Ларин Петр и машина времени [Ярослав Морозов] (fb2) читать онлайн

Ярослав Морозов Ларин Пётр и машина времени

ГЛАВА 1

Кое-что о сумасшедших изобретателях. Развороченный ангар. Маршрутка и самокат. Четвёртая красная фишка. Стоило ли собирать старинные прибамбасы. Преподаватели ничего не смыслят в музыке. Я тебя люблю.

…Накрапывал дождик. Утренний, нудный и явно не предвещающий удачного дня. Мальчик, таща за собой вязнущий на мокрой земле самокат, брёл по пустырю, тесно затянув ворот ветровки и зябко ёжась. Он ещё не расстался со сном окончательно, — даже не со сном, а с тягостной утренней дремотой наяву, которая долго не покидает человека, поднявшегося ни свет ни заря, вынужденного обойтись без чашечки вкусного дымящегося кофе, к тому же проделавшего ряд ухищрений, чтобы незамеченным выскользнуть сначала из школьного корпуса, где одноклассники ещё досматривали волшебные сны, а потом просочиться мимо вахтёра дяди Димы. Заклинание Невесомости вместо утренней зарядки, так сказать, — всё же похрапывание сторожа не внушало Петру доверия, и он решил подстраховаться на предмет возможного сдвига воздушных потоков, которое мог вызвать вокруг бдительного стража сна юных волшебников крадущийся мимо него на цыпочках мальчик.

Дождь вынуждал Петра прижмуриваться — сырость неприятно щекотала ресницы.

Небольшой ангар на серенькой невзрачной питерской окраине, к которому Ларин Пётр и направлялся, местные жители старались обходить стороной. С добрый десяток лет назад здесь обосновался полусумасшедший, по мнению большинства обитателей близлежащих домов, изобретатель инженер-химик Ситников. Поговаривали, что прежде у Ситникова было собственное вполне пристойное прибежище, большая квартира где-то на Васильевском. Но в один не очень прекрасный, очевидно, для изобретателя день квартира сгорела. Ситников проводил какой-то эксперимент, увенчавшийся неудачей. Энергетическая установка, посредством которой Ситников хотел добиться корректировки неких пространственных координат, взорвалась, и бедолаге инженеру-химику пришлось искать новое место жительства. Ну а поскольку никто из жителей питерского предместья не решился сдать такому ненадёжному клиенту даже времянку, Ситников решил захватить заброшенный ангар. Правда, инженера подобный дискомфорт отнюдь не смутил — в ангаре было предостаточно места прежде всего для проведения опытов и даже для скромного жилища, которое Ситников обустроил себе в виде угла, отгороженного несколькими столами и занавеской.

Несколько десятков всевозможных будильников, ходиков, сувенирных и детских часов, среди которых были даже антикварные, показывали в утро, с которого начинается наше повествование, семь часов пятьдесят три минуты. Именно в это время включился автоматический радиоприёмник, стоявший на небольшом столике возле пустой кровати.

— Итак, сегодня четвёртое марта две тысячи второго года, — произнёс бодрым голосом диктор местной FM-станции. — В супермаркете «Александровский» с сегодняшнего числа начинается широкомасштабная весенняя распродажа, которая даст вам уникальную возможность приобрести изделия из кожи и натуральных мехов лучших европейских линий…

Одновременно с радио включилась и кофеварка, в которой, правда, отсутствовала чашка. Тонкая струйка бурой жидкости, шипя и распространяя запах пережаренных зёрен, пролилась на подставку. Подбирающаяся к восьмичасовой отметке стрелка будильника замкнула релейный контакт и автоматически включила маленький переносной телевизор. Очевидно, по нему шла речь о новостях северной столицы:

— Специально созданная руководством концерна «Минатомэнерго» официальная группа представителей категорически отклонила предложение ряда медийных магнатов о проведении журналистского расследования в связи с недавним похищением партии урана с одного из предприятий концерна. Напоминаем, что версия о том, что к преступлению имеет отношение одна из группировок исламских террористов, нашла своё фактическое подтверждение после того, как в Сети появилось сообщение о том, что похищенные вещества планировалось перепродать с целью добычи средств для совершения терактов, чтобы запугать и посеять панику среди жителей крупных российских городов…

В ту же секунду, что и телевизор, заработали небольшая микроволновка и странное механическое приспособление, отдалённо напоминающее однорукую гусеницу. Из установленного рядом с ним ящика выкатилась жестяная банка с собачьими консервами. Попав точно в приёмное устройство, она горизонтально замерла и подъехала под остриё консервного ножа. Механическая ножка переместила консервную банку в сторону и опрокинула над большой миской с надписью «Леонардо». Довольно неаппетитная на вид масса шлёпнулась в миску, усеяв всё вокруг серыми брызгами. «Рука» отнесла опустевшую банку к урне и бросила жестянку вниз. Урна, впрочем, была уже переполнена банками от собачьих консервов.

Пётр, если бы он уже был здесь, наверное, по привычке пробормотал бы заклинание Остановки. (Это была его любимая шутка над своим взрослым приятелем, более чем скептически относящимся к магическим способностям Петра. Как следствие увлёкшийся болтовнёй Ситников не сразу замечал, что гусеница замерла в самой что ни на есть идиотской позе, а коричневая капля замерла, будучи не в силах оторваться от желобка кофеварки. И только когда заклинание переставало действовать, лёгкий шум привлекал к себе внимание инженера, который по привычке театрально по этому поводу вздыхал и ехидно трепал Петра по плечу.)

Но Ларина Петра в ангаре ещё не было. Он ещё только постучал в дверь с обратной стороны.

— Ситников!

Прошло полминуты, в течение которых, разумеется, никто не отозвался. Тогда ключ с другой стороны двери повернулся, и на пороге ангара возник Ларин Пётр. Капли дождя блестели на чёрном глянце ветровки, а от красных кроссовок немедленно образовалась лужица. Подумав, он осторожно стянул с себя куртку, стараясь не прикасаться мокрой тканью к шее, немедленно покрывшейся пупырышками. Самокат он поставил в угол.

— Эй, Ситников, где вы? — снова крикнул Пётр.

Дружба двенадцатилетнего парнишки, одного из самых подающих надежды юных волшебников школы номер семь, с инженером Ситниковым удивляла многих его однокашников, таких же юных магов, но не самого Петра. Ситников в последнее время стал для него своего рода противоположным полюсом относительно школьного мира будущих чародеев, да и вообще всей атмосферы Царскосельского парка и графской фабрики, где бродили уютно себя здесь ощущающие привидения, а самые несложные заклинания из области практической магии временами отшибали желание делать что-то своими руками. Как-то незаметно получилось, что Ситников оказался Петру интереснее подавляющего большинства доступных ему сверстников, да и чудак инженер, очевидно, души не чаял в необычном мальчишке. Пётр был его единственным другом, да и просто единственным человеком, который запросто отваживался пересекать границу заповедного ангара.

— Эй, всё же есть кто-нибудь? Леонардо, где ты?

Пётр положил ключ от замка входной двери под коврик у порога, где обычно оставлял для него Ситников, и вошел внутрь. В нос ему немедленно ударил резкий запах испорченных собачьих консервов, подгоревшей пиццы и выкипевшего кофе.

— Боже, что за вонь! — из кармана стёганого жилета раздалось недовольное скрежетание Волшебного Свистка.

Пётр подошёл к столу и выключил бормотавшие телевизор и радиоприёмник. Скривившись, Ларин Пётр обошёл собачью миску. Свисток, спустившись по штанине Петра на пол, — он успел уже принять свой обычный вид многоногого медного насекомого с вращающимися на тоненьких пружинках глазками-локаторами — направился под ситниковскую кровать. И тут же он упёрся взглядом в небольшую, в три своих роста, прямоугольную коробку с общеизвестным значком, означавшим не что иное, как «Осторожно, радиация!». Надпись «Уран» можно было разобрать по-английски.

Ничего же себе! — удивлённый возглас заставил Петра присесть на корточки. Постучав по коробке пальцем, он повернулся к тому, что, собственно, больше всего привлекло его в нагромождении странных предметов, коими был до отказа забит ангap. Это была странная установка в противоположном углу ангара. Внешне она выглядела как установленные друг на друга ящики с множеством ручек, регуляторов и индикаторов. Рядом громоздился гигантский, в сравнении с невысоким Петром, динамик с металлическим диффузором. Разумеется, любопытный будущий великий чародей не мог удержаться, чтобы не включить систему. Ситников как-то рассказывал ему об этом усилителе, который он собирался доделать, но в последнее время он занялся какими-то новыми и малопонятными Петру таинственными экспериментами и об усилителе просто забыл. Впрочем, не забыл о нём Ларин Пётр. И двигал им интерес совсем не праздный. В последнее время школу номер семь охватило поветрие: будущие волшебники, даже девчонки, вдруг отчаянно бросились учиться играть на гитаре, и Ларин Пётр не мог не отметить, что в этом новом занятии, как и в овладении таинствами практической магии, он явно преуспел. Замечая, что становится лучшим гитаристом в школе, Пётр возмечтал о суперусилителе и супердинамиках. Магия здесь помочь была бессильна — по всеобщей договорённости школьников на гитарные состязания она не распространялась.

Пётр повесил на шею лежавшую рядом с усилителем электрогитару (он даже перенёс её в ангар Ситникова, надеясь таким образом подвигнуть инженера вернуться к возне с гигантской установкой) и включил сетевой тумблер. Едва начала поступать энергия, динамик тихо, но ровно загудел. Пётр принялся выкручивать до максимального уровня все регуляторы. Стрелки индикаторов начали приближаться к критическим отметкам, но Петра это не смутило. Он повернул тумблер с написанной от руки и прилепленной скотчем биркой «дополнительный генератор» и до упора потянул регулятор мощности генератора. Динамик загудел как-то очень уж нехорошо, из кармана жилета послышалось недовольное покашливание Свистка, но Пётр подчёркнуто не обратил на это внимания. В конце концов, можно хотя бы в ангаре старого друга почувствовать себя не скромным волшебником-паинькой, а каким-нибудь гитаристом «Рамштайна», заклинающим на многотысячном стадионе взбудораженных муравьёв в металлических касках. Пётр вытащил из кармана стальные зеркальные очки явно нездешнего происхождения, подаренные ему как-то Ситниковым, и нацепил их на уши вместо собственных. Включив на гитаре датчик, он извлёк из рюкзачка следующий трофей незапамятных времён — стальной медиатор, выменянный им на подобную же дребедень у Валерки, считающегося большим специалистом по извлечению непонятно откуда посредством несложных заклинаний маленьких предметов, явно отживших свое. В предчувствии недюжинного грохота Пётр ударил по струнам.

И грохот последовал — динамик не выдержал огромного напряжения. Раздался взрыв, и невероятной силы звуковая волна отшвырнула Петра на полтора десятка метров назад. Он рухнул у противоположной стены, ощутив спиной уложенные там невесть зачем обычные доски, и скатился с них на пол. Сверху на него посыпались обломки досок, книги, папки, тяжеленные трубки пожелтевших чертежей Ситникова.

Выбравшись из-под обломков, Пётр оше-ломлённо уставился на динамик, от которого остался только корпус с беспомощно повисшими внутри него ошмётками толстого гофрированного картона.

— Приплыли… — пробормотал Пётр, выпутываясь из обсыпанной штукатуркой гитары и нашаривая на полу зеркальные очки.

И в этот момент раздался телефонный звонок. Пётр пробрался сквозь груду мусора, в который превратился динамик, к столу и снял трубку телефона явно 40-х годов прошлого столетия.

— Алло?

— Пётр, это ты?

Голос Ситникова не предвещал ничего хорошего. Более того, Ларину Петру показалось, что инженер чем-то взволнован.

— Ситников? Где вы?

— Это неважно. Я должен кое-что сказать тебе.

Пётр удивился. Свисток что-то забормотал в кармане о сумасшедших изобретателях.

— Я вас слушаю.

Однако Ситников почему-то перешёл на шёпот, и Петру пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова инженера.

— Ты сможешь выйти из школы ночью? Так, чтобы где-нибудь в четверть второго прийти на площадь перед супермаркетом «Александровский»?

— Что, ночью, что ли? — Пётр начал злиться. — Ситников, что происходит? Почему вас не было всю неделю? Я заходил несколько раз. И Леонардо нет. Он с вами?

— Да, — неожиданно просипел Ситников. — С ним всё в порядке.

— Послушайте, вы забыли повыклю-чать всё своё оборудование. Тут такое творится…

— Оборудование? — непонимающе переспросил Ситников. — Какое оборудование? Да бог с ним. Только усилитель не трогай, он уже закончен.

Что-то ёкнуло у Петра внутри, он с отчаянием посмотрел на исковерканный корпус и всё ещё кружащиеся в воздухе хлопья картона.

— Э-э-э… Да, усилитель. Послушайте, Ситников…

— Значит, выйдешь ночью, — вдруг решительно произнёс инженер, обрывая разговор. — Запомнил? В час пятнадцать. Площадь перед «Александровским».

— Да, я понял. Ой!!

В ангаре вдруг разом зазвонили все будильники, с грохотом стали отбивать время часы с боем, заголосили все кукушки и запищали электронные хронометры.

— Что, часы? — ожил вдруг голос инженера-химика.

— Угу, — Пётр покосился на ближайший будильник. — Ровно восемь.

— Й-йес!! Ты даже не представляешь, какую важную вещь ты мне только что сказал! — децибелы ситниковского голоса поползли вверх. — Они отстают ровно на двадцать пять минут!

Пётр почувствовал, как всё замирает у него внутри.

— Постойте-постойте, — забормотал он. — Вы хотите сказать, что сейчас восемь часов двадцать пять минут?

— Именно! — самодовольно подтвердил Ситников.

— Блин! — заорал Пётр. — Но я же в школу опаздываю!

Не слыша больше Ситникова, он бросил трубку, натянул на себя холодную от сырости куртку, схватил самокат и выбежал из ангара, с грохотом захлопнув за собой дверь. Скользя кроссовками по мокрой земле, Пётр понял, что опоздал безнадёжно. Серое небо низко нависало над пустырем. Промозглый день никак не хотел расставаться с порождёнными затяжным дождём ночными химерами, бродившими по пустырю. К счастью, остановка пригородной маршрутки была совсем недалеко, и ярко-жёлтый микроавтобусик вынырнул навстречу Ларину Петру, когда тот, на ходу обтирая об асфальт налипшие на кроссовки комья грязи, разворачивал самокат в сторону имения графа Разумовского. Маршрутка чуть притормозила, и, вскочив на самокат, он уцепился за задний бампер микроавтобуса, уже на ходу удостоверившись, что не ошибся с маршрутом. Магия магией, однако подобное тинейджерское лихачество не чуждо ведь и юным волшебникам. Впрочем, от опоздания его это не спасло.

Пронесясь по дорожкам Царскосельского парка, Пётр на ходу поприветствовал окинувших его восторженными взглядами девчонок и ловко свернул в тень, чтобы оставаться незамеченным ровно то время, которое понадобилось ему на тщательное укрытие от любопытных глаз заляпанного грязью самоката, выдающего его утреннюю отлучку из школы. Минуту спустя он появился у самых ступенек перед школьным зданием и с видом человека, только что сытно позавтракавшего в школьной столовой, направился вверх.

Однако следующее «препятствие» возникло в лице Сони Тумановой, явно не спешащей в аудиторию. Изящная девочка в облегающих джинсах и такой же, как у Петра, ветровке улыбалась ему прямо в лицо, небрежно прижимая к себе несколько книг и тетрадок.

— Привет, Софа! — на ходу бросил ей Пётр.

Но она схватила его за полу жилета.

— Стой, подожди, не ходи пока. Тебя с утра уже искал Егор Васильевич. Четвёртое нарушение одного и того же параграфа Дисциплинарного Уложения! Ты же знаешь, что будет!

— Ладно, я с другой стороны.

Соня двинулась впереди него. Свисток многозначительно покашливал откуда-то изнутри жилета. Пётр ещё раз покосился на стоянку велосипедов школьников и преподавателей, где он задвинул в дальний угол свой самокат, вытащил из рюкзачка учебники и, убедившись, что строгого завуча нигде не наблюдается, обнял Соню за плечи.

— Подожди, Пётр, я пойду вперёд, посмотрю, что там.

Она высунула голову за угол и осмотрелась.

— Никого. Пошли.

Они нарочито неспешно двинулись по коридору.

— Я тебе говорил, — улыбнулся Пётр, — Егор Васильевич ещё моего отца гонял.

— А почему ты сегодня снова опоздал?

— О! Я тебе такое расскажу! — глаза Ларина Петра оживились. — Пока все спали, я тихонько выбрался из школы и решил съездить к Ситникову…

Но похвастаться подружке утренним приключением Ларин не успел. На его плечо легла чья-то рука, причём не требовалось особой прозорливости для того, чтобы догадаться чья.

— Я правильно понял вас, мой юный друг? — услышал Пётр голос, который ничего хорошего не предвещал. — Вместо того чтобы тщательно исполнять пункт восьмой второго параграфа Дисциплинарного Уложения, где весьма категорично повествуется о причинах, могущих считаться уважительными для самостоятельных отлучек воспитанников из школы, или хотя бы лишний раз перечитать Дисциплинарное Уложение, что для вас весьма небесполезно, вы наведались в ангар инженера Ситникова?

Пётр скривился, как от зубной боли, и, собрав все свое мужество, повернулся назад. Завуч Егор Васильевич стоял перед ним во всей красе — невысокого роста ехидный тип, всего на две головы выше Ларина Петра, наголо обритый по последней преподавательской моде школы номер семь, с тонкими губами, в бордовом костюме с неизменной белой рубашкой, галстуком-бабочкой и свистком на тонком шнурке.

— Вы растеряны? Удивительно! — завуч явно чему-то радовался. — Что ж, замечательно.

Он протянул Соне и Петру специальные красные фишки, выдаваемые воспитанникам, уличённым в опоздании в классы.

— Это вам, Туманова, — к счастью, первая, но, полагаю, не последняя, — Егор Васильевич не скрывал непонятного ехидства. — А это вам, Ларин. Полагаю, не стоит напоминать, что у вас это уже четвёртая.

Ларин Пётр тяжко вздохнул. Нотация никак не подходила к концу:

— Ситников — не тот человек, знакомство с которым может пойти на пользу воспитаннику школы номер семь. Он — сумасшедший, и всё, что он делает, направлено на то, чтобы напрочь подорвать основы практической магии, особенно в столь незрелом юношеском мозгу, коим является ваш мозг, Ларин. Напоминаю вновь о том, что я не сомневаюсь в самых скорых неприятностях, которые может доставить вам поддержание этого знакомства.

— Вот уже в это я не поверю никогда, — пробурчал под нос Ларин Пётр.

Похоже, эта реплика вывела завуча из себя.

— Ларин, мне не нравится, помимо прочего, ваше отношение к учёбе. — Егор Васильевич явно вскипел. — Вам напомнить о судьбе, постигшей вашего отца? Надо заметить, что он был столь же дерзок и недобросовестен в следовании Дисциплинарному Уложению.

Очередь взбелениться пришла Ларину Петру.

— Я могу идти? — с вызовом спросил он, стараясь глядеть в глаза Егору Васильевичу особенно дерзко.

Завуч крепко схватил его за локоть.

— Ещё кое-что напоследок, — прошептал он в ухо Ларину Петру. — Думаю, сегодня после уроков вам незачем терять время, участвуя в конкурсе школьных рок-групп. Ваша группа играет крайне слабо, в особенности потому, что крайне слабо играете вы. И вообще способность хотя бы одного Ларина стать по-настоящему выдающимся волшебником и преуспевающим чародеем кажется мне очень сомнительной.

Усилием воли Пётр вынудил себя растянуть губы в улыбке, которая получилась не такой уж независимой.

— Семейные хроники всегда можно переписать, Егор Васильевич, — ответил он.

Конкурс школьных рок-групп, а их в последний год развелось по нескольку в каждом классе, планировалось устроить в спортивном зале школы номер семь сразу после обеда. Чтобы не тратить излишних усилий, воспитанники простейшими пассами возвели небольшое подобие сцены, на которой стояли музыкальные инструмент и динамики. Жюри из пяти человек уже усаживалось вокруг наколдованной сцены на вполне реальных стульях. Кроме одного старшеклассника, остальные члены жюри были преподавателями, причём отнюдь не молодого возраста. Пётр недоуменно пожал плечами — тоже, мол, мне, ценители хард-рока. Маловероятно, чтобы от них можно было дождаться какой-то положительной реакции. Председатель жюри поднёс к губам микрофон.

— Следующие, пожалуйста.

Пётр направился к сцене, на ходу надевая ремень Валеркиной гитары, которую тот отдал ему за ненадобностью после того, как окончательно разуверился в наличии у себя гитарных способностей. Ребята из его группы, в том числе сладкоежка Лиза, пошли следом. Быстро настроив инструменты, они уже почти было собрались впечатлить благодарную публику. Соня оказалась среди тех немногочисленных зрителей, кто протиснулся ближе к сцене, чтобы поддержать Ларина Петра аплодисментами.

— Мы готовы, — небрежно бросил Ларин Пётр в микрофон.

Председатель жюри кивнул:

— Начинайте.

Под негромкий аккомпанемент клавишницы сладкоежки Лизы Пётр обозначил тему композиции несколькими резкими гитарными аккордами. Он вёл свою партию умело и грамотно, сменяя ритм ярким соло. Соня Туманова хлопала в ладоши, ни секунды не сомневаясь в том, что группа Ларина Петра выйдет в финал. Однако жюри на этот раз придерживалось противоположного мнения. Председатель, окинув взглядом постные лица остальных членов жюри, взял микрофон и вяло сказал:

— Всё понятно, достаточно.

Ребята умолкли. Лишь Ларин Пётр продолжал увлечённо извлекать звуки из своего инструмента.

— Достаточно, всё! — повторил в микрофон председатель жюри.

Пётр недоуменно уставился на членов жюри.

— В финал вы явно не проходите, — пояснил председатель. — У вас слишком мягкая музыка. Следующие, заступайте.

Соня Туманова надулась. Ларин Пётр медленно стащил с себя Валеркину гитару и поплёлся со сцены.

…Яркое солнце вовсю сигналило о наступившей ранней весне, однако ни прекрасный весенний день, ни раскрывшиеся над графской фабрикой небеса не могли поднять настроение Ларина Петра, понуро бредущего по парку рядом с Соней; та молчала, понимая, что утешать Петра сейчас бесполезно. Так они добрели до парковой ограды и присели возле неё на небольшие камешки. Мимо парка медленно проехал оклеенный плакатами автобус; из установленного внутри его динамика доносились пламенные призывы, неприятно разрывающие хрупкую весеннюю тишину:

— Наш мэр Владимир Ярошенко за предыдущий срок делом доказал… Мы призываем всех здравомыслящих… Поддержка, которая так необходима…

Соня все же попыталась успокоить расстроенного Ларина Петра:

— Я уверена, что всё это задумал Егор Васильевич, он просто хочет щёлкнуть тебя по носу… Ну отнесись ты к этому философски!

Ларин Пётр удручённо покачал головой:

— Он прав, у меня действительно ничего не получается. И с музыкой тоже…

Соня категорически помотала головой.

— Ис музыкой получается. Да и не музыка для тебя главное. Ты ведь самый способный из нас всех, это даже Егор Васильевич признаёт. Потому и относится так к тебе… требовательнее, чем к другим.

Из кармана Петра высунулся Волшебный Свисток; покрутив тем, что, очевидно, считалось у него головой, подумав, он перебрался на свободный камешек и, устроившись в тени Сониного рюкзачка, картинно подбоченился:

— Именно. Ты самый великий волшебник в этой дурацкой школе, — тут он хитро посмотрел на Соню. — Среди этих глупых мальчишек, я хотел сказать, дорогая дама. В конце концов, у тебя есть я. А уж меня-то тебе бы вовек не заполучить, если бы не твои, скажем прямо, потр-р-рясаю-щие способности!

Пётр отвернулся от Свистка, не желая давать волю его красноречию, крайне неуместному в этой трагической, как ему в этот момент казалось, ситуации.

— Да-да, я знаю, — мои неординарные способности, которые, если я хочу чего-нибудь добиться, надо доводить до совершенства, надо заниматься самоограничением и так далее… Достало это уже.

Пётр с завистью уставился на стайку мальчишек в банданах, проносившихся на скейтах мимо школьной ограды. Это были мальчишки отнюдь не из школы номер семь.

Соня Туманова повернула голову Петра к себе.

— Послушай меня, — настойчиво продолжила она. — У тебя сегодня просто несколько неприятностей в один день. Так бывает у всех. Даже нечестно, что ты придаёшь этому такое значение.

Ларин Пётр махнул рукой.

— Ну хорошо, а если и дальше вот так не будет ничего получаться? Сейчас у меня если что-то и получается, то это всегда случайно, как будто кто-то хочет сделать мне приятный сюрприз. Но ведь не всегда я смогу жить на одном везении. Приключения когда-нибудь заканчиваются, а у меня если что и получается, то это не то, что они все называют успехом на каждый день, — Пётр взъерошил себе волосы и расстроенно добавил: — Вот я уже думать стал, как мой отец. Или, того хуже, как мой дядя.

— Ну и что? — возразила Соня, правда без особого энтузиазма. — Отец у тебя замечательный. И дядя тоже хороший человек, просто он…

Мимо парковой ограды, обдав Петра и Соню бензиновым смрадом, прогрохотал грузовик. В кузове его стоял великолепный серебристый «Рено» — приз, который должен был разыгрываться вечером на шоу в пригородном казино. Грузовик доковылял до заправки и замер.

Пётр проводил его глазами и сказал:

— Конечно, Соня, я могу прямо сейчас наколдовать нам такую же машину! Ну хоть сейчас. И мы немедленно отправимся к озеру, возьмем у Ситникова спальные мешки. — Подражая взрослым, он обнял девочку за плечи и притянул её к себе. — Мы будем лежать под чистым небом, и никаких тебе уроков, никакого Егора Васильевича.

Соня облегчённо рассмеялась и в шутку дёрнула его за ухо:

— Перестаньте, Ларин Пётр. Кстати, твоя тётя знает про наши планы на послезавтра?

Пётр пожал плечами, сразу вспомнив, что уже спустя несколько часов наступит «родительское время» и к школе начнут съезжаться автомобили родителей юных волшебников, с нетерпением ждущих минуты, когда своих необычных чад можно будет увезти на семейные уикенды. С некоторым раздражением Пётр представил, что среди них будет и облупленная «авдю-ха» его дяди. Точнее, номинального дяди, который практически не интересовался племянником до исчезновения его родителей и до того, как его супруга, тётя Эльза, вменила себе исполнять родительский долг по отношению к Ларину Петру. Впрочем, не интересовался дядя не только Петром. Похоже, он не интересовался вообще ничем на свете.

— Ну, я сказал ей, что часть нашего класса собирается послезавтра в поход, — он поморщился. — Ты не понимаешь, Софа, она не такая, как все, она в обморок хлопнется, если я скажу, что в поход мы пойдём вдвоём, к тому же поедем какими-то электричками. Будет кричать, что в её возрасте девочки даже не заговаривали на переменках с мальчиками, а мальчишки не позволяли себе ничего, кроме того, что тягали девочек за волосы да подкладывали им на школьные сиденья кнопки… Ну ты знаешь.

— Тётя Эльза желает тебе добра, бедный мой мальчик, — умильным голосом сказала Соня, продемонстрировав свои поразительные способности изобразить до мельчайшего оттенка голос любого человека или даже птицы.

— Что-то не много добра она мне пока нажелала, — съязвил Ларин Пётр.

Он придвинулся ближе к Соне и приобнял её за плечи. И тут же над ухом раздался странный металлический звон, которому сразу же с недюжинной радостью проаккомпанировал заскучавший Свисток. Пётр резко обернулся в сторону парковой ограды и увидел пожилую женщину в бумажном колпаке, которая больше походила на огородное пугало, нежели на одно из привидений имения графа Разумовского, перепутавшее день и ночь и не вовремя выползшее на солнечный свет. «Спасём старинную водокачку», — было выведено на колпаке.

Пётр удивлённо уставился на нее.

— Пожертвования на ремонт Царскосельской водокачки, — сказала женщина, потряхивая банкой, в которой звенела мелочь.

— А что с ней такое? — вежливым голосом спросила Соня, больше озабоченная тем, что её застали обнимающейся с мальчишкой.

— Мэр Ярошенко считает, что во время реставрации части парка её нужно снести и заменить новой скульптурной композицией, а мы, общество охраны российских памятников, начали сбор подписей и пожертвований в защиту водокачки.

Желая немного попугать «огородное пугало», Ларин Пётр неспешно придвинул к себе толстый раздвоенный сучок, напоминающий по форме рогатку, затем протянул руку к Свистку, который даже зажмурился от предвкушения возможности послужить хозяину, а заодно и удивить неожиданного зрителя. Свисток мгновенно вытянулся в трубочку, закрыл маленькие нахальные глазки и стал тем, чем был изначально, — маленьким карманным свистком. Пётр поднёс его к губам, вывел несколько трелей, и на месте рогатки очутился приличный морской бинокль. Пётр картинно поднёс его к глазам и нацелил на ту самую водокачку, очертания которой едва угадывались сквозь ветви густых деревьев в противоположном конце парка.

— Это часть нашей истории! — с гордостью продолжила энтузиастка, явно собираясь пересказать «благовоспитанным детям» всю историю старой развалины.

Пётр, стремясь скорее избавиться от навязчивого борца за нереставрированные памятники, достал из кармана четвертак и сунул его в прорезь картонной коробки, висящей на груди у «пугала».

— Хорошо, хорошо, — поторопил он её. — Вот вам деньги, ступайте и спасайте водокачку.

Женщина радостно заулыбалась, назвала Петра славным мальчиком и в благодарность протянула ему листовку с призывом «Спасем старинную водокачку!», под которым мелким шрифтом излагалась история этой замечательной конструкции. После этого она дальше пошла по улице, выкрикивая через каждые два шага: «Спасем нашу историю!»

Всё ещё держа в руках листовку, Пётр повернулся к Соне:

— Так о чём это мы говорили?

— Ни о чём, — рассмеялась она.

Пётр снова обнял её, но в этот момент с проезжей части раздался скрип тормозов и звук автомобильного сигнала.

— Тихо, — прошипела девочка, как воришка, пойманный на месте преступления. — Это папа.

— Вижу, — флегматично сообщил Ларин Пётр.

— Софа, приехали! — через окно авто крикнул её отец.

— Всё, я поеду, — виновато улыбнулась Соня.

— Вечером я тебе позвоню от своих, — сказал Пётр.

— Я буду у бабушки. Давай напишу телефон.

Соня порылась в рюкзачке, достала ручку и блокнотик и написала что-то на листочке. Затем вырвала его из блокнотика, сунула в руку Петру и побежала вдоль ограды к выходу из парка. Когда автомобиль уехал, Ларин Пётр посмотрел на скомканный листочек. Вместе с телефонным номером Соня Туманова написала: «Я тебя люблю!»

Ларин Пётр улыбнулся, глубоко вздохнул и спрятал листочек в карман.

ГЛАВА 2

«Ауди» с разбитым носом. «Всё слишком запущено». Хорошие девочки не пользуются телефоном. Почему не так уж плохо получить сотрясение мозга. И ещё одна порция коньяка.

…Дядя Петра появился, когда солнце собралось садиться. Появился он не на автомобиле, а пешком и, взяв Петра за руку, молча повёл его к маршрутке. Для Петра это было просто убийственно, так как его самокат, водружённый в проходе микроавтобуса, всю дорогу заставлял выходящих и входящих пассажиров недовольно бурчать. Не придавая этому ни малейшего значения, до самого дома дядя молчал, и причину этого напряжённого молчания Пётр понял, ещё не дойдя до калитки дядиного дома. Во дворе стоял грузовичок дорожной службы. К нему был присоединён троссом автомобиль, в котором легко узнавалась старенькая «Ауди» с разбитым носом.

«Только этого не хватало», — яростно подумал Пётр, представив, в какой кошмар рискует превратиться «тихий семейный» вечер. К тому же была вероятность того, что взбешённая случившимся тётя категорически воспротивится завтрашней вечерней прогулке Петра.

Злясь и проклиная про себя эту дурацкую традицию проводить выходные у родственников, Ларин Пётр вошёл в дом. В гостиной он увидел сослуживца своего дяди, Руслана Зайченко. Дядя Петра, Георгий Иванович, невысокий худощавый мужчина в белой рубашке и галстуке, которые он не успел снять, направляясь в школу номер семь, со слипшимися от укладочного геля редкими волосами, которые он каждое утро старался равномерно распределить по всей голове, ежеминутно косился в сторону кухни и то и дело нервно поправлял нелепые стариковские очки, сползающие ему на нос.

— Я возмущён, Жорж, — не унимался толстомордый Зайченко, как давно окрестил его Пётр. — Ты не понимаешь, что творишь. Я же мог погибнуть! Разбиться насмерть! Ты дал мне заведомо поломанную машину. Ты понимаешь, что я могу подозревать тебя в покушении на мою жизнь и у меня есть основания тебя в этом подозревать! И я не буду об этом молчать.

Впрочем, заметно было, что сейчас Руслан Зайченко разглагольствует только затем, чтобы что-то говорить, так как чувствует себя крайне неловко. Однако дядя Петра этого не замечал.

Бухгалтер Георгий Спасакукоцкий растерянно хлопал глазами и, кажется, искренне пытался убедить толстомордого в том, что не помышлял покуситься на его жизнь:

— Нет, Руслан, что ты такое говоришь? Клянусь тебе, она бегала как новенькая, я ни на что не жаловался, да если бы я хоть что-то заметил… Ступай на кухню, Пётр.

Ларин Пётр не спешил покидать место ужесточающегося спора.

— Ты что, слепой? — заорал наконец Зайченко, избавившись от неловкости. — Посмотри в окно!

Низко опустив голову, Спасакукоцкий исподлобья пробормотал:

— Хорошо, Руслан, я могу рассчитывать, что ты возьмешь на себя некоторую часть расходов по ремонту?

Тот возмущённо воскликнул:

— Ты что, спятил? Это же твоя машина, вот ты её и ремонтируй! Лучше на мой новый костюм посмотри! Что, мне за него кто-то заплатит? Он весь в грязи. Ты знаешь, сколько сейчас стоит химчистка?!

Спасакукоцкий обречённо поджал губы. Зайченко решил сжалиться над ним:

— Ладно, замяли. Скажи, ты отчёт закончил?

Спасакукоцкий пробормотал:

— Нет пока, ты же видишь, что мне сейчас только до отчёта…

Широко улыбаясь, Зайченко в шутку схватил его за галстук, притянул к себе и постучал пальцем по голове. Спасакукоц-кий униженно засмеялся:

— Ну, Руслан…

Зайченко отпустил галстук и презрительно сказал:

— Ты головёнкой своей подумай, Спаса-кукоцкий. Мне же же ещё отчёт заверить надо. Я же не могу сдавать просто распечатку с твоего компьютера. Ты что, хочешь, чтобы меня из-за тебя вздули?

— Ну нет же, Руслан, конечно, не хочу, — Георгий Спасакукоцкий дурацки кривлялся, пытаясь изобразить на лице оптимизм. — Сегодня закончу отчёт и принесу его тебе завтра утром.

Зайченко одобрительно похлопал его по плечу:

— То-то же. Только не слишком рано. Завтра ведь суббота, не должен же я из-за тебя просыпаться ни свет ни заря.

Зайченко поджал губы, почесал спину и направился в сторону кухни. Покопавшись в холодильнике, он выудил оттуда банку пива.

— Боже мой, Жора, — недовольно протянул он, — я позаботился о том, чтобы машину сюда притащили, а ты мне только банку пива и можешь предложить.

Открыв с громким чвяканьем банку, он вернулся в гостиную. Ларин Пётр по-прежнему стоял у двери, прислонившись к косяку, и сверлил Зайченко ненавидящим взглядом. Наткнувшись на него, Зайченко отхлебнул пива и грубо сказал:

— А ты чего пялишься, шмакодявка?

Проходя мимо Петра к двери на улицу, Зайченко бросил через плечо:

— Тётушке привет передавай.

Пётр закрыл за ним дверь и прошел в гостиную. Дядя по-прежнему стоял у окна, глядя в никуда невидящим взглядом. Ларин Пётр обошёл его спереди и, подойдя вплотную, поднял глаза.

— Знаю, что ты хочешь мне сказать, Пётр, — тихо сказал дядя оправдывающимся голосом, — и ты будешь прав. Но… Руслан действительно помог мне получить эту работу. После того, что произошло с фирмой, где я работал, и я чуть не оказался за решёткой из-за махинаций тех, кто всем заправлял, я без него ничего не нашёл бы. Ты ведь знаешь, как распространяются слухи. Он настоял на том, чтобы меня взяли, и…

Ларин Пётр тяжело вздохнул.

— Но машина, дядя! Он же разбил ваш автомобиль, совсем разбил, — с яростным непониманием возразил Пётр. — Ты не представляешь, что на твоём месте сделал бы ему любой другой!

— Я представляю, милый. Не думай лучше об этом.

Весь вечер Пётр был мрачен и неразговорчив. Он не произнёс ни слова и тогда, когда вся семья тёти собралась за ужином. Рядом с Петром уселась его двоюродная сестра Гражина, некрасивая толстуха в очках с толстыми стёклами, и Александр, старший брат. Злые соседские языки поговаривали, что своей глупостью Александр пошёл в отца. Даже за столом он не снимал бейсбольную кепку с нарисованным от руки гелевым стержнем пацификом, а уж грязный, заношенный спортивный костюм и вовсе стал для Петра неизменным атрибутом этих «тихих семейных вечеров». Этот костюм Александр носил с тех пор, как у Петра стала работать память.

Быстро затолкав в себя ужин, Александр уселся перед телевизором и стал хохотать над ископаемой комедийной программой «Аншлаг», которую показывали, как казалось Петру, еще, наверное, во времена Никиты Хрущёва. Георгий Спасакукоцкий с энтузиазмом маленького ребёнка присоединился к сыну, сёрбая пиво из банки и громко хрустя крекером. Пётр поморщился, посмотрев на обоих. Старший Спасакукоцкий перехватил этот взгляд, на мгновение помрачнел, но тут же сказал:

— Да не нужно, племянник, так переживать из-за этой ерунды. В конце концов, это не самое худшее, что могло случиться.

Александр на секунду оторвался от телевизора и, повернувшись к двоюродному брату, назидательно добавил:

— Правильно, фигня это по большому счёту.

Ларин Пётр уставился в тарелку, стараясь не показывать, насколько раздражают его эти наставления. Вышколенный Свисток тоже никоим образом не старался напомнить о себе, опасаясь вконец разозлить хозяина; к тому же в жизни членов этой странной семьи, как сам он давно себе признался, понять что-либо было абсолютно невозможно. Не помогали даже уловки практической магии. «Слишком уж все запущено», — в очередной раз подумал Свисток и перестал следить за столь малоинтересными событиями.

Когда отец и сын стали особенно громко хохотать над несущимися с экрана плоскими шутками, в кухне появилась мать Александра и, соответственно, родная тётка Ларина Петра — Эльза, или пани Эльза, как про себя издевательски называл её Пётр. Это была неприлично располневшая женщина, ещё сохранившая, впрочем, на лице следы былой впечатляющей красоты. В последнее время она старательно налегала на спиртное. Вот и сейчас, едва закончив болтать с подругой по телефону, она принесла с собой из серванта красивый высокий бокал, наполовину наполненный коньяком, правда не очень крепким, так как не весьма дорогим. «Чего и следовало ожидать», — услышал Пётр злорадное скрежетание из кармана стёганого жилета и пребольно прижался боком к столу. На остальную часть семейства, включая самого Ларина Петра, это не произвело ровно никакого впечатления. Спасакукоцкий-старший достал из портфеля кипу бумаг и, сидя перед телевизором, стал просматривать их с карандашиком в руке.

Сестра молча уставилась в стену. И вдруг подскочила как ужаленная:

— Кстати, Пётр, пока ты ставил во дворе самокат, тебе звонила какая-то девица.

Пётр заёрзал на стуле. Но почему-то ему не захотелось бежать к телефону на глазах любящих родственников.

— Что, сама звонила? — вдруг встряла в разговор тётя Эльза.

— А что такого? — Гражина решила поддержать брата-одногодку. — Ну, позвонила…

— Как? — возмутилась пани Эльза. — Это дико! Это даже не то чтобы дико, это… — Слов ей явно недоставало. — Вы только вдумайтесь, в двенадцать лет она уже пользуется телефоном для того, чтобы без спроса родителей звонить куда угодно! Звонить мальчику, который отдыхает у своих родственников. Я даже в таком возрасте не думала, чтобы кому-то самой позвонить.

Тётю Эльзу явно заносило.

— Но ведь надо же общаться, — неуверенно возразила Гражина.

Сделав ещё большой глоток, пани Эльза гордо провозгласила:

— Всё должно происходить само собой… Вот, например, я и в шестнадцать лет никому не звонила, а с вашим отцом я познакомилась…

Дочка поморщилась:

— Но ведь это как в «Санта-Барбаре» — его избили хулиганы, и бабушка привела его умыться, а тут оказалось, что у него сотрясение мозга…

Мать вскинула голову:

— Это было предначертано судьбой (Свисток в кармане жилета закашлялся, уж он-то разбирался во всякого рода предначертаниях). — Вот если бы эти негодяи не напали на него тогда, то ты бы и не родилась.

Гражина ещё раз пожала плечами:

— Всё равно, представляю, как выглядел отец в этот момент, когда его увидела бабушка!

Эльза покончила с коньяком и направилась к бару, чтобы налить себе «ещё чуточку». Проходя мимо мужа, она всё же спросила:

— Всё же, Жорж, что ты там делал, в полной темноте, когда на тебя напали эти ребята? Под звёздами, что ли, походить решил?

«Жорж» рассеянно поднял голову:

— Что, Эльза?

Она махнула рукой.

— А, неважно. Короче, бабушка возвращалась с ночной смены, увидела его на скамейке возле нашего дома, подхватила его и привела к нам домой. Он в ванной потерял сознание, и мы положили его на диван.

Пани Эльза налила себе своё «чуть-чуть» и снова вернулась к столу.

— У него был такой несчастный вид, — продолжила она, усевшись рядом с Петром, так как дочка интереса к рассказу не проявляла, благо слышала его не одну сотню раз. — Как у маленького заблудившегося щенка. Мне стало его так жалко.

Двоюродная сестра Петра нетерпеливо перебила её:

— Да, мама, да. Я это тоже знаю. Тебе стало его так жалко, так жалко, что ты решила пойти с ним на это… «Разведённые мосты».

— Не «Разведённые мосты», — немного обиженно поправила её мать, — а «Пока не разведены мосты». Так назывался наш первый бал, школьный бал для старшеклассников. Наше первое свидание. Тогда была страшная гроза. Помнишь, Жорж?

Увлечённый составлением отчёта для сослуживца Руслана Зайченко, Спасакукоц-кий-старший даже не услышал, что к нему обращаются. Мать снова безнадёжно махнула рукой и продолжала:

— Когда он впервые поцеловал меня там, на танцплощадке, я сразу поняла, что буду жить с ним до конца своих дней.

Она с умилением посмотрела на мужа. В этот момент Георгий Иванович снова отвлёкся от составления отчётностив пользу комедийного шоу и идиотски захохотал над очередной экранной глупостью. Он тыкал пальцем в телевизор, икал от удовольствия и призывал присоединиться к нему дочь и племянника. Ларин Пётр и даже бесчувственная Гражина опустили глаза. Пани Эльза тяжко вздохнула и, крадучись, направилась к бару.

ГЛАВА 3

Свисток временно становится будильником. Плоды гениальной жизни. Леонардо опаздывает на одну минуту. Газовый пистолет против АКМ. Нельзя повторять заклинание бесконечно.

Сославшись на усталость, Пётр постарался пораньше отделаться от родственников. Включив радиоприёмник, он растянулся на кровати, не откидывая покрывала. Тягостное зрелище, кое являло собой семейство Спасакукоцких, усугубило его и без того скверное настроение. Тихая электронная музыка навеяла сначала мысли о родителях, после исчезновения которых ему пришлось поближе познакомиться с унылой семейной жизнью родственников, потом — о несправедливом, как казалось ему временами, двадцать восьмом параграфе Дисциплинарного Уложения, который подробно втолковывал, что практическая магия никоим образом не может быть применима для того, чтобы исправлять характеры людей даже в самых благих целях, и уж тем более недопустимо вынуждать их совершать несвойственные им поступки. Конечно, укрывшись в ванной, Пётр мог бы вывести несколько трелей посредством своего Свистка, и тогда в душе дяди Георгия могло бы проснуться совершенно справедливое негодование. Возможно, его пятерня оставила бы решительный отпечаток на щеке его самодовольного приятеля Зайченко, а стакан с коньяком тёти Эльзы был бы вдребезги разбит о кухонный пол… Но последствия… бр-р! Ларин Пётр заставил себя выбросить из головы эти глупости и сам не заметил, как уснул.

Сквозь сон он вдруг осознал себя лежащим на кровати, уткнувшись носом в подушку. Крепкому сну не помешал даже работающий над ухом радиоприёмник. Однако спустя секунду Ларин Пётр осознал, что его разбудила ехидно-выжидательно-насмешливая трель в самое ухо, сопровождающаяся дружелюбным щекотанием волос. Не успел Пётр как следует поприветствовать своего волшебного товарища, как раздался очередной звук, тоже настойчиво требующий его пробуждения, — телефонный звонок. Часы показывали 12.28.

— Алло? — сонно ответил Пётр трубке.

Он услышал сопение инженера-химика Юлиана Ситникова.

— Пётр, ты не заснул?

Протирая глаза, мальчик замотал головой, как будто инженер мог его видеть.

— Нет-нет, Ситников, что вы, не говорите глупостей. Я вот уже… Я просто тут на минуту… с родственниками…

— Послушай меня, Пётр, — горячо заговорил Ситников. — Я забыл ещё одну важную вещь, самую важную. Можешь ли ты заехать ко мне и кое-что взять? Это видеокамера…

— Конечно.

Минуту спустя Ларин Пётр уже спешно собирался.

…Супермаркет «Александровский» располагался на питерской окраине, почти в том же квартале, откуда стартовала обычно маршрутка, к бамперу которой нынче утром так удачно прицепился Пётр со своим самокатом. И сейчас, если бы не самокат, который Пётр разогнал до немыслимой скорости, пробормотав заклинание Ускорения, к месту встречи Ларин Пётр добрался бы ближе к рассвету. Однако, когда с видеокамерой в руках и Свистком в кармане жилета он подъезжал к супермаркету, часы над входом в магазин показывали пятнадцать минут второго. Огромная стоянка, на которой днём было нереально развернуться, сейчас была пуста. Только один автомобиль стоял у дороги — большой сероватый в темноте фургон. Пётр успел заметить, что водителя в его кабине не было.

У этого автомобиля Пётр на мгновение притормозил и огляделся. Ситникова нигде не было видно. Но тут из-под колёс фургона выбрался большой лохматый пёс и, радостно виляя хвостом, подбежал к Петру.

— Леонардо! — довольно позвал Пётр, наклонившись к собаке и ласково теребя её за шею. — А где наш старый рокер?

В этот момент внутри фургона что-то загудело и металлическая дверь стала медленно открываться, образуя площадку для съезда. Из фургона выкатился спортивный двухместный автомобиль со странным устройством на крышке багажника. Устройство, как успел отметить Пётр, состояло из каких-то труб, змеевиков, клапанов и ещё чёрт знает чего. Сверкая свеженькой краской, машина заурчала и кокетливо замерла перед фургоном. Пётр ошалело смотрел на машину. Трудно было представить, что инженер-химик Ситников, существо почти что асоциальное, мог приобрести такой шикарный автомобиль. Наконец дверца машины откинулась вертикально вверх, а не в сторону, как у обычных автомобилей, и оттуда показалась всклокоченная голова Ситникова.

— Ситников! — потрясённо протянул Пётр. Инженер-химик выбрался наружу. Это был высокий, тощий и очень забавный человек лет пятидесяти с удлинённым неправильным лицом и печальными даже в темноте глазами. Прогалина лысины на передней части головы удивительным образом сочеталась с длинными волосами Ситникова, забранными в косичку. Одеяние его было ещё более нелепо, чем причёска, так как состояло из ядовито-белого комбинезона всё с тем же значком, означающим «Осторожно, радиация!» на спине. Привыкший к всегдашнему нелепому виду своего друга, Пётр ничуть не удивился тому, что венчали костюм резиновые тапочки-сланцы на босу ногу. На шее у Ситникова болтался привязанный к шнурку, переплетённому бисером, электрический хронометр.

Ошарашенно озираясь — так, как будто он оказался на этой питерской окраине впервые, — Ситников остановил не менее удивлённый взгляд на Петре. Но тут он, похоже, сообразил, кто перед ним, и его лицо расплылось в улыбке.

— Пётр! Ну вот! — торжествующе резюмировал он.

Мальчик кругом обошёл новую машину и с восхищением выговорил:

— Ситников, вы выиграли этот лимузин в казино?

Ситников не без бахвальства гордо прислонился к автомобилю.

— Это результат моего последнего эксперимента, — сказал он торжествующе. — Гениальная идея! Гениальная жизнь! Жизнь в ожидании этого дня! Служение, ежедневное служение этому дню! (Пётр отметил, что инженер заговорил с интонациями тёти Эльзы). — Ладно, бери камеру, будешь снимать.

Ситников встал перед открытой дверцей автомобиля. Пётр недоумевающе показал на машину.

— Ситников, а как же дверь?

— Сейчас всё поймёшь. Всё увидишь. Снимай.

— Ладно, я начинаю.

Глядя в камеру, инженер начал говорить:

— Я — изобретатель-любитель инженер-химик Юлиан Ситников. Я нахожусь в предместье Санкт-Петербурга. Сегодня — пятое марта две тысячи второго года, — он посмотрел на хронометр. — Сейчас — час двадцать минут ночи. Мы проводим первый в истории эксперимент по перемещению во времени.

Ситников повернулся в сторону и позвал собаку:

— Леонардо, иди сюда!

Подбежавшего пса он посадил на место водителя и стал пристёгивать ремнями безопасности.

Пётр изумлённо опустил камеру: судя по всему, практической магией здесь и не пахло. Но голос инженера его подстегнул:

— Снимай, Пётр, снимай!

Ситников надел на шею собаке лежавший на приборном щитке хронометр, точно такой же, какой болтался у него на шее. Закончив приготовления, сумасшедший изобретатель повернулся лицом к камере и показал оба хронометра.

— Обратите внимание, — сказал он, — наши часы синхронизированы. Они показывают час двадцать.

Инженер потрепал собаку по загривку и стал закрывать дверцу кабины.

— Счастливого пути, Леонардо. И осторожнее, не ударься головой.

Он захлопнул дверцу, но прежде взял из кабины лежавший на сиденье пульт дистанционного управления, которым обычно пользуются, когда запускают радиоуправляемые модели. Вытащив антенну, инженер специальной ручкой запустил мотор и отогнал машину с сидевшей в ней собакой на дальний конец автостоянки, где-то метров за шестьсот от того места, где стоял Пётр.

— Что всё это значит? — спросил Пётр, ёжась от холода.

— Смотри внимательно, — только и ответил Ситников.

Он развернул машину к себе и ручкой газа стал увеличивать обороты двигателя. Табло на пульте начало показывать скорость машины — 30, 50, 80, 120, 160 километров в час. Автомобиль продолжал стоять на месте, бешено вращая колёсами.

— Так что это всё значит, Ситников? — нетерпеливо переспросил Пётр.

— Машину снимай! Если я всё правильно рассчитал, то на скорости 340 километров в час ты всё увидишь!

Ситников резко нажал на ручку, управляющую сцеплением, и машина рванулась с места. Ларин Пётр с камерой на плече начал потихоньку отодвигаться от изобретателя. Ситников удивлённо посмотрел на мальчика, и тот, вздохнув, снова подошёл к нему. Машина разгонялась всё быстрее, с каждой секундой чуть приближаясь к тому месту, где стояли Ситников и Пётр. Табло на пульте показывало все возрастающую скорость: 250, 290, 300 километров в час… Когда на табло появилось число 340, машину охватило яркое свечение. Пётр почувствовал, что готов прочитать заклинание Исчезновения… Но, не доехав буквально несколько метров до двух экспериментаторов, волшебника и сумасшедшего изобретателя, машина исчезла. Лишь две горящие полосы асфальта пронеслись под ногами Петра и Ситникова, обозначив место исчезновения автомобиля.

Ошалело глядя на огонь под ногами, инженер обернулся. Мальчик опустил камеру, не веря своим глазам. Ситников дико захохотал.

— А! Что я тебе говорил? — воскликнул он. — Триста сорок в час!

Пётр топтался на месте, не находя слов для выражения охвативших его чувств. Ситников посмотрел на хронометр:

— Смотри, ровно час, двадцать минут и ноль секунд!

— Ужас какой, — наконец пробормотал Пётр. — Леонардо испарился? Он что, растворился, научившись заклинанию Исчезновения от моего Свистка?

Инженер отчаянно замотал головой.

— Не бойся, Пётр. Никто не растворился и не испарился. И Леонардо, и машина, которая тебе так понравилась, в полном порядке. Даже структура их не нарушена.

Пётр поражённо продолжал вертеть головой по сторонам.

— Да что ждать от этого сумасшедшего? Нужно срочно вытаскивать из межпространственного коридора бедного пса! Тоже мне, додумался, ставить эксперименты на такой симпатичной собаке! — Это Свисток, наконец, высунулся из кармана Петра и попытался взять ситуацию в свои руки.

Пётр впервые за вечер по-настоящему прислушался к своему товарищу, лихорадочно соображая, имеет ли право начинающий практический маг вклиниваться столь бесцеремонным образом в действия изобретателя, который, как в глубине души казалось Петру, тоже не мог считаться человеком принадлежащим исключительно одной только реальности.

— Давай же, вспоминай, что там у нас есть! — Свисток не унимался, ожидая, что Пётр вот-вот приступит к решительным действиям.

Однако Ситников не менее решительно его остановил:

— Не где они, а когда они! Леонардо только что стал первым путешественником во времени. Я послал его на одну минуту вперёд, в будущее! И сейчас, ровно в час двадцать одну минуту и ноль секунд, он вернётся сюда. Вернее, это мы его нагоним!

Пётр всё ещё вертел головой по сторонам.

— Минуточку, минуточку, Ситников! — бормотал он. Вы хотите сказать, что вам удалось построить машину времени? Что вы непонятно зачем собрались путешествовать во времени безо всякой магии? Из спортивного интереса вы это всё же сделали, вы построили её из спортивной тачки?

Ситников снова горделиво распрямил спину.

— Ну, я решил, что уж если строить машину времени, то из хорошего автомобиля. И к тому же…

Не успев договорить, он посмотрел на хронометр и в ту же секунду закричал:

— Осторожно!!!

Инженер схватил Петра за руку и оттащил его в сторону. На том месте, где они только что стояли, внезапно вырос автомобиль и, оставляя за собой две огненные полосы, пронёсся мимо. Ситников едва успел нажать на пульте кнопку остановки двигателя, и машина, теряя скорость, стала замирать. Вскоре она застыла в нескольких метрах от фургона. Пётр смотрел на автомобиль, выпучив глаза. Затем он направился к автомобилю вслед за Ситниковым.

Они медленно подошли к автомобилю, покрытому тонкой коркой льда. В ночном воздухе застывали клубы пара. В это мгновение машина вздрогнула, и из выхлопной трубы повалили клубы сизого дыма. Ситников отшатнулся. Когда машина перестала дымиться, он протянул руку и взялся за ручку двери.

— Ого! — почти по-детски изумился инженер и отдёрнул руку.

— Что, горячая? — спросил Пётр.

Он стоял в нескольких метрах позади и снимал происходящее на видеоплёнку.

— Да нет, — уточнил Ситников. — Холодная.

Он поддел ручку ногой. Дверца медленно поднялась вверх, и Пётр, к своему немалому изумлению, увидел целым и невредимым пса, к которому, как выяснилось только сейчас, он был, оказывается, весьма привязан. Леонардо по-прежнему был пристёгнут к креслу водителя.

— Леонардо! — совсем по-мальчишечьи завопил юный волшебник. — Ты здесь?

Ситников первым делом посмотрел на хронометр, привязанный к шее животного.

— Смотри, Пётр, часы Леонардо отстают на минуту!

Инженер-химик отстегнул ремни безопасности, и пёс, виляя хвостом, побежал к фургону. Пётр проводил его ошалевшим взглядом.

— С ним всё в порядке… — пробормотал Ларин Пётр, больше всего удивляясь именно этому.

Ситников пожал плечами.

— Конечно, с ним всё в порядке, — подтвердил он. — Лео даже не заметил, что с ним произошло что-то необычное. Для него это путешествие во времени было мгновением. Вот почему его часы отстают ровно на одну минуту. Понимаешь, он мгновенно перескочил через эту минуту. Идём, я покажу тебе, как работает моя машина времени.

Изобретатель уселся на место водителя и включил тумблер рядом с рычагом переключения скоростей. На широкой приборной доске загорелись три табло, под каждым из которых были нацарапаны обозначения. Верхнее — «Пункт назначения во времени» — едва не заставило Петра уничижительно засмеяться, однако он тут же вспомнил ледяную ручку дверцы машины инженера и вовремя промолчал. Среднее табло обозначалось как «Настоящее время», нижнее — «Предыдущий пункт назначения во времени». Сейчас индикатор показывал 5 марта 2002 года.

— Прежде всего включаем временную цепь, — начал пояснять инженер Ситников, показывая на индикаторы. — Верхнее — это точка, куда ты направляешься. Среднее — точка, из которой ты отправляешься сейчас. Нижнее — точка, в которой ты находился в последний раз. Вот смотри: вводим для начала время назначения.

Ситников показал на небольшой пульт с кнопками, расположенный рядом с индикаторами. Лицо его растянулось в радостной улыбке.

— Хочешь посмотреть, как чеканили шаг в Питере почти двести лет назад безумные декабристы? Пожалуйста!

Инженер набрал несколько цифр, и на верхнем индикаторе загорелась дата — 14 декабря 1825 года.

— Хочешь увидеть, как полетели бомбы в императора?

Дата на верхнем индикаторе сменилась на 1 марта 1870 года.

— Или вот, — инженер вскинул вверх руку, потрясая указательным пальцем. — Великое число в истории науки. Шестнадцатое мая 1977 года! Именно тогда я придумал способ путешествия во времени. Я помню, что у нас в квартире на Васильевском я стоял на унитазе, когда оклеивал бумагой потолок. Но я поскользнулся и сильно ударился головой. И когда я очнулся, понял, что мне явилось видение. Настоящее откровение. И схема была у меня уже в этой самой голове.

Ситников повернулся в кресле к двигательной установке и показал на обозначенную тонкими трубками схему — три луча, расходящихся в разные стороны.

— Вот эта схема, — удовлетворённо произнёс инженер-химик. — Только благодаря ей можно путешествовать во времени. Это энергетический двигатель. Снимай дальше!

Пётр направил объектив видеокамеры на светящуюся голубым цветом схему.

— Двигатель? — недоверчиво переспросил он, не отрываясь от видоискателя.

— Да. Мне понадобилось истратить двадцать пять лет и все мои сбережения для того, чтобы создать его, воплотить идею в жизнь.

Ситников вышел из машины и рассеянно огляделся по сторонам. Внезапно он хлопнул себя ладонью по лбу и запустил пятерню в свои торчащие дыбом волосы.

— Господи, сколько времени прошло! — воскликнул он. — Такое чувство, будто ничего не изменилось. Нет, нет, вспомнил! Здесь раньше были только пустыри, одни сплошные пустыри. А ещё раньше… Да, леса, где охотились Разумовские, были намного раньше. Боже, у меня всё перепуталось в голове…

Пётр потрясённо опустил камеру.

— Но, Ситников, — пристыженно забормотал он, — это же гениально… А что, эта машина работает на обычном бензине?

— Нет, бензин обладает слишком малой энергоёмкостью. Здесь нужно кое-что посильнее. Уран.

— Домой. Домой, домой, уходим отсюда, — заойкал Свисток; впрочем, внимания на него никто не обратил.

— Уран? Подождите, Ситников. Вы хотите сказать, что это ядерная машина, чёрт бы её побрал?

— Ты не выключай камеру, Пётр, снимай. Нет, это не ядерная машина, чёрт бы её побрал. Она работает на электричестве. Но мне понадобился ядерный реактор, чтобы создать напряжение. Ей нужна мощность в одну целую двадцать одну сотую гигаватта.

Пётр недоумевающе дёрнул плечом. Он почувствовал, как внутри нарастает обида. Определённо, заклинание Ускорения, равно как и всё, чем занимался Пётр в школе номер семь, выглядело для Ситникова такой же несерьёзной детской блажью, как для Петра — альбом с вырезками о группе «Краски» его двоюродной сестры Гражины. Но, похоже, инженер-изобретатель доверял только своему уму и своим рукам и начисто отказывался от всех магических уловок.

— Послушайте, Ситников, — до Ларина Петра начало наконец доходить ещё кое-что. — Если я правильно понял, то… то это вы украли партию урана на заводе этого… Как его…

— Да, — Ситников нисколько не удивился словам подростка. — Только не на самом предприятии, а у этих идиотов, исламистов. Они хотели его продать или обменять на пару зенитных установок. Они хотели у меня проконсультироваться о транспортировке, я пообещал им пару дельных советов, но вместо этого подсунул им ящик, набитый всякой отработанной порошковой дребеденью.

Инженера, как истинного учёного, эти подробности явно не интересовали.

— Выключай пока камеру и переодевайся. Я взял ещё один шлем и защитный комбинезон.

Ларин Пётр натянул противорадиационный комбинезон поверх джинсов и жилета, сверху надел защитный шлем с полупрозрачным стеклом и противопылевым фильтром. Если бы сейчас их увидела какая-нибудь случайно проходящая мимо бабка, она неминуемо подняла бы крик о том, что в Питере высадились пришельцы из космоса.

Ситников вытащил из-под сиденья ящик с надписью, судя по всему предостерегающей от небрежного знакомства с ураном, и открыл крышку. На поролоновой прокладке ящика было установлено несколько прозрачных стеклянных сосудов, из которых торчали тонкие длинные стержни. Ситников осторожно взял в руки один из сосудов и подошёл к машине времени. Он отвернул крышку большого цилиндра и опустил туда сосуд. После того как инженер повернул его по часовой стрелке, стержень упал в приёмное устройство реактора. Ситников с облегчением вытащил опустевшую склянку и снял шлем.

— Всё, теперь уже неопасно, — сказал он, вытирая пот и направляясь к фургону.

Изобретатель сунул стекляшку назад в ящик и закрыл крышку. Пётр снял шлем и положил его на сиденье машины. Ситников покопался в фургоне и вытащил небольшой пластмассовый чемоданчик.

— Ну вот и все. Чуть не забыл своё лекарство. Кто знает, что там — в будущем, — озадаченно пробормотал он, швыряя чемоданчик обратно в машину. — У меня всё же аллергия.

— Подождите, Ситников, — заикаясь, выговорил Пётр. — Вы что, отправляетесь в будущее?

— Совершенно верно. На двадцать пять лет вперёд в будущее. Мне всегда хотелось посмотреть: что там, в будущем? Возможен ли дальнейший прогресс человечества? И ещё, — Ситников ободряюще подмигнул мальчику: — Я узнаю, кто будет чемпионом по футболу через двадцать пять лет.

Пётр, готовый расплакаться, потёр лоб.

— Послушайте, Ситников, — тихо сказал он. — Там, в будущем, загляните ко мне…

— Обязательно, — потрепал его по плечу Ситников. — Всё, снимай!

Ларин Пётр снова прижал к плечу камеру. Ситников встал перед открытой дверцей машины и прокашлялся, словно телеведущий.

— Я — изобретатель, инженер-химик Юлиан Ситников, — снова напомнил он. — Сейчас я начинаю то, что перевернёт представления о невозможном… Боже, что я наделал!

Ситников внезапно побледнел.

— Я забыл в ангаре запас урана! Одной заправки достаточно только на путешествие в одну сторону! Я же не смогу вернуться назад!

Инженер-изобретатель метнулся к фургону, но в это время сидевший там Леонардо начал отчаянно лаять.

— Ну что еще, Лео? — раздражился Ситников.

На дороге метрах в восьмистах от стоянки показались горящие фары стремительно приближающегося автомобиля. Ситников ещё больше закатил глаза.

— Это конец! Они… нашли меня, — прошептал он. — Им удалось, они меня нашли…

— Кто? Кто, Ситников? — Пётр вытянул шею, пытаясь разглядеть тех, кто приближался к ним.

Это был микроавтобус, в крыше которого на ходу открылся люк. Черноволосый человек с кавказским типом лица высунулся из машины, в руках у него появился АКМ.

— Беги, Пётр! — закричал Ситников, — пытаясь заползти под фургон. — Это боевики.

Когда машина с террористами была уже в нескольких десятках метров от фургона, человек, высунувшийся из люка, открыл огонь. Пули застучали по стене фургона над головой Петра. Ситников, почти успевший скрыться под фургоном, одновременно пытался тащить за собой Петра и тянул из-под полы куртки газовый пистолет.

Понятно, что это весьма условное оружие мало чем могло ему помочь. Поняв это, Ситников перекатился на другую сторону от фургона и побежал по площади что есть силы.

— Нет! — отчаянно заголосил Пётр. Ситуация развивалась слишком стремительно, даром что он нашаривал в кармане Волшебный Свисток, которому больше всего в этот момент хотелось раствориться в складках жилета Петра. Машина террористов, завизжав тормозами, остановилась возле фургона, отрезав Ситникову путь к отступлению. Инженер замер, освещавмый фарами микроавтобуса, и медленно поднял руки вверх. Газовый пистолет он швырнул под колёса машины исламистов. Это не вызвало у человека с автоматом ровным счётом никаких эмоций. Он хладнокровно прошил изобретателя длинной захлёбывающейся очередью. Инженер рухнул на асфальт.

Почти бессознательно Пётр поднёс к губам Свисток, начав выводить что-то, что, наверное, показалось бы его преподавателям ужасно бессмысленным. Заклинание Остановки, и он хорошо это знал, действовало всего несколько минут, но эти несколько минут спасли Ларину Петру жизнь. Он услышал громкие ругательства на каком-то из горных наречий, произносимых так, как будто рот человека с автоматом был полон мелких камешком. Второй человек, сидящий за рулём, тщетно пытался хоть на миллиметр сдвинуть с места вдруг ставший непослушным микроавтобус. Первый же человек пытался справиться с автоматом, затвор которого никак не хотел передёргиваться, да и руки террориста явно вдруг утратили гибкость и подвижность.

На несколько минут Пётр почувствовал себя в безопасности. Он осознавал, что сейчас он недосягаем для террористов, несмотря на то что находится от них в двух метрах. Но знал он и то, что в запасе у него от силы минут пять. Свисток не умолкал, хотя и он понимал, сколь непрочна эта их маленькая отсрочка. Пётр бросился к стоявшей рядом машине времени и прыгнул за руль. Времени на раздумья у него не было. Бросив последний взгляд на неподвижное тело Ситникова, он начал произносить заклинание Ускорения, с трудом, правда, веря, что оно сможет заменить ядерный реактор. Машинально он швырнул на заднее сиденье видеокамеру, которую всё ещё держал в руках, и повернул ключ в замке зажигания. На приборном щитке загорелся индикатор временной цепи с обозначением даты назначения — 16 мая 1977 года. Краем сознания Пётр вспомнил, что это последняя дата, которую выставлял Ситников, демонстрируя своему приятелю устройство машины времени. Не менее машинально Ларин Пётр выжал сцепление, хотя машина, которая уже оказалась во власти заклинания Ускорения, сама тронулась с места.

Трели Свистка больше не сдерживали террориста с автоматом, но он всё ещё мешкался, не сразу приходя в себя. Пётр увеличил расстояние между собой и преследователями на несколько метров. Вслед его машине полетели пули, но заклинание делало своё дело — виляя на ходу, машина уходила от нападавших.

Не переставая читать заклинание, Пётр посмотрел в зеркало заднего вида. Очевидно, террорист понял, что происходит что-то малообъяснимое, и, отшвырнув в сторону АКМ, достал гранатомёт.

— Остановись! — истошно кричал брошенный на соседнее сиденье Свисток. — Нельзя больше положенного количества раз читать одно и то же заклинание! Ты можешь выпрыгнуть из собственной оболочки, остановись, так нельзя, это уже Серая магия…

Однако наличие за спиной человека с гранатомётом полностью отшибло у Петра способность взвешивать все «за» и «против». Впрочем, уже секунду спустя Пётр понял, что ситуация по-прежнему остаётся безысходной — террористы могли развить не менее приличную скорость и без знания практической магии. И тогда он решительно оборвал заклинание и переключил скорость. Казалось, что машина стоит на месте, лишь бешено вращаются её колёса. И, когда стрелка перескочила за критическую отметку в 320, Пётр понял, что катастрофа неминуема, — прямо перед его глазами вырос фирменный павильончик «Кодак». Но… Ничего не случилось. На скорости в триста сорок километров в час машина покрылась ярким синим свечением и исчезла со стоянки, оставив за собой две длинные горящие полосы асфальта.

ГЛАВА 4

«Я не солью стреляю!» Рекламировать можно даже «правду». Кто ест пельмени по утрам. Жетон тоже монетка. Даже забиякам нужны хорошие оценки. Политик всегда должен быть готов к обобщениям.

Позже Пётр припомнил, что какое-то количество секунд ускользнуло из его сознания. Только тошнотворное ощущение и ужасное головокружение, как будто ему приснились вертящиеся на бешеной скорости карусели, — всё, что осталось в памяти.

На месте, где он только что едва не превратил в обломки евровагонки павильончик «Кодак», внезапно появилось торчащее на высокой палке соломенное чучело.

— О-о-о! — заорал Пётр не своим голосом, нажимая на педаль тормоза и одновременно читая краем воспалённого сознания заклинание Остановки.

Машина по инерции пронеслась ещё несколько десятков метров и врезалась в огромный сарай, подняв страшный шум. Квохтали потревоженные куры, мычали коровы, где-то за сараем истошно лаяла собака.

В расположенном сразу за сараем большом деревянном доме зажёгся свет. Из отворившейся двери с опаской выглянули несколько человек — пожилой небритый мужчина в очень простой одежде с маленьким фонариком в руке, полная женщина в чём-то белом, очевидно в ночной рубашке, и двое подростков возраста примерно Ларина Петра. Дети, как ни странно, вслед за родителями двинулись гуськом к сараю и открыли скрипучую дверь в боковой стене.

— Господи! — выдохнула женщина. — Что ж это?!

Их взгляду предстала никогда не виданная прежде машина, наполовину засыпанная тюками сена.

— Да уж не самолёт, — съязвил мужчина.

Дёргая отца за руку, мальчик, захлебываясь от восторга, заголосил:

— Папа, это… Папа, мы читали в «Пионерской правде», это неопознанный летающий объект, папа, это…

Мужчина готов был уже шикнуть на сына, так как самому ему появившееся в сарае чудище казалось не чем иным, как заморской иномаркой; правда, он осознавал, что вопросом, откуда она здесь, лучше не задаваться. Но то, что произошло дальше, полностью отмело все его рациональные доводы, которые он уже готов был изложить домочадцам. Дверца машины открылась, и из неё стало выбираться существо ростом не выше его собственного сынишки в яркобелом комбинезоне и с фантастическим шлемом на голове.

Семейство работника ближайшего колхоза дружно заголосило, увидев, как нереальное существо, вытянув руки, идёт к ним навстречу. Женщина с криком побежала в дом, уволакивая детей. На расстоянии двух метров от машины существо зацепилось ногой за валявшийся на земле тюк сена и грохнулось вниз, распластавшись на тюке. Шлем упал на землю. Ларин Пётр кое-как поднялся и закричал, протягивая руки к своим исчезающим в доме соотечественникам:

— Да подождите же вы! Ну что вы в самом деле!

Дверь дома захлопнулась.

— Извините, пожалуйста, — сказал Ларин Пётр, припомнив занятия по практической психологии в чрезвычайных ситуациях и старясь говорить как можно спокойнее. — Я сожалею о своей неловкости, но…

Однако обращался он в пустоту.

