Ты - моя зависимость (СИ) [Rayne The Queen] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Глава 1. Спустя столько времени ==========

Ночь возвышалась над горящими тысячами ярких огней улицами Корусанта. Со дня, когда Асока Тано покинула орден джедаев, прошёл ровно год. Год полный битв и приключений, год, который должен был стать решающим в истории всей Республики. Война неизбежно подходила к концу. Армия республики одерживала всё больше и больше грандиозных побед в битвах против сепаратистов, невольно заставляя тех отступать. Казалось, исход этой войны был почти очевиден. Всё указывало на то, что Республика в итоге победит, навсегда сокрушив врага, тем самым лишний раз показав миру своё величие. Наверное, оттого задания джедаев с каждым днём становились всё проще и незначительней.

Вот, например, сейчас, вместо того, чтобы принимать участие в очередной грандиозной битве космических кораблей враждующих сил где-то среди холодных и молчаливых просторов космоса, Энакин Скайуокер устало преследовал какого-то мелкого шпиона сепаратистов, доселе тайно скрывающегося на Корусанте. Задание было достаточно простым, найти и обезвредить, после чего доставить в орден для допроса. Найти-то генерал его нашёл, вот только поймать вражеского агента уже было более проблематичным. Подобные типы умели убегать и скрываться, особенно, когда за ними следовали джедаи. Причём скрываться не в самых лучших местах планеты.

Мелькнув среди толпы прохожих, медленно перемещающихся по нижнему уровню Корусанта, вражеский агент устремился вперёд, отчаянно пытаясь найти прибежище, спастись от преследования, на время затаившись в неком укромном уголке этой не слишком приятной части столицы, дабы выждать пока генерал окончательно собьётся со следа. Вот только Скайуокер не отставал от него ни на шаг. Энакин не терял вражеского агента из вида ни на секунду, продолжая и продолжая идти за ним. Миновав ещё несколько метров, преступник остановился и осмотрелся. У него был не такой уж и большой выбор. Впрочем, парень не растерялся и, быстро приметив какой-то захудалый бар, шмыгнул внутрь. Краем глаза уловив, что его цель скрылась в недрах питейного заведения, Скайуокер последовал за ним. Сделав пару шагов в сторону входа в бар, Энакин на мгновение остановился и тяжело вздохнул.

- И почему все преступники постоянно прячутся в таких местах?

Уже в который раз генералу доводилось преследовать беглецов в не самых престижных заведениях Корусанта. Местный персонал коих, наверняка, вскоре должен был запомнить его и при встрече с лёгкостью узнавать. Но делать было нечего, задание есть задание. И пересилив ощущение некого извечного повторения, Энакин вошёл внутрь. В баре было шумно и полно посетителей, играла громкая музыка. В таком месте преступнику можно было с лёгкостью ускользнуть от глаз даже самого опытного джедая. Что, в общем-то, сепаратистский шпион с успехом и сделал. Впрочем, Скайуокер был уверен, что вновь без особого труда отыщет его среди посетителей, стоило только лишь повнимательнее осмотреться. Пробравшись сквозь толпу сновавших туда сюда подвыпивших «форм жизни» чуть ближе к центру захудалого клуба, Энакин быстро пробежал усталым взглядом по просторному залу. На мгновение Скайуокеру даже показалось, что он смог отыскать свою цель среди людей и гуманоидов, предававшихся вечернему безумству в этом питейном заведении. Как внезапно его зрительный контакт с сепаратистским шпионом был прерван.

Громкий выкрик до боли знакомого голоса донёсся до ушей Скайуокера откуда-то со стороны танцпола, невольно заставив того отвлечься от преследуемой цели. Не веря собственному слуху, Энакин быстро обернулся и взгляд его наткнулся на личность, встретить которую ещё когда-либо Скайуокер уже и не надеялся. Возможно, генерал обрадовался бы счастливому стечению обстоятельств, вновь сведшему их вместе, если бы не одно но…

Его глазам предстала такая картина, что хотелось крепко зажмуриться и попытаться проснуться, решив, будто всё это было лишь дурным сном. Здесь, на самом нижнем уровне Корусанта, посреди сего грязного захудалого бара, меж многочисленных алкашей и бандитов, Энакин увидел её, и это было просто немыслимо. Его бывший падаван, некогда милая и наивная девочка – Асока Тано, одетая в весьма вульгарные едва прикрывающие её хрупкое изящное тело топик и мини-юбку ярко-алого цвета, пожалуй, слишком раскованно отплясывала вместе с двумя какими-то едва держащимися на ногах мужиканами на танцполе. Но что было ещё хуже, совсем юная тогрута, похоже, и сама не слишком контролировала собственные действия. Она хаотично двигалась в ритм некой современной музыки, достаточно смело размахивая руками, ногами, бёдрами, головой, выкрикивая какие-то громкие несвязные фразы. Её милые бело-синие лекку стремительно скользили по открытым нежным плечам, делая не совсем чёткие движения хозяйки достаточно соблазнительными, тем самым заставляя всех окружающих невольно пялиться на Асоку с неприкрытым желанием, в особенности её партнёров по танцу. Энакин и сам как-то мимолётом отметил, что в данный момент девушка выглядела довольно красиво. Асоке всегда шло красное, оно подчёркивало её необычную экзотическую инопланетную внешность. Впрочем, Тано всё шло. Но сейчас было не время разглядывать её на пару с извращенцами. То, что такая девушка как она могла оказаться в подобном месте абсолютно одна, было явно не здорово. Тем более, что судя по поведению Асоки, Энакину показалось, что она была очень сильно пьяна, или даже нет, абсолютно накачана. Не веря собственным глазам, Скайуокер так и замер на месте, продолжая неподвижно созерцать своего бывшего падавана в абсолютно несвойственном ей состоянии. В то время, как явно раззадоренные её смелыми раскрепощёнными движениями мужики, стали действовать более решительно.

Грубые руки обоих спонтанных партнёров тогруты по танцу похотливо скользнули по её нежному телу, стараясь ощупать как можно больше. Казалось, Асока и сама была не против этих прикосновений, но так действительно лишь казалось на первый взгляд. Ощутив на своей ярко-оранжевой бархатистой коже чужие пальцы, Тано тут же рассвирепела и в один момент остановила свой соблазнительный танец. Резко ударив маленькими хрупкими ручками по наглым лапам мужиканов, Асока попыталась остановить их домогательство. Но это было тщетно, активное сопротивление тогруты вызвало лишь ещё большее желание с их стороны покрепче прижаться к ней, изучить каждый сантиметр её точёной фигуры, прикоснуться к инопланетянке губами и страстно, похотливо целовать её прямо здесь, прямо при всех. Абсолютно не желая того, чтобы какие-то незнакомцы лапали её, словно дешёвую проститутку, Асока стала активнее вырываться и отбиваться, лишь сильнее и сильнее раззадоривая пьяных танцоров.

Понимая, что оказалась в крайне плачевной ситуации, тогрута чувствовала, что ей было уже не до развлечения и не до шуток. Лёгкий дурман от принятых наркотиков в один момент сменился сильным волнением и невероятной злобой. Которую Асока тут же вылила на своих партнёров. Резко и грубо оттолкнув одного прочь от себя, девушка с размаху ударила второго кулаком по лицу, в надежде, что это подохладит пыл пьяных мужиканов. Но она ошиблась.

- Эй, отвалите от меня, мерзкие ублюдки! – продолжая сопротивляться и отбиваться от откровенных домогательств, громко выкрикнула тогрута.

Впрочем и эта её попытка оградиться от приставаний оказалась проигнорированной - немного придя в себя после не таких уж и сильных ударов девушки, партнёры по танцу вновь рванулись к ней.

Всё ещё молча наблюдая за всем происходящем со стороны, Скайуокер в один миг позабыл про своё задание, которое собственно и привело его сюда. Ни сепаратистский шпион, ни кто другой в данный момент уже не волновали Энакина. Чувствуя, как его переполняет злоба от того, что какие-то пьяные мужиканы вот так грубо, нагло и бесцеремонно посмели лапать его милую хрупкую, пусть и бывшую, ученицу посреди этого грязного захудалого бара, генерал, ни секунды не задумываясь, отчаянно бросился ей на помощь. Что сделал, кстати, очень вовремя.

Один из наглых похотливых пьянчуг жадно протянул свою грубую ручищу вперёд и вот-вот ухватил бы Асоку где-то в районе пятой точки, если бы Скайуокер, быстро среагировав на это телодвижение, резко не остановил его. Крепко сжав в своих механических пальцах, оказавшееся не таким уж и прочным запястье мужикана, громко хрустнувшее в его ненастоящей кисти, Энакин зло произнёс:

- Ты слышал, … урод, дама сказала отвалить от неё.

Абсолютно не ожидавший подобного поворота событий, второй партнёр по танцу Асоки тоже замер на месте, словно вкопанный, непонимающими пьяными глазами пялясь на Скайуокера, который не был сдержан в грубых татуинских выражениях.

Прошло буквально пару секунд прежде, чем мужикан всё же осознал произошедшее своими слегка не трезвыми мозгами и, глупо ухмыльнувшись, насмешливо задал Энакину вопрос:

- Ты ещё кто такой, чтобы нам указывать, неудачник?

Похоже, что слова его товарища и брата по домогательству к юным тогрутам показались и первому партнёру Асоки по танцу достаточно забавными, так как, будто и вовсе позабыв про больно сжатую руку, тот тоже заулыбался и утвердительно кивнул головой.

Услышав ответное оскорбление в собственный адрес, Скайуокер ещё больше нахмурился. Кодекс джедаев всегда учил своих приверженцев тому, что даже в самых-самых напряжённых ситуациях нужно быть сдержанным и терпеливым, а прибегать к насилию и вовсе следовало лишь в целях защиты. Но когда вообще Энакин подчинялся правилам? Особенно, если кто-то смел обижать или оскорблять его близких и его самого.

- Тот, кому вы, … , за неудачника сейчас ответите, - зло огрызнулся генерал и, хорошенько размахнувшись настоящей рукой, со всей силы врезал стоящему от него слева мужикану по лицу.

Взвыв от боли, тот схватился за разбитый нос обеими кистями. Нехило получив по наглой роже, несчастный пьянчуга аж отпрянул на пару шагов назад, пытаясь немного прийти в себя.

Совершенно не обращая на него никакого внимания, Энакин переключился на первого партнёра Асоки по танцу, запястье которого он всё ещё держал в своих пальцах. Резко заломав несчастному пьянчуге-извращенцу руку назад, генерал силой заставил того изогнуться, а потом с ноги дал ему такого хорошего пинка, что бедный мужикан аж отлетел в сторону и, плюхнувшись на пол, проскользил по его гладкой поверхности ещё пару метров, после чего больно стукнулся головой о низ барной стойки и отключился.

Похоже, что левой рукой Энакин дрался не так хорошо, как правой, потому что пьянчуга-извращенец с повреждённым носом как-то слишком быстро пришёл в себя. Заметив, что противник был явно занят избиением его друга, мужикан стремительно рванулся вперёд, решив воспользоваться ситуацией. Жаждя отмщения за своё покалеченное лицо, пьянчуга наивно полагал, что надавать Энакину ответных тумаков будет достаточно просто, так как тот и вовсе не заметит его. Однако, постоянно участвуя в каких-то боях на войне, Скайуокер был хорошо обучен. Он знал, что даже почти поверженного противника не следовало оставлять без внимания, ведь тот мог внезапно напасть со спины. Отчего генерал легко и быстро предотвратил, казалось бы, неожиданную атаку на него. Резко развернувшись на месте, Энакин с ещё большей силой, нежели в первый раз, замахнулся, а затем уже правой, механической рукой, нанёс сокрушительный удар обидчику Асоки. Хорошо получив по наглой роже, прочной «железякой» в кожаной перчатке, бедный извращенец так и улетел прочь, небрежно грохнувшись где-то поодаль танцпола без сознания. Толпа, собравшаяся поглазеть на эту потасовку, взвыла от восторга, вот только самим её участникам было как-то не до того.

Разделавшись с обоими пьяными мужиканами, Энакин быстро повернулся к Асоке и недовольно взглянул на неё, как бы безмолвно укоряя за недостойное поведение. Как будто она снова была его провинившимся падаваном, а он её строгим мастером. Девушка молча стояла напротив него, пребывая в лёгком шоке и, как-то отстранёно улыбаясь, переминалась с ноги на ногу.

Не став ждать больше ни секунды, Скайуокер решил немедленно вывести свою бывшую ученицу из этого грязного, опасного, абсолютно не подобающего для юной тогруты места. Грубо и резко ухватив Асоку за руку, Энакин буквально силой потащил её за собой, прочь из захудалого бара, прочь от этих бандюганов, извращенцев и пьянчуг, прочь от опасности.

Не сразу сообразив, что происходит, впрочем, как не сразу и поверив своим глазам, Тано поначалу молча следовала за ним. Но когда опомнилась, её реакция оказалась совсем не такой, как стоило ожидать. Где-то примерно на полпути, Асока осознала, что её силой волокут из места, где она планировала провести остаток вечера, наслаждаясь своим нереальным кайфом, и это тогруте не понравилось даже больше чем то, когда пьяные извращенцы стали её домогаться. Чего-чего, а когда ей указывали, Асока не любила, просто ненавидела. Тем более теперь, тем более, если навязывать ей свои моральные устои собирался Энакин. Он больше не имел на это никакого права, по крайней мере, она ни в коем разе не собиралась ему сего позволять.

Резко затормозив уже на улице около бара, Асока с силой упёрлась ногами в землю и попыталась выдернуть свою руку из крепкого захвата её бывшего мастера. Хаотично задёргавшись, не совсем трезвая Тано стала ещё активнее вырываться и отбиваться, упрямиться и сопротивляться тому, что её волокли прочь от места развлечения.

- Отпусти меня! Слышишь ты! Я никуда с тобой не пойду! Я ещё не всё выпила, я ещё не дотанцевала! – начала громко орать на всю улицу явно неадекватно ведущая себя девушка, свободной рукой пытаясь лупить бывшего учителя по его кисти.

Асока совсем позабыла, что ладонь, в которой Энакин сжимал её хрупкое запястье, продолжая тащить и тащить девушку подальше от бара несмотря ни на что, давно была металлической, отчего немного неподрассчитав силы, так ударила по ней, что сама аж взвизгнула от боли, в один момент обжёгшей её кисть.

- Ай! – звонкий голос Асоки эхом отдался по всему переулку, что заставило Энакина, наконец, остановиться и недовольно взглянуть на неё.

Возможно, Скайуокер собирался что-то сказать своей бывшей ученице в данный момент, но та так и не позволила ему это сделать, быстро затараторив сама.

Ещё раз резко попытавшись выдернуть собственное запястье из его цепких механических пальцев, девушка пуще прежнего закричала:

- Кто тебя просил? Зачем ты вообще влез, у меня всё было под контролем!

Дёргаясь словно в конвульсиях, Асока с каждым новым предложением повышала и повышала голос, явно демонстрируя своё недовольство и пренебрежение, злобу и агрессию от того, что всё пошло не так, как она того хотела.

Энакин понимал, что благодарности от невменяемой Асоки ему ждать не стоило. Однако и того, что она будет сопротивляться, устраивать истерики, орать на всю улицу и желать вернуться в грязный захудалый бар где её чуть не кхм… какие-то первые встречные извращенцы, генерал никак не мог предположить. И уж тем более, его до безумия поразило то, что Тано ещё и обвиняла его в том, что Энакин посмел влезть, в том, что он просто захотел спасти её, помочь, оказался рядом, когда ей это было крайне необходимо. Скайуокера до глубины души поражало даже больше не то, что Асока шлялась по барам и употребляла наркотики, а то, что она и сама не осознавала, какой опасности себя подвергала каждый день. А глядя на тогруту можно было понять, что в подобные места она приходила в абсолютном одиночестве не в первый раз. А уж о приёме дурманящих рассудок веществ и вовсе думать не хотелось… Сегодня, узрев свою бывшую любимую ученицу здесь, в этом почти притоне, одну, отбивающуюся от каких-то маньяков, Энакин, пожалуй, впервые в жизни почувствовал, как его сердце в ужасе сжалось. Да, они с Асокой не виделись из-за войны целый год. Ну и что? Она всё равно была дорога ему, как падаван, как хороший товарищ и верный друг. И да, он боялся, боялся, что не успеет защитить близкое для него существо, не сможет спасти и её от страданий, от смерти так, как когда-то не смог уберечь собственную мать. И потеряет так же, как потерял Шми. Потому что был слишком жалок и слаб. Слишком беспомощен и бесполезен. А если бы его и вовсе сегодня здесь не оказалось?

Вздрогнув от ужаса, Скайуокер ощутил, как его волнение за бывшую ученицу быстро перерастает в негодование и злость, злость на неё и её беспечное поведение.

- Я видел, как у тебя всё было под контролем! – резко выпустив из своих механических пальцев многострадальное запястье Асоки, так же громко, как и она, рявкнул он, - Этих два пьяных … чуть не … тебя прямо на барной стойке!

Энакин не часто прибегал к ругательствам, в конце концов он больше не был простым рабом с Татуина, вращавшимся не в самых лучших кругах, но когда эмоции переполняли его, подобные словечки как-то сами вплетались в разговорную речь. Скайуокер полагал, что если он выскажется относительно произошедшего в достаточно грубой форме, до Асоки дойдёт хотя бы маленькая доля понимания того, какой опасности она себя подвергала. Но, увы, попытка ответить агрессией на агрессию тогруты вызвала лишь новую волну неконтролируемого поведения юной наркоманки. Подойдя поближе к своему мастеру, настолько, что он мог слышать, как бьётся её взволнованное сердце, девушка дерзко взглянула Энакину в глаза и огрызнулась.

- Ну, и что?! Какое вам вообще дело?! Или, может, вы хотели присоединиться, а учитель?! – абсолютно потеряв контроль над тем, что делает и говорит из-за переизбытка эмоций и дурманящего разум вещества, что Тано приняла совсем недавно, в ответ заорала тогрута, с особо язвительной интонацией выделив последнее слово.

В её репликах читалась некая озлобленность и обиженность на Энакина непонятно за что. Впрочем, уловить характер интонации предложений произносимых Асокой, Скайуокер так и не успел. Потому как то, что сделала Тано дальше, абсолютно не укладывалась ни в какие нормы и рамки приличия.

Как бы в подтверждение своим словам о том, что мастер хотел присоединиться к пьяным извращенцам, будто сошедшая с ума Асока резко положила одну из своих рук туда, куда бы ну, ни в жизни не осмелилась даже подумать положить, будь она в нормальном, трезвом состоянии. А именно ниже пояса своему учителю. После чего залилась безумным, издевательским смехом.

Абсолютно не ожидав, что милая, скромная доселе Асока сделает нечто подобное, да ещё посреди улицы, при огромном количестве свидетелей, Энакин как-то даже смутился и замер на мгновение, не зная, как ему следовало реагировать на подобную наркоманскую выходку, одновременно чувствуя, как на щеках проступает лёгкий румянец смущения. Он был явно сбит с толку и словами Асоки и тем, что в данный момент творила она. Гнев и ярость на несколько минут куда-то улетучились уступая место безмолвному бездействию, но, спустя совсем ничего, Скайуокер наконец-то пришёл в себя.

Выходка Асоки была настолько дерзкой, настолько безрассудной, что до Энакина наконец-то дошло: с ней было абсолютно бесполезно разговаривать в данный момент. Наркотик так сильно затуманил её разум, что Тано вряд ли вообще понимала, что и кому говорит и, уж тем более, что делает. Следовало действовать более решительно, а именно применить физическую силу и просто уволочь свою бывшую ученицу отсюда, а потом привести её в сознательное состояние, если в ближайшие пару часов это вообще представлялось возможным.

Резко и грубо убрав руку Асоки оттуда, где она пребывала всё это время, тем самым показывая, что он не поддался на провокацию, Энакин зло приказал:

- Пошли домой!

Его механические пальцы опять больно впились в запястье бывшего падавана, и мастер потащил девушку за собой, на этот раз не позволяя ей особо тормозить движение.

Явно разочарованная тем, что её пошлая шуточка, направленная на то, чтобы оскорбить и задеть бывшего учителя, не удалась, Асока пуще прежнего стала сопротивляться.

- Нет, я не хочу домой, я хочу развлекаться! Отпусти меня, отпусти меня сейчас же, старый извращенец! – упрямо визжала она, всеми силами упираясь ногами в землю.

Продолжая скандалить, вырываться, вести себя абсолютно неконтролируемо и недостойно, Тано надеялась, что новая порция оскорблений в адрес Энакина всё же заставит его остановиться и выполнить требования юной тогруты, то бишь отпустить её, оставив в покое и абсолютном одиночестве. Однако не тут-то было. Услышав очередную язвительную фразочку, так смело брошенную девушкой ему, Скайуокера аж всего перекосило. Это он-то был извращенцем, после всего произошедшего? Да ещё и старым извращенцем?

Слова неадекватной тогруты эхом отдались в голове генерала несколько раз, лишая Скайуокера последних остатков терпения. Энакин едва удержался о того, чтобы не поддаться так и рвущейся наружу тёмной стороне силы. С трудом подавив невольное желание навредить наглой девчонке, мастер раздражённо подхватил свою бывшую ученицу на руки и, небрежно перекинув через плечо, поволок вдоль по улице.

Оказавшись в весьма неудобном положении, Тано с ещё большим возмущением продолжила копошиться, резко дёргая болтающимися в воздухе ногами и с силой колотя джедая руками по спине. Она вопила, брыкалась, вырывалась, требовала её отпустить. Но Энакина это уже мало волновало. Главное, что теперь он мог без труда увести, а точнее унести её отсюда, с нижних уровней Корусанта.

Пройдя несколько метров по небольшому переулку, Скайуокер внезапно осознал, что новый адрес жилища Асоки был ему неизвестен. В конце концов, не к себе же домой он должен был волочь абсолютно накачанную бывшую ученицу. Вот Падме удивилась бы такому сюрпризу. К счастью генерала, на глаза ему вдруг попалась небольшая дамская сумочка, небрежно свисающая с абсолютно беспомощно барахтающегося на плече, тела Асоки. Конечно, шарить по карманам, тем более карманам девушки, было верхом дурного тона, но ситуация как-то обязывала. Быстро запустив руку в недра хранилища дамских секретов, Энакин извлёк оттуда нечто на подобии удостоверения личности. И наспех прочитав адрес, погрузил Асоку в свой спидер. С изумлением осознавая, что квартира Тано находилась где-то на среднем уровне Корусанта, в весьма и весьма небогатом районе, чуть ли не граничащим с нижней частью города.

Путь до скромного жилища Асоки оказался не таким уж и долгим. Хотя это куда меньше удивляло нежели страшный пошарпанный вид самого здания, впрочем, мало чем отличающегося от всех остальных грязных строений на небольшой улочке, где предположительно должна была находиться квартира тогруты. Энакин поначалу даже решил, что он просто ошибся, его ученица, в прошлом отличный воин и подающий большие надежды падаван, не могла жить в таких неприглядных трущобах. Но перепроверив удостоверение, Скайуокер с ужасом убедился, что это точно было здесь.

Припарковав спидер, Энакин вновь подхватил неустанно брыкающуюся и ругающуюся на него Асоку и вошёл внутрь сомнительного строения, едва не столкнувшись в узком коридоре с каким-то толстым зелёным инопланетянином весьма и весьма неопрятного вида.

- Что опять накачалась, мелкая паразитка? – бросив озлобленный недовольный взгляд в сторону Тано, бесцеремонно спросил незнакомец, являющийся многострадальным соседом Асоки по этажу, который всем своим видом давал понять, как сильно он устал от наркоманских дебошей девушки по ночам.

Новость о том, что Асока приходила в это ужасное место как к себе домой, бушевала и скандалила с соседями, но что самое страшное принимала наркотики систематически, причём, как понял Энакин, достаточно длительное время, окончательно повергла Скайуокера в шок. Да, он видел, как выглядела и вела себя тогрута сегодня, да догадывался, что она не в первый раз была под кайфом, но чтобы это вошло в привычку… А может даже уже и переросло в полноценную зависимость… Нет, такую реальность он просто не мог принять. Это было страшно, ужасно, немыслимо. Это было просто невообразимо. И настолько поразило Энакина, что он даже не сразу нашёлся, что ответить препротивному соседу. Впрочем, и отвечать тут было нечего. Огромным усилием воли постаравшись отбросить ужасающие мысли прочь, мысли о том, что его юная милая добрая ученица, изо дня в день собственными руками ломала свою жизнь и нещадно губила себя, употребляя наркотики, Скайуокер вернулся в реальность. Всё указывало на то, что самые страшные его ожидания были правдой, но генерал просто не хотел в это верить, отказывался принимать такую данность, хватаясь за последние крохотные крупицы надежды на то, что он ошибался. Энакину было куда проще принять то, что он просто сделал неправильные выводы, нежели то, что его, его ученица чуть меньше чем за год скатилась до обычной наркоманки, а он всё это время просто бесцельно торчал на войне, даже не удосужившись убедиться, что с ней всё в порядке. Из последних сил отрицая страшную реальность, Скайуокер подошёл к зелёному гуманоиду чуть поближе. Похоже, недовольный сосед хотел сказать что-то ещё, но говорить с ним дальше не имело никакого смысла.

Воспользовавшись свободной рукой Скайуокер применил на недовольном инопланетянине силу.

- Ты ничего не видел, ты пойдёшь и будешь спать до утра, - лёгкий взмах здоровой кисти генерала в один момент заставил недовольного соседа подчиниться джедаю.

Разобравшись с очередным препятствием, Энакин отыскал в сумке Асоки электронный ключ и вошёл в квартиру. Но там Скайуокера ждал ещё один сюрприз. И если до этого момента Энакин ещё хоть на что-то надеялся, питал хоть какие-то крохотные невероятные иллюзии на счёт состояния своей бывшей ученицы, то, увидев её жилище изнутри, генерал окончательно сдался, с болью в сердце принимая ужасную реальность.

Квартира Асоки выглядела даже хуже, чем можно было себе представить. Небольшое пространство нового жилища Тано состояло всего из пары крохотных комнаток. Входная дверь с улицы вела прямо в гостиную смежную с весьма скромной кухней, разделёнными между собой разве что небольшой перегородкой, на подобии то ли стола, то ли барной стойки. Из первой в квартире общей комнаты имелось ещё два выхода, за одним из которых скрывался санузел, а за вторым соответственно размещалась спальня. По размерам квартиру Асоки можно было сравнить разве что с небольшим космическим кораблём, предназначенным для перелётов на короткие расстояния. Впрочем, Энакина не столько поражали габариты жилища Асоки, сколько то, какая обстановка была внутри. Судя по состоянию квартиры здесь не делали ремонт, да что там ремонт, даже не убирались лет сто. Жилище Асоки в прямом смысле этого слова походило на помойку, активно свидетельствуя о том, как сильно опустилась его хозяйка за прошедшее время. Мебели в квартире почти не было, по крайней мере той, которую можно было взять в руки и легко унести, по всей видимости, Асока давно продала всё то, что смогла отсюда вынести ради дозы. А то, чему всё же было суждено остаться на месте, за неимением возможности быть поднятым и вытащенным тогрутой, выглядело весьма и весьма сомнительно. Например, большой чёрный диван, стоявший посреди гостиной, был покрыт толстым слоем грязи, пыли, в некоторых местах порван и прожжён то ли сигаретами, то ли косячками. Хотя Энакин хотел надеяться, что всё же первым, а не вторым. Изобилием предметов мебели квартира больше не блистала, зато активно была заполнена мусором, пустыми бутылками из-под спиртного, флакончиками из-под неизвестного содержимого, повсюду небрежно разбросанными вещами тогруты и грязной посудой.

Энакин не стал долго изучать апартаменты его бывшего падавана, джедаю хватило всего одного взгляда, чтобы понять, как низко пала Асока за прошедший год, и с горечью осознать, что все его самые страшные предположения были правдой. Огромный груз вины и сожаления в один момент лег на плечи генерала, едва сдерживающего собственные эмоции по поводу плачевного состояния юной тогруты. Скайуокеру было настолько больно видеть, что произошло с одним из крайне дорогих и близких ему существом, что он едва смог удержать на лице маску крутости и непоколебимости, с которой обычно генерал шёл в бой. Но сердце его обливалось кровью. Оно буквально рыдало багряными слезами, оплакивая загубленную жизнь Асоки, отчаянно билось от волнения за судьбу Тано, с каждой секундой всё сильнее и сильнее подпитывая ненависть Энакина к самому себе за собственное бездействие. Только сейчас, увидев, как и чем жила его бывшая ученица Скайуокер наконец-то понял, какую ошибку он совершил, просто так позволив своему падавану уйти из ордена, отпустив её в никуда, даже ни разу за весь прошедший год не поинтересовавшись судьбой Асоки. Энакин был так глуп и беспечен, так наивен и безразличен к делам Тано, что это едва не привело к тому, чтобы потерять её навсегда. И джедай ненавидел себя, ненавидел лютой ненавистью за то, что он просто сидел сложа руки и бездействовал, бесцельно махал световым мечом на войне вместо того, чтобы заботиться о дорогих для него существах, в то время, как Асока всё дальше и дальше падала в бездну, всё ближе и ближе подходила к холодным объятьям смерти. С каждым новым мгновением пребывания здесь, в близи от иной, изменившейся тогруты, Энакин отчётливее ощущал, как огромное чувство вины, словно безжалостные языки пламени, больно обжигало его душу. Это было абсолютно невыносимо. И в том, что случилось с Асокой была его вина, только его. Прояви Скайуокер хоть какой-то интерес к жизни своего бывшего падавана чуть раньше и, возможно, он смог бы удержать юную тогруту от подобного, не позволить совершить фатальную ошибку. Но он ничего не сделал, абсолютно ничего. И от этого было ещё противнее и больнее.

Изъедаемый непомерным чувством вины и жалости к своей бывшей ученице, Энакин молча проследовал в спальню девушки и, по возможности аккуратно, водрузил копошащуюся у него в руках Асоку на кровать, силой заставляя ту лечь и успокоиться. Однако девушка так и не желала усмиряться. Непонятно откуда юная тогрута брала силы для сопротивления, но она всё ещё была бодра, и резка в своих действиях и выражениях. Асока активно продолжала кричать и отбиваться, высказывать, всё что она на самом и не на самом деле думала о своём учителе, грубить, хамить, придаваться истерике. Но Энакин её уже не слушал, он просто не мог нормально реагировать на безрассудные выходки Тано после всего того, что увидел сегодня, и лишь как-то отстранённо продолжал купировать активные попытки Асоки то ли вырваться из его захвата, то ли врезать своему мастеру хорошенько и по заслугам. А то, что Энакин явно заслуживал мощного удара по голове, он уже и сам не отрицал.

Скайуокеру понадобилось ещё какое-то время, чтобы прийти в себя и трезво ощутить реальность. А когда это наконец-то произошло, генерал понял, что усмирить Асоку можно было лишь одним единственным способом. Быстро и ловко нажав рукой на пару каких-то точек на плече его бывшей ученицы, джедай заставил ту отключиться, после чего заботливо уложил бессознательную девушку на подушки. И, ещё раз печально взглянув на мирно лежащую Асоку, Энакин понял, что был нужен ей, и что сегодня он уже никуда не уйдёт, не оставит её здесь, наедине с собственными проблемами.

В памяти невольно всплыло воспоминание о том, что Скайуокер обещал провести этот вечер с Падме. Романтический вечер вдвоём, наедине с женой. Им с Амидалой не так часто удавалось просто побыть вместе, насладиться обществом друг друга, и подобные моменты следовало ценить. Но сейчас, сейчас было как-то не до того. Энакин любил Падме, безумно любил, однако трезво осознавал, что в данной ситуации помочь Асоке было куда важнее. На чаше весов лежала её жизнь, и Энакин был уверен, что жена простит и поймёт его. Тем не менее, генерал всё же решил позвонить Амидале и предупредить её о том, что свидание откладывается.

Быстро нажав на комлинке нужные кнопки, Энакин как-то невольно отключил воспроизведение голограммы, почему-то решив, что Падме не стоило ни видеть, ни знать, где и с кем он сейчас находится. Ответ Амидалы не заставил себя ждать, и тяжело вздохнув, Скайуокер заговорил.

- Падме, это я, Энакин. У меня какие-то проблемы со связью, потому ты сейчас не можешь меня видеть, - виновато соврал жене он, решив сразу придумать оправдание для своего немного странного поступка с голограммой, - Прости, я сегодня не смогу прийти домой пораньше. Задержусь на задании, - всё тем же печальным тоном добавил Скайуокер.

Генерал понимал, что жена спокойно примет новость о сорванном свидании из-за миссии, примет как должное, но всё равно чувствовал непомерную вину перед ней, ожидая того, что ответит Амидала.

- Хорошо, Энакин, мы перенесём наши планы на другой раз, - стараясь быть как можно более снисходительной и невозмутимой, мягко и заботливо произнесла женщина из комлинка, хотя Скайуокер всё же уловил в её нежном голосе нотки расстройства и разочарования.

Казалось, весьма неудобная ситуация разрешилась быстро и почти безболезненно, если бы вдруг…

Отчего-то внезапно приподнявшаяся на кровати в полусонном, полубредящем состоянии Асока не вмешалась в разговор.

- Мааастер… - томно протянула она, собираясь ещё что-то сказать, но не успела.

Понимая, как всё это выглядело со стороны Падме, Скайуокер быстро поспешил прикрыть рот накачанной Асоки рукой, дабы та не ляпнула чего-нибудь ещё, однако было поздно. Амидала явно что-то уловила на другом конце Корусанта.

- Что это было? – изумлённо переспросила у генерала жена, надеясь, что тот всё же ответит честно.

- Ничего, родная, тебе показалось, - недовольно укладывая Асоку обратно на кровать, отнекнулся Энакин, стараясь говорить, как можно более убедительно.

Доказательств того, что Скайуокер в данный момент был не один, и рядом с ним находилась какая-то девушка, у Падме не было, она ведь сейчас не могла видеть собственного мужа, отчего сенатору просто пришлось смириться и сделать вид, что она поверила Энакину. Однако невольная догадка о том, что что-то здесь было не так, больно кольнула сердце Амидалы. Но женщина повела себя крайне достойно.

- Хорошо, любимый, увидимся позже, - стараясь держаться как можно спокойнее и безразличнее, попрощалась с генералом она и отключила связь.

Энакин лишь тяжело вздохнул и ещё раз окинул Асоку, которая чуть всё не испортила, недовольным укоризненным взглядом. Та снова мирно спала, свободно раскинув руки и ноги, и должна была пребывать в таком спокойном состоянии до самого утра.

Стараясь не разбудить девушку раньше времени, Энакин аккуратно взял у тогруты образец крови для проверки и, спрятав небольшую колбочку с алой жидкостью в карман, встал с кровати, а затем направился в гостиную. Скайуокер собирался остаться в квартире Тано до самого утра, чтобы увидеть её в трезвом состоянии, чтобы серьёзно поговорить. Тем более, что генералу было чем заняться. Он просто не мог позволить, чтобы его бывший падаван продолжала и дальше жить в такой грязи, в такой кошмарной обстановке, так не долго было и подцепить какую-то болезнь, а этого генерал уж точно не желал Асоке. Посему, Энакин не придумал ничего лучше, как лично привести квартиру тогруты в порядок. В их с Амидалой доме этим занимались дроиды и слуги, но Энакин ещё помнил время, когда он был рабом на Татуине и частенько помогал матери с домашними делами. И Скайуокер принялся за работу.

Убирать квартиру Асоки пришлось достаточно долго, тем более, что сколько бы Энакин не пытался её привести в надлежащий вид, особых улучшений не наблюдалось. Новое жилище тогруты было таким ужасным местом, что даже в прибранном состоянии смотрелось как ночлежка для бомжей. И как Асока только могла докатиться до такого, Энакин и сам не понимал. Стараясь не думать об этом, Скайуокер тщательно перебирал разбросанные вещи своей бывшей ученицы, заботливо раскладывая их по местам, одновременно обшаривая каждый угол этой грязной квартирки на предмет наркотиков. Целью Энакина было не только найти всё, что являлось возможным выпить, выкурить, употребить, но и взять образец дурманящего разум Асоки вещества на экспертизу. В конце концов, прежде чем пытаться помочь Тано избавиться от зависимости, следовало узнать, чем конкретно она «балуется», а уберечь Асоку, спасти её от окончательного падения в бездну Энакин для себя решил твёрдо.

Искать долго не пришлось, уже спустя пару минут разбирания вещей тогруты джедай наткнулся на небольшой прозрачный флакончик длиной и диаметром всего в пару сантиметров с чёрной ребристой крышечкой. Легко подняв его со стола в гостиной, Энакин повернулся поближе к источнику света и внимательно всмотрелся внутрь. Флакончик доверху был наполнен тёмно-синей с неким оттенком фиолетового яркой прозрачной жидкостью. Скайуокер за свою жизнь повидал много наркотиков и прочей дряни, но такое вещество видел, пожалуй, впервые. Он был даже не уверен, как именно его принимают. Хотя, судя по тому, что шприцов в квартире Асоки не оказалось, зато было полно пустых открытых флакончиков, генерал понял, что эту дрянь пьют. Быстро припрятав его в том же кармане, что и образец крови девушки, джедай стал озлобленно запихивать в мусорный пакет пустые склянки из-под неизвестного наркотика, а также бутылки из-под выпивки, и окурки от косячков из травы с Набу. Отыскав-таки нужную ему вещь среди хлама Асоки, теперь Энакин мог полностью отдаться уборке.

Время шло, над Корусантом уже поднимался кроваво-красный восход, когда Скайуокер наконец-то покончил с разгребанием той помойки, которую Асока именовала домом. Он отыскал и с особой озлобленностью повыкидывал остатки наркотиков, выпивку, всё что могло быть применено для затуманивания рассудка вместе с остальной грудой хлама и мусора, собрал и закинул стираться одежду девушки, небрежно разбросанную по дому, вымыл и выдраил каждый угол квартиры тогруты. А в данный момент заканчивал до блеска начищать гору скопившейся за долгое-долгое время бездействия хозяйки посуду. Энакин был так увлечён своим занятием, что даже не заметил, когда Асока наконец-то проснулась.

Проведя за долгое время достаточно спокойную ночь в собственной спальне, девушка наконец-то открыла глаза и недовольно нахмурилась, осознавая, что она не помнила, как оказалась в своей квартире. Хотя, Асоку это уже перестало удивлять, приятный дурман наркотиков частенько отшибал ей память, оставляя в жизни тогруты лишь пустые провалы, но разве не этого она хотела? Забыть, забыть всё, убежать от реальности.

Сев на кровати, Асока лениво потянулась и медленно неспешно по привычке скинула ноги на пол. А куда ей, собственно, было спешить? День только начинался, никаких дел или планов у тогруты не было, она ведь не работала, да и вообще ничем почти не занималась, кроме приёма наркотиков и ночных прогулок по барам. А это ещё успеется, ловить кайф было приятнее всего ближе к ночи. А сейчас, наверное, стоило бы принять душ и поесть. Или не стоило? Тано уже не помнила, когда она в последний раз что-то ела. Впрочем, особого голода она в данный момент не испытывала. Но всё же решив, что поддерживать жизнь в собственном теле как-то надо, собралась направиться на кухню и поискать что пожевать. Однако не успела тогрута встать на ноги, как что-то в её квартире показалось девушке странным. И Тано не сразу смогла понять что. Оглядевшись вокруг, Асока увидела, что комната была слишком уж чистой по сравнению с тем, какой она запомнила её в прошлый раз, нигде не виднелось ни грязи, ни пыли, ни разбросанных вещей, что крайне удивило Асоку. На секунду тогрута было подумала, что она каким-то странным образом под кайфом решила прибраться в собственном жилище, но тут же поняла, что это была не она, услышав, как кто-то ходит на кухне.

Долго не размышляя, Асока поняла, что в её квартиру пробрались воры. Правда, до девушки не совсем дошло зачем им понадобилось мусор-то и её грязную одежду с собой уносить, но какая в принципе была разница? Если кто-то влез сюда, чтобы обокрасть её, его следовало проучить. Быстро выхватив из прикроватной тумбочки свои световые мечи, да, Асока стала наркоманкой, но драться-то она по-прежнему не разучилась, Тано начала почти бесшумно пробираться в гостиную смежную с кухней. Эдакий элемент внезапности.

Быстро оказавшись в соседней комнате, Асока ловко и изящно, словно кошка, подобралась к предполагаемому воришке, который так беспечно стоял к ней спиной, и со словами «Сдохни ублюдок!» резко набросилась на него с мечами.

Энакин, конечно, не ожидал подобного приветствия от собственной ученицы, но среагировал достаточно быстро. Последняя чашка, которую он домывал, плавно полетела на пол, дождём рассыпавшись в миллионы мелких осколков чёрного стекла. Яркое голубое лезвие его светового меча, сверкнув словно вспышка язычков пламени, мгновенно направилось навстречу опасности, рассекая воздух, и сильным ударом соприкоснулось с кислотно-зелёными лезвиями оружия Асоки, тем самым выбив мечи из рук девушки.

Не ожидав того, что её противник так быстро обезоружит её, Асока аж застыла в неподвижном бездействии, изумлённо пялясь расширившимися глазами на незнакомца. Впрочем, когда тогрута наконец-таки узнала Энакина, её изумление стало ещё больше. С громким грохотом мечи Тано упали на пол где-то в другой стороне комнаты поодаль неё и сами деактивировались, но девушке уже было всё равно. Она просто не верила своим глазам. Здесь, сейчас, в её квартире перед ней стоял он, её бывший учитель, её мастер, её… Асока так и не решилась мысленно произнести слово «возлюбленный», потому как всеми силами старалась избавиться от этой привязанности, вырвать из собственного многострадального сердца чувства к человеку, с которым у неё не было и не могло быть никакого будущего. Это было так невероятно, что тогрута даже поначалу решила, что ей опять просто привиделось из-за наркоты.

class="book">- Вот штырит-то меня. До сих пор не отпускает. Сгинь, сгинь, проклятый учитель! Я хочу тебя забыть! Я не хочу тебя больше видеть, никогда! – активно замахав руками, чтобы отогнать от себя очередную галлюцинацию, озлобленно и обиженно заговорила Асока.

И по девушке было видно, что делала она это не в первый раз.

С любопытством наблюдая за ней, Энакин деактивировал свой световой меч и, спокойно разместив его обратно на поясе, шутливо произнёс:

- Асока, вообще-то я настоящий.

Слова Энакина заставили тогруту вздрогнуть и моментально прийти в себя, осознав, что действие препарата, принятого ей вечером, давно закончилось, да и вообще, это вещество как раз имело обратный эффект заставляло позабыть всё на свете, а не видеть перед собой наглого Скайуокера, которого Тано так отчаянно не хотела помнить. А значит, значит он действительно был настоящим. Мгновенно перестав как-то глупо махать руками, Асока остановилась и, обескураженно пялясь на генерала, ещё несколько минут безмолвно стояла в бездействии, пытаясь осознать реальность и понять, как ей следовало на это реагировать. То ли радоваться, то ли огорчиться, то ли разозлиться. Прошло примерно минут пять, прежде чем Тано не нашла ничего лучше, чем как-то неуверенно спросить:

- Как вы здесь оказались и зачем пришли, мастер?

Девушка и сама не заметила, как по привычке назвала Энакина этим словом. В принципе, а кем ещё он был для неё? Мастером, учителем и больше никем, как бы больно Асоке ни было это признавать.

Услышав вполне логичные вопросы со стороны тогруты, Энакин не заставил долго ждать ответа.

- Тебя как следует оттрахать, - шутливо и в то же время с сильной долей издёвки и укора произнёс он, деловито сложив руки на груди и как бы намекая своими словами на вчерашнее недостойное поведение Асоки.

- Чтооо?! – только и смогла изумлённо переспросить Тано.

Чего-чего, а таких слов от Энакина она уж никак не могла ожидать. Да что там ожидать, она и в самых-самых странных своих фантазиях не представляла себе, что её учитель может сказать ей нечто подобное. И в данный момент Асоке явно требовалось объяснение этой реплики.

Поняв, что смутил Тано как следует, Энакин поучающим и язвительным тоном продолжил:

- Не ты ли мне вчера сама это предлагала?

Асока не помнила, что было вчера, что она делала и говорила, вообще ничего не помнила. Но если уж её всегда холодно относящийся к подобным темам, серьёзный мастер позволил себе подобное пошлое высказывание в её адрес, то тогруте даже страшно было представить, что позволила себе она. Алый румянец крайне сильного стыда и смущения быстро проступил на оранжевых щеках Тано, делая её кожу ещё более яркой. Раньше, когда девушка была его ученицей, она не смела даже слишком долго задерживать взгляд на учителе, чтобы не дать ему лишнего повода для неправильных мыслей, боялась лишний раз прикоснуться к нему, что могло быть как-то не так истолковано, особенно сильное стеснение у Асоки подобные вещи стали вызывать тогда, когда тогрута поняла, как дорог ей был её мастер. Но вчера, вчера она была под действием наркотиков, такое состояние всегда раскрепощало людей, заставляя открывать миру самые тайные, самые грязные свои желания, и Тано вдруг стало страшно от осознания того, что она могла натворить. Судя по словам её мастера, девушка лично предложила ему, как он выразился «оттрахать её как следует». И мысленно повторив данную фразу в голове, Асока уже вся покраснела от смущения. В данный момент тогруте было так стыдно, что она готова была провалиться под землю, лишь бы её учитель больше никогда её не видел, лишь бы забыл то, что она там сделала, чтобы она ни сделала. Не так Тано представляла себе первую встречу с ним спустя столько времени, да и, если честно, никак не представляла вообще.

- Я… Я… - чувствуя ярое желание как-то оправдаться, но при этом не зная, что сказать, вся аж трясясь от стыда и смущения, как-то неуверенно залепетала тогрута, ей было неловко, очень неловко.

Именно такой реакции Энакин и добивался, его хитрый приём прошёл как надо, успешно устыдив несчастную Асоку, и Скайуокер не собирался останавливаться на достигнутом. С пошлых шуточек и язвительных фраз пришло время перейти к серьёзному разговору и серьёзным наставлением. Асока должна была понять, что вела абсолютно неправильный образ жизни и отказаться от него. Нет, Энакин не рассчитывал, что после парочки его слов Тано вот так быстро бросит наркотики, но с чего-то нужно было начинать.

- Асока, как тебе не стыдно говорить такие вещи, как тебе не стыдно так себя вести? Посмотри до чего ты докатилась. Ты шляешься по барам, путаешься с какими-то сомнительными типами, принимаешь наркотики. Это просто немыслимо, - с каждым новым словом Энакин невольно вкладывал в свои предложения всё больше и больше эмоций, в них читалось сильное беспокойство и переживание за судьбу девушки, укор, попытка донести до неё весь ужас и всю опасность того, что она творила, отчаянная и открытая попытка помочь ей.

Скайуокер говорил так проникновенно, что Асоку даже пробрали его слова. Пожалуй, впервые за всё время, что она принимала наркотики девушка действительно задумалась о том, что творила, осознала реальность и почувствовала вину и стыд за свои поступки. А это было последнее, что она хотела чувствовать, особенно перед своим мастером. Кто-кто, а он-то точно не имел никакого права указывать Тано на её ошибки, сам-то был хорош… Был женатым джедаем.

Первые минут десять после слов генерала, Асока чувствовала, как стыд ещё большей волной разливается по всему её телу, проступая наружу красными пятнами. Девушка даже как-то слабо пыталась оправдываться.

- Нет… Я… Вы не понимаете, учитель…

Но потом, потом её ощущения быстро сменились раздражением, гневом и яростью. В конце концов, как он мог? Как мог являться сюда спустя год и, как ни в чём небывало, указывать ей что делать, стыдить, обвинять, называть наркоманкой? Нет, Асока не была наркоманкой, она лишь иногда пробовала наркотики, наслаждалась ими, чтобы забыть, забыть прошлое. И Энакин не смел, не смел ей подобного говорить, только не он.

- Я не наркоманка! – внезапно для него и для самой себя резко огрызнулась она, - Слышите, я не наркоманка! Почему вы меня в этом обвиняете? Я всего лишь пару раз попробовала наркотики… Пару раз!

Асока задыхалась от волнения и бешенным взглядом бегала по лицу Энакина, будто надеясь, что тот действительно поверит ей. Но доказательств и аргументов для собственной невиновности у Тано не было, отчего та, не зная, как ещё убедить мастера в своей правоте, сорвалась на крик.

- И вообще, какое вам дело?! Что хочу то и делаю! Я уже взрослая и свободная, хочу наркотики принимаю, хочу… - фраза девушки оборвалась, так как находясь под властью подобной бури эмоций, которую она испытывала сейчас тогрута даже не смогла придумать второго примера, что ещё её «взрослость и свобода» позволяли ей делать.

- Не важно! – не дав Энакину вставить ни слова, всё так же громко и обозлённо прокричала она, - Это всё равно вас не касается! И вообще! Зачем вы припёрлись сюда?! Убирайтесь из моего дома! Валите в свой драгоценный орден джедаев или к своей задрыпанной жене! И ей указывайте, что делать, вам ясно!? – Асока и сама не заметила, как коснулась наиболее болезненной для неё темы, как невольно излила всю свою злобу, всю свою обиду на Энакина посредствам жёстких и обидных слов.

- Вон, я сказала вон! – тогрута резко указала пальцем в сторону входной двери всем своим поведением давая понять, что она не хотела, никогда больше не хотела ни видеть Энакина, ни слышать его глупых поучений и наставлений.

Подобная реакция со стороны Асоки была предсказуемой, но Энакин никак не мог ожидать того, что Тано затронет и Падме. Скайуокер не понимал, каким боком его жена касалась наркомании Асоки, но ещё больше не понимал, каким образом тогрута смогла узнать его маленький секрет, о котором не знал никто. От удивления глаза Энакина расширились, и он как-то не нашёлся, что и ответить ей сразу, просто молча продолжая слушать, как тогрута орала и орала не него, обвиняя во всех смертных грехах и выставляя из собственного дома.

Тем временем Асока, заметившая, что её взбешённые вопли абсолютно никак не влияют на Скайуокера и уж точно не способствуют его уходу, решила перейти к более смелым действиям. Быстро подхватив со старого рваного дивана подушку, девушка со всей силы запустила ей в генерала.

- Ты слышишь меня, убирайся! – всё так же разгневанно повторила она, в надежде на этот раз быть понятой.

Когда в него полетела подушка, Энакин внезапно опомнился, легко остановив её силой, Скайуокер снова стал серьёзным. Ну, уж нет, не важно, что там кричала или делала Асока, но теперь оставлять её он не собирался. Энакин и так чувствовал неимоверную вину, что целый год даже не интересовался жизнью своего бывшего падавана, своего верного товарища и друга, и это привело к тому, к чему привело. А бросить Асоку сейчас, не протянув ей руку помощи, не помочь ей выбраться из этой пропасти было просто немыслимо, было недостойно настоящего учителя, мужчины и джедая. Однако в чём-то Асока была права. В данный момент Энакину следовало на время уйти. Следовало направиться в орден и рассказать о произошедшем. Попросить разрешения на свободное от миссий время, чтобы спасти бывшую ученицу, попросить разрешения вернуть её в орден, чтобы она и думать не смела больше о наркотиках.

- Я уйду, - внезапно резко и строго оборвал поток криков и ругани Тано, Энакин, - Но я ещё вернусь. Я ни за что не брошу тебя в таком состоянии! - всё тем же серьёзным тоном твёрдо и решительно добавил он, взяв со стола электронный ключ от двери, и уверенным шагом направился к выходу.

- Ну, и убирайся, вали, пошёл вон! – продолжала повторять и повторять Асока ему в след, чувствуя, как по лицу скатываются слёзы, слёзы горечи, боли и разочарования.

Энакин не говорил больше ни слова до того момента, как оказался у выхода из квартиры. Уже стоя на пороге, он обернулся и, печально взглянув в глаза своей бывшей ученице, будто желая что-то увидеть в её бездонных голубых радужках, добавил:

- А ты сиди здесь.

Тяжёлая железная дверь уже с громким щелчком закрылась вслед за ним, но Асока всё никак не могла успокоиться. Обуреваемая гневом и ненавистью к собственному учителю за его наглость, за его слова, за его предательство, девушка от безысходности схватила первое, что попалось ей под руки, а именно ещё одну чашку, и с силой запустила её вслед своему бывшему мастеру. Пролетев по комнате несколько метров, склянка со звонким грохотом разбилась вдребезги, а несчастная Асока только сейчас позволила себе окончательно разрыдаться, закрыв лицо обеими руками.

Девушка плакала, плакала о прошлом, о настоящем, о будущем, плакала не жалея слёз. Эта встреча, спустя столько времени вновь напомнила Асоке всю ту боль, от которой она так отчаянно пыталась бежать, из-за которой она стала принимать наркотики. А она не хотела помнить, не хотела страдать из-за того, кто был этого недостоин. Лишь спустя пару часов, Тано наконец-то смогла успокоиться и поняла, что она хочет принять новую дозу. Ей было это необходимо как воздух, как вода, как анестезия, чтобы забыть, чтобы не чувствовать, чтобы не видеть и не помнить ничего вокруг. Быстро поднявшись с места, где она сидела всё это время, Асока стала стремительно искать свои припасы наркотиков, но уже спустя пару минут до неё дошло, что Скайуокер всё выкинул, как, впрочем, забрал с собой и единственный ключ от входной двери. Дико разозлившись, девушка с силой ляпнула рукой по ближайшему к ней столу, будто бы и вовсе не чувствуя физической боли от удара. Боль душевная сейчас была куда сильнее. И Асока знала, что заглушить её можно было лишь одним способом. А значит выбраться из собственной квартиры и раздобыть средства для покупки новой дозы – было её первостепенной задачей. На глаза Тано вдруг попались её джедайские мечи, после чего, взгляд тогруты невольно упал на открытое окно. Всё, способ сбежать у Асоки уже был.

Не долго думая, Тано подобрала собственное оружие с пола и ловко выбралась в окно. Сделав несколько шагов по карнизу в сторону, поближе к месту, где тянулась узкая колонна из чьих-то спидеров, девушка совершила откровенно безумный поступок. Прыгнула вниз, навстречу удаче. К счастью Асоки, ей повезло. Тано хорошо подгадала момент, когда под карнизом, на котором она до этого стояла, приносился чей-то открытый спидер, отчего тогрута грациозно приземлилась на пассажирское сиденье транспорта какого-то одинокого водителя. Не ожидав подобного, несчастный мужчина едва-едва успел затормозить, предотвратив столкновение с другими спидерами и близлежащими строениями. Летающая махина сделала резкий разворот и остановилась всего в паре сантиметрах от какого-то огромного экрана, транслирующего рекламное объявление. До смерти перепуганный водитель едва успел отдышаться и прийти в себя от только что пережитого шока, как несчастного бедолагу тут же ждал новый сюрприз.

Быстро активировав один из своих мечей, Асока с самым серьёзным видом приставила его мерцающее лезвие к горлу незнакомца и грозно приказала:

- Вези меня на нижний уровень Корусанта, - тогрута на секунду замолчала, будто задумавшись о чём-то, а затем добавила, - И да, бабки гони.

Водителю пришлось подчиниться, в конце концов, какой ещё у человека есть выбор, если прямо у его горла сияет “острый” джедайский меч?

Тем временем Энакин уже добрался до ордена и в данный момент генерал с виноватым видом стоял посреди зала, где собирался совет и слушал наставления и недовольства магистров, и потому, что он провалил «такое важное» задание, и потому, что осмелился не отвечать на их звонки на комлинк всю ночь. Особенно бесновался Мейс Винду. Он был одним из тех джедаев, кто всегда ставил кодекс и долг превыше всего. Но о каком долге могла вообще идти речь, когда с близкими Энакина творилось такое? Наверное, потому все ругательства и упрёки в его адрес Скайуокер сейчас как-то отстранённо пропускал мимо ушей, абсолютно погружённый в собственные размышления о судьбе Асоки.

- Ты меня слышишь, Энакин? – грозный голос Винду вырвал Скайуокера из потока собственных мыслей, моментально вернув в реальность.

- Простите магистр, - виновато извинился тот, подняв глаза с покрытого замысловатыми узорами пола на Мейса и утвердительно кивнул.

Винду хотел было сказать что-то ещё по поводу того, как мог Энакин так безответственно относиться к обязанностям джедая, как смел он провалить такую важную миссию, скрываться от магистров непонятно где всю ночь и при этом ещё и нагло пропускать мимо ушей то, что говорили ему старшие по званию, но в беседу вовремя вмешался Йода.

- Смятение в душе твоей, юный Скайуокер, я ощущаю. Беспокоит тебя что-то. Поведать об этом должен ты нам, - как всегда используя странное построение предложений, произнёс маленький зелёный джедай, не позволив Винду даже успеть вновь открыть рот.

И Энакин был рад, страшно рад такому стечению обстоятельств.

- Вы правы, магистр. У меня были причины провалить задание, - виновато признался Скайуокер, после чего тяжело вздохнул и продолжил, - Дело в том, что я встретил Асоку… И она… - генерал на секунду запнулся, не зная, как и сказать правду, - Она в ужасном состоянии.

Произнеся эти слова Энакин, как-то совсем отчаявшись, опустил в голову, как будто он был причиной того что случилось с Тано, как будто это он насильно заставлял её принимать наркотики, как будто это он своими собственными руками толкал и толкал несчастную тогруту в могилу.

Услышав знакомое имя из уст своего бывшего ученика, Оби-Ван, всё это время стоявший рядом со Скайуокером и помогавший тому оправдываться перед советом, окинул его сочувственным взглядом.

- Что с ней, Энакин? – тут же взволнованно поинтересовался Кеноби.

- Она… - генерал не сразу решился произнести в слух ужасную правду, которая изъедала его изнутри обжигающими ощущениями боли и вины уже много часов, но немного собравшись с силами всё же закончил предложение, - Она попала в зависимость от наркотиков. Асока изо дня в день убивает себя своими собственными руками вот уже много недель. А я даже ничего не знал об этом. Я встретил её в одном из баров на нижнем уровне Корусанта абсолютно накачанной и пришёл в ужас того, что стало с моей бывшей ученицей.

Энакин сделал небольшую паузу между словами, будто задумавшись о чём-то серьёзном, после чего резко заявил:

- Я прошу совет на некоторое время освободить меня от миссий, дабы спасти Асоку от зависимости. А так же прошу разрешения для моей бывшей ученицы вернуться обратно в орден.

Слова Скайуокера были настолько дерзкими и смелыми, что всего пара реплик, брошенных им только что, тут же вызвали волну недовольных перешёптываний среди магистров, которым явно не понравилось подобное заявление. И первым, как всегда, решил высказаться Винду:

- Совет не одобряет это прошение. Джедай не может ставить собственные привязанности, которые и вовсе запрещены кодексом, превыше долга. К тому же Асоке уже предложено было вернуться в орден, и она сама… - но договорить до конца эту фразу Мейсу была не судьба.

Лёгким жестом руки Йода прервал его длинную, нудную тираду о кодексе и долге джедая, с задумчивым видом второй рукой потирая собственный зелёный подбородок.

- Позволить, я думаю, спасти свою ученицу Скайуокеру должны мы. Так сама сила подсказывает мне. Ибо сохранение жизни - одна из важнейших задач, что перед джедаем стоит. Да и не стоит перспективного падавана орден лишать, - спокойно и размеренно молвил Йода, обращаясь к Мейсу, что явно разозлило того ещё больше, хотя, кажется, самому зеленому джедаю было как-то всё равно на чувства Винду.

- Иди, юный Скайуокер, совет своё одобрение тебе даёт, - обращаясь уже к Энакину всё с тем же загадочным и задумчивым выражением лица, тут же добавил Йода.

- Спасибо, магистр, - коротко поблагодарил его Энакин.

Больше Скайуокер не стал что-либо говорить и, будто боясь, что Йода мог передумать, быстро поклонился, а затем спешно покинул зал совета.

Оказавшись уже за дверями просторного помещения, Энакин на секунду остановился. Его рука быстро скользнула в один из карманов костюма и извлекла оттуда нечто, что ярко сверкнуло в тусклом свете искусственных ламп коридора. Это была падаванская цепочка Асоки, та самая, что девушка так опрометчиво оставила своему учителю в подарок на память, когда покидала орден. И он помнил, он хранил её до сих пор, постоянно везде таская с собой, и всегда помнил о том, что когда-то у него была такая ученица как Тано. Изо дня в день Энакин надеялся, что однажды Асока одумается, что однажды она вернётся в орден, ведь Скайуокер возлагал на неё такие большие надежды. Не терял веры в свою ученицу джедай и сейчас. Да, она выбрала неверный путь, она пошла по наклонной, ломая собственную жизнь, но Асока всё ещё оставалась той самой Асокой, к которой он привык, которую любил как свою ученицу, верного друга и товарища, которую считал одним из самых дорогих и близких ему существ. И Энакин не мог, просто не мог позволить ей погубить себя, не мог дать умереть. Сейчас, в этот самый момент, смотря на цепочку Асоки, о многом сожалея, ненавидя самого себя из-за огромного чувства вины и собственного бездействия и едва сдерживая подступающие от жалости к бывшей ученице к глазам слёзы, Энакин готов был на что угодно лишь бы спасти тогруту. Лишь бы не дать ей окончательно пасть в бездну наркомании и зависимости, лишь бы вырвать своего бывшего падавана из холодных и страшных лап смерти. И он знал, что он сделает всё, что только было в его силах! Он ни за что и никогда не бросит Асоку! И он спасёт её во что бы то ни стало!

Пальцы как-то сами собой сжались вокруг изящно лежавшей на ладони цепочки Асоки, и Энакин, находясь под властью эмоций, крепко прижал её к своей груди, словно касаясь украшением собственного сердца, как будто в данный момент, это была не простая бездушная железяка, а сама его горячо любимая добрая и милая ученица.

Комментарий к Глава 1. Спустя столько времени

*Мужиканы - авторский сленг от слова мужики, использованный специально для придачи более яркой эмоциональной окраски сюжету.

========== Глава 2. Воспоминания, Часть 1 ==========

Асока медленно брела по улицам нижнего уровня Корусанта. Яркое утреннее солнце вовсю сияло над огромной планетой-городом, но сюда, в это гиблое место, пробивались лишь редкие лучики, едва-едва даря свет тёмным, мрачным, грязным закоулкам. Здесь, на самом дне планеты и самом дне жизни всё было таким же унылым и серым, как сегодняшнее настроение юной тогруты. В общем, атмосфера полностью соответствовала тому, как чувствовала себя в данный момент Тано.

Заставив несчастного неизвестного водителя спидера привезти её сюда, к тому же ещё и порядком обобрав его, Асока приказала незнакомцу высадить её посреди одной из многочисленных улочек нижнего уровня и убираться восвояси. Да, Тано могла потребовать от неизвестного водителя доставить её прямиком в притон, где она планировала приобрести новую дозу наркотиков, чтобы забыть, не помнить прошлого, не чувствовать боли, вновь вернувшейся к ней после такой неожиданной встречи со Скайуокером, спустя столько времени. Но, во-первых, это было крайне неразумно, водитель мог запомнить место, где юная наркоманка приобретала дозы и сдать в полицию не только её, но и поставщиков первоклассной дури, а во-вторых, девушка элементарно не хотела. Сейчас тогрута была в таком смятении, в таком странном эмоциональном состоянии, что ей просто необходимо было пройтись пешком, прогуляться, побыть наедине с собой и подумать, о настоящем, о прошлом, о будущем. И она думала.

Неспешно двигаясь по не такой уж и просторной улочке, Тано полностью погрузилась в собственные мысли, в воспоминания о былом. Девушке давно казалось, что с головой уйдя в мир наркотиков и безграничных развлечений, она почти забыла о прошлом, больше не чувствовала ни тоски, ни боли. Но нет, прошлое вновь вернулось к ней сегодня. Оно в лице её безгранично любимого учителя опять само так внезапно ворвалось в жизнь тогруты, нагло заявившись к ней домой, болезненно напомнив о своём существовании. И девушка больше не ощущала того спокойствия и уверенности, к которым она постепенно начинала привыкать.

Асока не хотела возвращаться к былому, не хотела чувствовать, то что испытывала раньше, не хотела вспоминать и вновь по осколкам собирать своё хрупкое разбитое сердце при этом больно раня руки. Но, увидев Энакина сегодня, девушка опять почувствовала, как образы прошлого возвращаются к ней. И в данный момент не имея абсолютно никаких сил и возможности избавиться от сиих болезненно жгущих душу мыслей, Тано вспоминала, вспоминала былое.

В голове тогруты невольно всплыл тот день, когда они с её учителем встретились впервые. Тогда Тано так сильно желала стать падаваном, так старалась на турнире юнлигов, в надежде, что её выберут в ученики. Казалось, у Асоки не было более заветной мечты, чем получить когда-нибудь громкое звание рыцаря-джедая. Чем стать настоящим джедаем. Как же Асока тогда была наивна и глупа, девушка понимала это лишь теперь.

Изо всех сил сражаясь с новым и новым противником для спарринга на мечах, Тано старалась показать себя во всей красе. Продемонстрировать потенциальным мастерам все лучшие свои качества. Девушка в тайне надеялась, что её учителем будет Пло Кун, именно он выберет её в свои падаваны, кел-дор, который стал для неё как отец, который заменил Асоке семью, что она никогда не знала. Однако мастер-джедай, похоже, не спешил принимать Асоку к себе в ученицы. И судьба тогруты сложилась совсем иначе.

Асока помнила, как недоволен был Энакин тем, что его заставили выбирать себе падавана, когда как-то невзначай во время турнира взглянула в сторону Скайуокера из-за того, что тот слишком громко высказывал свою негативную точку зрения относительно будущей роли учителя. Помнила с каким усердием уговаривал его Оби-Ван. Девушке ещё подумалось, что не повезёт тому несчастному юнлингу, кого будет обучать, дерзкий, вспыльчивый, своевольный, сам до сих пор ведущий себя словно падаван мастер. И, тем не менее, Энакин всё же сделал свой выбор. Он подошёл, подошёл к ней и подарил Асоке ту самую серебряную падаванскую цепочку. Если бы Тано тогда только знала, как сильно эта крохотная изящная вещица, вместе с, казалось бы, абсолютно спонтанным решением Скайуокера, которому он, похоже, вообще не придавал никакого значения, изменят её жизнь, повлияют на её судьбу.

Поначалу Тано была расстроена, мало того, что её учителем теперь должен был стать не Пло Кун, так ей ещё и достался самый проблемный мастер. Тогрута молча стояла напротив избранного, как-то не решаясь взять преподнесённый презент. Её взгляд взволнованно бегал по сторонам до того самого судьбоносного момента, когда он как-то невольно сам собой встретился с уверенным взглядом её нового учителя. Асока посмотрела в его небесно-голубые глаза, и, казалось, в этот миг весь мир перевернулся. В один момент юная тогрута ощутила нечто неведомое ей доселе. Она абсолютно не знала этого человека, она видела его лишь пару раз и то мельком, но девушка вдруг почувствовала, как между ними возникла связь. Некое необычное единение душ, такое странное ощущение, как будто Тано знала Энакина всю жизнь, как будто ближе него у неё никого не было. И это были совсем не те чувства, что она испытывала к Пло Куну, нечто иное, нечто большее. Казалось, будто сама сила хотела, чтобы Скайуокер стал её учителем, свела их вместе, раз и навсегда соединив их судьбы воедино.

Всё ещё продолжая смотреть своему новому мастеру в глаза, Тано как-то завороженно протянула руку вперёд, чтобы забрать цепочку. Их с Энакином кисти легко соприкоснулись, и Асока ощутила такое смущение, какого она не чувствовала никогда в жизни. Этот момент казался столь необычным, что на щеках Асоки даже невольно проступил лёгкий румянец. Сейчас Тано была как никогда благодарна силе, что кожа тогрут обладала ярко-оранжевым оттенком, и Энакин, похоже, так и не заметил её смущения. Хотя, может, в подобном состоянии в тот момент её новый учитель пребывал и сам. Асока помнила, как трудно ей было разорвать то прикосновение, отвести взгляд от Скайуокера и вновь заставить начать вести себя как обычно, дерзко, нагло, непринуждённо. Но девушка смогла. Тогда она ещё не осознавала, что за эмоции вызывал у неё её новый учитель.

Воспоминания о знакомстве с Энакином, заставили Асоку легко улыбнуться. Её нежная кисть мягко легла на одно из лекку девушки, где раньше всегда висела серебряная цепочка падавана. Пальцы Асоки легко скользнули по голове тогруты, и милая улыбка Тано стала чуть более явной и уверенной.

Следующий момент, который явился в воспоминаниях бывшего падавана была та самая миссия, когда Энакина и Асоку отправили на помощь Эйле Секуре. Именно в тот день девушка наконец-то поняла, что действительно она чувствовала к своему мастеру. Как дорог он был ей на самом деле. Тогда Скайуокер спас их обеих от смерти, рискнув собственной жизнью, и чуть не погиб. Её учитель, её мастер был тяжело ранен, находился на грани жизни и смерти. В какой-то момент Асока вдруг представила, что может его потерять, потерять навсегда, и девушка испугалась. Испугалась так сильно, как не боялась никогда в жизни. И страх этот был не за себя или успех миссии и даже не за Секуру или клонов, а только за него, за него одного.

Асока была настолько шокирована осознанием того, что в один прекрасный день Энакин вот так просто может умереть на задании, его просто не станет в этом мире, он больше не приблизится к Тано, не заговорит с ней, уже никогда не будет привычно отчитывать или обучать её, что девушка даже на миг не решалась отойти от него. Хотя Эйла буквально силой всё время заставляла Асоку это делать. Как же тогда Тано ненавидела эту голубую тви`ллечку, как же она злилась и негодовала по поводу того, что пыталась донести до неё Секура.

Там, на небольшом спасательном корабле, улетающем с огромного, разваливающегося на куски крейсера, сидя рядом с учителем и взволнованно держа его за ослабшую руку, Асока впервые поняла, что она любила Энакина. Любила не так как Пло Куна, как отца, не так как своих друзей, как товарищей-джедаев или как учителя, а так, как только девушка могла любить своего избранника. Пожалуй, впервые, Асока осознала, что взглянула на собственного мастера как на мужчину, мужчину, возможно, предназначенного ей судьбой. И Тано поняла, как дорог он был ей на самом деле, поняла, что за связь с ним она постоянно ощущала.

Чувство страха потерять любимого не покидало Асоку тогда на протяжении всей этой миссии. Наверное, поэтому она так бушевала, так срывалась и кричала на Секуру, так недовольна была, когда ей не позволяли быть рядом с ним, не позволяли пытаться защитить его, помочь ему.

Когда же тогрута узнала о том, что её чувства к мастеру не были безответными? Об этом ей напомнила новая картина из прошлого. Ещё одна миссия, ставшая очередной ступенью развития их странных двояких отношений с учителем. Тогда враги хотели вскрыть похищенный ими из храма джедаев голокрон. Они приложили все усилия, чтобы получить находящуюся внутри информацию, но без непосредственного вмешательства джедая это было тщетно. В тот день Асока сама чуть не погибла на миссии, враг использовал её, чтобы заставить Энакина открыть голокрон, грозясь выкинуть Асоку в открытый космос. Тано осознавала, что сама была виновата в том, что попалась в лапы врагу, что должна была понести наказание за свою ошибку, наказание ценою в жизнь. Информация, находящаяся в голокроне, была слишком важна, чтобы из-за какого-то мелкого падавана предоставлять к ней доступ врагу. И Асока с грустью осознавала, что она должна была, просто обязана была умереть, защищая её. Будь на месте Энакина любой другой мастер-джедай, он, не задумываясь, позволил бы выкинуть тогруту в открытый космос ради успеха миссии. Но Энакин… Он поступил совершенно не так, как требовал того кодекс.

Осознав, что его ученица была в смертельной опасности, Скайуокер не медлил ни секунды, он забыл про всё: про долг джедая, про орден, про то, что было правильно и неправильно, рационально или не рационально. Энакин просто взял и открыл голокрон силой, чтобы спасти Асоку, сохранить её жалкую жизнь. И тогда Тано осознала, что была дорога Скайуокеру, дороже чем все кодексы джедаев и голокроны в мире. И её сердце буквально засветилось от счастья, переполняемое нежным трепетным ощущением тепла и любви. Как же тогда Асока была рада, как же тогда Асока была наивна и глупа, полагая, что её нелепая привязанность к учителю могла быть взаимной. Слепо веря в то, что у них с Энакином вопреки всем запретам в мире могло быть какое-то будущее, счастливое будущее. И девушка ещё долго жила наивными ложными мечтами о том, чему никогда не суждено было сбыться.

Тано тяжело вздохнула и остановилась на некоторое время, вспоминая следующий момент прошлого. Казалось, это был самый страшный день в её жизни, день, когда сердце юной тогруты разбилось навсегда, разлетелось, словно стекло, на мелкие-мелкие осколки, заставляя ощущать лишь пустоту и боль, горечь и ненависть к любимому человеку из-за сильнейшего предательства, день, когда всё вокруг потеряло для Асоки смысл.

Тогда Тано поручили какую-то совместную миссию вместе с её обожаемым мастером. Девушка была так рада, что останется с ним буквально наедине. Она вот уже несколько дней, да что там дней, недель, месяцев, обдумывала то, как можно было признаться учителю в своих чувствах. Фантазировала о том, что мог ответить ей он. У Асоки была тысяча вариантов, как отреагировал бы Энакин на её слова о чувствах. Каждый из них она помнила наизусть, ибо прокручивала в голове миллиарды раз. Но, Тано не учла тот один единственный правильный вариант, который по злой воле рока должен был стать реальностью…

Не имея достаточно времени, чтобы дождаться учителя в ордене, тогрута должна была заехать к нему домой и забрать его на миссию уже оттуда. Асока никогда не была у Энакина дома, и ей казалось крайне любопытным, где и как он живёт, чем он дышит. Нет, приблизительный адрес девушка, конечно, знала. Но одно дело, когда он просто был записан у тебя на бумажке, и совсем другое, когда ты бывала в этом месте лично и не раз.

Окрылённая мечтами увидеть Энакина в неформальной обстановке, Асока, пожалуй, слишком быстро добралась до его дома. И она увидела… Только увидела то, что лучше бы её глазам было никогда не видеть.

Стоя на пороге собственного дома и уже ожидая прибытия Асоки, Энакин и… Сенатор Амидала… Как-то слишком уж неформально прощались друг с другом. Поначалу Асока не придала этому особого значения, хотя её порядком смутило то, что могла делать Падме дома у её учителя. Но потом, потом, когда она своими глазами из приближающегося спидера увидела, как Энакин страстно поцеловал Амидалу в губы так, как Асока хотела, чтобы он целовал её, как Энакин нежно назвал Падме женой… Юной тогруте перехотелось не то, что выполнять совместное задание, ей перехотелось жить.

В тот момент Асоке было так невыносимо больно, так невероятно противно, так непомерно стыдно за себя, за свои глупые безответные чувства к Энакину, что девушка хотела убежать, спрятаться, провалиться под землю, разбиться на спидере и умереть, лишь бы не видеть этого кошмара, лишь бы не чувствовать этого… Этого… Тано даже не знала каким словом можно было обозвать то ощущение, что больно обжигало её душу всепоглощающим пламенем отчаяния, то чувство, что разрывало на куски её нежное, любящее сердце. Это было больнее любой раны, это было страшнее любых пыток, это было хуже, чем плен у Гривуса, Дуку, да пусть хоть у самого владыки Сидиуса. Асоке что угодно казалось менее болезненным, чем это… Это невероятное предательство! И Тано с ещё большим ужасом понимала, что она сама была виновата в своих страданиях.

Это она, несмотря на все запреты мира, смогла вот так глупо и наивно влюбиться в собственного учителя, она же легкомысленно возомнила, что он любил её в ответ, а он не любил. Пожалуй, он даже не догадывался о её чувствах, и Асока поняла это только сейчас, только увидев его с Амидалой. С его женой!

Последнее слово Тано несколько раз произнесла вслух, чувствуя, как оно словно клеймо с невероятной жгущей болью отпечатывается в её душе и сердце. Слёзы, горькие слёзы разочарования мгновенно хлынули по нежным ярко-оранжевым щекам. Не в состоянии больше ни секунды наблюдать за тем, как её учитель, её возлюбленный, нежно обнимает её же, практически лучшую, подругу, Тано резко рванула за рычаги управления спидером и понеслась прочь, прочь от жестокой реальности. Девушка уже плохо помнила, как и что с ней было потом. Боль, страдания, злоба и ненависть - невероятная буря негативных эмоций настолько сильно поглотила тогруту в тот момент, что она не обращала внимания ни на что, не заботилась ни о чём. Асоке было наплевать на задание, на долг, на собственную жизнь. Она неслась на спидере по просторным улицам Корусанта, выдавливая из несчастной махины всю ту скорость, на которую эта железяка была только способна. Девушка старалась убежать от невероятной боли, что с каждой секундой всё сильнее и сильнее причиняло ей предательство Энакина, но от боли убежать нельзя.

В тот день Асока так и не вернулась к Скайуокеру, задание, которое им поручили, так и осталось невыполненным. А всё потому, что абсолютно не следя за дорогой, Тано, как и следовало ожидать, попала в аварию, разбилась на спидере. Юная тогрута чуть не погибла тогда, впрочем, девушка была бы только рада, если бы она умерла, унесла тайну своей глупой, запретной и безответной любви с собой в могилу. Но, Асоку спасли. Девушка ещё долгое время провела в больнице, не желая никого видеть, особенно его. Да, узнав, что его ученица сильно пострадала, Энакин был одним из первых, кто рвался навестить Асоку, но по просьбе самой тогруты, её учителя к ней так и не пустили. Ей было слишком больно видеть его, общаться с ним теперь, и морально, и отчасти физически.

Потребовалось много времени, чтобы Асока окончательно поправилась. Хотя, после того страшного случая на одном из её лекку всё же остался шрам, но он был ничем по сравнению с тем шрамом, что остался в душе и сердце тогруты. С того дня Тано больше не видела Энакина, она всеми силами старалась избегать встреч с ним, как только могла. Её физические раны зажили, но только не раны душевные. Асока не могла больше видеть своего учителя, не могла спокойно находиться рядом с ним, контактировать с ним, как ни в чём не бывало. Девушка никак не могла смириться с тем, предательством, которое совершил по отношению к ней её мастер. Это было немыслимо, ужасно, невыносимо. И теперь Асока ненавидела, ненавидела его так же сильно, как когда-то любила, его и эту треклятую Амидалу, будь она трижды не ладна, что б она провалилась. Нет, ненависть Асоки к Энакину не была соизмерима с ненавистью к врагу, она не могла его презирать или желать ему смерти, слишком сильной была привязанность Тано к учителю ранее, но и забыть, и простить его поступок тогрута так просто не могла. И хотя Асока осознавала, что вины её мастера в том, что он полюбил другую практически не было, Тано сама была виновата в том, что позволила себе привязаться к Скайуокеру слишком сильно, всё равно она считала его женитьбу на Падме страшнейшим предательством, которое он только мог совершить по отношению к ней.

Стараясь не думать обо всём произошедшем, Асока сильнее и сильнее пыталась загрузить себя миссиями и заданиями, причём пытаясь оказаться чем можно дальше от собственного учителя. Но от двух вещей в мире нельзя было сбежать даже на край галактики - от любви и боли. Тем более, что вечно прятаться от собственного мастера Асока не могла. Когда-то нужно было встретиться с ним вновь. В конце концов, тогрута понимала, что до самого завершения своего обучения ей просто пришлось бы видеть его постоянно, общаться с ним, как и раньше, искусно нося маску безразличия, будто ничего и не произошло. А Асока не могла. Она могла врать всему миру, но только не самой себе. Боль никак не желала отпускать её. И Тано постепенно начинала задумываться о том, чтобы покинуть орден навсегда.

Девушка ещё некоторое время не решалась что-либо предпринять. А потом случай представился сам, потом была та миссия, которая окончательно повлияла на выбор Тано относительно её будущего служения ордену, её будущего джедайства. Асоку обвинили в предательстве, с позором исключили из рядов падаванов и хотели казнить. Конечно, девушка была ни в чём не виновата, и Скайуокер, как всегда, геройски спас свою ученицу, доказав обвинителям их неправоту. Вот только Асоке это было как-то не нужно.

Весь совет виновато извинялся перед ней, когда Тано оправдали. Но она в тот момент не думала о них, её волновало лишь то, что спустя столько времени Асока опять встретилась с Энакином. Он стоял напротив неё вместе с остальными мастерами-джедаями и упрашивал Тано вернуться в орден, так искренне, так заботливо, вновь и вновь, как тогруте казалось раньше, показывая ей свою привязанность. Но теперь Асока знала, что Энакин не был к ней привязан, он её не любил. Никогда не любил! У него была жена, которой и достались все самые сильные чувства мастера.

Асока долго колебалась, когда Скайуокер вновь протянул ей её цепочку падавана, прямо как тогда, в их самую первую встречу. Да, девушка могла согласиться и остаться в ордене. Но на секунду она представила себе, что ей пришлось бы при этом смириться с тем, что у Энакина была жена, осознать и принять, что для него Асока просто являлась ученицей. Она опять должна была бы видеть его каждый день, как болезненное напоминание о том, что они никогда не будут вместе, и с тоской осознавать жестокую реальность. Нет, такой пытке Асока не могла себя повергнуть. Да и к тому же, если Энакин действительно любил другую, и у него была тайная жена, зачем Асоке нужно было им мешать? Девушка этого не хотела. Пусть будут счастливы, а она, она просто уйдёт в никуда. Плюс ко всему, после случившегося Тано больше не могла видеть своего мастера, не могла смириться и простить его предательства. Более того, этот случай с обвинениями и судом как-то вообще очень сильно пошатнул веру Асоки в себя, в собственные силы и возможности, в правильность выбора пути джедая. Хотя… А разве она сама вообще его выбирала? Асоку ещё в младенчестве принёс в орден Пло Кун, и уже тогда её судьба была решена, все предрекали, что когда-нибудь маленькая тогрута станет джедаем. Но хотела ли она этого вообще сама? По-настоящему хотела ли?

Несколько мгновений нерешительных колебаний, и вот Асока, наконец-то, взяла себя в руки, стала более сильной, стала хозяйкой собственной судьбы. Она виновато извинилась перед своим мастером, хотя виноват перед ней был он, и отказалась принять цепочку обратно. Отказалась вернуться в орден, раз и на всегда решив уйти оттуда, уйти от судьбы, которая не принесла ей абсолютно никакого счастья.

Асока надеялась, что Энакин, не испытывая к ней вообще ничего, как и в тот самый первый день, когда наобум выбрал себе ученицу, просто отпустит её. Но нет, он погнался за Тано, упрашивая её вернуться, не давая ей уйти, сбежать от боли и разочарования. Как это было лицемерно с его стороны, ведь он не чувствовал к ученице такой же привязанности, как она к нему. Момент, когда тогрута осталась с учителем наедине впервые после всего случившегося был самым трудным для неё. Девушке всеми силами пришлось изображать безразличие, придумывать какие-то глупые оправдания про неуверенность в себе и разочарованность в совете. Да, всё это было правдой, но не всей правдой, которую Тано хотела бы сказать ему. Однако обостальном Асока решила умолчать. Зачем говорить то, что никому не было нужно? Сегодня, наконец-то увидев его вживую, спустя столько дней, Тано ещё раз отчётливо убедилась в том, что Энакин не любил её, не любил её так, как она того хотела. Она для него была лишь глупой маленькой девчонкой, надоедливой проблемной ученицей, к которой он просто привык за долгое-долгое время, проведённое вместе и не более того. А ей этого было недостаточно. Отчего Асока чуть не сорвалась в последнем разговоре, как-то невзначай едко и язвительно отметив, что у Энакина и самого была причина покинуть орден. Слава силе, Тано всё же сдержалась и не ляпнула напрямую про то, что знала, что у мастера была жена. Пусть он лучше думает, что девушка покинула орден из-за разочарования в совете и идеалах джедаев, чем узнает горькую, страшную правду. И в очередной раз отказавшись принять цепочку, Асока ушла, ушла в закат, в никуда, навсегда отрешившись от прошлого и от своей любви.

Воспоминания обо всём этом, о предательстве Энакина были настолько болезненными, что Тано даже перестала улыбаться. Грустно и недовольно нахмурившись, девушка легко коснулась собственной грудной клетки, места, где приблизительно находилось её разбитое сердце. Оно всё ещё изнывало от той страшной боли, которую Асоке довелось пережить, хотя постепенно начинало смиряться и успокаиваться. Но сегодня, сегодня неприятное жгущее ощущение с новой силой вернулось к Тано, вместе с почти забытым Энакином, вместе с такими ненавистными для неё воспоминаниями. Пальцы тогруты крепко сжались вокруг сердца, как будто боль, которую она чувствовала, была не душевной, а физической. Вот так, скорбя о прошлом, Асока простояла ещё пару минут, хотя самой Тано показалось, что целую вечность. Наконец-то отпустив собственную грудную клетку, Асока крепко зажмурилась и резко встряхнула головой, стараясь отбросить от себя тени прошлого. Она быстрым шагом двинулась вперёд, пытаясь сократить время до прибытия в притон, но это не помогало. Навязчивые воспоминания продолжали и продолжали лезть тогруте в голову.

После того, как Асока покинула орден, она разорвала все старые связи со старыми знакомыми, ей не хотелось вспоминать свою прошлую жизнь, не хотелось общаться с теми, кто мог знать её той личностью, какой она была раньше. На накопленные за время своего пребывания в ордене деньги Асока купила себе большую красивую квартиру на среднем уровне Корусанта. Да, она не шла ни в какое сравнение с жилищами сенаторов и прочих важных шишек с верхнего уровня, но была достаточно уютной и роскошной. А потом, потом Тано просто стала жить как живётся. Поначалу она попыталась забыть былое и полностью отдаться своей новой судьбе, новой реальности, но даже сейчас, находясь очень далеко от Энакина и его злосчастной жены Падме, Асока чувствовала, что боль не отпускала её. До тогруты часто долетали слухи о её бывшем мастере и его счастливице супруге, все они были разными: о миссиях на войне, о политической деятельности в галактике, о странных дружеских отношениях, которые возникли между джедаем и сенатором. Но Асока-то знала, насколько «дружескими» они являлись на самом деле. И ей было невыносимо мерзко, когда очередная сплетня об Энакине и Падме долетала до её ушей. Ей было невероятно больно… И Асока уже просто не знала, как бороться с этой болью. Казалось, она сбежала неизвестно куда от собственных страданий, но они даже здесь, вдалеке от ордена, постоянно находили её. Сейчас Тано отчасти жалела, что вот так просто ушла прочь, не сказав своему учителю самого важного, не признавшись ему в любви. Да, возможно, он отказал бы ей, но тогда Энакин хотя бы знал, как и почему Асока страдает, как мучается на протяжении длительного срока… А ведь, мастер даже не удосужился поинтересоваться, что стало с его падаваном потом, после ухода из ордена. Прошёл почти год, а Скайуокера вообще не волновала судьба Асоки, что ещё раз болезненно подчёркивало то, как безразлична тогрута была своему учителю. Ещё сильнее ранило её итак разбитое сердце.

Лекарство от боли нашлось само собой. Не желая больше вспоминать ни Энакина, ни свою безответную любовь, Асока решила посвятить собственную жизнь развлечениям. Если Скайуокер не страдал без неё, так чего ей было всё ещё бесполезно страдать по нему? Тано решила жить на полную катушку. Решила развлекаться. Девушка начала ходить по барам и всё больше и больше употреблять спиртные напитки. Ночная клубная жизнь затянула Асоку с головой. Но это было слабой анестезией, требовалось что-то большее. И вот однажды на одной из зажигательных вечеринок в дорогом престижном клубе среднего уровня, один наркоторговец предложил Асоке дурь. Это была какая-то высокопробная травка с Набу. Как иронично, всё, что было с этой планеты почему-то круто меняло жизнь Асоки, вот только в какую сторону, Тано и сама не могла сказать.

Хитрый пронырливый наутолан, которого из-за внешнего сходства Асока сравнила с магистром Фисто, обещал девушке нереальный кайф от предложенной им дури. И Асока поверила. Ей в принципе было уже всё равно чем травить себя, лишь бы избавиться от невыносимой боли. И тогрута выложила не малую сумму денег за небольшой пакетик травы. Впрочем, наутолан не обманул. Первый косячок, выкуренный Тано уже чуть позже, дома, возымел невероятно сильный эффект. Асока вновь увидела Энакина, такого безгранично любимого ей Энакина, правда в своих галлюцинациях, но юная тогрута этого совсем не осознавала. Она была так рада тому, что мастер явился ей, пусть даже и в таком, весьма-весьма призрачном виде. И Тано проговорила с ним всю ночь, о настоящем, о прошлом, о будущем. Она наконец-то призналась генералу в любви, она плакала и рассказывала о своей боли, о своих страданиях, поведала ему о своей жизни, она была откровенна как никогда, впрочем, и он рассказал Асоке не мало всего достаточно личного, после чего, как всегда понимающе и любяще, обнял свою ученицу. Обнял, позволив той вновь ощутить то тепло и заботу, которых Асоке так не хватало, а вместе с этим и взаимность тех чувств, что Тано всегда испытывала к нему. Обнял и легко, и нежно поцеловал наивную милую тогруту в лоб, так как будто это всё было по-настоящему. А для Асоки оно таким и являлось.

После той ночи наедине со своим мастером Тано ещё много раз курила траву. Она позволяла ей приблизиться к тому, что на самом деле было нереально, отдаться своим чувствам, своей любви. Быть с Энакином в духовной близости, не осознавая того, что на самом деле настоящий Скайуокер сейчас находился далеко-далеко от неё, и ему было абсолютно наплевать на свою бывшую ученицу. Но действие наркотиков не могло длиться вечно, и вместе с отрезвлением к Асоке вновь приходило печальное и мучительное осознание того, что её галлюцинации были не реальны, они просто не могли стать реальными. И от этого становилось лишь ещё больнее и больнее. Тано отчаянно пыталась найти способ забыть, не думать о своей боли. Ну, а хорошо наживающийся на таких «страдающих душах», как юная тогрута, наутолан-наркоторговец быстро предложил Асоке нечто более сильное, нежели набуанская трава.

КХ-28 - так новоиспечённый «друг» Тано называл ярко-синее вещество в маленьких флакончиках, что нашёл Энакин в квартире Асоки, быстро стало для девушки почти незаменимым средством от боли, невероятно сильной анестезией от страданий. Этот наркотик стоил очень дорого, так как являлся чуть ли не лучшим в своём роде, но и эффект имел соответствующий. С ним Асока забывала про всё на свете. Она больше не чувствовала мучений и страданий, она больше не тосковала из-за неразделённой любви к мерзавцу-Скайуокеру, для тогруты теперь реальными были лишь сила, свобода и кайф. И пропади оно всё пропадом, что там Тано переживала до КХ-28, за этот чудодейственное средство от всех бед мира Асока могла отдать что угодно. И она отдавала. Она выложила наутолану все свои накопленные деньги, потом продала и квартиру, чтобы расплатиться за наркотики, переселившись в те ужасные трущобы, где Асока жила теперь. Далее юная наркоманка ради дозы вынесла из дома всё ценное и даже не ценное, лишь бы получить заветный флакончик с такой манящей ярко-синей жидкостью. А когда продавать было уже нечего, тогрута стала прибегать к воровству. Асока знала, что это было неправильно, что так поступать не следовало, но она не могла остановиться. Её желание избавиться от боли было куда сильнее, чем голоса разума и совести, и тогрута смирилась, просто закрыла глаза на то, что она делала, стараясь не думать вообще ни о чём, кроме как поскорее бы раздобыть заветную дозу и отправиться гулять в очередной бар, радоваться жизни вопреки тому, что тем, кого она любила, Асока была абсолютно безразлична.

Вот и сейчас Тано спешила прийти в наркопритон, разыскать хорошо знакомого ей наутолана и прикупить очередную дозу наркотиков. Тем более, что из-за внезапного появления настоящего Скайуокера сегодня её ощущение боли было куда сильнее обычного, а значит и желание избавиться от него утраивалось, если не удесятерялось.

Наконец-то достигнув пункта назначения Асока получила желаемое. Отдав все деньги, что она отобрала у незнакомого водителя спидера наркоторговцу, Тано приобрела-таки бесценный флакончик сапфировой анестезии. И тут же, не задумываясь, приняла КХ-28. Мерзкое давящее на сердце чувство разочарования, боли из-за неразделённой любви, навязчивые воспоминания о призраках прошлого в один момент испарились. Асока внезапно ощутила нереальный прилив силы, нереальный прилив наслаждения, радости и безразличия, и ей уже было всё равно, всё всё равно. Проблемы как-то сами собой ушли в никуда, оставляя место только безграничному кайфу. Сейчас Тано уже не хотелось вспоминать прошлое, горевать и плакать из-за того, что Скайуокер был такой мерзавец, не хотелось больше страдать, всё это как-то само собой ушло на задний план. В данный момент Асока ощущала будто весь мир был у её ног, будто она настолько сильна, что была способна на что угодно, Асока чувствовала невероятную мощь и упоение от собственной непомерной силы. И девушке не хотелось больше просто слоняться по улицам, вспоминая разные глупости, Тано желала развлекаться, Тано желала искать новые приключения, отчего тогруте тут же пришла в голову идея посетить какой-нибудь бар, где она ещё ни разу не была, что Асока с радостью и сделала.

Миновав несколько переулков, тогрута навеселе завалилась в какой-то грязный захудалый клуб нижнего уровня Корусанта. Быстро подойдя к барной стойке, Тано заказала некий экзотический алкогольный коктейль ярко голубого цвета. И залпом осушив свой бокал, чтобы так сказать, догнаться, после приёма дозы, пошла на танцпол, придаваться бешенным безумным танцам во власти кайфа.

Тем временем Энакин всё ещё пребывал в ордене джедаев. Прежде, чем возвращаться к Асоке у него было две важные «миссии». Во-первых, выяснить чем можно больше о том веществе, которым травила себя его бывшая ученица, а во-вторых, рассказать обо всём случившемся Падме. Скайуокер не мог скрывать от жены правду, это было и не правильно и не разумно, тем более, что Энакин собирался дни напролёт проводить с Асокой, спасая её от зависимости. И об этом Амидала должна была знать. Он итак уже испытывал вину за то, что вчера обманул свою безгранично любимую жену, а ощущать это неприятное давящее чувство и дальше изо дня в день ему не хотелось. Да и какой смысл был скрывать от Падме правду? Узнав о состоянии Асоки, Амидала не стала бы препятствовать мужу спасать его бывшую ученицу, а лишь наоборот поддержала бы его в этом благом начинании. Короче, поговорить с Падме нужно было чем можно быстрее, заодно и рассказать ей о вчерашнем обмане. Но сначала…

Энакин внимательно посмотрел на робота, который проводил какие-то тесты и анализы с принесёнными Скайуокером в лабораторию образцами крови Асоки и наркотиков, и тяжело вздохнул. Будто уловив его нетерпение поскорее узнать результат исследований, дроид-учёный закончил последнюю проверку вверенных ему веществ и поспешно приблизился к джедаю.

- Ну, что? – не соблюдая особых церемоний, быстро спросил Энакин как только робот подлетел к нему на достаточное расстояние.

- Вы были правы, мастер Скайуокер, - механическим голосом заговорил дроид, - Судя по образцам крови можно сделать вывод, что у объекта наблюдается сильная химическая зависимость от данного вещества, именуемого КХ-28.

Услышав ответ учёного Энакин тут же хотел задать следующий интересовавший его вопрос, но дроид так и не дал ему произнести ни слова. Будто догадавшись о том, о чём собирался узнать у него джедай, робот всё тем же спокойным тоном продолжил:

- КХ-28 – жидкое вещество тёмно-синего цвета с неявным фиолетовым оттенком, принимается внутрь небольшими дозами для достижения высокого уровня наркотического опьянения. Является наиболее редким и качественным, а также дорогим наркотиком среди прочего разнообразия дурманящих разум веществ. Отличается от остальных наркотических средств своими необычными свойствами влияния на организм. КХ-28, единственное вещество в мире, которое воздействует непосредственно на мидихлорианы живого существа, отчего наибольший эффект имеет у форм жизни, обладающих способностями к использованию силы. Чем больше мидихлориан у принимающего его существа в теле, тем сильнее влияет на него данный вид наркотика. КХ-28 не просто затуманивает рассудок, как все другие вещества, он временно усиливает действие мидихлориан в сотни раз, тем самым вызывая невероятное ощущение силы и мощи у принявшего его. Это приводит к ложной иллюзии безграничных возможностей, вместе с тем, гиперактивные мидихлорианы ввергают организм в чувство невероятного блаженства. Также, среди действий этого вещества наблюдается частичное затуманивание рассудка и временная потеря памяти. Распространяется, как на желаемые объектом моменты прошлого, так и на некоторые моменты настоящего, в которые существо находится в состоянии наркотического опьянения. Помимо всего прочего, объект принявший данный препарат не чувствует ни физической, ни моральной боли, только безграничное ощущение силы и свободы, только невероятное наслаждение. Стоит отметить, что непосредственно на само использование силы препарат никак не влияет. Он не позволяет существам не способным к силовым приёмам научиться их использовать и не делает более мощными силовые приёмы тех, кто обладает способностью к ним. Эффект о безграничных возможностях ложен, так как использование силы зависит от количества мидихлориан живого существа, а не от их активности. В то же время КХ-28 наносит организму огромный урон. Приводя мидихлорианы в состояние, выходящее за приделы нормы, данный препарат постепенно изничтожает их, заставляя атрофироваться и, в редких случаях, вообще погибать. Следствием чего может стать полная потеря способности контролировать силу. Также данное вещество влияет и на физическое здоровье принимающего его, так как гиперактивные мидихлорианы задействуют слишком много ресурсов тела для поддержания себя в подобном состоянии. Чем дольше КХ-28 воздействует на организм объекта, тем разрушительнее его последствия.

Робот-учёный замолчал, в надежде, что донёс до Энакина всю необходимую тому информацию. До Энакина, вид которого стал ещё боле взволнованным и озадаченным после услышанного от дроида. Теперь, зная, что именно творил с Асокой данный наркотик, Скайуокер ещё сильнее забеспокоился за свою ученицу. Она не просто опускалась морально в глазах общества, как если бы это были какие-то другие дурманящие разум вещества, его любимый падаван в буквальном смысле убивала себя с каждым новым днём, с каждой новой дозой. И как понял генерал, процессы запущенные КХ-28 были необратимы. Энакину вдруг стало ещё жутче, чем вчера, когда он увидел Тано впервые, чем тогда, когда окончательно понял, что она стала наркоманкой.

«А что если Асоку уже нельзя спасти?» - мелькнула в голове джедая ужасающая мысль, отчего тот нервно дёрнувшись, резко ухватил робота за механические плечи и задал тому новый, пожалуй, слишком интересовавший генерала вопрос:

- Как долго она принимает наркотики? – взволнованный Энакин с надеждой всмотрелся в механические глаза дроида, боясь услышать его ответ, но трезво осознавая, что ему необходимо было это знать, чтобы понять, как помочь Асоке, - Как сильно она навредила себе? Возможно ли что-то ещё сделать? – всё тем же дрожащим голосом продолжил буквально выбивать из учёного ответы Скайуокер, грубо тряся своего собеседника за плечи.

Явно не понимая реакции джедая на всё сказанное им, в конце концов дроиды-то не умели испытывать эмоции, робот аккуратно отцепил от себя руки Энакина и с безразличной монотонностью произнёс:

- Приблизительный срок воздействия препарата на объект около двух месяцев. Точные сведения обо всех изменениях в организме я не могу дать, так как для этого необходимо полное обследование. Но стоит отметить, что данного срока вполне достаточно, чтобы впасть в крайне сильную форму зависимости от КХ-28, что в последствии может привести к смерти объекта.

Энакин завороженно слушал робота, в тайне надеясь, что тот ошибался. Страшные слова несколько раз отдались в голове генерала.

«Может привести к смерти объекта, может привести к смерти объекта, может привести к смерти объекта», - трижды мысленно повторил Скайуокер, понимая, что у него больше не было времени на дальнейшие разглагольства и рассуждения с дроидом-учёным о разной ерунде.

В принципе, всё что нужно было Энакину, он уже знал, теперь следовало чем можно быстрее вернуться домой, сообщить о сложившейся ситуации Падме, а затем со всех ног нестись, нестись спасать Асоку. Её жизнь буквально висела на волоске, и чем дольше генерал тянул время, тем больше его юная глупая бывшая ученица могла навредить себе. Скайуокер не понимал, зачем она всё это делала, но оно было и не так уж важно. Главное, во что бы то ни стало, следовало заставить Тано отказаться от этого губительного пристрастия.

В один момент, взволнованный Энакин быстро сорвался с места и, бросив дроиду-учёному краткое «Спасибо», просто молниеносно вылетел из лаборатории, направляясь домой.

- Странные эти люди. Я их не понимаю, - только и успел механическим голосом вслед генералу произнести робот, после чего вернулся к своим повседневным занятиям.

Тусовка в одном из захудалых клубов нижнего уровня Корусанта, работающего круглосуточно, была в самом разгаре, когда в питейное заведение внезапно нагрянула полиция. Отряд дроидов хранителей правопорядка получил от командования очередное абсолютно бесполезное задание – а именно прочесать местные бары района с целью выявить нарушителей закона, тех, кто хранил и принимал наркотики. Почему данное мероприятие было абсолютно бесполезным? Потому, что, во-первых, наркоманов по всему Корусанту была тьма тьмущая, всех не переловишь и не пересажаешь, ну, а во-вторых, что они могли сделать всем этим опустившимся на дно жизни типам? Потребовать за них залог или взятку у родственников? Так кому нужно было выкладывать кругленькие сумы за грязных наркоманов? Завести на них дело и судить? Ещё проблематичнее. На Корусанте, тем более во время войны, хватало кого арестовывать и судить. Но для пущего порядка власти всё равно требовали проводить эти чистки нижних уровней, а задание есть задание. Ничего не поделаешь.

- Внимание, плановая проверка клуба на наличие у посетителей наркотиков, никому не двигаться, - механическим голосом объявил дроид-командир данной операции, когда полицейские вошли в бар, - Пожалуйста, остановите музыку и предъявите личные вещи сотрудникам органов правопорядка, - всё тем же спокойным тоном добавил он, подавая остальным роботам знак, чтобы они начинали обыскивать присутствующих.

Работникам клуба ничего не осталось, как только подчиниться. Современная громкая мелодия поутихла, активно заменяясь шумными недовольными возгласами посетителей по поводу того, как надоели эти проверки и как не время полицейские испортили тусовку.

Находящаяся в данном питейном заведении всё это время и до самого прихода полиции бешено отплясывающая на танцполе Асока только сейчас остановилась, с ужасом осознавая, что попала в весьма и весьма неприятную ситуацию. Тано давно и долго принимала наркотики и часто посещала разнообразные клубы, но на облаву ей не повезло нарваться впервые. Понимая, что её точно арестуют, юная тогрута решила по-тихому улизнуть из бара до того, как проверяющие доберутся до неё. Ловко лавируя среди толпы посетителей данного заведения, Асока осторожно пробиралась к выходу. Казалось, ещё пару метров и девушка очутилась бы на улице, на свободе, в безопасности. Но нет, Тано опять не повезло.

Внезапно тогрута ощутила, как кто-то резко и больно обхватил одно из её запястий.

- Вы куда, мэм? Предъявите ваши личные вещи для проверки, мэм? – вежливым механическим голосом попросил один из полицейских.

Асока испуганно обернулась в сторону того, кто держал её за руку, и хаотично попыталась вырваться.

- Отпустите меня, я ни в чём не виновата! – нервно вскрикнула она, прибегая ко всей своей физической силе.

Но куда ей? Робот держал девушку очень крепко, и попытка освободиться увенчалась провалом.

Заметив, что незнакомка оказывает сопротивление полицейский поинтересовался у командира:

- Как мне следует действовать, сэр?

Ответ руководителя не заставил себя долго ждать.

- А, что тут ещё думать, посмотри на неё она же полностью накачанная, - уверенно проговорил старший по званию, внимательно вглядываясь в бешено смотрящие расширенные зрачки Тано.

- Проверь её сумку, идиот, там наверняка есть наркотики, - тут же добавил он, с силой отбирая у Асоки её дамский аксессуар.

Тано не хотела отдавать свою сумочку, понимая, что там полицейские точно найдут доказательства тому, что Асока была наркоманкой, но дроид так мощно дёрнул за неё, что ремешок кожаного аксессуара не выдержал и разорвался по полам.

- Вы не имеете права! – отчаянно выкрикнула девушка, изо всех сил пытаясь остановить роботов, однако и это её усилие было тщетным.

Грубая механическая рука полицейского, который всё ещё держал Асоку за одно из запястий, быстро скользнула внутрь хранилища дамских секретов, и офицер извлёк оттуда пустой флакончик из-под наркотиков.

- Похоже на КХ-28, - спокойно констатировал факт дроид, на свет пытаясь осмотреть остатки содержимого своими механическими глазами, - Она точно наркоманка, - всё в том же тоне добавил он.

- В спидер её, - не медля ни секунды тут же приказал командир, рукой указывая на выход из клуба.

С ужасом понимая, что попалась с поличным, Асока впала в полное отчаяние. Она давно не была в таком затруднительном положении, как сейчас. И теперь помочь ей не мог никто. Разве что она сама. Девушка активно задёргала свободной рукой, применяя силу, чтобы притянуть из открытой сумочки к себе хотя бы один из своих мечей, а затем порубать дроидов-полицейских на кусочки и сбежать. Но… Произошло нечто невероятное.

Пожалуй, впервые за недолгую жизнь Асоки сила не подчинилась ей, и оружие, которое столь необходимо было Тано сейчас, так и осталось лежать на месте в недрах испорченного аксессуара тогруты. Не понимая, что происходит, Асока дёрнула рукой ещё раз и ещё раз, но ничего не получалось.

- Что она делает? – как-то сбито с толку, поинтересовался офицер у командира.

- Не знаю, она наркоманка, мне их не понять. Вяжи её и пошли, - чётко приказал тот.

Офицеру ничего не оставалось, как послушаться старшего по званию. Быстро ухватив Асоку за второе запястье, полицейский ловко одел на девушку наручники и силой поволок её к выходу из бара.

- Нет, отпустите меня, вы не имеете права! Это нарушение свободы личности! Я сказала отпустите, вы жестянки проклятые! – не имея больше абсолютно никакой возможности сопротивляться задержанию, дико и грубо орала тогрута, изо всех сил резко вырываясь из сильных механических рук полицейских, при этом громко шипя, выставляя напоказ её острые белые клыки и отбиваясь от служителей правопорядка своими хрупкими ногами.

Однако уже ничто не могло предотвратить арест буйной накачанной Асоки.

Комментарий к Глава 2. Воспоминания, Часть 1

Это, как бы, половина второй главы, чуть позже будет её продолжение. Но глава получается очень длинной, потому я решила разбить её на 2 части для удобства чтения.

И ещё раз напоминаю, что работа АУ и ООС. Некоторые события могут быть изменены и не соответствовать канону.

========== Глава 2. Воспоминания, Часть 2 ==========

Прошло не мало времени, прежде, чем Асоку доставили в полицейский участок, что, впрочем, ничуть не лишило её сил кричать и отбиваться. Даже наоборот, оказавшись внутри здания и предвидя, что буквально через несколько минут её запихнут в грязную камеру с проститутками, бомжами и другими задержанными, тогрута пуще прежнего разошлась.

- Отпустите меня, вы, … ржавые! – аж подпрыгивая на месте и упираясь в пол обеими ногами, громко выматерилась девушка на троих роботов-полицейских, что едва-едва могли сдерживать её пыл, волоча арестованную по коридору участка.

- Я сказала, уберите от меня свои кривые клешни! - ещё раз прокричав какие-то ругательства так, что её голос эхом отдался по просторному помещению, Асока резко затормозила на месте, словно вкопанная, всеми силами давая понять, что она абсолютно не желала идти дальше.

Вместе с очередной порцией хамства в адрес служителей правопорядка накачанная тогрута скорчила злобную гримасу и угрожающе зашипела на несчастных дроидов, демонстрируя всему миру свои жемчужно-белые клыки. Но роботы не реагировали на это. Лишь увеличив силу, они мощным рывком заставили арестованную идти дальше, продолжая и продолжая выслушивать от неё разнообразный бред.

- Отпустите меня сейчас же, вы, жестянки … , да что б у вас … заржавели и отвалились! – с каждой секундой становясь всё более и более раздражительной и наглой, Тано ещё раз отчаянно резко дёрнулась в крепких механических руках дроидов, больно сжимавших её хрупкие предплечья.

После чего не медля ни секунды, девушка ловко замахнулась и влепила скованными наручниками кистями одному из полицейских по лицу. Не теряя момента, пока страж правопорядка замешкался и даже выпустил Асоку из своих рук, тогрута совершила тот же манёвр относительно другого дроида, стоящего с противоположной стороны от неё. Спонтанная атака на двух из троих полицейских оказалась успешной, оставался только последний, командир, который сейчас находился прямо перед юной наркоманкой. Умело использовав одну из своих, казалось бы, хрупких ног, Тано отвесила тому такой не хилый удар по голове, что несчастный робот тут же отлетел назад и со звенящим грохотом плюхнулся на пол.

В какое-то мгновение осознав, что она была абсолютно свободна в данный момент, Асока отчаянно рванулась к выходу из полицейского участка.

- Держите её! Не дайте ей уйти! – быстро опомнившись скомандовал кто-то из побитых дроидов.

Оружие будто само собой прыгнуло в механические руки полицейских, и еще через секунду несчастную наркоманку настигло аж два электрических заряда, так и не дав Асоке сбежать. Болезненная волна молнии в один момент прошлась по хрупкому телу Тано, заставляя девушку сотрясаться в конвульсиях. После чего оглушённая тогрута без чувств рухнула на холодный отполированный пол полицейского участка.

- Вы чуть не упустили её, идиоты! – недовольно ругнулся на своих нерасторопных подчинённых командир, поднимаясь с пола, - В камеру её, немедленно, а я пойду отчитаюсь перед главным.

- Есть, сэр! - армейским тоном, ответили офицеры, вдогонку старшему по званию, после чего, поспешно двинулись в сторону бессознательной Асоки.

Подойдя к девушке поближе, дроиды ловко подняли её с пола и внимательно осмотрели.

- В таком состоянии она от нас точно не уйдёт, - довольно констатировал факт один из них.

- Точно, точно, - в том же тоне подтвердил другой, а затем немного призадумавшись, как-то заинтересованно добавил, припоминая фразу, брошенную им Тано парой минут ранее, - Кстати, а ты не знаешь что такое … ?

- Эм… Нет, - как-то нелепо покачав механической головой, ответил тот, - Пошли.

Так и не выяснив, что же такое должно было заржаветь и отвалиться у них, офицеры спешно понесли Асоку туда, куда приказал им командир.

Начальник отдела по борьбе с наркотиками молча восседал за столом своего кабинета и с любопытством рассматривал вещи, конфискованные у Асоки. Среди предметов не было ничего необычного, разве что кроме джедайских световых мечей. Впрочем, препарат, который предположительно употребляла тогрута славился тем, что его принимали в основном существа способные контролировать Силу, потому данное оружие не особо-то и удивило полицейского. Тщательно обыскав Тано и её многострадальную сумочку, роботы смогли найти всего лишь одну баночку из-под КХ-28, непосредственно самого наркотика в которой уже не было. Этого было достаточно для того, чтобы задержать девушку на время, но не для того, чтобы предъявлять ей какие-то серьёзные обвинения. Да и в принципе долго возиться с мелкой наркоманкой шефу отдела не хотелось. Ну, передал бы он дело в суд, и что дальше? Столько возни из-за какой-то глупой малолетней девчонки. Как будто полиции и суду Корусанта нечем было больше заняться. Потому мужчина отчаянно искал способ решить эту проблему с максимальной выгодой для себя. Например, позвонить родственникам юной наркоманки и потребовать с них крупный «залог» за свою «любимую девочку». Оттого ловко крутя в руках комлинк Асоки, начальник внимательно просматривал список её контактов.

- Головоног, Хмырь, Дрыщ, Розовая, - вслух зачитывая «имена» друзей тогруты, полицейский всё больше и больше хмурился то ли от удивления, то ли от недовольства.

- Блин, у этих наркоманов вообще бывают нормальные контакты? – на секунду оторвавшись от «увлекательнейшего» занятия, мужчина вопросительно взглянул на дроида-командира, который всё ещё находился в его кабинете, ожидая дальнейших указаний.

- Не уверен, сэр, - спокойно ответил тот, как-то рассеянно разведя механическими руками, после чего попытался дать начальнику дельный совет, - Может, вам стоит поискать в списке контакты, именованные Мать или Отец?

Однако предложение дроида, казалось, ещё больше разозлило мужчину.

- Сто раз уже смотрел! – в ответ недовольно прикрикнул он, зло ляпнув грубым кулаком по столу, - Нет тут ни матери, ни отца, либо они тоже подписаны хмырями и дрыщами, либо у этой девчонки их и в помине нет.

Тяжело вздохнув начальник вновь ткнул пальцами по кнопкам комлинка, в очередной раз быстро пробегая изучающим взглядом список, после чего с пущей озлобленностью добавил:

- Блин, да тут вообще ни одного нормального контакта нет!

Внезапно глаза полицейского остановились на буквах одной из ярких светящихся записей и, замерев на секунду, он уже более довольным тоном воскликнул:

- А, нет, всё же есть… Вот, какой-то Энакин Скайрокер, - обрадованный тем, что нашёл хоть кого-то, кому можно было позвонить на счёт задержанной и потребовать залог, мужчина демонстративно показал имя его сослуживцу.

Внимательно рассмотрев светящиеся голографические буквы своими механическими глазами, капитан попытался что-то возразить:

- Не похоже на фамилию, сэр.

Однако начальник, его уже не слушал.

- Ну, этот хотя бы Энакин, а не Хмырь или Головоног, - стараясь как бы подчеркнуть правильность своего решения, ещё раз тяжело вздохнув, произнёс шеф, а затем серьёзно добавил, уже нажимая на кнопку вызова, - Вот ему и позвоним.

Ответ последовал не сразу, но когда голограмма с каким-то неизвестным полицейскому Энакином всё же появилась, мужчина торжественным тоном заговорил.

- Добрый день, вас беспокоит начальник отдела полиции по борьбе с наркотиками. Дело в том, что…

Тем временем Скайуокер, покинувший храм джедаев не так давно, наконец-то прибыл домой. Припарковав свой спидер на привычном месте, генерал быстрым шагом направился вглубь квартиры, предвкушая, каким будет разговор с его любимой женой. Но рассказать ей обо всём было необходимо и чем можно скорее.

То ли заметив Энакина через окно, то ли будто почувствовав, что муж вернулся домой Падме, облачённая в одно из своих причудливых роскошных платьев, уже грациозно выплыла в просторную гостиную, ожидая Скайуокера там. Влетевший в комнату, словно ураган, генерал быстро подарил любимой нежный поцелуй в щёку в знак приветствия, после чего не медля перешел к главному. А чего, собственно было тянуть?

- Падме, я должен серьёзно с тобой поговорить, - тяжело вздохнув, как-то издалека начал Скайуокер.

Слова, слетевшие с его губ, слегка насторожили женщину. Амидала всегда боялась, подобного начала речей, тем более, что её всё ещё беспокоили воспоминания о вчерашней весьма и весьма неоднозначной ситуации во время звонка.

- Я внимательно слушаю тебя, Эни, - стараясь быть чем можно более спокойной и непоколебимой, дабы не потерять лицо, тихо ответила она, хотя внутри женщины всё дрожало от волнения.

Однако Скайуокер, похоже, так этого и не уловил, он просто продолжил говорить дальше то, что хотел поведать своей любимой жене.

- Вчера я обманул тебя, - виновато заглянув в бездонные кофейные глаза Падме, тут же признался Энакин, - Я задержался не на задании.

Скайуокер хотел было сказать что-то ещё, но не успел. Лишь только эта фраза долетела до ушей Амидалы, как та в ужасе вздрогнула, чувствуя, что самые-самые страшные её предположения и ожидания становились реальностью. Едва-едва удерживая себя в более-менее спокойном состоянии, сенатор шокировано прикрыла рот обеими руками, всё ещё неподвижно смотря на мужа расширившимися от изумления зрачками. Женщине хотелось верить, что обман её любимого заключался совсем не в том, о чём она подумала, но почему-то всё указывало именно на это. Ещё секунду Падме простояла в безмолвном бездействии, после чего резко развернулась и, ничего не говоря, попыталась удалиться прочь, чувствуя, как глаза наполняются блестящими слезами.

Ожидав от жены совсем не такой реакции, Энакин в один момент сообразил, что Амидала его не так поняла. Резко ухватив женщину за одно из запястий своей механической рукой, Скайуокер тут же попытался исправить ситуацию.

- Нет, Падме, это совсем не то, что ты подумала, - ещё более взволнованно стал говорить он, - Вчера во время задания, в одном из баров нижнего уровня Корусанта я встретил Асоку. И она… Она была в ужасном состоянии.

Чувствуя боль и разочарование от признания собственного мужа, Амидала поначалу не хотела слушать дальнейшие оправдания генерала. Она собиралась уйти, чтобы только не показывать свою слабость, не расплакаться из-за предполагаемой измены Энакина прямо у него на глазах, но тот так и не дал ей этого сделать. Ощутив на своей нежной кисти его грубую, причиняющую лёгкий дискомфорт хватку, сенатор всё же вынуждена была дослушать Скайуокера до конца. И то, что ей удалось уловить и осознать в один момент сняло огромный камень с души Падме. Муж не изменил ей, Амидала ошиблась, это несказанно радовало женщину, внезапно ощутившую себя такой наивной и глупой за свои неоправданные подозрения. Однако вместе с тем, упоминания о не лучшем состоянии Асоки, её давней хорошей подруги, сильно взволновали Падме. К тому же, она всё ещё не понимала, в чём же тогда заключался обман Скайуокера.

Резко остановившись, сенатор вновь развернулась к Энакину лицом, давая тому понять, что готова была, чтобы он продолжал свой рассказ, и тихо, но крайне испуганно, спросила:

- Что с ней?

Понимая, что Падме волновала судьба Асоки не меньше, чем его самого, Энакин аккуратно отпустил руку Амидалы и с болью в сердце поведал жене всё, что увидел, услышал и пережил вчера. Утаив, пожалуй, один единственный факт о том, что тогрута под кайфом пошло домогалась его прямо посреди улицы. Вот об этом Амидале точно не нужно было знать. В конце концов, в действиях Тано Энакин уж никак не был виноват, он не отвечал на эти приставания взаимностью, да и вообще не мог даже предположить, что такое возможно. А лишний раз расстраивать жену ему не хотелось. Тем более, что та и так была шокирована услышанным и обеспокоена за судьбу тогруты до предела, да и не время сейчас было уделять внимания такой ерунде.

- В общем, совет разрешил мне некоторое время не участвовать в миссиях, чтобы попытаться спасти Асоку. Сейчас я собираюсь направиться прямо к ней домой и приложить все усилия, чтобы остановить её. Надеюсь, ты не будешь против, любимая, - то ли просто ставя Падме перед фактом, то ли всё же спрашивая у неё разрешения, как-то неоднозначно закончил свою речь Энакин.

Скайуокер ожидал, что жена сразу поймёт всю сложность ситуации и с радостью одобрит его рвение к тому, чтобы уберечь Асоку от губительной для неё зависимости, однако сенатор почему-то медлила. Женщина всё ещё молча стояла напротив него, о чём-то серьёзно задумавшись и так и не говоря ни да, ни нет, как будто сомневалась. По лицу Амидалы было видно, что она очень переживала за судьбу своей давней подруги, была шокирована тем, что узнала сегодня, и крайне сильно жалела бывшую ученицу её мужа, однако что-то ещё беспокоило сенатора, и Скайуокер никак не мог понять что. Падме открыла было рот, дабы нечто возразить, но её слова так и остались несказанными потому как внезапно раздался сигнал комлинка.

Всё ещё ожидая реплики своей жены, Энакин ответил на звонок не сразу. Но Падме так и не осмелилась произнести то, что хотела, лишь многозначительно кивнув на разрывающийся громким писком прибор.

К огромному удивлению Скайуокера на том конце оказалась совсем не Асока, которой просто надоело сидеть дома взаперти, а начальник отдела полиции по борьбе с наркотиками, который кратко и чётко поведал генералу всю сложившуюся ситуацию. Чувствуя злобу, досаду и одновременно сильное волнение за собственную ученицу, Энакин вежливо закончил разговор со служителем правопорядка и отключил связь.

- Я должен немедленно лететь туда, - коротко бросил Скайуокер и молниеносно рванулся к выходу из квартиры, даже не дожидаясь того, что скажет ему Падме.

Но у Амидалы были по этому поводу совсем другие мысли.

- Энакин! – громко выкрикнула она имя мужа, пытаясь его остановить, когда он был уже около спидера.

На мгновение Скайуокер замер в ожидании того, что хотела сказать ему его любимая. Падме вновь выдерживала какую-то слишком раздражающую и крайне неуместную сейчас паузу. Она, вроде бы, и хотела что-то возразить, но почему-то так и не решалась высказать собственные мысли в слух. Понимая, что времени у него было не так много, генерал взволнованно развернулся к жене лицом, желая поторопить её. Взгляды Энакина и Падме встретились, и Амидала внимательно всмотрелась в его бездонные голубые глаза. Сейчас в них читалось слишком много крайне сильных эмоций, дикое переживание и волнение за Асоку, непомерное чувство вины, жалость к бывшей ученице и невероятно давящее чувство долга. Уловив каждую из них, сенатор так и не осмелилась сказать мужу то, что хотела. Женщина лишь грустно улыбнулась, осознавая, что отпустить любимого в данный момент было самым верным решением, после чего медленно и неуверенно кивнула головой в знак согласия, тем самым давая понять, что позволяет Скайуокеру идти. Получив-таки одобрение Падме, Энакин с лёгкой душой направился в участок. По крайней мере, хотя бы одна проблема была сегодня решена. А ведь впереди ждали ещё многие-многие другие.

В здание полиции Скайуокер прибыл достаточно быстро, правда, чуть не разбившись на спидере, но чуть не считается, в конце концов генерал с детства был хорошим пилотом и с лёгкостью мог избежать любых даже самых-самых трудных ситуаций на дороге.

Энакин уже длительное время сидел в кабинете начальника отдела по борьбе с наркотиками и с виноватым видом выслушивал его упрёки относительно недостойного поведения своей бывшей ученицы. От чего сотрудник органов правопорядка лишь ещё больше наслаждался описанием всех деталей и подробностей в весьма и весьма ярких красках.

- Задержанная Асока Тано, обвиняется в хранении и употреблении не безызвестного наркотика КХ-28, - занудно бубнил полицейский, выражая крайнее возмущение тем, что сам же говорил, - Мало того, что наши сотрудники нашли её в одном из третьесортных питейных заведений Корусанта абсолютно накачанной, так она ещё и попыталась сбежать при обыске. Затем, когда её всё же удалось задержать, девушка устроила истерику прямо посреди бара и оказала жёсткое сопротивление аресту. Она кричала, вырывалась, употребляла грязные нецензурные выражения в адрес полицейских при исполнении. Даже более того, немного позже эта хулиганка и дебоширка напала на наших сотрудников и нанесла огромный ущерб их лицевым пластинам, едва не сбежав прямо из участка. Моим дроидам даже пришлось усмирять её, применив крайне жёсткие меры. Подобное поведение не достойно порядочной гражданки Корусанта.

Договорив последнее предложение, начальник всё так же недовольно стукнул кулаком по крышке стола и, казалось, ещё более грозным и хмурым взглядом окинул так ничего и не сказавшего Энакина, будто ожидая, что тот начнёт оправдывать Асоку. Но Скайуокер не спешил говорить. А что ему собственно было сказать? Генерал никогда в жизни даже и представить себе не мог, что однажды из-за недостойного поведения Тано, он окажется в подобной ситуации. Его бывшая ученица всегда была такой правильной, такой надёжной, и как джедай только мог подумать, что когда-нибудь емупридётся вытаскивать «его умную и способную девочку» из подобного заведения.

В данный момент Энакин ощущал непомерное чувство стыда. И стыдился он не за Асоку, нет, а за самого себя. Здесь, сидя посреди огромного полицейского участка, Скайуокер, как никогда чувствовал свою вину по поводу произошедшего, как будто это он накачался наркотиками, ругался матом, дебоширил и сопротивлялся аресту, нанося дроидам-полицейским немалый урон. И в чём-то генерал был прав. Будь он чуть менее безразличен относительно судьбы своей бывшей ученицы, всего этого никогда и не было бы, всё могло бы быть иначе. Но он… Да, ничего не сделал он, чтобы предотвратить подобную катастрофу, произошедшею с Асокой. Посему, Энакину было куда более стыдно за самого себя, чем за несчастную Тано, которую сейчас он почему-то видел жертвой обстоятельств.

Не зная, что и ответить полицейскому, джедай виновато отвёл взгляд и опустил глаза в пол, тяжело вздохнув. Он мог бы попытаться оспорить все обвинения служителя правопорядка, но это было бессмысленно, начальник был прав по всем пунктам, нормальный гражданин Корусанта не стал бы себя вести подобным образом. И то, что Асока уже не входила в их число, было следствием неверных действий и решений самого Энакина. Джедай ни за что на свете не должен был отпускать свою бывшую ученицу, когда та покидала орден. Он первый должен был поинтересоваться её судьбой, когда Асока всё же ушла, устроившись жить где-то в огромном мегаполисе. Но ничего уже нельзя было изменить. И в этом была только его вина.

Из размышлений о том, что можно и нельзя было сделать для Тано в прошлом, Энакина внезапно вырвала очередная недовольная реплика начальника.

- Что бы по этому поводу сказали её родители? – с неким намёком резко задал весьма интересовавший его вопрос полицейский.

Видимо он ожидал, что Скайуокер поведает ему о местонахождении семьи Тано или каком-то способе связаться с ними, но начальник просчитался, не зная всего об арестованной.

- У Асоки нет родителей, - ещё с большей грустью и печалью остановил поток негодования на данную тему его собеседника генерал.

На что, впрочем, тут же получил крайне нелестный отзыв о своей любимой бывшей ученице.

- Не удивительно, - таким тоном, как будто это было чем-то самим-собой разумеющимся, воскликнул начальник, - Кому нужна такая дочь?

Слова полицейского в один момент заставили Энакина разозлиться, и пальцы его обеих рук даже крепко сжались в кулаки. Чего Скайуокер не любил, так это того, когда кто-то смел обижать и оскорблять его близких. Генерал едва-едва подавил желание вскочить с места и надавать противному начальнику по его наглой роже, мотивируя сие решение лишь тем, что поступи он так, Асоку могли просто не выпустить из КПЗ. Ощущая, как гнев, подпитывающий некую частицу тёмной стороны Силы внутри него, так и разливается по всему телу, Энакин сделал глубокий вдох, чтобы немного успокоиться. Чтобы подавить ярое желание навредить этому глупому полицейскому. Прийти в себя и буквально силой спрятать тёмную сторону куда-то обратно в глубины собственной души джедай смог не сразу. Но, всё же, ему это удалось, и Энакин так и остался, казалось, абсолютно спокойно сидеть на месте в ожидании, когда же наконец-то начальник перейдёт к сути разговора и скажет ему о том, что нужно было подписать или сделать, чтобы Тано всё же выпустили на свободу. Но тот не торопился говорить о главном, всё как-то углубляясь в какие-то отстранённые темы.

- А собственно говоря, кем вы приходитесь для задержанной?

Казалось бы, вопрос был вполне ожидаемым, но почему-то он заставил Энакина ещё сильнее задуматься. И сам не зная, как именно определить себя относительно Асоки, генерал как-то не сразу нашёлся, что ответить на него. А ведь действительно, кем он был для Тано? Родственником? Нет, Скайуокер не сильно-то внешне походил на тогруту, да и его бывшая ученица никогда не воспринимала мастера как отца или брата. На эту роль скорее больше подходил Пло Кун. Другом? Но разве настоящий друг бросил бы своего товарища на целый год, даже ни разу не поинтересовавшись его судьбой, так опрометчиво позволив тому падать в бездну отчаяния и холодные лапы смерти? Нет, этот вариант тоже не подходил. Сослуживцем? Так Асока уже давно не участвовала ни в каких боевых действиях и вообще никак не относилась к армии Республики. Пожалуй, самым верным вариантом было – учитель или бывший учитель. Но и тут как-то всё не так уж гладко складывалось. По сути Энакин никогда и ничему толком не учил своего падавана. Тем более на протяжении целого года, после того, как юная тогрута ушла из ордена. Да он её даже в глаза не видел. Пожалуй, на самом деле Скайуокер был для Асоки никем. Однако, понимая, что после подобного заявления, полицейский мог отказаться выпускать Тано под залог или под другие условия которые там требовались, генерал всё же решил остановиться на последнем варианте.

- Я её учитель, - как-то не совсем уверенно произнёс джедай, в тайне надеясь, дабы этого оказалось достаточно для того, чтобы можно было наконец-то вызволить из заточения юную наркоманку.

Услышав ответ, которого он так ждал, полицейский даже перестал возмущаться по поводу недостойного поведения Асоки, быстро найдя новую тему для того, чтобы придираться. Громко и ехидно хихикнув над словами Скайуокера, начальник с ещё пущей язвительностью выдал очередное почти оскорбление, которое сам он считал нечем весьма важным и назидательным.

- Хорош учитель. Чему ты научил свою ученицу? Наркотики принимать? – буквально издеваясь над генералом, примерзким насмешливым тоном заговорил полицейский, - Хорошо, что она ещё только до наркоманки докатилась, а не до проститутки. С таким-то учителем, - начальник особо ярко подчеркнул последнее слово, всем своим поведением давая понять, что теперь уже он пытался пристыдить самого джедая, а не его глупую юную воспитанницу.

И, в общем-то, полицейский был прав, это Энакин не уследил за тем, чтобы Асока после ухода из Ордена выбрала верный путь, это он не уберёг своего падавана от непростительных ошибок. И осознание сего факта не только вновь непомерной волной тяжкого груза вины легло на плечи генерала, но и одновременно дико разозлило его. Невозможность вернуться обратно, в прошлое, и что-либо исправить бесила Энакина больше всего, не говоря уже о том, что этот в конец охамевший мужик, посмел говорить такое. Посмел отзываться об Асоке так!

Мощные волны тёмной стороны Силы, которые Скайуокер совсем недавно с большим трудом смог подавить, в один момент вырвались наружу. Резкий взмах рукой, и вещи, всё это время лежавшие на столе полицейского, с грохотом обильным дождём посыпались на пол. Не в состоянии больше сдерживать свой гнев, свою ярость, Энакин резко подскочил на ноги и буквально рванулся к обидчику Тано. Казалось, в данный момент Скайуокер был готов убить этого наглого полицейского, придушить на месте или разрубить его на части самым жестоким способом, и потом он ничуть не сожалел бы об этом. Влияние тёмной стороны было очень сильно, да и мерзавец явно заслужил такой расправы.

Выражая собственное недовольство относительно сказанного его собеседником, генерал, со всей силы ляпнул одной из своих рук по столу, так, что его крышка даже треснула от мощи сего удара. После чего резко и грубо ухватил ненавистного ему в данный момент полицейского механической конечностью за шею и с крепко сдавил металлические пальцы на ней, едва-едва позволяя наглецу дышать.

- Не смей! Слышишь, мерзавец, никогда больше не смей говорить об Асоке так! Ты меня понял?! – громко орал на начальника Энакин, с лёгкостью тряся того в собственной кисти, словно тряпичную куклу.

Казалось, любой другой человек в подобной ситуации должен был бы крайне испугаться, но наглый полицейский оказался не таким уж и слабаком, каким выглядел со стороны. Хаотично и жадно хватая не достающий ему в данный момент воздух, начальник, крепко вцепился пальцами в механическую кисть генерала, предпринимая вполне логичную попытку разжать их, и почти спокойным тоном, какой только мог быть в такой момент, прохрипел:

- Подобным способом ты ничего не добьёшься. Меня не пугают угрозы. Мне угрожали даже чаще, чем ты можешь себе представить. А вот если ты сейчас же не отпустишь меня, то я тебя тоже арестую, как и твою подружку-наркоманку.

Потерпев неудачу, относительно попыток самостоятельно высвободиться из крепкого стального захвата джедая, полицейский скользнул одной из рук куда-то на стол, где находился необходимый ему в данный момент прибор. И резко надавив на кнопку, как бы в подтверждение своим словам вызвал подмогу.

- Попробуй, - абсолютно никак не среагировав на угрозы его оппонента, Скайуокер лишь ещё крепче сжал пальцы на шее обидчика Асоки и в гневе сильнее тряхнул того.

Уже спустя пару секунд к кабинет начальника отдела по борьбе с наркотиками резко ворвались дроиды-полицейские и, окружив всё ещё державшего в своей кисти их шефа Энакина, нацелили на него бластеры.

- Не с места, - монотонно хором скомандовала подмога.

Ситуация становилась весьма скверной, как для джедая, так и для начальника отдела, который рисковал вот-вот быть придушенным. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы один из дроидов внезапно не признал Энакина.

- Это же генерал Скайуокер, - как-то даже немного восторженно воскликнул он.

- Шеф, у нас нет полномочий арестовывать его, - тут же добавил другой, уже обращаясь к собственному начальнику, - Как нам следует действовать? – моментально поинтересовался робот, выражая полное недоумение и замешательство, на которое только был способен дроид.

Несколько мгновений промедления относительно «наказания» человека, посмевшего оскорбить Асоку, и дроиды, которые как-то отвлекли внимание джедая от этого, заставили гнев Энакина немного поутихнуть. Разум вновь возобладал над негативными эмоциями генерала, и тот, осознав, что такое он творит, тут же нехотя, но всё же выпустил полицейского из своего захвата.

Оказавшись наконец-то на свободе, начальник несколько раз тяжело вдохнул и громко откашлялся, одновременно понимая, какую оплошность он совершил, оскорбив такую важную шишку как Энакин. Да, полицейский осознавал, что виноват был, в общем-то, именно генерал, но заискивать перед людьми высоких званий уже вошло в привычку такой мелкой сошки как начальник. Посему тот отчётливо понимал, что извиняться придётся ему.

- Ну, так и пошли вон, идиоты! Чего припёрлись?! – от невозможности сделать что-либо ещё джедаю в отместку за его выходящие за все рамки и нормы закона действия, полицейский не придумал ничего лучше, как сорваться на дроидах.

- Есть, сэр, - послушно отчеканили те, не совсем понимая логику приказов их шефа, но возражать так и не стали.

Когда роботы вновь покинули кабинет, оставив начальника и Энакина наедине, полицейский опять заговорил, только на этот раз тон его был куда более смиренным и уважительным:

- Приношу свои глубочайшие извинения за этот инцидент, генерал Скайуокер. Я не сразу признал вас, я и подумать не мог, что вы будете заинтересованы в освобождении наркоманки, коих мы каждый день десятками ловим по всему Корусанту. Сейчас всё будет улажено. Задержанную Тано мигом приведут сюда, - бормоча слащавые заискивающие извинения в адрес Энакина, начальник быстро нажал пару кнопок на своём комлинке и отдал чёткий приказ доставить Асоку в его кабинет.

Уже буквально через минут десять, за которые полицейский с ещё более виноватым видом успел вернуть джедаю все конфискованные у тогруты вещи, Тано привели в помещение два дроида-охранника. До сих пор скованная неким подобием наручников, девушка по-прежнему кричала и сопротивлялась.

- Вы, жестянки ржавые, куда вы меня опять тащите? Отпустите меня, я сказала сейчас же отпустите! Я не хочу никуда идти! – уже в дверном проёме кабинета громким звонким голосом прокричала Асока на почти не обращающих внимание на её хаотичные метания в их руках роботов.

Войдя в помещение вместе с охранниками, девушка ещё некоторое время сопротивлялась и бушевала до тех пор, пока не заметила Энакина. В один момент осознав, что её бывший учитель пришёл сюда, чтобы вызволить её, Тано немного успокоилась и, отстав от дроидов, резко рванулась к своему мастеру.

- Энакин! – громко воскликнула она, отчаянно взглянув своими большими и милыми голубыми глазами на Скайуокера, - Пожалуйста, забери меня отсюда!

Асока нежно и трогательно прижалась к своему бывшему мастеру, словно напуганный ребёнок, ищущий поддержки и помощи у собственных родителей, и громко расплакалась.

Осознавала ли тогрута, что она делала, и совершала все свои действия наигранно и продуманно или всё ещё была под кайфом и действовала спонтанно, чтобы добиться желаемого, было не ясно, но в данный момент Тано выглядела такой слабой, такой беззащитной, что ей просто нельзя было отказать.

К тому же, и абсолютно жалкий внешний вид юной наркоманки вполне соответствовал её роли жертвы обстоятельств. Грязная, вся покрытая синяками, ссадинами и лёгкими ожогами после небольшой «шоковой терапии» Асока была облачена в тот же наряд, в котором увидел её Энакин вчера. Вот только сегодня вызывающие красные топик и мини-юбка, такие же испачканные, как и его хозяйка, разорванные в некоторых местах вследствие отчаянной борьбы, создавали совсем другой эффект. Вкупе с тем, как умело Тано всем своим хрупким изящным телом прижималась к её защитнику и спасителю, и тем, как она искренне рыдала в три ручья, весь её оборванный образ страдалицы действительно казался правдоподобным. И глядя на неё, девушку хотелось не ругать и наказывать за её поступки, а обнять, пожалеть, спасти, поскорее уведя из этого ужасного места, именуемого полицейским участком. Любой, кто в данный момент взглянул бы на плачущую тогруту подумал бы так же. Всё же наркоманы умели хорошо играть свою роль, в какой бы ситуации они ни оказались. И отлично специализировались на том, чтобы вызывать жалость у окружающих, когда им это действительно было нужно.

Эмоционально всхлипывая Асока ещё сильнее прижалась к Скайуокеру, будто боясь отпустить его, она в очередной раз взглянула впечатлённому генералу в глаза и милым детским голоском продолжила убеждать присутствующих в своей правоте.

- Я ни в чём не виновата! Всё что они сказали тебе – ложь! Они арестовали меня ни за что. Они использовали на мне шоковое оружие, а затем запихнули в одну камеру с бомжами и проститутками. Пожалуйста, Энакин, забери меня из этого ужасного места! – умоляюще канючила Тано, умело разыгрывая спектакль для одного зрителя, и, кажется, он имел успех.

Не ожидав подобной реакции от Асоки, теперь она каждый день была как мешок полный сюрпризов, Скайуокер поначалу стоял неподвижно, позволяя той крепко прижиматься к нему и рыдать у него на груди, успокаивая и жалея бедную-несчастную тогруту. Однако уже спустя минуты две, осознав, как неоднозначно смотрелись их обжимания в глазах начальника отдела по борьбе с наркотиками, Энакин попытался как-то контролировать эти хаотичные «наркоманские ласки». Аккуратно и нежно взяв Тано за предплечья, Скайуокер осторожно отстранил её от себя.

- Конечно, я помогу тебе, Асока, - легко и по-доброму улыбнувшись девушке, пообещал наркоманке джедай.

Всё ещё продолжая наблюдать за этим «драматичным» спектаклем, который он уже тысячу раз видел в разнообразных вариациях от наркоманов и их родственников и, в отличие от Энакина был ничуть не впечатлён, начальник наконец-то решил напомнить присутствующим о себе. Пора бы было уже и извлечь из всей это заварушки какую-то выгоду. Полицейский итак слишком много времени и сил потратил на жалостливого генерала и его наглую девчонку-наркоманку, он в принципе только что чуть было не лишился жизни из-за них обоих, чтобы теперь ещё и ничего со всего этого не поиметь.

- По законам Корусанта и правилам я, конечно, должен был бы передать дело Асоки Тано в суд, - вежливо обратился к присутствующим начальник, будто боясь как-то разозлить или слишком сильно потревожить их, - Но, учитывая все обстоятельства, - в этом месте явно намекая на высокое звание Энакина, тут же добавил он, - Дело можно было бы легко замять. Однако для этого, как вы понимаете, потребуются некоторые средства.

Только сейчас вновь обратив на него внимание, Скайуокер наконец-то аккуратно выпустил Асоку из своих пальцев и, развернувшись к полицейскому, вернулся в свой прежний грозный и непоколебимый вид.

- Сколько? – коротко поинтересовался джедай, даже не задумываясь о том, как данная затрата могла отразиться на его финансовом состоянии в целом.

Сейчас самое главное и важное для Энакина было вызволить Асоку, спасти её от нежелательных последствий её же поведения и увезти домой. А деньги уже роли не играли. Материальные ценности - это приходящее и уходящее, куда дороже для джедая были пусть и запретные, но духовные ценности и привязанности.

Осознав, как сильно ему сегодня повезло с этими двумя, начальник с самодовольной ухмылочкой написал на бумажке цифру, которая превратилась для генерала в весьма кругленькую сумму.

И только расплатившись с продажным полицейским, Энакин наконец-то смог забрать Асоку.

Услышав громкий щелчок расстегнувшихся наручников и заветную фразу: «Теперь мисс Тано абсолютно свободна», - Энакин быстро ухватил наконец-то переставшую рыдать Асоку за запястье и решительным шагом потащил ту за собой.

Почти мгновенно оказавшись на улице у входа в полицейский участок, Скайуокер убрал собственные пальцы с многострадальной руки девушки и, легко подтолкнув свою бывшую ученицу в сторону спидера, грозным тоном приказал:

- Теперь пошли домой.

Но у накачанной тогруты были на это свои планы. С радостью осознав, что она-таки добилась от Энакина желаемого и теперь была абсолютно свободна, плюс ко всему ещё и никаких последствий её ареста не предвиделось, Асока как-то чересчур обрадовалась для «жертвы обстоятельств». И в голову девушки тут же пришла мысль всё это хорошенько отметить.

Как-то недовольно взглянув на спидер и оценив скучную перспективу вернуться домой и выслушивать поучительные наставления своего бывшего мастера, Тано быстро выпалила:

- Нет.

Затем резко развернулась и двинулась совсем в другую сторону. Но Энакин вовремя среагировал на очередную выходку своего бывшего падавана. В один момент опять ловко ухватив Асоку за запястье, Скайуокер с силой остановил девушку, так и не дав ей удалиться от него на приличное расстояние.

- Куда это ты собралась? – строгим тоном, нахмурившись, поинтересовался он.

- Я не хочу домой, я хочу развлекаться! – понимая, что сейчас джедай вновь обломает все её планы, тогрута отчаянно попыталась высвободить свою нежную и хрупкую кисть из его захвата, капризно запротестовав в ответ на предложение вернуться в её захудалую квартирку.

- Ну, уж нет, с тебя на сегодня хватит! - явно раздражённый тем, что случай с арестом абсолютно никак не повлиял на Асоку, Скайуокер не стал больше церемониться с ней и просто грубо потащил бывшую ученицу за собой в сторону спидера.

Понимая, что так и не получит желаемого веселья и развлечения из-за её занудного бывшего учителя, Тано в одну секунду из жертвы обстоятельств опять превратилась в буйную и наглую хулиганку. Крепко упираясь в землю ногами, дёргаясь и вырываясь, лупя Энакина по руке, которой он сейчас держал тогруту, Асока вновь стала орать на всю улицу разнообразные ругательства, при этом угрожающе скаля свои белоснежные клыки и громко шипя.

- Нет, отпусти меня, ты, зануда, извращенец, ты не мой папочка, чтобы мне указывать, ты мне вообще никто! Я сказала, я не пойду с тобой, я хочу развлекаться! Помогите, помогите, насилуют! – от отчаяния и наркотического опьянения Асока снова несла какой-то бред, и это, пожалуй, даже слишком привлекало внимание случайных прохожих.

Но Энакин, однажды уже оказавшись в подобной ситуации, был готов ко всему. Понимая, как он выглядел со стороны всех этих людей и не людей, что сейчас завороженно пялились на разыгравшуюся посреди улицы странную сцену, Скайуокер на мгновение остановился. Легко и быстро подхватив Тано на руки, Энакин спокойно перекинул крайне мало весящую девушку через одно плечо и уже более уверенным шагом понёс юную наркоманку в нужном ему направлении. Дойдя до своего спидера, Скайуокер с боем спешно запихнул орущую Асоку внутрь. И постоянно отмахиваясь от её дерзких попыток ударить его во время полёта, повёз Тано домой.

В бедную захудалую квартирку Асоки они прибыли где-то примерно через час. Полицейский участок находился довольно далеко от жилища Асоки, потому за время их «путешествия» по городу юная тогрута успела немного поостыть и успокоиться. Поняв, что сегодня ей уже так и не удастся сбежать куда-то и хорошенько погулять, Асока, кажется, смирилась с обстоятельствами. Хотя, скорее, просто устала лупить и материть почти никак не реагирующего на неё Скайуокера. К тому же, приятный дурман от КХ-28 постепенно начинал проходить, и девушка медленно приходила в нормальное состояние, осознавая, как глупо и безрассудно она себя вела.

Когда Энакин, наконец-то припарковал спидер на узкой улочке недалеко от дома Асоки, тогрута уже полностью успокоилась и даже добровольно проследовала вместе с её бывшим учителем в собственную квартиру.

Оказавшись внутри, Тано как-то мельком взглянула в зеркало, недовольно оценивая свой собственный оборванный внешний вид, и легко согласилась на предложение генерала привести себя в порядок. Асока направилась в ванную. А Скайуокер, не зная чем убить лишнее время, решил приняться за готовку обеда или ужина, или обеда переходящего в ужин, в принципе это было не важно. Хотя, какой уж тут обед? Еды в доме Тано генерал толком и не нашёл, пришлось довольствуется лишь конфетами с кафом, заваривая который, Энакин про себя отметил, что нужно было затарить холодильник Асоки, чтобы его бывшая ученица хотя бы не умерла с голоду.

