Страто (СИ) [Тайсин] (fb2) читать онлайн

========== 1 ==========

«Проныры» выходят из гипера у Базы-1, и Люк выдыхает. Живы. Целы. Добрались.

У него ломит спину, а голова болит настолько, что боль уже не воспринимается — просто в ушах гул, и перед глазами пелена. Задание — обычное сопровождение конвоя — оказалось муторным и тяжелым. То ли их кто сдал, то ли так не повезло — выпрыгнули они в точке рандеву прямо на имперский патруль, и пока дали конвою уйти к блокированной планете, пока оторвались…

«Джедая качать!» — восклицает Ведж в наушниках.

«Только виртуально! — отвечает Люк быстро. — Иначе я испорчусь».

Ребята смеются.

Люка называют джедаем все чаще. Особенно после триумфального спасения Хана от Джаббы, когда он провел особую группу Мадина во дворец, и они смогли разморозить Хана и выйти, и их никто не заметил.

Это хорошо, что их никто не заметил, потому что меч себе он все еще не собрал. Джедай…

Раньше он бы гордился. Сейчас… Он слишком хорошо понимает, насколько на самом деле мало знает. Он навострился чуять опасность. И только. И надо бы вернуться к Йоде. Надо — закончить обучение, надо, но… Но пока ему слишком хочется нависнуть над учителем и спросить. Громко, ясно, зло спросить: почему? Почему ему не сказали. Почему, почему, почему!

И — что делать дальше? Но этого за него не сможет понять никто, а он сейчас… Не хочется думать. Вот только — не получается.

Теперь он точно мог сказать — присутствует ли Вейдер в системе. И как далеко. В этот раз его не было, и Люк, поняв, ощутил большое облегчение. И разочарование. Если себе не врать. Потому что пару раз… до того как «Проныры» успевали удрать…

«Сын!»

«Ты слышишь меня?»

«Ты должен меня слышать. Ответь».

«Ответь мне, сын».

Люк держался. Люк не отвечал. Люк слушал.

Люк не знает, что будет, если он когда-нибудь ответит. Ему до сих пор снится Беспин, у него до сих пор болит отсутствующая рука, ноет дыра в душе на месте выдуманного в детстве хорошего и доброго отца. Но ему нестерпимо хочется ответить. Поверить. И наверняка погибнуть в результате, но эта перспектива пугает его все меньше.

Он сажает крестокрыл и пару мгновений просто сидит. Привыкает, что на сегодня все, и все хорошо. Можно расслабиться.

«Медслужбу?» — спрашивает R2 на экране. И Люк со вздохом вытаскивает себя из истребителя. Никакой медслужбы, у него все в порядке.

В ангаре людно. Их встречают. Как только он спускается вниз, к нему подлетает Лея и виснет на шее. Сзади улюлюкает Ведж. Вокруг смеются. Радость окружающих ломится в голову Люку с такой силой, что его ответную улыбку перекашивает.

— Я так волновалась, — шепчет Лея.

— Чтоб мы, да и не вернулись! — восклицает Люк с бравадой, которой не чувствует. Близко было в этот раз. Очень близко. И отпускает Лею наконец, а то по базе и так ходят интересные слухи. И Хан ревнует.

Хан все еще плохо видит на ярком свету после карбонита, не может летать, и потому его все раздражает. Люку страшно представить, что было бы с ним самим в этой ситуации, так что лучше не провоцировать.

— А у меня для тебя хорошие новости, — улыбается ему Лея. — Правда, пока не подтвержденные точно, но источник заслуживает доверия.

Люк смотрит на нее молча и, наверное, тупо. У Леи сияют глаза. Он давно не видел ее настолько счастливой.

— Что, Император умер? — ляпает Люк.

— Почти. Вейдер. Достали его-таки! Жаль, не наши.

Что?

Люк встряхивает головой.

— Погоди, — говорит он. Он спит, ему кажется. Он бы почувствовал. Наверняка бы почувствовал, разве нет? — Как? Что случилось?

«…Отец. Отец! Ответь. Ты же слышишь меня, ты должен, отец!»

Лея смеется. И шепотом рассказывает о ранении Вейдера — «удачно его понесло на заминированный объект!» — и что, согласно достойному доверия источнику, Вейдер умер в дворцовой больнице на Корусанте.

— Официального подтверждения все еще нет, но источник был уверен. Ох, Люк!

Люк улыбается ей — и продолжает звать. Ему уже все равно, на какой стороне Силы его отец, все равно, лишь бы ответил, лишь бы… Но тот молчит.

***

После тяжелых миссий пилотам следует отдыхать. Спать вдосталь, не напрягать глаза, в зал ходить, чтоб тело не застаивалось… Джедаю же следует тренироваться и медитировать. Люк почти не может спать, но вот джедайски тренируется, как никогда. Столько он не медитировал даже у Йоды.

Просто лечь, закрыть глаза, и вместо сна провалиться в Силу. Вспомнить ощущение от отца, — чернота, холодный огонь, сталь; очень, на самом деле, похоже на истребитель, на то, как, наверное, ощущается СИД в полете, собственный истребитель Люка теплее и ярче, — и попытаться найти…

Что он будет делать, отыскав, Люк не имеет понятия. Наверное, ничего. Официального подтверждения все еще нет, значит, скорее всего, надежный источник Леи ошибся, а Вейдер просто лечится… Просто, наверное, без сознания. И потому не слышит Люка.

И хорошо же, что не слышит. Ответит ведь — и отмолчаться, когда позвал сам, уже не получится, а что ему сказать, как с ним разговаривать?

Я так рад, что ты все еще жив, а теперь забудем про это, и постараемся снова друг друга убить. Так, что ли?

В одну из бессонных ночей, когда даже отработанная медитация не помогает, и Люк просто лежит на койке, таращась в потолок и слушая, как вокруг сопят парни, его осеняет. Он тихо выбирается из казармы и крадется по пустым коридорам в спортзал — как был, босиком, в майке и мягких штанах, но с мечом — с рукоятью меча. Кристалла внутри все еще нет. Настоящие джедаи искали кристаллы на специальных планетах, если верить Йоде. Хорошая оговорка. Стоит ли верить Йоде? И в чем стоит?.. Впрочем, неважно, даже если бы он знал, куда лететь и где искать, его никто не отпустит выполнять неведомый квест неизвестной протяженности. А поскольку он даже не знает, куда лететь…

…можно было бы спросить у Йоды, куда. Можно было бы многое спросить у Йоды. Можно…

Но лучше, проще, вырастить кристалл самому, в этом нет ничего сложного. Если верить голонету. И если опять же верить голонету — кристаллы эти выходят дрянного качества. Ну ничего — он летает на латаном-перелатаном истребителе, управится и с кристаллом. А может быть, и обойдется. Согласно тому же голонету, пока кристалл растет, для повышения качества с ним надо регулярно общаться. Что авторы методички имели в виду, Люку неведомо, но автоклав на автоматической кухне, где растет кристалл, Люк навещает каждый день. Уже скоро поспеет урожай. Вот будет ирония, если его кристалл окажется красным — как статистическое большинство синтетических…

Спортзал пуст: у второй вахты самая работа, у первой середина ночи. Свет при появлении Люка зажигается вполсилы — экономия, — и его собственное отражение в стеклянной стене кажется ему призраком.

Люк выдыхает, сосредотачивается, и встает в ту позицию, какую помнит слишком хорошо. А если вдруг забудет, кошмары напомнят.

Совершенно спокойная черная фигура на вершине лестницы. Как страшно было к ней подниматься… Сейчас он встает так же. И мысленно смотрит на себя. Внизу.

У них с Вейдером слишком разные габариты, чтобы, повторяя его движения, двигаться естественно, но Люк сжимает зубы и пытается. Вспоминает, пытаясь отфильтровать собственные азарт, злость, страх, боль. Ищет логику действий, смысл — у каждого движения мастера есть смысл, говорил Йода (и бил палкой по отставленной «красиво» руке), а Вейдер — мастер, значит все не случайно, значит…

Люк наделал слишком много ошибок — смотря со стороны на свой кошмар, смотря с точки зрения кошмара, Люк их наконец-то видит. И он должен быть мертв. Раз пять. Или шесть.

Это не бой, это какая-то имитация, единственным настоящим ударом был тот, что отсек ему руку. Точка в демонстрации превосходства, которую Люк тогда не понял — и не мог понять, потому что знал слишком мало.

Люк выдыхает со всхлипом, сжимая бесполезную рукоять.

Отец не хотел его убивать. Не хотел. И калечить не хотел. Как говорит Хан, «так получилось».

Из горла рвется странное, и он думает, что слезы — но это смех. Люк даже не понимает, над чем, просто не может остановиться — а потом тяжело дышит, держась за стену, голову ведет и плечи болят, и почему-то отсутствие доспеха кажется странным, но это пройдет, пройдет…

Он добирается до койки и наконец-то проваливается в сон. Пустой и темный.

И его расталкивают как будто минут через пятнадцать, хотя проходит четыре часа.

— Взлетай и пой! — Ведж скалит зубы и выглядит бешеным демоном. — У нас миссия! На инструктаж, шагом-бегом-марш!

Люк ощущает себя совсем легким, когда слетает с постели. Почему-то кажется, это будет удачный день.

***

«Вот там, согласно непроверенным данным, — тайная тюрьма СИБ для политзаключенных. Слетайте и посмотрите!»