Деревянная дверь снова отлетела в сторону, и на этот раз мужчина показался с охотничьим ружьём в руках. Подняв его, он наугад пальнул в сереющее пятно у сарая. Куски древесины посыпались в разные стороны.

— Стреляй! Стреляй! — обезумевший женский визг в доме свидетельствовал о том, что ситуация внутри дома вышла из-под контроля. Ларин Пётр на всякий случай отскочил за ствол толстого дерева.

Крик мужчины снова разорвал тишину:

— Я не солью, выродки, стреляю! Убирайтесь с моего участка!

Пётр метнулся в заросли, понимая, что у защитника своих угодий есть, вероятно, основания стоять насмерть. Он бросился к машине — единственному своему укрытию и союзнику не его времени, нравы которого, впрочем, немногим отличались от его собственной реальности. Спустя несколько мгновений автомобиль, слепя потревоженных колхозников светом фар, вылетел из сарая, превращая в гору щебня его вторую стену. Заклинание Ускорения не подвело — «иномарка» чудищем пронеслась мимо крыльца и исчезла в темноте. Мужчина наугад выстрелил вдогонку ещё раз. Петру вовсе не хотелось причинять семье такие уж убытки, однако заклинание не обязано учитывать такие тонкости, потому на ходу машина проскочила сквозь хилый дощатый забор, доски которого с сухим треском разлетелись в стороны.

Ларин Пётр приказал машине замедлить ход, лишь когда деревенская улочка осталась далеко позади. Тут наконец он осмотрелся. То, что Ситников называл машиной времени, двигалось теперь среди широких полей, над которыми тускнели в занимающемся рассвете ночные звёзды. Свежий сырой воздух наполнял лёгкие. Дождя как не бывало — впрочем, здесь, в конечном временном пункте назначения, его пока и не предполагалось.

«Ладно, смешно паниковать из-за того, что довелось попасть всего-навсего на каких-то пару десятков лет назад до того, как детишки стали возиться с «тетрисами», — Пётр попытался убедить себя в приятности предстоящего приключения. — Заодно посмотрю, как выглядели воспитанники той дурацкой школы, в которой учились этот идиот Зайченко и мой несчастный дядюшка».

Он заставил машину притормозить у виднеющегося впереди какого-то дорожного знака. «Колхоз “Светлый путь”» — гласил указатель.

— Да… — растерянно пробурчал Пётр. — Перекусить мне светит разве что в деревенской столовке. Если тут такая предусмотрена.

Ему, разумеется, не хватало только этого — оказаться на исходе ночи в реальности, опыта обхождения с которой ему недоставало. Он мгновенно припомнил всё, что успел сообщить ему Ситников о ядерном топливе. Заклинание Ускорения, содержащееся в Дисциплинарном Уложении, никак не указывало на то, что ему подвластно перемещение неодушевленных предметов, а также проголодавшихся мальчишек не только в пространстве, но и во времени. Однако делать было нечего. Пётр рассудил, что до наступления дня ему всё равно не принять какого-либо вразумительного решения, потому лучший способ не думать о том, что делать дальше, — просто поспать.

…Проснулся Ларин Пётр оттого, что яркое солнце нестерпимо било в глаза. Он выбрался из машины. Лёгкий гул на дороге заставил его сощурить глаза и рассмотреть приближающуюся точку. Навстречу ему катился «Запорожец» сродни тем, что ещё встречались иногда на питерских окраинах. За рулём сидел молодой упитанный мужчина в смешной полотняной белой шляпе допотопного фасона. Женщина в ситцевом платье из пёстрой ткани с удивлением вылупилась на мальчика у машины, рядом с которым не наблюдалось никаких взрослых.

Пётр отчаянно замахал рукой.

Женщина не менее отчаянно зажестикулировала. Пётр понял по движению её губ, что она уговаривает супруга не ввязываться в сомнительное предприятие, и «Запорожец» прибавил скорость настолько, насколько позволяли его мощности.

Понимая, что рисковать с магическими заклинаниями не стоит, Пётр уселся на переднее сиденье. Свисток выбрался из кармана и начал деловито прохаживаться по приборному щитку.

— Полагаю, нам всё же следует сначала осмотреться и выяснить, куда мы попали. В конце концов, не могли же мы израсходовать всё топливо! — Свисток находил ситуацию не столь удручающей.

«А ну вас в пень», — подумал Пётр, обращаясь неизвестно к кому. Несколько секунд он потратил на раздумья. Искушение побродить по неопознанной и в то же время настолько знакомой местности, разумеется, присутствовало. Но планируемое на сегодня маленькое путешествие с Соней… Конечно, девчонка не поверит никаким отговоркам, а посчитает, что Ларину Петру попросту не хватило красноречия убедить тётю Эльзу отпустить его на прогулку. Он решительно повернул ключ в замке зажигания. Огни индикаторов вспыхнули и мгновенно погасли.

— Блин!

Восклицание не относилось к роду магических. Ларин Пётр постучал по приборам, но это не дало никаких результатов. К тому же в салоне вдруг раздался странный писк, к которому Свисток не имел никакого отношения. На шкале прикреплённого к энергетической установке индикатора появилась красная светящаяся точечка, которая безнадёжно свидетельствовала о том, что топливо отсутствует. Всё же Пётр умудрился сжечь его без остатка, уходя от преследователей.

И отчаяние навалилось на него тяжким грузом.

…Избавиться от удивительной в глазах «несовременных» соотечественников машины следовало в первую очередь. Иначе толпы зевак неминуемо накличут на него ещё большие неприятности. Какие — Пётр представлял из учебников по истории. Меньше всего ему хотелось оказаться принятым за какого-нибудь иностранного шпиона времён «холодной войны». Потому он скатил автомобиль с дороги и упрятал его в зарослях ближайшего кустарника. Дурацкий комбинезон Ситникова вместе с видеокамерой он оставил в салоне. Конечно, в плане сохранности машины приходилось понадеяться на «авось», потому на всякий случай Пётр прочитал заклинание Неподвижности, которое вроде как должно было помешать возможным угонщикам сдвинуть странный автомобиль с места. Пробурчав ещё что-то, запирая дверцу, он окинул взглядом окрестности, где по-прежнему не было ни души, и направился пешком по дороге. Он прошёл порядка семи километров, прежде чем наткнулся на указатель, из которого следовало, что до станции электрички, могущей увезти его в направлении столицы, осталось не так уж и много. Ещё минут сорок спустя он примостился на жёсткой скамейке в обшарпанном вагончике, который был практически пуст, не считая юноши в военной форме с лычками старшего лейтенанта, — дачники в это время следовали в направлении диаметрально противоположном тому, в котором двигался Пётр.

…Квартал, в котором должен был находиться дядин коттедж, Пётр узнал не сразу. Точнее, его поразило всякое отсутствие привычного микрорайона, состоящего преимущественно из невысоких частных застроек. Нет, он, конечно, предполагал, что увидит совершенно иную архитектуру, но пока его смутило то, что на принадлежность этих мест к городской черте вообще ничего не указывало. Здесь преобладали серые двухэтажные бараки, между ними там-сям возникали осевшие деревянные домики, во дворах которых лениво бродили куры. Дважды Петру встретились котлованы, над которыми замерли подъёмные краны. Между тесно расположившимися серыми кирпичными домиками от подоконника к подоконнику были протянуты верёвки — так жители питерского предместья семидесятых решали проблему сушки белья.

Несколько марок машин показались Петру знакомыми. Он с облегчением подумал о том, что не так уж всё тут необычно, и по извилистой неопрятной улочке подался в сторону углового магазинчика, один из входов которого венчала вывеска «Пельменная». По дороге Пётр успел отметить магазин «Товары народного потребления», в окне которого торчали манекены, вырубленные как будто топором из большого куска пластмассы. Выглядели они так, словно раскрашивать их в качестве домашнего задания поручили ученикам второго класса школы изобразительного искусства. Одежда, выставленная на них, состояла преимущественно из спортивных костюмов, неярких курток на молниях и трикотажных женских костюмов примитивного покроя. Внимание Петра привлекла надпись «Грампластинки» на одном из магазинных окон. Несколько пластинок были выставлены в окне, и Пётр, к своему удивлению, споткнулся о незнакомые названия, которые, очевидно, сохранились в памяти разве что тёти Эльзы. Того, что Пётр привык считать классикой, здесь не держали. Отсутствие же рекламных щитов наводило на мысль о том, что он оказался не в пригороде Питера, а где-то в мордовской глуши. Впрочем, Пётр подозревал, что в его стране реклама — изобретение относительно недавнего времени.

По диагонали от «Пельменной» взгляду Петра открылось одноэтажное ярко-розовое здание, которое оказалось кинотеатром. Кинотеатр назывался «Партизан», фильм же носил мистическое название «Трое вышли из лесу». Фамилии актёров, в нём снимавшихся, Петру показались знакомыми — правда, в качестве интеллигентного вида бабушек и дедушек, приглашаемых иногда на телевизионные ток-шоу, которые с удовольствием смотрела тётя Эльза.

Обилие щитов с наглядной агитацией, которые Ларин Пётр сначала принял за рекламные, оказалось, судя по всему, неотъемлемым атрибутом этого рабочего квартала. «Слава КПСС!» оказалось для Петра самым малопонятным объявлением, но ещё больше заинтересовали его плоские застеклённые витрины на ножках, в которых кто-то проснувшийся очень рано успел поместить свежие газеты. Одна из газет называлась «Правда», вторая — «Труд». За стеклом поменьше обнаружилась ещё одна газета, цветная, в отличие от первых двух, и называлась она «Пионерская правда». Пётр припомнил, что слышал это название от мальчишки, выбежавшего к сараю вместе с отцом, и подивился тому, что в этом времени у каждой категории населения, похоже, была своя собственная «правда», вынесенная в название соответствующей газеты.

В предбаннике «Пельменной» Пётр увидел засиженные мухами круглые стеклянные часы. Они показывали половину одиннадцатого. Посетителей в «Кулинарии» было немного — всего двое мужчин, перед которыми на бумажках лежало по бутерброду. Под стулом один из них прикрывал ногой бутылку, закрученную в газетку. Надпись возле окошка, куда полагалось относить использованную посуду, гласила, что распитие спиртных напитков, принесённых с собой, строго запрещено.

— Ну и вонища! — Свисток высунулся из кармана. — Похоже, что это комбинат по переработке вчерашней пищи. — Неужели кто-то приходит сюда есть?

Что-то в обстановке этой «Пельменной» подсказывало Петру, что приходят сюда не так уж часто и не слишком охотно. И тут Петра осенило. Он стремглав выбежал из «Пельменной» и бросился назад к странным стеклянным витринам, предназначенным для коллективного чтения газет. Газеты были свежие, в этом можно было не сомневаться, — уж больно дисциплинированный дух был разлит вокруг Петра. «16 мая 1977 года» — выпуски всех трёх газет датировались именно этим числом. Ларин Пётр вытер со лба холодный пот. Значит, Ситников не сошёл с ума — ему действительно удалось изобрести машину времени. Только первое в истории человечества путешествие во времени совершил не Ситников, считающийся не вполне нормальным одинокий изобретатель с грустными глазами, а он, Ларин Пётр.

— Ия, Вневременной Волшебный Свисток, — прокряхтел тот, гордо покачиваясь на плече Петра. Похоже, мысли так сильно пульсировали в голове Петра, что достигли и этой медной закорючки.

Несмотря на величие момента, Пётр ощущал, как беспомощен он в этой дурацкой ситуации. Заклинаний, способных вернуть его в тёплую постель в доме казавшихся сейчас не такими уж плохими Спасакукоц-кими, он не знал. Возможно, они и существовали, — нет, наверняка существовали, но никто не позаботился вовремя проинформировать о них юного мага. Пётр стал лихорадочно соображать, что делать дальше. Взгляд его упал на обшарпанную будку на углу магазина, в которой висела железная серая коробка, не могущая быть не чем иным, как телефоном. Пётр бросился к нему через дорогу и едва не угодил под колёса появившегося из-за поворота с немыслимым треском автомобиля с цистерной, на которой красной краской было выведено «Пропан, огнеопасно!». Водитель, мужчина с широким грубым лицом в клетчатой кепке, затормозил, после чего огласил небольшую площадь тем, что Пётр привык именовать ненормативной лексикой.

— Извините… — по инерции пробормотал Ларин Пётр, не заботясь о том, какое впечатление его ошарашенный вид производит на водителя.

Пётр добрёл до ступенек магазина и присел на них сбоку. Всё же стоило попытаться узнать, какие шансы вернуться назад может предоставить ему эта малопонятная ситуация. Следовало более чётко уяснить себе своё положение. Обнаружив в сером железном ящике выступающий сверху желобок, предназначенный для того, чтобы в него бросали монетки, Пётр понял, что воспользоваться телефоном ему не удастся. Можно было бы, конечно, произнести заклинание и получить эту самую монетку или жетон — если бы он имел представление о том, как они выглядят. Нельзя наколдовать то, чего никогда не видел.

В «Пельменной» вовсю гремело радио. Передавали музыку, которая показалась Петру репертуаром какого-то военного хора, специализирующегося на песнях антимилитаристского характера, петь которые, однако, полагалось, голосом твёрдым и металлическим.

— Слушай, мальчик, — спросила толстая тётка в белом засаленном халате, выглянувшая из раздаточного окошка. — Что тебе тут надо? Второй раз уже заходишь.

— Скажите…

— Ой, а что это на тебе надето? Это что, джинсы на таком мальчике? Послушай, ты откуда такой взялся? — Пётр не мог взять в толк, что такого необычного в его повседневной одежде.

Он облизнул пересохшие губы и как можно дружелюбнее произнёс:

— Я не мог бы от вас позвонить?..

Тётка сжалилась над мальчиком, у которого, видимо, не было двух копеек.

— В кухне телефон, — уже мягче буркнула она и, взяв Петра за плечо, подтолкнула впереди себя в пропахшую прогорклым жиром комнатку, где, очевидно, стряпались те самые пельмени.

— А… справочника телефонного у вас нет? — вопрос этот Пётр задал почти машинально, ещё не предполагая, что именно хочет найти в справочнике.

Разумеется, глазки у тётки ещё больше вылезли на лоб, и она окончательно перестала сомневаться в том, что одетый в столь странные вещи мальчик ведёт себя странновато для двенадцатилетнего мальчика из ближайших переулков. К тому же она никак не могла припомнить, чтобы когда-либо встречала его на улицах.

Наморщив лоб, Пётр пробормотал заклинание Материализации. Оно могло воспроизвести любую вещь, которой в данный момент у него не было, но о которой он имел полное представление и которая ему была сейчас очень нужна. В данный момент такой вещью оказалась визитная карточка инженера Ситникова, относящаяся ещё к тем временам, когда молодой изобретатель жил на Васильевском в большой родительской квартире. Точнее, визитная карточка отца Ситникова, почтенного профессора биологии. Карточку эту Пётр обнаружил как-то в ангаре у Ситникова и потом сунул в свою коробку забавных бесполезных вещей.

Пётр набрал указанный номер, возникший у него перед глазами, который, конечно же, ни за что не смогла бы увидеть тётка-повариха, и стал нетерпеливо барабанить пальцами по аппарату. Поймав удивлённый взгляд поварихи, он поспешно сунул руку в карман. На другом конце провода никто не снимал трубку.

— Ну же, Ситников…

Поскольку трубку так никто и не снял, Пётр не успел задуматься о том, как удивился бы молодой Ситников, услышав по телефону мальчишку, с которым ему предстояло познакомиться четверть века спустя. Он вздохнул, поблагодарил повариху, а потом решил ещё поэкспериментировать.

— Скажите, — обратился он к ней. — Как быстрее всего проехать отсюда на Васильевский?

Та удивилась ещё больше и не нашла ничего иного, как посоветовать мальчику сесть для начала на электричку и попасть на Витебский вокзал.

Поскольку утренний голод не унимался, а в возможность получить какую-ту еду в «Пельменной» Пётр не верил, он снова вышел на улицу и решил поискать традиционную будку с фирменной вывеской «Хот-дог, пицца».

Ничего подобного, увы, не находилось. Зато через несколько домов он обнаружил небольшое кафе-стекляшку, на котором красовалась вывеска «Чебурашка». В витрине, к которой Пётр подошёл с нескрываемым любопытством, громоздились пирожные, среди которых он опознал традиционную «Корзиночку». Привычных же шкафов с охлажденным пепси, «Фантой» и «Спрайтом» он, к удивлению своему, не заметил.

— Есть у вас пепси? — поинтересовался он у молоденькой продавщицы.

— Что, мальчик? — переспросила она с таким выражением лица, что Пётр осознал необходимость по возвращении в школу изучить колорит эпохи семидесятых годов прошлого столетия.

— Томатный сок, пожалуйста, — вздохнув, он с грустью посмотрел на ассортимент детского, судя по названию, кафе.

— Десять копеек, — ответила продавщица, ставя перед Петром сок, чем заставила его похолодеть от ужаса.

К счастью, тщетно пытаясь дозвониться из «Пельменной» будущему изобретателю Ситникову, Пётр успел приметить в углу кассового аппарата груду серой и жёлтой мелочи и догадался, что так, наверное, выглядели мелкие деньги в Петербурге двад-цапятилетней давности. Пётр машинально нащупал в кармане джинсов жетончик метро. Колдовать пришлось в ускоренном режиме. Продавщица выжидательно висела над мальчиком, и тот почувствовал себя совершенно измученным, когда в его вспотевшей ладошке появился наконец кусочек затёртого металла.

Забрав свой сок, Пётр уселся за самый дальний столик. И тут в кафе ввалилась ватага парнишек, явно одного возраста с Петром. Ларин Пётр отвел глаза — парнишки как парнишки, такие каждые выходные пьют пиво и играют на гитаре в небольшом скверике напротив дома Спа-сакукоцких.

И тут, словно он произнёс вслух фамилию своих родственников, чей-то ломающийся грубый голос резко выкрикнул:

— Спасакукоцкий!

Пётр вздрогнул. Секунду он вглядывался в окликнувшего его мальчишку лет пятнадцати. На какую-то долю секунды ему показалось, что волосы вот-вот зашевелятся у него на голове, потому что перед ним стоял Руслан Зайченко. Дядин сослуживец и, так сказать, приятель, Руслан Зайченко собственной персоной, только как минимум на двадцать пять лет моложе.

Пётр помотал головой по сторонам, всё ещё надеясь увидеть здесь другого юношу, нелепого белобрысого очкарика, внешне неуловимо похожего на него самого, юношу, фотографии которого он часто видел в семейном альбоме. Отец Петра и его младший брат внешне мало отличались между собой, однако мать Петра всегда утверждала, что на дядю Ларин Пётр похож всё же больше, чем на родного отца.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? Я же тебе ясно сказал — в «Чебурашку» ни ногой!

У Петра не осталось сомнений — реплика Зайченко, которому могло быть 15–16, относилась явно к нему. И тут развязный парень направился просто к нему. Пётр лихорадочно стал соображать, что же теперь делать: подростковые драки в школе номер семь не практиковались. Впрочем, была надежда на то, что Зайченко не станет связываться с малолеткой. Но Зайченко прошёл мимо, куда-то за спину Петра, и, обернувшись, Ларин Пётр разглядел наконец в полумраке, за огромным аквариумом, в котором не было никаких рыб, а только гора водорослей, среди которых ползала унылого вида бесцветная черепаха, ещё одного парня, ровесника Зайченко, однако его можно было принять и за мальчишку. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, кто это. «Дядя Жорж» — точнее, его юная копия — испуганно захлопнул учебник по математике и беспомощно уставился на Зайченко, хлопая близорукими глазами. Перед ним в алюминиевой вазочке стояло растаявшее мороженое.

— А, привет… Руслан, я хотел сказать, что уже почти всё сделал…

Очевидно, эти слова сразу лишили Зайченко боевого задора. Он покровительственно, как будто что-то вспомнил, положил руку на плечо двеннадцатилетнему Георгию Спасакукоцкому. Было заметно, насколько последний не в восторге от этого прикосновения.

— В смысле, и сочинение, и математику? Спасакукоцкий идиотски улыбнулся, и у Петра исчезли последние сомнения в том, что это его дядя Георгий.

— Нет… Я сделал математику и чертежи, а сочинение же к понедельнику, я сегодня ещё…

— Ну ты больной, да?! — почти взвыл Зайченко. — Мне же ещё переписать надо. Что, я понесу твои каракули? Я приклею в свою тетрадку твои вонючие листочки, да?

Зайченко заводился от собственного ухарства. Он орал на всё кафе, наслаждаясь тем, что на него с возмущением и страхом смотрит молоденькая продавщица.

— Что, специально меня подставить хочешь, да? Сильно умный?

— Но я же с утра всё принесу! — решился наконец оправдаться Спасакукоцкий не без отчаянной решимости в голосе. — Мы же во вторую смену. Что, ты за полдня не перепишешь?

— Не перепишу! — заорал Зайченко, — у меня с утра другие дела, ясно? А сегодня, когда отец припрётся уроки проверять, у меня должно быть сочинение!

И тут он невольно осекся, потому что заметил, с каким вниманием его дружки рассматривают незнакомого мальчишку младшей возрастной категории, сжимающего в руках пустой стакан.

— А это что за редиска? — Зайченко не хотелось униматься, обнаружив незапланированного зрителя. — Что это у нас такое?

Руслан Зайченко был изумлён не меньше тётки из «Пельменной»: мальчик в супермодных и суперредких джинсах — это что-то маловероятное. Потому Зайченко решил не задумываться о столь сложном для его понимания явлении и потретировать Спасакукоцкого ещё малость.

— Ну, так когда мне сочинение будет? Тот, похоже, вообще впал в столбняк.

— Ладно, жри своё мороженое, — снисходительно бросил Зайченко. — До восьми чтобы было! Только, чучело болотное, не вздумай, если меня не будет, мамаше моей отдавать. Сиди жди в подъезде. Пока.

— Пока, — ответил Спасакукоцкий с таким искренним дружелюбием, что Ларина Петра просто передёрнуло.

Нелепого вида парень принялся соскребать со стенок вазочки растаявшую лужицу. Пётр, решивший во что бы то ни стало обратить на себя внимание этого старшеклассника с близорукими печальными глазами, подумал, что, наверное, верхом нелепости будет подойти к нему и небрежно так сказать: «Привет, дядя Георгий!» Понятно, что это несерьёзно. Однако что-то в выражении лица будущего недотёпы дяди Жоржа подвигло Петра поступить несколько необычно. Он незаметно вытащил из кармана Свисток, поднёс его к губам и… в вазочке Спасакукоцкого снова появились три холодных разноцветных шарика. Ларин Пётр же отметил, что сладкоежкой дядя Георгий стал задолго до того, как тётя Эльза стала печь для него свои знаменитые пироги с вишнёвой начинкой.

Спасакукоцкий сначала остолбенел, его лицо как-то побледнело, осунулось, затем он ошалело посмотрел по сторонам и вдруг, поймав серьёзный взгляд Петра, почти расплакался, истерично швырнув на стол ложечку.

— Ну а тебе ещё что?

Пётр понял, что дело совсем плохо, если даже пристальный взгляд малолетки может довести дядю Георгия до столь плачевного состояния. Он решил больше не блефовать.

— Ты — Георгий Спасакукоцкий? — спросил он, — быстренько пересев за столик парня.

— Да, — всё ещё ничего не понимая, ответил бедолага.

Пётр панически осознал, что абсолютно не представляет, что говорить дальше, но тут возле них появилось ещё одно действующее лицо. Очень бедно одетый мальчик, похожий как две капли воды на девушку-продавщицу кафе «Чебурашка», уселся за столик. Его смешное лицо в конопушках казалось озабоченным.

— Послушай, Жорка, — начал он…

Но, видимо, разговор этот происходил не впервые и был не так уж приятен Спаса-кукоцкому, потому что лицо того снова болезненно напряглось.

— Послушай, Жорка, ну почему ты позволяешь им над собой издеваться? Они же тебя затравили, над тобой смеются обе школы, ты же…

— Что я могу сделать? И вообще, что тебе от меня надо? — огрызнулся Спасаку-коцкий.

— Мне надоело смотреть, как ты позволяешь вытирать о себя ноги! — разозлился мальчик, вставая из-за столика.

Петра так и подмывало спросить рыжего паренька о том, почему же он, такой умный, ни слова не сказал Зайченко, когда тот задирал Спасакукоцкого.

— Вовка, ну что ты там застрял, помоги иди! — девушка-продавщица, явно приходившаяся мальчику сестрой, позвала его, чтобы вместе передвинуть тяжёлую выварку с мороженым. Огненно-рыжие брат и сестра кого-то напомнили Ларину Петру, но он не мог припомнить кого. Между тем мальчик, отвязавшись от сестры, снова вернулся к Спасакукоцкому. Только настроен он был более агрессивно.

— Они же засранцы! — не унимался он. — Кем они будут через пять лет? Под какой пивнухой ты их будешь видеть каждый день? У тебя свой путь, своя дорога, у тебя золотые мозги, почему ты позволяешь этому дерьму помыкать тобой так, будто ты виноват в том, что они родились такими дебилами…

— Да пошёл ты со своими разглагольствованиями! — вспыхнул Спасакукоцкий, и тут Пётр вспомнил, где он видел эти бьющие медью волосы и обилие конопушек. Не далее как несколько дней назад все афишные тумбы кварталов, через которые Пётр проезжал, отправляясь гостить к дяде, покрылись плакатами с фотографиями мэра Владимира Ярошенко и призывами оказать ему доверие на предстоящих выборах.

ГЛАВА 5

Практическая магия для наполнения желудка. Племянник выслеживает дядю. Стоит ли повиноваться добрым порывам? Да здравствуют люди, подбирающие ночных путников. Чучело с лампочками на голове. Они больше никогда не встретятся.

Пока ошалевший от неожиданности Пётр осознавал тот факт, что он подсмотрел сценку из полунищего отрочества сегодняшнего всемогущего мэра столицы, разозлившийся от бесполезного заступничества Спасакукоцкий быстрым шагом вышел из кафе. Пётр кинулся за ним, мгновенно забыв о мэре Ярошенко и его рыжей сестре, но Спасакукоцкий уже садился на велосипед, о который Пётр пребольно ударил ногу, входя в «Чебурашку».

— Эй ты… дядя… Георгий… Жорка!

Но Спасакукоцкий исчез в переулке.

Уставший и раздосадованный Пётр бродил по окраинным кварталам до самого вечера. Впрочем, нельзя сказать, чтобы это занятие было для него таким уж малоинтересным. Он старательно сличал знакомые ему улочки с тем, что видел сейчас. Ему повезло — он получил великолепную возможность поддержать своё физическое существование благодаря практической магии. К примеру, он набрёл на кирпичное здание небольшой железнодорожной станции и, обнаружив по запаху совершенно пустой буфет, где на каждом из трёх столиков стояла миска с капустным салатом, который, как догадался Пётр, каждый мог сколько угодно накладывать себе в тарелку, превратил его, недолго думая, в традиционную, видимо для этой точки общепита, тушеную капусту с серой котлетой. Правда, ощущения сытости наколдованная порция дать не могла, но всё же она была приятнее, чем просто капуста, порезанная большими кусками. Понятно было, что необходимо как-то решать проблему возвращения домой. Но о том, чтобы исследовать скрытые возможности машины времени, на которые у Петра всё ещё теплилась надежда, нечего было и думать. С наступлением темноты он рассчитывал вернуться к месту, где оставил автомобиль Ситникова. А пока его неотступно тянуло разыскать дядю Жоржа. Более того, что-то подсказывало ему, что сделать это необходимо.

Пётр вглядывался в лица всех попадавшихся ему навстречу ребят. Он смело приближался к шумным и не вполне безопасним на вид компаниям и бесцеремонно разглядывал их членов. Нет, он, конечно же, понимал, что дядя Жорж сейчас скорее всего корпит над школьным сочинением для Руслана Зайченко. Но ведь ближе к вечеру он обещал отнести его своему «приятелю». Узнать бы только, где тот живёт… И тут Петра осенило.

К счастью, в его кармане обнаружился ещё один жетончик на метро. Превратив его с помощью заклинания в двухкопеечную монету, Ларин Пётр набрал номер горсправки. К счастью, тот не изменился за двадцать пять лет. Подобные вещи, как правило, неизменны так же, как пронзительный визг сирены «скорой помощи».

Правда, надежда его начала таять, едва только неприветливый женский голос на другом конце провода пояснил ему, что в указанной Петром окраинной части города живёт несколько семей с фамилией Зайченко; к тому же телефон, который ему могли продиктовать, никак не мог помочь Петру разыскать соответствующий телефонному номеру адрес. И всё же… Напрягая все свои актёрские способности, Ларин Пётр убедил невидимую диспетчершу поверить в трагическую историю о приехавшем к родственникам мальчике, которого никто не встретил, и продиктовать ему целых три телефона. Записав их на ладони, Пётр бросился искать почтовое отделение, на котором, без сомнения, какая-нибудь добрая душа в виде работника почты могла бы помочь… правда, Пётр не вполне представлял чем. Вполне возможно, что двадцать пять лет назад система оплаты за телефон осуществлялась каким-то другим образом, нежели так, как это происходило в его собственном времени. Разумеется, он рассчитывал на то, что на почте окажется не компьютерная база данных, а какой-нибудь толстый замусоленный журнал учета… однако все его размышления прервал Руслан Зайченко собственной персоной, выросший из-под земли в двух метрах от него. Не дожидаясь, пока Зайченко увидит его и припомнит утренние события, Пётр прочитал заклинание Повтора, и, пока Зайченко видел то, что видел и за секунду до того, то есть полупустынную улицу без Ларина Петра, успел благополучно юркнуть за автомат с газированной водой, стакан которой можно было получить, вбросив в специальный желобок трехкопеечную монету. Увы, жетонов на метро у Петра больше не осталось.

Петру оставалось красться по пятам за Зайченко. Это кропотливое выслеживание, занимаясь которым Пётр почувствовал себя идиотом, занимающимся невесть чем вместо того, чтобы звонить Соне Тумановой и торопить её со сборами, длилось, по меньшей мэре, часа два. Наказав Спа-сакукоцкому принести сочинение к восьми, Руслан и не думал спешить домой. О своём бедном собрате он вспомнил не раньше чем окончательно стемнело. Пётр, понимая, что уже одиннадцатый час, как раз собрался похоронить идею ещё раз увидеть «дядю Жоржа» и отправиться на станцию, откуда электричка могла довезти его до того места, с которого ему предстоял почти часовой путь в полной темноте к оставленной машине.

Но тут Зайченко заторопился, и Ларин Пётр снова почувствовал, как под ложечкой засосало в предчувствии приключения. Чутьё юного мага подсказывало ему, что, поверни он сейчас в сторону, противоположную той, в какую направился Зайченко, вся эта затея чокнутого изобретателя останется в его жизни не более чем идеей чокнутого изобретателя. И, потом, как можно быть уверенным в том, что не через дом Руслана Зайченко лежит его путь к собственному дому?

…Спасакукоцкий разминулся с возвращающимся домой Зайченко всего на несколько минут. Это и должно было привести к тем ужасным последствиям, рассказ о которых, набивший Петру оскомину, так часто приходилось выслушивать от тёти Эльзы. Пётр знал, что сейчас произойдёт ужасная разборка, следствием чего станет пощёчина, которую Зайченко отвесит своему школьному товарищу; тот неудачно оступится и разобьёт себе голову о камень. С трудом соображая, что с ним случилось, Спасакукоцкий будет сидеть в залитой кровью рубашке в ближайшем подъезде, прижавшись лбом к лестничным перилам, и тут на него наткнётся мама тёти Эльзы, всплеснёт руками, запричитает о том, что кто-то избил паренька, и потащит его в квартиру, где Спасакукоцкий, получивший сотрясение мозга, упадёт, умываясь, в обморок. Дальше, разумеется, его уложат на диван с холодным полотенцем на лбу, он с трудом придёт в себя утром, и первое, что предстанет перед ним — ослепительно красивая девушка, хрупкая старшеклассница Эльза, дочь спасительницы Спасакукоцко-го, которой будут поручены утренние заботы о пострадавшем пареньке.

…Очевидно, без толку проторчав в подъезде Руслана больше двух часов, Георгий Спасакукоцкий обрёл некую способность обидеться и подумать о возможной выволочке за позднее появление дома, которое могли ему устроить его собственные строгие родители. Решительно позвонив в дверь Зайченко во второй раз, он сбивчиво попросил мать Руслана передать сыну, что дождаться того он не смог, и протянул ей в качестве записки несколько сложенных вчетверо страничек из школьной тетрадки. Та, разумеется, вопреки предостережениям Руслана, не придала этому никакого значения и равнодушно положила листочки на трюмо в прихожей. С облегчением вздохнув, Спасакукоцкий направился домой, но тут его удаляющаяся фигура и была замечена Русланом Зайченко. И, едва его окликнул знакомый голос, Спасакукоцкий немедленно раскаялся в таком опрометчивом поступке. Однако делать было нечего. Оправдываясь, Спасакукоцкий убеждал Руслана немедленно подняться в квартиру и убедиться, что его сочинение так и лежит на трюмо, — никакого родительского контроля там явно не предусматривалось. Однако Руслан был настроен воинственно.

— Ты, тварь… — он даже не замахнулся, но Спасакукоцкий дёрнулся так, будто его уже ударили. Журнал, который он держал в руке, упал на землю. Вся его тощая, сгорбленная фигурка выглядела жалкой и беспомощной. Созерцание этого символа человеческого унижения захлестнуло Петра такой волной ярости, что… К тому же это был его родной дядя, который, что ни говори, а пытался неуклюже довести племяннику после исчезновения его родителей своё искреннее желание о нём заботиться!

— Не смей! — закричал Ларин Пётр, не вполне осознавая, что он делает. Понятно, что наиболее нелепым было бы двенадцатилетнему мальчишке ввязываться в драку с верзилой-идиотом. Но неожиданно Зайченко, застигнутый врасплох, спешно выругался в сторону Спасакукоцкого и, воровато подняв глаза на окна своей квартиры, побежал к подъезду.

Тоскливо озираясь, Спасакукоцкий остановил свой взгляд на мальчике. Глаза его были полны слёз, но тут же в них вспыхнула искра негодования — он узнал своего утреннего юного знакомца. Секунду они глядели друг другу в глаза, после чего Спасакукоцкий зашагал по улице. Было в его надломленной походке что-то такое, из-за чего Пётр не решился навязывать свою компанию.

…Впрочем, пора было подумать о возвращении домой. Пётр решительно двинулся по тёмной улице в сторону, где, как ему казалось, должна находиться станция, в буфете которой ему удалось сегодня некоторым образом пообедать.

И тут сзади раздался визг тормозов.

— Мальчик, ты, наверное, местный, — окающий выговор выдавал жителя российской глубинки.

Серый «козлик» накрыл Петра запахом бензина. Полный мужчина почти наполовину высунулся из окна.

— Мальчик, может, ты нам скажешь, как лучше проехать на Васильевский?

Застряли в дороге, засветло не успели, не искать же стоянку на этой чёртовой окраине…

Мужчина что-то ещё говорил; похоже, его не смущало то, что такой маленький мальчик бродит один по городу в такое время, когда все нормальные дети уже в постели. Но Пётр его не слушал. Слова «Васильевский остров» просверлили его сознание огненной вспышкой. Ситников! Без Ситникова ему не вернуться назад! Возможно, Ситников, который заварил всю эту кашу, сможет помочь Петру выпутаться из собственной же дурацкой затеи.

— Мне тоже туда, — ответил Пётр. — Я как раз на станцию шёл. Давайте я с вами поеду и покажу…

Найти дом инженера Ситникова оказалось не так уж сложно. Ларин Пётр ещё раз вызвал в своём воображении профессорскую визитку. «Козлик», несмотря на свой неважный вид, передвигался прилично, и уже через час Пётр оказался во дворе-колодце, вертя головой в надежде увидеть те самые светящиеся окна. Однако все жильцы высокого каменного дома, похоже, спали. Пётр сосредоточился и ещё раз вызвал перед своим мысленным взором визитку профессора Ситникова. К счастью, подъезд не был закрыт современным Петру кодовым замком. Огромный лифт пронзительно заскрипел, когда Пётр открывал деревянные дверцы. О том, чтобы позвонить в дверь и переполошить поздним визитом почтенное семейство, да к тому же представиться человеком из будущего, не могло быть и речи. Оставалось одно — колдовство. Точнее, несложное заклинание, с помощью которого Пётр сумел отворить замок. Понятно, что это не удалось бы ему так легко, будь это волшебный замок или хотя бы обычный замок, над которым поработал какой-нибудь начинающий маг из школы номер семь.

Очутившись в тёмной прихожей, Пётр затаил дыхание. Понятно, что семья уже спала. Нужно было, оставаясь незамеченным, исследовать, крадясь на цыпочках, квартиру, обнаружить среди спящих домочадцев молодого Ситникова и увести его беседовать в подъезд, наложив для начала на него заклятье Молчания, чтобы тот не вздумал поднять шум или не утопил все попытки Петра объясниться в своём обычном многословии.

Сделав несколько шагов по коридору, Пётр увидел полоску света под дверями в одну из комнат. Вполне возможно, решил он, что как раз там профессор Ситников трудится над своими биологическими изысканиями. Однако в этом стоило удостовериться. Пётр приотворил дверь на несколько миллиметров. Спиной к нему за письменным столом сидело существо, которое могло быть кем угодно, только не профессором Ситниковым. Существо обернулось, и Ларин Пётр едва не ойкнул. В том, что перед ним инженер-химик Юлиан Ситников, не могло быть никаких сомнений. Но изобретатель вовсе не казался юным. Разве что волос на голове у него было побольше в сравнении с тем Ситниковым, к которому в последние месяцы так привязался Пётр.

…Длиннополый синий пиджак Ситникова был одет прямо на голое тело, светлые пижамные штаны болтались на резинке. Потёртые тапочки Ситникову явно были малы, но главная часть его домашнего туалета помещалась у него на голове. Это была странная конструкция с горящими лампочками, напоминающая ёлочное украшение. Лоб изобретателя украшала лиловая шишка.

— Ситников, вы… — пробормотал Пётр, — мне нужно с вами поговорить.

— Замри, — прошипел Ситников. — Только замолчи.

Ситников схватил его за руку, втащил в свою спальню и плотно захлопнул дверь, прислушиваясь ещё некоторое время к потенциальным звукам в квартире. Вопрос, откуда ночью в его доме взялся чужой мальчик и как он проник через запертую дверь, совершенно не заботил Ситникова.

— Я не хочу знать твоего имени, ни откуда ты, ни что ты здесь делаешь. Ничего не говори, — не давал он Петру открыть рот, быстро устраиваясь возле лабораторного стола.

На столе, переливаясь многочисленными лампами, индикаторами и никелированными рычагами, стоял огромных размеров прибор. Ситников нагнулся и стал снимать прикреплённую к голове маленького лохматого щенка присоску на длинном проводе, одним концом подведённую к прибору.

Пока Пётр всё ещё открывал рот, пытаясь что-то объяснить Ситникову, тот нацепил присоску ему на лоб.

— Замолчи, — сказал Ситников, довольный появлением Петра. — Сейчас я буду читать твои мысли.

Он щёлкнул тумблером на передней панели прибора, и Пётр услышал странное гудение. Ситников стал делать руками таинственные пассы, словно профессиональный психотерапевт.

— Так… так, — забормотал он себе под нос, закрыв глаза… — Ты не местный, нет, я хотел сказать… ты не отсюда…

— Да, я не отсюда, Ситников, в этом всё и дело. Да выслушайте же вы меня, наконец! — Пётр явно затруднялся заставить инженера себя слушать. — Ситников…

— Так… Ты из Дома пионеров. Вы хотите, чтобы я взялся вести ваш кружок юных конструкторов и изобретателей…

Всемерное недоумение изобразилось на лице Ларина Петра. Брови его взлетели вверх, и он на секунду представил себе, сколь нелепым показалось бы такое предположение начинающим волшебникам из школы номер семь.

— Ситников…

— Тихо, тихо. — не дал ему сказать ни слова изобретатель. — Ты думаешь, что я смогу помочь тебе…

Тут он замялся. То, что подсказывала ему присоска, явно не укладывалось в понятия, могущие быть переводимыми обычными обозначениями.

— Ситников, я…

— Ты хочешь сделать меня соучастником какой-то невиданной авантюры… Похоже, что ты такой же помешанный, как я…

Ларин Пётр потерял терпение. Он решительно сорвал со лба присоску, схватил Ситникова за плечо и раздельно произнёс, стараясь вложить в свой взгляд всю присущую ему силу магической убедительности.

— Ситников! Я из будущего. Я приехал сюда в машине времени, которую вы изобрели. Неужели то, что я попал в вашу квартиру, несмотря на то что она заперта на прочный английский замок, вам ни о чем не говорит? Но вы забыли взять запасную партию топлива. И теперь я не могу вернуться назад. Ситников, мне нужно попасть обратно, в 2002 год.

Говоря всё это, Пётр с новой силой осознал безысходность своего положения. Странный тип, пытающийся прочитать его мысли, меньше всего походил на волшебника, которому подвластны перемещения во времени.

Ситников, как, впрочем, Пётр и рассчитывал, не грохнулся в обморок. Несколько секунд он ошалело смотрел на мальчика, потом широко улыбнулся и с яростной радостью зашептал ему в ухо:

— Послушай, маленький сумасшедший! Ты хоть понимаешь, что всё это значит?

Ларин Пётр был готов услышать всё что угодно, но реакция Ситникова его, мягко говоря, удивила.

— Это значит, — упавшим голосом пояснил Ситников, — что эта чёртова штуковина не работает.

Он стащил с головы своё ёлочное украшение и небрежно швырнул на диван. Потом натужно приподнял со стола прибор для чтения мыслей и потащил его в угол, где, прислонённые к стене, стояли те самые штуки, увиденные Петром утром в магазине грамзаписи, — они назывались грампластинками. Подумав, Ситников занялся потухшими лампочками — от стал последовательно откручивать их со своего дурацкого головного убора. Казалось, что только что произнесённые Петром слова занимают его не больше, чем ставший уже бесполезным сам Пётр.

Ларин Пётр обошёл его сзади и тронул за плечо.

— Послушайте, Ситников… Там, в будущем, мы с вами стали очень крепкими друзьями… Вы можете мне помочь… Наверное. Только вы знаете, как работает эта машина, ведь вы же её придумали.

Ситников поднял глаза, и Пётр понял, что серьёзность ситуации тот осознаёт со всей остротой. Во всяком случае, взгляд Ситникова выдавал растерянность.

— Машина времени… Но ведь сейчас семьдесят седьмой год, я ещё не изобрёл никакой машины времени. Позавчера меня уволили с работы, а два месяца назад от меня ушла жена…

Казалось, Ситников сейчас расплачется. Нужно было как-то вывести его из этого состояния.

— Послушайте, Ситников, где у вас уборная?

Не дожидаясь ответа, Ларин Пётр на цыпочках выбежал в прихожую. Прокравшись к ванной, он неслышно затворил за собой дверь. Выудив из кармана Свисток, он поднёс его к губам, предварительно разложив на коленях несколько открыток с видами Питера, которые он прихватил с книжной полки Ситникова, выходя из комнаты. Секунду спустя на его колени шлепнулась цветная фотография с выпускного вечера двоюродного брата Петра, Александра, сделанная в день, когда он закончил среднюю специальную школу. На снимке рядком стояли дядя Жорж и тётя Эльза Спасакукоцкие, Александр с вечно отсутствующим выражением лица, надутая Гражина и он сам, Ларин Пётр, вынужденный быть участником этого семейного торжества. Подпись-виньетка внизу на фотоснимке содержала высокопарное изречение о том, что честь необходимо беречь смолоду, номер школы и класса, в которых учился Александр, а также год выпуска — 2001.

Пётр быстро вернулся в комнату.

Вслед за семейным портретом (такие в тот день делались почти всеми выпускниками школы, за семействами которых увязывался назойливый фотограф, увешанный фотоаппаратами) Пётр ощутил в руках ещё несколько фотографий. Он и Соня Туманова на фоне той самой Царскосельской водокачки. Он, Валерка и ещё несколько ребят на экскурсии в Петергофе (помнится, туда их возили сдавать зачёт по некоторым премудростям практической магии, благо место нечистое — привидения здесь так и кишили, создавая необходимый для воспитанников школы номер семь эмоциональный фон). Он один в гордом одиночестве, со школьным рюкзачком и самокатом в руке в новом микрорайоне, где жили Спаса-кукоцкие, на фоне только что купленной дядиной новой машины.

— Смотрите, Ситников. Это я и мои родственники. Дядя, тётя и двоюродные брат и сестра. — Распространяться сейчас о своих исчезнувших отце и матери он счёл излишним. — А это мои одноклассники. Скажите, разве похожи они все на людей из настоящего? Из вашего настоящего?

Ситников медленно водил пальцами по фотографиям. Цветные снимки — это была для него потрясающая диковинка. Не придав особого значения сюжетам фотографий, он понюхал их, потёр уголок одного из изображений, послюнил пальцем:

— Какая странная фотобумага…

Ситников подошёл к окну и неподвижно замер, уставившись в темноту. Молчание тянулось несколько минут, показавшихся Петру вечностью. Едва сдерживая слёзы, он потянул Ситникова за рукав синего пиджака:

— Ситников, я же говорю правду. Вы мне верите, Ситников?

— Скажи… — Ситников повернулся к мальчику, окинув его взглядом с головы до ног. — У вас уже не запрещают слушать рок-музыку и носить узкие брюки?

Ларин Пётр мигом вспомнил, что он оказался не только в ином времени, но и в ином государстве. Но мог ли он сейчас позволить себе роскошь прочитать Ситникову длинную лекцию о том, что его ровесникам никто не запрещает слушать музыку на собственный выбор — хоть группу «Краски», что красочные рекламные щиты, поочередно рекламирующие стильные американские сигареты и здоровый образ жизни, давно сменили дурацкие лозунги «Слава КПСС!», а огромное государство, карту которого Пётр обнаружил на стене в комнате Ситникова, давно превратилось в добрый десяток самостоятельных территориальных образований.

— Знаешь, мальчик, — Ситников медленно повернулся к Петру. — Ступай к себе домой. Время позднее. Если хочешь, заходи завтра. Мне сейчас не хочется разговаривать о будущем. Мне сейчас вообще ни о чём не хочется разговаривать. — Похоже, Ситников окончательно впал в ступор. — Ступай к себе домой или к себе в будущее, тебе виднее, откуда ты там взялся…

— Да что же это такое, в конце концов, Ситников! — Пётр не на шутку разозлился. Всё указывало на то, что в молодости Ситников соображал куда медленнее и был куда большим занудой. — Я знаю, откуда у вас шишка. Вы мне об этом рассказывали. Рассказывали сегодня, перед тем, как я вынужден был спасаться в этой вашей машине от… Сегодня вы стояли в туалете на унитазе, ваша мама поручила вам оклеить потолок бумагой. Вы поскользнулись и упали, ударились головой. Вам было плохо, потом вы пришли в себя и у вас в голове уже была схема… Вы придумали этот… энергетический флуксуатор, который делает возможным путешествие во времени.

Юлиан Ситников в упор смотрел на мальчика. Взобравшись на необычайно высокий подоконник, он откинулся к стеклу. Его глаза вдруг расширились и погрустнели.

— Ладно, — сказал он неожиданно мягко. — Ты, это… ложись пока спать. Хочешь, сделаю тебе яичницу?

…Разбудил Петра луч солнца, мягко припекающий щёку даже сквозь зашторенное окно. Ситников в тапочках старался бесшумно двигаться по комнате. Судя по горе окурков в стоящей в углу подоконника пепельнице и невероятному количеству книг (откуда только взялись!), сваленному грудами на полу возле дивана, сам Ситников бодрствовал всю ночь. Причём не просто бодрствовал, а искал разрешения самой главной, очевидно, в его жизни задачи.

Пётр спустил ноги с дивана, едва не угодив в стоящую на полу тарелку с недоеденной яичницей.

— Проснулся? — устало спросил Ситников. — Сейчас поедем?

— Куда? — удивился ещё не проснувшийся окончательно Пётр.

— Запускать машину времени.

Час спустя Ларин Пётр с любопытством вертел головой, разглядывая незнакомые и в то же время невероятно узнаваемые места. Ситникова, впрочем, изумление мальчишки-пришельца из будущего ни капельки не трогало.

От станции они пешком побрели по дороге. Пётр едва поспевал за размашистым шагом инженера, сожалея о том, что с ним нет его самоката.

Ситников быстро расшвырял сухие ветки, набросанные Петром на крышу машины времени.

— Она не заводилась, поэтому я оставил её здесь, — машинально пояснил Ларин, помогая инженеру разбирать маскировочный покров.

Покончив с этим, Пётр повернулся к Ситникову. Тот дрожащей рукой вытащил из кармана пиджака измятый листок бумаги с вычерченной на нем схемой — три луча, расходящиеся в разные стороны.

— Когда я очнулся в уборной, я нарисовал вот это, — объяснил он, суя Петру схему.

Пётр открыл дверцу машины и указал на такую же схему, изображённую на двигательной установке:

— Энергетический двигатель!

Ситников потрясённо переводил взгляд с одного изображения на другое, потом нервно смял листок и радостно завопил:

— Работает! Получилось! Хотя бы раз получилось у меня то, что работает!

— Хотя бы раз? Самокритично, однако! — подал голос Свисток.

Ситников растерянно походил вокруг машины.

— Здесь мы ничего не сможем сделать, Пётр. Её нужно оттащить в мою лабораторию. Иначе мы никак не вернём тебя домой.

Час спустя машина, приведённая в действие заклинанием Ускорения, подъезжала к даче профессора Ситникова, где у изобретателя была оборудована его святая святых.

— Телевизор! — первым делом радостно воскликнул Ларин Пётр.

— А что, вы там уже давно не пользуетесь такими штуками? У нас они не так давно и появились.

— Нет, просто у нас ведь есть видеокамера!

Ситников ещё больше удивился. Однако некоторое время спустя он уже самозабвенно возился над выпотрошенными внутренностями телевизора, пытаясь подсоединить к нему провода от видеокамеры.

— Теперь вы понимаете, Ситников?

Инженер-химик с бледным лицом и повлажневшими глазами уставился в экран. То, что он там видел, потрясло его по-настоящему. На стоянке перед большим супермаркетом стояли машина времени и постаревшая, чуть сгорбившаяся его собственная нескладная фигура в ярко-белом комбинезоне.

— Я — инженер-химик, изобретатель Юлиан Ситников. Я нахожусь… Сегодня… две тысячи второго года…

Ситников подпрыгивал как ребенок, его изумлению не было конца:

— Смотри, смотри! Это же я! Ты узнаёшь меня? Какой я… старый. Но волосы на голове ещё есть. А что это на мне за дурацкий балахон?

— Противорадиационный костюм.

— Правильно! Радиация! — Кажется, мальчику удалось подсказать Ситникову какой-то ключ. — Естественно! Нужно использовать огромное количество ядерной энергии!

Пётр захотел перемотать кассету вперёд, чтобы показать Ситникову самый финал эксперимента. Но Ситников уже заинтересовался не столько своей персоной, сколько устройством видеокамеры.

— Домашняя? Вы называете это домашняя видеокамера? У вас что, все снимают у себя дома? Да не жизнь, а прямо телестудия всеобщая. Наверное, от глаза этой вашей видеокамеры укрыться негде!

На экране снова появилось его изображение собственной персоной. Экранный Ситников пояснял Ситникову реальному:

— Мне нужен ядерный реактор, чтобы была возможность создать необходимое напряжение. Машине требуется мощность в одну целую двадцать одну сотую гигаватта.

— А-а! — словно безумный, завопил Ситников и забегал по лаборатории. — Боже мой, целый гигаватт!

Он бросился к небольшому дачному домику. Пётр остановил просмотр записи и последовал за Ситниковым.

— Ситников, а что такое гигаватт?

Ситников плюхнулся перед камином и сжал руками виски.

— Как я мог быть таким неосмотрительным! Гигаватт! Но ведь неоткуда же взять такую мощность!

— Ситников, вам нужен уран. Только немножко урана, и всё.

Инженер с укором посмотрел на Петра.

— Это у вас, в две тысячи втором, наверное, можно купить уран в любом магазине «Химреактивы», — в голосе Ситникова сквозила безнадёжность. — А у нас, в моём времени, его нет. Ты мог бы привезти мне его из будущего… потом.

Глаза Ситникова мечтательно подёрнулись поволокой. Казалось, некоторое время он грезил наяву. И вдруг решительно стряхнул с себя оцепенение.

— Боюсь, Пётр, тебе придётся остаться здесь.

— Но, Ситников, — Пётр почти расплакался. — У меня там своя жизнь, в две тысячи втором году. Понимаете, своя. И я должен её прожить. Я должен найти своих родителей. Я хочу вернуться в школу. Я не могу вернуться в неё сейчас, потому что сейчас в ней учится мой отец! И потом, у меня там Валерка, Соня!

Ситников, казалось, сам готов был расплакаться. Он притянул к себе Петра, внимательно посмотрел ему в глаза.

— Соня? — спросил он его с деланой заинтересованностью, желая отвлечь мальчика и продолжая лихорадочно соображать. Кажется, всё свидетельствовало о том, что ему придётся теперь брать на себя ответственность за будущее этого растерянного мальчугана из будущего, к тому же волшебника, — к сожалению, слишком юного для того, чтобы его заклинаниям были подвластны перемещения в пространстве.

— Соня — это моя девушка. Она меня любит! Вот, смотрите, я же вам рассказывал. Нет, я вам потом, в будущем, расскажу.

Пётр вытащил из кармана бумажку — на этот раз настоящую, не наколдованную, — на которой замысловатым девичьим почерком было выведено: «Я тебя люблю».

— А когда она это тебе написала? — продолжал ничего не значащий разговор Ситников, нагибаясь, чтобы поднять с пола ещё одну бумажку, выпавшую из брюк Петра, когда тот доставал Сонину записку.

Пётр продолжал рассказывать о том, как год назад в их классе появилась начинающая волшебница, удивляющая, помимо прочего, одноклассников своими звукоподражательными талантами, но Ситников его уже не слушал. Как вкопанный он остановился, не сводя глаз с подобранного им смятого листика. «Спасем старинную водокачку!» — увидел Пётр вверху листовки, а ниже убористым шрифтом подробно пересказывалась история этого сооружения, к архитектурной значимости которого не питал никакого уважения мэр Ярошенко.

— Пётр, такая электрическая мощность может возникнуть только при ударе молнии. В этом тексте сказано, что через неделю в нашу водокачку ударит молния и дальше произойдёт тот самый пожар, после которого, оказывается, она превратится в сущую развалину. Но разве мы можем точно положиться на этот обрывочек? Разве вам удалось с такой дотошностью восстановить день и время, когда это произошло?

— Существуют же сводки пожарных происшествий, Ситников, — объяснил Пётр таким тоном, каким взрослые обычно растолковывают непонятные вещи маленьким детям. — Эти наши архивные крысы, ясное дело, подняли старые пожарные журналы. Всё же водокачка позапрошлого столетия — не какой-нибудь домик бабки Марфы. Этот пожар наверняка описывался в городских газетах. — Он поправился, — будет описываться.

— Значит… Тут сказано, что это произойдёт в следующую субботу. Двадцать третьего мая. Если нам удастся как-нибудь схватить эту молнию и направить её в энергетический флуксуатор, то, вполне возможно, что-то и будет. В следующую субботу мы отправим тебя в будущее. То есть домой, — неожиданно погрустнел Ситников. — Ия снова увижу тебя не раньше чем через двадцать пять лет. Конечно же, мы с тобой познакомимся заново. Но… Но я буду этого ждать. Хотя ты, разумеется, увидишь меня впервые.

Пётр решительно прервал грустные мысли Ситникова, которому, наверное, и четверть века назад было хорошо знакомо одиночество.

— Получается, что у нас есть ещё целая неделя. Я эту неделю буду с вами, и вы мне тут всё покажете. Знаете, я очень хочу увидеть своего отца. И маму. Я ведь всё время думаю о том, что они сейчас совсем рядом, в Царскосельской школе. И их гоняет Егор Васильевич. Я очень хочу увидеть школу номер семь…

Ситников помотал головой.

— Об этом и речи быть не может, что ты! Ты будешь… То есть мы будем сидеть здесь и не высовываться. Тебе нельзя здесь никого видеть, вообще ни с кем разговаривать. Ведь каждая твоя встреча, даже невинное «Доброе утро!», которое ты можешь сказать нашему почтальону, может изменить будущее. Разве ты не понимаешь, что каждый твой шаг здесь переписывает будущее?

Неожиданно голос Ситникова стал тревожным и серьёзным.

— Скажи, ты сразу пришёл ко мне? Ты ни с кем здесь не знакомился, не разговаривал?

Что-то во взгляде Ситникова напугало Петра.

— Я встретил… Встретил своего дядю. И Руслана Зайченко. Только ещё не взрослых. И Зайченко не смог избить моего дядю,которого он, оказывается, и здесь унижал.

Прежняя странная, тревожная мысль о том, что Георгий Спасакукоцкий, таким образом, не смог попасть в дом сердобольной женщины и увидеть там воспитанную в строгих правилах будущую тётю Эльзу, снова вернулась к нему. И, будто страхи Петра передались Ситникову, тот резко добавил:

— Ну-ка дай ещё раз фотографию!

Пётр протянул руку к первому попавшемуся листику бумаги. Поднёс к губам Свисток. Волшебная трель огласила лабораторию. Выхватив у него из рук фотографию, Ситников побледнел.

Пётр заглянул через плечо. Они по-прежнему стояли рядом. Георгий Спасакукоцкий, лохматая хмурая Гражина, сияющая тётя Эльза. Дальше, между ней и Лариным Петром, было свободное место. Там, где с туповатой улыбкой должен был стоять двоюродный брат Александр, никого не было.

— Началось… — прошептал Ситников. — Они не познакомились. Значит, они никогда не поженятся, и эти мальчик и девочка никогда не смогут родиться. Их нет. Их больше нет.

ГЛАВА 6

Встреча с отцом ни к чему хорошему не приведёт. Взрослый мальчик читает детскую книжку. Маленькая катастрофа с сахарной пудрой и повидлом. Волшебный Свисток претендует на главную роль. Недотёпа оказывается писателем.

Пётр провёл бессонную ночь. Самые противоречивые мысли одолевали его. Ему очень хотелось повидать своих родителей — подающих недюжинные надежды старшеклассников школы номер семь. Но Ситников был категоричен. Да и сам Пётр понимал, что встреча с мальчишкой, в котором они чутьём магов могут признать своего будущего сына, вряд ли приведёт к чему-то хорошему. Да, ему хотелось бы взглянуть на них одним глазком — юных, двадцати летних, таких, какими он помнит их по старым чёрно-белым фотографиям. Но как знать, что из этого получится? Ведь за секунду до того, как он помешал Руслану Зайченко в очередной раз поиздеваться над будущим «дядей Жоржем», в его планы тоже не входило менять ход истории.

А теперь вот произошло непоправимое. Тётя Эльза сейчас спокойно спит в своей постели и не подозревает о том, что будущий племянник… Впрочем, нет, теперь ему уже никогда не стать племянником тёти Эльзы. Ей, наверное, уготована отныне совсем другая жизнь. А дядя Жорж, нелепый младший брат отца? Может быть, он так и будет всю жизнь терпеть насмешки и так и не встретит ту единственную девушку, которую все странности и недостатки его характера нисколечко не смутят?

В этих тяжких раздумьях Пётр уснул. Ситников, устроившийся на соседнем диване, полночи бормотал что-то себе под нос, делая в уме разные подсчёты.

Утром в понедельник — это было пока единственным, что пришло Ситникову в голову, — они с Петром отправились в школу. Нужно ведь было как-то восстанавливать разрушенную цепочку событий и что-то предпринимать для того, чтобы робкий выпускник Жорка Спасакукоцкий решился подойти к красавице Эльзе из параллельного класса.

…Дойдя до залитого ярким весенним солнцем здания школы, Пётр удивлённо остановился. Школа, судя по всему, была построена не позже чем прошлым летом. Совсем новенькая, она мало походила на ту школу, к которой так привык Пётр, — он всегда проезжал мимо неё на самокате, возвращаясь в понедельник в свою школу номер семь и махая на прощанье рукой Гра-жине и Александру.

— За двадцать пять лет, конечно, ученички её малость… истоптали, — философски заметил Пётр.

Ситников, всё в том же измятом синем пиджаке и дурацкой белой пляжной кепи, осматривался с видом заговорщика. Казалось, то, что им предстоит сделать, заботит его куда больше, чем маловероятная затея вернуть Петра в своё время.

— Пойми же, Пётр, — не унимался он. — Ты помешал встретиться людям, которые имеют некоторое отношение к тебе самому. Они до сих пор незнакомы. Вспомни, твой отец всего лишь на два года старше твоего «дяди Жоржа». Мы ведь ничего не можем предположить точно. И мы даже не представляем, насколько действия одного человека могут изменить всё, что связано с, казалось бы, совсем посторонними людьми. К примеру, ты ведь сам рассказал мне вчера, что твой отец сделал предложение твоей маме не где-нибудь, а в гостях у твоих будущих дяди и тёти, когда те отправились в свадебное путешествие, а твои будущие родители со своими друзьями отправились на Крымский полуостров совершать какую-то школьную традицию.

Пётр промолчал о том, что именно эта мысль в особенности не даёт ему покоя.

Мама как-то рассказывала ему, что отец уговорил её отстать в том походе от своих и завернуть на сутки в приютившийся у подножия Ай-Петри посёлок Кореиз, чтобы навестить молодожёнов. Юная семейная пара так лучилась счастьем, что отец Петра решился предложить своей спутнице последовать примеру Спасакукоцких. Потому Пётр то и дело вызывал перед глазами семейную фотографию Спасакукоцких, опасаясь, не начинает ли исчезать потихоньку и он сам. Перспектива, ничего не скажешь, замечательная. Пётр никак не мог себе представить, что происходит сейчас там, в будущем, — точнее, в его родном времени. Неужели домика-коттеджа, откуда отправился он в незапланированное временное путешествие, тоже больше не существует?

Пётр и Ситников вошли в здание школы. Как раз звенел звонок на перемену, и стайки детей помладше шумной лавиной рванули в коридоры. Мгновение спустя в коридорах показались и чинные старшеклассники. Ларин Пётр и инженер-химик остановились у окна.

— Ну, где твой дядя? — пробурчал Ситников.

Пётр вздохнул:

— Да вон же…

Навстречу им, очевидно, в направлении школьного буфета какой-то заплетающейся походкой двигался Георгий Спасакукоцкий. Впрочем, ничего удивительного в его заплетающейся походке не было — Спасакукоцкий шёл уткнувшись носом в книгу. Присмотревшись к переплёту, Пётр узнал роман Стивенсона «Остров сокровищ» и поразился тому, что такой большой мальчик увлечённо читает детскую книжку.

Следом за Спасакукоцким пристроился, крадясь на цыпочках, мальчишка из класса четвёртого. Он на секунду замер за спиной Спасакукоцкого, а потом неслышно отскочил в сторону, явно довольный собой. «Придурок», — прочитал Пётр выведенное шариковой ручкой на листочке из школьной тетрадки, прицепленном сзади скрепкой к школьному пиджаку Спасакукоцкого. Смешки учеников помладше раздавались со всех сторон. Спасакукоцкий, похоже, отлично сознавал, что относятся они именно к нему, но всё его поведение говорило о том, что он к ним настолько привык, что поискать причину насмешек ему в голову не приходило. Между тем ещё один рослый пацанёнок подпрыгнул сзади Спасакукоцкого и пребольно дёрнул его за волосы, сразу отскочив в сторону. Спасакукоцкий вздрогнул, обернулся, книжка выпала у него из рук, он наклонился, чтобы её подобрать, и вокруг снова грянул взрыв довольного хохота.

Пётр покраснел от стыда, а Ситников печально вздохнул.

В этот момент за спиной выросла дородная учительница. Она сразу заметила, почему Спасакукоцкий в очередной раз стал причиной издёвок, грозно уставилась на детишек, которые сразу напустили на себя невинный вид. Очевидно, подобные сцены были не редкостью, поэтому учительница молча сдёрнула листок со спины дылды выпускника, презрительно сунула его ему в руки и так же молча удалилась.

Ситников покосился на Петра:

— И что, сегодня утром этот придурок должен был очаровать твою тётю? Похоже, что самое подходящее ему определение — то, что только что было написано у него на спине.

Пётр пожал плечами:

— Ну да… Наверное, она его пожалела. Его же избили, он потерял сознание в ванной, и они были вынуждены оставить его ночевать. А утром тётя даже не пошла на первый урок, потому что не решилась оставить его одного. — Пётр спохватился, что по инерции всё ещё говорит о событиях, которым уже никогда не дано осуществиться.

Ситников поправил своё дурацкое кепи.

— Это называется синдромом Флоренс Найтингел, — назидательно пояснил он. — Когда женщина выхаживает мужчину и влюбляется в своего пациента. К несчастью, он потом выздоравливает, но для бедняжки всё уже кончено. Понимаю, почему твоя тётя с таким жаром налегает на коньяк…

Тут Спасакукоцкий наконец подобрал с пола книжку, захлопнул её и вознамерился двинуться в буфет, чтобы скрыться побыстрее с глаз насмешников, однако его взгляд скользнул по сторонам и он увидел Петра. Не было никакого сомнения, что он узнал мальчика, который пытался заговорить с ним в «Чебурашке», а потом своим пронзительным воплем заставил отступить Зайченко.

— Привет… — направился было к нему Пётр, но тут другое действующее лицо привлекло его внимание. Воспользовавшись его минутной заминкой, Спасакукоцкий пошёл прочь, очевидно стремясь избавиться от преследующего его малолетки.

Статная юная красавица выплыла из классной аудитории. Не стоило быть хорошим физиономистом, чтобы опознать в ней тётю Эльзу — точнее, то, чем она когда-то была. Вряд ли бы Пётр поверил, не увидев своими глазами, что у тёти Эльзы такая тоненькая талия, искрящиеся глаза и здоровый цвет лица. Несколько девчонок стайкой вились вокруг неё.

Пётр резко обернулся. Спасакукоцкий уже скрылся за лестничным поворотом. Оставалось надеяться на то, что красавица Эльза со своими подружками следует туда же.

Заглянув в школьный буфет, Пётр увидел большую очередь возле раздаточной. В середине её он разглядел Спасакукоцко-го. Спустя несколько минут тот нашёл себе свободное место с краю столика, поставив перед собой стакан лимонада и положив ореховую полоску на салфетке.

Разумеется, проныра Эльза умудрилась заполучить себе булочку и стакан чая без очереди. Её пропустил здоровый парень, в котором Пётр не сразу опознал со спины Руслана Зайченко. Правда, при этом произошла небольшая заминка: Зайченко почти силой втащил Эльзу в очередь впереди себя, довольно грубо ухватив её пониже спины. Та вспыхнула, как весенний тюльпан, однако не стала ссориться. Оставив в окошке несколько монеток, Эльза специально ушла в дальний конец буфета, тогда как приятели Зайченко подвинулись за столиком возле самых дверей, давая место Руслану. Ларин Пётр очень обрадовался тому, что столиков в буфете оказалось всего четыре и красавица Эльза оказалась в опасной близости от недотёпы Спасакукоцкого.

«Пора!» — подумал Пётр и, не давая возможности поразглагольствовать выпущенному на свободу Свистку, поднёс его к губам. Эльза, разумеется, даже не заметила незнакомого мальчика, по возрасту тянувшего класс на седьмой, не сводившего с неё глаз. Однако она громко ойкнула, когда стакан горячего чая непонятным образом вывернулся из её рук и покатился по столу, заливая бурой лужицей «Остров сокровищ».

Свирепый взгляд вскинувшего голову Спасакукоцкого немедленно смягчился, когда он увидел, что произошедшее было вовсе не очередной злобной выходкой соучеников, а досадной неловкостью побагровевшей красавицы. Эльза, поняв, что облила чаем и недотёпу, и его книжку, отнюдь не вздохнула с облегчением.

— Извини, — сухо сказала она и стремительно встала из-за столика.

— Да… дад-а ладно… — вдруг начал заикаться Спасакукоцкий. Петру показалось, что он готов произнести целую речь, чтобы только рассерженная красавица поверила в то, что он ничуть не огорчён из-за маленькой аварии. И тут ему на колени шлёпнулась булочка, выпавшая непонятно каким образом из рук порывающейся уйти Эльзы. Шлёпнулась она, разумеется, очень неудачно — клейкое повидло оставило жирный след на форменных брюках «дяди Жоржа», сахарная пудра усеяла их белым мусором. Спасакукоцкий испуганно дёрнулся, и стакан с лимонадом оставил на его рубашке мокрое жёлтое пятно. Младшеклассники за соседним столиком загоготали. И тут Волшебный Свисток перестал быть приспособлением для магического свиста и быстро вскарабкался по наклонной ножке стрла. Картинно подбоче-нясь и вращая во все стороны своими выпученными глазками на пружинках, он прошёлся по «Острову сокровищ». Спрыгнув на стол, он попробовал медной ножкой образовавшуюся сладкую лужицу, скрипуче вздохнул и пошевелил своими многочисленными лапками.

— Недотёпа! — провозгласил он прямо в лицо бледнеющему на глазах Спасаку-коцкому. — Немедленно скажи этой пигалице, что ты чрезвычайно рад тому, что такое досадное недоразумение позволило тебе наконец-то познакомиться с ней! Ты же видишь — она остолбенела, увидев меня. Сейчас её можно брать голыми руками. Она впечатлительная истеричка даже сейчас. А уж потом, когда она начнёт хлестать коньяк как сапожник…

Вконец ошалевшая Эльза бросилась прочь из буфета. Спасакукоцкий продолжал тупо сидеть за столиком. Он уставился на Свисток. Пётр разозлился: тот явно почувствовал себя главным героем сценического действа. Боясь, как бы нагловатое медное существо не переборщило и Спаса-кукоцкого не увезла карета «Скорой помощи» (разумеется, в специальное заведение, где невротическим юношам помогают привести в нормальное состояние расстроенную психику), Пётр метнулся к столику, упрятал протестующе визжащий Свисток в карман и, пользуясь недвижностью Спа-сакукоцкого, зашептал ему в ухо:

— Ты должен с ней познакомиться. Это очень важно. Я тебе всё потом объясню, но от этого зависит вся твоя жизнь. Пожалуйста, иди за ней, скажи, что это недоразумение тебя приятно позабавило. Поболтай с ней о чём-нибудь, скажи, что очень странно — учиться из года в год в параллельных классах и так и не познакомиться до конца школы. Послушай, ты должен это сделать сейчас, именно сегодня, понимаешь, именно сегодня, пока не истёк день, в который вы должны познакомиться…

Совершенно сбитый с толку лихорадочным шёпотом Петра, Спасакукоцкий смотрел на него тоскливыми, как у коровы, глазами. Пётр успел подумать о том, что завтра, наверное, будет уже поздно… Истории жизней Георгия Спасакукоцкого и Эльзы Капитановой начнут развиваться независимо друг от друга, и, как знать, может, судьба всё же не захочет вносить существенные поправки, и уже нынче вечером какого-нибудь бедового парнишку отколотят хулиганы во дворе Эльзиного дома, и его, а не Георгия Спасакукоцкого притащит в дом умываться мать Эльзы…

— Сегодня после танцев я собью спесь с Капитановой, — услышал Пётр сзади грубый голос. Интонации, с которыми это было произнесено, заставили его вздрогнуть.

— Я уже договорился, что зайду за ней перед началом, — самодовольно продолжал у него за спиной Руслан Зайченко. — Это же последняя школьная вечеринка перед экзаменами, всё затянется, потом мы пойдём домой парком, я позову её смотреть спящих лебедей в пруду… Там посмотрим, что на самом деле представляет из себя эта недотрога.

«Бал», — отчаянно заработали мысли Петра. — Сегодня этот чёртов бал старшеклассников, про который прожужжала ему и своим детям уши тётя Эльза. Там дядя должен поцеловать её так, что она не скоро придёт в себя. Вернее, уже никогда в себя не придёт».

Он посмотрел на Спасакукоцкого. На лице того читалось всё что угодно, только не способность поцеловать девушку из параллельного класса так, чтобы навсегда отбить у неё охоту искать себе других женихов.

