Убийство в спальне Дело о дневнике загадочной блондинки. Дело о кричащей женщине [Эрл Стенли Гарднер] (fb2) читать онлайн

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ том 26

THE CASE OF THE FIERY FINGERS

THE CASE OF THE SUN BATHER'S DIARY

THE CASE OF THE SCREAMING WOMAN

УБИЙСТВО В СПАЛЬНЕ Романы

УБИЙСТВО В СПАЛЬНЕ

Глава 1

Перри Мейсон вошел в контору усталый: целый день он провел в суде. Его секретарша Делла Стрит подтолкнула к нему внушительную кучу писем на столе и сказала:

— Их надо подписать, но домой вы так просто не уйдете: в приемной сидит клиентка, с которой надо встретиться. Я ей объяснила, что если она подождет, то вы ее примете.

— Сколько она ждет? — спросил Мейсон, взяв ручку и начав бегло просматривать письма.

— Больше часа.

— Как ее зовут?

— Нелли Конуэй.

Мейсон подписал первое письмо, Делла Стрит быстренько промакнула, взяла и сложила его в конверт.

— Чего она хочет? — спросил Мейсон.

— Она не желает говорить, обмолвилась только, что у нее срочное дело.

Мейсон нахмурился, подписал второе письмо и вздохнул:

— Уже поздно, Делла, весь день я пробыл в суде и…

— У девушки неприятности, — произнесла Делла Стрит с тихой настойчивостью.

Мейсон подписал третье письмо.

— Как она выглядит?

— Тридцать два или тридцать три, стройная, черные волосы, серые глаза и абсолютно бесстрастное лицо.

— Без выражения?

— Каменное.

— Как ты определила, что у нее неприятности?

— По тому, как она ведет себя. Она буквально излучает внутреннюю напряженность, хотя на лице ничего не отражается.

— И никакого признака нервозности?

— Внешне ничего. Она села в кресло, не двигается, руки и ноги в одном положении, на лице абсолютно никакого выражения, правда, изредка переводит взгляд с предмета на предмет, и это все.

— И так все время? — спросил Мейсон.

— Сидит, как кошка перед мышиной норой. Не замечаешь никакого движения, но чувствуешь внутреннюю напряженность и ожидание чего-то.

— Ты меня заинтриговала, — пробормотал Мейсон.

— Я так и предполагала, — лукаво заметила Делла Стрит.

Мейсон разом подписал все остальные письма, даже не утруждая себя их просмотреть.

— Хорошо, Делла, пригласи ее. Я посмотрю на нее.

Делла Стрит согласно кивнула, забрала почту, вышла в приемную и вскоре вернулась с клиенткой.

— Познакомьтесь, Нелли Конуэй, мистер Мейсон, — бодро представила она их друг другу.

Мейсон кивком пригласил женщину сесть в мягкое, комфортное кресло, которое он специально держал в офисе, чтобы таким способом успокаивать клиентов, дать им возможность физически расслабиться, освободить их от эмоционального напряжения и сделать более. откровенными. Нелли Конуэй не приняла приглашения и села на менее комфортный деревянный стул. Двигалась она плавно и тихо, как следопыт на лесной тропе.

— Добрый вечер, мистер Мейсон. Спасибо, что вы меня приняли. Я много слышала о вас. Надеялась, что вы вернетесь раньше. Я должна спешить, в шесть часов у меня начинается смена.

— Работаете вечером?

— Я — медицинская сестра.

— С дипломом?

— Нет, я практикующая сестра. Я работаю с теми, кто не может позволить себе лечиться в дорогих клиниках или нанять сестру с дипломом. Мы работаем больше и, конечно, делаем зачастую то, чего дипломированные делать не станут, а денег получаем меньше.

Мейсон кивал головой. Нелли Конуэй повернулась и твердо посмотрела немигающими серыми глазами на Деллу Стрит.

— Мисс Стрит, — сказал Мейсон, перехватив ее взгляд, — мой секретарь, пользуется моим полным доверием. Она будет присутствовать при разговоре, делать заметки, если вы не возражаете. Она должна знать столько же, сколько я сам, чтобы здесь, в бюро, координировать всю работу. А теперь, почему же вы хотели видеть меня?

Нелли Конуэй разгладила на руках перчатки, повернула свое бесстрастное лицо к Перри Мейсону и без малейшего трепета в голосе сказала:

— Мистер Мейсон, что нужно сделать, чтобы предотвратить убийство?

— Не знаю, — нахмурился Мейсон.

— Я — серьезно.

Мейсон испытующе посмотрел на нее и затем сказал:

— Хорошо, я скажу вам, хотя это вне моей компетенции. Я специализируюсь на защите тех, кого обвиняют в преступлении, и я стараюсь, чтобы мои клиенты, по крайней мере, получили равные шансы на суде, но если вы действительно желаете узнать, как поступить, чтобы предотвратить убийство, существует, я бы сказал, четыре способа.

— Что за способы?

Мейсон поднял ладонь и загнул четыре пальца.

— Первый, — Мейсон разогнул первый палец, — вы выводите жертву, или потенциальную жертву, из опасной зоны.

Она наклонила голову.

— Второй, — продолжил Мейсон, разгибая другой палец, — вы удаляете убийцу, или потенциального убийцу, из зоны, где он может как-то контактировать с жертвой.

Она снова кивнула.

— Третий, — Мейсон разогнул третий, — вы удаляете возможное орудие убийства, что, впрочем, довольно трудно сделать.

— Пока все они трудны, — отрезала она. — Какой четвертый?

— Четвертый, — Мейсон разогнул последний палец, — самый легкий и простой.

— Какой?

— Вы отправляетесь в полицию.

— Я уже была в полиции.

— И что случилось?

— Они посмеялись надо мной.

— Так почему же вы пришли ко мне?

— Я. не думаю, что вы станете смеяться.

— Я не буду смеяться, — ответил Мейсон, — но я не люблю абстракций. Я ценю свое и чужое время. Вы, судя по всему, спешите. И я спешу. Мне не нравится иметь дело с клиентом, который заявляет: «А хочет убить В». Давайте будем чуть-чуть поконкретнее.

— Сколько я должна вам заплатить?

— Это зависит от того, как скоро вы перестанете ходить вокруг да около.

— Я сама зарабатываю себе на жизнь, и у меня нет больших денег.

— Поэтому, — сказал Мейсон, — в ваших интересах заплатить как можно меньше.

— Правильно.

— Итак, — закруглил Мейсон, — вам лучше рассказать мне обо всем и быстро.

— И все же, какая ваша цена?

Мейсон бросил взгляд на каменное лицо посетительницы. Лукаво глянул на Деллу Стрит. Затем снова перевел взгляд на посетительницу и улыбнулся.

— Один доллар, — промолвил он, — за совет, если вы изложите вашу историю за четыре минуты.

На ее лице не появилось ни малейшего признака удивления. Она просто повторила:

— Один доллар?

— Правильно.

— Это не слишком мало?

Мейсон подмигнул Делле Стрит:

— А у вас есть с чем сравнивать?

Она открыла сумочку и, не снимая перчаток, достала кошелек с мелочью, открыла его, вынула долларовую бумажку, разгладила и положила на стол. Мейсон не дотронулся до нее. Он продолжал пристально смотреть на посетительницу с недоумением и любопытством. Она же щелкнула замком кошелька, положила его в сумку, сумку опустила на. колени, скрестила руки на сумке.

— Я думаю, что мистер Бейн собирается убить свою жену. Я бы хотела предотвратить это преступление.

— Мистер Бейн, кто он?

— Натан Бейн. Он занимается кинобизнесом. Возможно, вы слышали о нем.

— Не слышал. Его жена, кто она?

— Элизабет Бейн.

— Как вы узнали обо всем этом?

— Я наблюдала за ним и пришла к этому выводу.

— Вы живете с ними в одном доме?

— Да.

— Приглядываете за кем-то?

— Да. За миссис Бейн. Элизабет Бейн.

— Что с ней случилось?

— Она попала в автомобильную катастрофу.

— Серьезные повреждения?

— Боюсь, хуже, чем она думает. Поврежден позвоночник.

— Может ходить?

— Нет, и даже не может вставать.

— Продолжайте, — поощрил Мейсон.

— Это все.

На лице Мейсона появилось раздражение.

— Нет, это не все, — отрезал он. — Вы полагаете, что он собирается убить ее. Может быть, вы читаете мысли?

— Иногда, — услышал он спокойный ответ.

— И вы сделали такое заключение, прочитав их у него?

— Ну, не совсем так.

— Каким-то другим способом?

— Да.

— Каким?

— Натан Бейн, — выдавила она из себя, — хочет жениться- на другой.

— Сколько ему лет?

— Тридцать восемь.

— А его жене?

— Тридцать два.

— Сколько девушке, на которой он собирается жениться?

— Около двадцати пяти.

— А она согласна выйти за него замуж?

— Не знаю.

— Чем она занимается?

— Просто девушка, у нее квартира в городе. Я точно не знаю где.

— riJCaic ее зовут?

— Имя — Шарлотта. Фамилии не знаю.

— Я вытаскиваю из вас детали, словно клещами зуб. Откуда вы знаете, что он собирается жениться?

— Потому что юн любит эту женщину.

— Откуда вам это известно?

— Они переписываются. Он встречается, заранее договариваясь с ней. Он ее любит.

— Хорошо, — прервал Мейсон, — что же из этого? У многих здоровых тридцативосьмилетних мужчин появляются увлечения на стороне. Опасный возраст. Они, как правило, возвращаются к семейному очагу, если на них не давить и дать им перебеситься. Иногда, правда, нет. Множество разводов на этой почве, но не так уж много убийств.

— Мистер Бейн, — Нелли Конуэй открыла сумочку, — предложил мне пятьсот долларов, если я дам его больной жене одно лекарство.

— Вы уверены, мисс Конуэй, — Мейсон взглянул скептически и насмешливо, — в том, что рассказываете?

— Абсолютно уверена. У меня оно с собой.

— Чем он мотивировал свою просьбу?

— Ничем. Он просто сказал, что, по его мнению, оно ей поможет. Ему якобы не нравится лечащий врач жены.

— Почему?

— Этот врач — старый друг родителей Элизабет Бейн. И ее тоже.

— Думаете, мистер Бейн ревнив?

— Да.

— Слушайте, — раздраженно заметил Мейсон, — все это — какая-то чепуха. Если Бейн собирается избавиться от жены, то куда безопаснее заставить ее развестись с ним и выйти замуж, например, за врача, чем пытаться избавиться от нее, дав ей яд. Если же он собирается… впрочем, дайте посмотреть на это «лекарство».

Не говоря ни слова, она передала небольшой стеклянный пузырек с четырьмя таблетками, похожими на аспирин.

— Должны ли вы дать все таблетки сразу?

— Да, вечером, перед сном, когда она успокоится.

— Он уже заплатил вам деньги?

— Он заявил, что заплатит, когда я дам ей лекарство.

— Как он узнает, что вы ей дали его?

— Не знаю. Думаю, он доверяет мне. Я не обмайываю.

— Его?

— Вообще никого не обманываю. Я презираю ложь, она калечит души.

— Почему он сам не может дать ей это лекарство?

— Его не пускают к ней в комнату.

— Почему?

— Врач заявил, что ему нельзя находиться рядом с больной.

— Вы имеете в виду, что врач заявляет мужу, что он не может заходить в комнату, где?..

— Элизабет ненавидит даже его тень. Она выходит из себя, почти впадает в истерику каждый раз, когда видит его лицо. Нам, сестрам-сиделкам, запрещено даже упоминать его имя в ее присутствии.

— Почему она так настроена?

— Мне кажется, она все же знает, что уже никогда не встанет. Мистер Бейн был за рулем, когда случилась авария. Она считает, что аварии можно было избежать.

На лице Мейсона отразилась смесь раздражения и любопытства.

— Догадываюсь, вам не очень нравится мистер Бейн.

— Здесь вы ошибаетесь, мистер Мейсон. Он сильный и обаятельный человек. Мне нравятся мужчины такого типа.

— А вы ему тоже нравитесь?

— Боюсь, что нет, — ответила странная посетительница совершенно бесстрастным голосом.

— Итак, — резюмировал Мейсон, — он приходит к вам, предлагает заплатить пятьсот долларов, если вы дадите его жене яд, ставя себя таким образом в полную зависимость от вас, оставляя свидетеля, который может дать показания, случись что-нибудь с его женой… Какая-то бессмыслица… Откуда вы знаете, что это яд?

— Я просто чувствую это.

— Вы не знаете, что это за лекарство?

— Нет.

— А он вам ничего не сказал?

— Нет, просто сказал, что это лекарство.

— Чем он объяснил, что хотел бы, чтобы именно вы дали его?

— Сказал, что доверяет мне. Само лекарство, по его словам, должно заставить ее лучше относиться к нему.

— Вся эта история — чушь собачья, — заключил Мейсон.

Она не ответила.

— И вы пошли в полицию?

— Да.

— С кем вы разговаривали?

— Я пошла в полицейское управление и сказала им, что хотела бы рассказать насчет убийства, и они направили меня в комнату, где на двери была табличка «Убийства».

— Ну и что дальше? — полюбопытствовал Мейсон.

— Я рассказала свою историю какому-то полицейскому, а он просто посмеялся надо мной.

— Фамилию его запомнили?

— Голкомб. Если не ошибаюсь, он назвался сержантом.

— Пузырек с лекарством ему показывали?

— Нет.

— Почему?

— До этого не дошло.

— Что же случилось?

— Я рассказала ему слово в слово все, что изложила вам, что мистер Бейн хочет убить свою жену и так далее, пыталась объяснить сержанту Голкомбу почему, но он просто посмеялся надо мной. К тому же он страшно спешил. Он должен был быть в другом месте и, не сдержавшись… ну в общем вел себя невежливо и грубо.

— Как именно?

— Он сказал, что я неврастеничка, что мне нужно обратиться к психиатру, а я совершенно нормальный человек и…

— Когда мистер Бейн передал вам лекарство?

— Вчера.

— Говорили ли вы ему, что вручите его жене?

— Я дала ему понять, что, возможно, сделаю это.

— И с тех пор вы носите этот пузырек в своей сумке? — Да.

— Вынимая его из сумки каждый раз, когда хотели что-то достать из-под него?

— По-видимому, да.

— Другими словами, — заключил Мейсон, — отпечатки пальцев мистера Бейна уже стерлись?

— Не знаю, я об этом как-то не думала.

Кейсон взял пузырек, отвернул пробку, взглянул вовнутрь, затем расстелил на столе лист бумаги и вытряс все четыре таблетки. Они были все одинаковые. Мейсон взял одну, остальные три вложил обратно в пузырек.

— Делла, — обратился он, — пожалуйста, принеси два пустых пакета.

Делла Стрит открыла ящик своего стола, взяла два пакета и протянула их Мейсону. Мейсон взял оставшуюся таблетку, опустил ее в пакет, надписал свою фамилию на обороте, затем взял пузырек с тремя таблетками, положил его в другой пакет, опечатал, надписал снова свою фамилию и обратился к Нелли Конуэй:

— Надпишите сверху, над моей фамилией свою.

Она взяла ручку и сделала, как он сказал.

— Адрес Бейна?

— 1925, Монте-Карло-Драйвей.

— Вы отправляетесь на смену в шесть часов?

— Совершенно верно.

— До скольких часов смена?

— До восьми утра.

— А потом?

— Потом приходит дневная сиделка.

— У вас что, продленная смена?

— Да, так как ночной сестре делать много не надо.

— Почему ей вообще нужна ночная сестра? Разве она не спит ночью? Другими словами, может быть, лучше вызвать сестру?..

— Миссис Бейн временами испытывает трудности.

— В чем?

— У нее нервное расстройство. Она часто просыпается и, как бы это сказать, тот факт, что она запрещает мужу входить… В общем, врач предписал, чтобы с ней все время находилась медицинская сестра. Расходы для них ничего не значат.

— Кто владеет состоянием?

— Она.

— А кинобизнес мистера Бейна?

— Он прилично зарабатывает себе на жизнь, — ответила она, — но состояние у миссис Бейн. Она владеет им одна, причем получила его по наследству еще до замужества. Вот, собственно, почему он и женился на ней.

— Миссис Бейн знает об этой другой женщине? — задал вопрос Мейсон.

— Конечно. От нее я и узнала об этом.

— От самой миссис Бейн?

— Да. '

— Когда произошла эта автомобильная катастрофа?

— Где-то месяц назад. Десять дней она пробыла в больнице, потом ее перевезли домой.

— И с тех пор вы там работаете?

— Да.

— Кто еще, кроме вас?

— Дневная сиделка.

— Кто еще?

— Домоправительница.

— Как ее зовут?

— Имоджин Рикер.

— Долго она у них работает?

— О, давным-давно. Она очень предана миссис Бейн.

— Миссис Бейн хорошо относится к ней?

— О, да.

— И она вхожа в комнату миссис Бейн?

— Конечно. Иногда она подменяет нас, сестер.

— Сколько ей лет?

— Я не знаю. На вид где-то около сорока. Она одна из тех своеобразных, незаметных женщин, которые бывают везде и нигде. Никогда не знаешь, где она возникнет. Мистер Мейсон, у меня от ее вида мурашки по телу. Помните мультипликационный фильм о доме с привидениями, где сидела худая женщина с черными глазами й непроницаемым выражением лица? Так вот, она такая.

— Что важно для меня, — нетерпеливо прервал ее Мейсон, — доверяет ли ей мистер Бейн?

— О, я думаю, мистер Бейн доверяет ей полностью. Она столько лет работала у них. Она была в доме еще при первой жене и, когда она умерла, так и осталась у мистера Бейна как домоправительница…

— Давно умерла первая жена?

— Я точно не знаю. Он женился на Элизабет чуть более двух лет тому назад или что-то около этого. До женитьбы на ней он был вдовым, я затрудняюсь вам сказать, сколько. Краем уха я слышала, что он был вдовцом около четырех-пяти лет. А к чему все эти детали?

— Вам, молодая леди, — съязвил Мейсон, — никогда не приходило в голову, насколько все это невероятно, что, имея домоправительницу в доме, которую мистер Бейн знает, по крайней мере, шесть лет, а может быть, и значительно больше, он останавливает свой выбор на вас, абсолютно ему незнакомой женщине, и с места в карьер предлагает вам отравить его жену за пятьсот долларов?

— Да, — ответила она тем же бесстрастным тоном, — это действительно показалось мне необычным.

— Необычным, — отрезал Мейсон, — это весьма и весьма слабое определение. С домоправительницей у него хорошие отношения?

— Да, разумеется. Правда, они очень редко разговаривают, но это неудивительно — из нее вообще слова не вытянешь.

— Между ними роман?

— Господи, нет, конечно. Она — чопорная старая дева, а что касается внешности, то…

— Словом, нет никаких причин у миссис Бейн для ревности?

— Мистер Мейсон, не будьте наивным. Эта домоправительница не более сексуальна, чем червяк на рыболовном крючке.

— Следовательно, домоправительница могла бы в любое время появиться в комнате и дать миссис Бейн лекарство?

— Разумеется. Я уже говорила, она помогает, подменяет нас, когда мы выходим на несколько минут.

— Тогда почему мистер Бейн остановил свой выбор на вас?

— Я не знаю, мистер Мейсон. Я просто излагаю факты.

Мейсон покачал головой.

— Все это слишком накручено. Я свяжусь с сержантом Голкомбом и узнаю о его реакции. Сохраните конверт с лекарством. У меня останется вот эта одна таблетка. Позднее, возможно, я свяжусь с вами. Там есть телефон?

— Да.

— Можно позвонить вам?

— О, да.

— Какой номер?

— В-6-9841.

— Хорошо, — сказал Мейсон, — я советую вам сохранить эти таблетки как доказательство, а в разговоре с мистером Бейном не брать на себя никаких обязательств и подождать результатов беседы с сержантом Голкомбом. Если он захочет провести расследование, то это его дело.

— Он не захочет. Он считает, что я с ума сошла.

— Ваш рассказ действительно содержит в себе элементы невероятного, — сухо заметил Мейсон.

— Могла бы я позвонить вечером, попозже? — спросила она.

— Это не совсем удобно.

— У меня такое чувство, мистер Мейсон, что, когда я вернусь, возможно, что-то случится. Ведь мистер Бейн спросит меня, дала ли я лекарство и… ну, словом, если я скажу ему, что нет, он рассердится и начнет подозревать.

— Тогда скажите ему, что дали лекарство.

— Он же поймет, что я не давала.

— Как?

— Потому что его жена не умрет.

— Я не понимаю, — сказал Мейсон. — Это абсолютная чепуха, как вы излагаете эту историю, в ней нет никакого смысла. И все же в вас чувствуется какая-то внутренняя убежденность.

— Мистер Мейсон, я говорю правду.

— Сделаем так, — сказал Мейсон. — Я дам вам телефон Детективного агентства Дрейка.

— Что это?

— Это сыскное агентство, у них офис на нашем этаже, — объяснил Мейсон. — По моему заданию они расследуют большинство моих дел. Я договорюсь с Дрей-ком, и если что-то важное произойдет, позвоните им. Они знают, как меня найти.

— Благодарю вас, мистер Мейсон.

Делла Стрит написала на карточке номер Детективного агентства Дрейка и, поднявшись из-за своего стола, передала бумажку Нелли Конуэй.

— А вечером они бывают у себя?

— Разумеется, они работают круглые сутки, — заверила Делла Стрит.

— И вы расскажете обо мне, чтобы я…

— Я поговорю с ним о вас, — Мейсон взглянул на часы.

— Очень, очень вам благодарна, мистер Мейсон.

Она поднялась со стула, сделала шаг и посмотрела на долларовую бумажку на столе.

— Могу я получить расписку?

— Не в моих правилах выставлять счет дважды, — глаза Мейсона неожиданно сузились.

— Мне хотелось бы получить расписку. Я весьма аккуратно записываю все расходы.

— Делла, подготовьте расписку за консультацию, — с металлом в голосе сказал он секретарше.

Делла Стрит вставила в машинку бланк расписки, замелькала пальцами и вручила напечатанный текст Мейсону. Тот подписал, протянул расписку Нелли Конуэй и сказал:

— Пожалуйста, мисс или миссис Конуэй?

— Мисс.

— Хорошо. Берите вашу расписку. У нас остался ваш доллар, у вас — наша расписка, и, возможно, я позвоню вам.

— Спасибо, мистер Мейсон, и доброй ночи вам обоим.

Она повернулась и пошла той же странной, бесшумной, скользящей походкой.

— Лучше пройдите сюда, — сказала Делла Стрит и, быстро поднявшись, проводила ее в коридор. Когда за ней закрылась дверь, Делла Стрит, подняв бровь, с немым вопросом обратилась к Перри Мейсону.

Адвокат, прищурив глаза и задумавшись, застыл за столом.

— Итак? — улыбнулась Делла Стрит.

— Какова задумка, что за план! — неожиданно хлопнув себя по лбу, воскликнул он.

— Что вы имеете в виду?

— Все шло нормально, я, полусонный от усталости, собирался поднять ее на смех, пока она не попросила расписку. В этом-то и весь смысл.

— Боюсь, не совсем понимаю. Я„. Шеф, что это такое подтолкнуло вас запросить с нее только доллар?

— Я чувствовал, — засмеялся Мейсон, — она ждала, что я скажу десять или двадцать пять долларов, и потом собиралась торговаться со мной, предлагая вполовину предложенной цены. Поэтому я подумал, ошарашу-ка я ее до смерти. Но сейчас я бы скорее назначил сумму в сто долларов и отправил бы ее отсюда.

— Почему?

— Потому что, — произнес Мейсон, — я не хочу иметь с ней никаких дел. Мне кажется, мы вляпались.

— донимаю.

— Слушай, — начал Мейсон, — предположим, что-то все-таки случится с миссис Бейн. Теперь ты видишь, что придумала эта тихоня? Посмотри, куда она загнала нас. Она была в полиции. Она проконсультировалась со мной. В доказательство получила даже денежную расписку. Мыто приняли ее за одну из психопаток-сумасбродок и посчитали безобидной старой девой… Соедини меня с полицией. Посмотрим, сможем ли мы поговорить с сержантом Голкомбом.

— Шеф, вы же знаете, как он к вам относится.

— Я плачу ему той же монетой, — усмехнулся Мейсон, — но хочу постараться проверить эту версию и зафиксировать, что я пытался заставить Голкомба что-то сделать. Мы нейтрализуем запись в расходной книге Нелли Конуэй и заработаем зелененькую.

— Теперь понимаю, — улыбнулась Делла. Она подошла к телефону, взглянула на часы: — Полшестого. Он, наверное, уже ушел.

— Все-таки попытаемся и, если его нет, поговорим с тем, кто еще не ушел. Лучше, по-видимому, связаться с лейтенантом Трэггом. Он — разумный парень.

— Мне кажется, вы нравитесь Трэггу. По крайней мере, он всегда готов выслушать вас…

— В данном случае мне все равно, кто и как меня слушает, — прервал ее Мейсон, — главное, что все это бросает тень на мою репутацию. Вся эта история очень дурно пахнет, и чем больше я о ней думаю, тем меньше она мне нравится.

— Наша телефонистка, наверное, уже ушла домой, шеф, — сказала Делла Стрит, безуспешно вызывая коммутатор.

— Попробуй напрямую, через мой личный телефон, — сказал Мейсон.

— Соедините меня, пожалуйста, с отделом по расследованию убийств. Это отдел по расследованию убийств? С вами говорят из конторы мистера Мейсона. Мистер Мейсон хотел бы поговорить с лейтенантом Трэггом, если он еще не ушел, или с сержантом Голкомбом, если он… Хорошо, соедините меня с ним… Да, мистер Мейсон рядом… Да, передаю ему трубку.

— Сержант Голкомб, — сказала она, передавая трубку Мейсону.

— Алло, — Мейсон прижал трубку и ухукт СИржант Голкомб?

— Здравствуйте, Мейсон, — Голкомб был, как всегда, нелюбезен, — что там у вас произошло? Опять труп нашли и хотите меня порадовать?

— Нет, сержант, на этот раз все нормально, — Мейсон был подчеркнуто любезен. — Сегодня к вам женщина приходила, некая Нелли Конуэй?

— Эта психичка? — прервал Голкомб.

— Чего она хотела?

— Черт побери, я не знаю. По-моему, она спятила. Говорила о ком-то, тот хочет убить кого-то, и я спросил ее, откуда ей это известно, а она ответила, дескать, это интуиция или что-то в этом роде, и я сказал, что она встревает между мужем и женой и у нее нет никаких доказательств.

— Почему вы полагаете, что у неё нет никаких доказательств?

— Откуда они у нее?

— Мне кажется, вы не выслушали ее до конца.

— Мейсон, черт побери, у меня нет времени просиживать здесь весь день и выслушивать всяких психов… Боже праведный, представьте тысячу идиотских писем, полученных только за один месяц, что…

— Да, эта женщина ведет себя необычно, но это не означает, что…

— Тысячу чертей это означает, — взорвался Голкомб. — Она шизофреничка.

— Знаете, — спокойно продолжал Мейсон, — она ведь приходила и ко мне и рассказала всю эту историю. Я подумал, лучше-ка передам вам это дело.

— Спасибо, не надо, — съязвил Голкомб. — Вы внимательно выслушали ее, позвонили мне и хотите свалить ответственность на меня. О’кей, так в чем дело?

— Мне пришла в голову одна мысль, — осторожно начал Мейсон. — Вообще, говоря откровенно, вся эта история мне очень не нравится.

— Много чего мы не любим, — философски заметил Голкомб. — Кстати, как вы относитесь к подоходному налогу?

— Обожаю его, — улыбнулся в трубку Мейсон.

— Ну вас к черту, — пробурчал сержант Голкомб.

— Минуточку, — Мейсон предупредительно повысил голос. — Да, эта женщина излагает свою… прямо скажем, необычную историю весьма странным образом, и тем не менее она уверенно утверждает, что муж жены, за которой она ухаживает…

— Знаю, знаю, — прервал Голкомб, — влюблен в другую, помоложе, и хочет убрать с дороги жену. И когда вы ее спрашиваете, откуда ей известно, она заявляет, что это интуиция.

— А мужу нужно было, чтобы она дала жене некое лекарство и…

— О, чепуха, — Голкомб снова не дал говорить. — Вот что я думаю. Я считаю, что эта ненормальная почему-то хочет дискредитировать своего хозяина.

— Где у вас доказательства?

— Бьюсь об заклад, что это так. Почему именно ей предложил муж вручить жене лекарство?

— Он ведь не знает, что она его подозревает.

— Хорошо. Но зачем тогда муж приглашает сиделку, которая не слишком жалует его, делает ее свидетелем или невольным соучастником преступления, она ведь может послать его на электрический стул. И вот еще что. Мне известно немного больше, чем вам. Этот парень, ну тот, кто нанял эту Конуэй, он совершенно нормальный человек. Вот жена у него действительно истеричка, очень нервная, особенно после той автокатастрофы. И вот теперь эта полусумасшедшая сиделка задумывает, как бы ей…

— Слушаю вас, — заинтересованно напомнил о себе Мейсон, чувствуя, что Голкомб запнулся.

— Знаете, я не думаю, что должен сообщать вам все, что мне известно. Она обращалась к вам как клиент?

— Да.

— Ну, Мейсон, — рассмеялся Голкомб, — ради гонорара придется вам побегать.. — И сержант снова разразился хохотом.

— Может быть, — вздохнул Мейсон. — Во всяком случае я поставил вас в известность.

— Все верно. Вы хотите свалить на меня ответственность. Убирайтесь ко всем чертям и прощайте.

Сержант Голкомб, смеясь, закончил разговор. Мейсон нахмурился, задумчиво положил трубку на место.

— Чертов Голкомб, — сказал-бн. — И№ЛЛЯ#Ш1,~как может. Теперь обвиняет меня, что я хочу свалить на Него ответственность.

— Итак, чем мы сейчас займемся? — В глазах Деллы Стрит мелькнула озорная усмешка.

— Начнем сваливать ответственность, — широко улыбнулся Мейсон. — Иначе ради чего я стал бы звонить этому грубому болвану.

Глава 2

Открылась дверь, и Пол Дрейк, глава частного Детективного агентства Дрейка, буркнув приветствие, с независимым видом прошествовал к креслу. Вялая, медлительная, немного прихрамывающая походка, скучное, безразличное выражение лица могли обмануть кого угодно, только не Мейсона. Когда случалась настоящая работа, куда-то пропадали природная хромота, вялость и безразличие, движения приобретали особую кошачью гибкость, медлительность как рукой снимало, а голос приобретал командную властную жесткость. Перри Мейсон иногда сравнивал его с лрвким жонглером, который вот-вот уронит подброшенную в воздух тарелку, и в тот момент, когда она уже почти касается пола, ловит ее небрежным заученным движением.

Дрейк втиснулся в громадное кресло, вытянул свои тощие ноги, сцепил руки за головой и посмотрел на Мейсона с деланным безразличием, которое Мейсона в общем-то не ввело в заблуждение.

— Что случилось, Перри?

— Я вляпался в самую глупую историю в моей карьере.

— В чем дело?

— Ко мне пришла одна женщина с откровенной, казалось бы, чепухой. Получив консультацию, она спросила, сколько стоят мои услуги, и, черт меня побери, я сказал ей, что один доллар.

— Что дальше?

— Она заплатила этот доллар.

— Лучше получить наличными доллар, — усмехнулся Дрейк, — чем выставить счет на сто долларов и потерять их. Так в чем загвоздка?

— Глаза бы мои ее не видели!

— А почему бы не вернуть ей доллар и прямо сказать, что ничего не можешь сделать для нее?

— В этом-то вся и проблема, Пол. Именно того, чтобы я отказался, я полагаю, она и хочет.

— Мало ли чего она захочет. Брось это дело и забудь его.

— Рад бы был, — с чувством сказал Мейсон, — но это именно та ситуация, в которой не так-то просто умыть руки и отойти в сторону.

— Почему?

— Она пришла ко мне с абсолютно невероятной историей: жена смертельно больна, а муж заставляет клиентку отравить больную…

— Все просто, — хмыкнул Дрейк. — Посоветуйте ей обратиться в полицию.

— Пол, она уже там была.

— И что решила полиция?

— Посмеялась и выставила ее.

— Неплохой прецедент на будущее. А что дальше?

Мейсон изложил подробности.

— И что же ты, Перри, хочешь от меня?

Адвокат выложил запечатанный пакет с таблеткой на стол.

— Узнай, Пол, что это за штука. Возможно, цианистый калий. Затем я позвоню моему другу, сержанту Голкомбу, и посмотрю, как он взовьется, словно кошка, которой наступили на хвост.

Дрейк снова ухмыльнулся.

— Проблема в том, — продолжил Мейсон, — что у нас только одна таблетка. Если ее пустить на анализы…

— Считай, что дело уже в кармане, Перри. У меня есть друг, у него — доступ в криминалистическую лабораторию, где на новейшей рентгеновской аппаратуре получают графическое изображение молекулярного строения вещества. Как эта штука работает, убей, не понимаю, но знаю, что результаты великолепны. Берешь какой-нибудь порошок и тут же определяешь его состав, причем для анализа и вещества-то требуется всего лишь микроскопическая толика.

— О’кей, — согласился Мейсон, — но я должен быть уверен, что эта таблетка не потеряется и не будет подменена. Теперь смотри внимательно: я закладываю ее в конверт, запечатываю, на конверте — моя фамилия. На, возьми его. В свою очередь, ты повторишь то же самое: вложишь в другой конверт, надпишешь свою фамилию. Конверты будут храниться у тебя…

— Не утомляй, Перри, я же все понимаю: надо подготовиться к свидетельским показаниям, ты, дескать, вручил пилюлю мне, а сам присягаешь на Библии, что вот эту самую штуку получил от Нелли Конуэй.

— Совершенно верно. Сколько надо заплатить за быстрый анализ? — озабоченно осведомился Мейсон.

— Ну, — улыбнулся Дрейк, — мой друг, скажем так, человек широких взглядов на жизнь. Всегда исходит из финансовых возможностей клиента. Я предложу ему, чтобы он выставил счет за работу не больше четверти твоего гонорара. Для него, по-видимому, это прозвучит нормально, и я полагаю, Перри, что четверть доллара — не слишком тяжелый удар по твоему бюджету.

Мейсон шутливо замахнулся книгой на детектива, а Дрейк дурашливо увернулся.

— За работу, — подтолкнул его Мейсон. — Убирайся ко всем чертям и займись делом. Когда ждать новостей?

— Может, через час.

— Вот что мы сделаем, Пол. Делла пойдет со мной перекусить, затем мы вернемся к тебе в контору узнать новости, после чего я отвезу Деллу домой.

— Вы так категоричны, — проворчала Делла, — словно считаете, у девушек никогда не бывает свиданий.

— Прошу прощения. — Мейсон галантно раскланялся. — Что у тебя, Делла, сегодня вечером?

— Ну, — манерно растягивая слова, заважничала секретарша, — поскольку вы сменили ваш начальственный тон и у меня пока еще свободный вечер, то я могу отказаться от возможного свидания в пользу большого куска мяса, в меру поджаренного, с чертовски вкусным печеным картофелем, добавьте к этому побольше масла, хрустящие хлебные тостики плюс, естественно, бутылочку итальянского вина и…

— Прекратите, — шутливо взмолился Дрейк. — Я сойду с ума. Мне ведь придется ужинать остывшей котлетой и запивать чашкой кофе.

— Не переживай, Пол, — усмехнулся адвокат. — Когда я говорил перекусить, я имел в виду именно перекусить. Поэтому отправимся мы в простой китайский ресторанчик, где получит "она чашку риса и, если¹ повезет, немного мяса. Ну что, вперед?'' ¹

Мейсон, выключая свет в бюро, с шутливым поклоном пригласил Деллу Стрит к выходу.

— О чем мечтаете, шеф? — спросила она. — О солидном клиенте с толстым бумажником?

— О нем мы помечтаем в другой раз, — улыбнулся он.

Секретарша скептически повертела в руках долларовую ассигнацию — гонорар Нелли Конуэй — и ехидно заметила, стараясь не глядеть на Мейсона:

— С клиентом вроде нашей недавней посетительницы, судя по всему, простая китайская харчевня — это максимум, на что мы можем рассчитывать.

Глава 3

Через полтора часа, поднявшись на лифте, Мейсон и Делла Стрит проследовали в контору Пола Дрейка, поздоровались с ночной телефонисткой и постучали в комнату, где он уединился.

— Результата анализа у меня еще нет, — встретил их Дрейк, — но ожидаю его с минуты на минуту.

— Много материала ушло на анализ, Пол?

— Не очень. У этого парня появилась блестящая идея. Он микронной дрелью проделал небольшую ямку прямо в центре таблетки и взял пробу. Задержка произошла из-за другого срочного заказа. Его…

Зазвонил телефон. Дрейк схватил трубку:

— Это, наверное, он. Слушаю… Да, у телефона Пол Дрейк, — сказал он. — Простите, а с кем я говорю… Хорошо, сейчас, подождите минутку. — ' Дрейк подмигнул Мейсону. — Не бросайте трубку, посмотрю номер, по которому его можно найти. — Дрейк зажал трубку: — Это твоя клиентка, она в страшном возбуждении, хочет видеть тебя немедленно, говорит, это весьма, весьма важно.

— Вот, черт, — вздохнул Мейсон. — Ну и достала же она меня.

— Что мне делать? Сказать ей?..

— Нет, — прервал Мейсон, — скажи, что я только что вошел в здание и что ты ищешь меня.

— Знаете, — сказал Дрейк в трубку, — я не могу сказать, где он сейчас. Он оставил номер телефона, по которому позднее я могу с ним связаться. Если бы вы могли… О, подождите минуточку, кто-то входит в контору. Кажется, я слышу голос Мейсона… Кто вошел? Мейсон? Передайте ему, 9то он мне нужен… Да, скажите ему, что его просят к телефону. Он только что вошел, — сказал в трубку Дрейк, выждав пару секунд. — Подождите немножко, я позову его к телефону.

— Слушаю, — сказал Мейсон, взяв трубку у Дрейка.

— О, мистер Мейсон, — голос Нелли Конуэй резко и возбужденно вибрировал в мембране, — случилось нечто ужасное, совершенно ужасное! Я должна увидеть вас сейчас же, немедленно.

— Где, — спокойно спросил Мейсон, — у меня в конторе?

— Нет, нет. Я не могу уйти отсюда. Я на дежурстве. Приезжайте сюда сразу, сейчас, пожалуйста! Адрес: 1925, Монте-Карло-Драйвей. Я… ох!..

Послышалось громкое восклицание, и не попрощавшись она бросила трубку, после чего раздались короткие гудки.

— Ну, — ухмыльнулся Мейсон, обращаясь к Дрейку, — думаю, что я был прав, Пол.

— В чем?

— Это западня.

— Что ты собираешься делать?

— Не ты, — отрезал Мейсон, — а мы. Пошли, Делла, поедем вместе. Мы, может быть, позовем тебя, если понадобится сделать какое-то заявление. Эта таблетка, — задумчиво сказал Мейсон, — оказалась или цианистым калием, или мышьяком, и, по всей вероятности, миссис Бейн только что умерла. Давай, Пол, собирайся к выходу, нас ждет мертвое тело.

— И что потом?

— Потом, — продолжил Мейсон, — постараюсь как-нибудь выпутаться из этой ситуации. Нелли Конуэй раззвонит всем и каждому, что она предупреждала меня о готовящемся преступлении, пока миссис Бейн была еще жива. И все скажут, что Мейсон — никудышный адвокат.

— Бессмыслица какая-то, — пожал плечами Дрейк. — Я никак не могу понять, чего добивается твоя клиентка. В этой истории она выглядит… Чего она хочет, Перри?

— Весь этот эпизод, — разъяснил Мейсон, — дает Нелли Конуэй возможность обвинить Натана Бейна в том, что после. того, как ©на отказалась* еМупомочь, онОЗмдал яд жене, пока, мол, ее не было. Разве непонятно, что эта девица обеспечила себе превосходное алиби. Она приходила в полицию, сделала все, чтобы не допустить готовящееся убийство. Затем она пришла ко мне и попыталась заинтересовать меня этой историей, но вновь безрезультатно — преступление совершилось. Моя полусумасшедшая визитерша с бесстрастным лицом и повадками кошки получила то, что хотела, — великолепное алиби. По крайней мере, она думает, что это алиби у нее в кармане.

— Кто знает, может, она его уже имеет, — вставил Дрейк.

— Сделав при этом из меня посмешище и козла отпущения, — мрачно заметил Мейсон. — Ну ладно, поехали.

Глава 4

Делла Стрит вела машину Мейсона лихо, но мастерски, срезая углы, выезжая за осевую на скорости, практически не тормозила, резко выжимала до конца педаль газа и тем не менее шла быстро и ровно.

— Перри, ты бы хоть сам иногда садился за руль, — испуганно бубнил Пол Дрейк на заднем сиденье, покачивая головой.

— Чем ты недоволен, Пол? — бросила через плечо Делла Стрит.

— Боюсь за свою жизнь, поэтому и говорю, — возразил Дрейк.

— Делла, он просто не привык к умелой езде, — съязвил Мейсон. — Когда я за рулем, он все равно недоволен.

— Как, и с вами тоже? — иронически воскликнула Делла.

— Как с таксистами в Париже, — разъяснил Мейсон. — Сначала мне пришло в голову, что они все поголовно сошли с ума. Но они все в своем уме. Просто доводят стрелку спидометра до определенной скорости и не снижают ее. Француз водитель знает, если он нажмет на тормоз, то увеличит расход горючего, если на газ, то произойдет то же самое, поэтому он ведет машину ровно, со скоростью пятьдесят миль в час, не обращая внимания, кто у него впереди.

— И Пол считает, поинтересовалась Делла Стрит, — я веду машину таким же образом?

— Боже упаси! — саркастически заметил Дрейк. — Ты шпаришь со скоростью восемьдесят миль в час и вообще не обращаешь ни на кого внимания ни спереди, ни сзади.

— Так и быть, Пол, — Делла Стрит снизила скорость. — Но что ни говори, а доехали мы быстро и долго страдать вам не пришлось. Монте-Карло-Драйвей где-то здесь неподалеку, по-моему, за следующим поворотом…

— Мы приехали, — сказал Мейсон, указывая на табличку.

Делла Стрит на полной скорости лихо развернула машину и мастерски припарковалась у тротуара. Пол Дрейк комическим жестом прикрыл глаза руками. Они очутились перед великолепным двухэтажным особняком с просторной верандой и ухоженной лужайкой перед входом. Внешне он выглядел как загородное поместье, хотя до центра города было полчаса езды на машине.

— Мне идти с вами или подождать здесь? — спросила она.

— Нет, Делла, оставайся в машине, — ответил Мейсон. — Со мной пойдет Пол. Попробуем, как говорится, сработать под дурачка. Это так называется, Пол?

— Именно так и говорят мои детективы, когда идут на дело наобум, вслепую, не зная, что тебя ожидает, — ухмыльнулся Дрейк.

— Не будем драматизировать, — заметил Мейсон. — Но ты, Делла, не глуши мотор на всякий случай. Если полиция ужена месте, то придется в спешке ретироваться.

— Классическая сцена: полицейские и воры, — прокомментировала Делла, улыбаясь. — Будьте осторожны и не подставляйтесь.

— Постараемся, — пообещал Мейсон и, сопровождаемый Дрейком, поспешил к асфальтовой дорожке, ведущей к входу, взбежал по ступенькам и нажал кнопку звонка рядом с дверью. Свет над верандой загорелся почти одновременно со звонком, и дверь резко распахнулась.

— Ага, вы уже здесь. — Небольшого роста мужчина пулей выскочил на крыльцо.

— Мы не нарушали правил движения, — осторожно заметил Мейсон. — У вас какие-то трудности?

— Пожалуйста, следуйте прямо за мной, — крикнул коротышка и, повернувшись, быстро засеменил впереди через прихожую к открытым дверям, ведущим в большую гостиную.

Со спины незнакомец выглядел весьма комично: круглый как шар, в отлично скроенном, но несколько тесноватом для него костюме, он передвигался с невероятной для его полноты быстротой, энергично и нетерпеливо стуча каблучками своих ботинок по зеркальной поверхности дорогого дубового паркета. Он был лихорадочно возбужден и не пытался этого скрыть.

— Сюда, сюда, — бросил он, не поворачивая головы. — Заходите, прошу вас…

Они очутились в роскошно обставленной гостиной. Здесь, чувствовалось, поработал опытный декоратор и дизайнер: все предметы мебели были расставлены умело и со вкусом, красиво вписываясь в общую тональность зала и цветовую гамму обоев. Большие, стилизованные под венецианские окна выходили, разумеется, на восток и были задрапированы изящными гардинами.

В углу гостиной стояла Нелли Конуэй с застывшим, каким-то отрешенным выражением лица. При виде Мейсона ее лицо не выразило никаких эмоций, только глаза немного сузились. За одним из роскошных кресел, опершись на спинку, стоял высокий стройный мужчина с резкими складками на болезненном, землистого цвета лице (язва, сразу же определил Мейсон). В своем простом, заурядного покроя костюме, с прилипшей к углу рта сигаретой, он явно не вписывался в помпезный интерьер комнаты. Недалеко от него неподвижно и прямо, как истукан, стояла женщина неопределенного возраста, выше среднего роста, с изможденным и мрачно-непреклонным лицом. Она-то как раз и вписывалась в эту обстановку: вполне вероятно, что именно ее руками создан и поддерживался этот роскошный безукоризненный интерьер.

Она подняла глаза на вошедших, на мгновение их глаза встретились, и Мейсона поразил жгучий ненавидящий взгляд ее черных непроницаемых глаз. Затем она не спеша подошла к Нелли Конуэй.

— Думаю, дорогая, что все обойдется, — успокаивающе положила она руку ей на плечо. — Не пугайся.

Она потрепала Нелли по щеке, повернулась и вышла из комнаты.

— Мастер Мейсон, представила Нелли Конуэй адвоката йрисутствующим.

— А? Кто такой? — спросил толстяк.

— А это мистер Бейн, мой хозяин, — продолжила Нелли.

— А? Что случилось? Кто это, черт подери? — возвысил голос Бейн.

— Мистер Бейн — мой хозяин. — Нелли продолжала объяснять Мейсону, не обращая ни малейшего внимания на Натана Бейна. — Он только что осмелился обвинить меня в краже. Этот джентльмен справа от меня — частный детектив, который, кажется, уже какое-то время занимается моим делом, но настолько нелюбезен, что ничего мне не сообщает. Полиция, полагаю, скоро прибудет.

— Кто это? — в смятении повторил Натан Бейн. — Разве вы не из полиции? — повернулся он к Перри Мейсону.

Мужчина, которого Нелли Конуэй представила как частного детектива, не вынимая сигареты, произнес бесцветным голосом:

— Перри Мейсон, знаменитый адвокат по уголовным делам. С ним Пол Дрейк, директор частного детективного агентства. Выполняет большинство заданий Мейсона. Привет, Дрейк.

— Не думаю, что мы знакомы, — пробурчал Дрейк.

— Джим Хэллок.

— Ага, теперь знакомы, — не меняя голоса, сказал Дрейк.

— Что же, черт побери, здесь происходит? — растерянно спросил Бейн. — Я вызывал полицию.

— Я просто решил заглянуть и посмотреть, что случилось.

— Ну, а вы-то здесь при чем?

— Мисс Конуэй, — сказал он, — попросила меня зайти.

— Нелли?

— Верно.

— Вы сказали, Нелли Конуэй попросила вас зайти сюда?

— Верно.

— Ради Бога, зачем?

— Затем, — ввернула Нелли Конуэй, — что мне надоели ваши постоянные придирки. К тому же вы хотите еще навесить на меня уголовное преступление, а я не хочу, чтобы вы впутывали меня в него. Мистер Мейсон — мой адвокат, и я хочу, чтобы он защитил мои честь и достоинство.

— Черт бы меня побрал! — Бейн опустился в подвернувшееся кресло и пронзительно взглянул своими маленькими, заплывшими жиром глазками на адвоката.

Джим Хэллок ленивым жестом вытащил сигарету изо рта и не глядя стряхнул пепел на дорогой ковер.

— Теперь мне ясно, — разъяснил он Бейну. — Она, должно быть, позвонила Мейсону, когда уверила меня, что хочет подняться наверх и проверить, как чувствует себя ее пациентка.

— Подумать только, адвокат Перри Мейсон является по первому зову какой-то дешевой обманщицы, — презрительно хмыкнул Бейн. — Невероятно! Абсурд какой-то, да и только!

— Я бы не советовал вам быть таким категоричным, тем более в присутствии адвоката такого класса, как Мейсон, — заметил Хэллок, обращаясь к своему клиенту. — Вешать с налету ярлыки я вам не советую, и вы должны четко сознавать, какое конкретное содержание вы вкладываете в понятие «дешевый обман». — Мы еще ничего не доказали, а…

— Кто сказал, что мы еще ничего не доказали? Мы поймали воровку. Мы схватили ее с поличным.

— Собственно, я так и подумал, — пожал плечами Хэллок.

— Ну, значит, все так, не правда ли?

Хэллок, который стоял, привалившись к спинке большого роскошного кресла, ответил иронической полуулыбкой, поражаясь недогадливости своего клиента.

— Сразу видно, — заметил он, — что вы никогда не сталкивались с Мейсоном в суде.

— Не понимаю, о чем это вы? — спросил Бейн.

— Я думаю, — ответил он ему, — что ситуация значительно бы прояснилась, если бы мистер Мейсон сообщил нам, чьи интересы он здесь представляет.

— Вы что, представляете здесь интересы Нелли Конуэй? — озадаченно спросил Мейсона коротышка.

— Не совсем, — осторожно ответил Мейсон.

— Как же так, мистер Мейсон, — обиженно заявила молчавшая до сих пор медсестра, — я заключила с вами договор, и у меня есть даже ваша расписка об оплате за консультацию.

— Это совсем другое дело, — сухо бросил Мейсон, — Итак, джентльмены, что же здесь все-таки произошло?

— Если вы не хотите отвечать, то не отвечайте, — предупредил Бейна Хэллок. — Скоро подъедет полиция, она и займется этим делом.

— А чего мне скрывать, — вдруг сердито взорвался Бейн. — А то ведь как все обернулось — я должен защищаться от посторонних. Скрывать мне нечего, мистер Мейсон. Моя жена тяжело больна. Нелли — ее ночная сиделка. Диплома у нее нет, она практикующая сестра. В нашем доме с некоторого времени начали пропадать драгоценности и деньги. Лично я сразу же заподозрил Нелли. Но предварительно я проконсультировался с мистером Хэллоком, пригласив его как частного детектива. Мне нужны были доказательства. Я хорошо понимаю, что любое недоказанное обвинение с моей стороны может обернуться для меня иском за моральный ущерб. Некоторые типы так и рыщут в поисках подобной возможности.

— Думаю, это несправедливо, — запротестовала Нелли Конуэй.

— Хэллок высказал несколько весьма практических предложений, — Бейн не обращал на нее никакого внимания. — Мы вынули самые ценные драгоценности из шкатулки моей жены и подменили их. Потом мы опрыскали шкатулку флюоресцентным порошком, следовательно, у любого, кто дотронется до шкатулки, светящийся порошок окажется на пальцах. Затем мы нарочно вытащили шкатулку с драгоценностями жены из секретера и оставили ее на столе, как будто забыли ее спрятать. Мы составили, мистер Мейсон, полную опись содержимого. Все драгоценности были поддельными, но настоящие стоили так дорого, что никому не пришло бы в голову, что их можно подделать. Сегодня после обеда мы вместе с Хэллоком проверили содержимое шкатулки. Ничего не пропало. Вечером, когда дневная сиделка закончила работу, мы снова осмотрели драгоценности. Все находилось на месте.

Примерно полчаса назад Нелли спустилась сюда, чтобы приготовить горячее молоко для моей жены, и ее не было довольно долгое время. Мы нарочно дали ей возможность остаться одной, чтобы ее никто не тревожил.

Когда она поднялась наверх с подносом, мы вошли в комнату и проверили шкатулку. Исчезла бриллиантовая подвеска. Мы позвали Нелли, выключили свет и включили источник ультрафиолетового излучения. О результате можно и не спрашивать.

— Не могу понять, как порошок попал на мои пальцы, — пожала плечами Нелли.

— На ваших пальцах был-таки флюоресцентный порошок? — быстро спросил Мейсон.

— Судите сами, — ответил Бейн. Изображая всем своим видом оскорбленное достоинство и собственную значимость, он подошел к выключателю и жестом фокусника ткнул в него пальцем. Комната погрузилась в темноту. Он нажал другую кнопку, и спустя мгновение комнату залил ультрафиолетовый свет.

— Нелли, покажите джентльменам свой руки, — саркастически попросил Бейн.

Нелли подняла ладони. Кончики пальцев излучали свет с особым ярким зеленовато-голубоватым оттенком.

— Вот доказательство, попробуйте сейчас посмеяться и над этим, — съязвил Бейн. Он снова включил нормальный свет.

— Разве вы не понимаете, — Нелли Конуэй умоляюще повернулась к Перри Мейсону, — это все, э… э… часть той истории, о которой я вам рассказывала.

— Давайте уточним, — деловито начал Бейн. — Пожалуйста, ответьте, вы здесь представляете интересы Нелли? Мистер Мейсон, это верно?

— Она попросила меня приехать сюда.

— А этот джентльмен с вами, он?..

— Помощник Мейсона по детективной части, — вставил Джим Хэллок. — Я же предупреждал вас, Бейн.

— Не вижу причин, почему вы, джентльмены, имеете право вторгаться в частное жилище, — торжественно заявил Бейн. — Я хотел бы попросить вас покинуть это помещение.

— Я еще не знаю, мистер Бейн, является ли мисс

Конуэй моей клиенткой, но ваш тон мне положительно не нравится. у

— Мне плевать, нравится вам мой тон или нет. Эта женщина — воровка, и я…

— Минуточку, мистер Бейн, — прервал его Джим Хэллок. — Ради всего святого, не делайте публично поспешных выводов. Мы установили серию краж драгоценностей. Мы обратились в полицию с просьбой расследовать. это дело. В результате этого расследования были получены некоторые уликовые материалы, и мисс Конуэй придется объяснить властям некоторые, вызывающие определенные сомнения обстоятельства. Вот и все…

— Вот, вот, — поспешно прервал его Бейн. — Я вовсе ее не обвиняю до суда. Я просто расставил ей ловушку, и она… она измазала этой смесью пальцы.

— Это, пожалуй, лучше, — скептически улыбнулся Хэллок, — но в присутствии адвоката такого класса, как Мейсон, высказываться следует с предельной осторожностью.

— Вы что, действительно думаете, — Бейн повернулся к Нелли Конуэй, — что можете выиграть дело? Совершенно напрасно, тем более что я мог бы, между прочим, проявить снисходительность, и, если вы вернули бы вещи, то мы могли бы…

Раздался звонок, и он, прервав монолог, сказал Хэл-локу:

— Джим, посмотри-ка за ними.

Бейн рванулся к двери, его толстые ножки так и замелькали по зеркальной поверхности дорогого дубового паркета. И сразу же послышалась его быстрая возбужденная скороговорка:

— Ага, вот и полиция. Сейчас увидим, кто здесь командует парадом.

Бейн, коротко изложив суть дела, ввел двух полицейских в форме. Представлять их вряд ли было нужно. Все сразу же почувствовали их присутствие — крутые ребята из патрульной службы.

— О’кей, — сказал один из них. — Обойдемся без адвокатов и всяких там заступников и посмотрим, что скажет наша девушка в свою защиту.

— В таком случае, — обратился Мейсон к Нелли Конуэй, — не говорите ни слова. Этот флюоресцентный порошок — занятная комбинация, но в данной ситуации она ничего не доказывает. Его применяют при мелких преступлениях, чтобы заманить человека в ловушку, внушить ему мысль, что его поймали с поличным из-за светящихся пальцев. Внешне все это выглядит очень внушительно, и в подобных ситуациях человек, как правило, начинает «раскалываться».

— Кончайте болтать, — рявкнул один из полицейских на Мейсона. — Бейн настаивает, чтобы вы ушли. Это-его дом.

— Если это явная попытка облыжно обвинить невиновного человека до суда, она не пройдет в суде присяжных, — продолжил Мейсон, по-прежнему обращаясь к Нелли Конуэй. — Просто запомните, что я вам говорю, не признавайтесь и не делайте никаких заявлений…

— Хватит, — пробурчал с угрозой в голосе один из полицейских, воинственно рванувшись к адвокату.

— Я помогаю клиентке, — твердо посмотрел в глаза полицейскому Мейсон.

— Пусть эти двое уйдут, — вмешался Бейн, — здесь им нечего делать.

— Слышали, что хозяин дома говорит. Выметайтесь отсюда!

— Именно сейчас я стараюсь дать совет моей клиентке, — остановил его Мейсон.

— Еще чего, советовать можно и в другом месте.

— И не дайте, — Мейсон вновь обернулся к Нелли Конуэй, — обмануть себя, и сами не верьте, что это — серьезное преступление. Самое большее, в чем они могут обвинить вас, — это мелкое воровство.

— Что вы подразумеваете под мелким воровством? — взорвался Бейн. — Знаете ли вы, что алмазная подвеска моей жены стоила пять тысяч долларов. Это…

— Конечно, — прервал его Мейсон, — но вы перехитрили самого себя. Вы вложили дешевую имитацию в коробку с драгоценностями. Пропала имитация. Сколько она стоила?

— Что… меня… Откуда вы узнали, что это не настоящая подвеска?

— Не спорьте с ним, — лениво заметил один из полицейских. — Идите-ка отсюда, Мейсон. Своей клиенткой вы сможете заняться, когда мы привезем ее в полицейский участок.

— Попробуйте сохранить хладнокровие, — сказал Мейсон Нелли Конуэй.

— Постараюсь, если вы мне так советуете.

Полицейские схватили Мейсона и Пола Дрейка под руки и повели их из дома.

— Не говорите ни слова, — предупредил Мейсон, обернувшись к Нелли.

— Давай, давай, приятель, — съязвил полицейский, — и не устраивай здесь балаган.

— Даже не о… о других делах? — крикнула вслед Нелли Конуэй.

— Да помолчите вы хоть минуту, — закричал Мей сон полицейскому, который, бормоча проклятия, выпихивал его за дверь. /

— Ну и как? — иронически поинтересовалась Делла Стрит, когда Дрейк и Мейсон подошли к машине. — Похоже, вас выставили за дверь?

— Они меня когда-нибудь с ума сведут, эти дубиноголовые, — пробурчал Мейсон. — Итак, я решил — я буду представлять интересы Нелли Конуэй. Будь я проклят, если Бейн не пожалеет, что приказал этим полицейским дать нам под зад.

— Что случилось? — встревожилась Делла. — Кого убили? Жену?

— Какое там убийство, — отрезал Мейсон, — просто случай мелкого воровства, а некий ушлый частный детектив применил флюоресцентный порошок. Я еще проучу эту пару умников.

— Хорошо, а что конкретно мы будем делать? — спросила Делла Стрит.

— Конкретно, — ответил Мейсон, — мы собираемся следовать за этой полицейской машиной. Если они посадят Нелли за решетку, мы конкретно освободим ее под залог.

— И что потом?

— А потом, — продолжил Мейсон, — Пол Дрейк возьмет и позвонит своему другу-химику. Мы узнаем, что же за особый яд Натан Бейн предлагал Нелли Конуэй дать своей больной жене. И все это ему очень дорого обойдется.

— И вы тут же поставите в известность полицию?

— Нет, — улыбнулся Мейсон, — я буду защищать Нелли в деле о мелком воровстве просто ради удовольствия устроить перекрестный допрос мистеру Натану Бейну.

— Ее что, повезут сейчас? — спросила Делла Стрит.

— Если она послушается меня и откажется говорить, будьте уверены, они увезут ее в участок. Если они сумеют втянуть ее в разговор или она начнет объясняться, то ее положение может измениться.

— Не стоит тащиться за полицейской машиной, Перри, — предложил Пол Дрейк. — Лучше бы просто отправиться в участок и там подождать их.

— А они возьмут и отвезут ее в какой-нибудь полицейский участок подальше, в какой — мы и знать не будем, — ответил Мейсон. — Они уже проделывали подобные штучки раньше.

— Но это в делах по убийствам, — заметил Пол Дрейк.

— Они могут поступить таким же способом и в этом деле.

— Чепуха все это. Они никогда не жульничали по мелкому, Перри. Они могут даже и не предъявить ей обвинения.

— Большие реки берут начало из маленького ручейка, — загадочно усмехнулся Мейсон.

— Что это все означает? — недоуменно спросил Дрейк.

— Означает, что Нелли стоит у истока ручейка, — снова улыбнулся Мейсон, — и этот ручеек все ширится и ширится. J-

— Мы вляпаемся в историю, если сядем на хвост полицейской машине, — предупредил Дрейк. — Они включат сирену и…

— А мы все-таки попытаемся, — сказал Мейсон. — Мне что-то кажется, они не станут особенно упираться. На мой взгляд, по дороге в тюрьму они будут любезными и предупредительными с Нелли, чтобы она заговорила. Если ей…

— Вот они выходят, — прервала его Делла Стрит.

— Ну вот что, Делла, — сказал Мейсон. — Дай-ка я сяду за руль. Я поведу так, что Полу наконец понравится.

— Сжалься, Перри, — комически простонал Дрейк.

Полицейские провели Нелли Конуэй к своей машине. Один из них подошел к Мейсону и, наклонившись через окно, процедил сквозь зубы:

— Не крутитесь здесь, Мейсон. Бейн поедет за нами и сделает официальное заявление. Он не желает разговаривать с вами, и мы против того, чтобы вы объяснялись с ним. Будьте паинькой и отправляйтесь домой.

— А я и так паинька, — сказал Мейсон. Поглядев на бордюр тротуара, добавил: — Я не вижу его.

— Не вижу чего?

— Пожарный кран.

— Какой пожарный кран?

— Получив ваш приказ, я подумал, что неправильно, перед пожарным краном, запарковал машину. Однако я не вижу ни пожарного крана, ни запретительных знаков вокруг…

— О’кей, умник. Посмотрим, чем все это кончится, — процедил сквозь зубы полицейский и вернулся к своей машине.

Чуть позднее, включив «мигалки», полицейский кортеж отъехал от дома. За ним направились машины Бейна и Мейсона. Через сорок минут Нелли Конуэй была освобождена под залог в две тысячи долларов, которые внес Перри Мейсон. Совершив эту операцию, адвокат поднялся в отдел по расследованию убийств поговорить с сержантом Голкомбом.

— Ну что, сержант, проиграли пари? — заметил Мейсон.

— Ну это еще надо доказать, — сержант Голкомб едва сдерживал внутренний смех.

— Я же предупреждал вас, что к этой истории нужно отнестись серьезно.

— Это дело не стоит выеденного яйца, — Голкомб растянул рот в улыбке. — Я знаю о нем немного больше вашего и поэтому могу утверждать это точно. Дело в том, что мы с Бейном встречались раньше, после того как он позвонил мне, что начал подозревать Нелли Конуэй в воровстве. Я ему посоветовал нанять Джима Хэл-лока, применить флюоресцентный порошок и поймать ее с поличным, и именно так он и поступил. Разумеется, и она поступила очень хитро. Бейн начал подозревать ее в воровстве, и она придумала отличную уловку, обвинив его в попытке избавиться от жены. В подобной ситуации он вряд ли решится возбудить против нее дело. И вы, блестящий адвокат, так легко позволили провести себя на мякине! Для профессионала, — засмеялся Голкомб, откинувшись назад, — вы совершили ряд очевидных глупостей… Вы позволили поймать себя на крючок в этой грязной истории. Ха-ха-ха!

— Не будьте слишком самоуверенным, — прервал смех полицейского Мейсон. — У всей этой истории есть другое объяснение. Когда Бейн понял, что она не собирается давать яд жене, он решил дискредитировать ее.

— Да чепуха все это, — поморщился сержант Голкомб. — Когда Нелли догадалась, что он ее подозревает, она пришла к нам, придумала совершенно невероятную историю, предъявила какие-то таблетки, заявив, что Бейн хотел, чтобы она их вручила его жене. Могу лично побиться об заклад, что эти таблетки нужны только для того, чтобы подкрепить ее версию, она их схватила из первой попавшейся под руку склянки в ванной. Девять из десяти шансов, что это аспирин. По крайней мере, на вид именно так они и выглядят. Черт побери, Мейсон, будьте благоразумны. Мог ли Бейн быть таким простофилей; предположим, даже если он все-таки хотел подсунуть своей жене эти таблетки, зачем передавать их женщине, которую собирался посадить за решетку за воровство, и поставить себя таким образом в полную зависимость от нее?

И Голкомб снова откинулся назад и разразился смехом. Постепенно он успокоился и нравоучительно заметил:

— Не давайте себя увлечь сказками этой девицы, даже если она вызывает симпатию. Если собираетесь, Мейсон, стать ее адвокатом, получите с нее гонорар заранее и лучше наличными.

— Премного вам благодарен, — церемонно раскланялся Мейсон и вышел из комнаты.

Бухающий смех Голкомба был слышен до самого выхода, пока он спускался по лестнице.

Вместе с Деллой Стрит он приехал в агентство Дрей-ка. Пол, который вернулся на такси, уже ждал их. Он вручил Мейсону полуметровую «простыню» с графиками, синусоидами и какими-то длинными химическими формулами.

— Что это такое? — озадаченно спросил Мейсон.

— Это спектральный анализ вашей таблетки и письменное заключение химика. Читаю: «Дорогой Пол, график весьма красноречив. Таблетка, которую вы мне передали, это ацетилсалициловая кислота, и никакого сомнения в этом нет. Исследуя таблетку, я пробурил маленькую лунку в центре».

— Ацетилсалициловая кислота! — воскликнула Делла Стрит. — Что это такое?

— Это, — разъяснил Мейсон, — как раз то, что предположил сержант Голкомб.

— Ну, что же это? — нетерпеливо спросила Делла.

— Ацетилсалициловая кислота, — сказал Дрейк, — это химическое название активного компонента в обыкновенном аспирине.

— Ну, ладно, — заключил Мейсон, — на сегодня хватит. Нас всех ткнули носом в лужу, как нашкодивших котят, и поэтому сейчас я это дело так не оставлю. Я буду защищать Нелли Конуэй в суде, если это потребуется! Делла, отстучи-ка, пожалуйста, повестку на вызов в суд этой домоправительницы в качестве свидетеля защиты. Мы заставим Бейна попотеть немного. Ну а вообще денек сегодня выпал, не приведи Господь. Еще пару таких дней, и я начну серьезно жалеть, что когда-то избрал эту профессию.

— Не забудь эту таблетку, Перри, — философски заметил Дрейк. — Говорят, аспирин помогает от головной боли.

Глава 5

Гарри Сейбрук, помощник окружного прокурора, был невероятно возмущен. Подумать только, какое-то пустяковое дело о заурядном воровстве превращено этим чертовым Мейсоном в судебное разбирательство с присяжными! Возмущение он проявлял своим видом, действиями и репликами. Перри Мейсон, напротив, был безукоризненно вежлив, учтив, предупредителен и подчеркнуто не обращал внимания на возмущенный тон помощника окружного прокурора.

Судья Пибоди насмешливо поднимал бровь, когда временами посматривал на Мейсона, поскольку адвокат по уголовным делам благодушно и спокойно молчал, в то время как Джим Хэллок, частный детектив, давал свидетельские показания о том, что его пригласил мистер Натан Бейн, что он ознакомился в общих чертах с целой серией мелких краж в доме Натана Бейна и что в результате свидетель достал нейтральный красящий порошок, который в ультрафиолетовых лучах светится флюоресцентным, ярким зеленовато-голубоватым цветом. Он обсыпал этим порошком шкатулку, в которой хранились кое-какие ювелирные изделия.

Свидетель далее показал, что он находился в доме, когда подзащитная, которую наняли сестрой-сиделкой, пришла на работу вечером десятого. Он был, как сам разъяснил, представлен подзащитной как знакомый хозяина дома по коммерческим делам, продающий мистеру Бейну акции в горнодобывающей промышленности.

Свидетель далее утверждал, что вместе с мистером Бейном он предварительно провел инвентаризацию изделий в коробке. Изделия, насколько он мог видеть, были ювелирными. Их ценность ему неизвестна. Насколько он мог судить, эти изделия были женскими ювелирными украшениями, которые одевали для выхода в свет. При первом осмотре свидетель ограничился тем, что срисовал каждое изделие и в общем виде описал их.

После того как подзащитная пришла на работу вечером, он обследовал коробку с драгоценностями и обнаружил, что каждое изделие было на месте. Два часа спустя, по просьбе мистера Бейна, он снова провел инвентаризацию шкатулки и нашел, что одно из изделий, бриллиантовая подвеска, пропала. Вслед за этим, по предложению мистера Бейна, они вызвали подзащитную в гостиную, выключили по предварительно согласованному сигналу обычное электрическое освещение и включили специальное ультрафиолетовое освещение, под воздействием которого пальцы подзащитной осветились характерным зеленовато-голубоватым цветом.

Гарри Сейбрук торжествующе повернулся к присяжным и со значением закивал, как бы желая сказать, смотрите, как это все просто доказывается. Убедившись, что присяжные осознали взрывчатую силу свидетельских показаний Хэллока, он повернулся к Перри МейсоНу и с вызовом предложил:

— Мистер Мейсон, ваш. черед перекрестного допроса.

Джим Хэллок, опираясь на поручни свидетельской ложи, приготовился к малоприятному перекрестному допросу, который защитники обвиняемых обрушивали на голову частных детективов.

— Зачем, — проговорил Мейсон с некоторой ноткой удивления в голосе, — у меня нет вопросов. — Повернувшись к присяжным, он добавил с обезоруживающей прямотой: — Свидетель, мне кажется, говорит правду.

— Что? — удивленно воскликнул Сейбрук.

— Думаю, что свидетель точен в своих показаниях, — повторил Мейсон. — Что же, уважаемый коллега, здесь удивительного?

— Ничего, ничего, — отрезал Сейбрук, — я вызываю моего следующего свидетеля Натана Бейна.

Натан Бейн прошел в свидетельскую ложу и, отвечая на вопросы Сейбрука, изложил свою версию. Его жена — больна. Он был вынужден нанять сиделок: дневную и ночную. Можно было обойтись без дипломированных сестер, используя для ухода за больной сиделок посменно, поскольку домоправительница могла помочь при случае, поэтому Бейн нанял двух простых сестер с практическим опытом для работы днем и вечером. Подзащитная работала ночной сиделкой. Вскоре после того, как медицинские сестры появились в доме, стали исчезать небольшие суммы денег, ювелирные изделия, спиртное. Бейн откровенно заявил, что никаких конкретных улик в отношении подзащитной у него не было, а только неясные подозрения, так как случаи пропажи вещей начались именно с ее появлением в доме в качестве ночной сиделки. Не располагая прямыми уликами против нее, он решил устроить ловушку. Он обратился к частному детективу Джиму Хэл-локу, который до него давал показания. По его совету он купил поддельные драгоценности и положил их в шкатулку вместо настоящих. Затем по предложению Хэллока он обсыпал ее флюоресцентным порошком. Шкатулку специально положили на стол, как будто кто-то ненароком забыл закрыть ее в ящик.

Затем Бейн перешел к детальному описанию событий вечера десятого июля.

Перри Мейсон зевнул.

— Желаете этому свидетелю устроить перекрестный допрос? — язвительно спросил Сейбрук.

Мейсон выдержал паузу, пока Бейн, решив, что уже практически избежал допроса, стал подниматься со стула в свидетельской ложе, и обратился к нему:

— Минуточку, мистер Бейн, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Слушаю, сэр, — с готовностью ответил Бейн.

— Мистер Бейн, когда вы обсыпали флюоресцентным порошком шкатулку с драгоценностями?

— Десятого июля.

— В какое время?

— Около девяти, утром.

— Дневная сиделка тогда уже была на работе?

— Да, сэр.

— Кто обсыпал порошком коробку?

— Мистер Хэллок.

— И вы находились рядом и наблюдали за ним?

— Я был рядом. Да, сэр.

— А до этого вы вложили поддельные драгоценности в шкатулку?

— Да, сэр.

— Мистер Бейн, что это за шкатулка?

Это обычная ювелирная шкатулка, она сделана в форме старинного сундучка, обита кожей и серебряными гвоздиками, с двумя кожаными ручками.

— А каких она размеров?

— Довольно большая шкатулка. Я бы сказал, около пятнадцати дюймов в длину, десять — в высоту и ширину.

— Она собственность вашей жены?

— Да, я подарил ей год назад, на Рождество.

— И перед тем как распылить флюоресцентный порошок, вы вместе с мистером Хэллоком описали содержимое шкатулки?

— Да, сэр. Вместе.

— Затем в шкатулку положили поддельные драгоценности, после этого коробку опылили? Так было?

— Да, сэр. Правильно.

— Далее. Смогли ли вы осмотреть шкатулку днем, чтобы убедиться, не дневная ли сиделка виновата?

— Да, сэр, я осматривал.

— Сколько раз?

— Дважды.

— Когда?

— После обеда в два часа, потом в шесть часов, сразу же после ухода дневной сиделки.

— И затем снова обследовали ее вечером?

— Да, сэр.

— Сколько раз?

— Дважды.

— Когда?

— Сразу же после того как подзащитная пришла на дежурство, чтобы мы были уверены, что к этому моменту ничего не пропало, и затем снова — часа два спустя, это когда мы обнаружили, что одно из изделий исчезло.

— Кто ее осматривал?

— Мистер Хэллок и я.

— Мистер Бейн, кто открыл коробку?

— Я.

— Хотите ли вы сказать, что оставили коробку с драгоценностями на столе и она была не заперта?

— Нет, сэр, она была заперта на ключ.

— И все время была под ключом?

— Да, сэр.

— Тогда как же что-то могло исчезнуть?

— Или вор сделал дубликат ключей, что в общем-то не так уж невозможно, или замок был открыт отмычкой, что не так уж трудно.

— Понятно. У мистера Хэллока не было ключа?

— Нет, сэр.

— У вас был ключ?

— Да, сэр.

— И у вашей жены был ключ?

— Да, сэр.

— Значит, вы не пользовались ключом жены?

— Нет, сэр.

— Как получилось, что у вас оказался ключ от шкатулки жены?

— Мистер Мейсон, это простая предосторожность.

— Боюсь, что я не понимаю.

— Женщины всегда теряют вещи, — довольно самоуверенно сказал Бейн, — поэтому, опасаясь, что моя жена потеряет ключ от своей шкатулки, я дал, вручая ей шкатулку, только один ключ. Я хранил запасной ключ в безопасном месте.

— О, я понимаю. — Мейсон бросил быстрый взгляд на пятерых женщин, входивших в состав жюри присяжных. — Вы полагали, что запасной ключ безопаснее держать у себя и это позволит предупредить халатность жены?

— Да, сэр.

— Что, ваша жена все время теряет ключи?

— Я просто подумал, что она могла бы потерять эти ключи.

— Судя по всему, вы презираете женщин за их постоянную забывчивость, не так ли?

— Ваша честь, минуточку, — закричал Сейбрук и вскочил на ноги, — свидетель не говорил ничего подобного.

— Я понял, что именно это он имел в виду, — возразил Мейсон. — Не этими словами, возможно, уважаемый коллега, но…

— Если вы проводите перекрестный допрос свидетеля, то вы должны тщательнее формулировать собственные умозаключения.

— Мистер Сейбрук, — улыбнулся Мейсон и покачал головой, — мне не известна норма закона, которая требует, чтобы я не делал собственных выводов. Я просто задаю вопросы свидетелю при перекрестном допросе. Свидетель может поправить меня, если я не прав. Я понял его покат зания именно в том плане, что он, судя по его словам, пренебрежительно относится к возможности доверять женщинам ответственные поручения, и, я думаю, присяжные поддержат меня в этом. — И Мейсон снова бросил быстрый взгляд на присяжных.

— Свидетель не говорил подобных вещей, — заявил Сейбрук.

— Ну, знаете, — великодушно промолвил Мейсон, — я буду первым, кто принесет извинения, если я неправильно понял его. В стенографическом отчете судебного заседания его показания совсем недалеко, уважаемый коллега, и я хотел бы попросить стенографистку зачитать, что точно показал свидетель.

Внезапно Сейбрук понял, в чем же состояла тактика Мейсона. Он ловил на приманку, раздувал вопрос, который в других обстоятельствах прошел бы незаметным, и сейчас он как раз стремился акцентировать на этой проблеме внимание присяжных.

— Ну, хорошо, — примирительно сказал Сейбрук. — Не стоит терять время. Я снимаю возражения. Присяжные запомнят, что показал свидетель, и, как я понимаю, они не позволят вам приписать свидетелю слова или…

— Ни в коем случае, ни в коем случае, — прервал его Мейсон, — я только заинтересован точно узнать, что же показал свидетель, и я намерен извиниться перед ним, если я неправильно понял, что он сказал.

— Знаете, я этого не подразумевал. — Бейн почувствовал себя неловко.

— Что вы не подразумевали? — переспросил Мейсон.

— Что женщинам нельзя доверять серьезные дела.

— Я-то думал, что именно это вы и заявили.

— Я не говорил ничего подобного.

— Ну, теперь, — сказал Мейсон, — заслушаем стенографистку.

— Успокойтесь, джентльмены, — примирительно произнес судья Пибоди, — если вы помолчите немного, то дадите возможность судебной стенографистке найти в своих записях показания, о которых идет речь.

В зале заседаний воцарилась напряженная тишина. Сейбрук нервно приглаживал рукой плотную черную шевелюру. Ему явно не понравилось, как повернулось слушание дела. Бейн занял самоуверенную позу в свидетельской ложе, ожидая, что он будет прав. В свою очередь Мейсон свободно расположился на стуле в уважительной, полной внимания позе добросовестного адвоката, который чувствует, что предстоящие заявления представляют чрезвычайную важность.

— Ага, нашла, — стенографистка нарушила тишину. — Я зачитаю вопросы и ответы.

М-р Мейсон: Как получилось, что у вас оказался ключ от шкатулки жены?

Ответ: Мистер Мейсон, это простая предосторожность.

Вопрос: Боюсь, что я не понимаю.

Ответ: Женщины всегда теряют вещи, поэтому, опасаясь, что моя жена потеряет ключ от своей шкатулки, я дал, вручая ей шкатулку, только один ключ. Я хранил запасной ключ в безопасном месте.

Вопрос: О, я понимаю. Вы полагали, что запасной ключ безопаснее держать у себя и это позволит предупредить халатность жены?

Ответ: Да, сэр.

Вопрос: Что, ваша жена все время теряет ключи?

Ответ: Я просто подумал, что она могла бы потерять эти ключи.

Вопрос: Судя по всему, вы презираете женщин за их постоянную забывчивость, не так ли?

Бейн неловко заерзал на своем месте, когда судебная стенографистка закончила чтение.

— Я думаю, это то, что вы сказали, не так ли? — заметил Мейсон.

— Ну, знаете, это вовсе не то, что я подразумевал, — отрезал Бейн.

— О, значит, вы сказали что-то такое, чего не подразумевали?

— Да, сэр.

— Находясь под присягой?

— Знаете, это была оговорка.

— Что вы, мистер Бейн, подразумеваете под оговоркой? Ведь то, что вы сказали, можно интерпретировать как, мягко говоря, неправду.

— Ну, как бы это сказать… Я произнес это, не думая.

— Не думая, о чем?

— Ну, я только хотел сказать, что моя жена имеет привычку терять вещи и…

— И тем не менее вы обобщили, заявив, что такая черта присуща всем женщинам?

— Ваша честь, — помощник окружного прокурора был уже не в силах сдержать своего раздражения, — ведь это второстепенный вопрос, не имеющий никакого касательства к данному делу. По милости уважаемого коллеги мы снова и снова толчем воду в ступе, теряя драгоценное время. Был задан вопрос, и на него был получен четкий ответ, и совершенно напрасно господин защитник старается извлечь из этого какие-то дивиденды.

— Я так не думаю, — спокойно парировал Мейсон. — Я полагаю, что в интересах дела очень важно установить, как в целом наш свидетель относится к женщинам и, возможно, не только к ним, потому что моя подзащитная женщина, но я также особенно заинтересован узнать, что же у него было в голове, когда он заявил при перекрестном допросе, что давал показания, которые не подразумевал. Мне хотелось бы узнать, сколько других моментов в его показаниях могут быть неточными?

— Ничего неточного в показаниях свидетеля нет, — раздраженно закричал Сейбрук.

— Следует ли вас понимать так, что свидетель действительно считает, что женщинам нельзя доверять ответственные вещи? — спокойно задал вопрос Мейсон.

В разных углах зала засмеялись. Судья Пибоди улыбнулся и сказал:

— Ладно, мистер Мейсон, вы выиграли свое очко.

— Ваша честь, но я все-таки хотел бы при перекрестном допросе этого свидетеля уточнить, что он в действительности подразумевает, когда отвечает на вопросы.

— Продолжайте, — разрешил судья Пибоди.

— Это единственная неточная вещь в ваших показаниях? — Мейсон обратился к свидетелю.

— Все точно.

— Таким образом, каждое слово, которое вы произнесли, вы его и подразумевали?

— Да, я подразумевал сказанное.

— Думаю, что так и было, — улыбнулся Мейсон. — Будем сейчас откровенными, мистер Бейн. Как только вы поняли, что ваше заявление может оскорбить некоторых женщин из числа присяжных, вы попытались изменить его, но сейчас вы действительно так думаете. Разве это не так?

— Ваша честь, я возражаю, — закричал Сейбрук. — Это отнюдь не перекрестный допрос и…

— Он должен доказать предубежденное отношение свидетеля, — подчеркнул Мейсон, — и это просто размышление на тему, заслуживает ли он доверия.

— Возражение отклоняется. Свидетель может отвечать на вопрос, — сказал Пибоди.

— Разве это не так? — повторил Мейсон.

— Ладно, — сердито отрезал Бейн, — если вам так угодно, пусть будет так.

— Ну чего уж, — примирительно заметил Мейсон. — Это не мне угодно, мистер Бейн. Я просто пытаюсь разобраться в вашем способе мышления. Дело в том, что вы давали показания поспешно, не учитывая возможные последствия, а?

— Хватит, я уже сказал. Ну и что такого?

— Ничего, ничего, — заверил Мейсон. — Просто я стремлюсь понять шкалу ваших жизненных ценностей, границы вашего мышления, ваше поведение. Вы подразумеваете то, что вы говорите, и говорите то, что думаете, но когда вы догадываетесь, что ваша реплика может оказаться невежливой, вы стараетесь выдать ее за оговорку. Правильно?

— Да, правильно.

— Фактически это не было оговоркой, это было правдой. И это верно?

— Да, правильно.

— Итак, вы говорили неправду, когда заявляли, что это — оговорка?

— Называйте это оговоркой ума, — сострил Бейн.

— Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Давайте теперь вернемся к рассматриваемому делу.

— Самое время, — прокомментировал Сейбрук, всем своим видом демонстрируя чрезвычайную усталость.

— Если я утомил вас, уважаемый коллега, прошу прощения, — улыбнулся Мейсон.

— Достаточно, — вмешался судья Пибоди. — Прекратите эту пикировку, джентльмены. Замечания высказывайте только суду, а вопросы ставьте только свидетелю, мистер Мейсон.

— Хорошо, ваша честь, — весело согласился Мейсон. — Значит, вы утверждаете, мистер Бейн, что вечером того дня вы сами открыли упомянутую шкатулку с драгоценностями и осмотрели ее немного погодя после того, как подзащитная заступила на ночное дежурство у больной, не так ли?

— Совершенно верно. Я сам открыл шкатулку и проверил, все ли на месте.

— У вас был свой ключ?

— Да, сэр.

— Кстати, вы сказали жене, что у вас есть дополнительный ключ?

— Нет, сэр, не сказал.

— Правда? А почему? — поинтересовался Мейсон.

— Возражаю на том основании, что этот вопрос несущественный, не относящийся к делу и поэтому неправомочный. Это уже не перекрестный допрос, — поднялся со своего места Сейбрук.

— Протест принимается, — подтвердил судья.

— Но, — продолжил Мейсон, — у вас все же был запасной ключ к шкатулке с ювелирными украшениями, и вы сознательно не говорили об этом жене. Разве это не так?

— Это не так, — взревел Сейбрук. — Ваша честь, уважаемый коллега сознательно извращает показания этого свидетеля. Он никогда не заявлял ничего подобного.

— Протест отклонен, — сказал Пибоди. — Я разрешаю один ответ на этот вопрос. Хотя мы уже несколько раз касались этой проблемы, но тем не менее я разрешаю свидетелю ответить на этот упомянутый вопрос.

Бейн заколебался.

— Да или нет? — Мейсон поставил вопрос ребром. — Так или не так?

— Но это вовсе не значит, что я сознательно не говорил ей об этом, — запротестовал Бейн.

— И тем не менее вы скрывали этот факт от нее? — предположил Мейсон.

— Да, скрывал, — нехотя согласился Бейн.

— И вы хотели убедить присяжных, что по легкомыслию или беспечности просто забыли сказать ей об этом, хотя на самом деле сознательно скрывали от нее факт наличия у вас одного дубликата ключа, не так ли?

— Да нет же, я просто хотел, чтобы у меня был запасной дубликат ключа с тем, чтобы, когда она его потеряла бы, я смог бы сказать: вот видишь, я…

— Миссис Бейн хоть раз за время вашей супружеской жизни теряла ключи?

— Насколько я знаю, нет.

— И вы полагаете, что узнаете, когда она его потеряет?

— Полагаю.

— В этом случае, — усмехнулся Мейсон, — вы должны признать, что ваши замечания относительно беспечности вашей жены в этихвопросах не совсем обоснованны.

— Протест, — завопил Сейбрук, — это не перекрестный допрос, а…

— Принято, — распорядился судья Пибоди. — Я полагаю, что мы уже достаточно углубились в это дело, мистер Мейсон.

— Очень хорошо, — согласился Мейсон. — У меня осталось только несколько вопросов.

Мейсон повернулся на вращающемся кресле, перехватил взгляд одной из женщин в жюри присяжных и слегка улыбнулся. Она мгновенно ответила ему улыбкой.

— Пойдем дальше, мистер Бейн. — Мейсон обратился к нему. — Вы лично открыли эту шкатулку и, как я понимаю, когда вы это делали, мистер Хэллок был с вами?

— Да, сэр.

— И тут вы заметили, что что-то пропало?

— Да, сэр.

— И мистер Хэллок затем сопоставил содержимое шкатулки с описью.

— Да, сэр.

— А теперь ответьте на такой вопрос: как смог мистер Хэллок проделать все это, не коснувшись шкатулки?

— А я и не утверждал, что он не дотрагивался до шкатулки, — возразил Бейн. — Не приписывайте мне, пожалуйста, того, чего я не говорил.

— Значит, он все же дотрагивался до коробки?

— Думаю, что дотрагивался. Ну конечно, он должен был дотронуться до нее. Правда, я не говорил, что он дотронулся, но я и не утверждал, что он не дотрагивался до нее.

— Но сейчас вы припоминаете; что он все же дотрагивался до нее, не так ли?

— Вполне возможно.

— Так вы уверены, дотронулся он или нет?

— Я допускаю, что он дотрагивался.

— Итак, — резюмировал Мейсон, — после того, как флюоресцентный порошок был распылен на шкатулку, вы дотрагивались до ювелирной коробки и мистер Хэл-лок тоже.

— Совершенно верно.

— Итак, можно предположить, что на пальцах у мистера Хэллока был флюоресцентный порошок, не правда ли?

— Да, я вполне допускаю такое.

— Отсюда следует, что на первом этаже дома находилось трое человек, и у всех троих — у вас, мистера Хэллока и ответчицы — на пальцах находился флюоресцентный порошок. Вы согласны со мной?

— Нет, флюоресцентный порошок могли иметь я и мистер Хэллок. Подзащитная его иметь не могла.

— Что значит, вы могли иметь этот порошок на пальцах, а подзащитная нет? Поясните вашу мысль.

— Все очень просто — мы имели доступ к шкатулке, а она нет.

— Согласен с вами. Но если исходить из того, что флюоресцентный порошок на кончиках пальцев означает, что поддельные ювелирные украшения были украдены именно этим человеком, то их с таким же успехом мог взять и мистер Хэллок, у которого на кончиках пальцев также есть флюоресцентный порошок.

— Ну, это абсурд.

— Почему, объясните.

— Но ведь вы сами прекрасно знаете, что он не мог взять эти драгоценности.

— А вы откуда знаете, что он не мог этого сделать?

— Так ведь он там находился именно для того, чтобы пресечь воровство.

— Ну это еще как сказать, — с явным сарказмом произнес Мейсон. — Вы пригласили мистера Хэллока отнюдь не для того, чтобы предотвратить преступление. Вы сознательно заложили поддельные драгоценности, так как были уверены в том, что что-то обязательно будет украдено. Вы сознательно оставили шкатулку там, где ее можно было без помех украсть. Другими словами, вы расставили ловушку. Вы хотели, чтобы кое-какие драгоценности были украдены, не так ли?

— Ничего подобного, я просто думал, что этим способом мы сможем изловить вора или воровку.

— Хорошо, — подчеркнуто благодушно сказал Мейсон. — Но насколько я понимаю, мистер Хэллок также мог открыть шкатулку и взять оттуда упомянутое ювелирное изделие?

— Нет, сделать этого он не мог, у него не было ключа.

— Но ключа не было также и у подзащитной, не так ли?

— Я думаю, что у нее мог быть ключ, — твердо сказал Бейн.

— Только потому, что вы предполагаете, что она могла взять ювелирную вещь?

— Хорошо, она ведь могла вскрыть шкатулку другим способом?

— У вас есть ключ от шкатулки? — осведомился адвокат.

— Я уже говорил вам об этом десятки раз, — раздраженно ответил Бейн.

— А вы могли бы взять шкатулку и забрать оттуда ювелирную вещь?

— Но я не брал!

— А я и не утверждаю, что вы брали, — уточнил Мейсон. — Просто я высказываю вполне обоснованное предположение, что вы могли это сделать. Ведь вы могли это сделать?

— Ну, в общем, да.

— Скажите, пожалуйста, мистер Бейн. — Мейсон был подчеркнуто любезен. — Ведь вы нанесли флюоресцентный порошок не только на внутреннюю поверхность шкатулки, но и на ее наружное покрытие, не так ли?

— Все верно, — спокойно ответил Бейн, не ожидая подвоха.

— Если это так, то подзащитная могла случайно тронуть шкатулку, передвигая что-то на секретере или пытаясь что-то достать на нем. Таким образом, наличие порошка на ее пальцах вполне объяснимо.

— Но ведь порошок оказался именно у нее на пальцах, — занервничал Бейн, все еще не понимая, куда клонит Мейсон.

— Все правильно, — заметил адвокат, — порошок мог попасть на пальцы именно тогда, когда она дотронулась до поверхности шкатулки, пытаясь что-то достать позади нее, ну, скажем, журнал или…

— Нет там никаких журналов и не было, — взвился Бейн.

— Кстати, а где находилась шкатулка?

— На секретере.

— Это что, ее обычное место?

— Нет, жена ее обычно закрывала во внутренний потайной ящик секретера.

— А сам секретер запирался, не так ли?

— Да, она его запирала на ночь.

— А у вас был ключ от секретера и потайного ящика?

Бейн, чувствуя, что дело принимает невыгодный для него оборот, замешкался с ответом.

— Да или нет? — быстро спросил адвокат.

— Да, — выдавил из себя свидетель.

— Этот секретер вы подарили вместе со шкатулкой?

— Нет, сэр.

— Значит, этот секретер был приобретен вместе с другой мебелью?

— Совершенно верно.

— У вашей жены есть ключ от секретера?

— Разумеется, есть.

— А она знает, что у вас есть дубликат ключа от него.

— Понятия не имею.

— Другими словами, вы имели дубликат ключа, не ставя об этом в известность жену, не так ли?

— Я просто сказал, что не помню, говорил я об этом жене или нет, вот и все. — Бейн уже заметно нервничал.

— Нет, вы сказали, что не знаете, знает ли ваша жена о наличии у вас дубликата ключа к секретеру.

— Знаете, я действительно не могу вспомнить, говорил я ей об этом или нет.

— Отсюда можно заключить, — все так же любезно вел допрос Мейсон, — что вы решили сознательно придержать у себя дубликат ключа от секретера, с тем чтобы впоследствии, когда вам, скажем, понадобилось довести подзащитную до позора, открыть секретер, вытащить шкатулку из ящика и выложить ее на самый верх в самом привлекательном положении, не так ли?

— Я только хотел так или иначе распутать это дело и найти воровку, — упрямо повторил Бейн.

— Эта шкатулка весьма привлекательной и необычной формы, если я не ошибаюсь?

— Да, выглядит она весьма привлекательно, это дорогая вещь.

— И можно предположить, что любая женщина захотела бы обязательно заглянуть в нее?

— Ну, знаете… Нелли Конуэй никакого отношения к этой шкатулке, равно как и к другим вещам в моем доме, не имеет и иметь не может.

— И все же, женщина, которая достаточно долго находится в доме, живет там, знает обстановку, увидев изящную, необычного вида шкатулку на том месте, где она ее никогда раньше не видела, ведь могла же она чисто инстинктивно тронуть или заглянуть в нее?

— С какой стати она должна была трогать ее!

— Ну хорошо, а что, если она потрогала ее только для того, чтобы пощупать необычного вида кожу? — предположил Мейсон. — И поэтому светящийся порошок остался у нее на пальцах. Ведь это вполне возможно?

— Да, — нехотя Выдавил из себя вконец замороченный Бейн.

— Хорошо. Значит, после того как подзащитную арестовала полиция, вы прибыли в участок и официально возбудили иск против нее?

— Совершенно верно.

— Итак, как только подзащитную увезли, вы тотчас же покинули свой дом. Жена, таким образом, осталась одна, без присмотра?

— Нет, сэр. Я позвал экономку, миссис Рикер, и попросил ее посидеть с женой, пока я вернусь и найду приходящую сиделку.

— Объяснили ли вы миссис Рикер, почему вы обратились именно к ней?

— Да.

— Сказали ей, что посадили мисс Конуэй за решетку?

— Что-то вроде этого.

— И она согласилась на эту дополнительную работу?

— Конечно. Она была довольна, что мы поймали вора. Она сказала мне, что целый день задавала себе вопрос, почему эта ювелирная шкатулка оказалась незапертой в секретере. Она сказала, что дважды пыталась положить ее туда, но он был заперт.

— Ага, значит она пыталась положить ее обратно?

— Так она говорила.

— Следовательно, она должна была поднять шкатулку, опыленную флюоресцентным порошком?

— Протест, — быстро выкрикнул Сейбрук, — вопрос спорный, требующий от свидетеля умозаключения и не соответствующий перекрестному допросу.

— Протест принят, — сказал судья.

— Но вы не обследовали руки вашей экономки под ультрафиолетовым светом?

— Нет.

— Во имя истины, — Мейсон возвысил голос, — почему вы не распылили порошок вовнутрь коробки с тем, чтобы?..

— Не знаю, — выпалил Бейн. — Так предложил Хэл-лок. Он все это организовывал.

— Но вы помогали ему, не так ли?

— Я наблюдал за тем, — что он делает.

— Вы присутствовали и смотрели, как он работает? — Да.

— Но ведь вы его наняли? Если бьг вы с самого начала сказали ему, мол, хочу, чтобы светящийся порошок был распылен внутри шкатулки, он бы сделал именно так?

— Не знаю, наверное. — Бейн беспомощно пожал плечами.

— Так вы платили ему или нет?

— Да.

— Поденно? За каждый день или за работу в целом?

— Скажем, я предложил ему премию.

— Ага, — повторил адвокат, — вы предложили ему премию. Премию за что, мистер Бейн?

— Условие было таким: я плачу ему за каждый день, а если он завершит успешно работу, я должен заплатить ему премию.

— Вы должны заплатить ему премию. Весьма интересно. И сколько?

— Сто долларов.

— Итак, — улыбнулся Мейсон, — в соответствии с условиями вашего соглашения, если хотя бы один предмет из сравнительно недорогого набора поддельных драгоценностей пропадет из этой шкатулки и мистер Хэл-лок докажет, что именно подзащитная взяла упомянутый предмет, то вы должны будете выплатить ему премию в размере ста долларов, не так ли?

— Мне не нравится, как вы интерпретируете события, — с раздражением заметил Бейн, понимая, что Мейсон затягивает его в ловушку.

— Тогда расскажите о них, как вы их понимаете, — широко улыбнулся Мейсон и выразительно посмотрел на присяжных.

— Это была премия за выполненную работу, — упрямо повторил Бейн.

— Эта работа считалась законченной, как только мисс Конуэй будет арестована?

— Как только будет пойман вор, кем бы он ни оказался.

— Сколько всего человек находилось в тот момент в вашем доме?

— Моя жена, миссис Рикер, мистер Хэллок, Нелли Конуэй и я.

— И тем не менее вы не обследовали руки миссис Рикер, хотя вы знали, что она касалась ювелирной шкатулки?

— Нет, она ведь работает у нас уже много лет, и мы ей доверяем полностью.

— Отсюда следует, что каждый в этом доме, не считая вашей жены, имел светящийся порошок на пальцах?

— Ну, в общем-то да.

— Однако вы посчитали воровкой именно мисс Конуэй?

— Да. Или никто, или она.

— Она?

— Да.

— Мистер Хэллок получил премию за то, чтобы именно эта женщина была арестована и осуждена?

— За то, чтобы изобличить вора.

— Вознаграждение уже выплачено?

— Еще нет.

— Почему же?

— Потому что подзащитная еще не осуждена. Премия будет выплачена тогда, когда работа будет завершена полностью.

— Значит, сами вы все же сомневались, осудит суд присяжных подзащитную или нет?

— Протестую, — взвился с места Сейбрук. — Вопрос выходит за рамки перекрестного допроса.

— Протест принят.

— У меня, мистер Бейн, вопросов больше нет, — улыбнулся адвокат. — Благодарю вас.

— Вы вовсе не говорили Хэллоку, — сердито начал поправлять Бейна помощник окружного прокурора, — что он получит сто долларов, если только соберет улики, изобличающие подзащитную в воровстве, не так ли? Вы просто сообщили ему, что, если он сможет найти того, кто берет драгоценности, вы выплатите ему сто долларов.

— Ваша честь, минуточку, — возразил Мейсон. — Этот вопрос неправомочный и наводящий. Уважаемый коллега подсказывает свидетелю, что именно надо говорить. Кроме всего прочего, обвинение уже опрашивало свидетеля.

— Ничего подобного, это опрос свидетеля после перекрестного допроса, — Сейбрук сослался на юридические тонкости и прецеденты, — и я просто стараюсь сократить допрос, который уже и так слишком затянулся.

— Да что вы! — возразил Мейсон. — Не надо только утверждать, что несколько минут, затраченных на расследование сути дела, это…

— Если вы не цените свое время, то суд и мистер Бейн дорожат своим, — нравоучительно заметил Сейбрук.

— А вот об интересах подзащитной вы не подумали, — укоризненно возразил Мейсон. — Если ваше стремление сэкономить мистеру Бейну всего лишь несколько минут его бесценного времени не позволит нам прояснить дело, то подзащитную могут посадить в тюрьму на месяцы. Мало того, что ее доброе имя будет запачкано, она…

— Не надо только расписывать все эти душещипательные подробности, — прервал его Сейбрук, — все это явно рассчитано на то, чтобы повлиять на жюри присяжных.

— Ну, знаете, — рассмеялся Мейсон, — вы мне приписываете желание повлиять на жюри в отместку за мои слова, что уважаемый коллега подсказывает свидетелю, что именно надо говорить.

— Слабость наводящего вопроса, — улыбнулся судья Пибоди, — конечно, в том, что его задают. Свидетель, в общем-то, сейчас полностью представляет, что его адвокат хочет. Продолжайте, однако, мистер Сейбрук, и задавайте вопрос так, чтобы он был поменьше наводящим.

— О нет, я не думаю, что есть необходимость углубляться в дальнейшие детали этого дела, — сказал Сейбрук. — Все и так ясно.

— У вас есть еще вопросы к свидетелю? — обратился судья Пибоди к Сейбруку.

— Больше вопросов не имею.

— Есть еще какие-нибудь свидетельские показания?

— Ваша честь, теперь настал черед гласа народного — вердикта присяжных! — с пафосом произнес Сейбрук.

— Ваша честь, — сказал Мейсон, с улыбкой глядя на судью, — мы хотели бы обратиться к жюри присяжных вынести вердикт — невиновна.

— Ходатайство отклонено.

— Тогда разрешите, ваша честь, десятиминутный перерыв, — попросил Мейсон, — я хотел бы переговорить с одним человеком, которого я вызвал в суд как свидетельницу защиты, миссис Иможен Рикер.

— Разрешаю, — сказал судья и объявил перерыв.

В глубине судебного зала появилась сухопарая, мрачного вида домоправительница мистера Бейна.

— Я отказываюсь разговаривать с мистером Мейсоном.

— Ваша честь, эта женщина, — разъяснил адвокат, — была вызвана как свидетельница защиты. До этого она отказывалась давать мне какие-либо показания.

— У меня нет нужды разговаривать с ним, — сердито выпалила Иможен Рикер, — я пришла в суд, и это мой долг. Я подчинилась вызову. Но это не означает, что я должна разговаривать с ним наедине.

— В таком случае, — понимающе улыбнулся адвокат, — пройдите в свидетельскую ложу и поднимите правую руку для присяги.

— Должна я подчиняться? — обратилась она к судье Пибоди.

— Если вас вызвали в суд, то да, — ответил судья.

Крупными шагами она обошла Мейсона, с шумом уселась на скамью свидетелей, повернулась к судье и подняла правую руку для присяги.

— Хорошо, — мрачно произнесла она, — я готова.

— Вы работаете домоправительницей в доме мистера Бейна? — задал адвокат свой первый вопрос.

— Да, — огрызнулась она.

— Сколько времени вы работаете у него?

— Шесть лет.

— Вечером десятого обследовали ли вы свои руки ультрафиолетовыми Лучами, чтобы узнать, не светятся ли они?

— Это не ваше дело.

— Если бы ваши руки не светились, вы, конечно, легко ответили бы на этот вопрос, не так ли?

— И на этот вопрос я также не должна отвечать.

— Благодарю вас, миссис Рикер. — Мейсон широко улыбнулся, чувствуя, что симпатии жюри на его стороне. — Это все. Я просто хотел, чтобы присяжные убедились, какой воинственной, фанатично преданной своему хозяину домоправительницей вы являетесь.

— О, ваша честь, — спохватился Сейбрук, — это…

— Свидетельницу суд извиняет, — устало произнес судья Пибоди. — Одновременно жюри присяжных не примет во внимание замечания адвоката. Кто ваш следующий свидетель, мистер Мейсон?

— Ваша честь, у меня больше никого нет, — развел руками адвокат. — Возможно, я предполагаю, жюри присяжных составило довольно ясную концепцию дела. Соблазнительная ювелирная шкатулка была преднамеренно выставлена на видное, бросающееся в глаза место, доступ к которому мог иметь любой. Защита настаивает, чтобы…

— Достаточно, мистер Мейсон. Уже было решение судьи о ходатайстве по направленному влиянию на вердикт, — заметил судья Пибоди. — Продолжайте и начинайте свою защиту. Обращаться к жюри вы сможете после проведения защиты.

— Я ни в коем случае не собираюсь проводить защиту в нынешнем состоянии дела, — возразил Мейсон. — Получается, что на подзащитной лежит обязанность доказывать свою невиновность. Обвинение, как известно, должно доказывать ее вину. Все, что они доказали, — это что наша подзащитная, которая была в комнате в соответствии с требованиями найма, тронула внешнюю поверхность привлекательной и необычной шкатулки. Подзащитная сейчас отдохнет, и защита, не состязаясь с обвинением, передаст дело в руки суда присяжных.

— Вы уже состязаетесь, — заметил Сейбрук.

— Ничего подобного, — возразил ему Мейсон. — Просто я объясняю суду, почему я собираюсь завершить защиту моей подзащитной на этом этапе, не состязаясь с обвинением. Вы не против передать дело в руки суда присяжных не состязаясь, уважаемый коллега?

— Я все же выступлю с обвинением, — твердо заявил Сейбрук.

— Что касается меня, — снова улыбнулся Мейсон, — я считаю, жюри понимает, насколько ясно дело. Я уверен в том, что все они сознательные граждане, и я не вижу причин, чтобы занимать их время. Только что вы, уважаемый коллега, были весьма озабочены потерями времени. Передаю дело жюри без проведения защиты. Вы же продолжайте и выступайте с обвинением, если вам угодно.

Сейбрук задумался и угрюмо промолвил:

— В таком случае, и я передаю это дело, не выступая с обвинительными аргументами.

Мейсон слегка поклонился Пибоди.

— Вы, леди и джентльмены, жюри присяжных, — обратился к ним судья, — вы выслушали показания свидетелей. Долг суда сейчас проинструктировать вас о некоторых положениях закона.

Судья Пибоди зачитал длинный список инструкций, особенно подчеркивая тот факт, что задача обвинения состоит в том, чтобы доказать вину подзащитного, дав ответ на все разумные сомнения, в то время как подзащитный не должен доказывать его или ее невиновность. Присяжные, в свою очередь, выносят свой вердикт, исходя исключительно из фактов, хотя они должны применять закон, представленный им в виде инструкций суда.

Присяжные удалились на совещание и через десять минут возвратились в зал, объявив свой вердикт: «Невиновна». Мейсон и Нелли Конуэй встали и подошли поблагодарить присяжных. Одна из женщин из состава жюри, улыбнувшись Мейсону, торжествующе сказала:

— Ну и тип же, этот Бейн! Вы правильно вывели его на чистую воду. Одна мысль о своем ключе к секретеру жены чего стоит. Настоящий сутяга и завистник, вот кто он! Бедная женщина, больная, не может встать с постели, и такой оказался рядом с ней муж.

— Я так и подумал, — скромно заметил адвокат, — что вы очень глубоко разбираетесь в людях. Взглянув вам в глаза, я почувствовал, что приводить доводы защиты нет смысла.

— Да, естественно, я высказала им все, что я думала об этом человеке. Жаль, что я не смогла выложить им все, что я думала, поскольку все так же считали, как и я. Бедная малышка, — она обернулась к Нелли Конуэй, — работать у такого человека, который не остановился ни перед чем, арестовал вас, очернил вашу репутацию и посадил на скамью подсудимых, обвинив в воровстве. Думаю, вы как-то должны отреагировать на все это. Обязательно вчините ему иск за причиненный моральный ущерб.

— Благодарю вас за предложение, — поклонился адвокат, — я и сам собирался посоветовать ей что-то подобное, и я думаю, что нам следует учесть тот факт, что это предложение поступило от одного из членов жюри.

— Конечно, вы можете сослаться на меня, — снова любезно улыбнулась женщина, пожав Мейсону руку, — мои адрес и фамилию легко узнать в секретариате.

Глава 6

Мейсон и Делла Стрит уже собирались уходить из офиса, как зазвонил телефон. Делла Стрит, сняв трубку, послушала и, прикрыв мембрану, тихо спросила адвоката:

— Хотите поговорить с Нелли Конуэй?

— Да, я обязательно хочу, поговорить с ней, — взорвался Мейсон, — и поговорить серьезно, чтобы разъяснить ей, что она уже не наша клиентка.

Он взял трубку и услышал спокойный, ровный голос Нелли Конуэй, такой же невыразительный, как и ее лицо:

— Мистер Мейсон, я хочу вас поблагодарить за все, что вы сделали для меня сегодня.

— Не стоит благодарности, — ответил он.

— Я полагаю, — отважилась продолжить она как-то робко, — я должна вам еще кое-что. Мистер Мейсон, мой один доллар нельзя назвать нормальным гонораром за ваши труды, не так ли?

— Знаете, — раздраженно ответил адвокат, — конечно, если я бы брался за судебные дела, получая один доллар, мне было бы трудно оплачивать аренду офиса, зарплату секретарше, разъезды на такси во Дворец правосудия.

— О, мистер Мейсон, вы говорите это с каким-то сарказмом, и я ощущаю в ваших словах скрытый упрек.

— Да нет, я просто указал вам на некоторые очевидные экономические факты.

— Тогда назовите мне сумму вашего гонорара. Еще десять или пятнадцать долларов будет достаточно?

— Нелли, сколько у вас денег? — спросил адвокат.

— Надо ли обсуждать этот вопрос?

— Может быть, они вам пригодятся.

— Я бы не очень хотела это обсуждать, мистер Мейсон. Лучше бы вы просто сказали мне, каков будет счет.

— Вы позвонили мне, чтобы спросить об этом? — Он стал серьезным.

— Да.

— Нелли, когда закончилось судебное заседание, вы ничего не сказали о дополнительной компенсации. Мы просто обменялись рукопожатиями, и вы поблагодарили меня. Почему вы вдруг озабочены этим сейчас?

— Ну, я… я просто подумала, что возможно…

— Послушайте, — прервал ее Мейсон, — Бейн что, вступил с вами в контакт?

Она замялась и ответила утвердительно.

— И он предлагает вам как-то договориться?

— Знаете… мистер Бейн и я… мы беседуем.

— Вы подразумеваете, что в данный момент разговариваете с мистером Бейном? Он сейчас с вами?

— Я с ним.

— Где?

— У него дома.

— Дома у него? — недоверчиво переспросил адвокат. — Да.

— И что же вы там делаете? Зачем вы туда поехали?

— Как зачем? Собрать свои вещи. Когда полицейские забрали меня, у меня даже не было возможности упаковать личные вещи.

— Давайте все выясним, — рассердился Мейсон. — Вы что, жили в доме у Бейна?

— Разумеется. Дневная сиделка и я занимали комнату над гаражом.

— Черт меня побери!

— А что здесь такого удивительного, мистер Мейсон? У мистера Бейна столько в доме комнат, а…

— Но вы мне не сказали об этом.

— А вы меня об этом и не спрашивали.

— И кто ухаживает сейчас за больной? — спросил он.

— Та же самая дневная сиделка.

— Я хочу сказать, кто дежурит ночью? Кто работает вместо вас?

— На несколько дней они наняли временную сиделку, но она внезапно ушла. Меня попросили помочь, и я останусь до утра. Миссис Рикер заменит меня, пока упакую вещи.

— Вы встречались с миссис Бейн и разговаривали с ней?

— Разумеется. Элизабет Бейн и я стали настоящими друзьями. Она хочет, чтобы я по-прежнему работала у них. Хотя после всего случившегося я вряд ли останусь… Я вынуждена была, конечно, рассказать все об аресте, и как вы опрашивали… свидетелей, ну и все такое…

— Вы имеете в виду, как я разбил в пух и прах ее мужа при перекрестном допросе?

— Да.

— А как она реагировала на это?

— Она считает, что это прекрасно. Она захотела даже познакомиться с вами. Она… ну, я…

— Вы хотите сказать, что вам что-то мешает говорить откровенно? — спросил Мейсон, когда она замялась и замолкла.

— Да, совершенно верно. Мистер Бейн рядом, здесь же.

— И вы хотите решить с ним вопрос полюбовно?

— Надеюсь.

— И потом вы вернетесь к нему на работу?

— Не думаю. Сегодня ночью должны приехать родственники миссис Бейн. Они прилетают из Гонолулу. Так что она одна не останется. Она… хорошо, я расскажу об этом позднее. Я хотела бы спросить вас сейчас… то есть мистер Бейн хотел бы узнать… если бы вы назвали цену за свои услуги, то…

— Если Натан Бейн готов заплатить за вас гонорар, то тогда вы должны мне пятьсот долларов, и мы поделим его пополам. Вы меня понимаете?

— Да, подход у вас деловой, — ответила она довольно едко.

— Если Бейн не заплатит гонорар, то тогда мы квиты, — уточнил адвокат. — Я выставляю счет только на один доллар.

— Вы что, серьезно? — выдохнула она недоверчиво.

— Вполне. Вы понимаете, что я сказал?

— Да.

— И на этом закончим, Нелли, — закруглил разговор Мейсон, — и постарайтесь понять еще одну вещь.

— Какую, мистер Мейсон?

— Я не буду защищать ваши интересы в отношении тех договоренностей, которые вы заключите с Бейном самостоятельно. Если вы с ним договоритесь, это ваше дело. В этом случае вам понадобится адвокат, который бы смог представлять ваши интересы в этой сделке.

— И тогда я должна буду платить ему, не так ли?

— Большинство адвокатов обожают, когда им платят, — не без ехидства заметил Мейсон. — Знаете, они ведь тоже должны зарабатывать себе на жизнь.

— Ничего себе! — вдруг взорвалась она. — И с какой это стати я должна выкладывать половину своего гонорара. И правильно говорит мистер Бейн, что денежки ведь мои, кровные.

— Он так и сказал?

— Да. И еще он сказал, что я должна буду заплатить из своего собственного кармана.

— Хорошо, — только и смог сказать Мейсон. — Поступайте, как считаете нужным.

— Так я и поступлю, — заметила Нелли. — И мистер Мейсон, пожалуйста, чтобы не было никакого недоразумения между нами: вы не защищаете моих интересов в этом соглашении. Я просто стараюсь выяснить, сколько должна за услуги адвокату, но я не собираюсь выкладывать пятьсот долларов.

— Не вы, — подчеркнул адвокат, — а Бейн.

— Но почему он должен так много платить? Я считаю, что эта сумма слишком большая.

— Ну а какая сумма, на ваш взгляд, нормальная?

— Ну, скажем, не больше пятидесяти долларов. Вы же проработали всего полдня.

— Понятно. Ну что ж, я уже объяснил вам, что если платите вы, то вы должны мне только доллар, если платит мистер Бейн, счет составляет пятьсот долларов.

— Знаете, мистер Бейн платит мне и… ну, в общем, я подумаю, мистер Мейсон. Я сделаю так, как считаю нужным.

— Уверен, — сказал адвокат, — что вы так и поступите. А теперь поставим точку над «Ь>, Нелли. Между нами нет никаких взаимных обязательств. Я не ваш адвокат…

— И вряд ли когда-нибудь будете, мистер Мейсон. За такие деньги! Слыханное ли дело — пятьсот долларов за полдня работы! Немыслимо! — И она с треском швырнула трубку.

Адвокат потер ухо, повернулся к Делле Стрит.

— Вот она, — вздохнул он, — человеческая благодарность. Я всегда говорил, Делла, что надо назначать гонорар, когда клиент больше всего добивается твоих услуг. Мисс Нелли Конуэй ныне полагает, что десять или пятнадцать долларов достаточная компенсация, а пятьдесят — слишком щедро. Давай, Делла, закрывай на ключ нашу контору и пошли по домам.

Глава 7

Когда на следующее утро Мейсон чуть позже десяти появился в офисе, Делла Стрит ехидно заметила:

— Поздравляю вас, шеф!

— День рождения или что-то вроде этого?

— Вы опоздали на встречу с ней на пять минут. Так что принимайте поздравления.

— С кем опоздал?

— С вашей долларовой клиенткой.

— Она что, решила извести меня?

— Она звонила уже четыре раза в течение получаса. Я дала понять, что ожидаю вас около десяти. Она сказала, что позвонит ровно в десять, и это последний раз, так как больше воспользоваться этим телефоном она не сможет.

— Ну и чего она хочет?

— Она считает, что ей нужен будет адвокат.

— А зачем?

— Доверить столь важную информацию мне она не сочла нужным.

— Ну а что ты ей ответила, Делла?

— Ну а я ей довольно прозрачно намекнула, что она язва и отрава, у которой хватает наглости после всего случившегося беспокоить вас своими сумасшедшими просьбами, в общем, шеф, вы знаете, что я могу сказать в подобных случаях. Кроме того, я сказала ей, что вы слишком заняты в настоящий момент и вряд ли найдете даже пять минут, чтобы поговорить с ней, не говоря уже обо всем остальном, и предложила ей связаться с другим адвокатом, который менее занят и более доступен с точки зрения гонорара и прочего.

— И что она?

— Она все это молча выслушала и заявила тем не менее, что доверяет только вам и говорить будет только с вами.

— Ну а в десять она звонила?

— Секунда в секунду. Можно было проверять часы. Когда по радио раздался последний звуковой сигнал, она позвонила. Я сказала, что еще не пришли, и тут она начала заметно нервничать, но объяснить суть своего дела решительно отказалась.

— Ну и Бог с ней, позвонит еще раз, если очень нужно.

— Я почему-то думаю, что она больше не позвонит.

— Тогда мы потеряли шанс заработать еще один доллар! — широко улыбнулся адвокат. — Что там у нас еще?

— Посетительница. Некая мисс Брэкстон.

— Ну а она чего хочет?

— Вы меня совсем затюкали со своими клиентами, — рассердилась Делла Стрит. — Приходят они, в конце концов, к вам и выкладывать свои проблемы желают только вам лично!

— В таком случае, — распорядился Мейсон, — передай ей, что я не смогу ее принять. Пропади оно все пропадом! Я трачу кучу времени на людей, которым нужны рутинные юридические советы, вместо того чтобы заниматься настоящими делами. Уверен, что ей нужно составить брачный контракт или еще какую-нибудь пустяковую бумажку…

— Вы должны принять ее, — прищурила со значением глаза Делла Стрит.

— С какой это стати? — иронически хмыкнул Мейсон.

Делла Стрит мягким движением рук очертила женскую фигуру.

— Неужели такая? — усомнился Мейсон.

— На таком огйе мужчины сгорают, словно бабочки. Я думаю, что она еще та штучка.

— Ну теперь, — засмеялся адвокат, — Ты по-настоящему заинтриговала меня.

— И еще мне кажется, — продолжила Делла Стрит, — что-то страшно ее заботит. Она сказала мне, что хотела бы поговорить только о сугубо личном и конфиденциально. Ждет вас с четверти десятого.

— Делла, мне нравятся красивые женщины, которых что-то очень заботит. Сколько ей?

— Скажем, двадцать три.

— И что, действительно так красива и опасна?

— Лицо, фигура, одежда, глаза, цвет волос, даже тончайший запах духов, словом, все, что сводит мужчин с ума. Взгляните на нашу Герти в приемной. Она так и сидит с открытым ртом, забыв о телефоне.

— Ты меня убедила, — шутливо согласился Мейсон. — Мы примем мисс Брэкстон, но, если она окажется не на высоте твоей рекламы, я буду вынужден прибегнуть к суровым дисциплинарным мерам.

— Сначала посмотрите на нее, — укоризненно заметила Делла. — Ну так как, займемся сначала почтой, или все же…

— Нет, нет, займемся сначала красивыми женщинами. Давай ее сюда.

— Не курить и пристегнуть ремни, — предупредила Делла Стрит. — Глубоко вздохнуть — она приближается.

Делла Стрит величественной походкой вышла из кабинета и через несколько секунд появилась с молодой женщиной. Та вошла размашистой уверенной походкой, затем, увидев адвоката, внезапно замялась, но тут же взяла себя в руки и, подойдя к столу, холодно кивнула Мейсону. Она была именно такой, какой ее описала Делла.

— Мистер Мейсон, — представила его Делла Стрит. — Мисс Брэкстон, мистер Мейсон.

— Добрый день, — вежливо произнес адвокат. — Присаживайтесь, пожалуйста.

— Благодарю вас.

Широким шагом она пересекла комнату и, сев в большое кресло для посетителей, закинула ногу на ногу, изящным движением одернула платье и обратилась к адвокату:

— Будьте любезны, расскажите, что все же происходит с моей сестрой? — Вопрос был задан напористо, а голос выдавал сильное внутреннее волнение.

— Подождите минуточку, — сказал Мейсон, заметив ее стальной, гневный взгляд. — Я определенно не знаком с вашей сестрой, и я определенно не…

— Элизабет Бейн — моя сестра. Натан Бейн, ее муж, пытается ее отравить. Какие меры в этой связи предприняты?

— Еще раз — обождите. — Мейсон говорил медленно. — Вы нагромоздили несколько телег перед лошадью и начинаете не с того конца.

— Мистер Мейсон, мне кажется, я никогда еще в жизни не была в таком состоянии, — пожаловалась мисс Брэкстон. — Извините меня, если может показаться, что я излишне возбуждена.

— Давайте прямо к сути дела, — посоветовал адвокат, — только не выплескивайте весь гнев на меня.

— Я пришла не для того, мистер Мейсон, чтобы сердиться на вас.

— Так почему же вы пришли ко мне?

— Хотела бы пригласить вас как адвоката. Мне кажется, что вы единственный, кто может разрешить эту проблему.

— Какую проблему?

— Какую проблему! — сердито воскликнула она. — Боже милосердный! Мистер Мейсон, вы так хладнокровно и безразлично произносите эти слова в то время, как моя сестра живет в земном аду, в то время, как над ней нависла смертельная угроза. Я вижу, что никто не желает как-то серьезно подумать над этим и сделать что-то для нее!

— Вы располагаете достоверными фактами о том, что жизнь вашей сестры в опасности?

— Мистер Мейсон, давайте посмотрим фактам в глаза. Моя сестра вышла замуж за человека, стоящего гораздо ниже ее как в социальном, так и в нравственном смысле. Она вышла замуж за хладнокровного бессердечного интригана, мерзкую гадину. Я, кажется, ясно выражаю свои мысли?

— Вполне. Муж вашей сестры вам явно не нравится, и вы выражаете свою неприязнь достаточно определенно.

— Не нравится — это слишком мягко сказано, — сердито возразила она. — Я постараюсь выразиться поточнее — я ненавижу землю, по которой он ходит.

— Теперь еще понятнее.

— Он женился на сестре, — продолжила она раздраженным тоном, — исключительно ради денег. Мы ее предупреждали, и, знаете, именно здесь мы совершили ошибку.

— Кто мы? — остановил ее Мейсон.

— Семья. Мы с ней сестры по отцу. У меня есть еще брат, и, знаете, нам нужно было бы отойти в сторону и дать ей самой разобраться во всем, а мы захотели образумить ее, и в результате возникла определенная напряженность между нами, которая запутала семейные отношения. До этого мы были так близки друг другу, словно настоящие братья и сестры, а сейчас, сейчас все по-другому. Не то чтобы мы стали чужими — мы как-то отдалились друг от друга.

— И что же вы хотите от меня? — задал вопрос адвокат. — Меня уже нанимали по одному делу, связанному с семейными проблемами Натана Бейна.

Она откинулась назад и засмеялась. Мейсон удивился.

— Извините меня, — она перестала смеяться, — но я слышала, как Натан жаловался, что вы с ним сотворили в суде. Никогда в жизни я так не смеялась. Эта напыщенная, самоуверенная, тщеславная, эгоцентричная, эгоистическая, себялюбивая гадина! И вы его разделали в пух и прах. Это была настоящая работа. О, сколько бы я отдала, чтобы оказаться там!

— Обо всем этом вы узнали от него?

— От него и от Нелли Конуэй, дежурной сиделки.

— Вы и с ней говорили?

— И с ней тоже.

— Я был весьма удивлен, узнав, что она вернулась в дом.

— Это, конечно, Натан постарался. Его, кстати, можно легко запугать. К тому же Нелли Конуэй тоже, как говорится, не промах и знает, как воспользоваться сложившейся ситуацией.

— Что вы имеете в виду?

— Ну как же. Она его наказала, и вы помогли ей в этом.

— Давайте-ка все же уточним все по порядку, — заметил адвокат. — Прежде всего я хотел бы знать, что вы от меня хотите…

— Странно, мистер Мейсон. Я что, разве неясно выразилась? Речь идет не обо мне, а о моей сестре.

— Элизабет Бейн.

— Совершенно верно.

— А чем я ей могу быть полезен?

— Она хочет, чтобы вы представляли ее интересы.

— И что же я должен буду делать?

— Многое.

— И все же?

— Видите ли, именно сейчас Элизабет увидела своего мужа без прикрас, таким, каков он есть. Человека, который пытался убить ее, и не один раз. Причем делал это не импульсивно, под влиянием минуты, а расчетливо и методично. Бог мой, сколько пережила эта девочка, и сколько раз она была одной ногой в могиле! Все эти недомогания, пищевые отравления, все, что она считала расстройством желудка — все это были попытки Натана избавиться от нее.

— Вы сказали, не один раз? — Глаза Мейсона сузились.

— Совершенно верно. Все эти годы она жила в сущем аду. А эта катастрофа — тоже, кстати, дело рук Натана — окончательно добила ее. Она' даже сейчас не подозревает, что после аварии функции позвоночника у нее окончательно нарушены и никогда не восстановятся. Она живет слабой надеждой, что после реабилитационного периода ее прооперируют и удалят осколки из спинного мозга, после чего она опять сможет ходить.

— Но она не будет?

Мисс Брэкстон медленно покачала головой. У нее на глазах появились слезы. Она с трудом проговорила:

— Никогда.

— А как произошла эта авария? — спросил адвокат.

— Натан утверждает, что неожиданно отказали тормоза на спуске и что он пытался всеми силами затормозить, но безуспешно, и когда понял, что не сможет, то крикнул жене, чтобы она выпрыгивала из машины. Все это ложь! Он все рассчитал до мелочей, и в живых она осталась буквально чудом. Я специально ездила на место происшествия и все разузнала. Когда он крикнул Элизабет прыгать, колеса машины с ее стороны зависли над пропастью, и если бы она прыгнула, то неминуемо бы погибла. Кстати, он крикнул ей прыгать, когда сам уже открыл дверь со своей стороны. Он попросту сознательно бросил ее на произвол судьбы, надеясь, что она живой из этой передряги уже не выберется. Но случилось неожиданное: как ни была напугана Элизабет, у нее хватило выдержки дотянуться до руля и попробовать вывернуть машину на дорогу. Увидев, что это ей не удается, она направила машину на насыпь и, проскочив ее, упала в боковой ров с пятиметровой высоты. Это чудо, что она осталась жива в такой ситуации. Тогда-то ей и повредило позвоночник.

— А тормоза действительно были неисправны?

— Тормоза, к сожалению, не проверяли, — вздохнула мисс Брэкстон. — Но все это легко подстроить. Ему достаточно было пережать тормозной шланг и вывести таким образом на время всю тормозную систему. В нужный момент, когда начался крутой спуск, он это и сделал.

— Никто не осматривал машину сразу же после аварии?

— А вы как думаете?

— Я вас спрашиваю.

— А какие у полиции были на это основания? Жена без сознания, контужена, с поврежденным спинным мозгом. Подъехала «скорая помощь» и быстренько увезла ее в больницу. Пока врачи боролись за ее жизнь, наш милый Натан не мешкая вернулся с аварийной машиной на место происшествия узнать, можно ли спасти автомобиль. Они смогли поднять его лебедкой, перенести на шоссе и отбуксировать в сторону. Пока аварийная служба возилась со своей лебедкой, у Натана была масса времени спокойно, не спеша уничтожить все улики…

— Иными словами, полицию не вызывали?

— Дорожный патруль бегло осмотрел место происшествия, и на этом все закончилось. Не думаю, что кто-то был там, кроме Натана и аварийной команды.

— И что же дальше? — спросил адвокат.

— Мистер Мейсон, давайте не будем играть в прятки. Нелли Конуэй рассказала мне все сегодня утром, и я до сих пор не могу в себя прийти. Подумать только, это может случиться в любую минуту. Одним словом, мы пришли к вам за помощью. Действовать нужно сейчас, иначе будет поздно.

— Разговаривали ли вы об этом с Натаном Бейном?

— Нет, я ему не сказала ни словечка. О вас я услышала от Нелли Конуэй и решила — именно такой адвокат нужен моей сестре. Она пожелала составить завещание, в котором не собирается оставлять ему ни цента, и она хочет одновременно начать бракоразводный процесс. Она ненавидит землю, по которой он ходит, она хочет вышвырнуть его из дома.

— А вы поставили Натана Бейна в известность об этом?

— Нет, мистер Мейсон. Хотелось бы, чтобы вы сообщили ему.

— Я?

— Верно. Я предлагаю вам переговорить с моей сестрой. Она даст вам инструкции, что предпринять, а затем я хочу, чтобы вы встретились с Натаном Бейном и сообщили ему, что его час пробил, порекомендовали бы ему упаковать вещи и убраться из дома.

— Кому принадлежит дом?

— Моей сестре. Онавсем там владеет.

— Дело Натана не приносит прибыли?

— Мне кажется, что оно вполне прибыльно, — холодно заметила она, — но ничего нельзя понять ни из его бухгалтерских книг, ни из того, что он рассказывает.