Ведж брызжет язвительностью, и Люк согласен. Они, конечно, привыкли к сложным заданиям, но нынешнее… просто на редкость. Заметно, что Мон — штатская.

— Ну, — тянет Люк, — мне тут одно непонятно…

— Ну ты и джедай! Только одно?

Они сидят в ангаре у крестокрылов, на ящиках с запчастями. Эскадрильям положены кают-компании, но для этого нужно куда больше места, чем есть в Доме-1.

— В первом приближении, — хмыкает Люк. — Ну вот, допустим, прилетели мы по координатам, не напоролись на пару ИЗРов в засаде…

Эскадрилья слаженно и громко фыркает.

— …И правда нашли эту тюрягу. А дальше-то что?

— Мы должны вернуться и подтвердить информацию, — Ведж, судя по голосу, уже все понял.

— Люк прав, — кивает Тайко, — довольно наивно рассчитывать, что сверхсекретная тюрьма будет сидеть и ждать наших основных сил на том же самом месте. Собственно, если будет — я бы ни за что туда не полез, явная ловушка.

Ведж трет ладонями лицо.

— Ну что ж, будем проявлять инициативу, — бурчит он. — Надо с Мадином поговорить.

И тут Люка будто толкает под локоть.

— Давай я поговорю, — предлагает он. — Ну, знаешь, джедай, предчувствия, всякое такое.

Ведж всматривается в его лицо, а потом сияет ярче двигателя на форсаже и хлопает Люка по плечу.

— Отлично, — говорит с чувством, явно относящимся не только к предложению поговорить с Мадином. — Еще немного, и ты будешь врать прям как сенатор!

— Тьфу на тебя, — Люк, смеясь, отпихивает Веджа и встает. — Ну я тогда на политический вылет, скоро вернусь.

— Или нескоро, — тянет его добрая эскадрилья.

— Или вообще увидимся в Сенате!

Смех провожает Люка в спину, он улыбается.

…И оставшись один в коридоре, первым делом зовет, коротко, быстро — «Отец?..» И по-прежнему не слышит ответа.

***

Мадин выделяет им корабль десанта со специалистами «особого профиля». Со скрипом и после упоминания о предчувствиях. Не хочет Мадин, чтоб они в эту тюрягу лезли — почему, интересно? Наверное, тоже предчувствие, недостаточное доверие к источнику информации, иначе бы просто отказал, не объясняя причин.

— Вы учтите, Скайуокер, — говорит он, уже согласившись, — что если вы по дурости угробите моих людей, то лучше б вам не возвращаться. Я — не Мон. Я не питаю к одаренным пиетета.

Ну еще бы… Говорили, он даже с Вейдером работал, когда был на другой стороне. Люк вспоминает об этом внезапно, посредине непростого разговора, и с трудом удерживается от опасного и несвоевременного — и невозможного — вопроса о том, как это было. Каков Вейдер для тех, кто ему не враг.

— Если я кого и угроблю по дурости, — довольно резко отвечает Люк, — так это в первую очередь себя. Так что не волнуйтесь, полковник.

…Правду ли говорит пропаганда? Люку очень нерационально хочется, чтоб пропаганда врала, чтобы за отцом шли добровольно, а не только из страха и по приказу. Можно подумать, от этого что-то изменится к лучшему, а не станет еще сложнее.

Дурак ты, Скайуокер, думает Люк, выйдя от Мадина. Тот даже не разозлился на отповедь, только усмехнулся, будто услышал то, что и хотел…

У тебя сложнейшая операция на носу, а ты мечтаешь о мире, где все хорошо. Ага, причем потому, что все, кому ты привык верить, врут. Да ты просто образец душевного здоровья!

Соберись давай. И двигай, да побыстрее. Еще общий брифинг проводить.

С силовой поддержкой пехоты из эскадрильи до этого работал только Люк, надо объяснить ребятам порядок действий. «Проныры» — ребята самостоятельные и наглые, с Веджем только такие и уживаются, а специалисты Мадина наглых не любят, как бы конфликта не было.

***

План прост, как два болта открутить. Прыгнуть в точку со сдвигом в две минуты от расчетной. Оставить там десант. Прыгнуть по подаренным координатам: если засада — драпать как можно быстрее, а если засады нет — и если там хоть что-то похоже на тюрягу, то вызвать десант и идти на абордаж. Ну а дальше, как выразился глава спецназа: «по обстоятельствам».

И как ни странно, проходит все тоже достаточно гладко. Ну, относительно полного провала, конечно.

***

Самое странное, что тюряга-то на предсказанном месте действительно есть. По крайней мере, большой и темный корабль действительно висит в системе белого карлика, над мертвой холодной планетой. Поверхность хорошо видна. Серый с голубым лед на половину визора.

И ИЗРов охранения нет.

А вот минное поле, спутники планеты, казавшиеся мертвыми камнями, внезапно ожившие и превратившиеся в истребители, и зенитки на орбите — есть.

Настоящая мобильная крепость разворачивается на орбите вокруг корабля, кажущегося Люку черной дырой.

Какое-то время на частоте «Проныр» не слышно ничего, кроме мата. Система аугментации заходится визгом — и Люк вырубает ее. Обычно даже ему помогает слышать лазеры, взрывы и гул заходящих в спину истребителей противника, но сейчас что-то слишком шумно.

В состояние медитации он падает будто в яму. На вираже. Вдруг — все затихает, и остаются только он сам, космос — и враги. Словно сеть, натянутая между ним и целью. Он видит их всех. Он знает — видит — как они станут действовать вот сейчас, вот совсем скоро.

…В истребителях нет людей. Это автоматы.

— Люк, — звучит в наушниках, — ты уверен?

Еще бы.

— Ну тогда мы их сделаем!

Ага.

Он бросает машину в бочку, сносит зенитку — зенитка разлетается — старая модель энергоустановки, новые имперские не взрываются… — обломками башни разносит один из истребителей. Который врезается в еще один…

В наушниках улюлюкают.

Ведж на грани ощущаемого сознанием Люка пространства взрывает еще две зенитки.

У разумных, даже слабоодаренных, даже самую неощущаемую малость одаренных реакция лучше роботов.

…Прошло полминуты.

И темная фигура корабля-цели приходит в движение. Разворачивается — пока еще медленно, инерция большая…

Удирать будет. Не иначе. Странно, что не вызывает подмогу, казалось бы…

Чтобы удрать из крепости на орбите, кораблю придется отключить мины. В узком коридоре, прямо перед разгоном.

…Хм.

В голову Люка приходит не идея даже — картинка. Четырехмерная, с временной разверткой и с траекториями. Следовать ей надо немедленно, и Сила в костях и крови поет — да, да, получится. Если вот прямо сейчас…

…Ему очень нужно, чтобы эта тюрьма не успела сбежать. Примерно так же, как дышать, без объяснений. И он ныряет «вниз».

— Люк! Ты что творишь?!

Люк отключает связь. Наверное, Силой: руки заняты. Он падает — прямо на планету. На разворачивающийся корабль. В минное поле. Вот сейчас…

Проходит между двумя минами — и те не взрываются. Корабль отключил мины на проходе, все верно, но прямо по его курсу — Люк.

Эта махина его, конечно, размажет по щитам, если он соберется идти на таран. Он, понятное дело, не собирается. Но автоматика, управляющая тюрьмой — а там совершенно точно автоматика, — должна в это поверить и чуть изменить курс корабля. Чтобы подставить под удар тарана истребителя самое защищенное щитами место. Это почти не повлияет на разгонный трек…

Но прямо над кораблем идет бой, «Проныры» разбирают зенитки на запчасти, часть роботов-истребителей сносит взрывом — прямо на минное поле. Что было бы безопасно для корабля-тюрьмы, если бы из-за разворота он не приблизился к минам слишком близко. Тогда это было безопасно. Сейчас рвущиеся мины и осколки истребителей перегружают защитное поле — достаточно для того, чтобы Люк смог проскользнуть в секундное его мерцание — и всадить ракеты в то, что Сила пометила как критическую точку корабля.

Явно не в рубку. На месте попадания вспухает бесшумный белый взрыв, и корабль прекращает разгон. Щиты падают. Да, точно вспомогательная энергетическая установка. Сейчас дублер включится…

…Но, обгоняя Люка, на тюрьму снижается корабль десанта, и Люк улыбается. Вот теперь все точно будет как надо.

…Голова-то как болит, понимает он, когда время приходит в норму, а ощущение мира схлопывается до собственного тела и крестокрыла.

Перед ним — огромный черный бок корабля-тюрьмы, а на контрольной панели мигают алым вызовы, и лог общения с R2-D2 полон сплошной нецензурщины.

— Прости, приятель, — говорит Люк, и включает-таки связь.

— Я даже не буду ничего комментировать, — заявляет Ведж, после того как Люк извиняется на весь эфир. — Ты вообще понимаешь, что мы думали, ты угробился?

— Ну я же джедай.

— Идиот ты, а не джедай.

«Эти характеристики не являются взаимоисключающими», — пишет R2 на общем канале, и эскадрилья ржет как один человек.

— Эй, «Проныры», — вламывается на их частоту командир десанта, — садитесь по пеленгу. И, джедай, теперь ты у нас в подчинении. Как понял?

— Десять на десять вас понял, — говорит Люк, и ведет машину в указанном направлении.

— Ты меч-то свой уже собрал? — пишет Ведж на личном канале.

— И без него обойдусь, — отвечает Люк.

