет. Учись.

Дверь за галлифрейцем закрылась, ТАРДИС растворилась в воздухе, появилась снова, потом пропала.


Берег Цемесской бухты. Да, опять.


Почему ещё плохо быть без тела — нельзя переодеться. «Первым делом сниму это ужасное пончо», — думала Инга, стоя на диком пляже рядом с веселящимися друзьями. Хорошо, что кроме охотника её никто не видит.

Расни разворошил костёр и вытянул палкой из песка улитку, завернутую в печёные листья.

— Поскольку я вместо тебя, улиток приготовила как бы ты, — заявил он.

— Можешь не оправдываться, — откликнулась призрак. — Никого из твоего племени здесь всё равно нет, нарушай свои табу сколько влезет.

Доктор отказался от угощения, а Клара сделала вид, что пробует. Даяк с помощью ножа ловко справлялся с моллюсками и протягивал ей раскрытые раковины.

Бутылка муската (перекочевавшая в кожаную сумку из шкафчика капитана) пришлась кстати, благо в ТАРДИС нашлись бокалы из Римского дихроического стекла, которое было рубиновым в тени и изумрудным на солнце. Этим бокалам исполнилось две тысячи лет, стоил каждый как весь Люксембург. Разбили они всего два.

— Пора, прощайся, — легонько тронула Инга за плечо.

Расни вздрогнул. Медленно встал, засунул по местам нож и сумпитан.

— Дорога вышитым платком вам, Доктор. Пока, Клара! Возьми всё-таки пару черепов, в хозяйстве пригодится.

— А я думала — скажешь что-то вроде «не оставляй его одного».

— Зачем, ты это и так знаешь.

В ответ на кивок Доктора Красный Кот поклонился, улыбнулся через силу и зашагал к морю.

Инга взглянула ласково:

— Здорово ты тогда, у ворот, прямо по бельсерафам промчался.

— А ты подсказала с красной кнопкой, — вспомнил Расни. — У ворот просто злость взяла на то, что сделали с моей землёй. Был бы я жив… — он сжал сумпитан.

— Телефон выложи, мне его надо вернуть.

Ловкие пальцы выудили из сумки розовый кирпичик, уверенно нарисовали «D» и увеличили картинку:

— Красивая девушка. Правда, татуировок на запястьях маловато.

Расни отложил волшебную вещь на валун, медленно выпрямился. В карих зрачках уже ширилась тьма.

Горизонт охватывал безбрежным краем, облака взмахивали голубиными крыльями, зыбкая дымка качалась над тоннами воды. Жалко, что нет дельфинов.

К бабочке на груди потянулась призрачная рука. Пустое море.

Обречённый скрестил перед собой локти, как будто это могло защитить.

Ледяные пальцы прошли через них, не заметив преграды, обожгли кожу и нащупали шнурок. Сердце билось часто-часто.

— Погоди немножко, — попросил Расни. — Вдруг сейчас появятся.

— Тянешь всё, — прозрачная фигура отпустила, дала вздохнуть, отвернулась. — И тебе так сложнее, и мне.

Мутные бирюзовые воды накатывались, отступали. Придёт волна, поднимет гальку, и снова бросает. Бегущая за ней тоже хватает те же камни, не даёт им покоя.

На какой планете он очнётся в следующий раз? И для чего? Нужен ли ему этот «следующий раз»?

Родной остров сейчас превращается в пустыню. А изгнанник должен вечно служить клинком в чьих-то чужих руках.

— Слушай, Инга… Ты можешь отметку возле меня оставить, чтобы уже не трогали? Вроде «не беспокоить»?

Она с болью посмотрела на друга:

— Хорошо. Напишу, что у тебя ложная самоидентификация. И когнитивный диссонанс между Путём и Запретом… М-да, похоже на диагноз, извини. Но вряд ли кто-нибудь захочет подобных проблем.

— Благодарю, лекарь.

Инга слышала, как у даяка внутри скрежещут тектонические плиты страха перед небытием и отчаяния поскорее всё закончить. Сталкиваются, трутся, словно мельничные жернова.

Она должна поскорее избавить Расни от этого. Именно она обязана сейчас сделать всё быстро. Зашла со спины.

Лёгкое касание под лопаткой. Холод глубже…

Охотник заставил себя не дёргаться, он шарил глазами по водяным холмам и впадинам, которые до самого дна пронизаны светом. Рыба плеснула…

Нет, не рыба — дельфины! Пришли таки.

Спину опять согрело солнце.