Спустя где-то примерно час, джедай и его бывший падаван вместе сидели за столом и распивали горячий ароматный напиток, как-то не решаясь начать разговор. Обоим было крайне неловко после всего пережитого вчера и сегодня, после такой внезапной встречи спустя долгий год. Асока всё ещё злилась на Энакина за его, как она считала, предательство, но всеми силами старалась скрывать это, а Скайуокер, был крайне обеспокоен её нынешним состоянием и хаотично обдумывал, с чего ему следовало приступить к своим новым попыткам убедить Тано остановиться. Прошла ещё минута, и генерал, тяжело вздохнув, всё же решил заговорить первый. Отпив немного кафа из чашки, будто для храбрости, джедай наконец-то заглянул своей бывшей ученице в глаза и искренне, проникновенно произнёс:

- Асока, ты должна остановиться! Я не могу смотреть как ты губишь себя своими собственными руками, принимая наркотики. Это просто невыносимо! Ты ведь не была такой, не была наркоманкой. Я помню время, когда ты была моим падаваном, когда твоей единственной мечтой в жизни было стать настоящим рыцарем-джедаем. И все пагубные пристрастия были далеки от тебя как самый-самый неизведанный край галактики.

Энакин замолчал и осторожно поставил на столешницу чашку с недопитым горячим напитком, сейчас джедаю было как-то не до этого. Он был полностью поглощён очередной попыткой убедить Асоку бросить наркотики. Убедить Асоку…

Так и не дождавшись ответа девушки на его слова, Скайуокер произнёс свою следующую мысль в слух.

- Ты должна вновь вернуться в Орден и закончить своё обучение. Если хочешь мы прямо завтра поедем туда. Ты увидишь, что там всё осталось по-прежнему, так как было при тебе. И ты передумаешь продолжать вести ту жизнь, которую ты ведёшь, - стараясь говорить, чем можно более мягче и ласковее, обращаясь к Тано словно к капризному ребёнку, ни в какую не желающему слушаться своего родителя, Энакин для пущей убедительности попытался легко коснуться плеча девушки, так, как он это делал ранее, когда их разговоры во время миссий становились откровенными.

Пальцы Скайуокера уже почти легли на предполагаемое место, когда Асока внезапно опомнившись, резко отдёрнулась от них. Много месяцев назад поначалу это действие не вызывало у Тано никаких особых мыслей, а затем оно стало доставлять удовольствие от переизбытка романтических фантазий девушки, но теперь… Теперь Асока ни на секунду не хотела, чтобы он вновь касался её. Чтобы он позволял её и так с трудом подавляемым чувствам опять возвращаться и щемящей болью издеваться над нежным сердцем Тано. В конце концов у Энакина была жена, и он не имел никакого морального права распускать свои руки, как, впрочем, и советовать, навязывать, командовать Асоке, что ей следовало делать. Девушка уже давно выбрала свой жизненный путь и, ни в коем разе, не собиралась с него сворачивать. Она не хотела возвращаться к прошлому, не хотела больше быть ни джедаем, ни, тем более, падаваном Скайуокера, не хотела вспомнить и вновь переживать свою глупую безответную любовь, от чего с губ Асоки сорвалось всего одно единственное слово:

- Зачем?

Тогрута крепче обхватила руками ещё тёплую чашку с кафом, грея об неё ладони, обдумывая всё сказанное генералом и как-то отстранённо, весьма печально всмотрелась внутрь. Как будто пытаясь утопить в содержимом кружки пережитки её прошлого и увидеть всё там же собственное будущее.

Задумчиво промолчав ещё какое-то время, Асока вдруг резко выпалила:

- Тем более, что я не хочу возвращаться в Орден джедаев. И я не наркоманка!

Явно недовольная тем, что Энакин продолжал и продолжал упрекать её за то, что она «иногда» употребляла КХ-28, чтобы расслабиться, чтобы забыть, Асока с такой силой поставила кружку на стол, что часть кафа даже выплеснулась наружу, облив девушке руки, и недовольно подорвалась с места, небрежно встряхнув промокшими кистями.

Не совсем поняв реакцию Тано на его попытку коснуться её, в которой генерал не видел абсолютно ничего такого, Энакин как-то неуверенно убрал руку обратно, решив не делать лишних движений, если Асоке теперь это было так неприятно. Однако от своих пламенных речей Скайуокер всё же не стал отказываться.

- Но там твоё место! – тоже немного повысив тон и вскочив из-за стола, тут же возразил на слова Асоки генерал.

Бурная реакция тогруты и её дерзкий отказ на его предложение так и побуждали Энакина перейти на крик, начать резко и непреклонно оспаривать решение бывшей ученицы. Однако Скайуокер, к своему огромному сожалению, уже знал, что это не привело бы ни к чему, кроме как к очередной порции ярого отторжения его попыток помочь ей, спасти её, и непременно к новой истерике юной наркоманки, а затем, как следствие, к очередной ссоре с ним. Уже в который раз за сегодня тяжело вздохнув чтобы немного успокоиться, генерал решил действовать более умно и мягко. Да, это было не в его стиле, но когда Энакин вот так же вёл себя со своим учителем, здравые и хладнокровные убеждения Оби-Вана всегда срабатывали в пользу мастера. Возможно, с неуравновешенной из-за зависимости Асокой следовало действовать так же. Выждав ещё пару секунд, чтобы окончательно успокоиться самому, и дать немного присмиреть Тано, джедай в абсолютно не свойственной ему манере вдруг заговорил.

- Асока… - как-то чересчур чувственно Энакин произнёс имя своей бывшей ученицы, обращаясь к ней, - На протяжении всего этого года, я ждал, что ты вернёшься обратно, - внезапно даже для самого себя искренне и честно признался джедай.

В его словах не было фальши и лжи. Да, Скайуокер мало интересовался судьбой Асоки из-за постоянных военных миссий, но думать о ней он никогда не переставал, не переставал надеяться, что однажды Тано опять явится к нему и, как всегда нагло и бесцеремонно заявит, что вновь хочет быть его падаваном.

Рука генерала сама собой скользнула в карман костюма Энакина и извлекла оттуда бывшую цепочку Асоки, ту самую, что она оставила своему мастеру перед уходом из ордена, ту самую, что он постоянно таскал с собой, как напоминание о том, что когда-то у джедая была ученица. Аккуратно держа украшение в своей кисти, Скайуокер медленно протянул его Тано, показывая, что он не забыл… Что Энакин всегда помнил о ней. Подтверждая подлинность и искренность каждого его слова.

- Если ты правда не наркоманка, так докажи мне это, - с некой долей вызова, тут же добавил Скайуокер, - Поехали завтра в орден вместе со мной. Проведи один день без наркотиков, и тогда я поверю в то, что у тебя нет зависимости.

Резко высказавшись относительно предыдущих слов своего бывшего учителя и при этом на отрез отказавшись от его предложения вернуться в орден, девушка уже было ожидала, что Энакин как всегда начнёт кричать, начнёт переспоривать её, пытаясь доказать свою правоту, навязать ей, Асоке, его «единственно подлинное и правильное мнение». Тано уже приготовилась к назревающей ругани, но каково же было её удивление, когда Скайуокер повел себя совсем иначе. Вместо того, чтобы просто орать на Асоку, упрекая и обвиняя её во всех смертных грехах мира сего, Энакин взял и сказал то, чего она никак не могла ожидать. Весь этот год тогрута думала, что была абсолютно безразлична своему бывшему мастеру, и её сердце просто изнывало от боли каждый раз, когда она напоминала себе об этом. Асока в тайне мечтала, чтобы Энакин тоже скучал по ней, не находил себе места из-за её отсутствия, постоянно думал о своей бывшей ученице, но отчётливо понимала, что это было лишь её фантазиями. А теперь, вдруг в один момент, тогрута осознала, что её глупые мечты на самом деле оказались реальностью. Но в пустые, пусть даже выглядевшие такими искренними слова генерала девушка сразу не хотела верить. Однако, когда её взору вдруг предстала вещица, которая, вроде бы, давно должна была быть на помойке с лёгкой подачи руки Скайуокера, Тано не удержалась от счастливой улыбки. Она была так растроганна, что из небесно-голубых глаз юной наркоманки внезапно хлынули слёзы. Асока плакала и, пожалуй, впервые за этот год плакала от счастья. Её хрупкая сильно похудевшая за последние месяцы и измученная кисть плавно легла поверх ладони Энакина, и нежные пальчики легко сгребли цепочку.

- Я согласна, учитель, - забирая столь много значащее для них обоих украшение, Асока как-то по-особенному вновь назвала Скайуокера таким родным и близким для неё словом.

Казалось, в данный момент что-то вдруг изменилось в этом мире. Ибо Тано уже не так сильно чуствовала боль и пустоту. Её сердце уже не столь мучительно страдало, как на протяжении всего этого года.

========== Глава 3. Мечи - это твоя жизнь, Часть 1 ==========

Весь остаток этого дня, вплоть до самого вечера, Энакин и Асока провели вместе. Они ещё долго разговаривали на самые разнообразные темы, вспоминая прошлые миссии и приключения, смеясь над былыми забавными моментами из их совместных заданий. Скайуокер не планировал задерживаться у Тано в квартире дольше, чем это было необходимо, однако помня сегодняшнее поведение своей ученицы, всё ещё немного побаивался, что как только он уйдёт, оставив её наедине, тогрута тут же отправится «развлекаться». А сего генералу было совсем не нужно. Отчего он остался дома у Асоки вплоть до того момента, как девушка свалилась с ног от усталости после пережитых в полиции приключений и мирно заснула. Заботливо укрыв Тано одеялом, Энакин сначала отправился в магазин, за продуктами. Да, он мог бы заказать всё это по голонету, но в таким случае продавцы сами выбирали привозимый товар, который не всегда был лучшего качества. А Скайуокеру отчего-то хотелось, чтобы его ученица ни в чём не была обделена. Слабая и тощая, абсолютно измождённая от постоянно принимаемых доз Асока сейчас как никогда нуждалась в витаминах и правильном питании. Должно же было хоть что-то поддерживать её постепенно разрушаемый химическими веществами организм. Отчего генерал решил выбрать все для своей бывшей ученицы сам. Энакин не часто ходил по магазинам, но, в принципе, на глаз мог определить, что стоило брать, а что нет.

Закупив достаточное количество продуктов самого лучшего качества, которое только было в супермаркете, по большей части полезных, питательных и содержащих витамины, Энакин вернулся в квартиру Асоки. С радостью убедившись, что тогрута всё ещё крепко спала, джедай разложил покупки по нужным местам и покинул бедное, захудалое жилище его бывшего падавана уже окончательно.

На сегодня у Энакина было запланировано ещё одно очень важное дело, прежде, чем возвращаться домой к Падме. И Скайуокер незамедлительно отправился в Орден джедаев. Получив сведения о том, что Пло Кун в данный момент пребывал на Корусанте, генерал очень надеялся встретиться с ним. Энакин наивно полагал, что кел-дор, который буквально заменил Асоке отца, мог бы хоть как-то повлиять на неуправляемую тогруту.

Прибыв в храм, Скайуокер быстро разыскал Пло среди прочих джедаев. Тот как раз шёл из зала совета магистров, только-только отчитавшись о недавно завершённой миссии, и генерал весьма удачно встретил его в одном из просторных коридоров здания.

- Я рад, что мне удалось застать вас здесь, магистр Пло, - спешно заговорил Энакин, обращаясь к кел-дору без длительных излишних церемоний, - Мне нужно с вами серьёзно поговорить.

Услышав голос Скайуокера, Кун замедлил свой спокойный размеренный шаг, а затем и вовсе остановился, развернувшись к собеседнику лицом.

- Я догадываюсь о чём пойдёт речь, - всё так же гордо и непоколебимо как обычно, ответил он, - Я в курсе ситуации произошедшей с Асокой.

Энакин был несказанно рад, что Пло понял его намерения буквально с полуслова, события складывались для Скайуокера как нельзя хорошо, «приёмный отец» Тано похоже был настроен на помощь своей «глупенькой дочурке», но предложение относительно тогруты генералу всё же стоило высказать более конкретно.

- Тогда вы понимаете, о чём я хотел бы вас попросить. Асока сейчас в таком состоянии… - Энакин на мгновение замолчал, ему всё ещё тяжело было признавать столь жестокую реальность и произносить подобные вещи вслух, - Она буквально находится на грани, ходит по лезвию бритвы, готовая вот-вот сорваться в бездну. И уберечь её от окончательного падения способны разве что самые близкие для неё люди. Я понимаю, вы слишком заняты важными военными миссиями, магистр, но было бы замечательно, если бы именно вы смогли встретиться с Асокой. Поговорить. Возможно на неё повлияло бы ваше мнение, и это подтолкнуло бы её остановиться. Отказаться от приёма наркотиков. В конце концов, вы же для Асоки всегда были как отец.

Скайуокер притих в надежде, что донёс до Куна суть своего предложения, в нетерпении ожидая непременного согласия со стороны кел-дора, но тот, похоже, не спешил что-либо решать относительно сложившейся ситуации. Прошла минута, другая, третья, и Энакин не выдержал неизвестного молчания.

- И это следует сделать как можно скорее, - нагло попытался поторопить с ответом Пло Скайуокер, - Завтра я планирую привести Асоку в храм. Она должна вспомнить всё, что пережила здесь, понять, чего лишилась, покинув орден и ступив на скользкую дорожку наркомании, а затем, возможно, одуматься. Я собираюсь уговорить её вновь вернуться на путь истинного джедая, навсегда отказавшись от пагубных пристрастий. И было бы замечательно, если бы вы тоже смогли поговорить с ней, убедить в правильности выбора бросить наркотики и продолжить обучение. Возможно, к вашим словам Асока прислушается больше чем к моим.

Энакин закончил произносить свои пламенные речи с высокопарными, проникновенными словами, но в ответ кел-дор лишь недовольно хмурился и молчал, внимая каждому предложению Скайуокера. Однако тянуть с решением дальше было нельзя, ибо это было бы просто неуважительно по отношению к собеседнику.

- Я подумаю, - спокойно и даже с какой-то ноткой безразличия наконец-то изрёк Кун, после чего развернулся и просто пошёл дальше в том направлении, куда он был устремлён изначально.

Энакин не знал, что у кел-дора было на уме, но его ответ так шокировал Скайуокера, что он даже не сразу догадался что-то возразить. Генерал искренне полагал, что Пло Куна судьба Асоки будет волновать так же сильно, как и его самого, что узнав о возможности помочь своей «приёмной дочери» тот с радостью и огромным энтузиазмом тут же согласиться на любые условия, лишь бы вытащить его дорогую девочку с этого дна. Однако джедай ошибся.

- Но… - спустя пару минут только и смог бросить Энакин вслед уходящему магистру, как-то беспомощно протянув руку в его сторону, будто этим действием пытался остановить собеседника.

Однако кел-дор уже успел отойти на достаточное расстояние и быстро скрыться за углом коридора.

Явно разочарованный абсолютно не тем исходом этого разговора, который он ожидал, Скайуокер со злостью сжал пальцы на вытянутой руке в кулак. В данный момент он ощущал такой прилив злобы, что Энакину так и хотелось прибить кого-нибудь. Резко замахнувшись правой кистью, генерал со всей силы врезал ей по одной из красивых узорных стен храма, срывая всю свою ярость и досаду на ни в чём неповинном покрытии, которое пылью и осколками посыпалось на пол. К счастью Скайуокера, он ударил по твёрдой поверхности механической рукой, иначе Энакину сейчас было бы очень больно. Недовольно хмурясь из-за неопределённости решения Пло Куна, генерал раздражённо убрал облачённую в кожаную перчатку кисть от стены, молча думая о том, что хорошо бы ему ничего не было за порчу казённого имущества. А затем быстрым шагом пошёл прочь, всё ещё размышляя над тем, как лучше было бы организовать для Асоки завтрашний день.

Прошло какое-то время, прежде, чем Энакин наконец-то вернулся домой. Тщательно обдумав и переосмыслив произошедший с кел-дором разговор, Скайуокер немного успокоился и всё же решил позвонить Пло Куну, и поговорить с ним ещё раз. Набрав нужный номер на комлинке, Энакин связался с джедаем.

- Магистр Пло, это снова я. Надеюсь, вы уже хорошенько обдумали моё предложение, - нагло и настойчиво заговорил генерал, стараясь на этот раз не упустить возможность убедить кел-дора в необходимости данной меры по отношению к его бывшей ученице, - Так вы встретитесь с Асокой завтра или нет? – всё в том же тоне, поспешно задал прямой вопрос Энакин, будто боясь, что Пло просто отключит связь, не дослушав его до конца и в этот раз.

Кун опять ответил не сию секунду, немного задумчиво помолчав, будто выжидая какую-то необходимую паузу, кел-дор обречённо вздохнул и всё же произнёс:

- Ладно, - после этого одного единственного слова, прозвучавшего, словно великое одолжение Энакину, Кун снова притих, переосмысливая нечто в собственной голове, а затем с тяжёлым сердцем добавил, - Но я просто хочу тебя предупредить, тебе не следует ожидать от этой встречи многого, Скайуокер. Ты зря надеешься, что задушевная беседа с Асокой сможет хоть что-то изменить. Я видел много наркоманов, близкие которых пытались их спасти. И из этого ничего не вышло. Асока сильно разочаровала меня, выбрав подобный жизненный путь, и это очень печально, а ведь я возлагал на неё большие надежды. Однако здесь ничего не поделаешь. Мне крайне больно это признавать, но она уже никогда не бросит наркотики.

Видя, что его слова ничуть не сломили решительность Энакина, кел-дор лишь в очередной раз опечаленно вдохнул, трезво осознавая, как ещё намучается со своей бывшей ученицей Скайуокер. И, явно сожалея о невозможности хоть чем-либо действительно помочь Асоке, лишь вежливо попрощался, а затем отключил связь.

Тоже произнеся какие-то незначительные слова в ответ, Энакин с задумчивым и опечаленным видом нажал на кнопку комлинка, даже не заметив, как в гостиную вошла Падме.

Услышав финальный обрывок разговора, Амидала грациозно проплыла вперёд и, оказавшись около мужа, легко и нежно коснулась его плеча рукой.

- Всё действительно так плохо? – осторожно и мягко спросила у Энакина женщина.

Вздрогнув от внезапного прикосновения, Скайуокер быстро вернулся в реальность и, взглянув на жену, крайне опечаленным голосом ответил:

- Ты даже не представляешь себе как. Сегодня мне пришлось забирать Асоку из полицейского участка. Её арестовали за хранение и употребление наркотиков. Но это не самое страшное. Она была в таком ужасном состоянии - грязная, оборванная, побитая и абсолютно накачанная. На неё едва можно было смотреть без слёз. Я никогда даже представить себе не мог, что однажды она окажется в подобном состоянии. А ты бы видела, что стало с Асокой вообще, болезненно-бледная для её необычного цвета кожи, донельзя тощая, как будто она голодает, с огромными тёмными синяками под глазами. Даже её движения, когда Асока не под кайфом кажутся такими хилыми и слабыми. Она убивает себя, Падме, действительно убивает. И никому до этого нет никакого дела.

Теперь уже была очередь Амидалы вздрогнуть, только не от неожиданности, а от ужаса. Энакин рассказывал ей утром, что Асока стала принимать наркотики, но такие подробности о своей бывшей хорошей подруге Падме слышала впервые. И они шокировали, действительно шокировали, если, обладая неплохим воображением, попробовать представить себе всю картину.

- Ты прав, это действительно ужасно! - воскликнула Амидала, взволнованно прикрыв рот обеими руками и едва сдерживая наворачивающиеся на глаза слёзы от жалости к своей хорошей знакомой, - А ведь я помню, какой Асока была прежде. Бойкой, сильной, полной жизни, надежд и планов на будущее. Даже не верится, что подобное действительно могло случиться с ней, - всё так жегромко и проникновенно стала перечислять качества той Тано, которую знала и видела ранее Падме.

Женщина на мгновение замолчала, стараясь справиться с бурей эмоций, охвативших её в данный момент. И, лишь выждав несколько секунд, всё так же взволнованно вопросила:

- Но ты ведь поможешь ей? – будто в подтверждение своим словам, выражая полное одобрение и поддержку мужу относительно подобных действий, Амидала быстро, но мягко ухватила генерала за руки.

Ощутив подбадривающее, такое тёплое и приятное прикосновение Падме, Энакин чуть крепче сжал кисти жены в собственных пальцах, словно принимая её нежную заботу.

- Да, - твёрдо ответил он, уверенно взглянув в кофейные глаза Амидалы, - Завтра я собираюсь отвести Асоку в орден. И я намерен провести там с ней целый день, чтобы попытаться убедить Асоку бросить наркотики и опять вернуться к обучению.

Услышав те слова, которые и следовало ожидать, Падме едва заметно, слабо улыбнулась, и тяжело вздохнув, промолвила:

- Надеюсь, это сработает, - женщина ненадолго запнулась, обдумывая сказать ли ей что-то ещё по этому поводу или нет, а затем всё же добавила, - Хотя, целый день… Не слишком ли это много для первого посещения храма, спустя столько времени? У Асоки ведь, наверняка, были какое-то веские причины, чтобы покинуть орден. И слишком долгое пребывание в храме, вероятно, должно вызвать у неё негативные воспоминания, что может привести к необдуманным действиям и нежелательным последствиям, - Падме хотела лишь предупредить мужа о возможных подводных камнях его решения, однако, казалось, в её голосе читались какие-то ещё нотки неуверенности или даже обиды.

Уловив весьма странную интонацию жены, Энакин выпустил кисти Амидалы из своих пальцев и, удивлённо прищурившись, резко задал немного шутливый вопрос:

- Ты что, ревнуешь?

Его прямота всегда сбивала Амидалу с толку, отчего порой она чувствовала себя так неловко, что даже как-то и не знала, что ответить. Но в данной ситуации долго молчать было ни в коем разе нельзя. После того случая с комлинком, отключённой голограммой и ночи, проведённой Энакином вне дома, в голове женщины иногда витали некие крохотные тени сомнения, тени недоверия, однако Падме всё же хотелось думать, что все они были ошибочными. И женщина отчаянно старалась гнать, гнать прочь свои нелепые подозрения. И уж тем более, не хотела, чтобы муж догадался о них хоть на мгновение.

- Нет, вовсе нет, - чересчур взволнованно, даже как-то испуганно, ответила Амидала, - Я полностью уверенна в твоих чувствах, - пытаясь убедить то ли Скайуокера, то ли саму себя в этом, тут же тактично добавила Падме, стараясь немного успокоиться, вернуться в твёрдое непоколебимое состояние политика, в котором она так часто привыкла пребывать, чтобы не выдавать окружающим своих излишних чувств и эмоций.

Многолетняя практика выдержки и маскировки увенчали уловку сенатора успехом, и уже далее Падме с тем же шутливым тоном, что и муж, дополнила своё высказывание:

- Да и к тому же, Асока ещё совсем наивная маленькая девочка…

Данная фраза заставила Энакина как-то немного нахмуриться, вспоминая, каким образом эта «наивная и маленькая девочка» вела себя под кайфом, однако генерал так ничем и не выдал то, что был не так уж и согласен с собственной женой по некоторым пунктам. А Амидала продолжила:

- И покуситься на неё мог бы только полный извращенец, - женщина приятно улыбнулась собственным словам, а затем, легко и нежно коснувшись правой рукой щеки её мужа, с наслаждением добавила, - А ты, совсем не такой.

- Хотелось бы верить, - Энакин хитро ухмыльнулся, отвечая заигрыванием на ласки собственной жены.

Пользуясь моментом, он ловко обвил стройную талию Амидалы руками и, крепко прижав женщину к себе, страстно поцеловал её в губы, выражая всю свою нереальную любовь, которую он испытывал к ней, и только к ней. Падме охотно ответила генералу взаимностью. Их отношения были такими крепкими и романтичными, их чувства были такими сильными и обжигающими, их связь была такой нерушимой и прочной, что этой идеальной семье другие пары могли лишь позавидовать.

Утром Энакин заехал за Асокой, как можно раньше, опасаясь, что Тано могла не выдержать и опять сбежать за наркотиками. Но Асока не соврала. Она сдержала своё обещание, данное вчера бывшему учителю, и, к счастью Скайуокера, оказалась дома, всё ещё крепко спящей. Видимо, прошлые приключения не прошли для тогруты бесследно. Заботливо разбудив девушку, а затем выждав, пока она позавтракает и приведёт себя в порядок, генерал отвёз свою бывшую ученицу в храм.

Прошло ещё какое-то время, и вот уже Энакин и Асока стояли прямо перед дверями ордена, предвкушая каким будет этот нелёгкий, но приятный день полный забавных воспоминаний о прошлом. Тано не сразу решилась войти во внутрь здания. Как-то мельком взглянув на дверь, девушка немного двинулась вперёд, а затем резко остановилась в нескольких шагах от входа, на пороге храма, и неуверенно извлекла из сумочки свою падаванскую цепочку. Тогрута опечаленно посмотрела на неё, мысленно сражаясь с призраками прошлого, будто эта мелкая изящная вещица могла придать девушке уверенности, чтобы решиться, чтобы пойти дальше, навстречу с минувшим.

Заметив действия Тано, Энакин приятно улыбнулся и мягким, заботливым тоном произнёс:

- Надень её.

Быстро переведя неуверенный взгляд со своего украшения на генерала, Асока попыталась возразить:

- Но я ведь уже не падаван.

Однако у Энакина и на сие высказывание был свой ответ.

- Думаю, к вечеру это изменится, Шпилька, - он специально назвал Тано тем самым дурацким прозвищем, которым так часто именовал девушку ранее.

Это был «их» стиль общения, это было так по-свойски, так по-доброму шутливо, так приятно грело душу воспоминаниями о былом и одновременно умиляло всех тех, кто мог наблюдать за джедаем и его падаваном со стороны.

Краем уха уловив столь знакомое и близкое ей слово, Асока печально улыбнулась. Она так давно не слышала сего выражения, произнесённого Энакином, сорвавшегося с его уст. Он так давно не дразнил её этим глупым прозвищем, что на глаза тогруты едва не навернулись слёзы.

- Как скажешь, Скайрокер, - в свойственной ей ранее манере отозвалась на реплику джедая Асока, тощими хрупкими пальчиками закрепляя цепочку у себя на голове, на её привычном месте.

Это «Скайрокер», брошенное ему в ответ, заставило и Энакина мельком улыбнуться. Когда-то данное прозвище так бесило и раздражало его, но теперь… Теперь он был согласен на всё. Пусть бы Асока и дальше называла его хоть Скайрокером, хоть Скайметаллистом, лишь бы только она не принимала эти хаттовы наркотики. А ведь в этом ругательстве была и доля правды. Производителями КХ-28 действительно считались хатты.

Оказавшись внутри здания и неспешно идя вперёд, Асока стала с интересом осматриваться, слушая как её бывший учитель рассказывал ей о том, что происходило в храме во время отсутствия девушки. Всё вокруг казалось Тано таким родным и близким: и пол, и стены, и обитатели сего места, и даже воздух. Тогрута провела в этом здании почти всю жизнь. Да что там почти, сколько Асока себя помнила она помнила именно это место как собственный дом. По этим коридорам она когда-то расхаживала, резво крутя в руках свои световые мечи, в этом зале она познакомилась со своими первыми хорошими друзьями, а там, там у фонтана, Асока частенько любила отдыхать. А вот в библиотеке она бывала крайне редко. Тогрута когда-то страшно ненавидела посещать данное место, считая чтение, даже необходимое чтение нужной информации для заданий, самым скучным занятием в мире. Воспоминания о прошлом приятно умилили Тано, заставив её весело усмехнуться, когда девушка поздоровалась с старушкой-билиотекаршей.

Ещё спустя какой-то промежуток времени, когда бывший падаван Скайуокера приблизилась к своему любимому фонтану в зале для отдыха обитателей храма и играя провела по кристально-чистой воде тощей, хрупкой кистью, к ней подошла небольшая группка старых друзей и знакомых. Падаваны и юнлинги, узнавшие о внезапном возвращении Асоки в храм, так и засыпали Тано расспросами, где и почему она пропадала, и зачем столь опрометчиво покинула Орден. Бурный интерес к её персоне и обильная волна внимания со стороны людей, которые, оказывается, вовсе не забыли про тогруту, ещё больше усилили приятные эмоции девушки. Казалось, сейчас она была на седьмом небе от счастья, от переполнявшей её радости. И Асока чувствовала, чувствовала, что её место всегда было именно здесь, в храме, среди своих друзей, что при желании она вполне могла бы вернуться в Орден, вернуться к той счастливой жизни, что у неё когда-то была. Но тогруту что-то останавливало, и она отчётливо осознавала что.

Закончив обсуждать с падаванами и юнлингами всякую незначительную ерунду, Асока мельком взглянула на Энакина, и её улыбка, моментально растворилась. Радость от встречи с бывшими друзьями не шла ни в какое сравнение с болью, которую Тано испытывала от осознания того, что Скайуокер её не любил, что у него была жена. Девушка ненадолго задержала печальный взгляд отчаяния на своём учителе, рассуждая над тем, смогла ли бы она забыть прошлое, смириться с жестокой реальностью, но ответа у тогруты не было. Как не было и уверенности в правильности собственных действий.

Так ничего странного и не заметивший в её поведении, Энакин лишь довольно улыбнулся, радуясь тому, что Асока была счастлива пообщаться с прежними друзьями, и предложил девушке пойти по храму дальше. Впереди их ждало ещё несколько когда-то важных и много значащих для тогруты когда-то мест.

Долго блуждая по зданию, напоминавшему огромный суперсовременный дворец, Энакин и Асока, казалось, побывали везде, где только можно. Заходя в те или иные залы и уголки храма, Скайуокер и Тано вспоминали разнообразные истории и случаи из прошлого, ностальгировали о былом. Каждое новое помещение вызывало у них крайне разнообразные, но по большей части положительные эмоции. И со стороны можно было действительно подумать, что джедай и его падаван в какой-то свободный от миссий день просто традиционно прогуливаются по храму, весело и мило общаясь. Можно было решить, будто все проблемы наркомании Асоки в один момент исчезли, растворились в небытие, остались лишь дурным страшным сном. Сейчас Тано выглядела и вела себя почти нормально, так же, как делала это всегда ранее. И если бы не её болезненный вид измождённого КХ-28 тела, можно было бы на мгновение даже подумать, что этой истории с наркоманией и вовсе не было.

Бредя по длинному широкому коридору с отполированным до блеска полом, Энакин и Асока обсуждали какую-то из своих прошлых миссий до тех пор, пока не дошли до ещё одного помещения. Это была старая комната тогруты.

Быстро войдя внутрь, девушка спешно осмотрелась и поняла, что в её спальне всё осталось нетронутым, всё как было при ней.

- Надо же, это моя старая комната! – восторженно воскликнула Асока, двинувшись в глубь помещения, - На этом столе, с моим любимым необычным светильником, я делала разнообразные задания во время обучения. А в этом шкафу я всегда хранила всякий хлам. А на этой кровати я спала столько времени, она такая неудобная и жёсткая, - быстро и хаотично указывая рукой то на одну то на другую вещь, стоявшему в дверях генералу, продолжала и продолжала вспоминать девушка.

- А это, это же мой плюшевый эвок! – умилённо и растроганно почти выкрикнула от восторга Тано, поднимая со своего бывшего спального места и показывая Энакину старую, забытую ей здесь год назад игрушку, - С которым я всегда любила засыпать в обнимку. И которого я так и оставила в храме, когда уходила. Помните, как вы грозились оторвать ему голову, если бы я проспала, и мы бы опоздали из-за этого на ту глупую миссию? Это было так давно…

Тано весело засмеялась и неуклюже плюхнулась на небольшую жёсткую кровать, обнимая плюшевого эвока. Девушка была так погружена в собственные воспоминания, что казалось, не замечала ничего вокруг.

А вот Скайуокер видел всё. На его памяти Асока впервые искренне, по-настоящему засмеялась с того момента, как они встретились в том грязном захудалом баре, и это несказанно осчастливило генерала. То, что Тано до сих пор радовали такие простые мелочи жизни из её воспоминаний о прошлом было хорошим знаком. Из чего следовало, что стоило переходить в наступление. Не давать Асоке опомниться и, воспользовавшись её растроганным эмоциональным состоянием, просто заставить вернуться в Орден.

- Конечно помню, - хитро улыбнувшись, ответил Энакин, - Ему повезло в тот раз, что мы всё же успели на улетающий корабль. Даже жаль, что мне не удалось обезглавить твоего любимца, - с лёгкой долей ехидства усмехнулся он, а затем добавил, - Но думаю, у меня будет время отыграться. Мы с тобой выполним вместе ещё не одну миссию, Шпилька. Ты ведь уже надумала вернуться в Орден?

Услышав слова джедая, его бывший падаван перестала смеяться и внимательно, серьёзно посмотрела на Энакина, отложив в сторону свою старую игрушку. Асока не знала, что на это ответить. По сути она не могла ни вернуться в Орден, ни толком объяснить причину своего отказа. О которой Тано не желала говорить, думать, вспоминать. Наверное потому, тогрута решила просто отшутиться.

- Я бы и хотела, да я уже позабыла как световой меч-то в руках держать, - сочтя собственные слова недостаточно веским оправданием для отказа, Асока тут же решила сменить тему, чтобы генерал не успел её развить и возразить таким образом, что отказаться, просто было бы нельзя, - Можно я его заберу? – быстро подхватив плюшевого эвока с кровати, тогрута ловко повертела им в руках, как будто, правда, ожидала разрешения от бывшего учителя.

Уловка Асоки в один момент заставила Энакина осознать, что убедить Тано вернуться будет совсем не так просто, как он ожидал, но сдаваться Скайуокер тоже не собирался.

- Конечно забирай, - немного недовольно нахмурившись, ответил он, а затем став абсолютно серьёзным, с лёгким вызовом добавил, - А что касается твоих боевых навыков, то мы можем пойти в тренировочный зал и проверить насколько «велики потери» прямо сейчас.

Энакин был уверен, что его новое предложение вызовет у Асоки бурный интерес. Девушка всегда была азартна во всём том, что касалось боёв, тренировок, сражений. И никогда не упускала шанса доказать, что она лучшая, когда её учитель бросал ей такого рода вызовы. Хотя, конечно, нынешняя ситуация и состояние Асоки сильно отличалось от прошлого, но Скайуокер всё же хотел надеяться, что закинутая им приманка сработает. А потом, потом ввязавшись в первый настоящий за прошедшие долгие месяцы бой на световых мечах, Тано вновь ощутит то неповторимое чувство, которое можно испытать лишь в сражении и на тренировке, и интерес к утраченной жизни джедая опять вернётся к ней. Причём, вернётся сам собой.

Асока была недовольна тем, что её бывший мастер никак не желал сдаваться, хотя с другой стороны, он и не продолжал в лоб настаивать на конкретном решении по поводу возвращения, и Тано весьма успешно удалось уйти от нежелательного ответа. Пусть даже и не так далеко, но всё же… Уж лучше было согласиться на тренировку, чем попытаться объяснить генералу, почему именно она не могла вновь стать его падаваном. К тому же, тогрута чувствовала, что успела достаточно соскучиться по настоящим сражениям на мечах. Нападения на случайных прохожих и ограбления людей, которые даже и понятия-то чёткого не имели о подобного рода оружии, о Силе, не шли ни в какое сравнение с боем против истинного джедая, достойного соперника. И вызов Энакина оказался как нельзя кстати. Этот день и так уже был полон приятных воспоминаний из прошлого, приятных эмоций, почему бы было не испытать ещё одну или две?

- Не думаю, что из этого что-то получится, Скайрокер. Но можно попробовать, - довольно усмехнувшись в ответ, поддразнила его девушка, спешно запихивая в сумочку своего плюшевого эвока.

- Ну, вот и отлично, - победным тоном произнёс Скайуокер, казалось, всё шло по плану, и вскоре уже ничто не смогло бы помешать ему окончательно подтолкнуть Асоку к правильному выбору и решению.

Спустя ещё какое-то время, Энакин и Асока уже находились в тренировочном зале. На счастье мастера и его бывшего падавана здесь никого не было. Лишние глаза и уши им сейчас были не нужны, тренировка должна была пройти достаточно серьёзно, достаточно напряжённо, чтобы максимально походить на настоящий бой, вызывать у Асоки правильные эмоции. В принципе она такой и была. Хотя, Скайуокер, понимая насколько могли ослабить его бывшую ученицу месяцы без сражений и приём наркотиков, всё же поддавался девушке. Но Тано, похоже, этого не замечала. Она и вовсе была какой-то чересчур рассеянной и отстранённой, несмотря на то, что ей пока удачно удавалось блокировать атаки и отбивать очередные и очередные удары меча её мастера.

В отличие от Энакина, который пытался чем можно сильнее увлечь Асоку боем, применяя всё более изощрённые и сложные приёмы, блокировать которые он сам обучал Тано, тогрута действительно была где-то не здесь. Да она сражалась, сражалась почти как и раньше, да, она пыталась сосредоточится на бое и противнике, но это получалось крайне плохо. Девушка совершала ненужные лишние движения, действовала как-то хаотично и не собранно, пропускала удары. И если бы генерал сейчас откровенно не поддавался ей, то он ненароком вполне смог бы отрубить тогруте пару-тройку конечностей. И это расстраивало Энакина.

А вот Асока… Её, пожалуй, это раздражало и злило. И не только это. Казалось, всё начиналось вполне себе приятно и закономерно, но уже спустя пару минут тренировки, Тано вдруг ощутила дикое раздражение. Она отчаянно пыталась сосредоточиться на бое, сосредоточится на атаках её бывшего мастера, но что-то постоянно отвлекало девушку и выводило из себя. То ей мешал назойливый шум голосов каких-то падаванов или юнлингов, доносившийся с коридора, отвлекающий, такой ненавистный ей сейчас, и она в самый неподходящий момент теряла все силы, когда больше всего нужно было противостоять давлению клинка генерала на её собственный. То её взгляд концентрировался на каких-то незначительных мелочах на самом Энакине, вызывая абсолютно не нужные мысли, вроде: «Как интересно развиваются его волосы во время каждого движения» или «Как красиво он выглядит с оружием в руках во время боя». Отчего Асока порой не сразу замечала взмах его меча и реагировала на удары слишком поздно. То ещё что-то…

Тысячи и миллионы каких-то лишних, абсолютно не нужных назойливых мелочей, которые никак не отпускали её, не позволяли Асоке полностью отдаться бою, достигнуть успеха и нужного результата. И всё это, словно постоянные не прекращающие бить по темени капли воды, с каждой секундой усиливало гнев и раздражение, заставляя совершать новые и новые ошибки. Но даже не это злило Асоку больше всего. Помимо тысячи назойливых мелочей, мешающих тогруте сосредоточится в данный момент, она чувствовала дикое желание уйти, бросить всё, сбежать отсюда и принять наркотики. Сознательно Асока этого не хотела, у неё не было ни таких планов, ни подобных намерений на сегодняшний день. Но всё её многострадальное измождённое тело, буквально горело огнём, каждой своей клеточкой изнывая от желания получить дозу, ощутить нереальный кайф. Это раздражало, причём раздражало не только морально, но и физически, вызывало некое абсолютно неприятное ощущение непрекращающегося «щекотания» где-то внутри, от которого выворачивало каждую мышцу, от которого действительно ломало. Из-за этого странного физического состояния, какого-то необычного эффекта, что Тано, пожалуй, впервые в жизни испытывала, её движения становились более резкими и каким-то конвульсивными. С каждым новым действием Асока пыталась избавиться от неприятного чувства «щекотания», чувства ломки внутри себя, но это не проходило, это не останавливалось ни на секунду. А бой всё продолжался, бой, в котором она к тому же проигрывала. Бой, который ей так поскорее хотелось завершить.

Прошла ещё секунда и очередная невнимательность тогруты из-за непрекращающейся борьбы с ломкой позволила её мастеру с лёгкостью выбить из рук его бывшего падавана один из ярких зелёных световых мечей. Деактивировавшись в воздухе, оружие улетело куда-то в сторону и громко звякнуло, падая на отполированный пол тренировочного зала. Совсем выйдя из себя, Асока клещами вцепилась в оставшийся у неё световой меч обоими кистями, до боли вдавливая аж белеющие от нажима пальцы в металлическую рукоять. Энакин не медлил, он тут же атаковал снова, нанося удар откуда-то сверху. Его быстрые и решительные действия ещё больше разозлили Асоку. Девушка аж раздражённо стиснула зубы и громко зашипела, блокируя этот удар. Лезвия их мечей соприкоснулись, отбрасывая в стороны яркие искры. Теперь победа зависела от того, кто окажется сильнее физически, кто мощнее надавит на оружие, заставив противника убрать свой клинок, отпрянуть назад. Чувствуя, как гнев и раздражение тёмными языками чёрного пламени появляясь откуда-то из недр души, из недр доселе всегда бывшей светлой Силы Асоки, вьются вокруг её изящного тела, Тано использовала все свои негативные эмоции, приложила все свои последние силы, чтобы оттолкнуть, оттолкнуть прочь от себя такой ненавистный ей в данный момент синий меч Энакина. И у неё получилось. Никак не ожидавший подобного напора со стороны собственной ученицы, доселе поддающийся ей Скайуокер, даже отошёл на пару шагов назад из-за её мощного нажима на его клинок. Хотя, впервые в жизни вопреки собственной неудаче в бою он был рад. Рад за Асоку, победа которой, казалось бы, была уже очевидна, но ещё пока что не окончательна. Девушке оставалось эффектно завершить бой последним приёмом, тем, которому Энакин так хорошо её обучил. И генерал вопреки своей гордости и самолюбию собирался проиграть тогруте, даже если бы её атака оказалась хоть наполовину так же, хороша какой она должна была быть в идеале. Это поражение как нельзя лучше входило в планы Энакина, оно должно было доказать Асоке, что она ещё не растеряла своих боевых навыков и показать, что ей было зачем вернуться в Орден. Ведь тогрута по-прежнему являлась великолепным бойцом и подавала надежды стать отличным джедаем.

- Атакуй! – громко выкрикнул Скайуокер, буквально приказывая своей бывшей ученице, которая вновь почему-то замешкалась, тем самым опять возвращая её в реальность и побуждая к решительным действиям.

Всё ещё обуреваемая злобой и гневом, но при этом никак не способная нормально сконцентрироваться Асока быстро рванулась вперёд. Небрежно и резко замахнувшись мечом, крепко удерживаемым обеими руками, Тано нанесла последний, финальный очень мощный удар. Казалось бы, он должен был принести противнику окончательное поражение. Но, Асока сделала несколько ошибок, она заняла неправильную, неустойчивую позицию и немного не по той траектории провела клинок. Одним быстрым и при этом даже совсем не сложным ударом, Энакин как-то сам собой отбил её атаку. Он приложил для этого совсем крохотный минимум своих сил, половину или, пожалуй, даже треть. Но блок генерала оказался для его бывшей неустойчивой в данный момент ученицы таким мощным, что ту буквально сбило с ног. Отлетев на небольшое расстояние, Асока беспомощно плюхнулась на пол, больно ударившись всем телом о его холодную, гладкую поверхность.

- Что б тебя хатты драли! – громко и несвойственно грубо для неё выругалась тогрута, слега приподнявшись с земли и со всей силы швырнув последний оставшийся у неё световой меч прочь.

Она была раздражена и разочарованна, она злилась на весь мир. Но сделать уже ничего не могла. Бой был позорно проигран. Пожалуй, впервые в жизни, Асоке не удалось доказать собственному мастеру её состоятельность как воина, когда тот бросил ей вызов. И за это пострадал ни в чём не повинный зелёный клинок.

Подобного исхода сией тренировки не ожидал и Энакин, он был готов поддаться, потерпеть поражение от мелкой девчонки, лишь бы только достигнуть более высоких целей, спасти её саму. Но невнимательность и какая-то излишняя раздражённость Асоки помешали ей победить даже тогда, когда Скайуокер почти не сопротивлялся. И это разрушило все его планы. Спасти свою бывшую ученицу действительно оказалось труднее, чем он думал. Но и теперь генерал не собирался отступать. У него ещё были козыри в рукаве, если Тано не смогла убедить вернуться в Орден успешная тренировка с последующей победой своего бывшего учителя, о чём она всегда мечтала, то он должен был найти какие-то другие способы воздействия. Уговоры, убеждения, очередные воспоминания о прошлом, встреча с Пло Куном – подошло бы что угодно, главное было, чтобы это подействовало на Асоку.

Разочарованный и даже злой из-за очередной своей неудачи Энакин всеми силами постарался удерживать себя во внешне спокойном и непоколебимом состоянии. Только сейчас он действительно понял, что чувствовал Оби-Ван, когда Скайуокер выкидывал разные номера, не слушался и подводил его. Только сейчас он осознал, как мудр и терпелив был его учитель. Сам бы Энакин просто взбесился, вышел из себя и набил бы морду такому «ученичку». Будь Асока мужиком, возможно, Энакин так бы и сделал, навсегда отучив своего бывшего падавана принимать наркотики и так вяло и плохо сражаться. Но Тано являлась нежной и хрупкой девушкой, а значит и действовать с ней нужно было совсем по-иному, особенно в такой сложной и щекотливой ситуации.

Тяжело вздохнув, Энакин быстро подошёл к своей бывшей ученице и терпеливо подал ей руку, чтобы помочь подняться.

- Ничего страшного, в следующий раз у тебя всё получится. Вставай, я ещё раз покажу тебе, как выполнить этот приём, - попытался утешить Асоку он, легко и по-доброму улыбнувшись девушке, так, как будто «ничего страшного» в её провале действительно не было.

Всё ещё продолжая сидеть на полу и злиться на собственную неудачу, Тано ожидала, что её всегда вспыльчивый и эмоциональный учитель сейчас ей задаст по первое число, за такое глупое и грандиозное поражение. Но в последнее время Энакин вёл себя с ней как-то необычно, что каждый раз заставляло тогруту снова и снова удивляться. Когда он приблизился к ней и, вместо порции ругательств и отчитываний, вежливо и по-доброму, попытался успокоить её, галантно подал руку, чтобы помочь подняться, Асока даже на мгновение забыла обо всём своём гневе, о злости, о ломке. Внимательно взглянув на Энакина, сначала на его протянутую кисть, а затем в его глаза, тогрута как-то даже немного успокоилась. Хотя злоба так и не прошла до конца.

Слегка смущённо взяв своего бывшего учителя за руку, Асока так давно не прикасалась к нему по собственному желанию в трезвом состоянии, девушка недовольно встала с пола и угрюмо кивнула головой в знак согласия. Говорить что-либо не хотелось, ибо Тано боялась сорваться и в гневе накричать на того одного единственного человека, кто был с ней так терпелив, потом бросить всё и сбежать в притон за КХ-28, а она этого уж никак не хотела. Асока пообещала не только Энакину, но и самой себе, что сегодня не будет принимать наркотики. И она была полна решимости сдержать своё обещание. В конце концов это Асока контролировала свои желания, а не наоборот. Вот только от чего же ей тогда так сильно хотелось дозу в данный момент?

«Нет! Я не собираюсь сдаваться! Я сказала, что не буду принимать наркотики сегодня, значит не буду!» - мысленно твёрдо произнесла Тано, как-то зло и раздражённо поправив свои лекку, которые почему-то вдруг начали ей мешать, и наблюдая за действиями Энакина.

Не став тратить время на хождение и подбирание с пола мечей Асоки, Скайуокер вложил в её руки собственный. В конце концов, какая разница, каким оружием Тано будет махать на тренировке, принцип действия у всех клинков был одинаковый.

А вот тогрута расценила этот поступок совсем иначе. Ей показалось странным, что её бывший мастер, всегда говоривший, что мечи это жизнь джедая вот так легко «вверил в её хрупкие кисти свою», это до безумия умилило Асоку. Но как-то показывать собственные мысли внешне девушка не стала, постеснялась, просто с удовольствием сжав в пальцах другой меч, его меч.

Энакин же, был настолько сосредоточен на разъяснении принципа действия данного приёма, что не предал какого-то особого значения ни этому, ни тому, что сделал дальше. Он никогда не рассматривал Асоку как женщину. Он любил только Падме, только её одну. Потому какие-то такие незначительные бытовые мелочи, как передача падавану своего меча или лёгкие прикосновения к ней, для него ничего не значили. Тано для Энакина всегда была просто ученицей, его ответственностью и головной болью, он любил её как человека, близкого родственника, но не более того, по сути относился к тогруте как к Оби-Вану или к кому-то из хорошо знакомых ему клонов.

- Нанося удар ты сделала несколько грубых ошибок… - спокойно и размеренно стал пояснять Скайуокер так, как когда-то делал это в сотый и тысячный раз для него Кеноби, - Во-первых, ты приняла неправильную стойку. Потому, мне и легко удалось сбить тебя с ног. Ноги нужно поставить вот в такую позицию.

Энакин наглядно показал своей бывшей ученице, как следовало разместить её нижние конечности, чтобы та прочно стояла на земле.

- Расправь плечи, они должны быть расслаблены, а ты слишком зажата… - генерал неспешно зашёл за спину Асоки и легко поправил её стойку в верхней части тела, даже не обратив внимания, как Тано вздрогнула от неожиданности, когда его кисти легли на её оголённые плечи.

От этого прикосновения Асока ощутила, что по всему её телу пробежался лёгкий, приятный трепетный холодок, а Скайуокер всё так же, ничего не замечая, продолжал говорить о приёме.

- Меч нужно крепко держать в обеих руках, - Энакин абсолютно спокойно сбежал пальцами вниз по предплечьям тогруты и, положив свои кисти поверх её, заставил Асоку сильнее надавить на рукоятку.

- Затем со всей силы размахиваешься им и наносишь сокрушительный удар, - Скайуокер медленно и с расстановкой выполнил необходимые для этой атаки движения руками тогруты, как бы показывая той, как ей следовало действовать.

В первый раз очень неспешно и аккуратно. Во второй раз уже быстрее.

- Ты меня поняла? Попробуй сама, - задал вполне логичный вопрос своей бывшей ученице Энакин, вот только та его уже не слышала или не хотела слушать.

Впервые в жизни Скайуокер был так близко от Асоки, не считая, пожалуй, тех пары моментов, когда он тащил Тано на своём плече или, когда она сама висла на нём в полицейском участке. Но тогда тогрута была под кайфом и уже почти ничего не помнила. К тому же в тех ситуациях это было лишь обыденной необходимостью, либо её собственной инициативой, но не как ни его. А вот сейчас, мастер сам подошёл к своей бывшей ученице, сам легко и нежно дотронулся до неё, сбежал пальцами по тонким тощим рукам Асоки и заботливо приобнял девушку. Обнял её, Асоку. Казалось бы, это было так незначительно, просто лёгкое соприкосновение их тел, обычный бытовой физический контакт, но для тогруты в данный момент в нём заключался целый мир.

Когда-то давно, когда Асока ещё не знала о браке Энакина с Падме, каждый раз, когда она видела своего мастера после того, как поняла, что испытывает к нему сильную привязанность, девушка мечтала, чтобы он просто подошёл к ней, прикоснулся, мягко и нежно обнял, любяще прижал к себе… Но его действия ограничивались лишь абсолютно неромантичными рукопожатиями или чем-то в этом роде. И Тано даже в глубине души злилась и обижалась на Скайуокера. В такие моменты она старалась вести себя с ним дерзко, вызывающе, грубить, хамить, называть дурацким прозвищем Скайрокер, как будто в отместку за то, что он не обращал на неё абсолютно никакого внимания. Хотя и это никогда не имело должного эффекта. Тогда тогрута ещё не понимала почему. Как жаль, что однажды ей всё же довелось узнать горькую правду. И попытаться навсегда забыть Энакина, выбросить его из своих воспоминаний и своего сердца.

Постоянно глуша боль наркотиками, Асоке это почти удалось. Она почти смогла заставить себя не испытывать к джедаю ничего кроме безразличия и ненависти. Но нет, чувства, истинные чувства к Скайуокеру были всё равно сильнее, сильнее запретов, голоса разума, сильнее самой Тано. И даже сейчас, спустя столько месяцев вдали от него, спустя столько допинга для частичной потери памяти, столько анестезии от страданий, тогрута всё равно чувствовала, что каждой клеточкой своего тела желала близости с ним, желала его объятий и прикосновений. И она млела и возносилась куда-то высоко-высоко в небо над звёздами галактики от того, что Энакин в данный момент держал её в своих руках, прижимал к себе, дотрагивался до неё.

Асоке было так хорошо в его объятьях, казалось, она готова была простоять вот так всю свою жизнь, чувствуя на себе его прикосновения, чувствуя их тепло, чувствуя, как бьётся его сердце. Сердце, которое принадлежало другой. Горькое осознание этого в один момент вернуло тогруту обратно в реальность, в дребезги разбив все её наивные романтические грёзы и иллюзии. Энакин был женат и женат не на ней, на Падме. Отчего Асока жутко ненавидела ту сейчас уже только за одно её существование. Раздражение и злоба на Амидалу, на Энакина, на саму себя мгновенно вернулись к Тано вместе с ещё пуще усилившейся болью, болью душевной, болью физической. Тогрута так опрометчиво вновь потревожила старую рану в своём едва зажившем после стольких мучений, едва смирившимся сердце, и это было невыносимей чем, когда оно разбилось в первый раз. Асока будто вновь пережила тот страшный день, когда она впервые узнала, что Энакин не любил её, не любит и никогда не полюбит. И боль наполнила буквально каждую клеточку тела и души тогруты вновь, боль, которую нужно было немедленно остановить! Помочь в этом могло лишь одно средство - КХ-28. И Тано внезапно для себя ощутила, как сильно она захотела свой спасительный анестезиологический наркотик в данный момент. Вместе с горькими воспоминаниями о прошлом и болезненными осознаниями настоящего, к Асоке вернулось и премерзкое чувство ломки, выворачивающее до придела каждый мускул её тела. А с ним, раздражение, злоба, и негодование.

Энакин не любил Тано, Энакин вообще ничего не испытывал к ней, так какого хатта, он позволял себе вот так откровенно лапать её, и при этом даже не чувствовать стыда ни перед Асокой, ни перед своей … женой? Мысль об этом в один момент буквально заставила взбеситься тогруту, и так раздражённую до придела тысячей отвлекающих её мелочей, позорным поражением в бою, а что самое главное мерзким «щекочущим» и ломающим ощущением внутри.

- Асока… Асока, ты меня слышишь? – голос Скайуокера, попытавшегося обратить на себя внимание неподвижно замершей в раздумьях ученицы джедая, прозвучал как всегда спокойно и непоколебимо, как будто генерал ни в чём не был виноват.

А он был! Он был виноват во всём плохом, что происходило в жизни тогруты, именно он и никто другой. И вместо того, чтобы просто оставить Асоку одну, позволить ей смириться и забыть, Энакин наоборот нагло и бесцеремонно продолжал лезть в её жизнь, дразнил Асоку тем, что она никогда не могла получить, будто издеваясь, бередил старые раны вновь и вновь заставляя ощущать сильную всепоглощающую боль. И это нужно было прекратить, остановить прямо сейчас!

- С меня хватит! – громко закричала, переполняемая негативными эмоциями до предела Тано, со всей силы швырнув об пол световой меч Скайуокера, так, что тот едва не треснул, - Всё, я ухожу!

Применив всю физическую силу, которая у неё только была, девушка, словно обожжённая огнём, ударенная током, резко задёргалась, хаотично вырываясь из рук своего бывшего мастера с таким видом, как будто от его прикосновений ей было невероятно противно, как будто от них ей было невыносимо больно. И от части, это действительно было так.

Почти моментально высвободившись из объятий Скайуокера, взбешённая до придела Тано не медля ни секунды рванулась к выходу из тренировочного зала. К выходу из этого треклятого Ордена джедаев, подальше от своего прошлого, от своих воспоминаний и чувств, подальше от Энакина, туда, где она могла остановить и усмирить её невероятную боль – в притон, за наркотиками.

- Асока! – в след убегающей ученице громко выкрикнул Энакин, как-то беспомощно протянув руку в ту сторону, куда удалялась тогрута, будто подобным образом пытаясь её остановить.

Так и не догадавшийся об истинных причинах такого поведения своей ученицы, да и вообще слабо сообразивший, что и почему сейчас произошло, генерал тоже не стал медлить и молниеносно направился за ней.

Комментарий к Глава 3. Мечи - это твоя жизнь, Часть 1

========== Глава 3. Мечи - это твоя жизнь, Часть 2 ==========

Асока бежала, бежала прочь из храма по большим просторным коридорам здания до тех пор, пока не столкнулась с кем-то весьма стойким и твёрдым. С огромной силой врезавшись в «таинственного незнакомца», что очень вовремя помешал ей покинуть Орден, девушка аж отлетела назад и, небрежно плюхнувшись на пол, больно ударившись спиной и локтями. Человек, которого Тано только что чуть не сбила с ног, похоже, тоже не ожидал такой внезапной «встречи» но в отличии от Асоки, всё же смог остаться в прежнем положении. Оказавшись на полу и так донельзя разгневанная тогрута, ощутила новый прилив злобы и ярости. Мало того, что девушка не хотела задерживаться в этом треклятом месте ни секунды дольше, а из-за какого-то нерасторопного болвана, покинуть здание Асоке не удалось настолько быстро, насколько она этого желала, так теперь ещё в дополнение ко всем её неприятным ощущениям от ломки, Тано испытывала и боль в ушибленных локтях и спине.

- Смотри куда прёшь, идиот! – громко выругалась взвинченная тогрута, усевшись на гладкой и ровной поверхности и поднимая глаза на «незнакомца» с таким выражением лица, как будто была готова вот-вот вскочить с места и наброситься на своего «обидчика», обнажив клыки и желая разорвать того на миллионы маленьких кусочков.

Возможно, сегодня Тано совершила бы и этот необдуманный поступок, если бы прямо перед ней не оказался тот, кого она мечтала увидеть так давно, а именно Пло Кун.

Прибывший в храм пораньше кел-дор, нехотя, но всё же собирался выполнить просьбу Скайуокера. Да, Пло не видел смысла в этой встрече, смысла в том, чтобы вести с Тано душеспасительные беседы, на коих упорно настаивал Энакин, но всё же Кун дал последнему своё слово, а кел-дор был крайне ответственным джедаем. И если уж он пообещал Скайуокеру поговорить с тогрутой, то был в этом какой-то толк или нет, обещание нужно было сдержать. Именно потому, по прибытии в храм узнав о том, что Асока и Энакин находились в данный момент в тренировочном зале, кел-дор сразу же поспешил туда. Выполнить просьбу Скайуокера следовало как можно быстрее. В конце концов, чем раньше Энакин увидит бесполезность этого разговора, тем скорее поймёт, что Асоку уже нельзя спасти. Нет, Пло не был жестоким или бесчувственным, он не был и абсолютно безразличным, но в отличии от молодого и неопытного Скайуокера, он отчётливо осознавал реальную картину происходящего и понимал, что в подобных ситуациях вряд ли можно было действительно что-то сделать. Кун прожил немало лет, и за его долгую, полную приключений и опасностей жизнь джедая ему довелось повидать многое, в том числе и людей, на которых воздействовали наркотики. Подсев на это гиблое дело, многие потом пытались остановиться, бросить, близкие многих из них так же отчаянно, как и Скайуокер старались спасти дорогих им людей. Но из этого ничего не получалось. Наркоманы, словно тяжёлый камень, всё сильнее и сильнее опускались на дно, дно жизни, и невольно тянули за собой всех тех, кто находился рядом с ними. Это приводило лишь к драмам и страданиям, а порой даже к непоправимым последствиям и смерти, причём не только наркоманов. Отчего Куну действительно было жалко, но жалко не Асоку, которая сама не осознавала, что творила и какие боль и вред приносила и себе, и близким ей людям своими безумными развлечениями, при этом испытывая лишь наслаждение и нереальный кайф от собственной зависимости, а скорее Энакина, который, даже не принимая наркотики, теперь постоянно обязан был бороться с их последствиями. Жить жизнью «родственника наркомана», то есть посвящать всего себя попыткам спасения Тано, при этом постепенно ломая и уничтожая собственное привычное для него существование. И Пло трезво осознавал, что если из этой парочки наркоманка и её жертвенная нянька возможно было хоть кого-то вернуть на путь нормального джедая, то сделать это можно было лишь убедив одного из них остановиться, прекратить рушить собственную жизнь. И благоразумнее было уговорить Скайуокера, нежели глупую и взбалмошную девчонку, зависимость которой уже была так сильна, что даже её характер и поведение постепенно начинали меняться. Но для этого изначально следовало выполнить просьбу Энакина, наглядно показав тому, всю бессмысленность и бесполезность подобных мер.

- Здравствуй, Асока, - спокойно, и казалось вообще абсолютно без эмоционально, произнёс Пло, протянув девушке руку, чтобы помочь подняться.

До того момента, как её взгляд невольно упал на «приёмного отца», Тано, изъедаемая раздражением, гневом и яростью, продолжала хаотично копошиться на полу, потирая ушибленные места. Девушка всё ещё была в крайне дурном настроении из-за случившегося и пережитого ей сегодня. Но лишь только Пло попал в поле зрения юной тогруты, как все эти «последствия» общения со Скайуокером во время нереальной ломки в один момент испарились. Тано была так рада видеть Куна, встретить его спустя столько месяцев разлуки, что гнев и ярость будто сами собой куда-то улетучились, прихватив заодно и раздражение от неприятного,щекочущего и выворачивающего каждую мышцу внутри тела ощущения.

- Магистр Пло! – громко воскликнула Асока, и её карамельных губ коснулась искренняя счастливая улыбка.

Девушка охотно приняла помощь «приёмного отца» и, ловко вскочив на ноги, тут же ещё более восторженно добавила:

- Я так рада вас видеть!

Обуреваемая новыми, на сей раз положительными эмоциями, Тано быстро приблизилась к кел-дору и, даже не задумываясь, резко заключила его в свои объятья. Только сейчас тогрута действительно осознала, как все эти месяцы ей не хватало присутствия Пло. Как сильно она соскучилась по второму по значимости в её жизни близкому и родному существу, после, конечно любимого и одновременно ненавистного ей Скайуокера. Но вот о нём сейчас как раз думать и не хотелось. Столько времени не видев Куна, не слышав о своём «приёмном отце» почти ничего, Асока буквально сгорала от желания поговорить с ним, узнать о его жизни, просто побыть рядом. И девушка была несказанно рада той счастливой случайности, которая свела их именно сейчас в этом коридоре. Похоже сегодняшний день, богатый на приятные сюрпризы и эмоции, должен был преподнести Тано ещё немало всего хорошего. Вот только кел-дор не совсем разделял восторга «его маленькой глупой дочурки».

- Джедай не должен так открыто проявлять свои эмоции. Привязанности недопустимая роскошь для настоящего воина. Я много раз говорил тебе об этом, Асока, - даже ничуть не изменившись в лице, хотя и позволив себя обнять, Кун легко отстранился от Тано, вновь образовав между ними допустимое Кодексом расстояние, а затем немного задумчиво добавил, - Как проходит твоя экскурсия по храму?

Хотя, в общем-то, Пло и сам видел, что всё было не так уж и гладко.

Не совсем поняв, но при этом несколько разочаровавшись реакцией на её приветствие «приёмного отца», девушка невольно отодвинулась от кел-дора и попыталась было что-то возразить:

- Но я уже не дже… - договорить фразу тогруте так и не удалось, потому как в этот момент в коридоре около них наконец-то появился Скайуокер.

Тяжело дыша после бега, Энакин быстро приблизился к собеседникам и, даже не обращая внимания на присутствие Куна, взволнованно и правда непонимающе задал вопросы:

- Асока… Что произошло? Почему ты убежала?

Услышав знакомый голос учителя, девушка как-то сама собой взглянула в его сторону, вновь перевела глаза на Энакина, и созерцание её безупречного мастера, опять заставило Тано разозлиться. Даже сейчас, даже в простой бытовой ситуации, он выглядел достаточно хорошо, достаточно соблазнительно, чтобы уже одним своим присутствием напоминать тогруте о её безответной любви. И это действительно злило, действительно раздражало, как, впрочем, и то, что генерал вёл себя так, будто ничего не понимал и ни в чём не был виноват. И Асока не знала, что гневило её больше, то ли абсолютная наивность и недогадливость Энакина, то ли его абсолютно спокойное поведение, аля состояние «я не при делах».

С трудом подавляющая желание хорошенько нагрубить Скайуокеру, высказать ему всё, что следовало бы за все его заслуги, Тано недовольно поморщилась, кривя лицом, и нервно изогнула от злости верхнюю губу, но отвечать ничего не стала. Ей не хотелось говорить, тем более оправдываться перед джедаем. К тому же, глядя на него, Асока чувствовала, что вот-вот сорвётся и опять поведёт себя крайне недостойно, а ей этого не хотелось. Только не при Пло Куне. От того девушка лишь недовольно сложила руки на груди и гордо хмыкнув, обиженно отвернулась от Скайуокера опять в сторону кел-дора, делая вид, как будто и вовсе не замечает своего бывшего мастера.

Став невольным свидетелем этой вполне ожидаемой сцены, Пло мгновенно понял, что оказался прав. Экскурсия Асоки по храму проходила явно не так, как запланировал Энакин. И, скорее всего, виной тому были наркотики и, как следствие, неустойчивое эмоциональное состояние тогруты из-за них. Куну, конечно, по сути было всё равно, но почему-то кел-дор таки решился вмешаться и наладить ситуацию. Ох уж это обещание, данное Скайуокеру.

- Не будем об этом, - Пло легко улыбнулся, ловко предотвратив продолжение ссоры, которая, по всей видимости, началась ещё в тренировочном зале, - Асока, думаю мы могли бы переместиться в столовую. Там нам будет удобнее разговаривать. А Энакин, присоединиться к нам немного позже, - с намёком на то, что Тано нужно было дать какое-то время успокоиться после того, что бы там между бывшими учителем и ученицей ни произошло, тут же добавил Кун.

- Да, вы правы, магистр. Мы как раз оставили в зале световые мечи. Пожалуй, схожу за ними, - оказавшись невероятно понятливым, спокойно согласился Скайуокер, и уже через секунду его и след простыл.

На слова Куна, Тано лишь утвердительно кивнула, буквально заставив себя улыбнуться, проводив недовольным и обиженным взглядом бывшего мастера, после чего попыталась переключить всё своё внимание на «приёмного отца» и приятную беседу с ним. Пло и Асока, разговаривая на всякие разнообразные темы, неспешно двинулись в указанном направлении. В конце концов, прежде, чем переходить к сути этой встречи, Куну нужно было дать Тано какое-то время на то, чтобы успокоиться.

Вскоре все трое: Пло, Асока и Энакин, уже восседали за одним из столиков просторного обеденного зала храма и мирно беседовали за едой о том, что больше всего интересовало тогруту. Энакин старался изо всех сил развивать темы для разговора, которые могли хотя бы косвенно навести Тано на мысль, как много она потеряла, покинув Орден, темы, которые был способен поддерживать и Пло. Вернее, которые именно он и должен был обсуждать со «своей приёмной дочерью». Казалось бы, разговор шёл достаточно весело, хорошо и гладко, однако Асока то и дело постоянно на что-то отвлекалась.

Быстро отойдя от состояния первого радостного впечатления от встречи с «приёмным отцом», Тано вновь ощутила, как тысяча и тысяча навязчивых, раздражающих мелочей возникает вокруг, возвращается к ней, каждую секунду всё больше и больше воздействуя на её терпеливое спокойствие.

Обед, который всегда казался Асоке до безумия вкусным, сегодня был каким-то не таким: то ли пересоленным, то ли переперченным, то ли и вовсе с неким сладким привкусом. От чего, съев всего пару кусочков еды с тарелки, стоявшей перед ней, девушка лишь с каким-то недовольным и хмурящимся видом ковыряла остывающее блюдо вилкой. Голоса других посетителей столовой, их разговоры, их звонкий смех, постоянно заставляли Тано вертеться и оглядываться по сторонам, пропуская мимо ушей всё то, что говорили ей Энакин и Пло, вынуждая злиться и негодовать из-за этого хаотичного шума, не дающего сосредоточится на собеседниках и смысле их слов. Каждый новый возглас, каждый звонкий смешок так и заставлял тогруту всё больше и больше раздражаться, словно малознакомые девушке джедаи смеялись над ней. Отчего-то Асоке вновь стали мешать её собственные лекку. Они как будто давили на плечи, натирали обнажённую нежную кожу в тех местах, где касались её. И Тано невероятно хотелось их убрать, скинуть куда-то с плеч, чтобы избавиться от сего неприятного, бесящего чувства. Вместе со всеми этими раздражающими факторами, ломка с новой силой давала о себе знать. Всё тело Асоки так и крутило, выворачивало, буквально ломало, с каждой секундой всё больше и больше намекая своей хозяйке о том, что ей требовалась новая доза, о том, что наркотик ей сейчас был просто необходим. И тогрута уже почти не могла терпеть эту невыносимую пытку, не могла сидеть со спокойным лицом, изображая из себя внимательную слушательницу всего того бреда, что нёс Скайуокер. Нет, Энакин на самом деле говорил достаточно умные вещи, но на фоне всего, что чувствовала сейчас Асока, его вдохновлённые речи о прошлом, о будущем, о жизненном, действительно казались какой-то такой незначительной ерундой. Сейчас Асоке всё казалось незначительной ерундой, ничто не было важно, кроме её невероятного, сильного, всепоглощающего желания найти наркотик, заполучить наркотик, принять новую дозу и испытать такой приятный, привычный для неё кайф.

В очередной раз недовольно, даже можно сказать злобно, взглянув на каких-то смеющихся в стороне падаванов, Тано отвернулась от них и нервно поправила свои лекку, до боли вдавливая пальцы в собственную плоть и сильно дёргая за бело-синие отростки на собственной голове. Девушка тяжело вздохнула, крепко сжав собственные зубы, и безжалостно воткнула вилку во что-то лежавшее у неё на тарелке, попытавшись сосредоточится на словах Энакина и Пло уже в тысячный раз. Но её внимание никак не желало воспринимать их всерьёз. А весёлые речи Скайуокера о прошлом и вовсе бесили Асоку. Он и сам бесил её в данный момент. Почему? Тут было всё просто и понятно. Одолеваемая неистовым желанием принять наркотик и не имея такой возможности в данный момент, тогруту то и дело дразнило присутствие её собственного наркотика, Энакина, которого она уж тем более никак не могла получить. Отчего желание принять КХ-28 становилось ещё сильнее и необъятнее. В конце концов, именно Скайуокер был тем, с чего всё это началось. Все мучения, все страдания, весь личный ад Асоки. И единственное, что юная наркоманка хотела в данный момент, это прекратить издевательства над собой. Остановить собственные мучения и страдания, забыться. Но разговор, тянущийся, казалось целую вечность, всё продолжался и продолжался.

Пло внимательно наблюдал за «своей приёмной дочерью» со стороны, пытаясь наиболее удачно подобрать момент для того, чтобы сказать самое важное и нужное. Но он почему-то никак не наступал, а тянуть с этим дальше было нельзя. И вот наконец-то Энакин закончил рассказывать о каких-то мелочах, которые по его мнению, значили для Асоки достаточно много, и замолчал, давая Куну возможность высказаться. На удачу кел-дора постоянно крутящаяся и дёргающаяся Тано в этот момент тоже вроде бы смогла хоть немного сосредоточится на разговоре с ними обоими. И Пло решил, что было пора.

Плавно подведя беседу к нужной теме, Кун резко ухватил тогруту за одну из её кистей, не позволяя девушке вновь отвлечься, и сделал самое серьёзное выражение лица, которое у него было.

- Асока, - строгим и поучающим тоном обратился к «своей приёмной дочери» Пло, - На самом деле, всё о чём мы сегодня разговаривали, полнейшая ерунда. То, что я действительно хотел тебе сказать, жестокая правда…

На этих словах поняв, что Кун собирался произнести нечто слишком резкое по отношению к тогруте, Скайуокер хотел было возразить, попытавшись предотвратить назревавшую скандальную ситуацию с неизвестными последствиями, однако кел-дор, быстро поднял руку, тем самым, спешно остановив его, так и не дав сказать ни слова.

- Без прикрас, жалостливого снисхождения и лжи, - мельком взглянув на Энакина, который сегодня постоянно только и делал, что пытался угодить Асоке в разговоре, мягче и аккуратнее подбирая темы, что не задели и не разозлили бы взвинченную девчонку, Пло ещё более строгим и жёстким тоном продолжил, - Ты разочаровала меня, очень разочаровала. Когда много лет назад я нашёл тебя и принёс в храм, я видел, что тебя ждёт великое будущее, ты должна была стать сильным джедаем. Но ты не оправдала моих надежд, вместо этого бросив Орден и скатившись до обыкновенной наркоманки. Как, впрочем, не оправдала и надежд своего учителя Энакина, который похоже тоже слишком многого от тебя ожидал. Ты эгоистично живёшь одним днём, одними развлечениями и удовольствиями, совершенно не думая о том, какую боль и какой вред ты причиняешь окружающим. Ты должна остановиться, если всё ещё хочешь вернуться на путь истинного джедая, правильный путь. Ты сама должна взять себя в руки. Потому, что никто за тебя этого не сделает. В конце концов, Энакин не твой родственник, отец, брат или муж, он просто твой учитель, и он не должен бегать за тобой повсюду и следить, чтобы ты только не накачалась, в очередной раз вытаскивая тебя из какого-то грязного притона. Он должен тебя обучать, а не быть нянькой для неуравновешенной, истеричной наркоманки.

Пло замолчал, внимательно всматриваясь в голубые глаза Асоки, как будто пытаясь узреть в них стыд, осознание и понимание. Но там этого не было, там не было ничего кроме раздражения, злобы и ярости.

Слова «приёмного отца», очень резкие, болезненные, обидные, стали для Асоки последней каплей, переполнившей чашу её терпения на сегодня. Чего-чего, а подобного Тано уж никак не ожидала, тем более от Куна, тем более в такой момент. Пло был так строг и неосторожен в своих выражениях, что и сам не заметил, как задел две наиболее болезненные для Асоки темы. Во-первых, в очередной раз назвал девушку наркоманкой, навесил на неё такой обидный и до исступления ненавистный ей ярлык, а во-вторых, что, пожалуй, было ещё хуже, прямо и открыто заявил о том факте, что тогрута пыталась перебороть и подавить у себя в душе многие-многие месяцы – Энакин был ей просто учителем, абсолютно никем. По сути и в первом, и во втором случае кел-дор был несомненно прав, но только не для Асоки, которая до смерти не желала признавать, ни ту, ни другую ненавистную ей реальность. И Тано взорвалась, действительно взорвалась от переизбытка гнева и ярости, переполнявших её, от раздражающих мелочей, от желания принять наркотики, от нестерпимой ломки, и невероятной наглости, дерзости и жестокости Пло Куна.

Резко выдернув из его красной кисти собственную руку, Асока зло ляпнула своими хрупкими кулачками по столу, но сделала это с такой силой, что вся стоявшая на нём посуда аж подскочила вверх на пару сантиметров, а затем с грохотом рухнула обратно. Видимо, негативные эмоции, кипящие в душе Тано, в один момент пробудили в ней нечто доселе тогруте абсолютно неведомое. А именно тёмную сторону Силы, по воле которой и «подпрыгнули» все предметы, покоившиеся до сего момента на столешнице. Ничуть не обращая внимания, на вьющиеся вокруг неё «тёмными» волнами потоки, подпитывающие её, побуждающие к необузданной резкости и жестокости, девушка продолжила бесноваться. Со всей силы замахнувшись рукой, в которой она всё ещё держала вилку, Асока зло швырнула прибор о тарелку, тут же разлетевшуюся в дребезги. А затем громко, так что все присутствующие невольно обернулись в её сторону, на весь зал рявкнула свой ответ «папочке»:

- Хватит! Хватит называть меня наркоманкой! Я не наркоманка! Сами вы наркоманы! – бурно размахивая руками и тыча пальцем в сторону своих «обидчиков», что есть мочи орала Тано, - Да пошли вы со своим хаттовым Орденом джедаев! Я не собираюсь сюда возвращаться! – вся на эмоциях тогрута одной рукой на ощупь отыскала на голове цепочку и со всей силы сорвала украшение с положенного ему места, даже не чувствуя боли ни в кисти, ни на собственных монтралах и лекку, которые едва не повредила, сдирая с себя ненужную деталь.

- Это прогнившее место только для таких … врунов и лицемеров как вы! Лживо прикрывающихся «гордым» званием джедаев и фальшивым Кодексом, на который вам самим же всем наплевать! – продолжая и продолжая бросаться острыми и обидными обвинениями в адрес Пло, Энакина и, казалось, всех остальных присутствующих в столовой джедаев, совершенно случайно попавших под раздачу, Асока резко махала руками, так будто дралась с кем-то, и просто пронзала своих собеседников яростным, бешенным взглядом, аж до крови сжимая в руке падаванскую «косичку», - А на самом деле все вы уроды одинаковые! Все вы … ! И я не собираюсь быть такой … как вы! Подавитесь своим … лицемерием! – громко выкрикнув эти слова, Тано со всей силы швырнула несчастную, многострадальную цепочку в Пло Куна.

- Всё! С меня хватит! Я ухожу! – ничуть не понижая тона, так же громогласно выкрикнула она и, в ярости подцепив край ближайшего стола, опрокинула предмет мебели, стараясь хотя бы на нём выместить всё своё негодование, всю свою злость.

Перевернув стол, за которым они с двумя джедаями совсем недавно мирно обедали и весело разговаривали, с которого градом на пол и всех стоящих поблизости посыпалась посуда, осколки и остатки еды, Асока вновь отчаянно рванулась к выходу, и на этот раз ей ничто не должно было помешать. Сочтя, пожалуй, тот погром, что она уже устроила недостаточным, Тано на ходу резко взмахнула руками в стороны и применила Силу. Предметы, мирно покоившиеся доселе и на других столах, мощным «взрывом» тоже подбросило вверх, а затем дождём посыпало на остальных присутствующих, хаотично пытающихся укрыться от них. Но Асоку это уже мало волновало, едва не столкнувшись с какими-то плохо знакомыми ей падаванами на выходе из просторного зала, тогрута резко и грубо отпихнула их от себя, тем самым сбив с ног и заставив упасть на пол, а затем, горько расплакавшись пулей устремилась прочь. Прочь от боли и страданий, прочь из храма полного лицемерия и лжи, туда где её ждали свобода от всего этого и спасительный анестезиологический наркотик.

Быстро среагировав на мало ожидаемую, но вполне закономерную истерику Асоки, Энакин и Пло легко защитились от дождя из столового «мусора» при помощи Силы. Отбив летящие в него со стола предметы, Скайуокер рванулся было вслед за Тано, но не успел генерал сделать и пары шагов, как тут же был остановлен всё ещё спокойным и серьёзным кел-дором. Резко вытянув руку перед Энакином, Пло как бы преградил ему путь и, с видом «чего и следовало ожидать», обречённо произнёс:

- Я же предупреждал, что из этого разговора ничего не выйдет. Преследовать её бессмысленно. Если Асока сама не захочет остановиться, ты ничего не сможешь сделать.

Кун медленно приблизился к опрокинутому столу и небрежно поднял с пола падаванскую цепочку, как будто это была какая-то больше абсолютно ненужная, бесполезная вещь. После чего, даже не всматриваясь в украшение, когда-то так много значившее и для Энакина, и для Асоки, легко и просто возвёл руку с ним над мусорным ведром. Пальцы Пло сами собой разжались, и падаванская «косичка» Тано неспешно полетела к груде остального хлама, ознаменовывая собой окончание целого периода жизни нескольких людей.

Видя, как украшение плавно парит в сторону мусорного ведра, как безжалостно и кощунственно Кун распорядился тем, что было для него дорого, как быстро и просто списал «приёмный отец» «свою дорогую дочурку» со счетов, Энакин тоже разозлился. В одну долю секунды применив Силу, Скайуокер остановил падение цепочки в груду хлама, резко и быстро притянув её к себе, джедай крепко сжал украшение в руке и грубо огрызнулся:

- Сам разберусь!

И даже не дав кел-дору ни единого шанса ни пояснить свой поступок, ни хоть что-то возразить, тоже вылетел из столовой, по пути расталкивая всех попадающихся ему на дороге прохожих.

Комментарий к Глава 3. Мечи - это твоя жизнь, Часть 2

========== Глава 3. Мечи - это твоя жизнь, Часть 3 ==========

На счастье, а может и не счастье Асоки никаких преград к её хаотичному побегу из храма больше не было. Девушка успешно миновала красивые, просторные, извилистые коридоры здания, легко поймала спидер для того, чтобы улететь, и сейчас, попросив, а точнее, даже приказав доброму водителю высадить её где-то посреди немноголюдного района города, одиноко брела по пустынному парку Корусанта. Да, Асока хотела поскорее приобрести наркотики, но для начала ей надо было хотя бы немного успокоиться, прийти в себя и всё обдумать. Да и разжиться деньгами тоже не мешало бы. Последние из них наркоманка выложила водителю за проезд, из-за своего крайне неустойчивого состояния как-то не подумав от том, что незнакомца просто можно было заставить везти её бесплатно, пригрозив мечами. И теперь крохотная сумочка Тано была почти пуста. Внутри неё лежали разве что какая-то мелочь, которой явно было недостаточно для приобретения заветной «анестезии» и милый плюшевый эвок, но вот за него «новый друг» тогруты-наркоманки не стал бы ей продавать бесценный КХ-28. Впрочем, и того, что было у Асоки изначально не хватило бы на то количество доз, на которое рассчитывала девушка. Отчего Асока, до сих пор находящаяся под властью эмоций из-за пережитого сегодня, неспешно двигалась в абсолютно спонтанном направлении, пытаясь как успокоиться, так и найти подходящую жертву для ограбления. Слёзы всё ещё продолжали струиться по её красивому юному лицу, слёзы боли, слёзы разочарования, слёзы сожаления о прошлом.

Пройдя ещё пару метров, Асока и сама не заметила, как уселась на одну из свободных лавочек парка и, не обращая внимания абсолютно ни на кого, ещё громче разрыдалась. Небрежно утерев с лица слёзы, руки девушки как-то сами собой опустились ей на пояс, туда, где всегда обычно висело её оружие. Открепив свои световые мечи, Тано возвела их на уровень собственных глаз и внимательно всмотрелась в металлические рукоятки.

Когда-то Энакин не уставал повторять, что мечи джедая – это его жизнь. И ведь действительно Скайуокер в чём-то был прав. Тогда, давно-давно, будто в другой реальности, оружие Тано значило для неё так много. Она мечтала стать джедаем, она жила и сражалась при помощи этих мечей, она не расставалась с ними ни на секунду. Они о стольком ей напоминали, о стольком, о чём теперь хотелось забыть.

Например, меч, что был в правой руке Асоки – стал её первым настоящим оружием. Девушка отчётливо помнила ту «миссию», когда она с группой других юнлингов летала на Илум под руководством Пло Куна. Тогда Асоке так хотелось доказать своему «приёмному отцу», что она лучшая, что она достойна его доверия и ожиданий. Маленькая тогрута чуть было не погибла в тот день, охотясь за своим кристаллом, но ей всё же удалось его раздобыть. Вопреки своим ожиданиям и собственной самонадеянности, Тано вышла из пещеры последняя из всех юнлингов. Но она всё же достала кристалл, её первый кристалл. И Пло Кун был очень горд, невероятно горд «своей маленькой девочкой».

Второй же меч, что Тано сейчас держала в левой руке, она создала намного позже, но от этого он значил для неё ничуть не меньше. Повторно на Илум Асока летала уже в сопровождении своего нового учителя - Энакина. Эта «миссия» теперь не казалась девушке такой опасной и сложной, как в первый раз. Наоборот, всё было очень здорово и весело. Так, как всегда было на всех их совместных заданиях с её бывшим мастером. Тогрута отлично провела время в тот день, с энтузиазмом посетила старую пещеру, как всегда поучаствовала в соревнованиях со Скайуокером относительно разной ерунды, не упустила случая и пару раз вступить с учителем в такие свойские для них словесные перебранки, а затем с успехом и лёгкостью показала Энакину все свои способности и навыки по собиранию меча. В общем, и этот день, как, впрочем, и её слёт, Асоке запомнился надолго. Запомнился приятными образами и чувствами.

Оба её меча внешне казались абсолютно одинаковыми, но только Тано могла их на самом деле различить. Для неё они были совершенно разными, и каждый из них ассоциировался у девушки с одним из наиболее дорогих для неё людей. Правый - с «приёмным отцом», левый - с её возлюбленным. Вот только оба этих человека, ближе которых у Асоки никогда не было, отвернулись от неё, отказались, списали со счетов. И если Пло Кун хотя бы открыто говорил об этом, от чего, впрочем, было не менее больно, но всё же это по крайней мере было честно. То вот Энакин, поступал куда более изощрённо и мерзко, внешне всё ещё изображая из себя доброго и заботливого учителя, а на самом деле в тайне отстраняясь от Асоки всё дальше и дальше. И помогал он ей исключительно лишь из чувства долга. Что Пло, что Энакин видели в Асоке только перспективного падавана, которого не должен был лишиться орден. А сама она всегда хотела, чтобы хоть кто-то в мире смог разглядеть в ней живое существо, личность, нуждающуюся в любви, заботе и поддержке. Но к её огромному разочарованию, как только Асока перестала быть частью мира джедаев, она тут же потеряла право на подобные проявления чувств и со стороны своего «приёмного отца», и со стороны своего бывшего учителя. И тогруте была невыносима утрата обеих этих связей, которые разрушались сильнее и сильнее со дня, когда она покинула орден. Казалось бы, такая простая мелочь никак не должна была повлиять ни на её отношения с Пло, ни на её отношения с Энакином, но, увы, выбор Асоки лишь в очередной раз подчеркнул, как призрачны и обманчивы были эти привязанности, как безразлична Тано была для тех, кого она любила всем сердцем, как одинока она была. И сейчас, глядя на собственные мечи, девушка осознавала, что ей не хотелось принимать такую жестокую реальность, больше не хотелось жить и помнить о том, что она абсолютно никому была не нужна.

Как-то сама собой перестав плакать, Асока поднялась с лавочки и сделала пару шагов. Если любимые и дорогие ей люди вот так просто отказывались от неё, готовы были разорвать эти связи и просто выкинуть на помойку, то и она должна была ответить им тем же. Выбросив прочь всё, что до сих пор единило её с ними, напоминало о них, заставляя крохотный едва ощутимый клочок надежды на взаимность в душе тогруты гореть в болезненных, невыносимо обжигающих языках пламени боли и разочарования. Подойдя поближе к мусорке, Асока вознесла над ней руки в которых она сжимала свои мечи, свои воспоминания, свою прошлую жизнь. Жизнь, от которой следовало раз и навсегда избавиться.

Тогрута не сразу решилась разжать пальцы, почему-то в этот момент в её голову пришли воспоминания о том дне, когда она однажды чуть не лишилась одного из своих световых мечей. Тогда Асока так боялась, что она не сможет его вернуть обратно, и он навсегда покинет её, найдя себе другого хозяина. В тот день девушка не знала, что же её на самом деле беспокоило больше, то ли утрата оружия, которое столько лет было с ней, столько лет напоминало Асоке о её дорогом «приёмном отце» - Пло, то ли недовольство Энакина, разгневать которого она боялась больше всего на свете, ведь это был верный путь отдалить и его от себя, то ли того, что попав в плохие руки, оружие могло кому-то навредить, то ли всего сразу. Но теперь она точно знала, что не боялась уже ничего. Эти мечи, побывавшие с Асокой на сотнях миссий и заданий, которые в данный момент, хаотично мелькали картинками в голове Тано, прошедшие с юной наркоманкой буквально всю жизнь, принесли Асоке лишь боль и страдания, ровно как и те, кого она всё это время так слепо и безответно любила. И девушка больше не хотела об этом вспоминать, потому как подобного рода мучений с сего момента не должно было быть в её реальности. Пора было перевернуть страницу прошлой жизни и пойти вперёд, избавившись от всего того, что разочаровало наивную тогруту ранее. Отпустить в никуда, выбросить на помойку.

Асока неспешно, но всё же почти уверенно ослабила хватку, позволяя оружию соскользнуть с её хрупких ладоней и медленно двигаться вниз, навстречу с другим бесполезным хламом, где было ему и место, где было место прошлой жизни Тано. Девушка молча наблюдала за тем, как её прежняя реальность углубляется в недра мусорного ведра, и чувствовала, что поступает правильно, словно мстит всем тем, кто отказался от неё когда-то, от её искренней и безответной любви, навсегда отрекаясь даже от самого малейшего шанса, от самой крохотной возможности вновь стать джедаем. Это было её решение. Решение взвешенное и обдуманное. И если ещё сегодня утром Асока сомневалась и допускала возможность того, что она могла вернуться обратно в орден, то вот сейчас девушка окончательно поняла, что эта жизнь, полная обмана и лжи, полная лицемерия и безразличия, ей была уже не нужна. И тогрута знала, как с ней поступить. Знала до последнего момента, пока в её милую головку не пришла другая, более рациональная идея как распорядиться «своей жизнью», то бишь своими мечами.

Осталась всего пара миллиметров, прежде, чем оружие Тано рухнуло бы в грязный и бесполезный хлам, как руки девушки резко взметнулись и Силой притянули обе металлические рукоятки обратно. Да, когда-то мечи были частью жизни будущего джедая Тано, жизни навязанной ей другими, и ассоциировались у неё с одними воспоминаниями. Теперь же Асока решила, что пора этим злосчастным клинкам стать частью чего-то другого, чего-то большего, её новой судьбы свободной и вольной, подвластной выбору только самой Асоки, и ассоциироваться они будут у неё лишь с тем, с чем она захочет, с радостью и наслаждением, которое приносили ей её развлечения, её привычные занятия, её любимый наркотик КХ-28. А всё остальное тогрута быстро забудет при помощи этого чудодейственного средства, раз и на всегда вырвет из собственного сердца и выкинет на помойку за ненадобностью, но только не её мечи. Ведь они как ничто другое всё ещё были нужны Асоке для того, чтобы раздобыть денег на её «анестезию». По крайней мере, сегодня. А расстаться с мечами, если захочет, Тано ещё успеет.

Крепко сжав в собственных пальцах рукоятки оружия, тогрута-наркоманка хищно ухмыльнулась, заприметив недалеко от себя очередную жертву. Пусть эти предатели - Пло и Энакин видят, что стало с их примерной и милой девочкой-джедаем, пусть знают, как она теперь использует свои мечи. Активировав яркие салатовые клинки, Асока с огромным энтузиазмом ринулась вперёд, «на дело».

Спустя пару часов Тано, собрав необходимую сумму, была уже на месте, в таком знакомом и любимом ей грязном наркопритоне. Ещё издалека заметив «своего лучшего друга» наутолана-торговца дурью, Асока громко выкрикнула, привлекая его внимание к себе:

- Эй, магистр Фисто, привет!

В очередной раз услышав от Асоки знакомое имя, парень быстро закончил разговор с каким-то другим наркоманом и, сунув тому в руки пакетик с неким порошком, обернулся в сторону девушки.

- Ааа… Это ты, Рогатая. Ну, привет, привет. Что пришла за очередной дозой? – наутолан вежливо и весело улыбнулся, пересчитав деньги, которые вручил ему прежний покупатель, и быстро сунув их в карман, слегка прищурился, а затем добавил, - Кстати мне всегда было интересно, кто такой этот магистр Фисто, кто-то крутой и важный?

Подойдя с своему «новому лучшему другу» поближе, тогрута спокойно ответила:

- Один из мастеров-джедаев, кого я знала раньше, ты на него невероятно похож внешне, - девушка недовольно поморщилась от вновь нахлынувших на неё старых воспоминаний, чувствуя, как ощущение ломки с каждой секундой всё усиливается и усиливается, она итак слишком долго ждала, и этот бесполезный разговор начинал раздражать Тано, отчего Асока решила поторопить наркоторговца, - Дай мне поскорее КХ-28. Пятерную дозу.

Однако «магистр Фисто», как будто и не замечал того, что девушка была почти на пределе, продолжая и продолжая разглагольствовать на какие-то отстранённые темы, абсолютно спокойно и размеренно.

- Ха, джедай, - весело и задорно ухмыльнулся наутолан, - Нет уж, не хочу быть джедаем, они все жалкие слабаки, слишком быстро ломались, поверь мне, детка, я многих повидал. Так что зови меня лучше, как и прежде, Головоног. Так привычнее, пожалуй, - парень ещё сильнее улыбнулся, казалось, умным и дельным для него словам, как-то мельком взглянув на собственные ногти на руке, а затем, переведя свои чёрные хитрые глазищи на тогруту, поинтересовался, наконец-то перейдя к делу, - Пятерную дозу? Зачем тебе так много, Рогатая?

Асока уже начинала терять терпение, её слишком сильно «колбасило» из-за всего пережитого сегодня, и морально, и физически. Но девушка понимала, что попробуй она наброситься на Головонога с кулаками, или хотя бы просто нахамить, доступ к заветному наркотику ей навсегда будет закрыт, отчего Тано, изо всех сил продолжала держаться. До боли сжав пальцы на руках в кулаки и стиснув свои жемчужно-белые зубки, тогрута коротко процедила:

- Сегодня у меня особый повод.

Не став, больше медлить и не позволив наутолану зацепиться ещё за какую-то незначительную ерунду в разговоре, Асока быстро открыла свою сумочку и вытащила оттуда деньги.

- Вот, возьми, возьми всё. И дай мне поскорее КХ-28.

Выворачивая содержимое своего модного аксессуара, Тано была так резка и неаккуратна, что вместе с кучей денег, выволокла наружу и её любимого плюшевого эвока, даже не заметив этого. Казалось бы, всё было предельно просто и ясно, она платит, Головоног даёт ей наркотики. Но нет, тот почему-то тот сегодня не спешил расставаться с заветным КХ-28, даже за приличную сумму, предложенную ему покупательницей. Хитрый наркоторговец, хотя и вёл себя так, словно ничего вокруг не замечал и вовсе был вечно улыбающимся не слишком умным придурком, но на самом деле хорошо и легко мог читать людей. Головоног повидал много наркоманов и, как и все уважающие себя дилеры, был отлично сведущ в психологии, знал, как действовать и на какие рычажки надавить для того, чтобы получить из каждой конкретной ситуации побольше выгоды для себя.

Вот и теперь, видя, что Асока, изъедаемая и измучанная ломкой, была на пределе, Головоног понял, что сегодня из Тано можно было вытащить куда больше, чем обычно. Девушка уже впала в сильную зависимость от употребляемого ей наркотика и была готова отдать за него что угодно, только бы получить заветную дозу. При этом тогрута ещё не так сильно опустилась, чтобы пойти ради неё на крайние меры, нападение или убийство. А значит на этом можно было хорошенько нажиться. И наутолан даже знал, как и что он стребует с несчастной наркоманки. Головоног уже давно заприметил пару вещиц, которую ему очень хотелось бы заполучить. Вещиц, приобретённых почти за бесценок, на коих потом можно было хорошо нажиться. И «магистр Фисто», тут же начал свою хитрую игру.

- Это, конечно мило, - наглым и дразнящим тоном произнёс Головоног, одной из своих зелёных рук вытащив из кипы денег в ладонях тогруты плюшевого эвока, - Но этого всего не достаточно для пяти доз. И даже твой симпатичный мохнатый зверёк тут не поможет, - внимательно вглядевшись в игрушку на несколько секунд, наутолан вновь с намёком посмотрел на её хозяйку и, как бы издеваясь, повертел эвоком в воздухе.

Только сейчас заметив, что вытащила игрушку вместе с деньгами, Асока ещё сильнее нахмурилась, ей было то ли стыдно, то ли не комфортно от того, что эвок-таки оказался снаружи и попал в руки к наркоторговцу. Её сокровенный эвок, её сокровенные воспоминания о прошлом. Но эта проблема мучала Тано не так уж и долго, всего секунды две, пока до девушки не дошло, что денег, предложенных ей, оказалось мало, а значит тогрута опять получит желаемое не так скоро, как она того хотела. И сей факт настолько поразил её, что Тано даже не сдержалась, перейдя на повышенные тона.

- Как?! – громко и возмущённо воскликнула она, хаотично став перебирать деньги в собственных кистях, - Но я же всегда приносила именно столько… И ты всегда продавал мне КХ-28 по такой цене! – точно убедившись, что сумма была прежняя, почти на всю улицу заорала раздражённая и взвинченная наркоманка, - Так что бери деньги и поскорее давай мне КХ-28, нечего тормозить! И верни моего эвока обратно, Головоног! - Асока ещё раз отчаянно попыталась одной рукой сунуть оплату наутолану, а второй озлобленно и раздражённо вырвала из его пальцев собственную игрушку, стараясь стыдливо засунуть её обратно в сумочку.

Но желавший большего наркоторговец был непреклонен.

- Нет-нет, - тут же с хитрой и наглой ухмылкой отказался он, рукой демонстративно оттолкнув конечности Тано с деньгами от себя, - Дело в том, что цена на КХ-28 повысилась. Его слишком трудно достать, тем более в таких количествах, и ещё труднее транспортировать на Корусант. Это требует слишком много лишней возни и затрат. Так что если хочешь его получить, причём сразу пять доз, то плати мне… - далее Головоног назвал такую сумму, что у Асоки даже расширились зрачки от изумления.

Она была, пожалуй, раз в десять больше того, что смогла украсть и приволочь сегодня Асока. И девушка, вся изнывающая от ставшей просто нестерпимой ломки, неприятной, щекочущей, выворачивающей каждую мышцу в её теле, с ужасом поняла, что в ближайшие несколько минут ей таких денег точно не достать. Да, даже, пожалуй, это не возможно было и в ближайшие пару часов. На поиск подобной суммы нужен был как минимум день, если не два. А доза ей требовалась просто немедленно, прямо сейчас! Вся трясясь то ли от ломки, то ли от переполнявших её сейчас из-за досады гнева и ярости и даже как-то небрежно роняя деньги на тротуар, Асока едва не плачущим голосом вопросила:

- Чего ты хочешь? Я на всё согласна, только пожалуйста, пожалуйста, дай мне КХ-28! – тогрута резко рванулась вперёд и ухватила наутолана за рубашку, буквально умоляя того сжалиться над ней.

Видя, что Тано уже была готова, так сказать дошла до кондиции, Головоног наконец-то перестал говорить загадками, играть со своей жертвой, и решил просто и прямо заявить, чего он на самом деле хотел.

- Хорошо, хорошо, успокойся, - с силой отцепив от себя всю на эмоциях, неуправляемую Асоку, Головоног слегка отодвинул девушку назад, а затем взглянув на оружие, висевшее у неё на поясе, добавил, - Я согласен продать тебе сразу пять доз за ту сумму, что ты принесла, если ты отдашь мне свои мечи.

Слова произнесённые наутоланом заставили Асоку на секунду остановиться, перестать дёргаться, орать, истерить. Девушка настолько была поражена и шокирована его предложением, что едва не выронила наземь все оставшиеся у неё в руках деньги. Даже ломка, казалось, на мгновение отступила. Но этот промежуток времени оказался совсем недолгим и неприятные ощущения с новой силой тут же вернулись к Тано. Вместе с размышлениями о том, что же ей следовало делать.

С одной стороны, её мечи были невероятно важны и нужны девушке, по крайней мере для того, чтобы добывать деньги на новые и новые дозы. К тому же неизвестно, как и для чего Головоног собирался их использовать. Асоку пугало, что оружие могло быть применено в дурных целях. И тогрута не сомневалась, что так оно и будет. А с другой, ей было настолько плохо, настолько невероятно ужасно морально, настолько невероятно ужасно физически, что Тано уже была готова сдаться, и будь что будет, лишь бы остановить этот ад, лишь бы прекратить эти пытки тела и разума. В конце концов, всего пару часов назад она и вовсе хотела выкинуть мечи прочь на помойку вместе с воспоминаниями о своей прошлой жизни. Так чего теперь их было жалеть, если от этого зависело получит ли Асока свою «анестезию» от всего на свете прямо сейчас в нужном количестве или нет?

Ещё буквально пару секунд девушка колебалась, не зная, как поступить. Её руки дрожали, роняя на землю часть денег, её ноги дрожали, подкашиваясь и норовя вот-вот ослабнуть настолько, чтобы окончательно рухнуть на тротуар, её веки дрожали, наполняемые горькими подступающими к глазам слезами. А затем, верное решение пришло само собой.

- Я согласна. Только дай мне КХ-28, - обречённо и одновременно умоляюще произнесла Асока.

Быстро собрав с земли все деньги, что она уже успела разбросать, Тано спешно всучила их в руки наутолана, а затем, абсолютно не задумываясь, сняла с пояса оба своих меча. Что они могли значить для неё теперь, по сравнению с заветным наркотиком? Абсолютно ничего.

Счастливый и довольный тем, что получил и деньги, и мечи, на которых он теперь мог хорошенько нажиться, продав редкое джедайское оружие на чёрном рынке, Головоног быстро припрятал своё «богатство», а затем вытащил из сумки, висевшей у него на плече, пять баночек с ярко-синей жидкостью и протянул их измученной «изголодавшейся» наркоманке.

Резко выхватив все флакончики из пальцев наутолана, Асока обессиленно плюхнулась на колени прямо там, где она стояла. Она уже просто не могла держаться в нормальном состоянии, в нормальном положении. Девушка была так измотана морально, так измотана физически, что ей непременно требовался какой-то допинг, что-то, что могло бы словно феникса возродить тогруту из пепла, придать ей новых сил и энергии, чтобы идти дальше, чтобы жить дальше.

Нервно и злобно, буквально ломая, одну из крышечек небольшого пластмассового флакончика, Асока жадно вылила себе в рот его содержимое, как будто это была бесценная кружка воды посреди пустыни, как будто это было единственное очень сильное обезболивающее лекарство от мучений и страданий, как будто это было последнее спасение для её жизни.

Тано уже не волновало, что она буквально сидела на грязной земле, собирая на себя всю пыль старых улиц Корусанта, не волновало с каким удивлённым и заинтересованным видом пялился на неё Головоног, впрочем, как и все окружающие, не волновало, что там делали и думали сейчас Пло и Энакин где-то в недрах храма джедаев, не волновало ничто. Главное, что она наконец-то получила желаемое, противное мерзкое щекотание, болезненные и мучительные воспоминания о прошлом и все другие проблемы были позади. Теперь для Асоки существовало лишь невероятные чувства силы и наслаждения, возносящие её куда-то высоко-высоко над миллионами звёзд галактики, дарящие ей ощущение непомерной безграничной мощи. И это было столь прекрасно, что за это стоило расстаться не только с мечами, за это можно было отдать жизнь.

Просидев вот так ещё какое-то время, пока старые болезненные и мучительные чувства совсем испарятся, уступая место лишь нереальному кайфу, Тано громко засмеялась на всю улицу, постепенно «приходя в себя», испытывая сильное наслаждение. Девушка быстро и уверенно поднялась на ноги и, припрятав в собственной сумочке, рядом с её милым плюшевым эвоком остальные четыре дозы, отправилась в неизвестном направлении, на встречу приключениям, развлечениям и блаженству.

Время уже близилось к глубокой ночи, а Энакин всё ещё рыскал по городу в поисках Асоки. Сразу после её побега Скайуокер отправился на нижние уровни Корусанта, став искать свою бывшую ученицу по клубам, барам, подворотням и прочим неблаговидным местам, где она предположительно могла быть. Прошло уже много часов, и генерал от усталости сбился с ног, но поиски так и не увенчались успехом. Тано нигде не было. В прочем, за несколько часов обыскать всю планету было вообще не реально, а юная наркоманка могла сейчас находиться где угодно. Энакин, конечно, надеялся встретитьАсоку в уже знакомом ему баре, там, где он впервые спас тогруту от каких-то пьяных извращенцев, надеялся найти её ещё в парочке популярных в определённых кругах мест нижнего уровня Корусанта, но это было тщетно.

Выйдя из очередного захудалого клуба, генерал остановился и, взглянув на звёзды, тяжело вздохнул. Нет, увидеть небо на этом уровне огромной планеты-города Энакин не мог, его поступок был чисто рефлекторным, проще говоря джедай поднял глаза вверх лишь по привычке, как будто прося у Силы помощи. Но могла ли Сила услышать его сегодня, здесь и сейчас? Могла ли Сила ему помочь в такой трудной ситуации, если она сама же допускала, чтобы Асока вела себя так, жила так, постоянно убивая собственное тело, возможно, и собственную душу. Скайуокеру не была понятна воля Силы, которая для чего-то сотворила такое с его бывшей ученицей, но ему хотелось верить, что всё это было по крайней мере обратимо, если уж так неизбежно должно было произойти с Асокой.

Внезапно из собственных мыслей Энакина вырвал такой знакомый громкий женский смех. И мгновенно позабыв и о своих размышлениях о жизни, и о собственной усталости, генерал спешно ринулся в сторону, где предположительно находилась Асока. Всё же Сила помогла ему, вопреки всему случившемуся сегодня. Быстро заприметив тощую хрупкую тогруту в красных топике и юбке, стоявшую совсем недалеко, к джедаю спиной, Энакин рванулся к ней, причём постарался двигаться чем можно быстрее, так как девушка сейчас была не одна.

Громко разговаривая с мощным, мускулистым синекожим парнем твиллеком о какой-то ерунде, девушка, явно находящаяся в состоянии сильного опьянения, открыто кокетничала с ним, вешаясь своему спутнику на шею и позволяя тому грубо и непристойно лапать её. Не выдержав подобного зрелища, Энакин, в миг оказавшийся около парочки, со всей силы ухватил тогруту за одно из её обнажённых плеч и, развернув девушку к себе лицом, строго, словно папочка, возмущённо воскликнул:

- Асока, что ты делаешь?

Разгневанный и разъярённый непристойным поведением своей бывшей ученицы, в то же время взволнованный до придела генерал надеялся увидеть хотя бы долю осознания собственной вины и стыда на таком знакомом и родном милом личике Асоки. Но вместо этого Энакин увидел лишь чужие очертания глаз, носа губ и белых узоров, покрывавших голову незнакомой ему тогруты.

Не совсем поняв, что произошло в данный момент, тоже порядком подвыпивший твиллек недовольно хмурясь уставился на Скайуокера и свою подружку, бегая мутным взглядом от него к ней.

- Это ещё что за хмырь, я не понял? Это что твой бывший? Так я ему сейчас репу начищу? Чтобы не смел, сволочь, больше лапать мою подружку! – даже толком не разобравшись в ситуации, синий громила, разминая кулаки, резко двинулся в сторону Энакина.

Прошло мгновение, другое, прежде, чем Скайуокер понял, что девушка, схваченная им была вовсе не Асока. Ещё несколько секунд, и генерал осознал, что ему сейчас грозило быть очень сильно побитым, если он вовремя не уберёт руки от чужой подружки. Нет, джедай не боялся вступать в бой, и даже мощный грозный вид противника его не пугал, но на разборки с пьяным твиллеком сейчас не было времени. Да и создавать проблемы какой-то спонтанно встреченной им тогруте Энакину не хотелось. В конце концов, кто он был такой, чтобы лезть в чужие отношения? Оттого генерал решил быстро всё исправить.

- Спокойно парень. Я не неё бывший, я вообще никто. Просто принял твою даму за другую. Только и всего, - спешно убрав руки, стал отмахиваться кистями Энакин, как бы в подтверждение своим словам.

Но твиллек ему, похоже, не верил.

- Вот сейчас настучу по твоей человеческой башке, точно станешь никем, даже в морге тебя не опознают, - парень всё приближался и приближался к генералу, так и норовя выполнить свои угрозы.

Поняв, что вот-вот начнётся драка, драка которая завязалась не из-за чего, перепуганная девушка в один момент растерявшая всё своё пьяное веселье, взвизгнула:

- Не надо любимый, прекрати, - хрупкая тогрута быстро повисла на одной из мощных рук твиллека, - Я этого хмыря тоже вижу впервые. Да и к тому же он назвал меня какой-то Асокой, меня ведь не так зовут…

Быть бы Энакину битым, если бы вопли неизвестной девушки не отвлекли на пару мгновений её громилу, мгновений которыми опытный джедай решил быстро воспользоваться.

- Асока говоришь? – обернувшись к своей подружке, переспросил твиллек, изобразив на лице глубокую задумчивость, - Нет, Асока, это, конечно, хорошо, но репу я ему всё же начищу, так, для профилактики, - вынеся свой окончательный вердикт и ещё раз размяв кулачищи, синекожий парень вновь взглянул в сторону Скайуокера, Скайуокера, которого здесь уже не было.

- Эээ… Не понял, куда это он делся? – как-то глупо почесав в затылке одной рукой и абсолютно бесполезно опустив другую, задался вопросом громила.

Тоже решив воспользоваться удачно сложившейся ситуацией, тогрута быстро ответила:

- Может, он тебе просто привиделся? Эта дурь, что мы сегодня курили реально пробирает.

Не найдя, что возразить своей возлюбленной, твиллеку только и осталось, как согласиться.

- Блин реально пробирает… Во штырит-то с неё, аж всякие хмыри уже мерещатся.

Ловко и легко избежав не нужной драки, Энакин ещё раз тяжело вздохнул, идя по небольшой улочке нижнего уровня Корусанта. Сегодняшний день был для него очень тяжёлым, чересчур насыщенным какими-то хаотичными, спонтанными, лишними событиями и генерал предвкушал, что это ещё было не всё, думая о том, что ждало его впереди. Побывав во множестве мест, где могла, по его мнению, находиться Асока, Энакин понял, что здесь ему её не найти. Пожалуй, самым верным адресом пребывания его бывшей ученицы в данный момент был притон. И как это Энакин не додумался до этого сразу? Столько ведь времени потерял зря. Теперь уже искать и ловить Асоку там было поздно. Но с другой стороны, может наркоторговцы могли подсказать, куда могла пойти совсем юная накачанная девочка-тогрута. Вряд ли таких наркоманок среди их клиентов была тьма. А если уж и было, то, наверное, не многие из них могли позволить себе часто и много покупать дорогущий КХ-28. Потому Тано, дилеры наверняка запомнили бы. В общем, какая-никакая, а это была зацепка, которая могла привести Энакина к успешному исходу поиска Асоки. Посему следовало немедленно лететь в притон. Решив для себя так, Скайуокер быстро отыскал адрес единственного места на Корусанте, где продавался употребляемый Асокой наркотик, и тут же направился туда.

Прибыв на место в грязный, захудалый притон, полный дилеров, наркоманов, каких-то других сомнительных личностей, джедай первым делом осмотрелся в маленькой, совсем крохотной надежде увидеть здесь свою бывшую ученицу. Но как он, в общем-то, и думал, Асоки тут уж не было. Зато Энакину сразу бросилось в глаза весьма любопытная картина, увидеть которую он никак не ожидал.

Какой-то не в меру весёлый и несерьёзный наутолан, стоя перед толпой других наркоторговцев, крепко держал в руках два салатовых, до боли знакомых Энакину, джедайских меча, и неумело размахивал ими, «эпичным» тоном выкрикивая:

- Я – магистр Фисто! Великий мастер-джедай! – насмешливо передразнивал рыцарей наутолан, рассекая воздух световыми клинками.

Возможно, если бы этот парень не вёл себя так по-идиотски, Скайуокер мог бы действительно принять его за Кита, хотя смешно и глупо было бы даже предположить, что джедай такого уровня мог бы оказаться в подобном месте. Хотя… А сам-то он что здесь позабыл?

Не став вдаваться в подробности размышлений о пребывании в притоне ни себя, ни других рыцарей ордена, Энакин просто недовольно поморщился, понимая, что его предположения насчёт появления у наутолана мечей, вполне могли оправдаться, но всё же до последнего надеясь на чудо, решил-таки прямо поинтересоваться об их появлении у этого парня.

- Эй ты, «магистр Фисто», откуда у тебя эти мечи? – приблизившись к наркоторговцу и, с особо явным передразниванием наутолана, назвав знакомое имя, генерал дотронулся до плеча парня, тем самым пытаясь привлечь его внимание к себе.

Не ожидав подобного, дилер испуганно вздрогнул, едва не выронив из рук оружие, когда почувствовал на себе чьё-то чужое прикосновение, и резко развернулся, замахнувшись салатовыми острыми клинками.

На эту внезапную атаку Энакин среагировал достаточно быстро. Жизнь научила Скайуокера, что от противника, держащего в руках световой меч, можно было в любую секунду ожидать чего угодно. Иначе, существовала неплохая возможность лишиться «лишних» конечностей, в чём джедай имел «удовольствие» уже однажды убедиться, потеряв руку в бою против графа Дуку. Потому и ловкое уклонение, и молниеносный ответный защитный блок мечом со стороны генерала не заставили себя долго ждать.

Яркие светящиеся клинки скрестились, издавая характерное шипение. Этим ударом Энакин едва не выбил у незнакомца из кистей рукоятки, однако наутолан явно не впервые в жизни держал в собственных пальцах световые мечи, потому ему каким-то чудом удалось сохранить их при себе.

Поняв, что был в неопасности, и противник не собирался атаковать, «магистр Фисто» как-то удивлённо посмотрел на Энакина, недоумевая, что незнакомому ему джедаю понадобилось здесь, и с весёлой, слегка придурковатой улыбочкой ответил.

- Девчонка продала мне свои мечи за пять доз КХ-28, - после этих слов наутолан и Скайуокер почти одновременно деактивировали светящиеся клинки, и Головоног заговорил дальше, продолжая наслаждаться собственным ехидством и издёвками над рыцарями ордена, - Наркотик так хорош, что многие поколения джедаев скатывались до последнего, даже мечи отдавали за него.

Произнеся эту фразу наутолан, явно ощущая своё превосходство, хихикнул, а затем добавил.

- А ты, собственно, для Рогатой кто? Рыцарь на белом спидере? Принц со световым мечом? Или, может, тоже по наводке пришёл за дозой? – абсолютно довольный собственной шуточкой Головоног, как, впрочем, и его товарищи громко заржали, вот только Энакин их, казалось, и не слышал.

Стоя напротив этого «мерзкого изворотливого гада» в руках которого оказались мечи Асоки, Скайуокер с грустью и болью в сердце осознавал, как далеко зашла его бывшая ученица, как сильна уже была над ней власть зависимости. Тогда в баре, потом в полицейском участке и сегодня в ордене Энакин ещё не до конца понимал всю серьёзность ситуации. То, что случилось с Асокой казалось ему страшным, ужасным, однако вполне поправимым. Но сейчас, вот сейчас увидев собственными глазами и услышав, что Тано добровольно отдала её мечи, отдала «свою жизнь» за дозу, генерал просто не знал, как ему следовало на это реагировать. В один момент он понял, что той правильной и жизнерадостной тогруты больше нет, не существует, она погибла где-то здесь в этом мерзком, грязном притоне, сломанная под давлением наркотиков и таких вот отвратительных безжалостных типов, вроде этого «магистра Фисто», которым не было абсолютно никакого дела до того, что они губят жизнь подростка, почти ребёнка, им не было дела ни до чего, кроме собственной жажды обогащения и наживы. И это была его вина, только его. Энакин ощущал, что именно он приложил свою тяжёлую руку ко всему тому, что случилось с Асокой. Его неспособность остановить её, удержать от глобальных жизненных ошибок, его неудачи в качестве учителя девушки, его безразличие к ней, стали всеми теми причинами, что толкнули Асоку сюда, в это грязное и гиблое место, искать взамен отсутствущей поддержки со стороны близких ей людей нечто схожее от таких вот наутоланов-наркоторговцев. Вот только дилеры были не теми людьми, которые могли за просто так дарить любовь и «радость». Они отнимали у своих покупателей деньги, ценные вещи, здоровье, душу, а потом и жизнь. На секунду Энакина вдруг посетила мысль о том, а что если он уже не сможет спасти Асоку? И от этого у него аж помутнело в глазах. Едва удерживаясь на ногах, Скайуокер всеми силами попытался отогнать от себя сию страшную мысль. Крепко сжав руки в кулаки, генерал позволил собственному гневу питать потоки Силы, текущие сквозь его тело. Эту ситуацию с мечами Асоки нельзя было так просто оставлять. Клинки следовало отобрать у наркоторговца и вернуть их законной владелице, и если не ради того, чтобы вновь уговорить Тано стать джедаем, то хотя бы ради безопасности окружающих. Ведь неизвестно, как и для чего этот «магистр Фисто» планировал их использовать.

Немного придя в себя и ничуть не обращая внимания на тупой гогот наркоторговцев, Энакин слегка приблизился к наутолану и, проведя рукой перед его лицом, попытался использовать Силу.

- Ты заткнёшься и отдашь мне световые мечи, - серьёзно, в приказном тоне проговорил Скайуокер.

Энакин надеялся, что процедура затуманивания рассудка пройдёт как всегда успешно, но он ошибся. На секунду замерев и перестав тупо ржать, наутолан посмотрел на кисть генерала, затем на него самого, а потом спокойно произнёс, сложив руки на груди:

- Увы, принц со световым мечом, на меня не действуют эти штучки. Я слишком умён, чтобы на мне это работало. Проще говоря, продавая наркотики джедаям многие-многие годы, я натренировался сопротивляться вашим приёмам Силы, так что, если хочешь получить игрушки своей подружки обратно, то плати, - Головоног демонстративно и издевательски покрутил металлическими рукоятками перед Энакином и ещё пуще самодовольно заулыбался.

Явно сбитый с толку собственной неудачей, Скайуокер аж опять неподвижно замер, потеряв и всю концентрацию на Силе, и весь запал гнева и ярости. Какой-то обыкновенный даже не одарённый наутолан так легко смог воспротивиться ему, что это как-то сбило джедая с толку. Ещё какое-то время он не знал, что сделать или сказать в ответ, хотя отчётливо понимал, что мечи Асоки в любом случае нужно было забрать. Воздействовать Силой Энакин не мог, устраивать резню в наркопритоне тоже было не по-джедайски. Оставался лишь один выход…

- Сколько? – с каким-то неожиданным даже для самого себя спокойствием относительно того что ему опять придётся выложить кучу денег, кратко спросил Скайуокер.

Похоже, расплачиваться за Асоку у него уже начинало входить в привычку.

Донельзя обрадованный, что тут же нашёл покупателя на свой редкий и ценный товар, «магистр Фисто» спешно назвал цену. Очень большую цену, что превышала раз в десять всю стоимость тех пяти доз, за которые расплатилась Асока.

Генерал не стал спорить, он просто открыл кошелёк и… И наутолан тут же жадно вырвал его у Энакина из рук вместе со всем содержимым. Джедай не стал сопротивляться. Ему было всё равно на деньги, всё равно на всё, лишь бы забрать мечи его бывшей ученицы, лишь бы спасти её саму.

На радость Энакина Головоног оказался достаточно честным для представителя его профессии и тут же за не надобностью отдал световые клинки, как только получил кругленькую сумму. В конце концов, для этого они были ему и нужны. Содрав со Скайуокера всё, что полагалось, наутолан хотел было уйти, но генерал быстро остановил его.

- Стой, «магистр Фисто». Может быть ты знаешь, куда могла направиться Асока после посещения притона? – повесив мечи к себе на пояс, как-то неуверенно поинтересовался джедай.

Краем уха уловив его слова, Головоног прекратил ходьбу и, опять развернувшись к Энакину, переспросил:

- Кто? Ааа… Рогатая, - тут же сам догадался о ком шла речь наутолан, после чего добавил, - Я, конечно не должен тебе помогать, принц со световым мечом, но поскольку ты заплатил мне кругленькую сумму, которой мне хватит чтобы безбедно жить аж «десять лет», то я тебе подскажу. Твоя подружка могла отправиться в один из клубов, которые часто посещают наши клиенты. Прежде всего это - Нежные сиськи, Джедайский меч, Полный отрыв… - Головоног произнёс ещё парочку таких наименований, от которых Энакина аж всего перекосило.

И даже не дослушав наутолана до конца, Скайуокер быстро подошёл к нему и, схватив за рубашку, зло переспросил:

- Ты мне названия клубов говоришь или бредишь в неадеквате? – раздражённо тряхнув Головонога в собственных руках, осведомился он.

Явно недовольный такой реакцией на его «искреннюю, добровольную помощь» наутолан отцепил от себя Энакина, молча отметив, что они с его «подружкой», как-то одинаково на всё реагировали, а затем произнёс:

- Спокойно-спокойно, принц со световым мечом… Моё дело маленькое - сказать тебе куда можно пойти искать твою принцессу, а уже верить мне или нет – разбирайся сам.

Договорив до конца, Головоног лишь не знающе развёл руками, после чего спешно скрылся в выбранном им направлении, оставив Энакина наедине с собственными мыслями, который уже представлял, как он будет себя чувствовать заявившись сегодня в клуб под названием Нежные сиськи. А что бы сказала про это «приключение» Падме, Скайуокеру и думать не хотелось.

Ночь подходила к концу, и багряный рассвет уже поднимался над просторными улицами Корусанта, когда Энакин всё же вернулся домой, чувствуя себя, словно выжатый лимон. Весь остаток прошедших суток он прорыскал по клубам типа Нежных сисек и Джедайских мечей, которые назвал ему «магистр Фисто», но всё было тщетно, Асоку он так и не нашёл. Чувствуя, что теряет последние силы, генерал всё же решился вернуться в собственную квартиру дабы поспать пару часов, прежде, чем возобновить свои отчаянные поиски. Джедай надеялся, что когда он придёт домой, его благоверная, единственная и самая любимая жена будет ещё отдыхать, но Энакин ошибся. Падме уже давно встала и, то ли просто немного задержалась дома по каким-то личным делам, то ли таки ожидала «загулявшего» муженька, при полном параде сидела в гостиной. Впрочем, выяснять её намерения и мысли у Энакина не было ни сил, ни желания.

Спешно войдя в комнату, Скайуокер приятно улыбнулся и слабо махнул рукой Амидале в знак приветствия, надеясь, что Падме просто ответит ему тем же и спокойно отпустит отдыхать. Но жена, похоже, так и не уловила крайне уставшего и измотанного состояния мужа.

- Привет, любимый, - быстро затараторила она с таким энтузиазмом, будто не видела Энакина целый год и ей очень хотелось выговориться, хотя они расстались всего-то вчера, - Ты знаешь сегодня в сенате будет очень важное собрание. Мы выносим на голосование новый закон о снижение затрат на военные расходы, это позволит уменьшить налоги для мирных жителей Республики, деньги которых уходят на поддержание финансового обеспечения войны…

Услышав слова Падме, Энакин едва не взвыл от досады и негодования, единственное, что сейчас ему хотелось это без чувств рухнуть на собственную кровать и, крепко-крепко обняв подушку, надолго заснуть, но любимая жёнушка почему-то решила, что после ночи шатания по Нежным сиськам и прочим, весьма и весьма громко говорящих названиями о своём содержании местам, мужу будет полезно послушать занудные тирады о политике. Нет, Энакин, конечно, очень любил Падме, но иногда её речи о сенате и вообще работе, казались Скайуокеру такими занудными, что генерал спешил поскорее накрыть нежные губы Амидалы своими, только бы она замолчала. Однако сейчас Энакин был не способен даже на это. Безмолвно и недовольно остановившись посреди гостиной и опершись руками об один из диванов, джедай сделал вид, что внимательно слушает свою любимую. Но по нему было крайне заметно, что он пропускает мимо ушей абсолютно всё.

Являясь женщиной достаточно умной, Падме быстро поняла, что мужу не до её разглагольств о политике и законах, отчего тут же попыталась сменить тему.

- Ладно, не будем об этом, - быстро оборвала сама себя она, с жалостью глядя на собственного донельзя измотанного и измученного любимого, - А как прошло ваше с Асокой посещение ордена? Что-то случилось? Почему ты пришёл домой так поздно? – Амидала старалась ничем себя не выдать, но в её голосе читались и нотки беспокойства за мужа, и нотки крохотной обиды и ревности по отношению к нему.

В конце концов, Энакин опять провёл ночь вне дома.

Услышав очередные речи его драгоценной жёнушки, Скайуокер вдруг подумал, что лучше бы она продолжала нести весь свой политический бред про сенат и законы, чем спрашивала его об этом, да ещё и ревновала. Рассказывать о неудачном походе в орден, о чуть не случившейся на улице драке, об отданных наркоторговцу всех едва полученных за службу на войне деньгах, и о посещении баров, названных какими только есть непристойными частями тела, генералу уж никак не хотелось. Осознание неудачи, несмотря на собственные непомерные усилия предпринять хоть что-то для спасения Асоки, постепенно превращались в раздражение, гнев и ярость, подпитываемые ещё и невероятной, дикой усталостью. Казалось, Энакин сейчас был готов взорваться и послать свою любимую жену всеми татуинскими наигрязнейшими матами, которые он только знал. Но Скайуокер с огромным усилием удержался от этого, оттолкнувшись руками от дивана, он зло поморщился, резко встряхнул головой, а затем отрезал:

- Не сейчас, Падме. Я иду спать.

И даже не дав Амидале вставить ещё хоть слово в ответ, быстро и уверенно направился в их комнату.

Когда Энакин произнёс последние предложения, женщина аж вздрогнула, и по её телу пробежал неприятный, с лёгким чувством испуга, холодок. Так резок и груб муж был с ней, пожалуй, впервые, и она боялась, действительно боялась этих перемен в нём, что несла за собой как последствия вся данная история с Асокой. Вместе с тем, не успев почти никак отреагировать на поступок её любимого, Амидала вдруг ощутила резкий прилив боли и обиды. Скайуокер никогда не позволял себе так разговаривать с ней, так грубо отвечать, перебив её, так нагло и бесцеремонно уходить от собственной жены, даже не позволив ей добавить хоть что-то. Эта ситуация, на мгновение показалась Амидале какой-то переломной в их отношениях, что ещё сильнее заставило женщину сконфузиться, отчаянно и упорно попытавшуюся тут же отогнать от себя подобные мысли. Обычно она была резка и непреклонна в разговорах с Энакином, когда тот начинал вести себя не так, как хотела Падме. Но теперь, теперь всё получилось как-то наоборот… И женщина впервые в жизни прочувствовала, что мог испытывать её любимый в такие моменты. Это было больно и неприятно, это было унизительно. И не столько потому, что Энакин буквально отшил её сейчас, хотя она всего лишь попыталась проявить к нему внимание, сочувствие, заботу и понимание, а столько потому, что они вдруг отчего-то поменялись ролями. И в их жизни за последнее время изменилось не только это. С новым появлением Асоки в семье Скайуокеров возникли и какие-то тайны, недомолвки, едва значимые, но всё же разлады в отношениях, типа этой сегодняшней ситуации. А от такой данности Падме было очень неприятно и невыносимо больно. Едва сдерживающая наворачивающиеся на глаза слёзы, чтобы не размазать эффектный макияж, Амидала проводила мужа обиженным взглядом, всеми силами стараясь убедить себя, что всё это ничего не значит, его поступок ничего не значит, грубость Энакина ничего не значит. Просто он потерпел очередную неудачу в попытке спасти Асоку, очень устал, был крайне зол из-за этого, а она просто полезла к любимому с разговорами в неподходящий момент. В их отношениях ничего не изменилось и не изменится никогда. Всё будет хорошо, Энакин спасёт Асоку, привычная жизнь семейства Скайуокеров вновь вернётся на круги своя. И всё у них опять будет идеально.

Кажется, и сама поверив в те убеждения, что она ещё несколько минут повторяла словно мантру, женщина почувствовала, что в какой-то мере даже поняла мужа и решила об этом просто не думать. Что было, то прошло, нужно жить дальше и заниматься более важными насущными делами. Например, политикой. Гордо поднявшись с дивана, Амидала взяла свою дорогущую сумку, доверху заполненную разнообразными бумагами, и походкой королевы направилась на собрание сената.

========== Глава 4. Чтобы её спасти, Часть 1 ==========

С того самого утра прошло уже ровно три дня. Проснувшись тем же днём, спустя пару часов, не слишком-то выспавшийся Энакин продолжил свои поиски. Скайуокер обошёл все места нижнего уровня Корусанта, которые назвал ему Головоног, все бары, обозванные самыми разнообразными непристойными частями тела. Генерал даже посетил достаточно количество грязных захудалых клубов, которые не входили в «список любимых мест наркоманов». Что уж и говорить, про эти Нежные сиськи, Джедайские мечи, Полные отрывы, в которых Энакин побывал дважды. Вот только, к сожалению, это так и не дало никаких результатов. Асоку Скайуокер, увы, не нашёл. Сбившись с ног после трёх дней непрерывных поисков, генерал решил смириться, что свою бывшую ученицу подобным образом ему не отыскать. Наконец-то поняв, что рано или поздно хулиганка-тогрута по любому вернётся домой, Энакин счёл логичным направиться именно туда и смиренно ожидать Асоку в её маленькой, грязной, захудалой квартирке. К тому же, если Скайуокер не хотел повторения подобного инцидента, то ему следовало произвести некоторые ремонтные работы в жилище Тано, чтобы ту удобнее было там запирать в случае рецидивов истерик. Конечно, остановить бывшую ученицу джедая и такие меры не совсем могли, если бы она, правда, захотела ещё раз сбежать, но Скайуокер чувствовал, что он должен был сделать хоть что-то, чтобы попытаться изменить ситуацию. И раз воздействовать на саму Асоку он сейчас не мог, то генерал решил «повоздействовать» на её квартиру, удачно воспользовавшись отсутствием хозяйки.

Наняв парочку дроидов-ремонтников, Энакин прибыл на место и стал руководить установкой новых более прочных дверей, железных ставней на окна, новых замков. В принципе, роботы отлично справлялись с усовершенствованием квартиры и без непосредственного участия генерала, от чего тот лишь нервно метался по жилищу Асоки, каждую секунду надеясь, что его бывшая ученица вот-вот придёт, и размышлял обо всём произошедшем за эти три дня. И, пожалуй, больше всего, после конечно того, что с Тано могло что-то случиться, хотя вот эту мысль Скайуокер старался всеми силами гнать из собственной головы, генерала волновало в каких местах ему довелось побывать.

«Нежные сиськи, Джедайский меч, Полный отрыв…» - мысленно перечислил Энакин все эти странные пошлые, неуместные названия забегаловок, которые и приличными клубами-то нельзя было назвать, и ещё раз ужаснулся.

Ужаснулся не столько тому, что он сам ради Асоки опустился на такое дно, сколько тому, что юная совсем неопытная и милая девочка в одиночку шастала по подобным местам – сборникам бандитов, пьяниц, наркоманов, шлюх. От осознания того, что что могло произойти с его любимой бывшей ученицей в подобных «клубах», и что мог сделать наивному накачанному подростку местный совсем не глубоко моральный контингент, Скайуокера аж всего передёрнуло. И новый прилив волнения почти с головой накрыл его. Подорвавшись с места, генерал быстро прошёлся по гостиной уже в тысячный раз, нервно поглядывая за тем, как дроиды завершали свою работу, и мысленно отметил, что если Асока и сегодня не вернётся домой, то его самые худшие ожидания оправдаются, тогруту нужно будет искать уже не по барам, а в лучшем случае по полицейским участкам, ну, а уж в совсем плачевной ситуации по больницам и моргам. Осознание того простого факта, что Тано могла быть покалеченной руками какого-то пьяного бандюгана или похотливого извращенца, ещё больше взволновали Энакина. От чего он уже просто не находил себе места, от собственного бездействия и бессилия. Нервно и раздражённо поправив волосы на голове и подтянув кожаные перчатки, Скайуокер вновь попытался отбросить эти мысли, думать о чём угодно, только не о том, что Асока могла пострадать, сильно пострадать.

«Кажется, местный персонал всех этих клубов уже начал меня запоминать. Хорошая же слава обо мне пойдёт среди военных и джедаев. Генерал-извращенец в тайне по ночам шатающийся по Нежным сиськам», - позволил первой же самой глупейшей мысли, что только у него могла появиться, перебить поток страшных предположений о возможных вариациях ущерба для Асоки, Энакин.

Уж лучше было размышлять о том, какая дурная слава пойдёт о нём в привычных для генерала кругах общения, нежели в тысяче и тысяче вариаций представлять, как могли изувечить его бывшую ученицу всякие отбросы общества и вообще мира сего. И Энакин, увы, ничем сейчас не мог этому помешать.

«А что скажут Падме и джедаи, особенно совет, мне и подумать страшно», - Скайуокер закатил глаза и, тяжело вдохнув, уселся за столик, разделявший кухню и гостиную, пытаясь сосредоточить всё своё волнение на заботах о собственной репутации.

Внезапно из его размышлений Скайуокера вырвал противный писк коммуникатора.

«Ну, вот. Из ордена звонят. Наверняка, о посещении Нежных сисек уже стало известно и там», - подумал генерал, взглянув на определившийся на приборе номер, и сквозь силу попытался улыбнуться собственной полушутке, хотя она и не казалась ему сейчас такой уж забавной, ибо и доля правды, как ни прискорбно, в этих мыслях была, и как-то не до того Энакину было в данный момент.

- Да, магистр Кеноби, - слишком уж официально произнёс Скайуокер, нажав на кнопку коммуникатора, быстро сообразив по цифрам, что вызов был от его бывшего учителя.

- Похоже ты не очень-то и рад меня видеть, Энакин, - с улыбкой подметил Оби-Ван, стараясь как-то разрядить атмосферу, однако, мгновенно уловив то, что его ученик был явно в дурном настроении, тут же стал серьёзным, - Что-то ещё произошло у вас с Асокой после скандала в храме? – взволнованно поинтересовался джедай, тоже слегка нахмурившись.

Энакину было тяжело дать ответ на этот вопрос, но прояснить ситуацию для Оби-Вана казалось ему необходимым, как будто только Кеноби мог понять и поддержать Скайуокера, посоветовать что-то дельное и хотя бы немного снять груз волнения с его плеч.

- Я так и не смог её найти. Она так и не возвращалась домой на протяжении трёх дней, - с крайне недовольным видом, скорее из-за самого себя и собственной беспомощности в данной ситуации, нежели из-за факта всего случившегося, поведал Кеноби он.

- Это прискорбно, - быстро отозвался Оби-Ван, хотя вопреки ожиданиям Скайуокера развивать тему дальше не стал. Нет, будь ситуация немного иной, Кеноби конечно бы поговорил с бывшим учеником, попытался бы ему помочь и что-то посоветовать, но джедаю необходимо было сообщить Энакину нечто более значительное, отчего, выразив своё глубочайшее сочувствие, он просто перешёл к новой теме, - Но я звоню тебе по делу. Совет приказал нам обоим немедленно явиться в орден, чтобы получить какое-то важное задание.

Скайуокер уже было понадеялся, что всегда добрый и понимающий Оби-Ван хотя бы морально поддержит его, но вместо этого услышал лишь то, что он никак не мог ожидать. Ещё совсем недавно совет сам дал Энакину разрешение некоторое время не учавствовать в заданиях, так почему же теперь его непосредственное присутствие и занятость в этой миссии вдруг так потребовалось ордену? Понимая, что из-за случившегося несколько дней назад скандала с Асокой, магистры могли передумать, Энакин крайне возмутился. И всё его возмущение тут же явно отразилось в его раздражённом вопросе.

- Как?! – аж взволнованно выкрикнув от негодования, резко поинтересовался генерал и, не медля ни секунды, нагло и бесцеремонно попытался что-то возразить дальше, - Но…

Однако, хорошо зная своего бывшего ученика, Кеноби мастерски пресёк поток гневных речей и возмущений Скайуокера ещё на корню.

- Знаю-знаю, Энакин. Но я ничего не могу поделать. Это прямой приказ совета, так что жду тебя в храме, как можно скорее, - произнеся это таким тоном, как будто действительно понимал всю сложность сложившейся для Скайуокера ситуации и сочувствовал ему, что собственно так и было, Оби-Ван быстро отключил связь, лишая Энакина очередной возможности вступить с ним в спор.

А Скайуокер бы точно вступил. И не просто стал бы пытаться оспорить данный приказ совета, но и вовсе поднял бы такой крик с такими выражениями и высказываниями, что ни Кеноби, ни другим магистрам этого лучше было не знать и не слышать. К счастью Оби-Вана, за долгие-долгие годы обучения он отчасти научился предотвращать подобные быстро разгорающиеся скандалы с Энакином, особенно, когда видел, что тот был не в духе, и тем более, когда понимал, что по сути Энакин был прав.

Так и не получив возможности сказать ещё хоть слово, как-то отнекнуться от навязываемого ему задания, увильнуть, донести, если не до наитупейших, по его мнению магистров, то хотя бы до Кеноби, всю сложность ситуации с Асокой, Скайуокер разозлился. Разозлился не на шутку.

- Но, Оби-Ван!.. – отчаянно крикнул он исчезающей голограмме, оборванную в самом начале фразу какого-то последнего возмущения и возражения, однако быстро поняв, что бывший учитель его уже не слышит и воспротивиться приказу совета никак нельзя, генерал с такой силой ляпнул кулаком по столу, что его гладкая отполированная столешница едва не треснула под этим ударом.

Не долго думая, находящийся под волей негативных эмоций, раздосадованный до предела всем тем, как обстояли дела, причём крайне неудачно и для него, и для Асоки, Энакин одним лёгким движением сорвал коммуникатор со своей руки. Крепко сжав его в пальцах и не имея возможности выразить весь свой гнев, всю свою ярость как-то по-другому, отыграться на виновниках подобного состояния джедая, генерал со всей силы запустил прибор куда-то в сторону, срывая собственную невероятную злость на нём.

Пролетев несколько метров, высокотехнологичный компактный коммуникатор с громким звоном врезался в одну из новых металлических ставень на окнах и оставил на ней небольшую, но всё же заметную царапину.

Зрительными сенсорами уловив, что заказчик попортил приобретённый им совсем недавно товар, один из дроидов механическим голосом произнёс:

- Ну, вот, а ведь мы только закончили работу. Теперь придётся переустанавливать.

- Думаю, нам следует потребовать за это дополнительную плату, - тут же успокоил его другой.

На что Энакин так ничего и не ответил. Резко поднявшись из-за стола, Скайуокер лишь раздражённо зажмурился, крепко-крепко, до боли в кистях, сжав кулаки, а потом вновь открыв глаза тяжело вздохнул, чтобы хоть немного успокоиться и не поддаться невольному желанию разнести сиих дроидов «в щепки». Против гнева и ярости это не слишком-то помогало, хотя роботам-ремонтникам всё же повезло, и джедай таки сумел удержать нужный самоконтроль. Обречённо махнув в ответ на их претензии рукой, вроде как делайте, что хотите, я уже привык платить нереальные суммы зазря, Энакин решил удалиться в другую комнату, чтобы соблазна порубать невинных дроидов у него не возникло снова.

Яркие алые лучи заката рубиновым светом озаряли многолюдные уровни Корусанта, правда, на тот уровень, где сейчас находилась Асока со своей лучшей подружкой – розовокожей твиллечкой-наркоманкой, не мог пробиться ни один из них. Здесь, в самом низу, на самом дне планеты было как всегда серо и мрачно, ровно так же, как сейчас было на душе у юной тогруты. Тано молча брела по какой-то грязной подворотне со своей спутницей, казалось, ни о чём не думая. Эффект от давно принятой последней дозы медленно начинал проходить, но некие ощущения ещё остались. И это переходное состояние, какое-то никакое, ни плохое, ни хорошее, образовывало абсолютную пустоту в голове девушки. Там не было мыслей, ни печальных, ни радостных, Асока не думала вообще ни о чём, она лишь со стеклянным взглядом бесцельно брела вперёд в каком-то абсолютно спонтанном направлении, делая вид, что внимательно слушает подругу. Но слышала ли её Тано на самом деле, было под вопросом.

В отличии же от тогруты, вторая девушка-наркоманка как раз наоборот была весела, активна и даже как-то слишком уж возбуждена. То ли на неё так влияли наркотики, то ли, она просто была такой по характеру, было не ясно. Но розовокожая твиллечка не могла спокойно устоять на месте, она суетилась, пританцовывала, подпрыгивала на ходу, бешено смеялась, пинала попадающийся под ногами мусор, громко что-то кричала, забираясь на разнообразные ящики, расставленные по всюду, дразнила и огрызалась с прохожими – в о общем, казалось, во всю наслаждалась собственной жизнью и миром вокруг.

Вот на встречу подружкам откуда-то из-за угла внезапно вынырнули два грязных, противных бомжа. Оценивающе взглянув на красивых юных девушек, достаточно прилично одетых и несущих в руках сумочки с каким-никаким содержимым, мужчины явно задумали что-то нехорошее, отметив, что у случайных гостий их подворотни было чем поживиться, и как-то хитро ухмыльнулись. Асока, всё ещё находящаяся в каком-то трансе, спокойно, словно призрак Силы, проплыла мимо бомжей, как будто их здесь и не было, даже не заметив потенциальную угрозу для себя. А вот твиллечка, уловив на собственной персоне совсем не желательное внимание со стороны, тут же агрессивно отреагировала на хозяев подворотни.

- Чего уставились, голодранцы?! Валите отсюда пока по шее не получили! – нагло и дерзко высказалась она, демонстративно скорчив рожу и хамовато показав проходящим мимо бомжам язык.

Смелый поступок девушки заставил обоих незнакомцев как-то немного сконфузиться и быстро отвести глаза в сторону. Мужчины ничего не ответили и просто молча прошли вперёд, однако слишком сильно удаляться от наркоманок не стали, остановившись у большого мусорного бака всего в нескольких метрах от них, и всё ещё с нездоровым интересом посматривая в сторону девушек.

Явно довольная своей смелостью, наглостью и хамством, твиллечка громко рассмеялась, лениво запрокинула голову назад и, широко раскинув руки, счастливо закружилась на месте в безумном «танце» на несколько минут. Перестав вертеться прямо посреди подворотни, словно юла, девушка быстро нагнала недалеко отошедшую от неё Асоку и, по всей видимости решив, что просто тащиться по этому переулку молча было скучно, завела какой-то разговор ни о чём.

- Везёт тебе, Рогатая, - глубоко вдохнув полной грудью грязный воздух нижнего уровня Корусанта, как будто это был приятный освежающий лёгкий морской бриз, с неприкрытой завистью обратилась к Тано подруга, - Можешь позволить себе КХ-28. Не то, что я, едва-едва на всякую дрянь денег хватает, - твиллечка демонстративно высунула из собственного кармана небольшой пакетик с каким-то белым порошком и, словно играя, повертела им сначала перед своим носом, а затем грубо сунула почти в самое лицо тогруте, тряся содержимым перед её голубыми глазами.

Безразлично взглянув на наркотик, который принимала её нынешняя лучшая подруга, Асока убрала от себя пакетик с ним рукой в сторону, а затем добродушно предложила:

- Если хочешь, я поделюсь с тобой, Розовая.

Услышав то, что не часто могло быть сказано среди наркоманов, твиллечка сначала немного удивилась, а потом как-то безумно рассмеялась, то ли от радости, то ли от неадекватного состояния, в котором сейчас пребывала из-за кайфа.

- Да, не, это всё бессмысленно, - по-свойски тут же отказалась она, грубо и резко отмахнувшись от Асоки рукой, - КХ-28 не произведёт на меня такого эффекта, как на тебя, - девушка чуть сильнее приблизилась к Тано и, играя с одним из её лекку пальцами, словно это была какая-то вещь, а не часть головы тогруты, стала пояснять закадычной подруге почему, - У меня слишком низкий уровень мидихлориан в крови. Почти никакого кайфа не будет.

Розовая выпустила «причёску» Тано из рук, а затем, вновь, тряхнув своим заветным пакетиком, добавила:

- Я лучше по старинке… Порошок. Меня от него куда больше штырит, - громко усмехнувшись, твиллечка возвела обе руки над собой и вновь сделала танцующий оборот на сто восемьдесят градусов, изображая на лице такое неземное наслаждение, что глядя на неё со стороны девушке можно было даже позавидовать.

Завершив собственный манёвр, Розовая, блаженно потягиваясь, опустила кисти через стороны вниз и, вернувшись в прежнее состояние, обратно заинтересованно уставилась на Асоку.

- А вообще, - восторженно опять затараторила она, - Везёт вам «владельцам» Силы. Говорят, эффект от КХ-28 просто улётный, ни с чем несравнимо! Иногда даже жаль, что я не способна на все эти штучки-дрючки, типа телекинеза Силой, как джедаи, - упомянув небезызвестных рыцарей ордена, Розовая сложила свой драгоценный пакетик с наркотой обратно в карман и передразнивающее замахала руками перед собой, как будто действительно была способна влиять на предметы подобным способом.

Несколько мгновений, активно поизображав из себя одарённую, словно заигравшийся маленький ребёнок, твиллечка перестала кривляться, а затем, задумчиво почесав в затылке, быстро задала только что возникший в её голове, но крайне заинтересовавший девушку вопрос:

- Слышь, Рогатая, а ты правда была джедаем?

Новое упоминание об ордене быстро вырвало Асоку из её почти «медитативного» стояния, заставив невольно вздрогнуть и всю передёрнуться. Девушка только-только смогла оправиться от произошедшего в храме, только-только заставила себя забыть прошлое, забыть, что она когда-то тоже была «воином со световым мечом» и сколько неприятностей и боли ей всё это принесло, как, казалось бы, нежелательная тема вновь дала о себе знать. Появилась, всплыла наружу резко, причём оттуда, откуда её совсем не следовало ожидать, из некой зоны спокойствия и комфорта для Асоки, и полностью пошатнула её умиротворение. Упоминание о бывшей принадлежности Тано к ордену, да что там упоминание, само слово «джедай» теперь было противно тогруте до изнеможения. Девушка будто боялась признавать своё прошлое, будто стыдилась того, что было раньше. Ей было противно, мерзко, невыносимо говорить обо всём этом, думатьобо всём этом, вспоминать обо всём этом, от чего Асока и развивать данную тему дальше не стала, как-то раздражённо присекши её на корню.

- Лучше бы не была, - тяжело вздохнув, с огромным сожалением в голосе ответила Тано, в тайне надеясь, что Розовая поймёт её состояние и отношение к этому, а значит не станет больше упоминать о джедайстве тогруты.

Но, увы, накачанная твиллечка не была столь проницательна, как её лучшей подруге хотелось бы. И что ещё хуже, сама того не зная, далее затронула наиболее болезненную тему для Асоки.

- Наверное, красавчиком был твой мастер, - мечтательно закатив глаза, Розовая попыталась представить себе невероятно мужественного, невероятно соблазнительного джедая.