— Что вы под этим подразумеваете?

— Повсюду, где можно, он расплачивается и получает наличными. Кладет доллары в карман, и никто не знает, сколько их у него и сколько он зарабатывает. Он никому не доверяет и не особенно стремится уплатить подоходный налог. Более скрытного и хитрого человека я не встречала.

— Разве вам не кажется, — задумчиво произнес адвокат, — что было бы лучшей тактикой для вашей сестры пригласить его и заявить, что с ее стороны все кончено, она желает, чтобы он ушел, и что она намерена начать бракоразводный процесс, и?..

— Нет, мистер Мейсон, мне кажется, что дело все же следует решать именно таким образом. Элизабет просто ненавидит даже его тень. Когда она подумает о нем, то сразу же впадает в истерику. Вспомните, она нездорова и принимает столько успокоительных лекарств, они-то и влияют на нервную систему. Она хочет, чтобы он раз и навсегда исчез из ее жизни, и не хочет видеть его даже мельком.

— Хорошо, — сказал Мейсон, — если она так желает.

— Вы займетесь этим делом?

— Не вижу причин, почему бы нет.

— Я поставила Элизабет в известность, — мисс Брэкстон открыла сумочку, — что отправляюсь к вам и все расскажу, и если вы сделаете все, что она желает, и скажете

Бейну, что тот должен убраться, тогда она сможет освободиться от своих страхов. Элизабет поручила мне предложить вам этот аванс.

Она вручила Мейсону банковский чек на пятьсот долларов с сегодняшней датой для выплаты в банке «Фармэрс энд механике нэшнл». Чек был выписан на имя Перри Мейсона, адвоката Элизабет Бейн, и подписан дрожащей рукой Элизабет Бейн.

— Это аванс? — осведомился адвокат.

— Правильно.

— И что же конкретно миссис Бейн предлагает мне делать?

— Вы начали весьма изящно, разоблачив ее мужа. Просто надо продолжать эту работу. Вышвырнуть из дома и показать ему, что он не может рассчитывать даже на цент из ее собственности.

— Ваша сводная сестра поручила вам передать этот чек. По инструкции я должен получить от нее лично.

— Само собой разумеется.

— И должен остаться наедине с ней, чтобы установить, не было ли какого-либо…

— Незаконного давления, мистер Мейсон?

— Именно так, если вам так угодно.

— Пожалуйста, пойдите и поговорите с ней.

— Договорились.

— Мистер Мейсон, а. тем временем, — обратилась она к нему, — мне хотелось бы узнать ваше мнение об этом документе, вернее, Элизабет хотела бы его знать.

Мисс Брэкстон раскрыла сумочку, вынула из нее листок бумаги, на которой той же дрожащей рукой были написаны дата и нижеследующие слова:

«Я, Элизабет Бейн, зная, что мой муж несколько раз пытался убить меня, потеряв доверие и любовь к нему, заявляю об этой моей последней воле в завещании, оставляя все, чем я владею, моей любимой сводной сестре Виктории Брэкстон и моему любимому сводному брату Джеймсу Брэкстону в равных паях с пониманием того, что они сообща будут владеть моей собственностью».

Мейсон насмешливо оглядел со всех сторон листок бумаги и спросил:

— Так что же вы желаете узнать?

— Оно имеет силу?

— Это зависит от многих факторов, — осторожно заметил адвокат.

— Ну, Боже мой, вы адвокат или нет?

— Адвокат.

— И вы не можете определить, имеет оно силу или нет?

Мейсон заулыбался и отрицательно покачал головой.

— Почему нет?

— Для начала, — сказал Мейсон, — вы должны рассказать мне кое-что об обстоятельствах, при которых это завещание было составлено.

— Ну, я не думаю, что все это так уж важно, мистер Мейсон. Как вы заметили, оно датировано сегодняшним днем. Элизабет прошлую ночь спала замечательно. Одна, кстати, из немногих хороших ночей у бедняжки. Мне кажется, это было еще из-за того, что она узнала, что мы придем. Итак, мистер Мейсон, проснувшись утром, около пяти часов, она распорядилась, чтобы я повстречалась с вами и передала вам этот аванс. Она проинструктировала меня, чтобы вы составили завещание, в котором была бы зафиксирована ее последняя воля, с тем чтобы Натан Бейн не мог бы воспользоваться ее смертью. И потом она… ну, я не знаю… полагаю, возможно… поскольку она много читала и…

— Что же вы хотите сказать? — прервал ее Мейсон.

— Понимаете, в кинокартинах, на экранах телевизоров и в детективных рассказах… ну, короче, везде человек, который намеревается преступным образом завладеть наследством… короче, самое опасное время, как вы знаете, это промежуток, когда адвокат готовит завещание. Поэтому Элизабет переговорила со мной и решила, что если она составит завещание и напишет собственноручно, как она хочет поступить со своей собственностью, то это поможет делу. Ну как, сейчас все понятно?

— Понятно, — сказал Мейсон, — до известного предела.

— Что вы под этим подразумеваете?

— В нашем штате, и не забудьте, я говорю сейчас только о штате Калифорния, завещание имеет силу, если оно составлено завещателем, имеет дату, и подписано рукой завещателя. Итак, нужны три составные части — дата, само завещание и подпись, причем все они должны быть выполнены рукой завещателя.

Мисс Брэкстон понимающе кивнула головой.

— Теперь, — продолжил Мейсон, — вы, наверное, обратили внимание, что в обычном понимании слова ваша сестра не подписала это завещание.

— Но она собственноручно написала и имя и фамилию — Элизабет Бейн.

— Она написала свою фамилию, представляя себя. Другими словами, возникает вопрос, являются ли слова «Элизабет Бейн» в том виде, в каком они присутствуют в завещании, собственноручной подписью завещателя или носят только описательный характер?

— А что, это так важно, где в завещании поставлена фамилия?

— С точки зрения закона нет, — ответил адвокат, — при условии, что в суде можно будет точно установить, что завещатель, надписывая фамилию, подразумевал ее как подпись.

— Ну, скажем, это и имела в виду Элизабет.

Мейсон улыбнулся и покачал головой.

— Встречалось несколько весьма интересных дел, — сказал адвокат, — где этот вопрос был поднят. Я не могу с ходу процитировать, но были дела, где подобные завещания представлялись для утверждения, и всегда возникал вопрос, было ли использование фамилии завещателя как описательное, или как подпись. К тому же вы, наверное, обратили внимание на одну весьма особенную деталь.

— Какую?

— В конце, — указал Мейсон, — нет последней точки.

— Что'вы хотите этим сказать?

— После слова «собственности» нет логического окончания.

— Ну, вы это уже слишком! Вы хотите сказать, что маленькая точка в одну десятую булавочной головки на бумажном листе должна…

— Я хочу, чтобы вы ясно представляли себе всю сложность этой ситуации, — прервал ее Мейсон. — Есть где-то дело… подождите минутку, может быть, я найду его.

Он прошел к полке, заставленной книгами, снял одну из них, пролистал несколько страниц и затем углубился в чтение.

Мисс Брэкстон обратилась к нему со словами:

— Ладно, мистер Мейсон, в конце концов, это все не так важно. Это все лишь… ну, скажем, временно. Элизабет написала его, чтобы успокоить нервы. Ей казалось, что если бы Натан знал, что его уже лишили наследства, то он бы смирился и не стал бы прибегать в последнюю минуту к крайней попытке.

— Вы считаете, что в этом случае он не попытался бы убить ее?

— Именно так.

— С юридической точки зрения, — Мейсон взглянул на книгу, — это самый интересный вопрос.

— Знаете, — промолвила мисс Брэкстон, — я слышала много технических терминов, но, если вы хотите убедить меня, что эта крошечная точка на бумаге может поставить под сомнение законность завещания, я скажу, что все вы, адвокаты, превращаетесь в буквоедов.

— Дело в том, — сказал Мейсон, — что речь идет о выявлении подлинного намерения завещателя. Другими словами, когда ваша сестра заканчивала документ, считала ли она, что это было полным и окончательным завещанием, или все же она начала составлять завещание, и затем что-то заставило ее прерваться, и она так и не закончила эту работу?

— О, я понимаю, куда вы сейчас клоните.

— Например, — продолжил адвокат, — если вас интересуют юридические обоснования по подобным делам, возьмите нашумевшее дело о наследстве — дело Кинни (второе издание сборника судебных актов «Пасифик», том 104, страница 782), где признано, что фамилия завещателя, находящаяся только в начале завещания, — это достаточный признак для его представления к утверждению, даже если нет подтвердительного указания на то, что подобное расположение фамилии завещателя является его подписью. А теперь возьмем недавнее дело о наследстве Камински (там же, том 115, страница 21), где также признано, что фамилия завещателя в начале заявленного, собственноручно написанного завещания представляет собой достаточную подпись, в которой сосредоточено полное завещательное выражение его последнего желания. А теперь возьмем, к примеру, дело о наследстве Бомэна (там же, том 300, страница 62), где было признано, что во всех подобных делах текст всего завещания должен быть внимательно изучен и проанализирован с тем, чтобы установить, предназначался ли он для полного и законченного завещания. Последние слова, обрыв в конце завещания и даже заключительная пунктуация должны быть исследованы с целью установления того, имел ли в виду автор завещания рассматривать его фамилию, поставленную в начале завещания, в качестве подписи или же он просто действовал описательно. Итак, обратите, пожалуйста, внимание, что завещание вашей сестры включает следующие весьма произвольно трактуемые заключительные слова: «…с пониманием, что они сообща будут владеть моей собственностью». Завещатель в данном контексте мог бы свободно подразумевать «…при условии нижеследующей доверенности» или «используемой в целях…» и так далее.

— Ничего подобного она не подразумевала, — прервала его мисс Брэкстон. — Она просто имела в виду, что понимать это завещание следует так, что мы с братом должны получить всю ее собственность и чтобы Натан Бейн не имел никакой возможности…

— Я вполне согласен с вашей трактовкой, — сказал адвокат, — но вы вручили мне этот листок бумаги, попросили разъяснить его юридическую ценность, и я стараюсь изо всех сил квалифицированно ответить вам.

— Знаете, мистер Мейсон, — улыбнулась мисс Брэкстон, — я думаю, здесь не будет большой разницы, если вы сами составите юридически безукоризненное завещание с привлечением свидетелей и все такое прочее. Вы можете сейчас уйти из офиса?

— KaiK вам будет угодно.

— Тогда давайте отправимся к нам, и чем быстрее, тем лучше. Вы должны будете подготовить завещание в соответствии вот с этим документом, с тем чтобы она могла подписать и…

— Возможно, это не самый лучший способ, — прервал Мейсон.

— Почему не лучший?

— Я еще не переговорил с вашей сестрой.

— Мистер Мейсон, не забывайте о том, что я представляю ее интересы. Она специально прислала меня сюда передать вам, что надо делать, и вручила мне этот чек в качестве вашего аванса.

— В этом случае Натан Бейн, — адвокат кивнул головой и улыбнулся, — может спокойно опротестовать это завещание. Он может предъявить иск, что с вашей стороны на нее оказывалось незаконное влияние.

— Боже мой, ну мистер Мейсон, не слишком ли мы усложняем ситуацию? В конце концов, завещание не должно было бы… ну ведь завещание до смерти Элизабет не будет известно, а теперь, когда Джим и я здесь, она, слава Богу, не умрет; и если вы сможете вышвырнуть Натана Бейна из дома сейчас, это будет лишь один шанс из тысячи, что…

— Адвокату платят именно за то, чтобы просчитывать все возможные вероятности, — нравоучительно заметил Мейсон.

— Мистер Мейсон, а это что, очень серьезное препятствие?

Мейсон кивнул головой.

— А где выход?

— Я захвачу с собой свою секретаршу, Деллу Стрит. У нее портативная пишущая машинка, и как только ваша сестра подтвердит, что желает подготовить завещание, моя секретарша отпечатает его, вызовет двух абсолютно незаинтересованных свидетелей, которые…

— Откуда мы возьмем двух свидетелей? — прервала его мисс Брэкстон.

— Мисс Стрит может подписать в качестве свидетеля, а я стану вторым свидетелем.

— О, это будет прекрасно. — Лицо ее осветила улыбка. — Именно так и надо сделать. Когда же вы сможете отправиться, мистер Мейсон?

— Учитывая обстоятельства, я могу освободиться в… скажем, дайте мне подумать, в два часа пополудни?

— Мистер Мейсон, а вы не можете приехать в полдвенадцатого? За это время я могла бы вернуться домой, сообщить Элизабет, что вы приедете, и дать ей время привести немного себя в порядок. В конце концов, женщина всегда желает выглядеть в лучшем виде, и, вы знаете, волосы у нее сейчас в жутком состоянии!.. Они не уделяли ей того настоящего внимания, какое только мать или сестра могут проявить… знаете, эти небольшие знаки любви и поддержки.

— Хорошо, в полдвенадцатого, — согласился адвокат, — я там буду…

Резко зазвонил телефон. Делла Стрит подняла трубку:

— Алло… Кто говорит? Кого? Викки Брэкстон?.. Минуточку, пожалуйста… Кто-то хочет переговорить с вами, повернулась она к мисс Брэкстон, — и говорит, что это очень важно.

— И там сказали «Викки»? — осведомилась она. — Да.

— Боже мой, я ничего не понимаю. Никто в городе не знает, что я здесь нахожусь, и только самые близкие и члены нашей семьи называют меня Викки. Почему меня,, я ничего не понимаю.

— Знаете, лучше самой взять трубку, — предложила Делла Стрит, — и выяснить, кто же это спрашивает. Так в любом случае будет лучше.

— Минуточку, — снова сказала Делла в трубку, когда из нее послышался раздраженный шум. — Что вы хотите?.. О, конечно, я передам ей. Это ваш брат Джим.

— Алло, Джим, — Виктория Брэкстон взяла телефонную трубку. — Это Викки. В чем дело?.. Что?.. Не может быть! О Боже!.. Ты уверен?.. Отправляюсь домой немедленно…

Она швырнула трубку, обернулась к Мейсону:

— Как я боялась, так оно и случилось! Элизабет при смерти. Они всех обзвонили, пытаясь разыскать меня. Джим, мой брат, случайно вспомнил… Мне нужно идти.

Она пошла к выходу, но, заметив другую дверь — в коридор, свернула, схватилась за ручку, рывком отворила дверь и пулей выскочила из комнаты. Бросив взгляд на Деллу Стрит, Мейсон запустил в смущении руки в свою густую, волнистую шевелюру.

— Хорошенькое дельце, ничего не скажешь!

— Шеф, у вас будет законное основание вышвырнуть меня, если я когда-либо упомяну о бане, самой жуткой в вашей жизни бане, в которую вас засунули, — сказала она, намекая на созвучие этого слова с фамилией Натана Бейна.

— Распотрошу, четвертую, — с шутливой свирепостью рявкнул он, видя, как Делла Стрит приняла оборонительную стойку. — А где это злополучное завещание?

— Она тут же сграбастала его, засунула в сумку и умчалась на всех парах.

— Этот документ, Делла, — задумчиво произнес Мейсон, — в будущем может стать чрезвычайно важным.

— Вы думаете, если миссис Бейн действительно при смерти, то существует возможность…

— Какая-то необычность последнего предложения этого завещания, отсутствие какой-либо завершающей пунктуации…

— Следующий раз, шеф, бьюсь об заклад, — Делла Стрит цинично усмехнулась, — в конце предложения будет поставлена точка.

— Нет, Делла, — он поджал губы, — не думаю, что я стану заключать пари, хотя полагаю, что ты права. В этом случае я окажусь в весьма щекотливом положении. С одной стороны, я буду обязан уважать секреты клиента, а с другой, как адвокат, дающий присягу в суде, я… Позвони Полу Дрейку и передай ему, что мне нужна полная информация о том, что происходит в доме Бейна, и нужна она мне немедленно. Передай ему также, что мне не особенно важно, как он ее получит… Кстати, последний звонок Нелли Конуэй был в десять часов утра?

— Секунда в секунду, — подтвердила она.

— И она сказала, что не сможет после этого позвонить?

— Точно.

— А это, — медленно проговорил адвокат, — чрезвычайно интересно. Запомни также, что мисс Брэкстон заявила, что никто не знал, что она здесь была. А это может означать, что ее братец ничего не знал о намерении Элизабет Бейн нанять меня и ничего об этом довольно загадочном завещании.

— Можно также предположить, — кивнула Делла, — что сеть интриг и махинаций вокруг этого дела становится все гуще и все более непроницаемой?

— Похоже на тот соус, который я как-то пытался сотворить на охоте по одному рецепту. Вначале он был довольно жиденьким, а потом так загустел и затвердел, что все назвали его пудингом.

Глава 8

В 11.15 позвонил Пол Дрейк:

— Хэлло, Перри. Я на станции обслуживания, в двух шагах от дома Бейна. Элизабет Бейн умерла примерно десять минут назад, если верить информации, полученной мною от сплетницы — соседки, болтавшейся у черного входа в дом Бейнов.

— Причина смерти? — коротко осведомился Мейсон.

— Судя по всему — отравление мышьяком. Врачи поставили диагноз — мышьяковое отравление — еще полдесятого сегодня утром и старались спасти ее. Симптомы отравления появились еще до девяти. Она была слишком слаба, и поэтому перевезти ее в больницу они не рискнули.

— А может, это самоубийство? — задал вопрос адвокат.

— Дом кишит полицейскими из отдела по расследованию убийств, — сказал Дрейк. — Ваш друг сержант Голкомб шастает повсюду.

Мейсон задумался, потом сказал в трубку:

— Пол, есть работа для тебя.

— Какая?

— Нужно иметь не только всю конфиденциальную информацию о смерти Элизабет Бейн, но и прошерстить все аэропорты. Мне нужно знать, какие самолеты сегодня утром вылетели после четверти десятого. И мне нужно это очень быстро.

— О’кей, я-то могу проверить это быстро, довольно быстро, — заметил Дрейк. — Хотя ты сам мог бы узнать, обзвонив аэропорты…

— Пол, но это только половина дела, — прервал его ворчание Мейсон. — Когда узнаешь о самолетах, получи словесное описание каждой улетевшей женщины. Я особенно заинтересован в девице с вытянутым лицом, выглядит, как мышка, она может подписаться в списке пассажиров инициалами Н.К., то есть имя начинается с Н, а фамилия — с К. Мне нужна эта информация как можно быстрее, так быстро, что ты себе не представляешь. Сможешь?

— Может, через час.

— Постарайся побыстрее, — попросил Мейсон. — Если сможешь, то через четверть часа. Я буду ждать здесь, у телефона. Как только что-то узнаешь, звони мне.

Мейсон повесил трубку и начал мерить шагами кабинет.

— В чем дело? — спросила Делла Стрит.

— Возможно, около девяти или немного раньше этим утром, — размышлял вслух адвокат, — у Элизабет Бейн внезапно начались желудочные схватки. К полдесятому они установили диагноз — отравление мышьяком. Она умерла примерно пятнадцать минут назад.

— Ну и что? — Делла Стрит пожала плечами.

— А то, что Нелли Конуэй вне себя от волнения пыталась связаться со мной все утро, но у нее был предельный срок — десять часов. После десяти она не могла звонить. Это был, судя по всему, последний срок, когда она имела возможность подойти к телефону.

— Думаете, она куда-то улетела?

— Да, она в самолете, — уверенно сказал адвокат, — и будем надеяться, что у нее хватило здравого смысла улететь под собственным именем. Если нет, то, по-видимому, на багаже у нее инициалы Н.К., и она могла под инициалы подобрать себе другую фамилию.

— А если Элизабет Бейн не покончила самоубийством, а была все же отравлена? — спросила Делла Стрит.

— Тогда, — заметил Мейсон, встав в свою обычную позу адвоката, выступающего перед жюри присяжных в суде, — принимая во внимание тот факт, что в моем распоряжении были определенные таблетки, переданные мне Нелли Конуэй, которая заявила мне, что Натан Бейн пытался подкупить ее с тем, чтобы она вручила упомянутые таблетки его жене Элизабет Бейн, а также имея в виду, что я собственноручно вернул эти таблетки Нелли Конуэй…

— Но ведь они оказались простым аспирином, — напомнила Делла Стрит.

— Нет, дорогая Делла, лишь одна из четырех таблеток оказалась аспирином, — вздохнул сокрушенно Мейсон. — Что же касается других таблеток, то любой суд… Поделом мне, Делла! Как только адвокат начинает смотреть на свою работу, как на рутинную, перестает мыслить нестандартно и замыкается в банальных истинах, он обречен на провал. Узнай-ка домашний телефон Натана Бейна, позвони туда и, если сержант Голкомб еще там, позови его к телефону. Я бы хотел с ним поговорить.

— Вы же знаете, Нелли оставила нам номер телефона Бейнов, — сказала Делла Стрит, — минутку, я сейчас найду его. Ага, вот он: В-6-9841.

— Прекрасно, — сказал адвокат. — Соедини меня с Голкомбом.

— Герти, — Делла Стрит подняла трубку и обратилась к телефонистке, — наберите В-6-9841 и попросите позвать сержанта Голкомба. Это важно. Он на подходе, шеф, — сказал она через несколько секунд, передавая трубку Мейсону.

Адвокат сразу же услышал в трубке знакомый грубоватый голос:

— Алло. Говорит Голкомб. Кто это?

— Перри Мейсон.

— А, Мейсон. Как вы узнали, что я здесь?

— Я разыскивал вас.

— Хорошо, в чем дело?

— Если вы помните, сержант, — начал Мейсон, — известная вам Нелли Конуэй посетила не так давно мой офис и сделала довольно-таки необычное заявление о том, что ее работодатель, мистер Бейн, пытался вручить через нее какие-то таблетки своей жене Элизабет Бейн, ныне, как я полагаю, покойной, и что эти таблетки, по ее мнению, содержали яд. Я рассказывал вам об. этом.

— Так, ну и что дальше? — проворчал Голкомб.

— Чтобы проверить ее версию, — продолжил Мейсон, — я подверг анализу одну из таблеток. Она, как выяснилось, содержала обыкновенный аспирин. Я считаю своим долгом в сложившейся ситуации поставить вас об этом в известность.

В трубке воцарилось долгое молчание.

— Вы у телефона? — нетерпеливо переспросил адвокат.

— Да, — раздалось в ответ.

— Итак?

— Я не припоминаю о беседе такого рода, — рубанул сержант Голкомб и повесил трубку.

Мейсон недоуменно повертел трубку, затем опустил ее на место.

— Он что, бросил трубку? — поинтересовалась Делла Стрит.

Адвокат кивнул, лицо его побелело от гнева.

— Не сдерживайте себя, шеф, — усмехнулась она. — Я уже не раз слышала подобные слова, и если мне суждено вновь услышать их, то лучше услышать на этот раз из ваших уст.

Он отрицательно покачал головой.

— Да вы не стесняйтесь!

— Черт с ним, Делла. Не могу позволить себе выходить из себя. Мне нужно все хорошенько обдумать.

— Но, шеф, я ведь слушала вашу беседу с Голкомбом. Вы ведь ясно сказали ему, что…

— Случись что, ваши показания вряд ли сочтут убедительными, — заметил Мейсон. — К тому же вы не слышали, что он мне ответил.

— Интересно, что же он все-таки надумал, а? — поинтересовалась она.

— Я думаю, мы очень скоро об этом узнаем, — кисло заметил Мейсон. — Меня волнует другое: почему он не стал говорить со мной дальше в надежде выведать еще что-нибудь, а резко бросил трубку. Как вы думаете?

— Не знаю. Хотя жалко, что он бросил трубку. На вашем месте я взяла бы да так обложила его за эту подлость. Страж закона, называется! Пускай это звучит не по-женски, но в данном случае я выражаю мнение от имени половины нашего коллектива.

— Нет, Делла, это не выход, — покачал головой Мейсон. — Хороший адвокат всегда должен помнить одну вещь — никогда не выходи из себя, если кто-то не заплатил тебе за это.

— Ну ведь это трудно себе представить, что блюститель порядка и законности преднамеренно лжет! Неужели он действительно способен на это?

— Я думаю, что он-то как раз способен на это, — задумчиво произнес Мейсон, глядя в одну точку. — Лейтенант Трэгг тоже не подарок, но он справедлив и никогда не позволил бы себе такого. Нужно было, конечно, тогда проявить настойчивость и связаться с ним, но вся эта история, рассказанная Нелли Конуэй, выглядела настолько маловероятной, что я не подумав выложил ее этому Голкомбу и в результате попал как кур в ощип. У меня такое ощущение, будто меня засунули в горячую воду, а сейчас кто-то туда усиленно доливает кипяток и глядит, как я корчусь.

Он стал мерить комнату шагами. Делла Стрит хотела было что-то сказать, но передумала, не сводя тревожного взгляда со своего шефа. В этот момент раздался телефонный звонок. В трубке раздался знакомый глуховатый говорок Пола Дрейка.

— Хэлло, Делла. Скажи своему шефу, что я все разузнал.

— Это Дрейк? — Мейсон резко вскочил.

Делла Стрит кивнула.

— Что он узнал?

— Говорите, Пол. Он рядом и вне себя от нетерпения.

— Рейс в 10.15 на Новый Орлеан, — затараторил Дрейк. — Женщина, подпадающая под описание особы, которую ищет Мейсон, зарегистрировалась под фамилией Карсон, Нора Карсон.

Делла Стрит повторила информацию Перри Мейсону. Тот тремя крупными прыжками пересек кабинет, схватил телефонную трубку и закричал:

— Пол, свяжись в Новом Орлеане с любым своим коллегой. Мне нужны четыре детектива, работа по сменам. Нору Карсон не выпускать из вида, как только она сойдет с самолета. Следить за ней постоянно, знать все о каждой ее минуте, и мне плевать, сколько это стоит. Хочу знать о всех ее передвижениях, с кем она встречается, что и когда делает. Затем позвони в гостиницу «Рузвельт» и зарезервируй два номера на свое имя. Сообщи им, что прибудет Пол Дрейк и сопровождающее лицо. Делла Стрит достанет нам билеты на ближайший рейс в Новый Орлеан. Скажешь своим ребятам-детек-тивам докладывать нам в «Рузвельт». А сейчас прыгай в свой автомобиль и быстренько давай к нам, ибо мы улетаем на первом же самолете, а я не знаю расписания…

— Есть один в 13.15, — сообщил Пол Дрейк, — но мы наверняка на него не успеем. Мы…

— Как это, не успеем? — взорвался Мейсон. — Езжай в аэропорт. Встретимся там.

Глава 9

Через два часа Мейсон и Пол Дрейкгустроились в гостинице «Рузвельт» в Новом Орлеане, и представитель детективного агентства, связанного с Дрейком, докладывал ситуацию.

— Мы установили эту особу, — сообщил он. — Она сняла квартиру в старом французском квартале, которая уже была приготовлена для нее. Договор был подписан мужчиной из вашего города, неким Натаном Бейном. Знаете его?

Мейсон и Дрейк взглянули друг на друга. Адвокат сказал:

— Продолжайте.

— Договор о найме квартиры был заключен около месяца назад, и Бейн снял ее на шесть месяцев.

— Что это за квартира? — осведомился Мейсон.

— Такая, как и все во французском квартале. Старый район, наверное, один из первых в Новом Орлеане. Очаровательное место. Привлекает как туристов, так и местных жителей, особенно тех, кто обожает высокие потолки и низкие цены. Справедливости ради нужно сказать, что там не все такое уж ветхое и многие здания довольно удачно отремонтированы.

— Когда Бейн подписывал аренду, он что-нибудь говорил, кто должен поселиться в квартире?

— Нет, он просто заключил договор.

— Как он оплатил аренду? — спросил Мейсон. — Чеком?

— Нет. Но и не наличными. Как н» странно, но он оплатил аренду простым почтовым переводом.

— Девушка уже устроилась?

— Уже. Проживает под фамилией Карсон, Нора Карсон, и денег у нее целая куча.

— Сколько?

— Не знаю. Но в сумочке у нее пачки долларов, большие пачки. Она отправилась сразу же после прилета пообедать во французский ресторан и хотела расплатиться стодолларовой бумажкой. Ей не смогли разменять ее, и, когда она заявила, что купюр меньшего достоинства у нее нет, возникла небольшая суматоха. Когда она принялась искать у себя в сумочке, метрдотель ресторана ненароком бросил взгляд в нее и увидел там большие пачки денег. Он подумал, что она врет' и просто хочет сбыть фальшивую ассигнацию, и отказался брать у нее эту сотню. В конце концов она уговорила его взять сотенную бумажку как залог, зашла в ближайший банк, разменяла там деньги и вернулась назад минут через двадцать с кучей мелких купюр.

Адвокат замолчал, раздумывая над полученной информацией, а затем спросил:

— Что-нибудь еще?

— Да. В соответствии с инструкциями мы все время не спускали с нее глаз.

— Она заметила, что за ней следят?

— По-видимому, нет. Она ходит так, как будто уже давно здесь. Чувствуется, что она мало обращает внимания на прохожих.

— Хорошо. Чем она здесь занимается?

— Ничем. Гуляет по улицам, рассматривает витрины, достопримечательности.

— Она хоть чем-то дала понять, зачем она сюда прилетела?

— Ничем.

— Дом в этом французском квартале большой? — осведомился Мейсон.

— Не очень. Узкий трехэтажный особняк, по две квартиры на этаже. На первом этаже — кондитерский магазин, ваша особа и еще одна женщина — на втором, на третьем — холостяк и еще одна свободная квартира.

— Кто занимает вторую квартиру на втором этаже? — попросил уточнить Мейсон.

— Некая мисс Шарлотта Моррэй. Да, этот французский квартал нужно знать. Вы первый раз в Новом Орлеане? Если да, то вряд ли что-нибудь слышали о нем, не так ли? — Вопрос приглашал к интимному откровению, но Мейсон, погруженный в свои мысли, промолчал.

— Он в курсе, — коротко отрезал Дрейк.

Детектив из Нового Орлеана задумчиво посмотрел на

Перри Мейсона. Было очевидно, его интригует личность загадочного клиента Дрейка, но задавать лишние вопросы он не отважился.

— Сколько времени живет эта женщина, как ее, Моррэй, в квартире? — возобновил опрос адвокат.

— Почти неделю.

— Откуда она появилась и что о ней известно?

— Пока ничего. Мы только приступили к работе…

— Да, да, я понимаю. Как она выглядит?

— Ей около двадцати четырех — двадцати пяти лет, — детектив заглянул в свой блокнотик, — яркая брюнетка с великолепной фигурой и выразительными черными глазами, прекрасно одевается, самостоятельная и очень энергичная девица, умеет и подать себя в лучшем виде, и постоять за себя, судя по всему, тоже может. Вот, пожалуй, и все, так как следить за ней мы начали совсем недавно. Удалось, правда, выяснить, что она каждый день получает телеграммы, иногда два-три раза в день. Откуда она их получает и что в этих телеграммах, мы пока не знаем, но продолжаем работать в этом направлении.

— Что-нибудь еще? — спросил Мейсон.

— Это данные на последний час. Эта девица Моррэй, нужно сказать, весьма аппетитная штучка. Ростом в 165 сантиметров, не больше 60 кг, появляется в самых престижных местах, знает себе цену, хотя весьма, весьма замкнута. Друзей-мужчин нет, ни с кем не кокетничает, видно, хорошо знает Новый Орлеан, магазины, сама себе готовит, в общем, ведет праздный и очень замкнутый образ жизни.

— Еще один вопрос, — сказал Мейсон. — Когда Шарлотта сняла квартиру?

— Она сняла квартиру на условиях субаренды по почте и въехала в нее, как только прилетела в Новый Орлеан.

— Субаренда? Кто же арендатор?

— Да этот, как его, Натан Бейн. Я думал, вы догадались. Он снял весь второй этаж и…

— Снял весь второй этаж! — воскликнул адвокат.

— Как? Да, видите ли, он…

— Почему, черт подери, вы молчали об этом?

— А вы и не спрашивали. Я так понял, что вам были нужны данные только об этой девице Конуэй. Мы, конечно, работаем быстро и… Прошу прощения, сэр. Я-то думал, что вы сами догадались.

— Третий этаж, Бейн его тоже снял?

— Нет, только второй этаж, две квартиры.

— Рассчитайся с ребятами, Пол. — Мейсон повернулся к Дрейку. — Больше их услуги нам не понадобятся.

Дрейк в недоумении сморщил лоб.

— Мы узнали все, что нам было нужно, — пояснил Мейсон. — Эти ребята умеют быстро забывать?

— Должны. — Дрейк был лаконичен.

— Положитесь на нас, — заверил местный детектив, хотя его глаза заблестели от любопытства — он буквально пожирал глазами адвоката.

— Прекрасно, — резюмировал Мейсон. — Работать по этому делу больше не надо. Отзовите ваших людей и снимайте наблюдение.

— Заплатите нам, и мы тут же отойдем в сторону, — заявил детектив. — Мы небольшие любители работать задарма.

Дрейк вынул пачку долларов, кивком подозвал к себе своего новоорлеанского коллегу и пояснил Мейсону:

— В таких делах расчет только наличными. Подождите меня здесь, мы перейдем в соседнюю комнату и подобьем бабки.

Вернувшись через пять минут, он извиняюще сказал Мейсону:

— Перри, ты уж меня извини, но у нас все расчеты действительны только наличными. Если бы я начал рассчитываться при тебе, он понял бы, что мы с тобой партнеры, и тогда вся наша версия лопнула бы. Я дал ему понять, что ты обычный клиент со своими причудами.

Мейсон кивком одобрил действия Дрейка и спросил:

— Он действительно сумеет быстро убрать своих людей, Пол?

— Через четверть часа, Перри.

— Ну что ж, прекрасно, — улыбнулся Мейсон.

— Что же тут прекрасного, Перри! — с раздражением заметил Пол Дрейк. — Ты действительно с причудами. Вначале мы как угорелые срываемся с места и мчимся в Новый Орлеан за твоей девицей, нанимаем местных ребят, организовываем через них тотальную слежку, а затем, когда ребята поработали всего лишь четыре часа, мы их рассчитываем и требуем свернуть всю работу. Хоть убей меня, не пойму, в чем тут дело.

— Да потому, что мы уже узнали все, что нам было нужно.

— Хорошо, тогда зачем такая спешка? Зачем снимать людей с работы, тем более что заплатили мы им за полные сутки — такой был договор? Глядишь, и еще, чего-нибудь накопали бы.

— Дело в том, Пол, — сказал адвокат, раскуривая сигарету, — что к Нелли Конуэй должен с минуты на минуту зайти один посетитель. Если полиция выйдет на нее так же, как и мы, они могут наткнуться на местных ребят, быстренько расколют их, немного потрясут, а те им дадут словесное описание посетителя, что было бы очень нежелательно. А если они не увидят этого посетителя, то и выкладывать им будет нечего. Понятно сейчас?

— Я смотрю, что тебе доподлинно известно, что и как произойдет, — саркастически заметил Дрейк.

— Известно.

— Так, может, ты и знаешь, кто этот посетитель? Тот, о котором ты не хочешь, чтобы узнала полиция.

— Знаю.

— Ну и я знаю. Хочешь угадаю? Натан Бейн.

— Ошибаешься, Пол.

— Тогда кто же?

— Некто по имени Перри Мейсон, — эффектно закончил адвокат.

Глава 10

После полуночи французский квартал Нового Орлеана полностью преображается, приобретая черты неповторимой, присущей только этому старинному городу на Восточном побережье Индивидуальности. Ночные гуляки, оставив своих спутниц на тротуаре у дверей ресторана или бара, отправляются за припаркованной где-то неподалеку машиной. Подогнав ее к входу, водитель, к своему глубокрму удивлению, не обнаруживает подруги на месте. Она, как оказывается, вместо терпеливого ожидания на тротуаре, смело бросается куда-то вниз по извилистой, с односторонним движением улице в поисках местечка, где можно было бы перехватить «на посошок». Раздраженный вероломством своей подруги, мужчина, разумеется, резко нажимает на клаксон, призывая назад исчезнувшую невесть куда беглянку. Тем временем его машина уже заблокировала узкую, полузадушенную улицу. Застрявший за ним автомобиль пока еще вежливо, но достаточно настойчиво, напоминает о себе двумя-тремя клаксонными гудками. В ответ раздается протестующая клаксонная трель — разве этот болван сзади не видит, что отнюдь не ради собственного удовольствия перекрыл движение потерявший свою ветреную подругу водитель!

«Пробка» растет как на дрожжах. Каждый новый водитель считает своим долгом ненавязчиво, время от времени, напомнить о своем существовании коротким гудком, но в какой-то момент терпение у них лопается, и все застрявшие по вине этого недоумка спереди начинают вместе оглушительный клаксонный концерт, требуя освободить улицу. Когда подобное случается, а случается оно почти каждый вечер, гудящий автомобильный рев разрывает в клочья ночную тишину французского квартала.

Парочки, пошатываясь, прощаются на выходе из ночного клуба, под немузыкальную какофонию обмениваются с новыми знакомыми телефонами, и, поскольку они забывают, что другим хочется спать, то их голоса слышны на всю улицу. Прибавьте к этому тех перебравших виски и пива гуляк, которые, издавая дикие вопли, с удовольствием гоняют по тротуару консервные банки, собранные для утренней уборки. Незадолго перед рассветом, когда все понемногу успокаиваются, появляются грохочущие мусоровозы, они с шумом очищают улицу. Измученный, жаждущий тишины жилец во французском квартале может только мечтать заснуть до шести часов утра. Большинство из них вообще не спит.

Протиснувшись через толпу полуночников и обитателей квартала, Мейсон дважды обошел особняк — надо было убедиться, что за домом не следят. Затем он вошел через узкий проход в просторный, внутренний дворик колониальных времен, поднялся на второй этаж по винтовой лестнице, украшенной оригинальным деревянным орнаментом. Понятие этажа было условным: дома сто пятьдесят лет назад строились на болотах, поэтому в трезвом состоянии лучше было не смотреть на перекосы пола на этаже: они производили удручающее впечатление. У самой лестницы адвокат заметил табличку «2-А» на слегка приоткрытой двери. В комнате горел свет, и он осторожно посмотрел, нет ли там кого-нибудь. Настольная лампа освещала комнату, на столе, к которому был приставлен маленький стульчик, лежали газеты и журналы. Свет настольной лампы не попадал на тяжелую портьеру, закрывавшую большие венецианские двери, в тени оставался крохотный балкончик, прилепившийся над тротуаром. Дверь в конце этажа скрипнула. Мейсон услышал осторожные шаги, затем раздался приглушенный вскрик, едва не заставивший его вздрогнуть.

— Вы… как вы сюда попали? — это была Нелли Конуэй.

— Давайте вначале кое-что выясним, — жестко сказал адвокат.

Они вошли в квартиру. Мейсон расположился на кресле и показал Нелли Конуэй на стул.

— Это не займет много времени, — обратился он к ней.

Она на мгновение застыла, подозрительно взглянула на него и инстинктивно схватилась за сумочку, которую держала под мышкой.

— Знаете что, мистер Мейсон, — начала она, — я не вполне понимаю, зачем вы сюда приехали. Я как раз собиралась послать вам деньги.

Она присела на стул, открыла сумочку, вытащила две стодолларовые бумажки, замешкалась на секунду, прибавила еще одну стодолларовую ассигнацию и подтолкнула их через стол к Мейсону. Адвокат задумчиво посмотрел на стодолларовые банковские билеты:

— Откуда у вас эти деньги?

— Они — часть соглашения.

— Какого соглашения?

— Того, что я заключила с Натаном Бейном.

— Прекрасно. — Мейсон все еще держал доллары в руке. — Расскажите мне об этом соглашении и вообще о том, что произошло с вами в тот день.

— Ну, в общем, все было так, как я вам говорила по телефону. Когда я пришла собрать вещи, он был несколько смущен, заметно нервничал. Я как ни в чем не бывало спросила его о новой сиделке, и тут выяснилось, что она совершенно неожиданно ушла, ну, не захотела работать, и он попросил помочь. Разумеется, экономка тоже помогала ухаживать за миссис Бейн, но одной ей было трудно управляться. По его словам, ночью должны были приехать родственники миссис Бейн, так что речь шла о каких-то нескольких часах.

— Ну а вы что?

— Я, разумеется, согласилась, и не потому, что он меня попросил, а ради миссис Бейн, которую я, как вы знаете, очень люблю и уважаю. Я отправилась к ней в спальню и заменила экономку. Ну а дальше делала свою обычную работу сиделки, описывать ее нет надобности за исключением того, что мы довольно долго говорили с миссис Бейн. Вы знаете, я удивилась, насколько хорошо она себя чувствовала в этот день. Она еще никогда так не спала, как в эту ночь.

— Ну и о чем же вы с ней говорили?

— Обо всем. Она задавала мне массу вопросов.

— А точнее.

— Ну, во-первых, она спросила меня, где я была и почему меня заменили на другую сиделку. Говорила, что не хочет, чтобы я уходила, что она ко мне привыкла и привязалась, спрашивала, не обидела ли она меня чем-нибудь, и так далее.

— И вы что, рассказали ей всю правду, я имею в виду ваш арест по обвинению в воровстве и судебное разбирательство?

— Разумеется, почему бы и нет?

— Просто я спрашиваю, — пояснил Мейсон. — Рассказывайте. А Натан Бейн не входил, пока вы беседовали?

— Мистер Бейн никогда не переступает порог спальни жены. Это оказало бы нежелательный эффект на миссис Бейн. Об этом знает и доктор, и сам мистер Бейн. Все это очень прискорбно, но, увы, это факт, с которым необходимо считаться.

— Понятно, — прервал адвокат. — Я только хотел узнать, входил ли он.

— Нет, не входил.

— А говорили ли вы ей, как он пытался подкупить вас, чтобы вы вручили ей лекарство?

— Ну разумеется, нет.

— Почему нет?

— Для миссис Бейн это стало бы верной гибелью. Ей ни в коем случае нельзя волноваться.

— Прекрасно. — Мейсон изучающе, с задумчивым видом взглянул на нее. — А теперь расскажите, как вы заполучили эти деньги?

— Наш разговор произошел вечером, как раз перед тем, как я в очередной раз собиралась навестить миссис Бейн. В гостиной неожиданно для меня появился мистер Бейн и спросил, что я собираюсь делать в связи с моим арестом и судебным разбирательством, то есть стану ли я в судебном порядке требовать материального возмещения нанесенного мне моральногоущерба?

— Так, ну и что же вы ответили?

— Я сказала ему, что он своими действиями действительно нанес мне моральный ущерб, но обсуждать с ним на этой стадии существо моих претензий к нему я не буду — это дело адвоката, к которому я собираюсь обратиться в самом ближайшем будущем. Я пришла забрать свои вещи и подменяю по его просьбе сиделку, вот и все.

— Ну а что Бейн?

— Мистер Бейн предложил мне найти какой-нибудь взаимовыгодный компромисс, достойный цивилизованных людей.

— И вы согласились пойти на сделку с ним?

— Ну не сразу, разумеется. Мистер Бейн долго и настойчиво убеждал меня согласиться с его условиями. При этом он объяснил мне, что любой адвокат, к которому я обращусь за юридической помощью, затребует, по крайней мере треть той суммы, которую я запрошу в качестве компенсации за моральный ущерб. А то и половину. Сам он, по его словам, совершил глупую ошибку, доверившись частному детективу, который попросту обманул его, убедив в моей виновности. Мистер Бейн заверил меня, что он всегда с большим уважением относился ко мне, и то, что произошло между нами, всего лишь досадное недоразумение.

— Ну и о чем вы в конце концов договорились?

— Мистер Мейсон, я бы не хотела обсуждать с вами этот вопрос. В конце концов это наше дело.

— И тем не менее к какому соглашению вы пришли?

— Он сказал, что заплатит мне ровно столько, сколько заплатил бы по суду, и в этом случае нашим адвокатам ничего не останется. Он дал мне понять, что если я все же найму адвоката и вчиню ему иск, то адвокаты на суде все равно найдут какой-нибудь компромисс, и он заплатит мне деньги, половину из которых заберет себе мой адвокат; но после этого он вчинит мне встречный иск, и мне опять придется нанимать адвоката, гонорар которому съест оставшуюся сумму.

— И все же, что это за соглашение?

— Определенное соглашение между мной и им.

— В ваших же интересах рассказать мне все.

— Могу только сказать, что я получила справедливую денежную компенсацию.

— Сколько?

— Мистер Бейн просил меня ни с кем не обсуждать этот вопрос, и я связана этим обязательством, мистер Мейсон. Что же касается наших с вами проблем, то, по-моему, я достаточно вам заплатила. Я действительно хотела переслать их вам сегодня же, и если бы не ваш неожиданный визит, то завтра утром первым делом сделала бы это.

— Сколько он вам заплатил?

— Мистер Мейсон, вы меня извините, но я повторяю, я связана обещанием и не могу обсуждать этот вопрос. Я заплатила вам гонорар и хотела бы получить расписку. И пожалуйста, давайте закончим на этом.

— Это деньги Натана Бейна?

— Конечно, откуда же еще я могла их достать?

— Я имел в виду, вручил ли он вам чек, и вы заходили в банк, получили по чеку и затем?..

— Нет, нет. Он вручил мне наличными.

— Вы что-нибудь подписывали?

— Я подписывала, что не имею к нему никаких претензий.

— Подписку составлял юрист?

— Не знаю.

— Напечатана на машинке?

— Да.

—' На специальном юридическом бланке или обычном листке?

— На обычном.

— Вы не знаете, встречался ли он с адвокатом?

— Не думаю. По-моему, он составил ее сам.

— Вы получили деньги?

— Да.

— А каким образом вы очутились здесь, в Новом Орлеане?

— Просто взяла и приехала, мистер Мейсон. Я никогда не была в Новом Орлеане.

— А может быть, мистер Бейн предложил вам приехать сюда?

— Мистер Бейн? С чего это вы взяли? Конечно же нет!

— А как вы попали именно в эту квартиру?

Нелли Конуэй смешалась, покраснела, затем взяла себя в руки, твердо сказала:

— Знаете что, мистер Мейсон, я больше не собираюсь обсуждать с вами свои личные дела и планы. Разумеется, я вам очень благодарна, вы меня вытащили из очень неприятной передряги, но всему есть предел. Вы были моим адвокатом только по одному делу. Сейчас вы уже не мой адвокат. Я вам заплатила, и на этом наши дела заканчиваются. Я не хотела бы быть грубой, но…

— Вы кого-нибудь знаете в Новом Орлеане?

— Никого.

— И никто не приходил проведать вас?

— Нет.

— Где вы были, когда я зашел к вам? — Мейсон кивнул на дверь.

— Я… Я просто выскакивала вниз, на уголок, бросить письмо в почтовый ящик.

— Кому это письмо?

— Вам. Я хотела поставить вас в известность, где я нахожусь, и сообщить, что посылаю гонорар.

— Помните, у вас были какие-то таблетки в небольшом пузырьке с пробкой? — спросил Мейсон.

— Вы говорите о тех, что мы положили в конверт?

— Да. Что вы с ними сделали?

Она задумалась ровно на одно мгновение.

— Выбросила их в мусорное ведро.

— Вы говорите — все?

— Да, все. Целый конверт.

— Вы имеете в виду конверт с нашими фамилиями, надписанными на обратной запечатанной стороне

— Да.

— Вы конверт не открывали?

— Нет.

— Зачем вы сделали это?

— Потому что, ну… я не знаю. Может быть, мистер Мейсон, мне не следовало так поступать, но, заключив соглашение с мистером Бейном, а он оказался таким… ну… великодушным что ли, я и подумала, мол, кто старое помянет…

— Сказали ли вы ему, что вы выбросили эти таблетки?

— Я не хочу отвечать на этот вопрос…

— Давайте все-таки начистоту. Сказали ли вы ему об этом?

— Да. Он видел, как я выбрасывала.

— Видел, как вы выбрасывали конверт в мусор? — Да.

— И что вы ему сказали?

— Я ему сказала, что смогу принять его великодушное предложение лишь после того, как выброшу этот конверт с таблетками. Он поинтересовался, что это за конверт, и я рассказала ему все: что я беседовала с вами и высказала вам свои подозрения, что вы надписали конверт с тем, чтобы предъявить его потом в качестве вещественного доказательства, а одну таблетку оставили себе.

— И что он вам сказал?

— Он прямо заявил, что предвидел такой шаг и поэтому был готов к подобному развитию событий.

— Он что, именно так и сказал — готов?

— Ну не совсем.

— Но он все же дал понять, что предвидел все это и был готов?

— Ну в общем, да. По его словам, он был уверен в том, что я могу попытаться сделать что-то в этом духе.

— И что вы еще поведали ему?

— Я сказала ему, что в этом больше нет необходимости, и поскольку он старается обойтись со мной no-справедливости, я тоже буду действовать честно, взяла конверт с небольшим пузырьком и швырнула его в помойное ведро за кухонной плитой.

— Все это вы рассказали ему до того, как он заплатил вам или после?

— Я… Я не могу припомнить.

— Сообщили ли вы Натану Бейну, что собираетесь в Новый Орлеан?

— Конечно нет. Это не его дело.

— Но вы сразу же поехали в эту квартиру, едва сойдя с самолета. Не остановились сначала в гостинице, чтобы сориентироваться, а взяли и поехали именно по этому адресу.

— Ну и что же здесь необычного?

— В Новом Орлеане не так-то легко с ходу найти квартиру.

— Ну а я взяла и нашла.

— А может быть, вы знали о ней до того, как приехали в Новый Орлеан? А?

— А если и так, то что из этого? Я вам не обязана отчитываться в своих действиях.

— Кстати, а как чувствует себя миссис Бейн?

— О, великолепно. Бедняжка, конечно, никогда уже не сможет ходить, но чувствует себя превосходно. Главное, спит как убитая, а ведь раньше без снотворного не могла даже на часок закрыть глаза. На ее состояние очень положительно повлиял приезд ее родственников. Кстати, очень приятные люди.

— А вы их видели?

— Конечно. Я, как сиделка, вовсю помогала им. Знаете, мне хотелось сделать как можно лучше, ведь мистер Бейн пошел на соглашение со мной.

— У вас не возникала мысль, долго ли она; проживет?

— О, она будет жить еще годы.

— Давайте вернемся к началу, — предложил Мейсон. — Сколько же вы выжали по соглашению из мистера Бейна?

Я не собираюсь сообщать вам об этом.

— Вы включили мой адвокатский гонорар в сумму, полученную от Бейна?

— Мы, конечно, касались вопроса о моих расходах. И поэтому, кстати, он пошел на соглашение.

— В телефонном разговоре я поставил условие, что, если мистер Бейн оплатит мой гонорар, он будет составлять пятьсот долларов.

— Знаете, не он оплачивал ваш гонорар. Это я вам плачу.

— Натан Бейн стоял рядом с вами, когда вы разговаривали со мной по телефону?

— Да.

— И в это время я как раз говорил, что это обойдется ему в пятьсот долларов?

— Да, именно так.

Мейсон, не говоря ни слова, протянул руку.

Она нерешительно застыла, пауза затягивалась, затем с неохотой открыла сумочку, вынула две стодолларовые бумажки и буквально швырнула их через стол.

Адвокат подобрал их, свернул, положил в карман и не прощаясь вышел из комнаты. Вслед ему раздался грохот захлопываемой двери и резкий, как удар хлыста, звук задвигаемого засова. Мейсон прошел по коридору, подождал немного и затем негромко постучал в дверь соседней квартиры 2-Б. Дверь медленно открылась, показалась узкая полоска света, и Мейсон заметил движение тени, как будто кто-то притаился и внимательно прислушивался. Мейсон снова постучал, едва слышно, кончиками пальцев по косяку двери. Тень в прихожей приблизилась, дверь открылась, и он даже не услышал, как был отодвинут засов. На пороге стояла, словно кадр из фильма, молодая женщина в полупрозрачном пеньюаре. Комнатный свет резко очерчивал точеную фигуру незнакомки.

— О! — вскрикнула она, в ее голосе смешались удивление и испуг, и она поспешила захлопнуть дверь.

Мейсон плечом не дал ей сделать это.

— Учтите, я закричу, — предупредила она.

— Это вам ни к чему.

— И это тоже вам ни к чему, — сердито возразила она.

— Давайте не будем ссориться, — примирительно заметил Мейсон, — я хотел бы переговорить о женщине, она только что здесь была, о той, что из квартиры 2-А.

— Я ничего о ней не знаю, я лишь видела сегодня вечером молодую женщину с парой чемоданов. Я с ней не знакома.

— Могли бы придумать что-нибудь получше. Ладно, поговорим о Натане Бейне. Эта фамилия о чем-то вам говорить?

— Конечно нет.

— Его вы, значит, тоже не знаете, — сообщил Мейсон. — Так вот, Натан Бейн немного задерживается с приездом в Новый Орлеан. Теперь, если вы хотели бы…

— Вы что, стараетесь меня запугать? — Она насмешливо вскинула подбородок.

— Просто планы Натана Бейна очень скоро изменятся.

— Не знаю никакого Натана Брейма…

— Бейн, — поправил адвокат.

— Хорошо, Бейн, или Брейм, или как пожелаете величать его. Я не знаю его и…

— Никогда с ним не встречались?

— Конечно нет. Слушайте, если вы не уберетесь, я начну звать полицию.

Она подождала несколько секунд и двинулась к окну, выходящему во внутренний дворик.

— А что, у вас нет телефона? — спросил Мейсон.

— Мне он не нужен. Я покажу вам, как быстро полиция…

Мейсон подождал, когда она уже была почти у окна, и не торопясь произнес:

— Смерть Элизабет Бейн, видимо, задержит…

— Что вы там мелете? — В смятении она остановилась.

— Тогда я извещаю вас о смерти Элизабет Бейн.

Она повернулась к нему, выпрямилась и, словно безмолвная статуя, не отрывая взгляда, смотрела на него.

— Что вы городите? — повторила она.

— Хочу сообщить вам некоторую информацию, имеющую для вас явную ценность.

— Кто эта Элизабет Бейн? — Она взяла себя в руки.

— Она жена Натана Бейна или, скорее, была его женой.

— Может быть, вы все-таки представитесь?

— Моя фамилия — Мейсон.

— И вы некоторым образом связаны с полицией?

— Нет, я адвокат.

— А почему вы появляетесь здесь и рассказываете мне все это, мистер Мейсон?

— Потому, — ответил он, — что я хотел бы выяснить, знали ли вы уже о смерти миссис Бейн?

— Мистер Мейсон, вы определенно с кем-то меня спутали.

Она направилась к большому, покрытому шерстяной тканью креслу, оперлась рукой на спинку, не заботясь запахнуть пеньюар.

— Как это случилось, эта смерть миссис Брейм?

— Назвать Бейна Бреймом один раз — это была удачная находка, — усмехнулся Мейсон. — Второй раз — уже избито. Ее отравили.

— О Боже мой! — вскрикнула она, и ее ноги, подкосившись, уперлись в кресло. — Вы сказали, она… ее отравили?

— Да.

— Это были… снотворные таблетки… самоубийство?

— Нет.

— О!

— Однако, — продолжил Мейсон, повернувшись к двери, — поскольку вы не знакомы с четой Бейн, все это не представляет для вас никакого интереса.

— Подождите, — резко остановила она его.

Мейсон помолчал.

— Кто дал ей… как это случилось?

— О, вам-то что за дело? Вы их не знаете, помните, что вы сказали?

— Я… я просто… ладно, ваша взяла. Что вы хотите? Что вам нужно? Что вам угодно?

— Выглядите вы вполне взрослой, — заметил адвокат. — Я подумал, может быть, вы и действовать будете по-взрослому?

— Что вам угодно?

— Информацию.

— Какую информацию?

— Всю, что у вас имеется.

— Предположим, что я не дам.

— Это ваше право.

— А вы адвокат?

Мейсон кивнул утвердительно.

— О’кей, присаживайтесь, — пригласила она. — Я угощу вас виски.

Мейсон уселся в кресло. Она прошла к шкафу, открыла его и взяла бутылку виски, щедро наполнила два стакана, плеснула содовой и сказала:

— Надеюсь, вам нравится виски с содовой. Другого у меня нет.

— То, что нужно, — сказал адвокат.

Она передала ему стакан, села на стул, пеньюар мягко очертил фигуру, которая на конкурсе красоты несомненно выиграла бы первую премию.

— Чем быстрее вы начнете, — начал Мейсон, поглаживая стакан, — тем быстрее все это закончится.

— Хорошо, — ответила она. — Скрывать мне нечего. Я знаю Натана Бейна.

Мейсон сделал глоток.

— Познакомилась я с ним на одной конференции полгода назад, — она осторожно подбирала слова. — На конференции кинопродюсеров. У него были хорошие манеры, и денег он не считал.

— А вы такого и искали? — спросил в лоб адвокат.

— Хорошо, — она кашлянула, — считайте, что я вам и это сказала.

Девушка отпила два больших глотка, посмотрела ему в глаза и продолжила:

— Вы только не думайте, что я только и делаю, что гоняюсь за толстосумами. Во взрослую жизнь я вступила доверчивой дурочкой и верила всему, что мне говорили. Главное, мне всегда нравились солидные, уверенные в себе мужчины с хорошими манерами. Несколько раз я ошибалась, и поверьте, такие ошибки женщины переносят гораздо тяжелее, чем вы, мужчины. С семнадцати лет я сама зарабатывала себе на жизнь, работала много и честно, и все верила, что придет он, настоящий, оценит и полюбит меня. И ничего от своей самостоятельности я не выиграла. А потом поумнела. Поумнела, когда увидела, как живут некоторые другие девушки. Я работала за гроши, а они раскатывали в шикарных лимузинах с шоферами, закутанные в дорогие меха, беззаботные и выхоленные, а с ними богатые олухи, которые потеряли счет своим доллара^ Но главное, эти олухи действительно думают, что мы к ним липнем, как на сахар, а на самом деле они липнут к нам, потому что они всего лишь прокисший соус.

Мейсон широко улыбнулся и сказал:

— Вот это мне уже нравится!

— Они и есть олухи, — с вызовом бросила она. — Как раз когда я поумнела, я встретила Натана Бейна и подумала, а чем я хуже? Я сразу поняла, что он считает себя подарком, из-за которого женщины должны сходить с ума. Ему было невдомек, что годы и лишний жирок меняют мужчину, и не в лучшую сторону. Он начал усиленно меня обхаживать, но я ему дала понять, что так просто меня не завоюешь. Тогда он резко повысил ставки и действительно Ничего для меня не жалел.

— Вы имеете в виду деньги? — поинтересовался Мейсон.

— Нет, конечно. Подарки. Ну, камни, украшения, меха… все такое.

— Он их что, по почте присылал или с посыльным? — серьезно, без тени иронии спросил Мейсон.

— Не валяйте дурака, — вдруг вспыхнула она. — Он дарил их лично. У него прямо-таки какой-то бзик появился: ему нравилось вытащить где-нибудь на людяу изящный бриллиантовый кулон или что-то в этом роде, подержать его в руке и небрежным жестом застегнуть цепочку у меня на шее.

— Приятно, наверное, ни за что получать такие дорогие подарки, а? — с завистью произнес Мейсон.

— Вы меня не за ту принимаете. Эти подарки честно заработаны мною. Он что думал, что я его за красоту полюбила! Свое мнение об этих олухах я уже высказывала.

— Ну а потом?

— Потом Натан Бейн снял эти две квартиры в Новом Орлеане. Я должна была проводить здесь свой отпуск. Он останавливался в соседней, они сообщаются между собой, и мог таким образом незаметно от окружающих посещать меня. Никто не должен был знать, что мы знакомы. Сам Натан приезжал в Новый Орлеан под предлогом своего кинобизнеса. Он очень боялся, что его жена наймет частного детектива и он выследит нас.

— Что случилось потом?

— Потом этот толстый дурень, — она не могла скрыть своего возмущения, — оставил по глупости в своем офисе на видном месте мои письма ему, и жена их обнаружила.

— Вы что, действительно писали ему нежные любовные письма? — иронически спросил Мейсон. — Неужели это так необходимо в общении с богатыми олухами, как вы их называете?

— Да нет, просто от нечего делать. Ведь должны же быть хоть какие-нибудь чувства, пускай даже мнимые. Вот я и писала всякую романтическую чепуху, благо времени у меня хватало. Но я не думала, что так все может кончиться. В конце концов, у него ведь голова на плечах, а не мешок соломы.

— Когда его жена нашла ваши письма, вас это обеспокоило?

— Нисколечко. А вот он задергался не на шутку. Тут-то я и сообразила, насколько сильно он сидит у нее на крючке. Он рассчитывал получить развод и оттяпать кое-что из ее собственности, а потом уже жениться на мне. А тут получалось, что она может оттяпать у него за доказанную супружескую неверность. Сообразив все это, я решила немного поиграть в эту игру.

— И что же дальше?

— А дальше он каким-то образом, уж не знаю как, вернул эти письма и направил сюда эту девицу передать их мне.

— Ту самую, из квартиры 2-А?

— Да, Нору Карсон.

— А она что из себя представляет?

— Ничего хорошего. Ни рыба ни мясо. Все рыщет, что-то вынюхивает, выспрашивает. Я так поняла, что она хотела бы пойти по моей накатанной дорожке и тоже найти какого-нибудь богатого олуха, но не знает, как к этому подступиться. Передав письма, она уже несколько раз под разными предлогами заскакивала ко мне. И говорить-то нам не о чем, а она все обсматривает и обглядывает меня, видимо, спрашивает себя саму, что же у меня такое есть, чего у нее нет, и, судя по выражению ее лица, не понимает. И не поймет, потому что показывать и выставлять ей нечего. Да и потом, она какая-то замороженная. Мужчинам такие не нравятся.

— Ее прислали лишь для того, чтобы передать вам эти письма?

— Это действительно так. Натан прислал ее именно для того, чтобы передать мне мои романтические послания. Разве это не благородно с его стороны? Мое «доброе имя» спасено! Подумать только! И надо мне было писать эти письма, пропади они пропадом!

— Вы очень откровенны со мной, — задумчиво произнес Мейсон, пристально глядя на нее.

— Все потому, что вы сразу понравились мне.

Адвокат улыбнулся и покачал головой.

— Это действительно так. Вы — настоящий, без обмана. Выглядите человеком, который знает, что делает. Похоже, что вы играете честно со мной, если и я буду действовать по-честному.

— И чего же вы добиваетесь?

— Я раскрыла все свои карты, — сказала девушка.

— Хорошо, что же все-таки вы ждете от меня?

— Если действительно произошло убийство, — она решительно резанула воздух рукой, — то я не хочу, чтобы меня как-то замазали. Натан Бейн, в общем, неплохой человек, с ним можно хорошо повеселиться, умеет он потрафить женщине, но это долго не протянется. Вы это понимаете так же прекрасно, как и я. Выйти замуж за него, значит, очутиться на кухне. От него нужно взять, что можно, а после этого сматываться. Он любит травку, пока она зелененькая, да и к тому же у соседа. Своя собственная травка ему быстро наскучит, уж это я знаю точно.

— Дальше, — лаконично вставил Мейсон.

— У меня есть на примете настоящий парень. Денег, конечно, поменьше, чем у Натана Бейна, но, мне кажется, у нас с ним получится.

— А что же вам нужно от меня?

— Посоветуйте мне, что делать, как не замазаться в этом деле об убийстве.

— Начинайте упаковывать вещи, — приказным тоном начал адвокат. — Через двадцать минут уходите из квартиры и через полчаса уезжайте из города. Вам вернули письма. Сожгите их. Циклон надвигается, прячьтесь в убежище.

— А у вас голова варит, — восхищенно проговорила она. — Мистер Мейсон, знаете, мне действительно нравятся ребята, похожие на того парня. Возможно… черт. по-бери, вы думаете, у меня наклевывается что-то серьезное?

— Разве узнаешь, — сказал адвокат. — Разобраться в этом можно только одним способом.

— Вы правы, — согласилась девушка.

Мейсон допил виски. Она проводила его до двери и взяла за руку:

— Я буду помнить о вас.

— Я выскользну потихоньку, — Мейсон понизил голос, — чтобы девица из соседней квартиры не заметила меня.

— Вы же мне ничего не рассказали. — В черных глазах неожиданно появилось смятение. — Но все равно, я поняла, что девушка может доверять немногим мужчинам, но не может довериться ни одной женщине.

— Всего наилучшего, — попрощался адвокат и спустился по узкой винтовой лестнице во внутренний дворик к ночному гаму улицы Святого Петра.

Глава 11

Вернувшись в гостиницу «Рузвельт», Мейсон встретил в номере Пола Дрейка, который буквально прилип к трубке, записывая телефонное сообщение. Когда он закончил принимать отчет и дал отбой, Мейсон сказал:

— Пол, мне нужны копии телеграмм из местного отделения телеграфной компании «Вестерн юнион».

— Это не только абсолютно невозможно, — покачал тот головой, — но это еще и не законно.

— Шарлотта Моррэй, — объяснил Мейсон, — которая снимает квартиру напротив Нелли Конуэй, получала откуда-то телеграммы. Я думаю, их отправлял Натан Бейн.

— Могу, Перри, помочь только с последней из телеграмм, — сказал Дрейк.

— Как ты ее добыл?

— Возможно, она даже еще не получила ее. Вот ее текст, — жестом фокусника он протянул листок бумаги, на котором он наспех записал слова.

«Абсолютно неожиданные и непредвиденные обстоятельства, — говорилось в записке, которую он прочитал, — могущие вызвать серьезные осложнения, настоятельно требуют немедленной встречи. Я прилетаю утренним рейсом, в 9.15 и улетаю из Нового Орлеана в 13.45, чтобы не заметили и не заинтересовались моим отсутствием».

— Телеграмма, — хмыкнул Дрейк, — подписана «твой Фальстаф».

— И послана?

— Натаном Бейном.

— Как ты ее достал, Пол?

— Натана Бейна, — съязвил Дрейк, — «обуяло горе». Он заручился поддержкой врача-приятеля, тот «предписал успокаивающие лекарства», уложил Бейна в частный санаторий и настоял, чтобы его не беспокоили. Понимаете, у него довольно слабое сердце, и смерть любимой жены может оказаться фатальным ударом для него.

— Дальше.

— Очевидно, полиция да и журналисты, не сразу раскусили этот трюк, так как формально придраться было не к чему. Но мой оперативник почувствовал неладное. Он выяснил, что в санаторий можно проникнуть через гараж, установил наблюдение, и через некоторое время Натан Бейн, явно опровергая муссированные им же слухи о том, что держится на одних уколах, как блудливый кот, выскользнул через черный ход, вскочил в машину с занавесками, и его увезли. Мой человек с трудом сел ему на хвост и обязательно потерял бы, как я думаю, этого безутешного супруга, если бы Бейну так чертовски не чесалось поскорее отправить телеграмму. Через квартал находилось почтовое отделение «Вестерн юни-он», и поэтому Бейн тут же остановил машину, заскочил на телеграф и нацарапал эту телеграмму.

— А как твой парень получил копию? — спросил Мейсон.

— Секрет фирмы, Перри.

— Давай, Пол, не темни, — потребовал адвокат. — Если так легко доставать телеграммы у «Вестерн юни-он», то мне обязательно нужно знать это.

— Это чертовски легко, Перри.

— Во сколько это тебе обошлось?

— Доллар и десять центов.

— Как это вышло?

— Бейн схватил шариковую ручку и написал телеграмму на пачке бланков, они лежали на столике. Мой работник рискнул сразу же зайти, и, когда Бейн отправил телеграмму, он захватил с собой пару бланков, на которых остались следы букв. После этого он составил телеграмму своей маме, что слишком занят и не может ей написать, но хотел бы, чтобы она знала, как он ее любит. Это послание стоило ему один доллар и десять центов. Естественно, он писал не на том бланке, что лежал под телеграммой Бейна. Остальное было уже делом техники: взять этот бланк, просветить его, сфотографировать и расшифровать телеграмму. Сделать это было сравнительно нетрудно, так как Бейн писал с очень твердым нажимом.

— Пол, классная работа, — Мейсон расплылся в улыбке.

— Но есть еще кое-что, что может тебе сильно не понравиться, — предупредил Дрейк. — Полиция вздумала покопаться в помойном ведре за кухонной плитой в доме у Бейна. В нем они нашли опечатанный пакет с двумя фамилиями на обороте: твоей и Нелли Конуэй. Они вскрыли пакет и…

— Нашли пузырек? — закончил Мейсон.

— По-видимому, нет, но по очертаниям пакета установили, что там была склянка или небольшой пузырек.

Адвокат задумался. Потом он задал вопрос:

— Могла полиция установить, когда ей дали яд? Пол, она ведь могла принять его с едой…

— Яд не был подмешан в еду, — возразил Пол.

— Как же тогда?

— Он был в трех пятигранных пилюлях, растворенных в стакане воды, дали его после кофе и сделала это ее сестра, Виктория Брэкстон.

— Ты уверен?

— Полиция, по крайней мере, именно так и подумает, — съехидничал Дрейк.

— Как они определили?

— Сама Элизабет сообщила врачу незадолго до смерти о том, что ее сводная сестра дала ей пилюли.

— А что на это ответила Виктория Брэкстон?

— По-видимому, ничего, — сказал Дрейк, — потому что полиция не может найти ее.

— Ну и дела…

— А твой приятель, сержант Голкомб, по всей вероятности, занялся этим делом. Почему-то его обуяло желание обыскать дом Бейна с чердака до подвала. Он выгнал всех из дому, едва умерла Элизабет Бейн. Отправляйтесь в гостиницу, сказал он им, и докладывайте полиции о своих передвижениях.

— И потом что случилось?

— Они так и сделали, — Дрейк широко улыбнулся, продемонстрировав адвокату все свои зубы. — Натан Бейн отправился в свой санаторий, сообщив полиции, где он находится. Джеймс Брэкстон и его жена Джорд-жиана выехали в гостиницу в центре города, зарегистрировались там и никуда не выходят. Виктория Брэкстон отправилась в другую гостиницу, тоже зарегистрировалась и поставила об этом в известность Голкомба. Когда полиция захотела ее допросить в связи с показаниями лечащего врача Элизабет Бейн, то в номере ее не оказалось. Где она — неизвестно. По словам ее брата, после смерти сестры она находится в состоянии, близком к шоковому, и, по-видимому, находится у каких-то своих друзей. Для полиции все это выглядит весьма и весьма подозрительно.

— Что еще твои ребята узнали, Пол?

— Бейн нанял новую ночную сиделку, когда арестовали Нелли Конуэй, — ответил Дрейк. — Очевидно, он с места в карьер начал приставать к ней, и она, возмущенная домогательствами Бейна, тут же рассчиталась. Миссис Рикер, экономка, которая дежурила весь день, заявила, что старалась как могла обеспечить комфорт пациентке. Затем пришла Нелли Конуэй. Натан Бейн как-то договорился с ней, уладил ссору и попросил ее помочь. Миссис Бейн провела прекрасную ночь. Рано уснула и спала как мертвая, чего с ней давно не случалось. Где-то после полуночи прилетели ее сводный брат Джеймс Брэкстон, ее сводная сестра Виктория Брэкстон и жена Джеймса Брэкстона — Джорджиана. Прямо из аэропорта все трое приехали в дом. Поскольку Элизабет Бейн спала, они решили не будить ее и подождать, пока она проснется. Около трех часов ночи она проснулась и-спросила, приехали ли они. Узнав о приезде близких, она пожелала их видеть. Больная выглядела немного заспанной и слабой, но значительно менее нервной и истеричной, чем всегда. Она тепло их поприветствовала и вскоре снова уснула.

Теперь слушай внимательно, Перри. В этот день Нелли Конуэй практически уже у Бейна не работала. Она вернулась лишь для того, чтобы упаковать свои вещи. Но затем она, судя по всему, заключила какое-то компромиссное соглашение с Бейном и по его просьбе некоторое время помогала ухаживать за больной, потому что экономка осталась практически одна и уже выбивалась из сил. Нелли заявила, что она будет помогать, пока не приедут родственники Элизабет Бейн и не возьмут на себя обязанности сиделки.

Мейсон кивнул.

— Но после перелета из Гонолулу, — продолжил Дрейк, — родственники почувствовали себя настолько измотанными, что сразу заняться больной не смогли, и Нелли Конуэй вызвалась побыть с ней еще немного. Через некоторое время пришла Виктория Брэкстон и поблагодарила Нелли, сказав, что она полностью отдохнула с дороги и что Нелли может быть свободна. Домоправительница к тому времени ушла спать. Перри, я так подробно об этом рассказываю, потому что думаю, что все это очень важно.

— Все правильно, продолжай.

— Лечащий врач Элизабет Бейн, фамилия его, если не ошибаюсь, Кинер, перед уходом оставил три пятигранные таблетки для миссис Бейн с тем, чтобы она приняла их после шести утра, причем не важно, когда она проснетея, но именно после шести, а ни в коем случае до того. Эти таблетки были вручены Нелли Конуэй — именно она как раз находилась с больной.

— Что случилось после того, как Нелли ушла с дежурства?

— Она поставила блюдце с таблетками на стол и передала Виктории Брэкстон инструкции лечащего врача.

— Дальше? — нетерпеливо спросил адвокат.

— Около пяти утра миссис Бейн проснулась, поговорила, как я полагаю, немного со своей сводной сестрой, затем снова уснула и проснулась как раз около срми часов. Она все еще была несколько сонной, завтракать не захотела, а попросила чашечку кофе. До того как ей принесли кофе, она приняла, в соответствии с предписанием врача, эти три таблетки. Таким образом, кофе и лекарство — это все, что она съела начиная с восьми часов предыдущего вечера. Отсюда следует, что яд был именно в этих таблетках.

— Или в кофе, — уточнил адвокат.

— Кофе не в счет, так как готовили его в общем кофейнике и все присутствовавшие пили этот же самый кофе.

— Тогда в сахаре.

— Она отказалась от сахара и сливок и попросила только кофе.

— Хорошо, что было дальше?

— Дневная сиделка пришла на дежурство ровно в восемь. В этот момент у постели больной находилась Виктория Брэкстон. Она сказала, что выйдет ненадолго принять душ и привести себя в порядок, а затем у нее будут кое-какие дела в городе.

— Я тебе уже говорил, Перри, что у Элизабет Бейн было всегда две сиделки, но дежурили они в разное время, так как…

— Пол, давай дальше и по сути.

— Дневная сиделка показала полиции, что миссис Бейн вскоре заснула, но затем начала ворочаться и стонать, как будто от сильной боли. Сиделка подумала, что ей снятся какие-то кошмары, и, имея четкие инструкции не будить пациентку, страдающую сильной бессонницей, так как любой час сна был для нее благом, тихо сидела на своем стуле, боясь потревожить больную. Она даже не стала делать обычную утреннюю уборку. Это очень важно, так как все следы в комнате остались нетронутыми.

— Продолжай, продолжай, Пол. Что же дальше?

— Около девяти часов миссис Бейн проснулась и сразу ощутила резкую боль в желудке. Появились другие внешние признаки отравления. Дневная сиделка оказалась дипломированной сестрой с большим опытом и почувствовала неладное. Она тут же позвонила лечащему врачу и сказала, что подозревает отравление. Тот приехал около половины десятого и сразу же поставил'точ-ный диагноз — отравление мышьяком. Доза мышьяка оказалась очень большой, к тому же она была слишком слаба, чтобы попытаться вызвать искусственное отторжение яда из желудка; о том, чтобы перевезти ее в больницу, не могло быть и речи, и поэтому Элизабет Бейн была обречена. Она умерла около половины двенадцатого. Виктория Брэкстон вернулась домой без пятнадцати минут одиннадцать. К этому времени Элизабет Бейн уже начала догадываться, что умирает. Увидев свою сестру в таком состоянии, Виктория Брэкстон заявила, что хотела бы остаться с ней на несколько минут наедине, и удалила всех из комнаты. Доктор разрешил, й Виктория Брэкстон уединилась со своей сестрой на пять минут. Никто не знает, о чем они беседовали.

— А может, это не мышьяк?

— Да нет, Перри, сомнений быть не может. Патологоанатомы провели вскрытие и исследовали все внутренние органы, а лаборатория выдала результаты анализа содержимого желудка покойной. Другого мнения быть не может.

— А как по времени? — спросил Мейсон. — Совпадает?

— Совпадает, Перри.

— И врачи так считают?

— Врачи не говорят ни слова, контактируют только с полицией, но у меня есть свои источники информации.

— Что же сообщают твои источники?

Дрейк еще раз перелистал свои записи и продолжил:

— Прежде всего, ссылаются на «Медицинскую токсикологию» профессора Глейстера. Он утверждает, что симптомы отравления мышьяком обычно проявляются в течение часа. Лишь в одном случае, когда желудок был пустым, симптомы проявились после двух часов. Разумеется, были такие уникальные случаи, когда симптомы отравления проявлялись через семь — десять часов.

— Сколько мышьяка попало в организм покойной? — спросил Мейсон.

— Пятнадцать гран¹, по оценке патологоанатома, — ответил Дрейк.

— А пятнадцать гран мышьяка — это смертельная доза?

— Еще какая — быка можно свалить. Профессор Глейстер утверждает, например, что был зарегистрирован фатальный исход, когда мышьяка было всего два грана. Исследования показывают, что трех гран мышьяка достаточно, чтобы убить мужчину среднего веса. Разумеется, были случаи, когда и большие дозы мышьяка не приносили вреда, но это происходило тогда, когда здоровый желудок отторгал яд вместе с рвотой, и он не попадал в кровеносную систему.

Последние слова Дрейка прервал резкий телефонный звонок. Он поднял трубку.

1 гран — 0,0648 грамма.

— Да… а, это вы, конечно, он здесь. О’кей, передаю ему трубку. Это Делла, она хочет с тобой поговорить.

— Черт возьми, — Мейсон взглянул на часы. — Должно быть, что-то срочное, если Делла звонит мне в такое время.

Он подошел к телефону и услышал громкий от возбуждения голос Деллы Стрит:

— Шеф, я не хочу называть фамилии по телефону, но помните клиента, который консультировался с вами о завещании?

— То, в котором не было точки в конце?

— Правильно.

— Да, я ее помню. Что с ней?

— Она сейчас у меня. Ее ищут, но она не желает никого видеть, пока не переговорит с вами. Она даже может выехать к вам и встретиться там, где вам будет удобно.

— Не надо. Я возвращаюсь. Как она себя ведет? Юлит, что-то пытается скрыть, боится?

— Нет, она просто считает, что ей хотят пришить это дело, и поэтому…

— Хорошо, — прервал ее адвокат, — передайте ей, что я ее скоро увижу, но чтобы она никому и ничего не говорила. Делла, ее можно куда-нибудь пристроить на это время?

— Наверное. Думаю, что да.

— Прекрасно, я вылечу рейсом в 13.45.

На лице Дрейка появилось удивление:

— Перри, но ведь ты же знаешь, что этим же рейсом вылетает Бейн, и это…

Мейсон остановил его кивком головы и подтвердил Делле:

— Да, я попытаюсь успеть на этот рейс. А пока сделай все, чтобы ничего не произошло до моего приезда, ты понимаешь, что я имею в виду?

— Постараюсь, шеф.

— Отлично, Делла, — сказал Мейсон. — Скоро увидимся.

Он не успел опустить трубку, как раздался еще один резкий и нетерпеливый телефонный звонок. На этот раз трубку взял Дрейк.

— Дрейк, — сказал он и, услышав громкий сбивчивый монолог на другом конце провода, нахмурился и сосредоточенно уставился в одну точку. Чем дольше говорил невидимый собеседник, тем сильнее хмурился детектив. Выслушав его до конца, Дрейк лаконично сказал: — Спасибо вам, ребята. Я этого не забуду. С меня причитается.

Повесив трубку, он повернулся к Мейсону.

— Ну что там еще? — спросил тот.

— Это были ребята из детективного агентства, которых мы нанимали для слежки за Нелли Конуэй. У них, оказывается, хорошие связи с местной полицией. Так вот, они выяснили, что полиция Калифорнии, заинтересовавшись местонахождением твоей бывшей клиентки, быстро установила, что та вылетела в Новый Орлеан под именем Норы Карсон. Они позвонили своим коллегам из Нового Орлеана и попросили найти ее. Те опросили таксистов, обслуживающих местный аэропорт, и довольно быстро установили ее по тому адресу, где ты уже побывал. Работать за ней они начали как раз в тот момент, когда ты выходил из этого дома. Они, как полагается, довели тебя до гостиницы, а затем уже взялись за нее. Перри, тебя засекли, и поэтому нужно быть готовым к любым неожиданностям.

— Слушай меня внимательно, Пол. — Мейсон посмотрел на свои наручные часы. — Я должен обязательно улететь этим самолетом в 13.45, но я не хочу, чтобы кто-нибудь знал об этом. Ты закажешь билет на свое имя, затем поедешь в аэропорт, выкупишь билет, пойдешь в автоматическую камеру хранения, найдешь там свободную ячейку, положишь в нее билет, закроешь на ключ и отдашь его девушке в газетном киоске. Скажешь ей, что за ключом придет твой друг, которого ты в силу каких-то обстоятельств не сможешь увидеть лично. Опиши меня поподробнее. Главное, чтобы она без лишних слов отдала мне этот ключ.

— А как ты узнаешь, в какой именно ячейке находится билет?

— А очень просто. Ведь номер ячейки отштампован на самом ключе, так что проблем здесь не будет.

— Перри, а почему тебе не взять билет на свое имя? — спросил Дрейк. — Пускай даже они тебя выследили, но ведь перед ними ты же чист. Ты всегда можешь сказать, что работаешь по поручению клиента.

— У меня в кармане пятьсот долларов, принадлежавших не так давно Натану Бейну, а эти деньги могут оказаться такими «горячими», как раскаленная кухонная плита. Возьми их, положи в конверт и, отправь заказным письмом на свой адрес. Потом рассчитаемся. Кроме того, я не хочу, чтобы этот билет лежал у меня в кармане, так как не желаю, чтобы кто-нибудь вообще знал, что я вылетаю именно этим рейсом. У меня нет времени на долгие объяснения, но я, судя по всему, попал в очень серьезный переплет, и неизвестно…

Мейсон не успел закончить фразу, как раздался громкий нетерпеливый стук в дверь. Бросив многозначительный взгляд на Дрейка, он аккуратно засунул конверт с пятьюстами долларами под матрас и открыл дверь. На пороге стояли двое в штатском.

— Кто из этих двоих нам нужен? — спросил один из них, постарше.

— Именно этот, что открыл нам дверь, — ответил второй, бесцеремонно тыча пальцем в адвоката.

Тот, что постарше, расстегнул пиджак и показал Мейсону полицейский жетон.

— Пойдемте-ка, мистер, с нами. С вами хочет поговорить один очень важный человек.

Глава 12

Такси остановилось у полицейского участка. Мейсона провели в комнату дежурного офицера, где уже находилось несколько человек. В ней царила стандартная обстановка и особый, присущий, наверное, только полицейским участкам застоявшийся запах помещения, в котором круглые сутки находятся люди.

— Нездешние шустрые типы, врывающиеся в нашем городе в частные квартиры честных граждан и демонстрирующие свои мускулы, нам очень не нравятся, — прорычал дежурный полицейский. — Итак, фамилия?

— В таком случае, я — нездешний Джон Ду¹, — спокойно парировал Мейсон.

— Ах, вот так, мы еще и умничаем, а? Поговори-ка у нас еще. Мы тебя запишем Джоном Ду, засадим в каталажку, вывернем все твои карманы и обязательно найдем что-нибудь, что бы указывало на твою личность, напри-

'Джон Д у — юридический термин, означающий неустановленное лицо.

мер, водительские права, но записан у нас ты будешь как Джон Ду со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ну так как?

— В чем меня обвиняют, хотел бы я знать?

— Мы еще не решили, но думаю, что это будет бродяжничество и… там будет видно. Заходить в два часа ночи к незамужним женщинам и…

— А это что, считается преступлением в вашем городе?

— Все может быть, — растянул губы в улыбке дежурный сержант, — особенно если мы еще что-нибудь накопаем, да и наши коллеги в Калифорнии заинтересуются. Но вот насчет бродяжничества, то уж будь уверен. Так что давай-ка посмотрим твои водительские права, мистер Ду, глядишь, и узнаем побольше о тебе. На твоем месте я бы был более сговорчивым.

Мейсон молча достал бумажник из кармана, вынул визитную карточку и протянул ее дежурному сержанту:

— Меня зовут Перри Мейсон. Я адвокат и прибыл в ваш город поговорить со свидетелем по одному делу.

Дежурный сержант свистнул от удивления, взял карточку Мейсона, вышел из комнаты, спустился этажом ниже и вернулся через две минуты.

— Капитан хочет поговорить с вами, — сказал он.

Полицейские провели Мейсона по коридору, остановились у двери с табличкой «Капитан», открыли ее и втолкнули адвоката в комнату. За столом, заставленным телефонами, сидел крупный, средних лет мужчина с аккуратно подстриженными, с сединойусами и отвисшими мешками под глазами. Позади устроилась стенографистка, которая что-то усердно записывала. В другом конце комнаты на кончике простого деревянного стула примостилась Нелли Конуэй, сложив руки в перчатках на коленях; лицо — бесстрастная маска с глазами, устремленными прямо вперед. Когда Мейсона втолкнули в комнату, она не подала вида, что знакома с ним.

— Это тот самый? — капитан, повернувшись, взглянул на нее.

— Да.

— Вы имеете в виду Перри Мейсона, адвоката? — Да.

— Садитесь, — капитан кивком пригласил Мейсона.

Адвокат продолжал стоять.

— Вы все пытаетесь упорствовать, — холодно сказал капитан. — Это вам ничего не даст, во всяком случае, в этом городе. Здесь командуем мы, и поэтому не пытайтесь качать права, потому что здесь вы — никто. Вы сейчас не в Калифорнии, и не забывайте об этом. Садитесь, или так и будете стоять?

— Спасибо, — холодно ответил Мейсон. — Я постою.

— Желаете сделать какое-нибудь заявление? — спросил капитан.

— Нет.

Полицейский повернулся к Нелли Конуэй.

— Прекрасно, — сказал он, — вы заявили, что во всем следуете советам своего адвоката. Вы заявили, что вашего адвоката зовут Перри Мейсон. Вот он, Перри Мейсон, перед вами. Продолжайте рассказывать.

— Я советую вам, Нелли, не говорить ни слова. Вы…

— Заткнитесь, — оборвал его капитан.

— Останетесь ли вы и теперь моим адвокатом? — нетерпеливо спросила Нелли Конуэй.

— Нет.

— Тогда мне лучше послушаться этих людей, — ответила она, вздохнув.

Капитан широко растянул рот в улыбке. Мейсон извлек из кармана портсигар, раскрыл его, взял сигарету и закурил.

— Продолжайте рассказывать, — обратился капитан к Нелли Конуэй.

— Эти таблетки дал мне Натан Бейн, — начала она. — Он предложил мне пятьсот долларов наличными, если я вручу их его больной жене. Я подумала, что в них может быть яд, и решила обратиться к адвокату.

— К какому адвокату вы обратились? — задал вопрос капитан.

— Перри Мейсону.

— Вот именно к этому джентльмену?

— Да.

— Что он вам посоветовал?

— Всего было четыре таблетки, — продолжала рассказывать она. — Он взял одну из них из пузырька, положил ее в пакет и надписал свою фамилию. Три оставшиеся таблетки он положил обратно в пузырек, закрыл его пробкой, запечатал пакет и предложил мне надписать мою фамилию на клапане, закрывающем его, и сам поставил свою подпись поперек клапана и предупредил меня, чтобы я сохранила пакет, потому что он собирается установить химическим путем, что же было в этих таблетках, и намерен затем связаться с полицией.

— А что после этого? — спросил капитан.

— Потом мой работодатель Натан Бейн сделал так, что меня арестовали.

— А потом?

— Потом мистер Мейсон добился моего оправдания и сказал мне, что в этих таблетках не было ничего, кроме аспирина. Он намекнул, что я лгала ему и пыталась надуть его.

— И что затем случилось?

— Затем я вернулась в дом Натана Бейна собрать свои вещи. Он был дома, и так случилось, что мы с ним поговорили по душам. Он выглядел крайне озабоченным и сконфуженным, сказал мне, что очень сожалеет о случившемся, что был неправ и готов как-то загладить свою вину. По его словам, я вправе возбудить дело против него за моральный ущерб, но он предлагает найти более цивилизованное и разумное решение. В конце концов он заявил, что готов уладить дело обоюдовыгодным соглашением.

— Что произошло дальше?

— Дальше мы еще немного поговорили, и после этого он предложил мне две тысячи долларов отступного, авиабилет в Новый Орлеан и ключи от квартиры, где бы я могла бесплатно отдохнуть от случившегося в течение двух недель. Все, что я должна была сделать, это подписать бумагу, что никаких претензий к нему не имею, и отдать оставшиеся три таблетки, о которых уже шла речь, его жене. Так как эти таблетки содержали в себе аспирин, в чем меня уверил мистер Мейсон лично, то я без колебаний приняла это предложение. Это была выгодная во всех отношениях сделка, так как если девушка не сумеет сама постоять за себя, то никто другой это за нее не сделает.

— Итак, как же вы поступили?

— Я подписала бумагу, которую составил мистер Бейн, и получила двадцать стодолларовых банкнот. Затем я пошла к миссис Бейн и оставалась там до утра. Я дала ей три таблетки около девяти часов или около полдевятого вечера.

— Вы сообщили мистеру Бейну, что. рц сделали, так, как он велел?

— Да.

— Миссис Бейн вела себя спокойно, когда вы давали таблетки?

— Да, конечно. Я же сиделка. Я ей сказала, что доктор оставил ей это лекарство.

— Что она-ответила?

— Она сказала, что доктор уже оставил ей лекарство. Я ответила, что это совсем другое, специальное лекарство, которое доктор предписал ей в добавление к обычным средствам.

— А что произошло потом?

— Лекарство не принесло никакого вреда миссис Бейн. Она приняла его и сразу же уснула. Я думаю, что в таблетках действительно был аспирин. Ночь прошла совершенно спокойно. Я ушла около семи утра, примерно за час до прихода дневной сиделки. Я попыталась связаться с мистером Мейсоном, чтобы рассказать ему, что произошло, но не могла найти его. Он так и не появился на работе до десяти часов. Это был последний срок, когда я могла позвонить ему, так как самолет вылетал через пятнадцать минут и пассажиров пригласили занять места в салоне в десять. Я позвонила ему ровно в десять, но его секретарша ответила, что он еще не пришел.

— Вы не попросили, чтобы он связался с вами?

— Нет, — ответила она после некоторого колебания.

— Сообщили ли вы ему, куда отправляетесь?

Она снова замешкалась.

— Продолжайте, — предложил капитан. — Все рассказывайте.

— Нет, — ответила Нелли, — я не сказала ему, куда вылетаю.

— Когда вы снова с ним встретились?

— Сегодня в полтретьего ночи.

— Где?

— Он пришел в мою квартиру.

— Что он требовал?

— Пятьсот долларов.

— Вы заплатили?

Она утвердительно кивнула головой.

— Из тех денег, что вы получили от мистера Бейна?

Снова утвердительный кивок.

— Сообщили ли вы, откуда получили деньги?

— Да.

— И он взял пятьсот долларов.

— Да.

— Дал ли он расписку?

— Нет.

Капитан повернулся к Перри Мейсону.

— Мистер Мейсон, вы прослушали заявление, оно было сделано в вашем присутствии. Желаете опровергнуть его?

— Мне не нравится, как вы здесь поворачиваете дело. Я не собираюсь произносить ни единого слова.

— Не пытайтесь увиливать, — прорычал капитан с едва скрываемой угрозой, — а не то вам еще больше может не понравиться, как мы здесь, в Луизиане, ведем полицейское расследование. Против вас было выдвинуто конкретное обвинение в том, что вы собственноручно заявили этой женщине, что ей можно дать три таблетки ныне покойной миссис Бейн. Или вы отрицаете это?

— Я не собираюсь делать никаких заявлений, — сказал Мейсон. — Но я должен заметить тем не менее, что заявление этой женщины не имеет ничего общего с истиной.

— Как же так, мистер Мейсон? — с вызовом вставила Нелли Конуэй. — Вы ведь сами заявили мне, что эти таблетки не содержат ничего, кроме аспирина.

— Таблетка, которую я взял на анализ, действительно не содержала ничего, кроме аспирина, — подтвердил адвокат.

— А вы откуда это знаете? — вклинился в диалог капитан.

— А вот как раз это я буду обсуждать в соответствующее время и в соответствующем месте.

— Отлично. Это заявление было сделано в вашем присутствии. У вас была возможность опровергнуть его или, по крайней мере, объясниться. Вы этой возможностью не воспользовались. Хотите сделать еще какое-нибудь заявление по существу дела?

— Я не собираюсь делать никаких заявлений, я уже это вам говорил.

— Ну что ж, это ваше право, а уж вы-то знаете, как пользоваться своими правами. Вы свободны, пока, по крайней мере, но я еще раз хочу предупредить, вас, что вы находитесь в штате Луизиана, а мы здесь очень не любим чересчур шустрых и проворных ребят вроде вас. У нас оснований задерживать вас нет, но вполне возможно, вы понадобитесь своему родному штату, когда мы сообщим тамошним ребятам о заявлении Нелли Конуэй. Возвращайтесь к себе в гостиницу и находитесь там неотлучно. Не пытайтесь уехать из города, пока мы вам этого не разрешим. Вполне вероятно, что вы потребуетесь в качестве соучастника по делу об убийстве. А вообще, пятьсот долларов гонорара за разрешение дать больной женщине неизвестно какие таблетки! Вы еще тот адвокат!

— Нелли, — сказал Мейсон, игнорируя угрозы полицейского и обращаясь к девушке, — в каком часу вы дали…

— Я ведь четко сказал вам убираться, — заорал капитан.

Он кивнул двум дюжим полицейским, сопровождавшим Мейсона. Они взяли адвоката с двух сторон, завернули ему руки и вытолкнули из комнаты. Так же бесцеремонно его выпроводили из полицейского участка.

Глава 13

Такси, на котором приехал Мейсон с конвоем, все еще стояло у входа в полицейский участок.

— Довезите-ка меня обратно в гостиницу «Рузвельт», — усталым голосом попросил адвокат.

— г Хорошо, сэр. Небольшие неприятности, сэр?

— Да нет, просто украли немного сна, вот и все.

— О, ну это-то можно всегда нагнать.

— Думаю, что да, — ответил Мейсон и сел на заднее сиденье.

У гостиницы «Рузвельт» он заплатил таксисту, прошел к администратору, попросил ключ от номера, небрежно размахивая им, вошел в лифт и произнес:

— Пятый этаж.

На пятом этаже Мейсон вышел и сразу же спустился по боковой лестнице до террасы второго этажа. С террасы он смог взглянуть вниз, в приемную, где заметил детектива, работающего в гостинице; тот подождал, пока лифт без пассажиров спустился на первый этаж, подошел к стойке администратора и принялся звонить по телефону. Воспользовавшись этим, Мейсон пробежал вниз по лестнице, вышел через дверь в другом конце гостиницы и увидел свободное такси.

— Давайте прямо по улице, — приказал он, садясь в такси. — Я должен тут отыскать один адресок.

— Хороший будет денек, — дипломатично начал таксист. — Вы — ранняя пташка.

— Угу. Когда заканчиваете работу?

— Я? Да только двадцать минут, как заступил. Заканчиваю в шестнадцать.

— Работы, я смотрю, не очень много, не так ли? — осведомился Мейсон.

— Это только начало. А крутиться придется целый день.

— Вам не позавидуешь, — посочувствовал адвокат.

— Да уж куда там.

— Город неплохо знаете? — спросил Мейсон.

— Будьте спокойны.

— У меня выдался такой день, — обратился к нему адвокат, — что я чертовски никуда не успеваю. Во сколько мне обойдется, если я возьму ваше такси на часок?

— Ну, скажем, все зависит от того, по магазинам, или просто по городу, или…

Мейсон вытащил из бумажника пятидесятидолларовую бумажку и предложил:

— Знаете, что я сделаю? Я просто отдам вам пятьдесят долларов за весь день. Идет?

— Что вы подразумеваете под «весь день»?

— До конца смены, до четырех.

— Идет.

— О’кей, выключите вашу рацию, ибо эта дурацкая штука действует мне на нервы, — попросил Мейсон. — Передайте на коммутатор, чтобы вас не вызывали всю смену.

— Я должен позвонить и получить разрешение, но я уверен, что все будет в порядке.

— О’кей. Скажите им, — бросил адвокат, — что вы отправляетесь в. Билокси.

— Я думал, что вы сказали, вам нужно по городу.

— Я и сам не знаю, черт побери, что мне нужно. Когда-то я знавал девушку в Билокси.

— Семь верст киселя хлебать до девушки, — сказал таксист. — Кучу великолепных девушек можно найти и поближе, чем в Билокси.

— Неужели?

— Так говорят, — уклончиво ответил водитель.

— Все равно, — адвокат изображал богатого с причудами пассажира, — скажите им, что у вас пассажир до Билокси. Спросите, достаточно ли пятидесяти долларов за поездку?

— О’кей. Подождите, я позвоню.

Таксист вышел из машины, зашел в телефонную будку, позвонил, вернулся и извиняющимся тоном объяснил:

— Они говорят, при таких условиях выручка за день должна быть семьдесят пять долларов. Думаю, что это грабеж, но…

— А чего это мы беспокоимся? — успокоил его Мейсон. — Просто отдохнем. Возьмите сто долларов. Это за целую смену, и мы можем поехать в Билокси, а можем и не поехать, это как нам заблагорассудится. Оставшиеся двадцать пять долларов можете взять себе.

— Ну даете, — улыбнулся таксист, — по-настоящему шикуете.

— Нет, не шикую, — ответил Мейсон. — Просто устал от дел, хочу расслабиться и насладиться жизнью без этой засасывающей рутины. Попозже отвезете меня в хорошее местечко, где мы можем получить отличный бифштекс, посидеть не спеша и насладиться жизнью.

— Нет проблем, такое место мы найдем, — заверил таксист. — Мне как-то не улыбается оприходовать все эти деньги якобы по счетчику для поездки в Билокси и обогатить мою компанию, а самим ездить по городу. Если желаете начать с Билокси, мы должны уже ехать…

— Я передумал, — вздохнул Мейсон, — я собираюсь…

— Перезвоню-ка я и договорюсь о меньшей плате за поездку по городу.

— Не надо, пусть компания обогащается, — успокоил его адвокат. — Сделаем так: вы включите счетчик, и мы поедем по счетчику. Ведь чем меньше пробег, тем меньше вы получаете, не так ли? Если даже пробег будет меньше, чем до Билокси, вы всегда можете оправдаться, что пассажир, мол, передумал.

— О’кей, босс. Как пожелаете. Конечно, деньги мне нужны, но хочу, чтобы комар носа не подточил. Вы удивитесь, узнав, как внимательно они следят за нами и как придираются. Расставляют контролеров везде проверять, не нарушаем ли мы правила.

— А просто ездить с включенным счетчиком — не нарушение правил? — уточнил Мейсон.

— Нисколечко.

— О’кей, давайте просто поездим.

Они медленно тронулись, объезжая улицы и кварталы, таксист показывал местные достопримечательности, а когда Мейсон, спустя некоторое время, стал позевывать, он предложил:

— Ну а как теперь насчет позавтракать?

— Неплохая идея, — отозвался адвокат.

— О’кей. Я знаю одно местечко. Его хозяйка — одна женщина, моя хорошая знакомая. Собственно, это даже не ресторан, а частный пансион, но она будет рада принять нас по высшему разряду. Угостит гораздо лучше, чем в любом местном ресторане.

— Это как раз то, что я хочу, — легко согласился Мейсон. — Именно расслабиться и почувствовать, что тебе не надо заниматься проклятыми делами.

— Отлично. У этой женщины есть две дочери, настоящие красавицы, увидите — упадете со стула.

— Я не хочу, чтобы меня так рано утром нокаутировали, — шутливо запротестовал Мейсон.

— Во всяком случае, вы хотите вкусно поесть, — засмеялся собеседник, — и я скажу, чтобы вас угостили настоящим кофе по-луизиански, вы никогда такого не пробовали. Мистер, вы сегодня такое попробуете, что запомните на всю жизнь.

Такси повернуло в пригород, водитель по пути позвонил, чтобы предупредить о приезде, и очень скоро машина остановилась перед подъездом чистенького домика в колониальном стиле. Слуга-негр ввел их в просторную столовую. Утренние лучи солнца едва начали пробиваться через кружевные занавески на окнах, которые, по словам таксиста, тоже были «единственные во всем городе».

Через полтора часа отяжелевший от обильной пищи и созерцания двух действительно хорошеньких дочерей хозяйки Мейсон, снова усевшись в такси, предложил поехать в аэропорт, сказав, что обожает наблюдать за взлетом и посадкой самолетов, и по пути заодно получше посмотреть город. Водитель подумал про себя, что его чудаковатый пассажир мог бы получше провести время, но, не говоря ни слова, отвез адвоката в аэропорт. Мейсон остался сидеть в такси, наблюдая за прибытием самолетов через боковое стекло. Рейсовый (9.15 по расписанию) самолет опоздал на двадцать минут. Натан Бейн выскочил из самолета одним из первых и опрометью бросился к такси. В ту же минуту два широкоплечих молодых человека подошли к нему с двух сторон и взяли испуганного коротышку под руки. На лице Бейна отразился испуг. Без лишних слов они провели его через улицу к полицейской машине, усадили в нее и уехали.

— Не хотите ли выйти и взглянуть на окрестности? — спросил водитель.

— Нет. — Мейсон вытянул ноги, зевнул и продолжил: — Хотелось бы в такое место, где можно было бы погулять и побродить… Скажите, нет ли здесь поблизости парка?

— Парка! — воскликнул таксист. — У нас несколько лучших в мире парков! Ну скажем, у нас есть парки с такими мощными дубами, каких вы в жизни никогда не видели. Есть лужайки, и прогулочные дорожки, и зоопарк с различными животными, озера, каналы…

— Вот это как раз для меня! — с энтузиазмом воскликнул Мейсон. — Значит, в парк, где можно выйти и полежать на травке, и просто погреться на солнышке, а затем мы можем отправиться осмотреть зоопарк, покормить животных, а потом… ну, сделаем все, что нам понравится.

— Если бы я мог иметь подобного клиента раз в десять лет, это меня примирило бы со всеми старыми перечни-цами-брюзгами, которые возмущаются, когда я должен объехать квартал, чтобы въехать на улицу с односторонним движением. Давайте, мистер, заказывайте. Кстати, любите удить рыбу? Я знаю, где можно достать удочки и прекрасно поудить…

— Звучит неплохо, — одобрил Мейсон, — едем.

Около одиннадцати Мейсон решил, что он проголодался. Водитель привез его в экзотическое уединенное местечко, где адвокату подали коктейль из креветок, буйябесс^[1], гигантские устрицы и солидный кусок осетрины, которая так и таяла на языке. Обслуживала девушка с блестящим оливковым цветом лица, с бездонными черными глазами и чрезвычайно длинными ресницами. Она исподтишка «стреляла» из-под длинных ресниц на Перри Мейсона, который явно ци на что не обращал внимания, кроме трапезы. Пробило полдень, и около часа дня Мейсон решил, что он снова хотел бы отправиться в аэропорт и посмотреть за отлетом и прилетом самолетов. На этот раз он вышел из машины и предупредил водителя:

— Я прогуляюсь немного.

— Надолго? — спросил таксист.

— Не знаю, — ответил адвбкат. — Пока не надоест. Хотите, пойдемте со мной.

Мейсон вместе с таксистом медленно прошелся по аэровокзалу и потом сказал:

— Пожалуй, я куплю газету.

Он прошел к газетному киоску купить местное дневное издание и, пока его не слышал водитель, вполголоса обратился к киоскерше:

— Насколько я знаю, мне оставили у вас ключ.

— Да. — Девушка с любопытством взглянула на него и вручила ему ключ. — Ваш друг просил передать вам, что багаж находится в ячейке камеры хранения.

Мейсон поблагодарил ее, дал ей на чай два доллара и вернулся к таксисту:

— Возвращайтесь в машину и ждите там меня. Если я не появлюсь через полчаса, выключайте счетчик, оставьте остальные деньги у себя и возвращайтесь на дежурство.

Мейсон прошел в камеру хранения, открыл ячейку, осмотрел ее, отметив, что Пол Дрейк упаковывал его дорожный саквояж явно второпях, и сразу же заметил письмо в простом конверте. Мейсон надорвал его, увидел авиабилет и приложенную к нему записку.

«Делла в курсе, что ты вылетаешь этим рейсом. Не успеваю за событиями. Заползаю в свою нору и замуровываю за собой вход. Там и отлежусь. Ко мне все утро регулярно наведывалась полиция и намекала, что, если я не уберусь из города, не избежать мне тюрьмы. Мне не нравится, как эти луизианские парни закручивают дела в своем штате».

Подписи под запиской не было.

Мейсон подхватил саквояж, прошел к столику регистрации для отлетающих пассажиров.

— Поспешите, — предупредил его служащий. — Через несколько минут заканчивается посадка.

Мейсон поставил саквояж на весы, получил посадочный талон и фланирующей походкой пошел на летное поле к своему самолету. Он протянул посадочный талон стюардессе, прошел по трапу в салон самолета, нашел свое место, уселся в кресло, удобно откинулся и закрыл глаза, пока мощный грузовик вывозил самолет на взлетную полосу. Как только он взлетел, Мейсон склонился к иллюминатору и засмотрелся на ослепительно белые в лучах полуденного солнца барашки волн озера Понт-чартрейн. Пилот вполоборота развернул самолет, лег на крыло так, что открылась чудесная панорама Нового Орлеана с его особняками, просторными парками, живописным видом порта и знаменитым изгибом реки Миссисипи. Мейсон снова расслабился и продремал до посадки в Эль-Пасо.

Он сразу обратил внимание на двух вошедших пассажиров, судя по всему семейную пару: довольно красивого мужчину лет тридцати с тем отсутствующим инфантильным выражением лица, которое бывает у никогда не взрослеющих мужчин, покорно принимающих как настойчивую материнскую заботу, так и плотную опеку жены; и женщину года на четыре-пять его моложе с выражением властной настороженности на лице, свидетельствующей о том, что она раз и навсегда взвалила на себя ответственность за мужа, зная лучше его самого, что нужно для его же собственного блага.

Через иллюминатор адвокат посмотрел на аэропорт. Холодный, порывистый ветер клонил к земле деревья. Мейсон зевнул, закрыл глаза и задремал, пока самолет вывозили на взлетную полосу. Полусонный, он услышал рев моторов и почувствовал, как самолет оторвался от земли, затем очнулся, чтобы взглянуть в наплывающих сумерках на панораму окрестностей Эль-Пасо, реку Рио-Гранде, мексиканский городок Сьюдад-Хуарес на другом берегу реки. В этот момент кто-то осторожно тронул его за плечо. Мейсон обернулся и увидел женщину, которая села в Эль-Пасо с инфантильным мужчиной не от мира сего.

— Мы хотели бы поговорить с вами, — тихо промолвила она.

Мейсон задумчиво поглядел на нее, улыбнулся и покачал головой.

— В данный момент у меня нет настроения для беседы и…

— Мисс Стрит предложила, чтобы мы сели в Эль-Пасо именно в этот самолет.

— Это, — заметил Мейсон, — совсем другое дело.

Он прошел в курительную, где уже сидел ее муж.

Весьма характерно, подумалось Мейсону, мужчина посылает с поручением женщину.

— Мисс Стрит передала с вами письмо или что-нибудь еще? — осторожно осведомился Мейсон.

— Нет. Мы с ней говорили по телефону. Пожалуй, лучше нам представиться. Я — миссис Брэкстон, а это — Джеймс Брэкстон.

— Вы родственники семьи Бейн?

— Совершенно верно. Джим приходится, вернее, приходился сводным братом Элизабет, а я его жена. Викки Брэкстон — родная сестра Джима.

— Ну что же… — Мейсон устроился поудобнее: — Давайте будем говорить. Закуривайте.

— Полагаю, вы знаете, что случилось? — начала женщина.

— Кстати, что же случилось? — Мейсон ответил вопросом на вопрос.

— Эта сиделка, эта Нелли Конуэй… — Миссис Брэкстон едва сдерживала возмущение.

— Что с ней?

— Ведь это же она дала яд Элизабет. Натан попросту купил ее.

Адвокат вопросительно поднял бровь и молча затянулся сигаретой.

— Мистер Мейсон, — женщина бросила взгляд на адвоката, — почему вы молчите?

— Ваш муж почему-то не говорит ни слова, — с едва уловимой иронией ответил Мейсон.

— Он предпочитает больше слушать. — Миссис Брэкстон нервно засмеялась. — В семье я говорю за всех, говорю, говорю, перескакиваю с одного на другое.

Мейсон кивнул.

— Нам хотелось бы узнать, что вы думаете и каковы ваши соображения относительно этого дела.

— Масса людей хотела бы узнать все это, — туманно заметил адвокат.

— Боюсь, я не понимаю.

— Вы представились мне как мистер и миссис Брэкстон. Я вас ни разу в своей жизни не видел. К тому же вы можете оказаться газетными репортерами, которые пытаются получить интервью у меня.

— Но, мистер Мейсон, Боже мой, ваша собственная секретарша сообщила нам, где вас найти. Мы прилетели рейсом в Эль-Пасо за полчаса до прибытия вашего самолета. Естественно, мы были как на иголках, беспокоились, мы хотели встретиться с вами побыстрее и предупредить вас о трудностях, с которыми столкнетесь.

— Спасибо.

— Мистер Мейсон, вы должны верить нам. Мы… Джим, у тебя есть какие-нибудь документы?

— Разумеется, — Джим был рад возможности вставить слово, — у меня есть водительские права.

— Позвольте взглянуть на них, — вежливо попросил Мейсон.

Он взял права, изучил их и сказал:

— Хорошо, я задам вам несколько вопросов, чтобы лучше прояснить ситуацию. Где вы были несколько дней назад?

— В Гонолулу.

— Кто был с вами?

— Мы трое, всей семьей. Моя сестра Викки, мы всегда были очень близки, и она в хороших отношениях с Джорджианой.

— У вас есть еще какие-нибудь другие документы? — спросил Мейсон.

— Конечно. У меня 'с собой визитные карточки и членский билет клуба.

— Позвольте взглянуть на них, — адвокат протянул руку.

Он взял документы, проглядел их и в конце концов промолвил:

— О’кей. Думаю, что все в порядке. Видимо, теперь вы расскажете, что мисс Стрит поручила вам мне передать. Она ведь не советовала вам прилетать сюда именно для того, чтобы просто поболтать со мной.

— Знаете, — Джорджиана нервно засмеялась, — я именно хотела познакомиться с вами.

— Теперь мы познакомились. Что такое сказали вы мисс Стрит, что она вдруг послала вас сюда?

— Есть такие вещи, про которые не то что говорить, подумать неприятно, — сказала она, немного помолчав.

— Но, дорогая, мистер Мейсон наш адвокат. Ему можно рассказывать все, иначе как же доверять ему ведение своих дел. Ведь так, мистер Мейсон?

Адвокат молча кивнул и веско произнес:

— Если у вас есть любая информация, проливающая свет на смерть вашей свояченицы, вы должны в любом случае поставить меня в известность.

— Джим, — она резко повернулась к мужу, — я тебя не понимаю. Все время, когда я только начинала говорить на эту тему, ты меня обрывал и предупреждал, чтобы я держала язык за зубами, иначе у меня могут быть серьезные неприятности. Сейчас ты вдруг меня заставляешь рассказать все человеку, которого я знаю всего несколько минут.

— Но, дорогая, ситуация полностью изменилась. Это должно быть… ну, закон защитит тебя.

— Знаете, мы не можем более терять время. — Мейсон посмотрел на часы. — Репортеры могут зайти в самолет в Тусоне.

— Ну ладно, — Джорджиана взяла себя в руки, — мне придется выпалить это одним духом. Мистер Мейсон, Натан Бейн отравил свою первую жену.

— Она съела, как считалось, что-то такое, что оказалось несовместимым с ее организмом, — мягко поправил Джеймс Брэкстон.

— На самом деле были налицо типичные признаки отравления мышьяком, — заявила миссис Брэкстон.

— Как вы узнали? — деловито осведомился Мейсон.

— А потому, — ответила она, — что я всегда подозрительно относилась к Натану Бейну с того момента, как он вошел в наш дом и стал ухаживать за Элизабет.

— И что дальше? — полюбопытствовал Мейсон.

— Случилось это так, мистер Мейсон. Он всегда говорил, что ему неприятно вспоминать о смерти своей первой жены, это, дескать, навевает на него тяжелые воспоминания, но однажды разоткровенничался и рассказал нам, как это было. По его словам, она съела что-то такое, что ей было противопоказано, а она якобы об этом не знала, это вызвало резкие желудочные боли. Когда он довольно красочно описал все симптомы, я начала думать… ну, в общем, мне в голову засела одна мысль, и я…

— Какие это были симптомы?

— Симптомы, типичные для отравления мышьяком. Их не очень приятно описывать, но, поверьте мне, мистер Мейсон, все сходится.

— Но вы-то как определили, что это именно те симптомы?

— Я решила особо изучить этот вопрос и прочитала кое-какую специальную литературу.

— Почему?

— Потому-что я с подозрением относилась к Натану Бейну с самого первого дня, как он появился в нашей семье. У меня всегда было твердое убеждение, что он… гадина.

— Давайте вернемся к обстоятельствам смерти его первой жены, — прервал ее Мейсон. — Эти данные могут иметь исключительно важное значение на судебном процессе, если дело дойдет до этого.

— Ваша секретарша тоже так считает, — заметил Джим Брэкстон. — Вот почему она посоветовала нам как можно скорее связаться с вами.

— Итак, расскажите мне все по порядку: как Натан Бейн познакомился с вашей сестрой и как получилось, что она вышла за него замуж. Насколько я знаю, она была довольно привлекательной женщиной?

— Да, это так.

— Нужно сказать, — заметил Джим Брэкстон, — что два года назад, когда она с ним познакомилась, и Натан выглядел гораздо лучше, чем сейчас. И потом, ему нельзя отказать в обходительности и умении ухаживать за женщинами.

— Ничего подобного, — возразила жена. — Он и тогда был уже безобразно толстым. Разве ты не помнишь, как он вечно жаловался, что ему без конца приходится покупать новую одежду, так как старая, а ей еще и месяца не было, уже ему тесна? И эта его вечная болтовня, что он начинает худеть с завтрашнего дня. Сначала он твердил, что сбросит пять фунтов за полтора месяца, потом двадцать за полгода. И все время толстел. Каждый раз, когда он наклонялся, у меня было ощущение, что его брюки лопнут по швам. И главное, никак не хотел соблюдать диету, а жрал все подряд, причем исключительно жирную пищу. Бывало за обедом он…

— Это ничего не добавляет к рассказу о смерти его первой жены, — нетерпеливо остановил ее адвокат. — У нас очень мало времени.

— Значит так, — сказала она, — его первая жена умерла за три года до свадьбы с Элизабет.

— Он что-нибудь получил после ее смерти? — прервал ее Мейсон.

— Что-нибудь получил, тоже скажете! Он прибрал к рукам около пятидесяти пяти тысяч долларов. Вначале он занялся биржевыми операциями, затем полез в Голливуд. Он несколько раз прогорал и, поняв наконец, что бизнес — не его стезя, обдуманно бросив все свои дела, направил взоры на тех, у кого водятся денежки. Скажу вам, мистер Мейсон, именно ради денег он и женился на Элизабет. Он прямо трясся при мысли о ее деньгах, только и всего. Мельком увидев его, я сразу же раскусила этого человека. Достаточно на него взглянуть один раз, и все будет понятно. Именно таким способом я и распознаю людей, точно определяя их характер. Могу взглянуть на человека и тотчас сказать, о чем он думал в последние десять минут. И более того, мне никогда не приходится менять свое мнение. Приму решение и никогда, ни при каких условиях не меняю его.

— Это верно, — подтвердил Джим Брэкстон. Его вид красноречиво говорил о том, кто в этой семье главный.

— Продолжайте, — попросил Мейсон.

— Ну в общем-то, мистер Мейсон, это все. О Натане Бейне я скажу еще одно. Он — великолепный оратор. Дайте ему возможность поговорить, и он ворону заставит отдать свой сыр. А когда начал завлекать Элизабет, то действительно творил чудеса. Был приятнейшим, деликатнейшим человеком — такого жениха вы еще не встречали. Но меня не проведешь, я за версту чую людей такого сорта. Иногда мне казалось, что по нему растекается лицемерие, словно это был какой-то сосуд, доверху залитый хитростью. Провести меня он не мог и чувствовал это.

— Вы высказали Элизабет все, что вы думали о нем?

— Естественно, я выложила ей все, как есть. Я ее предупреждала и… но она меня не послушала.

— И что дальше?

— Ну естественно, наши отношения несколько испортились, поскольку она была полностью загипнотизирована Натаном. И ничего нельзя было сделать: она тут же бежала к Натану и все пересказывала.

— Дорогая, обожди-ка минутку, — вмешался Джим. — Ты-ведь не знала, приходила ли она к Натану и…

— Не лезь туда, в чем ты не смыслишь. — Джорджиа-на резко ето оборвала. — Я знаю наверняка, что она делала и что нет. Я могла бы назвать каждую минуту, когда она делилась со своим Натаном. Могу судить по перемене, которая сразу же происходила в нем. Сначала он пытался гипнотизировать меня как свою родственницу, но с той минуты, когда он узнал мою позицию, тут же свернулся, как улитка, и затаил злобу.

— Продолжайте, — попросил адвокат, — давайте поговорим о том, что можно использовать в качестве свидетельских показаний, если они у нас будут.

— Хорошо, мистер Мейсон, я как раз рассказываю вам, что сразу же после свадьбы он был, правда недолго, самым внимательным мужем. Прикинулся тихоней, прямо-таки танцевал вокруг нее. Затем мало-помалу стал именно тем, кем есть на самом деле. Во-первых, он' начал полнеть. Вернее, стал по-настоящему жиреть. Он просто жрал, жрал и жрал…

— Бог с ним, с этим ожирением, — вздохнул Мейсон, — давайте поговорим по делу.

— Ну как я уже говорила, некоторое время он изо всех сил старался произвести приятное впечатление, затем начал показывать свое подлинное лицо. На первых порах он довольно бесцеремонно пытался уговаривать Элизабет профинансировать то или иное очередное деловое предприятие, а потом не стесняясь направил свои усилия на то, чтобы получить от нее разрешение на управление всем ее имуществом. Но к чести Элизабет нужно сказать, что она довольно быстро раскусила его штучки. Она сама довольно хорошо разбиралась в деловых вопросах и берегла, не транжирила свою собственность, полностью ее контролируя и не собираясь от нее отказываться. Я утверждаю, что Натан переменился с той самой минуты, когда понял, что связал себя с женщиной, которая и не думает плясать под его дудку, отдавать ему собственность, а, наоборот, считает ее своей и желает сама ею распоряжаться. Я знала, что что-то должно случиться. Однажды я предупредила Джима, а потом повторяла то же самое десятки раз. Джим, говорила я ему, смотри за этим человеком, он способен на все…

— Мы говорили о его первой жене, — прервал ее Мейсон.

— Хорошо, однажды он подвыпил и неожиданно разговорился о своей прежней жизни, что он крайне редко делал, и тут упомянул о своей первой жене.

— Как ее звали?

— Марта.

— И что же он рассказал?

— Ну, они были женаты уже два года или два года с хвостиком и отправились в Мехико, и она, как оказалось, съев чего-то рыбного, внезапно заболела, очень сильно заболела. Он описал, какой это был кошмар — ночью перевозить ее через границу и пытаться получить по пути домой квалифицированную медицинскую помощь. К тому времени, когда он доставил ее домой, семейный врач установил, что она была уже в критическом- состоянии. Врач заявил, что это было, без сомнения, пищевое отравление испорченными морскими продуктами. Ну а затем она умерла, и все этим кончилось.

— Как вы определили, что в болезни проявились симптомы отравления мышьяком?

— Я же говорю вам, мистер Мейсон, он сам рассказал о всех деталях. В общем-то, говорить о таком не очень прилично, но он был под винными парами и не стесняясь рассказывал о всех этих неприятных физиологических подробностях, когда он вез умирающую женщину по дикой мексиканской пустыне. И именно тогда он упомянул о конфетах. При всей его тяге к жирной пище он терпеть не может шоколада. По его словам, Марта взяла с собой в дорогу коробку шоколада, которую съела уже в Мексике. В ту же самую минуту, когда он только проговорился об этом, в ту же самую минуту, запомните, я уже догадалась, что произошло на самом деле. Я порылась в медицинском справочнике, изучила все симптомы, и, будьте уверены, все они были налицо. Марта была отравлена мышьяком, который был в той самой коробке с шоколадом, из которой она взяла и съела несколько конфет сразу же после рыбного обеда.

— Кто ей вручил шоколад? — спросил Мейсон.

— Боже, откуда я могу знать? Но можно биться об заклад, что именно он отравил мышьяком шоколад.

— Бейн не обращался к мексиканскому доктору?

— Нет. Марта якобы сама этого не хотела, да и он считал, что это нежелательно. Как сейчас подает эту версию Натан, они оба были уверены, что у нее простое пищевое отравление и что, прочистив желудок, она быстро поправится. Словом, они решили не обращаться к местному врачу и добраться домой. Если вы меня спросите, почему он хотел доставить ее домой, то я отвечу, что у него есть знакомый доктор, с которым он играет в гольф, и поэтому Натан был уверен, что доктор подпишет любое свидетельство о смерти, не задавая лишних вопросов. Врач согласился с диагнозом рыбного отравления, и, когда она через два дня умерла, он без лишних проволочек подписал свидетельство о смерти.

— Где они жили в то время? — поинтересовался Мейсон,

— В Сан-Диего.

— А что с телом Марты? Ее кремировали или?

— В том-то все и дело, — продолжила она. — Он хотел, чтобы умершую кремировали, но ее родители требовали, чтобы ее похоронили, и они настояли на своем. Сама она не оставила никакого завещания или распоряжения, как поступить после ее смерти, и поэтому ее похоронили.

— Где?

— В Сан-Диего, на местном кладбище.

— Ну что же, я рад, что вы мне все это рассказали, — подвел черту под обсуждением адвокат. — У нас есть теперь над чем поработать.

— Видишь, — Джим Брэкстон обратился к жене, — говорил я тебе, что это важно.

— Теперь, — обратился к ним Мейсон, — я хотел бы, чтобы, вы осознали и поняли одну вещь: никто из вас не произнесет об этом ни слова, пока я не разрешу. Понятно?

Они оба кивнули головой.

— Ваши свидетельства могут оказаться очень важными, — подчеркнул адвокат. — Все факты в этом деле перекручены. Нелли Конуэй заявляет, что Натан Бейн хотел заплатить ей за то, что она вручит его жене лекарство, которое якобы облегчит ее страдания, и та не будет слишком нервничать. Нелли принесла мне это лекарство. Я взял одну таблетку для анализа, и она оказалась обыкновенным аспирином… Бессмыслица какая-то! А затем вдруг Элизабет Бейн умирает. Натан Бейн явно юлит, норовит выскользнуть сухим из воды, заодно прихватив с собой наследство. Чтобы заткнуть всем рот, он явно стремится бросить тень подозрения на всех, кроме самого себя. В подходящий момент я хотел бы нанести такой удар, который произвел бы воистину ошеломляющее впечатление. Именно поэтому я и хочу, чтобы не произошла утечка этой информации, ни единого словечка. Понимаете?

— Сделаем все, что вы скажете, — заявил Джим Брэкстон.

— Хорошо, договорились, — заметил Мейсон, — и я хотел бы, чтобы вы точно следовали инструкциям. Все может оказаться гораздо более важным, чем вы сейчас думаете.

— Ну, положим, — вздернув подбородок, заметила миссис Брэкстон, — я-то знаю, когда держать свой язык за зубами, а что касается Джима, он никогда не болтает, не правда ли, Джим?

— Да, дорогая, конечно.

— И ты будешь исполнять инструкции мистера Мейсона, не так ли, Джим?

— Да, дорогая.

— Вам нечего беспокоиться, — она обернулась к адвокату.

— Итак, — Мейсон сухо улыбнулся, — все говорит о том, что вы оба понимаете, о чём идет речь.

Глава 14

Ночь была ясная и спокойная. Свет звезд ровно сиял в глубине неба, но его забивали мощные прожекторы в аэропорту. Мейсон влился в поток пассажиров, спешащих к выходу. Выполняя инструкции, Джим и Джорд-жиана Брэкстон были среди первых, спустившихся по трапу с самолета, адвокат же пристроился в конце очереди. Пока Мейсон поднимался по лестнице в центральный зал аэропорта, он незаметно и быстро огляделся, ища взглядом Деллу Стрит. Ее нигде не было. Начиная беспокоиться, он направился к выходу и здесь внезапно увидел лейтенанта Трэгга с небольшим чемоданчиком в руке. Тот, нетерпеливо поглядывая на громадные часы в зале, мерил шагами пол. Мейсон, повернувшись спиной к лейтенанту Трэггу, поспешил к выходу. Он уже почти проскочил незамеченным к тяжелым стеклянным дверям, когда Трэгг резко и довольно бесцеремонно окликнул его по имени. Мейсон повернулся, изобразив на лице крайнее удивление. Трэгг заторопился к нему.

— Здравствуйте, Трэгг, — небрежно бросил Мейсон, показывая всем своим видом, что он очень спешит и не может задерживаться.

— Ну так как поживаем, защитник? — спросил Трэгг.

Тон Мейсона мог обмануть кого угодно, но не Трэгга — самого умного и грамотного полицейского из числа тех, с кем ему приходилось иметь дело.

— Нормально, не жалуюсь. А здесь как дела?

— Догадываюсь, что вы были в Новом Орлеане, не так ли? — Трэгг был в отличном настроении и весьма юмористическом расположении духа.

Мейсон молча кивнул.

— Как же вы тогда здесь оказались, если тамошняя полиция сообщила нам, что они запретили вам покидать их город вплоть до особого указания?

— Полиция в Новом Орлеане^ — веско отрезал Мейсон, — груба, деспотична, несдержанна и невежлива.

Трэгг рассмеялся от всей души, а затем резко перешел на серьезный тон.

— Скажите, Мейсон, вам разрешили уехать?

— Я не привык спрашивать ничьих разрешений и следовать указаниям, ограничивающим свободу моего передвижения до тех пор, пока не будет доказано в установленном законом порядке, что я совершил то или иное уголовно наказуемое деяние, — в таком же тоне ответил Мейсон.

— Ну ладно, Мейсон, — лицо Трэгга расплылось в добродушной улыбке, — будем надеяться, что там, в Новом Орлеане, не случилось ничего такого, что заставило бы вас изменить своим твердым жизненным правилам.

— Можете быть уверены, — в тон ему ответил адвокат.

— В чем, в чем, а в оптимизме вам, Мейсон, не откажешь.

— А здесь вы для того, чтобы встретить меня? — иронически осведомился Мейсон.

— Нет, Мейсон, на этот раз я здесь по своим делам и никакого официального интереса у меня к вам нет. Если быть честным, то я больше интересуюсь самолетом, который по расписанию должен вылететь в Новый Орлеан где-то минут через двадцать. Я один из тех нервных и нетерпеливых пассажиров, что не могут сидеть и спокойно ждать, когда объявят о посадке, а должны слоняться по залу, уставившись на центральное информационное табло, как будто глазами можноподтрлкнуть стрелки часов.

— Отправляетесь в Новый, Орлеан, чтобы допросить Нелли Конуэй? — полюбопытствовал адвокат.

— Официально, — сказал Трэгг, — мне не полагается делать заявления, но неофициально, Мейсон, в Новом Орлеане происходят некоторые довольно занимательные события.

— Что за события? _г.

Трэгг отрицательно покачал головой.

— Не стоит напускать на себя такую чертовскую секретность, — заметил Мейсон. — Полагаю, что все знают, что Натан Бейн вылетел в Новый Орлеан и был схвачен полицией, как только вышел из самолета.

— Серьезно? — Трэгг явно старался не показать удивления.

— Ах, вы не знали, что я в курсе? — Адвокат не скрывал сарказма.

— Вы в курсе многих вещей. Иногда, Мейсон, вы поражаете меня, когда я узнаю, что вам известно, а иногда бывают случаи, когда я беспокоюсь, что никогда не узнаю, что же вы знаете. Поэтому я должен постараться и не дать вам ни малейшего повода узнать, что мне известно.

