Белый край [Дарья Острожных] (fb2) читать онлайн

Острожных Дарья ДЕТИ ВИТАЕ-РАН-2 БЕЛЫЙ КРАЙ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Пролог

Узкие стрельчатые окна выстраивались в ряд. Их проемы украшали каменные переплеты в виде паутины, а ячейки заполняли красные и зеленые стекла. Те вбирали в себя солнечный свет и горели, однако в спальню пропускали лишь блеклые лучи. Они озаряли каменный пол и кровать с толстыми ножками, переходящими в каркас. Напротив ложа стояла металлическая ванна, наполненная искрящейся водой. От нее исходил пар и горьковатый дымчато-лесной запах ветивера — любимого масла юной девы, сидевшей внутри.

Она казалась не старше четырнадцати лет, а пухлые губы и вздернутый нос придавали лицу детское выражение. Под румянцем на щеках виднелась россыпь веснушек, едва заметных и будто украденных у зеркальной глади мокрых волос цвета гречишного меда.

Локоны облепили шею и грудь, куда их перекинула служанка, массировавшая спину девы. Это была стройная женщина в темно-серой юбке и таком же жилете. Круглый вырез показывал короткий стоячий воротник, а из проймы вырывались широкие рукава белой нижней рубашки, закатанные до локтей. Ее фигура казалась моложавой, но истинный возраст выдавали седые локоны в русых волосах и дряблая кожа на лице.

Вдруг тишину разрушил звонкий стук: в комнату ворвалась девушка в такой же серой одежде прислуги, но в накрахмаленном чепчике. Тяжело дыша, она торопливо поклонилась и уставилась на деву, пританцовывая от нетерпения.

— Да говори уже, — буркнула женщина, опасаясь, что та сейчас лопнет.

— Ваш отец приехал!

— И что? — Дева лениво открыла карие глаза.

— С ним лорд Гайди…

Едва служанка замолчала, как она рванулась вперед и застыла, прислушиваясь к плеску воды, бьющейся об пол.

— Вэлли! — закричала она. — Платье!

— Которое, госпожа?

— Все! Доставай все! Кэйа, скорее!

— Ой, вы-то чего суетитесь? — Женщина уже брела к деревянному сундуку у кровати. — Не по вашу душеньку он здесь.

Открыв его, она достала белую простыню и взмахнула руками, заставляя ткань с шумом развернуться.

— А по чью же?! — Дева встала в ванне и топнула ногой. — Ведь он — мой жених, и отец наконец-то решил нас познакомить!

— Предупредил бы, если б решил. Скорее всего, он ради дел его привез. — Снисходительно улыбаясь, женщина подошла и укутала свою госпожу.

— Вэлли! Вэлли! — Та не слушала и визжала, как пойманный мышонок. Служанка немедленно выскочила из-за ее спины, нагруженная разноцветными тканями. — Беги к матушке. Если ее нет, то возьми духи и какие-нибудь украшения!

— Вам по возрасту не положено, — заметила Кэйа.

— Беги, чего встала! И что, что не положено? Жених меня первый раз видеть будет, и я должна быть красивой, — дождавшись стука двери, госпожа улыбнулась и покраснела, — надеюсь, он в меня влюбится.

— Ишь ты, — женщина хохотнула, старательно вытирая худую фигуру с прямыми бедрами и маленькой грудью, — жених-то, судя по слухам, вдвое старше.

— И что?

— Эх… да ничего. — Вот как объяснить девчушке, что проблема тут не в красоте и маминых драгоценностях?

Скоро прибежала Вэлли, держа малахитовый ларец и пузырёк из темно-зелёного стекла. На радостях дева перемерила все свои платья, но они делали ее то маленькой, то невзрачной, то были недостаточно изящными. К тому же зеркало казалось слишком крохотным, и она заставила служанок принести другое: чуть больше метра в длину, заключённое в резную раму. Но и оно не показало ничего нового.

Дева металась от сундука к сундуку, крича что-то о криворуких портных и дурных советах. Иногда она затихала, красная, и, поджимая губы, вновь начинала голосить, когда Кэйа отпускала очередное замечание.

— Наденьте это, — в который раз советовала Вэлли, протягивая шелестящую ткань небесно-голубого цвета, — вы в нем такая милая, как облако.

— Правда? — Дева с недоверием посмотрела на серебристые розы и листья, украшавшие одежду. — Но оно бесформенное… груди совсем не видно.

— Так ее и в других не видно, потому что нет, — беззлобно заметила Кэйа.

— Ну перестать! — Рот госпожи искривился, но она сдержалась и выхватила платье.

У него были узкие рукава, выглядывающие из-под полосок ткани, пришитых к пройме сверху. Они тянулись до колен и заканчивались острым уголком, в отличие от шлейфа, имевшего форму полукруга. Спереди наряд обтягивал и распахивался под грудью, обнажая свободную нижнюю рубаху.

В силу юности деве не требовалось убирать волосы в причёску, поэтому она велела собрать на висках пряди и закрепить их сзади. А после осторожно взялась за ларец: украшения ей также не полагались, потому вызывали трепет.

Много времени это не заняло. Рубины и гранаты просто не подходили, янтарь тоже, а жемчуг терялся. Выбор пал на серьги с сапфирами, составлявшими увесистые ромбы, и такую же брошь. Но как бы красиво ни мерцали камни, смотрелись они громоздко и не к месту, что заметили все. От отчаяния дева пыталась сопротивляться, но зеркало вынесло суровый приговор. Она сняла драгоценности и взяла пузырёк с духами, готовясь открыть его, когда позовут.

Только никто не приходил. Ни слуги, ни матушка… почему?

Госпожа не находила себе места и бродила по комнате. Выходить не решалась, боясь, что ее не найдут, когда придет время. Оставалось лишь прислушиваться к звукам из коридора, но редкие шаги неизменно проходили мимо. Возможно, лорд действительно здесь по делам? Но он же знает о невесте, неужели не хочет встретиться?!

Взяв стул, она села у окна, рассматривая крепостную стену и распахнутые ворота. От них тянулась парадная дорога, но большую ее часть скрывала выступающая стена замка: если лорд уедет, то это станет ясно в самый последний момент. Нет, он не может так поступить! Или может?..

Сердце сжималось, как и пальцы, вертевшие пузырёк. Жидкость в нем стала горячей, когда дева окликнула Вэлли и приказала разузнать хоть что-то. Спустя несколько минут та привела служанку, которую отправили к господам с кухни.

— Хозяин в своем кабинете вместе с гостем, — сообщила низкорослая девушка с круглым лицом.

— Ты слышала, о чем они говорят?

— Нет. Но хозяин велел подготовить лошадь гостя…

— Он уезжает? — Глаза девы расширились и заблестели. В них собрались слезы, и она опустила веки, рассматривая духи, ставшие ненужными.

С ней опечалилась и Вэлли, но серебряный кувшин в руках служанки привлек ее внимание:

— Это что?

— Это? Хозяин сказал вина принести.

— Так беги, но только сперва сюда зайди. — Вэлли хитро улыбнулась и выставила вперед ладонь, успокаивая свою госпожу.

— Что ты задумала? — спросила она.

— Увидите, а сейчас давайте я вас раздену.

— Зачем?

— Давайте поторопимся, пока Кэйа не вернулась.

* * *

Служанка с кухни оказалась полнее девы и чуть выше. Юбку удалось закрепить на ребрах, а жилет безнадёжно потерял форму. Однако больше проблем доставили волосы: их нужно было спрятать, потому что простолюдинки носили короткие.

— Отец меня узнает, — заключила она, скользя руками по мешковатой одежде.

— Господа на нас и не смотрят, тем более, когда заняты, — Вэлли улыбалась и старалась распределить на голове длинную косу хозяйки.

— А если все же посмотрит? Он накажет меня.

— Ну и пусть, зато вы жениха увидите. Когда еще возможность представится?

— Ты права. — Вся уверенность держалась только на решительности служанки, а сама дева внутренне содрогалась.

Причину понять не удавалось. То ли страх быть узнанной, то ли обычная робость. А может, нежелание разочароваться? Отец уверял, что жених далеко не стар, но это все, что удалось узнать. Свадьба являлась деловым соглашением между семьями, и невесте ничего не объясняли — считали, что это попросту не ее дело. Так поженились ее родители и вышла замуж старшая сестра. Таким же образом найдут пару и младшему брату. Обычный порядок вещей, но ему не под силу было унять девичьи мечты, которые рушились одна за другой под натиском сомнений.

Наконец Вэлли удалось приладить чепчик; он сидел довольно гладко, если не присматриваться. Затем она взяла кувшин у полуголой служанки и вытащила госпожу из комнаты. Та и не заметила, как они поднялись по грубой лестнице из шлифованного камня и оказались в длинном коридоре без окон. Его освещали настенные факелы, зловеще трещащие в тишине. Между ними располагались двери, похожие на грозных стражей, осуждающих задумку негодниц.

Дева готова была сбежать, не выдерживая скопившегося напряжения, однако Вэлли упрямо тащила ее вперед. К заветной двери в конце коридора, в которую бесстрашно постучала.

— Зайди, — послышался сиплый голос.

— Боги с вами. — Словно чувствуя настрой госпожи, служанка решительно открыла дверь и подтолкнула ее внутрь.

Когда за спиной раздался щелчок, дева затряслась. Перед глазами все смешалось, справа лился свет, впереди чернела дыра… кажется, там всегда был камин, а стол слева.

Туда она и направилась, обнимая тяжелый кувшин, оказавшийся в руках. Осмотреться не хватало духу, и она изучала квадратные плиты, мелькавшие под ногами. Гладкие, как и снаружи. Сердце колотилось в животе и сбивало дыхание, но сквозь этот гул все же удалось различить знакомую хрипотцу, с детства навевавшую спокойствие. Отец что-то неторопливо рассказывал: «земля», «союз», «отпор» — больше разобрать не удалось. Но ему не отвечали.

Испуг превратился в ступор, когда пол сменился лакированной крышкой стола. Заставив себя чуть приподнять голову, дева заметила два кубка и уголки пергаментов, разбросанных вокруг. Над ними мелькнул пухлый и сморщенный палец отца, велевший разлить напиток.

Так она и сделала, чувствуя вину за звонкий плеск. Наполнив один, госпожа взялась за толстую ножку и подвинула его левее, бросая взгляд на пожилого мужчину, откинувшегося на стуле. Его короткие седые волосы и щетина меркли на фоне синего бархата свободного облачения, а тёмные глаза смотрели вперед и не замечали дочь.

Это подарило уверенность, и дева плеснула вино в другой кубок. Двигая его вправо, она не сдержалась и подняла глаза, натыкаясь на что-то красное и матовое, имевшее форму мужской груди. Одежда. Со стоячим воротником, между половинками которого виднелась белая кожа шеи. Такая же была и на лице. Его обрамляли волнистые пряди черного цвета, падавшие на плечи и смягчавшие тяжёлую челюсть. Высокий лоб, аккуратные брови, едва заметные морщины вокруг глаз и складочки у короткого носа — жених и впрямь не старый, однако юной деве он показался очень взрослым.

Она жадно рассматривала лорда, не сразу заметив, как долго он глядит на кубок. Неожиданно все тело обдало жаром, а лоб намок: он смотрел не на кубок, а на руку мнимой служанки. Точнее, на перстень-печатку с лабиринтом мелких линий, составляющих герб его невесты. Боги… она забыла снять его!

Спину будто пронзил кол, мешая выпрямиться. Дева могла лишь с ужасом наблюдать, как дернулись короткие ресницы. Как они поднялись, и на нее взглянули угольно-черные глаза. Спокойные и неподвижные, как на рисунке.

Возможно, лорд просто удивился? Или не захотел пугать? А может, смотрел вовсе не на перстень? Узнать это можно будет лишь спустя годы, сейчас же ясно одно: проказницу он так и не выдал. Просто окинул спокойным взглядом и отвернулся, чтобы не вызвать подозрений.

А она отскочила в сторону и поклонилась, чтобы уйти обратно к своим грезам.

Глава 1. Прошла пора грез

Меня разбудил звон подков о мостовую. Он доносился через открытое окно и противно хлестал по ушам. Еще и солнце ярко светило — нужно было закрыть ставни накануне вечером, но тогда казалось, что духота страшнее восхода. Прячась от этого зла, я перевернулась на бок и с головой накрылась одеялом. Лежать в теплой кровати было невыразимо приятно, и дремота быстро взяла свое. Явь перемешалась со сном, и в голове мелькали образы то голубого платья с розами, то горе-жениха, то флакона с духами.

Воспоминания дарили спонтанную радость, как вино, но подковы за окном звенели все настойчивее. Скоро к ним добавились недовольные голоса: какие-то мужчины ругались и не стеснялись в выражениях. Сонливость медленно исчезала, и от досады я стиснула зубы и зарычала. Вряд ли они слышали, но хотя бы выплеснула злость.

— А ну пшли отсюда, сброд! — раздался тонкий юношеский голосок.

Он прозвучал до того громко и неожиданно, что я вздрогнула и не сразу узнала Осберта, спальня которого находилась по соседству. Разумеется, приятно, что кто-то решил прогнать их, но «сброд» в долгу не остался. Крики тут же превратились в вопли, ругань стала отборнее, а мое настроение испортилось окончательно. Боги, я ведь только что снова была высокородной девой, завидной невестой с кучей нарядов и слуг. До чего же трудно оказалось возвращаться в суровую действительность. Ненавижу этот сон, потому что он снился постоянно! Во всех подробностях, издевательски напоминая о случившемся.

Почему именно он? Почему не свадьба или то, что произошло после? Хотя последнее лучше не вспоминать, а на свадьбе я была слишком напугана. Еще бы — тогда мне едва исполнилось четырнадцать, и все мысли занимала обида на мужа, который собирался уехать сразу после церемонии. Не было ни пышного праздника, ни брачной ночи. Ничего не было. Сейчас я понимала, что в таком возрасте и речи не шло о полноценном браке, но тогда считала себя уже взрослой.

— Сосунок! Спускайся и скажи мне это в лицо! — прохрипели за окном.

— Сейчас спущусь! Выбирай сторону, в которую драпать будешь!

— Осберт, живо уймись! — Я подскочила и ударила кулаком в стену.

Брат правда мог пойти. Ему пятнадцать — ужасный возраст. Одно самомнение и желание всем доказать свою самостоятельность. Хотя, может, он сам по себе такой? Просто хочет думать, что не все решают деньги и влияние, которых мы лишились, возможно, навсегда.

Мне бы тоже хотелось в это верить, но трудно не растерять грезы после стольких лет прозябания. Я оглядела свою комнату: небольшая, мрачная. Дощатые стены выглядели голыми, потолок — низким. На полу лежал затоптанный темно-красный ковер, в углу сгрудились сундуки, из которых торчала одежда, потому что мне самой приходилось здесь убираться. Я привыкла к этой комнатушке, но сны не давали забыть о роскоши старого замка. Его забрали у нашей семьи, как и другое имущество, из-за вероломства отца. Понимаю, что он хотел как лучше, но иногда обида так сильно клокотала внутри, что было невозможно разговаривать с ним и не дерзить.

Хуже всего то, что он даже не понимал, насколько все плохо и как мне трудно. Папа до сих пор верил, что мой муж вернется и заберет нас отсюда, туда, где мы будем жить по-королевски. Глупости! Его никто не видел со дня свадьбы, то есть уже шесть лет. Доходили только слухи: лорд Гайди поднял восстание, лорд Гайди проиграл, лорд Гайди скрывается.

Гайди — прозвище, как я узнала позже. Он и лордом-то не был, всего лишь одним из сыновей князя, правящего клочком земли в самой неприметной точке на карте. Там он пытался захватить трон, но не смог и прятался у нас в Ильмисаре.

— Елена! — Дверь скрипнула, и в комнату просунулось узкое лицо Осберта.

Острые скулы, нос и подбородок странно смотрелись в обрамлении густой копны волос. Темно-коричневых с насыщенным рыжим оттенком, как и у меня. Только веснушки у брата выглядели ярче. Я так задумалась, что даже заулыбалась, глядя на него и вспоминая, как когда-то по утрам ко мне прибегал розовощекий карапуз, показывая очередного жука. Эти твари приводили меня в ужас. Приходилось отбиваться от Осберта всем, что попадалось под руку. Только опыт его ничему не учил, и он всегда обижался.

— Мама велела тебе спускаться, — сказал брат и помахал рукой, проверяя, слышу ли я его.

Этот жест как по волшебству убрал радость, заменив ее раздражением.

— Ты опять не постучался!

— Ты же не спишь.

— Действительно! Зачем же тогда стучать, ума не приложу… Стой! — Осберт попытался скрыться, но мой голос остановил его. — Принеси воды умыться.

Дверь печально заскрипела, и брат всунулся в комнату по пояс. Он скривил излюбленную гримасу, отчего лицо покрылось такими же складками, как и на его бордовой котте*. Иногда казалось, что ему не собрать обратно свою физиономию.

— Перестань, это было мило в детстве, а сейчас ты похож на дурака, — прыснула я, — принеси, ты все равно пойдешь мимо.

Осберт закатил глаза и исчез в коридоре. Удивительно, но через несколько минут он вернулся, держа в руках кувшин и глубокую миску. Наверное, теперь не одну неделю будет раздавать мне поручения за то, что втащил кувшин аж на второй этаж.

Вода оказалась холодной, и я с сожалением вспомнила горячую ванну из сна. И запах ветивера. Не понимаю, за что так любила его? По-моему, куда приятнее пахнет масло герани: свежо и сладко, как фрукт, даже воду хотелось попробовать. Теперь масла редко появлялись в нашем доме, а ванну и вовсе никто не принимал — негде было хранить, да и наполнять неудобно.

Ледяное умывание оказалось последней каплей. В один момент стало все мешать: кувшин, крышки сундуков, платья попадались не те. Я со злостью грохотала всем, к чему прикасалась. Бедность стала обыденностью — меня душила обида. Долго, но ее некуда было выплеснуть. К родителям не подойдешь, не скажешь: матушка начнет плакать, а отец и вовсе говорить не станет.

Было бы легче думать, что он просто не знал, за кого выдавал меня. Но нет, папа все понимал. Насколько я знаю, даже сам предложил свои услуги Гайди, когда наш король отказал ему в убежище. Мама рассказывала, что он намеревался скрыться и продолжать воевать за трон, но, чтобы удержать его, требовалась благоволение Ильмисара. Наша страна была огромной по сравнению даже с самым большим княжеством и могла свергнуть любого неугодного правителя. Гайди понимал это и женился на мне ради поддержки отца, который тогда имел влияние на короля.

В случае победы я стала бы княгиней, и вся семья получила бы куда больше привилегий, чем в Ильмисаре. В случае проигрыша Гайди ждала казнь. Наш брак был тайным, и никто ничего не узнал бы. Жаль, что для бракосочетания требовались свидетели: думаю, это кто-то из них донес на нас королю.

И сейчас, вместо атласа и бархата, мне пришлось надеть платье из коричневой шерсти. Простое, украшенное только рядом пуговиц на груди да кружевом нижней рубашки на рукавах. Причесываться я не любила больше всего. Простолюдинки носили короткие волосы, чтобы они не мешали заниматься делами, поэтому матушка запрещала мне стричься: тоже надеялась, что когда-нибудь наша жизнь изменится. Раньше я была не против, но за последние годы мои волосы истончились и смотрелись некрасиво. Приходилось прятать их под капор или собирать в пучок, как сейчас.

Закончив собираться, я вышла в темный узкий коридор. Половицы скрипели так громко, что заглушали звуки шагов. А еще они будто прогибались, и казалось, что вот-вот сломаются. Спустившись в столовую, я увидела, что все уже собрались за столом. Отец сидел во главе, в старой накидке из черной норки; в своем воображении он до сих пор был лордом, и не важно, что мех протерся, белую плитку на стенах покрывали трещины, а на столе не было даже скатерти. Деревянная посуда смотрелась убого, как в крестьянской лачуге. Для полноты картины не хватало только мышей и хлебных крошек. Первое время это выглядело грустно, сейчас же стало привычным зрелищем.

— Елена, ты опоздала, — тихо сказала матушка.

Она сидела напротив отца и куталась в серую шаль. Маленькая и печальная, с проседью в светлых волосах, всегда затянутых в густой пучок. Иногда казалось, что она никогда и не была той изящной леди с уверенным взглядом и вздернутым подбородком, которую я помнила. Это оставалось грустным до сих пор. Стыдно признаться, но на нее не хотелось смотреть без необходимости, чтобы в груди не тяжелело от скорби.

— Прости, мне пришлось долго ждать, пока вода нагреется, — ответила я и взглянула на Осберта.

Он скривил рожу, а затем быстро повернулся к отцу, пока никто не заметил:

— В королевский полк все еще набирают солдат. На службу берут уже с шестнадцати, я мог бы записаться…

— Кэйа! Ну где ты там! — неожиданно рявкнул отец, и все замерли.

Его злили подобные разговоры, но Осберт все не унимался. Брат так хотел стать военным, что не понимал очевидных вещей. Как маленький ребенок, который хнычет, потому что ему не разрешают трогать огонь — не объяснить.

— Кэйа! — Выместив раздражение, отец уже спокойнее взглянул на Осберта. — Тебя ни за что не примут.

— Я же пойду простым солдатом. Кто вспомнит, кто я?

— Вспомнят, уверяю тебя. И солдатом ты не будешь — ты же мой наследник. Подожди, пока что наша семья в опале, но это не навечно.

Услышав это, мне тоже захотелось крикнуть, только на отца. «В опале»? «Не навечно»? Да король отказался от нас и проклял в назидание другим. Я посмотрела на отца в надежде отыскать хоть каплю тоски. Но нет, он был спокоен, как всегда. Интересно, отец помнит, как его бросили в темницу, когда тайный брак раскрылся? Помнит ли, как плакали мы с матушкой, когда в замок пришли солдаты и начали вскрывать личные письма, рыться в вещах и срывать с нас драгоценности? Я помню, потому что никогда в жизни не боялась так, как тогда. Знакомый мир рушился на глазах, обнажая другой — темный и злой.

Все, что у нас было, отошло казне. Отца хотели убить как предателя, но Гайди скрылся — слава Богам! Видимо, король надеялся, что он попытается связаться с нами. Или что мы сами найдем его, поэтому нас сделали сыром в мышеловке и отпустили. Какое-то время за домом наблюдали. Не знаю, делалось ли это до сих пор. Возможно, на нас уже махнули рукой, но отец не предпринимал никаких действий для того, чтобы вернуть хотя бы часть того, что было потеряно. Он говорил, что все это бесполезно и нужно ждать известий от Гайди, который не сможет просто отмахнуться от меня: весь мир был уверен в том, что мы женаты. Без официального развода законность всех его потомков будет поставлена под вопрос. Ему придется или сделать меня княжной, или хорошенько заплатить за согласие на развод. Отец хотел попросить земли и приличное содержание в княжестве, где мы начали бы новую жизнь.

— Тебя не примут на службу к королю в этой стране, и тебе известна причина!

Он все еще спорил с Осбертом, рассуждая о достоинстве и благородной бедности:

— Ты — сын лорда, потомок древнего рода. Такие, как мы, командуют войсками. Я умру от стыда, если ты станешь простым солдатом!

Я сжала в кулаках свою юбку. Хотелось сказать, что древность рода не прокормит нас и не оденет, но горло словно окаменело и не слушалось. Перечить отцу было страшно, да и без толку: его лицо просияло, голос стал твердым, но мне упорно бросались в глаза трещины на оконном стекле и облупившаяся краска на ставнях. Неужели больше никого не злили подобные разговоры? Я взглянула на Осберта, который коротко ухмылялся и бросал на меня взгляды. Матушка и вовсе витала в облаках и смотрела в никуда. Она вытащила из-под шали свою тонкую руку и убрала с лица невидимые волоски. Ее движения были настолько плавными и легкими, что выглядели неосознанными. Наверное, отчасти так и было, и она дремала с тех пор, как мы оказались в этом доме. Я и Осберт взрослели здесь, поэтому привыкли к нему, но матушка большую часть жизни управляла замком и слугами, ее уважали, почитали. И вдруг все исчезло, остался только старый дом, позор и нужда.

Знаю, что это я выросла, но не удавалось избавиться от ощущения, что матушка уменьшилась, будто желая стать незаметной и погрузиться в себя. Даже кожа на ее лице сползла вниз, появились мешки под глазами и складки у рта. Только глаза оставались ярко-зелеными, но больше не горели, а тускло поблескивали из-под полуопущенных ресниц. Я рассматривала ее и чувствовала, как в сердце копится тоска. Она давила, разливалась в груди; хотелось обнять матушку и попросить вернуться к нам, ведь не все так плохо. Мы вместе и по-своему счастливы. Но в то же время эта отстраненность злила — что теперь, лечь и умереть от тоски?