Не ясно кого в её воображении видела в данный момент подруга Тано, но самой тогруте вновь явился такой любимый, такой идеальный, и одновременно ненавистный ей образ Энакина. Асока опять представила себе его небесно-голубые глаза, в которых всегда читалась доброта и забота по отношению к близким ему людям. Такие прекрасные и такие бездонные. Его волосы, столь непослушные, красивые и блестящие. Тано долго не хотела себе признаваться, но ей всегда нравились человеческие волосы, девушка порой даже пыталась представить, как бы она сама выглядела, родись она другой расы. Конечно, мечтать об этом было глупо, но всё же… На головах мужчин с её планеты не было ни единого волоска, только огромные кривые рога и длинные полосатые лекку, такие обычные, такие ничем неприметные и похожие друг на друга, от чего самцы тогруты не сильно-то её и привлекали визуально. Асока с самого детства знала, что её избранником когда-нибудь будет человек, потому как внешность людей казалась ей более экзотической, более изящной и утончённой. И юная наркоманка не ошиблась в своих предположениях. Следующая отличительная черта, которая явилась воображению тогруты, был тот небольшой, но всё же привлекательный шрам на одном из глаз Скайуокера. Возможно, кому-то он казался уродливым и отталкивающим, но только не ей. Эта маленькая деталь внешности Энакина делала избранника Асоки более мужественным, придавала ему более заматерелый и героический вид. Шрам, которого всегда хотелось коснуться рукой, нежно провести по нему пальцами, наслаждаясь ощущениями от прикосновения к прямому доказательству того, что Скайуокер был настоящим джедаем, что побывал не в одном серьёзном бою, и при этом до сих пор остался жив. Далее Тано представила себе своего бывшего мастера в полный рост. В отличие от того же Кеноби, Энакин был достаточно высок. Асока когда-то едва-едва доставала ему до груди и очень смешно смотрелась со своим учителем рядом. Хорошо, что со временем эта разница немного сократилась. Тано так хотелось, чтобы и внешне, наравне с тем, как было духовно, они с Энакином идеально подходили друг другу. Воображение тогруты совсем разыгралась, и вот уже её мечтательные мысли, её внутренний «взгляд» скользил по идеальному, натренированному, как у большинства джедаев, телу. Нет, с Энакином по мужественности и красоте не мог сравниться никто, ни Винду, ни Кеноби, ни кто там ещё из людей был в этом дурацком ордене. Скайуокера не портило даже отсутствие одной руки. И хоть Энакин всегда стыдливо прятал свой механический протез под кожаной перчаткой, считая потерю конечности самым большим позором в его жизни, и хоть Асока вообще не сразу узнала, что рука была не настоящей, его металлическая кисть тоже сводила её с ума. Она была такой же неповторимой особенностью её мастера, как шрам на глазу, как другие отличительные черты его внешности. Тано столько раз представляла себе, как Энакин нежно приобнимает её обеими руками, или как аккуратно берёт девушку за кисти, умело вплетая между её пальцами свои, и настоящие, и механические. А потом… Потом, возможно, любяще целует её. Далее Асока вспомнила губы Энакина. Когда-то она так хотела прикоснуться к ним своими губами, ощутить какими они были на вкус, каким был на вкус поцелуй её избранника. Но нет, по какой-то несправедливой воле Силы, Асоке не дано было этого узнать. Энакина вместо неё целовала другая. Его жена наслаждалась вкусом этих губ сполна, а ей лишь оставалось наблюдать за своим возлюбленным со стороны, с досадой недоумевая, почему при виде неё он не испытывает того же желания, что и Асока, почему лишь наивно, по-дружески ей улыбается, но не более того. Сейчас, вспоминая улыбку своего бывшего мастера, каждый раз, когда он видел её, общался с ней, Тано почему-то чувствовала будто Энакин насмехался над ней издевался, всегда зная всю правду, зная, что Асока безумно и безгранично любила его, но ей не суждено было никогда быть рядом с ним, быть вместе с ним. И причиной тому являлась другая женщина, пусть и тайная, но всё же законная жена генерала. При упоминании о Падме, весь не настоящий, воображаемый идеальный образ Скайуокера в голове тогруты внезапно расхохотался, расхохотался злорадно и с издёвкой, как будто насмехаясь над её наивными мечтами, над её глупой любовью. И это разозлило Асоку, разозлило по-настоящему и очень сильно. Тано приводило в ярость не столько то, что Энакин, которого она возводила почти в идеал, не любил её, да и не считал даже просто привлекательной, как женщину, сколько то, что она сама никак не могла забыть его, вырвать из собственного сердца, даже ненавидя за его предательство, даже зная, что у него была супруга. Прав был тот, кто сказал знаменитую фразу «любовь зла», вот только от этого не было легче. Розовая попала в точку, мастер Асоки действительно был красавчиком, однако уже захомутанным другой женщиной красавчиком, а значит абсолютно недоступным для Тано.

- … женатым был мой мастер, - от переизбытка эмоций вдруг грязно выразилась тогрута, злясь то ли на собственную судьбу, то ли опять на Энакина, и у неё для этого действительно была весьма веская причина.

Уловив ответ подруги, Розовая вновь вернулась в реальность и, как-то удивлённо нахмурившись, будто не веря собственным ушам, воскликнула:

- Оу… Женатый джедай, впервые слышу. Но это интересно, - девушка на секунду задумалась, продолжая быстро волочиться следом за Асокой, а потом с ещё большим любопытством задала новый вопрос, - А кто была его же…

Договорить эту фразу до конца донельзя раскрепощённой твиллечке так и не удалось, потому как её собеседница внезапно резко остановилась на месте, от чего, не смотрящая куда идёт Розовая с силой вписалась в собственную подругу.

- Ой! Ты чего, Рогатая? – громко и непонимающе воскликнула она, больно ударившись о тощую спину Асоки, Асоки, которая вновь была сама не своя.

Воспоминания об ордене, воспоминания об Энакине, о его жене, в один момент разбили, словно хрупкое стекло, безразличное и спокойное «медитативное» состояние Тано. И боль новыми волнами опять стала окутывать её. Боль, которую тогрута так ненавидела потому, что никак не могла подавить. Наркотики спасали её, но их хватало ненадолго, совсем ненадолго. Лишь только действие КХ-28 заканчивалось, как Тано вновь и вновь начинали мучать прежние проблемы. Это было словно ломка, ломка от её личного наркотика. Мерзкое неприятное, давящее на сердце ощущение, от которого немедленно нужно было избавиться, иначе жить дальше просто не представлялось возможным. Тяжело вздохнув, Асока с большим трудом подавила подступающие к глазам слёзы, она больше не могла, не могла всего этого терпеть. Эти воспоминания, эта реальность в трезвом состоянии были для тогруты словно ад, и с каждым днём он становился всё ужаснее и ужаснее. Особенно с тех пор, как Скайуокер вновь вернулся в её жизнь. Одним своим присутствием невольно дразня бывшую ученицу, невольно тревожа её старые почти зажившие раны.

- Думаю, действие КХ-28 уже ослабло. Пришла пора принять новую порцию, - угрюмо пояснила легкомысленной твиллечке Асока и быстро стала рыться в собственной сумке в поиске заветного наркотика.

За те дни, что Тано прошаталась по улицам, барам и подворотням со своей лучшей подружкой девушка употребила всего три дозы, что несказанно радовало её. Две баночки с сапфировой жидкостью всё ещё лежали на дне сумочки Асоки, ожидая своего часа. И их время наконец-то пришло.

Быстро достав из своего модного аксессуара один из флакончиков, Асока грубо содрала с него пластмассовую крышечку и, запустив ей куда-то в ближайшую груду хлама, моментально залпом осушила содержимое баночки. Приятные ощущения, которые всегда приносил тогруте КХ-28, уже спустя пару минут, вновь вернулись к ней, но почему-то вдруг показались Асоке не такими сильными как обычно. Все эти переживания, все эти негативные эмоции, что Тано довелось испытать на себе за последнее время были настолько мощными, настолько подавляющими её способность и желание жить, способность и желание бороться с несправедливой реальностью, что девушка просто чувствовала, что одной дозы ей было недостаточно. Боль казалась настолько сильной, что даже один заветный флакончик «анестезии» не мог её заглушить. В данный момент Тано требовалось больше, куда больше.

Долго не раздумывая, наркоманка спешно извлекла из сумочки второй флакончик «сапфирового наслаждения» и стала раздражённо сдирать крышку и с него. Видя, что подруга явно перебарщивает, Розовая как-то даже забеспокоилась за неё. Быстро ухватив Асоку за одну из рук, твиллечка попыталась остановить тогруту.

- Эй, а не слишком ли много два флакончика сразу? – Розовой, конечно, было по сути всё равно, но почему-то в данный момент она посчитала необходимым вмешаться.

По всей видимости твиллечке показалось невероятным расточительством так не экономно использовать бесценные дозы, от которых можно было получить два раза кайф, если немного повременить с применением следующей порции, а Асока, необдуманно спешила залить в себя всё мгновенно.

Явно недовольная тем, что ей снова кто-то пытался указывать, тогрута резко и грубо вырвала свою руку у подруги и, сквозь зубы злобно зашипев, раздражённо огрызнулась:

- Сама разберусь!

Маленькая пластмассовая баночка легко коснулась краями мягких пухлых губ наркоманки, и «сапфировое наслаждение» полилось внутрь измученной от боли душевной и физической девушки.

- Ладно, как знаешь, - обиженно убрав от Асоки собственные кисти, Розовая лишь развела руками и стала с интересом наблюдать за тем, что делала в данный момент Тано.

Позволив КХ-28 проникнуть в недра собственного тела, литься по нему, словно кровь по венам, тогрута замерла в трепетном ожидании нарастающих волн наслаждения, ощущения безграничной силы и власти, замерла в ожидании, когда духовная боль вновь исчезнет, раствориться, уступив место лишь всепоглощающей пустоте, наслаждению жизнью и абсолютной свободе. И «любовная ломка» постепенно начинала угасать, поддаваясь сильному влиянию невероятно мощного наркотика. Боль, моральная боль, понемногу притуплялась и уже не так остро чувствовалась тогрутой, однако вместо двойного блаженства, которое должно было наступить в результате увеличения дозы наркотика, к Асоке внезапно пришли те ощущения, что она никак не могла ожидать.

- Ай! – обеими руками схватившись за грудь, громко вскрикнула Тано так, что голос её звонким эхом отдался по всему переулку, чувствуя, как нечто невероятно сильное, невероятно мощное и мучительное внезапно обожгло её изнутри.

В один момент боль, но уже не воображаемая моральная, а вполне реальная физическая сковала каждую клеточку тела Асоки, тысячами и миллионами невидимых игл, пронзая тогруту насквозь, мучая её, убивая её. Это было невыносимо, это было ужасно, это было сравнимо лишь с ощущением сжигающего изнутри дотла безжалостного пламени ада. И это невозможно было больше терпеть. Вместо привычного чувства переполняющей силы, тогруту внезапно накрыло ощущение резкой слабости. Её хрупкие худые ноги невольно подкосились и, издав мучительный стон, почти безмолвную мольбу о помощи, Тано моментально рухнула наземь, отчаянно цепляясь руками за какие-то грязные ящики, что стояли сейчас рядом с ней.

Не понимая, что происходит, Асока не на шутку испугалась, так плохо ей не было ещё никогда. Да, за свою джедайскую жизнь Тано часто бывала сильно ранена и много раз находилась на грани смерти, но тогда, она, по крайней мере, была способна бороться с этим, подавлять это, сделать хоть что-то для собственного спасения. Сейчас же она могла лишь корчиться от боли и громко стонать, едва перенося эти невыносимые пытки побочного действия передозировки. И это было страшно, поистине страшно. Несмотря на сильное наркотическое опьянение, тогрута вдруг трезво осознала, что сей приступ, внезапно охвативший её организм, действительно мог стать для Асоки последним, и дикий ужас, и паника в одно мгновение полностью поглотили её.

- Розовая, Розовая… - отчаянно и жалобно позвала свою подругу Тано, цепляясь за твиллечку едва удерживаемой на весу рукой, словно за спасительную соломинку, - Помоги мне… - чувствуя, как некая невидимая сила мощно сдавливает её лёгкие, задыхаясь, взмолилась она.

Жадно хватая ртом недостающий ей воздух, Асока громко закашлялась и, сотрясаясь в болезненной конвульсии, сплюнула на землю сгусток крови, одновременно ощущая, как перед глазами всё затуманивается и темнеет. Чувствуя неприятный металлический привкус сбегающей по её пухлым губам алой жидкости, Тано окончательно лишилась зрения и, погрузившись в полную тьму и пустоту, продолжая задыхаться и кашлять, ещё громче попросила.

- Розовая, пожалуйста!.. Я кажется ослепла, я ничего не вижу! Сделай хоть что-нибудь! Помоги мне! – громко вскрикнула Асока, со всей силы резко дёргая ошеломлённую и шокированную твиллечку за ткань её молодёжных модных брюк.

Став невольной свидетельницей того, что произошло с Асокой, Розовая не сразу решилась на какие-то действия. Если честно она была так напугана происходящим, что на какое-то время даже замерла на месте, в панике не зная, что можно было предпринять. И пришла в себя лишь тогда, когда умирающая подруга отчаянно издала истошные мольбы о помощи и хаотично задёргала её за брюки.

- Но… Я… Что я могу сделать? – так же взволнованно и нервно, как и сама тогрута, заметалась из стороны в сторону твиллечка, которая и хотела как-то помочь, вот только абсолютно не знала как.

Продолжая сотрясаться во всё более и более болезненных конвульсиях и дико кашлять, Тано вместе с нереальным ощущением страха вдруг испытала и лёгкий прилив гнева. Она умирала, умирала у своей лучшей подруги на глазах, а та, та бездействовала… Впрочем, девушка отчётливо понимала, что, собственно, и сделать ничего толкового даже при всей оперативности и собранности твиллечка бы не смогла. Оставалось лишь надеяться на помощь извне.

Одной рукой крепко сжимая собственную грудь от абсолютной невозможности дышать и буквально рвя на себе красный топик, другой, освободившейся, когда Розовая в панике забегала туда-сюда, кистью Асока быстро нащупала коммуникатор на своём хрупком запястье. И содрав его, наугад швырнула твиллечке под ноги.

- Не знаю… Позвони кому-нибудь… В больницу… В полицию… В храм джедаев… Кому угодно… Путь помогут мне… Сделай хоть что-нибудь… - начинавшим всё больше и больше слабеть голосом потребовала от подруги Асока.

Краем глаза уловив, упавший на землю прибор связи, накачанная твиллечка быстро рухнула на колени и, подобрав коммуникатор стала рыться в телефонной книге Асоки, выбирая нужный контакт. Однако Розовая толком не знала, чьё именно «имя» там следовало искать.

- Но кому? Кто может нам помочь? Я не знаю никого из твоих близких знакомых… - всё так же беспомощно попыталась что-то возразить она, напугано и заботливо положив собственную руку на спину неимоверно страдающей и задыхающейся подруги.

Ощущая, что последние силы покидают её, и тогрута вот-вот умрёт, действительно умрёт, Асока собрала в кулак последние усилия и громко, отчаянно выкрикнула почти разъярённый приказ:

- Звони по первому попавшемуся номеру!

Отдав это распоряжение, Тано опять стала давиться самым мощным приступом кашля, сплёвывая на землю рубиновые капли крови, тем самым заставляя подругу убрать от неё собственную кисть и начать наконец-то действовать. Проникновение воздуха в сжатые до предела лёгкие тогруты совсем прекратилось и, беспомощно хватаясь руками за пустоту, которую она никак не могла видеть в данный момент, будто это должно было спасти её, Асока пару раз плавно качнулась, а затем без чувств рухнула полуголой спиной на грязный асфальт подворотни.

Видя, что дело совсем плохо, Розовая быстро нажала на кнопку вызова. Вызова какого-то контакта, подписанного Энакин Скайрокер.

Наркоманке ответили не сразу, но когда голограмма достаточно привлекательного мужчины наконец-то появилась, он тут же взволнованно и одновременно обрадованно заговорил:

- Асока, это ты? Асока, где ты? – незнакомец отчаянно пытался выяснить, что да как было с юной наркоманкой, судьба которой, по всей видимости, его крайне беспокоила, однако, спустя пару мгновений всё же поняв, что по ту сторону оказалась не его бывшая ученица, Энакин немного переменил тон и грозно спросил у неизвестной твиллечки, - Кто ты? Где Асока? Что ты с ней сделала? Отвечай.

На долгие разъяснения всей ситуации не было времени, да и Розовая хотела поскорее выкрутиться из этой крайне неприятной и сложной истории с наименьшими для себя потерями, потому как-то сконфуженно, дрожащим и запинающимся от смеси волнения и наркотического опьянения голосом заговорила о самой сути:

- Это… Ну, в общем… Рогатая того… Перекачалась и помирает здесь. И я не знаю, что делать… Нам нужна помощь…

Быстро выпалив данную фразу, твиллечка хаотично поднесла коммуникатор в сторону отключившейся Асоки, дабы Энакин мог её видеть и удостовериться в том, что Розовая говорила правду.

Когда взору малознакомого наркоманке собеседника предстала бессознательная Тано, твиллечке даже показалось, что он в ужасе вздрогнул и как-то переменился в лице. Однако трезвость мышления неким чудом всё же сохранил. Не став выяснять, что да как, Энакин быстро и резко задал вопрос по делу:

- Здесь, это где? Говори немедленно!

В приказном тоне прикрикнул на Розовую он. Уже во второй раз за день кто-то позволял себе орать на твиллечку и указывать ей, что следовало делать, это до безумия не нравилось слишком свободолюбивой и раскованной Розовой, но она была так взволнованна, что стерпела подобное пренебрежительное отношение к себе. К тому же наркоманка вдруг задумалась, а где они действительно находились с её лучшей подругой в данный момент. Точного ответа у Розовой не было.

- Я, это… Не знаю… Ну в какой-то подворотне нижнего уровня… - как-то глупо ответила она, едва шевеля затуманными действием наркотиков мозгами.

Очередное промедление подружки Асоки, которое могло стоить тогруте жизни, привело некого Скайрокера в полнейшую ярость и негодование. Он так сильно волновался, так сильно переживал за судьбу Тано, что даже не стал пытаться и дальше скрывать своего раздражения, и вести себя с накачанной собеседницей терпеливо и спокойно.

- Ну, так посмотри на ближайшем здании название улицы! … … … ! - трижды грязно по-татуински выматеревшись ни на кого, приказал Энакин, механической рукой так ляпнув по чему-то, что твиллечка сейчас не могла видеть, что от многострадального предмета аж щепки дождём полетели в сторону.

Не став медлить больше ни секунды, до безумия взволнованная происходящим Розовая, нервно огляделась вокруг. И спустя секунды две, заприметив грязную заржавевшую табличку, быстро назвала какой-то адрес. Едва дослушав её до конца, этот буйный Скайрокер тут же отключил связь, оставив твиллечку опять наедине с, казалось, мёртвой Асокой и со всеми проблемами.

Тяжело дыша от волнения, сбитая с толку Розовая быстро отбросила коммуникатор в сторону и, не зная, что ей дальше делать, как следовало действовать, трясущимися руками попыталась прощупать пульс Асоки. Почему-то твиллечке показалось, что его не было.

- Это плохо, совсем плохо, нужно смываться отсюда… - разговаривая сама с собой, приняла наиболее выгодное для неё решение Розовая, - Прости, подруга, я уже ничем не смогу тебе помочь, - виновато бросила Тано наркоманка, глядя на, как она считала, мёртвую тогруту.

Перспектива быть найденной около трупа Асоки полицией или этим бешенным Скайрокером ничуть не прельщала Розовую, ей и так было страшно от того, что случилось с её подругой, не хватало ещё того, что бы её в чём-то обвинили и засадили за решётку, где ей заветных доз век не видать, или вообще ненароком прибили. Нет, нужно было делать ноги, бежать, бежать отсюда и от всех проблем чем можно скорее. В конце концов, кто Асока была для Розовой? Просто напарница по накачиванию? В общем-то, да. И, к тому же, твиллечка была просто уверенна, что сама Тано не задумываясь бросила бы её помирать в подворотне, случись нечто подобное с Розовой. Причём даже звонить каким-то неадекватным мужикам не стала бы. А она сделала это, попыталась спасти подругу, предприняла всё, чтобы не дать той умереть. И совесть её была чиста. А уж то, что она просто не успела спасти Асоку - как всегда говорила сама тогрута «На всё была воля Силы», и тут уже ничего нельзя было поделать. Скорее всего, бывшая джедайка уже умерла. И ей сейчас было всё всё равно. А вот спасти собственную жизнь от нежелательных последствий твиллечка ещё могла. Так почему бы было этого не сделать, чем можно скорее?

Быстро поднявшись на ноги, нервно, резко и напугано оглядываясь по сторонам, как будто за ней кто-то гнался, Розовая спешно пошла, едва не побежала прочь. Прочь от глупой, проблемной подруги, которая сама себя загнала в гроб. Прочь от лишних неприятностей!

========== Глава 4. Чтобы её спасти, Часть 2 ==========

Лишь услышав о том, что Асока перекачалась наркотиками и сейчас умирает где-то в грязной тёмной подворотне по его же недосмотру, Энакин моментально забыл про всё. Его уже не волновали ни дроиды-строители, которые по новой устанавливали одну из ставень, ни какая прочая ерунда, ни даже приказ совета прибыть в орден. Сейчас ничто не могло быть важнее жизни его бывшей ученицы.

Внимательно выслушав незнакомую твиллечку, Энакин быстро отключил связь и тут же сорвался с места, устремляясь на помощь глупой, сбившейся с правильного пути тогруте, усиленно стараясь не забыть адрес, что назвала подружка-наркоманка Асоки, и отчаянно молясь Силе о том, чтобы эта перекачанная девица только не ошиблась, читая название улицы нижнего уровня, где сейчас между жизнью и смертью находилась Тано.

Прошло, казалось, всего каких-то несколько незначительных десятков минут прежде, чем Энакин очутился в относительно знакомой ему по голограмме из коммуникатора подворотне. Так быстро Скайуокер не гонял на спидере по Корусанту ещё никогда. Пожалуй, даже в тот раз, что они с Кеноби пытались догнать предполагаемого «убийцу» Падме. Но тот и этот случай нельзя было сравнивать друг с другом. Что тогда стояло на кону? Арест какого-то киллера? Сейчас же ценой задержки Энакина была чья-то жизнь, не просто чья-то, а жизнь крайне близкого для него человека. Однажды Скайуокер уже позволил себе помедлить, не сразу кинуться на выручку тому, кому требовалась его помощь, и за это он слишком дорого расплатился, расплатился жизнью собственной матери. Наученный столь горьким и жестоким уроком реальности из прошлого, джедай больше никогда не намерен был терять никого из близких ему людей, тем более свою хоть и бывшую, но всё же ученицу, тем более, если действительно был в силах её спасти. А ведь Асоке в данный момент правда требовалась его помощь, причём требовалась как никогда.

Спустя какое-то время после того, как Розовая покинула место «развернувшейся драмы» с её лучшей подругой, всё ещё находящиеся неподалёку бомжи быстро смекнули, что это был их шанс. Шанс действовать, шанс хорошенько поживиться на чужом горе. Наконец-то дождавшись своего часа, крайне удачного момента, оба противных грязных, а, возможно, даже и больных чем-то неизлечимым мужика, спешно вынырнули из-за мусорного бака, позади которого всё это время находились, и уверенно направились в сторону бессознательной юной тогруты с совсем не джентельменскими помыслами.

Неизвестно, что могло бы случиться с Асокой дальше, если бы Энакин в самое-самое нужное время не оказался рядом, в этой тёмной, Силой забытой подворотне, и волей-неволей не стал бы свидетелем того бесчинства, что позволили себе творить сие наглые грязные бомжи. Ещё издалека заметив бессознательную, а, возможно, к ужасу Скайуокера, и вовсе мёртвую Тано, генерал со всех ног рванулся к ней, желая спасти, желая лично убедиться, что его «драгоценная ученица» всё ещё была жива. Сейчас он был так неспокоен, так взволнован, так напуган вероятными самыми кошмарными предположениями о судьбе собственного падавана, что ни на секунду не переставал благодарить Силу за то, что эта перекаченная твиллечка всё же не ошиблась и, собрав остатки трезвого разума в кучу, таки назвала верный адрес той помойки, в которую хатт знает что занесло Тано. Вот только самой подружки Асоки рядом с ней в данный момент не наблюдалось. Зато отлично наблюдалось двое каких-то крайне мерзких, неопрятных, оборванных и не в меру заинтересованных пострадавшей тогрутой бомжей, заметив которых, джедай пришёл в ещё большее негодование и ужас.

Совершенно ни о чём не беспокоясь, как будто творили абсолютно нормальные и обыденные вещи, двое незнакомцев угрожающе возвышались над несчастной Асокой. К моменту прибытия Энакина в переулок один из бомжей уже успел стащить с хрупкого худого плеча Тано её дамскую сумочку и сейчас с огромным интересом рылся в ней. Грубо и небрежно вытянув оттуда абсолютно бесполезного для него плюшевого эвока, противный бомжара без жалости швырнул дорогую, слишком много значащую для девушки игрушку на грязный холодный асфальт и, словно какой-то мерзкий мусор, пренебрежительно пнул эвока прочь от себя. После чего, совершенно не обращая никакого внимания ни на что, стал буквально потрошить модный аксессуар Тано, пытаясь найти там остатки денег. Увы, в сумочке Асоки их уже не было, зато было множество других полезных вещиц, которыми бомжи могли поживиться.

Что же касалось «товарища» наглого ворюги, то его действия относительно несчастной многострадальной Асоки были ещё более ужасными и немыслимыми. Тоже не стесняясь абсолютно никого, отвратительный голодранец, нагло и похотливо осмотрев бессознательную, однако весьма и весьма соблазнительную тогруту, быстро присел рядом с ней на корточки. Продолжая взглядом упиваться красотой молодой девушки, коих не часто заносило в такие трущобы, мерзкий бомжище, пользуясь крайне удачным стечением обстоятельств, спешно и жадно ощупал несчастную Асоку руками, замышляя явно нечто не хорошее. А затем, довольно ухмыльнувшись собственным пошлым мыслям, по-хозяйски, грубо и нагло задрав короткую красную мини-юбку Тано, стал быстро стягивать с тогруты нижнее бельё.

От лицезрения всего того ужаса, что происходил в данный момент с Асокой, с «его милой дорогой девочкой», Энакин на мгновение даже остановился, замер на месте как вкопанный, не веря собственным глазам, не желая признавать кошмарную действительность. Ему было так жалко тогруту, которая всего за год от талантливейшего падавана, скатилась буквально на самое дно, в эту грязную и мерзкую помойку, где сейчас она умирала абсолютно никому не нужная. Ему было больно, так невыносимо больно видеть, как плачевно в данный момент было состояние не последнего для него человека. И ему было до изнеможения омерзительно наблюдать, что вместо предполагаемой и абсолютно логичной в такой ситуации помощи со стороны позволяли себе творить эти отвратительные, грязные, совершенно потерявшие хоть какие-то остатки стыда и совести бомжары с таким родным, таким близким для него существом. Подобного рода зрелище было столь впечатляющим, столь пугающим, столь болезненно-невыносимым, что Энакин как будто вновь ощутил все те негативные эмоции, посещавшие его лишь однажды, в тот самый день на Татуине, когда Скайуокер нашёл свою мать замученной, израненной, умирающей. И они вызывали те же самые реакции, что и в первый раз, будоража каждую клеточку души и тела джедая, буквально взывали к тёмной стороне Силы, переизбытком гнева и ярости питая ту, заставляя ту невольно рваться наружу, огромными мрачными всепоглощающими волнами окутывать генерала, с каждым мгновением всё больше и больше усиливая его жажду убийства, жажду отмщения, жажду жестокой и бесчеловечной расправы над теми, кто посмел обидеть кого-то родного и близкого для него. Сейчас злоба и ненависть Энакина к этим бомжам были так сильны, так мощны, что для него уже не существовало ни запретов, ни правил, ни кодекса, ни какого-то простого общепринятого сострадания. Эти мужики посмели посягнуть на то, чтобы обидеть Тано, они посмели даже просто попытаться навредить Асоке, и им не было прощения, ни за что и никогда.

Световой меч как-то сам собой прыгнул в кисти к Скайуокеру, и его рукоять буквально «хрустнула», прогибаясь под мощным давлением пальцев джедая. Яркое синее лезвие молниеносно рассекло незримый грязный воздух нижнего уровня Корусанта, а затем сверкнуло в полумраке узкой подворотни, неся за собой ужас, боль, страдания и смерть.

Генералу хватило всего несколько секунд, чтобы умело разделаться с противными и, в тоже время, несчастными бомжищами, «окропив их кровью» холодный серый асфальт, смешав с остатками мусора те десятки мельчайших кусков, на которые джедай, ну, или не совсем джедай в данный момент, разрубил обидчиков своей бывшей ученицы.

Полностью поглощённый собственной злобой, собственной яростью, собственной тёмной стороной, Энакин пришёл в себя не сразу, продолжая и продолжая кромсать мечом уже давно умерших бомжей. Лишь спустя несколько мгновений бесполезного терзания останков, до Скайуокера наконец-то дошло, что уроды, посягнувшие на имущество и честь Тано были мертвы, и только тогда генерал наконец-то остановился. Тяжело дыша, джедай деактивировал свой световой меч и буквально рухнул на колени подле несчастной Асоки, все мысли его вновь были поглощены заботой о ней, о ней одной. Быстро отложив, почти отбросив собственное оружие в сторону, Энакин спешно склонился над Тано в последней, самой отчаянной надежде, что та всё ещё была жива. Трясущимися руками Скайуокер грубо содрал со своей настоящей кисти кожаную перчатку и, небрежно, даже с неким раздражением отшвырнув её прочь, нервно приложил чувствительные пальцы к шее Асоки, вновь моля Силу о помощи, моля Силу о чуде.

На счастье генерала пульс у тогруты всё ещё был. Слабые, едва ощутимые удары легко пульсировали под нежной оранжевой кожей девушки, Энакин никогда раньше не замечал, какой приятной на ощупь она была, хотя трогать шею ученицы пальцами без перчаток ему в общем-то и не доводилось. Впрочем, сейчас было не до этого. Если Тано всё ещё была живой, то следовало действовать быстро и решительно, чтобы успеть и суметь спасти её.

Осознав, что Асока не умерла, что она до сих пор отчаянно хваталась за существование в этом мире, несмотря на огромную дозу наркотиков, что убивала её изнутри, Энакин невольно улыбнулся и с облегчением вздохнул, быстро обдумывая, как ему следовало действовать дальше, при этом хаотично бегая взглядом по неподвижному, перепачканному её же кровью телу Тано, в надежде, что верное решение придёт само собой, в конце концов джедай не был медиком и никогда особо не был сведущ в подобной сфере деятельности, а зря. Сейчас тогруте крайне требовалось медицинское вмешательство. Асока была при смерти, и по-хорошему её следовало как можно быстрее доставить в больницу, но Энакин не мог этого сделать, как по сути ничем не мог помочь ей в данный момент и сам. Да, обратиться к профессиональным медикам было, пожалуй, самым верным решением. Однако у этого выхода была и обратная сторона. Как только врачи любой больницы на Корусанте поняли бы, что Тано находится в таком состоянии из-за наркотиков, её тут же поставили бы на учёт и отслеживали бы потом до конца дней, а, возможно, и вовсе определили бы в какую-то не слишком хорошую лечебницу для наркоманов или умалишённых, заперев там юную тогруту навсегда, тем самым, сломав её только-только начавшуюся жизнь. Нет, такого будущего Энакин не хотел для Асоки, как не хотел и терять её, очень не хотел. От чего ещё какое-то время Скайуокер колебался, не зная, какое решение ему всё же принять. Хотя, верный ответ так и вертелся в голове. Тано нужно было побыстрее доставить в единственное место, где можно было оказать ей помощь без всяких вредоносных последствий – а именно в её квартиру, и приложить все усилия, чтобы не дать Асоке умереть.

Почему-то в этот момент, в момент, когда генерал наконец-то принял конкретное решение, его взгляд невольно наткнулся на небрежно задранную бомжами юбку девушки и полуспущенное до середины её бёдер нижнее бельё. Скайуокера ещё раз передёрнуло от омерзительных мыслей о том, что чуть не сделали эти проклятые извращенцы с его несчастной ученицей, которая до сих пор пребывала в таком непристойном виде, пока он занимался хатт знает чем.

Мгновенно решив, что Асоке не стоило и дальше возлегать на холодной грязной земле полуголой, подобно какой-то шлюхе, Энакин тактично отвёл глаза в другую сторону, чтобы не смотреть тогруте туда, куда не подобало, и, аккуратно, стараясь лишний раз не касаться Асоки в не тех местах, натянул на неё трусы обратно, затем опустил юбку. Приведя девушку в более-менее нормальное состояние, Скайуокер больше не стал медлить и, с лёгкостью подхватив Тано на руки, молниеносно понёс её к своему спидеру.

Домой Энакин и Асока добрались ещё быстрее, нежели один Скайуокер до той грязной и тёмной подворотни. Время, каждая его секунда, каждое мгновение сейчас играли против мастера и падавана. Словно неповоротливый косолапый эвок, генерал ввалился в квартиру, таща на руках свою драгоценную ученицу и, сам не помня, закрыв ли за собой дверь, водрузил Тано на чёрный потёртый и местами порванный диван. К счастью джедая дроиды-ремонтники уже успели закончить работу и убраться отсюда восвояси, оставив хозяину небольшой квартирки огроменный счёт. Да они были лишь роботами, но Скайуокер почему-то не хотел, чтобы даже они видели «его милую девочку» в таком состоянии. Да и вообще, снующие в узком пространстве, где едва можно было нормально перемещаться дроиды, крайне мешали бы генералу предпринимать какие-то действия по спасению Асоки.

Ещё раз взглянув на Тано, Энакин наконец-то сообразил, что следовало делать. Прежде всего нужно было очистить организм тогруты от излишков КХ-28, процесс не очень приятный, но необходимый. Не слишком долго задумываясь, Скайуокер опять с лёгкостью подхватил свою бывшую ученицу на руки, тогрута весила-то почти ничего, особенно теперь, когда так сильно исхудала, и спешно поволок в её ванную. Дойдя до умывальника, генерал попытался поставить Асоку на ноги, привести её в вертикальное положение и, бережно придерживая Тано одной рукой, стал предпринимать спасительные меры. Прежде всего открыв кран и наспех намочив ладонь, джедай протёр мокрой кистью лицо своей бывшей ученицы, затем не сильно ударил её пару раз по щекам, чтобы девушка пришла в себя. Ощутив воду на собственном лице, Асока, кажется, вернулась в более или менее сознательное состояние и слабо пошевелилась. Решив, что этого было достаточно для продолжения и быстро вытерев кисть, облачённую в кожаную перчатку, о собственную одежду, как будто от этого рука могла стать немного чище и стерильнее, Энакин как-то нерешительно запихнул собственные пальцы Асоке в рот, чтобы нажать на язычок. Действие показалось ему достаточно странным и не совсем приемлемым. В конце концов, не каждый день суёшь пальцы в рот собственной ученице, а по совместительству молодой и красивой девушке. Но это была необходимая мера, и видеть в подобном поступке что-то не то, не следовало. Нащупав нужную часть горла Тано, Энакин с силой надавил на неё, после чего, убрал кисть изо рта тогруты, позволяя той прочистить желудок, всё ещё бережно придерживая своего бывшего падавана одной рукой за талию, а второй убирая её лекку назад, тем самым не давая им мешать процессу. Асоку вырвало и не один раз.

Покончив с этим, Энакин содрал с крючка чистое полотенце и, аккуратно утерев Тано лицо и губы, бросил его на пол, а затем понёс девушку в спальню. Бережно водрузив Асоку на кровать, Скайуокер уселся рядом с ней. Несмотря на то, что излишки наркотика уже покинули организм тогруты, она не стала выглядеть менее болезненно и плохо, даже более того, казалось, снова начала задыхаться. Асоку вдруг затрясло то ли от озноба, то ли от чего-то ещё, и сама она хаотично задёргалась, жадно хватая ртом воздух, а руками сжимая собственную тонкую шею. Девушка закашлялась, из её носа и с её пухлых губ вновь начала струится тонкими нитями кровь. Энакин даже ничего не успел предпринять из тех действий, что он запланировал далее после прочистки желудка, прежде, чем Асоке стало хуже, значительно хуже. Видя, как его ученица, буквально умирает у него на глазах, Скайуокер ещё сильнее занервничал, поначалу он вскочил с кровати, желая было рвануться на поиски аптечки, каких-то лекарств, хоть чего-то, благодаря чему можно было спасти Асоку, но быстро понял, что не успеет. Потяни он ещё какое-то время, и Тано уже будет невозможно выдернуть из холодных страшных лап смерти, мучительно и болезненно тащивших юную тогруту в данный момент на ту сторону Силы. Оставался лишь один единственный, самый рискованный выход, и генерал точно знал какой, вот только не был уверен, что это сработает.

Мельком взглянув на собственные руки, Энакин сообразил, что у него просто не было сейчас другого выхода. Да, Скайуокер был не так сведущ в исцелении живых существ при помощи Силы, но иных вариантов по спасению ученицы просто уже не существовало, совсем никаких. И генерал решил рискнуть. Быстро плюхнувшись обратно на кровать, джедай резко ухватил всю трепыхающуюся и задыхающуюся в конвульсиях Тано за одно плечо механической кистью, тем самым крепко фиксируя тогруту на месте, а вторую, более чувствительную к Силе и лучше способную ей управлять ладонь, Энакин немедля положил девушке на грудь. Несмотря на то, что в данной ситуации это было крайне сложно, генерал отчаянно попытался сосредоточиться, и заставить «волшебные», спасительные, исцеляющие волны энергии литься в тело его ученицы, не давая тому и дальше саморазрушаться. Однако получалось это у Энакина крайне плохо. Казалось, его попытки не только не приносили никакого эффекта, а и вовсе делали Асоке лишь больнее и хуже, что, впрочем, было не так, но выглядело крайне похоже. Ощутив как-то хаотично поступавшие в её тело потоки Силы, Асока лишь сильнее закашлялась и задёргалась, уже едва-едва способная дышать. Той концентрации, что была сейчас у генерала, явно не хватало для полноценного лечения, а Энакин всё никак не мог нормально сосредоточиться, мешали и излишнее эмоции, и дикое трепыхание юной наркоманки. Тано с каждой секундой становилось всё хуже, девушка теряла силы и с новым и новым мгновением всё слабее и слабее могла противиться наступающей смерти, уходила из жизни, уходила из этого мира. Момент, ещё момент, и вот Асока уже совсем перестала сопротивляться и дёргаться в руках джедая, перестала дышать, и её тело просто ослабленно и беспомощно рухнуло на подушки.

Эта секунда показалась Энакину наиболее страшной, на какое-то мгновение генерал даже решил, что он потерял Асоку, потерял так же, как мать, по собственной слабости, беспомощности, глупости, потерял навсегда. Но джедаю не хотелось в это верить, он просто не мог этого допустить, никогда и ни за что, а потому даже сейчас, когда, казалось бы всё было уже бесполезно, не собирался сдаваться. Приоткрыв глаза и в ужасе взглянув на побледневшую словно первый снег или чистейшее полотно Тано, Скайуокер громко, отчаянно и с невероятными болью и страхом выкрикнул:

- Нет, нет, пожалуйста, не умирай! Не уходи! Асока, не покидай меня!

Переполняемый ужасом, переполняемый желанием сделать хоть что-либо, чтобы только не потерять такого дорогого и близкого ему человека, переполняемый отчаянными надеждами на чудо, весь на эмоциях, до безумия взволнованный и напуганный Энакин, попытался собрать все силы, все, что у него только были, и преобразовать их в новую волну целебной энергии. Вдавливая уже обе руки в грудную клетку его бывшего падавана так, что там, наверняка остался бы огромный синячище, Скайуокер опять постарался сконцентрироваться, постарался более точно и верно направить излечивающую Силу в уже не двигающиеся лёгкие и почти перестающее биться сердце Тано.

- Пожалуйста, пожалуйста, Асока, только живи! – едва не срываясь на слёзы, буквально умолял Энакин, вкладывая всю до капли собранную им энергию в это прикосновение, посылая ещё более мощный и яркий поток исцеляющей волны внутрь собственной ученицы.

Сила буквально водопадом хлынула из кистей Скайуокера, заполняя собой всё неподвижное, уже бездыханное тело тогруты, заставляя то невольно подрагивать от напряжения. Не останавливаясь, генерал попытался усерднее сконцентрироваться, выжать из себя ещё один и ещё один поток целебной энергии, словно разряды электрошока, резко соприкасавшиеся с Асокой и сотрясавшие всю её хрупкую фигурку. Казалось, это уже было бесполезно, тщетно. Тано окончательно умерла, покинула сей бренный мир, и Энакин лишь зря мучал её несчастное многострадальное тело. Но джедай не останавливался и не сдавался всё ещё надеясь на чудо, моля великую Силу о великом чуде. И оно произошло.

Когда Скайуокер, сконцентрировался в последний раз и отчаянно послал самый мощный, самый яркий и обжигающий поток лечебный энергии внутрь грудной клетки собственной ученицы, постепенно, мгновение за мгновением, осознавая страшную и ужасающуюреальность, свыкаясь с невероятной и неимоверно болезненной мыслью о том, что генерал всё же не смог спасти Тано и потерял её навсегда, Сила будто услышала все его мольбы. Мягкая тёплая волна спасительного «волшебства» резким разрядом молнии прошлась по всему телу, казалось, мёртвой тогруты, сотрясая то в невольной конвульсии, и сердце Асоки вдруг забилось сильнее, лёгкие вновь расширились, а затем сократились, отвечая на этот импульс Силы. Девушка вдруг хаотично, будто испуганно, дёрнулась и глубоко, жадно вдохнув воздух, широко открыла свои небесно-голубые глаза, вновь лицезрея мир живых с этой стороны.

Не понимая, где она находится в данный момент, и что вообще происходит, Асока уселась на кровати и, тяжело дыша, быстро забегала взглядом вокруг себя. А Энакин, которого с головой накрыли вселенская благодарность Силе за спасение дорогого ему человека, восторг и радость от того, что Тано всё же осталась жива, пожалуй, впервые в жизни позволил себе то, что не позволял никогда ранее по отношению к своему бывшему падавану, ну, или позволял всего раз или два в самых крайних случаях.

- Асока… - взволнованным голосом до безумия счастливо протянул Скайуокер и, позабыв обо всём на свете, искренне, крепко, любяще и заботливо заключил в объятья собственную ученицу.

Генерал был так рад тому, что он смог спасти её, что она выжила, что не покинула так скоро и так просто этот бренный мир, что даже, абсолютно не задумываясь, ни о последствиях, ни о двусмысленности своего поступка, всё крепче и крепче прижимал к себе едва соображающую тогруту, будто боясь отпустить её, словно как только бы он ослабил собственную хватку, собственные объятья, Асока вновь ускользнула бы, как песок сквозь пальцы, исчезла, умерла. Продолжая и продолжая радоваться тому, что Тано осталась жива, жива и невредима, Энакин так тепло, так заботливо и любяще обнимал тогруту, что девушка как-то не совсем правильно восприняла данную ситуацию.

Немного придя в себя после вроде как почти смерти, юная наркоманка, всё ещё пребывающая в состоянии сильного кайфа, не совсем понимая, что происходит, с усилием попыталась приподнять голову и взглянуть, на как-то слишком странно и необычно ведущего себя Скайуокера, но генерал с таким энтузиазмом прижимал свою бывшую ученицу, что это ей так и не удалось. Испытывая приятное наслаждение, эффект, который обычно дарили ей КХ-28 или нубианская травка, Асока уже спустя пару мгновений «обо всём догадалась». Девушка быстро и просто сообразила, что это была очередная её галлюцинация, что так часто вызывали у неё наркотики, её персональный Энакин, который приходил к Тано в те моменты, когда ей было особенно больно от неразделённой любви к настоящему джедаю, её самый родной и близкий человек, которому она могла поведать о своих страданиях, с которым она могла поделиться самым сокровенным, которому она могла рассказать всё. И тогрута перестала морально сопротивляться этому странному, такому необычному и такому приятному проявлению к ней заботы, любви и нежности со стороны Скайуокера, тоже в ответ покрепче прижавшись к нему. Легко потёршись собственной щекой о грудь генерала, как делала это в своих ведениях обычно, девушка, посильнее обняла своего избранника, а потом заговорила, чувственно и проникновенно.

- Энакин… - настолько эмоционально, на сколько только могла, Асока произнесла имя «не настоящего» джедая.

- Ты здесь. Я так рада, что ты пришёл, - едва не плача от собственных чувств, от собственного счастья и тёплого нежного умиления, восторженно и уверенно произносила каждое новое слово тогрута.

- Я уже боялась, что ты оставил меня, бросил навсегда, что ты никогда не придёшь, - в наркотическом полубреду с затуманенным рассудком продолжала и продолжала изливать собственные эмоции Тано.

Девушка была так счастлива, так взволнованна, так растроганна, что уже просто не могла остановить поток собственных проникновенных слов, как не могла и остановить подступившие к глазам и поблескивающие на её пышных ресницах слёзы.

- Мне было так плохо без тебя! – произнеся эту фразу, юная наркоманка не удержалась и расплакалась, солоновато-горькие капли быстро стали сбегать по её милому, прекрасному лицу, - Мне было так больно вдали от тебя! Я даже стала принимать наркотики, чтобы остановить эту нереальную пытку, чтобы только заглушить эту боль. Но они не помогали, ничто не помогало, ничто не могло заменить мне тебя.

Асока на мгновение замолчала, ещё сильнее прижимаясь к Энакину. Её губы внезапно тронула лёгкая счастливая улыбка от осознания приятной для тогруты реальности, и Тано с наслаждением продолжила:

- Но ты здесь, ты пришёл ко мне, ты пришёл ради меня. И теперь всё будет хорошо. Ведь я люблю тебя, Энакин, я знаю, что ты женат, но мне всё равно! Всё всё равно! Лишь бы только ты был рядом! – произнеся столь громко, столь отчаянно и чётко последнюю фразу, Асока с такой силой вжалась в объятья «собственной галлюцинации», с такой силой обвила генерала собственными руками, что будь она чуть покрепче и помощнее, наверняка смогла бы задушить Скайуокера в пылу её страсти и нежности.

Пребывая на седьмом небе от счастья, Энакин продолжал и продолжал обнимать свою любимую ученицу, даже как-то поначалу не замечая, как та реагировала на него, продолжал и продолжал удерживать девушку в своих руках, как-то отстранённо слушая всё то, что она ему говорила до тех пор, пока до мастера, сквозь счастливую эйфорию из-за спасения его бывшего падавана не дошла вся суть, весь смысл, сказанных тогрутой слов.

Скайуокер за долгое время общения с нормальной Асокой и за не такое долгое время общения с Асокой-наркоманкой привык ко всему, он был готов и мог ожидать от Тано чего угодно, но только не… Признания в любви?!

Чего-чего, а уж этого он точно никак не ждал. Слова девушки поразили джедая словно гром среди ясного неба, словно молнии Силы, направленные в него самой мощнейшей атакой самого сильнейшего ситха галактики, болезненными, шокирующими разрядами, насквозь пронзающими сердце и символически пронзающими вместе с ним и душу. От понимания правды, от осознания причины всего того, что привело его глупую маленькую ученицу на край пропасти, от откровенных слов, больно резанувших слух, Скайуокер даже вздрогнул, чувствуя, как по всему его телу пробежался лёгкий холодок, а его зрачки невольно расширились в изумлении. Сам не веря в то, что такое вообще возможно, в то, что такое вообще может быть, Энакин как-то даже перестал чувствовать собственные руки, лежащие поверх изящного тела его бывшего падавана. Он не знал, ни что сказать, ни что сделать. В один момент весь груз вины, вся та тяжесть, что лежала на его плечах до этого, будто умножилась в тысячу раз, буквально прибивая генерала к земле, сжигая до пепла ощущением ужаса и стыда, ощущением ненависти к самому себе за то, что это он, именно он, своим, пусть и косвенным, влиянием, сотворил с его ученицей такое. И если раньше Энакину было просто неимоверно стыдно за то, что он допустил подобное, вовремя не оказавшись рядом, не уделив собственному падавану нужной заботы и внимания, не поддержав её и даже не проявив элементарного интереса к её дальнейшей судьбе, то вот сейчас он ненавидел себя уже за одно то, что он в принципе существовал. За одно то, каким идиотом он был, время от времени позволяя себе такие вот «незначительные» вольности, как его нынешний поступок, в отношении своей ученицы, тем самым дразня и издеваясь над бедной несчастной влюблённой девочкой, всё дальше и дальше толкая ту в пропасть, в бездну лап наркомании. За одно то, что он был настолько глуп и наивен, что даже и мысли подобной не мог допустить, что Асока могла чувствовать к нему нечто большее, чем любовь к учителю, что в самых-самых своих извращённых фантазиях и предположить себе не мог, что между ними с Тано, с этим юным и невинным подростком, почти ребёнком, у него вообще могло по её представлениям что-то быть. Но больше всего Энакин себя ненавидел за то, что он, именно он стал причиной падения и почти гибели такого родного и близкого для себя человека. Это было ужасно, отвратительно, абсолютно не простительно!

От омерзения к самому себе Энакин вдруг ощутил полномерную неловкость от того, что всё ещё держал Асоку в собственных объятьях, по сути нагло и бесцеремонно лапал юную девушку, нет, девочку, что была ему почти никем, словно собственную жену, будто специально пользуясь её чистой, наивной влюблённостью в него. Чувствуя себя полным, абсолютным извращенцем, Скайуокер резко попытался отстраниться от Тано, стыдливо убирая от неё собственные руки, и хотел было что-то сказать, сам не зная что, но хотел. На мгновение он замер, внимательно всматриваясь в её милые, добрые, невинные, «стеклянные» глаза, изъедаемый всепоглощающей виной за то, что именно из-за него, тогрута стала наркоманкой, разрушила и погубила собственную жизнь, а затем и вовсе едва не погибла сегодня. Он даже приоткрыл было рот, чтобы попытаться нечто произнести, возможно извинения или оправдания, которых сейчас, да и вообще в принципе, было крайне мало, для того, чтобы искупить его грехи перед Асокой, но не успел.

Пустым, затуманенными наркотиками взглядом, девушка вдруг посмотрела куда-то сквозь него или за него, и её зрачки ещё больше расширились от ужаса в дополнение к тому, как сильно они были увеличены из-за КХ-28, и Тано заговорила первая. Даже закричала от в одно мгновение поглотившего её страха.

- Энакин, Энакин, обернись! Там Гривус! Он сейчас убьёт тебя! – нервно тыча пальцем куда-то позади Скайуокера, взволнованно взвизгнула вдруг юная наркоманка, так, как будто оба они сейчас находились посреди поля боя, и опасность быть уничтоженными в любую секунду действительно существовала.

Не сразу сообразив, что происходит и явно сомневаясь, что подобное вообще было возможно, генерал немного помедлил, но всё же прислушался к предостережению своей бывшей ученицы и резко уставился в ту сторону, куда так рьяно указывала Асока. Однако там, вместо предполагаемого атакующего Гривуса с мечом в руках, оказалась лишь пустота. Джедай быстро развернулся обратно.

- Асока, там никого нет, - как-то изумлённо-недоумевающе, попытался успокоить своего бывшего падавана он.

Но девушка его уже не слушала. Спешно и нервно перебежав испуганным взглядом в другую сторону комнаты, тогрута опять в ужасе взвизгнула:

- А там, там Дуку! Он применяет Силу! Он душит меня, я не могу дышать! – жадно и прерывисто хватая ртом воздух, дрожащим голосом вымолвила Тано, вновь цепляясь руками за собственную тонкую шею, будто всё это было реально.

От нахлынувшего на неё ужаса и волнения тогрута опять стала задыхаться и, предпринимая отчаянные попытки «освободиться из захвата невидимых, но мощных пальцев врага», вновь плюхнулась спиной на подушки, конвульсивно дёргаясь на этот раз из-за не настоящей нехватки воздуха.

Всё ещё недоумевая, что же на самом деле происходит, Скайуокер быстро скользнул и в другую сторону взглядом, туда, где должен был находиться Дуку, однако и там абсолютно никого не было.

- Асока, тебе показалось, успокойся, здесь никого нет! Тебя никто не душит! – попытался прикрикнуть на девушку генерал, чтобы привести ту в чувства, он даже как-то на мгновение позабыл о том, о чём думал до этого, и чисто рефлекторно ухватил Тано за её нежные плечи, а затем не сильно встряхнул.

Но тогрута не успокаивалась.

- Здесь повсюду дроиды! – продолжала и продолжала в ужасе нести какой-то бред она, - Мечи… Где мои мечи? Дайте мне мои мечи, учитель! Я не могу сражаться с врагами без мечей! Они убьют нас, они убьют меня! – после лёгкой встряски перестав цепляться за собственную шею и вновь став нервно шнырять взглядом по сторонам, Асока в истерике начала махать руками, делая необходимые для защитного применения Силы жесты, которые время от времени то не имели абсолютно никакого эффекта, то наоборот в щепки и дребезги разносили разнообразные предметы, находящиеся в этой небольшой комнатке, предметы, которые не имели никакой особой ценности или которые Асока ещё просто не успела вынести.

Лишь когда Тано заговорила о дроидах и стала бессистемно ломать и крушить всё вокруг, до Энакина наконец-то дошло – у неё были галлюцинации, очень сильные галлюцинации, которые доводили несчастную наркоманку до иступляющего ужаса и почти до безумия. В данный момент она действительно видела всё то, о чём говорила, и реально боялась этого, потому как в своём бреде это было для Асоки словно наяву. Но на самом деле ничего из того, о чём она не успокаиваясь орала не существовало здесь и сейчас. Оба они, бывшие мастер и падаван в данную секунду находились в маленькой, бедной, захудалой квартирке тогруты на нижнем уровне Корусанта, и даже сама вероятность того, что личности, упомянутые Асокой в бреду, могли вообще здесь появиться сводилась к нулю хотя бы тем, что они и не знали, о местоположении Энакина и Асоки и, в общем-то, даже и предположить не могли, что учителя и ученицу в принципе занесёт сюда.

Уже в который раз за сегодняшний день понимая, что нужно было действовать решительно и быстро, генерал ловко перехватил хаотично мотающиеся из стороны в сторону руки собственной ученицы, не давая той разнести всю квартиру, и с силой уложил девушку обратно на кровать, прижимая её тонкие изящные запястья к мягким подушкам. Из-за стены раздались недовольные возгласы соседа, сопровождаемые грубыми ругательствами и сильным стуком кулаков о твёрдую поверхность, вся суть которых заключалась примерно в такой фразе – «Да успокойте же вы наконец эту хаттову наркоманку!», но Энакин их не слышал. Он просто игнорировал эти возмущения, абсолютно поглощённый попытками остановить Асоку, и, уж тем более, не улавливала и не понимала недовольство собственного соседа она сама.

- Мне страшно, Энакин! Спаси меня, защити меня, пожалуйста не оставляй меня одну! – вновь заголосила перепуганная наркоманка, лишённая хоть какой-то возможности противостоять несуществующим врагам, и тело её всё задрожало, словно хрупкий изумрудный листок на холодном осеннем ветру.

Лёжа на собственной кровати, девушка вся сжалась от ужаса, безумными глазами лицизрея её галлюцинации, Асоке сейчас было так плохо, так неуютно, так просто неописуемо жутко, что та вдруг снова нервно рванулась, резко подалась вперёд, пытаясь, словно маленький ребёнок к родителю, прижаться к Скайуокеру, к своей единственной и последней надежде на счастливый исход этой пугающей встречи с врагами. Однако Энакин был сильнее, и Асоке так и не удалось завершить свой манёвр. Опять беспомощно плюхнувшись спиной на мягкие подушки, тогрута умоляюще посмотрела на генерала сияющими, мокрыми от подступающих к ним слёз глазами. И в этом взгляде было столько всего, он был таким проникновенным и трогательным, что даже закалённый войной джедай не смог спокойно и безразлично отреагировать на него.

- Всё в порядке, Асока, я никуда не уйду, я спасу тебя, я защищу тебя, - попытался подыграть ей Энакин, нежно и заботливо давая Тано те обещания, в которых она сейчас как никогда нуждалась, которые она так хотела услышать именно от него, видя, что это хотя и немного, но всё же начинало помогать юной наркоманке справляться с её пугающими галлюцинациями.

Конечно, уговоры и утешения помогли не сразу. Самые разнообразные, причудливые и ужасающие галлюцинации мучали Асоку весь оставшийся вечер и всю оставшуюся ночь. Она орала, дёргалась, вырывалась, вела себя буйно и неадекватно, но к счастью Энакина подобная методика усмирения чрезмерно активной наркоманки со временем всё больше и больше воздействовала на неё. И буквально к самому утру, когда алый рассвет озарял собой небосклон необъятного Корусанта, девушка всё же окончательно выбилась из сил, присмирела, успокоилась и, свернувшись калачиком на измятой разворошенной в приступах бреда кровати, мирно заснула, словно маленькая девочка, крепко прижимая к себе кисть собственного учителя.

Скайуокер не сопротивлялся тому, что Асока сейчас нежно обнимала его руку. Он даже не думал больше о том, как неловко ему было сидеть рядом с ней, так близко, на её кровати, как нехорошо и двусмысленно было позволять ей касаться его кисти столь бережно и любяще. Он так вымотался, успокаивая Тано от её наркотических галлюциногенных истерик почти больше полусуток, что сейчас ему было всё всё равно. Генерал был готов на что угодно, на любые меры, лишь бы перекачанная тогрута наконец-то успокоилась, наконец-то пришла в тихое и мирное состояние и погрузилась в сон, не причиняя больше вреда ни себе, ни кому бы то ни было. И если для этого нужно было позволить ей держать себя за руку, что ж, пусть так.

Признание Асоки, произнесённое под сильнейшим действием КХ-28 сразу после едва не наступившей смерти от передозировки, в запале помутнения рассудка и неконтролируемого бреда, Скайуокер списал на действие наркотиков. Ему было трудно, да и в принципе просто немыслимо поверить, что Тано, такая серьёзная, такая умная и рассудительная девочка, правда могла любить его больше, чем просто учителя. И он не верил, потому, что не хотел верить в такую жестокую реальность. Это было бы слишком… Слишком во всех смыслах. Нет, некоторые сомнения о вероятности подобной причины зависимости тогруты всё ещё продолжали мучать Энакина, но он старался душить их на корню, успокаивая себя тем, что у наркомании Асоки должна была быть некая иная причина, да и вообще дальше Асока видела Дуку, Гривуса, дроидов, истерила и несла полнейший бред. Так почему её признание генералу не могло быть таким же полным бредом, вызванным КХ-28? В конце концов, что вообще могло быть у Скайуокера с Асокой? Он был намного старше её, он был женат на Падме и счастлив в браке, он никогда вообще не задумывался о Тано, как о женщине… Да и каким бы извращенцем он был, если бы вообще всерьёз задумывался таким образом о совсем юной девочке-подростке? К тому же признать слова его ученицы реальностью, было тем же самым, что и подтвердить страшный, немыслимый факт о том, что именно он, именно Энакин, сам толкнул своего же бывшего падавана в эту бездонную пропасть, в эту мерзкую бездну наркомании, сломал её жизнь и едва не убил столь близкое для него существо собственными руками, пусть и косвенно, но всего ужаса ситуации это не меняло. А Скайуокер не мог, не мог принять такую реальность и спокойно смириться с ней! Так почему же все эти странные мысли о правдоподобности признания Тано всё продолжали и продолжали лезть в его голову?

В очередной раз окинув мирно спящую Асоку вопросительным взглядом вроде: «А правду ли ты сказала мне сегодня, мой юный падаван?», генерал как-то стыдливо и смущённо отвёл от неё глаза, почему-то где-то подсознательно на секунду ощутив, что это действительно было так. Стараясь не смотреть больше на Тано, нежно сжимающую в своих тёплых объятьях его руку, стараясь не думать обо всём этом в миллионный раз, джедай невольно взглянул на небольшие часы, стоявшие на прикроватной тумбочке, и с ужасом понял, что подвёл за последние несколько дней не одну Асоку.

Увидев на электронном циферблате светящиеся символы, Энакин с содроганием осознал, что, пожалуй, впервые за всю их с Падме совместную жизнь, он без явной на то причины не пришёл домой ночевать и при этом даже не предупредил безгранично любимую жену о возможности своего отсутствия. Так горько и необратимо ошибиться он не позволял себе ещё никогда. В ужасе думая, как больно он сделал собственной супруге, как расстроена и обижена будет на него за подобный проступок Падме, Скайуокер быстро и, по возможности аккуратно, вытащил свою руку из хрупких кистей Асоки. А затем поспешил домой. Там его ещё ждал весьма и весьма неприятный разговор. Но что было хуже, генерал понимал, что должен был, просто обязан был расстроить собственную жену ещё сильнее. После того, что случилось сегодня, после того, как Тано едва не убила себя собственными же руками, ей требовался постоянный контроль, её больше нельзя было оставлять одну ни на секунду. Иначе в следующий раз безбашенная и легкомысленная тогрута-наркоманка имела возможность довести начатое до конца, и джедай мог просто не успеть или не смочь спасти её. А терять свою бывшую ученицу Энакин больше всего на свете не хотел. Да он не любил её как женщину, но это не значит, что он не любил её вообще, так же сильно, как близкого родственника, как мать, как Оби-Вана. И вообще, то, что генерал не верил, или не до конца верил в слова Асоки про её чувства к нему, ничуть не снимало со Скайуокера непомерный, удесятерившийся, если не увеличившийся в сто или тысячу раз за сегодня груз вины. И от этого джедай ещё больше жаждал остановить Тано, спасти её, чувствовал перед ней свою непомерную ответственность, свой долг, и понимал, что теми методами, что он действовал раньше, Энакин явно не справлялся. А значит просто навещать Асоку временами и капать ей на мозги о вреде наркомании было недостаточно, здесь требовались более радикальные меры!

========== Глава 4. Чтобы её спасти, Часть 3 ==========

Возвращаясь домой, Энакин всё ещё был поглощён собственными мыслями о предстоящем тяжёлом разговоре с Падме, о признании Асоки и, что самое важное, о причине её наркомании. Раньше у Скайуокера почему-то не было ни времени, ни даже мысли такой задуматься о том, почему его смышлёная ученица всё же ступила на столь скользкую дорожку, пустила под откос свою, казалось бы, вполне нормальную жизнь, но вот теперь, после её проникновенных слов, произнесённых под кайфом, какое-то объяснение всему этому всё же хотелось найти. Другое объяснение, совсем не то, что так и не покидало мысли генерала.

Нет, какими бы правдоподобными ни казались слова Тано, Энакин просто не мог и не хотел поверить в них, не желал смиряться с ними, ища и ища самые крохотные, самые последние крупицы и соломинки других причин, за которые можно было ухватиться.

Асока просто слишком многое пережила, её обвинили в измене, посадили в тюрьму, публично судили и чуть не казнили, наконец-то почти выгнали из ордена – после такого кто угодно мог сломаться. И это уже не говоря о том, что её предали самые близкие для неё люди: друзья, товарищи, учителя… Тут не только можно было скатиться до наркотиков, тут можно было и до самоубийства дойти, будь пострадавший так же добр, наивен и чувствителен как юная тогрута. Бежать от подобного количества разом свалившихся серьёзных проблем на хрупкие подростковые плечи совсем молодой девочки, казалось Энакину вполне нормальным поступком с её стороны. Генерал не был уверен, что сам бы не повёл себя так же не будь в момент смерти его матери рядом с ним его близких людей: надоедливого и занудного, но всё же доброго и понимающего учителя - Оби-Вана и, конечно же, его безгранично любимой Падме.

После суда над ней Тано наверняка чувствовала себя такой же потерянной и разбитой, как и он тогда, когда умерла Шми. А ведь у Асоки, в отличие от Энакина, не осталось в тот момент ни одного родного и близкого ей человека, никого преданного девушке настолько, что мог бы выслушать её, помочь, понять и поддержать. Всё же, как ни крути, а Скайуокер был виноват в наркомании своей бывшей ученицы. Он опять не проявил к близкому для него человеку должного внимания вовремя, опять совершил ту же непростительную ошибку, что и со своей матерью, и опять за это страдали и расплачивались те, кого он любил. Пожалуй, эта причина была более логичной, нежели нереальная вдвойне запретная любовь Асоки к нему. Но от этого было не легче, и от этого он был не менее виноват перед ней. Или всё же менее? Наверное, таки, да. Так ситуация выглядела и логичнее, и правдоподобнее, и не такой ужасающей. Так какого хатта Энакин всё никак не мог выкинуть из собственной головы признание Асоки? Какого хатта он чувствовал свою вину от того, что предполагаемая безответная любовь существовала? И почему из-за этого Энакину было ещё тяжелее сделать то, что он собирался, ещё труднее предпринять, казалось бы, правильные меры по спасению Асоки, которые, так или иначе, должны были разочаровать Падме. А ведь Скайуокер был и так перед ней виноват.

То, что генерал причинил неимоверную боль своей любимой жене собственным поступком, он и так знал, но то насколько сильна была эта боль джедай понял только когда вошёл в квартиру и увидел Амидалу. Впервые за их совместную жизнь он увидел Амидалу плачущей, плачущей по его вине, и это было просто непростительно.

Женщина молча сидела на одном из огромных роскошных диванов гостиной и, нервно вертя коммуникатор в её нежных руках, позволяла крупным солоновато-горьким слезам скользить по шелковистым щекам её необычайно красивого лица, срываться с изящного подбородка и почти беззвучно падать на пол.

Завидев Падме ещё издалека, Энакин ощутил ставшие для него такими привычными за последние дни чувства вины, стыда и ненависти к самому себе. Вроде бы Скайуокер отчаянно старался как-то исправить сложившуюся ситуацию, помочь, позаботиться, быть рядом с теми, кого он любил, но отчего-то всё получалось с точностью да наоборот. Энакин лишь причинял и Асоке, и Падме ещё больше боли, и ещё сильнее разочаровывал их, заставляя страдать и плакать. Ему хотелось, чтобы всё было не так, ему хотелось не быть виноватым в их мучениях… Наверное, от того, слегка приблизившись к Амидале, Скайуокер и задал крайне глупый и наивный вопрос, подразумевавший под собой маленькую, самую крохотную надежду, что его любимая плакала не из-за него.

- Падме, что случилось?

Знакомый голос мужа в один момент заставил Амидалу легко вздрогнуть и, немного успокоившись, аккуратно утереть слёзы. Очевидно поняв, что её страхи и тревоги были напрасны, по крайней мере некоторые из них, женщина резко поднялась с дивана и почти моментально подплыла к Энакину. Всё ещё продолжая дрожать от переполнявшего её волнения, Падме даже не задумываясь, крепко обняла мужа так, будто уже и не надеялась увидеть его сегодня, да и вообще. Ещё какое-то время, пара незначительных, но таких приятных мгновений, Амидала простояла вот так, обвивая генерала собственными руками, нежно прижимаясь к нему заплаканной щекой и всем своим хрупким телом прежде, чем, резко отстранившись от джедая, влепила ему смачную пощёчину, строго взглянув на собственного мужа.

- Я уже думала, что ты умер. Все больницы обзвонила, все морги. А ты просто шлялся неизвестно где всю ночь. Сказал, что поедешь на пару часов домой к Асоке, а сам явился только под утро неизвестно в каком виде, - быстро, но чётко заговорила женщина, в глазах которой сейчас читалось столько негативных эмоций: злость, боль, разочарование, обида, одновременно переплетающаяся с некой почти незримой долей радости от того, что Энакин-таки был жив-здоров и невредим, и в то же время навивающей на Амидалу ещё пущее угнетение от его неблаговидной выходки.

Вполне понимая и резкий поступок, и нынешнее состояние собственной жены, Скайуокер не стал особо ярко реагировать на пощёчину, в конце концов, он её заслужил, однако, не желая, чтобы женщина подумала самое худшее из того, что она только могла предположить, всё же попытался сразу оправдаться.

- Падме я… - начал было говорить генерал, но закончить это предложение ему так и не было позволено.

- Нет, Энакин, я не хочу слушать твои оправдания, - ещё сильнее отодвинувшись от него, отрезала сенатор, ей действительно не хотелось выслушивать всё то, что мог сказать Энакин, это было и больно, и унизительно, и не достойно женщины её положения.

И если уж муж изменил ей, то знать подробности она не хотела. Это было ни к чему, важным являлся лишь сам факт, а не его детали, и оправдания. К тому же, безгранично любя Скайуокера, больше чем всех своих прежних поклонников, Падме крайне боялась, что услышав какие-то смягчающие ситуацию слова, она могла просто взять и простить его, закрыть глаза на всё, что было, а потом ещё долгие-долгие годы рядом с ним мучатся и истязать себя тем, что сама же позволила так унизить её. Нет, вот этого Амидала явно не желала, хотя её романтичное, доброе и мягкое женское сердце так и взывало к тому, чтобы подарить провинившемуся мужу ещё один шанс.

Видя, что Падме реагирует на него даже более жёстко, чем он того ожидал, Энакин вновь предпринял очередную попытку оправдаться или успеть сказать хотя бы слово, прежде, чем жена окончательно обидится на него за то, чего на самом деле не было. Да, Асока признавалась генералу в любви, но он-то ей ничем подобным не отвечал, да и вообще всё это было наркотическим бредом, уже не говоря о том, что и ночь вне дома он провёл только исключительно потому, что от этого завесила жизнь его бывшей ученицы.

- Но, Падме… - как-то виновато попытался возразить он, спешно протянув руку в сторону любимой, чтобы ухватить ту за одно из предплечий, будто это смогло бы сделать слова джедая более убедительными в её глазах.

Быстро уловив этот жест, Амидала ещё сильнее и резче отдёрнулась от Энакина, словно его прикосновения и вовсе были противны ей в данный момент, а затем, полностью придя в свой традиционный непоколебимый вид, ещё раз громко и властно произнесла:

- Я сказала, нет!

Гневно выпалив эту фразу, женщина явно сочла, что на сиим разговор был окончен. Ей больше нечего было сказать Энакину, а его выслушивать она не собиралась. Не хватало ещё жалеть «бедного» загулявшего на всю ночь Скайуокера и сопереживать ему. И уж тем более не хватало ещё простить его за подобные выкрутасы, вот так сразу. Посему, дерзко бросив собственному мужу последнюю фразу и, не дав тому хотя бы начать свои длинные тирады, вроде: «Я не виноват, дорогая, я люблю только тебя…», сенатор резко развернулась и попыталась уйти из гостиной, как можно скорее.

Потерпев очередную неудачу в стараниях донести до любимой всё то, что ему пришлось сегодня пережить из-за Асоки, вкупе с невероятной усталостью, свалившийся на него тяжёлым раздражающим грузом только сейчас, Энакин разозлился, действительно разозлился. В конце концов, да, он был виноват перед Падме, что не пришёл ночевать, но повода ревновать его Скайуокер никогда в жизни ей не давал. Это Амидала рассказывала ему про каких-то своих прошлых ухажёров - художников, крутила непонятные «дружеские» отношения с печально закончившим по её же вине жизнь Кловисом, кокетничала с Бейлом и другими сенаторами, вела себя крайне вольно для человека, состоящего в браке, но только не он. Энакин всегда любил одну лишь Падме, был предан лишь ей одной, возводил в идеал лишь её одну, и то, что жена смела ставить под сомнения его непомерные, превосходящие по масштабу всю вселенную чувства, действительно дико раздражало генерала. Уже не говоря о том, что он, правда лишь пытался спасти Асоку, и перед женой совесть джедая была абсолютно чиста.

- Да выслушай же ты меня наконец! – не выдержав этой идущей совсем не в том направлении семейной сцены, Энакин резко ухватил собственную жену за её хрупкие предплечья и с силой грубо, притянул обратно к себе, заставляя наконец-то взглянуть ему в глаза, дать ему возможность высказаться.

Абсолютно не ожидавшая подобного поступка от Скайуокера Амидала на секунду даже впала в некий ступор, как-то невольно позволив тому вернуть её на прежнее место - Энакин ещё никогда не был с ней так жёсток и груб. Однако уже через секунду, сенатор быстро пришла в себя.

- Отпусти меня, мне больно, - всеми силами стараясь вырваться из крепкого захвата мужа, нагло и дерзко, в то же время слегка напугано, прошипела она.

Но на этот раз слова женщины остались не услышанными, и ей пришлось более громко и чётко, почти в приказном тоне, повторить их.

- Ты слышишь, отпусти! – буквально выкрикнула Амидала, однако и новая её попытка освободиться не произвела никакого эффекта на генерала.

Глядя в кофейные глаза собственной жены, полный решимости высказать ей наконец-то всё то, что должен был донести до неё ещё с самого порога, Энакин тяжело вздохнул, стараясь подавить в себе вспыхнувшие, словно пламя, язычки раздражения и, не отпуская Падме, наконец-то, заговорил о том, о чём следовало:

- Я не шлялся где попало всю ночь. Я спасал Асоку. Она едва не умерла, перекачавшись наркотиками. Сначала её чуть не ограбили и не изнасиловали какие-то грязные бомжи возле какой-то помойки на нижнем уровне Корусанта, где в абсолютно бессознательном состоянии едва живой я её нашёл. Затем я приволок Асоку домой и попытался привести в себя. Но из-за передозировки у неё остановилось дыхание, она чуть не умерла у меня на руках, и я едва сумел спасти её при помощи Силы. Затем, когда она очнулась, у неё начались страшные галлюцинации, такие, что Асока кидалась на всё и вся, словно бешенная, орала, вся тряслась, звала на помощь. Мне едва удалось утихомирить её прежде, чем она смогла бы навредить кому бы то ни было или самой себе, а соседи вызвали бы полицию или санитаров. Прости, Падме, я виноват, я должен был позвонить, но у меня просто не было на это ни секунды. Отвлекись я от Асоки хоть на одно мгновение, и сейчас мы с тобой обсуждали бы не моё опоздание, а её похороны.

С каждым новым словом голос Энакина становился всё более взволнованным и проникновенным, а злость Амидалы утихала, сенатор полностью эмоционально перестраивалась от услышанного, постепенно сменяя гнев на мужа, ужасом от переживаний за его бывшую ученицу.

Договорив свою длинную и пламенную, оправдательную речь до конца, Скайуокер наконец-то отпустил собственную возлюбленную, сочтя, что он сделал и сказал всё, что должен был, чтобы Падме поверила в его слова. А то, как отреагирует на них жена, уже было на её совести. Конечно, Энакин хотел, просто страстно желал, чтобы Амидала поняла и простила его, но, в конце концов, заставить её это сделать он не мог, да и не имел никакого морального права. Будь ситуация немного другой, джедай, наверняка, настоял бы на своём, но сейчас он отчасти понимал, что чувствовала Падме в тот день, когда он орал на неё, чтобы она не смела даже и близко подходить к Кловису. По сути, Амидала, скорее всего, тогда тоже была ни в чём не виновата, также, как он сейчас. А ведь Энакин не поверил ей в тот день и хорошенько начистил репу этому Кловису чуть позже. Нет, о драке с Рашем он не жалел, а вот то, что Скайуокер посмел плохо подумать о собственной безупречной жене, как-то ещё сильнее кольнуло его итак не безупречную душу, тонкой, но острой иглой вины. Теперь генерал понимал, каково было ни в чём неповинной Падме в подобной ситуации, оттого и сдерживал как мог свой вспыльчивый и дерзкий характер сейчас, стараясь вести себя, как можно спокойнее.

Похоже, откровенные речи о жутких «приключениях» Асоки всё же произвели нужный эффект, так как явно шокированная Амидала, больше не пыталась дерзить или сбегать от собственного мужа, даже более того… Казалось, услышав про передозировку, бомжей, остановку дыхания и буйные галлюцинации своей бывшей подруги, Падме и вовсе боялась пошелохнуться ещё несколько мгновений, как будто какое-то её лишнее движение могло на что-то кардинально повлиять.

С каждой секундой всё сильнее и сильнее осознавая шокирующую реальность, женщина в ужасе прикрыла губы рукой и виновато воскликнула:

- Какой кошмар! Энакин, прости… - сенатор как-то неуверенно убрала кисть ото рта, не зная куда и спрятать собственные наполнившиеся стыдом, расширившиеся от изумления глаза, но в то же время попыталась повести себя и правильно, и достойно.

Естественно обо всех смертельных обидах, обо всех глупых и ревностных обвинениях тут же было забыто.

- Я даже не знаю, что и сказать, - делая вид, как будто её полу истеричных, резких выпадов в сторону «загулявшего» мужа и вовсе не было, тихо и мягко, добавила сенатор, быстро и ловко меняя тему от неудобной ситуации недопонимания между супругами, на более актуальную и важную тему, - Бедная Асока. Надеюсь, хотя бы сейчас с ней всё в порядке?

Поняв, что Падме, на редкость умная и чуткая женщина, наконец-то «услышала» правду и всё приняла так, как и следовало, Энакин в душе даже обрадовался.

- Слава Силе, да, - с облегчением вздохнув и даже на мгновение позабыв о том, что их обоих ещё ждала вторая часть этого разговора, утвердительно ответил генерал.

Окончательно убедившись, что близкая ей подруга, за которую с момента первого шокирующего диалога о наркомании тогруты, Падме переживала не меньше, чем её муж, Амидала немного успокоилась и тут же решила переключиться на волнения за него самого. Что-что, а заботы у неё было не отнять. Играла ли Падме или правда была в семейном кругу мягкой и нежной женой – неизвестно, однако в такие моменты, когда Скайуокеру требовалась её помощь и поддержка, сенатор умело справлялась с поставленной перед ней задачей.

- Ты, наверное, устал, - ласково, любяще и тепло предположила Падме, легко коснувшись щеки Энакина, своими приятными на ощупь пальцами, - Давай я отведу тебя в спальню, сделаю расслабляющий массаж и прикажу слугам что-нибудь приготовить, - игриво предложила она, стараясь едва заметно увлечь вымотанного мужа за собой, ненавязчиво взяв его той же кистью за руку.

Предложение Амидалы было таким восхитительным, таким заманчивым, именно ласки и заботы со стороны любимой жены Энакину и не хватало после всего того, что ему довелось пережить сегодня. Хороший ужин или уже завтрак, расслабляющий массаж, крепкий сон в объятьях дорогой Падме – было именно то, что просто требовалось генералу после стольких и моральных и физических стрессов. На какое-то мгновение Энакин даже слегка подался вперёд, вслед за собственной женой, но важные и тяжёлые мысли об Асоке тут же отрезвили его разум.

Резко остановившись, Скайуокер так и не позволил ни себе, ни сенатору сдвинуться с места дальше пары сантиметров. И, вновь, на этот раз плавно и мягко, притянув женщину за руку поближе, с огромным сожалением отказался:

- Нет, Падме, не нужно, - виновато взглянув в полные удивления и непонимания глаза Амидалы, генерал тяжело вздохнул, набираясь сил перед тем, что он должен был сказать любимой дальше, - Я пришёл не на долго, - в этом месте джедай запнулся, хаотично обдумывая какие бы слова подобрать, чтобы для его жены всё прозвучало именно так, как и следовало, но не найдя неких особо смягчающих ситуацию терминов, просто решился заговорить как есть. В конце концов, Энакин никогда не был трусом.

- Понимаешь, - ещё более виновато, чем в начале данного разговора, продолжил он, аккуратно вынув собственную кисть из пальцев Амидалы и пытаясь, как можно мягче и доходчивее разъяснить любимой ситуацию, - После всего того, что произошло сегодня, я осознал, что Асоку просто вообще нельзя оставлять одну. И чтобы избавить её от зависимости, при этом чтобы подобное больше никогда повторилось, Асоке нужен постоянный контроль, - Энакин опять замолчал, давая Падме время уловить весь смыл сказанных им до этого слов, проникнуться и понять, а затем чётко и резко, огласил итог того, к чему он так аккуратно пытался подвести жену парой секунд ранее, - В общем, я на какое-то время переезжаю к ней и пришёл домой только чтобы поговорить с тобой, и собрать вещи.

Очередная дерзкая выходка Энакина, на этот раз в виде крайне шокирующего абсолютно неожиданного заявления, словно молнией поразила Амидалу, казалось, ту даже всю передёрнуло, когда Скайуокер сказал жене подобное. Его слова были такими внезапными, вся их суть, весь их смысл, что женщина не сразу поверила собственным ушам и поначалу даже как-то глупо переспросила:

- Что? – опять изумлённо приоткрыв рот.

На несколько минут в гостиной вновь воцарилась тишина, тяжёлая, давящая на нервы, напряжённая тишина, прежде чем до Падме наконец-то дошёл весь смысл сказанного мужем, опять неся за собой прежние непомерные болезненные ощущения негодования, злобы, обиды и ревности, опять возвращая сенатора в состояние оскорблённой, готовой рвать и метать, хищницы. И если в первый раз женщину ещё как-то могли сдержать и сдерживали какие-то рамки приличия, привычные для неё в политических кругах нормы поведения, то вот теперь эмоции полностью возобладали над Падме. И та сорвалась, действительно сорвалась, высказывая её не слишком-то смышлёному, наглому муженьку всё, что она об этом думала.

- Ты собираешься съехать от собственной жены, чтобы бесстыдно жить в одной маленькой захудалой квартирке с юной девочкой-подростком? – обиженно и оскорблённо уточнила, а вернее даже обвинила генерала в извращенстве Амидала, будто не понимая ни истинных причин, ни подлинной необходимости такого поступка Скайуокера.

Для неё сейчас не существовало ничего, никаких оправданий и объяснений, даже никакой логики, ревность настолько ослепила женщину, что та упускала из внимания и прежде значимые для подобного рода предполагаемой реальности препятствия. Падме за сегодня столько пережила, столько всего разного перечувствовала из-за таких вот внезапных «сюрпризов» от собственного избранника, что она уже не брала в расчёт ни то, что Энакин на самом деле любил только её одну, ни то, что Асока всегда была просто ученицей для Скайуокера, ни их значительную разницу в возрасте, ни принадлежность её мужа к ордену джедаев, ни то, что по сути Тано всё ещё являлась её подругой и никогда бы, и ни за что не совершила подобного предательства по отношении к Амидале. Пожалуй, впервые, вместо маленькой невинной девочки Падме увидела в Асоке, да-да, именно в Асоке, некий вполне конкурентоспособный вариант соперницы, причём более молодой и привлекательной нежели она сама, и женщину это невероятно злило. Уже не говоря о том, что помимо всего прочего, её тайный муженёк теперь постоянно изъявлял желание находиться рядом с, в принципе, вполне соблазнительной тогрутой в ущерб общению с женой, пусть и прикрываясь благородными целями и намерениями, но всё же. И если раньше Амидала спокойно мирилась с подобными поступками Энакина, не ощущая никакой угрозы для себя, то вот теперь, в свете последних провинностей джедая перед ней, его заявление перешло все границы, да и все допустимыенормы приличия для человека, состоящего в браке вообще. Особенно «хорошо» сия новость выглядела после того, как Энакин провёл ночь вне дома, даже не сообщив жене, где он был на самом деле. Именно от того и потому Падме, вопреки всему своему высшему воспитанию, высказала собственные пошлые доводы вслух. Амидала даже не нашлась, что ещё можно было добавить по этому поводу, потому, обвинив генерала в извращенстве, как-то просто молча замерла, шокировано уставившись на мужа.

Да, Энакин ожидал негативной реакции от жены на своё решение, но то, что она будет именно такой, как-то совсем не учёл. Особенно неудобно ему стало, когда при словах Амидалы о сожительстве с девочкой-подростком, в голове Скайуокера как-то сами-собой ожили воспоминания о признании Асоки. И генерал тут же поспешил возразить и собственной жене, и собственным мыслям.

- Нет, Падме, это не то, что ты подумала. За Асокой нужно постоянно следить, - джедай отчаянно попытался взять за руки свою возлюбленную, искренне взглянуть ей в глаза, заставить ту, если не словами, то поступками, вновь поверить ему.

Но на этот раз сенатор была непреклонна. Резко вырвав собственные кисти из его пальцев, Падме громко прикрикнула на мужа:

- С меня хватит! Я не собираюсь больше слушать этот бред! – со злобой и отвращением к тому, что говорил ей генерал, впрочем, в данный момент, наверняка, с подобными чувствами и к нему самому, Амидала хорошенько замахнулась и влепила Скайуокеру на этот раз такую смачную пощёчину, что на его лице даже остался яркий, багряный отпечаток её ладони.

Выместив всю свою обиду, весь свой гнев, всю свою ярость на несчастной щеке джедая, Падме почувствовала некую долю облегчения и даже вновь попыталась взять себя в руки, и хотя это ей почти удалось, дальнейшие слова женщины прозвучали чуть более сдержанно, но по-прежнему в том же тоне:

- Делай, что хочешь, Энакин! А я ухожу в сенат!

Договорив последнюю фразу до конца, Амидала резко развернулась, демонстративно ударив подолом длинной пышной юбки её роскошного платья по сапогам Скайуокера, и подняв с дивана собственную сумочку, гордо, походкой царицы направилась прочь.

- Но Падме… - бесполезно вытянув руку в след собственной удающейся жене, предпринял последнюю самую-самую отчаянную попытку убедить её в чём-то Энакин.

Однако женщина его уже и не слышала, и больше не хотела слушать, скрываясь за дверями квартиры.

Разговор с Амидалой прошёл совсем не так, как Скайуокер того ожидал. В принципе, а чего вообще он хотел от собственной жены, заявляя ей подобное? Одобрения, понимания? А сам бы он понял, если бы Падме вдруг решила переехать к болеющему Кловису или Органе, пусть даже на время? Наверняка, нет. Но от этого, очередная грандиозная неудача злила Энакина ничуть не меньше. Тем более, что здесь была совсем другая ситуация. Асока являлась для него лишь ученицей, почти как сестрой, и ей, правда, требовалась помощь, быстрая и радикальная. И от того, что Падме этого не видела, не понимала и не хотела принять, генерал приходил просто в полнейшую ярость.

Крепко сжав пальцы на руке, бесцельно вытянутой вперёд, в направлении куда ушла Амидала, джедай резко взмахнул ей, расправляя кисть и позволяя остаткам Силы, что всё ещё сохранились у него после того, как он почти всю её влил в тело умирающей Асоки, крушить и ломать предметы на собственном пути. Увы, к огромному разочарованию Энакина, на лечение Тано он потратил столько энергии, что его попытка попортить дорогую безупречную мебель собственной квартиры почти не увенчалась успехом, лишь легко столкнув со столика на пол какую-то вазу с цветами, но не двинув с места ни его сам, ни, тем более, огроменный диван.

Новая неудача, постигшая джедая сегодня, заставила того прийти в ещё большую ярость, и со всей силы пнуть ногой первое, что попалось ему на пути. А именно всё тот же роскошный широченный диван, от этого действия значительно сдвинувшийся назад.

Ножки предмета мебели противно заскрипели по полу, заставив C-3PO и R2-D2, только что «вошедших» в комнату лишь сейчас обратить внимание на разгневанного хозяина.

- Ой, кажется, мы не вовремя, - механическим голосом нелепо констатировал факт золотой дроид.

- Бип-бип, бип-бип… - тут же отозвался на непонятном почти никому «языке» его товарищ.

- Что? Да, ты прав, нам лучше спрятаться, - видя состояние Энакина, безоговорочно согласился C-3PO с R2-D2, с интересом наблюдая за тем, куда едет маленький бело-голубой робот, который, кстати, тут же оказался позади него.

- Нет, не за меня же, - настолько раздражённо, на сколько это вообще мог дроид, укоризненно попытался отчитать товарища C-3PO, боясь, что весь гнев «создателя» сейчас обрушится на него одного, ну или, по крайней мере, ему достанется большая его часть.

Золотой дроид хотел сказать своему «смышлёному» другу что-то ещё по этому поводу, но не успел, так как тот, в спешке так разогнался, что не смог вовремя затормозить, прячась за C-3PO, от чего R2-D2, тут же сбил его с ног.

- Ай… - громко вскрикнул золотой робот, как-то неуклюже плюхнувшись назад на бело-синего с ещё большим лязгом опрокинув на пол и того, при этом понимая, что за сию нелепую потасовку им теперь точно влетит.

Но дроидам повезло, вместо того, чтобы демонстрировать свою физическую силу, для которой много ума не надо было, на них Энакин лишь зло взглянул на обоих роботов. Им и стоило бы преподать хороший урок, чтобы дурью не занимались, попадаясь на глаза в самые не подходящие моменты, да чем эти двое были перед ним виноваты? Скайуокер по сути сам был причиной абсолютно всего того, что с ним сегодня произошло, да и дроидов практически ни за что наказывать было жалко, ведь генерал являлся одним из тех немногих людей, кто относился к роботам словно к живым, с жалостью и пониманием. Поэтому, и лишь только поэтому, Скайуокер тяжело и глубоко вздохнул, пытаясь хоть немного успокоиться, усмирить гнев и раздражение. А затем, безразлично махнув рукой, пошёл собирать свои вещи.

Уже совсем скоро, взяв с собой не такую уж и большую сумку самых необходимых вещей и предметов, Энакин снова вернулся домой к Асоке. Бросив свой немногочисленный багаж на пол, рядом с драным чёрным диваном, Скайуокер быстро проверил на месте ли была его юркая бывшая ученица. К счастью та всё ещё мирно и крепко спала - хоть в чём-то генералу сегодня повезло. Убедившись, что Тано за время его отсутствия так никуда и не делась, джедай несколько раз перепроверил, чтобы все ставни и входные двери были прочно закрыты, и лишь потом полностью обессиленно плюхнулся на мягкий драный чёрный диван. В конце концов, да, он собирался жить с Асокой в одной квартире, но не спать же с ней в одной постели, как это предположила сегодня Падме. Других комнат, кроме «покоев» юной тогруты в её жилище не имелось, а значит ютится Энакину ещё неопределённый срок придётся в гостиной. Впрочем, Скайуокер настолько устал, что сейчас его это всё мало волновало. Он был готов спать хоть в подъезде, хоть на полу, лишь бы просто отдохнуть – моральные, физические, даже Силовые «стрессы» последних суток настолько сказались на нём, что несчастный джедай провалился в глубокий сон, лишь только успел закрыть глаза.

Энакин так устал, что не видел абсолютно никаких образов во время отдыха. Оно было и к лучшему, не до лишних посторонних эмоций сейчас было Скайуокеру. Впрочем, и этот совершенно пустой сон продлился не долго. Хотя генерал достаточно длительное время игнорировал противный, пищащий звон коммуникатора, где-то среди его вещей, в конце концов это стало невозможно. И джедаю всё же пришлось подняться с почему-то показавшегося ему из-за усталости такого мягкого и уютного дивана. Наспех отключив звук у противной, звенящей каждых пять секунд штуковины, чтобы та, хотя бы Асоку не разбудила раньше времени, Энакин встал со своего «царского ложа» и потащился на кухню, чтобы приготовить любимой ученице питательный и полезный завтрак перед очередным серьёзным разговором о наркотиках.

Занимаясь «кулинарным искусством» на крохотной, сколько её ни чисти, грязной кухоньке, Скайуокер невольно задумался, что бы он делал сейчас не родись рабом на Татуине. Наверняка помирал бы с голоду или неумело заваривал какую-то пищу быстрого приготовления - не пострадавшую же Асоку было заставлять обслуживать их обоих, раз уж он-таки додумался перебраться к ней домой. Почему-то на мгновение генерала посетила любопытная мысль, а что бы делала Падме, ведь она, чуть ли не от рождения являясь особой знатной и, наверняка, не умела готовить. Джедай отчего-то никогда этого не проверял, привычно полагаясь на дроидов и слуг. Да и задумываться о подобном времени не было, но вот почему-то сейчас, ему очень захотелось, чтобы однажды жена сама приготовила для него какое-то блюдо. Хотя, в свете последних событий, Падме могла лишь вывернуть это самое блюдо ему на голову за все его проступки, отчего джедай решил больше об этом не думать, слишком тяжело и болезненно ему давались воспоминания о почти первой, серьёзной ссоре с собственной женой. Решив сменить ход своих мыслей, Энакин тут же задался вопросом, а умела ли готовить Асока? Хотя какой-то странной казалась ему и мысль, чтобы его кормила бывшая ученица. Нет, уж лучше он со всем будет справляться сам. Так было и практичнее, и надёжнее.

Неизвестно сколько часов прошло с того времени, как Асока заснула, нежно обнимая руку воображаемого или нет Энакина, но девушка наконец-то «пришла в сознание». Проснувшись, первым делом, юная тогрута спешно и самопроизвольно сжала собственные исхудавшие хрупкие кисти в поисках руки собственного мастера, но ладони лишь сомкнулись друг с другом, преодолев пустоту. И только тогда, Тано действительно задумалась, зачем она вообще это сделала. Юная наркоманка не помнила абсолютно ничего из произошедшего вчера, зато, похоже, отчётливо «помнило» её тело, которое просто изнывало от сильной мучительной боли почти всё полностью.

Аккуратно подняв веки, что, казалось, весили целую тонну, Асока медленно и осторожно уселась на кровати, привыкая ко всему тому кошмару, что она сейчас испытывала. Её голова раскалывалась, просто разламывалась на части, как будто по ней только что шарахнули чем-то тяжёлым. Горло и лёгкие пронизывала адская, режущая боль, от каждого нового вдоха и выдоха становящаяся то сильнее, то слабее. Грудь и шею немного жгло от царапин, оставленных Асокой вчера в попытках предотвратить собственную смерть от удушья. Глаза крайне мутно видели окружающую её вокруг обстановку, а маленькое, хрупкое тело тогруты, так и ломало, выворачивая каждую мышцу в неприятных резких конвульсиях. Ко всему тому же, девушку трясло, сильно трясло. И очень-очень хотелось пить. Хотя для Асоки подобное состояние было не впервой. Конечно, не такие сильные, но так называемые «отходняки», стали вполне привычным явлением для Тано после наиболее значимых «развлечений и экспериментов» с наркотиками. Отчего девушку сейчас больше волновало не её общее состояние, а, пожалуй, то, где она находилась в данный момент.

Последнее, что крайне смутно помнила Асока был её разговор с Розовой о наркотиках и ордене джедаев возле некой помойки в грязном переулке нижнего уровня Корусанта, а дальше, дальше тьма и пустота. Ещё какими-то урывками она видела странные, пугающие моменты удушья, что списывала то ли на галлюцинации, то ли на собственные кошмары, но больше ничего. Тано не знала, ни что было потом, ни куда делась накачанная твиллечка, ни как она очутилась в этом месте, но, повнимательнее присмотревшись, с радостью узнала собственный дом.

Разглядев-таки мутным взглядом её спальню, Асока с облегчением вздохнула, лишь сейчас заприметив на прикроватной тумбочке кем-то заботливо оставленный ей стакан воды. Быстро схватив его обеими руками, тогрута жадно выпила содержимое склянки и, немного отдышавшись, прислушалась. Судя по всему, в квартире был кто-то ещё. Решив, что это, наверняка, Розовая, Асока небрежно бросила пустой стакан на собственную кровать и во «всей своей красе», наконец-то, соизволила показаться в гостиной.

Ещё с порога заприметив всю оборванную, грязную и перепачканную собственной кровью Асоку, явно страдающую от последствий вчерашних «приключений», Энакин на секунду оторвался от «сервировки» стола и, поставив блюда с поздним завтраком на него, взволнованно, заботливо поинтересовался:

- Как ты себя чувствуешь?

Услышав вместо привычного женского голоса Розовой, такой знакомый и родной ей мужской голос бывшего мастера, Тано аж вздрогнула. Но, не до конца поняв галлюцинация это была или реальность, вида своего волнения или изумления так и не подала. Тогруте было сейчас настолько плохо, что ей просто лень было разбираться, видится ей Энакин или нет, и если всё же не видится, то какого хатта этот наглый предатель и одновременно безгранично любимый ей человек опять делает здесь, после её выходки в ордене. Оттого не став особо заморачиваться о причинах и реальности появления Скайуокера в её квартире, Асока просто медленно, едва идя, проследовала к обеденному столу и бессильно плюхнулась на ближайший стул.

- Всё тело ломит, голова раскалывается, горло и лёгкие почему-то болят, совсем ничего не помню, - спокойно, как будто ничего особенного с ней и не произошло, стала монотонно перечислять Тано, лениво потирая собственный лоб и осматривая сама себя.

Девушка собиралась было добавить что-то ещё о собственном самочувствии, даже успела протянуть, краткое:

- И… - как внезапно её взгляд упал на одежду, всю заляпанную багряными пятнами.

От чего тут же взбодрившись, Тано как-то изумлённо взвизгнула:

- Ой, кровь! Откуда она? – а затем, с ещё большим изумлением и недоумением стала рассматривать её, теперь уже красно-бардовые, мини-юбку и топ.

Наблюдая за тем, как Асока абсолютно беззаботно пялится на собственную одежду, как будто это всё были лишь последствия каких-то детских забав, несерьёзных приключений, Скайуокер недовольно нахмурился. То, чтобы Тано сейчас вот так спокойно восседала на стуле подле кухонного стола и, играючи, изумлённо и почти весело определяла, как, почему и насколько сильно пострадал её наряд от непонятных пятен крови, стоило ему очень многого. Да, что там ему, самой Асоке это едва не стоило, хм… девственности, в чём Энакин не сомневался, и вообще жизни. И так продолжаться дальше просто не могло! Вчера генерал чуть не потерял ещё одного дорогого для него человека, почти каждую секунду находясь на грани, чтобы успеть, чтобы быть способным спасти её, а Асока даже ничего не помнила, она даже не заботилась о том, какой ужас, какой кошмар с ней мог произойти под кайфом, и это было просто недопустимо! Позволить повториться всей этой жути, просто нельзя было больше никогда! Наверное, потому, не став дожидаться очередной глупой, весёлой или безразличной реплики Тано, Энакин, крепко сдавливая обе свои руки в кулаки, с трудом сдерживая гнев и негодование, серьёзно, но пока спокойно, спросил:

- И ты считаешь это нормальным?

Слова её бывшего мастера в один момент заставили тогруту отвлечься от разглядывания собственной одежды и, наконец-то, заинтересованно посмотреть на него. Наверняка, Асока ожидала от Энакина подобного вопроса, потому как тут же спокойно и размеренно, словно преподаватель в школе или университете, ответила:

- Ну, после кайфа иногда такое бывает, - на секунду девушка запнулась, её взгляд ещё раз упал на перепачканную одежду и, обдумав что-то в своей легкомысленной голове, наркоманка неуверенно добавила, - Правда кровь…

Абсолютная легкомысленность, абсолютное безразличие Тано к собственной судьбе, к собственной жизни едва-едва не заставили Энакина сорваться на неё. Однако тот факт, что генерал ещё вчера чуть не потерял свою бывшую ученицу, всё же вынудил его и на этот раз сдержаться, сейчас не время и не место было показывать свой взрывной характер. Ситуация с Асокой была очень сложная, и ор, вряд ли, к чему-то привёл бы, кроме как к новым похожим ситуациям, что уже были в храме. Нет, джедай изо всех сил должен был стараться держать себя в руках, он должен был суметь не попытаться заставить силой, а именно уговорить, убедить Асоку отказаться от подобного рода «развлечений» ценою в жизнь. Ибо другого пути спасения Тано действительно не было. Пло Кун был прав, если тогрута сама не захочет остановиться, то ей никто и ничто не сможет помочь.

- Я не об этом, - скрипя зубами, быстро поправил неверную догадку своей бывшей ученицы о его вопросе Энакин, - Ты считаешь это нормальным так накачиваться, чтобы вообще ничего не помнить? – уже находясь на грани, чтобы окончательно сорваться, задал очередной серьёзный вопрос он.

Джедай укоризненно уставился в замутнённые глаза собственного бывшего падавана, как будто считая, что зрительный контакт ещё более усилит его моральное давление на девушку, его очередную попытку пристыдить её за крайне недостойное и опасное для её же жизни поведение. И даже не дожидаясь ответа от Тано, который, наверняка, был бы по-любому в стиле: «Что хочу, то и делаю, отвяжитесь, мастер!», тут же буквально взмолился, вкладывая и преобразовывая собственные гнев и негодование в чувственность, проникновенность и заботу следующей фразы:

- Нет, Асока, ты должна остановиться, ты должна бросить.

Уже в который раз Энакин повторял одно и то же, говорил одну и ту же фразу, постоянно решая, что для девушки было более верным и правильным. Эти его навязанные нравоучения начинали порядком надоедать своевольной тогруте, не говоря о том, что её просто абсолютно дико бесило, когда другие смели тыкать пальцем в её жизнь, смели указывать ей, что делать, смели пристыжать её и называть, совершенно ненавистным ей словом – наркоманка. А что Скайуокер своей фразой сейчас подразумевал именно это, девушка просто не сомневалась.

Всё ещё ощущая невероятный, абсолютно нестерпимый и до изнеможения невыносимый «отходняк» в купе с диким раздражением от навязчивых, «сто раз» повторённых слов её бывшего мастера об одном и том же, Тано загорелась, словно спичка, в один момент пришла в дикую ярость от того, как смел Энакин так, отзываться о ней, как смел Энакин такое требовать от неё. Какое у него вообще на это было право?

- Хватит, я не наркоманка! – ровно так же, как и в прошлый раз, когда тема зашла об этом, тогрута резко подскочила с места и, со всей силы ляпнув ослабшими кулаками по столешнице, диким криком повторила всю ту же заученную фразу в ответ на подобные выпады других в её сторону по поводу её жизни и её «развлечений», - Я всего лишь пару раз пробовала, и мне нет причины бросать! - гордо и непоколебимо, абсолютно неоспоримым тоном уже чуть более спокойно, но всё так же на повышенных тонах добавила она, рассчитывая, что на это, её бывшему учителю уж точно нечего будет сказать.

Энакин пытался быть добрым, Энакин пытался быть милым и терпеливым с едва не погибшей бывшей ученицей, но, похоже, та понимала лишь силу и крик. И на этот раз генерал просто не смог подавить собственные гнев и негодование, нет, не на тогруту, на её легкомысленность. Для него была дикой сама мысль потерять дорогого и близкого человека вот так, по его же собственной воле и глупости, по его непониманию всей серьёзности ситуации. И больше всего на свете джедай хотел донести сию правду до такого человека, который никак не желал его слушать, и Энакин сорвался, его действительно понесло:

- Асока! Ты вчера едва не умерла от передозировки! С теми, кто только попробовал наркотики такое не случается! Не наркоманки не валяются в бессознательном состоянии возле какой-то помойки на нижнем уровне Корусанта, не наркоманки не задыхаются кашляя кровью у меня на руках, не наркоманки не бредят всю ночь Гривусами и Дуку, кидаясь словно бешенные на всё подряд, и даже… - на этом моменте Скайуокер резко остановился, его эмоции были так сильны, что он едва не проговорился о признании Тано.

Однако, слава Силе, трезвость ума и ясность памяти вовремя вернулись к генералу, прежде, чем он совсем не по-джентельменски ляпнул бы лишнего, о чём пообещал себе никогда не заговаривать с тогрутой. Ведь пользоваться её слабостями в момент кайфа было не по-мужски, абсолютно недостойно, низко и мерзко. Тем более, что это могло ничего не значить. А если, и правда значило, то ещё больше было неприемлемым, чтобы чем-то таким попрекать девушку.

В очередной раз вспомнив о признании, Энакин смущённо замолчал, как-то не решаясь сказать и об этом тоже. Конечно, для пущего пристыжения Тано стоило бы «встряхнуть» подобным укором на счёт её крайне «недостойного» поведения под властью наркотиков. Хотя, признание в любви было не таким уж и бесстыдным действием по сравнению с тем же хватанием за его «световой меч» при первой встрече, но почему-то казалось куда более личным, что могло действительно уязвить и оскорбить Асоку при «высмеивании» чего-то такого. И Скайуокер просто не стал заканчивать предложение.

Шокированная тем, что переполняемый гневом и негодованием бывший мастер вдруг остановился, прервал свою поучительную тираду, на самом «пикантном» месте, Асока как-то вдруг ещё больше чем он смутилась, абсолютно позабыв про всё остальное. Её уже не волновало, где она там вчера валялась в бессознательном состоянии, какой кровью кашляла на руках у Энакина и какими Гривусами и Дуку бредила в галлюцинациях… Тано теперь волновало только одно, что это было за «даже», которое она смогла позволить себе в присутствии Скайуокера, настоящего Скайуокера, а, может, и по отношению к нему. Когда Асока обычно накачивалась разными веществами до такого состояния, что ей являлся генерал, её задушевные разговоры и наркотические фантазии не редко заканчивались эротическими. Хотя… Нет, настоящий Энакин никогда бы не позволил ей повести себя с ним подобным образом, только не он – верный женатый, порядочный семьянин. Тогда о каком «даже» мог говорить настоящий Скайуокер?

- Даже что? – тоже придя в более или менее спокойное и тихое состояние, подозрительно прищурившись переспросила Асока.

Её действительно интересовало, о чём таком её бывший мастер не мог сказать вот так напрямую, и что такое она там сотворила под кайфом, что это заставило Энакина, да-да, Энакина резко замолчать во время самого разгара «пылкого ора» на его бывшего падавана.

Всё ещё немного сбитый с толку и взволнованный собственной чуть не случившейся оговоркой Скайуокер быстро попытался сгладить ситуацию, уже более спокойным и пониженным тоном.

- Ничего, не важно. В общем… - как-то неуверенно заговорил он, хаотично перебирая в мыслях темы, на которые можно было бы переключить внимание даже слишком ожидающей от него нежелательного ответа тогруты.

К счастью генерала, тема нашлась сама собой. Вовремя вспомнив о чём-то важном, джедай тут же, не медля ни секунды, добавил следующую фразу так, будто с самого начала именно это и собирался сказать:

- В общем, Асока, у меня есть для тебя сюрприз.

Скайуокер быстро проследовал к сумке с собственными вещами и извлёк оттуда нечто, что, по его мнению, должно было затмить интерес ко всем другим вопросам и обсуждениям в данный момент, а именно световые мечи Асоки.

Ещё издалека увидев такие знакомые, такие родные ей металлические рукоятки, Тано едва не заплакала от счастья и восторга. Как и ожидал генерал, про всякую прочую «ерунду» тут же было позабыто. Моментально вскочив со стула и подбежав к джедаю, словно самый счастливый и беззаботный ребёнок на свете, Тано восторженно воскликнула, жадно тянясь загребущими ручонками к оружию:

- Это же, это же мои мечи! Я уже думала, что никогда их больше не увижу! Дай мне их скорее сюда!

Счастью девушки сейчас не было предела. Она крайне не хотела отдавать свои мечи Головоногу за дозу, вернее за пять доз. Уже, когда Тано попыталась выкинуть своё оружие в помойку под волей негативных эмоций после неудачного посещения ордена, тогрута, пусть и глубоко в душе, но поняла, почувствовала, что не сможет с ними расстаться, ни за что и никогда. Однако тогда в притоне это была просто жизненно-важная необходимость, тогда вопрос стоял о том, мечи или она. Страдания по утраченному оружию или страдания по абсолютно недостижимой любви. Меньшая или большая боль. Приятное наслаждение с наркотиком, сродни чистому глотку жизни или же страшные мучительные страдания от ломки, подобные холодному прикосновению смерти. Конечно же, Асока, как и любой другой человек выбрала жизнь и наслаждение, а мечи… Такова была цена за её жизнь, за её избавление от боли. Но, слава Силе, они опять вернулись к ней. Энакин опять принёс их ей. Это было так трогательно, это было так приятно, что даже несмотря на всё своё ужасное нынешнее состояние, Тано не переставала улыбаться. Улыбка просто не сходила с её пухлых карамельных губ с того самого момента, как только тогрута завидела своё оружие.

Наблюдая за тем, как рьяно Асока рвётся получить обратно свои мечи, Скайуокер, как и планировал, решил этим воспользоваться, воспользоваться только исключительно в благих целях, для спасения Тано.

Резко подняв руку над головой, так, чтобы прыгающая вокруг него в попытках забрать оружие девушка не достала клинки, генерал хитро протянул:

- Э нет, не так быстро. Взамен, ты должна будешь кое-что мне пообещать.

Совсем не ожидав подобного от бывшего мастера, тогрута даже перестала суетиться и на какое-то время замерла на месте, хмуро уставившись на джедая. Дескать чего ещё взамен за мечи от неё он мог хотеть? У Асоки были самые разные мысли по этому поводу, в том числе и не очень приятные, например, учитель мог всё же настоять на возвращении в орден. Но своих предположений она так и не высказала, позволив Энакину самому огласить собственные условия. Хотя, такой вариант возвращения мечей Тано совсем не нравился.

Несмотря на негативное и скептическое поведение тогруты, Скайуокер по-прежнему непоколебимо продолжил:

- Раз ты действительно не наркоманка, то докажи это. Я даю тебе второй шанс. Ты получишь обратно свои мечи, но только если длительный срок не будешь принимать наркотики. Если у тебя нет зависимости, значит они тебе и не нужны, - крайне убедительно, уговаривающим, в то же время настойчивым и поучительным тоном, предложил Асоке генерал.

Вот этот вариант, Тано как раз-таки и не учла, хотя хотела выполнять подобные условия куда меньше, чем то же возвращение в орден.

- Но… - быстро, однако крайне неуверенно попыталась возразить что-то тогрута, но помедлила с какими-то более убедительными доводами и тут же была перебита непреклонным джедаем.

- И никаких «но». Мечи в обмен на жизнь без наркотиков, - абсолютно готовый к тому, что его бывшая ученица стала бы сопротивляется подобному предложению, отрезал Энакин, совершенно не оставив девушке никакого выбора.

Асока хотела воспротивиться этому, Асока хотела воспротивиться тому, что Скайуокер опять пытался указывать ей как жить и решать за неё, но вернуть собственные мечи, с такой любовью и заботой добытые для неё генералом у коварного и жадного Головонога, наверняка за непомерную сумму, Тано хотелось куда больше и чем, бесцельно спорить со «своим героем», и чем качаться всякой бесполезной дрянью в ближайшие дни. Тем более, что её просто распирало от желания доказать и Энакину и всему миру, что она не была и не является наркоманкой, и никогда ей не станет. То есть, Асока принимает и будет принимать наркотики только пока ей этого действительно хочется, для развлечения, для кайфа, а когда она сама так решит, она в любой момент сможет абсолютно легко отказаться от них, бросить так же, как когда-то бросила этот треклятый орден. Но порой, чтобы добиться в жизни каких-то целей, нужно было рисковать, жертвовать чем-то, и Тано решила пожертвовать несколькодневным кайфом, чтобы только получить желаемое.

- Ладно, я обещаю, - без особого энтузиазма произнесла она три заветных для Энакина слова, после чего торжественно получила свою долгожданную награду – своё оружие обратно.

Крепко сжав мечи в собственных руках, будто так сильно вновь боясь их потерять, девушка опять прошла за обеденный стол. Есть не хотелось, но стоять на ногах в таком состоянии как сейчас длительное время было ещё трудновато.

Разобравшись с основной проблемой, Скайуокер тоже проследовал за тогрутой. Сделав пару шагов вперёд и, оказавшись прямо напротив присевшей на прежнее место Тано, генерал, как бы невзначай, бросил ещё одну новость-условие, с которым Асока непременно должна была согласиться, в этой же реплике и обосновывая собственное решение:

- И да, я какое-то время поживу и у тебя, хочу убедиться, что ты окончательно пришла в себя после того, что случилось… Вчера.

То, что Энакин, настоящий Энакин когда-нибудь скажет ей, именно ей, подобные слова, было пределом мечтаний Асоки в её милых, романтичных, любовных фантазиях. Она столько раз за войны клонов представляла себе, как Скайуокер говорит ей нечто подобное, как собирает свои вещи, просит собрать её, и они вместе уезжают из храма жить в их общий дом. Это было так здорово, это было невероятно, это было её несбыточной мечтой. Которой суждено было сбыться не совсем так, как Тано ожидала и лишь благодаря наркотикам. Но тем не менее, с одной стороны это безгранично шокировало Асоку, безгранично радовало и окрыляло. С другой же стороны, знание о том, что у Энакина при этом была жена, и все его переезды были лишь необходимой и временной мерой, причём только лишь для полного контроля Тано и против её воли, дико злило и раздражало юную тогруту. От того услышав сейчас от джедая подобное заявление, Асока даже не сразу сообразила, как ей на это отреагировать. Она была поражена, шокирована, потрясена, рада и зла одновременно, так переполнена эмоциями, что даже выронила на пол очередной стакан воды, который только-только успела взять в трясущуюся руку.

Ничуть не обращая на это внимания, абсолютно сбитая с толку Асока хотела было что-то ещё сказать. Она даже спрыгнула с места и, дёрнувшись вперёд, приоткрыла рот, однако…

В этот самый момент в вещах Энакина опять зазвонил коммуникатор, беззвучно, но всё же с мысли он как-то сбил, да отвлёк внимание обоих на себя. Сказать то, что запланировала Тано, ей так и не удалось. В гостиной на несколько минут повисло какое-то тяжёлое, напряжённое молчание, и Скайуокер, чтобы как-то сгладить ситуацию, всё же решил узнать, кто там трезвонил. Хотя, лишь взглянув на номер, который принадлежал Оби-Вану Кеноби и уже раз в тысячный оставлял не принятый вызов, генерал как-то передумал отвечать, только сейчас вспомнив о чём-то крайне важном, и грубо нецензурно выругался:

- Твою мать, я совсем забыл про задание!

Комментарий к Глава 4. Чтобы её спасти, Часть 3

Ох и тяжело мне далась эта часть. Х_Х

========== Глава 5. Разочарование, Часть 1 ==========

С того последнего задушевного разговора между Энакином и Асокой прошёл день. Скайуокер так и не явился ни на ту злополучную миссию, ни в орден, хотя дать о себе знать, что он-таки был жив, пришлось. На счастье генерала совет не стал отчитывать его прямо по коммуникатору, и теперь джедай жил ещё и в предвкушении хорошей взбучки от разгневанных магистров. Помимо всего прочего, Энакину было крайне стыдно ещё и за то, что из-за последних событий он подвёл и Оби-Вана. Скайуокеру уже начинало казаться, что подводить всех близких для него людей становилось нормой, и это с каждой минутой всё больше и больше начинало угнетать его.

Радовало генерала только, пожалуй, то, что Асока действительно выполнила свою часть обещания, она отчаянно держалась подальше от наркотиков, никуда не убегая, не накачиваясь до беспамятства, не буяня. Девушка тихо и мирно бродила по дому, занимаясь какими-то своими делами.

С Падме, на радость джедая, у него тоже всё наладилось. Прошло какое-то время, и женщина успокоилась, поняла и приняла данность, смирилась с, казалось бы, не правильным и весьма странным, но всё же твёрдым решением её мужа. Конечно, на мгновение могло почудиться, что в отношениях супругов проскользнул некий холодок, но это было не так. Энакин по-прежнему до безумия любил свою жену и очень сожалел, что так сильно был перед ней виноват. Падме же, просто боялась, боялась того, что её любимый и единственный муж не просто так решил съехать от неё к Асоке, она пыталась изображать понимание или безразличие, но на самом деле до потери пульса страшилась лишиться своего единственного. Наверное, потому Амидала как никогда сильно старалась удержать его рядом с собой. Вот, например, сейчас миловидная сенатор звонила Энакину на коммуникатор, чтобы договориться о свидании, коих у них давно уже не было из-за общей занятости.

- Эни, дорогой, у меня освободился сегодняшний вечер. Мы так давно не проводили время вместе. Я имею ввиду именно вдвоём, только ты и я. Может быть устроим свидание? - премило улыбаясь, нежным голоском запела Падме, лишь только Скайуокер ответил на её вызов.

Эти слова приятно грели душу генералу, действительно, он уже и сам не мог вспомнить, как долго им обоим не удавалось побыть наедине, вдали от суеты, вдали о от мирских проблем, предаваясь только их чувствам, только их любви. Джедая так поглотили с головой романтические фантазии о свидании с собственной женой, что он даже не заметил или просто не хотел замечать истинных мотивов поступка Амидалы.

- Было бы замечательно, - искренне радуясь тому, что Падме больше не злиться на него, что она всё забыла и приняла как должное, и даже более того, сама предлагала ему нечто подобное, мгновенно согласился Энакин.

Явно довольная его беспрекословному «подчинению» сенатор игриво улыбнулась собственному мужу и таким загадочным тоном, как только могла, тут же добавила:

- У меня есть для тебя сюрприз… - женщина выдержала небольшую паузу, однако не на столько длинную, чтобы Скайуокер успел ей что-то ответить, а потом всё в той же манере речи нагло перебила его, не давая и шанса ни возразить, ни отказаться, - Вечером… Увидишь всё вечером…

Ещё раз бросив на прощание своему возлюбленному хитрую ухмылку заигрывания, сенатор быстро отключила связь, будто зная, что в любой момент генерал мог передумать из-за Асоки или по какой-то другой причине, тем самым, не позволяя ему сделать этого.

И джедаю ничего не осталось, как только принять данность того, что отвертеться уже никак не получится. Впрочем, ему не слишком-то и хотелось отказываться. Да и особо видимых причин для этого не было. Его бывшая ученица вела себя на редкость примерно, даже старалась выполнять вместо своего мастера какую-то работу по дому. Видимо потеря и возвращение мечей слишком сильно на неё повлияли. Впрочем, так или иначе, надолго одной она не осталась бы. Приятный романтический вечер с женой, скорее всего, продлится не более нескольких часов, вряд ли за такое время Асока могла бы успеть натворить нечто из рук вон выходящее. Да и Энакин, как ни странно, почти верил её обещанию. К тому же был крайне виноват перед женой, а тем более, ему и самому очень хотелось побыть с ней наедине, как раньше, в самые первые дни их отношений, в самые первые дни их брака на Набу.

И тем не менее, произошедшие в последнее время события кое-чему научили Скайуокера, а именно, всегда сомневаться в том, что говорит наркоман. Энакин хотел верить Асоке, хотел думать, что как только он выйдет из их «общего дома» хоть на минуту, она по-прежнему останется здесь и будет далека от опасностей, что таили в себе наркотики. Однако Пло в чём-то был прав, не стоило терять бдительности, когда всё ещё не было закончено, пока рано было радоваться победе над зависимостью. Конечно, юная тогрута ещё не исчерпала лимит доверия своего бывшего мастера, но всё же какие-то меры предосторожности нужно было принять. И Энакин принял. Он приготовил особый сюрприз для Тано, сюрприз с секретом, о котором она не должна была знать.

Держа в руках небольшую бархатную коробочку, в коих обычно хранились украшения, Скайуокер быстро пробежался взглядом по крохотной квартирке девушки, глазами выискивая последнюю, и когда та всё же попала в его поле зрения, генерал негромко позвал свою бывшую ученицу:

- Асока, подойди сюда на минуту.

Увлечённо занятая перебиранием и развешиванием вещей в собственном шкафу в спальне Тано даже как-то невольно вздрогнула, когда джедай вдруг обратился к ней. Всё ещё не веря своему счастью, что Энакин-таки перебрался жить в её скромную квартирку, девушка никак не могла привыкнуть к его постоянному присутствию рядом. Она так сильно смущалась, едва не краснея от переизбытка эмоций, каждый раз, когда сталкивалась с ним где-то посреди её захудалого жилища, каждый раз, когда её влюблённый взгляд невольно падал на него, каждый раз, когда Скайуокер заговаривал с ней даже о какой-то малозначимой бытовой ерунде, что до сих пор стыдливо старалась избегать собственного мастера, пытаясь заняться чем угодно, лишь бы только не маячить рядом с ним, не думать то, что не следовало о нём. И особенно неловко чуствовала себя Асока в такие моменты, когда генерал сам пробовал наладить с ней какой-то контакт, вот так же, как сейчас. Возможно, для него это ничего и не значило, ведь у джедая же была жена, но внутри юной романтичной тогруты всё буквально трепетало от волнения при каждом новом разговоре с ним. Она так сильно отвыкла от собственного бывшего мастера, что уже и не помнила, как она вообще раньше могла просто спокойно и непринуждённо находиться в его присутствии, общаться, выполнять какие-то миссии. Теперь для неё это было абсолютно нереально. Тем более, что помимо непомерной влюблённости, Асока чувствовала ещё и безграничный стыд за всё, что она вытворяла или могла вытворять под действием наркотиков. И это давило на неё ещё сильнее.

Оставив-таки свои не многочисленные платья, юбки и топы в покое, тогрута медленно и неуверенно приблизилась к Скайуокеру и смущённо спросила:

- Вы что-то хотели, эм… учитель?

Тано так до сих пор и не определилась, как ей следовало обращаться к нему теперь, он не был её родственником, не был её мужем или парнем, даже мастером её уже не был, по сути он был ей никем, чужой муж, чужой человек. Тогрута даже не уверенна была, что могла считать его собственным другом после всего того, что случилось, потому как-то и не решалась в трезвом состоянии называть Энакина, как раньше, по имени, а уж тем более по дурацкой кличке. Пожалуй, слово учитель было самым подходящим для того, чтобы и не вызывать не правильных ассоциаций, и не смущать их обоих. Похоже, Скайуокер или считал так же, или-таки просто не уделял этому особого внимания, но её обращение к нему воспринял как должное. Сам он тоже не спешил возвращаться к старым замашкам, больше не величая девушку Шпилькой. Не к чему было лишний раз поддразнивать и травмировать её прозвищем, которое она так ненавидела. Ведь не от хорошей жизни же Тано стала наркоманкой.

- Да, Асока. Я хотел бы сделать тебе небольшой, хм… Подарок, в знак нашего примирения, - на ходу придумывая какое-то логическое объяснение своему необычному поступку, задумчиво ответил Энакин.

- Ничего такого, это просто безделушка, но мне было бы приятно, если бы ты всегда носила её с собой. Это что-то вроде твоего личного талисмана. Зная, что он на тебе, я всегда буду уверен, что с тобой всё в порядке, - генерал хотел добавить нечто ещё о том, что последний случай с Тано уж слишком его напугал, однако тактично не стал лишний раз возвращаться к этому, не стоило, - В общем, вот.

Надеясь, что его бывшая ученица правильно воспримет и сей поступок, и сие объяснения, джедай неуверенно протянул ей небольшую бархатистую коробочку, аккуратно поднимая крышечку.

Совсем не ожидая чего-то подобного от ранее вообще не романтичного генерала, Асока завороженно и изумлённо опустила глаза на предмет, что возлегал на мягкой шелковистой ткани внутри «футляра» для украшения. В первые пару секунд Тано даже почудилось, что вот сейчас Скайуокер откроет коробочку и там, в её недрах, окажется, как в самых сокровенных мечтах тогруты, кольцо… Но, это же был Энакин. Зная его слишком долго, Тано вообще удивлялась, как сенатор Амидала смогла выйти за такого не романтичного человека замуж. Постоянно глядя на Скайуокера, общаясь с ним на миссиях и в реальной жизни, тогрута абсолютно не могла представить себе, что тот был способен подарить жене цветы или кольцо, а уж о том, что у них с Амидалой могло быть что-то кроме дружеских объятий и рукопожатий, она и вовсе подумать не могла, просто не в состоянии была такое вообразить. Джедай постоянно вёл себя с Асокой как взбалмошный мальчишка, соревновался, дразнил дурацкой кличкой, никогда, вообще никогда не давал ни единого повода или намёка больше, чем на дружеские отношения, по крайней мере касательно именно Тано. От чего в её голове прочно укрепился образ абсолютно не романтичного человека, который, наверняка, подарил бы своей собственной жене на помолвку световой меч или бластер, но только не кольцо. Как жаль, что Энакин реальный и Энакин из наркотических грёз Асоки так отличались. Хотя, в последнее время, настоящий генерал начинал порядком удивлять тогруту совсем не свойственными ему поступками.

Затаив дыхание от переполнявшего её трепетного волнения, несмотря на то, что Асока всё же знала – ожидать чего-то особенного не стоило, она внимательно посмотрела на подарок, который должен был быть каким-то оружием или прочей совершенно не интересной ерундой. Однако вещица, что холодным блеском сверкнула в тусклом свете искусственных лам гостиной до безумия приятно удивила Тано.

Это был изящный позолоченный браслет, очень красивый, очень шикарный и совсем не походивший на какую-то ерунду, тысячу вариантов которой уже успела представить в своей голове тогрута. В центре достаточнобольшого украшения была до блеска начищенная металлическая квадратная пластина сантиметров в пять в диаметре с гладкими округлыми краями. По обе стороны от неё находились по две изящно изогнутые дужки, которые плавно пересекались где-то примерно по бокам предполагаемого запястья владелицы крест на крест и соединялись на его внутренней стороне, оставляя небольшое расстояние, чтобы браслет-таки можно было надеть на руку. Уже только эта самая простая часть подарка Энакина сводила Асоку своим блеском с ума, особенно если учесть, что девушке вообще никто и никогда в жизни не дарил украшений, не говоря уж о том, что на ранее упомянутой пластине ещё и располагался такой изящный металлический цветок, усыпанный, казалось, сотней алых мерцающих камней разного размера, что от его сияния хотелось даже зажмуриться.

Эта, как Скайуокер выразился, «простая безделушка», конечно, не была сделана из настоящего золота и рубинов и практически ничего не стоила, пожелай Тано продать или отдать её за наркотики, сие решение оказалось бы абсолютно бесполезным, но она настолько поразила Асоку своим внешним видом, что зрачки той аж расширились от изумления, и ещё какое-то время тогрута просто не могла пошевелиться, не в состоянии была даже вздохнуть от восторга. Вот только юная наркоманка не знала, что этот красивый браслет хранил в себе маленькую тайну. В самом его центре, прямо под серединой огромного цветка, хорошо замаскированное большим алым камнем, скрывалось крохотное, однако очень мощное устройство слежения, которое должно было передавать сигнал о местонахождении носительницы украшения на соответствующие приборы джедаю.

- Э-это, правда, мне?.. – аж заикающимся от волнения голосом переспросила Асока.

Пожалуй, такой робкой и нерешительной она была впервые в жизни, просто девушке действительно никак не могло повериться в то, что её возлюбленный не только по какой-то причине перебрался жить к ней, но и делал такие подарки. Всё происходящие Тано казалось сном, приятным сказочным сном, в котором почти сбывались её самые сокровенные мечты, или галлюцинацией, очередным романтическим бредом, вызванным нубианской травкой. Возможно, пару дней назад она бы так и подумала, но Асока уже достаточно длительное время не принимала наркотики и к своей безграничной радости с изумлением осознавала, что всё это была реальность.

Заметив, что он как-то сбил Тано с толку своим подарком, Энакин решил не раздувать из этого особого события, к тому же и времени у него смотреть на дикий восторг и получать кучу благодарностей от бывшей ученицы не было. Разъярённые магистры потребовали, буквально под страхом смерти приказали ему явиться в орден сегодня к определённому времени, и Скайуокеру ничего не оставалось, кроме как быстро всучить Асоке следящее устройство и поспешить туда. Ему ещё предстояло оправдываться и объясняться перед ними, а потому делать то же самое перед Тано за весьма необычный выбор «талисмана» генералу как-то не особо хотелось.

- Конечно тебе, Шпи… - Энакин по привычке хотел вновь назвать девушку по старой кличке, но осёкся на середине этого слова и тут же быстро исправился, - Асока.

Не став больше медлить ни секунды, Скайуокер поспешно достал из коробочки браслет и, взяв Тано за левую руку, ловко одел украшение на её тощее запястье, пока бывшая ученица всё ещё пребывала в неком шоке.

Покончив с определением следящего устройства на положенное ему место и в тайне надеясь, что юная наркоманка-таки последует его совету и не станет снимать браслет, который явно ей понравился, Энакин добавил:

- А теперь мне нужно отправиться на некоторое время в орден. Я ведь пропустил «очень» важную миссию, - генерал специально не стал уточнять какую, когда и почему, - Опять полчаса придётся слушать скучное нудение магистров по поводу и без, - тяжело вздохнул он, наигранно скривившись от якобы недовольства, чтобы хоть немного развеселить довольно грустную в последнее время Асоку, а затем с улыбкой пошутил, - Так что будь хорошей девочкой, веди себя примерно.

Договорив эту фразу до конца, Скайуокер не серьёзно помотал поднятым вверх указательным пальцем, якобы строя из себя строгого учителя, а затем решительно направился к выходу. И хотя у него было и обещание Асоки о том, что она больше не будет принимать наркотики сбегать и хулиганить в его отсутствие, и, как доказательство тому, её примерное поведение весь последний день, и следящее устройство на запястье девушки, джедай не решился-таки полностью положиться только на это, на всякий случай покрепче заперев Тано дома.

Всё ещё весело улыбаясь его последней шутке, Асока внимательным взглядом проводила Энакина до двери. Она и сама хотела сказать что-то привычное для них обоих на прощание, но не успела. Тяжёлая механическая дверь громко щёлкнула замком сразу следом за Скайуокером. И факт того, что бывший учитель не побрезговал запереть тогруту на ключ, а значит до сих пор не до конца ей доверял, больно щёлкнул где-то в душе Асоки. Его меры предосторожности показались Тано какими-то достаточно обидными. И хотя тогрута понимала, что после всего случившегося у генерала было право так действовать, его поступок как-то всё равно неприятно расстроил её. На некую долю секунды Асоке даже вновь захотелось принять наркотик из-за разочарования, но она не собиралась этого делать, она была решительно настроена доказать Энакину, что он не прав, показать, что в любую секунду она могла бросить, просто пожелай тогрута этого. А потому, лишь тяжело вздохнув, юная наркоманка попыталась избавиться от неприятного осадка, после такого рода проявленного к ней недоверия, резко встряхнув головой, и направилась обратно в свою комнату, чтобы закончить перебирать одежду.

Прошло не так много времени, прежде, чем Энакин наконец-то предстал перед разгневанным советом магистров и был вынужден выслушивать всяческого рода упрёки и недовольства с их стороны. Особенно бушевал «вечный блюститель кодекса и порядка» Винду. В прочем, к его претензиям по делу и без все уже давно привыкли. Даже обычно резкий и дерзкий Скайуокер воспринимал его как-то не так остро, как раньше. Хотя, гневные тирады Мейса о правильности поведения джедая до сих пор достаточно бесили Энакина.

- Как можно было не явиться на миссию? Это верх наглости, безрассудства и безалаберности для джедая, тем более для избранного? – просто кипел разгневанный Винду, аж вскочив с собственного места от бури негативных эмоций, направленных на несчастного Скайуокера, - И даже более того, вообще игнорировать звонки магистра Кеноби, своего бывшего учителя и старшего по званию джедая. Это не только нарушение прямого приказа совета, это уже нарушение кодекса и в принципе всей иерархии ордена… - далее Мейс продолжал и продолжал сыпать какими-то прочими упрёками, которые Энакин старался пропустить мимо ушей, чтобы окончательно не сорваться.

Вечные недовольства, вечные придирки Винду ко всем и каждому, и в частности к нему самому начинали уже порядком доставать Скайуокера. Этот магистр был так зануден, так резок и строг в отношении соблюдения правил и кодекса к другим, а вот за собой любимым ни промахов, ни «преступлений» против ордена почти не замечал. И сейчас избранному даже казалось, что Асока была в чём-то права, крича в порыве ломки о лицемерии и лживости джедаев, о том, что орден прогнил насквозь. Мейс был прямым доказательством тому, что осмелилась сказать тогда в столовой юная тогрута, впрочем, да и сам Скайуокер был далеко не идеален в соблюдении всех правил, но Винду… Лицемерия этому «кодексному» джедаю было не занимать. Он сам простил своей ученице чуть ли не переход на тёмную сторону, а вот ко всем другим, включая и бывшую ученицу Энакина, Винду всегда был строг, слишком строг. И от этого, каждый раз слыша его гневные тирады о том, каким должен быть идеальный джедай, Скайуокеру всё больше и больше хотелось дать Мейсу по его наглой магистрской роже. Энакин едва-едва удерживал себя от этого сейчас, мысленно просто негодуя, как и почему Винду не понимал или не хотел понимать всю сложность ситуации с Асокой.

Секунда, ещё ровно секунду Скайуокер слушал весь тот бессмысленный бред, что говорил магистр, прежде чем окончательно сорваться и начать, как обычно хамить и возражать Мейсу. Крепко сжав пальцы на обеих руках в кулаки, Энакин недовольно нахмурился, и уже попытался было резко и раздражённо ему ответить:

- Я…

Возможно Скайуокеру удалось бы в этот раз высказаться, причём наконец-то высказаться обо всём, что он думал по поводу Винду и его учений, и это могло бы привести к непоправимым последствиям, если бы в ситуацию вовремя не вмешался Оби-Ван.

- Прошу прощения, магистр Винду, - спокойно и размерено произнёс он, легко потирая бороду, - Но ваши сведения не верны. Энакин прибыл на миссию. Просто, ввиду сложившихся обстоятельств с его падаваном Асокой Тано, немного задержался.

Слова Кеноби, так вовремя произнесённые крайне умным и хитрым джедаем, одновременно и спасли Энакина от ненужных разбирательств, и остановили всем порядком надоевшее нудение Мейса, буквально предотвратив назревавший конфликт, который вот-вот грозился превратиться в обычную драку. Не сразу сообразившие, что сказать Скайуокер и Винду как-то стыдливо притихли, Энакин в явном изумлении и благодарности, а Мейс в раздражении и ещё больше нахлынувшем на него недовольстве. Однако на пару минут в зале совета всё же воцарилась тишина, и этот спор так и не перерос в полноценное побоище. Уже в который раз орден был спасён от «подобного рода позора». Впрочем, так просто до безумия «правильный» Винду и не собирался сдаваться. И хотя орать и возмущаться в полной мере у него уже не было никакого права, да и повода, Мейс, скрипя от злости зубами, всё же попытался возразить:

- Сдаётся мне, вы просто прикрываете своего бывшего ученика, магистр Кеноби. Ложь тоже является схождением с истинного пути джедая, - немного успокоившись и тут же придя в своё обычно серьёзное и непоколебимое состояние, Мейс лишь недовольно сложил руки и опять уселся на положенное ему место.

Внимательно наблюдая до этого момента за всем происходящим в зале, но при том ни разу не вмешиваясь в сие споры, Йода только сейчас подал голос, наверное, понимая, что едва-едва улаженный конфликт и словесная перебранка могли разгореться с ещё большей силой, только уже втягивая в себя новых и новых участников.

- Не важно это, - как всегда мудро изрёк глава совета, - Юного Скайуокера позвали сюда мы, чтобы новую миссию им с учителем бывшим поручить. О деталях которой магистр Кеноби сам расскажет ему.

Винду и хотел было что-то ещё возразить, он даже резко дёрнулся на месте, дабы попытаться в очередной раз высказаться по поводу нарушений правил и кодекса, однако вмешательство в разговор самого Йоды всем остальным членам совета показалось достаточно авторитетным, чтобы оспаривать его мнение. И получив недовольный, укоризненный взгляд со стороны прочих магистров в свой адрес, оказавшемуся в меньшинстве Мейсу с досадой пришлось притихнуть.

Зато вот на Энакина это как раз повлияло абсолютно обратным образом. Явно не понимая и негодуя, почему совет вдруг передумал на счёт своего решения позволить ему некоторое время заниматься только спасением бывшей ученицы, Скайуокер разбушевался с новой силой:

- Но… Как же Асока?! Я не могу вот так просто вернуться к заданиям и взять и бросить её умирать! Она только-только стала приходить в себя! И оставлять её сейчас одну нельзя! Это и глупо, и безрассудно! Она почти готова отказаться от зависимости, но без постоянного контроля она может снова сорваться! И тогда, тогда… - договорить эту фразу Энакин просто не смог, он не хотел, абсолютно не желал думать, что было бы или даже только могло быть, если бы ему так и не удалось спасти тогруту, это было слишком страшно, это было недопустимо и не мыслимо.

Однако, похоже, взглядов избранного по этому поводу не разделял никто, кроме, пожалуй, Оби-Вана, хотя, тот предпочёл на сей раз тактично промолчать, зная, что его мнение всё равно не будет иметь никакого веса против большинства.

А большинство, почему-то абсолютно поддерживало Винду, который, лишь почуяв новый повод для спора с Энакином относительно правильности его джедайства, вмешался в разговор. Вновь, буквально подскочив с собственного места, Мейс быстро заявил то, о чём не решались сказать все остальные:

- Асока Тано больше не твой падаван, Скайуокер. И Судя по тому, что нам рассказали магистр Пло Кун, - в этом моменте Энакин зло и укоризненно посмотрел на кел-дора, который, казалось, с грустью виновато опустил глаза в узорчатый пол, - И с десяток других джедаев, о недавнем происшествии в столовой храма, она не собирается возвращаться обратно в орден. А значит и смысла в отстранении тебя от миссий больше нет. В конце концов, да, Асоку несомненно жалко, но одна жизнь простого жителя Корусанта не может стоить тысячи жизней, которые каждый день спасает джедай на миссиях… - произнеся столь жёсткие и непреклонные слова, Мейс и дальше продолжил нести какие-то поучительные речи относительно долга, чести, правильности выбора джедая, хотя Энакин опять не стал долго его слушать.

- Но это же Асока, она одна из нас! Как можно просто так отказаться от неё, как можно взять и бросить её на произвол судьбы?! Ведь она когда-то была частью ордена! Она была частью… – Скайуокер хотел сказать что-то вроде «нашей семьи», однако ему так и не позволено было закончить данную фразу, впрочем, спустя пару минут Энакин и сам был рад, что не успел назвать всех этих чёрствых людей таким многозначительным словом.

- К сожалению, Асока Тано уже не часть ордена, - послышалось от кого-то из магистров справа.

- Да, она самовольно покинула орден, дважды отказавшись вернуться сюда. А значит джедаи уже не несут ответственность за её судьбу, - произнёс некто из членов совета слева.

- Магистр Винду абсолютно прав. Жизнь одного человека не может стоить жизни миллионов жителей галактики, - почти хором запели все остальные.

- Тем более, что ты слишком привязался к своему бывшему падавану, Энакин. А привязанности запрещены кодексом, ибо противоречат правильному пути истинного джедая, а, тем более, избранного, - закончил общий хаотичный «галдёж» тот же Мейс.

Всё больше и больше слушая то, что ему говорили магистры, Энакин чувствовал, как с каждой секундой его гнев растёт. И гнев этот был вполне оправдан. Ни один кодекс в мире не мог стать достаточной причиной для того, чтобы вот так просто отказаться от спасения, бросить на произвол судьбы человека, который ещё вчера считался твоим товарищем, почётным членом ордена, а уже сегодня был для всех этих лживых и напыщенных джедаев лишь одной незначительной жизнью, не стоящей не то что миллионов других, а и вообще ничего. Нет, в отличие от холодных, словно куски льда, и бесчувственных магистров, Скайуокер ни ради кодекса, ни ради ордена, ни даже ради спасения сотни каких-то незнакомых ему существ галактики, которые он обязан был защищать, не собирался оставлять в беде кого-то настолько близкого и дорогого ему, как Асока. И от осознания того, что весь совет, во главе с этим напыщенным, самодовольным уродом Винду, буквально силой заставлял его это сделать, Энакина аж трясло. Не в состоянии больше слушать «правильно»-лживые речи Мейса, ненависть к которому из-за Асоки у избранного сейчас возросла до предела, Скайуокер, абсолютно готовый к тому, чтобы наброситься на него с кулаками, было рванулся вперёд. И на этот раз Винду точно получил бы по роже, если бы в разговор опять слишком вовремя не вмешался Оби-Ван.

- Энакин!.. – громко почти прикрикнул тот, единственный в полной мере уловив всю эмоциональную неустойчивость нынешнего состояния избранного, чем самым буквально на корню пресёк попытку избиения Мейса прямо в зале совета, - Пожалуй прав, гранд-магистр, - уже более спокойно добавил Кеноби, краем глаза уловив, что его хулиганистый бывший ученик замер на месте, так и не успев предпринять хоть что-либо, что по сути сильно могло навредить ему же самому.

- Пусть Асока Тано больше не является членом ордена, однако не первостепенная ли задача джедая защищать и оказывать помощь тем, кому он действительно в состоянии помочь? - окончательно убедившись в том, что не санкционированной драки так и не последует, продолжил свою речь Оби-Ван, умело делая вид, как будто вся его реплика с самого начала была адресована Йоде, а возможного нападения на Винду и вовсе не было.

- Война с сепаратистами близится к своему завершению. Задания, которые получают джедаи, становятся всё более лёгкими и малозначительными. Конечно, орден не может отстранить от них опытного рыцаря полностью, но полагаю, что со многими из тех миссий, что поручаются нам с Энакином, я вполне мог бы справиться и сам. А решение отправлять нас обоих только на наиболее сложные задания, было бы куда более рациональным и практичным. Уже не говоря о том, что это позволило бы дать Энакину ещё некоторое время, дабы быстрее и успешнее разрешить проблему, возникшую с его бывшим падаваном, - договорив сию длинную речь в защиту и поддержку собственного бывшего ученика Оби-Ван, наконец-то замолчал, оценивающе смерив взглядом сначала опять до предела недовольного положением дел Винду, потом на время притихших остальных магистров, а затем абсолютно сбитого с толку Скайуокера и явно о чём-то задумавшегося Йоду.

И хотя предложение Кеноби было простым и понятным, гранд-магистр не спешил давать какого-либо ответа сразу. Ещё несколько минут Йода молчал, как будто тщательно обдумывая и взвешивая что-то в своей маленькой зелёной голове, а затем, прежде, чем опять попытавшийся нечто ляпнуть Мейс открыл для этого рот, спокойно и размеренно произнёс:

- Своеволию бывшего ученика не должен потакать ты, - обращаясь к Оби-Вану, гранд-магистр, легко ткнул в сторону того когтистым пальцем, - Однако есть, в предложении твоём разумного доля. В виду ситуации сложившейся, юного Скайуокера не будем сильно нагружать заданиями мы. Но, выполнить миссию, возложенную на вас сегодня, оба вы обязаны, - Йода на секунду замолчал, сделав в своей, казалось, заумной речи небольшую паузу, которой ту же попытался воспользоваться Энакин, чтобы оспорить и это, почти справедливое решение.

- Но… - выставив руку вперёд с поднятым вверх указательным пальцем, собирался было вновь начать возмущаться чему-то Скайуокер, однако суровый взгляд маленького зелёного гранд-магистра прямо ему в глаза, тут же заставил избранного замолчать.

- И моё решение возражениям не подлежит. На сеем, собрание наше оконченным считаю, - тут же, всё тем же спокойным и непоколебимым, но при этом таким твёрдым тоном заявил он, что Винду, тоже желавший высказаться по поводу, подобно Энакину мгновенно притих.

Договорив последнюю фразу до конца, Йода резво соскочил со своего места и медленно, маленькими шажками, проследовал к выходу из зала совета. Другие магистры поступили так же.

Не имея больше возможности никак воспротивиться выполнению этой миссии, Энакин лишь тяжело вздохнул, в тайне надеясь, что все предпринятые им меры по спасению Асоки окажутся достаточно надёжными, дабы уберечь юную тогруту от ошибок. А Оби-Ван лишь молча подошёл к нему, с сочувствием и пониманием положив Энакину руку на плечо, при этом всем своим видом показывая, что сделал для бывшего ученика всё что мог.

И вот, несмотря ни на какие возмущения и уговоры совета Скайуокер и Кеноби таки вынуждены были отправиться на задание вместе. Явно недовольный решением магистров, хотя то почти что полностью соответствовало его требованиям, Энакин шёл по коридору небольшой секретной лаборатории Корусанта, понуро опустив голову, и с волнением посматривал на крохотный экран прибора, закреплённого у него на левой руке. И хотя маленькая красная точка, именованная Асока, всё ещё неспешно передвигалась по своему дому, Скайуокер значительно нервничал. Все его мысли сейчас были сосредоточенны не на предстоящей миссии, а на том, как в таких условиях можно было уберечь Тано от очередных вредных для неё же самой похождений. Кроме того, уже в который раз буквально спасённый собственным учителем, при том, что ещё позавчера он же сам его подвёл, джедай испытывал невероятную смесь благодарности и стыда. Энакину было так плохо и неловко из-за произошедшего за предпоследние сутки, что он всё же счёл необходимым рассказать Кеноби всё, что случилось с Асокой позавчера. То ли оправдаться, то ли поделиться своими ужасом и печалю с тем, кого избранный действительно мог назвать своим лучшим другом. Упустив, пожалуй, всего две детали: невероятно жестокую смерть бомжей из-за полностью поглотившей Скайуокера в тот момент тёмной стороны Силы, ну, и, конечно, признание. Первое Оби-Вану, да и никому вообще не следовало знать. Энакин и сам не гордился, что гнев и ярость делали из него такого монстра, монстра, который порой, казалось пугал и отталкивал его же самого. А признание, Скайуокер просто не знал, как можно было лучше сказать об этом и стоило ли вообще говорить Оби-Вану о том, что он сам решил считать наркотическим бредом. Хотя если честно, от мыслей о словах Асоки на душе Энакина каждый раз делалось не спокойно. И, похоже, Кеноби смог почувствовать его волнение по этому поводу при помощи Силы.

- Это несомненно печально, - с огромной долей сочувствия и к Асоке, и к Энакину, изрёк Оби-Ван, когда Скайуокер закончил свой рассказ.

И мельком взглянув на озадаченное выражение лица Энакина, как бы невзначай тактично поинтересовался:

- Есть ещё что-то, что я должен знать?

Его вопрос вдруг заставил Энакина резко остановиться на месте и более взволнованно поднять глаза на своего тоже замершего бывшего учителя. Какое-то мгновение, ещё какую-то незначительную долю секунды Скайуокер колебался, не зная стоило ли ему говорить об этом Оби-Вану. Однако сейчас как никогда Энакину действительно требовался его совет. Он просто не мог больше держать все эти мысли и рассуждения о предполагаемых причинах наркомании Асоки в своей голове. Как не мог и определить были ли слова Тано под кайфом правдой, а ведь это являлось крайне важным для них обоих. Ведь поняв истинную причину падения тогруты, можно было лучше понять, как спасти её. И Скайуокер сдался.