— Инга! — взорвался Красный Кот, развернувшись. — Сколько уже будешь мучить?!

Та опустила голову и сказала:

— Слушай… Я подумала — сейчас отпуск, ничего полезного не делаю. У тебя есть полторы недели. Перемещайся через Древо на свой Калимантан, в шестнадцатый век, места любимые посети. Попрошу одного знакомого, пусть научит проходы в нужное время и место открывать. Там же твоя девушка осталась, Ритайя? Как она кулачки держала, чтобы ты побил Чёрного Быка! И ведь побил.

Расни понял не сразу. А потом сжал пальцы в замок и потряс в радостном жесте:

— Спасибо! Спасибо, о дух!

Ноздри его раздулись, губы напряглись в озорной улыбке. Впереди были только приключения.


Северный Калимантан, 1563 г.


Посреди древних джунглей, у берега реки Кайян, стоял на шестиметровых сваях Длинный Дом даяков. Возле него, под навесом из листьев, женщина в деревянной ступке толкла корни маниока.

От зарослей к женщине бежали два мальчика, сверкая босыми пятками.

— Мама! Мама, на нас напал удав длинной со старую пальму. Змея обвилась вокруг Сури, стала душить. Но из леса кто-то выстрелил, и она погибла!

Сын подал Ритайе стрелу.

Женщина охнула, потом склонилась над красным оперением и заплакала. Кольца в ушах зазвенели.

— Ну почему ты плачешь? Всё же хорошо! — Мальчик погладил мать по спине.

— Я не плачу, — жена Чёрного Быка отёрла полой юбки слёзы, — я радуюсь. Красный Кот всё-таки стал воином! Вон его птичка, на отшибе стоит. Принесите к ней манго и поблагодарите за помощь. Он любил манго…


о. Калимантан, Саравак, 1942 г.


Их было всего одиннадцать, крестьян-ибанов с дедовскими мечами и духовыми трубками. До стоянки отряда японской Императорской Армии оставалось полчаса ходу по джунглям. Но всех одолевали сомнения. Первым остановился молодой коммунист:

— Где наш Абду? Умбар, куда он делся, уж не крокодил ли его съел?

— Запропал Абду, с самого привала не видел.

— Все мы пропадём! — откликнулся крестьянин со шрамом во всё лицо. — Что мы против японцев? У них пистолеты у каждого, винтовки, автоматы. Не подобраться к лагерю. Как дадут очередью по кустам — и можно одиннадцать птичек ставить!

Крестьяне разом зароптали, идти на верную смерть никому не хотелось. Тогда крепко сложенный старик поднял кулак:

— Вы надеетесь отсидеться в лесу, пока узкоглазые будут резать детей в Длинном Доме и насиловать женщин? Посмотрите, как они обошлись с деревней меланау!

— У нас нет шансов, — скрипнул зубами Умбар. Остальные продолжали причитать.

Старик одним движением распахнул рубашку. Вдоль груди вилась татуировка-дракон.

— Видите рисунок? Я из Чёрных Быков. Моему роду покровительствует могущественный дух. Он поможет, ведь мы — за правое дело.

Воины замолкли и пошли дальше. Впереди среди деревьев показались огни Императорской Армии. Тут коммунист запнулся, чуть не упал — и сдавленно прошептал:

— Смотрите, валяется кто-то!

— Похоже, Абду, — склонился над телом крестьянин со шрамом. — Он спит!

Умбар прищурился:

— Японцы за выдачу партизан дают триста иен и помилование для всей семьи. Сдаётся мне, эта гадюка шла нас сдавать. Только вот кто его остановил?

— Видите, я говорил вам! — Старик вытащил из шеи лежащего стрелу с алым оперением и торжествующе показал всем. — Знак Красного Кота! Духи на нашей стороне!

Даяки бесшумно двинулись в бой. Завтра Император не досчитается целого отряда.


Келабитское нагорье, граница с Индонезией, май 2000 г.


Горец из племени лунь баван закивал и проговорил длинную фразу на своём лающем языке. Расни изобразил пальцами «птицу-носорога» — знак дружбы. Поклонился, повернулся к трём даякам и швейцарскому журналисту Бруно Мансеру:

— Они впечатлены твоей борьбой с оккупантами. Лунь баваны переведут вас через горы и готовы сделать всё для Освободительного Движения В Защиту Джунглей.

Переговорщик подобрал прислонённый к хижине сумпитан, пристегнул меч. Лицо его было сосредоточенным и отрешенным.