— Поэтому, — резюмировал адвокат, — тот факт, что Натан Бейн был схвачен полицией, а Нелли Конуэй тоже была задержана и дает показания, а также тот факт, что вы нервно меряете шагами аэропорт, ожидая вылета в Новый Орлеан, — все это достаточно ясно доказывает: Натан Бейн сделал какое-то сногсшибательное признание, или вы ожидаете, что он расколется к вашему приезду.

— Вам действительно следовало бы раздобыть тюрбан и магический кристалл, — язвительно заметил лейтенант Трэгг. — Тогда бы вы смогли открыть свое дело, предсказывая будущее, читая мысли, советуя, как заработать состояние. Уму непостижимо, как такой талант расходует себя на пустяки.

— Бейн признался в убийстве? — задал вопрос адвокат.

— А почему бы вам не заглянуть в ваш магический кристалл? — иронически усмехнулся Трэгг.

— Не хотите делиться информацией, а, лейтенант?

Трэгг отрицательно покачал головой.

— У меня, Трэгг, будут проблемы с вашим подчиненным Голкомбом, — вздохнул Мейсон.

— У вас и прежде были с ним проблемы. В этом нет ничего нового.

— Я имею в виду, что у меня будет с ним действительно настоящая стычка. Я собираюсь хорошенько проучить его.

— Ой ли?

— Я говорю совершенно серьезно.

— Чем же он вам так насолил?

— У него оказалась, весьма гибкая. выборочная память. Он почему-то напрочь забыл мой с ним разговор о Натане Бейне.

— Да, сержант Голкомб знаком с Натаном Бейном. — Трэгг стал задумчивым и серьезным. — Они немало провели вместе времени.

— И что из этого?

— Они вроде как сдружились. Голкомб записался на курсы, где обучали ораторскому искусству, в том числе полицейских и помощников шерифов. Натан Бейн как раз преподавал в классе, одним из слушателей которого был сержант Голкомб. И произвел довольно-таки большое впечатление на моего сержанта. Нужно признать, что Бейн — искусный, умеющий убеждать лектор. Когда он в ударе, то производит впечатление незаурядной личности. Голкомб оказался под сильным, весьма сильным впечатлением. Как-то после лекции, когда они остались наедине, он сказал Бейну, что восхищается его ораторским искусством, тот был, естественно, польщен, они разговорились, и между ними возникло нечто вроде дружбы.

Несколько месяцев тому назад Бейн позвонил Гол-комбу и поделился с ним своими подозрениями относительно того, что сиделка его жены, Нелли Конуэй, судя по вдему, ворует драгоценности. Он спросил у

Голкомба, как ему поступить, и тот предложил обратиться в частное детективное агентство, порекомендовав известного вам Джеймса Хэллока.

— Это объясняет многое, но не отвечает на основной вопрос, почему у сержанта Голкомба оказалась такая короткая память, когда я попытался напомнить ему о нашем разговоре?

— Ладно, так и быть, я скажу вам, — не выдержал Трэгг. — Когда вы позвонили со своей версией о таблетках, Голкомб подумал, что вы наспех сооружаете сложную защиту для своей клиентки с тем, чтобы позднее поставить Натану Бейну, человеку, к которому он относится с симпатией, ловушку при перекрестном допросе. Ну а отношение Голкомба к себе вы прекрасно знаете, не мне вас просвещать на этот счет.

Женский голос по радио объявил, что посадка пассажиров на рейс на Новый Орлеан производится через галерею номер 15, и Трэгг, сделав одобрительный жест рукой, улыбнулся и произнес:

— Ну, удачи вам, защитник.

— Спасибо, и вам тоже удачи. Надеюсь, вы вернетесь с признанием Бейна и положите его на стол Гол-комбу.

— Что-нибудь передать полицейским в Новом Орлеане?

— Передайте им, что я их люблю, — ответил Мейсон.

— Они могут затребовать вас назад.

— Если полиция Нового Орлеана попробует затребовать меня назад, то они должны объявить меня вначале во всеамериканский розыск, а затем уже постараться найти закон, который я, по их мнению, нарушил в штате Луизиана, и на основании которого они могли бы потребовать моей выдачи. Вы, лейтенант, могли бы разъяснить им практическую сторону законов Соединенных Штатов и права граждан этой страны.

Трэгг растянул губы в подобие улыбки, помахал рукой и торопливо направился к выходу на летное поле. Мейсон проводил его взглядом до выхода и уже собирался уходить, когда услышал за спиной быстрый стук каблучков и, повернувшись, увидел Деллу Стрит, бегущую к нему.

— Привет, шеф.

— Привет. Где ты пропадала?

— Не угадаете, где я пропадала. — Она засмеялась. — Когда увидела лейтенанта Трэгга в холле, я не знала, вас ли он ждет, или меня, или просто улетает. Поэтому я удалилась в одно место, куда лейтенант Трэгг и его подчиненные не смогут войти.

— И что потом? — спросил адвокат.

— Потом, — ответила она, — продолжая наблюдать за Трэггом, я пришла к выводу, что он никого не ждет, а сам вылетает, судя по всему в Новый Орлеан. Прекрасно понимая, что встреча с ним не входит в ваши планы, я затаилась так, что он меня не видел, надеясь предупредить вас об опасности. Но он, к сожалению, оказался одним из тех нудных нервных пассажиров, которые вместо того, чтобы сидеть спокойно и ожидать вызова на посадку, все слоняются по залу и пялят глаза во все стороны.

— А где Виктория Брэкстон?

— Она здесь. Мы остановились в одном мотеле.

— Ты сделала так, как я просил?

— Да, шеф, зарегистрировались под своими собственными фамилиями.

— Прекрасно. Будет гораздо хуже, если выяснится, что она скрывается от правосудия.

— Нет, нет, все сделано именно так, как вы хотели.

— Ее кто-нибудь разыскивает?

— Насколько я знаю, пока только газетчики. Первый допрос у окружного прокурора завтра в десять утра.

— Они прислали ей повестку?

— Нет, но это сообщение было опубликовано в газетах. Они направили повестку Джиму и Джорджиане Брэкстон. Я вижу, что они все же успели на пересадку в Эль-Пасо, не так ли? Что вы о них думаете, шеф?

— Все бы ничего, — ответил Мейсон, — если не считать того, что эта дама, начав говорить, обязательно заговорит вас до умопомрачения.

— Она рассказала о?..

Мейсон кивнул.

— Как вы собираетесь это использовать? Не хотите ли пустить в печать, тогда мы сможем…

— Нет, — сказал Мейсон. — Я хочу пока попридержать эту информацию и использовать ее в должное время, должным образом и в должном месте. Если Натан Бейн признается в убийстве своей жены, мы передадим информацию лейтенанту Трэггу, хотя Трэгг, вероятно, узнает об этом прежде, чем мы получим шанс рассказать ему обо всем этом. С другой стороны, если полиция захочет обелить Натана Бейна, мы бросим им в лицо эту информацию.

— Почему они захотят обелить Бейна?

— Потому, — ответил Мейсон, — что наш дорогой друг, сержант Голкомб, брал уроки ораторского искусства у Натана Бейна. Хорош голубчик?

— А может, это просто совпадение?

— Это совпадение, если взглянуть на это с одной стороны.

— А если взглянуть на это дело с другой стороны, тогда что?

— Тогда совсем другая картина, — начал адвокат. — Предположим, что вы замыслили убийство. Предположим, вы незаурядный искусный оратор, умеющий воздействовать на аудиторию и производить нужное вам впечатление на людей. Предположим, вас приглашают в закрытый полицейский клуб для чтения лекций по ораторскому искусству. В сложившейся ситуации не станете ли вы стараться заиметь кучу друзей среди своих слушателей с тем расчетом, что они когда-нибудь помогут вам в разных жизненных передрягах? А уж тем более, если вы замыслили отправить на тот свет свою жену. Ты как думаешь?

Делла Стрит молча кивнула.

— Не исключено, — продолжал далее Мейсон, — что Натана Бейна связывает с сержантом Голкомбом дружба именно такого рода.

— Вы думаете, это может серьезно осложнить ситуацию?

— Все может быть, особенно если учесть странную «забывчивость» нашего друга-сержанта в том, что касается именно меня. Кстати, где машина, Делла?

— На стоянке.

— О’кей. Тогда я пойду получать свой багаж, а ты, пожалуйста, подгони пока машину к выходу. Там я тебя и встречу. Газетчиков не видно?

— Не думаю. — Она засмеялась. — Они пытались связаться с вами, звонили в Новый Орлеан, и тамошняя полиция заверила их, что вас не выпустят из штата Луизиана до тех пор, пока не закончится расследование.

— Ах вот оно что, — сказал Мейсон. — Шустрые ребята, ничего не скажешь.

— Кстати, шеф, а как вы оттуда улизнули? Оставили залог, а потом плюнули на него?

— Ну да, стану я еще залог платить. Я просто взял и уехал, вот и все. Откуда они взяли, что могут мне приказать не покидать их город? Вот если бы преступление было совершено в штате Луизиана, тогда другое дело. А то эти молодчики пытаются расследовать преступление, совершенное в другом штате, не имея никаких исходных данных, кроме официального запроса установить конкретное лицо! В общем, Делла, ну их всех к черту!

— Правильно, к черту их всех, — одобрила Делла Стрит, засмеявшись. — И не забивайте слишком себе голову этим, шеф. Сейчас вас разделяет с Новым Орлеаном полторы тысячи миль. Получайте свой багаж, а я пока подгоню машину.

Она подбодрила его едва заметной улыбкой и направилась к стоянке. Мейсон получил у носильщика багаж и вышел из аэропорта, когда она подъехала. Адвокат швырнул сумку на заднее сиденье, нырнул в переднюю дверь, сел рядом с секретаршей и предупредил:

— Делла, постарайся-ка, чтобы за нами не было никакого «хвоста».

— О’кей, посмотрите назад, а я покручусь по переулкам.

Мейсон уселся так, чтобы можно было наблюдать за дорогой.

— Делла, что с Викки?

— Она беспокоит меня, шеф.

— Почему?

— Не могу понять. С ней что-то происходит, и я не могу понять, что именно.

— Что нового с завещанием?

— Это завещание, увы, уже не такое, каким вы его видели.

— Не такое?

— Не такое.

— Что изменилось?

— В конце предложения, — продолжила Делла Стрит, — сейчас стоит превосходный шедевр пунктуации — изящная круглая чернильная точка.

— Да, элегантно, ничего не скажешь.

— Шеф, что они могут предпринять в подобной ситуации?

— Что ты имеешь в виду?

— Будет ли это подделкой?

— Любой знак, который вносится в документ с целью ввести в заблуждение других и внесенный после того, как документ подписан, будет рассматриваться как умышленное искажение документа, то есть его подделка.

— Даже если крошечная точечка не больше пылинки?

— Даже если точка вполовину меньше этой, при условии, что она является существенной и значимой частью документа и ее цель быть таковой.

— Ну она и есть теперь таковая.

— Ты спрашивала ее об этом?

— Она ответила, что ее поставила сестра.

Они помолчали. Делла Стрит поинтересовалась:

— Как там, за нами, шеф?

— Вроде бы никто не выражает чрезмерного интереса к нашему маршруту, Делла.

— Как поступим? Может, вырвемся уже на центральную магистраль?

— Покрутись еще разок, а затем поедем прямо в мотель. Хочется послушать рассказ Викки Брэкстон о том, как закончилась история с этим завещанием.

Глава 15

Виктория Брэкстон в элегантном костюме, с деловитым и в то же время напряженным видом ожидала Перри Мейсона и Деллу Стрит в хорошо обставленной гостиной люкс-мотеля, где Делла Стрит сняла на свое имя номер. Адвокат не стал терять время на околичности и сразу же приступил к делу.

— Не знаю, сколько у нас времени, — начал он, — но его может оказаться меньше, чем мы рассчитываем, так что давайте ограничимся главным.

— Может, расскажете вначале, что случилось в Новом Орлеане? — задала она вопрос.

— Сейчас слишком долго рассказывать. — Он отрицательно покачал головой.

— Мне хотелось бы узнать, — настаивала она. — Мне крайне интересно все, что делает Натан.

— Это интересно и полиции. Поговорим об этом попозже, если у нас будет время. Сейчас же я хотел бы узнать некоторые детали.

— Какие?

— Все, так или иначе связанное со смертью миссис Бейн.

— Мистер Мейсон, это я своими руками дала ей яд.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Как это все случилось?

— Нелли Конуэй положила эти таблетки на блюдце. Она сказала мне: «Когда Элизабет впервые проснется после шести утра, ей нужно будет дать это лекарство. Не давайте его только до шести утра, но как только она проснется после этого времени, сразу же предложите его принять».

— Это были три таблетки?

— Да.

— Положенные на блюдце возле кровати?

— Да.

— И что же потом случилось?

— Знаете, мистер Мейсон, тут ничего уж не попишешь. Она проснулась, и я ей дала лекарство. Именно эти таблетки.

— Кому вы говорили об этом?

— Мисс Стрит и вам.

— Говорили ли об этом полицейским?

— Нет, мистер Мейсон. Я не говорила, потому что в то время, ну, когда полицейские проводили там расследование, мы все были в нервном шоке, и в то время мне и в голову не пришло, что я была именно тем человеком, который вручил ей яд. Уж только потом я все сообразила.

— Прекрасно.

— Что прекрасно?

— Что вы никому не сказали. Не рассказывайте никому, не упоминайте об этом, ничего не говорите полиции, ничего и никому.

— Но, мистер Мейсон, разве вы не понимаете, что только через мои показания они реально могут связать Нелли Конуэй со смертью моей сестры, а Нелли, естественно, связующее звено, которое выводит на Натана Бейна.

— Давайте оставим на минуту заботу об этих связующих звеньях, — успокоил ее Мейсон.

— Мистер Мейсон, я не считаю это честным. Думаю, я должна сообщить им. В тех таблетках, что Нелли оставила на блюдце, был яд.

— Не говорите им об этом.

— Скажите мне, пожалуйста, почему?

— Нет, — ответил он, — сейчас не время. Теперь расскажите о том завещании.

— А что о нем?

— Все. Я не думаю, что ваш брат или его жена знает о нем.

— А какая разница?

— Разница есть, и большая.

— Элизабет не хотела, чтобы Джорджиана — это жена Джима, знала что-то о завещании.

— Почему не хотела?

— Потому что завещание могло бы подтолкнуть ее к еще большей экстравагантности в поведении, просто к идее, что она когда-нибудь могла бы без помех попользоваться деньгами Элизабет.

— Но ведь Джим тоже получит часть наследства?

— Все это так, но говорить ей об этом нельзя было. Дело в том, что она чрезвычайно сумасбродная и неуправляемая особа. Ну вот, например, она всегда держит Джима в долгах. Бог знает, сколько у них долгов. Если бы она знала об этом завещании, я имею в виду, если бы она знала все детали: насколько сильно Элизабет пострадала в аварии и все такое прочее, то она несомненно рванулась бы в новые расходные шалости в расчете на ожидаемое наследство.

Мейсон с задумчивым видом переваривал информацию.

— Вы с Элизабет обсуждали все эти варианты?

— Ну разумеется.

— Ваш рассказ, несомненно, кое-что проясняет, хотя, с другой стороны, вносит еще большую путаницу в другие аспекты этого сложного дела, — задумчиво протянул адвокат, пристально глядя на свою собеседницу.

— Что вы имеете в виду?

— В вашем рассказе есть некоторые детали, которые мне очень не нравятся, честно говоря, — ответил Мейсон.

— Какие?

— Начать с того, что когда вы пришли ко мне в контору, то вы мне сообщили, что ваша сестра направила вас сюда с тем, чтобы нанять меня для подготовки завещания.

— Ну а что в этом необычного?

— Затем, когда кто-то позвонил и попросил «Викки», вы очень удивились. Вы заявили, что только ваши ближайшие родственники зовут вас «Викки» и никто из них не знал, где вы находитесь.

— Теперь ясно, вы имеете в виду моего брата и сестру?

— Совершенно верно.

— Да, они не знали, где я была. Вернее, только Элизабет знала, где я нахожусь, но позвонить нам в офис она, как вы понимаете, никак не могла. Однако Джим был в курсе: я же в его присутствии спрашивала Нелли Конуэй, где находится ваш офис, и он, вероятно, подумал, что я могла отправиться туда попросить вас рассказать что-нибудь о ее деле или договоренности с Бейном. Когда Элизабет стало по-настоящему плохо и стало ясно, что она умирает, они, разумеется, с ума там все сходили, пытаясь найти меня. Джим обзвонил полдюжины мест и затем позвонил в ваш офис, просто так, на всякий случай.

— Хорошо, давайте теперь начистоту. Почему все же ваш брат и его жена не знали, где вы находились?

— По той самой причине, о которой я уже говорила, Мейсон. Они ничего не должны были знать о завещании. Элизабет обсуждала его лишь со мной.

— Когда?

— Когда она проснулась около… я думаю, это было около пяти утра.

— Хорошо. Расскажите мне все, что произошло.

— Ну понимаете, впервые она проснулась около трех часов. Мы тут же все вместе зашли в спальню и поговорили с ней. Беседовали недолго, минут десять, только приветствия и общие фразы. Она поцеловала каждого из нас и сказала, как она рада всех нас видеть.

— И что было потом?

— Потом она сразу же заснула. Мы оставили Нелли Конуэй на дежурстве, а сами отправились в соседнюю комнату немного отдохнуть с дороги. Я пЬспала час или полтора, затем встала и сказала Нелли, что я выспалась и могу сменить ее.

— А потом что?

— В этот момент она положила таблетки на блюдце и сказала мне, чтобы я предложила их Элизабет, как только она проснется, но не раньше шести часов утра.

— А где они лежали?

— В коробочке, в кармашке ее халата, так или иначе она взяла таблетки именно оттуда, тогда-то я их впервые и увидела.

— Почему же Нелли Конуэй не оставили их в коробке и просто не предупредила вас, чтобы?..

— По-видимому, она опасалась, что я забуду о них. Она взяла блюдце, на котором стоял стакан с водой, и положила эти таблетки на блюдце так, чтобы их можно было сразу увидеть — на столик рядом с кроватью.

— Далеко от Элизабет?

— Нет, недалеко, прямо у кровати. Ну правда, не совсем рядом… может, в двух футах^[2] от кровати.

— Далеко от двери комнаты?

— Дверь комнаты находится рядом со столиком. Таблетки, таким образом, находились в двух-трех футах от двери комнаты.

— Я должен знать все до мельчайших деталей, — объяснил Мейсон. — Ну и что случилось потом?

— Знаете, потом Элизабет вновь заснула. Она проснулась около пяти, и именно тогда у нас состоялся серьезный разговор. Затем она собственноручно подготовила завещание.

— И что потом?

— Потом она снова уснула, это было около половины шестого, я еще подумала, не забыть бы ей дать лекарство после шести. Она поспала немногим более часа и вновь проснулась где-то без четверти семь. Вот тогда-то я и дала ей эти чертовы таблетки, которые она запила холодным кофе из чашки.

— Расскажите поподробнее, что же произошло, когда вы беседовали.

— Мы беседовали, по-моему, с полчаса, мистер Мейсон, причем она рассказала мне, как она себя чувствует, о том, что Натан пытался ее убить и что она говорила об этом с Нелли Конуэй. Она хотела бы, чтобы вы стали ее адвокатом, встретились бы с Натаном Бейном и передали ему, что с ним все кончено, что она собирается подать на развод и хотела бы составить завещание, по которому Натан не получил бы ни цента.

— Упомянула ли она об основаниях для развода, о своих доказательствах?

— Деталей она не касалась, но сообщила мне, что у нее есть документальные доказательства.

— Документальные? — недоверчиво переспросил Мейсон.

— Совершенно верно.

— Она намеревалась получить развод, потому что он пытался убить ее, не так ли?

— Я не знаю, я так полагаю.

— И у нее были документальные доказательства этого?

— Конечно нет. Я думаю, документальные доказательства были связаны с супружеской неверностью.

— Где она их хранила?

— Он мне не сказала.

— Хорошо, продолжайте, — нетерпеливо сказал Мейсон. — Что дальше?

— Ну, она сказала также, что хотела бы, чтобы вы пришли к ней на дом, подготовили с ее слов завещание, которое она бы подписала в вашем присутствии, и попросила меня встретиться с вами и договориться обо всем. Затем она потребовала свою чековую книжку, сказав, что она находится в сумочке, в ящике секретера. Я принесла ей чековую книжку, и она заполнила для вас чек.

— Что же дальше?

— Потом мы немного поговорили о том, что она по-настоящему опасается Натана и чувствует, что с ней что-то может случиться прежде, чем она успеет подписать составленное вами завещение.

— Сцена довольно-таки мелодраматическая, прямо как в кино, — не мог скрыть иронии адвокат.

— Если не считать, что произошло потом, — резко отрезала мисс Брэкстон.

— Хорошо, хорошо. Продолжайте.

— Я, разумеется, начала успокаивать ее, говоря, что Натан хоть и отпетый мерзавец, но трус, каких мало, и что вряд ли он решится на какие-то серьезные действия, но что если она настаивает, то я обязательно на следующий день первым делом постараюсь встретиться с вами с тем расчетом, чтобы к полудню вы уже смогли бы прийти к ней на дом и выполнить все формальности. Тем не менее она продолжала настаивать на своем, говоря, что прежде всего необходимо исполнить собственноручную волю завещателя, то есть ее, и сообщить Натану, что она не собирается оставлять ему, не важно, что может с ней произойти, ни цента из своих денег. Она сказала, что все обдумала, и решила, пока суть да дело, подготовить собственноручное письменное завещание. По ее словам, у этого человека, она имела в виду Натана, не должно быть никаких иллюзий на этот счет.

— Так что же она сделала?

— Она взяла лист бумаги и написала то самое завещание.

— Позвольте мне взглянуть еще разок на завещание.

— Но, мистер Мейсон, вы ведь уже его видели.

— Оно у вас с собой?

— Да, конечно.

Она открыла сумочку с-явной неохотой и протянула завещание адвокату. Мейсон-внимательно осмотрел, его, потом поднес его ближе к свету, чтобы еще раз прочитать повнимательнее.

— Сейчас после последнего слова появилась точка, — веско сказал он, пристально глядя на свою собеседницу.

Виктория Брэкстон ничего не ответила.

— Когда вы в прошлый раз приходили ко мне, — сказал Мейсон, — в конце завещания не было точки. Я еще тогда указал вам на то, что последнее предложение не закончено.

— Я хорошо помню, что вы мне говорили.

— Итак, вы взяли ручку и закончили предложение, — продолжал Мейсон. — В стремлении получить наследство наверняка вы сами сунули голову в петлю. Они проведут спектрографический анализ чернил этой точки. Если у них возникнет какое-то подозрение, что…

— Вы думаете, что анализ покажет, что ее поставили другой ручкой и другими чернилами? — задала она вопрос. — Мистер Мейсон, не стоит беспокоиться об этом. Это длинное сложное предложение было закончено рукой Элизабет той же ручкой, какой она написала все завещание.

— Давно вы поставили эту точку? — сухо осведомился Мейсон.

— Я ее не ставила. — Голос Виктории Брэкстон звучал как натянутая струна.

— Кто же ее поставил?

— Элизабет.

— Более невероятной истории, — хмыкнул адвокат, — вы не могли придумать?

— Мистер Мейсон, я расскажу вам всю правду, все как было. Меня крайне обеспокоило, что большое предложение в конце завещания не было закончено. Когда вы указали мне на это, я тут же сообразила, что если что-нибудь непредвиденное произойдет, то… в конце концов, это что-то случилось, мне передали по телефону, что Элизабет отравлена. Я выскочила из вашего офиса как метеор, схватила такси, примчалась домой и сразу же направилась в комнату Элизабет. Она была слаба, очень слаба. Она уже агонизировала и страшно страдала, но была в полном сознании. Я приказала всем удалиться и оставить меня с ней наедине. Когда мы. остались одни, я оказала: ^Элизабет; мистер Мейсоц_ука-зал на то, что завещание носит незаконченный и сомнительный характер, так как ты забыла поставить точку в конце всего текста». Затем я взяла ручку и протянула ее ей.

— Она взяла ее?

— Ну я… она в тот момент была очень слаба,

— Взяла ли она ручку, когда вы протянули ее?

— Я вложила ей в руку.

— А потом что вы сделали?

— Я держала завещание близко к ней, чтобы она могла бы поставить точку в соответствующем месте.

— Подняла ли она голову с подушки?

— Нет.

— Как же она видела, куда поставить точку?

— Я направляла ее руку.

— Понимаю, — сухо заметил Мейсон.

— Но она понимала, что делалось.

— Мне нравится, как вы все это излагаете, — сказал адвокат. — Вместо того чтобы сообщить, она понимала, что делает, вы заявляете, она понимала, что делалось.

— Ну тогда, она понимала, что делает.

— Вы по-прежнему говорите неправду об этом завещании, — укоризненно промолвил Мейсон.

— Что вы имеете в виду?

— То, что ваша версия, мягко говоря, не совсем правдоподобна.

— Мистер Мейсон, почему, как вы можете заявлять мне такое?

— Потому, что вы разговариваете с юристом. И давайте бросим эти детские штучки, а попробуем поговорить, как взрослые люди.

— Я не понимаю что вы этим хотите сказать.

— Это завещание не было закончено, когда вы пришли с ним ко мне в бюро, и вы это знаете.

— Ну конечно… конечно, оно теперь закончено.

— Почему Элизабет Бейн прервалась, когда писала это завещание?

Виктория Брэкстон замешкалась. Ее взгляд забегал по комнате словно ища, куда бы спрятаться.

— Говорите, — голос Мейсона был безжалостен.

— Если уж вы так хотите это знать, — выпалила она. — Элизабет как раз писала завещание, когда Джорджиана открыла дверь и заглянула в комнату, спросив, чем она могла бы быть полезной.

— Это уже лучше, — сказал адвокат. — Что потом случилось?

— Элизабет не хотела, чтобы Джорджиана узнала, что она готовит завещание, поэтому она сунула листок бумаги под простыни. Джорджиана осведомилась, как идут дела и справляемся ли мы, а я сказала, что все нормально и пусть она не беспокоится.

— А что потом?

— Затем она пошла к себе в комнату. Пока мы с ней разговаривали, Элизабет, закрыв глаза, как-то странно затихла, и, подойдя к ней, я, к своему удивлению, обнаружила, что она попросту уснула. Ну прямо невезение какое-то! Ну и что мне оставалось делать? Я высвободила ручку из ее пальцев, но не стала доставать лист бумаги с завещанием, так как боялась разбудить ее. Решила подождать, пока она проснется, и затем уже достать его из-под простыней. Ну а потом я была уверена, что Элизабет закончила завещание, так как она перестала писать текст за добрых две минуты до неожиданного прихода Джорджианы.

— И когда вы вновь достали завещание?

— Это произошло тогда, когда она проснулась, то есть в полседьмого утра. Я тут же дала ей эти злополучные таблетки, она запила их водой из стакана, но захотела кофе сразу же после лекарства, поэтому я позвонила в звоночек и попросила экономку принести кофе. Примерно в это же время заступила на дежурство дневная сиделка. У меня было время лишь на то, чтобы вытащить завещание из-под простыней. Элизабет наблюдала за моими действиями, улыбнулась, кивнула и сказала: «Правильно, Викки». Я поэтому поняла, судя по ее виду, что она закончила его. Мистер Мейсон, теперь это по-настоящему честная перед Богом правда.

— Почему вы не рассказали мне об этом раньше?

— Потому что боялась: вы могли бы подумать, что… ну вы могли бы подумать, завещание действительно не закончено.

— А никто в комнату не заходил после того, как Нелли положила эти таблетки на блюдце.

— Никто.

— Мы отвезем вас в аэропорт, — сообщил Мейсон. — Я хочу, чтобы вы улетели первым ближайшим рейсом в Гонолулу. Я хочу также, чтобы с борта самолета вы направили телеграмму окружному прокурору о том, что некоторые неотложные деловые обязательства, связанные с поручениями вашей покойной сестры, заставили вас спешно вылететь в Гонолулу, что вы будете поддерживать контакт с ним и что он может рассчитывать на ваше сот трудничество, но дела покойной Элизабет Бейн настолько серьезны, что ваш адвокат посоветовал вам сразу же лично вылететь в Гонолулу.

— Но какие дела?

— У вашей сестры есть недвижимость в Гонолулу, не так ли?

— Да. Масса. Мы живем в одном из ее коттеджей. У нее их там целая сеть.

— Вам вовсе не обязательно рассказывать всем, какие у вас дела.

— Но, Боже мой, что я буду делать, когда доберусь туда?

— Туда вы не доберетесь.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, что вас вызовут назад.

— Тогда зачем лететь?

— Потому, что это самый элегантный способ убрать вас в тихое место. Вы не убегаете, поскольку от своего имени посылаете окружному прокурору телеграмму. Вы избираете удобный для вас вид транспортного передвижения под своей собственной фамилией, и я, как ваш адвокат, беру на себя ответственность, разрешая ваш выезд в Гонолулу.

— Какая-то дикая чушь. Неужели я должна все это исполнять? — пожала плечами Виктория Брэкстон.

— Это, — терпеливо разъяснил Мейсон, — не чушь и не моя прихоть, а единственно благоразумный выход из создавшейся ситуации. Далее, я предупреждаю вас — не обсуждайте это дело ни с кем. Ни при каких обстоятельствах не обсуждайте это с полицией или окружным прокурором, если меня нет рядом. Понимаете?

— Я все еще не вижу…

— Будете выполнять мои инструкции?

— Да.

— Все, как я сказал?

— Да.

отвези мисс Брэкстон в аэропорт.

О’кей. — Он оберцулря. к секретарш?;, — Делла,

Глава 16

Сразу после обеда Пол Дрейк заглянул к Перри Мейсону. Тот и не старался скрыть своего беспокойства.

— Пол, как там дела в Новом Орлеане? Бейн признался?

— Перри, полиция на этот раз нема как рыба — ни капли информации. Хотя нет, одно сообщение они все же сделали.

— Какое?

— У них есть ордер на твой арест.

— По поводу чего?

— По обвинению в бродяжничестве.

— Что-нибудь еще?

— В смысле этого обвинения?

— Да.

— Нет. Разве этого недостаточно?

— Они не могут добиться моей выдачи по обвинению в бродяжничестве и прекрасно знают об этом. Это месть за то, что я их обвел вокруг пальца.

— Они что, с ума сошли?

— Пусть они сходят с ума. Но ты ведь пришел сюда не только с этой новостью?

— Лейтенант Трэгг что-то накопал.

— Что именно?

— Что-то сенсационное.

— Улика, что Натан Бейн убил свою жену?

— Не думаю, — ответил Дрейк со значением. — Эта улика, как говорят мои источники, свидетельствует как раз об обратном — он не причастен к убийству Элизабет Бейн.

— Хотел бы я увидеть эту улику.

— Перри, могу только сообщить одну деталь, — продолжил Дрейк. — У них есть в этом деле действительг но какая-то сногсшибательная улика, которую чэни так старательно держат в секрете, что никто не знает, что это такое.

— Что за улика?

— Я не смог узнать.

— Связана ли она е кем-нибудь из близких родственников покойной или лиц, вхожих к ней в дом? А может быть, они установили, что это самоубийство?

— Все, что мне известно, это — сверхсекретная улика.

— А шанса нет узнать о ней немножко больше?

— Большое жюри как раз сегодня заседает, — уточнил Дрейк. — Они рассматривают, в частности, и это дело. У меня есть один человек, а у него есть выход на Большое жюри. Возможно, он раскопает для тебя что-нибудь побольше. Мне также известно, что бюро окружного прокурора в ярости, поскольку Виктория Брэкстон не является для допроса по некоторым обстоятельствам этого дела.

— Она в поездке, — подчеркнуто бесстрастным тоном уточнил Мейсон. — У нее деловые интересы в Гонолулу, и поэтому она была вынуждена выехать на Гавайи.

— Это ты так считаешь, — с нескрываемой иронией отреагировал Дрейк.

— Она, — разъяснил Мейсон, — во всем, что касается ее имущественных прав, действует по совету своего адвоката, каковым я как раз и являюсь.

— Ну тогда все превосходно. Только окружной прокурор почему-то так не считает.

— Ему придется переменить свое мнение. Что-нибудь еще, Пол?

— Наша полиция консультировалась по телефону с лейтенантом Трэггом в Новом Орлеане. Этим утром они что-то нашли, что считают крайне важным…

Его прервал резкий телефонный звонок. Делла Стрит взяла трубку, послушала и протянула ее Дрейку:

— Пол, это тебя.

— Хэлло, — сказал Дрейк, взяв трубку. — Да… О’кей, дай его мне… Кто еще знает об этом?.. О’кей, спасибо. Будь здоров. — Он повесил трубку, обернулся к Мейсону и произнес: — Вот тебе и ответ. Большое жюри только что вынесло Виктории Брэкстон обвинение в убийстве первой степени'.

— Пол, все-таки что это за улика? — вздохнул Мейсон.

— Никто не знает. Она — секрет.

— Но если они представили ее Большому жюри, то какой же это секрет? Ведь об этом тут же все узнают!

— Вовсе не обязательно, Перри. Официально они могли представить Большому жюри лишь часть улик, а неофициально окружной прокурор мог тихонько шепнуть на ушко кому-либо из жюри о том, что у него есть неоспоримая улика, которая требует дополнительной проверки.

— У меня такое предчувствие, что готовится какая-то бомба, — покрутил головой Мейсон. — Делла, — он повернулся к ней, — пошли телеграмму Виктории Брэкстон прямо на борт самолета с предложеним срочно вернуться обратно в Лос-Анджелес. Мне кажется, что мы обязательно должны это сделать хотя бы для того, чтобы показать, что мы не боимся выдвинутых обвинений и готовы доказать невиновность своей клиентки в открытом судебном процессе.

— Мне что, сообщить ей, что готовится бомба? — лукаво осведомилась Делла Стрит, держа карандаш и открытый блокнот наготове.

Мейсон немного задумался и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, сказал:

— Пошли ей телеграмму следующего содержания: «Возвращайтесь обратно немедленно. Ничто не забыто».

‘Убийство первой степени — убийство преднамеренное илй при отягчающих вину обстоятельствах, за которое предусматривается смертная казнь.

Глава 17

Судебный процесс «Народ штата калифорния против Виктории Брэкстон»^[3] открылся в обстановке напряженного ожидания, столь характерного для спортивной борьбы двух лидеров чемпионата, которые до этого не знали поражения. Пытаясь мысленно разобраться в ситуации, Перри Мейсон окинул взглядом переполненный зал. Мало на кого он мог рассчитывать, чтобы отразить или, по крайней мере, ослабить тот удар, который приготовился нанести ему окружной прокурор. Мейсон пока не знал, какими козырями тот располагал.

Окружной прокурор Гамильтон Бюргер, седоватый, с повадками увальня-медведя, с трудом скрывал внутреннее ликование, что наконец-то у него превосходное выигрышное дело без каких-либо осложнений и подводных камней. Словно опытный игрок, он в начале процесса совершал предварительные ходы со спокойной уверенностью человека, знающего, что у него на руках козырные карты. У обвинения были факты, которые соткали целую паутину косвенных улик, вполне достаточных для передачи дела на рассмотрение Большого жюри. Однако их вряд ли хватило бы для вынесения приговора на судебном заседании. Мейсон был уверен, что Гамильтон Бюргер несомненно держит в резерве улику, которая может решить исход дела.

Поэтому Перри Мейсон, как стратег-ветеран судебных заседаний, работал осторожно, мастерски используя преимущества любой, самой мельчайшей процедурной детали, которая, по его мнению, могла бы принести хоть какую-то пользу, двигаясь ощупью и осмотрительно, реально сознавая и твердо понимая, что обвинение приготовило для него ловушку, и если он хоть на мгновение потеряет бдительность, то неминуемо провалится в пропасть.

Ни Перри Мейсону, ни людям из Детективного агентства Дрейка не удалось выяснить, какую улику припрятал окружной прокурор. Единственное, что удалось узнать, что обвинение, тщательно охраняя улику, рассчитывает, что ее представление в подходящее время произведет эффект разорвавшейся бомбы. Словом, адвокат оказался в таком положении, когда мог рассчитывать лишь на свои силы, на свою наблюдательность, на умение вести перекрестный допрос, с помощью которого ему удавалось добыть нужные ему факты из уст враждебно настроенных свидетелей.

Получилось так, что Перри Мейсон, несмотря на многочисленные казуистические уловки с целью заставить обвинение раскрыть свои козыри, в конце концов был вынужден войти в зал судебных заседаний, ничего не зная об аргументах оппонента, кроме голой схемы, которую тот использовал для поддержки обвинительного акта Большого жюри. Среди судебных знатоков заключались сделки один к пяти против клиентки адвоката.

На отбор присяжных в жюри времени ушло мало. Мейсон указал, что желает лишь справедливого и беспристрастного суда, а Гамильтон Бюргер, как этого следовало ожидать, был готов согласиться с кандидатурами любых двенадцати граждан, которые будут решать вопрос о виновности подсудимой, так как был уверен в неотразимости своей улики. Газетные репортеры с нетерпением ожидали вступительное заявление Гамильтона Бюргера, где он представит дело в общих чертах, и в котором от него ожидаются веские доказательства; однако опытные юристы знали, что Бюргер даже не намекнет в этой начальной стадии игры, какого рода козыри у него на руках. Окружной прокурор, пылая от возбуждения и предвкушая триумф, открыл судебное заседание. Обрисовав в нескольких фразах положение вещей, а именно, что Виктория Брэкстон отравила свою сестру, вручив ей три пятигранных таблетки мышьяка, зная, что ее сестра оставила завещание, окончательно отказав подзащитной половину своей собственности, оцениваемой почти в полмиллиона долларов, Бюргер заявил следующее:

— «Я должен, кроме того, сообщить вам, многоуважаемые леди и джентльмены, члены жюри присяжных, что в этом деле обвинение не имеет желания воспользоваться какими-то техническими преимуществами против подзащитной. Обвинение предоставит не только основную улику, но и показания различных свидетелей, которые расскажут вам о целом ряде событий, приведших к трагической смерти Элизабет Бейн. Эта улика не укладывается в рамки обычного юридического шаблона, а будет представлять полное, раскрытие нашей версии. Мы обрисуем краткими четкими мазками для вас, леди и джентльмены, общую панораму событий, предшествовавших преступлению, подкрепив ее ключевой уликой. Возможно, вы посчитаете, что улика в этом деле в какой-то степени нетрадиционна, если ее рассматривать с точки зрения обычной процедуры доказательств по уголовным делам, но, вдумавшись внимательно, вы неизбежно придете к заключению, что улика в этом деле в какой-то степени нетрадиционна, если ее рассматривать с точки зрения обычной процедуры доказательств по уголовным делам. Однако, проанализировав внимательно, вы неизбежно придете к заключению, что подзащитная виновна в убийстве первой степени, тщательно и сознательно спланированном, исполненном в сложившихся обстоятельствах самым безжалостным образом, беззащитной жертвы, что делает неизбежным вынесение присяжными без права апелляции вердикта виновности в убийстве первой степени и обязательного приговора к смертной казни».

Гамильтон Бюргер кончил читать, с подчеркнутым достоинством поклонился суду, вернулся к месту обвинителя, сел и со знанием посмотрел на судью.

— Желает ли защита на этой стадии сделать вступительное заявление? — осведомился судья Ховисон.

— Ваша честь, нет, не на этой стадии, — почтительно заявил Мейсон. — Мы предпочли бы сделать вступительное заявление, когда мы будем представлять наше дело.

— Прекрасно. Господин окружной прокурор, вызывайте вашего первого свидетеля.

Гамильтон Бюргер уселся поудобнее в большое кресло за столом обвинителя и передал право вести предварительное судопроизводство двум своим заместителям — Дэвиду Грешэму и Гарри Сейбруку; последний, в пух и прах разбитый Мейсоном на суде по делу Нелли Конуэй, жаждал реванша и так все устроил, чтобы получить назначение выступать помощником именно в этом деле. Первыми были вызваны дневная сиделка и судебный патологоанатом, которые показали, что перед смертью у Элизабет Бейн были обнаружены явные признаки отравления мышьяком, что вскрытие после ее смерти выявило такое количество мышьяка во внутренних органах и мышечных тканях, которого было вполне достаточно для неизбежного летального исхода. Вывод патологоанатома был неоспорим — единственной причиной смерти покойной явилось отравление мышьяком.

Заверенная копия завещания гласила, что упомянутое завещание было исполнено рукой Элизабет Бейн и датировано днем ее смерти, что по нему все недвижимоеимущество, капитал и другие ценные бумаги были завещаны сводному брату Джеймсу Брэкстону и сводной сестре Виктории Брэкстон, подзащитной в указанном деле.

После того как эти предварительные свидетельские показания завершились, Гамильтон Бюргер взял бразды обвинения в свои руки, отказавшись от роли наблюдателя за ходом процесса.

— Вызовите доктора Харви Кинера, — попросил он.

Доктор Кинер, худощавый, аскетического вида мужчина, словно списанный с картины о профессиональном враче, вплоть до остро торчащей бородки как у художника Ван Дейка, в темных очках в пластмассовой оправе, занял место свидетеля. Он скороговоркой представил себя как врача-практика и хирурга, в коем качестве он и пребывал 17 сентября.

— Итак, рано утром 17 сентября, — задал вопрос Гамильтон Бюргер, — вас срочно вызвали к одной из ваших пациенток?

— Так точно, сэр.

— Доктор, в какое время вас вызвали?

— Приблизительно в восемь сорок пять. Я не могу точно указать время, но это было где-то в промежутке от восьми сорока пяти до девяти часов.

— И вы немедленно отправились осматривать пациентку?

— Отправился. Так точно, сэр.

— Как звали пациентку?

— Элизабет Бейн.

— Теперь, доктор, сосредоточьте ваше внимание конкретно на симптомах, которые вы сами обнаружили, придя к своей пациентке, а не на том, что, возможно, вам сказала дневная сиделка, изложите просто, что вы обнаружили.

— Типичные симптомы отравления мышьяком, проявляющиеся в гастроэнтерологических нарушениях, сильной жажде, острых болях, характерной рвоте. Пульс был нерегулярный, слабо прощупывался, кожа была влажная и холодная на ощупь. Это были, можно сказать, прогрессирующие симптомы, и я наблюдал их весь период, приблизительно от времени моего прибытия до момента смерти, которая произошла около одиннадцати сорока в то же утро.

— Пациентка находилась в сознании?

— Приблизительно до одиннадцати часов.

— А был ли проведен химический анализ для проверки вашего диагноза?

— Я сохранил материал, который был выделен для более тщательного анализа, но химическое исследование на скорую руку выявило наличие мышьяка в рвоте, причем симптомы были настолько характерны, что я в сущности был уверен в моем диагнозе через несколько минут после прихода.

— Теперь скажите, был ли у вас какой-либо разговор с пациенткой о способе вручения ей яда?

— Был.

— Делала ли она вам какое-либо заявление в то время о том, кто вручил ей яд?

— Делала.

— Будьте любезны огласить, что она заявила относительно способа вручения яда и кем?

— Ваша честь, минуточку, — вмешался Мейсон. — Вопрос обвинения несущественный, не относящийся к делу, и следовательно, неправомочный. К тому же он основан на слухах.

— Это не слух, — ответил Гамильтон Бюргер. — Пациентка все-таки умерла от отравления мышьяком.

— Ваша честь, вопрос в том, — продолжил Мейсон, — знала ли она, что умирает.

— Да, — согласился судья Ховисон, — думаю, господин окружной прокурор, что это крайне важная предпосылка к так называемой предсмертной декларации…

— Превосходно, если защита желает оставаться на уровне малосущественных процедурных деталей, я изложу и эту сторону дела. Доктор, знала ли пациентка, что она умирает?

— Протестую, так как вопрос наводящий и предполагает определенный ответ, — тут же прервал Бюргера Мейсон.

— Протест принят, — так же молниеносно отреагировал судья Ховисон.

*- Ваша честь, хорошо, — раздраженно сказал Бюргер, — доктор Кинер дипломированный, профессиональный врач. Он слышал дискуссию и, естественно, понимает вопрос. Но так как защита явно намерена, судя по всему, и дальше затягивать время, используя для этого любые возможные процедурные уловки, то мне придется перефразировать свой вопрос. Хотелось бы, конечно, знать, как долго мы будем ходить вокруг до около. Итак, доктор, каково было психическое состояние миссис Бейн в тот момент, и была ли надежда на ее выздоровление?

— Протест, вопрос необоснован, — Мейсон был неумолим.

— Мистер Мейсон, — вмешался судья Ховисон, — вы, я надеюсь, не ставите под сомнение профессиональную пригодность доктора Кинера?

— Ваша честь, ставлю под сомнение, но не как врача, а как толкователя чужих мыслей, — скромно заметил Мейсон. — Анализ последнего слова умирающего, или предсмертной декларации, как ее еще называют в судебной практике, состоит в том, чтобы доподлинно убедить, осознавал ли умирающий, что он действительно умирает и что смерть неминуема. Только в положительном случае последние слова умирающего, в том числе и о возможной причине смерти, особенно, если эта смертельная болезнь произошла неожиданно, могут быть рассмотрены в качестве свидетельства.

— Ваша честь, — раздраженно возразил Гамильтон Бергер, — я докажу и попрошу считать частью моего обвинительного заключения, что подзащитная осталась наедине в комнате с Элизабет Бейн, что лекарство, предназначенное для Элизабет Бейн, было положено на блюдце, что подзащитная тайком подменила это лекарство тремя пятиугольными таблетками мышьяка, что, когда покойная проснулась приблизительно в шесть сорок Пять утра, подзащитная сказала ей: «Вот твое лекарство» — и дала ей три пилюли или таблетки, которые подменили лекарство, ранее оставленное доктором Кинером.

— Тогда действуйте и докажите это, — с вызовом бросил Мейсон, — но докажите уместной и относящейся к делу уликой.

— Я думаю, — сказал судья Ховисон, — чтобы составить предсмертную декларацию, вы намерены доказать, что пациентка знала о неминуемости смерти.

— Именно это я и намереваюсь сделать, — подчеркнул Гамильтон Бюргер, — я задал вопрос доктору о том, каковы были рамки психического состояния пациентки.

— А на этот вопрос, — разъяснил Мейсон, — должен ответить не доктор, пытающийся читать мысли пациентки, а только сама пациентка.

— Она заявила, что умирает.

Гамильтон Бюргер послал торжествующую улыбку Мейсону.

— Можете вы привести ее точные слова?

— Могу, — подтвердил доктор Кинер. — В свое время я записал их, думая, что они могут оказаться важными. Если мне только будет позволено свериться с собственной записью, которую я составил в то время, то я быстро освежу свою память.

Специфический язык доктора, его смелое поведение в свидетельской ложе явно говорили, что он не новичок в судебном зале и прекрасно знает, как обезопасить себя. Он вынул записную книжку из своего кармана.

— Минуточку, — Мейсон поднял руку, — я хотел бы ознакомиться с записью, то есть я хотел бы взглянуть на нее прежде, чем свидетель прочтет ее, чтобы освежить свою память, как он выразился.

— Будьте любезны, — Бюргер сделал широкий жест.

Мейсон прошел к свидетельской ложе и посмотрел в записную книжку.

— Прежде чем доктор освежит свою память, я хотел бы задать несколько вопросов для более точного определения подлинности представленного свидетелем документа.

— Прекрасно, — разрешил судья Ховисон, — можете задавать вопросы.

— Доктор, эта запись, которая здесь сделана, исполнена вашей собственной рукой?

— Так точно, сэр.

— Доктор, когда она была сделана?

— Она была сделана приблизительно в то же время, когда пациентка сделала мне заявление.

— Под пациенткой вы подразумеваете Элизабет Бейн?

— Так точно, сэр.

— Она исполнена ручкой и чернилами?

— Так точно, сэр.

— Каким пером, какими чернилами?

—,Мрей самопишущей ручкой, наполненной чернилами из бутылочки, которую я держу в моем бюро. Мистер Мейсон, могу заверить вас, что никакого злого умысла относительно чернил у меня не было.

По залу прокатилась волна смеха, судья Ховисон подавил ее, слегка подняв бровь.

— Нимало в этом не сомневаюсь, доктор, — продолжил Мейсон. — Далее, в какое время было сделано это заявление?

— Незадолго до того, как пациентка потеряла сознание.

— Незадолго, доктор, понятие относительное. Можете сказать поточнее?

— Ну я бы сказал, возможно, за полчаса.

— Пациентка, таким образом, потеряла сознание в пределах часа после того, как это заявление было сделано?

— Так точно, сэр. Коматозное состояние.

— Если позволите, доктор, разрешите мне взглянуть на эту записную книжку, — попросил Мейсон и, не ожидая разрешения, перелистал несколько страничек.

— Минуточку, — вмешался Гамильтон Бюргер, — протестую, чтобы защита рылась в частных документах доктора Кинера.

— Это не частный документ, — возразил Мейсон. — Это — записная книжка, которую свидетель намеревается предъявить с целью освежить свою память. Я имею право проверить находящиеся рядом страницы и на перекрестном допросе спросить доктора о записной книжке.

Прежде чем Бюргер смог что-нибудь возразить, Мейсон, держа в руках записную книжку, повернулся к доктору Кинеру и спросил:

— Доктор, вы привыкли делать записи в этой книжке методично и в последовательном порядке или вы просто открываете первую попавшую страницу и на свободном листочке делаете запись?

— Конечно нет. Я веду книжку организованно, заполняю одну страничку, затем перехожу к следующей.

— Понятно, — кивнул Мейсон. — Вернемся к записи, которую вы сюда занесли и которую хотите сейчас использовать, чтобы освежить память относительно слов Элизабет Бейн, которые она произнесла, заявляя, что умирает. Мой вопрос: последние ли это слова, Записанные в вашей книжке?

— Так точно, сэр.

— С тех пор прошло не так уж много времени и, я понимаю, не так уж мало было пациентов?

— Пациенты были, да, сэр.

— Почему же вы ничего не заносили в записную книжку после того, как Элизабет Бейн сделала вам заявление?

— Потому что я зачитал это заявление полиции, когда она появилась в доме покойной, и полицейские сразу же забрали эту книжку как улику, и с тех пор она была в их распоряжение.

— До каких пор, доктор?

— До сегодняшнего утра, когда ее мне вернули.

— Кто?

— Окружной прокурор.

— Понимаю, — медленно произнес Мейсон, улыбаясь, — задумка, оказывается, была такова, что окружной прокурор должен задать вам вопрос, записали ли вы, хотя бы кратко, точные слова покойной, а вы выхватываете из кармана записную книжку…

— Протест, — закричала Гамильтон Бюргер, — это, собственно говоря, не перекрестный допрос.

— Полагаю, ваша честь, это показывает предубежденность свидетеля.

— Думаю, это показывает больше искусство обвинителя, — судья Ховисон улыбнулся. — Полагаю, что вы, мистер Мейсон, уже записали в свой актив одно очко. Поэтому я не вижу причин, чтобы разрешать вам вести допрос в его нынешней форме. Свидетель уже заявил, что записная книжка была взята полицией и была возвращена ему сегодня утром.

— Я только хотел выяснить, почему в записной книжке нет пометок, следующих за записью свидетеля о заявлении, сделанном Элизабет Бейн накануне смерти. Итак, именно в этом причина отсутствия каких-либо записей в вашей записной книжке после указанной даты? — вновь обратился-Мейсон к доктору Кинеру.

— Так точно, сэр.

— Сейчас, — спросил Гамильтон Бюргер саркастически, — вы, может быть, разрешите свидетелю продолжить показания?

— Придется немного подождать, — обезоруживающе улыбнулся Мейсон, — я еще должен задать свидетелю несколько вопросов относительно идентификации этой записи. Это написано вами собственноручно, доктор?

— Так точно, сэр.

— И было совершено в пределах нескольких минут после сделанного заявления?

— Да, сэр.

— Что подразумевается под несколькими минутами?

— Я бы сказал, в пределах четырех или пяти минут, в крайнем случае.

— Вы записали это заявление потому, что считали его важным?

— Именно так.

— Вы знали, что ее слова могут стать важной уликой?

— Именно так.

— Другими словами, вы и раньше выступали свидетелем в суде, были в курсе юридических требований, предъявляемых к предсмертной декларации, и вы знали, что для признания предсмертной декларации юристами необходимо доказать, что пациентка осознавала, что она умирает?

— Да, сэр.

— И вы произвели эту запись, потому что боялись доверять своей собственной памяти?

— Я бы не сказал этого. Нет, сэр.

— Зачем же тогда вы делали запись?

— Потому что я знал, что когда какой-нибудь ловкий адвокат начнет пытать меня в суде, какие точно слова произнесла умирающая перед кончиной, то я всегда бы смог ответить ему, как бы он ни пытался меня сбить.

Снова в зале раздались смешки.

— Понимаю, — сказал Мейсон. — Вы знали, что вас будут допрашивать по этому вопросу, и вы пожелали быть во всеоружии, чтобы справиться с защитой при перекрестном допросе?

— Если вам нравится такой вариант, то именно так, сэр.

— Тогда, — задал вопрос Мейсон, — подтверждаете ли вы слова пациентки относительно того, как ей вручили яд?

— г Да, подтверждаю, именно это она и заявила.

— И вы, доктор, однако, не посчитали это заявление особенно важным?

— Напротив, я именно так и посчитал. Это самая важная часть предсмертной декларации.

— Тогда почему вы не записали об этом в вашей книжке, с тем чтобы, когда некий ловкий адвокат начнет допрашивать вас о точных выражениях умирающей пациентки, вы смогли бы привести их?

— Я как раз сделал такую запись, — сердито ответил доктор Кинер. — Если вы снова взглянете на страницу, то найдете запись с точными словами пациентки.

— И когда была сделана эта запись? В пределах пяти минут?

— В пределах пяти минут, да. Возможно, меньше пяти минут.

— В пределах четырех минут?

— Я бы сказал, это произошло в пределах одной минуты.

— А как относительно заявления пациентки о своей смерти? Вспомните хорошенько, когда оно было записано в вашей книжке?

— Я бы сказал, что оно также было записано в течение одной минуты.

— Но, — заметил Мейсон, иронически улыбаясь, — заявление пациентки относительно того, кто вручил ей лекарство, сделано на странице, предшествующей ее заявлению, что она умирает.

— Естественно, — саркастически ответил доктор Кинер. — Вы уже спрашивали меня об этом. Я рассказал вам, я сделал свои записи в этой книжке в хронологическом порядке.

— Ага, значит, заявление, кто вручил лекарство, было сделано до того, как пациентка заявила, что она знает, что умирает?

— Я бы не сказал этого.

— Хорошо, тогда я спрашиваю об этом.

— Откровенно говоря, — спохватился доктор Кинер, внезапно поняв, в какую ловушку его завлекают, — я не могу вспомнить точную последовательность этих заявлений.

— Но вы, доктор, сами только что утверждали, что заносите ваши заметки в эту книжку в хронологическом порядке? Вы заявили об этом удивительно убежденно и эмоционально, по крайней мере, два раза.

— Ну да.

— Итак, в то время, когда пациентка объявила вам относительно лекарства, она еще не делала заявления о своей скорой смерти?

— Я не могу сказать этого.

— Вам и не нужно делать этого, — нравоучительно заметил Мейсон. — Ваша записная книжка говорит за вас.

— Ну это неточность моей памяти.

— Значит, доктор, ваша память неточна, не так ли?

— Нет, сэр.

— Судя по всему, есть основания для подобных сомнений!

— Что вы подразумеваете?

— Вы опасались, что не сможете точно вспомнить, что случилось и какова точная последовательность событий, и поэтому вы, не доверяя собственной памяти, произвели записи в этой книжке с тем, чтобы никакой ловкий адвокатше мог поймать вас при перекрестном допросе?

Доктор Кинер неловко заерзал на месте.

— О, ваша честь, — вмешался Гамильтон Бюргер, — я думаю, что этот перекрестный допрос чрезмерно затянулся, и я уверен…

— А я так не считаю, — резко возразил судья Хови-сон. — В понимании суда необходимым формальным условием признания предсмертной декларации умирающего является безусловное понимание им неизбежности своей смерти, и он делает свое предсмертное заявление именно в этом смысле.

— Ну, — сказал доктор Кинер, — я не могу ответить на этот вопрос лучше, чем уже ответил.

— Спасибо, — поблагодарил адвокат. — У меня все.

— Хорошо, — начал Гамильтон Бюргер, — защита, по всей видимости, закончила допрос. Продолжайте, доктор, и расскажите, освежив вашу память по заметкам в записной книжке, что заявила Элизабет Бейн.

— Теперь я протестую, — сказал Мейсон, — на том основании, что этот вопрос не относится к делу как неправомочный и несущественный. Доктор, а это сейчас совершенно очевидно, дает показания о заявлении пациентки, сделанном в значительном временном интервале после ее декларации о даче ей лекарства, и это заявление окружной прокурор пытается представить как свидетельское показание.

— Протест поддержан, — быстро сказал судья Хо-висон.

— Ваша честь, я… — Лицо Бюргера побагровело.

— Думаю, ситуация на настоящий момент ясна. Если вы желаете продолжать допрос доктора Кинера с целью выяснения соотносительности времени, когда эти заметки были сделана, то вопросы будут разрешены, но на настоящем этапе свидетельского показания протест должен быть поддержан.

— Хорошо, я временно удаляю доктора Кинера и вызываю другого свидетеля, — неохотно сказал Гамильтон Бюргер. — Я до своего доберусь другим путем.

— Прекрасно, — сказал судья Ховисон. — Вызывайте своего следующего свидетеля. С вами, доктор, пока все. Можете отойти на некоторое время.

— Вызовите Нелли Конуэй, — произнес Гамилтон Бюргер с видом игрока, собирающегося предъявить своей самый крупный козырь.

Нелли Конуэй прошла к свидетельской ложе, была приведена к присяге, после обычных предварительных вопросов, таких, как фамилия, адрес и род занятий, Гамильтон Бюргер спросил ее:

— Вы знакомы с Натаном Бейном, ныне здравствующим мужем покойной Элизабет Бейн?

— Да, сэр.

— И были наняты им как сиделка, чтобы ухаживать за Элизабет Бейн?

— Да, сэр.

— И вечером шестнадцатого и утром семнадцатого сентября этого года вы работали сиделкой?

— Да, сэр.

— А теперь будьте внимательны: в промежуток времени между вечером шестнадцатого или утром семнадцатого передавали ли вы распоряжение подзащитной по этому делу относительно лекарства, которое должно было быть вручено покойной Элизабет Бейн?

— Передавала. Да, сэр.

— И эти инструкции были сообщены подзащитной?

— Да, сэр.

— А где было оставлено лекарство?

— Лекарство было оставлено на блюдце на столике возле кровати в пределах нескольких футов от Элизабет Бейн.

— Из чего состояло лекарство?

— Из трех пятигранных таблеток.

— Кто вам дал это лекарство?

— Оно было вручено мне лично доктором Кинером.

— Когда?

— Около семи часов вечера шестнадцатого, когда доктор Кинер приходил с послеобеденным визитом.

— Кто находился в комнате, когда вы беседовали с подзащитной?

— Только Элизабет Бейн, которая спала, и Виктория Брэкстон.

— И что вы сказали ей?

— Я передала ей, что, если миссис Бейн проснется после шести часов утра, она должна принять это лекарство, но его нельзя давать ей до шести.

— И это было лекарство, которое вы получили непосредственно от доктора Кинера?

— Да, сэр.

— Приступайте к перекрестному допросу! — неожиданно предложил Гамильтон Бюргер.

— Вы понятия не имели, из чего состояло лекарство? — тональность вопроса Мейсона была небрежной и спокойной.

— Я только знаю, что это были три таблетки, и все.

— Давать миссис Бейн лекарство, которое выписывалось для нее врачом, входило в круг ваших обязанностей?

— Да, сэр.

— И вы выполняли эти обязанности?

— Да, сэр.

— И вам платили, чтобы вы это делали?

— Да, сэр. Хотя мне не заплатили за мою работу в ночь с шестнадцатого на семнадцатое, но это не так важно.

— Имеете ли вы в виду, что вам никто не платил, чтобы вы давали лекарство миссис Бейн в ночь с шестнадцатого на семнадцатое?

— Я знаю, куда вы метите, — сказал Гамильтон Бюргер, — и вам не надо бы петлять вокруг да около, мистер Мейсон. Обвинение не имеет возражений. Дверь открыта, — и Гамильтон Бюргер самодовольно улыбнулся, — входите, не задерживайтесь.

— Мистер Бейн действительно заплатил мне, — сказала Нелли Конуэй, — некоторую сумму денег вечером шестнадцатого. Но это была не обычная плата за мои услуги в качестве сиделки, а полагавшееся мне вознаграждение в соответствии с договоренностью, достигнутой между мной и мистером Бейном. И тем не менее я вручила миссис Бейн лекарство, которое ее муж попросил, чтобы я ей дала.

— Лекарство? — удивление Мейсона казалось неподдельным.

— Ну несколько таблеток.

— Сколько?

— Три.

— Какого размера?

— Пятигранные таблетки обычного размера.

— И их вам дал мистер Бейн, чтобы вы вручили их его жене?

— Да, сэр. Вначале их было четыре, но одну я отдала вам, а три другие у меня остались, и, когда мистер Бейн попросил меня проследить, чтобы его жена их приняла, я это сделала.

— Когда?

— После того как доктор Кинер ушел, я отдала миссис Бейн эти три таблетки.

— Те самые, которые вручил Натан Бейн, ее муж?

— Да, сэр.

Гамильтон Бюргер с видимым наслаждением растянул рот в улыбке.

— Откуда вы взяли эти таблетки для миссис Бейн?

— Их передал мне ее муж, вы ведь меня об этом уже спрашивали.

— Я имею в виду, где они находились непосредственно перед вручением. Где они были?

— Я принесла вначале эти таблетки к вам в контору, — довольно бойко начала она, как будто раньше старательно заучила все свои слова. — Я рассказала вам о беседе, и вы сообщили мне, что лекарство безобидно и что оно не содержало ничего, кроме аспирина. Затем вы мне выставили счет за консультацию в один доллар. Вы положили обратно три из этих таблеток в маленький стеклянный пузырек, который запечатали в бумажный пакет, написав на нем две фамилии: вашу и мою. Таким образом, когда мистер Бейн вновь попросил меня дать эти таблетки своей жене, я не стала отказываться, ибо вы сами сказали мне, что в них содержится обыкновенный аспирин.

— Я вам это говорил? — задал вопрос Мейсон.

— Да, и вы к тому же выставили мне счет за то, что это сказали. У меня есть ваша расписка.

— Я заявил вам, что таблетки, которые были у вас, содержали лишь аспирин?

— Ну да, ведь вы взяли одну из таблеток на анализ и сообщили мне, что она содержала лишь аспирин.

— Одна из четырех, — уточнил Мейсон. — Вы ведь не знали, что было в остальных трех.

— Разумеется, нет, но я полагала, что если бы в них было что-то не то, то вы бы мне их не вернули, и тогда я не стала бы давать их миссис Бейн. Я обратилась к вам за советом как к юристу и заплатила вам гонорар за ваши услуги.

Гамильтон Бюргер нарочито громко засмеялся.

— Должен ли я понимать, что вечером шестнадцатого вы открыли именно этот пакет, взяли три оставшиеся таблетки из стеклянного пузырька и дали их миссис Бейн?

— Да, сэр, именно это я сделала.

— И что случилось?

— Ничего не случилось, кроме того, что она впервые провела ночь гораздо лучше и спокойнее.

— Как вы полагаете, — задал вопрос Мейсон, — могли ли эти таблетки содержать мышьяк или какой-либо другой яд?

— Все, что мне было известно об этом, мне сказал сам мистер Бейн: эти таблетки были нужны для восстановления сна, к тому же вы меня заверили, что это — аспирин, — она быстро и бойко выпалила слова, как будто произносила хорошо заученный ответ на ожидаемый вопрос.

Гамильтон Бюргер демонстративно торжествовал и не пытался этого скрыть.

— Итак, — резюмировал Мейсон, — из сказанного вами вполне можно допустить, что вы, видимо, сами вручили Элизабет Бейн три пятигранных таблетки мышьяка вечером шестнадцатого чуть-чуть позже семивосьми часов вечера?

— Я дала ей безвредные успокаивающие таблетки.

— У меня все, — сказал Мейсон.

— Других вопросов не имею, — в свою очередь произнес Гамильтон Бюргер. — Далее, если суд не возражает, мы вновь вызовем доктора Кинера в свидетельскую ложу.

— Очень хорошо. Свидетель, прошу вас.

Доктор Кинер снова прошел в свидетельскую ложу.

— Доктор, — обратился к нему Гамильтон Бюргер, — я хотел бы спросить вас как профессионала, когда, по вашему мнению, обнаружились бы симптомы отравления, если бы Элизабет Бейн дали принять три таблетки с мышьяком приблизительно в восемь часов вечера.16 сентября?

— Зная состояние пациентки, — сказал доктор Кинер, — я ожидал бы появление симптомов в рамках одного-двух часов, максимум через два часа после приема яда.

— А теперь, — Гамильтон Бюргер продолжил, — вы слышали показания последнего свидетеля о том, что вы передали ей три пятигранных таблетки для вручения Элизабет Бейн утром семнадцатого?

— Совершенно правильно. В любой момент, когда она проснется после шести часов утра.

— Доктор, каков состав этих таблеток?

— В них содержались сода, ацетилсалициловая кислота и люминал..

— Мышьяка в них не было?

— Ни в коем случае.

— Эти таблетки, доктор, были приготовлены под вашим присмотром?

— В соответствии с рецептом, который я выписал. Там были определены весьма точные пропорции. Я могу заявить, что в то время проблема для меня, как врача, заключалась в том, чтобы прописать подходящие успокаивающие средства больной, которые, не нарушая пищеварения, эффективно бы подавляли состояние крайней нервозности, что было характерным для реакции пациентки на ее физическое состояние и внешние раздражители.

— А теперь, — в голосе Гамильтона Бюргера появились триумфальные нотки, — видели ли вы вновь те же самые три таблетки в какой-то момент после передачи этих пилюль сиделке Нелли Конуэй вечером шестнадцатого?

— Видел. Так точно, сэр.

— Когда же?

— Около трех часов пополудни семнадцатого.

— Те же самые таблетки?

— Так точно, сэр. Те же самые таблетки.

— А теперь, — улыбаясь, произнес Гамильтон Бюргер, — Мейсон, можете приступать к перекрестному допросу.

— Как вы определили, что это те же самые таблетки? — спросил Мейсон.

— Потому что я сделал их анализ.

— Сами занимались анализом?

— Его проделали в моем присутствии и под моим наблюдением.

— И что вы обнаружили?

— Обнаружили, что это были те же таблетки, которые я предписал. Они содержали идентичные пропорции соды, люминала и ацетилсалициловой кислоты.

— Где вы обнаружили эти пилюли?

— Я нашел их в комнате, в корзинке для использованных бинтов, ваты и других подобных вещей, что выбрасывались при обслуживании или, другими словами, в процессе лечения пациентки.

— Когда эти пилюли, или таблетки, были найдены?

— Их нашли…

— Минуточку, — прервал его Мейсон, — прежде чем вы ответите на этот вопрос, разрешите задать вам еще один. Обнаружили вы их сами?

— Так точно, сэр. Я действительно сам их нашел. Я предложил обыскать всю комнату. Откровенно говоря, я искал…

— Не важно, что вы искали, — сказал Мейсон. — Просто отвечайте на вопрос. У вас есть информация, которую вы знаете, и не надо ничего придумывать лишнего. Тем более, что вы уже выступали свидетелем. Я просто спрашиваю, сами ли вы нашли их?

— Так точно, сэр. Я лично проверил ту корзинку и нашел одну таблетку, затем еще две.

— Как вы далее поступили?

— Обратил внимание полиции на этот факт, после чего таблетки поместили в коробку с целью определения их химического состава.

— Какие анализы были проведены?

— Минуточку, ваша честь, минуточку, — возразил Гамильтон Бюргер. — Это выходит за рамки перекрестного допроса. Я спросил свидетеля прямо, видел ли вновь он те же самые пилюли, или таблетки? У меня нет сейчас возражений, если свидетель будет давать показания при перекрестном допросе, какие анализы были проведены, чтобы установить подлинность таблеток, но я возражаю против любых других вопросов.

— Но разве можно установить подлинность пилюль без Проведения анализа? — задал вопрос судья Ховисон.

— Не обязательно, ваша честь.

— Ну как я понимаю, вопрос может быть обоснован только в том случае, если его задавали для получения ответа по проведенным анализам с целью выяснения каких-либо иных обстоятельств, с которыми свидетель знаком. Тем не менее я не вижу…

— Я дам разъяснения в соответствующее время, ваша честь, — сказал Гамильтон Бюргер, — но я попросил бы разрешения выдвигать конкретные обвинения так, как я сочту необходимым.

— Прекрасно, свидетель понимает, что вопрос ограничивается анализами, которые были сделаны с целью установления подлинности таблеток? — спросил судья Ховисон.

— Эти анализы производили полицейский специалист-химик, я и консультирующий химик из фармацевтической фирмы в присутствии двух офицеров из полиции. В результате было точно установлено, что именно эти таблетки я прописал. Те самые три таблетки, что я оставлял для миссис Бейн, чтобы ей дали после шести часов утра. В этом нет сомнений, но что за подмена была совершена…

— Минуточку, доктор, — резко упрекнул Мейсон. — Вы все время стараетесь забежать вперед и вставить ваши догадки и аргументы в свидетельские показания. Ограничивайтесь, пожалуйста, ответами на конкретные вопросы.

— Очень хорошо, — перебил доктор Кинер, — это безусловно были те же самые таблетки.

— Другими словами, у них была тождественная формула?

—'Совершенно верно.

— И, между прочим, доктор, используете ли вы равнозначно термины пилюли и таблетки?

— В широком смысле, если говорить непрофессионально, то да. Обычно я предпочитаю ссылаться на пилюли как на нечто круглое, покрытое оболочкой снаружи, в то время как таблетки, как правило, имеют плоскую ромбовидную форму и не покрыты оболочкой. Однако в непрофессиональном смысле я употребляю равнозначно оба эти термина.

— Если придерживаться профессиональной терминологии, то какое лекарство было изготовлено под вашим руководством для покойной миссис Бейн?

— С формальной точки зрения это лекарство представляло собой таблетки, то есть вначале была изготовлена лекарственная смесь, которую затем спрессовали в небольшие правильной формы многогранники.

— Когда у вас возникли проблемы с нервным состоянием пациентки?

— С момента автокатастрофы и связанных с ней ранений.

— И вы применяли различные успокоительные процедуры?

— Некоторое время применял подкожные инъекции, пока боль не утихла, а потом, поскольку я столкнулся с такой болезненной возбудимостью нервной системы, которая угрожала превратиться в хроническую, я пришел к выводу, что необходимо применять такое лечение, которое снимало бы неприятные ощущения и одновременно не стимулировало бы опасное привыкание к лекарствам.

— Итак, прием соды, ацетилсалициловой кислоты и люминала — часть лечебного курса?

— Да, я предписал именно этот курс лечения.

— И как долго?

— По указанной конкретной формуле — одну неделю.

— И это помогло пациентке?

— Превзошло все мои ожидания. Естественно, я считал необходимым понижать дозировку. Нельзя же постоянно жить на лекарствах. Пациентке нужно приспосабливаться и помогать врачу, поэтому я регулярно сокращал дозу. Вполне понятно, у больной одновременно развивалось определенное нежелательное привыкание к лекарствам. Внешне прогресс был довольно незначительным ввиду серьезности травмы, но как врач я внимательно следил за ходом лечения, оно явно шло пациентке на пользу и даже превзошло мои ожидания. Я уверен, что, если бы не трагическая смерть миссис Бейн, мне бы удалось стабилизировать психическое состояние пациентки.

— Меня в данном случае волнует, — задумчиво произнес Мейсон, — не эффективность вашего курса лечения, в которой я лично не сомневаюсь, а совсем другое — не могла ли ваша пациентка принять все предписанные вами таблетки сразу, в один прием?

— О, я понимаю, на что вы намекаете, — многозначительно кивнул доктор Кинер и язвительно улыбнулся. — И все же я должен заявить, что никогда не оставлял более трех таких таблеток для одновременного приема, так как, зная психическое состояние пациентки, был особенно аккуратен в этих вопросах и поэтому в тот вечер перед уходом, я 9ставил ровно три таблетки. Раньше я уже предписывал ей аналогичное лекарство, которое всегда вручал лично.

— Спасибо, доктор, за весьма полезные сведения общего свойства, — отметил Мейсон, — но все, что вы сообщили нам, сводится к тому, что эти три найденные таблетки идентичны тем, что вы выписывали. Но откуда вам известно, что это именно те три таблетки, что вы оставили ей тогда вечером, а не те, которые вы оставили, скажем, неделю назад?

— Разумеется, мне это известно.

— Каким образом?

— Я знаю это точно потому, что они были найдены в мусорной корзинке, а из корзинки все выбросили…

— Откуда вы знаете, что из нее все выбросили?

— Сиделка сообщила мне, что все выбросили. Такое распоряжение я ей оставлял.

— Сами вы не выбрасывали мусор из корзинки?

— Нет.

— Тогда, доктор, вы пытаетесь давать показания, основываясь на слухах. Вы сами не хуже меня знаете это. Я спрашиваю, что вам лично известно. Что касается ваших заявлений о таблетках, то они могли бы оказаться теми, которые вы оставили для больной, чтобы она приняла вчерашним утром, позавчерашним утром или позапозавчерашним.

— Знаете, пациентка должна была бы сказать мне, если бы ей не дали лекарство, и сиделка должна была бы сообщить…

— Я веду речь, доктор, о том, что вы лично знаете. Давайте не будем рассуждать о вероятных последствиях данной ситуации, но вернемся к тому, что вам лично известно. Есть ли у вас какая-то возможность, исходя только из химического состава, узнать, что пилюли были точнб теми таблетками, что вы оставили в тот вечер?

— Дело, разумеется, не только в химическом составе. Были и другие признаки, однако чтобы…

— Доктор, мне кажется, в данный момент мы не касаемся этих самых признаков, — резко прервал его Гамильтон Бюргер. — Вам был задан вопрос только о химическом составе пилюль, или таблеток, и о времени и месте, где они были обнаружены.

— Очень хорошо, — сказал доктор Кинер.

— Меня интересует еще вот какой вопрос, — продолжил Мейсон, — в четыре последних дня до смерти миссис Бейн не меняли ли вы метод лечения?

— За четыре последних дня до смерти — нет, не менял. До этого доза была немного посильнее. Кроме того, и я должен прямо здесь заявить, что я проявлял особую осторожность в лекарственных дозировках, ибо боялся, что у больной может развиться предрасположенность к самоубийству. Вот почему я старался никогда не давать излишнее количество пилюль, или таблеток, чтобы пациентка не могла накопить смертельную дозу. Мистер Мейсон, вы довольны моим ответом?

— В определенной степени, да, — согласился адвокат. — Большое вам, доктор, спасибо.

Судья Ховисон взглянул на Гамильтона Бюргера:

— Сейчас 16.30, Бюргер. Есть ли у вас свидетель, которого вы могли бы вызвать и который…

— Боюсь, что на полный допрос свидетеля времени нет, ваша честь, хотя, мне кажется, мы могли бы все же начать уже сегодня, так как я предвижу весьма пристрастный перекрестный допрос со стороны моего уважаемого коллеги, который несомненно займет довольно-таки много времени.

— Ну что ж, это ваше право, — любезно согласился судья Ховисон.

— Тогда я попрошу, вызвать мистера Натана Бейна, — деловито распорядился Гамильтон Бюргер.

Натан Бейн выступил вперед и был приведен к присяге. Сейчас он выглядел совершенно иначе, и это стало сразу же заметно, едва он появился в свидетельской ложе. Это был совсем другой Натан Бейн, чем тот, которого Мейсон выставил в таком невыгодном свете во время процесса по делу Нелли Конуэй. Было видно по всему, что он тщательно приготовился, был основательно натаскан и полон решимости пустить в ход, не упуская не малейшего шанса, всю силу своего ораторского дара.

Гамильтон Бюргер поднялся и подошел к свидетелю, который старательно демонстрировал чувство скромного достоинства и откровенную искренность.

— Мистер Бейн, — задал он свой первый вопрос, — вы вдовец, муж покойной Элизабет Бейн?

— Да, сэр.

— И по условиям завещания, которое представлено для утверждения, вы не наследуете никакой части ее состояния?

— Нет, сэр. Ни единого цента.

— Вы выслушали показания Нелли Конуэй, где говорится, что вы вручили ей определенные лечебные средства для передачи своей покойной жене?

— Да, сэр.

— Мистер Бейн, будьте любезны, расскажите мне и членам жюри присяжных, и я прошу вас быть предельно откровенным с нами, обо всех обстоятельствах, связанных с этим делом.

Натан Бейн глубоко и сокрушенно вздохнул, повернулся и прямо посмотрел на членов жюри.

— Мне трудно и очень горько сознавать это, но я вынужден признаться, что я сам, только я сам, исключительно по собственной опрометчивой глупости, загнал себя в безысходный жизненный тупик, который закончился так неожиданно и трагически. Я глубоко, очень глубоко сожалею о случившемся, и я готов изложить все факты, которые позволят вам, уважаемые члены жюри…

— Так излагайте их без всех этих театральных эффектов, — прервал разглагольствования Бейна Мейсон. — Ваша честь, я протестую. Этот свидетель не излагает факты, а предлагает готовые выводы для жюри. Пусть он отвечает на прямо поставленные вопросы и излагает только факты и одни факты.

— Мистер Бейн, излагайте факты, — предложил Гамильтон Бюргер с едва заметной самодовольной ухмылкой.

Натан Бейн, усиленно изображая своим видом кающегося грешника, продолжил голосом, выражавшим глубокое сожаление и неподдельное смирение:

— В моих отношениях с женой за последние месяцы было все, кроме счастья. Я действительно попросил

Недли Конуэй передать Элизабет четыре таблетки и присмотреть, чтобы она их приняла, но сделать это так, чтобы ни врач, ни кто-либо другой об этом не узнали.

— Что это были за таблетки? — осведомился деловым тоном Гамильтон Бюргер.

— Их было четыре, — ответил Бейн. — Две из них — пятигранные таблетки аспирина, две другие — снотворное.

Гамильтон Бюргер, поднаторевший в юридических тонкостях и стратегии судебных процессов, понизил голос до точно отмеренной дозы симпатии и сочувствия, подчеркнув, что ему неприятно подвергать Натана Бейна такому суровому испытанию, но в интересах правосудия сие необходимо.

— Будьте любезны, расскажите присяжным о причине ссоры с женой перед ее смертью?

И снова Натан Бейн повернулся, посмотрел на членов жюри, затем опустил взгляд и робким смиренным голосом промолвил:

— Я лгал жене, изменял брачной клятве, и она узнала о моей супружеской неверности.

— Это — единственная причина? — уточнил Гамильтон Бюргер.

— Мы все больше и больше отдалялись, — признался Натан Бейн и в порыве искренности, устремив глаза на жюри, как бы обнажая до глубины свою душу, проникновенно произнес: — Если бы этого не случилось, я не искал бы связей на стороне, но… — Он оборвал фразу, приподнял руку, махнул в отчаянии и снова опустил глаза.

— Поймите, что мне неприятно так же, как и вам, я чувствую, что приходиться вдаваться в такие подробности, — сказал Гамильтон Бюргер, — но, видимо, без этого не обойтись — жюри должно представлять полную картину случившегося. Почему вы захотели, чтобы жена приняла эту дозу лекарств, такую сильную порцию снотворного?

— Моя жена перехватила несколько писем в мой адрес, содержавших документальные доказательства моей неверности, — Натан Бейн говорил, не поднимая глаз. — Она приняла решение возбудить дело о разводе. Я не хотел этого. Я ее любил. Мое другое увлечение просто было одной из тех легких связей на стороне, которые мужчина заводит зачастую необдуманно й беспечно! когда появляется соблазн, не учитывая возможные последствия для семьи, которые неизбежно наступают в таких случаях. Я не хотел развода с женой.

— Почему же вы решились таким образом вручить ей таблетки?

— Она не разрешила бы войти в ее комнату, хотя дверь всегда была не заперта. Сиделки же время от времени входили и выходили и не всегда находились в комнате. Когда она засыпала, сиделки приходили на кухню попить кофе или горячего молока или перекусить что-нибудь. Я рассчитывал незамеченным войти к ней в комнату и, пока они находились на кухне, попытаться найти эти письма.

— Могли бы вы найти их, не усыпляя жену?

— После автокатастрофы она стала очень нервной, страдала бессонницей. Позвоночник у бедной девочки был сломан, и, я думаю, что именно это оказало фатальный эффект на всю ее нервную систему, но, конечно, надо добавить, ее угнетало сознание, что ничего нельзя изменить, и у меня сложилось впечатление, что она начала понимать, что, возможно, никогда не сможет снова ходить. Сон ее часто прерывался, она просыпалась при малейшем шорохе. Я понимал, что произойдет катастрофа, если она увидит меня в комнате, когда я буду пытаться найти эти документы. Даже само мое присутствие в комнате раздражало ее, и доктор Кинер недвусмысленно предупредил меня, что не надо нервировать ее. Он прямо сказал мне: «Не входите в ее комнату».

— И долго это все продолжалось?

— Как только она вернулась из больницы.

— Итак, что же случилось вечером шестнадцатого?

— Вечером шестнадцатого та доза снотворного в сочетании с люминалом, предписанным доктором Кинером, ввела мою жену в глубокий сон. Она почти потеряласознание. Я выждал, пока обе женщины, и экономка Имоджин Рикер, и сиделка Нелли Конуэй, вышли из комнаты. Они были внизу, пили кофе и болтали. Я убедился, что они пробудут еще несколько минут на кухне, ибо жена спала этой ночью очень глубоко. А они знали о лекарстве доктора Кинера и поэтому не волновались, почему у нее такой необычайно глубокий сон. Итак, я вошел в комнату и после пя^ тиминутного поиска нашел эти компрометирующие меня документы и взял их себе.

Натан Бейн взглянул на концы своих ботинок, сделал глубокий вздох и медленно выдохнул. Весь его удрученный вид был явно рассчитан на то, чтобы убедить присяжных, что он осуждает себя самым строгим образом и что действовал он под влиянием минутной слабости, присущей, увы, любому мужчине. Глубокое раскаяние свидетеля казалось неподдельным, свою роль Натан Бейн, Мейсон был вынужден признать это, играл превосходно. Незаурядные актерские данные лжераскаявшегося грешника производили впечатление, и в притихшем зале суда, казалось, можно было услышать, как муха пролетит.

— Как вы поступили с этими документами, когда нашли их? — Гамильтон Бюргер выдержал паузу, показав, что он умеет уважать глубокое человеческое раскаяние.

— Я сумел вернуть эти письма женщине, которая их написала, с тем чтобы она смогла их уничтожить, — с подчеркнутым достоинством ответил Бейн.

— Насколько я понимаю, вы сразу же после смерти вашей жены отправились в Новый Орлеан именно с этой целью, не так ли? — настойчиво вел дальше Гамильтон Бюргер.

Здесь вмешался судья Ховисон, который, вопросительно взглянув на невозмутимого Перри Мейсона, добродушно заметил:

— Насколько я понимаю в юриспруденции, именно сейчас со стороны защиты должен был последовать протест. Протеста нет, хотя все в складывающейся ситуации указывает она его необходимость.

— Ваша честь, — в голосе Гамильтона Бюргера зазвучало плохо сдерживаемое раздражение, — никакого нарушения норм перекрестного допроса здесь нет. Мои вопросы носят совершенно логичный и последовательный характер. Обвинение лишь стремится внести в дело полную ясность. У нас вполне достаточно веских улик, и наступит время, и мы раскроем все наши козырные карты. В данном случае мы просто хотели, чтобы- члены суда присяжных глубже поняли психологию этого человека, как бы побывали у него дома, поняли, что он думает и что у него на душе…

— Ваша честь, — сухим бесстрастным тоном прервал Мейсон излияния окружного прокурора, — я не протестовал лишь потому, что знал, что мой уважаемый коллега заранее тщательно отрепетировал и свою речь, и речь своего свидетеля, и попросту не хотел их портить.

По залу пронеслась легкая волна смеха. Сам судья Ховисон не смог сдержать улыбки, а Бюргер нахмурился, поняв, что его прорвавшееся раздражение разрушает то впечатление, ради которого он столько трудился.

Он взял себя в руки и произнес со скромным достоинством:

— Если суд и присяжные разрешат мне допрос свидетеля именно в этом доверительном ключе, я думаю, что смогу убедить их в искренности этого человека, его глубоком раскаянии и скорби в связи с невосполнимой потерей. — И не ожидая ответа, Бюргер повернулся к Натану Бейну и спросил: — Почему вы отправились в Новый Орлеан, мистер Бейн?

— Я вылетел туда, — начал Бейн, — потому что женщина, вошедшая в мою жизнь, там остановилась, и я хотел лично сказать ей, что не хочу никогда больше ее видеть и что наша связь была ошибкой, приведшей меня к душевному банкротству.

Поведение и слова Натана Бейна убеждали. Опытный психолог несомненно заметил бы, что ораторский эффект Натана Бейна заключался в умении себя подать с использованием тщательно отрепетированных приемов, но неискушенный слушатель видел только несчастного, подавленного испытаниями неверного мужа, которого жизнь заставила публично признаться в своих ошибках и слабостях, и пытающегося искупить свою вину.

— Ну а теперь, — продолжил Гамильтон Бюргер, выдержав красноречивую паузу, — расскажите о том полюбовном соглашении, которое вы заключили с сиделкой вашей покойной жены, Нелли Конуэй. Хотя здесь уже упоминали о нем, опишите нам, как это все в действительности произошло.

— Это была, — проникновенно начал Натан Бейн, — искренняя попытка с моей стороны исправить то зло, которое я причинил этой весьма достойной женщине.

— Пожалуйста, расскажите нам все, как было, — окружной прокурор был сама благожелательность и любезность.

— Я способствовал аресту Нелли Конуэй по обвинению в воровстве. Сейчас я хорошо понимаю, что мои действия были не только дурны с моральной точки зрения, но и весьма опрометчивы. Ее защищал мистер Мейсон, адвокат, который сейчас защищает Викторию Брэкстон, и он, нужно признаться, преподал мне хороший урок в суде. Это случилось из-за того, что я не до конца продумал свои действия и те возможные негативные последствия, которые, как этого и следовало ожидать, не замедлили последовать. Это был поспешный и необдуманный шаг с моей стороны.

— Что же вы конкретно сделали?

— Я обратился в полицию и по их совету пригласил частного детектива. В моем доме стали пропадать вещи, и у мег^я были основания, или я думал, что были, подозревать Нелли Конуэй. Я вынул шкатулку с драгоценностями жены из ящика, где они были заперты на ключ, и оставил ее на виду. Я подменил бриллианты поддельными и сделал опись драгоценностей. Затем опылил снаружи шкатулку флюоресцентным порошком.

— Будьте любезны, мистер Бейн, опишите попроще, что это за порошок и каково его действие.

— Это тот порошок, которым меня снабдил специально нанятый мной для этого дела частный детектив. Насколько я понимаю, этот порошок широко применяют частные детективы для расследования бытовых краж, случаев воровства в школах, на предприятиях и тому подобное…

— Не могли бы вы описать этот порошок?

— Обычный в общем на вид порошок. Если его нанести на какой-нибудь предмет, ну вроде той обитой кожей шкатулки, которая принадлежала моей жене, то он практически незаметен. Но при прикосновении к этому предмету он остается на пальцах, причем, что примечательно, попав на пальцы, он практически не ощущается, так как лишен вязкости.

— В чем действие этого порошка?

— Он приобретает особые свойства под действием ультрафиолетовых лучей. Когда ультрафиолетовый свет попадает на этот порошок, то он вызывает достаточно яркое, так называемое флюоресцентное свечение.

— Продолжайте, пожалуйста. Постарайтесь не упустить ни одной подробности, связанной с возбужденным Вами делом против Нелли Конуэй и ее арестом. Я бы хотел, чтобы вы подробно разъяснили присяжным, почему вы решили предложить ей денежную компенсацию.

— Ясно из-за чего — из-за того, что ее по моей вине ошибочно арестовали и, в общем, бросили тень на ее репутацию.

— После того что мистер Мейсон сделал со мной в суде, — криво улыбнулся Натан Бейн, — вряд ли бы нашелся кто-то, кто бы в этом сомневался, включая меня.

Некоторые прйсяжные сочувственно улыбнулись.

— Кстати, сколько вы ей заплатили?

— Ей — две тысячи долларов и пятьсот долларов — вознаграждение адвокату.

— А теперь, будьте любезны, продолжайте, опишите подробнее арест.

— Мы распылили флюоресцентный порошок на эту шкатулку с драгоценностями.

— И насколько я понимаю, порошок не распыляли в другом месте?

— Нет, сэр. Только на шкатулку.

— И что случилось?

— Время от времени я и нанятый мною частный детектив проверяли содержимое шкатулки и сверяли его со списком. Все оставалось в неприкосновенности до того, как в моем доме появилась Нелли Конуэй. Как раз в это время из шкатулки пропала бриллиантовая подвеска, я имею в виду не саму подвеску, а ее синтетическую имитацию, одеваемую, как правило, на приемы. Я пригласил Нелли Конуэй и под благовидным предлогом выключил свет в комнате, включив одновременно ультрафиолетовый источник света. Когда мы с частным детективом сделали это, то ее пальцы засветились в темноте. Это была косвенная улика, и на ее основании мы пришли к выводу, как потом оказалось ошибочному, что хищением драгоценностей из шкатулки занималась Нелли Конуэй. Мистер Мейсон искусно доказал в суде, что наши обвинения ни на чем не основаны.

— И чем закончилось все это дело?

— Нелли Конуэй была оправдана, и очень быстро, нужно сказать.

— Судом присяжных?

— Да, сэр.

— А теперь, — задал вопрос Гамильтон Бюргер, — относительно тех трех таблеток, что были найдены в корзинке, согласно показаниям доктора Кинера, были ли вы там, когда корзинку обследовали?

— Да, сэр, я присутствовал при этом.

— И как поступили с теми тремя таблетками?

— Полицейские их осмотрели и приобщили к делу в качестве вещественного доказательства и… ну когда стало выясняться, что подмена таблеток, исходя из всех возможных вариантов, могла быть совершена подзащитной, я рассказал полицейским, что недавно я разговорился с подзащитной о деле Нелли Конуэй и его деталях и что подзащитная захотела взглянуть на шкатулку с драгоценностями. По ее просьбе я открыл секретер, достал из него шкатулку и дал ей взглянуть на нее.

— Она дотрагивалась до нее?

— Да. Она взяла ее в руки.

— Кто-нибудь еще дотрагивался?

— Нет, сэр. Примерно в это же время брат подзащитной, он был наверху, позвал ее, и она вернула мне шкатулку. Я быстренько положил ее на секретер и отправился за ней наверх.

— Позже вы сообщили полиции об этом?

— Да, сэр. Я сказал им, что частицы флюоресцентного порошка, который все еще оставался на шкатулке, возможно… ну в общем, я высказал предположение полицейским, что неплохо было бы взглянуть на эти три таблетки под ультрафиолетовым светом.

— Они сделали все это в вашем присутствии?

— Да, сэр.

— И что произошло?

— Показалось слабое, но характерное флюоресцентное свечение.

В публике раздался сдавленный вскрик, затем по залу пошло шушуканье. И в этот момент Гамильтон Бюргер, как будто вспомнив о времени, на которое раньше не обращал внимания, выразительно посмотрел на настенные часы в зале суда и сказал:

— Ваша честь, я, кажется, превысил время до перерыва на десять минут.

— Именно так, — ответил судья Ховисон, показывая своим тоном, что он сам настолько заинтересовался этой драматической стадией показаний, что но заметил, как пробежало время.

— Прошу прощения, — скромно промолвил Гамильтон Бюргер.

— Перекрестный допрос, судя по всему, — продолжил судья Ховисон, — займет весьма значительный период времени, и поскольку мы и так превысили отведенное нам время, то суд объясняет перерыв до десяти часов утра следующего дня. Напоминаю членам жюри, что в это время не следует обсуждать данное дело между собой или с другими и не разрешать обсуждать данное дело в своем присутствии. Вы не должны формулировать или выражать мнение относительно виновности или невиновности подзащитной до тех пор, пока дело не будет представлено вам в законченном виде. Подзащитная будет вновь взята под стражу. Суд откладывает заседание до завтрашнего утра, до десяти часов.

Судья Ховисон покинул зал заседаний и одновременно в зале возник гул голосов. Мейсон повернулся к Виктории Брэкстон:

— Вы дотрагивались до шкатулки с драгоценностями?

— Да. Мне было любопытно. Я спросила о ней Натана. Он провел меня вниз и открыл секретер. Когда мы возвращались наверх, он оставил ее на секретере. В то время я одна касалась шкатулки, другие сделали позже.

— Кто другие?

— Как же, это — Джим и Джорджиана.

— Вы видели, как они дотрагивались до шкатулки?

— Нет, но когда они спустились вниз, Джорджиана спросила меня, почему шкатулка с драгоценностями Элизабет Бейн не заперта, поэтому если они видели ее, то должны были дотронуться до нее. Джорджиана любопытна до невозможности.

— А Натан Бейн дотрагивался до нее, когда он передавал ее вам, не так ли?

— Как же, конечно. Я об этом не подумала.

— А кто положил ее снова в секретер? Он?

— Думаю, экономка.

— Словом, старая как мир история, — саркастически заметил Мейсон. — Каждый в доме дотрагивался до шкатулки, все подходили к секретеру, но окружного прокурора все это мало волнует, так как ему нужно во что бы то ни стало доказать вашу виновность. И он сознательно накручивает перед перерывом эмоции до кульминационной точки с тем, чтобы ощущение вашей виновности сохранилось у присяжных до завтрашнего заседания. Как бы ни призывал судья Ховисон к объективности, это ощущение останется. Впрочем, так происходит всегда, когда доказательством по делу является флюоресцентный порошок. Случай выглядит таким драматичным, светящиеся кончики пальцев так убедительны, что все теряют разум. Скажите, а не мог ли Натан Бейн открыть дверь спальни жены, взять таблетки с блюдца и подложить отравленные?

— Нет… не думаю, по крайней мере, не в моем присутствии.

— Блюдце находилось рядом с дверью?

— Да. Если бы он открывал дверь и заглядывал, он мог бы подменить, но он не заглядывал. Но не мог ли он подменить их, когда они были у Нелли Конуэй в том пузырьке?

— Не забивайте себе голову этим, — прервал ее Мейсон, — я уже думал о такой вероятности и постараюсь раскрутить эту гипотезу при перекрестном допросе Бейна. Именно сейчас я хочу получить от вас ответ на один конкретный вопрос: не мог ли Натан Бейн подменить таблетки после того, как Нелли Конуэй при вас положила их на блюдце рядом с кроватью вашей сестры?

— Нет, это невозможно.

— А когда вы дотрагивались до шкатулки и прикоснулись, таким образом, к флюоресцентному порошку?

— Это было около пятнадцати минут четвертого утра. Мы сели в самолет в 1.45 и добрались домой около половины третьего ночи.

— И вы сразу же пошли в комнату Элизабет?

— Совершенно верно.

— Все трое?

— Да.

— Не вешайте носа, — приободрил ее Мейсон, когда заместитель шерифа взял ее за руку.

— Не беспокойтесь, — ответила она и направилась за полицейским к выходу для арестованных.

Джим Брэкстон и его жена ожидали Мейсона у барьера, отделяющего адвокатов и служащих суда от остальной части зала.

Джорджиана первой начала разговор.

— Этот грязный лицемер, — затараторила она, — сидит там с невинным видом и, что еще хуже, уходит с таким же видом. Я говорила вам, мистер Мейсон, он…

гадина, жирная, мерзкая- гадина! Вот кто он такой — гадина.

— Успокойтесь, — сказал Мейсон. — Не стоит так волноваться — это поднимает кровяное давление.

— Сидит там и лжет, чтобы выкарабкаться. Он сговорился с этой Нелли Конуэй, и они оба рассказывают басни присяжным, стремясь внушить, что только Викки могла вручить это лекарство. Мистер Мейсон, вы просто обязаны что-то сделать, не дать им ускользнуть от ответственности.

— Я сделаю все, что в моих силах, — заверил Мейсон.

— Мы все знаем, кто убил Элизабет. Натан Бейн — вот кто, и он с этой ведьмой Конуэй состряпал версию, которая на бумаге выглядит без сучка и задоринки и способна усыпить подозрения членов жюри. Мистер Мейсон, мы-то знаем настоящего Натана Бейна, он вовсе не такая невинная овечка, какой старается прикинуться. Он довольно-таки не глуп, эгоистичен, хитер, невероятно хитер, но умеет притвориться и так поговорить с людьми, что им кажется, что он искренне говорит о самом задушевном, скрытом глубоко в сердце, что он обнажает свои самые сокровенные думы. А в действительности его самые что ни на есть заветные мысли так же непроницаемы и черны, как… как чернила в чернильнице.

— Однажды я полностью вывернул его наизнанку, — сказал Мейсон. — Возможно, я сумею сделать это и на сей раз, но сейчас его весьма профессионально натаскали.

— Вот в чем фокус, — сказала она, — он сам подготовил окружного прокурора. Они вместе разыгрывают большое шоу.

— Разумеется, он подыгрывает, но представлять это сговором, по-моему, слишком, — вставил Мейсон.

— Разве вы не могли выразить протест по поводу всей этой лицемерной чепухи? — скромно вступил в разговор ее супруг.

— Конечно мог, — ответил Мейсон, — но я хотел, чтобы они разговорились. Чем больше этой чепухи он навешивает на присяжных, тем шире у меня диапазон действий при перекрестном допросе. Чем больше бы я им препятствовал, тем больше присяжные подозревали бы, что мы боимся полного обнародования всех фактов по этому делу.

— Не слишком полагайтесь на перекрестный допрос с окружным прокурором, — порекомендовала Джорд-жиана. — Он к этому приготовился. Они, видно, столько репетировали друг с другом этот допрос, что даже чуть-чуть перебарщивают. Словом, два сапога — пара, я имею в виду, рыбак рыбака видит издалека. Просто какой-то актерский дуэт. Если бы вы знали, каков Натан в действительности, а затем взглянули на него в свидетельской ложе, вы по-другому оценили бы его.

— Хорошо, — ободряюще заключил Мейсон, — возможно, мы выведем его на чистую воду перед присяжными.

Глава 18

Ближе к полуночи Мейсон обсуждал ситуацию с Полом Дрейком и Деллой Стрит.

— Чертов Бюргер, — сказал адвокат, меряя ногами кабинет, — у него в запасе какая-то крупная «бомба», и он собирается ее взорвать.

— Опять флюоресцентный порошок? Может быть, он и есть та «бомба»?

— Нет. Порошок никого не убеждает и ничего не доказывает. Любой в доме мог дотронуться до шкатулки. Натан Бейн видел, как подзащитная коснулась ее, но… слушай, эта чертова экономка… Что мы, Пол, знаем о ней?

— О ней — то, что есть в сообщениях моих оперативников, Перри. Она живет своей жизнью, и у нее нет близких друзей. Была, по-видимому, предана первой жене Бейна и затем Элизабет. Как она относится к Натану, трудно сказать.

— Ну а если бы она узнала, что именно Натан Бейн отравил свою жену Элизабет?

— Судя по всему, она так не думает. Она уверена, что отравительница — Викки Брэкстон. Болтает направо и налево, что Викки — авантюристка высшей пробы и что именно она заставила Элизабет написать завещание, а затем, когда та стала подозревать неладное и отказалась подписывать его, Викки попросту отравила ее.

Мейсон задумался и произнес:

— Если бы ее можно было заставить поверить, что Натан отравил Элизабет и затем, что он, вероятно, так же поступил со своей первой женой Мартой, не думаете ли вы, что она могла бы потом поведать нам кое-что полезное?

— Не знаю, — пожал плечами Дрейк. — Я дал задание одной из моих самых расторопных сотрудниц как бы случайно познакомится с ней и попытаться что-нибудь выведать у нее.'Разумеется, никаких вопросов о смерти Марты Бейн она не задавала. Экономка рассказала, что те три таблетки, которые передал доктор, Нелли держала в специальной коробочке. Наша подопечная сама видела их на столе в кухне, когда около полуночи пила кофе с Нелли. Она считает, что в коробке — те же самые таблетки. Гамильтон Бюргер, сказала она, сможет все это доказать в два счета, в том числе и тот факт, что именно Нелли Конуэй или Викки Брэкстон произвели подмену. На этот счет у полиции, по ее словам, железные доказательства. Но по ее глубокому убеждению, у Нелли Конуэй нет мотива преступления.

— Откуда мы знаем, — вставил Мейсон, по-прежнему шагая из угла в угол, — что его нет? Экономка просто повторяет чужие слова.

— Перри, никто не сможет понять, зачем было Нелли совершать это преступление. А у Викки есть мотив, причем весьма весомый.

— Пол, у Нелли тоже было достаточно побудительных причин дать больной те три таблетки снотворного.

— Разумеется, — деньги.

— Ну а почему мотивом преступления не могут стать еще большие деньги? Признавшись относительно первых трех, трюк с другими тремя — мастерский прием. Боже, Пол, у нас в руках все составные части улики. Бейн заплатил Нелли, чтобы она дала снотворное. Они оба в этом признались. Потом он вручил ей еще большую сумму денег, и они представили дело так, как будто кто-то подменил три докторские таблетки на отравленные. Нелли и Натан Бейн понимали, что если она сразу получит от него кучу денег, то это заметят, и вместо того, чтобы заниматься этим исподтишка, они проделали все это на наших глазах. Бейн добился ареста Нелли по обвинению, где у него не было никаких доказательств. Нелли предварительно установила контакт со мной, так как понимала, что я брошусь на помощь. После того как я добился оправдания Нелли Конуэй, Натан выдал ей полную сумму вознаграждения и направил в спальню своей жены. У нее в руках оказались те три докторские таблетки, которые Элизабет еще не принимала.

— Черт побери, Перри, — воскликнул Дрейк, — твоя интерпретация этого дела выглядит весьма доказательно и убедительно!

— Ну, разумеется, Пол. Все это обилие побочных обстоятельств только запутывает и уводит от главного.

— Твоя задача, Перри — освободить дело о смерти Элизабет Бейн от всех побочных наслоений. И все же я сомневаюсь, что ты сможешь так просто донести свою версию до присяжных, даже если Бюргер не выступит с какой-нибудь сногсшибательной уликой в самый последний момент. У него на руках очень сильные козыри, и это нужно признать без всяких скидок на весь судебный маскарад, который он, несомненно, постарается нам устроить. Разумеется, Натан Бейн и Нелли Конуэй могли с самого начала отрепетировать весь ход судебного процесса. В их интерпретации флюоресцентный порошок на пальцах Виктории Брэкстон и на тех злосчастных таблетках действительно превращается в очень серьезную улику. Но если предположить, что судебный иск Бейна против Нелли Конуэй был всего лишь фарсом и отвлекающим маневром, то все встанет на свои места. Перри, черт побери, я думаю, что ты прав!

— В одном я должен быть твердо уверен, — заметил Мейсон, продолжая мерить шагами комнату, — а именно в том, что Бюргер не откажется принять вызов, когда'я начну подступаться к этому вопросу.

— Что ты имеешь в виду?

— Начав перекрестный допрос Бейна по факту смерти его первой жены, я должен быть уверен, что Бюргер не сможет нейтрализовать его бесконечными протестами, как неправомочными, несущественными и не относящимися к данному делу. Кроме того, и это очень важно, мне нужно будет найти способ побудить Бейна самому коснуться темы смерти его первой жены, иначе я не смогу устроить ему перекрестный допрос по всей форме.

— Ну а как ты думаешь поднять вопрос об эксгумации тела, не вызвав при этом страшных протестов со стороны обвинения?

— Я как раз думаю над этим, — ответил ему Мейсон. — Ясно, что вылезать с этим сразу же — это значит повесить красную тряпку перед быком. Ведь Гамильтон Бюргер прекрасно понимает, что стоит мне затронуть эту тему и добиться под каким-либо предлогом эксгумации, то все дело по обвинению Виктории Брэкстон провалится в глубокую бездну. Если, разумеется, будет установлено, что она также умерла от отравления мышьяком. Если нет — пиши пропало! Так что оставим пока тело в могиле и попытаемся вызвать перед присяжными хотя бы тень первой покойной жены нашего ге-роя-любовника, чтобы Бюргер, при всей его въедливости и опыте, не смог закрыть эту тему. А сейчас, Пол, расскажи, что твоим ребятам удалось собрать о ней?

— Ее родители — довольно состоятельные люди с восточного побережья Штатов, — начал Дрейк не спеша. — Они с самого начала возражали против замужества своей дочери, считая Натана Бейна, и совершенно справедливо, как мы это видим, человеком ненадежным и подозрительным. Но Марта была девицей довольно своенравной и независимой, а Натан умел, да и сейчас умеет, когда нужно, производить прекрасное впечатление на окружающих, да и ухаживать за женщинами он мастак непревзойденный. Дамский угодник с прекрасными манерами и хорошо подвешенным языком, он сумел влюбить в себя Марту. В таком возрасте девицы становятся неуправляемыми, и, не послушав возражений родителей, она вышла за него замуж.

— Ну а деньги-то свои у нее были?

— У нее была небольшая сумма денег в банке, доставшаяся ей по наследству от дяди. По условиям завещания она могла получить эти деньги только в день своего двадцатипятилетия. До этого срока ими распоряжался специально назначенный опекун, а она получала проценты от вклада.

— Какая сумма была указана в завещании?

— Что-то около пятидесяти тысяч долларов.

— Понятно. Продолжай. Что случилось дальше?

— Как я уже говорил, брак с Натаном Бейном встретил весьма прохладное отношение ее родителей , если не сказать больше. Но она сумела настоять на своем и фактически убежала из родительского дама, срязав свою судьбу с любимым и, как ей казалось, любящим человеком. Она хотела, чтобы родители уважали ее выбор. Старики же считали, что все это от неопытности, молодости и впечатлительности, что она перебесится, разберется в своем Натане и рано или поздно вернется дрмой. Ну а все остальное ты уже знаешь.

— Расскажи поподробнее об этих пятидесяти тысячах.

— Жили они на то, что с горем пополам зарабатывал Натан и на проценты с банковского вклада. Семнадцатого июня ей исполнилось двадцать пять лет, и в тот же день она, в соответствии с условиями завещания, получила эти пятьдесят тысяч долларов. Этим же летом, первого августа, она умерла, и ты уже знаешь при каких обстоятельствах. Наследство досталось ее законному супругу. На какое-то время Натан Бейн становится довольно богатым человеком и начинает жить на широкую ногу. Но денежки уплыли довольно быстро, особенно после того, как он полюбил бега и принялся вкладывать их в сомнительные проекты. И тогда Натан возобновил поиски новой богатой невесты и, нужно сказать, довольно быстро нашел ее. На этот раз действительно богатую. У Элизабет Бейн было в ценных бумагах и недвижимости, по крайней мере, полмиллиона долларов, а, может быть, и больше. Он рассчитывал, что ему удастся сравнительно легко наложить лапу на эти доллары, да не тут-то было — Элизабет оказалась далеко не глупенькой и самостоятельной деловой женщиной. Он не терял надежды, продолжая обхаживать ее со всех сторон, но сорвался на своих любовных шашнях. Вначале она просто подозревала его, а затем ее подозрения переросли в твердую уверенность, и тогда она лишила его малейшей доли наследства в своем завещании. Бог мой, когда суммируешь голые факты, этот Бейн выглядит сущим дьяволом во плоти, но когда видишь его в свидетельской ложе, такого смиренного, полного раскаяния, такого понятного в своих человеческих слабостях… Бьюсь об заклад, Перри, среди присяжных не один мужчина так или иначе побывал в шкуре Натана Бейна и в глубине души сочувствует ему. Скажу тебе честно, Перри, он все же сумел завоевать симпатии некоторых из членов жюри. Да, кстати, я не хочу совать нос не в свое дело, когда оно меня не касается, но сдается мне, что с этим завещанием Элизабет Бейн не все ладно; а? Есть там какое-то жульничество.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, во-первых, составлено оно было утром того дня перед смертью. Во-вторых, звучит оно как-то странно, я имею в виду сам текст завещания. Как будто работу над ним прервали на середине, а затем, через некоторое время, возобновили его составление, но почерк уже совершенно другой, какой-то неровный и вымученный. Экономка сообщила моей оперативнице, я тебе о ней рассказывал, что Викки Брэкстон оказала серьезный нажим на Элизабет перед ее смертью с тем, чтобы она составила завещание в их пользу, что Элизабет не соглашалась и что с большим трудом, и еще неизвестно как, ей удалось заставить сестру закончить и подписать его.

— Это пусть адвокаты Натана Бейна доказывают в суде по наследству, — подчеркнуто ровно сказал Мейсон.

— Да нет, я к тому, заметил ты, что завещание как будто прервано посередине.

Мейсон ответил гробовым молчанием.

— Ну ладно, это, в общем, не мое дело, — с затаенным лукавством сказал Дрейк. — Я вот что хочу предложить, Перри. Мои люди могли бы пустить слушок, и довести его до сведения родителей Марты Бейн о том, что их дочь была отравлена мышьяком, и посоветовать им провести эксгумацию тела их покойной дочери.

— Нет, Пол, — Мейсон отрицательно покачал головой, — если пойти этим путем, то тогда наш следующий ход не станет сюрпризом для моего большого друга Гамильтона Бюргера. Он заранее подготовится и заблаговременно возведет защитные редуты вокруг этой опасной темы бесконечными протестами и оттяжками. Нет, Пол, завтра я постараюсь усыпить бдительность окружного прокурора своей необычной покладистостью, а когда он немного расслабится, то устрою Натану Бейну перекрестный допрос первой степени. Мой вопрос насчет обстоятельств смерти его первой жены должен прозвучать совершенно неожиданно для них. Как только я затрону эту тему, беги к телефону и звони родителям Марты Бейн, расскажи им, что случилось, и убеди их поднять страшный шум, требуя эксгумации. Запомни, Пол, как только я затрону эту тему — сразу же к телефону.

— Положись на меня, — сказал Дрейк. — Мне кажется, если тебе удастся на этом сыграть, то ты сможешь разрушить образ кающегося грешника и смиренного мужа, который они стараются создать у присяжных. Если ты не сможешь сделать этого, жюри будет еще больше настроено против тебя.

— Знаю, знаю, Пол. — Мейсон сразу помрачнел. — Не береди рану, а то и так тяжело на душе.

Глава 19

Когда суд собрался на следующий день, Гамильтон Бюргер сел себя так, как будто не сомневался в неминуемой победе. Окружной прокурор открыто бросал на Перри Мейсона полные близкого триумфа взгляды.

— Ваша честь, — начал он, — Натан Бейн выступал вчера с показаниями, и я прошу его вновь пройти в свидетельскую ложу, если он будет так любезен.

Натан Бейн осторожно, словно слон, ступающий по корзинке с яйцами, двинулся к свидетельской ложе, устроился в кресле ц взглянул на Гамильтона Бюргера, словно кающийся, но преданный пес. Однако при этом он имел вид человека, который, это было откровенно заметно, обнажает всего себя в интересах правосудия и желает, если необходимо, принести еще новые жертвы.

— Мистер Бейн, сосредоточьтесь, пожалуйста, на событиях, которые произошли сразу же после смерти вашей жены.

— Слушаюсь, сэр.

— Помогали ли вы полицейским в обыске дома и построек?

— Да, я помогал им, сэр.

— Опишите, будьте добры, в общем плане дом и постройки.

— Дом в два с половиной этажа. Позади гараж и сад.

— В саду есть кустарник?

— Да, окружает сад по примеру. Кустарник и ограда.

— Обыскивая этот сад, нашли ли вы что-нибудь, или присутствовали ли вы, когда что-то обнаружили полицейские?

— Да, сэр.

— Что именно?

— Бутылку, завернутую в бумагу.

— Вы были рядом, когда полицейские ее развернули?

— Я был рядом, сэр.

— И что было внутри?

— На бутылке этикетка из аптеки в Гонолулу, на ней было напечатано слово «Мышьяк».

Позади себя Мейсон услышал шум. Виктория Брэкстон, задохнувшись от волнения, вскочила на ноги, пытаясь что-то вымолвить. Заместитель шерифа, который охранял ее на скамье подсудимых, кинулся было к ней навести порядок, но натолкнулся на исступленные всплески истерического спеха: Виктория Брэкстон смеялась, плакала, словом, впала в истерику.

— Извините меня, — Гамильтон Бюргер с подчеркнутой вежливостью обратился к Перри Мейсону. — Ваша клиентка, судя по всему, испытывает сильный эмоциональный стресс. Думаю, ваша честь, следует устроить перерыв до тех пор, пока подзащитная сможет вновь участвовать в судебном заседании.

— Перерыв до одиннадцати часов, — сказал судья Хо-висон и стукнул молотком по столу. — В зале есть врач?

— Доктор Кинер.

— Пусть он осмотрит подзащитную, — произнёс судья Ховисон и быстро удалился в судейскую.

В зале возникло настоящее столпотворение, публика рвалась вперед, дежурные заместители шерифа окружили Викторию Брэкстон, фоторепортеры сражались за выгодную точку, с которой можно было удачно заснять сцену, присяжные, забыв о предписаниях суда, вытягивали шеи, чтобы хотя бы мельком увидеть, что же происходит. Прошло почти сорок пять минут, прежде чем дрожащая, побледневшая, душевно потрясенная Виктория Брэкстон смогла едва что-то вымолвить в присутствии Перри Мейсона в комнате для свидетелей, по соседству с судейской.

— Ну так что же? — холодно спросил Мейсон.

— Ради Бога, не корите меня, — едва слышно произнесла она, — иначе я снова разревусь. У меня действительно случайно оказался этот чертов мышьяк, от которого я так неудачно избавилась, вот и все. Все очень просто. Я купила этот мышьяк в Гонолулу для кошки, которая превратила жизнь в нашем квартале в ад. Бутылка была в моем багаже. Когда я вернулась и узнала, что Элизабет умерла от отравления мышьяком, я внезапно вспомнила, что бутылка с ядом у меня, и подумала, что все это может быть неправильно истолковано. Тем более что на бутылке было написано, что мышьяк изготовлен в Гонолулу и… ну, а я уже знала, что полиция подозревает кого-то из близких родственников, и была почти уверена, что они придут и начнут обыскивать мой багаж, поэтому я подошла к окну моей спальни на втором этаже и выбросила эту бутылку в кустарник. Кто-то, должно быть, заметил меня, иначе я не могу представить, почему они обыскивали дом и постройки. Вот и вся история.

Мейсон сосредоточенно молчал.

— Что, мои дела действительно так плохи? — последовал робкий вопрос.

— Они настолько плохи, что если не произойдет какого-нибудь юридического чуда, то у вас есть все шансы заработать в самое ближайшее время смертный приговор за убийство первой степени.

— Когда окружной прокурор вытащил на свет Божий эту бутылку с мышьяком, я подумала то же самое.

Мейсон поднялся и принялся мерить шагами комнату.

— Что же нам делать? — взмолилась она. — Или, другими словами, что нам остается делать, что мы сможем предпринять?

— Я, — сказал Мейсон, — вероятно, смогу получить отсрочку на пару дней, ссылаясь на то, что вы перенесли сильнейший эмоциональный стресс. Но если так поступить, исчезнет какая бы то ни было, пусть даже самая последняя, слабомерцающая надежда. Однако, если вы сможете вернуться в свидетельскую ложу, расскажете правду и подадите ее так, что убедите хотя бы одного из присяжных, мы помешаем жюри вынести смертный приговор. Единственная наша надежда сейчас — ускорить процесс с тем, чтобы общественное мнение окончательно не стало враждебным. Сможете ли вы вернуться в зал и пройти через все эти испытания?

— Теперь смогу, кажется, пройти через все. Дрожу, правда, как осиновый лист, но другого выхода, чувствую, нет.

— Знаете, — заметил Мейсон, — вам следовало бы рассказать мне это раньше.

— Если бы я рассказала, вы отказались бы защищать мое дело. Я уже не маленькая девочка, мистер Мейсон. Я рискнула и проиграла. Не растравляйте рану. Меня казнят, не вас.

— Вернемся в зал суда, — коротко предложил Мейсон.

— Вы объясните членам жюри мою истерику?

— Конечно.

— Когда?

— Когда, — сказал Мейсон, — смогу придумать объяснение, которое не превратит в еще больший ад ваше дело.

В ее глазах внезапно загорелась надежда.

— А нельзя ли, как вы думаете, начать сразу, сейчас, пока неудачный резонанс от моей истерики еще не так силен?

— Нет, — ответил Мейсон, — мы не будем ничего объяснять, пока не привлечем на свою сторону, по крайней мере, хотя бы одного члена жюри. Пойдемте и постарайтесь не отводить взгляд — мы должны прямо смотреть им в лицо.

Повернувшись, он вернулся в зал суда, который теперь пристально уставился на него с угрюмой враждебностью. Судья Ховисон занял свое место и призвал публику к порядку. Гамильтон Бюргер с преувеличенной заботой осведомился у Мейсона:

— Ваша клиентка в состоянии продолжать процесс?

— Вполне, — Мейсон резко перебил его.

— Превосходно, — сказал Бюргер. — Но я могу понять потрясение, которое она испытала. Обвинение желает оставаться справедливым, но в то же время оно хотело бы быть и гуманным. Если эта побледневшая, выведенная из душевного равновесия, дрожащая подзащитная плохо себя чувствует, как это кажется, мы…

— Нет, она хорошо себя чувствует, — прервал Мейсон. — Продолжайте процесс и поберегите ваши симпатии для ваших «звездных» свидетелей.

— Я могу понять и поэтому извинить вашу вспыльчивость, — Бюргер деланно улыбнулся. — Мистер Бейн, не пройдете ли вы в свидетельскую ложу? Теперь, мистер Бейн, я хотел бы спросить вас, узнаете ли вы ту бутылку, если снова ее вам покажут?

— Да, сэр. Моими инициалами помечена наклейка, на ней же и инициалы тех полицейских, что принимали участие в изъятии.

— Это та самая бутылка? — Гамильтон Бюргер вручил ему коробку со стеклянной крышкой, в ней был небольшой пузырек.

— Да.

— Ваша честь, мы обращаемся с просьбой зарегистрировать ее как улику, — сказал Гамильтон Бюргер.

— Протест, — заявил Мейсон, — это заявление — некомпетентное, не имеющее отношения к делу, несущественное. Никакой связи не установлено между пузырьком и подзащитной. Кроме того, суд должен обратить внимание на то, что этот пузырек содержит белый порошок. Можно считать доказанным, что если Элизабет Бейн и была отравлена, то тремя таблетками пятигранной формы, что…

— Минуточку — вмешался Гамильтон Бюргер. — Если суду будет угодно, мы можем связать данную улику с подзащитной, вызвав двух других свидетелей. Предвидя протест мистера Мейсона, я попросил бы мистера Бейна сейчас отойти в сторонку и дать возможность пройти двум другим свидетелям, которые смогут устранить вопросы, поднятые в протесте.

— В таком случае, — распорядился судья Ховисон, — я предложил бы, чтобы вы просто заявили о вызове для установления личности свидетеля, и потом, закончив с ним, вы смогли бы вызвать других.

Предложение не вписывалось в стратегию Бюргера, и на его лице появилась недовольная гримаса.

— Ваша честь, — обратился он к судье, — один из свидетелей находится в Гонолулу. Крайне важно, чтобы он появился здесь для дачи показаний. Мне необходимо время, чтобы вызвать его сюда.

— О чем он собирается давать показания? — спросил адвокат.

Гамильтон Бюргер с удовольствием повернулся к Мейсону.

— Этот свидетель, — сказал он, — служащий аптеки в Гонолулу. Он установит соответствие личности подзащитной с той женщиной, которая зашла в его аптеку и попросила продать мышьяк, чтобы отравить кошку, которая якобы создавала невообразимый шум в округе, терроризировала соседей, душила цыплят и пугала детей. Он представит журнал записи ядов, где имеется подпись подзащитной и дата продажи мышьяка.

— Зачем же, — небрежно заметил Мейсон, — нет никакой необходимости тащить сюда свидетеля из Гонолулу. Мы решим этот вопрос путем соглашения адвокатов двух сторон в процессе.

— Вы что — готовы на соглашение?

— Ну разумеется, — тем же небрежным тоном заявил Мейсон. — О чем тут спорить. Конечно же мы пойдем на соглашение!

— О, я понимаю, — не в силах понять тактику своего противника зло бросил Бюргер. — Принимая во внимание истерику подзащитной…

— Достаточно, господин окружной прокурор, — резко возразил судья Ховисон. — Ограничьтесь в ваших замечаниях процессуальными рамками. Ввиду согласия адвоката защиты декларация доказательства, только что заявленная окружным прокурором, считается частью улик в этом деле.

— И, — Гамильтон Бюргер продолжил, явно застигнутый врасплох, — этот свидетель установит идентичность переданного подзащитной пузырька и наклейки на нем, представит образцы печатной продукции на пишущей машинке аптеки, и мы надеемся, что эксперт-графолог докажет, что эта наклейка…

— Никаких проблем, — подтвердил Мейсон. — Мы признаем и наклейку с надписью.

— В соответствии с соглашением все это тоже рассматривается как улика, — распорядился судья Ховисон. — Ввиду согласия мистера Мейсона это, насколько я понимаю, снимает протест защиты о том, что пузырек не был связан с подзащитной?

— Совершенно правильно, ваша честь, — сказал Мейсон, вежливо улыбаясь. — Просто я хотел удостовериться, что доказательство имело место. Это — единственная цель моего протеста. Далее я хотел бы спросить окружного прокурора сейчас, лет какого-либо другого доказательства о связи этого пузырька с подзащитной? Если оно имеется, давайте представим его сейчас, а потом мы согласимся, что пузырек может быть зачтен как улика.

— Есть и другая улика, — сказал Гамильтон Бюргер.

— Представьте ее.

— Я предпочел бы представить ее позднее.

— Тогда, — повысил голос Мейсон, — я возобновляю протест по факту, что улика с пузырьком — неправомочная, не относящаяся к делу и несущественная. Нет доказательства, связывающего этот конкретный пузырек с подзащитной.

— Ладно, хорошо, — вздохнул Гамильтон Бюргер, — на оберточной бумаге имеются отпечатки пальцев подзащитной со следами флюоресцентного порошка, идентичного тому, каким была опылена шкатулка с драгоценностями. При ультрафиолетовом свете видно излучение, а отпечатки идентичны отпечаткам пальцев подзащитной.

— Вы в этом уверены? — задал вопрос Мейсон.

— Я в этом уверен, и в суде находится эксперт по дактилоскопии, который подтвердит это под присягой.

— Тогда я пойду на соглашение, — весело заявил Мейсон.

— Давайте-ка не будем спешить, — нахмурился судья Ховисон. — Мне, откровенно говоря, не очень нравится, что защита так легко идет на соглашение с обвинением в таком серьезном деле, тем более по такой важной улике. Господин окружной прокурор, я все-таки порошу вас вызвать указанного свидетеля.

— Прекрасно, — охотно согласился Бюргер. — Если суд позволит мистеру Бейну покинуть свидетельскую ложу, я вызову сержанта Голкомба.

Отошедшего в сторону Натана Бейна сменил сержант Голкомб, который, проходя в свидетельскую ложу для дачи показаний, не смог сдержаться и бросил на Перри Мейсона злорадный, полный торжества взгляд.

— Я показываю вам пузырек и прошу ответить, видели ли вы его раньше?

— Да, сэр.

— Где?

— Он был найден семнадцатого сентября на земельном участке мистера Бейна, у забора, в саду.

— Теперь я показываю вам эту бумагу и прошу вас ответить, что это такое?

— Ей был обернут пузырек, это оберточная бумага.

— Вы обследовали бумагу?

— Да, сэр.

— Что вы на ней нашли?

— Отпечаток среднего пальца правой руки подзащитной. Этот отпечаток, между прочим, имеет слабые следы флюоресценции. Другими словами, при ультрафиолетовом свете проявляются те же самые безошибочные признаки порошка, который был на шкатулке с драгоценностями в гостиной мистера Бейна.

— Приступайте к перекрестному допросу, — предложил Гамильтон Бюргер.

— Эта бумага была снаружи пузырька? — спросил Мейсон.

— Да, сэр.

— И отпечаток пальца был на ней? Никаких других отпечатков не было?

— Других, которые можно бы идентифицировать, нет, но было много смазанных, также флюоресцентных. Другими словами, это отпечатки пальцев руки, которая дотронулась до флюоресцентного порошка, но они были просто смазаны.

— И свечение совсем слабое?

•— Да, сэр.

— Вы его сравнивали с тем, >^то на таблетках, найденных в мусорной корзинке?

— Свечение на таблетках было гораздо сильнее.

— А теперь скажите мне, пожалуйста, — вел дальше Мейсон, — не было ли найдено флюоресцентных отпечатков, как смазанных, так и пригодных для идентификации, на пузырьке, этикетке и на внутренней стороне бумаги?

— М… нет, — ответил Голкомб не совсем уверенно.

— Таким образом, если бы подзащитная, имея определенную дозу флюоресцентного порошка на пальцах, развернула бумагу, чтобы вынуть из нее пузырек, или открыла бы пузырек, тогда и на нем были бы подобные следы флюоресценции, не так ли?

— Я не готов ответить на этот вопрос.,

— Почему? Вы ведь даете показания как эксперт.

— Ну… я не знаю, — когда она доставала мышьяк из пузырька. Это могло случиться и раньше… Я не знаю просто, мистер Мейсон. Я не могу ответить на ваш вопрос. Слишком много неясных факторов.

— Понятно, что вы не можете ответить на этот вопрос, — с преувеличенной вежливостью сказал Мейсон. — Премного вам благодарен, сержант. Это все.

— Мистер Бейн, пожалуйста, будьте любезны, вернитесь в свидетельскую ложу, — обратился Гамильтон Бюргер. — Ваша честь, я возобновляю мое предложение, чтобы этот пузырек и оберточная бумага были приняты как вещественное доказательство обвинения.

— Хорошо, они будут приняты именно в этом качестве. Итак, три пятигранные таблетки, найденные в мусорной корзинке в доме у свидетеля Бейна, являются вещественным доказательством номер один, пузырек с аптечной наклейкой — вещественное доказательство номер два, и оберточная бумага, в которую был завернут упомянутый пузырек, — вещественное доказательство номер три.

— Господин Мейсон, — резко повернулся к адвокату Гамильтон Бюргер, — можете приступать к перекрестному допросу свидетеля Бейна.

Мейсон с беспокойством взглянула часы. У него перед обеденным перерывом оставалось совсем немного времени, всего лишь на несколько вопросов. Если он думает произвести впечатление на жюри, он должен работать быстро.

— Вы отдалились от своей жены, мистер Бейн?

— Совершенно верно, сэр. К сожалению… Я уже говорил, что вина полностью лежит на мне.

Было очевидно, что любые дальнейшие попытки со стороны Мейсона сорвать маску с лица этого лжекаю-щегося грешника могут только еще ббльше восстановить присяжных против защитника. ¹

— Вы виделись с женой во время ее последней болезни?

— В самом конце, когда она была едва в сознании.

— Раньше вы были женаты?

— Да.

— Ваша первая жена умерла?

— Да, сэр.

— Со своей женой Элизабет Бейн, вы не виделись в начале болезни?

— Нет. Из-за проблем, я уже упоминал, она не желала, чтобы я находился в ее комнате.

— Вам хотелось узнать о симптомах болезни?

— Разумеется. Я метался по спальне, терзаясь в муках, мистер Мейсон. Я спрашивал, что с ней, умолял, чтобы мне сразу же все сообщали. Попросил доктора описать симптомы. Я хотел быть уверенным, что все, что может медицинская наука, будет сделано.

— Вы знали, что описанные вам симптомы были определены, как отравление мышьяком?

— Да.

— Вам были известны эти симптомы?

— Нет.

— Действительно ли нет?

— Нет.

— Вы никогда прежде с ними не встречались?

— Как же, ну разумеется, нет, мистер Мейсон.

— Я спрашиваю вас, мистер Бейн, — Мейсон встал со своего места, — во время последней и роковой болезни вашей первой жены не проявлялись ли у Марты Бейн такие же симптомы, которые проявлялись у Элизабет Бейн, вашей второй жены?