- Позавчера в наркотическом бреду Асока призналась мне в любви. Она сказала, что стала употреблять из-за того, что меня не было в нужный момент рядом, из-за того, что я не ответил на её чувства взаимностью, - с пониманием наблюдая за тем, как вполне ожидаемо расширяются от удивления зрачки Кеноби, наконец-то решился открыться Энакин, - И я не знаю, как на это реагировать. Я чувствую такую вину, такую злобу на самого себя, такую ненависть! Оби-Ван, я в смятении, я действительно не знаю верить ли словам Асоки или нет. Но если это правда, то это же просто ужасно! Получается, что во всём том, что случилось с ней только моя вина. И с того самого момента, как я услышал признание, эти мысли ни на секунду не дают мне покоя. Скажи, могли ли слова Асоки действительно быть правдой? Или это просто наркотический бред?

В голосе Энакина явно читалось не только сильное волнение, но и отчаянное желание ухватится за свою последнюю спасительную соломинку – списание всё на действие дурманящих разум тогруты препаратов. Однако, казалось, Скайуокер знал, каким будет ответ бывшего учителя и до смерти боялся его услышать.

Слова Энакина, абсолютно неожиданные откровения такого рода, заставили Кеноби серьёзно задуматься. Приняв свою любимую позу для размышлений – одну руку положив себе на подбородок, а второй подперев её локоть, Оби-Ван молчал ещё какое-то время, недовольно хмурясь и потирая пальцами собственную бороду. После чего, наконец-то, придя в себя, всё же решился произнести слова, которые дались ему с трудом, однако были вполне логичными в свете всех воспоминай о парочке Тано – Скайуокер за всё то время, что Кеноби был с ними знаком.

- Энакин, я действительно не знаю, что посоветовать тебе в такой трудной ситуации. Однако, судя по всему, думаю, что слова Асоки действительно могли быть правдой, - Оби-Ван вновь замолчал, ещё раз задумчиво потеребив собственную бороду, а затем убрав от неё руки и положив одну из своих кистей на плечо Скайуокера, при этом пытаясь всмотреться в его глаза, наполненные шоком и ужасом, серьёзно и поучительно добавил, - Но как бы там ни было, ты не должен способствовать её чувствам никоим образом. Ибо это противоречит кодексу джедаев.

В надежде, что, кажется, даже переставший от волнения не то что двигаться, но и вообще дышать Энакин всё же услышал и понял то, что хотел донести до него Оби-Ван своими двумя последними предложениями, Кеноби быстро убрал от бывшего ученика руку и ещё несколько минут выдержал молчаливую паузу, дабы дать Скайуокеру принять данность, а также смириться с ней. А уже потом, краем глаза уловив, что его бывший ученик постепенно понемногу начинает приходить в себя от только что пережитого им сильнейшего шока, тактично сменил тему на более спокойную.

- И вообще, сейчас ты должен сосредоточится на нашей миссии, - делая вид как будто только что абсолютно ничего не произошло, Оби-Ван медленно пошёл дальше по коридору, говоря теперь уже о задании, тем самым просто вынуждая Энакина отбросить на время размышлении о чувствах Асоки и покорно последовать за ним.

- Так вот, наша миссия заключается в охране секретных данных о разработках новейшего оружия, которые находятся в главном компьютере этой лаборатории, - скучно и монотонно пояснял Кеноби, словно и вовсе не обращая внимания на то, что Энакин был настолько погружён в собственные размышления, что почти все его слова пропускал мимо ушей, - Каким-то образом об этих сверхсекретных разработках стало известно сепаратистам. Наши шпионы сообщили, что Гривус планирует отправить дроидов в лабораторию с целью выкрасть необходимую информацию. А наша с тобой задача заключается в том, чтобы этого не допустить. План такой, я буду находиться снаружи здания и возьму на себя часть солдат врага, которые будут отправлены в лабораторию для отвлечения внимания. Ты же будешь находиться внутри здания, возле главного компьютера и попытаешься остановить и обезвредить агента, что будет послан с непосредственной задачей скачать данные. Ты меня слышишь Энакин? – только дойдя до помещения, где и располагался тот самый злополучный источник секретной информации, Оби-Ван заметил некую рассеянность напарника и задал подобный вопрос, слегка тряхнув Скайуокера рукой за плечо.

Находящийся до этого момента будто в неком медитативном трансе, Энакин аж вздрогнул от неожиданности, но сие действие отлично привело его в чувства и вернуло из мучительных и тяжёлых размышлений о бывшей ученице в суровую реальность.

- А? Да… Слышу, конечно. Отправляйтесь уже на свой пост, учитель, - быстро отмахнулся от Кеноби Скайуокер, как-то смутно перебирая в голове все разъяснения о задании, что до этого так долго «втирал» ему Оби-Ван.

Не в состоянии в такой ситуации как-то ещё повлиять на Энакина, чтобы тот больше сосредоточился на выполнении крайне серьёзной миссии, Кеноби лишь тяжело вздохнул от бессилия и пошёл в указанном направлении. Скайуокер же остался здесь и, сняв с пояса световой меч, нервно стал крутить оружие в собственных пальцах, с каким-то безразличием, ожидая появления противника.

Комментарий к Глава 5. Разочарование, Часть 1

Извиняюсь за столь длительную задержку части. Трудная глава, трудная жизнь. XDD

========== Глава 5. Разочарование, Часть 2 ==========

Тёплые лучи дневного солнца Корусанта ярко освещали небольшую площадку перед зданием, именуемым научно-исследовательским центром, которое на самом деле являлось секретной лабораторией планеты-столицы, приятно грея двоих стоявших на посту охранников. Местность у парадного входа в строение была не слишком обширной, однако, несмотря на это, могла порадовать глаз посетителя пейзажем, который не часто можно было встретить в этой застроенной донельзя столице.

В самом центре площадки размещался огромный трёхъярусный фонтан из недр которого то и дело струились потоки кристально-чистой воды. А по обе стороны от сего изящного, архитектурного сооружения, высаженные аккуратными полукругами и просто идеально выстриженные росли красивые зелёные кусты. Эта живая изгородь возвышалась над небольшими участками земли, куда уходили её корни, примерно на метр и весьма-весьма оригинально смотрелась среди бедных на растительность пейзажей планеты. В общем, окружение снаружи, приятно располагало к себе. Впрочем, как и внешний вид самого здания, как и архитектурные и суперсовременные изыски внутри него и даже как наружная декоративная разъезжающаяся в стороны стеклянная дверь.

Конечно и парадный вход, и вообще весь верхний уровень, предназначенные для посетителей «научно-исследовательского центра» не были оснащены достаточными мерами безопасности, охранники тут стояли разве что для вида, и, казалось, внутрь здания мог проникнуть кто угодно. Однако не всё бывает так, как выглядит на первый взгляд, открытый широкой публике этаж был лишь удачной маскировкой, чтобы скрыть всё то, что на самом деле хранило в своих недрах это сооружение, а именно, секретную лабораторию, и вот туда-то без особых ухищрений и подготовки было вообще нереально попасть. Хотя служащих верхнего уровня это в принципе и не волновало, многие из них даже не знали, «где именно» на самом деле они работали. К числу таких служащих «научно-исследовательского центра» относилось и два бравых парня в чистенькой идеально выглаженной форме, абсолютно непонятно для чего вооружённых бластерами.

Просто изнывая от скуки, в данный момент парочка товарищей с любопытством разглядывала птиц, что кружили над живой изгородью и, мерзко чирикая, то и дело садились на зелёные веточки кустов. Занятие было не самым интересным, особенно, когда повторялось изо дня в день уже в миллионный раз. И, чего и следовало ожидать, абсолютно наскучило одному из бравых парней. Уже в который раз пробежавшись взглядом по миловидной площадке около центра и на мгновение задержав его на месте скопления мелких, юрких птичек, один из мужчин прицелился и выстрелил по ним из бластера. Конечно, охранник и не рассчитывал, что его «охота» завершиться удачно, однако припугнуть надоедливых нарушителей тишины было хотя бы каким-то развлечением.

С шипением мелькнув в воздухе, заряд бластера быстро достиг цели и опалил край идеально-ровного куста, тут же заставив небольшую стайку птичек улететь прочь.

- Эй… Что ты творишь? – в недоумении наблюдая за неположенными по уставу действиями своего напарника, тут же попытался одёрнуть его второй охранник.

Однако его замечание по поводу и зря израсходованного заряда бластера, и попорченного казённого имущества не возымело никакого особого эффекта.

- Да ладно тебе, - успокаивающе в ответ протянул первый, с безразличным видом возвращая собственное оружие обратно в кобуру, - Всё равно у нас самая скучная работа в мире. Ну, ничего не происходит, вообще ничего. Так скучно, что сдохнуть хочется. Выпить что ли?

Среди потока своих возмущений по поводу не особо интересной службы мужчина вдруг придумал куда более увлекательное занятие, нежели попусту палить по птичкам, что, кстати, уже через минуту обратно вернулись на подстреленный куст. Не долго думая, первый охранник быстро извлёк из кармана небольшую декоративную фляжку и демонстративно повертел её в руке перед своим товарищем, который явно в ещё большем недоумении продолжал пялиться на него.

- Ты что? Мы же на посту, - в очередной раз попытался возразить слишком правильный второй охранник, но слова его и сейчас не были помехой для напарника.

- Да ладно тебе, - абсолютно той же спокойной фразой опять ответил первый, как-то безразлично махнув рукой, - Немного расслабиться никому не помешает. К тому же это отличный королеанский виски. Мне друзья на День Рождения подарили, - слегка встряхнув фляжку, охранник сделал несколько глотков спиртного, а затем, ещё больше осмелев, покинул надлежащее ему место слева у парадной двери и подошёл к товарищу.

И сам не наблюдая за происходящим на площадке, и одновременно отвлекая второго охранника, мужчина дружелюбно протянул тому ёмкость с виски, предлагая присоединиться. Оба парня в данный момент были так заняты своими «увлекательнейшими» разговорами, что даже не заметили, как с почти бесшумно подлетевшего к зданию корабля, вниз по тросам спустилось несколько дроидов, а потому абсолютно спокойно продолжали и дальше заниматься их делами.

Конечно не слишком одобряя нарушение служебного устава, однако понимая, что его напарник по сути был прав – на этой работе без какого-то дополнительного допинга трудно было не умереть со скуки, второй охранник с опаской, но всё же согласился на его предложение:

- Ладно, давай, - с видом «была, не была, всё равно хуже не станет» мужчина тоже отчаянно махнул рукой и принял у своего товарища из кистей фляжку.

Сделав несколько глотков, парень аж зажмурился и резко встряхнул головой, настолько крепким оказался напиток, после чего каким-то более весёлым и мутным взглядом уставился перед собой на живую изгородь, прямо за которой в лучах тёплого дневного солнышка ярким отблеском сверкнула железная голова робота.

- О действительно отличный виски. Я аж вижу дроидов в кустах, - абсолютно не поверив собственному зрению, попытался пошутить мужчина относительно возможных побочных эффектов опьянения от качественного спиртного.

- Да ладно тебе, - тоже развернувшись в том направлении, куда с таким любопытством пялился его напарник, усмехнулся первый охранник, - Они не могут быть в кустах, дроиды же не…

Договорить эту фразу мужчине так и не удалось, потому что «дроиды, которые не…» абсолютно внезапно начали атаку. Разноцветные лучи бластеров, стараясь создавать как можно больше шума и наносить строению как можно больше повреждений, просто дождём посыпались в сторону несчастных полу опьяневших парней и прозрачной стеклянной двери парадного входа. Возможно, этот дурацкий диалог ни о чём и стал бы для обоих охранников последним, что они успели сделать в своей скучной жизни, если бы в холле здания вовремя не появился Оби-Ван.

Ещё издалека заметив начавших атаку дроидов, Кеноби применил Силу, буквально заставив в одно мгновение декоративные стеклянные двери разъехаться в стороны, и с ловкостью зашвырнул обоих не понимающих, что происходит охранников внутрь здания. Сам же Оби-Ван, уже очутившись на пороге «научно-исследовательского центра», долго не задумываясь, выхватил световой меч и стал умело отбивать заряды бластеров. Первый из них, как и планировал Кеноби, был точно направлен джедаем прямо в один из датчиков движения охранной системы здания, что тут же заблокировало не слишком прочную дверь и активировало какой-никакой энергетический щит перед ней, тем самым усложняя врагу проникновение внутрь. Теперь, убедившись, что и парадный вход, и не слишком профессиональные служащие были в безопасности, Оби-Ван мог сражаться абсолютно спокойно.

Продолжая умело орудовать мечом, одну за одной принимая наиболее выгодные для этого боевые стойки, Кеноби перенаправил несколько зарядов бластеров обратно в дроидов, тем самым выведя около четырёх штук из строя. Явно не ожидавшие появления здесь генерала «жестянки» даже на пару мгновений замешкались и прекратили огонь.

- Джедай, - механическим голосом констатировал неприятный факт один из рядовых дроидов, - Командир, что нам делать?

- Болван! Стреляй по нему! – зло отозвался тот, грубо ткнув в сторону Оби-Вана механическим пальцем.

- Так по болвану стрелять или по джедаю? – не совсем поняв приказ начальника, тут же переспросил робот.

- Ты - идиот. Просто стреляй! – ударив всё той же рукой сначала себя по лбу, а затем по затылку не слишком сообразительного подчинённого, уточнил более высокий по званию дроид.

Тем временем, не теряя ни секунды, Кеноби моментально воспользовался замешательством врага и быстро шмыгнул за живую изгородь, которая находилась по левую сторону от фонтана и как раз напротив, разговаривающих «жестянок», уже через пару мгновений превратив ещё троих их товарищей действительно в жестянки. Металлические головы, руки, ноги просто градом летели в разные стороны из-под мерцающего в воздухе синего лезвия светового меча.

Понимая, что их промедление дорогого им стоило, дроиды стали палить по кустам, за которыми сейчас находился Оби-Ван, прожигая в живой изгороди дымящиеся дыры. Но этого было недостаточно чтобы навредить противнику, да даже и вообще задеть ловкого, прыткого и опытного джедая. На мгновение вынырнув из-за расстрелянных кусов, Кеноби быстро отбил очередной заряд бластера, тут же вырубивший одного из троих оставшихся дроидов, что вызвало абсолютное недовольство у командира данной группы роботов.

- Метче стреляй, мазила, по джедаю, а не по мечу, пока он тебе им башку не снёс! – громко прикрикнул старший по званию дроид, в очередной раз ткнув пальцем в сторону Кеноби.

- Есть, команди… - попытался армейским тоном отчеканить тот, опять открыв огонь, однако предсказание его сослуживца в точности сбылось.

Уже через секунду новый заряд бластера был отбит джедаем и, перенаправленный прямо в шею последнему оставшемуся рядовому, жёстко лишил того головы. Поймав механическими руками «снесённую башку» своего подчинённого, старший по званию понял, что остался абсолютно один. Быстро бросив полученный от джедая «презент» на пол, дроид выхватил свой бластер и стал отстреливаться сам, одновременно пытаясь вызвать подмогу. Однако либо место было неудачное, либо какие-то системы безопасности глушили сигнал, но роботу с его позиции из-за кустов сделать этого так и не удалось. Продолжая бесцельно палить из бластера в Оби-Вана, командир попытался найти более удачное место для связи. В конце концов, его «жизнь» ничего не стоила по сравнению с успехом всей операции.

Отчаянно покинув занимаемую им позицию в укрытии за живой изгородью, дроид выбежал на ближайшее открытое место площадки, а именно, чуть ближе к стеклянным дверям, и громко произнёс в коммуникатор:

- Враг полностью разбил первый отряд, пришлите подмо… - его фраза тоже была оборванна.

Привычным приёмом Силы Оби-Ван одной рукой направил в сторону командира крутящееся в воздухе лезвие светового меча, которое, разрубив несчастного дроида пополам, тут же бумерангом вернулось обратно в кисть Кеноби.

С лёгкостью поймав рукоятку своего светового оружия, Оби-Ван быстро подошёл к последнему «убитому» дроиду и шутливо произнёс:

- Надеюсь, они тебя не услышали.

Однако громкий звенящий лязг механических ног, опустившихся на платформу ещё десятерых более опасных в бою видов дроидов, заставил Кеноби тут же усомниться в собственных словах.

- Или всё же услышали, - тут же добавил джедай, разворачиваясь лицом к противнику и с новым энтузиазмом начиная отбивать мечом заряды бластеров.

В отличие от предыдущей группы роботов эти модели дроидов были куда эффективнее в бою, потому противостоять им было не столь же легко и просто. За несколько минут Оби-Ван сумел перенаправить лишь один заряд бластера в «жестянок» так, чтобы кого-то навсегда вывести из строя. От остального потока «вражеских пуль» приходилось просто защищаться.

Понимая, что с дальнего расстояния ему с врагами не справиться, Кеноби рванулся прямо в центр группы дроидов. Ловко совершив кувырок вперёд, Оби-Ван быстро поднялся на ноги, одновременно разрубив вдоль одного из противников. Оттолкнув ещё парочку дроидов при помощи Силы свободной рукой в фонтан, от чего те тут же заискрились и взорвались, Кеноби совершил оборот вокруг своей оси, и располовинил ещё троих. Оставшиеся роботы попытались атаковать его в рукопашную. Но и с ними джедай легко справился.

Пока Оби-Ван разбирался с теми «жестянками», которые то и дело портили изящный пейзаж небольшой платформы перед зданием, новые группы подмоги всё прибывали и прибывали. Тем не менее, врагу это не сильно помогало. Руки, ноги, головы, располовиненные тела дроидов и прочие запчасти, на которые они рассыпались, соприкасаясь с мечом Кеноби, просто градом сыпались наземь, негромко шипя искрящимися железными кусками. Бой был динамичный, хотя при этом достаточно долгий. Гривус и Дуку явно не жалели на дроидов ни денег, ни времени. «Жестянки» буквально лезли отовсюду. Одни из них отчаянно пытались уничтожить Оби-Вана, другие сломать защитное поле около парадного входа, а несколько из дроидов, оказавшиеся самыми сообразительными, даже попытались прорезать в крыше дыру и через неё пробраться внутрь. Но что бы не предпринимал враг, генералу вполне себе успешно удавалось сдерживать его наступление.

Казалось, абсолютно бесполезные против джедая в бою дроиды не кончатся никогда, они просто рано или поздно измотают Оби-Вана, победив числом. И всё же бесконечным резервам отвлекающей группы роботов пришёл-таки конец. Устало разрубив последнюю попытавшуюся его застрелить «жестянку» надвое, Кеноби с облегчением вздохнул, поняв, что подмоги больше не предвидится и искренне надеясь, что на сеем его часть миссии была закончена.

- Полагаю, это всё. Не слишком-то хорошая фантазия у Гривуса – одни и те же дроиды, одни и те же тактики. Давно пора понять, что это не эффективно.

Генерал уже хотел было нажать пару кнопок на своём коммуникаторе, чтобы узнать, как обстояли дела у Энакина. Однако не тут-то было… Джедай явно рано порадовался.

Всё это время наблюдавшие за ним через стеклянную дверь охранники, почему-товдруг испуганно уставились куда-то магистру за спину и активно стали тыкать пальцами, словно в бою жестикулируя руками. Впрочем, и сам Оби-Ван долго в неведении не оставался. С досадой узнав, пожалуй, наиболее ненавистный любому джедаю звон, Кеноби поморщился и, развернувшись лицом к шести дроидам, негласно именуемым «перекати-смерть», исправился:

- Беру свои слова обратно. А вот это уже эффективно.

Моментально возведя вокруг себя куполообразные синеватые энергетические щиты, роботы стали стрелять по Оби-Вану, у которого была всего, пожалуй, секунда, чтобы среагировать, и который за это краткое мгновение, взглянув сначала на фонтан, потом на дроидов, успел-таки придумать план. Ловко отпрыгнув назад с того самого места, что тут же превратилось в «решето», Кеноби применил Силу. Огромная волна кристально-чистой воды, по мановению обеих его рук угрожающе возвысилась над атакующими «жестянками» и тут же рухнула вниз на ничего не подозревающих роботов, сносящей всё на своём пути лавиной.

Быстрое короткое замыкание, и с самыми противными дроидами в галактике было покончено. С любопытством наблюдая со своей позиции за искрящимися и взрывающимися «перекати-смертями», Оби-Ван весело улыбнулся просто ликующим от восторга и восхищения джедаем слегка пьяным охранникам, а потом, изображая серьёзную задумчивость, добавил:

- Хотя…

Оставшись наедине с собственными мыслями после ухода Кеноби, Энакин никак не мог прийти в себя. Мало того, что его беспокоило абсолютно неуместное и ни в какие рамки не лезущее признание Асоки, так теперь он ещё и сомневался, правильно ли было рассказывать обо всём этом Оби-Вану. Когда-то давно, когда у Скайуокера возникли проблемы с Падме из-за Раша Кловиса, он так и не решился поведать о своих сложных взаимоотношениях с женой Кеноби. Так почему же теперь, почему именно в этот раз он так просто и без особых раздумий открыл Оби-Вану секрет Тано? К тому же, Кеноби не только подтвердил все его самые страшные опасения, но и по сути более-менее стоящего совета своему бывшему ученику не дал. Оби-Ван посоветовал Энакину ни коим образом не способствовать чувствам Асоки. Но разве Скайуокер вообще мог хоть как-то им способствовать? Что вообще могло быть у него с почти малолетней Тано? Или всё же что-то могло быть?

Нет, вот такие совратительские мыслишки Энакин старался гнать от себя чем можно дальше. С Асокой у него ничего и никогда не могло быть кроме дружбы ни с его стороны, ни, тем более, с её. Тано просто говорила всякую ерунду в наркотическом бреду, а Оби-Ван, ну, видимо, тоже что-то не так понял или думал больше о миссии, на которую их отправили, нежели о том, что попытался рассказать ему бывший ученик. Так почему же Скайуокера так сильно мучало чувство вины? Ещё сильнее, чем было раньше, в сотню, а может быть и в тысячу раз.

Энакин по-прежнему старался отрицать вероятность чувств Асоки, старался отрицать её признание, но разве на самом деле мог он отрицать очевидную реальность? Сейчас, вспоминая прошлое, каждую ситуацию с его ученицей, каждый её взгляд, каждый жест, Скайуокер чувствовал себя таким виноватым за всё. Таким виноватым, как будто это он совратил своего маленького наивного падавана самолично и против её воли, а не она без какого-либо вмешательства влюбилась в мастера, что был на шесть лет старше её, в мастера, что тайно был женат на другой.

Почему-то в этот момент Энакину вспомнился тот случай, когда Асока разбилась на спидере, так и не долетев до его дома перед миссией. И в голове тут же возник вопрос, а действительно ли Тано тогда не добралась до места их встречи, и всё, что с ней произошло в тот день, абсолютно никак не было связанно с генералом и её влюблённостью в него? Нет, теперь, вспоминая резкие озлобленные речи юной тогруты о том, каким мерзавцем был Энакин, о его секретном браке, о его тайной жене, в это верилось с трудом. Сейчас многие вещи джедай видел под совсем иным углом, переосмыслил и понял их такими, какими они являлись на самом деле. Тогда, сразу после аварии, Энакин долго не мог понять, как вообще смышлёная и рассудительная девочка вроде Асоки могла разбиться на спидере, почему после случившего с ней несчастья, она не желала его видеть в больнице, его, своего учителя, самого близкого для неё человека, а уже потом, многие-многие недели и вовсе избегала мастера. Но вот теперь, детали этой мозаики складывались в одну весьма и весьма неприятную картину. И объяснение просто само напрашивалось – в тот день Асока прибыла на место встречи немного раньше положенного и, скорее всего, стала невольной свидетельницей его привычных прощальных нежностей с женой. Для них с Падме в этом не было ничего необычного, но для юной влюблённой девочки-подростка, в теле которой в силу возраста бушевали гормоны, это показалось концом света, концом жизни, концом всего. Скайуокер невольно вспоминал свою собственную юность, когда все его мечты и мысли, вместо положенных джедаю размышлений о тренировках были поглощены одной единственной Амидалой. Он жил ею, дышал ею и, наверняка, умер бы от горя, если бы так и не смог в последствии заполучить её. А если бы и вовсе узнал, что она предпочла другого…

Нет, об этом генералу не хотелось даже на мгновение задумываться. Зато теперь он отчётливо понимал, какой кошмар, какую пытку в тот день могла пережить Асока. С ужасом осознавал, как больно ей было тогда. Но с ещё большим ужасом до него теперь дошла и иная реальность – Асока могла погибнуть из-за него, из-за своей глупой нелепой влюблённости в него, которую Энакин никогда просто не замечал, но так опрометчиво продолжал и продолжал постоянно невольно подпитывать.

Сейчас каждое его действие, каждое слово по отношению к бывшей ученице, каждый жест дружбы, которую он открыто проявлял к Асоке, казались ему какими-то пошлыми, неуместными, неправильными. Например, однажды, после того, как Тано надолго пропала во время миссии, а потом сама вернулась с планеты охотников живой и невредимой, Скайуокер абсолютно не задумываясь, обнял её. Тогда ему это казалось совершенно безобидным жестом, но теперь… Зная о влюблённости в него тогруты, генерал уже не мог назвать свой внезапный «порыв чувств» таким уж ничего не значащим. А сколько ещё раз он вот так же двусмысленно прикасался к Асоке, трогал её во время тренировок, как тогда, в тот последний раз в ордене джедаев, когда Тано озлобленно швырнула мечом, в пол, конечно, а следовало бы лучше в него, или брал её за руку. Для Энакина это были простые и ни к чему не обязывающие действия, но о том, что чувствовала при этом Асока он как-то даже и не догадался подумать.

А теперь? То, что он творил теперь и вовсе не поддавалось никакому нормальному описанию со стороны влюблённой девушки. Генерал лично таскал Тано повсюду, хватал за руки, обжимался и обнимался с ней, хотя это и выглядело вполне нормально в ситуациях, как в полицейском участке или, когда Асока чуть не умерла, и всё же…

А его последние поступки? Видимо, Падме не зря приревновала мужа к его ученице, наверняка Амидала оказалась куда прозорливее своего наиглупейшего супруга и уже давно заметила привязанность Тано, в отличие от Энакина. И в свете всего этого, теперь обвинения жены не казались Скайуокеру такими уж пустыми и необоснованными. Додумался же он переехать жить к влюблённой в него Асоке, и при этом дарить ей подарки, не просто подарки, а украшения…

Стыд и смущение огромной всепоглощающей волной накрывали Энакина всё больше и больше с каждой минутой. Осознание всех его поступков, всех его действий, слов, делало для Скайуокера воспоминания прошлого просто невыносимыми. Хотя всё это было мелочами по сравнению с тем, что он теперь понимал – единственной и самой важной причиной того, что Асока стала принимать наркотики, скатилась на самое дно жизни, буквально убивала себя собственными руками, был он, только он и никто другой! Оби-Ван оказался в чём-то прав, Энакин действительно, хоть и невольно, но всегда способствовал запретным чувствам Тано. И от этого вина сейчас просто разъедала душу Скайуокера, словно кислота. Ему было стыдно, больно, невыносимо, ему было просто непередаваемо плохо. Генерал одновременно и жалел Асоку, и ненавидел себя, и не знал, как всё это можно было исправить. Но от этих угрызений совести ещё трезвее и отчётливее понимал, что именно он должен был остановить пагубное пристрастие бывшего падавана, спасти её от результата своих же действий, исправить собственные ошибки, искупить вину. Теперь он не просто был виноват перед Тано за невнимательность к ней, что недоглядел, как и когда всё это началось, теперь Энакин чувствовал, что он самолично сделал всё это со своей бывшей ученицей, буквально силой запихивал ей наркотики в рот, издеваясь над её телом и душой. Это он убивал меленькую хрупкую девочку-тогруту своим недостойным ни для джедая, ни для учителя поведением, и именно он должен был исправить все те ошибки, что совершил, искупить все те грехи, что были на его совести, а он самонадеянно не хотел их замечать. Вот только, правда, Энакин не знал, что он мог сделать в подобной ситуации. Отвечать на чувства Асоки он бы никогда и ни за что не стал. Во-первых, у него была Падме, любимая и драгоценная жена, а, во-вторых, Тано ведь ещё совсем была девочкой ребёнком… Или уже не была?

В этот момент, Скайуокер, пожалуй, впервые задумался об Асоке, как о женщине, точнее, как о девушке, а не как о каком-то своём бесполом друге. Внешне она выглядела крайне экзотически, совсем не похоже на Падме, тем не менее была достаточно привлекательна: Милое лицо, стройное изящное тело, мягкая нежная кожа, правильной формы округлая грудь…

Поняв, что мысли завели Энакина куда-то не туда, он тут же резко встряхнул, головой, пытаясь откинуть эти абсолютно неуместные, извращенские рассуждения.

«Нет, Оби-Ван прав, я действительно ни коим образом не должен способствовать чувствам Асоки!» - мысленно отрезал Скайуокер, краем уха уловив шорох, раздавшийся где-то позади него.

Пока Оби-Ван разбирался со всеми теми «жестянками», что прислал для создания видимости лобовой атаки Гривус, а Энакин рассуждал над реалиями его жизни и жизни его несчастного бывшего падавана, по фасаду здания почти бесшумно и абсолютно незаметно карабкался новый улучшенный дроид. Эта модель была создана относительно недавно и ещё даже толком не протестирована на настоящем боевом задании, однако показала себя наилучшим образом на всех стадиях проверки ещё на заводе разработчиков. Именно сия миссия по добыче секретных материалов из лаборатории Корусанта и должна была стать испытательной для данного робота. В идеале дроид разрабатывался именно для сражения с джедаями, однако, как новая умная машина покажет себя в бою, можно было проверить только отправив дроида на встречу с настоящим рыцарем ордена. А в том, что охранять секретную лабораторию от нападения врага пришлют именно мастеров световых мечей Гривус не сомневался. По сути генерал сепаратистов даже хотел этого, оттого сам же позволил шпионам республики донести нужную информацию до совета, и этим он собирался убить двух зайцев, если даже не трёх: выкрасть необходимые ему данные, испытать нового почти совершенного дроида в бою с настоящим джедаем и, конечно же, наконец-то утереть нос треклятому ордену, который столько раз срывал его задумки и планы. В общем-то, пока что всё шло как того и ожидал Гривус, новый улучшенный дроид отлично справлялся с порученным ему заданием. И этому способствовало всё естество совершеннейшей разработки сепаратистов.

Дроид был сделан из особого лёгкого, в то же время невероятно прочного сплава серебристого цвета, который с трудом мог прожечь даже джедайский световой меч, не поверив разработчикам, Гривус сам проверял, и результат подобного теста его более чем удовлетворил. Помимо материала, из которого были отлиты запчасти робота, данный механизм имел массу других превосходств над всеми прошлыми моделями сепаратистов. Например, был максимально приближен к человеку, если не внешне, то по манере двигаться так точно, хотя, возможно, его функциональность в этом плане даже и выходила за рамки гуманоидов. Робот был сконструирован и собран так, что его тело позволяло умной машине перемещаться, прыгать, принимать любые позы, выгибаясь, как сделал бы это юркий «бесхребетный» лотальский кот, при том абсолютно без какого-либо вреда для себя. К слову, говоря о «юркости» данного дроида, можно было смело утверждать, что скорость его движений сильно превышала человеческую, и даже скорость движений самого Гривуса. Уже не говоря о невероятной, если можно было так сказать, физической силе. Кроме того, в программу этого великолепного чуда техники были заложены не просто стандартные боевые навыки «иди да стреляй из бластера», нет, рассчитанный на сражение против джедаев, а, вернее, даже на уничтожение оных, дроид получил в «подарок» необъёмную тонну информации от Дуку, о том, как следовало вести себя во время сражения. Проще говоря, в его память был закачан полный курс боевых навыков владения мечом на уровне опытного рыцаря ордена. Нет, светового клинка у робота, конечно, не было, однако ему это было и не нужно. Вооружённый обычным мечом, сделанным из того же почти не пробиваемого сплава, что и он сам, робот вполне прилично сражался с достаточно сильными противниками. Ему хватало и такого оружия, чтобы быстро и безукоризненно уничтожать всё и вся на своём пути. К тому же, и его меч имел небольшой секрет – робот в любую секунду мог провести сквозь собственное оружие мощную, почти разрушительную волну тока, способную хорошенько «поджарить» мозги противника. Помимо всего прочего, у этой идеальной машины была куда более глобально развитая «соображалка» нежели у всех прочих абсолютно «безмозглых» боевых дроидов, и ещё масса и масса разнообразных невероятно полезных на задании и в бою функций.

Например сейчас, ловко, словно ящерка прилипая конечностями к гладкой поверхности, и почти бесшумно робот карабкался по стене огромного здания, одновременно глуша абсолютно любые сигналы местной системы безопасности. Быстро добравшись до необходимого ему по плану миссии вентиляционного люка, дроид без труда открыл его и, также абсолютно беззвучно, как и раньше, нырнул внутрь. Легко перемещаясь в узком, тёмном пространстве по извилистым «коридорчикам», умная машина уже через минут пять оказалась у необходимого ему помещения. Внимательно уставившись своими визуальными сенсорами на потенциального противника, сканируя и оценивая его физические данные и прочие важные мелочи прежде, чем вступить в бой.

Прошло ещё пару мгновений, до того, как дроид, воспользовавшись тем, что ничего не подозревающий джедай стоял к нему спиной и явно был погружен в собственные размышления, аккуратно, абсолютно беззвучно снял крышку вентиляционной шахты и положил её где-то позади себя, а затем, уцепившись механическими руками за край стены, кувырком спустился на гладкий металлический пол. Всё так же продолжая действовать по схеме, которую он мгновенно «продумал» благодаря появившемуся у него преимуществу, робот абсолютно беззвучно приблизился к противнику, собираясь резко и внезапно атаковать слишком отвлёкшегося на что-то рыцаря. Мощная металлическая рука, крепко сжимавшая в своих пальцах рукоятку острейшего меча, уже была занесена над головой джедая. Мгновение, ещё мгновение, и того вот-вот настигла бы резкая, внезапная и весьма болезненная смерть. Сверкнув в искусственном свете ламп лаборатории, тончайший клинок, рассекая воздух, устремился в сторону противника, готовый навсегда оборвать его жизнь. Ещё чуть-чуть, и для джедая всё было бы законченно, ещё миг и его поглотили бы холодные объятья смерти… Но…

Но Энакин, благодаря своему идеальному слуху, не только сумел, уловить движения вражеского дроида в помещении заранее, а ещё при этом, благодаря своей же интуиции, отлично подгадать момент и вовремя среагировать на его внезапную атаку. Световой меч будто сам прыгнул к Скайуокеру в руку в нужное мгновение, и синее световое лезвие с характерным шумом метнулось в сторону оружия противника. Яркая вспышка от мощного удара светового клинка о металлический клинок из особого сплава чуть сильнее озарила небольшое, достаточно мрачное помещение и, вкладывая приличную долю физической силы в противоборстве давления меча на меч, джедай с самодовольной улыбкой произнёс:

- Не так быстро.

С того момента, как Энакин покинул захудалую квартирку Асоки прошло не так много времени, хотя Тано начинало уже казаться, что целая вечность. Почему-то, когда учителя не было рядом юной тогруте было труднее держаться, труднее следовать данному ей же самой обещанию. Без бывшего мастера слова Асоки казались ей такими далёкими и незначительными, однако, украдкой поглядывая на свои световые мечи, Тано старалась не поддаваться столь приятным и соблазнительным мыслям, как снова сбежать, найти себе дозу, найти себе приключения, в общем, опять пуститься во все тяжкие. Впрочем, сейчас это было ей не так уж и нужно. Раньше глупая наивная влюблённая тогрута старалась глушить наркотиками свою боль от разлуки, свою боль от предательства, старалась подавить и побороть в себе собственные абсолютно неразумные и безответные чувства, заполнить пустоту, которую создавало постоянное отсутствие её мастера рядом с ней хоть чем-то ещё. Но разве сейчас это было так? Да, пусть и при весьма странных обстоятельствах, но Энакин всё равно вновь был рядом с ней, жил с ней, общался с ней, делал достаточно странные необычные подарки, проводил каждую секунду своего времени с ней. Разве не об этом всегда мечтала Асока с того самого дня, как отчётливо поняла, что полюбила своего бывшего учителя? Так на кой хатт ей теперь понадобилось употреблять наркотики, если всё в её жизни начало складываться почти идеально? Возможно даже, что Скайуокер стал постепенно охладевать в чувствах к собственной жене, и это было бы пределом мечтаний для влюблённой Асоки. Но нет, вот о таких вещах она старалась не думать, Тано было страшно мечтать о несбыточном, ведь она так боялась вновь ошибиться, вновь обжечься о суровую и болезненную реальность. И тогрута пыталась гнать, гнать прочь от себя подобные мысли.

Впрочем, как и все другие навязчивые мысли обо всяких абсолютно неуместных вещах, скажем, о желании насладиться очередной дозой. В сознании Асоки, словно драгоценный камень так и мерцала сапфировым блеском небольшая баночка с КХ-28, соблазнительно маня к себе обещаниями нереального всепоглощающего блаженства. Но разве Тано не решила самолично бросить это дурное пристрастие? Ни Энакин, ни Пло или орден, ни кто другой приняли за неё такое решение, а она сама. Так почему же ей вновь так хотелось коснуться своими пухлыми карамельными губами этого пластмассового флакончика, позволить синей, слегка охлаждённой жидкости медленно проникнуть в её тело, потечь по нему словно по венам кровь… Секунда за секундой, буквально каждое мгновение отгоняя от себя подобные запретные мысли, тогрута старалась найти себе всё новые и новые занятия, чтобы отвлечься, чтобы забыть, чтобы не думать…

За проведённые в одиночестве сколько? Часы? Минуты? Секунды? Тано успела переделать в собственном доме всё, что только было можно. Она тщательно развесила в шкафу собственную выстиранную одежду, даже несколько раз всё перевешивала, чтобы навести там идеальный порядок. Перемыла всю имеющуюся у неё посуду. Поменяла и выстирала заляпанную собственной кровью постель, аккуратно и бережно развесив её в ванной. Протёрла пыль во всех уголках дома, особенно тщательно вычистив и вытерев старый рваный диван, на котором теперь доводилось спать её любимому и драгоценному мастеру. К слову, тогрута даже постаралась зашить обивку в некоторых особо порванных местах. Получалось у неё плохо, но всё лучше, чем из предмета мебели небрежно торчало бы его содержимое. Уже не говоря о том, что Асока трижды вымела и выдраила каждый миллиметр, сверкавшего теперь до блеска пола квартиры. И даже сообразила какой-никакой обед.

Да, Тано умела готовить, достаточно хорошо умела, как и любая другая женщина, просто раньше ей как-то не особо попадался момент для того, чтобы продемонстрировать это. Сейчас же, время для кулинарных творений было, что ни на есть идеальным, тогрута могла и порадовать, удивить, восхитить своего ненаглядного учителя, и вместе с тем заняла бы руки хоть чем-то, лишь бы голова не думала о дурном.

Закончив приготовление какого-то крайне сложного традиционного блюда Шили, чем любил лакомиться Энакин, Асока не знала, потому решила угостить его чем-то, что мастер явно до этого не пробовал, Тано мельком взглянула на коммуникатор, оставленный лично ей джедаем, и с досадой поняла, что поторопилась, ведь Скайуокер не предупреждал её о том, что скоро объявиться. Быстро поставив блюда с угощениями в холодильник, тогрута недовольно осмотрела комнату в поисках того, чем ещё она могла бы заняться.

Однако больше дел в этой пустой маленькой квартирке не наблюдалось. Бывший падаван довела своё угрюмое бедное жилище до идеальной чистоты, какая вообще могла быть в подобном месте, переделала все важные и не важные по хозяйству и вообще дела, и теперь ей просто абсолютно нечем было заняться. А ведь заняться надо было. Возможно, в другой ситуации Асока посмотрела бы по головизору новости республики, но увы и ах, древний почти разваливающийся головизор Тано уже давно вынесла отсюда самолично и продала за наркотики. Отчего теперь ей приходилось довольствоваться абсолютными скукой и бездельем.

Поначалу тогрута решила просто немного отдохнуть и поспать, но лишь её голова коснулась почему-то показавшейся ей такой шершавой, неудобной и жёсткой подушки, как Тано поняла, что совершенно не устала. От покрывала, которым Асока накрыла себя, было невыносимо жарко. Матрас тоже казался каким-то жёстким, кривым, давящим на спину. И несколько раз зло повертевшись на своём ложе в попытках найти более-менее удобную позицию для сна, тогрута резко встала. Зло сошвырнув с себя невероятно мешающее ей покрывало, Асока буквально зарычала от раздражения. Отчего-то её вдруг снова стали бесить самые-самые незначительные мелочи, начиная от невозможности заснуть, продолжая какими-то казавшимися невероятно громкими звуками из квартир соседей и заканчивая её собственными лекку. Они как будто давили на плечи, неприятно натирая нежную оранжевую кожу. И, разделавшись с покрывалом, тогрута зло одёрнула собственные сине-белые отростки раз, потом ещё раз, но так и не смогла найти для них какой-то наименее влияющей на её самочувствие позиции.

Снова зло дёрнув себя за собственные лекку так, что голову её пронзила резкая волна боли, Тано яростно выругалась словами, услышанными ей от её теперешних дружков в притоне, и с силой отбросила свои полосатые отростки назад.

Перестав драть себя за ни в чём неповинные лекку, тогрута глубоко вдохнула, и попыталась сосредоточиться и успокоиться, однако это лишь привело к очередным проявлениям раздражения и агрессии. Втянув воздух в свои лёгкие, Асока буквально ощутила, как вместе с ним те наполнились и неприятным щекотанием, что тут же трепетными нитями распространилось по всему её хрупкому телу, ломая его и выворачивая каждую мышцу. Всеми силами желая избавиться от сего неприятного ощущения, Тано резко потянулась, а затем пару раз нервно прошлась по комнате. Однако эти простые ухищрения ей ничуть не помогали, с каждым мгновением мыслей о том, как сильно девушке хотелось наркотиков становилось всё больше. Сначала это были простые воспоминания о том, как приятно было когда-то употреблять, с мгновенными доводами о том, что сейчас она ни за что не станет этого делать. Затем, это были мысли о том, а что если разок попробовать, не полную дозу, а всего чуть-чуть, от этого вреда не будет. Ну, а когда данные рассуждения переросли в полноценную мысль, а не наплевать ли ей на всё и просто пойти и доставить себе удовольствие, Асока поняла, что она должна себя занять хоть чем-то, чтобы не сорваться окончательно. Она ведь обещала и, даже более того, сама этого хотела, ради мечей, ради Энакина, ради своих принципов.

Из последних сил стараясь не думать о том, как же ей хочется КХ-28 в данный момент, Асока опять вернулась в гостиную. Она пообещала, что не станет в ближайшие несколько дней принимать наркотики, и юная тогрута, во что бы то ни стало, старалась сдержать своё обещание. А значит, нужно было найти любое, хоть самое дурацкое и бесполезное занятие на свете, только бы отвлечься.

Быстро пробежавшись раздражённым взглядом по комнате, Тано ещё раз оценила весь набор дел, которыми она могла бы себя увлечь, но, как на зло, ничего, абсолютно ничего не приходило девушке в голову. В этой пустой квартире нечем было заниматься в одиночку и не под кайфом. Тяжело вздохнув, Асока зло опустила голову, и, на её удачу, девушке на глаза попалась небольшая сумка с вещами Энакина. Подумав, что одежда и прочие необходимые предметы, принесённые её учителем, можно было бы тоже как-то разложить или развесить, тогрута решила взглянуть, что же таилось внутри. Хотя, Тано скорее больше просто горела желанием посмотреть, какие вещи взял с собой в её дом Скайуокер, да и вообще, порыться в его личных предметах, узнать о своём возлюбленном как можно больше, пока Энакина не было рядом. Да и по сути юной наркоманке больше нечем было заняться. Конечно, Асока понимала, что лазить по сумке Скайуокера и перебирать его одежду и прочее было как-то неприлично и вообще некрасиво, но сейчас Тано была готова на что угодно, лишь бы отвлечься от нарастающего с каждой минутой неприятного ощущения ломки, да и, признаться честно, тогруту просто изъедало любопытство.

Ловко водрузив достаточно лёгкий багаж джедая на теперь зашитый чёрный диван, любопытная девушка уселась рядом и спешно расстегнула молнию, запустив свои шаловливые юркие ручки внутрь. Тогрута долго копалась в вещах Энакина, хотя, по сути ничего криминального там не нашла, да и было бы странно, если бы что-то такое он с собой принёс в её дом. Среди багажа Скайуокера была в основном одежда и парочка предметов по уходу за собой: расчёска, которая кстати больше всего заинтересовала Асоку, что не совсем понимала, как ей нужно было пользоваться, зубная щётка, бритва и ещё несколько незначительных мелочей. Впрочем, эти вещи, кроме, пожалуй, вышеупомянутой расчёски, были не так уж увлекательны для Тано. Куда большее любопытство у неё вызвала одежда, хотя и та оказалась не столь разнообразной, в основном похожие друг на друга строгие «костюмы» тёмных тонов, которые генерал носил обычно при ней на войне или в ордене. Вытащив из сумки и рассмотрев парочку вещей, что лежали сверху, Асока с досадой вздохнула, мысленно отметив, что наряды для обыденной жизни у Энакина ничем не отличались от каких-то более официальных. Впрочем, ей всё равно нравились его «костюмы» они выглядели всегда строго, мужественно, так, как и нужно было, чтобы подчёркивать все достоинства внешности её мастера. Взяв в руки, внимательно рассмотрев и приложив несколько из вещей к себе, с удовольствием представляя, как бы она выглядела в одежде своего учителя, Тано быстро отбросила уже изученные ей предметы его гардероба в сторону и запустила шаловливые пальчики обратно в недра сумки, где так кстати на глаза ей попалось его нижнее бельё.

Не раз невольно позволяя не самым пристойным мыслям о её мастере блуждать в собственной юной головке, Асока иногда пыталась представить Энакина без верхней одежды, то есть хотя бы в одних трусах. Нет, Тано не была извращенкой, но в голове так сильно и безответно влюблённой девушки, которой почти ничего не было позволено в отношении её избранника, подобные вопросы возникали как-то сами собой, глупые и смешные вопросы вроде: Какое бельё носил её учитель? Или и вовсе, каким он был без белья? Конечно, как и любая другая скромная тогрута, Асока всеми силами пыталась избавиться от подобных мыслишек, однако столь личные, столь интимные фантазии буквально какими-то навязчивостями так и лезли в её сознание и воображение.

Покрывшись лёгким румянцем смущения от одного невольного взгляда на подобные предметы гардероба учителя, Асока лишь молча отметила, что всё было примерно таким, как она себе и представляла, но взять в руки трусы Энакина Тано так и не решилась.

Понимая, что её действия и мысли куда-то не туда завели девушку, Асока тут же подумала переключить своё внимание на остальное содержимое сумки Скайуокера. И пальцы её легко отодвинулись от нижнего белья бывшего мастера к широкому чёрному джедайскому плащу, по всей видимости, второму, запасному. Ловко подцепив его руками, тогрута быстро извлекла предмет одежды из сумки и внимательно всмотрелась в него. Тано и не подозревала, как сильно она соскучилась по джедайским «костюмам», а ведь когда-то у неё самой было несколько вот таких же вот плащей. Хотя, в какое сравнение её тряпки могли идти с чем-то из гардероба её возлюбленного? Её вещи казались Асоке абсолютно обычными и ничем не примечательными, а вот вещи Энакина… Они как будто хранили в себе какую-то особую энергетику, воспоминания о человеке, что постоянно их носил, от чего хотелось прикоснуться к ним руками, погладить, прижать к сердцу, что в общем-то Тано тут же и сделала.

Просидев в обнимку с чёрным джедайских плащом Скайуокера несколько минут, тогрута приятно улыбнулась собственным мыслям и фантазиям, а потом, быстро вскочив с дивана, тут же решила примерить его на себя. Одолеваемая двумя одновременно очень сильными желаниями: вспомнить былые падаванские годы и посмотреть, как бы она выглядела хоть в чём-то из вещей своего бывшего учителя, Асока быстро нацепила плащ на собственное тело и подошла к большому зеркалу, стоявшему у стены. Аккуратно поправив рукава и капюшон чёрного одеяния, тогрута демонстративно покрутилась, внимательно, изучающе глядя на своё отражение, которое, ей сейчас почему-то безумно нравилось.

«Интересно, что бы сказал Энакин, увидев меня в своём плаще? Возможно, в одном только плаще…» - как-то сам собой невольно всплыл очередной глупый, слегка нескромный вопрос в её голове.

«Нет, я не должна об этом думать, это не правильно!» - тут же попыталась сама себя осечь Асока.

Стараясь не поддаваться больше и подобного рода мыслям, девушка быстро сняла чёрное одеяние, чтобы лишний раз не соблазняться, и бросила его к остальной верхней одежде на диван. Пожалуй, за не столь длительное время Тано успела осмотреть всю сумку генерала, а это могло означать лишь одно – заняться ей больше опять было нечем, и вновь на горизонте возникала такая сильная и опасная угроза, как поддаться ломке и сорваться. Этого Асока уж никак допустить не могла, потому решила ещё раз обшарить багаж своего возлюбленного, мало ли она что-то пропустила?

На счастье, а может, и не счастье Тано, на глаза ей вдруг попался небольшой боковой карман, плотно застёгнутый на грубую молнию. Только его Асока ещё не успела осмотреть, хотя уже ровно через пару минут после того, как её хрупкие пальчики спешно забрались внутрь, тогрута сильно пожалела об этом. Поначалу Тано показалось, что в последнем не изученном ей отсеке сумки ничего не было и, слегка разочарованно вздохнув, девушка собиралась было достать кисть оттуда и приняться за упаковывание вещей Энакина обратно, как её рука вдруг наткнулась на какой-то мелкий, достаточно гладкий и изящный предмет. Судя по тому, каким он был на ощупь, Асока примерно представляла, что ровно через секунду окажется в её кисти, перед её глазами, однако любопытство так и подталкивало юную наркоманку убедиться в этом лично, к тому же, Тано до последнего хотела надеяться, что это было совсем не то, о чём она подумала, но увы… Жизнь и на сей раз неприятно её разочаровала.

С замиранием сердца девушка спешно вытащила свою маленькую нежную ручку из бокового кармана сумки, крепко держа в собственных пальцах предмет, который так и сиял наглым, казалось, дразнящим, будто насмехающимся над тогрутой золотым блеском в тусклом освещении её небольшой квартирки. Это было кольцо… Совсем простое, выполненное в традиционном классическим стиле, без каких-либо украшений и излишеств обручальное кольцо Энакина. То самое, что наверняка с такой любовью и нежностью надевала ему на палец когда-то Падме. И хотя Асока не знала, как именно проходила их церемония, отчего-то перед её глазами всплыла яркая романтичная картина. Плавными волнами в её бурной фантазии складывалась в один живописный пейзаж местность какой-то невероятно красивой планеты, скорее всего Набу, в конце концов, не на Татуине же её мастеру было жениться на известном половине галактики сенаторе. В такую дыру бывшая королева вряд ли позволила бы себя когда-то затащить. Тёплое летнее или весеннее солнышко приятно грело молодую парочку влюблённых, стоящих где-то поодаль играющей небольшими отблесками в дневном свете ровной глади воды. Лёгкий, слегка прохладный ветерок мягко колыхал листву раскидистых деревьев, под которыми расположились жених и невеста, заставляя и ткань на их, возможно, изысканных нарядах плавно развеваться в воздухе. В этот момент Асока попыталась более отчётливо представить себе во что была одета парочка влюблённых. Скорее всего на Энакине, традиционно был его повседневный джедайский костюм, Тано почему-то не сомневалась, что даже в такой знаменательный для себя день, мастер не стал бы принаряжаться во что-то более роскошное или вычурное, в конце концов он же был рыцарем ордена, воином, а не расфуфыренным сенатором. Ну, а поверх привычного наряда Скайуокера непременно был широкий тёмный плащ, возможно тот самый плащ, который тогрута всего пару минут назад меряла на себя. От чего на мгновение ей стало даже как-то противно, Тано вдруг почувствовала, что ей как будто досталась предназначенная для другой женщины и уже использованная вещь, словно она вынуждена была подбирать чужие обноски и всю жизнь донашивать их за прежней хозяйкой. От этого неприятного ощущения юную наркоманку всю аж передёрнуло, раздражающе будоража каждую клеточку её тела даже сильнее, чем при ломке.

Впрочем, на сеем фантазия Асоки так и не остановилась. Девушка мгновенно представила себе и наряд Падме, вот тут-то действительно было чему позавидовать. Зная, как одевалась в обыденной жизни сенатор Амидала, Тано могла вообразить, каким великолепным, наверное, было платье женщины на её собственной свадьбе – сшитое из самых дорогих и изысканных нежных материалов, украшенное тысячами камней и жемчужин, роскошное, царское, невероятно белое, как снег на Хоте… И наверняка, фата… Такая же изящная, такая же изысканная и непременно шикарная. Такого наряда у тогруты точно никогда не было и не будет. Да, Тано всю свою жизнь не была особо женственной или утончённой ни в подборе нарядов, ни вообще, но несмотря на это, как и любая другая юная девушка, тайком мечтала однажды, хотя бы на один день оказаться принцессой, надеть на себя вот такое же роскошное белоснежное платье и предстать в нём перед глазами её возлюбленного, чтобы он смотрел только на неё, любил только её. Увы, в судьбе Асоки этого не было предначертано, в платье или без, её избранник предпочитал другую.

Далее фантазия юной ревнивой тогруты стала рисовать саму церемонию, работник загса, а возможно даже какой-то монах или жрец, представитель некого религиозного течения, к которому, наверняка относилась бывшая королева, произносил торжественные слова речи, что должна была навек связать двоих влюблённых. И Асока, буквально, чувствуя, как от этой мысли на её глазах проступают слёзы, в тайне просила Силу, чтобы всё же это был первый, а не второй. Браки, заключённые лишь по законам гуманоидов, можно было в любую секунду расторгнуть, счесть более недействительными, а то и вовсе никогда не существовавшими. Но браки, церемонию которых проводил «священник», считались на веке связующим пару, как мужа и жену, звеном, как для людей, так и в самой Силе. Обещания, клятвы о вечной любви данные на такой церемонии, навсегда определяли возлюбленных, как супругов, принадлежавших только друг другу в глазах вселенной. И даже, если пара потом расставалась и разводилась по законам гуманоидов, для Силы она всё равно навсегда продолжала оставаться парой, а жизнь кого-то из них с новым возлюбленным являлась грехом.

Асоке не хотелось думать, что её избранник, её половинка, после такой церемонии, даже однажды каким-то чудом выбравший её, а не бывшую жену, навсегда останется для Силы законным супругом Амидалы. От этой жуткой мысли по щекам Тано невольно стали сбегать тёплые солёные капельки слёз, тихо срываясь с подбородка и падая на её оголённые оранжевые колени. Нет, тогрута даже на секунду не хотела позволять подобным мыслям укрепиться у неё в голове, ни за что и никогда!

«Они поженились без венчания, без!» - безмолвно повторила себе она придуманную ей самой же истину, хотя вся израненная душа Асоки буквально просто кричала об обратном.

Несмотря на то, что негативные эмоции, боль и печаль от, как будто вновь разбившегося сердца тогруты, уже итак накрывали её с головой, девушка продолжала и продолжала завороженно смотреть на треклятое кольцо, словно специально стараясь сделать себе хуже и больнее, словно это могло отрезвить её от глупых наивных фантазий о взаимности её чувств.

Тано не могла успокоиться, остановиться на достигнутом, она была так взбудоражена, так расстроена собственной внезапной находкой в её же доме, что в голове девушки дальше и дальше складывалась злосчастная церемония. Вот Энакин и Падме поклялись перед «священником», нет, работником загса, в вечной любви, вот они обменялись этими омерзительными обручальными кольцами, а затем…

На месте, где по сути должен был быть страстный поцелуй её мастера с теперь уже его законной супругой, Асока не выдержала. Она буквально почувствовала, как до селе холодный гладкий метал, словно раскалённое в огне железо, стал жечь ей руку, нежную мягкую ладонь, на которую тогрута сама водрузила чужое украшение. Нет, конечно всё это была лишь её психологическая реакция на омерзительные, неприятные, болезненные «воспоминания» о свадьбе, тем не менее, держать ничуть не изменившееся в температуре чужое обручальное кольцо в собственной кисти и дальше стало для Тано буквально невыносимо. Оно как будто пронзало её ладонь, опаляя кожу, прожигая в ней сильную, глубокую рану, и не только в ней, но и в многострадальном сердце Асоки. Тогруте было так больно, так обидно, так просто непередаваемо плохо от того, что Энакин решился, что он посмел принести в её дом подобную вещь, что Тано даже сразу захотела бросить кольцо на пол, сломать, растоптать, сделать что угодно, чтобы избавиться от него, как от символа, как от невыносимого напоминания о том, что её мужчина принадлежал другой. И девушка, крепко сжав собственные пальцы вокруг «обжигающего» куска металла, уже было замахнулась рукой, чтобы со всей силы швырнуть в порыве своих горестных рыданий обручальное кольцо оземь, но почему-то остановилось. Осознание того, что Энакин, не стыдясь и не стесняясь, принёс в её дом, в её квартиру, такую вещь и, даже не капли не пытаясь её тщательно спрятать, будто специально открыто демонстрировал собственную привязанность к жене, говорило о том, что в подобных хулиганских действиях не было никакого смысла. Даже избавься Асока от столь ненавистного ей кольца, разве это смогло бы изменить чувства её мастера к ней? Наверняка нет. Разве это вообще хоть что-то могло бы изменить в её горькой сломанной судьбе и разбитой жизни?

Тяжело, почти болезненно вздохнув, Тано медленно опустила руку с чужим украшением обратно. Теперь ей было не только невыносимо держать это обручальное кольцо, но даже просто смотреть на него. Не желая больше ни вспоминать, ни думать о том, как она вновь горько ошиблась, как сильно обожглась, укололась о суровую реальность, как в очередной раз обманулась в казавшемся ей таким родным и близким Энакине и как сильно она опять ненавидела и его, и себя за это, Асока решила убрать с глаз долой очередной символ его предательства и своей глупости.

Грубо, едва не порвав небольшой боковой карман сумки Скайуокера, тогрута запихнула обручальное кольцо на положенное ему место, мысленно отметив, что в обещаниях данных такому обманщику и предателю, как её бывший учитель, больше не было никакого смысла. Ещё пару часов назад, вновь поверившей в собственные мечты и иллюзии Асоке казалось, что принимать наркотики ей теперь уже было ни к чему, она добилась своего - Энакин был рядом, Энакин почти любил её, но теперь… Теперь необходимость в том, чтобы принять новую и крайне большую дозу «анестезии» от разочарования реальностью, была просто очевидна.

Освободив собственные руки от до боли ненавистного ей кольца, Асока нервно потёрла ладони одна об одну, как будто стараясь стряхнуть с них остатки неприятных ощущений и воспоминаний, словно кисти были грязными от чего-то, но это особо не помогло. Понимая, что так просто ей не избавиться о чувства, прикосновения к предмету омерзительному, гадкому, так и таившему в себе нежность и тепло рук, когда-то трогавшей кольцо другой женщины, тогрута вдруг захотела тщательно вымыть собственные кисти, с мылом и не один раз.

Не став собирать разбросанные по дивану вещи Энакина обратно, Тано быстро направилась в ванную и, буквально царапая кожу, до красноты надраила собственные руки. Чувствуя, как вместе со жгучим желанием смыть с себя присутствие в её доме, в её кистях частиц души, тепла и любви к Скайуокеру Падме, к ней возвращается и другое не менее жгучее и неукротимое желание то ли ещё сильнее расплакаться и умереть от горя, то ли сбежать из дома и, вновь накачавшись наркотиками, забыть, забыть обо всём на свете, не думать и не страдать.

Грубо вытерев собственные кисти о полотенце, Асока вернулась обратно в гостиную, в голове её сейчас царили лишь негативные мысли, лишь плохие воспоминания, от этого почти забытая во время перебирания вещей Энакина ломка с тройной силой вернулась обратно. Асоку стало злить и раздражать всё вокруг, расстраивать и печалить каждая глупая мелочь. Например, нервнокрутя на собственном запястье в данный момент будто натиравший её браслет, Тано гневно вспомнила ту обиду, которую она почувствовала утром, когда Энакин закрыл её в её же квартире.

«Как он посмел? Как он мог не доверять мне?! Я же ему пообещала!» - в очередной раз зло рванув её личный талисман, Асока резко отдёрнула обе свои руки в стороны друг от друга, и потянулась, стараясь выгнуться и напрячь собственные мышцы посильнее, чтобы их хоть на секунду перестало так выворачивать.

«Да и вообще, это я не должна ему доверять после всех его предательств и лжи, а не он мне! Даёт одни ложные надежды и обещания, любит свою драгоценную жёнушку, а сам требует от меня повиновения и подчинения! С какой это стати я должна делать так, как он хочет? С какой? Я ему не жена, вообще никто!» - продолжая и продолжая накручивать себя подобными мыслями, тогрута стала нервно ходить по комнате туда-сюда, обхватив свои предплечья обеими руками и агрессивно расчёсывая их собственными, едва не впивающимися до крови её нежную кожу ногтями.

«И с какой, хатт, стати я вообще Энакину хоть что-то должна?! Какое он имеет право указывать мне, получать мне кайф от КХ-28 или нет? Нет, я сама вольна решать за себя, хочу не принимаю, хочу принимаю…» - на этих словах Асока уже готова была сдаться, полностью поддаться так и лезущему в голову и душу навязчивому желанию заполучить дозу, но она удержалась, пока удержалась, хотя её следующая мысль всё же добила терпение девушки окончено, - «Пусть указывает своей жене!».

Очередное воспоминание о том, что у её возлюбленного была жена, заставило Асоку остановиться на месте, резко остановиться, словно вкопанную, и даже перестать теребить собственные многострадальные предплечья. Пока Тано не вспоминала, что Энакин всё ещё по сути являлся законным супругом её бывшей подруги сенатора Амидалы, она вполне нормально могла бороться с желанием накачаться и забыть обо всём на свете. Но как только этот факт так явно выплывал наружу каждый раз как сегодня, болезненно напоминал о себе при помощи вот таких вот доказательств, как это треклятое обручальное кольцо, девушка твёрдо и трезво осознавала, что ей просто необходим был наркотик, что она хотела, больше всего на свете желала переливающуюся сапфировую дозу.

«Нет, так больше не может продолжаться, не хочу думать о предателе – Энакине, не хочу думать о дряни – Амидале! Не хочу не хочу, не хочу! Интересно, а они поженились до того, как я познакомилась со Скайрокером или я умудрилась навсегда потерять его после?.. Да какая к хаттам разница! Всё, что мне сейчас нужно - это наркотик, чтобы не помнить, не думать, забыть! Нет, но я же обещала! Я же обещала не только этому женатому мерзавцу, но и самой себе! Удержаться сейчас от дозы дело принципа! Хотя, какие тут к хаттам принципы?! Наплевать мне на всё, мне так плохо, что хочется умереть, и не только физически, но и морально! Хотя с другой стороны… Я же обещала, ради мечей своих обещала! А может быть принять не полную дозу и Энакин ничего не заметит? Да наплевать на Энакина, почему я всё время думаю об этом предателе, я должна думать только о себе! А что хорошо для меня? Наверное, завязать и заняться чем-то другим, более полезным. Улететь с Корусанта подальше от всего и забыть, зажить нормальной жизнью! Да, так и сделаю, и пусть гад – Скайрокер видит, что он не прав, тысячу раз был не прав, что у меня зависимость и от него, и от наркотиков! Только сначала… Да, я всё же приму дозу, одну последнюю дозу, чтобы попрощаться со старой жизнью, запомнить сладкое наслаждение от кайфа и навсегда вырвать из собственных мыслей и сердца былые страдания, а потом завяжу, завяжу раз и на всегда, завяжу! Да, именно так и сделаю!» - хаотичный, не совсем адекватный поток мыслей в голове Асоки, подпитываемый разнообразными эмоциями, чувствами, доводами и прочим, казавшимся значимым для девушки в данный момент, наконец привёл юную тогруту к, вроде бы, правильному решению, и Тано сдалась, окончательно сдалась, хотя сама она так не считала, ибо искренне до сих пор полагала, что это она контролирует свою зависимость, а не наоборот.

Да и вообще, разве у Асоки была какая-то зависимость, хоть от Энакина, хоть от наркотиков? Нет, её не было, и только так, а никак иначе, думала тогрута!

Наконец-то определившись, что ей следовало делать в ближайшие пару часов и по жизни вообще, Асока поняла, что для этого нужны были некоторые средства, и не малые, а денег у неё, как таковых, сейчас не было. Но прыткий пытливый ум Тано тут же подсказал ей традиционный выход из такой «сложной» ситуации – нужно было быстренько найти что-то ценное, что ещё могло остаться в этой Силой забытой квартирке, вынести и продать. В конце концов, что стоили какие-то материальные вещи по сравнению с последним, который должен был стать самым ярким, самым запоминающимся и нереальным, кайфом в её жизни. От того, то и дело подгоняемая сладостными мечтаниями о наркотике, ставшими почти физически болезненными побочными эффектами ломки и абсолютно негативными воспоминаниями об очередном «предательстве» Энакина, Асока небрежно стала рыться по всему дому, портя и нарушая порядок, который она сама же только что навела, одновременно обратно превращая выдраенную до блеска квартирку в привычную, хаотичную свалку.

Прошло уже около часа, а может и больше, но ничего, абсолютно ничего, что можно было вынести из её жилища и продать хоть за какие-то гроши, Тано не нашла. На что бы ни падал её взгляд, всё было каким-то дешёвым, старым, ничего не стоящим или громоздким, таким, что Асока не смогла бы поднять и унести. А принять дозу очень хотелось! Очень! Такого сильного желания у Асоки не было ещё никогда, разве, что в тот прошлый раз, когда она продала свои мечи за наркотики. Какое там продала? Просто отдала оба сразу, даже не став торговаться.

Вовремя вспомнив о них, Тано опустила свои небесно-голубые глаза на собственное оружие, что только что взяла в руки. Могла ли она отдать мечи Головоногу за дозу и в этот раз? Да, конечно могла, но она не хотела. Сейчас Асока понимала, что её световые клинки, её оружие, ставшие за столь долгое время буквально частицами её самой, частицами её души, было ей дорого как никогда. И ни избавление от ломки, ни какие страдания об Энакине не стоили очередного расставания с ними. Кстати об Энакине, а ведь это он вернул Асоке её мечи обратно, и в этом было что-то такое приятное, такое романтичное, какой-то прямо подвиг, которого, наверняка, никогда не удостаивалась Амидала…

На секунду Асока опять замерла на месте, предавшись нежным романтическим фантазиям о том, мог ли её бывший мастер чувствовать что-то подобное и к ней, как к своей драгоценной Падме. Думая о том, с каким трудом генерал, наверняка, сумел раздобыть мечи тогруты у наркоторговца, на секунду Тано даже показалось, что мог. Но противное до боли ненавистное ей теперь слово Падме, слово, ассоциирующееся с не менее жестоко режущими по сердцу и душе словами - его жена, избранница, возлюбленная, тут же рушило, словно огромный бешенный ранкор на своём пути, крушило все сладостные иллюзии бывшего падавана Скайуокера в мельчащие осколки, почти пыль.

К тому же, Асока отчётливо понимала, что мечи ей ещё пригодятся. Пригодятся не только в дальнейшей жизни, но и сейчас, в данный момент. Она ведь была крепко заперта в собственной квартире, буквально отрезана от внешнего мира прочными металлическими стенами, ставнями и дверями, а открыть их без ключа и того, кто её запер, девушка могла лишь разрезав сталь острыми лезвиями своих световых клинков.

В общем, наркоманке следовало искать какой-то другой вариант. Взгляд её озадаченно переметнулся на позолоченный браслет, подаренный только сегодня бывшей ученице её мастером. Он был так хорош, так красив, но в то же время совершенно не дорог. Хотя, только в материальном плане не дорог. В плане моральном, её личный талисман, единственный подарок, который когда-либо делал ей её мастер в жизни вообще, стоил для Тано миллионы и миллиарды кредитов, нет, даже больше, чем вся вселенная. Да она злилась на Энакина, но злилась потому, что любила, а вот это, страшное всепоглощающее чувство сродни зависимости, всегда буквально заставляло Асоку унижаться перед предметом её воздыхания, совершать абсолютно не свойственные ей и не обдуманные поступки, в общем ценить и дорожить каждой мелочью, которая была связанна со Скайуокером, которая ассоциировалась с ним и напоминала о нём так, как будто эта мелочь была подарена самой Силой. Проще говоря, как бы не злилась и не ненавидела Тано своего бывшего учителя, избавиться о того, что было связанно непосредственно с ним она не была в состоянии, просто не могла и всё тут!

- Лучше бы Падме расплачивалась за предательство Энакина своими подарками! – обиженно бросила абсолютно не свойственную ей фразу Тано, стараясь даже не думать о том, чтобы избавиться от единственных более или менее ценных вещей, что у неё вообще были.

И эти слова, как ни странно, оказались весьма и весьма полезными и дельными в данный момент. Единственное, что ценного кроме мечей и браслета тогруты сейчас находилось в её доме, а значит и в её распоряжении, было обручальное кольцо Энакина – как ни крути, а ведь всё же подарок Падме. Именно с него всё и началось, началась новая волна боли и страданий Асоки, новая нестерпимая волна ломки, новый, пусть и последний, путь и временный, срыв юной наркоманки, и раз уж Сила распорядилась так, чтобы это кольцо вообще попало в руки Асоки, именно его и следовало отдать, чтобы избавиться от всех тех мук и страданий, что она сегодня и вообще пережила. Нет, Тано не хотела таким образом делать больно кому-то или мстить, просто по странному стечению обстоятельств, именно это золотое украшение оказалось единственной ценной вещью, что была поблизости от тогруты в данный момент и хоть чего-то стоила в плане кредитов. А времени у Тано оставалось всё меньше и меньше, воздерживаться от КХ-28 уже не было никаких сил, ни физических, ни моральных. Потому, особо не задумываясь, тогрута быстро вернулась к сумке бывшего мастера, ловко вытащила оттуда обручальное кольцо и, в последний раз завороженно взглянув на то, как золото сверкнуло в свете искусственных ламп, забрала украшение с собой, понимая, что видит эту изящную мерзость в последний раз. Мерцающие зелёные клинки умело разрезали тяжёлый, плотный металл запертой двери, и теперь наркоманку уже ничто не сдерживало, ни закрытое пространство, ни принципы, ни чувства и эмоции, ни какие-то там глупые, никому не нужные обещания, она была абсолютно свободна в своём выборе, но настоящей ли свободой был он сам?

========== Глава 5. Разочарование, Часть 3 ==========

Удар ещё удар, звенящий и шипящий звук от соприкосновения мечей эхом отдавался по всему небольшому помещению. Энакин и новый, совершенный дроид, который, к слову оказался крайне сильным и опасным противником, сражались уже достаточно долго. Достаточно долго, чтобы искромсать стены, пол, потолок этой маленькой комнатёнки, где находился главный компьютер лаборатории, нанести несильные повреждения им обоим, и измотать друг друга. Хотя, уставать, пожалуй, начинал только Скайуокер, так как физическое состояние робота в этом плане не особо-то и могло измениться, он ведь был по сути машиной, хоть и человекоподобной, но всё же машиной. Тем не менее, несмотря на сильную измотанность этим боем, генерал продолжал достойно сражаться с противником.

Легко отбив очередной удар металлического меча, Энакин ловко выполнил один из его фирменных приёмов, благодаря которому робот должен был тот час же лишиться руки. Синее лезвие словно вспышка молнии, ярко сверкнуло в воздухе, так и стремясь разрубить надвое серебристую конечность робота. Казалось, ещё мгновение, и джедай получит преимущество в этом бою. Но…

Не тут-то было, с громким оглушительным звоном, световой клинок звякнул от соприкосновения с рукой дроида, слегка, на удивление Энакина, именно слегка прожигая гладкое серебристое покрытие, но так и не лишая того конечности. Пожалуй, подобный исход точной и продуманной атаки джедайским мечом, Скайуокер видел впервые, что крайне поразило его. На секунду генерал даже замешкался, едва не позволив противнику ранить его своим оружием. Однако Энакин быстро опомнился и, умело отразив атаку металлического клинка, попытался нанести ещё один порез роботу, на этот раз по корпусу, и приложив вдвое больше физических сил.

Но и сей приём оказался практически бесполезен, световой меч с искрами и шипением прошёлся по телу дроида, оставляя на его груди лишь неглубокую, жжёную царапину, но нужного эффекта джедай так и не достиг. Потерпев очередную неудачу, Скайуокер не стал медлить и тут же применил Силу, причём настолько мощный её поток, что робота буквально сорвало с места и с оглушительным звоном впечатало в стену, образовывая и в ней, и в идеальном металлическом корпусе дроида глубокий выем. Ловко приземлившись после точного «удара» противника на обе свои крепкие ноги, пока джедай несколько мгновений концентрировался, чтобы послать новую атаку Силы, дроид, уже наученный горьким опытом, юрко отпрыгнул в сторону и «прилип» всеми своими четырьмя конечностями к гладкой ровной поверхности.

Словно гибкая ящерка, уворачиваясь от новых и новых атак Энакина, робот стремительно пополз по стене вверх, затем по потолку, пока не оказался над главным компьютером. Совершив изящный гимнастический трюк, умная машина быстро спрыгнула на него и моментально смогла отразить новый удар меча Скайуокера, который пришёлся бы по компьютеру, если бы на пути синего клинка не встал серебристый, ведь в отличие от Энакина роботу ни в коем случае нельзя было повредить устройство, внутри которого находились бесценнейшие секретные данные.

Ещё какое-то время, примерно с минуты две, поборовшись в противостоянии давления меча на меч, дроид-таки смог лёгким взмахом руки оттолкнуть от собственного оружия световое лезвие, тем самым заставив генерала отступить на пару шагов назад. В очередной раз зрительными сенсорами убедившись, что враг находится от компьютера на достаточном расстоянии, чтобы не быть в состоянии уничтожить машину, хранившую разработки, робот, совершив в воздухе изящный кувырок, прыгнул в сторону противника и на лету попытался нанести тому удар, который, к слову, Энакин с лёгкостью отразил.

Умная машина опять приземлилась на обе свои конечности, а клинки врагов вновь с яркой вспышкой соприкоснулись друг с другом, осыпая поверхность пола фонтаном белых искр. Не медля ни секунды, Энакин резко замахнулся правой ногой и с такой силой двинул подошвой сапога по корпусу дроида, что тот, даже впиваясь своими когтистыми механическими пальцами в пол, от чего оставляя на нём рваные царапины, отъехал назад на некоторое расстояние. Предприняв подобного рода действие, Скайуокер продолжил серию своих атак. Замахнувшись правой рукой, он ударил по уже слегка повреждённой груди робота дважды, полоснув синим световым клинком крест на крест, а затем хотел было левой, настоящей кистью, которая подходила для подобных атак лучше, послать новую, ещё более мощную и разрушительную волну Силы в сторону врага, как внезапно…

Внезапно устройство слежения на той самой настоящей руке заработало, противным писком оповещая его владельца о том, что Асока с маячком на запястье стала двигаться, двигаться куда-то прочь, за пределы её маленькой захудалой квартирки. Не ожидав подобного «сюрприза» от собственной бывшей ученицы, тем более, в столь не подходящий момент, и явно испытав глубокое разочарование, переплетаемое с диким гневом и невероятно мощным волнением, Энакин мельком взглянул на небольшой экранчик, пытаясь отследить, куда именно перемещалась красная точка, обозначавшая его падавана. Находясь под эффектом неожиданности и властью собственных эмоций Скайуокер буквально на мгновение отвлёкся от столь серьёзного боя, и это очень много ему стоило.

Генерал не успел даже толком понять, куда именно направился его бывший падаван, прочесть название улицы или всмотреться в чертежи знакомой карты, как дроид тут же воспользовался замешательством противника. Острый серебристый меч, ярким отблеском сверкнул в тусклом искусственном свете ламп лаборатории, мощным ударом снося всё на своём пути, а именно безжалостно разрубая пополам механическую руку Энакина, ту самую, в которой он держал световой меч.

С громким лязгом отсечённая конечность рухнула на гладкую поверхность пола и, искрясь из-за повреждения каких-то микросхем, беспомощно разжала металлические пальцы, позволяя джедайскому клинку из-за удара откатиться на пару метров от обоих противников. Конечно, механическая рука не была чувствительна, однако Энакин, будто вновь ощутив острую боль в повреждённой конечности, как в первый раз, когда лишился руки, тут же вернулся в реальность, отрываясь от устройства слежения и опять погружаясь в бой, что теперь было крайне сложно сделать.

Поступив наиболее рационально относительно тактики сражения, тем самым успешно и ранив противника, и обезоружив его, дроид продолжил действовать чётко, быстро, собранно. Выпустив из своей свободной конечности серебристые тросы, робот тут же попытался зацепить ими световой меч и притянуть к себе, чтобы ещё больше упрочить свое положение в бою. К тому же, джедайское оружие могло стать неплохим трофеем для машины такого рода и назначения.

Кинув всего один мимолётный взгляд на противника и собственное оружие, Скайуокер моментально сообразил, что и для чего пытался сделать враг. И тут же постарался исправить свою непростительную ошибку одновременно осознавая, что ему просто повезло оказаться не убитым в такой ситуации, видимо меч был куда ценнее жизни его владельца. Моментально применив Силу при помощи здоровой руки, генерал успел захватить световое оружие раньше дроида и, уже через секунду, меч оказался в левой кисти джедая, а металлические тросы робота, лишь пробив в полу две небольшие дыры, так и вернулись ни с чем обратно на положенное им место.

Немедля ни мгновения, Энакин вновь активировал синий клинок и, прибегая к только сейчас пришедшему просто захлёстывавшему его гневу, отчаянно бросился в бой, то ли пытаясь отомстить противнику за нанесённый ему ущерб, так и норовя разрубить того на кусочки, то ли как-то неумело из-за собственного неуравновешенного состояния пытаясь избавиться от образовавшегося преимущества у врага над ним. С каждым разом удары Скайуокера были всё сильнее и сильнее, будто их мощь увеличивалась в такт его возрастающей слепой ярости, в то время, как джедай напрочь игнорировал какую-то осмысленность, продуманность действий, осторожность и тактику, что несомненно было лишь в пользу сепаратистскому роботу. Тоже применяя не малые физические усилия, дроид гнулся, как крона тонкого дерева, от каждой новой атаки Энакина, но, тем не менее, успешно блокировал очередной и очередной выпад Скайуокера в его сторону. Резкие, быстрые движения противников, буквально рассекали воздух, а клинки с оглушительным звоном почти каждую секунду ударялись друг о друга в мощнейшем противостоянии, яркие белые и жёлтые искорки так и сыпались в разные стороны, на пол, на стены, куда попало, даже на самих врагов, лёгким жжением касаясь их тел.

Энакин сражался достаточно умело и держался на уровне относительно долго, если учитывать то, как бездумно он делал это в данный момент. Однако несмотря на все свои навыки и таланты, Скайуокер постепенно стал сдавать позиции, совершая одну за одной мелкие ошибки. Дело в том, что левой рукой джедаю доводилось орудовать мечом не так часто, как правой, обычно этой конечностью генерал применял Силу, а световой клинок держал в другой, механической, что было разумным решением, учитывая его физиологию: настоящая кисть куда более чувствительная к Силе, позволяла быстрее и проще справляться с подобного рода атаками, в то время, как механическая, делала движения оружием более ловкими, чётче и мощнее, нежели обычная конечность. Но вот сейчас, по своей собственной глупости, неосторожности, бывший вынужденным сменить функции рук местами, Скайуокер время от времени начинал путаться, совершать промахи из-за нехватки и недоработки техники боя таким способом, да и просто физиология подводила. Частью отсечённой механической руки было куда сложнее применять Силу на противнике, особенно, когда на ней не было ни кисти, ни пальцев, а настоящая конечность Энакина действовала не так чётко и идеально, как если бы он сражался как обычно, что начинало всё больше и больше выводить Скайуокера из себя. К тому же, помимо всего этого, покоя не давали и другие эмоции.

Чувства, мысли, ощущение каких-то посторонних отвлекающих факторов так и лезли в голову джедая. Он злился из-за собственных неудач, был расстроен и разочарован из-за срыва Асоки, но ещё больше переживал и волновался за свою ученицу, можно было сказать, что даже боялся на этот раз не успеть, не быть в состоянии оказаться рядом в нужный момент, чтобы спасти её, как тогда.

Неизменно и ежесекундно генерал думал о том, что он сейчас здесь занимается какой-то абсолютно бесполезной ерундой, когда несчастная зависимая Асока была где-то там, совершенно одна, без его защиты, без контроля, и собственными руками убивала свой же организм, травила его наркотиками, словно медленно действующим, но смертельно опасным ядом, разрушающим и изничтожающим каждую клеточку её хрупкого тела, бесповоротно, необратимо. И Энакина просто бесило то, что он никак не мог этому помешать, как и пробирало до глубины души, буквально рвало на куски его несчастное сердце, чувство вины, чувство долга перед близким ему человеком, боязнь совершить очередную ошибку, за которой последовала бы новая огромная потеря. К тому же Скайуокера ещё и постоянно отвлекал, становившийся всё громче и громче, буквально пронзающий уши и мозг тысячами острых игл звук устройства слежения.

В очередной раз, невольно окинув мимолётным взглядом его, так как прибор помимо бешеного писка ещё и сообщил новое название улицы, на которую успела переместиться Тано, и это был один из самых опасных, грязных и просто омерзительных уровней Корусанта, Энакин испытал ещё больший прилив раздражения и ужаса, и одновременно совершил вторую непростительную ошибку за весь бой. Моментально заметив замешательство, казалось бы, непобедимого джедая, совершенный дроид просчитал идеальную тактику и, подгадав момент атаковал. Серебристый меч больно резанул по одной из ног Скайуокера, оставляя на ней глубокую, продолговатую рану, с которой тут же сорвались алые капли крови, капая на поверхность металлического пола. Новое, полученное им повреждение в этом бою, опять насильно вернуло джедая в реальность, едва не заставив того вскрикнуть от неприятного ощущения в месте пореза, но Энакин проявил сдержанность и лишь успел поморщиться от боли, прежде, чем шустрая машина продолжила серию атак. Металлический меч опять рванулся в сторону Скайуокера, который отчаянно попытался поставить блок своим клинком, но противный писк устройства слежения, новое выданное искусственным голосом название улицы и резкая боль в раненной ноге, не позволили тому среагировать вовремя, от чего острое лезвие, таким же режущим движением впилось в левое предплечье генерала. Чувствуя, как по руке тёплыми струйками побежала кровь, джедай попытался было отпрянуть от меча врага, но не тут-то было, невероятно умный дроид не позволил сделать тому и шагу, прежде чем голубовато-белый разряд молнии прошелся вдоль всей длинны его оружия, и мощным ударом тока долбанул Энакина. Ещё несколько мгновений сотрясаясь в болезненных конвульсиях, Скайуокер пытался сопротивляться этому, стараясь удержаться в сознании и не поддаться с каждой секундой сильнее и сильнее поглощающей его тёмной пустоте бессознательного состояния, но даже у его сил избранного оказался свой предел. И почувствовав последнюю, самую мощную, прошедшую через всё его тело волну электричества, генерал всё же отключился, повержено рухнув на пол, в то время, как прибор на его руке продолжал и продолжал передавать сигнал о перемещениях Асоки.

Решив, что его задача была выполнена, в конце концов, приказа убивать джедая у дроида не было, а в таком состоянии враг явно не мог помешать роботу скачивать данные, он оставил Энакина в покое и занялся непосредственной и первостепенной целью его миссии. Подключившись к главному компьютеру при помощи специального «штыря» робот быстро стал разыскивать в системе и скачивать секретную информацию. Его манипуляции с машиной длились около пары минут, после которых, миссия дроида уже практически была успешно завершена.

- Задача выполнена, генерал, - механическим голосом доложил робот, как только специальный «штырь» оказался отсоединённым от главного компьютера.

Заполучив необходимые секретные материалы, робот уже собирался было покинуть лабораторию, как следивший за его действиями через небольшую встроенную в «джедай-киллера» систему наблюдения, Гривус резко остановил подчинённого.

- Скайуокер ещё жив, но уже не может сражаться. Нам нельзя упускать такую возможность, добей его! – довольно потирая свои механические ручищи одна об одну и громко кашляя, отдал судьбоносный приказ генерал.

Абсолютно безразлично приняв его, дроид покорно подошёл к бессознательному Энакину и аккуратно поднял с пола его меч. Медленно активировав синее световое лезвие, как будто позволяя Гривусу в полной мере насладиться расправой над поверженным заклятым врагом, умная машина занесла оружие над раненным, истекающим кровью джедаем. Один взмах светового клинка, и Энакин принял бы смерть от собственного меча, который он всегда называл своей жизнью, и ничто не властно было это предотвратить, кроме…

Уже около десяти минут, после того, как Оби-Ван разобрался со своей партией дроидов, Кеноби пытался связаться со Скайуокером, судя по его боевой подготовке и силе избранного, тот должен был справиться с врагом даже быстрее учителя, если, конечно, что-то не пошло не так. И судя по тому, что Энакин упорно продолжал игнорировать «звонки» бывшего мастера даже теперь, так дела и обстояли. Насторожившись сложившейся ситуацией Оби-Ван понял, что ему следовало поспешить, подготовка-подготовкой, но человеческий фактор никто не отменял. Энакин был живым существом, со своими достоинствами и недостатками, а не роботизированным избранным – спасителем мира сего, коим считал его совет джедаев, а значит и ему свойственны были ошибки, и он мог поддаваться воле чувств и эмоций, а то, что таковые буквально захлёстывали Скайуокера сегодня и напрочь отвлекали от миссии было очевидно. Оттого, раз в десятый не получив хоть какого-либо ответа по коммуникатору, Кеноби со всех ног помчался к хранилищу главного компьютера. Что сделал, очень кстати.

Когда Оби-Ван появился в помещении, буквально почти выломав тяжёлую металлическую дверь, он застал робота с вознесённой над раненным Энакином рукой с мечом. Кеноби не успел сделать и шагу вперёд, даже дёрнутся, до того, как синее световое лезвие, мерцающее в тусклом освещении, устремилось навстречу с его бывшим учеником, неся тому неизбежную смерть. Помедли Оби-Ван хоть секунду, и мир живых навсегда простился бы со Скайуокером, а совет лишился бы великого избранного, но Кеноби пришёл в себя быстро, и среагировал молниеносно. Мощный поток Силы, посланный джедаем, в один момент выбил световой меч из цепкой руки дроида, когда оружие было уже на полпути к Энакину. Опасная игрушка, взмыла воздух, а затем с грохотом плюхнулась на местами гладкую поверхность пола и, шурша по ней, откатилась к стене. Не желая терять ни мгновения, Оби-Ван попытался вторым, более мощным потоком Силы сбить с ног противника, а возможно и нанести ему как-то значительный урон, но быстро обучающаяся машина, уже однажды попавшись на подобную уловку, отпрыгнула в сторону прытче. Мягко приземлившись на всё тот же огромный компьютер, дроид за несколько мгновений просчитал траекторию и ход своих дальнейших действий, что-то замышляя.

Потерпев неудачу во время первой атаки на дроида, Оби-Ван быстро запустил в того вращающийся световой меч, который точно и чётко должен был пронзить противника, но и тут робот среагировал просто идеально. С силой оттолкнувшись своими механическими ногами от компьютера, умная машина с ловкостью какого-то зверька прыгнула к открытому отверстию в вентиляционную шахту, а световой меч словно нож в масло, мягко вписался в панель управления, тут же вызвав несильный взрыв, белые и жёлтые искры, и яркие, оранжевые язычки пламени.

Разобравшись с последней задачей, которая не была предусмотрена командованием, но, наверняка, негласно возлагалась на плечи дроида – лишить Республику её же данных, «джедай-киллер» понял, что исполнить последний приказ Гривуса уже не удастся. И вычислив, что сохранение секретной информации при нём было куда более важным, нежели смерть какого-то джедая, робот решил моментально удалиться из лаборатории таки оставив Энакина в живых.

Взглядом проследив за тем, как дроид ловко перепрыгнул на край вентиляционной шахты и крепко уцепился за него, Оби-Ван не стал тратить время на подбирание мечей и попытку атаковать при помощи оружия, второпях сконцентрировавшись Кеноби выставил обе руки вперёд и послал прямо вслед за роботом такую мощную волну Силы, что та буквально перевернула все обломки и осколки, что валялись на полу между джедаем и врагом. Но робот ожидал и этого действия, потому ещё до столкновения с разрушительной атакой противника, успел умело юркнуть внутрь узкого «коридорчика». Мощная волна Силы, невероятно сокрушительным ударом вписалась в ту часть стены, где до этого висел дроид, заставляя её прогибаться под своими потоками и сильно корёжа вход в вентиляционную шахту, одновременно осыпая её градом осколков, обломков и прочего мусора.

Увы, несмотря на всю разрушительность атаки, посланной Кеноби, она не возымела никакого эффекта против дроида и даже наоборот, навредила интересам джедаев, так изогнув часть стены, что та сделала невозможным дальнейшее преследование врага. И это, лишь спустя пару минут, с досадой понял Оби-Ван, тяжело дыша от усталости и обессиленно опускаясь на пол после такого изматывающего боя.

Немного переведя дух, Кеноби тут же поспешил на помощь Энакину, который, как оказалось, был не смертельно ранен. Тоже, почти одновременно с бывшим учителем придя в себя, Скайуокер, абсолютно не обращая внимание на глубокие кровоточащие порезы, уселся на полу и зло посмотрел на всё ещё пищащее устройство слежения. Тяжело вздохнув, Энакин раздражённо стиснул зубы, скорчив на лице такую гримасу, что к нему сейчас было страшно даже подойти, и недовольно потёр рукой болящую после электрошоковой атаки голову. Однако Оби-Ван оказался не из робкого десятка.

- Миссия провалена, - как всегда спокойным и размеренным голосом сообщил плохую новость своему бывшему ученику магистр.

Не ответив ему ни слова, чтобы ненароком не нагрубить, Скайуокер попытался замахнуться металлической рукой, дабы со всей дури, в ярости долбануть ей по полу, ведь только так сейчас он мог выразить всю свою досаду и негодование. Но отсечённая конечность с неприятным царапающим звуком прошлась слегка искорёженным краем по гладкой поверхности, давая понять своему хозяину, что с протезом что-то было не так. Ещё более недовольным взглядом окинув обрубок руки, Энакин лишь тяжело выдохнул, пытаясь окончательно не сорваться, и зло выругался:

- К … хаттам эту миссию, Асока опять сбежала!

Произнеся данные слова, Скайуокер от безысходности зажмурился и лишь обречённо хлопнул себя здоровой ладонью по лбу, чувствуя острейшую волну боли в месте пореза и ещё обильнее заструившуюся по предплечью кровь.

Спустя какое-то не долгое время Энакин с наспех перевязанными рукой и ногой, крепко опираясь на придерживающего его Оби-Вана стоял посреди зала совета и выслушивал весь тот новый бред, что нёс Винду. Магистры сейчас были не в полном составе, присутствовали Мейс, Йода и ещё человека два, потому Винду мог изгаляться в своих наставлениях и ругательствах как только мог. И он во всю пользовался этим правом.

- Как? Ну, как магистр совета джедаев и избранный могли провалить такую важную миссию? Я вас спрашиваю? – продолжал возмущаться и возмущаться Мейс, совершенно не обращая внимания на молчавшего с задумчивым видом Йоду, - И после этого вы ещё смеете настаивать на том, чтобы Кеноби отправляли на миссии в одиночку, а Скайуокеру вообще разрешали прохлаждаться? Да на месте гранд-магистра я бы вас обоих наказал, посадил бы в уединённые карцеры и заставил тренироваться до посинения и кодекс изучать, конечно, кодекс изучать! Ибо я просто уверен, что вы оба не помните ни строчки из важнейшей для джедая книги. Слишком сильны привязанности у вас обоих, потому и на заданиях как следует сконцентрироваться не можете! Потому и миссию провалили лишив армию Республики таких важных разработок, и снабдив врага секретной информацией. А может, вы вообще на сепаратистов работаете, а? Как-то слишком удачно вы оплошали на этой миссии, причём оба!

Винду так завёлся от чтения провинившимся джедаям лекций, что даже сам не заметил, как сорвался на крик, обвиняя и обвиняя бывших учителя и ученика во всех самых неадекватных смертных грехах. Энакин, конечно мог бы возразить надоедливому магистру, но он был так поглощён мыслями об Асоке, что готов был молчать во вред себе, лишь бы поскорее отделаться от Мейса, быстро посетить больничное крыло и мчаться на выручку своему несмышлёному падавану. К тому же только теперь боль от полученных им глубоких ранений начинала действительно давать о себе знать, и это было не самое приятное ощущение в мире, оно и раздражало, и одновременно ослабляло Скайуокера, бывшие ранее идеально-белые повязки которого теперь полностью пропитались кровью, от чего та постепенно начинала просачиваться сквозь ткань и с громким стуком падать на мраморный узорный пол. Но Энакин держался, вступать сейчас в словесную перебранку с Винду было себе дороже, каждая секунда была на счету. Смотря на то как мучается его напарник Оби-Ван будто сам чувствовал невыносимую боль и моральную, и физическую, так сильно он привязался к бывшему ученику, как к брату. Наверное, оттого в итоге первым не выдержал он.

- При всём уважении, магистр Винду, - с некой долей упрёка в голосе произнёс он, - Не могли бы вы отложить свои поучительные речи на потом, Энакин ранен, ему срочно нужно в больничное крыло.

Не ожидав подобной наглости от Кеноби, Мейс аж задохнулся на полуслове и прожигающим яростным взглядом смерил обоих джедаев.

- Пусть терпит, раз он провалил миссию, боль во время, как вы выразились, «моих поучительных речей» должна стать хорошим испытанием для избранного, чтобы он всегда помнил о том, к чему могут привести его не желание подчиняться совету и кодексу! А вы, магистр Кеноби, и вовсе не имеете право меня перебивать после такого сокрушительного поражения! Не удивлюсь, если причиной провала миссии стал результат именно ваших действий! – тут же нашёлся, что возразить на дерзость Оби-Вана Винду.

Слушать эти пустые тирады о кодексе и о том, что все вокруг Мейса были недостойными джедаями теперь уже и Энакину надоело, тем более, что тот посмел задеть и оскорбить вступившегося за него учителя, и вернувшийся в реальность Скайуокер как ни хотел не вмешиваться, но всё же влез в разговор.

- То, что миссия была провалена – это только моя вина, Оби-Ван здесь совершенно ни при чём. Он не только идеально справился со своей частью задания, но и подоспел вовремя, чтобы спасти меня от неминуемой гибели! Я признаю свои ошибки и готов понести соответствующее наказание, которое совет сочтёт нужным, - гордо и отважно заявил Энакин, сделав перед дальнейшими репликами небольшую паузу, - Однако… Если орден не желает потерять своего избранного, - явно намекая на свой уход из организации, ибо раны у него были относительно пустяковые, добавил Скайуокер, - То нам с магистром Кеноби, всё же следует быстрее отправиться в больничное крыло и разобраться с текущими повреждениями, - закончив говорить, Энакин демонстративно махнул перед Винду отрубленной рукой, а потом ещё более гордым и наглым тоном заявил, - Что мы сейчас и сделаем.

Воспользовавшись временным ошеломлением Мейса относительно наглости Энакина, Оби-Ван понял намёк ученика без слов и, не давая Винду опять открыть рот, спешно поволок Скайуокера из зала совета. А раздражённый Мейс лишь, ища поддержки, взглянул в сторону всё ещё молчавшего Йоды.

- Прав он, думаю я, - спокойно ответил ему на безмолвный вопрос гранд-магистр и, соскочив со своего места, отправился по собственным делам.

К огромному сожалению Энакина в медицинском крыле он пробыл значительно дольше, нежели рассчитывал. Несмотря на все ярые отказы Скайуокера полноценно лечиться и просьбы лишь сделать более свежие повязки на его ранах, избранного-таки заставили окунуться в лечебную бакту, и Скайуокеру проще было согласиться, нежели тратить время и лишние нервы на возражения. А затем последовало длительное и нудное восстановление механической руки. Генералу уже начинало казаться, что скручивание и прилаживание на необходимые места всех этих болтиков, винтиков и микросхем никогда не закончится, ему даже думалось, что он так и не сможет усидеть на месте до конца процесса, сорвавшись почти в самый последний момент, тем самым не позволив закрутить последние шурупы как следует. Однако Энакин смог, Оби-Ван заставил, и, чувствуя перед ним огромнейшую вину, Скайуокер стиснув зубы всё же дождался конца процесса. Но лишь только дроид-механик выпустил из своих серебристых рук металлическую кисть Энакина, как тот, не смотря на все уговоры и упрёки бывшего учителя о том, что ему следовало и отдохнуть, и потом ещё вернутся в зал совета, для дальнейшего выслушивания Винду, молнией понёсся спасать Асоку, действительно как её «принц со световым мечом».

Ответив на звонок от соседа, которому на всякий случай он оставил свой номер коммуникатора, Энакин выяснил, что Асока прорезала световыми мечами огромную дыру в металлической двери. Сейчас Скайуокеру было не до этого, но разобраться с такого рода проблемой следовало до его возвращения с Тано обратно в её «апартаменты». Ведь не оставлять же сорвавшуюся наркоманку в квартире без двери, с таким же успехом её можно было самому отвезти и оставить в наркопритоне. В общем, по пути к месту, откуда маячок тогруты подавал сигнал, генерал успел дозвониться до ремонтного бюро и нанять дроидов для нужных работ.

Асоку, слава Силе, Энакин нашёл в одном из баров нижнего уровня Корусанта целой и невредимой, по иронии судьбы в тех самых «Нежных сиськах». И зло отчитав охрану за то, что они пускали несовершеннолетних в подобное заведение явно непристойной направленности, с огромным трудом уволок оттуда его бывшего падавана. Крепко удерживать тогруту в своих объятьях или перекидывать её через собственное плечо, как раньше, в силу последних событий Энакин не стал, да и как-то не мог, а потому, единственное, к чему он был способен прибегнуть – это тащить Асоку за руку, через всю улицу в спидер, Асоку, которая, как всегда, вырывалась, отбивалась, иногда даже пошлила и материлась, позоря своего бывшего учителя на весь нижний уровень Корусанта. Но Энакину до этого не было уже никакого дела, он был на столько вымотан, что у джедая уже не хватало каких-то сил спорить или ругаться с Тано в ответ, как, впрочем, и спрашивать причину очередного срыва. Единственное, что генерал посчитал самым важным и необходимым, это временно отобрать у девушки мечи, дабы та вновь не сбежала в какой-то притон или клуб.

С огромным трудом приволоча Асоку домой и с силой запихнув её в собственную квартиру на глазах у теперь сочувствовавшего Энакину соседа, джедай ловким движением руки обманул накачанную тогруту и, нажав на несколько точек на её плече, аккуратно поймал бессознательное тело девушки.

Нежно и бережно уложив Тано на её идеально чистую кровать и, даже ничуть не обращая внимания на тот беспорядок, что Асока устроила в гостиной из его вещей, Энакин молча расплатился с дроидами за починенную дверь. И лишь когда роботы покинули квартиру хозяйки-дебоширки, Скайуокера вдруг взволновали две новые проблемы.

Во-первых, после всего того, что он узнал об Асоке и её чувствах сегодня, генералу было как-то неудобно, неуютно, даже в какой-то мере стыдно находиться в её жилище, с ней наедине, сожительствовать с ней и дальше, проводить ночи вместе. Да, пусть Энакин и просто спал на диване, но это не меняло ни мнения окружающих об их «парочке», ни влюблённости Тано, и Сила знает каких её странных девичий фантазий, ни в особенности смущения по поводу всего этого самого Энакина. Сегодня, впервые задумавшись о тогруте совсем не так, как раньше, Скайуокер уже не мог выбросить из собственной головы мысль о том, что Асока была девушкой, достаточно привлекательной влюблённой в него девушкой, от чего какой-то внутренний совершенно неправильный голос, так и нашёптывал ему какие-то совершенно неправильные мысли. И хоть Энакин всем своим естеством отвергал подобные идеи, глупые навязчивости почему-то не желали оставлять его в покое. Нет, Скайуокер ни на секунду не помышлял сделать нечто неподобающее относительно Тано, однако мысли о том, что она была бы достаточно привлекательна для него в плане чувств при других условиях и жизненных ситуациях, как-то слишком сильно волновали и беспокоили генерала. От чего от греха подальше, он решил уйти сегодня из квартиры Асоки.

Ну, а во-вторых, Энакин только что с досадой понял, что дома его ждала на романтическое свидание, наверняка, теперь уже обиженная и расстроенная Падме. А судя по тому, что он увидел на циферблате, Скайуокер опоздал на их с женой вечер уединения на три часа. Ох и не лёгким же этот день выдался для него, но впереди ещё предстояли объяснения с до смерти обиженной супругой.

К огромному удивлению генерала, Падме встретила его скореевзволнованно, нежели обиженно и, подбежав к мужу, просто молча крепко обняла, посильнее прижавшись к его груди. Простояв так какое-то время, Амидала немного отстранилась и слегка поблёскивающими радужками уставилась Энакину в глаза, как бы вопрошая, что на этот раз произошло. Всей своей душой, всем своим сердцем боясь потерять любимого, Падме не стала на этот раз преждевременно обвинять Скайуокера хоть в чём-то, решив, что для начала нужно было выслушать его, а свои выводы она ещё успеет сделать. Ведь если постоянно злиться, подозревать и упрекать, то можно было окончательно разрушить и так ставшую слишком хрупкой в последнее время связь. Потому Падме старалась вести себя достойно, заботливо, нежно, понимающе, тем более, что за прошедшие дни она не редко вспоминала, что их с мужем отношения начинались именно так. И Амидале хотелось сохранить и дальше это тепло, это единение душ.

Осознавая, что любимая и единственная ждала от него ответа, каких-то слов, какой-то информации об опоздании, донельзя вымотанный Энакин с грустью и глубоким чувством вины, взглянув на догоравшие свечи на столе с явно остывшим ужином, что виднелся через открытую дверь другой комнаты, решил перейти сразу к сути:

- Прости меня, ангел, - нежно поведя по волнистым распущенным волосам Амидалы настоящей рукой, искренне извинился джедай, - Я провалил миссию, Асока опять сбежала, я опоздал на наш с тобой вечер… Прости меня, я виноват, - произнося эти слова мягким, таким, какой он позволял себе в разговоре только с женой, шёпотом, - Энакин, медленно опустился перед ней на колени и нежно обвил стройную талию супруги руками, крепко прижавшись к её животу щекой.

Таким раскаивающимся, таким ласковым с ней Энакин, пожалуй, не был никогда, даже в самые первые дни их романа. И Амидала уж было решила, что выбрала правильную тактику действий, что давала ей то, чего она не получала ранее. Да, пусть муж был перед ней виноват, пусть муж опоздал на свидание, но такой сильной любви с его стороны как сейчас, сенатор ещё не чувствовала никогда. Так же мягко и заботливо, как сделал Энакин до этого, женщина положила свою хрупкую кисть ему на голову и легко погладила супруга в знак одобрения, немного игриво вплетая свои нежные пальчики Скайуокеру в волосы.

- Ничего страшного. Я всё понимаю и нисколько не сержусь, - слегка ослабив объятья любимого, женщина тоже медленно опустилась на колени, чтобы их с супругом глаза оказались на одном уровне.

Нежно коснувшись щеки генерала подушечками своих пальцев, Амидала мягким, заботливым голосом тут же добавила:

- У тебя был трудный день, любимый. Думаю, тебе стоит немного отвлечься, - произнеся эти слова, Падме осторожно взяла Энакина за руки, помогая ему подняться с пола.

- И хотя наш экзотический ужин уже остыл, без сюрприза я тебя не оставлю, - уже более явно заигрывая с собственным супругом, хитро улыбнулась она, каким-то своим пока тайным для Энакина мыслям, - Иди в спальню и жди меня там, я скоро к тебе присоединюсь, - договорив фразу до конца сенатор, словно пятнадцатилетняя девчонка легко поцеловала Скайуокера в губы и быстро скрылась в неизвестном ему направлении.

Генералу ничего не осталось, как только послушаться её.

Прошло кажется всего минут пять с того момента, как Падме и Энакин с лёгким поцелуем расстались в гостиной их огромной роскошной квартиры. И вот уже Амидала, облачённая в весьма необычный для неё наряд нежного фиолетового оттенка, босыми ногами шла по гладкому отполированному полу, мягко ступая на него. Её сюрприз для мужа заключался именно в этом костюме, так развратно сенатор не одевалась ещё никогда. Но жёсткие времена требовали жёстких мер. Боясь что их обычный традиционный секс без каких-либо излишеств, уважительный и романтичный, мог наскучить её половинке, женщина решила немного поэкспериментировать. Так сказать, разогреть желание мужа, пошлым проститутским нарядом, в котором Энакин никогда в жизни не то, что не видел её, но и представить себе даже не мог. А потом, воспользовавшись новым приобретённым образом на одну ночь, возможно станцевать для Скайуокера что-то на подобии стриптиза, а может, и прибегнуть к каким-то другим развратным ласкам, которые она никогда себе с ним не позволяла.

В общем, в данный момент изящное тело Амидалы идеально украшал прозрачный пеньюар, с мягким, пушистым лифом, полы которого, кстати, тоже окантованные подобным материалом по краям, плавно спускались вниз и расходились в обе стороны, оголяя плоский живот сенатора. На нижней же части тела женщины красовались в тон пеньюару ниточки-стринги, передняя часть которых, что закрывала все самые интимные места, также была обшита пухом. По мнению Падме, её новый костюм, приобретённый исключительно и специально для мужа, для их с генералом брачных игр должен был подойти просто идеально, и распалить ту былую страсть, то неудержимое желание, что было кого-то в самые первые дни пары вместе. Так думала и мечтала про себя Падме, пока неспешно и тихо, словно кошка кралась в спальню, где её сюрприза с нетерпением должен был ожидать супруг.

Однако каково же было разочарование Амидалы, когда торжественно и изящно, с пластикой пантеры она «проникла» в спальню к любимому и… С досадой заметила, что тот, небрежно подложив голову на декоративные постельные подушки крепко спал, прямо в одежде и обуви, так, как пришёл с улицы, буквально свалившись без сил на кровать, наверняка только лишь подойдя к ней. Конечно, женщина понимала, что после столь тяжёлого и неудачного дня это была вполне логичная развязка событий, Энакин, наверняка, зверски устал, не только физически, но и морально. Однако в её нежное доброе сердце, каким-то холодным, колющим чувством закралась некая обида. Сегодня Падме была готова ради Энакина на всё, смириться, что он жил с Асокой, простить прошлые случаи отстранённости и грубости к ней, закрыть глаза на трёхчасовое опоздание, даже вырядиться шлюхой и вести себя соответственно, только бы ему было хорошо, а он… Просто отрубился, как будто сон в обнимку с подушкой мог заменить приятные, нежные ласки любящей жены. А может быть Энакин уже не считал её ласки такими уж приятными? От этих мыслей Амидале вдруг стало так обидно, так противно, что она едва-едва сдерживала подступающие к глазам слёзы.

Конечно, женщина могла разбудить своего опять провинившегося супруга и продолжить их по всем параметрам провалившееся свидание, или могла надавать ему пощёчин и наорать, но Падме решила отомстить по-своему, отомстить бездействием – пусть Энакин завтра проснётся, мучается и гадает, что за сюрприз его ждал, о котором муж уже не узнает никогда, пусть чувствует стыд и вину за то, что он так разочаровал готовую для него на всё любимую, пусть извиняется, ползает на коленях, да хоть сам джедайский стриптиз ей устраивает, она лишь гордо и обиженно будет делать вид будто ей это безразлично, будто ей всё равно – эдакая непреступная снежная королева.

К слову о политике, раз уж по какой-то причудливой и необъяснимой воле Силы их свиданию сегодня не суждено было состояться, то женщина не желала просто так зря тратить остаток этого вечера, решив провести его за работой. Как не собиралась сегодня и ложиться спать в одну постель с мужем.

«Пусть поспит один некоторое время и осознает в полной мере всю свою вину», - всё ещё и донельзя расстроенно, и невероятно обиженно подумала Амидала, нарочно не став будить собственного супруга и аккуратно взяв с письменного стола кипу каких-то нужных ей для работы бумаг, почти бесшумно, с гордым и надменным видом вышла прочь из комнаты.

Раз Энакин предпочитал вместо неё проводить ночь в обнимку с подушкой, то Падме предпочитала проводить ночь в другой комнате в обнимку со своими драгоценными указами, законами и делами сената.

========== Глава 6. Любовь и боль, Часть 1 ==========

Прошла ночь. Слишком обиженная на Энакина за испорченное свидание Падме провела её за бумагами до утра. Она была так зла, расстроена, угнетена, что даже не стала переодеваться, как-то упустив из вида этот момент. Поначалу тяжёлые мысли о том, что муж её больше не любит, не хочет, отвергает, так и лезли в голову Амидалы, но потом, проект по снижению расхода средств на создание новой партии клонов полностью поглотил сенатора, и она на время вывалилась из реальности. Больше любви Падме к Энакину была лишь её любовь к политике, демократии, служению во благо общества и Республики, потому только дела сената могли отвлечь Амидалу от её страданий и переживаний. И отвлекали до самого утра.

Когда над горизонтом Корусанта медленно стали подниматься первые алые лучи рассвета, женщина с ужасом поняла, что проработала всю ночь, проработала, всё ещё сидя в проститутском наряде, что дошло до Амидалы лишь в тот момент, когда она устало поднялась с кровати гостевой комнаты и мельком взглянула на себя в зеркало. Отражение, что Падме там увидела, не слишком-то её порадовало, глаза покраснели и слегка припухли от слёз, которым она всё же дала волю, оказавшись в другой спальне, под глазами виднелись уродливые синяки от недосыпа, а остальное лицо и вовсе было усталым и бледным. Пожалуй, впервые Амидала порадовалась тому, что современная мода и её статус разрешали разрисовывать себя как угодно, слишком уж женщине не хотелось показываться в таком жалком подавленном виде на людях. О её несчастьях и неудачах никто не должен был знать, тем более, её знакомые в сенате. В конце концов, кто стал бы слушать пламенные речи от депрессивно настроенного политика? Да никто. А потому женщина должна была выглядеть крепкой, стойкой, полной сил и решимости нести свои идеи в массы.

Ещё раз обиженно помянув мужа-предателя-изменника нехорошими словами и за этот ущерб, нанесённый ей, Падме зло сорвала с себя пеньюар и стринги, раздирая их на кусочки. Раз Энакин посмел проигнорировать её сюрприз вчера, вот значит и не получит его вообще никогда, потому соблазнительная прозрачно-пушистая одежда ей больше была не нужна. Раздирая и раздирая свой наряд на миллионы маленьких кусочков и с каждой секундой всё сильнее изъедаемая гневом, ненавистью, обидой, болью, Падме вновь разрыдалась. Сейчас ей было так невыносимо плохо, так отвратительно и омерзительно, что больше всего на свете она хотела забыть и то, что произошло с ней вчера, и того, кто был в этом виноват.

Прошла буквально минута, и красивый, соблазнительный, эротический дуэт превратился в бесполезные клочки и тряпки, которые абсолютно голая Падме с яростью зашвырнула в мусорное ведро. Лишь, когда остатки наряда оказались на его дне, женщина немного успокоилась и, утерев скатывающиеся по шелковистым щекам последние слёзы, направилась в ванную, чтобы умыться и начать собираться в сенат.

На разукрашивание лица так, чтобы следов былой истерики не оказалось видно невооружённым взглядом, и подбирание к нему соответствующего наряда ушло много времени. Тем не менее, Амидала ещё не опаздывала, но из дома после всего пережитого ей хотелось уйти как можно скорее. Наконец, выплыв в просторную гостиную в полном причудливом образе галактического политика, женщина на секунду остановилась и внимательно всмотрелась в сторону двери, ведущей в их с мужем спальню. Стоило ли будить Энакина сейчас Падме не знала. Наверняка, Скайуокеру было бы очень удобно и выгодно, если бы она это сделала, но Амидала была слишком расстроена и обижена на мужа, чтобы встречаться с ним лицом к лицу сегодня, а, тем более, ещё и оказывать какие-то услуги.

«Обойдётся», - молча подумала про себя Падме и с надменным видом снежной королевы направилась к выходу из квартиры, так и не став будить Энакина.

Впереди её ждали важные дела сената и галактики.

Слишком сильно вымотанный после вчерашнего трудного и невероятно неудачного дня, Скайуокер проспал до самого вечера. Он настолько устал, что не видел вообще никаких снов, ни приятных, ни обычных, ни даже кошмаров. Зато кошмар генерал узрел, когда проснулся и взглянул на циферблат новеньких, блестящих часов и с ужасом понял, сколько сейчас было времени, а потом, повернувшись к той стороне кровати, где обычно спала его безгранично любимая жена, с огромной досадой и чувством вины уразумел, что опять прокололся.

«Сколько ещё таких ошибок сможет стерпеть Падме с моей стороны, прежде чем бросит своего идиота-муженька?» - резко усевшись на кровати, на мгновение про себя задумался Энакин, тяжело вздохнув и приложив обе свои руки к собственной голове. А ведь она была абсолютно права, и что не стала его будить, и что даже спать с ним в одной кровати после такого не захотела. Вчера он самолично испортил свидание, которого оба они ждали долгое-долгое время, запретное свидание, на которые судьба им итак отвела считанные минуты. И как, ну как он умудрился заснуть именно в такой момент? И ладно бы он просто попросил Падме отложить бурный секс на другое время, и они с женой мило провели этот вечер в обычных нежных романтических объятьях, пока она не позволила бы ему счастливо и умиротворённо погрузиться в царство Морфея у неё на руках. Но нет, он и вовсе не дождался Падме, грубо бесцеремонно и абсолютно не уважительно к ней завалившись спать на кровать прямо в одежде и обуви. Каково было лицо Амидалы, её реакция, и насколько сильна оказалась после такого оскорбления обида жены джедай даже и думать не хотел. Слишком больно, слишком стыдно, слишком…

Энакин и сам не мог описать словами набор всех тех негативных эмоций по отношению к себе, что он испытывал в данный момент. Одно генерал знал точно, теперь, помимо решения прочих проблем, ему придётся приложить не малые усилия, чтобы жена простила его. Скайуокер даже не представлял, что такое он мог сделать и на что пойти, чтобы заслужить снисхождение донельзя оскорблённой супруги, но это должно было быть очень искренним, очень ценным, и в полной мере отражающим его истинные чувства к Падме.

Однако разбираться с извинениями, чуть ли не граничащими с унижениями, перед своей одной единственной и неповторимой предстояло потом, потому как сейчас, во-первых, Падме просто не было дома, во-вторых, Энакин ничего достойного ещё и не придумал и не купил любимой даже мельчайших банальных подарков – цветов и украшений, а в-третьих, до генерала наконец-то дошло, что из-за его бесцельных валяний сутки напролёт в кровати в обнимку с подушкой, опять сорвавшаяся Асока находилась сейчас там у себя дома одна, абсолютно одна… И могла творить, что угодно.

Как только сия тревожная мысль, наконец, достигла, едва отошедшего ото сна и осознания непомерной вины мозга Энакина, джедай тут же всполошился. Моментально придя в себя и вскочив с кровати, как будто во время боя, Скайуокер, даже не переодеваясь, помчался домой к тогруте-наркоманке. В принципе, ему это было и не особо-то нужно, ещё вчера в медицинском крыле ордена генерал успел привести себя в порядок, и тщательно отмыться, от заляпавшей всё и вся крови, и переодеться в свежий и чистый костюм, который в дальнейшем у него не было времени как-то повредить или испачкать. Так что сейчас эта маленькая деталь как нельзя кстати сыграла Энакину на руку.

Проспав после небольшого ухищрения Скайуокера всю ночь и часть следующего дня, Асока, как всегда, проснулась с мощнейшим ощущением «отходняка», который теперь почти постоянно приходил к ней после приёма наркотиков. В этот раз тогруте было плохо не только физически, но и морально. Впрочем, Тано уже успела порядком попривыкнуть и к тому, и к другому, посему не особо-то и заморачивалась по поводу своего дурного самочувствия. Плохо помня, что происходило вчера и с каким-то мутным взглядом пройдясь по комнате, перебирая отрывки минувшего дня в голове, Асока оказалась в гостиной смежной с кухней.

Ничуть не обращая внимания на беспорядок, устроенный ей же самой из вещей Энакина, девушка подошла к раковине, взяла небольшой стакан и налила воды. Морщась от неприятных ощущений, тогрута жадно стала утолять свою жажду, разворачиваясь на месте. И каково же было её удивление, Тано аж едва не выронила из рук стеклянную ёмкость, когда вместо прорезанной мечами двери, Асока увидела абсолютно новую, ещё более плотную и сто процентов наглухо закрытую Скайуокером.

«Значит этот мерзавец женатый опять был здесь вчера!» - зло подумала девушка с силой ставя стакан на одну из столешниц, - «И как он только смеет приходить ко мне домой после своей жены? Да ещё указывать мне что делать? Запер он, понимаешь, меня как домашнего питомца. Ну, ничего, я ещё ему устрою, я ещё ему покажу!»

С этими мыслями Тано активно стала разыскивать собственные мечи по всей квартире, чтобы проделать дыру в новой двери. На огромное удивление Асоки, световых клинков нигде в её доме так и не оказалось, лишь зря потратив время, девушка с досадой вспомнила, как Скайуокер отобрал их у неё вчера, от чего стала ещё более злой и недовольной. Теперь открыть входную деверь было делом принципа. Да и к тому же, она ведь вчера так и не нагулялась как следует в последний раз перед тем как завязать и улететь подальше от Корусанта, а значит, сделать это нужно было сегодня.

Напряжённо обдумывая, как ей можно было улизнуть на этот раз без световых мечей, девушка внезапно нашла великолепный способ. Просто гениальнейшую идею, от чего быстро подойдя к тумбочке, на которой лежал коммуникатор, Тано спешно набрала номер службы по вскрытию замков и, старясь говорить милым, наивным голоском глупой девчонки, попавшей в трудную ситуацию, произнесла:

- Добрый день. Я хотела бы вызвать дроидов-ремонтников по адресу … У меня заклинило замок, и я не могу открыть дверь…

Договорившись с диспетчером о том, что работники прибудут в ближайшее время и решат её маленькую проблему, Асока пошла собираться на очередную, нет, на последнюю гулянку, а значит, выглядеть для этого она должна было особенно шикарно. Деньги от проданного обручального кольца Энакина у Тано ещё остались, достаточно, чтобы купить одну, последнюю порцию наркотиков. Символ любви Скайуокера и Амидалы был сделан из очень дорогого металла. Ну, а за очередную сломанную дверь пусть платит джедай, услугу по открытию замка Асока заказала в кредит. Услугу, которая почти мгновенно была решена умелыми прибывшими очень быстро дроидами.

Что же касается тогруты, то, не догуляв вчера в «Нежных сиськах», сегодня девушка собиралась пойти в более престижный и более дорогой клуб «Джедайский меч». Название для последнего приключения у заведения было очень символичным. После этого улётного вечера Асока планировала забыть и джедаев, и их мечи, и свою глупую любовь к Энакину. Начать жизнь с чистого листа, свободной и от своей прошлой абсолютно неуместной влюблённости, и от страданий из-за неё. Даже более того, уже сегодня Тано хотела показать и себе и всему миру, что холодный, словно кусок льда, глупый учитель ничего не значил для неё. А потому для развлечения выбрала клуб с самым зажигательным на Корусанте мужским стриптизом, где танцевали самые отменные мужчины тви`леки, мужчины тогруты, даже мужчины люди, в общем в этом заведении и на сцене, среди выступающих, и в зале, среди посетителей, было полным-полно самцов самых соблазнительных рас галактики. И Асока даже надеялась, что, возможно, там ей удастся кого-то подцепить. Кого-то, кем она смогла бы заменить абсолютно игнорировавшего её чувства Скайуокера. А потому, Тано решила разодеться и накраситься как можно более вызывающе и соблазнительно. Пусть возможные кавалеры видят, что она не страдает и сохнет по какому-то женатому хмырю, а находится в свободном и счастливом поиске новой любви.

Когда Энакин наконец-то прибыл домой к Асоке, он с ужасом увидел, что очередная входная дверь была открыта, и его сердце в панике сильнее забилось от мысли, что Тано уже успела сбежать. Однако взглянув на устройство слежения, прикреплённое у него на руке, Скайуокер с облегчением вздохнул. Красная точка, что обозначала его ученицу, сейчас находилась внутри квартиры и хаотично перемещалась по периметру спальни. Но зачем тогда тогруте понадобилось открывать дверь? А может, это он вчера в приступе дикой усталости забыл её закрыть? Впрочем, как забыл и навести порядок в квартире, который Энакин даже не заметил, как забыл и отругать тогруту за очередной срыв.

Вчера Энакину после проваленной миссии, тяжёлых ранений и утомительных похождений по «Нежным сиськам» было как-то не до этого, но сегодня, сегодня он решил, что Асока получит своё за всё. В конце концов, в неудачах генерала за последнее время отчасти была виновата Тано, и миссию он провалил из-за того, что она сбежала, и денег немерено заплатил за новую дверь, и с женой поругался… От воспоминаний всего пережитого Энакином за прошлый день, злость на его бывшую ученицу постепенно начинала накапливаться, мелкими крупицами собираясь и собираясь в душе джедая воедино. Кроме того, ещё раз внимательно прокрутив в голове все эпизоды минувшего дня, Скайуокер пришёл к выводу, что как бы он там ни устал, но дверь генерал за собой точно запер и ещё трижды проверил это перед уходом, что могло означать лишь одно – Асока вновь нашла выход из ситуации, скорее всего наиболее разрушительным и затратным способом, что, как понял джедай, было абсолютно свойственно для всех наркоманов. И очередная выходка бывшего падавана ещё больше разозлила его, подпитываемая яростью от мыслей, что Асока находилась не всё ещё здесь, а уже здесь, накачанная или качающаяся в данный момент.

Думая об очередной своей неудаче с невероятий злостью, Энакин вошёл вглубь квартиры, и первое, что ему бросилось в глаза – это были его разбросанные по всей гостиной вещи. Вчера, в полуживом состоянии Скайуокер или не заметил этого, или просто не уделил особого внимания, но сегодня, сегодня то, что тогрута позволила себе рыться в его сумке, нагло и бесцеремонно, пока генерал отсутствовал, почему-то дико вывело джедая из себя. Причём даже не проверив свои догадки, Энакин уже знал причину.

Резко рванувшись к полупустой сумке, Скайуокер решил подтвердить то, о чём он подумал, увидев свои разбросанные вещи, и, к его огромному сожалению, так оно и было. Вчера Асока гуляла и накачивалась за счёт продажи его обручального кольца. Сей факт дошёл до генерала тогда, когда рука его быстро скользнула в открытый боковой карман и наткнулась внутри лишь на пустоту.

Понимая, что такой огромной провинности Падме ему никогда не простит, Энакин почувствовал, как его буквально затрясло от гнева на наглую ученицу. Да он терпел, многое терпел ради её блага, будь Асока парнем, Скайуокер уже давно бы набил ему морду за подобные выходки, но Тано являлась милой и хрупкой девушкой, потому генералу приходилось держаться, держаться так долго. Однако последняя выходка тогруты-наркоманки стала последней каплей, сейчас джедай готов был сорваться, готов был на что угодно, лишь бы проучить Асоку как следует, после чего она раз и на всегда позабыла бы про наркотики. Одолеваемый собственным гневом Энакин уже было рванулся в спальню своей бывшей ученицы, как, сделав буквально шага два, в шоке остановился, абсолютно позабыв куда и зачем шёл.

Асока, которая только-только приготовилась сбежать из дома, опередила его. С абсолютно наглым, уверенным видом выйдя из собственной комнаты, девушка предстала перед Скайуокером в таком образе, что у него глаза на лоб полезли то ли от смущения, то ли от возмущения. В таком виде генерал ещё никогда не видел юную тогруту, впрочем, в подобном виде он даже и представить её себе не мог в самых-самых смелых своих фантазиях. Хотя… Нет, всё же не мог.

Сейчас Асока абсолютно не походила на ту маленькую скромную девочку, которую при воспоминании о ней рисовало воображение Энакина, она скорее выглядела как взрослая, абсолютно раскрепощённая, донельзя сексуальная женщина. Даже не просто сексуальная, а пошлая и развратная проститутка. Помимо того, что у девушки на лице был сделан яркий, броский, вызывающий макияж, весьма привлекательный, но при этом ничуть не скромный, на Тано был ещё и такой наряд, что будь на её месте Падме, Скайуокер наверняка трахнул бы её на этом самом рваном чёрном диване.

Основной деталью «вечернего одеяния» тогруты-наркоманки являлось короткое, донельзя открытое серебристое платье, оно блестело и переливалось на свету яркими белыми огоньками благодаря материалу из которого было сшито, очень сильно притягивая к себе внимание. Хотя там и без этого было на что посмотреть, а точнее, всё просто было видно. Длинна сего наряда, в котором по бокам ещё и имелись небольшие соблазнительные разрезы вдоль бёдер, едва-едва достигала середины верхней части ноги, от чего при ходьбе из-под юбки, которую можно было скорее назвать широким поясом, выглядывали изящные кружева, коими заканчивались тончайшие, прозрачные чёрные чулки девушки. Верх облегающего, эротично обтягивающего изящную стройную фигуру Асоки платья тоже закрытостью не отличался. Глубокий вырез, ткань которого волнами струилась по небольшой груди Тано, настолько сильно обнажал прелести тогруты, что была видна почти вся третья их часть, визуально увеличивая достоинства девушки. Так близко, и настолько много Энакин не видел грудь Асоки ещё никогда. Что уж было говорить об открытой едва ли не до самых ягодиц спине, на которой вместо приличного, «отсутствующего» куска ткани, изящно переплетались крест на крест тончащие серебристые лямки, заканчивающиеся и едва удерживающие это «платье», на нежных оранжевых оголённых плечах Тано. В дополнение к сему одеянию на хрупких, стройных ногах тогруты были одеты невероятной красоты босоножки в тон. Босоножки на огромной, высокой шпильке, украшенные множеством искусственных камней и до самого колена завязанные тонкими шнурками, переплетающимися, словно змеи. Ну, а завершали наряд девушки изящные металлические «спиральки» серебряного цвета, нежно обвивающие два её передних лекку, мягко, соблазнительно скользящих по обнажённым плечам, и единственная вещь, которая не подходила к данному образу – золотистый браслет, подаренный Скайуокером, что Асока почему-то так и не решилась снять.

Ничуть не обращающая внимание на завороженно смотрящего на неё в данный момент Энакина, тогрута недовольно нахмурилась и расстроенным голосом обиженного ребёнка произнесла:

- Вот же хатт побери! Не успела вовремя уйти.

То ли грубые ругательства, то ли знакомый голос Тано, то ли осознание того, что перед ним сейчас стояла не тви`лечка из бара и не Падме, а всегда милая и скромная Асока, в один момент заставили Скайуокера опомниться и прийти в себя. Резкое возвращение в реальность, как-то само собой вернуло в его голову и мысль о том, что для Тано пребывать в подобном образе, а, тем более, куда-то идти, в публичное место, было просто немыслимым и абсолютно недопустимым. И это моментально вновь распалило сильную озлобленность бывшего учителя на строптивую ученицу.

Так и продолжая, словно вкопанный, стоять на прежнем месте, Энакин недовольно сложил руки на груди и строго, очень строго, задал Асоке интересовавший его вопрос:

- Куда это ты собралась в таком виде?

Его голос прозвучал громко и твёрдо, словно приказ в армии, а в интонации читался вполне оправданный упрёк. Тем не менее, это ничуть не смутило, не устыдило и даже не усмирило пыла совсем обнаглевшей Асоки. Вчера, полностью разочаровавшись в том, что её чувства когда-нибудь смогут оказаться взаимными, а её действия, как раньше, вызывать абсолютное доверие у бывшего мастера, Тано раз и на всегда решила избавиться от пагубной зависимости от него, от абсолютного и полного влияния Скайуокера на все её мысли и поступки. Что она тут же сочла необходимым продемонстрировать своему учителю, который, не считая роли её тайного возлюбленного, теперь по сути был ей никем. А значит и не имел абсолютно никакого морального права указывать тогруте, что ей следовало делать.

- Я иду гулять, - нахальным тоном, ответила девушка, слегка поправив свой экзотический наряд так, что из-под разреза на платье на мгновение выглянули кружева одного из её чулок, а округлая грудь соблазнительно заколыхалась немного больше выскользнув наружу из огромного декольте.

Эти мелкие, едва заметные детали тут же бросились в глаза генералу, который на миг, всего на мгновение, позволил себе с любопытством наблюдать их, но джедай моментально опомнился, как только его воображение стало рисовать страшные, почти ужасающие картины того, с какой похотью, с какими грязными и отвратительными желаниями будут смотреть на совсем юную девочку-подростка, на его маленькую девочку, к которой он относился, словно к собственной младшей сестре, ушлые мужики на улице и в баре. Сейчас Энакину почему-то вспомнились те отвратительные насильники-бомжи из тёмного замусоренного переулка, от коих он едва-едва смог уберечь Тано, и Скайуокера всего аж передёрнуло из-за дикого смешения чувств и эмоций. Генерал одновременно испытал страх за Асоку, беспокойство, негодование и сильный гнев от того, что тогрута не только не понимала, какой опасности она себя подвергала и качаясь наркотиками, и посещая третьесортные клубы, и одеваясь подобным образом, но и одновременно позволяла себе вот так нагло и бесцеремонно заявлять ему об этом, абсолютно не беспокоясь ни о чём вообще, включая и то, что джедай всегда действовал только в её интересах, стал буквально рушить и ломать собственную привычную жизнь только для неё одной.

Для Энакина была так невыносима и так жутка сама мысль, что Асока, милая и скромная Асока, могла показаться в таком отвратительном пошлом образе на людях, что несомненно могло бы повлечь за собой весьма и весьма плачевные последствия, что генерал, даже ни секунды не задумываясь, решил во что бы то ни стало помешать ей это сделать. Тем более, что сейчас он был так зол, что поставить на место юную наркоманку, по крайней мере морально, если не физически, являлось уже делом принципа. И Скайуокер заговорил, заговорил жёстко и безапелляционно:

- В таком виде ты отсюда не выйдешь, – буквально в приказном тоне произнёс он, демонстративно ткнув в сторону разодетой и расфуфыренной Тано пальцем, - Тем более в бар или притон за наркотиками, – тут же добавил джедай, явно намекая на то, что остальные выкрутасы тогруты были ещё хуже нежели то, что она посмела вырядиться в подобного рода одежду.

Совсем не этого ожидав от Энакина, впрочем, Асока и вообще не думала, какой могла бы быть его реакция на её столь сильно зашкаливающую наглость, тогрута тоже разозлились. В конце концов, она больше не являлась глупой и несмышлёной маленькой ученицей Скайуокера, а была абсолютно взрослой и самостоятельной девушкой, так какого хатта он вообще смел вести себя с ней подобным образом – кричать, командовать, указывать? Да абсолютно никакого, тем более теперь, когда Тано решила раз и навсегда вычеркнуть его из собственной жизни, и девушка не постеснялась на это чётко указать.

- Я уже взрослая, - рисовано взглянув на собственные наманикюренные ноготки, всё так же своевольно и резко ответила Асока, - Что хочу, то и делаю, куда хочу, туда и иду, - а затем, подобно Энакину, нагло ткнув в его сторону своим пальцем, с особо яркой презрительной и даже насмешливой интонацией добавила, - И ты не можешь мне запретить.

Решив, что она сказала Энакину всё, девушка, как бы в подтверждение своим словам, резко двинулась в сторону входной двери, наивно полагая, что её реплики были столь убедительными, что Скайуокер даже и шелохнуться не посмеет, чтобы остановить наркоманку или как-то ещё ей помешать. Но она ошиблась, горько ошиблась. Ни наглые речи о своей взрослости и самостоятельности, ни чересчур уверенный вид Асоки, ни абсолютно такое же поведение, не дали Тано спокойно обойти бывшего учителя и скрыться где-то в коридоре, потому как генерал вновь мгновенно преградил ей путь.

Сделав несколько быстрых шагов, Энакин опять остановился напротив тогруты, не позволяя той двинуться ни на сантиметр дальше, и всё в том же строгом тоне, но на этот раз ещё более зло, заявил:

- Вот как раз я и могу тебе запретить. Ибо ты ещё не доросла, чтобы считать себя настолько взрослой для того, чтобы качаться наркотиками и носить проститутсткие наряды! – с каждым новым предложением, с каждым новым словом, голос Энакина становился всё громче, а высказывания грубее.

Джедай чувствовал, что он уже еле-еле сдерживал свой гнев, дабы не натворить каких-то непростительных ошибок, но Энакин явно был на грани, ещё одно резкое и непокорное действие, ещё одна фраза такого рода, и Скайуокер за себя просто не отвечает…

Несмотря на то, как зол и раздражён был её мастер, и как явно это сейчас возможно было разглядеть со стороны, тогрута и дальше продолжила вести себя так, как будто этого не замечала. Она и сама, понимая, что столь просто и гладко, как девушка задумывала, сбежать теперь у неё не получится, уже слабо себя контролировала. И особенно сильно наркоманку задевало то, что женатый на другой её возлюбленный, пытался контролировать её. Не в состоянии больше этого терпеть, Тано вдруг сорвалась, её понесло, и она, ни чуточки не щадя своего собеседника, стала высказывать ему весьма и весьма оскорбительные слова, будто специально дразня и задевая джедая, в отместку за свою беспомощность перед ситуацией в данный момент:

- Это не твоё дело! – громко крикнула Асока, резко попытавшись оттолкнуть Скайуокера со своего пути, однако являясь физически более слабой, потерпела очередную очевидную неудачу, - Что ты вообще понимаешь в нарядах, старикан? – ещё более озлобленно и язвительно от этого продолжила грубить она, беспомощно отпрянув чуть назад, - Своей жене будешь указывать как одеваться, а меня оставь в покое! Что хочу, то и делаю! К тому же, что ты вообще можешь мне сделать, неудачник, от которого я уже не раз убегала!

Асока была так взвинчена и так раздражена, что абсолютно не рассчитала меру собственной дерзости. И это стало той последней каплей, которая переполнила чашу терпения итак находящегося на грани генерала. Возможно, покорись Тано своему бывшему мастеру, смирись с тем, что сегодня она не сможет уйти в бар и вернись обратно в собственную комнату, для неё всё закончилось бы иначе, но Сила, или всё же сама тогрута, почему-то пожелала совсем иного и так неосторожно вывела джедая из себя.

Энакин молча слушал Асоку, но каждое её слово больно кололо сердце, душу, его самолюбие и разжигало из маленького пламени злобы, бушующий пожар ярости. Со следующим и следующим предложением, память джедая всё больше и больше заполоняли образы из прошлого, все былые выходки и провинности Асоки скапливаясь в одно целое, и это выводило его из себя даже сильнее, чем когда-либо сказанные раздражающие нравоучения Оби-Вана. На протяжении всего последнего времени Скайуокер делал всё, чтобы спасти Тано, прилагал все усилия, чтобы удержать её подальше от наркотиков, а она не только не ценила этого, но и вовсе смела его попрекать и оскорблять за подобное. Сколько он потратил денег и сил, сколько унижался, как непоправимо стал рушить собственную жизнь… Вспомнились и дерзости, хамство, пошлости Асоки, и моменты, когда она едва не пострадала по собственной глупости, и позорные посещения полицейского участка, притона и всех этих грязных баров для абсолютных извращенцев, и неудобные объяснения с магистрами, соседями, женой, и постыдно проваленная миссия, и конечно же бесконечные ссоры с супругой, а вот этого, этого Энакин просто не мог тогруте простить ни за что и никогда…

Чувство раздражения, злобы, непомерной ярости абсолютно переполнили Скайуокера, просто изъедая и сжигая его изнутри, он больше не мог вести себя ни спокойно, ни безразлично, он больше не мог оставить все выходки Тано безнаказанными, и генерал понял, что сейчас наглая и дерзкая ученица заплатит ему за всё… Сейчас она получит своё и раз и на всегда запомнит этот урок!

- Что я могу сделать? –весь просто трясясь от гнева, быстро переспросил Энакин, чувствуя, как его руки так и чесались, чтобы проучить совсем обнаглевшую и охамевшую наркоманку, - Что я могу сделать? – ещё раз, скрипя зубами, повторил он, сквозь пелену злобы трезво осознавая, что ни одна девчонка-подросток не смела себя так с ним вести, даже если он безгранично любил её как сестру, - Сейчас я покажу тебе, что я могу сделать, малявка! – окончательно сорвался генерал, зная, что теперь его уже ни что не остановит, чтобы раз и на всегда показать Тано, кто из них сейчас действительно имел какие права, и какова была расплата за непослушание собственному мастеру.

Резко и больно ухватив Асоку за одно из её нежных предплечий, Энакин с силой развернул Тано к себе спиной, и… Ударил, крепко ударил ту, словно маленького провинившегося ребёнка со всего размаху ладонью по ягодицам, затем, ещё и ещё. Нет, Скайуокер не видел в его действиях чего-то пошлого и недопустимого, он бил тогруту не для того, чтобы это казалось какой-то садисткой эротической игрой, а потому, что наоборот считал и воспринимал её совсем девочкой, которую абсолютно допустимо было наказывать родителям подобным образом. Сам же себя Энакин видел кем-то подобным для Тано, потому и поступил так.

Ничуть не обращая внимание на громкое визжание абсолютно не ожидавшей такого Асоки, её грязные ругательства, слёзы от испытываемого унижения и все отчаянные попытки вырваться, генерал, крепче и крепче, до синяков сжимая тонкое предплечье, быстро поволок Тано за собой в направлении ванной, при этом не переставая лупить дерзкую девчонку. Сейчас Энакин был так зол, так разгневан, так взбудоражен, что ему хотелось лишь одного, смыть с охамевшей Асоки её «боевую раскраску» и разодрать на ней это дурацкое проститутское платье, чтобы она больше никогда не смела, ни так наряжаться, ни так себя вести, ни подобным образом разговаривать с ним.

Быстро, почти моментально, оказавшись в небольшой комнатёнке, на гладком полу которого, Асока даже поскользнулась, больно подвернув ногу и, кажется, порвав один из своих босоножек, Энакин ещё раз со всей дури влупил ей по заднице, так, что там, наверняка отпечаталась его металлическая пятерня. После чего резко сорвал с сопротивляющейся и всё ещё пытающейся отбиваться Тано сначала браслет с маячком, запустив его куда-то в сторону и разбив зеркало над умывальником, а следом за ним и серебристые спиральки, украшающие лекку девушки.

- Ай, мне больно, прекрати, отпусти меня, сейчас же отпусти, ты делаешь мне больно! – находясь уже почти в панике и не зная, что Скайуокер предпримет дальше запищала от этих действий Асока.

Пожалуй, впервые она была так уязвлена и напугана, что кроме бешеного визга и бесцельного махания руками даже не решалась на что-то большее, но Энакин не останавливался. Резко дёрнув за первую попавшуюся ручку крана душевой кабины, он включил воду, на счастье Асоки и его самого холодную, а потом с силой заволок Тано внутрь прямо в одежде.

В один момент оказавшись под струями ледяного «дождя», Асока ещё сильнее затрепыхалась и, наконец-то, немного придя в себя, всё ещё напугано, но уже более возмущённо и оскорблённо завопила:

- Ты, мерзавец женатый, старый хрыч, извращенец, сейчас же отпусти меня! Мне больно! Ты испортил мне платье! Ты вообще не имеешь права так со мной обращаться, слышишь ты … Я сейчас полицию вызову! – резко дёргаясь и вырываясь из крепких рук Энакина, Тано со всех сил, что только у неё были в данный момент, стала лупить бывшего мастера кулаками по рукам, груди и вообще ближайшим местам, куда только попадала.

Подобные речи такого же оскорбительного и бессмысленного содержания со всевозможными ругательствами и пустыми угрозами эхом сотрясали стены ванной комнаты, однако Скайуокеру уже было всё равно. Ничуть не обращая внимания ни на какие попытки сопротивления наглой девчонки, генерал, тоже в одежде влезший в душевую кабину, под ледяную воду, продолжал активно и раздражённо действовать. Слегка нагнувшись вперёд, Энакин с силой сорвал с Асоки её босоножки, так что шнурки громко треснули под волей его механической руки, до этого больно впивщись в оранжевую кожу тогруты. Сие действие было таким резким и грубым, что на секунду, даже перестав отбиваться, Тано аж вздрогнула от неприятно вдавившихся в ноги кожаных завязок и лёгкого ужаса, но даже её на миг присмиревшее поведение, не остановило джедая.

С силой и яростью, как будто он всем своим сердцем ненавидел несчастную, безвозвратно испорченную обувь, Энакин поочерёдно запустил босоножки тогруты в стену, от чего украшения и прочие их детали разлетелись дождём в разные стороны, круша и опрокидывая всё вокруг. Но даже это сейчас не могло утихомирить гнев Скайуокера, он был так зол, он был так взбешён, что просто не мог успокоиться до того, как доведёт начатое до конца. Быстро и ловко разогнувшись, генерал в очередной раз крепко схватил непослушную бывшую ученицу, теперь уже за правое плечо, и, грубо дёрнув её чуть навстречу себе, бесцеремонно сунул под продолжавшие водопадом литься струи холодной воды.

Ощутив на собственной коже дождь из ледяных капель, Тано опять взвизгнула и, опомнившись, продолжила вырываться, что лишь ещё пуще разгневало итак находящегося не в себе Скайуокера. Ничуть не беспокоясь о том, что говорила, думала и чувствовала Асока в данный момент, генерал, до синяков вдавливая собственные пальцы в нежное плечо тогруты, стал с особым усердием и ожесточением свободной рукой смывать с девушки её яркий, броский макияж, хорошенько шуруя кистью по милому красивому личику бывшей ученицы, чтобы там от косметики уж точно ничего не осталось.

Вода лилась рекой. Ледяным ливнем она брызгала во все стороны, окропляя собой душевую кабину, стены и пол за её пределами, а также самих Энакина и Асоку, что уже спустя пару минут пребывания в ванной успели промокнуть насквозь. Одежда мастера и падавана стала тяжёлой и влажной, от этого постоянно прилипая к их телам, как-то двусмысленно облегала идеальные формы парочки. И если костюм Скайуокера даже в подобном состоянии выглядел более-менеепристойно, то вот платье Тано настолько сильно обтягивало её тело, что девушка казалась почти голой, и визуально даже могло почудиться, что через тонкую серебристую ткань едва заметно просвечиваются её затвердевшие от холода соски.

Только спустя минут пять грубого натирания лица Асоки, Энакин заметил, насколько пошло из-за воды стал выглядеть вечерний наряд тогруты. Скайуокер всего на секунду опустил глаза на развратное серебристое почти просвечивающееся платье Тано, на миг, лишь на один миг, генералу показалось, что он увидел то, что ему абсолютно не следовало видеть, и это едва уловимое мгновение ещё больше распалило гнев джедая к одежде его бывшего падавана. От возмущения даже перестав смывать макияж с кашляющей и захлёбывающейся Асоки, джедай едва не выпустил ту из собственных рук, созерцая весь её непристойный вид.

- И в этом наряде ты собиралась выйти на люди? – громко рявкнул джедай, мощно тряхнув тогруту за плечо, - Чтобы какой-то извращенец одним движением сорвал его с тебя и поимел прямо на месте? – Энакин уже был так зол, что и сам не обращал внимание на то, что нёс, в голове его хаотично мельтешили разные гневные мысли и пугающие, ужасающие воспоминания о бомжах, и фантазии о том, что могли сделать с юной девочкой какие-то другие извращенцы, - Нет! Ты не будешь носить проститутские наряды! Не будет этого! Ты слышишь, не будет никогда!

Буквально выкрикнув сии слова так, что они эхом отдались по всей ванной комнате и, наверняка, их отчётливо слышал толстый сосед за стенами квартиры, Скайуокер со злостью и ожесточением принялся портить наряд тогруты. Грубо и небрежно хватаясь пальцами за первые попавшиеся части платья, Энакин безжалостно рвал на куски злополучный наряд, при этом стараясь действовать так, чтобы одеяние Асоки оказалось непригодным к восстановлению и дальнейшему ношению, однако могло достаточно прикрывать её небольшие прелести, видеть которое генерал абсолютно не намеривался.

Слыша звук разделяющейся на части ткани, Тано тоже не стала бездействовать. Этот наряд очень дорого её обошелся, ценой почти в целую дозу. Но она, как и любая девушка, тем более, никогда красиво и шикарно не одевавшаяся, просто не смогла устоять перед таким обворожительным платьем. Да оно было пошлым и даже развратным, но тогруте уже давно надоело чувствовать себя скромной маленькой девочкой, ей хотелось, наконец-то, побыть женщиной, взрослой и соблазнительной, может, тогда Энакин или кто-то другой наконец-то обратил бы на неё внимание. Вот только первый выход в свет в своём наряде Тано видела совсем не так, и реакция Скайуокера должна была быть на него абсолютно иной.

- Ты испортил мне платье! Ты знаешь, сколько оно стоило? Прекрати, сейчас же прекрати! Отпусти меня, мне больно! – ещё более разгневанно и решительно стала орать и отбиваться тогрута, то пытаясь посильнее ударить своего обидчика, то прикрыть относительно оголяющиеся части собственного изящного тела, - Я уже взрослая, и это совершенно не твоё дело! Как хочу, так и одеваюсь! Где хочу, там и показываюсь в нём! И пусть ко мне пристают другие! Не всем же быть такими бесчувственными мужланами как ты!

Из-за переизбытка эмоций Тано, похоже, уже тоже плохо соображала, что и кому говорит, иначе бы не совершила такую ошибку, едва не признавшись в собственных чувствах, в собственной ревности к джедаю, на трезвую голову. Но слова оказались сказанными, и ничего уже нельзя было изменить. На счастье Асоки они возымели совершенно не тот эффект, которого она ожидала.