Пётр снова зашептал в ухо Спасакукоц-кому:

— Сегодня ваш бал, ты помнишь? Давай ты сейчас пойдешь за ней и предложишь встретить её возле подъезда, когда она будет выходить из дому! Девчонки такое ценят, она согласится хотя бы из любопытства, слышишь…

— Слушай, да что ты ко мне прицепился, а? — казалось, что Спасакукоцкий не способен даже как следует разозлиться.

Прозвеневший звонок вынудил его испуганно вскочить из-за столика. На ходу осматривая пострадавшую книжку и отряхивая с брюк сахарную пудру, не слушая больше Петра, Спасакукоцкий двинулся в сторону лестницы. Расстроенный Ларин Пётр вернулся к Ситникову, который издали молча наблюдал за его бесплодными попытками расшевелить своего дядю.

— Ладно, первый блин комом, — Ситников снисходительно улыбнулся. — Мы обязательно должны свести их вместе.

— Сегодня, — уточнил Пётр. — Иначе обстоятельства могут сегодня свести её после бала с Русланом Зайченко. — Он не стал уточнять, что ехидно-насмешливое отношение нынешнего Зайченко из его времени к тёте Эльзе даёт ему основания полагать, что, кажется, судьба лишь на миллиметр в прошлом разъединила жизненные линии Зайченко и тёти Эльзы. И как знать, не проляжет ли сегодня этот миллиметр с другой стороны, приблизив тётю Эльзу к Руслану Зайченко и трагически отодвинув её от Георгия Спасакукоцкого.

— Они должны встретиться, у них должна завязаться взаимная симпатия. Мы должны им организовать свидание, — не унимался Ситников.

— Как? Похоже, что у вас в семьдесят седьмом свидания организовываются не совсем так, как у нас в две тысячи втором. — Пётр умолчал о том, как поразила его и нелепая школьная форма с чёрными передничками девчонок, и идиотское заигрывание мальчишек, выражающееся в плоских шутках и дурацких шлепках, за которым, впрочем, проглядывало знакомое Петру по нравам собственной школы подростковое смущение.

— А бал? Они должны быть вместе на этом балу, раз ты уверен, что только с него могут завязаться их отношения! Он, в конце концов, случайно может начать с ней разговор, поговорить об общих интересах. Они же твои дядя и тётя, ты должен знать, что они обычно делают вместе и о чём говорят друг с другом. Не может быть, чтобы за двадцать пять лет они так уж изменились. Ну-ка, какие у них общие интересы?

Пётр остановился и выразительно посмотрел на Ситникова:

— Никаких!

— Да, ничего в мире не меняется, — протяжно вздохнув, ответил Ситников, определённо имея в виду не тётю Эльзу и дядю Жоржа. — Во всяком случае, люди не меняются никогда, и эпохи тут ни при чём. Остаётся надеяться только на этот вечерний бал и на то, что они просто увлекутся друг другом. А потом просто поженятся, ни на секунду не задумываясь, действительно ли это им надо.

Пётр подошёл к красочному рисованному плакату на доске объявлений. Плакат закрывал собой всю доску. В уголке его была изображена, очевидно рукой начинающего школьного художника, довольно сюрреалистичная набережная Невы с наполовину разведёнными мостами. «Пока не разведены мосты», — вспомнил Пётр название бала, даже не посмотрев на текст, размещённый на плакате.

— Ох, но ведь должен же сегодня этот зануда каким-то образом её поцеловать!

— Должен — значит, поцелует, — философски заметил инженер-химик. — Главное, ему это объяснить. Не отставай от своего нелепого дяди ни на шаг.

…Вместе они дождались следующего перерыва. Наступил обеденный час, у младших школьников уроки завершились, и в школе остались лишь ребята постарше. Общий для двух выпускных классов урок физкультуры планировался, похоже, на улице. Физрук в провисшем синем тренировочном костюме подтягивал и укреплял волейбольную сетку. Ему помогал Зайченко и ещё двое рослых подростков.

Георгий Спасакукоцкий был единственным, кто не направился к раздевалке, отделившись от двух стаек парней и девчонок. Он покрутился в вестибюле, внимательно изучил доску объявлений, заглянул в буфет в надежде непонятно кого или что там увидеть, затем направился в школьный двор. Пётр успел догадаться, что физкультура значилась на сегодня последним уроком, и испугался, что Спасакукоцкий (судя по толщине очков, как пояснил ему Ситников, он был от занятий физкультурой, несомненно, освобождён) сейчас направится домой. Это означало, что Петру предстоит увязаться за ним и по дороге попробовать всё же уговорить перейти к решительным действиям относительно Эльзы, но это одновременно значило, что придётся выпустить из-под контроля саму Эльзу Капитанову и Руслана Зайченко, которые, как заметил Пётр, вовсе не были такими уж недоброжелателями. Зайченко то и дело поддевал Эльзу громкими шуточками, а та, несмотря на своё старание хранить серьёзную и даже обиженную мину, то и дело разражалась звонким хохотом. Определённо, у теперешнего Руслана Зайченко были основания считать себя неправедно обойдённым… Всё шло к тому, что сегодня эта история могла оказаться переписанной заново.

Однако Спасакукоцкий домой вовсе не спешил. Он уселся на турник возле стадиона, вдоль которого физрук выстроил оба класса, усевшись перед ними на стульчике с журналом в руках. Из потрёпанного портфеля появилась на этот раз не книжка Стивенсона, а толстая бухгалтерская тетрадь, в которой Спасакукоцкий принялся что-то энергично писать. Иногда он перелистывал несколько страниц назад и решительно что-то вычёркивал.

Пётр уселся рядом с ним.

— Смотри, Эльза. В шортиках даже и ничего. Хотя в платье тоже. — Пётр подумал, что такая фривольная тирада настроит Спасакукоцкого на более раскованный лад.

Спасакукоцкий удивлённо на него покосился:

— А тебе что, козявка?

— Сам козявка, — беззлобно парировал Пётр. Он старался завязать непринуждённый разговор. — А чего ты домой не идёшь?

— А у нас ещё это… заседание.

— Какое заседание?

— Нашего общества любителей фантастики и приключенческой литературы. Ты что, не из нашей школы, что ли?

— Вы что, книжки там обсуждаете, что ли?

— Ну да, и свои тоже… рассказы.

— Свои? Это твоё, что ли? — Пётр потянулся к бухгалтерской тетради Спасакукоцкого.

— Да ну тебя, — попробовал отмахнуться и спрятать тетрадку за спину Спасакукоцкий. Впрочем, мальчишка выглядел эдаким отличником, и будущий дядя Жорж решил, что, очевидно, имеет дело с таким же отверженным в коллективе ровесников, как он сам. Мальчик выглядел как записной отличник, очки его до смешного напоминали очки самого Спасакукоц-кого — нет, наверное, ничего удивительного, что пацанёнок решил подружиться с непопулярным в школе старшеклассником-«заучкой». Почему бы и нет? Во всяком случае, впервые Спасакукоцкий видел школьника, который не собирался над ним насмехаться и смотрел ему в глаза доброжелательно. И потом, ведь действительно вчера он, прямо говоря, спас его от этого разнузданного Зайченко. Вон как смело бросился со своим пронзительным «Нет!». И Зайченко сразу как будто онемел и потерял весь свой запал, хотя в другой ситуации не глядя надавал бы малолетке по шее.

Спасакукоцкий посмотрел на Ларина Петра с возрастающей симпатией.

— Это мои рассказы. Про всяких там… ну, пришельцев из космоса, про волшебников тоже. Между прочим, у меня брат самый настоящий маг. Только я давно его не видел, — «дядя Жорж» погрустнел. — Они там и живут в своей школе. В Царскосельском. Но он говорит, что мои рассказы ерунда.

— Совсем не ерунда, — как можно убедительнее сказал Пётр. — А что тебе говорят в этом обществе, где вы собираетесь?

— А я никогда там ничего не читаю, — удивил его Спасакукоцкий. — Я говорю, что у меня ещё ничего нет до конца сделанного.

— Напрасно, — ещё больше удивился Пётр. — Тебе бы посоветовали что-нибудь, и потом, мой папа… Твой брат, я в этом уверен, просто не любит фантастики, разве ты не знаешь?

— Но если они скажут, что это никуда не годится? Я же… Я просто не смогу дальше писать. А так я пишу для себя, и неважно, плохо это или хорошо. Брат сказал однажды, чтобы я послал что-нибудь в «Пионерскую правду», но я же не напишу, как меня на самом деле зовут, и мне не смогут ответить, даже если захотят похвалить.

Пётр тяжко вздохнул. Всё свидетельствовало о том, что самооценка Георгия Спаса-кукоцкого отсутствовала напрочь и мнение Георгия о себе состояло только из обидных обзывалок и уничижительных отзывов, которые он слышал в свой адрес. Похоже, что и его отец был в этом смысле не лучше других. Однако следовало переходить к самому главному.

— Твоя беда в том, что ты уверен, будто всё хорошее может произойти только с другими, но не с тобой. Но внешнее впечатление часто обманчиво. То, что мы видим, иногда не имеет никакого отношения к тому, что есть на самом деле. Вот Эльза Капитанова. Смотри, самая красивая девчонка в классе, и мальчишки за ней бегают, а она на самом деле такая застенчивая, что даже на шутки ответить не может. Кстати, она моя соседка, мы с ней приятели. Между прочим, она меня к тебе и послала, только ты не выдавай, что я тебе рассказал. Она хочет сегодня с тобой танцевать и потом погулять на этих ваших «Разведённых мостах». И потом, она давно тебя приметила, говорит, вот единственный мальчишка, спокойный такой, с которым я бы дружила. Она жаловалась мне, что этот дурак Зайченко ей проходу не даёт. Она говорит, что, может быть, вообще сегодня на бал не пойдёт, если увидит, что он припёрся к её подъезду. Вот если бы ты мог прийти раньше его…

— Она что, сама это тебе сказала? Она хочет, чтобы я… — Пётр понял, что судьбу, конечно, можно переписать. Но не напрочь. Во всяком случае, интерес Спасакукоцкого к Эльзе Капитановой был точно предопределён судьбой, и здесь, похоже, тётя Эльза не ошибалась. И наивно было бы полагать, что только сегодня, оказавшись облитым её чаем и измазанным её булочкой, он впервые внимательно рассмотрел, сколь прелестны вздёрнутый носик и конопушки Эльзы. — Что, она хочет, чтобы я встретил её у подъезда?

— Именно. Но сама она стесняется. Пригласи её после физкультуры, когда она будет идти в раздевалку. Скажи, что приглашаешь её пойти вместе и что будешь ждать возле её подъезда.

— Здесь? После физкультуры? При всех? — он с ужасом обвёл взглядом оба класса, толкущихся на волейбольной площадке и заполненном песком отсеке для прыжков в длину. — Может, лучше просто прийти к подъезду?

— Можно, конечно, — вяло согласился Пётр. Он подумал о том, что Эльза действительно может прежде договориться с кем-то другим о том, чтобы её дождались у подъезда. Например, с Русланом Зайченко.

Желая уйти от щепетильной темы, Спа-сакукоцкий снова уткнулся носом в тетрадку. Пётр между тем снова стал следить за происходящим на волейбольной площадке. Физрук ушёл принимать зачёт у тех, кто прыгал возле песчаной насыпи, и старшеклассники, оставшись без присмотра, превратили организованную им игру в волейбол в ленивое перекидывание мячиками. Зайченко о чём-то эмоционально разговаривал с Эльзой, накручивая на палец её длинную прядь. По лицу Эльзы можно было догадаться, что то, что говорит ей Зайченко, с одной стороны, ей нравится, с другой — невероятно пугает. Было заметно, что Зайченко преследует какую-то цель. Точнее, что его интерес к Эльзе направлен на то, чтобы в чём-то убедить ее. Иначе почему она то и дело замолкала, давая понять Руслану, что должен замолчать и он, когда к ним приближался кто-то из одноклассников.

Пётр отметил, что разговор не иссяк и тогда, когда физрук объявил, что урок закончен и все могут быть свободны. Эльза двинулась в сторону своей девчоночьей компании. Похоже, ей казалось, что лучше сейчас вообще удалиться от Руслана, но, судя по всему, он сказал ей что-то такое, что она вообще утратила дар речи.

Заметив её замешательство, Зайченко резко ускорил шаг и, обогнав её, скрылся в раздевалке. Пётр выжидательно обернулся к Спасакукоцкому. Тот сидел недвижный, словно статуя, грустно провожая Эльзу прежним коровьим взглядом.

Отойдя в сторону, Пётр поднял с земли выдранную из дневника какого-то нерадивого ученика страницу с «неудом». Раздалась привычная трель, и в руках Петра снова очутилась фотография будущего семейства Спасакукоцких. Петру показалось, что изображение Гражины потускнело, выцвело, почти слилось с ярко-зелёным фоном весенней листвы школьного сада.

ГЛАВА 7

Хочешь познакомиться с девчонкой — стащи у неё что-нибудь. Свисток ведёт светские беседы. Первый бал Эльзы Капитановой. Хорошо, когда по улицам возят маленькие тележки.

Убедившись, что Георгий Спасакукоцкий остаётся глух к его увещеваниям, Пётр решил зайти с другой стороны. Хотя тут же представил, сколь комичны и нелепы будут выглядеть его попытки остановить Эльзу Капитанову на улице и рассказать ей о пламенных чувствах Георгия Спасакукоцкого — посмешища всей школы. Да и кто их знает, нравы этих школьников семидесятых! Скажем, в школе номер семь старшеклассница не удивилась бы, если бы мальчишка двенадцати лет вознамерился сообщить ей нечто весьма важное.

Оставалась одна надежда — Волшебный Свисток. Он уже и без того сделал немало, заставив Эльзу буквально расшвырять по столику свой завтрак, а Спасакукоцкого остолбенеть. Но что он мог придумать теперь? Неужели снова вырвать из рук Эльзы какой-нибудь тяжёлый предмет и запустить им в Спасакукоцкого?

Однако другого выхода попросту не было. Дождавшись, пока Эльза переоденется и снова появится в школьном вестибюле, Пётр поднёс Свисток к губам. На этот раз в его руках оказалась заколка Эльзы, оказалась так быстро, что Пётр даже не успел рассмотреть выражение лица «тёти Эльзы», когда она поняла, что волосы её ничего больше не удерживает, между тем звука падения заколки на пол она не могла услышать, поскольку его и не было. Повертев заколку, Пётр бегом бросился следом за Спасакукоц-ким. Тот вместе с несколькими мальчиками помладше и пухлой важной девочкой в очках поджидал преподавателя возле кабинета литературы.

Не тратя времени на объяснения, Пётр оттащил своего будущего дядю в сторону.

— Смотри, — он ткнул пальцем в окно, за которым была видна Эльза, наискось пересекающая школьный двор. Волосы её развевались по плечам. — Догони её и отдай ей это. Скажи, что нашёл на волейбольной площадке. Скажи… Ну ты понял…

— А откуда я тогда узнал, что это её заколка? — Спасакукоцкий в этот момент меньше всего походил на человека всерьёз верящего в пришельцев из космоса и в магические заклинания, которым обучался его брат.

— Да какая разница, придурок?! У неё даже мысли такой не возникнет, потому что это действительно её заколка. И она её только что потеряла…

Спасакукоцкий мучительно соображал. Пётр готов был потерять терпение и уже пожалел, что понадеялся на этого тугодума, как вдруг Спасакукоцкий, сделав несколько нерешительных шагов в сторону лестничной клетки, сорвался с места и, неуклюже загребая ногами, побежал за Капитановой. Пётр видел, как он догнал её, как протянул заколку, как та уставилась на него не менее изумлённо, чем утром в буфете…

И тут их догнал Руслан Зайченко. Он с ходу встряхнул Спасакукоцкого за плечо. Очевидно, насмешки, услышанные «дядей Жоржем», были столь язвительны, что, даже не кивнув на прощанье Эльзе, он втянул голову в плечи и поплёлся прочь.

Пётр решительно направился к нему, когда Спасакукоцкий появился в коридоре, однако тот на него даже не взглянул. Он молча поднял с пола портфель и, развернувшись, пошёл домой. Судя по всему, ему больше не хотелось общаться с любителями фантастической литературы.

— Послушай, Жор, на бал ты хоть успел пригласить её? — неуверенно спросил Пётр, сознавая всю нелепость вопроса.

— Я на него и сам не пойду, — ответил Спасакукоцкий, стараясь не уронить достоинства хотя бы перед мальчиком из младшего класса.

…Пётр бежал по переулку, заклинанием Ускорения придав скорости самому себе. Огорчённый Ситников отправился восвояси — колдовать над машиной времени, в которой ему, изобретателю, с учётом поправки на двадцать пять лет понятно было далеко не всё. Но нагнать Эльзу Пётр смог лишь у самого дома.

Трель Свистка, которой она, впрочем, не услышала, на какое-то время заставила её замереть неподвижно. Пётр обежал её слева, — плюхнулся на скамеечку и позволил Свистку снова стать самим собой, то есть пучеглазым медным забавным уродцем с глазками на пружинках и ушками-локаторами.

— У-ух! Наконец-то дали косточки размять, — прокряхтел, почти прокаркал Свисток. — Никогда ещё, хозяин, не доходил ты до такой наглости, чтобы подолгу держать меня взаперти.

Силой своего пристального взгляда Пётр вынудил Эльзу остановиться и изумлённо распахнуть глаза при виде Свистка. Впрочем, глаза она распахнула самым естественным образом. Как и потрясённо присела на корточки перед скамейкой, по которой совершал своё дефиле Свисток.

— Прекрасная дама! Невероятно прекрасная дама из непонятно какого замшелого времени! Пигалица, которая так остолбенела, облив чаем этого дурацкого мальчишку, что даже не подумала поприветствовать меня, Волшебный Свисток!

Пётр хорошо знал, что комплименты подобного рода могут продолжаться бесконечно. Но ему не хотелось обрывать Свисток. Тот за сегодняшний день, честно говоря, заслужил право повыпендриваться. Впрочем, Ларин Пётр преследовал и свою цель. Он ждал, когда Эльза Капитанова впадёт в полную прострацию, потрясённая неожиданным знакомством с Говорящим Свистком, и в её бедную голову можно будет вложить всё что угодно. Но Эльза не впала в истерику, не проявила особого удивления и не пыталась упасть в обморок. Наоборот, она раскрыла ладонь, и лапки Свистка оставили на её розовой ладошке несколько отметинок. Пётр вдруг припомнил склонность тёти Эльзы подолгу пересказывать свои сны, её огромное количество мистических книг, которые она читала с таким удовольствием, и её неподдельный интерес к способностям своего необыкновенного племянника. Следовательно, удивить Эльзу Капитанову вещами потусторонними и в молодости было сложновато.

Свисток продолжал тарахтеть. Голосок его становился всё слаще, и Эльза, отложив в сторону портфель, похоже, забыла обо всём на свете, кроме удивительного существа, рассыпающегося в своём красноречии.

— Так ты говоришь, что ты из будущего? Верю, охотно верю…

— Проницательная девочка, «тётя Эльза», — раздался вдруг рядом спокойный мальчишечий голос. — Только почему тогда ты не отказалась сразу от того, что предлагал тебе на волейбольной площадке Руслан Зайченко?

Эльза побагровела, стушевалась и воровато покосилась на собственное окно.

— А ты откуда знаешь?

— Что знаю? То, что ты не знаешь, как отделаться от Руслана Зайченко, потому что тебе… не очень хочется от него отделываться? То, что он тебе нравится, но тебе хотелось бы, чтобы он… не настаивал на том, чего он хочет добиться от тебя сегодня после диско… после бала?

Эльза немного пришла в себя.

— А что ещё ты знаешь, маленький всезнайка?

Впрочем, солидность, с которой изъяснялся такой юный школьник, удивила её ещё больше, чем странная осведомлённость Петра о её личных делах.

— Знаю… Много чего знаю. Знаю, что у тебя комната забита твоими детскими куклами, которым ты каждую неделю меняешь платья, потому что хочешь стать модельером и придумывать одежду. Знаю, что…

Пётр осекся. Не стоило, наверное, говорить «тёте Эльзе», что из её девичьих мечтаний ничего не выйдет, потому что очень скоро она выйдет замуж за идиота и неудачника Спасакукоцкого, потому что влюбится в него до беспамятства, и отныне ей будет уготована роль добросовестной домохозяйки и супруги, — роль, которая, впрочем, годы спустя покажется ей тоскливой и обременительной настолько, что «тётя Эльза» возьмётся за стакан. Но… Но нельзя было с уверенностью сказать, что, позволь он сегодня свершиться тайным желаниям Руслана Зайченко, жизнь «тёти Эльзы» сложится более удачно. Да и Гражина с Александром… Всё-таки эти два маловразумительных существа были его двоюродными братом и сестрой. А дядя Жорж был родным братом его отца. И явно был влюблён в Эльзу Капитанову.

Несколько минут спустя Эльза и мальчик шагали в сторону заброшенного парка, болтая, как старые знакомые.

План, предложенный Петром, был предельно прост, но маловыполним ввиду застенчивости, трусости и неумения постоять за себя Георгия Спасакукоцкого. Пётр старался убедить Эльзу в том, что ничего страшного не произойдёт, если у подъезда её встретит не Руслан Зайченко, а Георгий Спасакукоцкий, который возьмёт на себя роль её спутника и стража на балу, проводив после, разумеется, до подъезда. Не возненавидит же её Руслан за то, что у неё объявился ещё один кавалер, которого она посчитала неудобным отправить восвояси.

Эльза перечила. Она ничего не имела против подобной интрижки, наоборот, ей даже хотелось пощекотать нервы Зайченко, как этого обычно хочется легкомысленным кокеткам. Но она была уверена в самом что ни на есть печальном исходе: Руслан не относился к категории молодых людей способных уважить желание дамы. Скорее всего он просто отколотит Спасакукоцкого, наговорит ему обидных гадостей, и тот поплетётся домой или даже бросится спасаться бегством, едва завидит Зайченко у Эльзиного подъезда. Пётр молчал о том, что его устроил бы даже такой плачевный вариант развития событий. Про себя он даже подумал о том, что, может быть, Зайченко всё же отделает Спасакукоцкого по-настоящему, и Эльзе придётся привести того к себе домой, чтобы помочь умыться, а тот возьмёт да и потеряет сознание…

Однако Эльза, повинуясь какому-то неосознанному порыву, вдруг сказала:

— Ладно, я согласна, но только чтобы и ты тоже встретил меня у подъезда вместе с этим недотёпой.

Пётр удивился: каким образом он, школьник средних классов, может просочиться на бал старшеклассников? Однако Эльза его успокоила: перед началом танцев планировался большой отчётный концерт школьных талантов, в котором участвовать должны были все, даже первоклашки. Следовательно, Петру ничего не стоило составить компанию своему приятелю Спасакукоцкому, направляясь в сторону школы.

Пётр не стал выяснять, почему это вдруг Эльзе так понадобилось его присутствие. Наверное, решил он, девушка подсознательно ощутила, что именно в его руках находится её судьба.

Оставалось убедить Спасакукоцкого. Попрощавшись с Эльзой до вечера и отпустив её доделывать последние штрихи платья для сегодняшнего бала, которое она сделала своими руками, подсмотрев фасон в каком-то заграничном фильме, Пётр отправился на поиски Спасакукоцкого. Болтая с ним на школьном стадионе, он всё же успел выведать у того адрес. Впрочем, здесь следовало быть предельно осторожным. Ситников ведь категорически запретил ему встречаться и общаться с кем-либо, кроме тех персонажей, которым он уже невольно помешал прожить их собственную жизнь. Очевидно, на родителей Спасакукоцкого, то есть бабушку и дедушку Петра, запрет распространялся в первую очередь.

К счастью, большой проблемы не возникло. Подходя к дому, Пётр увидел собственной персоной Георгия Спасакукоцкого, развешивающего бельё на странных верёвках, протянутых от оконных рам к растущим во дворе деревьям. Мальчик требовательно помахал ему рукой, и «дядя Жорж» не замедлил спуститься. Похоже, что инстинкт подчинения был у него в крови.

— Короче, так, — начал Пётр без лишних предисловий. — Я сейчас говорил с Эльзой. Ты просто болван, если не понимаешь, что ей нужна помощь, и она просит тебя, потому что не связываться же ей с этими парнями, которые ходят перед Зайченко на задних лапах. И потом, я тоже пойду встречать Эльзу вместе с тобой. Я же тебе сказал, мы с ней друзья.

Минут пять Пётр объяснял нахмурившемуся Спасакукоцкому, что же именно предстоит им сегодня сделать для Капитановой. Спасакукоцкий был просто в ужасе оттого, что с Зайченко намечалась дуэль. Обещанное присутствие Петра его мало успокаивало.

— Но не могу же я всё время на балу ходить за ней хвостом, молчать и сопеть. Надо же мне с ней о чём-то говорить.

Теперь в ужас пришёл Пётр.

— Слушай, ты вообще когда-нибудь говорил с девчонками?

— Не-а… — честно сознался Спасакукоцкий.

— Не вопрос! Говорить буду я! — раздалось из кармана.

Петру снова пришлось многозначительно прижать карман локтем. Похоже, что действительно из всех участников этого мыльного сериала Свистку удавалось развлечь Эльзу лучше всех.

— Для начала скажешь ей, что у неё потрясающее платье! Девчонки это любят. (Про себя Пётр хмыкнул: это платье, в отличие от свадебного, тётя Эльза хранила в шкафу всю свою жизнь, и его демонстрация набила оскомину её детям так же, как многократный рассказ о свидании с отцом на балу «Пока не разведены мосты». Платье, по мнению Гражины, было просто ужасно, и это единственное, в чём Пётр был с двоюродной сестрой солидарен.) Скажешь, что она обворожительна. Что этот случай послан свыше, что провидение вдохновило тебя прийти встретить её, что ты предчувствуешь, что этот бал окажется судьбоносным… Ну ты же, в конце концов, пишешь фантастические рассказы!

— Да, но в них нет девчонок. Тем более Капитановой.

Спасакукоцкий чуть не довёл Петра до смеховых колик тем, что вытащил записную книжку и стал стремительно записывать туда за Петром все его красивые комплименты.

— А потом? Не буду же я весь бал расхваливать платье?

— Будешь расхваливать что-нибудь другое. Будешь расхваливать то, как она танцует.

— Танцует? Мне что, надо будет с ней танцевать? — в голосе дяди Жоржа прозвучало искреннее страдание.

— Естественно. Потому что, если ты весь бал намереваешься просидеть с ней в уголке, её пригласит танцевать Зайченко, и она не утерпит. Эльза не из тех, кому нравится оставаться в тени. (Про себя Пётр добавил: «Была».)

— А… если я покажу ей свои рассказы?

— Покажешь, ну конечно, покажешь. Только не сегодня, не на балу. — Не хватало ещё, чтобы Спасакукоцкий припёрся на танцульки со своими бухгалтерскими тетрадками. — Ты скажи ей, что ты их пишешь. И скажи, что хочешь ей показать. Спроси, можно ли прийти к ней и принести рассказы.

— Ладно… — Перспектива завоёвывать Эльзу своей писаниной казалась Георгию более радужной, чем необходимость с ней танцевать. — А можно, я не буду ждать её после бала и провожать, а уйду раньше? По телевизору кино фантастическое вечером будет…

— Этого Эльза тебе не простит никогда! — безапелляционно отрезал Пётр. — Ей необходимо, чтобы сегодня, после этого бала, к которому она столько готовилась, её провожал домой мальчишка, который ей нравится. И этот мальчишка — ты.

…В назначенное время Спасакукоцкий и Пётр ошивались у подъезда. Пётр решил, что он выглядит куда респектабельнее Спасакукоцкого в дедушкином пиджаке, который тот сдуру на себя напялил, — очевидно, в нём он казался себе солиднее. Эльза, как и пообещала Петру, появилась на пятнадцать минут раньше времени, в которое, предполагалось, может объявиться Зайченко со своей компанией.

— Вперёд! — прошипел Ларин Пётр, несколько поотстав. Должен же был Спасакукоцкий, о страстных чувствах которого он столько рассказывал Эльзе, как-нибудь себя проявить.

Но земля зашаталась у него под ногами, когда он увидел, что Спасакукоцкий вытаскивает из кармана записную книжку.

— Меня вдохновило привидение! — Эльза вытаращила глаза, и губы её задрожали от сдерживаемого смеха. — Меня послало твоё привидение. Этот бал может стать… — Спасакукоцкий посмотрел в книжку, — несносным… судьбоносным… Я твоё привидение… Я проведу тебя… До школы. — Дойдя до конца фразы, Спасакукоцкий перешёл на беспомощный шёпот и шумно выдохнул.

— Ты — моё привидение? Да, похоже. А где то маленькое медное привидение, которое было сегодня с моим новымприятелем? — Эльза, выглядывая из-за Спасакукоцкого, нашла взглядом Петра и приветственно помахала ему. Потом она выхватила из дрожащих рук «дяди Жоржа» записную книжку и с улыбкой стала разбирать каракули, записанные под диктовку Петра.

— Привет, Эльза, — стараясь казаться как можно более уверенным, Пётр направился к парочке, которая не подавала никаких признаков скорейшего превращения во влюблённую парочку. — Давайте, время ещё есть, зайдём выпьем по молочному коктейлю.

— Угу! — кивнул головой Спасакукоцкий. Его больше устраивало, чтобы Пётр взял на себя роль тамады.

Петру же не терпелось как можно быстрее унести ноги от подъезда, где с минуты на минуту мог появиться Зайченко.

По залитой солнцем пыльной улочке все трое направились в сторону «Чебурашки».

Слушая, как в кармане Спасакукоцкого звенит мелочь, Пётр обрадовался, что не придётся снова колдовать на виду у всех, превращая в монетки какие-нибудь Эльзины булавки. Безлюдная окраина поражала своим спокойствием. Пётр подумал, что теперь здесь всё по-иному, и бедные молодые мамаши, выведшие погулять своих чад, должны вертеть головами во все стороны, следя за тем, чтобы какая-нибудь иномарка или скутер не извергнули на их малышей облако чада и гари.

Спасакукоцкий утратил дар речи, и Пётр воспользовался паузой, чтобы максимально выведать у Эльзы подробности предстоящего бала. Оказалось, что терпеть скучный концерт школьников («Интересное, всякие ВИА, будет только в конце», — уточнила Эльза) придётся почти полтора часа. Пётр забеспокоился — будет Спасакукоцкий всё это время болтать с Эльзой или сидеть рядом с ней с каменным лицом. Даже если так — догадается ли он невзначай зажать незаметно её руку в своей.

В «Чебурашке» Пётр бесцеремонно ухватил Эльзу за руку и потащил в дальний уголок, предоставляя Спасакукоцкому расплачиваться за коктейли. Тот уже сгрёб сдачу и замер в ожидании, пока продавщица наполнит третий стакан, когда шумно отворилась дверь и Руслан Зайченко со своей неизменной свитой вырос на пороге.

— Спасакукоцкий? — злобно удивился тот. — Куда это ты так вырядился? Уж не на бал ли идёшь?

Бледнея, Спасакукоцкий попытался схватить три стакана и ретироваться в сторону занятого Петром столика. Однако для всех стаканов сразу его ладоней не хватало. Тогда, ограничившись двумя, он спешно пошёл в угол, где сидели Эльза, лицо которой сразу напряглось, и Пётр, оценивающе разглядывающий Зайченко. Разумеется, Зайченко немедленно схватил третий стакан и выдул его так, будто там пенился не молочный коктейль, а свежее пиво.

— Спасакукоцкий! — Теперь оттенки голоса Зайченко качественно изменились. Он увидел, кто сидит за столиком, к которому отступал Георгий.

— Чего-то я не понимаю! — В голосе Зайченко сквозило еле сдерживаемое бешенство.

Спасакукоцкий втянул голову в плечи. На человека способного спасти положение он походил меньше всего. Однако на помощь неожиданно пришла сама Эльза. Похоже, ей очень хотелось продемонстрировать свою воображаемую власть над Русланом Зайченко.

— Сидите, мальчики! — Эльза птичкой выпорхнула из-за стола и направилась к стойке кафе, расстёгивая блестящую театральную сумочку и доставая из неё несколько медяков.

— Пожалуйста, ещё один коктейль.

В сторону Зайченко она даже не посмотрела. Тот грубо схватил её за локоть.

— Я чего-то не понял. Ты что, за пацана меня считаешь? Что это за спектакль? Я вообще-то иду тебя встречать. Что это чучело тут делает?

— Меня встречать? — Эльза саркастически окинула взглядом компанию Руслана. — С эскортом?

Услышав незнакомое слово, Зайченко набычился и засопел.

— Это мои друзья. Мы идём на бал, а по дороге зашли выпить по коктейлю. Пока, увидимся в школе, — Эльза кокетливо помахала Зайченко пальчиками.

Терпеть подобного унижения на глазах своей команды Зайченко не собирался. Он двинулся к столику вслед за Эльзой.

— Короче, сопли, поднялись-ушли-отсюда, быстро! — Мне с ней поговорить надо.

Спасакукоцкий с готовностью поднялся. Не удержи Пётр его руку, он бы сбежал не оглянувшись.

Впрочем, Зайченко тоже ухватил его за руку.

— Ты мне пятьдесят копеек должен, забыл? Быстренько деньги на бочку!

— Я?! — Спасакукоцкий никак не мог припомнить, чтобы он был что-то должен Зайченко. Однако рука его машинально полезла в карман.

— Ладно, пошли, — встрял Пётр. — Эльза, поднимайся. Нам действительно пора. Мне ещё надо порепетировать перед концертом.

— А это что за сопли? — Зайченко изумила готовность, с какой Эльза мгновенно допила коктейль и приготовилась следовать за Петром. Он попытался тяжёлой рукой пригвоздить Эльзу обратно к стулу, однако Пётр, вставая, как бы невзначай резко отодвинул стул и изо всей силы вдвинул его в ногу Зайченко.

Получив мощный удар по коленке, тот взвизгнул и схватился за ногу.

— Ну, выродки… — Развитие событий не могло обещать ничего хорошего, если бы не заклинание Остановки, которое уже заработало. Рука Зайченко намертво приросла к коленке. Его приятели озабоченно столпились вокруг него, полагая, что с Русланом произошло что-то страшное. Пётр кивнул своей команде, и все трое спешно исчезли за дверями кафе. Приятели Руслана не решились преследовать их без указания своего вожака.

Спустившись с крыльца, Эльза, взволнованная происходящим, машинально взяла Спасакукоцкого под руку и прильнула к нему.

И тут на «дядю Жоржа» что-то нашло. Он резко остановился, повернулся к Эльзе и посмотрел ей в глаза.

— Ничего не бойся, хорошо? Он больше не будет к тебе приставать!

Они дошли до угла, когда пришедший в себя Зайченко выскочил из кафе. Всякие мысли об Эльзе его сейчас оставили. Впервые его посрамили, и сделал это какой-то малолетка. Догнать и размазать обидчика по асфальту — единственное желание, которое сверлило сейчас мозг Руслана.

— Ступайте в школу, — бросил Пётр парочке, которая, кажется, начала находить общий язык, чему поспособствовала минута опасности.

Сам он помчался по улице вперёд, оставаясь в поле зрения Руслана. Тому не составляло особого труда догнать его, и Пётр, слабо представляющий себя в роли участника уличной потасовки со старшеклассником, увидел своё спасение в виде двух парнишек, своих ровесников в пионерских галстуках, катящих навстречу большой картонный ящик, набитый бумагой и старыми газетами. Очевидно, детишки собирали макулатуру. Их добыча покоилась на металлической тележке на колёсиках.

— Ну-ка, стоп, ребята. Я у вас позаимствую ненадолго эту штуку. — Пётр молниеносно отставил в сторону картонный ящик и вскочил на тележку, которую низкая ручка мешала превратить в подобие полноценного самоката — такого же, как его собственный, оставшийся в лаборатории Ситникова.

Заклинание Ускорения он бормотал на ходу, отталкиваясь со всей силы правой ногой от песчаной, утрамбованной тысячами ног улочки и разгоняя машину в сторону асфальтированной центральной улицы, ведущей к центру этого скопища бараков и пятиэтажных серых кирпичных зданий.

— Смотри, едет! — послышалось сзади восхищённое восклицание мальчишек.

Увидев, что малолетка снова непонятным образом его перехитрил, Зайченко побежал со всех ног. Его компания восприняла это как указание не отставать и тоже прибавила ходу. Пётр на первом же перекрёстке едва не врезался в проходящую мимо мусорную машину, совершающую объезд домов с целью опорожнения мусорных баков. Недолго думая, он ухватился за железную перекладину, служившую каркасом, опоясывающим контейнеры для мусора.

Однако Зайченко, которому кровь ударила в голову, сдаваться не собирался. Он на ходу вырвал велосипед из рук какой-то зазевавшейся девчонки и рванул за мусорником.

Водитель сам не понял вначале, почему его добитая машина вдруг пошла вдвое быстрее. Однако по потрясенным взглядам и возгласам прохожих, попадавшихся ему навстречу, он догадался, что сзади машины происходит что-то неладное. Решив посмотреть, что у него там привлекает всеобщее внимание, он затормозил так резко, что Пётр, чтобы не попасть под колёса, вынужден был немедленно отцепиться и объехать машину, оказавшись почти под колёсами велосипеда Зайченко. Однако тут на проезжую часть выскочил водитель мусорной машины и, возмущённый тем, что какие-то сорванцы затеяли гоночное состязание прямо на проезжей части, догадался, что как раз эта парочка попыталась поозорничать, цепляясь за выступающую железяку его машины. Водитель, громила нешуточного роста, решительно дёрнул к себе велосипед Зайченко, стащил того с сиденья и энергично отвесил ему пощёчину. Зайченко, лишённый возможности сказать что-то в своё оправдание, глотал воздух подобно рыбе, выброшенной на берег мощной волной. Его волосы взмокли, глаза мученически горели. Водитель же продолжал его тузить, дав Петру отличную возможность сделать крюк по параллельной стороне улицы, вернуться к мальчишкам, взбудораженным приключением, которое им пришлось наблюдать, и царственно поставить перед ними их тележку.

…Пётр направился в сторону школы. Поначалу он засомневался в том, что его присутствие будет таким уж необходимым, и задумался, не лучше ли предоставить Спасакукоцкого и Капитанову самим себе, самому же податься в лабораторию Ситникова, для чего требовалось проехать электричкой несколько станций. Но тут он подумал о том, что взбешённый вечером неудач Зайченко может всё-таки прийти на вечер (хотя логичнее для него, с точки зрения Петра, было бы отсидеться дома и не выставлять себя на посмешище) и как следует отыграться на своём полубеспомощном противнике. Тяжко вздохнув, он двинулся к школе.

ГЛАВА 8

«А наблюдать за всем этим буду я». Великие музыканты часто рождаются не в своё время. Курит, пьёт и целуется с мальчишками. Куча мала. Рыцарь печального образа. У них всё получилось.

Школа гудела от какофонии голосов. В вестибюле Петру не составило труда смешаться со стайкой детишек, сжимающих в руках футляры со всевозможными музыкальными инструментами.

Отдельно толклись старшеклассники. Девчонки постарше, и среди них Эльза, шушукались о чём-то в стороне. Спасаку-коцкого нигде не было видно. Пётр помахал Эльзе рукой, но она едва кивнула ему. Мальчик догадался, что Эльза решила на сегодня свои приключения закончить, а возможно, ей просто не хватило решимости показаться перед одноклассниками в обществе Спасакукоцкого, да ещё с каким-то малолеткой в придачу.

Подумав о вероломности слабого пола, Пётр побродил по коридорам в надежде обнаружить будущего дядю Жоржа. Попутно он не преминул вызвать перед собой фотографию будущего семейства Спасакукоцких и с тревогой заметил, что изображение Гражины на ней сильно поблёкло, точнее, едва различимой осталась лишь одна девичья фигурка, лицо почти слилось с фоном весенних листьев. Это свидетельствовало о том, что Эльза Капитанова пока не склонна видеть в Георгии Спа-сакукоцком свою вторую половину.

«Да… — расстроенно начал соображать Пётр. — Одна надежда на Зайченко. На то, что он всё-таки придёт на бал. И попытается помириться с Эльзой. И что делать это он станет в присущей ему грубой манере. То есть пристанет к ней после того, как закончиться бал. И потащит с собой в парк. А там должен появиться Спасакукоцкий, который будет Эльзу спасать». Финальный аккорд его умозаключений выглядел таким же расплывчатым, как лицо Гражины на фотографии.

Спасакукоцкого Пётр обнаружил на верхнем этаже. Тот сидел на лестнице, ведущей на чердак, и сосредоточенно грыз ногти.

— Ну? — Пётр бухнулся рядом. — Почему ты её отпустил?

— А что я? — забормотал Спасакукоцкий. — Она ещё во дворе вдруг попрощалась и пошла к своим девчонкам…

— Ясно, она боится, что ты не сможешь показать себя блестящим кавалером. А ты должен убедить её в обратном.

Спасакукоцкий недоумевающе пожал плечами.

— Хорошо, — сжалился над ним Пётр. — Можешь отдохнуть, пока будет этот ваш школьный концерт. Но потом начнутся танцы, и твоя задача — не отставать от неё ни на шаг. Помни: ты должен приучить её к тому, что ты пришёл с ней на этот бал и проводишь её домой, когда всё закончится. А потом в парке на вас набросится Зайченко. И попытается отпихнуть тебя в сторону, чтобы поговорить с Эльзой. Не волнуйся, на этот раз он будет один. Не пойдёт же он со всеми своими приятелями объясняться с девчонкой, которая выставила его на посмешище. И ты просто набьёшь ему морду. А потом вы с Эльзой будете вместе жить долго и счастливо целую жизнь.

— Я? Я набью морду Зайченко? Да он от меня мокрого места не оставит.

— Ты забываешь, что наблюдать за всем этим буду я. Вот увидишь, ты без труда распластаешь Зайченко по земле.

Отстав от Георгия Спасакукоцкого, Пётр отправился бродить по школе. Ему было интересно всё, в особенности показавшиеся нелепыми коричневые платьица с накрахмаленными белыми фартучками девочек участниц концерта.

— Слышь, малой, а прикид у тебя ничего, — раздался сзади задиристый, но дружелюбный оклик.

Опустив глаза на свои джинсы, Пётр догадался, что обращаются к нему. Обернувшись, он увидел мальчишку-старшеклассника лет пятнадцати, с улыбкой от уха до уха. Судя по всему, у мальчишки не было дурацкого комплекса, категорически запрещающего старшеклассникам знакомиться с малолетками. И вообще, эта улыбка от уха до уха… Было в ней что-то такое, что Пётр почувствовал, как на него дохнуло… нет, не домом, а временем. Его собственным временем. Эта улыбка… Пётр готов был поспорить, что эта улыбка ему предельно знакома.

— Откуда шмотьё-то? Поделись маленьким секретом. У тебя, наверное, родители в загран ездят? Может, ещё и пласты привозят?

Пётр мотнул головой, чтобы как-то поддержать разговор. Не всё в сленге подростков этого времени было ему знакомо.

К парню подошёл ещё один, его же возраста. В руке он держал зачехлённую гитару.

— Слышь, Илья, может, пока по пиву тишком? До нас ещё вон как долго, что мы, будем тут сидеть муть эту слушать?

И тут Петра осенило. Не оставалось больше никаких сомнений в том, откуда ему так хорошо знакома эта потрясающая улыбка. Именно эту добрую задорную физиономию он видел каждое утро, просыпаясь, на плакате над своей постелью. Илья Сафронов, лидер и вокалист популярнейшей группы «Террариум», печальные баллады которого сводили с ума всю школу номер семь и которые и заставили-то Петра взяться за самоучитель игры на гитаре.

— Пётр, — Ларин Пётр решительно протянул руку своему будущему кумиру. Нет, кумиру своего поколения. — А… можно с вами на пиво? И вообще (тут у него блеснула мысль)… Я уже слышал, когда вы выступали. Можно, вы напишете мне… автограф?

Пётр задохнулся от восторга, представив, как он поразит воображение своих одноклассников, поведав им о том, что умудрился слетать в прошлое, чтобы познакомиться с юным Ильёй Сафроновым и заполучить его автограф. Мальчишки-старшеклассника, только начинающего свои гитарно-вокальные опыты, призванные сломать позже все существующие каноны отечественного рока.

— Слышал нас? А где? Наверное, когда мы на Дне Победы вон там на площадке играли? Ну и попёрли же нас оттуда… мы же там три песни всего сыграть успели.

Впрочем, мальчишка говорил всё это, уже двигаясь вместе со своим товарищем и Лариным Петром в сторону «Пельменной», с которой Пётр успел познакомиться накануне. По пути, обрадовавшись продвинутому слушателю, Илья Сафронов рассказывал Петру о своих злоключениях, самым последним из которых было то, что его исключили из комсомола и выдрали на педсовете за то, что он упорно играл на школьных вечерах «неправильную», буржуйскую музыку.

Жёлтая бочка на колёсиках, появившаяся возле «Пельменной», несомненно, и была целью Ильи Сафронова. Небольшая очередь, выстроившаяся вдоль неё, состояла преимущественно из мужского населения питерской окраины.

Илья поздоровался за руку с лохматым мужчиной лет сорока, который своим неприкаянно-рассеянным видом напомнил Петру Ситникова.

— Приветствую, дядь Саш. Как ваше ничего? — Одновременно мальчишка считал медяки. — Три бокала возьми, а то тётка раскричится. Нет, два, — он взглянул на Петра и решил посмотреть на ситуацию реальнее, отказавшись от идеи угощать пивом очевидного малолетку, хотя и джинсового, хотя и порассказавшего ему по дороге кое-что о теперешней западной музыке. Правда, он не мог понять, почему так печально посмотрел на него Пётр, когда Илья Сафронов предложил ему встретиться завтра и принести послушать те самые виниловые пласты, которые он, очевидно, слушал запоем и которые были недоступны самому Сафронову. Не мог же Пётр ему объяснить, что к завтрашнему дню он ещё не получит возможность вернуться в школу номер семь, а после вряд ли ему ещё раз представится случай навестить Илью Сафронова в прошлом, чтобы привезти ему свой музыкальный центр с компактами. Более того, дотошно изучив биографию своего любимого музыканта, он отлично знал, что следующие пятнадцать лет Сафронову придётся проживать не очень радостную жизнь, — в этом времени не слишком жаловали музыку, которую он начинал играть…

Поэтому Пётр, несколько приуныв, шагал рядом с будущими известными рокерами и размышлял о том, что у него появилась замечательная возможность переплюнуть всех нынешних музыковедов и вживую разобраться в «истоках и первых шагах» музыки своего кумира.

Освежившись пивом, ребята отправились назад в школу, они планировали ещё немного порепетировать. Вместе с ними Пётр направился в пионерскую комнату. Вначале ему подумалось, что это что-то вроде игровой для младшеклассников, но оказалось, что это пыльная аудитория, заваленная пионерскими горнами, красными флажками и толстыми рулонами пожелтевших настенных газет с дурацкими карикатурами на учеников, судя по всему, этой школы. Сафронов достал из чехла гитару. Когда музыканты прогнали небольшую программу из шести композиций, Пётр тоже взял в руки инструмент. Конечно, его владение гитарой было далеко не виртуозным, как, впрочем, и юной будущей рок-звезды, однако темы, которые наигрывал Пётр, поразили Сафронова. Он схватился за вторую гитару, пытаясь вслед за Петром воспроизвести только что услышанные мелодии. Они удавались ему сразу, более того, он добавлял к ним хорошо знакомые Петру вариации. Ничего удивительного, это были самые главные хиты группы «Террариум», которые Сафронову предстояло написать в последующие двадцать пять лет.

…В дверь пионерской комнаты заглянула Эльза.

— Привет, — она небрежно кивнула Сафронову.

Пётр удивился: никогда, мельком увидев на экране телевизора группу «Террариум», «тётя Эльза» не обмолвилась о том, что знаменитый певец учился с ней в одной школе, всего лишь на класс младше. Впрочем, Эльза, похоже, мало интересовалась музыкой; эфемерные наряды, кои она опробовала на своих куклах, занимали её куда больше.

— Привет! — Сафронов даже вскочил, отбросив в сторону гитару.

Пётр уже начал догадываться, что его будущий дядя и Руслан Зайченко — далеко не единственные мальчишки в этой школе, являющиеся воздыхателями Эльзы Капитановой. Скорее даже не воздыхателями. Просто Эльза, видимо, была самой популярной девушкой в школе, девушкой, не быть немного влюблённым в которую среди мальчишек считалось даже странным.

Сафронов подошёл к Эльзе, приобнял её и чмокнул в щёку. Она ответила ему таким же дружески-рассеянным поцелуем.

— Увидела, что вы сюда идёте, и решила зайти. Поиграете что-нибудь? — Эльза по инерции кокетничала.

— Не вопрос. — Второй мальчик, лицо которого тоже казалось Петру знакомым по старым фотографиям «Террариума», которые он видел на сайте группы, подошёл к Эльзе, приобнял её за талию и проводил к единственному в пионерской комнате креслу. Рука его как бы невзначай застряла не на спине Эльзы, а чуть пониже.

— Ну, ты, хватит девушку лапать! — загоготал Илья Сафронов.

Эльза тоже звонко рассмеялась, чем привела Петра в несказанное удивление. Как-то не вязалось это её довольно развязное поведение с вечным нудным морализаторством «тёти Эльзы», которая всегда так возмущалась Соней Тумановой, когда та звонила Петру на выходных. За последние два года Пётр успел составить представление о «тёте Эльзе» как о символе непорочности, доходящей до абсурда.

Но его удивление стало перерастать в лёгкий шок, когда мальчик-гитарист достал из кармана плоскую фляжку с профилем Сталина, отхлебнул из неё и, поморщившись, протянул Эльзе:

— Коньяк «Ужгородский». У предка отлил.

Эльза поднесла фляжку к губам и тоже сделала большой глоток. У Петра округлились глаза. Судя по привычному жесту, которым она протянула фляжку Сафронову, в этой компании подобным её угощали не в первый раз. А может, и не только в этой.

Но на этом цепочка удивлений не закончилась.

— Подымим? — Илья вытащил из кармана пачку сигарет.

— Здесь? Завучиха придёт, дым унюхает, хай поднимет. Пошли лучше за угол, темнеет уже, — второй гитарист говорил со знанием дела.

Вся компания, включая Петра, направилась в школьный сад. Устроившись на ступеньках «аварийного» подъезда и покосившись на выходящие в сад окна учительской, Сафронов стал чиркать спичкой. Эльза между тем вытащила сигарету из его пачки.

Сафронов поднёс ей огонь. Неумело затянувшись, Эльза слегка закашлялась, но тут же с многозначительным видом, явно подражая своим любимым киногероиням из зарубежных фильмов, стала выпускать дым из сложенных бантиком губ.

— Ну что, ещё по глотку? — второй парень снова достал фляжку.

— Угу! — Эльза протянула руку первой.

Почему-то это взбесило Петра. Он вспомнил «тётю Эльзу», грузную, неухоженную, с вечно вороватым видом крадущуюся мимо мужа к буфету, где у неё никогда не переводилось спиртное.

— Слушай, не надо бы тебе пить!

— Почему? — Эльза удивлённо подняла брови домиком.

— Потому что для тебя это плохо кончится! Очень плохо! — добавил он почти с отчаянием.

Ребята заулыбались. Малолетка, хотя и такой замечательный, все же оставался малолеткой.

Илья Сафронов засобирался в актовый зал проверить, не приближается ли его очередь выбираться на сцену. Пётр опустил подбородок на колени. Эльза, выпуская дым из ноздрей, мечтательно улыбалась.

— Не холодно тебе? — будущий гитарист «Террариума» придвинулся к ней ближе и обнял за плечи.

— Осторожно, пелерину помнёшь. — Эльза вдруг отстегнула пелерину от бретелек платья-сарафана и аккуратно положила её рядом с собой на ступеньку. Пётр нашёл, что без пелерины её платье выглядит неприлично смелым в сравнении с нарядами одноклассниц.

Нырнув плечом под мышку приятелю, Эльза почти легла ему на колени. Юноша не замедлил обхватить её ещё плотнее. Пётр демонстративно отвернулся. Восприняв это как поощрительное понимание, юноша поцеловал Эльзу в висок, потом в шею. Рука его скользнула под бретельки. Эльза подняла к нему голову и ответно коснулась губами его подбородка.

Пётр тяжело вздохнул. Похоже, что Эльза просто не представляла, как иначе можно отвечать на мужские заигрывания. И, конечно же, все эти поцелуи и поглаживания её чрезвычайно интриговали. Ларин Пётр недоумевал: как в таком случае его дядя Спасакукоцкий смог пробиться через эту череду поклонников? Не иначе здесь мог помочь только такой брутальный случай, как нападение на него хулиганов и приведение его «раненым» в дом Эльзы.

«Неизвестно, что ещё там у них было, пока Эльзина мамаша ушла утром на работу, а Эльзе не велела идти в школу, пока за Спасакукоцким не придут родители, на случай, если бедному мальчику станет плохо», — думал Пётр.

— Смотри, кто-то идёт! — вдруг испуганно воскликнула Эльза.

К аварийному подъезду приближались четыре тени. В темноте мигали огоньки сигарет. Не самая пристойная лексика и заметный запах перегара свидетельствовали о том, что Руслан Зайченко и его компания уже начали отмечать школьный праздник по-своему.

Музыкант поднялся. Эльза стремительно стала прикалывать к бретелькам пелерину.

— Музыкант наш сидит. А чего-это ты тут? Ну-ка, дай балалайку! Что, нету? А где твоя балалайка? А что это в углу? — по красному даже в темноте лицу Руслана и его тяжёлому, несвежему дыханию видно было, что выпускник уже, что называется, «пошёл вразнос».

— Руслан, посмотри, тут эта шмакодявка! — один из приятелей Руслана увидел Петра.

Однако всё внимание Зайченко было приковано к Эльзе. Пётр догадался, заметив растерянность музыканта, что подобные сцены, когда Зайченко набрасывался на мальчишек, осмеливавшихся заигрывать с Эльзой, были вполне в духе школьных традиций. И, похоже, подобная зависимость не всегда была так уж неприятна Эльзе, ей щекотали нервы такие бурные объяснения, дающие ей возможность выступать миротворцем и демонстрировать свою власть над звероватым Зайченко. Девушке льстило быть любимицей человека, который терроризировал всю школу. Однако она и сама чувствовала себя не очень-то уютно во время приступов ярости Руслана. Например, сейчас Эльза испугалась, вся её напряжённая поза свидетельствовала о том, что девушке уже не до шуток. Возможно, потому, что Руслан был пьян.

…Похоже, что Зайченко действительно не контролировал себя. Он не рассчитал силу удара, замахнувшись на мальчишку-гитариста, и тот, ойкнув, упал назад, громко (Петру показался очень страшным этот звук) ударившись головой о кирпичную стену. Он безжизненным мешком сполз по стене вниз и остался лежать на верхней ступеньке. Руслана это протрезвило мгновенно. Секунду он стоял безмолвный как столб. Затем дёрнулся к Эльзе, схватил её за руку и собрался быстро сбежать вместе со своей компанией, но тут его взгляд упал на Петра.

Отскочив в сторону, Пётр выхватил из кармана Волшебный Свисток. Особенно долгой и сложной трели у него не получилось, он продудел нечто краткое и очень понятное, что на языке всех мальчишек мира переводится как «Полундра! Наших бьют!». Зайченко подскочил к нему и изо всей силы толкнул его так, что Пётр кубарем покатился по влажной земле, чувствуя, как мелкие стёклышки и камешки впиваются в ладони. Он не успел вскочить, как его ещё раз пнула босоножка Зайченко, он услышал пронзительный крик Эльзы: «Руслан, не трогай его!» — но уже в следующую секунду рядом с ним на земле оказался сам Зайченко. Отчаянные трели Свистка застали Илью Сафронова на крыльце, где он, прячась за колонной от взглядов учителей, курил с мальчишками из школьного духового оркестра.

Двое парней в форменных костюмчиках духового оркестра машинально бросились за Сафроновым, когда тот понял, что слышит вопль о помощи. Илья на ходу сбил наземь Зайченко и повернулся к остальным:

— Блин, мужики, что тут вообще происходит! Какого чёрта…

Взгляд его упал на приятеля, который начал приходить в себя и теперь, постанывая, пытался сесть на ступеньку. Рубашка второго музыканта была залита кровью. Рядом на корточках сидела Эльза, сотрясаясь от рыданий.

Приятели Зайченко, видя, что дело приняло нешуточный оборот и драка переросла в настоящее ЧП, сами растерялись. Сафронов, не обращая на них внимания, присел на ступеньку рядом с приятелем, подсунув руку под его спину. Зайченко тем временем подхватился с земли и, увидев вокруг себя толпу мальчишек, рванул к себе Эльзу, прошипев ей в ухо: «Линяем!»

— Не трогай меня! — нервно закричала Эльза, но Руслан, не слушая её и не выпуская её локтя, бросился бежать школьными огородами к задней калитке школьного сада, которая отделяла его от городского парка.

Капитанова плакала и вырывалась, но разжать железные пальцы Зайченко ей было не под силу. Её светлые босоножки увязли в земле и, споткнувшись о какую-то торчащую ветку кустарника, она упала. Громко затрещала порванная пелерина. Эльза зарыдала ещё громче, но Руслан рывком тащил её дальше.

Именно в этот момент как из-под земли перед ними вырос Георгий Спасакукоцкий.

Оставшись в одиночестве, некоторое время он пропадал в школьном буфете, даже не пытаясь разыскать Эльзу. После, посидев немного в зале, отправился подышать воздухом по школьному саду в ожидании непосредственно бала. Конечно, ему уже давно хотелось уйти домой, но обещание, данное Эльзе, чему-то обязывало. Услышав крик и шум драки, он собрался незамеченным подойти поближе и посмотреть, что происходит, и тут наткнулся на бежавшую ему навстречу разгорячённую парочку.

— Помогите! — прокричала ему прямо в лицо Эльза, которая даже не разобрала в темноте, кого она видит перед собой.

Руслан, озабоченный тем, чтобы побыстрее унести ноги, даже не обратил бы внимания на встретившегося ему Спасакукоц-кого. Но «дядя Жорж» изо всех сил рванул из его руки руку Эльзы раньше, чем успел осознать, что он делает. Рванул с такой неожиданной силой, что Эльза не удержалась на ногах и снова упала. Зайченко пошатнулся и направил свой мощный кулак прямо в лицо Спасакукоцкому. Но тот резко выбросил ногу вперёд, и Руслан, которому ботинок Спасакукоцкого угодил прямо в солнечное сплетение, с громким воем скорчился на траве. Спасакукоцкий склонился над ним, но не затем, чтобы помочь подняться, а чтобы ещё раз огреть Зайченко ботинком. Тот дёрнулся, чтобы схватить противника за ногу и повалить рядом с собой, но Спасакукоцкому удалось вывернуться и ещё раз пнуть Зайченко.

Отскочив в сторону, Спасакукоцкий посмотрел на плачущую Эльзу. Платье её было всё в земле. «Надо её отсюда увести», — мелькнуло в голове «дяди Жоржа», и несколько минут спустя они забаррикадировались в женском туалете, где Эльза, стащив с себя потрепанный сарафан, замывала пятна под струйкой из умывальника, а Спасакукоцкий придерживал дверь — на всякий случай.

Пётр, бросившийся вслед за уволакивающим Эльзу Зайченко, успел увидеть лишь заключительный аккорд маленькой школьной драмы. Он увидел, как грязно матерясь, неуклюже поднимается с земли Руслан Зайченко и как Спасакукоцкий, поддерживая Эльзу под локоть, скрывается с ней за «аварийным» подъездом. Дождавшись их в вестибюле, он увидел, как свежеумытая и успокоившаяся Эльза выходит из бокового коридора, обмениваясь со Спасакукоцким репликами, которые всё ещё сопровождались машинальными всхлипываниями. Они не заметили Петра, отступившего в тень от колонны. Пётр услышал, как Эльза говорит, что в своём заметно мокром платье ей меньше всего хочется сейчас появиться в актовом зале в сопровождении мальчишки. Спасакукоцкий понимающе улыбнулся ей и снова исчез в школьном буфете.

Пётр устало вздохнул. Кажется, ему удалось сбросить с себя нелёгкое бремя сведения вместе собственных будущих дяди и тёти. Знакомство состоялось — причём не просто знакомство, получилась прямо-таки блестящая и одновременно душераздирающая история, представившая Эльзе Георгия Спасакукоцкого в самом лучшем, геройском виде. Отойдя к информационной доске, где ярче всего светила лампа дневного света, Пётр содрал с доски открытку, которую прислало учительскому коллективу какое-то промышленное предприятие. Подержав её в руках, Пётр ощутил, как шероховатая поверхность открытки превращается в глянец фотографии. Он взглянул на неё и понял, что нехорошее чувство не напрасно до сих пор не отпускало. На фотографии оставались лишь три человека — дядя Жорж, тётя Эльза и он сам. Все — на неестественном расстоянии друг от друга. Между ними была только весенняя зелень. От изображения Гражины не осталось даже нечёткого силуэта, который был различим ещё несколько часов назад.

Следовательно, пока ничего не получилось. Спасакукоцкий спас для Эльзы этот вечер и этот бал, но равнодушие, с которым она попросила не сопровождать её в зал, говорило о том, что «дядя Жорж» всё ещё рискует остаться в её жизни одним из многих мальчишек этой идиотской школы.

…Концерт юных дарований тем временем закончился, и из актового зала начали выносить стулья и скамейки, освобождая место для танцев — главной части бала «Пока не разведены мосты». Неожиданно Пётр снова столкнулся с разгорячённым Сафроновым.

— Не знаю, что это за танцы под духовой оркестр (час назад он успел заручиться обещанием завуча сыграть на балу не шесть композиций, а взять на себя большую часть музыкального сопровождения школьной вечеринки)! Мы не играем. Витьке плохо совсем. Он головой серьёзно долбанул ся, хорошо, что завучиха не просекла. Его сестра домой повела. Сказали заву-чихе, что живот заболел.

И тут его взгляд прояснился. Он вперился в Петра.

— Слушай, а ты хоть какие композиции сможешь? Не бойся, можешь импровизировать. Мы не своё играть будем! Тебе только гитару перебирать, а я буду соло. Ты же вроде нормально…

У Петра от неожиданности дух захватило. Сейчас ему предстоит выйти за сцену, пусть и стараясь держаться в тени за рослым Ильёй и бэк-вокалистом, и с ходу играть композиции, которыми заслушивались в конце семидесятых. О, Пётр мог бы много порассказать о музыке семидесятых. Больше, во всяком случае, чем сам Сафронов, знакомый с «Deep Purple» по многократно переписываемым некачественным бобинным записям.

— Не вопрос, поиграем, — многозначительно ответил Пётр.

…Обязательные сладкие баллады оказались Ларину Петру вполне по плечу. Музыканты из группы Ильи Сафронова удивлённо переглядывались друг с другом, когда Пётр уверенно вступал с гитарной партией.

Когда закончился быстрый танец, Пётр незаметно дёрнул Илью за рукав. Он успел посвятить его в тайну своего предприятия относительно необходимости заставить Эльзу Капитанову потанцевать со своим спасителем. Илья объявил в микрофон:

— Сейчас будет песня для моих друзей, для Эльзы Капитановой и Георгия Спасакукоцкого. Сейчас Георгий пригласит Эльзу и все юноши пригласят своих девушек.

Пётр увидел, как негодующе поджала губы та самая «завучиха». Такая раскованность учителями ещё не признавалась. Он увидел, как залился краской Спасакукоцкий, даже пот выступил у него на лбу. Он увидел, как недоумевающе распахнули глаза девчонки. Спасакукоцкий двинулся к Эльзе. Та, польщённая тем, что снова оказалась в центре внимания, и уже утешившаяся после недавнего происшествия, царственно сделала шаг к нему и так же царственно опустила руки ему на плечи.

Пары стали медленно двигаться в танце под звуки хрустальной баллады «Вторая радуга». Пётр, вытянув шею, смотрел в зал. Георгий и Эльза танцевали, но как-то на очень почтительном расстоянии друг от друга. Лёд ещё не тронулся между ними, Эльза пока с удивлением привыкала к новому знакомству, а Спасакукоцкий никак не мог преодолеть своей скованности и не решался повести себя более напористо, несмотря на благоприятную ситуацию. Пётр понимал, что положение вещей по-прежнему остаётся критическим. Внезапная тоска охватила его. Он вдруг почувствовал, как что-то рушится в нём самом, никогда прежде не охватывали его такие надломленность и бессилие. Пётр понял: сейчас переписывалось и его будущее, более того, под угрозой начинало оказываться его собственное существование. Страшная догадка вдруг пронзила его: он вспомнил, как отец рассказывал ему, что они с мамой решили пожениться не где-нибудь, а в гостях у дяди с тётей, когда те отправились к морю в свадебное путешествие, а отец Петра притащился к ним в гости со своей подружкой. Пётр ещё раз вызвал перед собой фотографию, превратив в неё на этот раз листочек с аккордами, которые на всякий случай пометил для него Илья Сафронов. Он увидел, что его собственное изображение начинает расплываться, тускнеть. И у тёти Эльзы и дяди Жоржа на фотографии становятся совсем другие лица — отсутствующие, неживые. Кажется, будто эти двое случайно оказались рядом на бессодержательном фотоснимке.

— Георгий, ты умеешь целоваться? — игриво спросила Эльза.

Спасакукоцкий замялся:

— Ну, не знаю…

Пока он краснел и мямлил, какой-то более смелый парень оттёр Спасакукоцкого в сторону и стал уводить в танце Эльзу. Пётр почувствовал, как его руки немеют. Всё его тело отказывалось ему повиноваться.

Озабоченный тем, что гитара почти умолкла и перешла на обрывочные невнятные переборы, Илья оглянулся. Пётр почувствовал, как руки сводит судорогой. Он едва не потерял сознание, из последних сил вглядываясь в беспомощную и уже одинокую фигурку Спасакукоцкого и удаляющуюся от него с другим партнёром Эльзу.

— Малой, что с тобой? — Илья шагнул в его сторону.

— Я не могу играть, — прошептал Пётр.

Он не видел, но ощущал всем своим существом, как блёкнет, тускнеет на снимке его собственное изображение.

— Дядя! — закричал он изо вех сил.

У него всё плыло перед глазами, но он успел увидеть, как Спасакукоцкий вдруг решительно вскидывает голову, подходит к будущей супруге и отталкивает нахала.

В следующую секунду Ларин Пётр почувствовал себя лучше, он с шумом втянул в себя воздух и увидел, как, кружась, пара отступает в тень. Спасакукоцкий и Эльза почти исчезли в полумраке, свет выхватывал только светлое платье. Но Петру не нужно было даже напряжённо щуриться, чтобы увидеть, что там происходит. Губы Спасакукоцкого и Эльзы сливались в поцелуе.

Когда «Вторая радуга» была закончена, Пётр отбежал за кулисы и снова взял в руки скомканный листочек с аккордами. На глянцевой картинке, которую он вслед за этим ощутил в руках, снова всё было в порядке. Александр улыбался своей застывшей дурацкой улыбкой, хмурилась вечно недовольная Гражина, восторженно-кукольно улыбалась тётя Эльза, заискивающе-застенчиво — дядя Жорж, и сам он, Пётр Ларин, спокойно и сосредоточенно смотрел в объектив.

…Вспотевшие старшеклассники аплодисментами благодарили музыкантов.

— Обалденно, малой, правда, обалденно! — Илья Сафронов лучился самодовольством. — Сейчас я одну свою штуку им задвину, ты хотя бы фон создавай.

Пётр покачал головой:

— Нет, всё, мне… пора.

Дисциплинарное Уложение быстро всплыло в его сознании. Всё, эта страница его жизни подошла к финалу. Дисциплинарное Уложение строго-настрого запрещало практикующим магам совершать в иных измерениях даже самые незначительные поступки, не имеющие отношения к прямой цели, с какой маг оказался в том или ином месте. Да и без Дисциплинарного Уложения Пётр успел осознать, какие необратимые последствия может иметь его появление в прошлом времени, в котором его будущие дядя и тётя всего лишь на несколько лет старше его самого.

Но тут в юном маге проснулся самый обычный мальчишка. Да и Илья Сафронов настаивал:

— Ну пожалуйста! (Наивный, он полагал, что его новый приятель вдруг вспомнил о том, что мальчишкам его возраста давно пора быть дома в постели.) Пожалуйста! На одном соло я тут не вытяну!

Ребята аплодисментами требовали от музыкантов играть дальше.

— Ладно. Сыграем вам одну свою мелодию… — Сафронов начал обозначать основную тему, и Петра осенило: он слышал что-то отдалённо напоминающее «Возвращение», одну из самых совершенных композиций «Террариума». Значит, это не совсем новая работа, значит, эта мелодия звучала в ушах Сафронова ещё тогда, в отрочестве?

Пётр вступил вслед за Ильёй. Но это было не та «штука», которую хотел показать старшеклассникам юный музыкант, это было настоящее «Возвращение», которое Илье ещё предстояло создать много позже, уже зрелым музыкантом.

Сафронов вопросительно взглянул на Петра. Он узнавал и не узнавал то, что играл Пётр. Нет, он явственно слышал свою тему, но это была другая музыка, никто из всех, кого он слышал, ещё не играл так.

— Ритм-секция берёт блюзовую основу, только в четыре раза быстрее. Барабаны! Барабаны!

Старшеклассники невпопад задрыгали ногами, пытаясь попасть в такт нового непривычного танца. Некоторые сообразили быстрее и просто стали выписывать ногами немыслимые кренделя. Особенно хорошо это получалось у Эльзы Капитановой и Спа-сакукоцкого. Те, кто танцевал рядом с ними, даже перестали танцевать сами и стали наблюдать за невиданной ещё импровизированной манерой танцевать.

Неожиданно соло перешло к Петру. Он не делал ничего нового, это было сумасшедшее попурри самых разных альбомов группы «Террариум». Сафронов удачно подхватывал некоторые темы. Музыкальная какофония накрыла Сафронова с головой, и он в экстазе начал выдавать совсем уж несвоевременные аккорды, вдохновлённый новой, ещё не родившейся на самом деле музыкой, которой предстояло стать его собственной.

Взяв последнюю ноту, Пётр вдруг испугался тишины. Ему показалось, что у него заложило уши, но потом он посмотрел в зал и увидел потрясённые десятки глаз, уставившиеся в одну точку — на его гитару. Перед самой сценой застыла пунцовая от возмущения «завучиха».

Пётр перевёл дух и снял гитару. Потом решительно шагнул к микрофону:

— Вы пока не готовы к такой музыке. И вряд ли она сразу вам понравится. Вряд ли вы успеете под неё потанцевать. Но ваши дети будут её очень любить.

Понимая, что эта выходка никак не красит юного мага, Пётр, не прощаясь с Ильёй, шагнул за кулисы.

Спускаясь в вестибюль по лестнице, он услышал, как сзади его окликает Эльза. Он остановился. Девушка, в глазах которой блестело какое-то странное изумление, проговорила, положив руки ему на плечи:

— Спасибо. Я не знаю, кто ты… Но… Ты потрясающе играешь. И ещё… Спасибо.

— Прощайте, барышня! — слащаво-учтивым голосом напомнил о себе Свисток. — Прощайте, барышня, и…

— В смысле, прощайте? — удивилась Эльза. — Мы же увидимся?

— Увидимся! — твёрдо ответил Пётр. И ехидно добавил: — Уж это я тебе обещаю! Только прошу тебя, когда ты станешь взрослой и у тебя будет племянник, не отравляй ему выходные!

Несколько минут спустя он решительно зашагал в сторону железнодорожной станции.

ГЛАВА 9

Нелегко расставаться с друзьями. Стоит ли жизнь друга хода истории? Прогнозы погоды всегда врут. У Ситникова волосы встали дыбом. В наше время найти бронежилет может любой сумасшедший.

Ветер за окном гнул берёзовые ветви, листья на которых уже вовсю налились молодым соком. За неполную неделю, проведённую Петром на окраине Питера в лаборатории Ситникова, по-настоящему расцвели каштаны. Валяясь на диване, Пётр успел перечитать всего Крапивина и Жюль Верна, обнаруженных им на даче у изобретателя. Можно было даже порадоваться тому, что наконец-то появилось время читать книжки. Но Петру было грустно. Грусть, охватившая его в тот момент, когда, попрощавшись с Эльзой Капитановой и помахав Спасакукоцкому, он решительно вышел из школьного вестибюля, не прошла, пока он ехал в электричке, не прошла и когда он шагал просёлком, ведущим к дачам. Петра угнетало щемящее чувство одиночества.