— О, ваша честь, — буквально задохнулся от негодования Гамильтон Бюргер, — это заходит слишком далеко. Это попытка инсинуации. Это, к тому, же, незаконно, бесчеловечно, безнравственно…

— Я так не думаю, — сказал судья Ховисон, проницательно вглядываясь в лицо Бейна. — Обвинение достаточно широко использовало данного свидетеля. Учитывая эти обстоятельства, я даю защите свободу для перекрестного допроса. Протест отклонен.

— Отвечайте на вопрос, — предложил Мейсон.

— Симптомы отличались, — выдавил из себя Натан Бейн, внезапно потеряв выдержку. По его реакции чувствовалось, что он поражен точно так же, как совсем недавно Виктория Брэкстон, и это было заметно.

— Чем они различались?

— Это был другой случай. Она умерла от пищевого отравления. Врачи так сказали. В свидетельстве о смерти говорится…

— Вскрытие производилось?

— Нет. Я говорю, что было свидетельство о смерти.

— В случае с вашей второй женой было проведено вскрытие или нет?

— Да, сэр.

— С целью доказать, что она умерла от отравления мышьяком?

— Я полагаю, окружной прокурор приказал произвести вскрытие.

— Но никакого вскрытия не было проведено в случае с Мартой Бейн, вашей первой женой?

— Нет, — Натан Бейн, казалось, съежился в костюме.

— Вы намереваетесь получить в наследство от вашей жены Элизабет около полумиллиона долларов?

— Это под вопросом. Насколько мне известно, она составила завещание, в котором…

— Вы планируете оспаривать это завещание, не так ли?

— Ваша честь, — вмешался Гамильтон Бюргер, — я желаю заявить протест на том основании, что защита, действуя негодными методами, пытается инспирировать некоторые далеко идущие выводы, которые.!.

— Это разъяснит ход мышления свидетеля, — ответил Мейсон. — Он очень красноречиво говорил здесь об искренности своего покаяния. Давайте уточним, насколько искренне его покаяние.

— Мистер Мейсон, мне кажется, ваши выражения несколько выходят за процессуальные рамки, — заметил судья Ховисон, — но я разрешаю свидетелю ответить на вопрос.

— Да, — отрезал Натан Бейн. — Это завещание — настоящий обман, оно…

— Вы намерены не допустить утверждения этого завещания, не так ли?

— Намерен.

— И таким образом вы получите около полумиллиона долларов?

— Возможно, — на этот раз. тон Бейна был свирепым и сердитым.

— Тогда, — Мейсон продолжил, — расскажите жюри, сколько вы унаследовали после того, как ваша первая жена так несчастливо ушла в иной мир при признаках, так схожих с теми, что проявились при последней болезни Элизабет Бейн.

— Ваша честь, — закричал Гамильтон Бюргер. — Это инсинуация, которая не подтверждена доказательством. Это выходит за рамки перекрестного допроса.

— Думаю, я приму этот протест по форме, в которой был поставлен вопрос, — постановил судья Ховисон.

— Можете вы, — спросил Мейсон, — указать жюри любую деталь болезни вашей первой жены, Марты Бейн, которая отличалась бы от признаков последней болезни вашей второй жены, Элизабет Бейн?

Натан Бейн неловко молчал.

— Можете ли вы? — Мейсон повторил вопрос.

— Я не присутствовал и не знаю симптомов болезни Элизабет, — наконец произнес Натан Бейн.

— Сколько денег вы примерно получили в наследство от первой жены?

— Протест, — вмешался Гамильтон Бюргер. — Это…

— Отклоняется, — мгновенно распорядился судья Хо-висон.

— Пятьдесят тысяч долларов.

— Как долго вы были женаты?

— Около двух лет.

— Мне не хотелось бы, — судья Ховисон взглянул на часы, — прерывать перекрестный допрос защиты, но он отнял уже несколько минут предполагаемого перерыва.

— Понимаю намек, ваша честь, — скромно согласился Мейсон.

— Суд откладывает заседание до двух часов пополудни, — распорядился судья Ховисон. — Подзащитная возвращается под стражу, и члены жюри помнят о рекомендациях суда.

Воспользовавшись моментом, пока члены жюри еще не все покинули свои места, Натан Бейн рванулся из свидетельской ложи и закричал не в силах сдержать себя:

— Ты… ты… грязный адвокатишка… я этого так не оставлю… ты еще пожалеешь… я… я убью тебя!

— Ну что вы, мистер Бейн. — Мейсон был хладнокровен и невозмутим, как всегда. — Вам не стоит убивать меня, так как вы не получите в наследство от меня ни одного цента!

Стоявший рядом газетный репортер громко засмеялся и что-то быстро записал в свой блокнот. Тут же вмешались служащие суда и, не мешкая, увели распаленного Бейна от ложи защитника. Члены жюри присяжных, задумчиво покачивая головами, покидали свои места.

Глава 20

Перри Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк сидели в своем любимом ресторанчике напротив Дворца правосудия. Хозяин, старый друг, посадил своих верных клиентов в отдельную комнату, где они могли без помех поговорить и даже протянуть туда телефонный аппарат.

Мейсон, расправляясь с бутербродом с ветчиной и запивая его молоком, сказал:

— Черт побери, Пол, у меня все еще нет ясности.

— Но у жюри она есть, — ответил Дрейк. — Конечно, ты мастерски сработал с Натаном Бейном. Ты сумел бы привлечь на свою сторону еще нескольких присяжных, если бы твоя клиентка смогла выйти в свидетельскую ложу и изложить подходящую версию. Но ты же знаешь, Перри, она не сможет.

— Почему не сможет?

— Слишком много всякого против нее. Отпечаток на обертке, тот факт, что она вышвырнула эту бутылку из окна. Судя по всему, когда она выбрасывала из окна эту злополучную бутылку, кто-то из соседей заметил и сообщил полиции, когда те рыскали в округе. Нельзя поверить, что ребята Голкомба вышли из дома и ни с того ни с сего принялись обыскивать двор. У Голкомба не хватает для этого мозгов.

— Да, не хватает, — согласился адвокат. — Здесь ты прав, какой-то свидетель заметил, как она выбросила бутылку из окна, и показал полиции место, куда она упала.

— В этом-то все и дело, — сказал с жаром Дрейк. — Как только она выйдет в свидетельскую ложу и попытается изложить свою версию, Гамильтон Бюргер устроит ей такой перекрестный допрос, что, когда он закончит с ней, она превратится в самую великую отравительницу со времен Лукреции Борджиа.

Мейсон мрачно кивнул.

— Ты знаешь, Перри, — продолжал Дрейк, — я внимательно наблюдал за залом и за реакцией публики, и должен признать, что, несмотря на то что ты действительно блестяще поработал с Бейном, срывая маску святоши с этого лицемера, общий настрой все же не в пользу твоей клиентки. Устроив истерический припадок при упоминании о найденной бутылке с ядом, она сама завязала узел на своей шее.

— Что завязала, то завязала, — устало согласился адвокат. — Признаюсь, это выбило меня из колеи. Представь — защищать клиента в суде и вдруг неожиданно узнать, что он утаивает от тебя нечто чрезвычайно важное.

— А как бы вы поступили при подобных обстоятельствах? — спросила Делла Стрит. — Она была уверена, что о ее секрете никто не узнает. К тому же боялась рассказать вам всю правду, так как вы могли бы отказаться от защиты.

— Думаю, так оно и было бы, — мрачно промолвил Мейсон, — но у меня все же нет ясного представления. Обратили внимание на лицо Бейна, когда я задавал вопрос о его первой жене?

— Ты, конечно, застал его врасплох, — сказал Дрейк.

— Почему? — спросил Мейсон.

— Его натаскивали и разучивали с ним, как вести себя при твоем перекрестном допросе, но это был неожиданный удар в особо уязвимое место.

— Ты согласен со мной, что ему нанесен тяжелый удар? — спросил Мейсон.

— Он едва не грохнулся в обморок, — сказал Пол.

Мейсон задумчиво нахмурил брови, помолчал минуты две и спросил:

— Ты позвонил родителям Марты?

— В ту же самую минуту, когда мы спросил об этом Бейна.

— Как они это восприняли, Пол?

— Они бросились на первый попавшийся рейс, требуют эксгумации тела и вообще подняли страшный шум.

Мейсон впервые вымученно улыбнулся.

— На мой взгляд, — предупредил Дрейк, — если тело эксгумируют и выяснится, что она умерла от мышьяка, жюри у тебя в кармане, но при условии, что версия подзащитной убедительна. Но если окажется, что Марту Бейн не отравили, Перри, все будет кончено. Ты превратишь Натана в мученика, а себя — в бессовестного интригана и клеветника.

— Нравится мне это или нет, — Мейсон кивнул, — но на этот риск я должен пойти. Когда адвокат попадает в подобную ситуацию, он, должен все поставить на кон.

— Если твоя клиентка смогла бы как-то объяснить этот пузырек с мышьяком, — тянул свое Дрейк.

— Она сможет. Она купила его для кошки.

— Перри, — покачал головой Дрейк. — Жюри ей не поверит. Попытайся дождаться, какие аргументы выставит Бюргер.

— Да, — саркастически заметил Мейсон, — уж я могу представить себе эти аргументы! Вот что скажет Гамильтон Бюргер: «Убийца думала, что она всех обманула, и, когда эта изобличающая ее улика, которую защита и не пытается оспорить, была представлена суду, как же она поступила? Дамы и господа присяжные заседатели, я не прошу принять мою оценку этой улики. Я прошу только признать оценку, которую высказала сама подзащитная…» — и так далее, и тому подобное до бесконечности.

— В твоих устах звучит чертовски убедительно, — признал Дрейк.

— И у Гамильтона Бюргера будет так же, — сказал Мейсон. — Позвони в свою контору, Пол, спроси, нет ли чего новенького?

Дрейк набрал номер и сказал:

— Я обедаю. Что-нибудь новенького в деле Бейна?.. Что? Повтори… Не бросай трубку. — Он повернулся к Мейсону и пояснил: — Любопытное развитие событий. Мы устроили слежку, ты знаешь, за Натаном Бейном.

Мейсон кивнул.

— Бейн, судя по всему, никакой слежки за собой не заметил. И немудрено — голова у него забита совершенно другим. У нашего живчика и мышиного жеребчика Натана Бейна, как и у всех мужчин его склада, паразитирующих за счет женщин, есть одна общая слабина. Когда эти ребята стареют, они почти неизменно попадают на свою собственную удочку. Когда какая-нибудь умная, корыстолюбивая и беспринципная интриганка, к тому же молодая и привлекательная, появляется на пути таких прожженных ловеласов, как Натан Бейн, то они становятся совсем ручными и попадают в ту же самую ловушку, которую когда-то устроили своим женам.

— Давай, Пол, — поторопил его Мейсон, — не тяни. Что там еще случилось?

— Несмотря на свое раскаяние в свидетельской ложе, Натан Бейн по-прежнему по уши влюблен в Шарлотту Моррэй. Она вернулась в Лос-Анджелес и проживает в резиденции «Рапидекс».

— Под какой фамилией? — живо спросил Мейсон.

— Под своей собственной. Она там уже несколько дней. Натан Бейн приходил к ней сегодня утром перед тем, как направиться в суд.

Меряя шагами комнату, Мейсон глубоко задумался.

— Вот эта мелочишка должна помочь тебе размазать его при дальнейшем перекрестном допросе, — сказал Дрейк.

Мейсон снова согласно кивнул.

— Инструкции? — деловито осведомился Дрейк.

— Пол, у меня идея, — внезапно сказал Мейсон.

— Самое время, — пробурчал Дрейк.

— Кто будет в доме Натана Бейна сегодня после обеда? Никто?

— Давай, Перри, поразмыслим. Полагаю, что никто. Бейн и экономка оба будут в суде и…

— Пол, — резко прервал его Мейсон, — я хочу, чтобы ты нашел где-нибудь поблизости укрытие, чтобы разместить записывающее устройство. Затем я хочу, чтобы ты пробрался в дом Бейна и установил подслушивающий аппарат в комнате с телефоном.

— Перри, пожалей, ради Бога! — на лице Дрейка появился испуг. — Не делай этого!

Лицо Мейсона закаменело.

— Пол, я рискую репутацией, и тебе придется рисковать вместе со мной. Я хочу, чтобы ты поставил в эту комнату микрофон, нашел укрытие неподалеку и установил в нем записывающее устройство.

— Боже мой, Перри, если он найдет микрофон…

— Вмонтируй его в такое место, где он не найдет.

— Перри, он в конце концов обязательно найдет его. И если только он додумается опылить микрофон флюоресцентным порошком, то…

— Но к тому времени, — прервал его Мейсон, — они найдут проводку и два свободных, болтающихся конца.

— Что мы должны сделать, Перри? — Лицо Дрейка осветилось надеждой.

— Выдели двух оперативников для слежки за домом. Я хочу знать, когда Бейн вернется. Хочу знать, кто еще войдет в дом и когда они выйдут. В пределах часа после возвращения домой ему будет выдан телефонный звонок. После этого можешь срезать провода, собрать оборудование и сматываться.

— Если меня поймают, мне это будет стоить лицензии, — сказал Дрейк.

— А ты не дай себя поймать, — холодно парировал Мейсон.

Глава 21

Открыв в два часа дня вечернее заседание суда, судья Ховисон обратился к залу со следующим вступительным словом:

— Леди и джентльмены, вопреки моим строгим правилам, я разрешил на этот раз заместителям шерифа допустить в зал' публику, которой не хватило мест. Допущенная в зал публика должна быть размещена по краям вдоль стен и не мешать проходу. Хотел бы предупредить каждого, что своим поведением он должен демонстрировать безусловное уважение к суду. Если, несмотря на мои предупреждения, возникнут какие-либо неприятные инциденты, то я распоряжусь удалить публику. Наше утреннее заседание было прервано на перекрестном допросе мистера Бейна. Мистер Бейн сейчас вновь пройдет в свидетельскую ложу, и мистер Мейсон продолжит перекрестный допрос свидетеля.

Вид у Натана Бейна был довольно-таки жалкий: от былой самоуверенности не осталось и следа, а показное смирение и раскаяние уступили место довольно откровенному испугу. Ясно было, что те несколько неприятных вопросов, заданных ему Мейсоном, заставили его осознать тот факт, что даже тщательное натаскивание Гамильтоном Бюргером — явно ненадежный щит от мастерских выпадов закаленного в судебных битвах адвоката.

Адвокат начал в своей обычной спокойной манере.

— Мистер Бейн, — обратился он к свидетелю, — вернемся к вашим показаниям по этому флюоресцентному порошку. Насколько я понял, в вашем доме в определенный момент постоянно повторялись случаи воровства?

— Да, сэр.

— Совпавшие с наймом Нелли Конуэй?

— Правильно, хотя сейчас я понимаю, что по времени это было простое совпадение.

— Исчезали драгоценности?

— Да, сэр.

— До приема на работу Нелли Конуэй не пропадали драгоценности?

— Нет, сэр.

— Со стороны проживающих в доме не поступало жалоб о пропаже вещей?

— Нет, сэр.

— Ваша жена держала свои драгоценности в шкатулке, которую обычно запирали в секретере в гостиной?

— Да, сэр.

— И Нелли Конуэй, конечно, наняли сиделкой ухаживать за вашей женой после той несчастной аварии, когда у вашей жены был поврежден позвоночник?

— Да, сэр.

— И сразу же после аварии в отношении вас у вашей жены возникло настолько сильное чувство ожесточения, что она запретила вам заходить к ней в спальню, не так ли?

— У нее был сильный нервный стресс.

— Отвечайте на вопрос. У вашей жены развилось чувство ожесточения в отношении вас, и она не допускала вас в спальню?

— Да, сэр.

— Итак, вы непосредственно устно не общались с женой со времени аварии до ее смерти?

— К сожалению, это правда.

— Вы, должно быть, знали до аварии, что эти компрометирующие вас бумаги спрятаны в ее спальне?

— Знал.

— Задолго до аварии?

— Не могу вспомнить.

— Постарайтесь вспомнить.

— Ну, я…

— Прямо перед аварией, не правда ли?

— Ну возможно и так. Она сказала мне об этих бумагах… позвольте вспомнить… это был такой шок…

— Вы не станете отрицать, что она сказала вам в тот самый день аварии, что у нее есть вещественные улики против вас, более того — документальные доказательства вашей супружеской неверности, и что она собирается развестись с вами, не так ли?

— Я…

Мейсон раскрыл портфель и выхватил из него письмо, посланное Виктории Брэкстон.

— Да или нет, мистер Бейн? — жестко спросил он, драматически повышая голос, одновременно с треском вынимая письмо из конверта и разворачивая его.

— Да, — стыдливо признался Натан Бейн.

— Далее, — сказал адвокат, — вы настаиваете, что ювелирные изделия стали пропадать из дома после того, как взяли на работу Нелли Конуэй?

— Да, но я уже говорил вам и снова хочу заявить, что вы произвольно выхватываете совпадение по времени краж в доме с приемом мисс Нелли Конуэй на работу, хотя здесь не более чем простое совпадение. Давно доказано, в том числе вами, что мисс Конуэй не имеет ничего общего с пропажей драгоценностей.

— Но они исчезали?

— Да, сэр.

Мейсон поднялся и встал прямо против съежившегося Натана Бейна, пристально глядя ему в глаза. В зале наступила напряженная тишина, когда он, нарочито бесстрастно и спокойно, отчетливо выговаривая каждое слово, спросил:

— Как вы узнали?

— Что — как я узнал?

— Что исчезали драгоценности жены?

— Почему? Я в общем знал, что у нее есть и…

— Вы ведь не общались с женой?

— Нет.

— Значит, жена не могла сказать вам?

— Нет.

— Шкатулку держали в закрытом секретере?

— Да.

— Жена не могла ходить?

— Нет.

— Как узнали вы, что исчезали драгоценности?

Бейн неловко заерзал в кресле.

— Как вы узнали? — взорвался Мейсон.

— Ну, — начал Натан Бейн, — я… я просто обратил внимание, что…

— Этот секретер принадлежал вашей жене, не так ли?

— Да.

— Но у вас был запасной ключ к этому ящику, и жена не знала?

— У меня был ключ.

— Шкатулку с драгоценностями держали закрытой на ключ?

— Да.

— И вы хранили запасной ключ к этой шкатулке, а жена не знала? \

— Я уже однажды все это объяснял вам, мистер Мейсон.

— Я не спрашиваю вас о вашем объяснении, я прошу ответа на свой вопрос. Хранили вы или не хранили ключ к этой шкатулке без согласия жены и при полном ее неведении?

— Ну, некоторым образом, да.

— Да или нет?

— Протест на том основании, что этот вопрос уже задавали и на него был дан ответ, — вмешался заметно встревоженный Гамильтон Бюргер.

— Протест отклоняется, — отрезал судья Ховисон.

— Да или нет? — переспросил Мейсон.

— Да, — ответил Натан Бейн.

— Поэтому, — сказал Мейсон, — единственный способ узнать, что пропадали ювелирные изделия после заболевания жены, был таков: вы тайно открыли этот секретер, тайно вскрыли ее шкатулку, тайком произвели опись содержимого шкатулки без согласия Жены и без ее специального разрешения. Разве это неправда?

— Я просто проверял.

— Какие драгоценности пропали из шкатулки жены?

— Бриллиантовая подвеска. То есть, имитация…

— Я не говорю о поддельных драгоценностях, которые вы туда положили, речь идет о настоящих драгоценностях.

— Я затрудняюсь ответить.

— У вас не было описи содержимого шкатулки?

— Нет, сэр, описи драгоценностей жены не было. Специальной описи — нет.

— Тогда зачем вы брали шкатулку л проверяли содержимое?

— Чтобы просто проверить.

— Но если вы не знали, что там было, как вы могли сказать, что что-то пропало.

— Ну я… просто заглянул.

— И вы не можете сообщить нам ни об одной конкретной вещи, которая пропала?

— Нет, сэр.

Почувствовав явное замешательство Бейна, Мейсон подступил к нему поближе и уже не сводил с него испытующего проницательного взора.

— А теперь я хочу спросить вас, эта женщина, с которой у вас была связь, вы дарили ей драгоценности?

— Не хотите ли вы, сэр, намекнуть, что я…

— Дарили вы ей драгоценности? Отвечайте на вопрос.

Лоб Натана Бейна покрылся мелкой испариной. На него было жалко смотреть.

— Да или нет? — взорвался Мейсон.

— Да.

— Ну наконец-то, благодарю вас, — саркастически промолвил Мейсон. — Эти подарки вручались ей в магазинной упаковке, или вы вынимали их из своего кармана и надевали их на нее?

— Не могу вспомнить.

— В состоянии ли вы вспомнить любой магазин, в котором вы купили какую-нибудь подарочную ювелирную вещь?

— Я… в большинстве случаев я покупал их на аукционах.

— Сохранился ли у вас какой-нибудь счет на приобретение хотя бы одной вещи, которую, как вы сейчас это утверждаете, купили на аукционах?

— Нет, сэр, я их выбросил.

— Ставлю вас в известность, — заявил Мейсон без всякого перехода, — что по нашей рекомендации родители Марты Бейн, вашей первой жены, намерены обратиться с официальным прошением об эксгумации тела их покойной дочери. У вас будут по этому поводу какие-либо возражения?

— Ваша честь, ваша честь, — закричал Гамильтон Бюргер. — Заявляю решительный протест. Вопрос выходит за рамки перекрестного допроса, не связан с проблемами данного дела, спорен по существу и, следовательно, непровомочен. Я еще раз заявляю, что защита…

— Думаю, что я отклоню этот вопрос на том основании, что он спорен, — распорядился судья. — Однако я намерен разрешить защите расширить параметры данного перекрестного допроса, особенно имея в виду специфический и достаточно широкий круг проблем, которые были подняты при перекрестном допросе данного свидетеля.

— Вы хотели бы, чтобы тело Марты Бейн эксгумировали? — спросил Мейсон.

— Тот же протест.

— То же распоряжение.

— Ваша честь, — обратился Мейсон, — я теперь обращаюсь с просьбой, чтобы это дело было отложено до тех пор, пока не завершилась процедура по эксгумации тела покойной Марты Бейн. Я полагаю, что это жизненно валено для выяснения различных аспектов нашего дела с целью установить, умерла ли она от мышьяка или нет.

— О, ваша честь, — вмешался Гамильтон Бюргер, показывая своим раздраженным тоном, что существуют, кроме всего прочего, границы человеческого терпения. — Это всего лишь ловкий отвлекающий маневр защиты в ходе судебного процесса, который становится для нее невыгодным. Если она так озабочена смертью Марты Бейн, то могла бы представить заявление об отсрочке слушания дела до суда. Теперь, когда жюри уже в полном составе…

— Тем не менее, — прервал его судья Ховисон, — суд склонен считать, что в этом ходатайстве, возможно, что-то содержится, хотя я не собираюсь сразу же соглашаться с ним. Потребуется время, чтобы обдумать этот неожиданный поворот в деле, и поэтому я приму решение завтра утром. Готовы ли вы, джентльмены, тем временем продолжить процесс?

— Ваша честь, — покачал головой Мейсон, — вопрос о том, будет ли это ходатайство удовлетворено, повлияет на все мои дальнейшие планы в процессе. Мне не хотелось бы продолжать, пока не будет окончательного решения.

— Прекрасно, — распорядился судья Ховисон, — я откладываю принятие решения до десяти утра, а тем временем заседание суда прекращается. Подзащитная остается под стражей, а члены жюри по-прежнему должны иметь в виду указание суда не совещаться по различным аспектам дела между собой или с другими лицами или разрешать обсуждать его в своем присутствии; жюри также не должно вырабатывать мнение относительно виновности или невиновности подзащитной до тех пор, пока не будут собраны все доказательства и дело не будет окончательно передано ему для решения. Заседание суда отложено до десяти утра, до завтра. Я хотел бы тем не менее попросить защиту вызвать в суд официальных лиц, провомочных решить вопрос о правовой целесообразности проведения эксгумации тела покойной Марты Бейн. Заседание суда откладывается.

Глава 22

Крошечный директорский кабинет в агентстве Пола Дрейка стал мозговым центром операции. Мейсон и Делла. Стрит стояли у стола, превращенного в командный пункт с четырьмя или пятью телефонами прямой связи. Время от времени, как только появлялись новые данные, детектив сообщал о ходе операции.

— Этот чертов незапланированный перерыв в работе суда едва не подрезал нас, — пожаловался Дрейк. —

Если бы Натан Бейн сразу же вернулся домой, он мог бы нас поймать на горячем. Мне определенно не нравится все это, Перри. Это какая-то судорожная, отчаянная попытка, в которой шансы…

— Сейчас все шансы использованы, — прервал его Мейсон. — Снявши голову, по волосам не плачут. Как ты считаешь, где, черт побери, пропадает наш Натан Бейн?

— Полчаса назад он покинул бюро Гамильтона Бюргера, — уточнил Дрейк. — Оперативник, ведущий слежку, еще не имел возможности передать нам его маршрут.

— Если он захочет сразу отправиться в резиденцию «Рапидекс», нам крышка, — вздохнул Мейсон.

— Почему?

— Попозже я тебе все расскажу.

— Ты ведешь игру без каких, — либо шансов на успех, — с явной обидой заметил Дрейк. — Мало того, что риск невероятный, ты даже не можешь поделиться со мной, что ты замыслил. Боишься, что я откажусь играть в твои опасные игры?

— Не обижайся, Пол, дело вовсе не в этом. Когда ты не забиваешь себе голову посторонней информацией, ты только лучше работаешь. Черт побери, Пол, ты контору побольше снять не можешь, чтобы в ней можно было хоть как-то двигаться?

— Не могу позволить себе таких расходов.

— Никогда не подумаешь, глядя на счета, что ты нам присылаешь. И ради Бога, Пол, перестань трястись. Адвокат и детектив, которые не используют все шансы ради клиента, никудышные профессионалы. Кстати, поставить микрофон — уж не такое ужасное преступление.

— Дело не в этом, — ответил Дрейк, — а в том, насколько все это оправдано с моральной точки зрения.

— Понимаю твои моральные проблемы, — с симпатией сказал Мейсон. — Но мы не можем быть слишком разборчивыми. Мы должны получить определенную информацию. Ее нельзя получить доступным способом, и поэтому мы должны достать ее необычным путем. Как твои ребята проникли? С отмычкой?

— Естественно.

— Никто об этом не знает? Их никто не видел?

— Думаю, что нет. Возможно, сосед заметил, но мой человек нес корзинку с провизией и был одет, как посыльный из магазина.

— Где твой пост с прослушивающей аппаратурой?

— В гараже, что мы сняли неподалеку. Ох, и не нравится мне все это, Перри!

— Почему не нравится?

— Понимаешь, мы были вынуждены снять гараж в большой спешке, и, судя по всему, владелица гаража считает, что мы собираемся прятать там краденые машины. У меня такое предчувствие, что она каждую минуту может побежать в полицию, и тогда нам — крышка!

— Ну, — Мейсон взглянул на часы, — мы должны будем так или иначе съехать оттуда в пределах часа.

Зазвонил телефон. Дрейк поднял трубку, молча выслушал короткое сообщение, кивнул головой в знак одобрения и сказал:

— Отлично, держи меня в курсе всего, что там происходит.

Он повесил трубку и повернулся к Мейсону:

— Все в порядке, Перри. Твоя ловушка расставлена. Натан Бейн и экономка приехали домой пять минут назад. Мой парень, ведущий слежку, привел их туда, но позвонить смог только сейчас. Теперь будем ждать сообщений с контрольного пункта.

— Там кто-нибудь еще есть из оперативников?

— Конечно, конечно, — заявил Дрейк. — Перри, ты не беспокойся. Уже пошла настоящая работа. Людей у нас там достаточно, и мы сразу сообщим, если кто-то войдет или выйдет, и будем держать тебя в курсе всех событий.

— О’кей, Делла, — Мейсон повернулся к ней. — Твой выход.

Делла Стрит вынула листок бумаги из записной книжки, расправила его на столе и попросила:

— Пол, соедини меня с городом.

— Все в порядке, — Дрейк повернул переключатель, — соединил. Набирай свой номер.

Искусные пальцы Деллы Стрит проворно побежали но диску.

— Что за номер? — с любопытством спросил Дрейк.

— Натана Бейна, — коротко ответил Мейсон.

Делла Стрит прижала трубку к уху, ожидая ответа.

— Сигнал проходит? — спросил Мейсон.

Делла Стрит кивнула.

— Ну Перри, ты еще тот авантюрист, скажу я тебе, — восхищенным шепотом выдохнул Дрейк. — Письмо, что ты вытащил из портфеля и водил перед носом Натана Бейна, действительно ли оно было письмом, которое написала своей сестре Элизабет, или это…

— Рецепт для сладкого пирога, — ответил Мейсон. — Черт возьми, Пол, они что, не собираются отвечать? Может, твои ребята…

Он замолчал, когда Делла Стрит махнула рукой, чтобы они прекратили разговор. Приблизив трубку’ к губам, она заговорила строгим, размеренным, без выражения тоном, резко обрывая слова:

— Мистер Натан Бейн?.. Очень хорошо, пожалуйста, позовите его поскорее к телефону по делу чрезвычайной срочности… Хэлло, это мистер Натан Бейн? Прекрасно. Говорят из приемного покоя больницы. Пациентка, назвавшаяся Шарлоттой Моррэй, проживающая в резиденции «Рапидекс», только что доставлена на «скорой», и ей оказывается помощь в связи с отравлением мышьяком. Она заявляет, что это могло случиться только из-за шоколадных конфет, которые она получила по почте. Она обратилась к нам с просьбой сообщить вам, что ей оказали срочную помощь, и попросила, если вы сможете, сразу же приехать к ней.

Делла Стрит переждала полсекунды и затем тем же профессиональным деловым тоном продолжила:

— Правильно. Фамилия Моррэй, Шарлотта Моррэй. Адрес — резиденция «Рапидекс». До свидания.

Она повесила трубку.

Дрейк широко раскрыл глаза, все еще не в в силах прийти в себя.

— Перри, честное слово, ты с ума сошел!

— Это единственное, Пол, что мы можем сделать в этой ситуации. У меня созрела одна безумная версия, и я должен ее проверить.

— Но Бейна не поймать на эту приманку, — сказал Дрейк. — Просто…

— Пусть твои ребята продолжают работу, — прервал его Мейсон, — записывая все, что услышат.

— Но, Перри, Боже мой, таким способом ты ничего не получишь.

— Поживем — увидим, — лаконично ответил Мейсон.

Они вновь сели за стол, с нетерпением ожидая звонка.

— Слушай, Пол, — взорвался Мейсон через десять минут, — я сойду с ума, если здесь останусь еще хоть минуту. Сколько мы еще просидим, как ты думаешь, пока получим сообщение от твоих ребят в гараже?

— Когда закончат записывать то, что тебе нужно. Они каждый час докладывают регулярно о событиях за истекший час, но если появится что-то необычное, они сразу же сообщат.

— Хотел бы я знать, что ты называешь необычным, — проворчал Мейсон. — Мы ведь действуем наобум: зарядили пленкой камеру со вспышкой, протянули через тропинку шнур к затвору, оставили фотоаппарат в лесу, а на следующий день хотим вернуться и узнать, что же снято на пленку. Может оказаться олень, а может, и скунс. К тому же надо дождаться, пока проявят пленку, чтобы узнать, что же поймал объектив. Вот так же, по этому принципу, и работают у тебя в гараже.

— Возможен вариант, когда ловит не объектив фотоаппарата, — улыбнулся Дрейк, — а адвокат Мейсон.

— Может быть, — вздохнул Мейсон.

— Но, черт возьми, — повысил голос Дрейк, — первым делом он должен был позвонить Шарлотте Моррэй.

— Если позвонит, интересно, что он ей скажет.

Мейсон, взглянув на часы, начал на столе выстукивать пальцами марш. Дрейк было начал что-то говорить, но, заметив выражение лица адвоката, переменил свое решение и закрыл рот. Медленно истекли еще пять минут, и Мейсон встревоженно спросил:

— Пол, далеко от твоих ребят телефон, откуда они должны звонить?

— Ты имеешь в виду тех, что наблюдают у дома Бейна?

— Нет, нет. Ребят, которые в этом гараже.

— Недалеко, Перри. У бензоколонки, на углу.

— Подойти — секунды или минуты?

— Выйдя из гаража, две минуты.

Мейсон снова взглянул на часы, затем машинально вынул карандаш из кармана, стал нервно водить пальцем по грани карандаша, переворачивая его каждый раз.

— Перри, чего же ты все-таки ожидаешь от этой авантюры? — недоуменно осведомился Дрейк.

— С каждой минутой, — покачал головой Мейсон, — я все меньше и меньше чего-либо ожидаю. Мы бы уже что-то услышали.

Прошло еще пять минут.

Мейсон закурил сигарету, откинулся в кресле и со вздохом сказал:

— Ну что ж, Пол, мы, кажется, проиграли.

— Все могло бы быть иначе, — сказал Дрейк, — если бы я знал, на что мы поспорили, каковы были ставки и сколько мы намерены потерять.

— Натан Бейн, — нетерпеливо прервал Мейсон, — вероятно, находился в контакте с Шарлоттой Моррэй и, должно быть, догадался, что этот звонок был подстроен.

— Он никуда не выхбдил, — возразил Дрейк. — Он и экономка были в бюро Гамильтона Бюргера и беседовали с ним. Выйдя от него, они прямо направились домой.

— Нигде не останавливались и никуда не звонили? — спросил адвокат.

— Не думаю, — ответил Дрейк. — Полагаю, что мои ребята сообщили бы об этом, если бы они звонили. Я распорядился, чтобы они сообщали обо всех действиях и передвижениях этой парочки, ребята они дотошные и такой важный момент ни за что не пропустили бы.

— Тогда, — Мейсон устало поднялся, — Бейн, должно быть, умудрился позвонить своей Шарлотте Моррэй прямо из бюро окружного прокурора. Мы обязаны придумать сейчас что-то другое. Передай своим ребятам, чтобы они сняли проводку подслушивания и возвращались. Необходимо вынести все оборудование из гаража, чтобы полиция ничего не нашла, если начнет копать в этом деле.

— Проводку, которая ведет в дом Бейна, — сказал Дрейк, — мы снимем сразу же, как стемнеет.

— Когда твои ребята выйдут с тобой на связь? — Мейсон, наверное, никогда не чувствовал себя таким уставшим.

— Через двадцать минут, если, разумеется, не случится ничего экстраординарного.

— Ну и ладно, — сказал Мейсон нарочито бодрым голосом. — Полагаю, что это все. Натан Бейн оказался не таким простаком, как мы надеялись, и просто-напросто что-то заподозрил.

Резкий телефонный звонок заставил вздрогнуть всех, даже обычно невозмутимого Дрейка.

— А вдруг что-нибудь новенькое, — только и успел пробормотать он, схватив телефонную трубку.

Мейсон, подняв голову, застыл, как натянутая струна. Напряженно замерла и Делла Стрит.

— Слушаю… — ответил Дрейк. — Так… понятно… говори дальше… Что, что такое? А ну-ка еще раз и помедленнее. И говори громче, я тебя плохо слышу. Так…

Внезапно лицо Дрейка просветлело. Бросив многозначительный взгляд на Мейсона, он кивнул и сказал в трубку:

— Отлично, ребята. Будь на проводе и никуда не отходи. — Дрейк прикрыл трубку ладонью и обратился к изнывавшему от нетерпения Мейсону: — Ребята только что записали диалог, вернее, драку Бейна со своей экономкой. Оба стояли как раз у телефона, поэтому запись получилась отличной. Бейн обвинил ее, что она из ревности послала Шарлотте Моррэй отравленные конфеты. Экономка же назвала его грязным бабником, лгуном и недотепой, бросив ему прямо в лицо, как топорно и бездарно он сработал, пытаясь отправить на тот свет свою жену в той автомобильной аварии. В ответ Бейн, очевидно, стукнул ее, и они принялись тузить друг друга. В общем, вышло все в самом лучшем виде, как и задумано.

— Все это записано на пленку? — деловито спросил Мейсон.

— Все от первого до последнего слова.

— Передай ребятам, пусть продолжают наблюдение и запись разговоров в доме. Как только начнет темнеть, пусть вновь выйдут с нами на связь, если, конечно, не появится ничего новенького.

— А сейчас, Делла, — Мейсон повернулся к своей секретарше, — соедини меня с лейтенантом Трэггом.

Дрейк передавал в трубку новые инструкции адвоката, пока Делла набирала номер. Подождав ответ, Делла Стрит кивнула Мейсону на телефон, и он, взяв трубку, сказал:

— Привет, лейтенант. Говорит Перри Мейсон.

— Какого черта вам надо сейчас от нас? — пробурчал Трэгг.

— С чего вы это взяли, Трэгг, что мне что-то нужно?

— По вашему тону, Мейсон. Очень уж вы вежливы.

— Чем вы отблагодарите нас, — засмеялся Мейсон, — если мы преподнесем вам развязку двух доказанных убийств в подарочной упаковке, перевязанной розовой ленточкой?

— Чем я отблагодарю? — Трэгг осторожно повторил вопрос.

— При этом уликовая микрофонная запись, — вел дальше Мейсон, — станет собственностью полиции.

— Другими словами, будет считаться, что это полиция осуществила прослушивание?

— Совершенно верно.

— А доказательства надежны?

— Перевязанные розовой ленточкой подарки ждут вас.

— Полагаю, тогда можно будет договориться, — сказал Трэгг, — но я не хотел бы быть марионеткой в ваших руках. Я должен на сто процентов быть уверен, что у меня на руках выигрышная карта.

— Будет она у вас, — заверил Мейсон. — Приезжайте в агентство Пола Дрейка. К тому времени у нас все будет готово.

— О’кей, — ответил Трэгг, — вы меня заинтриговали. Кстати, этот парень, Бейн,вовсе не производит на меня такое благоприятное впечатление, как на Голком-ба и окружного прокурора… Но даже в этом случае вы должны, пред ставить мне убедительные доказательства.

— Приезжайте и убедитесь, — сказал Мейсон, положил трубку и обратился к Делле Стрит: — Превосходно. Соедини меня с Натаном Бейном.

— С Натаном Бейном?! — воскликнул Дрейк. — Ты с ума сошел?

Пока Мейсон собирался что-то сказать в ответ, Делла Стрит уже крутила телефонный диск.

— Алло, — сказала она в трубку. — Алло… Это вы, мистер Бейн? Минуточку, пожалуйста, не отходите от телефона. — И она протянула трубку адвокату.

Мейсон взял трубку и вежливо промолвил:

— Добрый день, мистер Бейн. Перри Мейсон у телефона.

— Мне не о чем с вами разговаривать, мистер Мейсон. Окружной прокурор пообещал мне прекратить ваши инсинуации. Увидимся завтра в суде.

— Может быть, вы и не дойдете до суда.

— Черт побери, дойду, — рассердился Бейн. — А когда я дойду…

— Минуточку, мистер Бейн, — прервал его Мейсон, — пока вы дома, пошарьте-ка получше у себя в комнате и попытайтесь разыскать микрофон. Прощайте.

Когда Мейсон повесил трубку, Дрейк вскочил как ужаленный и протестующе завопил:

— Бог мой, Перри, ты представляешь, что ты наделал? Ты понимаешь…

— Прекрасно понимаю, Пол, — улыбаясь, заявил Мейсон, — провоцирую Бейна к бегству. Бегство, как ты прекрасно знаешь, является доказательством вины. Вот увидишь, твой оперативник, который ведет наблюдение за домом, очень скоро сообщит тебе, что наш шустрый Натан Бейн как ошпаренный выскочил из дома, сел в машину, и только его. и видели. Я хочу, чтобы у лейтенанта Трэгга было на руках такое крепкое дело, в котором никакой Гамильтон Бюргер не смог бы найти ни одного изъяна.

Глава 23

В гараже стоял сырой заплесневелый запах, который, казалось, просачивался прямо из соседних зданий, притулившихся совсем рядом и загородивших солнечный свет. Было холодно и ветрено. Люди Дрейка, подняв воротники пальто, хлопотали над записывающим аппаратом. Лейтенант Трэгг вместе с Перри Мейсоном и Деллой Стрит, наклонившись, слушали магнитофонную запись. Пол Дрейк, примостившись на какой-то коробке, разговаривал о чем-то с одним из своих оперативников. Записанные голоса Бейна и экономки, усиленные небольшим громкоговорителем, звучали достаточно отчетливо, хотя и были слегка смазаны колебаниями микрофона. Через десять минут запись прекратилась, и лейтенант Трэгг выпрямился.

— Это то, о чем я вам говорил, — сказал Мейсон.

— Скажите, Мейсон, а как вы догадались, что это она?

— Когда я косвенно обвинил Натана Бейна в убийстве его первой жены во время перекрестного допроса, то я внимательно следил за его реакцией. В тот момент мне показалось, что я попал в точку и нанес ему сокрушительный удар. Ведь все вроде бы указывало на то, что именно он виноват в смерти своей первой жены. Но затем я начал размышлять, связывая воедино все детали этого дела, и мало-помалу пришел к выводу, что здесь должен быть еще один персонаж драмы. На дту мысль меня натолкнул тот факт;, что его аерваяжена, судя по всему, умерла, полакомившись отравленными шоколадными конфетами. Тот, кто сделал это, знал, что…

— Обождите минутку, — прервал рассуждения адвоката лейтенант Трэгг, — почему же тогда Натан Бейн не отравился одной из этих конфет?

— Я как раз и начал вам говорить об этом. Тот, кто приготовил эти отравленные конфеты, отлично знал, что Натан Бейн ни за что не притронется к этим конфетам, так как у него сильная аллергия ко всему сладкому, прежде всего к шоколаду. Я начал размышлять. Я представил себе, что бы могло произойти, если бы такая тихая, молчаливая, чем-то пришибленная, малопривлекательная женщина, как Имоджен Рикер, вдруг влюбилась в такого прожженного ловеласа, как Натан Бейн. Ее странная привязанность к дому Бейна, верность и личная преданность ему — все это говорило за то, что она когда-то, а может быть, и сейчас, могла быть любовницей Натана Бейна и поверенной в его нечистоплотных делишках. И я пришел к выводу, что именно такая женщина, как Имоджен Рикер, могла превратиться в неудержимую безжалостную фурию, способную пойти на любое преступление ради объекта своей страсти…

— Вы абсолютно верно обрисовали ее психологический портрет, — вставил Трэгг. — Именно теперь, прослушав всю запись, отчетливо понимаешь, насколько правильны ваши выводы. Парочка еще та, ничего не скажешь. А уж когда они начали колотить друг друга, то выболтали вполне достаточно для скамьи подсудимых.

— Экономка убила первую жену Натана Бейна из-за ревности. Когда Рикер поняла, что была для него всего лишь очередным необременительным приключением, то она, не в силах побороть любовь к нему, осталась в этом доме только для того, чтобы быть с ним рядом. Натан Бейн женился на деньгах и во второй раз, но когда понял, что на этот раз он просчитался и они ему вряд ли достанутся, то начал придумывать всякие способы, чтобы избавиться от жены. Этот парень умел обращаться с женщинами, влезать к ним в душу и обращать все к собственной выгоде. И в изобретательности ему не откажешь. Но на этот раз у него сорвалось. Было интересно слышать откровения экономки в этой записи, каким неуклюжим и нерасторопным убийцей он оказался, и как она должна была вмешаться и спасти ситуацию, подсунув таблетки из мышьяка вместо предписанного доктором лекарства, когда Нелли Конуэй, оставив коробочку с лекарствами на столе на кухне, подошла к плите подогреть кофейник. Когда экономка выплеснула ему все это в лицо, а он ее стукнул в ответ, красивая парочка оказалась в драке.

— Что за секреты, Пол? — Трэгг неожиданно повернулся к Дрейку. — Что там случилось? Что передают твои люди, занятые наблюдением?

— Натан Бейн, — ответил тот, — удрал в страшной спешке. Он побросал вещички в сумку и сорвался на своей машине. Мои парни пытались сесть ему «на хвост», но у них не было ни малейшего шанса. Бейн как сел за руль, так сразу же выжал пятьдесят миль в час и умчался, не обращая внимания на красный свет.

— А экономка не показывалась?

— Нет, она все еще там.

Трэгг закурил и задумался.

— Полагаю, что в конце концов все оказалось весьма тривиальным, — произнес он. — Когда размышляешь и приходишь к выводу, что если первая жена была убита и бели Бейн не совершал убийство, то убийцей почти наверняка должна быть экономка. Им должен стать тот, кто был в курсе их привычек, был близок к ним, кто мог бы отравить конфеты мышьяком и кто знал, что из-за аллергии к шоколаду Натан Бейн не дотронется до них. Хорошенькая заварилась каша. Итак, Натан Бейн действительно подстроил аварию, надеясь, что он может отделаться от нее, а в результате у жены только был поврежден позвоночник. Я, Перри, не понимаю, если они так были близки, почему он не заставил экономку дать снотворное жене?

— О том, как ему отправить жену на тот свет, Натан Бейн думал все время. Но вот поручать своей верной любовнице дать жене снотворное он не стал, так как вполне справедливо опасался, что экономка узнает о его любовной связи с Шарлоттой Моррэй. Он ее боялся, и, как выясняется, не без оснований. Догадайся экономка о существовании этих компрометирующих свидетельств любвеобильного Натана, и она без труда завладела бы письмами Шарлотты Моррэй, и что бы она с ними сделала, можно только догадываться. Натан Бейн был действительно по уши влюблен в эту красивую куколку и, зная характер своей старой любовницы, справедливо опасался, что эта сумасшедшая, ревнивая до безумия и способная на все женщина напакостит Шарлотте Мор-рэй. Так появилась Нелли Конуэй, ну а все остальное вы уже знаете…

— Знаем мы еще далеко не все, — сказал лейтенант Трэгг. — А, главное, мы не знаем, какой еще фортель выкинет Имоджен Рикер. Пора отправляться в дом Натана Бейна и поближе познакомиться с этой новоявленной отравительницей. А пока доставьте эту запись в управление.

— Я это сделаю сам, — пообещал Пол Дрейк.

— Пол, — Трэгг задумчиво посмотрел на Дрейка, — считай, что тебе крупно повезло в этом деле.

— Он действовал согласно моим инструкциям, — вмешался Мейсон.

— О’кей, Перри, — Трэгг насмешливо приподнял бровь, — вы засунули в пирог палец и полакомились, выбрав все самое лучшее. Но когда-нибудь вы просчитаетесь. Обожжете палец и тогда будет чертовски больно.

— Может быть, может быть, — ответил Мейсон. — Но на этот раз мой расчет оказался верным. В конце концов, у меня была почти математическая уверенность, с той минуты, когда стало очевидно, что Натан Бейн побоялся довериться экономке, чтобы она достала письма Шарлотты Моррэй.

— О’кей, ваша взяла, — прервал его Трэгг. — Победителя не судят. Это проигравшие всегда объясняются, а когда выигрываешь, нечего объяснять. Пошел я арестовывать эту Имоджен Рикер. Пойдете со мной?

Мейсон согласно кивнул.

— Я здесь останусь, — заявил Дрейк.

— Ты доставишь эту запись в управление, — Трэгг вновь нахмурился, — и я должен быть уверен, черт возьми, что ничего с ней не случится.

— Меня учить не надо, — ответил Дрейк.

— Здесь, в общем, недалеко, — сказал Трэгг, возвращаясь к полицейской машине, — но, Перри, я хочу иметь машину под рукой, потому что повезу эту Рикер в управление. Вы на своем автомобиле поедете за мной следом, хорошо?

— Договорились, лейтенант. Я припаркуюсь сразу же за вашей машиной. Если она захочет сделать заявление, к вашим услугам Делла Стрит с ее стенографией.

— Мне бы, честно говоря, хотелось как можно меньше прибегать к услугам вашей секретарши, — сказал Трэгг. — Я постараюсь, чтобы ссылки на Перри Мейсона не возникали, так как окружному прокурору это может не понравиться.

— К черту окружного прокурора, — заметил Мейсон. — Если вы добьетесь признания, зовите газетных репортеров, и пусть окружной прокурор узнает об этом завтра из газет.

— Учите меня, — пробурчал Трэгг, — как вести дела?

— Конечно, — усмехнулся Мейсон.

— Ну все это будет не совсем так, — признался Трэгг. — Я дозвонюсь до окружного прокурора, введу его в суть дела и разъясню, что ему лучше бы быстренько появиться в управлении. Но прежде чем он появится, тот или иной из репортеров получит от меня наводку. К тому времени, когда окружной прокурор подъедет, они уже начнут передавать сенсацию по телефону… Дайте мне форы две минуты, — Трэгг стал внезапно решительным и деловым, — а потом можете отправляться домой и делить гонорар. А вы, ребята, продолжайте записывать, чтобы можно было все слышать. Если она захочет облегчить душу, посмотрю, что она скажет в комнате с телефоном. О’кей, пошли.

Трэгг поехал. Выждав две минуты, Мейсон с Деллой Стрит последовали за ним. Полицейская машина стояла перед домом. Лейтенанта Трэгга не было видно. Один из ребят Пола Дрейка, из тех, кто наблюдал за домом, медленной походкой прошелся мимо машины Мейсона.

— Трэгг только что вошел внутрь, несколько минут назад, — сказал он.

— Знаю, — ответил Мейсон. — Кто его впустил? Экономка?

— Нет, входная дверь была открыта. Постучав и не получив ответа, он открыл ее и вошел.

— Это уже интересно! — оживился Мейсон.

В этот момент дверь распахнулась, и лейтенант Трэгг поманил его рукой. Адвокат взбежал по ступенькам на веранду.

— Перри, садитесь вмашину, — скороговоркой проговорил Трэгг, — забирайте ребят Дрейка и к черту убирайтесь отсюда. Я только что позвонил в управление, чтобы они выслали нашу дежурную бригаду.

— Хотите сказать, — спросил Мейсон, — что она…

— Он ее задушил… Он действительно безумно влюблен в эту Шарлотту Моррэй. Видно, когда Бейн и эта Рикер начали обливать друг друга грязью и затеяли потасовку, он в пылу драки задушил ее. Возможно, он только надеялся, что она потеряла сознание и он сможет удрать… Так или иначе, сейчас все перемешалось и как найти выход — это уже моя забота. Запомните главное — микрофон в доме Бейна поставил я. И немедленно уберите людей Дрейка. Передайте им, чтобы они убирались к черту, и побыстрее.

— Как быть с Бейном? — задал вопрос Мейсон. — Эта Шарлотта Моррэй может быть в опасности. Если он ринется туда и…

— Не учите меня, — веско отчеканил лейтенант Трэгг, — как мне заниматься своим делом. Через шестьдесят секунд полицейская машина с телефоном станет на якорь перед резиденцией «Рапидекс». Если Бейн покажется, они схватят его. Мейсон, поторопитесь, пусть эти ребята исчезнут отсюда.

Мейсон кивнул, подхватил Деллу Стрит под руку и побежал вниз по ступенькам веранды.

— Ну, — сказала Делла Стрит после того, как Трэгг мягко прикрыл дверь за собой, — в конце концов, если рассудить, так будет лучше для всех, шеф. Она ведь действительно безумна, эта бедная Рикер. Это куда лучше, чем сидеть в камере смертников и ожидать казни.

— Да уж куда лучше, — мрачно согласился Мейсон. — Я отпущу ребят Дрейка, а ты пока позвони в гостиницу и закажи уютную, хорошо протопленную комнату с большой, просторной ванной.

— Вы что это замыслили? — Брови Деллы поползли вверх.

— Скажешь им, — объяснил Мейсон, — что эта комната предназначена для Виктории Брэкстон и что она займет ее сегодня вечером.

ДЕЛО О ДНЕВНИКЕ ЗАГОРАЮЩЕЙ БЛОНДИНКИ

Глава 1

Делла Стрит, личный секретарь Перри Мейсона, прикрыла телефонную трубку рукой и спросила шефа:

— Не хотите ли переговорить с девушкой, которую ограбили?

— А что украли?

— Говорит, что все.

— Ну а почему тогда она звонит мне, а не в полицию?

— Она хотела бы что-то вам объяснить.

— Ах да, конечно же надо объяснить, — заметил Мейсон.

— Но, шеф, судя по голосу, это вполне приличная девушка. Она попала в неприятную ситуацию.

— Хорошо, Делла. Скажи, пусть приходит, я ее приму.

— Я уже просила ее прийти, но она говорит, что не может. Говорит — нечего надеть.

Мейсон запрокинул голову и рассмеялся.

— Теперь я, похоже, действительно все знаю. Я поговорю с ней, Делла. Как ее зовут?

— Арлен Дюваль.

— Отлично. Включи параллельный телефон, чтобы мы могли слышать оба.

Мейсон снял трубку и, когда Делла Стрит подключила его аппарат, сказал:

— Да, я вас слушаю. Перри Мейсон у телефона.

— Мистер Мейсон, это мисс Арлен Дюваль.

— Слушаю.

— Я бы хотела встретиться с вами по делу чрезвычайной важности. Я… у меня… у меня найдется чем оплатить ваши услуги.

— Да, да.

— Меня ограбили.

— Ну что же, — Мейсон подмигнул своей секретарше, — приходите ко мне, мисс Дюваль, и мы все обсудим.

— Не могу.

— Но почему?

— Мне нечего надеть.

— А мы здесь на формальности внимания не обращаем. И я вам предлагаю — приходите в чем есть.

— Если бы вы меня видели сейчас, то взяли бы назад свое предложение.

— Неужели? — удивился Мейсон.

— Под тем немногим, что на мне осталось, не спрятать и почтовой марки.

— Ну так накиньте же что-нибудь, в конце концов! — Мейсон начал терять терпение. — Все, что угодно. Вы…

— Не могу.

— Но почему же, я вас спрашиваю?

— Я уже сказала — меня ограбили.

— Подождите минуту, нельзя ли пояснее?

— Мистер Мейсон, я пытаюсь растолковать вам, что стала жертвой ограбления, и все, абсолютно все, у меня забрали — одежду, личные вещи, машину, дом.

— Где вы находитесь в данный момент?

— Возле четырнадцатой лунки на поле гольф-клуба «Ремуда». Телефон здесь установили члены клуба, сейчас их никого нет, и я солгала оператору, что тоже являюсь их членом, — вот он меня и соединил. Мне нужна одежда. И мне нужна помощь.

Мейсону все это стало необычайно любопытно, и он спросил:

— А почему все-таки вы не позвонили в полицию, мисс Дюваль?

— В полицию я позвонить не могу. Об этом они ничего не должны знать. Я вам объясню при встрече. И пожалуйста, если вы сможете привезти хоть какую-нибудь одежду — я заплачу, я…

— Подождите-ка, — перебил ее Мейсон, — соединяю вас с секретарем. — Он кивнул Делле Стрит, и та продолжила разговор.

— Да, мисс Дюваль, это снова мисс Стрит — секретарь мистера Мейсона.

— Мисс Стрит, вы не смогли бы достать мне какую-нибудь одежду, все, что угодно, лишь бы прикрыться. Мой рост — пять футов и два дюйма, а вес — сто двенадцать фунтов. Размер десятый или двенадцатый.

— А как я вам ее доставлю, эту одежду? — спросила Делла Стрит.

— Ну, я вас очень прошу… умоляю, мисс Стрит, привезите как-нибудь. Я с радостью заплачу за нее, сколько бы она ни стоила. Да, я понимаю, что такие услуги вы не делаете, но то, что произошло, настолько выходит за всякие рамки… о нет, я просто не могу объяснить это по телефону. Вы — единственная надежда, которая у меня осталась. Обратиться в полицию я не могу, а показаться на людях в таком виде тем более.

Делла Стрит посмотрела на Мейсона и вопросительно подняла брови. Мейсон кивнул.

— Где я вас найду?

— О, мисе Стрит, мне кажется, вряд ли вы являетесь членом гольф-клуба «Ремуда»…

— Мистер Мейсон — член клуба.

В голосе девушки послышалось облегчение:

— Ну тогда, может быть, он даст вам карточку гостя, а вы спрячете одежду на дно спортивной сумки, пройдете и… идите прямо к четырнадцатой лунке. Не доходя до нее ярдов пятьдесят, увидите небольшие, но довольно густые заросли кустарника, они спускаются к подъездной дорожке, а там только негромко позовите, и… о Боже! Сюда идут игроки! Прощайте! — Трубку на том конце резко бросили.

Делла Стрит немножечко выждала, потом осторожно положила телефонную трубку на рычаг и взглянула на Мейсона. Мейсон отодвинул телефон в сторону.

— Теперь мы все слышали, — заключил он.

— Бедняжка, — не выдержала Делла Стрит, — остаться в таком месте в чем мать родила — уму непостижимо! Средь бела дня — за полчаса до полудня… Не понимаю, шеф, просто не укладывается в голове, как это ее могли ограбить? Как это у нее смогли взять абсолютно все?

— В том-то и дело, — согласился Мейсон, — эта сторона ограбления выглядит достаточно интригующе. Ты хочешь туда ехать, Делла?

— Попробуйте удержать!

— Тогда я поеду с тобой.

Делла Стрит улыбнулась:

— 6 этом я не сомневалась, шеф.

— Нет, нет, ты не так поняла. На само поле я не выйду. Довезу тебя до клуба, дам гостевое приглашение и останусь ждать, пока вернетесь. А одежда для нее найдется?

— Найдется. Вполне подойдет мой размер. Есть тут у меня одно старое,, один старый спортивный костюм — рубашка и шорты. Конечно, ничего особенного, я уже собиралась выбрасывать, но уж по крайней мере для того, чтобы пройти через поле для гольфа и не спровоцировать в погоню за собой возбужденную стаю двуногих волков, сгодится.

Мейсон посмотрел на часы:

— Следующая встреча назначена на два. Как раз есть время, Делла. Этот случай уже разжег мое любопытство. Итак, едем!..

Глава 2

С веранды здания гольф-клуба Мейсон хорошо видел, как две женские фигуры, четко выделяясь на фоне неба, появились из-за пригорка и пошли по полю к тому месту, где он находился.

Они были практически одного роста, хотя, пожалуй, Арлен Дюваль была ниже Деллы. И эта девушка обладала пружинистой спортивной походкой. Мейсон видел, как время от времени головы обеих поворачивались друг к другу, и они на ходу обменивались какими-то замечаниями.

Чтобы их встретить, знаменитый адвокат спустился вниз.

Делла Стрит представила Арлен Дюваль так, словно та была ее давняя подруга, и Мейсон ощутил твердое пожатие гибких, сильных пальцев. Темно-серые глаза смотрели прямо и открыто.

— Спасибо вам, мистер Мейсон. Спасибо за все.

Очаровательная блондинка. Кремовая кожа. Мягкие волосу цвета только что собранного меда шелковисто блестели.

— Благодарить следует мисс Стрит.

— Я ее уже поблагодарила,

— А знаете, — продолжил беседу Мейсон, — ву могли бы запросто меняться одеждой.

— Но хорошо, когда есть чем меняться, — тут же отреагировала Арлен Дюваль. *

— Ваша одежда украдена?

— Да, у меня все украли.

— Должен признаться, что ваш звонок приятно нарушил нашу скучную повседневную жизнь.

— А разве у вас бывают скучные дни?

— О, более чем достаточно.

Девушка рассмеялась:

— Я была прямо-таки польщена, узнав, что мисс Стрит подумала, будто я изобрела новый способ для возбуждения вашего интереса.

— В самом деле? — удивился Мейсон.

— Да нет, я шучу.

— А если бы даже и так, то со мной это сработало бы безотказно. Любой, придумавший подобный план, может похвастаться незаурядной дерзостью и изобретательностью, а это, в свою очередь, уже само по себе возбуждает интерес и вызывает любопытство.

— К сожалению, ко мне вашу похвалу отнести нельзя, ибо мой случай, что называется, взят из жизни.

— Что произошло? — перешел к делу Мейсон.

— Это длинная история.

Мейсон предложил пройти на веранду, заказал всем выпить и только затем, удобно откинувшись в кресле, повторил вопрос:

— Что случилось? Расскажите вашу длинную историю.

— Я жила в трейлере.

— Жили одна?

Девушка кивнула.

— Там есть специальное место для тех, кто приезжает на трейлерах?

— Нет, лагерь там только иногда. С той стороны, сзади, к полю для гольфа подходит подъездная дорожка, и мадо кто о ней знает. Мне кажется, регулярно по ней ездила только я. Когда поле для гольфа только купили, оно было как бы частью большой полосы земли, и сейчас еще, если пройти вниз от четырнадцатой лунки, лес сохранился — тянется довольно далеко, а потом начинается пологий луг, где много травы. Далее опять лесок, а за ним уже дорога.

Так вот, я обнаружила, что могу проехать по этой подъездной дорожке, припарковать трейлер и наслаждаться полным уединением. Сомневаюсь, чтобы на эту часть территории клуба люди вообще заходили. Расстояние между лугом и проезжей дорогой напрямую ярдов четыреста, а до ближайшего прохода на поле, это в ту же сторону, ярдов двести. Естественно, что по подъездной дорожке, которая вьется между этими перелесками, расстояние будет больше.

— Хорошо, продолжайте. — Мейсон внимательно слушал.

Девушка посмотрела ему в глаза:

— Я по натуре такая, что дома не сижу. Люблю куда-нибудь выбраться, пошататься по лесу, побегать босиком. Люблю совсем раздеться и позагорать.

— Постойте, а где вы работаете?

— В данный момент нигде.

— Ясно. А все же, как вы потеряли одежду?

— Сегодня утром я занималась тем же, чем обычно. Я ведь и перед этим на воздухе ночевала, впрочем, если честно, то я на этом лугу живу в трейлере уже трое суток.

— Не страшно?

— Нет. По большому счету, трейлер — это одно из самых безопасных мест. Нужно всего лишь запереть дверь изнутри, и никто не залезет, даже если окна разобьют. Окошки для человека там слишком маленькие.

— Итак, сегодня утром вы отправились загорать?..

— Да, как обычно. Я разделась, накинула халат, пересекла луг, дошла до леса и собралась загорать. Сбросив халат, я сначала немного просто походила на солнце, знаете, это для того, чтобы почувствовать кожей воздух, босыми ступнями ощутить траву, но, ради Бога, не подумайте, что я чокнутая какая-нибудь. Будь вы таким же заядлым загоралыциком, как и я, вы бы поняли эту ни с чем не сравнимую свободу, это нежное прикосновение теплых солнечных лучей, ласкающее дуновение ветерка. Но хватит об этом…

— Да, да, расскажите-ка лучше, что произошло.

— А произошло вот что. Когда я вернулась обратно к тому месту, где стояли мой трейлер и автомобиль, то обнаружила, к своему изумлению, что и автомобиль, и трейлер исчезли.

Вы точно уверены?

— Абсолютно.

— А не могли вы ошибиться местом?

— Исключено. С дороги я никогда не сбиваюсь. А кроме того, я здесь отдыхаю уже… с тех самых пор, как стало тепло.

— А ваши ключи к машине? — поинтересовался Мейсон.

— Да, у меня были сегодня с собой ключ зажигания и ключ, которым запирается дверь трейлера, — я ношу их в специальном мешочке и утром положила его в карман халатика, они и сейчас там, но мне представляется, что если кто-то решил украсть машину, то беспокоиться о том, как включить зажигание, он не станет. Разве не так? Говорят, легко можно завести автомобиль, закоротив что-то там за приборной доской?

— Вы позвонили мне, а не в полицию… — И хотя Мейсон произнес это предложение констатирующим тоном, оно больше звучало как вопрос.

— Разумеется. Представьте себе девушку, облаченную в просвечивающую вуаль из солнечного света, и как ее сурово допрашивают двое полицейских, срочно прибывших на патрульной машине, а? Они задают кучу вопросов, тщательно записывают, что украдено, и еще тщательнее — что осталось. И какая замечательная сенсация для репортеров! Одни только заголовки чего будут стоить: «Загорающая блондинка теряет все, за исключением улыбки и солнечного загара!» — и остальные в таком же духе. А фотографы из газеты? Они-то уж во что бы то ни стало постараются заполучить мое фото и не пожалеют усилий, чтобы подобрать наилучшее освещение.

— Значит, другой причины не было?

— Причины, чтобы не вызывать полицию?

Мейсон утвердительно кивнул.

Какое-то мгновение Арлен Дюваль вертела в руках стакан, потом подняла глаза.

— Была.

— Какая же?

— Я думаю… мне кажется, что полиция как раз и стоит за’ всем этим делом.

— То есть вы имеете в виду, что ваш автомобиль вместе с трейлером украли полицейские?

— Вот именно.

— И зачем?

— Чтобы как следует обыскать. Не торопясь и ни на кого не оглядываясь.

— Так, так. А что бы они стали искать?

— Мой дневник, возможно.

— На что это вдруг полиции сдался ваш дневник?

— Мистер Мейсон, — выдохнула девушка, — в этом деле вы должны будете поверить мне на слово.

— Но вы пока еще не представили обоснований серьезности ваших намерений.

— Я не имею в виду деньги. Завтра к десяти часам утра вы получите необходимый задаток — я позабочусь. В данный момент я имею в виду остальную часть этого… э-э… дела — мою личную оценку, и здесь вам придется поверить мне на слово. Вот и все.

— Что-то у вас тяжело получается с изложением событий. Я предлагаю: выкиньте пока ту часть, что вы хотите скрыть, и переходите к сути дела.

— Отлично. Вы знаете, кто я?

— Вы — очаровательная молодая женщина, ваш возраст двадцать с небольшим, и вы живете, согласно вашим же словам, без видимых средств к существованию. Ваша жизнь на колесах говорит о пристрастии к необычным при|слючениям, а еще мне почему-то кажется, что вы боитесь заводить друзей.

— Что вас заставляет так думать?

— Ответ очевиден. Девятьсот девяносто девять женщин из тысячи, окажись они в вашем положении, найдут одного, а то и нескольких близких друзей, к кому бы они смело могли обратиться за помощью, оставшись в костюме Евы посередине поля для игры в гольф. А факт вашего обращения к знаменитому адвокату указывает еще и на то, что существуют детали, о которых вы пока не упомянули да и, судя по всему, не собираетесь рассказывать.

— Знаете ли вы моего отца, мистер Мейсон?

— Кто он?

— Колтон П. Дюваль.

Мейсон уже покачал было головой, но тут же нахмурился.

— Подождите-ка. Это имя я определенно где-то встречал. Чем он занимается?

— Сейчас он делает номерные знаки.

— Владеет производством?

— Нет. Занимается принудительным трудом. — После некоторой паузы девушка добавила: — В тюрьме штата.

— О, надо же!..

— Ему приписывают, — продолжала Арлен Дюваль, — похищение трехсот девяносто шести тысяч семисот пятидесяти одного доллара и тридцати шести центов.

— Вот сейчас я вроде бы вспомнил, — кивнул Перри Мейсон. — Это было связано с каким-то из банков, не так ли?

— И с банком, и с бронированным грузовичком, и с перевозкой наличных денег.

Мейсон дал понять, что внимательно слушает.

— Он в тюрьме уже целых пять лет. Считается, что мой отец где-то спрятал эти деньги. И на него все эти годы оказывалось и оказывается такое изощренное давление, что описать — язык не повернется.

Арлен Дюваль пришлось выдержать долгий изучающий взгляд Мейсона, но глаз она не отвела.

— Официально я — дочь вора.

— Давайте дальше. Рассказывайте вашу историю.

— Но я ее рассказала.

— Только не мне.

— Мистер Мейсон, я только что это сделала.

— Вы лишь обозначили в общих чертах. Дайте же услышать остальное.

— Мой отец работал в «Меркантайл секыорити бэнк». У них с полдюжины отделений в различных местах, и одно из них в Санта-Ане. Для обеспечения нормального платежного баланса необходимы наличные деньги, их нужно доставлять в отделения банка, и для этого у них имеется специальный бронированный фургончик. В тот день перевозилось наличности триста девяносто шесть тысяч семьсот пятьдесят один доллар и тридцать шесть центов. Все эти деньги папа лично сам упаковал. Вообще-то, по правилам, за ним должен был присматривать инспектор, но папе в этом деле полностью доверяли, и инспектор занимался тем, что следил за игрой на скачках. Он там крупно поставил. У инспектора с собой был маленький радиоприемник, и… Ну, понимаете, когда подошло время, он включил его, настроился, и… Правда, потом инспектор заявил, что он хотя и слушал радио, но на самом-то деле не спускал с папы глаз. Сказал, что видел, как папа запечатал этот пакет, естественно, перед этим обернув его как следует, обвязал, залил сургучом, поставил на сургуче свою личную печать, а потом там же свою личную печать поставил и инспектор.

— И что потом? — спросил Мейсон.

— Минут через десять пришел человек, водитель бронированного фургона, и отдал квитанцию за пакет.

— А когда пакет был доставлен в Санта-Ану?

— Спустя примерно еще полтора часа.

— И что же произошло там?

— Пакет, говорят, был в полном порядке, печати не тронуты, кассир в Санта-Ане дал свою квитанцию и попросил водителя фургона подождать немного, потому что хотел с ним передать партию денежных документов.

— Что дальше?

— А дальше… не прошло и пяти минут, этот самый кассир выбегает и вопит, что произошла ошибка, что ему подсунули не тот пакет.

— Что было в пакете, который он получил?

— Толстая пачка погашенных чеков.

— Да? А известно ли, откуда…

— Все эти чеки оказались из одной банковской картотеки главного банка Лос-Анджелеса. И помечены они были от «АА» до «CZ».

— А где находилась эта серия чеков?

— Рядом с той комнатой, где готовят деньги для перевозки. Очевидно, кто-то вытащил наличные, сгреб тут же несколько пачек погашенных чеков и набил ими пакет, как деньгами. А затем уже этот пакет обвязали и упаковали.

— И они подумали, что виноват в этом ваш отец?

Девушка кивнула.

— Интересно, какие же улики выдвинули против него? — задумчиво спросил Мейсон. — Впрочем, любые улики здесь будут косвенными.

— Ну, прежде всего то, что именно папа несет личную ответственность за сохранность денег. Инспектор, он, кстати, потерял после этого работу, не мог подменить деньги так, чтобы папа этого не знал. А папа, естественно, не мог осуществить подмену без ведома инспектора. Правда, дело осложняет эта радиопередача со скачек.

— А водитель бронированного фургона? — перебил ее Мейсон.

— Исключено! — Арлен Дюваль замотала головой.

— Но почему?

— Пакет доставили нераспечатанным — печати отца и инспектора были в целости и сохранности. Адрес банка, куда направлялись деньги, был написан рукой отца и количество содержащейся внутри наличности —

' прописью — тоже его почерком.

— Сколько людей ездит в фургоне?

— Только один человек. Этот броневичок на самом-то деле — крепкий орешек. Специально сработан для межбанковских перевозок. Водитель уведомляет банк, когда он готов забрать партию денег, к его приезду в банке наготове уже двое вооруженных до зубов охранников, он паркует фургон у заднего хода, в специально отведенном для этого месте, охранники тем временем смотрят, чтобы все вокруг было чисто, и, если поблизости нет ни подозрительных личностей, ни незнакомых автомобилей, они открывают дверь банка.

— А потом?

— Потом работник банка выносит пакет с деньгами и кладет его в запираемое отделение внутри фургона.

— Значит, не водитель кладет туда деньги?

— Ни в коем случае. Водитель и рядом-то с деньгами не стоит. Его дело — крутить баранку. С деньгами обращается только работник банка.

— В вашем конкретном случае — кто переносил наличные и клал их в фургон?

— В том-то и дело, что папа.

— Он положил их в это специальное отделение и…

— Запер его. Водитель забрался в фургон и изнутри заблокировал все двери. Понимаете, там же броня, стекла пуленепробиваемые, в общем, надежно. Ну и поехал себе. А время прибытия фургона, ориентировочное конечно, было передано в тот'банк по телефону.

— Хорошо. А как получают такие суммы денег? Кто их там принимает и обрабатывает?

— Когда фургон уже подъехал к тому отделению бан-. ка, водитель паркуется в специальном месте и ждет, пока дверь банка не откроется и оттуда не выйдут и не встанут на тротуаре два вооруженных охранника. Только после этого водитель отпирает дверь, выходит представитель отделения банка и отпирает тот сейф внутри фургона, где лежат наличные. Отпирает своим собственным ключом. Он забирает пакет с деньгами и несет его в банк.

А есть ли ключ у водителя к этому сейфу? — поинтересовался Мейсон.

Девушка отрицательно покачала головой.

— И поверьте мне, это очень сложный замок. Без ключа его никак не открыть.

Мейсон на мгновение задумался.

— Похоже, что представитель того отделения банка, куда перевозились деньги, имел точно такую же возможность подменить содержимое пакета, как и ваш отец. Ведь заглянул-то он в пакет только после того, как печати были сломаны…

— Да, но печати были целы, когда он его получил. И кроме того… в этом деле есть еще кое-что.

— Что же?

— О’кей. — Арлен Дюваль поправила волосы. — Сейчас я перехожу к самому трудному…

— Я так и думал, — как бы подбадривая ее, сказал Мейсон. — Я слушаю.

— Некоторые из украденных банкнотов обнаружились потом на руках у папы.

— Даже так? И как же это впоследствии выяснилось?

— Благодаря чистой случайности. Так получилось, что одного из банковских служащих попытались шантажировать, но тот оказался не дураком и обратился в полицию. Просили пять тысяч долларов. Так вот: полицейские проинструктировали этого беднягу откупиться наличными, тут же в банке подготовили пачку денег, а все их номера, естественно, записали.

Дальше тоже интересно. Шантажисты почему-то передумали. Наверное, узнали как-то про полицию. Короче, за деньгами никто так и не явился, а служащий, ставший жертвой шантажа, протаскав их с собой почти неделю, в конце концов захотел от такой суммы избавиться и решил сдать деньги на хранение в банк.

А сдавать их он пришел как раз в тот момент, когда готовился пакет для отделения банка в Санта-Ане. Кассир принял эти пять тысяч долларов, пересчитал и тут же передал бухгалтеру, оформляющему операцию по перевозке наличности. Вот таким образом эти злосчастные пять тысяч оказались в пакете.

Знали об этом, по всей видимости, только кассир и бухгалтер. А когда стало известно, что денежки умыкнули, кассир немедленно доложил полиции, а те поступили очень умно и никакого шума вокруг пропажи, поднимать не стали. Вместо этого они посадили в каждом отделении банка своего человека. Всем было сказано, что похитили ребенка, требуют выкуп, газеты к тому времени еще ничего не пронюхали, но номера-то этих банкнотов были известны, и проверяли буквально каждую поступающую от клиентов двадцатку. Адская работенка, но они молодцы — исправно передавали все номера одному человеку из ФБР. Номера украденных банкнотов знал только он один.

И вот наконец объявились первые двадцать долларов. Этой бумажкой расплатились на автозаправочной станции. Полиция сразу туда — кто принес и так далее. Но хозяина и трясти не надо было — вспомнил тотчас же. Этими деньгами с ним расплатился мой отец за замену какой-то трубки. Хозяин заправки так хорошо его запомнил, потому что у банкнота один верхний уголок был оторван.

— А дальше что? — спросил Мейсон.

— Они пришли к нему домой. Папа и не думал ничего скрывать. Сказал, что да, конечно, он купил эту трубку. А полицейские тут же заявили, что бумажка-то из краденых. Папа тогда возмутился и сказал, что эти деньги лежат у него в кошельке уже по крайней мере неделю — вот тут ему и крышка.

Мейсон прищурился. Он внимательно следил за выражением лица Арлен Дюваль.

— То есть дело было кончено, не успев начаться?

— Вот именно. У присяжных даже вопросов не возникло.

— А вы по-прежнему верите в невиновность отца?

— Но я убеждена, я знаю, что он невиновен.

— У вас есть еще что-то рассказать?

— Ну, пожалуй, то, что всякий и каждый сейчас думает, будто где-то лежит закопанным целое состояние. И ведь что они только не перепробовали! Выдвинули обвинение сразу по нескольким различным пунктам, каждый из которых сам по себе достаточен для возбуждения дела. Вынесли несколько последовательных приговоров.

Теперь те, кто отвечает за досрочное освобождение, подшучивают над папой и говорят: «вы, мол, мистер Дюваль, пожалели б себя и сказали б нам, где денежки-то спрятаны. Глядишь, мы б их выкопали да и отпустили б вас досрочно за х<9Р9Щ?£ поведение. А можно б и статью пересмотреть с учетом отсидки и чистосердечного признания. Но только не думайте, что от этих денег вам польза будет, не признаетесь — так продержим здесь до тех пор, когда уже никакие миллионы не в радость будут!..

— Да-а, — протянул Мейсон, — эти штуки я знаю.

— И меня они в покое не оставляют. Преследовали повсюду. Думают, что папа успел мне передать, где денежки закопаны.

— Да, да, я представляю.

— Я пыталась ходить на работу, как и раньше, но эти их слежки и проверки везде, где я ни появлюсь… в общем, я решила полностью посвятить себя делу оправдания моего отца.

— Вы ушли с работы?

— Сменила род деятельности.

— Но что касается работы, то вы с нее ушли, верно?

— О’кей, будь по-вашему. Да, я* ушла.

— И на какое же содержание вы ушли?

Арлен Дюваль помедлила:

— Видите ли… я уже говорила… здесь вам не остается ничего другого, как поверить мне на слово. Меня снабжает деньгами один мой… друг.

— Как так случилось, что вы позвонили именно мне, когда ваш трейлер украли?

— Очень просто. Я намеревалась попасть к вам на прием в ближайшие дни,

— Но почему ко мне?

— Потому что ваша репутация одного из наиболее выдающихся адвокатов в этой части страны не оставляет другого выбора.

— А вам никогда не приходило на ум, что работа адвоката сопряжена' с определенными издержками, что мне приходится платить секретарю, делопроизводителю, платить за квартиру, телефон, тратиться на…

— Приходило, конечно. — Девушка не дала ему договорить.

— И как вы собирались разрешить эту проблему?

— Мистер Мейсон, не позднее десяти часов завтра утром я буду у вас в офисе и внесу задаток. Я заплачу вам тысячу пятьсот долларов.

Перри Мейсон почесал подбородок.

— Что конкретно вы от меня хотите?

— Я бы хотела, чтобы начиная прямо а этой минуты вы приступили к поискам трейлера. Иначе может быть слишком поздно.

— Почему может быть слишком поздно?

— Потому что они могут там кое-что найти. Мой дневник, например.

— Где он находится?

— Спрятан в трейлере.

— Может, у вас там еще что-нибудь спрятано?

— Может быть.

— Крупная сумма наличных, например?

— Не надо так шутить.

— А где же тогда вы добудете деньги, чтобы заплатить мне завтра утром?

Арлен Дюваль дала понять, что отказывается отвечать.

Мейсон продолжал:

— Мисс Дюваль, я ведь не вчера и не позавчера родился. Тот, кто этот трейлер украл, непременно обшарит его вдоль и поперек, до последнего винтика.

— Я бы за это не поручилась.

— Почему?

— Я приняла необходимые меры предосторожности.

— Такие, как…

— Некоторые книги у меня в двойном экземпляре, и я подстроила так, что поддельные найти легче, чем настоящие.

— Интересно, — произнес Мейсон. — Но пока что-то одни намеки.

— Я веду секретный дневник, куда записываю все то, что мне удалось обнаружить. Я это делаю для того, чтобы, в случае если со мной что-нибудь произойдет, результаты моей работы не пропали и пошли бы на пользу отцу.

— Вы чего-то достигли в вашей работе?

— Думаю, что да.

— А мне не расскажете?

— Не сейчас.

— Почему, осмелюсь спросить?

— Потому, мистер Мейсон, что вы меня тоже подозреваете и я смогу вам полностью открыться, не раньше чем почувствую, что вы готовы поверить мне всем сердцем.

Мейсон не выдержал:

— Но посудите же сами, мисс Дюваль, давайте наконец трезво взглянем на вещи. Вы — молодая привлекательная женщина. Ваш отец работает в банке, и живете вы на зарплату. Из банка, где он работает, пропало почти четыреста тысяч долларов. Отца сажают в тюрьму, а вы бросаете работу и покупаете автомобиль с трейлером. Вы за них полностью рассчитались?

— Да.

— Затем вы превращаетесь в этакое дитя природы — бегаете босиком по росе и нежитесь на солнышке. А завтра заявитесь ко мне в офис с полутора тысячами долларов.Таковы факты. А факты — упрямая вещь, уважаемая мисс Дюваль!

Девушка поморщилась:

— Я знаю, вы думаете, что папа спрятал эти деньги, и я ими пользуюсь. Ну и думайте себе на здоровье! И вы не согласитесь ничего делать, пока я не заплачу. Сначала, по крайней мере, не согласились. А когда я пообещала внести задаток, вы меня начали подозревать. Но, пожалуйста, поверьте мне на слово хотя бы на эти двадцать часов, сделайте хоть что-нибудь и попытайтесь напасть на след моего трейлера. И умоляю — начните не откладывая.

Перри Мейсон барабанил пальцами по столу. Серые глаза Арлен Дюваль с напряженным вниманием следили за каждым его жестом.

— Что вы хотите, чтобы я сделал?

— Найдите трейлер, и побыстрее. Они не могли далеко уйти. Автомобиль с таким прицепом будет достаточно заметен.

— Опишите-ка поподробнее ваш трейлер.

— Да тут много не скажешь — марки «Гелиар» выпуска прошлого года. Но их на дорогах немного. А технические данные можно выяснить, позвонив на завод.

— А ваша машина?

— «Кадиллак».

— Балуете вы себя, однако.

— Я бы так не сказала. Просто, что толку тащить за собой такой прицеп, имея легкий автомобиль. Машина должна быть довольно тяжелой, чтоб и дорогу хорошо держала, и трейлер тянула.

— Сколько угодно трейлеров цепляют к гораздо более легким машинам — я сам видел.

— Цеплять-то цепляют, и они едут, но это же не очень удобно. Ни на секунду нельзя отвлечься от дороги. Но если «гелиар» позади такой машины, как «кадиллак», вы можете быть абсолютно спокойны и позабыть, что сзади у вас что-то есть. Остается только смотреть по сторонам и наслаждаться тем, как мили сами наматываются на колеса.

— А правильно ли я вас понял, мисс Дюваль, что ни полиция, ни налоговая служба, ни какие-то другие посторонние лица у вас не справлялись насчет того, откуда вдруг взялись деньги?..

Девушка усмехнулась:

— Почему же не справлялись? Очень даже интересовались одно время. Но сейчас уже прекратили.

— Вам только кажется, что они прекратили.

— Да нет же, на самом деле! Больше и не вызывают никуда, и не пристают! Но они это дело не бросили, я не сомневаюсь. Регистрируют каждый шаг. Стоит мне пойти в магазин — они тут как тут, не успеешь расплатиться, а кто-то уже сует кассирше бумажку, чтобы отложила банкнот, который я ей дала. Они его потом сравнят с записанными номерами — не украденный ли.-

— И, несмотря ни на что, вы порхаете у всех на виду, как воробей на солнышке.

— Не у всех на виду, — поправила его Арлен Дюваль. — До сегодняшнего дня я и не подозревала, что о моем укромном месте кому-то известно.

— Но, милая, не будьте же наивной! Это ребячество думать, будто вы могли спрятаться после того, как за вами постоянно следили из машины, с мотоцикла, а может быть, даже с вертолета.

— У меня создалось впечатление, что им надоело.

— Хотите пари? — неожиданно спросил Мейсон.

Арлен Дюваль сделала паузу и сказала:

— Нет.

Мейсон продолжал:

— Пока вы бесцельно бродили по лужайке, подставляя лицо ветру и приминая зеленую травку босыми ногами, парочка детективов с превеликим удовольствием вас разглядывала через окуляры полицейских биноклей.

— Ну и пусть! Не запретишь же им…

Перри Мейсон вдруг резко выпрямился.

— Договорились! Завтра утром у меня в офисе с пятнадцатью сотнями долларов.

— В десять часов. Попробую даже в девять тридцать.

— И я немедля предприму кое-что, чтобы напасть на след автомобиля с прицепом. Я хочу знать ответ. А еще я хочу, чтобы между нами не было никаких недомолвок.

— Но я ни в чем не солгала.

— Если вы играете честно, в открытую, я постараюсь вас защитить, но если окажется, что ваш папочка действительно прикарманил триста девяносто шесть тысяч долларов, и что все они или какая-то их часть у вас, и вы их потихоньку пускаете в дело, то в таком случае на меня как на сообщника не рассчитывайте. Я понятно выражаюсь?

— Что вы имеете в виду под сообщничеством?

— А то, что тогда я передам вас полиции. Деньги я найду и верну кому следует, а платой за работу будет причитающееся мне за это вознаграждение.

В отве^ Арлен Дюваль одарила знаменитого адвоката загадочной улыбкой.

— Что ж, достаточно понятно.

Она протянула Мейсону через стол маленькую твердую ладонь. Мейсон пожал ее и обратился к Делле Стрит:

— Набери-ка мне, Делла, Пола Дрейка из детективного агентства. Нам предстоит работа.

Глава 3

Пол Дрейк с кипой бумаг под мышкой вошел в офис Перри Мейсона, когда было уже почти пять часов и, поздоровавшись с ним и с Деллой, с порога заявил:

— Об этом трейлере, Перри, у меня для тебя кое-что есть.

Мейсон посмотрел на часы.

— Что-то стоящее и так быстро?

— Как тебе сказать…

— Ты превзошел самого себя.

— Но ты же этого от меня и хотел, разве нет?

Дрейк плюхнулся в большое кожаное кресло для посетителей, полистал принесенные с собой бумаги, видно было, что чувствует он себя в обычном сидячем положении как уж на сковородке, поерзал так и сяк, после чего повернулся боком и, закинув ноги за один подлокотник кресла, а спиной навалившись на другой, наконец расслабился.

Высокий и худой, он сидел развалившись с ничего, казалось бы, не выражающим лицом, а во всей его манере так и сквозила небрежная неторопливая леность. Человек со стороны мог бы запросто подумать, что Полу такая служба до смерти наскучила, хотя те, кто с ним сталкивался, знали, что его нарочито отрешенный взгляд никогда не пропускает ни одной, даже самой мелкой детали.

Пол Дрейк начал излагать, с чем пришел:

— Один из тех, кто замешан в угоне этого трейлера, — некто Томас Сэккит. Проживает в многоквартирном доме номер 3921 по Митнер-авеню. Кого о нем ни спрашивал — никто ничего не знает. Поговаривают, что он старатель — подолгу живет в пустыне и, очевидно, промышляет золотишком. Дома бывает наездами. Часто видят, как он садится в джип, забрасывает на заднее сиденье спальник, два-три ящика с провизией, кирку, лопату, противень для промывки и палатку. Эти его вылазки длятся по неделе, а то и дольше, после чего он возвращается и какое-то время слоняется без дела как неприкаянный.

— И он принимал участие в угоне трейлера?

— Точно.

— А не могло быть так, — Мейсон сказал это, глядя на Деллу, — что этот парень украл трейлер для того, чтобы увозить его с собой в пустыню и там жить?

— Не могло. — Дрейк лениво покачал головой. — Сейчас этот красавец прицеп выставлен на продажу на комиссионных условиях в «Идеал трэйд трейлер-центре». Сэккит оставил его там, чтобы продать. И цену назначил — две тысячи восемьсот девяносто пять долларов. Хотя хозяин заведения говорит, что больше чем за две с половиной не уйдет. Сэккит оговорил комиссионные условия, но скрыл свое настоящее имя. В книге учета трейлер записан на имя Говарда Прима.

— И он выставлен на продажу?

Пол Дрейк утвердительно кивнул.

— Интересно, что же там внутри, — ни к кому не обращаясь, сказал Мейсон, — он ведь даже не успел его как следует вычистить…

— Один из моих людей прикинулся заинтересованным покупателем и все проверил. Действительно, вычистить не вычистил, но обчистил основательно. Забрал с собой все личные вещи: постельные принадлежности, посуду, еду — все. Осталось только то, что имеется в трейлере, сходящем с заводского конвейера.

— Да-а, — заметил Мейсон, — провернули оперативно!

Дрейк молча кивнул.

— А как тебе все-таки удалось собрать столько информации за такое короткое время?

— Но, Перри, тебе будет неинтересно — это кропотливая мелкая работа.

— Но тем не менее я бы очень хотел знать. Да и клиенту моему доставит удовольствие послушать потом.

Дрейк помахал в воздухе своими бумагами:

— Вот, можешь посмотреть и прочитать! Ты же мне сказал, чтобы я не считался с затратами и привлекал к работе столько людей, сколько потребуется, что я и сделал. Здесь их отчеты, из них все станет ясно.

— Да не надо мне никаких отчетов, — остановил его Мейсон, — расскажи лучше, как и что ты делал.

— Хорошо, — начал Дрейк, — если взяться с умом, то это не очень и сложно. От тебя я узнал, где был украден трейлер. Я сразу отправился на место и сам все осмотрел. Да, оказалось, что кто-то и впрямь уехал оттуда на автомобиле, причем с автоприцепам. Далее возник вопрос: а как этот кто-то попал на место происшествия — пришел ли он пешком, приехал, или же кто-то его подбросил на машине. Любой детектив прежде всего с этого бы вопроса и начал.

Итак, мы хорошенько огляделись на местности и нашли следы автомобиля, свернувшего на старую подъездную дорогу. Следы принадлежали джипу, и это уже что-то дало. А вскоре нашли те же следы, идущие в обратном направлении. Но на обратном пути они пересекаются и накладываются на другие следы — автомобиля с прицепом. И эти-то последние следы джипа были с'амые свежие и ничем не поврежденные.

Следующий этап — выследить. Мы видели, в какую сторону, выезжая, а перед этим въезжая, двигался джип, и видели также, в какую сторону неизвестные похитители уехали на автомобиле с трейлером.

Не забывай, что мы знали номерной знак этого трейлера. Как правило, при угоне знаки срывают и ставят новые, но в данном случае помогло и то, что «гелиар» — марка довольно заметна#., Э%#е. рвых, он многим отлича, — ется от других марок, а во-вторых', йх покупают нечасто. Стоят они прилично.

— Все равно непонятно, — не переставал удивляться Мейсон, — как ты его обнаружил.

— Именно это я и пытаюсь объяснить тебе. И нет тут никакого романтического ореола. По сути дела это, как я уже сказал, упорнейшая, кропотливейшая работа. Шаг за шагом. Например, по оставленным следам нам стало ясно, что в деле участвовали по меньшей мере двое. А что дальше, Перри, догадайся сам. Они могли сделать одно из четырех…

— И что же это за четыре вещи или четыре пути?

— Первое: они могли отправиться вместе с трейлером по дороге куда-нибудь очень далеко, за пределы штата; второе: они могли припарковать его где-нибудь на специальной-парковке для таких домиков на колесах; третье: могли загнать его во двор частного дома или в частный гараж и, наконец, четвертое: выставить на продажу.

Третий вариант, безусловно, загонял нас в тупик, ставил в довольно безвыходное положение. Поэтому мы его сразу отбросили и все внимание сконцентрировали на автострадах. Мы неплохо укладывались по времени: с момента угона прошло всего-то ничего — за два часа при нашем-то движении на дорогах такую штуку по городу далеко не утащишь.

У меня есть своя договоренность со многими автозаправками и станциями техобслуживания практически на всех автострадах — и в сторону побережья, и в глубь страны, и в пустыню — о том, что… В общем, все главные дороги схвачены.

Конечно, путей, как выбраться из города, — масса, но раз уж вы экипировались в солидную турпоездку, то непременно поедете по одной из семи основных магистралей. А там на станциях мои ребята. Я их всех обзвонил, и они заверили меня, что «гелиар» не пропустят.

Затем я посадил девушку обзвонить туристические лагеря на колесах, чтобы выяснить, не прибыл ли куда сегодня после обеда «гелиар», а еще одному моему помощнику дал задание обзвонить торговые точки, где такие штуки обычно продаются. Главные приметы те, что трейлером уже пользовались и что выставлен на продажу он мог быть не более двух часов назад.

Вскоре стали поступать донесения. Одно за другим. Один «гелиар» проехал через Йермо на Лас-Вегас^ другой через Хотвилль выехал на трассу в сторону Йумы, третий шел где-то на полпути между Вентурой и Санта-Барбарой.

Начали проверять. Один оказался восемнадцатифутовый, другой — слишком большой — махина в тридцать два фута, и только трейлер из Йермо соответствовал описанию и был того же размера, то есть двадцать пять футов. Засекли мы его как раз вовремя, и, куда бы он ни направлялся, задержать его не составило бы труда.

Проверка туристических лагерей вокруг города выявила еще два двадцатипятифутовика, и я не мешкая послал туда людей. И вот наконец мы попали в яблочко — пришло донесение из «Идеал трэйд трейлер-центра». Буквально за несколько минут перед нашим звонком кто-то сдал на продажу прицеп «гелиар». Сдал на комиссионных условиях под именем Говарда Прима. Рванули туда, и что же ты думаешь, Перри? Он даже номерной знак не удосужился заменить.

После этого мы уже имели описание внешности Прима и его адрес. Хотя адрес ничего не значил, ясно, что фиктивный, но приехал-то Прим на джипе, а владелец заведения — малый не промах, торгует давно и кота в мешке предлагать не станет. Короче, он взял да и записал номер джипа, чтобы в случае чего знать, от кого товар.

Таким образом мы вышли на владельца джипа. Зарегистрирован на имя Томаса Сэккита, проживающего по адресу 3921, Митнер-авеню. А собрать ту информацию о нем, что я тебе сообщил, не составило большого труда.

— А насколько можно быть уверенным, что это тот человек и есть? — спросил Мейсон.

— Да практически полная гарантия. Есть же описание. Рост пять футов семь дюймов, вес сто семьдесят пять фунтов, светлые волосы, возраст около тридцати и слегка прихрамывает.

— Как насчет «кадиллака»?

— Пока ничего. С «кадиллаком», похоже, придется обращаться за помощью к полиции, таких машин слишком много. Нам самим эта операция будет не под силу. Трейлер — другое дело.

— Отлично сработано, Пол!

Пол Дрейк отмахнулся: от комплимента небрежным жестом:

— Да ну брось ты, Перри! Тут и требуется-то всего — немного пораскинуть мозгами. Сначала представить себе, что может сделать человек с таким домом на колесах, потом попробовать все это проверить, если возможно, а уж исполнение проверок зависит от того, как ты это организуешь.

— Не скромничай, Пол, ты здорово потрудился! Главное — теперь у нас есть хорошая ниточка. — Перри Мейсон обернулся к Делле Стрит: — Как нам выйти на клиента, Делла?

Та быстро посмотрела в свои записи и ответила:

— Есть телефон. В Санта-Ане. Передать через доктора Холмана Б. Кандлера. Клиентка сказала, что это ее надежный друг, который передаст ей любую информацию, если у нас возникнет необходимость связаться с ней до завтрашнего утра.

Мейсон опять вернулся к разговору с Полом Дрей-ком:

— А кто-нибудь следит за этим трейлером?

— Естественно. Их там двое. Кстати, Перри, хотел тебя спросить: если тот парень объявится снова и захочет этот трейлер перевезти, что нам делать?

— Я пока не решил. Надо подумать, дай время. — Мейсон обратился к Делле Стрит: — Я хотел бы переговорить с доктором Кандлером.

Дозвониться до офиса доктора Кандлера оказалось просто: трубку взяла медсестра, и после нескольких фраз о том, кто и почему хочет поговорить с ее боссом, Делла Стрит дала Мейсону понять, что разговор состоится — тотчас же.

— Алло! — Мейсон взял трубку. — Доктор Кандлер?

Не прошло и двух секунд, как на том конце ответил мягкий настороженный голос:

— Доктор Кандлер слушает.

— Здравствуйте, доктор! С вами разговаривает Перри Мейсон. Мне чрезвычайно необходимо как можно скорее связаться с мисс Арлен Дюваль. Она сказала, что выйти на нее можно будет через вас.

— Перри Мейсон? Тот самый знаменитый юрист, если не ошибаюсь?

— Он самый.

— А могу я узнать, в чем причина такой срочности, мистер Мейсон?

— Понимаете ли, мисс Дюваль дала мне понять, что я могу полагаться на вас как на друга их семьи, что вы для нее как родной дядя, это так?

— Да, это так.

— Сегодня мисс Дюваль приходила ко мне за советом.

— И что же?

— Просила помочь в одном деле, — Мейсон тоже старался говорить осторожно, — решение которого не терпит отлагательств.

— Понимаю вас, мистер Мейсон.

— И я бы хотел сообщить мисс Дюваль, что некоторые действия мною предприняты и что уже можно вести речь об определенном успехе.

— Это касается трейлера?

— Да.

— Неужели вы его нашли?

— Представьте себе. Он сейчас в комиссионной продаже в одном из торговых центров. Личных вещей никаких не осталось — ни постельных принадлежностей, ни посуды, ни одежды. Мне кажется, что мисс Дюваль хотела бы получить эту информацию немедленно, и если только вы можете сказать мне, как с ней связаться, то я бы это сделал прямо сейчас, с тем чтобы узнать, каковы будут дальнейшие указания.

— Простите, но адрес ее я вам сообщить не могу, — настороженность доктора Канцлера ничуть не уменьшилась, — но я попытаюсь передать ей. Сколько времени вы будете у себя, мистер Мейсон?

— Тридцать минут вас устроит?

— Вполне. Я передам ей вашу информацию, и она вам позвонит.

— Благодарю вас. — Мейсон положил трубку.

Делла Стрит, следившая за разговором, посмотрела на шефа и улыбнулась:

— Этот лишнего не скажет.

— Все правильно, — ответил Мейсон, — и нельзя его винить. Не может же он быть полностью уверенным, что я не какой-нибудь работающий под Перри Мейсона частный детектив. Раньше мы по телефону не разговаривали, и голос мой ему не знаком.

— Верно, шеф, а попросив ее позвонить вам, он узнает…

— Отсюда ли звонили?.. Ты мыслишь совершенно правильно. Знаешь что, Делла, отключи-ка коммутатор в приемной, а то скоро Герти уйдет домой и принимать звонки будет некому.

— По-моему, она как раз собралась. — Делла Стрит вышла в коридорчик, где подключила телефон приемной напрямую к аппарату в частном офисе Мейсона.

Мейсон тем временем продолжал давать указания Полу Дрейку:

— Я хочу, Пол, чтобы этот Томас Сэккит был под постоянным наблюдением. Не спускай с него глаз, но так, чтобы сам он ничего не заметил. Все должно быть чисто.

— Полное наблюдение днем и ночью?

— Да. Знать каждое его движение. И еще я попрошу тебя навести справки по делу о пропаже из «Мер-кантайл секьюрити бэнка» почти четырехсот тысяч долларов, которые исчезли во время транспортировки их в один из филиалов.

Дрейк встрепенулся:

— Так вот оно в чем дело!

— В чем? — не понял Мейсон.

— Это имя. Дюваль. Вот где я его слышал! Он тогда заграбастал целое состояние, но попал за решетку. Она его родственница?

— Она его дочь.

Дрейк присвистнул:

— Ну и дела!

— Узнай все, что сможешь, Пол!

— А сколько даешь времени?

— Смотри по обстоятельствам. Но это тоже очень срочно.

— Провалиться мне на этом месте! — Дрейк явно оживился. — Так, значит, это был ее папаша!..

— Он пользовался полным доверием, — сухо заметил Мейсон.

— И в конце концов решил попользоваться деньгами, — добавил Дрейк.

Делла Стрит вернулась в офис Мейсона.

— Телефон включен напрямую, шеф. Ну вот, начинается! — воскликнула она, едва присев, и поспешила ответить на первый прямой звонок. — Слушаю вас!

— Арлен Дюваль? — спросил ее Перри Мейсон и после того, как Делла молча кивнула, снял трубку параллельного аппарата у себя на столе.

— Минуточку, мисс Дюваль, соединяю вас.

Голос у Арлен Дюваль был совсем не такой, как у доктора Кандлера. Она даже и не пыталась скрыть обуревавшего ее волнения.

— Вы что-то узнали о трейлере? Доктор Кандлер сказал мне, что вы его нашли, это правда?

— Правда, мисс Дюваль. Трейлер найден.

— И где же он?

— В «Идеал трэйд трейлер-центре».

— Что? В «Идеале»?

— Да, он там.

— Но подождите… Я же сама…

— Вам знакомо это место? — спросил Мейсон.

— Конечно, знакомо. Я же там его и купила.

— Когда это было?

— Да уж месяцев шесть назад.

— Ну что ж, получается, что ваш красавец снова там. Поставили на продажу на комиссионных условиях.

— А кто сдал?

— Человек по имени Говард Прим. Так, по крайней мере, он представился хозяину. Адрес, который он дал, оказался фиктивным.

Девушка на секунду замолчала.

— Да, да, конечно. Скажите, а он… а каково состояние трейлера?

— Из личных вещей ничего не осталось, если это вас интересует.

— О нет, я имею в виду сам трейлер. В частности, пробовал ли кто-нибудь оторвать деревянную обшивку?

— Вроде бы нет.

— Мистер Мейсон, мне во что бы то ни стало нужно немедленно туда попасть. Вы можете… встретить меня там?

— Когда?

— Чем быстрее, тем лучше. Я буду вас ждать.

— А есть у вас с собой что-нибудь, подтверждающее, что вы — хозяйка этого трейлера? Регистрационная карточка или…

— Ничего, мистер Мейсон, абсолютно ничего. Вы же знаете, что у меня остались только ключи.

— Впрочем, постойте, если вы купили у них трейлер и если человек, который его вам продал, сегодня работает, то… хорошо, я выезжаю сию же минуту. Встретимся на месте.

— Вы выезжаете?

— Да. Считайте, что я уже в пути. — Мейсон положил трубку и повернулся к Полу Дрейку: — Один важный момент, Пол. Знай, что я отнюдь не намерен приоткрывать карты в отношении Сэккита. Считаю, что пока не время. Это может быть тот случай, когда нам не следует сообщать клиенту все, что нам известно.

Дрейк понимающе усмехнулся:

— Что касается меня, Перри, то мой клиент — это ты. Я работаю только для тебя и даю информацию на сторону только с твоего ведома.

Мейсон поднялся из-за стола:

— И сосредоточься, пожалуйста, на моей второй просьбе, Пол. Запусти своих ребят прямо сейчас. Ну, а те, что следят за трейлером, пусть это дело не бросают. Пусть преследуют его хоть на краю света.

— О’кей, Перри! Ты думаешь, твой клиент сможет подтвердить право владения трейлером и заберет его?

— А почему бы и нет? Ведь вначале он был именно там и продан, у них наверняка сохранились записи купли-продажи, так что большой преграды здесь, я думаю, не будет.

— Странно, однако, что похититель привез трейлер в то же место, — сказал Дрейк.

— Простое совпадение, — выразил свое мнение Мейсон.

— Я этого не говорил. Твои слова, — сухо заметил Дрейк.

— Конечно. В конце-то концов, таких больших площадок для продажи, как в «Идеал трэйд», в городе раз, два и обчелся.

— Но все равно такое совпадение заставляет задуматься…

Мейсон посмотрел на Деллу Стрит и кивнул в сторону двери.

— Ты готова?

— Да, я готова.

Пол Дрейк поднялся с кресла для посетителей:

— Намек понял, меня выпроваживают!

— Хороший мальчик, — Мейсон открыл дверь, пропуская Пола вперед, — и не нужно даже брать его за ухо.

Детектив улыбнулся:

— Иногда и это не помешает. Ну что ж, до скорой встречи!

— И я хочу, чтоб ты лично был на работе до девяти тридцати, — бросил уже на выходе Мейсон. — Мне, возможно, захочется с тобой поговорить после того, как мы разберемся с трейлером. И не забудь про похищение денег из банка.

— О’кей, займусь этим, как только приду к себе. Я буду на месте до десяти. — Пол Дрейк направился дальше по коридору к своему кабинету, который располагался на этом же этаже, а знаменитый адвокат в сопровождении верного секретаря вошел в лифт,

Минуту спустя они уже выезжали со стоянки рядом с домом, а еще через несколько секунд Перри Мейсон думал только о том, как бы им не задержаться в пути из-за невероятного количества машин на дороге в этот час пик.

— Сколько мы проедем? — спросила Делла Стрит.

— Двадцать минут как минимум.

— Так долго? — Она изобразила удивление. — Уж не дали ли вы очередной зарок не превышать скорость?

Мейсон в ответ кивнул с самым серьезным видом:

— Автомобиль, Делла, стал действительно смертельным оружием. Слишком много людей за рулем, слишком много машин, и всем надо куда-то спешить в одно и то же время.

— Что ж, раз вы встали на путь истинный, я могу расслабиться. — Делла откинула голову на сиденье. — И мне не придется больше высматривать, не видно ли по ходу движения дорожной полиции.

— Отныне и впредь, — глубокомысленно произнес Мейсон, — дорожные полицейские — мои друзья. Я хочу, чтоб их было больше. Потому что если я собираюсь стать законопослушным, то мне хочется и других граждан видеть тоже соблюдающими закон. Кстати, Делла, а что ты думаешь о нашем новом клиенте?

— Бедняжка. Мне жаль ее. Попала в такую переделку!..

— И то правда. Бедная и разнесчастная.

— Но, шеф, вы скептически настроены.

Перри Мейсон увидел, как впереди на перекрестке замигал зеленый, и на желтом затормозил.

— Если отбросить эмоции и взять одни голые факты, то перед нами девушка, у которой отца приговорили по обвинению в присвоении почти четырехсот тысяч долларов. Эта девушка разъезжает на дорогом лимузине, живет в стоящем уйму денег прицепе на колесах, нигде не работает, а занимается лишь тем, что вприпрыжку сбивает голыми ножками росу с травы на поле для гольфа, а теплое солнце и мягкий ветерок греют и обвевают ее нежную кожу.

— Она нашла себе очень неплохое занятие, — согласилась Делла.

— А сейчас давай взглянем на все с точки зрения тех, кто отвечает и принимает решение о досрочном освобождении на поруки. Заключенный Колтон П. Дюваль находится в тюрьме, и приговор его был неясным и неокончательным. Он утверждает, что невиновен и что осужден незаконно. По ошибке. И не все обстоятельства дела до конца уточнены. Вы — член Совета по помилованиям и досрочному освобождению, поэтому вам предстоит решить, до каких пор держать Колтона Дюваля в тюрьме. И вот вы почти уже приняли решение его выпустить, остается спросить мнение тех, кто ведет оперативную работу по делу. Вы их спрашиваете и узнаете, что дочь его ездит в дорогом автомобиле, живет в первоклассном трейлере, работу забросила, а деньгами сорит направо и налево.

— Ну, если трактовать дело так, то… — Делла Стрит сделала паузу. — Боже мой! Получается, что она сама своими действиями держит отца за решеткой.

— При условии, что… — Мейсон улыбнулся.

— Не тяните же, шеф!

— При условии, что Совет по делам совершеннолетних, а у него в этом штате те же функции и обязанности, что и у Совета по помилованиям и досрочному освобождению, имеет намерение, пусть даже самое малое, этот милосердный акт осуществить. Если так, то не уместнее ли будет предположить, что Арлен Дюваль скорее пытается не освободить Колтона Дюваля из неволи, а, наоборот, — удержать его там. В таком случае действия дочери, с точки зрения властей штата, будут выглядеть вызывающими раздражение, если не сказать — просто вызывающими.

— Да, это определенно так, как вы сказали.

— С другой стороны, — продолжал Мейсон, — это выглядит как очень соблазнительная приманка.

— В каком смысле?

— А вот послушай. Дюваля сажают в тюрьму. Но одновременно дают понять, — может быть, даже напрямую и не говорят, а как-то по-другому, — что если он вернет награбленное, то досрочное освобождение состоится. Ясно, что желания возвращать добычу он не испытывает. Хочет переждать. Хочет, чтобы от него отступились. В.результате это ему удается, и власти думают, будто о свободе он и не помышляет. Затем дочь Дюваля начинает вести роскошную жизнь без видимых средств к существованию и пребывает в райском блаженстве полного ничегонеделания. Будет только естественно, если чиновники, отвечающие за досрочное освобождение, подумают: «Ну вот, теперь понятно, что во владение деньгами вступила его дочь, так не лучше ли будет этого мошенника освободить и понаблюдать за ним как следует? Уж мы-то его из виду не упустим! Помешать дочке транжирить деньги мы не можем, но рано или поздно и сам Дюваль потратит энную сумму, тогда-то мы его и прищучим. Признавайся, мол, откуда денежки! Прервем его досрочное освобождение и, может быть, сумеем привлечь в качестве сообщницы и дочку. А после этого, возможно, удастся и на деньги выйти и хоть какую-то их часть получить обратно…»

Делла Стрит попыталась переварить услышанное:

— Кто-то играет на много ходов вперед!..

— Совершенно верно, — согласился Мейсон.

— А какова же получается ваша роль в этой схеме?

— Моя? Я так думаю, что мне отведена роль пешки.

— То есть вами хотят воспользоваться?

— Да, использовать и выбросить…

— В любом случае, будьте осторожны!

— В этом не сомневайся!

Мейсон свернул на многорядную автостраду с односторонним движением, и последующие десять минут они ехали не говоря ни слова. Потом он повернул на поперечную улицу, проехал кварталов пять-шесть по ней, и наконец они оказались перед «Идеал трэйд трейлер-центром».

Припарковавшись, Мейсон выбрался из машины и пошел осматривать длинную вереницу разнообразных домиков-прицепов, выставленных для продажи.

Делла Стрит, последовала за шефом.

— Невозможно предсказать, что они изобретут следующим, — сказала она Мейсону, остановившемуся поглазеть на понравившийся экспонат. — Чего только не придумают, внутри — все, что душе угодно, и в то же время все это в таком ограниченном, замкнутом пространстве, что просто диву даешься. Настоящий дом на колесах. Поразительно!

В этот момент к ним, приветливо улыбаясь, подошел один из работников центра.

— Неплохо, правда? Хотите найти что-нибудь для души?

— Нет, — ответил Мейсон, — мы бы хотели поговорить с управляющим.

— С Джимом Харцелем?

— А управляющего зовут Джим Харцель?

— Да. — Торговец трейлерами кивнул.

— И где его можно видеть?

— Идите за мной, сэр.

Он провел их вдоль длинного ряда трейлеров и пригласил пройти налево.

Мейсон шепнул Делле Стрит:

— Ты не забыла бумагу и карандаш?

— Обижаете, шеф. Я без них ни шагу. Разве что в ванную…

— Тогда я тебя попрошу: когда Арлен Дюваль сюда приедет, запиши номер ее автомашины. Если, конечно, она не воспользуется такси.

Делла Стрит сделшщ знак, что поняла.

Приветливый молодой человек остановился перед маленьким низким зданием.

— Офис мистера Харцеля, входите.

— Благодарю вас… — Мейсон сделал шаг назад и пропустил вперед секретаря.

Харцель оказался здоровенным широкоплечим типом с выпяченной вперед грудью, медвежьими ухватками и верным глазом аукционера. Их он оценил с полувзгляда.

— Здорово, ребята! Что произошло?

— Почему вы сразу думаете, что что-то произошло? — спросил Мейсон.

— Я вижу, — добродушно усмехнулся здоровяк, — работа такая! У тех, кто приходит ко мне заключать сделку, рот, как правило, до ушей. А как же иначе? Делают важный шаг в жизни! Решили бросить все на время и побродяжничать, как цыгане. Пожить наконец в свое удовольствие. А если приходят такие суровые и насупившиеся, как вы, то ясно, что где-то что-то случилось. Выкладывайте! Наверное, купили трейлер, а он с браком?..

Мейсон рассмеялся:

— Меня зовут Перри Мейсон.

— Тот самый адвокат?

— Да, это я.

Харцель энергично сжал руку Мейсона толстыми сильными пальцами:

— Необычайно рад познакомиться!

— А это мой секретарь — мисс Стрит.

Делла Стрит уже протянула было ладонь, но Мейсон, потирая свою, остановил ее.

— Лучше не надо. Раздавит!

— Да вы и сами неплохо жмете, — возразил Харцель. — Признаться, я в прошлом много занимался борьбой, а кроме того, когда я стал учиться торговать, то все говорили, что крепкое доброе рукопожатие чуть ли не половина успеха. Клиент должен чувствовать, что здесь к нему относятся чуточку лучше. Здравствуйте, мисс Стрит! Счастлив познакомиться! Ну а теперь садитесь и рассказывайте, что вас привело. Уж не нарушил ли я закон?

— Знаете ли вы Арлен Дюваль? — спросил Мейсон.

— Дюваль… Дюваль… постойте-ка… Это имя я где-то встречал. Ах да, ну конечно же! — Лицо Харцеля расплылось в улыбке.

— Что-нибудь смешное?

— Как сказать, скорее забавное воспоминание. Приятная милая красотка. Купила у меня «гелиар». Причем расплатилась наличными!

— Что вы имеете в виду? — удивился Мейсон.

— Я имею в виду на-лич-ны-е!

— Чек или…

— В том-то и дело, что никаких чеков. Заплатила хрустящими новенькими сотенными.

— А еще что-нибудь вам о ней известно?

— Но посудите сами, зачем мне что-то еще о ней знать? Покупает трейлер и выкладывает пачку денег — для меня это самый убедительный довод. А что с ней? Надеюсь, не банк же она ограбила?

Мейсон уже начал было задавать следующий вопрос, но остановился.

— Но в чем же дело? — Харцель не отставал.

— Этот «гелиар», что вы ей продали, был сегодня украден.

— Боже правый! Украли? Застрахован, надеюсь?

— Не известно. Мой интерес состоит в том, чтобы его снова найти.

— А чем я могу помочь?

— Верните его.

Улыбка мигом слетела с добродушного лица Харцеля.

— Погодите-ка, я что-то опять не понимаю…

— Только не волнуйтесь, — успокоил его Мейсон, — я вовсе не хочу сказать, что вы его украли. Так случилось, что вы его купили…

— Ах вот оно что. — Харцель почесал затылок. — Сегодня действительно звонили. Хотели привезти «гелиар» и просили продать. На комиссионных условиях. То есть я не купил его. Кстати, вот у меня на столе и карточка. Имя владельца — Прим. По крайней мере, так он назвался. Оставил еще телефон и адрес. Но я на всякий случай записал себе и номер его джипа. Правда, проверить не успел.

— Джип он мог запросто одолжить у приятеля. — Мейсон на карточку даже не посмотрел.

— Тогда, может быть, пойдем взглянем на этот «гелиар»? — предложил хозяин.

— Охотно! — Мейсон кивнул. — Настоящий владелец появится здесь с минуты на минуту. Мы договаривались о встрече.

— Итак, идем смотреть!.. — Харцель вдруг остановился. — Конечно, мистер Мейсон, я о вас наслышан и не сомневаюсь в вашей репутации, но мой бизнес любит точность. Обождите, я подниму записи — надо же сверить номер кузова и так далее.

Почти уже от дверей Харцель вернулся к своему рабочему месту, открыл дверцу большого сейфа, вытянул один из ящиков с подшитыми документами, перебрал несколько папок, пока не нашел нужную, открыл ее и быстро что-то оттуда списал в записную книжку.

— Ну все. То, что нужно, я нашел. Можно и…

Он не договорил, потому что в этот момент с улицы Дошла Арлен Дюваль.

— Здравствуйте! Всем добрый вечер! Извините, что задержалась, но движение ужасное…

— Ну, наконец-то, наконец-то, мисс Дюваль, как вы поживаете? — Харцель шагнул к ней навстречу и протянул руку.

В ответ девушка протянула свою и подошла к столу.

— Спасибо, прекрасно!

— То-то вы так и выглядите! — Харцель отпустил ее ладонь, перехватил запястье. и показал руку Арлен Дюваль.

— Смотрите, мисс Стрит, синяков нет! С противоположным полом я умею быть нежным… Но уж если меня жмут, то в ответ я тоже жму как следует. Мисс Дюваль, мистер Мейсон только что сообщил мне о вашем трейлере.

— Да, его украли.

— И похоже, что он у меня.

— Мистер Мейсон сказал мне это.

— Но хотел бы я знать, — обращаясь сразу ко всем, воскликнул Харцель, — а откуда мистеру Мейсону это стало известно?!

— Она мне заплатила, — немедленно ответил Мейсон.

— Она? А не полиция?

Арлен Дюваль молча подтвердила.

Харцель какое-то время переводил взгляд с одного необычного посетителя на другого и, подумав с полминуты, решился.

— Отлично. Идем смотреть трейлер. Увидим сразу, тот или не тот.

Он повел их вдоль расположившихся рядами трейлеров, ни на секунду не забывая об обязанности хозяина поддерживать беседу.

— Те, что сдают на комиссионных условиях, я держу сзади. Конечно же мы пытаемся их продать, но выгоды от таких сделок меньше, чем от тех, что я полностью покупаю и продаю сам. Но дело опять же в деньгах и в обороте капитала. А я предпочитаю оборачивать свой капитал побыстрее, и поэтому свои трейлеры, то есть те, что я купил, ставлю так, чтоб попадались на глаза в первую очередь. Вы пройдете мимо них прежде, чем дойдете до тех, что продаются на комиссионных. Есть домики просто замечательные. Вы, мистер Мейсон, должны как-нибудь выбрать время и осмотреть их как следует. Вы непременно что-нибудь купите! С вашей работой, когда, куда бы ни поехал, все узнают и пристают с проблемами, такая вещь придется очень кстати. Взгляните-ка на этот! Двадцать пять футов. Летит за машиной, как перышко. Вы даже не почувствуете. Но не думайте, он крепок и устойчив, как любой другой. «Фиберглас». Тепло- и звукоизоляция. Можете поставить его в полдень в пустыне, и внутри будет свежо и прохладно, как в лесу у подземного источника. Хотите, я его открою?

— Спасибо, не сегодня.

— Не обращайте на меня внимания! — не унимался Харцель. — Работа с людьми. Приходится уговаривать. Создавать рекламу. Я вовсе не хочу вам ничего всучить, просто для поддержания формы. Ну вот мы и пришли. Вот ваш «гелиар».

— Он заперт на ключ? — осведомился Мейсон.

— Конечно. На комиссионной продаже мы их все запираем. Как, впрочем, и остальные, за исключением тех, что можно осматривать.

Арлен Дюваль достала из кармана ключи.

— Я сама его открою.

Харцель уже вынул было свой ключ, но посторонился и, шагнув в сторону, наблюдал за ней.

Девушка повернула ключ в замке, дверь открылась, и она, даже не пытаясь скрыть охватившего ее волнения, вспрыгнула на подножку и исчезла внутри трейлера.

Следом вошла Делла Стрит, Мейсон подал ей руку, а замыкал эту маленькую инспекцию сам хозяин центра.

— Да, это он, — подтвердила Арлен Дюваль.

Харцель тем временем нашел с обратной стороны двери металлическую пластинку, потер ее пальцем, чтобы прочитать номер, и, сравнив его с записью у себя в книжке, удовлетворенно хмыкнул:

— Вне всяких сомнений. — Затем он открыл дверцу встроенного шкафчика, посветил туда фонариком и добавил: — И здесь тот же номер. Все верно.

— Ну, а кроме номера, — спросил Мейсон, обращаясь к Арлен Дюваль, — можете ли вы назвать какие-либо отличительные особенности, подтверждающие, что вы — его хозяйка?

Девушка задумалась.

— Если нетрудно, откиньте, пожалуйста, вон тот маленький дамский столик перед зеркалом. Да, да, рядом с кроватью. Я пролила как-то на нем чернила, а пятно так полностью и не вывела.

Харцель подошел к столику и установил его в нормальное положение.

— О’кей, сестрица! Ваша взяла! Я сдаюсь! Кто-нибудь еще желает взглянуть?

Мейсон и Делла Стрит прошли туда, где стоял Харцель.

— Когда, говорите, его увели? — спросил он.

— Сегодня утром.

— Надо же, как они быстро управились. А вещички-то? Подмели подчистую…

Арлен Дюваль опустила голову.

— И что вы собираетесь предпринять? Я, конечно, за этот трейлер держаться не стану, но и вот так просто отдать его тоже не могу. В полицию уже сообщили?

— Нет.

— Ну, тогда лучше сообщить сейчас же.

— А почему? ~ холодно спросил его Мейсон.

Харцель смерил адвоката'оценивающим взглядом.

— Предположим, что этот парень — Прим — возвращается и спрашивает у меня, где трейлер. А я отвечаю, что передал его мисс Дюваль, поскольку вещь краденая. Прим встает на дыбы.

— Он этого не сделает.

— А если сделает?

— Послушайте, — сказал Мейсон, — но ведь вы-то знаете, что этот трейлер принадлежит мисс Дюваль, не так ли?

— Да не совсем так. Я продал ей его, это верно, и номера все те же, и никто их не отдирал и не менял. Но ведь можно предположить, что он купил его у нее. Видите, в каком я окажусь положении? Если он вернется и раскроет рот и начнет орать, а я могу ответить ему, что вызову полицию и стану набирать номер, — это одно, но если мне ничего не останется, как только смотреть в потолок и мямлить, — то это совсем другое. Меня такое положение не совсем устраивает…

— Давайте подойдем иначе, — перебил его Мейсон. — В качестве адвоката мисс Дюваль я заявляю, что вы укрываете на своей территории краденую собственность. Что в этом случае?

— Это дела не меняет. — Харцель был невозмутим. — Ни в коей мере. Я предложу вам разбираться через суд. Разводите свою обычную канитель,’возбуждайте дедова что угодно!

— И можно включить ущерб за необоснованную задержку?

— На здоровье! Вы требуете возмещения ущерба, я требую вызвать полицию. С моей стороны — это наиболее разумно, согласитесь. И то же самое я скажу и судьям, и присяжным. Про возмещение убытков никто и не вспомнит. Я ведь прошу немногого. Если трейлер украден — извольте поставить в известность полицию.

— Мисс Дюваль не хотелось бы огласки. Начнутся пересуды.

— Ф-фу-ты, пересуды. Да никаких пересудов не будет!

— Почему же, они возможны.

— Да? — На лице Харцеля вдруг возникло подозрение.

— Понимаете, — поспешил успокоить его Мейсон, — в тот момент, когда трейлер украли, мисс Дюваль загорала. Сбросив одежду, лежала неподалеку. Поэтому-то неизвестные и смогли преспокойно угнать и трейлер, и автомобиль.

— И автомобиль тоже? — изумился Харцель.

Мейсон кивнул.

— Ну тогда тем более надо в полицию!

— В полицию и в газеты, — добавил Мейсон.

— Здесь ей не повезло. Я ни при чем…

— Хорошо! — Мейсон решил повернуть дело по-другому. — Забудем, что трейлер украден.

— И что дальше?

— Я его покупаю. Сколько?

— Тот парень хотел две восемьсот девяносто пять. — Харцель выглядел слегка озадаченным. — Я ему предложил две. Лично я бы такой стал продавать за две четыреста, и за месяц он бы ушел. Две восемьсот девяносто пять все-таки многовато. Может быть, мистер Мейсон, вы сначала назовете, сколько бы вы хотели заплатить, и…

— Нет. Я торговаться не буду. Покупаю как есть. Звоните ему, пусть приезжает, да пусть не забудет квитанцию, и ударим по рукам.

— Постойте, постойте! Что-то не укладывается в голове. Если он украл…

Мейсон его перебил:

— Когда он приедет, если, конечно, он вообще сюда приедет, я его арестую, и уж только потом мы позвоним в полицию.

— Спасибо. Сейчасукладывается. Что ж, вернемся в офис и позвоним ему.

Все четверо вышли из трейлера, и Арлен Дюваль снова заперла его своим ключом. Когда они вместе с Деллой Стрит последовали за мужчинами, Делла, все это время внимательно следившая за девушкой, спросила:

— А где ваша сумочка, мисс Дюваль?

— Ну и растяпа же я! — воскликнула та. — Так и есть, оставила на столике! На том самом, рядом с кроватью. Придется вернуться…

Арлен Дюваль побежала обратно к прицепу, а Хар-цель восхищенно посмотрел ей вслед:

— Вот это бежит! Рождена, чтобы бегать. Колени вместе, локти прижаты, и даже приподняла юбку, чтобы ногам было легче двигаться. Не бежит, а… прямо как лесная козочка. Интересно, откуда это у нее? Наверное, занималась чем-нибудь…

— А я думаю — врожденное, — высказала свое мнение Делла Стрит, пока все они следили, как Арлен Дюваль во второй раз открывает трейлер.

— Не будем ждать, — предложил Мейсон, — идемте в офис.

Харцель постоял немного, затем повернулся, сделал вслед за Мейсоном несколько шагов, но неожиданно остановился:

— Не могу. Я должен лично убедиться, что трейлер будет заперт как следует. Пока что я несу за него ответственность. Давайте, если не возражаете, подождем и посмотрим.

Мейсон закурил.

— Что-то долго она ищет эту сумочку, — не выдержал Харцель.

— Возможно, она перепутала, и сумочка не на кровати, — предположила Делла Стрит, — а в шкафчике или еще где-то…

Но Харцель пропустил это мимо ушей и внезапно поспешил в сторону трейлера с таким целеустремленным видом, что Мейсону и его секретарю пришлось волей-неволей последовать за ним.

Они уже подошли к прицепу, когда дверь трейлера распахнулась и оттуда выскочила мисс Дюваль.

— Простите меня. — Девушка улыбнулась им с обезоруживающей прямотой.

— Слава Богу, — выдохнул Харцель, — а я уж думал, что вы там сгинули вместе с сумочкой.

— Не сердитесь, прошу вас! Но я не думала, что из-за меня задержка. Представляете, я сегодня впервые взглянула на себя в зеркало. Там, над столиком. Пришлось доставать пудру, подкрашиваться. Весь день такая спешка, что некогда привести себя в порядок…

Харцель сразу обмяк.

— С вами, женщинами, всегда так. Вы бы, мистер Мейсон, удивились, узнав, как они покупают трейлер: первым делом просят показать кухонные принадлежности, а потом все останавливаются перед большим зеркалом, вытаскивают косметику, и… Ну, ладно, давайте запрем дверь. Но только на этот раз я это сделаю сам и своим ключом.

Не прошло и двух секунд, как дверь была заперта.

— Этот ключ вам передал Прим? — спросил Мейсон.

— Естественно. Оставил вместе с трейлером. А что-нибудь не так?

— Да нет. Просто уточнение.

— Хотя подождите-ка, — сказал Харцель. — Тут действительно что-то не так. Если он увел трейлер, то откуда у него ключ?

— Правильно, — согласилась Арлен Дюваль, — я оставляла его запертым. И, чтобы открыть, он должен был иметь ключ.

— Странно. Откуда же тогда он у него взялся?

— А не может такого быть, что один ключ подходит ко всем прицепам одной марки? — Это предположение исходило от Деллы Стрит.

— Только не «гелиар», — возразил Харцель. — Это одна из лучших моделей на сегодняшнем рынке, и замкам фирма уделяет особое внимание. Каждый со своим секретом, так сказать.

— Но несомненно одно, — заметил Мейсон. — Мы точно знаем, что ключ у похитителя был. Он отдал его вам, и он подходит. А где он его взял — мы его обязательно спросим.

— Верно. Следующий вопрос о ключе. Ну все, пойдемте же звонить!

Вернувшись в офис, Харцель снова достал регистрационную карточку и набрал номер:

— Алло? Могу я поговорить с мистером Примом? Передайте, что его спрашивает мистер Харцель из «Идеал трэйд трейлер-центра».

Ответили не сразу. Очевидно, что-то выясняли.

— Что вы говорите? Не может быть! Но он сам дал этот номер… Говард Прим… Не знаете такого?.. О’кей, извините! — Харцель положил трубку и сказал: — Возмущаются. А чего, спрашивается? Я же только вежливо спросил. Это — частная квартира. Говорят, уже двое после обеда спрашивали Говарда Прима, а они про него и слыхом не слыхивали.

— Может быть, не тот номер? — спросил Мейсон.

— Нет, номер как раз тот. Он сам его дал — написал на карточке после адреса. Своим собственным почерком. Если кто и ошибся, то это он, а не я.

— А улицу проверяли?

— Имеете в виду адрес?

— Нет, только улицу. Мне кажется, что на той улице таких номеров вообще нет. Если мне не изменяет память, эта улица очень короткая, и…

Харцель достал карту города, по алфавитному указателю нашел улицу, проверил номера домов и отложил карту в сторону:

— Вы правы. Но мне нужна расписка, что вы забираете трейлер под свою ответственность и беретесь доставить его клиенту. Я принимаю ваше утверждение о том, что он украден. Ваша репутация — лучший гарант. Но я прошу письменного заявления с вашей подписью. Это должно быть в расписке.