Услышав то, что только что посмела завить ему наглая девчонка, Энакин с ещё большей силой рванул лямки платья на её левом плече, так, что серебристая ткань, мгновенно соскользнула вниз, оголив округлую упругую грудь, едва не до самого соска. После чего от слов Тано Скайуокер пришёл в такую ярость, что уже и сам не понимал и не помнил, что творил, а про слетающие с его уст предложения и говорить не приходилось.

- А, может, ты просто хочешь узнать, что бывает с проститутками?! – возмущённо оглушительно рявкнул генерал, с силой отцепив одну из рук Асоки, которой та попыталась прикрыть почти на четверть оголившийся бюст, и пригвоздив своей механической кистью, хрупкое запястье Тано к кафельной стене, - Хочешь? – ещё громче повторил он, резко, гневно тряхнув совсем обнаглевшую наркоманку, а затем прижав и саму девушку следом за её конечностью.

Действия Энакина оказались такими неожиданными и внезапными для Асоки, что та даже на секунду замешкалась, но быстро поняв, что Скайуокер ни под каким предлогом, ни за что и никогда не сделает ей больно, не сделает чего-то подобного против её воли, да и вообще ни за что и никогда не решиться тронуть, по его мнению глупую и несмышлёную маленькую девочку, тут же опомнилась. То ли от обиды, то ли от гнева, то ли унижения, то ли ещё от какого-то негативного чувства, которое вызывали и сама данная ситуация, и осознание того, что джедай в жизни не захотел бы свою бывшую ученицу, даже находясь в таком состоянии, а значит абсолютно не любил Асоку, девушка дерзко возразила.

- Ничего ты мне не сделаешь, сейчас же отпусти меня … извращенец! – выкрикнув данные слова, тогрута со всей силы размахнулась и попыталась влепить Энакину смачную пощёчину, однако Скайуокер оказался проворнее.

Ловко перехватив своей кистью, что до этого крепко держала плечо Асоки, руку бывшего падавана, генерал с силой прижал и второе запястье Тано к кафельной стене, тем самым, не только лишив тогруту вообще какой-либо возможности сопротивляться, но и при этом оказавшись так близко к девушке, что мог рассмотреть каждую деталь, каждый изгиб узора в радужках её голубых глаз.

- Хочешь? – ещё раз, зло повторил, он, опять грубо тряхнув свою ученицу в собственных руках, однако на этот раз, голос джедая прозвучал уже более спокойно и тихо, так как сложившаяся ситуация относительно сбила и Скайуокера, и резко замолчавшую, переставшую дёргаться и вырываться Тано с толку.

В какой-то неопределённый момент их взгляды встретились, и Энакин с Асокой завороженно уставились друг на друга, как будто почувствовав некую незримую, но невероятно мощную связь между ними, нет, не только в Силе, но и духовную. Вода продолжала литься на бывших мастера и падавана, но они как будто и вовсе на замечали этого. Для Скайуокера и Тано в данный момент не существовало ничего и никого в мире. Только они, и только их чувства… А чувства действительно были. Это можно было прочесть в немом молчании, завороженном бездействии и открытом, искреннем проникновенном взгляде в глаза друг другу, где в бездонной глубине почти одинаковых по цвету радужек обоих легко просматривались больше не прикрытые масками лжи и притворства, запретами и прочими глупостями души. Души способные на такие сильные, на такие всепоглощающие чувства.

Естественно с Асокой было всё понятно, несмотря на «отказ», боль, обиду, «предательство» и холодность её мастера девушка всегда любила и продолжала любить своего бывшего учителя, даже когда ушла из ордена, даже сейчас. А вот Энакин… С ним было куда труднее, он всегда видел в Тано лишь маленькую девочку, о которой приходилось заботиться благодаря стараниям совета магистров, потом же друга или свою младшую сестру, за которую он невероятно переживал, которую он так сильно любил. Вот только та ли это была любовь, что испытывают к своим близким родственникам? Или всё же… Другая? Та, о которой Скайуокер даже рассуждать себе запрещал, о которой он никогда и ни за что не стал бы помышлять в отношении Тано, задумавшись об этом лишь теперь, оказавшись в подобной двусмысленной ситуации с ней.

Ледяные капли воды всё ещё холодным ливнем быстро падали на них с Асокой сверху, легко касаясь бывших мастера и падавана, мягко скользя по волосам, монтралам и лекку, по лицу и другой обнажённой коже обоих, впитываясь в одежду и заставляя ту соблазнительно обтягивать каждый сантиметр, каждый изгиб, каждую мышцу тел «пары». Особенно эротично «мерцающие кристаллики» жидкости смотрелись на изящной хрупкой тогруте. Прозрачные чистые капли сейчас завораживающе сверкали на её бело-синей голове, на её оранжевой яркой коже, на её нежном шелковистом лице, покрытом белыми замысловатыми узорами, и это не могло не привлекать внимания, не могло не манить к себе и не вызывать не правильных ассоциаций и фантазий. Один из таких «сверкающих кристалликов» быстро скользнул по щеке вниз, оставляя за собой продолговатую мокрую дорожку, и уже через секунду оказался на пухлых карамельных губах Тано, делая их блестящими и влажными, так и притягивающими к себе, вызывающими абсолютно запретные, неправильные похотливые желания.

Ещё какое-то время, несколько незначительных секунд Энакин смотрел на Асоку, всеми силами сопротивляясь тем эмоциям и чувствам, что девушка вызывала у него в данный момент. Тано больше не вырывалась и вообще не двигалась, она лишь испуганным взглядом созерцала своего мастера, ожидая каких-то его дальнейший действий, явно не понимая, почему Скайуокер вдруг остановился и одновременно испытывая те же странные смятение и бурю разнообразных ощущений, что и он. В голове генерала хаотично мельтешили разнообразные мысли о том, что это было неправильно, о том, что этого нельзя было делать, о том, что он не должен поддаваться соблазну, но чувства и желания оказались сильнее. И джедай сдался.

Ведомый волей абсолютно необдуманного, эмоционального порыва, Энакин ещё сильнее приблизился к Асоке и, слегка наклонившись… Внезапно для неё, как, впрочем, и для самого себя, поцеловал девушку в губы, такие манящие, такие соблазнительные. Не сразу поняв, что произошло, Тано резко вздрогнула от неожиданности, но сопротивляться не стала, мягко и любяще отвечая на его столь долгожданное взаимное проявление чувств.

Держать полуобнажённую, но совершенно не дёргающуюся и не вырывающуюся тогруту больше не было смысла, и Скайуокер легко и спокойно отпустил запястья Асоки, нежно соскользнув руками вниз. Одной из его кистей, генерал умело обнял бывшего падавана за тонкую талию, чуть сильнее притягивая девушку к себе, а второй стал изучающе ощупывать изгибы её изящного, влажного тела, округлую выпирающую из-под мокрого платья грудь, стройное, слегка оголённое из-за разорванной ткани бедро.

Освободившись, Асока тоже не растерялась, не веря собственному непомерному счастью, от того, что всё это происходило с ней наяву, а не в очередном наркотическом бреду, тогрута, казалось, позабыла обо всём на свете: и о своём обещании забыть Энакина раз и навсегда, и о том, что у него по-прежнему была жена, и о том, что Скайуокер нарушил её планы на сегодня, в клочья разорвав дорогущий наряд, и даже о том, как унизительно и омерзительно он только что отлупил её по заднице, словно провинившегося ребёнка. Сейчас это были абсолютно незначительные детали и мелочи, сейчас, когда Энакин целовал её, сейчас, когда он наконец-то решился показать, что он тоже любил её. Не отрываясь от губ Скайуокера, таких желанных, таких соблазнительных, Тано нежно положила руки на его крепкие плечи и гладящими движениями свела кисти вместе на затылке, одной тоже чуть сильнее притягивая генерала к себе, а второй поднявшись чуть выше и пальцами вплетаясь в мокрые волосы.

Поцелуй длился долго, очень долго, потому, что именно этого момента пара как будто ждала всю жизнь. И, конечно, за ним могло последовать вполне логичное продолжение, так как никто из них двоих, вроде бы, и не был против, ни почему-то вдруг переменившейся к своей бывшей ученице Энакин, ни, тем более, до безумия влюблённая Асока. Однако ни что в мире не бывает вечно, тем более так внезапно вспыхнувшее из пламени гнева, в один момент переродившегося в страсть, счастье.

Продолжая и продолжая целовать Тано под властью эмоций и чувств, Скайуокер постепенно начал приходить в себя, вместе с этим к нему вдруг стало возвращаться и ощущение реальности, и понимание всего ужаса того, что он делает. В какой-то момент до генерала вдруг дошло, что в его извращенских, похотливых объятьях, абсолютно промокшая до нитки и полуобнажённая оказалась не Падме, его законная и совершеннолетняя жена, а юная девочка-подросток – Асока, его наивная и несмышлёная ученица, которой ещё и восемнадцати лет-то не было. А джедай, к своему огромному стыду и ужасу позволял себе вытворять с ней такое, разглядывать, целовать, лапать и, возможно, не опомнись он сейчас, всё могло бы зайти куда дальше, когда уже никак и ничего нельзя было исправить.

От этой ужасающей мысли Энакин моментально отстранился от Асоки, буквально отдёрнулся от неё как от огня, выскочив из душа, и, тяжело дыша, тыльной стороной мокрой руки, быстро утёр губы, которыми он позволял себе «творить разврат».

Опять не сразу поняв, что произошло, Тано поначалу не хотела выпускать из собственных объятий возлюбленного, но тот оказался сильнее её, и девушке пришлось. Через несколько мгновений осознание того, что произошло, дошло и до Асоки, причём та поняла, что всё случившееся было с ней, а точнее с ними обоими, наяву, от чего тут же смущённо раскраснелась, не зная, что делать и при этом как-то сбито с толку, стыдливо прижимаясь оголённой спиной обратно к кафельной стене.

Ситуация действительно являлась крайне щекотливой и неудобной, причём для них двоих. Ещё какое-то время ни мастер, ни его падаван не решались хоть что-либо предпринять, как будто любое действие после такого было бы ещё более запретным и неправильным, нежели их внезапный поцелуй, однако вечно медлить нельзя было.

Первым придя в себя, Энакин решил как-то сгладить произошедшее, а вернее, просто сделать вид, что ничего не было. Быстро выключив всё ещё продолжающую литься и литься на Асоку ледяную воду, Скайуокер опять резко ухватил полуголую Тано за одну из её стройных рук и грубо вытащил девушку из душа. Теперь у генерала было ещё больше причин злиться не только на неё, но и на самого себя. Даже не глядя в сторону тогруты, по крайней мере, старясь лишний раз не созерцать запретное, джедай спешно сорвал с вешалки огромное махровое полотенце и укутал им наркоманку, после чего, уверенно, почти насильно, поволок ту обратно в комнату.

Буквально втащив в её собственную спальню Асоку, которая всё ещё пребыла в лёгком недоумении и шоке от случившегося, Энакин зло и раздражённо толкнул девушку на кровать и вернувшимся тоном грозного, строгого, непреступного учителя приказал:

- Переодевайся и ложись спать! Так как сегодня ты уже точно больше никуда не пойдёшь!

Возможно только сейчас пришедшая в себя и осознавшая то, что сказал ей Скайуокер, Тано и желала что-то ответить, девушка легко дёрнулась в направлении к бывшему мастеру, но тот даже не став её слушать, раздражённо отвернулся от падавана. Резко и яростно стряхнув со своего мокрого костюма капли воды так, что они с грохотом разбрызгались по полу, генерал быстро вышел из комнаты, явно давая понять, что находиться в присутствии Асоки сегодня он больше не собирался, по крайней мере, в ближайшее время, пока чуть не заведшие его «на край пропасти» чувства гнева и… Любви? Вновь не скроются за прочной дверью здравого смысла и самоконтроля. К тому же, теперь наблюдать за тем, как переодевается Асока Энакину было ещё более неловко, нежели ранее, и, как выяснилось, это было ещё и не безопасно для его юной ученицы. Впрочем, Скайуокеру в данный момент не мешало бы и самому переодеться, и, желательно, тоже не при Тано, а где-то наедине в гостиной, чтобы Асока, не дай Сила, не увидела его голым, и это опять не побудило бы их обоих на страшнейший грех, коим теперь, джедай считал устроенный им сегодня «разврат».

========== Глава 6. Любовь и боль, Часть 2 ==========

Выйдя из спальни Асоки, Энакин плотно закрыл за собой дверь и направился к старому, рваному дивану дабы взять сухую одежду, раздражённо слушая, как с него на пол с громким стуком падали холодные капли воды. Впрочем, Скайуокеру это сейчас было всё равно, он настолько погрузился в собственные мысли, что не замечал никого и ничего вокруг. Энакин был зол, раздражён, как-то сбит с толку и даже смущён от того, что совсем недавно чуть не произошло. Лишь теперь, придя в себя и осознав всю картину происходящего, будто взглянув на неё со стороны, генерал испытал гнев и ужас. В данный момент джедай просто ненавидел себя за то, что он не только посмел поднять руку на Асоку, на девушку и явно более слабое существо, но и позволил себе вести себя с ней ещё более непростительно, обнимать, целовать, лапать… А вот это всё могло зайти намного дальше, до точки невозврата, после которой пути назад уже не было бы, но, слава Силе, Энакин вовремя смог остановиться и отдёрнуться прочь.

И хотя по сути ничего такого особенного и не произошло между ними с юной и наивной влюблённой Тано, Скайуокер всё равно чувствовал стыд за свои действия и безграничную непомерную вину.

«Почему? Почему она не сопротивлялась или не остановила меня?» - мысленно задался вопросом генерал, быстро снимая с себя мокрую одежду и облачаясь в другой костюм, подобранный с дивана, - «Хотя, разве меня тогда можно было остановить? Я был так зол, так взбешён, что теперь даже не уверен, что не нанёс Асоке сильного вреда своими ударами. Но даже не это самое страшное, самое страшное то, что я позволил себе её поцеловать, поддался мгновенному, моментальному порыву и изменил Падме. Или почти изменил? Нет, всё же изменил. А ведь всё могло бы зайти и дальше, я мог бы сорваться и… Нет, даже думать не хочу об этом, что могло бы случиться потом! Мне противно даже вспоминать, как отвратительно я повёл себя с Асокой, словно какой-то маньяк-педофил позволил себе домогаться юной девочки-подростка… Скайуокер, ты отвратителен, ты подонок, мерзавец, извращенец…» - продолжая и продолжая мысленно себя ругать всякими разнообразными нецензурными словами, абсолютно точно и явно осознавая всю недопустимость и непристойность своих действий, генерал, наконец-то, надел на себя новый, сухой костюм.

Изъедаемый чувствами вины, стыда, абсолютного отвращения к самому себе, и даже какого-то лёгкого страха оставаться с Асокой в одной квартире теперь, после всего случившегося, джедай подобрал с пола свою мокрую одежду и пошёл обратно в ванную дабы повесить её. Зайти к избитой, оскорблённой и почти изнасилованной Тано, а свои сегодняшние поступки Энакин расценивал именно так, Скайуокер сразу и не решился. Во-первых, теперь он даже не знал, как сможет посмотреть ей в глаза, уже не говоря о том, что чувствовать будет он рядом с собственной женой, когда обо всём об этом узнает и Падме, ну, а, во-вторых, опять застать тогруту в полуголом или абсолютно голом виде как-то не хотелось. Особенно опасной сея мысль казалась теперь, когда Энакин, наконец-то, осознал истинную природу своих чувств к юной ученице. Да, Скайуокер всегда понимал, что любил её, любил сильнее кого бы то ни было на свете, между ними существовала такая мощная, такая прочная связь, как в Силе, так и просто духовная, но он никогда даже не подозревал, что любовь эта может быть совсем не такой, как генерал представлял. Совершенно не воспринимая Тано как женщину, джедай наивно полагал, что она была для него кем-то вроде друга или родственника, что-то вроде дочери, или, скорее, младшей сестры. Но сегодня, сегодня этот взгляд, этот поцелуй, как будто всё перевернул в его жизни. И Энакин впервые отчётливо осознал, что его чувства к Тано были сравнимы разве что с его чувствами несколько лет назад к Падме. И Энакин с ужасом понял, что всегда любил свою юную ученицу так же, как и собственную жену. А, может, даже и больше? Нет, вот такое он подтверждать явно не хотел.

Быстро встряхнув головой, с мокрых волос которой тут же полетели в разные стороны холодные капли, дабы избавиться от подобных рассуждений, Скайуокер временно положил свой прежний костюм на край умывальника и стал вытирать полотенцем собственные пряди, как будто это могло помочь не думать, не помнить, забыть, но оно не помогало. Странные, страшные, ужасающие и постыдные мысли продолжали и продолжали лезть ему в голову, и от этого просто невозможно было избавиться. То, что генерал любил свою бывшую ученицу, теперь уже и для него было очевидно. Интересно, догадывался ли об этом Оби-Ван, когда давал ему совет ни коим образом не способствовать чувствам Асоки? Энакину хотелось думать, что нет. О таком извращении, о таком… Скайуокер даже не мог подобрать к своей любви к юному падавану правильного синонима… Точно никто не должен был знать. Сам генерал считал его «внезапно возникнувшее» влечение к совсем маленькой тогруте, с которой у них была огромная разница в возрасте нереальным извращением, какой-то жуткой формой педофилии, за которую его не только следовало посадить, но и вообще четвертовать публично, уже не говоря о том, каким огромным, глобальнейшим предательством это было по отношению к Падме.

Энакин понимал, что все его чувства к Асоке, какими бы благими ни были оправдания их возникновения, были просто аморальны, невероятно запретны, до безумия извращенски-постыдными, и он как мог пытался от них избавиться, пытался не думать, пытался вырвать из собственного сердца, чтобы быть верным только своей супруге, любить только её одну так, как и положено. Тогда почему же Сила столь отчаянно не позволяла этого сделать, зачем вообще дала возможность такой привязанности, заранее обречённой на смерть, возникнуть между ними с ученицей? И, ко всему тому же, постоянно сводила их обоих в самых разнообразных, способствующих этому греховному союзу ситуациях? Энакин не знал ответа на этот вопрос, впрочем, он и знать его не хотел, как и признавать того, что глупая наивная влюблённость Тано в её мастера была взаимной. Что бы там ни было, что бы там ни произошло и что бы он там к тогруте на самом деле не чувствовал, генерал решил держаться, твёрдо, уверенно, отстранённо, причём держаться подальше от Асоки настолько, насколько это вообще позволяла ситуация. Нет, джедай не намеревался бросать сорвавшуюся наркоманку одну на произвол судьбы и уходить от неё, не знать, что с ней и не видеть месяцами, как раньше, но строго держать себя в руках, в каких-то жёстких и даже жестоких рамках – да. Энакин решил рубить на корню все свои душевные порывы, все свои желания и похоти относительно юной бывшей ученицы, стараться вновь не замечать её принадлежности к женскому полу и думать лишь о Падме. Того, что было сегодня, уже не изменить, и Скайуокер обязательно и честно признается жене в случившемся, однако больше такому он не позволит повториться никогда. Он будет душить, рвать на части, изничтожать чувство любви к Асоке до тех пор, когда оно окончательно исчезнет. Он ни за что и никогда не позволит себе быть тем извращенцем, который посмеет сотворить нечто такое с юной тогрутой, что было у него тогда в душе на уме. И да, он снова научится любить подобным образом только одну женщину, только выбранную им когда-то и предназначенную ему женщину, свою супругу – Падме Амидалу! И это будет так, как решил и сказал он!

Закончив вытирать полотенцем собственную голову, генерал понял, что неплохо было бы навести в доме хоть какой-то порядок. По крайней мере, собрать с пола разлитую ими повсюду воду, не хватало ещё и соседей затопить, которые, слава Силе, не додумались вызвать полицию. Мысленно поблагодарив их про себя, Скайуокер принялся шуровать тряпкой по полу то в одной комнате, то в другой, продолжая и продолжая думать о случившимся.

Энакин понимал, что зашёл слишком далеко и был слишком виноват и перед Асокой, и, тем более, перед Падме. Жена любила его, жена верила ему, а он тем временем позволял себе домогаться молоденьких девочек на стороне. Это было верхом бесстыдства, это было верхом какой-то омерзительности. И Скайуокер отчётливо понимал, что никогда и ни за что не простит себе такого, и абсолютно признает справедливым, если подобного не простят ему и Амидала с Тано, причём не просто не простят, а обе пошлют далеко и надолго, при этом хорошенько врезав по морде похотливому извращенцу. Да за такие деяния ему не то, что врезать нужно было, его вообще нужно было посадить, изолировать подальше от нормального общества и, тем более, тех, кто мог стать жертвами джедая.

«Да уж, какой я после этого джедай? Как минимум насильник и педофил…» - недовольно скривившись, про себя отметил Энакин, - «А ещё и садист, вообще не мужик. Как? Ну, как можно было поднять руку на девушку? Что бы она там ни сотворила, этого ни за что и никогда нельзя было делать?» - как-то спонтанно переключившись на сие мысли, наверняка сочтя их более безопасными и менее болезненными для себя, продолжил заниматься лёгкой, поверхностной уборкой Энакин.

Выдраивать всю квартиру заново сейчас у Скайуокера не было ни настроения, ни сил, сметать и собирать осколки разбившегося явно не к добру зеркала, поднимать и расставлять по нужным местам разбросанные вещи… Потому генерал ограничился минимальным вытиранием воды. Быстро и ловко покончив с этим, джедай с облегчением отметил, что Асока до сих пор не выходила из своей комнаты и даже не устраивала ни скандала, ни погрома, лишь как-то едва слышно перемещаясь и шуршала внутри. С радостью сочтя, что наркоманка-таки внемлила его словам о том, чтобы переодеться и лечь спать, Энакин, всё же, на всякий случай, решил заглянуть к ней, а заодно, и, к своему огромному стыду, узнать, насколько сильный вред он нанёс его бывшей ученице сегодня.

Как-то нерешительно подойдя к двери, ведущей в спальню Тано, Скайуокер очень осторожно открыл её и заглянул внутрь, в тайне опасаясь, что девушка либо опять намеревалась сбежать, либо пострадала так сильно, что даже не смогла переодеться. Но на счастье генерала, Асока всё же успела привести себя в порядок, однако та картина, что увидел джедай, его совсем не порадовала.

Маленькая, хрупкая, избитая и униженная тогрута, переодетая в чистую идеально белую закрытую пижамку, сжавшись в комок, лежала на левом боку на большой двуспальной кровати и вся тряслась. Видимо, холодный душ оказался слишком сильным испытанием для Асоки, впрочем, как и насилие над ней, и весь этот взрывной скандал, потому как сейчас Тано выглядела так, что даже всегда грозный и непоколебимый Энакин готов был разрыдаться, смотря на неё. Видимо, Асоке было очень плохо не только из-за всего того, что она совсем недавно пережила, но и из-за невероятной ломки. Она вся как-то побледнела, что на редкость хорошо было заметно при её необычном цвете кожи, время от времени резко дёргалась, плотно сжимая при этом хорошенько натёртые пухлые губы так, как будто ей было больно и, крепко обнимая одеяло, которым она укрылась только по плечо, словно мягкую игрушку или своё последнее спасение, при этом стеклянным взглядом смотрела куда-то в стену. Под красными заплаканными глазами Тано образовались едва-заметные тёмные пятна, лекку её тоже как-то весьма жалко обвивали свою хозяйку, а тонкие, худощавые наманикюренные пальчики, слабо вжимались в подушку, под головой наркоманки. К тому же Асока громко и тяжело дышала, чуть всхлипывая и с каждой минутой начиная дрожать и сотрясаться от всё сильнее учащавшихся конвульсий, ломящих её нежное тело из-за нехватки наркотика зависимому организму.

Одно только радовало в этой ситуации – тогрута ещё не успела накачаться как следует до прихода Скайуокера. Однако это было абсолютно ничем по сравнению с той болью, которая тысячами игл вонзилась в сердце генерала, когда он увидел, что натворил. Сейчас джедаю стало так противно от самого себя, так гадко, невыносимо, просто неописуемо мерзко, что он готов был совершить харакири собственным световым мечом, лишь бы загладить свою вину, лишь бы Асоке больше не было так больно и плохо, лишь бы она только не плакала. Причём о подобного рода наказании для себя на мгновение Энакин даже всерьёз задумался. В данный момент его душу изъедала столь мощная «кислота» сожаления и сострадания, что на глазах его тоже едва не выступили слёзы. Увидь Скайуокер Тано в таком состоянии раньше, он просто придушил бы захватом Силы или разрубил бы на меленькие кусочки того, кто посмел столь ожесточённо обидеть маленькую девочку, а сразу непременно подошёл бы к тогруте поближе, по-дружески обнял, искренне пожалел бы. Но кого он мог наказать за это сейчас? Себя, наркотик, судьбу? Да и обнимать Асоку генерал больше не мог, просто не имел никакого морально права, ни обнимать, ни жалеть подобным способом, ни вообще трогать. Нельзя! Однако так хотелось… И в этом уже не было каких-то грязных и пошлых мыслей. В данный момент генерал думал о подобного рода проявлении чувств только в качестве сострадания, проявления заботы и тепла к тому, кого он безгранично любил. Однако нужно было держаться.

Всеми силами стараясь не поддаться сему желанию, Энакин медленно подошёл к большой двуспальной кровати и чуть сильнее укрыл жалкую, слабую и всю трясущуюся тогруту, так, чтобы снаружи осталась только её голова, её заплаканное и кое-где поцарапанное лицо. Совершив этот, казалось бы, банальный, но столь тёплый жест заботы о пострадавшей, Скайуокер решил уйти, мысленно отмечая, что неплохо было бы принести Тано воды и ещё одно одеяло. Генерал молча развернулся, про себя укоряя и стыдя собственную персону за то, сколько боли и страданий он причинил Асоке не только сегодня, но и вообще, а затем попытался сделать пару шагов в сторону выхода. Однако…

Однако не успел Энакин сдвинуться с места на расстояние более десяти сантиметров, как резко подскочившая на кровати девушка на редкость крепко ухватила своего бывшего мастера за руку и умоляюще произнесла:

- Пожалуйста, останься. Мне так плохо и холодно, обними меня.

От неожиданности Скайуокер даже вздрогнул, словно вкопанный замерев на месте, и, неспешно повернувшись к Тано, ещё раз с жалостью окинул ту тёплым, заботливым взглядом.

«Она не сердится и не обижается на меня, даже после того, что я сотворил?» - безмолвно изумился генерал, ещё сильнее ощутив всю неловкость от собственного поведения, весь ужас от себя самого и всё сострадание к такой наивной, такой милой девочке, почти ребёнку, которая во имя любви была готова простить ему всё, что угодно, от этого джедаю стало ещё более мерзко из-за случившегося.

Наверное, потому он до сих пор нерешительно молча стоял напротив бывшей ученицы, абсолютно не зная, что делать и как реагировать на её весьма необычную в такой ситуации просьбу. С одной стороны, сердце Энакина, его душа, всё его естество просто разрывались от желания поддаться, согласиться на слова тогруты и, наконец-то, пожалеть её как следует. Но с другой стороны, трогать её было нельзя, больше нельзя, ни под каким предлогом и оправданием. Это было нечестно, несправедливо, неправильно и просто изменой Падме. Тем не менее, сейчас Асока выглядела ещё более нежной, слабой, беззащитной, чем, когда лежала под одеялом свернувшаяся в комок и сильно тряслась. Никуда эта дрожь не делась и в данный момент, что ещё пуще укрепляло умоляющий эффект вида тогруты.

Понимая сомнения и нерешительность своего мастера, Тано сильно огорчилась, однако по-прежнему не сдалась.

- Пожалуйста… - ещё более жалобным тоном произнесла она, пристально всмотревшись в глаза Скайуокеру своими чуть подрагивающими зрачками.

Бездонные голубые радужки Асоки невольно сверкнули подступающими слезами, и сердце Энакина просто растаяло.

Он больше не мог держаться, больше не мог стоять и смотреть на страдающую, просящую его защиты, внимания, тепла и ласки Тано, словно истукан, большая бесчувственная глыба льда с Хота, и Скайуокер поддался.

- Хорошо, но только на этот раз, - тихо ответил генерал, не в силах больше видеть девушку в таком плачевном состоянии.

Его согласие было против всех тех правил и норм, что джедай буквально только что для себя установил, но, во-первых, к хаттам эти препоны и запреты, когда на твоих глазах страдал столь и дорогой близкий человек, и ему нужна была твоя помощь и поддержка, а, во-вторых, ничего такого в том, чтобы пожалеть Асоку, тем более в столь трудной ситуации, не было. И Энакин решился, всего раз, один единственный раз поступиться собственными правилами ради кого-то другого, прежде чем навсегда отказаться от былых дозволенных «нежностей» к ученице.

Мягко и осторожно взяв тогруту за руку, Скайуокер не спеша отцепил её хрупкие пальчики от своего запястья, а затем, быстро обойдя кровать, забрался на неё с другой стороны. Устроившись чуть поудобнее, генерал нежно коснулся плеча девушки, мягко укладывая ту обратно на подушку и, укрыв Тано одеялом по самый подбородок, крепко обнял всё ещё всхлипывающую и всю трясущуюся наркоманку. Теперь Асока в полной мере могла духовно ощутить любовь и заботу собственного учителя, передававшуюся ей с теплом его тела, с лаской его объятий. Это было такое трепетное, такое нежное, такое невообразимое чувство, что оно в какой-то мере даже превозмогало все неприятные побочные эффекты ломки. Любовь Энакина и любовь Тано к Энакину были сильнее зависимости, сильнее всего на свете. От этого хотелось кричать, хотелось плакать и нет, не от боли и страданий, как положено, а от счастья, непомерного и всепоглощающего счастья потому, что он был рядом, потому, что он обнимал её. Покрепче прижимаясь к генералу тогрута попыталась принять наиболее удобную позу для отдыха, конвульсии, вызываемые нехваткой наркотика, постепенно начинали исчезать, боль от них отступать, а дрожь проходить, и с каждым мгновением Асоке становилось всё приятнее и лучше. Она приобретала спокойствие и умиротворение.

- Спи, - тихо прошептал ей бывший учитель, чуть сильнее обхватив девушку одной рукой, замечая, что тогрута совсем успокоилась и, кажется, начинала чувствовать лёгкую усталость, постепенно всё больше и больше прикрывая глаза.

И Асока заснула, заснула в его тёплых и нежных объятьях, пожалуй, впервые в жизни переборов ярое желание принять наркотик и дикую ломку из-за него.

Сон, который снился Тано в эту ночь тоже окрасился в приятную, лёгкую, светлую нежность их объятий перед ним. Асока видела то, чего так давно не было в её жизни, но чего так сильно не хватало ей всё это время, с того дня, как девушка покинула орден.

Юная тогрута опять была на задании со своим безгранично любимым мастером, и это были приятные и весёлые видения. На сей раз они оба почему-то оказались на Шили. Сепаратисты послали на планету небольшую группку «жестянок» с целью… Впрочем, какая разница, какая у них там была цель? Главное удовольствие было крушить и ломать несчастных дроидов мечами на пару с Энакином, как и раньше, глупо и весело перебрасываясь какими-то идиотскими фразочками, соревнуясь, в общем, развлекаясь. И это было так здорово, так увлекательно так… Да, просто было так, как положено и велено Силой.

Ловко взмахнув ярким зелёным мечом, Асока эффектно разрубила на кусочки очередного дроида, что попался на её пути и с любопытством осмотрелась по сторонам. На удивление Тано больше живых и целых врагов рядом не оказалось.

- Это был последний, - весело констатировала факт девушка, а затем, резко развернувшись лицом к своему мастеру, игриво спросила, - Ну, и сколько у тебя дроидов на этот раз, Скайрокер? У меня сорок пять, - тут же самодовольно похвасталась перед учителем она, надеясь, что в этот раз смогла превзойти его в количестве поверженных роботов.

- Сорок семь, - как всегда спокойно и непоколебимо, с дерзкой улыбкой на лице остудил пыл юной тогруты он, точно зная, насколько падаван будет разочарована.

- Ну вот, опять проиграла… - услышав результат Скайуокера в этом соревновании, тут же с напускным недовольством протянула она, вместе с тем, сменив на слегка расстроенное и обиженное выражение лица.

Хотя, на самом деле Асока не на столько была разочарованна собственным проигрышем, насколько рада тому, что всё вернулась на круги своя. Похоже и Скайуокер тоже был этим доволен. Потому как губ его вдруг коснулась лёгкая, сияющая улыбка, и генерал таким привычным, таким родным тоном пошутил:

- Если ты когда-нибудь выиграешь, Шпилька, я ведь так могу счесть, что ты сильнее, и влюбиться в тебя. И тогда мне придётся жениться на тебе, чтобы ты меня защищала и всегда была рядом.

От слов его Асока невольно вздрогнула и раскраснелась, что было заметно даже на её оранжевой коже. Энакин ещё никогда не говорил ей такого, и то, что он позволил себе шутку подобного рода, одновременно и приятно удивило тогруту, и огорчило её, ведь, наверняка, Скайуокер был не серьёзен. Как жаль. Действительно жаль.

Трезво осознавая эту суровую реальность, Тано тяжело вздохнула и, смущённо ковыряя носом красного сапога землю, при этом глядя себе под ноги, с грустью застенчиво ответила:

- Я и так буду… - тихо прошептала столь много значащее для тогруты обещание она, а потом, слегка расстроенно подняв на джедая голубые глаза, выдавила грустную улыбку и добавила, - Не стоит так шутить.

- А я и не шучу. Я, правда, люблю тебя, Шпилька, - эхом отдался его голос сквозь пространство и время, Энакин подошёл чуть ближе и мягко взял Асоку за руки, тоже всматриваясь в её зрачки, и реальность начала меняться.

Яркий, тёплый, нежный белый свет разлился повсюду, сгущавшимися клубами тумана, застилая всё вокруг. Местность, где находились Тано и Скайуокер вдруг исчезла, местность, где он впервые признался ей в любви, наконец, решился на то, чего Асока так долго ждала и то, что переполняло сердце и душу девушки счастьем. Исчезли деревья, разрубленные дроиды, небо и земля. Остались лишь они, Шпилька и Скайрокер и их неземная любовь.

Пейзаж вокруг плавно сменился на совсем иную картину, не менее светлую, не менее яркую и радостную. Сейчас Асока и Энакин стояли посреди луга, изумрудного луга, покрытого сотнями и тысячами разнообразных красивых цветов, сочной окраски, причудливой и изящной формы. Лёгкий ветерок плавно колыхал листву ближайших деревьев, время от времени срывая мелкие зелёные листики и, кружа в безмятежном танце, опускал их на землю. Прозрачная гладь воды, кристально-чистого озера Шили шла лёгкими небольшими волнами, мерцая при этом яркими отблесками в лучах летнего солнца. Красиво и переливисто пели птицы, всё вокруг просто светилось от счастья и любви, что пронизывала не только пару, но и, казалось, каждую частицу их окружения и всего мира.

Тано и Скайуокер всё ещё продолжали стоять друг напротив друга, мягко держась за руки и завороженно смотря в глаза.

Энакин как обычно был одет в один из своих строгих чёрных джедайских нарядов, поверх которого был накинут свободный тёмный плащ, но на руках генерала сейчас не было перчаток, он редко их снимал на людях, стыдясь собственного протеза, однако для Асоки, для неё одной, он решился это сделать в такой день, чтобы не только чувствовать тепло её любви духовно, но и ощущать тепло её тела через прикосновения. Абсолютное и полное единение возлюбленных.

Асока же, как и полагается молодой тогруте в день брачной церемонии, была облачена в ослепительное, пышное, снежно-белое свадебное платье и создавала впечатление образа принцессы. Верх её наряда без рукавов был выполнен в виде корсета, завязывающегося красивыми атласными ленточками сзади, вдоль всей спины, и был украшен сотнями и тысячами драгоценных камней, которые мерцали и играли в золотистых лучах солнца при каждом лёгком движении девушки. Длинная и пышная, гладкая белоснежная юбка уходила подолом в пол, мягко касаясь изумрудных травинок под ногами Асоки. Нижний край её и вся задняя часть тоже была украшена мелкими «бриллиантиками», прикреплёнными на ткань в виде изящных узоров, копирующих рисунок на лифе. Такие же камешки были и на полуперчатках Тано с открытыми кистями, что лишь одной лямкой цеплялись за средние пальцы на руках, тем самым позволяя и ей дотрагиваться оголённой кожей кожи своего возлюбленного. Что же касается необычной для людей головы тогруты, то она была украшена не менее изящно и обильно. Монтралы девушки покрывало серебристо-бриллиантовое украшение, наподобие короны, идеально подходившее по форме и размеру к её рожкам, с задней стороны которого тянулась длинная, белая, прозрачная фата. Ну, а два передних лекку Асоки были обрамлены такими же инкрустированными блестящими камнями металлическими спиральками. И на этот раз Энакин не собирался их грубо и бесцеремонно срывать с Тано, разве что в первую брачную ночь, но об этом она подумает потом, а сейчас…

Сейчас тогрута и её возлюбленный молча стояли подле настоящего, истинного монаха-жреца Силы, призванного соединить их жизни и души навеки вместе, и внимательно с лучезарной улыбкой на лице от непомерного счастья слушали слова, которые они сами же попросили его произнести во время церемонии.

- Энакин, - спокойно и размеренно обратился «священник» к жениху, - согласен ли ты всегда обучать Асоку, как своего падавана, терпеть её выходки, защищать от посягательств сепаратистов: нападений Гривусов и Дуку, а также наглых домогательств всяких смазливых Лаксов, и дразнить Шпилькой до конца дней своих, пока смерть не разлучит вас?

Да, речи, заготовленные для этой свадьбы были весьма нетрадиционными, забавными и даже в какой-то мере глупыми, но это был стиль Шпильки и Скайрокера, это было «их», а потому казалось абсолютно правильным и у местным в такой день. В конце концов это же была их свадьба.

- Да, - абсолютно не задумываясь, усмехнувшись шуткам в брачной клятве, уверенно ответил Энакин, как будто сейчас он не принимал одно из самых важных жизненных решений, а просто соглашался с чем-то совершенно простым и естественным.

Услышав слова жениха, монах перевёл свой взгляд на Тано и далее стал зачитывать вопросы, предназначенные для неё:

- Асока, согласна ли ты всегда доставать своего учителя, вечно спорить и соревноваться с ним, кто больше положит «жестянок», а в случае победы всегда быть рядом и защищать своего мастера, а также вечно дразнить его Скайрокер, до конца дней своих, пока смерть не разлучит вас?

Забавные и милые слова «священника» заставилитогруту ещё сильнее улыбнуться, от радости, от счастья, от забавности самого их значения. Если только слова, простые слова производили на девушку такой эффект, как, ну, как она могла не согласиться на всё это ради своего возлюбленного, как могла не желать быть рядом с ним и сказать нет? Её ответ был однозначным:

- Да.

Громко и чётко выразив своё согласие, Тано чуть сильнее сжала в собственных пальцах кисти возлюбленного, просто расцветая от счастья, как и тысячи растений на этом лугу. Казалось, её душа готова была вырваться в данный момент из груди и воспарить высоко-высоко к звёздам, так хорошо было девушке сейчас. И дальше могло быть только лучше.

Когда жрец, наконец-то предложил им обменяться кольцами, Асока невольно взглянула на небольшую узорную подставочку, на которой лежали украшения, будто боясь там увидеть те самые обручальные кольца, а точнее одно их них, что она продала за наркотики, но они были другими, тоже классическими золотыми, но другими.

Подчиняясь просьбе служителя Силы, Энакин взял одно из них и с лёгкостью надел на тонкий, изящный пальчик Асоки, выражая абсолютное удовлетворение на лице. Теперь была очередь Тано проделать то же самое и с его кистью. Мягко и аккуратно взяв настоящую конечность в свои ладони, девушка тоже попыталась надеть ему кольцо, Скайуокер был не против, и, казалось бы, всё шло идеально, однако вдруг картина изменилась…

Лишь только обручальное украшение быстро скользнуло вниз, вдоль пальца Энакина, как всё вокруг стало мрачным и иссиня-чёрным. Тёмные волны «смога» грусти, печали, отчаяния злобы и страданий распространились повсюду, вокруг Тано, застилая собой, стремительно поглощая и солнечный луг, и блестящее озеро, и яркий свет, и даже жреца.

Растворился в этих почти беспросветных волнах тьмы и образ Энакина, быстро и пугающе преобразовавшись совсем в иной силуэт. И теперь перед Асокой уже стоял не её возлюбленный, а мрачная и хмурая, ужасающая своим грозным, остервенелым выражением лица и пронизывающим ледяным взглядом Падме. Женщина, как обычно была облачена в роскошный наряд, в чёрные царские одеяния, с такими же тёмными и мрачными украшениями, что придавало её образу ещё больше злобности, мистики, таинственности и даже вызывало у доселе счастливой Тано лёгкую дрожь.

Амидала не стала особо церемониться с глупой и наивной соперницей и сразу повела себя резко, отчётливо дав понять той её истинное место.

- Милое колечко, - дразня разглядывая обручальное украшение, предназначенное для Энакина на её руке, язвительно произнесла Падме, - Думаешь он действительно любит тебя? Думаешь, он действительно будет с тобой? – тут же насмешливым голосом вопросила женщина, быстро снимая кольцо с собственного пальца, - Да никогда! Слышишь, этого не будет никогда! – освободив наконец-то её нежную бледную кисть от чужого украшения, Амидала громко выкрикнула эти слова, как будто они были единственной и не оспоримой истиной, после чего со всей силы бросила обручальное кольцо наземь и безжалостно растоптала его ногой.

Несмотря на то, что украшение было сделано из достаточно дорогого и прочного метала, кольцо почему-то хрустнуло под изящной туфелькой сенатора и разлетелось на тысячи маленьких желтоватых искорок, последних огоньков света в этой непроглядной тьме.

Видя, что Падме творила с их с Энакином кольцом, с их символом вечной любви и верности только друг другу, Тано невольно рванулась вперёд, стараясь спасти украшение, но опоздала. Кольцо было бесповоротно и необратимо уничтожено. Не успев спасти последнее ценное, что осталось от её недавних воспоминаний об их счастливой альтернативной жизни со Скайуокером, тогрута едва не врезалась в свою обидчицу, но та, резко выставив руки вперёд, грубо толкнула соперницу назад. И от её прикосновения к белоснежному платью Тано на нём остались тёмные, словно чернильные, сапфировые пятна, пятна от КХ-28, который наркоманка просто не могла не узнать.

- Я его жена! Он мой! Он принадлежит мне, и только мне! – резко и абсолютно безжалостно произнесла Падме, с любопытством наблюдая, как будто ставшие живыми синие пятна на платье Асоки, начали расползаться всё сильнее и сильнее, и злобно рассмеялась.

Видя, что происходит с её дорогим светлым нарядом, как его заполоняет, словно вирус, на глазах разрастающаяся и становящаяся всё более чёрной и мрачной «грязь», Асока попыталась очиститься, попыталась избавиться от этого жуткого, омерзительного действа, что, к тому же, всё сильнее и сильнее, по мере окрашивания наряда, навевало на неё грусть, боль, печаль, страх, безысходность и муки. Тано отчаянно боролась с погружением в эту краску, наркотик, в эту вязь каких-то негативных эмоций, она дёргалась, кричала вырывалась, но ничто не помогало, и со временем тьма полностью поглотила её. Тьма, пустота и одиночество. И лишь откуда-то из далека в её голове эхом отдавался такой злобный, такой издевательский и язвительный смех Падме. Смех, победительницы, что отняла у глупой и наивной соперницы её совершенно неправдоподобное, нереальное счастье.

Асока проснулась в холодном поту и резко уселась на кровати, тяжело и прерывисто дыша. Энакин, который до этого обнимал тогруту сейчас слегка перевернулся и спал в ином положении, нежели, когда лёг рядом со своим падаваном, а рука его уже давно сползла с худощавого тела ученицы. Это отчего-то показалось каким-то символичным для Тано. Даже сейчас, когда Скайуокер был так близко от неё, был рядом с ней, а Падме находилась далеко и никак не могла этому помешать, у них с мастером ничего не получалось. Он будто невольно сам отстранялся от собственной ученицы, а Сила посылала и посылала Асоке воспоминания и видения, что у её возлюбленного была жена. А ведь, правда, была. И как бы нежен с ней ни был генерал, как бы ни старалась тогрута забыть, что она у него была не первая и не единственная, и даже вообще по сути не была, ничего не менялось. Энакин любил Падме, Энакин принадлежал Падме, и образ тёмной императрицы из сна глаголил истину - «Скайуокер принадлежит только ей! И он не будет с Асокой или даже кем-то другим никогда!», - а её, глупую и наивную тогруту, поглотит наркотик, полностью поглотит его тьма и бездна отчаяния, боли, пустоты и одиночества. Мысленно повторив эту фразу, девушка быстро встала с кровати. От всего пережитого ей во сне и наяву, неприятные ощущения ломки опять вернулись. Если судьба Тано всегда быть одинокой, всегда жить без любви единственного дорогого ей человека, отдавая его столь сильной и мощной сопернице, то пусть лучше её поглотит наркотик, пусть так и будет! Трезво осознав собственные желания от абсолютной безысходности, Асока вдруг поняла, что никакие обманные и фальшивые ласки из жалости не помогут ей избавиться от ломки, как не помогут и укротить в душе бушующее пламя её безответной любви, а значит в данный момент ей нужен был наркотик – единственное средство, что способно заглушить всю эту боль, все мысли про этот бред! И она отправиться за ним прямо сейчас, и она получит заветную анестезию от зависимости от несчастной любви любой ценой!

========== Глава 6. Любовь и боль, Часть 3 ==========

Асока быстро встала с кровати, с опаской взглянув на Энакина. Кажется, того так сильно измотали проблемы последних дней, что он даже и не проснулся из-за движения тогруты, но оно было и к лучшему. Сейчас Тано не хотела, чтобы ей кто-то мешал, только не в этот раз.

Быстро подойдя к шкафу и отыскав там какую-то одежду, свой традиционный бордовый наряд, Асока спешно покинула комнату. В данный момент ей было уже не до принаряжений и раскрашиваний. Эмоции захлёстывали её настолько, что дикое ощущение ломки казалось просто невыносимым. Тогрута едва переносила пытки собственного тела и разума, жаждущих заветного наркотика, она больше не могла держаться, не могла обманывать саму себя, ей нужен был КХ-28, как можно скорее, а для этого следовало раздобыть денег. И, так как мечи Энакин у неё весьма предусмотрительно отобрал, девушке ничего не оставалось, как только в очередной раз вынести что-нибудь из собственного дома.

Да, конечно, у Асоки ещё сохранилась некоторая сумма кредитов, вырученных от продажи обручального кольца Скайуокера, но этого было недостаточно, в таком состоянии как сейчас одной дозы для Тано тоже было недостаточно. Её хватило бы разве чтобы слегка подразнить себя, а тогруте требовалась серьёзная «помощь», в данный момент ей требовалось не просто привести себя в состояние лёгкой эйфории, а полномасштабно заглушить боль, подавить в своём сердце и разуме чувство безответной любви и голос, холодный жестокий голос Амидалы, который всё ещё звучал в её мыслях.

Понимая это, юная наркоманка спешно отыскала свою небольшую серебристую сумочку, в которой была припрятана последняя заначка денег и, чуть не разорвав ремешок, что она почему-то никак не могла продеть через голову, кое-как всё же нацепила аксессуар на себя, после чего, перемещаясь по квартире резкими прерывистыми движениями из-за лёгких конвульсий ломящих её тело, стала рыться по всем шкафам и ящикам в поисках чего-то ценного.

Асока долго копалась в каждом уголке её небольшой квартиры, пытаясь найти хоть какой-то предмет, который она смогла бы успешно продать, но ей почему-то так ничего и не попадалось под руку. Казалось, сама Сила играла с наркоманкой, издевалась, измывалась заставляя с новым и новым мгновением всё больше страдать. Обшаривание и громление очередного старого и пошарпанного шкафчика не приводило абсолютно ни к какому результату, лишь ещё больше и больше раздражая Асоку, от чего поначалу действовавшая почти бесшумно тогрута со временем совершенно перестала обращать на скрытность и осторожность какое-либо внимание, уже не просто доставая и разбрасывая по собственному жилищу вещи, а буквально яростно круша их от приступа неконтролируемого бешенства, что не могло остаться не замеченным.

Спустя какое-то недолгое время превратив свою же квартиру в абсолютную замусоренную свалку, юная наркоманка добралась до ванной, где и так повсюду валялись какие-то сломанные предметы и осколки зеркала, но Асоку это совсем не трогало. Даже не задумываясь о том, что в шкафчиках сего помещения вряд ли вообще хоть один нормальный человек или гуманоид станет хранить какие-то ценности, Тано яростно открыла дверцу и стала выгребать оттуда всё, что попадалось ей под руку. Некие кремы, шампуни, другие баночки с косметикой и разной ерундой, стремительно летели на пол, тут же разбиваясь в дребезги или издавая громкий стук при падении, а раздражённая тогрута, всё больше и больше выдавая себя, продолжала и продолжала опустошать шкафчик до тех пор, пока на его полках не осталось абсолютно ничего. Покончив с выбрасыванием и крушением абсолютно не нужных ей вещей, юная наркоманка глупо провела трясущейся кистью по пустым деревянным полкам и, с досадой стиснув зубы, зашипела. В моменты сильной злости и агрессии звериная сторона тогруты особо ярко проступала наружу, казалось бы, доброй и миловидной девочки, однако внешность бывает обманчива, об истиной природной сущности Асоки никогда не следовало забывать.

Крайне недовольно поморщившись, хищница с силой пнула что-то у себя под ногами, так, что пролетев небольшое расстояние, предмет врезался в стену и со звоном раскололся на десяток частиц, но Асоке не было его жалко, ничего и никого не было жалко в данный момент. Эмоции и ломка настолько поглотили её, что доводили почти до безумия, затмевая всё и вся, заставляя думать, желать, хотеть только одного – наркотик, и искать для его получения любые доступные пути.

Внезапно что-то блеснуло в той стороне, куда до этого полетела какая-то разбившаяся вещь, и ясность и трезвость ума на мгновение вернулись к Асоке. Завидев светящийся предмет, Тано быстро подошла и подняла его с пола. Это был браслет, тот самый браслет с маячком, что подарил ей совсем недавно Энакин. Взглянув на украшение, тогрута первым делом прикинула его ценность в уме и тут же с досадой поняла, что Скайуокер был прав, эта безделушка абсолютно ничего не стоила. Тано уже хотела было бросить совершенно бесполезный предмет о пол или о стену, как внутренний голос вдруг вопросил:

«Асока, что ты делаешь!?».

И тогрута в ужасе поняла, что она дошла до последнего, опустилась дальше некуда, если готова была продать за наркотики предмет, столь много значивший для неё. Хотя…

Муки совести не долго истязали девушку, по сути ценность подарков «женатого предателя» была крайне спорным вопросом. Ещё на мгновение в голове Тано мелькнула мысль, что браслет, всё же, можно было продать хоть за какие-то деньги, но, тут же в страхе от собственных рассуждений, откинув её, тогрута бережно надела украшение на руку и пошла искать в своей захудалой квартирке нечто другое и явно более ценное.

Сама не заметив, как оказалась на кухне, Асока фанатично стала опустошать тамошние шкафчики, яростно в дребезги круша посуду. Что девушка искала на кухне, было не совсем понятно даже ей в её безумном состоянии. Однако «фейерверк», который устроила тогрута из осколков стекла и прочих материалов, просто моментально разбудил Энакина. Но наркоманка не слышала его шагов, она даже появления учителя в комнате не заметила.

В ярости запустив, последнюю попавшуюся ей под руки чашку об пол, тогрута остановилась на половине опустошённых шкафчиках кухни, с диким взглядом через какую-то пелену отстранённости чётко осознавая, что в доме больше ничего ценного не осталось, и девушка лишь зря тратила время на бесцельные поиски. Резко передёрнувшись от гнева и раздражения, выворачиваясь и выламываясь так, будто её крутило изнутри, Асока с досадой подумала о том, что придётся ей обходиться сегодня всего одной дозой и, возможно, какими-то другими, низкокачественными, но дешёвыми наркотиками, а затем моментально рванулась к столешнице, на которой так опрометчиво был оставлен электронный ключ-карта от входной двери. Злостно прихватив его, тогрута молниеносно ринулась к выходу, который Скайуокер ранее успел закрыть, как ураган снося всё на своём пути. Возможно, Тано так и удалось бы выбраться из её бедного, грязного жилища сейчас, если бы дорогу ей опять, уже во второй раз за вечер, не преградил её бывший мастер.

- Куда это ты опять собралась? – на этот раз более спокойно и строго вопросил Энакин, едва не врезавшуюся в него и быстро отскочившую прочь, словно от огня, Тано.

Поступок бывшей ученицы, естественно, расстроил и раздосадовал генерала, но, уже один раз подняв на неё руку, джедай старался сдерживать свой гнев, как только мог, контролируя каждое движение и слово, хотя в данный момент это было очень трудно, Асока явно провоцировала Энакина, и абсолютно не слушала ни его просьбы и уговоры, ни угрозы и запреты, вообще игнорируя абсолютно любые попытки её же и уберечь.

Не ожидав увидеть Скайуокера здесь опять, на том же месте, в том же положении, что и в первый раз, Тано растерянно и раззозлённо замерла, в недоумения пялясь на генерала каким-то странным, и даже страшным взглядом. Тогруте было так плохо от ломки, от неразделённой любви, от всего её состояния, в котором она пребывала в данный момент, что каждая секунда вдали от «сапфирового наслаждения», потраченная на бесполезные разговоры и объяснения с джедаем, казалась ей пыткой. И наркоманка больше не могла этого терпеть, не могла этого выносить. Понимая, что она лишь упускает время зря, девушка резко и открыто заявила:

- Я ухожу, я не могу здесь больше находиться, эти стены давят на меня, я не рабыня и не пленница, и не обязана сидеть взаперти!

Почему-то полагая, что этого было достаточно для какого-то объяснения, хотя, впрочем, и вообще особо не думая о таких деталях, Тано вновь резво рванулась навстречу выходу из квартиры, просто изнемогая от желания принять.

Но Энакин с ней был явно не согласен. Быстро и ловко поймав бывшую ученицу, при этом стараясь причинять ей как можно меньше боли, ибо всё ещё помнил то, что происходило здесь несколько часов назад, Скайуокер с силой толкнул падавана обратно в центр комнаты и, уже более зло, но, так же всеми возможными способами контролируя себя, почти прокричал:

- Ты снова собралась за наркотиками? За наркотиками, да? Нет! За ними ты отсюда сегодня не выйдешь! А если продолжишь принимать, то не выйдешь и вообще!

Просто ошеломлённая таким заявлением от человека, который по сути был ей никем, Тано даже не сразу нашлась, что ответить, ярость ещё сильнее проступила на её лице гневной краснотой, а глаза буквально вспыхнули пламенем раздражения. Тогрута даже задохнулась от возмущения, не зная, что и сказать, однако ключ-карта, всё ещё находящаяся в её хрупкой руке, тут же прибавил девушке силы, и она завопила громко, истерично, визгливо:

- Да, за наркотиками, за наркотиками, слышишь! Я сейчас пойду и накачаюсь до полусмерти всего, чего захочу, и ты не сможешь меня остановить! Я принимала и буду принимать столько, сколько моей душе угодно! А ты, возвращайся к своей драгоценной, благопорядочной жене и ей выноси мозги, если там вообще есть что выносить! И ты не сможешь меня больше побить или запереть! Я забрала ключ, а если посмеешь меня удерживать, я закричу, я вызову полицию, и тебя арестуют! – тогрута уже и сама не соображала, что несла, резко дёргаясь и активно жестикулируя конечностями, она так сильно хотела избавиться от последней преграды, что стояла между ней и желанным наркотиком, что девушке уже было абсолютно всё равно, что говорить, с её языка слетало первое, что приходило ей в голову, - Так что уйди с дороги и пропусти меня, если не хочешь провести ночь в каталажке, старый женатый извращенец!

Доорав очередную порцию бреда, Асока вновь отчаянно ринулась к входной двери, как будто её дикие визги и новые потоки оскорблений могли что-то изменить, как жаль, что она абсолютно не понимала, что не могли.

Энакин не боялся полиции или каких-то других угроз, его не трогали обидные обзывательства, сколько их он уже слышал в свой адрес от неё, по крайней мере, внешне Скайуокер старался держаться именно так, хотя в душе у него всё просто пылало от гнева. Но он не мог больше побить Асоку, он не имел права поступить с ней так ещё раз, иначе какой он после этого был мужик, однако остановить Тано всё равно следовало, и генерал не нашёл ничего лучше, как отобрать у неё ключ.

Ловко ухватив девушку за тонкие, хрупкие запястья и как-то неуклюже возясь с ней в борьбе за «трофей», джедай оказался всё же сильнее и смог выдрать карту из трясущихся слабых кистей бывшей ученицы. Напрочь лишив наркоманку последней возможности на то, чтобы куда-то уйти сегодня, Энакин резко толкнул её обратно вглубь гостиной так, что та едва не упала, перекувырнувшись через спинку чёрного рваного дивана, а затем грозно сказал:

- Очевидно твой план оказался не так хорош, как задумывалось, - имея ввиду «похищение» электронной карты, которое якобы давало Тано какие-то преимущества в попытке сбежать, слегка насмешливо произнёс джедай, демонстративно повертев перед глазами Асоки «заветной свободой», - Да, у меня есть жена, да пусть хоть десять жён, но я не позволю тебе качаться наркотиками и губить себя из-за всяких глупостей. А сейчас, живо возвращайся в свою комнату и ложись спать!

На последней фразе повысив тон так, что его голос эхом отдался по небольшой квартирке, Энакин, будто командуя во время боя на фронте, резко ткнул пальцем в сторону спальни тогруты, посмотрев на девушку таким взглядом, что в другой ситуации та даже не посмела бы ему возразить.

Вновь «откинутая» назад, словно какая-то вещь, лёгкая и ничего не значащая тряпичная кукла, Асока врезалась, к её счастью, в мягкий диван и почти не испытала никакой физической боли, в отличие, конечно, от моральной и душевной. Уже в который раз за этот день она была ограниченна в собственной свободе, в собственной любви, да и вообще… Девушке вдруг показалось, что она всю свою жизнь была ограничена в том, чего она хоть когда-либо хотела. Всё всегда шло так, как было удобно и хорошо другим, за Тано выбирали, за неё решали, ей указывали что делать, и никогда, абсолютно никогда, ситуация не оборачивалась в её пользу. Даже сейчас, тогрута ушла из ордена, постаралась выкинуть, вырвать из собственного сердца свою глупую безответную любовь, но это ничего не изменило. Её избранник был женат на другой, а ей даже не позволено было переживать и страдать из-за этого, не позволено было как-то отстраниться или уйти, не позволено было накачаться до умопомрачения и умереть в забытии, а ведь тогрута действительно не хотела жить, больше не хотела жить так. Но Сила почему-то продолжала и продолжала издеваться над ней, лишая всех и каждой радости в жизни: ордена, любви, наслаждения от наркотика…

От обиды и очередного унижения на глазах тогруты вдруг проступили слёзы, солёные, горькие, яркой обидой обжигающие её щёки слёзы жалости к себе и гнева. Девушка не понимала, действительно не понимала, почему ей должно было быть плохо, почему, тот, кого она любила больше всего на свете, смел указывать ей, причиняя одну только боль, почему он намеренно издевался и издевался над ней день за днём.

Ломка, ставшая просто наказанием за все грехи, обида, боль, унижение, абсолютная спутанность сознания от смешения всех этих факторов и очередное упоминание о Падме, буквально прямое признание того, что Энакин был женат от него же самого, просто взорвались внутри Асоки изничтожающей всё на своём пути волной гнева и ярости. Уже даже не замечая, как по её милому личику льются горькие слёзы, Тано громко зашипела, до боли влепив рукой по спинке дивана, и оскалилась, придя в полное безумство.

- Ты не смеешь!.. Слышишь, не смеешь мне указывать! – что было мочи, сквозь судорожные рыдания совершенно ошалело заорала она, одновременно от ярости и безысходности начав крушить и ломать всё, что наркоманке только попадалось под руки.

- Ты мне никто, вообще никто! Я ненавижу тебя, … ! – ещё пронзительнее прокричала тогрута, в безумном неадеквате оторвав кусок обивки чёрного дивана и швырнув ею в сторону бывшего мастера.

- Выпусти меня, слышишь, сейчас же выпусти! Ты не имеешь права меня здесь держать! Выпусти меня или я всё здесь разнесу, я убью тебя, нет, убью себя! – пиная под ногами осколки и куски чего-то разбитого и сломанного, поскальзываясь и спотыкаясь о них на ходу, Асока ещё раз рванулась в направлении двери, теперь грозно, зло, обиженно махая руками, пытаясь то ли побольнее ударить собственного мастера, то ли вновь отобрать у него ключ.

Девушка уже и сама не знала, что делала и чего хотела, для неё смешалось всё: чувства, эмоции, желания, иллюзии и реальность, она была в таком бешеном неадеквате, что со стороны можно было решить, будто Асока действительно сошла с ума. Прыгая и кидаясь на Энакина с криками, оскорблениями, кулаками, ногтями, клыками, Тано отчаянно пыталась и пыталась выдернуть у него из рук карту, но, пребывая в абсолютно рассеянном и затуманенном состоянии, получала новый и новый отпор. Потасовка Скайуокера и его бывшей ученицы длилась не долго, и вот, потерпевшая очередную сокрушительную неудачу, девушка опять была оттолкнута назад, на этот раз больно вписавшись в длинную столешницу, разделявшую кухню и гостиную, спиной. Но тогрута уже не чувствовала боли, она была в состоянии такого аффекта, что для неё не существовало никого и ничего, кроме непомерного желания заполучить наркотик и тёмного, ослепляющего гнева от ненависти на того, кто этому так опрометчиво препятствовал.

Тано и сама не помнила, как на глаза ей попался тот самый стакан, из которого ещё сегодня утром она пила воду во время очередного «отходняка», как крепко её хрупкие оранжевые пальчики сжали его прозрачные стенки, как яростно закричав в десятый раз – «Выпусти меня сейчас же, ты не смеешь меня здесь держать, ты не имеешь права мне указывать, ты мне никто, я тебя ненавижу! Ненавижу!», - девушка со всей силы запустила стеклянной ёмкостью в собственного учителя.

Энакин видел, как предмет летел в его сторону, всё происходило словно во сне, на долю секунды время замедлилось, и можно было даже решить, что это было не наяву, ведь Скайуокер ни подумать, ни ожидать не мог, что однажды, произнеся подобного рода слова в его адрес, его безгранично любимая ученица попустит в мастера чем-то, вся буквально пронизываемая тёмными, холодными гневом и ненавистью. Генерал на мгновение замер от ошеломления, всего на один совершенно незримый крошечный миг замешкался, и эта почти незаметная секунда, дорогого ему стоила. Всё произошло так быстро, что никто из ссорящихся даже не успел понять, как тяжёлая прозрачная стеклянная ёмкость с громким звоном соприкоснулась с головой Энакина, и в дребезги разлетелась дождём осколков в разные стороны, оставляя после себя глубокий порез у Скайуокера на лбу. Тёплые багряные струйки крови юрко скользнули по лицу генерала и, лишь спустя мгновение, после бесчувственного шока пришла боль, сильная боль в области головы джедая.

В один момент испытав острое режущее чувство, неприятными волнами разливаемое от раны в разные стороны, Энакин, абсолютно не ожидавший такого от собственной ученицы, даже как-то ненароком выронил ключ, чисто рефлекторно ухватившись рукой за порез. Ещё какое-то время и мастер, и падаван находились в неком оцепенении и недоумении от происходящего. Скайуокер первые пару секунд пытался справиться с новыми ощущениями, как будто откуда-то со стороны чувствуя, как сквозь его пальцы течёт кровь, а Тано всё ещё безмолвно и неподвижно смотрела на него, сама не осознавая и не веря в то, что она только что сделала. Но миг замешательства, промелькнул слишком быстро. И, вот уже через секунду поняв, что ключ от входной двери больше не был в руках учителя, девушка опомнилась первой и тут же воспользовалась моментом.

Молниеносно подлетев к мастеру, падаван ловко подобрала карту с пола и с безумным видом рванулась прочь, ведомая то ли ужасом от собственного поступка, то ли совершенно неадекватным состоянием из-за бешенства от ломки.

Джедаю, привыкшему ко всякому роду ранениям и повреждениям в боях, тоже не понадобилось много времени, чтобы прийти в себя, как только первый болевой шок от разбитой головы прошёл, Энакин тут же рванулся следом за Асокой, но он не успел, к своим огромным сожалению и досаде, всего на миг замешкался дольше положенного и так и не смог поймать совсем «сдвинувшуюся» наркоманку.

- Асока!.. Асока, вернись!.. – отчаянно крича ей какие-то абсолютно бесполезные фразы вдогонку, Скайуокер с расшибленным лбом выбежал на лестничную площадку, где с ещё более унизительным видом стал лишь свидетелем того, как находящаяся в неадекватном состоянии девушка окончательно скрылась из его поля зрения.

Алые струи крови тёплыми ручейками продолжали литься по лицу генерала, но он, всё ещё пребывая в лёгком шоке и волнении от только что произошедшего, несколько последующих минут стоял в темном узком коридорчике, уже бесполезно и бесцельно наблюдая за пустотой, где в последний раз его взгляд уловил Тано, и одновременно ощущая, как на смену подпитываемому адреналином безразличию приходит гнев.

Лишь спустя какое-то время, когда до разума Скайуокера окончательно дошло, что ученица для него потеряна безвозвратно, генерал, наконец-то, решился сдвинуться с места и пойти обратно в квартиру к юной наркоманке. У Джедая ещё оставался шанс, один крохотный, но верный шанс, найти её при помощи маячка, и теперь все мысли Энакина были поглощены лишь этим намерением.

Быстрым шагом возвращаясь обратно в «апартаменты» тогруты, Скайуокер встретился лицом к лицу с толстым зелёнокожим соседом-гуманоидом, который так не вовремя вышел на площадку покурить.

- Э… Братан, у тебя кровь, - тут же завидев разбитую рожу генерала, не постыдился прямо в глаза ему заявить даже потерявший от любопытства весь интерес к дешёвому куреву и ткнувший пальцем перед собой мужчина, что вызвало ещё большое раздражение у итак натерпевшегося за последние дни джедая.

- Знаю! – только сейчас почувствовав на лбу ощущения от текущей алой жидкости и зло смахнув багряные капли с головы, грубо огрызнулся Энакин, стараясь поскорее скрыться за дверями квартиры Асоки, чтобы ещё хоть не объясняться с этим идиотом.

Нужно было быть совсем дебилом, чтобы думать, что Скайуокер мог и не подозревать о расшибленной голове. Но ругаться с соседом сейчас не хотелось. Было совсем не до того.

Вновь оказавшись в грязном, захудалом жилище бывшей ученицы, которое вопреки их с ученицей общим стараниям его надраить как следует, опять было похоже на хаотичную свалку, генерал стал искать небольшой приборчик слежения, чтобы узнать, куда направилась Асока. Однако тут же понял, что это было абсолютно бесполезно. Юрко бегая взглядом по комнате, Энакин невольно наткнулся глазами на то, что расстроило и разозлило его до глубины души окончательно и бесповоротно. Внезапно для самого себя среди осколков и хлама Скайуокер вдруг заметил валявшийся на полу, абсолютно ничуть не пострадавший золотистый браслет Тано с красными камнями. Видимо, в бурной потасовке украшение как-то нечаянно слетело с довольно исхудавшей руки девушки. Но волновало генерала сейчас не то, как и почему аксессуар оказался на полу, а то что теперь он точно никак не сможет ни отследить, ни вообще найти Асоку. И это не столько уязвляло ущемлённую до предела гордость джедая, сколько до глубины души ужасало его мыслями о возможных непоправимых последствиях.

Страх за глупую, ненормальную тогруту, боль от разбитой головы, злоба и ненависть от собственной никчёмности, безысходности, неудачи, так сильно захлестнули Энакина, что все его старания держаться спокойным и непоколебимым в один момент пошли прахом. Резко растопырив пальцы обеих отставленных в стороны, аж трясущихся от негодования рук, Скайуокер послал в первые попавшиеся близлежащие предметы такую волну Силы, что, не выдерживая давления, стеклянные дверцы шкафов, оставшаяся нетронутой посуда и другие наименее прочные вещи стали разлетаться в дребезги. Ярость Энакина была просто непомерной, и он старался излить её круша остатки того, что не успела разбить или сломать до него Асока.

Лишь, когда негативные эмоции окончательно отпустили Скайуокера, тот абсолютно беспомощно опустил руки и отдышался. Несмотря на все его старания и хорошие, и плохие деяния, бывшая ученица всё равно сбежала от мастера, сбежала качаться наркотиками, сама по глупости причинять себе вред, хотя, возможно, в какой-то степени сегодня генерал причинил своей подопечной куда больше вреда, чем злосчастный КХ-28, и у тогруты было на это полное право… В любом случае, сейчас джедай уже ничего не мог сделать. Он чувствовал своё абсолютное бессилие перед зависимостью близкого человека и полную беспомощность, как в данной ситуации, так и вообще. К тому же у Энакина, помимо задачи остановить Асоку от приёма вредоносных препаратов были ещё и другие проблемы, а точнее, всё больше и больше появлялись по мере этой истории. Например, проваленная миссия, разбитая голова и, конечно же, грандиозная ссора с Падме.

Понимая, что сегодня для Асоки Скайуокер уже ничего не мог сделать, ему оставалось лишь нервно ждать возвращения глупой тогруты и каждую секунду молить Силу, чтобы с наивной ученицей так ничего и не случилось, пока она нагуляется где-то в барах и клубах, Энакин тяжело вздохнул, и пошёл обрабатывать собственную рану на голове, прежде чем вернуться домой к Амидале. Теперь ему предстояло объяснить ей и ещё и это. Если, конечно, после испорченного свидания жена вообще стала бы с ним разговаривать. И генерал её в этом не винил. Падме была права, абсолютно права во всех смыслах и во всех своих обидах и претензиях, особенно после того, что произошло между ним с Асокой сегодня. Джедай не только предал любимую супругу на деле, но и изменил ей в чувствах, ведь он теперь отчётливо понимал, что любил Тано, не как ученицу, не как сестру, а как до этого всегда любил свою жену, как женщину.

Энакину не понадобилось много времени для того, чтобы привести себя в порядок и добраться до дому. Поначалу по пути он хотел заскочить в парочку дорогих магазинов и купить для Падме лучшие цветы и украшения, жена явно заслуживала его самых искренних извинений, особенно теперь, когда он действительно миллион раз был перед ней виноват. Однако дикая головная боль, продолжающая слегка кровоточить через наклеенный пластырь рана и осознание того, что единственная и неповторимая супруга заслуживала куда более приемлемых и красивых ухищрений в качестве признания его ошибок, остановили Скайуокера от глупых и нелепых затей как-то грязно, грубо, хило завалиться к любимой с веником и подарком сегодня. Генерал твёрдо для себя решил, что перед Падме он извинится завтра, как следует извинится, если она пожелает насмерть расшибётся, достанет для неё звезду с неба, сделает всё, чего достойна Амидала ради её прощения, но это будет завтра. А сегодня, он допустит последнюю ошибку в своей жизни и по отношению к Падме, и по отношению к Асоке, и завалится домой словно безмозглый, заляпанный кровью побитый ранкор, стараясь вообще не попадаться любимой на глаза, ибо не достоин.

К счастью или не счастью Энакина, все его надежды и планы опять сорвались, и столкновение с Падме всё же оказалось неизбежным. Выйдя из собственной комнаты по непонятным причинам, Амидала невольно, а может и специально, встретилась со своим супругом в гостиной. Завидев её, Скайуокер ощутил себя ещё более неловко. Сейчас он готов был провалиться под землю от чувства вины и стыда, теперь уже дико сожалея, что не приволок с собой хоть какой-то самый задрыпанный «веник», чтобы хоть немного задобрить жену перед завтрашними грандиозными извинениями и как-то смягчить «явление побитого ранкора в берлогу». Но этого всего и не понадобилось, как не понадобилось и каких-то заискиваний перед справедливо обиженной женой вообще.

Падме умела злиться на Энакина или кого-то ещё, но это длилось совсем не долго. По мнению генерала, она была такой доброй, милой, нежной, просто «ангелом», как всегда именовал её джедай, что не могла не простить, не простить кому бы то ни было что угодно, а, тем более, не простить своего возлюбленного, и, тем более, в таком жалком побитом виде.

Лишь только Амидала узрела заклеенную, кровоточащую рану на лбу Энакина, её сердце мигом растаяло, и спокойное безразличие статного сенатора тут же сменилось волнительным, мягким, тёплым и нежным беспокойством за родного и близкого человека. С таким видом, как будто Скайуокер сейчас умирал у неё на глазах, Падме быстро подлетела к нему и испугано спросила, легко, чтобы не причинять боль, коснувшись порезанного лба:

- Эни, что случилось? Ты в порядке? Тебе очень больно?

Конечно, Амидала прекрасно знала ответы на два последних вопроса, но её любовь, её переживания были так сильны, что женщина просто не могла удержаться, чтобы их не задать. И, естественно, все глупые обиды и обидки от недопонимания и чего бы то там ни было были забыты раз и навсегда. Сейчас Падме волновало только одно – беспокойство за мужа, любовь к мужу, забота о муже и оказание первой помощи мужу, если ему она, конечно, понадобиться.

Совсем не ожидав такой реакции от по праву справедливо оскорблённой жены, Энакин даже в тайне обрадовался, что всё сложилось именно так, как сложилось. Он был готов ещё тысячу раз разбить себе голову, лишь бы любимая всегда смотрела на него так, лишь бы она всегда говорила с ним так, лишь бы не обижалась и была полностью уверенна в его любви. А Скайуокер любил её, искренне любил, и сейчас, уже зная, что ступил на скользкую кривую дорожку запретных чувств к Асоке всеми силами старался цепляться за старую привязанность к Амидале, привязанность правильную и абсолютно верную.

Однако радость генерала от того, что жена так быстро простила его, столь же стремительно испарилась, как только до ушей джедая долетели вопросы супруги. Любимая требовала от него ответов, нет, не требовала, просила, тем не менее, просила ответов, которые он не мог и не хотел ей давать.

Только сейчас Энакин действительно понял, как постыдно было то, что собственная ученица заехала ему стаканом по голове, потому, что он полез с ней почти в драку и при этом ещё и умудрился проиграть. Это было так позорно для него, мужчины явно не слабого, это было так оскорбительно, это вообще было чем-то таким, о чём никому и никогда не хотелось рассказывать, тем более собственной жене. Пожалуй, впервые в жизни Скайуокер оказался так жалок, беспомощен, что побить и унизить его смогла какая-то малолетняя девчонка, хорошенько изуродовав ему лицо. А что уж было говорить о том, что до этого он и сам побил, а затем полез целоваться к несовершеннолетнему подростку? Возможно, Асока была абсолютно права, что залепила ему стаканом по голове, он заслужил. Но вот Падме, она не заслужила быть женой такого мерзавца как Скайуокер, и ей не нужно было обо всём произошедшем сегодня знать. Это ущемило и оскорбило бы и Падме, и абсолютно унизило бы и опустило бы и его самого. Потому, мысленно обещая, что это был последний раз, когда он обманывал жену во благо их обоих, а также и Асоки, Энакин решил соврать.

- Меня ранили на задании, - стараясь всеми силами скрыть от супруги его подавленное состояние и оскорблённое самолюбие, с относительно усталым и безразличным тоном произнёс Скайуокер, - Прости, любимая, я пойду лягу, - тут же добавил он, нежно коснувшись щеки Падме пальцами, но не рискнув, ни посмотреть ей в глаза, ни поцеловать жену теми губами, которыми сегодня он позволил себе целовать Асоку.

Слишком стыдно генералу было в данный момент, слишком противно от самого себя и собственного предательства по отношению к его «ангелу». А Падме действительно была «ангелом», раз так просто смогла позабыть и простить всё, что он ей сделал.

«А сможет ли она забыть и простить мою измену и потерю обручального кольца?» - полный отвращения к собственной персоне, тревожно, с ужасом вздрогнув, подумал Энакин, виновато отвернувшись от жены, стараясь не смотреть на женщину, которую он сегодня предал.

Падме ничего не ответила, лишь покорно и заботливо позволив пострадавшему супругу удалиться в указанном направлении. И Скайуокер в ещё более подавленном и расстроенном состоянии молча побрёл к себе в комнату, с тяжёлым сердцем и непомерным грузом реальной вины на душе думая о том, как завтра ему с такой рожей придётся ехать в притон, чтобы выкупать собственное обручальное кольцо, ну, а затем, в не менее отвратительной и унизительной ситуации, ещё и предстать с разбитой его же ученицей головой перед глазами совета джедаев.

========== Глава 7. Раскаяние и соперница, Часть 1 ==========

Прошло несколько дней. Вдоволь нагулявшись во всех, каких только можно местах нижнего уровня Корусанта, Асока неспешно возвращалась домой. Кайф от последней принятой дозы уже постепенно начинал выветриваться, но лёгкий дурман всё ещё застилал рассудок Тано приятным ощущением наслаждения, от чего девушка до сих пор пребывала в не очень трезвом состоянии, однако уже начинала соображать, что происходило вокруг неё.

Грязная, оборванная, сильно уставшая, но, в то же время, абсолютно счастливая тогрута не спеша брела по улице, вальяжно прогуливаясь в такт медленно, сладостно-нежно проходящему наслаждению от наркотического опьянения, вдыхая чуть прохладный, свежий воздух, вернее, настолько свежий, на сколько он вообще мог быть на Корусанте. Смотря на мир блестящими, довольными глазами, Асока наслаждалась жизнью, наслаждалась всем тем, что дала ей Сила за последние несколько дней, как-то смутно пытаясь вспомнить обрывки прошлого, той самой ночи, когда она вновь сбежала от Энакина в город.

Почему-то воспоминания давались девушке крайне тяжело. Какие-то обрывки, клочки событий, бессмысленные фразы, потасовка, крик… Тано не могла толком восстановить картину произошедшего, она лишь помнила, что покинула свою маленькую захудалую квартирку с большим скандалом и в тайне надеялась, что он не прошёл даром, по крайней мере, для Энакина, который никак не мог оставить тогруту в покое. Хотела ли этого Асока на самом деле? Она толком не знала. С одной стороны, Скайуокер уже порядком надоел ей со своими наставлениями и нравоучениями, у него была жена, да и вообще, если так подумать, раз уж Сила столь настойчиво не позволяла им быть вместе, то лучше, чтобы генерал действительно держался от своей ученицы подальше, чтобы она могла его забыть… С другой же стороны, его забота, его подарки, его объятья и его поцелуй… Только сейчас девушка вдруг вспомнила, что в тот день, в тот момент в душе, джедай впервые поцеловал её, поцеловал сам, страстно, можно даже сказать, в пылу чувств, так, как Асоке всегда того хотелось. Его поцелуй говорил о том, что всё было совсем не так, как казалось на первый взгляд. Всё было вообще как-то не так, как всегда думала Тано.

Поначалу она вновь хотела было списать это воспоминание на очередную галлюцинацию от наркотиков, однако мысль о том, что она не была под кайфом вплоть до самого своего побега резко взбудоражила её. Энакин действительно целовал тогруту… И это как-то абсолютно сбивало с толку. Девушка просто не понимала, что это было, и зачем вообще мужчине, который её не любил, который был женат на другой, понадобилось это делать, делать с ней… От чего Асока теперь колебалась, и в своих чувствах, и в своих желаниях, и в размышлениях на тот счёт, как она должна была реагировать на Скайуокера, да и вообще вести себя дальше.

«Что же мне теперь делать, что? Подскажи, Сила?», - едва не прослезившись от внезапно сменившегося с лёгкого и весёлого настроения на тяжёлое и крайне опечаленное расположение духа, девушка вопрошающе взглянула на небо, как будто ища там ответа.

Но ответа не было.

Одно теперь Асока знала точно, всё это время, все эти пустые и занудные разговоры с ней о вреденаркотиков бывший учитель был прав, она была зависима, зависима куда сильнее, чем девушка себе представляла. И Тано это не нравилось, крайне сильно не нравилось. После её ухода из ордена никто и ничто не смело управлять её жизнью, а КХ-28 «буквально вертел ей как хотел», заставлял совершать низкие, абсолютно не свойственные прежней тогруте поступки, и это её дико раздражало.

Почему-то сейчас девушке вспомнилось с каким безумством она обыскивала собственный дом, думая лишь о том, что бы такое продать, только бы пойти и накачаться. Вспомнилось, как Асока бесплатно отдала собственные мечи ради дозы, а потом буквально стояла на коленях в грязи пыльной улицы, вливая в себя «сапфировую» жидкость. Вспомнилось, как она оценивающе смотрела на браслет, первый действительно важный подарок, что преподнёс ей столь близкий человек, смотрела и хотела его продать, лишь бы только заполучить очередную дозу. Было и ещё что-то ужасное, что она сделала ради наркотиков, Тано точно знала, что было, просто чувствовала это всей своей оранжевой кожей, но почему-то разум столь настойчиво ограждал её от сего последнего воспоминания, как будто защищая от чего-то ужасного, что тогрута просто никогда бы не смогла себе простить, если бы правда вдруг открылась перед ней…

«Что же, что же ещё я такого натворила? Не помню… Может ничего? Но тогда почему же меня так мучает чувство вины?» - усиленно пыталась прояснить тайну, покрытую мраком, она, медленно приближаясь к дому, где теперь обитала Тано.

Увы, тогрута уже не могла восстановить в сознании всех деталей своих буйных похождений, однако одно знала точно - КХ-28 слишком сильно завладел её жизнью, заставляя всё ниже и ниже опускаться, опускаться до поступков, которые Асока не думала и не хотела совершать, и с этим нужно было что-то делать, как и с тяжёлой болезненной безответной любовью, из-за которой, собственно, она и бежала в мир наркомании и развлечений. Вот только Тано не знала что. С одной стороны, она теперь чувствовала, что наркотик действительно тёмными сапфировыми пятнами расползается по её жизни, как по тому снежно-белому свадебному платью, поглощая Тано, полностью ввергая во тьму, с другой же стороны она понимала, что без какой-либо помощи и вмешательства не сможет пережить все те страдания, все те пытки, что уготовила ей Сила, позволив влюбиться в Энакина, она просто не сможет подавить в себе, задушить, изничтожить чувства, что корнями вросли в её юное, нежное, многострадальное сердце.

«Так что же мне делать?» - мысленно задала вопрос тогрута прежде, чем трясущимися руками открыть входную дверь и войти внутрь собственной квартиры, где её, к огромному сожалению девушки, уже ждали.

После той, буквально постыдной драки с Асокой Энакин пришёл в себя не сразу, разбитая голова заживала плохо, а на следующий день ещё сильнее болела даже чем в первые часы после удара, но Скайуокер мужественно терпел, как, впрочем, и любое другое обычное для него ранение.

Плохо выспавшись из-за всех в один момент навалившихся на него бед и проблем, Энакин поднялся рано утром и с тяжёлым сердцем направился в «увлекательнейшее путешествие» по многочисленным притонам и лавкам скупки драгоценностей, которые только знал на Корусанте, в поисках своего обручального кольца. Одно лишь радовало его, Падме, как всегда, такая милая, добрая, любящая жена, простила своего «провинившегося, побитого ранкора», и он, ни в коем случае, не должен был больше подвести её, не должен был больше потерять её доверия. Хотя, у генерала был ведь и ещё один маленький секрет от супруги, тот самый злосчастный поцелуй, о котором он просто должен был, обязан был рассказать ей, как можно скорее, но только не в купе с новостью о потерянном обручальном кольце.

К огромному сожалению джедая, найти своё свадебное украшение он так и не смог, хотя и очень долго общался со всеми этими наглыми бандитскими, воровскими рожами. Скайуокер не знал куда и кому именно «загнала» его обручальное кольцо Асока, но, потратив на его поиски множество долгих часов, в гневе осознал, что не увидит их с Амидалой символ вечной любви уже никогда. Тем более, что от бесцельного «скитания» по нижним уровням Энакина вдруг оторвал вызов в орден, от чего день не стал ни на грамм лучше.

Далее следовало унизительное появление в храме джедаев с разбитой головой, очередное выслушивание нравоучений Винду, тактично-молчаливый, но в то же время любопытный взгляд на его рану на лбу Кеноби и какое-то дурацкое, бесполезное задание, от которого Скайуокер отказывался, как только мог, в силу того, что отчаянно порывался хоть и тщетно, но всё равно идти искать его бывшую ученицу. Однако совет был непреклонен, пришлось, скрепя зубами, его выполнять. И тем не менее, мысли генерала были где-то далеко-далеко от этой миссии, наверное, потому его ждал очередной провал.

Сотню раз гневно выругавшись всеми знакомыми ему татуинскими матами, Скайуокер быстро доложил о результате задания в орден, только бы отвязались, и тут же направился рыскать по всем этим Джедайским мечам и Нежным сиськам, где его уже хорошо знали и чуть ли не принимали за своего.

Вот так бесцельно потратив ещё несколько длительных часов его жизни, генерал вернулся домой к бывшей ученице в надежде, что та каким-то чудом окажется там, но потерпев очередную неудачу и чувствуя, что у него уже не было ни моральных, ни физических сил самому наводить порядок у Асоки в квартире в пятисотый раз, решил-таки вызвать дроидов-уборщиков. Остальные несколько дней пролетели для избранного так же.

Поняв, что искать Тано, кольцо и лишний раз показываться на глаза джедаям в ордене было и бессмысленно, и как-то уж абсолютно неприятно, Энакин решил просто дождаться тогруту в её жилище. Нет, бездействие его ничуть не успокаивало, а, как раз наоборот, ещё сильнее нервировало с каждым новым проходящим часом в отсутствии девушки, но что ещё мог поделать Скайуокер, разве что кроме того, чтобы торчать в её грязном захудалом домишке и нервно метаться по пустым комнатам с коммуникатором в руках, в ужасе ожидая нового звонка от какой-нибудь перекачанной тви`лички. К счастью генерала их не было. Хотя, не было и самой Асоки.

Джедай уже было отчаялся, что Тано после всего того, что было здесь ранее, вообще захочет вернуться домой, если, конечно, сможет, от чего, с самыми страшнейшими предположениями, что тогруты просто нет в живых, порывался позвонить в полицию, чтобы объявить её в розыск, когда дверь квартиры, внезапно, открылась и, увидев грязную, оборванную, накачанную, но целую и невредимую Асоку, Энакин с облегчением вздохнул.

Девушка же привычно вошла в собственную квартиру и, заперев за собой дверь, недовольно-хмуро взглянула на бывшего учителя. Тогрута и хотела было сказать что-то по поводу того, какого хатта он до сих пор ошивался здесь, однако моментально проглотила все резкие слова и ругательства, лишь её взгляд невольно скользнул по его изувеченному лицу.

Да, на глаза Асоке первым делом попалась небольшая, но достаточно неаккуратная и глубокая рана на лбу у её возлюбленного, от чего все возмущения и пререкания тут же были позабыты. Лишь завидев сие «украшение» на Энакине, внутри Асоки вдруг что-то перевернулось, и старые неприятные и болезненные воспоминания неконтролируемой волной стали возвращаться к ней, вместе с одолевающими её одновременно чувствами ужаса, волнения и желания проявить трепетную заботу по отношению к Скайуокеру.

Не переставая завороженно смотреть на плохо заживающий порез на лице генерала, ещё одну метку, что останется с ним на всю жизнь, Тано испуганно и крайне нерешительно спросила, заикающимся от шока и постепенного осознания собственной причастности к этому повреждению голосом:

- Тебе больно?

Не сразу поняв о чём именно говорила тогрута, но уловив её встревоженный взгляд на себе, генерал, всё же, догадался, что девушка имела ввиду, и спокойно решил отшутиться.

- Щекотно, - слегка ехидно ухмыльнувшись, джедай деловито сложил руки на груди, вероятно, ожидая от бывшей ученицы каких-то объяснений о том, где она была и что делала все прошедшие дни, но тогруте было явно не до того, столь сильно поглотило её невероятное зрелище.

Мгновенно сорвавшись с места, девушка быстро приблизилась к Энакину и аккуратно, нежно коснулась глубокой, всё ещё болящей раны рукой. Её мягкие пальчики легко прошлись по неровному, только-только начавшему затягиваться порезу на голове Скайуокера, заставляя последнего неявно морщится от неприятного ощущения, а в душе Асоки в это время дикое, острое чувство вины, оставляло куда более сильный и глубокий порез, порез, который никогда в жизни не заживёт, ведь тому, что Тано сделала не было никакого прощения.

Вместе с молчаливым, но таким многозначительным, эмоциональным касанием к изувеченному лицу возлюбленного к тогруте вдруг вернулись все воспоминания той злосчастной ночи. И девушку буквально поглотили обжигающие, словно языки чёрного пламени, чувства стыда и вины. Сейчас, лишь сейчас, до конца сообразив, что так отчаянно пыталось скрыть от неё собственное сознание, и за что столь болезненно мучала её совесть всего пару минут назад, тогрута вдруг поняла весь ужас произошедшего, от чего по всему её худощавому хрупкому телу пробежала дрожь, дрожь шока и отвращения к самой себе.

Стеклянными глазами продолжая и продолжая смотреть на рану, которая была нанесена её самому дорогому, её самому близкому, её самому-самому любимому человеку на свете, нет, не врагом, не каким-то недоброжелателем и даже не его глупой гламурной жёнушкой, а ей, Асокой, Тано будто в ночном кошмаре осознавала, что она натворила. В пылу ломки, ведомая диким, безумным неконтролируемым желанием принять наркотики, под их гнётом, во власти абсолютной зависимости от них, тогрута совершила поступок, которому не было абсолютно никакого оправдания и прощения ни за что и никогда. Управляемая, словно марионетка соблазнительной «синевой» КХ-28, девушка не задумываясь переступила грань всех своих моральных принципов и норм, да что своих, всех принципов и норм вообще. Она совершила невероятное и немыслимое, то, что никогда бы не посмела даже подумать сделать, не то, что реализовать наяву - ради наркотика Асока подняла руку на близкого, почти родного ей человека, причинила ему боль, сильную боль, оставив навсегда глубокий след, кошмарный и уродливый шрам в его жизни, в прямом и переносном смысле. И это… Это жгло душу сильнее и болезненнее, чем любая самая страшная пытка в плену у врага.

Будь сей порез оставлен на лбу у Энакина кем-то другим, Тано бы сокрушалась до изнеможения и ненавидела до смерти того, кто посмел навредить кому-то столь дорогому для неё. Но сейчас весь негатив тогруты был обращён именно к ней. И Асока не могла винить в этом нереальном кошмаре никого, кроме себя. Острыми осколками того разбитого стакана воспоминания, чувства, эмоции сейчас врезались в её разум и душу, оставляя там глубокие кровавые дыры, заполняемые стыдом, заполняемые отвращением к самой себе и страхом перед собственными поступками. Пожалуй, впервые в жизни, столкнувшись с действительно суровой реальностью, необратимыми последствиями её зависимости от наркотиков, девушка болезненно осознала, что она творит, как сильно опускается на дно жизни, и что делает с ней и её близкими КХ-28. И это было ужасно, ведь уже ничего нельзя было изменить.

Да, Асока могла извиниться, могла вымаливать прощение до потери пульса, могла сделать что угодно, чтобы Энакин всё забыл, и тот простил бы, наверняка, простил, но шрам на его голове и в его душе, так опрометчиво оставленный совсем обезумившей от ломки наркоманкой, не делся бы никуда. Сейчас Тано чувствовала, что ради какой-то незначительной, грязной, омерзительной баночки синей жидкости, которая по сути ей была не так уж и нужна, она предала своего избранника, предала свою любовь, зачеркнула и растоптала всё то светлое, что вообще хоть когда-то было между ними. Она сделала ему больно, она своими же собственными руками изуродовала, искалечила того, кто был для тогруты роднее всех родных, ближе всех близких, она посмела навредить кому-то столь неприкосновенному для неё, что это казалось каким-то страшнейшим, непростительнейшим грехом, за который ненормальная наркоманка заслужила все муки ада, ведь на такое не были способны, наверняка, даже самые отвратные и омерзительные люди и гуманоиды галактики. Маньяки и убийцы и те питали хоть некую жалость к своим любимым, а она, она дошла до того, что поставила какую-то дрянь, какую-то паршивую дозу выше столь родного для неё человека.

Трясущимися от ужаса и отвращения к самой себе, будто испачканными, словно в багряной крови, в собственной вине кистями, Асока продолжала нежно гладить пострадавшее лицо Энакина, как будто это хоть чем-то могло помочь, в сотый и тысячный раз прокручивая в голове воспоминания о том, как она взяла в руки этот трижды проклятый стакан, как прокричала слова о том, что ненавидит, того, кого любила больше жизни, и как яростно швырнула им по Скайуокеру, как в дребезги разлетелось острое стекло, и, опаляюще её душу теперь кислотой сожаления, по голове генерала побежали юркие алые капли.

Вся переполняемая эмоциями от осознания собственной «смертельной» ошибки Тано, вдруг, и сама затряслась, словно жёлтый пожухлый лист на осеннем ветру, а на глазах её проступили крупные, горькие, обжигающие слёзы вины и жалости к любимому.

- Прости, прости меня, пожалуйста, Энакин! Я не хотела, я правда, не хотела делать тебе больно! Ты же знаешь, я бы никогда в жизни так не поступила, клянусь, никогда! Это всё наркотики, но я обещаю, обещаю тебе, что теперь всё… Всё, с ними покончено раз и на всегда! Я брошу, завяжу, я умру, но больше никогда не притронусь к тому, что заставило меня поднять руку на тебя… - просто задыхаясь от собственных рыданий, умоляющим голосом забормотала она.

Нет, Асока не надеялась на то, что Скайуокер действительно простит её, она и сама не смогла бы простить себя никогда за такое… Но слова буквально дождём сыпались с её уст, настолько сильной была сейчас истерика у тогруты.

- Я клянусь тебе, что больше не буду принимать… Больше и пальцем не притронусь к этой гадости, лишь бы только ты меня простил! Я никогда, слышишь, никогда больше не сделаю тебе больно! Клянусь, жизнью клянусь… - девушка резко отшатнулась от бывшего мастера и нервно, хаотично стала выворачивать все карманы и тайнички, что были в её сумочке и одежде, небрежно выкладывая, даже выкидывая на одну из тумбочек около чёрного рваного дивана их содержимое.

Генерал стоял молча, не двигаясь, лишь в шоке наблюдая за тем, как солоновато-горькие слёзы ручьями лились по нежным щекам тогруты, в то время как та, грубо разбрасывая ненужные вещи в стороны, выгребала из общей кучи разнообразного хлама какие-то пустые и полупустые деформированные баночки от КХ-28, помятые и грязные бумажные свёртки с неким порошком неизвестного происхождения, плохо скрученные косячки, остатки упаковок неких таблеток, и ещё ситх знает какие виды мелких заначек от наркотиков. Джедай даже и представить себе не мог, что Асока одновременно была в состоянии употреблять столько низкокачественной дряни, с ужасом осознавая, как наивен он был, полагая, что она ограничивалась лишь дорогим «сапфировым кайфом».

Тано же, абсолютно не замечая его реакции на всё её «добро», трясущимися руками продолжала и продолжала вытаскивать наружу свои заначки, нервно, но правдиво и искренне повторяя однотипные слова:

- Вот… Вот… Забери, это и это, оно мне больше не нужно… И это тоже… Я больше не буду принимать наркотики, я отказываюсь, слышишь, отказываюсь! Всё, я завязала! Если хочешь, я даже буду лечиться… – сквозь слёзы обещала она, не переставая потрошить собственные карманы даже тогда, когда свёртки и упаковки действительно закончились.

Ещё некоторое время, нервно дёргая и выворачивая «тайнички» в небольшой сумочке и на её облегающем бордовом одеянии, Асока грубо сгребла значительную кучу наркотиков обеими руками и, пуще разрыдавшись, протянула их джедаю.

- Вот, забери, забери всё… Я их ненавижу, я никогда больше не хочу видеть эту дрянь… Выкини их, сожги, уничтожь, сделай что хочешь… Только, умоляю, прости меня! Только не уходи, только не ненавидь меня! – тряся собственными кистями перед глазами Энакина, отчаянно рыдая и роняя упаковки с дурью на пол, не прекращала выпрашивать снисхождения с его стороны она.

Конечно Асока понимала, что не заслужила настоящего и искреннего прощения, которое она не получит уже никогда, но Тано боялась, отчаянно боялась до потери пульса что вместе с утраченным доверием со стороны Скайуокера, из-за своего ужаснейшего поступка она теперь потеряет и бывшего мастера, и даже самую малейшую толику его доброго отношения к ней навсегда. Он будет бояться её, ненавидеть, призирать всю оставшуюся жизнь, и это будет вполне справедливо, это будет самое малейшее наказание, которое тогрута заслужила за свой проступок. И хотя, девушка была абсолютно согласна с тем, что за это непременно должна была последовать расплата, она отчаянно страшилась лишиться любимого, похоронить его для себя навечно.

Сейчас Асока выглядела такой слабой, такой жалкой и хрупкой, что, казалось, простое дуновение ветра могло сломить её, уничтожив навсегда. Энакин спокойно переносил женские слёзы, но почему-то видеть её слёзы в таком состоянии было просто невыносимо. Невыносимо было видеть и саму Тано такой, накачанную, грязную, оборванную, исхудавшую до предела, с красными глазами и огромными синяками под ними, всю трясущуюся и задыхающуюся от рыданий. Не такое будущее Скайуокер видел для «своей весёлой и жизнерадостной девочки», и в том, что случилось с тогрутой, отчасти была и его вина, косвенная, но была. Конечно, несмотря на то, что девушка доставила ему массу проблем и неприятностей, действительно изуродовала лицо, по правде сделала больно, не только физически, но и морально, генерал не мог, просто не был способен её ненавидеть. Асока была одним из тех последних немногих дорогих людей, что ещё остались у джедая, людей, которых, в отличие от матери, он пока что смог защитить и уберечь. И у Энакина просто разрывалось сердце, когда он снова и снова видел свою любимую ученицу такой, тем более теперь, когда он отчётливо для себя осознал, что любил её куда больше, чем просто ученицу. Конечно, Скайуокер простил её, давно простил за всё, и её слёзы, её рыдания, её клятвы завязать на всегда были, по сути, не нужны, но они ещё раз трезво убедили генерала в том, что он поступил правильно. Да, он тысячу раз поклялся себе, что больше и пальцем не прикоснётся к Асоке, никогда и ни за что, но джедай не учёл того факта, что они опять могли оказаться в ситуации, когда тогрута была в таком состоянии, что от её вида хотелось плакать, причём плакать достаточно грубому, закалённому войной мужику. Сейчас Тано была такой беспомощной, такой хрупкой, такой ослабленной, что её вид заставил бы разрыдаться кого угодно. Ей просто нельзя было не сопереживать. Её просто нельзя было не пожалеть.

Безмолвно наблюдая за всем тем, что делала и говорила Асока в данный момент, как сильно она переживала, казалось, пустяковую и совсем не её вину, как отчаянно она пыталась бороться с зависимостью, которая была в десятки раз сильнее её, Энакин вдруг почувствовал, как его сердце растаяло. Нет, он не мог оставаться к Тано просто холодным, безразличным и безучастным, что бы она там ни сделала, он просто не мог вести себя с ней отстранённо и грубо. Он любил её, любил очень сильно и искренне, и эта любовь буквально взывала ко вполне естественным желаниям - заботиться, защищать, оберегать.

Тогрута продолжала рыдать, трясти перед Скайуокером охапкой наркотиков, клясться завязать и умолять о прощении, которое она, видимо, не надеялась никогда получить, и генерал уже просто не мог на это смотреть. Уверенно сдвинувшись с места, Энакин приблизился к девушке и… В один момент крепко обнял её за плечи, заботливо прижимая к себе и одновременно заставляя замолчать и утихомириться.

- Ничего страшного, - с губ его слетели относительно лживые слова, ведь порез на голове джедая, действительно был вещью серьёзной, но по сравнению со здоровьем и благополучием любимой ученицы он не значил ровным счётом ничего, - Я уже простил, - коротко добавил учитель, чуть крепче прижимая к себе ошеломлённую его поступком, в одну секунду заткнувшуюся и со стеклянным взглядом роняющую на пол наркоту Тано, - Лишь бы только ты держалась.

С серьёзным выражением лица и абсолютно без каких-либо неоднозначных мыслей, Скайуокер чуть наклонил голову и прижался щекой к так сильно нуждавшейся в нём сейчас Асоке, а на глазах его едва не проступали слёзы. Но генерал держался, сам держался, чтобы не показывать бывшему падавану слабину, чтобы та даже не догадывалась сколь сложна и печальна была истинная ситуация с ней. Джедай хотел, дабы у Тано ещё осталась надежда, надежда, которая смогла бы питать её дальнейшие силы на крайне трудную и неравную борьбу с зависимостью, раз уж она действительно решила бросить.

Рука Энакина легко скользнула вверх, и в ней тут же сверкнул такой знакомый, такой, пусть и по-разному, но много значащий для них обоих предмет. Стараясь особо сильно не тревожить едва-едва притихшую тогруту, Скайуокер мягко и заботливо надел на одно из её тонких запястий позолоченный браслет с маячком.

- Вот, ты потеряла, - почти полушёпотом произнёс он, продолжая крепко прижимать к себе Асоку второй рукой так, как будто если бы он хоть на миг ослабил хватку, та ускользнула бы от него навсегда, словно песок сквозь пальцы, - Больше никогда его не снимай.

Слова бывшего мастера эхом отдались в голове всё ещё ошеломлённой тогруты, она навредила ему, она причинила ему боль, она предала его, а он даже не злился, не злился, не кричал, не ненавидел, а просто мягко и любяще обнял её, выразив со своей стороны лишь тепло и заботу. От этого Тано вдруг стало стыдно, в миллиард раз более стыдно, чем было до того. Её трясущиеся оранжевые кисти совсем ослабли, и тогрута медленно выронила на пол всю оставшуюся охапку наркотиков, что ещё была у неё в руках. Грубо наступая на деформирующиеся у неё под ногами дозы дури, девушка пуще разрыдалась, просто залилась слезами вины и благодарности, а затем тоже крепко-крепко обняла Энакина, вкладывая в эти действия все свои сожаления, всю свою любовь. Ради Скайуокера она была готова на всё, ради его чувств и его прощения. И Асока не врала, она действительно твёрдо решила отказаться от наркотиков, лишь бы только больше никогда не причинять ему боль, лишь бы только никогда больше не навредить ему!

Со дня возвращения тогруты домой прошло ещё несколько суток. Тано была верна своему обещанию до изнеможения. Она держалась, несмотря на то, как тяжело и даже мучительно это было для неё. Первым делом после того, как наркоманка получила абсолютно нежданное, но такое заветное прощение Энакина, тогрута безжалостно избавилась от всех доз, что только смогла найти. Она с остервенением сама рвала, буквально потрошила косячки, выбрасывала таблетки, высыпала порошок и смывала в раковину все те остатки КХ-28, что приволокла с собой из последнего загула. Покончив с наркотиками девушка даже от упаковок от них избавилась, бросив в измельчитель мусора, чтобы ни малейшего соблазна у неё больше не было. После этого, смело, абсолютно не задумываясь, поудаляла все имеющиеся в коммуникаторе номера барыг и наркоманов, всякие Хмыри, Дрыщи, Розовые и Головоноги канули в небытие раз и на всегда. А затем, затем была борьба, долгая и трудная психологическая борьба самой с собой, со своим вторым я и собственным изнемогающим от ломки телом. Но Асока всегда была сильной духом, и она справлялась. Энакин помогал ей как мог. Хоть и не всегда делал то, что требовалось, и не всегда понимал состояние бывшей ученицы, но всеми силами старался быть рядом с ней, поддерживать её, и, казалось, дела пошли на лад. Хотя в первое время тогрута отчаянно боялась выходить из дома. Девушке чудилось, что если у неё не будет постоянного доступа к наркотикам, то держаться окажется проще, но это было и глупо, и бессмысленно. Ломка не становилась меньше, где бы не находилась Асока. И со временем Скайуокер всё же уговорил бывшего падавана выходить на улицу, правда, предварительно поклявшись той, что будет контролировать её, не оставит без внимания ни на минуту, и Тано доверилась ему, ведь кому, как не ему она всегда могла доверять больше жизни.

Время шло. И со стороны начинало казаться, что бывшая наркоманка действительно идёт на поправку, а зависимость под сильным и несломимым напором её воли, питаемой безграничной любовью и нереальным чувством вины, отступает. Этому были рады и Энакин, и сама Асока. Казалось, жизнь начинала налаживаться и постепенно возвращаться в своё русло. Теперь оставалось только ждать, а дальше… Ни Скайуокер, ни Тано по сути не знали, что будет дальше, и отчаянно старались избегать тревожных мыслей о том, что потом им обоим придётся принимать какое-то решение, решение опять изменящее жизнь, каждый своё решение. И бывшие мастер и падаван усиленно пытались гнать сие трудные мысли, так как были не готовы понять, что следовало делать с их судьбами потом, стараясь лишь убеждать себя в том, что момент для этого наступит ещё не скоро, а пока нужно радоваться тому что есть.

Энакин не хотел вновь бросать Асоку, теперь уже в крайней степени опасаясь того, что с Тано действительно могло случиться что-то серьёзное, но и понимал, что оставаться рядом с ней и дальше он просто не должен был. Во-первых, потому, что у Скайуокера была Падме, а, во-вторых, потому что ни коим образом не мог позволить развиться ещё сильнее невольно появившейся, и так слишком запретной любви между ними с тогрутой. Асока же тоже начинала осознавать, что, рано или поздно, как только история с её зависимостью закончится, бывшему учителю придётся уйти. И кажется, она уже постепенно смирялась с этим. Чувство вины Асоки перед Энакином было настолько сильно, что она теперь считала вполне справедливым наказанием то, что однажды он покинет её навсегда, вернувшись в объятья своей жены.

«И пусть, пусть хотя бы он будет счастлив. Я и так принесла слишком много страданий ему», - про себя думала Тано, каждый раз, когда взгляд тогруты невольно касался измучанного её же наркоманией любимого.

И вроде бы ситуация постепенно начинала разрешаться сама собой, если бы однажды всё внезапно не изменил «звонок» из ордена джедаев. Энакина посылали на очередную миссию, от которой он просто не мог отвертеться. Задание было очень важным для Республики и достаточно сложным, но что самое худшее – для выполнения этой миссии Скайуокер непременно должен был покинуть Корусант. А он не мог. Или всё-таки мог?

У генерала не было слишком много времени на сборы перед отправлением, и джедаю предстояло как можно скорее решить, что предпринять по отношению к бывшей ученице, ведь он видел, что та ещё не готова была остаться совершенно одна, без чьей-либо помощи и поддержки. Находясь в абсолютно безвыходной ситуации Энакин уже было придумывал безумные планы, чтобы проигнорировать задание или взять Тано с ним, только бы не бросать её в полном одиночестве, как помощь пришла сама собой. После многочисленных событий, произошедших между ними с мужем ранее, Падме, казалось, стала более понятлива и лояльна по отношению к ситуации, которая складывалась между бывшими мастером и падаваном, и как-то недвусмысленно, искренне дала понять, что она готова оказать Скайуокеру и Тано любую помощь и поддержку. Чем столь удачно воспользовался генерал.

И вот он уже, аккуратно вводя Асоку за хрупкие оранжевые плечи в собственную квартиру в первый раз, серьёзно просил Амидалу о том, чтобы она присмотрела за Тано. Поначалу идея супруга немного смутила сенатора, когда Энакин сообщил ей о своём решении по коммуникатору. Она всё ещё чувствовала лёгкое волнение из-за того, что происходило с тогрутой и её мужем в последнее время, некоторые совсем крохотные, совсем невзрачные, но достаточно колючие песчинки ревности. Однако, когда Падме увидела бывшую подругу живьём, вернее то, что теперь с ней стало, чувство безумного ошеломления, тесно переплетающиеся с ужасом и безграничной жалостью, напрочь перекрыли все другие эмоции, мысли и подозрения. Лишь только взглянув на слабую, бледную, казавшуюся почти больной Асоку, Падме отчётливо поняла, как глупа и бессмысленна всё это время была её ревность. Тано действительно пребывала даже в ещё более плохом состоянии, нежели описывал Амидале расстроенный супруг, и тогруте действительно требовалась помощь, значительная помощь. Теперь сенатор была полностью уверенна в том, что Скайуокер ни на миг ей не врал, что в отсутствие дома занимается лишь спасением бывшей ученицы. Весь её вид, вся её внешность, буквально кричали об этом.

Впервые увидевшись спустя столько времени, однако пережившие, пусть и заочно, достаточно много относительно друг друга, подруги обнялись тепло, радостно, тем не менее, чуть отстранённо. Пробежал между ними какой-то холодок, лёгкий раскол недопонимания и неприязни из-за всего случившегося, но тем, кто не знал истинного положения дел в этом странном любовном треугольнике, могло показаться, что всё, как обычно, между Падме и Асокой было нормально. Так хотелось думать и генералу, который, как только мог, старался закрывать глаза на ситуацию, но так ему лишь хотелось. Одна, всего одна маленькая, совсем незначительная деталь – любовь, меняла абсолютно всё в привычных отношениях их троих.

С радостью наблюдая за тем, как бывшие лучшие подруги проявляли свои женские милости и нежности друг к другу, Энакин невольно взглянул в сторону появившихся в гостиной C-3PO и R2-D2, которые, к слову, тоже очень восторженно встретили Тано. Не осталось безучастной и безэмоциональной и она. Когда же весь этот показательный обмен любезностями и радостными возгласами, заставляющий Скайуокера уже сильно опаздывать на миссию был закончен, генерал быстро попросил золотого дроида:

- 3PO, пожалуйста, покажи Асоке её комнату.

Нужно было окончательно убедиться, что бывшая, а теперь лечащаяся наркоманка хорошо устроилась, дабы ничего такого вдруг не произошло.

- Как скажете, мастер Эни, - механическим голосом с какой-то глупой интонацией, как всегда, отозвался робот, - Идёмте, госпожа Асока, нам сюда, - прерывистым движением махнув рукой в сторону коридора, ведущего в жилые комнаты, пригласил он и под молчаливый кивок тогруты проводил ту в указанном направлении.

К тому же, помимо предыдущего желания, джедаю очень хотелось остаться с женой наедине, чтобы сказать ещё парочку важных слов об Асоке вне её присутствия и, конечно же, проститься с супругой как следует, ведь они так давно не были вместе по-настоящему, так давно не проявляли друг к другу даже самых простых и лёгких, типичных нежностей, а сейчас это было как никогда необходимо им обоим, чтобы скрепить, казалось, постепенно распадающийся на частицы, некогда прочный брак.

Прошло всего немного времени с того момента, как Асока покинула гостиную, хотя ей самой думалось, что целая вечность. Девушка уже успела и осмотреть собственную комнату, и устроиться, и даже порядком подустать от скучных и нудных речей 3PO. Тем более, осознавая, что она впервые после последнего срыва так на долго останется без бывшего учителя, Тано уже начинала скучать по Энакину, скучать и бояться, что не справиться с сильной зависимостью без него. В один момент в голову Асоки пришла вполне естественная мысль о том, что нужно было хотя бы попрощаться со Скайуокером, раз расставание, долгое, трудное и мучительное было всё равно неизбежно.

Быстро сорвавшись с места, Тано со всех ног ринулась в гостиную, дрожа от волнения, словно лист на ветру, и подсознательно ощущая сильный страх перед разлукой с тем единственным в галактике, кто мог сдерживать её пагубное пристрастие и приостановить её стремительное падение вниз. Тогрута будто чувствовала, что если не обнимет генерала, если не скажет ему каких-то последних, прощальных слов, если даже просто не взглянет на него ещё раз, то случиться что-то ужасное, что-то непоправимое. И она летела, летела на крыльях слепой и глупой любви вплоть до самого конца коридора, где находилась оставленная ей открытой дверь. Девушке так не терпелось на прощанье взглянуть на любимого, словно видит его в последний раз, запечатлеть в памяти его образ на все те дни, что ей мучительно предстояло провести без него, и она запечатлела… Вот только совсем не то, что Асоке действительно хотелось увидеть.

Та картина, что внезапно предстала перед глазами Тано, заставила тогруту невольно остановиться, замереть, как вкопанную, в дверном проёме гостиной и, молча, с болью в сердце наблюдать, как её возлюбленный, её избранник с улыбкой что-то нежно шепчет на ухо жене, затем его руки плавно и умело обвивают её стройную талию, и Энакин страстно, с любовью целует супругу, нет, соперницу, её соперницу, на прощание.

От этого ужасного зрелища сердце Асоки, будто хрупкая хрустальная фигурка, упавшая на твёрдую поверхность пола, «разлетелось в дребезги», «разбилось» с болезненным, оглушительным звоном отголосков боли отдаваясь в её голове. Тано стояла неподвижно в завороженном шоке, ещё какое-то время наблюдая за нежностями мужа и жены, пока из её глаз невольно не хлынули слёзы, слёзы боли, отчаяния, слёзы всех тех страданий, что она испытывала весь прошлый год и ещё отчётливее почувствовала в данный момент.

Уже в который раз страдальчески осознавая, что Энакин никогда не будет с ней, что Энакин любил, любит и будет всю жизнь любить лишь собственную жену, тогрута обессиленно нырнула за дверной косяк и прислонилась спиной к стене, от мощного «болевого шока» почти ничего не чувствуя. И если раньше она могла, имела право беситься, злиться, ревновать, то теперь, теперь она не могла сделать ничего, чтобы предотвратить всё это, просто не смела. Тогда, когда она вернулась домой после последнего загула, девушка поклялась, поклялась Скайуокеру, что ради него, ради того, чтобы никогда в жизни не причинить ему больше боли, она завяжет, бросит наркотики навсегда, и теперь Тано не могла так просто сорваться. Да, генерал не любил её, у него была другая, его жена, но для Асоки теперь навсегда оградить его от страданий от её же рук было важнее всего на свете. Уже один раз совершив смертельную, непростительнейшую ошибку по отношению к её избраннику, тогрута просто не смогла бы пережить, если бы такое повторилось вновь. Пусть она будет страдать, пусть ей будет невероятно больно, пусть с ней случиться что угодно, но Асока больше не собиралась принимать наркотики, не собиралась сопротивляться воле судьбы и бороться за любовь, которую Тано не получит никогда. Если это действительно был выбор Энакина, если этого действительно хотела Сила, то она была готова отпустить Скайуокера навсегда, лишь бы только он был счастлив. Так решила для себя Асока, медленно и беспомощно сползая спиной по стене в немых, невыносимо болезненных для её души и всего её естества рыданиях от принятия суровой действительности.

========== Глава 7. Раскаяние и соперница, Часть 2 ==========

Миновало, вроде бы, несколько часов, за которые Асока успела вдоволь наплакаться. Тогрута долго ревела в отведённой ей комнате, запершись в полном одиночестве, пока слёз у неё совсем не осталось. Как ни странно, Падме ни разу не приходила к лучшей подруге и вообще никак не беспокоила её, пожалуй, слишком увлечённо занимаясь работой где-то в своём кабинете. Потому, когда очередная истерика Тано, наконец-то, прошла, то девушка, волей-не волей, как-то сама решила выглянуть наружу.

Быстро приведя себя в порядок в ванной комнате, смыв с лица последствия былых безутешных рыданий, Асока тихо вышла в коридор, размышляя, что ей стоило делать дальше. Сейчас девушке было так скучно и одиноко, что неприятное чувство ломки резче всего давало о себе знать. Тано уже почти научилась справляться с премерзкими симптомами этого явления тогда, когда была чем-то занята, когда рядом был хоть кто-то, на кого она могла положиться, но наедине только с самой собой терпеть всё это было просто невыносимо. С ужасом ощущая, что она вот-вот готова была сорваться, Асока быстро пошла по коридору в паническом поиске хоть какого-то, абсолютно любого занятия, лишь бы не думать о наркотике, не хотеть, не желать его.

Первая мысль, что пришла в голову Тано – отыскать Падме и поговорить с ней. Конечно, Амидала это не всегда заботливый и терпимый ко всем выходкам наркоманки Энакин, да и после всего пережитого тогруте было как-то неуютно находиться в её компании, даже более чем неуютно, но выбора у неё не оставалось абсолютно никакого.

Спешно дойдя до комнаты, которая принадлежала Амидале, Асока громко постучала в дверь, но никто ей так и не открыл, потому, ведомая страхом перед очередным срывом Тано, взяла на себя смелось заглянуть внутрь сама. И лишь оказавшись в просторной, широкой и шикарно обставленной спальне сенатора, тогрута поняла, что сейчас она вошла в комнату не только лучшей подруги, или, по крайней мере, бывшей лучшей подруги, она в один момент, как-то внезапно, оказалась в спальне Энакина, где его ученица никогда раньше не была. А ведь хотела бы оказаться, наверное, в своих мечтах. С довольным видом Асока смутилась от этой мысли и, решив воспользоваться отсутствием хозяев, стала быстро осматриваться вокруг.

Комната, в которой «проводили свои ночи» Энакин и Падме больше походила на царские покои после грязной, захудалой квартирки Тано. Да что там царские покои, она напоминала целый дворец, в который могло бы запросто поместиться всё теперешнее почти бомжацкое жилище тогруты, и это впечатляло, действительно впечатляло. Хотя, помня насколько простым не прихотливым был её учитель в жизни, Асока отчётливо осознавала, что весь интерьер помещения был обставлен по вкусу Падме, слишком утончённым и изысканным он ей казался на первый взгляд, слишком роскошный для простого мальчика-раба с Татуина, но не для бывшей королевы Набу.

Наслаждаясь разглядыванием идеально чистой, как будто только что законченной, «музейной» комнаты, Асока пошла вглубь помещения, стараясь уловить и запомнить каждую деталь, каждую мелочь. Ей безумно хотелось проникнуть в тайны этого пространства, осознать и понять, как и чем жили обитающие здесь люди. Ведь один из них был для Тано даже чересчур не безразличен, чуть ли не до фанатизма, почти вызывая в ней манию повышенного внимания к принадлежавшим ему вещам.

Любопытные, чуть подрагивающие зрачки мягко скользили по спальне и предметам, что находились внутри, вплоть до тех пор, пока взгляд тогруты вдруг не остановился на весьма интересной вещи. Замерев, словно вкопанная, подле одного из изящных стеклянных столиков, Асока внимательно всмотрелась в семейную фотографию в рамочке, на которой мило красовались её возлюбленный и его жена, в обнимку. Поначалу Тано хотела было с досадой отвести взгляд от этого идиллического портрета тайных супругов, но потом любопытство взяло верх над обидой, и девушка подошла чуть поближе.

Аккуратно подняв с гладкой, прозрачной поверхности фото, тогрута попыталась вглядеться вглубь, будто проникая в душу изображённых там людей, чтобы понять, насколько сильна была их любовь на самом деле, какие действительно между парой были отношения и насколько лживым являлся этот портрет – единственное реальное доказательство во всей квартире о том, что Энакин и Падме были женаты. Юная наркоманка долго рассматривала фото, ища хоть одну, малейшую деталь того, что между супругами было не всё гладко, но нет, пара даже там выглядела абсолютно идеально, от чего обиженно поджав губы, Асока резко поставила снимок обратно, лишь только потом вспомнив одну старую, почти забытую примету о том, что делать семейные портреты вроде этого было к несчастью и разладу между теми, кто присутствовал на изображении.

Когда изящная, но достаточно твёрдая, рамка вновь коснулась поверхности стеклянного стола, что-то громко звякнуло, чуть подпрыгнув на нём от этого действия, и только теперь Тано наконец-то заметила нечто поистине важное и значимое для неё. Прямо рядом с семейным фото Скайуокера и Амидалы мирно покоились всё это время её джедайские мечи. Что-что, а найти их здесь и сейчас было для тогруты абсолютно неожиданным, но, тем не менее, невероятно приятным сюрпризом.

С радостной трепетностью подняв собственное оружие, с которым она столь долго была разлучена, с прозрачной поверхности, Асока завороженно окинула взглядом вычищенные до блеска серебристые рукоятки, что так привыкли держать её кисти. Возможно, Тано ещё долго любовалась бы своими «утраченными» мечами, загадочно мерцающими в свете солнечных лучей, пробивавшихся сквозь большие панорамные окна комнаты, если бы, вдруг, тогрута не услышала чии-то приближающиеся шаги.

Понимая, что через несколько минут некто неведомый войдёт в комнату, девушка засуетилась, быстро пряча находку под свою не слишком пышную одежду. И лишь только Тано успела покончить с этим, как в помещение медленно «вплыла» уставшая Падме. Женщина тяжело вздохнула, собираясь подойти то ли к кровати, то ли к шкафу, однако её планы так и остались нераскрытыми для них обеих, так как сенатор вдруг заметила юную наркоманку и резко остановилась, в недоумении глядя на неё. Конечно, Энакин предупреждал жену о том, что тогрута могла вновь сорваться и начать рыться по чужим вещам, чтобы стащить из дома что-то ценное, но сенатор попросту не приняла это в серьёз. Потому её реакция была вполне закономерной.

Ещё несколько мгновений Падме молчала, изумлённо уставившись на Асоку, так и порываясь задать абсолютно логичный вопрос – «Что ты здесь делаешь?», однако, обладая достаточным интеллектом, всё же удержалась от этого. Вежливо и тактично улыбнувшись бывшей подруге, которая явно была растеряна от того, что её буквально «застукали на месте преступления»,Амидала произнесла совсем другие слова, нежели ей хотелось:

- Ты искала меня?

Вопрос женщины в один момент заставил Тано расслабиться, поняв, что сенатор ни в чём её не подозревала и абсолютно ничего не успела заметить, и лишь безмолвно утвердительно кивнуть головой.

Видимо, ответ тогруты показался Падме достаточно правдоподобным, так как та не стала опровергать «слово» Асоки, только чуть шире и лучезарней улыбнувшись, с милым, будто у матери, выражением лица добавила:

- Скоро подадут обед. Иди в столовую, я только переоденусь и через пару минут тоже присоединюсь к тебе.

Новое обращение к себе Тано так же безмолвно приняла, ещё раз неуверенно, утвердительно кивнув головой, и тут же поспешила удалиться из спальни, мысленно моля Силу о том, чтобы плохо спрятанные мечи, вдруг, невольно не выскользнули из-под одежды, и одновременно отмечая, что она абсолютно не понимала странной привычки Амидалы, принаряжаться чуть ли не по пять раз в день по поводу и без. Эта особенность бывшей подруги теперь стала казаться наркоманке слишком гламурной и глупой, Тано и сама не заметила, как принимаемые ей в прошлом абсолютно нормально вещи, связанные с Падме, вдруг, как-то сами собой начинали всё больше злить и раздражать.

Прошло не так много времени, и вот уже Асока восседала за длинным красивым столом, на невероятно мягком и удобном стуле, который чем-то напоминал ей величественный трон, и вкушала лучшую пищу в галактике. То ли по просьбе Энакина, то ли по некой тактичной внимательности самой Падме на обед было подано много традиционных блюд Шили, в том числе и те, что так обожала Тано. Стол просто ломился от разнообразия самых изысканных салатов, мясных закусок и горячего тоже с мясом, тогруты ведь были хищники в конце концов, а также от изобилия шикарных десертов, выбрать что-то из которых было просто непосильной задачей для изголодавшейся по нормальной пище наркоманки. Но что самое важное, ко всему этому разнообразию блюд, слуги сенатора подали не менее разномастное разнообразие напитков, в том числе и спиртных.

Ещё издалека завидев бутылку с каким-то редким вином необычного цвета, Асока аж задержала дыхание, чувствуя, как внутри у неё всё затряслось, просто затрепетало от желания приложиться к ней. Кажется, Падме этого вовсе не заметила, а, может, и наоборот прочитала мысли своей гостьи, потому, что и её выбор, как на зло, пал именно на тот сорт напитка. И легко подав знак рукой, Амидала приказала разлить спиртное по изящным бокалам для неё и Тано.

Сенатор была в лёгком и весёлом настроении, потому манерно пыталась вести с тогрутой некую утончённую светскую беседу, как это делала всегда раньше, но наркоманка, кажется, её и вовсе не слышала, отвечая каким-то короткими сбивчатыми фразами на автомате и вообще воспринимая речи Падме о сенате, как некий невероятно назойливый и раздражающий шум.

Лишь только бутылка очень редкого и дорогого вина попала в поле зрение Асоки, как всё внимание бывшего падавана Скайуокера тут же сконцентрировалось на ней. Казалось, слух и обоняние Тано усилились в тысячу раз, как это бывало с тогрутами на родине во время охоты. В голове Асоки буквально оглушительным плеском отдавалось каждое движение заветной жидкости внутри красивой бутылки, ёмкость ещё даже не была откупорена, а Тано уже ощущала манящий запах спиртного, буквально чувствовала его вкус на языке, предвкушая заветное блаженство. Усиливало все эти эффекты и почти не покидающее тогруту с самого момента отъезда Энакина на миссию чувство невероятной ломки.

Какой-то внутренний голос в голове Асоки говорил, нет, просто кричал ей, что это было не правильно, что ей нельзя было пить, но Тано смело успокаивала себя тем, что это ведь был не наркотик, она обещала не принимать, а пить… Пьют ведь все. Все и понемногу. И ничего страшного не будет, если она выпьет один, нет два, нет, три бокальчика этого изысканного вина. В конце концов, не чистый спирт же ей в захолустной кантине бармены-голодранцы наливали. Да и вообще, если Асока хотела держаться, хотела быть как все и жить как все, когда-то нужно было учиться начинать пить дозировано. Тано жёстко определила у себя в мозгу свою норму, после которой она остановиться, и полностью была уверенна в собственных силах сейчас, завороженно наблюдая, как лазурная жидкость блестящими, манящими капельками полилась в утончённый бокал. В данный момент, для юной наркоманки не существовало ничего прекраснее в мире, чем мягкий звук соприкосновения спиртного с невероятно дорогим хрусталём.

Асока едва дождалась, пока Падме скажет какую-то длинную и занудную речь тоста. Сейчас тогруте казалось, что она готова была убить того, кто придумал эту невероятную дурацкую привычку толкать заунывные речи прежде чем выпить, а, может, и саму Амидалу за её скучность и манерную правильность, но Тано держалась. Считая терпение перед тем, как поглотить вкуснейшую лазурную жидкость, неким родом тренировки силы воли. Она ведь должна была научиться контролировать себя. И она училась.

Прошла, словно, целая вечность, и Падме, наконец-то, заткнулась со своими монотонными речами о сенате и рисованной дружелюбностью. Хотя, Асока этого уже не видела, не слышала и не замечала, прохладное изысканное вино мягко коснулось её губ, а дальше было лишь наслаждение, наслаждение сродни утолению жажды глотком чистой воды среди обжигающей пустыни Татуина. Лазурное спиртное показалось даже более вкусным для Тано, чем та могла себе представить, и внутри девушки внезапно разгорелся жадный хищнический инстинкт.

Тогрута пила-пила и никак не могла напиться, сначала она себя вела более-менее сдержанно, пытаясь поддакивать какой-то очередной ерунде Падме о политике и экономике, о делах сената и даже нарядах, пока слуги уж слишком медленно подливали невероятнейший напиток в блестящие бокалы. Затем, как бы между делом, Асока стала сама настойчиво просить официантов добавить ей лазурного алкоголя, а под конец наркоманка и вовсе обнаглела, едва не вырвав у одного слуги-родианца бутылку, и стала заполнять собственный бокал сама, громко и не слишком вежливо в слух высказывая какие-то, казавшиеся бывшему падавану умными речи.

Асока уже не помнила, какой бокал вина из нескольких откупоренных по её просьбе таких же бутылок она пила, а Падме, то ли была так наивна, что откровенно не замечала хамского пьянства своей гостьи, то ли тактично делала вид что ничего не происходит, выжидая, когда же всё это закончится. Не заканчивался и лимит доз выпивки для Тано, который она с каждым разом всё больше растягивала и растягивала безмолвной фразой - «Ну, ещё один бокальчик. Всё, это точно последний. Обещаю!», - а деловая светская беседа между бывшими подругами постепенно опускалась от изысканных разговоров о политике, через пустой трёп о моде, до неприличного обсуждения личной жизни сенатора и её супруга.

И вот уже, не стесняясь абсолютно ничего, наркоманка стала задавать столь не скромные вопросы о своём бывшем учителе, что Падме не всегда даже знала, что ответить на них, хотя она и старалась вывернуть свои слова как-то мягко, красиво, романтично, говоря так тихо, чтобы официанты не могли её услышать. И если спрашивать всякую ерунду искренне забавляло Асоку, то вот улавливать монтралами ответы о милой и нежной любви её мужчины к сопернице – дико бесило Тано и её передёргивало, причём буквально, причём не только от истинного гнева и отвращения, но и почему-то от не отпускавшей даже в алкогольном опьянении ломки.

- Ну, и давно вы женаты с моим мастером? А сколько раз у вас в неделю бывает, секс, если бывает вообще? – залпом осушив очередной бокал, грубо схватив его рукой так, будто это был обычный стакан некого дешёвого пойла, тогрута жадно закусила куском какого-то мяса, а затем громко и демонстративно рыгнула.

Грубо швырнув вилку на стол и как-то глупо заржав от того, что после звонкого удара, благо, не разбившего дорогую фарфоровую тарелку, остатки еды подпрыгнули, и часть из них очутилась на расшитой золотистыми нитками скатерти, Тано пристально уставилась, на раскрасневшуюся от такой откровенности аки помидор Падме, и ещё сильнее растянула пухлые губы в улыбке.

- Гы-гы, секс… - повторила ещё раз пьяная в стельку Асока, искусно делая вид, что слушает какой-то сконфуженный ответ Амидалы, при этом, словно некультурный ребёнок, играя с рассыпавшейся едой пальцами.

Совсем загнанная в угол и смущённая сенатор даже не сразу нашлась, что сказать на такое заявление, впрочем, говорить что-то об этом и не хотелось. Да, у них с Энакином был секс, как и у любой молодой супружеской пары, достаточно, чтобы удовлетворять их обоих тогда, когда мужу и жене удавалось побыть наедине, но обсуждать это с Асокой, ещё совсем юной девочкой-подростком, к тому же ещё и ученицей Скайуокера, к тому же при официантах, которые едва-едва тактично сдерживали смешки из-за хамства Тано… Нет, к такому Амидала явно была не готова.

- Тише, Асока… Нас могут услышать… - всё ещё алея, ярче чем багряный рассвет, шёпотом попыталась усмирить бывшую подругу сенатор, воровато оглядываясь по сторонам на гуманоидов-обслугу, - Давай, не будем касаться столь щекотливых тем… - почти умоляя попросила она.

Но, на совсем разбушевавшуюся наркоманку это не произвело никакого эффекта, только лишь наоборот ещё больше раззадорило её. Раскосо двигающимися от опьянения руками соорудив на столе из приборов катапульту и совсем по-детски запустив при помощи неё в родианца куском какого-то овоща, Тано лишь громче расхохоталась. А затем, грубо и больно хлопнув Падме рукой нежному плечу, по-свойски выкрикнула:

- Да ладно тебе… Я знаю, что вы трахаетесь! Все вокруг это знают! Ведь правда, друг? – на этом вопросе ополоумевшая Асока резко ухватила за рукав всё того же официанта-родианца, который хотел было убрать несколько опустевших блюд со стола, от чего ему, мягко, но настойчиво пришлось отцеплять кисти девушки от себя и смущённо удаляться прочь, прихватив с собой лишь одну тарелку из-под еды.

Но и это ничуть не утихомирило ошалевшую Тано.

- И в каких позах Скайрокер тебя фигачит? Наверняка раком ставит, да? – нервно пытаясь вытрясти из изящного хрустального бокала остатки вина себе в рот, тут же задала ещё более пошлый и дерзкий вопрос тогрута.

Девушка резко дёрнула бокалом над своими губами и, с досадой осознав, что спиртного внутри больше не осталось, когда она чуть прищурившись, взглянула на пустое, прозрачное дно, как-то даже встрепенулась от в один момент оживившей её мысли, а затем абсолютно бесцеремонно выпалила прямо в лицо Амидале:

- О… А ты у него сосала?

Наркоманка грубо поставила бесполезную хрустальную ёмкость на стол, абсолютно не замечая ни того, что от подобной наглости, дерзости и хамства сенатор едва не потеряла сознание от стыда и смущения, вся окрасившись чуть ли не в такой же тон, какого цвета была кожа у Асоки, ни того, что только-только вошедший в столовую с очередным подносом С-3РО тут же в шоке выронил его, в ужасе произнеся:

- О Сила, лучше бы мои слуховые локаторы этого не улавливали.

Эта наглая выходка стала последней каплей, переполнившей чашу терпения слишком спокойной Падме. Ещё какое-то время Амидала сидела в безумном шоке, застыв на месте, словно статуя, пытаясь медленно обработать информацию о том, что сие заявление от тогруты слышали не только она и золотой дроид, но и обслуживающий персонал. Но потом психика сенатора просто не выдержала. Какой бы стойкой, манерной и непоколебимой Падме ни была во всех других, даже в опасных для жизни, ситуациях, вот сейчас оставаться спокойной было просто выше её сил. И женщина сорвалась:

- Асока! Сейчас же прекрати! – строго и до безумия смущённо выкрикнула Амидала, с силой ляпнув кулаками обеих рук по столу, так что там подпрыгнула остальная часть ещё не развёрнутой посуды.

Сенатор старалась сдерживать своё негодование, так как была предупреждена Скайуокером о возможных скандалах и неадекватном поведении Тано, тем не менее, тяжёлое, нервное дыхания из-за пережитого только что публичного унижения выдавало Падме. Но та всеми силами пыталась оставаться в, более или менее, уравновешенном состоянии, отчаянно стараясь проявлять снисхождение к «болезни» бывшей лучшей подруги.

- Асока! Сейчас же прекрати! – явно обозлённая тем, что так и не получила какого-то ответа на свой пикантный вопрос, дурачливо, но в то же время, раздражённо передразнила её тогрута.

Перед глазами Тано в один момент на месте несчастной ошарашенной Падме возникла галлюцинация образа «тёмной императрицы» из её сна.

- Да, прекрати. Ты всё равно не получишь его, малолетняя извращённая наркоманка, - надменным, издевательским голосом произнесла женщина, облачённая во всё чёрное, и её громкий переливистый смех эхом отдался в голове тогруты.

- Ненавижу! – шипя выкрикнула Асока и резким движением руки столкнула на несчастную Амидалу фарфоровую тарелку, на которой лежало недоеденное сенатором горячее.

Падме взволнованно вздрогнула, абсолютно не понимая почему и зачем, казалось бы, только что спокойная подруга так поступила, от чего даже часть смущения и негодования по поводу слишком откровенного вопроса у Амидалы тут же испарилась.

- Асока, что ты такое делаешь? – в недоумении вопросила сенатор, глядя на полу обезумевшую тогруту, расширившимися от удивления глазами.

Но ту так понесло, что Тано уже и сама не помнила, что говорила. «Общаясь» то ли с настоящей Падме, то ли всё с тем же холодным, надменным и пугающим галлюциногенным образом «императрицы», тогрута ляпала всё, что хотела сказать, всё что накипело у неё внутри:

- Что, боишься замораться, … принцесса? – нагло и язвительно спросила у сенатора, Асока, - Ибо грязной ты Скайуокеру не будешь нравиться? – всё так же дерзко добавила она, активно жестикулируя руками, - А знаешь что? – вдруг подложив обе свои кисти себе под подбородок, мечтательно произнесла тогрута, растянув пухлые карамельные губы в улыбке победительницы, - А я ему нравлюсь любая. Со мной ему больше понравилось целоваться!

Как бы в подтверждение своим смелым словам, Асока уверенно ударила себя руками в грудь, преподнося эту новость Амидале так, будто была права на все сто процентов, и её высказывание было неопровержимо даже самим Энакином.

Звонкий голос Тано эхом отдался по комнате, а сенатора резко передёрнуло, как будто сильная волна тока только что прошла через всё её тело. Она чувствовала, она подозревала нечто такое, её сердце разрывалось, ревновало и негодовало по поводу возможных отношений Скайуокера с его бывшей ученицей. Но если раньше всё это были лишь домыслы, то теперь, теперь завеса правды открылась перед ней полностью – таким было первое впечатление Падме от услышанного, первый болевой шок.

Ещё несколько минут сенатор не могла прийти в себя от подобной новости и, лишь когда Асока вновь громко зашумела какой-то посудой, раздражённо из-за ломки выискивая на столе в бокалах хоть каплю спиртного, до Амидалы наконец-то дошло… Вернее, она хотела, что бы то, что дошло было правдой – Тано просто слишком напилась и несла полнейший бред. Тем не менее, несмотря на то, что Падме сейчас предпринимала очередную, последнюю и самую отчаянную попытку верить мужу и его любви, а не жестоким, красноречивым фактам, слова тогруты её сильно задели и оскорбили, все сказанные бывшей подругой слова.

- С меня хватит! – резко подскочив с места и стряхнув со своего шикарного, но теперь уже безвозвратно испорченного «королевского» платья остатки еды, твёрдо заявила Амидала, - Я ухожу!

Женщина сделала всего лишь шаг в сторону от стола, а потом, потом началось невообразимое…

- Да утри свои слёзки и иди опять накачайся, жалкая подстилка для чужих мужей! Ты как была никем, так и останешься никем и никогда не сможешь завязать – ничтожная наркоманка! – «тёмный» образ из ночного кошмара Асоки вновь вмешался в ход событий, и не просто вмешался, он указал Тано на правду, которую она не могла принять, вынести, стерпеть.

Очередное громкое и до боли ненавистное ей слово «наркоманка», очередное порицание и недоверие к её силе воли, очередное издевательство над её чувствами, пусть даже и воображаемого «призрака» соперницы, довели тогруту до исступления. И она совсем слетела с катушек.

Асока уже не разбирала, где были галлюцинации, а где реальность, не видела и не слышала ничего вокруг, её сердце, её душу, её мозг заполнили отчаяние, ненависть и слепая ярость. И Тано просто взбесилась.

- Куда это ты собралась?! – оглушительно рявкнула она, - Я ещё не всё сказала! – резко хватая Падме за широкий рукав роскошного платья, тогрута с силой дёрнула её обратно, - Сейчас ты у меня за всё получишь!

Потребовалось всего пару мгновений, и обезумевшая от собственной злобы хищница, прыгнула на сенатора, словно на свою добычу во время охоты на Шили. Изъедаемая болью, гневом, яростью, Асока со всей силы молотила кулаками туда, куда только попадала, так и жаждя вцепиться в красивое личико соперницы своими острыми ногтями. Тано шипела, угрожающе демонстрируя её белоснежные клыки, и трепыхалась, избивая бывшую лучшую подругу, при этом грубо и бесцеремонно потроша необычную причёску Падме и раздирая в клочья дорогущее новомодное платье.

Видимо, у жены Скайуокера сработал инстинкт самосохранения, активно подпитываемый гневом из-за столь длительно накапливаемой и скрываемой ревности, потому как та тоже в долгу не осталась. Весьма успешно отбиваясь от ударов, наносимых ей Асокой, Амидала, пожалуй, впервые в жизни сражалась как разъярённая самка какого-то галактического хищного монстра, тоже стараясь, в пылу злобы причинить Асоке как можно больше боли: била кулаками, царапала ногтями, драла одежду и рвала за лекку, - пока несчастный 3РО лишь в панике наворачивал круги, около катающихся по полу соперниц и испугано, насколько это вообще было возможно для дроида, бормотал нелепости, вроде - «Спасите… Помогите… Что же делать?».

Эффектная «кровавая» драка продолжалась бы ещё довольно долго, пока одна из «разъярённых самок, не поделивших самца» не победила бы вторую, вероятнее всего, просто изуродовав и придушив на месте, если бы в потасовку хозяек не вмешались слуги. Двое наиболее смелых официантов, обслуживающих обед в квартире сенатора - тви`лек и тот же родианец, которого шкумтила за рукав тогрута, с огромным трудом разняли вцепившихся друг в друга мёртвой хваткой Асоку и Падме, чем, кстати, соперницы были очень недовольны.

Всё ещё находясь во власти бушующих, негативных эмоций, женщина и девушка, вопреки своему воспитанию и здравому смыслу, громко кричали разнообразные оскорбления, с гневом порывались друг к другу, просто извиваясь в руках работников. Ровно за секунду до того, как их окончательно растащили в разные стороны, Падме в ярости успела оторвать кусок бордовой юбки Асоки, на что та в ответ, с силой вцепилась ей в волосы, больно выдёргивая оттуда дорогущую, золотую заколку в виде шпильки с украшенным узорами и камнями наконечником.

И если Амидала тут же успокоилась, когда до неё вдруг дошло как сильно она опозорилась, устроив такое на глазах чужих людей, когда оказалась где-то в стороне от гущи событий. То пьяная, сумасшедшая, неудержимо-дикая Тано взбесилась ещё сильнее. Абсолютно разгневанная тем, что ей не дали как следует начистить милое личико соперницы, тогрута громко взвизгнула, выматеревшись какими-то совсем уж низменными словами, и проорав родианцу:

- Да отпусти ты меня … , что б тебя … ! – с такой силой наступила тому на ногу, что кричать и корчиться от боли далее пришлось уже ему.

Совсем не ожидав такой прыти от, казалось бы, мелкой, миловидной девчонки, мужчина как-то невольно выпустил ту из крепкого захвата и, чуть согнувшись, попытался справиться с неприятным ощущением в правой конечности.

Только почувствовав себя абсолютно свободной, Асока в последний раз обезумевшими глазами, с расширившимися зрачками, посмотрела на Падме, затем на золотую заколку в собственной руке и, тяжело дыша, нервно рванулась куда-то прочь, совершенно не контролируя ни собственный эмоции, ни собственные мысли. Сейчас Тано была так опасна, что, возможно, могла даже убить того, кто попытался бы её остановить, тем более Падме или её слуг. Но от такой крайности, тогруту удерживала, абсолютно иная крайность – всё её тело, всё её сознание, всё её естество яро жаждало наркотика. Она клялась, остановиться, она обещала бросить, но зависимость была сильнее её, желание принять властвовало над ней, желание, словно вода, переполняющая совсем неглубокую чашу, накопившиеся за все эти дни мук и страданий. К тому же, Асока была уже на полпути к удовольствию, она была пьяна, раздразнена алкоголем, и уже просто не могла остановиться, оставить всё как есть, это было сродни какому-то сверхчеловеческому природному инстинкту - получить удовольствие до конца, даже если от этого потом можно было умереть, даже если из-за этого нужно было кого-то убить. Тем более, что теперь у Тано были средства для покупки КХ-28.

Никто из присутствующих так и не посмел рвануться за буйной наркоманкой, кто-то был слишком напуган и ошарашен происходящим, а кто-то уже просто не имел возможности её остановить. Асока с лёгкостью скрылась за дверями дома сенатора и растворилась в неизвестном направлении, и только спустя несколько безмолвных минут немого, шокированного молчания, присутствующие начали приходить в себя.

Понимая, что слишком много себе позволил относительно весьма знатной и высокопоставленной особы, тви`лек, неловко и взволнованно, мягко выпустил Падме из своих рук, даже засовывая кисти в карманы, абсолютно не зная, куда после такого их можно было деть. Родианец перестал прыгать на одной ноге, корча от боли глупые разнообразные гримасы на лице, С-3РО, наконец-то, остановился и прекратил поток своей нескончаемой речи на всех языках галактики. А Падме, Падме громко дыша, виновато опустила голову, разжимая чуть ослабшие пальцы и позволяя бордовому куску ткани упасть на пол.

Завороженно смотря, как алая тряпка, кружась, опускается на “землю”, Амидала тяжело вздохнула. Да, она многое сегодня пережила, но нет, она вовсе не винила Асоку во всём произошедшем, во-первых, потому, что теперь понимала, о чём её так настойчиво предупреждал Энакин, во-вторых, как-то мельком, невольно взглянув на несколько пустых бутылок из-под редкого, дорогого вина на столе и под столом, только сейчас осознала свою ошибку. В том, что случилось сегодня за обедом был виноват не Скайуокер, не Тано, и даже не слуги, а она, только она одна. И как сенатор могла так глупо упустить из вида столь значимую деталь? Это же было просто как три кредита – если тогрута страдала от зависимости, от любого рода химической зависимости, ей ни в коем случае нельзя было пить, тем более во время «так называемой ремиссии». Даже капля алкоголя могла спровоцировать очередной срыв. Муж доверил Падме заботу об его страдающей от наркомании ученице, а Амидала не справилась, из-за обыденной привычки манерно выпивать во время разнообразных трапез с высокопоставленными лицами, забыла о самом важном, подвела его, её, их обоих. И сейчас сенатору было невероятно стыдно, уже не говоря о том, как ужасно неловко она чувствовала себя за всё то, что они с Тано устроили после того, как женщина собственноручно споила несовершеннолетнюю тогруту.

В диком ужасе крепко зажмурившись от непростительной ошибки, Падме покачала головой просто не веря, что подобный кошмар мог случиться в её доме. А затем, едва сдерживаясь от того, чтобы не разрыдаться на людях, ещё раз глубоко и тяжело вздохнула, отдавая приказ:

- Если Асока вернётся, впустите её обратно в дом.

Амидала замолчала, плотно сжимая искривившиеся от негодования из-за собственной глупой оплошности губы. И, на странность, трезво осознавая, что она совершенно ничего не могла сделать, дабы как-то предотвратить очередное «падение» Тано в бездну наркомании, стараясь сохранить абсолютно утраченные сегодня авторитет и репутацию, ушла переодеваться в свою комнату, прочь от любопытных и шокированных глаз обслуги, с тяжёлым сердцем размышляя о том, сколь много им придётся заплатить кредитов, чтобы все эти люди и гуманоиды позволили воспоминаниям о сегодняшнем происшествии навсегда сгинуть в недрах их сознания.