Да, ему было тоскливо оттого, что он расстался с этими ребятами. Нет, не с дядей Жоржем и тётей Эльзой, а со смешным недотёпой Спасакукоцким и такой милой, дразняще-волнующей Эльзой. Особенно грустно было ему вспоминать Илью Сафронова. Тот ведь успел черкнуть ему свойтелефонный номер на обрывке с аккордами, и он, Пётр, обещал принести ему послушать свои записи. Знал бы Илья, что они, записи эти, лежат совсем недалеко отсюда, в Царскосельском парке, в общежитии, разместившемся в старой графской фабрике. Только их существование отстоит на двадцать пять лет вперёд. Здесь, в часе езды электричкой, продолжалась их обыденная жизнь. Но Пётр больше никогда не появится в ней. Там, в школе номер семь, у него были Соня, Валерка, другие ребята, но привычная ему компания юных магов так отличалась от этих старшеклассников из семидесятых! Петра не покидало ощущение, будто он расстался с друзьями.

Нет, завтра он их увидит. Тётю Эльзу, вечно ноющую, придирчивую, поражающую подчас своими дурацкими высказываниями. И дядю Жоржа, это посмешище для своих сотрудников, особенно для Руслана Зайченко. При мысли, что не далее как завтра ему снова предстоит встреча с Зайченко, Петра передёрнуло.

И Илью он увидит… На яркой цветной фотографии-постере, которую он вынул из тинейджерского журнала и пришпилил к стенке.

И ещё одна мысль неотступно сверлила сердце Петра. Ситников. Он знал, что Ситникова он уже не увидит никогда. Даже постаревшим. Завтра, наверное, он возьмёт газету недельной давности и в рубрике криминальной хроники прочтёт о том, что на окраине Питера неизвестными был застрелен пожилой странный человек, оказавшийся нигде не работающим изобретателем Ситниковым.

Пётр почувствовал, как запершило в носу. Не видя никакого выхода из ситуации, он отвернулся к стене, отложив Жюль Верна, и молча пролежал так до обеда, слушая, как во дворе возится Ситников, грохоча какими-то железяками и напевая себе под нос.

Весь субботний день Ларин до самого вечера возился в лаборатории, помогая инженеру-химику оборудовать машину времени дополнительным устройством для передачи электроэнергии в двигатель. Когда начало темнеть, он надел спортивный костюм, купленный ему Ситниковым в магазине на станции. На небе не было ни единого облачка, и Пётр засомневался в том, что гроза, обещанная в листовке, повествующей о злоключениях старинной водокачки, каким-то образом всё же соберётся.

Машину времени изобретатель предложил накрыть чехлом и прицепить на буксир к «жигулёнку», который он одолжил на вечер у соседа, пожилого отцовского приятеля. Пора было двигаться в сторону города. Несколько книг Ситников позволил Петру прихватить на память с собой. Петру, увы, нечего было подарить Ситникову. Он едва не расплакался, когда тот взлохматил ему волосы и сказал, что ничего нет в этом страшного — ведь они прощаются только до завтра.

Пётр твёрдо решил поговорить с Ситниковым. Да, он нарушит тем самым Дисциплинарное Уложение, он снова нарушит ход истории, вызвав, может быть, ещё более горестные события… но разве не стоило всё это жизни его друга? Пётр решил про себя, что он должен всё рассказать Ситникову, даже если наказанием ему станет лишение всех его магических способностей.

«Жигулёнок» остановился на небольшой площадке совсем близко от Царскосельского, прямо возле легендарной водокачки. Строительная площадка, или просто пустырь, посреди которого нелепо торчал одинокий подъемный кран, была безлюдна. Часы Ситникова показывали без пяти девять.

Изобретатель вышел из машины и с сомнением снял свой дождевик, бросая его на заднее сиденье.

— Сегодня в Ленинграде весь день сохраняется ясная, безоблачная погода, — инженер-химик щёлкнул кнопкой встроенного в машину приёмничка. — Завтра ожидается небольшая облачность, незначительное понижение температуры…

— Пётр, не может быть ошибки? — Ситников критически огляделся вокруг, потом испытующе посмотрел на ранние звёзды, которые уже зажигались в вечернем небе. — Могли просто перепутать день. Какая разница в исторической хронике, в какой именно точно день ударила молния? И потом, хронику ведь составляли по пожарным сводкам происшествий, могли и перепутать. Могли случайно перепутать.

Пётр успокаивающе улыбнулся:

— Ситников, у нас метеослужба за двадцать пять лет так и не исправилась. И прогнозы погоды такие же неточные, как и сейчас.

Ситников снова вытащил дождевик из машины и положил его на капот. Он не переставал волноваться, и его тревога мало-помалу передалась Петру.

— Боже мой! — вдруг возбуждённо заговорил Ситников. — Я доживу до двадцать первого века. Я буду жить в две тысячи втором году. И у меня получится вот это — машина времени, на которой я смогу путешествовать по эпохам, о которых я всегда сожалел. И теперь мне предстоит знать об этом и ждать целых двадцать пять лет. Завтра ты будешь говорить со мной, а я останусь одновременно здесь и буду жить с этим ожиданием…

У Петра снова запершило в носу. «Пора!» — решил он.

— Послушайте, Ситников, — начал он, придав голосу максимальную взвешенность. — Сейчас мы с вами должны серьёзно поговорить. Для того чтобы запустить машину времени, вы позаимствовали партию урана у…

— Нет же, Пётр! Снова ты об этом! — Юлиан Ситников оборвал Петра так категорично, что тот понял: ему больше не удастся сказать ни слова. — Мы же с тобой договорились, — добавил инженер уже мягче, положив руку на плечо Петру. — Никому не дано знать своего будущего. Оно сокрыто от нас, и именно поэтому мы полноценно проживаем своё настоящее. Это знание убьёт для нас неповторимость каждой минуты, дорогой мой мальчуган! Мы живём и не боимся жить только потому, что не подозреваем, к чему это всё приведёт. И тебе не надо говорить мне ничего о моём будущем. Ведь даже если ты рвёшься мне что-то рассказать с самыми добрыми намерениями, это может ударить рикошетом по тебе или кому-то ещё. Я сам должен пережить всё, что приготовила для меня моя судьба.

Пётр кивнул. Спорить было бесполезно. Оставалось одно — отойти от Ситникова на несколько метров и беззвучно расплакаться.

Впрочем, немного успокоившись, Пётр решил сделать ещё одну, последнюю попытку. Порывшись в багажнике «жигулёнка», он нашел там новенький блокнотик в красном переплёте с позолоченным значком на обложке, таким же, какой носили почти все старшеклассники в школе его будущих дяди и тёти. Блокнотик предназначался участнику какой-то там комсомольской конференции. Пётр выдрал оттуда листочек (в уголке каждой странички тоже был изображён такой же значок) и быстро стал писать, пока Ситников снова углубился в свои расчёты:

«Дорогой мой Ситников!

Прошу Вас, не вынуждайте меня всю жизнь терзаться в том, что виноват в Вашей смерти, что был рядом с Вами, уже всё зная, и не смог заставить Вас меня выслушать. В ночь, когда Вы отправите меня в прошлое, Вас расстреляют террористы, у которых Вы украли уран. Прошу Вас, сделайте что-нибудь для того, чтобы всё было по-другому.

Ваш друг Ларин Пётр».

Он свернул листочек вчетверо, приписал сверху: «Ситников, не читайте этого до начала весны 2002 года, но, ради бога, не потеряйте это за 25 лет!!!» — и сунул пока себе в карман.

Пока Пётр писал, Ситников начал какую-то странную возню возле фонарного столба, бормоча при этом ругательства по поводу того, что он забыл в лаборатории гаечный ключ и теперь руками вынужден заворачивать гайки контактов.

— Добрый вечер! — послышалось вдруг сзади.

Подняв голову, Пётр увидел милиционера.

— Что вы делаете со столбом? — учтивостью в голосе и не пахло.

Ситников, стараясь говорить так, будто встретил доброго знакомого и теперь есть с кем поделиться своей невзгодой, ответил наигранно-беззаботно:

— Так, небольшой метеорологический эксперимент. Я метеоролог, знаете ли…

Недоверие в глазах стража порядка ещё больше возросло.

— А это что у вас? — он попытался приподнять чехол машины времени.

— Не трогайте, ради бога! Это очень дорогие инструменты. Они выписаны из-за границы, я везу их в Академию наук…

— А бумаги у вас на них есть? — поинтересовался милиционер.

— Конечно! — с готовностью ответил Ситников, плюхнулся на переднее сиденье «жигулёнка» и стал выворачивать из бардачка бумаги, которых там было огромное количество, делая вид, что ищет нужные. В сторону отлетело небольшое удостоверение в серой корочке. Милиционер взял его в руки и внимательно нахмурил брови. Минуту спустя он протянул его обратно Ситникову и, взяв под козырёк, пожелал Ситникову счастливого пути.

Пётр развернул корочку. Принадлежала она, конечно же, ситниковскому соседу, владельцу «жигулёнка», и являлась не чем иным, как пропуском в особо секретную лабораторию одного из НИИ, занимающихся космическими исследованиями.

Пока Ситников приводил в порядок разбросанные бумаги и снова аккуратно складывал их в бардачок, Пётр незаметно сунул бумажку в карман оставшегося на капоте дождевика. Туда же он сунул подобранный возле машины камешек — инженер-химик наверняка заинтересуется, что за тяжесть оказалась у него в кармане.

Когда стрелки ситниковских часов показывали без пятнадцати минут десять, Ситников начал снимать чехол с машины. Пётр выбрался из «жигулёнка». От нечего делать он поколдовал над первой выуженной из бардачка бумажкой, чтобы ещё раз взглянуть на фотографию семейства Спаса-кукоцких и удостовериться, что с ними всё в порядке.

— Ситников, что это? — вопил он минуту спустя, суя под нос изобретателю снимок. — Что-то получилось не так! Это другие люди! Я не знаю, это не они!

Ситников, с тревогой глядящий на небо, лишь мельком взглянул на фотографию.

— Не они? Но там же ты.

— Ну и что?! Я не знаю, кто это, это не они!

— Ладно, не мешай, — Ситников отмахнулся от растерявшегося Петра. Главное сейчас — вернуться в своё время.

Он поднял дверцу машины времени и включил временную цепь. На нижнем табло, где значилась надпись «Предыдущий пункт назначения во времени», стояло 16 мая 2002 года. Инженер ткнул пальцем в индикатор:

— Ты ведь из этого времени приехал, так? Пётр кивнул.

— Хорошо, ты сейчас вернёшься в то же самое время, в ту же самою секунду. Ты даже не заметишь, что отсутствовал.

На верхнем табло, где следовало обозначать «пункт назначения во времени», изобретатель набрал те же цифры, что были на нижнем. Даже время — 1 час 30 минут — он оставил прежним. Потом Ситников выбрался из машины и показал на дорогу.

— Вон там, отсюда ещё не видно, я провёл мелом белую линию. Ты будешь стартовать оттуда. Расстояние я рассчитал. Учитывая приземистость машины, ты должен стартовать… — он вытащил из кармана часы и посмотрел на стрелки, — ровно через семь минут и двадцать две секунды, чтобы вовремя коснуться провода. Поедешь, когда зазвонит будильник — с этим словами Ситников вытащил из второго кармана небольшой будильничек и положил его на сиденье рядом с Петром.

— Хорошо…

Оглядевшись по сторонам, он стал натягивать на себя дождевик — начал накрапывать невесть откуда взявшийся мелкий дождик.

— Вроде всё…

Пётр поднял глаза:

— Спасибо, Ситников.

Что-то дрогнуло у него внутри, он выскочил из машины и, не закрывая дверцы, бросился на шею Ситникову. Тот, отвыкший в последнее время от проявления таких бурных тёплых чувств, неожиданно прослезился.

— Спасибо тебе, Ларин Пётр. Пока. Надеюсь, увижу тебе таким же славным через двадцать пять лет.

— Надеюсь… — пробормотал Пётр, усаживаясь обратно в машину.

— Ладно, не волнуйся, — Ситников проверил, плотно ли Пётр закрыл за собой дверцу. Как только на скорости 340 километров в час ты дотронешься крючком до провода, молния обязательно ударит в водокачку, и всё будет в порядке.

Пётр прощально улыбнулся, стараясь сдерживать волнение. Ситников сунул руку в карман дождевика и нащупал камешек вместе с листочком, положенным туда Петром.

— Открыть в 2002 году? Пётр, что это?

— Узнаете в две тысячи втором году.

— Пётр, это информация о будущем? — Ситников смял листочек и швырнул его в темноту. — Мы же договорились с тобой. Я предупредил тебя, какие могут быть последствия.

— Ситников, надо рискнуть! От этого зависит ваша жизнь! Те последствия, которых вы боитесь, не будут ужасными…

— Нет, Пётр, нет. Я не возьму на себя ответственность править историю.

— Тогда я буду вам рассказывать, я…

Пётр собрался прокричать в лицо Ситникову всю страшную правду, от которой так отворачивался изобретатель. Но у него ничего не получилось. Резкий раскат грома прокатился над пустырём. Порывом ветра с крыши водокачки сорвало шлак, грязь и какие-то провода.

— Провод! — закричал Ситников. Он уже бежал к лестнице, ведущей на крышу водокачки. Дождевой шквал рванулся с небес, мгновенно растворяя всё в серой дождевой завесе. На ходу Ситников обернулся и прокричал Петру, стараясь пробиться сквозь шум дождя:

— Я полезу наверх, на водокачку, и спущу тебе верёвку, а ты к ней привяжешь провод! Понял?

Да!

Мгновение спустя его поглотила грозовая тьма. Ветер превращался в ураганный порыв, раскаты грома сотрясали автомобиль. Когда Ситников добежал до водокачки, часы показывали без пяти десять.

— Пётр, держи!

Верёвка, разматывающаяся в воздухе подобно лассо, летела в сторону машины. Когда Пётр привязал конец сброшенной верёвки к кабелю, он замахал руками, крича в сторону водокачки:

— Готово!

Пока Ситников поднимал верёвку, Пётр закричал изо всех сил:

— Ночью, когда вы вызовете меня к «Александровскому», вас…

— Громче! Ничего не слышу!

— Вас убьют, когда я буду уезжать…

Он не успел прокричать больше ничего, когда яростный голос Ситникова перекрыл дождь:

— Три минуты, Пётр, три минуты, трогай!

Всё было кончено. Он не успел. Повинуясь необратимости, Пётр повернул ключ зажигания и начал произносить слова заклинания Ускорения. Машина направилась к тому плохо различимому месту, где Ситников провёл жирную белую полосу.

…Цепляясь за какой-то выступ на крыше водокачки, Ситников пробирался к металлическому штырю у самого её края, который он смог разглядеть в темноте. Когда минутная стрелка на его часах переместилась на одно деление вперёд, невероятный сильный порыв ветра сбил его с ног. Падая с крыши, он всё же успел ухватиться за штырь. Кабель, который он при падении выпустил из рук, уцепился за брючину, раздирая кожу Ситникова.

Пытаясь дотянуться до застрявшего конца кабеля, инженер отпустил одну руку и стал акробатически изгибаться. Ему повезло: когда кабель уже готов был упасть на землю, инженер перехватил его рукой и подтянулся наверх. Почти без сил он опустился на крышу. Пот лил с него градом, смешиваясь с дождевыми каплями, от которых уже не спасал изорванный дождевик.

Попробовав штырь, с которым связывались все его надежды, на прочность, изобретатель пытался подсоединить к нему кабель. Но тут перед ним возникло ещё одно неожиданное препятствие — порывом ветра сломало толстый сук старого дерева, стоящего возле водокачки. Сук упал на асфальт и придавил натянутый кабель. Для того чтобы соединить контакты, требовалось подтянуть кабель к штырю хотя бы на несколько сантиметров, но именно их и не хватало.

Ситников безуспешно дёргал кабель, пытаясь освободить его от обломка дерева. Однако, когда провод наконец поддался и Ситникову удалось высвободить необходимые сантиметры, он понял, что случилось кое-что похуже. Из-за того что кабель запутался в ветках сломанного сука, отсоединился контакт у фонарного столба. Натянутый над улицей провод оказался обесточенным. И Ситников почувствовал, как на его голове дыбом встают волосы.

Тем временем Пётр развернулся у белой линии и притормозил в ожидании момента, когда зазвонит лежащий рядом будильник. Он всё ещё не мог оправиться от сознания того, что затея с письмом провалилась. Ситников его разорвал из-за своей дурацкой ответственности перед человечеством, и теперь…

И тут его взгляд упал на верхнее табло временной цепи. Его сознание как будто вспыхнуло.

— Чёрт! Какой же я дурак! Это же машина времени! Я вернусь раньше и его предупрежу. Пятнадцать минут мне хватит.

Вместо указанного на табло времени 1 час 30 минут он мгновенно набрал 1 час 15 минут. На душе у него сразу стало легко. Пётр почувствовал, как тяжкий камень свалился с души.

— Й-йес! Я перехитрил вас, Ситников! — в порыве радости он хлопнул ладонью по рулю. И сразу понял, что делать этого не следовало: приборное табло и табло временной цепи немедленно погасли, машина заглохла.

— Нет же! Нет! Так не должно быть!

Пётр тщетно лихорадочно крутил ключ в замке зажигания, не решаясь применять заклинание Ускорения к заглохшей машине. Ничего не помогало. «Конец!» — промелькнуло в его сознании. Он отчаянно ударил рукой по рулю. И двигатель ожил. Невообразимо ругаясь, Пётр переключил скорость и осторожно двинулся с места. Можно было начинать читать заклинание.

Ситников же всё это время с ужасом смотрел, как движется на циферблате секундная стрелка. Когда она коснулась очередного деления, показав 10.03, до удара молнии оставались считаные мгновения. Машина времени уже неслась, развивая сумасшедшую скорость, а кабель всё ещё валялся на земле, придавленный сломанным суком.

Времени на раздумья не оставалось. Ситников набросил на провод верёвку и, уцепившись за неё подобно медвежонку коала, ринулся вниз. Удар был, очевидно, сильным, но Ситников его не почувствовал. Отшвырнув в сторону злосчастный сук, он схватил конец кабеля и бросился к фонарному столбу.

Минутная стрелка его часов передвинулась на четвёртое деление.

И вдруг небо над пустырём разорвала тонкая ядовитая голубая змейка. Молния ударила в металлический штырь на крыше водокачки. Огромной силы ток рванулся вниз по кабелю, Ситников едва успел подсоединить контакты, и мощный электрический импульс пронёсся по кабелю, высекая снопы искр.

Прикреплённым к двигателю металлическим крюком машина времени, разогнавшаяся до 340 километров в час, коснулась натянутого над мостовой проводника. На глазах у потрясённого Ситникова, который, окаменев, стоял у фонарного столба, автомобиль охватило яркое голубое свечение.

Машина исчезла. Лишь две огненные колеи оставались какое-то время на дороге.

И вдруг разыгравшаяся над городом гроза утихла так же внезапно, как и началась. Волосы, вставшие дыбом на голове Ситникова, потрескивали от огромной дозы статического электричества. Глаза изобретателя в этот момент стали глазами безумца. Отшвырнув лохмотья дождевика, он стал выплясывать вокруг столба. Потом остановился и задрал голову к небу, вглядываясь в светившиеся в прояснившемся небе яркие звёзды.

…Звёздная ночь взорвалась визгом тормозов, когда, вложив всю свою силу в заклинание Остановки, Пётр с трудом успел избежать столкновения со стеной дома, в которую упиралась дорога. Да, похоже, Ситникову удалось вернуть его в две тысячи второй год. Дома и рекламные щиты были Петру хорошо знакомы.

Он выпрыгнул из машины и не удержался от радостного клича, прорезавшего ночную тишину.

Электронные часы над автосалоном показывали пятнадцать минут второго. Пётр особенно не волновался — он не сомневался, что у него ещё есть время предупредить Ситникова.

Но тут же он обнаружил, что машина снова заглохла.

— Блин, что за фигня! Опять.

Усевшись за руль, Пётр понял, что машина заглохла основательно. Даром что он колотил руками по рулю — чуда не происходило. Ему казалось, что он чудовищно подводит Ситникова, выведя машину из строя в такой неподходящий момент. И тут из-за поворота вынырнул автомобиль и пронёсся мимо него. Сомнений не было, это был микроавтобус исламистов. Забыв про машину времени, Пётр бросился к багажнику, вытащил свой самокат и рванулся следом, надеясь теперь на одну только силу заклинания. Но драгоценные секунды, потраченные на открывание багажника и разворачивание самоката, были необратимо потеряны. Бросив бесполезную теперь машину времени, Пётр гнался за террористами изо всех сил, но сокращающееся между ними расстояние спасти Ситникова уже не могло. Пётр увидел, как ствол автомата высунулся из окна, и человек, которого можно было хорошо уже разглядеть, рухнул на асфальт, прошитый очередью.

Мгновение спустя Пётр увидел и себя самого. Тот, второй Пётр, одетый в светящийся белый противорадиационный комбинезон, кричал не своим голосом и при этом быстро бежал к машине. Пётр увидел, как микроавтобус с террористами разворачивается, устремляясь в сторону небольшой машины, как его двойник прыгает в машину, как она начинает двигаться всё быстрее, потом её охватывает синее светящееся пламя и она исчезает… в прошлом. Микроавтобус с террористами на полном ходу врезался в павильончик из евровагонки с вывеской «Кодак», перевернулся и, проехав юзом несколько метров, замер на обочине.

Тело человека, одетого в нелепый противорадиационный балахон, выделялось на асфальте. Опасливо косясь в сторону лежащего на боку микроавтобуса, Пётр бросился к нему. Рухнув на колени возле убитого, Пётр закусил губы и стал осторожно приподнимать его голову.

Внезапно человек застонал и, держась за голову обеими руками, сел на асфальте.

— Ситников… Вы живы?

Вместо ответа инженер расстегнул на себе комбинезон и сунул под него руку мальчика. Пальцы Петра упёрлись в стальную пластину.

— Бронежилет? Но откуда…

— В последние годы, дорогой мой, не так уж трудно достать такую штуку. Надо просто иметь, что в обмен на неё предложить.

Пётр вздохнул — Ситников был неисправим; очевидно, в обмен на жилет он изобрёл что-то очень действенное для каких-нибудь «солдат свободы». И тут же он спохватился:

— Значит, вы всё же прочитали письмо, Ситников?

— Угу, — благодарно взлохматил ему волосы изобретатель своим обычным жестом.

— А как же ваша уверенность в том, что категорически нельзя вмешиваться в будущее?

— Знаешь, я не выбросил эти обрывки в память о тебе.

ГЛАВА 10

Ситников следует дальше своим путем. 37 — тяжёлый возраст. У Гражины свитер в стиле «регги». Нехорошо обвинять собственную тётю в пристрастии к спиртному. Соня и писатель-фантаст. Нужно ли жалеть неудачников? Поездка отменяется.

Ситников и Пётр Ларин некоторое время молчали, сидя рядом на асфальте. Самокат Петра лежал опрокинутый на бордюр, рядом с машиной времени. Пёс Леонардо сначала крутился вокруг ног Петра, но потом спокойно улёгся рядом. Удивительно, но это был как раз тот случай, когда друзьям, встретившимся после двадцатипятилетней разлуки, совершенно было не о чем говорить. Потрясённый Ситников думал о невероятном финале его многолетних поисков. Пётр, глядя в одну точку, представлял, как сложно будет ему теперь общаться с дядей и тётей — такими, какими они стали в своей взрослой жизни.

Часы Ситникова показывали начало третьего ночи, когда, шумно вздохнув, Пётр поднялся с бордюра.

— Ситников, я очень боялся опоздать. Машина заглохла…

— Ещё бы, — коротко хихикнул Ситников. — Это же машина времени, а не обычное средство передвижения. Твой Свисток тоже ведь спокойно лежит себе в кармане, пока ты специальным образом не подудишь в него. Ладно, — добавил он через некоторое время. — Я, пожалуй, провожу тебя немного. Что-то мне не хочется вот так сразу с тобой расставаться. Забавно — ты спас мне жизнь…

— Что значит расставаться? — изумился Пётр. — Ситников, вы что, снова куда-то собрались?

— Да, дорогой мой. Похоже, мне ещё хочется попутешествовать.

— Куда? — ещё более расстроенным голосом спросил Пётр.

— В будущее, дружок. На двадцать пять лет вперёд. Мне понравилась эта цифра.

— А… А я?

— А ты сейчас отправишься домой. Спать. У тебя всё же был трудный день, к тому же завтра ты едешь на прогулку со своей подружкой.

Пётр спохватился — о небольшом загородном путешествии с Соней Тумановой он совсем забыл. Да и вообще, Соня, школа, выходные — всё это казалось сейчас каким-то нереальным, подёрнутым дымкой воспоминаний о чём-то полузабытом, свершившемся с ним в другой жизни.

— Соня… А что, разве воскресенье ещё не наступило?

— Наступило. Наступило несколько часов назад. И сегодня ты поедешь с Соней гулять.

Пётр вспомнил всегдашнее бурчание тёти Эльзы. Ох и хотелось бы ему выдать ей! Вот уж точно хорошие девочки не пользуются телефоном и не звонят мальчикам. Они усаживаются к ним на колени и хлещут коньяк и курят сигареты. И очень радуются, когда эти мальчики из-за них дерутся и разбивают друг другу головы.

Дойдя до дома, Ситников притянул к себе Петра.

— Ну вот и всё. Ты пришёл, а мне пора ехать.

Пётр поставил ногу на перекладину самоката.

— Счастливо, Ситников. Вы отправляетесь на двадцать пять лет вперёд… Значит, там мне будет 37? Не самый лучший возраст. Пушкина в 37 убили на дуэли, а ведь он тоже учился в Царскосельском. Впрочем, я шучу…

Пётр присел на корточки перед Леонардо, почесал ему за ухом, потом поднял глаза на Ситникова:

— Обязательно поинтересуйтесь мной в будущем, Ситников. Можете мне не рассказывать даже ничего. Просто и там, в будущем, я буду очень рад вас увидеть. Просто увидеть.

— Обещаю! — улыбнулся Ситников.

Он подмигнул Ларину Петру и, повернувшись, зашагал назад в сторону «Александровского», где ждала его машина времени.

Бесшумно поднявшись по ступенькам домика, Пётр проскользнул в свою спальню. У него достало сил лишь на то, чтобы снять кроссовки и доплестись до кровати, на которую он рухнул не раздеваясь. Тяжёлый сон сдавил его виски.

…Проснулся он от звука барабанящих по стеклу капель. Погода, видимо, испортилась за то время, что он отсутствовал. Или видел странный сон. Сон? Да, на сон это всё походило больше, но прямо на полу у дверей лежали несколько книжек, прихваченных им у молодого Ситникова, и потом, эта передряга была для юного волшебника всё-таки не первой.

— Солнышко моё, вставай! — прокаркал придавленный им Свисток, стараясь подражать писклявому голосу модной певицы.

Пётр сел, свесил ноги с кровати и стал нащупывать тапочки. Ещё как следует не проснувшись, он поплёлся к дверям. Нужно было выяснить обстановку и попробовать убедительно довести до тёти Эльзы, что на прогулку с Соней он всё-таки едет.

Выходя в коридор, Пётр обо что-то споткнулся и пребольно ударился. Это его окончательно разбудило, и он с удивлением понял, что со всего размаху налетел на тумбочку для обуви, которой тут отродясь не было. Как не было и нескольких экземпляров развесистых оленьих рогов, увешанных зонтиками, сумочками и шляпками. Шляпки поразили Петра больше всего — у тёти Эльзы их никогда не водилось, не говоря уже про Гражину.

Вообще, в прихожей появился новый гарнитур с зеркальными стенами, его антресоли были забиты журналами мод на огромном количестве языков, в простенках висели какие-то живописные полотна. Не понимая, откуда всё это взялось в доме за ночь, Пётр прошлёпал на кухню. Там за обеденным столом сидели два типа, которые показались Петру очень знакомыми, — но меньше всего он был склонен поверить в то, что это его двоюродная сестра Гражина и его двоюродный брат Александр. Нет, Александра, подумав, он узнал бы сразу. Выражение идиотизма — единственное, что отсутствовало на его лице. Спортивный же костюм был на месте. Только выглядел он малость поприличнее, а сам Александр занимался тем, за чем представить его было очень трудно, — жуя, он одновременно читал газету.

И в тарелке у него было нечто необычное — Пётр не разобрал с ходу что, но то, что это не макароны, которые в последние годы тётя Эльза варила на завтрак ежедневно, было очевидно.

Но Гражина… Вместо недовольного лохматого создания в не менее заношенном, чем у прежнего Александра, спортивном костюме перед Петром сидела его длинноволосая ровесница, которую совсем не портили очки. Петру даже показалось, что у него есть с ней некоторое внешнее сходство. Девочка в джинсах и ярком «альтернативном» свитере завтракала торопясь; видимо, она куда-то спешила.

— Ну всё, — встав из-за стола, она поставила тарелку в мойку. — Увидимся.

Тут взгляд её упал на Петра, и она иронически хмыкнула:

— Те же и Пётр. Акт второй, картина четвёртая. Тебе Сонька утром два раза звонила, я сказала ей, что ты будешь ещё спать и спать, потому спешить тебе особо некуда — посуду моешь ты.

Ошарашенный Пётр, не совсем понимающий, куда он попал, послушно шагнул к мойке.

— Ну ты, в самом деле, может, поешь сначала? Тоже мне, золушка!

Гражина стала накладывать Петру в тарелку ломтики чего-то аппетитного, поливая их пряно пахнущим соусом. Делала она это, не переставая болтать. Из её болтовни Пётр понял только то, что направляется Гражина со своими друзьями, которых у неё с роду не было, туда же, куда и Пётр, то есть к озеру, где планируется большой экологический фестиваль. И её, как и Петра, оказывается, привлекает туда обещанный концерт рэгги-коллективов, о существовании которых она, по крайней мере ещё вчера, не подозревала.

Протараторив всё это, Гражина исчезла за дверью. Поднялся и Александр. Посмотрев на часы, он засобирался быстрее, одновременно звоня по мобильному какой-то Наташе и обещая встретить её вечером у Ледового дворца. Петра поразило то, что, вытряхивая себя с помощью свободной руки из спортивного костюма, Александр намеревался влезть в висящий на плечиках на дверях его комнаты стильный костюм.

— Ты куда это? — пробормотал Пётр. — Не мог же он ткнуть пальцем в костюм и прямо спросить: «Это чьё?»

— А я домой уже не успею заехать переодеться, мы с Наташкой вечером в гости идём к этим её скучнягам родственникам, надо прилично (на этом месте Александр скривил забавную рожицу) выглядеть.

— С какой Наташкой? — ситуация пугала Петра всё больше. В своём ли он уме?

— С моей Наташкой! Ты что, волшебник? Что-то ты совсем у меня заучился.

— Это ты заучился… — Пётр глотал воздух.

— Ия заучился. Ничего не сделаешь, выпускной год. Все же хочу свой банковский колледж без средних баллов закончить. Ну, будь здоров.

Сунув брату руку, Александр исчез за дверью. И тут на лестнице, ведущей в мансарду, появился ещё один персонаж. Как и Пётр, этот персонаж только что проснулся. Точнее, не совсем проснулся.

Облако кружев, пахнущее тонкой ненавязчивой парфюмерией, двигалось на него. Волна шелковистых волос окутала его лицо, щекоча ноздри; затем он ощутил на своей щеке приятное касание женских губ и в самое ухо ему нежный, хотя и не юный, голос проворковал:

— Доброе утро, солнышко. Извини, вчера я поздно приехала, после показа был грандиозный банкет, там ведь в основном вопросы у нас и решаются. Я тихонько проскользнула в спальню и уже не стала к вам заходить.

Облако проследовало в глубь кухни.

— Погрели себе что-нибудь? Сделали бы тосты, микроволновка же есть. А где Гражина? Тоже убежала? А ты? Или у вас с Соней планы поменялись? Наверное, она звонила тебе, я слышала сквозь сон звонки, Гражина снимала трубку. Ты её застал? Или ты встал только что? Ты уже поел? Нет? Остыло же всё, давай я тебе лучше бутерброды свежие запеку…

Эта манера говорить сразу обо всех вещах и задавать огромное количество вопросов, не дожидаясь ответов, наконец, объяснила Петру, кого он видит перед собой.

— Эльза? Тётя Эльза? Ты… Вы… Вы такая красивая! И вы… Вы не пьёте?

Тётя Эльза нахмурилась:

— Знаешь, дружок, если бы вчера после показа я нализалась так, как четыре года назад, когда эти сволочи изничтожили мою коллекцию, ты бы услышал, как я возвращаюсь домой. И с чего это ты взял, что я должна была вчера напиться в дрезину?

Пётр догадался, что спрашивать тётею Эльзу о том, нет ли у неё проблем со спиртным, было бы не только нелепо, но и небезопасно, — похоже, что даже в новой своей ипостаси тётя Эльза не перестала трястись над своими чадами, и, продолжи Пётр расспросы, она, чего доброго, заставит его мерить температуру.

Первым делом следовало выяснить, что ещё так грандиозно изменилось в жизни семьи Спасакукоцких со вчерашнего вечера, помимо новой мебели в доме, идеальной фигуры тёти Эльзы, которая, как начал догадываться Пётр, сделала в прошедшие годы карьеру дизайнера-модельера, и неожиданной «продвинутости» Гражины и Александра. Для начала Пётр решил подробнее расспросить тётю Эльзу о её вчерашних успехах, но тут появился персонаж, увидеть которого в домике Спасакукоцких Пётр рассчитывал меньше всего. Кто-то резко натиснул на кнопку электрического звонка, и на тётино звонкое «Не заперто!» раздалось не менее звонкое «Здравствуйте!» из прихожей. Секунду спустя на пороге кухни появилась… Соня Туманова. Одетая по-походному, она вытащила из ушей наушники и, отложив плейер на тумбочку, деловито кивнула Петру и улыбнулась тёте Эльзе самой обворожительной из своих улыбок:

— Здравствуйте. Мы с отцом вчера смотрели финал по телевизору. Папа просил передать вам свои восторги.

Как бы удостоверивая слова девочки, с улицы пронзительно просигналили. Тётя Эльза подошла к раскрытому окну и помахала не кому иному, как отцу Сони Тумановой, доставившему дочь к домику Спасакукоцких. Тот сигналил тёте Эльзе и махал рукой в качестве приветствия.

— Уже едете? Не позавтракаешь с Петром?

Несмотря на протестующие жесты Сони, тётя поставила на стол ещё одну тарелку и, усадив Соню, принялась делать бутерброды, складывая их в нарядный пластиковый контейнер. Закончив, она протянула его Соне, и та запихнула его в свой рюкзачок. Всё это время тётя Эльза и Соня болтали об альтернативной моде так, как будто они были едва ли не старыми приятельницами. Ничего не понимающий Пётр пытался взять в толк, откуда у тёти Эльзы взялось вдруг такое благорасположение к Соне, которую ещё вчера она считала невоспитанной и бесцеремонной девицей.

— Может быть, всё же приехать за вами вечером? Вдруг вы опоздаете на последнюю электричку? И потом, ведь столько людей будет на этом вашем фестивале, вы же можете не втиснуться в вагон.

Всё это тётя Эльза говорила скорее из вежливости, так как Соня категорически замотала головой:

— Нет, что вы, там будут ещё какие-нибудь наши знакомые. Гражина ведь тоже поедет со своими ребятами, так что возвращаться будет очень даже весело.

Заскрипела лестница, и в кухне появился отец семейства «дядя Жорж». Его помятое, уставшее выражение лица свидетельствовало о бессонной ночи, на что тётя Эльза не замедлила ему указать:

— Ты постоянно работаешь. Ты всегда только работаешь, у нас выходные — самые рабочие дни, потому что никто не беспокоит по телефону, и мы сутки с тобой сидим, уткнувшись в мониторы. Так нельзя! Давай хотя бы выберемся вечером на прогулку…

Что-то говорило о том, что подобные диалоги происходят между супругами Спаса-кукоцкими постоянно — впрочем, ни к чему не приводя, так как оба супруга были кончеными трудоголиками.

— Хорошо, — пробормотал Спасакукоцкий, которому не пришло в голову даже кивнуть Петру и Соне, равно как и поцеловать супругу по поводу доброго утра. Судя по всему, и это было в семье привычным явлением. Нахмуренные брови и отсутствующий взгляд Спасакукоцкого явствовали, что он глубочайшим образом погружён в свои мысли. — Вечером, да. Я хочу сегодня закончить главу книги. Меня очень ограничивают в сроках, первый роман пошёл на «ура», и теперь мне каждый день звонят из издательства, волнуются, чтобы я не задержал их с продолжением. Рынок есть рынок, продолжение, они говорят, должно появиться на прилавках раньше, чем станет спадать ажиотаж вокруг первой книги.

— Ох, Георгий, — тётя Эльза мечтательно посмотрела на мужа. — Если всё будет хорошо, то через какое-то время ты просто наймёшь человека в свою контору и будешь только креативным менеджером. Сможешь спокойно писать. Ведь вот эти ребята-фантасты из Харькова, которые тебя раскрутили, сейчас ничем уже не занимаются, кроме литературы, потому что их книги стали быстро раскупаться. Думаю, что через год результат ощутишь и ты.

— Да, Георгий Иванович, — вступила в разговор Соня. — Я вчера смотрела форумы с рейтингами и обсуждением новых книг, очень хорошие отзывы о вашей книге…

Пётр не поверил своим ушам. Неужели детская писанина Георгия Спасакукоцкого оказалась чем-то стоящим и его роман даже издали? Нужно срочно «познакомиться» с литературным дебютом собственного дяди, — завертелось у него в голове. Между тем тётя Эльза стала взволнованно, перескакивая с одного на другое, пересказывать дяде хронику своих вчерашних успехов, передавая попутно приветы от общих знакомых: «Помнишь, это джазовый певец, я делала концертную линию его музыкантам, они ещё приглашали на презентацию…» Судя по всему, благодаря жене недотёпа Спасакукоцкий имел некоторое отношение к светской жизни. Вряд ли это могло быть вызвано чем-то иным, кроме как вынужденным вмешательством Ларина Петра в личную жизнь молодых людей… живших на питерской окраине двадцать пять лет назад.

— О, Пётр, — вдруг спохватилась тётя Эльза. — Вчера на показе был этот твой… ну этот твой любимый певец, тот, волосатый, что учился в нашей школе. Жор, как его? Сейчас кое-что принесу тебе. Я сказала ему, что мой племянник на нём помешался.

Тётя Эльза порылась в блестящей сумочке и вытащила открытку с портретом постаревшего Ильи Сафронова. «Петру, с пожеланием удачи и успехов на пути к своей самой главной мечте», — прочитал Ларин Пётр. Он тяжело вздохнул. Конечно же, Илья и предположить не мог, что подписал открытку полузабытому мальчишке, который так удивительно появился в его жизни двадцать пять лет назад. Появился, чтобы пообещать принести свои пластинки, — и исчез навсегда.

— Пётр, пора! — вполголоса сказала Соня.

Тётя Эльза и дядя Георгий что-то бурно обсуждали. Очевидно, Соня хотела намекнуть, что пора оставить взрослых в покое. Тётя Эльза за что-то выговаривала супругу. «Зайченко» — услышал Пётр знакомую фамилию и прислушался.

— Не нужно, Георгий, быть святым для всякого ничтожества! — тётя Эльза нервничала. — Вот результат уже сказывается — ты сегодня убьёшь полдня на то, чтобы переделывать его работу. Он провёл в тюрьме четыре года за то, что подставил людей, с которыми работал, и из-за него закрыли то предприятие. Вот увидишь, то, что ты его пожалел и взял в своё дело, добром не кончится. Что значит «у него безвыходное положение»? Если бы это был человек с улицы, я бы тебя поняла. Но разве ты забыл, каким дерьмом он был ещё в школе? Вспомни, как он третировал и изводил тебя, пока ты однажды не дал ему отпор, и как он отравлял жизнь мне, превращая меня в посмешище всей школы? Он затевал скандалы с каждым школьником, который ко мне подходил. А теперь он ведёт себя с твоими сотрудниками точно так же. Твоя секретарша уже жаловалась мне, когда я заезжала к тебе в офис на той неделе…

Соня потянула Петра за рукав. Он помотал головой, отгоняя от себя только что услышанное. Очевидно, подсознательное чувство соперничества с Русланом Зайченко не оставило дядю Жоржа, и тот не мог не продемонстрировать благородство по отношению к Руслану, жизнь которого, по всей вероятности, сложилась незавидно…

Пётр нашёл в прихожей свой рюкзачок и вместе с Соней пошёл к калитке.

— Пока! — услышал он вдогонку и обернулся, чтобы помахать дяде и тёте. Он ещё не привык к тому, что тётя и дядя стали к нему и его приятелям куда более внимательными.

И тут страшный грохот перед домом заставил забыть его о метаморфозах, происшедших в семье родственников. Протаранив несколько мусорных баков, на травяной газон перед домом въехала машина изобретателя Юлиана Ситникова, — уместнее было бы назвать её машиной времени. Правда, она несколько отличалась от того автомобиля, в котором Пётр путешествовал в прошлое. Энергетическая установка, занимающая заднюю часть автомобиля, приобрела более компактный и модернизированный вид. Сверху на ней возвышался небольшой блестящий колпак цилиндрической формы, на котором выделялась надпись, которая могла шокировать тётю Эльзу: «Термоядерный синтез». Боязливо покосившись на окна, Пётр на всякий случай поднёс к губам Волшебный Свисток и высвистел заклинание Повтора. Теперь он мог смело наблюдать за происходящим, будучи уверенным, что тётя и дядя, если их угораздит выглянуть в окно, увидят то же, что было видно из него и минуту назад, — пустынную лужайку с зелёной травой и несколькими кустарниками посередине, а за ней — не менее безлюдный съезд на улицу.

Появление автомобиля сопровождалось не только невероятным шумом, но и яркой световой вспышкой, которая свидетельствовала о том, что машина только что вернулась из путешествия во времени. Пётр остолбенело смотрел на дымящуюся крышку машины, когда дверца её откинулась и Ситников с обычной своей суетливостью выпрыгнул на асфальт.

На нём был фантастической расцветки балахон и ещё более фантастические шлёпанцы. Глаза его были не видны из-за стёкол зеркальных очков, закрывающих пол-лица, однако он направился прямо к тому месту, где застыли в изумлении Соня и Пётр.

— Пётр, ты должен вернуться со мной! — возбуждённо воскликнул Ситников, схватив парнишку за плечи.

Пётр изумлённо отшатнулся:

— Куда вернуться?

— Назад, в будущее!

Пока Ларин Пётр осмысливал сказанное Ситниковым, великий изобретатель метнулся к мусорному контейнеру Спаса-кукоцких, который каждое утро выгребал небольшой грузовичок. Оттуда он смог выгрести несколько баночек из-под пива и газированных напитков, вакуумных упаковок, рыбных и мясных костей. Весь этот «пищевой набор» он, недолго думая, стал загружать в свой колпак с надписью «Термоядерный синтез».

— Ситников, что вы делаете? — недоумевал Пётр.

— Мне нужно горючее! — не вдаваясь в подробности, ответил инженер-химик. — Это двигатель, работающий на термоядерном синтезе.

Пётр обменялся удивлённым взглядом с Соней, которая, как помнил Пётр, видела Ситникова впервые в жизни, — впрочем, была о нём отлично осведомлена.

— Быстрее садись в машину! — воскликнул Ситников, захлопывая крышку цилиндра.

— Но мы с Соней едем в поход, на фестиваль…

— Она тоже едет с нами. Её это тоже касается! — Ситников не понимал, какие могут быть ещё возражения.

Пётр удивился ещё больше.

— Подождите, Ситников! С нами что-то не то в будущем? Мы что, полные гады?

— Нет-нет, с вами, с моей точки зрения, всё в порядке. Но ваши дети… Короче, они влипли, и им надо помочь.

— Ну ладно… — протянул Пётр и тут посмотрел на Соню. Её лицо было ярко-красного цвета, и, похоже, предстоящее путешествие во времени её ничуть не занимало. Слишком потрясена она была констатацией того, что в будущем у них с Петром завелись общие дети.

Не дожидаясь, пока Соня хлопнется в обморок, Пётр втолкнул её в машину. Ситников мгновенно тронулся с места и развернулся вокруг лужайки. Затем он проверил компьютер вневременной цепи и включил скорость.

— Подождите, Ситников, мы же здесь не успеем разогнаться, через десять метров здесь тупик!

Ситников едва глянул наПетра. Он был озабочен чем-то иным.

— Дорога? На фиг твою дорогу… — пробормотал он себе под нос.

Спустя секунду Пётр понял, почему Ситников так безразличен к дороге. Машина приподнялась в воздухе, точно на магнитной подушке, колёса её, подобно шасси самолёта, скрылись в корпусе. Под действием тяги двух крохотных двигателей, показавшихся Петру реактивными, она взмыла в воздух и через несколько мгновений исчезла в межвременном коридоре.

ГЛАВА 11

Неинтересно дружить с мальчишкой, за которого выйдешь замуж. «Она бы ничего не разболтала!» Воздушные пробки. Соня оставлена на произвол судьбы. Семья юных уголовников. Больше не маг.

Садясь в машину вместе с Соней Тумановой, Пётр, разумеется, не успел заметить, что именно в этот момент отворилась задняя калитка небольшого дворика Спасаку-коцких и обрюзгший, облысевший Руслан Зайченко настороженно сделал несколько шагов к дому. Он издали увидел Петра и замахал ему рукой, подзывая к себе. Однако Ситников мгновенно развернулся вокруг лужайки, и автомобиль стал плавно подниматься вверх под рёв двигателей, от которого у Зайченко заложило уши. Тот ещё немного потоптался на месте и направился к крыльцу, сожалея, что снова придётся выдерживать неприязнь категоричной супруги Георгия Спасакукоцкого. Причина же, по какой Зайченко решился потревожить семью своего босса в обед, была пре8 Зак. 3025 дельно проста: Зайченко хотел занять у него денег в ожидании своей первой зарплаты. Тем временем машина пронеслась над домом Спасакукоцких и, быстро набрав скорость, покрылась языками голубого пламени. Яркая вспышка света заставила Зайченко зажмуриться и закрыть глаза рукой. Когда он снова посмотрел в небо, только серая полоска дыма напоминала о том, что здесь что-то происходило.

…Весна в будущем, судя по всему, в этот раз случилась поздняя. Из яркого солнечного полудня путешественники угодили в дождливое серое марево, сквозь которое проглядывали полуголые чёрные ветви деревьев — невысоких, кривых, с редкими болезненными кронами. Навстречу машине времени летели, отчаянно сигналя, ярко раскрашенные микроавтобусы полукруглой обтекаемой формы. Ситников, похоже, за своё недолгое пребывание в будущем стал настоящим каскадёром — инженер-химик отчаянно крутил руль, делая невероятные пируэты. Петра и испуганно прижимавшуюся к нему Соню, от любопытства которой не осталось и следа, мотало из стороны в сторону, пока встречное движение несколько не поутихло.

— Это и есть будущее, Ситников? — поинтересовался Пётр. — Пробок, конечно, меньше не стало, с той разницей, что теперь это… воздушные пробки.

Не сказать, чтобы такое интенсивное движение, среди которого ему предстояло жить в будущем, его ободрило. И он со вздохом подумал, что в этом насыщенном таким движением времени ему будет всего лишь 37 лет, то есть далеко не тот возраст, в котором практикующий маг может позволить себе удалиться на покой.

— Обычное лихачество водителей аэромаршруток, — внимательно следя за пролетающими мимо машинами, пояснил Ситников.

— Что это, Ситников?

— Санкт-Петербург, год две тысячи двадцать седьмой, — ответил изобретатель и первый раз за всё время улыбнулся.

Пётр решил, что пришло время ввести Соню Туманову в курс событий. Девочка восторженно вертела головой, наблюдая, как лихо Ситников управляет своим транспортным средством, однако она не особенно осознавала происходящее.

— Софа, я же тебе не успел ничего рассказать. Ситников изобрёл машину времени. Она работает безо всякой магии. Я случайно попал в прошлое, на двадцать пять лет назад. И встретил там дядю и тётю. Они должны были встретиться, но я им помешал. Потом, правда, они встретились, но уже совсем по-другому, поэтому за эту ночь они стали совсем другими людьми.

Видя, что Соня, наморщив лоб, пытается уловить в словах Петра хотя бы отдалённое подобие смысла, Пётр осекся. Он понял, что объяснить Соне что-то в нескольких словах невозможно — ведь он переписал будущие жизни школьников Спасакукоцкого и Капитановой, и теперь Софа не имеет представления о том, каким неудачником и какой опустившейся стареющей женщиной могли сегодня быть его дядя и тётя. Для Софы существовали только вечно погружённый в себя его дядя, менеджер, пишущий в свободное время фэнтэзи, и блестящая дама тётя Эльза, признанный дизайнер и корифей в мире моды, которая поддерживала с Соней вполне дружеские отношения и была во всех смыслах «продвинутой» современной тётей.

Но Соня, похоже, и не старалась вникнуть в события, о которых пытался рассказать ей Пётр.

— Значит, мы с тобой поженимся? — протянула она как-то очень уж разочарованно и, помрачнев, перестала интересоваться пролетающими за окном авто урбанистическими пейзажами.

— Что, тебя это очень огорчает? — сочувственно спросил Пётр.

Соня не ответила. Но глаза её наполнились слезами.

Так прошло ещё несколько минут, потом Соня повернулась к Петру и, с обидой глядя ему в глаза, расстроенно заговорила.

— Я не хочу знать своё будущее. Я не хочу жить и точно знать, что меня ждёт дальше. Мне больше неинтересно даже дружить с тобой, потому что я теперь точно знаю, что, даже если мы вдруг поссоримся, это ничего не изменит. Всё равно всё решится за нас, и мы с тобой поженимся, независимо от того, хотим мы этого или нет. Даже если очень хотим — какая разница! Это пресно, понимаешь, пресно, это как еда без соли, которую нужно есть, потому что так полезнее. Я так не хочу, — Соня заплакала.

Пётр притянул её к себе и наморщил лоб, чтобы успокоить какой-нибудь высокопарной фразой, но тут Ситников вытащил из-под сиденья небольшой футляр с двумя торчащими из него маленькими усиками с кружочками из поролона на дрожащих кончиках. Ситников сунул это нехитрое приспособление под нос Тумановой. Пётр почувствовал, как между усиками проскочил электрический импульс, и Сонины рыдания смолкли, как будто кто-то на-тиснул на невидимую кнопку.

— Ситников, что вы с ней сделали? — забеспокоился Пётр.

Изобретатель спрятал устройство и пояснил:

— Не волнуйся, дружище. Это гипнотическое устройство. Своего рода генератор сна. Твоей подружке это не повредит, зато потрясение не будет таким сильным. Она права, никому не нужно знать о своём будущем. Особенно ей. Тогда ей просто нечего будет от него ждать.

Пётр осторожно устроил голову Сони на своём плече и покрепче обнял обмякшую девочку.

— Тогда зачем нужно было брать её с собой?

— У нас не было времени от неё отделаться. Тем более не было времени что-то ей объяснять. И она к тому же видела машину времени. Не хватало, чтобы она растрепала об этом по всему микрорайону. Я изобрёл машину времени не для того, чтобы любезно предложить её человечеству. Оно, как показала практика последних столетий, не умеет обращать себе на пользу свершившиеся замыслы сумасшедших вроде меня. Я не хочу, чтобы моё изобретение тоже было поставлено на службу злу. В мире и так слишком много войн и несправедливостей. Я уверен, что, пронюхай кто-нибудь о моей машине, сразу же найдутся какие-нибудь проходимцы, которые во имя всеобщего блага учинят что-нибудь непоправимое. Поэтому лучше моей машине оставаться нашей с тобой маленькой тайной.

— Ситников, вы несправедливы к Соне, — раздражённо ответил Пётр. — Вы ведь её совсем не знаете. Ей достаточно было сказать, что вы не хотите, чтобы кто-то узнал о вашей машине. Поверьте, она бы даже не стала спрашивать почему. И потом, не забывайте, что о вашей дурацкой машине отлично знает мой Свисток. А уж он, поверьте, существо болтливое, — злорадно добавил Пётр, поддерживая сползавшую ему на колени голову Сони.

У Ситникова так вытянулось лицо, что Пётр пожалел о своих последних словах. Чего доброго, сейчас Ситников потребует оставить Свисток в будущем. Или и ему сунет под нос своё гипнотическое устройство. А Свисток, если по-честному, мог оказаться в предстоящем приключении несколько полезнее Сони Тумановой, которая, конечно, была начинающей волшебницей, но в данный момент уже спала беспробудным сном.

— Ладно, Ситников, не обижайтесь. Просто Соня действительно не такая болтливая дурочка, как другие девчонки.

Впереди в туманной мгле показались очертания высотных зданий. Пока Ситников разворачивал машину над Царскосельским, Пётр придерживал Соню, которая снова сползла ему на колени.

Спустя несколько секунд под проливным дождём, напомнившим Петру дождь из прошлого, под которым он старался ускользнуть из тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, машина времени медленно опустилась на мокрую мостовую безлюдного закоулка в одном из выстроенных микрорайонов.

Ситников открыл дверцу и выглянул наружу.

— Сначала нужно, чтобы ты переоделся, — назидательно сказал он Петру, снимая свои очки, закрывающие половину лица.

— Что, прямо под дождём? — скривился Пётр.

Ситников посмотрел на свои наручные часы.

— Не сию минуту. Дождь закончится минут через десять. Пока просто посидим в машине.

Не прошло и десяти минут, как дождь закончился.

— Что, Ситников, теперь продолжительность дождя можно узнать, посмотрев на часы?

— Да нет. Просто точность метеослужб — единственное, что радует меня в будущем. Они сказали, что дождь закончится без четырнадцати минут час дня.

Небо над городом стало очищаться от низко нависающих косматых туч почти на глазах. Через несколько минут солнце уже ярко освещало мокрые улицы.

Пётр неуклюже выбрался из машины, уложив Соню на сиденье и подсунув ей под голову рюкзачок. Вокруг возвышались громады сооружений из зеркальных стеклопакетов, но внимание Ситникова привлёк отнюдь не этот раздражающий искрящийся блеск. Он обошёл машину с другой стороны и остановился перед Петром.

— Честно говоря, я боялся, что ты меня не узнаешь, поэтому надел такие большие очки, натянул свитер до самого носа и старался поменьше поворачиваться к тебе лицом. Человеческий организм, оказывается, очень индивидуально реагирует на путешествия во времени. Это ещё одно моё открытие, так сказать, побочный эффект. У некоторых может произойти изменение мышечной ткани, структуры крови, волос…

Пётр поднял глаза на Ситникова. Нет, Ситников напрасно беспокоился. Пётр не мог его не узнать — просто он видел перед собой не того странного изобретателя, с которым познакомился несколько месяцев назад, прогуливаясь возле загадочного ангара, а Ситникова из квартиры на Васильевском, того Ситникова, с которым он попрощался минувшей ночью в 77-м году. Ситникова, который за истекшую неделю стал ему не менее привычен, чем Ситни-ков-второй.

— Вот и будущее, — заинтригованно протянул он. — Думаю, сначала мы можем позволить себе небольшую экскурсию, Ситников. Это время кажется мне более комфортным, чем то, с которым вы меня уже познакомили. Кроме того, во всём, что я уже успел увидеть, по-моему, немало заслуг принадлежит магии. Полагаю, что не без моего участия. Если я считался подающим такие надежды двадцать пять лет назад…

— Успокойся, Пётр, твоё могущество тебе не поможет. — Ситникова явно что-то покоробило в словах мальчишки. — И потом, мы здесь совсем не для этого.

— Нет, Ситников, вы мне только скажите, кто я, и я перестану к кам приставать. Я занимаю какое-то место в иерархии могущественных магов?

Не отвечая на вопрос, изобретатель протянул Петру небольшую пластиковую сумку.

— Здесь обувь и одежда. И, прошу тебя, поторопись.

Он оставил озадаченного Петра с сумкой в руках у машины, а сам двинулся в сторону ближайшего перекрёстка. Пётр не спускал с него глаз, не торопясь выполнять указания своего приятеля. Ему хотелось сначала заставить Ситникова поделиться с ним предполагаемым планом и, главное, ответить на самый волнующий вопрос — почему к необыкновенным возможностям Петра в этом времени инженер относится более скептически, чем в их родном.

Пётр увидел, как Ситников вытаскивает из кармана маленькую плоскую коробочку и подносит к глазам. Пётр догадался, что это портативный бинокль. Однако увидеть то, что так пристально рассматривал его приятель, он не мог.

В поле же зрения Ситникова оказалась прилегающая к центральной магистрали улица, по которой брёл парнишка, как две капли воды похожий на Ларина Петра. Правда, этот парнишка был постарше, ему стукнуло, очевидно, уже все тринадцать-четырнадцать. На нём была куртка из ярко-красной кожи с огромным, едва ли не до талии, капюшоном, к которому было прицеплено множество всяких брелочков и мелких побрякушек. Кроссовки его были на такой высокой подошве, что казалось, будто мальчишка идёт на котурнах. Брюки мальчика, очень узкие и облегающие выше колена, ниже переходили в немыслимый клёш. Всё в его одежде свидетельствовало о том, что прослойка альтернативных тинейджеров существовала и в будущем.

Кто-то окликнул парня с противоположной стороны улицы. Тот обернулся, чтобы помахать рукой девушке в таком же клоунском одеянии, но, поскольку замедлить шаг ему в голову не пришло, в следующий момент он стукнулся головой о телефонный видеоавтомат, установленный на ярком столбе, оклеенном глянцевыми непромокаемыми афишами, столь отполированными, что в них отражался сам мальчишка.

Очки — единственное, что было общего у этого юноши с самим Лариным Петром. Плюс, конечно, потрясающее внешнее сходство.

— Вот он, — пробормотал Ситников себе под нос.

…Тем временем Пётр внимательно изучал одежду, предложенную ему Ситниковым. Ярко-малиновая куртка показалась ему не то рыбацкой спецодеждой, не то частью униформы строителей. Штаны выглядели изъятыми из гардероба какой-то утратившей чувство меры модницы. Красная майка была сшита из твёрдой ткани, напоминающей болонью. Брелоки и всякая дребедень на капюшоне показались Петру верхом маразма.

«Надо будет прихватить это с собой и подсунуть тёте Эльзе, — подумал он. — Уж она-то не преминёт вдохновиться этим барахлом и сделать новую коллекцию… концертных костюмов для какой-нибудь рэ-перской команды».

Вернувшись к машине, Ситников придирчиво осмотрел со всех сторон Петра, который уже натянул на себя идиотские брюки и мгновенно ставшую холодной болонье-вую майку, но все ещё медлил, держа в руках «куртку Санта-Клауса», как он её сразу окрестил.

— Одевайся скорее, сыро, — поторопил его Ситников. — Простынешь ещё. Привезёшь с собой из будущего кашель. — Потом, отойдя на шаг, он поцокал языком. — Ну вот. Точная копия своего будущего сына. Правда, он тебя чуть постарше, но не волнуйся; если это кому и бросится в глаза, то только мне. Уж я-то попривык к тебе…

Ситников ещё раз посмотрел на свои часы и заторопился.

— Так, сейчас давай вынесем из машины твою подружку.

— Как? — изумился Пётр. — Куда вынесем?

— Я присмотрел тут небольшую беседку за паркингом, — извиняюще пробормотал инженер-химик. — Раньше здесь были жилые постройки, потом их снесли и построили паркинг. Здесь даже нет магазинов, он для грузового транспорта. Беседка осталась с прежних времён, но она теперь оказалась в глухом тупике и никому не бросается в глаза. Мы там положим её на лавочке.

— Что?! — завопил Пётр. — Да её же сразу заберёт патруль, подумают, что она нанюхалась какой-нибудь дряни.

— Успокойся! — наигранно-бодро заверил его Ситников. — Здесь очень рациональное время. И никому не придёт в голову устроиться средь бела дня отдыхать в беседке на лавочке. Следовательно, и в патруле необходимость появляется разве только поздней ночью, тем более в малолюдном квартале. Я же объяснил тебе, что сюда приезжают парковать грузовые авто. И сразу же отсюда убираются.

Нехотя соглашаясь, Пётр помог Ситникову вытащить Соню из машины. Вдвоём они отнесли её в беседку и устроили на лавочке, укрыв курткой Петра, которую он снял с себя, прежде чем облачиться в дурацкие шмотки будущего.

— И какие будут дальнейшие указания? — с издёвкой уставился Пётр на Ситникова.

— Пятнадцать минут у нас уйдёт на то, чтобы выбраться из этой глухомани на пешеходную улицу. На углу будет кафе «Дробь восемь». Ты пойдёшь туда, закажешь себе что-нибудь и будешь наблюдать, как выглядят твои ровесники, которые будут жить через двадцать лет после того, как закончится твоё собственное отрочество. Потом к тебе подойдёт паренёк, он спросит тебя, готов ли ты им помочь. Возможно, даже вероятнее всего, он будет не один, а с девушкой. Не удивляйся, если тебе покажется, что этот мальчишка кое на кого похож. Вообще ничему не удивляйся. Этот парень спросит тебя, будешь ли ты сегодня ночью участвовать в том, что они замышляют. Ты категорически откажешься. Более того, ты скажешь, что уже анонимно позвонил в муниципальную милицию и сообщил о преступлении, которое они сегодня замышляют. Девчонка будет просить тебя, плакать, умолять, возможно, будет угрожать тебе, но ты можешь говорить ей всё, что тебе вздумается. В конце концов, она твоя сестра. Точнее, твоя дочь. Ты должен категорично заявить, что ни под каким видом не будешь им помогать. Дальше, что бы они ни говорили тебе, ты выйдешь из кафе, быстро подойдёшь к машине, и мы сразу же уберёмся оттуда. Больше тебе не понадобится ничего. Думаю, того, что мы должны сделать, окажется достаточно. И помни, что тебе не надо ничего рассматривать, не надо ничего запоминать. Не надо ни с кем больше заговаривать. Твоя подружка права: знать что-либо о будущем нам вовсе незачем.

— Нет, Ситников, я так не согласен. Я хочу знать, при чём тут мои дети и что они натворили.

— Хорошо, смотри. — Ситников вынул из кармана выдранный из глянцевого новостного издания листок, вверху которого красовалась виньетка «Происшествия».

В центре журнальной страницы Пётр увидел снимок двух ребят в наручниках. По бокам от них стояли стражи порядка в незнакомой Петру форме. Мальчик и девочка постарше выглядели насмерть перепуганными. В глазах девочки сквозило безнадёжное горе, лицо её было мокрым от слёз. Капли пота выступили на лбу бледного очкарика, как две капли воды похожего на Петра. Ниже Пётр прочёл текст, из которого следовало, что сегодня ночью группа молодых людей попыталась похитить из Эрмитажа несколько полотен позапрошлого столетия. Преступление оказалось уникально организованным, так как злоумышленникам пришло в голову использовать необыкновенные способности одного из членов банды, малолетнего брата девушки, которая, судя по всему, и явилась инициатором преступного замысла. Группе преступников удалось проникнуть на территорию музея, что казалось невозможным в принципе. (Пётр подумал про себя, что, владея набором самых нехитрых заклинаний, сделать это совсем нетрудно.) Однако то, что их задержали, означало, что его будущему сыну не удалось рассчитать все до конца. И теперь бледный перепуганный мальчик и рыдающая девочка отправлялись в тюрьму.

— Что им грозит, Ситников? — спросил Пётр, тяжело сглотнув слюну.

— Я познакомился с теперешним законодательством. Ничего хорошего. Я проехался на несколько месяцев вперёд и поискал информацию о финале этого дела на сайтах муниципальной милиции. Ему дадут несколько лет заключения в тюрьме для малолетних, её отправят в колонию для особо опасных преступниц. Думаю, ты понимаешь, что их дальнейшая жизнь вряд ли будет потом успешной.

— Но почему, Ситников? — Пётр был потрясён. — Почему они это сделали?

— Твоя дочь по уши влюбилась в этого… парня, который скоро подойдёт к тебе в кафе. Она так раболепствует перед ним, что без раздумий согласилась помочь ему в ограблении, которое как раз он и затеял. Они понимают, что оно невозможно без магии, которой владеет её младший братишка. Не суди её слишком строго, ей всего лишь шестнадцать лет. В этом возрасте девочки своё эфемерное увлечение мальчишкой принимают за любовь до гроба. Правда, в её случае это будет стоить ей всей её жизни. А мальчишка… Похоже, твой сын — самое слабое и бесхарактерное существо, которое когда-либо училось в школе номер семь.

— До, но как у меня мог родиться такой бестолковый и безвольный сын, Ситников?

— Он не родился безвольным и бестолковым. Просто на него всегда давили ваши семейные неприятности. И его так часто попрекают тобой, что понять его нетрудно.

— Попрекают мной?! (Пётр вспомнил ехидное выражение лица завуча Егора Васильевича, с которым тот обычно упоминал о его отце.) Но… разве я не смог стать могущественным магом? Где же я? Почему я не могу прийти им на помощь? Что, я лишился своей магической силы?

Ситников как-то печально посмотрел на Петра.

— Ты был лишён её завучем своей школы после того, как нарушил один из самых жёстких параграфов Дисциплинарного Уложения. С тех пор ты всего лишь обычный человек. И знаешь, это не так уж плохо.

ГЛАВА 12

Неизвестно, что теряешь, а что находишь. Даже неудачники заботятся о своих детях. Старый знакомец. Разве можно остаться равнодушным к женским слезам? Воздушная погоня. Смутное воспоминание. «Их двое!»

Так скверно, казалось, Пётр не чувствовал себя ещё никогда в жизни. Он едва держался на ногах, ощущая, как кровь прилила к вискам и тошнота подступила к горлу. Вся жизнь была перечёркнута. Всё, что имело для него смысл, оказывается, не более чем иллюзия, недолгое развлечение его школьного детства. Год-два — и он будет исключён из школы номер семь. И дальше он проживёт жизнь обычного человека, такого, как его дядя. Что, подобно дяде, он тоже станет писать фантастические рассказы? Пётр представил себе это на мгновение и тут же отогнал от себя тоскливую перспективу. Нет, только не это…

— Значит, мне осталось совсем немного до того, как это случится? — он поднял на Ситникова невидящий взгляд. — И… что я буду делать дальше?

— Пётр, не расстраивайся. Когда мы вернёмся, я постараюсь сделать так, чтобы ты об этом забыл… — утешение, мягко говоря, было не из лучших.

— Да какая разница! — едва сдерживая рыдания, воскликнул Пётр. — Какая разница, буду я об этом знать или нет! Вот если бы я заранее узнал, когда и почему это случится и что я должен делать или не делать, чтобы не нарушать Дисциплинарное Уложение!

— Нельзя вмешиваться в судьбу, — неуверенно начал Ситников, но тут же осекся. Ведь он притащил Петра в будущее не иначе как для того, чтобы попытаться перекроить судьбу. Правда, в уготованном детям Петра тюремном заключении он видел куда большее зло, нежели в предполагаемом лишении Петра магической силы. Она и сейчас вызывала у него снисходительную усмешку. — И потом, никакие запреты не действуют, когда речь идёт о человеческих чувствах. Как знать, не потеряешь ли ты, не нарушив Дисциплинарного Уложения, нечто для тебя важное? Ладно, пока мы не должны терять время. Тебе пора. И постарайся успокоиться. Независимо от того, доволен ты тем, как ты проживёшь свою жизнь, или не доволен, позаботиться о своих детях ты обязан.

Пётр ещё раз внимательно посмотрел на глянцевую страницу.

— Тут сказано, что преступление было совершено 5 марта 2027 года. Но на компьютере в машине стояло 4 марта.

— Естественно. Мы прибыли на день раньше, чтобы успеть всё это предотвратить.

Ситников ещё раз посмотрел на часы.

— Чёрт! Мне пора. Мне тут тоже надо кое-что сделать. Это не имеет отношения к твоему сыну. Нам нужно идти. Я доведу тебя до кафе «Дробь восемь» и слетаю по своим делам.

— А Соня?

— Я сразу же вернусь за ней. Заберу её в машину и подъеду к кафе. И там буду тебя ждать. — Он погладил по плечу расстроенного мальчишку, мучительно соображая, как бы его подбодрить. — Не волнуйся, мы сразу вернёмся, и вы ещё успеете на свой фестиваль. Если, конечно, она проснётся и нам не придётся коротать время где-нибудь на лужайке в ожидании её пробуждения.

Они быстро зашагали по улице.

Поначалу Пётр тоскливо смотрел себе под ноги, но потом любопытство взяло верх, и мало-помалу он стал оглядываться по сторонам. То, что он увидел, превзошло самые смелые предположения. Вокруг громоздились высотки из зеркал и металлических каркасов. По улицам медленно двигались очень немногочисленные автомобили закруглённых конструкций, напоминающие лодочки из американских горок. Основная же масса транспорта переместилась вверх, подобно машине времени, на которой они прибыли в это царство стеклопакетов. Вместо привычных телефонных будок всюду торчали яркие столбы с афишами и укреплёнными на них видеотелефонами. Одежда, как отметил Пётр, стала более консервативной — женщины преимущественно носили длинные, до пят, юбки и плащи.

Как ни странно, площадь, которую они пересекали, Пётр безошибочно узнал. Минуту спустя ему даже показалось, что особых изменений она не претерпела. Именно здесь он ловил иногда маршрутку, возвращаясь в школу после выходных, проведённых у дяди и тёти.

На углу Пётр увидел красочную вывеску, которая гласила о том, что именно здесь находится кафе «Дробь восемь». Ситников ободряюще подтолкнул его в сторону вывески.

— Не волнуйся, Пётр, всё будет очень быстро. Мы скоро вернёмся.

— Угу, — кивнул Пётр.

Подходя к кафе, он обратил внимание на седого человека в потёртом и очень старомодном, судя по нынешнем временам, костюме. Руки его были покрыты синими наколками, которые тоже показались Петру пережитком прошлого. Старик то и дело доставал из кармана часы, нервно вскидывая голову на электронное табло, висящее на фасаде расположившегося напротив огромного супермаркета. Пётр прошёл мимо старика и почувствовал на себе его пристальный взгляд — взгляд, в котором было столько ненависти, что он не мог быть брошен просто так. Чутьё мага, пробуждавшееся в Петре в подобные минуты, подсказало ему, что старик не может быть ему незнаком. У Петра шевельнулась смутная догадка, но он тут же отбросил её как нечто, что не должно было отвлекать его от предстоящего предприятия.

Однако Петру показалось, что он расслышал ругательство, брошенное ему вслед.

Помедлив ещё секунду, он двинулся навстречу старику, который действительно не сводил с него взгляда.

— Простите, вы, наверное, тут уже стоите какое-то время. Меня должен ждать парень, такой… — Пётр запнулся, не решаясь описать кого-либо, так как ещё не был уверен, правильно ли он заговорил с незнакомым человеком исходя из правил приличия, принятых в будущем…

— Выродок! — с неожиданной яростью бросил старик ему прямо в лицо.

И тут же — а может быть, Петру это только показалось — в глазах пожилого человека мелькнуло что-то похожее на удивление, смешанное со страхом. Интуиция подсказала Петру, что этот человек его отлично знает. Или принимает за кого-то другого. А вот он, Пётр, никак не может взять в толк, кто это такой.

— Извините… — пробормотал Пётр и юркнул в кафе. Он успел заметить бумажник в нагрудном кармане незнакомца.

Не теряя времени на осмотр интерьера, он метнулся в самый дальний угол и, укрывшись за игровыми автоматами, не имеющими ничего общего с теми, к которым он привык в клубах, куда ему случалось заходить иногда за компанию с Валеркой, вытащил из кармана Свисток. Тихая трель сработала незамедлительно — содержимое бумажника веером легло перед Петром. Впрочем, оно оказалось немногочисленным — несколько смятых купюр, которые, очевидно, были теперь введены в оборот, и удостоверение личности, из которого следовало, что перед ним не кто иной, как постаревший Руслан Зайченко, вышедший, как гласила ещё одна обнаруженная бумажка, совсем недавно из мест тюремного заключения.