Созревший кристалл он с собой прихватил будто талисман на удачу, но чтобы меч заработал, кристалл мало просто сунуть в рукоять: нужно подстроить их друг к другу, в медитации, Силой, и дело это долгое. Ну да ничего, с бластером он тоже неплохо бегает. И, если уж честно, стреляет он лучше, чем фехтует. Как ни неприятно это признавать.

***

Когда он заходит на посадку, бой в ангаре уже закончен. Десант покрошил автоматику, потерь нет, ранены только двое. Ангар почти пуст, хотя явно строился под СИДы, тут должна базироваться эскадрилья. И где она? Где вообще люди?

В ангаре темно, свет идет только от аварийного освещения.

Люк вылезает из крестокрыла, подхватывает R2 из гнезда Силой и опускает вниз.

— Это ты зря, парень, — замечает десантник-встречающий, не поднимая забрала. — Если придется сматываться в темпе, время потеряешь, возвращая его назад.

R2 громогласно возмущается.

— Этот малыш хакнул системы «Звезды Смерти», — говорит Люк. — И только потому мы оттуда и смылись вообще.

Ну и еще потому, что нас отпустили, но это не так важно. Если бы не R2, отпускать было бы точно некого.

Десантник хмыкает, но больше про R2 ничего не говорит, манит Люка — пошли, мол. Люк кивает и идет, куда сказали.

Десантники уже соорудили оборонную точку у выхода, проверяют вооружение и доспехи, командир оглядывает Люка с лохматой головы до ног, и неудовольствие от него так и прет.

— Ты что-нибудь чувствуешь, джедай?

Люк даже не делает вид, что прислушивается к Силе, потому что уже прислушался, пока летел, и качает головой.

— Я впереди живых вообще не чую. Но это может ничего не значить, есть такие металлы, они изолируют от таких как я.

Ну, или мои джедайские способности на сегодня все вышли.

— Вряд ли весь корабль из такого. Или?

— Вряд ли, — соглашается Люк. — Он бы тогда обошелся дороже Звезды.

— Значит, автоматика, — произносит десантник с отвращением. — Жестянки долбаные… А это значит, что это может быть большой ловушкой. И когда мы в нее хорошенько вляпаемся, автоматика корабль и подорвет.

Отряд одновременно поворачивается и смотрит на Люка. Люк вздыхает про себя. Если бы он мог точно отринуть эту возможность! Одна надежда на то, что если бы впереди ждала такая ловушка, то Сила, наверное, предупреждала бы, а она спокойна. Ну, почти.

Это он и озвучивает, десантники кивают, продолжают готовиться к выходу, а ему вручают шлем и нагрудник от брони.

— Ты, конечно, джедай, — комментирует командир, — но мало ли. И вперед не лезь, понял?

Люк кивает. Он и не собирался. Он тут вообще — чтоб провести отряд оптимальным путем, и то ему кажется, от R2 будет больше пользы.

***

R2-D2 прямо через системы палубы подключается к основной базе корабля и скачивает карту, так что с самого начала Люк сильно проигрывает ему в полезности. А уж когда дроид разбирается, как на расстоянии открывать нужные двери…

— Где таких дроидов делают? — спрашивает десантник у Люка, пока авангард подавляет сопротивление дроидов свежеоткрытой залы. Они пробиваются к одному из мостиков — корабль все же делали для людей, и управление можно перехватить с любого.

— Он уникален, — гордо отвечает Люк, будто уникальность R2 его собственная заслуга.

— Продашь?

— Друга? — переспрашивает Люк, и десатник хмыкает, но разговор прекращает. Наверняка счел, что джедай с прибабахом. Ну, не без того.

Идти с десантом тяжело. Рваный ритм передвижения мешает войти в медитацию, подключить резервы, и потому сильно ощущается разница в физической подготовке. Десантники все еще свежи, а у Люка болят ноги и ноет спина, и бластер уже весит будто две штурмовые винтовки.

Вбежать в помещение, залечь, хоть одного снайпера успеть снять, да хоть попасть в него, дернуть другого, чтоб промазал, проконтролировать, что опасных зон не осталось, повторить…

Увести группу в другой коридор, из под удара стационарного орудия.

Найти более-менее безопасный путь… кончающийся шахтой, шахты для него неизбежны, похоже, но ему даже не страшно ползти по технической лестнице вдоль отвесной стены, как ни странно… Хотя Лея говорила, что страшит в первую очередь неизвестность, а он-то уже хорошо знает, что будет, если в такую шахту упасть. И на каком моменте падения понимаешь, как не хочется умирать.

…Неужели отец позволил ему упасть, чтобы он осознал, насколько не готов умереть? И на тот штырь его вынесло не случайно?..

Дурак ты, Скайуокер, ожесточенно думает Люк, спускаясь в центре десантного отряда. На самом деле спускаются они «вверх», кто-то на мостике решил подкрутить гравитацию в технических отсеках, но не на тех напали… Хочется тебе добрую сказку. Во-первых, нашел время. Во-вторых, это глупо. А в-третьих, будешь в это верить, если отец и вправду мертв, так уж и быть. Во что-то же надо будет верить. Но пока — нет. Пока — он живой враг. Живой. И сказки про него придумывать, чтоб легче было принять ситуацию, — последнее дело.

Люк кивает сам себе, и от злости на себя же, в первом зале после шахты разносит двоих стреляющих дроидов — в мирной вариации уборщиков, — на одном голом желании чтоб они перестали, наконец.

— Во, — его хлопают по плечу, — вот это я понимаю. Чисто базука. А еще так сможешь?

— Попробую, — Люк переводит дыхание. Очень хочется стереть с лица пот, но на голове шлем, и снимать его — плохая идея. Газ на них уже напускали. Да и слепнуть даже на пару секунд не хочется: в технических отсеках совершенно темно, без приборов ночного видения никак.

…Корабль забит оружием весь, и, похоже, вся обслуживающая техника здесь — двойного назначения. Даже маус-дроиды работают гранатами. Что за идиотизм…

Ему кажется, внутри корабля они уже куда больше часа, и вот-вот нагрянут имперские силы, которых управляющие дроиды не могли не вызвать. Да, «Проныры» говорят, что все спокойно, но ведь последний их доклад был тоже давно. И что они все будут делать, если подкрепления прибудут сейчас?

— Ты ж джедай, ты мне скажи, — хмыкает командир. — Как, собираются имперцы нападать?

— Сила не говорит, — отвечает Люк хмуро.

— Да не волнуйся, за четверть часа они только разобрались, откуда сигнал пришел, если вообще разобрались.

Как — четверть часа? Не может быть.

Спустя субъективные три часа и двадцать минут объективного времени они вносятся на мостик, такой же темный, как и все остальное. Только аварийки светят, аварийки нельзя отключить просто так… Люк падает на пол, перекатывается вбок от плазменного болта, поднимает руку и таки разносит стреляющего в ошметки. Это как сжимать что-то Силой, только наоборот. Он даже успевает порадоваться, что получилось, когда пол вздрагивает и встает дыбом.

Люка отшвыривает на какой-то ящик спиной — и как же хорошо что он таки таскал на себе тяжелую броневую кирасу. Его просто болезненно встряхивает и выбивает из почти-медитации, — и мир сразу становится темнее, — но спина явно цела.

Люк, шипя, приподнимается, держась за технику.

Невдалеке от него один из бойцов, изогнувшись, ковыряется в пульте. Люк хочет у него спросить, не помочь ли, не подключить ли R2, но его обжигает справа — будто плазменный заряд оттуда уже прилетел, прямо в спину человека за пультом, опалив его самого по пути.

Люк поворачивается, время замедляется, совсем немного, но он видит — блик, движение, — и стреляет наугад. И вражеский выстрел уходит в пол у ноги десантника — тот даже не дергается, — а в снайпера прилетает сразу с двух сторон.

Пол постепенно выпрямляется. Люк сползает вниз, приваливается к стене приборов и тупо смотрит, как наливаются светом лампы мостика. Голова гудит.

— Спекся наш джедай, — командир десанта стоит прямо над ним. Когда успел подойти?.. В голосе его только беззлобная насмешка.

— Я в порядке, — говорит Люк. Он не врет. Он даже не ранен. Только двинуться прямо сейчас будет проблематично.

— Да сиди пока. Сейчас не до тебя. Минут пять у тебя есть.

Люк кивает. Пять минут — это очень много. И закрывает глаза.

Когда его будят, он точно знает, куда идти.

***

Именно этот отсек — сердце корабля. В центре, под слоями брони, там, где должны быть жилые помещения, находится — Люк поначалу счел, что все же тюрьма. Доступ только по специальному паролю, в специальном лифте, системы жизнеобеспечения полностью изолированы, никакой связи с внешним миром…

Специальный лифт совсем не выглядит зловещим. И открывается в белый светлый коридор с комнатами по обеим сторонам.

Для тюрьмы тут как-то слишком прилично. Или Люку мешают стереотипы?

— Ты посмотри на покрытие, — командир тыкает в стену пальцем. — Звукоизоляция. И недешевая.

— Ну мало ли, — говорит Люк, — может, это чтобы не слышать, как пленные говорят правду о зверствах Империи.

Ну а что, почему нет? Правда, чтобы кого-то заткнуть, убить его проще, чем тратиться на звукоизоляцию. И не то чтоб Император этим способом пренебрегал. Но мало ли какие у Его величества причуды, верно?

— Особенно роботам, — хмыкает десантник.

Это, конечно, аргумент.