========== Глава 7. Раскаяние и соперница, Часть 3 ==========

После скандального побега Асоки Падме приложила немало сил, чтобы вернуть подругу обратно. Нет, конечно, благовоспитанная и утончённая сенатор не рыскала по захудалым барам и клубам нижнего уровня Корусанта сама, но Амидала задействовала всю свою охрану в поисках юной наркоманки. Увы, даже этого было недостаточно. Планета-столица оказалась слишком огромной, чтобы за столь короткий срок найти бойкую девчонку, пусть даже исследуя лишь самые-самые вероятные места её пребывания. Наверное, от того «погоня» за неуловимой тогрутой оказалась тщетной. И, потерпев очередную неудачу, Падме ничего не осталось, как только с тяжёлым сердцем смириться, лишь моля Силу о том, чтобы Тано сама вернулась домой целой и невредимой. Вскоре просьбы Амидалы были услышаны.

Вдоволь нашлявшишь где-то в течение «положенных» трёх дней загула, Асока, абсолютно накачанная и довольная, подлетела к «царским апартаментам» Энакина и Падме на шикарном открытом спидере вместе с весьма и весьма привлекательным, высоким, мускулистым, голубоглазым тогрутом лет двадцати трёх. Вальяжно потянувшись на пассажирском сиденье летающей махины, пока её спутник крайне умело парковался у площадки около входа в огромную квартиру сенатора, Тано ещё раз невольно взглянула на мужчину, что одновременно так сильно напоминал девушке кого-то очень дорого и близкого и, вместе с тем, был совершенно на него не похож. Выждав всего долю секунды, Асока довольно растянула губы в глуповатой «пьяной» улыбке, а затем повела себя крайне смело и развязно. Резко ухватив тогрута обеими своими руками за голову, Тано быстро приблизилась к мужчине и абсолютно непоколебимо, демонстративно поцеловала того в щёку в знак благодарности:

- Спасибо тебе, что подвёз меня, рогатый красавчик, - слегка отстранившись, девушка нежно погладила тогрута по одному из монтрал, при этом весьма соблазнительным взглядом всматриваясь в своего собеседника, - Будь ты человеком, я бы, не задумываясь, вышла за тебя замуж.

Произнеся сие высказывание, то есть, буквально предложив саму себя спутнику, Асока весело расхохоталась, умиляясь собственной шутке, и ловко выпрыгнула из спидера на платформу. Несмотря на весь задор Тано, тогрут так ничего ей и не ответил, лишь молча направив транспорт в противоположную от квартиры сенатора сторону, в конце концов, свою задачу – доставить соблазнительную цыпочку до дому, он выполнил.

Ещё какое-то время юная наркоманка, завороженно и, пожалуй, даже слишком умиротворённо провожала взглядом улетающий спидер, пока тот не скрылся в бесконечном потоке других мельтешащих неподалёку махин, после чего, немного придя в себя, живо направилась вглубь жилища Падме.

До сих пор находясь в достаточно сильном наркотическом опьянении и одновременно под властью нежного, приятного дурмана, Тано, по всей видимости, сочла доселе шикарно обустроенную и идеально прибранную обстановку у главного входа в квартиру абсолютно неуместной, потому как только девушка подошла к некому подобию комнаты недалеко от «парковочной» платформы, она тут же решила всё это исправить.

- Дыщь! – громко выкрикнула абсолютно глупый возглас на подобии боевого клича, что обычно пафосно «произносили» супергерои в тех фильмах, которые тогруте некогда довелось посмотреть, Асока, при этом резко дёрнув рукой и едва удержавшись на ослабших неуклюже перемещающихся из стороны в сторону ногах.

Слишком увлечённая мыслью о том, чтобы внести свой «уклад» в идеальный порядок гостиной Падме, Тано будто и вовсе позабыла, что с определённых пор она достаточно часто испытывала проблемы в управлении Силой. Но на счастье абсолютно накачанной наркоманки в этот раз её приём сработал. Под властью невидимого «воздушного» удара разложенные до того на одном из диванов по размеру и цвету подушечки, градом посыпались в разные стороны, что привело неадекватною тогруту в полнейший восторг, буквально заставив прыгать от радости, словно маленькую девчонку.

- О… Сила вернулась, - заплетающимся языком, с абсолютно глупой улыбкой деловито констатировала факт Асока, пьяным затуманенным взглядом, полу понимающе окинув собственную оранжевую ладонь и, будто не желая терять момента тут же продолжила крушить и ломать всё и вся вокруг.

- Дышь-бдышь! Тыдыдышь! – хаотично размахивая конечностями, громче и громче орала Тано, то и дело посылая мощные невидимые волны в разные стороны.

Достаточно сильные и при этом абсолютно не контролируемые форсъюзерские приёмы, словно ураган сносили всё на своём пути. Мягкие аккуратные подушечки, градом сыпались в разные стороны, со специфическим грохотом падая на отполированный мраморный пол. Дорогие, изящные светильники под давлением толчков Силы, с громким звоном разлетались вдребезги, а кристально-чистая вода в небольшом фонтанчике просто взрывалась от каждой новой атаки ополоумевшей наркоманки, брызгами окропляя всё вокруг. Но Асоку, казалось, это лишь больше забавляло. Всё сильнее и сильнее входя во вкус, девушка активнее работала руками, с каждой секундой находя новые и новые цели.

В какой-то момент накачанный, раскосой взгляд Тано внезапно упал на одну из огромных статуй, украшавших собой гостиную, и тогрута, продвинувшись чуть вглубь «помещения», тут же, абсолютно не задумываясь, перешла в агрессивное наступление:

- Тыдыдышь! – ещё громче прежнего «героически» выкрикнула наркоманка, так будто сейчас находилась посреди поля боя в сражении с мощнейшими дроидами Гривуса, а не в тихой и уютной квартире сенатора, и при этом столь сильно замахнулась ногой в сторону врага, что поскользнувшись на пролитой воде, моментально рухнула на пол.

- А ты сильный противник, чмыридло облезлое, но я тебе сейчас задам! - оказавшись в абсолютно нелепой позе, аля пятая точка к верху, на полном серьёзе помахав указательным пальцем, пригрозила несуществующему врагу наркоманка.

После чего Асока несколько раз тщетно попыталась встать, однако лишь бесполезно скользя всеми своими вялыми конечностями по полу, цепляясь и хватаясь за что попало, продолжала и продолжала барахтаться на месте, вызывая новый и новый шум.

Понимая, что самой ей так и не удастся принять сейчас в вертикальную позицию, девушка несколько раз выругалась знакомыми ей грязными ругательствами:

- … … … ! Слуги, да помогите же вы мне, хатт вас дери!

Отчаянно уцепившись руками за относительно пострадавший в этой «бойне» диван, у Тано с силой таки получилось поднять себя обратно на ноги, однако остановиться кричать она уже не могла.

- Ну, где вы там все?! Эй, королева гунганов, я дома! А ты где подевалась? - яростно пиная разбросанные осколки, подушки, обломки чего-то, разнесённого вдребезги, голосила на всю квартиру перекачанная тогрута.

Естественно, её «громкое» явление не осталось незамеченным, и на невероятные грохот и шум, устроенные буйной наркоманкой в доме сенатора, тут же сбежались все его обитатели, что сейчас пребывали внутри.

Разодетая в один из своих причудливых нарядов, с изящно переплетёнными в необычную причёску длинными, слегка подкрученными волосами, Падме изумлённо выплыла откуда-то со стороны коридора, ведущего в рабочий кабинет, а следом за ней, перепугано мельтеша, выбежало и несколько облачённых в одинаковую форму служанок. Почтил присутствующих своим появлением и донельзя взбудораженный и шокированный С-3РО, что громко переставляя механические конечности и резкими движениями головы с опаской оглядываясь по сторонам, как всегда бормотал на заднем фоне какую-то ерунду:

- Мамочки, кажется, на нас напали… - донёсся до ушей присутствующих надоедливый механический голос, но, похоже, до золотого дроида сейчас никому не было дела.

С облегчением заметив, что предположения 3РО о возможном вторжении в квартиру сенатора каких-то преступников оказались ложными, первой в себя пришла Падме.

- Асока, ты вернулась! – радостно воскликнула Амидала и, протянув руки вперёд, чтобы обнять абсолютно невредимую подругу, сделала было шаг навстречу Тано, однако дерзость и грубость накачанной тогруты тут же остудили её пыл.

- А ты надеялась, что я не вернусь? - издевательским тоном огрызнулась юная наркоманка, - Боишься, что я твоего мужа уведу, уродина?

Слова Асоки, моментально долетевшие до ушей всех присутствующих, вызвали у служанок неконтролируемую волну тихих смешков, в то время, когда донельзя оскорблённая Падме замерла на месте, чувствуя, как стыд, неловкость, обида и ярость, краснотой проступают на её коже. Так Амидалу ещё не оскорбляли никогда, наверное, потому сенатор даже не сразу нашлась, что ответить на подобную наглость.

Но Тано, будто и вовсе не обращая внимания на то, что только что буквально смешала подругу с грязью, как-то внезапно вновь вспомнила о «сильном противнике», которому она ещё совсем недавно собиралась «задать», и опять начала буянить.

- Дыщь! – громко выкрикнула тогрута, одним ловким движением мощной неконтролируемой волны Силы, сошедшей с её кисти, напрочь снеся голову несчастной статуе, что находилась слева от девушки, а затем, резко замахнувшись второй конечностью, послала точно такой же форсъюзерский приём в сторону Падме.

- Бдыщь!

Видя, что до этого произошло с многострадальным украшением интерьера, Амидала не нашла ничего лучше, как только испуганно отскочить назад от достаточно опасной атаки, в дребезги разнёсшей нечто, находившееся на прежнем месте, у сенатора под ногами, и грозно зыркнуть в сторону всё ещё продолжающих глупо посмеиваться служанок.

Очевидно, что гнева Падме несчастные хрупкие девушки боялись куда больше, нежели повреждений от внезапных, неконтролируемых выпадов Асоки, так как, тут же поняв намёк, несмело рванулись в сторону совсем разбуянившейся Тано, дабы усмирить её. Быстро сообразив своими накачанными мозгами, что её «свободу воли» пытаются насильно ограничить, тогрута незамедлительно перешла в наступление. Громко ругаясь, словно самый последний бомжара с нижних уровней Корусанта, юная наркоманка стала вырываться, брыкаться, извиваться, столь ожесточённо нанося удары несчастным служанкам, что те, одна за другой, получая сильные повреждения, разлетались в стороны, будто тряпичные куклы. При этом, Асока ещё и успевала продолжать нагло дерзить, и так заметно ущемлённой сопернице.

- Что сбежал от тебя твой благоверный на другой край галактики, уродина? Наверное, трахает там сейчас какую-нибудь симпатичную тви`лечку… - девушка на секунду остановилась, довольно улыбнувшись собственным мыслям, а затем влепила такой сильный удар одной из подбежавших служанок, что та даже кувырком перелетела через диван, - Нет… Тогруту! Они его больше возбуждают… - вконец обнаглев и охамев, тут же заявила ещё более непристойную пошлость Тано, вырубив двух других помощниц Амидалы.

- О, мои локаторы, лучше б вы опять этого не улавливали… - от подобного головокружительного оскорбления в сторону его хозяев С-3РО хлопнул себя ладонью по золотому лицу и быстро поспешил удалиться из помещения, дабы впредь не слышать того, что не следовало бы знать приличному дроиду.

А только что пришедшая в себя от всего пережитого ей ранее Падме, аж стиснула свои ухоженные пальчики в кулаки, чувствуя, как медленно ломается её аристократическая, манерная выдержка, под давлением сильных оскорбления, возмущения, ярости и гнева.

- А может не такая уж я и уродина, раз Энакин, всё же, мой муж, а не твой, - наконец-то сорвалась сенатор, не в состоянии больше терпеть подобной наглости от потенциальной соперницы, абсолютно не осознавая, чем сея издёвка могла обернуться для неё самой, и резко двинулась в сторону Тано, дабы помочь служанкам.

Заявление Амидалы было столь смелым и неожиданным для тогруты, что ту от нереального шока с головой поглотила абсолютно дикая, неконтролируемая ярость.

- Это мы сейчас исправим! – от возмущения даже прошипев сквозь зубы, оглушительно взвизгнула накачанная наркоманка и, одним мощнейшим приёмом Силы вырубив всех оставшихся дееспособных помощниц сенатора, резко выхватила с пояса свои световые мечи.

Быстро активировав их, абсолютно обезумевшая Асока, с невероятной для её нынешнего состояния ловкостью прыгнула в сторону несчастной соперницы, словно хищник во время охоты, желая разодрать ту на куски, нанести ей как можно больше вреда и увечий.

И первой жертвой со свистом мелькающих в свете оставшихся ламп помещения зелёных лезвий пали длинные пышные волосы Падме. Умело разрубленная острейшим клинком надвое шикарная причёска до смерти перепуганной Амидалы небрежно растрепалась во все стороны, когда часть её красивых каштановых локонов плавно полетела на пол, а довольная бешеная тогрута с диким хохотом продолжила кромсать всё, что находилось сейчас на сопернице, стараясь сделать ту как можно более уродливой, дабы не радовала глаз супруга. Вот только сенатору в данный момент было совсем не до внешнего вида. Трезво осознавая в каком безумном состоянии находилась Асока, Падме уже действительно стала опасаться за собственную жизнь, и единственной её целью вдруг стало хоть как-то уберечь себя от неминуемой гибели.

Впрочем, стоит отметить, что для человека, не обладающего никакими особыми боевыми навыками, не говоря уже про чувствительность к Силе, Амидала держалась вполне достойно в драке против бывшего джедая. То и дело хватая обломки, осколки хатт знает чего, сенатор отчаянно отбивалась от всё новых и новых атак клинков Асоки до тех пор, пока одна из её попыток защититься от непоправимых увечий, не привела к тому, что Падме-таки удалось выбить из рук Тано левый световой меч. Оружие тогруты устремилось куда-то в неизвестном направлении, когда, совсем взбесившаяся от подобной выходки противницы наркоманка, резко встряхнула ушибленной кистью. В небесно-голубых глазах Асоки внезапно вспыхнуло дикое пламя гнева, ярости, сокрушительной ненависти, сейчас она была готова убить соперницу, уничтожить, просто стереть с лица галактики, и тогрута действительно намеревалась это сделать.

Мощнейшим ударом кулака освободившейся руки, Тано с лёгкостью сбила ошеломлённого сенатора с ног, и с неадекватнейшим видом, прыгнула на неё. Со всей силы замахнувшись оставшимся зелёным кликом, тогрута угрожающе занесла его над соперницей и, одолеваемая жаждой убийства, резко дёрнула оружие вниз, оружие, которое несло за собой смерть.

Понимая, что она уже ничего не могла сделать, дабы предотвратить собственноую гибель, Падме лишь крепко зажмурилась, готовясь достойно принять меч в её переполненное ревностью сердце. Казалось, вот-вот, и холодные объятья смерти поглотят Амидалу, расстояние между ней и пугающим изумрудным лезвием с каждой секундой сокращалось. Ещё миг, ещё мгновение, и световой меч Асоки, раз и навсегда, решил бы судьбы двоих противостоящих друг другу женщин, если бы…

Если бы захват Силы избранного не оказался куда мощнее, физических возможностей несовершеннолетней девчонки.

Крепко сжимаемый в оранжевых пальцах меч Тано внезапно завис на месте, как будто вросший в воздух, а не сразу сообразившая, что происходит, и почему её оружие не двигается дальше, тогрута просто вцепилась пальцами обеих кистей в рукоятку, судорожно дёргая клинок, тем самым гневно пытаясь закончить начатое. Но убить Амидалу ей, уже была не судьба.

Всё ещё опасаясь за жизнь собственной безгранично любимой супруги, изумлённый увиденной сценой Энакин, одной рукой, прочно удерживая меч Асоки, дабы та не смогла навредить Падме, второй конечностью послал в бывшую ученицу достаточную волну Силы, чтобы хрупкую наркоманку с лёгкостью отшвырнуло назад. Пролетев несколько метров, до сих пор разъярённая Асока мощно приложилась об стену спиной и из-за столкновения лишилась и оставшегося клинка. Деактивированное оружие, выбитое из рук хозяйки, с громким звоном упало на пол ровно за секунду до того, как туда же рухнула и накачанная тогрута.

Не сразу придя в себя, но достаточно скоро обретя контроль над сознанием, «побитая» хищница мгновенно рванулась в сторону клинка, до сих пор находившегося в поле её зрения, дабы продолжить «битву двух самок ранкора за самца», но Энакин оказался умнее. И уже через секунду, под влиянием Силы, оба меча Асоки красовались в его руках, а сам Скайуокер, ловко нацепив их на пояс, молниеносно побежал к бывшему падавану.

Стоит отметить, что полное разоружение ничуть не усмирило пылкий, крутой нрав Тано, так как та с прежней прытью попробовала опять ринуться в атаку на соперницу, но вовремя была остановлена Энакином. Крепко ухватив полу обезумевшую, вырывающуюся, ругающуюся, кидающуюся с шипением на него и Падме тогруту, Скайуокер силой поволок ту прочь из комнаты, дабы изолировать бывшую ученицу от его едва не погибшей жены, закрыв накачанного падавана в ближайшей комнате, где та тут же принялась всё безжалостно крушить. Вот только сейчас генералу было как-то не до этого.

Спешно вернувшись обратно под оглушительный грохот ломающихся, разбивающихся, взрывающихся предметов в запертом помещении Тано, Энакин тактично помог пострадавшей Амидале подняться с пола гостиной и изумлённо спросил:

- Что здесь вообще произошло?

class="book">Падме не сразу смогла ответить, после испытанного ей совсем недавно шока. Ещё какое-то время, она отстранённым стеклянным взглядом смотрела на мужа, пока чувства и эмоции не начали постепенно проявлять себя, буквально хлынув через край:

- Что произошло? Что произошло?! – сорвавшись на истеричный крик передразнила Энакина Амидала, - Твоя бешенная наркоманка чуть не убила меня! – тут же добавила она, уже абсолютно никак не сдерживаясь и махая руками, словно в бою.

- Посмотри, что она сделала с нашим домом… Посмотри, что она сделала с моими волосами… Посмотри, что она сделала с нашим браком… - с каждым новым предложением, демонстративно указывая на все последствия «атаки» Асоки на квартиру сенатора, Падме всё больше и больше повышала голос, чувствуя, как к её глазам невольно подступают предательские слёзы.

Казалось, Амидала была уже на грани, впрочем, никто и не смог бы винить женщину за такое после всего того, что ей довелось сегодня испытать. Да что там сегодня, за все последние месяцы, недели, дни. Сенатор столько настрадалась из-за этой нездоровой увлечённости мужа судьбой его бывшей ученицы, что даже у неё, Скайуокерского «Ангела» уже не осталось ни понимания, ни терпения, ни сил всё это выдерживать. И Падме сорвалась:

- С меня хватит, Энакин! Я не знаю, что стало с прежней, нормальной Асокой, но я тебе запрещаю и дальше общаться с этой психованной сумасшедшей! Выбирай, или она, или я!

Аж дрожа от собственных эмоций и переживаний, чётко и резко поставила свой окончательный ультиматум Амидала, ультиматум неоспоримый и безапелляционный.

Став свидетелем последней сцены между женой и ученицей, тем более, отлично зная то, какой была Тано во время своих постоянных «приходов», причём зная на собственной опыте, Скайуокер мог вполне ожидать любой реакции от Падме, но… Только не такой. Нет, конечно, в словах его жены была весомая доля правды, тогрута уже не казалась прежней. Она, пожалуй, слишком сильно изменилась под действием наркотиков и, возможно, даже являлась действительно опасной, ведь сегодня Асока чуть не убила человека, просто так, ни за что, потому, что это повелело её внутреннее желание, управляемое «сапфировым кайфом», но сделать выбор… Выбор между двумя столь родными и близкими для него существами, безгранично любимой женой, и обожаемой ученицей… Это было просто нереально. Энакин никогда даже подумать не был в состоянии, что подобная перспектива вообще может возникнуть в его жизни. И вот Скайуокер наяву, а не во сне, не в страшном и странном кошмаре, предстал перед фактом, что от одного его слова зависело, кого из двух самых любимых в мире живых женщин он потерял бы навсегда. Нет, джедай не хотел отказываться ни от той, ни от другой, и нет, он не был бабником или мерзавцем. Падме являлась для него женой, любимой и единственной дамой сердца, а Асока, Асока была ученицей, другом, сестрой, что ни в коем случае не уменьшало её значимости для генерала. Просто у каждой из двух женщин должно было быть своё место в его судьбе, как жаль, что обе они сами этого не понимали, наверное, от того и не могли ужиться друг с другом. Каждая хотела большего, хотела своего личного пространства, ревнуя к другой, но Энакин, для него было одинаково больно отказаться от любой из них, тем более в такой ситуации.

Тем не менее, нужно было правильно расставлять приоритеты. Скайуокер не желал терять ни жену, ни ученицу, но, похоже, всё сложилось так, что его мнение вообще абсолютно не учитывалось – Асока и Падме просто не могли ужиться друг с другом, а потому необходимо было что-то решать, и решать быстро. И, тем не менее, генерал предпринял последнюю отчаянную попытку сохранить обеих, сделав ставку и упор на то, кому он действительно был нужнее в данный момент. Естественно, со стороны едва не убитой Амидалы было вполне логично требовать от него отказаться помогать Тано, но… Жена ведь не умерла бы от того, что Энакин бросил бы её сейчас, выбрав Асоку, а вот ученица, оставь её Скайуокер в таком состоянии, она бы просто окончательно погибла. Опускалась и падала совсем низко до тех пор, пока Сила не забрала бы юную девчонку к себе, причём, возможно, не самым быстрым и безболезненным способом. Нет, выбрав кого-то одного, скорее всего жену, которая была, всё же ближе для Энакина, генерал просто не смог бы дальше спокойно жить, зная, что где-то там губит себя и умирает по его вине бывшая ученица. Трезво осознавая это, Скайуокер тяжело вздохнул, внимательно взглянув на пострадавшую Падме. Ему хотелось, очень хотелось сказать, что в качестве любимой женщины он выбрал бы её, хотелось объяснить, что при этом он всем сердцем не желал терять их обеих, но Энакину всё же пришлось принять твёрдое мужское решение, исходя из того, кому он действительно был нужнее в данный момент. Решение, за которое, Падме, наверняка, не простит его никогда.

- Асока больна, и ей нужна помощь. Я не брошу её! – превозмогая всю боль в сердце, всё желание обнять собственную супругу, успокоить, всё ей объяснить, твёрдо заявил Скайуокер.

Он мог сказать бы ещё многое, но решил ограничиться только этим, понимая, что и подобного, было даже чересчур достаточно. И генерал не ошибся.

Столь немногих, но таких «мощных» в эмоциональном плане слов хватило для того, чтобы окончательно «добить» итак «неустойчивую» Амидалу. Очевидно приняв ответ мужа, как выбор, сделанный не в её пользу, причём окончательный выбор, сенатор, что искренне верила в свою особую значимость для любимого человека, совсем вышла из себя. Её нынешнее состояние было столь близко к неуправляемой, полубезумной истерике, после такого-то шока, новый удар стал просто непосильной ношей для несчастной Падме. И женщина, уже совсем не обращая внимания ни на кого и ни на что вокруг, стала нести первое, что приходило ей в голову, причём, похоже ещё не до конца осознавая всю серьёзность и тонкость ситуации.

- Ах, не бросишь?! – гневно воскликнула она, вновь до боли в кистях, крепко сдавив пальцы в кулаки.

- А может, ты ещё пойдёшь и прямо при мне поцелуешь её? – дрожа от обиды, негодования, гнева и возмущения продолжала и продолжала орать Падме.

- Или Асока говорила правду, и вы уже целовались? – подобными словами и догадками Амидала хотела как можно сильнее и больнее задеть в отместку за отказ от неё собственного супруга, но лишь с губ женщины слетела следующая фраза, - А может даже и… - Падме внезапно осознала, что это вполне могла быть реальность.

Жестокая, суровая реальность, которую она не видела, не хотела видеть и всеми силами отрицала до сих пор, абсолютно идеализируя своего возлюбленного. От подобного открытия женщина, до этого стойко державшаяся за последние остатки самообладания, окончательно «сдалась». Из её глаз тут же брызнули горькие капли слёз боли и разочарования, которые она больше не могла удерживать внутри себя, и дальнейшие речи, сенатор уже толкала сквозь громкие безутешные рыдания.

- Нет, я не хочу, не хочу этого знать, - прикрывая мокрые, глаза с растёкшимся макияжем одной рукой, Амидала, будто пытаясь защититься от того, что мог сказать ей в подтверждение Энакин, резко выставила перед собой вторую кисть, дабы не дать сему произойти, просто изнемогая от собственных переживаний и страданий:

- Я не хочу верить в то, что ты опустился до того, чтобы изменить мне с малолетней наркоманкой…

В этом месте женщина аж задохнулась в истерике, сама осознавая всю суть сказанного, и весь ужас того, что это действительно могла быть правда, а вернее, ей и была. Голова сенатора просто шла кругом от обилия неприятностей разом свалившихся на неё, тем не менее, сие было ещё не худшим, что ждало Падме этим вечером.

Видя, что из-за того, как складывалась ситуация сегодня, Амидала уже начинала крайне преувеличивать и обвинять его в том, чего Энакин вовсе не делал, Скайуокер как-то нелепо попытался оправдаться. Хотя, на это он особо и не имел права, ведь отчасти генерал был действительно виноват, и всё же…

- Падме, я… - ничуть не собираясь врать и так доведённой до крайности любимой, Энакин хотел было сказать что-то ещё, но осёкся на полуслове, внезапно вспомнив тот раз в душе, а затем и в спальне Асоки, и понял, что гневные речи сенатора были абсолютно справедливыми, хотя и не во всём.

Ведь то, что было совершено, было абсолютно не намеренным. И уж точно ни о каких отношениях и, тем более, не о каком сексе с ученицей речи не шло.

- Всё было совсем не так… - начал одновременно оправдываться, объяснять и признаваться Скайуокер.

Но договорить даже до середины того, что он собирался сказать, Энакину было не дано.

Едва дыша от истерической нехватки воздуха, вся трясущаяся в эмоциональных рыданиях Амидала, моментально уцепилась за первую же произнесённую супругом фразу:

- Так значит, всё-таки было!? – от изумления и негодования даже перестав закрывать руками заплаканное лицо, Падме на мгновение затихла, в немом шоке уставившись на мужа от оскорбления и ущемления женщины расширившимися глазами.

Такого удара, такого предательства от любимого человека она просто не могла спокойно перенести. Да и никто не смог бы.

Быстро приблизившись к теперь уже бывшему, как она считала, супругу, сенатор со всей силы замахнулась, и влепила Энакину смачную пощёчину, в которую вложила всю бурю эмоций, что бушевали сейчас внутри Амидалы.

- Мерзавец! – сквозь зубы с гневным отвращением, процедила она.

Сенатору в данный момент было так больно, так обидно, что находиться и дальше в одной комнате с человеком, столь сильно задевшим её чувства, столь глубоко оскорбившим её, столь невероятно отвратительно предавшим её, было слишком мерзко.

Быстро развернувшись на невысоких, но изящных каблуках, женщина тут же попробовала уйти прочь.

- Падме… - отчаянно попытался задержать супругу в помещении, полу несправедливо обвинённый во всех смертных грехах Скайуокер, но Амидалу его проникновенный голос так и не остановил.

Понимая, что вот сейчас действительно существовала реальная угроза потерять свою единственную, раз и на всегда, причём потерять из-за того, чего по сути даже не было, генерал взволновался не на шутку. Можно сказать, даже разозлился, что жена не давала ему и шанса всё ей объяснить, доказать свои истинные чувства и намерения.

Быстро рванувшись за ней, Энакин резко ухватил Падме за одно из предплечий и развернул женщину к себе. Для пущего эффекта и уверенности, что та точно никуда от него не денется, Скайуокер, тут же положил вторую кисть с противоположной стороны и, вдавливая в руки Амидалы пальцы чуть ли не до синяков от опасения лишиться любимой навсегда, вновь попробовал быть убедительным.

- Да, выслушай же ты меня, наконец! – громко прикрикнул на супругу джедай, слегка встряхнув ошеломлённую жену в своих кистях.

Это действие, хотя и порядком напугало никогда не видевшую Энакина по отношению к ней таким сенатора, но, тем не менее, её гордости перед ним не сломило.

Ощущая к собственному «бывшему» мужу теперь лишь злобу и отвращение, при этом вновь оказавшись в его, когда-то столь приятных на ощупь руках, Падме тут же стала активно вырываться, не желая больше ни вспоминать прошлое, ни иметь со Скайуокером ничего общего, а, тем более, находиться так близко от него.

- Отпусти меня, предатель, изменник, садист, мне больно… Сейчас же отпусти! – громко взвизгнула сенатор, что было мочи сопротивляясь захвату резким выдёргиванием её предплечий из цепких пальцев генерала, - И больше никогда не прикасайся ко мне после этой несовершеннолетней ненормальной психопатки!

Потерпев несколько последовательных неудач оказаться на свободе, Амидала собрала остатки сил, и так рьяно встрепенулась в руках бывшего любимого, что оба они едва не стукнулись головами, и лишь сейчас, в самый для этого не подходящий момент, на глаза Падме вдруг попался относительно начавший недавно заживать кривой порез на лбу Скайуокера.

- Твоя рана, Энакин… - в один момент позабыв обо всём, что было до этого, изумлённо воскликнула Амидала, почему-то вдруг завороженно уставившись на генерала, который так и отпустил её от неожиданности.

Рука женщины легко скользнула по голове Скайуокера и, только сейчас до конца осознавшая какую-то лишь теперь открывшуюся ей истину, сенатор заговорила дальше:

- Так вот откуда она появилась… Это Асока разбила тебе голову, а ты соврал, соврал мне, прикрывая её. Ты всё время мне врал!

От произносимых ей слов, Падме ещё больше затряслась, как тонкий листок на осеннем ветру, и в ужасе приложила руку к собственным губам, то ли для того, чтобы не продолжить говорить столь ужасную правду, то ли для того, чтобы её внезапно не стошнило от слишком сильного волнения.

Ровно в таком же шоке, как и его супруга, слушая неожиданное истеричное, но отчасти правдивое открытие сенатора, Энакин уже в который раз почувствовал себя до безумия виноватым, хотя опять же виноватым не во всём том, в чём его обвиняли в данный момент. И желание джедая объясниться, наконец-то сказать жене пусть и горькую, но правду, хлынуло через край.

- Я не врал тебе, просто… Не мог… Не успел рассказать! Рана и… Поцелуй… - запинаясь от некого рода невозможности подобрать нужные слова, мгновенно затараторил Скайуокер, но из-за своей неуверенной медлительности опять был жёстко перебит, причём перебит уже не в состоянии остановить поток ни своих эмоций, ни своих мыслей, ни своих оскорблённых высказываний Падме.

- Нет… Мне больше не нужны твои лживые оправдания, извращенец, - резко влепив генералу вторую пощёчину, гордо прервала его Амидала, - оставь их для своей мелкой проститутки, - женщина ещё раз судорожно задохнулась в истерике и, пуще разрыдавшись, абсолютно уверено, жёстко заявила, - Я с тобой развожусь! Сейчас же убирайся вон из моего дома! – переполняемая обидой, гневом и негодованием из-за нанесённого ей такого рода оскорбления, сенатор злобно ткнула аккуратным, наманекюренным пальчиком в сторону выхода, и вновь запнулась, будто на несколько мгновений задумавшись о чём-то, а затем уточнила, - Нет, убирайтесь вы оба! Вон! Вон!

С каждым словом повышая и тон и эмоциональность своих требований, чтобы джедай и его падаван незамедлительно покинули её жилище, Амидала уже буквально подпрыгивала на месте от того, как сильно она трясла рукой, указывая на «дверь» квартиры. Общее душевное состояние Падме сейчас было даже хуже, чем вообще возможно представить. И, наблюдая за ней со стороны, не трудно было понять, что полу обезумевшая от всех свалившихся на неё происшествий, оскорблений, правды, боли и горя, в данный момент «Ангел» была даже менее адекватна, чем накачанная Асока. Трезво осознавая, что действия Амидалы являлись не столь истиной реакцией на его признания, а скорее тяжёлыми последствиями покушения на сенатора Тано, Скайуокер догадался, что в данный момент он абсолютно ничего не смог бы сделать. Его супруга была так расстроена, так взволнованна, так взбудоражена, что она просто не улавливала и не принимала ничего, никакой правды, никаких знаков на словах или в действиях, кроме тех, что могла видеть в данный момент она. И донельзя опечаленному и невероятно боящемуся потерять любимую Энакину абсолютно не хотелось усугублять ситуацию, а всеми своими попытками оправдаться или объясниться он сейчас только делал хуже и хуже. От чего, совершенно расстроенно и тяжело вздохнув, так, будто на его плечах в данную секунду лежал весь груз проблем этого мира, Скайуокер, скрипя сердцем, решил подчиниться.

Быстро развернувшись, генерал, не сказав больше ни слова, ввиду их абсолютной бесполезности, спешно направился в сторону комнаты, из который доносился шум крушащихся предметов.

- Выпустите меня! Выпустите немедленно! – бушевала внутри, тоже совершенно неадекватная в данный момент и не получавшая того, чего ей хотелось, эгоистичная Тано, - Или я всё здесь сломаю, разобью, разнесу… Или я убью… - под конец перейдя не только на грубые пинки и удары руками и ногами по чему попало, в том числе и прочной металлической двери, а уже на вполне реальные для её нынешнего состояния угрозы, девушка хотела сказать «убью себя».

Однако, внезапно, преграда, отделявшая наркоманку от внешнего мира, сама устранилась так резко, что навалившаяся всем её весом на деверь тогрута, чуть было не упала на пол, едва удержавшись на тощих ногах, а перед девушкой в один момент предстал Скайуокер.

- Пошли, Асока. Мы уходим, - относительно спокойно и в то же время крайне обречённо произнёс генерал, аккуратно положив руку на одно из хрупких плеч Тано, чуть подталкивая ту в нужном направлении.

Явно попавшая врасплох, ничего не понимающая наркоманка, в итоге таки добившаяся своего, от изумления даже не нашлась, что сказать и, лишь как-то присмирев, удивлённо произнесла:

- Э… Ну, ладно…

А затем, покорно двинулась следом за учителем.

Всё ещё стоявшая посреди разгромленной «гостиной» и даже уже переставшая плакать Падме невероятно оскорблённым и обиженным до глубины души взглядом провожала когда-то столь близких ей людей, сегодня, в один день, в один момент, ставших для Амидалы чуть ли не злейшими врагами, причинившими ей такую боль. Видеть их, тем более, созерцать мастера и падавана, так называемых правильных джедаев, а на самом деле тайных любовников, вместе, было для сенатора просто невыносимо, непередаваемо жестокой пыткой. Наверное, от того, сломленная Падме, стараясь держаться как можно более гордо и отстранённо, позволила себе абсолютно по-хамски поторопить их, крича ненавистной «парочке» разнообразные гадости вдогонку:

- Правильно, вот и убирайтесь, мерзавцы, предатели, извращенцы! Убирайтесь вон!

Уже в который раз, сенатор до побеления костяшек сжала пальцы в кулаки и судорожно махнула обеими руками сверху вниз от бессилия и безысходности.

Её убитый голос болезненным эхом отдался в любящем сердце Энакина, просто мгновенно заставив того остановиться. На некоторое время задержав и бывшего падавана в «дверях», его теперь уже тоже бывшего дома, Скайуокер смело развернулся лицом к любимой, пытаясь заглянуть в её глаза, наладить духовный контакт, который передал бы всю искренность, всю правдивость его прощальных слов. Взгляды заплаканной Амидалы и абсолютно расстроенного генерала невольно встретились, и Энакин заговорил, хотя и понимал, толку от этого будет крайне мало, но в его душе до сих пор горела последняя самая мельчайшая толика надежды, что сквозь броню обиды на страшнейшее предательство в жизни, до сих пор любящее сердце супруги отзовётся на его мольбы и ответит… Пусть даже не сразу, но когда-нибудь, ответит доверием и правильным осмыслением произошедшего и произнесённого.

- Падме, я понимаю, ты сейчас слишком расстроена из-за всего случившегося, и поэтому ухожу, чтобы ещё больше не травмировать тебя. Но я вернусь, и мы всё обсудим. Конечно, тому, что тебе довелось пережить из-за нас, нет никакого прощения, мы… Я виноват, но Ангел, я всё же прошу и за себя, и за Асоку, твоего снисхождения…

Фразы и предложения, произносимые Скайуокером, звучали так красиво, так искренне и благородно, так идеально, но для обманутой и обжёгшейся Падме они уже ничего не значили. Все эти извинения, все эти раскаяния, нежности и мольбы о снисхождении казались ещё одной, отвратительной уловкой мужа-изменника обелить себя и свою драгоценную сумасшедшую ученицу. Вконец обнаглевшую развратную девчонку, которую Скайуокер защищал, ставил, превозносил больше и выше собственной законной жены. Девчонку, что разбила их с Энакином любовь одним своим появлением, что раз и навсегда разрушила, казалось бы, идеальный, счастливый брак. И от осознания этого, Амидале вдруг стало ещё противнее и больнее, как будто само существование Асоки выжигало в её умирающем сердце горючей кислотой огромную дыру пустоты, заполняемую лишь страданиями и отчаянием, злобой и ненавистью, унижением и гневом.

- Вон! Я сказала, вон! – на последнем издыхании, рявкнула на всю квартиру сенатор, ещё раз, грубо ткнув пальцем в сторону выхода, пытаясь как можно быстрее выпроводить обоих предателей из своего жилища, чтобы они больше не видели её в таком состоянии, чтобы они больше не смогли насладиться созерцанием её слёз.

Сказав всё, что он только мог в данной ситуации, Скайуокер лишь молча развернулся и, не произнося ни слова, просто направился прочь. Вслед за ним, в знак своей ошеломительной, скандальной победы дерзко скорчив проигравшей сопернице рожу и показав язык, обрадованно поспешила и Асока. А Падме, оставшаяся «совершенно одна», как в квартире, так и в жизни, окончательно сорвалась. Абсолютно не обращая внимания ни на кого и ни на что вокруг, безгранично несчастная женщина измучано упала на «разрушенный», словно её брак, диван, и безутешно предалась горьким слезам от своей печальной судьбы.

Комментарий к Глава 7. Раскаяние и соперница, Часть 3

Эта одна из двух глав, которые особенно посвящаются моей прекраснейшей подруге Yull, ибо были написаны по её просьбе, в честь её ДР, 24 декабря.

С Днём Рожденья тебя, дорогая! Первая часть подарка вся для тебя. Вторая часть, надеюсь, будет завтра.

========== Глава 8. Воля судьбы, Часть 1 ==========

Энакин провёл эту бессонную ночь пытаясь усмирить очередные галлюциногенные истерики Асоки, хотя мысли его были далеко, где-то там, в разрушенной, опустевшей квартире сенатора, рядом с Падме. Скайуокер никак не мог принять и пережить столь внезапный разрыв с женой. Это стало сильнейшим ударом для джедая, счастьем всей жизни которого являлась лишь она – его бесценный «Ангел». И Энакин не желал вот так просто всё это оставлять. Не желал навсегда терять любимую и не собирался, ни в коем случае не собирался и в этот раз мириться с судьбой.

Да, вчера он заявил Амидале, что ни за что не бросит зависимую Асоку в таком плачевном состоянии, пока та не вылечится, но это абсолютно не значило, что он собирался покинуть при этом собственную супругу. Со дня первой встречи ещё там, на Татуине, Падме прочно заняла почти самое важное место в его сердце, второе, после матери, а с гибелью Шми и вообще первое, а потому, никого дороже неё для Скайуокера в этой галактике не существовало. Ради Амидалы он был готов пойти на всё, пожертвовать собственной жизнью, репутацией, душой, даже перейти на тёмную сторону и убить, пусть загубив сотни и тысячи невинных жизней, лишь бы только его любимая была невредима и счастлива, лишь бы только его «Ангел» никогда не страдала.

Увы, в реальности всё складывалось совсем не так идеально. Посмев полюбить, пусть даже и не такой любовью, как думала сенатор, кого-то ещё, генерал сам обрёк на страдания свою же избранницу, заставил её переживать, плакать, ясно и отчётливо ощутить боль от страшнейшего предательства, которого Амидала совсем не заслуживала. И этому не было абсолютно никакого прощения. Скайуокер был виноват. И как любой достойный мужчина, нет, не тупой самовлюблённый мужлан, которого только радовало изменять жене направо и налево, гордясь своими не самыми пристойными частями тела, а действительно настоящий сильный мужчина готов был признать его ошибки, рассказав любимой всё и, буквально на коленях, вымаливать у неё прощения. И нет, в том, чтобы каяться перед действительно дорогим человеком не было никакого унижения. Только реально сильная личность смогла бы ущемить своё самолюбие ради кого-то другого, пожертвовать всем, чем было ради близкого. В этом и была «мощь» и смелость хорошего человека, ведь достоинство настоящего мужчины измеряется не величиной мышц и работоспособностью того, что было ниже пояса, а «красотой» его характера и души.

В любом случае, Энакин не испытывал самовосхищения ни от того, что совершил столько непростительных ошибок, двигаясь в направлении какой-то косвенной измены, ни даже от того, что в данный момент намеревался поступить правильно. Похоже, так же как и теперь его супруга, Скайуокер чувствовал к себе полнейшее отвращение. Он загубил весьма перспективную жизнь собственной ученицы, а сейчас ещё и разбил сердце своей драгоценной жене. Куда ни плюнь, везде были просчёты и ошибки генерала, ошибки, которые он лишь хаотично и неумело пытался как-то сглаживать и исправлять. И если с Асокой хотя бы что-то начинало получаться, то вот с Падме… Энакин уже не знал, что будет с их браком дальше, однако намерен был до последнего достойно бороться за него. Сейчас Скайуокер был преисполнен решимости терпеть любые обиды со стороны Падме, любую месть, что угодно, лишь бы его «Ангел» поскорее всё забыла и простила его, лишь бы не потерять и её.

Наверное, потому, как только он разобрался с накачанной Асокой и утихомирил её до более-менее приемлемого и адекватного стояния, джедай тут же направился обратно к Амидале, как и обещал, чтобы поговорить с ней по душам, всё обсудить и извиниться. У Энакина была масса изъянов в характере, но одного у него нельзя было отнять, это доброту, верность и настойчивость, а также смелость всегда действовать лишь по велению сердца, особенно в делах, которые касались его близких. Их Скайуокер ставил превыше всего на свете. Порой даже улавливая и запоминая незначительные мелочи. Вот как, например, сейчас, генералу составило не малого труда раздобыть настоящие свежие, полевые цветы с Набу, те самые, которые росли лишь на лугу, где у них с женой было первое свидание. А ещё подарок, который, конечно, был достаточно двояким, но Энакин, всё же, решился купить дорогущее новомодное украшение для волос, что подходило лишь к короткой стрижке. Да, Падме могла не так истолковать его второй «презент», но Скайуокер, тем самым хотел показать и доказать ей, что любил супругу любой: с длинными волосами, с короткими, да хоть вообще больную и лысую. Амидала покорила его сердце не своей красотой, а её поистине доброй, «Ангельской» душой. И естественно, генерал понимал, что все его подарки были лишь мишурой, главными доказательствами его преданности, искренности, любви должны были стать его слова, его действия и достойные поступки. А Энакин больше не собирался совершать огромных жизненных ошибок, ни с Асокой, ни с Падме, ни с кем. Теперь он должен был исправить прошлое, и продолжить достойно строить будущее.

Припарковав свой спидер на положенном ему обычном месте у платформы, ведущей в бывшую квартиру джедая, Скайуокер ловко выбрался из летающей махины и осмотрелся. На удивление генерала, «гостиная» уже была приведена в абсолютный порядок, так, словно здесь вчера и вовсе не произошло этого разрушительного во всех смыслах скандала. Вновь почувствовав себя виноватым ещё и за то, что Падме и её пострадавшей прислуге по его же милости пришлось всю ночь убираться здесь, генерал тяжело вздохнул и двинулся вглубь, строения, которое он когда-то называл домом.

Как-то не рискнув пойти прямиком в спальню, совесть просто не позволяла после всего случившегося вот так нагло явиться, в комнату, где они с женой столько раз предавались любви, которую он же в итоге и предал, Энакин решительно направился в кабинет. Скайуокер понимал, что вряд ли после такого скандала Падме тоже смогла бы спокойно заснуть, тем более в помещении, что всё ещё хранило воспоминания об их былой страсти, а потому, скорее всего большая вероятность была застать Амидалу за работой, политика всегда успокаивала сенатора.

Оказавшись около плотно закрытой двери нужной комнаты, генерал набрался сил перед долгим и тяжёлым разговором и вошёл внутрь. Но, к его огромному сожалению, кабинет оказался пустым.

- Падме… Ангел… Ты дома? – потерпев очередную неудачу, громко позвал жену Энакин, на всякий случай ещё раз оглядевшись, хотя и так было ясно, что Амидала на своём рабочем месте отсутствовала.

И тем не менее, Скайуокер не сдался, он был решительно настроен поговорить с собственной супругой именно сегодня, именно сейчас, сказать ей всё, что должен, объяснить… И генералу ничего не осталось, как только направиться дальше по квартире, в поисках любимой. Но и обход других комнат не дал никакого результата, жилище выглядело, пожалуй, слишком пустым и умиротворённым, после вчерашнего скандала. На странность в квартире не было даже слуг.

Заглянув в каждую комнату, разве что кроме их с сенатором спальни, джедай с тяжёлым сердцем понял, что серьёзная беседа о жизни состоится с супругой именно там, что, в общем-то, никак не способствовало успешному разрешению ситуации. Но Энакин не был слабаком и трусом, а потому направился в единственное помещение, где он смог бы найти Падме, несмотря ни на что.

К огромному, сокрушительному провалу всей операции по примирению, Амидалы не оказалось и в спальне. Комната была «безжизненна», так же, как и все прочие, причём здесь не было даже малейших признаков того, что внутри кто-то ночевал. Пустые шкафы, идеальный порядок, и гладко застеленная кровать, в которую сенатор, наверняка уже никогда не ляжет, с мужем или без него. Выдавало совсем не долгое присутствие Амидалы в комнате после вчерашнего скандала лишь одна, абсолютно не утешительная деталь. Семейный снимок-портрет, сделанный незадолго до грандиозной сокрушительной ссоры между мужем и женой сейчас небрежно валялся на полу. Рамка его была сломана, а стекло разбито с таким ожесточением, будто на фотографию кто-то наступил ногой. Впрочем, Энакин и не сомневался, что благодаря его «загульным изменам» с Асокой, Падме именно так и сделала. Скайуокера вообще удивляло, как жена не разнесла всё в этой комнате, после такого-то. Сам бы он точно так поступил.

Ещё раз громко и тяжело вздохнув, генерал осторожно положил свои теперь уже бесполезные подарки на кровать и, подойдя к прозрачному столику, бережно поднял их с Амидалой «разбитое прошлое» и с тяжёлым сердцем всмотрелся в фотографию, на которой они выглядели такими счастливыми.

Сейчас же то минувшее, безоблачное счастье только для безгранично влюблённых друг в друга мужа и жены, только для них двоих, казалось таким далёким и таким недосягаемым, как будто вся эта идиллия была лишь приятным сказочным сном, а сегодня утром джедай вдруг проснулся в суровой реальности. Как бы Энакин хотел всё исправить, всё изменить, переписать жизнь заново. То ли взять другого падавана, чтобы Асока и Падме никогда не страдали из-за него, то ли вернуться в прошлое, в ещё более ранний период, и навсегда остаться тем наглым рабом с Татуина. Возможно, не улети он с Квай Гоном и Оби-Ваном много лет назад в Орден, столько судеб сложились бы по-другому, его мать осталась бы жива, Асока никогда не стала бы наркоманкой, а на Падме не было бы совершено последнее покушение, уже не говоря о разбитом сердце сенатора. Но что он мог теперь? Скайуокер отчётливо понимал, что он как будто жил для того, чтобы ломать судьбы других, причём самых дорогих и близких ему людей, отчаянно стараясь исправить свои же ошибки, но так и не достигая какого-то результата. Сейчас он был в абсолютном отчаянье, однако до сих пор не хотел сдаваться, отрицая своё подавленное состояние, прячась за идею борьбы за сохранение того, что уже давно было разрушено.

Энакин так увлёкся разглядыванием пострадавшего от суровой реальности идиллического фото, легко снимая с него свободной рукой остатки осколков стекла, что даже не заметил, как в комнату вошёл чрезмерно говорливый С-3РО.

- Мастер Эни, вы вернулись, - восторженно воскликнул тот, так, будто не видел своего хозяина тысячу лет.

Впрочем, золотой дроид всегда был рад лицезреть создателя, в отличие от Скайуокера, которому частенько было не до него, как, например, сейчас. Но раз уж на то пошло, и надоедливый 3РО сам объявился, генерал решил воспользоваться ситуацией и разузнать, где в данный момент находилась его жена. В конце концов, джедай был подавлен ссорой с супругой, но не сломлен в своей наглой настойчивости её удержать. Быстро поставив разбитую фотографию обратно на стеклянный столик Энакин развернулся к дроиду и уже было хотел спросить у того об Амидале, но этого вовсе и не потребовалось - занудный переводчик затараторил сам.

- Вы, наверное, ищите госпожу Падме. Она предупреждала, что вы появитесь. Многоуважаемая сенатор просила передать, что она улетела на время на Набу, чтобы прийти в себя и разобраться в собственных… Мыслях или чувствах… Да. И настоятельно рекомендовала оставить её в покое. Ещё госпожа Падме сказала, что когда она вернётся с Набу, она уже примет решение относительно вас двоих. Да, как-то так… - задумчиво стал бубнить дальше себе под нос некие не нужные рассуждения на тему, правильно ли он донёс до Энакина ту информацию, которую следовало, 3РО.

Вот только Скайуокер его уже не слушал. Отбытие Падме на Набу было не просто плохим знаком, это было сокрушительным поражением для него лично, хотя, нет, скорее просто крайне сложной, но преодолимой преградой. Генерал понимал, что Амидала была крайне на него обижена, знал, что ей нужно было время, чтобы всё обдумать, расставить по местам и понять. Но на самотёк он всё это не собирался попускать. Без его доказательств любви, без его слов и объяснений, без его правильных поступков сенатор могла принять совсем не то решение, которое следовало бы. Решение, которое было ценою в жизнь, в их с «Ангелом» счастливую семейную жизнь. А этого джедай ни за что и никогда не мог допустить! И если в другой ситуации можно было просто оставить всё как есть, сдаться, забыть, то вот за любовь женщины, которую он сам же выбрал когда-то, Энакин собирался бороться до конца. И для Скайуокера не существовало в этом абсолютно никаких преград! Разве что… Асока…

Только сейчас генерал с грустью и досадой вспомнил о ней, и весь его пыл лететь на Набу вслед за Падме и бороться за собственную жену немножко поостыл. Нет, естественно, желание «преследовать» свою супругу, пока смерть не разлучит их, у джедая никуда не делось, но и опять сорвавшуюся Тано бросить в одиночестве он не мог. Вчера Энакин был как никогда серьёзен, говоря жене, что будет рядом с ученицей, пока та не вылечится. Или, вернее, намекая на это. Но ситуация была критической. Сейчас решалась судьба их семьи, или же Скайуокер пойдёт на определённые жертвы, ради того, чтобы сохранить самого дорогого человека, или просто потеряет любимую женщину навсегда, и всю жизнь потом будет жалеть об этом…

Почему-то в данный момент Энакину вспомнилась история Оби-Вана и Сатин, слова бывшего учителя о женщине, которую тот любил, но ничего не делал, пока не потерял, попытка откровенно поговорить с ним об отношениях, в тот самый день, когда генерал приревновал своего «Ангела» к злосчастному Кловису. И верное решение пришло самой собой.

Ну, конечно, кто ещё как не Кеноби, его мастер, его лучший друг, мог помочь джедаю в столь трудной и щекотливой ситуации. Естественно откровенничать с Оби-Ваном, Энакин не собирался, тот всё равно не давал никогда полезных советов и толком даже не понимал чувства бывшего ученика. Вспомнить хотя бы его последнее наставление – Никак не способствовать влюблённости Асоки. Как будто, Скайуокер вообще хоть как-то когда-то ей способствовал, ну, кроме того поцелуя…

В общем, рассуждать об этом было просто некогда, нужно было действовать, то есть позвонить Кеноби и попросить временно приглядеть за Тано, пока сам генерал смог бы слетать на Набу и разрешить свои неразрешимые проблемы с женой.

Окрылённый этой мыслью, Энакин быстро попытался нажать пару кнопок на коммуникаторе, но неожиданно тот зазвонил сам, и что оказалось ещё удивительнее, на другом конце был никто иной, как Оби-Ван, пожалуй, впервые в жизни будто почувствовавший, сколь сильно он сейчас нужен ученику. Скайуокер уже почти обрадовался внезапной удаче в череде его абсолютных провалов во всём, но, это было ошибкой.

Не дав Энакину раскрыть и рта, Кеноби тут же заговорил совершенно на другую тему, которая напрочь сломала все планы избранного по великому романтическому походу за любимой на край галактики.

Как на зло именно сегодня, именно сейчас, в этот и так треклятый день, уже донельзя доставший Энакина совет поручал ему новое задание, причём, как всегда лёгкое и абсолютно бесполезно-глупое.

Дело в том, что в последнее время в городе участились грабежи среди мирного населения, и всё бы ничего, обычное для преступного Корусанта дело, если бы у вора не была одна весьма примечательная деталь – джедайские мечи, раздобытые неизвестно откуда. И этот факт, пожалуй, больше всего беспокоил напыщенный, слишком много мнящий о себе совет. Как, впрочем, и то, что кто-то осмеливался пятнать «и так безупречную» репутацию «строго соблюдающего кодекс» ордена. Суть данного задания для самого избранного была в том, чтобы отыскать грабителя, поймать, отобрать мечи и передать его то ли магистрам, то и вовсе полиции с её «безупречной» работой. В общем, ничего сложного, что дико взбесило Энакина от того, что подобная ерунда сейчас противопоставлялась счастью всей его жизни.

И откровенно психанув, Скайуокер уже было собирался просто плюнуть на это дурацкое задание, то ли переведя тему, то ли отключив коммуникатор, но донельзя правильный и ответственный Кеноби просто не позволил ученику такого сделать. Зная крутой нрав Энакина и его несговорчивость выполнять миссии в последнее время, Оби-Ван, каким-то неизвестным способом выяснил, где сейчас находится избранный, и подстраховался.

Ровно через минуту после того, как Энакин со злостью отключил связь, Кеноби подогнал свой спидер к дому Амидалы, чтобы забрать бывшего ученика, и Скайуокеру ничего не осталось, как только, раздражённо стиснув зубы, направиться на это треклятое задание.

Асока отлично провела сегодняшнюю ночь, хотя, по большей части она ничего толком не помнила, разве что огромный скандал, кричащую Падме и то, что Энакин после долгожданного возвращения почему-то ушёл из квартиры сенатора с ней, а не остался со своей дорогой и обожаемой женой, и это радовало. Радовало Тано настолько, что такое событие просто нужно было как-то по-особому отметить, естественно опять накачавшись. Нет, ну а чем не повод? Для заядлого наркомана все поводы были хороши, а Тано, хоть и не признавала этого, уже давно погрязла в дебрях сильной зависимости и вела себя абсолютно соответственно.

Впрочем, и спешный утренний уход Скайуокера, порадовал тогруту не меньше. Ей как раз «пришла пора» хорошенько догнаться, а лишнее внимание персонального надзирателя уж никак сему не способствовало. Ровно так же, как и отсутствие обоих мечей у их хозяйки. Мечей, рукоятки которых так соблазнительно для наркоманки висели на поясе у её бывшего мастера, во избежание каких-либо новых инцидентов. Но Асока была бы не Асока, если бы и из этой трудной ситуации не нашла выхода. Когда наркоману требовалась очередная доза, а получить её можно было только придумав какие-то ухищрения, его мозг начинал работать получше чем у любого гения, а руки идеальней и тоньше, чем даже у профессионального вора. Наверное от того, Тано с лёгкостью удалось разыграть небольшую драму со слезами, раскаяниями, угрызениями совести и вымаливанием прощения у Энакина и косвенно у Падме, перед тем как Скайуокер окончательно покинул захудалую квартирку тогруты.

Весь спектакль занял всего десять минут позора, и наркоманка абсолютно беспрепятственно добилась того, чего хотела – ей удалось обнять бывшего учителя в знак их очередного примирения, а на самом деле ловко стащить с его пояса один из её световых мечей. Почему один? Потому, что так пропажа оружия была куда менее заметной, да и времени Асоке явно не хватило, чтобы украсть и второй. К тому же какая разница один или два меча – главное ведь оружие и умение его использовать во время ограбления, а количество клинков уже не играет никакой роли. Слишком взволнованный скорейшим решением своих непомерных проблем с женой Энакин так и не уловил всей сути ситуации, незамедлительно отправившись обратно в сенаторскую квартиру Амидалы. Ну, а самодовольная Асока, тут же ринулась навстречу новым приключениям, лишь за Скайуокером только успела закрыться стальная дверь.

И вот Тано, уже слегка накачанная, облачённая в абсолютно закрытый наряд, широкий плащ с капюшоном и маску, с интересом высматривала новую жертву ограбления, медленно прохаживаясь по достаточно людной спидербусной (Спидербус – авторское название, что-то вроде летающего автобуса) остановке где-то на среднем, ближе к нижнему, уровне Корусанта. И хотя настроение у тогруты и так было отличное из-за первой принятой дозы, наркоманке почему-то безумно хотелось побольше КХ-28. Не просто одну жалкую баночку с мизерной порцией, а устроить себе, так называемый, «праздник», накачаться по полной до отвала, а потом веселиться, веселиться в барах, клубах и кантинах всю ночь. Но для такого разгула и денег требовалось немало, а времени у Асоки было в обрез. И Тано приняла достаточно простое и практичное решение – не распыляться по мелочам на каждого прохожего, а просто разом совершить один крупный налёт. Естественно провернуть подобное дельце лучше всего было в спидербусе, отчего легко притворившись обычным пассажиром, тогрута прошмыгнула вместе с толпой потенциальных жертв в первый попавшийся.

Оказавшись внутри, девушка заняла позицию недалеко от стенки, отделяющей основной салон и кабину водителя, выжидая, пока двери общественного транспорта закроются и махина оторвётся от платформы. Как только это произошло, Асока мгновенно активировала световой меч.

- Это налёт, никому не двигаться! – громко рявкнула Тано, грациозно, при том быстро и ловко содрав с себя плащ с широким капюшоном, прикрывавший её спрятанную под маску голову, и относительно сковывавший движения грабительницы.

Явно не ожидавшая такого толпа тут же разразилась громкими испуганными возгласами и нервным перешёптыванием, а водитель, хотел было остановить спидербус, нонаркоманка с силой ляпнула кулаком по прозрачной стенке, отделявшей кабину, и грозно приказала:

- Рули дальше, будто ничего не произошло, и помедленнее, или я всех здесь перебью.

И хотя угроза Асоки была не настоящей, естественно, Тано не стала бы причинять кому-то боль намеренно, кому-то, кроме Падме, а тем паче в «почти трезвом» состоянии, но до смерти перепуганный гуманоид послушался её и, нервно поглядывая через плечо, продолжил управлять рычагами транспорта.

Удачно разобравшись с водителем, желающая наспех поживиться тогрута, резко развернула голову к толпе замерших в ожидании пассажиров. Кто-то из наиболее смелых существ в автобусе попытался вызвать полицию по коммуникатору, но юная наркоманка с лёгкостью отобрала у него устройство связи при помощи Силы.

- Я так не думаю, - грубо швырнув небольшой передатчик на пол, девушка демонстративно раздавила его ногой, так, что хруст от сломанного коммуникатора неприятно резанул уши всем присутствующим, а затем приказала:

- Быстро гоните деньги и драгоценности, пока я всех тут не поубивала!

Так же наигранно махнув перед взвизгнувшими от ужаса пассажирами световым мечом, Асока с ловкостью разрубила один из поручней, после чего, спешно стала продвигаться вдоль салона, бесцеремонно и хаотично отнимая вещи и кредиты у готовых отдать что угодно за свою жизнь людей и гуманоидов. Сегодня юной наркоманке повезло, попалась достаточно состоятельная публика, а значит, спонтанной грабительнице будет чем поживиться.

Скайуокер и Кеноби плавно летели на спидере над сектором, который по данным ордена был наиболее частым местом преступлений таинственного владельца световых мечей, но поиски оказались и скучны, и безрезультатны. От чего Энакин от простого раздражения начинал переходить в полнейшую ярость.

- И понадобилось же им, хатт дери этот совет, послать именно меня на такое … задание! Что других идиотов не нашлось, у которых времени вагон! – недовольно выругался избранный, задёргавшись на пассажирском сидении, - Да нет здесь ни преступника, ничего здесь нет, только одни заторможенные спидербусы, дроиды Гривусовские и то быстрее двигаются, - мельком взглянув сначала перед собой, а затем куда-то вниз, на другую трассу, в нетерпении добавил он.

- Спокойно Энакин, кто ищет, тот всегда найдёт, - видя, насколько взволнован или даже встревожен его бывший ученик, как всегда размеренно произнёс некую общую мудрость Оби-Ван, что в обычном порядке ничуть не усмирило Скайуокера.

- Если мы не помрём раньше, пока эти развалюхи хоть метр пролетят, - тут же съязвил, раздражённый избранный, - Нет, ну кто их учил водить, посмотри, вон тот спидербус вообще летит как … , - ещё более недовольно выругался Энакин, небрежно ткнув пальцем в транспорт, что двигался под ними.

Но лишь только Скайуокер указал на неуклюжую, громоздкую махину, как до него дошло, что с этим спидербусом было что-то не так, во-первых потому, что оттуда внезапно послышался громкий крик пассажиров, а во-вторых потому, что Энакин вдруг ощутил лёгкое колебание в Силе, почему-то на мгновение показавшееся ему знакомым, но тут же исчезнувшее в небытие.

- Как будто его… Грабят, - быстро добавил избранный и, не давая Кеноби вставить и слова, моментально активизировался, - Уже нашли, - запоздало ответил на предыдущую реплику бывшего учителя Скайуокер, а потом, легко бросив, - Я пошёл. Вызовешь на следующую остановку полицию, Оби-Ван, - ловко поднялся с сиденья и совершенно бездумно прыгнул вниз.

- Но… Энакин… - попытался было что-то сказать тому вдогонку Кеноби, однако так и не успел, как, впрочем, всегда, и, понимая, что непослушного некогда ученика было бесполезно удерживать или останавливать, с тяжёлым вздохом, махнул рукой и согласился, - А… Ладно, вызову…

Произнеся эти слова в пустоту, Оби-Ван легко обогнал находящийся спереди транспорт и отправился в указанном направлении.

Пролетев несколько метров Энакин умело приземлился на крышу спидербуса и, не медля ни секунды, кувырком перекатился вперёд, а затем, ухватившись за край летающей махины, ловко проник внутрь транспорта, разбив в прозрачной двери стекло ногами.

От неожиданного манёвра генерала, пассажиры ещё громче заорали в испуге и стали разбегаться и прятаться по углам, решив, наверное, что к первому налётчику подоспела подмога.

- Спокойно, я - джедай, и пришёл надрать задницу этому наглому засранцу! – прочно встав на обе свои ноги, полу шутя, полу ругаясь из-за раздражения, произнёс Энакин, ловко активировав световой меч и уже было приготовившись к бою с пока невидимым для него противником.

Асока продолжала и продолжала отбирать ценные вещи у несчастных людей и гуманоидов. Девушка успела дойти почти до середины спидербуса, и руки её были переполнены награбленным добром, когда где-то на крыше раздался громкий удар, а после чего с оглушительным звоном внутрь салона посыпались осколки битого стекла от неожиданного появления кого-то совсем не нужного здесь в данный момент. Перепуганные пассажиры кинулись врассыпную, как вредители при включении света на кухне, а некто совсем обнаглевший срывать идеальные ограбления Тано вдруг заговорил злым и самоуверенным, даже насмешливым голосом. Голосом, который тогрута мгновенно узнала.

В ужасе вздрогнув, от пробежавшего по всему телу холодка, юная наркоманка шокировано замерла на месте, как-то уже безразлично роняя на пол всю свою добычу. Её голубые глаза, скрываемые сейчас под стёклами маски, в упор уставились на Энакина, которого она, ну, никак не ожидала встретить именно в такой ситуации. И Асока поняла, что её положение было хуже некуда, если бы Скайуокер поймал её здесь с поличным, то… Тогрута даже не знала, что сделал бы с ней бывший учитель в этом случае, наверное, приковал бы цепями к батарее. В общем-то, рассуждать на данную тему у неё особо не было времени.

Что бы там ни предпринял Энакин потом, ни задержать Асоку, ни вообще узнать её он не должен был ни в коем случае. Как только осознание сего факта дошло до мозга наркоманки, девушка моментально резко сорвалась с места и, позабыв обо всём на свете, бросилась бежать прочь.

Скайуокер заметил слишком мелкого, а, скорее всего, мелкую преступницу лишь спустя пару мгновений после того, как их взгляды встретились, ну или, вернее, он заглянул в тонированные стёкла маски грабительницы, из-за которой вся жизнь Энакина могла пойти под откос, и которую он сейчас так жутко ненавидел. Джедай успел только едва уловимо повести рукой с активированным световым мечом, как налётчица тут же бросилась бежать.

- Ну, уж нет, так просто ты от меня не уйдёшь, засранка мелкая! – вслух озвучил Скайуокер собственные мысли раздражения и негодования по поводу того, что на поимку этой абсолютно сломавший всего планы бандитки ещё и придётся тратить бесценное время.

С молниеносной реакцией применив форсъюзерский захват, джедай властно потянул преступницу на себя. Асока не успела преодолеть и две третьи расстояния, что отделяло её и ближайшее, наиболее удобное для того, чтобы выпрыгнуть из спидербуса, окно, как ноги Тано внезапно сковала невидимая «воздушная петля» и, с грохотом упав на пол, тогрута почувствовала, что её потащило назад.

До смерти перепуганная Тано, при том не от того, что Энакин мог ей навредить, а, скорее от того, что он, наконец-то узнал бы правду обо всех её тайных делишках, отчаянно стала сопротивляться. Спешно вытянув трясущиеся от волнения руки вперёд, Асока тоже применила Силу, чтобы разорвать захват, но куда ей, полулишившейся своих способностей наркоманке было сравниться с мощью избранного? И какого-то более-менее относительного успеха девушка добилась, лишь оказавшись лежащей на холодном полу, на спине, перед самым генералом.

Абсолютно разгневанный джедай, не теряя ни мгновения, тут же замахнулся мечом. Синее лезвие стремительно полетело в сторону бандитки, и, возможно, нанесло бы ей какой-то вред, но было успешно блокировано её зелёным клинком. Даже сейчас, даже в таком чересчур эмоциональном состоянии понимая, что бывший учитель был куда сильнее падавана не только в использовании форсъюзерских приёмов, но и физически, Асока трезво осознала, что долго сопротивляться его нажиму не сможет, потому прибегла к крайне отчаянному шагу. Резко замахнувшись ногой, Тано со всей силы врезала своей конечностью по руке Скайуокера, по металлической руке, в которой он держал оружие, чувствуя, как её ноге потом будет больно.

Мерцающий клинок, молниеносно взмыл в воздух после достаточно точного удара, но ошеломлённый на несколько мгновений подобным приёмом джедай не растерялся. Умело поймав меч обратным хватом, так, как когда-то делала сама юная наркоманка, Энакин с ещё большей силой и раздражением попытался вонзить его в преступницу, похоже, и вовсе позабыв от злости, что её нужно было поймать, а не убить.

Лезвие с характерным звуком вошло в металлический пол того самого места, откуда едва успела при помощи обратного кувырка убраться Асока. Откатившись немного назад, девушка быстро вскочила на ноги и снова попыталась бежать, впрочем, как и Скайуокер опять хотел было применить Силовой захват, но сориентировавшись раньше, тогрута от страха и отчаяния, в состоянии аффекта, предприняла абсолютно безумные, совершенно крайние меры, чтобы обезопасить себя.

Резко выхватив из толпы напуганных до предела, прячущихся по разнообразным углам пассажиров какого-то ребёнка – тви`лека, Асока решительно приставила к его горлу световой меч и, стараясь как можно сильнее изменить свой голос, угрожающе проговорила:

- Если ты не выпустишь меня, я убью его, - демонстративно тряхнув плачущего от ужаса мальчика, соврала девушка, став пятиться назад, - Сейчас же брось своё оружие, джедай.

Тано помнила тот день, когда вот так же поступила некая гуманоид-бандитка, что завладела её на то время единственным световым мечом, к слову, этим же самым мечом. И тогруте было до безумия стыдно, тогда её до глубины души возмутило, как можно вот так использовать невинных ради достижения своих целей, тем более детей. А сейчас она сама опустилась до того, что прикрывалась несчастным плачущим мальчуганом. На секунду юной наркоманке стало настолько противно от себя, что она даже была готова сдаться, позволить поймать пленить её или убить. Но, ещё раз взглянув на Энакина, которого она больше всего на свете не хотела разочаровать открытием страшной правды, поняла, что пути назад уже не было. Чуть ускоряя свой шаг, Асока приближалась к окну, сильнее и сильнее надавливая на серебристую рукоятку.

Видя, что из-за его раздражительности и настырности мог пострадать невинный гуманоид, Скайуокер, скрипя зубами, предпочёл подчиниться. Тут же деактивировав свой меч, как только преступница взяла заложника, генерал нехотя разжал пальцы, и оружие плавно полетело на пол.

Асока с облегчением скользнула взглядом по падающему мечу, в тайне обрадовавшись тому, что ей всё-таки удастся сбежать, но не тут-то было. Как и приказывала неведомая ему грабительница, джедай бросил свой клинок, оставшись абсолютно безоружным, но уже через мгновение молниеносно послал в противницу мощнейшую волну Силы, так, как это и задумывалось по плану, пришедшему Энакину в голову крайне стремительно.

Сильный форсъюзерский приём с лёгкостью сбил преступницу с ног и грубо отшвырнул её вместе с заложником назад. Больно вписавшись спиной в прозрачную пластмассовую стенку, разделявшую кабину водителя и основной салон, Асока даже выпустила несчастного ребёнка из рук, который тут же рванулся в сторону матери, где-то слева от Энакина, а вместе с ним и свой зелёный клинок, что упал на пол справа, после чего рухнула наземь и сама.

Тано потребовалось всего несколько секунд, чтобы прийти в себя. Резко встряхнув чуть кружащейся головой, загнанная в угол налётчица, мгновенно метнулась в сторону светового меча, но не тут-то было. С лёгкостью предсказав её действия, опытный в боях Скайуокер, вовремя притянул серебристую рукоятку при помощи Силы в свою кисть, напрочь лишив агрессивную грабительницу и оружия, и возможности сопротивляться.

Быстро проследив за тем, как её единственный меч полетел в сторону противника, Асока поняла, что оказалась в совсем безысходном положении, и у неё уже не осталась никаких козырей в рукавах, против бывшего мастера. Да и выхода не осталось, почти никакого, разве что…

Вся трясясь от крайней степени жуткого волнения и не знания, что она могла ещё предпринять в столь трудной ситуации, Тано решила – хатт с ним с этим мечом, нужно спасаться самой, - наверное, оттого, собрав последние остатки своих сил, отчаянно ринулась в противоположную сторону, дабы выпрыгнуть в окно.

Но девушка не успела сделать и пары шагов, как доведённый её стойким сопротивлением до грани терпения Скайуокер тут же пригвоздил несчастную налётчицу мощнейшим форсъюзерским приёмом обратно к пластмассовой стене. Весь переполняемый злобой и яростью от того, что какая-то наглая соплячка смела отвлекать его от решения глобальнейших семейных проблем с женой, и не просто отвлекать, а ещё при этом и прикрываться невинными детьми, генерал абсолютно безжалостно сдавил тонкую шею преступницы невидимым Силовым захватом, грубо приподняв ту при помощи своего приёма над полом. Мощные «воздушные» пальцы мёртвой хваткой впились в кожу несчастной тогруты, напрочь перекрывая той поступление кислорода, от чего до смерти перепуганная девушка, громко задыхаясь и жадно хватая ртом воздух, нервно затрепыхалась над землёй, отчаянно «бегая» руками по собственной шее.

Сдавливаемое всё сильнее и сильнее этими холодными тисками смерти горло налётчицы, явно доставляло ей массу страданий, так как та истошно хрипела и извивалась во все стороны, словно рыбина, выкинутая на берег. Но муки пойманной им только что совершенно бессовестной бандитки абсолютно не волновали разгневанного джедая.

- Я тебя либо сдам полиции сегодня, либо прибью, мелкая засранка, - спешно подходя к своей жертве, гневно выругался Скайуокер, абсолютно очевидно срывая на несчастной преступнице не только ярость из-за её личных выходок, но и вообще всё накопившееся у него за последние месяцы зло, при этом мощнее и мощнее сжимая вокруг её хрупкой шеи Силовой захват.

- Нет, точно придушу, - сдавив невидимые пальцы до предела, генерал аж встряхнул несчастную девчонку, висевшую в воздухе так, что конечности той жалко и абсолютно беспомощно заболтались над полом, а сама налётчица душераздирающе взвизгнула от ужаса.

Таким Энакин ещё не представал перед ней никогда – страшным, пугающим, жутким, безжалостным. Впрочем, Асока и подумать не могла, что однажды испытает на себе то, как относился добрый и заботливый Скайуокер к своим настоящим врагам. И на подобные размышления у несчастной Тано, оставалось всё меньше и меньше времени, казалось, вот-вот и разъярённый джедай действительно задушит её, это приводило в такую панику, что заставляло ещё сильнее и отчаяннее, бесполезно трепыхаться в его «руках».

Ничуть не обращая внимания на весь испуг, весь шок и ужас пойманной бандитки, Скайуокер остановился подле неё. И, продолжая сжимать шею незнакомки, быстро сорвал с девушки маску, чтобы увидеть самому и показать всему свету бесстыдное лицо той, кто опустился до подобного поведения, кто посмел мешать генералу склеивать абсолютно развалившийся брак, пытаясь вернуть безвозвратно ушедшую жену. Любопытство Энакина сейчас было ничуть не меньше его озлобленности и грубости. Тогрута пыталась сопротивляться из последних сил мотая головой, но, увы, в её нынешнем положении это оказалось абсолютно бесполезно. Болезненно содранная с лица и монтрал, твёрдая маска, громко звякнув, упала на металлическую поверхность и…

Перед полными гнева и ярости глазами Скайуокера, наконец-то, предстала жестокая правда. Энакин ожидал увидеть на месте преступницы кого угодно, любую девчонку, воровку, наркоманку, просто глупого подростка, но у налётчицы оказалось лицо его падавана – страшное лицо, обжигающей сердце и душу реальности. И это было худшим наказанием, которое заслуживал за всё содеянное в собственной жизни Энакин, это был абсолютный провал как в учительстве, так в дружбе и любви, всех форм любви, которые он когда-то испытывал к Тано.

Взгляды бывших мастера и падавана невольно встретились, шокированные взгляды обоих, переполненные бурей эмоций и негодования. В глазах Асоки сейчас читались страх, стыд, мольбы о пощаде, раскаяние, желание сбежать, спрятаться, провалиться под землю умереть, лишь бы только Энакин не видел её такой. А в глазах Скайуокера были волнение, ужас, разочарование и гнев.

Внезапно открывшаяся генералу правда оказалась такой шокирующей, такой ужасной, что он уже и сам перестал контролировать собственные эмоции. Созерцание Асоки, его дорогой маленькой девочки, в роли бандитки, преступницы, грабительницы и почти убийцы настолько выбило из колеи бывшего мастера, что отойдя от безумного ступора, джедай, в душе которого ещё сильнее полыхнула ярость, словно масла подлили в огонь, активнее принялся душить девушку.

Энакин был просто невменяем, так сильно его охватило негодование, раздражение, злоба. Казалось, в данный момент он действительно готов был удавить собственными же руками так сильно разочаровавшую учителя, почти теряющую сознание от нехватки воздуха бывшую ученицу, и он просто не мог, уже не мог остановиться.

Спидербус криво и неудачно подлетел к следующей остановке, где джедая с пойманным преступником уже ожидала вызванная Оби-Ваном полиция. К слову самого Кеноби на месте не было, видимо, срочно вызвали на другую миссию. Где-то вдалеке, за плотно закрытыми стеклянными дверями механическим голосом дроидов-служителей правопорядка раздались стандартные требования:

- Вы окружены, сдавайтесь. Выйдите из транспорта с поднятыми руками.

Но, несмотря на всю громкость мегафона, через который говорил какой-то офицер, Энакин и Асока его уже не слышали. Пальцы Скайуокера всё плотнее и плотнее сходились к центру ладони, делая невидимый Силовой захват просто пыточными тисками, вот-вот раздавящими тонкую шею тогруты, что была уже совсем на грани. Ещё миллиметр, ещё одно малейшее вздрагивание кисти генерала, и юной наркоманки больше не стало бы на этом свете.

В ужасе осознавая, что жизнь её сейчас оборвётся, и оборвётся по вине самой же Асоки, от руки её же любимого, причём, если Энакин не задушит Тано, то точно сдаст полиции, и ещё неизвестно, что было хуже, провинившаяся ученица в последний раз встрепенулась в его «руках», жалко, хаотично замахав ослабевающими с каждой секундой конечностями. Чувствуя, как по её шелковистым щекам обильно хлынули тёплые, солоновато-горькие струйки слёз, девушка отчаянно взмолилась о пощаде:

- Нет, пожалуйста, нет, - уже почти теряя сознание, одними губами жалобно прошептала Асока, взглянув расширившимися в ужасе, блестящими и подрагивающими зрачками в полные гнева и безумия, казалось, даже слегка потемневшие, глаза Скайуокера.

Сейчас вся её жизнь, вся её судьба зависели только от него. Тано не хотела оказаться в тюрьме, она не хотела умирать и больше всего на свете не хотела, чтобы самый дорогой, самый любимый для неё человек злился на неё, ненавидел её, своими же руками придушил её…

Голос бывшей ученицы, тихий и слабый, такой жалобный и молящий о пощаде, эхом отдался в голове полу обезумевшего Энакина… Перед глазами его блеснули её широкие, полные ужаса, подрагивающие от страха зрачки… И обильно хлынувшие по щекам девушки слёзы окончательно отрезвили Скайуокера.

Сейчас Асока казалась такой хрупкой, слабой, жалкой и беззащитной, такой нежной и трепетной, требующей тепла и заботы, требующей спасения и опеки, что сердце генерала не выдержало и дрогнуло. Всего лишь раз, в последний раз взглянув на свою задыхающуюся в конвульсиях бывшую ученицу, в общем состоянии которой, как в обличающем зеркале отражались страшнейшие ошибки его жизни, джедай внезапно осознал весь кошмар того, что он творит. Резко вздрогнув в ужасе от самого себя и как-то внезапно накрывшего его гнева, Энакин тут же разжал кисть, убирая невидимый захват от шеи Асоки, и выпустил девушку.

Оказавшись абсолютно свободной, вновь на собственных ногах, тогрута громко закашлялась, всё ещё держась за болящее горло, и едва не упала вперёд, вовремя пойманная Скайуокером и мягко прислонённая обратно к стене.

За дверями спидербуса, где-то там, на остановке, дроиды полицейские до сих пор продолжали убеждать преступника сдаться, призывая выйти самому с поднятыми руками. Времени оставалось всё меньше и меньше, нужно было что-то решать. Быстро взглянув на служителей правопорядка, браво вещающих в мегафон стандартные требования, а затем резко переведя глаза обратно на полуживую Асоку, генерал на мгновение задумался, как правильнее всего было бы поступить. С одной стороны по закону и его моральным принципам, джедай должен был передать преступницу полицейским, так было бы, если бы налётчицей оказался кто-то другой. Но Асока…

Асока уже много раз заставляла Энакина идти наперекор всему и всем, переступать через законы и правила, через то, что было, казалось бы, верным, через себя и даже, к сожалению, через Падме. Она как-то невольно и абсолютно незаметно заняла весомое, нет, самое важное место в сердце Скайуокера. Лишь сейчас генерал до конца осознал, что любил Тано, не только как ученицу и сестру, он любил её как самого дорогого в мире, как самого близкого человека, и джедай просто не мог отдать тогруту на растерзание кому бы то ни было, даже полиции, даже если того требовал долг, даже если юная наркоманка действительно была преступницей и была виновата во всех тех грехах, что её обвиняли. Для Энакина она являлась нетленной и неприкосновенной, для Энакина она являлась тем, ради кого можно было пожертвовать всем на свете и репутацией, и долгом, и кодексом, и правилами, и принципами, и даже собственной жизнью. Тем, кого он всегда будет оберегать и защищать до последнего вздоха.

Всего один финальный взгляд на измученную Тано, и верное решение к Скайуокеру пришло само собой. Быстро ухватив пострадавшую девушку за руку, генерал резко рванулся влево и, преодолев небольшое расстояние, крепко обняв тогруту, спешно выпрыгнул вместе с ней в противоположное от остановки с полицейскими в окно. Мастер и падаван плавно скрылись в недрах «пропасти» между искусственно выстроенными уровнями Корусанта, двигаясь навстречу свободы Асоки, навстречу спасения заблудшей ученицы…

Комментарий к Глава 8. Воля судьбы, Часть 1

Вторая часть подарка для моей дорогой подруги. Yull, ещё раз поздравляю тебя с прошедшим Днём Рождения!

========== Глава 8. Воля судьбы, Часть 2 ==========

Энакину не потребовалось много усилий, чтобы скрыться от полиции, улицы Корусанта как нельзя лучше располагали к этому. И вот уже Скайуокер привычно волок, похоже, совсем отошедшую от пережитого ей столь недавно испуга и шока Асоку домой. Крики Тано, вновь вернувшейся в прежнее, непоколебимо-наглое, развязное, накачанное состояние, звонко раздавались по всему узкому коридорчику старого проржавевшего строения, привычно беспокоя несчастных соседей.

- Не пойду, не хочу, я не хочу домой, сейчас же отпусти меня! – всеми силами упираясь ногами в пол, то и дело дерзко требовала наркоманка, что, естественно, не давало никакого результата.

Разозлённый не на шутку генерал не просто тащил её, он, буквально, грубо и бесцеремонно волок столь разочаровавшую его ученицу за собой, словно какую-то вещь, тряпичную куклу, едва сдерживаясь от того, чтобы не сорваться на неё прямо здесь, не ударить, в конце концов, просто не убить. Хотя терпения у джедая оставалось всё меньше. Сегодня Асока перешла все границы, все возможные рамки и нормы приличия, сегодня она опозорила своего бывшего мастера настолько, что какого-то прощения или оправдания ей уже просто не находилось. И тем не менее, Энакин старался контролировать свой гнев, свои чувства стыда, разочарования, досады, ярости, как только мог. Будь на месте Тано кто-то другой, Скайуокер, не задумываясь, прибил бы его ещё там, в спидербусе, но она… Она была тем единственным неприкосновенным существом, кому он не хотел, просто не мог причинить боль ни при каких обстоятельствах, хотя, наверное, и следовало бы. От того генерал тянул время настолько, насколько это вообще было возможно, чтобы хоть немного успокоиться. К тому же, спасти глупую рисковую тогруту, уберечь, спрятать от вероятного преследования сейчас было первостепенной задачей. Жаль только, что сама неадекватная наркоманка этого совсем не понимала и сопротивлялась, как только могла, действуя себе же во вред.

Видя, как разгневан её бывший учитель, сколь резок и груб, после открывшейся ему страшной правды, накачанная Асока понимала, что ничего хорошего теперь её не ждёт. Да, она всё ещё была под кайфом, да, она уже не так сильно боялась его ярости, однако где-то подсознательно до сих пор ощущала некую опасность, интуитивное предостережение перед возможным наказанием, которое она явно заслужила, и отчаянно пыталась избежать его.

Собрав последние силы, которые у Тано только были в таком состоянии, девушка руками и ногами упёрлась в открывшийся дверной проём её скромного жилища, что было мочи завопив очередной, казавшийся ей в данный момент умным, несуразный наркоманский бред:

- Нет, я сказала отпусти меня, я никуда с тобой не пойду! Спасите, помогите, убивают! Полиция, полиция!

Звонкий визг напуганной тогруты тут же заставил всполошиться жителей всех близлежащих квартир, откуда моментально полились грязные ругательства на шумную девчонку, и одновременно сильно резанул слух ошеломлённого Энакина, окончательно добив остатки его терпения, особенно упоминанием в такой ситуации органов правопорядка. И Скайуокер просто сорвался.

- Полиция? Полиция?! – весь изъедаемый гневом, зло переспросил он неадекватную Асоку, - Да если здесь сейчас появится полиция, то они тебя быстро посадят в каталажку! – чётко напоминая Тано о её нынешнем положении, ещё громче прикрикнул генерал, на секунду аж задохнувшись от ярости в свете абсолютной наглости тогруты, а затем добавил, - Если я не прибью тебя первым. Грабительница … ! Живо заходи! – грубо матернувшись на свою бывшую ученицу, джедай с такой силой втолкнул ту рукой в квартиру, что, по инерции быстро преодолев несколько метров, наркоманка аж перелетела через старый чёрный диван.

В один момент оказавшись на полу, Асока сильно ушиблась о твёрдую поверхность и, всё ещё немного побаиваясь бывшего мастера, только и смогла лишь обиженно взвизгнуть:

- Ай, больно! – после чего, резко подскочив на ноги и при этом активно потирая побитые конечности, так же не совсем смело, однако в то же время дерзко, продолжила предъявлять свои претензии учителю, пока за ними с джедаем закрывалась входная дверь:

- Ты не смеешь со мной так обращаться! Садист! У тебя нет никакого права мне указывать! – тоже задохнувшись от гнева и негодования, которые постепенно приходили из-за её наркотического опьянения на смену страху Тано, рявкнула тогрута, а взгляд её невольно упал на отобранное у девушки оружие, от чего наглость наркоманки лишь ещё больше усилилась, - И сейчас же отдай мне мои мечи!

Требование Асоки прозвучало как нельзя твёрдо и уверенно точно в тот момент, когда щёлкнул электронный замок железной двери, оповещая «парочку» о том, что вот сейчас они действительно остались наедине и в относительной безопасности. Вот только слышал ли бывших учителя и ученицу кто-то в данный момент или нет, ни его, ни её уже не волновало.

Совсем перешедшая все границы наглость ополоумевшей Тано настолько шокировала Скайуокера, что на мгновение ему даже показалось, будто он снова был готов убить её на месте, даже не задумываясь. Резко сорвав с петель все световые клинки, которые только были при нём генерал с силой сдавил рукоятки в пальцах. В его обезумевших глазах на секунду можно было прочесть желание, активировать оружие, возможно, даже пустить его в ход, но момент сумасшедшего аффекта быстро прошёл, с огромным трудом подавляемый силой воли джедая. И, лишь слегка дёрнувшись вперёд, Энакин так и замер на месте.

- Мечи, ах мечи… - гневно тряхнув рукой со световыми клинками, повторил за Асокой Энакин, сам не зная, как ещё помимо попытки покалечить Тано можно было сорвать его злость за её сегодняшний поступок в данный момент, но его любовь, её неприкосновенность перед ним, вовремя остановили разъярённого генерала.

- Вот тебе мечи! – уже немного больше, однако до сих пор не достаточно, контролируя себя, гневно рявкнул Скайуокер, с такой силой запустив все три серебристых рукоятки в один их небольших кофейных столиков позади него, что тот аж разлетелся в щепки, встретившись со световыми клинками обоих джедаев, а тогрута испуганно вздрогнула.

- Садист? Больно? Больно?! – ничуть не обращая внимания на всё, что происходило вокруг него, продолжал орать перекривливая юную наркоманку генерал, - Сейчас тебе ещё не так будет больно! Я тебя сейчас вообще убью собственными руками, чтобы не позорила меня, преступница … !

От переизбытка эмоций, которые просто водопадом лились через гневные речи джедая, Энакин стал ходить из стороны в сторону, тем самым не позволяя себе поддаться желанию действительно ринуться к Асоке и хорошенько надавать ей тумаков, и одновременно пытаясь хоть немного успокоиться.

- Это же надо до такого докатиться, - активно жестикулируя руками, ни на секунду не прерывал поток собственных слов Скайуокер, - моя ученица - наркоманка, грабит спидербусы ради дозы, берёт в заложники детей…

Генерал был настолько возмущён, настолько оскорблён и взвинчен тем, о чём он говорил, настолько задет тем, что стало с его бывшим падаваном, что даже старался не смотреть в сторону девушки, которая, кстати, видимо, почувствовав, что опасность миновала, опять начала себя вести достаточно вальяжно и спокойно. Со скучающим выражением лица накачанными глазами наблюдая за мечущимся по комнате джедаем, тогрута пропускала мимо ушей всё то, что он пытался до неё донести. И, очевидно, сочтя, что неудобный, полностью закрытый костюм, ей в данный момент мешал, постепенно начала стягивать его с себя с довольной глуповатой улыбкой, как будто и вовсе не соображая, что здесь сейчас происходит, в то время как Скайуокер никак не успокаивался, всё больше и больше эмоций вкладывая в собственные речи:

- Да лучше б я сдох рабом на Татуине, да лучше б меня Гривус целый месяц пытал, да лучше б я падаваном Винду был, чем видеть такое! Чем помогать тебе скрываться с места преступления как какой-то … мерзавец, как какой-то … подонок, - Энакин уже весь трясся от негодования и сыпал направо и налево грязными ругательствами, когда эти слова слетали с его уст, совершенно не обращая внимания на то, что юная наркоманка с абсолютно довольным видом постепенно обнажалась перед ним, ничуть и ничего не смущаясь.

Асока уже стояла напротив Скайуокера в одном чистейшем белоснежном белье, устало покачиваясь на слегка ослабленных ногах, готовая в любой момент плюнуть на всю эту нудную тираду и просто пойти восвояси, когда генерал внезапно замер на месте и, развернувшись к ней всё так же зло, но в тоже время глубоко и проникновенно произнёс, взглянув девушке прямо в глаза:

- Мне никогда в жизни не было так за тебя стыдно, ты не просто подвела меня, ты разочаровала меня, Асока, - Энакин смотрел на полу раздетую тогруту, но, казалось, совершенно этого не видел, да она была обнажена для него, но обнажена не физически, а духовно.

На мгновение Тано, вдруг, показалось, что сквозь её большие голубые глаза бывший учитель увидел её душу, её мысли, прочёл как раскрытую книгу то, что скрывала в себе всё это время юная наркоманка, добрался до самой истины и прикоснулся к той частичке естества Асоки, которая тоже ненавидела её такую, которая была абсолютно согласна с тем, что девушка виновата. И виновата не только перед собой, орденом, миром, всеми, кого она пугала и грабила, но и перед своим учителем, больше всего перед ним. Осознание этой открытости, этой совершенной незащищённости от него, чувства полного подсознательного согласия с бывшим мастером, непомерного раскаяния и абсолютной вины в один момент вновь дико взбесили Тано, вкупе с последующей фразой генерала:

- И пока я не придушил тебя, заткнись и живо иди в свою комнату, ложись спать!

Энакин гневно ткнул пальцем механической руки в сторону «покоев» Асоки, приказывая девушке удалиться пока джедай не совершил непоправимых ошибок, но теперь, зол на своего собеседника был не только он один.

- Разочаровала? – взбудоражено воскликнула в ответ на слова Скайуокера Тано, тут же запустив в него верхней частью её облегающего костюма, который девушка только-только сняла, - Ах, разочаровала?! – ещё громче повторила она, швырнув в бывшего мастера, отбивающегося от её тряпок кистями, и нижнюю половину своего наряда, уже абсолютно не контролируя дальнейший поток гадостей, которые тогрута говорила Энакину, - Вот и нечего было лезть в мою жизнь и спасать меня от самого же себя, любитель душить, сама бы разобралась! Целый год без тебя прекрасно обходилась и сейчас бы обошлась, … женатый! Учитель … , джедай … ! Стыдно ему за меня! Да какое тебе вообще дело?! Ты мне вообще никто!

Асока особо ярко подчеркнула последнее слово, обиженно выпалив финальную фразу прямо в глаза Скайуокеру, как будто стараясь посильнее задеть его за все те обиды, что бывший учитель ей причинил сознательно или несознательно. И она задела, только совсем не так как планировала. Ещё больше вышедший из себя генерал отреагировал на провокационные слова наркоманки сразу, причём не менее резко.

- Вот сейчас сниму ремень и сразу стану тебе кто! – взбешённо выкрикнув это, джедай быстро начал шарить руками по собственному поясу в поисках необходимого «атрибута власти», который, к слову, никак не мог найти, что очень позабавило накачанную Тано.

- Не получится! У тебя нет ремня! – язвительно подметив прокол Энакина, тогрута издевательски показала ему язык, откровенно насмехаясь.

Очередная «вольность» наркоманки в купе с глупыми «пьяными» хихиканиями Асоки довели Скайуокера до крайности, от чего, позабыв обо всём на свете, в том числе и о своих торжественных клятвах больше никогда даже пальцем к ней не прикасаться после тех последних побоев, генерал просто сорвался с места и ринулся вдогонку за совсем обнаглевшим падаваном.

- Ничего, я тебя и так отлуплю! Целый год на задницу сесть не сможешь! Быстро забудешь и про наркотики, и про ограбления! Сразу за ум возьмёшься!

Понимая, что стоять на месте было глупо и даже, в какой-то мере, опасно, хорошенько для себя запомнив прошлый раз, Асока моментально позабыла про свою усталость и довольно резво стала убегать от разгневанного учителя, тем не менее, воспринимая всю ситуацию, скорее, как развлечение, игру, нежели как что-то серьёзное, а потому продолжая и продолжая издеваться над Энакином, язвительно припоминая ему былые обиды.

- Что нравиться шлёпать молоденьких девочек, старый извращенец? Только ничего у тебя не получится! Со своей дряхлой женой так будешь развлекаться! - активно наворачивая круги около зашитого чёрного дивана, очень неосмотрительно брякнула новые гадости Тано.

И это тут же привело, казалось бы, доселе комичную ситуацию к абсолютной серьёзности. Одно лишь упоминание о Падме, одно лишь оскорбление, слетевшее с уст Асоки в адрес Амидалы и него самого, и генерал мгновенно замер на месте, как вкопанный. Глупым и нелепым погоням пришёл конец потому, что подобного превосходящего всё, что он только слышал от Тано, хамства, джедай просто не ожидал.

- Чтоооо? – гневно протянул до безумия ошеломлённый и оскорблённый Энакин, одним лёгким движением руки снося Силой мешавшую ему в поимке в конец оборзевшей ученицы преграду.

Огромный тяжёлый диван, легко переворачиваясь в воздухе, с грохотом полетел прочь с пути злого как ситх Скайуокера.

- Да я тебя сейчас… - аж задохнулся от ярости генерал, - Да я тебя сейчас до смерти изобью! – не думая уже ни о каких последствиях, джедай просто молниеносно ринулся в сторону бывшей ученицы, как раз стоявшей в данный момент недалеко от одной из стен.

- Не посмеешь, … ! – только и успела взвизгнуть Асока, когда Энакин резко ухватил её за руку, мощно припечатав спиной к твёрдой поверхности, медленно и лишь местами осознавая всю серьёзность ситуации, потому одновременно и боясь, что переборщила, и продолжая нагло дерзить Скайуокеру, потому, что, вдруг очутилась в столь двусмысленной ситуации.

- Пусти меня, мне больно! – оказавшись в «ловушке» буквально лицом к лицу с противником, так близко, столь сильно вторгаясь в личное пространство друг друга, извиваясь, словно змея, резко и отчаянно стала вырываться из захвата почему-то медлившего генерала Тано.

Похоже, девушка и сама не ожидала, что они вновь попадут в подобную ситуацию, такую запретную, такую интимную, как была между ними тогда, там, в душе.

Сейчас Асока находилась всего в паре сантиметрах о объекта своего воздыхания и вожделения, почти голая, абсолютно доступная, и ей стоило лишь слегка податься вперёд, и их с Энакином губы вновь соприкоснулись бы. Оба они слились бы в страстном, жарком поцелуе. А потом… Неизвестно что было бы между ними потом. В данный момент, пребывая в наркотическом полубреду, в неком состоянии игривой язвительности и наглой раскрепощённости, стоя так близко от Скайуокера, находясь в его руках, в полной его власти, смотря в глаза ему, Тано впервые в жизни почувствовала невероятно сильное, невероятно непристойное желание отдаться своему возлюбленному целиком и полностью, если, конечно, он только захочет её взять. От чего хамские дерзости тогруты, вдруг, приняли некий совершенно пошлый и откровенный окрас, с сильным оттенком досадной обиженности на бездействие генерала относительно её чувств к нему.

- У тебя нет вообще никакого права ко мне прикасаться! Ты мне никто! – продолжая и продолжая отчаянно играть свою вызывающе-намекающую, но в тоже время изображающую неприступность роль, дёргаясь в захвате Энакина, вопила тогрута.

Но Скайуокер, казалось, совсем её не слышал. Только сейчас, только когда он очутился на таком незначительном, почти незримом расстоянии от своей бывшей ученицы, генерал действительно «прозрел». Раньше он не видел всей красоты Асоки, не понимал, как и почему его так сильно тянуло к ней, не осознавал всю мощь своей истиной любви к юной тогруте. Джедай всегда считал, думал, полагал, что Тано была для него кем-то близким лишь духовно, существом которое можно любить как родственника, оберегать, защищать, но сейчас, сейчас он действительно в полной мере впервые взглянул на неё уже не как на девочку, а как на женщину.

Асока была так ослепительна, так невероятно красива, так невинна и соблазнительна в, подобном первому снегу, белом изящном белье, что столь выгодно контрастировало с её оранжевой кожей. Асока была такой жёсткой по характеру, но одновременно и такой мягкой и гладкой на ощупь. Плавные изгибы её хрупкого, но уже вполне успевшего идеально оформиться тела, просто сводили джедая с ума, даже сильнее, чем-когда-то сводили «прелести» Падме. А дерзкое поведение, наглость и хамство Асоки вызывали в душе Энакина дикую бурю эмоций – ядерное сочетания гнева и страсти. Необузданное желание обладать своей ученицей. От чего, Скайуокер уже и думать забыл о том, что ещё совсем недавно хотел жестоко избить эту наглую, хамоватую девчонку. Будь на месте Асоки кто-то другой, та же Падме, будь обстоятельства другими, будь разница в их возрасте не такой огромной, джедая уже ничто не смогло бы остановить, но какое-то очень далёкое, очень смутное и совершенное крохотное осознание реальности до сих пор удерживало его, предостерегало от неправильности этого поступка… И генерал медлил, в глупом замешательстве лишь продолжая и продолжая слушать дурацкую ругань своей ученицы, которая, к слову, была этим крайне недовольна и не забывала в весьма грубой форме его попрекнуть.

- Да и сделать ты мне, собственно, всё равно ничего не сможешь, только вечно угрожаешь в пустую, как тряпка! – ещё активнее чем прежде визжа и трепыхаясь, припомнила Энакину всю его нерешительность по отношению к ней Асока, - Сейчас же убери свои грязные руки, мерзавец, подонок, садист, старый извращенец! – всё больше и больше раздражаясь от собственных речей, к концу этой фразы Тано так сильно разошлась, что со всей мощи влепила до сих пор злому, но застывшему в неподвижном молчании Скайуокеру пощёчину.

Это действие молниеносно вернуло генерала в реальность, заставив гнев в его душе вспыхнуть, словно пламя, в которое подлили бензина и одновременно ещё сильнее распалило и так неумную страсть. Энакин был уже не в состоянии сдерживать своё желание «наказать эту девчонку особым образом», был уже просто не в состоянии вести себя спокойно и непоколебимо, будто ничего не произошло. Задетое мужское самолюбие в купе с невероятно сильным влечением к бывшей ученице заставило его в один момент позабыть обо всём на свете, сломать все преграды, мешающие тому, что должно было произойти, доказать наглой девчонке, что он ещё как «мог ей что-то сделать», вопреки её наглым дерзким речам. И под влиянием этой безумной бури эмоций Скайуокер сдался. Резко и властно подавшись вперёд, генерал ещё сильнее прижал визжащую и вырывающуюся Асоку к стене, жадно и похотливо впившись страстным поцелуем в её пухлые карамельные губы, яростно доказывая той, что все её обвинения в его адресбыли абсолютно не обоснованы. Теперь Энакин был хозяином ситуации, теперь Скайуокер действовал лишь в соответствии со своими желаниями и прихотями, раз и на всегда показывая Тано, насколько далёк был настоящий он от звания «тряпки».

Ещё какое-то время, всего пару секунд, генерал настойчиво целовал тогруту, совершенно не заботясь о том, что думала или чувствовала при этом она, прежде, чем так же грубо разорвать их страстное соприкосновение губ.

- Как ты сказала? – с таким же дерзким вызовом, с которым до этого говорила Асока, нагло переспросил бывшую ученицу Энакин, с силой встряхнув Тано на месте и самодовольно заглянув в её напуганные, возбуждённые, обезумевшие глаза.

- Тряпка, садист, старый извращенец! – уже сама не зная, от чего тогрута больше изнывала от обилия гнева, столь рьяно выражающегося в её пошлом хамстве, в желании обидеть или оскорбить Скайуокера, или же от неимоверного желания, чтобы он продолжал, чтобы он не останавливался, всё так же резко ответила наркоманка и с ещё пущей яростью влепила генералу вторую пощёчину.

Это действие, этот резкий удар, сочетание боли и грубости, наглости и своеволия его бывшей ученицы лишь ещё больше раззадорили учителя. Впрочем, как и томно прижавшуюся к стене Асоку. Не в состоянии больше контролировать себя, Энакин резко повернул обратно слегка дернувшуюся в сторону из-за пощёчины голову и, так же тяжело дыша, как и накачанная тогрута, от возбуждения, с силой припечатал её свободное запястье к ровной, твёрдой поверхности рукой, зло и похотливо всматриваясь наркоманке в глаза. Ведомый обезумевшим от гнева и страсти сознанием, второй кистью джедай грубо, просто безжалостно содрал с Тано её белоснежный лифчик. Светлая ткань громко треснула под властью мощной мужской руки, обнажая соблазнительно колыхнувшуюся округлую оранжевую грудь на мгновение вздрогнувшей от испуга девушки. И Скайуокер вновь впился в губы тогруты жадным, страстным поцелуем. Теперь его уже ничто не могло остановить. Но, Асока и не собиралась.

Небрежно бросив на пол белые клочки ткани, джедай похотливо прошёлся рукой по груди бывшего падавана, умело перемещая кисть на спину девушке и крепче прижимая к себе непокорную тогруту. Ловко ощупывая изгибы её изящного женского тела, Энакин быстро соскользнул пальцами настоящей кисти по одной из ягодиц Асоки ученице на бедро, а затем властно ухватив Тано за ногу, буквально силой приподнял ту вверх, заставляя падавана обвить его стройной конечностью.

Переполненная желанием не меньше её мастера, находящаяся в состоянии лёгкой эйфории от какого-то смутного осознания, что всё это происходило с Тано наяву, тоже крайне возбуждённая Асока, лишь покорно поддалась ему, стараясь чем можно крепче прижаться к своему возлюбленному, всем телом, дерзко отвечая на жаркие поцелуи Скайуокера, обнимая его одной свободной рукой за шею.

Не видя больше смысла удерживать хрупкое стройное запястье, уже совсем не вырывающейся и не сопротивляющейся наркоманки, генерал спешно разжал пальцы механической кисти, подключая к ощупыванию тела предмета своего вожделения и её, при этом второй конечностью нагло продолжая поглаживать приподнятое вверх бедро девушки.

Почувствовав ещё больше свободы, Асока жадно вцепилась в Энакина и отпущенной рукой, скользя ей по его плечу и затылку, грубо вплетаясь в волосы, как никогда крепко обнимая учителя, когда Скайуокер чуть углубил очередной поцелуй.

Вдоволь насладившись прикосновениями чувствительных пальцев к изящной, стройной ноге Тано, генерал переместил обе свои конечности девушке на спину, немного грубо и болезненно вдавливая пальцы в её гладкую кожу, причиняя падавану боль и наслаждение, постепенно намереваясь скользнуть кистями чуть вниз и сорвать с тогруты трусы. Однако наркоманка опередила его.

Всё ещё питаемая сочетанием гнева и желания, по видимости счёвшая несправедливым то, что, в отличие от неё, мастер до сих пор полностью был одет, Асока быстро опустила освободившуюся ногу на холодный пол и, резко отстранившись, сорвала с Энакина пояс. А затем, выпустив из рук более не нужную тряпку, неосторожными, скользящими движениями по его мускулистой груди и плечам стянула с бывшего учителя распахнувшуюся «рубашку», тоже показывая партнёру свой крутой нрав. Острые ноготки Тано игриво скользнули по спине Скайуокера, причиняя в отместку за её боль, некие повреждения и ему. И пара опять слилась в череде пылких обжигающих поцелуев.

Не в состоянии больше медлить, учитель и ученица, беспорядочно ощупывая, нагло и бесцеремонно облапывая, друг друга, сквозь тяжёлое дыхание и непрерывное безудержное соприкосновение губ, словно ураган снося всё на своём пути, стали спешно перемещаться в сторону спальни.

В пылу их страсти, пара и сама не заметила, как почти молниеносно оказалась в небольшой бедно обставленной комнатке, как Энакин грубо толкнул Асоку на кровать, тут же полноправно устроившись поверх неё, словно царь, как будто так и следовало.

Расслабленно распластавшись на мягком матрасе голой спиной, Тано могла бы обидеться на Скайуокера в другой ситуации за подобное неуважительное обращение к ней, но только не сейчас, не здесь, не лёжа под ним.

Девушка лишь, изнемогая от желания, с вызовом посмотрела на своего бывшего учителя, просто сгорая от наслаждения и любви в его жарких объятьях, чисто интуитивно раздвигая стройные ноги чуть в стороны, чтобы джедай мог поудобнее улечься на ней. В этот момент генерал прочёл в бездонных голубых радужках наркоманки неистовые мольбы не останавливаться, продолжать, на этот раз пойти до конца. И Энакин принял её вызов, властно сорвав с ученицы остатки нижнего белья, одновременно позволяя бывшему падавану проделывать то же самое и с его одеждой, вновь накрывая пухлые соблазнительные губы тогруты страстным поцелуем, отвечая на чувства Асоки и вместе с ней предаваясь всепоглощающей, непомерной, взаимной любви. Эта ночь принадлежала только им двоим.

Утром Асока проснулась первой. Плавно открыв глаза и медленно поднявшись с подушки, девушка с наслаждением потянулась, осторожно, будто боясь спугнуть очередную приятную иллюзию, навеянную наркотиками, повернувшись в сторону, где должен был находиться Энакин. Мягко взглянув на всё ещё мирно спящего бывшего учителя, Тано довольно улыбнулась сама себе, до сих пор не веря, что произошедшее действительно было реальностью, а не просто плодом её безумной фантазии, одной из тысячи разнообразных галлюцинаций, вызванных непомерной, но, увы, безответной любовью. Однако Скайуокер был таким же настоящим, как и всё, что окружало тогруту данный момент. До сих пор будто опасаясь, что идиллическая картина этого приятного пробуждения рядом с ним, её любимым, вот-вот раствориться в небытие, Асока осторожно потянулась пальцами к лицу генерала, нежно и очень заботливо коснувшись его щеки, мягко ведя по слегка грубоватой коже подушечками пальцев, так, словно в мире не существовало большего счастья для Тано. И отчасти это было действительно так.

Сейчас, в данный момент, она находилось настолько близко к объекту своего воздыхания, к своему любимому и единственному избраннику всей её жизни, не только физически, но и морально, что казалось, душа тогруты просто расцветала от счастья. Когда-то давно, да что там давно, всего несколько дней, возможно, даже несколько часов назад, юная наркоманка и думать не смела, что однажды вот так просто, в один момент, её чувства перестанут быть безответными, Сила услышит её мольбы, и Энакин сам, по доброй воле подарит Асоке взаимность, проявит свою любовь, не только дружескую или братскую, а такую, которую мог испытывать лишь мужчина к женщине. Да, сегодня ночью, этой счастливейшей ночью в жизни Тано, Скайуокер действительно впервые увидел в ней не ученицу, не маленькую девочку, а женщину, вполне серьёзную, взрослую, красивую и желанную. И от этого тогрута была абсолютно счастлива. Её заветная, её казалось бы, такая несбыточная, но самая-самая сокровенная мечта сбылась – учитель любил только её одну, учитель принадлежал только ей одной, и никто и ничто на свете уже не могло им помешать. Асока не заставляла Энакина быть с ней, ни духовно, ни физически, она не принуждала его силой сделать этот выбор, Скайуокер пришёл к такому решению сам, сам предпочёл Тано тысяче других красавиц-раскрасавиц галактики, поставив чувства к ней даже выше собственной жены – выше самой бывшей королевы Набу, Падме Амидалы, которой, к слову теперь уже больше не было в их жизни. Были только они вдвоём, но не просто как мастер и падаван, а как две половинки чего-то единого целого, навсегда связанного некой странной волей судьбы, каким-то своеобразным велением Силы. И это так воодушевляло Асоку, что хотелось кричать, кричать от трепетного, до слёз чудесного ощущения где-то глубоко-глубоко в груди, где заново возрождалось к жизни её некогда разбитое сердце.

Сейчас юной наркоманке было так хорошо, как никогда в жизни, потому, что теперь она точно знала – Энакин любил её, только её одну так, как она всегда мечтала, и реальность была даже лучше, чем все то бесконечное множество наркотических галлюцинаций и фантазий об идеальном Скайуокере. Да что там фантазий, то, что пережила Асока сегодня ночью было в миллиард раз лучше, любого эффекта, который только могли дать ей нубианская травка или КХ-28. Тано ещё никогда не испытывала такого наслаждения, идеального сочетания духовного и физического удовлетворения, никогда не чувствовала всю прелесть истиной, мощнейшей всепоглощающей любви, а что самое главное взаимной любви, в полной мере этого слова и во всех его смыслах.

Тогруте было действительно хорошо, причём не только, как она представляла себе морально, но и физически. Ощущения, которые дарила ей близость с самым-самым любимым человеком на свете нельзя было сравнить ни с чем другим, что когда-либо юная наркоманка испытывала ранее. Это было так странно, так необычно, так приятно, и Тано сейчас просто не могла подобрать подходящих слов, чтобы передать те эмоции и ощущения, которые она испытывала совсем недавно. Любовь просто поглощала её с головой этой ночью, вознося душу и слегка затуманенный рассудок Асоки высоко-высоко на вершину наслаждения мира, заставляя не только ощущать блаженство от столь долгожданной взаимности всем сердцем, но и трепетно отзываться каждую клеточку её тела на ласки, поцелуи, другие проявления своеобразной нежности к юной наркоманке её избранника. Моральное состояние необъятной привязанности девушки к её сексуальному партнёру, словно мощнейший допинг усиливало десятикратно удовольствие от каждого и так достаточно приятного контакта с ним. Впрочем, в каких-то вспомогательных средствах мастер Асоки не особо-то и нуждался, по её мнению он действительно был мастером по части удовлетворения женщин, ни одного лишнего действия, прикосновения, поцелуя - всё так, как она себе представляла, или даже лучше… Хотя, Тано, в общем-то, не с кем было сравнить, но она и сравнивать не хотела. Тогрута всегда по-настоящему любила только Скайуокера, мечтала только о нём и отдаться полностью и духовно, и физически желала только ему.

Да это действительно был первый раз для Асоки, и, возможно, ей должно было быть поначалу больно, очень больно, как и полагалось любой девственнице, но ещё одним фактором, сильно влияющим на все события этой ночи, являлось то, что Тано была под кайфом. И наркотик, который столько раз дарил ей безумное наслаждение, и сейчас не подвёл тогруту. Она не почувствовала совершенно ничего, что могло бы омрачить столь долгожданную близость, столь желанное «воссоединение» с её возлюбленным, только приятные ощущения, удовольствие, своеобразный кайф. Только безграничное наслаждение, которое девушка, хотя нет, теперь женщина, уже не забудет никогда. И за то, что Асока так и не испытала ни болевого шока, ни страха перед первым разом, который ей хотелось, чтобы был идеальным, а таким он и был, Тано всегда будет благодарна Силе.

Ещё шире улыбнувшись тогрута медленно и нехотя убрала руку с лица генерала, как-то невольно и абсолютно неосознанно переместив её себе на живот, и светлые безоблачные мысли юной наркоманки внезапно потекли в близкое по смыслу, но немного странное русло. Только сейчас Асока трезво осознала и переосмыслила одну интересную и весьма важную для себя деталь, заставив фантазию ещё пуще разыграться. А ведь после этой ночи, после страстной безумной ночи любви с её избранником, Тано могла забеременеть от него. Да она как-то украдкой размышляла об этом раньше, но тогда все мысли тогруты были глупы и не серьёзны. А теперь… Теперь она, вдруг, отчётливо смогла представить себя в ожидании ребёнка её возлюбленного, её с ним общего ребёнка. И эта мысль вдохновляла, даже в некотором роде возбуждала юную наркоманку не только морально, но и немного физически. На мгновение Асоке даже показалось, что она ощутила, как в ней зарождалась новая жизнь, почувствовала тот восторг, умиление, упоение собственным счастьем, от осознания сбывшейся мечты, от осознания осуществления нынешних и будущих - всех её самых-самых сокровенных желаний, представлений и предвкушений той идеальной жизни, в которой у них с мастером действительно могла быть своя семья, любовь, собственный дом, дети, много детей. И в это мгновение Асока отчётливо поняла, что в том чистом и светлом мире её грёз не было место наркотикам, ни за что и никогда.

Тано начала принимать КХ-28 только лишь для того, чтобы заглушить боль от своей несчастной безответной любви, которая не должна была иметь, просто не могла иметь шансов на взаимность. Она начала принимать наркотики ради сомнительного удовольствия, искусственно навеянного наслаждения. Но разве хоть один, даже из самых сильнейших «кайфов» тогруты, мог сравниться с тем наслаждением, что она испытывала сейчас, с тем счастьем, что она ощущала в данный момент. Нет, конечно нет.

Раньше у Асоки не было ровным счётом ничего, а теперь у неё было всё, чего она только могла пожелать. Все её мечты, все её надежды, все её наивные девичьи грёзы стали реальностью, раз и навсегда избавившись даже от самых малейших крупиц боли и страданий. И теперь Асоке больше незачем было принимать наркотики. Она получила всё что хотела, и сапфировая анестезия ей больше была не нужна.

Тано вновь нежно окинула светящимся, абсолютно счастливым взглядом бывшего мастера, ради него, ради его любви, она готова была пойти на всё, она готова была мучаться, страдать, лезть на стену от очередного приступа ломки, даже умереть, ради него она готова была отказаться того сомнительного наслаждения, которое дарили девушке разнообразные галлюциногенные вещества на протяжении последнего года. Потому что не было в мире более потрясающего, необыкновенного, возносящего чувства, чем истинная, взаимная любовь. И Асока твёрдо для себя решила, что теперь она покончит с наркотиками, покончит раз и на всегда! С этой мыслью Тано быстро поднялась с постели, совершая первые шаги навстречу её новой жизни, ведь тогруте ещё столько всего нужно было сделать.

Энакин «вернулся в реальность» тоже под утро. Однако всё, произошедшее с ним и Асокой этой ночью, почему-то до сих пор казалось джедаю сном. Скайуокер как-то смутно осознавал, что натворил, с ужасом понимая, что преступил грань дозволенного, раз и навсегда сломал жизнь своей ещё совсем юной бывшей ученице. В его сознании эта ночь «любви» была чем-то страшным, ужасным, непоправимым, сродни с растлению малолетних, в трезвой и рациональной части сознания. Но сердце и душа, вся прочая часть сущности генерала, отвечающая за чувства, почему-то ни о чём не жалела, даже наоборот, кричала о том, что всё то, что Энакин сделал со своим падаваном вчера в порыве страсти, было правильным, было логичным и абсолютно нормальным проявлением привязанности, той привязанности которая всегда и должна была между ними быть.

В конце концов, Скайуокер не просто воспользовался наивностью, согласием и чувствами Асоки для того, чтобы удовлетворить свою похоть, он любил её, действительно любил больше жизни и никому на свете не позволил бы обидеть Тано. Тем более, самому себе, тем более теперь, когда твёрдо осознал, что дороже бывшей ученицы для него не существовало никого в мире. Даже Падме, как бы сильно ни любил её Энакин, не могла сравниться с юной, бойкой тогрутой.

Скайуокеру действительно было с Асокой хорошо, так хорошо, как никогда не было с Амидалой или с кем-то другим. Нет, не только физически, но и морально, духовно. Они с Тано были словно две половинки единого целого, просто идеально дополняющие друг друга во всём, будь то физический контакт, контакт ментальный или контакт на уровне чувств. И, тем не менее, Энакина никак не отпускала мысль какой-то неправильности, какой-то страшной непоправимости, какой-то дикости всей ситуации в рациональном плане.

Да, Скайуокер всегда был учителем Тано, он нёс ответственность за неё, он должен и обязан был учить её всем тонкостям и премудростям суровых реалий жизни. Вот только генерал никогда не предполагал, что именно он научит Асоку «этому», станет тем, кто превратит её из маленькой, невинной девочки во взрослую, опытную женщину. И подобное казалось джедаю чем-то таким ужасным, отвратительным, грязным, почти изнасилованием ребёнка. Тогда почему же генерал сейчас чувствовал себя так, как будто его совесть была абсолютно чиста? Или настоящая, искренняя любовь действительно списывала даже самые страшные грехи? Да и, разве Энакин всю их совместную жизнь будет считать Тано ребёнком? И с чего вдруг у него появились такие странные мысли? Интересно, что думала сама Асока по поводу этого? Энакин не знал ответа на данный вопрос, как не знал теперь и как именно он должен был вести себя с бывшей ученицей, как вообще он мог теперь спокойно смотреть ей в глаза…

Тяжело и нервно вдохнув, Скайуокер бросил все свои силы на то, чтобы набраться мужества взглянуть на «обесчещенную» в порыве дикой страстной похоти тогруту, и повернулся в ту сторону где должна была находиться она. Но… Вместо напуганной, призирающей его или пока ещё не осознавшей всю серьёзность произошедшего Асоки глаза генерала лишь растерянно наткнулись на абсолютно пустую, со смятой постелью, широкую половину кровати. И джедай вздрогнув в ужасе, тут же предположил всё самое страшное, что только мог.

Хотя, первый и наиболее правильный ответ, куда делась «изнасилованная» Асока, был вполне себе очевиден – несчастная девушка, просто сбежала от него «мерзавца, садиста, старого извращенца», чтобы опять накачаться до беспамятства в каком-то грязном притоне. И на этот раз у неё действительно был серьёзный повод.

Не медля больше ни секунды, Энакин, словно ударенный током, подскочил с кровати, на ходу натягивая на себя свои «крутые» джедайские шмотки, и молниеносно рванулся к выходу из маленькой захудалой квартирки Тано, на поиски глупой, безбашенной тогруты, на спасение несчастной, многострадальной ученицы, жизнь которой он невольно всё сильнее и сильнее ломал. Хотя, куда уж было сильнее?

Но на счастье Скайуокера, не успел он и выйти за пределы бедного, почти бомжацкого жилища юной наркоманки, как тут же едва не с толкнулся с кем-то, с кем-то кого так сильно сейчас хотел увидеть.

Перед глазами генерала в один момент предстала абсолютно нормальная, прилично одетая, ухоженная и совсем ни капли не накачанная Асока, которая держала в руках, нет, не очередную дозу наркоты, не сигареты и даже не выпивку, а вполне себе стандартный пакет из магазина, заполненный относительно «правильными» продуктами, и счастливо улыбалась.

- Что ты хочешь на завтрак? – только и смогла спросить Тано у своего бывшего мастера, а ныне, наверное, любовника или будущего мужа, прежде чем тот, едва не сбив её с ног, в шоке замер на месте, недоумевая от всего происходящего.

- Асока… Ты… Нормальная… - всё ещё пребывая в крайней степени шока, дико изумился её вполне адекватному состоянию он, и лишь потом сообразив, как глупо и не правильно это прозвучало, тут же исправился, - То есть трезвая… Не накачанная…

Вполне себе ожидая подобную реакцию от своего возлюбленного, довольная девушка весело ухмыльнулась, забавляясь крайне сбитым с толку, нелепым видом бывшего учителя, и приятно, по-доброму заглянув ему в глаза, уверенно ответила:

- Такой я теперь буду всегда, - почти незаметно, слегка приблизившись к джедаю, Тано неожиданно, но нежно, взяла его за руку и, не отводя глаз в сторону, продолжила искренне и проникновенно говорить, - Не бойся, Энакин, я больше никуда не сбегу и не доставлю тебе неприятностей. Потому что теперь у меня есть всё, и мне уже не нужны наркотики. Я решила бросить, завязать, ради тебя, ради нас, ради нашей любви, раз и на всегда! И я исполню своё обещание, чего бы мне это ни стоило!

Её бездонные голубые радужки, ярко сверкнули в искусственном свете коридора, чуть смоченные подступающих от переизбытка эмоций скупыми слезами. Но Асока не заплакала, она больше не могла себе позволить плакать от чего бы то ни было, ни от страданий, ни от счастья, она должна была быть сильной, ради них обоих, она должна была бороться и победить ради того светлого будущего, которое могло ждать учителя и ученицу, а ныне возлюбленных впереди.

Слегка приподнявшись на носочках и при этом всё ещё не отпуская, даже наоборот крепче сжимая кисть Скайуокера в её хрупких пальцах, Тано легко и любяще коснулась его губ своими губами, даря бывшему мастеру полный чувств поцелуй. Поцелуй, который больше не был чем-то таким запретным и не правильным. И генералу ничего не осталось, как только принять его вместе с очередным обещанием тогруты о том, что дальше у них всё будет хорошо, только на сей раз действительно правдивым.

Это милое проявление любви и нежности Асоки и Энакина продлилось совсем недолго, после чего, так же уверенно, как и приблизилась к Скайуокеру, Тано быстро разорвала приятное соприкосновение их губ. А затем, словно делая вид, будто ничего и не произошло, весело затараторила привычную бытовую ерунду:

- Так что ты хочешь на завтрак?..

Продолжая говорить нечто с такой же лёгкостью, как была когда-то в её с учителем общении в годы падаванства тогруты, юная, теперь уже не наркоманка, с огромным энтузиазмом направилась к кухонному столу, увлечённо раскладывая продукты на нём и пытаясь из них сообразить лучшее блюдо, которое она только умела готовить, чтобы порадовать так ничего и не ответившего Асоке на предыдущий вопрос джедая.

И сам не веря своему счастью, Энакин лишь безмолвно последовал за ней, усевшись на одном из кухонных стульев и с радостью наблюдая за кардинальными переменами, что произошли в Тано, переменами в лучшую и единственно правильную сторону, мысленно осознавая, что теперь, по некому странному стечению обстоятельств, по некому причудливому велению Силы, по некой необычной воле судьбы, лететь за Падме не было абсолютно никакого смысла. Ибо ничего уже не изменишь и не вернёшь.

========== Глава 9. Я… , Часть 1 ==========

Прошло несколько дней с того момента, как Энакин и Асока, наконец-то, действительно открылись в своих чувствах друг другу. Тано отчаянно держалась изо всех сил, и, казалось, была абсолютно счастлива. Наконец-то, спустя столько долгих дней, месяцев страданий наступила заветная идиллия. Они со Скайуокером снова были вместе, только на сей раз не просто как учитель и ученица, не просто, как взбалмошная наркоманка и её нянька, а действительно, по-настоящему вместе, как влюблённые. Постепенно с переменой в настроении и в целях тогруты стала понемногу меняться и её жизнь. Они с генералом начинали медленно, но уверенно восстанавливать всё то, что было «разрушено» наркоманкой в прошлом. Вместе наводили порядок в квартире, Энакин даже, на свой страх и риск, собрал парочку мелких дроидов-уборщиков, не всё же ему самому, чуть ли не первому джедаю в ордене и первому командующему армией в Республике, тряпкой махать. Вместе ходили по магазинам за продуктами и предметами интерьера, дабы восполнить пустоту и бедность квартирки Асоки. Вместе гуляли по ночному Корусанту, наслаждаясь его таинственной, романтичной красотой. И всё было почти идеально, так, как всегда мечтала Тано, если бы не ужасные, мучительные, болезненные приступы ломки.

Да, тогрута старалась сдерживать свои порывы принять наркотики так сильно, как только могла. Теперь она была действительно счастлива, по-настоящему счастлива в реальности, и искусственное сапфировое наслаждение больше Асоке было ни к чему. По крайней мере, так она видела ситуацию разумом, но тело… Тело Тано с каждым разом всё сильнее и сильнее требовало новой дозы, делая очередной приступ ломки невыносимее прежнего. Это было тяжело, ужасно больно, однако тогрута пока проявляла нереальную стойкость перед смертоносным соблазном. Её счастье было таким огромным, но таким хрупким, что Асока была готова как угодно мучаться, лишь бы только вновь не разбить его в дребезги, на миллионы и миллиарды осколков, которые уже никогда нельзя было бы собрать. И Энакин помогал ей во всём, помогал настолько, насколько только мог человек, никогда не имевший дело с зависимостью от наркотиков. Старался подбадривать и поддерживать любимую бывшую ученицу во всех её начинаниях, которые только приходили девушке в голову. А Тано, со всей прытью двигалась в правильном направлении.

Вот, например, сегодня девушку, внезапно, посетила необычная мысль. Пожалуй, впервые Асока поняла и трезво осознала, сколько неудобств она причинила своими накачанными выходками, пьяными истериками, неадекватными буйствами соседям, невольно услышав, как чётко раздавались звуки в её квартире, когда кто-то шуршал за стеной. И вспоминая, как она сама громила мебель, орала, дралась, включала музыку, Тано с ужасом пыталась откинуть мысль, сколь громко всё это было для тех несчастных, что жили рядом. Да, и что там звуки, она ни раз лично ругалась и даже хамила обитателям других квартир. Особенно часто конфликты происходили с тем зелёным толстым гуманоидом, дом которого находился к её «апартаментам» ближе всего. Но это было в прошлой жизни, теперь же Асока считала, что она полностью изменилась, будто переродилось после той судьбоносной ночи, что перевернула всю её жизнь. И эта новая она уже не могла вот так просто оставить всё как есть. Эта новая она ощущала стыд и вину за содеянное и видела одним из шагов на пути к своему выздоровлению и искуплению извинения перед всеми теми, кому Тано когда-то сделала больно, хоть сколько-нибудь больно из-за наркотиков.

Наверное, потому тогрута набравшись смелости, конечно, не без поддержки и присутствия Скайуокера, буквально заставила себя посетить соседей, выразив, несмотря на их недоверие, свои искрение сожаления и извинения. И тем не менее, люди и гуманоиды, обитающие рядом с Тано, приняли её сердечное раскаяние, так или иначе. На очереди оставался лишь один сосед, тот, что больше всего натерпелся от наркотических выходок юной тогруты. Просить прощения у него было труднее всего, потому, Асока решилась на это не сразу.

Выйдя из собственной квартиры на лестничную площадку, девушка несмело остановилась у двери, нервно покручивая в руках небольшую коробочку с «задабривающим презентом», ещё издалека завидев курящего в коридоре гуманоида, что окинул её хмурым взглядом. Взволнованно сглотнув, Тано было хотела сделать шаг назад, к собственному жилищу, судя по всему, решив, что подходить к этому парню вообще – плохая идея. Но мягко лёгшая на одно из её оголённых оранжевых плеч кисть Энакина, одобрительно подбодрила бывшую наркоманку. Этим простым жестом Скайуокер, как всегда, привычно и заботливо показал Асоке, что готов был пойти с ней до конца, поддержать в любой ситуации, чтобы там ни сказал этот толстый зелёный гуманоид его бывшему падавану. И Асока решилась. Ещё раз тяжело вздохнув, девушка быстро двинулась вперёд в сопровождении её мастера.

Почти моментально оказавшись подле выглядящего достаточно сурово и хмуро мужчины, Энакин и Асока остановились. И девушка опять немного замялась, не зная, что и сказать. Просить прощения дома перед зеркалом было просто, но сейчас, глядя в глаза «грозному» толстяку, все слова куда-то сами собой испарились. И тем не менее, Тано проявила-таки хоть какую-то минимальную активность.

- Км… - чуть крепче сжав в руках коробочку с подарком, едва слышно протянула она, тем самым привлекая к себе внимание зелёного гуманоида.

Бывший явно не в восторге от юной тогруты, да и вообще, наверное, не совсем в духе, мужчина быстро затушил о пепельницу докуренную сигарету и лишь потом сурово взглянул на замершую от волнения девушку.

- Чего тебе, мелкая? – видя, что та никак не решалась нечто сказать, взял инициативу в свои руки он и явно недовольный тем, что эта хулиганистая наркоманка не только поспать, но и покурить ему спокойно не давала, тут же добавил, не обращаясь уже ни к кому конкретному, - Послала же Сила соседей…

В этот момент, вдруг, трезво осознав, что гуманоид немного не так её понял, Асока внезапно почувствовала лёгкий прилив сил, так на неё действовало желание быть услышанной и прощённой, а посему, наконец-то, решилась хоть как-то начать разговор:

- Я… - чуть запнулась Тано, стараясь тщательнее подбирать нужные слова, - Я бы хотела извиниться за все те неудобства, что… - девушка не смогла сказать «Я причинила», просто духу не хватило, и потому, мельком взглянув на Энакина, как бы ища моральной помощи у своего мастера, добавила, - Мы вам причинили. Вот… Это звуко-изолятор, самый лучший, дорогой… Надеюсь, этот подарок, хоть как-то сможет сгладить размолвку между нами.

Трясущимися руками Тано протянула соседу небольшую коробочку с презентом, с трогательным замиранием вглядевшись толстяку в глаза. Конечно, тогрута понимала, что после всего, что он вытерпел от неё, тот мог бы не только не принять устройство, но и вовсе запустить им по бывшей наркоманке, однако девушка до последнего надеялась на лучшее. И её надежды оправдались.

Слегка недоверчиво прищурившись и смерив Асоку удивлённым взглядом, мужчина немного помедлил, а затем, всё же, взял из её хрупких кистей небольшую коробочку.

- Спасибо, девочка, - едва заметно ухмыльнулся он, пока толком не понимая, что и стоило думать про этот поступок, однако не отличаясь такой же робостью, как виноватая Тано в трезвом состоянии, тут же с любопытством поинтересовался, - А с чего бы это вдруг такое внимание?

Никак не ожидав подобного вопроса, тогрута, аж едва заметно вздрогнула и, ещё больше сбившись с толку, не зная протянула:

- Ну…

Видя, что Асока попала в затруднительное положение, к которому не была готова, в разговор вмешался и Энакин. Вновь легко, почти не касаясь, положив руку на плечо своей подопечной в знак поддержки, Скайуокер пояснил:

- Дело в том, что она решила бросить принимать наркотики, завязать. И…

Энакин хотел было сказать что-то ещё, но, очевидно, почувствовав, что то, что за её ошибки оправдывался перед другими учитель, было как-то неестественно и не правильно, Тано, немного поднабравшись решительности, перебила его:

- Я просто чувствую свою вину за то, сколько всего из-за меня вам пришлось пережить. Ну, и решила, что, наверное, хотя бы… Стоило извиниться.

Девушка смущённо развела руками в стороны и как-то стыдливо отвела глаза, опустив «тяжёлый» взгляд в грязный пол. Ей больше нечего было сказать, хотя, тогрута и понимала, что простых слов и какого-то подарка недостаточно. Однако, в данный момент, она была не в состоянии, просто не могла придумать неких более убедительных поступков, подтверждающих её искреннее раскаянье. Но на счастье Тано, в разговор опять вмешался генерал:

- Да, мы постараемся больше не причинять вам и окружающим неудобств, так как эта история с наркотиками, надеюсь, уже закончилась, - чуть крепче сжав пальцы на плече тогруты, джедай, весело улыбнулся, слегка дёрнув Асоку, как будто ждал от неё какого-то подтверждения.

И Тано тут же поняла его правильно.

- Да. Именно так, - оживлённо перебежав взглядом обратно на хмурящегося, но при этом внимательно слушающего их обоих гуманоида, резво кивнула головой бывшая наркоманка, на что толстяк лишь неопределённо хмыкнул, а потом тоже растянул губы в улыбке.

Очевидно, что оправданий обоих джедаев оказалось достаточно для того, чтобы «растопить лёд в сердце» сурового, негативно настроенного мужчины. Хотя, судя по всему, не таким уж и злобным был этот гуманоид, просто Асока своими наркоманскими выходками за год смогла в конец достать даже самого терпеливого «сожителя».

- А, ну, раз так, то я прощаю… - чуть сильнее улыбнувшись, как-то впервые, даже слишком уж по-доброму, будто по-отцовски, заговорил толстяк и, с интересом посмотрев на подарок, добавил, уходя и махнув на прощание рукой, - Желаю вам успешного излечения, соседи.

Похоже всё прошло даже лучше, чем Асока только могла ожидать. Гуманоид не только нехотя принял её извинения, но и вовсе, кажется, теперь был расположен к ним с Энакином дружелюбно. Проводив соседа счастливым взглядом, Тано и Скайуокер лишь приятно улыбнулись друг другу, смакуя успех их задумки, а затем, тоже направились к себе.

Миновав несколько метров, тогрута резко остановилась в центре гостиной, где на место был поставлен перевёрнутый совсем недавно чёрный зашитый диван, и как-то легко и беззаботно спросила у генерала:

- Как думаешь, ему понравился наш подарок?

Джедай едва успел затормозить за пару шагов от бывшей наркоманки, чтобы не врезаться в неё, но среагировав вовремя, очутился прямо за спиной у Асоки.

- Да. Несомненно… - так же весело и позитивно ответил тот, чисто интуитивно положив обе свои руки на оголённые плечи Тано.

Этот жест не подразумевал ничего такого особенного, являясь лишь проявлением каких-то положительных эмоций, выражающих заботу по отношению к бывшей ученице, однако Энакину, вдруг, показался слегка грязным и непристойным. Как-то слишком уж много он сегодня касался тогруты, дотрагивался до её мягкой кожи, лапал? Конечно, всё было совсем не так, но Скайуокера никак не могла покинуть мысль о какой-то неправильности такого проявления его любви к юной-девочке подростку. Будь на её месте Падме, трогать её, как бы невзначай, казалось бы вполне естественным и нормальным, но Асока… Почему-то после той злосчастной ночи она виделась генералу чем-то таким беззащитным, таким хрупким, что можно было разрушить одним лишь не правильным движением. И он будто боялся прикасаться к ней как тогда, боялся проявлять не только духовное влечение, но и физическое. Это до сих пор чудилось генералу каким-то не естественным, неправильным, запретным. От чего и лишний раз прикосновений к Тано после той злосчастной ночи он как-то подсознательно избегал. Да, теперь они были вместе, были, как бы парой, но почему-то грань между запретом и вседозволенностью в их отношениях так упорно не хотела стираться в мозгу джедая. Видимо, виной всему был возраст тогруты, а вернее, то, что она ещё не достигла совершеннолетия, и этот факт до сих пор заставлял Энакина видеть в своей бывшей ученице только девочку. Хотя он уже и позволил себе превратить её в женщину чисто физически, но истинных лет, как и истинного «детского» характера Асоки было не изменить.

Почувствовав некое неловкое смущение, как будто то, что он сделал сейчас, генерал совершил насильно, и его бывшей ученице казалось это неприятным, джедай осторожно убрал руки от девушки и, делая вид, будто ничего не произошло, попытался отвлечь её внимание от его, так называемых «грязных домогательств».

- А помнишь, - изображая дружескую непринуждённость, как ни в чём ни бывало, легко поддержал развитую Асокой тему Энакин, словно они общались, будто в былые времена, - как мы использовали такой же звуко-изолятор на той миссии, когда хотели выспаться, а на наш лагерь ночью напали аборигены? Как ты тогда кричала от испуга, когда спросонья увидела лицо местного воина…

Скайуокер быстро отошёл от Тано и направился к столу, разделявшему кухню и гостиную. Теперь уже более спокойно и весело продолжая придаваться воспоминаниям о прошлом, Энакин с улыбкой взял стакан из новоприобретённого набора посуды и налил себе немного воды из такого же недавно купленного фильтра. Всё должно было выглядеть так, будто его ничто не волновало – тогруте сейчас было явно не до его слишком запоздалых угрызений совести о «совращении малолетних». Да и раз генерал твёрдо решил остаться с Асокой, он сам должен был справиться с проблемами разницы в возрасте и совести, в конце концов, мужик он или нет? Хотя… Судя по тому, что он себе вообще позволил спать с бывшей ученицей… Нет, вот об этом думать сейчас не хотелось.

Наполнив небольшую стеклянную ёмкость жидкостью, Скайуокер отпил немного воды и продолжил рассказывать Тано что-то из их прошлой жизни. Почему-то генералу где-то глубоко-глубоко в подсознании казалось, что это положительно повлияет на так много пережившую тогруту, возможно, заставит забыть обо всей этой истории с наркоманией, как о страшном сне и даже вернуться в орден. Вот чего джедай действительно хотел.

Однако ни его прикосновение, ни его весёлые, слегка глупые речи о былых миссиях, абсолютно никак не тронули Асоку. Девушка, казалось, сейчас пребывала где-то в своём мире, мире, плавно перетекающем от безмятежной радости к сильному раздражению и физическим страданиям. Ещё когда Тано внезапно остановилась посреди гостиной, она почувствовала лёгкую тревогу и некий дискомфорт где-то внутри собственного тела, однако отчаянно старалась гнать эти ощущения и даже мысли прочь, безмолвно убеждая себя, что ей просто почудилось. Но, увы, к огромному сожалению тогруты, сие ничуть не утешительные симптомы оказались реальными, и с каждой секундой девушке становилось всё хуже.

Не в состоянии спокойно переносить накатывающее на неё постепенно ухудшение самочувствия, Асока нервно обняла себя за плечи, когда Энакин отпустил её и, как можно правдоподобнее изображая, что слушает его, уселась на диван. Тано действительно самоотверженно пыталась проявлять внимание к тому, что говорил ей её бывший мастер, но неприятные, сначала премерзко щекочущее, а потом болезненные «судороги» сводящие каждую мышцу, настолько сильно отвлекали тогруту, что та уже не могла даже просто поддакивать учителю. Панически пытаясь не сорваться, не позволить этому состоянию выйти из-под её контроля, проявиться как-то явно внешне, Асока нервно подняла с дивана декоративную подушку и, крепко сжав её в руках, стала слегка покачиваться на месте взад-вперёд. Тано казалось, что эти незамысловатые, почти незаметные движения приносили какой-никакой эффект в избавлении от предстоящих мучений, на мгновение девушке даже стало немного лучше, но нет, ничто не могло спасти её от приступа очередной подступающей ломки.

Тогрута слушала генерала сквозь какую-то туманную пелену сознания, чувствуя, как сильно всё её естество жаждет наркотика, как болезненно и мучительно сжимает и выворачивает каждую клеточку её тела, как к пересохшему от жажды горлу подступает тошнота, а ноги чуть немеют от слабости. Чувствовала всё это, продолжая отчаянно мять пальцами спасительную подушку. Но как бы сильно девушка не вдавливала их в слегка шероховатую ткань, симптомы не проходили. Они лишь становились ещё сильнее и невыносимее. Каждый звук, каждый шорох уже начинал раздражать Тано, каждая мелочь, каждая ерунда злить её, от чего тогрута уже даже потеряла какой-то внешний самоконтроль, абсолютно не замечая, как явно она полу извивалась от неприятный физических ощущений по всему телу.

Кажется, её судорожные движения заметил и Энакин. Настороженно взглянув на свою, абсолютно ничего не отвечающую собеседницу, Скайуокер нахмурился, подозревая неладное.

- Что-то не так? Тебе плохо? – тут же свернув рассказы о некой ерунде, обеспокоенно поинтересовался генерал, вот только бывшая наркоманка его уже не слышала.

Чаша её терпения слишком быстро переполнялась от всех раздражающих факторов, и в какой-то момент Тано просто не выдержала. Её пальцы ожесточённо впились в несчастную подушку, словно когти хищника вонзаются в добычу, и тогрута в один момент дерзко разорвала «мешочек, набитый мягким содержимым».

- Опять это начинается… - едва ли не плача, сквозь мучительные «судороги» простонала тогрута, абсолютно не обращая внимание, как пух и перья из разорванной подушки дождём посыпались на неё и по сторонам.

Видя, сколь критичным было состояние Тано в данный момент, страдающей и беспомощной перед страшным мучением Тано, генерал тут же взволнованно поинтересовался:

- Я могу чем-то тебе помочь?

Джедай молниеносно сорвался с места и уже через мгновение оказался подле Асоки, вот только что он мог предпринять в данной ситуации, Энакин толком не знал.

Как-то почти игнорируя присутствие Скайуокера в комнате, Тано нервно осмотрела себя, всю, будто снегом, засыпанную перьями. Они легко и мягко касались её зудящей, словно горящей кожи, вызывая ещё большее лёгкое щекотание. Возможно, в другой ситуации это было бы достаточно приятно, но только не здесь и не сейчас. Явно сочтя пух и перья из подушки лишними на себе «аксессуарами» и фактором совершенно раздражающим, тогрута хаотично стала стряхивать с собственного тела весь этот мусор с такой резкостью и грубостью, как будто её сейчас покрывали примерзкие, кусачие насекомые.

Быстро вскочив с дивана и чуть ли не сдирая вместе с кожей с себя содержимое подушки, Асока раздражённо, напугано, слишком эмоционально закричала в ответ:

- Нет, нет… Ты не сможешь, никто не сможет! – продолжая и продолжая отряхиваться от пуха и перьев, Тано отчаянно упёрлась руками в грудь Энакина. Ей было плохо, мерзко отвратительно, до боли неприятно и физически, и морально. Онабоялась сорваться, боялась не оправдать его ожиданий, боялась разочаровать самого дорогого и близкого ей человека вновь. И одновременно совершенно не хотела, чтобы он опять видел её такой, чтобы он опять переживал это с ней, чтобы он отвернулся из-за этого от неё, - П-просто уйди… - буквально силой выталкивая Скайуокера из комнаты, жалобно взмолилась бывшая наркоманка, - Оставь меня одну! Я должна сама справиться! – кричала и кричала, смотря обезумевшими глазами на бывшего учителя, она.

Не совсем понимая, что происходит с Тано, и почему та столь сильно отрицает возможность его помощи, возможность его поддержки, саму даже возможность его присутствия рядом с ней в данный момент, генерал попытался было что-то возразить, двинувшись вслед за куда-то нервно пятящейся тогрутой:

- Но, Асока…

Однако девушка лишь в ответ засыпала его ещё более громкими и жалобными мольбами, граничащими то ли с приказным тоном, то ли с какой-то неадекватной истерикой:

- Я сказала, нет! Уходи, пожалуйста, уходи, и закрой дверь! Оставь меня одну! – неловко идя назад, в сторону спальни, вместе с недоумевающим от всего происходящего джедаем, Асока из последних сил буквально вытолкала его прочь из комнаты, которую тут же поспешила за собой затворить. И, слёзно прижимаясь к двери, продолжила неадекватно говорить фразы то ли Скайуокеру, то ли уже самой себе, - Я выдержу, я должна справиться! Я не хочу и не буду больше принимать наркотики… Не хочу и не буду! – вместе с этими предложениями от одновременной ломки и истерики Тано медленно развернулась к громко щёлкнувшей закрывшимся замком металлической перегородке и беспомощно сползла по ней вниз, усевшись прямо на пол и просто залившись горькими слезами.

Чуть покачиваясь, тогрута продолжала безутешно плакать, от невыносимых, мерзких ощущений по всему телу, легко бьясь затылком о запертую дверь, только и это, как и всё остальное, ей абсолютно не помогало. На мгновение в глазах Асоки вдруг помутнело, голова закружилась, и Тано резко рванулась вперёд, чувствуя, как горлу подступает очередной приступ тошноты. Невольно встав на четвереньки, девушка глубоко вдохнула ртом воздух, радуясь, что её так и не вырвало, и пытаясь хоть немного прийти в себя. Звенящая где-то в монтралах тишина и мутная пелена, которые бывают обычно перед потерей сознания постепенно начинали отступать, а на смену им приходило безудержное желание принять наркотики, доводящее до изнеможения раздражение, и физическое и моральное, мощнейший прилив сил и дикая ярость.

Резко вскочив с пола, чуть отошедшая от полу обморочного состояния тогрута стала бешено метаться по комнате из стороны в сторону, словно хищник в клетке, с силой растирая ладонями предплечья, буквально вдавливая пальцы вместе с ногтями в нежную оранжевую кожу.

Внезапно, Асоке вспомнилось, что во все прошлые, менее тяжёлые «приходы, её успокаивала музыка, музыка, которую играл очень милый, изящный декоративный стеклянный цветок, что они с Энакином прикупили в одну из первых вылазок по магазинам, по её же прихоти. Сейчас это чудо практичности и декоративного замысла стояло в правом от двери углу, подле небольшого пошарпанного письменного стола.

Лишь только мысль об успокаивающей музыке коснулась мозга тогруты, как та молниеносно рванулась к предмету интерьера и трясущимися руками включила его. Светясь и переливаясь разными огоньками, стеклянное деревце начало издавать спокойную мелодию, которая тут же заполнила собой небольшую комнатку. На секунду Асоке даже показалось, что ей стало немного легче, раздражение начало постепенно уходить, но это была лишь иллюзия, длившаяся всего одно незначительное мгновение, пока Тано, возвращаясь от угла к центру спальни, грубо не задела старенький стул на колёсиках. Придя от этого в дикую ярость, потому, что испытала новый болевой дискомфорт, тогрута тут же с такой силой пнула нечастный предмет мебели ногой, что тот пролетев несколько метров, врезался в шкаф, ломая его непрочные дверцы.