Из коридора послышались громкие шаги, в них так и читалось: «Не-на-ви-жу-вас-всех!». Через пару мгновений в столовую залетела Кэйа, и от вида ее хмурого лица у меня на душе потеплело. Она совсем не изменилась за прошедшие годы, даже носила то же платье, но теперь выцветшее и в заплатках. Хотя волосы у нее наверняка поседели, но из-за вечного чепчика на голове этого никто не знал. Я любила эту женщину, наверное, как родную тетку — не знаю, у нашей семьи не было родственников, только дальние.

В руках Кэйа держала большую миску. Подойдя к отцу, она опустила в нее половник и положила кашу в тарелку, затем пошла к матушке, сопя и продолжая топать. Мы с Осбертом наблюдали за ней и сдерживали улыбки. Видят Боги, я готова была вечно любоваться этими резкими движениями и взглядом, будто метающим молнии. Кэйа всегда была раздражительной, а когда мы потеряли свое положение, так и вовсе перестала сдерживаться. Думаю, посторонние приходили в ужас от ее манер, но мы-то знали, что на них не стоило обращать внимания. Сердце у Кэйи было добрым, ворча и скрипя зубами, она всегда приходила на помощь, не спала ночами, чтобы поправлять одеяло или приносить молоко простуженным членам семьи, и никогда не проходила мимо того, кто выглядел расстроенным. К тому же, из всех слуг только она осталась с нами, согласилась превратиться из няньки в служанку, выполняющую самую грязную работу.

В мою тарелку с размаха шлепнулась каша, и несколько капель попало на ладонь.

«Мы тоже тебя любим», — подумала я и быстро облизнула руку.

— Елена! — рявкнул отец так неожиданно, что стало страшно двигаться. — Что ты делаешь? Как ты можешь так себя вести!.. Сядь прямо, немедленно!

Позвоночник вытянулся сам собой: воздух будто затвердел и сковал тело, вытягивая, мешая повернуться. Сам отец никогда не порол меня и не наказывал, но противиться его заполняющему голосу не получалось, хоть и хотелось. Словно букашка в грозу, я сидела и боялась вздохнуть, но в конце концов убедила себя, что крыша не рухнет мне на голову в любом случае.

— И чему ты только учишь моих детей? Они же не имеют никакого понятия о манерах!

Папа разошелся и накинулся на матушку. Казалось, что воспоминания о былом величии защищали его от действительности, что он нарочно прятался за ними. Смелости прибавилось, но стоило взглянуть на отца, как стало не по себе от его красного лица и блестящих глаз. А ведь он совсем не изменился: те же пухлые щеки, густые, коротко стриженные волосы, брезгливо изогнутые губы. Он будто и не переживал ни за что.

— Что ты смеешься? — Дошла очередь до Осберта. — Когда родители говорят, ты не должен им мешать своими смешками. Жуй с закрытым ртом!

«Да, умение красиво жевать ему сейчас необходимо больше всего. Ни армия, ни возможность чего-то добиться, ни поддержка. Главное — правильно есть кашу!» — думала я, чувствуя, как злость трепещет горячими волнами. Щеки обдало жаром, когда отец повернулся и оценивающе посмотрел, верно ли сидит его неудавшаяся дочь.

— Так и держись всегда, не дай Боги кто увидит — позора не оберешься.

Опаляющий гнев заставил меня отвердеть, как глиняную фигурку. Хотелось сделать что-то, но не получалось выбрать, то ли позавтракать, то ли перевернуть стол. Сердце быстро забилось, и воздуха перестало хватать, я неотрывно смотрела отцу в глаза, чего он не любил. Не знаю, зачем… Наверное, ждала еще одной вспышки гнева, чтобы можно было закричать, выплеснуть все накопившееся! Мне это требовалось уже много лет, но наглости не хватало. Даже сейчас я содрогалась лишь от возможности повысить голос на родителя — это казалось неестественным, недопустимым и гадким, но ужасно приятным.

Все-таки стало легче, когда лицо отца смягчилось. Краска сошла с небритых щек, а глаза стали ласковыми, только блеск в них выглядел тоскливо. Такое иногда бывало; не знаю, как, но папа видел, когда я готова была сорваться, и всегда смягчался. В эти редкие мгновения казалось, что сейчас он скажет, что любит меня, что не хотел, чтобы все так вышло, и раскаивается.

«Скажи, прошу», — молила я про себя.

Услышать бы это хоть раз. Наверное, после таких слов уже не получится разозлиться на папу, только бы сказал. Один раз, больше не нужно.

— Осберт, как ты умудряешься чавкать даже с закрытым ртом? — уже спокойно сказал папа и отвернулся. — Прекрати сейчас же.

Он уткнулся в свою тарелку, а я еще долго не могла пошевелиться. В груди расползалось что-то холодное и пустое, как бездонная яма. Наверное, то же чувствуют собаки, когда хозяева выбрасывают их на улицу — за что? Мне ведь не нужно многого, хватило бы и добрых слов, сочувствия для старой девы, жизнь которой вряд ли изменится еще раз.

_______________

*туникообразная верхняя одежда с узкими рукавами

Глава 2. Боги еще не наигрались

Отца обеспокоило желание Осберта стать солдатом. Он боялся, что брат сбежит, поэтому запретил выходить на улицу всем, кроме Кэйи. Хуже и быть не могло, чем заниматься в этом мрачном, пропитанном скорбью доме? Скрип половиц, нервозность служанки и разговоры родителей угнетали, постепенно начинало казаться, что мы жили в царстве мертвых, где нет счастья. Другое дело снаружи: все кричали, бегали, толкались, в воздухе бурлила жизнь, ветер приносил запахи, которые хотелось узнать, найти их источник. Можно было пойти на рыночную площадь, где выступали уличные артисты, а однажды какой-то чудак пытался продать яйцо дракона! Я своими глазами его видела, коричневое, с темными пятнами, и величиной с теленка. Возможно, его подделали, но Осберт ухитрился потрогать скорлупу — сказал, что похоже на настоящую.

В толпе людей проблемы забывались, и становилось видно, что матушка зря убивалась. Да, наш дом давно требовал ремонта, но он был теплым и просторным. Мы могли позволить себе мясо и сахар, а одежду меняли, как только она изнашивалась. И у нас была служанка — большинство соседей только мечтали о подобной жизни.

Взаперти это быстро забывалось, ведь приходилось развлекаться лишь чтением и домашней работой. Через несколько дней заточения даже дышать стало трудно, и мое терпение иссякло. После завтрака я вернулась в свою комнату и надела темно-зеленый котарди с короткими рукавами. Юбка доставала только до середины икр, а ноги и руки закрывала плотная нижняя рубашка. От предвкушения все внутри радостно трепетало, я глупо улыбалась, пока прятала волосы под капор, нарочно оставив несколько прядей, которые ради этого и обстригла.

Обычно в это время родители запирались в своей комнате, но я все равно опасалась выходить в коридор и только чуть-чуть приоткрыла дверь.

— Чем ты занимаешься? Могла бы хоть кухню проверить: на завтрак Кэйа не принесла хлеб! — Голос отца глухо звучал из темноты.

— Он закончился, — едва слышно ответила матушка, — булочник отказался обслуживать нас, пока не вернем долг.

Да, они были у себя. Я выскользнула из комнаты и тихонько закрыла за собой дверь. Половицы предательски скрипели даже от вздохов, приходилось постоянно замирать и прислушиваться.

— Так отправь булочника к своему сыну.

— Мы уже отправляли к нему бакалейщика. Ты же сам велел больше не обращаться к нему в этом месяце.

Я стиснула зубы, и вновь послышался скрип, будто тело потяжелело от смеси тоски и недоумения. Ее всегда вызывали подобные разговоры: отец имел в виду мужа моей старшей сестры, лорда Тарваль. Он нам не кровный родственник, просто по традиции родители называли его сыном, а мы с Осбертом — братом. Король велел ему устроить и содержать нас, как единственного родственника. Поначалу мы опасались, что он бросит сестру. К тому времени она уже родила двоих наследников, но женился-то он по расчету, на дочке влиятельного и богатого лорда. Этот страх впитался в стены дома и до сих пор изводил семью: что мы будем делать, если это случится? Я успокаивалась тем, что каждый год-два у четы Тарваль появлялся новый ребенок. Мне нравилось думать, будто между ними возникла настоящая любовь и хоть сестра была счастлива. Не знаю, как дела обстояли на самом деле — такие вещи не обсуждались, а брата мы видели редко.

Внизу у входной двери обнаружилась Кэйа. Она поправляла платье и ругалась на мешавшую корзину, которую держала в руках. Выяснив, что нужно было сходить в мясной ряд, я забрала у нее столь надоедливый предмет и выскочила на улицу.

— Куда? Вот ведь девка! Ишь ты! — послышалось за спиной.

Ее голос терялся в шуме и напоминал кудахтанье. Она не станет жаловаться отцу, сама ведь ругалась, что нельзя держать семью в доме, как узников в темнице. Отойдя подальше, я замедлила шаг и глубоко вдохнула. Запахи города не всегда были приятными, но у меня вызывали трепет, предвкушение чего-то нового. Вокруг мелькало множество лиц, интереснее всех казались те, что скрывали бороды или края капоров. Забыв обо всем, я жадно рассматривала людей, хотелось бы поговорить с каждым и узнать что-нибудь о них. Например, почему от той девушки так пахнет выпечкой и корицей? Щеки у нее были впалыми, а платье изношенным — наверное, она служанка, и ходила к пекарю по поручению хозяев.

Гул толпы прорезал лошадиный визг. В стороне была дорога, на которой тревожно топтался черный конь, запряженный в телегу. Возница пытался успокоить его, попутно ругаясь на кого-то впереди. Я встала на носочки, но за головами людей ничего и не увидела. Конь визжал и фыркал, от чего захотелось подойти и погладить его — лошади прекрасны. Куда лучше людей, потому что не разговаривали, надо полагать. Прокатиться бы на нем верхом.

Оставшуюся часть пути я воображала, как скакала на черном красавце, раскинув руки и подставив лицо ветру. Хоть и люблю город, а для этого больше подошло бы поле, с яркой травой и заходящим солнце вдалеке, заставляющим небо сиять.

Не помню, как пришла на рыночную площадь и очнулась от того, что толпа сжалась вокруг меня, как колосья в снопе. В мясном ряду стоял тяжелый запах крови, почти с каждого прилавка смотрели поросячьи головы, мелькали топоры и слышался треск костей; складывалось ощущение, что это в моей голове что-то ломалось, и спину закололи мурашки. Пока мясник взвешивал заказ, я рассматривала разложенный товар и заметила говяжий язык. Сырым он выглядел ужасно, но на зубах так и почувствовалось мягкое нежирное мясо. Может быть, взять немного?

Я покосилась в сторону, на замок лорда Тарваль, который находился за городом и возвышался над ним, как стражник с сотнями глаз-бойниц. Остроконечные башни будто собирались выстрелить в небо, а оранжевые флаги извивались на ветру, как предупреждение. Брат никогда не ограничивал нас в средствах, но мы покупали только самое необходимое — родителям было стыдно. В детстве я злилась из-за этого, а позже поняла, как трудно принимать подачки. Пусть они правили небольшим клочком земли, но были в почете, все им кланялись, все считались с их мнением, а теперь приходилось просить, чтобы купить хлеб. Нет, брать больше необходимого не стоит, а иначе заметят и будут ругаться.

— На счет нашего господина, как всегда? — спросил мясник, протягивая мне покупки.

Он улыбнулся, и пшеничные усы на его полном лице забавно шевельнулись. Я бы посмеялась, но щеки загорелись огнем — родители приучили к стыду и меня. Знаю, что здесь не было ничего зазорного, но хотелось исчезнуть с этого места и больше никогда не появляться.

Чем ближе я подходила к дому, тем тяжелее становилось переставлять ноги. Даже просто стоять на улице было лучше, чем сидеть взаперти. Но Кэйа ждала покупки, а родители не просидят в комнате долго. Приходилось идти и крутить головой, чтобы увидеть как можно больше напоследок.

— Эй, красавица, давай понесу! — раздалось за спиной.

Звонкий мужской голос ласково окутал меня, как шаль в холодную погоду. Я не сопротивлялась, чувствуя, как от него теплеет в животе, а мышцы приятно напрягаются. Но тут кто-то дернул мою корзину, и блаженная нега растаяла.

— Не нужно, мой дом уже близко.

Сбоку мелькнула тень, и передо мной вырос Ласвен — высокий, худощавый юноша с невероятно красивым лицом. Я уже много раз видела его, но все равно залюбовалась идеально гладкой кожей и веснушками на ровном носе. Зеленые глаза ярко блестели и напоминали драгоценности, а всклокоченные волосы придавали внешности задорный вид. Темно-медными прядями они спускались на грудь и лежали на черном жителе, надетым поверх рубашки с широкими рукавами. И не важно, что рубашка была мятой и посеревшей от времени: среди неопрятной толпы Ласвен казался бриллиантом в навозе.

Я не могла отвести от него глаз, хотя почти ощущала на себе взгляды прохожих. Но здесь спасала шевелюра юноши, и мы могли сойти за брата с сестрой. Собственно, под этим предлогом он и увязывался за мной каждый раз: если никто ничего не узнает, почему бы не прогуляться? Боги, и как я соблазнилась таким предложением когда-то?

Словно угадав мои мысли, Ласвен очаровательно улыбнулся, показывая, что такому красавцу нельзя отказать.

— Мой дом уже близко, — повторила я и обошла юношу.

Стыдно признаться, но когда он догнал меня и пошел рядом, сердце радостно забилось.

— Можно повернуть в другую сторону и погулять где-нибудь, где не будет посторонних глаз.

Последние слова юноша выдохнул мне в ухо, и по телу прокатилась жгучая волна. Я даже вздрогнула и как наяву ощутила прикосновение влажных губ, ласки языка и теплые ладони, скользящие по животу. Боги, мне было так стыдно, что я позволяла Ласвену увлекать себя в темные углы последние полгода! Знаю, такое недопустимо и просто ужасно, но ничего не удавалось с собой поделать. Мы не переходили грань, только целовались, обнимались. Больше ничего не было, хотя, вряд ли это оправдывало позорные желания. Страшнее всего то, что Ласвен мне только нравился, не больше, однако неудержимо хотелось чувствовать себя в объятиях мужчины, виснуть у него на шее и вдыхать терпкий запах тела. Кошмар! Наверное, я чем-то болела, раз думала о таком, но кому можно было рассказать? Матушке слишком стыдно, а сестра вновь ждала ребенка, и волновать ее не стоило.

— Так что, прогуляемся? — томно спросил Ласвен и опять ухватился за корзину, якобы случайно задев мои пальцы.

— Меня ждут дома.

Я отвернулась, чтобы не видеть его губ: приоткрытых, манящих…

— Да ладно тебе, ты ведь теперь вдова, чего бояться?

Перед глазами все еще стояло очаровательное лицо, и суть сказанного доходила медленно. Какая вдова? Я взглянула на Ласвена и удивилась, что он смотрела мне в глаза; выходит, что и говорил он про меня, но почему? Догадка кольнула в голове и стала расползаться, как холод, кусаясь и заставляя цепенеть. Мысли замерли, а сердце тяжело стукнулось о ребра. Я смотрела на юношу и ждала объяснений, но он молчал и будто удивлялся. Почему он молчал? Пусть скажет что-нибудь!

— О чем ты? — Мой голос прозвучал надрывно.

Ласвен не ответил, а я боялась расспрашивать. Грудь, руки — все внутри мелко затряслось, как дрожащая струна. Хотелось убежать, спрятаться в темном углу и ничего не знать, но ноги словно одеревенели и не двигались.

— Так Гайди же схватили на родине, — заговорил юноша, — об этом вся округа болтает, но к нам слух шел долго, скорее всего, его уже казнили.

Он продолжал что-то говорить, но все звуки исчезли. Я бестолково рассматривала его двигающиеся губы и думала, вспоминала, отделяла одно от другого и усваивала. Гайди умер — раз его схватили на родине, то в живых не оставят. Он не станет князем, не захочет развода и мы не уедем отсюда. Наша семья всю жизнь просидит в Ильмисаре, умирая от стыда перед торговыми прилавками.

— Елена, ты не знала?

Ласвен тронул меня за плечо, и негодование сменилось злостью: откуда взялся этот нахал? Зачем он явился и разрушил все грезы?! Боги… я уже чувствовала, как болит спина и растрескавшаяся кожа на руках, ведь придется выйти замуж за простолюдина и целыми днями отмывать его драные вещи. Хотя кто возьмет старую деву, умеющую только красиво сидеть за столом и жевать. Да и брат-лорд не позволит, он нас-то едва терпел, не хватало только низкородных родственников. Я вообще не выйду замуж и умру, слушая причитания матушки и поучения отца о том, как правильно лежать на смертном одре.

Не говоря ни слова, я кинулась домой. Колени казались мягкими и дрожали, меня шатало, и все вокруг выглядело ненастоящим. Горло как будто сдавили, сколько бы я ни втягивала воздух, все равно тело требовало чего-то. Закричать, расплакаться, ударить в стену — я не знала и изо всех сил расталкивала прохожих. Как же так, Боги? Я ведь думала, что не жду Гайди, не верю в его возвращение. Нет! Оказалось, что верила, потому что в душе стало пусто и тоскливо. Больше нечего ждать, нам никогда не выбраться из этого дома, из этой страны. Все кончено.

В дом я вбежала уже без корзины и принялась громко звать родителей. Собственный голос напоминал звон маленького колокольчика и впивался в уши, но замолчать не получалось — так выходил ужас. Я бегала по первому этажу, заглянула в столовую, но там никого не оказалось. На кухне Кэйа стояла над дымящейся кастрюлей, а Осберт набивал рот овощами, нарезанными для супа. Они удивленно хлопали глазами, и тут на лестнице послышались шаги.

— Что случилось? — спросил отец. — Елена, ты что, выходила из дома?

Я задыхалась от бега и не могла ничего сказать, только наблюдала, как отец спускался по ступенькам, а матушка испуганно замерла наверху.

— Папа, Гайди умер, ты знал? — Вот и все, что удалось выдавить.

Отец замер, но удивления в его глазах не было — он знал! Конечно, поэтому и запретил нам выходить на улицу. А Кэйа наверняка слышала и молчала, предательница! Я хотела крикнуть ему это в лицо, но поперхнулась воздухом. Матушка вскрикнула и зажала рот ладонью, шаль упала с ее плеч, а глаза округлились.

— Довольна? — рявкнул отец, указывая на нее. — Смотри, что ты сделала с матерью!

— Умэр? Гади? — пробубнил Осберт за моей спиной.

Видимо, он еще жевал, и от этого злость накатила с новой силой.

— Уйди отсюда! — взвизгнула я и коротко обернулась.

— Не кричи! — велел отец.

— Папа, ты все знал! Почему ты не сказал?

— Зачем тебе это знать?

— Зачем?! — От негодования у меня перехватило дыхание, и пришлось замолчать на мгновение. — Как зачем? Он мой муж!

— Какой еще муж? — Папа брезгливо скривился.

— Которого ты нашел!

Я шагнула вперед, но потемневшие глаза отца напоминали тучу, готовую извергнуть молнии. Они будто остерегали от того, чтобы перейти грань, и смелость иссякла.

— Годфрид, почему ты скрыл это от нас? — прошелестел голос матушки, как листва на ветру.

Она схватилась за перила и начала спускаться. Давно мы не видели ее такой бодрой, поэтому застыли и молча наблюдали за тонкой фигуркой.

— Так это правда,его действительно казнили, — сказала я, и все на мгновение замерли.

Тишина показалась зловещей. Казалось, что вот-вот разверзнется земля, и мы рухнем в пропасть, где нет света и воздуха — не могли же мы остаться здесь, наедине с безысходностью.

— Иди к сыну-лорду, езжайте с ним к королю! — Матушка спустилась и схватила отца за руку.

— Нет нужды, я писал королю.

— Он ответил? Что?

Ее глаза стали еще больше, а пальцы так сильно сжали папу, что тот зашипел и крикнул:

— А что он мог ответить? Мы — семья предателей, нам нет прощения. Нам ничего не вернут назад.

К ним подбежал Осберт и затараторил:

— Раз Гайди умер, я смогу вступить в армию? Вряд ли король будет бояться, что я натворю там что-нибудь…

— Замолчи! — крикнула я, чтобы выплюнуть застрявший в горле ком. Но не вышло, он рос, давил и мешал вздохнуть. Вот бы он задушил меня, и все закончилось!

— Тогда поговори с Тарвалем, пусть даст Елене приданое, — матушка трясла отца за руку и сорвалась на визг, — пусть выдаст ее замуж, пока еще не поздно!

— За кого? Торгаша? Или ее возьмет пекарь вместо долга?

— Папа! — вырвалось у меня: от его надменного тона стало гадко. Неужели я была лишь разменной монетой?

— Или за мясника — тогда ему можно будет не платить. — Отец не обратил внимания и продолжал, глядя на матушку.

Та застыла и странно сгорбилась, будто тайком наблюдала из-за угла. В этот момент высокородная дама из воспоминаний окончательно умерла — ее убила бедность и стыд. Только сейчас я поняла, как глупо все мы выглядели, цепляясь за призрак надежды. Нет, это отец вел себя глупо, что могли поделать я или Осберт? Мы были детьми!

— Не говори такого, — матушка покачала головой, — слава Богам, что мои родители этого не слышали. Елена — потомок древнего рода. Мои предки воевали под знаменами самого Тольвита, моя прабабка была дочерью короля, а твой отец возглавлял военный совет. Мы никогда не породнимся с низкородными, слышишь, никогда!

Она топнула ногой, и отец взревел так, что затряслись стены:

— Тогда она вообще не выйдет замуж! Подумай головой: сын-лорд может отдать за нее хоть все свои земли, и все равно ее не возьмет никто из лордов, потому что король не позволит. Она же из семьи предателей, ей никогда не позволят возвыситься и обрести влияние.

— А мне… — пискнул Осберт, но папа повернулся ко мне и громко сказал:

— Ты хотела, чтобы я это тебе сказал? Это городское отребье только сейчас узнало про плен и казнь, а до Тарваля уже давно дошли слухи. Мы связывались с королем и пытались переубедить его — все бесполезно. Он готовит армию на случай вторжения Викнатора, и не станет прощать тех, кто однажды ослушался его и может снова переметнуться к врагу.

Его слова почти физически стучали по голове, я пыталась ухватиться за них, найти тайный смысл или еще что-нибудь, но натыкалась на безнадежность. Разум понимал это, но сердце все еще трепетало и надеялось.

— Но если в Ильмисаре будет много недовольных, они скорее примкнут к врагам, — сказала я.

— Скажи об этом королю, напиши ему еще раз! — снова повысила голос матушка.

— Хватит! — закричал отец, и мы застыли, как околдованные.

Спор длился еще долго, но удалось выяснить лишь то, что мы оказались брошены на произвол судьбы. Мириться с таким положением дел никто не хотел, родители старались придумать, как нам подняться, но рассуждали как лорд и его леди: ссылались на предков, былое положение и не хотели опускаться до открытия торговых лавок и брака детей с низкородными. Какая глупость! У нас не оставалось выбора, необходимо было хвататься за каждую возможность. Давно нужно было это сделать, а не сидеть в ожидании того, что кто-то одарит нас землями и замками.

Они не понимали, так и не познакомились с жизнью простых людей и ставили глупые приличия выше всего. Я вжалась в стену и тихонько наблюдала за спором, чувствуя себя самым разумным существом в комнате. Мне нужно было что-то сделать, не то мы с Осбертом всю жизнь просидим в этом доме, слушая россказни о величии предков.

Глава 3. Неприятные открытия

Комнату освещала масляная лампа, стоящая на сундуке возле кровати. Огонь ярко сиял и мирно извивался, словно призывая к размышлениям. Я сидела на кровати и смотрела в окно. Его закрывал тюль, за которым виднелось темно-синее небо и россыпь мерцающих звезд. Месяц забавно смотрелся между двумя колокольнями, словно кто-то из богов нарочно повесил его туда, чтобы навести порядок. С улицы дул ветер, но закрывать ставни не хотелось — шум ночного города отвлекал от всхлипываний матушки. Я тоже старалась заплакать, но не вышло. Было просто тоскливо и гадко: человек умер, а мы думали только о потерянной выгоде. А ведь он к чему-то стремился, шел к цели и мечтал, возможно, точно так же глядя на звезды.

Любопытно, почему Гайди решил захватить трон? Вряд ли такие мысли появились спонтанно. Боги, мы были женаты, а я ничего не знала о нем и чувствовала себя виноватой, как если бы дерзила отцу или соврала матушке, чтобы не выполнять поручение. Да, у нас не оказалось возможности познакомиться, но я могла бы хоть думать о нем с теплотой. Этого тоже не получалось, Гайди представлялся кем-то вроде лавочника: знакомый, полезный, но посторонний. Меня часто называли его женой, но то было слово, и какой-либо близости не придавало.