— Хорошо, — согласился Мейсон, — составьте документ сами. Я подпишу.

— Когда вы собираетесь забирать трейлер?

Вмешалась Арлен Дюваль:

— Прямо сейчас.

— А как же автомобиль? Вы сказали, он тоже украден?

— У меня есть другой.

— С буксировочным приспособлением?

— Да. Я готова забрать трейлер.

— О’кей! — Харцелю не оставалось ничего другого, как уступить. — Конечно, лучше было бы вызвать полицию, но раз уж вы так не хотите, то ладно. Но тогда пусть расписка будет по всем правилам.

— Если в расписке вы укажете, что возвращаете трейлер мисс Арлен Дюваль на основании того, что поверили моим заверениям о том, что этот трейлер украден и что она является его истинной владелицей, и если еще добавите, что вы проверили номера данного трейлера и они совпадают с номерами того, который вы ей ранее продали, то я подпишу, — сказал Перри Мейсон.

— Справедливо, — подтвердил Харцель и начал писать.

Сначала он задумался, написал строчку или две, потом опять помедлил и наконец, быстро закончив оставшуюся часть, передал документ Мейсону.

— Вы — юрист. Посмотрим, как вы подписываете бумаги, составленные другими. Я от кого-то слышал, что юристы никогда и ничего не подписывают в первом варианте,

Мейсон ловко вытащил из внутреннего кармана ручку и произнес:

— Я подпишу его не читая.

У Харцеля опустилась челюсть.

— Но, шеф, — воскликнула Делла Стрит, — вы даже не прочитали!..

— Я его подписал, и покончим с этим. Пожалуйста, Делла, я тебя попрошу — перепиши его себе в тетрадку.

Он держал документ так, чтобы Делла Стрит могла его хорошо видеть, и, когда дело было сделано, небрежно перебросил документ Харцелю.

— Все в порядке, мисс Дюваль. Идите цепляйте трейлер.

Харцель медленно поднялся из-за стола. Он никак не мог оправиться от шока.

— Не верю своим глазам! Юрист подписывает расписку не читая. А я-то думал, что это как раз то, от чего вы предостерегаете клиентов.

— С клиентами другое дело.

Арлен Дюваль сбежала вниз по ступенькам, а Харцель подошел к распахнутой двери и крикнул одному из помощников:

— Эй, Джо, помоги мисс Дюваль подцепить вон тот «гелиар».

— Она купила его? — крикнул в ответ помощник.

— Да. — Харцель усмехнулся. — Даже два раза. — Он прошел обратно за стол. — Поразительно… Подписал не читая. Не могу поверить.

— Позволю себе дать вам один маленький совет, — сказал Мейсон, — о некоторых тонкостях юриспруденции. Может пригодиться.

— Ваш совет я приму с удовольствием.

— Документ, прежде чем стать взаимным соглашением, должен быть подписан, скреплен печатью и официально вручен. По законам этого штата подпись не требует скрепления печатью, но документ ничего не значит, пока он не передан официально.

— Понятно, и что из этого?

— А из этого следует, что, хотя я и не успел его прочитать до того, как подписал, у меня была возможность прочитать его после подписания — когда я держал его перед мисс Стрит и она снимала с него копию.

— То есть окажись'в нем что-нибудь не так, вы бы отказались вручить мне его?

— Совершенно верно. Я бы его просто-напросто разорвал.

Харцель откинулся на спинку стула.

— Ну, прямо как камень с души! Вы меня крепко озадачили, когда подписали не читая. Я и не думал, что смогу нацарапать бумагу так, чтобы вы сразу поставили свою подпись.

— Ну, а если бы я начал с вами препираться из-за формулировок, вы бы вряд ли отдали мне трейлер, разве не так? — спросил Мейсон.

— Это уж точно! — улыбаясь, признался Харцель. — Знаете, мистер Мейсон, стоит вам захотеть, и вы бы смогли продавать трейлеры, как никто другой. — Он встал и протянул руку.

— До свидания, мистер Харцель, — сказал Мейсон, — надеюсь, в следующий раз мы оба будем более разумны и нам не придется прикладывать такие же усилия для достижения соглашения, как сегодня.

— Но я старался не отставать от вас, мистер Мейсон!

Они пожали друг другу руки.

Мейсон и Делла Стрит прошли в ту часть стоянки, где Арлен Дюваль, выказывая немалое искусство управления автомобилем, осторожно и очень точно поставила его так, что в конце концов буксировочное приспособление ее автомобиля оказалось как раз под разъемом с передней стороны трейлера. Механик подсоединил зажимы, оставалось только состыковать электроразъем.

— Простите, мисс, но у вас не такой выход, — крикнул он, — поворотники и электрические тормоза так работать не будут.

— Ничего, у меня есть переходник для «гелиара». — Девушка пошарила рукой где-то под сиденьем и бросила найденную вещь механику.

— О, вы заранее все предусмотрели, мисс!

— Вас это удивляет?

— Да, — ответил тот, — мне бы и в голову не пришло.

Пока механик зачищал провода и заканчивал подсоединение электропроводки, Мейсон решил поговорить с клиентом.

— Есть у вас какие-либо дальнейшие планы?

Девушка кивнула:

— Да. Я бы хотела доверить вам свои дела и дела моего отца. Вы произвели на меня впечатление. Я бы хотела продолжить.

— Но предупреждаю — когда вы познакомитесь с моими методами поближе, они могут вам не понравиться.

— Почему?

— Я служу правосудию.

— Пока что они мне нравятся.

— Но предположим, что ваш отец и в самом деле виновен.

— Он невиновен.

— Вы хотите, чтобы я распутал это дело?

— Несомненно.

— Трейлер забираете с собой?

— Естественно.

— Я только что подумал вот о чем: вы так торопитесь уехать отсюда на трейлере, а ведь в нем, по сути дела, ничего нет. Ни наволочек, ни простыней, ни полотенец, ни мыла. А питаться чем?

— Вы правы, как всегда, мистер Мейсон!

— И тем не менее вы снова начинаете в нем жить?

— С этой же минуты.

— И будете в нем спать?

— Конечно.

— А когда я вас увижу?

— Завтра утром в девять тридцать, когда я принесу задаток. И большое вам спасибо.

— Хорошо. Но если я соглашаюсь представлять ваши интересы, мне понадобится уйма информации.

— От меня?

— От вас и от других людей. Придется нанимать детективов.

— Нанимайте, я согласна.

— Это может вам обойтись в кругленькую сумму.

Арлен Дюваль посмотрела Мейсону прямо в глаза:

— Мистер Мейсон, давайте договоримся раз и навсегда: если вы можете помочь папе, то я заранее согласна со всеми вашими действиями, которые вы сочтете нужными предпринять.

— Я понимаю, но затраты…

— А разве я говорила что-нибудь о затратах?

— Нет. Это я о них говорю.

— Ну и бросьте! Делайте свое дело…

— Я нанимаю Детективное агентство Пола Дрейка. Сыскную работу для меня делает ой. Именно через него и его людей я вышел на трейлер.

— Прекрасно. Нанимайте столько людей, сколько потребуется.

— И каков предел?

— Нет предела. — Девушка сказала это медленно и четко, затем резко встала и протянула Мейсону загорелую крепкую руку. — Вам не обязательно меня дожидаться.

— К сожалению, нельзя сказать, что мы заканчиваем разговор на удовлетворительной ноте, — заметил Мейсон.

— Вы, может быть, и нет, но не я. Продолжайте. Делайте, что считаете нужным.

Мейсона это даже немного рассердило.

— Хорошо, но помните, мисс, я вам уже говорил — за эти деньги назначена большая награда. Срезать углы со мной у вас не получится. Будете водить за нос — я возьму себе вознаграждение из тех денег.

— Я это знаю и не сомневаюсь.

— Ну и прекрасно.

Подошел механик.

— Все готово, мисс!

Арлен Дюваль взглянула на Мейсона и улыбнулась:

— До скорого! Увидимся завтра.

Глава 4

Было уже почти девять часов вечера, когда Мейсон и Делла Стрит вошли в офис Пола Дрейка.

Пол с шумом потянул носом воздух и сказал:

— Я отсюда чувствую тот специфический сладкий запах успеха, который источают ваши довольные лица!

Мейсон раскурил сигарету.

— Мир полон удивительных вещей, Пол.

— Ты счастливый человек, Мейсон. — Дрейк раскрыл маленькую коробочку и вытряхнул оттуда на ладонь белую таблетку бикарбоната натрия. Затем подошел к крану, нацедил немного воды в бумажный стаканчик и, положив таблетку на язык, запил ее водой.

— Опять плохо? — спросил Мейсон.

— Да, Перри, никак не отстает. Сидишь тут, обрываешь телефоны, даешь указания, проверяешь, как сделали, да все еще приходится разжевывать, исправляешь их ошибки, думаешь порой за них, донесения приходят — сводишь их воедино, а еще надо спорить с клиентами, успеть заскочить в забегаловку, которую и кры-синой-то норой не назовешь, и забросить чего-нибудь жирного да горячего в желудок. Глотаешь все залпом, запиваешь и снова бежишь назад, узнать, что же произошло за те несколько минут, пока тебя не было…

— Ты слишком много работаешь, Пол.

— Но ты же сам сказал…

— Что нового о загорающей красотке?

— Есть кое-что, слушай! Машина у нее из проката. Едва'прицепив трейлер, она прямым ходом двинула в супермаркет. В один из тех огромных, где можно дсегда припарковаться и где продают все, что душе угодно.

— Твоим людям было нетрудно следить за ней?

— Трудно? К дьяволу такую слежку! Нас там целая очередь набралась.

— Были другие?

Дрейк кивнул.

— И что получилось?

— Ваша милая крошка закупилась под завязку. Одеяла, простыни, скатерти, посуда, полотенца, мыло, жратва — налетела как саранча, и все это почти не останавливаясь. Не знал бы — так подумал, что она это не раз репетировала или, может, у нее привычка такая…

— Список покупок у нее был?

— Ни списка и ни подобия его. Пронеслась по всем отделам могучим ураганом, сметая все на своем пути. Продавцы едва успевали таскать и укладывать в трейлер ящики и коробки — поневоле вспомнишь африканских носильщиков на сафари.

Мейсон и Делла Стрит обменялись взглядами.

— Платила наличными или просила отнести на счет?

— Уплатила за все сразу.

— Чем? Чеком или…

— Денежками, Перри, новенькими, хрустящими денежками.

— Их у нее с собой было много?

— Перри, она ими сыпала, как Санта-Клаус. Разбрасывала вокруг себя, как конфетти. Цену нигде не спрашивала — тыкала пальцем, и все. Подай ей это, и это, и того побольше, этих полдюжины и тех столько же, а что у вас самое лучшее из такого-то и такого-то, и так далее.

Мейсон нахмурился.

— Забила трейлер очень основательно, — продолжал Дрейк. — Не один час потратила, чтоб купить и уложить. Я уверен, что она заранее все спланировала. Одеяла — чистая шерсть, дорогие стеганые покрывала, чашки, плошки, блюдца, кофейники, супернепригораемые сковородки, какие-то современные кастрюли, а консервов сколько — уму непостижимо!

— А потом что?

— А потом уехала. Двое моих парней последовали за ней, а третий остался.

— Остался где?

— В супермаркете.

— Почему?

— Говорит, заподозрил что-то.

— Были основания?

— Когда ваша загорелая принцесса уехала, то часть ее кортежа осталась сзади, и этот мой парень-молодец засек их. Остался понаблюдать, что же будет.

— И что там было?

— Появился откуда-то целый штат сотрудников, подошли к кассирам, достали из карманов кожаные скла-дыши, развернули, показали кассирам значки, предъявили удостоверения, кассиры — к кассам, выложили те новенькие зелененькие конфетти, которыми их осыпала ваша клиентка, а суровые деловые ребята достали бумажники и взамен тех денег, что кассиры получили от мисс Дюваль, дали им другие. И после этого уехали.

— Ну а те двое, что последовали за Арлен? У них какие были трудности?

— Никаких. Абсолютно. Арлен Дюваль направилась к гольф-клубу «Ремуда», заехала с обратной стороны, свернула сначала на проселочную дорогу, а потом на ту, почти не езженную, где я сегодня днем нашел следы джипа.

— И что она там делала?

— Съехала на лужайку, припарковала трейлер и расположилась как у себя дома. Зажгла керосиновую лампу, подвесила ее на крючок под потолком трейлера и принялась устраиваться на ночлег. Расставила все по местам, заправила кровать и чувствовала себя, судя по всему, как птичка в гнездышке.

— Твои ребята там остались?

— Не совсем там. Они ждут на главной дороге. Обратно с трейлером, минуя их, никак не выехать. Только по той вспомогательной дороге, что используется для обслуживания поля для гольфа. Им сказано не выпускать трейлер из виду, и они докладывают каждый час.

— А кортеж? — поинтересовался Мейсон.

— От кортежа, докладывают, остался один человек. Сидит в машине чуть дальше по обочине. Первоначально в той машине их было трое, но двое оставили этого, за рулем, смотреть, не поедет ли куда трейлер, а сами смотались в кусты и, как мы думаем, следят оттуда за дверью, чтобы, в случае чего, — если птичка из гнездышка вылетит, — вдвоем сесть ей на хвост.

— Никакой возможности для личной жизни…

— Ни малейшей, — задумчиво согласился Дрейк. — Все чувствуют, что ситуация накаляется. Что-то назревает, Перри. Все в напряжении и все чего-то ждут, но только не твоя клиентка — тиха и безмятежна, как высиживающая яйца домашняя канарейка.

— А те, другие, знают, что параллельно с ними работают и твои детективы?

— О, конечно, на такой работе друг от друга не спрячешься. Мы с ними взаимно вежливы — мои ребята записали номер их машины, а те записали наш.

— Ты проверял?

— Да. Номерной знак не зарегистрирован. Ты понимаешь, что это означает?..

Мейсон прищурил глаза и потер переносицу.

— Узнал ли что-нибудь об ограблении «Меркантайл секьюрити»?

— Имей терпение, Перри. Мы и так лихо начали.

— Я знаю. Но хочется быть в курсе.

— Тебе знакомо имя Джордан Л. Баллард?

— Нет, Пол. Кто он?

— Тот самый банковский служащий, который работал с Дювалем в тот день, когда пропали деньги.

— И что ты о нем разнюхал?

— Его обязанность была проследить за отправкой той партии наличных денег. Но он поставил на скачках, поэтому гораздо больше внимания уделял тому, что исходило из портативного радиоприемника, чем тому, что в это время делал Дюваль.

— Но даже если и так, Пол, — возразил Мейсон, — он никак не мог прикарманить те деньги, потому что в его положении ему даже не полагалось к ним притрагиваться. Складывал и упаковывал Дюваль, и…

— Правильно, Перри. Но Балларда обвинили в преступной халатности, и он потерял работу. Банковские шишки тоже не думали, что он с Дювалем в сговоре, но какое-то сомнение, видать, было, и его выгнали с работы, хотя и под другим предлогом. И естественно, что в той ситуации ни в каком другом банке устроиться он не смог.

— Что с ним стало?

— Нет худа без добра. Для Балларда это обернулось довольно удачно. Первое время он мыкался туда-сюда, но потом, похоже, здорово проголодался и пристроился на станцию техобслуживания. Скопил денег. А потом владелец заболел, и Баллард это заведение выкупил. Затем взял где-то взаймы, пооткрывал несколько новых точек и оборудовал сеть мастерских по шинам и запчастям. И тут ему повезло. Подвернулась возможность выкупить весь угол, где была его станция. В качестве первоначального взноса он внес несколько тысяч долларов, а впоследствии обязался платить по тысяче в месяц. А позднее одно из больших торговых предприятий стало подыскивать место для нового филиала. И они выбрали его угол, представляешь?! Но Баллард по-прежнему работает, хотя всякая необходимость в этом теперь уже отпала.

— Где его можно найти?

— Он сейчас хозяин суперзаправочной на углу Десятой и Флоссман.

Мейсон записал себе адрес.

— Что еще, Пол?

— Не знаю, Перри, известно тебе или нет… впрочем, да, ты же знаешь — номера банкнотов пяти тысяч долларов оказались записаны.

— Да, да, я знаю. — Мейсон нетерпеливо кивнул. — Продолжай!

— Конечно, это было простое совпадение, что полиция как раз занималась тем шантажистом, и… но ты, я вижу, и без меня все знаешь.

— Нет, Пол, только общие сведения.

— Ладно, я хотел сказать, что в полиции считали, что положение Дюваля довольно затруднительное. Ему удалось похитить почти четыреста тысяч, и пять тысяч из них были меченые. Дюваль не знал, номера каких банкнотов известны полиции, так?

— Да. Пять из четырехсот, — сказал Мейсон. — Другими словами, засунь он руку в мешок, и расклад будет такой, что в одном случае из восьмидесяти извлеченный им из этого мешка банкнот окажется на учете в полиции.

Дрейк кивнул.

— А начни он эти деньги тратить, — продолжал Мейсон, — я имею в виду, как это делается в повседневной жизни, то шансы, что меченые банкноты попадут в руки властей, уменьшатся в несколько раз как минимум. Возможно, они станут порядка один к восьми тысячам, и тогда…

— Нет, Перри, твои расчеты не годятся. У полиции полно всяких уловок. На два или три месяца они могут затаиться и позволить Арлен Дюваль тратить столько, сколько ей заблагорассудится, — убаюкают ее таким образом, а потом в один прекрасный день пошлют целую команду проверяющих и выяснят номер каждого истраченного банкнота. Как сегодня вечером, например.

— Они полагают, деньги у дочери?

— А как же еще? Как же еще она ухитряется жить не работая? Как она покупает трейлеры, автомобили, платит за другие покупки?

— А подоходный налог, Пол? Через налоговое управление они не пробовали? — поинтересовался Мейсон.

— Пробовали, конечно. Но не смогли докопаться до основания.

— Не понимаю?

— Что-то за всем этим кроется. Налоговые инспекторы прямо заявляют, что ее дела в порядке, а большего не говорят.

— Странно, — заметил Мейсон.

Дрейк немного помолчал.

— Но есть в этом деле, Перри, и другая сторона. Ты должен знать. Само собой разумеется, что в полиции эта информация держится под секретом, но факты таковы, что тот, кто шантажировал, хотел получить выкуп — пять тысяч долларов — десятками и двадцатками. И это логично. Даже если б до меня эта информация и не дошла, мы могли бы это предположить и не ошиблись бы.

— Да, действительно логично.

— А теперь внимание. Большинство купюр из похищенной партии были сотенные. Кроме того, там было сто банкнотов по одной тысяче, а кроме того — купюры по пятьсот долларов, по пятьдесят и совсем мелкие. Так что если Арлен Дюваль достаточно сообразительна, а она достаточно сообразительна, то станет тратить более крупные купюры и будет находиться в безопасности.

Взгляд Мейсона был холоден и спокоен.

— Ты по-прежнему настаиваешь, что это Арлен?

— Но, Перри! — укоряюще воскликнул Дрейк. — В твоем-то возрасте? Между прочим, для тебя здесь конверт. Принес какой-то мальчик. Примерно час назад.

— Для меня?

— Так точно. Он просил передать это тебе до утра.

— А почему он его принес сюда?

— Ничего не сказал. Минуту… Он где-то здесь, куда же я его подевал? С напечатанным на машинке адресом… Вот, нашел.

Мейсон взял конверт и внимательно его осмотрел. Конверт как конверт, адрес напечатан на машинке, обычная марка.

— По всей видимости, хотели отправить по почте, но в последний момент передумали. Посмотрим, что внутри. Надеюсь, не новые разочарования…

Он вынул из кармана складной ножик, раскрыл его и осторожно разрезал конверт.

В это время на столе Дрейка зазвонил телефон.

— Да… Дрейк слушает… Подождите секунду. Повторите, я запишу… — Он сделал Мейсону предупредительный знак.

Мейсон ничего говорить не стал, повернулся к Дрей-ку спиной, кивком подозвал к себе Деллу Стрит и извлек из конверта два денежных банкнота — один в пятьсот, а второй достоинством в тысячу долларов. Помимо денег, в конверте еще была и записка. Тоже напечатанная на машинке.

Делла Стрит склонилась к Мейсону поближе, и они одновременно ее прочли:

«Я обещала вручить вам это до девяти тридцати, но. ситуация изменилась. Возможно, я не смогу быть у вас завтра утром. Поэтому посылаю деньги сейчас».

Вместо подписи стояла большая печатная буква «А».

Мейсон посмотрел на секретаря, многозначительно приложил палец к губам и, засунув деньги обратно в конверт, а конверт — во внутренний карман пиджака, снова повернулся к Полу Дрейку.

Дрейк только что закончил разговаривать.

— Есть новости, Перри. Баллард — человек, о котором я тебе рассказывал, вышел на контакт с полицией. Сообщил им сегодня утром что-то такое, что и вызвало всю эту суматоху.

— Что примерно он сообщил?

— Мой человек пока точно не знает, но в банке все завертелось колесом. Не иначе как что-то очень-очень важное. Нельзя терять времени, Перри, — в этот час Баллард обычно у себя на станции, делает ежевечернюю проверку работы за день. Забирает выручку и оставляет в кассе ровно столько, сколько требуется для работы с клиентами ночью.

Мейсон задумался.

— Много бы я отдал, чтобы знать, что он им сказал… Идем, Делла, я отвезу тебя домой. — Затем он повернулся к Полу Дрейку: — Если не трудно, Пол, побудь здесь до полуночи. Нисколько не удивлюсь, если в предстоящие несколько часов произойдет что-то еще…

Провожая Деллу Стрит от машины до дверей ее дома, Мейсон сказал:

— Увидимся утром, Делла.

— Хорошо. Но, шеф, можно вас попросить? Вы ведь сейчас к Балларду? Если узнаете что-нибудь, сообщите мне?

— Но только не сегодня. Тебе лучше забраться под одеяло и как следует поспать.

— Это нечестно! Я же тоже хочу знать… И пожалуйста, не носите при себе такие деньги. Давайте я их пока приберу.

— Ни в коем случае, Делла. Это дело меня сильно беспокоит. Никогда не думал, что мне может быть не по себе от того лишь факта, что клиент и в самом деле заплатил задаток, который обещал.

— Это в ее стиле, шеф. Подумать только, такие крупные купюры! Уж не хочет ли она заманить вас в ловушку?

— Похоже именно на это.

— Давайте все-таки я их уберу к себе.

— Но тогда в ловушке окажешься ты. Нет, с этим я сам справлюсь. Иди спать, Делла.

Оставив Деллу Стрит на пороге дома и помахав ей на прощанье рукой, Мейсон поехал на угол Десятой и Флоссман и подрулил к одной из заправочных колонок.

— Залей до краев. Баллард сегодня здесь? — спросил он у ночного сменщика.

Тот указал рукой на человека, сидящего во внутреннем помещении и внимательно проверяющего столбики цифр на длинной бумажной ленте, вынутой из стоящей тут же рядом счетной машинки.

Мейсон вошел и подождал, пока на него обратят внимание.

— Мистер Баллард, если не ошибаюсь?

— Верно. С кем имею честь?

— Меня зовут Перри Мейсон.

— Адвокат Перри Мейсон?

— Он самый.

— Много о вас слышал. Чертовски рад познакомиться! И что вас сюда привело?

— Мне бы хотелось узнать кое-какие факты об одном деле, но не знаю, захотите ли вы о нем говорить…

— Вы имеете в виду «Меркантайл секьюрити»?

— Да.

— Меня это уже больше не смущает, не беспокойтесь. Тогда меня, как вы, вижу, знаете, вышвырнули буквально на улицу, но оказалось, что все к лучшему.

Не могу только понять, почему вы этим заинтересовались?

— У юриста очень широкий круг интересов.

— Не сомневаюсь.

— Могу я задать вам несколько вопросов о том деле?

— О чем хотите спросить?

— Видите ли, определенного рода информация могла бы немало помочь одному из моих клиентов.

— Тогда я бы хотел знать, кто этот клиент?

— Но вы же понимаете, что этого я вам сообщить не могу. Я хотел спросить о скачках. Ставить на лошадей — это одна из ваших привычек?

— Смотря что называть привычкой.

— Но тот случай был не совсем обычен, так?

— Еще бы! Мне удалось получить ценную наводку, и я сорвал неплохой куш.

— Ваша лошадь выиграла?

— Еще как выиграла! Двадцать два семьдесят пять на каждую двухдолларовую ставку. А я на нее рискнул целой сотней.

— Да, это действительно кое-что, — заметил Мейсон.

— Моя лошадка выиграла заезд, но это стоило мне должности. Какое-то время я ходил совсем потерянный, но ничего — выкарабкался. Сейчас вот устроился солидно. А продолжай я работать в банке — так бы, глядишь, и протирал там штаны до пенсии.

— Могу я поговорить с вами о том, что в тот день произошло?

— А зачем?

— Хочу получить ясное представление.

— Да что еще яснее-то? Полистайте старые газеты и все увидите. Там практически все детали.

Мейсон указал большим пальцем на колонку, где заправляли его автомобиль:

— Я заодно за бензином заехал. Вы что, торопитесь?

— Нет. — Баллард встал и, не спуская с Мейсона глаз, свернул бумажную ленту с цифрами.

Перри Мейсон наконец смог его рассмотреть. Несмотря на короткие ноги, хозяин заправочной был довольно крупен, широк в плечах и имел большую, крепко посаженную голову. «Лет пятьдесят пять», — подумал Мейсон. Волосы его уже тронула седина, а из-под мохнатых бровей пристально смотрели серые глаза. И было еще в облике Балларда что-то колкое, язвительное — присущее людям, которые всю жизнь имеют дело с цифрами и для которых результат всегда либо положительный, либо отрицательный — приблизительных значений они не любят, а всегда знают точный ответ.

Мейсон опустил глаза на стол и отметил про себя, что каждая запятая в сделанных Баллардом от руки пометках выведена с каллиграфической четкостью.

— Я как раз хотел закрываться, — пояснил Баллард. — Стараюсь снять выручку и запереть кассу до десяти. Оставляю ребятам только мелочь, чтобы сдавать сдачу. Не хочу подкармливать ночных налетчиков. Местные уже знают, когда я закрываю кассу, и особенно не досаждают.

— Разумно. А как все-таки насчет «Меркантайл се-кьюрити»?

— Но мне тогда нужно знать, зачем вам эта информация?

— Хочу найти подлинно виновных.

— Вы не верите, что это сделал Дюваль?

— Официально это был Дюваль — суд установил, я знаю.

— Но вы не верите?

— Верить или не верить — у меня нет пока никаких оснований. Я пытаюсь рассмотреть все варианты.

— Понятно.

— Не хотите о деньгах — давайте хотя бы поговорим о Дювале. Что он был за человек?

— Это вопрос.

— А где ответ?

— Ответ отсутствует.

— Почему?

— Его невозможно классифицировать. Ни один ярлык не подойдет.

— А может, попытаться?

— Попробую. Тихий, веселый, всегда бодрый, полно друзей и души не чает в дочери. Жена умерла, когда девочке было десять, и с тех пор Колтон Дюваль ей за отца и мать. Сделал из этого цель своей жизни. Один заменил обоих родителей. Спросите меня, возможно ли это, я отвечу: «Нет».

— А что, получилось не совсем удачно?

— Смотря, опять же, что назвать удачным воспитанием. У Дюваля всегда имелись свои идеи. Он был убежден, что если люди не ведут себя естественно, то им никогда не может быть по-настоящему легко друг с другом. Считал современную вежливость и этикет ненужными ухищрениями, утонченной разновидностью лицемерия.

* — Почему? — спросил Мейсон.

— Он повторял, что люди должны вести себя как можно раскованнее и проще, и тогда их личностная суть выразится в поведении, и противопоставлял это приспосабливанию к ритуалам и предписаниям, изложенным в книгах.

— Немного ненормальный?

— Нет, этого нельзя сказать. Он умел приводить доводы, и ты начинал ему верить. Сидишь, говоришь с ним и вдруг осознаешь, что поддакиваешь и киваешь головой, вместо того чтобы прямо заявить, что так дочерей не воспитывают.

— Дочь его любила?

— Обожала. Готова была целовать за ним землю.

— И все-таки о деньгах. Взял их Дюваль или нет?

— Лично я не понимаю, как он мог их взять. Когда начинаешь об этом думать, то непонятно, как вообще их можно было украсть.

— А почему, как по-вашему?

Да тут все причины сразу. Столько проверок, всякие предосторожности… невозможно, и все тут.

— Тем не менее это произошло?

— Да. Они говорят, что да.

— И Дюваль не мог этого сделать?

— Никто не мог, уж если на то пошло. Это все равно что смотреть выступление волшебника на сцене. Творит такое, что никогда бы не поверил, но это происходит у тебя на глазах.

— Может быть, если вы расскажете мне, как и что произошло, я смогу предложить решение? — осмелился заметить Мейсон.

Баллард помедлил с полминуты, затем стал вспоминать:

— Было примерно два часа дня. Тогда в Санта-Ане, в авиационном центре, работало очень много персонала. Длиннющая платежная ведомость, и мы отсылали туда огромные суммы наличных денег, то есть я занимался их отправкой. А помимо этого наш филиал там делал хороший бизнес. Деньги возили туда-сюда два, а то и три раза в месяц.

Все было рассчитано на самый крайний случай. Специальные фургоны имели полностью изолированные отделения для наличных денег, а ключи были только у контролеров и проверяющих. Водитель фургона ключа не имел. Так сделали для того, чтобы если фургон остановят на дороге, то никто все равно не сможет до этих денег добраться. А еще в фургоне устанавливалась коротковолновая станция, о которой посторонние не знали. Сигналы этой станции полиция могла принимать в любой момент, и если в дороге фургон кем-то задержан, то водителю достаточно лишь нажать на кнопку, как тут же к радиопередатчику подключается магнитофон и заранее записанные сигналы, дающие номер фургона и предупреждение об опасности, поступают в эфир. Затем полиция, зная номер попавшего в такую ситуацию автомобиля, звонит туда, откуда он вышел, и диспетчер им сообщает номер фургона, когда вышел и где его следует искать.

— Хорошо, продолжайте. — Мейсон внимательно слушал.

— Сама процедура подготовки наличности к отправке происходила таким образом, что один служащий выполнял работу, а проверяющий за ним следил. Но перед этим банк уже позвонил и заказал один из бронированных фургонов. И автомобиль этот уже стоял у дверей к тому моменту, когда служащий банка деньги все уложил, завернул в специальную бумагу и опечатал красным сургучом. Сначала на сургуче свою печать ставил служащий, укладывающий деньги, а после него свою печать ставил проверяющий. Затем оба брали пакет с деньгами и после того, как двое вооруженных охранников, убедившись, что снаружи все в порядке, давали им знак, загружали деньги в фургон.

Когда перевозишь деньги миллионами, то начинаешь обращаться с ними так, как будто это самый обычный товар — как морковь или картошка.

Мейсон понимающе усмехнулся.

— Итак, мы работали, укладывали деньги — вернее, Дюваль их укладывал — как раз в тот момент, когда происходил забег, исход которого был для меня далеко не безразличен. А что бы вы сделали на моем месте, мистер Мейсон? Я перебивался на маленькой зарплате, а на ту лошадку поставил сто долларов. И я знал, что в случае удачного исхода разбогатею. Зарплата в банке — вы же сами знаете, цены все время растут, и можете представить, что для меня значило потерять эту сотню. А выиграй любой в моем положении лишнюю тысячу — и можно жить! Тот забег для меня много значил…

Мейсон слушал и не перебивал.

— Я тогда отошел немного назад и стоял за стеклянной перегородкой. Но, клянусь, мистер Мейсон, от этого я видел Дюваля ничуть не хуже. Он брал упаковки с деньгами, осматривал их и бросал в пакет. Количество денег в упаковках мы уже предварительно сосчитали. Единственное, что я могу предположить, он, должно быть, взял с ближайшей стойки пачку заранее связанных погашенных чеков, она была у него где-то под рукой, и он ухитрился, когда складывал деньги в пакет, встать так, чтобы оказаться между мной и мусорной корзиной под столом; Дюваль бросил деньги в эту мусорную корзину, а вместо них в пакет положил связку погашенных чеков.

Но замечу вам, мистер Мейсон, если он меня и одурачил, то сделал это необычайно ловко. Чистейшая работа, какую я когда-либо видел! И все это так запросто и естественно. Конечно, правда, что я в это время слушал радио и душой был на ипподроме, а уж когда лошади выскочили на последнюю прямую, то в меня как иголками кто-то колол, а потом еще был фотофиниш, и мне пришлось ждать, прежде чем я убедился, что моя кобылка и впрямь первая прискакала, — короче, я в те секунды несколько лет прожил. А уж когда узнал, что выиграл… тут и руки задрожали, и пот выступил. Все равно что бревна грузил.

Мейсон сочувственно кивал.

— Дюваль знал, чем я занят, но молчал. И я ему не сказал ни слова. Получается, что он меня покрывал, и я был ему за это благодарен. Мы работали бок о бок уже пять лет, и с чего бы мне его подозревать? Одному Богу известно, какие миллионы денег мы пропустили через свои руки. Я вышел из-за перегородки, шлепнул печать, и мы вдвоем загрузили деньги в фургон. То специальное отделение я открывал и закрывал своим ключом. Отправив деньги, мы заметили время и, когда фургон уже уехал, доложили диспетчеру. А потом каждый принялся за свою работу. Но я сосредочиться уже не мог — тратил в уме выигранные деньги. Хотел купить новую удочку, снасти, распланировал отпуск… Я ведь был замечательный рыбак, мистер Мейсон!

— А сейчас рыбачите?

— Некогда, что вы! А хотелось бы. Когда работаешь полностью на себя, со временем туго.

— Извините, я вижу, моя машина готова, — сказал Мейсон, — пойду отгоню ее от колонки.

— Куда вы едете? — спросил Баллард.

— В сторону Беверли-Хиллз.

— А можно мне напроситься с вами? Моя сегодня не на ходу, и я хотел вызывать такси. Поздно уже, да и деньги у меня с собой, а идти четыре квартала до автобуса, а потом столько же от автобуса домой…

— Конечно, можно, о чем разговор? Садитесь.

Баллард торопливо достал из-под стола маленький черный ранец и сложил туда блокнот для заметок, рулон ленты от счетной машинки и брезентовую сумку. Потом вытащил из ранца короткоствольный револьвер, сунул его в боковой карман и забрался в машину Мейсона.

— Не пугайтесь, мистер Мейсон, но за последнее время автозаправочные не раз грабили, и полицейские сами предложили, чтобы я постоянно имел с собой эту штуку…

— Я не пугаюсь. И не нужно объяснять. — Мейсон сел за руль, и они поехали.

Баллард говорил не переставая:

— Развелось столько молодых панков, что не знаешь, куда деваться. Никто из них не хочет ничего делать. Ох уж это нынешнее школьное воспитание! Работать не работают, а жрать подавай! Да еще и пальцем не тронь! У меня детей никогда не было — жена умерла вскоре после того, как меня выгнали из банка. Как видите, все напасти сразу. Беда не приходит одна…

Несколько минут они ехали в молчании. Его нарушил Мейсон:

— А что еще вы можете рассказать о Дювале?

— Больше ничего. Это все. Когда служащий банка в Санта-Ане вскрыл пакет, то обнаружил там только погашенные чеки.

— А это мы знаем с его слов, — заметил Мейсон.

— Да. Он это сказал, и он был прав. Потому что существует еще один момент, который окончательно все подтверждает. Те погашенные чеки, которые тот служащий обнаружил вместо денег, оказались из банковской картотеки управления банка в Лос-Анджелесе. Если хотите знать, некоторые из них были подшиты в дело работниками банка в течение часа, предшествующего ограблению. Отсюда становится ясно, что произошло.

Мейсон обдумывал поступившую информацию.

— Хорошо, Баллард, — заговорил он наконец, — приходится признать, что этот факт полностью исключает причастность к случившемуся кого-либо, кроме вас и Дюваля.

— Правильно. Так оно и есть. И полиция так же подумала.

Последовала еще одна пауза, после которой первым заговорил Баллард:

— Конечно, если бы деньги взял я, то Дюваль обязательно должен был бы быть моим сообщником. При таком варианте это, несомненно, было бы делом рук двоих похитителей. Мы бы в таком случае просто распределили обязанности. Но если деньги взял Дюваль, то с моей стороны это могло оказаться просто небрежностью. Никто не оспаривает тот факт, что человеком, который отвечает непосредственно за помещение денег в пакет, был именно Дюваль. И он сам сказал, что положил туда деньги.

— А вам полагалось следить за тем, как он это делал, правильно?

— Да, правильно.

— И если бы вы проявили небрежность в том, что вам полагалось делать, то Дюваль мог бы эти денежки прикарманить.

— Да, я проявил небрежность, и он их прикарманил.

— Ну что ж, во всяком случае, он мог это сделать.

— Да, вы правы.

— Но если бы похищение организовали вы, то без Дюваля бы вам не обойтись, так?

— Именно так.

— А как насчет подмены? Я имею в виду замену самого пакета.

Баллард покачал головой.

— Если вы подразумеваете кого-то постороннего, то это невозможно. Это мог сделать либо Дюваль, либо я, причем я не смог бы этого сделать без участия Дюваля.

— Поясните, пожалуйста, почему вы сказали, что для постороннего невозможно подменитьпакеты?

— Потому что водитель по пути из нашего банка до его отделения в Санта-Ане ни разу не останавливался. Потому что даже если бы он и остановился, то все равно не смог бы попасть туда, где лежали деньги.

— Предположим, у него был ключ.

— Но ключа у него не было.

— Постойте, давайте все-таки предположим. У него был ключ, который он смог где-то достать, и…

— Ладно, на это я тоже отвечу. Предположим, он остановил фургон. Предположим, у него был ключ, и он уже держал наготове пакеты для подмены. И все равно это не мог бьпь он.

— Почему нет?

— Потому что это мог быть он, если бы в подсунутых пакетах оказались какие-нибудь газеты, или книги, или еще что-нибудь, но не забывайте, что там оказались чеки, которые можно было взять, только имея доступ внутрь нашего банка. А водители внутрь банка никогда не допускаются.

— То есть тот водитель никак не мог попасть в банк?

— Совершенно точно. Никому не позволено входить в банк через ту боковую дверь, где мы работали. Она служит специально для отгрузки денег.

— А чеки не могли быть приготовлены заранее?

— Нет. Это были чеки, принятые к оплате, оплаченные и подшитые в папки в течение часа перед отправкой фургона.

Мейсон помедлил и, как бы подводя итог, сказал:

— И все это в совокупности указывает на Дюваля, не так ли?

— Да это просто должен был быть Дюваль. А вдобавок ко всему он еще и попался потом с частью пропавших денег.

— Насколько мне известно, — сказал дальше Мейсон, — номера банкнотов на сумму пять тысяч долларов были записаны.

— Верно, — кивнул Баллард.

— А у кого эти номера?

— О, этот список с номерами является чуть ли не самым секретным аспектом всего дела. Он — в руках у ФБР, и его так строго охраняют, что узнать что-либо невозможно. Даже самым доверенным полицейским чинам. Существует инструкция, предписывающая каждому, наткнувшемуся на внушающие подозрение деньги, тут же все их скупить, передать куда следует, а там их номера спишут на специальный, не предназначенный для посторонних глаз листок, который далее передается шефу полиции, а от него идет в ФБР. И начинают сравнивать.

— Но часть пропавших денег они уже нашли?

— Не знаю, меня в это дело никто не посвящает. Вы можете давать им свою информацию, но от них в ответ не получите ничего.

— А вы им что-то сообщили?

— Послушайте, Мейсон, я вижу, вы ведете честную игру, и я открою вам один маленький секрет. В той партии денег было несколько тысячедолларовых бумажек, и у полиции сейчас есть номер одной из них.

— Интересно. И как же это получилось?

— Я его запомнил. Случайно. Когда тысячедолларовые банкноты принесли из подвала, то они были в пачке. А я в тот день поставил на скачках, помните? И весь день искал какие-нибудь знаки или приметы, короче, что-нибудь предвещающее удачу. Забег начинался через несколько минут, я взял эту пачку тысячных, и номер на самой верхней был 000151. Моя лошадка бежала под номером пять, и я посчитал это за предзнаменование. Это означало, что моя придет первой и за ней даже близко никого не будет. Глупость, конечно, но игроки мыслят по-своему — каждая мелочь им что-то говорит. Вот так я и запомнил. Правда, вспомнил я об этом не сразу, а уже после нескольких бесед или допросов — не знаю, как назвать, того молодого парня.

— Какого парня?

— Из полиции. Хотя, может быть, и из ФБР. Точно не знаю откуда, но представлялся полицейским. Приходил снова и снова раз десять — терпеливый такой, вежливый… но настырный. И каждый раз просил вспомнить все, что произошло в тот день. Естественно, мистер Мейсон, я ему каждый раз рассказывал, что и как делал, и вот буквально несколько дней назад этот номер как будто всплыл у меня откуда-то в голове. Пятерка между двумя единицами и остальные нули.

— А не могли вы, Баллард, перепутать цифры?

— Ну уж нет! Они и сейчас у меня перед глазами.

— И это единственный номер, известный полиции?

— Насколько я знаю, так оно и есть, мистер Мейсон. Я же говорил, что меня используют в одну сторону — я им информацию даю, а они мне нет.

— Спасибо, Баллард. Как и полиция, я пытаюсь для себя разобраться в этом деле.

И снова они молча внимательно следили за дорогой.

— А что вы узнали о дочери Дюваля? — спросил Баллард как бы невзначай. — Чем она сейчас занимается?

— А я даже и не знаю, занимается ли она вообще чем-нибудь, — ответил Мейсон.

— Раньше она была очень приличной секретаршей. Не сомневаюсь — полицейские с нее глаз не спускают и проходу не дают. Пожалуйста, мистер Мейсон, у следующего светофора направо… тут еще немного проехать… теперь налево… а вот и мой дом — маленькое бунгало на самом углу. Следовало бы, конечно, продать его после смерти жены, но тогда не нашлось покупателя, а сейчас уже и жалко. Цены растут. Сдавать в аренду тоже не очень хочется, потому что для жильцов это будет собственность не своя, а значит, и рента, которую они мне заплатят, будет немногим больше того, что я заплатил бы, живя в нем сам плюс ремонт. Но, черт побери, мистер Мейсон, что-то я сегодня разговорился — тарахчу как старая мельница. Вы умеете расположить к себе, потому что с другими я бы и-за полгода столько не сказал.

Мейсон остановил машину и сказал:

— Большое вам спасибо, Баллард. Вы мне много что рассказали.

Баллард открыл дверцу автомобиля со своей стороны и поставил ногу на асфальт.

— Между прочим, не хотите ли взглянуть на фотографию одного из тех бронированных фургонов? По крайней мере, у вас будет представление.

— С удовольствием, — ответил Мейсон. — У вас много фотографий?

— Не очень много, но есть. Остались со времени моей работы в банке. И весьма неплохие — это жена занималась, сама их делала, собирала в альбомы. Можно даже сказать, что она была помешана на фотографии. Зайдемте, и я покажу. Давайте проедем чуть-чуть вверх вон по той дорожке… А вот и входная дверь.

Мейсон припарковался и последовал в дом вслед за хозяином. Баллард включил свет, пододвинул гостю стул, потом достал толстый альбом с фотографиями — очень большой альбом с двойными пластиковыми страницами — и передал его Мейсону.

Мейсон с интересом принялся рассматривать альбом.

— Не знаю, поймете ли вы меня, — продолжал тем временем Баллард, — но лично я каждый вечер, придя домой, испытываю необходимость расслабиться, а для этого нет ничего лучше, чем хороший глоток виски с содовой. И покрепче. Вы не составите компанию?

— Я выпью, — Мейсон поднял голову от фотографий, — но для меня крепко не наводите — виски самую малость. Я стараюсь не пить, когда за рулем. Пусть это будет содовая с привкусом виски — назовем так.

Баллард извинился и прошел на кухню.

Оставшись один, Перри Мейсон вытащил из кармана конверт, переданный ему Полом Дрейком, извлек на свет содержимое — два новеньких банкнота — и, убедившись, что Баллард в это время на кухне наводит выпить, повернул к свету тысячедолларовую купюру. Ее номер был 000151.

Отложив в сторону альбом, он встал и быстро подошел к большому темному окну. Тяжелые портьеры были наполовину задернуты. Мейсон шагнул за портьеры и взглянул наверх — там, под потолком, над верхним краем окна крепились свертывающиеся роликовые жалюзи. Он поднял руку, оттянул жалюзи немного вниз — фута на два, не больше, положил оба банкнота под ролик с внутренней стороны, и после того, как он их уже не держал, жалюзи со щелчком скользнули обратно — вверх под потолок, там, где и были.

Не успел Мейсон снова опуститься на стул и раскрыть альбом, как Баллард, неся в руках два стакана, пинком открыл дверь с кухни.

— Я поймал вас на слове, мистер Мейсон, в вашем стакане виски только для цвета. Но себе я сделал как следует.

— Благодарю. — Мейсон взял стакан.

Баллард сел рядом.

— Ну а теперь о фотографиях. Глядя на них, я вспоминаю былые дни и старую работу. Посмотрите сюда, вторая слева на этой — моя жена. Она здесь за несколько месяцев до смерти. А вот и броневичок для перевозки денег — «Кар-45». Номер видите? А это — Билл Эмо-ри — водитель.

— Где сейчас Билл Эмори?

— Все еще работает, по моим сведениям. Во всяком случае, работал, когда я в последний раз о нем слышал. Он был абсолютно ни при чем. Молодой еще — на этой фотографии он почти сразу после школы. Чувствуется, был незаурядным спортсменом… в баскетбол играл… с шестом прыгал… Эти сыщики из него все кишки вынули — напугали парня до смерти.

— Кстати, — перебил хозяина Мейсон, — не знакомо ли вам имя доктора Холмана Кандлера?

— Знаю такого. Он — друг Колтона Дюваля. А еще он официально значился доктором при банке и был у Дюваля личным лечащим врачом. Дело свое знает, ничего не скажешь. Это он потом составил петицию, чтобы вытащить Дюваля из тюрьмы, и послал медсестру собирать подписи банковских служащих. Я тоже поставил подпись, но сказал ей, этой медсестре, что от моей подписи будет больше вреда, чем пользы. Но она ответила, что есть список и что я в него включен, и мне просто-напросто ничего не оставалось, как подписаться. Медсестричка у Кандлера симпатичная, настоящая конфетка. И так вышло, но это пусть останется между нами, что наводку на нужную лошадь я получил именно от нее. Первоначально кто-то из пациентов хотел таким образом отблагодарить доктора, но тот совершенно не знал, что с такой подсказкой делают, — он в жизни ни на что не ставил и ни во что не играл, готов поспорить. Кандлер также лично занимался здоровьем Эдварда Б. Марлоу — президента банка. В общем, та медсестричка меня уговорила, и я подписался. Руку даю на отсечение — такая уговорит любого, кого захочет, что она и сделала с тем списком, и все согласились. Только что толку? Дюваля все равно ни за что не выпустят, пока он не расколется и не выдаст, пусть не все, но хотя бы основную часть денег. Ему, конечно, можно утаить тридцать или сорок тысяч, отбрехавшись тем, что они, мол, уже истрачены, но покуда на нем висит вся эта огромная сумма — вы можете собрать подписи всех поголовно жителей штата Калифорния, включая грудных младенцев, — и его по-прежнему будут держать в тюрьме.

— Хорошо, — сказал Мейсон, допивая стакан и ставя его на стол, — спасибо еще раз, но мне действительно пора.

Баллард вскочил:

— Так скоро? Но вы же только что пришли!

Мейсон улыбнулся и встал:

— Извините, но у меня сегодня поздняя деловая встреча. Благодарю за помощь и гостеприимство.

— Жаль, что мы не можем выпить еще по одной.

— Спасибо, достаточно. Когда я за рулем — это мой предел.

Пожелав хозяину спокойной ночи, Мейсон вернулся в машину, съехал задним ходом с подъездной дорожки и направился к себе.

Уже у дома, у самого спуска в гараж, он заметил ночного сторожа, который украдкой подавал знак рукой, означавший, что лучше пока отъехать обратно. Мейсон резко затормозил, включил заднюю скорость и уже начал было выезжать снова на улицу, как из гаража выбежал человек и бросился вслед за машиной. Поравнявшись с ней, он рывком открыл дверцу и спросил:

— Вы — Перри Мейсон?

— Что вы хотите?

Человек протянул ему какой-то свернутый в трубочку документ:

— Повестка в суд. Завтра в десять утра вы должны предстать перед Большим советом присяжных. Принесите с собой все деньги и любые другие платежные документы, полученные вами в качестве оплаты от Арлен Дюваль. Спокойной ночи!..

Человек захлопнул дверцу автомобиля Мейсона, повернулся и пошел вниз по спуску в гараж. Мейсон снял ногу с педали тормоза, и его машина плавно покатилась за неожиданным ночным визитером.

Стоящий сбоку сторож склонился к полуопущенному переднему окошку:

— Кто это был? Судебный исполнитель?

— Да.

— Я так и подумал. Я хотел предупредить вас, но не было никакой возможности выйти вам навстречу.

— Ничего страшного. Он разыскал бы меня рано или поздно.

— Дьявол! Мне искренне жаль, мистер Мейсон, но я и впрямь никак не мог оставить гараж, чтобы встретить вас, да и мне кажется, что тогда он бы заподозрил…

В этот момент судебный исполнитель вышел из гаража им навстречу и направился вверх по спуску, миновал их, но, пройдя метра два, повернул назад к Мейсону.

— Не сердитесь на меня, мистер Мейсон! Я всего лишь исполняю свои обязанности.

— Я не сержусь. Но было бы лучше, если б я узнал об этом немного раньше.

— Но я и сам в таком же положении. Окружной прокурор Гамильтон Бюргер вручил мне эту повестку не более часа назад и сказал: «Доставь ее сегодня же и во что бы то ни стало передай лично в руки Перри Мейсону». Так что видите, сколько у меня времени было. А сейчас, извините, пойду. Мне очень приятно, что вы ничего против меня не имеете, потому что многие реагируют совсем по-другому. Моему коллеге сегодня не повезло еще больше — он должен известить… ну, в общем, другого человека. А мне повезло — я вытащил вас. Вы — юрист и знаете, как делаются такие вещи. И вы не рассердитесь. В конце концов, это моя работа. Вы были очень любезны, мистер Мейсон, большое спасибо и спокойной ночи.

Человек повернулся и пошел вверх на улицу.

Когда он уже скрылся за поворотом, к Мейсону снова подошел ночной сторож:

— Я все время думал, как бы мне дать вам знать, но ничего стоящего в голову так и не пришло. Он показал звезду — огромную, как тарелка. Если б не это, я б его и близко не подпустил.

— Успокойся, Майк, все в порядке, — сказал Мейсон, — ты ничего не мог поделать. А сейчас мне опять надо ехать.

Мейсон развернул машину, выехал вверх по спуску на улицу и свернул к автозаправке. Оттуда он решил не откладывая позвонить Полу Дрейку.

— Пол еще у себя? — спросил он у ночного оператора.

— У себя, мистер Мейсон. Вас соединить?

— Да, пожалуйста.

Не прошло и полминуты, как в трубке послышался голос Дрейка:

— Я как раз собирался тебе звонить, Перри.

— Что такое?

— Это касается того парня — Джордана Л. Балларда, о котором я говорил.

— Ах да, но я… — Что-то заставило Мейсона остановиться на полуслове.

— Что — ты? — переспросил Дрейк.

— Ничего. Сначала давай твои новости.

— Этот парень мертв.

— Что?!

— Баллард мертв. И если ты с ним не переговорил, то другого шанса у тебя уже не будет. Чертовски досадно, конечно, потому что у него имелась какая-то информация и он сообщил ее полиции… Позор! И будь я проклят, Перри, если знаю, почему и как это произошло.

— А что случилось, Пол?

— Не только случилось, но и происходит. Могу только вкратце. Мой человек в управлении полиции перехватил радиосообщение и передал мне.

— О’кей, о’кей, говори же!

— К сожалению, знаю пока немного. Похоже на то, что окружной прокурор почему-то вдруг подумал, будто на руках у Балларда находилась определенная сумма денег, полученных от Арлен Дюваль. Ясно, что где-то имела место утечка информации или кто-то подсказал, но что за информация и откуда — никто не знает.

— Все-таки что произошло?

— Слушай. Окружной прокурор начал рассылать повестки «duces tecum» свидетелям, предписывающие им предстать перед Большим советом присяжных и при этом иметь при себе все деньги в любом виде, полученные от Арлен Дюваль.

— Подожди, Пол, этот аспект дела мы обсудим с тобой позднее. А сейчас давай все, что знаешь о Балларде. Это может оказаться чрезвычайно важным.

— Понял, Перри. Ну так вот — когда судебный исполнитель с повесткой «decus tecum» пришел к дому Балларда, то увидел, что входная дверь наполовину открыта. Он, конечно, позвонил, но ответа не было, и это показалось ему подозрительным. Потом он вошел, прошел на кухню и там на полу увидел лежащее тело Балларда. Тот перед смертью, видимо, смешивал что-то в стаканах для посетителей, которые к нему пришли. Там было три стакана, лед и несколько бутылок в раковине. Очевидно, кто-то оглушил его сзади. Затем, когда Баллард упал, этот кто-то, чтобы сделать работу наверняка, взял большой кухонный нож и всадил его в Балларда три или четыре раза. Нож так и остался торчать у Балларда в спине, а неизвестный скрылся. Естественно, что полицейских сейчас там — как пчел в улье.

— Нашли ли какие-нибудь отпечатки пальцев?

— Имей же терпение, Перри, я это все узнал буквально минуту тому назад. Других деталей пока не поступало. Полиция работает вовсю, и одному Богу известно, что они уже нашли и что еще найдут. Само собой разумеется, меня они в свои секреты посвящать не станут. Часть мы узнаем из газет, а что-то еще, я надеюсь, сообщит мне мой человек из главного управления. Об остальном придется догадаться. Я подумал, Перри, что это может быть для тебя важно; нутром чую: мотив убийства связан с информацией, которую он выдал полиции, что бы там ни было, но это касается ограбления «Мер-кантайл секьюрити».

— Огромное тебе спасибо, Пол. Продолжай в том же духе и постарайся раскопать все, что сможешь. Я перезвоню через час.

Мейсон повесил трубку, поехал в офис, уговорил дежурного отдела хранения справочного газетного материала выдать ему старые подшивки и минут сорок провел за чтением газетных отчетов того периода об исчезновении крупной партии наличных денег из банка «Меркантайл секьюрити».

Закончив знакомиться с отчетами, он снова позвонил Полу Дрейку:

— Что-нибудь новое _v Пол?

— Пока нет, хотя подожди-ка — кто-то как раз звонит по другой линии. Не вешай трубку, Перри!

Прошло минуты три, прежде чем на том конце опять раздался голос Дрейка:

— Алло, Перри, ты слушаешь?

— Да, да.

— Кажется, запахло жареным.

— Выкладывай, не тяни!

— Твоя маленькая симпатичная куколка замешана в этом деле по самые ушки.

— Рассказывай!

— Длинная история, Перри. Разве что основные моменты.

— Давай основные моменты.

— О’кей! Двое моих ребят, как я тебе говорил, остались на территории гольф-клуба. Один не отходил от машины, а другой пошел пешком на станцию техобслуживания на бульваре, чтобы позвонить мне, как было условлено. Он шел наперерез через поле и вдруг заметил впереди себя, что кто-то бежит. Не очень быстро, но и не медленно. Мой человек решил выяснить, кто же это, побежал следом, и оказалось, что впереди него перебирает ножками Арлен Дюваль.

— Она была одна?

— Совсем одна. И, судя по всему, ухитрилась избавиться от висящих у нее на хвосте полицейских.

— Хорошо, что дальше?

— Моему человеку пришлось срочно пораскинуть мозгами. Он последовал за твоей девицей на автостраду, оттуда — на бульвар, на станцию техобслуживания, а это не больше одного квартала, и видел, как она туда вошла и позвонила по телефону.

Тогда мой парень выскочил на дорогу и попытался остановить проезжающую машину. Дело нелегкое, особенно в такое время, — никто же не останавливается, но в конце концов ему это удалось. Он представился, показал удостоверение и спросил водителя, не хочет ли тот заработать лишнюю двадцатку. Водитель согласился. А потом они ждали в машине, когда Арлен выйдет, и поехали за ней. Просто, как дважды два.

— Куда поехала Арлен Дюваль?

— Сначала она дождалась такси. Вот почему она звонила.

— Что потом?

— Доехала на такси до дома Балларда. Но когда она туда приехала, у Балларда кто-то был. И на подъездной дорожке стояла чья-то машина. Мой человек даже слышал голоса — оба мужские. Арлен Дюваль, конечно, их тоже слышала и потому не входила.

— И что же она делала?

— Это наверняка расстроило ее планы. Она расплатилась и отпустила такси, а затем зашла за дом и ждала.

Мой парень видел в окно, как кто-то ходил по комнате. Но видел мельком и толком не разглядел. Тот человек внутри подошел к окну гостиной и опустил, а затем снова поднял скользящую штору на роликах, скорее всего это был какой-то сигнал. Он оттянул эту штору вниз фута на два, подержал так секунд пять, отпустил — и она скользнула вверх на место.

— Твой парень хорошо рассмотрел того, кто был внутри? — спросил Мейсон, стараясь не выдать голосом переживаемых чувств.

— Совсем не рассмотрел. Портьеры были почти задернуты. Тот внутри проскользнул между ними, потом за ними же спрятался, а после того, как просигналил роликовой шторой, так же между портьерами протиснулся обратно в комнату.

Затем, через несколько минут, тот человек вышел, сел в машину и уехал. Мой парень все это время думал, что машина-то Балларда, так как другой поблизости не было, но оказалось, что нет. Это была машина того, другого. Здесь, конечно, Перри, мой малый подкачал. Сколько я им ни вдалбливаю, что всегда все нужно проверять, ничего не принимать на веру, — нет, не помогает. Раз машина стояла у дверей, раз другой машины рядом не было, он подумал, что она принадлежит Балларду, и не удосужился записать номер.

— Ладно, что было потом?

— Когда тот человек уехал, в дом вошла Арлен Дюваль.

— Каким образом она вошла?

— Вот тут-то, Перри, и начинается нехорошее. Она проникла в дом через заднее окошко.

— Чертовка!

— Согласен.

— Дальше что?

— Она пробыла в доме минут пять и вышла через переднюю дверь. И даже не вышла, а вылетела. Почти бежала. Торопилась так, что дверь забыла закрыть.

— Она быстро шла?

— «Бежала» подошло бы больше.

— Твой человек следил за ней?

— Да, он ехал за ней семь кварталов. Конечно, ему следовало бы отпустить машину и идти пешком, но в такой ситуации никогда точно не знаешь, что произойдет в следующий момент. А потом она каким-то образом почувствовала слежку и оставила моего мальчика с носом.

— Как она это сделала?

— Ну, Перри… ночью это проще простого… если ты идешь и знаешь, что за тобой следят из машины…

— И все-таки, как она ушла от преследования?

— Подошла к одному из домов, притворилась, будто хочет позвонить, но на крыльцо не поднялась, а вместо этого быстренько забежала за дом, дальше, наверное, по аллее, и… тут ее и след простыл.

— Твой человек тоже забежал за дом?

— Он сделал все, что может профессионал. Именно поэтому он и задержался с донесением — не хотел уходить с места. Минут десять покружил по кварталу, затем расширил поиски — прочесал кварталов пять или шесть…

— И что, так и не нашел ее?

— Нет, Перри. Не обнаружил ни малейшего признака.

— А не могла она зайти в дом как-либо еще?

— Не думаю. Мой человек сказал, что света в доме не было, и если бы она вздумала войти, то все равно вернулась бы к передней двери. Вначале она уверенно ступила на крыльцо и вдруг ни с того ни с сего сорвалась и бросилась за дом.

— Твой парень чувствовал, что девушка обнаружила слежку?

— Да, Перри. То, как она себя вела, и то, как она неожиданно, ступив уже на крыльцо, побежала… старый трюк, но срабатывает безотказно.

— Хорошо, Пол, мне надо подумать. Как зовут этого твоего человека?

— Горас Манди.

— Он меня знает?

— Да вряд ли. Лично вы не встречались, а фотографию твою он, конечно, видел и, кроме того, знает, что в данном деле я работаю на тебя.

— Его можно найти?

— Конечно. Правда, он ничего пока не знает о смерти Балларда. Если б знал — позвонил бы сразу от его дома. И к тому же у гольф-клуба его ждет напарник…

— Я разберусь. Где он сейчас?

— Снова на бульваре — на станции техобслуживания. Так как он договорился с водителем на двадцать долларов, то заставил его привезти себя и обратно, чтобы сэкономить на такси, а уж потом позвонил.

— О’кей, Пол! Я еду с ним поговорить.

— Понял. Сообщу ему, что ты выехал, — пусть ждет. Новые инструкции будут?

— Продолжай в том же духе, Пол!

— О’кей! Сижу, глотаю кофе и выпускаю его через все дырки.

— Молодец! Постарайся оставаться в курсе. И разузнай, что сможешь, об убийстве Балларда. Самоубийства быть не могло?

— Да какое там к дьяволу самоубийство?!

— Ладно, успокойся! Я позвоню попозже.

— Где тебя искать, Перри?

— Еду повидаться с Манди. Хочу с ним поговорить. Кстати, еще один вопрос — насколько реально попросить Манди забыть то, что он видел?

— Меня это тоже беспокоит, Перри.

— Почему?

— Я подумал, что ты можешь об этом спросить.

— И каковы шансы?

— Шансы невелики.

— Почему?

— У меня есть моя лицензия.

— И что же?

— Не забывай, что Манди пришлось действовать по обстоятельствам — один, без машины и вдруг срочно надо ехать. Поймал автомобилиста и за двадцатку предложил покататься — у того от радости, наверное, и температура подскочила. Как же — ловить бандитов, да еще ночью. А кроме того, Манди показал удостоверение. После всего уже, когда они рассчитались, тот парень заявил, что такое приключение он запомнит надолго.

— Но ведь тот автомобилист не знает, что Баллард мертв.

— И что из этого? Не знает, так узнает. И вспомнит адрес.

— Да, о временном факторе я тоже думал. Но хоть день ты можешь подождать и не сообщать полиции?

— Но, Перри! Сжалься же надо мной, наконец! Мне придется им это сказать, как только о смерти Балларда станет официально известно.

— Обожди минуту. Ты представляешь клиента, и тебе необязательно говорить полиции все, что ты знаешь. Ты…

— Перри, это убийство. И помни, что законопослушный гражданин Джон был втянут в дело моим человеком. Завтра с утра он прочтет газеты, и взлетит, и защебечет, как жаворонок. А если я к тому времени не прочирикаю — ко мне придут и потребуют вернуть лицензию. Это не тот случай, который можно спрятать в карман, застегнуть его и никому не показывать. Это всплывет, Перри, и я не могу позволить себе ждать, пока в полицию о нем сообщит кто-то другой. Как только о смерти Балларда станет известно официально — я должен быть первым, кто им позвонит.

— И ты дашь им имя Манди?

— Конечно.

— И они его допросят?

— Естественно.

— Сколько времени ты мне отводишь? — спросил Мейсон.

— Час или два, Перри. Больше не гарантирую.

— Хорошо, я перезвоню. Будь на месте.

Глава 5

Мейсон проехал мимо ворот гольф-клуба «Ремуда». Длинное и бестолково построенное здание клуба освещалось довольно слабым светом прожекторов. Вся остальная территория и поле для игры находились во мраке, и поэтому здание на холме, окутанное лунным светом, казалось миражем и как бы парило в темноте над спящей землей.

Выехав на бульвар, он сразу увидел ярко горящие огни станции техобслуживания. Несмотря на поздний час, машин на бульваре было еще немало.

Мейсон остановился, свернул вправо и, объехав наружные краны водопроводных линий и туалеты, подрулил к станции сзади.

Выключив фары, он включил внутреннее верхнее освещение, закурил, а затем выключил и его.

Через несколько секунд к его машине подошел человек.

— Ваше имя Мейсон? — спросил он.

Мейсон кивнул.

— По-моему, мы с вами не встречались.

— Вы — агент Пола Дрейка?

Подошедший ответил не сразу.

— В нашем деле приходится опасаться, поэтому лучше знать, с кем играешь, — сказал он.

Мейсон вытащил бумажник, достал одну из своих визитных карточек, а затем еще показал водительское удостоверение.

— О’кей, — поджидавший его человек удовлетворенно кивнул, — мое имя Манди. — Теперь ему в свою очередь пришлось должным образом подтвердить, кто он и откуда.

— Хотите сесть в машину? — Мейсон открыл дверцу.

Детектив Дрейка опустился на переднее сиденье.

— Сразу хочу сказать, — начал Мейсон, — что у меня очень мало времени. Пол Дрейк уже сообщил мне многие детали происшедшего, кое-что я бы хотел услышать от вас. За все то время, что вы наблюдали за человеком в доме, видели ли вы его хотя бы мгновение достаточно отчетливо, чтобы узнать?

— Вы имеете в виду того человека, который находился в доме, когда туда на такси подъехала Арлен Дюваль?

— Да.

Манди обескураженно покачал головой.

— Могу описать только в общих чертах. Лица его я не видел.

— А когда вы его видели? Когда он уезжал?

— Да. Когда он вышел из передней двери и садился в автомобиль. До этого момента я его тоже один раз видел.

— Где?

— Он отодвинул рукой портьеры на большом окне в гостиной, а затем опустил жалюзи. Ну, понимаете, такую скользящую шторку на роликах, которая крепится вверху над окном.

— Хорошо, продолжайте. — Мейсон старался казаться безучастным.

— Я не знаю, что он в тот момент делал, но он опустил жалюзи вниз — дюймов примерно на восемнадцать или чуть поменьше — и остановился, больше не опускал. Непонятно было, что он там задумал. Я вначале посчитал, что он эту шторку до пола опустит, но нет, он так и стоял. А потом отпустил штору, она скользнула вверх, и я подумал — он кому-то сигналит.

— Что произошло дальше?

— А дальше тот человек шагнул назад, повернулся и между портьерами проскользнул обратно в освещенную комнату.

— Вы не видели лица?

— Нет. Только два раза его фигуру на фоне идущего из комнаты света.

— Описать сможете? — спросил Мейсон, пытаясь лишить голос какого-либо выражения.

— Попробую… тот человек был довольно высокий и… хорошо сложен. Широкие крепкие плечи, узкие бедра.

— Какого примерно веса?

— Ну-у… по телосложению он был как вы, мистер Мейсон. Сколько вы весите?

— В полиции вас будут спрашивать о нем, и меня как модели рядом не будет. Вас попросят как можно точнее определить его возраст, рост и вес.

— В этом я им буду плохой помощник.

— Послушайте, Манди, второй раз вы видели этого человека, когда он выходил из дома и садился в автомобиль, так?

— Да, это верно.

— Это был тот же самый человек?

— Конечно… Хотя погодите… поклясться я не могу, но комплекция та же и… было еще что-то в походке.

— В тот момент вы были не один?

— Я был вдвоем с водителем.

— Его имя? Вы записали?

— Само собой разумеется. Я заплатил ему двадцать долларов за то, чтобы он повозил меня по городу, и взял расписку для Пола Дрейка. В расписке он указал и имя, и адрес. — Детектив протянул Мейсону сложенный вчетверо листок бумаги: — Вот смотрите!

В нижней части листка стояли подпись и адрес Джеймса Уингейта Фрейзера.

Мейсон списал себе данные автомобилиста.

— Как вел себя Фрейзер?

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, выражал ли он желание сотрудничать, помочь или…

— О, мистер Мейсон, для него это была лучшая и интереснейшая ночь в жизни. Ему лет на десять хватит рассказывать.

— Думаете, он станет рассказывать?

— Уверен! Держу пари, что он уже сейчас треплется об этом с приятелями.

— Кроме него, в автомобиле никого не было?

— Никого.

— Что вам о нем известно? Откуда он и так далее?

— Да практически ничего. Но водитель неплохой. Я посмотрел регистрационный сертификат его автомобиля — там все в порядке, а заодно записал номер автомобиля рядом с его именем в расписке.

— Я заметил. А где он находился, когда вы наблюдали, как человек в окне отодвигал портьеры и опускал жалюзи?

— Сидел в машине за полквартала от дома.

— Мог он видеть того человека?

— Нет. Разве что очень смутно. Он был слишком далеко и к тому же в стороне.

— А мог он видеть, как тот человек выходил из дома?

— Да. И здесь он был даже в лучшей позиции, чем я.

— Хорошо. Можете описать машину того человека?

— Но, мистер Мейсон, я же тогда и не думал… Это был темный седан. Средних размеров, примерно как ваш.

— Можете назвать марку машины или модель?

— Нет. У дома было слишком темно. По правде говоря, тот человек застал меня врасплох. Вышел, сел в машину и уехал. Моя ошибка — я признаю. И Дрейк это знает. Мне искренне жаль, что так произошло, но с вами, мистер Мейсон, притворяться бесполезно. Раз машина стоит у дома, то я, естественно, подумал, что она принадлежит хозяину дома. В тот момент я не знал, кто это маячит в окне. И сейчас не знаю. У меня был адрес, и все. И мне поручили следить за Арлен Дюваль.

— Того человека звали Джордан Л. Баллард, — медленно проговорил Мейсон. — Сейчас он, к вашему сведению, мертв.

— Мертв! Он мертв?!

— Да. Его убили.

— Кто убил?

— Косвенные улики указывают на Арлен Дюваль.

— Провалиться мне на этом месте!

— Следовательно, — спокойно продолжал Мейсон, — вам абсолютно необходимо составить в уме как можно более отчетливую картину того, что произошло, с тем чтобы рассказать обо всем на допросе в полиции.

Манди послушно кивнул.

— В полиции будут пытаться сбить вас с толку. Вы видели, как человек покидал дом. Вы видели, как он стоял у окна, опуская и поднимая роликовые жалюзи. По-вашему, что он делал?

— Черт его знает, мистер Мейсон! Даже не представляю. Но он там что-то делал и, может быть, подавал сигнал Арлен Дюваль. Ей-богу, не знаю!

— Стояла ли Арлен Дюваль там, откуда она могла бы видеть сигнал?

— В тот момент, я полагаю, что да.

— Где она находилась?

— Она вышла из такси, подошла к ступенькам крыльца, прислушалась. Было ясно, что она услышала голоса, и это ей почему-то не понравилось. Тогда она пошла обратно к такси, расплатилась, а уж затем зашла за дом с задней стороны.

— Зашла за дом? То есть обошла его?

— Вот именно. Обошла.

— А как она его обошла?

— Со стороны улицы.

— Она шла по тротуару или по земле?

— Все время по тротуару. Это угловой дом. Окно, в котором появился тот человек, выходит на боковую улочку, но это окно главной гостиной.

— Имела ли она возможность рассмотреть его как следует?

— Я, право же, затрудняюсь сказать, мог ли вообще кто-либо с какой-то другой точки как следует рассмотреть этого человека. Он юркнул между портьерами, спрятался за ними, — в это время на фоне освещенной комнаты мелькнул его силуэт, — а потом он стоял у окна, возился со шторой… нет, он определенно подавал ей какой-то сигнал.

— И она этот сигнал заметила?

— Она как раз проходила мимо по тротуару. А оттуда окно видно гораздо лучше. Да, она этого человека видела лучше, чем я.

— А у Фрейзера была хорошая возможность наблюдать за ним?

— Нет. Самое большее, что видел Фрейзер, — это непродолжительный яркий свет в окне в тот момент, когда приоткрывались портьеры.

— Что затем сделала Арлен Дюваль?

— Продолжала идти дальше по тротуару, пока не дошла до конца дома — это бунгало построено в калифорнийском стиле, тянется в глубину, — зашла за него и пропала в темноте. На несколько минут она совсем пропала у меня из виду, поэтому я подошел поближе.

— Как долго она там была?

— Минуты три, максимум четыре. Затем она вышла из-за дома, я снова мог за ней наблюдать, и это было в тот момент, когда тот человек выходил через переднюю дверь. Я, конечно, больше следил за ней, чем за ним.

— Итак, сначала она подощла к ступенькам крыльца? — Да.

— Затем вернулась к такси и расплатилась?

— Правильно.

— Потом пошла обходить дом со стороны улицы?

Манди утвердительно кивнул.

— И когда Арлен Дюваль проходила по тротуару как раз напротив окна, портьеры отошли в сторону, в окне появился человек и принялся что-то делать со шторой, так?

— Я так думаю, что это было как раз в тот момент, когда она проходила напротив окна. Но то, что человек в окне делал со шторой, можно назвать вполне точно и определенно — он оттянул ее вниз, а затем отпустил обратно к потолку.

— Как долго он держал штору в нижнем положении?

— Не очень долго. Три-четыре секунды.

— Вы считаете — это был сигнал?

— А что же еще?

— Я этого не знаю, — сказал Мейсон, — и пытаюсь выяснить у вас. В полиции вас об этом непременно спросят. Но давайте вернемся к Арлен Дюваль. Что она делала?

— После того как тот человек уехал, она притащила откуда-то сзади деревянный ящик, поставила его под окном в кухню, встала на него и заглянула внутрь.

— Она долго смотрела?

— Нет. Семь или восемь секунд. Похоже, что разглядывала, что там, в доме.

— Хорошо, а затем?

— Подняла оконную раму.

— Как это?

— Очень просто — руками. Окно заперто не было, и ей даже не пришлось долго возиться. Ухватилась пальцами за раму, сдвинула ее вверх, потом закинула на подоконник правую ногу, затем нагнулась головой вперед и пролезла.

— Что было после этого?

— Прошло, наверное, минут пять, и она выбежала. На этот раз через переднюю дверь.

— Вы следили за домом с обеих сторон, спереди и сзади?

— Да, насколько это возможно. И все мое внимание было обращено на Арлен Дюваль. Когда она проникла внутрь дома через кухонное окно, я пошел к Фрейзеру и условился с ним, что если она выйдет обратно через переднее крыльцо, то он мигнет мне фарами.

— Она так и поступила?

— Да. Фрейзер помигал мне, и я бегом бросился к нему. Он рассказал, что девушка торопливо сбежала со ступенек крыльца и побежала на угол улицы. Я впрыгнул в машину, мы поехали и догнали ее. Но у Фрейзера получилось немножко неуклюже — подъехал слишком уж вплотную. Вообще, конечно, он действовал неловко, застенчиво как-то. Потом он резко остановился и, оставив включенными только подфарники, прижался к тротуару, и…

— Вы полагаете, она заметила, что за ней ведут наблюдение?

— Да. Вот тогда и заметила.

— Что она стала делать?

— Вначале ничего — прошла еще квартала два или три, наверное, разрабатывала в уме план действий.

— Вы ее преследовали?

— На некотором расстоянии. Мы выключили весь свет в машине и двигались очень медленно. Затем, когда увидели, что она свернула во двор, включили дальний свет и быстро подъехали к тому месту.

— Есть у вас номер того дома?

— Да. Я все записал в книжку.

— Ладно. А как получилось, что Арлен Дюваль ушла из трейлера и никто за ней не последовал?

— Этого я не знаю. Я шел на заправочную напрямик по полю гольф-клуба, чтобы позвонить, и увидел впереди себя женскую фигуру. Я резко пригнулся и стал следить за ней. На фоне неба хорошо видно. Я почти сразу убедился, что это Арлен Дюваль. Она пришла сюда, на эту же заправочную, и отсюда позвонила.

— За дверью трейлера вы не следили?

— Нет, мистер Мейсон. Мы посчитали, что другой дорогой она не сможет выбраться. Но мне кажется, что те двое в кустах сидели как раз там, откуда дверь трейлера видна достаточно хорошо. Они должны были видеть. Помню, как они входили в кусты, — с таким видом, что им уже давно все ясно.

— Значит, сейчас она не в трейлере?

— Откуда я знаю? Мой напарник наверняка уже думает, что со мной что-то неладное, — ушел позвонить и как сквозь землю провалился. Думает небось, что я его бросил.

— Вы правы, Манди, едем к нему. Узнаем заодно, какие новости. Если опять что-нибудь срочное, то, боюсь, вам придется прогуляться до телефона еще разок.

— Вы едете туда со мной?

— Я подвезу вас, но оставаться там не буду. Продолжим наш разговор потом.

— О’кей, замечательно! Хоть туда пешком не топать, а то все ноги сотрешь.

— Скажите мне, когда вы пересекали поле для гольфа — вы и Арлен Дюваль, — вас кто-нибудь видел?

— Вряд ли. Хотя вообще-то в клубе держат сторожа. Это такой ворчливый старикашка, в чьи обязанности входит бродить ночью с фонариком и отбивать время каждый час. По-моему, обычный пенсионер, и главная его задача — вовремя заметить пожар. Он там просто для того, чтобы у членов клуба было спокойнее на душе.

— Хорошо. Можно ехать.

— Если вы не хотите встречаться с теми двоими, мистер Мейсон, то выбросьте меня пораньше. Я бы мог…

— Обо мне не беспокойтесь. Если и заметят, то ничего страшного. Визитные карточки у меня еще есть.

Мейсон завел двигатель и включил фары.

— Давайте заедем к гольф-клубу с обратной стороны, — сказал Манди, — там одна грунтовая дорога поворачивает немного назад и переходит в другую, а от той уже отходит совсем узкая — для обслуживания поля. Мы припарковались на второй грунтовой — с той стороны, где к ней подходит служебная.

— Но в таком случае, — возразил Мейсон, — если Арлен Дюваль будет выезжать с трейлером, то ее фары обязательно вас высветят.

— Правильно, но как только мы услышим, что двигатель ее автомобиля заработал, мы уедем с дороги. А кроме того, она непременно поедет с включенными фарами, иначе с трейлером оттуда не выехать, а это значит, что можно будет узнать о ее приближении по движущемуся свету на деревьях и кустах.

— О’кей, — согласился Мейсон, — теперь картина мне ясна.

Вскоре они были уже там, где Гораса Манди ждал в машине его нервничающий напарник. Немного впереди, в нескольких сотнях ярдов, Мейсон заметил на обочине еще один автомобиль.

Агент Дрейка выскочил им навстречу:

— Наконец-то, Манди! Где тебя черти носили?

— Долго рассказывать, — ответил Манди и в свою очередь спросил: — Что происходит?

— Ничего. Тишина и покой, как на кладбище.

Мейсон решил, что пора ехать обратно.

— Спасибо, ребята! Счастливо поработать! — Он сдал назад, развернулся и выехал на мощеную дорогу тем же путем, что и приехал. Встречаться с припаркованным дальше на обочине другим автомобилем ему не хотелось.

Глава 6

От гольф-клуба Мейсон поехал по — адресу, который ему дал Горас Манди.

Джеймс Уингейт Фрейзер жил в хорошо построенном, типично калифорнийском бунгало, расположенном в районе, где в последнее время тоже стали появляться большие многоквартирные дома и куда, как и повсюду, начал проникать мелкий бизнес.

Все окна его низенького домика ярко горели, на дороге перед ним были припаркованы три автомобиля, а четвертый стоял на подъездной дорожке.

Изнутри доносились оживленные голоса и громкий смех.

Найдя место, где можно оставить машину, Мейсон подошел к дому, поднялся по ступенькам и позвонил.

Дверь открылась. Напороге стоял мужчина.

— Извините, что мне приходится так поздно вас беспокоить, — сказал Мейсон, — но я бы хотел поговорить с мистером Фрейзером.

— Я — Фрейзер.

Мейсон заметил, что хозяин дома слегка раскраснелся. Чувствовалось, что он немного пьян, но пытается изобразить полное самообладание и встретить гостя с подобающим достоинством, хотя за минуту до этого был душой компании и пил и смеялся больше всех.

— Простите еще раз, что так поздно вас беспокою, но не можете ли вы уделить мне буквально несколько минут. Меня зовут Перри Мейсон, я — адвокат.

— Перри Мейсон?! Тот самый адвокат?

— Давайте скажем — просто адвокат.

Показное достоинство Фрейзера моментально сменилось неудержимой сердечностью.

— Входите же, входите, пожалуйста! Мы тут с друзьями решили повеселиться! Они глазам своим не поверят… Понимаете, моя жена сегодня наприглашала подруг — играли в бридж, бабские сплетни и все такое прочее, а потом я вернулся, позвонил мужьям, те пришли, и мы чуть-чуть выпили… да-а, никогда бы не подумал, что ко мне на вечеринку заявится Перри Мейсон собственной персоной. Проходите же, проходите!

— Я бы предпочел переговорить с вами здесь. Дело в том, что…

— Ерунда, мистер Мейсон! Чушь и ерунда! Пойдемте, я вас представлю, они — отличные ребята. Эй, Берта, ты не представляешь, кто к нам пришел!

Шум голосов внутри внезапно стих.

— Пойдемте же! — Фрейзер потянул Мейсона за рукав.

Мейсону ничего не оставалось, как подчиниться. Он поздоровался за руку с мужчинами, поклонился их женам, все познакомились и представились, и Мейсон даже позволил налить себе выпить.

— День рождения? — спросил он, думая, как бы потактичнее перевести разговор на интересующую его тему.

— Нет, но… тоже солидный повод. Сегодня у меня было по-тря-са-ю-ще-е приключение! Я теперь стал «старина Фрейзер ГПМ» — они все так меня и зовут. ГПМ означает — Гроза Преступного Мира. Между прочим, мистер Мейсон, может, это и нахальство с моей стороны, но разрешите поинтересоваться — что вас сюда привело? Вы — и вдруг у меня?

— Я хотел обсудить с вами некоторые факты вашей недавней биографии, представляющие интерес для преступного мира.

Фрейзер насторожился. Остальные замолчали и собрались в круг, причем их лица отражали довольно широкий спектр переживаний, начиная от вежливого интереса и заканчивая совиной важностью чьего-то перебравшего через край мужа, для которого сосредоточиться было сейчас задачей совершенно немыслимой.

Внезапно наступившее молчание нарушил хозяин:

— Я проезжал мимо гольф-клуба «Ремуда» и увидел, что один очень прилично одетый человек вышел на дорогу и машет мне остановиться. Обычно ночью я в таких случаях попутчиков не беру, но этот выглядел так солидно, что… В общем, я затормозил и спросил, чего он хочет, а он не долго думая сунул мне в нос значок и удостоверение детектива. Сначала я подумал — сыщик из полиции. Мне кажется, он хотел, чтобы я так думал, хотя вообще-то представился просто как детектив. Это уже потом я узнал, что работает он в Детективном агентстве Дрейка.

Мейсон кивнул и сделал знак продолжать.

— Вас это действительно интересует? — спросил Фрейзер.

— Да. От начала и до конца.

Тут вмешалась жена Фрейзера.

— А можно мне знать — почему?

— Буду откровенен, мадам, тот детектив, кого подобрал на дороге ваш муж, работал на меня. Он, конечно, представил мне свой отчет, но кое-какие моменты я хотел бы уточнить. Это может оказаться очень важным.

На лице миссис Фрейзер появилось облегчение.

— Ах вот оно что! Ладно, говорите, я иду на кухню. Кому еще налить? — Она ушла и забрала с собой пустые стаканы. От воцарившегося было в комнате напряжения не осталось и следа.

— Ну, так слушайте! Тот парень, а его, как оказалось, звали Манди, хотел, чтобы я следовал за такси. — Фрейзер говорил бойко и не сбиваясь, словно повторял хорошо заученный урок. — Мы начали слежку. Сначала немного поездили по городу, а потом такси остановилось у приятного такого тихого домика, вышла девица, подошла к крыльцу, там она к чему-то прислушалась, вернулась обратно, расплатилась с таксистом, а сама обошла дом и зашла сзади.

— Почему она не вошла в дом? — спросил Мейсон.

— Ее кто-то опередил. Кто-то, кого она, судя по всему, не хотела видеть.

— Не можете сказать хотя бы примерно, кто это был?

Фрейзер отрицательно мотнул головой.

— Но у него была машина. Та, что стояла на подъездной дорожке. По крайней мере, он в ней уехал.

— Вы видели, как он вышел?

— Да, видел.

— А номер той машины не записали?

— Кто? Я? — Фрейзер пальцем ткнул себя в грудь и, после того как Мейсон кивнул, громко рассмеялся. — Во сыщики, во дают! Так это ж он был детектив, а не я! Вы меня даже смутили, мистер Мейсон! Я всего-навсего лишь старина Фрейзер ГПМ, известный в округе как Фрейзер — Гроза Преступного Мира.

Теперь уже засмеялись все.

— Прошу вас, продолжайте, — сказал Мейсон.

— Итак, что же дальше? Ах да, наша подруга расплатилась с такси, вернулась к дому и обошла его сзади. Ох, какая это была женщина, какая походка, фигурка!.. — Фрейзер причмокнул губами и осторожно взглянул в сторону кухни. — Лично я не видел, как она залезла в окно, но Манди — а он вышел из машины и следил за тем, что происходило с обратной стороны дома, — говорил потом, что она подняла раму и через окно забралась в кухню. Но почему же, черт возьми, она поднимала юбочку и закидывала стройную загорелую ножку на подоконник кухонного окна с той стороны дома, а благородный Фрейзер — Гроза Преступного Мира парился в душной машине с другой, откуда ничего не видно?..

Снова все засмеялись.

— Вы видели переднюю часть дома?

г— Так точно.

— Видели, как человек вышел и сел в машину?

— Ну да.

— Можете его описать?

— Высокий, крепко сбитый, двигался легко и быстро, спортивного типа и хорошо одет.

— Возраст?

— Судя по тому, как он шел, я бы сказал — молодой, довольно еще молодой.

— Высокого роста?

— Да, верно.

— А вес?

— Трудно так сразу. Плечи у него широкие, но книзу фигура сужается, в общем, похож на человека, который держит себя в форме. Он был… о, черт, мистер Мейсон, он имел как раз вашу комплекцию!

— Вы бы его узнали?

— Если бы я его снова увидел, то, возможно, я бы его и узнал. Но это в том случае, если бы он снова появился там у дома, опять бы вышел из двери, спустился с крыльца, сел в автомобиль… Тогда, возможно, я мог бы узнать.

— Но лица вы не видели?

— Нет.

— И при встрече в лицо его узнать вы не сможете?

— Нет.

— А его автомобиль? Вы сказали, что номер не заметили, но не помните ли хотя бы, что это была за машина?

— Седан одного из последних выпусков. Классная и качественная. Не очень большая, а то делают, знаете ли, целые холодильники на колесах, но и не маленькая, такая приземистая и мощная лошадка. Было в ней что-то внушающее уважение. Из тех, что сейчас стали делать не для роскоши, а для настоящей езды.

— Марку не назовете?

— Нет.

— А модель?

— Тоже нет.

— Хорошо, что еще?

— Тот парень, который был внутри, подошел к окну, прошел между портьерами, отведя их в стороны, а затем подал какой-то сигнал опускающейся шторой. Но я это видел хуже, чем Манди. Если честно, то я видел только, как он маячил в окне, и все.

— Вы его не рассмотрели на фоне окна?

— Нет.

— То есть в тот момент вы бы его не узнали?

— Нет, конечно. Я его разглядел лучше, когда он выходил из дома.

— Что случилось потом? После его отъезда?

— Когда он сел и уехал, Манди обошел дом и зашел с тыла. Я видел, как он там ходил, заглядывал, вернее, пытался заглядывать в окно, потом вернулся ко мне и попросил помигать фарами, если та девушка выйдет с моей стороны дома. Я сказал, что понял. Манди вернулся обратно за дом, а через несколько минут выбежала девица. Через дверь на этот раз. Я подал Манди, сигнал, и он подбежал.

— Если б вы ее увидели снова, узнали бы?

— Естественно. Я разглядел ее как следует. И к тому же я видел ее лицо.

— Когда?

— Немного позднее. Признаюсь, я все немного смазал. Перестарался. Манди постоянно одергивал, просил ехать помедленнее, но я боялся, что она уйдет, и подъехал слишком близко… Тут вдруг она обернулась, увидела меня, хотя нет, из-за света фар увидеть меня она не могла, но в тот момент я разглядел ее лицо. Она была напугана, клянусь! Я сразу же притушил фары, а Манди предположил, будто она вообразила себе, что ее хотят… э-э… ею хотят попользоваться. Но как потом вскоре оказалось — такая шутить не любит. Обвела нас вокруг пальца. Она все поняла.

— Что она сделала?

— Я расскажу сначала. Когда она вышла из дома и свернула на тропинку, ведущую к тротуару, то она почти бежала. Я сразу посигналил. Манди тут же примчался, сел в машину, и мы поехали следом. Но, как я уже говорил, девчонка оказалась не промах, раскусила нас буквально через несколько кварталов, сиганула в сторону, и… мы ничего не могли поделать.

— И тогда вы ее видели в последний раз, так?

— Да. С полчаса еще мы поколесили, изъездили все окрестности… и Манди… На него было жалко смотреть. Вначале мы покружили вокруг квартала, затем стали захватывать и соседний, потом круг дошел до четырех, пока в конце концов не начали прочесывать весь район наугад в надежде, что она где-то вынырнет.

— Найди вы ее тогда, что бы вы сделали?

— Да откуда ж мне-то это знать, мистер Мейсон? Я крутил баранку. Но для меня это было нечто, поверьте. Я понимаю, для вас такие вещи обыденность, но что касается моей скромной персоны, о, в такие минуты очень остро ощущаешь всю скуку и монотонность жизни! Я никогда раньше не видел детектива в деле, и… я был поражен. Подумать только, сколько умения требует слежка! Как раз перед вашим приходом я им рассказывал, что сегодня вечером за один час узнал больше, чем за месяц за учебным столом. Да-а, это нужно действительно уметь! Отстать на правильно выбранное расстояние, близко сзади ехать нельзя, время от времени догонять и отставать, вовремя свернуть в боковую улочку, обогнать, развернуться и пронестись навстречу, словно это совсем другая машина, и так далее и тому подобное…

— Значит, человека того вы бы снова не узнали? — перебил Мейсон увлекшегося рассказчика.

— Я так и не видел его лица. Но у меня такое чувство, что при подобных же обстоятельствах я мог бы, может быть, узнать его по фигуре. Интересно, что там происходило? В чем, собственно, дело? Не можете мне сказать?

— Нет. К сожалению, я не могу раскрывать детали. Я — адвокат, и клиент платит мне за то, чтобы я собирал информацию, а не раздавал.

— Понимаю. Может, тогда хоть расскажете о каком-нибудь из ваших нашумевших дел? Я до сих пор не могу поверить, что великий Перри Мейсон сидит у меня в гостиной! Вот это ночка! Чудеса!

— Простите меня, — извинился Мейсон, — но меня еще ждет работа.

— И вы больше не выпьете? Вот это да! Великий Перри Мейсон и тот не в состоянии позволить себе иногда напиться!

И снова раздался всеобщий смех.

Мейсон поднялся и направился к двери.

— Извините, мне и впрямь пора. И спасибо за все, что рассказали, Фрейзер.

— Ну уж нет, — воскликнул тот, — это вам спасибо! Вы предоставили мне такую возможность! Никогда не забуду. Принимать участие в деле, которое ведет сам Мейсон, — такое не забывается. Ладно, я понимаю, у вас свои секреты, и больше ничего не спрашиваю. Но, надеюсь, в газе-тах-то это будет?

Пришла очередь рассмеяться Мейсону:

— Это может оказаться вовсе не таким важным.

— Не надо, мистер Мейсон! Тут вы меня не проведете. Не было б важно — вы'бы не пришли сюда в такой час.

— Но я видел, что вы не спите.

— Конечно же я не спал. Уснешь тут! А как насчет вас?

— О, я допоздна работаю.

На прощанье Мейсон пожал всем руки, и Фрейзер проводил его до дверей. Уже на выходе адвокат спросил:

— Значит, Фрейзер, вы не знаете, был ли владелец дома жив в тот момент, когда от него уезжал этот человек?

— Да нет, откуда же? Постойте-ка, вы что, хотите сказать мне, что… Боже правый, только не это! Неужели и…

— Именйо поэтому я к вам и приехал так поздно. Хозяин дома был убит. И не ложитесь спать, потому что из полиции могут позвонить в любой момент.

— Так вот в чем дело! — Фрейзер схватился одной рукой за голову, второй оперся на дверную ручку. — И вы это… вы хотите…

— Я хотел бы, чтобы вы не ложились пока в постель, и это все, — сказал Мейсон, повернулся и пошел к машине.

Глава 7

Мейсон вновь приехал на станцию техобслуживания, прошел к телефону и набрал номер Пола Дрейка.

— Как дела? — спросил Дрейк.

— Не важно.

— Сколько еще времени тебе нужно? Я не могу…

— Слушай, Пол, сейчас же дай задание своему парню позвонить в полицию. Пусть он скажет, что соединился с тобой по телефону и что ты ему сообщил об убийстве Балларда, после чего он в первый раз по-настоящему осознал, что произошло, и тут же им доложил.

— О’кей, Перри, — в голосе Пола послышалось облегчение, — я пошлю туда еще одного, и он попросит Манди позвонить в полицию.

— Отлично. Теперь о другом. Я только что…

— Подожди, Перри, — перебил его Дрейк, — оператор здесь что-то отчаянно мне машет, она хочет, чтобы я прервался.

— Хорошо, я жду.

Прошло несколько секунд, прежде чем Дрейк заговорил снова. Слышно было, как он выругался.

— Что случилось, Пол, выкладывай!

— Баллард держал автозаправку на углу Десятой и Флоссман.

— Это мне известно.

— И она открыта всю ночь.

— Ну и что?

— Полицейские туда наведались и разузнали, когда он закрыл кассу и уехал. Говорили с ночным служащим. Обнаружили, что машина Балларда в гараже станции. Узнали, что он собирался вызвать такси, потому что имел при себе много денег и не хотел ехать на автобусе, а потом идти пешком. Ночной служащий рассказал, что появился ты, что ты говорил с Баллардом и вы вместе уехали на твоей машине.

— Служащий узнал меня?

— Да.

— Ну что ж, это, похоже, осложняет ситуацию.

— Осложняет ситуацию?! — воскликнул Дрейк. — Черт побери, Перри, ты хочешь сказать — это правда… что это ты…

— Я хочу сказать, что твоему Манди сейчас самое время связаться с полицией и сообщить все, что он видел. Где Арлен Дюваль? Так еще и не появилась?

— По всей видимости, нет. Мои ребята сидят и ждут. И те, другие, тоже ждут. Однако, Перри, судя по их поведению, можно сделать вывод, что мы пока единственные, кто знает, что она не в трейлере. Наши уважаемые коллеги засели в кустах капитально и вылезать не собираются. Все еще думают, что она там. Устроились на всю ночь.

— Как, по-твоему, она выбралась?

— Без понятия, Перри. Проскользнула как песок меж пальцев. Если бц Манди на нее не наткнулся…

— Он был абсолютно уверен, что это Арлен Дюваль?

— Ну конечно. *

— О’кей, пусть Манди срочно позвонит в полицию и все расскажет.

— Понял, Перри. А что ты будешь делать? Ведь ты сейчас как уж на сковородке.

— Я притаюсь и подожду, пока сковородка остынет… А тебе позвоню.

— Что там все-таки произошло? Ты довез Балларда до дома?

— Конечно, Пол, высадил у крыльца.

— Значит, в таком случае убийство было совершено сразу после того, как ты уехал, если, конечно, ты…

— Если, конечно, что, Пол? Договаривай!

Дрейк хотел придать голосу шутливое выражение, но это ему удалось плохо.

— Если, конечно, ты сам его не убил…

— Хорошая мысль. Только не делись ей с полицией.

— Не буду, Перри.

Мейсон повесил трубку.

Он снова сел за руль, выехал на шоссе, ведущее в Санта-Ану, и, влившись в спокойный поток ночного транспорта, немного расслабился.

Было уже далеко за полвторого ночи, когда он притормозил у попутной заправки и, полистав телефонный справочник, нашел интересующий его номер доктора Холмана Б. Кандлера.

Номеров было два — обычный рабочий и ночной. Мейсон позвонил по ночному. Трубку сняла женщина.

— Миссис Кандлер?

— Нет. Вам нужен доктор Кандлер?

— Да.

— Можете рассказать мне, в чем дело? Ваши симптомы, пожалуйста.

— Я не больной. Меня зовут Перри Мейсон. И я хочу поговорить с доктором об Арлен Дюваль. Это важно.

Ответ последовал не сразу. Немного погодя тот же деловитый женский голос спросил:

— Где вы находитесь, мистер Мейсон?

— На окраине города.

— У вас есть рабочий адрес доктора?

— Да. У меня перед глазами телефонный справочник.

— Поезжайте туда. Доктор Кандлер вас встретит. Если вы приедете и его еще не будет — подождите. Он обязательно подъедет.

В трубке щелкнуло и пошли гудки.

Мейсон огляделся, подозвал ночного служащего и, выяснив у него, как проехать по указанному в справочнике адресу доктора Кандлера, отправился в расположенное поблизости кафе. Кафе работало всю ночь, народу было немного, но есть Мейсон не стал, а выпил кофе и опять сел за руль. Вскоре он был на месте. Офис Кандлера располагался в одном крыле построенного по типу дуплекса одноэтажного здания, в другом принимали дантист и окулист.

Мейсон остановился, и почти сразу вслед за ним подъехал доктор Кандлер.

— Здравствуйте, доктор, — поздоровался Мейсон с отпирающим дверь офиса и стоящим к нему спиной Кандлером. — Меня зовут Перри Мейсон.

Доктор быстро и мягко, по-кошачьи, обернулся. В его движениях чувствовалась внутренняя собранность и способность к мгновенной реакции.

— Простите, что напугал вас. — Мейсон протянул руку.

Кандлер пожал ее и сказал:

— Ничего. Вы меня не сильно испугали.

— Но я видел, как быстро вы повернулись.

Кандлер рассмеялся:

— Это дает себя знать боксерская выучка. Впрочем, боксом я не занимался уже порядочно.

— Были любителем?

— Межуниверситетский уровень. Чемпион в первом тяжелом весе. Я был высокий для своего веса, отлично передвигался по рингу и обладал хорошим длинным ударом. Проходите, мистер Мейсон. Мне не терпелось поговорить с вами, я даже хотел просить вас остаться у себя, чтобы приехать к вам самому, когда вы звонили насчет Арлен Дюваль. Трейлер, думаю, нашелся и сейчас все в порядке?

— О да, трейлер снова у нее. И это уже в прошлом.

— Ясно. Проходите вот сюда. — Кандлер первым пошел вперед по длинному коридору. — Рассказывайте, я слушаю.

Но Мейсон не успел и начать, а Кандлер уже толковал ему о неудобствах больничных помещений.

— В учреждениях такого рода атмосфера всегда… э-э… не подберу слова, пропитана человеческими страданиями, — виноватым тоном говорил он Мейсону. — У меня здесь есть блок воздушного кондиционирования, работает автономно и поддерживает воздух постоянно свежим, но ощущение больницы все равно сохраняется, очевидно, какие-то психические миазмы оседают на стенах, на полу, потолке. Слишком много больных, слишком много несчастных. Что, не ожидали таких откровений от практикующего врача?

— Почему?

— Ну как же, врачу не полагается быть подверженным призрачным психическим влияниям. Врач обязан быть материалистом. Однако я не знаю ни одного своего коллеги, добившегося сколь-нибудь значительного успеха, который не осознавал бы того факта, что многих вещей просто-напросто в медицинских талмудах не найдешь. Садитесь, мистер Мейсон, прошу вас!..

Видно было, что доктор Кандлер одевался наспех, но это его ничуть не стесняло и не лишило того профессионального проницательного взгляда, которым он привык смотреть на своих пациентов и который сейчас, опустившись на большой стул, кинул на Мейсона.

Мейсон сказал:

— Надеюсь, доктор, моя репутация вам достаточно хорошо известна и вы понимаете, что по пустякам в такой час я бы вас тревожить не стал.

Кандлер кивнул.

— Итак, к делу. Насколько я знаю, вы были весьма дружны с Арлен Дюваль, это так?

Кандлер кивнул еще раз.

— И вы также знаете, что я представляю ее интересы.

— Представляете ее интересы? — переспросил Кандлер.

— Да. Вас это удивляет? Тогда я вас не понимаю…

— Видите ли, мистер Мейсон, если я все правильно понял — вы согласились представлять ее интересы только в том случае, если Арлен невиновна. И вы заявили, что, в случае ее виновности, не раздумывая предадите ее правосудию и получите гонорар из суммы награды, причитающейся за обнаружение пропавших денег.

— Все верно, — согласился Мейсон, и взгляд его стал жестким и холодным. — У вас есть по этому поводу возражения?

— Ни в коем случае, что вы! Это ваше право договариваться с клиентом о чем хотите. Но согласитесь, что это не то же самое, как если бы вы представляли ее интересы искренне, от всего сердца, так сказать.

— Если она невиновна — я буду защищать ее искренне и от всего сердца.

— К этому я и клоню. А предположим — вы посчитаете, что она виновна, тогда что?

— Тогда, как я ей уже ясно дал понять, я передам ее властям, а деньги все равно найду.

— Разрешите я уточню свою мысль, мистер Мейсон. Допустим — она ни в чем не виновата, но налицо определенные криминальные обстоятельства, заставляющие вас думать обратное. Выходит, тогда вы станете действовать против нее?

— Извините, доктор, но я убедительно прошу вас положиться на мое благоразумие и осторожность. Поспешных выводов я делать не собираюсь.

— Вы можете и не делать поспешных выводов, но тем не менее не исключено, что эти ваши выводы будут ложными.

— Полагаете — она невиновна?

— Головой ручаюсь.

— Могу я поинтересоваться, в каких вы с ней отношениях?

— Я ее друг, мистер Мейсон.

— Романтическая привязанность?

Доктор Кандлер почесал подбородок.

— Если я и поднялся посреди ночи с постели, то не для того, чтобы быть подвергнутым перекрестному допросу. Поверьте, что к Арлен Дюваль я испытываю самое глубокое уважение, а по отношению к ее отцу — считаю себя близким другом. Ему крупно не повезло…

— Вы думаете — он невиновен?

=- Вне всяких сомнений! — Доктор не сумел скрыть своих эмоций. — Он оказался козлом отпущения только лишь потому, что ни полиция, ни страховая компания не нашли тогда никого другого, на кого можно было бы навесить это преступление.

— Но они обнаружили у него украденные деньги!..

— Да. Так они заявили. Не забывайте, что деньги те были у него обнаружены некоторое время спустя после их пропажи. Несомненно, что лицо, совершившее данное преступление, — работник банка. Кто-то, кто имел доступ к погашенным чекам. А раз так, то почему он не мог бы завладеть на время бумажником Колтона Дювала и подсунуть ему часть исчезнувших купюр?

— Да, это идея, — сказал Мейсон.

— Конечно! — Кандлер ехидно усмехнулся. — И она должна бы была прийти вам в голову.

— Меня она посещала. Я готов к рассмотрению любой возможности.

— Я вижу.

— Знаете, доктор, почему я к вам пришел? Потому что на данном этапе я способен принять вашу точку зрения. Но у меня вопрос: Арлен Дюваль сейчас получает откуда-то деньги — откуда? Может быть, вы ей даете?

— Не я, но… другой человек.

— Кто?

— Не знаю. Но хотел бы знать.

— Она не говорит даже вам?

— Хорошо, я объясню. Арлен Дюваль полностью мне доверилась. Я очень многое знаю о ней, и я в курсе данного дела, но остается один-единственный аспект, один пункт, по которому она мне не может раскрыться, потому что связана клятвой, — она пообещала.

— И этот пункт касается…

— …личности человека, снабжающего ее деньгами, — закончил Кандлер. — Все остальное я знаю. Знаю, что завтра до девяти тридцати утра она заплатит вам задаток в полторы тысячи долларов. Знаю, что она это сделает. Но кто ей дает деньги — я не знаю.

— Но кто-то, вы говорите, дает?

— Да.

— Она сказала вам это?

— Да.

— Она доверяет вам до такой степени?

— Да.

— А почему этот неизвестный дает деньги?

— Не могу ответить. Приходится только догадываться. Мне кажется, вся стратегия в целом неверна. Очевидно, что этот неизвестный благодетель не может допустить, чтобы в деле фигурировало его имя, как очевидно и то, что он полностью убежден в непричастности к ограблению Колтона Дюваля. Убежден не меньше, чем я. Он хочет вытащить Дюваля из-за решетки. Покуда власти считают, что деньги похитил и спрятал отец Арлен, и покуда он не признается в этом, они будут держать его в тюрьме. Но, однако, стоит им почувствовать, что дочь Дюваля эти деньги нашла, — а власти, не забывайте этого, мистер Мейсон, нисколько не сомневаются в виновности Дюваля, — и начала их тратить, то повод и дальше держать отца в камере отпадает.

В таком случае власти могут посчитать дальнейшее содержание Колтона Дюваля под стражей нецелесообразным и выпустят его с расчетом, что отец с дочерью все равно рано или поздно, но как-нибудь договорятся. Их следующим шагом будет засечь Дюваля тратящим пропавшую наличность, заставить отчитаться — где взял и от кого, а затем прервать его досрочное освобождение. Дочь при таких обстоятельствах можно будет привлечь как сообщника, и вот тогда-то появится шанс возвратить похищенные деньги. Таков, по моему разумению, ход мыслей неизвестного финансового покровителя Ар-лен. Он считает, что таким образом положил наживку в капкан, и ждет, когда в капкан попадутся те, в чьей власти отпустить Дюваля досрочно на поруки.

— Я не склонен согласиться с таким ходом рассуждений, — заметил Мейсон.

— И я тоже. По-моему, это какая-то ослиная прямолинейность, которая запросто может обернуться против ее же инициатора. Я спорил с Арлен, много спорил. Но, несмотря ни на что, она не желает нарушать данного обещания, не хочет подвести таинственного друга и говорит, что намерена следовать его указаниям по меньшей мере полтора года.

— Вы верите в эту историю?

— Да, сэр. Не сомневаюсь ни в едином слове. И только лишь потому, что это говорила Арлен.

— А если бы это вам рассказал кто-либо другой, в ком вы не так сильно уверены и кто не представляет для вас такого, давайте скажем романтического, интереса, не показалось ли бы вам тогда, что все это совершеннейший абсурд?

— Возможно.

— Какие-нибудь догадки, кто это может быть?

— Я думаю — это служащий банка.

— Тот, кто организовал похищение с самого начала и чувствует теперь укоры совести за то, что в тюрьму угодил Дюваль?

— Такая мысль приходила мне в голову, — признался Кандлер, потом сухо добавил: — Даже преследовала меня. Если бы меня попросили дать ответ не раздумывая, to я бы, пожалуй, ответил, что сей таинственный покровитель — не кто иной, как сам Эдвард Б. Марлоу, президент банка.

— Почему он?

— Потому что как президент он выступал в качестве орудия для вынесения наказания Колтону Дювалю.

Человек он состоятельный и независимый, а к тому же честный и порядочный. А сейчас у него появились сомнения относительно вины Дюваля. И в его положении он, естественно, не может допустить, чтобы в деле всплыло его имя. У него в руках достаточно рычагов, чтобы снабдить деньгами Арлен, заявить о них как о даре, заплатить соответствующий налог на дарение и урегулировать все с чиновниками, следящими за взиманием подоходного налога так, что дальше их информация никуда не просочится. До сих пор налоговые инспекторы оставались в стороне и в полицию от них ничего не поступало. Вы не станете отрицать, мистер Мейсон, что за всем этим кроется солидный человек с большим влиянием?..

— Что-нибудь еще? — спросил Мейсон. — Есть ли у вас другие предположения?

Доктор Кандлер снова почесал подбородок, погладил пальцами щетину на щеке, как бы раздумывая — побриться, перед тем как ложиться, или подождать до утра, — и промолчал.

— Ну так что же? — напомнил о. своем вопросе Мейсон.

— Нет, — доктор медленно покачал головой, — сегодня я сообщил вам все, что могу.

— Где сейчас находится Арлен Дюваль?

— Не знаю. То есть я, конечно, знаю, что она в трейлере, но не знаю, где именно припаркован и спрятан этот трейлер.

— Она не в трейлере.

Лицо у Кандлера немного вытянулось.

— Вы уверены?

— В этом уверены детективы, которым поручено следить за ней.

— Ваши детективы за ней следят? — спросил Кандлер с резким недовольством.

— Не совсем так. Мои детективы наблюдают за другими детективами — предположительно полицейскими, которые в свою очередь наблюдают за Арлен.

— Понимаю, — сказал Кандлер.

— Знаете ли вы Джордана Л. Балларда?

— Конечно. Я прикреплен к этому банку, и все его служащие раз в полгода проходят у меня медосмотр. А многие из них и лечатся. Раньше Балларда я знал хорошо, он тогда еще работал в банке, а сейчас вижу его лишь время от времени.

— Я хочу сообщить вам кое-что о Балларде, так или иначе вы узнаете это из утренних газет.' Сегодня вечером — приблизительно в половине одиннадцатого — Балларда убили.

— Убили?

— Да.

— Но кто убил?

— По некоторым причинам, раскрыть которые я не могу, полиция скорее всего посчитает, что это дело рук Арлен Дюваль.

— Вот дьявол!

— И еще кое-что, но строго между нами. В недавнем разговоре с полицией, состоявшемся где-то за последние двое суток, Баллард сказал, что, постоянно перебирая в памяти события того рокового дна, он нашел улику: он вспомнил один из номеров на крупных купюрах, пропавших в тот день из «Меркантайл секьюрити». Короче, он сообщил в полицию номер похищенного тысячедолларового банкнота.

— Как это он ухитрился вспомнить через такое время? — подозрительно поинтересовался Кандлер.

— Номер на банкноте имел общие цифры с номером забега, лошади и так далее.

— Сомнительно что-то…

Мейсон кивнул.

— Ладно! — Кандлер решительно выпрямился. — Вы меня уговорили.

— Не понял? — переспросил Мейсон.

— Я признаюсь, что какое-то время думал в этом плане и о Балларде.

— В плане того, что он давал деньги Арлен Дюваль?

— Да, с одной стороны. А с другой — как о человеке, который, возможно, достаточно ловок, чтобы суметь организовать похищение.

— Вы полагаете — он мог это сделать? Но как?

— Не знаю. И много бы дал, чтобы узнать. Но давайте прежде всего трезво и холодно взвесим все «за» и «против». Баллард работал в банке. Он был одним из тех, кто должен был следить за тем, как деньги упаковываются в пакет. Он признался, что пренебрег своими обязанностями в силу того, что слушал радиопередачу со скачек — репортаж, транслируемый как раз в тот момент. Играть на бегах — не было одной из его привычек, он поставил лишь потому, что получил от кого-то наводку. Он нигде и никогда потом не говорил от кого. Ставка была солидная, а человек он маленький и жил на маленькую зарплату: После похищения Баллард ушел из банка. Последовал период, когда он перебивался на хлебе и воде, образно выражаясь. И наконец он нашел себе занятие. Если в двух словах, то Баллард сделал все то, что сделает преступник, пытающийся избавиться от подозрения.

— Или то, что сделает невиновный человек, преследующий ту же цель, — добавил Мейсон.

— Согласен. Но давайте посмотрим, что же произошло потом. Ни с того ни с сего у Балларда вдруг проявляется недюжинный талант превращать все, к чему ни прикоснется, в звонкую монету. Он вкладывает деньги, выкупает бизнес, в котором сам до того работал служащим, начинает скупать недвижимость. Он на пути к тому, чтобы стать богатым и состоятельным американцем.

— Но он и впрямь сколотил хорошие деньги, — возразил Мейсон.

— Тоже согласен. Но все равно, давайте хоть недолго побудем холодными безжалостными реалистами. Без гроша в кармане, с работы с позором выгнали, нигде не берут — он опускается почти до нищеты, но нищета сменяется неплохим жалованьем, а затем ему на смену приходит и богатство. Да, он делал капиталовложения и получал прибыли, но, может быть, его благосостояние объясняется этими прибылями только отчасти?

— На этот вопрос я не в состоянии ответить.

— И никто не ответит, если уж на то пошло.

— Вы его подозреваете?

Доктор Кандлер подтвердил эти слова кивком головы.

— Именно это я и хотел узнать, — сказал Мейсон и добавил: — У меня есть определенные основания полагать, что на руках у Арлен Дюваль оказалась та самая тысячедолларовая купюра, номер которой Баллард сообщил в полицию. Но прошу вас, доктор, об этом никому ни слова. Прежде чем предпринимать что-либо дальше, я должен был услышать от вас о Балларде.

— Значит, его убили?

— Да.

— Что ж, может быть, это и есть логическое завершение его карьеры. Я знаю, вы поймете меня, мистер Мейсон. Раз уж у Балларда была возможность помочь подготовить это похищение, раз у него была возможность участвовать в нем и непосредственно помочь претворить этот план в жизнь, то он, очевидно, это и сделал, потому что лично взять деньги он не мог. Следовательно, действовал с сообщником.

Мейсон согласился.

— Потом начал хитрить, изворачиваться, возможно, себя выгораживать. Партнеру это не понравилось, и… когда такие проходимцы что-то не поделят, то не обойтись без… в общем, все идет к убийству.

— Да, похоже, что так все и было, — проговорил Мейсон, внимательно следя за лицом Кандлера.

Тот продолжал:

— Мне неловко, мистер Мейсон, но не хочу кривить душой, ваша информация для меня — это лучшая новость за уже довольно длительный промежуток времени. Дело движется к концу. Сейчас полицейским придется расследовать целых два дела: похищение денег из «Меркантайл секьюрити» и убийство Балларда. Найдя убийцу, они найдут сообщника, а за этим последует раскрытие тайны пропажи денег.

— Пожалуйста, доктор, если Арлен Дюваль снова свяжется с вами, дайте мне знать. Договорились?

Канцлер еще раз прошелся рукой по упрямой щетине на лице.

— Не буду ничего обещать, мистер Мейсон. Не обижайтесь! Когда дело касается Арлен, я делаю то, что считаю лучшим для нее.

— При данных обстоятельствах для нее лучше всего будет немедленно связаться со мной.

— Таково ваше мнение?

— Именно так.

— Я свое мнение составлю после разговора с ней — при условии, конечно, что она пожелает со мной увидеться.

— И все-таки я полагаю, что будет гораздо лучше, если Арлен через вас выйдет потом и на меня.

— Почему?

— Потому что мне вручили повестку, обязывающую предстать завтра в десять часов утра перед Большим советом присяжных. Мне приказано принести с собой все наличные деньги, полученные от Арлен Дюваль и находившиеся у меня на момент вручения повестки.

— Вас будут допрашивать на Большом совете?

— Да.

— Но как адвокат вы имеете право уважать и хранить в тайне признания клиента. Здесь они ничего не смогут поделать.

— Вы слишком широко трактуете данное право, доктор. В самом деле, любые сведения, передаваемые мне клиентом с целью обеспечения меня информацией для того, чтобы я мог проконсультировать его относительно законных прав, считаются сведениями, сообщенными адвокату его клиентом, и не разглашаются. Но существуют исключения даже и из этого правила.

— Но я не сомневаюсь, что вы станете трактовать данное правило в пользу клиента.

Мейсон улыбнулся:

— В этом, доктор, положитесь на меня.

Кандлер встал со стула и потер руки.

— Возможно, вам не известно, мистер Мейсон, что Арлен Дюваль обратилась к вам за советом, потому что я на этом настоял.

— Неужели?

— Да, да, поэтому. Я почувствовал, что идет какая-то закулисная возня, что происходят события, которые действительно имеют значение. Кто-то хотел воспользоваться ею как инструментом для достижения своих целей. И я знал, что, как только на сцену выйдете вы, дело ускорится.

— Как по-вашему, смерть Джордана Балларда — это следствие моего участия в деле?

— Мистер Мейсон, сказать так будет немножко грубо…

— Но точно?

— Да. Вам я лгать не стану. Я и в самом деле считаю, что Балларда убили из-за того, что за дело взялись вы.

Мейсон повернулся, подошел к входной двери и взялся было за большую круглую ручку, как вдруг почувствовал, что гладкий металл в его руке поворачивается сам по себе. Кто-то пытался войти снаружи.

Мейсон отступил и сделал шаг в сторону.

Доктор Кандлер хотел что-то сказать и даже открыл рот, но не успел — и на пороге появилась улыбающаяся, аккуратно одетая рыжеволосая дама лет тридцати двух, очаровательная и стройная.

— Роза! — воскликнул Канцлер с видимым раздражением. — А вы-то что здесь делаете?

— Я подумала, что нужно прийти, чтобы узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь.

— Роза Трэйвис, старшая медсестра, — представил даму Кандлер. — Отвечает на ночные звонки и принимает вызовы.

Мейсон пожал протянутую ему красивую руку:

— Так, значит, я с вами говорил по телефону.

— Да, со мной.

— Простите, если разбудил.

— О, об этом и не думайте. Я уже давно приучилась просыпаться, отвечать на звонки и сразу же снова засыпать. Экономлю доктору Кандлеру уйму времени. Утешаю пациентов сама. Большинство из них — просто перенервничавшие ипохондрики, страдающие бессонницей. Я советую им принять пару таблеток аспирина, забраться в горячую ванну и продержаться до утра.

— Роза — бесценный помощник, — добавил доктор Кандлер. — Я считаю очень полезной и часто рекомендую своим пациентам диатермию и потогонные ванны в специальных шкафах. Знаю, что многие доктора со мной не согласятся, но я потогонные ванны ставлю на одно из первых мест. Роза непосредственно отвечает за эти процедуры, и хотя днем у нее есть несколько ассистентов, я, по правде говоря, не понимаю, как она все успевает. А с тех пор как приказала долго жить моя супруга, — это случилось пять лет назад, — Роза принимает еще и ночные звонки. Мы с ней работаем бок о бок уже… почти одиннадцать лет.

— Двенадцать, — поправила Роза.

— Уже двенадцать?! Боже ты мой, а ведь и действительно!

— Я просто подумала, не смогу ли чем помочь. — Роза переводила взгляд с шефа на Мейсона и обратно. — Что-нибудь не так?

— Балларда убили, — сказал Кандлер.

— Не может быть?!

Доктор мрачно кивнул.

— В какое время?

— Точно не знаем.

Мейсон открыл наконец дверь:

— Извините, но я должен идти. Работа не ждет. Я еще зайду к вам, доктор!

Он вышел в коридор, прошел через приемную и, оставив позади себя застоявшийся больничный запах, вдохнул с облегчением свежий ночной воздух.

Глава 8

Ровно в девять тридцать утра Перри Мейсон вошел к себе в офис. Делла Стрит уже поджидала его.

— Вчера ночью мне принесли повестку, — сказал он. — Сегодня я должен выступать перед Большим советом присяжных.

— Я так и пбняла. Для вас тут письмо…

— На почту сейчас нет времени, Делла, я не хочу опоздать туда. Есть что-нибудь срочное?

— Но, шеф, это письмо… мне кажется, вам лучше ознакомиться с ним.

— Какое письмо?

Делла Стрит передала Мейсону обычный конверт с напечатанным на машинке адресом. Сбоку конверт был надрезан.

— Что за письмо, откуда? — нетерпеливо спросил Мейсон.

— Лучше вскройте.

Мейсон взял ножницы, обрезал конверт до конца и, запустив в него длинные пальцы, извлек на свет содержимое.

— Провалиться мне на этом месте!

В руке у него были два банкнота: один — в пятьсот, другой — в тысячу долларов. Помимо денег, автор письма — а, судя по почерку, это писала женщина — прислала записку.

«Уважаемый господин Мейсон!

Я обещала, что первым делом с утра у вас будут эти деньги. Меня заверили, что письмо доставят- к восьми часам. Какое-то время меня не будет. Большое вам спасибо.

Арлен Дюваль». 334

Мейсон внимательно изучил марку и штемпель.

— Восемь тридцать вечера, вчерашнее число, — сказал он.

Делла Стрит молча кивнула.

Мейсон достал из кармана другой конверт — тот, что оставили для него накануне в офисе Дрейка и в котором тоже было полторы тысячи долларов, — и сравнил его с первым.

— Машинка та же? — спросила Делла.

Мейсон покачал головой.

— Вы в интересном положении, шеф, сейчас — у вас два задатка и каждый по полторы тысячи.

Мейсон снова отрицательно'покачал головой.

— Разве не так, шеф?

— Нет.

— Почему? Что произошло?

— От тех денег, Делла, я избавился.

— Как так?

— Так получилось. Деньги у меня не держатся, вот и все. К тому же мы не знаем, были ли те деньги и в самом деле от Арлен Дюваль. В конце концов, там стояла только печатная буква «А», и в суде такое доказательство не примут. Предположим, что в том письме она прислала мне долговое обязательство. Но тогда, если я попробую заявить, что там была ее подпись и долговое обязательство мне было ею прислано, подтверждений этому будет не больше, чем в этом письме, тогда меня просто высмеют.

— К чему вы клоните?

— На Большом совете меня спросят о деньгах, полученных от Арлен Дюваль. Не сомневаюсь, что господин окружной прокурор — наш уважаемый Гамильтон Бюргер станет задавать вопросы лично. Я уже вижу, как он готовится и как ему не терпится начать то, что он считает изнурительным перекрестным допросом, как он предвкушает миг, когда выставит меня перед Большим советом и станет упиваться моей беспомощностью.

— Значит, вы не собираетесь говорить ему о тех других полутора тысячах?

— Каких еще полутора тысячах? — Мейсон изобразил крайнее изумление.

— О’кей, шеф! Будь по-вашему! Но прошу вас — постарайтесь уцелеть и вернуться.

— Уж это непременно.

— Пол Дрейк рассказал мне, что случилось вчера ночью. Как в доме у Балларда в окне виделичеловека. Кто это был?

— Читай вечерние газеты, Делла, и все узнаешь! — С этими словами Перри Мейсон взял свой «дипломат», небрежно бросил в одно из отделений записку и две денежные купюры, взглянул на часы, улыбнулся и сказал: — Пока. Гамильтон Бюргер ждать не любит. Я должен быть там ровно в десять.

Уже у дверей он помедлил и, немного подумав, отдал Делле Стрит последние указания:

— Свяжись, пожалуйста, с Полом. Вчерашнее письмо ему доставил курьер в форме — пусть он проверит каждую курьерскую службу и найдет того парнишку. Найдет и спросит, где и от кого тот это письмо получил. И пусть не забудет взять описание внешности.

— Хорошо, шеф.

— А сейчас я бегу успокоить Бюргера — у него наверняка уже чешутся руки.

— Не давайте ему слишком их. распускать.

Мейсон усмехнулся:

— Что поделаешь, это шоу пойдет по заказу окружного прокурора. Я — на его территории, и он может гоняться за мной сколько ему вздумается.

— И у вас не будет никакого прибежища?

Мейсон усмехнулся еще раз:

— О, я в любой момент могу спрятаться за «пятую» поправку.

— Не шутите так.

— Это вовсе не шутка. Это вполне может быть охранительное, основанное на фактах заявление.

До Дворца правосудия Мейсон доехал на такси и сразу прошел в комнату заседаний Большого совета.

Газетные репортеры и фотографы окружили его, ослепив яркими вспышками камер.

— Почему вас вызывают, мистер Мейсон? — спросил один.

— Я и сам не знаю. Мне вручили повестку, и я, как рядовой законопослушный гражданин, подчиняюсь требованиям. Больше мне добавить нечего.

— Нечего или не хотите?

— И хотел бы, но нечего.

Подошел полицейский, тронул Мейсона за рукав:

— Вы — первый.

Мейсон вошел в комнату, где его ждали члены Большого совета присяжных.

Председательствовал Гамильтон Бюргер. Он что-то говорил, но, увидев Мейсона, прервался. Лицо его выражало плохо скрытое торжество. Оглядев присяжных, Мейсон с интересом отметил для себя, что особой благожелательности к себе ему сегодня ждать не следует, ибо — было ясно как день — Гамильтон Бюргер до его появления уже достаточно с ними поработал и ситуацию обрисовал. Дело принимало более серьезный оборот, чем Мейсон предполагал.

Его привели к присяге, и Гамильтон Бюргер предупредил его о соблюдении конституционных прав.

— Всем известно, что вы — юрист, — начал Бюргер. — По закону вы обязаны давать ответы на определенные вопросы, которые зададут вам члены Большого совета. Однако вы можете отказаться отвечать, если считаете, что ваши ответы могут быть потом использованы против вас. Вы имеете право отказаться давать показания, если чувствуете, что требуемые от вас показания могут вас компрометировать.

— Благодарю вас, — холодно сказал Мейсон.

— Итак, приступим! Вам была вручена повестка, предписывающая иметь при себе наличные деньги в любом виде, заплаченные вам некой Арлен Дюваль. С тем чтобы в дальнейшем между нами все было ясно, я прежде всего спрашиваю, мистер Мейсон, знакомы ли вы с Арлен Дюваль?

— Да, знаком.

— Она — ваш клиент?

— Некоторым образом.

— Чем вы можете объяснить ваше уклонение от прямого ответа?

— Потому что моя работа на нее определенным образом обусловлена.

— Обусловлена каким-либо исключением?

— Да.

— И каково же это исключение?

— Проводя свое расследование, я пришел к выводу, что если только она виновна в преступлении, не важно, в каком качестве — активного участника или же сообщника, помогавшего до совершения преступления или после него, то я оставляю за собой право односторонне прервать наши отношения адвоката и клиента и использовать любую, имеющуюся у меня на руках информацию во благо правосудия.

— Как это благородно с вашей стороны, — съязвил Бюргер.

— Простите, но, мне кажется, я не давал повода для сарказма, — спокойно заметил Мейсон, — по сути дела — это элементарная осторожность.

— Вы уверены, что договорились с ней рб этом?

— Конечно.

— И это было, когда она в первый раз наняла вас? — Да.

— А может быть, это был уговор, которого вы с ней достигли совсем недавно, уже после того, как получили повестку о вызове сюда для дачи показаний Большому совету с тем, чтобы обеспечить себе такое положение, при котором ваши действия можно будет легально обелить?

— Я уже ответил, когда мы с ней договорились, — парировал Мейсон. — Если у вас имеются вопросы, задавайте. А если вы вызвали меня для того, чтобы я выслушивал ваши измышления об оправдании каких-то моих действий, тогда увольте. Вы сами юрист и знаете, как следует задавать вопросы, а как этого делать нельзя. Итак, я жду настоящих вопросов.

— Я бы просил вас не указывать, как нужно и можно трактовать закон, — вскипел Гамильтон Бюргер. Лицо у него раскраснелось.

— Но кто-то же должен. — Мейсон был спокоен. — Впрочем, это нас никуда не приведет. Я — человек занятой, вы — тоже. Уважаемые заседатели тратят свое личное время, чтобы исполнить общественный долг, так что прошу вас — начнем слушание.

— Отлично! — Гамильтон Бюргер говорил по-прежнему сердито и возбужденно. — Давайте же выясним, как вам заплатила Арлен Дюваль. Она ведь платила вам деньги, не так ли?

— Нет.

— Что, ни единого цента?

— Здесь возникает вопрос факта и доказательства. Я записал на счет Арлен Дюваль тысячу пятьсот долларов, это верно, и у меня есть все основания полагать, что деньги получены от нее, но, строго говоря, мне она их не платила.

— Как же вы их тогда получили?

— Одна тысяча пятьсот долларов, о которых я сейчас говорю, — Мейсон произнес это медленно, четко расставляя слова, чтобы ведущий протокол заседания судебный стенограф точно все записал, — пришли ко мне сегодня утром по почте и в конверте, адрес на котором был отпечатан на машинке. Внутри также имелась написанная от руки записка, и я полагаю, что записка эта была написана Арлен Дюваль, поскольку на ней имеется подпись.

— Что было в конверте?

— Две денежные купюры. Одна — в пятьсот, другая — в тысячу долларов.

Гамильтон Бюргер невольно удивился:

— Не хотите ли вы сказать, что вышеупомянутая молодая женщина послала вам по почте два банкнота — один в пятьсот, а второй — в тысячу долларов?

— Именно это я и хочу сказать.

— И откуда, по-вашему, она взяла такие деньги? — Сдержать едкий сарказм для Бюргера было выше его сил.

— Вы желаете допросить меня перед Большим советом о том, какие мысли у меня на этот счет? — вопросом на вопрос ответил Мейсон,

— Ладно, мой вопрос: где, по ее словам, — она взяла эти деньги?