Кажется, грубость и жёсткость по отношению к ни в чём не повинным стулу и прочим элементам интерьера, возымела какой-то эффект, то ли чуть помогающий Асоке справиться с невероятно сильным приступом ломки, то ли наоборот, как подлитый в пламя бензин, заставив вспыхнуть её ярость с новой мощью, но Тано дальше уже не соображала, что она вообще делала.

Вслед за стулом, громящим шкаф, на пол полетела и небольшая настольная лампа – ещё одна обновка их «семейства с Энакином», которая, «не прожив» в доме и пары недель, со звоном разбилась в дребезги. Пребывая в некой эйфории от звука крушащегося стекла, далее тогрута с безумным взглядом просто выдрала из письменного стола шуфлядку, зло потроша её содержимое на пол и безжалостно давя его ногами. Всё ещё изнемогая от боли и раздражения, вся переполняемая яростью, Тано с сумасшедшим криком запустила её прямо в окно, вызывая новый лязг и звон посыпавшихся градом осколков стекла.

Покончив со всем этим, тогрута явно решила, что дурацкий играющий цветок был для неё таким же раздражающим фактором, словно человечишка с копьём для разъярённого ранкора, и после одного грубого взмаха руки, пол «окропили» осколки и этой стеклянной скульптуры. Продолжая бешено орать, вся изворачиваясь от боли и негодования, полу обезумевшая Асока двинулась в сторону разломанного шкафа и, круша в щепки его и так пострадавшие дверцы, стала выхватывать и драть на куски собственную одежду, выражая на ней весь свой гнев, всю свою злость.

Ведомая диким раздражением от того, что творилось у неё внутри, разодрав в клочки штук пять собственных бордовых платьев, Тано как-то невольно перекинулась на покрывало, плюхнувшись животом на кровать и всеми конечностями разрывая и эту ткань. Уже вся изнемогая от дикого бешенства, от «судорог», сводивших её тело аж до болевого шока, уже не в состоянии стоять на ногах, Асока небрежно скатилась на пол, избавляясь от последних лоскутков ненавистной ей в данный момент ткани, при этом ничуть не обращая внимания на то, что, качаясь по усыпанному разнообразным мусором ковру, ранилась об обломки и осколки чего попало.

Жажда принять наркотик становилась всё сильнее, «выворачивание» каждой клеточки, каждой мышцы хрупкого тела девушки всё невыносимее, а злоба всё мощнее, к тому моменту, как тогрута, наконец-то покончила с оставшимся у неё в руках мельчайшим обрывком покрывала. Именно тогда, именно в ту секунду, на глаза Тано попались её собственные лекку, отростки, «натирающие» оголённые плечи, чем самым дико раздражающие бывшую наркоманку. Раньше, при прежних приступах ломки, тогрута терпела этот отвратительный эффект, терпела эти бело-синие уродливые для их владелицы куски плоти, но сейчас, сейчас её чувствительность была настолько сильна, что она больше не могла это переносить. Ещё несколько раз скорчившись от боли, девушка быстро ухватила с пола огромный осколок битого стекла, даже не обращая внимания на то, что ранит руки в кровь, и тут же попыталась оттяпать им свои же лекку, при этом зло матерясь, душераздирающе крича и царапая части собственной головы до багровых «нитей».

Буквально силой с истерикой вытолканный Асокой из комнаты Энакин не знал, что ему следовало делать. Да по сути и вообще понимал, что сделать он не мог ничего. Скайуокер не был врачом, не был экспертом в плане лечении наркомании, не был даже разработчиком дурманящих разум веществ или же самим наркоманом. И Тано он не мог помочь абсолютно никак, даже если и хотел, то не мог. А генерал очень хотел, просто жаждал этого. Вот только тогрута не была готова принимать его жалкую помощь и поддержку, его совершенно крохотные, мизерные попытки облегчить её состояние, она лишь приказывала, просила, умоляла джедая убраться прочь, крепко заперев её в комнате, оставить одну, дать пережить ломку самой, и Энакину просто пришлось подчиниться. Если Асока, действительно чувствовала, что в абсолютном одиночестве, без его заботы, любви и ласки ей становилось легче – то Скайуокеру ничего не оставалось, как только сделать, как она просит. Пусть так, но он способствовал тому, чтобы Тано было хоть чуточку хорошо, он делал что-то для неё, когда сделать вообще, практически, ничего было нельзя.

Прочно заперев тогруту в комнате так, как та его просила, генерал тяжело вздохнул, с болью в сердце сквозь дверь слыша её безутешные рыдания, её крики от мук. Крепко зажмурившись и встряхнув головой, чтобы отогнать от себя сей дикий, ужасающий набор звуков, последствий сильнейшей ломки его бывшей ученицы, генерал медленно и абсолютно нехотя двинулся прочь из квартиры, в коридор, сейчас ему нужно было, просто необходимо было, подышать свежим воздухом.

Выйдя из скромного жилища Тано, Энакина в очередной раз передёрнуло от того, как громко завизжала где-то посреди спальни Асока, и мерзкий холодок ужаса прошёлся по всему его телу. Сейчас Скайуокер был настолько погружён в собственные мысли, настолько сильно углублён в переживания за своего падавана, что даже не сразу заметил всё того же толстого зелёного гуманоида-соседа, очевидно на этот раз покинувшего дом дабы выкинуть мусор, пока мужчина вновь с ним не заговорил.

- Что, всё так плохо? – многозначительно кивнув головой в сторону «апартаментов» тогруты, сочувствующе задал вопрос сосед.

Его слова мгновенно вернули Энакина в реальность, вырвав из печальных раздумий, и заставив тут же опомниться.

- Да, у неё сильная ломка, и я ничего не могу с этим поделать, - тяжело вздохнув, виновато развёл руки в стороны Скайуокер с таким видом, будто это он сейчас причинял собственной ученице боль, а точнее его бездействие и беспомощность.

Хотя генерал и знал, что предпринять что-либо в данной ситуации в принципе было невозможно. Асока должна была пройти через всё это, как и любой другой наркоман, ставший на путь лечения. Вот только Энакин в тысячный и миллионный раз мысленно спрашивал Силу, почему расплата за правильный выбор должна была быть именно такой, за что ни в чём ни повинная Тано так страдала и мучалась, причём от части по его же вине.

- На твоём месте я бы не оставлял её одну, джедай. Сейчас твоей ученице как никогда нужна помощь и поддержка, ну, и думаю она как раз в том состоянии, в котором можно и навредить себе, - как-то внезапно для них обоих, толстый гуманоид произнёс то, чего совсем не ожидал услышать от него Скайуокер.

Во-первых, для генерала шоком стал факт, что этот ранее бесчувственный и абсолютно чёрствый сосед сейчас проявлял вместо злости на очередной шум какое-никакое сострадание к Тано, а, во-вторых, прекрасно знал их с Асокой небольшой секрет.

В очередной раз слегка вздрогнув, теперь уже от изумления, Энакин удивлённо вскинул брови и, абсолютно сбито с толку, спросил:

- Откуда… - но договорить эту фразу ему была не судьба.

Видимо и так без слов понявший, что имел ввиду Скайуокер, зелёный гуманоид тут же перебил его, спокойно пояснив ситуацию:

- Да я уже давно догадался, по вашему поведению, по разговорам, по световым мечам, - мужчина ненадолго задумался, слегка потирая пальцами пухлый подбородок, как будто рассуждая говорить ему это или нет, но затем, всё же, слегка шутливо добавил, чтобы немного разрядить остановку, - Хотя, не такой уж ты, наверное, и хороший джедай… Слышал я тут на днях, как вы с подружкой кодекс нарушали…

Наверное, весь дикий шок генерала отразился у него на лице, потому как, не дав Энакину вставить в ответ и слова, толстяк тут же поспешил удалиться из коридора, лишь слегка нелепо указав в сторону собственной квартиры руками и бросив на последок:

- Ладно-ладно, я это… Пойду лучше ваш подарок опробую.

И точно следом за сиими словами, будто в подтверждение их смысл, раздался дикий, душераздирающий крик Асоки, в один момент, спустивший «офигевшего» от подобного заявления соседа Скайуокера на землю.

Только сейчас, только в это мгновение до генерала дошла и другая фраза, брошенная зелёным гуманоидом… Да, Тано орала на него, выгоняла, умоляла оставить её одну, но этот толстяк был прав – Энакин, ни в коем случае, не должен был подаваться. Сейчас бывшей ученице как никогда требовалась помощь её мастера, нет, сейчас Асоке как никогда требовалась поддержка её возлюбленного, и Скайуокер должен был, просто обязан был вопреки всему быть с ней, быть подле неё. Сумасшедший, до звона в ушах громкий вопль тогруты моментально заставил что-то в душе джедая перевернуться, а в голове его эхом отдались слова соседа о том, что сейчас Тано была как раз в том состоянии, чтобы навредить себе. И Энакин со всех ног рванулся обратно в квартиру туда, где мучалась и страдала его ученица, туда где она безмолвно молила о его помощи, поддержке и заботе.

Скайуокер как раз успел вернуться и отворить грубую металлическую дверь вовремя, прежде, чем Асока совершила бы что-то непоправимое.

Видя, как его несчастная ученица, нет, его любимая и единственная, в муках корчится на грязном, замусоренном полу, качаясь из стороны в сторону на перевес с осколком стекла и, сама же себя раня, вся извивается от боли, перепачканная в собственной крови, Энакин на мгновение с ужасом замер на месте, но, тут же опомнившись, молниеносно Силой выбил осколок из рук тогруты.

Слыша, как громко и душераздирающе продолжает кричать хрупкая и беспомощная, абсолютно страдающая девушка, Скайуокер мгновенно бросился к ней. Да, он не знал, как мог остановить ломку, но понимал, что должен был что-то сделать, хоть как-то успокоить ополоумевшую от боли, физической и моральной, Тано.

Ловко подхватив почти невесомую Асоку на руки, генерал с лёгкостью водрузил её на мягкую, двуспальную кровать и, чуть ли не со слезами глядя в её сумасшедшие глаза, попытался обездвижить ту.

Похоже, приход Скайуокера немного отрезвил бывшую наркоманку, потому что как только их взгляды встретились, Тано вновь взмолилась, ещё пуще извиваясь и выкручиваясь на постели от неистовых страданий:

- Энакин, пожалуйста, убей меня, убей! Я больше не могу этого терпеть! Эта боль, это просто невыносимо!

Закончив сию фразу, тогрута вновь издала душераздирающий крик, так, будто её резали изнутри, от чего сердце генерала, словно пронзило острое, обжигающее лезвие светового клинка. А в голову ему пришла безумная, но настолько, насколько это в данный момент было возможно, логичная мысль.

- Не надо… Тише, тише… - тут же попытался мягко усмирить совсем разошедшуюся ученицу джедай, быстро подкладывая одну из рук ей под голову и чуть приподнимая её, - Успокойся, Асока, сейчас тебе станет легче. Сейчас… - всё так же нервно и взволнованно заговорил Энакин, словно звучание его голоса действительно было каким-то целебным, при этот водружая вторую кисть девушке на лоб.

Да, Скайуокер не был сильно сведущ в форсъюзерской медицине, он и вообще почти не развивался в данном направлении, всегда больше делая упор на боевые приёмы, но сейчас, как и в тот самый раз, когда Тано чуть не умерла у него на руках, генерал очень об этом жалел. В данный момент джедай ничем больше не мог помочь Асоке, у него просто не было какого-то другого, иного, альтернативного выхода, как только применить на ней это… Приём, которому он не так хорошо был обучен. Мягко коснувшись металлическими пальцами лба окровавленной и изнемогающей от боли тогруты, Энакин попытался сконцентрироваться настолько, насколько он только мог в подобной критической ситуации, и Сила медленно потекла через его кисть в голову Асоки, в её тело, сознание и душу, Сила исцеляющая и обезболивающая.

Видимо поначалу это не давало абсолютно никакого эффекта, потому как бывшая наркоманка всё так же продолжала орать и трепыхаться у него на руках.

- Я больше так не могу, я больше не могу справляться с этим сама, пожалуйста, сделай что-нибудь! Отведи меня в клинику! Пусть меня вылечат! – сквозь слёзы просила она.

На что Энакин мог лишь покорно отвечать, что-то вроде:

- Хорошо, хорошо, отведу, как только тебе станет лучше… - обещать Тано всё, что она пожелает, лишь бы только девушка, его любимая девушка, больше не мучалась и не страдала.

Однако, похоже, что со временем, приём, всё же, оказал некое положительное влияние на тогруту, так как та, с каждым мгновением больше и больше успокаивалась, почти переставая дёргаться, а речи её становились уже похожими не на мольбы, а скорее на указания:

- Но я не хочу туда ложиться! Я не конченная наркоманка! Не оставляй меня там… Не бросай одну.

И тем не менее, Энакин продолжал и продолжал утешать Асоку не только ментально, но и на словах:

- Нет, конечно нет. Не оставлю. Я ни за что тебя не брошу.

А что ещё он, собственно, мог ей сказать? Ведь по сути каждое предложение, каждое обещание генерала, брошенное сейчас в пылу страха, в пылу попытки оказать помощь, в пылу рьяного проявления заботы – были правдой, искренней и неприкрытой ничем правдой, которую, возможно, в другой ситуации Скайуокер и не решился бы сказать своей возлюбленной. Да-да, не ученице, не подруге, и не сестре, а возлюбленной, единственной и неповторимой для него любимой женщине.

- Пожалуйста, не уходи больше никуда. Я этого не переживу снова, - голос Асоки постепенно становился всё более слабым, спокойным и тихим, это могло говорить лишь о том, что девушка начинала чувствовать себя лучше и, тем не менее, до сих пор продолжала безутешно рыдать, всё крепче и крепче прижимаясь к обнимавшему её сейчас по собственной воле джедаю.

- Не уйду, - будто и вовсе позабыв про все те сомнения, которые мучали его совсем недавно, относительно прикосновений к Тано, относительно их разницы в возрасте, относительно всего, и сам посильнее притянув к себе всю дрожащую, заплаканную тогруту, торжественно пообещал он, убрав механическую кисть от её головы и, вместо касания пальцев, легко поцеловав Тано в лоб.

На секунду Энакин было опомнился, попытавшись немного отстраниться от неё, вдруг, опять почувствовав некую неловкость от своих «домогательств», но слова девушки тут же остановили его:

- Побудь со мной, - уже совсем тихо и умиротворённо, даже перестав всхлипывать, попросила она, своими широкими-широкими трогательными зрачками взглянув ему прямо в глаза, - И… - Асока на мгновение замолчала, будто у неё больше не осталось сил ни на что на свете, однако, всё же, потом смогла договорить до конца, - Не отпускай, - уже совсем тихо прошептала Тано, едва ощутимо трясь заплаканной, перемазанной кровью щекой об Энакина.

Это действие было таким милым, это действие было таким невинным, это действие было таким трогательным, что закалённое войной сердце джедая дрогнуло. Теперь держа измученную, едва ли не покалеченную, в прямом и переносном смысле, жизнью тогруту у себя на руках, Скайуокер больше не смущался и не сомневался в правильности своих поступков. Он видел, слышал, чувствовал и даже сквозь Силу ощущал, что Асока любила его и, что Асока всем сердцем искренне желала ответного проявления такой же «нежности и заботы» только от него, будь то ментальный, духовный или физический контакт. И теперь, с этим осознанием, с этой простой и абсолютно правильной истиной, окончательно стиралась и последняя грань каких-либо запретов для данных отношений. Энакин и Асока, казалось, были созданы друг для друга и специально, нарочно сведены вместе причудливой прихотью Силы. И он не мог, просто не имел права идти ни против желания своей возлюбленной, ни против веления «создательницы всего сущего», ни против судьбы. Лишь крепче и чувственней прижимая женщину его жизни к себе, Скайуокер поудобнее устроился рядом с ней на кровати, готовый не выпускать Тано из объятий столько, сколько потребуется, до тех пор, пока ей действительно не станет лучше. И тихо, спокойно, серьёзно прошептал тогруте на один из монтралов свой ответ:

- Хорошо, не отпущу.

========== Глава 9. Я… , Часть 2 ==========

Как и просила Асока, лишь только ей стало немного лучше, Энакин тут же отвёл девушку в клинику. Однако, несмотря на то, что стационарное лечение могло принести более эффективный результат в избавлении от зависимости, да и вообще на все уговоры и убеждения Скайуокера пройти полный курс реабилитации, Тано наотрез отказалась оставаться в наркологическом центре. Да, она готова была избавиться от пагубного пристрастия раз и навсегда, да, она чувствовала, что ей необходима была помощь, да, согласилась терпеть обязательные «процедуры» дабы распрощаться с желанием бесконтрольно качаться всякой дрянью каждую секунду её жизни, но тогрута, ни в коем разе, не желала трезво воспринимать всю серьёзность собственного состояния. Почему-то девушке казалось, что лечь в клинику было сродни приговору, какому-то клейму на ней и её жизни, просто кричавшему всем и вся, что Тано последняя конченная наркоманка. А вот этот факт Асока, ни в коем разе, не желала принимать. Она понимала и отдавала себе отчёт в том, что у неё имелись некоторые проблемы с пагубными пристрастиями, но нет, открыто объявлять себя миру зависимой от чего бы то ни было, Тано абсолютно не хотела. Единственную зависимость, которую она готова была признать и даже с радостью признавала – это была зависимость от Энакина, влюблённость, что росла и крепла с каждым днём, вопреки её изначальной необъятности. И это было второй причиной, почему тогрута так рьяно отрицала стационарное лечение. Она боялась, боялась вновь оказаться вдалеке от Скайуокера, опасаясь, что тот опять бросит её, забудет, оставит одну. Да, девушка видела, что в последнее время его отношение к ней сильно изменилась, однако всё ещё где-то в глубине души Асоки жили ничем не обоснованные, глупые страхи о том, что учитель был с ней лишь по необходимости, лишь из жалости, а на самом деле до сих пор любил собственную жену, и при первой же возможности, при первом намёке на то, что Тано успешно сможет жить без него, мог вновь уйти из её судьбы навсегда. И тогрута боялась оставаться одна, вновь отдаляться от человека, внимания которого она с таким огромным трудом добилась. Сейчас в их отношениях всё было идеально, но могло ли это длиться вечно?

Вдруг, её признание себя абсолютно конченной наркоманкой и лечение в клинике могло отпугнуть Энакина? Вдруг, долгая разлука с ним могла навести джедая на мысли, что не так уж Асока была ему и нужна? Вдруг, без постоянного присутствия её возлюбленного рядом, Асока опять могла сорваться? Вдруг… Тысячи и миллионы разных «вдруг» заставляли Тано до смерти бояться новой разлуки с Энакином, и девушка всеми силами стремилась больше никогда и ни при каких условиях этого не допустить. Потому, что пока он был рядом, тогрута не страшилась абсолютно ничего.

Вот, например, сегодня она была полна решимости отправиться в клинику для наркоманов, встретиться со специалистами и даже поучаствовать в очень, как Асоке казалось, трудном и волнительном мероприятии – в собрании группы поддержки. Не каждый мог открыто встать и рассказать о себе абсолютно незнакомым людям, тем более, признаться им в наличие каких-то проблем, громко заявить миру о своих слабостях, не имея возможности ничего утаить или скрыть. И такая перспектива тоже сильно волновала и даже пугала Тано. Она никогда и никому не рассказывала о том, что было у неё на душе. Правды о её становлении наркоманкой не знал, пожалуй, даже Энакин, а ведь он был для тогруты ближе всех на свете. Но лечение, было лечением, и если девушка действительно хотела избавиться от зависимости, добиться хоть какого-то положительного результата, получить в центре необходимую помощь, она знала, что ей придётся это сделать, придётся через это пройти.

Приближаясь к нужному помещению, в стенах которого проходили собрания наркоманов, Асока ещё сильнее занервничала, лишь мельком взглянув на присутствующих, и от нерешительности резко взяла сопровождающего её Энакина за руку, будто ища у него помощи и поддержки. Словно ощутив волнение и страх Тано, Скайуокер чуть крепче сжал её почти дрожащую кисть в пальцах, всем своим видом давая понять, что он «не отпустит ученицу», непременно будет рядом с ней, что бы там ни случилось, и во всём поддержит Асоку.

Будто зарядившись от её бывшего мастера некой долей уверенности и решительности, Тано слабо ему улыбнулась и прошла в комнату, устроившись на одном из предложенных для пациентов мест. Почти усадив своего драгоценного падавана на стул, размещённый в кругу других, Энакин тяжело вздохнул и медленно отошёл чуть в сторону, присоединяясь к остальным родственникам наркоманов. Ощущения от всего происходящего у Скайуокера были достаточно странными. Он никогда не думал, да и представить себе не мог, что однажды будет наблюдать за выступлением его ученицы в таком сомнительном заведении, что бойкая, храбрая, умная и сильная, подающая надежды девочка столь быстро скатится на дно жизни и будет сидеть в одном кругу с последними-распоследними наркоманами. Да, джедай не особо-то хотел брать себе падавана, да, не относился к обучению Тано с таким трепетом, как делал бы это, скажем, Оби-Ван, да, не видел какого-то особого таинства в воспитании подрастающего поколения, да, не очень-то и мечтал о том, каких высот добьётся Асока, но будущее тогруты видел совсем не таким. Она могла стать отличным командующим, великим джедаем, просто достойным и почитаемым человеком. Однажды Асоку могли, нет, просто должны были посвятить в рыцари ордена, и Скайуокер всегда думал, что будет с гордостью ждать её у входа в зал совета магистров, где та успешно прошла бы последнее испытание, а не со стыдом, причём стыдом за себя, у бледной стены реабилитационного центра для наркоманов, среди родственников людей из не самых выдающихся семей Корусанта. От осознания такой жестокой реальности, созерцания всего того, что окружало Энакина и его бывшую ученицу в данный момент, хотелось сбежать, спрятаться, расплакаться, закричать, покончить с собой, сделать что угодно, лишь бы только проснуться от этого странного и действительно страшного кошмара. Но Скайуокер понимал, что ничто уже не могло изменить данность, и ему оставалось лишь молча наблюдать за происходящим со стороны, принимая такую действительность.

Прошло ещё несколько, казавшихся вечностью, минут ожидания, и собрание началось, как только пришли все пациенты, которые должны были. Энакин и Асока никогда не присутствовали на подобного рода «мероприятиях» и потому не знали, как всё будет проходить, однако ничего сложного или особо страшного в таком методе лечения не оказалось. Это сборище, скорее, напоминало некий дружеский кружок по интересам, где каждый откровенно делился своими проблемами, рассказывал о том, что он думал, чувствовал, как пришёл к нынешней реальности. В общем, на какую-то официальную встречу, которую ошибочно ожидали мастер и падаван, это было совсем не похоже. И со временем и учитель, и его зависимая ученица стали чувствовать себя более спокойно и расслабленно, почти даже уютно, насколько такое выражение вообще было применимо к нынешней ситуации. Впрочем, подобное волнение, наверняка, испытывали и многие из других присутствующих. К удивлению Энакина и Асоки, группа набралась достаточно большая. Трудно было поверить, что столько людей и гуманоидов нуждались в подобного рода помощи, сколько родственников поддерживали их и одновременно страдали вместе с ними. И это было ужасно, действительно ужасно. Наркомания поглощала и ломала жизни не только тех, кто был зависим, но и тех, кто всеми силами стремился быть рядом с ними, спасать, помогать. Теперь Скайуокер знал это на собственном опыте, теперь он действительно понимал то, что своим поведением пытался донести до него Пло Кун. Однако пути назад уже не было, генерал решил, во что бы то не стало, спасти Асоку, пусть это и подчистую рушило его собственную жизнь, но ведь в крушении и её жизни от отчасти был виноват он. Почему-то Энакин никогда особо не задумывался надо всем этим, до тех пор, как сегодня не очутился здесь в этой небольшой, светлой, но достаточно «неприятной» комнатке. Теперь же мысли о причинах и следствиях случившегося с Тано будто сами собой непереносимыми навязчивостями так и лезли в голову.

Задание, которое предстояло выполнить решившим завязать наркоманам на этом собрании было достаточно простым. Вернее, так казалось на первый взгляд. Каждому из них по очереди нужно было представиться, признать свою зависимость и рассказать немного о себе, немного о том, как они пришли ко всему этому и очутились здесь. Вроде бы совсем не сложное и безобидное повествование, но от чего же эти слова давались столь тяжело тому, к кому переходила очередь говорить?

Поначалу, когда психолог, ведущая собрание, попросила кого-то из бывших наркоманов выступить первым, это как-то сбило с толку присутствующих, все значительно занервничали, будто боясь, опасаясь то ли откровенного признания, то ли всеобщего осуждения. И в этот момент Асока впервые в жизни заметила за собой отсутствие былой решительности. Она стыдилась себя, она страшилась признания того, кем она теперь являлась. Девушке было боязно, мерзко, отвратительно, уже не говоря о том, как в дополнение ко всему этому её болезненно кольнул и сам факт того, что она могла быть такой трусихой, чего никогда, ни при каких обстоятельствах не позволяла себе раньше. Да, Асока присутствовала на подобном собрании впервые, да, она не совсем знала и понимала, как ей стоило себя вести в такой ситуации, но ведь и на фронте она когда-то оказалась впервые. Почему же тогда она была такой смелой, такой дерзкой, такой, словно огонь… А теперь… Теперь, словно послушная дрожащая травинка гнулась на ветру… Куда же всё это делось? Или наркотики, а может, осознание собственной вины и ошибок изменили и её характер?

Почти слезящимися глазами Тано окинула Энакина едва заметным, молчаливым взглядом, при этом донельзя виновато сминая дрожащими руками подол своей бордовой юбки. Где-то, словно совсем далеко-далеко, психолог всё ещё спрашивала о том, кто желает выступить первым. Её голос звучал каким-то глухим и совсем тихим, будто некие фоновые посторонние шумы от головизора. Ситуация становилась всё более напряжённой и невыносимой. Тогрута уже почти ненавидела себя и за своё бездействие, и за свою нерешительность…

Бывшая наркоманка мысленно ругалась всеми известными ей грязными галактическими оскорблениями в адрес её же персоны, но ещё несколько мгновений так и не могла шелохнуться. Видя, пожалуй, впервые после того случая, когда по вине Асоки погибло несколько клонов, страх и абсолютную растерянность ученицы, Скайуокер одобрительно кивнул ей головой, как бы подталкивая к более смелым действиям. Мельком уловив этот жест Тано мысленно произнесла: «Будь, что будет!» - и уже было дёрнулась, чтобы предложить себя в качестве первого «рассказчика», как девушку опередили.

Какая-то взрослая и весьма соблазнительная тви`лечка подала голос раньше, столько собиравшейся с силами Асоки, и Тано так и осталась ни с чем, как-то ещё более стыдливо и сконфуженно, вздохнув, опуская виноватые глаза, хотя отчасти девушка и чувствовала некую долю облегчения, тем не менее, осознавая, что, рано или поздно, ей всё равно придётся это сделать, заговорить, рассказать всё. Вот только тогрута не знала, как сможет она детально описать своё «падение» не только при этих незнакомцах, но и при нём, при учителе, который был для Асоки теперь целым миром, как сможет открыться ему в своих истинных чувствах и переживаниях, как сможет ещё сильнее разочаровать его? Хотя, промолчав сейчас, она и так ощущала, что вновь разочаровывает его уже.

Синекожая красотка-гуманоид стала рассказывать группе свою печальную историю, и Тано лишь, ещё раз стыдливо взглянув на бывшего мастера, как бы понимая его, возможное, недовольство ей, быстро переключила внимание на женщину, делая вид, что внимательно слушает её. Судьба тви`лечки действительно оказалась незавидной, бедная семья продала её в рабство потому, что не могла прокормить всех своих детей, потом несчастную привезли на Корусант и заставили работать в стриптиз-клубе, раздеваться за деньги и развлекать разнообразных противных мужиков против её воли, как тут было не сорваться и не скатиться на самое дно наркомании? Причём ни один раз. По словам этой женщины, она уже предпринимала не первую попытку избавиться от зависимости, и подобные собрания были для неё не новы. Зато для Асоки такое откровение стало полнейшим шоком. Она и представить себе не могла, что бы сделала сама, окажись на месте этой несчастной женщины, наверное, покончила бы с собой, если бы её изнасиловал какой-то пьяный алкаш в баре. Да даже если бы и не изнасиловал, она бы всё равно не пережила осознание того, что подобного рода близость была у неё с тем, кого Тано не любила, кого даже толком не знала, кто заплатил за это деньги, причём сутенёру, а не ей самой.

Тогрута мысленно поблагодарила Силу за то, что та подарила ей шанс совсем иначе лишиться девственности, не испытывая такой боли, омерзения и отвращения как синекожая рассказчица, про себя оценивая, сколь глупы и незначительны были её страдания от неразделённой любви по сравнению с судьбой этой несчастной тви`лечки.

Дальше выступал какой-то родианец, из-за войны он потерял сына, пережил смерть единственного ребёнка и самого любимого для себя человека на свете, боль была такой сильной, что он просто не смог справиться и стал глушить её наркотиками. За ним свою историю рассказал некий дурос, который от рождения не знал своей семьи, рос в захудалом приюте самого гиблого криминального района, где после совершеннолетия не было никакой перспективы, кроме как грабить и убивать для того, чтобы выжить, и никаких больше радостей в жизни, кроме как принимать. А после и другие люди и гуманоиды.

История каждого из них, судьба каждого из них, была куда тяжелее и печальнее всего того, что вообще хоть когда-то переживала Асока. Да, она безответно влюбилась, да в ордене ей не доверяли, да её приёмный отец – Пло тут же отвернулся от девушки, как только она его разочаровала… Но такое… На фоне всех этих изломанных и искалеченных жизней её причина для наркомании была просто глупой подростковой шалостью, дурацкой забавой, не оправданной почти ничем, кроме капризности и глупости самой Тано, от чего ей становилось ещё более стыдно и противно из-за самой себя. И это всё сильнее и сильнее вызывало у неё некую растерянность и смущение, омерзение и отвращение к собственной персоне, желание сбежать, спрятаться, забыть…

И, тем не менее, когда очередь представляться дошла до тогруты, девушка превозмогла собственную нерешительность. Если уж все эти люди и гуманоиды смогли покаяться в своих грехах, если они смогли открыться другим, громко подтверждая собственную вину, собственную проблему, собственные неудачи и ошибки, таким образом становясь на некий своеобразный путь искупления, то и она должна была поступить так же. Хоть раз за последний год своей жалкой и никчёмной жизни повести себя правильно, смело и справедливо. И девушка не стала медлить.

Тяжело вздохнув, дабы набраться сил перед «прыжком в омут с головою», тогрута выждала всего одну незначительную секунду, после чего решительно поднялась со стула, чувствуя, как всё трясётся внутри её хрупкого тела, и заговорила, заговорила душевно и искреннее:

- Я - Асока Тано, я – наркоманка…

Голос тогруты дрожал, хотя внешне она всеми силами старалась держаться уверенно, но каждое слово давалось Асоке будто болезненный укол острой иглы в ничем не защищённое чувствительное сердце. Однако Тано не останавливалась. Уставившись стеклянным взглядом в одну точку, девушка продолжала и продолжала говорить, предложения, признания, раскаяния, которые эхом отдавались в её же разуме, словно это всё произносила не она, словно это было не с ней. Асока рассказала о том, как когда-то была весьма успешным джедаем, смышлёным падаваном лучшего мастера в ордене, которого она только знала… Как влюбилась в своего учителя, буквально с первого взгляда, но поняла это лишь тогда, когда едва не потеряла его, находясь в небольшом подбитом кораблике, стремительно падающим на земли Маридуна. Как долгие годы мечтала о такой неправильной, такой запретной взаимности с его стороны до тех пор, пока не узнала, что её возлюбленный был тайно женат. Асока не забыла упомянуть о той страшной аварии, когда она разбилась на спидере, желая умереть, исчезнуть, сгинуть с лица галактики, лишь бы только не чувствовать всю ту боль, что Тано пережила в тот день, когда суровая правда, наконец, открылась перед ней. Как долго и изощрённо падаван старалась скрываться от мастера, что предал все ожидания и чувства влюблённой юной тогруты. А потом был суд, суд, который окончательно подкосил Асоку, навсегда определив её печальную судьбу. Недоверие ордена в совокупности с невыносимыми страданиями от неразделённой любви заставили её принять тяжёлое, очень трудное и сложное решение - уйти из храма, от джедаев и из жизни её учителя, раз и на всегда.

Рассказывая внимательно слушавшей группе поддержки о том, как она прощалась с Энакином, естественно, имени Асока не на называла, на просторной мраморной лестнице под лучами кровавого заката, ознаменовывавшего смерть любых возможных отношений между ней и её мастером, Тано расплакалась. Солоновато-горькие слёзы невольно хлынули по её щекам. Они медленно сбегали по шелковистой оранжевой коже и, достигая острого подбородка, как-то, что ли символично, безвольно срывались вниз, с едва слышным стуком ударяясь о деревянный пол. Но бывшая наркоманка, как будто и вовсе этого не замечала.

Не забыла тогрута упомянуть и том, что было дальше. Как сильна была безответная любовь, тесно переплетающаяся с невыносимой болью, сливающая с ней в одно целое, что заставляло девушку принимать наркотики, что заставляло нормального гуманоида постепенно скатываться от роскошной жизни на верхних уровнях Корусанта на самое дно, до влачения почти бомжацкого существования в грязных, захудалых трущобах нижнего. Тано впервые в жизни открыто и смело поведала кому-то другому, поведала миру, как начинала употреблять с лёгких косячков, как ей часами на пролёт мерещился возлюбленный, с которым она могла говорить обо всём на свете до бесконечности, до изнеможения и исступления, но боль не уходила, лишь становясь сильнее и сильнее, с каждым разом, с каждым днём, с каждой минутой и секундой. А затем тогруте предложили более эффективное, более действенное средство, анестезию от всех страданий разом – КХ-28, непревзойдённый и совершеннейший наркотик «для джедаев». И она отдала, отдала за него всё: деньги, мечи, отдала саму себя, едва ли не продавая дилерам собственную душу ради баночки «сапфирового наслаждения».

- Я выносила из дома всё, что могла… А однажды дело дошло даже до моих световых мечей, того, что джедаи негласно называют «своей жизнью»… Я едва не умерла в грязной подворотне от передозировки… Я… Я причинила боль, я навредила тому, кто мне был дороже всех на свете, чтобы только получить дозу… Я дошла до крайности, до той черты, преступив которую уже невозможно вернуться обратно, после которой уже нет пути назад… Я вижу, что всё больше и больше падаю в пропасть, наркомания поглощает меня, как волны тьмы из ночного кошмара, а холодные загребущие лапы смерти всё сильнее и сильнее приближаются ко мне… Но я не боюсь её… Что действительно вызывает у меня непередаваемый ужас, это осознание того, что в эту пропасть, вслед за собой по средствам наркотиков я тяну и всех тех, кто на самом деле люблю. Своим пристрастием к КХ-28, своей зависимостью я убиваю не только себя, но и своих близких. И я чувствую, я знаю, что должна остановиться! Остановиться во что бы то ни стало, пока ещё не слишком поздно!

Как и все остальные, присутствовавшие на собрании, Энакин внимательно слушал речь Асоки. До того момента, как Тано начала говорить, он уже чувствовал некую вину за то, что сделал с ней, с её жизнью. Скайуокер отчётливо понимал, что «без его участия», а вернее от его абсолютного безучастия к судьбе собственной ученицы, с девушкой случилось всё то, что случилось. Но лишь стоило тогруте открыть рот, и весь мир для генерала словно перевернулся. Да, он уже знал всю эту историю наизусть, сам по кускам собрал фрагменты мозаики, которая в последствии вылилась в страшную картину наркомании его падавана, да, понимал, что Асока любит и всегда любила его, да, мог теперь слегка иначе оценивать все её поступки и решения, но то, что чувствовала Тано на самом деле, стало для джедая великим открытием.

Энакин даже не догадывался как сильна в реальности была любовь его ученицы к нему, какую мощную и невыносимую боль испытывала всё это время она, как ужасно для Асоки далась правда о его браке с Падме. А ведь в тот день, в день, когда он не придал особого значения аварии, в которую попала Тано, лишь удивившись, что она вообще могла не справиться с таким лёгким управлением спидером, Скайуокер едва не потерял падавана навсегда. А ведь в тот день, когда он буквально умолял тогруту остаться в ордене, джедай думал только о себе, осознавал и чувствовал лишь свою боль, абсолютно не понимая, и даже не заботясь о том, что испытывала при этом она. А ведь весь прошедший год, генерал спокойно воевал на фронте, обиженно делая вид, что ему абсолютно не было никакого дела до Асоки, в то время как она переживала такое, в то время как губила и убивала себя из-за его холодности, чёрствости, безразличия.

Сейчас, слушая Тано, с каждым новым и новым словом Энакин всё больше и больше осознавал, отчётливее и отчётливее видел ту отвратительную картину реальности, которая постепенно начинала обнажать жестокую правду. Он был не просто бесчувственным идиотом, глупцом, что не замечал ни влюблённости своей ученицы, ни её страданий из-за него, он был мерзавцем, последней сволочью… Он был… Он и был причиной того, что Асока вообще стала наркоманкой. Это он своими же руками, своими поступками, всем своим поведением толкал её в холодные объятья смерти. Только он и никто другой.

В данный момент тогрутакаялась в своих ошибках, винила себя за всё то, что она натворила на протяжении этого страшного последнего года, но в произошедшем не было её вины, вина лежала лишь на Энакине. И теперь Скайуокер в полной мере осознавал, что его дурацкие попытки остановить бывшую ученицу, наставить на путь истинный, спасти, были лишь жалкими попытками исправить то, что сотворил с её жизнью он. От признаний Асоки, от каждого нового слова суровой правды, слетавшей с её уст, генералу становилось всё больнее и больнее где-то в груди, причём боль моральная, была так велика, что почти перерастала в физическую, будто некая невидимая рука, кровожадно впиваясь огромными когтями в мягкую плоть, безжалостно сдавливала его сердце, намереваясь уничтожить его. В какой-то момент, боль стала так сильна, что Энакин даже невольно коснулся механической рукой области сердца, чувствуя, как предательски подступают к глазам слёзы, слёзы сострадания и жалости к Асоке.

В последний раз, когда Скайуокер позволял себе сорваться и плакать, был в от день, когда он потерял мать. Причём потерял её по своей вине, из-за своей холодности и безразличия. Тогда он так был занят своими важными джедайскими делами, своей глупой мальчишеской влюблённостью в Падме, что это лишило его одного из самых дорогих и близких людей. Буквально убило его мать, потому, что Энакин не среагировал вовремя, прилетел слишком поздно и увидел её в живых всего на секунду, чтобы проститься, а затем похоронить. Тогда Скайуокер думал, что подобного больше никогда не случиться в его жизни, безмолвно клялся на могиле Шми, что больше не совершит такую же страшную, непростительную ошибку, но Сила вновь играла с ним и с его судьбой. Сейчас он опять чувствовал то же самое, что и тогда, когда держал на руках умирающую мать, ощущал, что теряет самого близкого ему человека, и теряет только по своей вине. Тускены или наркотики, совет джедаев, кодекс, нехватка времени и обстоятельства, играющие против Скайуокера, какие-то другие косвенные причины того, что произошло тогда и происходило сейчас – всё это были лишь оправдания, жалкие попытки не признавать правды, а правда в обоих случаях была одна, она была омерзительной, жестокой, суровой… Но вот теперь отрицать её уже не было никакой возможности. Самонадеянность, самовлюблённость, глупость и эгоистичность, безразличие и нерасторопность генерала когда-то сгубили его мать, а сейчас они убивали его ученицу, нет, его возлюбленную, его суженную.

Теперь Энакин знал, что пережила Асока, что чувствовала она все эти дни, недели, месяцы, годы, и понимал, как слеп он был хоть к кому-то, кроме себя самого. Скайуокер просто ненавидел собственную персону за то, что он вовремя не заметил очевидного, просто не обратил внимания на важные, достаточно серьёзные факторы изменения поведения падавана, и его невнимательность чуть не убила её. А ведь джедай мог быть куда внимательнее, осмотрительнее, умнее, после того случая с матерью, но нет, похоже, жизнь его ничему не учила. Иначе, как такая ситуация могла повториться вновь?

Но самое ужасное в этом было не бесконечные болезненные угрызения совести генерала, и даже не то, что он действительно был виноват, а то, что Тано, правда, страдала, правда, была на волосок от гибели и, правда, сломала свою собственную жизнь, которую неизвестно можно ли было ещё спасти. И если раньше Энакину её влюблённость, её наркомания, её реабилитация казались не такими уж серьёзными, то теперь он понимал всё, теперь он действительно знал истинные масштабы разрушения и по-настоящему разделял ту необъятную боль, которую столько времени так мужественно скрывала и таила в себе несчастная тогрута. Теперь вся ужасающая картина, наконец-то сложилась перед Скайуокером в одно целое, и от того, что он увидел на ней, джедай уже из последних сил едва сдерживал слёзы жалости, как-то абсолютно неосознанно вдавливая металлическую кисть в области сердца в грудь.

Асока едва успела замолчать, закончив последнее предложение, кажется, Тано собиралась добавить от себя что-то ещё, как была грубо и бесцеремонно перебита, лишь только успев открыть рот.

- И это твоё оправдание?! Это действительно твоя причина, чтобы скатиться до последней-распоследней наркоманки?! – резко вскочив со своего места, при этом весьма агрессивно толкнув рукой её с грохотом упавший стул, громко заявила до сего момента спокойная и почти неприметная девушка, мгновенно обращая на себя всеобщее внимание.

Возможно, она и вовсе не была бы замечена никем из присутствующих до тех пор, пока не настала бы очередь этой наркоманки рассказывать о себе, и, может, слишком увлечённые каждый своими проблемами пациенты не уделили бы ей особого внимания даже тогда, если бы незнакомка так не вспылила после признания Асоки. Её резкое вмешательство в чужую «исповедь» настолько приковало всеобщий интерес к этой девушке, что только сейчас присутствующие с удивлением обратили своё внимание и на неё, и на её интересную внешность.

На удивление участников собрания это тоже была тогрута, причём достаточно похожая на выступавшую джедая. Невысокая, хрупкая девушка лет, примерно, семнадцати-восемнадцати, с ярко-оранжевой кожей и премилым личиком, покрытым индивидуальными белыми узорами. Одень её в то же платье, что и Асоку, и издалека эту незнакомку можно было вполне по ошибке принять за саму Тано. Различали их разве что немного иные черты и рисунки лица, приятный и нежный фиолетовый цвет полосок на почти таких же, как и у падавана Скайуокера, по длине монтралах и лекку агрессивной наркоманки и её тёмные, чуть ли не чёрные, большие карие глаза. Эта девушка вполне могла бы сойти за некоторую, слегка искажённую копию Асоки или за её сестру, от чего, стоя друг напротив друга обе наркоманки смотрелись как-то необычно, тем более, что взгляды их невольно встретились и, казалось, от напряжения сейчас вот-вот посыпятся искры.

Тем временем, ничуть не обратив внимая на то, что все окружающие как раз обратили на неё своё внимание, наглая, агрессивная наркоманка продолжила её грубое наступление на никак не ожидавшую подобного Асоку:

- Влюбилась она в учителя, а он оказался женат! Бедная девочка, давайте поплачем вместе! У неё такие проблемы! – от злобы и язвительности незнакомая тогрута даже закатила глаза, явно перекривливая Тано и весь её серьёзный тон, с которым та рассказывала свою историю, а затем, выдержав небольшую паузу, ещё более яростно ткнула в Асоку пальцем, - Да у тебя было всё! Всё о чём можно только мечтать, а ты наплевала на возможности, которых другим даже не дано, и скатилось на самое дно жизни по своей же капризности и глупости! Я думала, что вы, джедаи – высший класс общества, элита, а ты оказалась такой же обычной жалкой наркоманкой, как и я! Хочешь знать, что такое настоящие проблемы в жизни? Так вот тебе моё «откровение»! Я с детства восхищалась джедаями, чтила кодекс, знала всю историю и все доступные широким массам сведения об ордене. Больше всего на свете я хотела быть джедаем, вырваться из той посредственности, где мне приходилось жить – бедная квартирка на нижнем уровне, жалкая, тяжёлая и никому не нужная работёнка обслуги и предопределённая судьба быть ничтожеством до самой смерти, вкалывать за гроши и радоваться, если дома есть что пожрать хотя бы раз в день. Но не это самое важное… Я хотела помогать обществу, спасать жизни, я хотела посвятить себя служению светлой стороне, действительно верила во всё то, что пропагандировал орден. И что? Сейчас, глядя на тебя, я понимаю, что я ничуть не хуже, у меня могли быть такие же шансы, такая же судьба, световые мечи, учитель, признание магистров, косвенное благословение самой Силой. И мне даже задумываться не пришлось бы, откуда берутся все те средства, за счёт которых я обитаю в роскошном храме на верхнем уровне Корусанта, почти в царском дворце… Мы ведь даже внешне не так отличаемся. Но знаешь что? Одно большое «но» сломало всю мою жизнь. В отличии от тебя у меня никогда не было способностей к Силе, я с рождения бездарна, бесполезна и даже при этом я отчаянно пыталась как можно ближе держаться к ордену к его учениям. Да, ты правильно поняла, … , я, как и многие другие такие же никчёмные людишки и гуманоиды, устроилась туда на работу, выносить помои за такими … как ты, которые абсолютно не ценят тот подарок судьбы, что у них есть, лишь бы только быть ближе к своей мечте… Лишь бы только хоть чего-то добиться в жизни. И это было невыносимо каждый день копаться в этой грязи, и знать, что судьба так несправедлива, что рядом с тобой живут те счастливчики, у которых есть то, чего у меня не будет никогда. И да я в итоге не выдержала, сорвалась и скатилась до наркомании. Потому что не быть одарённой в нашей галактике это то же самое, что быть существом второго сорта, убогим и слабым, никому не нужным мусором, тем более, если изначально ты происхождением с нижних уровней Корусанта, где и останешься навсегда. А ты… Ты просто - … , жалкое, никчёмное ничтожество! У тебя с рождения был такой дар, у тебя с рождения было всё, чего не могло быть и уже никогда не будет у меня! Ты просто заняла в храме чужое место, моё место, или место тысячи других истинных приверженцев ордена и светлой стороны Силы! И что? В итоге ты променяла почти дар свыше на какого-то мужика! Предала орден, нарушила кодекс и скатилась в ту же помойку, из которой тысячи и миллионы жителей Корусанта мечтали бы выбраться, дабы оказаться на твоём месте в ордене. Ты не джедай, ты - … , ты последняя конченная наркоманка! А твой учитель – бабник-извращенец, жигало несчастное! Такие как вы порочите светлое имя джедаев! Такие как вы просто позорите орден!!! А теперь давай ещё раз расскажи нам всем про свои «огромные» проблемы в … любви со своим … учителем-… ! Тупая шлюха!

Слова, которые говорила незнакомая тогрута, видимо, слишком сильно, слишком болезненно давались ей, потому как с каждым новым предложением она всё быстрее и резче жестикулировала руками и больше повышала голос. Под конец её тирады, эта несчастная наркоманка уже орала на весь центр, просто трясясь от досады, злобы, раздражения, язвительности. Ей было тяжело, действительно тяжело переживать и чувствовать всё то, о чём она говорила, каждый день, ей было действительно тяжело и больно видеть Асоку, слышать о том, как легко Тано смогла отказаться от её мечты, от всего того, что не дано было никогда получить ей, как бы эта несчастная незнакомка ни старалась. И она сорвалась, в итоге она сорвалась окончательно. Громко прокричав последнюю оскорбительную фразу, девушка разрыдалась, разрыдалась жгучими и горькими слезами. Она всё ещё не понимала, за что судьба была с ней так несправедлива, и за что Сила дала свой дар такой никчёмной … , как эта самая Асока Тано.

Что же касается Асоки, та завороженно слушала всю историю миловидной тогруты от начала и до конца, как только та позволила себе её перебить. Сразу ученица Скайуокера видела в её обвинениях долю истины, возможно, даже слегка сочувствовала этой девушке, однако в её злоключениях не было никакой вины Тано, и особо отчётливо бывший джедай поняла это тогда, когда незнакомка окончательно сорвалась и стала крайне грубо оскорблять Асоку. Слова, сказанные ей в адрес Тано, бывший падаван ещё могла бы спокойно проглотить, по крайней мере в первые пять секунд, но вот то, что эта девушка говорила про Энакина, особенно если учесть, что он всё это слышал…

Это наглая и грубая наркоманка посмела посягнуть на нечто неприкосновенное, на самого близкого и дорого Асоке человека, и тогрута не сдержалась. С каждой секундой, с каждым новым мгновением, гнев в душе Тано разрастался в геометрической прогрессии и, в конце концов, та тоже сорвалась.

- Да что ты вообще знаешь о моём учителе, … ?! – громко вскрикнула Асока, резко рванувшись в сторону своей обидчицы, вся преисполненная желанием чем можно сильнее навредить ей.

- А то, что он - … , и ты абсолютно такая же! – на мгновение даже перестав плакать, всё так же дерзко заявила разъярённая тогрута, - И ты у меня сейчас за всё получишь, жалкая наркоманка! – тоже, будто позабыв, где находится, словно хищница на охоте, бросилась на свою «жертву» незнакомка.

- Это кто ещё наркоманка?!

- Ты – наркоманка, ты … !!!

Громкие и грубые слова, грязные ругательства, вскрики, визги, шум возни и ударов, продолжали и продолжали нестись со стороны двух сцепившихся не на жизнь, а на смерть тогрут. Каждая считала себя абсолютно правой, каждая защищала свои идеалы, принципы, жизненные и моральные устои, совершенно не замечая, в какой шок их спонтанная драка привела окружающих. Побоище двух глупых пациенток, уж точно никак не входило в план группы поддержки, от чего присутствующие не сразу нашлись что сделать, ещё несколько минут просто завороженно и тупо наблюдая за происходящим.

Обе наркоманки, а, вернее, бывшие наркоманки, уже порядком успели навредить друг другу, когда в драку, наконец-то, вмешались их родственники. С силой расцепив Асоку и ту незнакомую тогруту, Энакин и родители девушки развели дёргающихся, вырывающихся и продолжающих кричать вдогонку друг другу разные гадости «воительниц».

- Так тебе, это ты у меня ещё мало получила! – изо всех сил трепыхающаяся в крепком захвате Скайуокера, громко взвизгнула Асока, от безысходности махая ногами в сторону противницы.

- Да пошла ты! Это ты ещё мало получила, я тебе сейчас все лекку повыдёргиваю! – не осталась в долгу та, тоже от безысходности всем телом пошатнувшись в сторону Тано, однако и захват родителей незнакомки был силён, видимо дочь не в первый раз устраивала им подобные «концерты», впрочем, как и ученица джедаю.

Не желая, чтобы эта крайне неприятная сцена продолжалась и дальше, генерал, покрепче сжав Асоку в своих «объятьях», быстрее потащил её прочь, в сторону, причём так, чтобы Тано больше не видела свою противницу, эдакое «отрезвляющее зеркало её реальности». Стараясь привести Асоку в чувства, Скайуокер, скорее, нежно, чем с силой, обнял бывшего падавана со спины, при этом до сих пор достаточно крепко держа её хрупкие запястья на всякий случай, и стал говорить какие-то успокаивающие слова ей на монтралы, до тех пор, пока ученица совсем не перестала кричать, вырываться и даже возражать. Когда её внутренние волны гнева, наконец-то растворились в небытие, Асока ещё раз внимательно бросила резкий взгляд в ту сторону, где до этого пребывала тогрута-«враг номер один» и, с радостью убедившись, что и она, и её родители куда-то делись, пытаясь отдышаться, окончательно успокоилась.

Ещё несколько минут Тано и Скайуокер простояли в таком положении, пока подобные «обнимашки» на публике не стали совсем неуместными, и мастер не решил-таки, наконец-то, выпустить своего бывшего падавана. Причём сделал это очень вовремя, так как к ним уже спешила психолог-координатор собрания, а другие участники группы начали проявлять повышенное внимание, ввиду пропажи со «сцены действий» другого любопытного объекта.

Резко остановившись около парочки, явно ожидающей хорошего выговора за недостойное поведение Асоки, женщина лишь мило улыбнулась профессиональной улыбкой и абсолютно спокойным тоном заговорила:

- Во избежание повторения подобных конфликтов, думаю будет лучше, если я переведу обеих девушек в другие группы. Надеюсь, вы понимаете причину такого решения и поддержите меня.

Психолог произносила реплики очень мягко, но при этом достаточно настойчиво, к тому же не употребляя, нарочно избегая, слов, вроде, «наркоманка» или «пациентка» – очевидно, что такие случаи на подобных собраниях были не впервой. Впрочем, возражать ей или спорить по каким-то причинам, этих самых причин ни у Энакина, ни у Асоки просто не было. Абсолютно не важным ни для него, ни для неё являлся состав новой группы поддержки для Тано. От чего, не позволив бывшей ученице сказать и слова, дабы та вновь, вдруг, не натворила чего неподобающего, Скайуокер быстро согласился за них обоих.

Покончив с достаточно важной, официальной частью, координатор с облегчением вздохнула и чуть шире улыбнулась, видимо, столь сговорчивые люди ей попадались не всегда, а затем, выдержав небольшую паузу, не забыла прибегнуть и к другому знаку вежливости:

- Спасибо за понимание, - всё таким же спокойным и равномерным тоном проговорила психолог, - И кстати, благодарю вас, что вовремя помогли остановить драку, - обращаясь уже к генералу, перевела свой взгляд на него женщина.

Несколько минут всматриваясь в Энакина, координатор быстро перебежала глазами на тогруту и лишь потом задала вполне логичный и достаточно интересующий её вопрос:

- Кем вы приходитесь для Асоки?

Всё так же мило, словно давняя закадычная подруга, продолжая улыбаться, психолог замерла на месте в ожидании ответа. Ответа, в котором Энакин должен был давно разобраться и сам, ответа, который он должен был непременно дать и этой женщине, и всему миру, и Тано, и, конечно, себе.

Не так давно, Скайуокер уже был в подобной ситуации. Некоторое время назад абсолютно посторонний человек уж задавал ему подобный вопрос – Кем он приходился для Асоки? Почему был рядом с ней? Почему старался помочь и спасти? Тогда, в полицейском участке, стоя перед глазами обличающего его, будто видящего джедая насквозь продажного полицейского, генерал не мог определиться. Он не знал, кем являлся для Тано тогда, как не знал и никогда с тех самых пор, как девушка по собственному желанию покинула орден. Энакин часто задумывался о том, кем он был для тогруты с её стороны: учителем, другом, возлюбленным… Но только сейчас, когда жизнь вновь поставила его в такую неловкую ситуацию, когда Сила вновь заставила его сделать этот нелёгкий, выбор, наконец-то, хоть как-то определиться с собственным статусом, Скайуокер впервые задумался, кем он был для Асоки с его стороны. Нет, теперь, пройдя всё, что они прошли вместе, пережив всё, что пережили, узнав о чувствах бывшей ученицы, и абсолютно точно признав свои, генерал уже не мог как тогда соврать, что он просто был для Тано учителем, не мог сказать и что являлся ей, братом, другом, знакомым, а, тем более, никем. Теперь джедай был для тогруты кем-то большим, чем все эти слова и понятия, кем-то большим чем просто возлюбленным, ничуть не разделяющим искренних чувств девушки. Он был для бывшего падавана уже не просто мастером, Энакин действительно был для Асоки кем-то большим чем все вышеперечисленные понятия вместе взятые, как и она для него. Их связь была сильнее, чем подразумевало любое из слов подходившее под описание их прежних отношений, он был для неё, наверное, теперь даже некем большим, нежели для Падме – самым дорогим, самым родным, самым близким и любимым человеком. И чувства Асоки по отношению к Энакину были абсолютно взаимны, особенно теперь, после всего, что он услышал и узнал сегодня. Нет, признание Тано ничуть не оттолкнуло Скайуокера от неё, а, как раз наоборот, навсегда привязало прочнейшими невидимыми нитями, будто скрепило их союз посредством самой Силы, связало его и её раз и навсегда, заставляя лишь сильнее любить тогруту от осознания её чистой, искренней, непомерной любви. От чего на ум приходило только одно определение, и теперь Энакин точно знал, кем он является для бывшей ученицы и с её, и с его стороны.

- Я - муж Асоки, - в одно мгновение откинув прочь все возможные крупицы сомнений и колебаний, внезапно даже для самой Тано, резко, достаточно громко и абсолютно уверенно во всеуслышание заявил Скайуокер.

Сегодня, конечно, был день признаний, но подобного признания от него тогрута уж точно никак не ждала. Она мечтала об этом всю свою жизнь, с того момента, как поняла, что влюбилась в собственного мастера, она видела этих три заветных слова в своих самых-самых сокровенных снах и сейчас она была просто окрылена от счастья.

Буквально приоткрыв рот от неимоверного изумления, Асока медленно, будто вновь находясь в наркотическом бреду, расширившимися до предела блестящими зрачками всмотрелась в глаза Энакина… По её щекам, срываясь с густых чёрных ресниц, хлынули тёплые, нежные, греющие душу слёзы радости, и, просто не веря своему счастью, Тано как обезумевшая кинулась Скайуокеру на шею, рыдая и ни на секунду не переставая обнимать «мужа», прижимаясь к нему так крепко, будто пыталась слиться с ним во единое целое.

Впрочем, смелое и весьма неожиданное признание генерала произвело крайне сильное впечатление не только на Асоку, но и на всех присутствующих в помещении. Среди родственников наркоманок редко встречались супруги готовые выдерживать периоды срывов и лечения их благоверных. И то, что девушку, почти скатившуюся на самое дно жизни и пришедшую сюда в поисках последнего шанса на спасение сопровождал не отец или брат и не какой-то другой родственник, а муж, действительно было подвигом, подвигом с его стороны. И этот сильный поступок заслуживал восхищения! Восхищения, которое моментально стали выражать участники собрания и на словах, и при помощи громких аплодисментов. Но для Асоки и Энакина это было не столь важно, пройдя через такое количество испытаний, преодолев столько преград, чтобы разобраться в их собственных чувствах, определившись в итоге со статусом, в котором они теперь пребывали друг для друга, Скайуокер и Тано, наконец-то, наслаждались их личной духовной идиллией. И в это мгновение, весь мир мог подождать, оно остановилось только для них двоих.

========== Глава 9. Я… , Часть 3 ==========

Энакин и Асока вышли с собрания наркоманов полностью погружённые в собственную нежность, любовь, сосредоточение внимания друг на друге. Сейчас со стороны они выглядели уже не как учитель и ученица, между которыми не могло быть абсолютно ничего, кроме деловых отношений, а как обычная парочка, препротивно милующаяся на показ для окружающих. Вот только в чувствах и поступках Скайуокера и Тано абсолютно не было фальши или обмана, они любили друг друга и подсознательно хотели поделиться своим счастьем со всем миром. Сейчас нежные эмоции между бывшими мастером и падаваном были так сильны, что они даже совсем позабыли об осторожности, совершенно не скрываясь ни от кого. Хотя, кто в радиусе нескольких метров мог знать, что это была совсем не обычная парочка, и что на средний уровень Корусанта в наркологический центр занесёт джедая-избранного и его капризную ученицу, потому особо пристальным вниманием «муж и жена» со стороны случайных прохожих не были награждены.

Легко и нежно обнимая Асоку за плечо, Энакин говорил ей что-то, что-то, чего тогрута совершенно не слушала, лишь завороженно смотря на бывшего мастера глазами, переполненными океаном счастья. Её мечта, наконец-то, сбылась, всё было как во сне, в самых-самых сокровенных и сладостных грёзах Тано, Скайуокер был рядом с ней, Скайуокер любил её, Скайуокер теперь являлся не просто учителем для неё, ведь всего несколько минут назад он сам, без какой-либо посторонней «помощи», публично признал себя нет, не учителем, не другом, не братом и даже не любовником, а мужем Асоки. И от этого её душа пела, а тело просто готово было воспарить к звёздами, ведь Энакин почти сделал предложение своему падавану. Нет, конечно, в наивных подростковых грёзах Асоки всё в скором времени должно было произойти ещё раз и официально, а потом должна была быть та свадьба на Шили из её сна, только без участия Падме, но это были лишь формальности. Энакин и Асока уже жили вместе, спали вместе и не брезговали миловаться друг с другом на публике, а потому, счастье Тано уже можно было назвать полным. Тогрута была так окрылена им, так растрогана, что не переставала улыбаться ни на секунду. Её радость казалась безграничной, нахватало разве только одного – некого подобия полноценного свидания, что Скайуокер, будто прочитав мысли бывшей ученицы, решил тут же исправить. Сегодня у него был один из не многих свободных дней, когда орден не поручал избранному никаких миссий, а потому, генерал, находясь под властью хорошего настроения, как-то спонтанно предложил Асоке прогуляться по живописным улицам Корусанта. На что та, несомненно, ответила согласием, и этот день, несмотря ни на что, стал ещё лучше.

Скайуокер и Тано медленно побрели вдоль по улице, так, будто счастливые будни из прошлого вновь вернулись к ним, разговаривая, как и раньше, ни о чём и обо всём на свете. И этот день, и это почти свидание казалось Асоке идеальным, не доставало лишь небольшой, едва значимой мелочи. Полностью перейдя на наркотики, в плане самоублажения, Тано практически позабыла о других радостях жизни, о том, что удовольствие могла приносить не только очередная доза. Где-то в далёком прошлом, тогрута была страшной любительницей сладкого, обожала разные десерты, и вот сейчас, когда её собственная жизнь стала такой же сладкой, как сахар, Асоке почему-то дико захотелось вернуться к прежним привычкам.

Резко остановившись на месте, Тано так по-детски капризно взглянула на своего ни в чём не отказывающего ей возлюбленного, и милым, но настойчивым голоском заявила:

- А, знаешь, чего я сейчас хочу? – девушка сделала небольшую паузу между словами, что заставило Энакина, как-то невольно вздрогнуть, мысленно представив себе самое худшее, но к его огромной радости, тогрута тут же уточнила, - Мороженного, - одновременно и насмешив, и успокоив Скайуокера, тем, что падаван желала не очередную дозу.

- Ну, и где ты его собралась здесь раздобыть, Шпилька? – генерал как-то и невольно, и почти намеренно назвал её бывшим прозвищем, так, будто, всех пережитых ими бед и вовсе не было, - Не вижу по близости ни одного приличного кафе.

Такое привычное, но давно позабытое обращение к ней заставило теперь уже Асоку вздрогнуть, в один момент ощутив, как по телу прошлась приятная трепетная дрожь. И, чуть сильнее улыбнувшись от данной метаморфозы, тогрута так же «по их» ответила:

- Знаю я тут одно местечко, Скайрокер. Жди меня здесь, я скоро приду.

Вместе с этими словами Асока демонстративно выставила пустую ладонь вперёд, слегка помахав тонкими пальчиками, как бы в знак того, что на желанный десерт ей требовались деньги.

Поначалу Энакин не хотел ни отпускать её куда-то одну, ни, тем более, давать Асоке хоть сколько-нибудь кредитов в руки – прошлые воспоминания о былых ошибках, никак не желали покидать его разум. Однако Скайуокер видел, что Тано изменилась, изменилась сильно и в лучшую сторону, благодаря собственному желанию. Несмотря на многочисленные страшные и очень болезненные ломки, девушка держалась, держалась отчаянно, и не давала своему бывшему мастеру ни единого повода усомниться в ней. Потому, немного помедлив, с некой опаской взглянув в бездонные, сияющие голубые глаза тогруты, генерал, всё же, положил в её ладонь несколько позолоченных «денежных знаков». И счастливая, чуть ли не прыгающая на месте от восторга, как ребёнок, Асока тут же скрылась из виду. А Энакин остался наедине собой, невольно рассуждая о том, правильно ли он поступил, решив довериться бывшей ученице. В любом случае, пути назад уже не было.

Но Тано и не думала обманывать Скайуокера на этот раз, девушка так была увлечена своим новым детским желанием, что даже не заметила нерешительности и сомнения в поведении её возлюбленного. Быстро завернув за угол какого-то старого здания, бывшая наркоманка, уже спустя пару минут, стояла подле «тележки» с мороженым и выбирала заветный десерт. У тогруты просто разбегались глаза от обилия разнообразных сладостей, которых она так давно не ела, однако, несмотря ни на что, определиться Тано смогла достаточно быстро. И вот уже Асока, словно маленький ребёнок, получивший свою конфетку, держала в руках две порции мороженного в стаканчике, естественно, про Энакина она тоже не забыла, решив преподнести лакомство и ему, и жадно пожирала глазами свою «добычу». Казалось, лишь мгновение разделяло тогруту и её наслаждение от любимого десерта, девушка уже чувствовала его сладкий запах, мысленно представляла себе вкус, готова была укусить, как внезапно, вынырнувшие откуда-то из толпы две мелкие, невысокие фигуры, покрытые коричневыми широкими плащами на подобии джедайских, быстро юркнули около неё, как будто специально грубо задев девушку плечами.

На мгновение потеряв равновесие от достаточно сильного толчка, Асока чуть качнулась на тощих ногах, и её лакомство как-то само-собой скользнуло из рук прямо наземь.

- Эй! – громко вскрикнула от недовольства абсолютно возмущённая таким исходом событий Тано, что что, а после длительного приёма наркотиков, свои эмоции она уже практически не могла контролировать.

Резкий озлобленный взгляд тогруты быстро метнулся в сторону двоих невысоких незнакомцев, готовый пронзить их, словно световой меч, прожечь насквозь, но в ответ на оба поступка девушки, послышался лишь наглый, издевательский и немного странный смех, залившись которым, неизвестные фигуры в плащах юрко шмыгнули прочь, куда-то в один из тёмных узких переулков среднего уровня.

Ещё несколько мгновений тогрута завороженно продолжала стоять на месте. В ответ на её громкое возмущение девушка ожидала услышать какие-то оправдания или извинения, но нет, очевидно, Тано вновь не повезло, и опять Сила свела её в этот день с очередными в конец оборзевшими хамами. Бывшей наркоманке не столько было жалко потерянное мороженного, сколько возмутила тогруту подобная дерзость по отношению к ней. Наркотики сделали Асоку слишком раздражительной, вспыльчивой, слишком чувствительной, эмоциональной и агрессивной, наверное, потому она просто не выдержала подобного и уже через пару мгновений поддалась на некого рода провокацию. Полностью переполняемая злобой и желанием как следует проучить обидчиков, Тано, даже не задумываясь о том, что и почему здесь происходило, словно вихрь, рванулась за ними в весьма пустынную подворотню. Сейчас она мыслила лишь об одном – отомстить, отлупить этих наглых незнакомцев как следует, и тогруту уже не волновали детали.

Просто молниеносно оказавшись в узком, плохо освещаемом переулке, девушка резко остановилась на месте и, по-прежнему продолжая прожигать наглецов гневным взглядом, ещё раз повторила:

- Я сказала, эй… Вы совсем обнаглели? Сейчас я вас научу, как других уважать!

Крепко сжав пальцы рук, бывшая наркоманка как бы демонстративно стала разминать кулаки, всем своим видом стараясь передать надвигающуюся на хамов угрозу. Возможно, если бы сейчас у Тано был меч, девушка не сдержалась бы и пустила в ход его, так сильно почему-то разозлила её, казалось бы, такая простая и незначительная мелочь. Но, слава Силе, оружия у бывшей наркоманки с собой не было, зато решимости навалять мелким незнакомцам как следует – было хоть отбавляй.

Всего в пару мгновений, Асока покончила с предбоевым ритуалом и уже было подалась вперёд, чтобы, словно хищница, наброситься на своих обидчиков, как внезапно, резко развернувшись, незнакомцы-близнецы скинули с себя «джедайские» плащи. Лёгкая коричневая ткань плавно полетела наземь, и перед девушкой вдруг предстали идеально отполированные, сияющие блеском нательных пластин, новёхонькие дроиды.

Модель «близнецов-убийц» Асоке была незнакома. Таких роботов она не видела никогда, как, впрочем, и не могла себе представить, на что они были способны. Однако, судя по скорости и ловкости их движений, Тано моментально поняла, что они были в тысячу и миллионы раз «проворнее» тех «жестянок» которых любила рубить в бою она, как, и догадалась, что весь манёвр с опрокинутым мороженным был хитроумной ловушкой, чтобы заманить тогруту сюда. Сплав, из которого были сделаны дроиды, тоже показался бывшей наркоманке достаточно необычным, а их выгодная без каких-либо изъянов форма, невольно говорила о том, что нанести вред «близнецам-убийцам» будет крайне трудно, тем более без меча, об отсутствии которого вот теперь Асока сильно пожалела.

Весь пыл обиженной и разгневанной бывшей наркоманки в один момент поостыл, когда серебристые противники, как-то не по-доброму лязгнув конечностями, тоже приняли боевые стойки. И Тано, вдруг поняла, что спустя столько времени без тренировок, при том в абсолютном отсутствии хоть какого-либо оружия, она была совершенно беспомощна против них.

Где-то в районе слуховых датчиков «близнецов-убийц» послышался такой до боли знакомый и противный, кашляющий голос Гривуса. Кажется, тот говорил что-то об испытаниях очередных новых дроидов и мести то ли ей, то ли Скайуокеру заодно, ввиду абсолютно недееспособного, наркоманского состояния Асоки, но кое-что Тано расслышала точно - противники получили приказ ликвидировать её любой ценой, из чего следовало, что эти отполированные «жестянки» и сражаться будут в полную силу, до самого победного конца. А для слишком ослабленной, абсолютно безоружной тогруты это явно не могло вылиться ни во что хорошее.

Просто мгновенно переосмыслив и всю ситуацию, и собственные приоритеты, Тано поняла, что ей не выиграть этого боя, и предприняла единственное верное решение – попытаться сбежать. Резко развернувшись, тогрута рванулась прочь, но не успев сделать и пары шагов, была весьма грубо остановлена.

Первый дроид, тот, что был справа от Асоки, кода та стояла к ним лицом, ловко вскочил на плечи второму и, при помощи мощного толчка нижними конечностями, в грациозном перевороте перелетел через Тано. С громким лязгом приземлившись прямо перед девушкой, тем самым, преграждая ей дальнейший путь, почти незаметно замахнувшись рукой, робот с такой силой ударил тогруту куда-то в районе меду грудью и животом, что та, едва не теряя от боли сознание, аж отлетела на несколько метров назад и безвольно приземлилась прямо у ног другого дроида. Впрочем, второй «близнец» тоже не стал терять времени зря. Хорошенько замахнувшись ногой, он даже не дал Асоке более-менее прийти в себя, прежде чем «одарить» её не менее мощным пинком.

Пронзительно взвизгнув от боли, девушка по инерции перекатилась по грязной поверхности земли немного вперёд и, «остановившись» где-то на середине между обоими убийцами, громко откашлялась, попытавшись подняться. Грудь и спина ныли, голова кружилась, перед глазами всё плыло, но собрав последние силы, Тано, всё же, смогла взять себя в руки и вовремя вскочить на ноги. Очень вовремя, чтобы блокировать двойной удар «близнецов» руками. Мощные верхние конечности дроидов больно вписались в хрупкие запястья Асоки, едва ли не ломая ей кости, но девушка выдержала это «испытание» и даже какое-то время пыталась бороться с роботами посредствам давления на руки друг друга. Но куда вчерашней наркоманке было до сверхсильных идеальных убийц? Рано или поздно, но Асока всё равно проиграла бы этот поединок. Так оно и произошло. Чувствуя, что была больше не в состоянии сопротивляться достаточно мощному, давлению, способному раздробить её тонкие кости, тогрута резко убрала руки, присев на корточки, дабы избежать продолжения атаки «близнецов». Металлические конечности со свистом прошлись в паре сантиметрах над чувствительными монтралами девушки, больно режа, слух. Но отвлекаться на это просто не было времени. Быстро вскочив обратно, Тано что было силы ударила дроида находящегося слева от неё одной ногой, а затем с разворота проделала такой же манёвр со вторым. То ли атака Асоки оказалась очень слабой, то ли дроиды, вопреки своей невероятной ловкости и юркости были слишком тяжелы, но пинки тогруты не возымели особого эффекта. Почти синхронно сделав сальто назад в полёте, оба робота с лязгом приземлились на тротуар, и вонзая выпущенные металлические когти в его покрытие, весьма удачно замедлили инерционное скольжение.

Наивно пологая, что её двойное комбо ногами подарит бывшей наркоманке такое необходимое сейчас, как воздух, время, чтобы незаметно улизнуть, Асока вновь дёрнулась было с места, но горько ошиблась. Моментально уловив каждое её телодвижение своими визуальными датчиками, «близнецы-убийцы», поочерёдно отреагировали на девушку, выпустив из запястий мощные металлические «кастеты», крепящиеся на трёх длинных, тонких, но весьма прочных тросах.

Первый удар новым оружием дроидов пришёлся Тано точно по рёбрам с левой стороны, на какое-то мгновение тогруте даже показалось, что что-то хрустнуло внутри, когда та, чисто интуитивно изогнулась от боли. Другая же атака, всего через секунду, вписалась в изящное бедро бывшей наркоманки, весьма ловко сбив девушку с ног. На месте падая обратно на землю на одно колено, Асока всё так же невольно ухватилась и за второй ушиб, пытаясь хоть как-то минимизировать физический ущерб, что, впрочем, ей не сильно-таки и удалось. Да и времени до новых атак этими «кастетатми» у Тано было совсем мало, прежде, чем мощные болезненные удары посыпались и дальше.

Громко взвизгивая от боли, при получении каждого нового ранения, тогрута отчаянно попыталась подняться, как-то хаотично стараясь отбиваться от безжалостных железячек руками. Но атаки дроидов становились всё быстрее и сильнее, до тех самых пор, пока до бывшей наркоманки окончательно не дошло, что она уже просто не успевает блокировать удары. Понимая, что ситуация была крайне плачевной, Асока не придумала за секунду ничего лучше, кроме как применить Силу, дабы остановить «кастеты», так и не долетев до неё. Резко взмахнув обеими руками, Тано мгновенно сконцентрировалась, когда оружие дроидов метнулось к ней, приложила все возможные усилия для этого блока, сделала всё так как успешно предпринимала ранее в бою. Казалось вот-вот, и девушка сможет, сумеет помешать новым гривусовским игрушкам её бить, но…

Но, судьба, вдруг, сыграла с Асокой злую шутку. Да, она сконцентрировалась, взмахнула руками, направила всю энергию своих мидихлориан на взаимодействие с пространством, однако приём просто не сработал, её способности, её умение точно и чётко управлять потоками Силы, внезапно куда-то исчезло, пропало в самый не подходящий момент, и это многого стоило Тано.

Ошеломлённая тем, что Сила вновь не подчинилась ей, в предвкушении очередных сравнимых с пытками болевых ощущений, девушка с расширившимися от недоумения глазами хаотично продолжала махать «бездейственными» конечностями до тех пор, пока холодный металл не обжёг её тело в нескольких местах, почти до крови пробивая нежную кожу.

Громко взвизгнув, на этот раз не столько от боли, сколько от отчаяния из-за собственной беспомощности, тогрута с яростью ухватилась за отдаляющиеся серебристые тросы, тем самым не позволив им вернуться обратно, к дроидам, и с такой силой рванула на себя, что обоих «близнецов-убийц» просто подняло в воздух. Этим движением Асока попыталась столкнуть её противников между собой, дабы сей манёвр нанёс им как можно больше повреждений, но, видимо, быстро просчитав её тактику, дроиды с лёгкостью разминулись над головой Тано, умело опутывая ту металлическими «нитями».

Со звоном приземлившись по обе стороны от девушки, роботы специально потянули тросы на себя, резко и грубо, чтобы не только мощным движением вырвать их из хрупких рук тогруты, но и болезненно, весьма обильно оцарапать до крови попавшиеся на пути этим «верёвкам» участки кожи противницы.

Новый дикий вопль боли бывшей наркоманки эхом отдался по пустому полу мрачному переулку, когда алая кровь мелкими каплями полилась на тротуар. Находясь в состоянии аффекта от всего происходящего с ней, Асока ещё несколько раз, в диком ужасе и полу неадекватном сознании попыталась оттолкнуть роботов Силой, но руки не слушались, ладони лишь хаотично-дрожа мельтешили в воздухе, и ничего не происходило. Отчаянно понимая, что этим она ничего не добьётся, Тано как-то до смерти перепугано взглянула на свои беспомощные кисти, после чего, придя в себя от ещё нескольких ударов верхними конечностями роботов, попыталась отбиваться от них просто кулаками.

Мелкие костяшки болезненно стучали, по, казалось, непробиваемой броне «близнецов-убийц», но это не приносило никакого ущерба, по крайней мерее, им, удар, ещё удар, и вот тело тогруты уже невольно дрожало от ужаса, явно ощущая, как внутри, где-то в груди бывшей наркоманки, бешено колотится сердце, однако дроиды даже не шелохнулись от подобной атаки. Они лишь как-то глупо и непонимающе взглянув сначала, на окровавленные руки Асоки, а потом друг на друга, преспокойно предприняли новый ход.

Быстро выпустив из тонких металлических пальцев такие же острые, как и на ногах, но куда более длинные «когти», роботы со всей силы поочерёдно стали втыкать эти «тонкие иглы» в и так многострадальное тело Асоки. Первый удар с лёгкостью пронзил её правое предплечье, относительно обездвижив руку девушки. Второй удар, глубоко проткнул её левое бедро, заставив ту опять встать на одно колено. Ещё несколько таких атак, не смертельных, но крайне болезненных, заставили истекающую кровью Тано, издав последний вопль страданий, полностью рухнуть наземь, практически без чувств, чтобы «близнецы-убийцы» смогли довершить своё дело. И они продолжили, продолжили метелить тогруту уже обычными кулаками, превращая её тело, конечности и лицо в окровавленные «куски мяса».

Энакин ждал Асоку в условленном месте ждал достаточно долго, чтобы его мысли опять стали развиваться в тревожном направлении. Он уже дико ненавидел себя и зло сожалел о том, что опять позволил этой мелкой девчонке провести его, обмануть, развести как самого последнего дурака, сбежать за наркотиками с его же деньгами и не вернуться. От чего и чувствовать Скайуокер себя начинал соответствующе. Генерал искренне негодовал по поводу своего нового провала и в ярости не понимал, как можно было позволить обхитрить его вот так уже не в первый раз. От чего недовольно хмурясь, нервно начал ходить из стороны в сторону, зло поглядывая на наручные часы. Конечно, Асока отсутствовала не столь длительный период времени, дабы окончательно убедиться, что она сбежала, потому Энакин ещё не бросился за ней, тайно в душе подпитывая оправданиями последний, самый жалкий остаточек надежды на лучшее. Но с каждой минутой, это ощущение всё больше угасало и угасало, возвращая реальное, крайне неприятное, тревожное и болезненное чувство осознания реальности. Ипотому, с каждым новым мгновением просто бесполезно метаться из стороны в сторону становилось всё невыносимее.

Пройдясь ещё один, самый последний раз, около небольшой лавочки, Энакин резко остановился и, тяжело вдохнув, отчаянно сжав от безысходности пальцы в кулаки, гневно дёрнул руками. Асока вновь сбежала, сорвалась и сбежала за наркотиками, оставив его здесь абсолютно одного, осознавать свой полнейший идиотизм. Так купиться на её уловку про мороженное мог только Скайуокер, почему, ну почему он был таким кретином, каждый раз поддаваясь на обман бывшей ученицы? Именно об этом подумал генерал, больно хлопнув себя ладонью по лбу и одновременно хаотично ища какой-то быстрый выход из ситуации.

За прошедшие пару минут с того момента, как джедай трезво осознал, что Асока действительно сбежала, и раз сто проклял себя за новую глупость, ему на ум не пришло ничего лучше, чем просто выследить её по браслету и хорошенько надавать по заднице за всё, благо, «символический» подарок Энакина Тано больше не снимала почти никогда.

Спешно нажав на небольшом наручном устройстве пару кнопочек, Скайуокер быстро отследил падавана. Но, на его удивление, Асока оказалась не так далеко и почему-то не двигалась. Это открытие настолько поразило генерала, что тот даже и подумать не успев, о варианте, в котором Тано просто могла потерять или снять и выкинуть его «маячок», молниеносно рванулся в указанном направлении.

Не прошло и нескольких минут, как Энакин тоже очутился в полу мрачной подворотне, переполненный желанием хорошенько наказать наглую ученицу, где безжалостные дроиды жестоко добивали девушку, но увидев, что наглую тогруту и так уже «наказали» сверх меры, тут же сменил свой гнев на милость, а вернее, полностью переключил его на обидчиков Тано.

Вид бессознательной, всей истерзанной и окровавленной тогруты, его ученицы, его девочки, его любимой и будущей жены, настолько поразил Энакина, что это пробудило самые яростные, самые злобные и низменные частички тёмной стороны его души. Глаза сверкнули ослепляющими искрами ненависти, а меч как-то сам собой прыгнул в руки, и синее лезвие понеслось вперёд, рассекая воздух в смертельном танце.

Резко оттолкнув, нет, просто отшвырнув дроидов в противоположную от себя стену, прочь, от, возможно, уже не живой Асоки, Энакин яростно рванулся к ним и стал кромсать световым клинком всё, что попадалось ему под руки, а вернее, всех, то бишь роботов. На удивление Скайуокера, эти дроиды, ровно так же, как и тот, с которым в прошлый раз сражался он, были из аналогичного сплава, потому, как бы сильно Энакин ни бил, на их броне оставались лишь мелкие царапины, что ещё больше бесило генерала. Где-то в слуховых датчиках «близнецов-убийц», раздавались кашляющие приказы Гривуса, прикончить джедая, как и его ученицу, но Энакин слышал их словно в тумане. Световой меч то и дело ударяясь о несломимые конечности дроидов, лишь бесполезно звякал и шипел, разбрасывая в стороны дождь из разнообразных искр, но не приносил никакого полезного эффекта, однако у генерала был и иной способ расправиться с ненавистными противниками.

Перестав глупо размахивать световым клинком из стороны в сторону, Энакин со злостью отшвырнул его, сейчас джедай был в такой ярости, так сильно ненавидел этих роботов, что готов был разнести их на мелкие кусочки одним, взглядом, одним движением рук, что собственно, Скайуокер и сделал. Всего лишь лёгкий взмах кистей, незначительное сжатие пальцев, и несчастных «близнецов-убийц» накрыл невероятнейший поток Силы, коробя, искажая и разрушая их броню. Этот приём был настолько мощный, что дроидов буквально разорвало на запчасти, дождём посыпавшиеся в разные стороны, так сильно сдавил их в удушающем захвате генерал. Дроиды уже давно разлетелись на мелкие-мелкие куски, а от своего гнева и ненависти Скайуокер ещё несколько секунд неподвижно стоял на месте, лишь тяжело дыша и до боли вдавливая пальцы в собственные ладони, до тех пор, пока не опомнился, осознавая, что Асоке незамедлительно требовалась его помощь.

Лишь только мысли о Тано мягко коснулись его разума, Энакин тут же позабыл обо всём на свете, сорвался с места и бросился к окровавленному, всему израненному телу бывшей ученицы, пальцы настоящей руки нервно дрожа нащупали на шее едва бьющийся пульс, и Скайуокер с облегчением осознал, что Асока была жива, но с не меньшим волнением понял, что ей незамедлительно требовалась медицинская помощь. И спешно, но бережно, подхватив Тано на руки, джедай пулей понёсся в ближайший госпиталь, ведь ни один дроид скорой не водил спидер быстрее и ловче него.

Прошло несколько дней, за которые Асока порядком успела восстановиться. Все выходные, каждую свободную секунду, что у него была вне миссий ордена, которые он теперь жутко ненавидел, Энакин провёл у кровати израненной Тано, мягко держа её за руку и полным надежды и жалости взглядом изучая свою возлюбленную, как будто это могло кардинально ускорить её лечение. В прочем, тогруту сильно побили, да, но ни одного повреждения не совместимого с жизнью, у бывшей наркоманки не было обнаружено. И скоро Асоку должны были выписать домой, как только наиболее сильные болевые ощущения пройдут. А пока, мед-дроиды держали Тано на препаратах, притупляющих эти чувства. Чем, впрочем, тогрута была крайне довольна. Действие обезболивающих чем-то напоминали ей эффект от КХ-28, которого она так давно не испытывала, но так жаждала вновь испытать. Наркотики, благодаря негласному обету тогруты, теперь раз и на всегда были под запретом, но не лекарства же, лекарства так хорошо помогающие ей от любых физических недостатков, что казалось, будто и ломка вместе с ними уходила в небытие, и это было восхитительно и прекрасно, настолько, что Асока даже не чувствовала лёгкой боли от своих повреждений после боя, которая при любых условиях, всё равно, должна была быть, только некую эйфорию от принятия таблеток и до конца их действия. И это её полностью удовлетворяло. Но вот когда эффект проходил, вместе с неприятными ощущениями от синяков, царапин, ссадин, колотых ран, возрастало и дикое, раздражающее, противное чувство ломки. И его было трудно контролировать, особенно при том, что вокруг Тано постоянно сновали медики с разнообразными препаратами. И это было невыносимо.

Как, например, сегодня. Казалось бы, такой приятный и солнечный день совсем не радовал Асоку, несмотря на то, что она очень быстро шла на поправку, не восхитила девушку и хорошая новость о том, что на её теле почти не останется шрамов, коих должно было быть предостаточно, после подобных повреждений. Все мысли Асоки сейчас были сконцентрированы лишь на одном, когда ей вновь принесут обезболивающего. И вот дроид-медик плавно влетел в кабинет, медленно, с мучительной неторопливостью провёл осмотр, что-то бубня себе под нос записал в карту пациента, секунда, ещё секунда и Тано получит её обезболивающие. Но вот не задача, внезапно врач развернулся к тогруте лицевой пластиной и сообщил принеприятнейшую новость:

- С сегодняшнего дня мы можем снижать дозу лекарств.

Что стало для Асоки и откровенным шоком, и диким раздражающим фактором.

- Как? Но меня всё ещё мучают боли!? – аж подскочив на кровати, громко и как-то истерично взвизгнула она, крепко сжимая руками белоснежное одеяло.

- Я не вижу в этом особой необходимости. Данные лекарства в таких дозах прописывают тяжело раненным больным, но ваши повреждения почти зажили, потому повторюсь, я не вижу в дальнейшем поддержании подобной дозировки крайней необходимости, - абсолютно никак не отреагировал на чрезмерно возбуждённое состояние пациентки, монотонно пробубнил доктор, - Увидимся на завтрашнем осмотре.

- Но! Я… Э… - тогрута так и не успела сказать ничего внятного, впрочем, ничего осмысленного, чтобы возразить дроиду-медику она и не придумала, не могла же Асока открыто признаться в том, что её мучала ломка, и ей просто необходим был новый «наркотик», «диетический», «не калорийный», а значит, разрешённый наркотик.

От наглости и дерзости врача Тано аж зашипела, едва не разорвав скомканное одеяло, чувствуя, как нарастает неприятное болезненное щекотание, и быстро встала с кровати.

«Какие жестокие врачи, они не дают нуждающимся пациентам необходимые лекарства, как же тогда справляться с болью и… И с этим…» - тогрута вся изогнулась, ощущая, как ломает её тело.

Терпеть больше не было мочи, ей требовался «наркотик», нет, лекарство, только лекарство, чтобы унять боль. В каком-то тумане и полусне Тано быстро и незаметно вышла из палаты и побрела по пустынному коридору, оглядываясь вокруг, как будто это могло помочь получить желаемое. И предчувствия тогруты её не обманули. Вот она увидела небольшую тележку медсестры с лекарствами, оставленными возле чьей-то палаты. На нём аккуратным рядком стояли баночки с разноцветными этикетками и такими красивыми, разнообразными таблетками внутри. Вот она подошла ближе, чтобы только посмотреть, вот взяла одну из них, чтобы только прочитать надписи, вот, вторую, третью… Нашла необходимые обезболивающие, два, нет три упаковки, быстро запихнула их себе к карманы халата и юрко шмыгнула обратно в палату. А дальше, а дальше тогрута уже ничего не помнила, только эйфорию и кайф. Но она отчаянно убеждала себя перед этим, что это будет всего раз, один лишь раз, может два, пока врач, а главное, Энакин не видит.

Прошло ещё некоторое время, и Асока окончательно поправилась, Энакин, несколько последних дней невольно занятый на миссиях ордена, бросил всё, чтобы приехать за ней в больницу. Казалось, всё было идеально, Тано полностью выздоровела, Скайуокер был с ней, они немного прогуляюсь, словно на свидании, зашли в магазин, а потом устроили дома праздничный, но безалкогольный ужин. Всё было как в мечтах тогруты, за исключением одного большого «но» - при Скайуокере Асоке приходилось держаться без обезболивающих, которые, да, лишний раз обманывая себя, что были ей необходимы, тогрута пила тайком ото всех до сих пор. При нём она не хотела принимать ничего, что генерал мог бы счесть недопустимым. Но ведь она всё ещё была больна, ей необходимы были лекарства.

Девушка едва-едва выдержала эту длинную и какую-то невкусную трапезу, некие скучные рассказы её возлюбленного о последней миссии, что-то что там было за сиим дурацким ужином ещё, прежде, чем спешно отпроситься в ванную, якобы, чтобы привести себя в порядок после больницы. А ничего не подозревающий Энакин опустил её, вот так просто и абсолютно доверчиво. И Асока чувствовала некий стыд перед ним из-за этого, он не должен был узнать правды, она не должна была подвести его вновь, да, она бросит обезболивающие, как только так сразу, как только вылечится, а сейчас, сейчас ей нужна была новая доза… Нет, порция, таблетки, а не наркотики Тано как-то боялась и не хотела называть дозой, будто выработав какое-то психологическое неприятие к этому слову.

Быстро вбежав в ванную комнату, как ошпаренная, тогрута крепко-накрепко заперла за собой дверь, чтобы не дай Сила, Скайуокер не вошёл в самый не подходящий момент, на всю мощность включила воду, чтобы он не услышал ничего подозрительного, и хаотично вытащила из небольшой сумочки у себя на поясе таблетки. Быстро и небрежно выкинув из стаканчика для зубных щёток оные, тогрута разбрызгивая капли по сторонам набрала воды, ломая и раздирая на части пластинки с лекарством быстро извлекла одну таблетку и тут же проглотила её, за ней вторую и третью, жадно запивая каждую водой. На смену дикому раздражению и почти физической боли, которую она подсознательно ощущала таковой, от ломки, пришла лёгкая эйфория, уже не такая приятная и сильная как там в больнице, но это всё равно помогало справиться со всеми неудобствами приносимыми и почти зажившими ранениями, и зависимостью. Сейчас Асоке нужны были таблетки, сейчас ей это было необходимо. Завтра, послезавтра, а, может, через неделю или через две, она бросит, обязательно бросит обезболивающие, но только не в данный момент, не сегодня, когда последняя «боль» ещё совсем не ушла.

========== Глава 10. Слёзы, Часть 1 ==========

Асока так и не отказалась от обезболивающего даже спустя несколько недель. И более того, когда таблетки, всё же, закончились, а врачи не сочли необходимым и дальше выписывать ей рецепты на столь сильные препараты, девушка от безысходности скатилась на другие, менее эффективные и качественные средства. Сначала, искренне убеждая себя, что ей это было нужно, Тано практически опустошила домашнюю аптечку, которую, в отсутствие Энакина приходилось пополнять, чтобы он ничего не заметил. Затем, решив, что этого было недостаточно, тогрута перешла на «допинговое» запивание лекарств лёгкими алкогольными напитками, совсем лёгкими, коими иногда баловали себя не самые примерные подростки. Но и это быстро перестало приносить нужный эффект, от чего с каждым разом градус приходилось всё больше повышать. Организм Асоки настолько привык к такого рода веществам, что и они уже, практически, не пьянили её, а сильная, беспощадная ломка «требовала» большего и большего. И вот однажды, в конце концов, Тано не выдержала. Последний приступ так называемой «посттравматической боли» был столь силён, что тогрута просто поддалась своим внутренним желаниям, физическому велению её истощённого и измождённого всеми этими «пытками» тела.

И вот уже наркоманка покупала очередную дозу КХ-28 у такого знакомого ей и чуть ли не родного Головонога. Асоке с огромным трудом удалось отыскать в дебрях своей ужасной, теперь почти всё время затуманенной памяти его заветный номер коммуникатора, еле выдержать тянущиеся, словно сама вечность, мучительные минуты поездки до притона и раздражённо пропустить мимо ушей все весёлые вопросы дилера о том, куда же так на долго пропала самая главная клиентка наутолана. А потом, Тано, наконец-то получила то, чего так отчаянно требовала каждая клеточка её тела.

Манящая прозрачная баночка с сапфировой жидкостью оказалась в её хрупких руках, лежала на ладонях, «приятно ласкала» подушечки пальцев и всю кожу кистей совсем измученной тогруты. Да, наркоманка не выдержала, да, она собрала все деньги, что у неё были, чтобы опять купить КХ-28, да, она в какой-то степени сорвалась, поддалась извечному соблазну зависимости, но в душе и мыслях Асоки она даже этому находила оправдания. Тано искренне считала, что одна баночка, после столь длительного и мучительного воздержания ничем ей не повредит, вот именно, она купила не пять, не десять, и даже не три флакончика, а всего один, маленький и незначительный. Так как вообще он мог повлиять на неё теперь, когда тогрута твёрдо решила бросить, завязать?

К тому же, каждый имел право хоть раз в год, хоть раз в месяц получать свою малейшую частичку удовольствия, кто-то ел сладкое по праздникам, кто-то покупал дорогую одежду с зарплаты, она же, так же, как и все эти люди и гуманоиды, могла позволить себе хоть иногда небольшое послабление, потакание собственным прихотям и желаниям. Тем более, что Асока искренне полагала, что употребление наркотика тогда, когда терпеть уже было просто невыносимо, очень редко и в маленьких дозах, позволило бы ей держаться во все остальные дни и не сорваться окончательно. Её поведение сейчас было похоже на поведение худеющего, у кого отняли всю возможную вкусную еду на долгое-долгое время, и который решил себя побаловать всего одной конфеткой, чтобы не пойти и не нажраться до тошноты. И тогрута видела во всём этом и логику, и справедливость, и вполне разумное решение.

Отойдя всего на пару шагов от придурковато улыбающегося Головонога, Асока взглянула на собственные ладони с КХ-28, словно на самую дорогую ценность в мире. Сейчас для неё не существовало ничего любимее и желаннее этого наркотика, разве что, пожалуй, поцелуй Энакина… Но, к огромному сожалению, и одновременно огромной радости Тано, в данный момент Скайуокер находился на длительной миссии где-то вне Корусанта. И ждать его здесь в одиночестве было просто невыносимо, как и абсолютно невозможно терпеть в разлуке эти ужасные ломки, каждый день, каждую минуту и секунду страдать духовно и физически. А потому, сейчас наркоманке требовалось что-то, что могло заменить ей ласки любимого, что-то, что могло, пусть и временно, но остановить её боль.

«Энакин, наверняка, понял и поддержал бы меня, если бы только знал, что я переживаю и чувствую», - мысленно попыталась убедить сама себя в том, во что и она абсолютно не верила, Тано, - «Хотя… Ему об этом не обязательно знать. Никому не обязательно знать. Пусть это останется моим маленьким секретом…» - данные слова были последним, что произнесла тогрута, прежде, чем её руки безжалостно сорвали крышку с флакончика, а губы коснулись соблазнительной сапфировой жидкости в ярком и полном наслаждения наркотическом поцелуе «смерти», некой искусственной замене поцелую любви.

И тем не менее, несмотря на то, что до сих пор прочная защита Тано была почти окончательно сломлена, девушка вновь подсела, да, хотя, просто опять вернулась к наркотикам, в присутствии её возлюбленного она по-прежнему старалась держаться, искусно изображая полное выздоровление. И хотя Асока до сих пор мысленно убеждала себя в том, что Энакин понял и принял бы её новое решение лишь иногда позволять себе самые малейшие дозы, тем не менее, почему-то Тано дико боялась открываться ему. В некотором роде, тогрута даже стыдилась своего поведения, своих поступков и своего выбора, отчаянно опасаясь того, что раскройся джедаю правда, и она потеряла бы его навсегда. Потому наркоманка, как-то подсознательно заставляла себя, врать, обманывать, скрываться и держаться в присутствии бывшего учителя. К слову, делать это было крайне тяжело. Дни, проводимые Энакином дома, давались для Асоки как страшнейшая пытка. При нём она не могла употребить ни малейшего грамма дурманящих веществ, и это, чаще всего выливалось в страшнейшие ломки, и в боль и мучения, злость и почти ненависть к любимому. Но тогрута терпела, терпела всё ради него. Благо, в последнее время на миссии Скайуокера вызывали довольно часто, и его почти никогда не было дома. Ну, а к приезду генерала, бывшая ученица всегда успевала подготовиться, чтобы скрыть любые намёки на свой срыв.

Вот и сейчас, пару дней назад узнав, что Энакин должен был вернуться именно сегодня, Асока уже успела привести себя в порядок, тщательно прибрать квартиру, устранив все возможные намёки на её загул, и, конечно же, хорошенько спрятать последнюю, запасную дозу КХ-28. И к прибытию Скайуокера она была полностью готова.

Предвкушая его скорое появление в её маленькой захудалой квартирке, Тано с любовью приготовила вкусный обед и выбрала самый красивый и соблазнительный наряд. Почему-то сегодня, в замен на наркотики, тогруте хотелось куда больше простых разговоров и поцелуев, ведь с той самой первой ночи у них с бывшим учителем так ни разу ничего и не было. Быстро надев на себя алое платье, Асока демонстративно покрутилась перед зеркалом. Её кисти и задумчивый взгляд невольно сползли на живот. На мгновение Асоке даже показалось, что он стал более округлым, но это был лишь небольшой визуальный обман. Тогруте хотелось, чтобы после того раза она забеременела, и сейчас она ждала Энакина уже не одна. Однако этого так и не произошло. Мягко проведя руками по животу, мысленно представляя себя беременной, Тано тяжело вздохнула, думая о том, как она хотела бы, чтобы у них со Скайуокером была настоящая семья, такая, какой она не знала никогда. Возможно, тогда бы тогруте удалось окончательно завязать с наркотиками, но только не сейчас. Казалось бы, в её жизни уже было всё, однако почему же тогда её организм так настойчиво требовал дурманящие вещества? От этих сложных размышлений Асоку отвлёк шум открывшейся двери, и девушка на всей парах полетела встречать своего «мужа».

На удивление Асоки, Энакин совсем не устал на миссии, даже наоборот, был бодр и полон сил, как, впрочем, и какого-то жизнерадостного энтузиазма. Наверное, потому он легко и непринуждённо пригласил Асоку прогуляться по улицам дневного Корусанта, вместо того, чтобы оставаться дома. И это как-то не очень порадовало Тано – среди людей ей было куда труднее держаться без выпивки и наркотиков, дурманящие разум вещества были, казалось, повсюду на этой планете, по крайней мере, спиртное, так просто лилось рекой, даже в сенате и то, постоянно употребляли элитные дорогие вина. И, тем не менее, отказать возлюбленному в его прихоти наркоманка просто не посмела. Её чувства к бывшему учителю были сильнее всего на свете, даже изматывающей болезненной ломки, лёгкий подступ которой Тано уже начинала чувствовать, выходя из дома. Дело в том, что, чтобы привести себя в порядок, перед возвращением Скайуокера домой, убрать все видимые симптомы загула, тогруте приходилось обходиться без наркотиков и прочего на протяжении нескольких дней, что с каждым разом становилось всё тяжелее и невыносимее. Девушку просто трясло, «выкручивало» и ломало от отсутствия в её организме необходимых веществ, и порой ей казалось, что она была готова даже умереть, покончить с собой, лишь бы больше не чувствовать этого. Но Асоке приходилось раз за разом проходить новые и новые «испытания», лишь бы только удержать подле себя его, лишь бы только не разрушить счастье, которое Тано с таким трудом получила, и плевать, что ради этого она должна была каждую секунду страдать, буквально сгорая изнутри от желания принять очередную дозу.

На зло Асоке день был приятным, тёплым, ярким и солнечным. Казалось сама погода насмехалась над Тано и её невыносимыми страданиями, дико раздражая девушку не только физически, но и морально, как и «издевательски» улыбающиеся прохожие, как и все вокруг. Из последних остатков терпения тогрута медленно шла по искусственно созданному, невероятно живописному парку одного из верхних уровнях Корусанта, как только можно стараясь отвлечься от нарастающих с каждой секундой ломки, и мысленно молила Силу о том, чтобы не сорваться, чтобы сейчас, как и во все прошлые разы Энакин ничего не заметил. Впрочем, на удачу своей ученицы, бывший учитель пока ничуть не обращал внимания на маленькие, едва уловимые странности в её поведении, и Асока продолжала и продолжала с блеском играть свою роль.

Поддерживало девушку в этом грандиозном спектакле разве что одно - если бы не ломка, то всё было бы просто идеально: Скайуокер был рядом с ней, так близко, что в любую секунду она могла взять его за руку, обнять, поцеловать, они были вместе, они были счастливы, и ни что на свете не грозило теперь разрушить их безмятежную «семейную» жизнь. Асока и Энакин спокойно перемещались по живописному парку, будто не боялись абсолютно никого, гордились и выставляли на показ всему миру свою любовь, озаряемые тёплыми золотыми лучами летнего солнца, с трепетом ощущая, как нежный лёгкий ветерок ласково щекочет кожу. Он говорил с ней о боях, о миссиях, о тренировках и приёмах Силы, о тактике сражения на мечах – обо всём том, что Асока когда-то так любила раньше. Мастер и падаван с упоением вспоминали прошлое, весело смеясь и подшучивали друг над другом, словно этого страшного года боли и страданий никогда и не было. И тогрута действительно ощущала счастье, столь сильно, будто у её ног сейчас лежал весь мир. И эта идиллическая безмятежность, казалась бесконечной, словно, сама вселенная, если бы только не то, тесно переплетающееся с трепетным духовным наслаждением внутри, мерзкое, раздражающее щекочущее и возрастающее с каждым мгновением физическое ощущение ломки, которое столь сильно и яростно пыталась подавить в себе наркоманка.

Вот Энакин в очередной раз вспомнил что-то из их совместного прошлого, сказал, что ему так не хватает тех весёлых приключений, что они пережили с Асокой на том задании и легко прошёлся пальцами по её «рогатой» голове. Вот Тано весело рассмеялась, чуть отстраняясь и игриво скидывая со своих мотралов его кисть. Вот её взгляд невольно шмыгнул в сторону, в попытке тогруты чуть смущённо отвести глаза, и… Как на зло в поле зрения девушки попалась какая-то парочка, столь бесцеремонно и по-хамски поглощавшая алкогольные напитки на одной из лавок элитного парка. Мысленно проклиная всё на свете, и их, и того, кто пустил этих хаттовых быдланов в такое приличное место со спиртным, и свою ломку, и себя, и Энакина, Асока аж физически ощутила, как её всю передёрнуло в болезненной конвульсии от желания принять очередную дозу, а ярость чёрным пламенем так и полыхнула внутри истерзанного сознания тогруты.

Всего на пару минут отвлёкшись на столь ненавистных ей «алкоголиков», Тано и сама не заметила куда идёт, вследствие чего её едва не сбил с ног какой-то массивный, нёсшийся сломя голову вперёд, чагрианин. В одно мгновение ощутив сильную боль, по инерции взбудоражившую невыносимое щекотание во всём её хрупком теле, тогрута резко отшатнулась назад и, уже не обращая ни на кого внимания, неестественно передёрнулась, будто изламываясь всем своим телом.

Эта внезапная случайность вовсе не привела девушку в чувства, а, как раз наоборот, лишь ещё больше распалила ту бурю эмоций, что в данный момент бушевала в душе и сознании терпящей невероятные «пытки» наркоманки. За долю секунды её ломка возросла тысячекратно, а гнев, ярость и ненависть буквально взорвались яркой вспышкой злобы в Силе. И уже, абсолютно не отдавая себе отчёт ни в том, что происходит, ни в том, что и зачем она делает, Асока сорвалась.

Грозно зашипев, будто какой-то дикий хищник, сверкая своими белоснежными острыми клыками, Тано моментально приняла боевую стойку и, что было мочи толкнув огромного чагрианина прочь, в отместку за нанесённую ей «обиду», грубо заорала на него:

- Смотри куда прёшь, … !

Сейчас тогрута была настолько взбешена, что просто уже не могла реально оценивать ни свой собственный силовой потенциал, ни потенциал её возможного противника. Всё тело девушки ломало, её дико трясло, а клыки так и чесались от желания вонзить их в толстую шею её обидчика, прокусить его плоть, причинить ему боль, будто отомстить за всё то, что она испытывала в данный момент. Её блестящие от ярости зрачки расширились, а взгляд бешено забегал по несчастному прохожему, вот-вот и Асока сорвалась бы с места, чтобы накинуться на него, чтобы укусить, растерзать, уничтожить. Тано уже было дёрнулась вперёд, преодолевая первые миллиметры расстояния между ней и огромным чагрианином, который буквально «офигел» от её невероятной наглости и собирался было влепить маленькой хамке с массивного кулака, как во всю эту ситуацию быстро вмешался Энакин.

С молниеносной реакцией осознав, что у его ученицы случился очередной приступ ломки, граничащий чуть ли не с нервным срывом, проявляющимся сквозь злость и ярость, Скайуокер всего за секунду понял, что глупого и безрассудного падавана опять нужно было спасать. Вряд ли рассвирепелая тощая девчонка могла справиться с этим огромным синекожим рогатым амбалом в одиночку, который был столь массивен и мускулист, что в рукопашную победить его не смог бы и сам генерал, от чего вмешаться во всё происходящее следовало немедленно. Тем более, что позволять хоть кому-то драться в присутствии джедая с его же дамой, было бы верхом противоречия всем понятиям Энакина о достоинствах, смелости и чести, и такого он ни в коем случае не мог допустить. Быстро, просто мгновенно оказавшись едва ли не межу Асокой и чагрианином, Скайуокер тут же прибегнул к небольшому хитрому трюку. Чтобы уж наверняка сработало, генерал провёл перед глазами прохожего настоящей конечностью, которой он немого лучше контролировал Силу, и использовал на незнакомце затуманивающий разум приём.

- Забудь, всё и иди дальше, - громко и чётко проговорил пару коротких слов генерал, искренне надеясь, что чагриане не относились к той расе, разум которых не поддавался такого рода гипнозу, иначе бы дама джедая сейчас получила по полной, впрочем, как и он сам, не имея возможности и здесь, у всех на виду, порубать противника мечом.

На счастье крайне взволнованного за Асоку Энакина, его маленькая уловка сработала, массивный синекожий амбал лишь завороженно повторил:

- Забыть, идти дальше, - и осторожно обогнув всё ещё злую Тано, медленно, но чётко зашагал вперёд, словно подготовленный для парада дроид.

Успешно разобравшись с одной из сторон этого спонтанного конфликта, Скайуокер резко обернулся лицом к наркоманке, всем своим телом ощущая, что теперь она готова была накинуться уже на него за проваленную благодаря генералу попытку выместить свою злость от сильной ломки хоть на ком-то ещё. Благо, являясь гражданским мужем тогруты, джедай знал некоторые хитрости и уловки, как легко можно было усмирить женщину данной расы. Его настоящая кисть легко и нежно легла на её чуть подрагивавшую от ярости макушку, и пальцы мягко, гладящими движениями скользнули по монтралам и лекку Асоки. Да, это было не совсем приличный, немного даже эротичный знак внимания со стороны мужчины по отношению к тогруте, сродни жаркому поцелую, что-то достаточно личное, но успокоить Тано сейчас можно было только так, подарив ей хоть мгновение приятного забвения, хоть на секунду избавив и отдалив ото всех других мерзких ощущений раздражения и ломки. И джедай не побоялся использовать такую ласку даже здесь, в парке, среди всех зевак.

Ничуть не ожидав подобного, всё ещё дико злящаяся, но невероятно шокированная поступком её бывшего учителя Асока невольно вздрогнула. Лёгкое, трепетное прикосновение к самой чувствительной части тела любой тогруты мягким и нежным щекотанием плавно и постепенно заменило «щекотание» от ломки, даря Тано быстрое успокоение, заставляя отвечать на подобного рода проявление любви. Жадно схватив Скайуокера за его спасительную ото всех этих мучений кисть, наркоманка, покорно склонила голову чуть набок и осторожно потёрлась о неё щекой, постепенно чувствуя, как злоба и раздражение уходят прочь, оставляя место лишь расслабленности и безмятежности. Едва ли не урча от всего того прилива нежности, что сейчас испытала девушка, наркоманка слабо, но искренне улыбнулась генералу, который тоже с облегчением улыбнулся ей в ответ. Конфликт был разрешён, по крайней мере самая яркая и опасная его часть.

Ещё некоторое время, всего несколько мгновений, простояв в таком положении, Асока внезапно вернулась в реальность, как и канули в небытие её минуты блаженства, как и опять проявило себя болезненное ощущение абсолютного раздражения внутри. И Тано не нашла решения лучше, чем вышибить клин клином, избавиться от неуёмной ломки можно было лишь одним способом – заменить неким своеобразным суррогатом, требуемое вещество, и если ласки Энакина ей уже не помогали надолго, оставалось прибегнуть к чему-то другому, к чему-то проверенному не только тогрутой, чтобы не сорваться полностью, выдав себя окончательно. Многим наркоманам помогало, чрезмерное употребление сладкого, Асока уже не помнила ели ли они его для того, чтобы справиться с ломкой или же наоборот, чтобы избавиться от лёгкой передозировки, но в данный момент она вдруг, резко почувствовала, что невероятно хочет какой-то десерт, своё любимое мороженное из редких красных ягод. Да, лучше было съесть его сейчас, чтобы не выпить последнюю заначенную от Скайуокера дозу КХ-28 потом.

Быстро оторвавшись от кисти генерала, тогрута, огромными ярко-голубыми глазами, в которых сейчас отражался, кажется, весь мир, умоляюще взглянула на джедая и, внезапно, заявила:

- Мне очень хочется сладкого, очень. Пожалуйста, давай зайдём в какое-нибудь кафе?

Энакина хотя и удивила данная просьба, прозвучавшая столь неожиданно, он так и не узрел в ней чего-то необычного, пожалуй, судя по его реакции, даже решив, что дикий приступ ломки Асоки был вовремя остановлен. Наверное, от того, явно обрадовавшись, что Тано хотела не принять и не выпить, а съесть десерт, легко согласился потакать её новому желанию.

Не прошло и пары минут, как мастер и падаван сидели за маленьким уютным столиком небольшого кафе-кондитерской, и тогрута жадно пожирала своё долгожданное мороженное, так, будто до этого она всю жизнь голодала. Небрежно разбрызгивая капельки десерта по столу, как самая распоследняя хамка, Асока буквально давилась этим вкусным, чрезмерно насахаренным яством, уже ничуть не обращая внимания ни на кого и ни на что вокруг. Она не видела, как на неё смотрели другие посетители кафе, не слышала, что пытался говорить ей Энакин, и даже не чувствовала, как начинало болеть и неметь от холода горло. Ломка поглощала тогруту полностью, с каждой секундой всё сильнее и сильнее, несмотря на то, сколь бы сильно она не пыталась заглушить её мороженным. Наркоманка съела первую, вторую, третью, четвёртую и начинала пятую «вазочку» десерта, но от этого ей совершенно не становилось лучше. Тано уже тошнило от приторности насахаренного яства, но, тем не менее, девушке всё отчётливее и отчётливее хотелось принять несравненную дозу КХ-28. И если тогда, когда она сорвалась в первый раз после последней завязки, желание тогруты мог утолить жаркий и страстный поцелуй Скайуокера, то вот сейчас, она не смогла бы остановиться в своей «похоти» по отношению к наркотику, даже если бы генерал тут же опрокинул её на этот деревянный стол и довёл до самого ярчайшего множественного оргазма. Никто и ничто в данный момент не могли заменить Асоке наркотик, и это она отчётливо осознала, когда до предела взбесилась из-за простой лёгкой шутки джедая о том, что Тано могла простудиться, потребляя с такой скоростью любимое лакомство.

Вся просто сотрясаясь от гнева и раздражения, тогрута резко оторвалась от поглощения десерта, едва ли помещающегося в её тощем теле, и с такой ненавистью посмотрела на самого дорогого ей человека на свете, будто её взгляд мог моментально убить его, испепелить, изничтожить в страшнейших муках. Лицо Асоки столь перекосилось от ярости, а пальцы чуть ли не до крови сжали в руке металлическую ложку, что Энакин в один момент стал серьёзным как никогда. Эта быстрая перемена в поведении Тано могла означать лишь одно - девушке так и не удалось полностью подавить ломку там в парке, а значит, у сего неприятного явления могли быть очень тяжёлые последствия, вплоть до очередного срыва, что вызывало у Скайуокера крайнюю степень волнения за неё. Однако и своё недоверие показывать Тано генерал не мог. Она держалась, она преодолевала столь много для него и ради него, и оскорблять тогруту лишний раз каким-то ничем не обоснованными подозрениями он не мог, просто не в праве был. Хотя в его душу уже постепенно начинала закрадываться весьма болезненная тень сомнения по поводу всего происходящего, но джедай предпочёл повести себя как можно более сдержанно и непринуждённо, чтобы, не дай Сила, ненароком самому не подтолкнуть Асоку к очередному срыву.

- Что-то не так? – как будто и вовсе не замечая того, что Тано, просто изнемогающая от ломки, была готова убить его прямо здесь и сейчас за абсолютно безобидную шутку, взволнованно, но в то же время строго поинтересовался Энакин.

Его слова, его вопрос был столь же миролюбивым, как и предыдущий, не направленный ни на грамм оскорбить тогруту хоть чем-то, однако та восприняла это, будто удар по лицу. Ещё сильнее раскрасневшись от гнева, чем до этого, вся «выламываясь» от необходимости в очередной дозе, девушка, с такой силой сдавила ложку в руке, что её оранжевые пальцы аж побледнели от нажима, а затем так швырнула её об стол, что там едва не остался тонкий глубокий след от изящного прибора.

- Всё в порядке! – в полный противовес своему поведению громко и чётко заявила Асока, таким образом выкрикнув эти слова, что присутствовавшие в кафе посетители, наверняка аж подпрыгнули на их местах, а потом злобно ляпнула руками по столешнице, едва не опрокинув и не разбив все пять «вазочек» для мороженного, чтобы не ударить в гневе кого-то ещё.

Тано больше не могла, тогрута ненавидела и проклинала всё и всех, она собирала последние капельки терпения, что у неё были, чтобы только не сорваться, но и Энакину, и даже ей самой уже становилось понятно, что это было неизбежно. Тяжело дыша, девушка сложила руки на груди и нервно потёрла собственные предплечья так, будто ей было холодно, последние силы держаться окончательно покидали наркоманку. Да, она всё ещё не сдавалась, да, она продолжала доигрывать до конца проваленное «представление», но истязать себя и далее воздержанием от наркотика Асока уже не была в состоянии.

Она ещё несколько секунд попыталась делать вид, что абсолютно уравновешенна и духовно и физически, спокойна и непоколебима, совершенно «не зависима от зависимости», виновато опустив голову вниз, как-то, будто, находясь в трансе, пытаясь успокоить громкое, сбившееся дыхание и унять невероятно мощный приступ ломки. Но и это было тщетно. Перед силой наркотика бесполезно было всё, его не могли победить ни самовнушение, ни глупые уловки, ни даже любовь, мощная и всепоглощающая, не то, что жалкая и хрупкая Асока в одиночку. И девушка сдалась.

Быстро придя в себя, Тано резко ухватила Скайуокера за руку и буквально взмолилась, глядя на него большими, поблёскивающими от подступающих слёз глазами:

- Я хочу домой. Энакин, давай уйдём отсюда. Пожалуйста, отвези меня домой…

Голос девушки сорвался под конец, а сама она едва не расплакалась, глядя на её возлюбленного. Со стороны казалось, что Асоке просто было не уютно в этом кафе, и тогрута захотела поскорее уединиться со своим избранником дома, чтобы проводить время не среди незнакомых людей и гуманоидов, а в тёплой и уютной обстановке только с ним наедине. Но на самом деле это было не так. Единственное, чего сейчас всеми телом и душой жаждала Тано – КХ-28, и она отдала бы всё на свете, ради поцелуя нет, не с её гражданским мужем, а с холодной пластмассовой упаковкой «сапфирового наслаждения». Где-то в глубине души, Тано осознавала, что уже глупо и бесконтрольно выдаёт и себя, и свои истинные желания, но внешне, всё ещё продолжала играть совершенно бесполезную роль, изображая полную невиновность, и совершенно тщетно надеясь, что Скайуокер продолжал верить её фальшивому актёрству, потому, что ей слишком хотелось, чтобы это было так. Ибо в данный момент она не желала терять ни Энакина, ни наркотик.

В последний раз взглянув на едва ли не ползающую перед ним на коленях, чтобы только вернуться домой тогруту, генерал вновь почувствовал, как с болью сжалось его сердце, обливающееся кровью из-за очередного падения бывшей ученицы. Но у джедая просто не было другого выбора. И он подыграл наркоманке. Осторожно погладив тыльные стороны её хрупких кистей свободной рукой, так, будто понимает желание Асоки уйти из этого места, Энакин быстро положил на столешницу необходимое количество кредитов и молча повёл Тано домой, навстречу тому кошмару, что ждал их обоих впереди.

========== Глава 10. Слёзы, Часть 2 ==========

Асока ворвалась в квартиру, словно фурия, уже почти не скрывая своего истинного состояния, однако пока что со стороны это выглядело относительно оправдываемо, так, словно девушке просто не терпелось оказаться дома. Следом за ней в их захудалое жилище вошёл и Энакин. Неизвестно, что у джедая сейчас было на уме, но задерживаться в гостиной он не стал, лишь с каким-то подавленным видом проследовав в спальню. Впрочем, Тано это было уже не важно, всё на свете не важно. Тогруте сейчас было так ужасно, так невыносимо плохо, что она готова была плевать на что угодно, на все условности, на все рамки, установленные ей же, на всю плохо проведённую сегодня перед Скайуокером игру. Наркоманку ломало, и она просто больше не могла терпеть, где-то на заднем фоне её затуманенного сознания тихий и едва уловимый голос прежней Асоки говорил остановиться, говорил одуматься, умолял удержаться от пагубного желания, предостерегая, что так Тано могла потерять всё, а если быть точнее – навсегда лишиться Энакина, но тогруту уже ни что не могло удержать, она просто не соображала, что делает.

Прекрасно помня, что где-то в доме ей была припрятана ещё одна, последняя, запасная доза, Асока с бешенным взглядом стала переворачивать всё вокруг. Сейчас она была так неадекватна, что даже не могла сообразить, где именно, в каком именно из тайников тогрута заначила своё «вселенское богатство». Хотя, какая разница, за пределы квартиры КХ-28, всё равно, попасть не мог, а значит, рано или поздно, девушка найдёт его. Ведь в данный момент она готова была разнести что угодно в этом бомжацком жилище, лишь бы получить желаемое. Наркоманка легко и быстро распотрошила все возможные ящики, обшарила каждую тумбочку и шкафчик, нервно и хаотично бросая предметы на пол, но это не давало какого-то нужного ей результата - дозы не было нигде. От чего, пребывая в полнейшем отчаянье, Асока перешла к последнему предмету мебели, который находился в гостиной, а именно к зашитому чёрному дивану. Грубо переворачивая всевозможные подушки на нём, Тано, буквально раздирала старую обивку, обшаривая «когтистыми» пальчиками каждую щель, каждую складку и изгиб, в поисках того, что она уж точно никогда не нашла бы там. Девушка была так зла, так раздражена, что готова была перевернуть потёртый зашитый диван вверх тормашками, используя то ли «мидихлориановую» Силу, то ли силу физическую, когда в гостиную опять вошёл Энакин. Тогрута несколько раз грубо и яростно махнула руками, попытавшись выполнить достаточно простой приём, но огромный предмет мебели даже ни на миллиметр не сдвинулся с места, от чего разозлившись ещё больше, взбешённая наркоманка, чуть ли не надрываясь, стала рвать хрупкими кистями за широкое дно старого дивана с силой и бешенной ненавистью.

Смотреть на то, как Тано, когда-то абсолютно нормальная и почти уравновешенная ученица - будущий перспективный джедай, скатилась до такого состояния было невероятно больно для Энакина. Некогда тогрута мечтала помогать миру, спасать жизни, служить великой Силе, а сейчас грубо и безжалостно «потрошила» пыльный полу-драный диван, ведомая лишь одним низменным желанием - принять дозу, дозу, которую Скайуокер с такой досадой и разочарованием нашёл сегодня вих собственной квартире. И смотреть на это дальше, просто играя роль человека, пребывающего в неведении и абсолютной безмятежности, было невыносимо.

Ещё какое-то время, ещё несколько, будто застывших в вечности секунд, генерал молча наблюдал за тем, как Асока безуспешно пыталась перевернуть огромный, в двое, а то и в трое больший чем она сама предмет мебели, не жалея ни мышц, ни спины, ни рук, ни ногтей, прежде чем окончательно сорваться, разрушая последние остатки их призрачной идиллии.

Подойдя чуть поближе к Тано, как-то хаотично копошащейся около дивана, Энакин с болью и горечью извлёк из одной небольшой сумочки на его поясе заветную «сапфировую» баночку с КХ-28 и, стараясь держаться как можно более спокойно, что просто было уже нереально, строго, но в то же время разочарованно спросил:

- Не это ищешь?

Его слова глухим эхом отдались в затуманенном и абсолютно неадекватном сознании Тано, заставив ту мгновенно отвлечься от «столь увлекательного» занятия, а блаженная синева, бриллиантовым огоньком сверкнула в её жаждущем наркотика взгляде.

Крепко держа флакончик с КХ-28, Скайуокер демонстративно покрутил им перед лицом полу-обезумевшей тогруты, словно, разочарованно и язвительно насмехаясь, зная, что её наслаждение было так близко, но он не даст возможности, не позволит бывшей ученице его получить. Секунда безмолвного, немого молчания, и последние силы, последняя доля адекватности окончательно покинула Асоку. Лишь увидев наркотик в руках её возлюбленного - два самых сокровенных объекта вожделения Тано, вместе, но одновременно противостоящих друг другу, девушка сорвалась на крик. Да, её любовь к Энакину была необъятней вселенной, сильнее всего на свете, что знала и видела тогрута, но любовь к КХ-28, зависимость от него, почти подсознательное поклонение ему, было мощнее даже этой нереальной запретной связи между учителем и ученицей. Сейчас, в таком состоянии, при таких обстоятельствах, наркотик был для Тано целым миром, и, лишь мельком завидев его, она тут же возжелала его получить.

- Отдай, сейчас же отдай! – молниеносно бросившись к Скайуокеру, завизжала, задыхающаяся от нехватки дозы тогрута, - Это моё! Мне это необходимо! Немедленно верни мне флакончик! – словно домашний зверёк, прыгая вокруг генерала в тщетных попытках получить поднятый им над головой наркотик, продолжала вопить, размахивая тощими руками, девушка.

Вот только ни её крики, ни её бесполезные и беспорядочные телодвижения совершенно никак не помогали юной наркоманке. Джедай был настроен крайне решительно и абсолютно отрицательно к желанию бывшего падавана и дальше качаться всякой дрянью. Всего пару мгновений протерпев её глупое, детское поведение, Энакин достаточно грубо оттолкнул от себя Асоку, громко и чётко, словно строгий отец, заявив:

- Нет. Даже не надейся.

От достаточно сильного, но относительно бережного движения Скайуокера рукой, Тано на несколько шагов отпрянула назад, смутно, сквозь пелену необъятного желания принять, осознавая, что так просто КХ-28 ей не получить. На долю секунды девушка успокоилась и, потирая трясущимися от раздражения руками голову, попыталась придумать другой, более действенный план. И он посетил её взволнованный, взбудораженный разум. Вряд ли, конечно за такое время можно было придумать что-то действительно стоящее, но находясь в полном отчаяние, Асока верила, действительно верила, что это сработает.

Как-то по-иному, совсем не правильно, соблазнительно-похотливо взглянув, нет, не на «сапфировую» жидкость, а на генерала, Тано тут же искусно сменила тактику своего поведения. Будто в один момент абсолютно успокоившись и полностью перестроившись, тогрута немного отдышалась, а потом медленно и провоцирующее виляя бёдрами, как самая последняя-распоследняя проститутка, пошла в сторону джедая. Плавно приблизившись к явно удивлённому её внезапной переменой Энакину, Асока мягко и нежно коснулась его груди пальцами, а голос её соблазнительным тоном стал ласкать его слух:

- Пожалуйста, отдай мне КХ-28. Я сделаю всё, что ты хочешь за него.

Её кисть, медленно, изучающе ощупывая Скайуокера, стала спускаться вниз, на живот, умело поддевая пальцами замысловатый пояс джедайского костюма. Крепко и совершенно непристойно прижимаясь к генералу, Тано мастерски стала освобождать его от этого ненужного сейчас элемента одежды, позволяя «рубашке» в край ошеломлённого Энакина плавно скользнуть в стороны, частично обнажая натренированное, соблазнительное тело. А тем временем, тогрута продолжала клонить разговор в нужное русло:

- Ты помнишь, как нам было хорошо в прошлый раз? – шаловливая рука, бережным, гладящим движением прошлась по упругому животу Скайуокера, прежде, чем абсолютно вольно, слегка надавливая, опуститься ещё ниже.

- Я ведь тогда была под кайфом, - умело двигая пальцами, нажимая подушечками сквозь ткань чёрных брюк генерала на самые чувствительные точки его тела, сладким голоском «пела» наркоманка дальше.

Томным, умоляющим послушать её взглядом, Асока смотрела в глаза недоумевающего джедая, постепенно прибавляя к своим движениям кистями ещё и лёгкие, но чувственные поцелуи, которые с каждым разом уходили всё ниже и ниже, пока Тано совсем не оказалась на коленях:

- Нам и сейчас может быть также хорошо, - соблазнительно коснувшись губами самого последнего оголённого участка кожи живота Энакина, тогрута огромными, поблескивающими в искусственном свете ламп, «просящими» зрачками взглянула на Скайуокера снизу-вверх, - Я сделаю тебе очень хорошо… Только, пожалуйста, отдай мне флакончик… - уже почти стонущим от желания соблазнить голосом, добавила в конец опустившаяся во всех смыслах девушка.

Тяжело и томно вздохнув, наркоманка стала не спеша расстёгивать верхнюю пуговицу на брюках её возлюбленного, всем своим видом давая понять, что она была готова даже на это, на что угодно, лишь бы добиться желаемого.

Ещё несколько мгновений, ещё несколько секунд Энакин неподвижно стоял в диком изумлении и ужасе наблюдая за тем, что вытворяла его бывшая ученица. Да, возможно, в каких-то самых отдалённых уголках своего сознания он хотел бы заняться с ней сексом, в конце концов, Скайуокер любил Асоку, не как падавана, дочь или сестру, а как женщину, и подобные желания по отношению к ней были вполне естественны и нормальны, но только не так, только не за наркотик. Воспользоваться сейчас ситуацией, причём, при том, что в подобного рода близости и в ином случае Тано не отказала бы ему, было гадко, мерзко, немыслимо, но ещё омерзительнее, отвратительнее и хуже было то, что тогрута уже дошла до того, что начала предлагать себя за наркотик. И это ужасало, это пробирало до глубины души и заставляло всё внутри холодеть и медленно умирать с последними остатками гордости девушки. Лишь одно в данной ситуации радовало генерала, за что он несказанно благодарил Силу, что сейчас в такой ужасный момент он был рядом с Асокой, а не какой-то очередной дилер или грязный бомж, отнявший у неё заветную дозу. Он, который никогда бы в жизни не поступил с ней неуважительно, не позволил бы себе унизить Тано или причинить ей боль. Тем не менее, ситуация ничуть не радовала, и даже наоборот едва ли не до слёз доводила джедая.

Невольно вздрогнув от собственных мыслей и от того, как резко похолодело всё у джедая внутри, когда тогрута опустилась на колени и стала расстёгивать верхнюю пуговицу у Энакина на штанах, Скайуокер быстро ухватил её за тонкие запястья и, сам толком не осознавая, что сейчас испытывает, то ли страх за бывшую ученицу, то ли дикий гнев на неё, резко заставил девушку подняться обратно на ноги.

- О Сила, Асока, что ты делаешь?! Сейчас же прекрати! – от переизбытка эмоций генерал с такой мощью встряхнул девушку, что её лежащие на плечах лекку аж подпрыгнули, словно живые, - Посмотри до чего ты дошла! И это всё ради наркотика! Ради какой-то поганой дозы!

Энакин резко оттолкнул от себя Тано, теперь уже всем своим видом давая понять, что он не позволит ей принять эту самую очередную дозу, что бы тогрута ни вытворяла и как бы ни пыталась её получить, и уж тем более никогда не станет использовать самое дорогое для него на свете существо, как грязную шлюху, это было просто противоестественно для Скайуокера, как бы сильно он за всю свою жизнь не хотел физической близости с ней.

Вновь потерпев очередную неудачу, всё ещё не до конца осознавая это, Асока как-то безвольно отшатнулась прочь, абсолютно иступлённым, недоумевающим взглядом смотря на Энакина. Кажется, тот в первые ей только что отказал в том, в чём ни один мужчина никогда бы не посмел, но Тано это уже мало волновало, она видела наркотик, она хотела наркотик, и она должна была его получить.

Чувствуя, как раздражение и злоба от нового провала на пути к достижению её цели вместе с очередным диким, мучительным приступом ломки опять накрывают её, девушка, почти задыхаясь рванула лиф своего платья, уже и сама толком не осознавая, что она говорит, а точнее, кричит:

- Раздень меня, трахни, сделай что захочешь, только пожалуйста, дай мне наркотик, я измучалась, мне плохо, мне больно, я так больше не могу!

Жалобным тоном, взвизгнув эти слова, Асока опять бросилась к Энакину, окончательно стряхнув с себя последние остатки гордости и самоуважения, буквально намереваясь валяться у него в ногах ради заветной дозы.

Видя, что ни его слова, ни его действия, ни что на свете сейчас не имело никакого положительного эффекта на Тано, которая была совершенно неадекватна, Скайуокер быстро среагировал на её очередную «вылазку» за КХ-28. Ни теряя ни секунды и не давая тогруте даже шанса пасть ещё ниже ради этого проклятого наркотика, генерал не нашёл ничего лучше, как вышвырнуть злосчастную баночку с «сапфировой» жидкостью в ближайшее окно. Маленький, сверкающий аки драгоценный камень флакончик быстро юркнул мимо девушки, которая, подобно домашнему питомцу, инстинктивно устремляющемуся за брошенным мечом, тоже рванулась за своей добычей. Явно предвидя такой исход событий, и трезво осознавая, что в подобном сумасшедшем состоянии Асока вполне могла выкинуться из окна вслед за дозой, Энакин тут же применил Силу, быстрыми движениями рук, закрывая все имеющиеся в комнате ставни.

Громкий лязг железных створок оглушительным грохотом на какое-то мгновение отрезвил Асоку, и та остановилась, но остановилась лишь, чтобы громко и чётко заявить своему «мучителю»:

- Что бы ты ни делал, я всё равно добуду КХ-28! Пойду и накачаюсь столько, сколько захочу, и ты не сможешь мне помешать!

Эти слова, эти страшные утверждения Тано прокричала, буквально вспыхнув словно спичка пламенем гнева и ярости, она слишком долго терпела, слишком долго уговаривала его, слишком долго оправдывалась и держалась, но больше у тогруты на это не было сил, она не могла и не хотела ограничивать себя ни в чём.

Безумными сумасшедшими глазами бегая по комнате, тяжело дыша, словно была в пылу сражения и задыхалась от усталости, нервно и резко сжимая и разжимая тонкие пальчики, наркоманка что было сил рванулась ко входной двери, снося всё и всех на своём пути. Конечно ни её нынешних умений в плане побега, ни её сил абсолютно не хватило на то, чтобы противостоять опытному и куда более сконцентрированному на происходящем генералу. Мгновение, ещё мгновение, и вот трепыхающаяся, извивающая, орущая и шипящая тогрута оказалась в его крепком, чуть ли ни удушающем захвате. Энакин держал её обеими руками прижимая к себе, не давая и шагу ступить дальше этой маленькой захудалой квартирки, но Асока уже не видела границ и пределов на пути к заветному наркотику, ни в расстоянии, ни в своём поведении, и то, что кто-то смел не пускать её к заветному «блаженству», лишь ещё больше злило и раздражало наркоманку, взывая к её гневу, ярости, ненависти, звериным инстинктам.

Кажется, от удушающих «объятий» Скайуокера самоконтроль Асоки окончательно иссяк, и девушка превратилась в беспощадную, безжалостную машину для убийств, для мести и причинения боли. С силой впиваясь в одежду и тело генерала ногтями, Тано широко разинула пасть и, абсолютно не жалея любимого, со всей мощи вонзила свои острые клыки в одно из его мужественных плеч.

Невольно поморщившись от боли и как-то даже растерявшись от её внезапного поступка, Энакин на мгновение утратил контроль над «противницей», нехотя выпуская её из рук и одновременно чувствуя, как на пол потекли тёплые струйки крови. Явно довольная тем, что натворила, безумная тогрута лишь дико оскалилась в неком подобии усмешки и юрко рванулась прочь от генерала, от этой квартиры, от проблем и от всего-всего, что сейчас мешало её «наслаждению». Однако не смогла пробежать и пары метров…

Уже однажды печально наученный горьким опытом Энакин быстро взял себя в руки, чтобы затем «взять в руки» и взбесившуюся Асоку. Ловко сковав движения той захватом «невидимых кистей» Силы, Скайуокер зло зашвырнул девушку обратно в их бомжацкое жилище, причём так, что та аж долетела до широкой двуспальной кровати в небольшой соседней комнатке.

- Я сказал, ты никуда не пойдёшь! И не будешь больше качаться, словно … … наркоманка!

Просто задыхаясь от собственного гнева, но пока ещё контролируя себя, джедай быстро выхватил с одной из тумбочек электронный ключ от их «дома» и поспешил удалиться из гостиной, чтобы не сорваться окончательно, чтобы не навредить Тано и не причинить ей боль.

Молниеносно выбежав на лестничную площадку, Энакин спешно закрыл за собой квартиру и, нервно тяжело дыша, зажимая болящее кровоточащее плечо рукой, как-то чисто интуитивно прислонился к двери, так, будто то, что он её подпирал, могло неким образом ещё больше поспособствовать попыткам Скайуокера остановить Тано.

Генерал слышал, как где-то там, по ту сторону, вновь подбежавшая ко входу тогрута молотила по металлической преграде руками и ногами, как в диком припадке даже кидалась на неё всем своим тощим телом, абсолютно не жалея себя. Как спустя несколько тщетных попыток выбраться наружу за наркотиком ещё больше взбушевалась и стала крушить и ломать всё вокруг, шипя, крича визжа, бросаясь разнообразными угрозами.

- Выпусти, выпусти меня немедленно или я всё здесь разнесу, сломаю, уничтожу! Или я убью себя, да, слышишь, я убью себя! – диким неистовым голосом орала Асока, словно загнанный зверь по клетке, метясь по морально тесной для неё комнате.

Она не могла справиться со злобой, переполнявшей её, она не могла справиться с болью, терзавшей её, и всё это выплёскивалась в дикую агрессию по отношению к окружению. Тано крушила и ломала каждый предмет, что попадался ей под руки, не щадя ни себя ни его, болезненно раня и режа собственное тело, но ещё более болезненно раня и режа душу всё это слышавшего Энакина.

Скайуокер лишь молча продолжал стоять под дверью, с ужасающим ледяным вздрагиванием переживая каждый новый грохот, доносившийся до него из квартиры, и уже совершенно не чувствуя, как сквозь грубые пальцы по плечу лилась кровь. Материальная кровь сейчас была ничем по сравнению с той невидимой кровью, которой за Тано обливалось всё его сердце.

В разгаре очередного грандиозного погрома за стеной на лестничную площадку вышел и толстый сосед, который уже порядком попривык к такого рода скандалам, хотя и, признаться честно, за последнее время начинал про них постепенно забывать. Гуманоид ловко повертел в толстых пальцах зажигалку, которой он собирался прикурить, раз уж всё равно выбрался из собственного жилища посмотреть на новое «представление», но вид измученного и раненного генерала заставил соседа отложить на потом его личный способ успокоить нервы. С некой долей жалости и сочувствия, мельком взглянув на истекающего кровью джедая, стойко, но бесполезно подпирающего дверь, пухлый мужчина тяжело вздохнул и без какой-либо надежды на положительный ответ, наверно чисто из вежливости, спросил:

- Может, вызвать полицию?

Его слова, его простой и краткий вопрос, на мгновение отвлекли Скайуокера, и от той бури, что творилась сейчас в их с бывшей ученицей бомжацком жилище, и от той бури, злости, раздражения, ненависти, печали и почти скорби, что творилась у него в душе. Немного придя в себя и полностью вернувшись в реальность от осознания, что гуманоид с ним заговорил, Скайуокер каким-то тоже мутным и дико усталым взглядом посмотрел на соседа.

- Не надо, я сам справлюсь, - очень измученно, крайне печально и отчаянно, но в то же время строго и гордо заявил генерал, чуть сильнее сжимая начинавшую интенсивней болеть рану, от чего пухлому гуманоиду ничего не осталось, кроме как растерянно пожать плечами и отойти чуть в сторону, чтобы закурить, давая джедаю абсолютную свободу в некого рода «подслушивании под дверью».

Тем временем внутри Асока так и не успокаивалась, развернув, сокрушив, разломав всё вокруг, Тано вдруг отчётливо поняла, что ей этого было недостаточно, да она выплеснула свою ярость от невозможности получить желаемое на всём, на чём только могла, но ломка никуда не делась. Её организм жаждал, её организм требовал дурманящие разум вещества, и она должна была получить их немедленно, хоть таблетки, хоть алкоголь, хоть что угодно, но получить.

«Опьянённая» этой идеей Тано резко рванулась на кухню, быстро потроша полупустую аптечку, лежавшую в холодильные, и хаотично поглощая все возможные, разноцветные капсулы, при этом смешивая их во рту с какими-то жидкими, слабо действующими на её лекарствами, но и этого было слишком мало, чтобы заглушить её муки, душевные и физические. Спешно прихватив с собой жалкие и почти бесполезные остатки каких-то медикаментов, тогрута ринулась по квартире дальше, тщательнейшим образом обшаривая все ящички и комоды на своём пути и чрезмерно напрягая её затуманенный мозг, обрывочными воспоминаниями о том, где в этой квартире могло быть ещё что-то наркотическое, алкогольное, галлюциногенное. Тогрута и сама не заметила, как добралась до ванной и вытащила из шкафчика над умывальником какой-то приятно пахнущий, но достаточно простой и дешёвый одеколон, в ордене не так сильно обеспечивали джедаев, чтобы они могли пользоваться дорогими парфюмами, впрочем, Энакин почти и не брызгал на себя это непонятной консистенции нечто, к огромной радости измученной девушки, которая с наслаждением заметила в составе то ли «духов» то ли средства после бритья «увесистую» долю спирта.

Радостно обняв относительно эстетического вида «бутылочку» Асока спешно направилась обратно в гостиную, нервно ломая упаковки, хаотично трясущимися руками запихивая себе за щёки и разжёвывая все возможные таблетки, капсулы, препараты, при этом без разбора запивая их теми «наркотическими» жидкостями, которые только смогла найти, и небрежно бросая пустые пластинки, банки, склянки на пол.

Девушка уже было дошла до середины комнаты, когда рот её был просто переполнен всякой дрянью, оставалось только проглотить дикую, ядерную смесь спонтанной «дозы», и наконец-то она получит долгожданное освобождение, долгожданное избавление, долгожданный и выстраданный всеми возможными пытками кайф. Ничуть не сомневаясь, Тано, кривясь от отвратительной смеси вкусов всего этого набора разнообразного непонятно чего, сделала усилие, чтобы направить дурманящие разум вещества внутрь, обильно поливая их сверху дешёвым одеколоном. Больно обжигая горло девушки, вещества двинулись в указанном направлении, но не дойдя и до середины груди, тут же были отторжены измученным организмом наркоманки.

Резко почувствовав острую нестерпимую боль внутри и мерзкий, сродни рвотному позыву, спазм, Асока, вся скукожилась, словно старый рваный ботинок и обессиленно, почти теряя сознание, плюхнулась на пол, выплёвывая её «драгоценный кайф» обратно на пёстрый новенький ковёр, задыхаясь, даваясь и кашляя. Но, несмотря на то, как плохо, как ужасно, как отвратительно и мучительно всё это было, Тано продолжала и продолжала попытки получить хоть какую-то толику счастья и наслаждения от доступных на сегодня для неё «наркотиков». Частями сплёвывая всю эту нереальную смесь, чуть ли не с кровью от её страдающего горла, тогрута продолжала и продолжала пичкать себя очередными порциями единственного оставшегося у неё одеколона, стараясь проглотить как можно больше, стараясь уловить или уцепить от него хоть грамм пьянящего забвения, но это лишь вызывало новые и новые спазмы, заставляя девушку ещё сильнее кашлять, а её организм ещё обильнее выталкивать обратно неестественное для него пойло.

С каждым новым разом, с каждым новым глотком отвратного напитка, с каждым новым хриплым вздохом и давящимся подступом кашля тогрута всё сильнее чувствовала слабость и боль, всё больше теряла контроль и над своим сознанием, и над своим телом. Спустя всего пару минут «насилования» себя этим низкокачественным, отвратным одеколоном, тогрута уже не могла ни стоять на четвереньках, ни нормально дышать, от чего, лишь видя, как всё плывёт перед глазами, в некой дикой, безумной эйфории боли и страданий духовных и физических, просто немощно рухнула на пол, подле лужи выплюнутой обратно смеси, с каким-то неадекватным, диким, придурковатым взглядом и улыбкой, обнимая, комкая, раздирая заляпанный лекарствами ковёр. Тано уже не соображала, что творила, она уже не соображала, вообще ничего, в том числе и как сильно опустилась из-за своей зависимости, ей это было не важно, всё не важно, она больше не походила на нормального здорового гуманоида, сейчас она была похожа скорее на некий неспособный ни думать, ни осознавать, ни вообще хоть что-либо делать овощ.

Всё ещё бездейственно и абсолютно бесполезно слушая из-за двери, как Асока постепенно начинала успокаиваться, Энакин выждал момент, пока он сам окончательно не войдёт в состояние сдержанности и равновесия, чтобы не дай Сила, в неадекватном гневе не навредить ей, и, в какой-то момент, внезапно, поняв, что Тано окончательно затихла, поспешил вернуться. Да, генерал боялся причинить вред своей бывшей ученице собственными силами, вот только джедай как-то не учёл того, что ещё больший вред она причинит себе сама.

Спешно оказавшись внутри квартиры, Энакин с ужасом и шоком нашёл измученную, неадекватную, стеклянным взглядом смотрящую куда-то в пустоту тогруту, едва заметными движениями рук комкающую замазанный смесью лекарств ковёр, а рядом с ней почти полупустую, опрокинутую бутылку дешёвого одеколона. Всё что он видел, всё что переживал и чувствовал по отношению к наркомании Тано и из-за наркомании Тано, показалось Скайуокеру в этот страшный судьбоносный момент абсолютно ничем. Такой жалкой, такой грязной, столь сильно упавшей и окончательно опустившейся Асоку Энакин не видел никогда. Это больно жгло резало, терзало даже его взгляд, не говоря о его чувствах и душе. И тем не менее, как бы сильно ни замаралась в собственных ошибках и собственной зависимости тогрута, как бы сильно она ни пала и ни опустилась на дно этой грешной жизни, для Скайуокера девушка, всё равно, оставалась самым добрым, самым чистым, самым любимым и светлым существом в этой галактике. Существом, которое требовало его любви, ласки, заботы и понимания.

Быстро подойдя к валяющееся на заляпанном и замусоренном полу дрожащей и бьющейся в редких болезненных конвульсиях ломки Асоке, Скайуокер обессиленно плюхнулся на колени рядом с ней и аккуратно, будто боясь сломать или разбить, поднял и прижал к себе тощее, многострадальное тело девушки. Генерал столько прошёл вместе с ней, столько испытал, столько пережил из-за неё и для неё, борясь с её зависимостью, борясь с её наркоманией, борясь с её самоличным погребением себя заживо, но он до сих пор был абсолютно бессилен остановить это. Да, он являлся избранным, да он был любимейшим и мощнейшим служителем Силы, да он был одним из лучших джедаев ордена и опытнейшим, умнейшим генералом армии Республики, но для самого близкого ему в галактике существа Энакин не мог сделать ровным счётом ничего, и Асока губила себя, Асока убивала себя и медленно, мучительно «умирала» буквально у него на руках.

Вся та боль, всё то отчаяние, вся та изученность, усталость и безысходность, до сих пор не находившие абсолютно никакого выхода, внезапно хлынули наружу, хлынули из голубых глаз Скайуокера горькими «обжигающими» лицо и душу слезами. По его грубым щекам, вопреки всем правилам мужской гордости и непоколебимости побежали прозрачные солоновато-горькие капли, словно частицы той самой «невидимой крови», которой уже захлёбывалось истерзанное сердце генерала. И тем не менее, хоть в душе его сейчас творился полный хаос, хоть, в сознании и подсознании были страх за возлюбленную, абсолютная безысходность и пустота, джедай продолжал всё крепче и крепче прижимать к себе едва соображающую Тано, повторяя то ли ей, то ли самому себе одни и те же слова, в которые уже давно не верил сам:

- Всё будет хорошо, Асока. Ты вылечишься, и у нас с тобой всё будет хорошо.