Хотя в детстве я любила его. Искренне и до смешного наивно. Никогда не забуду свадьбу, когда мы стояли друг напротив друга и держались за руки. Чародей монотонно бубнил что-то, до того долго, что стало казаться, будто время остановилось. Родители и свидетели не шевелились, они нависали надо мной, как бездушные статуи с окаменевшими лицами. Голос чародея назойливо проникал в голову и звучал уже изнутри, я озиралась и надеялась отыскать движение, поймать взгляд, услышать звук — все равно, только бы знать, что вокруг живые. Видимо, Гайди заметил это и сжал мои пальцы. Едва ощутимо, и на душе стало так легко, что захотелось смеяться от радости.

Следующие пару лет я только и делала, что вспоминала касание его теплых рук. Сейчас это выглядело смешно: наверняка Гайди просто боялся, что я потеряю сознание, и церемония затянется.

В дверь постучали, и образы прошлого нехотя развеялись, унося с собой очарование юношеского неведения. В комнату без разрешения зашел Осберт, одетый в темно-зеленые шоссы и странную серую котту, больше похожую на огромный мешок. Знаю брата — неспроста он так нарядился. Было даже не удивительно, когда под коттой что-то звякнуло.

— Все легли, — с улыбкой сообщил Осберт, оторвавшись от замочной скважины. — Смотри, что есть. Опа!

Он достал из-под одежды бутылку вина и две глиняных кружки — а это было удивительно. Неужто ошибся дверью?

— Отец тебя выпорет, — буркнула я.

— Он столько в себя залил, что пропажи одной не заметит. Зато мы с тобой утешимся.

Утешимся, вот врунишка. Мы-то с Кэйей знали, что он повадился ходить в таверну за углом. Мы не беспокоились, принимая это за любопытство, но если заточение довело Осберта до того, что он пришел с вином ко мне… возможно, стоило поговорить с отцом?

Подумаю об этом завтра, а сейчас мне действительно не помешала бы компания.

Осберт плюхнулся на кровать, и та жалобно заскрипела. С лукавой улыбкой брат откупорил бутылку и разлил напиток по кружкам, после чего протянул одну мне.

— Отец пьян? — спросила я и сделала глоток.

Вино обожгло горло — никогда не любила его, но пить втайне от родителей было приятно, это напоминало магический ритуал.

— Ты же знаешь, что когда он начинает заливать в себя что-то, то остановится, только заснув.

— Уверена, спит сейчас в своей меховой накидке, как истинный лорд, — прыснула я и тут же опустила голову: не удавалось избавиться от стыда за собственные мысли.

— У него осталось только одно котарди, и то все в заплатках. Накидку он носит, чтобы их закрыть, — проговорил Осберт между глотками.

Перед глазами встал образ отца в черном котарди. Из-под меха виднелись только рукава; кажется, ткань давно выцвела и растянулась на локтях. Точно вспомнить не удавалось, ведь я не обращала на это внимания. Наверное, брат был прав, ведь сейчас лето, к чему носить теплую накидку? Боги…

Мне стало гадко от самой себя. Как можно было мыслить так эгоистично и не замечать простых вещей?

— Не расстраивайся, отец давно научился сдерживаться, — весело сказал Осберт, заметив мое молчание, — он больше не покинет нас так надолго, как в первый раз.

Когда мы переехали в этот дом, папа пил несколько дней подряд. Матушка все время плакала, и ее лицо так опухло, что стало неузнаваемым. Я наблюдала, как угасают родные черты и винила отца, но сейчас понимала, что с удовольствием и сама бы забылась. Чем плохо уйти в мир грез, подальше от бед и серых будней? Впервые в жизни мне стало жаль папу, но память быстро возродила мысли о свадьбе и нашем падении. Нет, отец заслужил все это.

— Ты так уверен в нем? — спросила я и залпом осушила кружку.

— Конечно. Да, первое время он часто прикладывался к бутылке, но за последние годы научился обходиться без вина.

— Бережет его.

— Бережет нас, — голос Осберта прозвучал непривычно резко, — он понимает, что своими слабостями сделает нам только хуже.

Брат помрачнел и поджал блестящие губы. Сопя, он вновь наполнил кружки, но теперь двигался быстро, демонстрируя раздражение. Мне захотелось стукнуть его — мог бы сказать хоть слово в утешение.

— Хуже вряд ли может быть, отцу больше нечего портить…

— Не говори так! — взвизгнул брат и поднял на меня горящие глаза. В них было столько ярости, что стало жутко.

— Я говорю то, что вижу. Мы здесь из-за папы, но он, видимо, несильно переживает, я этого не замечаю.

— Ты ничего не замечаешь. Ты и матушка. Чего вы ждали? Что он будет реветь вместе с вами и причитать? Забьется в угол и будет злобно зыркать на всех, как ты?

Осберт говорил все громче. Его речь напоминала разгорающийся костер, чей жар опалял меня, мешал вздохнуть. Я отвела глаза, но не спряталась от его гнева; сказанное братом почти физически колотило по голове, заставляло стыдиться:

— Тогда бы ты заметила его переживания? Он ведь мужчина, Елена, он должен был заботиться о своей семье, но не справился с этим. Ему стыдно, он переживает больше всех нас, но не может этого показать, чтобы сохранить хоть каплю мужского достоинства!

Я отодвинулась и изо всех сил сжала кружку. Пальцы заболели, но это не отвлекало от слов Осберта — он говорил правду. Возможно, отец проявлял слабость перед матушкой, но не станет же он делать это перед дочерью, которая и сама страдает. Какая я дура! Нет, эгоистка: погрузилась в отчаяние и не замечала простых вещей, вроде старого котарди и меховой накидки в летнюю жару.

Осберт не унимался. На улице подул ветер, и легко штора всколыхнулась, будто кивая словам брата. Вдруг показалось, что все вокруг ополчились на меня. Заслуженно, но я ведь не хотела, мне было больно и я… я не хотела быть злой.

Губы искривились сами собой, и глаза застлали слезы.

— Что с тобой? — спросил Осберт.

— Ничего, ты прав.

Пришлось сжать зубы, чтобы не разреветься. Горячая слеза скатилась по щеке, мне стало жалко себя и одновременно противно от этого дома, собственных мыслей, всего вокруг! Почему так вышло? За что нас с Осбертом лишили возможности хотя бы попробовать жить? Я весь день пыталась осознать, что все кончено, но не вышло. Это не моя судьба, но что делать, как вырваться отсюда?

— Перестань, отец сильный, не бери в голову, он не обижается на вас, — лепетал брат.

Он сел рядом и обнял меня за плечо. Его рука была теплой и на удивление сильной, казалось, что она может разогнать беды. Грусть отступила, я повернулась к Осберту, и наткнулась на растерянный взгляд. Юношеское лицо и гладкая кожа напомнили, что он еще ребенок, а растерянная улыбка заставила очнуться: я старше и должна быть сильнее.

— Все… хорошо… — стоило открыть рот, как из груди вырвались всхлипы, — что же нам делать? Неужели мы так и просидим здесь всю жизнь?

— Конечно нет, все образуется.

Осберт внезапно повеселел и крепче обнял меня. В его глазах загорелся хитрый огонек, а кривая усмешка вселяла тревогу — что-то задумал.

— Рассказать секрет? — спросил он и нетерпеливо заерзал.

Я кивнула, но не была уверенна, что хочу слушать, ведь поведение брата сулило неприятности. Он еще немного помялся и даже покраснел от желания поделиться:

— Скоро я стану солдатом, я сбегу из дома!

— Сбежишь? Ты с ума сошел!..

— Т-с-с!

Осберт прижал палец к губам и смерил меня гневным взглядом.

— Родители с ума сойдут, — шепнула я.

— Иначе они меня с ума сведут. Елена, я не хочу сидеть здесь и наблюдать за плачем мамы и ворчаниями Кэйи. Набор солдат скоро закончится, я назовусь чужим именем, у низкородных ведь бумаг нет, а потом уйду в столицу вместе с полком.

Брат подскочил на месте и схватился за бутылку. Заново наполняя кружку, он продолжал что-то рассказывать, сияя от радости, как светлячок.

— Тебя узнают, — сказала я, пытаясь удержать возмущения.

— Никто не узнает, — Осберт шумно отхлебнул и затараторил, махая рукой: — я был мальчишкой, когда меня в последний раз видели высокородные. А кому еще я интересен? Никому.

— Соседи заметят, что ты пропал, да и матушка не сможет сдерживать слезы. Пойдут слухи, и кто-нибудь найдет связь между твоим исчезновением и отбытием полка с новобранцами.

— Ну и пусть. Гайди мертв, чего нас бояться?

— Нас не боятся, нас наказывают. Никто не станет разбираться, как ты оказался среди солдат, люди увидят только то, что сын предателя вступил в королевскую армию, тайком и под чужим именем.

— Глупости, все будет хорошо. А тебе нужно идти к брату, он что-нибудь придумает.

— К брату? — переспросила я и испугалась собственного голоса: было странно называть так лорда Гилберта Тарваль.

Для меня он был подобием божества: невидимый благодетель, от которого мы зависели. Нужно вести себя тихо, чтобы не вызвать его гнев и не лишиться содержания, не испортить брак сестры и прочее. Я могла бы по пальцам пересчитать, сколько раз встречалась с ним, ведь незамужние девы не посещали праздников и даже ели в отдельной комнате вместе с детьми и няньками.

Меня пустили только на свадьбу сестры, а затем было несколько случайных встреч в их замке, когда я приходила к племянникам. Матушка запрещала мне наведываться туда, чтобы не давать повода для сплетен, но Осберт слушался ее реже. Знаю, что он часто беседовал с лордом, тот давал ему книги и брал с собой на охоту; возможно, Тарваль был добрее, чем представлялось?

— Отец же сказал, что ничего нельзя поделать, — вздохнула я.

— Ты ведь знаешь, отец мог отказаться от решения только потому, что оно не подходит нашему высокому происхождению, — Осберт улыбнулся. — Сходи к брату, поговорите, если ничего не решите, хуже не станет.

* * *

От крепкого вина мысли стали несвязными. Попытки обдумать слова брата и отговорить его от побега не удавались — все силы уходили на то, чтобы не заснуть. Когда Осберт ушел, я переоделась в ночную сорочку и легла в постель. Голова казалась невероятно тяжелой, а подушка — мягкой и ласковой. Одеяло приятно грело, и я словно кружилась в воздухе… нет, словно парила на облаке, которое медленно затягивало меня, обнимало.

Холодный ветер из окна неприятно обдувал лицо. Скоро сонливость исчезла, вместе с облаком и наслаждением, осталось только ощущения мороза на коже. Я будто упала лицом в сугроб и открыла глаза, замечая перед носом белую штору. Странно, кровать же стояла далеко от окна. Распухшие веки сами собой опустились на глаза, хотелось накрыться одеялом и забыться. Я бы так и сделала, но помешал новый поток ледяного воздуха; он стал твердым, похожим на руки, которые трогали мое лицо. Кожу колол мороз, он забирался в ноздри и холодил все внутри.

Разлепить веки во второй раз оказалось труднее. Перед глазами все смазалось, оставалась только белая ткань, колыхавшаяся совсем рядом. Что-то с ней было не так. Я старательно приглядывалась, пока не сообразила, что это была не штора, а дым. Он клубился и поднимался вверх — пожар!

Страх ударил изнутри, как кнут. Воздух застревал в горле, не проходил. От этого сердце неистово забилось, я подняла руки и прижала их к шее, ногти впились в кожу — плевать, нужно помочь себе, нужно дышать. Не получалось, и тут мои кисти будто ошпарило кипятком. Боль оказалась столь резкой, что из груди вырвался крик. Умирая от страха, я взглянула на свои руки и увидела, что они стали красными и блестящими, на них появлялись раны! Плоть расходилась на глазах, рвалась и обнажала багровое нутро. Так быстро, раны увеличивались и сливались, скоро ими покроется все тело!

— Нет! Нет!

Я кричала и терла руки, надеялась на что-то… не знаю, пусть это прекратится! Кожа горела, но боль не страшила, только раны. Кажется, стали заметны белые кости, а жжение почувствовалось на лице и груди.

— Мама! Кэйа! Мама!

Из глаз хлынули слезы, мне было так страшно, не хочу быть уродиной, не хочу умирать! Я забилась, принялась хлопать себя — это наверняка от огня, ведь был же дым. Волосы упали на лицо, и больше ничего не удавалось видеть. Где мама? Она должна помочь. Боль становилась все сильнее, по мне словно катались горящие угольки. Неужели ночная сорочка загорелась? Но почему так темно?

Я вопила во все горло, дергалась, извивалась, пока не ощутила резкий удар в спину. Подо мной вдруг оказалось что-то холодное и твердое, все тело болело, но его не жгло. Наверное, это из-за попыток сбить пламя — я мало что понимала, как вдруг заметила, что лежала на полу в темноте. Рядом была кровать, а из-за нее все еще поднимался дым, и он принимал форму человека. Голова, плечи, руки, даже грудь поднималась и опускалась — это не дым, это был дух, мертвец!

Он нависал надо мной и не двигался, только тело медленно извивалось; казалось, что из него сейчас высунется когтистая лапа. Я боялась шевельнуться и затаила дыхание. Дух смотрел на меня, но лица у него не было. Клубившийся пар собирался то в множество глаз, то в пасть со звериным оскалом… или он просвечивал и показывал силуэты за окном — не знаю.

Мертвец источал холод, я вдыхала его все это время. Сколько он пробыл здесь, что успел сделать? Думать не получалось, ужас клокотал внутри, и я дернулась, хотела убежать. Не вышло — ноги запутались в одеяле. Руки тряслись, и не получалось освободиться, а дух все стоял, наблюдал.

Мне нужно было оказаться подальше, нужно! Страх затмевал разум, я рванула назад, и вдруг наступила темнота. Кажется, меня накрыло одеялом, теперь духа не видно, но он же здесь! Я замахала руками и ногами, они все время натыкались на что-то — мертвец хватал меня.

— Помогите! Кэйа!

Одеяло глушило крики. Ногу пронзил боль, и на меня упало что-то тяжелое и горячее, оно двигалось! Я закричала, хотелось остановиться и прислушаться, но страх не давал: нужно бороться, не то дух убьет меня.

Вокруг раздался грохот и загорелись огни. Одеяло исчезло, и я увидела две тени с уродливыми лицами, они тянули ко мне руки. Потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать маму и Осберта со свечками в руках. Неровный свет исказил их заспанные лица, а бесформенные ночные сорочки делали тела пугающими в темноте. Рядом оказался сундук, а на полу валялась масляная лампа; видимо, я слишком рьяно отбивалась и задела ее ногой.

Скоро примчалась Кэйа с кочергой в руке и принялась бродить по комнате. Все трое наперебой задавали вопросы, Осберт топтался у окна и выглядывал кого-то на улице. Матушка причитала и старалась поднять меня, но колени ослабли и дрожали. Да и не хотелось вставать, важнее было отыскать духа. А как же раны? Я принялась ощупывать себя, рассматривала руки, запускала их в волосы и под сорочку, но ожоги исчезли.

Глава 4. Первые шаги

Матушка утверждала, что мне приснился кошмарный сон. И я так думала, но успокоиться не могла — слишком реальными были могильный холод и туман. Не бывает таких снов. Кэйа осталась спать со мной в одной кровати, было тесно, но тепло чужого тела дарило уверенность. И она храпела, что помогало отвлечься. Однако темнота стала казаться опасной, а тени особенно черными; они скользили по стенам, как призраки, ищущие вход в мир живых. Знаю, что их отбрасывала дрожащая штора, только все время видела скрюченные силуэты с огромными руками, опутывающими комнату. Казалось даже, что стены прогибались, как бумага.

Но я видела это и была начеку, пока не поняла, что самое опасное место находилось под кроватью: там темно и не видно, что происходит. Боги, мне не хватало духа пошевелиться, а воображение создавало неясные звуки, скрежет и постанывания… или не воображение?

Заснуть удалось только под утро. К завтраку меня не разбудили, и когда я открыла глаза, комнату заливал мягкий солнечный свет, а за окном шумела толпа. Все дышало радостью и летом, поэтому стало стыдно из-за ночного страха — какой еще дух? Глупости. Осберт долго будет вспоминать эту историю, да и матушка наверняка расстроена.

Я потянулась, и через тело прошла вспышка боли. Лопатки, поясница, ноги — все горело, видимо, из-за падения. Голова ныла и была тяжелой, но это уже от вина и грустных мыслей. Воспоминания о смерти Гайди казались нелепыми, не мог этот ясный день начаться с безысходности. Верить не хотелось, однако память нещадно воскресила образ Ласвена и отца, которого матушка с криком трясла за руку. Ее тонкий голос так отличался от смешков и задорных криков на улице — почему там всегда весело, а этот дом словно стоял в тени, был мрачным и холодным? Почему, вместо того, чтобы выйти отсюда, нужно спускаться в столовую и видеть хмурые лица, которые ввергают в уныние? Снова будут причитания и глупые разговоры о происхождении — сил нет терпеть.

«Не буду спускаться», — решила я и с головой накрылась одеялом.

Сразу стало спокойнее. Жаль, что нельзя пролежать так вечность: понимаю, зачем отец утаил смерть Гайди, но ему больше нельзя было доверять. Придется мне самой выбираться из этой ямы, еще и Осберта выручать.

Проклятье, брат! А если он уже сбежал? Я откинула одеяло и резко села, в глаза ударил яркий свет, и это несколько отрезвило: если бы он хотел уйти сейчас, то не признался бы в этом накануне, да и сборы я бы услышала — стены тонкие. Возможно, наша семья и впрямь никого не интересовала, но риск был велик. Меня Осберт не послушает, а отец его только выпорет, что утвердит брата в своем решении.

Я ощутила себя маленькой и жалкой, а мебель вокруг будто выросла за ночь, деревянные сундуки стали темнее, а ковер выглядел рыхлым и готовым затянуть в себя. Боги, даже собственная комната наводила страх. Если я не могла добиться доверия отца, как же мне спасти свою семью, которую проклял самый влиятельный человек в государстве — король? Немыслимо.

Вдруг захотелось плюнуть на все. Мне не под силу что-либо изменить, да и с чего начать? Кинуться в ноги какому-нибудь чиновнику или бывшему другу семьи, надеясь разжалобить его и заставить устроить встречу с королем?

Я подтянула колени к груди и закрыла глаза, сдерживая слезы. В обреченном равнодушии была своя прелесть — не нужно мучиться, пытаясь что-то придумать, но все мое естество требовало действия. Годы прозябания навалились, как душное одеяло, хотелось сбросить их и вздохнуть полной грудью. Нет, необходимо бороться. Не хочу видеть отчаяние родителей, не хочу смотреть, как жизнь проходит мимо.

Осберт был прав, и стоило поговорить с братом, но мне потребовались целые сутки, чтобы решиться на это. Я не боялась, скорее, благоговела перед лордом, ведь он принадлежал к миру, где люди всегда были нарядными, красиво говорили, решали судьбоносные вопросы и свысока смотрели на таких, как наша семья. Не уверена, что он примет меня, однако делать было нечего, и на следующее утро я перевернула все свои сундуки в поисках наряда. Хотелось бы надеть оранжево-желтый котарди — он красиво сочетался с белой нижней рубашкой, но выглядел слишком броско. Нет, здесь подойдет что-то умеренное.

Все было старым или чересчур простым, я со злостью отбрасывала ткань и бубнила ругательства. Пришлось достать из-под кровати ротанговый сундук, где хранилось мое богатство: вещи, которые удалось забрать из старого замка. Я помедлила, прежде чем поднять крышку, ведь воспоминания душили, как удавка. Меня и без того не назвать спокойным человеком, не хватало только сорваться перед братом.

Стараясь не рассматривать содержимое сундука, я быстро вытащила из него темно-фиолетовый сверток. Когда-то он был матушкиным уппеландом*, но с помощью Кэйи, ниток и иголок стал моей туникой. Сидя на коленях перед кроватью, я невольно забылась и стала гладить ладонями мягкий бархат. Ткань приятно ласкала кожу и поблескивала, отражая величие прошлого. В сердце, как в почву, просочилась тоска, она сделала все вокруг серым, даже ненавистным.

Я прижала тунику к лицу и ощутила запах дома. Не этого скорбного здания, а замка, где выросла, в котором играла с братом и была счастлива. Его трудно описать, что-то насыщенное, застревающее в горле и отдающее сосной, потому что замок окружал лес. Когда я надела тунику, она стала выглядеть нелепо рядом с голыми стенами и старым ковром. Особенно выделялась широкая тесьма, украшенная цветами из зеленой шелковой нити; она обрамляла подол и края прямых рукавов. К такому наряду подошла бы красивая прическа, но волосы неизбежно испортит ветер, поэтому пришлось надеть белый капор.

Не знаю, разрешалось ли покидать дом — отец выходил только в столовую и ни с кем не разговаривал. Озираясь по сторонам, я выскользнула на улицу и торопливо направилась к Западным воротам. Как обычно, снаружи кипела жизнь, цокали подковами лошади, а женщины шли со стороны рыночной площади и несли корзины с покупками. Те, что были в аккуратных фартуках и накрахмаленных чепчиках, явно торопились в дома хозяев.

Изредка мимо пробегали юноши или мужчины в беретах с небольшими полями, украшенных вороньими перьями — неподалеку находилось здание суда, и такие носили все служащие. При встрече с ними обычно я опускала голову, стыдясь своей внешности, а сейчас гордо вышагивала и даже улыбнулась нескольким. Это вульгарно, знаю, но мне требовалось хоть немного радости. Всего лишь улыбки — здесь нет дурного.

Западные ворота охраняли двое воинов в кольчугах и оранжевых сюрко**. Они опирались на копья и лениво глянули на меня из-под надвинутых на глаза шлемов. Думаю, они бы не шелохнулись и при виде банды разбойников — до того безмятежно выглядели эти двое. Но у нас тут все стражники были медлительными, пузатыми и неуклюжими, а при виде хозяев или лорда мгновенно преображались, становясь юркими и грозными.

За воротами было поле, где гулял скот. Коровы, овцы и козы неторопливо переставляли ноги, уткнувшись мордами в густую траву, доносилось тявканье собак и выкрики пастухов. Все это так отличалось от каменных улиц города, что я остановилась и посмотрела вокруг, вдыхая запах скошенной травы. Красиво, хоть меня и не влекла сельская жизнь, а любоваться ее отголосками было приятно.

Но сочная зелень меркла на фоне замка брата. Раньше лорды собирали личные армии и воевали друг с другом, поэтому строили темные и грубые крепости, с толстыми стенами и низкими башнями, чтобы их не достали катапульты. Это остановил король Каллист Свободолюбивый: несколько поколений назад он упразднил личные армии, разрешив лордам иметь только домашнюю стражу, и их жилища изменились.

Замок Тарваль был построен уже после моего рождения и напоминал рисунок из книги сказок, во многом благодаря крепостной стене из белого камня. Шлифованная, не испорченная временем и битвами, она зачаровывала, как и длинные тонкие башни с бойницами и разноцветными стеклами. Замок стоял на насыпи, в окружении голубого неба и пышных облаков, мимо пролетали птицы, а флаги мягко развевались.

Любоваться этой красотой было куда приятнее, чем добираться до нее: наверху дул сильный ветер, он колотил меня в грудь и будто не пускал. Пыль закручивалась в маленькие ураганы и забивалась в глаза, пачкала одежду, я только и успевала отряхиваться. Обычно подъем не казался крутым, но сейчас тело стало тяжелым, и ноги едва двигались. Думаю, я бы не расстроилась, если бы скатилась с насыпи — пошла бы домой и закрылась у себя. Идти в замок совсем не хотелось. Не знаю, что сказать брату, да и туника стала пыльной — вдруг он разозлится, решив, что наша семья позорит его? Вдруг просто выгонит меня, ведь уже говорил с отцом?

Внутри все сжималось при мысли об этом. Хотелось сорваться на бег, чтобы быстрее придти и со всем покончить. В руках появилось странное напряжение, заставляющее теребить одежду, поправлять капор, рукава, пояс… меня всю трясло! Нужно было взять с собой бубенчики, у меня где-то был тканевый браслет, усеянный маленькими звенящими шариками — считалось, что они приносят удачу. Богиню Исанну часто изображали с ними, она любила веселье и помогала в авантюрных затеях. Это суеверие, но сейчас мне пригодилась бы любая поддержка.

На вершине стояли двое воинов с пиками и выглядели куда строже городских. Они охраняли главные ворота, от которых тянулся длинный коридор прямиком до замка. Его белые стены скрывали от гостей конюшни, помещения для слуг и прочие бытовые постройки, оставив только небо над головой. Оказавшись в холле замка, я вытянулась и застыла, боясь испачкать что-нибудь пыльными башмаками: все белоснежное, красивое и дорогое. Стены украшали изящные щиты и перекрещенные мечи, покрытые темным узором и начищенные до блеска. Они выглядели тонкими — вряд ли ими можно было сражаться, но это придавало вещам призрачное очарование.