Комнаты у лифта забиты непонятной аппаратурой, какими-то контейнерами, пищевыми концентратами и контейнерами с чем-то химическим и фармацевтическим.

И пока в идею тюрьмы для привилегированных все укладывается. До тех пор, пока они не находят операционную. Огромную. Всю в аппаратуре. И темную. При их появлении ничего не активируется и не начинает взрываться и стрелять. Просто операционная.

Командир десанта оглядывает приборы и присвистывает.

— Ничего себе сюда бабла вложено. Что-то круто для политических заключенных.

Люк согласен. Но если не они — тогда кто? Тогда — зачем?..

Следующим они находят палаты, и вот тут Люк понимает, что не понимает ничего.

На койках сверхсовременных палат лежат разумные, не только люди — все без сознания. И все…

Люка мутит.

Они все живы. Живы. Подключены к системам жизнеобеспечения. Вокруг них в Силе бьются ужас и боль.

Что это? Кто это? Что с ними тут делали?..

Люк с командиром десанта проходят дальше, открывая все двери, но картина не меняется, и в самой последней палате Люк застывает, только переступив порог.

Человек на постели лишен рук и ног, жизнеобеспечением забита вся его палата, его лицо закрывает дыхательная маска, его почти не видно под проводами, трубками и госпитальным синим одеялом, Сила, одеялом, самым обычным…

Люк хватается за косяк и невероятным напряжением воли не дергается вперед. Не подбегает к человеку на кровати.

В Силе человек на кровати — черная дыра и ледяная сталь. Люк узнает это ощущение где угодно.

— Ну и что тут у нас? — командир десанта проходит в палату и присвистывает. — Ну ничего ж себе.

Люк должен что-то сказать, предупредить, вот только горло свело и слова исчезли.

И тут человек на кровати поворачивает голову. И открывает глаза. Люк сжимается, сливается с дверью, но смотрят не на него.

— За осмотр с целью развлечения, — говорит Дарт Вейдер, а голос у него слаб, шелестит едва слышно, — следует деньги платить.

— Мужик, не дергайся, — хмыкает десантник. — Мы — спасатели. Хорошие парни.

— Неужели.

Десантник подходит ближе. И замирает.

— Ничего себе дела. Это кто тебя так?

— Много кто.

— Да их убить мало.

— Ну, — отец явно хмыкает, — частично уже.

— За это тебя сюда?

— Не без того.

Люку невыносимо это слушать. И невыносимо откладывать неизбежное. Отец все равно узнает его, увидит, и безумие разрешится хоть как-то…

Люк проходит вперед, внутренне сжимаясь, готовый ко всему.

Кроме того, что увидит на лице отца бельма вместо глаз.

========== 2 ==========

Двадцать лет назад

— Мне очень жаль, — говорит врач, которого Энакин не видит. — Но к сожалению… Понимаете…

Он понимает. Его глаза просто сварились от жара, там нечего восстанавливать. И все бы ничего, если бы нерв остался цел. Но, как говорится, увы. Подключать протез не к чему.

Безнадежно, говорит врач. Безнадежно.

Остальные проблемы меркнут в сравнении. Он не может дышать сам, и никогда не сможет, он не может ходить, и дело не в отсутствии перемолотых в кашу ног — у него перебит позвоночник, и неизвестно, получится ли вживить компенсирующий протез. Проще сказать, с чем у него нет проблем, если даже Сила отвернулась от него — возможно, временно, но сейчас, как ни странно, это и к лучшему.

В перерывах между операциями он лежит в темноте неподвижно и слушает звуки приборов вокруг. Боль мутит сознание. Кажется, он вновь на плавильном заводе «Мустафар», снова падает вниз и не в состоянии затормозить падение, потому что от боли и отчаяния не может сосредоточиться, и Сила ускользает от контроля. Или, может быть, ему тогда и хотелось, чтобы все кончилось. Падме погибла, он сам убил ее — зачем, зачем она влезла между ним и Оби-Ваном? зачем вообще явилась на завод, зачем?.. — к чему теперь жить?

Он видит, как она падает, постоянно. Раз за разом. В темноте. Будь Сила с ним, он бы разгромил палату и смог, наконец, умереть. Но нет. Он лежит и смотрит. И смотрит.

…Ты наделал слишком много ошибок, говорит ему кто-то совершенно спокойный. Тот мастер меча и войны, которым он, казалось, стал за прожитые на войне последние пять лет. Но стоило пойти против собственных соратников, и куда только все делось… Слишком много эмоций, Энакин. Сбитый контроль. Именно сбитый контроль убил Падме, именно поэтому ты не успел среагировать, а ведь должен был контролировать все оперативное пространство, а не зацикливаться на Оби-Ване… Любые стороны Силы требуют контроля, и то, как ты себя отпустил — непозволительно.

…Да, да. Да. Почему его не убило, почему?.. Почему она мертва, почему он все еще жив, он — бесполезная развалина, почему?..

Палпатин приходит тогда, когда безумный цикл операций, наконец, приостанавливается, а он сам не ощущает уже даже отчаяния. Только ступор и желание, чтобы все закончилось.

Сила все еще не вернулась к нему. Будто она против, будто не хочет его принимать.

— Мне так жаль, мальчик мой, — Палпатин, судя по звуку, садится рядом.

— Ваше присутствие — большая честь, ваше величество, — говорит Энакин. Ему неожиданно противно от собственного голоса — потому что это не его голос. Первая живая эмоция за весь день, надо же.

— Ну-ну. Не нужно формальностей. Врачи говорят, твое состояние стабилизируется.

— Да.

Палпатин молчит, а он сам смотрит в черную пустоту и ждет. Он клялся Палпатину в верности, первый из вассалов Императора, и он должен выполнить любой приказ. Но надеется, что вместо приказа ему будет оказана милость…

Милость? Тот спокойный голос, тот мастер войны, он сам, погребенный под неподъемной плитой вины, чувствует ярость от самой возможности сдачи без сопротивления.

— Мне очень жаль, что она погибла, — говорит Палпатин тихо.

— Моя вина.

— И ты хочешь, чтобы я казнил тебя за это.

Он молчит. Палпатин, как всегда, видит его насквозь.

— Хорошо, — вдруг говорит его император. — Хорошо. Я приговариваю Энакина Скайуокера к смерти, немедленной.

Это ведь облегчение, верно?..

— Спасибо, — шепчет Энакин.

Что-то меняется в звуке приборов, а на лоб ложится сухая теплая ладонь. Он улыбается, когда чувствует, что сознание уплывает. А та ярость внутри, тот гнев — это неважно.

Так будет правильно. Справедливо.

…Слабак. Слабак.

Это его последняя мысль.

…Он приходит в себя, задыхаясь.

Разве не вся боль должна была исчезнуть, разве не должно было все закончиться?..

— Я казнил Энакина Скайуокера, — произносит жесткий и властный голос справа. — Он мертв. Ты слышишь меня, друг мой?

Да. Он слышит.

И что-то внутри с огромным облегчением обрушивается. Рассыпается в пыль. Само имя его рассыпается пеплом. Следующий вдох безымянного человека легок, несмотря на физическую боль.

— Я даю тебе новое имя, — продолжает Палпатин. — Дарт Вейдер. Согласен ли ты?

Имя ложится на него — на оставшегося в живых командующего и мастера войны, — как родное. Он просто о нем не знал раньше. Вот, сейчас узнал.

— Да.

— Клянешься ли ты служить Империи?

— Да.

Сухая ладонь ложится на лоб. В голосе Палпатина улыбка:

— Отдыхай. Выздоравливай. И не беспокойся о слепоте. Ты прекрасный аналитик, друг мой, а экраны для слепых придуманы давным-давно. Ты нужен Империи, не смей сомневаться. Даже если никогда больше не встанешь на мостик и не возьмешь меч.

— Встану, — говорит он уверенно. — И возьму.

Энакин бы не встал. Но Энакина больше нет. А Вейдер не знает о том, что можно сдаться обстоятельствам, и учиться не собирается.

Палпатин не верит ему, но не хочет спорить, прощается, уходит — а Вейдер понимает, что только что прочитал эмоции своего сюзерена. Сила вернулась. Тихо и просто. Ну что ж. Значит все правильно. Значит — так тому и быть.

***

Сначала он требует информацию. Постоянный поток новостей в наушник. Политических сначала. Нужно понять, что с Империей, что с войсками, что с людьми Энакина. Их командир не вернется никогда, но это не значит, что Вейдер не чувствует за них ответственности.

Потом, когда состояние стабилизируется достаточно, чтобы можно было воспринимать принципиально новую информацию, он требует отчетов о своем состоянии. Подробных. Меддроиды поначалу разъясняют непонятные термины, а потом стек их терпения явно переполняется и ему наконец-то прикрепляют первый из протезов, на наименее проблемную правую руку, и начинают обучать голонет-интерфейсу для слепых.

Он по-прежнему видит сны в свете и цвете. И, просыпаясь, ждет, что вот сейчас — и темнота разойдется. Осознание, что она не исчезнет больше никогда, уже почти не приносит боли. Он привык. Привыкнуть можно ко всему. Но когда он ослепнет и во сне, станет, наверное, легче.

Врачей-людей он почти не запоминает. Слишком часто меняются. Не выдерживают — хотя он не понимает, чего именно. Верить, что все получится, им не обязательно, достаточно просто работать как следует.