Сквозь пелену наконец-то успокоившегося, но до сих пор затуманенного сознания, тогрута мельком взглянула на Энакина, таким расстроенным, таким опечаленным и разбитым она не видела его ещё никогда. Девушка вновь причинила боль своему самому дорогому, своему самому близкому и любимому человеку, и если в прошлый раз она не видела, насколько сильно морально его ранили её неадекватные поступки, то сейчас она могла наглядно наблюдать, как отчаянно оплакивали Асоку и её загубленную жизнь его истерзанная душа, его страдающее сердце. И муки эти были для Тано невыносимы. Да, они являлись чужими, но она ощущала их куда острее, чем если бы они были её собственными. Страдания, боль безысходность чувствовались как в их с Энакином духовной связи, как и в их ментальной связи учителя и ученика, так внезапно вновь открывшейся для обоих. И это было ужасно, страшно, непередаваемо давяще, щемяще болезненно. Это вызывало лишь ужас и печаль, вселенскую скорбь обо всём случившемся, одновременно зарождая в бесстыжей душе в бесстыжем сознании Тано такое же вселенское чувство стыда от понимания её непростительных ошибок. Никогда, никогда в жизни тогрута не хотела, чтобы Энакин плакал, не просто плакал, а оплакивал её печальную судьбу, чувствовал такую тоску и пустоту из-за неё, из-за её поступков, страдал по её вине.

Слабая тощая трясущаяся замаранная смесью каких-то непонятных химических веществ рука Асоки с огромным трудом поднялась вверх. Девушка ещё раз, виновато взглянула в бездонные глаза её возлюбленного, и мягкое прикосновение оранжевых подушечек пальцев к его щеке стёрло последнюю слезу с лица Скайуокера. Сейчас Асока жизнь бы отдала лишь бы только больше не видеть этого никогда, лишь бы только не заставлять так сильно мучаться и переживать из-за неё, единственного, последнего и самого любимого человека, который остался у тогруты на этом свете. Да, пусть ломка в буквальном смысле «изломает» её, да, путь Тано будет в тысячу раз больнее, да, пусть она хоть умрёт, лишь бы больше никогда не видеть его слёзы!

Прилагая неимоверные усилия по самоконтролю в том состоянии, в котором Асока была, Тано слабо, но очень искренне и мягко улыбнулась, как будто давая Энакину поверить в его собственные утверждения о счастливом исходе этой истории, как будто давая Скайуокеру поверить в новую надежду.

Не говоря больше ни слова, и стараясь вновь взять себя в руки, генерал, тоже попытался искусственно и слабо улыбнуться ей, потому, что улыбаться сейчас по-настоящему и искренне абсолютно не хотелось, хотелось умереть, покончить с собой от того, что творилось с его ученицей по его же вине, но джедай стойко продолжал делать вид, что это абсолютно не так, ведь если он не будет сильным в их паре, то Тано просто не у кого будет искать поддержки и не на кого будет опереться в этой неравной борьбе с зависимостью.

Почти моментально успокоившись, будто ничего такого особенного здесь и не было, Энакин бережно поднял Асоку на руки и, стараясь как можно менее тревожить и беспокоить, понёс девушку в спальню. В силу достаточного опыта в этом деле из-за обилия подобных срывов и самых разнообразных ужасных случаев с Тано из-за её наркомании, Скайуокер быстро и умело привёл свою бывшую и уже абсолютно не сопротивляющуюся ученицу в порядок. Заботливо уложив тогруту на чистейшую белоснежную постель, генерал так предусмотрительно укрыл полу дремлющую наркоманку тёплым, мягким одеялом и, в очередной раз окинув ту сочувственным, полным безысходности взглядом, ласково погладил после всех страданий умиротворённо засыпающую возлюбленную по голове. Для неё на сегодня всё уже закончилось. А вот Энакину ещё предстояло обработать рану, убраться в квартире, обшарить весь дом на предмет любого рода «дурманящих» веществ, вроде того злосчастного одеколона, коим он теперь никогда не будет пользоваться, в общем, как всегда, устранить и разрешить невольно созданные и спонтанно возникшие тяжёлые последствия страшнейшей беды во всей галактике – неконтролируемой зависимости близкого существа от наркотиков.

========== Глава 11. Доза ценою в жизнь, Часть 1 ==========

После того случая прошло много дней. Трезво осознавая, что Асока опять сорвалась, Энакин с огромным трудом выпросил, буквально вымолил у совета несколько дней «отпуска» от миссий, чтобы следить за своей бывшей ученицей. Благо, тогрута достойно держалась всё это время, то ли тяжёлые последствия от произошедшего в тот раз, то ли невероятный стыд перед её возлюбленным, то ли тот самый ужас, который внушали ей слёзы Скайуокера, то ли всё сразу, заставляли наркоманку всеми силами избегать приёма хоть каких-либо дурманящих веществ. Хотя, у нее, в общем-то, не было ни выбора, ни возможности. После последнего срыва генерал особо тщательно следил за всем, что и хранилось у них дома, и поглощала или держала в руках Асока. Да и Сила как-то, видимо, была очень благосклонна к парочке мастера и падавана, таких мощных, таких затягивающих и сокрушительных ломок у Тано больше не было. В общем, всё шло своим чередом.

Джедай всё время проводил со своей возлюбленной, которая, кажется, начинала исправляться, и со стороны выглядела даже абсолютно нормальной и здоровой, но уже не однократно наученный горьким опытом Энакин знал, что не всё было так, как казалось на первый взгляд. Тогрута не избавилась от зависимости и не забыла, а её организм не отказался от желания получить вредоносную для него синюю жидкость, всё это призрачное счастье было лишь очередным затишьем перед бурей, а ведь Скайуокеру так хотелось, чтобы у них, наконец-то, всё было хорошо, чтобы всё страшное и ужасное оказалось позади, в прошлом. И, хотя, разумом генерал уже окончательно потерял надежду хоть на какое-то положительное изменение в состоянии Асоки, сердце его по-прежнему надеялось на лучшее. А мысли всё больше и больше уходили в сторону осознания, что сам он не справиться, и для спасения Тано требовалось нечто куда эффективнее, нежели его слова, действия, запреты, даже любовь – тогруте требовалась помощь настоящих профессионалов. И джедай всё больше понимал, что стационарное лечение в клинике было единственным реальным выходом. Но от чего же тогда он продолжал тянуть с этим предложением, всё так же отчаянно пытаясь справиться своими силами? Боялся сломать Асоке жизнь, боялся потерять контроль над ситуацией, полностью признавая свою беспомощность, боялся расстаться с любимой женщиной? Ответа на этот вопрос Скайуокер и сам не знал.

Дни тянулись медленно, но скучными или заунывными они не были. Пожалуй, это были самые счастливые времена в их с Тано семейной жизни. Поистине, семейной, к которой каждый из пары начинал привыкать как-то по-своему, по-новому. Некое подобие брака Энакина с Асокой не было похоже совершенно ни на что, что доводилось переживать ранее ни ей, ни ему. Тогрута и вовсе никогда не знала, что такое жить с кем-то, иметь родственников, чувствовать подобного рода связь и переживать столь многое вместе с близкими людьми. Единственный, к кому у юной наркоманки были подобные эмоции, или с кем у нее были подобного рода приближённые к семейным отношения являлся её «приёмный отец» Пло Кун. Но эта связь так же мгновенно разрушилась, как и возникла, как только тогрута посмела разочаровать кел-дора, самолично списывая себя с его счетов. Потому, замужняя жизнь казалась юной наркоманке каким-то недостающим кусочком рая в её многострадальной и ничуть не радостной ранее судьбе. Истинное счастье она испытывала и познавала лишь теперь.

Энакин же не переставал удивляться тому, насколько разными были его супружеская жизнь с манерной и какой-то отстранённой Падме по сравнению с совместным обитанием в одной квартире со словно объятой пламенем чувств резкой и живой Асокой. Обе эти женщины, отношения с ними, уклад жизни с ними, даже манера общения с ними были абсолютно разными. И Скайуокеру всё больше и больше начинало казаться, что когда-то он совершил грубейшую ошибку, сойдясь не с той, сломав судьбу и ей, и себе, и наивной влюблённой в него ученице.

Они с Асокой всегда понимали друг друга с полуслова, они с Асокой всегда делали, практически, один и тот же выбор, чего бы это ни касалось, они с Асокой как-то невольно идеально дополняли друг друга, были одновременно и такими разными, и такими одинаковыми, похожими, будто две половинки чего-то одного целого. Когда тогрута не принимала наркотиков и не переживала очередных страшнейших ломок, мастеру и падавану было легко вместе, хорошо вместе, потому, что не существовало никаких препятствий, запретов, граней и невидимых стен отстранения. Они были не только хорошими учителем и учеником, не только красиво смотрящейся со стороны парой, но и одновременно лучшими друзьями, самыми близкими друг для друга существами в духовном и даже ментальном союзе. Что заставляло джедая до глубины души изумляться тому, и как он раньше всего этого мог не замечать? Как глупо и наивно игнорировал, пропускал мимо себя тот факт, что рядом с ним всегда была именно та женщина, девушка, девочка, о которой он всю жизнь мечтал. Наверное, слепоте и недальновидности Скайуокера было лишь одно оправдание – Асока действительно всегда казалась ему только маленькой девочкой, и разглядеть в ней потенциальную спутницу жизни генерал смог лишь сейчас, когда почти насильно заставил себя преступить грань дозволенного. Впрочем, теперь джедай уже ни о чём не жалел. И если бы не наркотики, их совместная жизнь с Тано была бы почти идеальна.

Они вместе просыпались в одной постели, вместе готовили завтрак, весело смеясь и шутя, а затем вместе отправлялись гулять по живописному искусственной красотой Корусанту и вместе проводили такие романтичные уютные домашние вечера. И каждый новый день, каждое новое свидание, каждая прожитая рядом секунда была единственной и неповторимой, была светлой и невероятно счастливой. И, казалось, ничто не могло омрачить этой идиллии, кроме, постепенно забывающийся, прячущейся под «маской» беззаботной жизни зависимости, а также… Сложных и тяжёлых мыслей о Падме, как-то решить сложившуюся крайне неприятную ситуацию с которой всё равно когда-нибудь пришлось бы.

К слову, брошенная неверным мужем и оскорблённая его малолетней любовницей жена, внезапно, дала о себе знать. Энакину было стыдно признаться, но на фоне всех проблем, неурядиц и невзгод с Асокой, после той судьбоносной ночи, которую они провели вместе, он как-то совсем позабыл об Амидале. Это было ужасно, жестоко, отвратительно, хотя, наверное, ещё хуже было врать и лицемерить ей теперь о желании сохранить этот брак, и ещё отвратительнее было бы бросить Асоку после того, как он её кхм… обесчестил, совратил, изнасиловал и ни один раз? Точного слова подобрать, чтобы описать его поступки Скайуокер как-то не мог. Собственно, он и не хотел оправдываться. Генерал был виноват во всём, что происходило между ними тремя, и был абсолютно готов понести справедливое наказание.

Падме «позвонила» джедаю как-то очень внезапно по её личному, секретному и никем не прослушиваемому каналу связи, так что какой-либо огласки не должно было быть. Судя по фону, который маячил за плечами сенатора, Скайуокер понял, что женщина, после крайне длительного периода реабилитации от последних «счастливых» дней их брака, наконец-то вернулась на Корусант, ибо с лёгкостью узнал гостиную собственной квартиры. Нет, теперь это уже была квартира Падме, Энакин не имел абсолютно никакого права и даже думать не смел о том, чтобы просто называть колыбель их преданной Скайуокером любви своим домом. Теперь после всего, что он сделал, после всего, что натворил генерал не смел претендовать ни на возвращение в роскошную сенаторскую квартиру, ни на возвращение к ней – к женщине, «ангелу», которая всего этого не заслужила, к безгрешному, ни в чём неповинному «ангелу», с которым он так мерзко поступил. И джедаю отчасти было страшно представлять, что по этому поводу думала она.

Впрочем, то, что Амидала связалась с ним из вновь отстроенной после того ужасного разрушения и дома, и брака этой семьи гостиной, было крайне символично, как и то, что Падме не стала сохранять свою «модную» короткую стрижку, благодаря рукам какого-то умелого высокооплачиваемого парикмахера искусственно нарастив её чудесные каштановые локоны обратно.

Вопреки ожиданиям Скайуокера, который думал, что сейчас на него свалится огромный поток мощной, но справедливой ярости, ненависти, обиды, как это бывало обычно в ссорах с Асокой, Падме держалась спокойно, непринуждённо, как-то холодно-отстранённо и достаточно достойно.

- За дни, проведённые на Набу, я всё обдумала, - с наигранной вежливостью, сначала манерно, словно в сенате, поздоровавшись, с ходу промолвила Амидала, а затем резко и чётко, безапелляционно заявила, - Я хочу с тобой развестись, Энакин.

Падме назвала его полным именем, что крайне редко можно было услышать от неё во времена, когда они были вместе. Обычно Амидала нежно величала его «Эни» или как-то ещё более ласково, так, словно до сих пор говорила с тем несмышлёным мальчишкой-рабом с Татуина, хотя, он ведь уже давно вырос. И то, что Падме, вдруг, внезапно перешла на столь официальный тон было не только абсолютно понятно, но и достаточно о многом говорило. Вся её ласка, забота, её нежность и любовь, все её чувства умерли в тот самый день, когда от рук «лучшей подруги» в неравной борьбе за мужчину чуть не погибла она сама, когда «Энакин» сделал роковой выбор в пользу ученицы, а не собственной жены. Впрочем, в этой холодной официальности слишком «грешный» перед обеими своими женщинами генерал уж никак не мог её винить. Как собственно не желал и не думал опровергать абсолютно оправданное решение Амидалы бросить его. Сейчас пытаться что-то спасти было уже бессмысленно, хотя, не столько бессмысленно и бесполезно, сколько лицемерно низко и мерзко. Каждый из них троих сделал свой выбор, и пути назад не было, оставалось лишь расхлёбывать последствия всего совершённого и решать болезненные проблемы, которые требовали какого-то обязательного вмешательства. И Энакин не стал спорить, не стал говорить ещё хоть чего-то лишнего или как-то более болезненно для Падме раздувать ситуацию удлиняя этот крайне неприятный, но необходимый диалог.

- Хорошо, - стараясь держаться так же спокойно и непринуждённо, как достойно вела себя Амидала, несмотря на то, что в его душе вновь бушевала неистовая буря эмоций, коротко ответил джедай.

Он мог бы сказать многое, мог бы сделать многое, мог бы упасть ей в ноги и молить прощения, сначала здесь по коммуникатору, а потом и дома у Падме, и везде, где она только пожелала бы этого. Да, Энакин всё ещё чувствовал, что любил Амидалу, такая любовь, как была у него, такая страсть, как была у него, так просто не проходят, но Скайуокер понимал, что теперь это никому уже не было нужно. Он был счастлив с Асокой, и чтобы Падме тоже смогла стать счастливой, он должен был отпустить её, сейчас, раз и на всегда. Это было невыносимо больно, но это было правильно и достойно. Всё, что так красиво начиналось закончилось, и им обоим оставалось лишь уточнить и уладить детали, навсегда избавившись и от болезненного прошлого, и от невыносимого теперь в настоящем общества друг друга.

- Встретимся в космопорту завтра и оттуда отправимся на Набу, - вместо тысячи слов, роящихся в его голове, произнёс вполне себе короткую, практичную и прозвучавшую абсолютно бесчувственно фразу Скайуокер.

- Я согласна, нужно побыстрее с этим покончить, - неизвестно, что сейчас на самом деле происходило в душе Амидалы, и как сильно ранили или задели её и слова, и интонация теперь уже бывшего мужа, но женщина отреагировала ещё более холодно, спокойно и безразлично, как если бы высокомерно разговаривала с кем-то из поданных, гордо восседая на троне её родной планеты.

Падме не повела и бровью на, казалось бы, самое страшное проявление «чувств» к ней супруга – абсолютное безразличие, женщина лишь спокойно уточнила время, и быстро, но «церемониально» попрощавшись отключила связь, не давая генералу и малейшей возможности сказать чегото-то того, чего она не желала бы услышать. Впрочем, джедай уже и не собирался ничего говорить. Он лишь тяжело вздохнул, когда неприятный, болезненный, но необходимый разговор с женой закончился, мельком взглянув на дверь ванной, где в данный момент так удачно принимала душ Асока, а значит не слышала и не знала ничего из того, что предстояло Энакину в ближайшие несколько дней.

«Она и не должна знать, не стоит лишний раз её расстраивать, ведь это может пагубно сказаться на её же… Здоровье», - не найдя более подходящего слова, для того, чтобы описать зависимость Тано, про себя решил Скайуокер, спешно пытаясь «дозвониться» до Оби-Вана.

Да, развод разводом, но оставлять тогруту абсолютно одну, предоставленную самой себе и совершенно ничем не ограниченную, теперь он опасался.

Договориться с Кеноби, о том, чтобы джедай всего пару дней последил за юной наркоманкой было и легко, и трудно одновременно, содной стороны, даже слишком хорошо осведомлённый о ситуации, в которую и по неволе, и по собственной глупости угодила Асока, бывший учитель Энакина с радостью согласился ему помочь. С другой же стороны, Скайуокеру было крайне трудно как объяснить куда и зачем он так внезапно срывался, так и придумать некий вменяемый предлог для истолкования совету того, почему в эту наркотическую трясину внезапно затянуло и Оби-Вана. Но, к счастью генерала, все проблемы оказались решены. Оставалось только попрощаться с Тано и немедленно отправиться на Набу, где Энакину предстояло пережить не менее неприятные, чем все эти хлопоты дни бракоразводного процесса. А ведь если учесть, что именно там, именно на этой планете всё началось, зародилась их сильная, но, к сожалению, «перегоревшая» со временем любовь с Амидалой, то пребывание на Набу обещало быть крайне болезненным и сложным. Почти таким же сложным, как прощальное объяснение с тогрутой о том, что он должен был покинуть её на какое-то время.

Впрочем, Энакин предпочёл не прощаться, да и вообще не предавать особого значения своему уходу. Оставив на прикроватной тумбочке небольшую голографическую запись о том, что он срочно улетает на миссию, и за Асокой несколько дней присмотрит Оби-Ван, Скайуокер удалился из их захудалой квартирки с утра пораньше, во избежание любых непредвиденных ситуаций, влекущих за собой крупные проблемы. Ведь Тано не стоило знать правду, она могла не так понять, не то подумать, приревновать и вновь навредить себе. А всё это было и крайне бессмысленно, и абсолютно неоправданно – генерал уже понял, выбрал, решил, что останется с Асокой, и в его сердце, в его душе и мыслях больше не было места другим женщинам, даже тем, кого он любил и восхвалял до неё. Встреча и небольшое путешествие с Падме «в прошлое» – были лишь неизбежной формальной необходимостью, не более того, и причинять Тано новые страдания этим абсолютно не стоило, её здоровье и физическое, и моральное и так было на грани.

Но Сила вновь, распорядилась иначе. По какому-то странному стечению обстоятельств, едва Скайуокер отбыл «на миссию», всегда любившая подольше понежиться в постели тогрута почему-то проснулась. То ли шестое чувство, то ли невероятное совпадение, то ли сама судьба подняли Асоку сегодня с кровати намного раньше, чем полагалось. И тогрута, почему-то, вдруг, не обнаружившая генерала с другой стороны их «супружеского ложа» уже через пару минут с досадой просматривала краткую запись.

Конечно, девушка понимала, что вызвать Энакина на миссию, вырвать из их «семейного гнёздышка» и отправить на другой край галактики, возможно, на верную смерть, магистры ордена могли в любую секунду. Асока сама когда-то была частью всего этого, и ещё помнила, как и что было устроено. Однако то, что Скайуокер даже не успел, судя по его словам, просто не имел возможности попрощаться с ней лично, крайне расстраивало Тано. Да, миссия, да, срочно, но они же могли после неё ещё долго не увидеться или не увидеться больше никогда вообще! Не дай Сила, оттуда её возлюбленный мог быть перенаправлен на вторую, третью, четвёртую миссию, а то и самое ужасное – в принципе быть убит. И это доводило и так уже неспособную контролировать свои эмоции тогруту до гнева и исступления.

Ну, уж нет, если Энакину и суждено было расстаться с Асокой на время, то попрощаться лично они были должны, просто обязаны, и всё тут! Не эта дурацкая голограмма должна была оповещать Тано о длительной разлуке с любимым, а он сам… И подобного рода непростительную ошибку тогрута тут же решила исправить.

Быстро приведя себя в порядок, уже через минут десять, юная наркоманка на крыльях любви летела в космопорт, чтобы среди тысячи-тысяч людей и гуманоидов, отыскать там отбывающего на миссию Скайуокера. Неизвестно на что надеялась Асока, ведь ни каких-то данных о том, где именно в этом огромном сооружении мог находиться генерал, ни какого-либо устройства слежения за ним у неё не было, впрочем, этого и не понадобилось…

Только прибыв на место и как-то бесполезно и бесцельно обойдя несколько залов космопорта, Тано наконец-то поняла, как глупо и безрассудно было её решение прилететь сюда вслед за своим возлюбленным. Найти его здесь, среди такой огромной толпы было, пожалуй, труднее и нереальнее, чем найти иголку в стоге сена. Однако с утра юная наркоманка была так раздражена, взволнована и перевозбуждена от всего произошедшего, что действовала исключительно опираясь на не обдуманные порывы своих эмоций, нежели на разум и логику. Впрочем, из-за длительного приёма наркотиков, которые меняли гуманоида не только физиологически, но и психологически, Асока, кажется, уже давно позабыла о том, что такое вести себя разумно вообще. От чего до девушки только сейчас начинало доходить, что она лишь зря потратила время и нервы, пригнав сюда на спидере как сумасшедшая и, пожалуй, до крайней степени напугав вот-вот придущего в её захудалую квартирку Оби-Вана. Асока уже невольно чувствовала некие зачатки досады, разочарования и стыда, которые стали для неё буквально нормой за весь прошедший год, и устало замедляла шаг, трезво осознавая всю бесполезность какой-либо спешки в принципе, как Сила, внезапно, «пожалела» её, таки исполнив ярую мечту Тано, непременно, увидеть возлюбленного сегодня.

Она увидела его, да так, что навсегда усвоила урок о том, что некоторым желаниям иногда лучше было бы не сбываться. Медленно проходя около небольшой площадки, откуда вскоре должен был отправиться частный сенаторский корабль на Набу, тогрута, как бы невзначай, взглянула в ту сторону, где её глазам суждено было узреть роковую и судьбоносную картину, пожалуй, уже во второй раз в жизни. И это был словно неустанно повторяющийся ночной кошмар, словно мучительное наваждение, преследовавшее юную наркоманку постоянно, мучая, истязая, издеваясь над ней. Асока опять увидела Энакина, её Энакина, достаточно мило и приятно беседовавшего с бывшей женой.

«Нет, пожалуй, с нынешней и единственной законной женой!» - твёрдо и резко мысленно поправив себя в этом, Тано замерла на месте, словно вкопанная, постепенно чувствуя, как от ощущения относительного спокойствия её эмоции быстро начали изменяться в противоположную сторону, разливаясь по всему телу и всей душе возрастающими в геометрической прогрессии болью, обидой и разочарованием.

Да, Энакин сказал, что улетает на миссию, да, Тано осознавала, что совет мог невольно направить их на совместное задание с сенатором Амидалой, но нет, сейчас здесь, в эту секунду в глазах тогруты всё совершенно не выглядело так официально. Скайуокер абсолютно мило и даже, как показалось наркоманке, слишком уж нежно беседовал со своей супругой, на что та, приятно улыбаясь, отвечала взаимностью. Они стояли не подле военного корабля Республики, а подле личного звездолёта Падме, который, спустя всего несколько минут, должен был увезти их на Набу – в край, где зародилась любовь сенатора и джедая, а рядом и вовсе никого не было, ни клонов, ни военных, ни охраны Амидалы. И нет, по представлению Тано, совершенно не так должна была выглядеть официальная миссия со стороны. От чего в голову Асоки всё больше и больше начинали закрадываться самые худшие, ужаснейшие и страшнейшие тревожные мысли.

А что если Энакин и Падме решили помириться? Что если всё пережитое Скайуокером с ней была лишь лёгкая интрижка на стороне, которую по-настоящему влюблённые друг в друга супруги просто решили забыть? Что если… Ещё тысячи и миллионы, роящихся, словно дикие насекомые, и пронзающих острыми иглами воспалённый от переизбытка фантазии разум Тано «что если», внезапно, заполнили всё её сознания.

Однажды Асока уже чувствовала подобное, однажды тогрута уже видела такую картину, испытывала и переживала эти дикие, бешенные эмоции одновременно и разрывающие на куски, и сжигающие дотла, и полностью уничтожающие её тонкую, ранимую, абсолютно беззащитную душу. Тогда, когда Тано узнала, что её мастер женат, она впервые в жизни почувствовала невероятную боль, искренне где-то в глубине сознания надеясь и понимая, что больнее ей уже не будет никогда. Но тогрута ошиблась. Сейчас, видя и понимая, что Скайуокер не любил её, что он обманывал её, что генерал, нагло наврав ей, собирался вернуться к Падме, очевидно, позиционируя и воспринимая лишь её как единственную законную жену, и единственную любимую женщину в жизни, юная наркоманка буквально сгорала в адском пламени мучений и отчаяния, страданий, обиды, злости ненависти и отвращения. Сейчас ей было так омерзительно, так невероятно невыносимо мучительно больно, что, будто окаменевшая, словно статуя, Асока продолжала неподвижно стоять на месте, боясь и шелохнуться.

В те дни, что она проводила рядом со Скайуокером, любила, и думала, что была любима в ответ, Тано наивно полагала, что подобной страшной картины, как в тот злополучный раз она не увидит больше никогда, она не будет так переживать, так страдать и мучаться больше никогда, но увы, Сила опять сыграла с ней злую шутку. И на этот раз всё было куда хуже, чем в предыдущий. Если тогда Асока могла сбежать, забыться, погрузиться в яркий и насыщенный мир наркотиков, хоть как-то изменив свою неудавшуюся жизнь, то вот теперь девушка отчётливо осознавала, что ничего обратить вспять было уже нельзя. Она ошиблась, горько ошиблась во второй раз так глупо и наивно пойдя на поводу у своих идиотских запретных чувств, и в итоге опустилась, пала так низко, что падать дальше было уже просто некуда. В тот раз Тано была лишь наивной девочкой, глупым юным падаваном, первую детскую любовь которого так бесцеремонно предали, теперь же она была некого рода использованной в качестве любовницы, и вышвырнутой за ненадобностью на помойку «грязной шлюхой», которая была согласна на всё, лишь бы получить хоть малую толику внимания от любимого, которому, по сути, тогрута была не нужна. А ведь Асока стольким пожертвовала ради него, столько терпела и переживала из-за него, ведь, если так подумать, не будь в её жизни Энакина, то Тано никогда бы не стала наркоманкой, не ушла бы из ордена и не стала бы всё дальше и дальше падать в бездонную пропасть бедности, грязи отвращения, она никогда бы не продала дорогие роскошные апартаменты на верхнем уровне Корусанта, променяв их на жалкую грязную халупку на нижних, не отдала бы Головоногу свои мечи за наркотики, не сломала бы ни своё физическое, ни своё духовное здоровье и, наконец, не сражалась бы с зависимостью день ото дня переживая, словно очередные пытки, болезненные, мучительные ломки. Асока бы так не издевалась над собой и не мучала себя столько, чтобы получить то, чего ей никогда в жизни получить было не суждено, и сейчас не стояла бы здесь, среди огромной толпы, но вместе с тем одиноко и униженно глотая собственные боль и обиду. Её жизнь могла бы быть совершенно иной, а сейчас, потеряв последнюю надежду хоть на что-то светлое и хорошее, Тано отчётливо понимала, что у неё больше не было ничего, ничего такого за что бы она могла столь отчаянно сражаться как в последние дни. А раз причин бороться с судьбой уже совсем не осталось, тогда зачем нужно было делать хоть что-то, зачем нужно было стремиться к тому, что никогда нельзя было получить?

Безмолвно, словно на церемонии погребения, провожая взглядом радостно входящих на борт частного сенаторского звездолёта Энакина и Падме – истинно любящих и вновь сошедшихся друг с другом супругов, тогрута как-то отстранённо почувствовала, как по её щекам невольно стали сбегать горькие, обжигающие капли страдания. И юная наркоманка как не была в состоянии остановить их, так не хотела и утирать «кровавые» слёзы, которыми сейчас плакали её израненные сердце и душа. У Асоки в голове «пульсировала» лишь одна мысль о том, что Тано не была счастлива в жизни, и никогда уже не будет. И единственное желание девушки в данный момент было сдаться, сбежать отсюда, скрыться в неком грязном уголке притона на нижнем уровне Корусанта и накачаться КХ-28 до потери пульса, чтобы забыться и умереть. Вот, именно так она и собиралась сделать. И чувства невольно понесли уже почти «справившуюся» с зависимостью Асоку обратно в притон за дозой, нет, сразу за несколькими дозами!

Абсолютно ничего не подозревающие Энакин и Падме прибыли на Набу достаточно быстро, как, к счастью, из-за влияния сенатора Амидалы в определённых кругах и быстро их развели. Потребовалось куда меньше времени, чтобы в небольшом местном суде уладили все необходимые формальности между бывшими супругами, навсегда освободит их от вынужденного союза друг с другом, чему и Энакин, и Падме были несказанно рады.

Подписав несколько последних бумаг, окончательно подтверждающих, что пара была разведена, Скайуокер с Амидалой с облегчением вышли из здания суда. Погода на улице была такой же приятной, как и в тот день, в их первое свидание на лугу, как-то символично, будто издевательски играя красками и тёплыми золотистыми лучами, словно весь мир, кроме Энакина и Падме сейчас был абсолютно счастлив.

Трезво осознавая, что эта была последняя их более чем официальная встреча друг с другом, джедай и сенатор как-то растерянно остановились подле старинного узорного здания, взволнованно бегая глазами из стороны в сторону. Казалось, каждому из них столько всего нужно было сказать друг другу, тысячи чувственных важных, но одновременно уже ненужных фраз, однако. Слов почему-то не находилось. Ведь, как бы там ни было, а прощаться с погибшей любовью было очень трудно, и ещё труднее признать в этом трагическом происшествии свою вину, начав последний, разрывающий оставшиеся тончайшие ниточки такой крепкой связи разговор. И, тем не менее, вечно молчать было просто нельзя.

Наверное, потому, понимая, что нужно было, наконец-то решиться на слова прощания, Энакин заговорил первым. Так же несмело, но нагло подняв свои глаза на теперь уже бывшую жену, как в первый раз, когда он завороженно и крайне похотливо рассматривал её в доме на озере, Скайуокер силой воли заставил себя остановить взгляд на лице бывшей возлюбленной и как-то грустно произнёс:

- Прошлого уже не вернуть, и наши прежние отношения не склеить обратно, но мы могли бы остаться друзьями.

Конечно генерал понимал, что говорил это просто так, для некого соблюдения видимого этикета, ведь после всего того, что произошло между ними, Падме, вероятнее всего, отказала бы ему, но что-то нужно было сказать, с чего-то начать, и всегда самоуверенный Энакин предпочёл твёрдо обозначить свою позицию касаемо их расставания. Да, Амидала могла относиться к этому как пожелает, да она могла реагировать на него теперь как хочет, но женщина должна была знать, что, несмотря ни на что, он всегда будет помнить её, уважать её, в какой-то степени даже любить и ценить всё, что Падме ему дала. Им обоим не суждено было быть вместе, и Сила распорядилась так, как сочла нужным, но это не значит, что после развода обязательно было становиться врагами. В конце концов, бывшая королева, а ныне сенатор, всегда вызывала у джедая самые искренние и положительные эмоции. Впрочем, похоже, что «радужную» перспективу общаться лично, в каком бы то ни было виде, и дальше, женщина не разделяла.

Слова её бывшего мужа заставили Падме невольно вздрогнуть и тоже остановить бегающий от волнения взгляд на нём. Их глаза встретились, и на секунду в этом невольном пересечении мелькнула последняя искорка любви «разрушивших» свой брак супругов. Она была такой же мощной, яркой, чувственной, эмоциональной, как и в первый раз, когда их взгляды пересеклись здесь, на Набу, только сейчас, и Энакин, и Падме чувствовали, что это было прощание навсегда.

Ещё какое-то время, ещё пару незначительных секунд застывшей между ними реальности, Амидала безмолвно просмотрела на Скайуокера, ощущая ровно то же, что и он, что столько теряет, что столького уже невозможно будет вернуть, прежде, чем опомнилась. Быстро разорвав этот прощальный, такой неправильный и неуместный зрительный контакт, Падме абсолютно изменилась в лице, от некой нерешительности к отстранённой самоуверенности, а потом, громко и немного язвительно усмехнувшись, произнесла:

- Ха, друзьями…

Резкая перемена её тона говорила о том, что теперь всё действительно было кончено, и сама возможность искусственно поддерживать то, что сохранить уже было не реально, не имела смысла, да и никому из них обоих не была нужна, тем более Падме.

Где-то за спиной Амидалы, внезапно, раздался полностью нарушивший их последнюю уединённую «супружескую идиллию» мужской голос, вежливо поприветствовавший и позвавший сенатора по имени, а вскоре с бывшей парочкой поравнялся и некий весьма привлекательный человек. Он был высок, достаточно хорошо сложён и своей мужественной красотой ничуть не уступал Энакину, а, может, даже и являлся более привлекателен нежели Скайуокер. Хотя, ревностно оценивать этого субъекта у генерала уже и не было никакого права. Но что-то в нём, всё же, почему-то невольно цепляло внимание джедая.

- Добрый день, - с приятной лёгкой улыбкой поздоровался незнакомец с Энакином, бросив ему данную фразу, как бы, невзначай, и тут же перевёл свой, ставший от этого восторженным, взгляд на бывшую жену Скайуокера.

- Ну, что, Падме, ты готова идти позировать для портрета? – будто и не замечая присутствия генерала, абсолютно смело и непринуждённо вопросил мужчина, так словно его явно повышенное внимание к сенатору теперь совершенно ничего не сдерживало.

Только сейчас, когда джедай услышал слово «портрет» и понял, что этот человек является знаменитым галактическим художником, очевидно, наконец-то, узнав его, Энакин невольно нахмурился. Почему-то в сей момент в его голову, внезапно, вернулись воспоминания об их с бывшей женой первом свидании там, на лугу около озера. Тогда Падме абсолютно беззаботно и просто рассказывала ему о своих бывших парнях, совершенно не думая о том, что могла задеть чувства ревнивого и по уши влюблённого падавана. У первой красавицы в Республике и избранной королевы Набу, у лучшей женщины галактики было много ухажёров, которые имели или не имели успех в ухаживаниях за ней, но этот художник, видимо, значил для Падме нечто особенное, потому как именно его, она как-то выделила тогда на фоне других своих бывших «парней». И в тот день Энакина это даже слишком сильно и больно задело исключительно потому, что настоящие чувства, настоящую любовь, Амидала могла испытывать не только к нему одному. Хотя, была ли их любовь настоящей? Вот теперь Скайуокер этого уже не знал. И если в тот злосчастный день, с которого всё началось, он был расстроен тем, что Падме любила кого-то кроме него и тоже была любима, то сейчас генерал действительно был рад за неё, рад, что по его милости она не осталась одна, брошенной и преданной, а вновь воссоединилась с тем, с кем у них, возможно, была истинная духовная связь. И это заставило джедая, чуть перемениться в выражении лица и едва заметно улыбнуться краями губ.

- Подожди меня на той скамейке, - вежливо, но в то же время как-то по-особому тепло и нежно, ответила своему старо-новому кавалеру Амидала.

Так ласково, так влюблённо она разговаривала когда-то лишь с Энакином, в первые дни их брака. Теперь же у Падме было полное права дарить своё тепло и любовь кому-то другому, впрочем, как и у Скайуокера, у них обоих. Теперь они были свободны, и каждый из них мог пойти своим путём.

Внимательно выслушав ответ Падме, художник, ничуть не ревнуя, спокойно отошёл к указанному месту, а сенатор, вновь обернувшись к генералу лицом, сочла важным добавить к их разговору ещё одну, последнюю деталь. Нет, Амидала совсем не хотела злиться или мстить джедаю, она просто хотела дать понять, что от этого решения им обоим, в какой-то степени, стало легче.

- По крайней мере, теперь меня хоть одно радует, что мне больше не придётся скрывать свои отношения ото всех.

С тяжёлым вздохом облегчения Падме мельком взглянула сначала на её нового ухажёра, тем самым давая Скайуокеру понять, что и в её жизни тоже уже всё было в порядке, затем перевела взгляд на генерала, как-то печально, но относительно по-доброму прощаясь с ним не официально в последний раз.

Энакин ничего не ответил. Ему нечего было больше ей сказать, да и зачем? Он предал её однажды, разрушив счастье Падме, тем самым совершив огромную ошибку, теперь же Скайуокер чувствовал, что поступает правильно, отпуская её навсегда. И пусть жизнь его бывшей жены будет такой же радостной и безмятежной, как те дни, которые они с Асокой проводили вне её наркомании. Лишь в последний раз окинув отпущенную супругу в вольное плавание таким же печальным, но по-доброму прощальным, не официальным взглядом, генерал пожал плечами, развернулся и молча пошёл восвояси. Эта глава их с Падме судьбы уже была дописана до конца, и завершилась она относительно приемлемо для обоих, чтобы в некотором слегка искажённом смысле называться счастливым финалом для всех. Теперь же Энакину оставалось разобраться только с зависимостью Асоки, и последние трудности в его жизни были бы решены.

Тем временем на Корусанте Тано предавалась то ли безудержным страданиям, то ли безудержному веселью. К себе домой девушка так и не возвращалась, потому, тщетно проискав её несколько последующих дней, Оби-Ван окончательно сдался, когда был вызван разгневанным советом на очень важную миссию, отказаться от которой он просто не смог, как не смог и «дозвониться» до отсутствовавшего Энакина, чтобы сообщить, что Асока снова сорвалась. И вообще без какого-либо даже минимального контроля, сумасшедшая тогрута пошла в полный отрыв. Она качалась наркотиками столько, сколько её душе было угодно и столько, на сколько хватало денег в её сумочке на первое время, после чего, в отсутствие своих световых мечей и возможности воровать, начала брать КХ-28 у Головонога в долг. А затем бесцельно шаталась по всевозможным барам, клубам, кантинам, устраивая там дикие пляски и обжимания с кем попало. Если её возлюбленный мастер относился к бывшей ученице как к распутной девке, позволяя себе использовать её как любовницу, обманывать, лапать, то почему другим «кавалерам» тогруты нельзя было делать то же самое? Тем более, что пообжиматься с красивыми парнями на очередной вечеринке наркоманка была и не так уж против, особенно под кайфом, когда она любила весь мир и не боялась абсолютно ничего.

Нет, конечно, Асока не позволяла своим разгорячённым «хахалям» с танцпола или из-за барной стойки ничего больше прикосновений и поцелуев, и, тем не менее, ей казалось, что она вела абсолютно разгульную жизнь. К слову, ночевала Асока тоже где придётся от квартир и спидеров знакомых, до каких-то пристроек в притоне и лавок в корусантских парках. Благо, постоять за себя она ещё могла, и всякие маньяки, бандиты, бомжи и извращенцы не смели к Тано приставать. Хотя, наверное, сейчас, под кайфом, да и даже нет, ей было бы всё равно. Тогрута не замечала, как пролетали дни, не чувствовала, как течёт время и не видела ничего вокруг. В её жизни существовала всего одна потребность – пойти и раздобыть наркотик, а потом свобода, забытье кайф, а всё остальное было уже не важно. Раз её жизнь в нормальном трезвом состоянии, без вливания сапфировой жидкости, не могла стать счастливой и хорошей, не могла наладиться и несла в себе лишь боль и разочарование, то зачем вообще было задумываться о ней, тратить на неё своё время, силы и нервы? Ведь вне этой скучной, печальной, серой и нудной реальности было свободно, приятно и хорошо. Так стоило ли всё оно того, чтобы оставлять это нереальное наслаждение от наркотиков и опять возвращаться к былым проблемам? Нет, конечно нет! И Асока жила в своё удовольствие, не думая ни о чём, не заботясь, не переживая и больше не страдая. Единственное, что заставляло испытывать её некого рода «неудобство» были ломки, впрочем, от этого «добрый доктор» Головоног ту же подгонял её заветное «сапфировое лекарство», и всё было прекрасно, жизнь, прекрасна, мир прекрасен!

Вот и в этот день Тано проснулась на какой-то грязной изломанной лавке, некой забытой Силой улице Корусанта, где-то между средним и нижним уровнем города с одним лишь «естественным» для неё желанием - принять очередную дозу. Даже не заботясь о том, где она вообще находилась, тогрута быстро порылась в порванной сумке, ища там средства на покупку наркотика. Но, увы, внутри не было, практически, ничего. Даже во всевозможных баночках из-под проглоченных ей ранее наркотиков не осталось ни капли её любимого «наслаждения». В небольшом бордовом аксесуарчике Асоки был лишь мусор, какая-то ерунда, и разнообразные пустые упаковки от дурманящих веществ. От чего, недовольно вытряхнув всё это на землю, Тано лишь тяжело вздохнула, понимая, что ей опять придётся брать КХ-28 у Головонога в долг и одновременно чувствуя начинавший накатывать на неё новый приступ ломки. Слегка покачиваясь на тощих ногах, тогрута буквально силой воли заставила себя подняться в подобного рода состоянии и прошлого похмелья, и нового раздражения от желания принять дозу с лавки, а затем чисто инстинктивно поплелась в сторону такого родного и такого дорогого ей во всех смыслах притона.

Понадобилось всего немного времени, чтобы наркоманка добралась до месторождения или, по крайней мере, места добычи её сапфировых «драгоценностей». И вот Асока уже стояла посреди грязной, замусоренной улицы подле притона и буквально умоляла Головонога дать ей очередную дозу в долг.

- Ну, пожалуйста… Ну всего одну… Ну, в последний раз… – приняв самую что ни на есть жалобную позу и огромными поблёскивающими глазами смотря на наркоторговца, упрашивала его, цепляясь за крепкую зелёную кисть, Тано.

Сейчас она выглядела так ничтожно, чувствовала себя так ничтожно, что готова была в любую секунду расплакаться, вот только ни просьбы, ни канючение, ни даже слёзы ничуть не трогали наутолана.

- Нет, - коротко и чётко заявил ей Головоног, даже ни секунды не раздумывая, и как бы в подтверждением его словам резко вырвал у Тано свою кисть, при этом грубо оттолкнув от себя зависимую тогруту, словно какой-то мусор.

- Ты нам и так слишком много задолжала, - тут же серьёзным тоном добавил наутолан, прямо поясняя уже, поди не первой такой, наркоманке свою позицию, - Расплатись сначала за то. Иначе ничего не получишь.

Но что могли значить его слова для зависимого гуманоида в таком состоянии? Асоке было плохо, Асоке было больно, Асоке было просто отвратительно и физически, и морально, и сейчас она была готова на всё, лишь бы получить очередную дозу: сделать всё, что угодно, сказать всё, что угодно. И она говорила, говорила то, что от неё хотели услышать:

- Ну пожалуйста… Я тебе обещаю… Нет, я тебе клянусь, я за всё заплачу, только дай мне КХ-28.

Вместе с этими словами девушка опять кинулась к Головоногу в какой-то попытке то ли обнять его и повиснуть на нём, словно фрукт на дереве, в очередных мольбах, то ли вытащить из закреплённой на его поясе сумочки заветную баночку бесплатно.

Впрочем, наученный уже многократным опытом общения с задолжавшими наркоманами ловкий наутолан крайне умело увернулся, и путь к нему почти неадекватной, как-то не совсем понявшей, что произошло и явно разозлившейся от этого тогруте, тут же преградили два охранника-гаморреанца. Ничуть не обращая на них внимания, «ошалевшая» от желания принять КХ-28 Асока вновь попыталась рвануться в сторону Головонога, но вместо этого угодила лишь в противные грубые лапы свиноподобных гуманоидов, которые, тут же, бесцеремонно вырвали у неё из рук, буквально выдрали, бордовую сумку. Грубо потроша её, охранники пришли к сложнейшему для них умозаключению, что внутри не было ничего ценного, чем можно было бы расплатиться за предыдущие дозы и, небрежно бросив, явно «дорогую» для Тано вещь наземь, лишь безжалостно наступили на неё ногами, сделав несколько шагов вперёд, при этом угрожая полубезумной Асоке электрическими дубинками. В то время, как Головоног, то ли насмехаясь, то ли говоря с неким оттенком озадаченности произносимым, нагло добавил:

- Главный хатт, - он специально не назвал имени своего босса для пущей безопасности последнего, - приказал мне не давать тебе ничего в долг, пока не расплатишься за прошлые разы. А если не расплатишься вообще, то он пустит тебя по рукам, должна же ты отрабатывать то, что что ему задолжала.

Головоног на секунду замолчал, читая некое изумление, непонимание, шок и ужас в расширившихся зрачках аж замершей от услышанного Тано, после чего всё тем же, но, казалось, уже более насмешливым тоном добавил:

- Впрочем, пусть проблемы твоего долга решают твои родственники. А ты пока побудешь «в гостях» у нас, - наутолан опять сделал небольшую паузу, как-то не по-доброму взглянув на явно ошарашенную Асоку, после чего, насмешливо хихикнул, и договорил то, что едва не довело девушку до потери сознания:

- Кстати, ему нравятся такие смазливые тогрутки, как ты.

Явно злорадствуя тому, что он только что позволил себе сказать, Головоног гордо развернулся и пошёл куда-то прочь, внутрь главного здания притона, лишь дав этим двоим и ещё стоявшей неподалёку толпе охранников-гаморреанцев приказ схватить юную наркоманку.

Не сразу отойдя от шока, девушка поняла, что её дело плохо, и попыталась бежать, сражаться, сопротивляться, но, увы… Она была так ослаблена наркотиком, некого рода похмельем, всё больше подступающим приступом ломки, диким шоком и невероятно подавленным эмоциональным состоянием, что даже эта толпа свинорылых гуманоидов с лёгкостью смогла с ней справиться. Впрочем, а кто сказал, что они вообще действовали честно? Так как гамореанцы, накинувшись на несчастную жертву-тогруту всем скопищем, крайне подло вырубили её электрическими дубинками со спины. И, теряя сознание, наверное, не столько от болевого, сколько от эмоционального шока, Тано с ужасом поняла, что теперь её судьба была в огромных противных мерзких лапах некого отвратительного хатта, и уже никто не мог её спасти, ибо до тогруты абсолютно никому не было никакого дела.

========== Глава 11. Доза ценою в жизнь, Часть 2 ==========

Асока не помнила, сколько прошло времени с тех пор, как её поймали мерзкие тупые, но хитрые гаморреанцы, не помнила, как оказалась в какой-то грязной захудалой камере с очень холодным каменным полом и крайне смутно помнила, какие манипуляции производили с ней охранники некого таинственного Хатта. А они, как минимум, не смотря на всё сопротивление тогруты, смогли переодеть Тано в почти ничего не скрывающий, абсолютно вульгарный, даже в какой-то мере проститутский рабский костюм, приковать её – свободную и достаточно самовлюблённо-гордую девушку, цепью к стене, словно некое абсолютно бесправное животное, а затем и вовсе запихнули ей в рот крайне примерзкую пилюлю… Очень дешёвый, слишком низкокачественный и абсолютно отвратительный наркотик. Такой дряни даже в худшие свои времена не принимала даже Розовая, а ведь та была уже настолько зависима, что перепробовала все возможные «дурманящие» средства, от самых дорогих, коие тви`лечка могла себе позволить, до самых-самых «распространённых» и простых, которые встречались на Корусанте вообще. Но таких таблеток Асока не видела и в её не слишком-то разборчивых руках. От чего Тано тут же смекнула, что данное вещество не было в общем ходу и, несмотря на свою низкопробность и, наверное, легкодоступность, скорее всего, использовалось лишь в определённых целях и для определённого класса людей – рабынь и проституток.

То, что её, бывшего великого джедая и командора армии Республики почти силой заставили проглотить такую дрянь, крайне взволновало Асоку. Тано отлично понимала, что у этой «волшебной таблеточки» могли быть очень и очень плачевные последствия, начиная от простого вреда здоровью и заканчивая неизвестным воздействием на её сознание и поведение, в которое, ох, как могло входить и добровольное согласие на любого рода сексуальные контакты, причём, с кем попало. Но с другой стороны юную тогруту радовало одно, пока что, вопреки «обещания» Головонога, никто ничего подобного ей не предлагал, а ещё, ужасная, отвратительная, мучительная, доводящая до исступления ломка, внезапно поутихла. Почти исчезла из её постепенно становящегося всё более мутным и затуманенным сознания. И наркоманка уже практически не сопротивлялась, она как будто просто приняла свою судьбу, молча прислонившись спиной и головой к шероховатой грязной стене, витая где-то далеко-далеко в каких-то обрывочных мыслях и мечтах и лишь благодаря Силу, что девушку-таки оставили в покое.

Впрочем, «покой» Асоки продлился не долго. Судя по её личному восприятию времени, не успело пройти и десяти минут, как в камере Тано, вновь, появились грязные и противные гаморреанцы. Как-то очень хитро и недобро переговариваясь о чём-то между собой на их «свинячем» языке, пятеро стражников быстро отстегнули цепь от стены и, совершенно не заботясь о том, что думала, чувствовала, а, тем более, хотела тогрута, словно животное, поволокли её на «поводке» куда-то наверх. Естественно, идти с ними девушка совершенно не желала, тем более сейчас, когда ей стало почти хорошо, когда она почти смогла хоть на пару мгновений забыть о своих бедах и проблемах, тем более, когда её принуждали к этому, абсолютно унизительным и не достойным её образом, тем более, что крайне смутно вспоминая «шутливые» слова Головонога о неком Хатте, Асоку как-то слишком навязчиво пугали подобные мысли. Неверное от того, не успела Тано отойти от её временного «жилища» и на пару шагов, как дерзкая тогрута тут же стала вырываться и сопротивляться. Что, кстати, было крайне сложно делать под влиянием нового наркотика, ибо изящное, стройное тело Асоки, практически не желало её слушаться, а не слишком-то умный, вечно ищущий приключений мозг и думать, о том, что происходит вокруг всерьёз.

Да, Тано пыталась брыкаться, вырываться, ругаться и кусаться, но все её «порывы свободолюбия», казались лишь жалкими и смешными даже для столь слабых охранников, коих когда-то она смогла бы растолкать одной рукой, естественно при помощи Силы. Однако сейчас, когда Сила во всех смыслах покинула тогруту, и пробовать прибегнуть к ней не было никакого смысла. Впрочем, в нынешнем неадекватном состоянии, в голове тогруты даже идеи такой не возникало. И юная наркоманка вопреки её желанию и статусу, просто шла на встречу со своей неприятной и, возможно, крайне унизительной судьбой.

Миновало ещё какое-то время, минуты, секунды страшного, почти беспомощного сопротивления, и Тано, наконец-то, оказалась в просторном, нет, даже огромном прямоугольном зале, занимавшем по площади весь второй этаж здания, в котором находилась основная часть притона. Это помещение с виду напоминало обычный бар или, скорее, стриптиз-клуб, причём, вопреки убогости сего места снаружи, достаточно дорогой и красивый.

В центре одной из более длинных стен была расположена широкая дверь с улицы, которая, по всей видимости, должна была служить главным входом в этот скрытый уголок развлечения. Слева от неё находилась огромная сцена, на которой крайне комфортно разместились несколько достаточно хороших музыкантов разных рас, справа была длинная сияющая многоцветными огнями и идеальным блеском стаканов в руках умелого бармена барная стойка с маленькими, оригинальной формы стульчиками подле неё. В центре сего помещения находился огромный танцпол с тремя шестами, установленными в форме вершин треугольника относительно друг друга, шестами на которых плавно, измученно, но соблазнительно извивались полуголые тви`лечки-рабыни. Ну, а прямо напротив парадного входа размещалось то, что в одно мгновение и отрезвило, и заставило дрожать от страха и отвращения полу обезумевшую тогруту – огромное, просто «царское» ложе Хатта на масштабном возвышении, со множеством разноцветных мягких подушек, и широким столиком, уставленным разнообразными редкими яствами.

Как и полагалось, сам «хозяин мира и сего места» лениво возлегал на своём отдалённом подобии трона, жадно пожирая угощения, расположенные перед ним, и, при этом похотливо облизываясь, очень мерзко поглядывая то на одну, то на другую рабыню. И хотя с виду Хатт был и чуть меньше, и даже, относительно привлекательнее Джаббы по своей салатовой с зелёными узорами расцветке, от этого он ни на мгновение не казался Асоке менее устрашающим и противным. И если всего пару минут назад Тано было почти всё равно, что с ней происходят, и куда её ведут, вернее всё равно в плане опасений, то вот сейчас девушка действительно испугалась, и про себя отчаянно молила Силу, чтобы с ней сделали что угодно, лишь бы не отдали на «растерзание» этому «местному красавцу». Ни что в мире не могло быть противнее, развлечения Хатта, ни что в мире не могло быть отвратительнее его ласк и объятий, ни что в мире не могло быть унизительнее публичного изнасилования им, если, конечно представители данной расы были на такое способны. А судя по тому, что главаря притона слишком сильно интересовали «стриптизёрши», Асока уже начинала сомневаться в «бесполости» Хаттов. В любом случае, даже если у него и не было каких-то способных на «подобное» с людьми и гуманоидами органов, никто не отменял возможности, что хозяин притона не мог сделать того же самого руками, языком, хвостом, и это точно не было бы так приятно, как в постели с любимым и желанным Энакином. А точнее, не было бы приятным и вообще.

От одной только мысли, что этот отвратительный слизкий огромный Хатт трогает её нежную кожу, облизывает её самые чувствительные зоны, забирается невероятно гигантским хвостом ей под почти ничего не скрывающую юбку, а дальше… Асока даже не смогла продолжить сие омерзительные фантазии, её всю аж передёрнуло и едва не стошнило. Благо, один из гаморреанцев вовремя заткнул Тано грубой тёмной лапищей рот, и тогруте просто пришлось сдержаться. Хотя это и не убавило ни отвращения, ни ставшего почти абсолютным страха. В голове юной наркоманки обрекающим эхом ещё раз отдались последние слова Головонога, и Асока, понимая, что такую цену ни за что в жизни не готова была заплатить за наркотики, невольно ощущая, как по щекам полились, обжигающие горькие слёзы, ещё пуще стала сопротивляться.

- Нет, пожалуйста, умоляю, только не это! – словно маленький ребёнок перед наказанием, жалобным голосом заныла Тано, отчаянно, но тщетно, что было силы упираясь в пол ногами, - Я за всё заплачу, в двое, нет в трое больше, сколько пожелаете дам, только не это! - озираясь по сторонам обезумевшим взглядом, продолжала и продолжала орать она.

Тогрута не знала, что пугало её в данный момент больше, то, как отвратительно ей самой будет всего через пару секунд, или то, как отвратительно будет Энакину даже смотреть на неё всю оставшуюся жизнь после такого-то, хотя… О каком Энакине могла идти речь, он же бросил, предал её, вновь сошёлся со своей женой? И если Скайуокера где-то там сейчас ожидали её нежные, заботливые и приятные объятья, то юную наркоманку впереди ждали лишь дикая боль, и абсолютное унижение в руках этого грязного Хатта, и если бы могла, Асока, непременно, предпочла бы смерть.

Совершенно не обращая внимания на все её крики, метания, трепыхания, тупое «стадо» глупо ржущих гаморреанцев силой поволокли несчастную рабыню к своему господину. Грубо толкнув Асоку в спину, охранники буквально заставили её распластаться на полу перед Хаттом в омерзительно-унизительном поклоне с колен, церемониально вручая «царю мира» плотную, толстую цепь. Огромные звенья громко звякнули об пол, когда крепко сжав в своих противных салатовых лапах «поводок» тогруты, Хатт наглым взглядом окинул чуть оголившиеся бёдра, едва заметно вздрогнувшую маленькую, но идеально округлую грудь, так соблазнительно скользнувшие по обнажённым оранжевым плечам ещё не слишком длинные лекку, и облизнулся.

Ждать больше не было и никакого смысла, и никакой возможности. Лишь только «хозяин мира» увидел свою новую игрушку, лишь только его огромные жёлтые глаза изучили всю её красоту, Хатт был навсегда заворожен и пленён ей. Теперь он должен был, просто обязан был получить эту тогруту, обладать ей, подчинить её себе. Мощный рывок грубой толстой цепи на себя, и «местный красавец» заставил абсолютно униженную Асоку, буквально на четвереньках ползти к нему, валяться в его «ногах», оказаться в полной его власти. Всё так же дерзко и похотливо таща за «поводок», Хатт силой вынудил Тано подняться на ноги и, едва ли не теряя сознания от ужаса, взглянуть в его ненасытные глаза. Мгновение, ещё мгновение, и огромный, скользкий язык, прошелся от плоского оранжевого живота тогруты через её грудь, едва не срывая почти не держащийся рабский лифчик, к лицу, а дальше примерзко скользнул по щеке, одновременно с тем, как его огромный хвост юрко скользнул юной наркоманке под юбку, умело забираясь под её нижнее бельё. Асока едва справилась с несколькими поочерёдными рвотными позывами, просто трясясь от отвращения из-за хаттской слизи на её коже, и громко взвизгнула от ужаса, чем можно плотнее сжав обе свои тощие ноги вместе, когда кончик хвоста «щекотящим» движением прошелся под тканью её трусов. Казалось, ещё мгновение, и этот огромный отросток буквально разорвёт тогруту, со всей силы вонзившись туда, куда ему не следовало. И этот момент, абсолютного ужаса, совершенной незащищённости, дикого безумного страха, заставил Тано опомниться.

Ещё никогда в жизни юная наркоманка ничего так сильно не боялась, как этого, ещё никогда в жизни она так безвольно не трепетала, как лист на осеннем ветру, ещё никогда в жизни её не поглощало столько мощных и одновременно доводящих до безумия эмоций. Ужасных, страшных, омерзительных, непередаваемых. И это, даже в таком, полу накачанном состоянии, казалось, сводило тогруту с ума.

Её взгляд, внезапно стал ещё более диким и безумным, её тело ещё сильнее затряслось то ли от ужаса, то ли от отвращения, то ли от постепенно нарастающей животной ярости, и Асока сорвалась. Она так сильно боялась какого-то извращённого изнасилования этим салатово-зелёным чудищем, что ей, вдруг, стало всё равно, всё все равно.

Едва подавив очередной рвотный позыв,Асока словно окончательно двинувшаяся, затрепыхалась на её «поводке», шипя и демонстрируя всему миру свои, в данный момент абсолютно бесполезные клыки, и с такой силы вонзила её острые ноготки в огромный хаттский хвост, всеми своими физическими возможностями, выдёргивая его у себя из-под юбки, что теперь очередь визжать настала уже для «хозяина мира».

Тяжело дыша и издавая какие-то жалкие, жалобные звуки на непонятном почти никому языке, несчастный Хатт невольно выпустил из рук огромную металлическую цепь, спешно выдёргивая из болезненного захвата «капкана» пальцев Тано наиболее чувствительный хвост. Тогрута почти победила, тогрута почти спасла себя, вот только ей было уже как-то всё равно. Буквально обезумев от ужаса, освобождённая Асока настолько воспылала ненавистью к своему не состоявшемуся насильнику, что единственным её желанием в данную секунду было отомстить, навредить ему, сделать противно, больно, уничтожить. Не найдя под руками оружия лучше, чем та самая цепь, которая болталась на её шее, сумасшедшая наркоманка, до побеления пальцев вцепилась в грубые металлические звенья, и что есть мочи стала дубасить ей своего обидчика.

Сложившаяся «экстремальная» ситуация в один момент заставила музыку остановиться, а всех присутствующих приспешников «хозяина мира» броситься к нему на выручку. И хотя Тано лупила несчастного Хатта цепью с особым ожесточением, слишком сильных ран слизкому извращенцу она нанести так и не смогла, ей просто не позволили ударить его более двух раз.

Прошло всего ничего времени, считанные секунды бешенства до смерти напуганной тогруты, как к огромному везению «хозяина мира» присутствующие здесь же в зале, наученные обращаться с разного рода рабами зайгеррианцы, крепко ухватили Асоку за руки и, до синяков вдавливая в её кожу грубые серо-коричневые пальцы, оттащили брыкающуюся, тяжело дышащую, орущую, вырывающуюся и пытающуюся вдогонку пинать ногами стол с разнообразными яствами в сторону Хатта Тано. Ещё через мгновение девушка была брошена на пол, словно грязная, никому не нужная тряпка. В следующую секунду в руках зайгеррианцев сверкнули активирующиеся светящиеся хлысты для наказания рабов и, со свистом рассекая воздух, эти орудия стали болезненно рассекать нежную кожу Асоки.

Громкий, оглушительный душераздирающий крик Тано эхом отдавался по всему просторному помещению «клуба», пока зайгеррианцы избивали тогруту. Удары приходились по спине, рукам, ногам, бёдрам, плечам, предплечьям – везде, куда попадали золотые сверкающие «шнуры», окропляя ярко-алой жидкостью тело юной наркоманки, рабско-проститутскую одежду и пол. А один из них, самый сильный, самый унизительный и болезненный, даже пришёлся по лицу, до этого идеально красивому лицу тогруты, оставляя на нём глубокую, длинную, кровоточащую рану наискось, от правой стороны лба, через переносицу и до левой стороны подбородка.

Вопль Асоки в сей момент, казалось, был слышен и на улице, но это не остановило кровожадных работорговцев, желая, как можно сильнее наказать, как можно больше проучить непокорную «проститутку», зайгеррианцы по приказу «ущемлённого и обиженного» Хатта продолжили хлыстать несчастную, брыкающуюся, сопротивляющуюся, дёргающую и орущую Тано. Новые и новые глубокие багровые полосы оставались на её мягкой и нежной коже, с каждым разом всё болезненнее и болезненнее врезались в неё «золотые нити» кнутов. «Помощники» хозяина притона не щадили тогруту, само-собой стало понятно, что больше её нигде нельзя будет использовать, а значит, и товарный вид они повредить абсолютно не боялись, наверное, потому, со временем к этим ударом добавились ещё и грубые, совершенно неуважительные, пинки ногами. Юной наркоманке было так плохо, юной наркоманке было так больно, она уже не помнила и не соображала, что делает, она могла лишь чисто интуитивно вскрикивать с каждой новой обжигающей кожу огнём «полосой», закрываться от твёрдых рельефных подошв сапог жалко согнутыми тощими и трясущимися руками и ногами и безвольно вдавливать, измазанные её же кровью пальцы в чистейший пол, до тех пор, пока совсем ослабев просто не потеряла сознание от боли.

Зайгеррианцы, сам Хатт и все явно впечатлённые присутствующие не сразу заметили, что непокорная рабыня, «сломанная окровавленная игрушка», больше не сопротивлялась наказанию, но как только до них дошла сея простая истина, то избивать Асоку и дальше стало просто не интересно. К тому же, убивать Тано было сейчас не выгодно никому. Слишком поздно об этом спохватилась дилерская братия, ведь такими темпами они могли действительно ненароком прикончить провинившуюся рабыню-наркоманку, однако… Однако им повезло. Один из тви`леков-служителей хозяину притона спешно кинулся к ней и проверил пульс, когда отошедшие прочь садисты-зайгеррианцы и все остальные в недоумении уставились на изуродованное, бессознательное тело девушки. К счастью для Хатта, и, пожалуй, несчастью для самой Асоки, Тано была ещё жива. А значит, получить с неё долг представлялось возможным, и если не она сама - натурой, то за юную дерзкую наркоманку - деньгами заплатят её родственники, втридорога, нет даже в десять или двадцать раз больше, чем полагалось. Асока и её семейка должны были расплатиться за всё, тем более, за ущемлённое самолюбие «хозяина мира». А потому, едва живую, до полусмерти избитую наркоманку, измазывая её кровью пол, поволокли к одному из двух входов около ложа Хатта, которые вели в помещения с грязными, холодными камерами внизу. Сам же «местный красавец» незамедлительно приказал через дроида-переводчика принести ему коммуникатор Тано, когда ту, ничуть не заботясь о её здоровье, с открытыми «ссадинами» бросили на грязный, пыльный пол своеобразной тюрьмы.

Возвращение Энакина с Набу далось ему на редкость легко, ещё никогда за последнее время он не был так относительно спокоен и счастлив и, тем не менее, Скайуокеру не терпелось поскорее вернуться домой, увидеться с Асокой, рассказать ей всё. К тому же, и освободить Оби-Вана от непосильной ноши тоже нужно было как можно быстрее, ведь генерал не понаслышке знал, что приходилось переживать Кеноби в эти самые дни. Тем более, если удержать Тано от очередного срыва так и не удалось. Хотя, чтобы Оби-Ван не справился… Нет, такого просто не могло быть. Да и сама Асока, перед отлётом Энакина на Набу, вела себя почти идеально примерно. Ничто не могло пойти не так. Хотя связаться с Кеноби ещё из космопорта следовало бы. Тем более, что отключив коммуникатор на время дней бракоразводного процесса, Энакин так и не смог ответить на вызовы Оби-Вана, а их, на странность, оказалось достаточно много, и это как-то настораживало и даже пугало.

Быстро сойдя с пассажирского шаттла, прибывшего с Набу, Энакин чуть удалился в сторону от попутчиков, спешно ступающих на посадочную площадку, и собирался было вызвать Кеноби. Но этому не суждено было свершиться. Скайуокер аж вздрогнул от неожиданности, когда занесённый перед ним коммуникатор, вдруг, «зазвонил». По всему было ясно, что его крайне внезапно, но достаточно настойчиво вызывала Асока, это одновременно и как-то радовало, и как-то волновало, но… Каково же было удивление генерала, когда вместо милого лица его возлюбленной на небольшой голограмме появилась противная рожа незнакомого Хатта, и всё внутри джедая в одно мгновение оборвалось. Энакин не знал, что на этот раз могло случиться с Асокой, но чисто интуитивно на подсознательном, а, может, даже и на ментальном уровне почувствовал, что с Тано всё было плохо, всё очень плохо.

Кажется, Скайуокер даже не слышал половину того, что через своего переводчика пытался донести до него Хатт, будто всем своим естеством, всей своей душой и всеми своими мидихлорианами через Силу, стараясь ощутить была ли его ученица, его любимая и единственная ученица ещё жива и здорова. Но ответа с той стороны не было, как не было и никакой гарантии на это.

Из сиих тревожных размышлений, этого какого-то сейчас неуместного и глупого волнительного транса генерала вырвали последние слова хозяина притона, очень страшные, очень мерзкие и отвратительные слова о том, что если джедай не заплатит долг своей «принцессы» немедленно, то его «невинную королевну» тут же пустят по рукам, и будут пользоваться ей до тех пор, пока она не удовлетворит всех, даже самых грязных и жалких шестёрок, а потом не умрёт после переутомления.

И эта угроза, в сопровождении с каким-то нервным, но злорадным хаттским смехом, смертельным приговором резанула по слуху Энакина, заставив того даже застыть в изумлении. Связь с хозяином притона уже давно прервалась, а Скайуокер ещё несколько минут так и не мог прийти в себя от услышанного. Такого ужаса он не мог представить себе даже во сне, в самом жутком и ужасном кошмаре во вселенной. И так страшно Энакину не было ещё никогда, нет не за себя за другого, родного и близкого ему, самого любимого на свете человека. Человека, которого нужно было как можно быстрее спасти.

Скайуокер не помнил, как он оказался в притоне, Скайуокер не думал, как он будет оправдываться за огромные растраты перед советом, Скайуокер не соображал, как Оби-Ван мог допустить, чтобы Асока оказалась в таком ужасном, страшнейшем и безвыходнейшем положении, и Скайуокер не мог заботиться и волноваться сейчас ни о чём кроме того, чтобы спасти её, прийти и вызволить из этого ужасного места. Энакин молча поднимался по многочисленным ступеням, ведущим с улицы в хаттские апартаменты, а сам фанатично молил Силу о том, чтобы с Тано было всё в порядке, с его ученицей с его возлюбленной, его единственной семьёй. В данный момент для Скайуокера не существовало ничего страшнее перспективы того, что тогрута могла пострадать, пострадать по своей же глупости и легкомысленности. И того, что собирались сделать с ней эти уроды, эти мерзкие грязные животные она не смогла бы пережить, и даже если бы после нескольких «кругов» ей удалось бы не умереть, то смириться с таким, забыть такое, его маленькая хрупкая девочка уже никогда бы не смогла. Да, Энакин не стал бы напоминать Асоке об этом ни разу, не стал бы упрекать её, избегать, сторониться и чувствовать отвращение, он простил бы ей всё, но вот сама себе простить подобное Тано уже бы не смогла. И единственное, о чём в данный момент Скайуокер умолял Силу больше всего на свете было то, чтобы больные, отвратительные наркоторговцы и их шестёрки ещё не прибегли подобному способу расплаты. Генерал отдал бы что угодно, все деньги этого мира и даже собственную жизнь, только бы Асоке никогда в жизни не довелось терпеть подобное.

И вот огромная парадная дверь отворилась перед джедаем, и Энакин быстро вошёл в незнакомый зал, внимательно оглядываясь по сторонам и чисто интуитивно выискивая среди толпы Тано, но тогруты не было здесь, и это заставляло сердце Скайуокера буквально выпрыгивать из груди от бешенного волнения.

«Только бы с ней было всё в порядке, только бы они с ней ещё ничего не сделали!» - повторяя эти «заветные слова, словно, мантру, про себя, генерал безмолвно остановился на достаточном от Хатта расстоянии, еле сдерживаясь от того, чтобы не наброситься на сего мерзкого, отвратительного «хозяина мира» с мечом.

Да, Энакин мог бы выхватить световой клинок и за одну секунду снести Хатту голову, но тогда, он так бы и не узнал, ни где находилась Асока, ни что с ней было сейчас и, скорее всего, не узнал бы и никогда, даже если бы просто стал угрожать, а потому приходилось вести себя слишком не свойственно ему, впрочем, долго это терпеть и не пришлось.

Едва ли не с порога, хозяин притона заявил Скайуокеру, что ожидает получить от него долг наркоманки. На что тот тут же нагло потребовал привести Асоку сюда, иначе никаких денег никому из них от него не видать. Энакину стоило не малых усилий, чтобы не сорваться и не прибегнуть к угрозам, тем более, когда на его ответные условия Хатт сначала немного задумался.

Всего несколько секунд молчания, казалось бы, тянулись целую вечность, а затем, хозяин притона, всё же, скомандовал гаморреанцам приволочь сюда Тано, причём, приволочь в буквальном смысле этого слова. Ведь, хоть тогрута за время прибытия её спасителя в притон и успела прийти в себя, идти на собственных ногах ей удавалось с огромным трудом.

Миновало ещё несколько длительных, как сама бесконечность минут, прежде, чем «свинорылые» охранники внесли в зал грязную, всю заляпанную песком и кровью, израненную Асоку. Энакину не сразу удалось её разглядеть и в полной мере осознать, что было с его самой любимой на свете, самой родной ученицей. Гамореанцы тащили ту как-то так, будто пытаясь спрятать от него. Но когда охранники, вновь, поравнялись с «царским ложем» Хатта, и церемониально вручили тому цепь, грубо, небрежно, неуважительно бросив Тано на пол, словно какой-то мусор, перед глазами Энакина предстала такая картина, что он едва не потерял сознание от ужаса.

Бедная, несчастная, вся грязная и искалеченная тогрута, словно сломанная кукла, жалко и беспомощно рухнула наземь, с огромным трудом вообще удерживая себя в сознании. Её одежда, тот проститутско-рабский наряд, который в принципе было трудно назвать нормальной одеждой в приличном обществе, была разорвана и сплошь заляпана кровью, какой-то грязью, песком. Её тонкая, нежная оранжевая шея, словно шея какого-то последнего-рас последнего животного была аж до синяков сдавлена грубым, совершенно неуместным и не достойным свободного гуманоида ошейником с цепью, который в данный момент приравнивал положение любимой девушки Энакина к положению некого домашнего питомца, ничтожества, отброса. Её кожа, вся её гладкая, шелковистая кожа сейчас походила на одну большую кровавую рану, ибо огромные, продолговатые «ссадины» от каждого малейшего движения хрупкого, изящного, тонкого тела Тано, вновь, «лопались» обливаясь, казалось, нескончаемыми струйками багряной жидкости. Её руки и ноги, её дрожащие от страха тощие руки и ноги, были в шоке и ужасе прижаты как можно ближе к телу рабыни, как будто в неком невольном желании защититься от чего-то страшного и ужасающего. А её лицо…

Когда жалко и униженно, собирая последние силы, что только были у тогруты, юная наркоманка по велению грубого рывка Хатта, повторно требующего от Энакина непомерную сумму долга, за цепь, попыталась приподняться на руках на четвереньки и взглянуть на бывшего мастера, Скайуокер, наконец-то увидел её лицо… И это было самое страшное на свете, что он только мог себе представить. Её глаза, её полные ужаса и мольбы о спасении глаза, распухли от слёз страдания и неимоверной боли. Её избитое лицо было похоже на один сплошной синяк, и по нему трудно было что-то понять, но Скайуокер чувствовал, сквозь духовную и Силовую связь ощущал, что оно выражало лишь гримасу неподдельных мук. А огромный толстый шрам, проходящий через переносицу, нет, ещё совсем свежая глубокая рана, от излишнего движения вновь засочилась алой жидкостью, безжалостно, обильно заливая кровью изуродованное навсегда лицо. Безжалостно обливая кровью едва не остановившееся от всего увиденного, дрогнувшее сердце Энакина.

Узреть Асоку такой было страшнее самой ужасной пытки в мире, страшнее чем тысяча игл, одновременно вонзившихся в тело джедая, страшнее, чем заживо гореть в лаве Мустафара, и даже страшнее самой смерти. После потери матери, после ухода из его жизни Шми, больше всего на свете Скайуокер боялся, что однажды что-то подобное приключится с кем-то ещё, с кем-то не менее дорогим для него, чем она. Казалось, тогда, когда он держал на руках израненную маму в пустынном поселении тускенов, не было ничего мучительнее, чем смотреть на её страдания, и после смерти Шми Энакин неустанно продолжал молить Силу о том, чтобы никогда в жизни, больше никогда-никогда в этой жизни, ему вновь не пришлось пережить подобного. Нет, скорее, не ему, а его близким и безгранично любимым людям. Каждый день после гибели матери, Скайуокер подсознательно фанатично боялся опять увидеть такое, узреть Падме, Асоку, Оби-Вана, в подобном кошмарном состоянии по вине Энакина, по его недосмотру. И тогда, когда Скайуокер почти смирился с мыслью, что такого, возможно, никогда больше и не будет, Сила вновь сыграла с ним злую шутку. Сила, которая будто хотела, требовала, заставляла джедая выйти за грань дозволенного. Сила, которая раз за разом заставляла его всё больше и больше падать во тьму предаваясь самым низменным чувствам: гневу, ярости, ненависти. Сила, которая, благодаря неимоверным страданиям жалкой, беспомощной, хрупкой и беззащитной Асоки в руках этих уродов, сейчас чрезмерно питала генерала.

Грань реальности и грань разрешённого джедаю в один момент стёрлись из сознания Энакина, лишь только он взглянул в молящие о спасении глаза тогруты, лишь только он увидел её боль, её страдания, её муки, её искалеченное тело и её полуживое состояние. И больше для Скайуокера не существовало никаких преград, никаких запретов и никакой силы во вселенной, которая смогла бы остановить его мстительную, его разрушительную, горящую в душе чёрным, а в глазах жёлтым пламенем ярость. И генерал знал, что ничто уже не спасёт от расплаты этих поганых наркоторговцев, посмевших сотворить с любовью всей жизни Энакина такое, и никто уже не уйдёт отсюда живым, просто не успеет и не сможет.

Питаемая непомерной бурей эмоций тёмная сторона Силы в одну долю секунды полностью захватила власть над разумом джедая и абсолютно поглотила его. Яркое лезвие «карающего» светового клинка громко резануло воздух от мгновенной активации «самого прыгнувшего» в пальцы Энакина оружия. И «кровь полилась рекой», литры крови этих грязных, алчных, отвратительных мучителей-убийц, ломающих чужие жизни ради наживы, в замен за каждую бесценную рубиновую каплю крови Асоки. Больше никогда и никому, они не смогут причинить вреда. Энакин, раз и на всегда прикроет этот мерзкий притон, прикроет самым жестоким, самым зверским и самым садистским способом.

Острейшее синее лезвие безжалостно кромсало и рубило всех, кто попадался Скайуокеру на пути, сейчас он больше не был джедаем он был неконтролируемой, неуправляемой, всё уничтожающей силой, силой тьмы, при встрече с которой люди и гуманоиды падали за мертво, молили о пощаде у его ног и умирали в сильнейших муках. Много боли, много ненависти, много страданий и много смерти. Генерал не щадил никого, ни тех, кто отважно пытался сражаться с ним, ни тех, кто трусливо пробовал сбежать, спасая собственную шкуру. Сейчас он был силой «высшего правосудия», силой, которая «очистит» этот мир от наркотического зла. И трупы один за одним устилали путь Энакина к «великой» цели, становились ступенями на дороге к «справедливому отмщению» за всех тех, кто пал по вине наркоторговцев этого притона, подобно Асоке, а может, даже и больше, за каждую кристальную слезинку, пролитую его «великой любовью». А их крики боли и страдания лишь упоительной, сладостной, невероятно приятной мелодией ласкали его слух. Ради Асоки и за Асоку, Скайуокер готов был мстить бесконечно.

Прошло много времени, и ушло в Силу множество жалких «жизней» самых низменных людей и гуманоидов этой планеты, прежде, чем Энакин осознал, что натворил. С огромным усилием воли он, вновь, смог подавить в себе тёмную сторону, как тогда, в тот раз на Татуине, и почти вернулся к прежнему обыденному и нормальному состоянию, но ему не было жалко… Не было жалко никого из этих притонных мразей и тварей, посмевших посягнуть на неприкосновенное, на его «светлую и чистую любовь», на его девочку, девушку, женщину, на его избранницу всей жизни. Скайуокер понимал, что поступил как подонок, мерзавец, абсолютный сумасшедший маньяк, вообще без каких-либо норм и рамок человечности, но ему было всё равно. Он нёс «великое справедливое отмщение», он «спас» тысячи и тысячи жизней таких вот как Асока невинных жертв наркомании, и он совершенно ни о чём не сожалел. Да, пусть он совершил сегодня грех, множество, бессчётное количество страшнейших грехов, пусть его никогда и ни за что не простит ни общество, ни орден, ни Сила – наплевать, на всё было уже наплевать, главное, чтобы Сила смогла даровать своё прощение ей. И только лишь мысли о ней заставили его вернуться в реальность.

Безразлично по отношению к убитым переступая сквозь трупы отвратных наркоторговцев, работорговцев и их жалких шестёрок, Энакин быстро подошёл к Асоке. Сейчас его не волновало ни что в мире, кроме неё. Только она занимала все его чувства, эмоции и мысли, и только ей в данный момент требовалась его безграничная «целительная» любовь. Едва ли не со слезами взяв на руки всю израненную, изуродованную, измученную и, слабо улыбнувшись, ощутив себя в безопасности в его объятьях, тут же опять потерявшую сознание Тано, Скайуокер, крепко прижал её к себе, настолько крепко, чтобы одновременно и не уронить самое дорогое, что было у него в жизни, и не причинять ей же ещё больше вреда. А затем, с отвращением отбрасывая в сторону останки убитых врагов носкими сапог, бережно понёс юную наркоманку, несчастную жертву, его едва не погибшую любовь домой. Сейчас она, как никогда, нуждалась в его защите, помощи и заботе. И Энакин защитит, спасёт её, во что бы то ни стало, любой ценой, даже если для этого ему придётся «погубить» себя самого – такой была и всегда будет, настоящая искренняя и самоотверженная любовь.

Прошло ещё несколько часов до того момента, когда задорный Головоног, радостно напевая какой-то глупый раз весёленький мотивчик, медленно подошёл к притону. Совершенно не думая ни о чём серьёзном, как и обычно, позитивный наутолан медленно свернул за угол, и от увиденной картины его огромные глаза чуть не полезли на лоб. Вместо привычного шумного и всегда оживлённого пристанища наркоманов Головонога встретило несколько заплаканных, видно выбравшихся, в связи с обстоятельствами, из своих камер тви`лечек, в страхе и ужасе прячущихся и жмущихся по разным углам, благо Энакин так и не убил ни одну из рабынь, и гора трупов, трупов всех тех, кого пронырливый наркоторговец хорошо знал, в том числе и обезглавленного, покромсанного на куски Хатта.

От неимоверного шока и изумления Головоног лишь безмолвно замер на месте, громко присвистнув.

- Какого … Хатта, мать вашу, здесь вообще произошло? – тут же невольно сорвался с его уст вполне логичный вопрос.

Впрочем, обладая достаточным умом, чтобы сразу же понять, что находиться в сией локации долго было крайне небезопасно, порой не к месту весёлый, Головоног лишь поднял обе руки вверх, как-то задумчиво произнеся:

- Эээ… Ладно, пойду-ка я отсюда, - ещё раз внимательно пробежав взглядом по всем убитым «товарищам», наутолан быстро указал пальцами обеих рук в неизвестном направлении, а затем добавил, - Пожалуй, поищу новую работку, наверное…

После чего стремительно поспешил скрыться в багряном закате неизвестности будущего. Так как здесь Головоногу «ловить» уже было нечего.

========== Глава 12. Клятва, Часть 1 ==========

Комментарий к Глава 12. Клятва, Часть 1

Ещё раз извиняюсь за долгое отсутствие продолжения перед всеми читателями.

И спасибо всем тем, кто до сих пор читает, ждёт и любит этот фик!

Добраться до ближайшей частной клиники на спидере в очень короткий срок не составило Энакину большого труда. Хотя, сейчас для него вообще ничто не играло роли и не было важно, кроме весьма и весьма плачевного состояния Асоки. Наверное, потому Скайуокер ни на что вокруг и не обращал особого внимания, думая только о ней, заботясь только о ней, переживая только за неё.

Почему генерал остановил свой выбор именно на частной клинике, было абсолютно ясно и очевидно… Только там Тано могла одновременно и получить самую лучшую помощь, и сохранить конфиденциальность её нынешнего ужасного состояния за отдельную плату (ибо в наркологическом центре тогруту лечили анонимно). А ведь о зависимости Асоки официально не должен был знать никто. А значит, и зафиксировано это документально не должно было быть нигде, иначе, на жизни юной тогруты смело можно было ставить крест, по крайней мере, на нормальной жизни в приличном обществе.

Буквально ворвавшись, словно ураган, с светлое и чистое помещение холла очень дорогой клиники с Асокой на руках, Скайуокер тут же передал её под опеку заботливых и крайне умных механических докторов-дроидов, будто в тумане, не совсем ясно осознавая, что происходило вокруг. Джедай не помнил, как и о чём он договаривался с администратором, не соображал, сколько денег было снято с его безлимитной джедайской карты, то бишь со счёта ордена, предназначенного лишь для затрат, необходимых на миссиях, впрочем, Энакину было абсолютно плевать. Ибо в данный момент самым важным и необходимым для него являлось вылечить Асоку, попытаться спасти то, что ещё можно было спасти от её здоровья и прежней красоты её внешнего вида. А потом было ожидание, долгое и мучительное ожидание секунд, минут, часов, казалось, бесконечного времени, пока медики совершали с его бесценной ученицей все необходимые операции: мыли, обрабатывали раны, погружали в резервуар с бактой и, наконец-то, просто ставили Тано капельницу для выведения наркотиков из организма.

Прошло всего ничего, но Энакин как будто провёл в этом ставшем ненавистным для него «стерильном» коридоре целую неделю, прежде, чем более-менее стабилизировав состояние тогруты, доктора отпустили парочку домой. А дальше… Дальше заботиться о бывшей ученице Скайуокеру предстояло самому. Каждую минуту, секунду, каждое жалкое мгновение их «новой» совместной жизни наблюдать за тем, что сотворила с Асокой её безграничная, всепоглощающая любовь к нему, и это было невыносимо тяжело.

Ещё несколько дней Скайуокеру приходилось заботиться об очень медленно и плохо выздоравливающей Тано, готовить ей еду, кормить, ухаживать, а что самое страшное – лично обрабатывать всё то огромное количество заживающих ран-шрамов, которое осталось на теле юной тогруты после побоев. И смотреть на них было просто немыслимо, нестерпимо трудно, смотреть и осознавать, что все эти ужасные, уродливые напоминания об унижениях, боли и страданиях его безгранично любимой избранницы теперь останутся с ней навсегда. На спине Тано, практически, не было живого места, чуть меньше повреждений присутствовало на груди, животе, бёдрах, ягодицах, руках и ногах, но больше всего Энакина беспокоил шрам на лице. И если для генерала самого подобные пожизненные отметины были не столь критичны, он даже почти не замечал шрама у себя на глазу, то вот как воспримет это Асока, всегда славившаяся своей безупречной красотой, когда окончательно придёт в себя, Скайуокер не хотел даже и думать. Да, Энакин любил её и такой, вообще любой, какой бы она ни была, но не знал наверняка, смогла бы и сможет ли полюбить себя такой сама Тано. А ведь шрам на её лице был невероятно огромен, крайне сильно заметен и, что самое важное, хуже всего поддавался лечению. Хотя Скайуокер и прикладывал все возможные и невозможные усилия, чтобы наиболее тщательно помогать исцеляться своей возлюбленной от последствий её же не обдуманных решений, очень ласково, очень нежно и заботливо ухаживая за ней и при этом, крайне осторожно, не давая тогруте ни единой возможности внимательно рассмотреть себя в зеркале.

Прошло несколько дней после того, как Энакин безжалостно уничтожил притон, и Асока постепенно начинала приходить в себя, возвращаясь в норму. По логике Скайуокер должен был хорошенько отчитать Оби-Вана за такую непростительную ошибку, но ему сейчас было не до того, к тому же, донельзя виноватый Кеноби, очень кстати прикрыл своего бывшего ученика перед советом, буквально вымолив для него несколько так необходимых дней отпуска.

Генерал, как всегда, сидел на кровати Тано и, слегка приспустив тонкие лямки её ночной сорочки с плеч девушки, аккуратно, очень легко и мягко наносил лекарство на уже почти затянувшиеся раны на её теле. Его пальцы едва ощутимо касались неровной оранжевой кожи, плавно передвигаясь по ней, будто ощупывая каждый изгиб изящного тела бывшей ученицы, при том мастерски стараясь не причинять ей боль. Асока молчала, лишь податливо подставляя нужные участки под заботливые пальцы её возлюбленного. Тано было нечего сказать, да и говорить о глупейшей ошибке в своей жизни как-то не хотелось.

И как она только могла поверить, как могла вообще подумать, что Энакин когда-нибудь бросит её теперь? Возможно на такие мысли и сомнения в тот день перед последним срывом Тано натолкнули болезненные воспоминания прошлого, не вовремя увиденная сцена в космопорту и не правильно понятый разговор. Вот только сейчас всё это казалось таким далёким и глупым, как будто было во сне, в другой реальности, вообще не с ней.

Впрочем, в данный момент Тано вообще всё воспринимала словно в неком затуманенном видении, всё, кроме собственных начавших почти сразу, как она пришла в себя окончательно, возвращаться мучительных, болезненных, донельзя отвратительных ощущений наступления ломки. Руки Энакина медленно и нежно скользили по спине и плечам тогруты, мягко втирая в них лечебное средство, и, казалось бы, юной по самые монтралы влюблённой наркоманке это должно было быть, как минимум, приятно, но нет… Асока, практически, ничего не чувствовала, ничего кроме безразличия, раздражения, желания, чтобы этот «эротический» массаж поскорее закончился, и её бывший учитель убрался куда-нибудь хоть на время, оставив Тано одну, в абсолютном одиночестве с её неуёмным желанием принять наркотик, и с заветной дозой, припрятанной девушкой где-то там, в гостиной.

К счастью, Сила сегодня была явно на стороне тогруты, ещё несколько лёгких движений мягких подушечек пальцев по её спине, и лямки тонкой шёлковой ночной сорочки были бережно натянуты обратно на её тощие плечи Скайуокером. Ещё через мгновение, он быстро поднялся с кровати и пробормотал что-то о том, что ему следует вымыть руки, ещё секунда… И Асока уже и вовсе не слышала ничего, и не соображала, что она творила…

Как только Энакин спешно покинул, теперь их общую спальню, Тано незамедлительно вскочила с кровати. Неизвестно, откуда у девушки, внезапно, появилось столько сил, но в данный момент она была бодрее бодрого, и энергичнее даже, чем в самом своём здоровом и отдохнувшем состоянии. А все её мысли были лишь об одном – сейчас слишком заядлую, слишком закоренелую, слишком глубоко опустившуюся на дно жизни наркоманку вело лишь одно желание – найти наркотик, взять в руки наркотик, принять…

Ноги как-то сами собой понесли Асоку в гостиную, в которой, со дня её возвращения, девушка была лишь мельком, на долго не задерживаясь. А сознание просило, ныло, требовало очередную дозу. Сейчас желание принять КХ-28 было настолько сильно, что Тано даже не остановило встретившееся ей по пути к заветной цели зеркало, мирно висевшее на стене, и в полной мере отразившее всё ужасное и жестокое лицо нынешней реальности тогруты. По хорошему Асока должна была ужаснуться, когда там, по ту сторону «волшебного» стекла её глазам предстал образ страшной, почти больной, изуродованной девушки, весь в синяках, ссадинах, начинавших заживать ранах и кое-где уже образовывающихся шрамах, но… Тано всего лишь на пару секунд задержалась напротив зеркала, как-то полу пьяно и абсолютно безразлично взглянув на собственное отражение, будто оценивая некую совершенно незначительную мелочь и, быстро пробежавшись взглядом по своей новой внешности, лишь, слегка нахмурившись, отвернулась и продолжила путь. Тогруте понадобилось всего несколько минут, чтобы вспомнить, где она успела припрятать в очередном бреду заветную дозу, и вот уже чёрные подушки старого зашитого дивана дождём летели в разные стороны, так яростно срывала и швыряла их прочь юная окончательно сломленная и опустившаяся наркоманка. Её руки безжалостно внедрялись в щели потрёпанного предмета мебели, совершенно не чувствуя дискомфорта и боли от ударов и копошения внутри, в поисках того, что должно было спасти их владелицу, избавить от боли, страданий, от всех проблем мира.

Заветная баночка с «сапфировой» жидкостью нашлась довольно быстро, и всё вокруг Асоки остановилось, казалось, вселенная замерла как в рекламе популярных йогуртов, а время, мучительные секунды ожидания, начали свой отсчёт. Осталось лишь безжалостно сорвать пластмассовую крышечку, и прикоснуться к насаждению губами в неповторимом, блаженном «поцелуе смерти». Тано была уже на пределе, Тано была готова на всё, чтобы получить наркотик, Тано была слишком близка к своей цели и уже почти ощущала вкус КХ-28, даже не вскрыв флакончик, как в её остановившуюся реальность единения с «кайфом», внезапно, кто-то вторгся.

В самый последний момент, момент, когда тогрута могла совершить непоправимое, очень кстати, а может, и некстати, в гостиной оказался Энакин. Неизвестно, о чём он подумал и что решил, когда ещё из ванной услышал грохот в соседней комнате, но, лишь войдя сюда, Скайуокер тут же замер в немом шоке. Генерал мог представить себе что угодно, нафантазировать любую картину происходящего, что Асоке стало плохо, и она упала, пытаясь выйти из спальни, что у Тано началась очередная ломка, и она опять в пылу раздражения крушит всё подряд, что на их бомжацкое жилище, в конце концов, напали бандиты, но такое…

Спустя столько времени, после стольких мучений, преград и испытаний, пройденных ими обоими, после стольких страданий и ошибок, грехов, нет непростительных преступлений, совершённых и Асокой, и самим Энакином, после жестокого и безжалостного убийства десятков людей и гуманоидов в притоне, той самой кровавой ночью, Тано ничуть не изменилась. На неё не повлияло совершенно ничто, ни запреты, ни логика, ни уговоры, ни то, что она изуродовала и свою и чужую жизнь, ни даже любовь, и в слабых трясущихся руках тогруты снова оказался наркотик…

Видеть это опять, как постоянный повторяющийся ночной кошмар, который невозможно изменить или как-то исправить – было страшно, жутко, просто невыносимо. Джедай дошёл до ручки, до края пропасти, до грани, переступив которую, пути назад уже просто не было бы. Это зрелище, эта немая сцена, когда маленькая тощая и хрупкая Асока, болезненного вида измучанная и изуродованная девочка, тонкими пальчиками жадно, безумно сжимала в трясущихся руках проклятую баночку с дозой, стала последней каплей, переполнившей чашу терпения Скайуокера, казалось ещё чуть-чуть, всего один лёгкий взмах руки, и генерал готов был сорваться, готов был убить свою бывшую ученицу, задушить, раз и на всегда, избавив их обоих от проблем с зависимостью. Это был, пожалуй, самый лёгкий и верный путь покончить со всем, покончить с тем, что никак нельзя было сломить, преодолеть, изменить, но… Энакин не мог! Чувства, глубокие и сильные чувства к Асоке, мощными корнями вросшие в его многострадальное сердце, проникли так глубоко, что уничтожить её, а значит уничтожить и их, было равносильно собственной смерти.

Сильная грубая кисть в чёрной кожаной перчатке резко взметнулась в верх, и треклятую баночку с наркотиком вырвало, буквально, выдрало из слабых тощих рук, не сразу сообразившей, что произошло Тано. А ещё через секунду КХ-28 оказался в мощных механических пальцах Энакина, жаждущего раздавить, сломать, уничтожить ненавистный флакончик. Но Скайуокер почему-то медлил, по всей видимости, от переизбытка эмоций он уже не до конца осознавал, что делает, и что действительно нужно и правильно было делать. Ибо вместо того, чтобы тут же избавится от наркотика, генерал лишь, с силой сдавливая и тряся перед бывшей ученицей баночку с плещущейся внутри «сапфировой» жидкостью, сорвался на крик:

- Хватит! Ты слышишь, хватит!.. Это уже переходит все границы! Я больше не могу смотреть на то, как ты себя убиваешь! Это просто выше моих сил!

Джедай был настолько зол, он был настолько раздражён, шокирован и взволнован, что просто задыхался от гнева, выкрикивая всё это своей любимой и единственной ученице в лицо.

- Так больше не может продолжаться, ты дошла до края, опустилась хуже некуда, едва не погибла от рук каких-то … , но тебе всё равно! Ты всё равно пытаешься наглотаться этой … дряни, которая сломала всю твою жизнь! Которая, чуть не лишила тебя жизни, а меня человечности?! Всё хватит! Это была последняя капля моего терпения! Выбирай или я или этот … наркотик!!!

Последние слова джедай выкрикнул так громко, что где-то за стеной даже закопошились перепуганные соседи. Его мощные механические пальцы с такой силой сжали в резко протянутой в сторону Асоки руке баночку, что та даже хрустнула, дав небольшие трещины вдоль прозрачных стенок, и синяя блестящая жидкость, медленно стала сочиться наружу, стекая по чёрной кожаной перчатке и срываясь на пол.

Крик Энакина звучал для Тано глухим эхом, куда громче для неё в данный момент отдавался в голове стук капель бесцельно пролитого на пол КХ-28, «маленькие жидкие сапфировые кристаллики» бесценного вещества, самого дорогого в мире вещества, с каждой секундой «испаряющегося», выливающегося, «исчезающего навсегда», с «оглушительным» плеском разбивались об пол, а Тано просто стояла и смотрела, смотрела пустым стеклянным взглядом на происходящее, совершенно не зная, что делать. Её глаза напугано, загнанно в угол, безысходно бегали от бывшего учителя, до не полученного наслаждения в недоступном наркотике, и тогруту аж всю трясло то ли от волнения, то ли от страха, то ли от ломки, то ли от невозможности сделать выбор.

Когда-то давно, некое количество месяцев назад, юная наркоманка не сомневаясь могла бы принять это решение, у подобного вопроса мог быть лишь один ответ – Энакин, и только он. Тогда, ещё в храме ордена джедаев, для Тано не существовало ничего, а вернее, никого дороже него. Но волей какого-то злого рока, волей Силы и жестокой судьбы Скайуокер предал её, Скайуокер забыл её, Скайуокер медленно, но верно, постепенно стал отходить на второй план, вытесняемый этой «сапфировой магией», этой «живой водой», возрождающей из пела и дававшей второй шанс на существование оскорблённой, обиженной и преданной Тано. Учителя слишком долго не было рядом, он слишком много раз подвёл свою бывшую ученицу, позволяя замещать себя таким, приятным, но искусственным и медленно убивающим спасением. И сейчас Асока уже не знала ответа на подобный вопрос, не знала, кто и что было на самом деле ближе ей, Энакин или наркотик, наркотик или Энакин.

Минуты, секунды самого важного момента в жизни Тано исчезали, растворялись в небытие, уходили навсегда, а она так и не могла принять, это слишком сложное решение. Отказаться ни от КХ-28, ни от любимого, было просто не мыслимо. Оба они заняли в её сердце, в её жизни самое важное место, самую прочную позицию, и несчастная Тано уже просто не могла представить себе собственное жалкое существование без одного из них. Она всё делала ради них, она жила ради них, она была абсолютно и полностью зависима от них. Однако, вместе с тем, и осознавала, что «мирно» сосуществовать друг с другом в её реальности эти два объекта обожания юной наркоманки просто не могли. Дурманящий разум препарат долгие месяцы вытеснял из памяти, сознания и сердца Асоки Скайуокера, на что, как будто в ответ, генерал, вернувшись в её судьбу, попытался сделать с наркотиком то же самое. И тогрута обязана, вынуждена была отказаться от чего-то, выбрать, между враждующими и изничтожающими друг друга зависимостями, своими же руками убить одну из них, во имя любви к другой.

Возможно ещё пару дней назад, ещё пару часов назад, юной наркоманке было бы сложно принять это решение, но ответ был бы очевиден – Энакин, и только он, ради него она готова была мучаться, страдать, сгорать в пламени ада и отказаться от всего на свете, но только не сейчас… Когда ломка в буквальном смысле «изламывала» её тело физически, когда бесценные «сапфировые» капли с каждой секундой всё больше и больше убегали, как вода сквозь пальцы её возлюбленного, когда смысла и сил жить дальше, надеяться ещё хоть на что-то хорошее без наркотика и просто держаться уже не было…

Нервный взгляд Асоки в последний раз метнулся между двумя её безумными страстями, сначала к Энакину, а потом к КХ-28, и Тано поняла, что она уже не могла выбирать сама, она уже не контролировала ситуацию и свои чувства, она была абсолютно зависима лишь от «одного единственного» на свете, и она была рабыней, безвольной, слабой и жалкой рабыней наркотика!

Жадно, по-звериному дико смотря на сочащуюся сквозь пальцы Скайуокера синюю жидкость, Тано едва заметно дёрнулась в сторону «своего повелителя», ещё чуть-чуть, и она вновь отдалась бы его безжалостной воле… Но… Это треклятое «но», которое постоянно вмешивалось в жизнь тогруты, вечно изменяло её как пожелает, и мешало ей самой вершить свою судьбу – Энакин…

Энакин опять остановил юную наркоманку. Видя, что она была уже настолько зависима, что даже, несмотря на всю свою всепоглощающую любовь к нему, всё равно, рвалась к дозе, не понимала и не соображала, что делает, Скайуокер как будто всем своим телом ощутил духовную, почувствовавшуюся, будто реальную, физическую боль, исходившую от его сердца и распространявшуюся, словно вирус повсюду. Видеть, как Асока совсем пала, и пала даже не на тёмную сторону Силы, а пала жертвой какой-то треклятой химической дряни, было просто нестерпимо, невозможно, невыносимо. И только тот, кто любил её по-настоящему мог понять эту боль, это пламя ада, сжигавшее всю привязанную к Тано душу изнутри, сжигавшее до пепла. Только тот, кто видел, как его безгранично любимые и бесценные близкие люди погибали в безжалостных смертоносных лапах наркотика, отдавая собственную душу за него, могли прочувствовать то, что испытывал сейчас генерал.

А понимала ли Асока, что он чувствовал каждый раз, когда она глотала эту, словно медленный яд, постепенно убивающую её, дрянь? Осознавала ли она, как больно делает ему и всем тем, кому Тано когда-то была дорога? Полное падение, полное исчезновение, полная моральная смерть прежней ученицы джедая, повергли его в абсолютное отчаяние, отчаяние сравнимое лишь с безумием. Энакин больше не знал, что делать, да и выхода из этой ситуации уже не было… Только один,только самый сумасшедший и самый безрассудный…

- А знаешь, что я чувствую, когда ты накачиваешься наркотиками? – ещё крепче сжав в и так перепачканной «сапфировой» жидкостью руке баночку с КХ-28, внезапно для них обоих зло и язвительно спросил Скайуокер.

- Хочешь посмотреть?! Хочешь?! – всё сильнее повышая тон на замершую на месте, словно вкопанная статуя, Асоку, тут же добавил он, - Ну, так смотри!!!

У генерала больше не было сил всё это терпеть, у него больше не было сил оставаться непоколебимым и сражаться, сражаться дальше, кажется, он перешагнул ту самую черту, после которой не было возврата, и сейчас и сам был готов на всё, абсолютно на всё.

Не произнося больше ни слова, джедай с особой яростью и ненавистью сорвал злосчастную пластмассовую крышечку с едва удерживавшейся в относительно целом состоянии баночки и, сдавливая её почти до предела, чтобы та не растрескалась окончательно, поднёс флакончик к губам.

Энакин уже не помнил, не соображал и не думал, что делал, его вели ненависть и гнев, желание словно отомстить Тано за всё пережитое по её вине и, тем самым, покончить с этим раз и на всегда. Даже не обращая внимания на то, каким был на вид, на запах и даже на вкус данный наркотик, Скайуокер в один момент выпил всё оставшееся содержимое баночки залпом, словно это была стопка привычного ему алкоголя. И как только последняя капля КХ-28 оторвалась от дна поврежденного флакончика, генерал с такой силой швырнул его на пол, и с такой ненавистью раздавил ногой, что даже было дёрнувшаяся в его сторону Тано испугано отпрыгнула назад, а осколки градом посыпались в стороны.

Ещё какое-то время, ещё пару незначительных мгновений, учитель и ученица неподвижно стояли на месте, завороженно пялясь друг на друга. Асока не могла понять, не могла поверить, не могла принять, что Энакин был способен на такое. Она просто не была в состоянии осознать и осмыслить то, что Скайуокер, больше всего «ненавидящий» её как раз за то, что Тано качалась этим наркотиком сейчас употребил его сам. Генерал же, просто бездействовал, в ожидании какого-то эффекта от данного дурманящего разум вещества. Весь его гнев, вся его ярость ушли в последний поступок Скайуокера относительно этой треклятой дозы, а в данный момент, то ли из-за начавшего действовать на него наркотика, то ли из неудержимого желания узнать, что так сильно влекло Асоку в нём, просто бездейственно выжидал какого-либо эффекта от препарата.

Мягкие волны наслаждения постепенно начинали накатывать на джедая, с каждой секундой, с каждым мгновением ему становилось всё более «хорошо», в сотню, нет в тысячу, нет в миллиард раз. Приятная полу пьяная лёгкость вместе с ощущением безграничной силы и могущества, всё больше накрывала джедая. Он всё отчётливее и отчётливее понимал, что именно так влекло Асоку в этом препарате, он всё мощнее чувствовал себя свободным от абсолютно всех проблем мира, он даже осознавал собственную безграничную власть. Сейчас никто на свете, наверное, не мог бы сравниться в силе и могуществе с Энакином, с самим избранным – он ощущал это, он знал это, он чувствовал, как его полностью поглощает и порабощает это неповторимое наслаждение, как оно, абсолютно переполняя Скайуокера непомерной мощью, буквально разрывает каждую клеточку его тела на куски…

Момент абсолютного блаженства резко сменился острой, обжигающей болью, которая действительно рвала все клетки тела генерала на куски. И это мучительное ощущение было таким сильным, что Энакин буквально вскрикнул, прежде, чем скорчиться от невыносимых страданий и, громко закашлявшись, задыхаясь и давясь собственной идущей из-за рта кровью, рухнуть на четвереньки. Ещё мгновение назад Скайуокер был из-за наркотика на вершине мира, а сейчас жалко валялся «у него в ногах», дёргаясь и умирая.

Резко все краски вселенной для генерала погасли, погрузив его в непроглядную тьму, как и Асока тогда в подворотне, он временно потерял зрение, вот только джедаю было не до того. С ожесточением раздирая ворот своей чёрной робы, в попытках хоть как-то облегчить собственное дыхание, Энакин чувствовал, что боль всё сильнее и сильнее сковывает его тело, миллиардами невидимых игл пронзая каждую мышцу, буквально взрывая каждую клеточку, каждый мидихлориан, которых было тысячи в его организме. Эти мучительные ощущения были настолько сильны, что Скайуокер уже не чувствовал ни, как по губам его багряными струйками сбегает кровь, ни как ему не хватает воздуха, ничего. Он не мог видеть, не мог дышать, не мог двигаться и не мог сопротивляться постепенно наступавшей смерти. В этой неизбежной страшной агонии, он в последний раз встрепенулся, протянув в сторону Асоки перепачканную в КХ-28 вперемешку с кровью постепенно ослабевающую кисть, одними только губами шепча имя тогруты, и беспомощно рухнул на пол, время от времени лишь содрогаясь от новых и новых приступов боли.

Тано была так напугана и шокирована тем, что сделал Энакин, что не сразу пришла в себя, когда на того, подействовал наркотик, её медлительности поспособствовала ещё и собственная ломка. Однако, когда стало ясно, что КХ-28 принёс ровно противоположный эффект ожидаемому, и Скайуокер буквально стал умирать у девушки на глазах, причём погибать очень мучительной смертью, тогрута в один момент кинулась к своему возлюбленному, позабыв обо всём на свете: и про страх, и про обиды, и про ломку. Сейчас, когда она более, чем отчётливо ощутила, что может потерять своего избранника навсегда, юная наркоманка так сильно испугалась, что для неё уже не было важно ни что. Абсолютная паника в один момент поглотила Асоку. Просто молниеносно оказавшись подле «сгорающего в муках ада» Энакина, Тано не глядя рухнула на колени рядом со Скайуокером и, крепко-крепко обхватив его обеими руками, как-то глупо и по-детски попыталась привести в чувства. Тогрута применяла все возможные приёмы оказания первой помощи, дёргала генерала за плечи, орала, обнимала, плакала, умоляла не умирать, но жизнь всё интенсивнее покидала его мучающееся тело. И юная наркоманка ничего не могла сделать, она хотела помочь, отчаянно жаждала спасти возлюбленного, но и не знала как, и просто не могла.

Благо, на счастье совсем обезумевшей от паники Асоке невольно попался коммуникатор, висевший на руке джедая, и, в полу неадекватном состоянии содрав его с перчатки, Тано связалась с единственным человеком, который, как ей казалось, мог помочь в такой безвыходной ситуации.

- Оби-Ван!.. – тогрута даже не стала прибегать к вежливому обращению, дабы не тратить драгоценное время, которого и так почти не осталось, - Э-энакин принял наркотик и умирает! Я не знаю, как его спасти, ничто не помогает!

Сейчас она выглядела такой напуганной, такой безумной, жалкой, заплаканной, неадекватной, что Кеноби мог бы и без слов понять, что с ней или со Скайуокером что-то случилось. Впрочем, долго размышлять, над этим Оби-Ван не стал, действительно не было времени.

- Вызывай скорую! – громко рявкнул Кеноби, причём, не от того, что был зол, а для того, чтобы вывести Асоку из состояния полной истерики и заставить действовать оперативно, так как сам он с ходу вспомнить адрес их захудалой квартирки просто не мог.

- Но они же… - моментально придя в себя, и даже перестав на какое-то время захлёбываться от собственных рыданий, уже более трезво и осмысленно попыталась возразить Тано.

Кеноби, не дав ей договорить, сообразил, что тогрута имела ввиду – Медики из обычной скорой зафиксируют передозировку наркотиков и поставят Энакина на учёт, о том, что он что-то принимал станет известно всем, однако сейчас просто не было другого выбора - или репутация Скайуокера, или его жизнь, если, конечно, его вообще ещё можно было спасти к тому моменту, пока не слишком-то умная и адекватная ученица медлила, и пока врачи прибудут на место.

- Вызывай скорую, … , я сказал! – пожалуй, впервые Оби-Ван выругался матом при Асоке, впрочем, сей неожиданный поступок со стороны магистра, возымел абсолютно правильный эффект.

Резко вздрогнув от его грязного выражения, Тано тут же пришла в себя, вернулась в реальность из панической истерики и просто мгновенно поняла, как следовало действовать. Кеноби был прав, сейчас какие-то формальности относительно передозировки Энакина уже не имели значения, самым главным было спасти его! И тогруте не осталось больше ничего, как только принять это сложное решение. Быстро отключив связь с Оби-Ваном, юная наркоманка трясущимися руками набрала номер скорой помощи и, обливаясь «кровавыми» слезами, назвала оператору нужный адрес, просто умоляя о спасении её бывшего учителя.

На удивление Асоки неотложка прибыла достаточно быстро. И, спустя всего ничего времени, окончательно отключившегося Скайуокера доставили в больницу, куда сразу же за ними с Тано примчался и Оби-Ван.

Состояние Энакина было настолько критичным, что его с ходу отправили в реанимацию, хотя по поведению врачей и было понятно, что тут, вряд ли, уже что-то возможно было сделать. Тысячи «волшебным образом» появившихся и от рождения существовавших в его теле мидихлориан, все эти годы даривших невероятную силу избранному, на сей раз сыграли с ним злую шутку. Наркотик, увеличивавший до придела возможности каждой такой чувствительной «клетки», настолько возвысил их активность в организме Скайуокера, что обычный человек просто не мог выдержать подобного. И тело генерала мгновенно начало разрушаться под этой сокрушительной всепоглощающей мощью его же мидихлориан, разрушаться и погибать.

Да, врачи делали всё, что могли, чтобы хоть как-то стабилизировать хотя бы минимально нормальное состояние джедая, но сможет ли он выжить после такой перегрузки или нет, было не ясно. Оставалось только ждать, гадать, надеяться на чудо и молить великую Силу о снисхождении.

Асока и Оби-Ван молча стоя напротив полупрозрачной стеклянной стены, разделявшей коридор и палату реанимации, с нескрываемым волнением, на грани замирания сердца, наблюдали за тем, как с десяток медицинских дроидов, врачей людей и гуманоидов разных рас кружили у «постели» Энакина, предпринимая какие-то не совсем понятные обычному человеку действия, присоединяя к телу умирающего множество трубок, проводов, приборов для поддержания жизни. Казалось, для Тано и Кеноби этот беспорядочный хаос вокруг Скайуокера длился целую вечность, хотя на самом деле медики действовали очень оперативно и умело.

Прошло около тридцати минут, прежде, чем более-менее стабилизировать состояние Энакина удалось. Хотя, «стабилизировать» было и не совсем верным словом. Да, он уже не мучался от нестерпимых болезненных конвульсий, не задыхался, сплёвывая на пол багряные сгустки крови, не пытался бороться с неминуемо и невероятно быстро наступающей смертью, и выведенный из организма наркотик больше не разрушал такое не «прочное» человеческое тело, но того вреда, что уже был нанесён Скайуокеру с избытком хватало, чтобы даже сейчас, неподвижно и бессознательно лёжа на идеально чистой больничной койке, подключённый ко всевозможным приборам жизнеобеспечения, генерал крайне неустойчиво балансировал между существованием по эту и по ту сторону Силы, в общем, просто находился на грани смерти. Сделав всё возможное, что только зависело от врачей, медики спешно покинули палату реанимации, оставляя дальнейшее выздоровление в руках самого генерала. Теперь выживет джедай или нет зависело лишь от него самого, или от чуда, которого, похоже, уже никто не ждал.

Безмолвно проследив за тем, как доктора быстро покидают помещение, где сейчас на грани жизни и смерти находился, пожалуй, самый близкий ему человек, его бывший ученик, лучший друг, брат, Кеноби перевёл многозначительный печальный взгляд на Энакина, а затем, тяжело вдохнув, обернулся к Асоке. Оби-Вану было, что сказать этой слишком сильно заигравшейся и со своей, и с чужой жизнью девчонке, и он давно собирался высказать ей всё, что думает по данному поводу, тем более, что сейчас был самый что ни на есть подходящий, крайний и выходящий за рамки всего разумного терпения случай.

Как ни странно, Асока, будто почувствовав, что Кеноби хочет обратиться к ней, тоже повернулась в его сторону. В её глазах читались шок, страх, ужас, какое-то отрешение от столь ужасной реальности, на грани не понимания, что происходит, и какая-то немая мольба, обещание совершить что угодно, лишь бы только тот, кого она любила больше жизни, выжил. Тано в данный момент была как хрупкая хрустальная фигурка, тощая, слабая, жалкая, вся трясущаяся и едва сдерживающая слёзы в блестящих от подступающей влаги огромных глазах. Кажется, девушка хотела что-то сказать, видимо, спросить выживет ли Энакин вообще, найти поддержки и понимания у Кеноби, той поддержки, которая так сильно ей сейчас была нужна, той поддержки, которую в самые-самые трудные минуты её жизни юной тогруте, всегда дарил её бывший учитель. Но вместо этого, даже не дав Асоке произнести ни слова, Оби-Ван заговорил первым, заговорил жёстко как никогда, строгим обвинительным тоном:

- Ты хоть понимаешь, что он чуть не умер из-за тебя? – резкий и крайне грубый вопрос, зло ткнувшего в сторону палаты реанимации пальцем Кеноби, эхом отдался в монтралах Тано, слишком больно кольнув её сердце и душу.

Несчастная наркоманка аж вздрогнула на месте от такого обращения, ещё больше сжавшись в побитый, беспомощный комок и виновато опуская глаза, в то время как Оби-Ван, активно жестикулируя кистями, даже и не думал останавливаться на сказанном:

- Энакин разрушил всю свою жизнь из-за тебя. Бросил всё, провалил почти все задания, развёлся с Падме. В конце концов, принял наркотики и сам чуть не умер. Неизвестно даже позволят ли ему теперь остаться в ордене, если он вообще выживет! – Кеноби особо отчётливо подчеркнул интонацией последнее предложение и, на секунду сделав резкую паузу для усиления смысла произнесённого, тут же продолжил, - А ты до сих пор творишь такое! Хочешь убивать себя наркотиками - убивай, но знай, вместе с собой ты убиваешь и тех, кто тебя любит! То, что случилось с Энакином - это твоя вина! Только твоя!

Оби-Ван замолчал и, хотя, говорил он, практически, не повышая тона, слова Кеноби режущим звоном отдавались в голове Тано, жестоко пронзая её сознание простой истиной и мучительно, болезненно отрезвляя наркоманку. До сегодняшнего дня, до сего момента, тогрута наивно думала, что наркотики губят только её жизнь, с которой она, действительно, могла делать, что хотела, абсолютно не причиняя вреда больше никому вокруг. Девушка ложно полагала, что другим, по сути, было всё равно, качается она или нет, они даже не задумывались об этом, не обращали внимания, просто отворачивались от Асоки и забывали, как это сделал Пло Кун, и все другие, кого Тано когда-то знала и любила. Но Энакин…

Пожалуй, впервые в жизни тогрута действительно задумалась, сколько всего Энакин прошёл из-за неё, сколько всего ему довелось выстрадать, испытать, пережить, сколько боли на самом деле причинила своему бывшему учителю ученица, нет, не просто учителю – единственному самому дорогому и близкому человеку на свете. Почему-то именно сейчас в памяти Асоки стали мелькать разнообразные образы, обрывки тех позорных воспоминаний, которые ей противно и стыдно было воскрешать в своём сознании. Вот, Скайуокер забирал её из полицейского участка, всю грязную потрёпанную избитую, унижаясь перед этим продажным «мусором», как только мог. Вот, вытаскивал из какого-то очередного захудалого клуба, а она орала на всю улицу как истеричка разнообразные мерзости, донельзя позоря его. Вот, она разбила голову собственными руками, собственному учителю дабы только сбежать за очередной дозой. Вот, чуть не убила Падме, вот, попала в притон в качестве последней-распоследней шлюхи и додерзилась Хатту до того, что её до полусмерти избили работорговцы, и Энакину, преступая все законы ордена, галактики и даже совести, пришлось рубить каждого из этих ублюдков на куски, лишь бы спасти её. А тот случай, когда Скайуокер действительно спасал её от смерти из-за передозировки в подворотне? Асока тогда не видела, не помнила и не чувствовала ничего. Зато сейчас, сейчас она в тысячекратной мере осознала, что ощущал, что переживал и испытывал в тот день Энакин, видя, как близкий человек умирает у него на руках, пытаясь спасти и не имея никакой, абсолютно никакой возможности хоть что-то предпринять. Теперь Тано знала это всё. Она переживала и ощущала на собственной шкуре всё это сейчас, в данную минуту, в данную секунду. Вот только Скайуокер не был виноват в том, что с ней тогда произошло, он вообще никогда не был виноват в том, что происходило с бывшей ученицей, когда бы то ни было. Как правильно сказал Оби-Ван – «Это была только её вина». А Асока, Асока действительно была виновата во всём том, что случилось сейчас с Энакином. И это непомерным грузом давило на её хрупкие плечи, сжигало её грешную душу дотла, и с головой поглощало волнами нарастающего ужаса. В тот день, когда Тано впервые осознала, что любила Скайуокера, она больше всего на свете боялась, что потеряет его. Но в тот день она даже и представить себе не могла, что однажды сможет потерять его по своей собственной вине, убить любовь всей её жизни, своими собственными руками.

Под волей всей этой хаотичной бури мыслей, чувств, воспоминаний, эмоций, Асока ещё раз, в последний раз, взглянула через стекло на мирно «спящего» Энакина. Вот только он не выглядел спящим, скорее полуживым, а может, и вовсе… У Тано не хватило ни моральных, ни физических сил произнести в своём сознании это единственное, самое страшное слово, - «мёртвым»! И из её глаз ручьями хлынули горькие слёзы, слёзы слишком позднего раскаяния, сожаления, жалости и отчаяния!

Не произнося больше ни слова, ничего, совершенно ничего не отвечая на всю справедливую грубость Оби-Вана, тогрута резко сорвалась с места и, задыхаясь от собственных всхлипываний, понеслась в палату к Скайуокеру, чтобы, хотя бы, в последние минуты жизни бывшего учителя быть рядом с ним… Без наркотиков! Только с ним одним! И лишь сейчас заядлая наркоманка осознала, действительно трезво и отчётливо осознала всё, что она натворила. Ведь это действительно была «Только её вина!».

========== Глава 12. Клятва, Часть 2 ==========

Асока миновала расстояние между смотровым стеклом и дверью палаты реанимации просто молниеносно, к счастью, никого не было поблизости, чтобы запретить ей войти внутрь. Но, как только Тано преодолела последнюю преграду, что разделяла сейчас её и её любимого, уверенности у тогруты явно поубавилось. С глухим щелчком, отдавшимся где-то словно совсем далеко в её помутнённом сознании, юная наркоманка закрыла за собой дверь. И это действие будто моментально отделило всю ту смелость и решительность, которые были у Асоки мгновениями ранее.

Медленно и осторожно ступая вперёд трясущимися ногами, Тано делала каждый шаг, будто последний, словно боясь, что любое её движение, любой вздох мог как-то повлиять на состояние «спящего» Скайуокера. Конечно, умом тогрута понимала, что это совершенно ничего не изменит, хотя ей было не столь страшно совершить некую ошибку сейчас, сколь страшно видеть вблизи, буквально на расстоянии вытянутой руки, все те ошибки, что она уже совершила. Созерцать своего бывшего учителя в полуживом состоянии, практически лицом к лицу, было отнюдь не то же самое, что наблюдать за ним через смотровое стекло. Вблизи всё казалось ещё страшнее и непоправимее, а жизнь Энакина, вернее, хоть какие-то шансы на его выживание - очень маловероятными и абсолютно призрачно-хрупкими. И Тано настолько сконцентрировала своё внимание на нём, что даже на некое время перестала плакать, уже совершенно не чувствуя, как последнее слёзы медленно катятся по её щекам.

Подойдя совсем близко, девушка остановилась, замерла, как в копанная, у больничной койки, не понимая и не зная, что она должна была делать дальше. Скайуокер абсолютно умиротворённо, неподвижно возлегал на широкой белоснежной «кровати» прямо перед Асокой, словно на похоронах в роскошном джедайском гробу, будто не временно погружённый в бессознательное состояние, а навсегда уснувший вечным беспробудным сном. С ужасом взглянув на его не выражающее совсем никаких эмоций лицо, едва вздымающуюся от слишком затруднительного процесса дыхания грудь и безвольно сложенные поверх больничной простыни руки, Тано на мгновение представила себе самое ужасное… В её голове мелькнула невероятно страшная картина похорон возлюбленного, вместе с осознанием того, что больше тогрута уже никогда не сможет увидеть своего единственного избранника по эту сторону Силы, и всё это было была лишь её вина.

От резкого, почти болезненного, холодка ужаса, пробежавшего по телу юной наркоманки, девушка невольно вздрогнула и быстро, но нежно, ухватилась за руку Энакина, ту, что была настоящей, будто таким образом Асока могла спасти его от неминуемой гибели, удержать подле себя, так и не дав переступить границу иного пространства вселенной. Крепко сжимая безвольную неподвижную кисть в своих тощих ладонях, Тано сделала ещё один едва заметный шаг навстречу Скайуокеру, а затем, мягко, сопровождая это действие хаотичными гладящими движениями тонких пальцев, прижала её к себе, словно та была самым бесценным сокровищем в мире, словно дороже бывшего учителя для тогруты во всей галактике не существовало ничего вообще. Впрочем, так оно и было.

Слабыми трясущимися руками буквально вдавливая кисть Энакина в собственную грудь, Асока вновь ощутила, как по её нежным щекам побежали тёплые горькие обжигающие слёзы вины, раскаяния, сожаления боли и страдания. Но ей было всё равно, Тано не замечала того, что снова плакала, уже не в состоянии остановить потоки солоноватой прозрачной влаги из собственных покрасневших глаз, она не слышала и не осознавала, что происходит вокруг, она не думала о том, видит или знает ли кто-то ещё о её, нарушающем все больничные правила, присутствии здесь. В данный момент для тогруты это было не важно, без Скайуокера в её жизни абсолютно всё было не важно.

Вновь задыхаясь от собственных громких всхлипываний и продолжая всё быстрее и хаотичнее гладить кисть генерала тощими пальцами, девушка наконец-то решилась заговорить.

Её голос сейчас дрожал, словно лист на осеннем ветру, а интонация его была совсем не похожа на привычный нагло-дерзкий требовательный тон Асоки. В данный момент Тано не смела ничего требовать. Она могла лишь просить, умолять о снисхождении, которого совсем не заслуживала.

- Пожалуйста, не умирай… - едва слышно и абсолютно жалобно обратилась она к Скайуокеру, так, будто тот действительно мог осознавать всё то, что говорила ему Тано, - Ты ведь, знаешь, что я живу только тобой. Даже если ты никогда меня не простишь – не важно, ведь моей огромной любви хватит нам двоим с головой. Пожалуйста не уходи… Я знаю, что совершила огромнейшую ошибку, выбрав наркотик… За всю свою недолгую жизнь я множество раз делала не правильный выбор… Совершила множество ошибок… Но эту я не прощу себе никогда! Если ты умрёшь, в моём существовании просто больше не будет смысла. Мне незачем жить без тебя. Мне ничего не нужно без тебя, ни эта жалкая жизнь, ни эти проклятые наркотики, гори они адским пламенем! Ведь я люблю тебя, только тебя, больше всего на свете! Пожалуйста, Энакин… Умоляю, не покидай меня!!!

Асока уже не могла сдерживать ни собственные рыдания, ни собственные эмоции ни громкость собственного голоса. У неё не было больше сил вести себя непоколебимо или скрытно, у неё не было больше сил делать вид, что ничего не произошло, у неё не было больше сил хранить в недрах её истерзанной души весь тот поток боли и страданий, который просто хлынул через край, весь тот груз вины, который давил на юную наркоманку с такой неистовой силой, что Тано и её прежняя личность буквально «ломались» под его тяжестью. Тогрута уже, и в правду, не считала себя в праве что-то требовать или просто просить, сейчас Асока была готова ползать по полу и умолять, умолять о том, чтобы судьба даровала её возлюбленному спасение. О том, чтобы, несмотря на непростительный выбор Тано, сделанный всего ничего времени назад, великая Сила не забирала у тогруты того, от кого она сама так опрометчиво отказалась ради наркотика. Сейчас девушка наиболее отчётливо и трезво за всю свою жизнь осознавала, что каким бы благом ни был для неё смертоносный «сапфировый» КХ-28, какие бы другие блага вселенной не предлагала ей взамен судьба, для Асоки не существовало ничего в мире, что могло бы быть дороже Энакина и тех чувств, той любви, того счастья, которые он, и только он, смог ей подарить.

В момент, когда данная мысль окончательно дошла до слабо соображающего от никуда не девшейся, но из-за обилия слишком сильных эмоций, практически не ощущающейся ни морально, ни физически ломки, разума Тано, груз вины и мощь раскаяния настолько властно «надавили» на хрупкие плечи тогруты, что та в буквальном смысле даже не смогла устоять на ногах. Издав громкий душераздирающий вопль, ещё обильнее сопровождаемый обжигающими глаза и душу слезами, юная наркоманка бессильно рухнула на колени и, трясущимися от истерики, практически не слушающимися её уже руками, интенсивнее прижимая безвольную кисть Скайуокера к своей груди, к своему сердцу, подняла глаза к небу и взмолилась:

- Пожалуйста, Великая Сила, умоляю тебя, не отнимай его у меня! Энакин – это всё, что есть в моей жалкой грешной жизни! И без него для меня угаснет весь свет вселенной. Без него для меня, вместе с моим многострадальным сердцем, умрёт и весь окружающий мир. Энакин - смысл моего существования, он тот единственный лучик света во мраке моей реальности, в которой без него нет ничего, кроме боли, одиночества, холода и пустоты. Да, я знаю, я виновата, что выбрала наркотики. Я одна виновата во всём. И мне нет прощения. Пусть так, пусть я навсегда буду наказана твоей волей и его презрением. Пусть вы оба отвернётесь от меня на всю оставшуюся жизнь. Но умоляю, Великая Сила, не наказывай его за мои прегрешения! В том, что я стала наркоманкой нет вины Энакина. В этом нет ничьей вины, кроме моей собственной. Я разрушила свою жизнь, но мне всё равно. Куда важнее, что вместе с тем я разрушила жизни и тех, кто любил меня, а вернее, того, кто любил и всегда оберегал меня. Пусть я умру, пусть испытаю любую боль и страдания, пусть хоть все муки ада наяву, но молю, Великая Сила, не убивай его, не забирай его у меня. Если Энакин выживет, я готова на всё! Я исправлю все свои ошибки, я искуплю все свои грехи, я больше не причиню боль своей наркоманией ни тебе, ни ему, ни кому бы то ни было. Я обещаю, что буду лечиться от зависимости. И я клянусь, что никогда больше в жизни не притронусь к наркотикам! Они – ничто, по сравнению с ним… Они не стоят того, чтобы потерять его… Пожалуйста, прошу, умоляю, Великая Всемогущая Сила, не забирай Энакина за мой не правильный выбор навсегда, заклинаю позволь ему жить!

Вместе с этими словами, Асока окончательно рухнула на пол, словно самая фанатичная последовательница религии Далёкой-далёкой галактики, легко удерживая руку Энакина одной из своих ослабших кистей и преклоняя голову перед могуществом Создательницы Вселенной, Той Единственной Энергии, которая сейчас могла хоть что-то изменить. Да, Тано раньше не была особо верующей, не надеялась и не уповала на помощь Великой Силы, но в такой крайней ситуации оставалось лишь молить её одну, потому, что в реальном мире уже никто не мог помочь бывшему учителю тогруты, потому, что в подобных самых и самых безвыходных ситуациях могла спасти лишь она. И сейчас юная наркоманка не врала, она подлинно и искренне склонялась перед волей Создательницы Вселенной, Асока всецело признавала её безграничную мощь и доброту, она жалко и покорно каялась и молила Силу о милости, которую явно не заслуживала. И в данный момент Тано, действительно была готова на всё, лишь бы Она спасла жизнь её возлюбленному, и ни наркотики, ни ломка, ни что уже было не важно. Только прощение Силы, только снисхождение, дарованное Асоке и Энакину, нет, хотя бы ему одному.

Полностью отдавшись воле Всемогущей Энергии и выразив ей своё абсолютное, безграничное повиновение и покаяние, буквально упёршись лбом в холодный отполированный пол, Тано медленно, словно в неком трансе, подняла голову. Всё ещё продолжая сидеть подле больничной койки и тяжело всхлипывать от нескончаемо бегущих по лицу слёз, девушка чуть крепче сжала в руке ослабшую кисть её возлюбленного, словно это могло подарить тогруте хоть какую-то, самую крохотную надежду на его спасение, и нежно, очень бережно, прислонилась к ней щекой, ласково, будто домашний зверёк, старающийся выразить свою абсолютную привязанность к хозяину, трясь о тыльную сторону.

Асока не знала, достойна ли она была прощения, хотя подсознательно и понимала, что, вряд ли, не знала услышит ли её просьбы, мольбы о спасении Энакина, Великая Сила, не была уверена выживет ли Скайуокер вообще, и, что самое страшное, ничего, больше абсолютно ничего не могла сделать. Да, она поклялась покончить с наркотиками раз и на всегда, отказаться от них, бросить, завязать в обмен на жизнь своего драгоценного бывшего учителя, но непреодолимый страх того, что несмотря на все её стенания и слёзы, генерал, всё же, умрёт, никак не желал отпускать Тано. И она чувствовала себя абсолютно жалкой, совершенно ничтожной, не в состоянии хоть что-то изменить, и сейчас тогрута могла воплотить в жизнь лишь одно, своё единственное и самое последнее желание – быть рядом с ним, быть как можно ближе к нему, дарить все свои любовь тепло и нежность только ему одному, так долго, как распорядится сроком жизни Энакина судьба. А мысленно юная наркоманка продолжала и продолжала повторять, как мантру, свою клятву о том, что больше никогда в жизни не прикоснётся к наркотикам, лишь бы только Сила услышала её, лишь бы только Сила поверила ей и спасла того, кто во всём этом уж точно никак не был виноват.

Тано не помнила в который раз за несколько миновавших после молитвы секунд про себя она повторила обещание завязать, если джедай выживет, хотя и сама уже не верила в возможность подобного чуда, когда девушке, вдруг, показалось, что неподвижная безвольная кисть Энакина под её мокрой заплаканной щекой слегка вздрогнула, а затем грубые пальцы Скайуокера резко, но слабо сдавили в руке её ладонь.

- Асока… - словно издалека, из каких-то мечтаний, снов, сказочной реальности прошлого, где всё было идеально хорошо, тогруту, внезапно, позвал такой знакомый и родной, такой любимый и ласкающий слух голос.

И девушка аж вся вздрогнула от приятно-трепетного испуга. Резко подскочив с пола на ноги, будто снова обрёвшие силы удерживать её измученное тело в вертикальном положении, Асока нерешительно вздёрнула голову вверх, и её красные, мокрые и распухшие от слёз глаза с надеждой уставились на генерала. Генерала, которому по необъяснимому чуду Создательницей Мира была дарована огромная милость жить дальше.

Многочисленные приборы для поддержания работоспособности до сего момента бессознательного тела джедая залились разнообразным оглушительным писком, отображая более-менее нормальную активность внутренних органов пациента, но Асока их уже не слышала. Переполняемая безграничными счастьем, благодарностью и сравнимым по размерам с самой вселенной преклонением перед Великой Силой за её доброту, снисхождение и прощение, «брызжа» теперь уже нескончаемыми каплями слёз радости, Тано отчаянно кинулась к своему избраннику, желая, как можно крепче сжать его в объятьях и уже никогда-никогда «не выпускать из рук» самое ценное, что было у неё в мире - свою любовь и свою единственную важную и возможную в жизни зависимость – Энакина. В этот день, в этот час, минуту, мгновение, здесь в этой палате Создательница Вселенной свершила великое чудо - Сила простила того, кого не стоило бы прощать, и спасла того, кто уже не должен был жить. И теперь тогрута была обязана ей по гроб жизни, и теперь юная наркоманка знала, что она должна была делать дальше, ибо только сейчас она понимала, что в противном случае могла потерять.

Прошло ещё какое-то время, прежде, чем выгнанная поспешившими на писк приборов жизнеобеспечения в палату реанимации врачами Асока вышла из помещения. Девушка больше не плакала, она была абсолютно спокойной и непоколебимой, былая смелость вместе со вторым шансом на жизнь её возлюбленного вновь вернулась к несломимой Тано. Да, теперь она будет несломимой, какие бы трудности ей ни пришлось преодолеть, а ведь впереди тогруту ждал очень долгий и тернистый путь, но она была полностью уверенна, как в правильности своего решения, так и в том, что пройдёт его до конца. Великой Силе, наверняка было непросто простить юную наркоманку за все её прегрешения, так почему Асоке должно быть легко выполнить свою часть обещания? И тем не менее, она знала, что сдержит свою клятву во что бы то ни стало.

Бодрым решительным шагом подойдя к изумлённо смотрящему на Тано Оби-Вану, тогрута слегка виновато и стыдливо опустила глаза, чтобы не видеть по праву заслуженного осуждения, а затем твёрдо и чётко произнесла:

- Отвезите меня в клинику, магистр Кеноби. Я действительно хочу избавиться от зависимости. И ради этого готова на всё, на любое лечение.

Прошло несколько месяцев с того дня, как Асока реально попросила о помощи, месяцев, которые Тано провела в наркологическом центре, сквозь муки и страдания сражаясь со своими «последствиями прошлого», долгих и тяжёлых месяцев, на протяжении которых она исправно следовала всем необходимым предписаниям лечения, не обманывая и не избегая ничего. Как тогрута и ожидала, её путь к выздоровлению был тернистым и даже более сложным, чем она могла предположить. Однако прежняя Асока, которую девушка так отчаянно пыталась возродить, до ухода из ордена всегда справлялась со всеми трудностями, какими бы они ни были, и нынешняя Тано силой воли заставила себя справиться с ними и на этот раз. Нет, конечно, полностью излечиться от зависимости было невозможно – наркотики и прочие дурманящие вещества навсегда останутся для юной тогруты самым величайшим соблазном в мире, но девушка, по крайней мере, научилась контролировать свои не правильные желания, делать тот выбор, который хотела она сама, а не который навязывал ей «смертоносный сапфировый» КХ-28 или другой «наркотик», словно хозяин, полностью подчиняя разум и волю своей жалкой рабыни. Тано прошла весь курс лечения в разлуке с её так же медленно восстанавливающимся от последствий действий тогруты возлюбленным от начала и до конца, и сегодня был день, когда она, должна была покинуть «страшное» место, временно заменившее Асоке дом, и вернуться в реальность, перевернув последнюю страницу этой, едва не ставшей самой печальной в её жизни истории. И Асока была уверена, что навсегда покончила с наркоманией, не желая даже вспоминать об этом, так, будто ничего и никогда не было, вот только некоторые последствия всего того, что Тано тогда натворила, теперь горьким напоминанием навечно останутся в её жизни. Такие последствия, как постоянная борьба с соблазном принять очередную дозу, как многочисленные уродливые шрамы, оставленные плетями работорговцев на её некогда идеально-красивом теле и как совершенно непонятные отношения с Энакином, который, наверняка, уже никогда не сможет забыть и простить все проступки его бывшей ученицы.

Яркие лучи летнего солнышка мягко освещали искусственный парк наркологического центра, по которому медленно брели Тано и Скайуокер. Вопреки всем опасениям Асоки о том, что генерал теперь не только бросит её, но и навсегда возненавидит за совершённое, джедай, всё же, приехал забирать свою, наверное, уже бывшую пассию из клиники, абсолютно здоровый и, слава Силе, по виду никак не пострадавший от последствий воздействия наркотика джедай.

Вечер был приятным и тёплым, вечер был спокойным и умиротворённым, вот только даже ощущая, как лёгкий нежный ветерок мягко покачивает её ставшие чуть более длинными лекку, Тано никак не могла почувствовать эту гармонию в своей душе, её мучали тысячи и миллионы самых разных вопросов: «Почему Энакин был здесь?», «Как он к ней теперь относился?», «Что будет с ними обоими дальше?» и т. д. - но девушка молчала, боясь разрушить ту последнюю самую хрупкую нить связи, которая ещё могла каким-то чудом существовать между ними с бывшим учителем.

Не решался начать разговор первым и Энакин. От чего какое-то непродолжительное время оба они молча шли по декоративной дорожке, вдоль усаженной самыми разнообразными и красивыми растениями. Мастер и падаван уже было приближались к выходу из наркологического центра, когда Скайуокер не выдержал и счёл своим мужским долгом, наконец-то, нарушить эту нелепую и неудобную тишину. Как бы невзначай, будто делая вид, словно между ними с Асокой ничего не произошло, Энакин спокойно и заботливо спросил:

- Что ты собираешься делать дальше? Может быть, хочешь вернуться обратно в Орден?

Слова, произнесённые генералом, оказались не только неожиданными, но и явно затронули нечто важное в сознании Тано, так как та, услышав заданный вопрос, даже остановилась.

То ли виновато, то ли грустно опустив глаза, девушка, которая, похоже, ожидала совсем не этих реплик, на мгновение запнулась, а затем, обернувшись лицом к Скайуокеру и тяжело вздохнув, уверенно ответила:

- Нет. Но даже если бы я и хотела, то не смогла, - Асока ещё на секунду замолчала, несмело, но внешне спокойно поднимая взгляд на своего тоже развернувшегося к ней собеседника, после чего пояснила, - Наркотик атрофировал мои мидихлорианы, и я больше не могу использовать Силу.

Кажется, слова Тано шокировали генерала ещё больше, чем Асоку то, что сказал он ей, джедай даже не сразу нашёлся что ответить. Да и что вообще можно было ответить в подобной ситуации? Для него самого потерять возможность использовать Силу было сродни смерти, а уж если бы такое случилось по его же вине…

- Я сожалею, - стараясь вести себя как можно мягче и снисходительней по отношению к Асоке, Скайуокер смог произнести лишь это, сочувственно и одновременно приободрительно положив одну из кистей на тощее плечо Тано. Так, как он это делал ещё в те времена, когда они вместе сражались на миссиях.

От сего лёгкого, почти ничего не означавшего со стороны, но слишком много значившего для неё самой движения девушка вздрогнула и с опаской, будто боясь разбить эту хрупкую идиллию, нежно коснулась тыльной стороны кисти джедая своими тощими пальцами.

Осторожно и бережно сняв руку генерала со её плеча, Асока продолжила держаться за неё своей конечностью, прибавив к этому небольшому жесту нежности и пальцы второй кисти. Тано ещё раз взглянула на бывшего учителя, пытаясь то ли показать ему, что она ценит и понимает его сочувствие, то ли что-то хочет прочесть в его небесно-голубых глазах, смотрящих на неё с огромной жалостью, а затем, сквозь серьёзно-грустное выражение лица постаралась улыбнуться.

Не сказать, что сия улыбка далась ей особо легко, ведь тогрута знала, что она потеряла по собственной «неосмотрительности», однако со стороны это выглядело достаточно непринуждённо, что указывало на то, что бывшую наркоманку данный аспект реальности не так уж сильно и волновал.

- Не нужно, - почти безразлично к её утрате, попыталась успокоить Энакина Асока, - Я сама виновата в том, что произошло, - Тано произнесла эти слова, особо подчёркивая их «глубокосмысленной» интонацией, как бы всеми силами стараясь дать понять Скайуокеру, что девушка в полной мере осознавала причины и следствия всего случившегося, как и то, что это были её, и только её, ошибки.

Не желая больше концентрировать внимание на данной неприятной теме, тогрута продолжила говорить, теперь уже пытаясь отразить в собственных высказываниях то, что она поняла, едва не потеряв возлюбленного из-за наркотиков, едва не погубив его собственными руками, несколько месяцев назад:

- Но это не важно. Главное, что ты жив и рядом со мной! - на данных словах Асока во второй раз улыбнулась, теперь уже, правда, счастливо и искренне, ведь то, что Скайуокеру несмотря на все её грехи, на всю вину и все ошибки удалось выжить – было самым великим везением в судьбе тогруты, самым огромным и самым лучшим подарком свыше, и Тано не могла не радоваться тому, какое ни с чем не сравнимое одолжение сделала для неё тогда Сила.

Девушка чуть крепче сжала в своих тонких пальцах механическую кисть генерала и далее попыталась почти отшутиться так, как она делала раньше, при этом говоря бывшему мастеру достаточно серьёзные вещи:

- Я жалею лишь о том, что нам придётся скрывать ото всех свою любовь, - Асока замолчала, понимая, что, наверное, сказала чего-то лишнего, ведь Энакин ни единым его словом или действием не обнадёжил её сегодня, что продолжение их романа, после того, что случилось в тот злополучный день, возможно, - Если эти отношения, конечно, вообще будут… - чувствуя, как на лице проступает яркий от неловкости ситуации румянец смущения, Тано стыдливо попыталась повернуть голову в сторону, отводя от Скайуокера, её единственного и самого-самого любимого на свете избранника, виноватые глаза, при этом спешно выпуская кисть джедая из своих цепких рук.

Её тонкие пальцы быстро скользнули по его механической кисти, стараясь побыстрее разорвать этот «неуместный» контакт, как будто рука генерала жгла их подушечки огнём. Казалось, ещё мгновение и последнее, самое нежное, самое смелое и одновременно сдержанно-скромное прощальное прикосновение пары разорвётся навсегда. Но этому не суждено было случиться. Когда тонкие оранжевые пальцы «добежали» уже почти до края кожаной перчатки, покрывающей «подушечки» его верхней механической конечности, Энакин быстро среагировал и ухватил Асоку за кисть, причём куда крепче, чем держала его до этого тогрута. И, так и не дав соприкосновению их рук исчезнуть навсегда, абсолютно внезапно для Тано произнёс:

- Значит, я правильно сделал, что тоже ушёл из Ордена.

Информациясквозь пелену печали и разочарования из-за возможного расставания, долетевшая до монтрал бывшей наркоманки заставила ту вздрогнуть, ощутив, как по телу пробежал лёгкий отрезвляющий холодок, и недоверчиво, с трусливой опаской, бросить несмелый взгляд на бывшего учителя.

- Очевидно жизнь джедаев не для нас обоих, - видя, как напугана была возможным разрывом их отношений Тано, стараясь говорить чем можно более весело и свойски, тут же добавил Энакин, при этом, как бы в подтверждение своим словам, одновременно мягко и заботливо взял в свободную руку вторую кисть тогруты, тем самым внушая ей больше доверия и смелости.

Совсем не ожидав подобного, ещё секунду назад представлявшая едва ли не на самый страшный исход этой беседы – последнее прощание, девушка невольно перебежала недоуменным взглядом сначала на левую конечность джедая, а затем на его лицо, словно безмолвно пытаясь задать тысячу новых немых вопросов, возникших сейчас в её голове, но не могла произнести ни слова, так и не решаясь перейти к необходимым уточнениям сама, в то время, как генерал продолжал и продолжал говорить ровно то, что Асока больше всего на свете хотела слышать.

На этот раз совершенно легко и свободно, без какой-либо практической надобности, джедай переместил настоящую кисть на один из лекку Тано и, игриво поглаживая его, в старой, абсолютно свойственной Энакину, в общении с бывшим падаваном манере добавил ещё несколько судьбоносных слов:

- Кстати на некоторые мои накопления, я купил жильё. И твои вещи уже туда перевёз, - слегка дразня выпустив из мощных пальцев синий кончик отростка головы Тано, вместе с её рукой, до этого момента всё ещё находящейся в его механической кисти, Скайуокер, соблазнительно коснулся подушечками одной из верхних конечностей нежного подбородка тогруты, ласково, но властно заставляя ту полностью обратить взор на него.

- Пошли домой, Асока, - чуть более тихо и на этот раз уже не шутя, а абсолютно серьёзно, проговорил Энакин, ещё сильнее приблизившись к возлюбленной, - В наш с тобой общий дом, - почти шепча ей в губы, уточнил Скауйокер, - Будем планировать свадьбу…

Его последние слова были произнесены достаточно тихо, чтобы быть почти сокровенно-интимными, но в голове Асоки они отдались громким радостным эхом тысячу и миллион раз, заставляя все переполняющие тогруту в этот момент эмоции вылиться наружу «кристальными» слезами счастья. Прозрачные струйки солоноватой жидкости неконтролируемо быстро побежали по её щекам. Тано снова плакала, но на этот раз плакала от счастья, которое было столь же непомерно, как и вся вселенная. Возможно бывший учитель сам собирался поцеловать свою такую «непростую», такую трудную и проблемную ученицу, но та, утопающая в буре её захлёстывающих эмоций опередила его, буквально прыжком бросившись мастеру на шею.

Их руки обвились вокруг тел друг друга, заключая мастера и падавана в прочные объятья любви, любви, «прошедшей огонь, воду и медные трубы». А их губы, наконец-то, соприкоснулись, словно в первом настоящем, самом тёплом, самом нежном самом страстном и чувственном поцелуе. Лёгкий ветер, до этого осторожно колыхавший лекку Асоки, мощным потоком поднимая мелкие сорванные с некоторых деревьев листки заставил те плавно парить в неведомом танце вокруг пары, словно их союз одобряла сама Сила, Создательница Всего сущего во вселенной, пока двое влюблённых наслаждались таким естественным и правильным, но ранее почти невозможным, выражением привязанности друг к другу.

Ещё некоторое время длился сей необычный, сей долгожданный и заслуженный всеми пережитыми ранее страданиями теперь настоящий, отражающий реальные отношения вне наркотиков, поцелуй, пока Энакин и Асока сами не захотели его разорвать. Бывший учитель, больше ничуть не стесняясь, ничего не опасаясь и совсем не тревожась, заботливо обнял ученицу за хрупкие плечи сильной рукой, падаван ответила мастеру примерно таким же действием.

И оба они в лучах алого заката пошли вперёд, навстречу новой жизни, без зависимости!