На потолке висели круглые люстры из дерева, украшенные резьбой и лаком, которые ослепительно сияли по вечерам. Напротив входа была массивная лестница, а бронзовая балюстрада представляла собой сплошной плотный узор. Не верится, что когда-то я жила в подобной роскоши, трогала ее и ломала ненароком. Сейчас все это давило, заставляло чувствовать себя нескладной и неряшливой.

Хвала богам, гнетущую тишину прервал голос:

— Маленькая леди, тебя еще издалека завидели.

Словно из неоткуда появился Тон-Тон — слуга брата. Сомневаюсь, что это было настоящее имя, но другого никто не знал. Он быстро шагал через холл, неуклюже переставляя длинные тонкие ноги. Оранжевый дублет и черные шоссы только подчеркивали худой силуэт, но нескладность меркла перед обаянием.

Приблизившись ко мне, Тон-Тон демонстративно выставил вперед ногу и поклонился так низко, что почти коснулся лбом колена.

— Ваша сестра будет рада видеть вас, — сказал он и взглянул на меня снизу вверх.

В детстве казалось, что это издевка, но позже стало ясно, что мужчина хотел меня развеселить; без улыбки не получалось смотреть в его узкое лицо с огромными серыми глазами и острым подбородком. Тон-Тон двигался шустро и выглядел молодым, но когда улыбался, кожа собиралась во множество складок, прибавляя ему десяток лет.

— Спасибо, но мне нужно поговорить с братом, — улыбнулась я, и брови слуги поползли вверх, — то есть с лордом Тарваль.

Тон-Тон удивленно моргнул и выпрямился, а меня будто раздели — так неуютно стало от его взгляда, от этого замка, от мыслей о предстоящем разговоре. Боги, я была готова рассмеяться и сказать, что пошутила, но слуга быстро опомнился и театральным жестом указал на лестницу:

— Прошу вас, маленькая леди, — сказал он.

____________

*длинное широкое одеяние, доходящем до пола с широкими треугольными рукавами, имеющими немногим меньшую длину

**длинный и просторный плащ-нарамник, похожий по покрою на пончо и часто украшавшийся гербом владельца

Глава 5. Шанс

Мы с Тон-Тоном поднялись на второй этаж и прошли по коридору мимо дверей из светлого дерева. Словно наугад он выбрал одну из них и постучал. Раздался неразборчивый ответ, и слуга юркнул в комнату раньше, чем я успела что-то понять. Сердце тяжело бухнуло в груди: сейчас решится судьба всей семьи, если брат не поможет, тогда… Нет, лучше не представлять.

Было страшно надеяться на чудо, ведь его могло не произойти, но в душу просочилось радостное предвкушение. Я снова отряхнула тунику и схватилась за капор — снять или оставить?

Внезапно дверь открылась, и показался Тон-Тон. Это произошло так резко, что меня будто тряхнуло изнутри, а руки опустились сами собой. Слуга замер и прищурился: боги, что он подумает? Явилась нарядной, впервые за столько лет захотела увидеть брата и жутко нервничала. От стыда горели щеки, не помогла даже улыбка Тон-Тона:

— Прошу, маленькая леди, проходите.

— Спасибо.

Я опустила голову и шагнула вперед, с силой налетев на слугу, который не успел отойти. От неожиданности он задел спиной дверь, и та с грохотом ударилась о стену.

— Прости! — Собственный голос показался мне старческим: звонкий и хриплый.

Теперь горели не только щеки, но и все тело. До чего я неуклюжая, что подумает брат?

— Все хорошо, не переживайте, — Тон-Тон приветливо улыбался, а мне хотелось провалиться сквозь пол. Руки тряслись и не слушались, нужно было как-то загладить вину, но слуга выскочил в коридор, а за спиной послышался тревожный голос:

— Елена, что случилось? Что-то с родителями?

Раздались торопливые шаги. Они приближались и колотили по голове, напоминая злую магию. Я чувствовала себя полной дурой и бестолково рассматривала уже закрытую дверь, на которой лежали солнечные лучи. Они проникали сквозь огромное окно во всю стену, за ним виднелось поле и часть городской стены. Мирный пейзаж успокаивал, и я заставила себя повернуться.

Сердце быстро билось, но движения получились плавными, что дарило уверенность. Брат стоял рядом и внимательно смотрел на меня, сдвинув густые брови. Его карие глаза блестели, как доспехи внизу; удивительно, до чего похожи были замок и лорд — оба притягивали взгляды и будоражили мысли. Тарваль был выше меня на полголовы и всегда казался аккуратным. Разделенные на пробор каштановые волосы закрывали виски и постепенно удлинялись, а фигура напоминала рисунок талантливого художника. Точеные плечи и мягкие изгибы торса подчеркивало светло-голубое котарди, кружево по краям рукавов красиво обрамляло длинные пальцы.

Я бы влюбилась в брата, но сознание то и дело напоминало, что он принадлежал сестре.

— Елена, все хорошо? — Лорд заговорил громче, заставляя очнуться.

— Да, прошу прощения. — Я сделала реверанс и затараторила: — Дома все хорошо, мне… просто необходимо поговорить с вами.

Казалось, что известие рассердит Тарваля — о чем ему говорить со мной? Захотелось отстраниться, но брат лишь поднял брови и неуверенно произнес:

— Хорошо, проходи, пожалуйста.

Он изящно взмахнул рукой и направился к дальней стене, у которой стоял письменный стол с резными ножками. Они были покрыты лаком и блестели на солнце, как и длинные подсвечники, расставленные на полу. Других украшений не было, хватало и ослепительной белизны каменной кладки.

Брат двигался на удивление грациозно, словно в танце. Он сел за стол в кресло, обитое малиновым бархатом, а я устроилась напротив и сцепила руки в замок.

— Итак, я слушаю, — сказал Тарваль, убирая в сторону шуршащие бумаги.

Звук казался оглушительным. Лорд был удивлен визитом, а своим молчанием предоставлял мне право вести беседу, кажется. Не знаю, что сказать, чтобы не выглядеть непослушной дочерью, чтобы достучаться до него и убедить помочь. В голове роились мысли, я раскрывала губы, но не решалась заговорить, а спустя несколько минут просто выпалила все, что мучило: о своем будущем и родителях, которых считала не способными его устроить, об их отчаянии и желании Осберта уйти в армию.

— …мне страшно говорить об этом отцу — он лишь рассердится, но не остановит его, и… — Я осеклась, раскаиваясь в откровенности. Что, если Тарваль все расскажет родителям, и брат перестанет мне доверять?

— Осберт… — Он покачал головой и слабо улыбнулся. Глаза по-прежнему сияли, но теперь напоминая тусклое зимнее солнце. — Он замечательный юноша, но страдает от безделья. Я предлагал вашему отцу отправить его в одно из моих владений, подальше от столицы и шумных городов. Там бы его научили, как управлять землями и людьми, но ваш отец рассердился и сказал, что его сын не будет прислуживать на чужой земле.

Улыбка превратилась в кривую усмешку, и лорд посмотрел на свои руки. Я затаила дыхание

— он тоже считал, что не стоило цепляться за величие прошлого. Выходит, я не была глупой, неблагодарной дочерью, которая усомнилась в опыте родителей. Боги, как приятно было это осознавать, даже дышать стало легче.

— Вот что, пришли Осберта сюда. Мы поговорим, я постараюсь разубедить его, — сказал брат и убрал с лица волосы.

Он радушно улыбнулся, а твердость в голосе показалась такой же сладкой, как глоток воды в знойную погоду. Оказывается, я так нуждалась в помощи кого-то сильного и не похожего на горделивого отца. Тарваль расслабленно откинулся на спинку кресла — думаю, он тоже был приятно удивлен моим поведением, ведь боялся встречи с зазнавшейся дочкой опального лорда. Неловкость исчезла, однако оставался еще один вопрос:

— Что же будет со мной? — спросила я.

Брат перестал улыбаться и приоткрыл губы — чувствовалось, как старательно он подбирал слова, а я впилась ногтями в свои руки. Больно, но остановиться не получалось, тело будто одеревенело и сжималось от страха. Почему он молчал, что хотел сказать?!

— После смерти Гайди мы говорили об этом с твоим отцом. Я предлагал отправить тебя к моей тетке, она стара и нуждается в компаньонке, к тому же, живет в глуши. Там бы ты смогла найти себе мужа, не лорда, конечно, но обеспеченного… по местным меркам. Но твой отец и слушать не стал, все надеется, что старые друзья помогут ему обрести былое положение.

Лорд виновато опустил глаза. Надо же, я дичилась его все эти годы, а брат оказался таким добрым. Он старался помочь нам, по-настоящему, а не лелеял глупые мечты, как отец. Боги, как вообще родители могли быть столь наивными? Они закрылись от мира и жили в фантазиях, пытаясь затащить туда нас с Осбертом. Что, если отец и был тем духом из сна? Это он нависал надо мной, запугивал и источал холодное равнодушие, заставляя собственную дочь сгорать живьем.

— Я предлагал ему сделать тебя камеристкой, — продолжал брат, — думаю, я мог бы поговорить со своими родственниками.

Услышанное стерло из моей головы все мысли, а перед глазами появились образы замков, стражников в блестящих доспехах и дам в платьях со шлейфами. Камеристки живут в роскоши и вкусно едят, они даже могут попасть ко двору короля!

Ладони стали мокрыми, пока я думала об этом. Матушка наверняка оскорбилась бы, ведь в сущности камеристки были нарядными и воспитанными служанками. Их набирали из благородных семей, не способных обеспечить дочерям приданное и существование, достойное титулов. Девушек пристраивали к знатным леди, которым требовались компаньонки и помощницы. Если они хорошо справлялись, им находили супругов, а иногда и обеспечивали приданым.

Я всю жизнь думала, что дочь предателя не возьмут на такую должность, но раз брат допускал это, то у меня появился шанс сбежать! Долой прозябание, грусть, скрипучие полы — хватит. У меня все внутри затряслось от предвкушения.

— Помогите мне стать камеристкой, — наконец, крикнула я и схватилась за край стола. Не знаю, зачем, само вышло.

Лорд вздрогнул и почти с мольбой взглянул на меня. В его глазах читалась жалость и растерянность, ведь нельзя было идти против воли отца.

— Не уверен, что они согласятся, я собирался лишь навести справки, — сказал он.

— Прошу, сделайте это!

— Но твой отец…

— Пожалуйста! — вскрикнула я.

Дыхание стало шумным, впервые избавление оказалось так близко. Понадобилось время, чтобы успокоиться и заговорить снова:

— Отец до смерти будет держать меня рядом с собой. Он не понимает, что все потеряно, вы же знаете это. А я… я просто не могу так больше.

Знаю, что своими откровениями только смущала брата, но для помпезных речей не осталось терпения. Мне нужно было узнать ответ, немедленно! Лорд еще долго препирался, качал головой и рассказывал о сложностях, но я не сдавалась. Было страшно, что сейчас он позовет слуг, и те выкинут меня из замка, но лучше так, чем отступить.

Наконец, Тарваль тяжело вздохнул и произнес:

— У дочери лорда Фартона скоро праздник юности, приглашены многие мои друзья, думаю, мне стоит лично приехать и разузнать на счет тебя.

— Когда?

— Я не собирался посещать его. — Брат исподлобья взглянул на меня и помолчал мгновение.

— Придется выехать через четыре дня, чтобы успеть вовремя.

— Четыре дня?

Только сейчас я осознала, что придется возвращаться домой и смотреть в заплаканное лицо матушки. Отец наверняка станет кричать на всех из-за похмелья, снова будет пресная каша и разговоры о долге булочнику — не могу. Все это душило, как странный туман из сна, хотелось бежать прочь без оглядки.

— Возьмите меня с собой! — выпалила я и вжалась в спинку кресла, испугавшись собственной наглости.

У Тарваля округлились глаза — сейчас он меня точно выгонит. Несмотря на внешнюю мягкость, он казался страшным в гневе.

— Твои родители не позволят.

— Я скажу, что пошла навестить сестру, а позже можно будет послать кого-нибудь и сообщить, что я простудилась и останусь в замке. Они не придут сюда, никто не узнает!

Брат раздраженно хмурился и говорил, что это все осложнит. Но меня наверняка никто не помнил, к тому же, необходимо показать, что я не просто дочка предателя, а воспитанная молодая особа, которая справится с обязанностями камеристки. Не уверена, что вспомню все правила и манеры, однако сидеть сложа руки просто не смогу.

Лорд не скрывал, как устал от этого разговора: шумно вздыхал, цокал языком и качал головой. Казалось, что я умру, если не уговорю его, поэтому забыла о гордости, молила и канючила, словно дитя. Момент, когда Тарваль согласился, напомнил удар по голове: комната закружилась, а мысли замерли, осталась только радость.

Брат взял с меня слово, что родители не станут его обвинять. Не знаю, получится ли их обхитрить, но в этот момент я готова была поклясться в чем угодно, только бы уехать из дома. Ничего, Осберт поможет и что-нибудь придумает. Было совестно, что придется оставить родителей, но мое присутствие их никогда не утешало — не думаю, что отъезд многое изменит.

От счастья я напрочь забыла о сестре и помчалась в город, глупо улыбаясь по дороге. Но уже вечером вернулась в замок: быт камеристки и далекие земли представлялись до того живо, что все остальное ввергало в уныние. От серости игрусти дома, казалось, можно заболеть. Как и было оговорено, Тон-Тона отправил отцу сообщение, что я простудилась и останусь в замке на несколько дней.

Утром пришел Осберт и сказал, что родители рассердились, но поверили. Лорд сдержал обещание и поговорил с ним о побеге — не знаю, что они обсуждали, но брат отправился домой вприпрыжку и отпуская шутки.

— Гилберт обещал устроить его в свою личную стражу, если он ничего не выкинет, — объяснила сестра, — жизнь стражников трудна: ранние подъемы, тренировки, грузные доспехи… Осберт привык ничего не делать, поэтому быстро откажется от этой затеи.

Мы с ней проводили много времени вместе. Камеристки читали нам вслух, натирали руки кремами, а волосы — ароматными маслами, от которых они становились мягкими и блестящими. Обычно я избегала этого, приходя в гости, чтобы не вспоминать о детстве, но теперь все изменилось. Будущее представлялось как никогда светлым, и хотелось побаловать себя маленькими женскими радостями.

Удивительно, но сладко пахнущие мази и перешитая одежда сестры сделали меня привлекательной. Объемные прически отвлекали внимание от худого лица, но стоило раздеться, как я опять становилась нескладной и некрасивой. Ненавижу свою фигуру! Плоская что спереди, что сзади, руки тощие — надеюсь, друзья брата не сочтут меня больной.

Чем дольше я об этом думала, тем сильнее злилась на сестру, которая тоже не нравилась себе. Из-за беременности она стала плаксивой, все время говорила, что толстая и муж ее разлюбит. Семеро детей и впрямь отразились на фигуре, но я бы с радостью поменялась с ней местами — уж лучше иметь пышную грудь и округлые бедра, чем ничего. И у сестры было красивое лицо, овальное, с нежным румянцем и открытой улыбкой, от которой на душе становилось теплее.

Несмотря на это, пребывание в замке стало настоящим праздником. Пусть мне не разрешалось уходить далеко от своей комнаты, чтобы не попасться на глаза посетителям брата, зато было весело и много еды. Мягкая постель, горячая ванна, но главной радостью стали племянники. Я проводила с ними каждую свободную минуту, бегала по коридорам и визжала, как дикарка. Не слишком культурно, но мне хотелось заполнить пустоту, которая разверзлась после долгих лет.

Этого не удавалось из-за Годфри и Герберта — старших мальчиков, которые уже достаточно выросли, чтобы осознать мое положение. Я с мольбой смотрела в их красивые, как у отца, лица, но видела только холодность. Когда-то мы любили друг друга, а теперь отдалились. Было больно, что только подогревало желание все исправить.

Мечтать о лучшей жизни оказалось проще, чем идти к ней. Жутко не хотелось покидать уютный замок, но выбора не оставалось. Хоть я и отправлялась на праздник, вокруг шеи будто затягивалась удавка. Внутренности сжимались, когда на рассвете пятого дня мы с братом и слугами выехали за ворота замка. Лорд и Тон-Тон скакали верхом, а я была в карете вместе с Ловиз — камеристкой сестры, которую она отправила со мной.

Думаю, я измучила бедняжку своей болтовней, но не могла закрыть рот — все вокруг казалось удивительным и новым. Мы останавливались в городах, чтобы поменять лошадей, и каждый отличался от предыдущего. В Тафле несколько раз в год проходили ярмарки, многие жители занимались торговлей и выглядели аккуратными. Все улыбались, а женщины не носили чепчики и заплетали волосы в косы. Пирнем славился плодородными полями, а на крестьян было жалко смотреть: грязные, сгорбленные люди с изнуренными глазами. По улицам водили мулов и быков, от которых воняло.

Хуже всего то, что пришлось заночевать в этом городе. Знаю, что на постоялом дворе нам выделили лучше комнаты, но все вокруг смердело потом и землей, я даже спала в одежде, чтобы не касаться простыней.

Ехать по открытым местностям было тяжело из-за духоты и насекомых. Не смотря на это, я с радостью осталась бы посреди какого-нибудь поля, только бы не проезжать через ворота Ивениса — города, где решится моя судьба.

Глава 6. «Ярмарка в курятнике»

Праздник юности устраивали для высокородных дев, когда тем исполнялось пятнадцать лет, это символизировало переход от детства к взрослой жизни. Кэйа с ухмылкой называла его «ярмаркой в курятнике» — в действительности родители просто показывали дочку женихам, а чем роскошнее было торжество, тем большее приданое за нее давали.

В детстве такое сравнение злило, ведь я мечтала о моменте, когда смогу называться взрослой. Мечтала надеть роскошное платье и драгоценности, надушиться, а затем выйти к толпе мужчин и юношей, приглашенных специально для меня. Любая дева, которую до этого прятали, будет счастлива оказаться в центре внимания. Все будут говорить ей комплименты и приглашать танцевать, быть может, она даже встретит свою любовь.

Как мило все это представлялось в детстве. Я впервые оказалась на празднике юности и решила, что должна извиниться перед Кэйей — он и впрямь напоминал курятник. Гостей собрали в большом зале с низким потолком, а грубые каменные стены будто сложили наспех. Их маскировали гобелены, видимо, изображающие битвы — издалека вышивка напоминала кучу из людей и лошадей.

Столы расставили в виде буквы П, и сидели за ними в основном «петухи». Все нарядились в фамильные цвета, но никто не выбрал спокойные оттенки: темно-фиолетовый, красно-оранжевый, темно-зеленый, сияющий желтый — у меня глаза разболелись от ярких красок, дополненных сиянием украшений. Одни надели толстые золотые цепи с массивными кулонами, показывая, что заняты на государственной службе. Другие искрились, как граненые стаканы на свету, благодаря множеству драгоценных камней. Стройные подчеркивали фигуры узкими дублетами, котарди и шоссами, полные щеголяли в накидках и безразмерных уппеландах.

Как и изображения на гобеленах, гости смешались в разноцветную массу, из которой показывались смеющиеся и жующие лица. Все кудахтали и громогласно смеялись, я даже не сразу поняла, что играла музыка — доносилось только отрывистое бренчание струн. Несмотря на внешнюю неразбериху, было весело. Все радовались, хвастались нарядами, делились новостями. Мне бы тоже хотелось отвлечься, но не получалось из-за центрального стола, где сидели хозяева замка и их близкие друзья. Он возвышался на помосте, как туча, готовая забить меня градом.

Да простят боги, но я всем сердцем ненавидела виновницу торжества. Юная, прелестная, она устроилась в центре стола и очаровательно краснела из-за комплиментов очередного воздыхателя. Дева была миниатюрной и нежной, а лицо навевало мысли о розовом бутоне. Казалось, что она даже пахнет цветком, а зеленое платье дополняло сравнение.

Я завидовала. Это ужасно, но ее красота и свежесть заставляли меня чувствовать себя старой и никчемной. Двадцать лет, и еще не замужем! Высшее общество не отличалось терпимостью, о чем напомнил какой-то тучный господин в лиловой тунике. Его седая борода тянулась до пуза, а на лысом черепе блестели капельки пота.

— Тарваль, это не твой младший племянник? — прохрипел господин и ткнул в брата локтем.

— Не вижу… но он должен быть здесь.

— Да, не повезло мальчишке родиться в семье, где так много наследников. Ты бы просветил его, что с голым задом незачем приходить на праздник юности. Лучше пусть кого-нибудь обрюхатит, по-другому девку с приданым за него не отдадут.

Лысый громогласно расхохотался, я даже вздрогнула. Захотелось дать ему подзатыльник, как ребенку, ведь явно высокородный, судя по количеству перстней. Неужели благородная кровь проявляется лишь в деньгах, и неважно, что слетает с языка?

Брат тоже посмеялся, но у него это получилось по-доброму. Он коротко глянул на меня, а затем наклонился к господину и сказал:

— Ралтин, уймись.

— А?

Лысый встрепенулся, и его маленькие серые глазки остановились на мне. Они неестественно блестели, видимо, из-за кубка с вином, который господин собирался было поднести к губам.

— О, леди, простите. — Он вскочил на ноги и отвесил поклон.

Не знаю, как брат меня представил — я не слушала и с грустью думала о том, что скажет обо мне Ралтин, когда обо всем узнает. А он узнает, наверняка, и будет отпускать гадкие шутки, как про племянника Тарваля.

Я обвела взглядом зал, ожидая наткнуться на сотни любопытных глаз. Но на меня никто не смотрел, разве что господин за столом хозяев, одетый во что-то безразмерное и темно-алое — не удалось рассмотреть точнее, было далеко. Наверняка ему нашептали, кто я, и сейчас он всем расскажет. Все заметят, что на мне перешитое платье с чужого плеча и начнут смеяться над отцом, который закидывал их письмами с мольбами. Да и Тарвалю достанется за то, что привел на праздник дочь предателя, еще и незамужнюю.

В последний момент я пыталась отказаться, но брат заявил, что мне необходимо показать всем свои манеры, раз уж мы проделали такой путь.

«Да, девы обычно не посещают торжества, — говорил он, — но это не закон, а всего лишь традиция, которую постоянно нарушают».

Вкупе со всем остальным, это мало утешало. Я приказывала себе успокоиться и хотя бы поесть, но кусок в горло не лез. Стол ломился от тарелок с ветчиной, сыром и хлебом, между ними стояли огромные блюда с запеченной дичью. Мисочки с желтым и коричневым соусом, овощи, вино — ничего не хотелось. Я не отличалась от толпы благодаря наряду, но все равно была чужой.

Пожалуй, только наряд меня и утешал. Сперва не верилось, что этот ворох нежно-розового атласа удастся превратить в уппеланд, но когда Ловиз затянула на спине шнуровку, появился лиф, а тканевый пояс с золотой пряжкой отделил его от пышной юбки. Из каждого рукава получилось бы еще по одной — они были такими широкими, что края свисали до пола.

Было странно чувствовать на себе столько ткани. Она шелестела при каждом движении, а шлейф казался тяжелым, но мне так это нравилось! Особенно нижнее платье из белого газа, расшитого плотным узором. Оно виднелось на запястьях, а из-под квадратного выреза выглядывало кружево. Обычно под моей одеждой были только нижние рубашки — признак бедности.

Я забылась, расправляя на коленях уппеланд, а когда подняла голову, то снова увидела господина в темно-алом. Он тоже смотрел на меня, а затем резко отвернулся и заговорил с соседом.

— Брат, кто этот человек за столом лорда, в алой накидке? — спросила я у Тарваля.

— В алой? Это Калсан, чародей, глава магистрата.

— Нет, третий справа, с темно-ореховыми волосами.

— Елена, это Калсан, я знаю его.

Брат устало вздохнул и протянул бокал слуге, который наполнил его рубиновой жидкостью. Я пыталась найти связь между воспоминаниями и услышанным, но не получалось — Калсан должен быть стариком. Кэйа говорила, что он возглавляет магистрат столько, сколько она себя помнит, а все никак не помрет. Господин за столом был молодым, это чувствовалось по прямой осанке и резким движениям. Лица отсюда не рассмотреть, но морщины и седина бросились бы в глаза.

— Глава ведь старый, — шепнула я брату.

Он посмотрел на меня до того снисходительно, что стало стыдно.

— Его же неспроста назначили главой. Он чародей и не изменился за все те годы, что я его знаю, хотя впервые увидел его еще в детстве.

Договорив, Тарваль повернулся к своему бородатому другу, и они весело рассмеялись. Им было все равно, что в зале находился колдун, поправший законы природы. Это ведь даже не человек… змея! Да, змея, меняющая кожу. Боги, и он таращился на меня весь вечер.