— Этот вопрос не обсуждался нами. Как я вам уже говорил, я не виделся с клиентом со вчерашнего дня. Это письмо я получил по почте сегодня утром.

— Во сколько сегодня утром?

— За несколько минут до того, как пришел сюда. Это объясняет, почему в данный момент деньги со мной. В моем офисе заведено, что каждый полученный мною наличными доллар я кладу на счет в банке, а потом, по мере необходимости, снимаю деньги в форме чека.

— И я допускаю как само собой разумеющееся то, — сказал Гамильтон Бюргер, — что человек в вашем положении, занимающийся подобного рода деятельностью, принимает все меры к тому, чтобы не быть уличенным в уклонении от уплаты налогов.

Мейсон как бы нечаянно зевнул.

— Где эти два банкнота — в пятьсот и в тысячу долларов?

Перри Мейсон достал их из «дипломата» и протянул Бюргеру. Тот списал номера, передал бумагу помощнику и послал его с нею куда-то. Затем обратился к членам Большого совета присяжных:

— Я попросил проверить номера, это недолго. Посмотрим, не проходят ли они где-нибудь еще.

После этого Гамильтон Бюргер задал Мейсону следующий вопрос:

— Знали ли вы при жизни Джордана Л. Балларда? — Да.

— Когда вы его в последний раз видели?

— Вчера вечером.

— Вы приезжали к мистеру Балларду на работу? Я имею в виду суперавтозаправочную станцию на углу улиц Десятой и Флоссман.

— Да.

— И вы там с ним встретились?

— Да.

— Знали ли вы его раньше?

— Нет.

— То есть вчера вечером вы с ним виделись впервые, правильно?

— Правильно.

— Вы вызвались отвезти его домой?

— Он спросил меня, не могу ли я его подвезти.

— Вы согласились?

— Да.

— И вы довезли его до дома?

— Да.

— Он не сказал, почему он хотел, чтобы вы его отвезли до дома?

— Сказал, что его машина в ремонте.

— Когда вы приехали к бунгало, в котором он жил, не заметили ли вы перед домом, или на подъездной дорожке, или в гараже другого автомобиля?

— Нет, не заметил.

— На своей машине вы въехали в гараж или на подъездную дорожку?

— На подъездную дорожку.

— А почему вы не припарковались на обочине?

— Я уже собирался развернуться и поехать обратно по этой же улице, но Баллард предложил свернуть на подъездную дорожку и доехать до дверей.

— Поступая таким образом, вы имели возможность оказаться у передней двери гораздо ближе, чем если бы припарковались у тротуара, так?

— Да, намного ближе.

— Как близко, не можете сказать?

— Почему же… я бы сказал, что, когда мы остановились, до передней двери оставалось порядка десяти-двенадцати футов.

— Говоря это, имеете ли вы в виду, что правая сторона автомобиля была ближе к передней двери, чем левая?

— Да.

— Когда вы вышли из машины, то вам пришлось ее обходить для того, чтобы попасть в дом? Вам нужно было ее обходить?

— Не обязательно. Легче было проскользнуть по переднему сиденью и выйти через правую дверцу.

— Баллард сидел справа от вас?

— Естественно. Машину вел я.

— Он выбрался из машины первым?

— Да.

— А вы что сделали?

— Затем я скользнул по сиденью и вышел через правую дверцу.

— Вслед за Баллардом?

— Ну конечно. Не стал же я через него карабкаться!

— Шутливый тоц здесь ни к чему, мистер Мейсон. Мы всего-навсего хотим знать, что произошло.

— Я говорю вам, что произошло.

— Вы вошли в дом вместе с Баллардом?

— Да.

— А сейчас, — Гамильтон Бюргер многозначительно поднял указательный палец и направил его на Мейсона, — ответьте, говорили ли вы вашей клиентке Арлен Дюваль, что собираетесь повидаться с Баллардом? Отвечайте!

— Я ей этого не говорил.

— Вы не договаривались с ней встретиться у дома Балларда?

— Нет.

— И вы ей не говорили, что попытаетесь попробовать убедить Балларда, чтобы он позволил вам подвезти его до дома?

— Нет.

Гамильтон Бюргер скривил губы.

— После того как вы вошли в дом и мистер Баллард провел вас в комнату, вы, воспользовавшись случаем, подошли к окну и, частично опустив роликовую штору на окне, подали кому-то условный сигнал, не так ли?

— Нет. Сигнала я не подавал.

— Вы отрицаете это?

— Отрицаю.

— Вы подавали условный сигнал Арлен Дюваль, разве это не правда?

— Нет.

— Но вы кому-то сигналили?

Мейсон не ответил.

— Вы это отрицаете? — переспросил Бюргер. — Вы смеете отрицать то, что вы кому-то сигналили?

— Да, я это отрицаю.

На какое-то мгновение Гамильтон Бюргер замешкался.

— Мистер Мейсон, я хочу предупредить вас, что в нашем распоряжении имеются некоторые доказательства, на основании которых, учитывая ваши последние ответы, я могу заявить, что вы лжесвидетельствуете. Дабы избежать недопониманий, кое-какие свои вопросы я хотел бы повторить.

— Не нужно меня больше ничего спрашивать о доме Балларда. Я ответил на ваши вопросы и не намерен позволить вам запугивать себя. Вы спросили что хотели. Вы сказали, что в моих ответах содержится лжесвидетельство. А я говорю, что это ваше заявление — ложное допущение. Я находился в доме Балларда всего лишь несколько минут.

Бюргер мрачно продолжал:

— Некий человек, поднявший и опустивший штору на окне, находился в доме Балларда в момент его смерти. Мы можем это доказать!..

Лицо Мейсона осталось неподвижным как маска.

— Что ж, докажите.

— Минуту, мистер Мейсон. Сейчас меня больше интересует обвинение в лжесвидетельстве. Я хочу убедиться, что вы правильно меня поняли. Вы заявили, что, поднимая и опуская роликовую штору, вернее, сначала опуская, а потом поднимая, вы не подавали сигнала вашему клиенту.

— Все верно.

— И вы сказали, что никому не сигналили.

— Правильно. Вот уже дважды вы меня об этом спросили, и я дважды ответил. Есть у вас ко мне что-нибудь еще?

— Больше мне ничего не требуется, — огрызнулся Бюргер. — Хотел дать вам шанс спасти вашу профессиональную карьеру, сам не понимаю зачем. Хорошо, тогда я попрошу вас пока посидеть, а мы тем временем вызовем двух свидетелей.

Повернувшись к сидевшему ближе к двери заместителю, Гамильтон Бюргер прорычал:

— Пусть позовут Гораса Манди.

Манди вошел в комнату заседаний Большого совета. Выглядел он как нашкодивший пес перед поркой и, украдкой встретившись с Мейсоном взглядом, тут же отвел глаза.

— Хочу предупредить мистера Мейсона, — прогремел Бюргер, — что в разбирательстве такого рода он не имеет права подвергать свидетеля перекрестному допросу. Должен признать, что, будучи известным мастером этого дела, мистер Перри Мейсон, предоставься ему такая возможность, попытается начать передергивать факты и смутит свидетеля. В этом я твердо убежден. Хочу заверить Большой совет присяжных, что вопросы я буду ставить абсолютно справедливо и не буду пытаться силой добиваться опознания. Я не собираюсь допустить, чтобы мистер Перри Мейсон начал вводить свидетеля в заблуждение и таким образом задурил ему голову. А сейчас, мистер Манди, вопрос к вам: знаете ли вы сидящего там джентльмена, мистера Перри Мейсона?

— Да, знаю. Так точно, сэр.

— Вы видели его вчера ночью?

— Да, сэр.

— Где?

— Я видел его несколько раз. Он приехал ко мне после того, как я передал донесение Полу Дрейку из детективного агентства.

— Вы были наняты Детективным агентством Пола Дрейка?

— Да.

— И вас нанял мистер Мейсон, чтобы следить за…

— Извините, но так много я вам сказать не могу. Я знаю только то, что Детективное агентство Дрейка попросило меня сделать для них кое-что и я согласился. Из того, что говорилось по телефону, я сделал для себя вывод, что клиентом скорее всего является мистер Мейсон.

— Ну, хорошо, хорошо. — Бюргер сделал нетерпеливый жест рукой. — Перейдем к событиям вчерашнего вечера. Вы следили за Арлен Дюваль, верно?

— Да, сэр.

— Где она была?

— Сначала, когда я приступил к слежке, в трейлере. Она на нем уехала и в нем живет.

— Вообще-то, насколько я это понимаю, она уехала не на трейлере. Она уехала на машине, а трейлер везла за собой.

— Так точно, сэр. Так оно на самом деле и было. Извините.

— Не нужно извиняться, — поспешил успокоить свидетеля Бюргер. — Я бы никогда не стал заострять на этом внимание, потому что все мы здесь понимаем, что вы имели в виду. Но мистер Мейсон сейчас следит за каждой технической неточностью, ждет любую соломинку. Итак, вы видели, как Арлен Дюваль ехала на машине и везла за собой трейлер, это так?

— Да, сэр.

— И куда она поехала?

— Она выехала в довольно безлюдное место — это на территории, прилегающей к гольф-клубу «Ремуда». Земля там ничем не занята и принадлежит, насколько мне известно, этому клубу.

— Каковы были ваши действия?

— Мы с напарником заняли позицию для наблюдения. Расположились таким образом, что если бы она поехала обратно, то мы бы ее непременно заметили.

— Что было дальше?

— Я решил, что пора позвонить Полу Дрейку и доложить, что происходит. Мне казалось, что вечер будет спокойным. Ближайший общественный телефон, о котором я знал и которым в этот час можно было воспользоваться, находился…

— Кстати, который был час?

— Который час? Ну-у… примерно… это было где-то между половиной десятого и десятью. Поймите меня правильно, мистер Бюргер, как детектив я всегда делаю для себя пометки, отмечаю время каждый раз, когда звоню в офис, — время доклада по телефону. Поэтому именно в тот конкретный момент я на часы не смотрел. Я собирался засечь время, когда уже позвоню. Но было это между девятью тридцатью и десятью часами вечера.

— Я вас понял, продолжайте!

— Как я уже сказал, ближайший общественный телефон, о котором я знал, находился на ночной автозаправочной на бульваре. Это в том месте, где дорога отворачивает и идет мимо гольф-клуба, а потом дальше от нее отходит еще частная дорожка, ведущая в клуб.

— Расскажите нам, что вы сделали.

— Я решил, что могу срезать расстояние, а это минимум миля с четвертью, и выиграть время, если пойду на станцию напрямик — через поле гольф-клуба.

— Вы так и поступили?

— Да, сэр.

— Ночь была темной?

— Да. В том смысле, что луны не было. Но я видел кое-какие звезды. Другими словами, если вверху в атмосфере что-то и было, я хочу сказать — дым какой-нибудь или какие-либо атмосферные образования, то они не закрывали полностью все звезды. Яркие звезды я видел хорошо. И вообще, в целом света было достаточно, чтобы идти и не спотыкаться. При условии, конечно, что глаза более-менее привыкли к темноте.

— Был ли у вас фонарик?

— Я всегда ношу с собой карманный фонарик — один из тех, что сейчас делают в форме авторучки, так что его можно прицепить к одежде.

— И вы пошли через поле гольф-клуба, так?

— Да. Сначала я шел по тропинке между кустами — там я светил себе под ноги фонариком, а потом оказался на поле и по проходу пошел быстрее. Идя по полю, я фонариком не пользовался.

— Что было дальше?

— Я прошел немного и вдруг впереди себя заметил фигуру. Женскую фигуру.

— Что вы сделали?

— Я сразу же упал на одно колено.

— Зачем?

— Чтобы женщине впереди не был виден мой силуэт на фоне неба. И чтобы я ее на фоне неба мог получше рассмотреть.

— Вы ее рассмотрели?

— Да.

— Кто это был?

— Именно в тот момент, мистер Бюргер, я ее разглядел не очень отчетливо и утверждать, кто она такая, не взялся бы. Но в душе я был уже почти уверен. А потом, позднее, я рассмотрел ее как следует.

— Кто была эта женщина?

— Арлен Дюваль.

— Когда конкретно вы перестали сомневаться в ее личности?

— Когда пришел за ней на автозаправочную.

— Она пришла на автозаправочную станцию?

— Да. Пришла туда позвонить.

— Вы последовали за ней?

— Да, сэр.

— Что вы сделали потом?

— Я не сомневался, что она по телефону вызывает такси. Мне к телефону подойти было нельзя, по крайней мере пока она там была, и я боялся, что Арлен Дюваль уедет в такси, а я второе вызвать не успею. Поэтому я вышел на бульвар и стал голосовать — хотел остановить какого-нибудь автомобилиста.

— Вам это удалось?

— В конце концов да.

— Кого вы остановили?

— Человека по фамилии Фрейзер.

— Полностью имя назвать можете?

— Конечно, сэр.

— Назовите.

— Джеймс Уингейт Фрейзер.

— Между вами состоялся какой-то разговор?

— Да. Я попросил его помочь последить за другой машиной и показал на стоящую рядом с телефоном мисс Дюваль. Сказал, что ехать нужно за ней, и предъявил свое удостоверение частного детектива.

— Вы сказали этому человеку, что вы частный детектив?

— Не совсем так, я просто сказал, что я детектив, и показал документы. Я ничего не искажал, но сказал только, что детектив, и все.

— Давайте начистоту, — благодушно усмехнулся Гамильтон Бюргер, — вам хотелось, чтобы он посчитал вас за полицейского детектива, не так ли?

— Он мог принять меня за кого угодно — его воля, но я сказал ему, что я детектив.

— И вы попросили его помочь последить за автомобилем, если таковой появится и заберет мисс Дюваль?

— Да.

— Вы обещали заплатить ему?

— Да, сэр.

— Хорошо. Что случилось потом?

— Подъехало такси, и Арлен Дюваль в него села. Судя по всему, это было такси, вызванное по телефону.

— Записали ли вы его номер?

— Конечно, сэр. И указал в донесении.

— И каков был номер этого кэба?

— Двести пятьдесят пять.

— Что было дальше?

— Мистер Фрейзер, следуя моим инструкциям, поехал следом за такси.

— А теперь я попрошу вас описать события. Куда это такси ездило, что делала мисс Дюваль и так далее.

— Мы немного поездили и оказались у жилого дома. В нем проживает, как я узнал с тех пор, Джордан Л. Баллард. Но сначала мисс Дюваль на такси съездила на место его работы на углу улиц Десятой и Флоссман. А уже оттуда — к бунгало.

— Что произошло там?

— На подъездной дорожке у бунгало Балларда стоял автомобиль. Я, естественно, подумал, что это его машина. Такси там остановилось, мисс Дюваль вышла, поднялась по ступенькам на крыльцо и вроде бы хотела звонить, но услышала какие-то голоса, вернулась обратно, расплатилась с таксистом, и он уехал. А мисс Дюваль после этого обошла дом с другой стороны.

— Что делали вы в тот момент?

— Как только такси остановилось, попросил мистера Фрейзера проехать немного вперед, там мы развернулись и припарковались лицом к дому Балларда. Я вышел и, стараясь держаться в тени, прошел к дому. Я не хотел выпускать мисс Дюваль из виду.

— Что вы там заметили?

— Я наблюдал за домом и видел, как в окне, выходящем на боковую улочку, появился человек. Он отодвинул портьеры — в этот момент сзади на него падал идущий из комнаты свет, — помедлил чуть-чуть, а затем опустил и поднял крепящуюся над окном роликовую штору.

— Сейчас вы можете сказать, кто был этот человек в окне?

— Я… я не могу утверждать абсолютно точно, но мне кажется, что это был Перри Мейсон.

— Что было потом?

— Вскоре после того мистер Мейсон, или кто-то другой, кто был в доме, вышел, сел в машину и уехал. Тогда Арлен Дюваль притащила откуда-то ящик, подставила его к кухонному окну и, подняв юбку, пролезла внутрь.

— Хорошо, продолжайте.

— Она находилась в доме всего несколько минут.

Поточнее не можете?

— Пожалуй… минут пять.

— А затем?

— Затем она вышла.

— Как она шла?

— Очень быстро, почти бежала.

— Что сделали вы?

— Вернулся к машине Фрейзера. Мы еще некоторое время поездили за мисс Дюваль, пока не потеряли ее.

— Как это случилось?

— Она притворилась, будто хочет подняться на крыльцо, а вместо этого забежала за дом, и больше мы ее не видели. Трюк старый и всем известный, но я не ожидал ничего такого. Да и в целом я своей работой в тот вечер гордиться не могу…

— Сейчас вы утверждаете, что сигналящий из окна человек был Перри Мейсон?

— Я… да, сейчас, пожалуй, да.

— Задавал ли вам мистер Мейсон вопросы, пытаясь выяснить, узнали ли вы его, или нет?

— Дело было так, что он приехал ко мне и попросил описать человека, которого я видел подающим сигнал у Балларда в окне. Я вынужден был признаться, что тот человек выглядел точно как мистер Мейсон, что по размерам и по комплекции это был, если можно так выразиться, его двойник, и… в тот момент я не придал этому особого значения.

— А когда вы осознали значение этого?

— Когда был у вас в офисе и… после того как поговорил с мистером Фрейзером. Тогда у меня стала складываться единая картина.

Бюргер удовлетворенно выпрямился на стуле.

— Думаю, этого пока достаточно. Пригласите Джеймса Уингейта Фрейзера.

Фрейзер вошел, его привели к присяге, и он изложил свой рассказ, подтвердив все, что до него сказал Манди, за исключением момента о времени.

По словам Фрейзера, он впервые увидел Манди в промежутке между девятью и девятью тридцатью.

— Как вы определяете время? — спросил Бюргер.

— Приблизительно. Я ездил посмотреть кое-какую недвижимость, а когда возвращался, меня остановил на бульваре этот детектив, и мне кажется, что тот человек у Балларда в доме подавал сигнал где-то около десяти часов вечера.

— Можете ли вы сейчас опознать человека, подававшего сигнал?

— Да, сэр. Это был Перри Мейсон.

— Когда вы в первый раз узнали, кто он такой?

— Он появился у меня дома… у нас как раз полным ходом шла небольшая вечеринка.

— Во сколько это было?

— Поздно ночью.

— И все-таки во сколько?

— О, это было… примерно… не знаю, я совсем не смотрел на часы. Мы отдыхали с друзьями, и…

— Что хотел мистер Мейсон? Что он сказал?

— В основном он хотел выяснить, хорошо ли я разглядел и смогу ли узнать того человека в окне. Я ответил, что человек был такого же телосложения и… А после того как мистер Мейсон уехал от меня, кто-то из гостей, не помню кто, сказал что-то насчет того, что слишком уж он озабочен, смогу ли я того незнакомца снова узнать и… еще кто-то добавил: «А может быть, он озабочен потому, что хочет знать, не подозревает ли его кто-нибудь…» Все засмеялись, но меня вдруг как осенило… я понял, что человеком в окне мог запросто быть мистер Мейсон.

— Вы видели того человека сначала в окне, а потом когда он уходил, верно?

— Да, сэр. И когда он уходил, я разглядел его лучше.

— Видели, как он вышел, сел в машину и уехал?

— Да, сэр.

— Кто был этот человек?

— Сейчас я могу утверждать, что это был Перри Мейсон.

— Называя это имя, вы имеете в виду свидетеля, сидящего от вас слева?

— Да.

— Положите руку ему на плечо.

Фрейзер приблизился к Мейсону и выполнил, что от него требовалось.

— Это все, — заявил Гамильтон Бюргер.

Окружной прокурор встал, повернулся к присяжным,

затем взглянул на Мейсона и произнес:

— Мы вас больше не задерживаем, мистер Мейсон. Вы свободны.

— Благодарю вас, — сказал Мейсон, — но если вы хотите быть абсолютно и окончательно точным в глазах Большого совета присяжных, то вам бы не мешало отметить и тот факт, что у обоих этих свидетелей я спрашивал, могут ли они опознать виденного ими человека. Манди, мне помнится, ответил, что вряд ли, а Фрейзер сказал, что может опознать, если снова увидит. Но в тот самый момент Фрейзер смотрел прямо на меня.

— Нет нужды начинать оспаривать это дело, — возразил Гамильтон Бюргер. — Члены Большого совета в состоянии сами сделать выводы, особенно относительно того, почему вам так не терпелось увидеть свидетелей, и в то время, как от вас они этого ждали бы в самую последнюю очередь, поставить им ловушку и заставить заявить, что однозначно положительного опознания они. дать не могут.

— Прошу не касаться мотивировки моих поступков, господин окружной прокурор. Сконцентрируйтесь на своих! Я всего лишь хочу отметить некоторые очевидные моменты. Да, сейчас я не имею права подвергать свидетелей перекрестному допросу, но если Большой совет решит предпринять какое-либо действие, то такое право у меня появится, и не забывайте — перекрестный допрос состоится тогда в присутствии общественности.

— Не пытайтесь оспаривать дело, — огрызнулся Бюргер. — Я уже сказал: мы вас больше не задерживаем.

— Благодарю вас, господин окружной прокурор. — С этими словами Мейсон покинул зал заседаний Боль-того совета, за дверями которого ег. о моментально окружили репортеры.

— Что там происходит? — Этот вопрос прозвучал одновременно из нескольких уст. — Это правда, что вы замешаны в убийстве Балларда?

— Насколько мне известно, — спокойно ответил Мейсон, — свидетель не вправе обсуждать с кем-либо показания, данные перед Большим советом.

— Вас вызывали в качестве свидетеля?

— Да.

— Тогда почему вы оставались в зале, пока вызывали еще двоих свидетелей? Их вызывали, чтобы опознать вас?

— Об этом спросите окружного прокурора или кого-нибудь из присяжных. “Я от комментариев воздерживаюсь! — Мейсон любезно улыбнулся.

— Но, предположим, вас опознали.

— Предположим.

— Пытается ли Бюргер склонить членов Большого совета обвинить вас в чем-либо?

— Боюсь, что я не в состоянии читать мысли господина окружного прокурора. Извините, джентльмены, но я должен идти!

— Нет, нет, мы вас так не отпустим! Вы были вчера ночью в доме у Балларда?

— Да, был.

— В то время, когда его убили?

— Нет. Когда я от него ушел, он был жив-живехонек.

— Во сколько это было?

— Я не посмотрел на часы.

— Это правда, что вы — последний человек, видевший Джордана Балларда живым?

— Убийца видел его живым.

— Это правда, что вас пытаются обвинить в лжесвидетельстве? Что они собираются предъявить вам?

— Если мы обратимся к закону, то увидим, что предсказанием будущего занимаются люди, кому это соответствующим образом дозволено государством. Я этим не занимаюсь.

— Что произошло в зале заседаний? — Репортеры так и наседали.

— Никаких комментариев! — Мейсон усиленно пробирался к выходу. — Почему бы вам не спросить об этом

Гамильтона Бюргера? Он будет весьма рад предоставить вам эту информацию.

По выходе из Дворца правосудия Перри Мейсон взял такси и поехал обратно в офис.

Делла Стрит уже заждалась его.

— Что случилось, шеф?

— Гамильтон Бюргер готовится обвинить меня в лжесвидетельстве.

— Вы отказались отвечать на его вопросы?

— К счастью, Гамильтон Бюргер формулировал вопросы таким образом, что у меня не возникло необходимости отказываться отвечать ему. Он хотел знать, опускал ли я эту штору в доме у Балларда с тем, чтобы подать сигнал Арлен Дюваль. Я ответил отрицательно. Затем он вынудил меня отрицать также и то, что, опуская и поднимая штору, я вообще подавал кому-либо какой-то сигнал. Я воспользовался этой возможностью и сказал — нет. Я боялся, что если он будет много говорить, то в конце концов задаст и правильный вопрос, а именно: подходил ли я или нет к окну этого дома и опускал ли я или поднимал штору? Он вышел из себя. А когда наш друг Гамильтон Бюргер сердится, то мыслит не очень четко.

— То есть он так и не спросил вас, что вы там делали, кроме того, что кому-то сигналили?

— Вот именно. — Мейсон усмехнулся.

— Замечательно! И что же мы теперь будем делать?

— Позвоним Дрейку и спросим, нашел ли он того рассыльного.

— Он его не нашел. Хотя обзвонил все службы, где есть курьеры.

— В таком случае остается последняя возможность — связаться с теми, кто шьет театральные костюмы. Одежда могла быть взята напрокат.

— Он уже над этим работает. А вот и он — легок на помине.

Раздался условный стук в дверь, которым пользовался только Пол Дрейк. Делла Стрит открыла.

— Ты не хочешь дать мне пинка под зад? — с ходу спросил Дрейк у Мейсона.

— С чего бы это?

— А с того, что я оказался набитым дураком и меня следует наказать не позднее следующей недели. И как я только сразу не раскусил этого рассыльного!..

— Давай ближе к делу, Пол. Рассказывай!

— Прежде всего я должен был заметить, что это была не обычная курьерская служба, что это был театральный костюм.

— Как бы ты это определил?

— Подделку видно сразу — там, во-первых, не было значка с номером, вместо него на фуражке красовалась медная бляха с каким-то именем, и моя секретарша приняла ее за название службы. Но это не самое худшее…

— А что же самое худшее?

— Этим рассыльным мог быть Говард Прим — парень, замешанный в угоне трейлера.

— Ты уверен?

— В том-то и дело, что нет, черт меня подери! Я не уверен и не могу дать тебе что-то, что бы ты мог потом использовать.

— Не кипятись, Пол! Давай по порядку.

— Вчера ночью, Перри, у меня работало много людей. Нужно было сделать массу вещей, и ночная секретарша на коммутаторе буквально разрывалась на части. Поэтому, когда откуда-то появился курьер и сказал, что у него конверт для Пола Дрейка, который я должен передать тебе, как только ты появишься, она не обратила на это внимания. Взглянула только на адрес, а курьера словно ветром сдуло. Даже расписку не попросил. Звонки шли один за другим, коммутатор аж накалился, я все время с кем-то разговаривал…

— Не стоит об этом. Я прекрасно знаю — ты работал, математических результатов в такой работе не бывает.

— Да, Перри. Мы следили за Примом, или Сэкки-том, — не имеет значения, но кончилось тем, что мои люди остались в дураках. Он ушел. Вернее, вошел в какое-то учреждение, а обратно выходящим они его так и не увидели.

— А при чем здесь костюм?

— Костюм как раз все расставляет по местам, и не один, а целых два костюма. Их взяли напрокат перед самым закрытием: один — курьерский, а второй — одеяние священника, и агентство по предоставлению костюмов располагалось в том здании, куда в последний раз зашел Сэккит. Теперь-то ты понимаешь, что случилось? Мой парень к зданию близко не подходил: боялся спугнуть, и, когда оттуда вышел священник с пакетом под мышкой, ццчего не заподозрил. Сэккит, он же Прим, заскочил, наверное, в туалет, переоделся, а костюм рассыльного захватил с собой. Лица его мой человек видеть не мог, да он и не ожидал такого поворота событий.

— Значит, ты полагаешь, что письмо доставил сам Сэккит?

— Возможно, хотя описание внешности не совпадает. Сэккит, по нашим сведениям, крепкий и коренастый, а этот курьер — тоненький и стройный… Дьявол! Пусть у меня все зубы выпадут, но это как пить дать могла быть переодетая девица. Я в тот момент не мог оторваться, а секретарша даже не удосужилась взглянуть на него, как следует. Судя по ее описанию, это запросто могла быть девица.

— Ты не знаешь, куда направился Сэккит после того, как взял напрокат костюмы?

— То-то и оно, что нет, Перри! Это меня и бесит! Но после драки кулаками не машут, что было, то было.

— А когда твои ребята снова напали на след?

— Только около шести утра. Он вернулся на Митнер-авеню, 3921, где снимает жилье под именем Сэккита. Вел себя как ни в чем не бывало, поставил джип и, ни разу не оглянувшись, вошел в дом. Он, похоже, не ожидал, что у дома его тоже поджидают мои люди.

— Отлично, — сказал Мейсон, — будем исходить из того, что имеем. А на данный момент у нас, Пол, есть то, что твой Манди опознал меня перед Большим советом присяжных как человека, которого он видел у Балларда в окне.

— Будь он неладен, этот Манди!

Мейсон кивнул.

— Но мне он сказал по-другому.

— А письменное донесение? — спросил Мейсон. — Рапорт он написал?

— Нет. Он… Впрочем, когда я сейчас об этом подумал, то мне кажется, кто-то ему хорошо подсказал этого не делать! В подобных случаях просто полагается подать письменный рапорт.

— А сказал он тебе, что его вызывают на Большой совет?

Дрейк покачал головой.

— Что ж, — заметил Мейсон, — будем довольствоваться тем, что есть.

— Но, Перри, — торопливо перебил его Дрейк, — ты же не можешь винить моего человека за то, что на него вышла полиция и что окружной прокурор сказал ему, что делать, а что — нет, и за то, что он не посмел ослушаться. В конце концов, он детектив и в этом городе ему еще жить и работать.

— Конечно нет, Пол. Но мне жутко интересно, действительно ли сказал ему многоуважаемый господин Бюргер, кроме того, что не делать, еще и то, что делать. Я имею в виду опознание.

— Видишь ли, Перри, нужно знать Манди. Он консерватор. Порядочный, надежный, работящий. Если он что-то говорит, проверять не надо. Единственная заковырка с ним — излишняя робость, он не боец. Выходит из игры, как только запахнет жареным. У него хороший глаз, он безупречный исполнитель, но… он не боец, Перри.

— Другими словами, он бы не стал сопротивляться окружному, так?

— Он никогда бы не поклялся ни в чем, чего не видел своими глазами и в чем не уверен на все сто.

— Но с окружным прокурором бороться не стал бы?

— Нет. И нельзя от него это требовать. Ну, а почему бы в самом деле тебе туда не пойти, на это могла быть веская причина… В убийстве тебя подозревать никто не собирается. Твой ночной визит важен только в том смысле, что помогает установить элемент времени. А что, Арлен Дюваль пришла сразу, как ты уехал?

— По крайней мере, так утверждает Манди.

— Ну если Манди это утверждает, то скорее всего так оно и есть. Что будешь делать, Перри?

— Ничего. Но если Бюргер вызовет меня в качестве свидетеля и сумеет правильно поставить вопросы, мне придется пожертвовать клиентом.

— И что она тогда сделает?

— Чтобы спасти свою голову, она сделает единственно возможное — покажет, что нашла его мертвым, когда я ушел.

— И тогда Гамильтон Бюргер…

— Трудно сказать. Он может повернуть дело так, что Большой совет предъявит обвинение нам обоим. Он взбешен, не забывай… О, Пол, давай хоть на минуту о нем забудем! Что у нас с Арлен? Что там было?

— Арлен — сущий дьявол. Когда полицейские сыщики обнаружили,' что следят за пустым трейлером, они сильно расстроились. Сегодня утром они ворвались туда и устроили обыск.

— Черт! Обыск без ордера?

— Насколько мне известно, без. Не знаю как, но постепенно до них дошло, что их ночная пташка выпорхнула, ничего им не сказав. Они подкрались поближе, посовещались, и один побежал звонить. Мои люди не пропустили ничего.

— И что произошло?

— Двое других подошли вплотную и постучались. Два или три раза. Само собой, ответа не было. Тогда они попробовали дверь — она была открыта, — и они вошли.

— Как долго они находились внутри?

— Да они и сейчас там, Перри! Ребята, должно быть, дотошные. Проверяют основательно.

— Ладно, Пол, постарайся как-нибудь снова не потерять Сэккита. Все внимание ему.

— А ты, Перри? Что ты хочешь предпринять с Манди? Тебе это серьезно повредит?

— Я не сомневаюсь, что в данный момент Гамильтон Бюргер увещевает Большой совет присяжных выдвинуть против меня обвинение в лжесвидетельстве.

— Что, если ему это удастся?

Мейсон пожал плечами.

— А все-таки, Перри, что, если он их убедит?

— Я подпишу обязательство.

— А дальше?

— Дальше не знаю:

— Ты что-то немного говоришь сегодня.

— А пока и говорить-то особенно нечего. Приставь еще людей за Сэккитом, Пол. Он для нас важен. Чертовски важен! И не дай ему надуть тебя еще раз.

— Нужно ли дать понять, что мы за ним следим?

— Лучше не надо. Если, конечно, нельзя этого избежать. И брось на него больше людей.

— О’кей, Перри! Что еще?

— Узнал ли что-нибудь об убийстве Балларда?

— Ничего нового. Кто-то зашел сзади и нанес удар по голове тяжелым предметом. Чем-то вроде дубинки. А когда тот уже стоял на коленях, трижды пырнул в него кухонным резаком.

— Откуда взялся резак?

— Это был нож Балларда. Кто бы им ни воспользовался, он взял его с магнитной вешалки над сушилкой.

— Это делает смерть еще более трагичной — жертву убили его же собственным ножом. Но одновременно исключает и преднамеренность и превращает дело в тот случай, когда действия разворачиваются на месте по непредвиденному сценарию.

— Кто это сделал, Перри?

— В том-то и загвоздка, пропади все пропадом! Согласно рассуждениям полицейских, а они вроде бы рассуждают логично и никакого изъяна в их логической цепочке я пока не вижу, убить Балларда могли только двое — Арлен Дюваль и Перри Мейсон, Но я-то этого не делал, черт меня побери!

— А как они мыслят?

— Прежде всего, они знают, что Арлен Дюваль приехала на место, когда я был у Балларда и с ним разговаривал. Войти она не захотела, ждала, пока я уйду. Переждав за домом, она затем пробралась внутрь через заднее окошко и, пробыв в доме у Балларда минут пять, выбежала сломя голову через главный вход, после чего с успехом избавилась от твоих пинкертонов. Что за дьявол, Пол, почему вчера ночью с твоими сыщиками расправлялись, как со слепыми котятами?

— Это случается, Перри, — удрученно согласился Дрейк, — ты знаешь эту игру не хуже, чем я. Так бывало и в прошлом, мы не застрахованы от этого и впредь. Таковы правила, и элемент везения не исключить. Но как они узнали, что Баллард был мертв в тот момент, когда Арлен Дюваль выбежала из дома?

— А это, Пол, как раз и есть сейчас моя последняя надежда. Если у Арлен хватит благоразумия и она ничего не скажет, то мы сможем запутать свидетелей относительно временного фактора. Уже наблюдается расхождение показаний. Но что-то там в доме такое случилось, отчего она и впрямь потеряла голову и бросилась наутек. Многое зависит от дальнейшего хода событий.

— То есть как?

— Рано или поздно ее поймают, и если она покажет, что Баллард в момент ее ухода из дома был жив и здоров, то от нее потребуют объяснения, зачем тогда она проникла к нему через окно на кухне и почему сбежала как сумасшедшая, даже не прикрыв за собой переднюю дверь. Но в случае, если она признается, что вошла и, застав Балларда мертвым, испугалась и поэтому убежала, то… то тогда земля у меня под ногами будет гореть жарким пламенем. И все же нам нельзя не учитывать одну гнусную возможность…

— Какую?

— Отвратительную возможность того, что Арлен Дюваль сама в запале ударила его по голове — они, вероятно, перед этим крупно повздорили, — потом схватила попавшийся под руку нож, всадила его Балларду в спину, а после всего случившегося пытается выкрутиться и спихнуть убийство на меня.

— В запале, ты сказал? То есть в приступе ярости?

— Вот именно.

— Но тогда это убийство уже не будет проходить по высшей категории.

— Возможно, Пол, мы за это и ухватимся. Высокая категория или вторая, а это определяется наличием либо отсутствием обдуманности убийства заранее, — вот за что, возможно, нам придется бороться.

— Но каков мог быть мотив? Отчего вдруг она могла впасть в безудержную ярость?

— Оттого, чтовнезапно обнаружила, что этот Джордан Л. Баллард и есть тот самый негодяй, провернувший манипуляцию с подменой денег и сваливший вину на ее отца. Впрочем, я вовсе не собираюсь гадать, по какому мостику переходить ручей, пока я к этому ручью даже не подошел. Мы подождем до тех пор…

Зазвонил телефон. Мейсон кивнул Делле Стрит, та сняла трубку, поднесла к уху, послушала и сказала:

— Это вас, Пол.

Пол встал.

— Слушаю вас. — Какое-то время он молчал, затем выругался и повернулся к Перри Мейсону: — Ну вот и все, Перри. Пламя разгорается.

— Что ты сказал?

— Полиция обнаружила Арлен Дюваль. Она призналась, что была у Балларда в доме. Почему пошла туда, не говорит, но признает, что забралась через кухонное окошко после того, как заглянула туда и увидела его лежащим на полу. Заявила, что, когда она вошла в дом, он был уже мертв.

Мейсон посмотрел на часы:

— Это означает не что иное, как то, что время работает против нас.

— Сколько у нас его еще, Перри?

Мейсон пожал плечами.

— Бюргер, мне кажется, и пальцем не пошевелит, пока не напишет обвинительный акт. Но он может начать дело и приступить к предварительному слушанию. Делла, подготовь, пожалуйста, представление для рассмотрения законности ареста. Составь его от имени Арлен Дюваль, и тогда посмотрим, что он сделает — заглотит наживку или сам закинет удочку.

— А ты как думаешь? — спросил Дрейк.

— Я полагаю, что он сделает и то, и то. Если, конечно, у него ума хватит.

— Не понимаю?

— Он обойдет Большой совет и возбудит дело об убийстве против Арлен Дюваль. Затем он может потребовать предварительного расследования и вызвать меня свидетелем от обвинения. Это заставит меня играть в открытую и вынудит Арлен Дюваль либо принять на себя обвинение в убийстве, либо навесить его на меня. И в любом случае Гамильтон Бюргер будет иметь на руках все козыри.

Некоторое время Пол Дрейк обдумывал ситуацию.

— Вот уж когда я бы не хотел оказаться на твоем месте, Перри!

Мейсон усмехнулся.

— Да, на моем месте сейчас никому бы не поздоровилось!..

— Но сколько у нас времени? — спросил Дрейк. — Насколько мы их опережаем?

— Не намного. Нам необходимо доказать, что именно произошло. Убийство совершила или Арлен Дюваль, или кто-то еще. Естественно, что, когда мы с Баллардом вошли в его дом, там еще мог прятаться и кто-то посторонний, и вот эту-то ситуацию м'ы должны расследовать со всех сторон, Пол.

— Ты считаешь, что кто-то, кто там прятался, убил Балларда и подождал, пока придет и уйдет Арлен Дюваль?

— Да. Или это, или убийца — Арлен.

— Ну, так вот, Перри, мое мнение я могу выложить сразу: в данном конкретном случае грязную работу сделала твоя клиентка. Конечно, мы не знаем причины того, что ее побудило к этому, и так далее. Я вполне допускаю, что ее действия оправданны, но она, Перри, не даст себя завалить. Она выкарабкается за счет тебя, я уверен.

— Что, что?

— Мне кажется, ты понимаешь. Она свалит убийство на тебя, наймет себе другого адвоката, и в конечном итоге она, ее адвокат и Гамильтон Бюргер устремятся к одной цели — доказать твою причастность к убийству.

— В любом случае, — согласился Мейсон, — времени у нас очень мало.

— Но сколько-то все-таки есть?

Мейсон вздохнул:

— Практически ничего. Действовать надо немедленно.

Глава 9

Первые выпуски вечерних газет пестрели сногсшибательными заголовками типа: «ЗНАМЕНИТЫЙ АДВОКАТ ОБВИНЯЕТСЯ В ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬСТВЕ». Несомненно, что кто-то из окружения Гамильтона Бюргера встречался с прессой и, не вдаваясь в детали, изложил суть дела, при этом в выражениях не стеснялся.

Из прочитанного отчета о заседании Большого совета присяжных Мейсон узнал, что члены его’весьма серьезно рассмотрели предложение окружного прокурора о выдвижении обвинения в лжесвидетельстве «знаменитому адвокату». Но тем не менее в интересах правосудия решили не принимать пока никаких мер и подождать результатов суда над Арлен Дюваль по делу об убийстве Джордана Л. Балларда.

Окружной прокурор, будучи непреклонен в своем намерении довести обвинение в лжесвидетельстве до конца, дал добро на возбуждение дела против Арлен Дюваль, классифицируя его как убийство высшей категории, когда стало известно, что Перри Мейсон готовит заявление о рассмотрении законности ареста.

Гамильтон Бюргер с полной ответственностью заявил в прессе, что все силы и средства его службы будут направлены на то, чтобы процесс над Арлен Дюваль стал как можно более быстрым и справедливым, и что он, в свою очередь, не сомневается в том, что члены Большого совета исполнят свои обязанности «с достоинством и честью».

Гамильтон Бюргер сообщил также и кое-какую другую информацию. Оказывается, Арлен Дюваль не только признала, что Баллард во время ее проникновения в дом через кухонное окно был уже мертв, но заявила, что и вошла-то она в дом именно потому, что заметила лежащее на полу тело.

Работники лаборатории обнаружили на обуви Арлен Дюваль следы крови. Кровь подвергли анализу — она принадлежала человеку и была весьма редкой группы «ОА». Этой группой обладают от трех до пяти процентов населения, но как раз таковой была группа крови Джордана Балларда.

Некоторые газетные публикации также давали понять, что в руках у полиции имеется некое неопровержимое, уличающее преступника доказательство, раскрыть которое они до поры до времени не имеют права и держат за семью замками.

И уж, естественно, не обошлось без обсуждения всех нюансов таинственной пропажи четырехсот тысяч долларов наличными из банка «Меркантайл секьюрити», и не одна газета доверительно поделилась со своими читателями тем фактом, что незадолго перед смертью Джордан Баллард, бывший работник вышеназванного банка, одно время подозреваемый в этом деле, вспомнил номер, по меньшей мере, одной тысячедолларовой купюры из числа украденных и сообщил этот номер полиции.

Вновь выплыла на свет Божий старая история о пачке банкнотов на сумму в пять тысяч долларов, которую требовал неизвестный шантажист и номера каждой из которых были записаны в ФБР. Эти-то номера, казалось, и являются самой большой тайной во всем деле. Ходили слухи, что даже Гамильтону Бюргеру не удалось их узнать, хотя он и пытался. ФБР готово было проверять любые внушающие недоверие деньги, но список никому не показывался, и таким путем они надеялись со временем заставить преступника совершить промах: истратив их, он бы наверняка попался.

Цитируя Гамильтона Бюргера, газеты сообщали, что, по его мнению, убийство Джордана Балларда было вне всякого сомнения «тесно связано» с похищением денег из «Меркантайл секьюрити».

Помимо всего прочего, многие газеты, ссылаясь на просившее не называть свое имя лицо, которое по долгу службы было обязано находиться в курсе дела, писали, что Перри Мейсон, представ перед Большим советом присяжных, признался в получении от Арлен Дюваль в качестве задатка двух крупных денежных купюр — одна в тысячу, а другая в пятьсот долларов.

Далее говорилось, что номера этих банкнотов были зарегистрированы окружным прокурором и что «прилагаются все усилия», чтобы связать их с деньгами, пропавшими из банка «Меркантайл секьюрити».

Полиция вовсе не скрывала, а, можно даже сказать, особо выделяла тот факт, что на протяжении последних восемнадцати месяцев Арлен Дюваль жила в свое удовольствие как нельзя лучше, тратилась, не считая, направо и налево, а происхождение денег, которые она явно не заработала, объяснить якобы не могла.

Отец ее тем временем вел обычную жизнь надолго приговоренного узника Сан-Квентина, и, по всей видимости, с участью своей смирился и бежать не собирался…

Делла Стрит подождала, пока Перри Мейсон закончит читать, и сказала:

— Грязь уже полилась, и если что, то они ее не пожалеют. — Мейсон кивнул. — Они пишут о чем угодно, но только не о том, что и вы в этом деле замешаны не меньше, потому что принимали от Арлен Дюваль краденые деньги и сговорились заставить замолчать Балларда, чтобы он в суде ничего не показал против вашего клиента.

— Конечно, Делла, — согласился Мейсон, — мяч сейчас у них, и они на подаче.

— А вы не собираетесь пойти в тюрьму и переговорить с Арлен Дюваль?

— Пока нет.

— Но ведь вы можете, не правда ли? Она арестована, ей предъявлено официальное обвинение, и ваша прямая обязанность как адвоката теперь состоит в том, чтобы…

— Все верно, — подтвердил Мейсон, — им настолько не терпится дождаться моего визита к ней, что они даже специально упомянули, что я смогу ее видеть, если пожелаю, в любое время дня и ночи.

— Почему бы вам не сделать этого? — Делла Стрит озадаченно смотрела на своего шефа.

— Потому что та комната, где мы с ней увидимся, будет нашпигована полицейскими микрофонами, как гусь чесноком.

— Но вы можете говорить, соблюдая предосторожность, и…

— Я-то всегда соблюдаю предосторожность, но вот будет ли осторожной Арлен Дюваль? Не скажет ли она чего-нибудь лишнего, в результате чего мы сами затянем петлю у себя на шее, вот в чем вопрос…

— Об этом я не подумала.

— Зато об этом подумал Гамильтон Бюргер, и мысль эта, судя по всему, не дает ему покоя.

Неожиданно ожил и пронзительно напомнил о себе незарегистрированный телефон на столе Перри Мейсона. Так как номер его знали только Делла Стрит и Пол Дрейк, Мейсон мгновенно схватил трубку и поднес к уху:

— Слушаю, Пол! В чем дело?

Голос Дрейка был хриплым и напряженным:

— Перри? Наше дельце разворачивается со страшной силой.

— Не тяни, Пол!

— Помнишь то некое неопровержимое, уличающее доказательство, о котором раструбили газеты и которое, по мнению полиции, отметет все сомнения и так далее?

— Помню, и что?

— В трейлере у Арлен Дюваль нашли тайник, полный денег.

— На какую сумму?

— Не знаю, но где-то около двадцати пяти тысяч.

— А где был устроен тайник?

— Одна из внутренних панелей оказалась съемной. Обычно пространство между внутренней обшивкой и внешней оболочкой трейлера заполняется чем-то вроде стекловаты, но на этот раз роль тепло- и звукоизоляции играли живые денежки. Тайничок что надо!

— Это все?

— Нет, Перри, далеко не все! Помнишь пять тысяч в банкнотах, номера которых хранятся у кого-то наверху? Ну так вот — более тысячи долларов этих самых денег обнаружили в тайнике Арлен. Но есть и кое-что другое…

— Что именно?

— Не знаю, Перри, одобришь ты мои действия или нет, но слушай! Помнишь, я говорил как-то, что Манди — малый порядочный и довольно консервативный? Ну да, конечно ты не мог забыть. Сейчас я за Сэккитом приставил другого, этому палец в рот не клади, откусит не задумываясь. Короче, вчера ночью, после того как Томас Сэккит, он же — Говард Прим, оставил джип перед домом и отправился баиньки, мой человек излазил его автомобиль вдоль и поперек, и оказалось, небезуспешно. Он снял несколько вполне приличных, отпечатков пальцев и один совершенно четкий — большого и указательного — с солнцезащитного козырька в кабине. Он видел, как Сэккит подымал его.

— Отпечатки проверили?

— Само собой! Томас Сэккит — почетный ветеран уголовной хроники. Занимался подделкой денег и документов на высокопрофессиональном уровне, а кроме того, к его рукам всегда что-то липло. Он опасен, Перри!

— Когда ты получил эту информацию?

— Об отпечатках я знал уже рано утром, но пока проверили, сравнили — в общем, то, что я только что тебе рассказал, мне сообщили буквально несколько минут назад.

— Хорошо, Пол, этого Сэккита нам надо как следует потрясти, и посмотрим, что из него выпадет. Где он сейчас? Твой парень следит за ним?

— Разумеется. Сэккит сейчас на Лагуна-Бич. Заехал перед этим в Ньюпорт-Бич, подцепил смазливенькую огненнокудрую куколку, которая по-тря-са-ю-ще смотрится в облегающем ее стройное тело купальнике, они весело поплавали, а теперь зарылись в песочек и плевать хотели на всех.

— Где твои ребята?

— Один наблюдает за парочкой, а второй глаз не спускает с джипа. И если Сэккиту вздумается повторить его вчерашний трюк с исчезновением, то не первой, так второй стрелой мы его возьмем.

— О’кей, Пол! Мы с тобой сию же минуту направляемся на Лагуна-Бич брать интервью у Томаса Сэккита. И я думаю, что наши вопросы ему не понравятся.

— Это точно. Нелегко будет доказать, что именно он украл трейлер, но мы…

— Мы постараемся, и в предстоящие полчаса он забудет о теплой воде и мягком песочке.

Но, Перри, этот Сэккит — тертый калач, и обратить его в паническое бегство нам вряд ли удастся. Не знаю даже, почешется ли он от обвинения в краже трейлера после того, как перепробовал почти все статьи Уголовного кодекса. А кроме всего прочего, повторяю: он опасен.

— Мы не станем предъявлять ему обвинение в угоне трейлера, Пол. Мы, наверное, привлечем его за убийство Джордана Л. Балларда, и тогда посмотрим, как он отреагирует. Сколько тебе надо на сборы?

— Я готов, Перри, будь по-твоему, но, мне кажется, ты играешь с динамитом…

— Я выезжаю. Жди. — Мейсон положил трубку.

Глава 10

Детектив Дрейка встретил их в условленном месте перед входом в отель «Лагуна-Бич».

— С Филом Райсом ты, кажется, не знаком, — представил Пол своего человека.

Мейсон поздоровался.

— Мне очень приятно, мистер Мейсон. Я несколько раз видел вас.

— Где они? — спросил Пол. — Все еще там?

— Да, по-прежнему. А джип он оставил на стоянке.

— Они что, на нем сюда заявились?

— Ну да.

— Девицу проверили?

— Мы проверили имя по почтовому ящику ее квартиры в Ньюпорт-Бич. Значится под именем Хелен Ракер.

— Шикарный домик, надо полагать?

— Да, не из простых.

— Они встречаются регулярно?

— Во всяком случае, знакомы хорошо.

— Что сейчас делают?

— Валяются на пляже, загорают, плавают. Но уже становится поздно, и с минуты на минуту они пойдут одеваться.

— Идем. — Дрейк пошел вперед. — А где твой напарник?

— Следит за ними на берегу.

— Отлично. Мы их немного потревожим.

На песке ближе к воде было жарко. Над морем висела прозрачная сизоватая дымка, затуманенная местами тонкими, едва заметными облачками, которые собирались в вышине и тут же таяли в падающем от горизонта солнечном свете.

На пляже Фил Райс пошел первым, они миновали с десяток загорающих и остановились. Райс подал сигнал гуляющему у самой воды человеку с фотоаппаратом.

— Он и есть твой второй оперативник? — осведомился Мейсон у Дрейка.

Дрейк подтвердил.

— Пришли, — сказал Райс и указал на парочку, сидящую лицом к морю и наблюдающую за волнами.

— Похоже, еще чуть-чуть, и они бы оделись и ушли, — заметил Дрейк. — Что будем делать, Перри?

— Подойдем и застанем врасплох. Попробуем, по крайней мере.

— Но голыми руками его не возьмешь. О-о… да он нас, кажется, заметил.

Сэккит вдруг сел абсолютно прямо, посмотрел на трех направляющихся к нему людей, затем перевел взгляд на человека с фотоаппаратом, а после этого сказал что-то своей спутнице. Та встревоженно огляделась.

— О’кей, поспешим! — сказал Мейсон.

С трудом ступая по песку, они приблизились к Сэк-киту и девушке. Сэккит вскочил первым, подал ей руку, его подружка поднялась с ловким, упругим изяществом и отряхнула прилипшие песчинки с тонкого эластичного купальника.

Сэккит наклонился вперед, шепнул ей что-то на ухо, и они обнялись. Его руки обхватили ее и сомкнулись на спине на уровне лопаток. Еще секунда, и Сэккит повернулся к ним лицом.

— Добрый день, — поздоровался Мейсон, — как прикажете вас называть, Сэккит или Прим?

— Это что? Арест?

— Пока еще нет.

— Что же тогда?

— Просто поговорить.

— Понятно. Дорогая, иди оденься и жди меня в машине…

— Когда ты придешь? — спросила девушка.

—,Да ты и одеваться еще не закончишь. — Оэккит вел себя развязно и откровенно вызывающе. — Эти люди меня не задержат. Не беспокойся, милая, это даже не официально.

— Так вы нас, оказывается, знаете? — поинтересовался Мейсон.

— Конечно. Вы — Перри Мейсон, знаменитый адвокат.

— И Пола Дрейка, естественно, вы тоже узнали, не так ли? Вчера вечером вы ему передали кое-что.

— Чушь собачья!

— Ну, ну, не надо так резко. Вчера у вас был нелегкий денек, Прим, уж в этом-то, надеюсь, я прав?

— Не Прим, а Сэккит.

— Замечательно, пусть будет Сэккит.

— Дорогая, прошу тебя, иди и оденься, — с нажимом повторил он, громко обращаясь к молодой подружке. — И не надо здесь болтаться!.. — Последнюю фразу он произнес особенно многозначительно и сопроводил ее красноречивым взглядом.

Перед тем как уйти, девушка объявила Мейсону, что он докучливый и ужасный и что с людьми так нельзя обращаться, потом повернулась и отправилась в раздевалку.

— Я готов ответить на ваши, вопросы, мистер Мейсон, — сказал Сэккит, — но давайте побыстрее. Как только она оденется, мы поедем. У нас еще куча дел.

Но Мейсон тут же охладил его пыл:

— Наша беседа будет не такой короткой, как вы думаете.

— Это кто же так сказал?

— Это я вам говорю.

— Ваши идеи и выводы меня не интересуют.

— А меня заинтересовало ваше досье, там много интересного, между прочим.

— Что из этого? Сейчас я чист.

— Это лишь ваше утверждение.

— Тогда назовите хоть что-нибудь!

— Для начала подойдет похищение автомобильного трейлера.

Мускулы на лице у Сэккита напряглись, его цепкие, проницательные глазки впились в Мейсона.

— Не верю! Блефуете!

— Некто Джим Харцель из «Идеал трэйд трейлер-центра» очень бы хотел присутствовать на опознании и помочь правосудию в поимке неизвестного пока угонщика домиков на колесах, потому что подобные мерзавцы дискредитируют его бизнес и лишают доверия клиентов. Плюс к этому мы располагаем отпечатками протекторов вашего джипа и кое-какими отпечатками пальцев, снятыми со стен и мебели внутри трейлера.

Сэккит задумался.

— Что вам от меня нужно?

— Мы хотим знать, кто вам дал конверт, который вчера поздно ночью был доставлен в агентство Пола Дрейка?

— О конверте ничего не знаю. И Пола Дрейка тоже не знаю. Я знаю только вас, и мне известно также, что вы сели в дерьмо и дальше будет еще хуже. А меня с собой не затягивайте, я дерьма нанюхался!..

— Вас может узнать человек, у которого вы брали театральные костюмы.

— Ладно, костюмы признаю. Врал. Что дальше?

— Где вы взяли конверт, переданный позднее Полу Дрейку?

— Мне дала его Арлен Дюваль — как видите, я ничего не скрываю.

— Вы лжете!

— А вы докажите! Попробуйте надавить на меня, и я пойду к окружному. С такой информацией он примет Томаса Сэккита с распростертыми объятиями. Вы не сможете возбудить дело об угоне трейлера, потому что он даст мне неприкосновенность как важному государственному свидетелю. Давайте же — пригрозите, но, я уверен, вы знаете, что за этим последует. Все, я свои карты выложил, теперь вы либо тоже раскроете свои, либо уматывайте отсюда подальше!

— Я раскрываюсь, — сказал Мейсон. — Вы использовали костюм посыльного, чтобы пробраться вчера ночью в дом Джордана Л. Балларда, а когда вошли — ударили его по голове, и…

Сэккит изобразил такое изумление, что Дрейк чуть было не рассмеялся.

— Что это за ахинею вы несете?

— Я говорю об убийстве, — холодно продолжал Мейсон, — и у меня имеются определенные доказательства, которые вкупе с вашим богатым уголовным прошлым произведут на господ присяжных неизгладимое впечатление. Так что пораскиньте лучше мозгами, а стоит ли вам присягать говорить одну только правду и торопиться в свидетели. И я не знаю, поможет ли вам тогда с неприкосновенностью ваш друг окружной прокурор.

— Послушайте, мистер Мейсон, мне не известно, что за игру вы затеяли, но подставлять себя таким образом я не позволю. Я сейчас же иду в полицию и заявляю, что вы меня шантажируете.

— Шантажирую, чтобы получить что?

— Информацию.

— И что же я вам за это пообещал?

— Неприкосновенность на случай…

— Какой такой случай? — быстро спросил Мейсон. — Какую еще неприкосновенность я вам обещал? Я обещаю только то, что вас будут судить.

— Но вы дали понять, что я могу откупиться…

— Вам не откупиться, даже имей вы все золото Монетного двора Соединенных Штатов. Вы попались, Сэккит! — Мейсон сделал Дрейку знак рукой. — Иди сюда, Пол!

Дрейк подошел.

Сэккит в свою очередь дал понять, что разговор окончен:

— Я иду одеваться, а если вы и впрямь задумали меня привлечь, то в следующий раз обращайтесь к моему адвокату.

— Минуточку, приятель, — вышел вперед Райс, — стой, где стоишь!

— Это еще кто? — возмутился Сэккит, пытаясь уйти.

Райс встал у него на пути.

— Я знаю, что говорю, приятель! Хоть ты и не слабак, но в том, что сейчас будет, опыта у меня побольше. Я уже вижу, что твой любимый — хук левой. Ты не успеешь и руки поднять, как я уже проверю твою челюсть! И впредь посоветую подобных ошибок не делать, не стоит так заметно отклоняться назад для нанесения удара. Мясистых жеребчиков вроде тебя я на ринге уложил достаточно, поверь! Впрочем, если хочешь — давай попробуем. Денег не возьму…

Сэккит в нерешительности переступал с ноги на ногу, глядя то на Мейсона, то на Дрейка.

Мейсон взял Пола за руку и тихо сказал:

-+ Такого на; испуг не возьмешь, крепкий орешек. Ничего хорошего он сейчас' не скажет, будет врать и врать. Я притворюсь, что надо позвонить, но вместо этого пойду к джипу и подожду девицу. Он наверняка ей что-то там засунул в купальник, когда напоследок обнимал.

— Что, например?

— Не знаю, Пол. Но ты видел, как ходило его правое плечо? Как будто он что-то ей туда сзади заталкивал. Что бы там ни было — это нечто очень важное. Сэккит не расстается с этим даже на пляже. Я попытаюсь — вдруг удастся? Кстати, кто это у тебя с фотокамерой?

— Харви Найлз.

— Парень что надо!

— Один из лучших.

— А фотоаппарат для прикрытия или он им пользуется?

— Харви — классный фотограф. Камера у него не ахти какая, маленькая, 35 миллиметров, но он с ней вытворяет чудеса. Готов поручиться, что эту парочку он заснял во всех положениях — начиная с того момента, как они вышли из джипа, и кончая каждым их шагом по песку.

— Отлично, Пол, я сейчас пойду туда и поработаю с девицей, а ты скажи Райсу — пусть он передаст фотографу Харви, чтобы тот, когда я подойду к джипу, был готов выполнить любую мою команду.

В этот момент заговорил Сэккит:

— Я вижу, вы на пару работаете. Так уж и быть, выкладывайте свои предложения.

— Единственное, чего я от вас хочу, — спокойно объяснил ему Мейсон, — это находиться здесь, покуда не прибудет полиция.

— Опять блефуете. Полицию вы не вызовете.

Нарочито громко Мейсон обратился к Полу Дрейку:

— Держи его здесь, Пол, а я пойду позвоню. Если хочешь — оформи гражданское задержание.

— И какое основание?

— Убийство Джордана Л. Балларда. Впрочем, нет, подожди-ка секунду, пусть убийство ему предъявит полиция, а ты можешь произвести гражданское задержание по подозрению в угоне трейлера. В этом деле нам даже доказывать ничего не придется — ясно как Божий день. Джим Харцель получит большое удовольствие — доставим же ему его.

Мейсон зашагал в сторону душевых кабин. Сэккит с презрением глядел ему вслед. Мейсон слышал, как он сказал Дрейку:

— О вашем чертовом Балларде я вообще ничего не знаю.

На что Дрейк ответил:

— Прибереги свои выражения для фараонов, Сэккит!

Обойдя душевые и комнаты для переодевания, Мейсон вышел к стоянке и встал рядом с джипом.

Через несколько секунд он заметил Харви Найлза с фотоаппаратом на шее, остановившегося в положении готовности у входа на парковочную площадку.

Мейсон подал ему сигнал, Найлз в ответ кивнул.

Не прошло и минуты, как на дорожке показалась подружка Сэккита. Она шла очень быстро.

Мейсон направился ей навстречу, соизмеряя свои шаги так, чтобы перехватить девушку у самого входа на стоянку.

— Простите, пожалуйста, мисс Ракер.

При упоминании своего имени она вздрогнула, дернулась в сторону и, схватившись за сумочку, попыталась проскочить мимо Мейсона.

— Не стоит так нервничать, мисс Ракер! Все, что от вас требуется, — это отдать нам ту вещь, которую Сэккит засунул вам сзади за купальник во время последнего прощального объятия.

— Но я… я не знаю, о чем вы говорите…

— А вот так вести себя не следует. Вы — девушка достойная, и мне бы очень не хотелось привлекать вас как сообщницу. Отдайте бумагу — и разойдемся с миром.

— С миром? Что вы имеете в виду?

— Это значит, что тогда я вас отпущу. Видите ли, с Сэккитом мы уже почти договорились.

— Но я что-то этого не поняла.

Мейсон улыбнулся:

— А зачем тогда, по-вашему, он бы вдруг сказал мне, что он вам отдал?

Хелен Ракер помедлила, затем раскрыла сумочку и, достав оттуда сложенный в несколько раз листок бумаги, передала его Мейсону.

Мейсон развернул листок и разгладил ладонью. Это был длинный список чисел, и ничего больше. Числа располагались правильными, ровными рядами.

МейОон посмотрел й сторону Найлза. Тот понял, кивнул; снял крышку с объектива и изготовился.

Тогда Мейсон повернул листок с цифрами так, чтобы свет падал наилучшим образом.

Найлз нажал кнопку и уже хотел взвести фотоаппарат для следующего снимка, но с отвращением поморщился.

— В чем дело? — спросил Мейсон.

Оперативник Дрейка пожал плечами.

— Пленка, наверное, кончилась. Надо бы заменить, а то я уже весь день щелкаю.

Взгляд Хелен Ракер стал подозрительным.

— Я все-таки предлагаю пойти сейчас к мистеру Сэккиту. Пусть он мне лично скажет, о чем вы договорились.

Мейсон сделал Найлзу знак поторопиться. Он по-прежнему не выпускал листок из рук и, игнорируя настойчивость девушки, спросил ее:

— Что вам известно об убийстве Джордана Балларда?

— Убийстве Джордана Балларда?

— Да.

— Ничего не известно. Почему вы спрашиваете?

— Потому что в нем замешан Сэккит. Вот я и подумал — может, и вы заодно?

— Я… я вас не понимаю.

— А кража трейлера? Что вы об этом знаете?

— О Боже! Не имею ни малейшего понятия. А кроме всего прочего, мистер Мейсон, мне крайне неприятна ваша манера засыпать меня всевозможными надуманными обвинениями.

— Ай-ай-ай, такая хорошенькая молодая женщина!

— Благодарю за комплимент, мистер Мейсон, — мисс Ракер насмешливо скривила губы, — но лестью меня не проймешь. Подхалимов с медовыми речами я на своем веку повидала с избытком, и каждый норовил получить что-то для себя. Может быть, скажете прямо — чего вы хотите?

— Я хочу правды.

— Опять за старое! И это я тоже слышала не раз. А еще я знаю, какие у меня красивые глазки, как мягко светятся и блестят мои волосы, какая у меня бархатистая кожа, а про ноги и начинать не стоит — эпитетов не хватит. Просто у меня все на месте и всего в меру. Я веселая, умная, со мной хорошо в компании, но я от этого устала. Ус-та-ла, слышите вы меня? Иной раз, когда начинается такое вот слащавое сюсюканье, того и гляди, вырвет, не успеешь добежать. Так что, мистер Мейсон, нового вам в этом плане ничего не выдумать.

Мейсон рассмеялся:

— Вы, конечно, правы, и я совершенно ни на что не претендую!

— Да уж куда вам! За мной такие ухлестывали, что… — Хелен Ракер произнесла это с горьким сарказмом и подумала о чем-то своем.

Харви Найлз, который все это цремя лихорадочно возился с камерой, кивнул Мейсону, что готов.

Мейсон еще раз получше расправил листок и повернул к свету. Фотограф Дрейка посмотрел в видоискатель, сделал шаг вперед, потом немного в сторону и, улучив момент, опустил затвор. Потом он снова взвел механизм и щелкнул еще.

— Мне это не нравится, — заявила мисс Ракер.

— Почему же, позвольте спросить? — Мейсон слегка сменил положение, и последовали еще два щелчка.

Внезапно девушка рванулась вперед и выхватила листок из рук Мейсона.

— Потому что я не верю вам, будто Том Сэккит велел мне отдать вам эту бумагу! Я хочу, чтоб он лично все подтвердил. Если все верно, то забирайте его — этот список, а если нет… а вон он и сам идет.

Сэккит, уже полностью одетый и причесанный, в сопровождении Дрейка и Фила Райса вышел из раздевалки, пересек улицу и чинно проследовал на стоянку автомобилей.

— Так, так, — лениво протянул он, — и кого же мы тут видим?

— Послушай, Том, — Хелен Ракер смотрела прямо ему в глаза, — ты действительно разрешил мистеру Мейсону взять этот листок?

Лицо у Сэккита потемнело от ярости.

— Какой листок?

— Тот, который… — Хелен вовремя осеклась и закусила губку.

— Ничего не знаю ни о каком листке! А что касается вот этих пристающих к нам типов, то они пытаются купить нас на дешевку. Убийство Балларда — блеф, маразм, байка для дуриков! Вчера всю ночь и весь вечер я был с Хелен. Правда, милая?

«Милая» предацно посмотрела на него и быстро кивнула.

— Достойный поступок, — заметил Мейсон. — Дело принимает новый оборот. Джентльмен старой закваски смело жертвует собой и тащит чужое убийство, лишь бы не скомпрометировать доброе имя порядочной девушки. Вы, Сэккит, прикрываетесь ее репутацией, чтобы скрыть совершенное вами убийство.

— Противно вас слушать!

— Подождите немного — и вам станет еще противнее. Где находится тот чудный уголок, в котором вы и эта мисс так славно повеселились, что у вас отшибло память? Где?

— Мы были у нее на квартире.

— В мотеле, — поправила его Хелен.

— В каком мотеле? Где? — Мейсон повернулся к мисс Ракер.

— Я… я не обязана перед вами отчитываться.

Тогда Мейсон снова обратился к Сэккиту:

— Так где вы все-таки были, на квартире или в мотеле?

— В ее квартире. А сейчас иди и науськивай своих легавых.

Хелен Ракер смотрела на Сэккита умоляюще:

— Скажи им правду, Том. Мы не были у меня дома.

— Нет. Мы были у тебя на квартире. И тебе тоже не помешает сказать им правду. Лицензию не конфискуют, не бойся.

Мейсона это очень забавляло.

— Да, Сэккит, — сказал он, — твои сигналы запаздывают. Вероятно, кроме тебя вчера вечером у нее еще был посетитель, и она хотела тебе об этом намекнуть, но я вижу, что ты ее намек пропустил мимо ушей.

— У меня сейчас мать, Том, — добавила Хелен, — вчера приехала.

Мейсон не мог сдержаться и засмеялся.

Сэккит насупился, буркнул грубо:

— Хватит, убирайтесь! Идите подшивайте ваши бумажки, а нас с Хелен оставьте в покое. Мы больше ничего не скажем. Идем! — Он взял ее за руку.

— Остановить их? — спросил Райс у Мейсона.

— Только попробуй! — Сэккит резкрразвёрйулся.*

— И попробую! Ну так что, мистер Мейсон? Ваше слово!

Мейсон оценивающе взглянул на противников и покачал головой.

— Не надо. Пусть проваливают. Так для нас даже лучше.

Райс разочарованно вздохнул.

— А жаль. Я бы согнул его, как швейцарский крендель.

— Пусть идут, — повторил Мейсон.

Сэккит и Хелен Ракер направились к джипу.

— Не очень-то мы продвинулись с ними, — заговорил Дрейк.

— Как сказать, Пол. Если фотографии у Найлза получатся, то многое может измениться. Что думаешь, фотограф?

— Получатся, мистер Мейсон! Последний кадр на предыдущей пленке, конечно, вряд ли, но, бьюсь об заклад, те, что у меня сейчас в аппарате, — снимки что надо.

— Цифры будут видны?

— Какие цифры? — заинтересовался Дрейк.

— Там что-то закодировано. Несколько столбиков чисел на чистом белом листе.

— И их можно будет увеличить?

— Конечно, — ответил Найлз. — Вот эта насадка дает как раз фокусное расстояние и увеличение, чтобы листок обычного формата занял всю площадь кадра. Прочитать на негативе что-либо без лупы будет невозможно, но резкости моего объектива вполне достаточно, и если я напечатаю карточку одиннадцать на четырнадцать, то четкости хватит, и вы разберете любую цифру.

— Что это может быть за код, Перри? — спросил Дрейк.

— Не знаю. Возможно, придется поломать голову над ключом. Я взял Хелен Ракер на испуг. Дешевый трюк, конечно, но так я смог, прежде чем она что-либо заподозрила, завладеть листком. Я обязан, я должен был знать, что он ей передал. Предполагал сначала, что какой-то документ, но эти цифры… постой, постой, а что, если…

— Договаривай, Перри. Что ты сейчас подумал?

— Цепочка чисел, — медленно проговорил Мейсон, — сейчас я подумал, а код ли это вообще?

— Ну, а если не код, то что?

— Что, ты спрашиваешь? Неужели нам повезет, и это окажется…

— Что, Перри, что же?

— Тот самый список номеров.

— Каких номеров?

— Банкнотов на сумму в пять тысяч долларов.

— Исключено, Перри. Их охраняют, как самого президента. Во всей полиции нет ничего секретнее.

— Я знаю, — сказал Мейсон, — но почему-то сейчас, когда я их припоминаю, эти цифры все больше и больше кажутся мне похожими на номера на долларах и все меньше — на закодированную шифровку. Сколько тебе надо времени, Найлз, чтобы напечатать снимки?

— Много не займет. Если получились негативы, то в течение двадцати четырех часов после того, как отдам на обработку. По обычным каналам скорее ничего не добиться.

— Дай мне твою камеру, Харви, — попросил Дрейк, — у меня есть один подходящий клиент, много снимает, делает фотографии. Я думаю, он сможет получить снимки уже сегодня вечером.

Найлз передал ему аппарат.

— Вы знаете, как правильно вынимать пленку? Нужно всю ее промотать, а потом…

— Сделаем как полагается, — успокоил его Мейсон, — и лучше, если это будет в темном помещении. Фотографии надо получить во что бы то ни стало. Нам пора, Пол.

Мимо них, устрашающе урча, пронесся джип Сэкки-та. Дрейк даже отскочил.

— Уверен, он хотел кого-нибудь из нас задавить.

— Слежку продолжать? — осведомился Райс. — Ехать за ним сразу же или чуть позже?

— А стоит ли? — Дрейк вопросительно посмотрел на Мейсона. — В данном случае — это деньги, брошенные на ветер. Он знает, что мы на хвосте, и будет паинькой.

— Нет. Я скажу, когда можно будет прекратить. Дадим Сэккиту время поразмыслить.

Дрейк кивнул своим оперативникам, и те бросились к машине.

Они уехали, а Дрейк все еще смотрел им вслед. Мейсон легонько подтолкнул его.

— Поехали проявлять пленку, Пол!

Сидя у Дрейка в машине, Мейсон поделился с ним еще одним замыслом:

— Первым делом проедем через Санта-Ану и повидаемся с доктором Канцлером. Спросим, что ему известно о Сэкките и какие у него соображения насчет цифр на бумаге. Это почти по пути и займет не много времени.

— Может, предварительно позвонить? — предложил Дрейк.

— Хорошая идея, тем более что уже поздно. Сбегай, пожалуйста, и постарайся поговорить с ним напрямую. Скажи, что едем.

У первой же телефонной будки рядом с заправочной они притормозили. Пол Дрейк вышел и через минуту вернулся.

— Все устроено, шеф! Соединили сразу же, как только я упомянул твое имя. Доктор согласился и ждет нас.

И снова они ехали в Санта-Ану.

— Послушай, Перри, давно хочу спросить — кому ты все-таки сигналил той шторкой в доме у Балларда?

— Никому.

— О’кей, будь по-твоему. Я только хотел помочь.

— А ты не допускаешь такой мысли, Пол, что я мог там что-то прятать?

— Ты что-то прятал?

— Предположим, у меня с собой оказались какие-то документы и они настолько жгли мне пальцы, что я немедленно поспешил от них избавиться. С этой целью я запросто мог опустить шторку, засунуть документы между роликами и отпустить ее обратно. Таким образом они оказались бы надежно спрятаны от чересчур любопытного глаза. Тем не менее все подумали, что я кому-то подавал сигнал, но…

— Обожди, Перри, если все так, как ты рассказываешь, то документы эти, какие бы они ни были, находятся в настоящее время в руках сержанта Голкомба из отдела по расследованию убийств.

— Что такое?

— Голкомб выходил на место с помощником, и они проиграли ситуацию от начала и до конца. Он поставил помощника на тротуаре, а сам ходил между портьерами, включал свет, опускал и поднимал шторку. Своей инсценировкой на местности он хотел, во-первых, убедиться, что сигнал будет хорошо виден напарнику, а во-вторых, узнать, достаточно ли света, идущего из комнаты, чтобы тот, кто на улице, смог опознать личность сигналящего.

— И что же они установили?

— Но ты уже знаешь. Они бы никогда в жизни не стали этим заниматься и тратить время только лишь для того, чтобы, вернувшись, заявить: «Сожалеем, но света было мало, сигнал виден плохо и установить личность преступника со всей определенностью нельзя».

— А Голкомб ничего там не нашел? Он не докладывал?

— Нет, не докладывал.

— Бывают случаи, Пол, когда полицейский оказывается в таком положении, что кое о чем хочется умолчать.

— Ты хочешь сказать — деньги?

— Я хочу сказать, что это лишь одно из моих обобщений.

Пол Дрейк задумчиво смотрел вперед.

— Ну… если там были деньги, то… мое мнение о Голкомбе ты знаешь,

Мейсон молчал.

— Получается, он сыграл тебе на руку, Перри. Эти грязные деньги из дела ушли, но полностью успокаиваться рано. Черт! Этот Голкомб сможет использовать их против тебя в любой момент.

Мейсон опять ничего не ответил.

— И, я надеюсь, ты не забыл, что с Большим советом все обошлось только потому, что Гамильтон Бюргер допустил оплошность. Он не смог грамотно сформулировать вопросы, но настанет момент, и ты снова предстанешь пред его очи, и тогда он непременно задаст вопрос так, как нужно.

— Откуда ты знаешь?

— Он тебя задавит их количеством. Задаст столько вопросов, что правильный сам выплывет. — Дрейк пристально посмотрел на Мейсона, затем все внимание перевел на дорогу и больше не произнес ни слова.

Глава 11

Доктор Кандлер еще работал. Несмотря на поздний час, в приемной сидели два или три пациента. Они устали от ожидания, и в глазах у них было выражение мучительного неведения, характерное для больных людей.

Каждому хотелось поскорее быть принятым, чтобы наконец все осталось позади, все стало ясно.

Излучая почти физически ощутимое радушие, вошла рыжеволосая медсестра, с которой Мейсон познакомился накануне.

— Добрый день, господа! Проходите, пожалуйста!

Тоскующие больные раздраженно переглянулись, но их неприязнь быстро сменилась выражением безысходной покорности, когда Перри Мейсона и Пола Дрейка у них на глазах с почетом препроводили в личный кабинет доктора.

Отсюда они проследовали в крохотную операционную со столом и двумя стульями, стоящими спинками к северной стене.

— Присядьте, пожалуйста, и подождите немного. У доктора сегодня был совершенно сумасшедший день. Сейчас у него сразу несколько больных, закончит — и к вам. Две-три минуты. Он знает, что вам некогда.

Мейсон и Дрейк поблагодарили радушную красавицу, сели, а она поспешила в приемную, чтобы приободрить оставшихся пациентов и сообщить им, что задержки не будет.

Прошло минут пять, прежде чем Дрейк, оглянувшись по сторонам, спросил у Мейсона:

— Интересно, можно ли мне закурить здесь?

— А почему бы нет?

Дрейк положил фотоаппарат на маленькую подставку рядом со стулом и достал сигареты.

Оба закурили.

— Скажи мне, Перри, — заговорил Дрейк, — ты принимаешь Кандлера за того, кем он кажется на первый взгляд, или…

— Извини, Пол, но с первого взгляда я никого не оцениваю.

Дверь в маленькую операционную резко распахнулась.

— Простите, господа, — это снова была медсестра Кандлера, — но у доктора возникла непредвиденная ситуация. Необходимо срочно прооперировать пациента. Вы подождете?

— Сколько это займет времени? — спросил Мейсон.

— Минут двадцать, может быть, больше. Все в такой суматохе, в такой спешке…

— Ничего, не беспокойтесь! Мы просто проезжали мимо. Ждать не будем, я думаю. Я хотел, чтобы доктор был в курсе кое-каких событий, и… Не сочтите за труд — передайте ему, что меня он в любое время найдет через Детективное агентство Дрейка. В общем, пусть позвонит, если надумает.

— Он просил сказать вам, что ему ужасно неловко и что он ничего не знает.

— Вот и отлично, — успокоил ее Мейсон. — А теперь нам пора. Большое спасибо.

На прощание она одарила их щедрейшей улыбкой.

— К сожалению, не могу проводить вас до дверей больной ждет.

Когда они проходили мимо кабинета Кандлера, его голова на мгновение высунулась в коридор, они услышали «извините», и голова тут же исчезла.

— Все в порядке, — ответил Мейсон, но его уже никто не слышал.

Они опять очутились на улице.

— А она у него — лакомый кусочек, — не сдержался Дрейк.

— Согласен, — поддакнул Мейсон, — притягивает как магнит.

— С пациентами, наверное, проблем нет. У такой любой усидит сколько хочешь, да еще и благодарен будет.

— А у тебя появились какие-то симптомы?

— Так, знаешь, побаливает кое-что. У меня, Перри, между прочим, пищеварение страдает. Вот соберусь и навещу как-нибудь этого доктора еще раз.

Они развернулись и поехали обратно в Лос-Анджелес.

— Как насчет ужина? — спросил Дрейк через некоторое время.

— Сначала проявим пленки. Давай сейчас прямо в контору, узнаем, нет ли новостей. Хочется услышать, чем в последний час занималсяСэккит-Прим, он же — Прим-Сэккит.

— Что ж, в контору так в контору! Делла, ты думаешь, все еще ждет?

— Возможно, и ушла. А если нет, то это означает, что ей тоже хочется поужинать.

Поднявшись на лифте, Мейсон и Дрейк вышли в коридор. Дрейк сказал:

Иди к себе и погляди, на месте ли Делла, а я проверю, нет ли чего о Сэкките.

В личном кабинете Мейсона горел свет. Он открыл дверь и застал Деллу Стрит что-то быстро печатающей.

— Чем это ты занята, Делла?

Она в ответ улыбнулась:

— Накопилось несколько писем, которые я не могу доверить стенографистке. И еще несколько, которые вы хотели надиктовать, но так и не собрались. Все они у вас на столе, ждут подписи. А вот и последнее…

Проворные пальцы Деллы ловко отстукали завершающий абзац, выдернули бумагу из машинки, и, отделив лист от копирки и второго экземпляра, она переложила письмо на стол Мейсону.

— Спасибо, Делла. И признавайся, хочешь ты ужинать или нет?

— Я всегда голодна. Но в данную минуту меня больше интересует информация. Как прошло с Сэккитом?

— О, было непросто! У парня явно что-то на уме, но что, не могу понять.

— Почему вы так подумали?

— Потому что, когда я обвинил его в убийстве Балларда, он растерялся, запаниковал и моментально состряпал себе ложное алиби, будто предыдущий вечер и ночь он провел с девушкой, с которой мы его видели на пляже.

— Что за девушка?

— Хелен Ракер — весьма милое создание. У меня сложилось впечатление, что она его любит и боится. Страшно боится.

— Он с ней действительно провел вчерашнюю ночь?

— Может быть, какую-нибудь другую, но только не вчерашнюю. Вначале она не придала значения его словам, а когда стали выяснять — оказалось, у нее вчера ночевала ее мать.

— И как же Сэккит объяснил это?

— Никак. Но у нас есть фотографии, которые меня сильно занимают.

— Фотографии?

— Да. Нам удалось снять документ, который Сэккит ни за что не хотел показывать. Когда он увидел, что мы к нему приближаемся, а нас было трое, то сразу наложил в штаны — подумал, видно, что мы полицейские, и украдкой засунул эту бумагу в купальник своей пассии.

Делла Стрит в изумлении подняла брови.

— Это был всего лишь свернутый листок бумаги. Для большего в купальнике просто не нашлось бы места. Не забывай — в него еще была засунута Хелен. Хелен и купальник — отличная пара, подходят друг другу идеально.

— И что мы сейчас сделаем?

— Идем к одному из клиентов Пола. Там есть фотолаборатория, он обработает пленки, высушит негативы, и тогда посмотрим, что получилось.

— А что должно получиться?

— Набор цифр.

— Код какой-нибудь или шифр?

— Возможно. А возможно, и что-то еще.

— И потом поедим?

— Потом поедим, — пообещал Мейсон.

Делла Стрит убрала пишущую машинку, достала из шкафа шляпку и плащ, и они вышли в коридор, где наткнулись на направлявшегося к ним Пола Дрейка.

— Какие новости? — на ходу поинтересовался Мейсон.

— Сэккит и его подружка не переставая ссорятся. Конечно, они знают, что за ними следят, но, судя по всему, не считают нужным ничего скрывать. Всю дорогу о чем-то горячо спорили, особенно он. Сэккит несколько раз выходил из себя и бросал руль, а она вроде бы не сдавалась и стояла на своем.

— Спорили, наверное, об алиби?

— Скорее всего так, Перри. Мои люди видели, что происходит в джипе, но слышать не могли — слишком далеко.

— Как развивались события?

— Они поехали в сторону Ньюпорта, остановились у северной оконечности Лагуна-Бич, там Сэккит сбегал на станцию техобслуживания и позвонил кому-то из телефонной будки.

— Номер как-нибудь можно установить?

— Нет. Там автомат с ручным набором.

— Но, может быть, получится проследить, разузнать в телефонной компании…

Дрейк перебил его:

— Телефонные компании с нами об этом и говорить не захотят, а кроме того, если это местный номер, то они и при желании ничем не помогут.

— А известно, что он звонил по местной сети?

— Мой человек не уверен. Плохо было видно, но он заметил, что Сэккит опустил только одну монету. Потом он заходил в мужской туалет и, как свидетельствуют улики, сжег там какую-то бумагу, затем бросил ее в унитаз и нажал на смыв.

— Что?! — воскликнул Мейсон.

— Покинув станцию, Сэккит с девицей поехали по главной магистрали, и Райс подумал, что догнать их джип на такой дороге труда не составит. Поэтому Райс решил лично все посмотреть и проверить. В кабинке туалета пахло гарью, а в унитазе еще плавали крошечные клочки жженой бумаги.

— А он не попытался их…

— Это абсурд, Перри, они были совсем малюсенькие, комочки сажи, не более того.

— Ну что ж, это уже кое-что. Что было дальше, Пол?

— Обнаружив такое, Райс побежал обратно в машину, дал газу и догнал джип Сэккита милях в трех к северу. Пристроился за ним и продолжил слежку.

— Сэккит заметил?

— Еще бы. Конечно, засек.

— Куда они поехали?

— В Ньюпорт-Бич, а там — прямиком на квартиру к Хелен. Они вместе поднялись наверх по лестнице и пробыли в квартире примерно полчаса. После этого Сэккит вышел один и поехал в сторону Лос-Анджелеса. В данную минуту он, должно быть, в пути, мои ребята пока больше не докладывали. Они передали мне эту информацию, когда Сэккит был у Хелен в квартире, и сказали, что намерены следовать за ним и дальше, а потом, в последнюю минуту, один из них еще раз'позвонил и подтвердил это.

'—То есть они его не упустят?

— Да. Но только какая от этого польза?

— Ничего, пусть хоть спесь немного с него собьют. А теперь мне и впрямь не терпится поскорее увидеть, что на пленке!..

— Нет проблем, Перри. Я звонил своему приятелю, он все уже приготовил и ждет. Сделает в лучшем виде.

— Не понимаю, — задумчиво проговорил Мейсон, — зачем Сэккиту, после того как он узнал, что у нас есть фотографии, уничтожать этот документ?

— Испугался, наверное, что ты ему всучишь повестку или арестуешь.

— Тем не менее ясно одно — эта бумажка гораздо важнее, чем мы предполагали. У меня просто руки чешутся ей заняться. Едемте!

Мейсон и Делла Стрит следом за Дрейком вошли в коммерческую фотостудию, где их с нетерпением поджидал знакомый Пола. Сначала Дрейк рассказал про камеру и как было дело.

— Вы с такими раньше работали? — спросил он.

— Да, приходилось. А что за пленка внутри?

— «Х-плюс», — сказал Дрейк. — Найлз говорил, что такую надо обрабатывать в полной темноте, и…

— Знаю, знаю, — перебил фотограф, — у меня есть для этого специальный бачок. — Он повертел фотоаппарат в руках. — Снято, говорите, всего четыре кадра?

— Да, — сказал Мейсон, — и все одно и то же — четыре снимка одного документа. И нам бы желательно увеличить их покрупнее.

— Как крупно вы хотите?

— А как вы можете?

— Понимаете, существует допустимый предел, после которого на пленке появляется «зерно». Зернистость пленки так называемая. Однако посмотрим. Что именно было в документе?

— Несколько рядов цифр.

— Напечатаны на машинке, в типографии или написаны ручкой?

— Написаны ручкой.

— Разборчиво?

— Разборчивей не бывает! Почерк как у архитектора.

— Превосходно, — удовлетворенно констатировал фотограф. — Тогда можно будет сделать одиннадцать на четырнадцать, и снимок выйдет не хуже оригинала. Если, конечно, ваш коллега правильно навел резкость.

— О резкости не беспокойтесь, — заметил Дрейк, — пусть это вас не волнует.

— Замечательно. Но все равно, он должен был стоять как минимум в трех футах и…

— Он использовал дополнительную насадку к объективу.

— О, — фотограф с облегчением вздохнул, — в таком случае это будет раз плюнуть!

— Можно с вами в темную комнату?

— Зачем? В этом нет никакой необходимости. Вы можете только навредить. Все делается в абсолютной темноте, и вы ровным счетом ничего не увидите. А бывает, что, стоя вот так рядом, люди начинают совать везде руки, нервничать, и не успеешь оглянуться, а он уже, сам того не сознавая, достал сигарету, чиркнул спичкой, и… но потом уже поздно. Начинаем эту сигарету тушить, идет дым — нет, вы лучше оставайтесь здесь.

Знакомый Дрейка исчез за темной занавеской.

— Ничего не попишешь, придется ждать. — Пол обошел студию, изучая висевшие повсюду на стенах наспех прилепленные фотографии полуголых красоток.

Мейсон присоединился к нему.

Делла Стрит лукаво прищурилась:

— Я вам не мешаю? А то это студия для одиноких мужчин.

— Все подобные заведения на один манер, — заявил Дрейк, — зайди в любое, всюду одно и то же. Голые, полуголые, хоть анфас, хоть в профиль. Взгляни-ка сюда, Перри, нравится?

Делла Стрит посмотрела, куда указывал Пол, и насмешливо съязвила:

— Я молюсь, чтобы обуявшие вас земные страсти не повлияли на ваш аппетит!

— Кстати, — Дрейк оторвался от созерцания стройных ножек и бюстов, — мы же можем пойти и поесть на скорую руку, пока делаются фотографии.

— Сколько времени займет этот процесс? — спросил Мейсон.

— Насколько мне известно, восемнадцать минут в проявителе, а затем минут пятнадцать в гипосульфите, то есть закрепителе. А ведь сколько-то еще уйдет на промывку… да, у нас есть минут сорок — сорок пять!

В этот момент в комнату вошел фотограф.

— Как идут дела? — поинтересовался Мейсон.

— Нормально. Уже в растворе.

— Когда будут готовы?

— Проявитель я залил две минуты назад, то есть еще шестнадцать, температура поддерживается, потом промывка, потом закрепитель, окончательная промывка, но у меня есть добавки — закрепление можем сократить и высушить по-быстрому.

— Когда можно посмотреть, что получилось? — настаивал Мейсон.

— Первый раз можно взглянуть после того, как закрепятся, минимум минут пять.

— То есть через двадцать пять минут?

— Даже немного раньше.'Двадцать две минуты, двадцать три…

— Отлично! Тогда мы идем выпить по коктейлю. А когда вернемся и посмотрим негативы, отправимся ужинать. К этому времени вы сумеете, наверное, напечатать нам фотографии?

— О’кей! Желаете на глянцевой? _Л

— А на ней лучше видно?

— Да.

— Тогда, естественно, на глянцевой.

— Договорились. Я буду в лаборатории.

— Я бы с удовольствием предложил вам выпить, — сказал Мейсон, — но…

— Все нормально, такова моя работа. Кто-то должен остаться и делать фотографии.

Приятель Дрейка посмотрел на Деллу Стрит и улыбнулся:

— Я извиняюсь за обилие женских форм на стенах, но женщины, как правило, сюда не приходят, а посетители-мужчины без этого не могут. К тому же ребята, которые работают со мной, не прочь иногда побаловаться с камерой, вот и хвастают друг перед другом.

— Я не в счет, — ничуть не смутившись, ответила Делла, — висят и пусть висят. Лишь бы вместо еды этим господам не захотелось чего-нибудь еще, я умираю с голоду.

— Прекрасно! Значит, я жду вас через двадцать пять минут. Негативы будут еще влажные, но на свет уже сможем определить. У вашего коллеги замечательная камера. Если знать, как ею пользоваться, можно снять все, что угодно.

Дрейк взял Деллу под руку:

— Мой коллега знает, как пользоваться фотокамерой.

Войдя в лифт и нажав кнопку, Пол заметил:

— Ненавижу лифты в таких домах. Ползают, как улитки. Я здесь бывал и раньше — заказывал фотографии, поэтому знаю. Обычно посетители пережидают в баре, это сов9ем рядом. Там хорошо обслуживают и отличные сухие бутерброды.

— Первый бутерброд мне, — подняла руку Делла Стрит.

Когдд они сели за столик, Мейсон для себя и для своего секретаря заказал двойной «бакарди», а Дрейк попросил принёсти сухого мартини.

Надкусив первый бутерброд, Делла Стрит сказала:

— Если, шеф, вы и впредь будете морить меня голодом, я вас разорю. Здесь же нечего есть, а я голодна как волк!..

Подбежал мальчишка — разносчик газет.

— Кому вечерний выпуск?

Мейсон взглянул на заголовки, протянул доллар и попросил три экземпляра. Все углубились в чтение.

Крупным шрифтом на первой полосе было набрано: «ПОХИЩЕННЫЕ ДЕНЬГИ ОБНАРУЖЕНЫ В ТРЕЙЛЕРЕ, ПРИНАДЛЕЖАЩЕМ МОЛОДОЙ ЖЕНЩИНЕ».

Тут же помещались несколько фотографий Арлен Дюваль, ее трейлера и приводились номера пропавших банкнотов.

— Не может быть! — удивился Дрейк. — Они напечатали номера. Невероятно! Как это они решились?

— Сейчас уже нет смысла держать их в секрете, — сказал Мейсон, — ибо большинство купюр найдены. Но я сомневаюсь, чтобы они опубликовали весь список целиком.

Делла Стрит так увлеклась, что забыла про бутерброды. Официант тем временем принес и поставил на стол вино.

Отложив газету в сторону, Мейсон поднял стакан.

— Ну вот вам и смятение в стане противника. Это их слегка запутает.

— По-моему, — заметил Дрейк, — большой путаницы тут не будет. Что скажешь об этих номерах, Перри?

— Я, Пол, сижу как на иголках. Все глаза проглядел — жду, когда же наконец закончатся эти проклятые двадцать пять минут. Предлагаю пари — я утверждаю, что числа на листке Сэккита есть не что иное, как номера исчезнувших из банковской упаковки купюр на сумму в пять тысяч долларов. Согласен?

— Но как он мог их раздобыть, Перри? Нет, мне кажется, это невозможно. Только одному шишке отдела из ФБР было известно, какие это. номера.

— Ты согласен или нет? Ставлю пятьдесят долларов за то, что номера в списке Сэккита соответствуют номерам в газете. Более того, что каждый номер из газеты мы найдем в листке этого негодяя. Ну так что?

Дрейк молчал.

— Состоится пари или нет?

— Состоится. Но не пятьдесят долларов. Ставлю десять. У меня нет таких денег, чтобы тягаться с богатыми юристами.

— О’кей, Пол! Десять так десять!

Вскоре все уже было выпито, бутерброды съедены до крошки.

— Может быть, еще? — спросил Мейсон у Деллы.

Она бросила взгляд на часы:

— Нет времени. Нам пора возвращаться. Лучше прийти немного пораньше.

Фотограф в студии их уже ждал.

— Вы бы могли спокойно сидеть в баре еще четыре минуты.

— Посидим здесь, — ответил Мейсон, — это чертовски важно — узнать, что на снимках. — Он бросил на стол вечернюю газету, заголовком вверх. — Мы считаем, что приведенные здесь номера могут совпасть с теми, на пленке..

— А что в них, собственно, ценного? — не понял фотограф. — Если они опубликованы, спишите их оттуда, и делу конец.

— Не совсем так, — возразил ему Мейсон, — нам нужен полный список. Как улика он может оказаться решающим.

— Понимаю вас. О, время вышло, идемте смотреть.

Он провел гостей сквозь узенький зигзагообразный коридорчик, ведущий в лабораторию, и в нос им ударил едкий запах уксусной кислоты. В лаборатории горел только один красный фонарь.

— Красный свет используется при печатании. Увеличитель я уже настроил, но это после того, как пленка, высохнет. Мы можем включить свет, идите ближе, бачок у меня закрыт.

Щелкнул выключатель, и под потолком загорелась большая лампа. Все, затаив дыхание, наблюдали, как фотограф поднял изготовленную из нержавеющей стали крышку бачка, залез в него рукой и извлек оттуда пленку.

— Проклятье! — хозяин лаборатории выругался.

— В чем дело? — забеспокоился Мейсон.

— Пленка засвечена.

— Что?!

— Все кадры до единого! Убедитесь сами. Негативы черны, как ваша шляпа.

В яростном бессилии Мейсон посмотрел на Дрейка:

— А твой дружок Найлз, оказывается, смыслит в фотографии меньше, чем я думал. Впрочем, нельзя его винить, он торопился, перезаряжал прямо на ходу, вот и забыл, наверное, как следует закрыть крышку…

— Подождите, подождите, — перебил Мейсона фотограф, — если бы крышка не была плотно закрыта и в камеру попал свет, то испортилась бы только часть пленки. А вся засвечивается только тогда, когда… Ничего не могу понять. Ровная черная полоска. Производственный брак, не иначе.

— Такое часто встречается?

— Мне такого дефекта не попадалось ни разу. Бывает, что когда посылаешь пленку на проявку, то ее возвращают с вежливой припиской, что небольшой брак имел место в процессе обработки или изготовления пленки, и компания, как правило, предлагает бесплатно заменить ее на новую.

— Не могу сказать, что вы меня обнадежили, — кисло усмехнулся Мейсон. — Подумать только, из всех пленок именно эта… Пол, теперь у нас ускользнула самая главная улика. Ушла из-под носа!.. — Он опять посмотрел на фотографа. — Вы должны извинить мою подозрительность, но поймите правильно — вы там случайно не закуривали, спичек не жгли?

— Мистер Мейсон, — возмутился тот, — я занимаюсь этим делом двадцать с лишним лет. Если склеить вместе все проявленные мною пленки, то до Луны хватит. В этой студии ошибок не бывает.

— Простите, я вспылил, — извинился Мейсон, — я просто не понимаю, как такое могло случиться.

— Да я и сам ничего не соображу. Наваждение какое-то…

— Может быть, дело в растворах? Не мог их кто-нибудь заменить или подлить чего-нибудь?

— Не думаю, мистер Мейсон. Но я проверю, прогоню через них пленку-другую. Надо бы вообще проверить каждый наведенный здесь раствор. Я этим займусь тотчас же, не хочу, чтоб меня винили.

— Искать виновного уже бесполезно, — сказал Мейсон, — после драки кулаками не машут. Нас надули, мы проиграли. Теперь я с удовольствием пропущу еще стаканчик.

Все трое удрученно покинули лабораторию.

Пока ждали лифт, Мейсон отдал новые указания:

— Вы с Деллой немедленно отправляйтесь ужинать, а я поеду к Арлен Дюваль. Настало время повидать клиента. Что бы она мне ни сообщила, хуже сегодня уже не будет.

— Возможно, она сообщит такое, что станет лучше, — бодрым тоном заметил Дрейк.

Голос Мейсона был сух и невыразителен:

— Что ж, вполне допускаю.

Глава 12

Мейсон сидел с одной стороны сетчатой перегородки в тюремной комнате для свиданий, а Арлен Дюваль — с другой.

— Я уверен, что полиция напичкала эту комнату микрофонами, так что следите за выражениями. Что вы им наговорили?

— Я рассказала все, как есть.

— Давайте-ка пересядем поближе к краю, пятый стул отсюда.

Мейсон поднялся, перешел, а с другой стороны перегородки его маневр повторила Арлен Дюваль.

Это перемещение, однако, не ускользнуло от бдительного ока надзирательницы.

— Сидеть полагается здесь, — прогремела она, — вам не дозволяется вставать и менять положение.

— Но она встала и перешла.

— Ей тем более не дозволяется. Придется вернуться где сидели.

— Но послушайте, я — адвокат и имею право совещаться с клиентом. И сказанное между нами не подлежит подслушиванию или разглашению. Я не хочу, чтобы наш разговор кто-то контролировал.

— Что это вы имеете в виду — контролировал?

— Там под столом спрятан микрофон.

— С чего вы взяли?

— Я знаю. У меня с собой специальный детектор. А закон дает мне право беседовать с клиентом без посторонних ушей. Я требую соблюдения закона. Когда подслушивает полиция, беседа уже не может носить частный характер. А теперь я вас спрашиваю — готовы ли вы взять на себя ответственность и лишить адвоката законного права уединиться с клиентом?

— Но вы уже и так беседуете.

— Верно. Беседуем.

— Тогда вернитесь на место.

Мейсон покачал головой.

— Я сижу здесь, и мой клиент тоже будет сидеть здесь. Или же вы все-таки хотите взять на себя ответственность и применить к моему клиенту силу? Заставить ее уйти, прежде чем я успею хоть что-то сказать?

Надзирательница на мгновение задумалась, потом пожала плечами и, уже уходя, бросила:

— Делайте что хотите, но запомните — я свою обязанность выполнила, я предлагала ей вернуться на место.

Когда тюремная матрона отошла на достаточное расстояние, Мейсон сказал:

— А сейчас выкладывайте. Прямо и без утайки. Я обязан знать, с чем бороться.

— Я боюсь, мистер Мейсон. Боюсь, что безнадежно увязла.

— Что заставляет вас так думать?

— Это какая-то одна длинная цепь совпадений и случайностей, и все против меня. Это кошмар, мистер Мейсон.

— Прежде всего советую вам не терять головы и присутствия духа. Давайте по порядку.

— Я пошла туда, чтобы повидаться с мистером Баллардом.

— Повидаться с Баллардом? В такой час?

— Да.

— Что вас к нему повело?

— Я обнаружила в трейлере потайную съемную панель, а за ней тайник, полный денег.

— Вы их сосчитали?

— Да.

— Сколько насчитали?

— Двадцать шесть тысяч пятьсот двадцать пять долларов.

— Какого достоинства купюры?

— Разного.

— Тысячедолларовые?

— Одна.

— Пятисотенных сколько?

— Несколько штук.

— По сто долларов?

— О, сотенных целая пачка!

— Были и другие?

— Да, десятки и двадцатки.

— И вы хотите убедить меня, что ничего не подозревали об их существовании?

— Клянусь, мистер Мейсон! Я и не думала!

— А что вы прятали в трейлере? Я заметил, что в «Идеал трэйд трейлер-центре» вы намеренно оставили внутри сумочку, чтобы потом туда вернуться и что-то проверить. Что вы там искали?

— Свой дневник.

— И где же он был?

— Там, где никто и не подумал бы его искать.

— Это где же?

— Я бы не хотела раскрывать место.

— А что так?

— Потому что он все еще там.

— Они найдут его.

— Не найдут.

— Где он лежит?

Последовал короткий вздох.

— Внутри есть встроенный шкаф, как раз над колет сами, и если заглянуть в него, то видно, что пол в шкафу прогибается внутрь — там, где в него входят колеса. Но колес, разумеется, не видно, все чисто. Два бугорка на полке внутри шкафа.

— Хорошо, и что же?

— Отделка на полу деревянная, но я сразу же, как увидела, подумала — снизу-то там наверняка не дерево. Я подумала, что со стороны колес должна быть какая-то металлическая защита, ведь грязь же летит, да и дерево гниет со временем. — Мейсон не перебивал. — Знаете, что я сделала? Выкрутила шурупы, и что вы думаете — под деревом оказадся лист металла, выгнутый по форме колеса. Зазора между ним и полом практически не было, но тонкая тетрадка в кожаном переплете уместилась, как там и была. Эта тетрадка и есть мой дневник.

— Что вы в него записывали?

— Все.

— Ну например?

— Где я беру деньги и сколько. Я скрупулезно заносила туда каждый полученный мною доллар.

— И где же вы брали их?

— У Балларда.

— Вы с ума сошли!

Она кивнула.

— А почему это он вдруг стал снабжать вас деньгами?

— Он думал, что ему в конце концов удалось обнаружить, как именно было совершено похищение и кто за этим стоял. Баллард хотел использовать меня в качестве наживки, чтобы заманить в капкан настоящего преступника.

— Называл ли он имя этого преступника?

— Нет.

— Или хотя бы как произошло похищение?

— Тоже нет. — Арлен Дюваль отвела глаза.

— А вам не приходило в голову, что мистер Джордан Л. Баллард мог быть тем самым человеком, который все это и провернул?

— Я так не думаю, мистер Мейсон.

— Почему?

— Он был так добр ко мне.

— Но, может быть, его мучает совесть?

— Нет, мистер Мейсон. Он человек честный и справедливый, и он заработал много денег, занимаясь перепродажей недвижимости и еще кое-чем. У него замечательная голова, острый финансовый ум, и это дело не давало ему покоя. Во что бы то ни стало он хотел поймать похитителя и разоблачить.

— Похитителя или похитителей?

— Похитителя. Он говорил об одном человеке.

— Но все тем не менее выглядит так, — медленно, как бы размышляя про себя, сказал Мейсон, — что участвовали по меньшей мере двое.

— Я передаю вам только то, что он говорил.

— Хорошо. Расскажите, что произошло?

— Вскоре после нашей с вами встречи в клубе я позвонила мистеру Балларду, чтобы сообщить, что мне для вас будут нужны деньги. В то время он снабжал меня ими в неограниченном количестве, говорил, чтобы с расходами я не считалась. А вам предложил послать по почте два банкнота — в тысячу и в пятьсот долларов.

— Вам не кажется, что это довольно глупо — пересылать таким образом крупные денежные купюры?

— Конечно, мне показалось.

— Вы сказали об этом Балларду?

— Да.

— И что же он?

— Улыбнулся и добавил, что мы уже на финишной прямой и что до поимки прикарманившего денежки мерзавца остались считанные дни. Он пообещал также, что отец мой обязательно выйдет на свободу, а мое доброе имя будет восстановлено, если я все сделаю так, как он велит.

— Что еще?

— Еще он упоминал про пятнадцать процентов на-градк тому, кто найдет деньги, и пять тысяч долларов за информацию, которая приведет к аресту преступника или преступников. Но он сказал, что ему лично больше денег не надо, что мы с отцом могли бы оставить их все себе, и тогда отец получит возможность начать какое-нибудь дело.

— Вы с вашим папочкой об этом говорили, сообщали ему?

— В письмах — нет. Их просматривают.

— Но в разговорах говорили?

— Да.

— Итак, полторы тысячи долларов для задатка вы взяли у Балларда и послали их мне, верно я вас понял?

— Да, все правильно. А вы разве не получили?

— Как сказать… Как, говорите, вы их переслали?

— Но, мистер Мейсон, — Арлен Дюваль взволнованно подалась вперед, — вы не могли их не получить. Сначала я хотела отправить заказным, чтобы вручили лично в руки, но мистер Баллард настоял, чтобы они ушли обычной почтой. Сказал — есть тому причины, что так необходимо. Я подумала, что это часть его плана.

— Все ясно, — констатировал Мейсон. — А теперь ответьте: какие-нибудь другие деньги вы мне посылали?

— Другие деньги?

— Да, да.

Девушка замотала головой.

— Только не лгите. Любая ваша ложь сейчас может заточить вас в тюрьму до конца жизни. Посылали ли вы мне еще деньги, еще полторы тысячи долларов?

— Еще полторы тысячи?

Мейсон утвердительно кивнул.

— О Боже! Но где бы я их взяла?

— Я подумал, что вы могли взять их из тайника в трейлере.

— Но я к тем деньгам даже не прикасалась. Не прикасалась в том смысле, что не брала. Да, я их пересчитала, но потом положила обратно и решила немедленно связаться с мистером Баллардом. Я не могла ему не сказать.

— Вы знали, что за вами следят?

— Разумеется.

— Как же вы выбрались?

— В «гелиарах» под кроватью имеется небольшая кладовка. Сделана почти незаметно, и дверца кладовки открывается наружу, то есть если что нужно туда загрузить, то надо выйти, и… а располагается эта дверца не с той стороны, где вход, а с противоположной. Получается, что двери всех трейлеров открываются на правую сторону, а дверца кладовки — на левую.

Мейсон внимательно слушал.

— Я прекрасно знала, что за мной наблюдают, но под кроватью как раз ничего не было. Когда трейлер украли, то вычистили все, что можно.

— И вы использовали этот люк?

— Да. Заползла под кровать, открыла люк, на животе сползла на землю, потом закрыла его и на цыпочках ушла в темноту. Трейлер был между мной и преследователями, а они следили за главной дверью.

— Куда вы пошли?

— Перешла поле для гольфа, добралась до станции техобслуживания, вызвала по телефону такси и поехала к мистеру Балларду. А у него были вы.

— Откуда вы знаете?

— Я слышала ваши голоса.

— Вы слышали и мой голос?

— Но разговаривали двое. Мужчины.

— Мой голос вы слышали?

— Но они сказали, что вы там были и что об этом уже вопрос не стоит, вот я и подумала…

— Говорили ли вы полиции, что слышали мой голос?

— Но это мог быть…

— Говорили ли вы полиции, что слышали мой голос, отвечайте?

— Да.

— Хорошо. Что вы сделали?

— Я знала, что мистеру Балларду не понравилось бы, если б я вошла к нему, когда он с кем-то беседовал, поэтому я обошла дом сзади и стояла там, покуда вы не уехали. Я нашла там какой-то яшик, подставила его под кухонное окно и в этот момент услышала, как спереди перед домом завели автомобиль. Я подумала, что это вы и что вы уехали, забралась на яшик и заглянула в кухню. Я хотела постучать. по стеклу, привлечь его внимание и спросить, могу ли войти. Но мистер Баллард лежал на полу.

— Минуточку, мисс Дюваль, давайте как можно точнее: сколько времени прошло между тем моментом, когда вы услышали, как я завел автомобиль, и тем, когда вы встали на ящик и заглянули в кухню?

— Я забралась на ящик сразу, же, как только услышала, что двигатель заработал.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Мистер Баллард лежал как-то неестественно. Уж очень неподвижно и как-то… а из-под тела у него текло что-то красное. Ну а потом я увидела этот здоровенный кухонный нож в спине.

— Все-таки сколько времени прошло от момента, когда я предположительно уехал, и до того времени, когда вы встали на ящик и заглянули в окно?

— Ну… я думаю, что не более… Вы знаете, полицейские спрашивали то же самое.

— Что вы им ответили?

— Я ответила, что прошла минута или полторы.

— А вы не думаете, что этот промежуток мог быть дольше?

— Нет. Дольше не мог быть. Даже короче, пожалуй…

— Почему тогда вы сказали полиции, что минута или полторы, если полагаете, что на самом деле было меньше?

— Потому что вы мой адвокат, вы меня защищаете и я… я не хотела вас подводить.

— Так сколько же в действительности прошло времени?

— Самое большее — секунд тридцать. Если он провожал вас до дверей, то у него не было бы времени ни на что другое. Только вернуться обратно в кухню, и все.

— Он проводил меня почти до самых дверей. Точнее — до небольшого коридорчика перед входной дверью, а открыл себе я сам.

— В таком случае он едва-едва успел вернуться на кухню, потому что… если, конечно, вы, после того как вышли, не делали там чего-то еще. Походили, может быть, посмотрели. Находясь за домом, ваш голос я не слышала. Услышала только, как завелся мотор.

— Ладно, допустим, — сказал Мейсон, — к этому еще вернемся. А говорили ли вы полиции о том, что это Баллард снабжал вас деньгами?

— Пока еще нет.

— Намерены сказать?

— Я боюсь, что мне придется. Меня приперли к стенке. Господин окружной прокурор считает, что это я убила, и предлагает договориться.

— То есть как договориться?

— Он сказал, что если я дам показания, будто нашу с вами встречу в доме Балларда устроили вы и что вы подавали мне сигнал, опуская и поднимая роликовую шторку, то он позволит мне признать себя виновной в непредумышленном убийстве и я пробуду за решеткой совсем недолго. Он сказал также, что знает наверное, что вы опускали и поднимали шторку с целью подать сигнал мне, и что если я буду говорить правду, то отделаюсь пустяковым сроком.

— Что вы ему ответили?

— Сказала, что хочу подумать.

— А он?

— Он поторопил меня. Сказал, чтобы я приняла решение как можно скорее.

Мейсон усмехнулся:

— Ему хотелось, чтобы вы приняли решение до того, как переговорите со мной, не правда ли?

— Да, он подразумевал это. Он даже сказал, что вы меня отговорите.

— Знайте же, мисс Дюваль: как только вы сделаете подобное заявление, он сможет привлечь меня к ответственности за лжесвидетельство, и это будет означать лишение права адвокатской практики с последующим отбыванием наказания за лжесвидетельство.

Арлен Дюваль невесело опустила глаза.

— Понимаю, мистер Мейсон.

— А вам такое в голову не приходило?

— Я знала, что господину окружному прокурору очень и очень хочется, чтобы я подтвердила, будто вы мне сигналили. Он предлагает все, что угодно.

— Но он не сдержит своего обещания. Он, конечно, сведет дело к непредумышленному убийству. Это он выполнит. Но как только вы окажетесь в тюрьме, он забудет про вас и не пошевелит и пальцем.

— Я думаю, вы правы, мистер Мейсон, но ведь это такая большая разница — непредумышленное убийство, й… — Глаза девушки наполнились слезами, она заплакала.

— И что?

— И убийство высшей категории. С отягчающими обстоятельствами и так далее. Как только представлю, что меня привязывают к холодному металлическому креслу, что я слышу, как в сосуд с кислотой падают шарики цианида, что становится трудно дышать… О Господи, я больше не выдержу!..

— Забудьте об этом, — резко оборвал ее Мейсон, — они вас обрабатывают, пытаются сломить.

Арлен Дюваль вытерла слезы, но губы у нее дрожали.

— Куда вы пошли после того, как поняли, что Баллард мертв?

— Попыталась связаться с доктором Канцлером.

— Вам удалось?

— Нет. Я звонила по городскому. Под вымышленным именем, естественно.

— Вы его не застали?

— Нет. Не было на месте. И сказали, что вернется около полуночи.

— С кем вы разговаривали?

— С его медсестрой.

— Розой Трэйвис?

— Да.

— Она вам нравится?

— Я ее ненавижу, и она мена тоже терпеть не может.

— Поняла ли она, кто звонит?

— Не думаю. Я изменила голос и представилась пациенткой. Сказала, что доктор Канцлер просил обязательно позвонить, если появятся определенные симптомы, и… в общем, сказала, что он мне обязательно нужен.

— Вы звонили ему в офис или на дом?

— На квартиру. Он снимает специальную квартиру, куда сажает на ночь медсестру, и она отфильтровывает ненужных пациентов. Домой ему звонить нельзя.

— Он даже не дал вам свой незарегистрированный домашний номер?

— Нет. Хотел, но не смог.

— Почему?

— Сказал, что этот номер известен только его личной медсестре. Так якобы нужно для дела.

— Значит, с доктором Канцлером вам связаться не удалось?

— Нет.

— Где вас схватила полиция?

— На квартире у подруги. Я пережидала там, чтобы дозвониться до доктора Канцлера.

— Вы ему доверяете?

— Абсолютно. Жизнь бы ему доверила.

— Но тем не менее скрыли от него тот факт, что получали деньги от Балларда.

— Он знал, что кто-то меня финансирует, но кто конкретно, я не говорила, вот и все.

— Но почему? Потому что не доверяете?

— Нет, мистер Мейсон, я пообещала. Дала мистеру Балларду клятву, что никто не узнает. Правда, я видела, что доктора Канцлера это раздражает, и он… не подозревал, нет, но… порой бывал страшно недоволен. И я никак не могла избавиться от мысли, что он подумает обо мне, если со мной что-то случится, а он так и не узнает, откуда поступали деньги. И конечно же я никогда не забывала об отце. Предположив, что кто-то бы вдруг меня убил или я внезапно умерла, что бы тогда все думали? А то, что деньги мне на трейлер дал он, мой папа. И я решила вести дневник, куда записывала в мельчайших подробностях, что и как. А вот б дневнике я доктору Канцлеру сказала. Описала ему, куда пойти и где искать.

Мейсон слегка нахмурился:

— Вы сказали ему, куда спрятали свой дневник?

— Конечно. Ведь кто-то же должен был знать. Умри я, и что тогда? Не для того я его писала, чтобы сгноить, никому не показывая.

— Что ж, пока достаточно, — вздохнул Мейсон. — Вас сейчас пригласят на предварительное слушание. И вам всячески дадут понять, что у них имеются все возможные основания обвинить вас в преднамеренном убийстве с отягчающими вину обстоятельствами. Но если вы предадите меня, покажете что-то, что они просят, но чего вы не видели, то в этом случае они могут классифицировать убийство как непредумышленное.

— А если нет?

— Если нет и если, разумеется, все, что вы только что мне рассказали, — правда, тогда я постараюсь вас вытащить. Но если окажется, что вы мне солгали, я оставляю за собой право в любой момент столкнуть вас за борт. Об этом я говорил с самого начала и повторяю теперь. Это что касается денег. А что касается убийства, то раз уж я взялся представлять вас, доведу это дело до конца.

Арлен Дюваль что-то прикидывала в уме:

— Каковы мои шансы, мистер Мейсон?

— В данный момент не очень хорошие.

— Двадцать пять из ста?

— Пока еще нет.

— Десять из ста?

— Остановимся на пяти. Так будет честнее.

— Но вы вынуждаете меня всерьез обдумать их предложение.

— Нет, мисс Дюваль, — возразил Мейсон, — я всего-навсего пытаюсь выяснить, какую игру вы ведете.

Девушка зарыдала, плечи у нее затряслись.

— Я в-всегда иг-граю ч-честно!..

— Не хочу ничего вам внушать. Делайте, что сочтете нужным, что, по вашему мнению, лучше отвечает вашим интересам.

Мейсон встал со стула, кивнул надзирательнице, что беседа окончена, и вышел.

Покинув здание тюрьмы, он сел в машину и поехал к себе домой.

Телефон зазвонил, когда он еще стоял в прихожей. Номер знали только Делла Стрит и Пол Дрейк, поэтому Мейсон поспешно прошел в комнату и взял трубку.

— Слушаю. Пол, это ты?

— Я, мой дорогой Холмс! Надеюсь, на пенсию ты пока еще не собрался?

— Что у тебя опять?

— Сегодняшний день оказался не такой уж и плохой, Перри!

— Да ну? По мне — так хуже не бывает. Все вверх тормашками, но если и завтра…

— Ты поговорил с клиентом?

— Да, поговорил.

— Как она?

— Плохо, Пол. Рассказала полиции все, чего не следовало. Если их припрет, они ее не пощадят — постараются навесить убийство высшей категории.

— И ничто их не остановит? Почему ты сказал «если их припрет»?

— Потому что Гамильтон Бюргер предложил ей сделку — смягчить убийство до непредумышленного в обмен на заявление, что я опускал и поднимал шторку в доме Балларда для того, чтобы подать ей сигнал.

— Как это отразится на тебе?

— Статья за лжесвидетельство и тюремное заключение. Но я так просто не сдамся. Я заставлю их попрыгать на сковородке.

— Как?

— Подведу к тому, что Арлен признается, чего они от нее хотели, — снизить наказание в обмен на нужное заявг ление. Я выставлю Гамильтона Бюргера в таком свете, что всем станет ясно — этот многими уважаемый прокурор готов посмотреть сквозь пальцы даже на первостатейное умышленное убийство, только бы засадить меня, лишив при этом адвокатского звания.

— И ты мог бы доказать?

— Я бы вытащил Бюргера к свидетельской стойке, а уж тут ты меня знаешь. Если такое произойдет, я ему просто-напросто не оставлю выбора. Либо он вынужден будет признаться, либо начнет врать.

— При условии, конечно, что девушка сказала правду.

— Но подумай сам, Пол, у них на руках почти классическое заранее спланированное убийство со всеми отягчающими обстоятельствами, и если они сведут его до непредумышленного, то никакого другого подтверждения ее рассказа мне и не нужно.

— Ну, ладно, Перри, а теперь послушай хорошие новости. Пари за тобой, я проиграл тебе десять долларов.

— Какие десять долларов?

— Те, что ты поставил на список номеров на листке у Сэккита, если они окажутся номерами банкнотов из числа похищенных.

Мейсон перехватил трубку в другую руку.

— Что? Что ты сейчас сказал?

— Я говорил о списке номеров.

— Откуда ты это узнал?

— Когда мне позвонил Харви Найлз, я рассказал про пленку. Про нашу пленку. Найлз готов биться об заклад, что пленка была в порядке и что фотограф испортил ее у себя в лаборатории. Случайно или нет — неизвестно, но Найлз уверен, что нет. По его словам, кто-то знал, куда мы поехали, и фотографа купили.

— А ты что думаешь?

— Не знаю, Перри. Но дело в том, что Харви вспомнил о последнем кадре на своей предыдущей пленке, помнишь? Ты держал листок в руке, он один раз щелкнул, и пленка кончилась, он стал менять кассеты и тебе уже отдал не старую пленку, а новую. Короче, вернувшись к себе в лабораторию, он эту свою пленку сразу же проявил, и все получилось. Представляешь, тридцать шесть кадров — и ни одного не испорчено? Картинки — хоть сейчас на выставку. Томас-ГоварД-Сэккит-Прим на пляже в компании соблазнительной Афродиты. Есть, как они обнимаются, целуются и даже то, как он ее обнял в последний раз, когда увидел, что мы приближаемся, и принял нас за полицейских. Тебе тогда показалось, что он засунул ей что-то в купальник, и ты был прав, черт подери! У Найлза это все заснято, и если увеличить как следует, то можно различить в руке Сэккита, в той, которой он обнял ее сзади, что-то белое. Он что-то определенно ей засунул. Различить нетрудно, потому что там голая спина, и ничего больше. Купальник почти отсутствует — вырез от плеч и до самой… ну, ты понимаешь.

— И видно, как он что-то ей кладет?

— То-то и оно.

— И видно все номера на последнем кадре?

— Да, Перри.

— Ты их проверил?

— Само собой. И все номера, опубликованные в газете, есть в этом списке на листке Сэккита.

— Значит, листок настоящий.

— Получается, что так.

— Но как Сэккит его достал? Ничего не понимаю.

— В том-то и вопрос, Перри. Сейчас ты можешь поставить всю полицейскую службу с ног на голову, если сообщишь им, что у Сэккита был этот список.

Мейсон немного помолчал.

— Слушай, Пол, я попрошу тебя вот о чем: закажи Найлзу сделать с десяток фотографий одиннадцать на четырнадцать, а пленку пусть упакует в конверт и спрячет где-нибудь в надежном месте. И фотографии надо положить туда, где бы никто не достал. Никто, слышишь?

— Как ты думаешь их использовать? — спросил Дрейк.

— Как? Не знаю. Провалиться мне на этом месте, если знаю. Но это мой единственный козырь.

— Ну что ж, Перри, я искренне желаю, чтобы это был туз.

Глава 13

Граждан штата Калифорния на предварительном слушании дела против Арлен Дювальпредставлял сам окружной прокурор Гамильтон Бюргер. Он не делал никакого секрета из того, Зачем-находится в суде и каковы его намерения.

Обращаясь к суду, но лицом стоя к той части зала заседаний, где расположились вездесущие газетчики, он сказал:

— Уважаемый суд, господа, как вам вскоре станет ясно, дело, которое я сегодня имею честь представлять, весьма и весьма необычно. В данном деле граждане штата Калифорния выступают против подзащитного с обвинением в убийстве, но всемогущей судьбе было угодно распорядиться так, что к делу об убийстве, а вернее, к совершению непосредственно преступления, самое прямое отношение имеет поведение выступающего от имени подзащитного адвоката. Этот адвокат уже приглашался на Большой совет присяжных для того, чтобы ответить на кое-какие интересующие нас вопросы. Я не буду вдаваться в подробности, а упомяну лишь, что прямых и честных ответов мы не услышали. Я беру на себя смелость и ответственность заявить, что по мере рассмотрения дела мы ожидаем получения доказательств, которые подтвердят существование определенного условия, имеющего большое значение как для оценки правомочности действий адвоката, так и для трактования его ответов на вопросы Большого совета.

Разрешите заявить также, что до того, как это дело будет окончено, граждане штата намерены пригласить господина Перри Мейсона к свидетельской стойке и заслушать его показания в качестве свидетеля от обвинения. Мы отдаем себе отчет, что это будет враждебно настроенный свидетель. Мы знаем, что если он станет отвечать правду, то у нас может возникнуть необходимость привлечь его как сообщника. Следовательно, мы хотим быть заранее уверены, что адвокат ситуацию понимает правильно. Он, как всем нам прекрасно известно, крайне сведущ в своей области, особенно в области криминальных разбирательств, из чего вытекает, что он отлично знает свои конституционные права. Тем не менее, дабы избежать каких-либо недопониманий, мы бы хотели напомнить ему, что он может не отвечать на вопросы, если считает, что эти вопросы задаются с целью скомпрометировать его. Другими словами — он имеет право в любой момент обратиться за юридической помощью. Мы не собираемся спрашивать его о содержании бесед между ним и подзащитной, ибо беседы эти носят частный характер, но мы непременно попросим его прокомментировать некоторые детали своего поведения.

Мне трудно, но я должен сказать, как неприятно мне выдвигать подобные обвинения против члена коллегии адвокатов. Однако мне во сто крат неприятнее было бы скрывать и замалчивать факты неэтичного и противозаконного поведения кого бы то ни было и уж тем более человека, занимающегося адвокатской практикой.

Гамильтон Бюргер сел.

Судья Коуди посмотрел в сторону Перри Мейсона:

— Суду, конечно, известно, что это предварительное слушание обещает стать чем-то большим, нежели просто слушанием дела, и суд принимает к сведению заявление господина окружного прокурора, сделанное в твердой уверенности, что того требует правосудие. Мы не сомневаемся, что это заявление будет подтверждено свидетельскими показаниями и ждем доказательств. В случае, если этого не произойдет, суд приступит к дальнейшей работе. А сейчас, учитывая, что эти заявления делаются публично, я испытываю необходимость предоставить слово защите.

Господин Мейсон, вы будете отвечать на заявление окружного прокурора?

Перри Мейсон поднялся со стула.

— Я всего лишь хочу добавить, ваша честь, что если уж господин окружной прокурор решил развивать эту свою версию, то пусть он представит свидетелей, но если его свидетели станут давать показания, подтверждающие такую версию, в то время, когда у меня будет возможность подвергнуть их перекрестному допросу, я смогу разбить ее.

Он снова сел.

— Я принимаю вызов! — проревел Гамильтон Бюргер. — Пригласите свидетеля Марвина Кинни.

Марвин Кинни вошел в зал, был приведен к присяге, назвал суду свой возраст, место жительства, сказал, что работает судебным исполнителем, и приготовился отвечать на вопросы Гамильтона Бюргера.

— В среду вечером, десятого числа текущего месяца, вы должны были вручить, кое-какие, документы некоему Джордану Л. Балларду. Это верно?

— Да, сэр. Я получил такие документы.

— В какое время вы их получили?

— Приблизительно в девять часов вечера. Между девятью и десятью.

— И какие вам в это время были даны указания?

— Простите, — заявил Мейсон, — но я не думаю, что в этом деле следует делать какие-либо заявления в отсутствие моей подзащитной. Особенно, если они ее непосредственно касаются.

— Но это имеет отношение к элементу времени, — нетерпеливо перебил его Гамильтон Бюргер. — Он должен сам для себя установить в уме время.

— В таком случае я проведу, если посчитаю нужным, перекрестный допрос. Если окружной прокурор собирается использовать дело против Арлен Дюваль в качестве предлога для того, чтобы предъявить мне обвинение в лжесвидетельстве, то мне бы хотелось, чтобы он строго придерживался порядка получения улик и свидетельских показаний. То, что сейчас происходит, недопустимо, и он это знает.

— Но я всего лишь хотел получить как можно более четкую картину событий, — извиняющимся тоном сказал Гамильтон Бюргер, обращаясь к судье.

— То, что сделанные здесь заявления непосредственно касаются подзащитной, не совсем так, однако я поддерживаю возражение господина Мейсона, — резко ответил тот, — защита в данном случае абсолютно права. При сложившихся обстоятельствах должен строго соблюдаться установленный порядок получения улик и свидетельских показаний.

— К тому же, ваша честь, это безответственно — заявлять, будто я стремлюсь использовать дело против Арлен Дюваль с корыстной целью доказать факт лжесвидетельства Перри Мейсона. — Голос Гамильтона Бюргера задрожал от негодования. — Это вымысел!

— Нет, не вымысел, — парировал Мейсон. — Вы упомянули, что ожидаете получения доказательств? Отлично. Так знайте же, что я тоже хочу кое-что доказать. То, в частности, что сказанное мною — реальный факт.

— Уж не называете ли вы реальным фактом ваше желание представить все дело как предлог, которого я ищу, чтобы привлечь вас за лжесвидетельство? Абсурд! Нонсенс!

— Именно это я и собираюсь доказать, господин прокурор. Иначе бы зачем вам нужно было лично встречаться с подзащитной и говорить ей, что вы сможете представить убийство как непредумышленное, если она подтвердит некоторые факты, используя которые вам будет легко обвинить меня в лжесвидетельстве?

— Единственное, чего я хотел добиться от нее, это правды, — огрызнулся Гамильтон Бюргер.

— Неужели? Но зачем предлагать взятку? Зачем предлагать ей свести убийство к непредумышленному?

— Потому что… нет, вам не доказать. Я не делал ей такого предложения…

— Вы это категорически отрицаете? — спросил Мейсон.

Судья протестующе постучал молотком.

— Внимание! Я не останавливал начавшуюся здесь дискуссию между сторонами, так как, ввиду серьезности выдвигаемых против Перри Мейсона обвинений, я позволил ему ответить окружному прокурору и изложить свое видение дела. Это было сделано, и, я думаю, об этом пока достаточно. Впредь же я попрошу стороны воздерживаться от личных выпадов. — Судья Коуди посмотрел сначала на одного, затем на другого законника. — И я говорю это очень серьезно. Никаких личных выпадов, ясно? Стороны адресуют свои замечания суду, и мы проведем слушание в точном соответствии с порядком получения доказательств. Хочу напомнить вам, господин окружной прокурор, что одно возражение зашиты я уже поддержал. Продолжайте опрос свидетеля, он ждет.