Швейцарец подошёл к своему хранителю:

— Красный Кот, пожалуйста, не исчезай опять! Никто из нас не знает их языка, и что там на границе встретится?

Дикарь, двадцать раз спасавший журналиста, только покачал головой.

— Прости. У меня кончилось время. Дальше вам придётся идти самим. Может быть, и получится как-нибудь помочь, только особо не рассчитывай.

Он нырнул в джунгли, скрывшись за кустом папайи. Добежав до толстенной расамалы, прислонился к ней спиной.

— Всё, Инга, я готов. Последняя минута пошла, так?

Призрак давно ждала этого, ворчала, а тут подёргала себя за серёжку-лисичку и сказала с тревогой:

— Без тебя Бруно пропадёт! Или местные его съедят, или носатые обезьяны кокосом прибьют.

— Что мог, я сделал, — вздохнул Расни, закидывая руки за голову и любуясь на растущую грозовую тучу. — Если кому-нибудь из Древа ещё понадоблюсь — продолжу.

— Так ты передумал отшельничать? Мне не писать на твоём фонаре «не беспокоить»?

— Передумал.

Он спокойно ждал, распрямив грудь и не закрываясь. От ледяного прикосновения перехватило дыхание, но Красный Кот всё равно улыбался.

Опять, опять берег Цемесской бухты

Расни учил Клару есть улиток. Вдруг побледнел, наскоро простился, пошел к морю. Минуты три стоял неподвижно, часто дыша. Потом вскинул руки, сложенные замком — и его поглотили ростки. Когда древесная клетка втянулась обратно в песок, у приливной полосы осталась Инга в рваном пончо.

Шатаясь, она подошла к костру, села на бревно.

— Что же ты всё-таки за существо? — нахмурился Доктор.

— Я — Инга Меланцева, врач-инфекционист, — ответила девушка. Она дрожала. Вечер был жаркий, угли тлели, однако согреться не удавалось. — И у меня только что кончился отпуск.

Подышала на пальцы, потом спросила:

— Почему ты так долго не прилетал?

Доктор махнул, как будто ловит муху, усмехнулся и принялся рассказывать.

Когда он закончил, Инга передёрнула плечами, сказала сконфуженно:

— Прости за Грейн. Не знаю, что тевтонке от тебя понадобилось; вот мне её совсем не жалко.

Доктор поглядел исподлобья, уголок рта его чуть-чуть скривился, но Инга ничего не заметила.

— Значит, вы снова оказались на Неклиде? — спросила она. — Бр-рр, там эти чёрные щупальца. Совсем не то место, куда хочется возвращаться.

— Почему, вполне милая планета, — широко улыбнулся Доктор. Зубы у него были ровные, белые, как у двадцатилетнего. Потом сморщил нос и потряс пальцами, как будто отряхивает, проворчал: — Если бы не иллинойцы.

Клара отправилась купаться, прямо в платье.

— Я думала, бельсерафы не разумные, — обронила Инга.

— Они и не разумные. Мозг слишком тяжел, как с ним летать? — пояснил галлифреец. — За всех Сам разговаривает, а то одному скучно.

— Ну у него и шизофрения! — присвистнула девушка.

— Кто бы говорил.

— О, у меня-то? — рассмеялась она. — Самая острая форма раздвоения личности во всей Вселенной, можешь не проверять!

Клара вылезла из воды и принялась отжимать волосы.

— Может быть, мне только кажется, что мир не такой, каким должен быть? — задумалась Инга. — Древо, шерстистые змеи, твоя ТАРДИС…

— Я же тоже всё это вижу.

Доктор сцепил ладони в замок и прижал указательные пальцы к носу.

— Да? А если ты — мой сосед по палате?

— Тогда зови санитаров, — посоветовал он с торжественной серьёзностью.

Солнце падало за горы, обрезая последний день отпуска.


Геленджик, р-н Северный, ночь того же дня


Ага, ты даёшь котёнку сосиску, молодец. И улетаешь навсегда, а животное от бескормицы погибает. Ты не можешь взять малыша с собой в самолёт — нужны же переноска, справки, отдельное место. Да он и не перенесёт дороги. Чтобы спасти кроху, ты должен остаться тут жить. Способен ли ты полностью изменить свою жизнь из-за сострадания? Если да, то ты — бог. Бог котёнка.

На кухне цвели во всю стену астры. Инга наполнила бокалы снова, поставила бутылку молодого сладкого вина, которое казачки из села Пшада настаивают на смородине, и спросила Маринку:

— Ты действительно думаешь, что мне не хватает того… Посмотреть сериал и поругать власть?