Но когда в палату однажды входит новый врач, Вейдер «присматривается» к нему Силой с любопытством: в вошедшем нет ни страха, ни жалости, ни сострадания. Он сосредоточен, деловит и по-рабочему возбужден. Ему интересно.

— Серали, третий в линии врачей Серали, — представляется он. И без паузы: — Скажите-ка, милорд, как так вышло, что вы еще не до конца освоили интерфейс?

Хм.

— Чувствительность протеза сбоит, — отвечает Вейдер честно. — Потерял время на калибровку сигнала.

— А заменить?

— Это лучшее, что мне могут предоставить. Реклама новейшей синтекожи врет на двадцать процентов.

— Кто бы мог подумать, мда.

Вейдер хмыкает. Действительно.

— Если я правильно понял ваш план, — говорит врач, и Вейдер удивляется про себя: предыдущие план даже не рассматривали, как глубоко утопичный, — то вам потребуется куда лучшая чувствительность. Даже лучше естественной, из-за перчаток.

— Верно.

— Что вам нужно, чтобы начать ее разработку?

«Сработаемся», — думает Вейдер и говорит — что.

***

Встать, не видя, оказывается куда сложнее проектирования той же синтекожи и имплантата в спину. Кто бы знал, насколько человеческое чувство равновесия завязано на зрение, даже у одаренного. А ведь просто встать ему недостаточно, ему нужно, чтобы никто даже не подумал о том, что он слеп. Нужно научиться ходить так, двигаться и ориентироваться так, чтобы и мысль такая не возникла.

…И летать. Он должен научиться летать снова. Должен. Пусть даже он никогда больше не увидит звезд, не ощутит громады космоса, как зрячий. Все равно.

Его команда из врачей, инженеров и дроидов, как-то сама собой собравшаяся вокруг него в больнице за прошедший с его рождения год, сначала громко празднует его первые шаги как автономной единицы, а потом собирается на мозговой штурм вокруг его постели.

— Нам нужен терапевт со специализацией в адаптации слепых, — говорит Серали, — причем, чтобы понял специфику. Я найду.

— Нам нужно понять, чем заменить зрение при передвижении по незнакомой территории.

— Сила?

— Сила — это конечно. Но есть же Силовые аномалии. Да и вообще…

— Дублирование систем — благо.

— Воистину.

— И как? Ну вот есть визоры, в маске. Будут, в смысле, всунем. Имплантата не сделать…

— Ну, теоретически…

— Теоретически да, — резко отвечает Серали, — можно имплантироваться непосредственно в зрительную долю. Но, во-первых, гарантия успеха меньше десяти процентов, во-вторых, риск инсульта… И мозжечок рядом. В общем, с моей стороны вето, и если решите так рисковать, то без меня. Мне жалко гробить всю мою работу прошлого года.

— Да все согласны, я ради полноты картины. Милорд?

— Согласен.

— Визуальный сигнал можно вывести на кожу лица. Вопрос в том, как его закодировать.

— Хм… а эта идея мне нравится. Есть в ней верное безумие.

— Это типа как у Корусантских летучих мышей будет? Они лицом видят.

— Кстати, а ведь чисто визуальной картинкой можно же не ограничиваться!

— Предлагаешь сонар встроить?

— А что?

— Так, стоп, запишите эту мысль, и пока отложим. Нам бы с визуальным сигналом разобраться.

— Псевдографика? — предлагает Вейдер. — На базе идеограмм письменности для слепых?

Энакин Скайуокер когда-то играл в такую игру на очень древнем датападе, выкопанном у джав. А потом Уотто продал раритет собирателю древностей, причем задорого.

Почему-то прошлое вспоминается очень легко и так ярко, что можно было бы потеряться в нем, имелось бы такое желание. У него желание, скорее, обратное. Это уже не его прошлое, пусть остается мертвым. Со всем своим светом.

— Надо попробовать, — говорит Таги, один из инженеров. — Вот соорудим прототип маски и попробуем. Покрытие надо будет подобрать, кстати, чтоб кожу не раздражало при долгом ношении.

— Не найдем, так сделаем.

— Чтобы начать, стандартного будет достаточно, — говорит Вейдер, и они соглашаются. Всем хочется начать побыстрее.

Полгода спустя он встречаетприбывшего с очередным визитом Императора в местном саду. Говорят, очень красивом. С панорамным окном, за которым открывается невероятный вид на Корусант.

Невероятие его, Вейдер, разумеется оценить не может, но расположение планеты «видит», как большое белое пятно в глубине, справа от центра зрения. По лбу и щекам льются строчки символов, а составить картинку из них — дело простой тренировки.

— Я… ошеломлен, друг мой, — произносит Палпатин после четверти часа прогулки по извилистым тропинкам сада за разговором о политике и о войне.

— Я обещал вам, что вернусь, — отвечает Вейдер. — Теперь вы мне верите?

Палпатин останавливается.

— Я передам вам большую власть, друг мой, — говорит он сухо. — Тот самый пост, о котором мы с вами договаривались. Но о вашей проблеме никто не должен узнать, кроме ваших людей. Никто. Никогда. У моей правой руки не должно быть слабостей.

Вейдер преклоняет колено и кланяется.

— Их нет, ваше величество. И не будет.

========== 3 ==========

Вместо того чтобы делать то, что нужно — знать бы, что именно нужно, — Люк сбегает на мостик и помогает разобраться с навороченной системой управления.

Встречает «Проныр» в ангаре.

Перепроверяет траекторию гиперпрыжка вместе со специалистами. Если где ошибка, джедай наверняка почует, считают десантники. Хорошо бы, вот только Люк не уверен, что сейчас способен почувствовать хоть что-то вообще. Он себя-то чувствует с трудом.

Они прыгают — и, в результате, не туда, куда нужно: гипердрайв корабля-тюрьмы посреди траектории начинает вести себя подозрительно, и командир командует немедленный выход из гипера.

Их выносит на окраину системы красного сверхгиганта. Очень красиво. И очень далеко от Базы-1. И вовремя — гипердрайв перестает отвечать диагностике, а датчики отсека фиксируют взрыв.

— Ну мы попали, — констатирует командир десанта. — Точно же какая-то из систем безопасности сработала. Джедай, ну ты мог бы и сказать!

Люк пожимает плечами. Ему бы кто сказал.

— Сила, наверное, решила, что мы и сами управимся.

— Сейчас Базу вызовем… — говорит командующий, но связист громко хмыкает.

— Это что значит?

— Это значит, добро пожаловать в аномалию. Сигнал не проходит. Гигант мешает, не иначе.

— Да и связываться отсюда… мало ли кто сигнал перехватит-то. Может, он дублируется куда.

— Мне кажется, — говорит Ведж, — одному из моих стоит слетать на базу, доложиться как положено, описать все тут. И привести спецов. И медиков. Что-то же надо с людьми в тюрьме делать, как их эвакуировать-то?

Смотрит он при этом на Люка, но Люк молчит. Да, он — самая логичная кандидатура в курьеры, он летает быстро, он найдет, как описать то, что здесь творится, ему поверят, он же джедай… Но он молчит. Ему нельзя улетать. Нельзя.

— Прости, командир, самоотвод — говорит Люк наконец. — Я тут, кажется, буду нужен.

В первый раз врет своим. Во рту горчит. Но он уверен, что так — правильно. Вернее, нет, он уверен, что иначе не может. Разные вещи.

— Что-то случится? — командир десанта пронзает его взглядом.

Люк вздыхает.

— Да если б Сила со мной говорила понятно… Не знаю. Просто мне надо тут быть, и все. Может, мне просто на Базе быть не надо, кто знает.

— Ладно, — легко соглашается Ведж, — тогда я сам смотаюсь. Покажи мне тогда, что тут творится, чтоб я описал нормально.

Люк кивает.

Описать «нормально» то, что творится в тюрьме, кажется невозможным. Он возвращается туда с мыслью, что во второй раз увидит что-то иное, что раньше это был шок, а сейчас он поймет лучше, но… Ничего подобного.

Люк ведет Веджа по светлому коридору, вдоль палат с неподвижными телами, и лицо Веджа становится все отрешеннее.

— Это кошмар какой-то, — говорит Ведж в конце коридора. — Что здесь вообще происходило? Зачем это все?

— Документация вся стерта. Протоколы безопасности, наверное…

— Погано.

Люк останавливается у двери отца. Нужно не подавать вида. Нужно открыть, как и остальные. Но…

В результате, Ведж открывает дверь сам. И немедленно извиняется.

— Меня не предупредили, что вы в сознании.

— Да ничего, — говорит отец. — Здесь все равно скучно.

Люк входит вслед за Веджем. Отец не замечает его совсем — значит ли это, что он забыл как Люк выглядит в Силе? Или же…

Куда более логично то, что сейчас он не может чувствовать Силу вовсе. Иначе бы никакая тюрьма, даже такая, Дарта Вейдера не удержала бы долго. Это правда, даже если слухи о его способностях наполовину вранье. Половины хватит с лихвой.

…Это значит, он здесь один, слепой и без Силы с того ранения или покушения, или что это такое было?

То есть — два месяца?

«Скучно»…

Люк закусывает губу.

— Вы знаете, что это за место? — спрашивает Ведж.

— А на что это, по-вашему, похоже?

— На лабораторию.

— В цель с первого раза. Здесь, как мне сказали, изучают реакции на медикаменты, обезболивающие и прочее. Я не биолог.

— Но почему такая секретность?..