По спине побежали мурашки. Захотелось спрятаться под стол, медленно, чтобы колдун не заметил. Я боялась чародеев. Они, как гром, могли появиться из ниоткуда, наслать проклятье и раствориться в воздухе. Не сосчитать, скольких королей извели с помощью заговоров и зелий. Маги творили и добрые дела, целили, например, только мне бы не хотелось довериться человеку, способному уничтожить все вокруг.

Оставшееся время я просидела, сжавшись в комок и стараясь не глядеть на хозяйский стол. Наконец гости наелись и цветастым потоком направились в соседнюю комнату. Там наверняка уже расставили столы для игр в карты и кости, разожгли камины и подготовили закуски. Я радовалась, что смогу затеряться в толпе, быть может, удастся поговорить с кем-нибудь. Хотелось узнать, как живут эти люди, что занимает их мысли — наверняка в мире многое изменилось.

Но не успели мы подняться из-за стола, как брат велел мне отправляться в свою комнату. Я даже не поверила — нельзя уходить сейчас. Мне необходимо присутствовать, как же иначе?

— Это не ярмарка, Елена, я не могу предлагать тебя всем подряд, как товар, — строго сказал Тарваль.

Он нахмурился и поджал губы, словно удерживая ругательства — все-таки вышел из себя. Я в страхе ждала этого момента с тех пор, как Тон-Тон привел меня в комнату с большим окном. Стало неуютно, как в мокрой одежде на ветру; если и брат рассердится, здесь станет невыносимо находиться. Пусть он был ненамного старше меня, но что-то заставляло доверять ему, как отцу.

Неожиданно лорд выдохнул и стал прежним, взгляд смягчился, а на лице появилось виноватое выражение.

— Пойми, так не делается, — сказал он, — камеристок берут по рекомендации, поэтому твое присутствие может вызвать вопросы. Тебя все видели — этого достаточно. Найди Ловиз, и идите в свою комнату, договорились?

Тарваль улыбнулся, и с моих плеч будто упал груз. Боги, каким он был красивым: не огромный рубака в доспехах, про каких складывали песни, но этим и привлекательный — необычный, как белый замок среди полуразвалившихся крепостей. Не знаю, что я к нему чувствовала. Уж точно не привязанность, вроде той, что была у нас с Ласвеном. Скорее, лорд дарил мне поддержку, как старший брат.

Ласвен… не думала, что буду так тосковать. Как бы хотелось снова прижаться лбом к его лицу. Наверняка он укусил бы меня за нос — это всегда злило, а сейчас показалось милым. Идя по коридору за Ловиз, я взглянула на свой наряд и любовно поправила пояс. Пряжка сияла, как и ткань, наверняка делая меня похожей на королеву. Жаль, что Ласвен этого не видел. Вряд ли он был искренне ко мне привязан, скорее уж хотел похвастаться перед друзьями, что затащил в темный угол высокородную. Сейчас бы он изменил свое мнение.

Вдруг я поняла, что слишком долго иду. Перед входом в зал была комната для камеристок, где они могли бы поправить хозяйкам прически и платья. Странно, мы втроем поднялись по лестнице и прошли не более десяти шагов, прежде чем оказались у громоздких дверей, за которыми проходило торжество. Сейчас вокруг были только бугристые каменные блоки и факелы на них. Голоса и музыка уже терялись в гулком эхо моих шагов.

Я повернулась и увидела, что за спиной погасли все факелы. Коридор заполняла чернота, она же поглотила звуки веселья, и слышалось только мое дыхание — тяжелое и громкое, как у умирающей старухи. Сердце тревожно забилось, но стоило повернуться обратно, как взгляд снова уткнулся в темноту. Горели только два факела, остальные исчезли. Я обомлела, ощущая себя запертой в холодном склепе. И это кошмарное, старушечье дыхание — оно будто принадлежало кому-то другому и забирало последние крохи спокойствия. Мысли исчезли, осталось только желание найти выход.

Его не было. Все исчезло, все. Я крутилась из стороны в сторону и трогала стены, пыталась нащупать скрытую дверь или ручку — должно быть хоть что-то! Наряд шелестел, и это напоминало злобный смех. Факелы трещали, огонь стал казаться живым, он будто разговаривал.

Темнота приближалась, как крышка гроба. Или нет… не знаю, она тоже казалась живой и твердой. Пальцы заболели, ногти ломались о твердый камень, и под ними собралась кровь. Боль пугала, но остановиться не получалось, и я продолжала скрести стену, хотя уже не понимала, что делаю. Движения стали суматошными — нужно торопиться, ведь огонь загорелся ярче, его словно подпитывал мой испуг.

Воздух сгустился и едва проходил в легкие. Нет, это был страх, мне просто страшно. Разум твердил одно, но хотелось плакать и звать маму, как во сне. Дышать становилось все труднее, и голова закружилась. Вдруг пальцы погрузились во что-то холодное и вязкое, а рядом промелькнула тень — здесь был кто-то еще!

Я рванула назад и с силой налетела на противоположную стену. Острые камни впились в спину, мне чудилось, будто горло сжимают ледяные пальцы. Воздуха не хватало, хотелось разодрать кожу на шее и вздохнуть. Меня колотило, огонь резал глаза, и все вокруг расплывалось. Я крутила головой, но никого не замечала, кроме собственной тени. Неровные стены сделали ее уродливой и скрюченной. Тело кренило вбок, а руки выглядели неестественно длинными. Высокая прическа и вовсе напоминала подвижный клубок из змей — было ужасно видеть себя такой, но отвернуться не получалось.

И тут что-то появилось рядом. Я видела, как вырастает новая тень с округлой головой и широкими плечами. Ужас сковал тело, я медленно отходила в сторону, а тень становилась все чернее и выше. Мне было так страшно, хотелось орать во все горло, до боли, чтобы заложило уши, чтобы появилось хоть что-то, кроме чувства безысходности.

Ледяное дыхание коснулось затылка, и по щеке скатилась слеза. Это ветер, всего лишь ветер из какого-нибудь окна. Он пошевелил мои волосы, затем спустился к шее и поднялся обратно. Только ветер, пожалуйста, боги. Пальцы сами собой сжимались, впивались в твердые выступы, и от боли темнело в глазах. Остановиться не получалось, нужно было что-то делать.

Голова кружилась, тело будто кололо иголками. Я хотела бы потерять сознание, но тут услышала звуки. «Тук-тук-тук», — раздавалось из темноты. Они казались до того реальными, что перетянули на себя все внимание. Напоминало капающую воду.

«Тук-тук».

Звуки стали громче. Я напряглась, стараясь впитать в себя услышанное, понять. Это были шаги, кто-то приближался и стучал каблуками об пол.

Меня трясло, слезы катились по щекам и шее, их не получалось остановить, а руки одеревенели. Удалось только повернуться в сторону шагов. Казалось, что сама темнота направлялась сюда; от этого стало легче, ведь скоро все закончится. Плевать, как, лишь бы скорее.

Вдруг темнота собралась в мужской силуэт. Незнакомец медленно приближался, и факелы озарили кровь, алыми потоками стекавшую по коже.

«Помогите!» — Я была уверена, что кричала, но услышала только скрежет ногтей о камень.

Скоро удалось понять, что на нем была не кровь, а алая накидка. Точно — длинная, с вертикальными прорезями для рук. Неясный силуэт вдруг показался обычным мужчиной, с большими черными глазами, аккуратной бородой и ореховыми волосами, зачесанными назад.

Калсан!

Он подошел и нахмурился, глядя на меня сверху вниз. Настоящий, теплый — так приятно было видеть кого-то осязаемого, я едва не бросилась ему на шею.

Чародей рассматривал меня с беспокойством, наверняка заметив отпечаток ужаса на лице. Еще бы, после всего этого кожа явно побелела, а глаза чуть-чуть не выкатывались из орбит. Плавным, но быстрым движением он достал из рукава платок и аккуратно вытер мои слезы. Я поворачивала голову вслед за его рукой, желая ощутить тепло.

— Испугалась? Прости, — виновато сказал маг, — мне нужно было поговорить с тобой наедине.

Он резко взглянул на что-то за моей спиной. Проклятье, вторая тень все-таки была, мне не показалось. Нет, нельзя об этом думать. Снова почувствовался холодок, и я почти вцепилась в браслет с бубенчиками, спрятанный под рукавом. Исанна должна была помочь и разогнать злых духов.

«Должна, должна, должна», — крутилось в голове, как заклинание.

Браслет приятно ласкал ладонь, как вдруг соскользнул и с тихим звоном ударился об пол. Как так? Он же был крепко завязан.

Калсан не смутился и быстро поднял украшение. Он взял его двумя руками и растянул, глядя на изношенную красную ткань и бронзовые бубенчики на ней.

— Исанна любит тебя, — сказал маг и улыбнулся.

Под глазами у него легли тени, и лицо стало зловещим. Я вспоминала, что стояла перед древним колдуном, который не старел, в отличие от остальных. Представилось, как он прижимал руки к своим щекам, тянул кожу, и та рвалась со склизким звуком. Текла кровь, а маг продолжал счищать ее ногтями, обнажая новую, молодую плоть.

Странно, но это не пугало. Наверное, потому, что я сама рисовала картинку, пусть и зловещую.

— Могу я оставить его себе? — Чародей кивнул на браслет. — Я пришлю тебе новый, еще лучше.

От удивления у меня открылся рот. Зачем ему этот потрепанный шнурок? Что-то было не так, и меня вновь затрясло от предчувствия беды. Это он заворожил меня, хотел поговорить — зачем, боги?

Колдун прищурился, и я отступила назад. Вдруг темнота за его спиной рассеялась, появились факелы и коридор. Свобода! Бросив невнятные извинения, я обогнула чародея и кинулась прочь. Скоро коридор повернул, и стали заметены двери торжественного зала, комната камеристок и черный прямоугольник перед ней — проход, ведущий на лестницу.

Тело размякло от волнения, было страшно, что за мной гонятся. Повсюду трещали факелы, а огонь источал неприятный жар. Тени на стенах будто ожили и гнались за мной.

Ловиз не было в комнате, и я помчалась к брату, принимаясь барабанить в дверь. Никто не открывал. Проклятье, снова ворожба? Оглядеться не хватала духу, руки двигались уже непроизвольно, и громкий стук отвлекал от бешенной пляски теней.

Как только дверь чуть приоткрылась, я толкнула ее и ворвалась в комнату, к мягкому свету. Здесь горели только свечи, пламя тихонько извивалось и совсем не трещало. Передо мной оказалось окно, наполовину закрытое темно-зеленой шторой. За ним словно открывался проход в другой мир: ночное небо, холодное — я ощущала его свежесть, а звезды выглядели гладкими. Подумалось, что если коснуться их, то на коже останется блестящая роса.

— Маленькая леди, что случилось? — раздалось за спиной.

Это был голос Тон-Тона. Боги, я же только что ворвалась в мужскую спальню и застыла посередине, как умалишенная. Стыд прокатился по телу горячей волной, когда слуга встал неподалеку и уперся руками в бока. Он выглядел таким худым, что напоминал стебель с листьями вместо конечностей.

— Брат еще не пришел? — спросила я, озираясь.

В маленькой комнате лорду негде было спрятаться, сюда поместилась только кровать без балдахина, матрас для Тон-Тона, а дорожные сумки валялись прямо на полу.

— Нет, не пришел. Что с вами? — резко спросил слуга.

Привычная беззаботность исчезла, и он хмурился, требуя ответа. Я не решилась говорить о тенях и Калсане, который стащил браслет, поэтому залепетала:

— В коридоре было темно, стало страшно.

Тон-Тон засмеялся, помогая успокоиться и забыть о кошмарах.

— А мне подумалось, что вы от женихов убегали, — весело сказал он и наклонился к одной из сумок.

— Каких еще женихов?

Я присела на край кровати и взяла яблоко, протянутое слугой.

— Таких, с которыми вы по коридору гуляли. — Он подмигнул и сел рядом.

— Гуляла? Ты, случаем, не родственник Ласвена? Он тоже прогуляться любит.

— Ласвен? — Тон-Тон откусил от своего яблока и задумчиво пожевал. — А, это тот рыжий мальчишка, который у нашего булочника всех дочек перепортил?

Я тоже собиралась откусить, но застыла с приоткрытым ртом. Мне было ясно, что из себя представлял Ласвен, просто не хотелось, чтобы другие знали о нас. Боги, мне и в голову не пришло, что слуга вспомнит какого-то рыжего юношу из низов общества?

— Ну да, — буркнула я.

— Вы покраснели, — хитро произнес он.

— Не правда!

— Покраснели… Боги! Так вы с ним?..

Тон-Тон ахнул и демонстративно закрыл рот ладонью.

— Нет!

Он молчал и только качал головой.

— Не вздумай никому говорить, слышишь, не смей!

Вновь молчание. Я видела, что он шутил, и не могла злиться, но тревога так и клокотала в груди. Не хватало только сплетен обо мне и местном гуляке.

— Не смей никому говорить! Никогда!

Кончилось тем, что я схватила Тон-Тона за одежду и начала трясти, пытаясь заставить говорить. Бедняга чуть не подавился яблоком, но еще долго глумился надо мной. Мы смеялись, когда дверь распахнулась, и в комнату нетвердо зашел мужчина. Я не сразу узнала брата — его глаза были полузакрыты и блестели, а оранжевый дублет висел на локте. Странно, обычно он тщательно следил за одеждой, а тут разгуливал по замку в одной нижней рубашке.

— Ты здесь, — вздохнул Тарваль, глядя на меня, — Ловиз бегает по коридорам, плачет и говорит, что потеряла тебя.

Я забыла о бедняжке, но рассердиться на себя не получилось — от брата так и веяло недовольством. Мы с Тон-Тоном вскочили на ноги и вжались в стену, стараясь не мешаться. Лорд тяжело сел на кровать и вздохнул, обдавая нас винным запахом. Молчание давило, я ощущала себя виноватой, но никто не двигался, и было страшно прерывать эту идиллию.

— Иди спать, — велел брат.

Думаю, он обращался ко мне. Опыт подсказывал, что мужчин в таком состоянии лучше не трогать, но почему-то же Тарваль напился и рассердился. Или наоборот — не важно, главное, что-то случилось.

— Все хорошо? — спросила я.

— Иди. Спать, — отчеканил лорд и поднял на меня затуманенный взгляд.

Пришлось уйти, но в голове еще долго крутились дурные мысли: здесь были только друзья, кто и зачем расстроил брата? А вдруг это связано со мной? Вдруг кто-то видел нас с чародеем и наговорил всякого?

Глава 7. Снова безнадежность

Я так вымоталась за вечер, что заснула, едва коснувшись головой подушки. Наутро Ловиз пришлось чуть ли не стаскивать меня с кровати: сил не было, а тело потяжелело, как во время болезни. Очнуться помогли только жалящие лучи восходящего солнца, которые освещали нашу крохотную комнатку, заваленную дорожными сумками. Она мало отличалась от комнаты брата, разве что матраса не было, и мы с Ловиз спали на одной кровати, окруженные голыми стенами.

Голова гудела, и воспоминания о тенях показались вымыслом. Чародеи жили повсюду, но я еще не сталкивалась с подобным. Да и о чем нам разговаривать с главой магистрата?

Ловиз крутила меня, как марионетку, одевая нижнее платье из бежевого шелка. На манжетах красовалась золотая вышивка, а сверху я надела оливковый котарди до колен и без рукавов — еще один подарок сестры, ведь портнихи не успели бы сшить наряды так быстро.

Суета отвлекала, но реальность быстро напомнила о себе. Все началось со стука в дверь, от которого ёкнуло сердце. Ловиз пошла открывать, а вернулась с маленьким мешочком из черного бархата, сказала, что это передал для меня глава магистрата. Я не могла оторвать глаз от подарка, он напоминал о темноте в коридоре и холодном дыхании; чудилось, что если отвернуться, эта чернота затянет меня и снова появится окровавленный силуэт.

Хотелось взять мешочек и выкинуть в окно. Мне ничего не нужно от колдуна, мало ли какое проклятье там скрывается. Видя нерешительность, Ловиз нагло залезла в мешочек и достала из него полоску красной ткани, к которой крепились серебряные бубенчики. Они противно блестели и звенели, напоминая ехидные смешки.

— Спрячь это! Убери! — крикнула я и бросилась к сумкам.

Руки тряслись, и ничего не получалось удержать. Деревянные шкатулки, кошельки, свертки — все оказалось на полу, но так и не удалось найти свой старый браслет. Выходит, колдун и впрямь забрал его, мне не приснилось.

Он что-то задумал. По спине побежали мурашки. Оставаясь на корточках, я обняла себя руками, вдруг ощутив тяжесть стен, их холод и враждебность. Пальцы заболели — это все колдун, он снова заворожил меня! Не выйдет, пусть не думает, что купил мое расположение.

Сначала угнетающая, разодетая толпа, потом дева, от вида которой сводило зубы, теперь колдун; мое терпение лопнуло, и вспыхнул гнев. Щеки жгло, я выпрямилась и несколько раз топнула ногой. Со всей силы, так, что ступню пронзила боль. Не знаю, что меня так изводило, наверное, беспомощность, ведь приходилось просто ждать. Брат сделает все возможное, чтобы избавиться от меня, но хотелось и самой принести пользу.

Закончив собираться, мы с Ловиз отправились к Тарвалю, чтобы вместе идти на праздник. Сегодня гостей развлекали соколиной охотой прямо за оборонной стеной замка. Нам открылось бескрайнее поле и сбившиеся в кучу нарядные «петухи». Все гоготали, вокруг ходили сокольничие с квадратными рамками, на которых сидели их питомцы. На птицах были клобучки, украшенные разноцветными перьями, но они так уверенно держались и крутили головами, что не утратили грозного вида.

Неподалеку стояло несколько деревянных клеток с голубями, слуги доставали их по одному и отпускали, чтобы очередной «петух» натравил на беднягу сокола. Никто не мог спастись от когтистых лап, однако каждая пойманная пташка вызывала ликующие возгласы.

Скучно, а на голубей было невыносимо смотреть. Хорошо, что охота считалась не женским занятием, и для дам поставили шатер. Мы с Ловиз устроились на подушках, далеко от виновницы торжества и ее матери. Они сидели в креслах с огромными вогнутыми спинками, рядом вертелись слуги и предлагали угощения, слышался смех и голоса; я будто с улицы наблюдала за чужим весельем. Достаточно было встать и подойти, но брат велел держаться отстраненно — камеристка обязана это уметь.

Лорд не терялся в толпе благодаря своей оранжевой тунике. Он улыбался и охотно разговаривал со всеми, однако во взгляде читалась глубокая задумчивость. Это выглядело до того печально, что у меня потяжелело в груди. Уверена, это было связано со мной. Наверняка ему досталось из-за того, что привел в замок дочь предателя. Или кто-то наговорил гадостей про встречу с Калсаном.

При мысли о последнем стало неуютно. Я почти физически ощущала его мешочек, привязанный к поясу. От этой вещи исходило тепло, оно проникало в меня и словно готовилось сжечь изнутри. Нужно вернуть ему подарок так, чтобы не оскорбить, еще и забрать назад свой браслет.

Я не дорожила им, но не хотела оставлять в руках колдуна. Зачем-то же он его забрал. Вдруг собирался внушить какие-нибудь мысли или видения? Он и просто так заставил меня реветь и скрести стену, страшно подумать, что будет, получи колдун больше власти.

Подул ледяной ветер. Холод пронзил меня насквозь, даже вздохнуть не получилось. Было неудивительно, что Калсан оказался рядом, словно почуяв мои мысли. Он улыбался хозяйке замка и ее дочери, шутил, кажется — все смеялись, а меня так и тянуло вниз, хотелось лечь и притвориться подушкой.

Длинная коралловая накидка чародея выглядела огромной и развевалась, как парус. Спереди она застегивалась на пуговицы, а большие прорези для рукавов открывали темно-красное котарди. Все маги носили красное, но этот словно истекал кровью. Своей ли?

Не глядя на меня, он прошел мимо и остановился у стола с угощениями. Мешочек на поясе вспыхнул так, что от страха закололо в груди; нужно избавиться от него, немедленно. Схватив Ловиз за руку, я встала и поспешила к чародею. Не хотелось говорить с ним у всех на виду, но другой возможности могло не представится.

Чужие взгляды, казалось, способны причинить боль. Хвала богам, мужчины смотрели в небо, дамы тоже, а слуги занимались своими делами. Я замерла в паре шагов от чародея и посмотрела на угощения: темный виноград, лимонные дольки с сахаром, орехи, вино — нужно было что-то взять, но от волнения не получалось выбрать. В конце концов я попросила Ловиз налить вина, а сама быстро отвязала мешочек и бросила его на стол. Раздался звон, напоминающий удар монеты о мостовую, когда нищим кидали подаяние. В меня будто иголку воткнули — нельзя, чтобы Калсан обиделся, у него же столько власти.

— Прошу, простите, но это слишком дорогой подарок, — залепетала я, стараясь выглядеть виноватой.

— Это честный обмен, — равнодушно ответил Калсан и протянул бокал стоящему рядом слуге.

Воображаемая иголка перестала казаться таковой. Она торчала из позвоночника, не позволяя двигаться и дышать. Нужно было говорить, выманить браслет, но спокойствие Калсана изводило.

— В нем нет необходимости, мне бы хотелось вернуть свою вещь.

Сердце колотилось, и голос дрожал. Он получился до того тихим и затравленным, что вряд ли чародей его слышал.

— Браслет дорог, как память, — добавила я и выхватила бокал у Ловиз, которая без конца толкала меня. Вот наглая девчонка, не видит разве, что не до этого сейчас?

Иголка превратилась в кол, стоило Калсану повернуться. Он уставился на меня и отпил из кубка, размышляя о чем-то.

— Хорошо, если вас это порадует, — так же равнодушно ответил он.

Я не удержалась и резко выдохнула. Нужно будет помолиться Исанне — она без всяких суеверий избавила меня от этого мага. Стоило так подумать, как он снова заговорил:

— Жаль, что вашего брата не утешить так просто.

Калсан вновь поднес кубок к губам, не отрывая от меня черных глаз. Они казались отдельными существами, готовыми прыснуть ядом. Ловиз дергала мою одежду, намекая, что пора идти, а я готова была разразиться проклятьями — зачем колдуну эта игра?!

— Что вы имеете в виду?

— А вы не заметили? — Он изобразил удивление и приподнял брови, но лукавая улыбка выдавала ложь. — Лорд Тарваль весьма расстроен, ведь так старался устроить вас.

Ловиз потянула юбку, и я махнула рукой, надеясь стукнуть камеристку. Пусть не лезет. Ужасно не хотелось посвящать ее в разговор, но нельзя было оставаться наедине с мужчиной.

— Старался? — взвизгнула я, едва сдерживаясь — недомолвки сводили с ума, как голод, как удушье, боль!

— Да, видите ли, друзья дали понять, что им запретили принимать вас на службу в связи с прошлым вашей семьи.

Меня как будто бросили с высоты, и тело разбилось вместе с грезами. Выходит, не будет замка, мужа и свободы? Не будет счастья? Нет, поверить не удавалось, такого просто не могло случиться, боги не жестоки.

— Кто запретил? — выпалила я и шагнула вперед.

Плевать на чужие взгляды и приличия — пусть говорит!

— Я, — невозмутимо ответил Калсан, — ничего личного, просто необходимо, чтобы у вас не осталось выбора, и пришлось обратиться ко мне.

Даже Ловиз угомонилась и оставила в покое юбку. Мне стало жутко, не знаю, что смущало больше: слова чародея, или его интерес. Вздор какой-то.

— У меня есть предложение к вам… — сказал чародей, но я перебила его:

— Мой брат с радостью выслушает его, извините.

Ноги сами понесли меня прочь. Не важно, что необходимо колдуну — пусть идет к лорду, а не насылает чары в темных коридорах.

— Зачем ты говорила с ним, — зашипела Ловиз, — все видели это, про тебя скажут…

— Можно подумать, о камеристках не сплетничают!

— Сплетничают, но мы не подтверждаем сказанное своим поведением!

Я не слушала — если Калсан сказал правду, то все пропало. Нужно было выяснить это, и Ловиз побежала за лордом. Мы встретились неподалеку от шатра, чтобы никто не подслушивал. Тарваль повеселел, а румяные щеки и расстегнутые пуговицы на воротнике придавали внешности озорной вид. Жаль было портить такой момент, но я не удержалась и пересказала все, что услышала от мага. Умолчала только о браслете и таинственном предложении — почему-то казалось, что это стыдно. Нельзя девам разговаривать с господами наедине, неважно, как так получилось.

Брат не стал юлить и рассказал, что его друзья действительно странно себя вели, когда речь заходила обо мне:

— Я чувствовал, что это связано с прошлым твоей семьи, но не думал, что руку приложил сам глава, — вздохнул он, ковыряя ногой землю.

— Ничего не получится?

— Почему же? — Лорд не смотрел на меня, и его слова казались обманом. — Здесь много людей, которым не так важно мнение короля.

— Такое могут себе позволить только очень влиятельные люди. Нужна ли им такая, как я?