— Определённо, — ответила уложившая детей мамашка, закусывая.

Из соседней комнаты раздался визг, топоток, крики «давай покажем!»

В проходе возникло ухмыляющееся лицо мальчишки. За спиной Евстафий прятал обувную коробку, там что-то скреблось и надрывно мяукало.

— Мам, у нас для тебя сюприз! — объявила босоногая Виолетта.

— Нет, тилькы не кошенятко! — прикрылась тарелкой Маринка. — Ни за шо!

— Ну ма-ам, он такой худенький, такой разноцветненький… — заныл мальчик.

— Тю! А чёрному, рыжему и двум полосатым шо в миску положим? — указала хозяйка на четырёх любопытных ушастиков, которые выглядывали из-под дивана. — Я разорюсь на корме!

Валя шмыгнула носом.

— Выбирай, — насупилась на девочку мать. — Или куклу на твоё завтрашние день рождение купим, или кошенятко оставим.

— Ла-адно, — вздохнула та. — Ободусь без куклы.


Отдельная Вселенная Древа


Плетёный коридор разветвлялся в пяти направлениях. Узорчатая гусеница размером с лошадь пыталась ускользнуть вниз, к озеру, где её точно не выловишь. Инга перегораживала левые арки, махая изо всех сил веткой, лось тряс свою шишку. Шишка недавно свалилась в пропасть и не желала включаться.

— Слушай, Буллвинкль …

— Винтераксис.

— Почему мне так мало осталось?

Гусеница поднялась на дыбы, коричневые ножки подрагивали. Она плюнула паутиной. Инга отразила тенета веткой и плеснула в ответ настой чеснока. Враг сжался — и прыгнул на девушку. Отбиваясь пустым тазиком, она услышала:

— Мы живём ровно сто-олько, сколько нам отпущено на Путь.

— А если я… — На тебе, на! — Не буду его проходить, этот Путь?

Сисадмин, разобравший шишку на чешуйки, пожал костяшками под свитером:

— Пу-рр. Ты не смо-ожешь. Такова твоя природа — искать и находить ответы, преодолевать трудности и идти к совершенству в своём искусстве.

— Но почему так? Кто придумал ваши дурацкие правила?! — пропыхтела блондинка, которую придавила красно-зелёная туша.

— Ты. Я. И наверняка у нас для того была ве-еская причина.

Лось колотил прибор ладонью. Прибор жалостно мигал.

Гусеница, преодолев сопротивление, кинулась прочь по коридору. Инга ухватилась за ядовитые щетинки и заскользила ступнями по лианам. Мимо пронёсся лазерный разряд, насекомое взорвалось посередине, а девушка отлетела к стене с пучком иголок в руках и вся в жёлтой жиже.

— Чёрт, лучше бы я не знала. Как теперь жить, если понимаешь, что скоро жизнь бац — и кончится?

Друид фыркнул невесело:

— Наивная де-евочка! За всё надо платить. Пользуешься силой Древа — будь готова к после-едствиям. Многие знания, многие… Чего там? Печеньки? — он направил шишку на потолок. Оттуда забили струи воды.

— Да я сюда вообще больше ни ногой! — заявила Инга, отмывая с себя гусеницу.

— Правильное решение. Правда, невыполнимое.

Винтераксис провёл по стене, открылся проём. Ветер Сахары обдал их и мигом высушил лужи.


Москва, 29 мая 2019 г.


Инга сидела на скамейке и пролистывала утреннюю «Комсомольскую правду», чтобы хоть немного взять себя в руки перед встречей. Строчки скакали, читать не хотелось, но один заголовок всё-таки заинтриговал:


Генерал-майор ФСБ: Атака террористов на российские города — экзамен для силовиков

По сообщению нашего специального корреспондента, жизнь в Кабардинке вернулась в прежнее русло. Напоминаем, что этот посёлок, расположенный на берегу Цемесской бухты Чёрного моря, в понедельник, 27 мая, подвергся нападению террористов. Ими был применён специальный галлюциногенный газ, который вызвал у населения различные видения и массовый паралич.

Источник в силовых структурах региона предоставил сведения о нападающих, являющихся членами геленджикских криминальных группировок. Без всякого сомнения, их целью был срыв курортного сезона и устранение конкурентов в лице крупнейших пансионатов Кабардинки. Информация о турецком следе пока не подтверждается.