— Вот тут я вам не помогу, — говорит отец. И Люк понимает это как «не скажу», а Ведж, наверняка, так, как и задумывалось — как отсутствие информации. Действительно, странно предполагать, что узник в курсе всех деталей. Вот только Люк уверен, что уж кто-кто, а Дарт Вейдер-то точно их знает…

— Вы здесь единственный в сознании, — произносит Ведж. — Тут люди вообще появлялись? Врачи, ученые?

— Я их не слышал, — отвечает отец. — Эксперименты проводят дроиды.

— За что вас сюда? Вы из Сопротивления?

— Вот еще, — хмыкает отец. — А за что… За мятеж, за что же еще.

За… мятеж? Дарт Вейдер? Олицетворение Империи?

…Нет, думает Люк. Это какая-то сложная игра. Сложная политика, в которую они сейчас вляпались по чьей-то мутной наводке, и наверняка и эта наводка тоже — часть сложной игры. Слишком все странно.

Вот только лорд Вейдер на Беспине звал Люка с собой. И обещал — власть. А это значит, если только он тогда не врал, что он правда замышлял мятеж. И — его осуществил? Неудачно? И Палпатин пощадил его, не убил сразу? Даже если вот это все — наказание, то любая тюрьма — это же риск, все равно риск, что твой враг сбежит и таки доберется до тебя?..

Поэтому повстанцы убьют лорда Вейдера сразу, как только узнают, кто он такой. Никто не станет рисковать. Никто.

Люк переводит дыхание и едва не забывает выйти следом за Веджем. Ведж останавливает его у лифта , смотрит внимательно.

— Люк, ты в порядке?

— Не очень, — признается Люк. — Мне кажется, я все никак проснуться не могу. От кошмара.

— Да уж… — Ведж поворачивается и оглядывает коридор. — Мутно это все. Эксперименты… Ну ладно, эксперименты. Ладно, на разумных. Но зачем такая навороченная секретность-то?

— Особые эксперименты.

— Не, — Ведж хмыкает, — если бы здесь чуму разводили, я бы понял. Но не похоже ведь?

— Не похоже, — соглашается Люк.

Они входят в лифт — и ощущение Силы отца пропадает. А ведь фон ее, и фон страдания других подопытных он чувствовал через весь коридор…

И тут Люка осеняет. Потому что защиту такого типа имело смысл встраивать в переборки только в одном случае.

— Одаренные, — произносит он ошарашенно. И вслух, хотя вообще-то не планировал. Ну, не сейчас. — Что, если здесь экспериментируют над одаренными?

— Ты хочешь сказать… над бывшими джедаями?

— Или ренегатами из Иквизитория.

— Да, наш собеседник на джедая не очень походил… — усмехается Ведж. — Себе на уме мужик. Очень непрост.

Не то слово, как ты прав, приятель…

— Я Мадину скажу, — кивает Ведж, когда они входят в ангар. — Пусть сам прилетает. Допросит этого мужика. Ну и мало ли, может медики кого откачают еще.

Люк кивает. А сам думает, что времени принятие любого решения совсем не осталось.

Ну и ведь очевидно, каким оно должно быть, верно? Ведь верно?

***

После ужина пайком, вместо того чтобы улечься спать в рубке, как остальная вторая вахта, Люк идет в лабораторию-тюрьму. Официально — чтобы попытаться разбудить хоть кого-то. Хоть почувствовать, осталось ли там кого будить.

А неофициально… ну, понятно. Он не мог удержаться. Никак.

…Отец выглядит плохо. Куда хуже, чем в прошлый раз — совсем ведь недавно. Или просто Люк плохо его тогда разглядел, потому что боялся смотреть в покореженное лицо и слепые глаза?

Как он вообще может быть слеп? Не может же быть, что на Беспине…

— Я не картина, чтобы мной молча любоваться, — говорит отец, и Люк вздрагивает.

— Простите, — произносит он автоматически и сжимается. Ведь верно, отец узнает голос?.. Но нет. Наверное, через маску голоса слышатся иначе…

— Я просто… За что они вас?..

— За что они меня что именно? — в голосе отца слышится раздражение.

— Ослепили, — выпаливает Люк, и с изумлением слышит, как отец смеется.

— Больше двадцати лет уже так хожу, не наговаривайте на мирных ученых. Здесь никого не калечат просто так. Только ради науки.

…Значит, на Беспине — тоже. Тоже. Сила великая.

«Отец даже не знает, как я выгляжу, — осеняет вдруг Люка, как обычно, чрезвычайно вовремя. — Он никогда меня не видел».

Люк сглатывает.

— Вам что-то нужно? — спрашивает отец. Люка явно не рады видеть. Слышать. Сила…

— Я… Вам больно? — наконец-то доходит до Люка. — Я вам могу помочь? На вас ведь тоже идет эксперимент, да?

— Идет, — отец хмыкает. Эксперимент, если он есть, не таков, как для остальных. Ну так кто бы сомневался. — Но на меня не действуют обезболивающие.

— Вообще? — ужасается Люк.

— Большая часть. Те, что сюда заправлены, — культя руки указывает на приборы, от которых к шее и груди отца тянутся трубки, — точно. Ничего. Еще трое суток без сна и меня вырубит автоматически.

Это он утешает глупого идеалистического повстанца, или пытается сманипулировать глупым идеалистичным повстанцем? Собственно, одно другого не исключает…

Сила молчит. Зла Люку не хотят, это точно. И лжи в словах отца нет. Точно нет. Он и правда… Люк хочет было спросить, сколько отец вот так, без сна, но вовремя останавливается. Во-первых, откуда тому знать, во-вторых, а какая разница? Сколько бы ни было.

Он все-таки и вправду глупый и идеалистичный повстанец.

Люк подходит ближе. Отец поворачивает к нему голову. И он прекрасно держит лицо. Вот только Люк чувствует, не может уже не чувствовать, раз поняв, как ему больно.

Сила, как хочется… коснуться. Обнять. Будто перед ним и правда только его родной человек, которому чудовищно плохо, а не… все остальное.

— Что на вас подействует? — спрашивает Люк. — И где это взять, если оно тут вообще есть?

— Должно быть, — говорит Вейдер и озвучивает название. — В основном зале, рядом с операционной, должно быть помещение с консолью с инвентарными списками.

— Вам рассказывали, как здесь все устроено? — напрягается Люк, хотя чему удивляться-то…

— Так организован стандартный имперский медблок. Я сильно удивлюсь, если здесь все иначе.

— Хорошо, — говорит Люк. — Я сейчас посмотрю.

Он выходит из палаты, трет лицо ладонями. Во что-то он ввязывается. Непонятное. Он подчиняется Дарту Вейдеру, и ничего хорошего из этого выйти никак не может, но…

Но, действительно. Но.

Дурак ты, Люк Скайуокер, наивный и сентиментальный. И не лечишься. Все, что угодно, только бы не принять то решение, какое следует, да?

Люк действительно находит указанную консоль именно там, где сказано. И нужное лекарство действительно есть в списке. И это действительно обезболивающее, очень сильное. Противопоказания занимают половину экрана, Люк пролистывает описание до конца, пытаясь вчитаться. Нет, ничего особенно там нет. Лекарство аннулирует действие каких-то других, вроде бы тоже обезболивающих, каких-то кроветворных… Ничего, что бросалось бы в глаза.

Люк забирает цилиндр с лекарством из автоматического шкафа и спешит назад. Сила спокойна. Сила одобряет. Люк надеется, что она не ошибается — ну и что представление Силы о хорошем исходе хоть как-то коррелирует с его собственным.

— Вернулся, — констатирует отец. С удивлением? Ага. Похоже.

— Я же обещал. Куда вставлять эту штуку?

Отец называет номер, больше всего похожий на координаты. Оказывается, все пазы системы обеспечения помечены цифробуквенным кодом, и он стандартизирован. Надо же… Люк осматривает все шкафы, пока наконец не находит нужный, и не вставляет цилиндр туда, куда следует, перепроверив код два раза.

— Ну вот, — говорит он. — Спокойной вам тогда ночи.

Отец молчит. И только подойдя к двери Люк слышит:

— Спасибо. Я этого не забуду.

Люк сглатывает и почти выбегает за дверь.

========== 4 ==========

Семь лет назад

Перед Императорским приемом Палпатин всегда приглашал его в личную галерею. «Показать новое искусство», говорил он. Скульптуры, конечно — то, что можно ощупать и высказать свое мнение. Его попытки угадать, что именно имел в виду очередной скульптор, повелителя веселили и настраивали на благодушный лад перед приемом. Собственно, и его самого тоже. Зачем и затевалось. Его император формальными приемами несколько тяготился. Потеря времени, чистая демонстрация статуса и необходимость лишь наблюдать за интригующим кублом двора, а не интриговать самому — ну только в открывающей речи намеков подбросить. Но речь предназначалась всей Империи, так что и тут не развернешься. Скука.

Но в последнее время отношение Палпатина к приемам стало меняться. Как и к их прогулке по галерее. Теперь именно прогулками император, казалось, тяготился — но Вейдер списывал изменения на смутную политическую обстановку, на занятость повелителя и нежелание терять время, на, в общем, что угодно, кроме реальной причины. Зрячий бы сказал — слепое пятно, а как сказать слепому?

Непростительное недомыслие?

В этот раз ощущение раздражения от Палпатина оказывается столь четким, что Вейдер чуть не замирает в дверях галереи в ошеломлении. Так — никогда не было.