— Благодарю, ваша честь. — Гамильтон Бюргер задал Марвину Кинни следующий вопрос: — Куда вы направились, получив документ для Джордана Л. Балларда?

— Я поехал на угол Десятой улицы и Флоссман-стрит. Баллард там держал заправочную, которая работает всю ночь. Я полагал, что смогу его там застать.

— Он был там?

— Уехал незадолго до меня.

— Протестую, ваша честь, — сказал Мейсон, — слова свидетеля не отвечают на заданный вопрос, а являются его умозаключением, основанным на слухах.

— Протест поддерживается.

— Но, ваша честь, — заговорил Гамильтон Бюргер, — это же обычное дело, свидетель приехал туда сразу же после того, как уехал Баллард, и заявлять так — его право.

— Откуда кто-либо может знать, что это было сразу же после того, как уехал Баллард? — спросил Мейсон у Бюргера.

Судья Коуди тоже посмотрел на него.

— Я полагаю, вопрос защитника достаточно характеризует ваш вопрос как неуместный. Он мог это знать, я имею в виду свидетеля, только с чьих-то слов. Протест поддержан. Мы проведем это слушание в точном и строгом соответствии с порядком получения доказательств. Продолжайте!

— Хорошо. — Гамильтон Бюргер опять обратился к свидетелю Кинни: — Куда вы поехали от ночной заправочной на углу Десятой и Флоссман?

— Я поехал по домашнему адресу Джордана Л. Балларда.

— В какое время вы покинули угол Десятой и Флоссман?

— Примерно в десять пятнадцать.

— В какое время вы были у Балларда дома?

— Точно сказать не могу. По пути я заправлялся и съел гамбургер, а у Балларда был где-то около десяти сорока.

— А теперь я попрошу вас рассказать, что произошло, когда вы приехали к Балларду домой. Что вы увидели, что вы делали, что обнаружили?

— Я поставил машину и поднялся по ступенькам на крыльцо. В доме горел свет. Я начал звонить и в этот момент заметил, что дверь приоткрыта. Я позвал: «Мистер Баллард!» — но никто не ответил. Тогда я позвал еще раз. Так как по-прежнему никто не отвечал, я снова нажал звонок и слышал, как он звонит. Тогда я крик-* нул: «Есть кто-нибудь в доме?» — ответа опять не получил и решил войти. Я прошел на кухню и там обнаружил мистера Балларда лежащим на полу.

— Что еще вы там обнаружили?

— На сушилке над раковиной стояла пепельница, а в ней была сигарета.

— Было ли в этой сигарете что-нибудь необычное?

— Да, сэр.

— Что?

— От нее струйкой вверх шел дым.

— Давайте выясним как следует. Правильно ли я вас понял, будто вы хотите сказать суду, что сигарета еще горела?

— Да, сэр. Именно так я хотел, чтобы суд меня понял. Это мои показания под присягой. Сигарета все еще горела.

— Вы уверены?

— Да, сэр.

— Что еще можете сказать об этой сигарете?

— На ней нагорел пепел с половину или с три четверти дюйма.

— Еще что-нибудь?

— На ней была губная помада.

— Спасибо. Что еще вы там увидели?

— Я увидел на сушилке три стакана. А еще ледницу со льдом. Я также увидел там несколько ложек, бутылку шотландского виски, бутылку бурбона и бутылку «Сэвэн-Ап».

— Хорошо. Вернемся к телу на полу. Что вы заметили?

— Тело лежало лицом вниз, и из-под груди вытекла лужица крови. В спине, немного влево от центра, торчал нож.

— Тело лежало лицом вниз?

— Да, сэр.

— Чье это было тело?

— Джордана Л. Балларда.

— Что вы сделали?

— Пошел к телефону и вызвал полицию.

— Перекрестный допрос. — Гамильтон Бюргер кивнул Мейсону.

Мейсон спросил свидетеля:

— Та сигарета, когда вы ее увидели, все еще горела?

— Да, сэр.

— Вы при жизни знали Джордана Л. Балларда?

— Нет, сэр.

— Тогда. почему вы утверждаете, что тело принадлежало Джордану Л. Балларду?

— Я узнал об этом потом.

— Когда и от кого?

— Но… мне сказали люди из полиции.

— Значит, лично вы не могли опознать убитого как Джордана Л. Балларда?

— Я знаю только то, что сказала полиция.

— Но это не мешает вам свидетельствовать о теле как о факте?

— Но это же естественно.

— То есть, иными словами, когда полиция говорит вам о чем-то, что это правда, вы принимаете это как реальный факт, не так ли?

— В общем, да, так оно и есть.

— А теперь, пожалуйста, скажите мне, говорила ли вам полиция что-либо о других фактах — о тех, о которых вы так уверенно показали суду?

— Нет, сэр.

— То есть это были вещи, которые^вы видели своими собственными глазами?

— Да, сэр.

— Сигарета в пепельнице на кухне все еще горела?

— Да, сэр.

— Сколько осталось от этой сигареты?

— Дюйма полтора.

— Что вы сделали? Вы ее не затушили?

— Ни в коем случае, сэр. Я ни к чему не прикасался, я оставил ее гореть.

— Она продолжала гореть?

— Она потухла вскоре после этого.

— Откуда вы знаете?

— Потому что, когда полиция приехала, я с ними вместе пошел на кухню, и сигарета больше не горела… она погасла.

— Как она лежала?

— У пепельницы была резная ручка с канавками, и сигарета лежала на ручке в одной из канавок. По краям пепельницы, естественно, шли специальные углубления — такие маленькие выемки, но сигарета лежала не в них, а на ручке. Наверное, поэтому пепел не упал. А пепла был целый столбик — с полдюйма, если не с три четверти.

— Пепел был нетронутый, не отпал?

— Нет, сэр. Даже форму сохранил.

— А не из-за пепла ли вы подумали, что сигарета еще горит?

— Нет, сэр. Она горела на самом деле.

— Вы видели, как от нее поднимался дым?

— Видел, сэр.

— Вы видели, как светился кончик сигареты?

— Да, сэр.

— И как же он светился?

— Тусклым красным светом. Как горит любая сигарета.

— Вы ходили в гостиную?

— Да, сэр.

— Почему вы туда пошли?

— Чтобы найти телефон и вызвать полицию.

— Не заметили ли вы в гостиной чего-нибудь необычного? Чего-нибудь, что показалось странным?

— Нет, сэр.

— Свет в гостиной горел?

— Да, сэр.

— Какой свет?

— Несколько торшеров.

— Сколько их было, не заметили?

— Точно не скажу. Два, может быть, три.

— А что за свет горел в кухне?

— Большая яркая лампочка на потолке. Прикрытая белым рефлектором.

— Лампа была большая?

— Да, сэр. Очень даже большая.

— И кухня была ярко освещена?

— Да, сэр.

— Но тогда получается, что вы не могли видеть свечение горящего кончика сигареты, не правда ли? Вы могли видеть только струйку дыма.

— Я… э-э… я подумал, понимаете ли…

— Так вы все-таки видели свечение или нет?

— Я… сейчас, когда я об этом задумался, об огромной яркой лампе на потолке и… и все-таки, мне кажется, я видел свечение.

— Раз вы видели поднимающийся струйкой дым, то подумали, что, наверное, и кончик горит, и в результате пришли к выводу, что видели и свечение, я прав?

Свидетель беспомощно обратил взор на Гамильтона Бюргера.

— Мне кажется, я видел свечение.

— Несмотря на то, что горел яркий свет?

— Я точно помню, что дымок поднимался, значит, должен был быть и огонек.

— Итак, видели вы или нет горящий красный конец сигареты?

— Да, я видел его.

— И вы готовы присягнуть, что при полном верхнем освещении вы смогли разглядеть, как светилась на конце горящая сигарета?

— Мои глаза в тот момент привыкли к темноте, я вошел в помещение с малоосвещенной улицы…

— Но в такой ситуации вы были бы просто-напросто ослеплены. Свет, что называется, бил бы вам в глаза, и вы бы вообще ничего не разглядели.

— Я отчетливо видел, как от кончика сигареты вверх, извиваясь, поднималась струйка дыма.

— А свечение на конце вы видели?

— Да.

— Какого оно было цвета?

— Тускло-красного.

— Вы смогли это заметить при верхнем освещении?

— Да, я видел свечение.

— Готовы заявить под присягой?

— Да. Под присягой заявляю, что я его видел.

— Когда вы впервые заметили сигарету и увидели, что она горит, осознали ли вы в тот момент важность этого вашего наблюдения?

— Ну-у, сразу, пожалуй, нет.

— Когда вы осознали значимость этой детали?

— После прибытия на место полиции.

— Они советовали запомнить, что вы видели сигарету горящей?

— Да, сэр.

— И запомнить то, что от сигареты шел дым?

— Но о дыме я сам им сказал.

— Я понял вас. Но они просили запомнить, что вы видели дым?

— Да, сэр.

— Хорошо. Ну а свечение, о нем вы тоже им сами сказали?

— По-моему, да. Не помню точно.

— Но запомнить про свечение они просили?

— Не так, чтобы прямо, но…

— Что конкретно они сказали, не помните?

Свидетель чуть помялся, потом выпалил:

— Они сказали: обязательно запомнить насчет горящей сигареты, когда я вошел в комнату, и ни при каких обстоятельствах не дать ушлому юристу при перекрестном допросе сбить себя с толку.

— Ага, и, следуя их предостережению, — произнес Мейсон, — вы намерены твердо стоять на своем и придерживаться тех показаний, что дали в их присутствии?

— Ну, в общем, так. Да, сэр.

Арлен Дюваль склонилась к Перри Мейсону.

— Это была моя сигарета, — прошептала она, — я едва ее зажгла, руки тряслись, и…

Он слегка оттолкнул девушку назад.

— Оставим это. — После чего снова повернулся к свидетелю: — У меня все.

Гамильтон Бюргер помедлил секунду, раздумывая, стоит ли задавать еще вопросы, еле заметно пожал плечами и тоже сказал:

— У меня все.

— Следующий свидетель, — заявил'он. — Сидней Дэйтон.

Сидней Дэйтон оказался высоким расхлябанным типом тридцати пяти — сорока лет. Он подошел к стойке и решительно произнес слова присяги.

Первые предварительные вопросы показали, что он работает в полицейском управлении в должности, именуемой «техник-эксперт криминального отдела».

— Что включают в себя ваши должностные обязанности? — спросил Гамильтон Бюргер.

— Общие технические консультации, баллистическая экспертиза, токсикология, отпечатки пальцев и прочее в этом роде.

— Как давно вы занимаетесь изучением отпечатков пальцев?

— Я специализируюсь в этом чуть более двух лет.

— А теперь скажите нам, приглашали ли вас в дом Джордана Л. Балларда вечером в среду, десятого числа текущего месяца?

— Так точно, сэр.

— Какую работу вы провели по обнаружению отпечатков?

— Я нашел там три стакана и снял с них отпечатки пальцев.

— Вы каким-либо образом идентифицировали эти стаканы?

— Конечно, сэр. Они были сфотографированы так, как стояли, — рядом с кухонной раковиной, и я пометил их номерами «один», «два» и «три».

— Давайте возьмем стакан под номером два. Нашли ли вы на нем какие-нибудь отпечатки?

— Так точно, сэр, нашел.

— Вы знаете, кому они принадлежат?

— Да, сэр.

— Кому?

— Это отпечатки пальцев мистера Перри Мейсона.

— В данный момент имеете ли вы в виду мистера Перри Мейсона — практикующего адвоката, сидящего здесь в зале?

— Да, сэр.

— Как вы установили, чьи это были отпечатки?

— Я снял их, обработал, сфотографировал и сравнил с теми отпечатками пальцев Перри Мейсона, которые у нас хранились в другом деле.

— Осмотрели ли вы и подвергли ли анализу сигарету в пепельнице? Ту, чей горящий кончик лежал на резной ручке этой пепельницы?

— Да, сэр. Я это сделал.

— И что же вы обнаружили?

— На сигарете были следы губной помады.

— Что вам удалось узнать об этой помаде?

— Я подверг ее спектроскопическому анализу и пришел к выводу, что по оттенку и химическому составу губная помада на сигарете идентична губной помаде в сумочке у подзащитной.

— Говоря «у подзащитной», вы подразумеваете Арлен Дюваль — молодую женщину, сидящую рядом с Перри Мейсоном?

— Да, сэр.

— У меня все пока. Приступайте к перекрестному допросу.

Слово взял Перри Мейсон:

— Мистер Дэйтон, отвечая на вопрос о профессии, вы сказали, что работаете техником-экспертом криминального отдела. Это так?

— Так точно, сэр.

— И это является вашей работой?

— Да, сэр.

— Что делает техник-эксперт?

— Чтобы им стать, я продолжительное время изучал определенные области науки, которые часто применяются в криминологии.

— То есть таковы ваши обязанности как техника-эксперта в криминалистике?

— Да, сэр.

— Но вы служите в полиции?

— Так точно, сэр.

— И каковы ваши обязанности в должности полицейского техника-эксперта?

— Но сэр, это… это практически одно и то же.

— Что одно и то же?

— Что и обязанности техника-эксперта.

— То есть обычный техник-эксперт и техник-эксперт полицейского управления выполняют одно и то же?

— Меня наняло полицейское управление.

— A-а, полицейское управление наняло вас в качестве эксперта-свидетеля?

— Так точно, сэр. То есть нет. Я — эксперт-следователь, но не эксперт-свидетель.

— Но сейчас вы даете показания в качестве эксперта-свидетеля, разве нет?

— Да, сэр.

— Тогда что же вы имели в виду, говоря, что являетесь техником-экспертом, а не экспертом-свидетелем?

— Меня наняли как техника, а не как свидетеля.

— Вы получаете ежемесячное жалованье?

— Да, сэр.

— А платят ли вам за то время, что вы проведете за свидетельской стойкой?

— Мне платят за работу техником.

— Значит, никакой оплаты за выполнение обязанностей свидетеля вы не принимаете?

— Я не могу разделить свою зарплату.

— А сейчас ваш труд оплачивается?

— Конечно. Как часть моей работы по найму.

— Скажите, а в настоящий момент, в эту минуту, вы тоже являетесь нанятым полицией?

— Да.

— В качестве эксперта-свидетеля?

— Да.

— Итак, сейчас вы наняты как эксперт-свидетель?

— Получается, что да. Называйте, как хотите.

— Когда вы отвечали на вопрос о вашем роде занятий, то сказали, что работаете техником-экспертом криминального отдела полиции. Означает ли это, что для дачи показаний вас всегда вызывает полиция?

— Да, сэр.

— Кто еще вызывает вас для дачи показаний?

— Кто еще? Я думаю, любая из сторон могла бы это сделать.

— Сколько раз вы стояли за этой стойкой в качестве свидетеля?

— Затрудняюсь ответить. Не знаю даже, как и начать.

— Десятки раз?

— Да.

— Может быть, сотни?

— Возможно.

— А вызывались ли вы когда-нибудь защитой? Как свидетель защиты?

— Повесткой от имени защиты я не вызывался. Нет, сэр.

— То есть вы всегда давали показания для полиции, для обвиняющей стороны?

— Так точно, сэр. Это моя обязанность.

— Ну что же, спасибо. Именно на это я и хотел обратить внимание. Теперь следующее: вы сказали, что на стакане под номером два нашли отпечатки моих пальцев.

— Верно, сэр. Это так.

— Нашли ли вы отпечатки на стакане под номером три?

— Да, сэр.

— Кому они принадлежали?

— Мистеру Балларду, сэр.

— Хорошо. Следующий вопрос: пытались ли вы подвергнуть анализу содержимое различных стаканов?

— Стаканы были пусты.

— Совершенно пусты?

— Ну, в общем, да. Вернее, и да, и нет.

— Что значит и да, и нет?

— В стакане под номером три оставалось немного льда, и из него чувствовался запах виски.

— Определили ли вы, что там было, шотландское виски или американское — бурбон?

— Там было шотландское виски.

— Откуда вам стало известно?

— Я определил по запаху.

— Допустим. Что вы обнаружили в стакане под номером два?

— Ничего. Он был пуст.

— Принято. Перейдем к первому стакану, что в нем было?

— Немного льда.

— И все?

— Нет, сэр. Еще чуть-чуть жидкости.

— Что это была за жидкость?

— Не знаю.

— Вы не провели анализа?

— Нет, сэр.

— Могли ли это быть бурбон или «Сэвэн-Ап»?

— Да, это могли быть бурбон или «Сэвэн-Ап».

— Имелись ли на этом стакане отпечатки пальцев?

— Да, сэр.

— Чьи же?

— Несколько отпечатков принадлежали мистеру Балларду, а несколько — другому лицу, которое мы пока еще не установили. И разумеется, мистер Мейсон, я не могу знать, когда эти отпечатки былы оставлены на стакане.

— Естественно. Насколько я понимаю, вы подразумеваете, что эти отпечатки пальцев могли быть оставлены на стакане и до того моего визита в дом Балларда, который, по-вашему, я нанес ему?

— Да, сэр.

— Рассуждая таким же образом, — продолжал Мейсон, — можно сказать, что вам также неизвестно, когда появились опечатки пальцев на стакане под номером два. Другими словами, мои отпечатки пальцев могли быть оставлены на этом стакане ранее, чем на двух других, верно?

— Я… я имел в виду… я подразумевал…

— Вот видите. Вы все подразумеваете. В этом-то и проблема. А я сейчас спрашиваю — что вы знаете? Вам неизвестно, когда были оставлены эти отпечатки, правильно?

— Правильно, сэр.

— Ни одни из них?

— Да. То есть нет.

— Ладно. В леднице вы обнаружили кубики льда, так?

— Да, сэр.

— Были ли кубики льда в раковине?

— В раковине?.. Не помню.

— Вы упомянули про фотографии стаканов. Я бы хотел взглянуть на них. Они у вас с собой?

Мейсону ответил Гамильтон Бюргер:

— Я планирую показать фотографии несколько позднее.

— Но этот свидетель дал показания, имеющие прямое отношение к фотографиям. Я хочу на них взглянуть.

— У меня есть одна, — сказал Дэйтон, — на ней как раз на стаканах видны номера.

— О’кей, давайте посмотрим.

Свидетель сделал знак Гамильтону Бюргеру, окружной прокурор открыл «дипломат», достал оттуда одну фотографию и передал к свидетельской стойке.

— Это та самая фотография? — спросил Мейсон.

— Да, сэр. Это она.

Мейсон поднялся с места и подошел ее посмотреть.

— Снимок сделан немного сверху, — заметил он, — глядя на раковину как бы вниз.

— Так точно, сэр.

— Почему сейчас вы выбрали именно эту?

— Потому что на ней хорошо видно все, что в раковине. На других стаканы тоже видно, но они заслоняют то, что за ними. Этот ракурс, пожалуй, самый предпочтительный.

— Искали ли вы'отпечатки пальцев на бутылке «Сэ-вэн-Ап»?

^ Да, сэр.

— Нашли что-нибудь?

— Отпечатки пальцев мистера Балларда.

— А других не было?

— Нет, сэр.

— На бутылках с виски?

— То же самое.

— Хорошо, — констатировал Мейсон, — а сейчас я бы хотел, чтобы вы повнимательнее присмотрелись к фотографии. Видите в раковине два маленьких светлых пятнышка? Величиной они с кончик большого пальца. Не кажется ли вам, что это два небольших кусочка льда? Видите, как от них отражается свет?

— Да. Это… это запросто может быть лед.

— Вы были там, когда делался снимок?

— Конечно, сэр.

— И вы наверняка давали указания, с какого угла снимать, чтобы и стаканы, и номерочки рядом были лучше видны?

— Да, сэр.

— А эти маленькие картонные квадратики с номерами один, два и три, вы положили их рядом с каждым стаканом непосредственно перед тем, как снимать, не так ли?

— Верно, сэр. Как раз перед этим.

— И тем не менее в раковине вы ничего не заметили?

— Нет.

— Но вы заметили, что оставался лед в стаканах под номерами один и три?

— Да, сэр.

— Но в стакане под номером два, на котором вы обнаружили мои отпечатки пальцев, льда не было?

— Да, это верно.

— Спасибо, мне все ясно. Учитывая вышесказанное, не будет ли справедливо предположить, что я побывал в доме у Балларда и мы с ним выпили, что после моего ухода он отнес мой стакан на кухню, где выбросил в раковину остатки льда из него, а потом к Балларду зашел кто-то еще, с кем они пили, и этот кто-то попросил для себя бурбон и «Сэвэн-Ап», и Баллард смешал коктейль, и этот человек находился на кухне в тот момент, когда хозяин дома был убит? Не указывает ли тот факт, что в стаканах под номерами один и три оставался лед, на то, что Баллард с вновь пришедшим неизвестным выпивали уже после того, как я ушел?

— Ваша честь, я протестую, — возмутился Гамильтон Бюргер, — это уже из области домыслов, это спор со свидетелем относительно последствий, вытекающих из его показаний.

— Я полагаю, ваш протест не лишен оснований, — постановил судья" Коуди.

Мейсон улыбнулся.

— Но я задал этот вопрос, ваша честь, не для того, чтобы выяснить какой-либо факт.

— С какой же целью, позвольте спросить?

— Чтобы продемонстрировать предвзятость со стороны свидетеля. Посудите сами. Мы имеем дело со сви-детелем-экспертом, который весьма тщательно и скрупулезно собрал и изложил все факты, нужные полиции, поскольку обвинение касается меня, но просмотрел явный и очевидный факт наличия в раковине двух небольших кусочков льда, которые могли попасть туда не иначе как в результате естественных действий Балларда после моего ухода, — он выплеснул остатки содержимого моего бокала и оставил его, чтобы помыть. Крайняя неохота со стороны свидетеля признать этот неоспоримый факт и говорит о его предвзятости.

Теперь настала очередь улыбнуться судье'Коуди:

— Я понял вас. Ваша точка зрения нам ясна. Тем не менее протест поддерживается.

Мейсон вновь обратился к свидетелю:

— Вы заявили, что сигарета принадлежала Арлен Дюваль. На чем основывается это ваше заявление, на спектроскопическом анализе губной помады?

— Да, сэр.

— Сколько тюбиков губной помады, сделанной одним и тем же производителем, вы подвергли анализу, чтобы убедиться, что они отличаются друг от друга по данным спектроскопа?

— Одним и тем же производителем?

— Да.

— Но зачем?.. Я такого теста не делал. Я проверил помаду на сигарете и помаду, обнаруженную у нее в сумочке.

— Но не логично ли предположить, что любой производитель, занимающийся изготовлением губной помады,! будет 9, -рсноде своей использовать один и тот же физико-химический состав?

— Логично, и это, наверное, так и есть. Цвета только отличаются.

— Цвета будут различны, но химическая основа останется постоянной, так?

— Я не готов дать ответ по данному вопросу.

— К этому я и клоню. Вы приняли как само собой разумеющееся то, что помада на сигарете — г- это помада Арлен Дюваль. Следовательно, вы не стали проверять другие тюбики с помадой, — не важно, этот же производитель или кто-то другой, и у вас не было цели установить, насколько они похожи или различны по данным спектроскопического анализа.

— Да, это так, сэр.

— Спектроскопический анализ не является количественным анализом. Он лишь позволяет определить, что в пробе имеются определенные вещества.

— Так точно, сэр.

— На стакане под номером два вы нашли мои отпечатки?

— Да, сэр.

— А не нашли ли вы на этом же стакане и отпечатков пальцев Балларда?

— Нашел, сэр, но немного.

— И вы также, наверное, обнаружили, что практически в каждой точке отпечатки Балларда накладываются на мои, показывая таким образом, что он держал этот стакан последним?

— Кое-где оно так и было. Отпечатки накладывались, признаю. Но это ничего не значит.

— Почему ничего не значит?

— Ваш стакан вам должен был подать хозяин дома. Он наливал, протягивал его вам.

— Но тогда на отпечатках пальцев Балларда вы бы должны были найти мои. Разве нет?

— Да, я согласен.

— Однако вы обнаружили, что его отпечатки наложились на мои, а не наоборот, не правда ли?

— В некоторых местах — да.

— Что, я утверждаю, могло произойти только в том случае, если бы Баллард взял стакан от меня или же подобрал там, где я его оставил перед уходом, отнес на кухню и выплеснул в райовин^ лед. Согласны?

— Я не могу себе позволить вдаваться в подобную дискуссию, — потупив взор, заметил Дэйтон. — Я только лишь даю показания относительно обнаруженных мною фактов.

— Хорошо, тогда следующий вопрос. Вы нашли на стакане под номером один отпечатки пальцев Балларда?

— Да, сэр.

— И еще другие, идентифицировать которые вам не удалось?

— Да, сэр.

— Давайте остановимся на этом стакане. Отпечатки Балларда накладывались ли где-либо, пусть хотя бы в одном месте, на отпечатки не установленного вами неизвестного лица?

— Но я… я не помню. Я был поглощен самими отпечатками пальцев, а не последовательностью их возникновения на данном предмете.

— У меня все, — сказал Мейсон.

В этот момент к председательствующему вкрадчиво обратился Гамильтон Бюргер:

— Если позволите, еще несколько вопросов? Благодарю. Итак, — спросил он у свидетеля, — ваши данные указывают на то, что Перри Мейсон был в этом доме в течение непродолжительного промежутка времени незадолго перед убийством, верно?

— Да, сэр.

— И что Арлен Дюваль почти непосредственно перед убийством курила в этом доме сигарету?

— Минуту, ваша честь, — поднял руку Мейсон, — я протестую, ибо господин окружной прокурор подталкивает свидетеля к выводам относительно фактов, которых в показаниях нет и быть не может. Свидетелю неизвестно, что Арлен Дюваль курила сигарету. Ему неизвестно также, что эту сигарету туда положила именно она. И он не знает, когда эта сигарета была туда положена.

Гамильтон Бюргер скромно склонил голову:

— Хорошо, хорошо. Я не буду вдаваться в софистику. Оставим дело так, как оно есть. Я думаю, суд поймет и разберется.

— Суд понимает ситуацию, я уверен, — сказал Мейсон. — Вам не нравится то, что вы сейчас назвали софистикой, потому что начни мы выяснять формулировки — и ваши ошибочные выводы падут под напором фактов.

— Достаточно, — остановил их судья Коуди, — никаких личных выпадов, я уже говорил об этом. У вас есть еще вопросы к свидетелю, господин окружной прокурор.

— Нет, ваша честь. Я удовлетворен. Его показания говорят сами за себя.

— Желаете продолжить перекрестный допрос? — спросил он у Мейсона.

Перри Мейсон улыбнулся:

— Нет, ваша честь. Меня вполне устраивает то, что попытка свидетеля изложить факты показала его предвзятость.

— Прекрасно! — Судья Коуди улыбнулся в ответ. — Господин Бюргер, пригласите следующего свидетеля.

— Горас Манди! — выкрикнул Гамильтон Бюргер.

Манди вышел с видимым нежеланием, встал к стойке и назвал свое имя, адрес, возраст и род занятий.

— Вы работаете на Детективное агентство Дрейка?

— Да, сэр.

— Десятого числа текущего месяца, то есть в прошедшую среду, вы тоже работали на него?

— Да, сэр.

— А мистер Перри Мейсон, в свою очередь, нанял агентство Дрейка, чтобы следить за Арлен Дюваль — подзащитной в этом деле, верно?

— Мне это неизвестно.

— Но вы не станете отрицать, что в Детективном агентстве Дрейка вами были получены инструкции следить за Арлен Дюваль?

— Я не знаю, что вы имеете в виду под словом «следить», — сказал Манди.

У Гамильтона Бюргера кровь подступила к лицу.

— То есть как не знаете? Вы же детектив! Сколько лет вы на этой работе?

— Двадцать.

— И не знаете, что значит «следить»?

— Прошу прощения, сэр, но я не знаю, что вы подразумеваете под словом «следить».

— Я употребил слово «следить» в самом обычном смысле! — Гамильтон Бюргер почти кричал.

— Тогда я бы не сказал, что меня наняли следить за Арлен Дюваль. Точнее будет сказать, что меня наняли наблюдать за ней с целью ее. защиты.

— Пусть будет по-вашему, если вам так нравится. Итак, Арлен Дюваль находилась под вашим наблюдением?

— Я не выпускал ее из виду. Вернее, не выпускал из виду ее трейлер и автомобиль. Трейлер этот был в начале дня украден, и…

Бюргер нетерпеливо перебил его:

— Хорошо, ладно, мне ясно, что вы враждебно настроенный свидетель. И здесь вы потому, что получили повестку. Вопрос: действительно ли в среду вечером, то есть десятого числа этого месяца, вы видели Арлен Дюваль в том месте, где проживает, точнее, проживал, Джордан Л. Баллард?

— Да, сэр.

— Что она там делала?

— Я видел, как она подъехала к дому Балларда на такси, вышла и поднялась на крыльцо. На крыльце она немного постояла, вернулась к таксисту и расплатилась, а затем обошла дом сзади.

— А видели ли вы, что в то время, когда она обходила дом, Перри Мейсон подавал ей сигнал?

— Нет, сэр, этого я не видел.

Гамильтон Бюргер поднял указательный палец и погрозил им в сторону свидетеля:

— Обождите-ка минуту, у меня ведь есть ваше заявление, записанное на пленку. Я лишний раз убеждаюсь, что как свидетель вы не расположены выяснить истину, но я все же намерен…

— Протестую, ваша честь, — возразил Мейсон, — я протестую против запугивания обвинением своего собственного свидетеля. Я против перекрестного допроса со стороны обвинения. И я протестую против всяческих угроз со стороны обвинения в адрес свидетеля с целью добиться нужных показаний.

— Но, ваша честь, — заговорил Гамильтон Бюргер, — службе окружного прокурора в этом деле приходится работать в невыносимо трудных условиях. Мы вынуждены доказывать некоторые аспекты дела, обращаясь к противоположной стороне. Этот свидетель по отношению к обвинению настроен враждебно.

Судья Коуди был невозмутим:

— До сих пор он не проявил еще никакой враждебности. Все, чего он хотел, это быть точным. Мне кажется, свидетель ясно дал понять, что не видел, как Перри Мейсон сигналил Арлен Дюваль. Ваш следующий вопрос.

— Скажите, свидетель, — продолжал Гамильтон Бюргер, — разве вы не заявили у меня в офисе, что в то время, как подзащитная проходила под окном, Перри Мейсон поднял и опустил роликовую шторку?

— Я выразился несколько по-другому. Я сказал, что примерно в то время, когда Арлен Дюваль огибала угол дома и направлялась к задней его части, я видел, как какой-то человек, ростом и телосложением напоминающий Перри, Мейсона, прошел мимо портьеры и сначала опустил, а затем поднял роликовую штору.

— Но это произошло в тот момент, когда Арлен Дюваль обходила дом, не так ли?

— Не совсем. На сто процентов я не уверен. Это произошло примерно в то же время.

— И не вы ли говорили мне, что сейчас пришли для себя к выводу, весьма определенному выводу, что тем человеком был Перри Мейсон?

— Я сказал, что тот человек был очень похож на Перри Мейсона, но, если мне не изменяет память, мистер Бюргер, я говорил, что лица его я не видел.

— Что вы видели потом? После того как Арлен Дюваль зашла за дом? Что она сделала?

— Когда тот человек, кто бы он ни был, уехал, я видел, как Арлен Дюваль подтащила ящик к кухонному окну с задней стороны дома, встала на него, подняла оконную раму и забралась внутрь.

— Что было потом?

— Через несколько минут она покинула дом.

— Через сколько, если точно?

— Минут через пять.

— А сколько времени прошло с момента, когда Перри Мейсон уехал, и до того, как она забралась в дом?

— Она забралась в дом почти сразу же после того, как тот человек, кто бы это ни был, уехал на автомобиле.

— Как она покидала дом?

— Через переднюю главную дверь.

— В какой манере она это делала?

— Она… она шла очень и очень быстро.

— Она бежала?

— Можно назвать и так. Да, это была такая быстрая походка, что фактически напоминала бег.

— В том, что это была Арлен Дюваль, вы не сомневаетесь?

— Нет, сэр.

— Приступайте к перекрестному допросу, мистер Мейсон, — сказал Гамильтон Бюргер и, обращаясь к суду, добавил: — У меня имеются основания полагать, что данный свидетель подтвердит любые слова, подсказанные ему защитником. Следовательно, я бы просил уважаемый суд ни на секунду не забывать, что, хотя при перекрестном допросе и позволено по правилам судебного дознания задавать наводящие вопросы, ситуация, с которой мы имеем дело, выходит за рамки обычной. Мне бы очень хотелось, чтобы свидетель давал свои показания, а не повторял слова, вложенные в его уста защитником.

— Мы рассмотрим ваши конкретные возражения, когда будут заданы конкретные вопросы. — В тоне председательствующего звучал упрек. — Перекрестный допрос допускает наводящие вопросы.

Мейсон с улыбкой посмотрел на судью Коуди:

— У меня нет вопросов, ваша честь.

— Пригласите Джеймса Уингейта Фрейзера! — прогремел Гамильтон Бюргер.

Со слов Фрейзера суд узнал о том, как ему встретился Манди и как детектив Дрейка попросил его поездить — за такси. Сам лично Фрейзер не видел, как Арлен Дюваль пробралась в дом через кухонное окошко с задней стороны, но он видел, как она огибала дом, и он заметил в окне человека, личность которого определить не мог и который опустил, а затем поднял роликовую штору. По мнению Фрейзера, последнее имело место «приблизительно в то же время, когда Арлен Дюваль заходила за дом».

Далее, однако, Фрейзер показал, что он «очень хорошо» рассмотрел «человека в окне», когда тот вышел из дома, сел в машину и уехал. Фрейзер добавил, что, «насколько он может судить, этим человеком был Перри Мейсон».

Мейсон начал перекрестный допрос:

— Когда впервые вы осознали, что вышедший из дома и уехавший на автомобиле человек — Перри Мейсон?

— В тот момент, когда увидел вас.

— А когда впервые вы увидели, что тот человек в доме — это я?

— Когда вы вышли из дома.

— Позднее тем вечером я заходил к вам?

— Да, сэр.

— И я просил вас описать внешность того человека, верно?

— Верно, сэр.

— Вы его описали?

— Да, сэр.

— Спрашивал ли я вас — можете ли вы того человека узнать?

— Спрашивали, сэр.

— И вы ответили, что, привелись вам встретиться с ним опять, вы бы его узнали, не так ли?

— Да, сэр. Так, как вы говорите.

— Но в тот момент вы не сказали мне, что тем человеком был я?

— Нет, сэр.

— Почему?

— Потому что я… мне это тогда и в голову не пришло.

— Когда это пришло вам в голову?

— Сразу, как вы уехали.

— Как это произошло?

— Кто-то из моих гостей заметил: «По твоему описанию получается, что Перри Мейсон и был тем самым человеком».

— Что вы тогда ответили?

— Я тогда засмеялся.

— Вы не думали, что тот человек — это я?

— Почему же, я думал… но у меня не сложилось твердой уверенности.

— Когда же у вас сложилась такая уверенность?

— Когда начали об этом говорить. И потом — когда меня допрашивали в полиции.

— После того как с вами поговорили в полиции и сказали вам, что там был я и что на одном из стаканов в доме найдены мои отпечатки пальцев, вы вдруг внезапно осознали, что тот человек — Перри Мейсон? Отвечайте, так или нет?

— Мне кажется, это не очень хорошая формулировка.

— Сформулируйте лучше.

— Я пришел к выводу, что тем человеком были вы, после того как все обдумал.

— Вы обдумывали в присутствии полиции?

— Как сказать… ну, в общем, да.

— А немногим ранее, когда я у вас в доме в присутствии нескольких свидетелей спросил — сможете ли вы узнать того человека, вы тоже все обдумали?

— Я… я, конечно, думал об этом, но голова была занята другим.

— Вы обдумали эту идею, когда ее высказал один из гостей, не правда ли?

— Но я и впрямь думал о другом.

— Вы не отдавали отчета в том, что говорили?

— Почему же, я отдавал отчет своим словам, но в тот момент я не уделил этому особого внимания.

— Вы уделили этому вопросу должное внимание после того, как полиция сообщила вам, что я был в доме?

— Простите, мистер Мейсон, но мне опять кажется, что вы выражаетесь не совсем справедливо.

— Хорошо. Как бы выразились вы?

— Я не был положителен в своих выводах до тех пор, пока не поговорил с полицией, так будет точнее.

— Вас навели на эту мысль?

— Ну, в общем, да.

— Но вы не могли сказать наверняка, пока не поговорили с полицией?

— Да. Я, конечно, думал и раньше, до полиции, что вы похожи на того человека, вернее — он походил на вас, и я сказал вам об этом.

— У меня все, — закончил Мейсон.

Гамильтон Бюргер с видом фокусника, достающего прямо в судебном зале из шляпы живого зайца, торжественно произнес:

— А сейчас, ваша честь, я хочу объявить, что мною был также вызван повесткой некто доктор Холман Б. Кандлер из Санта-Аны. Пожалуйста, бейлиф, пригласите свидетеля из соседней комнаты.

Мейсон повернулся к Арлен Дюваль:

— О чем он собирается дать показания?

— Не знаю, мистер Мейсон. Должно быть, повестку ему вручили в последнюю минуту. Он бы непременно нам сообщил, если б…

— Сообщил бы? Вы в этом уверены?

— Конечно.

— Вы ему полностью доверяете?

— Я готова поручиться за него головой.

— Возможно, сейчас как раз вы это и делаете — рискуете головой.

Судебный пристав вернулся в зал заседаний, легонько ведя под локоть доктора Кандлера.

Он объявил:

— Свидетель доктор Канцлер!

— Подойдите поближе, доктор, — сказал Бюргер. — Сначала вас приведут к присяге.

Доктор Канцлер бросил в сторону Арлен Дюваль ободряющий взгляд, подошел к свидетельской стойке, где, протянув вперед правую руку, произнес слова клятвы и ответил на предварительные вопросы. Затем, глядя окружному прокурору в лицо, сказал:

— С моей стороны будет справедливо заявить уже в самом начале, что об этом деле мне неизвестно абсолютно ничего.

— Возможно, доктор, вам это только так кажется. — Вид у Гамильтона Бюргера был откровенно торжествующий, и тон его от этого стал, казалось, мягче и добродушнее. — Я полагаю, что кое-что об этом деле вы все-таки знаете. Были ли вы знакомы с Колтоном П. Дювалем в то время, когда он служил в банке «Меркан-тайл секьюрити»?

— Да. Я был с ним знаком.

— Вы были его личным врачом?

— Да, сэр.

— И вы в качестве врача обслуживали вышеназванный банк?

— Да, сэр.

— Знали ли вы Арлен Дюваль?

— Я знаю ее с тех пор, когда она была еще маленькой девочкой.

— Сколько лет вы ее знаете?

— Последние двенадцать лет.

— В каком она была возрасте, когда вы впервые ее узнали?

— Двенадцати или тринадцати лет.

— Являются ли ваши отношения с Арлен Дюваль дружескими с тех пор, — как ее отец был заключен в тюрьму?

— Именно так, сэр.

— Вы постоянно поддерживали связь с ее отцом?

— Да, сэр.

!гт Не вы ли составили петицию, в которой просили досрочно выпустить Колтона П. Дюваля на поруки, и собирали под ней подписи?

— Я, сэр.

— Вы собирали подписи лично?

— Некоторые лично, а некоторые подписи собрала моя медсестра мисс Трэйвис.

— Кто, вы сказали?

— Мисс Трэйвис. Роза Ракер Трэйвис, если вам нужно полное имя.

— Она собрала кое-какие подписи?

— Да, сэр.

— Но она сделала это, находясь на службе у вас, вы ей платили в это время, и она действовала согласно вашим указаниям, так?

— Да, сэр.

— На протяжении последних восемнадцати месяцев вы время от времени поддерживали связь с Арлен Дюваль. Это верно?

— Да. И даже не время от времени, а часто.

— Вы встречались с ней лично, писали письма или звонили по телефону?

— Чаще по телефону. Я очень занятой человек, и если вы меня пригласили сюда для того, чтобы…

— Минуту терпения, доктор. Я хочу спросить вас: знаком ли вам почерк Арлен Дюваль?

— Да, конечно,

— А еще я прошу не. забывать, что вы находитесь под присягой. Сейчас я покажу вам одну вещь, которая предположительно является дневником Арлен Дюваль, написанным от руки. Я попрошу вас внимательно взглянуть на этот дневник и сказать суду — не почерком ли Арлен Дюваль он написан.

Гамильтон Бюргер с видом победителя подошел к свидетелю и протянул ему небольшую тетрадку.

Позади себя Мейсон слышал, как у Арлен Дюваль вырвался возглас негодования:

— Но он… он не посмеет! — Она с трудом могла говорить. — Этого нельзя допустить. Вы должны остановить их.

Доктор Кандлер пристально изучил несколько страниц и ровным холодным голосом ответил:

— Да, это почерк Арлен Дюваль.

— И весь дневник написан ее почерком? — спросил Бюргер.

— Но я не мог просмотреть все страницы.

— Пожалуйста, сделайте это! Читать не читайте, просто скажите мне, ее там почерк или нет.

Доктор Кандлер переворачивая страницу за страницей и неизменно кивал головой. Закончив и перелист-нув последнюю, он сказал:

— Да, весь дневник написан ее почерком. По крайней мере, мне так кажется.

Мейсон услышал над своим ухом шепот Арлен Дюваль:

— У меня еще был фальшивый дневник, специально, чтобы сбить с толку преследователей, но сейчас, судя по всему, полиция нашла настоящий. Тот, что был спрятан между полом и кожухом колеса. Не дайте, чтобы доктор Кандлер его читал, там есть некоторые вещи, узнав которые он станет не другом, а врагом.

— Итак, — продолжал Гамильтон Бюргер, — обратимся к содержанию. Я бы попросил вас, доктор Кандлер, особенно внимательно изучить записи, помеченные седьмым, восьмым и девятым числами текущего месяца. Я бы хотел, чтобы вы прочитали эти записи, обращая внимание на каждое слово, на то, каким почерком оно написано. Я хочу знать, являются ли данные записи до самого последнего слова сделанными рукой подзащитной Арлен Дюваль.

— Остановите же его!.. — услышал Мейсон громкий напряженный шепот над самым ухом.

— Я протестую против этого вопроса, ваша честь, — заявил он. — Вопрос уже был задан, и на него получен ответ. Доктор уже дал показания относительно почерка на каждой странице дневника. Ему кажется — почерк принадлежит подзащитной.

Доктор Кандлер углубился в чтение дневника и, похоже, совершенно забыл обо всем происходящем.

Мейсон поднялся и приблизился к свидетельской стойке.

— Ваша честь, раз уж этот документ показан свидетелю, я тоже имею право взглянуть на него. — Он встал рядом с доктором, но тот даже не обратил на это внимания. — Пожалуйста, доктор, могу я посмотреть, на него? — Он протянул руку.

— Секунду, не мешайте мне, прошу вас! Одну секунду… — Доктор Кандлер увлеченно читал.

Мейсон обратился к председательствующему:

— Я бы хотел посмотреть этот документ, ваша честь.

Его перебил Гамильтон Бюргер:

— Доктор должен прочитать и изучить каждое слово. Это логично и законно.

— Но он уже дал показания, что это почерк подзащитной. Я протестую! Требование окружного прокурора незаконно. Он тянет время и всячески стремится к тому, чтобы я этот документ не увидел. Я имею право взглянуть на него и показать подзащитной. Я должен знать, что она скажет об этом документе.

— И я бы тоже хотел это знать! — едко усмехнулся Бюргер.

Доктор Кандлер тем не менее читал и читал.

— Хорошо, мистер Мейсон, — сказал судья, — можете взять документ.

Доктор Кандлер не обратил на эти слова никакого внимания.

Судья Коуди требовательно опустил молоток и повысил голос:

— Доктор Кандлер!

— Да, ваша честь? — Он наконец поднял глаза.

— Я прошу вас передать предполагаемый дневник Ар-лен Дюваль защитнику.

Свидетель помедлил и выполнил требование судьи с явной неохотой.

Мейсон отошел на место и повернулся к Арлен Дюваль:

— Ваш почерк?

— О Боже! Это он. Мне конец.

— Но в чем дело?

— Прочитайте то, что читал Кандлер. — Она указала на запись, в начале которой стояло число 7.

Мейсон начал читать.

«Только что вернулась с прогулки с Джорданом Баллардом. Гуляли долго. Он убежден в том, что знает, как готовилась и была совершена кража. Настаивает, что без участия доктора Канцлера тут не обошлось. Я в шоке, мне горько это слышать. Но Баллард говорит, что собрал множество доказательств. Доктор Кандлер официально являлся врачом, обслуживающим «Меркантайл секьюрити». Он провощил регулярные медосмотры сотрудников, был личным врачом президента банка Эдварда Б. Марлоу. Именно медсестра Кандлера — Роза Трэйвис — дала Балларду наводку, на какую лошадь ставить, и обстряпала дело так, что Баллард поверил и рискнул сыграть. Она убедила его какими-то фактами. Более того, доктор Канцлер и его медсестра были в банке за полчаса до отправки партии денег. Баллард утверждает, что у Канцлера были все возможности, чтобы отойти и открыть один из шкафов с ящиками, где хранились погашенные чеки; он запросто мог положить эти чеки в свою сумку для инструментов. И он был единственным посторонним, если его можно так назвать, кому позволялось пользоваться той дверью. Он был единственным человеком, кому можно было, не навлекая на себя подозрений, входить и выходить из банка с сумкой в руках. Он…»

Мейсона отвлек Гамильтон Бюргер.

— Я утверждаю, ваша честь, что этот дневник является моим вещественным доказательством. Я против того, чтобы защитнику и его клиенту на данном этапе дела было позволено его изучать. Как вещественное доказательство он в деле еще официально не заявлен. Им следует лишь ознакомиться с документом и сказать, принадлежит ли почерк в дневнике подзащитной, а для этого у них времени было уже достаточно.

— Я не согласен с обвинением, — возразил Мейсон. — Мне кажется, мы имеем право прочитать данный документ до того, как он будет представлен в качестве вещественного доказательства. Может быть, нам захочется опротестовать его. Возможно, мы станем оспаривать его подлинность. И не исключено, что мы обнаружим в нем вставки, сделанные чужой рукой.

— Я думаю, требование защиты справедливо, — сказал свое слово судья Коуди. — Для пользы дела им можно позволить прочитать документ целиком, прежде чем он будет представлен в качестве вещественного доказательства.

— Но, ваша честь, — Гамильтон Бюргер в отчаянии начал излагать свой последний аргумент, — в данный момент я не предлагаю этот дневник как вещественное доказательство, я всего лишь использую его с целью установить почерк подзащитной. Я спросил доктора, ее ли это почерк, и доктор ответил утвердительно. Защите в настоящий момент достаточно беглого ознакомления. Позднее, по ходу дела и обязательно до того, как он будет представлен в качестве вещественного доказательства, защита будет иметь законное право и полную возможность прочитать его весь, и либо принять без возражений, либо отклонить, объяснив, на каком основании.

Решающее слово судьи Коуди оказалось В пользу окружного прокурора:

— Возражение принято. Если вы хотите использовать его лишь для определения почерка автора записок, то защите будет дана возможность ознакомиться с ним позднее и во всех деталях.

Самолюбие Гамильтона Бюргера было удовлетворено, он не скрывал чувства триумфа.

Так же неохотно, как и доктор Кандлер, Мейсон вернул дневник окружному прокурору, который сразу же закончил опрос свидетеля.

— Больше, доктор, я вас спрашивать ни о чем не буду. Я приглашу вас снова чуть позже, а теперь мне бы хотелось высказать еще одно соображение по поводу необходимости и ценности данного дневника для слушаемого дела.

— Одну минуту, мистер Бюргер, — заговорил Мейсон, когда доктор Кандлер уже повернулся, чтобы покинуть место свидетеля, — я хочу провести перекрестный допрос.

— Но свидетель не сказал ничего, что могло бы дать пищу для перекрестного допроса. Он еще будет мною вызван для дачи показаний, когда я посчитаю нужным представить этот дневник в качестве вещественного доказательства.

— Но свидетель показал, что дневник написан почерком моей подзащитной.

— Чтр касается почерка, то о нем вопрос уже не стоит — дело решенное. Почерк принадлежит Арлен Дюваль.

— Не будьте так уверены, господин окружной прокурор.

Мейсон встал и подошел к свидетелю. Доктор Кандлер стоял неестественно прямо, на побелевшем лице его напрягся каждый мускул.

— Скажите мне, доктор, — заговорил Мейсон, — вам знаком почерк подзащитной?

— Да, мистер Мейсон.

— Сейчас ^!я хочу вам показать фотографию одного документа и спросить: написан ли и Он рукой Арлен Дюваль?

С этими словами Мейсон вытащил из внутреннего кармана увеличенный снимок листка с цифрами, который ему удалось хитростью выманить и сфотографировать на пляже при встрече с Томасом Сэккитом.

Доктор Кандлер взглянул на цифры на листке и отрицательно покачал головой. Лицо его, а Мейсон внимательно следил за ним, не выражало абсолютно никаких эмоций.

— Минуточку, — послышалось возражение Гамильтона Бюргера, — я хочу заявить, что сейчас уже я имею право взглянуть на документ, который представляет противоположная сторона. Если, конечно, уважаемый суд позволит…

— Не имею ничего против. — Мейсон протянул фотографию Бюргеру. — Пожалуйста, взгляните.

Гамильтон Бюргер посмоГрел на фотографию, и глаза его от удивления широко раскрылись. Он повернулся, быстро прошел к своему месту у стола истца. Порывшись в бумагах на столе, он взял оттуда какую-то тетрадку и стал сравнивать номера из нее с номерами на фотографии.

Мейсон в это время, тихо пройдя за ним следом, понаблюдал какое-то время, как Бюргер смотрит то в тетрадку, то на фотографию, а потом, улучив момент, когда окружной прокурор отвернулся к своим записям, спокойно взял фотокарточку, так что Бюргер ничего и не успел заметить. Мейсон уже почти вернулся на место, когда услышал сзади возмущенный возглас:

— Эй, погодите-ка! Верните ее, я хочу посмотреть!..

В ответ Мейсон только улыбнулся.

— Но, ваша честь, — закричал Гамильтон Бюргер, — это же новый важный поворот в деле! Этот документ находится на руках у защитника незаконно. Я… я хочу с ним ознакомиться!

— У вас было достаточно времени, чтобы убедиться, каким почерком он написан, — невозмутимо ответил Мейсон, — подзащитной или же другим человеком.

— Но я требую, чтобы мне дали возможность его изучить! Я настаиваю…

Мейсон, однако, уже обращался к слегка озадаченному судье Коуди:

— Ваша честь, я предъявил этот документ и хочу, чтобы вы это учли, единственно с целью идентифицировать его автора. Следовательно, по предложенному самим же обвинителем порядку, на данном этапе слушания дела он не имеет права читать документ. Он взглянул на него, и этого вполне достаточно.

— Но ваша честь, — умолял Гамильтон Бюргер, — этот документ носит настолько секретный характер, что… то, что там написано, охранялось самым строгим образом. В разбираемом нами деле нет ничего, более секретного, чем этот документ, и я требую, чтобы он был представлен.

— Он и был представлен, — рассудил судья.

— Но я требую, чтобы он был представлен в качестве — вещественного доказательства.

— Разве это входит в компетенцию обвинения? — Судью Коуди это явно забавляло.

— Но его, возможно, собираются использовать как отвлекающий маневр, чтобы направить суд по ложному следу, чтобы запутать…

— Остановимся на этом, — произнес судья. — Значит, вы хотели бы видеть данный документ в качестве вещественного доказательства?

— Я… я бы хотел этого, и мне придется… Ваша честь, в этом документе приводится список номеров тех банкнотов, что были похищены. Точнее, тех из них, что были в числе пяти тысяч, приготовленных для вымогателя.

Мейсон поспешил успокоить рассерженного окружного прокурора:

— Чуть позже, когда я представлю этот документ в качестве вещественного доказательства, вы, мистер Бюргер, непременно получите возможность изучить его досконально. А теперь, извините, вы сами предложили такой порядок. Вы хотели на него взглянуть, и вы это сделали.

— Но, ваша честь, — продолжал протестовать Гамильтон-Бюргер, — номера, приведенные в документе, настолько секретны, что даже я не смог получить полный их список. А у защиты они есть — по отношению к обвинению это несправедливо.

Как ни в чем не бывало Мейсон снова обратился к свидетелю:

— Извините, доктор, но я бы хотел задать вам несколько технических вопросов.

— К вашим услугам, сэр.

— У вас в Рфиее есть, рентгеновский аппарат?

— Да, сэр. ^ч'

— Простите, но перед этим я забыл спросить вас: вы ведь врач и вы — хирург, верно?

— Верно, сэр.

— А теперь, доктор, я бы попросил вас подойти к доске и начертить план вашего офиса. Я хочу знать, где находится рентгеновский аппарат, в какой комнате.

— Какое отношение это имеет к делу, ваша честь? — возмутился со своего места Гамильтон Бюргер. — План офиса… Кому здесь нужен план его помещения?

— Простите, господин прокурор, ваш свидетель показал, что он — врач и хирург по специальности. Он показал это, отвечая на ваши вопросы. Вы также спрашивали его, и. он ответил, что имеет практику в Санта-Ане. И я, — заключил Мейсон, — имею право это проверить.

Судья Коуди недоуменно нахмурился:

— Скажите, защитник, могу я получить ваше заверение, что вышеуказанные вопросы непосредственно относятся к делу и имеют какое-то значение?

— Я заверяю вас, ваша честь. И я думаю, что они могут вскрыть едва ли не наиболее значимые факторы в слушаемом деле.

— Хорошо. Не возражаю.

Доктор Кандлер подошел к доске и начертил схему помещения.

Мейсон посмотрел на нее и спросил:

— Ответьте мне, доктор, если бы двое людей сидели вот здесь — на стульях рядом с перегородкой между этими двумя комнатами, а в комнате за ней, как я сейчас вижу, стоит рентгеновский аппарат, то могло бы так случиться, что при соответствующем положении аппарата, если, разумеется, он включен, оказались бы засвеченными любые фотопленки в любом фотоаппарате, положенном вон там — у маленького столика в углу комнаты, как раз у той стены, за которой рентгеновский аппарат и расположен?

Доктор Кандлер в замешательстве смотрел на чертеж.

— Я… я не знаю. Впрочем, обождите, мне кажется — да. Лучи от рентгеновского аппарата, конечно, пробили бы эту стенку. Я так полагаю, что фотокамера, которую вы имеете в виду, не защищена никаким свинцовым экраном или чем другим и собрана из алюминиевых и пластмассовых частей, как самая обычная.

— Вы меня поняли правильно, доктор Кандлер.

— В таком случае — однозначно да. Пленка засветится.

— Вся пленка целиком?

— Конечно. Здесь же нет никакой преграды от рентгеновских лучей. Они проникают и сквозь металл, если металл не экранирован свинцом, не говоря уж о человеческом теле и костях.

— То есть если бы кто-то у вас в офисе подумал, будто у меня с собой фотокамера, а в ней — пленка, на которую заснято что-то ценное, что может быть использовано как доказательство, то этот кто-то мог бы, используя рентгеновский аппарат, мою пленку испортить?

— Да. При желании это можно сделать. Однако насчет кого-то у меня в офисе — маловероятно.

— Благодарю вас, доктор Кандлер. И еще один вопрос: вы сказали, что полное имя вашей медсестры — Роза Ракер Трэйвис, не так ли?

— Все правильно, сэр.

— Ее девичья фамилия — Ракер?

— Да, сэр.

— Она вышла замуж за человека по фамилии Трэйвис?

— Да, сэр, насколько мне известно. Но это было до того, как она начала работать у меня.

— Есть ли у нее сестра по имени Хелен? Хелен Ракер?

— Кажется, есть.

— Знаете ли вы некоего Говарда Прима?

— Нет, сэр.

— Это имя вам ничего не говорит?

— Нет, сэр.

— А Томас Сэккит? Это имя вам знакомо?

— Томас Сэккит… подождите-ка… Что-то такое припоминаю. Да, я лечил пациента по имени Томас Сэккит.

— А знаете ли вы Уильяма Эмори?

— Да, сэр, знаю.

— Мистер Эмори, если не ошибаюсь, был водителем того бронированного автомобиля, из которого неизвестные преступники совершили историческую кражу денег, принадлежащих банку «Меркантайл секьюрити»?

— Да, сэр.

— Являлся ли он одним из ваших пациентов?

— Да, сэр.

— Вы лечите его и сейчас, если обратится?

— Да, сэр.

— Спасибо, доктор. У меня все.

Председательствующий посмотрел на обвинителя:

— Еще вопросы?

— Нет вопросов, ваша честь.

— Приглашайте следующего свидетеля.

— Мой следующий свидетель — Перри Мейсон. — Гамильтон Бюргер мрачно посмотрел на адвоката.

Мейсон немедленно встал, прошел на место свидетеля, поднял правую руку и повторил слова присяги.

— Прежде всего я спрашиваю вас, где вы взяли тот документ?

— Какой документ?

— Список номеров денежных банкнотов из числа пяти тысяч долларов, приготовленных для выдачи вымогателю. У вас не было абсолютно никакой возможности получить этот список.

— Но раз у меня не было абсолютно никакой возможности его получить, то само собой напрашивается вывод, что его у меня нет.

— Нет, он у вас есть. Это те самые номера, я видел;

— Откуда вам известно? Вы их проверили?

— Я проверил те номера, что имеются у меня. Этот список является настолько секретной информацией, что руководитель местного отделения ФБР отказался дать их даже мне.

— Тогда позвольте мне, господин окружной прокурор, — Мейсон был сама учтивость, — вручить вам фотоснимок номеров, которые вы не смогли получить от ФБР. Одну фотографию я попросил сделать специально для вас.

Не скрывая, да и не желая скрывать комической торжественности момента, Мейсон подошел к столу окружного прокурора и отдал ему в руки карточку размером одиннадцать на четырнадцать.

— Но вы не ответили на вопрос, — не мог успокоиться Гамильтон Бюргер, — где вы это взяли?

— Этот вопрос, мистер Бюргер, я отклоняю. Отклоняю на том основании, что вы требуете раскрыть сведения, не подлежащие оглашению. То, чего вы требуете, несущественно, неправообоснованно и не имеет отношения к делу. Идет слушание дела против Арлен Дюваль по обвинению ее в убийстве, а не в похищении денег, которые, как считается, украл из бронированного автомобиля «Меркантайл секьюрити» ее отец.

Сказав это, Мейсон сложил на груди руки* снисходительно улыбаясь, вернулся к свидетельской стойке и спокойно занял то же положение, что и раньше.

— Ах да, как это я мог забыть, — с ехидцей заметил Бюргер, — что противостоящий мне защитник — отъявленный буквоед. Чтобы защитить себя, он готов перепроверить каждую запятую в Уголовном кодексе и будет листать его, пока не протрет дыру. Но я отступать не намерен, и суд услышит факты, которые я считаю имеющими отношение к разбираемому делу.

— Задавайте вопросы по имеющим отношение к делу фактам, и вы не услышите от меня ни единого возражения, — ответил Мейсон.

— Хорошо же, я это и сделаю! В среду, десятого числа текущего месяца, вечером, ходили ли вы домой к Джордану Л. Балларду?

— Да.

— Подходили ли вы к окну в гостиной, выходящему на улицу?

— Да.

— И вы опускали и поднимали роликовую шторку, не так ли?

— Да. Все верно.

— Что?! Сейчас вы это признаете, мистер Мейсон?

— Конечно, признаю.

— Но вы же отрицали это перед Большим советом присяжных.

— Ничего подобного я не делал. Вы спросили меня тогда, опускал ли я и поднимал ли роликовую шторку, подавая этим самым сигнал подзащитной. Я ответил, что нет. Вы затем поинтересовались, что, может быть, этими своими действиями я подавал сигнал кому-то другому, на что я также ответил отрицательно*

— Но сейчас вы признаете, что опускали и поднимали ту шторку?

— Естественно. Я же этого не скрываю.

— Но вы не сообщили этого Большому совету.

— Потому что вы не спросили меня об этом.

— Я спросил вас минуту назад.

— А я и ответил.

— Как же тогда вы объясните свое поведение? Зачем вам понадобилось опускать и поднимать штору, если не сигналить кому-нибудь?

— Я обнаружил, что у меня на руках находятся одна тысячедолларовая денежная купюра и одна пятисотенная купюра, причем номер тысячедолларовой — 000151.

У Гамильтона Бюргера отвисла челюсть. С открытым ртом и вытаращенными глазами он привстал и уставился на Мейсона с таким изумлением, что кое-кто из присутствующих, будучи не менее Бюргера 'удивлен и ошеломлен ответом защитника, не смог сдержать улыбки, послышались даже смешки.

Судья Коуди немедля призвал всех к порядку.

— Продолжайте, господин окружной прокурор, — сказал он.

— Благодарю, ваша честь. Но мистер Мейсон, когда вы предстали перед Большим советом, то показали нам два других банкнота — также достоинством в одну тысячу долларов и в пятьсот долларов. Где вы взяли эти два?

— Те, о которых вы только что упомянули, были в письме, полученном мною предположительно от Арлен Дюваль. Я так и ответил членам Большого совета присяжных.

— А откуда же у вас две другие купюры — те, о которых вы дали показания, что обнаружили их у себя на руках?

— Я нашел их в письме, пришедшем якобы от Арлен Дюваль.

— Но вы нам об этом ничего не говорили.

— Меня не спрашивали.

— Я просил вас представить нам все деньги, полученные вами от Арлен Дюваль.

— Да, я помню. И я ответил, что я не знаю, чтобы мне поступали от нее какие-либо деньги. Я ответил, что получил письмо, написанное предположительно ее рукой, в котором я обнаружил два банкнота — тысячу долларов и пятьсот долларов. Я тогда еще специально упомянул, что деньги, которые я показывал в тот момент, были мною получены в названном до этого письме. Вы не спросили меня, были ли это все деньги, которые поступили мне предположительно от Арлен Дюваль. Если вы не можете допрашивать свидетеля так, чтобы не оставлять ему возможности увильнуть от ответа, то я не вижу причины, почему бы свидетелю этого не сделать…

— Достаточно, господин защитник, — перебил его судья, — я неоднократно призывал вас воздерживаться от личных выпадов.

— Уважаемый суд, — возразил Мейсон, — это не есть выяснение личных отношений между обвинителем и защитником. В данном случае сталкиваются личности обвинителя и свидетеля. Противная сторона пожелала допросить меня как свидетеля, и я ответил как свидетель.

— Хорошо, хорошо. Принимается. Остановимся на этом. Обвинение, продолжайте допрос свидетеля. — Судья Коуди говорил как обычно — спокойно и вежливо, но в уголках его рта затаилась усмешка.

— Я никогда ничего подобного не слышал, — заявил Гамильтон Бюргер.

— Естественно, нет. Чего ж вы хотели? — Комментарий Мейсона был сух и краток, но тем не менее вызвал всеобщий смех, тут же остановленный ударом судейского молотка.

— Каким образом вы получили два других банкнота — в тысячу долларов и в пятьсот? Как они у вас оказались?

— Мне их доставил Пол Дрейк, который в свою очередь сказал, что их ему принес посыльный.

— Что вы сделали с теми деньгами?

— Пока Баллард находился на кухне, я опустил роликовую штору, засунул обе купюры под верхний ролик, после чего отпустил ее в исходное верхнее положение. Затем я снова проскользнул в комнату между портьерами, мы с Баллардом допили у кого что осталось, и я ушел.

— Вы хотите сказать нам, что, когда вы от него ушли, Баллард был жив?

— Именно это.

— Но так как Арлен Дюваль вошла в дом сразу же после того, как вы отъехали, то…

— Простите, но я вынужден перебить. Вы упускаете один существенный факт.

— Какой же?

— Вы забываете о человеке моего роста и сложения, человеке, наблюдавшем за домом и видевшем, как я опустил и поднял штору. Этот человек хотел знать, зачем я туда ходил и что я там делал, этот человек припарковал свою машину на подъездной дорожке и вошел в дом сразу же после моего отъезда, этот'человек был хорошо знаком Джордану Балларду, иначе тот бы его в кухню не впустил, этот человек, наконец, пил бурбон и «Сэвэн-Ап» после того, как Баллард выплеснул остатки скотча и содовой из моего стакана в кухонную раковину.

— Откуда вы знаете, что такой человек вообще существовал, мистер Мейсон? — ухмыльнулся Бюргер.

— Я знаю это по той простой причине, что когда работники полицейского управления выехали на место и провели следственный эксперимент — поднимали и опускали штору и так далее, — то никаких денег они там не нашли. Нельзя, правда, исключить и другой вариант — полицейские следователи нашли деньги, присвоили их и никому ничего не сказали. Однако логичнее предположить, что в доме побывал кто-то еще.

— Но кто же этот кто-то?

— Если вас интересует информация, то я могу высказать предположение; Сравните отпечатки пальцев на стакане под номером один с отпечатками пальцев Билла Эмори — водителя того бронированного автомобиля, на котором перевозились деньги в день, когда их украли. Насколько мне известно, это человек моего роста и телосложения, и я предлагаю взять фотографию списка номеров денежных банкнотов, которые были известны полиции, и сравнить почерк, каким они написаны, с почерком Билла Эмори. Как вы вполне резонно заметили, мистер Бюргер, этот список являлся одним из наиболее строго охраняемых секретов ФБР. Его охраняли так бдительно, что не дали никакой информации даже вам. Только один-единственный человек имел возможность получить копию этого списка — похититель. Обнаружив среди украденных им денег пачку связанных мелких купюр на сумму в пять тысяч долларов, а о том, что полицией приготовлена такая сумма для вымогателя, он знал, похититель правильно предположил, что это те самые меченые деньги, и списал для себя все их номера. И сделал он это с единственной целью — не истратить их самому и, следовательно, не попасться, и в то же время улучить момент и подсунуть некоторые из них в бумажник Колтону Дювалю. А позднее, когда наступит подходящее время, он планировал использовать эти деньги, чтобы сфабриковать неопровержимую улику против Арлен Дюваль.

Джордан же Баллард тем временем пошел по ложному следу, сконцентрировав все внимание на докторе Канцлере. Баллард пришел к выводу, что доктор не может быть не замешан в деле, но он не учел того факта, что медсестра доктора Канцлера — Роза Ракер Трэйвис имела ничуть не худшую возможность шарить по карманам пациентов в то время, когда они принимали термические ванны, с тем чтобы получать дубликаты ключей и документов. Ей, надо полагать, оказалось совсем не трудно снять оттиски с ключей от того отсека бронированного автомобиля, в котором перевозились большие суммы наличности. А так как она сопровождала доктора Кандлера во время его визита в банк непосредственно перед ограблением, то у нее была отличная возможность взять погашенные чеки, и, засунув их потом в заранее изготовленную ловким фальшивомонетчиком фирменную упаковку, они совершили подмену.

В свою очередь сестра миссис Ракер — Хелен Ракер — очень дружна с Томасом Сэккитом, известным также под именем Говарда Прима, причем последний давно уже числится в полицейской картотеке как мошенник и искусный мастер подделывать деньги. И в заключение, господин окружной прокурор, — Мейсон обращался к Бюргеру почти по-дружески, — я заявляю о том, что готов в качестве свидетеля оказать вам всяческую помощь, и если у вас не хватает доказательств — спрашивайте меня, я отвечу на любые ваши вопросы.

Гамильтон Бюргер начал было подниматься и что-то говорить судье, но в этот момент судья Коуйи пришел окружному прокурору на выручку.

— Суд удаляется на пятнадцатиминутный перерыв! — объявил он.

Глава 14

Арлен Дюваль, Пол Дрейк, Перри Мейсон, Делла Стрит и доктор Кандлер собрались-за большим столом в библиотеке Мейсона.

— Я должен принести свои извинения за то, что дневник попал в руки полиции, — сказал Мейсон. — Сейчас вы видите, что Баллард был на правильном пути, хотя ход его мыслей был не совсем верен.

— Я никогда не подозревал Розу, — смущенно заговорил доктор Кандлер, — но сейчас это очевидно. Я был официальным врачом банка, и многие его служащие обращались ко мне со своими'хворями и недугами как к личному доктору. На протяжении многих лет я был приверженцем диатермии и потогонных ванн. Я считал и считаю, что кожные поры должны открываться и прочищаться, и… я во всем полагался на мою главную медсестру. Роза Трэйвис умела ухаживать за больными, хорошо проводила любые процедуры. До абсурда смешно, как легко она могла проверить содержимое их карманов, снять оттиски с ключей, а Томас Сэккит подделать печати, которыми пользовались работники банка. Когда начинаешь думать, насколько это все очевидно, удивляешься — как это никому раньше не пришло в голову.

Мейсон усмехнулся:

— Баллард неплохо задумал, но он не проработал план до конца. Он был убежден в том, что если Арлен Дюваль начнет на глазах у всех тратить наличные деньги, то преступник выдаст себя и непременно угонит трейлер, чтобы подсунуть туда компрометирующие ее купюры. А уж когда — это вопрос времени. Но в ход рассуждений Балларда вкралась ошибка — ошибка, типичная не только для новичков, но и для матерых следователей. Баллард заранее определился в том, кто виновен в пропаже денег, и собирал факты таким образом, чтобы они подтверждали придуманную им версию. Он конечно же обхаживал и Билла Эмори, наверняка пытаясь выудить из него информацию, но так ничего до конца и не понял. Вернее, он понял, но было уже слишком поздно — Эмори явился к нему собственной персоной.

— Почему он понял, как ты думаешь? — спросил Дрейк.

— Эмори следил за домом, в этом нет сомнений. Следил, наверное, с того момента, когда увидел, что мы с Баллардом поехали к нему домой. Он видел, как я подходил к окну, опускал и поднимал штору, и он заподозрил, что я прячу там эти самые деньги. Он знал про деньги, потому что сам это организовал.

— А как он это сделал? — поинтересовался доктор Кандлер.

— Мы знаем, что Сэккит ходил к костюмерам и брал напрокат униформу рассыльного. Хозяин костюмерной в конце концов вспомнил, что форма эта Сэккиту совсем бы не подошла. Она была маленького размера, для человека не очень высокого и с узкой талией. А для девушки была бы в самый раз. Это означает, что рассыльным вырядилась либо Роза Трэйвис, либо ее сестра.

Возможно, мы никогда не узнаем точно, во всех деталях, что именно произошло у Балларда в доме, но Эмори наверняка подъехал сразу же, как только уехал я, припарковал машину на подъездной дорожке и вошел. Примерно в это же время подоспело и такси с Арлен Дюваль, за которым детектив Дрейка следил из автомобиля Фрейзера. Баллард в это время направился в кухню, чтобы приготовить выпить. Эмори же, наблюдавший за домом до того и видевший, как я маячил в окне, не повторил, однако, ошибки Гамильтона Бюргера. Он не подумал, что я подавал кому-то сигнал. Он, как я уже сказал, заподозрил, что я что-то прячу.

Итак, он проскользнул к окну, опустил штору и обнаружил там два спрятанных мною банкнота. Можете представить себе, как он был раздосадован. Скольких трудов ему стоило, вернее, им стоило, всучить их мне до того, как принесут повестку duces tecum, и вот — на тебе! Не вышло. Естественно, что повестка — это тоже их рук дело. Достаточно анонимного телефонного звонка в полицию или окружному прокурору. А Баллард, должно быть, застал Эмори. Заметил, как тот вынимал деньги, и на кухне стал его расспрашивать, что и как. Эмори понял, что Баллард, подозревавший до того момента доктора Канцлера, ухватился наконец за нужную ниточку, и убил хозяина дома, чтобы спасти себя.

— А я-то думала, что трейлер украли, чтобы найти мой дневник, — сказала молчавшая до сих пор Арлен Дюваль, — но, оказывается, они и впрямь хотели спрятать там деньги, которые потом обязательно бы попали к полиции.

— И опять я наблюдаю, как вам не удалось преодолеть самое большое препятствие, подстерегающее следователя на пути к истине, — назидательным тоном произнес Мейсон, — вы слишком поспешно делаете выводы.

— Но откуда Биллу Эмори стал известен… ах да, кажется, догадываюсь… Баллард, после того как вспомнил один номер на пачке с тысячными, поделился, наверное, этим с Эмори, и тот…

— Совершенно верно, мисс Дюваль! И тот решил во что бы то ни стало подсунуть банкнот мне. Убедился, что я его послание получиэг; и анодеп^ВДйСообшил вдаэлищпо, что, мол, неплохо бы Вручить мнетювестку duc^tecuih; с тем чтобы я предъявил все деньги, полученные от Арлен Дюваль. При этом он не забыл и про Балларда, включил его тоже и думал, что на обман это уже похоже не будет.

— Но не получилось… — Арлен Дюваль огорченно вздохнула. — Как же мне больно осознавать, что Баллард разработал этот план, я помогала ему и в течение полутора лет сидела как приманка в его капкане, а когда капкан сработал, он не может этим насладиться. Теперь я снова начну работать…

— Вы торопитесь, — остановил ее Мейсон, — не забывайте, что за возвращение денег обещана награда. Ваш отец будет освобожден, а награда представляет собой весьма кругленькую сумму. Будет у вас и автомобиль, будет и трейлер, два-три месяца вы с отцом отдохнете. Я убежден, что немного солнца ему пойдет только на пользу.

— Бедный мой папочка! — На глаза Арлен навернулись слезы. — Он писал, что в камере у него всегда очень мало света.

В библиотеку вошла Герти и принесла телеграмму:

— Адресована Арлен Дюваль, передать через Перри Мейсона.

Мейсон протянул телеграмму девушке.

Она вытерла слезы, вскрыла ее, прочитала и, радостно улыбнувшись, протянула знаменитому адвокату.

На штемпеле обратного адреса значилось: «Тюрьма Сан-Квентин».

«Слышал новость по радио тчк Так держать Арлен и мы заживем новой жизнью тчк Твой любящий отец».

Мейсон повернулся к Делле Стрит:

— Пригласи, пожалуйста, представителей прессы и сообщи им, что я лично прослежу за тем, чтобы обещанное страховой компанией денежное вознаграждение получили Арлен Дюваль и ее отец. Это должно быть в радионовостях уже сегодня вечером. А сейчас у нас есть чем отметить такое событие, и мы это сделаем!..

ДЕЛО О КРИЧАЩЕЙ ЖЕНЩИНЕ

Глава 1

Делла Стрит, личный секретарь Перри Мейсона, вошла в офис и сказала, остановившись у стола адвоката:

— Вам всегда нравились необычные дела, шеф. На этот раз у меня имеется такое.

— Необычное? — спросил Мейсон, оторвавшись от бумаг на столе.

— Уникальное, — ответила она.

— Выкладывай.

— Звонила миссис Джоан Кирби, — сказала Делла Стрит, — и хотела, чтобы вы поговорили с ее мужем.

— Дело о разводе? — спросил Мейсон.

— Нет, у них с мужем хорошие отношения.

— Тем не менее она хочет, чтобы я поговорил с ним?

— Да, верно.

— О чем?

— О том, где он был прошлой ночью.

Мейсон нахмурился.

— Делла, я не детектор лжи и не психоаналитик. Я не берусь за домашние дела.

— Все это я сказала миссис Кирби, — ответила Делла Стрит.

— Она хочет защиты своему мужу. Она хочет, чтобы вы выслушали его историю и разбили его самоуверенность.

— С какой целью?

— Она не сказала. Я попросила ее перезвонить через пять минут и… Возможно, это она. — На столе Деллы Стрит затрещал телефон.

— Я поговорю с ней, — решил Мейсон.

Делла Стрит подняла трубку:

— Алло. Да, миссис Кирби… Да, мистер Мейсон поговорит с вами.

Она кивнула Мейсону, который пробурчал в трубку своего телефона:

— Мейсон слушает.

Хорошо поставленный голос миссис Кирби полностью отличался от резкого, эмоционально окрашенного тона, который Мейсон ожидал услышать.

— Я бы хотела, чтобы вы поговорили с моим мужем, — сказала она.

— О чем? — спросил Мейсон.

— О том, где он был прошлой ночью.

— Зачем?

— Его история неправдоподобна.

— Но вы можете упрекнуть его, подать на развод или…

— Пожалуйста, мистер Мейсон, поймите меня. Я очень преданная жена. Я люблю своего мужа. Поэтому я позвонила вам. Он рассказал мне свою историю. Но я не хочу, чтобы о ней узнали другие.

— Почему?

— Можетслучиться беда.

— Что беспокоит вас?

— Вы все узнаете, когда выслушаете его.

— Итак, вы хотите, чтобы я поговорил с ним?

— Да. Его история абсурдна. Но я надеюсь, что он расскажет вам, что произошло на самом деле.

— А потом? — спросил Мейсон.

— Потом, — сказала она, — вы сможете помочь ему.

— А почему бы вам не сказать ему, что вам известно, что он лжет и…

— Нет, нет, мистер Мейсон! Пожалуйста! Пусть будет по-моему. Мой муж способен заставить людей поверить, что черное есть белое. Сейчас он в беде, но сам не знает этого. Чтобы сохранить нашу семью, я должна быть преданной, доверчивой женой. Пожалуйста, мистер Мейсон!

— Но как вы заставите его прийти сюда?

— Оставьте это мне.

— Хорошо, — сдался Мейсон. — Но поймите одно, миссис Кирби, я не хочу, чтобы вы вмешивались, я не хочу, чтобы вы…

— О Господи! — воскликнула она. — Меня там не будет.

— Хорошо, — повторил Мейсон. — Пусть он придет сегодня в два часа.

— Спасибо, — заворковала она. — До свидания, мистер Мейсон.

Мейсон повесил трубку и взглянул на Деллу Стрит.

— Итак, — сказал он, — ты дала точное описание, Делла!

Она вопросительно подняла брови.

— Уникальный случай! — ответил Мейсон на ее немой вопрос.

Глава 2

В час пятьдесят пять Мейсон отложил в сторону список вызываемых в суд, над которым он работал, и сказал Делле Стрит:

— Долой рутинные дела, Делла. Давай возьмем сигареты и посмотрим на загадочного Джона Кирби.

Мейсон откинулся на спинку стула, закурил, сцепил пальцы за головой и курил минуту в тишине.

На столе Деллы Стрит зазвонил телефон.

— Да, Герти, хорошо, — ответила Делла. — Минутку. — Она повернулась к Мейсону. — Мистер Джон Кирби ждет назначенной встречи на два часа.

Мейсон посмотрел на часы.

— На две минуты раньше, Делла. Джон Кирби может лгать своей жене, но он точен на свиданиях. Скажи Герти, пусть впустит его.

Делла Стрит передала указания, затем поднялась и подошла к двери офиса Мейсона.

— Здравствуйте, мистер Кирби, — сказала она через некоторое время. — Я Делла Стрит, секретарь мистера Мейсона. Проходите, пожалуйста.

Она пропустила вперед большого мужчину с веселой улыбкой.

— Как поживаете, мистер Мейсон? — обратился он к адвокату. — Я очень много слышал о вас и ваших делах. Все это великолепно!

Мейсон пожал его руку с длинными изящными пальцами.

— Садитесь, мистер Кирби, — пригласил Мейсон.

Кирби было около сорока лет. У него была толстая шея, красные щеки, тонкие длинные волосы и довольно уверенные манеры для человека с такой внешностью.

— Я полагаю, мистер Мейсон, вы удивлены, почему я здесь.

Кирби улыбнулся Делле Стрит.

— Правда, — продолжал он, — я сам не понимаю, какого дьявола я здесь делаю. Моя жена сказала, что мне следовало бы увидеться с адвокатом. Чтобы сохранить мир в семье, я согласился поговорить с вами. Но, мистер Мейсон, у меня нет причин для встречи с адвокатом.

— Кроме одной — сохранить семейный покой, — сказал Мейсон.

— Конечно, — усмехнулся Кирби. — Это самое важное. Мистер Мейсон, мне известно, как ужасно вы заняты. Не буду отнимать у вас понапрасну время. Начну с самого начала. Все произошло прошлой ночью. Я — президент компании снабжения нефтяных скважин, мистер Мейсон. Прошлым вечером у меня была назначена встреча.

— Что-то произошло на этой встрече? — спросил Мейсон. — Что-нибудь, что заставило вас…

— Нет, нет, нет! Не на встрече, мистер Мейсон, это случилось после нее.

— Продолжайте.

— Я ехал домой, когда увидел эту девушку на дороге.

— В машине? — спросил Мейсон.

— Она шла пешком и несла красную канистру с бензином. Конечно, вы понимаете, что это значит, мистер Мейсон, и я остановился. Бедняжка, у нее кончился бензин, она пешком добиралась до станции техобслуживания, а потом возвращалась к своей машине.

Мейсон кивнул.

— Мне кажется, я правильно сделал, что остановился. Я понимаю, что мужчины иногда используют таких девушек искушения ради. Но эта девочка шла прямо, не останавливаясь, и выглядела как настоящая маленькая леди, очень хорошенькая молодая женщина.

— Какого возраста? — спросил Мейсон.

— Года двадцать два или около того. Молодая, привлекательная, хорошо одетая. У таких обычно красивые машины.

Продолжайте, — попросил, Мейсон. — Вы подобрали ее. Что случилось?

— Да, я подобрал ее. У нее была канистра с бензином. Я спросил, куда ее отвезти, и она сказала, что ее машина впереди, всего, около четверти мили, что в машине кончился бензин и она возвращалась пешком.

— Дальше.

— Мы проехали около полумили, но машины там не оказалось. Тогда мы проехали еще милю, но и там машины не было. Я спросил ее, в чем дело, но она сама ничего не понимала. Тогда мы вернулись на заправочную станцию. Она была уверена, что оставила машину неподалеку от этой станции. Мы поехали обратно.

— Машины не было? — спросил Мейсон.

— Машины не было.

— Как же вы тогда поступили?

— Тогда я стал задавать вопросы девушке. Она сказала, что ключи от машины положила под коврик на полу. Затем пошла на станцию техобслуживания, рассказала им свою историю, получила канистру бензина и пошла обратно… Она сказала, что бак в машине' был аб-; солЮтно пуст, машина не могла продвинуться ни на фут. Не было сомнений, мистер Мейсон, что машина украдена. Кто-то наполнил бак бензином и уехал на ней. Или просто отогнали машину буксиром.

— Вы, конечно, известили полицию? — спросил Мейсон.

Кирби сел поудобнее.

— Вот причина, почему моя жена подумала, что мне необходимо поговорить с адвокатом. Я не обратился в полицию.

— Почему?

— Девушка не захотела.

— Почему?

— Сейчас я понимаю, что она что-то недоговаривала, мистер Мейсон. Но тогда передо мной была молодая женщина — одна из самых трогательных ситуаций, в которые я когда-либо попадал. У нее не было и десяти центов. Она…

— А ее кошелек?

— Она оставила кошелек в машине. Взяла оттуда только долларовую банкноту, достаточно, чтобы заплатить за бензин. Она сказала, что не хотела нести коше-г лек в<;.одной руке,-а канистру-в; другой, когда 'Пойдет обратно… -У.'.:'

— Она шла обратно? Не вперед?

— Да, мистер Мейсон. Она помнила, как проезжала заправочную станцию. Не более полумили. Это была «Шелл стейшен», у нее же была кредитная карточка «Стандарт ойл». Ей нравилось покупать бензин у этой компании. Когда она увидела, что уровень в баке понижается, то подумала, что его хватит миль на восемь-десять. Она могла бы дотянуть до города и обратиться в «Стандарт Ойл».

— Что было дальше?

— Когда бензин кончился и мотор заглох, она пошла обратно на станцию техобслуживания.

— Она не поймала попутную машину?

— Нет, нужно было пройти всего лишь полмили или около того, ей было страшновато ехать с незнакомцами.

— Но ведь с вами она поехала?

— Канистра была очень тяжелая, она ужасно устала.

— Что произошло дальше?

— Я, естественно, не знал, что делать. Передо мной была девушка, у которой украли машину, без кошелька, без водительских прав, без кредитной карточки…

— Вы узнали ее имя? — спросил Мейсон.

— О да, мы познакомились.

— Как ее имя?

— Луиз Вагнер.

— Она работает? Замужем? Или незамужняя?

— Я понял, что она была замужем, сейчас в разводе. Она немного рассказывала о своей личной жизни. По известным обстоятельствам я старался не задавать подобных вопросов. Вы понимаете, мистер Мейсон, мы же не слишком долго ехали. Пару миль, да и за машиной смотреть, и… Я полагаю, она была со мной в машине всего минут десять или пятнадцать. Я сказал, что она должна уведомить полицию, но ей делать этого не хотелось. Потом я спросил, что она собирается делать, но она не знала. В городе, по ее словам, у нее не было знакомых. Тогда я сказал: «Послушайте, молодая леди, я не собираюсь блуждать всю ночь».

— Да, конечно, — сухо сказал Мейсон.

— Я понимаю ваш скептицизм, мистер Мейсон. Может быть, это была своего рода игра, где она была приманкой или ловушкой или… Я человек деловой… Бываю то здесь, то там, никогда не знаю точно, где и сколько буду путешествовать. Поэтому у меня с сббой всегда большая сумма денег.

— Что вы имеете в виду, говоря «большая сумма»? — спросил Мейсон.

— Ну, банкнота в тысячу долларов, а в бумажнике обычно около семисот долларов. Я стараюсь всегда иметь при себе банкноты по четыреста — пятьсот долларов.

— Понимаю, — сказал Мейсон. — И прошлой ночью у вас были с собой деньги?

— Да.

— И как много?

— Я бы сказал, около двух тысяч долларов… Я привез девушку в мотель и попросил для нее комнату, но, будь они прокляты, нам ее не дали.

— Почему?

— Подозрения, я полагаю. Незамужняя девушка приходит с мужчиной гораздо старше ее. Черт возьми!

— Как вы поступили?

— Я объяснил мисс Вагнер, что это в некоторой степени деликатная ситуация.

— Продолжайте, — попросил Мейсон.

— Тогда она предложила, что, возможно, если бы мы зарегистрировались в книге посетителей как муж и жена, то смогли бы получить комнату. Она бы осталась в мотеле, а я бы уехал. Она очень хорошо держалась в этой ситуации. Конечно, она переживала из-за украденной машины, потерянного кошелька и багажа, но она казалась внимательной и понимающей, беспокоилась, что была для меня обузой.

— Который был час? — поинтересовался Мейсон.

— Почти полночь. Моя встреча закончилась чуть позднее одиннадцати и… Да, я полагаю, была полночь.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — Итак, она предложила зарегистрироваться как муж и жена. Что вы сделали?

— Мы отправились в следующий мотель. Это был мотель «Красивый отдых». Я попросил комнату, управляющий только взглянул на нас и сказал: «Двадцать долларов». И я зарегистрировался.

— Как вы зарегистрировались? — спросил Мейсон. — Под своим именем?

— Нет, сэр. Я зарегистрировался как мистер и миссис Вагнер и… Я забыл узнать, из какого она города, поэтому написал первое, что пришло в голову, — Сан-

Франциско, Калифорния. На регистрационном бланке еще нужно было указать номер машины. Я написал первые три буквы и цифру номера моей машины, а две последние — от номера телефона. Тем временем я уже сомневался в мудрости моих действий.

— Я могу понять это, — согласился Мейсон.

— Я заплатил управляющему за комнату, пожелал мисс Вагнер спокойной ночи и попросил, чтобы она разрешила мне позвонить в полицию по поводу ее машины. Но она не хотела втягивать полицию в это дело. Я дал ей десять долларов, пожелал спокойной ночи и поехал домой.

— В котором часу вы были дома?

— Что-то около часа ночи. Я не смотрел на часы.

— А ваша жена?

— Моя жена была в постели.

— Она проснулась, когда вы пришли?

— О да, она проснулась и задала несколько вопросов о встрече.

— Вы рассказали ей о мисс Вагнер?

— Не сразу, нет. Только утром, когда она сказала, что встреча длилась дольше обычного. Тогда я рассказал ей о девушке, и она очень забеспокоилась. Она сказала, что я должен был привезти ее к нам домой и что нужно поехать обратно в «Красивый отдых» и узнать, не можем ли мы что-нибудь сделать для нее.

— И вы поехали туда?

— Да. Вместе с женой. Мы подъехали прямо к домику, арендованному мной. В двери торчал ключ. Я зашел внутрь. Там не было никаких признаков присутствия молодой женщины.

— Что потом?

— Это все, мистер Мейсон. Конец истории.

— Очень интересная история, — сказал Мейсон. — В некоторой степени — необычное приключение. Ваша жена вам поверила?

— Конечно. А почему бы и нет?

— Вы не заметили некоторого скептицизма с ее стороны?

— Конечно, нет. Какого дьявола она должна быть скептиком? Что-нибудь звучит неправдоподобно? Здесь все правда.

— Она захотела, чтобы вы увиделись с адвокатом?

— Только так я мог бы быть защищен в случае… ну, в случае какого-нибудь ложного обвинения. После всего… эта девушка может воспользоваться записью в книге для посетителей… муж и жена. Моя жена очень доверяет мне, мистер Мейсон. Она знает, что я рассказал ей правду.

Мейсон взглянул на Деллу Стрит.

— Когда вы впервые увидели эту женщину, она несла красную канистру?

— Да, верно.

— Как девушка была одета?

— Ох, я не знаю, мистер Мейсон. Не думаю, что мужчина способен вразумительно описать женскую одежду. На ней как будто все было серым. Я помню серую юбку и, кажется, коричневые туфли и чулки.

— Туфли на сплошной подошве?

— Нет, сэр. Очень красивые модельные туфли.

— На высоком каблуке?

— Достаточно высоком. Красивые туфли из крокодиловой кожи.

— Когда вы отправились в мотель, — спросил Мейсон, — конечно же, не взяли канистру с собой?

— Нет, сэр. Было бы абсурдным отправить девушку в мотель без кошелька и зубной щетки, но с канистрой бензина. Кирби нервно засмеялся.

— Тогда, — сказал Мейсон, — канистра должна оставаться в вашей машине.

— Ну да. Конечно. Думаю, да.

— Где ваша машина сейчас?

— Внизу, на автостоянке.

Мейсон произнес тоном, не терпящим возражений:

— Я пойду с вами, и мы посмотрим на эту канистру. Возможно, нам это что-то даст.

— Но, — сказал Кирби, нервным движением руки откинув назад свои тонкие волосы, которые тут же упали обратно на лоб, — дайте подумать, мистер Мейсон. Я не помню, чтобы видел канистру в машине утром.

— Не видели?

— Нет.

— Машина все время находилась в гараже?

— Да, сэр.

— Гараж двойной?

— На три машины.

— У вас есть шофер?

Нет, сэр, не постоянно.

— Тогда кто же мог забрать канистру из машины?

— Мистер Мейсон, я не знаю… Я… по правде говоря, я не могу понять, что могло случиться с этой канистрой.

— Я постараюсь узнать номер машины, зарегистрированной на имя Луиз Вагнер. И когда мы будем иметь описание этой машины…

— Подождите, мистер Мейсон, — перебил его Кирби, — вы слишком быстро действуете.

— Вы пришли за консультацией адвоката, — заметил Мейсон.

Кирби откашлялся.

— Вы как будто пытаетесь опровергнуть мой рассказ.

— Опровергнуть? — воскликнул Мейсон. — Почему, ведь в нем нет ничего ложного, не. так ли?

— Конечно нет! — ответил Кирби жестко. — Только вы так поворачиваете дело, как будто я стараюсь… создать себе алиби в случае убийства или что-то в этом роде. О Господи! Ваши часы идут точно?

— Да.

— Тогда я вас покидаю! Мои часы, должно быть, отстают на полчаса. А у меня назначено другое очень важное свидание. Я опаздываю.

Мейсон усмехнулся:

— Если бы ваши часы отставали, Кирби, вы бы опоздали на наше свидание.

— Ну..! да… Спасибо, мистер Мейсон. Я позвоню вам. Мне ужасно жаль. Мы еще увидимся.

Он встал и в одно мгновение оказался около двери.

Делла Стрит посмотрела на Перри Мейсона.

— Итак? — спросил адвокат.

— Сейчас он помчится на станцию техобслуживания, чтобы купить канистру бензина, — сказала Делла Стрит, потом нахмурилась. — Я уже слышала это имя. Что-то отложилось у меня в памяти. Я… О Господи!

Мейсон поднял брови.

— Шеф! — воскликнула Делла, широко раскрыв от ужаса глаза.

— Все в порядке, — успокоил ее Мейсон. — Что случилось, Делла?

— Шеф, сегодня утром в машине я слушала новости. Местное радио передавало сообщение о нападении на доктора Ф. Локриджа Бэбба. Его дом где-то на Санленд-Драйв. Нападение произошло прошлой ночью. Его нашли в кабинете без сознания. Сейчас он находится в больнице в критическом состоянии. Соседи слышали крик женщины, слышали звуки ударов и видели девушку, выбегающую из дома. Насколько я помню, ее описание полностью совпадает с приметами девушки, которую подобрал мистер Кирби.

— Такое описание не имеет большого значения, Делла, — сказал Мейсон. — Подобным образом можно описать практически любую молодую женщину.

— Понимаю, шеф. Но сейчас я знаю, где слышала имя Кирби. Полиция думает, что нападающий тот, с кем было назначено свидание у доктора Бэбба на этот вечер. Они предполагают, что эта девушка — наркоманка, ударила его тяжелой стеклянной колбой, похитила запасы наркотиков и убежала.

— Когда это произошло? — спросил Мейсон с возрастающим интересом.

— Около одиннадцати тридцати вечера.

— Хорошо, продолжай, — попросил Мейсон. — Были какие-нибудь записи в ежедневнике доктора?

— Там было два имени. Я забыла второе, но помню, что одно из них — Кирби. Я бы не вспомнила, если бы не услышала его еще два раза. Целый день я себе твердила, что что-то знаю о нашем клиенте.

Мейсон сжал губы и сидел минуту в тишине, лишь постукивая пальцами по столу.

— Вот что, Делла. Позвони в Детективное агентство и попроси Пола Дрейка найти все, что сможет, о бизнесе доктора Бэбба. Возможно, наш клиент попал в серьезные переделки. Постарайся найти Джона Кирби по телефону. Позвони в его офис и передай, что я хочу поговорить с ним, как только он появится. Найди также миссис Кирби и скажи ей, что я хочу опять увидеться с ее мужем.

Делла Стрит кивнула и покинула офис.

Десятью минутами позже Мейсон был уведомлен, что Кирби в своем офисе не появлялся, что телефон в его доме не отвечает и поэтому невозможно переговорить с миссис Кирби.

Около четырех часов Делла Стрит передала Мейсону отчет Пола Дрейка:

— Доктору Ф. Локриджу Бэббу шестьдесят два года, полуотставной врач и хирург, живет на Санленд-Драйв, 19647. В этом же районе находится мотель «Красивый отдых», куда Джон Кирби отвез молодую женщину. Около одиннадцати тридцати прошлой ночи соседи доктора Бэбба слышали женский крик и звуки ударов. Звуки доносились из дома доктора. Ассистент доктора, который живет в комнатах над гаражом с обратной стороны дома, в это время принимал душ. Сквозь шум воды он расслышал крик, обернулся полотенцем и побежал посмотреть, что случилось. Соседи с восточной стороны — их фамилия Данкирк — слышали шум и видели девушку, выбежавшую из дома. Это они позвонили в полицию. Полицейские, прибывшие в. ^читанные, мидуты, нашли, доктора, Бэбба, на прлу своего кабинета без сознания. По-видимому, в качестве оружия была использована тяжелая стеклянная колба. Ее осколки валялись неподалеку от тела доктора. По словам соседей Данкирков, девушка, выбежавшая из дома, была одета так же, как и та, которую подобрал Кирби. Молодая, волосы темно-коричневые. Интересная деталь: миссис Данкирк, увидевшая девушку, совершенно уверена, что в руках у нее ничего не было.

Я пытаюсь дозвониться до мистера Кирби. В офисе отвечают, что не знают, где он находится. Телефон в его доме все еще молчит. Я звоню туда каждые десять минут. Полиция обнаружила в доме доктора Бэбба ежедневник. Из него известно, что в этот вечер у него были назначены свидания с двумя людьми: имя одного — Кирби, другого — Логан. Инициалы не указаны. Доктор Бэбб в критическом состоянии. Он все еще без сознания.

Мейсон сидел минуту-другую, нахмурившись, обдумывая эту информацию. Затем внезапно вскочил на ноги.

— Возьми блокдот и карандаш, Делла. Раз Кирби, йащ клиент, мы. должны оказать, — ему, помощь.

Оставалось еще два часа до захода солнца, когда Перри Мейсон и Делла Стрит подъехали к Санленд-Драйв.

Бунгало доктора Бэбба располагалось у крутого холма, позади дома находился гараж на две машины, над гаражом — жилые комнаты.

— Данкирки, должно быть, живут в доме на холме. Вы не видите названия улицы, Делла?

— «Рабарт-Террасе», — сказала Делла Стрит, разглядев надпись на дорожном знаке.

— Хорошо, — ответил Мейсон. — Пойдемте поговорим с Данкирками, а потом встретимся с ассистентом, который, очевидно, живет в комнатах над гаражом.

Мейсон развернул машину и поехал по крутому подъему Рабарт-Террасе, затем с трудом установил машину на стоянке. Вместе с Деллой они поднялись на веранду дома.

В ответ на звонок Мейсона в дверях появился мужчина.

— Меня зовут Мейсон, — сказал адвокат с самой приветливой улыбкой, — моя спутница — мисс Стрит. А вы мистер Данкирк?

— Он самый, — безразлично ответил мужчина, ожидая, когда Мейсон продолжит. Это был человек лет пятидесяти с песочного цвета волосами и бакенбардами. Над серыми глазами густо росли брови, плечи его были опущены.

— Я полагаю, что полицию вызвала ваша жена? — спросил Мейсон.

— Совершенно верно.

— Она дома?

— Да.

Мейсон подарил мужчине лучшую свою улыбку.

— Мы бы хотели поговорить с ней.

— О чем?

— О том, что она видела и слышала.

— Она уже все рассказала полиции.

— Понимаю, — ответил Мейсон.

Мужчина оборвал разговор. Из дома доносились звуки рояля. Мейсон стоял в ожидании.

Вдруг за спиной хозяина дома раздался резкий женский голос:

— Это Перри Мейсон, адвокат?

— Здравствуйте, — ответил Мейсон еще невидимой обладательнице этого голоса. — Да, я Перри Мейсон.

— Боже мой! Что же вы стоите? — воскликнула женщина. — Замечательно, что вы пришли сюда! Я и не надеялась увидеть вас в моем доме. Я видела вас однажды в суде. Мотли, отойди в сторонку. Проходите, мистер Мейсон. Проходите.

Миссис Данкирк была, вероятно, лет на десять моложе своего мужа, но выглядела тяжелее его. Она казалась очень общительной и изменчивой в зависимости от ситуации.

— Как, вы сказали, зовут вашу спутницу?

— Мисс Стрит, — ответил Мейсон, — мой секретарь.

— Ах да. Мисс Стрит. Как поживаете? Я, конечно же, рада встретиться с вами. Я полагаю, вы уже познакомились с моим мужем. Он немного обижен всем, что произошло с нами прошлой ночью и сегодня. Проходите и садитесь, пожалуйста. Я слышала, вы хотите узнать, что случилось прошлой ночью.

— Да, именно это, — подтвердил Мейсон.

— Но какой ваш интерес в этом деле, мистер Мейсон?

Мейсон улыбнулся:

— Мой клиент — друг доктора Бэбба.

— О, понимаю, — затараторила она. — Но вряд ли я смогу добавить что-то новое… Возможно, и вам бы понравилось сидеть здесь у окна. Именно здесь я сидела прошлой ночью, когда все произошло.

— Очень красивый вид, — отозвался Мейсон, когда она пододвинула стул к окну.

— Да, мы только этим и живем. Мотли очень любит сидеть здесь и смотреть на долину. Он половину времени проводит здесь с биноклем, наблюдая за птицами и людьми, и…

Данкирк произнес:

— Ты выставляешь меня лентяем. Я много работал, мистер Мейсон, пока был способен, а пару лет назад ушел в отставку. Сейчас мы имеем достаточно денег, чтобы жить вдвоем, но не тратиться на путешествия.

Его жена нервно засмеялась:

— Эти слова в мой адрес, мистер Мейсон. Я пытаюсь уговорить его на поездку в Мехико и Южную Америку.

— Когда путешествуешь, всегда тратишь деньги, — ответил Данкирк.

Миссис Данкирк, чтобы не разжигать ссору, перешла к другой теме:

— Итак, вы хотите знать, что произошло. Мы с мужем сидели здесь в темноте, болтая обо всем на свете. Мотли собирался печатать фотографии. Он специально оборудовал для этого темную комнату в подвале. Вскоре он пошел вниз заниматься своими фотографиями, а я осталась одна, ожидая его возвращения. Время от времени Мотли отрывается от работы и поднимается наверх. И тогда он не любит, чтобы здесь горел свет. Поэтому мы сидим по вечерам в темноте. Как красиво здесь ночью, мистер Мейсон! Можно видеть спящую Рабарт-Террасе, дом доктора Бэбба и гараж, светящиеся фары машин на бульваре. Я предпочитаю этот вид телевидению. Это же движущаяся панорама!

Мейсон взял в руки мощный бинокль, который лежал на кофейном столике, и поднес к глазам.

— Замечательный бинокль, — воскликнул он.

— Мне приходилось иметь дело со многими биноклями, но этот — лучший из всех, — сказал польщенный Мотли Данкирк. — Посмотрите на кота во дворе доктора Бэбба. С чем это он играет?

Мейсон навел бинокль на кота.

— Это кот доктора? — спросил он.

— Нет, он принадлежит соседям доктора с западной стороны, мистеру и миссис Гроувер Олней. Мы не много о них знаем. Они не поддерживают знакомства. Я полагаю, что у них все в порядке, но живут они очень замкнуто.

— У кота, кажется, золотая рыбка, — сказал Мейсон.

— Что вы говорите! — воскликнула миссис Данкирк. — Впервые кот сумел поймать ее. Не зря он столько времени просиживал у бассейна.

— Кот проводит там все время?

— Да. Он настоящий охотник. Он зачарован золотыми рыбками и сидит там часами. Наблюдает, как доктор Бэбб вылавливает их.

— Не доктор, — поправил Мотли Данкирк, — а его ассистент Дональд.

— Правильно, Дон Дерби, — сказала миссис Данкирк. — У него золотые руки. Он всегда что-нибудь мастерит. Вот и здесь раньше была просто лужайка, а он сделал газон с бассейном для золотых рыбок и крошечный ручеек, бегущий между валунами. Обратите внимание, что валуны разноцветные, мистер Мейсон. Они завезены со всех уголков страны. Если Дон уезжает куда-нибудь на несколько дней, он всегда привозит домой коллекцию таких камней. Но, я знаю, мистер Мейсон, вам не терпится услышать о событиях прошлой ночи. Я знаю, что вы человек занятой! Я читала о ваших делах.

Мейсон вежливо улыбнулся.

— А сейчас, пожалуйста, не перебивай меня, Мотли, и я расскажу все по порядку.

Делла Стрит открыла блокнот, держа наготове карандаш.

— Веранда доктора Бэбба была освещена. Мы сидели у окна вместе с Мотли. Вскоре он пошел вниз в фотолабораторию. Должно быть, было около одиннадцати пятнадцати. Полиция просила меня уточнить время. Но знаете, это очень трудно сделать, ведь не смотришь постоянно на часы. Так вот, Мотли ушел, а мне захотелось выпить чашку шоколада. Я отправилась на кухню, приготовила шоколад и возвратилась к окну. Уже было, вероятно, одиннадцать тридцать.

Она прервала на секунду свой рассказ, прислушиваясь к звукам рояля. Миссис Данкирк объяснила:

— Это моя племянница Гертруда. Она пробудет здесь несколько недель. Ее ужасно беспокоят кот и золотые рыбки. Она очень любит этих рыбок — большую часть времени проводит у бассейна и пытается приручить их.

— Сколько лет вашей племяннице? — поинтересовался Мейсон.

— Шестнадцать.

— Она видела что-нибудь прошлой ночью?

— Господи! Конечно же нет! Она играла на рояле в это время.

— Играет она замечательно. Нельзя ли нам поговорить с ней? — спросил Мейсон.

Супруги в замешательстве переглянулись. Затем Мотли Данкирк сказал:

— Не думаю, что это было бы благоразумно. Она же ничего не видела.

— Она очень застенчива, — вставила миссис Данкирк.

Опять наступила неловкая тишина.

Миссис Данкирк залепетала:

— На чем это я остановилась? Ах да. Я рассказывала об этой девушке. Я увидела молодую женщину, идущую вверх по улице. Знаете ли, в некоторой степени странно видеть молодую женщину в такой час одну, без сопровождающего, и… ну, я и обратила на нее внимание. Мне очень хотелось знать, кто она. Поэтому я взяла с кофейного столика бинокль и стала рассматривать ее.

Девушка направилась к дому доктора Бэбба, и мне ее довольно хорошо было видно на освещенной веранде. На ней был жакет из шотландки, голубовато-зеленая кружевная блузка, серая юбка и коричневые туфли. У нее были темно-коричневые волосы. Цвет ее глаз я, конечно, разобрать не могла. Шляпы на голове не было, а…

— Минутку, — попросил Мейсон. — Была ли у нее в руках сумочка или кошелек, или что-нибудь еще, когда она входила в дом?

— Не могу припомнить точно, но не думаю, что у нее что-то было. Не буду утверждать, но так я думаю. Зато знаю точно, что, когда она выбегала, руки ее были пусты.

— Продолжайте.

— Девушка вошла в дом, вскоре после этого я услышала страшные звуки ударов. Сначала я не могла сообразить, откуда они доносились. Я позвала мужа, но он был в фотолаборатории и не мог слышать меня. Я побежала к входной двери. Только потом начала кричать женщина. Она кричала дважды. Через несколько секунд я побежала звонить в полицию. В этот момент я уже знала, что удары раздавались в доме доктора Бэбба.

— Что потом? — спросил Мейсон.

— Потом я повесила трубку и пошла опять к двери.

— Не к окну? — переспросил адвокат.

— Конечно же нет, мистер Мейсон! Я стояла в дверях. Я хотела слышать и видеть все, что случилось, а в доме мне мешал рояль.

— Горел ли свет на веранде? Здесь, у вас, я имею в виду.

— Нет, на веранде было темно, но свет был включен в холле. В гостиной тоже было темно. А на веранде доктора Бэбба все еще горел свет.

— Хорошо. Что было дальше?

— Я увидела, как из дома выбежала эта девушка и помчалась прочь что было духу.

— Это была та самая девушка?

— Совершенно верно.

— Продолжайте.

— Она побежала вниз по улице, а я пошла к дому доктора, куда вскоре прибыла полиция, и увидела Мотли, поднимающегося по лестнице.

Ее муж сказал резко:

— Я просил не говорить ничего об этом, Эльвира.

Миссис Данкирк улыбнулась Мейсону:

— Мотли не хотел быть свидетелем.

— Поднимающегося по какой лестнице? — спросил Мейсон.

— Видите ли, от дома доктора Бэбба вверх на Рабарт-Террасе проложены цементные ступеньки. Мотли услышал крик и отправился вниз посмотреть, не может ли он чем помочь. Когда он понял, что его помощь не требуется, он вернулся обратно.

— Дональд спустился вниз из своей комнаты над гаражом, — объяснил Мотли Данкирк, — там уже не нужна была моя помощь. Я прошел примерно четверть пути вниз по лестнице, когда увидел Дональда Дерби, ассистента доктора, с полотенцем вокруг тела около двери с обратной стороны дома. Поэтому я повернул назад и поспешил к своим фотографиям.

Миссис Данкирк засмеялась:

— Дональд принимал душ. Услышав крики, он даже не стал одеваться и вышел перед тем, как появилась полиция. Я тоже побежала вниз на Санленд-Драйв и рассказала полицейским все о девушке. Через минуту они сели в свою машину и погнались за ней.

— А где был ассистент доктора? — спросил Мейсон.

— Они отослали его одеваться. Он живет над гаражом. Там, конечно, не Бог весть какие комнаты, но вполне удобно.

— Как давно он работает с доктором?

— Когда я познакомился с доктором Бэббом, они уже работали вместе, — отозвался Мотли Данкирк.

— А с вами беседовала полиция? — обратился к нему Мейсон.

Данкирк покачал головой.

— Когда прибыла полиция, я был в темной комнате, да и не хотел показываться. Я уже был однажды свидетелем и не хочу больше этого. Они вызывали меня четыре раза.

В конце концов, когда я предстал перед судом и рассказал все, что мне было известно, адвокат обвиняемого набросился на меня, начал запугивать. Он тряс пальцем перед моим лицом и называл лжецом каждый раз, когда я открывал рот. Мне было трудно говорить, я чувствовал себя сумасшедшим. Когда я пришел домой, мне было так плохо, что я не мог подняться с постели.

Миссис Данкирк сказала:

— Полицейские разговаривали только со мной, и ни один из них не спросил, видел ли что-нибудь муж:

— Вот что я вам хочу сказать, — откликнулся Мотли. — Девушка, которая выбежала через парадную дверь, вряд ли в чем-нибудь виновата. Там была другая женщина.

— Другая женщина? — в недоумении переспросил Мейсон.

— Да-да. Эта женщина вышла через черный ход.

— Я ее не видела, — начала объяснять миссис Данкирк. — Она, должно быть, появилась, когда я звонила в полицию. Только Мотли видел ее.

В голосе Мейсона появились нотки острого интереса.

— Вы видели другого человека? — спросил он мистера Данкирка.

— Совершенно верно, — ответил Данкирк. — И это была женщина. Она вышла через заднюю дверь.

Мейсон нахмурился.

— Вы можете описать ее? — спросил он.

— Нет. Это была женщина, и это все, что я могу сказать. Полагаю, на ней было пальто до колен.

— А шляпа?

— Не могу припомнить. Я только мельком взглянул на нее. Дверь черного хода открылась, она вышла и побежала что было духу.

— Куда она побежала?

— Не по улице, а между домами. Я видел ее лишь секунду.

Мейсон старался сохранить спокойное выражение лица.

— Полиции ничего не известно об этой женщине?

— Ничего, мистер Мейсон. Сюда они не приходили. Эльвира спускалась к дому доктора, чтобы поговорить с ними. В это время она еще ничего не знала о другой женщине. И она не сказала им, что видела меня на лестнице.

Миссис Данкирк обратилась к Мейсону:

— Меня очень беспокоит, что Мотли ничего не сказал полиции. Как вы думаете, он должен был это сделать?

Мейсон взглянул на Деллу Стрит, которая держала карандаш наготове, чтобы записать его слова.

— Я думаю, что ваш муж должен был уведомить полицию. Это его долг.

Раздался сухой, безрадостный смех Данкирка.

— Если полиция захочет знать, что я видел, пусть придет сюда и спросит меня об этом, тогда я им все расскажу.

Мейсон взглянул на часы и поднялся.

— Ну, нам пора. Очень рад был с вами познакомиться. Как вы думаете, ассистент доктора сейчас у себя?

— Думаю, да, — ответила миссис Данкирк. — Полиция разрешила ему вернуться в свои комнаты, но дом доктора они опечатали. Никто не может войти туда.

Мейсон нахмурился.

— Они ожидают, что доктор умрет?

— Я не знаю. Они ни с кем не говорили об этом.

— Ну, мы покидаем вас. Пойдем побеседуем с ассистентом.

Пожав на прощание руки мистеру и миссис Данкирк, Мейсон и Делла Стрит спустились к машине адвоката и поехали по направлению к Санленд-Драйв, где припарковались у самых дверей дома доктора Бэбба.

— Что вы думаете о второй женщине? — спросила Делла Стрит.

— Никто не знает о ней, кроме Данкирков, меня и тебя, Делла. И я уверен, в ваших записях отражено, что я советовал мистеру Данкирку проинформировать об этом полицию.

— Я записала разговор слово в слово.

Мейсон усмехнулся. Сопровождаемый Деллой Стрит, он обошел по цементной дорожке вокруг дома и поднялся по ступенькам к апартаментам над гаражом. Остановившись у двери, адвокат нажал кнопку звонка. Минуту спустя дверь открыл жилистый мужчина лет пятидесяти.

— Здравствуйте, — сказал он. — Как доктор Бэбб?

— Я не знаю, — ответил Мейсон.

Разочарование отразилось на лице мужчины.

— Вы расспрашиваете о том, что произошло прошлой ночью, не так ли? Я видел, вы были у Данкирков.

— Совершенно верно, — подтвердил Мейсон. — Но я не видел доктора Бэбба и не слышал ничего нового о его состоянии. Он был без сознания — это все, что я слышал в последний раз.

— Входите, — пригласил ассистент. — Что вы хотите?

— Я хочу задать вам несколько вопросов.

— Так входите же.

Мейсон и Делла Стрит вошли в маленькую двухкомнатную квартиру. Дверь автоматически захлопнулась за ними.

— Меня зовут Мейсон, — представился адвокат.

Ассистент провел их через кухню в другую комнату,

служащую гостиной и спальней одновременно.

Имя адвоката, по-видимому, ничего не говорило ассистенту.

— Рад с вами познакомиться, мистер Мейсон, — равнодушно ответил он. — Называйте меня Дональд, или Дон. Садитесь, пожалуйста, миссис. Мейсон*

Мейсон покачал головой и, улыбнулся:.

— Это мисс Стрит, мой доверенный секретарь*

— Ох! Извините! Садитесь на стулья, — а я устроюсь на кровати. Итак, что вы хотите узнать?

— Только то, что случилось здесь прошлой ночью, — сказал адвокат.

— Случилось следующее,' начал Дерби. — Я принимал душ и вдруг услышал…

— Вы были у себя весь вечер? — спросил Мейсон.

— Я? Нет, я был с доктором. Он работает допоздна.

— У вас определенные часы работы?

— Я прихожу в дом, когда доктор зовет меня, и работаю, когда работает он. Доктор открывает дверь черного хода и всегда зовет меня оттуда.

— У доктора на прошлый вечер было назначено два свидания?

— Так они сказали мне. Я не знаю. Полиция забрала его ежедневник. Они сказали, что там было два имени: Кирби и Логан. Ни одно из них мне ничего не говорит. Правда, имя Логан я слышал где-то раньше. Я думаю об этом весь день, но не могу вспомнить. О Кирби я никогда не слышал. Во всяком случае, вчера вечером доктор отослал. меня домой. Он сказал* что больше не нуждается моей помощи… civ.ruf

— В < котором часу? г- сдросилМейоон.

— Думаю, что было около одиннадцати.

— И вы разделись и отправились в душ?

— Не сразу. Поменял постельное белье, прибрался в комнате.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — Вы мылись в душе. Что же случилось?

— Я услышал что-то, какой-то резкий звук, похожий на крик. Я закрыл воду, подбежал к окну и только смог заметить, как захлопнулась дверь черного хода. Доктор обычно открывал эту дверь, чтобы позвать меня. И я подумал, что, отослав меня, он изменил свои намерения и решил позвать вновь.

— Вы увидели, что. захлопнулась дверь?

— Верно. Там автоматический замок. Она, должно быть, захлопнулась после того, как доктор вошел в дом.

— Видели ли вы кого-нибудь, выходящего из этой двери?

— Никого. Я не думаю, что кто-то мог выйти. Мне кажется, что доктор открыл дверь для меня и в это время кто-то проскочил в дом и сделал свое грязное дело. Так, я думаю, все и случилось.

— Что было дальше?

— Я обмотался полотенцем и побежал к задней двери. Из дома не доносилось ни звука. Все было тихо и спокойно. Дверь черного хода была закрыта. Я обошел дом и постучал в окно. В это время у дома появились полицейские, увидели меня и спросили, кто я и какого дьявола я здесь делаю.

— А потом? — поинтересовался Мейсон.

— Один офицер вошел в парадную дверь. Она была открыта.

— Вы хотите сказать — не заперта?

— Нет. Она была приоткрыта. Во всяком случае, так сказал офицер.

— У доктора Бэбба хранились наркотики?

— Я не знаю. Может быть.

— У вас есть ключи от дома?

— Нет. Доктор говорил, что мой дом здесь, а там — его. Когда я ему нужен, он зовет меня. Я работаю на него, и это меня устраивает. Я стараюсь не совать нос в его дела.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — Полагаю, вы уже поговорили с мистером и миссис Данкирк?

— Только с ней. Его я не видел.

— Вы слышали ее описание молодой женщины, которая выбежала из дома?

— Ага, слышал.

— Могла она быть пациенткой доктора?

— Возможно. Я не знаю. У него было не много пациентов. Но я не появлялся в доме, когда они приходили, пока доктор сам не позовет меня. Хотя, подождите минутку, я кажется кое-что вспомнил. Это, конечно, может мало значить, но вдруг… Мне кажется, что эту девушку зовут Логан, она уже была здесь однажды… Дайте вспомнить… Это было в пятницу. В пятницу утром…

— Продолжайте, — попросил Мейсон.

— Я работал около бассейна, — сказал Дональд, — когда эта девушка подъехала на красивом «форде» и спросила, дома ли доктор Бэбб. Доктор не платит мне за выдачу информации, поэтому я ответил, чтобы она вошла в дом и сама это узнала. Но она только засмеялась и просигналила пару раз. Вскоре отворилась задняя дверь и появился доктор Бэбб. Он был явно рад ее видеть. Девушка вышла из машины и вошла в дом. Ее фамилия — Логан. Так, во всяком случае, она назвала себя. Имени я не запомнил, зато помню номер машины AAL 279. Может быть, это вам поможет.

Мейсон взглянул на Деллу Стрит.

— Полиция интересовалась у вас, знаете ли вы кого-нибудь под фамилией Логан?

— Конечно. Но я не рассказал им этого, потому что меня только сейчас осенила эта догадка. И я не знаю, много ли это значит, зато твердо уверен, что ее фамилия — Логан.

— Как она могла провести машину по пешеходной дорожке и остановиться здесь, перед гаражом? — спросил Мейсон.

— Черт побери! Если б я знал!

— Была ли она здесь раньше?

— До этого я ее не видел. Но она наверняка хорошо знала доктора. Меня не было здесь четыре дня, и она могла бывать здесь в это время.

— Посмотрите, дорогу переходит девушка. Вы ее знаете? Это племянница Данкирков? — спросил адвокат.

— Вы имеете в виду Гертруду?

— Да. Знаете ли вы ее?

Дональд отозвался отрывистым, безрадостным смехом:

— Конечно, я знаю ее. Она приходит сюда посмотреть на золотых рыбок, поиграть с котом. Я полагаю, ей нечего больше делать. Это замечательный ребенок. Но будь я на месте доктора, я бы отослал ее подальше. А он терпит ее, жалеет. Она слоняется вокруг все время и когда-нибудь проскочит в дом через черный ход, прежде чем дверь успеет захлопнуться. Ей хочется быть с доктором каждую минуту. Она говорила мне, что доктор Бэбб — единственный, кто ее понимает. Она обаятельна в своем унынии, эта девочка. Однажды я наблюдал за ней, когда она этого не замечала: она сидела у бассейна с золотыми рыбками и тихо плакала.

Я думаю, что доктор терпит ее из-за Данкирков. Они его старые друзья. Они говорят, что девочке шестнадцать, а я бы и пятнадцать дал с трудом. Правда, она высокая и хорошо сложена, но поступает как большое, переросшее дитя.

— Ну, — промолвил Мейсон, поднимаясь на ноги, — вы рассказали мне все, что я хотел знать.

Дональд дотронулся до рукава адвоката.

— Вы не могли бы узнать о состоянии доктора?

— Нет. Но вы сами можете позвонить в больницу и…

— Отсюда мне не удастся дозвониться, — сказал Дональд. — Дом опечатан полицией. Мне разрешили находиться только в этих комнатах. И я уверен, что доктор не захотел бы, чтобы я отлучался, ведь нужно присматривать за домом.

— А у вас нет телефона? — спросил Мейсон.

Дональд отрицательно покачал головой.

— Тогда, — ответил Мейсон, пожав на прощание ему руку, — мы, возможно, увидимся снова. Я постараюсь узнать, как чувствует себя доктор.

— Пожалуйста, —попросил Дональд. — И приходите в любое время.

Он проводил гостей до двери.

— Что теперь? — спросила Делла Стрит, когда они спустились к машине адвоката.

— Теперь, — ответил Мейсон, — мы позвоним Полу Дрейку.

Телефонную будку они нашли, миновав шесть кварталов, на станции автосервиса. Мейсон набрал номер Дрейка.

— Пол, — сказал он, — я хочу получить имя и адрес человека по автомобильному номеру. И как можно скорее.

— Какой номер?

— AAL 279, — продиктовал Мейсон.

— О’кей, — ответил Дрейк. — Перезвони через минуту, Перри. У меня будет что сказать тебе.

Мейсон повесил трубку, немного подождал, затем опять набрал номер Дрейка.

— Все в порядке, Перри. Я подключил своих людей. Через десять минут они дадут мне нужную информацию.

— Хорошо, Пол. Что ты хотел мне сообщить?

— Делла звонила мне по поводу ограбления доктора Бэбба.

— Совершенно верно, — сказал Мейсон. — Что-нибудь новое, Пол?

— Тридцать минут назад доктор умер в больнице. Перед смертью он пришел в сознание и ответил на вопросы. Полиция получила информацию, но я ничего не знаю. Они ее не разглашают.

Подумав немного, Мейсон сказал:

— Спасибо, Пол. Я перезвоню через десять минут.

Мейсон подбежал к машине.

— Что случилось? — спросила Делла Стрит.

— Убийство, — ответил Мейсон. — И мы опережаем полицию лишь на полшага. Пол просил перезвонить через десять минут, и мы получим адрес владельца машины AAL 279.

— Куда мы сейчас отправимся?

— К дому Кирби.

Десять минут Мейсон вел машину, затем остановился у телефонной будки.

— Позвони Дрейку, Делла.

Делла Стрит подошла к телефону, переговорила с Дрейком и заспешила к машине адвоката.

— Ее имя — Норма Логан, машина — «форд» последней модели, адрес — Мананас-Апартментс.

— Кирби подождут, Делла! — воскликнул Мейсон. — Вперед!

Глава 5

Мейсон и Делла Стрит поднялись на лифте на второй этаж, нашли нужную квартиру и позвонили.

Дверь открыла красивая молодая женщина с голубыми глазами и каштановыми волосами. Из квартиры доносился запах готовящейся пищи.

— Да? — произнесла она приятным голосом.

— Я — Перри Мейсон, адвокат.

Минуту она смотрела мимо него, затем взглянула в лицо Мейсона.

— Да? — опять повторила она.

— Вы Норма Логан?

— Да.

— Это мой секретарь, мисс Стрит. Разрешите нам войти.

— Мне очень жаль, но сейчас я готовлю ужин, а потом должна уйти. У меня свидание.

— Мы хотим поговорим с вами, — сказал Мейсон.

— Мне очень жаль.

— О докторе Бэббе, — настаивал Мейсон.

Опять ее глаза устремились мимо Мейсона в какую-то точку.

— Доктор Бэбб? — спросила она и покачала головой. — Боюсь, что не знаю никакого Бэбба.

— Вы его знаете, — подсказал ей Мейсон.

Она еще раз покачала головой.

— И о Джоне Кирби, — продолжал настаивать Мейсон.

— Кирби? — Она повторила это имя, как будто старалась правильно усвоить его. — Извините, мистер Мейсон, вы уверены, что обратились по тому адресу?

— Вы Норма Логан?

— Да.

— Тогда совершенно уверен.

— А^я убеждена, что здесь какая-то ошибка. Я не знаю ни доктора Бэбба, ни Кирби. Кирби? Я где-то слышала это имя, но не могу вспомнить. Мне очень жаль, мистер Мейсон, у меня нет времени, я очень спешу и прошу простить меня.

Она хотела захлопнуть дверь, но Мейсон навалился на нее своим телом. Девушке пришлось отойти назад.

— Вы хотите, чтобы я закричала? — спросила она сердито.

Мейсон, а за ним и Делла Стрит вошли в квартиру.

— Закрой дверь, Делла, — попросил Мейсон.

Делла Стрит захлопнула дверь.

— Это немыслимо! — вспыхнула Норма Логан. — Я буду кричать… Я позову управляющего… Я вызову полицию. Вы не имеете права.

— Я думаю, что лучше будет вызвать полицию, — спокойно сказал Мейсон. — Они очень интересуются вами и рано или поздно будут здесь.

Она побледнела и уставилась на него в негодовании:

— О чем вы говорите?

— Я не люблю приносить плохие новости, но доктор Бэбб умер около часа назад.

— Да пусть умрет хоть сотня докторов Бэббов, — воскликнула она. — Мне не известно это имя.

— И мистера Кирби никак не могут найти, — сказал Мейсон. — Я думаю, полиции будет очень интересен такой поворот дела.

— Какой?

— Вас не беспокоит смерть доктора? — спросил Мейсон.

— Беспокоила бы, если бы я…

И вдруг она упала в кресло и залилась слезами.

Мейсон сел напротив нее. Делла Стрит устроилась за маленьким столиком, приготовив блокнот и карандаш.

— Думаю, сейчас вы мне все расскажете, — проговорил Мейсон. — Но сначала вы должны усвоить одно: я не могу действовать как ваш адвокат, так как представляю другое лицо. Поэтому все, что я от вас услышу, не будет конфиденциальным заявлением.

Она подняла испуганное, залитое слезами лицо.

— Это ужасная ошибка, мистер Мейсон. Я знакома с Кирби, но не знаю доктора Бэбба.

— Где вы были прошлой ночью? — спросил Мейсон.

— Ехала на своей новой мДшине в северо-западной части города. Я думала, что в баке достаточно бензина, но оказалось, что это не так. Тогда мне пришлось остановиться и идти назад на станцию техобслуживания. Там я купила канистру бензина и пошла к своей машине. Мужчина, назвавшийся Кирби, подобрал меня по дороге. Я никогда не видела его раньше и не ожидаю увидеть вновь. Он подвез меня до того места, где была припаркована моя машина, но ее там не оказалось. Кто-то, очевидно, наполнил бак бензином и отогнал ее.

Мистер Кирби вел себя как настоящий джентльмен. Он отвез меня в мотель, а сам отправился домой без… ну, вы знаете о чем я, без посягательств и всяких дерзких разговоров.

— Какая удача! — сухо заметил Мейсон. — Что же было дальше?

— Рано утром… Я… Я была очень перепугана, мистер Мейсон, не могла уснуть, поэтому поднялась с рассветом, вышла из мотеля и взяла такси. Вскоре после того, как я приехала домой, мне позвонили из «Розового лебедя». Они сказали, что неподалеку от их гостиницы припаркована моя машина.

— Как они узнали ваше имя? — спросил Мейсон.

— Из регистрационного справочника.

— И вы поехали туда и. вернули машину?

— Да.

— Как название мотеля где, вы останавливались?

— Я;не помню.

— А месторасположение вы помните?

— Да, я узнаю его, если увижу опять.

— Вы абсолютно уверены, что не знаете доктора Бэбба?

— Уверена.

— Может быть, вам что-нибудь о нем известно?

— Я никогда в жизни не слышала этого имени.

— Вас видели у дома доктора Бэбба в прошлую пятницу. Вы не остановились перед домом, а проехали по пешеходной дорожке вокруг дома и остановились с обратной стороны, у бассейна. Вы, вероятно, помните, что разговаривали с ассистентом доктора.

Она поняла, что попала в ловушку, и ее глаза расширились от ужаса.

— А сейчас, — продолжил Мейсон, — доктор Бэбб мертв. Он был убит. Соседи видели, как вы выбежали из дома. У вас есть немного времени до того, как сюда придет полиция. Я не знаю сколько. Может быть, несколько минут, а может, и несколько дней, но они найдут вас. Вы не рассказали мне свою историю. Если вы захотите это сделать, я буду рад вас выслушать, но представляю я другого человека.

— Я.знаю*, кого цы представляете, — сказала она,' — Джона Кирби. Он сказал мне, что если вы, разыщете меня, то я должна рассказать вам его версию о бензине и украденной машине.

— Когда он сказал вам это? — спросил Мейсон.

— Полчаса назад.

— Он был здесь?

— Нет. Он звонил по телефону.

Глаза Мейсона сузились. Он посмотрел в сторону Деллы Стрит, где над страницей блокнота порхал карандаш.

— Лучше расскажите мне всю правду, — попросил он вежливо.

— Руни мой сводный брат, — сказала она.

— Кто такой Руни? — спросил Мейсон.

— Ронсон Кирби.

— Продолжайте.