ФСБ России принимаются все возможные меры для недопущения повторения…


Инга отложила газету на скамейку и поглядела вдоль аллеи. Она собиралась на свидание в Измайловский парк, как в первый раз: макияж из салона, идеально ровный пробор, коралловая мини-юбка и облегающий жилет. Давно придумала, что сказать, но всё равно трепетала.

От станции метро приближалась подтянутая фигура вфутболке с модным филином, теперь уже белой. Инга заставила себя встать, зашагать навстречу — и заговорила сразу, не давая шансов сомнениям:

— Алекс, знаешь… Женись на Маринке. Она хорошая, готовит вкусно. И с детьми поможешь.

— Лисёнок, зачем мне Маринка? — пожал физрук широкими плечами. — Я тебя люблю. Вот, держи, в аэропорту купил.

Алексей протянул картонный цилиндрик. Внутри оказался флакончик с грушей и в кружевных оборках, от них шёл карамельный аромат.

— Я тогда Маринку просил, чтобы она тебя подготовила. Поговорила, что ли. Самому как-то беспонтово было навязываться. Ну, после того, в машине. А по вацапу ты не отвечаешь.

Инга схватилась за телефон: 32 непрочитанных сообщения.

— Лёшенька… — выдохнула блондинка и обняла любимого.

Они стояли вечность, боясь шелохнуться, боясь разбить этот миг, сделанный из дихроического стекла, и щемящий, и сладкий.

— Как твои ожоги? — спросила Инга, гладя щекой тонкий хлопок.

Алексей покривился, хмыкнул. Пока он лежал возле Замка Страха, правая нога попала на солнце и порядочно обгорела.

Из далёкого динамика неслась песня Юты:


Когда настанут холода

И белая дорога ляжет,

Все промолчат, никто не скажет,

Что с холодами не в ладах…


Вдруг Инга отстранилась:

— Только слушай… Я же уйду скоро. Наверное, сразу после защиты, осенью.

Посмотрела с тревогой и прошептала:

— Не знаю, что с тобой будет… И с мамой.

— Уезжаешь? — упавшим голосом спросил Алексей и заломил кисть. — За границу, что ли?

— Почти, — обронила она, разглядывая асфальт.

— Ну пока-то — здесь?

— Здесь.

— Тогда пойдём, пройдёмся до кафешки. Ещё июнь не начался, и бабье лето, говорят, долгое будет. Погуляем.

— Точно! — улыбнулась Инга сквозь слёзы.

По дорожке шли под руку парень и девушка. Они не были повелителями своего времени, и всё, что у них оставалось — лето, которое шумело кругом. Но тем ярче сияла трава после дождя, тем острее пахла сосновая кора и пронзительнее журчала вода под мостиком.

— Инга, — хитро скосил глаза Алексей, — а ты вот действительно бы так просто уступила меня Маринке?

— Ага, ей нужнее, — беспечно ответила девушка. — Знаешь, у меня теперь такое чувство… Как будто все люди на Земле — это один и тот же человек.

— Да? И что же он делает?

— Смотрит на звёзды.

Солнце сквозь тучи следило за ними, и от золотого шара тремя зигзагами шла лазурная полоска. Вот в хвосте просвета показалась точка. Она подросла в синюю коробочку, потом стала будкой, мигнула несколько раз — и исчезла.

Поле заливали одуванчики, воздух казался густым от медового запаха. Алексей облокотился на перила мостика, кинул монетку в воду.

— Слушай, а зачем тому человеку смотреть на звёзды?

— Потому что те, на звёздах — тоже он, — улыбнулась Инга.

— Получается слишком грустно: ведь кроме него, никого нет. И одиноко.

— Вот потому-то человек и старается об этом забыть.

Небо расчистилось и стало пронзительным, словно засасывало своей глубиной.



Оглавление

  • 24 мая 2019 г., Москва, Ботанический сад
  • Москва, р-н Северное Тушино
  • Москва, аэропорт «Домодедово»
  • Геленджик, ночь, крыша 5-этажки
  • Внутри перевёрнутого разума
  • 27 мая 2019 г., Геленджик, р-н Северный
  • Кабардинка, набережная, «Замок страха»
  • Снова берег Цемесской бухты
  • Напротив детского лагеря «Альбатрос»
  • Кабардинка, ул. Партизанская
  • Захваченный город, вид сверху
  • Планета Соляринеус, 30 секунд до создания Континента Драконов
  • Опять, опять берег Цемесской бухты