«Да, — подумал Пётр. — Всё же тётя Эльза была права, горбатого могила исправит». Но его недоумение относительно того, почему так ненавидяще просверлил его взглядом Зайченко, никуда не исчезло. Что-то подсказывало Петру, что злобная ненависть, конечно, могла быть следствием застарелой ненависти Зайченко к его дяде Георгию, перенесенной на племянника, а потом и на его сына, то есть сына Петра. «Может быть, он просто узнал меня, приняв за сына племянника так ненавидимого им бывшего одноклассника? Хотя непохоже. Наверное, я, то есть подросший Ларин Пётр, умудрился ещё чем-то насолить Зайченко. И он продолжает меня ненавидеть. Как знать… Ведь я больше не волшебник. Возможно, мы даже живём по соседству. И он оскорбился тем, что я с ним не поздоровался».

Своего рода разгадка явилась в образе паренька, что подошёл к Зайченко, за которым через небольшое окошко продолжал наблюдать Пётр.

Тот насмешливо потрепал парня по плечу и что-то сказал, кивнув головой в сторону кафе. Парень ткнул пальцем на вход и, похоже, заторопился. Петру показалось, что это родственник самого Зайченко, очень уж заметным было внешнее сходство. Судя по возрасту, парень мог приходиться ему не кем иным, как внуком.

Петру вспомнились вдруг слова Ситникова о том, как он удивится внешней похожести парня, с которым он заговорит. Может быть, это именно тот парень, который идёт сюда для того, чтобы убедить его, точнее, его сына принять участие в преступлении? Может быть, за всем этим стоит сам Зайченко? Может быть, это он подбил на преступный замысел своего юного родственника? Осмыслить весь этот шквал новостей Пётр не успел.

— Макс? — в голосе девушки было что-то жалкое и просительное.

Пётр не сразу понял, что она обращается к нему. Ну да, он ведь даже не потрудился запомнить, пробежав глазами газетную вырезку, как зовут его будущих детей.

Бледная высокая девушка улыбалась так же жалко, как звучал её голос. Петру почему-то стало её действительно жаль. В уголках глаз девушки залегли еле заметные морщинки, странно смотревшиеся на лице шестнадцатилетнего существа. Казалось, девушка вот-вот рухнет на колени — так отчаянно вглядывалась она в младшего братишку.

— Макс, ну… Ты поможешь мне, правда? — она села рядом с ним и прижалась лбом к его лбу. Её плачущие глаза оказались совсем близко. Петра вдруг пронзило странное ощущение того, что эта очень несчастная девочка — его дочь. И что он обязан, просто обязан ей помочь. Ему до боли непреодолимо захотелось утвердительно кивнуть головой. Кажется, это единственное, что сейчас по-настоящему было важно для этой девочки.

— Ну? — раздался сверху ещё один голос. — Доворковались?

— Серёжа?! — в голосе девушки зазвучало восхищение, смешанное со страхом. — Да, мы с Максом договорились. Всё будет хорошо.

Взгляд парня смягчился.

— Ладно, хорошо. Я сейчас выпить принесу.

Пётр почувствовал, как похолодели его пальцы. Вот он, тот самый дурацкий момент, в который его сын не смог преодолеть свою мягкость и уступчивость.

— Нет! — он выкрикнул это почти на всё кафе. — Нет! Она не отправится из-за тебя в тюрьму, грязный подонок. Тебе не удастся сделать то, что вы замыслили. Ты и твой проклятый дед. Выйди из кафе, вон он стоит на улице, и скажи ему, что я уже позвонил в муниципальную милицию. Я сказал только о том, что готовится преступление, но, если ты раз и навсегда не оставишь её в покое, я немедленно позвоню снова и скажу, что это вы, вы оба. — Его охватило желание любой ценой защитить свою дочь. — Она не пойдет из-за тебя в тюрьму. Она влюблена в тебя, как последняя дура, но она не знает, что сегодня ночью у нас ничего не получится, и нас схватят, и она отправится в тюрьму. А тебе удастся убежать, и ты никогда больше не вспомнишь о ней.

Парень изо всей силы ударил Петра по лицу. Тот отлетел в сторону, девушка же, разрыдавшись, закрыла лицо руками. Поднявшись на ноги и стараясь не придавать значения гулу в голове, Пётр вытащил Свисток. Силы были очевидно неравными, и надеяться на то, что удастся обойтись без магии, не приходилось. И тут в кафе вошёл ещё один мальчишка. Тот самый обладатель красной куртки с дурацким капюшоном, которого Ситников час назад так внимательно рассматривал в бинокль.

Он направился было к стойке, однако увидел сестру, которая беззвучно плакала, опустив голову на согнутые в локтях руки.

Мальчик, который был точной копией Ларина Петра, — разумеется, это был настоящий Макс, братишка расстроенной девушки, — сразу же заметил парня, который был точной копией Руслана Зайченко, но, взглянув на него лишь мельком, быстро подошёл к сестре и неуверенно подёргал её за рукав. Та подняла голову и раздражённо прокричала:

— Ну что тебе ещё надо? Нет так нет. Всё, ступай в свою поганую школу!

Однако мальчик не спешил уходить.

— Марго, может, всё-таки не надо, а? — услышал Пётр. В голосе мальчишки чувствовалась подлинная боль за происходящее с сестрой.

Девушка снова заплакала, беспомощно ища глазами юного Зайченко. Однако тот даже не смотрел на неё. Пуская в сторону очистительной поглощающей установки сигаретный дым, он застыл с каменным выражением лица.

Девушка повернулась к брату и что-то горячо ему зашептала. Пётр увидел, как наморщились и задрожали губы мальчишки. По лицу того было видно, что его способность противоречить девушке иссякает.

Пётр увидел, как мальчик коротко что-то сказал, сильно побледнев. Девушка сразу перестала плакать, и до Петра донеслись слова, сказанные уже громче:

— Ладно, иди, скажи ему, что ты согласен, хорошо? И принеси мне колы.

Она снова тихонько заплакала, но теперь уже от облегчения.

«Согласился, кретин!» — зло подумал Пётр, видя, как мальчишка понуро двинулся по направлению приятеля сестры, стараясь идти как можно медленнее.

Пётр поднёс к губам Свисток. Негромкая трель заставила Макса споткнуться и наклонить голову, чтобы посмотреть, что сделалось со шнурками его кроссовок. В этот момент штукатурка и обломки светящегося панно, которым был украшен потолок, посыпались прямо на головы посетителям. Пётр продолжал свистеть. Внутренне поморщившись, он видел, как солидный комок потолочной росписи, внезапно намокшей и сбившейся в увесистый слепок, огрел по голове его сына. Макс сморщился и заойкал, но никто в начавшейся панике не обратил на него внимания. Понимая, что мелочиться не следует, Пётр развязным свистом сорвал с места трубку неоновой лампы, и та тут же огрела Макса по затылку. Упуская из поля зрения Маргариту, Ларин Пётр подскочил к парню, которого он про себя успел обозначить как «Руслан Зайченко-2», и, хватая его за пиджак, громко завопил:

— Это облава! Я предупреждал тебя! Теперь уноси ноги поживее, если сможешь, и никогда больше не возвращайся ни к своей дурацкой идее, ни к моей сестре.

Глаза «Руслана Зайченко-2» налились кровью. Он приготовился ударом кулака снести гнусного мальчишку с дороги, но Пётр швырнул в «Руслана» салфетки, на ходу выхваченные им из салфетницы. Пётр не успел произнести над ними никакого заклинания, он успел лишь приказать им немного намокнуть. Хлопья мокрой расползающейся бумаги облепили перекошенное от злобы лицо «Руслана Зайченко», и, окончательно рассвирепев, он бросился за Петром, который уже выбегал из кафе «Дробь восемь».

Пётр сразу увидел, что машины Ситникова, в которой должна быть спящая Соня, нет, поэтому разбираться с «Русланом Зайченко-2» придётся собственными силами. Меньше всего Петру хотелось вмешательства каких-нибудь взрослых, которые без труда заподозрят в нём человека из другой реальности. К тому же существовала опасность, что его детки учинят очередную глупость — например, предложат решить дело миром и немедленно бежать грабить Эрмитаж. На какую-то секунду Пётр подумал, что, может быть, Ситников подсказал ему не самый верный способ решения проблемы. Может быть, чтобы выручить свою несчастную дочь, ему нужно было отправиться помогать ей самому, заменив своего бедового сына? Уж он-то точно промаха бы не допустил! Но тут же Пётр представил дальнейшее развитие событий. Нет уж, видеть свою дочь подружкой главы преступной шайки ему точно не улыбалось! Его тихоня-сын, который показался ему очень похожим на застенчивого Валерку, должен спокойно закончить школу номер семь и не лишиться своих магических способностей из-за нарушения Дисциплинарного Уложения, которое категорически запрещает использовать практическую магию для достижения столь непорядочных и противозаконных целей. Не хватало, чтобы и на него было наложено заклятье, которое превратит его из юного мага в обыкновенного мальчишку… так, как это случилось с его отцом.

…Громко топая ботинками на металлических подошвах, «Зайченко-2», одетый в малиновую кожу, выбежал из кафе. Пётр отлично сознавал, что обычный кулачный бой с этим верзилой ни к чему хорошему не приведёт. Поправив очки, сползшие на нос, он огляделся. Две девчонки его лет в таких же нелепых кричащих одеяниях топали по тротуару, таща под мышками самокаты. Как? И через двадцать пять лет ребята здесь обожают кататься на перекладине, к которой приделан руль?

— Девочки, на минутку…

Юные дамы не успели даже опешить. Пётр почти вырвал у одной из них самокат. Ставя ногу на перекладину, он начал читать заклинание Ускорения, сбиваясь от волнения и спешки. И тут совершенно неожиданно для него самокат взмыл вверх. Похоже, в этом времени любой транспорт имел в своей основе что-то наподобие магнитной подушки. Пётр с трудом удержал равновесие, чувствуя, как отчаянно застучало сердце и замолотило в висках, — самокат, точнее, летающий самокат набирал высоту. Пётр глянул вниз и понял, что этого лучше не делать. Он едва увильнул от пролетающего мимо раскрашенного аэромикроавтобуса и тут же едва не столкнулся с машинкой цилиндрической формы поменьше, на которой успел заметить яркую надпись «Международная почта». Внизу с сумасшедшей скоростью проносились машины, которые по каким-то причинам предпочитали ездить по земле.

Пётр попытался рассмотреть среди них ситниковскую машину времени, но понял, что это невозможно при таком стремительном движении. Однако краем глаза он увидел другое: «Руслан Зайченко-2» седлал такую же, как у него, перекладину с рулём. Самокат его выглядел очень солидно. Всё в этом времени свидетельствовало о том, что теперешние жители отдают предпочтение этому экологически безопасному виду транспорта, который, как убедился Пётр, делится на очень разные модели — совсем простые, такие, как у девочки, вынужденно давшей ему напрокат свой самокат, до такой замечательной штуки, напоминающей летающий скутер, какую седлал сейчас «Зайченко-2».

Медлить в ожидании того, пока «Зайченко-2» продемонстрирует ему возможности своего «скутера», который он незаметно для Петра оставил возле входа в кафе, Ларин Пётр не решился. Прямо над кафе он прицепился к бамперу очередной проплывающей мимо аэромаршрутки. Примечательно, что её пассажиры, выглядывающие в окна, не возмутились подобным хулиганством, а лишь приветственно заулыбались Петру. «Скоростная», — прочёл Пётр на портовом откидном мостике, поднятом вверх. Действительно, микроавтобус летел со стремительной скоростью. Преследователь Петра должен был приложить определённые усилия, чтобы хотя бы попасть в его фарватер. Однако расстояние между ним и Петром неумолимо сокращалось. Заклинание Ускорения мало могло помочь машине, вынужденной поминутно уворачиваться от десятка подобных, летящих на приличных скоростях.

Подлетая к очередному небоскрёбу из стеклопакетов и зеркал, автобус, к которому прицепился Пётр, резко набрал высоту. Оглянувшись назад, Пётр понял, что дальнейшая гонка может сложиться не в его пользу. И, понимая, что он снова переходит за рамки дозволенного Дисциплинарным Уложением, гласящим о запрете причинять без крайней необходимости вред живому существу, Пётр прочитал заклинание Повтора, искренне надеясь, что это и есть та самая крайняя необходимость. Разумеется, его преследователь не увидел выросшего перед ним небоскрёба, он видел лишь то, что и секундой раньше, — заднюю часть автомобиля с вихляющимся Петром, уцепившимся за бампер. Со страшным грохотом «Зайченко-2» влетел в один из верхних этажей административного здания, круша и калеча всё на своём пути. К счастью для себя, он успел надвинуть на голову шлем, висящий у него на спине. Разнеся в обломки значительную часть этажа, «скутер» закрутился волчком на месте и замер.

Пётр отцепился от бампера аэромикроавтобуса и завис над большой площадью возле стеклянного здания. Толпа зевак уже начала собираться внизу. Плавно спускаясь, Пётр вернулся к улице, на которой, как он помнил, должно было располагаться кафе «Дробь восемь». Девочки по-прежнему крутились возле него, с ожиданием поглядывая вверх и добывая газированную воду из полукруглого причудливого авто-мата-цилиндра.

— Спасибо, — широко улыбнулся им Пётр. — Замечательная штука.

Девчонки недоумевающе переглянулись. Странно, что кто-то может всерьёз нахваливать самую первую модель воздухоплавающего самоката, появившуюся лет восемь назад.

Ещё раз кивнув девчонкам, Пётр отошёл на несколько шагов, вертя головой по сторонам и высматривая Ситникова с машиной времени. Он не видел, с каким странным вниманием смотрел на него пожилой человек, по-прежнему стоящий возле кафе. Впервые за многие годы в памяти настоящего Руслана Зайченко зашевелилось воспоминание, которое не тревожило его с тех пор, как он был выпускником обычной школы питерской окраины. Его воспоминание не имело никакого отношения к его извечному недругу Георгию Спасакукоцкому, тем более не имело отношения к другим людям, которые то всплывали, то исчезали в его бестолковой жизни. Он вспоминал странного мальчика, который появился перед его глазами в тот день, когда он готовился многое доказать этой вертихвостке Эльзе Капитановой. Тогда появился этот странный малолетка… Подробности давней погони за странным мальчиком на подобии самодельного самоката всплыли перед ним с прежней яркостью. Но тут вежливый голос прервал его воспоминания, и вежливое «Здравствуйте!» привлекло к себе его внимание. Юный Макс в огромной ярко-красной куртке с капюшоном, на котором позванивали брелоки, выходил из кафе, радуясь неожиданному избавлению. Брезгливо посмотрев на сына своих соседей, старый Зайченко не удостоил его ответом, однако секунду спустя спохватился и бросился вперёд, впиваясь взглядом в спину такого же мальчика в такой же дурацкой багряной блестящей куртке. Тот мальчик вертел головой по сторонам и был как две капли воды похож на мальчика, который только что с ним поздоровался.

— Боже, — пробормотал потрясённый Зайченко. — Их двое.

ГЛАВА 13

Тотализатор все ещё популярен. Книжный магазин для путешественника во времени. На фотографии снова другие люди. Забрать Соню пока не удаётся. Принципиальность Ситникова не имеет границ. Зайченко всё знает.

Помня о запрете Ситникова на чрезмерное любопытство и тем более на новые знакомства, Ларин Пётр решил не искушать на сегодня судьбу. Внимательно осмотревшись, он сообразил, что находится не так уж далеко от того места, где буквально прошлой ночью Ситников помогал ему вернуться из далёкого (теперь в особенности) 1977 года. Где-то здесь должна быть та самая водокачка. Пётр зашагал быстрее. Идействительно, минут через восемь он увидел её очертания. Похоже было, что во всей окрестности это единственное сооружение, которое нисколько не изменилось.

Пётр подошёл поближе. Нет, кое-что новенькое всё же появилось. На отремонтированной ограде, которой теперь была обнесена водокачка, красовалась мемориальная доска, из которой следовало, что где-то здесь, в давно несуществующих промышленных окраинных кварталах, родился в своё время бывший мэр Санкт-Петербурга Владимир Ярошенко, сделавший невиданно много для благосостояния города, особенно для сохранения исторических памятников. Пётр удивился ещё больше, когда к нему подошёл пройдошливый старичок и, суя в руку какую-то бумажку, попросил дать немного мелочи на «спасение», как он выразился, исторического памятника — старинной водокачки, которая, по его словам, сильно пострадала пятьдесят лет назад, после того, как в неё ударила молния.

— У меня уже есть, — машинально отмахнулся Пётр от протянутого листочка.

— Тогда просто несколько копеек на спасение памятника, — не унимался старик.

— В другой раз, — ответил Пётр, стараясь казаться вежливым.

Тут на фасаде супермаркета напротив всё ожило, задвигалось, и на огромном голографическом экране сначала отобразилось время, свидетельствующее о начале следующего часа, затем красивая девушка начала рассказывать политические новости, которые прокомментировал нынешний мэр города, закончивший свою маленькую нотацию эмоциональным призывом проголосовать за него снова во время следующих выборов. После появилась та же девушка, пообещав рассказать свежие спортивные новости сразу после того, как другая девушка расскажет о культурных новостях.

Старик забыл о том, что только что вымогал у Петра деньги на спасение исторической ценности, и хитро подмигнул:

— Самое время поставить какую-нибудь сотню на тотализатор.

Лицо Петра изменилась так, будто в него ударила молния.

— Что? Что вы сказали?

— Я сказал, что самое время поставить сотню на тотализатор. Уже через пять минут эта красавица расскажет результаты.

Ответ Петра изумил старика не в меньшей степени, чем мальчика его слова:

— Скажите, а у вас здесь есть где-нибудь поблизости… библиотека?

Удивлённый незнакомец наморщил лоб. Подумав немного, он сказал:

— Не знаю даже… разве что магазин «Знания» в конце улицы. Там тебе позволят просмотреть любой диск с информацией бесплатно…

Не дослушав старика, Пётр бросился в указанном направлении.

Магазин Пётр узнал по голографической вывеске в виде экрана, где демонстрировали старую экранизацию какого-то очень знакомого Петру литературного произведения, в котором секунду спустя он распознал актёров телесериала «Идиот», коим так воеторгалась тётя Эльза. Сначала ему показалось, что он попал в ювелирный магазин либо на выставку спичечных этикеток. Огромные застеклённые стеллажи были выложены бесконечными рядами коробочек с мини-дисками. Пётр подумал, что, пожалуй, завтра же сможет просмотреть такой диск в компьютере дяди Георгия.

— Скажите, нет у вас компьютерной энциклопедии? — обратился он к нарядной девушке, прохаживающейся по залу.

Девушка молча указала ему на один из компьютеров в центре зала. Пётр догадался, что ему нужно ввести нужное название. Немного подумав, он набрал: «Спортивная энциклопедия. Данные об итогах спортивных чемпионатов и олимпиад за 2000–2025 годы». Компьютер на секунду задумался, но тут же в строке для ответа появились номера секторов и ячеек, в которых размещались запрашиваемые Петром мини-диски. Пётр приготовился обходить зал в поисках нужных координат, но, прежде чем он двинулся в сторону одной из витрин, к нему подошла незаметно появившаяся вторая девушка и указала направление отдела спортивной литературы. Когда Пётр подошёл к витрине, в нескольких ячейках уже замигали сигнальные лампочки, — очевидно, витрины были включены во внутреннюю компьютерную сеть супермаркета. Сразу найдя диск, который так и назывался — «Спортивная энциклопедия первой четверти 21 века. Хроника, биографии, фото, резонанс», Пётр взял его в руки и, повертев головой, увидел небольшой автомат с прорезью для денег, которые следовало туда опустить, нажав прежде на кнопку с надписью «Покупка», вмонтированную над каждой ячейкой. Понадеявшись, что выданной ему Ситниковым мелочи будет достаточно, Пётр, замирая, впихнул сложенную вдвое купюру в металлическую прорезь. Автомат запипикал и вытолкнул из нижнего желобка несколько мелких монеток — сдачу. Сразу все ячейки погасли, и диск приподнялся на маленькой подставочке. Пётр сунул его в карман новомодной куртки и бросился на улицу, подумав о том, что бежать обратно в кафе «Дробь восемь» ему придётся со всех ног.

Однако не успел он пробежать и одного квартала, как сверху раздался знакомый голос:

— Эй, Пётр!

Задрав голову, Пётр увидел Ситникова, который снижался прямо над ним на машине времени.

— Стой, где стоишь. Сейчас я припаркуюсь возле тебя.

Найдя свободное место, Ситников поманил Петра к себе. Он открыл дверцу машины и потянулся к компьютеру.

— Пётр, временную цепь я уже запустил. Осталось только забрать твою подружку и — вперёд, обратно в прошлое.

Машина медленно тронулась с места, затем взмыла вверх. Через несколько минут Пётр снова увидел стеклянное административное здание, куда так неудачно врезался «Зайченко-2», которого плачущая дочь Ларина Петра называла Серёжей. Из раскрытого окна, точнее, из образовавшейся в стекле дыры готовился вылететь милицейский вертолёт, куда двое милиционеров усаживали юного родственника настоящего Зайченко. Тот что-то кричал и упирался. На руках у него были наручники.

Лицо Ситникова вытянулось.

— Объясни, Пётр, что теперь происходит с этим парнем?

— Мой сын согласился ему помочь, потому что Маргарита его уговорила. Макс согласился, и мне нужно было что-то делать с этим негодяем.

— Согласился? Макс? Макс с ним говорил? Значит, всё впустую. Этого я и боялся. Следствие потом покажет, что сегодня вечером этот тип придёт со своими дружками домой к вам, ночью они вытащат Макса на улицу и он всё-таки не устоит перед мольбами сестрёнки.

Пётр замолчал. Потом попросил у Ситникова выдранную из журнала страницу с хроникой происшествий и с опаской её развернул, В тот же миг его лицо осветилось задорной улыбкой и он заорал над ухом у Ситникова так, что тот едва не потерял контроль над машиной.

— Смотрите, Ситников! Здесь другая фотография! И другой текст! Здесь больше нет моих детей! Здесь этот парень! Смотрите, он в наручниках!

Пётр начал читать материал: «Задержан глава подростковой банды грабителей». Ниже рассказывалось о том, что в результате несоблюдения правил дорожного движения и желания похулиганить некий парень на самокате врезался в верхний этаж административного здания. Прибывшие на место происшествия сотрудники милиции и «Скорой помощи» не только оказали нарушителю первую медицинскую помощь, но и сняли с него отпечатки пальцев, которые совпали с отпечатками, оставленными им в ряде окраинных магазинчиков и кафе, подвергшихся недавно ограблениям. На первом же допросе задержанный признал выдвинутые против него улики обоснованными и назвал нескольких своих приятелей, которые помогали ему совершать преступные действия.

Ситников ошалело помотал головой.

— Всё правильно! Ты всё сделал как надо. Этого негодяя упекут в тюрьму вместо твоего сына и твоей дочери. И некому будет ломать ей жизнь. Значит, получилось!

Что ж, мы ещё раз переписали судьбу и историю. Надеюсь, это не пойдёт нам во вред. Нам и никому другому. Сейчас мы поедем назад. Извини, но нельзя испытывать судьбу бесконечно — мы не будем выяснять, можно ли избежать того, что ты натворил и из-за чего специальным заклятьем в тебе законсервировали магические способности, лишив права их использовать. Забираем Соню — и едем.

По категоричному тону Ситникова Пётр понял, что спорить бесполезно. Оставалось стоически принять свою горестную участь.

Приземлившись в том же глухом безлюдном месте у грузового паркинга, они выскочили из машины. Пётр ещё не освоился с карманами непривычного красного балахона и, как оказалось, сунул купленный диск мимо кармана. Диск проскользнул под курткой и звонко стукнулся об асфальт.

— Что это, Пётр? Ты что-то заполучил здесь?

— Так, купил себе сувенир на память о будущем… — Пётр замялся.

Ситников поднял диск и стал внимательно рассматривать обложку.

— Не понимаю, неужели нельзя было подождать? Разве тебе теперь будет интересно смотреть футбольные матчи?

— Нет, просто хочу заранее знать информацию. Мы с вами можем играть на тотализаторе. И делать только выигрышные ставки.

Петру казалось, что Ситников обрадуется. Но тот вдруг стал шумно возмущаться.

— Что? Ты предлагаешь мне использовать машину времени для обогащения? Или ты думаешь, что мы сможем показывать человечеству его путь? Станем учить его, куда ему идти дальше? Будет большой ошибкой, если ты решишься кому-то что-то предсказывать и обещать. Может быть, ты ещё предложишь теперь решать глобальные проблемы человечества?

— Ситников, Ситников, ну успокойтесь же, у меня и в мыслях ничего такого не было. Я всего лишь хотел выиграть пару тысяч долларов.

Ситников покачал головой:

— Извини, дружок, я вынужден выбросить этот диск.

Ситников подошёл к урне, но на секунду завозился с ней, пытаясь разобраться, на какую педаль надо нажать, чтобы открылся контейнер. Эта секунда всё и решила. Пронзительно воя сиренами, над перекрёстком снизились и стали приземляться, двигаясь в сторону глухого дворика, сначала машина муниципальной милиции, затем «скорая помощь».

— Чёрт! Милиция! — выругался Ситников.

Не было никакого сомнения в том, что визжащие машины направляются за Соней.

Ситников схватил Петра за руку и оттащил его в сторону. Осторожно выглядывая из-за угла, Пётр и Ситников стали наблюдать за происходящим. Из машины вышли две молодые женщины в униформе муниципальной милиции. К ним присоединились такие же молодые женщины в блестящей зелёной медицинской форме. Они собрались в кружок над безмятежно спящей Соней. Повозившись с девочкой несколько минут, зелёные женщины облегчённо заулыбались, о чём-то посоветовались между собой и сели назад в машину. Через секунду она тронулась с места.

Тем временем одна из милиционерш достала из лакированного чемоданчика небольшое устройство, размером и формой напоминающее переносную рацию. Ручкой, крепящейся на проводе, она коснулась запястья Сони.

— Софья Туманова, — произнесла она почти сразу, обернувшись ко второй женщине. — Затем она произнесла адрес какой-то новой, очевидно, улицы, который Петру ни о чем не говорил.

Помедлив ещё немного, первая женщина присела на корточки над Соней и повернула к себе её голову. Затем, бережно опустив голову девочки обратно на рюкзак, она помяла в руках ткань, из которой были сшиты Сонины куртка и брюки.

— Ничего не понимаю, — выпрямилась она. — Софья Туманова, 37 лет. Но ведь это даже не девушка, это подросток. Какая-то путаница. Нужно самим во всём разобраться. Я впервые с таким сталкиваюсь. Ладно, если бы она выглядела на восемнадцать, можно было подумать, что она просто хорошо сохранилась. Но для взрослой женщины это слишком.

Сердце Петра отчаянно забилось.

— Ситников, как они её узнали?

— Они используют биотоки, которые уникальны в случае каждого отдельного человека. На современном языке это называется сенсорной идентификацией. Частота биоритмов человеческого организма не зависит от возраста. Это неизменно на протяжении всей жизни. Судя по всему, её приняли за нынешнюю Соню Туманову. И это самое паршивое, потому что сейчас они повезут её к вам домой.

Женщины в форме уже несли носилки с Соней к машине. Через минуту одна из них вернулась за рюкзаком.

— Скорее всего она устала и перегрелась на солнце.

— Ситников, они ведь везут её в дом, где и я живу? — спохватился Пётр.

— Ну естественно. Они будут там через полчаса. Надо успеть перехватить её и убираться в свой две тысячи второй год.

— Ситников, значит, я могу посмотреть, во что я здесь превратился?

Ситников сжал в руке мини-диск с таблицами спортивных рекордов так, что тот чуть не хрустнул.

— Боже! Если Соня из прошлого увидится с Соней из будущего, это катастрофа. Мы не должны были вмешиваться в будущее! Я всегда говорил, что этого нельзя делать! Пусть бы всё шло своим чередом.

— Да, и мои дети угодили бы сегодня ночью в тюрьму!

— Существуют два возможных варианта развития событий, — продолжал, не слыша его, Ситников. Первый — Соня из прошлого лицом к лицу встречается с Соней из будущего. Они обе испускают дикий вопль и теряют сознание. Мы хватаем нашу Соню и тащим в машину. А та Соня, когда придёт в себя, посчитает, что у неё была галлюцинация от переутомления. Вариант второй — они встречаются, и у них хватает твёрдости духа устоять на ногах. Тогда они начинают общаться. И временной парадокс становится реальностью. Время и пространство закручиваются в нечто наподобие петли, последствия же предсказать не сможет никто. Возможно, наш мир просто деформируется настолько, что весь отсчёт живой жизни на земле придётся начинать сначала.

Пётр проводил взглядом милицейский автомобиль, который уже взмыл в воздух и исчез в небе над городом.

— А милиционерши, Ситников? Вы забыли о них. Разве вы не понимаете, что они будут присутствовать при встрече двух Сонь, потому что они доставят нашу Соню домой? Кроме того, их смутила её внешность. Они захотят во всём разобраться. Уже захотели. Как же тогда в случае благоприятного, как вы говорите, варианта, когда обе падают в обморок, нам удастся вырвать у них из рук Соню?

— Как это «как»? — неожиданно обнаружился в кармане Петра Волшебный Свисток. — Я просвищу заклинание Повтора. И эти дамы, которые вас так обескуражили, какое-то время будут видеть перед собой носилки, на которых лежит Соня. Тем временем вы её схватите и утащите в машину.

Пётр ощутил прилив благодарности и тепла к Свистку. Однако всё это складно выстраивалось пока только в воображении. Пётр обессиленно прислонился к стене.

— Летим туда! — скомандовал Ситников. — Вряд ли мы их обгоним, но постараемся отстать от них хотя бы не больше чем на несколько секунд. Мы должны перехватить Соню, пока она не встретилась сама с собой.

Тут Ситников увидел, что его пальцы всё ещё сжимают диск, приобретённый Петром.

— А это, извини, я выброшу прямо здесь. Я создавал свою машину для того, чтобы путешествовать во времени, а не для того, чтобы играть в азартные игры.

Пётр грустно вздохнул:

— Я вас понимаю, Ситников.

Лёгкий стук, с которым мини-диск упал на дно мусорного контейнера, горестно отозвался в душе Петра. Когда дело касалось принципов, Ситников был неумолим, как Дисциплинарное Уложение.

Машина времени быстро взмыла в серое темнеющее небо. Туман стал подниматься из углов и расползаться по малолюдной улице. Развернувшись, автомобиль Ситникова полетел тем же курсом, что и только что скрывшаяся милицейская машина.

…Секунду спустя из-за угла одного из въездов в паркинг, возле которого разговаривали Ситников и Пётр, вышел, опираясь на грубую трость, пожилой человек, в котором без труда можно было узнать состарившегося Руслана Зайченко. Он вытащил из мусорного контейнера диск, положил его, отряхнув от налипших соринок, в карман пиджака и направился к ближайшей остановке такси.

— Значит, этому сумасшедшему Ситникову, с которым водился племянничек придурка Спасакукоцкого, всё же удалось создать машину времени, — донеслось его невнятное бормотание.

ГЛАВА 14

«Похоже, я всё же в будущем». Сумерки не красят городских окраин. Видеоокна и семейные фотографии. Соня прячется. Дочки и матери. Детская шалость. Нельзя быть судьёй в делах любви. Жизнь не удалась.

Как это всегда бывает в пасмурный день, стемнело очень быстро. Милицейский автомобиль остановился перед крохотным коттеджиком в пригороде Питера, противоположном тому, где когда-то жила семья Спасакукоцких. Здесь в последние годы не самые зажиточные горожане скупали старые деревянные дома, чтобы с небольшими затратами переоборудовать их на новый лад. Сумерки уже почти сливались с землёй, а фонари слабо освещали дом, у которого затормозила машина молодых милиционерш. Они с удивлением огляделись по сторонам. К объектам, порученным их контролю, относились улицы куда более респектабельные, чем эта глухомань, и здесь они почти никогда не бывали.

— Не самый престижный район, — пробормотала одна.

— И освещение не очень, почти как двадцать пять лет назад.

Соня, судя по всему, уже просыпалась, но ещё не могла разлепить глаза и самостоятельно удержаться на ногах. Милиционерши взяли её под руки и дотащили до калитки. Маленькая компьютерная установка на калитке напоминала портативную видеокамеру. Она предназначалась в качестве защиты жилья от грабителей, количество которых в будущем значительно возросло. Хозяевам дома достаточно было приложить палец к крохотному экрану, как устройство мгновенно реагировало на появление одного из домочадцев, — отпечатки пальцев всех их были внесены в компьютерную память. Именно это и сделали милиционерши — поднесли палец Сони к маленькому экранчику калитки. Незнакомый район с не самой лучшей репутацией, а также надвинувшиеся сумерки, которые напомнили о завершении рабочего дня, вчистую отбили у милиционерш желание поинтересоваться секретом вечной молодости уснувшей девушки, которой, если верить сенсорной идентификации и их собственной базе данных, было никак не меньше 37 лет. Сейчас им хотелось одного — побыстрее завершить всё, что они обязаны были сделать для Сони.

Они поднесли палец Сони и к экранчику компьютерного устройства входной двери. Однако Соня уже начинала приходить в себя. Милиционерши подвели её к дивану в гостиной и помогли опуститься на него. Заметив, что она потрясённо хлопает глазами и изумлённо всматривается в их лица, одна из женщин пояснила:

— Госпожа Туманова, вам стало нехорошо на улице. Вы невольно вынуждены были отдыхать прямо на улице, и мы посчитали, что у себя дома вам будет комфортнее. Я — лейтенант Коновалова. Очевидно, вам не стоило долго бродить по городу и переутомляться.

— Мне стало плохо на улице? — удивлённо переспросила Соня.

— Да. В будущем старайтесь быть осторожнее.

— В будущем? — удивлённо переспросила Соня, начав припоминать, что их с Петром путешествие на озеро, где планировался фестиваль молодёжной музыки, начиналось и впрямь как-то странно.

— Всего доброго, госпожа Туманова, — пока Соня старалась привести в порядок обрывки недавних воспоминаний, милиционерши откланялись и ушли.

Соня начала очумело осматриваться. Несколько непонятных приспособлений в гостиной заставили её поверить в то, что милиционерши не пошутили. Особенно смутил её вид из окна. Там открывалась отнюдь не окраинная улица, утонувшая в вечернем мраке, а чудный вид на зелёный луг, залитый солнцем, где сквозь сочную зелёную траву пробивались остроконечные синие цветочки на высоких стебельках. Соня провела пальцем по стеклу, найдя его поверхность несколько напоминающей монитор. Тут она догадалась, что это голографический «вид из окна», новое приспособление, изобретённое для украшения интерьера. В подоконник было вмонтировано несколько кнопок. Нажав на одну из них, Соня отпрянула, так как изображение немедленно изменилось, и заставку залитого солнцем цветущего луга сменила голография того же пейзажа, но освещенного яркими звёздами, в свете которых по лугу бродили стреноженные кони, а несколько человеческих фигур прикорнули у костра.

«Похоже, я всё же в будущем», — подумала Соня. Но тут ещё кое-что привлекло её внимание. На столе — явно антикварном, большом и круглой формы — стояли в рамочках семейные фотографии. Одна из них изображала её саму, только лет на шесть постарше. Судя по пёстрому шёлковому платью до пят, странной белой вуали с эзотерическими знаками на шапочке и огромному букету цветов в руках, это была её свадьба. Рядом она увидела Петра — очень замкнутого, даже печального, с capкастической и даже жёлчной улыбкой. Рядом стояли фотографии мальчика и девушки; первый был похож на Петра, девушка же напомнила Соне её собственную мать, такую, какой Соня видела её на старых фотографиях.

Пока Соня Туманова изучала достопримечательности гостиной, по веранде второго этажа прошла девушка в блестящих брюках с небрежно заколотыми волосами. Глаза девушки припухли от недавних слёз. Девушка направлялась в ванную. К счастью, она не взглянула вниз и не заметила Соню.

Соня подошла к меблированной горке у стены гостиной, где за стеклом притаилось ещё несколько фотографий. Она хотела отодвинуть стекло, чтобы рассмотреть их поближе, — в душе нарастало понимание того, что с Петром в их будущей жизни произошло что-то неправильное и, возможно, найти ключ к разгадке ей помогут ещё какие-то вещественные доказательства их совместно прожитой жизни. Однако мебельный пластик не поддавался, и Соня невольно наделала шуму.

— Мама? — раздался сверху девичий голос.

Соня замерла, отступив в тень под винтовую лестницу. Как назло, именно в этот момент кто-то позвонил в дверь.

— Ма, открой, я уже разделась, — голос девушки срывался до хрипоты.

«Нужно бежать отсюда», — решила Соня и метнулась к двери. Но, как она ни искала, ручки в двери не оказалось. Она заметалась в панике, пытаясь найти укрытие. Можно было прочитать заклинание, помогающее отпереть любые запертые двери, но кто его знает, на кого она наткнётся там за дверью. Лучше спрятаться и выждать, пока все обитатели дома займут стационарные позиции, а потом, удостоверившись, что они не собираются трогаться с места, выбираться наружу с помощью магических заклинаний. Увидев под лестницей полуприкрытую дверь, она быстро нырнула туда. Небольшое стеклянное окошко в кладовке, куда юркнула Соня, было закрыто жалюзи, чему Соня страшно обрадовалась, — это давало ей возможность наблюдать за происходящим.

В дверь продолжали настойчиво звонить. Девушка, кутаясь в халат, стала спускаться по лестнице, стуча шлёпанцами.

Окинув взглядом холл, она повторила: — Ма, ты здесь?

Не дождавшись ответа, она отправилась в прихожую.

— Бабушка? — прошмыгала она носом. — Привет, дедушка. Бабушка, ты в своём репертуаре! — замечание девушки относилось к огромной пластиковой сумке, из которой выбивались пакеты и запечатанные пластиковые контейнеры. Суетливая морщинистая старушка сразу направилась на кухню и принялась, как послышалось Соне, выгружать свёртки на обеденный стол. Соня уже поняла, что видит перед собой собственную дочь, девицу лет шестнадцати, и собственных же родителей. Мать её, как она поняла с первой минуты, не изменилась — обилие принесённых с собой образцов многочисленной домашней снеди говорило о том, что её всегдашняя забота о человечестве, выражающаяся в желании прежде всего накормить всех и каждого, осталась прежней.

Мать Сони подошла к видеоэкрану, который только что заинтересовал Соню.

— О, окно уже работает. Отец всё же его починил?

— Да, на это у него наконец нашлось время. Вчера у него было дрянное настроение, и он показал нам фокус — починил окно одним только заклинанием, даже без помощи индикаторной отвёртки. Ему иногда кажется, что мы всё ещё маленькие дети и нас нужно развлекать фокусами вроде этого. Он до сих пор старается убедить самого себя в том, что у него ещё остались какие-то способности, неподвластные тому заклятью.

— Давай не будем трогать эту тему, внучка, — печально остановила девушку мать Сони. — Твой отец мучается из-за этого всю жизнь. Если бы не та его глупая детская шалость в то злополучное воскресенье, его не отчислили бы из школы и уж не наложили бы такое заклятье. И он не был бы сейчас обычным человеком, а ведь это угнетает его больше всего. С тех пор как это случилось, он просто опустил руки. Единственное, что получилось у него в жизни, так это то, что твоя мама всё-таки не отвернулась от него после того, как его отчислили из школы. Правда, из неё волшебницы тоже не получилось — она не захотела больше заниматься магией, чтобы не огорчать Петра.

Соня насторожилась. Детская шалость, которая должна сломать Петру всю его жизнь? И это должно случиться сегодня на озере, во время фестиваля?

Мать Сони поджала губы. Видно было, что семейная драма и годы спустя продолжала довлеть над родственниками Ларина Петра.

Как все пожилые люди, мать Сони готова была в сотый раз пересказывать одно и то же. Чтобы лучше услышать, что она говорит, Соня Туманова решила рискнуть. Когда девушка вместе с бабушкой и дедушкой отправилась на кухню, она осторожно выбралась из кладовой и подошла к дверям кухни.

— Если бы не та детская шалость, — продолжала пожилая дама, — жизнь твоего отца могла бы сложиться по-иному. Если бы он не пожалел тогда свою глупую двоюродную сестрёнку там на фестивале, его не отчислили бы из школы. Она тогда бросилась к нему со слезами на том концерте, говорила, что бросится под машину или утопится в озере, потому что мальчик, в которого она, как она изволила выражаться, влюбилась, совершенно не обращал на неё внимания. А на этот концерт он приехал с девчонкой из своего класса. И всё время обнимал её и держал за руки, а потом они целовались. Гражина всё время следила за ними, а потом стала просить Петра сотворить ей, так сказать, чудо и заставить этого несчастного мальчишку влюбиться в неё. Разве могли двенадцатилетние подростки понимать, какими серьёзными вещами они шутят? Петру не терпелось узнать пределы своих возможностей, и он совершил ритуал, которого нельзя было делать ни в коем случае. Уже на следующий вечер этот мальчик из старшего класса пригласил Гражину на свидание. И каждый день встречал, чтобы вместе пойти в школу, просто проходу ей не давал, а о той своей девочке и думать забыл. Говорят, что она потом долго переживала и только по настоянию родителей вышла замуж, но там что-то не очень удачно всё происходило. А Гражине мальчишка надоел через несколько месяцев, потому что только и было в нём хорошего, что красивая мордочка.

В понедельник, когда Петр ещё спал, пришёл сам по себе конверт из школы, что он отчислен за нарушение одного из самых строжайших запретов Дисциплинарного Уложения, в котором сказано, что магия не может быть использована для того, чтобы силой заставить человека испытывать чувства, которых у него нет. Вот если бы Пётр догадался наложить на Гражину заклятье, которое позволило бы ей мгновенно забыть этого мальчишку и не расстраиваться так из-за него, он поступил бы мудрее. Но ведь в двенадцать лет… Вместо этого завуч школы наложил на него заклятье, которое лишило его магической силы. После отчисления он днями не выходил из комнаты и всё вокруг совершенно перестало его интересовать. А потом все привыкли к тому, что надо всё решать без него, и на него никто уже не обращал внимания.

Потрясённая рассказом о том, что должно было вот-вот случиться, Соня не услышала, как дверь позади неё отворилась, и в прихожей появился её собственный младший сын Макс. Увидев незнакомую девочку, он не придал этому факту никакого значения, а лишь кивнул ей головой и, уже поднимаясь по лестнице, проявил подростковую вежливость:

— Крутые штаны!

Мальчик поднялся в свою комнату и включил телевизор. Он выставил на экране пять каналов одновременно. Спортивный матч, музыкальное шоу и передача о диких животных из латиноамериканских стран никак не мешали ему одновременно смотреть ещё два художественных фильма.

Снова послышались шаги в прихожей, и Соня едва успела метнуться назад в свою кладовку. Сквозь щели в жалюзи она рассмотрела того, кто пришёл. Без сомнения, это был Ларин Пётр! Его она узнала бы сразу и всегда. Но… Слёзы навернулись у неё на глаза. Сильно постаревший и невероятно худой мужчина в старомодных очках с раздражённым выражением лица — таким был теперь Ларин Пётр. Измятый простенький костюмчик выдавал в нём рядового служащего. «Наверное, дядя Георгий нашёл для него место в своей фирме», — некстати подумалось Соне. Ни малейшего блеска в глазах, сгорбленная фигура, уставшая походка — вот что сделало время с её приятелем.

— Эй, где вы все? — поприветствовал домочадцев Пётр.

С кухни ответа не последовало. Пётр поднялся наверх, где увидел застывшего перед телевизором сынишку.

— Как дела? — поинтересовался он.

Молчание и пожатие плечами было ему ответом.

ГЛАВА 15

Молчаливый ужин. Ларин Пётр — мошенник и вор. Розовая открытка. Зайченко не отстаёт ни на шаг. Всё-таки они встретились. Возвращение машины времени.

…Когда вся семья собралась за вечерним столом, бабушка тщетно пыталась создать иллюзию непринуждённого семейного разговора. Однако говорила большей частью она одна. Макс и Маргарита нацепили наушники — видимо, это было проявлением, скорее того, что у обоих выдался необыкновенно тяжёлый день. Марго делала заметные усилия для того, чтобы сдержать подступающие к глазам слёзы, — ей не нужны были завтрашние газеты для того, чтобы узнать, что своего обожаемого бой-френда она в ближайшее время не увидит. С братом она демонстративно не заговаривала.

— Пётр, — обратилась мать Сони к зятю. — Я волнуюсь за Соню. Почему её так долго нет? Это ведь не в первый раз. Я несколько раз звонила вам в такое же время, и её не было дома. Почему по вечерам ты отпускаешь её одну?

— Очевидно, у неё есть какие-то дела, — с трудом сдерживая раздражение, ответил Пётр.

Брат с сестрой в первый раз переглянулись. Очевидно, отцу не хотелось признаваться в том, что из-за недостатка средств в семье Соня вынуждена была найти себе вечернюю подработку.

В гостиной раздался звонок видеотелефона. Пётр вышел из кухни и скоро показался снова, чтобы сказать, что разговор у него надолго, а значит, семья может закончить ужин без него.

Соня увидела сквозь жалюзи, как на экране, перед которым Пётр уселся в кресло, появилось лицо Вадима Березовского — мальчишки, который проучился с ними целый год в одном классе, но потом был отчислен за нерадивость и недостаточное прилежание. Конечно, лишать его магических способностей страшным заклятьем не стали — особенно нечего было лишать. Соня не знала, что сейчас Ларин и Березовский работают в одной фирме, руководство которой всё же сумело усмотреть ценных специалистов в неудавшихся выпускниках школы номер семь. Всё же в гибкости ума отказать им было трудно.

— Привет, Пётр, как дела?

— Да так… — флегматично ответил Пётр.

— Ну так как насчёт того дельца, что я тебе предложил?

Пётр нахмурился:

— Не решил я пока…

— Слушай, я не понимаю, чего ты боишься? Это так просто… для тебя. Неужели ты думаешь, что, если бы мне это было под силу, я стал бы тебя звать в долю?

— Я не хочу, Вадим. Если нас выведут на чистую воду, нам с тобой будет очень сложно найти новое место.

— Да перестань ты, никто ничего не узнает. Возьми свою карточку, вставь её в приёмное устройство — и дело сделано. Несколько дней подряд с утра, когда шеф проверяет движение счетов, будешь читать заклинание Повтора. А когда всё обнаружится, все будет списано на компьютерный вирус, ведь уже через два дня концов найти просто не представится возможным.

Пётр встал с кресла и повернулся спиной к экрану. Вадим, ухмыляясь, произнёс:

— Я знаю, почему ты отказываешься. Боишься признаться самому себе в том, что все твои способности в магии изначально были так слабы, что это проклятое заклинание не оставило тебе ни малейшего шанса. Ты боишься разочароваться в себе окончательно… первый ученик!

Конец фразы был сказан столь насмешливой интонацией, что Пётр не выдержал.

— Хорошо, — внятно сказал он. — Вот моя карточка. Сканируй ее.

Он вставил карточку в приёмное устройство видеотелефона, над которым была полустёрта надпись «факс».

Березовский исчез на несколько минут с экрана. Появившись снова, он подмигнул, как ни в чём не бывало:

— Готово. Получай свою карточку обратно.

Свет на экране погас. И через минуту снова проследовал вызов. На этот раз на экране появился плотный рыжий человек, говоривший по-английски.

По тому, как пружинисто Пётр подскочил с кресла, Соня догадалась, что это и есть глава корпорации, с особым интересом относящийся не только к выпускникам школы волшебников, но и к ребятам, расставшимся с ней с репутацией неудачников.

— Ты уже понял, что я увидел на своём экране номер твоей карточки? Кого ты хотел надуть?

— Это… Это не я… — выдохнул Пётр. — Это…

— Березовский, — закончил фразу Петра американец. — При твоём непосредственном участии. Впрочем, я не люблю загадочной славянской души и не хочу разбираться в том, какие противоречивые чувства и мысли подтолкнули тебя к совершению такого дикого поступка. Из уважения к тебе я оставляю это без поIII Зак. 3025 следствий. Нам больше не о чем говорить. Тебе остаётся только прочитать уведомление об увольнении за моей подписью.

Свет на экране погас, а из приёмного устройства в видеотелефоне выползла глянцевая розовая бумажка, содержащая письмо, которое не оставляло Ларину Петру никакой надежды.

Несколько секунд он молча держал нарядную открытку в руке. Затем небрежно смял её и, швырнув на пол, пошёл наверх.

Соня хотела воспользоваться тем, что холл опустел, и пробраться к дверям, но тут в гостиную вошла её мать и первым делом нагнулась, чтобы поднять с пола смятую открытку.

Глаза её округлились. Она поднялась наверх. Там она обнаружила Петра, сидящего в комнате с выключенным светом и перебирающего струны акустической гитары.

— Что это значит, Пётр? — она протянула ему розовый кусок картона.

— Это у нас на работе так шутят. Принято так подтрунивать над коллегами. Подделывать подпись шефа и писать всякую чушь. Прошу вас, не принимайте это всерьёз и не пугайте Соню.

Голос Петра звучал так неубедительно, что мать Сони, отступив обратно на освещённую лестницу, тоскливо вздохнула и покачала головой.

…Немного задержавшись со стартом, машина времени Юлиана Ситникова угодила в интенсивное вечернее движение. Оказалось, что в будущем тоже существует проблема «часа пик». Сидевшему за рулём изобретателю приходилось неотрывно следить за дорогой, чтобы не столкнуться с каким-нибудь одуревшим лихачом.

— Чёртово движение! — выругался Ситников. — Можем не успеть!

Внезапно он прижал к носу свои непрозрачные очки и стал что-то сквозь них разглядывать.

— Что-то случилось, Ситников?

— Пока не знаю, Пётр. Какое-то такси не отрывается от нас ни на секунду.

…Когда машина времени опустилась на мокрый асфальт, Пётр выпрыгнул первым и, озираясь, недовольно протянул:

— Здесь я и живу? Да…

Действительно, всё говорило о том, что будущее не сулило Петру ничего хорошего. Именно поэтому он захотел как можно скорее вернуться к себе в прошлое.

— Пётр, нам нужно немедленно забрать девочку. Я иду за ней. Ты пока снимай этот маскарад и жди меня в машине, — Ситников оторвал его от невесёлых размышлений.

— А почему я не могу пойти туда? — возмутился Пётр.

— Боже, какой ты глупый! — вспылил Ситников. — Неужели ты не понимаешь, что если мы собираемся помешать встрече девочки с самой собой, мы не можем допустить, чтобы с самим собой встретился ты!

Пётр кивнул:

— Хорошо, я буду ждать здесь.

Ситников ползком стал красться к дому. Пётр, пройдясь немного вдоль улицы, вернулся к машине и, не закрывая дверцу, начал, как и велел Ситников, переодеваться. Он не обратил внимания на шум шасси и на то, что в десяти метрах от него вскоре приземлилось такси, откуда вышел пошатывающийся Руслан Зайченко, которого быстрая езда порядком укачала. Он прижимал руку к нагрудному карману, где хранился выброшенный Ситниковым мини-диск.

Рассчитавшись с таксистом и дождавшись, пока тот улетит, Зайченко подобрался поближе к машине и затаился в тени ближайшего толстого дерева.

Пётр переоделся и вышел из машины, оставив дверцу со стороны водителя открытой. Немного потоптавшись, он решил ещё пройтись в ожидании Ситникова.

Увидев, что путь к машине времени свободен, старый Зайченко выбрался из своего укрытия и забрался в машину. Кряхтя и стеная, он кое-как втащил за собой свою трость. Пётр даже не заметил, как машина тронулась с места и поднялась в воздух.

…Воспользовавшись тем, что в прихожей стало тихо, Соня метнулась к дверям. Однако стук в окно заставил её с той же скоростью совершить прыжок на цыпочках в обратную сторону.

Голос Ситникова тихо позвал её:

— Соня!

Вслед за этим голова сумасшедшего изобретателя появилась на фоне ночного луга, звёздного неба и, сидящих у огня людей.

Соня бросилась к окну, на ходу схватив покорёженную открытку, которую её мать, возвращаясь назад в кухню, осторожно положила на прежнее место.

— Ситников! Наконец-то!

— Открой входную дверь, и я тебя отсюда заберу.

— Там нет ручки, Ситников, я не знаю, как её открыть.

— На двери есть круглая кнопка, приложи к ней палец, она откроется сама.

— К какой кнопке?

Но больше Ситников ничего сказать Соне не успел, потому что его голова с лихорадочно блестящими глазами исчезла в окне так же стремительно, как и появилась.

Соня, не теряя ни минуты, бросилась к двери, полная решимости найти загадочную кнопку. Её уже не останавливало то, что в любой момент из кухни могли появиться её родители или её дочь. Но именно в тот момент, когда она протянула палец к кнопке, дверь отворилась сама собой. На пороге появилась Соня-старшая, в обнимку с пластиковыми и бумажными пакетами.

Две Сони встретились.

Пристально посмотрев друг на друга, они сначала вытаращили глаза, потом истошно завопили и старшая Соня стала медленно оседать на пол, теряя сознание. Младшая Соня ещё какое-то время держалась на ногах. Выросший на пороге инженер-химик Ситников подхватил её на руки и потащил на улицу. Звёзды замелькали перед Соней, всё поплыло у неё перед глазами, пережитые в последние полчаса события нахлынули на её сознание, и в ту же секунду она его лишилась.

…Пётр всё ещё ходил взад-вперёд по улице, размышляя о том, насколько, наверное, некомфортно чувствует себя в этом окраинном микрорайончике его будущая семья. Будущее, в которое его занесло, ошеломило его, и он не мог сказать с уверенностью, что вынесет отсюда приятные воспоминания. Наверное, не очень комфортно живётся в этом мире и его сыну. Во всяком случае, глаза парнишки по имени Макс показались Петру не очень-то счастливыми.

Углубившийся в свои мысли, Пётр по-прежнему дефилировал по улице, которая двадцать пять лет назад существовала только в проектах архитекторов. Возвращения машины времени он не заметил. Неуверенно приземлившись, она застыла на том же месте, где и стояла прежде. Зайченко открыл дверцу и с трудом выбрался наружу. Пытаясь вытащить трость, он сломал её набалдашник, который так и остался лежать в машине. Издавая стоны и хватаясь за сердце, Зайченко с обломком трости в руках поковылял к ближайшим кустарникам, чтобы перевести дух.

Пётр, ещё немного побродив, вернулся к машине. Он присел на сиденье водителя, но тут же подскочил, увидев в темноте Ситникова, который почти бегом двигался к машине, неся на руках Соню.

— Быстрее сюда, помоги, — закричал ему издали Ситников.

Пётр подхватил ноги девочки.

— Как я и предполагал, они встретились и одна за другой потеряли сознание, — на ходу рассказывал инженер-химик. — Теперь надо срочно убираться в две тысячи второй год, а машину времени мне придётся уничтожить.

— Зачем, Ситников? Вы же так хотели ещё попутешествовать во времени?

— Хотел… Но от всего этого придётся отказаться. Я не могу брать на себя такую ответственность перед цивилизацией. Неизвестно ведь, в чьи руки может попасть машина времени. Ведь теперь её существование уже рассекречено. Что ж, я проживу остаток жизни, вспоминая хотя бы о том, что мне удалось совершить. Но путешествия во времени, как ты уже успел заметить, таят в себе большую опасность для людей и, может быть, для всей цивилизации.

Вдвоём они уложили Соню на заднее сиденье машины времени. Ситников тут же бросился к бакам для отходов, для чего ему пришлось влезть туда, перегнувшись едва ли не по самые колени, и выудил оттуда всякую дрянь вроде банановых очистков, засохшего хлеба и раскисшего кошачьего корма. Заправив ими систему ядерного синтеза, он довольно потёр руки.

— Так. Топливо есть. Теперь нужно установить временную цепь на 5 марта 2002 года. Готово. Пётр, следи за табло.

Машина взмыла в воздух, разогналась до 340 километров в час и исчезла.

ГЛАВА 16

Удачное приземление. «Бык» и его подружка. Произошла какая-то путаница. Где Соня? «Директор, лови пулю». Слишком много казино. Персональные сайты мэра Петербурга. Муж тёти Эльзы.

Сладостное ощущение того, что приключение подходит к концу, охватило Петра. Он откинулся на спину сиденья и попытался задремать, но тут же подскочил как ужаленный. Всё же у него ещё не было уверенности в том, что все пройдёт как следует.

Однако перемещение во времени произошло столь незаметно, что в течение ещё нескольких секунд после вспышки голубого света Пётр не мог понять, где они находятся. Внизу были такие же огни большого города, разбросанного по обоим берегам Невы, вверху — такое же тёмное мрачное небо.

— Ситников, нам удалось? Мы возвращаемся? — устало спросил Пётр, поворачиваясь, чтобы проследить за Соней, которая могла сползти с сиденья при резком торможении.

— Да вроде… — пробурчал Ситников.

Однако промелькнувшие внизу знакомые очертания аэродрома, которые Пётр сегодня уже видел по пути в будущее, рассеяли все сомнения. Ситников уверенно направил машину вниз.

— Вернулись, — подтвердил он.

Они приземлились возле дома Сони. Пётр задумался. По идее, они вернулись как раз в то время, что и предполагалось, с учётом затянувшегося концерта, встреченных общих друзей и переполненной электрички. Но Соня спала глубоким сном. Пётр терялся в догадках — стоит ли её будить прямо сейчас и не лучше ли растолкать её родителей, вручив им спящую странным сном дочь. Понятно, что у них это вызовет множество вопросов…

Сомнения Петра разрешил Ситников. Перескочив через ограду Сониного дома, он с помощью Петра втащил девочку во двор. Складывалось впечатление, будто уставшая во время поездки девочка, не дождавшись возможности проникнуть в дом, уснула на крыльце. Петру всё это показалось очень неубедительным, ктому же он опасался, что Соня проснётся прямо сейчас.

— Это хорошо, что сейчас уже ночь, — возразил ему Ситников. — Сейчас её точно никто не разбудит и не смутит расспросами. А ближе к утру, когда она проснётся, всё покажется ей сном, она тихо проникнет в дом и уляжется в постель. Сейчас она в глубоком шоке. Пусть отдохнёт, её оцепенение пройдёт не раньше чем к концу ночи. Я же сейчас отвезу домой тебя, а потом вернусь к её дому, чтобы в случае чего успокоить её.

Кивком позвав Петра за собой, Ситников уверенно зашагал к машине. Пётр сделал несколько шагов за ним, но вдруг остановился и неуверенно огляделся:

— Что-то я не припомню решеток на окнах её дома…

Да и вообще что-то удивительное было вокруг. Чистенький окраинный микрорайон явно изменился. Улица была засыпана мусором, повсюду валялись автомобильные покрышки, обломки досок, какой-то хлам. Подумав, что ему тоже самое время отдохнуть, прежде всего затем, чтобы не мерещились всякие несуразности, Пётр отмёл сомнения и направился к машине.

Ситников привёз Петра прямо к дому. Когда мальчик выбрался наружу, инженер-химик высунулся из кабины:

— Удачной недели! Если я понадоблюсь тебе, найдёшь меня в моём ангаре.

Он захлопнул дверцу и уехал. Ларин Пётр остался один на грязной полутёмной улице, совсем непохожей на ту, на которой он привык бывать каждые выходные. Озираясь по сторонам, Пётр обошёл дом дяди Георгия и тёти Эльзы. В доме не было ни одного светящегося окна, что было просто удивительно. Обычно в такое время, как казалось Петру, дядя Жорж ещё должен сидеть за своими расчётами или писать фантастическую прозу, а тётя Эльза изрисовывать бесчисленное количество бумаги своими смелыми силуэтами альтернативной одежды. Да и брат с сестрой собирались вернуться не так уж рано. Особенно Гражина, которая с таким загадочным видом собиралась на фестиваль.

Пётр обнаружил, что за время его отсутствия фигурная металлическая ограда вокруг дворика Спасакукоцких сменилась на высокий грубый дощатый забор, исписанный во многих местах нецензурщиной и пошлыми стишками. Калитка в заборе была заперта на тяжёлый висячий замок. Пётр недоуменно подёргал его:

— С ума все посходили за день, что ли? Или это я переутомился?

Пётр сразу вспомнил, что дом Сони Тумановой тоже показался ему каким-то необычным.

Не понимая, что происходит, Пётр подкатил к забору валяющуюся неподалёку пустую бочку. Встав на неё, он перелез через забор и зашагал к тёмному дому, в молчании которого ему чудилось что-то зловещее.

Чтобы не разбудить тётю с дядей, Пётр решил забраться в свою спальню так, как это ему уже пару раз удавалось — через навес над крыльцом. Осторожно подняв оконную раму, он перевалился через подоконник и упал на свою кровать.

Страшный визг заставил его заорать не менее ужасающе и отпрыгнуть в сторону. Падая, он спиной сбил торшер, который был, разумеется, старым привычным торшером, но стоял, правда, в комнате самой тёти Эльзы. Тем не менее Петру удалось нащупать выключатель и зажечь свет. Невероятное зрелище предстало перед ним. В его постели оказалась девица лет семнадцати с вульгарно выкрашенными в яркие цвета лохматыми прядями, девица из тех, что обычно громко плюются семечками на автобусных остановках.

— Вася! Вася! — девица кричала так, будто её убивают. — Помоги!

— Погоди! Не кричи! — пытался урезонить её Пётр, перепуганный куда больше, чем неистовствующая девица. — Кто ты? Что ты делаешь в моей постели?

Но девица забилась под одеяло и голосила изо всех сил. Пётр подумал, что надо выпрыгнуть в окно, но ведь он же был у себя дома и должен был выяснить, что здесь происходит. Идея вытащить Волшебный Свисток и с помощью трели Остановки заставить девицу замолчать не успела прийти ему в голову, когда на крик в комнату вбежал мясистый мужчина лет тридцати в трусах и майке, на теле которого, казалось, не было ни одного сантиметра, свободного от синих наколок. На волосатой груди мужчины покачивалась массивная золотая цепь.

— Убью! — с порога зарычал полуголый мужчина и бросился на Петра. Он напоминал разъярённого быка, увидевшего красную тряпку.

Пётр страшно перепугался, но через секунду резко нырнул в сторону, и мощный кулак бычары разнёс в щепки старинный секретер, у которого Пётр стоял за мгновение до того. Пока мужчина потирал свою ушибленную руку, Пётр предпринял последнюю попытку наладить контакт со страшным верзилой.

— Я не понимаю, где я нахожусь. Объясните мне, пожалуйста, чей этот дом, если не мой собственный. Где мои родственники?..

— Да я тебя уничтожу!!! — амбал снова кинулся на Петра. Путь к бегству через окно уже не представлялся доступным, к тому же, ретировавшись таким образом, Пётр лишил бы себя возможности узнать, каким образом это чудовище и его ужасная подружка захватили особняк Спасакукоцких. Оставалось одно — Пётр молниеносно выхватил из кармана Свисток и просто свистнул. Это был, конечно, не Мёртвый Свист, иначе от дома Спасакукоцких попросту ничего бы не осталось, кроме жалкой горы щебня и обломков перекрытий. Но это был свист, отдалённо его напоминающий. Пётр успел подумать краем сознания, что, может быть, этим поступком он и нарушил Дисциплинарное Уложение, превысив меры необходимой самообороны. Грузный толстяк охнул и тихо осел на пол, развалив толстые ноги в разные стороны. Девица в постели лишилась чувств.

Пётр спустился вниз по лестнице. Ничто не напоминало о том, что в этом доме присутствовали когда-либо его родственники. Грязь и роскошь соседствовали рядом. Нетрудно догадаться, что распластавшийся наверху отвратительный толстяк был не в ладах с законом. Прямо на обеденном столе, среди неубранных луж и недоеденных кусков, валялось дорогое женское колье. Бардак в прихожей наводил на мысль о том, что не так давно из этого дома разошлись гости, вконец истомлённые бурным времяпрепровождением, а не менее измочаленные хозяева отправились отдыхать. Увидев свет в уборной, Пётр догадался, что именно здесь находился «бык», когда визжащая девица стала кричать о помощи.

Никакой надежды узнать в этом доме что-то о тёте Эльзе и дяде Георгии не представлялось возможным. Пётр почувствовал, как на него накатывает волна брезгливости и желание бежать отсюда прочь со всех ног. Он уже бросился к калитке, но тут в углу двора увидел самокат, напоминающий его собственный. Пётр упёрся ногой в перекладину и помчался вдоль улицы. Ему хотелось оказаться как можно скорее там, где угадывалось хоть какое-то освещение.

Однако свет на ближайшем перекрёстке, к которому он рванулся на немыслимой для самоката скорости, оказался огнём пожарища — горели две милицейские машины. Рядом с одной из них лежало в лужи крови что-то напоминающее охапку рваной одежды. Тяжело сглотнув слюну, Пётр бросился прочь от страшного места.

Вой сирены накрыл его сзади, и он едва успел прижаться к обочине — прямо на него неслась разбрасывающая искры вертящейся сирены большая милицейская машина. Пётр увидел, как человек, сидящий на переднем сиденье, сжимает в руках автомат. Это было ещё одним подтверждением тому, что преступность и насилие в городе бьют через край.

— Ошибка… — пробормотал Пётр. — Ситников что-то недоучёл. Мы попали в какой-то другой год.

Притихшие дома окружали его в обступившей зловещей тишине. Мысль о Соне больно пронзила Петра. Она сейчас лежит на крыльце своего дома, одинокая и беспомощная, между тем как в этом доме может быть что-нибудь пострашнее того чудовища, которое Пётр обнаружил в доме дяди и тёти. Правда, Ситников обещал вернуться к Соне и убедиться, что с ней всё в порядке. Но сделал ли он это или поехал сразу к себе в ангар, решив, что с девочкой и так всё в порядке? И вообще, заметил ли Ситников, что дело неладно? И не ищет ли он уже его, Петра, чтобы забрать вместе с Соней из этого царства беспредела?

Размышляя о том, каким образом Ситников мог допустить ошибку, Пётр быстро покатил в сторону дома Сони. На калитке одного из домов ему бросился в глаза почтовый ящик, в уголке которого белела газета. Обрадованный Пётр метнулся к ней. Газета была свежая и пахла типографской краской. Он поднёс её ближе к глазам, сгорая от нетерпения узнать, в каком же году творился в Санкт-Петербурге такой кошмар. Но секунду спустя он со стоном выронил газету и схватился за виски. Это был свежий выпуск «Вечерних ведомостей», датированный прошедшим днём, 5 марта 2002 года.

— Не может быть, — пробормотал он вполголоса.

И тут он услышал у своего виска звук взводимого курка, кожей ощутив сталь холодного дула.

— Ни с места, — угрожающе прошипел мужской голос.

Стараясь не поворачивать головы, Пётр скосил глаза и увидел рядом с собой… директора средней специальной школы, той самой, которую закончил его двоюродный брат Александр.

— Вот я тебя и поймал, — пальцы директора больно впились в шею Петра. — Крадёшь, подонок, мои газеты!

Толстый директор Воробьёв — со страху Пётр даже вспомнил его фамилию — выглядел комично и устрашающе одновременно. На нём была плотная зимняя пижама, с плеча директора свисала набитая патронами лента, а в руках он держал короткоствольный карабин.

Петру вспомнилось, что в школе его брата Александра находился образцово-показательный музей Великой Отечественной войны. Похоже, сейчас в руках директора был один из его экспонатов.

Пётр поднял дрожащие руки. Газету он от волнения выронил.

— М-м… Господин Воробьёв, разве вы не узнаёте меня? Я вас хорошо знаю, мой брат учился у вас, и моя сестра тоже… Мой брат закончил школу прошлой весной, вы преподавали у него физику, и из-за физики у него были в школе самые большие проблемы…

Шестым чувством Пётр угадал, что директору по-прежнему близка школьная тема.

— В каком прошлом году, что ты мелешь? Школа закрыта уже несколько лет назад. Кто ты такой?

— Я уже сам не знаю, кто я такой, — ответил Пётр, едва не плача. — Объясните мне, что тут происходит? Вчера ещё всё было в порядке. Ваша школа тоже была в порядке. И вас я видел чуть ли не каждый день, когда вы бегали по утрам мимо нашего дома.

Пётр ухватился за озлобленного директора как за свой последний шанс понять что-то в этом бедламе. Но в этот момент почти рядом раздался визг тормозов. В пяти метрах от потасовки притормозил видавший виды автомобиль, набитый вооружёнными подростками лет семнадцати-восемнадцати.

— Эй, директор! — закричал один из них. — Лови пулю!

Воробьёв рухнул на землю, прикрываясь карабином. Пётр последовал его примеру — и, как оказалось, совсем не напрасно, потому что хулиганы открыли огонь по дому Воробьёва из всевозможного оружия. Пули скользили по стенам дома прямо над головой Петра, который мечтал врасти в землю. Медленно объехав директорский дом, подростки расстреляли свой боезапас и стали удаляться.

Воробьёв прицелился и сделал несколько выстрелов по удаляющимся огням автомобиля. Пётр, у которого пропала всякая охота проявлять дальнейшую любознательность, воспользовался минутным замешательством бывшего директора, вынужденного охранять по ночам свой дом, и бросился бежать.

Первым делом он решил пробраться к площади перед супермаркетом «Александровский». Здесь же, насколько он помнил, находились административные службы довольно большого микрорайона.

О том, что площадь по-прежнему является центральным местом жизненной активности населения, свидетельствовало необычное скопление мусора и обломков машин, валявшихся где попало. По улице бродили толпы пьяных молодых людей крайне опустившегося вида. На здании бывшего супермаркета красовалась огромная вывеска «Промзона», а вывеска поменьше перечисляла все службы, которые призваны были регламентировать жизнь и быт населения этой самой таинственной «Промзоны». Пётр не сразу сообразил, что «Промзоной» объявлена питерская окраина, на которой угораздило купить дом его дядю и тётю.

Впрочем, в следующую минуту Пётр увидел нечто, что поразило его в самое сердце. Очевидно, полный бедлам отныне царил не только в «Промзоне», но и во всём городе, потому что стены бывшего супермаркета были оклеены плакатами, которые сообщали, что выездная встреча мэра города Руслана Зайченко с обитателями «Промзоны» состоится через несколько дней. Так же говорилось о том, что в ночь накануне этого мероприятия в «Промзоне» вводится комендантский час.

Пётр подошёл к плакату, надеясь найти там что-то могущее хотя бы частично пролить свет на неожиданную метаморфозу. Но ничего другого в плакате не сообщалось, кроме того, что Руслан Зайченко с особым вниманием следит за проблемами «Промзоны», так как в своё время именно здесь он родился и закончил специальную среднюю школу.

Пётр услышал позади себя какой-то грохот. Оглянувшись, он увидел гусеничный бронетранспортёр, на котором стояли вооружённые военные. Очевидно, так теперь здесь патрулировались центральные улицы.

Продолжая путь, Пётр шёл вдоль череды увеселительных заведений, среди которых преобладали казино. Всё свидетельствовало о том, что здесь давно легализирована проституция. Толпы размалёваных девиц отчаянно зазывали прохожих. Молодёжь, которой тут было огромное количество, выглядела как та, которую в школе номер семь принято было называть «гопниками». Бары и дискотеки выстроились тесной чередой.

Среди множества ярких вывесок Пётр увидел более скромную, прилепившуюся на боковом подъезде какого-то ночного борделя. На голубом фоне Пётр прочёл: «Интернет-кафе».

Облегчённо вздохнув, Пётр устремился в прохладный небольшой зальчик. Мысль о Соне продолжала мучить его. Ноги сами были готовы нести его к тому дому, который недавно ещё был домом Сониных родителей, но смутное чувство подсказывало ему, что даже на Ситникова надеяться не приходится. Во всём ему предстояло разобраться самому. И маленькая интернет-забегаловка могла оказать ему неоценимую помощь.

В зальчике, который, как прочёл Пётр, действовал круглосуточно, почти не было посетителей. Лишь несколько кучек пьяных подростков возились и громко гоготали возле машин, на мониторах которых мелькали игрушки-«стрелялки». Пётр присел за машину в отдалении и, загрузив поисковик, быстро набрал «Руслан Зайченко. Биография. Фото».

Пётр вздрогнул, когда на сиреневом фоне перед ним появилось множество ссылок. Кликнув наугад одну из них, он опешил, когда увидел яркие буквы, рябившие на фоне какого-то упыря с двумя бородавками на лбу.