— С ними я еще не говорил.

Брат продолжал мучить землю. Он напоминал растерянного ребенка — лгал или знал, что дело проиграно, но надеялся на удачу.

— Боги… — выдохнула я и направилась в шатер, даже не попрощавшись.

Сердце колотилось, а легкие горели. Воздух в них будто испарялся — это от волнения, такое уже бывало. Ловиз плелась рядом и бросала на меня сочувственные взгляды, от которых становилось еще хуже. Какой прок от жалости? Я села на прежнее место и сгорбилась, втайне надеясь, что кто-нибудь станет таращиться — хотелось позлить этих разодетых снобов. Плевать на них, все равно мне не остаться здесь, рядом с красотой и надеждой на будущее. Я вернусь к родителям, в старый темный дом, и до конца дней просижу у окна, наблюдая, как жизнь течет мимо.

«Петухи» смеялись на всю округу, дамы перешептывались, даже слуги улыбались, обрадованные зрелищем. Только мне не было места здесь. Каждый счастливый возглас, каждая фраза напоминала удар, и к глазам подступили слезы.

Когда несчастные голуби закончились, гостей пригласили на обед. Я больше не могла оставаться среди них и закрылась в комнате — пусть судачат, если вовсе заметят мое отсутствие. Голые стены, что пугали ночью, вдруг стали защитой. Они не пропускали шум и чужие лица, отделяли от притворного мира знати, и на душе стало легче. Я свернулась калачиком на кровати и принялась изучать темное покрывало, расшитое желтым узором. Казалось, что так выглядит жизненный путь: вокруг тьма, бедность и страдания, но есть золотая тропинка, доступная немногим.

Ловиз что-то бубнила из угла, пыталась утешить, но только раздражала. «Помолись», «надейся», «верь лорду — он поможет» — какой вздор! Наша семья годами молилась всем богам, и ничего. Нет, надежда без действий толку не приносит, от нас требуются усилия и борьба. Лишь тогда боги сочтут нас достойными.

Я водила пальцем по узору и размышляла, как снова оказаться на золотой тропинке, но в голову ничего не приходило. Наверное, стоило ехать в глушь и стать компаньонкой старой дамы, о которой говорил брат. Жизнь среди скота, комаров и потных землевладельцев отталкивала, но казалась доступной. А я камеристкой хотела стать — размечталась, дура.

В последние дни было слишком много волнений, и меня потянуло в сон. Забытье навалилось, как душное покрывало, оно не давало расслабиться и заставляло ворочаться в поисках избавления. Казалось, что я вернулась в свой кошмар, а у постели стоял дух. Он источал холод, но не пугал, потому что напоминал отца: хоть тело и клубилось, удалось различить серые глаза и такие знакомые, пухлые щеки.

Папа держал меня за шею, не крепко, но дышать было трудно. И он смотрел, до ужаса равнодушно, словно видел вещь, а не дочь. Этот взгляд пугал, я крутилась, но освободиться не могла. Руки проходили сквозь отца, он наваливался на меня и сжимал пальцы. Они больно впивались в плоть, как острие ледяных кинжалов, а буравящий взгляд не позволял отвернуться. Я хотела, пыталась, но не могла…

Раздался стук, и темнота исчезла. Появились каменные стены и дорожные сумки, но дышать по-прежнему не получалось. Оказалось, что вокруг шеи обмотались волосы, они прилипли к мокрой коже и не давали вздохнуть. Мне едва удалось освободиться, когда снова раздался стук — это в дверь, кто-то пришел.

Ловиз, видимо, отправилась обедать, и пришлось открывать самой. На пороге стоял высокий юноша с длинными волосами цвета морского песка. Ярким серым глазам и ровной коже я успела позавидовать, как вдруг увидела, что на госте была черная туника. Обычно высокородные не беспокоились из-за геральдики, но во время сборищ внимательно следили за ней; черный — цвет магистрата. Только этого не хватало. Я собиралась закрыть дверь, когда юноша заговорил:

— Глава желает видеть вас и вернуть то, что было обещано.

Он смотрел на меня и ждал чего-то.

— Пусть пришлет.

— Глава желает передать вам лично.

Юноша хлопал глазами, будто предложил самую обычную вещь. Поверить не могу, что Калсан додумался до такого: с камеристкой или без, это даст повод для сплетен, если кто-нибудь узнает. Пока что все портила репутация отца, но если у меня не останется собственной, то о золотой тропинке можно будет забыть.

Я не нашла слов и просто закрыла дверь. Стало неестественно тихо, а каменные стены показались темными и пустыми, как коридор у нас дома. Здесь хотя бы пол не скрипел и никто не плакал. Недолго мне осталось радоваться тишине, ведь скоро придется вернуться к родителям и бестолково ждать чуда. Или ехать в глушь, сидеть подле старой дамы и слушать о ее болячках.

Внезапно предложение колдуна перестало выглядеть таким страшным. У меня холодело внутри при мысли о его возрасте и странном поведении, однако этот человек обладал властью и мог помочь.

Ловиз все не приходила, некому было отговорить меня от сомнительной затеи. Любопытство брало верх над разумом, и я выглянула в коридор, надеясь увидеть, что слуга ушел. Но нет, юноша стоял за дверью и с готовностью вытянулся, заметив меня. Его глаза так и спрашивали: «Готова?», и это напоминало знак богов.

Глава 8. Сказки рождаются из правды

Слуга почти бежал по коридорам. Спешка заставляла думать, что мы совершаем преступление. Я едва успевала за ним и прятала лицо под капюшоном плаща — люди обожали сплетни про любовные связи. Их воображение никого не щадило, но истинные цели Калсана вряд ли были столь просты. Мне хорошо запомнился взгляд Ласвена, когда он зазывал меня в подворотни: сияющий и расслабленный, будто юноша засыпал с чувством безграничного удовольствия. А глаза чародея были пустыми, да и не позарился бы он на такую тощую девицу.

Сердце колотилось быстрее с каждым шагом. Я не смела поднять головы, разглядывая каменный пол и бархатные тапочки слуги. Коридоры сужались, будто готовились сомкнуться и раздавить нас. Хвала богам, на пути никто не встретился, но это не успокаивало, ведь мы забрели в незнакомую мне часть замка. Полумрак навевал страшные мысли, и в груди щемило. Окон не было, а факелы светили тускло, каменная крошка на полу шуршала под ногами, как змеи в траве.

Вдруг тапочки слуги замерли, и впереди показались ступеньки. Юноша привел меня к узкой лестнице, а наверху, в пролете, стоял мужчина. Он казался бесформенной черной дымкой, но я сразу подумала о Калсане — кто же еще?

— Следи, чтобы нам никто не мешал, — сказал незнакомец, и его слова повторились гулким эхом.

Слуга поклонился и отошел в сторону. Мне не нравилось, что он останется здесь — какой-никакой, а знакомый, и более приятный, чем размытый силуэт наверху. А вдруг они хотят помешать мне сбежать? Что, если выше тоже расставлена охрана?

Я чувствовала себя запертой и дрожала — хотелось броситься прочь, обратно к голым стенам, что защищали. Но тогда мне не узнать о планах Калсана. Он мог лгать, но вдруг это была последняя возможность все исправить, а я просто отмахнусь от нее? Тогда до смерти придется сожалеть об этом.

Будто почуяв мою неуверенность, колдун шагнул вперед и замер в столпе света. Он проникал через бойницу и осветил коралловую накидку и знакомое лицо с большими черными глазами. Образ темнойдымки развеялся, помогая решиться.

Стоило мне подняться, как Калсан запустил руку в складки одежды, и послышалось звяканье.

— Прошу, — сказал он, протягивая изношенный браслет с бубенчиками.

Я взяла его и сжала в кулаке, надеясь ощутить знакомое умиротворение. Ну и что, что суеверие? Оно не на пустом месте возникло, и бубенчики несли в себе любовь Исанны, которая не оставит ту, что так в нее верила.

Но от браслета ничего не исходило — проклятый колдун виноват, наверняка что-то наворожил.

— Вы не уходите? Все-таки заинтересовались моим предложением? — спросил он и тихонько посмеялся.

— Да, буду рада услышать его.

В действительности мне хотелось выбросить испорченный браслет в окно и убежать. Останавливали только мысли о шансе, который мог оказаться единственным.

Калсан улыбался и смотрел на меня с любопытством, как на дрессированную зверюшку. Наверное, я что-то делала не так, ведь позабыла манеры за столько лет. Калсан — второй человек в государстве, он мог все и гордился этим, судя по расправленным плечам и гордым шагам. Мне и стоять-то рядом было неуютно, а тайная встреча, наедине, в окружении темноты и слуг, караулящих покой… казалось, что я даже дышу неправильно.

Вдруг чародей снова засмеялся, но по-доброму, как папа, когда бывал в хорошем настроении.

— Простите, не знаю, с чего начать, — сказал он, — предложение весьма… экстравагантное.

Последнее слово должно было смущать, но меня заботил только смягчившийся взгляд чародея. Он оперся о стену и стал выглядеть обычным человеком в компании старого друга. Ни за что не поверю, что старик и политик не мог найти слов. Неужели это был спектакль, чтобы успокоить меня?

— Говорите прямо, мое обычное окружение не тратит время на высокие речи. — Я решила подыграть и изобразить доверие.

Калсан ласково улыбнулся, и перестал казаться страшным. Надменность исчезла, и мне даже стало уютно — вот хитрец! Наверняка знал, как тяжело мне среди помпезной толпы, и решил пригреть.

— Что вы знаете об Ашвейне? — спросил чародей.

— О Белом крае? — Я улыбнулась, решив, что он продолжал играть.

Однако Калсан прищурился, и во взгляде появилась настороженность. Он явно ждал ответа, и пришлось добавить:

— Это же сказка, которой пугают плаксивых детей.

— Расскажите.

Не знаю почему, но я ощущала себя глупо. Вдруг мы не поняли друг друга, и речь не о той сказке? Тогда зачем пересказывать ее?

— Жил-был лорд Ашвейн, он справедливо правил своими землями, пока смерть не забрала его сына. — Я задумалась, пытаясь вспомнить, что еще там было, но не могла. — Лорд впал в отчаяние, и боль его была так велика, что когда на землю упали его слезы, все вокруг замерзло. Погибли растения и скот, за ними люди. Мораль в том, что отчаяние способно погубить не только страдальца, но и всех вокруг.

Я закусила губу, жалея о сказанном: не очень напоминало детскую сказку, но родители запрещали нянькам рассказывать ее. Не удивительно, что все забылось.

На счастье, Калсан усмехнулся и задумчиво посмотрел на свои руки. Только тогда стало заметно, что под мышкой он держал толстую книгу.

— Воистину, самые красивые сказки рождаются из правды. В чародействе даже есть заклинание «слеза Ашвейна», название наверняка навеяно этой историей.

— Из правды? Вы хотите сказать, что…

— Да. — Маг резко посмотрел на меня. — Ашвейн, или, если угодно, Белый край, существует на самом деле. Даже лорд из сказки жил когда-то.

Его слова повторялись эхом и колотили по ушам. Я представила карту, но отыскать на ней эту территорию не могла, и чувствовала себя полной идиоткой.

— Не старайтесь вспомнить, леди Елена, Ашвейна нет на карте. Старики еще могут рассказать о нем, а вот молодое поколение вряд ли что-то знает.

— Нет на карте? Ашвейн отделился от нас?

Когда-то жившие у границы лорды отвергли власть короля и провозгласили себя князьями. Некоторых удалось вернуть силой, с тех пор земли лордов Ильмисара стали раздробленными и разбросанными по всей стране, чтобы они не могли так просто отгородиться.

В ответ Калсан скривился, будто ему в глаза светило солнце.

— Формально нет, это все еще территория Ильмисара, но Ашвейн живет обособленно, как прочие княжества. Поэтому можно сказать, что он от нас отделился.

Он напоминал целителя, который пытался объяснить больному что-то очень сложное. Я верила, но чувствовала подвох — зачем убирать с карт Белый край? И зачем мне это знать?

— История путаная, — объяснял маг, глядя в окно. — Это произошло почти три поколения назад, когда лорд потерял своего наследника. Он был убит горем, возможно, что и обезумел. Ашвейн стремительно изолировался, а короля Ильмисара больше заботили обострившиеся отношения с Викнатором. Все боялись, что они нападут на нас, армию отправили на границу. Вопросом Ашвейна попросту не занимались. В следующем поколении его пытались вернуть, но Белый край набрал силу и армию…

Он осекся, а через мгновение улыбнулся и посмотрел на меня.

— Весьма скучная история, думаю, политические подробности ни к чему.

Я кивнула, с трудом выныривая из забытья. Белый край, страдающий лорд, «слеза Ашвейна» — от последнего не стоило ждать добра, но образ изолированного королевства был невероятно романтичным. Хотелось бы послушать еще, но Калсан заговорил о другом:

— Мне потребуется от вас незначительная услуга, а взамен я устрою вас камеристкой в самую знатную семью Ильмисара.

Я до сих пор видела образы Белого края, пыталась представить, как одеваются и чем занимаются его жители. Слова колдуна будто выдернули меня из сна. Мысли, догадки, стены вокруг — все смешалось, а он продолжал говорить. Неторопливо и тихо, заставляя прислушиваться к голосу, боясь упустить что-то:

— Хотя нет, такой очаровательной леди не стоит прислуживать. Пожалуй, мы выдадим вас замуж. За лорда, который восстановит доброе имя вашей семьи и поможет им. Вам больше не придется стыдиться былого…

— Подождите! — крикнула я, прерывая усыпляющий поток слов. — Какого еще лорда?

— Какого выберете, — Калсан хитро улыбнулся. — Я не обладаю безграничным влиянием, но что-нибудь придумаю. Король не станет возражать, обещаю. После смерти Гайди ваша семья ему больше не интересна, возможно, вам бы вернули часть привилегий, будь просители вашего отца более влиятельными…

Он говорил и говорил, а меня будто укачивало на волнах. Сомнения забывались, я так и видела, как заберу родителей и поселю в каком-нибудь замке. Новом и красивом, как Тарваль. Хотя нет, они захотят жить по старинке, за толстыми стенами и рвом. Это у меня будет прекрасный замок, с витражами и изящными башнями. А Осберт пойдет в армию, но не как солдат. Он же высокородный и станет командовать войсками, у него получится.

Сладкие мечты. Ужасно не хотелось отпускать их и возвращаться в темный лестничный пролет, но лицо чародея развеяло грезы. Его улыбка становилась все шире, а складки кожи подчеркивали тени, делая лицо уродливым, напоминая, кто он.

— Это будет щедро с вашей стороны, — сказала я, — не уверена, что я сумею отблагодарить вас.

Думаю, Калсан уже все спланировал, и мне дорого обойдется его покровительство. Он шумно усмехнулся и поднял голову, подставляя лицо свету.

— Не переживайте об этом, я всего лишь хочу, чтобы вы сопроводили меня в Белый край на несколько дней.

— Сопроводила?! — Крик вырвался сам собой. Я даже не успела обдумать услышанное — совместная поездка незамужней дамы и господина была неслыханной задумкой! — За кого вы меня принимаете?

— Милая леди! — Калсан хохотнул и поправил свою книгу. — То, о чем вы подумали, нетрудно получить и без тайных сговоров. От вас потребуется только ваша память.

Быть может, разум затмила дурость или неопытность, но я верила чародею. Не смотрел он на меня, как на женщину, не любовался и не старался очаровать.

— Тогда что нужно от меня? Зачем вы рассказали о Белом крае?

— Потому что Ашвейн изолирован, туда не пускают чужеземцев, и я беспокоюсь, что в нем поклоняются Арантаку.

Чародей выделил последнее слово, и воздух пронзило острое эхо, будто от звона разбитого стекла. Мне стало жутко. Вчерашние тени, гаснущие факелы и кровавый силуэт показались ничем по сравнению с именем. Арантак — один из богов, создатель людей. Его называли Пламенным из-за мятежного духа и жестокого культа. О последнем никто ничего не знал, так говорили чародеи, но Арантаку поклонялись орки и люди Викнатора, а они славились буйным нравом и бесконечными войнами.

— У нас уже есть несколько рассадников его культа, и ничего хорошего Ильмисару это не приносит. Если их станет больше, они могут напасть, — продолжал Калсан.

— Но что я могу сделать?

— Очень многое. Король молод и не слушает моих советов, он не видит угрозы, и мне нужны доказательства того, что в Ашвейне поклоняются Арантаку. Только тогда он примет меры и отправит туда войска. Видят боги, я хотел бы ошибаться.

— Не понимаю.

Наверное, я выглядела глупо, и глазами хлопала так же, но действительно не могла взять в толк, к чему все идет. Какой от меня прок в таких делах?

— В Ашвейн никого не пускают, но мне посчастливилось втереться в доверие к первому советнику лорда — меня пропустят туда, и я отыщу следы культа, если они есть. Но, — чародей подался вперед и заговорил тише, — король знает о моем отношении к этим землям и не поверит. А если со мной будет свидетель, кто-нибудь из высокородной семьи, тогда он задумается. Сомневающийся разум легко направить по нужному пути.

Культ, свидетель, поездка — я будто попала в сон и не могла осознать, что предложение вполне реально. Необходимо отказаться, нельзя ведь действительно уехать с колдуном не пойми куда. Что сказать родителям? А Тарвалю?

— Благодарю, глава, но прошлое моей семьи посеет недоверие, — сказала я, надеясь воззвать к разуму.

Калсан снисходительно улыбнулся и заговорил, растягивая слова:

— Это станет гарантией того, что я не обману вас. Мне будет выгодно помочь вам восстановить репутацию, чтобы король подумал, прежде чем отмахиваться от ваших слов. Не обещаю, что он простит вашего отца, но вы невинны, к тому же, брак стирает грехи прошлого. Советую вам выбирать из лордов, наиболее приближенных к королю, тогда он будет уверен в вашей верности, всему поверит и все забудет.

Он снова принялся рассказывать о будущем браке и вконец запутал меня. С чего королю верить? Вряд ли он глуп и не догадается, что брак всего лишь спасал меня, и дело тут не в верности. Речь мага убаюкивала и возвращала к сладким грезам. Чтобы прекратить это, я громко заговорила:

— Почему вы выбрали меня? Для этого вам подойдет любая камеристка… да мало ли в Ильмисаре людей, нуждающихся в покровителе!

На это Калсан покачал головой, и его лицо стало надменным.

— А вы и есть любая, леди Елена. Уж не обижайтесь, но вы первая, кто мне подвернулся. Я не успел все обдумать, приехал сюда в надежде отдохнуть, и тут мне сообщили, что в замок прибыла дочь опального лорда. Тогда я не знал о ваших планах, но нетрудно было догадаться, что мое предложение способно заинтересовать вас. Если нет, то мне не составит труда найти кого-нибудь другого для этой роли и одарить в награду.

Он скрестил руки на груди. Только сейчас стало ясно, что никто не станет меня уговаривать и можно уйти. Стало легче, но только на мгновение — уйду, и что? Калсан не даст мне стать камеристкой из вредности, а Тарваль не всесилен. Домой жутко не хотелось. Я взглянула в окно, на яркий свет и внутренний двор за ним. Что, если Калсан был моим окном, через которое удастся сбежать?

— Думаете, другие запросят более высокую плату? — спросила я, пытаясь собраться с мыслями. На словах все казалось просто, но не стоило обольщаться.

— Нет, но при дворе мне пригодится союзник, который в родстве с кем-нибудь из полезных мне лордов — устраивая ваш брак, я помогу и себе.

— И кто же женится на мне, узнав, что я путешествовала с вами?

— А как об этом узнают? У вас нет слуг, вы никак не выделяетесь и не ведете образ жизни высокородной леди. Вы и сюда-то доехали незамеченной, никто не узнает, отправились ли вы домой, или еще куда-то.

Я пыталась вызвать в себе злость или страх, чтобы не доверять колдуну. Вспоминала тени в коридоре и браслет, но его слова казались правдивыми. Кроме родных, некому будет рассказать обо мне. При мысли о совместной поездке внутренности переворачивались, возможно, стоит попросить Тарваля дать мне сопровождение и самой добраться до Белого края? Хотя нет, он не позволит — если об этом станет известно, пострадает и его репутация.

А существовал ли этот Белый край? Не получалось верить, что сказанное было правдой. С другой стороны, зачем колдуну врать? Не знаю… все произошло так неожиданно, а Калсан смотрел на меня и ждал ответа. Я безумно хотела исправить то, что натворил отец, хотела счастья для родных, но как можно довериться этому человеку?

Он буравил меня глазами, словно дыру сверлил. Древний, хитрый чародей. Паук — да, паук, расставивший сети, нужно бежать, пока он не съел меня.

— Простите, мне пора, — бросила я и развернулась.

— Снова спрячешься в своей дыре? — крикнул Калсан.

Голос был насмешливым, резкая перемена заставила меня оторопеть. Сомнения как ветром сдуло — что этот нахал себе позволяет? Я повернулась к нему и втянула воздух, но высокая темная фигура отбила охоту ругаться.

— Вы… как вы смеете?

Гнев кипел в груди, мешал думать и говорить. А маг противно засмеялся:

— Привыкай, не всегда же люди будут помнить, что когда-то ты была дочерью лорда. Скоро они забудут это окончательно, и что тогда? Вместо отца будешь изводить письмами старых знакомых, которым давно плевать на вас.

Я раскрывала губы, но не могла вставить ни слова. Да и сказать было нечего — он говорил правду. Ужасную правду, хлеставшую, как пощечина. Договорив, колдун глубоко вздохнул и продолжил спокойнее:

— Посмотрите правде в глаза. Вам не вернуть расположение короля без помощи, но кто возьмется за это? У вашей семьи нет друзей, а на выгодный брак рассчитывать не стоит. Вам уже много лет, и пройдут еще годы, пока вы будете трудиться на посту камеристки. Кого вам найдут? Какого-нибудь престарелого торгаша, которому нужна будет сиделка…

— Хватит, — попросила я.

Силы куда-то делись, и голова показалось невероятно тяжелой. Все сказанное было правдой. Все, до последнего гадкого слова, и нечего злиться на Калсана, он просто открыл мне глаза. Может, на посту камеристки я и буду жить в достатке, но выйду ли замуж? Никто не позарится на старую деву с приданым в виде родителей и шалопая-брата. Нет, скорее всего, хозяева оставят меня при себе.

— Я не собираюсь оскорблять вас, — ласково сказал чародей. — Я всего лишь хочу показать, что мы нужны друг другу.

Он шагнул вперед и протянул мне руку. Надменный, пугающий колдун вдруг стал обычным человеком с добрым взглядом. Наверняка он притворялся, но так захотелось прижаться к нему и ощутить силу того, кто мог все исправить. Я не знала, как помочь себе, родители тоже не смогут ничего сделать, они уже пытались.

Нужно уходить. Поездка, Белый край — нереально, да и колдун мог лгать. Я убеждала себя в этом, но не находила подтверждения. С меня нечего было взять, кроме зрения и памяти, о которых и говорилось.

Калсан терпеливо ждал и наблюдал. Думалось, что ответ требовался немедленно, но решиться не получалось. Нельзя же просто уехать.

— А если вы ошибаетесь, и мы не найдем сторонников культа Арантака, что будет дальше? — спросила я.

Голос получился писклявым. Сердце колотилось, меня трясло от волнения.

— Я не чудовище и в любом случае не обижу вас.

Снова этот добрый, усыпляющий тон. Он подкупал и заставлял верить — нельзя! Хотя что мне терять, если о путешествии никто не узнает? Только родители будут ругаться, но они и так всегда недовольны.

Мысли скакали с одного на другое, я не могла собраться, поэтому молча ушла. Не помню, как добралась до своей комнаты, наверное, слуга Калсана проводил.

День прошел за мгновение, я лежала на кровати и водила пальцем по желтому узору. У него было много изгибов — золотая тропа терниста и полна опасностей, почему бы не отдаться ей? Сомнения необходимы, но они мешали достичь цели, которая еще никогда не была так близка.

Не знаю. Хотелось поговорить с кем-нибудь, но Ловиз и брат испугаются слухов, а мне нужен непредвзятый взгляд. Жаль, что здесь не было Осберта; во многом он еще ребенок, но точно не дурак, к тому же умел заразить своим упрямством. Мне еще не доводилось принимать серьезных решений — это оказалось трудно.

Я старалась найти обман в словах чародея, но не могла. В голову приходили только домыслы, не ссорился ли Калсан с отцом? Вдруг он хотел отомстить нашей семье? Возможно, но родители не упоминали о таком и не злились, услышав про главу.

Вечером Ловиз почти насильно одела меня в синее платье из сатина и отвела в зал, где для гостей накрыли столы. Как и в первый день, было много угощений, играла музыка, а нарядные гости гоготали и смеялись. Собраться с мыслями не получалось, я частенько забывала о происходящем и вздрагивала от шума. Ничто не вызывало интереса, кроме Калсана, сидящего за центральным столом — его взгляд чувствовался не хуже прикосновения. Он будто читал мои мысли, а то и навязывал собственные.