— Он — причина всего.

— Он как-то связан с Джоном Кирби?

— Вы не знаете? — удивилась она. — Он его сын.

— Продолжайте.

Девушка начала рассказывать:

— Доктор Бэбб занимался не только абортами. В его клинике рождались дети. Я открыла это, потому что интересовалась Руни. Доктор Бэбб был очень умен. Он имел две личные маленькие клиники. В одну из них приходили делать аборты дамы высшего общества, в другой женщины рожали нежеланных детей.

Вместо процедур усыновления и выполнения связанных с этим соответствующих законов доктор Бэбб просто заполнял свидетельство о рождении и подписывал его как лечащий врач. Это делало малыша законным ребенком приемных родителей.

Доктор осуществлял свой бизнес так осторожно, что никто не смог бы его заподозрить. Он даже составил инструкции, которым следовали все желающие усыновить малышей.

Несчастные молодые женщины, узнав о своей беременности, могли прийти к доктору Бэббу. Он пристраивал их в дома, где они работали, чтобы прокормить себя, до последних шести недель. Затем помещал их в клинику. Когда рождался ребенок, мать получала тысячу долларов и знала, что никогда больше не увидит свое дитя. Доктор Бэбб обещал ей, что ребенок будет пристроен в хорошем доме. Это все, что он мог сказать. И в основном этого было достаточно для женщин.

Доктор был очень, очень умен. Лишь немногие девушки знали его имя. У него был помощник, который вручал детей их приемным родителям.

— Вы знаете его имя?

— Нет.

— Продолжайте.

— Его сервис обходился в огромную сумму денег. Он не брался за дело меньше чем за десять тысяч долларов.

Мейсон задумчиво рассматривал Норму Логан.

— Вы знали, что доктор Бэбб умер? — спросил он. — Да.

— Кто вам сказал об этом?

— Мистер Кирби.

— Когда?

— Час назад по телефону.

— Послушайте, — сказал Мейсон, — я его адвокат, поэтому должен найти его. Он не появлялся в офисе после обеда. Его домашний телефон не отвечает. Где я могу найти его?

— Не знаю. Он… он скрывается.

— Почему?

— Чтобы не попасть на глаза полиции.

Мейсон начал расхаживать по комнате, затем резко повернулся к Норме Логан:

— Хорошо. Давайте поговорим о Руни, как вы познакомились с Джоном Кирби и что действительно случилось прошлой ночью.

— Мой отец, — начала она, — был самым замечательным человеком в мире. Он был совершенно непрактичен, но притягивал к себе как магнит. И он очень любил путешествовать.

Я плохо помню маму. После ее смерти я стала папиной дочкой. Мы удивительно проводили время вместе. Но около восьми лет назад отец женился второй раз. Через год после женитьбы он разорился, но ему трудно было осознать это: он все еще грезил романтикой и приключениями, хотя был уже немолод.

Он отправился в экспедицию в Южную Америку, где намеревался вновь разбогатеть. Через несколько недель мы получили сообщение, что он умер. Он оставил вторую жену беременной и совершенно без денег. Мне было тогда семнадцать лет. Я обещала мачехе, что найду работу и позабочусь о ней. Но это было смешно: я ничего не умела делать и не смогла бы прокормить даже себя одну.

Моя мачеха слышала об услугах доктора Бэбба. У меня появился сводный брат, которого я никогда не видела. Через несколько месяцев мачеха умерла. Она очень любила моего отца до конца своих дней.

Я знала имя доктора Бэбба, знала, что Руни был куда-то помещен. Однако я не могла обнаружить никаких записей, мне не за что было зацепиться. И вот совсем недавно, сопоставив имеющиеся у меня факты, я вдруг поняла, что доктор Бэбб должен был работать с подобными вещами. Мне был известен день рождения Руни. Я посмотрела в клинике записи рождения в этот день. Так случилось, что в этот день родился только один ребенок и только одно свидетельство было подписано доктором. В нем было указано, что это сын Джона и Джоан Кирби.

Я стала наблюдать за Кирби, не давая им знать о себе. Только так я могла посмотреть на своего сводного брата. Я была уверена, что он должен походить на отца. Но вдруг я поняла, что просто посмотреть — этого мало.

— И что же вы сделали? — спросил Мейсон.

— Я пошла к доктору Бэббу, — ответила девушка. — Я рассказала ему, кто я и чего хочу.

— А чего вы хотели?

— Я хотела убедиться, что Руни счастлив и живет в хорошем доме.

— Что было дальше?

— Доктор Бэбб ужасно нервничал, что я нашла его, но когда узнал мои мысли и чувства, успокоился. Он уверил меня, что Руни счастлив.

— Продолжайте, — попросил Мейсон.

— В прошлую пятницу доктор позвонил мне. Он сказал, что кто-то пытается его шантажировать, что этот «кто-то» раскопал дело Кирби, но у него никаких доказательств.

— Минуточку, — перебил Мейсон, — он говорил только о «деле Кирби»? И почему он позвонил вам?

— Доктор сказал, что этот «кто-то» упоминал только О Кирби.

— Ладно. Как вы поступили?

— Я повидалась с доктором, а вчера после обеда позвонила Джону Кирби в его офис. Я сказала, что должна его увидеть по очень важному делу, связанному с его сыном.

— Кирби назначил вам свидание?

— Он сказал, что освободится лишь после одиннадцати вечера, но если к этому времени я подъеду к отелю «Розовый лебедь», то он будет рад меня видеть.

— Вы встретились с ним там?

— Да.

— Что потом?

— Я рассказала ему о случившемся, и мы решили повидаться с доктором Бэббом.

— Вы позвонили ему?

— Нет. Мы подъехали к дому. В окнах горел свет. Мистер Кирби решил, что было бы лучше мне одной зайти в дом и убедиться, что все в порядке. Он не хотел ни с кем встречаться в этом доме и не собирался вступать в личный контакт с доктором Бэббом.

— Вы вошли в дом одна?

— Да. Сначала я позвонила, но никто не ответил. Дверь оказалась не заперта, и я вошла в прихожую.

— Дальше.

— Мистер Мейсон, сейчас я буду говорить только правду.

— Этого-то я и жду.

— Присев на минутку в холле, я вдруг услышала ужасный шум, доносившийся из комнат. Должно быть, там происходила борьба. Я слышала топот ног и удары. Потом как будто что-то упало с глухим стуком. А затем я услышала женский крик.

— Вы услышали женский крик? — воскликнул Мейсон. — Разве это не вы кричали?

Она отрицательно покачала головой и продолжала:

— Я побежала к двери.

— К передней двери?

— Нет, нет! К двери комнаты, откуда доносился шум и крики. Я открыла ее и увидела на полу тело человека. Наверное, это был доктор Бэбб. Над ним склонилась женщина.

— Вы заметили ее лицо?

— Да. Когда она выпрямилась, я увидела ее профиль.

— Вы можете описать ее?

— Ей где-то за тридцать. Она была хорошо одета, немного вздернутый нос, темные волосы и брови, плотная женщина, но не толстая.

— Что было дальше?

— Она побежала к черному ходу. А потом, мистер Мейсон, я украла записи доктора Бэбба.

— Какие записи?

— Журнал, где он регистрировал, куда поступали дети из его клиники.

— Как вы узнали о существовании этого журнала?

— Я шпионила за доктором, мистер Мейсон, потому что хотела знать, где он хранит информацию. Доктор Бэбб был очень умен. Все эти записи он держал даже не в сейфе, а в секретном ящике стола.

Увидев эту женщину, я не сомневалась, что ей тоже понадобился этот журнал, потому что дверца сейфа была открыта, а на полу валялись книги и документы. Я знала, что может появиться полиция, записи не должны попасть в ее руки. Тогда я уже думала не только о Руни, а обо всех детях, рожденных в клинике доктора Бэбба.

Вы понимаете, что я имею в виду, мистер Мейсон. Ребенок счастливо живет дома, думая, что его отец и мать — настоящие родители. Но если он неожиданно узнает, что его усыновили… Вы представляете, как это может на него подействовать.

— Итак, вы забрали этот журнал…

— Да, я спрятала его под одежду и выбежала из дома. Шума было достаточно, чтобы соседи вызвали полицию. Оставаться в доме было опасно. В дверях соседнего дома я успела заметить женщину. Она наверняка хорошо меня разглядела: веранда доктора Бэбба была освещена. Подбежав к машине мистера Кирби, я сказала, чтобы он гнал как можно быстрее. Вряд ли полицейские стали бы выслеживать мужчину, зато могли искать женщину с описанием моей внешности.

— Поэтоиу вы решили остановиться в мотеле? — спросил Мейсон.

— Нет, мы об этом не думали. Но, проезжая мотель, увидели табличку «имеются свободные места», и мистер Кирби остановил машину. Мне пришла в голову мысль зарегистрироваться как муж и жена. Через несколько минут мистер Кирби уехал домой.

— Продолжайте.

— Около четырех часов утра он вернулся и подвез меня к «Розовому лебедю», где я оставила свою машину. На ней я возвратилась домой.

— И мистер Кирби придумал версию на случай, если вам будут задавать вопросы?

— Да.

— Вы сообщили ему об украденном журнале? — спросил Мейсон.

— Нет, об этом не знает никто, — сказала она.

— Где он сейчас? — поинтересовался адвокат.

— У меня.

Мейсон покачал головой.

— Я нашел вас. И полиция сможет это сделать. Вас будут подозревать в убийстве.

— Меня? — недоверчиво переспросила она.

— Конечно. Неужели вы не понимаете?

— Но, мистер Мейсон, ведь это сделала другая женщина, та, что кричала. Это она убила доктора Бэбба.

— Послушайте, — воскликнул Мейсон, — не будьте наивны! Вы вошли в дом доктора, для чего у вас был определенный интерес,

— Но ведь там была другая женщина, и соседи слышали ее крик.

— Соседи слышали женский крик, — отозвался Мейсон. — И у полиции может сложиться иная версия: вы пришли с целью получить записи, передняя дверь оказалась открытой. Тогда вы вошли в холл и приоткрыли дверь кабинета. Доктор Бэбб, вероятно, находился в другой части дома. Вам представился удобный случай. Войдя в комнату, вы попытались выкрасть журнал, но появился доктор и схватил вас. Завязалась борьба. Тогда вы ударили его по голове колбой, возможно, только для того, чтобы оглушить его или оборониться самой. Но удар оказался слишком сильным. Вот когда вы закричали. Затем вы схватили журнал и выбежали из дома.

— Но, мистер Мейсон, я рассказала вам правду. Там была другая женщина.

— Возможно. Но вы лжете мне.

— Что вы имеете в виду?

— Вы сказали, что приехали повидаться с доктором, не предупредив его об этом заранее.

— Да.

— Тогда, — заметил Мейсон, — как могло случиться, что в ежедневнике доктора Бэбба указана ваша фамилия. У него было назначено свидание на поздний вечер с вами.

Она смотрела на Мейсона огромными удивленными глазами.

— Мистер Кирби звонил ему? — спросил Мейсон.

— Он… Наверное…

— Ладно, — отрезал Мейсон. — Скоро сюда пожалует полиция. Отдайте мне журнал и уезжайте отсюда.

— Куда мне ехать?

— Подальше. Где полиция не сможет вас найти.

— Сколько времени в моем распоряжении? — поинтересовалась она.

Мейсон пожал плечами:

— Может быть, две секунды, а может — две недели. Если появится Кирби, попросите его позвонить в Детективное агентство Дрейку и передать, где я могу его увидеть. Пусть звонит в любой час дня или ночи, это жизненно важно. А вам советую обратиться к своему адвокату. И давайте не будем тянуть, отдайте мне журнал.

— Зачем?

— Я хочу быть уверенным, что он не попадет ни в руки полиции, ни к шантажисту.

— Я не могу вам его отдать.

— Почему?

— Я… Я не знаю. Вам я доверяю, но думаю, что безопаснее, когда он со мной.

— Нет, — отозвался Мейсон. — Вы сидите на бочке с порохом. Полиция выйдет на вас через номерной знак «форда».

Минуту-другую она смотрела на Мейсона, затем повернулась к Делле Стрит:

— Давайте выйдем на минутку, мисс Стрит. Я хочу поговорить с вами как женщина с женщиной.

Делла Стрит бросила быстрый взгляд на Мейсона, затем сказала:

— Хорошо.

Норма Логан открыла дверь в ванную, и Делла зашла за ней следом. Дверь закрылась. Через несколько секунд женщины опять появились в комнате. Норма Логан произнесла:

— Я не буду отдавать вам журнал, мистер Мейсон. Для вас это так же опасно, как и для меня. Мы поговорили с мисс Стрит и нашли надежное место.

Мейсон взглянул на Деллу. Их глаза встретились, и она кивнула.

— Если меня будет допрашивать полиция, я должна рассказывать версию мистера Кирби? — осведомилась Норма Логан.

Мейсон ответил:

— Я не могу вам советовать, так как не являюсь вашим адвокатом. Я представляю Джона Кирби. Обратитесь к своему адвокату, расскажите ему, что произошло, и он вас проконсультирует. Нам пора. Пойдемте, Делла.

Делла Стрит подождала, пока они отъехали от Мана-нас-Апартментс, затем проговорила, растягивая слова:

— Могу я задать вам вопрос, шеф?

— Конечно.

— Юридически этот журнал является украденной собственностью?

— Конечно.

— Значит, если бы Логан отдала вам его, то суд мог бы обвинить вас в сокрытии украденного?

— Да-а, если бы эта информация дошла до прокурора Гамильтона Бюргера, который ненавидит даже землю, по которой я хожу, ему бы представился весьма удобный случай.

— И как бы вы тогда поступили?

— Тогда, — усмехнулся Мейсон, — я бы заявил, что не знаю, где находится этот журнал. Я не собираюсь срывать завесу с прошлого. Если вдруг обнаружится, что все эти дети были незаконно приняты в дома их приемных родителей, суд будет вынужден представить их под опеку государства, пока родители не выполнят всю процедуру усыновления. Многие дети узнают правду, и это будет шоком для них. Об этом деле закричат все газеты.

— И вы готовы рисковать вашей репутацией и свободой?

Мейсон опять усмехнулся:

— Я адвокат. Пусть это звучит банально, но я верен своим клиентам. Сейчас я выступаю в интересах Джона Кирби и его сына. Но ты рано хоронишь нашу фирму, Делла. Я обладаю некоторой изобретательностью и значительной адвокатской одаренностью и собираюсь использовать эти два качества. — Кроме того, — добавил он через секунду, — я не знаю, где находится сейчас этот журнал.

— А Кирби? — спросила Делла. — Вы будете его разыскивать?

— Какой смысл? Он забился в угол. Это, конечно, глупость с его стороны. Но если вдруг он появится у Нормы Логан, она передаст ему мои пожелания позвонить Полу Дрейку. Попрошу также Дрейка установить наблюдение за домом Кирби и сообщить мне, когда они вернутся. Мы встретимся с Полом завтра в семь сорок пять, если Кирби не даст о себе знать раньше. А сейчас нам обоим нужно выспаться. Завтра нас ждет кошмарный день.

— Вы скажете это еще не раз, — пробормотала Делла Стрит.

Глава 6

В семь сорок пять утра Перри Мейсон сидел в офисе Пола Дрейка. Детектив появился позже.

— Привет, Перри! — воскликнул Дрейк. — Какие мысли сокрыты в твоей голове?

Мейсон усмехнулся:

— Почему ты опоздал на десять минут?

Дрейк взглянул на часы:

— Только на восемь с половиной. Я раскапывал один материал.

— Какой?

Дрейк уселся на вращающийся стул у стола-развалюхи.

— По делу доктора Бэбба, — сказал он. — У полиции есть описание молодой женщины, выбежавшей из передней двери дома.

Мейсон взял сигарету.

— Их удивляет, как девушка могла так внезапно исчезнуть, ведь полиция отправилась за ней в погоню через считанные секунды.

— Девушка могла иметь автомобиль, — отозвался Мейсон.

— Очевидно, что она была на машине, — сказал Дрейк, — и очевидно, что машина ожидала ее неподалеку от места действия. Но полиция исходит из теории, что девушка спасалась бегством.

— Продолжай, — сказал Мейсон.

— Исходя из этой теории, она должна была спрятаться где-то рядом. Поэтому полиция начала проверку соседних мотелей. Ближайшим оказался мотель «Красивый отдых».

— Нашли что-нибудь? — поинтересовался Мейсон.

— Нашли.

— Что же?

— Они расспрашивали о девушке, зарегистрировавшейся в мотеле около одиннадцати сорока — одиннадцати сорока пяти в понедельник вечером. Они заинтересовались девушкой без провожатого. Управляющий ответил, что с таким описанием останавливалась молодая женщина. Но она была не одна, а с мужем. Эта пара показалась ему немного подозрительной. Так называемый муж покинул мотель, оставив женщину одну.

— Так-так, — пробормотал Мейсон.

— В комнате, где останавливалась девушка, были сняты отпечатки пальцев, и они совпали с отпечатками, найденными в кабинете доктора Бэбба. В ежедневнике доктора указаны две фамилии, с кем были назначены встречи на вечер понедельника — Кирби и Логан.

— Только фамилии? А имена или инициалы? — спросил Мейсон.

— Ни имен, ни инициалов, — ответил Дрейк.

— Что-нибудь еще?

— Поэтому, естественно, полиция очень заинтересовалась мужчиной, который привез девушку в «Красивый отдых». В регистрационной книге он, по-видимому, указал вымышленные имена и адрес. Номерной знак автомобиля тоже указан неверно. Управляющий проверил соответствие записи с настоящим номером машины. Он говорит, что буквы номерного знака — JYJ. И они же стояли в регистрационном листе. А цифры скорее всего взяты из телефонного номера. Круг поисков полиции сужается.

Теперь о твоей просьбе. Никто не появлялся в резиденции Кирби. Всю ночь там было темно. Двери гаража заперты. Конечно, Перри, если полиции удастся обнаружить отпечатки пальцев этой девушки в машине Кирби, его сразу же арестуют. Он должен будет объяснить, кто эта молодая женщина и почему она зарегистрировалась в мотеле подобным образом.

Зазвонил телефон, и Дрейк, подняв трубку, произнес:

— Алло… Да, это Дрейк… Где вы? О’кей, не вешайте трубку.

Детектив повернулся к Мейсону:

— Это мой оперативник от дома Кирби. Супруги появились десять минут назад. Он хочет знать: возвращаться ли ему или оставаться для наблюдения.

— Пусть уходит оттуда, — ответил Мейсон, — и не болтается вокруг дома. Я не хочу, чтобы его заметили.

— О’кей, — сказал Дрейк. — Возвращайтесь, Билл… Да, конечно, в офис.

Дрейк повесил трубку. Затем к телефону подошел Мейсон.

— Дайте мне резиденцию Джона Кирби. Я хочу поговорить лично с мистером Кирби. Номер — Бэйсайд, 9–6, или что-то в этом роде. Я не уверен в цифрах. Хорошо, я жду.

Секунд чёрез тридцать он услышал:

— Мистер Кирби на линии, мистер Мейсон.

Затем раздался голос Кирби:

— Здравствуйте.

— Это Перри Мейсон, — сказал адвокат. — Где вас черт носил?

— Что вы имеете в виду? — возмутился Кирби. — У меня была деловая поездка. Вместе с женой и сыном. Что все это значит?

Мейсон ответил:

— По телефону рассказывать долго и опасно. Ждите меня, я сейчас к вам приеду. Не покидайте дом ни при каких обстоятельствах.

— Но…

— Нет времени объяснять. — Мейсон бросил трубку.

— Я еду, Пол, — сказал он Дрейку. — Нет, позвоню еще Делле.

— Мне нужно поговорить с Деллой Стрит, — обратился он к оператору на коммутаторе. — У вас есть ее номер.

Через некоторое время, услышав голос Деллы Стрит, Мейсон произнес:

— Ты уже позавтракала?

— Только что. Сейчас собираюсь в офис, — ответила она.

— Жди меня, я за тобой заеду, и мы отправимся к дому Кирби. Блокнот и карандаш у тебя с собой?

— Да. Я буду вас ждать внизу у дверей.

Мейсон повесил трубку.

— Твоя телефонистка знает номер дома Кирби, — сказал он Дрейку. — Позвони мне, если случится что-нибудь важное. В противном случае жди, когда позвоню я. В офисе я буду в десять часов.

Адвокат спустился на лифте вниз, сел в машину и через десять минут подъехал к дому Деллы Стрит.

— Какие новости, шеф? — спросил она.

— Совсем немного, — ответил Мейсон. — Ты прекрасно выглядишь.

— Спасибо.

— Иметь такую помощницу, как ты, Делла, настоящее удовольствие. С тобой спокойно, тебе можно все доверить, ты меня достаточно хорошо знаешь, даешь мудрые советы. Замечательно, когда рядом такая верная помощница…

— Ну, этих слов вполне достаточно. Спасибо, шеф.

Некоторое время Мейсон вел машину молча, затем проговорил:

— Кирби отсутствовал всю ночь. Говорит, что был в деловой поездке.

— На этот раз мистеру Кирби придется выслушать небольшую лекцию о том, к чему может привести ложь своему адвокату, — отозвалась Делла Стрит.

— Сначала нужно выяснить, — заметил Мейсон, — являюсь ли я на самом деле его адвокатом. Ведь он лишь один раз приходил к нам и рассказал свою фальшивую историю. С тех пор мы с ним не виделись. И все действия я предпринимал по своей собственной инициативе. Это заняло достаточно много времени и средств, кроме того, подключены детективы.

— Не лучше ли было подождать и увериться в намерениях Кирби? — спросила Делла.

— Ради долларов и центов? — усмехнулся Мейсон. — Но ведь я никогда не работал подобным образом, Делла. Я всегда предпочитал риск. И потом, вряд ли мне бы удавалось выигрывать дела, если бы я ожидал официальных заявлений моих клиентов.

Опять они ехали в тишине, пока Мейсон не сказал:

— Дорога поворачивает направо. Взгляни, Делла, на дорожный знак. Как называется эта улица?.. Ах, да-да, нам направо.

Мейсон развернул машину и проехал еще три квартала.

— Слева должен быть дом Кирби.

— Вот он! — воскликнула Делла.

Мейсон загадочно улыбнулся:

— Скоро мы узнаем немного больше о мистере Кирби и довольно много об этом деле.

Припарковав машину перед домом, адвокат вместе с Деллой Стрит заспешил к веранде и нажал кнопку звонка. В доме раздался громкий звон, но остался без ответа. Никто не открыл дверь.

Мейсон нахмурился и посмотрел на часы.

— Вы уверены, что они вернулись? — спросила Делла.

— Да, я разговаривал с Кирби по телефону и просил его никуда не отлучаться.

Мейсон вновь и вновь жал на кнопку звонка.

— Хватит, — сказала Делла через некоторое время. — Звонок довольно громкий. Вероятно, никого нет дома, иначе его бы услышали. А миссис Кирби?

— С ней я не говорил, но она должна быть дома. Они вернулись вместе полчаса назад.

— Что же нам теперь делать? Подождем или вернемся в офис?

— Если мы вернемся, то потеряем драгоценное время, — ответил Мейсон. — Давай осмотрим гараж, Делла.

Они спустились с веранды, пересекли газон и подошли к трехместному гаражу. Мейсон попытался открыть одну из дверей, но она была заперта. Две другие тоже на замке.

Они уже пошли было обратно к своей машине, как вдруг Мейсон услышал позади себя шум и оглянулся. Двери гаража поползли вверх, обнажив свой интерьер: одна из секций пустовала, две другие были заняты машинами.

— Что случилось? — изумленно воскликнула Делла Стрит. — Как открылись эти двери?

— Пойдем, Делла, — заторопился Мейсон и быстро направился к гаражу. — Нет времени на раздумья.

— Но, шеф… — начала Делла, но они уже вошли в гараж, и Мейсон стал оглядываться по сторонам.

— Вот на этом «олдсмобиле» с номерным знаком JYJ 112 Кирби, несомненно, путешествовал прошлой ночью. Еще у них имеется спортивная машина, а на свободном месте, наверное…

Он не закончил фразы, как опустились все три двери гаража.

— Ну вот, — сказал Мейсон, — сработал механизм, как только мы прошли сквозь дверной проем. И сейчас мы заперты внутри. Но не будем унывать. Здесь должна быть дверь, ведущая в дом. Нужно ее найти. Возможно, она не заперта.

После недолгих поисков они обнаружили открытую дверь и от нее — проход в правое крыло дома.

— Прекрасно, — промолвил Мейсон. — Но сейчас меня интересует машина, на которой Кирби разъезжал прошлой ночью. Давайте осмотрим ее.

Открыв дверцу машины, он заглянул внутрь и ахнул.

— Что такое? — спросила Делла Стрит.

— Канистра бензина.

— Ну, теперь он не откажется от своей версии.

Мейсон нажал на ручку отделения для перчаток и вытащил оттуда небольшую узкую полоску бумаги.

— Наш друг Кирби невероятно наивен, — посмеиваясь, проговорил адвокат. — Он не только купил эту канистру на станции техобслуживания, но и получил квитанцию, потом про нее забыл и оставил в отделении для перчаток.

— Какая дата указана на квитанции? — поинтересовалась Делла.

— Вчерашняя. Он, вероятно, поехал на станцию сразу после нашего разговора.

— Что вы собираетесь теперь делать?

— Я положу квитанцию к себе в карман, а канистру оставлю в машине. Затем, после того как Кирби сообщит нам, что канистра находилась в автомобиле все время на полу за спинкой заднего сиденья и он просто не заметил ее, я спрошу его, что же стало с другой канистрой. Он, конечно, с показным недоумением захочет знать, о чем идет речь. Тогда я покажу ему эту квитанцию… — Он вдруг замолчал, услышав металлический скрежет.

Двери гаража поползли вверх. На подъездной дорожке показался темно-синий автомобиль, который, заехав в гараж, стал на свободное место. Женщина с приятной внешностью открыла дверцу машины и вышла из нее. Заметив Перри Мейсона и Деллу Стрит, она вскрикнула от неожиданности, поправила задравшуюся юбку и сказала:

— Кто вы? Что вы здесь делаете?

Двери гаража опустились.

— Примите мои извинения. Я Перри Мейсон.

— Вы?

— Да. А вы миссис Кирби?

— Да.

— Это мисс Стрит, мой секретарь. Мы пришли поговорить с вашим мужем. Дорога каждая минута.

— А почему бы вам не побеседовать с ним в доме?

— Потому что, — ответил Мейсон, — никто не отвечает на звонок. Мы решили заглянуть в гараж, но двери были на замке. Немного погодя они сами поднялись, и мы вошли.

Неожиданно она рассмеялась, нотки раздражения покинули ее голос.

— По крайней мере, наш гараж оказался гостеприимнее моего мужа, — сказала она.

— Боюсь, что его нет дома, — ответил Мейсон.

— Его машина здесь. Он говорил мне, что вы звонили и собирались приехать сюда. Он ожидает вас. А я отвезла Руни в школу. Случилось что-то серьезное, мистер Мейсон?

— Очень серьезное. Вы сможете обо всем услышать, когда мы будем беседовать с вашим мужем.

— Прекрасно, — улыбнулась она. — Проходите.

Она распахнула дверь, ведущую в дом.

— В доме только ваш муж? — спросил Мейсон.

— Сегодня у прислуги выходной, — объяснила миссис Кирби. — Мы с Джоном по средам обычно ужинаем в городе, а Руни проводит вечер у своего друга. Его родители забирают к себе Руни по средам, когда наша прислуга отдыхает. А дружок Руни бывает у нас по вторникам. Это очень удобно. Проходите и садитесь. Я позову Джона.

Она ввела их в просторную гостиную и позвала: «Джон! Джон!» Никто не отозвался.

— Садитесь, друзья, и чувствуйте себя как дома, — пригласила она. — Джон, вероятно, наверху, в душе. Сейчас я найду его.

Неожиданно понизив голос, она обратилась к Мейсону:

— Эта история Джона о девушке в жакете с перламутровыми пуговицами и туфлях из крокодиловой кожи… Вы верите, что существует такая девушка?

— Да, — ответил Мейсон.

Ее лицо выразило изумление.

— Вы верите его истории? Тогда, как…

— Нет, — перебил ее Мейсон. — Я не верю в эту историю. Но я должен поговорить с ним о вещах, связанных с ней. Позовите, пожалуйста, вашего мужа.

— Сию минуту, — пообещала она. — Он где-то наверху.

Она побежала вверх по лестнице, а Мейсон прошелся по комнате, подошел к книжному шкафу и стал рассматривать тома. Делла Стрит полюбовалась картинами, затем села в ожидании в кресло. Время от времени они слышали шаги наверху и дважды — голос миссис Кирби, зовущий своего мужа. Наконец она спустилась в гостиную.

— Мистер Мейсон, наверное, что-то случилось. Джона нигде нет.

— Куда он мог уйти?

— Никуда. Его машина в гараже.

— Вы посмотрели везде? — резко спросил Мейсон.

— Я заглянула куда только можно: во все ванные и спальни. И я кричала. Но, конечно, — ее лицо вдруг стало испуганным, — я не смотрела в стенных шкафах.

— Ваш муж мог уйти против своей воли. Загляните в шкафы.

Она бросила быстрый взгляд на лицо адвоката и помчалась вверх по лестнице.

— А мы посмотрим здесь внизу, — бросил ей вдогонку Мейсон.

Мейсон и Делла Стрит осмотрели столовую, нижние спальни, комнату прислуги, подвальное помещение, кладовую, открывая все подряд дверцы шкафов. Вернувшись, они застали миссис Кирби в гостиной.

— Его просто нет в доме, — сказала она.

— Да, — согласился Мейсон. — И этому есть только одно объяснение.

— Какое?

— Его арестовала полиция.

Она глядела на адвоката широко раскрытыми глазами.

— Мистер Мейсон, о чем вы говорите?

— Сейчас не время объяснять, — ответил Мейсон. — Я хочу, чтобы вы ответили на два-три вопроса, и ответили быстро. Если бы полиция допрашивала вашего мужа, он бы рассказал им ту же версию, что и мне?

— Думаю, да.

— А если полиция будет интересоваться подробностями, он догадается ответить, что должен посоветоваться с адвокатом, или начнет все объяснять сам?

— Боюсь, что сам.

— Это меня и пугает, — сказал Мейсон. — Пойдемте, Делла. Вашего мужа скорее всего отправили в офис прокурора, миссис Кирби.

— Но почему к прокурору? — воскликнула она.

Мейсон и Делла Стрит остановились у двери.

— Убийство, — бросил через плечо Мейсон.

Глава 7

Мейсон медленно вел машину в потоке уличного движения и нервничал от того, что с каждой задержкой он отстает от действий полиции.

Наконец в девять тридцать он остановился перед офисом прокурора.

— Гамильтон Бюргер у себя? — спросил Мейсон. — Да-

— Передайте, пожалуйста, что его желает видеть Перри Мейсон.

— Простите, но по чрезвычайным обстоятельствам мистер Бюргер никого не принимает. Я не могу его беспокоить. У него очень важная встреча.

— Он беседует с моим клиентом, — настаивал Мейсон.

— С кем?

— С мистером Джоном Нортрапом Кирби. Я требую встречи с ним.

— Потребовать вы можете только у мистера Бюргера.

— Тогда передайте ему, что я здесь.

— А этого я не могу. Его нельзя беспокоить.

Мейсон, сдерживая гнев, проскрежетал зубами:

— Он разговаривает с Джоном Кирби. Я — адвокат Кирби. Я требую, чтобы меня допустили к нему.

— Я не обладаю такими полномочиями.

— Тогда попытайтесь меня остановить, — бросил Мейсон, проскочив вращающуюся дверь, и направился по длинному коридору к личному офису Гамильтона Бюргера, откуда доносился его резкий, раздраженный голос. Очевидно, он говорил по телефону. Внезапно дверь распахнулась и на пороге появился сам окружной прокурор, огромный серый медведь, не скрывающий своей ненависти к Перри Мейсону.

— Я здесь, чтобы защитить права своего клиента, — начал Мейсон.

— А кто ваш клиент?

— Джон Нортрап Кирби, — ответил Мейсон, повысив голос.

— Он обвинен в преступлении?

— Я не знаю, но он мой клиент, поэтому я пришел сюда. Я хочу присутствовать на его допросе.

— Вы не сможете остаться, Мейсон.

— Почему? — поинтересовался адвокат.

— Мы расследуем убийство.

— Кирби к нему причастен?

— Об этом еще рано говорить.

— В подобных обстоятельствах, — отозвался Мейсон, — мое присутствие более чем необходимо.

Мейсон взглянул на часы и отметил время в блокноте.

— Я выдвигаю вам официальное требование, — заявил адвокат.

— Минутку, — заволновался Бюргер, — вы не поймаете меня в ловушку своими хитростями. Мистер Кирби, насколько мне известно, привлечен как свидетель.

— И все-таки у меня есть право поговорить со своим клиентом.

— Ваш клиент пришел сюда добровольно, а не под конвоем, — произнес Гамильтон Бюргер.

Мейсон, стараясь казаться спокойным, проговорил:

— Значит, он может добровольно покинуть ваш офис. Пойдемте, Кирби.

— Мы еще не закончили наш разговор, — ответил Бюргер.

— Думаю, вы уже обо всем поговорили, — резко сказал Мейсон.

За спиной Бюргера появился Джон Кирби, и прокурор повернулся к нему:

— Полагаю, вы правильно оцениваете ситуацию, мистер Кирби. Вы зарегистрировались в мотеле с молодой женщйной как муж и жена. У нас нет желания выставлять вас в черном свете перед журналистами, noiica вы сотрудничаете с нами. Я советую вам внимательно проанализировать факты.

— Пойдемте, Кирби, пойдемте! — воскликнул Мейсон.

— Нельзя ли подождать?'— попросил Кирби. — Мистер Бюргер был столь деликатен…

— Нет, черт возьми! Я не могу ждать, — ответил Мейсон. — Пойдемте со мной, если вы по-прежнему хотите, чтобы я защищал вас.

Кирби колебался.

— Решайтесь наконец, — торопил его Мейсон.

Кирби нерешительно вышел в коридор.

— Хорошо, Мейсон, — сказал прокурор. — Это ваш клиент. Смотрите за ним хорошенько, чтобы ему никто не наставил синяков и шишек.

Бюргер усмехнулся.

— Ваш адвокат, Кирби, вероятно, не совсем верит в вашу историю. Он чувствует, что вы нуждаетесь в защите и что он должен представлять «ваши права».

Лицо Кирби вспыхнуло.

— Я не просил Мейсона быть здесь. Я…

— Это не важно, Кирби, — сказал Мейсон. — Не позволяйте ему вводить вас в заблуждение. Я вам все объясню в машине. Пойдемте!

— Возможно, Кирби желает услышать объяснения прямо здесь и сейчас, — настаивал Бюргер. — Заходите, Мейсон, поговорим в кабинете и постараемся внести ясность в это дело.

— Я побеседую со своим клиентом лично, если вы не возражаете, — отозвался Мейсон. — Пойдемте, Кирби.

Стоя в дверном проеме, Гамильтон Бюргер усмехался тому, как Мейсонпровожал своего клиента к лифту.

— Какого черта! — раздраженно твердил Кирби. — Я не потерплю такого обхождения, Мейсон. Вы меня ставите в неловкое положение. Я же не ребенок! Я бизнесмен. Я привык отвечать за свои слова и поступки.

— Я вижу, — ответил Мейсон. — Но будет лучше, ‘если вы здесь помолчите, а выскажете все в машине.

— Мне кажется, что я могу говорить в любом месте, где пожелаю. Я не привык, чтобы за меня думал кто-то другой.

— Согласен. Вы сможете все рассказать в машине.

Спустившись в лифте, Кирби в сопровождении Мейсона направился к ожидавшей их Делле Стрит.

— Здравствуйте, мисс Стрит, — грубо пробурчал Кирби.

— Садитесь вперед, — сказал ему Мейсон. — Я отвезу вас домой.

— В этом нет необходимости. Я могу взять такси.

— Вы рассказали прокурору, что случилось с вами в понедельник ночью? — спросил Мейсон.

— Почему бы мне не сделать этого?

— Черт бы вас побрал! — воскликнул Мейсон.

— Я не привык, чтобы в моих словах сомневались, мистер Мейсон, — фыркнул Кирби, забираясь в машину.

Мейсон завел мотор.

— Как вы узнали, что доктор Бэбб умер? — спросил адвокат.

— Какой доктор Бэбб?

— Доктор, которому вы заплатили за усыновление Ронсона.

— Не знаю, о чем вы говорите, — сердито буркнул Кирби.

— Прошлой ночью, когда звонили Норме Логан, вы все прекрасно знали. Вы сообщили ей о смерти доктора Бэбба и дали указание придерживаться вашей версии об украденном автомобиле.

— И опять же, я не понимаю, о чем речь, — сказал Кирби. — Имя Логан для меня ничего не значит, и я никого не просил пересказывать мою историю. Возможно, вам известно что-то, чего не знаю я. Я допускаю, что имя молодой женщины, которую я подобрал по дороге, на самом деле Логан.

— Вы рассказали эту басню прокурору?

— Конечно. Но почему вы называете ее басней?

— Ну, дело сделано, — отозвался Мейсон.

— Что вы имеете в виду? Эти люди были со мной очень деликатны. Они даже отказались сообщить что-либо газетчикам. Они просили меня сотрудничать с ними. В конце концов, это их работа.

— Да, представляю себе, — пробормотал Мейсон.

— И кроме того, — продолжал Кирби, — эта канистра с бензином была в машине все время, как вы и предполагали.

— Да, конечно.

— Я нашел ее сразу же, как только вышел от вас. Но я торопился на другое свидание и не успел известить вас об этом… Потрм в моем доме появилась полиция. Они просили меня поехать с ними к прокурору. И как только им удается раскапывать такие вещи? В мотеле я указал правильно лишь буквенную часть номерного знака автомобиля, потому что чувствовал, что управляющий захочет проверить. Но последние цифры я полностью изменил.

— Вы рассказали полисменам о канистре?

— Конечно.

— Которая была в вашей машине?

— Да.

— Они попросили предъявить ее?

— Нет. Они только сообщили об этом в управление по рации.

— Тогда, вероятно, она находится в машине и сейчас, — заметил Мейсон.

— Вам нет нужды беспокоиться об этом, — вспыхнул Кирби.

— Я только хочу внести ясность, — ответил адвокат.

— Лично мне все ясно, — огрызнулся Кирби. — Вы можете доверять моей осмотрительности, мистер Мейсон. Совсем не обязательно все время водить меня за руку.

Мейсон сказал:

— Я опасался, что вы могли дать согласие офицерам на осмотр машины и гаража.

— Почему бы нет? — спросил Кирби. — Они хотели получить отпечатки пальцев этой девушки. Не знаю, почему она их так интересует.

— Осматривая машину, полицейские имеют привычку заглядывать в отделение для перчаток, — как бы невзначай заметил Мейсон, затем продолжил: — Когда мне стало известно, что вы у прокурора, я решил, что с вами рядом должен быть адвокат.

От Мейсона не ускользнуло, как Кирби напрягся и нахмурился.

— В чем дело? — осведомился Мейсон.

— Ничего! — коротко бросил Кирби. — Я… я только подумал… Что они сделают с отпечатками пальцев, снятыми в машине, Мейсон?

— Отправят в лабораторию. Вы сказали им, что не имеете возражений?

— Конечно. Сколько времени они будут держать там мою машину?

— Не очень долго.

лч Про*2лятьеЬ>т+ воскликнул Кирби. — Мейсон, вы едете черепашьим шагом! Я потерял много времени. Мне хотелось бы поскорее добраться домой.

— Зачем?

— Потому что я бизнесмен, черт возьми! Вы говорили об отделении для перчаток. Я вспомнил, что там лежат деловые бумаги, и я не хотел бы, чтобы о них стало известно.

— Именно по этой причине я увез вас от прокурора, — сказал Мейсон, достав из кармана листок бумаги. — Это квитанция, полученная вами на станции техобслуживания, где вы купили канистру бензина, Кирби.

Выхватив квитанцию из рук Мейсона, Кирби посмотрел на него яростным взглядом.

— Что вы собираетесь делать с этой информацией? — спросил он.

— Ничего, — ответил Мейсон. — Другим клиентам, конечно, я бы мог дать совет, но вам — бизнесмену, приученному хорошо обдумывать свои слова, принимать важные решения самостоятельно и тому подобное, я не скажу ни слова.

Немного помолчав, Кирби проговорил:

— Но эта квитанция значит совсем не то, что вы думаете.

— Понимаю, — усмехнулся Мейсон.

Кирби расслабился и задумался, прикрыв глаза рукой.

— Скажите мне правду, Кирби. Вы встречались с доктором Бэббом в понедельник вечером, с Нормой Логан или без нее?

— Нет.

— Это правда?

— Да.

— Это очень важно.

— Да, я знаю. Я сказал вам правду. А сейчас дайте мне подумать.

Глава 8

Миссис Кирби стояла в дверях дома, ожидая их возвращения. Увидев на подъездной дорожке машину Мейсона, она бросилась навстречу.

— Джон! — воскликнула она. — Все в порядке?

Джон Кирби одарил жену надменной улыбкой, преуспевающего дельца.

— Все под контролем, — ответил он.

Она с благодарностью взглянула на Мейсона:

— Вы появились вовремя!

— Мейсон немного поторопился, Джоан. В его вмешательстве не было необходимости. Прокурор отнесся ко мне по-дружески.

— Джон, — забеспокоилась миссис Кирби, — что ты сказал ему?

— Я рассказал правду. Мне нечего скрывать: я подобрал на дороге женщину и отвез ее в мотель. Чтобы получить комнату, необходимо было зарегистрироваться как муж и жена. Вот и все.

— Они расспрашивали подробно об этой женщине? — поинтересовался Мейсон.

— Ну, конечно, они хотели знать о ней все. Они уверены, что это она совершила нападение на доктора, потому что отпечатки пальцев в мотеле совпадают с отпечатками в доме доктора.

— Ты знал, что это убийство, Джон? — спросила миссис Кирби. — Ты знал, что доктор Бэбб умер? Я только что услышала по радио.

— Они не говорили об этом, — ответил ее муж, — но я понял, что ведется расследование серьезного дела, более серьезного, чем кража наркотиков. Они забрали машину?

— Да. Увезли буксиром.

— Послушайте, — обратился Мейсон к Джону Кирби, — вы никого не введете в заблуждение, кроме самого себя. В понедельник ночью, вскоре после одиннадцати тридцати, кто-то совершил нападение на доктора Бэбба. Вы с доктором прежде состояли в деловых отношениях. Девушку видели выбегающей из его дома. Соседи смогут опознать ее. Вы привезли девушку в мотель «Красивый отдых» и зарегистрировались как муж и жена.

Полиция обнаружила отпечатки ее пальцев в доме доктора и в мотеле. Вскоре они проверят вашу машину и найдут те же отпечатки. Они будут иметь достаточно улик, чтобы привлечь вас за соучастие.

Я принял условие вашей игры в надежде услышать когда-нибудь правду. Не знаю, много ли известно вашей жене, но так же, как и вы, она, естественно, зна-,SiTt,p, бданй<>Р|Дф#(Щ>а Бэбба. вы незаконно усыновили Ронсона шесть лет назад, получив от доктора фальшивое свидетельство о рождении..

Полиция играет с вами в кошки-мышки. Гамильтон Бюргер, прокурор, деликатничает с вами, зная, что вы в западне.

Имя молодой женщины, которую вы увезли от дома доктора Бэбба, — Норма Логан. Она сводная сестра Ронсона. Ей хотелось разыскать брата и убедиться, что он воспитывается в хорошем доме.

А теперь давайте не будем водить друг друга за нос. Это в ваших интересах.

Ужас отразился на лице Джона Кирби.

— Джон, — прошептала его жена, — ты сделал это?

— Я подвез девушку к дому доктора, — медленно проговорил он. — Но тебе не следует беспокоиться, дорогая. Эта девушка не сделала ничего противозаконного. Она чиста, мистер Мейсон. Полиция способна доказать, что она выбежала из дома, но больше она ничего доказать не сможет.

Мейсон некоторое время сердито разглядывал Кирби.

— Лгать своему адвокату — дорогое удовольствие. Если бы вы сказали мне правду вчера, я смог бы оградить вас от многих неприятностей.

— Но что может случиться? — спросил Кирби. — Да, у меня неприятности, но все не так ужасно, как вы думаете. Я довольно известен в городе. У меня влиятельные друзья и связи.

— Конечно, — ответил Мейсон. — Поэтому полиция и играет с вами в кошки-мышки, ожидая, когда вы окончательно попадете на крючок, чтобы выдвинуть против вас обвинение. А это может случиться, как только они обнаружат отпечатки пальцев Нормы Логан в вашей машине. Правда, им захочется сначала услышать версию от нее самой.

— Они ничего от нее не узнают, — пробормотал Кирби.

— Они заставят ее говорить.

Кирби провел дрожащими руками по волосам.

— Проклятье!

— А сейчас ответьте мне: вы хотите, чтобы я остался вашим адвокатом или справитесь сами?

— Боже мой! Не покидайте нас, мистер Мейсон, — вмешалась миссис Кирби. — Вы должны защитить Джона и должны сделать все, чтобы вокруг^Рунй'чие-' было газетной шумихи. Это же ребенок! Он думает, что мы его настоящие родители. И если вдруг он узнает:.. Это ужасно!

Мейсон ответил:

— Что вы думали шесть лет назад, когда обошли правила усыновления? А сейчас я хочу знать одно, Кирби. Вы можете держать язык за зубами? Когда полиция придет арестовывать вас, вы должны сказать, что уже все им сообщили и больше добавить вам нечего.

— Если вы думаете, что это необходимо…

— Не будем дискутировать. Я готов действовать в интересах вашего сына. Сейчас я задам несколько вопросов и надеюсь не услышать больше лжи. Вы встречались с доктором Бэббом в понедельник вечером?

— Нет.

— Ваше имя указано в его ежедневнике. Как оно там появилось?

— Не знаю. Я не просил о встрече.

Тут вмешалась миссис Кирби:

— Но в ежедневнике еще значилось имя Логан. Не могла это сделать она?

— Кто-то лжет. Логан тоже утверждает, что не сообщала заранее доктору о предстоящем визите. Значит, это сделали вы, Кирби.

Кирби встретился взглядом с адвокатом.

— Мейсон, — сказал он, — я был дурак. Я лгал вам, хотя мог сказать правду. Но теперь я не собираюсь больше вас обманывать. Я не назначал свидания и не вступал с ним ни в какой контакт. Я разговаривал только с Нормой Логан…

— Еще раз прошу вас, — перебил его Мейсон, — если полиция вас арестует, заявите, что вам нечего больше им сообщить. Пойдемте, Делла.

Открыв дверцу машины, Мейсон повернулся к миссис Кирби.

— Не выходите из дома, чтобы я мог связаться с вами, как только понадобится. Полиция может арестовать вашего мужа в любое время. Сообщите мне сразу же об этом.

— Когда наступит критический период? — спросил Кирби. — Когда будет…

— Как только они исследуют отпечатки пальцев в вашей машине. Обнаружив отпечатки девушки, они будут готовы к действию, то есть им потребуется от вас имя девушки и ее адрес. Если вы им это сообщите, они могут использовать вас просто как свидетеля до тех пор, пока не сфабрикуют дело против девушки. Но в конце концов они обвинят ее в убийстве, а вас привлекут за соучастие.

— Значит, вы советуете не рассказывать о ней ничего?

— Как можно меньше, — ответил Мейсон. — Чувствую, что вы не сможете промолчать.

Захлопнув дверцу машины, Мейсон вырулил на дорогу.

— Ну, — проговорила Делла Стрит, — сейчас по крайней мере картина проясняется.

— Не совсем в этом уверен, — отозвался Мейсон.

—. О чем вы говорите?

— О жакете Нормы Логан, — мрачно сказал Мейсон.

— Что вы имеете в виду? Какой жакет? Здесь что-то не так?

— Перламутровые пуговицы, — проговорил Мейсон. — Вы слышали, что миссис Кирби, описывая девушку, назвала перламутровые пуговицы на жакете. Откуда она узнала об этих пуговицах?

— От мужа, конечно, — отозвалась Делла Стрит.

— Значит, муж рассказал ей то, чего не сообщил нам. Он никогда не говорил нам про пуговицы.

Делла Стрит начала было что-то объяснять, затем вдруг замолчала. Черты ее лица приняли форму безмерного ужаса.

— Господи! — воскликнула она.

— Вы правы, — подтвердил Мейсон.

— Что вы собираетесь предпринять?

— Подождем, когда полиция арестует Джона Кирби, — ответил Мейсон. — Ему уже не представится удобный случай проинструктировать жену. Тогда мы вызовем ее к себе и узнаем, что же случилось на самом деле.

Глава 9

В одиннадцать тридцать в офисе Мейсона зазвонил телефон. Делла Стрит подняла трубку и сказала:

— Да… Кто на проводе, Герти?.. Я совершенно уверена, что мистер Мейсон захочет с ней поговорить. Соедините.

Делла Стрит кивнула. ДОейодну. otii i.'лг,

— Миссис Кирби, — сказала она.

Мейсон подошел к телефону. Голос Кирби звучал почти истерично:

— Это случилось, мистер Мейсон. Полиция забрала Джона. Они сказали, что Джон подозревается в убийстве как соучастник.

— Не стоит волноваться, — успокоил ее Мейсон. — Это должно было произойти. Как вы думаете, он будет следовать моим инструкциям и сохранит молчание?

— Надеюсь на это. Он знает, какое несчастье случится с Руни, если… Я надеюсь, что он будет молчать.

— Вы не уверены?

— Не уверена, мистер Мейсон. Вспомните, что мой муж привык все делать сам. Если они умны…

— Они умны, — перебил Мейсон. — Садитесь в машину и приезжайте в мой офис как можно скорее. Я буду ждать. Сколько времени вам потребуется?

— Минут двадцать или двадцать пять.

— Постарайтесь побыстрее, — попросил Мейсон.

Повесив трубку, адвокат повернулся к Делле Стрит:

— Ну, Делла, приготовь блокнот и карандаш.

Делла Стрит беспокойно пробормотала:

— Шеф, этот журнал… Не лучше ли уничтожить его?

Он покачал головой.

— Не теперь. Возможно, позднее. А сейчас, Делла, подойди к телефону и отмени все назначенные на сегодня встречи. Как только прибудет миссис Кирби, проводи ее немедленно сюда.

Встав из-за стола, Мейсон подошел к окну, засунул руки в карманы и задумался. Через двадцать минут Делла Стрит объявила:

— Миссис Кирби.

— Зови.

— Она здесь, — ответила Делла.

Миссис Кирби вошла в офис и заохала:

— Миссис Мейсон, это было ужасно! Они пришли и арестовали Джона. Я уверена, что они надели бы наручники, если бы…

— Садитесь, — пригласил Мейсон.

Она уселась в кресло для клиентов.

— А теперь поговорим, — сказал адвокат.

— Что вы имеете в виду?

— Ваш муж вернулся домой с деловой встречи и на следующее утро рассказал вам свою небылицу о молодой женщине с канистрой бензина. А вы, перепугавшись, немедленно позвонили мне, чтобы я допросил вашего мужа.

— Ну да, конечно. Что здесь не правильно?

— Все, — ответил Мейсон.

— Не понимаю.

— Вы все прекрасно понимаете. Вы знали, что на Руни надвигается беда. Вы это узнали, вероятно, раньше своего мужа. Вы говорили мне о девушке, которая находилась в доме доктора Бэбба, и упомянули, что на ней был жакет с перламутровыми пуговицами.

— Да.

— Как вы об этом узнали?

— Муж сказал мне.

— Нет. Он не знал, какие пуговицы были на жакете. Он вообще не много знал о ее одежде. Он описал ее так, как мог мужчина описать женщину. Вы же описали девушку со своей, женской точки зрения.

Итак, доктор Бэбб принял кого-то поздним вечером по имени Кирби. Ваш муж утверждает, что не виделся с доктором. Мне известны два человека с именем Кирби: муж и жена. Расскажите мне о вашем свидании с доктором Бэббом и постарайтесь говорить правду.

Миссис Кирби сидела, потеряв дар речи и глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Вы были там, — сказал Мейсон. — Как случилось, что вы там оказались?

— Я… Да, у меня была назначена встреча с доктором.

— Вот это уже лучше. Расскажите все с самого начала, и, ради Бога, только правду.

Она забормотала:

— Интуиция мне всегда подсказывала, что с Руни может случиться какая-то беда. Муж смеялся надо мной, говорил, что не о чем беспокоиться. Но меня всегда преследовало это чувство. И вот в понедельник я увидела письмо от доктора Бэбба, адресованное мужу.

— Где вы увидели это письмо? — поинтересовался Мейсон.

— Дома. В основном корреспонденция приходит в офис мужа, но некоторые письма личного характера он получает дома. Обычно он не уделяет много внимания почте, и иногда проходит несколько дней, прежде чем он просмотрит ее.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — Полагаю, вы сами вскрыли конверт.

— Да, я сама вскрыла конверт. Доктор Бэбб писал, что ему необходимо увидеться с Джоном по делу, интересующему их обоих.

— Вы отдали это письмо мужу?

— Ничего подобного. Я бросила его в камин.

— И ничего ему не рассказали?

— Нет.

Минуту-другую Мейсон разглядывал ее в задумчивости, затем спросил:

— Значит, вы позвонили доктору Бэббу с просьбой о свидании? Почему вы не поговорили с мужем?

— Потому что я должна была сама узнать правду. Джон видит все в розовом свете.

— Итак, доктор назначил вам встречу.

— Да.

— Когда?

— Он просил меня приехать около одиннадцати тридцати вечера.

— В понедельник?

— Да.

— Вы не сказали мужу о предстоящем свидании?

— Нет.

— Почему?

— Потому что не хотела его пугать. Я знала, что он собирается на деловую встречу, и рассчитывала вернуться от доктора раньше его.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — А сейчас расскажите точно, что случилось в доме доктора Бэбба.

— К дому доктора я подошла пешком, оставив машину в половине квартала вниз по улице. Дверь была не заперта, и я вошла в прихожую, — начала миссис Кирби. — Очевидно, сработал автоматический звонок, потому что доктор сразу же появился в приемной.

— Что произошло?

— Он сказал, что я пришла немного раньше, и попросил подождать несколько минут. Он усадил меня в комнате для гостей и повторил, что примет, как только освободится.

Я сидела, ждала и ужасно нервничала: Внезапно меня пронзила мысль, что простой факт моего присутствия в доме доктора может обернуться неприятностями. Возможно, он был под наблюдением полиции. А сюда мог войти кто-нибудь и увидеть меня. Я просто не могла побороть желания покинуть эту комнату и спрятаться где-нибудь. В конце коридора я обнаружила комнату для отдыха и вошла туда, оставив дверь приоткрытой. В этой комнате имелась еще вторая дверь, ведущая в кабинет доктора.

— Дальше.

— Несколько минут спустя в приемную вошла эта девушка.

— Та, которую описал ваш муж?

— Да.

— Вы хорошо рассмотрели ее?

— Да.

— Что произошло потом?

— Потом в кабинете доктора раздался шум. Я услышала удары и звук бьющегося стекла.

— И как вы поступили?

— Я открыла дверь кабинета. Доктор лежал на полу; а спиной ко мне перед сейфом стоял мужчина и что-то искал среди книг и бумаг.

— Дальше.

— Я закричала.

— Вы закричали?

— Да, боюсь, у меня началась истерика.

— А мужчина?

— Он убежал.

— Вы видели его лицо?

Она отрицательно покачала головой.

— Продолжайте, — попросил Мейсон.

— Мне кажется, мужчина выбежал через дверь черного хода. Мой крик напугал его больше, чем мое появление… Я подошла к доктору и вдруг вспомнила о девушке в приемной. Я знала, что она все еще там. По крайней мере, думала, что она там. Я не хотела, чтобы она меня увидела, поэтому я тоже выбежала через черный ход. Потом собралась с мыслями, перевела дыхание и как можно спокойнее прошла вдоль дома к своей машине.

Проехав десять — пятнадцать кварталов, я остановилась у обочины, выплакалась, истерика у меня прошла, и я поехала домой.

— Что потом?

— Я разделась и легла в постель. Немного погодя вернулся Джон. Я сделала вид, будто только что проснулась, задала несколько вопросов о его встрече, потом притворилась спящей.

— А ваш муж?

— Муж пошел спать в свою комнату.

— У вас раздельные спальни? — спросил Мейсон.

— Да, раздельные с общей ванной. Но дверь мы все время оставляем открытой. Муж приходит поздно, когда я уже сплю. Он старается не беспокоить меня.

— В ту ночь он больше не выходил из дома?

— Он вышел около трех часов утра.

— Как долго он отсутствовал?

— Может быть, час или полтора.

— Вы слышали, как он выводил машину из гаража?

— Да.

— Вы ничего не спросили у него об этом?

— Нет.

— Продолжайте.

— На следующее утро я так нервничала, что трудно было проглотить завтрак. Но я взяла себя в руки и расспросила Джона о встрече. Вот тогда он и рассказал свою историю о девушке с канистрой бензина. Сначала я подумала, что все это правда, и сказала, что он не должен был оставлять девушку одну без денег, не важно, кто она такая, что мы должны привезти ее к нам, накормить завтраком и что-нибудь предпринять.

— Он согласился с вами?

— Очень неохотно. Но я настояла, и мы поехали в мотель. Не знаю, мистер Мейсон, когда я начала подозревать, что он лжет. Было очевидно, что он не надеялся встретить девушку в мотеле. Поэтому я подумала, что он увез ее оттуда утром в три часа. Однако ему я ничего не сказала. Меня все время терзала мысль о докторе Бэббе. В машине я слушала радио. Передавали о нападении на доктора, и я услышала, что полиция обнаружила в ежедневнике две фамилии: Логан и Кирби. Я, конечно, знала, что речь идет обо мне. Но я заметила недоумение на лице Джона.

— Продолжайте, — попросил Мейсон. — Как вы поступили?

тт Лот тогда я поняла, что нас ждут огромные неприятности. Я не знала, что делать. Потом все хорошенько обдумала и позвонила вам. Вы согласились выслушать Джона и назначили встречу на два часа. Мне удалось уговорить мужа прийти к вам, сказав, что эта девушка может оказаться шантажисткой, и если он все расскажет адвокату, то в случае неприятностей мы сможем рассчитывать на его помощь.

Мейсон беззвучно барабанил пальцами по крышке стола.

Миссис Кирби продолжала:

— Простите, мистер Мейсон, мне бы следовало рассказать все это раньше. Я бы так и поступила, не будь Руни. Трудно объяснить, что я чувствовала. Ему ведь нужна не только моя любовь, но и защита. Я бы все сделала ради него. Пошла бы даже на убийство, если бы потребовалось… Если бы вы видели Руни! Это такой красивый, такой умный, такой добрый ребенок… в свои шесть лет… трудно описать… Он обладает каким-то шармом, обаянием. Когда вы его увидите, то все поймете. Мистер Мейсон, мы должны оградить его от шока. Если обнаружится, что… что он усыновлен…

— Да, — согласился Мейсон. — Прибавьте еще, что он может быть шокирован, узнав, что его родители замешаны в убийстве, миссис Кирби.

— Ну, по крайней мере, я внесла ясность. Я выложила все карты на стол.

— Да, — сухо произнес Мейсон, — но козыри сейчас у полиции. И с таким раскладом вы предлагаете мне вступить в игру.

Глава 10

Проводив миссис Кирби, Делла Стрит села в кресло напротив стола Перри Мейсона.

— Шеф, я беспокоюсь.

— О чем? — осведомился адвокат.

— Куда это все вас завело?

— К самому началу, к исходной точке. Я не уверен сейчас, кого мне нужно представлять. Очевидно, Джона Кирби. Но они хотят еще защитить Руни. Собрав все улики, мы сможем доказать непричастность Джонй Кирби. По крайней мере, я надеюсь, что сможем. Но тогда в центре событий окажется миссис Кирби.

— Шеф, меня беспокоит журнал.

Мейсон нахмурился и начал в задумчивости расхаживать по комнате. Резко остановившись, он повернулся к Делле Стрит:

— Журнал у тебя?

— Я вам этого не говорила.

— Скажи сейчас.

Делла колебалась.

— Да, — наконец пробормотала она.

— Отдай его мне.

— Это займет время, — нерешительно сказала она.

— Я подожду.

Делла Стрит покинула офис и вернулась через десять минут, держа в руках небольшой блокнот в картонном переплете.

— Сейчас мне страшно больше, чем когда-либо.

Мейсон положил блокнот в карман пиджака.

— Забудь об этом, Делла.

— Теперь записи у вас, но это — украденная собственность. Норма Логан — не ваш клиент. Все, что она вам рассказала, не является доверенным сообщением, и вы не сможете оправдаться на основании защиты прав клиента. Вы скрываете вещественное доказательство. Вы же знаете, что сделает Гамильтон Бюргер, окружной прокурор, если узнает, что…

Мейсон кивнул:

— Адвокат поступает так, как считает правильным, Делла. Он имеет право воспользоваться любой зацепкой в законе. Я уже говорил тебе, что обладаю определенной суммой юридической и человеческой изобретательности и собираюсь испбльзовать* эти качества.

— Вы не передадите журнал полиции?

— Ни за что.

Мейсон опять начал расхаживать по комнате.

— Этот ежедневник, Делла… Доктор написал там имя Кирби. Теперь оказывается, что он имел в виду не Джона Кирби, а его жену Джоан Кирби.

— Там также указано имя Логан.

— Не думаешь ли ты, Делла, что Логан — фамилия не Нормы, а отца мальчика?

— Боже мой! — воскликнула Делла. — Но отец мальчика умер шесть лет назад, шеф.

Мейсон продолжал ходить взад-вперед.

— Позвони Полу Дрейку, Делла. Попроси, пусть узнает все о семье Логан.

Делла Стрит подошла к телефону, передала инструкции Мейсона детективу, затем повесила трубку и с беспокойством взглянула на адвоката:

— Шеф, не могли бы вы поговорить с хорошим адвокатом по поводу журнала и…

— Зачем? — спросил Мейсон.

— Он бы посоветовал вам не возвращать его полиции, и тогда ваши действия были бы узаконены.

Раздался телефонный звонок. Делла Стрит подняла трубку и, выслушав, сказала:

— Минутку, Герти. — Затем повернулась к Мейсону. — Кавер Кинси хочет увидеться с вами немедленно по очень важному делу.

— Кавер Кинси, — повторил Мейсон, припоминая это имя, — один из самых хитрых адвокатов. Как ты думаешь, какого дьявола я ему понадобился?

— Не знаю, — ответила Делла. — Но, шеф, не могли бы вы проконсультироваться с ним?

Мейсон улыбнулся и покачал головой.

— Он бы посоветовал не оставлять журнал, Делла. Пригласи его.

Делла вышла и немного погодя появилась в сопровождении Кавера Кинси, невысокого стройного человека, чрезмерно гордящегося своей внешностью. Одежду он шил у хорошего портного, волосы подстригал каждые три дня, внимательно следил за ногтями и руками. Его холеная внешность никак не сочеталась с суровым выражением лица. Взгляд его был твердым и холодным.

— Добрый день, адвокат, — произнес Кинси.

— Как поживаете, Кинси? — улыбнулся Мейсон, пожимая гостю руку. — Что привело вас сюда?

— О, только визит вежливости, — отозвался Кинси. — Находясь в этом здании, я решил заглянуть к вам. Мы видимся не достаточно часто, но я слежу за вашими делами с величайшим интересом. Фактически, Мейсон, можно сказать, что это визит ученика к своему старому маэстро. Я подумал, что, возможно, несколько минут, которые я проведу с вами, произведут на меня неизглади-

Mde впечатление, в котором я так нуждаюсь. Прошутченя извинить, но не было бы лучше обойтись без присутствия мисс Стрит на несколько минут?

Мейсон улыбнулся и покачал головой:

— Мисс Стрит — моя правая рука. Вас не должно беспокоить ее присутствие.

— Ее присутствие мне приятно, а беспокоит лишь ее привычка пускать в работу карандаш.

— А вы не желаете, чтобы сказанное вами было записано? — поинтересовался Мейсон.

— Да.

— Но вы не собираетесь отрекаться от своих слов, не так ли?

Их глаза встретились.

— Нет.

Мейсон улыбнулся:

— Отложи в сторону карандаш, Делла, и сядь здесь, чтобы мистер Кинси мог вас видеть.

— Я бы предпочел говорить без свидетелей, — проговорил Кинси.

— При подобных обстоятельствах, — ответил Мейсон, — присутствие свидетеля необходимо мне.

— Хорошо, — сдался Кинси. — Я хочу поговорить с вами о деле доктора Бэбба.

— Что вас интересует? — спросил Мейсон, лицо которого моментально приняло каменное выражение.

— Я представляю интересы Нормы Логан. Вы посоветовали ей обратиться к адвокату, и она пришла ко мне. Спасибо, что подкинули мне работу.

— Я не посылал ее к Вам, — ответил Мейсон. — Я просто сказал, что ей следует увидеться с адвокатом. Но я не имел права давать даже такую рекомендацию.

— Все равно спасибо. Я получил клиента. Но этот клиент не имеет денег, чтобы заплатить мне. А я без гонорара не работаю.

— Как же вы выйдете из положения?

— Вы заплатите мне.

— Я?

— Вы. Конечно, вы получите деньги от вашего клиента.

— Сколько же вам потребуется?

Кинси помедлил.

— Давайте выложим карты на стол, Мейсон, — наконец сказал он. — Ваш клиент — богач. Показания Нормы

Логан могут доказать его непричастность к убийству. Она подтвердит, что Кирби ждал ее снаружи, а преступление совершила другая женщина.

— Присяжные могут не поверить ей.

— Я инструктировал ее. Поверит даже прокурор.

— Будем надеяться, — ответил Мейсон.

— Однако не это главное, — продолжал Кинси. — Все дело в журнале, который был передан мисс Стрит.

— Кто так сказал?

— Моя клиентка.

— Что это за журнал?

— С очень важными записями, Мейсон. Адвокат, обладающий этим журналом, мог бы связаться с богатейшими семьями города и дать им знать, что записи у него. Он бы приобрел клиентов богатых и респектабельных. Этот журнал, Мейсон, — золотая жила, и ее хватит на нас обоих.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — произнес Мейсон.

— Ох, бросьте. Вы просто боитесь быть разоблаченным.

— Мы с вами по-разному смотрим на вещи, Кинси, — сказал Мейсон.

— Знаю, знаю, — воскликнул Кинси. — Вы удачливы и умны как дьявол. Вы в состоянии придерживаться этических соображений и норм. Я же не могу и рано или поздно буду дисквалифицирован за это. Вы же меня прекрасно понимаете…

Послушайте, мы не будем никого шантажировать, не будем просить денег. Мы просто сообщим этим людям, что нам известно, и предложим свои услуги в качестве адвокатов. Они будут платить нам не за шантаж. Их корпорации постоянно используют адвокатов и тратят тысячи долларов на их гонорары. Мы просто присоединимся к ним. Мы станем богатыми и влиятельными. Окружной прокурор, который ненавидит нас лютой ненавистью, начнет относиться к нам с уважением и добиваться нашей дружбы. Мы приобретем политическое влияние. У нас будет консультироваться сам губернатор. Мы приобретем независимость…

— Может быть, это ваш путь, Кинси, — перебил его Мейсон, — но не мой. Юридическая практика — не крысиная гонка. Каждому преступнику закон предоставляет право…

— Ох, оставьте! Оставьте это для присяжных или для собрания юридической ассоциации. Нотации не для меня. Вы счастливчик. У вас талант приобретать невиновных клиентов, а в суде разыгрывать мелодрамы. Но вы нажили себе врагов. Прокурор вас ненавидит, впрочем, как и я. Он мечтает лишь об одном — дисквалифицировать вас, и это в моих руках. Будем откровенны, Мейсон. Давайте повернемся лицом к фактам.

— Что вы имеете в виду? — спросил Мейсон.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Вы скрываете похищенную собственность; Мейсон. А мне нужны деньги.

— Что конкретно вы хотите сейчас?

— Сейчас, — отозвался Кинси, — я хочу получить аванс.

— Сколько?

— Не будем ходить вокруг да коло. Я хочу двадцать пять тысяч наличными.

— Что вы предлагаете в обмен на эту сумму?

— Я буду представлять Норму Логан.

— А если вы не получите денег? — осведомился Мейсон.

— Не будьте глупы, Мейсон. Я не угрожаю и не даю никаких обещаний. Я просто сообщаю вам, что являюсь адвокатом Нормы Логан и что в сложившейся ситуации для Джона Кирби было бы благоразумным выдать мне сейчас аванс в двадцать пять тысяч долларов.

— А потом?

— Потом, — медленно проговорил Кинси, — мы с вами поделимся информацией из журнала доктора Бэбба.

Мейсон ответил:

— Я передам ваше требование моему клиенту.

— Не нужно оттягивать время. Позвоните ему.

— Мой клиент под арестом, — сказал Мейсон.

— Конечно, он под арестом. Я прошу вас позвонить его жене. Она сможет выписать чек на двадцать пять тысяч долларов.

— Я должен поговорить с клиентом, — настаивал Мейсон.

— Сколько времени вам потребуется? — сердито спросил Кинси.

— Не могу сказать.

— Ладно. А как насчет журнала?

— По поводу журнала, — сказал Мейсон, — я могу дать вам определенный ответ сейчас.

— Какой?

— Ни вы, ни кто-то другой никогда не увидит этих записей и не выудит оттуда никакой информации.

Кинси вскочил на ноги, лицо его вспыхнуло. Он застучал кулаком по столу:

— Не думайте, что вы такой безупречный! Скрывая записи, вы нарушаете закон и этику нашей профессии! Я могу разоблачить вас в любое время, когда захочу. И если вы не примете моих условий, я вам это обещаю.

— Вам нет нужды так колотить по столу, — спокойно проговорил Мейсон. — И не обязательно повышать голос. Вы теряете ваше драгоценное время.

— Вы собираетесь сообщить клиенту о моем гонораре? — спросил Кинси.

— Я буду делать только то, что в интересах моего клиента.

— Проклятье! Ведь мне известно все о его сыне.

— Вы ничего не докажете, — сказал Мейсон. — В свидетельстве отмечено, что Ронсон Кирби был рожден Джоном Кирби и Джоан Кирби.

— Предупреждаю, что прокурор все узнает из показаний Нормы Логан. Все, Мейсон, все!

— Я прекрасно вас слышу, незачем повторяться.

— Каков ваш ответ?

— Я дал вам ответ минуту назад.

Кинси молча развернулся, толкнул дверь и вышел.

Делла Стрит не сводила глаз с каменного лица Мейсона.

— Ох, шеф! — воскликнула она. — Мне хочется кричать!

— Крик — не решение проблемы, — спокойно ответил Мейсон, поднявшись из-за стола.

— Что вы теперь собираетесь делать?

— Теперь я собираюсь присутствовать на суде, который будет рассматривать дело «Народ против Джона Кирби». Собираюсь устроить перекрестный допрос свидетелей — это одна из лучших моих способностей. А если Кавер Кинси захочет пойти к прокурору и сообщить ему историю Нормы Логан, то я… то я… — Мрачная улыбка исказила лицо Мейсона. — Честно говоря, Делла, я не знаю, что делать.

Глава 11

Несколько часов, проведенных в тюрьме, поколебали самоуверенность Джона Кирби.

Человек, сидящий по другую сторону стеклянной перегородки и отвечающий на вопросы Мейсона через встроенный микрофон, совершенно отличался от того Джона Кирби, который пришел в офис Мейсона, чтобы рассказать небылицу о молодой женщине с канистрой бензина, встретившейся ему на дороге в понедельник ночью.

Мейсон закончил пересказ визита Кавера Кинси, ничего не упомянув, однако, о журнале.

— Он хочет двадцать пять тысяч долларов наличными? — спросил Кирби.

— Совершенно верно.

— И если он их получит, то Норма Логан — наш свидетель?

— Он не сказал этого, но дал мне понять, как может повернуться дело.

— А если денег он не получит, то девушка пойдет к прокурору?

Мейсон кивнул.

— Я думаю, лучше заплатить, — сказал Кирби. — Мне это не нравится, но… Другого выбора нет, Мейсон.

Мейсон проговорил:

— Не думаю, что следует это делать.

— Почему?

— Полагаю, вы не сможете этого себе позволить из-за этических соображений.

— Ошибаетесь. Мейсон. Я не могу больше играть по правилам этики. Я столкнулся лицом к лицу с мрачной реальностью, с убийством. Я перед лицом факта, что наши связи с доктором Бэббом получат широкую огласку.

Немного помолчав, Мейсон проговорил:

— Это не шантаж. Кинси все обдумал и хочет действовать на законных основаниях. И тем не менее я все больше прихожу к выводу, что вам не следует платить.

— Я с вами не согласен.

— Тогда наймите другого адвоката, — не выдержал Мейсон.

Кирби вспыхнул:

— Проклятье, Мейсон! Вы не оставляете мне выбора.

н 144..(Иия доверьтесь мне, или ищите другого адвоката, — повторил Мейсой.

— Вы всегда играете в такие игры? — Кирби и не пытался сдержать раздражение. — Как вы намерены поступить?

— Я направляю дело на предварительное слушание.

— Но обычно, насколько мне известно, прокурор не спешит передавать подобные дела на предварительное слушание.

— Да, согласился Мейсон, — но думаю, что они захотят пойти по горячим следам. Если мы и имеем какой-либо шанс, то нужно использовать его до того, как вся информация о докторе Бэббе и вашем сыне будет оглашена.

— Мне кажется, у нас нет никаких шансов.

— Шанс всегда есть. Но вы должны говорить мне только правду. Вы никогда не входили в дом доктора Бэбба?

— Никогда. Этого они доказать не смогут.

— Они имеют серьезные подозрения и могут представить суду достаточно улик и доказательств, — откликнулся Мейсон.

— Я многим рискую, — сказал Кирби.

На лице Мейсона появилась загадочная улыбка.

— И это вы говорите мне! Были бы вы на моем месте!

— Делайте, как считаете нужным, — вздохнул Кирби.

— Хорошо, — сказал Мейсон, взглянув на охранника, давая понять, что свидание окончено. — Я направляю дело на предварительное слушание.

Глава 12

Симс Бэллентайн, один из помощников прокурора, которому доверялись наиболее важные предварительные слушания, поднялся со своего места, когда судья Конвей Кэмерон объявил дело «Народ против Джона Нортрапа Кирби».

— Обвинение может вызывать свидетелей, — произнес судья Кэмерон.

— Джозеф Хеспер, — объявил Бэллейнтайн.

Хеспер вышел вперед, принял присягу, подтвердил, что

5-го числа этого месяца в 11.34 по рации он принял вызов с Санленд-Драйв, 19647, и вместе со своим напарником Джоржем Фрэнклином отправился по указанному адресу.

— Подъехав к дому и заглушив мотор. мы вышли из машины, — рассказывал Хеспер. — Я подбежал к передней двери, а Джордж обошел дом с обратной стороны.

На звонок никто не ответил. Свидетель увидел, что дверь не заперта. Он открыл ее и назвался полицейским, но ответа опять не последовало. Тогда Хеспер вошел в дом, обошел комнаты и в кабинете на полу обнаружил пострадавшего. Рядом с ним — осколки стекла. На руке доктора Бэбба свидетель прощупал слабый пульс. В этот момент он услышал своего напарника Джорджа Фрэнклина. Свидетель открыл заднюю дверь и впустил напарника и Дональда Дерби, который, как оказалось, был ассистентом доктора Бэбба.

Хеспер подтвердил, что у Дерби вокруг тела было намотано махровое полотенце, он был мокрым, как будто только что вышел из душа. Свидетель задал Дерби несколько вопросов, попросил его вернуться в свою комнату, а сам позвонил в полицейское управление и вызвал машину «Скорой помощи» и специалиста по отпечаткам пальцев.

Свидетель побеседовал с соседкой, миссис Данкирк, которая, заметив полицейскую машину, подошла к двери дома. После этого Хеспер опять позвонил в управление и попросил связаться по рации с полисменами на ближайших участках.

— Перекрестный допрос, — сказал Бэллентайн.

— Вы придерживались обычной рутинной полицейской процедуры? — спросил Мейсон.

— Да, сэр.

— Вы обследовали дом спереди и с обратной стороны?

— Да, сэр.

— После того, как вы вызвали «Скорую помощь» и дактилоскописта, вы опять звонили в управление?

— Да.

— Зачем?

— Я хотел поймать девушку, которую видели выбегающей из дома.

— Кто ее видел?

— Миссис Данкирк.

— Она описала ее?

— Да.

— Как?

— Минутку, — вмешался Бэллентайн. — Не нужно повторять услышанное. Не важно, что она сказала.

— Не возражаю, — отозвался Мейсон.

— Нет… пожалуй, я возражаю, — заявил Бэллентайн. — Потом адвокат будет обвинять свидетеля в даче невещественных показаний.

— В таком случае вы сможете заявить протест, — подсказал Мейсон. — И он будет принят.

— Я делаю это сейчас, — воскликнул Бэллентайн.

Судья Кэмерон улыбнулся.

— Протест принят, — сказал он.

— Вы поговорили с соседкой, и услышанное заставило вас что-то предпринять?

— Да, сэр.

— Что именно?

— Я велел Джорджу Фрэнклину оставаться на месте, а сам решил осмотреть окрестности. Я надеялся найти девушку.

— Не могли бы вы точно описать ваши действия по сохранению улик в доме?

— Конечно. Мы ни до чего не дотрагивались, а потом опечатали дом.

— Ассистент доктора был вместе с вами в кабинете, следовательно, он мог трогать вещи руками?

Взгляд Хеспера, казалось, выражал презрение.

— Ассистент не входил вдом. Я беседовал с ним через порог задней двери. Потом разрешил ему уйти одеться и привести себя в порядок. Было бы нарушением с моей стороны впустить в дом кого бы то ни было до прибытия специалиста по отпечаткам пальцев.

— Когда он прибыл?

— Через пятнадцать минут.

— Вы учитываете возможность присутствия другого человека в доме, который мог выйти через дверь черного хода?

— Мы стараемся учесть любую возможность, — ядовито заметил Хеспер.

— Вы не допускаете такую возможность, что в доме находился кто-то другой, кроме описанной девушки?

Свидетель неожиданно смутился:

— Ну… так могло быть.

— Могло быть что?

— В доме мог быть и другой человек.

— У вас имеются факты, которые могут подтвердить это предположение?

Свидетель взглянул на помощника прокурора, затем проговорил:

— Нет, я бы не сказал, что есть факты.

— Были ли найдены отпечатки пальцев на дверной ручке черного хода с внутренней стороны?

— Если свидетель знает, — подсказал Бэллентайн.

— Да, — отозвался судья Кэмерон, — если вы знаете.

— Я не знаю. Я не присутствовал, когда обследовали дверную ручку, — облегченно вздохнул свидетель.

Мейсон изучающе рассматривал Хеспера несколько секунд, затем произнес:

— Вы утверждали, что ваш напарник с улицы позвал вас, увидев ассистента доктора?

— Да.

— И вы впустили его через заднюю дверь?

Свидетель опять заерзал на стуле.

— Да, сэр.

— И, сделав это, вы собственноручно уничтожили все другие отпечатки?

— Вопрос не аргументирован, ваша честь, — возразил Бэллентейн, — он требует умозаключения свидетеля.

Мейсон сказал:

— Этот свидетель был представлен, ваша честь, как лучший исполнитель полицейских процедур. Очевидно, он является экспертом в этой области. Думаю, что вопрос правомерен.

— В данной ситуации мы должны услышать ответ свидетеля, — решил судья Кэмерон, что привело в явное замешательство Хеспера.

— Да, — признался он. — Мне следовало попросить Джорджа Фрэнклина провести ассистента вокруг дома к передней двери. Но в его требовании слышалась такая настойчивость, что я открыл дверь черного хода, не задумываясь.

— И посредством этого оставили на дверной ручке свои отпечатки?

— Естественно.

— У меня все, — объявил Мейсон.

Следующим свидетелем Бэллентайна был Гарвей Нелсон, который представился как эксперт по отпечаткам пальцев и заявил, что снимал отпечатки в доме доктора

Бэбба. По его утверждению, многие отпечатки принадлежали самому доктору и его ассистенту, но были обнаружены и другие.

Бэллентайн осведомился, были ли найдены идентичные отпечатки вне дома доктора Бэбба, на что свидетель ответил, что в двух местах отпечатки совпадают с обнаруженными в доме доктора.

— Где? — спросил Бэллентайн.

— В автомобиле, принадлежащем обвиняемому, и в мотеле «Красивый отдых».

— Вы обследовали ежедневник доктора?

— Да.

— Где вы его нашли?

— На столе в офисе доктора. Не в кабинете, где было обнаружено тело, а в соседней комнате, интерьер которой составляют стол, стулья и несколько шкафов, наполненных книгами по медицине. Я бы назвал ее консультационным офисом.

— Я показываю вам книгу и спрашиваю: ее ли вы обследовали?

— Да.

— Не скажете ли вы суду, что это за книга?

— Это так называемый ежедневник, который я нашел в комнате, представленной мною как консультационный офис.

— Прошу, чтобы ежедневник был приобщен к делу в качестве вещественного доказательства, — заявил Бэллентайн. — Мы обращаем внимание суда на запись от пятого числа этого месяца.

— Не возражаю, — произнес Мейсон.

— На вечер пятого числа было назначено два свидания: с Кирби и Логан.

— Только два? — переспросил судья Кэмерон.

— Да, ваша честь.

— Указаны ли инициалы, адреса или другие уточнения?

— Нет, ваша честь, просто фамилии. Если суд желает посмотреть, все встречи в ежедневнике отмечены только фамилией. Без инициалов и адресов.

— Хорошо, — проговорил судья Кэмерон. — Книгу можно приобщить к делу.

— А теперь, мистер Нелсон, скажите, вступали ли вы в контакт с доктором Бэббом в больнице до его смерти? — продолжал допрос Бэллентайн.

— Да, сэр.

— Сколько раз?

— Три раза.

— Какова была цель вашего первого посещения?

— Я взял у него отпечатки пальцев, чтобы сопоставить с обнаруженными в доме.

— Что было во второй раз?

— Я услышал, что доктор Бэбб пришел в сознание, и хотел задать ему несколько вопросов.

— Он вам ответил?

— Нет.

— В третий раз?

— Мой третий визит был перед самой смертью доктора.

— Каково было его состояние в это время?

— Протестую, — заявил Мейсон, — на основании, что свидетель является экспертом в области отпечатков пальцев, а не медицины. Вопрос требует умозаключения свидетеля.

— Снимаю вопрос, — ответил Бэллетайн. — Доктор находился в сознании в ваш третий визит?

— Он был в сознании, мог отвечать на вопросы, но вести разговор был не в состоянии. Он мог отвечать только «да» или «нет», а также назвал нам одно имя.

— Какое имя?

— Джон Кирби.

— Как случилось, что он назвал это имя?

— Я спросил его, знает ли он, кто ударил его. Он ответил «да». Я попросил назвать имя, и мы услышали «Джон Кирби».

— Можете задавать вопросы. — Высокомерный тон Бэллентайна предназначался Перри Мейсону.

Мейсон обратился к свидетелю:

— Вы утверждаете, что доктор назвал имя?

— Да, сэр.

— Какие фамилии он еще успел назвать до смерти?

— Никаких.

— Почему?

— Очень трудно было с ним разговаривать. Один вопрос приходилось повторять несколько раз. А когда доктор Бэбб понимал его смысл, он отвечал «да» или «нет».

— Вы можете утверждать, действительно ли он понимал вопрос?

— Догадаться можно было. тодЬ|Ко по ответам,

— А ответы — всего лишь «да» или «нет», — усмехнулся Мейсон. — И поэтому только пятьдесят шансов из ста, что эти ответы были правильными.

— Я так не думаю. — Свидетель покачал головой. — Отвечая на вопрос, он давал информацию, соответствующую вопросу.

— Сколько раз вы повторяли один и тот же вопрос?

— Ох, возможно, семь или восемь.

— Но может быть и больше?

— Может быть.

— Может быть, двенадцать раз.

— Я не считал. Я старался, чтобы вопрос достиг его сознания.

— Вы вновь и вновь спрашивали, кто это сделал?

— Да.

— И после каждого вопроса ожидали ответа?

— Да.

— Но было молчание?

— Правильно.

— И в конце концов, задав этот вопрос десять раз, а возможно, и тринадцать или четырнадцать, вы получили ответ?

— Не думаю, что вопрос повторялся четырнадцать раз. Мне кажется, раз семь или восемь.

— Наконец он сделал заявление, которое вы приняли за ответ?

— Он произнес имя Кирби очень четко и ясно.

— Вы тогда уже знали, что обвиняемый замешан в это дело?

— Нет, сэр. Но мы нашли его машину и проверили отпечатки пальцев.

— А также обнаружили отпечатки некой персоны, побывавшей в машине Кирби, в мотеле и в доме доктора Бэбба?

— Да, сэр.

— Вопросов больше нет, — объявил Мейсон.

— Следующий свидетель Милтон Рексфорд, — произнес Бэллентайн.

Рексфорд, высокий сутулый человек лет сорока, прошел на свидетельское место, поднял правую руку, принял присягу и оглядел судебную палату бледно-серыми глазами. Затем он уселся в кресло, назвал свое полное имя (Милтон Хейзен Рекефорд) и подтвердил, что его дом находится на Малакка-авеню.

Бэллентайн развернул карту местности, попросив указать территорию его дома, и свидетель отметил на карте место, где он проживает.

Малакка-авеню была представлена на карте параллельно Рабарт-Террасе в половине квартала от Санлэнд-Драйв.

— Хочу обратить ваше внимание на вечер пятого числа этого месяца, — обратился Бэллентайн к свидетелю. — Это был понедельник. Вы помните этот вечер?

— Да.

— Что вы делали около одиннадцати тридцати?

— Готовился ко сну.

— Вы были в спальне?

— Да.

— Окна этой комнаты выходят на Малакка-авеню? — Да.

— Был ли в спальне включен свет?

— Нет, сэр.

— Почему?

— Потому что моя жена была уже в постели. Она раздвинула шторы и открыла окно, чтобы в комнате было свежо. Я не захотел включать свет, чтобы не разбудить ее, а раздевался перед окном.

— В это время вы увидели автомобиль?

— Да.

— Где?

— Красивая машина остановилась прямо перед моим домом. Я не мог вообразить, кому понадобилось увидеться со мной в этот час…

— Ваши умозаключения и реакции не имеют значения. Говорите только то, что видели, — перебил его Бэллентайн.

— Ну, я успел заметить номерной знак, прежде чем водитель развернул машину.

— Вы помните номер?

— Конечно. JYJ 112.

— Вы видели человека за рулем автомобиля?

— Да, видел.

— Кто это был?

— Это был он! — сказал свидетель, подняв длинную тонкую руку и указав пальцем на Джона Кирби.

— Сейчас вы опознали обвиняемого ДжонЗиНортра-па Кирби.

— Совершенно верно.

— Что он сделал после того, как припарковал машину?

— Он выключил свет, а через секунду или две из машины вышла молодая женщина.

— Вы можете описать ее?

— Я не достаточно хорошо ее разглядел и не видел ее лица. Это была женщина, и это все, что я могу сказать.

— Что она сделала, выйдя из машины?

— Она пошла по улице по направлению к дому доктора Бэбба.

— Что вы увидели потом?

— Полагаю, прошло около шести, может быть, семи или восьми минут, как опять появилась эта женщина, поспешно забралась в машину, сказала что-то мужчине, и машина тронулась с места с такой быстротой, чего я никак не ожидал увидеть.

— Куда они поехали?

— По Малакка-авеню.

— Вы уверены, что именно обвиняемый сидел за рулем?

— Абсолютно уверен.

— Когда вы увидели обвиняемого в следующий раз?

— В среду.

— Где?

— В тюрьме.

— Каким образом?

— Я был вызван для опознания, — сказал Рексфорд. — Мне показали пять или шесть человек, из которых я узнал обвиняемого.

— Перекрестный допрос! — Бэллентайн усмехнулся Перри Мейсону.

— Вы сидели у окна, наблюдая за машиной? — спросил Мейсон.

— Да.

— И увидели девушку, подбежавшую к машине? — Да.

— Вы сказали, что она торопилась?

— Да.

— Что она сделала?

— Она открыла дверцу, села в машину, сказала что-то мужчине, и они уехали.

qir- Окно спальни, — было! открыто?

— Да.

— Вы могли слышать, что она сказала?

— Не с такого расстояния.

— Когда она говорила, дверца машины была открыта или закрыта?

— Закрыта.

— И вы не могли услышать слов?

— Нет.

— Может, вы слышали голос через закрытую дверцу?

— Нет.

— Тогда откуда вы знаете, что она что-то сказала?

— Ну что же его заставило так быстро уехать, если она ему ничего не сказала?

— Видели ли вы, как она повернула голову, чтобы что-то сказать мужчине?

— Нет, в машине было темно. Но когда включился свет, я мог видеть их обоих.

— В первый раз вы увидели этого человека сидящим в машине, которая остановилась перед вашим домом, не так ли?

— Да.

— Во время опознания он стоял, и вы узнали его.

— Да, узнал.

— Вы смогли заметить номерной знак, когда машина остановилась?

— Да, сэр.

— Тогда вряд ли вы могли увидеть профиль водителя. Скорее всего вам был виден его затылок, не так ли?

— Ну, думаю, что я успел его заметить, раз запомнил.

— Машина припарковалась правой стороной к вашему дому? Левая, где сидел водитель, была ближе к улице?

— Да.

— У мужчины была шляпа?

— Думаю, да.

— Вы не уверены?

— Трудно сказать. Это нелегко было увидеть.

— Когда свет был выключен, в машине стало совершенно темно?

— Да.

— А Санленд-Драйв была освещена?

— Да, но в машине все равно было темно. Трудно сказать, была на водителе шляпа или нет.

— А когда зажегся свет в машине?

— Я не могу вспомнить, была ли шляпа.

— Вы уверены, что правильно запомнили номер машины?

— Уверен.

— Сколько времени прошло до того, как в машине погас свет?

— Может, секунда или две.

— И в это время вы гадали, кто это остановился у вашего дома?

— Да.

— Вы подумали, что кому-то понадобилось увидеться с вами?

— Да.

— Поэтому вы обратили внимание на номер?

— Я уже говорил об этом.

— Вы смотрели на него, пока свет в машине был включен?

— Да.

— Вы хотите сказать, что смотрели на номер все время, пока не погас свет?

— Да, правильно.

— Значит, водителя в это время вы не видели?

— Ну, я посмотрел на него потом.

— После того, как погас свет?

— Да.

— Итак, вы опознали обвиняемого, когда он стоял перед вами, в то время как впервые увидели его сидящим в автомобиле в такой обстановке, что не можете с уверенностью сказать, была ли на нем шляпа. Правильно?

— Протестую! — воскликнул Бэллентайн.

— Протест отклоняется!

Свидетель беспокойно заерзал в кресле.

— Это так? — повторил вопрос Мейсон.

— Думаю, да.

— Вопросов больше нет, — сказал Мейсон.

— Дональд Рафас Дерби, — объявил Бэллентайн.

Ассистент доктора Бэба вышел вперед и был приведен к присяге. Он засвидетельствовал, что находится в душе, когда услышал женский крик. Закрыв воду, он подбежал к окну, увидел, как захлопнулась дверь черного хода в доме доктора, обмотался полотенцем и поспешил вниз по лестнице. Достигнув задней двери, он убедился, что она закрыта;'Пйстучал* но не получил ответа, из дома не доносилось ни звука. Тогда он подошел к окну. В это время его увидел полицейский, которому он объяснил ситуацию. Потом второй полицейский открыл заднюю дверь. Свидетель был отправлен одеваться в свою комнату, после чего был допрошен для уточнения деталей и времени.

— Перекрестный допрос, — обратился Бэллентайн к Перри Мейсону.

— Видели ли вы кого-нибудь выбегающим из двери черного хода? — спросил Мейсон.

— Нет, сэр.

— Видели ли вы кого-нибудь во дворе?

— Нет, сэр.

— Если бы кто-нибудь выбежал из задней двери до того, как вы подошли к своему окну, смогли бы вы увидеть этого человека?

— Не думаю, что кто-то успел бы выбежать из двери, обогнуть дом и появиться перед моими окнами до того, как захлопнулась дверь. Мне кажется, что доктор Бэбб хотел позвать меня и…

— Не важно, каковы ваши предположения, — перебил его Бэллентайн. — Слушайте вопросы и отвечайте на них.

— Вопросов больше нет, — сказал Мейсон.

Судья Кэмерон произнес:

— Объявляю перерыв до завтрашнего утра. В десять часов суд продолжит свою работу. Обвиняемый остается под арестом.

Глава 13

Делла Стрит ожидала Перри Мейсона в офисе:

— Какие новости у Пола Дрейка, Делла? — Мейсон казался озабоченным. — Он раскопал что-нибудь о семье Логан?

— Да. Он нашел свидетельство о рождении Нормы Логан, проверил имя ее отца, и люди Дрейка узнали о нем все, что могли. После того как он отправился в верховья Амазонки, о нем никто ничего не слышал. Но есть другое важное обстоятельство, шеф: дядя Нормы, брат ее отца, Стив Логан.

— Кто он такой? — удивился Мейсон.

— Крупный торговец подержанными машинами, — ответила Делла. — Помните афиши из телевизионных реклам? «Покупайте подержанные машины у Стива Логана, вы будете обладателем самых дешевых средств передвижения в стране».

— О да, теперь я вспоминаю. Так он дядя Нормы Логан?

— Совершенно верно, и доктор Бэбб был одним из его покупателей. Будучи в отставке, доктор старался уменьшить свои расходы. У Стива Логана он выбирал подержанную машину в довольно хорошем состоянии, разъезжал на ней в течение года, а потом возвращал ее Логану. Афиши, по-видимому, правы. Это наиболее дешевый способ.

— Как Пол обнаружил все это? — спросил Мейсон.

— Не знаю. Он привлек много людей, и как-то через регистрацию автомобиля доктора Бэбба вышел на Стива Логана.

— Понятно. — Мейсон нахмурился. — Но это может осложнить ситуацию, Делла. В ежедневнике доктора Бэбба в понедельник вечером было отмечено свидание со Стивом Логаном. Как Норма связана с дядей? Кто-нибудь знает?

— Свою красивую машину она приобрела у него, — ответила Делла.

Мейсон сказал:

— Думаю, что следует поговорить с Полом. Я…

Он смолк на полуслове, услышав кодовый стук в дверь Пола Дрейка. Мейсон открыл дверь, и вошел Дрейк.

— Привет, Перри, как дела?

— Делла рассказала мне о Стиве Логане, Пол.

— У меня есть для тебя кое-что еще, — сказал Дрейк, — это может тебе помочь.

— Что?

— Логан был в доме доктора в понедельник во второй половине дня.

— Стиве Логан? — переспросил Мейсон.

— Совершенно верно.

— Что он там делал? Ты знаешь?

— Конечно, знаю, — отозвался Дрейк, — это не секрет. Он интересовался маленьким газоном позади дома, конкретно — бассейном с золотыми рыбками.

— Но почему?

— Потому что ему это нравится. Он хочет сделать подобное в своих витринах. Его идея в том, что на неподвижные предметы люди не обращают внимания, но обязательно остановятся посмотреть на что-нибудь движущееся. Он уверен, что экран с золотыми рыбками привлечет к нему покупателей.

— Как ты все это раскопал? — удивился Мейсон.

— Только блуждая вокруг и задавая вопросы соседям. Об этом поведали мне соседи доктора с западной стороны. Никто с ними до меня не разговаривал, потому что они отсутствовали последнее время. Их фамилия Олней. Мистер и миссис Олней. Это люди знакомы со Стивом Логаном, поэтому узнали его, увидев в соседнем дворе. Он изучал план бассейна и систему подачи воды.

— Интересно, — задумчиво проговорил Мейсон.

— Еще более интересно, что существует и другая персона, которая интересуется золотыми рыбками. Это Гертруда, племянница Данкирков, соседей доктора с восточной стороны. Миссис Данкирк единственная, ты знаешь, кто видел девушку, выбегающую из дома доктора Бэбба.

— О’кей, — сказал Мейсон. — Ты разузнал что-нибудь о Гертруде, Пол?

— Гертруда — загадка. Если хочешь, я смогу выяснить о ней побольше. Она планирует погостить у Данкирков три месяца. Ей шестнадцать лет, не замужем, нервна и одинока. С молодыми людьми не общается и… черт побери, Перри, но соседи думают, что она собирается родить ребенка.

Мейсон и Делла Стрит озабоченно переглянулись.

— И она бродит вокруг двора доктора Бэбба и бассейна с золотыми рыбками? — спросил Мейсон.

— Да, сна знакома с доктором, и полагаю, тебе известно, что Данкирки были знакомы с доктором до того, как перебрались в эти края.

— Я знаю, — откликнулся Мейсон. — Где была Гертруда во время суматохи в понедельник ночью, Пол?

— Играла на рояле как сумасшедшая, — сказал Дрейк. — Соседи Данкирков не слышали крика из дома Бэбба из-за ударов по клавишам.

Мейсон задумался:

— Было бы удивительно, если…

Но эта мысль так и осталась неизвестна Делле Стрит и Полу Дрейку.

Глава 14

Перри Мейсон расхаживал из угла в угол в своей квартире, куда возвратился два часа назад. Когда это занятие ему наскучило, он отправился спать, но еще целый час ворочался с боку на бок до того, как его одолел сон.

В три часа утра адвокат был разбужен неожиданной настойчивой трелью телефонного звонка. Его номер не значился в телефонном справочнике, и только три человека в мире знали этот номер: Перри Мейсон, Делла Стрит и детектив Пол Дрейк.

Мейсон включил ночник, дотянулся до трубки и, сонно проговорив «алло», услышал возбужденный голос Деллы Стрит:

— Шеф, что-то случилось!

Тревожные нотки в ее голосе окончательно разбудили Мейсона.

— Спокойно, Делла. Что произошло?

— Несколько минут назад ко мне вломилась полиция.

— Продолжай, — попросил Мейсон.

— Они вручили мне повестку в суд. Я должна явиться в десять часов к судье Кэмерону и принести с собой журнал, который являлся собственностью доктора Бэбба. Что мне делать?

— Выключить свет, лечь в кровать и спать, — спокойно ответил Мейсон.

— Господи, шеф, я не могу сейчас уснуть. Я… мне страшно. Ведь это значит, что Кинси побывал у прокурора.

— Все в порядке, — повторил Мейсон. — Предоставь это дело мне. Выпей стакан горячего молока, ложись спать и забудь об этом.

— В самом деле все в порядке? — недоверчиво переспросила она.

— Конечно, — уверил ее Мейсон. — Спокойной ночи, Делла, и хороших тебе снов. Не беспокойся.

Едва Мейсон повесил трубку, как раздался телефонный звонок в дверь. Открыв дверь, Мейсон увидел офицера в униформе с листком бумаги в руках.

— Повестка в суд, — отрапортовал офицер. — Дело «Народ против Кирби». Судья Кэмерон. Сегодня в десять часов. До свидания.

— Спасибо, — ответил Мейсон.

— Не за что. Простите, что поднял вас с постели, но таков порядок.

— Не беспокойтесь, — успокоил его Мейсон и закрыл дверь.

Нахмурившись, он присел на край кровати, достал сигарету, закурил и в задумчивости уставился на ковер.

Опять затрещал телефон.

— Привет, Пол, — бросил Мейсон, подняв трубку.

Голос Дрейка выразил изумление:

— Как ты узнал, что это не Делла?

— Она только что звонила.

— Понятно. Они уже побывали у нее?

— Побывали.

Дрейк сказал:

— Мой человек позвонил мне всего несколько минут назад. Я хотел предостеречь тебя. Норма Логан выложила свою дьявольскую историю прокурору.

— Дальше, — попросил Мейсон.

— Я не знаю подробностей, но вот главные факты: Кавер Кинси — адвокат Нормы Логан. Прокурор уяснил, что она была той самой таинственной девушкой, которую видели выбегающей из дома доктора Бэбба в ночь убийства. Кинси пришел к прокурору около восьми часов вечера. Гамильтон Бюргер нашел способ подцепить на крючок Норму Логан, чтобы заставить ее давать показания в суде. Суд начнется в десять часов утра, и ты будешь в центре этого ада. Могу я чем-нибудь тебе помочь?

— Вряд ли, Пол.

— Надеюсь, ты знаешь, как поступить, — сказал Дрейк.

— Я тоже надеюсь. Спасибо за звонок, Пол.

Мейсон повесил трубку, оделся и начал расхаживать по комнате.

Глава 15

Судебная палата была заполнена зрителями и журналистами.

Судья Кэмерон обвел взглядом присутствующих, выказывая явное удивление и интерес к неожиданному повороту событий. Примечательным было и то, что Гамильтон Бюргер, окружной прокурор, лично выступал обвинителем в этом деле.

Как только судья Кэмерон объявил начало работы суда, Гамильтон Бюргер произнес:

— Ваша честь, сторона обвинения решила вызвать свидетелем мисс Деллу Стрит. Она является секретарем мистера Перри Мейсона, адвоката обвиняемого.

Судья Кэмерон резко ответил:

— Вы не можете этого делать, мистер Бюргер. Все заявления, сделанные клиентом своему адвокату, строго конфиденциальны. Вы не можете использовать осведомленность личного секретаря адвоката.

— Я не собираюсь использовать ее осведомленность, ваша честь. Я хочу представить суду украденную собственность.

— Украденную собственность?! — воскликнул судья Кэмерон.

— Украденную собственность, — повторил Гамильтон Бюргер. — Мы намерены доказать, что определенная личная собственность доктора Бэбба была похищена из его офиса, а затем передана мисс Стрит. Мы вызвали повесткой обоих — и мисс Стрит, и мистера Мейсона.

Судья Кэмерон поскреб макушку.

— Это весьма необычная процедура, — сказал он.

— Но ведь и ситуация необычна, — возразил прокурор.

Наконец судья Кэмерон вынес решение:

— Можете вызывать мисс Стрит. Мисс Делла Стрит присутствует здесь?

Делла Стрит поднялась со своего места.

— Подойдите сюда и примите присягу.

Делла вышла вперед, подняла правую руку, присягнула говорить правду и только правду, после чего назвала свое имя, адрес и села на свидетельское место.

— Мисс Стрит, — начал Гамильтон Бюргер, — вы работаете у Перри Мейсона?

— Да, сэр.

— В качестве конфиденциального секретаря?

— Да, сэр.

— Вы знакомы с Нормой Логан?

— Я встречала ее.

— Вы виделись с ней во вторник вечером шестого числа этого месяца?

— Да, сэр.

— Кто был вместе с вами?

— Мистер Мейсон.

— Вы разговаривали с мисс Логан?

— Да, сэр.

— Мистер Мейсон пришел к ней, чтобы получить некоторую информацию?

— Да.

— Теперь расскажите, — Гамильтон Бюргер триумфально повысил голос, — во время этого разговора мисс Логан сообщила вам, что украла журнал из офиса доктора Бэбба в понедельник вечером пятого числа этого месяца? Отвечайте: да или нет

— Минутку, — вмешался Мейсон. — С разрешения суда, я возражаю против этого вопроса на основании неразглашения привилегированного сообщения.

Гамильтон Бюргер со скукой в голосе проговорил:

— Ваша честь, мистер Мейсон представляет интересы обвиняемого Джона Нортрапа Кирби, а не Нормы Логан. Он не может действовать как ее адвокат. Люброе сообщение, сделанное ему Нормой Логан, не является сообщением своему адвокату. Мистер Мейсон не имеет права одновременно представлять двух лиц, во избежании конфликтов их интересов.

С разрешения суда, мы готовы сейчас точно описать, что произошло ночью пятого числа. Мы готовы доказать, что обвиняемый являлся соучастником как до, так и после убийства, что он подвозил Норму Логан к месту преступления, ожидал ее возвращения, после чего отвез ее в мотель, где они зарегистрировались под фиктивными именами мужа и жены. И наконец, им была выдумана версия о женщине с канистрой бензина.

Он придерживался этой версии для объяснения причины появления отпечатков пальцев Нормы Логан в своей машине.

С разрешения суда, мы готовы доказать, что канистра бензина — это вымышленное вещественное доказательство. На ней обнаружены отпечатки пальцев Перри Мейсона!

Судья Кэмерон перевел взгляд на Мейсона:

— Что вы на это скажете, мистер Мейсон?

— Меня обвиняют в подлоге вещественного доказательства? — г спросил Мейсон.

— Совершенно верно, — усмехнулся Гамильтон Бюргер. — А когда я представлю дело в Комитет юридической ассоциации, вам будет предъявлено официальное обвинение..

— Потому что на канистре обнаружены мои отпечатки?

— Вы знаете, о чем я говорю, — отозвался Бюргер.

— Вы лично проверяли канистру? — спросил Мейсон.

— Конечно! — парировал прокурор. — Я знал, с кем придется иметь дело. Я лично осмотрел канистру! Я лично проверил ее!

— В таком случае, — вежливо ответил Мейсон, — ваши отпечатки, несомненно, тоже присутствуют на канистре. И я могу также выдвинуть против вас обвинение и представить его на рассмотрение в Комитет юридической ассоциации.

Лицо Гамильтона Бюргера стало пунцовым. Судье Кэмерону с трудом удалось скрыть улыбку.

— Придется признать отсутствие доказательства сфабрикованной улики, — произнес он. — Но, мистер Мейсон, вы являетесь адвокатом Нормы Логан?

— Нет, ваша честь.

— Тогда ваш протест не может быть принят на основании привилегированного сообщения.

Подумав, Мейсон сказал:

— Я возражаю, ваша честь, на основании, что вопрос требует умозаключения свидетеля и пересказа услышанного.

Судья Кэмерон обратился к судебному секретарю:

— Зачитайте, пожалуйста, вопрос.

Секретарь прочитал:

— «Во время этого разговора мисс Логан сообщила вам, что украла журнал из офиса доктора Бэбба в понедельник пятого числа этого месяца?»

— Протест против такой постановки вопроса принимается, — заключил судья Кэмерон.

Гамильтон Бюргер глубоко вздохнул:

— Норма Логан передавала вам журнал вечером шестого числа? Можете ответить: да или нет.

— Минутку, — опять вмешался Мейсон. — Протестую на основании того, что вопрос некомпетентен, невещественен и не относится к делу, с разрешения суда. Мисс Стрит могла получить сотню вещей вечером прошлого вторника от сотни различных людей.

— Протест принят, — объявил судья Кэмерон.

— Но, ваша честь, — воскликнул Гамильтон Бюргер, — адвокат хватается за соломинку!..

— Решает суд, мистер прокурор, — рассердился судья.

— В таком случае я опять изменяю вопрос. Норма Логан говорила вам, что у нее находится журнал, украденный из офиса доктора Бэбба?

— Протестую на основании, что вопрос требует пересказа услышанного.

Судья Кэмерон улыбнулся:

— Совершенно очевидно, что протест хорошо аргументирован.

Гамильтон Бюргер взорвался:

— С разрешения суда, я хочу, чтобы журнал был представлен! Как прокурор, могу заверить суд, что этот журнал как нельзя более кстати…

— Умерьте свой пыл, — прервал его судья, — и задавайте вопросы свидетелю.

— Вы представите суду журнал? — прогремел Бюргер в сторону Деллы Стрит.

— Какой журнал? — спросила она.

— Журнал, который Норма Логан передала вам во вторник вечером, — заревел прокурор.

— Возражаю, — сказал Мейсон, — против недоказанного факта. Суд уже решил, что любая вещь, полученная мисс Стрит вечером прошлого вторника, несущественна и к делу не относится.

— Я заверяю суд в своей честности, честности юриста!

— В ваших заверениях нет необходимости, — отозвался Мейсон. — Я представляю обвиняемого Джона Кирби. Конституция дает право выслушивать свидетелей и устраивать перекрестный допрос. Если вы считаете, что записи этого журнала имеют отношение к нашему делу, примите присягу и пройдите на свидетельское место. Я задам вам вопросы и докажу, что вы знаете о журнале на основании услышанного с чужих слов.

Гамильтон Бюргер начал было что-то говорить, но вскоре понял, что сказать ему нечего. Пронзив Мейсона свирепым взглядом, он пошептался с Симсом Бэл-лентайом, после чего, сдерживая гнев, произнес:

— Мы хотим вызвать свидетеля мисс Норму Логан.

По судебной палате прокатился шумок. Судья Кэмерон призвал зал к порядку и сказал:

— Если адвокат не имеет вопросов, суд разрешает вызвать следующего свидетеля.

Тем временем Мейсон подозвал миссис Кирби и прошептал:

— Я хочу, чтобы вы сели здесь, позади вашего мужа. И пожалуйста, помните, что я действую в интересах ваших и вашего сына. Я…

Тут в судебную палату вошла Норма Логан, и Мейсон смолк на полуслове. Девушка подняла руку, приняла присягу и села в свидетельское кресло.

Гамильтон Бюргер начал допрос:

— Вы были знакомы с доктором Бэббом?

— Да.

— В понедельник вечером пятого числа вы появлялись в его доме?

— Да-

— Кто подвез вас?

— Мистер Кирби. Он ждал меня в машине.

— Вы говорите об обвиняемом?

— Да, сэр.

— Вы вышли из машины, и что было дальше?

— Я вошла в дом доктора и села в приемной, ожидая приглашения.

— Находясь в доме, вы взяли какую-нибудь вещь, принадлежащую доктору Бэббу, без его ведома?

— Протестую, — воскликнул Мейсон, — как против некомпетентного, несущественного и не имеющего отношения к делу вопроса.

— Думаю, вам следует изменить вопрос. — Судья Кэмерон повернулся к прокурору.

— Ладно, — проговорил Гамильон Бюргер и вновь обратился к Норме Логан: — У вас была причина войти в консультационную комнату, пока вы находились в доме?

— Да.

— Назовите эту причину.

— Я услышала шум и… — Неожиданно глаза девушки стали огромными и круглыми. Подняв дрожащую руку и указав на миссис Кирби, она закричала: — Вот эта женщина! ВОТ ЭТА ЖЕНЩИНА!

— Минутку! Минутку! — прервал ее судья Кэмерон. — Что это значит?

— Вот эта женщина! Это она убила доктора Бэбба! — кричала Норма Логан, показывая на миссис Кирби.

Гамильтон Бюргер, в сильном возбуждении, подскочил к свидетельскому месту:

— Вы хотите сказать, что эту женщину вы видели в комнате?

— Да, да! Это она ударила доктора Бэбба. Она одна была там!

— Минутку! — остановил ее прокурор. — Нужно разобраться. С разрешения суда, это неожиданный поворот дела. Я бы хотел получить позволение суда переговорить со свидетелем.

— Не раньше, чем я задам вопросы в связи со сделанным ею заявлением, — быстро вставил Мейсон.

— Совершенно очевидно, — настаивал Гамильтон Бюргер, — что свидетель сейчас эмоционально возбужден. Девушка не в состоянии отвечать на вопросы.

— Все в порядке, — проговорила Норма Логан. — Я только немного волнуюсь. Я была шокирована, увидев эту женщину, но сейчас могу отвечать на вопросы.

— В данной ситуации суд решил вести допрос свидетеля, — объявил судья Кэмерон. — Итак, где вы видели эту женщину, мисс Логан?

— Я вошла в дом доктора Бэбба и села в приемной. Вдруг я услышала шум, звуки удара и падающие тела, а потом — женский крик. Я подбежала к двери кабинета, открыла ее и увидела на полу доктора Бэбба. Над ним склонилась эта женщина.

— Она вас видела?

— Нет. Думаю, что нет. Она склонилась над доктором. Дверца сейфа была открыта, бумаги разбросаны по полу. Потом она выбежала через дверь черного хода.

— Что было дальше? — спросил судья Кэмерон.

— Потом я вошла в комнату. Доктор Бэбб был еще жив. А я… я знала, что в его столе лежит нужная мне книга. Я взяла ее и выбежала из дома.

— Куда вы направились?

— К машине мистера Кирби. Он ждал меня.

— Вы имеете в виду обвиняемого?

— Да.

— Что потом?

— Я села в машину, и мы уехали. Я рассказала мистеру Кирби все, что случилось, и он отвез меня в мотель.

Судья Кэмерон повернулся к прокурору:

— Обстоятельства складываются так, мистер Бюргер, что обвиняемый мистер Кирби невиновен. В деле замешана его жена, но это другой вопрос. Официально сейчас она не может предстать перед судом.

Гамильтон Бюргер наклонился к своему помощнику. Некоторое время они перешептывались. Выслушав внимательно Симса Бэллентайна, прокурор кивнул и обратился к судье:

— Ваша честь, мы хотим еще раз вызвать свидетеля Гарвея Нелсона, который давал показания о предсмертном заявлении доктора Бэбба. Думаю, сейчас мы сможем внести ясность в сложившуюся ситуацию.

— Если не возражает сторона защиты, свидетель может быть вызван.

Перед судом опять предстал Нелсон.

— Вы уже были приведены к присяге, — сказал Гамильтон Бюргер. — Садитесь, мистер Нелсон. Вы свидетельствовали, что доктор Бэбб перед смертью назвал имя человека, который напал на него.

— Да, верно, — ответил Нелсон.

— Имена Джон Кирби и Джоан Кирби созвучны. Возможно ли, что доктор Бэбб упомянул Джоан, вместо Джона Кирби?

— Минутку, — вмешался Мейсон. — Я возражаю против этого вопроса на основании, что прокурор подсказывает свидетелю ответ, что это очевидное руководство мыслями и действиями свидетеля, что…

— Нет необходимости продолжать, — отозвался судья Кэмерон. — Возражение принято.

Гамильтон Бюргер нахмурился, посовещался с Бэл-лентайном, затем опять обратился к свидетелю:

— Мистер Нелсон, было ли записано предсмертное заявление доктора Бэбба на магнитофон?

— Да, сэр.

— Этот магнитофон принадлежит вам?

— Да, но сейчас он не со мной.

— Можете ли вы его представить суду?

— Да.

— В таком случае магнитофон будет лучшим доказательством, ваша честь, — обратился Гамильтон Бюргер к судье. — И у меня есть право представить его суду.

— Не знаю, действительно ли это лучшее доказательство, — засомневался судья Кэмерон. — Есть возражения у стороны защиты?

— Я бы хотел задать вопрос свидетелю, — отозвался Мейсон.

— Хорошо, задавайте.

— Почему вы не рассказали о магнитофоне раньше?

— Меня не спрашивали.

— Вы получили от кого-то инструкции не упоминать о нем, пока вас не спросят?

— Протестую, ваша честь, — воскликнул Гамильтон Бюргер. — Со стороны защитника это поиск вслепую…

— Протест отклоняется! Отвечайте на вопрос.

— Кто-то инструктировал вас? — повторил вопрос Мейсон.

— Да.

— Кто?

— Мистер Бэллентайн.

— Вы имеете в виду заместителя окружного прокурора, присутствующего здесь?

— Да.

— Хорошо, — улыбнулся Мейсон. — Идите и принесите запись. Мы рады будем послушать.

— С разрешения суда, это займет некоторое время, — сказал Гамильтон Бюргер.

— Очень хорошо, — откликнулся'судья Кэмерон. — Суд прерывает работу на тридцать минут. Защита не возражает?

— Нет, ваша честь.

Когда судья покинул комнату, Джон Кирби недоверчиво посмотрел на жену:

— Джоан, ты была там?

— Да, — прошептала она.

— Но почему? Какова причина? Как ты…

— На вас смотрят, — прервал его Мейсон. — Дело сделано. Разговоры не помогут. Предоставьте все мне.

Кирби мрачно проговорил:

— Если этот журнал у вас, Мейсон, они доберутся до Руни. Они доберутся до него и до вас. Проклятье! Они…

— Все будет хорошо, — успокоил его Мейсон. — Я руководствуюсь своей стратегией и справлюсь с этим делом.

Глава 16

Страсти в судебной палате накалились до предела, когда после тридцатиминутного перерыва судья Кэмерон занял свое место.

Гарвей Нелсон сидел перед магнитофоном, готовый включить его в любую минуту.

— Пожалуйста, проиграйте запись!

Сквозь напряженную тишину до слуха каждого донесся резкий голос, заполнивший все пространство судебной комнаты и напоминающий радиоспектакль:

— Доктор Бэбб, вы слышите меня? Вы слышите меня, доктор? Доктор Бэбб, вы слышите меня?

— Да.

— Доктор Бэбб, вы знаете, кто ударил вас? Вы можете назвать имя этого человека?

Еще несколько раз повторялся вопрос, затем прозвучал ответ:

— Да.

— Пожалуйста, назовите имя. Доктор, назовите имя того, кто ударил вас.

Опять вопрос повторялся несколько раз, и наконец слабый голос неотчетливо на него ответил.'

— Все, — сказал Гамильтон Бюргер. — Выключайте магнитофон.

Бюргер триумфально повернулся к суду.

— Мы все сейчас совершенно ясно слышали, что доктор Бэбб назвал имя ДЖОАН Кирби, а не ДЖОН Кирби.

— Пожалуйста, проиграйте запись еще раз, — попросил судья.

Свидетель выполнил его просьбу.

— Конечно, — проговорил судья, — в деле такого сорта особую роль играет воображение. Суд совершенно четко слышал фамилию Кирби. Но имя? Джон или Джоан? Это вопрос. Суд склонен думать, что скорее всего это было имя Джон. Но суд в этом не уверен.

— С разрешения суда, — сказал Гамильтон Бюргер, — нужно учитывать, что это речь умирающего человека, произносящего слова с трудом. Мне кажется совершенно очевидным, что названо имя Джоан.

— Итак, — произнес судья Кэмерон, — что имеет суд на данный момент?

— Я хотел представить вещественное доказательство в магнитофонной записи.

— Несомненно, вам это удалось, — усмехнулся судья. — Но сейчас мы рассматриваем дело «Народ против Джона Кирби». А вы представили доказательство виновности его жены. У вас есть еще вопросы к свидетелю?

— Нет.

— Перекрестный допрос?

— Нет, ваша честь. Полагаю, прокурор желает приобщить к делу эту запись в качестве вещественного доказательства.

— Нет, подождите, — забеспокоился Бюргер. — Суд прослушал запись. Я не вижу необходимости приобщать ее к делу.

— Но это единственный путь сохранить запись, — откликнулся Мейсон. — Судебный секретарь не сможет воспроизвести услышанные звуки.

— Но почему же? — не унимался Гамильтон Бюргер. — Имя Джоан Кирби совершенно ясно было слышимо.

— Несколько минут назад вы утверждали, что это было имя Джона Кирби.

Гамильтон Бюргер не смог скрыть своего замешательства.

— Суд склонен согласиться с мнением адвоката, — вынес свое решение судья Кэмерон. — Вызывайте следующего свидетеля, — обратился он к прокурору.

— С разрешения суда, — ответил Бюргер, — я не знаю, будем ли мы продолжать дело против Джона Кирби. Нам нужно время все обдумать. Не могли бы мы прерваться до двух часов?

— Есть возражения у стороны защиты? — спросил судья Кэмерон.

— Я бы хотел вызвать одного свидетеля для перекрестного допроса, — отозвался Мейсон.

— Какого свидетеля?

— Ассистента доктора Бэбба.

— Хорошо, — сказал судья. — Свидетель, пройдите, пожалуйста, вперед.

Ассистент доктора вышел и поднялся на свидетельское место.

Мейсон произнес:

— Я хочу задать вас вопрос по поводу утверждения свидетеля Нормы Логан, что женщина выбежала через дверь черного хода. Эта дверь захлопывается автоматически?

— Да, сэр.

— Обращаю ваше внимание на комнаты над гаражом, где вы живете. Я помню, что там тоже автоматический замок. Правильно?

— Да, сэр.

— Теперь скажите, когда вы выбежали из дома, завернувшись в полотенце, вы нашли заднюю дверь дома доктора запетой?

— Да, сэр.

— На вас было только полотенце?

— Да.

— Вы свидетельствовали, что офицеры отправили вас одеваться всвои апартаменты?

— Да, сэр.

Мейсон улыбнулся.

— А теперь, — сказал он, — будьте любезны объяснить суду, как случилось, что, будучи в одном полотенце и имея на дверях автоматический замок, вы вернулись в свое жилище? Кто открыл вам дверь? Где был у вас ключ? И кроме того, мистер Дерби, я намерен спросить вас, почему, слушая магнитофонную запись, вы привставали со своего стула, готовый выбежать из судебной палаты? Не потому ли, что, зная лучше всех голос доктора Бэбба, вы отчетливо расслышали имя ударившего его человека? Не Джон или Джоан Кирби, но Дон Дерби?

Мейсон сел на свое место.

Дональд Дерби не нашелся что ответить. Лицо его передернула гримаса ужаса и презрения.

— А теперь, — нарушил затянувшуюся паузу Мейсон, поклонившись в сторону изумленного прокурора, — у меня нет возражений против перерыва до двух часов. Тем временем я бы посоветовал осмотреть одежду в шкафу доктора Бэбба внимательно. Там можно будет найти костюм, принадлежащий не доктору Бэббу, но Дональду Дерби, его ассистенту. Думаю, можно будет обнаружить и пару туфель, также не. принадлежащих доктору, и носки, и нижнее белье где-нибудь в углу шкафа или в ящике бюро. Получив доказательство моих слов, не будет нужды выдвигать обвинение против миссис Джоан Кирби.

Гамильтон Бюргер шумно вздохнул. Судья Кэмерон перевел взгляд с Перри Мейсона на сидящего в свидетельском кресле Дональда Дерби:

— Мистер Дерби, вы можете ответить на вопрос адвоката?

— Нет, не могу, — с вызовом воскликнул Дерби. — Если они хотят возбудить дело против меня, пусть попробуют что-нибудь доказать. Я им в этом не помощник.

Судья Кэмерон повернулся к прокурору:

— Учитывая неожиданный поворот событий, суд объявляет перерыв до двух часов дня. Я бы посоветовал вам, мистер прокурор, предпринять безотлагательные меры в расследовании этого дела. Надеюсь, что это будет компетентное расследование.

Глава 17

Перри Мейсон и Делла Стрит смотрели на кудрявую головку шестилетнего мальчика, спокойно стоящего позади кресла, которое занимала миссис Кирби, в офисе Мейсона.

— Я подумала, вам бы хотелось увидеть человека, ради которого вы проделали такую работу, — сказала она.

— Привет, Руни, — воскликнул Мейсон.

— Пожми руку мистеру Мейсону, Руни.

Мальчик вышел вперед, с серьезным видом потряс руку Мейсона и вежливо поклонился Делле Стрит.

— Ох, ты прелесть! — обняла его Делла. Высвободившись из ее объятий, Руни отошел назад,

смущаясь, но стараясь быть вежливым.

Тут открылась дверь, и появился Джон Кирби.

— Мне сказали, что я могу вас увидеть^ — сказал он. — И вот я здесь с чековой книжкой в руках. Мейсон, вы не можете больше держать нас в неведении.

— Я не могу понять, — подхватила миссис Кирби, — почему полиция не могла выйти на Дона Дерби.

— Ключ к разгадке им бы мог дать Мотли Данкирк, — отозвался Мейсон. — Факты показывают, что человек в офисе доктора Бэбба бросился к задней двери сразу же после вашего крика и его могли бы увидеть соседи.

Миссис Данкирк, услышав крики, несколько секунд смотрела на дверь, но никого не увидела. Затем она пошла к телефону, чтобы вызвать полицию. Ее муж увидел вас выбегающей из двери черного хода. Если бы мужчина выбежал из дома вскоре после вашего крика, он должен был появиться в дверях, когда на них смотрела миссис Данкирк. Но, повторяю, она его не видела.

Это навело меня на мысль, что он не покидал дома, надеясь после вашего ухода вернуться к сейфу и забрать книгу, которая была ему нужна.

Дерби, естественно, считал, что вы побежите звонить в полицию. В его распоряжении было несколько минут. Вместо того чтобы покинуть дом через заднюю дверь, когда вы закричали, он бросился в спальню доктора Бэбба, поспешно разделся и повесил костюм в шкаф. Туда же засунул туфли, носки, нижнее белье. Ключ от своей комнаты он предварительно вынул из кармана костюма. Здесь же он обернулся полотенцем, потом поспешил в кабинет за журналом, который был нужен ему для шантажа.

Делла Стрит взяла за руку Руни.

— Давай осмотрим офис, Руни, пока папа с мамой разговаривают с мистером Мейсоном. Хочешь?

— Конечно, — ответил, улыбаясь, Руни. — Вы мне нравитесь. Мне бы хотелось пойти с вами.

— Прекрасно! — сказала Делла и повела мальчика в юридическую библиотеку.

— Благодаря великолепной работе Пола Дрейка мы можем теперь нарисовать точную картину случившегося, — продолжил Мейсон, когда они вышли из комнаты. — Стив Логан положил глаз на доктора, когда тот начал покупку машин. Логан знал, что вторая жена его брата консультировалась с доктором Бэббом. Ему захотелось побольше узнать об этом деле. Он обработал ассистента, поговорил с самим доктором и, в конце концов, был готов предъявить свои требования.

Причина, по которой доктор Бэбб не хотел видеть миссис Кирби в понедельник вечером, в том, что в одиннадцать часов у него было свидание со Стивом Логаном. Он хотел выяснить, как много было известно Логану. Кроме того, доктор намеревался повлиять на Стива Логана с помощью его племянницы Нормы, если бы потребовалось.

Итак, Стив Логан пришел на свидание в понедельник вечером. Доктор Бэбб разговаривал с ним, когда появилась миссис Кирби на несколько минут раньше назначенного времени. Доктор не хотел, чтобы Стив Логан и миссис Кирби встретились. Норма выследила Руни до семьи Кирби. Ее дядя дошел только до доктора.

Незадолго до одиннадцати доктор Бэбб сказал Дерби, что на этот вечер для него нет работы. Дерби сделал вид, что отправляется домой, но вместо этого спрятался в шкафу доктора. Дерби был подкуплен Стивом Логаном. Он должен был найти журнал, где записаны адреса, куда доктор Бэбб помещал малышей. Этого не смог разузнать Дрейк, но я не вижу другой причины для заинтересованности Дерби в этом деле.

После того как Стив Логан вышел через заднюю дверь (опять же для того, чтобы не встретиться с миссис Кирби), доктор Бэбб случайно открыл шкаф, и Дерби, будучи разоблачен, ударил его. Он потрошил сейф, когда услышал крик миссис Кирби. Его мозг заработал: нужно было найти журнал, а также создать себе алиби. Он бросился к двери черного хода, но не покинул дом, а скрылся в спальне, разделся, обернулся полотенцем и поспешил отыскать журнал, который тем временем уже унесла Норма Логан.

В его распоряжении было несколько секунд. Убедившись, что не успеет найти журнал, он выбежал через заднюю дверь и прыгнул в бассейн с золотыми рыбками. Когда прибыла полиция, он был мокрый, как будто только что из душа.

Офицеры, следуя его схеме, отослали его одеваться. Придя домой, он принял все-таки душ, чтобы оставить мокрые следы на линолеуме, затем насухо вытерся и оделся.

— Но как вы догадались об этом? — спросил Джон Кирби.

Мейсон ответил:

— Я видел, как соседский кот играл с мертвой золотой рыбкой. До этого дня кот был не в состоянии поймать ее. Я удивился: что помогло ему? А потом сообразил, что кот не сам поймал рыбку. Кто-то прыгнул в бассейн, и вода вместе с рыбкой выплеснулась из него. Рыбка умерла, и на следующий день кот нашел ее.

— Мистер Мейсон, — в тоне Кирби звучало раскаяние, — примете ли вы извинение за нашу первую встречу?

— Оно может быть принято только благодаря вашей чековой книжке, — улыбнулся Мейсон.

Примечания

1

Буйябесс — рыбная похлебка с чесноком и пряностями, распространенная на юге Франции.

(обратно)

2

Один фут составляет около 30,5 сантиметра.

(обратно)

3

Стандартная формулировка судебных процессов в США по уголовным делам.

(обратно)

Оглавление

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ том 26

УБИЙСТВО В СПАЛЬНЕ Романы

  УБИЙСТВО В СПАЛЬНЕ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

  ДЕЛО О ДНЕВНИКЕ ЗАГОРАЮЩЕЙ БЛОНДИНКИ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

  ДЕЛО О КРИЧАЩЕЙ ЖЕНЩИНЕ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

*** Примечания ***