— Его называли одним из самых преданных и верных офицеров армии Его Императорского Величества. Семён Зайченко, который является первым упомянутым в истории предком мэра Санкт-Петербурга Руслана Зайченко, принял самое активное участие в подавлении антиимперского мятежа Польского Королевства…

Тяжело вздохнув, Пётр устало потёр глаза. Определённо, вся эта галиматья ему не снилась. Похоже, культ персоны мэра северной столицы носил здесь достаточно оригинальные формы…

На мониторе вместо неопрятного офицера в голубоватой форме появился краснощёкий юный Руслан Зайченко. На фотографии он красовался в тёмно-синем костюме выпускника средней школы.

— Накануне своего школьного выпускного бала Руслан Зайченко ещё не подозревал, как сложится его дальнейшая жизнь. Его неожиданное и поразительное везение, обрушившееся на него в столь юном возрасте, не имело ничего общего с теми общественными реалиями, которые могло предоставить ему государство. Во времена, когда никто и помыслить не мог всерьёз мечтать о легализации букмекерских контор, Руслан Зайченко нашёл единомышленников, так же, как и он, предпочитающих спортивные ставки подпольному игорному миру. Разумеется, лишь немногие посвящённые входили в круг любителей-фаталистов. Очень скоро легенды о необычном везении скромного молодого рабочего Кировского завода, об истинном содержании жизни которого даже не подозревали его ровесники, такие же молодые труженики, загуляли по определённым кругам петербуржцев. Из года в год Зайченко продолжал выигрывать всё более крупные суммы, и к началу новой эпохи российской действительности он уже был человеком обладающим солидным капиталом, с которым Зайченко незамедлительно вошёл в нарождающийся российский бизнес.

Став одним из пионеров кооперативного движения, вскоре Зайченко занялся сетью небольших коммерческих предприятий, занимающихся утилизацией токсических отходов. Ему удалось привлечь иностранных инвесторов, и вскоре концерн, возглавляемый Русланом Зайченко, прочно укрепился на международном рынке химической промышленности. Однако Руслан Зайченко устремился к политической деятельности и вскоре, став депутатом парламента, предпринял ряд смелых шагов, одним из которых стала легализация игорного бизнеса, принесшая Зайченко особую популярность в деловых кругах. Сеть отелей и казино, являющихся сегодня собственностью возглавляемого им концерна, привлекла в Санкт-Петербург невиданное количество любителей азартных игр со всего мира…

Опешивший Пётр пробежал страницу до конца и раздражённо кликнул следующую рубрику. Пока он изучал историю восхождения на экономический и политический Олимп удачливого пройдохи, за его спиной остановился блюститель порядка и, сбоку заглянув в лицо мальчику, что-то передал по рации. Пётр даже не заметил замаячившей за спиной фигуры, потому что его глазам открылось то, чего он мог ожидать меньше всего.

— Руслан Зайченко никогда не чуждался артистической богемы и до сих пор числится поклонником красивейших женщин российского кинематографа и российской сцены.

Пётр бегло перелистал фотографии — Зайченко и Таня Овсиенко, Зайченко и Наташа Королёва, Зайченко и ещё какая-то актриса, которая очень нравилась его тёте, но фамилии которой Пётр сейчас вспомнить не мог.

— …Однако будущий мэр мечтал о подлинном семейном счастье, и однажды он воплотил в жизнь свою самую большую мечту, женившись на своей бывшей однокласснице Эльзе Спасакукоцкой, пережившей к тому времени неудачный брак, к тому же рано овдовевшей…

Новые фотографии появились на мониторе. По ступенькам белокаменного собора спускались Руслан Зайченко в малиновом пиджаке и Эльза в дорогом и вычурном, но абсолютно нелепом свадебном платье. Лицо её меньше всего можно было назвать лицом счастливой новобрачной, наоборот, казалось, будто невеста едва сдерживает слёзы. Вокруг молодой пары суетились люди с фотоаппаратами. Чуть поодаль новобрачных Пётр разглядел трёх упитанных мужчин, в которых, присмотревшись, несложно было узнать мальчишек, что составляли неразлучную компанию дружков Зайченко.

Потрясённый Пётр на мгновение окаменел. Он не заметил, как один из мужчин, изображённых на снимке, вдруг очутился у него за спиной.

Электрошокер коснулся локтя мальчика, и Пётр без чувств рухнул на пол.

ГЛАВА 17

Новый дом тёти Эльзы. Зеркала, чёрный бархат и слёзы. Мокрое кладбище. Старый дом инженера Ситникова. Сведения из криминальной хроники. Человек с тростью оказался сообразителен. Обратить время вспять можно, но как?

…Темнота, которая казалась какой-то болезненно весомой, сдавливала виски. Пётр очнулся именно от этого тугого обруча на голове, но, пошевелив ею, догадался, что это мокрое полотенце, уложенное кем-то на его лоб. Пётр открыл глаза, и это движение тоже показалось очень болезненным. Чуть приподнявшись, Пётр почувствовал на затылке большую шишку, вскочившую, очевидно, оттого, что он обо что-то ударился. Несколькими мгновениями позже он осознал, что лежит на огромном диване в большой комнате, укрытый тонким пледом.

Чуть слышные шаги приблизились к нему, и Пётр различил прямо над собой склонившуюся к нему женскую фигуру.

— Тётя Эльза, — позвал он. Впрочем, позвал очень неуверенно.

В ответ действительно раздался голос тёти Эльзы:

— Всё хорошо, Пётр. Лежи и не волнуйся. Хорошо, что ты немного поспал.

Пётр приподнялся на локте и вытер выступивший пот мокрым полотенцем.

— Боже, тётя Эльза, вы не представляете, мне сейчас приснился такой страшный сон…

— Успокойся, мой хороший, — раздался в ответ голос, очень тихий и, как показалось Петру, невероятно печальный. — Уже хорошо, уже ничего не снится, ты у нас дома, на Невском…

— На Невском? — Пётр подскочил как ужаленный, испугавшись собственного изумления. — На Невском?

Тётя Эльза включила свет, и Пётр увидел, где он находится. Огромная комната занимала, как показалось Петру, целый этаж высотного здания. Диван, на котором лежал Пётр, был чёрным, бархатным и очень большим, такого сроду не было в доме Спасакукоцких. Не было у тёти Эльзы и такого аляповатого вечернего платья — чёрного, длинного, расшитого стразами, с неприлично обнажённой спиной. Тётя Эльза подошла к небольшому бару. Петру показалось, что она поспешно прикрыла салфеткой наполненный стакан.

— Тётя Эльза… — снова пробормотал Пётр, всё ещё не решаясь поверить, что перед ним тётя Эльза, — слишком непривычно было видеть на ней такой толстый слой косметики и такие безвкусные и огромные украшения. Кроме того, Петру показалась странной фигура тёти Эльзы — её непропорционально большая грудь как будто призвана была подчёркиваться приталенным облегающим платьем. У Петра пронеслось в голове, что вкусы Руслана Зайченко оставляют желать лучшего. Нет, без сомнения, это была тётя Эльза — такая, какой сделал её брак с человеком, ошеломляющие сведения о котором Пётр успел почерпнуть из Интернета.

— Ты, наверное, есть хочешь, Пётр? — ласково спросила тётя Эльза. — Сейчас я прикажу Наташе…

Она взяла со стола крохотный мобильный телефон и набрала трёхзначный номер. Очевидно, это был телефон внутреннего пользования для связи с обслуживающим персоналом. Она поднесла к уху трубку, но в этот момент под дверью раздался истеричный вопль, заставивший её спешно нажать кнопку сброса:

— Эльза!

Надсадный голос Руслана Зайченко нельзя было спутать ни с каким другим. Пётр внутренне напрягся, готовясь к этой ужасной встрече.

— Боже, твой дядя! Прошу тебя, не надо… — прошептала тётя Эльза, но закончить она не успела.

В сопровождении одного из своих бывших школьных приятелей Зайченко ворвался в комнату.

Пётр сразу отметил, что выглядит Зайченко ещё ужаснее, чем в годы своей юности. Дорогой пиджак был расстёгнут до середины, как и рубашка.

— Сколько это будет продолжаться? — голос Зайченко срывался на визг. — Что себе позволяет эта тварь? Я настрого запретил этому выродку самостоятельно выходить в город. Его опять нашли чёрт знает где!

Он замахнулся на лежащего Петра, но тётя Эльза ловко перехватила его руку, и, хотя невооружённым глазом было заметно, что выпить она успела изрядно, голос её неожиданно отвердел:

— Какого чёрта ты кричишь на него? Думаешь, если ты нас содержишь, можешь измываться над нами?

— Содержу? По-моему, ты отлично осведомлена о том, что я был бы очень рад не видеть в своём доме этого паршивца, который тебе даже не сын. Почему я должен заботиться о племяннике этого ублюдка Спасакукоцкого, которого ты навязала мне?? Я пошёл тебе навстречу, когда ты потребовала, чтобы я позволил тебе оставить мальчишку при себе. Но моё терпение не беспредельно!

— Перестань издеваться над ребёнком! Так уж накладно для тебя его содержание! — тётя Эльза нервно расхохоталась и демонстративно сжала в руке стакан, сделав нервный глоток.

— Содержание, пьяная ты тварь? Да я с преогромным удовольствием заплатил бы во сто крат больше, только чтобы эти твои выродки убрались отсюда подальше и никогда больше не попадались мне на глаза!

С этими словами Зайченко шагнул к супруге и, видимо окончательно утратив контроль над собой, оттолкнул её к стене. Эльза пошатнулась, не удержавшись на ногах, и, хватаясь свободной рукой за стойку с экзотическими комнатными растениями, выронила стакан.

— С-сука! — прошипел Зайченко, намереваясь уже выйти из комнаты. Однако на тётю Эльзу последнее произнесённое им слово произвело будоражащее впечатление.

— Я ненавижу тебя! — закричала она вдогонку мэру Питера. — Мне не нужны твои тряпки, позволь нам уйти отсюда. Я ухожу! Я немедленно забираю детей и ухожу.

Зайченко вернулся. Судя по всему, подобные угрозы были ему не в новинку.

— Что, родная моя? Ты куда-то собралась? Вперёд! Только не забывай, что о детишках твоих я всё-таки позабочусь. Думаешь, ты спокойно заберёшь из колледжа своего долговязого урода и толстую рыжую мартышку вместе с этой сволочью? — Зайченко ткнул пальцем в Петра. — Вы снимете себе на окраине маленький уютный домик и будете наслаждаться нищетой и покоем? Нет уж, дорогая, я позабочусь о том, чтобы твои выродки влачили куда более полезное для общества существование.

Пётр ещё больше уверился в том, что подобные сцены в доме Зайченко были привычными. Очевидно, полупьяную тётю Эльзу можно было унять только недобрыми намёками относительно её детей и племянника. Супруга питерского мэра вдруг притихла, уткнулась в плечо мужа и разрыдалась.

Зайченко снисходительно потрепал её по плечу и равнодушно чмокнул в лоб:

— Вот и успокоились. Иди выпей своих таблеток, крошка, они тебе помогают привести в порядок нервишки.

Зайченко вышел. Тётя Эльза устало опустилась на диван рядом с Петром и измученно пробормотала:

— Дядя прав. Надо что-то сейчас выпить, нервы стали ни в какую. И ты тоже хорош! Всегда все скандалы из-за тебя!

Всё, что ты имеешь, у тебя есть благодаря твоему дяде. Ты мог бы оказывать ему хоть какое-то уважение… — тётя Эльза всхлипнула.

— Дядя?! Послушайте, тётя, ну-ка, объясните мне, куда вы дели моего дядю, своего мужа Георгия Спасакукоцкого?

Тётя ошалело посмотрела на Петра, на ходу трезвея. Ничего не понимая, она приложила руку к его лбу, а потом с хорошо знакомой Петру суетливостью, появляющейся в ней, когда дело касалось здоровья членов семьи, бросилась к большой шкатулке, откуда стала вываливать всевозможные таблетки, ища градусник.

Метнувшись к Петру, она запихала градусник ему под мышку, но Пётр, глядя ей в глаза, повторил свой вопрос, который, похоже, заставил тётю Эльзу заподозрить, что её племянник спятил либо переутомился.

— В могиле! В могиле твой дядя! И хотя ты был мал, когда его хоронили, по-моему, у тебя в предыдущие годы не возникало никаких сомнений… — тётя снова зав-схлипывала.

— Послушайте, тётя…

Слова Петра утонули в бурных рыданиях тёти Эльзы. У неё начиналась самая настоящая истерика. Тётя подскочила к зеркальному сооружению в углу спальни и решительно обрушилась на полочку, где выстроились горы косметики. По полу звонко покатились баночки, тюбики и декоративные фигурки.

Пётр поднялся с дивана, тяжело сглотнув слюну. Он уже начинал кое-что понимать. Ситников ничего не перепутал, возвращаясь домой из будущего. Скорее, он сам, Пётр, кажется, и был единственной и трагической причиной всех странных и ужасных метаморфоз, которые произошли с привычным ему миром.

Но сначала следовало привести тётю Эльзу в божеский вид. Она безудержно голосила, прижавшись лбом к зеркалу, плечи её сотрясались от рыданий. К несчастью, кажется, расстроенное состояние Эльзы Спаса-кукоцкой было единственной неприятностью, разрешить которую Пётр мог очень просто и притом незамедлительно. Взяв тётю за руки, Ларин Пётр пробормотал несколько слов. Всхлипнув ещё раз, тётя успокоилась и осмысленно посмотрела на племянника. Затем, не говоря ни слова, открыла большую инкрустированную шкатулку и протянула Петру пожелтевший конверт. Открыв его, Пётр обнаружил несколько газетных вырезок восьми летней давности.

…Он бежал по окраинной незаасфальтированной улочке, не разбирая дороги. Бывшее сельское кладбище приютилось неподалёку от прежней окраины, где жили когда-то, в пору своей школьной юности, его дядя и тётя. Не обращая внимания на холодный дождь и на комья грязного песка, комьями налипающего на кроссовки, Пётр наугад плутал между могилами, жалея о том, что в кармане нет хотя бы фонарика, — серое небо буквально наползало на кладбище, сливаясь с тёмными кронами старых деревьев. Ну вот… Пётр остановился как вкопанный перед скромным серым памятником из гранитной крошки, увидев выбитые слова: «Георгий Спасаку-коцкий, 1960–1994. От скорбящих жены, дочери, сына». Ничего больше, ни единое изображение не указывало на силу скорби тёти Эльзы.

Присев на скамеечку, которая почти вросла в землю, — состояние могилы красноречиво свидетельствовало о том, что уже много лет скорбящее семейство не приходило к месту успокоения отца и мужа, — неожиданно для себя он вдруг разрыдался. Не сказать, чтобы он так уж сильно был привязан к своему дяде. Наоборот, его всегда раздражали безответность и мягкотелость «дяди Жоржа». Но теперь всё было кончено, дядя Георгий лежал в мокрой земле в двух метрах под его ногами, а рыдающая женщина в роскошном будуаре, растерянная и смятенная, очевидно, в чёрный для неё час оказалась слишком беспомощной для того, чтобы противостоять чужой воле злобного человека, разрушившего её семью. И виноват в этом был он, Пётр, его невинное дурацкое мальчишеское любопытство, которое подтолкнуло его взять тот злосчастный чип с хроникой спортивных достижений человечества. Конечно, ему же хотелось похвастаться ребятам из школы номер семь… «Похвастался»… Пётр вдруг вспомнил о том, что его должны были исключить из школы и лишить всех магических способностей, потому что он неправильно распорядился ими, нарушив один из запретнейших пунктов Дисциплинарного Уложения — и опять же из простого мальчишеского тщеславия: очень уж хотелось поразить Гражину, исполнив такой желанный для неё «фокус». Что ж, значит, прав был Егор Васильевич, посчитав, что волшебный дар в руках такого ветреного мага, как Ларин Пётр, не может принести решительно ничего хорошего. В довершение всего он сам захлопнул свою же собственную ловушку. Неизвестно, что сейчас с Соней и где она, как и неизвестно теперь, как жить дальше в позолоченной клетке Руслана Зайченко, всесильного городского мэра, которому существование племянника стояло костью в горле. И Пётр заплакал ещё отчаяннее.

— Это невозможно, невозможно! Это несправедливо! Этого не должно было случиться, не должно!!! — Пётр не замечал, что он плачет в голос, обращая к дождливому косматому небу свои бесполезные упрёки.

— Увы, мой хороший, это оказалось возможно, — Пётр услышал сзади себя грустный и как-то странно равнодушный голос, единственный голос, который сейчас мог вселить в него хотя бы относительное спокойствие. Тёплая рука сумасшедшего инженера Ситникова легла ему на плечо, и вслед за тем тёплая куртка изобретателя укрыла его плечи. — Это, дружок, оказалось возможно. Но ты не плачь. Ты не виноват ни в чём. Я всегда хорошо знал, что нам не следует заглядывать в будущее и уж тем более пытаться его переписывать.

— Я виноват, Ситников, я. Ничего не случилось бы, если бы меня чёрт не дёрнул купить тот чип в книжном магазине. Вы его выбросили, но он своё дело сделал, я уж не знаю как. Я знаю лишь то, что сразу после школы Руслан Зайченко стал делать ставки в подпольных букмекерских конторах и стал живой легендой, потому что не проигрывал никогда. И к началу легализации собственности у него вдруг обнаружилось огромное состояние. Оно-то ему и позволило всё, абсолютно всё, даже стать мэром. И жениться на моей тёте…

— Предварительно отправив на тот свет твоего дядю, — мрачно добавил Ситников.

— Как, вы об этом что-то узнали, Ситников? И вообще, как вы нашли меня здесь?

— Когда я узнал, что твоя тётя — супруга нашего славного мэра, и что её брак с твоим дядей закончился трагически, я подумал, что ты обязательно придёшь на кладбище, чтобы удостовериться, что твой дядя действительно в могиле. Я жду тебя здесь с самого утра.

Размазывая по щекам слёзы, Пётр прошептал:

— Но как, Ситников, я не понимаю, как это могло случиться?

Первым делом изобретатель Юлиан Ситников решил отвести измученного Петра к себе «домой». «Дом» инженера пребывал в плачевном состоянии. Старый ангар, служивший Ситникову лабораторией, очевидно, не привлёк внимания личностей, подобных тем, каких Пётр увидел ночью во время небезопасной перепалки с бывшим директором Воробьёвым. Крыша ангара сильно прохудилась, и под струи льющейся с потолка воды Ситникову пришлось подставить всю имеющуюся у него посуду. Сквозь широкие щели в стенах в ангар врывался холодный ветер, разнося по помещению обрывки бумаг, исчерченных знакомым Петру угловатым ситниковским почерком. Входная дверь, скрипя, покачивалась на полупроржавев-ших петлях. Пёс Леонардо, поджав хвост, бродил из угла в угол, стараясь устроиться потеплее, что ему, впрочем, никак не удавалось.

Ситников, очевидно, не терял времени даром. Он разложил перед Петром несколько газет, названия которых Петру ничего не говорили. Это были какие-то малоформатные бульварные газетёнки, появившиеся в большом количестве в конце девяностых годов. Страницы их пестрели изображениями обнажённых красавиц и леденящими душу кровавыми заголовками вроде «Сумасшедшая бабушка в беспамятстве забила гвоздь в голову внучки».

— Когда я увидел, что здесь происходит, то решил, что сошёл с ума, — задумчиво начал Ситников. — Но потом мне стало понятно, что бред не может быть таким очевидным и правдоподобным. И отправился искать старые газеты. В библиотеке на меня служительница посмотрела так, как будто я пришёл её убивать. Потом она разговорилась и сказала, что уже около года там не было ни одного посетителя. Разумеется, она позволила мне взять газеты с собой.

Пётр открыл газету «Утро» за март 1994 года. На последней странице он увидел плохонький портретик своего дяди и убористый заголовок: «Недавно ставший популярным автор молодой российской фэнтэзи найден мёртвым в собственном доме(>.

Пётр закусил губу: «ставший популярным автор…». Значит, его недавнее путешествие в прошлое не пропало даром и ему удалось переписать заново кое-какие события, заставившие выпускника школы Спасакукоцкого обрести некоторую веру в себя и всерьёз отнестись к своим литературным опытам. Значит, вчерашнее утро в доме погружённого в себя предпринимателя, отдающего писанине всё свободное время, и его супруги, энергичного модного дизайнера, было не сном; значит, семье Спасаку-коцких была уготована вполне сносная и насыщенная жизнь? Но всё рухнуло, оказалось, что увиденное Петром накануне было лишь одной из моделей возможной судьбы Спасакукоцких, а Пётр своим небрежением к законам судьбы обрёк их на совсем иное.

Он растерянно поднял глаза на Ситникова:

— Но как это случилось, Ситников? Ведь Питер превратился в какой-то апокалипсис…

— Да, на апокалипсис похоже. Наверно, он именно таким и предполагался во времена Откровения, — мрачно пошутил Ситников.

Леонардо жалобно заскулил, угодив под струю воды, льющуюся с потолка.

— Ох, Лео, прости, забыл я о тебе! — спохватился инженер-химик.

Он стал копаться в валяющемся под столом мусоре, затем достал оттуда корзинку с подстилкой и устроил там собаку. Пётр нервно листал принесённые газеты, разыскивая заметки, сообщающие подробности о том, как молодой писатель был найден с пулевым ранением в голову, оказавшимся смертельным.

— Ситников, что это всё значит? — спросил он уже более твёрдо.

Ситников поднял с пола раздавленную компьютерную дискету, вытащил из кармана стержень и на грязной наклейке стал рисовать прямую линию, в одной из точек разделившуюся пополам и продолжившуюся как две параллельные прямые.

— По-видимому, пространственно-временная последовательность разрушилась в своём нормальном виде и образовалась новая гиперпространственная реальность.

Пётр раздражённо дёрнул плечами. Иногда Ситникову просто не хватало слов, чтобы изъясниться нормальным языком.

— Видишь, Пётр, я тебе всё нарисовал. Вот прямая линия, так? Так можно показать нашу историю. В начале — 1977 год, посередине — наш 2002 год, дальше — будущее. И вот временная линия где-то в прошлом резко ответвляется и, проходя параллельно, создаёт свой 2002 год. В этом году происходит совсем другая реальность и другие события.

— Но почему?

Инженер бросился к куртке, которую, сняв у дверей, он кинул на груду хлама.

— Думаю, Пётр, о самом главном ты уже догадался сам. О том, что всё произошло не без твоего участия. Сейчас я только объясню тебе, как. Узнаёшь? — Крохотная вещичка, выуженная Ситниковым из куртки, оказалась небольшим пакетиком из твёрдой глянцевой бумаги, в которую продавщица опустила приобретённый Петром футлярчик с чипом. — Тебе не кажется, что эта вещь куплена тобой? Я нашёл это в машине времени вместе с набалдашником трости. Видишь — обломок трости, львиная голова с отбитым ухом. Как ты думаешь, кому эта трость могла принадлежать? Но я нашёл кое-что поинтереснее…

Ситников протянул Петру крохотную смятую бумажку. Это оказался чек некоего бюро услуг…

— Человек, который опирался на сломанную трость, оказался сообразителен. Он подумал о том, что в нашем времени — в том времени, в котором мы с тобой были не так давно, — этот чип окажется совершенно бесполезным. Ведь просто игрушкой оказалась бы обычная дискета, не говоря о лазерном чипе. И обладатель этой трости решил, что гора бумаги, на которую он вывел собранную в чипе информацию, принесёт в его прошлом куда больше пользы. Это чек бюро полиграфических услуг, куда наш знакомец заехал по дороге в прошлое, чтобы перенести на обычную бумагу всю текстовую информацию.

— Но ведь это набалдашник трости Зайченко, старого Зайченко, того ужасного опустившегося типа, что стоял возле кафе, поджидая своего внучка, от которого мы так ловко отцепили мою… дочь.

— Он был в машине времени с этим чипом, — убитым голосом произнёс Ситников. — И бросил здесь обёртку и чек. И сломал свою трость. Видишь, как получилось, — Зайченко из будущего взял этот чип, украл у нас на время машину. Не напрасно я встревожился, увидев, как какое-то такси не отставало от нас ни на метр, когда мы неслись к твоему дому. А потом он перенёсся назад. Очевидно, он передал эти листы бумаги самому себе в какой-то точке прошлого.

— Вы так считаете? — недоверчиво переспросил Пётр.

— Я знаю, Пётр, — вполголоса сказал Ситников и отвернулся.

— Стоп, разве не могло то же самое произойти с твоими родителями? — бодренький, как ни в чём не бывало, Волшебный Свисток выскочил из кармана Петра и запрыгал по подлокотнику разломанного кресла-качалки. — Разве не могла твоя мать в какой-то точке времени встретить саму себя, прошлую или будущую, или, может быть, кто-то другой проделал нечто подобное и затянул её в свою историю?

— Тогда нужно…

Пётр задумался. Что ж, его должны были исключить из школы за то, что ему вечно не хватало ума правильно распорядиться своими необычными способностями. Но пока ведь, он был в этом уверен, они у него ещё оставались. И их достанет на то, чтобы, к примеру, превратить Руслана Зайченко в груду камней. Хотя бы на несколько лет. Разумеется, Дисциплинарное Уложение запрещает приносить вред живому существу, однако… Ларин Пётр вспомнил о существовании Уголовного Кодекса, где ясно регламентировалось право жертвы на спасительную для его жизни оборону. На худой конец, он мог бы превратить Зайченко в конченого олигофрена и избавить от него хотя бы тётю Эльзу. Да и с помощью Волшебного Свистка и Ситникова с его машиной времени можно было бы продержаться какое-то время, объявив войну этому бандитскому Петербургу. Кроме того, оставались ведь ещё ребята из школы номер семь, они сейчас где-то существуют, возможно даже не подозревая друг о друге. Пётр поискал глазами зеркальце. При условии произнесения некоторых заклинаний оно вполне могло сойти за «смотровую площадку», с помощью которой можно было попытаться разглядеть хотя бы некоторых ребят из школы номер семь — тех, чьи подлинные имена Пётр хорошо знал.

Но Волшебный Свисток, похоже, научился читать мысли хозяина:

— Мы не можем позволить себе превратиться в банду погромщиков, которые сначала постараются остановить Зайченко, а потом убедятся, что время, которое пошло не своим чередом, всё равно не изменить. И откуда ты знаешь, что ты — это настоящий ты, а не твоя тень или твоё жалкое подобие, такое же, как эта развалюха, которая ещё пару дней назад выглядела как вполне сносный ангар?

— Пётр, медная фитюлька права. Мы ничего не изменим, если наделаем гадостей парочке негодяев. Мы должны снова восстановить разорванное время. Увы, я предупреждал самого себя, сколь небезопасно путешествовать во времени. И не напрасно я хотел уничтожить машину.

— Тогда нам нужно вернуться в будущее и помешать Зайченко забрать этот чип, — взволнованно заговорил Пётр. — Мы ведь можем это сделать, у нас есть горючее и машина времени, надеюсь, не пострадала…

Ситников огорчённо помотал головой.

— Нет, Пётр, не можем. Если мы вернёмся в будущее из две тысячи второго года, такого, какой он сейчас, то мы окажемся уже не в той реальности, из которой мы прилетели. Мы попадём в город, которым заправляют люди могущественного Зайченко, богача, женатого на твоей тёте. Возможно, к этому времени он уже сведёт её в могилу. И потом, в этой новой реальности неприятные вещи произошли не только с твоим дядей. Вот, читай.

И Ситников вытащил из кармана ещё одну газету, где рассказывалось о сошедшем с ума учёном, препровождённом в психиатрическую лечебницу прямо из приёмной мэра города, к которому, как сообщала заметка, Ситников отправился для того, чтобы поскандалить и «покуситься на жизнь мэра». Пётр посмотрел на дату выхода номера — 28 марта 1999 года. Судя по всему, отправиться беседовать с Зайченко изобретатель должен был пять лет назад.

— Я хотел объяснить ему, к каким страшным для города последствиям ведёт наращивание мощи его концерна по переработке токсических отходов. Наверное, я думал, что этот придурок может внять человеческому слову.

Ниже помещалась маленькая фотография — два дюжих молодца в камуфляжной одежде распластали на полу бедного Ситникова.

— Похоже, Ситников, вы стали грозить ему мнением мирового сообщества и судом в Гааге. — печально поиронизировал Пётр. — Ну да ладно. Значит, наш единственный шанс — восстановить настоящее в прошлом, в той точке времени, где оно ответвляется. Тогда мы сможем восстановить и нашу, и всеобщую историю такой, какой мы её знаем.

— Это невозможно, Пётр. Для этого мы должны знать точную дату и мельчайшие подробности того, где, как, когда и при каких обстоятельствах этот негодяй, мальчишка Зайченко, получил бумаги с результатами соревнований.

Пётр резко вскинул голову:

— Ну тогда выход один — самого его об этом спросить.

ГЛАВА 18

class="book">Насильно мил не будешь. Разговор «дяди» с «племянником». Таинственный старик. Не только белые листы бумаги. Что делать, если вас собрались убивать? Снова в путь. Соня — тоже ученица школы номер семь. Отвратительное настроение не покидало Зайченко с утра. Он сам сейчас не мог простить себе, что так сорвался на Эльзу. Сколько ведь раз давал себе слово быть терпимее к этим её ублюдкам. Зайченко искренне ненавидел человечество и столь же искренне хотел любить Эльзу Капитанову. Ему казалось, что он делает всё для того, чтобы жизнь жены была, как он любил выражаться, «просто песня». Его не интересовало, что думает о нём большинство его людей, однако ему очень хотелось пользоваться благорасположением своей супруги, доставшейся ему недюжинными усилиями. Всякий раз ему казалось, что очередная ссора с Эльзой была последней. Он заваливал её подарками и честно старался терпимо относиться к притащенной в дом гурьбе детей. Но не проходило и дня, чтобы выдержка не изменяла Руслану Зайченко, и снова между ним и Эльзой происходили безобразные сцены. Сначала ему казалось, что всё дело в скверном и капризном характере Эльзы, потом — что она использует любую возможность упрекнуть его в недоброжелательном отношении к своим детям и племяннику, а теперь она ещё и откровенно пристрастилась к выпивке, что сделало её просто невыносимой. Зайченко не хотел признавать, что всё его отношение к Эльзе на протяжении многих лет их знакомства ставило целью опровергнуть известную пословицу, гласящую, что «насильно мил не будешь», потому все его шаги и были обречены на провал. К тому же то страшное утро, когда Эльза обнаружила своего мужа мёртвым, стояло между ними зловещей тенью — не была ведь Спасаку-коцкая настолько глупа, чтобы не понимать, кто «заказал» её мужа.

…Весь в своих чёрных мыслях, мэр Санкт-Петербурга старался развлечься тем, что, сидя в своём огромном кабинете, где домашний кинотеатр в другое время был отгорожен от любопытных глаз тяжёлой бархатной шторой, смотрел «Греческую смоковницу». Он особенно любил наивные эротические фильмы времён своей молодости. На самом трепетном эпизоде, когда героиня в купальнике с разбегу бросается в бассейн, а герой, вытирая пот со лба, изображает волнения страсти, экран огромной телеустановки погас.

— Что такое? — Зайченко обернулся к двери.

В дверном проёме, держа пульт так, что тот сначала показался мэру пистолетом, стоял Ларин Пётр.

— Что ты здесь делаешь? — зарычал Зайченко. — Я же категорически запретил вам всем сюда приходить!

Вспомнив утренние события, Зайченко тут же раскаялся в своей горячности и вспомнил о только что данном себе в сотый раз обещании терпимо относиться к отпрыскам Спасакукоцких.

— Нам надо поговорить, Руслан. — твёрдо сказал Пётр, пропустив обычное, наверное, для Зайченко «дядя», чем заставил того удивлённо поднять брови и пристально всмотреться в глаза мальчишки.

— Сколько денег ты хочешь? — с дела-ной ехидцей спросил Зайченко.

Пётр помедлил.

— Нет, деньги тут ни при чём. — Он замедлил речь и каждое следующее слово произносил медленно и чётко. С неожиданной глубиной в голосе, как будто читал заклинание, он выговорил: — Распечатки текстов, огромное количество листов белой бумаги, где указаны все более-менее значительные спортивные состязания…

Зайченко, который не осознал того, что он попросту не в силах противиться магическим чарам, исподлобья посмотрел на «племянника»:

— Ну… пошли.

Он направился прямо к «домашнему кинотеатру», за которым обнаружилась ещё одна дверца, ведущая в небольшую комнатушку для неофициальных встреч, за кабинетом Руслана Зайченко.

Пётр последовал за ним.

— Садись.

Пётр уселся за небольшой столик из карельской берёзы.

— Как ты об этом узнал? — спросил Зайченко, стараясь добавить в голос непривычной мягкости.

— Сначала вы расскажите мне, где, когда и как вы получили то, что позволило вам единственному владеть данными, благодаря которым вы стали тем, кем вы сейчас являетесь.

К невероятному удивлению, прежде всего собственному, Зайченко ответил мгновенно.

— Это произошло в одно из двадцатых чисел мая… Тогда была ужасная гроза… — он на мгновение прищурился, вглядываясь в своё прошлое. — Где-то меньше недели прошло после того, как на этом чёртовом школьном балу… А через неделю была страшная гроза. Я провёл эту неделю в прескверном состоянии, и мне не было никакого дела до бреда, который нёс тот старикашка. Это уже потом я бродил по улицам в тот вечер, когда была гроза, и молния…

— …Ударила в старинную водокачку?

Зайченко удивлённо хмыкнул:

— Неплохо знаете историю города, молодой человек!

Он полез в небольшой шкафчик, который Пётр поначалу принял за бар с напитками. Из потайного ящичка он вынул ключи и повернулся к стене. Сдвинув висевшую на стене картину с изображением парусника, летящего по барашковым волнам, он отомкнул маленькую дверцу, напоминающую обычный электрический счётчик.

— Потом я во всех подробностях вспоминал этот субботний вечер. Вечером был школьный бал для старшеклассников. Впрочем, об этом, по-моему, тебе частенько рассказывает твоя тётя. Я пришёл туда злой как чёрт, по дороге мы задрались с парнями из другого микрорайона…

— Точнее, вас обставил какой-то малолетка, на которого вы наехали в кафе «Чебурашка». В его-то компании вы в первый раз за тот вечер и увидели Эльзу Капитанову… в сопровождении Жоржа Спасакукоцкого.

Зайченко насторожился:

— Что-то я не пойму, откуда ты знаешь про это?

Пётр счёл за лучшее не дразнить гусей и безразлично пояснил:

— Дядя мне рассказывал когда-то, очень давно, когда был жив.

Зайченко достал из ящичка небольшую коробку из-под женских туфель и поставил перед собой на стол.

— То, что осталось. Я уничтожаю те листы, которые мне больше не нужны.

Он помолчал немного, потом решительно продолжил:

— Так вот, на балу я напрасно старался подкатиться к твоей тётушке. Вроде как я даже ей и нравился, но в тот вечер в неё будто бес вселился. Я тогда был молодой, горячий и именно в этот вечер собирался после бала… — Зайченко заговорщицки посмотрел на «племянника» и щёлкнул языком. — Ну, ты понимаешь. Но уж не знаю, какая муха её укусила, но к Спасакукоцкому она в этот вечер будто прилипла. Да, там, кстати, действительно был какой-то малолетка, но я его не помню почти. Мы ещё тогда подрались со школьными лабухами, был у нас такой… Сафронов. Потом отсидел за наркотики, не без моей, кстати, помощи. Противный тип, всё мнил себя умнее других. Я как идиот щёлкал зубами, представляя, что так они протанцуют до самой ночи, а потом этот лох Спасакукоцкий, трясясь от страха, поведёт, чего доброго, Эльзу гулять до утра. Я был, что говорится, молод и глуп… Говорю тебе, тогда все мои мысли были о твоей вертихвостке тёте, и я не придал этому никакого значения. Бал ещё не закончился, мне надоело смотреть, как она прижимается к этому очкарику, и я пошёл в сад. Там ко мне подошёл старик. Он назвал меня по имени и сказал, что он мой дальний родственник. Он сказал, что хочет сделать меня богатым и счастливым, и предложил пойти к его машине. Я разозлился как не знаю кто, когда увидел, что он собирается всучить мне огромный ящик, набитый какими-то бумагами. Такая белая бумага с напечатанными даже не на машинке таблицами и цифрами. Он объяснил, что это результаты всех олимпиад и мировых чемпионатов за последующие полвека. К тому же он предложил довезти всё это барахло мне домой. Я хотел уже было послать его, но очень уж всё было необычно. Я даже позволил ему убедить меня затащить эту бумагу к себе наверх. Потом он сказал, что я должен обязательно узнать что-нибудь о букмекерских ставках и ждать, как он выразился, своего часа. И больше я его никогда не видел. Он сел в машину, и я, поднимаясь по лестнице, слышал, как завёлся мотор. А потом я вернулся в школу на танцы, всё ещё надеясь уломать твою тётушку.

— И вы его ни о чём не расспрашивали?

— Я пытался. Всё же он меня заинтриговал. И разговаривал он со мной как-то очень странно… Я же говорю тебе, я его даже не послал. Он сказал, что это тайна. Тайна, проникать в которую мне нет никакой нужды, потому что это не имеет никакого отношения к моему будущему успеху и богатству.

Пётр лихорадочно соображал: «Листы бумаги, просто листы бумаги, которые Руслан Зайченко уничтожал по мере того, как напечатанная на них информация становилась достоянием истории. Листы бумаги, которые… абсолютно ничем не могли помочь восстановить утраченную временную поступательность».

— Только листы бумаги? — Пётр вложил в этот вопрос остатки всех своих необычных сил начинающего мага. Зайченко должен заговорить! Он должен сказать правду до конца.

Но Руслан Зайченко, похоже, откровенничать больше не собирался. Он сложил бумаги, аккуратно перепроверив их последовательность, обратно в коробку, затем неспешно затолкал её назад в шкафчик. Так же деловито он замкнул его и стал убирать ключ в потайной ящичек.

Пётр разочарованно поднялся, полагая, что аудиенция закончена. Но Зайченко улыбнулся:

— Он дал мне ещё кое-что. Он дал мне маленький блестящий кружочек, сказав, что эта вещь станет моим талисманом. И что однажды я смогу воспользоваться ею так, как воспользовался бы, если бы техническое оснащение моего времени так не отличалось от того, среди которого приходится жить ему. Эту блестящую штуку я всегда носил с собой. Она со мной и сейчас. Хочешь взглянуть? — Петру показалось, что в глазах Руслана промелькнуло что-то недоброе, и он внутренне напрягся, услышав, как голос интуиции предупреждает его об опасности. На всякий случай он сделал несколько шагов к столу Зайченко, отметив взглядом стоящую в самом конце большую чёрную статуэтку темнокожей африканской женщины с корзиной на голове. Корзина была наполнена фруктами, каждая мельчайшая деталь была тщательно выпилена из тонкого металла.

Мэр сунул руку в нагрудный карман пиджака, достав маленький бумажник. Отстегнув крохотную молнию, он вытащил из кармашка чип, который не мог быть никаким другим, а только тем, что Пётр купил в магазине «Знания». Он с трудом удержался, чтобы не броситься к раскрытой ладони Зайченко.

— Старик сказал мне кое-что ещё. Он сказал, что однажды чокнутый изобретатель или мальчишка-подросток придёт ко мне, чтобы спросить меня о том, о чём сегодня ты меня спросил. Он сказал, что это может уничтожить всё, чего я достиг. Несколько лет назад ко мне пришёл один ненормальный, но я даже не стал слушать, что ему от меня нужно. Я запер его в психушку. А сегодня ко мне пришёл ты. И я всё тебе рассказал. Ты ведь мой племянник, правда? Я ведь не мог не сказать тебе правды. Теперь ты всё знаешь, следовательно, тебе незачем выходить из этого кабинета живым, ты согласен со мной?

Говоря это, Зайченко тихонько доставал из стола небольшой пистолет с глушителем.

Пётр вскинул руку, и огненная змейка сорвалась с его пальцев, пролетев мимо уха Руслана Зайченко. Этот несложный трюк, которому научили его в школе номер семь, сейчас спас ему жизнь. На секунду Зайченко отвлёкся, и этого хватило, чтобы Пётр изо всех сил рванул на себя статуэтку африканской крестьянки, оказавшуюся страшно тяжёлой. Подняв её горизонтально на уровне глаз, Пётр, предельно напрягая мышцы, толкнул её по воздуху в сторону Зайченко, сообщив заклинанием Полёта невероятную скорость. Мэр всё же сумел увернуться от летящего в него снаряда, и тот не разнёс ему череп.

Со страшным грохотом «африканка» врезалась в стену, заставив висящую картину рухнуть на голову Зайченко. Воспользовавшись замешательством Зайченко, Пётр бросился бежать. Секретарша не решилась его останавливать, да и не могла бы. Зрелище, которое предстало через несколько секунд, заставило её без сознания рухнуть на пол: появившийся в дверях кабинета мэр города поднял пистолет и несколько раз выстрелил по своему убегающему «племяннику».

Миновав длинную приёмную, Пётр выбежал на лестницу. Охрана равнодушно следила за очередной сценой из серии разборок мэра со своими домочадцами — персонал Зайченко привык к подобным инцидентам. Но пули, просвистевшие вслед Петру, заставили парней в камуфляже вскочить. Мгновенно они поняли, что происходит что-то непоправимое. Но именно ужас ситуации парализовал их способность к быстрому реагированию. Охрана не могла решиться преследовать мальчика, но и скрутить потерявшего над собой контроль Руслана Зайченко она тоже не осмелилась. Не обращая никакого внимания на опешивших бойцов спецназа, Зайченко, скрипя туфлями и задыхаясь, бежал вслед за Петром по лестничным пролётам.

Начальник службы безопасности Руслана Зайченко не мог решиться вмешаться в преследование, однако он хорошо понимал, что история не должна получить огласки. Следовательно, всё, что должно было произойти, могло свершиться лишь в пределах режимного здания, где обосновалась семья мэра. Он отдал команду перекрыть выход из здания, и то, что именно так он обязан поступить, Ларин Пётр отлично понимал. Выбежав на открытую террасу, он посмотрел вниз.

Пёстрые стайки машин на сумасшедшей скорости проносились внизу. Броситься вниз и размозжить себе голову — вот, похоже, единственное, что оставалось Петру.

Зайченко, тяжело дыша, выбежал на террасу.

— Всё? Прибежали, племянничек? Вот только не понимаю, зачем ты это затеял? Всё же я сносно к тебе относился и в деньгах ты отказа не получал?

— Всё же не понимаю, дядя, зачем вы это затеяли? — в тон ему ответил Пётр, который машинально старался оттянуть время. — Вам ведь придётся как-то объяснить мой труп и вашу пулю в нём?

— Какой ты наивный, — ответил Зайченко. — Если восемь лет назад, когда мои позиции были отнюдь не такими прочными, я решил, что не стану больше терпеть существование Спасакукоцкого, то…

Зайченко не договорил. Глубоко вздохнув, Пётр, вытянувшись в струнку, прыгну л вниз, моля высшие силы о том, чтобы заклинание Невесомости оказалось подвластно ему.

Потрясённый Зайченко бросился к перилам, внутренне холодея от осознания отчаянного поступка, на который так неожиданно решился его племянник. Но, перевесившись через перила, он увидел совсем не то, что ожидал. То, что предстало его глазам, заставило его остолбенеть. Одна из машин медленно отрывалась от асфальта, поднимаясь вверх. И на крыше этой машины замер Ларин Пётр, силясь удержаться на скользкой поверхности.

Машина стремительно набирала скорость. Не веря своим глазам, Зайченко поднял пистолет. Но машина поравнялась с террасой этажа высотного здания быстрее, чем он успел прицелиться. Сидевший за рулём Ситников резко распахнул дверцу, и та ударила Зайченко прямо в лицо. Опрокинувшись навзничь, Руслан на мгновение потерял сознание. Пётр быстро спрыгнул на террасу, подобрал уроненный пистолет и забрался на сиденье. Ещё секунду спустя машина времени резко взмыла вверх.

— Я всё выяснил, Ситников, — сказал Пётр, стараясь побороть пляшущие в глазах чёрные точки и лёгкий приступ дурноты. — Мы должны возвращаться в 1977 год, в то самое 16 мая, когда был этот школьный бал, после которого стали встречаться мои дядя и тётя. Оказывается, пока они обменивались любезностями, в игру включился старый Зайченко, который приплёлся из будущего.

— Невероятно… Пётр, ты уверен в том, что говоришь?

— Конечно. Он же сам мне всё рассказал. Со всеми душещипательными подробностями о том, как хреново было ему из-за того, что моя тётя танцует со Спасакукоц-ким. Даже чип показал, который с тех пор носит с собой в виде талисмана. Правда, потом он захотел меня пристрелить.

— Но почему именно эта дата, 16 мая 1977 года?

— Ситников, вы переутомились! Зайченко ничего сам не выбирал. Ведь дата была проставлена на табло нашего предыдущего пункта назначения во времени.

Ситников помрачнел.

— Что ж, ситуацию это только усложняет. Тогда получается, что этот день опасен вдвойне. Он наиболее вероятно создаёт возможности для пространственных столкновений. И тогда изменения во всей временной структуре могут произойти ещё более ужасные.

Что вы имеете в виду, Ситников?

— Погоди, Пётр, я расскажу тебе всё на месте, но сначала давай отсюда выберемся. Что-то мне наш компьютер не нравится.

Пётр посмотрел на светящиеся лампочки и понял причину беспокойства Ситникова. На верхнем табло, где был обозначен желаемый пункт во времени — 16 мая 1977 года, вдруг появилась совсем другая дата: 28 апреля 1864 года. Ситников озадаченно постучал по табло и приподнял боковую крышку компьютера, пальцем шевеля крохотные проводки. После нескольких беспорядочных вспышек компьютер перезагрузился, и на табло снова появилась правильная дата.

— Ещё и это. Надо будет сразу починить компьютер. Сразу после возвращения из прошлого.

Он ещё немного повозился с торчащими теперь из боковой крышки в разные стороны проводками. После махнул рукой:

— Чёрт с ним, включу временную цепь.

Пётр спохватился:

— Подождите, Ситников, как это, мы прямо сейчас улетаем? А Соню разве мы не будем забирать? И потом, может забрать тётю Эльзу, пока этот гад её не укокошил?

Ситников прикусил губу, но тут же облегчённо вздохнул:

— Посуди сам, Пётр, если мы сможем восстановить нормальную пространственную идентичность, то этот уродливый две тысячи второй год превратится в нормальный две тысячи второй год, где хотя бы твоя семья жила нормально. Потом мы вернёмся в две тысячи двадцать седьмой год и оттуда заберём Соню. И ни у кого не останется воспоминаний об этом ужасном Питере, в который мы попали сейчас.

— Нет, Ситников, так не пойдёт. Если с нами что-то случится или что-то у нас не получится, Соня останется здесь и погибнет.

— Пётр, мы не можем допустить, чтобы что-то случилось или что-то не получилось. И потом, не надо так уж волноваться за Соню. Даже если она давно проснулась, то… Она ведь тоже ученица школы номер семь.

Ситников включил временную цепь и нажал на газ. Автомобиль покрылся бликами голубого пламени и исчез в одном из многочисленных пространственных измерений.

ГЛАВА 19

Излюбленный туристический маршрут. «Было бы странно, если бы тебя здесь вчера не было». Утешитель отставленного влюблённого. Ночной костёр. Ситников беспокоится. Опять досадная случайность.

Машина времени медленно двигалась, постепенно снижаясь, вдоль песчаной дороги, той самой, по которой удручённый неожиданным происшествием Пётр совсем недавно шагал к городу, стараясь не утратить ориентир — дорожный указатель на повороте, ведущем к ближайшему колхозу. Он хорошо разглядел и дом колхозника, которому он так некстати развалил сарай и который готов был разрядить в него дробовик, приняв за воришку. Путешественники приземлились, вздымая облако жёлтой пыли, и Пётр выбрался из машины первым, спеша откашляться.

— Как приятно возвращаться домой! — пошутил он. — Ситников, мы с вами заправские туристы. У нас с вами уже появились излюбленные маршруты. Такое ощущение, что я был здесь только вчера!

— То-то и беда, что и был, — Ситников шутки явно не поддержал. — Было бы странно, если бы тебя здесь вчера не было. Ладно, пока есть время. Школьный бал уже давно идёт. Тебе нужно срочно ехать в город, пробираться к школе и постараться успеть к моменту встречи обоих Зайченко. Вероятно, старик Зайченко уже знает, что у нас есть машина времени и, возможно, он преследует нас, обнаружив, что мы движемся к твоему дому. Где-то через час он должен найти молодого Зайченко, заговорить с ним и отдать ему эту чертову кучу бумаги. И ты должен сделать всё для того, чтобы этого не произошло. Ты должен помнить, что для тебя одинаково важны и эти листы бумаги, и чип. Зайченко не должен получить ни того, ни другого. Чип для него бесполезная вещь, но на всякий случай… Ты же видишь, что уже ни в чём мы не можем быть уверены. Но он не должен запомнить ни одной строчки из этих распечаток. Наш две тысячи второй год можно восстановить только так. Как только старый Зайченко уйдёт, уничтожай бумагу, хватай чип и возвращайся.

Пётр опешил. Перечень подвигов, возлагаемых на него Ситниковым, превосходил возможности одного мальчишки. Петру казалось, что осуществлять перехват спортивной хроники они с Ситниковым будут вдвоём. Но, видимо, расхлёбывать им же заваренную кашу следовало в одиночку.

Он тихо выдохнул:

— Хорошо, Ситников.

Ситников достал с заднего сиденья небольшую спортивную сумку. Он поставил её на капот и расстегнул молнию.

— Я тут кое-что приготовил для того, чтобы мы постоянно были на связи. Держи — рация и портативный бинокль. Пользоваться ими нетрудно. Пойми, что я не иду с тобой ещё и потому, что нужно стеречь машину времени. И потом, я могу случайно встретиться с самим собой. — Ситников помолчал и продолжил: — Пётр, сейчас здесь два меня и два тебя. Второй я — это Юлиан Ситников, который живёт в 1977 году в старой квартире на Васильевском и который сейчас занимается на пригородной даче поисками ответа на странный вопрос о том, как вернуть назад заплутавшего во времени мальчишку. Второй ты — это Ларин Пётр, который меньше чем через неделю вернётся в своё время, после того, как молния ударит в старинную водокачку. Но до этого времени ни я, ни ты не должны встретиться с собой другими.

Пётр понял, что именно такое положение вещей больше всего тревожит Ситникова.

— Возьми, Пётр, немного денег образца 1977 года.

Сунув деньги в карман джинсов, Пётр быстро зашагал к электричке уже знакомой дорогой.

Оказавшись возле школы, Пётр сразу заметил Руслана и его приятелей. Те что-то горячо обсуждали, махая руками. Пётр поднёс бинокль к глазам. Взбешённое лицо Зайченко свидетельствовало о том, что он не доволен тем, что Эльза откровенно игнорирует его.

Присев в кустах, Пётр наблюдал за стайкой парней. Спохватившись, он вспомнил о рации и сообщил о том, что Руслан уже находится в его поле зрения.

И тут краем глаза он увидел, что возле школьного двора затормозила и остановилась машина. Это была ситниковская машина времени, ненадолго исчезнувшая из будущего, в котором сейчас Ситников пытался вызволить Соню-подростка из дома Сони-взрослой. Пожилой человек вышел из машины, опираясь на трость, и тоже стал пристально наблюдать за компанией молодых парней.

Пётр поднёс бинокль к глазам. На лице Зайченко-старшего читалось невероятное волнение. Казалось, его губы сейчас задрожат и слёзы выступят на глазах. «Да, представляю себя в старости, вдруг увидевшего себя-подростка», — подумал Пётр. Умиление — да, умиление! — было написано на лице Зайченко. Пётр подумал, что тот, чего доброго, не справится с охватившим его волнением и бросится на шею себе самому прямо сейчас.

И точно, старик двинулся в сторону парней. Медлить нельзя. Пётр понимал, что он собирается совершить нечто безумное, но выбора не было — в три прыжка он очутился возле машины времени и рванулся на заднее сиденье. Пристроиться на нём оказалось почти невозможно — спрессованные пачки бумаги занимали половину автомобильного салона. С другой стороны, именно эти пачки бумаги Пётр и должен был уничтожить. Петру даже пришло в голову, что всё можно проделать предельно просто — достаточно чиркнуть зажигалкой и поднести её к бумаге. Главное, потом отбежать подальше и побыстрее. И выскочившему из кафе старому Зайченко будет не на чем возвращаться в будущее… Но как раз по этой причине Пётр и не мог чиркнуть зажигалкой. Похоже, достаточно и того, что Зайчен-ко-старый и Зайченко-молодой всё равно встретятся друг с другом. Для того чтобы всё вернулось на круги своя, старик должен сегодня же убраться назад в будущее.

Следовательно, оставалось ждать. Кроме того, Ситников сказал ведь, что и чип тоже должен быть у Руслана изъят. На всякий случай…

Понимая, сколь рискованное предприятие он затеял, Пётр, торопясь и роняя кипы бумаги, стал освобождать небольшое место на полу салона. Минуту спустя он продолжил нагромождать пачки листов, но в обратном порядке. Он складывал их на себя, стараясь замаскировать своё присутствие в автомобиле. О том, как ему придётся повести себя, если старик сейчас усадит молодого Зайченко в свою машину, думать не хотелось.

Ожидание Зайченко показалось Петру вечностью. Наконец старик подошёл к машине и, пыхтя, неловко в неё влез. Рядом с ним на сиденье уселся Руслан.

Юный Зайченко в упор уставился на незнакомца, не скрывая пренебрежения к отталкивающей внешности неожиданного собеседника.

— Вижу, ты совсем приуныл из-за этой девки?

Молодой Зайченко, казалось, меньше всего настроен обсуждать эту тему.

— Слушай, дед, какого чёрта ты прицепился ко мне?

В этот момент из-за угла показалась Эльза Капитанова. Следом за ней шел Жорж Спасакукоцкий. До Руслана донеслись слова Эльзы, обеспокоенной состоянием своего платья.

— Знаю, ты хочешь жениться на этой девке… Я смогу помочь тебе осуществить… Но это не единственное твоё желание, которое уже можно считать исполненным.

— Слушай, дед, ты что, добрый волшебник? Дед Мороз, да? — Зайченко рассмеялся своим визгливым смехом и нетерпеливо стал искать ручку дверцы. Ему не терпелось выскочить и отвязаться от старика, чтобы подробнее рассмотреть, куда скрылись Эльза и Спасакукоцкий.

Самообладания Зайченко-взрослого хватило ненадолго.

— Сиди спокойно, шмакодявка! — заорал он с неожиданной яростью. Поразительно, но Руслан опешил от такой наглости и убрал пальцы с дверцы.

Старик решительно завёл машину.

— Э, дед, куда мы едем? — удивился Руслан ещё больше. Его удивление дошло до предела, когда он понял, что старик выруливает машину прямо к его дому.

— Ничего себе, дед, откуда ты знаешь, где я живу?

— Слушай меня внимательно, — заговорил наконец старик. — Сегодня твой самый счастливый день. Твой главный день, шмакодявка. Я привёз тебе подарок. Он даст тебе всё, понимаешь, всё. И эту девку тоже.

— Ты сделаешь меня богатым, вручив мне эту кипу макулатуры? Дед, ты, поди, из дурдома сбежал?

Старик вытащил из кармана крохотный чип.

— Видишь это крохотное приспособление? Это лазерный чип. На нём записана информация, точно так же, как музыка на виниловой грампластинке. Ты, к сожалению, не сможешь воспользоваться им ещё лет… двадцать. А то и больше. Поэтому всё, что в нём содержится, я распечатал для тебя на бумаге. Здесь собрана вся информация о будущем спорта. Здесь все результаты крупнейших соревнований на будущие примерно полвека. Футбол, хоккей, скачки, биатлон, бокс, бои без правил… Тебе нужно только найти тех, кто развлекается тем, что делает спортивные ставки. Эта информация принесёт тебе миллионы. Бери этот чип, пусть он приносит тебе удачу. А бумаги мы сейчас отвезём в гараж твоего отца. Там они будут в большем порядке.

Руслан снова потянулся к дверце. И тут старика прорвало:

— Это всё на самом деле, идиот. Тупица, мерзавец! Это не чушь, понимаешь, не чушь! Неужели я… неужели ты всегда был таким тупицей!

Задыхаясь, старик завёл машину. Руслан машинально сунул маленькую побрякушку в задний карман брюк. Осмелев, Пётр подумал, что, возможно, стоит тихонечко подуть в Свисток и выудить чип оттуда.

— Да что же ты снова делаешь! — опять визгливо закричал старичок. — Никогда не оставляй эти вещи без присмотра. Носи этот чип всегда с собой, а для бумаг заведи сейф, сделай себе потайной ящик, никому никогда их не показывай, проверяй постоянно, с тобой ли они, а ещё лучше, если, сделав очередные ставки, ты станешь уничтожать те страницы, которые больше не будут тебе нужны.

— Да катись ты, дед, со своими подарками! — Руслан всё ещё бравировал, но настойчивость старика понемногу начинала его в чём-то убеждать.

Последним потрясением для молодого Зайченко стало то, что, притормозив возле отцовского гаража, старик уверенно направился к большому камню возле стенки, под которым отец прятал ключи от гаража, служившего ещё и кладовкой для матери, которая хранила там свой арсенал разносолов.

Побледнев, юный Зайченко открыл рот, чтобы поинтересоваться, откуда незнакомец осведомлён о тайнике отца, о котором сам он, Руслан, впервые узнал только что.

— Д-да, дед, ну ты даёшь… — пробурчал молодой Зайченко голосом, в котором появилось некоторое уважение.

Старик деловито открыл дверь гаража и шагнул в темноту. Руслан последовал за ним. Не думая ни о чём, кроме того, что ему необходимо выбраться из машины, Пётр, дрожа от волнения, дёрнул спиной, сталкивая с себя горы бумаги, и метнулся к стене гаража. Он вжался в неё, больше всего сожалея сейчас о том, что не может стать невидимкой.

Оба Зайченко вылезли из гаража и склонились над дверцей автомобиля. Старик Зайченко взял лежащие сверху листы и протянул их Руслану. В этот момент Пётр юркнул в глубь гаража и присел на корточки за жёлтым «Запорожцем» зайченков-ского отца.

Несколько раз Руслан входил и выходил из гаража. Потом он удовлетворённо вздохнул и стряхнул с рук бумажную пыль. Пётр догадался, что всё содержимое машины перекочевало в гараж. Семеня вслед за молодым Зайченко, который стал спешно складывать бумагу в небольшое углубление внутри гаража, старик остановился в дверях, опираясь на палку.

— Да, главное… Однажды к тебе придёт мальчишка… или, возможно, один сумасшедший тип, который мнит себя великим изобретателем. Какой-то профессор химии вроде. Он или тот, другой, спросит тебя о том, как досталась тебе эта информация. Берегись их.

Даже в темноте Петру показалось, что он разглядел, как хищно обнажил старик в недоброй улыбке кривые зубы. Это были его последние слова, которые удалось расслышать Петру, спрятавшемуся за «Запорожцем». Двое подошли к двери и скрылись. Кто-то из них закрыл за собой двери гаража и повесил на них тяжёлый замок.

Пётр выскочил из своего укрытия и подёргал двери. Разумеется, они были заперты.

Он вытащил рацию и нажал на кнопку.

— Ситников! Ситников! Вы меня слышите?

Инженер-химик откликнулся спустя несколько секунд:

— Да, Пётр, слушаю.

— Оба Зайченко ушли, бумагу сгрузили здесь. Старик тоже исчез. Подозреваю, что он убрался обратно. Чип у Руслана в кармане брюк. Наверное, он сейчас вернётся в школу. Что мне делать сейчас, Ситников? Спалить всё это к чёртовой матери и возвращаться к вам? Может, ну его, этот чип? Всё равно для Зайченко он бесполезная игрушка. Он осатанеет, увидев, что его бумаги пропали, подумает, что ему привиделся какой-то глюк и со злости выбросит его в ближайшую канаву!

— Так-то оно, Пётр, так, но этот чип всё равно может рано или поздно сыграть свою зловещую роль. Когда мы с тобой отправились выручать твоих детей, мы ведь даже не допускали возможности того, что произойдёт какой-то сбой… Нет, Пётр, — голос Ситникова свидетельствовал о том, что тот отбросил последние сомнения. — Вещам из будущего не место в прошлом. Мы должны вернуться в нормальный две тысячи второй год, уничтожив всё, что позволило так изуродовать реальность. Пётр, ты должен забрать чип.

— Хорошо, Ситников, — вздохнул Ларин Пётр и отключился.

…Прежде всего следовало выбраться из гаража. Эта задача была, к счастью, не самой сложной. Пётр извлёк из Свистка непродолжительную трель, и почти в то же мгновение сердцевина навесного амбарного замка оказалась у него в руках. Пётр подумал, что он, пожалуй, быстро справится и со второй частью задания, если ничто не помешает ему подобным же образом высвистеть чип из кармана брюк Зайченко. Если, конечно, тот по дороге в школу не придумает что-то хитроумное для большей сохранности чипа. Распахнув тяжёлые двери, Пётр вышел на свежий воздух. Небо уже сменило свой глубокий синий цвет на непрозрачно чёрный, и множество звёзд казались золотой крошкой фольги, разбросанной по чёрной бумаге. Посмотрев вверх, Пётр подумал, что сейчас, наверное, старик Зайченко возвращается в будущее, полагая, что там его ожидает совсем иная старость.

Однако терять время на размышления о превратностях человеческой судьбы сейчас стоило меньше всего. Одну за другой Пётр подтащил стопки бумаги к детской песочнице, разбросав их так, чтобы огонь охватил все листы сразу. Прошептав несколько слов, он увидел, как крохотная огненная змейка проползла по периметру первой пачки. Ещё немного, и с лёгким потрескиванием занялся огонь. Запахло горящей плотной белой бумагой. Верхние листы скукожились и почернели. Спрессованная пачка раздвинулась, края страниц загнулись и отъединились друг от друга, напоминая слоёный пирог. Пётр поворошил листы, стремясь как можно скорее превратить бесценные для Зайченко строки и цифры в груду серых жжёных ошмётков. Ещё через минуту почти всё было кончено. Потыкав палкой костёр и убедившись, что спасти хотя бы одну строчку из распечаток может только чудо, Пётр начал прибивать пламя, не желая оставлять во дворе странный маленький пылающий факел.

На всякий случай он подошёл к гаражу и, приладив сердцевинку замка на место, запер гараж тем же заклинанием, только прочитанным в обратном порядке. Пусть Зайченко убедится сам, что ничего не было и что бумаги, которые он собственноручно спрятал над закатками своей матери, ему просто приснились.

Петру не пришло в голову, что именно сейчас инженер Ситников решил отказаться от своего первоначального замысла дождаться Петра за городом и спешно двинулся в сторону городской окраины, где находилась школа, в которой сейчас вовсю веселились старшеклассники.

Пётр даже вздрогнул от неожиданности, услышав писк рации.

— Пётр, я передумал. Я сам двигаюсь к школе. Тебе лучше сейчас там не появляться. Это слишком, слишком рискованно, это грозит ужасными неприятностями.

— Но почему, Ситников? Вы хотите вместо меня забрать у Зайченко чип? Не думаю, что это будет так уж сложно. Мне нужно увидеть самого Руслана, хотя бы подобраться к нему на нужное расстояние, и мой Свисток заберёт чип так, что даже не понадобится приближаться к самому Зайченко.

— Ну хорошо, — согласился Ситников. — Разделывайся с этим как можно быстрее. На всякий случай я припаркуюсь где-нибудь в укромном местечке возле школы. Всё же мне неспокойно. Помни, что ты сейчас направляешься на вечеринку, где уже есть один ты, помимо того, что там нынче твои тётя и дядя. Что бы ни случилось, ты не должен попасться на глаза никому из троих, иначе произойдёт катастрофа. Поэтому я и решил двигаться к тебе. Прошу тебя, будь очень осторожен…

Говоря по рации с Петром, Ситников медленно въезжал в городское предместье. Он старательно глядел по сторонам, опасаясь наткнуться на себя самого. Ведь, судя по всему, Ситников из 1977 года вполне мог сейчас оказаться где-то рядом, направляясь на свою пригородную дачу.

Отвлёкшись разговором с Петром, Ситников в последний момент заметил какого-то человека, который отчаянно махал рукой, «голосуя» его машине. Притормозив по инерции, инженер приоткрыл ветровое стекло, и тут же будто молния пронзила его с головы до пят: человек подошёл поближе, и Ситников мгновенно узнал в нём самого себя, только на двадцать пять лет моложе. К Ситникову из будущего обращался молодой Ситников из 1977 года.

— Извините, ради бога, я тут…

Скосив глаза и увидев в пятистах метрах от себя старинную водокачку, к которой он почти подъехал, говоря с Петром, Ситников сразу догадался, что произошло. Он сам — тот, кого он видел сейчас перед собой, — внимательно изучал фонарный столб возле водокачки, оценивая возможность использования его в момент удара молнии. Ситников запоздало вспомнил, что именно в вечер, когда Пётр отправился в школу восстанавливать нарушенный ход истории, сам он занимался как раз предварительными приготовлениями навешанной на столб арматуры.

— Может быть, у вас случайно найдутся ключи, чтобы затянуть пару болтов?

Ситников опустил голову, натянув козырёк бейсболки на самый лоб. Он наклонился к бардачку, сделав вид, что копается в инструментах.

— На пять и на восемь?

Пришла очередь невероятно удивиться Ситникову-м ладшему.

— Да, точно, как раз на пять и на восемь.

По-прежнему опустив голову и глядя в землю, ёжась и втягивая шею в плечи, Ситников-старший подошёл к столбу, возле которого возился Ситников-младший.

— Наверное, занимаетесь какими-то метеорологическими экспериментами?

— Именно. А как вы догадались? — ещё больше удивился Ситников-младший, забирая из рук проницательного незнакомца ключи. Теперь он откровенно пытался рассмотреть лицо отзывчивого водителя, но тот всё время отворачивался, упрямо этого не позволяя.

— В своё время я тоже занимался в этой сфере… — сдержанно ответил Ситников-старший.

Он протянул руку к кабелю, с которым возился Ситников-младший, и потянул его на себя, проверяя силу натяжения. Удивляясь ещё больше неожиданному помощнику, Ситников-младший стал завинчивать болты. Оставшись доволен результатами эксперимента, он принялся разбирать конструкцию обратно. Затем он озабоченно посмотрел на звёздное небо:

— К сожалению, метеостанции пока не способны точно предсказать, будет ли через пять дней гроза.

Поднимая воротник лёгкой куртки, Ситников-старший решил подбодрить его:

— Не беспокойтесь, гроза будет. Будет гроза, молния, через пять дней будет страшная буря…

Подняв с земли ключи, он направился к машине времени.

— Спасибо, — услышал он вслед. — Ситников-младший сделал за ним несколько шагов. — Наверное, вы занимаетесь предсказаниями будущего?

Раскаиваясь в том, что заговорил с самим собой, Ситников-старший поспешил укрыться в машине.

— Нет, только прошлого, — пробормотал он, поворачивая ключ.

Последние его слова с порывом ветра долетели до Ситникова-младшего. Он проводил недоумевающим взглядом скрывшийся в темноте автомобиль.

…Подходя к школе, Пётр сразу увидел Эльзу. Она была без Спасакукоцкого, зато в компании с подругой, той самой, которую Пётр уже видел на школьных фотографиях, которые показывала как-то своим детям тётя Эльза. К девушкам вразвалку шёл Руслан Зайченко. Подойдя к ним, он обнял обеих за плечи, повиснув на девушках всем своим весом.

— Руслан, ну отцепись ты от нас, — взмолилась Эльза. — Почему ты всегда умудряешься появиться так, что хочется сразу от тебя избавиться?

— А что, я помешал? — осклабился Руслан.

— Я порвала платье, мы вышли, чтобы скрепить Марининой булавкой, — раздражённо ответила Эльза.

— Ух как, порвали платье? А что у нас под платьем? — рука Руслана опустилась на грудь Эльзы.

— Да пошёл ты! — закричала девушка. — Что ты пристал, как банный лист! Я не хочу тебя видеть. Не-хо-чу. Ну я не знаю, как ещё тебе это объяснить!

— Эльза, не ломайся и не изображай дурочку! Хорошо, ты сегодня повыпендривалась, но давай ты успокоишься и мы лучше подумаем о том, как скоротаем вечерок. Ты мне сегодня кое-что пообещала, разве нет? — Руслан настойчиво старался показать, что все слова Эльзы кажутся ему лишь минутным настроением, вёл себя так, будто Эльза Капитанова уже лет десять является его законной супругой.

Девушка начала выходить из себя.

— Пошли, Марина! — она решительно дёрнула за руку подружку.

— Постой, Эльза, — неожиданно добродушно удержал её Руслан и вытащил из кармана чип. — Видишь эту маленькую штучку? Благодаря ей я сейчас не разговариваю с тобой так, как следовало бы, потому что знаю: ты сама ко мне прибежишь через какое-то время. Потому я на законных основаниях могу потрогать кое-что весьма приятное, — осклабившись, Руслан ущипнул Эльзу за грудь.

— Убери руки! — завизжала девушка, и обе подруги спешно скрылись в школьном вестибюле.

Зайченко остался один. «Пора!» — решил Пётр и поднёс Свисток к губам. Тихая трель прошелестела по школьному двору, и мгновение спустя чип лёг в ладонь Петра.

ГЛАВА 20

Обхитрить дурака несложно. Пётр первый и Пётр второй. Ход истории восстановлен. Любопытство, оказавшееся роковым. Гром и молнии. Письмо, отправленное сто тринадцать лет назад. Глубокий обморок.

Завладев заветной вещью, Пётр достал рацию и собрался сообщить Ситникову об успешном завершении операции. Но, сделав несколько шагов по двору, он остановился и задумался. Эльза, как он хорошо помнил, застирав в уборной испачканное платье и немного успокоившись после потасовки Зайченко и его дружков с музыкантами, которую так неожиданно завершил в пользу девушки Георгий Спасакукоцкий, вернувшись в зал, оставила своего незадачливого поклонника и вернулась в общество подруг. И Спасакукоцкий, похоже, не сделал бы к девушке ни единого шага, если бы сам Илья Сафронов со сцены не приказал ему пригласить Эльзу повальси-ровать под пронзительную медленную балладу о любви. Он, Пётр, в это время должен находиться на сцене, подменяя гитариста Витька, которого так не вовремя вывел из строя один из дружков Зайченко. Но сейчас Эльза была только с Мариной. Пётр решил заглянуть на минутку в зал, удостовериться, что ничего не изменилось и что школьная вечеринка приближается к кульминационному моменту, когда Георгий Спасакукоцкий решится поцеловать Эльзу.

Пётр спрятал рацию и задумчиво двинулся в сторону светящегося входа в вестибюль. «Странно сейчас на минутку увидеть их снова…» — подумал он, но довести мысленную фразу до конца не успел, потому что сильные руки схватили его за шиворот и отбросили к дверям гардероба. Пётр неловко дёрнулся и растянулся на полу, проклиная себя за то, что не уничтожил сразу же чип, который вылетел у него из ладони. Подняв голову, он увидел команду школьных хулиганов в полном сборе, и прежде всего Руслана Зайченко, удивлённо поднимающего с пола свой чип.

Зайченко, впрочем, не удивился. Ему не пришло в голову, что маленькая лазерная вещичка, напоминающая монетку, могла выпасть из какого-то другого кармана, кроме его собственного. Он водворил чип на прежнее место и рванул Петра за куртку.

— Ну, гадёныш, ты меня достал! Какого чёрта ты тут вертишься на каждом шагу! И вообще, я не понял, чего это ты у нас ходишь за старшеклассниками?

— Да, блин, это он тех лабухов позвал, я видел, он точно за ними сбегал, пока мы там… — один из приятелей Руслана, очевидно, не хотел ничего, кроме как найти причину вздуть надоедливого малолетку.

— Деньги у тебя есть? — неожиданно спросил Зайченко.

Решив, что самое разумное — воспользоваться неожиданной передышкой, Пётр доверчиво посмотрел в глаза Зайченко, стараясь вложить в свой взгляд беспредельное дружелюбие.

— Есть, — Пётр потянулся к карману куртки.

Опешивший от неожиданной готовности незнакомого пацана выложить своё состояние, Зайченко утратил былую воинственность. И Ларин Пётр, выгребая из кармана мелочь, которой щедро снабдил его Ситников, решил немного проучить школьного забияку, который, лишившись подаренной ему спортивнойхроники, представлял уже куда меньшую опасность для будущего.