— Если повелитель против моего присутствия…

— Нет-нет, — благожелательный тон на фоне демонстрируемого ощущения в Силе царапает слух диссонансом. — Пойдемте, друг мой. Может быть, хоть это мое приобретение вы оцените.

— Мой художественный вкус, увы, не соответствует вашим стандартам, ваше величество.

Здесь они называли друг друга по имени. Раньше. Никак не припоминалось, когда это изменилось. Как давно. Год назад? Два?

— А могли бы уже и приподняться над плебейским уровнем, мда, могли бы, за все время, что я с вами вожусь, друг мой.

— Я — военный, ваше величество, боюсь, это безнадежно.

— Вы знакомы с адмиралом Трауном, я полагаю, — ласково интересуется Палпатин.

— Опосредованно.

Адмирала флота Трауна он, конечно, знает. Иное было бы странно. Но они даже не знакомые и уж тем более не приятели. Палпатин продвигает Трауна в гранд-адмиралы, и через пару лет это будет вполне заслуженно. Чисс достоин. А справиться сможет уже сейчас.

— Он утверждает, что его гениальная стратегия основывается на глубоком понимании искусства и культуры противника. Вам бы стоило взять пример.

Врет ваш Траун, хочет сказать Вейдер. Искусством он, наверняка, и впрямь интересуется, обманывать императора в таких неважных деталях стал бы только идиот, но его гениальная стратегия основывается на разведке в первую очередь. Как и у всех. И на личном таланте. А уж какие подпорки необходимы личному таланту — это индивидуально. Вот ему лично — медитации на мостике, даже если он не видит звезд. Одно их наличие за транспарантилом и ощущение работающих людей в «яме» настраивают его на нужный лад и помогают думать.

Траун же явно культивирует образ непонятного и опасного гения, получающего откровения магическим путем через искусство. Ну что ж, тоже стратегия. Каждому свое.

— Я обращу внимание на его методы, — говорит Вейдер вместо этого. На личную разведку уж точно следует обратить. Мало ли.

— Прекрасно, прекрасно… — отвечает Палпатин, его явно не слушая. И останавливается у стены. У явной картины. И показывает на нее. — Что скажете, друг мой?

— Повелитель? — переспрашивает Вейдер. Вопрос Палпатина не укладывается в голове. В картину мира он тоже не вмещается.

— Я помню, что вам не нравятся картины, — говорит Палпатин, а в силе ощутимо только растущее его раздражение. Никакой подсказки. — Но извольте изменить своим вкусам.

Это проверка? На что? Что именно, какой намек следует понять?

Вейдер кланяется вместо ответа.

— Ваше величество, я прошу снисхождения. Я не понимаю.

— Сила, Вейдер, — раздраженно бросает Палпатин, — я просто хочу чтобы вы посмотрели на картину и сказали ваше мнение. Что в этом непонятного?

Абсурдность требования лишает Вейдера речи. Но рядом стоит наливающийся непритворным гневом император, и Вейдер поворачивается к картине.

Все, что могут сказать его анализаторы — что это, с большой вероятностью, абстракция. Но шанс ошибки велик. А ошибиться нельзя. И он делает то, что наедине с императором не делал никогда. Его команда сидит сейчас на связи, в ожидании начала приема, где они будут его глазами — там слишком много людей, реакции на внешность которых должны быть полностью точны. Он вызывает их раньше.

Если они и шокированы, то этого не показывают.

— Это пейзаж уничтоженной планеты. Как после «базы дельта-ноль». Все в черных тонах, и такое, стилизованное. Абстрактное. Под пустым небом. Тоже таким… черным.

— Погодите, погодите… Милорд, поворот головы на два градуса вправо.

— «Вправо»! Учишь вас, учишь.

— Тишина в эфире.

— Это лицо. Стилизованное. Кажется, императора.

— Точно императора. Сила, какая жуть.

Вот, значит, как. Действительно, проверка. И намек.

О проекте «Звезда Смерти» Вейдер, конечно, знает. Как и император знает о том, что он категорически против. Но, похоже, его мнение только что сочли неважным.

— Ну и что же вы видите, Вейдер? — недовольно спрашивает Палпатин.

— Величие империи, — отвечает Вейдер. Ему кажется, он постарел сейчас лет на десять. Почему, повелитель?..

И гнев императора истончается. Сменяется весельем. Палпатин хихикает и сухо хлопает в ладоши.

— Ну вот, видите, можете же, когда хотите. Я должен спросить вашего мнения о других картинах моей коллекции, непременно. Но не сейчас. Пойдемте, друг мой, нас ждут.

…Он забыл, что я слеп, осеняет Вейдера, когда он разворачивается и следует за императором в тронный зал. Никаких сложных игр. Он просто забыл. Забыл.

— Сила, — выдыхают в наушнике его люди, он даже не может разобрать, кто именно. Осознали то же самое. — Что же теперь будет?

Он не знает.

Во второй раз все вокруг рассыпается в пыль.

***

Когда адмирал флота Траун получает таки заслуженного гранд-адмирала, Вейдер устраивает учения. Ему нужно понаблюдать за Трауном, как говорится, вживую.

Все учения на самом деле — один большой вопрос: кому Траун верен в первую очередь. Императору лично, или же Империи?

Траун вопрос, разумеется, изящно обходит, выворачивается из приготовленной ловушки (победа над захватчиками или ставка императора) и учения с блеском выигрывает, чем повергает собственных адмиралов в шок. У Вейдера не выигрывали очень давно.

Вейдер поздравляет его, не выказывая никакого гнева, — потому что никакого и не испытывает, все прошло ровно так, как и предполагалось, — и адмиралы Трауна явственно выдыхают. Вот они преданы лично ему, тут сомнений нет. Сам Траун читается плохо, но, похоже, насторожен и очень, очень внимателен. Он прекрасно понял вопрос. И так же прекрасно понял, что дело-то было совсем не в победе.

И на приеме для генералитета после учений — люди хорошо поработали, заслужили, — он подходит к Вейдеру, как всегда стоящему поодаль от толпы и рядом с окном. Окружающие полагают, что он смотрит на звезды. На самом деле он читает документы по флоту через интерфейс на лице. Так куда быстрее, чем руками. Работы меньше не становится — и в работе ныне его единственное спасение. Хотя смысл она теряет стремительно — с той же скоростью, с какой его император теряет связь с реальностью.

В Темной стороне Палпатин сейчас силен, как никогда. Но Вейдер не может отделаться от мысли, что тот человек, которому он так давно клялся в верности, не положил бы на алтарь ситхского могущества свое государство. Хотя именно это он и сделал. Вейдеру кажется, что как он сам заменил Энакина Скайуокера, так и Шива Палпатина пожрал Дарт Сидиус. Только — не добровольно, а обманом подчинил, захватил в плен, из которого не освободить.

И что с этим делать — вот подлинный вопрос.

— Могу ли я к вам присоединиться, милорд? — спрашивает Траун.

— Звезды общие, — отвечает Вейдер, шагнув в сторону. Траун встает рядом с ним.

— Вас утомил прием, гранд-адмирал?

— На мостике я чувствую себя свободнее, — неожиданно сближает дистанцию Траун. Ну что ж… хорошо.

— Привыкайте, — говорит Вейдер. — Вы теперь — тяжелая фигура. Политические игры проводятся не в космосе.

— Честно говоря, предпочитаю страто. Оно честнее.

— Вас так заботит честность игры, гранд-адмирал?

— Только честная борьба позволяет самосовершенствоваться.

Вейдер хмыкает про себя. Адмирал никак решил, что учения ему просто сдали ради политического хода, и обиделся. Насколько может обидеться чисс.

— Согласен.

От Трауна плещет удивлением, быстро взятым под контроль, а Вейдер усмехается. Да, ты выиграл честно. И да — я закладывался на свой проигрыш. Это тоже — часть подлинного вопроса. Часть условия. И что ты скажешь?

— В таком случае, — голос Трауна идеально вежлив и ровен, — вы позволите пригласить вас на частную игру в страто, милорд? У меня на Химере?

Хороший ответ. Траун хочет полностью понять ситуацию и отказывается играть вслепую. Ну что ж…

— С удовольствием, гранд-адмирал.

Его шаттл прибывает на «Химеру» частным порядком, Траун встречает его лично, один. Никакого церемониала. Немногие бы удержались. Впрочем, если бы Траун оказался не из их числа, Вейдера бы здесь просто не было.

Они не разговаривают ни о чем существенном по пути до покоев Трауна. Детали брифингов после учений, кого следует представить к повышению по результатам, кого бы Траун не отказался переманить от Вейдера… если они, конечно, захотят.

— Если захотят, — соглашается Вейдер. Оба понимают, что шансы малы.

В покоях Трауна, как говорит анализатор, слишком темно для людей. Траун не торопится поднимать освещение, ведет Вейдера дальше, к тому, что определяется как столик, стоящий у стены. Нет, экрана: изображение на ней смещается.

Атеч-78, опознает анализатор. Планета, над которой они находятся. Виртуальное окно, значит. Ну что ж…

— Прошу вас, — говорит Траун.

Вейдер садится в кресло у стола страто. На столе развернута стандартная начальная конфигурация. Корабли хорошо определяются анализатором, четкость вполне достаточна.

— Прошу простить, что здесь так темно, я сейчас подниму освещение до комфортного для людей.

— Не нужно, — говорит Вейдер. Касается клавиатуры страто, переключает на встроенный режим для слепых и кладет ладонь на изменившуюся панель. — Мне все равно.