Ужин стал пыткой, как и ночь. Меня терзал образ отца, его клубящееся тело и ледяные пальцы. Больше всего пугало лицо: застывшее, как восковая маска с бесстрастными глазами. Я искала в них хоть каплю нежности, надеялась, что кошмар развеется, и он улыбнется. Но нет, папа душил меня и наблюдал за этим. Все как в жизни.

Наутро гости стали разъезжаться, было пора и нам — Тарваль не смог помочь. Он ничего не объяснил, но раздражительность и кислое лицо все сказали за него. Я не удивилась, чувствовала только давление в груди и готовилась к чему-то плохому. Ловиз одевала на меня дорожное платье из коричневой шерсти, и оно выглядело невероятно унылым. Сразу вспомнился дом и старый ковер. Мрачные стены замка давили, но больше не хотелось покидать их; здесь была надежда и шанс, а за воротами — пустота. А еще ковер и окно спальни, из которого хорошо виднелось, как жизнь течет мимо.

Собравшись, мы с Ловиз спустились во внутренний двор. Некогда безлюдный, теперь он напоминал рыночную площадь: пажи и слуги носились, как мухи, многие держали в руках свертки или сундуки. Они ловко огибали высокородных, которые придерживали свои плащи и юбки, чтобы на них не наступили. Голоса смешивались в непрерывный гул, а над толпой возвышались кареты и конные стражники.

Казалось, что в людском потоке можно утонуть, и идти вперед было страшно — еще один повод остаться и найти чародея. Глупо, знаю, но меня словно что-то держало, и дышать становилось труднее с каждым шагом. Не хотелось связываться с Калсаном, но домой не хотелось еще больше.

Мы с Ловиз крепко держались за руки, пока пробирались к стражникам в оранжевых сюрко. Хвала богам, их было видно издалека. Нас то и дело толкали слуги, но я едва замечала их, ведь собиралась отказаться от единственного шанса на достойную жизнь. И все из-за глупого страха и незнания, что сказать родным. А чародей быстро найдет другого помощника — кто откажется от такого, кроме пугливой дуры вроде меня?

Будто во сне, я разглядела дверцу кареты, выкрашенную в цвет Тарвалей. Брат стоял рядом, хмурый и с поджатыми губами. Он кутался в серый плащ, навевая мысли о маме и ее шали — стыд не позволял бедняжке купить новую, а пора было. Могу ли я отмахнуться от родных, позволив им прозябать? Или будет хуже уехать с колдуном?

Мне требовалось еще время, но брат уже тянулся к ручке на дверце. Сердце бухало, как колокол. Это все? Мне придется сдаться, ехать в глушь, бросить родителей с их отчаянием? Лицо полыхало от волнения, я зачем-то обернулась и взглянула на замок — не знаю, что хотела там отыскать. Люди мельтешили, крикливые, занятые чем-то, а за ними возвышалась каменная стена. Черные бойницы смотрели грозно, в них не было поддержки, но тут в одной промелькнул силуэт. В башне на втором этаже.

Не представляю, как заметила его в этой маленькой щелке. Калсан, наверное, он снова заворожил меня, заставил смотреть в нужное окно. Я прищурилась, но проем заполняла темнота.

— Садись, — сказала Ловиз и потянула меня вперед.

Нет, сперва нужно отыскать силуэт. Нужно увидеть знак или подсказку, чтобы принять решение.

— Осторожнее, стой! — вскрикнула камеристка.

Она помогла мне залезть в карету, в этот темный ящик, который увезет нас отсюда. Проклятье, я всю ночь думала, но так и не приняла решение. Вот бы еще раз встретить чародея, расспросить.

Поздно. Я выискивала его силуэт в бойницах, иногда видела тени, но они были слишком далеко, не рассмотреть. Брат залез к нам и закряхтел, усаживаясь на сиденье. Сейчас мы поедем, все пропало. Подошел кучер и стал закрывать дверцу, нужно задержать его — нельзя просто уехать, нельзя!

— Стой! — взвизгнула я и схватилась за дверцу.

Кучер вздрогнул и ошалело посмотрел на меня, как и брат с Ловиз. Они ждали разъяснений, которых не было. Извиниться? Убежать? Что делать?!

— Все хорошо? — спросил лорд.

— Мой отец не ссорился с главой магистрата, он ничего не говорил? — выпалила я и до боли стиснула дверцу кареты, чтобы та не закрылась.

— С главой?.. Кажется, нет, в чем дело?

Тарваль подозрительно нахмурился, Ловиз и кучер хлопали глазами, а в бойнице снова мелькнула тень. Все чего-то хотели, а меня разрывало. В горле будто дрожала струна, охватываю грудь, руки, живот… Боги, не знаю, откуда взялась решительность, но я толкнула дверцу и выскочила наружу.

— Елена!

Крик брата заполнил голову. Люди сомкнулись вокруг меня, будто пытаясь удержать. Кто-то наступил на ноги, по лицу хлестнули темные волосы, со всех сторон чувствовались толчки. Я не сдавалась и распихивала всех локтями, спешила к замку, пока уверенность не иссякла. Не вернусь домой, не стану старой девой у окна или женой потного землевладельца — не хочу!

Я словно через кусты пробиралась и задыхалась, когда оказалась у входа. Тень мелькала в бойнице наверху, колдун был в том же пролете, что и вчера. Коридоры сменяли друг друга, вокруг мелькали двери, а каменные блоки в стенах напоминали подвижный рой. Вот, дверь моей комнаты, отсюда мы со слугой пошли направо. Сердце билось с невероятной силой, пока я носилась по туннелям и с радостью отмечала, что они становились темнее и уже — так было и вчера.

Уверена, это чары направляли меня. Плевать, только бы найти колдуна и не упустить свой шанс. Свет факелов резал глаза, они слезились, а под ногами скрипела каменная пыль. Одиночество не пугало, ведь в голове стучал пульс, ноги кололо от бега — меня словно затянуло в ураган.

Наконец сбоку появилась знакомая лестница. Я подбежала к ней и без сил прижалась лбом к стене. Простоять бы так всю жизнь, чувствуя, как шершавый камень холодит кожу и помогает придти в себя. Но сердце билось все медленнее, тело остывало, и голова наполнялась мыслями. Я скользила взглядом от ступеньки к ступеньке, боясь момента, когда замечу пролет. Думаю, то же чувствуют рыбы, когда их сетями вытаскивают из воды.

Калсан стоял наверху, в привычном длинном облачении. На лице была приветливая улыбка, но мне она показалась оскалом хищника, заметившего обед.

Глава 9. В путь

Мы пробыли в замке еще сутки. Брат не уехал и все время ругался с колдуном. Один раз я подслушала их разговор под дверью, и мне стало жутко от ядовитого тона обоих. Они не кричали, а злобно шипели, словно насылая проклятья. Тарваль грозился пожаловаться королю, на что Калсан лишь смеялся — знал, что лорд побоится мести, у него ведь семья. Никто не осмелится бросить вызов главе магистрата, и я чувствовала себя отвратительно: брат пожалел меня и собирался помочь, а теперь вынужден будет объясняться с родителями.

О последних не хотелось думать. Матушка сойдет с ума, а Осбер проклянет или последует примеру. Главное, чтобы сестра не узнала… Боги, всем станет плохо, но мне-то что делать? Забиться в угол и тихонько стареть, чтобы остальным было спокойно?

Кончилось тем, что Тарваль разозлился и ушел вместе с Тон-Тоном, пообещав расплату. Я подкараулила его в коридоре, но разговор не получился:

— Если хочешь домой — только скажи, — шепнул брат, озираясь.

— Нет, я поеду с Калсаном.

И я, и маг уже много раз объясняли про Ашвейн, однако брата волновала только людская молва. Казалось, нужно и оправдываться, и настаивать сразу. Но лорд выглядел таким злым, что слова застряли в горле. У него даже глаза потемнели, а дыхание стало громким.

Он ушел не прощаясь, громко топая каблуками. Коридор заполняло грустное эхо, похожее на тиканье часов; я будто смотрела на циферблат и ждала, когда стрелки укажут на роковую цифру. С каждым мгновением оставалось все меньше времени, радости, надежды…

— Маленькая леди, — строго произнес Тон-Тон и встал передо мной.

— Прошу, хоть ты меня пойми!

— И пытаться не стану, — он скрестил руки на груди и нахмурился, — вы понимаете, чем это грозит вашим родным, если пойдут слухи?

Я отлично все понимала и смутилась. Представить страшно, что подумал Тарваль.

— Будь вы моей сестрой — поволок бы домой за шиворот, — сказал Тон-Тон.

Вечно добрый мужчина стал колючим и отталкивающим. За что они так со мной? Я не сделала ничего постыдного! И не сделаю, а принесу пользу себе и государству. Неужели мне и впрямь нужно помереть старой девой, чтобы все радовались?

— И рискнул бы благополучием своей семьи? Калсан ведь глава магистрата, второй после короля! — крикнула я.

— Не думайте, что мой господин оставит это просто так. Ссориться с главой и впрямь опасно, поэтому сейчас мы уедем, но и у Тарвалей есть связи, — бросил слуга и направился прочь.

И он разозлился. Не знаю, чего я ждала… наверное, одобрения. Мне нужно было услышать, что все будет хорошо. Слишком быстро все поменялось, близкие люди исчезли, и осталась гнетущая пустота.

Было что-то похожее, когда родился Осберт — долгожданный наследник. Родители порхали над ним, а я чувствовала себя брошенной, и однажды залезла на парапет крепостной стены, чтобы матушка увидела и отвлеклась от брата. Но тут налетел ветер, и юбки парусом потянули меня к краю. Ткань развевалась над бездной, а стена все тянулась и тянулась вниз, к крошечным людям под ней и твердой земле. Я представила, как полечу вниз, а острые камни будут приближаться, как они вонзятся в плоть, разорвут ее. Хвала богам, Кэйа оттащила меня и наградила увесистым подзатыльником.

Я ощущала тот же страх, когда уезжала с Калсаном на следующее утро. Он одолжил карету и лошадей у хозяина замка, потому что «леди Елене не будут интересны мужские разговоры». Сперва это радовало, но Ловиз уехала с братом еще вчера, и мне оставалось только смотреть в окно да на пустые сиденья. Одиночество всколыхнуло вину; ничего, путь в столицу пролегал через Тарваль, и я смогу извиниться перед братом.

Но у Калсана оказались другие планы. Он просветил меня вечером, когда мы остановились в Тафле, чтобы переночевать. Чародей снял весь постоялый двор, и кроме нас посетителей не было, отчего здание напоминало склеп. Больше всего удручала таверна на первом этаже, куда нас пригласили ужинать — темное помещение, заполненное силуэтами мебели. Мне чудилось, будто они двигались и менялись местами, как ползущие к добыче пауки. Их сдерживали лучи затухающего солнца, которые проникали через окно.

За соседним столом устроился слуга с песочными волосами, лакей и два кучера. А еще Анадор. Боюсь, теперь я до конца жизни буду воспринимать это имя, как обозначение чего-то кошмарного. Мужчина явно был умалишенным: корчил рожи, шипел и скалился на меня, стоило подойти к Калсану. Внешность тоже отталкивала, особенно горб и манера ходить, не сгибая колени. Он семенил и раскачивался, но на стуле сидел нормально — почему бы не ходить так же? И зачем так яростно сдирать жареное мясо с кости? Того и гляди проглотит ее и возьмется за собственную руку.

В тишине раздавалось чавканье Анадора, но никто не обращал внимания. Жуть, вот бы оказаться рядом с Тон-Тоном или Кэйей. Они о любой мелочи рассказывали весело, и беды мигом забывались.

— Леди Елена, воздух не вернет вам силы, попробуйте ветчину, — сказал Калсан и кивнул на тарелку, полную аппетитных ломтиков.

Мы сидели за отдельным столом, который накрывали будто для роты солдат. Жареный гусь, печеный картофель, овощи, мед, хлеб — настоящий пир. Есть хотелось так, что желудок гадко слипся, но за все платил Калсан, а у меня не было ни монетки. Колдун одевался в красивые шелка и добротную шерсть, на пальцах всегда блестели перстни — вряд ли его кошелек полегчает, даже если я опустошу кладовую, но от стыда кусок в горло не лез.

Видимо, он это понял и сам наполнил мою тарелку. Следовало быть благодарной, но жест напоминал откармливание поросенка перед убоем.

— Мне хотелось бы повидать брата, когда мы окажемся близ Тарваля, — сказала я, ковыряя вилкой еду.

— Это вряд ли получится, нам не по пути.

— Как? Вы же сказали, что мы отправимся на север. Я думала, мы держим путь в столицу.

— Мы и выехали на север, но Ашвейн находится на северо-западе вблизи гор, туда нам и нужно.

Договорив, Калсан принялся набивать рот едой, словно речь шла о ерунде. Я изо всех сил сжала вилку, хотя с радостью зашвырнула бы ее подальше — почему меня не предупредили? Зачем сразу в Ашвейн?!

Чародей невозмутимо жевал, а у меня в груди пульсировала ярость. Путешествие началось с обмана — вот так новость!

— Почему вы не сказали? Мне нужно домой, нужно собрать вещи, поговорить с братом!

Калсан покачал головой и вытер губы салфеткой.

— В этом нет необходимости, мы вернемся через неделю. Я лично передам вас отцу и объясню, что возьму покровительство над вашей семьей.

Этот наглый, болтливый колдунишка продолжал есть, пока вилка все сильнее впивалась в мою ладонь. Воткнуть бы ее прямо в черный глаз. Я наблюдала за ним и молча сопела, но все явственнее понимала, что сама была виновата: фраза «ехать на север» у южан обозначало путешествие в столицу или замок магистрата. Расхожее выражение, оставалось только надеяться, что Калсан этого не знал.

— Если Белый край расположен у гор, то как мы все успеем за неделю? — спросила я. — Только дорога туда займет вдвое больше времени.

— Мы воспользуемся кольцами Анлагама.

Кажется, мне лучше вовсе не открывать рот, потому что все ответы чародея наводили ужас. Кольца Анлагама! Лучше в пасть к дракону залезть. Эти магические круги переносили людей на любые расстояния, но были слишком опасными, поэтому ими редко пользовались. Однако маг выглядел спокойным, быть может, не так они и страшны?

Подумаю об этом завтра, на сегодня достаточно огорчений.

— Вблизи Ашвейна у магистрата есть замок, — сказал колдун, — мы остановимся там и кое с кем познакомимся.

— С кем?

Я встрепенулась и вновь сжала вилку.

— С одной юной леди. Надеюсь, вы с ней станете хорошими друзьями.

Последние слова он выделил и исподлобья посмотрел на меня. Глаза недобро блеснули, как лезвия кинжалов, и мне стало не по себе.

— Какая леди? Вы ничего не говорили о ней.

— Вы и не спрашивали. Она из Ашвейна, и я хочу, чтобы вы проводили с ней как можно больше времени.

— Шпионила за ней?

— Нет, только разузнали об обычаях Ашвейна — некоторые покажутся вам странными. Только не расспрашивайте леди о ее прошлом, у них это считается дурным тоном. Спросите, чем она занимается в настоящее время, как проводит дни.

Калсан чеканил каждое слово, показывая, что дает строгое указание. Во мне будто разрастался плотный шар, давящий на грудь и сердце. Недомолвки, загадочные леди — пугаться было рано, но так и чувствовался подвох. Еще и Анадор стал громче чавкать.

— Вы не могли бы попросить своего слугу вести себя потише? — не выдержала я.

— Он мне не слуга, — хохотнул Калсан.

Маг посчитал это весомым доводом и принялся за еду. В подтверждение Анадор громко рыгнул, протяжно и явно наслаждаясь.

Когда за окном стемнело, все разошлись по комнатам. Мне досталось самое настоящее подземелье: стены терялись во мраке, словно их и не было. Удалось рассмотреть лишь кровать, темно-синее покрывало и сундук рядом, на котором горела свечка.

Из-за тряски в карете я чувствовала себя переломанной веткой. Сейчас бы залезть в ванну, чтобы горячая вода щипала тело, а после закутаться в одеяло. Только не на этой одинокой постели — она выглядела чужой и опасной.

Пошарив по углам, я достала из сумки увесистый сверток и все-таки устроилась на кровати. При этом она печально заскрипела, словно кто-то постучал в заброшенный дом, и эхо отразилось в пустых комнатах.

Накануне отъезда Калсан поймал меня в коридоре и ошарашил странным вопросом:

— Вы интересуетесь ботаникой? Читали справочник о горных растениях?

Я покачала головой. Колдун уж очень радостно улыбнулся и достал из складок одежды книгу — именно ее он держал под мышкой во время разговора на лестнице, трудно забыть этот ярко-красный переплет.

— Вы не прочтете первую страницу? — спросил он, протягивая мне книгу.

На обложке красовалась надпись «Горные растения», но что-то было не так. Я не удивилась бы, выползи из-под нее таракан. Однако беда оказалась в другом — не удавалось прочесть ни слова. Страницы испещряли руны, их силуэты казались знакомыми, но глаза будто заволокли слезы, и все расплывалось.

Я моргала и щурилась, от напряжения взмокли ладони. И вдруг поволока исчезла, и руны стали понятными: «Арантак — создатель и верховное божество. Отвергни остальных и поклоняйся лишь ему…». Понадобилось время, чтобы осознать прочитанное. Сперва у меня заболели глаза — они видели зло, иначе просто не могло быть. Пальцы разжались сами собой, и книга с шелестом рухнула на пол.

— «Послание огня»! — вскрикнула я. — Она запрещена, ее читают приверженцы Арантака…

— Т-ш-ш, — Калсан приложил палец к губам, — именно поэтому я и дал вам ее, чтобы вы прочли и знали, что искать в Белом крае.

Колдун поднял книгу с таким видом, будто ничего не произошло. У меня зудели ладони, казалось, что вот-вот начнется боль, или дыхание перехватит. Нельзя же прикоснуться к злу просто так, это как змеиный укус — обязательно проявится.

— Почему я не могла прочитать ее?

— Иллюзия. — Маг победоносно улыбнулся. — Я сказал вам название, и вы увидели его на обложке. Но вы не читали такую книгу и не знаете, что должно быть в ней написано. Чары ничего не нашли в вашей памяти и развеялись. Вещь не надежная, но полезная.

Колдун всучил мне книжку и велел читать. До сих пор недоставало смелости, но начать все равно придется. Мрачная комната постоялого двора не располагала к этому, но раз мы уже скоро приедем в Белый край, то лучше начать побыстрее, и я достала из свертка «Послание огня».

Глава 10. Снежинка на ладони

Кольца Анлагама — худшее, что я видела.

Спустя день мы приехали в один из замков магистрата, и Калсан завел меня в подвал. Он напоминал пыточную: темный, пропахший плесенью и заваленный хламом. Вдалеке капала вода, и разносилось протяжное эхо, словно плач. Анадор громко сопел и ковылял кругами. Его густые брови стали похожими на пауков, чьи лапки отбрасывали длинные тени. Лицо мужчины будто испещряли шрамы, а виновник этого прятался где-то здесь: Анадор без конца озирался и крутил серыми глазами, как кот, увидевший муху.

Как это отличалось от моего дома. Он тоже был мрачным, но дарил уверенность, и от этой разницы сжалось сердце: я так мечтала уехать, а теперь нуждалась в своей маленькой, уютной комнате.

Волоча за собой длинное красное облачение, Калсан вышел на середину и принялся что-то бормотать. Почти сразу у его ног зажглись золотые огоньки. Быстрее, чем я успевала думать, они стали разрастаться и соединяться в узоры, руны, какие-то знаки. Все больше, быстрее, ярче.

Было страшно вздохнуть — чародеи ворожили с помощью духов. Выходит, сейчас они витали рядом, могли видеть нас и касаться. Кругом извивались тени, острые, как клыки. Боги, уже чудилось, как они вонзаются в меня.

Светящийся узор рос, пока не стал круглым. Калсан почти насильно повел меня к нему. Ноги казались деревянными и не слушались, я споткнулась и резко влетела в круг. Осознание рухнуло, как удар кнута — вокруг огонь, сейчас он доберется до юбки, она загорится!

Не знаю, что произошло дальше. Глаза резанула яркая вспышка, и все исчезло. Сердце колотилось так, что меня трясло. Я ждала боли и нестерпимого тепла, поэтому со страхом глядела на свет впереди. Вдруг стало ясно, что он был мягким и тусклым, да и лился слева, а не снизу.

— Замок Вратус, отсюда до Ашвейна рукой подать, — объявил Калсан.

Слова прозвучали гулко, как из-под воды. Я повернулась и увидела окно с бордовыми шторами по краям. Хлам и тени исчезли, теперь нас окружали стены из шлифованного камня, и их гладкость почему-то успокаивала. Через всю комнату тянулась узкая полоска гобелена. Краски на нем выцвели, но четко виднелись силуэты людей в длинных сутанах — чародеи. Они шли друг за другом, кто-то читал, кто-то простирал руки к небу, кто-то рассматривал вспышки молнии над головой.

Хоть что-то понятное в круговороте минувших дней. Я была рада отвлечься и разглядывала гобелен, пока Анадор все не испортил. Своим сопением он выдернул меня из грез. Бедняга заслуживал сочувствие, но как его выносить?!

Раскачиваясь, мужчина ковылял вдоль стены и бросал на меня ядовитые взгляды. Он всегда носил черное, и одежда сливалась с длинными волосами. Не удивлюсь, если он был завороженным вороном.

Колдун что-то сказал Анадору, и тот скрылся за дверью. Вернее не колдун: как-то я назвала его так, и бедняга аж дернулся. «Избавьте меня от ярмарочных кличек» — рявкнул он. Это простонародье называло чародеев как попало, а мне следовало следить за языком, чтобы не позориться.

Боги, никак не удавалось придти в себя, и в голову лезли всякие глупости. Я вновь огляделась, надеясь зацепиться за реальность. Напротив окна была маленькая дверь, вдоль стен стояла грубая мебель и обитые железом сундуки. Все чужое, неприятное.

Как объяснил Калсан, Вратус находился у самых гор. Получалось, что меня и дом разделяло много дней пути. Расстояние ощущалось почти физически, и я напоминала себе вырванное из земли растение. Тянуло сжаться в комок и закрыть глаза, чтобы не видеть эти стены. Вот бы поймать на себе взгляд матушки или отца, почувствовать, что меня любят. После этого и орки будут не страшны.

Я сказала, что пойду отдыхать — слуг с вещами отправили вперед, и комнаты должны были подготовить. Однако Калсан заявил, что сперва придется познакомиться с леди из Ашвейна. Он взял меня за локоть и подвел к креслу с темно-зеленой обивкой, увлеченно рассказывая о горном воздухе и саде. Я стиснула зубы, чтобы не разразиться проклятьями. Чародей обращался со мной, как с собачкой! Ухаживал, но заставлял подчиняться в любой мелочи.

Не хочу я ни с кем знакомиться и глазеть на сад. Я хочу остаться одна, сбросить маски и подумать. Хочу раздеться и рассмотреть себя — мы перенеслись на огромное расстояние, вдруг меня собрали не правильно? Вчера такие мысли показались бы глупыми, но сейчас я ожидала всего.

Лицо вспыхнуло от злости, а Калсон только шире улыбнулся. Издевался. И ведь не скажешь ничего — дом далеко, и пути назад нет. У меня колени дрожали при мысли об этом, и кресло пришлось кстати.

Стоило сесть, как дверь распахнулась, и в комнату вбежал Анадор. Следом за ним вошел… дух. Клянусь, через порог медленно скользило облако! У меня внутри будто что-то порвалось, и тело размякло. На мгновение я поверила, что видела призрачную дымку. На самом деле это оказалась молодая женщина в белом платье. Лиф повторял очертания фигуры, а юбка развевалась при каждом шаге, благодаря слоям из тонкой ткани.

Я во все глаза уставилась на гостью. Никогда не видела подобных нарядов, даже в исторических книгах. Еще больше удивляли волосы — до чего же толстая коса, с мой кулак. Она была перекинута на грудь и тянулась до бедра, а по цвету несильно отличалась от платья, разве что угадывался пшеничный оттенок.

При этом женщина была молодой, на бледном лице не виднелось морщин. Только между бровей пролегла складочка — она злилась и недовольно глядела на Калсана. Тот понимающе улыбнулся и вздернул подбородок.

— Леди Бригита, — поздоровался чародей.

Имя ей не подходило. Грубое, а она напоминала снежинку и двигалась изящно. Я так и сидела с открытым ртом, пока Калсан не представил нас. При этом леди Бригита глянула на меня так, словно хотела разрезать пополам. Глаза у нее были нежно-голубыми, как осколки льда на реке. По спине пробежал холодок. Чародей снова заговорил, и ледяной взгляд впился в него.