— Вот, бери. А покажи мне ту монетку, что у тебя только что была. Я монеты собираю. Можно посмотреть?

Зайченко запустил руку в карман и протянул Петру блестящий чип. Пересыпав деньги в свою большую ладонь, он принялся их пересчитывать. Пётр же, взяв «монетку» в руки, наморщил брови, и секунду спустя в его руках вместо блестящего чипа была настоящая двадцатикопеечная монетка.

— Это я себе оставлю, хорошо?

Зайченко в ответ молча кивнул.

Порывшись ещё в кармане, Пётр вытащил монетку в пять копеек и подобным же образом превратил её в то, что только что протянул ему Зайченко, — в блестящую маленькую безделушку.

— На, — разочарованно протянул он её Руслану. — Я думал, это монетка…

Зайченко машинально сунул свою игрушку в карман.

Кивнув на прощанье парням, Пётр стал подниматься по ступенькам. И тут навстречу ему по лестнице стал спускаться другой мальчик. Двое молодых людей, держась за руки, стояли на самом верху. Обернувшись, мальчик помахал им, и тут Пётр услышал свой собственный голос:

— Только когда у тебя будет племянник, пожалуйста, не отравляй ему выходные…

Дёрнувшись как ошпаренный, Пётр бросился вниз. Пролетев мимо озабоченного своими неурядицами Руслана Зайченко, не подозревающего, что в его кармане вместо блестящей штуковины лежит крошечная тусклая монетка, он выбежал во двор и, преодолев его в несколько мгновений, включил рацию.

В это время в поисках топлива для ядерно-го реактора Ситников забрёл на школьный огородик. Здесь ему несказанно повезло — он наткнулся на кучу только что привезённой биоорганики, а проще говоря — навоза. Поблизости валялось ржавое измятое ведро. Загрузив его топливом, Ситников направился к машине времени, притаившейся в пустынном переулке возле школьного сада. Но вдруг сзади послышались стремительные шаги, и довольный Пётр победно протянул Ситникову чип.

Равнодушно взглянув на игрушку, Ситников переломил её двумя пальцами. Хмуро посмотрев на часы, он завёл машину, прогрел двигатель, и автомобиль стал медленно подниматься над школьным садом. Вечная рассеянность подвела изобретателя и на этот раз. Колесом автомобиля он зацепился за гирлянду из разноцветных флажков, закреплённую на кронах высоких деревьев, — недавно в школе прошёл праздник птиц, и подобным образом младшеклассники украшали школьный двор. На высоте нескольких метров машину сильно тряхнуло, и компьютер, и без того барахливший на ровном месте, снова отключился. Не обращая на него внимания, Ситников прибавил газу и сорвал ленточку с флажками. С повисшим на колесе бумажным украшением, отдалённо напоминающая новогоднюю ёлку, машина продолжала подниматься.

И тут странное выражение появилось на лице Ситникова. Повернувшись к Петру, он озорно улыбнулся:

— Всё равно мы с тобой уже сделали всё, что хотели. Вот, смотри.

Ситников вытащил из бардачка газету. Это был городской листок «Утро», который изобретатель взял в библиотеке, повергнув в изумление библиотекаршу, удивлённую тем, что в разбойном Петербурге кому-то пришло в голову полистать старые подшивки. Пётр развернул последнюю страницу. Вместо хроники криминальных происшествий он увидел колонку книжных новостей. В самом начале её была помещена маленькая фотография его дяди и говорилось о том, что недавно ставший популярным автор молодой российской фэнтэзи приглашён к участию в написании сценария для телефильма по своей книге. Пётр перепроверил дату — всё сходилось! Из газеты следовало, что его дядю никто не убивал. Более того, на самой первой странице он увидел фотографию человека, показавшегося ему знакомым. Подпись под ней гласила, что мэр Санкт-Петербурга Владимир Ярошенко посетил юбилейный вечер школы, в которой он когда-то учился.

— Слава богу, — Пётр устало откинулся на сиденье. — Всё встало на свои места.

Можно возвращаться. Наверное, дядя Жорж сидит сейчас за компьютером, а тётя Эльза рисует свои театральные костюмы и проскользнуть незамеченным мне не удастся.

— Погоди, — хитро подмигнул ему Ситников. — Думаю, по пути мы можем позволить себе завернуть кое-куда ещё. Не забывай, что этой машине я посвятил всю свою жизнь. Я хочу посмотреть, как он будет отправлять тебя обратно.

— Кто «он»? — не понял Пётр, но Ситников уже вводил новые цифры на табло пункта назначения во времени. Зелёные светящиеся цифры проступили в темноте. Пётр догадался, что Ситников решил отправиться на несколько дней вперёд и увидеть, как молодой Ситников проводит прощальным взглядом исчезающую в голубых лучах машину времени с тем Лариным Петром, который сейчас едет в электричке в сторону пригородной дачи Ситникова.

Когда машина приземлилась, на путешественников во времени немедленно обрушились потоки воды. Над старой водокачкой нависли тяжёлые тучи. Ситников посмотрел на часы и кивнул в сторону едва различимого возле фонарного столба автомобиля, вокруг которого носилась человеческая фигура, отмахиваясь от мальчишки, который пытался убедить изобретателя прислушаться к предостережениям относительно грозящей Ситникову в будущем опасности. Дождь всё усиливался, и необычная тишина в спёртом воздухе указывала на то, что вот-вот раздастся сокрушительный удар грома.

От повторного толчка при приземлении барахлящий компьютер снова заработал, но дата на табло назначения снова появилась совсем другая — 28 апреля 1864 года. Решив пренебречь такой мелочью, Ситников стал всматриваться в происходящее возле водокачки.

— Подождите, Ситников, — спохватился вдруг Пётр. — Я, это… Отойду на минуту.

На ходу нащупывая молнию джинсов, Пётр вышел из машины, мгновенно оказавшись под струями дождя. И тут огненная вспышка перечеркнула небо.

На мгновение Петру показалось, что он оглох и ослеп. Инстинктивно поднеся руки к глазам, он не сразу увидел, как стоящее неподалёку дерево расщепилось пополам и рухнуло на землю, а отлетевшая в сторону ветка занялась огнём. Гроза вовсю забушевала над городской окраиной. Вокруг сверкали молнии, поминутно гремел гром, капли дождя за несколько минут не оставили на Петре сухого места.

Но самым ужасным было не это. Когда Пётр повернулся к машине, оказалось, что она исчезла. Он поднял лицо вверх, стараясь руками заслониться от падающей стены дождя, и ослепительная вспышка вверху, которая не была пересверком молнии, заставила его зажмуриться. Маленькая точка мелькнула вдали, и в небе снова стало пусто. Лишь дымный след говорил о том, что только что там находился автомобиль.

Пётр схватил рацию.

— Ситников, Ситников, вы меня слышите?

Только вой ветра и отдалённые раскаты грома… Извиваясь подобно змее, рядом с Петром упала обуглившаяся гирлянда разноцветных бумажных флажков. Поток дождя не иссякал, вода лилась по лицу Петра, остолбенело смотревшего на дымный след в тёмном небе. Всё было кончено, Ситников исчез вместе с машиной времени. Огненная вспышка, ударившая в дерево, привела в движение ядерный двигатель, в то время как второй Ситников, которому предстояло вернуть в будущее второго Ларина Петра, всё ещё стоял на крыше водокачки, ожидая минуты, когда в неё ударит молния.

Потрясённый Пётр не мог сдвинуться с места, превратившись в мокрую недвижную скульптуру, пока раздавшийся сзади шум автомобиля не вывел его из оцепенения. Пётр непроизвольно повернулся к машине.

Показавшаяся ему знакомой чёрная «Ауди» затормозила прямо возле него. Открылась дверца, и человек среднего роста в сером плаще с наброшенным поверх дождевиком шагнул под струи ливня.

— Вот и ты, Ларин Пётр!

Пётр почувствовал, как мокрая земля уходит у него из-под ног. Перед ним стоял завуч школы номер семь Егор Васильевич.

— Можешь считать, что я уполномочен исполнить роль служащего почтовой компании «Вестерн Юнион». Тебе пришло на адрес школы письмо. Я уполномочен вручить тебе его лично. Оно отправлено сто тринадцать лет назад с указанием точного времени, когда ты окажешься здесь, возле водокачки, в нескольких километрах от нашей школы, правда, в 1977 году. Меня попросили отдать тебе его лично в руки. Безусловно, я не мог недобросовестно отнестись к письму, которое и без того прождало тебя больше века.

— Больше века? — Петру казалось, что ему снится сон. — Егор Васильевич…

— Полагаю, что в письме ты найдёшь ответ на свои вопросы. Хотя бы частично, — завуч улыбнулся своей обычной сдержанной улыбкой и повернулся к машине.

Прежде чем Пётр понял, что Егор Васильевич не собирается забирать его с собой, возвращаясь в школу номер семь две тысячи второго года, машина рванулась с места, зашуршав шинами по мокрой земле.

Даже не взглянув на подпись, Пётр догадался, что письмо от Ситникова. Он нетерпеливо разорвал конверт, сразу же превратившийся в мокрый комочек серой бумаги.

«Дорогой мой друг! Если я не ошибся с расчётами, моё письмо ты получишь после того, как в машину времени случайно попадёт молния и ты в растерянности будешь топтаться у водокачки под струями дождя. Что касается меня, я в полном порядке. Уже несколько месяцев я живу в том самом месте, где находится твоя школа, в имении графа Разумовского. Это потрясающий человек, он живо заинтересовался моими идеями, и я получил колоссальную возможность совершенно преобразить здешнюю жизнь. Впрочем, я так устал от нашего века, что мне не особенно хочется нарушать здешнее течение событий…»

Пётр сунул письмо в карман. В нём не содержалось никаких рекомендаций для Петра, оказавшегося в безвыходной ситуации. Не услышал он ничего обнадёживающего и от Егора Васильевича. Впрочем, рассудил Пётр, то, что завуч так спокойно исчез, не позаботившись о своём воспитаннике, свидетельствовало как раз о том, что дела Петра не так уж плохи. И сейчас ему нужно всего лишь двинуться навстречу единственному человеку, который мог ему помочь.

Сейчас этот человек висел, уцепившись одной рукой за минутную стрелку установленных на водокачке часов, а другой старался дотянуться до зацепившегося за его же брючину конца кабеля.

Пока он возился с кабелем, пытаясь подключить его к контакту металлического проводника на крыше водокачки, машина времени уже стартовала. Молодой Ситников набросил верёвку на кабель и, подобно цирковому акробату, спустился вниз. Отшвырнув в сторону сломанный сук, в котором запутался провод, он соединил контакты в тот миг, когда яркая голубая вспышка озарила окраинный пустырь, и молния ударила в штырь на крыше водокачки. Огромной мощности импульс пробежал по кабелю, и пронёсшаяся мимо машина времени исчезла, объятая потоками голубого пламени. Лишь два огромных следа на дороге напоминали о том, что произошло.

Безумно сверкая глазами, Ситников громко захохотал и бросился танцевать под потоками дождя.

— Получилось! Получилось! — кричал он не своим голосом, размахивая руками.

В этот момент за его спиной выросла промокшая фигурка паренька в чёрных от воды джинсах и куртке.

Стараясь перекричать вой ветра, мальчик потянул за руку изобретателя.

— Ситников! Ситников!

Изобретатель резко обернулся и в ужасе отпрянул.

— Нет! — завопил он, отступая к машине соседа, на которой он прибуксировал машину времени.

Глотая струи дождя, Пётр бросился к нему, успокаивающе крича:

— Не волнуйтесь, Ситников, это я, вы не так поняли, у вас всё получилось…

— Почему! Но почему! Что я сделал не так?! Я же только что отправил тебя в будущее! Как ты вернулся назад?

— Я не тот Пётр, которого вы отправили в будущее! — Ларин Пётр по-прежнему старался перекричать дождь. — Я — тот, который вернулся из будущего!

Но эта информация оказалась непосильной для перевозбуждённого сознания Ситникова. Глаза его закатились, и он рухнул на землю рядом с машиной.

Пётр наклонился над Ситниковым, тормоша его и стараясь привести в чувство. Пока он возился над упавшим в обморок великим изобретателем, гроза стихла и с неба посыпался лишь мелкий дождик.

ГЛАВА 21

Дорога домой вслепую. Ситников сошёл с ума. Учитель естествознания для графского сына. Машину времени нужно уничтожить. Времена не выбирают?

Промокшая куртка висела на Петре тяжёлым панцирем. Поморщившись, он расстегнул её и отлепил от тела мокрую рубашку. Дождь постепенно стихал. И в первую очередь следовало позаботиться о Ситникове — не лежать же незадачливому изобретателю на мокрой земле.

Поднатужившись, Пётр подтащил Ситникова к машине. Приподняв своего приятеля, он опрокинул его на заднее сиденье «жигулёнка». Дорогу к даче Ситникова Пётр вряд ли вспомнил бы сейчас самостоятельно, надеяться приходилось лишь на то, что машина, ведомая заклинанием Ускорения, «вспомнит» дорогу сама. В конце концов, это должно быть где-то поблизости. Пётр повернул ключ зажигания, и автомобиль медленно тронулся с места.

Вскоре пустынные улицы и притихшие здания остались позади, машина выехала на тёмную дорогу и несколько километров спустя свернула на просёлок.

Пётр оставил её у калитки и, порывшись в карманах Ситникова, извлёк ключ от входной двери. Подгибаясь под тяжестью ситниковского тела, он втянул инженера-химика внутрь. Он стащил с великого изобретателя мокрый плащ, пиджак и обувь, а самого Ситникова уложил на кровать в углу. Туда же, в ноги хозяину, приплёлся маленький лохматый щенок, подобранный инженером-химиком на станции несколько дней назад.

Пётр разжёг ажурный камин, на котором стояли фотографии родителей Ситникова, и развесил у огня все мокрые вещи. Рядом он поставил сушиться обувь. Промокшее послание из позапрошлого столетия Пётр аккуратно развернул и уложил на каминной полке рядом с портретами в позолоченных рамках. Потом он подтащил поближе к огню кресло и уселся перед камином, пытаясь согреться после долгой прогулки под дождём. Укрывшись сверху тёплым шотландским пледом, он закрыл глаза и мгновенно уснул.

Когда кукушка на стенных часах напомнила о том, что уже семь часов утра, телевизор в дачной комнате включился автоматически. Шла детская передача с участием жизнерадостных пионеров в красных галстуках. Лежавший на постели Ситников от13 Зак. 3025 крыл глаза и, выпятив в потолок полубезумный взгляд, какое-то время оставался неподвижным. Затем озираясь по сторонам, он спрыгнул на пол и подбежал к включённому телевизору.

— Который час у нас сейчас, ребятки? — бравурно спросил с экрана круглолицый ведущий.

— Действительно, который час? — пробормотал Ситников.

— Седьмой! — дружно ответили пионеры.

Ситников огляделся по сторонам и остановил взгляд на стенных часах. Убедившись в том, что всё пока соответствует привычному началу дня, он выключил телевизор и направился к окну, чтобы отдёрнуть тяжёлые шторы, не пропускавшие в комнату солнечного света. По дороге он едва не врезался в кресло, в котором спал Пётр, но не обратил внимания ни на развешанную перед камином одежду, ни на спящего мальчишку.

Ситников снял крышку с допотопного бобинного магнитофона в тяжёлом металлическом корпусе, схватил лежащий рядом микрофон и нажал на кнопку «Пуск». Озираясь по сторонам, он стал наговаривать в микрофон сбивчивую и местами невнятную чушь.

— Я — инженер-химик Ситников, сегодня двадцать второе мая тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, четверг. Сейчас семь часов тринадцать минут утра. Вчерашний эксперимент перемещения во времени увенчался успехом. В тот момент, когда молния ударила в крышу старинной водокачки, я отправил мальчика по имени Ларин Пётр в будущее в машине времени. Машина исчезла, оставив за собой только два огненных следа. Судя по всему, Ларин Пётр и машина были перенесены на двадцать пять лет вперёд, в две тысячи второй год. А после этого… — тут Ситников умолк и стал нервно ерошить свои сбившиеся взлохмаченные волосы. — После этого? Что-то случилось со мной, и я отключился. Может быть, такие огромные потоки электрической энергии привели к нарушению нормальной работы моего головного мозга? Что ж, главное, чтобы это были временные нарушения…

Разбуженный шумом за спиной, Пётр проснулся. Он стащил с себя плед, и, протирая заспанные глаза, поднялся с кресла, чувствуя, как затекли все мышцы. Камин давно погас, и зола в нём остыла ещё ночью.

С хрустом потянувшись, Пётр пощупал просохшую одежду, потом взял с каминной полки листок, исписанный мелким ситниковским почерком. На ходу перечитывая письмо, датированное сентябрьским днём сто тринадцатилетней давности, он сделал несколько шагов к столику, возле которого Ситников спиной к нему продолжал наговаривать в микрофон свои спутавшиеся мысли.

— Я ничего не помню с того момента, как исчезла машина времени, — продолжал тем временем Ситников. — Очевидно, у меня произошла временная потеря памяти после соприкосновения с таким шквалом энергии. Я вспоминаю, что после мне казалось, будто Ларин Пётр вернулся из будущего; очевидно, это остаточность…

— Ситников! — позвал его Пётр, стоя у изобретателя за спиной.

— А-а-а! — непроизвольно закричал изобретатель, роняя микрофон и пятясь к камину.

По пути он наступил на торчащий из-под кровати шланг пылесоса, потерял равновесие и грохнулся на спину возле старинного пианино.

Пётр подбежал к нему и попытался помочь ему встать.

— Успокойтесь, это же я, Пётр!

Ситников вскочил и, отмахиваясь, словно от привидения, стал пятиться к двери в углу комнаты.

— Исчезни! Чур! Это не ты! Я вчера отправил тебя домой, в будущее!

— Ситников, да послушайте же вы! Я ещё раз вам говорю, я вернулся назад из будущего. Неужели вы совсем ничего не понимаете? Вчера вы упали в обморок, и я запустил машину заклинанием, она сама привезла нас сюда…

Ситников бросился в ванную и там уселся на край лохани, энергично растирая виски. Потом пустил холодную воду и сунул голову под струю воду.

— Ситников! — Пётр старался перекричать шум воды из крана и бормотания Ситникова. — Это я. Я вернулся сюда, потому что вы должны мне помочь попасть в тысяча восемьсот шестьдесят четвёртый год, чтобы я мог достать оттуда вас. То есть не вас, не вас теперешнего, а вас второго, который был в будущем, а в прошлое, в восемьсот шестьдесят четвёртый год, попал случайно, потому что молния попала в машину времени!

Пётр осекся. Он сам запутался в том, в чём старался убедить сейчас Ситникова. Неудивительно, что с каждым словом мальчишки изобретатель всё больше убеждался в том, что сошёл с ума.

Ситников выдернул голову из-под крана, на ощупь нашёл полотенце и стал вытирать волосы. Брызги полетели на босые ноги Петра. Показавшись из-за полотенца, Ситников уставился на Петра в некоторой степени осмысленно.

— Тысяча восемьсот шестьдесят четвёртый год? Хм… Но тогда объясни, если я, тот, который живёт с тобой в будущем, сейчас находится в прошлом, то как об этом смог узнать ты?

Пётр улыбнулся.

— Я знаю об этом, Ситников, от вас. Вы сами мне написали.

Пётр метнулся к столу и протянул изобретателю покоробившийся после просушки на камине листок. Ситников недоверчиво посмотрел на бумагу, потом на подпись и поднёс письмо к самым глазам. Он подошёл к столу, достал из верхнего ящика лупу и принялся недоверчиво изучать послание.

— Да, это мой почерк, — потрясённо выговорил Ситников и вслух начал читать: — Дорогой мой друг! Если я не ошибся с расчетами, моё письмо ты получишь… ударит молния. Уже несколько месяцев я живу… графа Разумовского… Так… Из-за того что молния ударила в машину времени, временная цепь отправила меня в тысяча восемьсот шестьдесят четвёртый год. После этого из-за переизбытка энергии вышла из строя схема управления перемещением во времени и механизм, благодаря которому машина могла подниматься в воздух…

Ситников тяжело опустился на стул, положив письмо на колени. Потом снова стал перечитывать его, уже про себя. Ему требовалось время, чтобы переварить неожиданную превратность собственной судьбы.

В комнате повисла тишина. Предоставив Ситникову приходить в себя, Пётр слонялся по даче, заваленной всевозможными чертежами, обрывками с формулами, механизмами и недоделанными конструкциями. Он решил примерить на голове устройство для чтения мыслей, но ощущение оказалось не самым приятным, и Пётр поспешил снять увесистую штуковину.

Погружённый в чтение Ситников наконец прервал молчание:

— А что, разве машина времени летала?

— Да, в двадцатых годах двадцать первого века вы додумались сделать так, чтобы она стала летать. Впрочем, мы с вами там были. Там все машины летают.

— Я подружился, оказывается, с графом Разумовским. Ему показались интересными некоторые мои мысли… У него собирается замечательное общество, мне любопытно наблюдать за этими людьми. Я занимаюсь естественными науками с его сыном, готовлю его к университету. В доме я живу на положении домашнего учителя, граф иногда находит время совершать со мной прогулки по своим угодьям и побеседовать со мной об устройстве миропорядка… Я пытался починить схему управления перемещением во времени, но оказалось, что пока это невозможно: нужные мне открытия будут сделаны лишь в сороковых годах нашего века. Но зато я освоил верховую езду…

Ситников прошёлся по комнате и воскликнул, как показалось Петру, ободрённо:

— Тысяча восемьсот шестьдесят четвёртый год… Я учитель в доме образованного дворянина. Это же надо!

— Да уж, расчудесно, — хмыкнул Пётр.

— Так, что ещё здесь? — Ситников снова поднёс письмо к глазам. — Машину времени я закопал в заброшенном карьере возле разрушенного кладбища. Это недалеко от имения графа Разумовского, ты отлично знаешь эти места, потому что там находится твоя магическая школа. Вместе с письмом я нарисовал карту. Если машину никто не нашёл, в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году она должна быть на месте. В кабине ты найдёшь инструкции по ремонту. И Ситников, который живёт в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году, то есть я нынешний, с помощью моих инструкций, вероятнее всего, сможет починить машину. Потом ты вернёшься на ней в свой две тысячи второй год и обязательно уничтожишь машину времени.

Тут Ситников нахмурился.

— Что, я захочу уничтожить машину времени?

— Ситников, вы потом сами поймёте, почему сейчас, наверное, вам этого лучше не рассказывать. Что там ещё вы пишете?

Ситников покачал головой и вернулся к чтению письма.

— …И ни в коем случае не пытайтесь вернуться сюда, чтобы вытащить меня из тысяча восемьсот шестьдесят четвёртого года. Я счастлив. Здесь свежий воздух, размеренная жизнь и замечательные условия для гармонии с миром. Я считаю, что ненужные путешествия во времени только нарушают равновесие времён. И вот ещё мне непонятно: я прошу позаботиться о Лео…

— Лео — это ваша будущая собака.

Ситников поморщился и продолжал читать:

— Всё, что нужно Лео, — это еда. Я уверен, что ты не бросишь его. Не волнуйся, он ест даже овсяную кашу. Пётр, я считаю тебя своим другом и верю, что ты поймёшь моё право на подобный выбор. Ты очень много значишь для меня, и я всегда помню о тебе. Жаль, что мы прощаемся. Твой друг во времени Юлиан Ситников. Девятое сентября тысяча девятьсот… нет, тысяча восемьсот шестьдесят четвёртого года.

Губы Ситникова дрогнули.

— Я не думал, что могу написать такое сентиментальное письмо. Наверное, тот век подействовал на меня…

Пётр присел возле тумбочки, на которой стояла шахматная доска с начатой партией. Крохотный щенок лапкой сбивал фигуры.

— Тихо, Марта, — шикнул на собачку Ситников.

Щенок посмотрел на него преданными глазами и заскулил. От этого Петру стало не по себе.

— Ситников, простите меня. Я расскажу вам… Это произошло из-за меня. Если бы я не купил в будущем чип со спортивными рекордами и старик Зайченко не притащил в прошлое эти чёртовы бумаги… Хотя что теперь…

Неожиданно Ситников добродушно потрепал его по волосам.

— Все хорошо, Пётр. Я всегда тяготился нашим веком. И всегда любил ту Россию. И потом, можно считать, что мне повезло. Я мог бы угодить в Средневековье, и тогда меня сожгли бы как колдуна.

Опустив голову на руки, Пётр расплакался.

ГЛАВА 22

Эхо взрыва над линией обороны. Доска с инициалами. Могила учителя Ситникова. «Не знаю я никакой Северины». Штабс-капитан Семён Зайченко действительно существовал. И всё же Ситникова пытаются спасти.

Сняв с каминной полки лист бумаги с начерченной на нём схемой, Ситников задумался.

— Так, — сказал он, водя пальцем по бумаге, — вот кладбище. Впрочем, кладбищем оно перестало быть в тридцатых… В войну там была линия обороны, там как раз копали траншеи, потом их перенесли на полкилометра назад, там было несколько дотов… И после войны там валялось столько неразорвавшихся снарядов, что мальчишки в первые годы подрывались едва не каждый месяц. Всё это потом долго разминировали, а потом там образовалась городская свалка. Позже, совсем недавно, лет пятнадцать назад, всё это залили бетоном. Да ты знаешь, это недалеко от старого имения Разумовских… Придётся, очевидно, взрывать… Но ничего, я с работы притащил кое-что…

…Гулкое эхо взрыва разнеслось над пустыми окрестностями типичного пустынного пейзажа века индустрии, где ничего уже много десятков лет не напоминало о том, что когда-то здесь было сельское кладбище, прилегающее к владениям графов Разумовских. Как и предполагал Ситников, над местом, где когда-то он закопал машину времени, оказался почти нетронутый временем военный дот.

Распластавшись на земле, Юлиан Ситников и Пётр переждали, пока уляжется поднятая взрывом густая каменная завеса. Когда Пётр выглянул из-за угла простоявшего несколько десятилетий дота, его взгляду открылся зияющий в земле провал.

Ситников снял с головы ржавую военную каску, которую они тут обнаружили. Протянув Петру вторую лопату, Ситников достал из «жигулёнка» старомодный фотоаппарат и повесил на грудь.

— Будем фотографировать.

Они стали копать почти каменный грунт. Через некоторое время оба поняли, что невероятно устали. Ситников первым отложил лопату и сел, отирая пот со лба.

— Знаешь, что мне всё это напоминает? Помню, в детстве я начитался своего любимого писателя Жюль Верна и решил совершить путешествие к центру Земли. Даже не думал тогда, что заберусь ещё дальше… Меня тогда искали целый день. Конечно, это было детское чтиво, но Жюль Верн повлиял на всю мою дальнейшую жизнь. Когда я впервые прочитал «Двадцать тысяч лье под водой», то сразу понял, что всю свою жизнь должен посвятить науке.

Увлечённый воспоминаниями Ситников вдруг осекся на полуслове. В четырёх метрах от них торчала полусгнившая доска, на которой были едва различимы инициалы Ю. С.

— Смотри, Пётр! Что это?

— Это ваши инициалы, Ситников. Наверное, где-то здесь и находится машина времени.

Они подошли поближе и стали лопатами разбивать спрессовавшуюся за столетие землю, перемешавшуюся со всяким мусором. Солидных размеров ниша, которая угадывалась в земле, была завалена камнями. Петру и Ситникову пришлось долго трудиться, прежде чем лопата инженера упёрлась во что-то твёрдое, что уже не могло быть затвердевшей землёй.

Пётр и изобретатель заворочали лопатами с удвоенной силой. Наконец контуры автомобиля, накрытого истлевшим чехлом, стали очевидными — правда, покрыты они были более чем вековым слоем пыли.

Ситников изумлённо провёл рукой по чехлу.

— Боже мой… Она стоит здесь сто тринадцать лет.

— Да, Ситников… Что ж, полезем внутрь.

Они окончательно измучились, прежде чем вытащили машину на поверхность. Колёса автомобиля за долгие десятилетия высохли и потрескались. Резина пришла в полную негодность. Задний мост заклинило, и машину пришлось вытаскивать буквально на руках.

…Когда автомобиль наконец оказался рядом с уцелевшей после взрыва стеной дота, начинало темнеть. Ситников прицепил трос к бамперу машины времени и сел за руль «жигулёнка».

— Подождите, Ситников. Нужно посмотреть, на месте ли инструкция.

На приборной панели лежал туго перевязанный бечёвкой пакет. В нём оказались несколько больших листов с подробными описаниями механической и электронной части, сама инструкция по ремонту и испорченные детали.

Пётр стал вслух читать исписанные сит-никовским летящим почерком листки.

— Кинематический механизм, его в 1977 году починить уже можно, — пробормотал Ситников. Понятно, почему его детали полетели, смотри — «сделано в Японии».

— Ну что? Ситников, японское оборудование же самое лучшее!

— Да? У вас в две тысячи втором?

Когда Пётр положил пакет обратно в машину, они сели в «Жигули».

— Конец девятнадцатого столетия… — мечтательно протянул Ситников. — Хорошее время для пенсии и старости. Полагаю, мне посчастливится умереть раньше, прежде чем Россию накроют все эти катаклизмы… Знаешь, о чём я подумал, Пётр? Если я оказался учёным, обласканным графом Разумовским в середине прошлого столетия, и он создал условия для моих экспериментов, может быть, я попал в историю? Полистать, что ли, старые «Петербургские ведомости»?

— Не знаю, Ситников. Когда мы с вами в первый раз возвращались из прошлого, вы настаивали на том, что лучше не знать ничего о своей судьбе.

Несколько мгновений Ситников молчал.

— Да, ты прав. Я и так знаю слишком много… Куда уж больше… Пётр, мы забыли Марту!

Маленькой собачонки, с утра крутившейся с кладоискателями, рядом не было.

— Притормозите, Ситников. Сейчас я её заберу.

Пётр выскочил из машины и бросился назад к развороченному взрывом доту. Щенок возился в груде пыли в самом низу карьера. Пётр заметил, что они невольно вклинились в то, что осталось от старого кладбища. Обломки бедных табличек, медных виньеток свидетельствовали о том, что время не пощадило кладбище ещё в начале двадцатого века.

Пётр огляделся. Ему хотелось осмотреться здесь подробнее.

— Ситников, я скоро, — закричал он что было силы, маша руками в сторону машины.

Хорошо присмотревшись, можно было разобрать несколько могильных плит, вросших в землю, которая стала потом строительной площадкой для отступающих солдат, когда те возводили линию обороны. Пётр провёл пальцами по одной из плит, счищая песок с сделанных в плите углублений, бывших когда-то именами и фамилиями почивших здесь: «…итников, учит…» Ниже стоял знак, бывший фамильной печатью графов Разумовских. Он сохранился лучше, чем фамилия похороненного здесь когда-то учителя. Учителя? Пётр стал лихорадочно соображать. Схватив острый камень, он принялся неистово тереть надмогильную плиту, силясь выцарапать у вечности ещё хотя бы несколько букв. Ему удалось восстановить дату смерти — 16 сентября 1864 года. Если… если предположить, что «…итников, учит…» был не кем иным, как заблудившимся во времени изобретателем Юлианом Ситниковым, то… получается, что Ситников скончался спустя неделю, как отправил Петру письмо в будущее…

Пётр замер в нерешительности. Потом собрал все свои силы и опустил руки на плиту, безмолвно шевеля губами. Он почувствовал, как плита под его руками потеплела, потом стала совсем горячей, и из его кармана послышалась недовольная ругань Свистка.

Когда жар стал нестерпимым, Пётр со стоном отдёрнул ладони. Огненные змеи заметались по надмогильной плите. Вся запись, вся, в течение нескольких долей секунды промелькнула перед ним.

«Здесь покоится Юлиан Ситников, учитель. Убит 16 сентября 1864 года. С тобой навсегда! Твоя жена Северина».

На ватных ногах мертвенно бледный Пётр, скользя по обрыву, выбрался наверх и без сил опустился на траву. Марта подбежала и, виляя хвостиком, лизнула его руку.

Сглотнув тошнотворный привкус, Пётр, пошатываясь, пошёл к машине, с переднего сиденья которой ему уже давно махал рукой Ситников.

— Вас убили, Ситников, — Пётр хрипло выговорил эти слова, садясь рядом с машиной на траву. — Вас убили через неделю после того, как вы мне написали. И ваша жена Северина поставила вам памятник, написав, что останется вашей навсегда. Я не могу ещё раз показать вам эту надпись, Ситников. У меня адски болят ладони. Я ожёг кожу, когда хотел восстановить всю надпись. Там было только «…итников, учит…».

— Северина? Не знаю я никакой Северины… — Ситников, как всегда, задумывался о самом главном в последнюю очередь.

Пётр заметил на заднем сиденье машины фотоаппарат.

— Я вернусь и сфотографирую то, что там.

…Оттащив машину времени на дачу и предоставив Петра самому себе, Ситников поехал в библиотеку имени Салтыкова-Щедрина. Заказав жёлтые, буквально рассыпающиеся в руках подшивки «Петербургских ведомостей» за 1864 год, он принялся внимательно изучать колонку происшествий. Неожиданный заголовок вдруг привлёк его внимание:

«Обер-полицмейстером Зиновием Куликом проведено дознание относительно смертоубийства на дуэли офицером армии Его Императорского Величества Юлиана Ситникова, учителя из мещан, имевшего честь быть домашним учителем в доме его сиятельства графа Разумовского…»

Далее кратко сообщалось о том, что учитель графского чада некто Ситников не поладил с гостившим у его хозяина поручиком жандармерии Семёном Зайченко, только что прибывшим в Санкт-Петербург с театра боевых действий на территории Королевства Польского, где подняла восстание мятежная шляхта. Находясь в регулярной армии его сиятельства генерал-губернатора графа Муравьёва, Семён Зайченко отличился особенной доблестью в преследовании повстанцев, выступивших под преступными лозунгами свободы и независимости своего края. Переусердствовав в проведении допросов третьей степени дознания, проще говоря, оскандалившись во время применения физической силы к родовитым бунтовщикам, поручик Семён Зайченко навлёк на себя некоторые неприятности и был отряжён в Санкт-Петербург с особой миссией, порученной ему для восстановления своей офицерской репутации. Очевидно, какими-то судьбами эта миссия и привела его в дом графа Разумовского, где он нашёл себе очередного противника в лице вольнодумного учителя, занимающегося с графским сыном. Можно было предположить, что именно одна из перепалок между учителем и поручиком Зайченко привела к трагической развязке.

«Поручик жандармерии Семён Зайченко, — задумчиво пробормотал Пётр, прочитав ксерокопию заметки, которую привёз ему Ситников. — Тот самый, о котором я что-то читал на сайте с биографией самозваного питерского мэра… Так вот, значит, в чём состояли великие заслуги дальнего предка Руслана Зайченко, которым он так кичится! Хороши же заслуги — особо отличиться в преследовании людей, вся вина которых состояла в том, что они не пожелали подчиниться самодержцу. Судя по фамилии, достойной родословной Семён Зайченко похвастаться не мог. Как, впрочем, подлинной воинской доблестью и элементарной порядочностью».

Ситников, из угла в угол меривший шагами комнату, привлёк его внимание.

— Не расстраивайтесь, Ситников…

— Что уж тут расстраиваться, — печально улыбнулся изобретатель. — Никому не дано ведь уйти от судьбы. Можно её перехитрить, сбежав в другое время, но и там она предложит тебе другой, вполне определённый и законченный сценарий. А я-то думал, что встречу старость на веранде за чашкой чая с малиновым вареньем где-нибудь в окрестностях Санкт-Петербурга…

— Ситников, мы ведь переписали семейную хронику моих дяди и тёти! Мы смогли сделать недотёпу и неудачника талантливым писателем! Ситников, не впадайте в отчаяние! Как только вы почините машину времени, мы наденем на неё новые колёса и я вернусь туда, в восемьсот шестьдесят четвёртый год. Я заберу вас оттуда и верну в наше время.

…Чтобы вернуть машину времени к жизни, Ситникову понадобилось несколько недель и все запасы знаний по электронике. К счастью, инструкции Ситникова, находящегося в прошлом, оказались настолько точными и подробными, что современный Ситников с работой справился. Правда, вместо отдельной микросхемы ему пришлось спаять целый блок управления, который, за неимением места внутри автомобиля, пришлось установить на капоте перед лобовым стеклом. И вид машина приняла, конечно, фантастический. Замена колёс и прочие мелкие неприятности надолго, впрочем, отсрочить время старта не смогли.

Под покровом ночи Ситников отбуксировал машину времени на свежевспаханное поле далеко от дачного поселка. Он ещё раз проверил давление в шинах автомобиля, окончательно выставил все параметры схемы перемещения во времени и на всякий случай сунул в запасник пару запасных аккумуляторов.

— Значит, так. Я залил полный бак бензина, запасные аккумуляторы есть. Я положил две рации вот здесь, под приборной доской. И самое главное…

С обеспокоенным выражением лица Ситников развернул завёрнутую в плотную бумагу гимназическую форму середины позапрошлого столетия.

— Достал у знакомой костюмерши с «Ленфильма». Надевай прямо сейчас. Хорошо, что мы отъехали подальше, хотя топать до владений Разумовского тебе придётся изрядно. Но ты ведь не хочешь врезаться в какое-нибудь дерево, которое существовало в прошлом. А здесь точно была пустошь. Когда ты окажешься там, вокруг тебя будет необъятный простор. К сожалению, там дорог нет. Тебе нелегко будет спрятать куда-нибудь машину, но другого выхода нет. Придётся положиться на авось и просто бросить её в лесу в каком-нибудь месте поглуше.

Ситников положил руку на плечо Петру и легонько подтолкнул его к машине времени.

— Всё. Временная цепь включена. Я отправляю тебя в десятое сентября тысяча восемьсот шестьдесят четвёртого года, в следующий день после того, как я написал тебе письмо. У тебя будет пять дней на то, чтобы меня найти. Учитывая, что я учитель в имении Разумовских и меня хорошо знают окрестные жители, это будет нетрудно. Да, ещё держи вот это, — Ситников протянул Петру недавно сделанную ими фотографию того, что осталось от могилы Ситникова, и ксерокопию фотографии из «Петербургских ведомостей» 1864 года — граф Разумовский со своей семьёй участвует в открытии водонапорного сооружения… Позади графа хорошо виден не кто иной, как учитель Ситников, рядом с которым стоит набычившийся графский отпрыск, по виду ровесник Ларина Петра. — Думаю, эти, так сказать, реликвии тебе пригодятся. Всё, садись. Пора, дружок.

Ситников похлопал его по плечу.

— Удачи нам обоим. Увидимся в будущем.

— Хотите сказать — в прошлом? — Пётр изо всех сил старался не терять присутствия духа.

— Совершенно верно, именно это я и хочу сказать.

ГЛАВА 23

Охота на оленёнка. Пуля пробила бензопровод. Признание повстанца. Встреча старых друзей. Паровоз в кузнице. С мечтой о прошлом придётся распрощаться. Теперь мы знаем, кто такая Северина.

…Свора гончих пронеслась по залитой солнцем лужайке, захлёбываясь лаем. С воплем и гиканьем толпа многочисленных псарей графа Разумовского устремилась прямо на Петра, притаившегося в машине времени за широким стволом векового дуба. К счастью, внимание дворовых служек было поглощено не странным объектом, в котором замер от неожиданности мальчишка, одетый в гимназическую форму, а стремительно мчащимся задыхающимся молодым оленёнком. Времени на раздумья не оставалось, и Пётр, кое-как включив спросонок заднюю передачу, стал отъезжать, пятясь в глубь чащи. Скрыться с глаз нынешних современников инженера Ситникова на такой скорости было невозможно, поэтому Пётр резко вывернул руль, развернул машину и, с облегчением слыша, что воинственные вопли удаляются, поехал по просеке, слабо ориентируясь, в какой стороне может находиться имение графа Разумовского. Туда Пётр решил направиться прямым ходом, надёжно спрятав в лесу машину времени. Под покровом ночи это, разумеется, не представлялось возможным, потому что в темноте, под покровом которой Пётр пересек межпространственный коридор, нельзя было разглядеть даже собственной ладони, вытянув вперёд руку.

Пётр притормозил. Следовало хорошо обдумать план дальнейших действий, которые теперь, посреди леса, в малопонятном для него времени, виделся не таким уж легкоисполнимым.

Несколько минут он просидел в абсолютной тишине. Вдруг что-то хрустнуло сзади, лёгкий топот раздался совсем рядом с Петром, и перед машиной стремительно проскочила тень, в которой Пётр узнал оленёнка. В утренней тишине прогремели два парных выстрела, и Пётр скорее почувствовал, чем услышал, как к машине приближается одинокий всадник. Рука сама дёрнулась к ключу, Пётр взмолился о том, чтобы заклинание не оказалось бессильно перед торчащими на каждом шагу колдобинами и толстыми корнями. Машина с невообразимым хрустом сучьев под колёсами рванула в чащобу. Пётр физически ощутил, как несколько пуль чиркнуло по правому боку машины.

Кто знает, что было бы дальше, если бы машина вдруг не подпрыгнула на невысоком холмике и не врезалась носом в высокую траву. Мотор заглох. Лихорадочно оглядываясь, Пётр заметил слева от себя, за густыми разлапистыми елями, небольшой овраг. Мотор, к счастью, завёлся с полуоборота ключа, и Пётр подал машину назад. Съехав по мягкой земле, Пётр огляделся. Двое всадников проскакали мимо, поднимая за собой облачка песчаной пыли.

Когда опасность миновала, Пётр выбрался из машины. Он облегчённо вздохнул и вытер вспотевший лоб, однако лай и улюлюканье снова послышались из чащи. Пётр рухнул за кустарник. Вздымая ещё больше пыли, стая собак и людей промчалась следом за двумя всадниками.

Пётр открыл дверцу и достал полиэтиленовый пакет со страшно скрипучими и пахнущими лаком ботинками. Только сейчас он решил переобуться, расставшись с привычными кроссовками. Но тут его внимание привлёк странный звук и запах. Принюхавшись, Пётр понял, что пахнет бензином. Так и есть! Наклонившись к днищу автомобиля, он увидел, как из пробитой пулей трубки капает бензин, разливаясь по траве.

— Чёрт! — выругался Пётр.

Случайная пуля пробила бензопровод. Пётр встал на четвереньки, пытаясь получше осмотреть место пробоины, как вдруг услышал за собой тяжёлое сопение и шаги. Смрадное дыхание накрыло сзади Петра удушливой волной. Обернувшись, Пётр увидел прямо в двух метрах от себя большого бурого медведя. Увидев человека, тот встал на задние лапы и угрожающе зарычал.

— А-а! — дико заорал Пётр. Схватив свои лакированные ботинки, он бросился бежать вверх по склону оврага. Привлечённый возможностью неожиданно порезвиться, а возможно, и позавтракать, медведь понёсся следом. Повернувшись лицом к мохнатому противнику, Пётр проорал ему в морду заклинание Остановки. Опешивший медведь, не видя больше перед собой жертвы, встал на дыбы и удивлённо заурчал, шумно втягивая ноздрями воздух. Замешательство зверя могло хватить ненадолго, и Пётр понёсся дальше.

Отбежав ещё на несколько метров, Пётробернулся, чтобы убедиться в том, что зверь по-прежнему не пришёл в себя. Тут влажный песок поехал у него под ногами, он не удержал равновесие и покатился вниз по склону. На ходу пытаясь уцепиться руками за колючие стебли бурой травы, он перевернулся ещё раз, больно ударился головой о пень недавно спиленного дерева и потерял сознание.

Через несколько минут над потерявшим сознание подростком склонился невысокий мужчина в мокрой от пота рубахе и сдвинутой на затылок конфедератке. Он пощупал лоб Петра и похлопал его по щекам. Парнишка не реагировал. Мужчина в форме лесника снял с плеча сумку и достал фляжку с водой. Набрав воды в рот, он энергично выплюнул холодный фонтанчик в лицо Петра. Когда не помогло и это, он нагнулся к Петру, поднял его на руки и, взвалив на плечо, зашагал в сторону леса. На ходу обернувшись, он свистнул медведю, и тот на удивление покорно двинулся вслед за ним.

…Придя в себя, Пётр расслышал прежде всего шум дождя за стенами утонувшей в полумраке избушки, которую скупо освещала единственная свеча. В такт дождю надтреснуто тикали ходики. В тесной комнате плавал слабый запах мяты и ещё каких-то сухих трав, пучки которых висели в тёмном углу над печкой. Латаная подушка боком лежала под головой Петра.

Поначалу происходящее показалось Петру сном, и, приподнявшись, он помотал головой.

В избушке кто-то был. Присмотревшись, Пётр увидел две тени, отбрасываемые человеческими фигурами. Со двора доносилось лошадиное ржание.

— Мне тоже сразу не понравилась эта жандармская ищейка. Раз уж вы сами завели об этом речь, учитель… Да, вы верно подметили, мне не хочется попадаться ему на глаза. Поручик появился здесь недавно, но уже успел настроить против себя местных жителей. Вы слышали, на днях он затеял ссору с писарем из соседнего села и дело закончилось, извините, грязным мордобоем?

— Поручик рассказывал за ужином, что тот был пьян и весьма непочтительно высказывался о некоей даме…

— Да бросьте вы. Этот тупой служака сколотил здесь компанию таких же картёжников, как он сам, и они буянят каждый вечер. Причём господин офицер так пафосно рассказывает о своих недавних боевых заслугах, что слушать тошно.

— Лучше некуда — боевые заслуги. Все здесь говорят, что он сломал руку какому-то студенту из польских дворян, когда арестовал того за участие в бунте. По слухам, сам генерал-губернатор Муравьёв обрушил на него свой безудержный гнев, потому что студент оказался из родовитых и губернатор предпочёл бы вздёрнуть его на виселицу, не унижая фамильного достоинства.

— Именно, учитель. Дружок нашего поручика, этот писаришка, во хмелю сказал славному герою то же, о чём говорим сейчас мы с вами. Разумеется, не подозревая, что храбрый вояка так вспылит. Знаете, что он пулей раздробил ему палец?

— Супруга графа едва не утратила дар речи, когда поручик затеял рассказывать за картами эту историю… Она ежедневно выговаривает графу, что посланец генерал-губернатора злоупотребляет нашим гостеприимством.

— Об этом я и хотел спросить вас, учитель. Как вы думаете, чем вызвана терпимость графа? Почему он не укажет негодяю на дверь? Что, на этот счёт существуют какие-то особенные предписания?

— А что вы имеете в виду, Виктор Андреевич?

— Я имею в виду удивительные обстоятельства, когда относительно независимый и гордый помещик позволяет столь странному гостю вести себя вызывающе в нашей округе. Особенно после этой истории с горничной…

— Виктор Андреевич, я боюсь показаться не в меру любопытным… Кроме того, у вас ведь нет никаких оснований мне доверять, так ведь? Мы знакомы всего две недели, и лишь книги, которые я принёс вам, послужили поводом к некоторому сближению между нами. Я знаю о вас то, что вы сами сочли нужным рассказать о себе графу Разумовскому, ходатайствуя о месте лесничего. Вы поведали ему о трагической истории с вашей супругой, которая… которая вас оставила. А также о том, что вы получили прекрасное образование, выучившись на лесного инженера, и что уединённая жизнь посреди природы — то, что поможет вам излечить душевную рану.

— Вам что-то кажется неубедительным, учитель?

— Повторяю, я не хочу вам навязываться. Но я не могу не видеть, что вас весьма беспокоит присутствие поручика в наших краях. И более того, я не могу не замечать, что он, в свою очередь, не менее пристально наблюдает за вашей персоной. Он пока не высказывает графу своих подозрений, но… Ваша простреленная рука, Виктор Андреевич, всё ещё плохо слушается вас. Между тем в западных губерниях ещё неспокойно.

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что я не желаю вам зла, Виктор Андреевич. Я не прошу о вашем доверии, но я… я готов пообещать вам немедленно оповестить вас, если вдруг почувствую, что над вами сгущаются тучи.

— Я не знаю, что ответить вам, учитель. Более того, я никак не могу быть рад этому разговору. Честность и благородство — категории, которые трудно распознать с первого взгляда. Но я потерял бы уважение к себе, если бы стал сейчас убеждать вас в ошибочности ваших подозрений. Вы не возражаете, если мы прогуляемся?

Пётр услышал, что голоса собеседников удаляются. В совершенном опустошении он откинулся на подушку. Сомнений быть не могло: он слышал голос Ситникова.

Таким образом, всё складывалось не так уж плохо. Похоже на то, что Петру удалось избежать самого сложного — встречи с графом Разумовским, гравюра с изображением которого была частью интерьера кабинета директора школы номер семь, которая располагалась именно в бывшем графском имении. Оставалось дождаться возвращения Ситникова. И, если всё удастся, Пётр сможет вернуться в будущее уже сегодня. Тут он вспомнил о пробитом бензопроводе и снова нахмурился.

Некоторое время вокруг стояла тишина, нарушаемая только пением птиц. Наконец снова приблизились голоса, и Пётр юркнул на прежнее место. Он опасался, что Ситников при виде его снова рухнет в обморок или выдаст себя ещё каким-то образом.

— …Несколько десятков студентов нашего лесного института, — донеслось до Петра. — Ночью мы построились на городской площади. Маленький городок Горы-Горки на востоке земли, которую вы называете западными губерниями… Те, у кого не было оружия, получили простые охотничьи двустволки. Мы взяли казармы, без единого выстрела захватили все административные сооружения — в городе почти не было российских войск, их срочно перебросили западнее, там вспыхнул неожиданный очаг восстания, несмотря на победные рапорты, отправляемые Муравьёвым императору. Нас было человек сто пятьдесят. После того как мы сделали в городке всё, что могли, мы двинулись на соединение с ещё одним отрядом… полагаю, вы понимаете, что я стараюсь обходиться без ненужных подробностей. Мы намеревались захватить могилёвский артиллерийский парк и пробиваться дальше на запад. Но взятие Горок было нашим первым и последним успехом… Если кратко, Юлиан Сергеевич, я был ранен. Без сознания меня доставили в ближайшую деревню, там крестьяне некоторое время помогали мне скрываться и помогли мне немного прийти в себя. Неважно, опять же, как и с чьей помощью я оказался здесь. Важно пока лишь то, что я здесь. И ваше право — немедленно рассказать обо мне вашему покровителю графу Разумовскому или, того лучше, бравому поручику. Возможно, получив мою голову, он избавит изысканный графский дом от своего навязчивого присутствия. Но, прежде чем вы решите, о чём вам побеседовать сегодня с поручиком за ужином, давайте взглянем на мальчика. Он оступился, когда его напугал мой Цыган. Откуда ему было знать, что это совсем ручной медведь, его нашёл и выкормил из соски мой предшественник, после того как граф застрелил на охоте медведицу. Если мальчик пришёл в себя, мы сможем помочь ему продолжить путь, с которого, очевидно, он сбился. Странно, что на нём гимназическая форма. Не удивлюсь, если это какой-нибудь мещанский сынишка, начитавшийся Жюль Верна и отправившийся в путешествие вокруг света.

На мгновение в избушку лесника ворвался солнечный свет, и тут же тот, кого Ситников называл Виктором Андреевичем, затворил за собой дверь. Он чиркнул спичками и зажёг керосиновую лампу.

При свете лампы Пётр смог рассмотреть его получше. Он был чуть выше среднего роста, его подборок казался слишком тяжёлым, тёмно-каштановых волос он не завивал, а просто зачёсывал набок. Под густыми тёмно-каштановыми бровями сверкали поразившие Петра выражением удивительной силы карие, не очень большие глаза. Твёрдо сжатые губы свидетельствовали о сильном характере, несгибаемой воле и привычке размышлять.

Но с ещё большим интересом Пётр смотрел из-под полуприкрытых век на другого человека, на своего старого приятеля Юлиана Ситникова, инженера-химика, пользующегося репутацией сумасшедшего изобретателя. Признаться, Петру стоило труда сдержать возглас удивления. Ситников отпустил бородку, которая ему весьма шла, как и широкополая шляпа, покоящаяся на длинных волосах. Когда он снял шляпу, Петру показалось, что волосы Ситникова сильно выгорели на солнце, а лицо почернело от загара.

— Это и есть ваш нечаянный питомец? — спросил Ситников, склоняясь над постелью, в которой лежал мальчик.

— Добрый день! — вежливо произнёс Ларин Пётр, спуская ноги с кровати.

Петру показалось, что глаза Ситникова сейчас лопнут. Во всяком случае, они округлились так, что похоже было, будто они сейчас вылезут из орбит. Инстинктивно изобретатель отступил в тень, чтобы озабоченно глядящий на мальчика лесничий не мог увидеть его лица — потрясённого, мертвенно бледного. Опустив голову, Ситников сделал шаг к кровати, заслонив Петра спиной от света керосиновой лампы.

Несколько секунд Ситников усилием воли брал себя в руки. Наконец, тяжело сглотнув, он делано засмеялся:

— А я-то думал, Виктор Андреевич! Этого путешественника зовут Петром, и направлялся он в гости к своей тёте, экономке его сиятельства. Похоже, мальчик заблудился, идя пешком со станции. В этом возрасте все мы любим делать сюрпризы. Вот и этот молодой человек решил неожиданно предстать перед своей тётей. Ничего, это ему удастся, причём очень скоро. Не будем медлить в таком случае, Виктор Андреевич. Я считаю своим долгом немедленно доставить проголодавшегося сорванца в объятия любящей тётушки.

Ухватив Петра за форменный воротничок, Ситников потащил его к выходу. Лесничий вышел следом. Ситников наспех пожал ему руку, стараясь вложить в рукопожатие предельные заверения в своей искренности по отношению к вынужденному скрываться патриоту западных губерний. Через несколько минут лесничий остался один у дверей своей избушки. Задумчивым взглядом, в котором сквозила горечь, он проводил удаляющегося всадника.

…Петру, уцепившемуся за плечи Ситникова, никак не удавалось выговорить хотя бы слово. Тронув поводья, изобретатель заставил коня перейти на шаг, и Пётр наконец свободно вздохнул, перестав ощущать своими костями каждую выбоину на дороге, перескакиваемую резвым породистым жеребцом.

Осмелившись впервые взглянуть инженеру-химику прямо в глаза, Пётр виновато пробормотал:

— Ситников…

Изобретатель покачал головой.

— Пётр, я же только вчера ясно написал тебе, чтобы ты не приезжал… не прилетал сюда, а возвращался в две тысячи второй год.

Пётр закашлялся, дорожная пыль забила ему глотку. Справившись с першением в носу, он сказал:

— Ситников, я должен был вернуться сюда.

— В любом случае, Пётр, я рад тебя видеть. Хотя уже понимаю, сколь неразрешимые проблемы ты создал для меня в одну секунду.

Говоря всё это, Ситников продолжал трепать мальчишку по волосам. Они обнялись как старые друзья, не видевшиеся больше столетия.

— Тебе нужно обязательно переодеться, Пётр. В таком виде ты не должен никому попадаться на глаза. Это форма младших воспитанников Императорского пажеского корпуса, быть среди которых удостаиваются отпрыски самых приближённых к императорской фамилии семейств. Какой идиот тебе её дал?

— Вы, Ситников, — саркастически улыбнулся Пётр.

— Что ж… — задумался Ситников. — Разумовский оказался не таким невеждой, как можно было подумать, и позволил мне сделать лабораторию в прежней кузнице имения Разумовских.

Кузница, в которой жил теперь Ситников, была большим бревенчатым строением с высокой покатой крышей. Здесь было идеальное место для проведения экспериментов, чем, собственно, и занимался Ситников. Подтверждением тому служили многочисленные механические приспособления, валявшиеся во всех углах, а также инструменты и приборы на большом столе посреди кузницы. О прежнем назначении этого строения теперь напоминали только небольшая печь с горном у двери и наковальня. Половину бывшей кузницы занимала огромная конструкция, выполненная из дерева и стали. По форме она напоминала паровоз — несколько больших деревянных зубчатых колёс вертели шатуны, в свою очередь двигавшие разные по форме и размерам валы. Конструкция ожила и задвигалась, когда Ситников, придя в лабораторию, подбросил в маленькую топку несколько поленьев. Из небольшой трубы повалил пар, колёса стали вертеться, послышался пока ещё негромкий, но с каждой минутой нараставший гул.

— Как тебе моё обиталище, Пётр? — улыбаясь, спросил Ситников. — Я оборудовал здесь всё по своему вкусу.

— Совсем как в вашем ангаре, Ситников. Пётр с интересом осматривал конструкцию, пока Ситников возился в груде вещей.

— Вот тебе домотканая рубаха и холщовые штаны. Ботинки сейчас натрём камнем, чтобы не особенно блестели. Хорошо, что ты не выронил их, когда тебя напугал Цыган. И хорошо, что на твою странную обувь не обратил внимания Витожинский. Он слишком погружён в свои беды и беды своей несчастной родины.

Пётр остановился перед большим зеркалом и стал снимать мундир, который, как он искренне считал ещё минуту назад, был обычной школьной формой для мальчишки позапрошлого столетия. Натягивая на себя грубые холщовые штаны, он улыбнулся, вспомнив картинку из школьного учебника, изображающую Льва Толстого, занимающегося с крестьянскими детишками. Внезапно нахмурившись, он порылся в кармане форменной куртки и вытащил оттуда вырезку и фотографию.

— Смотрите, Ситников. Этот снимок мы с вами сделали буквально на днях. Это всё, что осталось от кладбища, которое тут, видимо, где-то недалеко. И здесь изображено то, что осталось от вашей могилы. Здесь не разобрать даты вашей смерти, но я с помощью некоторых магических ухищрений смог её восстановить. У меня до сих пор зверски болят ладони. Вас убили шестнадцатого сентября, Ситников, шестнадцатого сентября этого года. А если вы мне не верите, то вот ксерокопия из газеты «Петербургские ведомости». Здесь написано, что вы стрелялись на дуэли и были убиты. Хотя я предполагаю, что вы совсем не владеете оружием. Скорее всего этот подонок застрелил вас. Ситников, я кое-что услышал из вашего разговора с лесником. Я прав: этот поручик, которого так боится ваш приятель, — Семён Зайченко?

Не отвечая, Ситников внимательно читал заметку.

— Застрелен на дуэли 16 сентября 1864 года? Что? Эта мразь полагает, что я буду с ним стреляться? Да я… Господи, этого человека лучше обойти за три версты. Я почти не вступаю с ним в пререкания, разве что за вечерней партией в шахматы, на которой настаивает иногда граф, мне приходится выслушивать его гаденькие истории.

— Тем не менее он застрелил вас, Ситников. Здесь написано, что полицейский Зиновий Кулик провёл дознание. Но как знать, удалось ли ему на самом деле дознаться правды? Здесь написано, что этот гад пытал арестованных…

— Застрелен на дуэли… И это произойдёт в следующий понедельник?

— Именно поэтому, Ситников, я сюда и приехал.

Петру стало жаль Ситникова, который, казалось, сейчас расплачется.

— Понимаю вас, Ситников. Вы написали мне, что вам хорошо здесь. Вы хотели спокойно дожить свои дни в этом времени. Подозреваю, что вас здесь ценят больше. Граф покровительствует вашим экспериментам, и, наверное, вам удаётся оказывать всякие полезные услуги местным жителям.

— Моя жена Северина… Пётр, что-то здесь не так. Не хочешь же ты сказать, что за эту неделю я успею влюбиться, да так, что незамедлительно сыграю свадьбу. Кроме того, Пётр, никакой Северины нет и в помине. Ты не поверишь, но я никогда её в глаза не видел, даже не слышал о ней!

— Да? — огорчился Пётр. — Я думал, у вас появилась возлюбленная.

Ситников с укором посмотрел на парнишку.

— Пётр, Пётр! Ты предполагал, что я могу завести такие отношения здесь, в тысяча восемьсот шестьдесят четвёртом году? Это ведь может обернуться катастрофой для временно-пространственной последовательности. Я всё же отвечаю за свой уход сюда перед человечеством.

Конструкция загудела, как настоящий паровоз, и Ситников полез вверх по приставленной к ней лестнице. Он что-то подрегулировал небольшой ручкой, потом спустился вниз.

— Я не стал бы рисковать, даже если бы полюбил сдуру какую-нибудь местную женщину. Хотя, признаться, на меня заглядываются крестьянки, которых я взялся учить грамоте.

Стук в дверь прервал его рассуждения. В дверь робко просунулась голова мальчишки лет семнадцати, одетого в такую же простую одежду, как и Пётр.

— Господин учитель!

Показавшись в дверном проёме целиком, мальчишка безуспешно попытался расправить колтун на голове.

— Господин учитель! Его сиятельство господин граф просит вас запрячь рано утром двуколку и поехать на станцию встретить выписанную земством учительницу. Её отрядили к нам из столицы. Господина графа попросили позаботиться о том, чтобы кто-нибудь встретил её и отвёз… Господин граф сказал отвезти её пока в дом церковного старосты.

Ситников недовольно поморщился.

— А когда она приезжает?

— Завтра на рассвете, господин учитель. Я не знаю. Его сиятельство сказали, чтобы вечером вы велели запрягать…

— Прямо сейчас? Ну хорошо.

Мальчишка с нечесаной головой исчез. Пётр вопросительно посмотрел на Ситникова.

— Вот те раз, Пётр… Как некстати свалилась эта учительница. Представляю, сколько с ней сегодня предстоит хлопот! Наверное, пигалица из генеральских дочек, начитавшаяся книжек и решившая сходить в народ, иначе не понимаю, откуда такая предупредительность его сиятельства.

Мальчишка из графской челяди снова появился в двери, на этот раз без стука.

— Забыл вам сказать, господин учитель. Граф велел передать вам телеграмму о её приезде.

Ситников поднёс к глазам телеграфный бланк. «10 сентября 8.30 покорнейше прошу встретить мою племянницу Северину Сидорович, отряжённую…»

Ситников бессильно опустил руку, в которой держал телеграмму. Пётр взял смятый листок.

Северина Сидорович. Северина. Всё остальное уже не имело сейчас смысла.

ГЛАВА 24

Бывает ли любовь с первого взгляда? В позапрошлом столетии нет бензоколонок. Только двигатель доломали! Машинист удивляется. Нужно проскочить межпространственный коридор. «Я вас всё-таки встретил!»

Потрясённый Ситников в своей обычной манере метался из угла в угол.

— Ничего, Ситников, — попытался подбодрить его Пётр. — Зато теперь мы знаем, кто такая Северина.

— Это невозможно, Пётр. Я же учёный. Я не могу влюбиться с первого взгляда.

— Разве? — театрально скривил рожу Пётр.

— Да это ерунда, Пётр! Любовь с первого взгляда — это для нервных, впечатлительных девиц.

— Не говорите ерунду, Ситников. Вот мы с Соней — посмотрели друг на друга, когда я пришёл к ним новеньким, и всё. О боже, Ситников! — схватился он за голову. — Соня! Что с ней! Мы же оставили её спящей на крыльце!

— Не бойся, Пётр, с ней всё в порядке. Ты вернёшься в свой две тысячи второй и заберёшь её. Она даже и не вспомнит ничего.

С вершины конструкции послышался пронзительный свист. Волшебный Свисток незамедлительно высунулся из кармана отброшенного в сторону форменного костюма Петра и свистнул в ответ. Он посмотрел вверх и разочарованно фыркнул, не обнаружив там никого, кого можно было принять за своего собрата.

— Чёрт! — вздрогнул Ситников. — Пётр, лезь туда, где ручка, давай поверни её.

Пётр подбежал к большой круглой ручке и стал вертеть её, открывая заслонку в боковой стене агрегата.

— Хорошо, — сказал Ситников. — Ещё крути.

Сам он схватил со стола большую миску и поставил её под раструб на другой стороне агрегата. Через несколько секунд из раструба в сопровождении струи пара выпал кусочек льда. Ситников радостно схватил его лабораторным пинцетом и бросил в стакан с чаем.

— Чай со льдом! — радостно провозгласил он и протянул стакан Петру: — Хочешь?

— Да уж нет, спасибо, — покачал головой Пётр. — Это что, выходит, холодильник?

— Именно, — Ситников не скрывал самодовольства.

С выражением неземного блаженства на лице Ситников стал пить охлаждённый чай. Напившись, он набросил на плечи потёртый, выгоревший на солнце плащ и нахлобучил на лоб шляпу с широкими полями.

— Значит, у нас здесь ожидается некая выписанная земством учительница Северина Сидорович. Красивое имя… — бормотал Ситников. — Что ж, молодой особе, порывающейся послужить народу, придётся ехать со станции самой. Ничего, полагаю, её это не обескуражит. Наймёт себе извозчика или возьмёт напрокат двуколку.

Продолжая изучать в зеркале своё отражение в необычном одеянии, Пётр усмехнулся:

— Вполне разумно, Ситников…

— А нам с тобой нужно подумать о перемещении в будущее… Жаль, что так неожиданно рухнули мои планы.

— С машиной всё в порядке, — сказал Пётр, продолжая глазеть на своего нелепого двойника в крестьянской одежде. — Там только бензопровод продырявлен. Надо починить его и залить бензин.

Ситникова, казалось, холодной водой окатили.

— Как, у нас нет бензина?

Пётр непонимающе уставился на изобретателя.

— А что мешает нам наполнить бак?

Ситников посмотрел на Петра так, что тот почувствовал себя идиотом.

— Наполнить бак? Ты хочешь сказать, что горючего, чтобы привести в действие механизм перемещения во времени, у нас нет? Ты, может быть, думаешь, что мы возьмём его на бензозаправочной станции? Пётр, ты понимаешь, что бензозаправочные станции появятся лет через сорок? А без бензина разогнать машину до трёхсот сорока километров мы не сможем.

— Что же нам делать?

Ничего не отвечая, Ситников мерял бывшую кузницу шагами, молча ходя из угла в угол. Наконец он остановился и поднял палец кверху.

— Попробуем на лошадях, хотя смысла в этом никакого.

— А заклинание Ускорения?

— Я же говорю — попробуем на лошадях.

Никогда прежде Петру не приходилось так подробно втолковывать Ситникову азы практической магии. Тот огорчённо вздохнул — заклинание могло сработать лишь в предусмотренных здравым смыслом пределах. Заклинание, призванное ускорить скорость лошади, не могло подействовать на эту лошадь так, как подействовало бы оно на скорость гоночного автомобиля. Вот если бы Петру вздумалось применить его хотя бы к уже движущейся километрах эдак на ста восьмидесяти машине времени… Увы, заклинание действовало не вслепую и не хотело превышать пределы разумного. А возможно, Пётр был ещё слишком юным магом…

— Теперь, как это делает в трудноразрешимых ситуациях граф Разумовский, остаётся только пойти в кабак и напиться. Впрочем… Подожди меня здесь.

Ситников стремительно выбежал за порог. Отсутствовал он где-то полчаса, неся под полой пиджака что-то булькающее.

— Водка. Первач. Как для меня. Но придётся дождаться наступления темноты и перетащить машину сюда.

Перетащить машину из глухой чащобы, где она стояла, в лабораторию Ситникова стоило титанических усилий, несмотря на всевозможные заклинания, которые то и дело Петру приходилось пускать в ход.

Наконец дело было сделано. Инженер-химик достал тёмную бутыль с мутноватой жидкостью.

— Вы что, стали пьяницей за компанию со своим графом, Ситников?

— Пётр! Это не мне, это ей, — Ситников кивнул на машину. — Сейчас мы зальём водку в бак. Посмотрим, может ли он работать на спирту. Правда, это не чистый спирт, но всё же…

Пётр вылил в бак всё содержимое бутылки.

После первой же попытки завести мотор из трубы повалил густой едкий дым.

— Ну же, Пётр! — облегчённо закричал Ситников. — Давай, прибавь газу! Ещё!

Двигатель стал урчать, хлюпать, булькать, и наконец выхлопная труба полыхнула пламенем. Сизые клубы дыма заволокли лабораторию, вслед за чем раздался адский грохот. Пётр подскочил и отпрянул к дверям. В двигателе что-то взорвалось, и он заглох. На пол шлёпнулась какая-то деталь непонятного назначения, отвалившаяся от мотора.

Пётр впервые услышал от Ситникова столь длинное и непереводимое ругательство.

Когда синяя пелена в бывшей кузнице рассеялась, Ситников поднял отвалившуюся деталь и с недоумением почесал затылок.

— Да-а… На то, чтобы это починить, мне понадобится не меньше месяца.

— Какой месяц, Ситников? Вас убьют в следующий понедельник.

На это инженер ничего не ответил, пропустив слова мальчишки мимо ушей. Пётр понял из его невнятного бормотания лишь то, что Ситников размышлял о возможноети разогнать машину вниз по склону, отчего, впрочем, тут же и отказался, не припомнив в окрестностях холма требуемой высоты. Дальше из его выкладок следовал некий новый фантастический проект, для которого нужно было совсем немного — дождаться зимы и, когда замёрзнет озеро, разогнать машину по льду. Но именно тут Пётр напомнил ему снова о том, что в следующий понедельник пуля поручика Зайченко должна оборвать полную приключений и треволнений жизнь изобретателя Ситникова.

Негромкий пронзительный звук разорвал повисшую в лаборатории тишину. Стук колёс понемногу стал отчётливее. Пётр вспомнил, что недалеко от имения Разумовских должна проходить железная дорога. Здесь, возле небольшой деревеньки, она рассекала стальной полосой владения графа.

— Что ж, с первыми лучами солнца нам всё же придётся поехать на станцию. Вовсе не для того, чтобы встретить эту новую учительницу.

…Запах свежескошенной травы особенно чувствовался в воздухе после прошедшего ночью небольшого дождя. Пение птиц наполнило уши Петра загадочной какофонией. Извозчик, нанятый учителем господина графа, с удовольствием пересчитал чаевые. Почёсывая затылок, он подумал, что обычно словоохотливый учитель на этот раз не проявил привычного любопытства к бедной событиями жизни Савельича и не поинтересовался новостями от его сына-рекрута, кои тот исправно посылал отцу с тех пор, как Ситников преподал великовозрастному детине азы грамоты. Испачканный в машинном масле машинист с испуганным недоумением таращился на незнакомого человека порядочной наружности, но в заляпанном грязью плаще, за которым семенил мальчишка в простой одежде. Запыхавшись, эти двое карабкались на подножку локомотива.

— Любезнейший, какая у него скорость?

— Скорость? — машинист нахмурился. — Ну, не знаю… Обычно мы ездим на тридцати пяти милях, больше не положено. Но, ежели что, миль сорок — сорок пять можно поддать…

Пётр дёрнул за руку спутника.

— Видите, Ситников. Моё заклинание здесь опять же мало чем нам поможет.

Но Ситников не унимался:

— А побыстрее всё же никак нельзя? Машинист взял маслёнку и стал смазывать детали, без того блестевшие от масла.

— Оно, любезный, есть, конечно, новые локомотивы, пассажирские, — начал он рассуждать сам с собой, обстоятельно прокашлявшись. Но тут у нас, видите ли, таких нет. Есть один, только ходит он тут раз в неделю. Тот, что из Питера до Пскова идёт. Он может и миль шестьдесят дать.

— Это уже теплее, — пробормотал себе под нос Пётр.

— А до девяноста миль можно его разогнать? Как вы, батенька, думаете? — глаза Ситникова заблестели надеждой.

Машинист смерил его недоверчивым взглядом:

— А пошто такая скорость вдруг понадобилась? — Куда это кто так торопиться собрался?

— Да поспорили мы тут с товарищем, можно или нельзя. Он механик, научными опытами всякими занимается. А всё же можно, как вы думаете?

Машинист пожал плечами.

— Ох, не могу знать… Если только длинный отрезок дороги будет, если и локомотив без вагонов будет. И чтоб дорога под уклон шла… Тогда, может, и получится…

Ситников смотрел на машиниста с нескрываемой благодарностью.

— А когда, вы говорите, этот локомотив до Пскова тут появляется?

— Аккурат в понедельник будет теперь опять, в восемь часов утра…

Поклонившись машинисту со всемерным уважением, Ситников спрыгнул со ступеньки. Старик машинист удивлённо смотрел вслед странной паре — взрослому и парнишке.

Ситников и Пётр направились к висевшей на стене станционной постройки карте окрестных железнодорожных путей. Изучив все отмеченные изгибы и повороты, Ситников показал на прямой участок, ведущий к глубокой болотине рядом с озером у самых пределов владений Разумовских.