Траун пару секунд молча стоит рядом. Потом опускается напротив.

— Конечно, милорд.

После краткого и яркого всплеска эмоций, — смеси триумфа от подтвержденной догадки и шока от нее же, — теперь он ощущается полностью спокойным. Собранным. Прекрасно.

— Выбор кампании за вами.

— Полагаю, — все так же спокойно произносит Траун, — момент выбора уже… пройден.

— Не для вас. Пока.

— Щедро, милорд.

Вейдер пожимает плечами.

— Недобровольность участия влияет на качество игры. Вы, я полагаю, понимаете, насколько это критично в моей ситуации.

— Разумеется. Могу ли я узнать…

— Стану ли я… играть без вашего участия?

— Да.

— Не стану.

— Все ли… игроки собраны?

— Вы первый, — усмехается Вейдер.

Из крупных фигур.

Ему необходим одаренный. Лучше всего джедай, только где же такого взять теперь. Или Исанне Исард. Идеально было бы — и то, и другое. Но если придется выбирать, он выберет Исанне. Вопрос в том, что выберет она сама. И сколько времени это займет.

И останется ли к тому моменту хоть что-то от Империи?

Траун задумывается. А потом выбирает кампанию из списка. Битву при Дромунд-Каасе, из войны против императора Вишейта, три тысячи лет назад.

— Ваш ход, милорд.

И Вейдер, улыбаясь, делает его.

========== 5 ==========

Сила его предала — вот что думает Люк. Он не ощутил никакого предупреждения, никакой опасности, напротив, ему хотелось, хотелось спуститься вниз, снова увидеть отца, и потому он встал совсем рано, чтобы никто не успел его хватиться. Спустился в лабораторию. И когда сделал шаг из лифта…

Ему кажется, на него обрушилось перекрытие. Темная, беспросветная тяжесть, чужая воля, вколачивающая в мысли нужное поведение, нужные действия и слова. Подчинись, требует темнота. Повинуйся. И останешься цел. Все останутся целы и живы, если будет так, как я хочу.

Подчиняйся.

Люк кричит в голос и бьется под плитой, понимая, что безнадежно. Но так же — что стоит сдаться, и от него самого ничего не останется.

И вдруг темнота отшатывается прочь. В шаге уже от победы.

«Люк?.. Это ты? Ты здесь?»

Люк со стоном садится: он, оказывается, упал у лифта. Голова гудит.

«Я».

«Откуда?»

«Я был в группе захвата. Нас навели на это место».

«Ты… ты был здесь. Внизу. Раньше».

«Да».

«Ты меня узнал».

Это не вопрос.

«Конечно».

«…Это ты принес мне обезболивающее».

«Что это было на самом деле?»

Люк пытается встать, и ему не мешают. Хотя он чувствует, что могут. Темнота вокруг так сильна…

«Обезболивающее. Каскад побочных эффектов от него аннулировал эффект блокатора Силы».

«Но оно на тебя не подействовало, да?» — задает Люк самый несвоевременный сейчас вопрос, и кожей ощущает изумление с другой стороны.

«Тебе… это важно?»

«Мне очень жаль, что тебе так больно, — честно говорит Люк, отступая к лифту. — Даже учитывая, что ты бы убил того, кто тебе помог, если бы это был не я».

«Ничего бы ему не было, — отвечают ему после паузы. — Неодаренный отделался бы небольшой мигренью».

Двери лифта открываются, Люк шагает внутрь, ожидая, что вот сейчас, сейчас темнота сгустится и выдернет его оттуда, сейчас скрутит, сломает, заставит…

Ничего не происходит.

Такое чувство, что песчаная буря прошла стороной, унесла с собой весь ветер, весь воздух, и на мгновение тяжело даже вздохнуть…

«Ты… меня отпускаешь?»

«А варианты?»

Голос отца кажется Люку безмерно усталым.

«Беги… к своим друзьям. Самое время им рассказать».

И двери лифта разделяют их.

***

Люк оседает на пол лифта. У него трясутся руки. Самое время, да… Самое время сказать, что внизу, в лаборатории, самый страшный враг Восстания — временно неподвижный, но все равно смертельно опасный. Самое время…

Система жизнеобеспечения лаборатории-тюрьмы полностью независима от систем основного корабля. Наверняка как раз на такой случай. Там можно полностью вырубить энергию — и нормальный командир поступит именно так. Никто не станет рисковать.

Люк даже не почувствует, как отец умрет.

Вернется к друзьям, к делу, в которое верит, и все будет… И победа — ближе, чем никогда, и из глаз Леи наконец-то пропадет тень, и Хан…

И он вернется к Йоде, и закончит обучение, и станет настоящим джедаем. И Йода, и Оби-Ван будут им гордиться. Ведь он выбрал то, что должен был.

Верно же?

…А ведь отец обиделся на обвинение в желании убить повстанца, который ему помог. Неужели правда пощадил бы?.. По данному слову?..

План отца все еще в голове Люка, лежит темным грузом. Подарочком без черной ленточки.

Люк выползает из лифта, держась за стену. Останавливается подышать. И касается плана мыслью. Потому что ему хочется убедиться, что не ошибается. Что отец планировал убить их всех, и поэтому… Ты — безнадежный идеалист, Скайуокер, вот ты кто. И хочешь, чтоб твой идеализм наконец-то убили с особой жестокостью. Потому что только тогда тебе хватит воли на правильный выбор. Просто логики явно недостаточно.

Недостаточно, да, признает Люк. Да… Чужие мысли, но с таким знакомым-знакомым ощущением разворачивают перед ним план — как Сила тогда в бою показывала траектории и временные развертки. Точно так же.

План предусматривает имитацию включения системы самоуничтожения и полную эвакуацию повстанческого контингента.

И немедленно после — автоматическое задействование резервного гипердрайва, не отмеченного на основной схеме — этот корабль проектировали параноики, не иначе.

Эвакуацию. Не уничтожение. Не убийство всех, кроме пары марионеток. А ведь для последнего нужно только заставить первую из марионеток привести как можно больше народу вниз. И повторить. И все. Самый простой, логичный, безопасный и кошмарный сценарий.

Непредусмотренный отцом вовсе. Просто потому, что один из повстанцев ему помог — и он не знал, кто именно?..

Люк утыкается лбом в стену. Хочется взвыть.

Хочется рассказать все Веджу, и поверить тому, что скажет друг.

Что бы он ни выбрал сейчас, это будет неправильно. Ему катастрофически нужно какое-то подтверждение… ведь он уже выбрал.

А еще ему нужен союзник.

***

Люк идет в ангар, к крестокрылу. Забирается внутрь. На него никто не обращает внимания.

«R2?» — пишет в консоли.

«Хозяин?»

«У меня проблема».

«Излагайте, хозяин».

Люк излагает.

…Нужно будет потом стереть лог, мелькает мысль. И заставить автопилот вывести корабль из дока первым, иначе «Проныры» заметят, что его нет в кабине. Он не сможет отвести глаза всем, он не так силен…

«Я одобряю план действий хозяина Энакина, — заявляет R2-D2. — Он почти оптимален. Вы подтверждаете начало реализации?»

Что… вот так? Вот так просто?

«Ты вообще за кого, R2?»

«За Скайуокеров, хозяин, — отвечают ему. — Вы подтверждаете начало реализации?»

Люк сглатывает. Оглядывает док из фонаря кабины. Будто в последний раз. Один из «Проныр», колупающийся в кабине неподалеку, замечает его и машет рукой.

Люк скованно машет в ответ.

«Да, — пишет Люк. — подтверждаю».

И стирает лог.

***

Механический голос продолжает безучастно отсчитывать секунды до самоуничтожения корабля, когда Люк вносится в пустую рубку. Он знает, что отсчет ненастоящий, но все равно пробирает.

Рубку заливает зловещий свет авариек, что-то мигает, очень впечатляюще…

Люк падает за пульт главного оператора. Он никогда его раньше не видел, но отец знает, как тот устроен… вот только совместить вколоченное в голову знание с реальным пультом перед глазами…

А. Ну да.

Люк закрывает глаза.

И его руки сами находят нужные кнопки, следуя чужой памяти. Да, да… Вот так…

Рядом свистит R2, успевший наконец в рубку.

«Гипердрайв готов к работе».

Ну что ж… Вперед.

— Ноль, — говорит система корабля.

Звезды впереди размазываются в линии, а Люк утыкается лицом в ладони.

Ну… вот и все.

Спустя два часа они выходят в квадранте, забитом военной имперской техникой так, что Люку кажется, они попали на какой-то смотр.

— У меня послание для гранд-адмирала Трауна, — нагло заявляет он на приказ немедленно представиться, — соедините меня с «Химерой», пожалуйста. Да, пожалуйста, лично. Передайте, что речь идет о партии в страто.

И когда на экране появляется, неожиданно, именно гранд-адмирал, — синий мужик в белой форме в имперском флоте ведь только один, правда? — Люк здоровается и говорит чужие непонятные слова.

— Лорд Вейдер просит передать, что ему бы хотелось реванша.

От улыбки гранд-адмирала можно, пожалуй, зажечь пару звезд, думает Люк заторможенно, смотря на экран.

Силы закончились.

Но Сила, предательница Сила, вьется вокруг и поет в костях и крови, как пела во время боя. Все идет так, как надо. Как должно. И теперь все будет правильно.

Люк кивает ей и закрывает глаза.

Кажется, что мир вокруг рассыпается пылью.