— Пётр, смотри! Длина этой ветки три мили. Я помню, что даже в семьдесят седьмом тут ещё были рельсы. Так, здесь топь… Прекрасно. Дорога там всё время идёт под уклон. Это невероятно, Пётр. Это больше, чем простое везение! Такой длинный участок, под уклон и в три мили! Мы успеем разогнать локомотив. Уж здесь-то твоему заклинанию не придётся особенно переутомляться! Так, у нас здесь хутор и ветряная мельница…

— Да, но, судя по карте, как раз эту большую болотину нам и не перескочить. Ситников, здесь не указано, что через неё проходит дорога. По-моему, это место осушат только лет через сто. Ваша железная дорога идёт в обход, там постоянные изгибы, мы не сможем ехать прямо. Через это болото должен быть мост, я знаю, что там ещё остались остовы креплений, мы видели их, когда ходили в поход с мальчишками. Но я очень сомневаюсь, что он построен уже сейчас, иначе на карте его бы отметили.

— Ладно, поедем туда сами и на месте всё посмотрим.

Пётр ехидно усмехнулся.

— Ситников, между прочим, буквально через полчаса сюда прибудет ваша учительница. Не хотите ли вы её подождать?

— Пётр, я тебе уже ясно сказал, что, забравшись не в своё время, я не имею права множить подобную безответственность. Увы, историю личной жизни бедной девушки нам придётся переписать.

Час спустя нанятая Ситниковым двуколка покатила по пыльному просёлку, вздымая горы песка.

Пётр с удивлением отметил, что Ситников прекрасно ориентируется в окрестностях, и благодаря тому, что все кратчайшие дороги и повороты были ему знакомы, путешествие не заняло слишком много времени.

Перед ними развернулась унылая картина. Жухлые стебли, торчащие из серых холмиков травы, особенно выразительно напоминали о надвигающемся осеннем увядании. Тусклые дикие цветы, напоминающие вереск, там-сям проглядывали тёмно-фиолетовыми мазками посреди ржаво-бурой гати, под которой дышал сырыми испарениями холодный вязкий ил.

Пётр и Ситников остановились, когда грязь зачавкала под ногами, а следы, оставленные их ботинками, немедленно налились бурой водой.

Единственным утешением путникам могло бы послужить строительное крепление, на которое ровными штабелями были уложены секции железнодорожного полотна. Один пролёт деревянного моста, можно сказать, был уже готов. Сейчас вокруг него было безлюдно, и всё свидетельствовало о том, что строительство ведётся неспешнее некуда. Разумеется, можно было бы подождать несколько месяцев… если бы на скрижалях судьбы Ситникова не была написана ссора с поручиком Зайченко, апофеоз которой должен произойти в следующий понедельник.

Пётр помрачнел. План, и без того кажущийся ему маловероятным, похоже, предстояло похоронить.

Впрочем, Ситников как будто догадался, какие мысли терзают мальчишку.

— Пётр, Пётр, а ещё волшебник! Ты постоянно забываешь о межпространственном коридоре.

— Да куда уж, Ситников! Теперь впечатления меняются так часто и они столь насыщенны, что забудешь и более простые вещи. Но что вы хотите этим сказать?

— Разве ты сам не догадался? — горячо воскликнул инженер-химик. — Мы с тобой точно знаем, что в две тысячи втором году пути тут есть. Я это знаю, и ты это знаешь. Значит, с помощью локомотива нужно разогнать машину времени до скорости в триста сорок километров, и мы автоматически попадём в то время, когда здесь будет прекрасное железнодорожное полотно через болото, которого уже и в помине не осталось.

— А локомотив?

— Локомотив разобьется. Увы. Но тут мы с тобой ничего сделать не сможем.

Ещё раз посмотрев на безрадостный пейзаж, Пётр скользнул взглядом по волнующейся в такт ветру бурой траве, уходящей в самый горизонт, и зашагал к двуколке. И тут лошадь, которую похлопывал по шее извозчик, разразилась неожиданным ржанием. Другое призывное ржание раздалось ей в ответ. Пётр резко обернулся и увидел, как вьётся клубами пыль по дороге. Несколькими секундами позже стало возможно рассмотреть стремительно приближающуюся к ним двуколку, которой вместо извозчика правила молодая женщина в сером дорожном костюме. Очевидно, кобыла, привезшая сюда Ситникова с Петром, раньше людей почувствовала надвигающуюся беду и тревожно заржала.

Неладное почувствовал и Пётр. Что-то задрожало у него внутри, когда он увидел, что лошади в повозке резко дёрнули в сторону, захрапели и помчались по дороге, которая делала крутой поворот у самого начала топи.

Женщина не кричала, призывая на помощь, хотя успела разглядеть людей на дороге. Она поднялась в двуколке во весь рост, не заботясь о том, что сорвалась и полетела наземь её шляпа. Что было силы она тянула на себя поводья, и Пётр на расстоянии невольно ощутил, какие титанические усилия прикладывает она, пытаясь остановить норовистых лошадей.

— Господи помилуй! — старый Савельич беспомощно хлопал слезящимися старческими глазами.

Ситников мгновенно оценил ситуацию. Отшвырнув в сторону и Петра, и старого извозчика, он прыгнул в свою двуколку и, закричав на лошадей не своим голосом, помчался наперерез повозке мужественной незнакомки. Лошади, которых тщетно пыталась сдержать женщина, окончательно ошалели и несли, не разбирая дороги. Спустя несколько секунд Ситников, стоящий в двуколке подобно античному наезднику в боевой колеснице, выскочил на дорогу, но двуколка, с которой не могла совладать женщина, уже пронеслась мимо. Ситников что есть силы пришпорил лошадей. Пётр увидел, что расстояние между повозками неумолимо сокращается. Страшные окрики Ситникова, которыми он подстёгивал лошадей, разносились над пустошью.

Опасный поворот приближался. Ещё раз пришпорив лошадей, Ситников наклонился вперёд всем корпусом. Ещё секунда, и двуколки поравнялись. Пётр увидел, как инженер-химик протянул женщине руку.

— Прыгайте! — закричал он.

Женщина, несмотря на всё своё мужество, была страшно испугана и ничего не соображала от напряжения. Её пальцы конвульсивно вцепились в поводья.

— Прыгайте! — закричал Ситников снова не своим голосом. — Поворот! Впереди поворот! Вы не справитесь!

Глаза женщины округлились от ужаса. Наконец она справилась с собой. Беспомощно вперившись остекленевшими глазами в не менее перепуганное лицо Ситникова, она всё же отпустила поводья и прыгнула в объятия Ситникова, повиснув на его локте. Ситников втащил её в свою двуколку и резко свернул в сторону. Тем временем повозка женщины вырвалась на поворот, лошади шарахнулись в сторону от поблёскивавшей между кочками чёрной воды. Колесо двуколки угодило на камень, и повозка, сорвавшись с упряжки, рухнула вниз. Комья бурой травы ушли вниз, запузырилась чёрная вода. Замерев на мгновение, повозка стала исчезать в топи.

Уложенный в неё багаж женщины рассыпался в пыли.

Ситников облегчённо вздохнул, лишь когда его лошади остановились в стороне от дороги. Сбившаяся пелерина женщины задралась ей на шею.

— Благодарю, месье, вы спасли мою… — по-французски заговорила незнакомка. И тут она осеклась. В мертвенно-бледном лице Ситникова было что-то, что заставило её прервать высокопарную французскую фразу.

Когда их взгляды встретились, Ситников вздрогнул, словно его прошибла молния. Светловолосая полька лет двадцати восьми, с круглыми глазами цвета морской волны и очаровательными ямочками на щеках, одной рукой держалась за уздечку, другой машинально обнимала Ситникова за шею. Лишь один раз взглянув друг на друга, они мгновенно побагровели.

Ситников несколько секунд оторопело хлопал глазами, не сводя глаз с той, кого он только что нечаянно спас, а затем церемонно снял шляпу и поклонился.

— Юлиан Ситников… учитель сына его сиятельства графа Разумовского, — представился он. — К любым вашим услугам, сударыня…

— Северина. Северина Сидорович. Можете вообразить себе, я тоже учительница…

— Я знаю. Я преисполнен раскаяния, граф поручил мне встретить вас. Но… я не знаю, как искупить мне…

— Вы всё искупили… господин Ситников. Вы меня встретили.

— Да, я вас встретил, хотя и… — тут Ситников спохватился. Румянец сошёл с его лица. — Я вас всё-таки встретил.

С большим волнением, розовея и поминутно взглядывая друг на друга, Ситников и Северина принялись собирать рассыпавшийся багаж. Его пришлось погрузить на двуколку Савельича.

Пётр, которому Ситников представил Северину, отошёл в сторону и озабоченно вытащил фотографию ситниковского надгробия и газетную ксерокопию. Ни там, ни там пока ничего не изменилось.

ГЛАВА 25

Галантный кавалер. Дама, которая не позволяет себе обрастать вещами. Изобретатель становится кузнецом. Северина просит починить телескоп. У Петра шалит интуиция.

Когда лошади остановились перед домом церковного старосты, в котором, как и предполагалось, новая учительница остановится по приезде, прежде чем земство назначит ей нечто более подходящее, Ситников помог Северине спуститься и снял с коляски багаж.

— Могу я помочь внести вам вещи? — спросил он с надеждой.

Северина взяла в руки продолговатый кожаный футляр и направилась к калитке.

— Благодарю вас, господин учитель, я справлюсь, пожалуй, сама. Здесь очень немного вещей, самое элементарное и книги. Я не люблю обрастать вещами. Точнее, не всегда могу себе это позволить.

В последних её словах Петру послышалась неясная грусть.

— Ну, тогда… — Ситников снова снял шляпу и преданно посмотрел на Северину.

Северина тоже медлила.

— Вы мне больше чем помогли. Я надеюсь…

Эти двое словно приросли взглядами друг к другу. Пётр понял, что возможность любви с первого взгляда, которую так горячо он отстаивал, больше не нуждается в его защите.

Подойдя сзади к Ситникову, он незаметно дёрнул его за забрызганный грязью плащ.

— Северина, я осведомлён о том, что граф намерен принимать живейшее участие в хлопотах относительно создания условий для деятельности школы. Смею полагать, что уже сегодня вы будете приглашены в дом и…

Северина нахмурилась.

— Признаться, мне бы этого хотелось меньше всего. Во всяком случае, сегодня. Я не устала с дороги, но мне хотелось бы побыть одной, побродить по окрестностям, возможно, познакомиться с кем-нибудь из своих будущих учеников. Буду вам весьма признательна, если вы намекнёте графу, что было бы лучше оставить меня в покое. Скажите ему, что сегодня мне хочется побыть одной и обустроиться на новом месте.

Ситников просиял и нахмурился одновременно. Северина нравилась ему всё больше, однако он немедленно расстроился, услышав, что сегодня они вряд ли снова увидятся.

Все его чувства мгновенно отобразились на его лице. Северина поощрительно улыбнулась.

— На всё воля случая, господин учитель. Если бы клюющий на дороге падаль ворон не испугал моих лошадей, мы с вами не познакомились бы. А если бы вы не забыли встретить меня на станции, мне не пришлось бы убеждать станционного смотрителя позволить взять его двуколку. И мы с вами катили бы к деревне, убивая время в беседе о погоде. Хотя… Какими науками вы интересуетесь? Химия, может быть, астрономия?

— Я изучал все науки. Я изобретатель.

Пётр испугался, что сейчас Ситников начнёт вдаваться в подробности, и опять энергично потянул его за плащ.

Изобретатель наконец спохватился и понял, что пауза красноречиво затянулась.

— Но мы ведь будем видеться, Северина. Я расскажу вам… Впрочем, я становлюсь чересчур навязчивым, а вы утомлены с дороги. Прощайте!

— Ну что вы!.. — протянула ему вслед Северина.

— Что это значит вы будете видеться? — подозрительно спросил Пётр, когда они отъехали от дома церковного старосты.

Ситников смутился и напустил на себя показное равнодушие.

— Ну, полагаю, за эти дни увидимся где-нибудь пару раз. Она посетит графа, возможно, ей понадобится моя помощь в организации школы, какие-нибудь советы…

— Да уж не сомневаюсь, что понадобятся. Она так на вас смотрела…

— Что значит смотрела? Бедняжка перепугалась и ещё не оправилась от потрясения. Ты ведь слышал, лошади понесли, потому что ворон выскользнул у них прямо из-под копыт. Бедняжка неминуемо должна была разбиться на повороте и угодить в эту топь, на месте которой потом была часовенка учительницы… Что?! — Лицо Ситникова покрылось холодным потом. — Пётр, в двадцатых годах, мне рассказывал отец, на том месте, где Северина перепрыгнула в мою двуколку, была часовенка. Её воздвигли родственники учительницы, которая погибла, провалившись в болото вместе с коляской в первый же день своего приезда. Боже, Пётр, Северина должна была погибнуть. А мы её спасли. Пётр, мы опять переписали ход истории!

— Успокойтесь, Ситников, вы переписали его несколько месяцев назад, когда решили остаться в прошлом. Именно тогда всё и перерешилось. Написано ведь на памятнике: «Твоя жена Северина». Значит, она не должна была разбиться сегодня хотя бы потому, что в конце весны вы решили, что эта эпоха вам куда симпатичнее нашей. Так что… ничего страшного. Ну не простоит тут полвека часовенка в память погибшей учительницы. Думаю, саму учительницу это не слишком огорчит. Куда больше мисс Северина расстроится, если вы не ответите ей взаимностью. Вот тогда, возможно, ей понадобится часовенка, которую воздвигнут в память учительницы, умершей от любви и бесполезных слёз. Так что давайте как можно скорее починим машину времени и уедем отсюда. Пока не поздно.

Ситникова передёрнуло.

— Что ты понимаешь! — неожиданно зло бросил он Петру. Потом, положив мальчишке руку на плечо, добавил уже мягче: — Вот ещё одно доказательство того, как я был не прав, создавая машину времени. От неё одни только несчастья.

…Всю пятницу Ситников и Пётр провели в бывшей кузнице, священнодействуя над машиной времени. Забытый хозяином Волшебный Свисток был предоставлен сам себе. Впрочем, лаборатория Ситникова представляла собой такое интересное зрелище, что иногда Петру дажеприходилось переворачивать всё вверх дном, пытаясь вызволить в очередной раз завалившийся куда-нибудь Свисток.

Резиновые колёса пришлось поменять на расклёпанные по радиусу стальные обода, чтобы автомобиль мог ехать по рельсам. Кузнечные навыки, приобретённые Ситниковым, который ввиду природной любознательности не мог не освоить валяющееся без дела кузнечное оборудование, здорово им в этом помогли.

Субботним утром Пётр проснулся от стука молотка. Ситников подправлял погнутые Петром крылья и бампер машины, когда тот носился на машине времени по лесу. Плеснув водой из медного тазика себе в лицо, Пётр подошёл к зеркалу и принялся приглаживать волосы. Взгляд его остановился на лежащей на столе рации.

— Ситников, Ситников, как меня слышите? Приём, — сказал Пётр, нажимая на кнопку вызова.

Ситников вытащил из кабины вторую рацию.

— Да, Пётр. Что случилось?

— Ничего, я на всякий случай проверил — работает или нет.

Ситников отложил рацию, взял полотенце и вытер испачканные руки.

— Пётр, давай всё перепроверим ещё раз.

Он подошёл к столу и сдёрнул с него простыню, под которой оказался картонный макет. Среди нескольких символических небольших болот была проложена маленькая железнодорожная колея, словно игрушечная железная дорога. Рядом с колеёй стояло несколько крохотных указателей — «Опасный поворот», «Начало моста», «Точка старта», «Точка невозвращения». На начальном участке макета дороги был установлен маленький паровозик, собранный Ситниковым из подручных средств — катушек из-под ниток и обрезков металла. Картонный макет машины стоял возле указателя «Точка старта».

— Значит, в воскресенье вечером, то есть завтра, мы поставим машину времени на рельсы вот здесь, возле того места, где началось строительство моста. Здесь на дороге установлена стрелка, и отсюда три мили до будущей часовенки… до места, где вчера мы увидели Северину. Стрелку мы переведём, а поезд остановим где-то до этого места утром в понедельник. Локомотив отцепим от вагонов и угоним. Он будет толкать нашу машину. Здесь, по моим расчётам, ты уже сможешь разогнать машину до трёхсот сорока километров в час. Потом машина времени перенесётся в две тысячи второй год, и здесь уже будет нормальная железная дорога. Она пройдёт по рельсам, и все.

Пётр ткнул пальцем в указатель «Точка невозвращения».

— А это что такое?

— Это место на прямом участке трассы, до которого мы ещё можем остановить поезд и не попасть в болотину. Дальше — уже нет. Нам останется одно из двух — или вернуться в будущее, или оказаться в трясине.

Пётр задумчиво стал рассматривать картонный макет.

Стук в дверь заставил его выйти из оцепенения.

— Господин учитель, можно? — раздался под дверью женский голос.

— Северина! — всполошился Ситников. — Давай быстрее чехол.

Пётр спешно стал натягивать на машину времени чехол, а Ситников тем временем побежал к дверям. Путаясь в тяжёлой ткани, Пётр кое-как замаскировал машину и кивнул изобретателю. Ситников наконец отважился открыть дверь. Северина Сидорович осторожно вошла в бывшую кузницу с продолговатым футляром в руках.

— Здравствуйте, — смущённо сказала она. — Я собралась прогуляться по лесу, по дороге отважилась заглянуть к вам. Надеюсь, вы простите мне мою навязчивость?

Ситников сделал попытку пригладить торчащий на голове хохолок. Его лицо расплылось в счастливой улыбке.

— Добрый день, Северина! Какой приятный сюрприз!

Ситников, второпях забывший про макет на столе, покраснел, словно пойманный за руку воришка.

— Мы с моим воспитанником делали игрушечную железную дорогу.

Северина с любопытством стала разглядывать макет и смешной паровозик.

— Я решилась побеспокоить вас просьбой. Когда я разбирала свои вещи, оказалось, что мой телескоп испорчен. Я хотела подарить его подруге, она живёт в Санкт-Петербурге и тоже интересуется астрономией. Я планировала навестить её во вторник, а тут такая незадача. Я вспомнила, что вы интересуетесь наукой, и подумала — может быть, вам удастся что-нибудь сделать.

Северина открыла коробку и достала прибор в тонкой латунной оправе. Хотя телескоп был, судя по всему, не новым, содержался он в превосходном состоянии: латунь была отшлифована до блеска, а на линзах не было видно ни единого пятнышка или пылинки. Учительница вручила телескоп Ситникову, который приложил его к глазу.

— Может быть, там что-то с линзой, — добавила пани Сидорович. — Если приложить вот так, то ничего не видно, всё как в тумане. Но если чуть-чуть повернуть направо в среднем звене, то…

Она наклонились к телескопу рядом с Ситниковым, чтобы показать, как нужно его поворачивать. Длинные светлые локоны скользнули на плечо изобретателя, и тут Пётр увидел то, что не могло бы присниться ему в самом невероятном сне: как в бреду, Ситников взял её светлую прядь и поднёс к губам. Северина медленно подняла взгляд на инженера-химика, приподнялась на цыпочки и легко коснулась его губ своими губами… Пётр многозначительно кашлянул. Двое влюблённых вздрогнули и отпрянули друг от друга.

— Я постараюсь починить его к вечеру, Северина.

— Да нет же, не стоит заниматься им в ущерб вашим занятиям. Иное дело, если найдётся свободная минутка. Я же пока пройдусь по лесу. Люблю лес…

Виновато улыбнувшись, Северина ещё помедлила и затворила за собой дверь. Несколько минут Ситников стоял, уставившись в дверной проём, где только что была молодая женщина. Потом он повернулся к столу и бережно провёл пальцем по коробке телескопа.

— Что же, Ситников, вы по-прежнему отрицаете любовь с первого взгляда?

Изобретатель печально посмотрел на своего юного приятеля.

— Ах, отстань, Пётр. Ты же видишь, что нам лучше убираться отсюда как можно скорее. Эта женщина переворачивает мне душу.

Сдёрнув чехол с машины времени, Ситников снова принялся возиться с мотором. Некоторое время прошло в молчании. Вдруг Пётр ощутил неясное беспокойство. Он сам не мог объяснить, откуда оно взялось.

Некоторое время он пытался развлекаться, превращая сухие ветки калины, собранные Ситниковым в букет, сначала в ярко-синие сочные васильки, затем в тропические красные цветы, которые обожала тётя Эльза. Поболтав немного со Свистком, Пётр удивлённо отметил, что его тревога не проходит, наоборот, странное беспокойство, поднявшееся из недр интуиции, крепнет.

Ещё раз покосившись на Ситникова, поглощённого двигателем машины времени, Пётр присел к столу, положил голову на локти и сжал виски руками. Когда наконец он оторвался от стола, его глаза потемнели.

— Ситников, — сказал он таким тоном, что изобретатель невольно вздрогнул, — я уверен, что Северина Сидорович попала в беду.

ГЛАВА 26

Северина исчезла. Пётр обнаруживает талант следопыта. Тишина в лесной сторожке. Вынужденная прогулка. Ничего утаить не удалось. Вызов состоялся.

Минуту спустя Ситников и Пётр скакали в сторону леса. Пётр, пребывавший отнюдь не в восторге от вынужденной верховой езды, искренне надеялся, что это его последняя скачка. Он то и дело подскакивал на спине коня, обхватив что есть силы Ситникова обеими руками.

— Думаю, нам следует скакать в сторожку вашего приятеля Витожинского, — сообразил Пётр. — Я уверен, что между этими двоими существует какая-то связь.

Пётр даже не заметил, какой эффект произвели на Ситникова его последние слова. Тот побледнел и остановился как вкопанный. Затем, о чём-то догадавшись, стал спешно собираться.

— Она не учительница. Она никакая не учительница… — расслышал Пётр невнятное бормотание.

…Лесной полумрак окутал всадника с мальчиком впереди седла, едва они вступили, натянув поводья и заставив коня перейти на шаг, под кроны высоких старых дубов. Очевидно, нервы Ситникова совсем сдали.

— Северина! — пронзительно закричал он, соскакивая с лошади.

Плотная лесная тишина и шум деревьев были ему ответом.

— Ситников, странно, что мы не нагнали её по дороге. Вы же сами говорите, что она могла пойти только этой дорогой. К тому же она сказала, что собирается на прогулку. Даже если она бежала со всех ног, подобрав юбку, и то мы должны были её настигнуть. Давайте вернёмся немного назад, меня кое-что смутило.

Ситников снова вскочил на коня, подтянув к себе Петра. Проскакав миль семь, они спешились.

— Вот, смотрите. На этом месте земля истоптана так, будто человек и конь здесь топтались очень долго. Вот он вытряхнул пепел из трубки. Посмотрите, вся трава кругом ощипана. А теперь смотрите дальше. Вам не кажется, что вот здесь, на мягкой глине, следы маленьких женских ботинок? Похоже на то, что некто на коне спешился здесь и поджидал вашу Северину, причём довольно долго. Показалось мне, Ситников, или ваш знакомый лесник действительно набивал трубку, когда вы остолбенели, узнав меня в его сторожке?

— Значит, моя догадка верна. Она появилась в наших краях не случайно. Она приехала для того, чтобы встретиться с господином Витожинским…

— Но это ещё не всё, Ситников. Теперь давайте прогуляемся пешком.

Они направились в глубь леса. Немного пройдя, Пётр остановился. Прямо под его ногами Ситников увидел недавно погашенное кострище. И здесь тоже всё вокруг было истоптано конскими копытами.

— Как ты догадался, Пётр?

— Очень просто. Вы были слишком взволнованны из-за Северины. Поэтому не заметили того, что заметил я. Когда мы проскакали мимо этой опушки в первый раз, я уловил слабый запах костра, мне даже показалось, что между деревьями мелькнул дымок. Я не придал этому значения. Но потом подумал, что как-то странно получается — один всадник долгое время топчется у дороги, поджидая девушку, второй всадник всё это время отсиживается в лесу по пути, по которому должен проскакать первый всадник, причём оба они оставляют свой дозор в одно и то же время.

— Пётр, нужно скакать к Витожин-скому.

— Ну уж нет, Ситников. На этом месте наше расследование должно завершиться.

Не вы ли сами с утра ковырялись в машине времени, делая всё для того, чтобы мы могли унести отсюда ноги как можно скорее. Не нужно переписывать историю так уж кардинально. Вы сами знаете, что любой неверный шаг, который сделаем мы, пришельцы из будущего, может иметь необратимые последствия и для нашего времени, и для этого. Вы уже однажды спасли Северину. Вы не можете спасти её ещё раз. Ситников, вы учёный… Предоставьте Северину Сидорович её собственной судьбе. Той, которую она избрала для себя.

— Пётр, ты ничего не понимаешь. Как ты можешь называть неверным шагом спасение женщины, поступки которой не могут вызывать ничего, кроме уважения! Даже если она солгала и она совсем не учительница, а прибыла сюда с некоей миссией, к которой имеет отношение Витожинский, то… Пётр, он о многом рассказывал мне, он мне доверился, и, если теперь над этими людьми нависла опасность, я считаю своим долгом броситься им на помощь. Я выбрал себе это время, Пётр, потому что оно показалось мне симпатичнее нашего. И я не хочу покинуть его как праздный турист, равнодушно взирающий на горести аборигенов. Тем более Северины!

Упоминание имени возлюбленной заставило Ситникова прервать спор. Он снова вскочил на коня, протягивая руку Петру, и мгновение спустя конь мчался к просвету между деревьями. Ветви хлестали Ситникова по лицу, свалилась и покатилась по траве его широкополая шляпа. Теперь он не сомневался, что держать путь нужно к притаившейся в глуши лесной сторожке.

…Недалеко от того места, где Пётр испугался приручённого медведя Цыгана, всадники увидели стреноженного коня.

— Поручик, — прошептал Ситников, спешиваясь. — Его конь.

— Погодите, Ситников, — предпринял Пётр последнюю попытку переубедить своего друга. — Поручик Зайченко! Тот, кто застрелит вас послезавтра. Именно потому-то вам туда и не надо. Вы говорили мне, что обходите этого человека за три версты и не вступаете с ним в перепалки, потому что он не скрывает, что недолюбливает вас. Зачем же вам сейчас самому лезть на рожон?!

— Пётр, я никогда не был трусом. Если судьбе угодно, чтобы я вступил в схватку с этим негодяем, я это сделаю. И не только во имя Северины Сидорович. Эти люди заслуживают того, чтобы каждый честный человек помогал им. Вперёд!

— Ну хорошо, Ситников. В конце концов, вас убьют в понедельник, а сегодня только суббота. Хотя, возможно, спасение Северины от бесславной смерти в болоте кое-что изменило. Дайте-ка я взгляну на фотографию.

— Что толку? Всё равно на ней не видно даты моей смерти.

— Не видно-то не видно. Только мне придётся ещё раз обжечь себе руки.

Отойдя в сторонку, Пётр положил фотографию на невысокий пенёк. Присев перед ним на корточки, он прочитал заклинание. Снова огненные змейки заметались на глянцевой поверхности фотоснимка, но на этот раз всё оказалось немного проще. Подув на ладони скорее машинально, нежели потому, что они болели, Пётр поднял на Ситникова недоумевающий взгляд.

— Вот теперь я ничего не понимаю. «Убит», и дата смерти не изменились. Только вашей фамилии больше здесь нет. Ничьей фамилии нет. Осталась только подпись «Северина».

Не дослушав Петра, инженер-химик волоком потянул его дальше. Они и без того потеряли много времени.

Подозрительной тишиной встретила Ситникова и Петра полянка, где примостилась хижина лесника. Не таясь, путники решительно направились к ней.

— Витожинский! — зычно крикнул Ситников, громко постучав в дверь.

Дверь распахнулась сама. В лицо Петру ударил запах мяты. Жужжание мух, роем поднявшихся от стола с недоеденным завтраком, было единственным звуком, нарушавшим тревожное безмолвие.

Пётр, кругом обойдя хижину лесника, окликнул Ситникова снаружи.

— Ситников, здесь был только один всадник. Тот, кто жёг в лесу костёр. Я заметил, что у его коня искривлена подкова.

— Да. Он жаловался мне вчера на то, что его конь слегка захромал.

— Но где лесник и наша учительница?

Тень скользнула позади Ситникова. Пётр и инженер-химик обернулись. Бледный Витожинский стоял перед ними, многозначительно держа руку в кармане охотничьей куртки.

— А вам что здесь нужно, господин учитель? — глаза лесничего недобро поблёскивали.

— Где Северина? — выдохнул Ситников, не слушая Витожинского.

— Значит, это вы её таинственный спаситель, о котором она не успела рассказать. Она сказала, что волею судьбы познакомилась с человеком, который спас ей жизнь и который не может не быть достоин её доверия… Северина сейчас совершает романтическую прогулку с господином поручиком. Этот подонок, похоже, следил за нами с самого утра. Он настиг нас, когда мы подъезжали к лесу, в игривой форме полюбопытствовал о том, как скоро новая учительница успела познакомиться со мной так коротко, что прекрасно чувствует себя впереди меня на моём коне. Потом он предложил ей прогуляться. Ей не оставалось ничего другого, как согласиться. Она ведь сказала ему, что видит меня впервые и что я любезно предложил ей посетить мою сторожку. Было бы удивительно, если бы она заартачилась.

— И где они теперь?

— Отправились, если я не ошибаюсь, к озеру, привязав коня у оврага.

— Что намерены делать вы?

— Ждать развития дальнейших событий.

— Вы полагаете, имеет место не просто обычный флирт волокиты-солдафона? Скажите мне, ради бога, Витожинский, то, что Северина приехала под видом учительницы, — это всего лишь прикрытие? Вы должны были помочь ей осуществить какое-то рискованное предприятие?

— Восстание захлёбывается в крови, учитель. Но последние его очаги ещё сражаются. Моя сестра прибыла сюда, чтобы закчпить партию оружия.

— Ваша… сестра?

— Северина — моя кузина.

Надо было видеть, какое облегчение, несмотря на трагизм обстоятельств, прочиталось на лице Ситникова.

— Полагаете, этому человеку уже всё известно о вас и о ней?

— Могу только теряться в догадках.

— Я не знаю, как мне лучше сейчас поступить, Витожинский. Пока я собираюсь прервать романтическую прогулку учительницы и господина поручика. У меня есть на то основание: я считаю своим долгом ознакомить коллегу с ситуацией относительно крестьянских детей, с которыми ей предстоит работать.

Последние слова Ситников произнёс надменно-театральным голосом.

— Они должны быть у озера. Что ж, поспешим, — сказал он. — Вам, Витожинский, лучше остаться здесь и поменьше попадаться на глаза господину поручику. И прошу вас, поверьте — в моём лице вы обрели если не друга, то человека, всемерно понимающего мотивы ваших поступков. Ваших и сударыни Северины.

Продираясь сквозь заросли, Ситников потащил Петра к озеру. Пётр нащупал в кармане Свисток. Всё говорило ему о том, что развязка событий вот-вот наступит.

Впереди просветлело, влажный воздух минут сорок спустя подсказал Петру, что озеро находится совсем близко. Две фигуры застыли у обрыва, из которого торчали корни огромного дерева. К этому дереву прислонилась спиной молодая женщина. Рядом, выпятив грудь, стоял поручик Зайченко.

Пётр прищурился, стараясь разглядеть черты его лица. Никакого сходства с Русланом Зайченко. Разве что взгляд — столь же наглый взгляд человека, наслаждающегося своей вседозволенностью.

— Представляете, сударыня, — донеслось до Петра, — случается иногда, что поздним осенним вечером или ночью едешь по служебному поручению, и кажется, вот так в темноте будешь ехать бесконечно. Кажется, что никогда не окончится эта ночь, а впереди у тебя только хлябь, грязная дорога, голые поля и безнадёжность. И вдруг, когда уже сливаешься с этой горькой тишиной, с этим вечным одиночеством, видишь впереди сверкающий меж деревьев огонёк. Приближаешься к нему и видишь светящееся окошко, за которым рассчитываешь найти приют и ласку… Немного ласки, тепла… — Вы понимаете меня, сударыня Северина?

Звонкий женский смех всколыхнул тишину над озером, заставив птиц защебетать испуганно и встревоженно.

— Вы очаровательны, поручик. Никогда прежде не встречала жандарма, который так искренне старался бы облекать похабности в напыщенную форму.

Дальше Северина добавила что-то ещё, чего Пётр не расслышал.

— Как понимать ваши слова, сударыня? Вы… Как вы смеете так говорить с офицером Его Величества?!!

Ситников решительно двинулся к берегу, оставив своё укрытие, однако Северина, не дожидаясь помощи, нервно зашагала вдоль берега. Поручик Зайченко дёрнулся было за ней, однако, подумав, застыл на месте. Хищная улыбка появилась на его лице.

— Недоразумение с новой учительницей, господин офицер? — последние слова Ситникова предназначались как раз для того, чтобы Зайченко не сомневался в том, что учитель слышал последнюю часть разговора.

— Вы подслушивали, учитель?

— Нет, новая учительница говорила достаточно громко. Простите, я должен её догнать. Собирался рассказать ей о ситуации с местными будущими учениками.

— Боюсь, что сударыне народолюбице не пригется собрать своих воспитанников в школь. ном классе. Так что не трудитесь, i учитель.

— Что вы имеете в виду?

— Гнездо бунтовщиков, свитое ими под самым носом его сиятельства.

Лукавить было бессмысленно. Это хорошо понимали и поручик, и Ситников, и притаившийся в кустах Пётр.

— Вы… У вас поднимется рука на женщину?

— У меня — нет. У того, с кем ей придётся беседовать в Третьем отделении, — возможно. Впрочем, она столь хороша собой, что, возможно, удостоится лучшего обращения, нежели её родственник Вито-жинский, который напоминает мне, простите, того страуса, который невинно демонстрирует свою заднюю часть, высунув её из песка, в который он предварительно спрятал голову.

— Вы… омерзительны, поручик. Неужто вам не противно от своих собственных слов, не говоря уже о поступках?

Поручик Зайченко в упор посмотрел на Ситникова. Нет, он ничему не удивился. Подобные вещи ему в последний год регулярно приходилось выслушивать от тех щенков с длинными аристократическими пальцами и не менее длинными родословными, с которыми он старался «по-отечески» побеседовать, прежде чем отправить их по ту сторону Урала. Но этот худосочный учитель…

Поручик возмутился и, вскинув голову, объявил:

— Я вас вызываю. Стреляться будем без секундантов. Гневить Господа завтра мы не станем. В понедельник в девять утра на этом месте.

С этими словами поручик жандармерии Семён Зайченко, злорадно улыбаясь, резко развернулся и энергично зашагал в сторону оврага, где он привязал свою лошадь.

Ситников вернулся в заросли, где притаился Пётр. Особой тревоги его взгляд не выражал.

— Надеетесь на то, Ситников, что дуэль назначена на девять утра, а в восемь утра локомотив, который нас отсюда увезёт, прибудет на станцию?

— Полагаешь, что произойдёт что-то непредвиденное?

— Ну, не знаю. Теоретически — да. Вдруг поезд опоздает?

Пётр увидел, что последние его слова прошли мимо ушей Ситникова. Инженер-химик неотрывно следил взглядом за удаляющейся фигуркой Северины.

— Ступай к Витожинскому, хорошо? Расскажи ему, что здесь произошло. А я пока догоню Северину…

ГЛАВА 27

Вечерняя прогулка с воспоминаниями и любованием звёздами. Северина рассказывает о себе. Влюблённый изобретатель. Каждый выбирает свою дорогу. Последняя ночь в прошлом.

Северина почти обогнула озеро, когда её догнал запыхавшийся Ситников.

Она не удивилась, обернувшись на его шаги, и улыбнулась ему как старому знакомому. Не находя слов от волнения, Ситников молча взял её под руку и стиснул в руке её холодные пальцы.

— Вы хотите вернуться туда, в сторожку?

Она вскинула на него быстрый взгляд, в котором опять же не было ничего похожего на удивление.

— Вы всё слышали?

— Почти всё.

— Омерзительный тип…

— Да, Северина.

— Знаете, господин учитель… Юлиан. Мне хочется пройтись. Вы проводите меня до деревни?

— Разумеется. Именно это я хотел вам предложить… Если вы не возражаете, мы можем заглянуть ко мне, и, если вас не смущает гостеприимство старого холостяка, мы с вами выпьем чаю с малиновым вареньем и попробуем разобраться с вашим телескопом.

…Пётр, сбиваясь и старательно увиливая от небезопасных мест в изложении своей истории, всё ещё рассказывал Вито-жинскому о произошедшем на озере, когда Ситников и Северина торопливо шагали к деревне. Начал накрапывать дождь, и погружённая в красноречивое молчание пара невольно вынуждена была ускорить шаги.

Войдя в бывшую кузницу, Северина первым делом направилась к телескопу.

— Вы любите астрономию, Северина? Удивительное пристрастие для молодой женщины.

— Оно досталось мне в наследство от отца. Вместе с этим телескопом.

— Женщине сложно заниматься в наше время наукой. Особенно в России.

— Женщине вообще сложно… заниматься тем, что влечёт её сердце. Иногда этому мешает собственная нерешительность, иногда — внешние обстоятельства. К сожалению, тихая домашняя жизнь и занятия наукой — то, о чём я мечтала с детства, и то, чем, увы, заняться я себе позволить не смогла. Точнее, мне этого не позволили… люди и события.

— Какие события? — глядя в упор на Северину, спросил Ситников.

— Мой… родственник Виктор Вито-жинский рассказал мне о вашем с ним разговоре. Полагаю, вы осведомлены о некоторых вещах… Но сейчас мне не хотелось бы об этом говорить. Я чувствую себя, сейчас, наверное, так, как мог бы чувствовать себя матрос, сошедший на землю после длительного плавания. Я не знаю, что приключится со мной завтра. Правда, не знаю. Но сейчас мне спокойно и хорошо. Это, — она смело посмотрела в глаза своему собеседнику, — благодаря вам, Юлиан…

Ситников, краснея, дрожащими руками возился с телескопом. Никакой серьёзной поломки не обнаружилось; как и предполагала Северина, слегка сместилась линза. Он догадался, что Северина лишь нашла повод заглянуть в его лабораторию.

— Вот и готово, Северина. Хотите, взглянем на Луну?

— С удовольствием. Неспешные наблюдения за звёздным небом — то, чего мне очень не хватает уже полтора года.

— А где ваш отец, Северина? — некстати спросил Ситников.

— Погиб. Недавно, — сухо ответила Северина. — Я соврала вам, сказав, что привезла этот телескоп в подарок подруге и потому он спешно нуждается в починке. Я не расстанусь с ним ни за что на свете.

Ситникову показалось, что глаза женщины заблестели. Он пожалел о том, что обратил её к мрачным воспоминаниям.

— Давайте вынесем телескоп на крыльцо и полюбуемся небом, хорошо? — Ситников вскочил со стула и, обойдя Северину сзади, бережно взял её руку в свою и увлёк за собой.

— Вот, взгляните, — сказала она. — Этот кратер называется Коперник. А вон там, ближе к Северному полюсу, кратер Галилей.

Ситников едва взглянул на лунные кратеры и уставился на Северину.

— У вас так оживают глаза, когда вы говорите о звёздах…

Она смутилась.

— Ну вот, вы напоминаете мне о том, что я играю роль учительницы и должна занимательно рассказывать детишкам всякую всячину…

— Не прерывайте урока сейчас, Северина. Мне больше нравятся ваши глаза, когда в них отражаются звёзды, чем когда в них видны следы пролитых вами прежде слёз. Я не лукавлю, мне очень хорошо сейчас с вами… заниматься лунной географией. Скажите, откуда у вас такая тяга к астрономии?

— Когда мне было одиннадцать лет, я заболела корью и пролежала дома три месяца. Отец принёс телескоп и поставил около моей постели. Я целыми вечерами разглядывала Луну. Я мечтала и задавалась вопросом: смогут ли когда-нибудь люди поехать на Луну так же, как сейчас они путешествуют на поездах?

— Ещё бы! — оживился Ситников. — Лет через восемьдесят-сто будут изобретены космические корабли. Представьте себе огромные ракеты, которые с помощью мощных зарядов…

Северина перебила его:

— Могут преодолеть земное притяжение и пронести нас через космос, да? Я тоже заболела этой книгой, Ситников.

— Какой книгой? — не понял Ситников.

— Но вы ведь сейчас говорите о смелых предположениях Жюля Верна, его книге «Из пушки на Луну», мне тоже принёс её отец…

Ситникову снова пришёл черед удивляться.

— Вы тоже любили Жюля Верна?

Она с восторгом воскликнула:

— Да я его обожаю! Обожала прежде… — добавила она тихо.

— О, Северина, когда я прочитал в детстве «Двадцать тысяч лье под водой», я был так потрясён, что…

— Неправда, Ситников, вы не могли читать её в детстве! Она появилась всего год назад…

Ситников прикусил губу.

— Э-э… Я имел в виду, что почувствовал себя ребёнком, стоящим на пороге открытия мира, когда читал её.

Ситников придвинулся к Северине и взял её руку в свою ладонь.

— Северина, я так давно не встречал женщин, которые любят книги… и Жюля Верна, и глядеть на звёзды в телескоп…

Северина ответила просто:

— А я, Юлиан, никогда прежде не встречала человека, к которому чувствовала бы то, что сейчас чувствую к вам.

Луна, которой не требовались увеличительные линзы, стала свидетелем первого безмолвного поцелуя людей, соединившихся после того, как один из них пересек межпространственный коридор.

Поздней ночью топот копыт раздался за оградой бывшей кузницы. Лесничий Витожинский, догадавшись, что Ситников не спешит возвращаться за Петром, верхом привёз парнишку, который сразу же скользнул спать. Недолго поговорив у ограды с Севериной, Витожинский условился с ней о следующей встрече и ускакал.

Северина в сопровождении Ситникова направилась к дому старосты…

…Пётр проснулся поздно, догадавшись, что наступило воскресенье. Он с недоумением уставился на постель Ситникова. Очевидно, тот со вчерашнего вечера не прикасался к ней.

— Ситников, Ситников… — пробормотал Пётр. — Надеюсь, что вы отдаёте себе отчёт в том, что делаете.

Выйдя во двор, он увидел Ситникова, спящего возле плетня в мечтательной позе. Пётр догадался, что Ситников так и просидел всю ночь во дворе, грезя о Северине Сидорович. Он проснулся, лишь когда Пётр тронул его за плечо, и, покорно улыбаясь, двинулся в дом.

— Знаете, Ситников, меня всё больше заботит эта история. Может быть… Мне кажется, лесничий Витожинский очень неравнодушен к своей кузине. Вчера, по крайней мере, весь вечер он просидел чернее тучи, и не думаю, что это потому, что он расстроился из-за вашей предстоящей дуэли. Я могу… В практической магии есть определённые приёмы, которые могут вынудить Северину побольше думать о Витожинском и поменьше — о вас.

— Нет, Пётр. Нельзя мешать людям страдать. Страдания облагораживают душу. Тем более страдания любовного свойства. Северина должна переживать и мучиться, раз уж её посетило чувство… — Внезапно Ситников осекся, поняв, что несёт несусветную чушь. — Нет, Пётр, нет, ни под каким видом. Ты не должен поддаваться искушению облегчать людям их желание добиться взаимности. Ужасная неприятность, которая случилась с тобой в будущем, когда ты не устоял перед соблазном подсластить переживания своей сестрёнке, могла ведь не случиться, если бы ты был осмотрительнее в том, что касается человеческих отношений. Не следует, Пётр, впутывать в них магию. Хорошо, если ты по-настоящему постараешься это понять…

— Подождите, Ситников… — Пётр чего-то не понимал. — Что может произойти в моём будущем после того, как мы вернёмся?

— Не будем гадать сейчас, Пётр. Решения, которые определяют всю нашу дальнейшую жизнь, мы должны принимать самостоятельно. Хотя, видит бог, непросто принять верное решение. Именно оно чаще всего кажется нам самым неправильным.

Эта туманная фраза слегка расстроила Петра, оставив его в полном недоумении.

…День прошёл без особых приключений. Ситников до обеда спал как убитый, послав деревенского мальчишку к графу, дабы тот сообщил, что учитель чувствует себя нездоровым, промочив ноги во время прогулки по болоту. Пётр бесцельно слонялся по лаборатории, ломая голову над подоплёкой последних слов, сказанных ему Ситниковым.

Уже в сумерках, закончив последние приготовления, Пётр и Ситников погрузили машину времени на тележку и, пыхтя и надрываясь, отбуксировали её к лесу, в то место, где рельсы вклинивались в угодья графа Разумовского. С трудом они поставили машину на рельсы. Ситников всё предусмотрел — ни один поезд не должен был пройти здесь до завтрашнего появления локомотива.

Ещё некоторое время прошло в молчании. Ситников принялся раскладывать костёр.

— Мы будем ночевать здесь?

— Конечно. Не забывай, что случилось с ней из-за нашей небрежности в две тысячи двадцать седьмом году. Ею может завладеть… какой-нибудь предок Руслана Зайченко.

Снова Ситников замолчал. Наконец, тяжко вздохнув, он сказал:

— Пётр, я принял решение. Завтра я не вернусь с тобой в будущее.

Ларин Пётр не нашёлся, что сказать.

— Вы о чём, Ситников?

Ситников грустно посмотрел на него.

— Разве не ясно? Я люблю эту женщину.

— Боже, Ситников, я же вас предупреждал! Ну вот, завтра вас убьют на дуэли. И ваша Северина сможет лишь поставить вам памятник с сентиментальной надписью.

Пётр ткнул Ситникову фотографию.

— Пётр, будущее можно изменить, и ты теперь знаешь об этом так же хорошо, как и я. Оно пока ещё не написано. Каждый человек создаёт своё будущее самостоятельно. Я не хочу позволить этой фотографии определить мою судьбу и пойти на поводу у предопределённости. Я хочу прожить свою жизнь, руководствуясь тем, что я считаю правильным… и своим сердцем.

— Ситников, вы же понимаете, что в таком случае ваша жизнь продлится ещё один день. Ситников, боже мой, Северина ведь умная женщина, она не такая, как другие. Вы должны поговорить с ней. Сказать ей правду. Она поймёт. Она будет знать, что вы должны вернуться в будущее. И ей будет не так больно.

— Как ты себе это представляешь, Пётр? Мы сами не очень-то хорошо понимаем, как это у нас получилось. Северина тронется умом, если я заговорю с ней об этом. Или подумает, что разыгрываю её.

— Может быть. Но… почему не взять её с нами в будущее?

— Её в будущее… — Петру показалось, что эти слова отрезвили Ситникова.

С минуту тот молчал.

— Спасибо, Пётр. Ты напомнил мне о том, что я прежде всего учёный. И я в ответе за последствия своих экспериментов. Никому не дано права вмешиваться в пространственно-временную последовательность ради своих страстей. Мы вернёмся в две тысячи второй год и уничтожим эту проклятую машину. Кто бы мог подумать, что путешествовать во времени — это так больно?

ГЛАВА 28

Прощание, не принесшее облегчения. Ситников решает напиться. На фотографии пока ничего не изменилось. Билет в одну сторону. Северина прыгает из вагона.

Пётр так и уснул у костра, накрывшись грубым шерстяным одеялом, прихваченным для него Ситниковым. Тепло пылающих веток разморило его, и парнишка сам не заметил, как уснул. Последнее, что он увидел, прежде чем смежить веки, — скорбный профиль Ситникова, склонившего голову на колени в напряжённом раздумье.

Прошёл почти час, когда Ситников наконец решился. Рывком поднявшись, он почти бегом двинулся к дороге. Полчаса спустя он перемахнул через забор дома церковного старосты и несмело постучал в окно Северины Сидорович.

Крохотный огонёк свечи явственно говорил о том, что в комнатке не спят. Северина отворила окно почти сразу. Она всё с тем же ничему не удивляющимся взглядом зябко куталась в тёплый шерстяной платок.

— Это я, Ситников, — несмело подал голос изобретатель.

— Вижу, — улыбнулась Северина.

О том, что происходит нечто ужасное, Северина догадалась сразу. Насмешливоприветливая улыбка исчезла с её лица.

— Погоди, я сейчас открою засов, и ты войдёшь.

— Нет, Северина, нет.

— Что-то случилось?

— Нет… То есть да. Северина, я пришёл попрощаться.

Северина непонимающе помотала головой.

— Как попрощаться? Ты… уезжаешь? А когда ты вернёшься?

— Северина… Никогда. Мы, боюсь, больше никогда не увидимся.

— Юлиан… — прошептала она потерянно.

— Северина, я хочу сказать, что очень люблю тебя. Но я понял, что мне здесь не следует больше находиться. Мне здесь, как оказалось, всё же не место. — Ситников старался быть предельно искренним. — Я должен вернуться туда, откуда приехал.

— Но откуда, Юлиан?

— …Любимая, я не могу тебе этого сказать.

В одно мгновение молодая женщина перепрыгнула через подоконник и, роняя платок, оказалась рядом с Ситниковым.

— Тогда… Тогда возьми меня с собой.

— Он отвёл глаза.

— Туда, куда я уезжаю, я не могу тебя взять. Даже если бы я очень захотел, я не смог бы взять тебя с собой, — он умолк. — Поверь, я никогда тебя не забуду. Я очень тебя люблю.

Она беззвучно расплакалась, пряча лицо в ладонях.

Хлопая ресницами, он смотрел на неё как побитая собака.

— Я… я не понимаю, что ты хочешь сказать, — с трудом выговорила она, глотая слёзы.

— Северина, ты не сможешь понять это.

— Но я должна знать. Если ты действительно любишь меня, скажи правду.

Ситников долго молчал, не решаясь выговорить ни слова. Наконец он решился.

— Северина, я из будущего. Я прибыл сюда на машине времени, которую сам придумал. И я должен вернуться обратно, в две тысячи второй год.

Его слова произвели неожиданный эффект. Глаза Северины сверкнули гневом.

— Да, безусловно, Юлиан. Я всё понимаю. Я тоже очень люблю Жюля Верна. Именно потому, что я тебе об этом сказала, ты решил поиздеваться надо мной столь дурацким образом? — Она залепила Ситникову звонкую пощёчину. — Я думала, ты хотя бы уважаешь меня. А ты придумал такую отвратительную глупость! Ты просто мог сказать мне, что больше не хочешь меня видеть. По крайней мере, по отношению ко мне это было бы честнее!

Она повернулась и пошла к дверям в дом старосты. Ситников сдавленно прошептал:

— Но я сказал тебе правду…

В ответ из-за двери донеслись рыдания. Ситников постоял у окна ещё несколько секунд, потом сорвал с ближайшего куста цветок шиповника и положил его на подоконник. Потом он горестно поплёлся к калитке.

…Хозяин небольшого кабачка уже готовился запирать заведение, когда нетвёрдой походкой к дверям подошёл уважаемый им учитель Ситников. Казалось, Ситникову наплевать на то, что он пришёл в такой поздний час. Равнодушно скользнув взглядом по трактирной стойке, Ситников уставился на хозяина кабачка, и тот понял его без слов.

Высокая бутылка появилась в его руке.

— Как для вас, господин учитель. Фабричная.

Ситников молча опрокинул стакан. Хозяин не решился намекнуть своему позднему посетителю на то, что пора бы и честь знать. Разумеется, любого другого он бы, не раздумывая, вытолкал взашей. Но Ситников… Тут кабатчик смутился. Никогда прежде он не видел учителя не то что пьяным — даже чуть навеселе.

— Дрянные новости, господин учитель?

Ситников пробормотал что-то невнятное, и у кабатчика мелькнула мысль о том, что его запоздавший собеседник не слишком силён в единоборстве со спиртным. Ещё он подумал о том, что спозаранку ему придётся поспешить на станцию. Однако Ситников, посмотрев на него более дружелюбно, попросил налить ещё…

…Пётр проснулся у давно потухшего костра, когда над горизонтом уже висел багрово-красный диск. Солнечные лучи успели немного согреть землю.

— Ситников, мы не проспали?

Ответом ему была тишина.

Пётр вскочил. Ситникова рядом не было.

Теряясь в самых неожиданных догадках, Пётр вытащил из кармана фотографию. Не жалея ладоней, которые в этот раз припекло сильнее, чем в предыдущий, он выпустил на снимок огненную змейку. Дата смерти Ситникова по-прежнему была отчётливо видна на снимке. Фамилии убитого по-прежнему не было.

Лошадиный топот заставил Петра вздрогнуть. Ситников, взмыленный не в меньшей степени, чем его лошадь, спрыгнул рядом с машиной.

— Я взял лошадь у хозяина кабака. Чёрт, я напился! Пётр, я напился, я пил полночи напролёт, пока не свалился. Утром добрый хозяин позволил мне оседлать его лошадь. Мы оставим её где-нибудь на станции, так мы с ним условились, позже её заберёт его сын… Впрочем, боюсь, придётся её просто выпустить.

Тем временем пожилой кассир на железнодорожной станции с удивлением поприветствовал блондинку в дорожном костюме с припухшими веками, выдававшими недавние слёзы.

— Чем могу служить, сударыня?

Чёрная вуаль опустилась на тонкое нервное лицо.

— Билет до Пскова, — отрывисто выговорила женщина, сжимая в руках небольшой баул.

— Туда и обратно?

— Нет, в одну сторону.

…Пуская из цилиндров клубы горячего пара, пассажирский поезд, ведомый новеньким локомотивом, приближался к станции. Северина Сидорович была среди немногочисленных пассажиров, садящихся в вагон. Опухший после бессонной ночи кабатчик, поднимаясь следом за ней, чрезвычайно обрадовался, завидев знакомое лицо, с коим можно было поговорить о ночном происшествии.

Когда часы на станции показали восемь часов, локомотив дал протяжный свисток, и поезд медленно тронулся. Северина съёжилась у окна. Ей отнюдь не улыбалась перспектива соседства со словоохотливым кабатчиком.

Она с трудом заставляла себя изображать внимание, пока суть рассказа не обожгла её сознание.

— Вы не представляете, милейшая, как убивался учитель сынка его сиятельства графа. Никогда не видел, чтобы человек так убивался из-за женщины. Я ему: не надрывайтесь, поостыньте, а он: я не знаю, дескать, как теперь жить после того, как я нанёс такую обиду этой женщине. Она, говорит, и так, бедняжка, натерпелась, она, говорит, отца похоронила, говорит, одна-одинёшенька на целом свете, а я так полюбил её…

Северина повернулась к попутчику, отбросив вуаль:

— Это был учитель сына его сиятельства? Юлиан! — закричала Северина, бросаясь к дверям тамбура.

На площадке между вагонами она рванула на себя ручку экстренного торможения. Поезд затормозил и спустя несколько секунд остановился. Северина выпрыгнула из вагона и побежала назад к станции. Окликнув извозчика, она приказала что есть силы скакать обратно в деревню.

На бегу роняя шляпу, она вбежала в пустую бывшую кузницу.

— Юлиан! Юлиан!

Плача от нервного напряжения, она опустилась на большой стол посреди лаборатории. Взгляд её упал на макет железной дороги с картонным автомобилем на рельсах. «Машина времени» — гласила сделанная простым карандашом подпись.

— Машина времени, — потрясённо пробормотала она. — Так он говорил правду?

Северина бросилась к дому церковного старосты, где с утра, как она помнила, стояла оседланная лошадь. Через минуту Северина скакала к тому месту, где неделю назад лошади едва не опрокинули её в трясину.

ГЛАВА 29

Угонщики локомотива. Ситников дудит в паровозный гудок. Цилиндры концентрированного топлива. Всадница преследует поезд. Точка невозвращения. Последняя воля покойного.

Пётр, вцепившийся в плащ своего приятеля, скакал вместе с ним вдоль железнодорожного полотна. Наконец, они нагнали последний вагон, и Ситников первым уцепился за поручень на площадке вагона.

— Теперь — наверх!

Поезд ещё не успел как следует разогнаться, поэтому путешествие по крышам вагонов прошло без особых неприятностей. Правда, пару раз на поворотах им пришлось прыгать на четвереньки, чтобы не свалиться вниз. Добравшись до заполненного дровами тендера, они остановились.

Ситников достал револьвер и натянул на лицо шейный платок.

— Пётр, сделай то же самое. Всё-таки мы должны выглядеть преступниками.

Двое машинистов в кабине локомотива с изумлением увидели две запылённые фигуры в платках, закрывающих лица. Фигуры пробрались по забитому дровами тендеру и оказались в кабине. Старший из непрошеных гостей достал револьвер.

— Остановите поезд! — приказал он.

— Это что, ограбление, сударь? — трясущимся голосом пролепетал машинист.

— Нет, это научный эксперимент. Остановите поезд перед стрелкой.

Пыхтя паром, поезд остановился в нескольких метрах от развилки. Пётр выскочил из кабины локомотива, переключил стрелку и махнул рукой Ситникову.

— Готово!

— Отсоединяй вагоны! — распорядился изобретатель.

Подойдя к сцепке между локомотивом и первым вагоном, Пётр коснулся пальцами нагретого липкого металла и пробормотал себе под нос несколько слов. Машинисты услышали, как лязгнули сцепления. Выпрыгнув из локомотива, они застыли у железнодорожного полотна, изумлённо глядя ему вслед. Локомотив удалялся.

Ситников уверенно прибавил давления в котлах и потянул ручку паровозного свистка. Звук эхом пронёсся по склонам холмов.

— С детства мечтал посвистеть на паровозе, — впервые за утро губы Ситникова дрогнули в улыбке.

Через несколько минут они уже подъезжали к началу болот, к месту, где с вечера их поджидала машина времени. Ситников остановил паровоз и спрыгнулвниз. Покопавшись в багажнике автомобиля, он достал три продолговатых цилиндра.

— Пётр, положи это в кабину паровоза.

— А что это?

Ситников гордо улыбнулся.

— Это концентрированное топливо. Моё собственное изобретение, между прочим. Понимаешь, у меня в моей, так сказать, кузнице, из-за этих хлопот с учениками не всегда было время разогревать печь. А эти поленья горят быстро и создают в три раза большую, чем обычно, температуру. Так что локомотив будет двигаться быстрее.

Пётр отнёс поленья в кабину, а когда вернулся, Ситников бодрым голосом произнёс:

— Готово. Я беру одну рацию, а ты садись за руль.

Пётр уселся в машину и захлопнул дверцу. Ситников поднялся по лестнице в кабину локомотива и, дав гудок, прибавил давления в котлах. Локомотив стал набирать ход.

Спустя несколько минут Ситников спросил Петра по рации:

— Временная цепь включена?

— Угу.

— Когда разгонимся до ста километров в час, я перейду в машину времени. А ты начнёшь читать свои заклинания. Ставь на табло 17 мая две тысячи второго года.

— Пока, Ситников, ещё скорость маленькая. Дату я на табло поставил.

— Ничего, сейчас поддадим.

Он подбросил дров в топку и вместе с обычными поленьями сунул одно из своих чудо-поленьев. Затем снова вызвал Петра.

— Посмотри на приборную панель. Там я поставил специальный датчик с четырьмя делениями — белым, зелёным, жёлтым и красным. Если стрелка на белом и зелёном — это неопасно. Жёлтый — тревога, но, главное, чтобы стрелка не перешла на красный. Дай бог, чтобы этого не случилось, прежде чем мы разгонимся до трёхсот сорока километров…

Пётр посмотрел на датчик, стрелка которого находилась на белом делении.

— А что значит, когда стрелка на красном?

— Взорвётся котёл.

…Никто из двоих ещё не заметил силуэт всадницы, мчащейся вслед за локомотивом. Расстояние между устремлённым в будущее паровозом и женщиной с растрепавшимися волосами сокращалось.

— Юлиан! — что есть силы кричала она.

Отчаянного женского крика никто не услышал в шуме. Северина нагнала поезд и ухватилась рукой, затянутой в кружевную перчатку, за поручень на тендере. В этот момент в топке взорвалось чудо-полено. Температура в котле резко повысилась, давление пара скакнуло вверх, и локомотив неожиданно рванулся вперёд. Северину сорвало с лошади и потащило за паровозом.

Невероятными усилиями, ломая до крови ногти и плача от отчаяния, она смогла удержаться и даже чуть-чуть подтянулась наверх. Карабкаясь по связкам дров и рвя платье, она стала пробираться к кабине локомотива.

— Восемьдесят километров! — прокричал Пётр в рацию.

— Прекрасно. Буду перебираться к тебе, Пётр.

Ситников вышел из кабины и стал медленно пробираться по узенькой решётке вдоль паровозного котла. Северина увидела и снова что есть сил закричала:

— Юлиан!

Ситников испуганно повертел головой, однако, решив, что ему почудилось, стал пробираться дальше. Держась руками за тонкий поручень, он осторожно переступал по решётке. Локомотив между тем набирал ход.

Пётр озабоченно смотрел на датчик давления. Стрелка неумолимо выходила из безопасной области.

— Ситников! — закричал он в рацию. — Быстрее. Стрелка уже на жёлтом.

Когда Ситников дошёл до стойки перед котлом локомотива, служившей неким подобием бампера, Северина всё же смогла добраться до кабины локомотива. Она высунулась из окна и закричала:

— Юлиан! Я здесь!

Но Ситников по-прежнему не слышал её. Теперь всё его внимание было поглощено тем, чтобы перебраться с паровоза в машину времени. Пётр уже распахнул дверцу и неистово орал:

— Быстрее, Ситников! Быстрее! Почти сто!

Ситников замер перед небольшим пространством, которое отделяло его от крыши автомобиля. Оставалось только протянуть ногу, но Ситников не решался сделать это на такой сумасшедшей скорости.

И вдруг паровозный свисток издал протяжный сигнал. Испугавшись, Ситников обернулся и тут наконец увидел Северину, которая махала ему из окна:

— Юлиан! Я здесь!

Пётр тоже услышал свист и высунулся из машины. С его места Северины не было видно.

— Что ещё, Ситников?

— Северина! Она в локомотиве! Я сейчас помогу ей!

— Вы сошли с ума, Ситников! — в эту секунду паровоз промчался мимо ветряной мельницы, которая была обозначена на макете как «Точка невозвращения». — Ситников, назад! Уже мельница! Вы не успеете!

Ситников не отвечал. Он повесил на шею рацию и стал медленно пробираться назад.

— Северина, сделай шаг вперёд и протягивай руки.

Она в страхе смотрела на бешено вертящиеся колёса и полыхающий дымом котёл.

— Северина, не смотри вниз. Делай, как я!

Она осторожно выбралась из кабины и попыталась медленно двинуться по стальной решётке, стараясь не смотреть вниз, но ноги её подкашивались.

— Свисти! — раздался из кармана встревоженный скрип.

Пётр, спохватившись, вытащил из кармана Волшебный Свисток и что есть мочи издал невообразимую трель, лишь отдалённо напоминающую заклинание Остановки. Но уловка сработала. Мчащаяся под ногами земля исчезла из поля зрения Северины. Как и несколько секунд назад, она видела лишь Ситникова, протягивающего ей руку, и уверенно двинулась ему навстречу. Ещё секунда, и Ситников смог дотянуться до неё кончиками пальцев.

— Ситников! Стрелка на красном! — ошалело заголосил Пётр. — Сейчас котёл взорвётся!

В ту же секунду котёл, не выдержав сверхвысокого давления, лопнул. Вначале с оглушительным треском отлетела верхняя крышка, потом оторвалась и с лязгом покатилась труба. Из огромной дыры в верхней части котла полыхнуло пламя. И Ситников, и Северина сорвались с решётки. Инженер-химик повис, зацепившись руками за металлическую трубу. Но положение Северины было куда хуже. Она зацепилась платьем за решётку и повисла вниз головой. Визжа от страха, она болталась в считаных сантиметрах от вращающихся с огромной скоростью колёс локомотива.

— Держись, Северина! — кричал Ситников.

Цепляясь за уцелевшие куски трубы, Ситников карабкался наверх. Клёпки, скреплявшие стальные секции котла, стали под страшным давлением вылетать, свистя над головой Ситникова. Пётр резко сбил трель и стал выводить совсем иную — ничем, кроме заклинания Невесомости, помочь Северине он пока не мог. Оставалась надежда, что оно хотя бы поможет платью Северины не разорваться под тяжестью её тела.

Дорога пошла под уклон, вклиниваясь в гать. Пётр с ужасом понял, что пора читать заклинание Ускорения. Северина по-прежнему беспомощно висела вниз головой, а Ситников по-прежнему не мог выручить её. Держась одной рукой за обломок трубы, он пытался наклониться и подхватить Северину. Едва он дотянулся до её руки и дёрнул Северину на себя, как машина времени стала покрываться бликами голубого пламени. Она исчезла в тот самый момент, когда паровоз выскочил на недостроенный мост. Объятый пламенем локомотив рухнул в трясину и взорвался, подняв облако чёрных брызг.

…На железной дороге показался поцарапанный автомобиль. Теряя скорость, он проскочил мимо старой часовенки, возле которой Пётр увидел отлитую из гипса скульптуру ангела.

И тут на ближайшем переезде показался движущийся навстречу Петру вполне современный тепловоз. Призвав на помощь заклинание Невесомости, Пётр едва успел кубарем вывалиться из автомобиля. Спустя несколько секунд машина времени превратилась в груду обломков — пронёсшийся тепловоз разнёс её в щепки.

Пётр выбрался из-под откоса и со слезами посмотрел на исковерканные куски металла.

— Вот и всё, Ситников. Я выполнил вашу волю. Всё, как вы хотели. Машина времени уничтожена. А вы остались в прошлом. Навечно.

Пётр представил фонтан чёрных брызг, поднявшихся над взорвавшимся локомотивом, и разрыдался.

Всё было кончено. Инженера-химика Юлиана Ситникова, пользующегося репутацией сумасшедшего изобретателя, больше не было на свете.

…Только через час Пётр пришёл в себя. Потоптавшись ещё немного на месте гибели машины, он поплёлся в сторону дома дяди Георгия.

ГЛАВА 30

Приличная семья собирается на пикник. Так это был не сон? Ситников возвращается за Лео. В мире много мест, где вершится несправедливость. Огненный змей.

Он подходил к дому, когда дверь над высокими ступеньками распахнулась.

— Вот он! — радостно закричала Травкина. — Пётр, мы из-за тебя сейчас опоздаем! Давай быстрее!

— Куда опоздаем? — непонимающе пробормотал Пётр.

— Ты совсем с ума сошёл? Мы же все едем на пикник по случаю триумфа тёти Эльзы, — ничего не понимая, пояснил Спасакукоцкий. — Кстати, где Соня? Мы подумали, что ты уже пошёл за ней.

— Соня?..

Развернувшись, Пётр побежал в сторону знакомого дома. Девочка всё ещё спала на веранде, зябко кутаясь в куртку. Пётр с облегчением подумал, что её родители, судя по всему, ещё не проснулись.

Пётр сел рядом с ней и погладил по щеке. Она с трудом открыла глаза.

— Пётр, мне приснился такой тяжёлый сон…

Он улыбнулся.

— Мои дядя и тётя уже собрались. Мы ведь решили, что ты тоже поедешь с нами. Пойдём, позавтракаем уже на природе.

Они медленно побрели по улице. Соня тихим измученным голосом рассказывала о своём сне.

— …Пётр, я не могу передать словами, насколько это всё было реально и страшно. Это будущее, мы такие несчастные… Тебя ещё и уволили. Потому что этот идиот подбил тебя совершить воровство… И ты такой раздавленный, такой униженный…

Пётр внимательно посмотрел ей в глаза.

— Соня, я думаю, этого не будет. Я точно знаю, что не будет.

— Так… это был не сон?

— Да. Соня, не сон. Неужто ты думаешь, что я такой идиот, что помогу Гражи-не приворожить совсем ненужного ей мальчишку и лишусь из-за этого всего? И всё для того, чтобы несколько недель спустя она поняла, что он ей совсем не нужен?

Соня полезла в карман и вытащила розовую картонную открытку, в которой содержалось извещение об увольнении Петра из престижной корпорации.

— Смотри, Пётр, здесь написано совсем другое. Валерка пишет нам, что наш класс собирается на вечеринку отметить годовщину окончания школы. Он обращается к тебе как к титулованному магу…

…Пикник был в самом разгаре, когда Пётр и Соня незамеченными исчезли в зарослях. Выбравшись на опушку, они зашагали к железнодорожному переезду.

Присев на корточки возле покорёженных кусков металла, Соня вздохнула.

Кусочек обгорелой бумаги привлёк её внимание. Из груды хлама она вытащила обгоревшую ксерокопию фотографии, изображающую графа Разумовского с семейством во время торжественной церемонии открытия водокачки.

Пётр бережно разгладил картинку.

— Так ужасно погиб… Соня, мне будет очень тоскливо без него.

— Понимаю… — прошептала девочка.

Зазвонил звонок на шлагбауме переезда. Семафор загорелся красным светом, опустился шлагбаум, но приближающегося поезда не было ни видно, ни слышно.

— Давай отойдём, — Соня взяла Петра за руку.

Но что-то заставило его буквально прирасти к месту.

Внезапно яркая вспышка голубого пламени и громкий звон колёс заставили Петра и Соню отпрянуть от железнодорожного полотна. Волна горячего воздуха распластала их на земле.

— Что за фигня? — пробормотал Пётр, поднимаясь с земли.

Преодолевший столетие локомотив с двумя полыхающими вертушками, ползунами и валами остановился перед ними. Было понятно, что опытная рука изобретателя потрудилась над допотопным паровозиком. Спустя секунду перед Петром и Соней появился и сам изобретатель.

— Ситников! — заорал Пётр, бросаясь в его объятия.

Ситников был совсем седой. Но хохолок на его голове по-прежнему топорщился. Одеяние его показалось Петру странным. На Ситникове красовались полотняный костюм с немыслимыми бисерными отделками и верёвочные сандалии.

— Пётр, ты не один? Замечательно, я хочу похвастаться тебе своей семьёй.

Он на мгновение исчез в кабине, которая стала автоматически открываться, словно волшебный ларец. Снизу выехала небольшая лесенка, предназначенная для удобства посадки в кабину. Пётр увидел нарядно одетую по столь же экзотической моде Северину Сидорович, правда тоже немного постаревшую. Но глаза её светились тем же ярким пламенем.

Она помахала рукой остолбеневшим Соне и Петру.

— А это мои сыновья. Константин и Игнатий.

Двум белобрысым мальчишкам на вид было восемь и пять лет.

— Как… как всё получилось, Ситников?

— Ты видишь как. Я воссоздал машину времени из обломков локомотива. Тех, что не рухнули в болото. А теперь я вернулся за Лео. Не могу же я оставить его.

— Скажите, Ситников, вы вернётесь в прошлое?

— Нет, мой дружок. Нам нечего больше там делать. На родине Северины дела обстоят плохо. Кстати, у меня для тебя невесёлые новости поручик Зайченко так и не оставил в покое нашего друга Витожинско-го. Теперь он в Сибири.

— Вы стрелялись с Зайченко, Ситников?

— Разумеется, нет. Он назвал меня последним трусом, но… разве это важно, Пётр?

— Трусом? Вас? Знал бы он…

— Вот именно. А теперь мы направимся куда-нибудь ещё… — уклончиво сказал Ситников.

— Куда? Я ведь вижу по вашему лицу, что вы уже сделали точный выбор.

— В Центральную Африку, Пётр. В Центральную Африку начала прошлого столетия. На земле очень много мест, где вершится несправедливость. Благодаря Северине я понял, что научные изыскания и путешествия в будущее недостаточны, чтобы сделать счастливым хотя бы один маленький народ…

— Кстати, о будущем. Получается, Ситников, что мы теперь не можем знать наверняка, что произойдёт со мной и Соней в будущем?

— Как же вы можете об этом узнать? — ответил Ситников с мягкой улыбкой. — Ваше будущее ещё не написано. И ничьё будущее ещё не написано. Будущее ваше будет таким, каким вы его сделаете. Я могу быть точно уверен только в том, что вы его сделаете вместе.

Он поднялся со ступенек и вернулся назад, в кабину локомотива.

— Ну вот и всё, ребятки.

Пётр с Соней отошли в сторону, и дверка локомотива закрылась. Паровоз дал свисток и полыхнул пламенем из труб. Колёса его медленно приподнялись над землёй, откуда-то сбоку появились спрятанные в корпусе крылья и хвостовое оперение.

Паровоз развернулся на месте, пролетел над переездом и на прощание покачал крыльями. Спустя несколько мгновений в небе полыхнуло яркое голубое пламя.

Пётр обнял Соню за плечи. Какое-то время они стояли молча, потом Соня задумчиво проговорила:

— Хотелось бы мне увидеть то, что видят они сейчас.

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30