Леди брезгливо кривила губы, пока Калсан рассказывал о ее неудаче. Мол, по дороге в Ашвейн на Бригиту напали, и только по милости богов она спаслась и оказалась здесь. Он чеканил слова, иногда кивал — эти двое вели скрытый диалог, а я мечтала оказаться подальше отсюда.

Закончив историю, Калсан попросил леди показать мне комнату. Она хмыкнула и молча направилась к двери. Думаю, это означало согласие, и пришлось идти следом, не с чародеем же оставаться. Но тот поймал меня за локоть и шепнул:

— Не злитесь на леди Бригиту, ее раздражительность объяснима. Надеюсь, вы поможете ей понять, что вокруг друзья?

Я кивнула, а Калсан продолжал с хитрым прищуром:

— Попросите ее рассказать об Ашвейне. Воспоминания о доме успокоят ее. Только не спрашивайте о прошлом — они считают это неприличным, я уже говорил.

Больно часто он это повторял, спрошу в первую очередь. Хотя сомневаюсь, что леди захочет со мной говорить. Она так быстро шла по коридорам замка, словно надеялась убежать. Но светлое платье было трудно потерять среди грубых каменных стен. Это место походило на пещеру, и только редкие факелы напоминали о вмешательстве людей.

Проводив меня до двери, леди быстро попрощалась и упорхнула. Бригита — ужасно имя для такой необычной дамы. Скорее уж «Светлая леди», но ее бы это порадовало. Я не могла забыть колючие взгляды, поэтому мысленно назвала Бригиту «Снежинкой». Такое ей вряд ли понравится.

Хвала богам, в этот раз мне досталось не подземелье, а настоящая комната. Немногочисленная мебель выглядела аккуратно, а гобелены на стенах создавали уют. Все изображали Исанну: вот она гуляет в саду Витае-Ран, окруженная яркими цветами, в одной рубахе и с бубенчиками на поясе. Вот танцует с волком — своим братом, оборотнем. Сцены напоминали о радостных моментах, кроме одной. На ней Исанна бежала из Витае-Ран, спасаясь от Арантака.Богиня Ирит надела ее бубенчики и спряталась среди цветов, чтобы Пламенный услышал звон и погнался за ней. Исанна скрылась где-то на земле и по сей день находилась здесь.

Уж не Калсан ли оставил мне послание? Не хотелось бы. Пусть вспоминает обо мне пореже.

Ряд стрельчатых окон выходил в сад и на крепостную стену. За ней возвышались горы, точнее, выстреливали в небо острыми верхушками. Они были до того четкими и яркими, что все остальное казалось нереальным. Я видела все сколы, все неровности и впадины. Ледяные шапки резали глаза своей белизной и тянулись вниз извилистыми снежными тропами.

Зрелище завораживало. Я не могла оторваться и ощущала морозную свежесть, чистоту… какую-то первобытную красоту, неподвластную людям. Матушке бы понравилось. Наверняка ее тусклые глаза загорелись бы при виде застывших великанов. У Осберта тоже, и он помчался бы исследовать их. А вот отцу с Кэйей покажется, что глупо любоваться на каменную глыбу, но и им не устоять.

Я забылась и представила, как покажу им горы, что услышу в ответ. Было больно возвращаться из грез в пустую комнату, к прекрасной, но равнодушной природе. Из глаз потекли слезы — скорее бы вернуться к родным.

Следующие дни мы со Снежинкой бесцельно бродили по замку. Я ей не нравилась, она мне тоже, но от скуки мы держались вместе. Разговоры не получались, поэтому наше время проходило в саду — можно было смотреть по сторонам и молчать.

Здесь росли хвойные деревья и кусты, покрытые белыми, красными и розовыми цветами. Снежинка сетовала, что садом не занимаются, и скоро он зарастет. А мне нравилась эта необузданность на фоне гор.

Как-то раз мы поспорили об этом и забылись. Тогда леди рассказала, что служит в замке своего лорда, помогает распорядителю внутренних покоев с женскими комнатами. Но стоило мне начать расспросы, как она огрызнулась:

— Это Калсан велел выяснить, или вы тоже его пленница?

Глаза и голос Снежинки вновь напомнили острые льдинки. Я даже приготовилась к боли, но она резко отвернулась и пошла прочь.

Что значит «тоже пленница»? История с добрыми чародеями и приютом казалась нескладной, однако плен звучал совсем грозно. А я здесь в качестве кого?

Стоило об этом подумать, как налетел ледяной ветер и пронзил меня насквозь. Растения задвигались, зашелестели, будто ехидно приговаривая: «Попалась, попалась, попалась». Рядом росла маленькая елка, ее ветка больно хлестнула меня по плечу и запуталась в волосах.

Я не могла отцепиться и огляделась. Крепостная стена, горы, старый замок — все было огромным и нависало надо мной. Отсюда не выбраться, мы на краю света, помочь некому.

«Попалась, попалась», — шептали растения.

От страха я изо всех сил рванула прядь и помчалась за Снежинкой. Ее белое платье развевалось, словно вот-вот поднимет леди в воздух. Она не стала отвечать на мои вопросы и заявила, что лучше Калсана никто не объяснит. Согласна, но где его искать? Чародей не показывался, да и не скажет правду. Отшутится и наградит буравящим взглядам, вот и все.

Боги, надеюсь, в отношении меня он ничего не задумал. Снежинка была из Ашвейна; врагом, если верить Калсану. А я ничего никому не сделала, и взять с меня нечего. Разве что надуманное возмездие, но об этом ничего не удалось вспомнить. Даже брат сказал, что не слышал о ссоре.

Я старалась отбросить дурные мысли, которые мешали заснуть ночью. Напротив кровати висело изображение бегства Исанны, как напоминание, что с богами нельзя спорить. В этом замке Калсан был божеством и карателем строптивых; я сама себя пугала и открыла глаза, прерывая шквал жутких додумок.

На потолке медленно извивались тени, а за окном чирикала птица. Тонко, мерзко, будто царапая голову изнутри. Растение иногда шелестели, и воздух наполнялся призрачным клокотанием. Я с головой накрылась одеялом, чтобы спрятаться от него.

Какое гадкое место. Ночной город был куда понятнее: из таверны неподалеку доносились голоса, а перед рассветом все расходились. Под окнами раздавалось топанье и споры, затем наступала тишина, пока солнце не поднималось над черными силуэтами здание. Безмолвие потихоньку наполнялось грохотом колес о мостовую. Сперва редким и одиноким — это молочники и бакалейщики везли свой товар. Они проходили все чаще, начинали переговариваться со знакомыми, успокаивать лошадей, которые ржали и цокали подковами.

Голоса и звуки сливались, становились громче, настырнее. Это означало, что пора вставать. А здесь как узнать время? Что, если небо заволокло тучами, и уже рассветало?

Я откинула одеяло и собиралась подойти к окнам, когда услышала возню. Несколько человек топали и шушукались за дверью. Звуки были торопливыми, будто кто-то убегал.

Они отдалялись — хвала богам! У меня чуть сердце не разорвалось от страха. Странно, здесь днем-то никого не видно, только иногда попадались угрюмые чародеи или управляющий. Кто мог собраться ночью?

Я вылезла из кровати и быстро надела приготовленное на завтра платье. Сшитое из малиновой парчи, оно не подходило для полуночных прогулок, зато шнуровка была на боку — удобно. Я мучилась с ней, когда раздалось сдавленное кряхтение, будто человеку зажимали рот.

Снова! Громче, и возня усилилась. Комната Снежинки была поблизости — вдруг это она кричала? У меня внутри все тряслось, дыхание сбилось, как после бега. Нужно было что-то придумать, но ужас сковал мысли. Нельзя просто сидеть, вдруг я буду следующей? Или это игра воображения?

Ноги сами понесли меня к выходу. Необходимо все узнать или подсмотреть. Руки дрожали, и по коридору разлетелся скрип петель. Казалось, что сейчас кто-то кинется на меня, закричит. Шея сама собой втягивалась в плечи, но в коридоре никого не было. Я увидела только белую ткань, мелькнувшую за поворотом — Снежинка, здесь больше никто не носил такое.

Не знаю, уводили ее или это она помогала в чем-то. Нужно спрятаться, закрыть дверь, взять кочергу и… нет, если происходит недоброе, то сюда придут в первую очередь. Мысли сменяли друг друга с каждым ударом сердца, только предчувствие беды оставалось неизменным.

Не знаю, как додумалась до такого, но скоро я шла по коридору, на ходу завязывая шнуровку. Кочергу только забыла. Не беда, здесь полно комнат, и все нежилые — спрячусь, если на то пойдет. Скоро коридор привел меня к полукруглой арке, за которой была непроглядная тьма и тусклый огонек далеко впереди. Каменные стены принесли эхо голосов, но слова не удалось разобрать.

Спокойствие и холод проникали в меня, ласкали, как речные воды. Я перестала понимать, чего испугалась и зачем явилась сюда. Какой-то топот, какая-то белая ткань — это могли оказаться слуги.

Я собиралась уходить, когда среди невнятных звуков из-за арки донеслась фраза:

— Поразительно… твой хозяин силен… даже сонное зелье не подействовало…

После раздался женский крик, и уйти не получилось — необходимо убедиться, что все в порядке. Но стоило шагнуть в темноту, как ступни закололо. Не прошло и мгновения, как колючая волна объяла все тело.

Ее сменила боль. Мучительная, острая боль пронзила мышцы, когда их свело все разом. Я даже испугаться не успела, лишь закричала. Плоть натягивалась и горела от усилий, будто варясь в кипятке. От страха почудился треск… или не почудился? Боги, а если кости сломаются?

Нет, это скоро прекратится! Все внутри сжалось, пальцы на ногах тянуло в разные стороны, они вот-вот оторвутся! И колени тоже, я согнула их и упала на пол. Собственное тело предало меня, хотело убить! Почему это случилось? Мысли путались. Горло сдавило и подумалось, что это темнота стала твердой, обвилась вокруг шеи и сдирала кожу.

Впереди горел свет, я помнила и из последних сил протянула руку. Было темно и показалось, что кто-то напал, впился в мою руку и стал драть ее острыми зубами. Крысы? Не знаю, так больно! Удалось только поскрести ногтями пол, и мерзкий звук напомнил писклявый крик.

Воздуха не хватало, я не могла заставить себя вздохнуть. Сердце напоминало топор, чье лезвие било, било, било, рассекало плоть, вонзалось в ребра.

Все закончилось резко. Тело еще долго горело, но не мучительно, а расслабляясь. Мышцы кололо, и я вздрагивала, боясь, что все повторится. Нет, мне не вытерпеть еще раз!

Других мыслей не было, только страх и наслаждение: ледяной пол, воздух, который легко проходил и выходил из груди. Мелочи, но какие прекрасные. Я бы уснула здесь, но помешал голос:

— Глупая девчонка! Я велел тебе не ходить здесь одной!

Слова показались не яснее журчания воды. Потребовалось время, чтобы понять смысл.

— Зачем ты бродишь в ночи? — прозвучало совсем рядом.

Это был Калсан, наверняка он услышал мой крик и прибежал. Говорить не хотелось, ничего не хотелось, просто валяться здесь и дышать.

— Ну? — рявкнул чародей.

— Услышала крики, — буркнула я и приподняла голову.

Свет из коридора падал прямо на мою руку. Хвала богам, не виднелось ран или укусов — все померещилось. Чуть в стороне от нее виднелась ткань, из-под которой выглядывала пара мужских сапог.

— Благородно. — Калсан прыснул. — Хорошо, я все равно собирался посылать за тобой, идем.

Ткань всколыхнулась, он повернулся и бросил кому-то:

— Подними ее.

Раздалось знакомое шарканье и сопение — Анадор. Перед носом появились ладони с толстыми пальцами и огромными суставами. Благодаря черной одежде они словно вырастали из мрака.

— Нет! — закричала я и встала сама, опираясь о стену. — Почему вы не предупредили, что расставили в замке такие заклинания? А если бы оно убило меня?

— Это от крыс, — сказал чародей.

— Я же не крыса.

— Поэтому ты бы не умерла.

— Я думала иначе, когда лежала здесь и задыхалась!

Калсан не ответил. Мы направились к огоньку в конце тоннеля, и эхо шагов наполняло голову. Сквозь него пробивался женский голосок и всхлипывания, но мне было все равно. Я чувствовала себя воздухом без стержня внутри, ноги подкашивались, все ломило. Мне бы сесть, или лечь куда-нибудь. А перед этим пнуть чародея.

Коридор закончился входом в круглую комнату. Стоило зайти, как в нос ударил такой сильный запах трав, что пришлось вдыхать через рот. Лицо обдало жаром — здесь витала горячая дымка. Я во все глаза рассматривала ее и боялась, что сейчас появится дух, которых наверняка полно в логове чародея.

Дым клубился и закручивался, он остро мерцал, будто показывая когти. Я не сразу поняла, что это блестели склянки на полках. Их было много, и все стояли в беспорядке, наполненные разноцветными порошками и кореньями. Иногда между ними попадались книги или горящие свечки; пламя выглядело тусклым и походило на призрак настоящего огня.

Я рассматривала его и не обратила внимания на стол в центре комнаты, потому что возле него стояли двое чародеев в красных сутанах. Они скрывали лица под капюшонами плащей и не двигались, только дышали. В замке нередко попадались такие безликие истуканы, и всегда хотелось спрятаться от них. Эти тоже пугали, еще и Калсан принялся звенеть склянками и бубнить.

Дым, вонь, истуканы, неясные слова — ко мне вернулся страх. Сердце пропустило удар, когда на столе зашевелился ворох белой ткани. Я прищурилась и увидела толстую косу Снежинки, до этого скрытую туманом. Леди всхлипнула, и от стен отразилось грустное эхо.

Не верилось. Я хлопала глазами и не могла понять, что делать. Вряд ли она была здесь по своей воле, но почему-то не уходила.

Продолжая бормотать, Калсан повернулся и шагнул к ней.

— Нет! — вскрикнула Снежинка.

Она принялась извиваться, и ножки стола загрохотали об пол. Тут я заметила, что ноги и руки леди были пристегнуты к поверхности ремнями.

— Не смей, не надо! — крикнула она и рванула так, что ремни затрещали.

Чудовищная картина: Калсан подходил, Снежинка кричала, истуканы замерли над ней. Нужно что-то сделать, она просто испуганная девушка, и плевать, кому поклоняется.

В груди клокотало, но чародеи выглядели грозно. Высокие, безмолвные, уверенные в своей правоте. Я с трудом возразила:

— Оставьте ее, она ведь боится!

Никто не обратил внимания. Снежинка заплакала, когда Калсан замер возле нее. Мне хотелось думать, что она лишь чувствовала вину, и плохого не будет. Проклятый дым царапал горло и изводил, я молилась и с трепетом ждала развязки.

Когда в руке Калсана блеснул нож, на меня будто рухнул потолок: двигаться не получалось, в голове стало пусто. Было только маленькое тонкое лезвие.

— Не надо! — Я вздрогнула от крика Снежинки и рванула к ней.

Это слишком, так нельзя. Лезвие приближалось к ее руке быстрее, чем удавалось переставлять ноги. Оно блестело, словно от яда — нужно успеть!

Вдруг рядом мелькнула черная тень, и меня ударили по лицу. Хлестко, больно и с такой силой, что я упала на пол. Щека горела, но задуматься не дал истошный крик Снежинки. Он напоминал подхваченные ураганом осколки, которые со звоном бились о склянки, врезались в стены, в людей. Я закрыла уши руками, но это не помогло. Пришлось впиться ногтями в кожу, сдавить голову изо всех сил, только бы отвлечься.

Боги, пусть она замолчит. Перед глазами мелькнул образ перерезанного горла, крови и мертвых глаз. Не могу, пусть она замолчит!

Глава 11. Он говорил

Я давила на уши, и боль пронзала голову. Под ногтями собралась кровь, но было мало — крик не прекращался, просачивался между пальцами. Еще сильнее, нужно давить сильнее. Пусть сдирается кожа и трещат суставы. Все, что угодно, только не крик!

В ушах звенело, громче и громче. Скоро звук стал невыносимым, но так лучше. Я даже улыбнулась и расслабилась, когда сквозь тонкое дребезжание пробился голос Калсана:

— Вот и все, и стоило так бояться?

Слова прозвучали ласково, и меня затрясло. Чародей велел связать пленницу, стоял над ней с ножом, мучил, а теперь говорил с отеческой теплотой. Калсан грел ее подобно огню, чтобы сжечь.

— Ты не понимаешь, что творишь. Он узнает, — выдохнула Снежинка.

Голос напоминал летящую стрелу. Я даже побоялась наткнуться на острие и вздрогнула.

— Он узнает и отомстит, будь уверен, — говорила она.

Каждое новое слово было злее, резче и брезгливее. Леди не походила на жертву. От удивления я открыла глаза и увидела рядом черные сапоги. У Анадора были такие, и щека горячо запульсировала. Это он меня ударил, не сомневаюсь.

До чего большие у него ноги, и подошва на сапогах толстая — если пнуть такими, влечу в стену. А он пнет, Анадор же безумец, наверняка давно мечтал об этом. Я затаила дыхание, боясь сделать что-то не так. Калсан не защитит, еще и добить попросит, чтоб не мешалась.

Гнева не было, только ужас; чародей похитил нас, запер в нелюдимом замке, что дальше? Зачем я поехала с ним, сидела бы сейчас дома с любимыми, ела кашу.

— Не узнает, милая, и не отомстит, — пропел Калсан.

Голос обволакивал и успокаивал. Нельзя! Следует ненавидеть его, он чудовище. Анадор нависал надо мной и не двигался, словно боясь пропустить момент для удара. Я ждала боли и вздрагивала от малейшего звука, но все-таки взглянула на стол. Нужно увидеть, что натворил Калсан, и никогда не верить его сказкам.

Но со Снежинкой все было хорошо. Чародей сделал только маленький надрез на ее предплечье и собирал кровь в маленькую металлическую миску.

— Он узнает, он все узнает, — лепетала она, то всхлипывая, то угрожая.

Я ничего не понимала, но ощущала зло. Что-то дикое, первобытное и невероятно жестокое витало в комнате, проникало в меня с воздухом, делало частью ритуала. Не хочу, не хочу видеть, слышать или знать!

Нельзя делать такое с людьми. Кровь — основа жизни, он чуть ли не душу крал, нам с детства это вдалбливали. Возможно, запугивали, чтобы детей не обдурили темные чародеи. Хоть бы так, боги, молю, хоть бы так.

Закончив, Калсан аккуратно вытер кровь и наложил на рану мазь. Потом он отошел, и двое истуканов последовали за ним. Анадор шевельнулся, его сапоги оказались совсем близко. Решил пнуть?

Я дернулась, вцепилась ногтями в каменную плитку пола и рванула от него. Ноги путались в юбке — проклятье! Надо скорее, вот-вот обрушится удар, начнется боль.

На счастье, безумец просто прошел мимо. Он замер возле хозяина, который вновь принялся что-то бормотать. Истуканы доставали с полок колбы и протягивали чародею, а тот высыпал содержимое в серебряный кубок.

Их руки двигались быстро, я путалась, где чьи. Истуканы вторили Калсану, голоса становились назойливее, как рой ос, и пугали так же. Склянки блестели над кубком, вокруг клубился дым — зрелище усыпляло, и только страх мешал забыться.

Я обернулась на дверь. Спасительная темнота за ней так и манила, чувствовался ее холод, но в конце ждало заклинание. Мышцы под коленями больно дернулись, напоминая о мучениях. Нет, туда нельзя, а окон здесь не было. Я озиралась и пыталась найти сундук или шкаф — хоть что-то, где могла бы спрятаться.

Пусто, были только полки да стол в центре. Чародеи бубнили над кубком; это не продлится долго, скоро они возьмутся за меня. Боги…

Я крутилась на месте, но не видела спасения. Комната напоминала капкан, а открытая дверь — издевку. От страха переворачивались внутренности, время уходило, но что делать?!

Снежинка шевельнулась, и захотелось обнять ее. Прижаться крепко-крепко и почувствавать ту единственную, что была честной. Стало стыдно за свою злость. Следовало прислушаться и искать подвох, а не дуться.

Встать не получилось — ноги ослабли, а голова кружилась. Пришлось ползти до стола и ухватиться за край, чтобы подняться. Снежинка казалась белой, как бумага, даже ее коса посветлела. Щеки впали, глаза тоже, и я стиснула зубы; что делал с ней проклятый колдун? Вцепиться бы ему в морду, да сил не хватит.

Нужно было что-то сказать и утешить Бригиту, но мне и самой это требовалось, поэтому в голову ничего не приходило. Ее грудь медленно поднималась и опускалась, как у спящей, но глаза были открыты. Нежно-голубой цвет стал мутным, она смотрела на меня и будто не видела.

Вдруг Снежинка улыбнулась. Слабо, но по-доброму. Боги, какими дурами мы были, ведь могли объединиться и спастись.

— Беги, — шепнула Бригита, — ты следующая.

— Елена. — Голос Калсана разнесся по комнате.

Он звучал гулко и будто отовсюду. Проклятый туман клубился и извивался, готовый схватить меня, задушить или бросить в стену. Мысли путались, я с трудом подняла голову и взглянула на чародея.

— Подойди, — велел он.

Дым сгустился, Калсан вырастал из него бледно-красной тенью. За ним стояли истуканы, как всегда неподвижные, молчаливые, с чернотой вместо лиц, будто готовой затянуть меня в другой мир. Чем дольше я смотрела на них, тем сильнее впивалась пальцами в край стола.

Где-то рядом сопел Анадор, протяжно и с усилием. Казалось, что кто-то неизвестный пробирался сквозь туман и искал меня. Что вот-вот появится силуэт с оторванной рукой или пробитой головой — здесь были духи, призраки мертвых людей, это они помогали чародею.

Так и виделись дорожки запекшейся крови, торчащие из плоти кости и мутный блеск глаз. Нет, это склянки блестели, и кубок в руках Калсана. Он шагнул ко мне, истуканы тоже. Их плащи всколыхнулись, словно под ними не было тел. Вдруг они действительно превратились во что-то другое?

Я отскочила назад и оказалась в углу комнаты. Склянки звякнули за спиной, Калсан медленно приближался, словно летя в тумане. Хоть его помощники остались на месте — был шанс спастись. Плевать на заклинание в конце коридора, выползу как-нибудь.

— Елена, выпей это, и все закончится. — Калсан поднял руку с кубком, и вспомнилась кровь на разделочной доске, когда Кэйа готовила. Холодная, пахнущая мясом.

Кто знает, что там намешано. Боги, у меня ноги гудели от напряжения. Хотелось броситься к выходу, но чародей поймает, нужно подпустить ближе.

Он все шел и шел, высокий, сильный… нет, мне не проскользнуть мимо. Руки тряслись, я комкала юбку, сцепляла пальцы, но становилось только хуже. Вдруг за спиной что-то звякнуло; может, ударить Калсана склянкой, чтобы отвлечь? Мне хватит мгновения, он не помчится за мной с кубком, а истуканы далеко.

Чародей замер рядом и протянул кубок:

— Пей.

Его лицо терялось в дыме, виднелись только нахмуренные брови и глаза. Калсан не моргал; он же чародей и остановит меня, а потом отдаст Анадору в наказание. Слуга побьет меня.

Страх затмили разум. Не думая, я схватила первую попавшуюся склянку и взмахнула рукой. Все происходило быстро, еще чуть-чуть, и он отшатнется, освободит дорогу!

Но у виска Калсана моя рука замерла, ее будто отбросило порывом ветра. Не может быть… я изо всех сил пыталась достать до чародея и подалась вперед, когда увидела его взгляд: белки почти терялись, а зрачки напоминали две дырки.

— Не доводи до крайностей. Выпей, и сможешь уйти.

Туман скрывал движения губ, и слова звучали из неоткуда. Боги, он заворожил меня, отсюда не уйти! Рука вдруг ослабла, пальцы разжались, и склянка разбилась с оглушительным звоном. Он еще не стих, когда за спиной чародея показались его истуканы и черный силуэт Анадора. Все тихие, безликие.

Я не знала, что делать. Но выход должен быть, должен!

— Пей, — велел Калсан и дал мне кубок.

Пришлось взять — что оставалось? Но пить не стану, ни за что.

Чародеи надвигались, заставляя меня вжиматься в угол. Полки впивались в спину, сосуды трещали.

— Выпей, и пойдешь к себе, — медленно произнес Калсан.

Он тоже приблизился… когда? Теперь его грудь была перед носом, а мерное дыхание убаюкивало.

Я поднесла кубок к губам, пытаясь найти выход. Изобразить обморок? Нет, он все поймет, или сам зальет в меня это зелье.

— Пей, там один глоток, и все закончится, обещаю.

Как же ласково он говорил. Хотелось забыться и верить, но нельзя. Вылить содержимое? Так и поступлю. Я набрала зелье в рот и услышала плач Снежинки — Калсан не отпустит ее просто так и снова будет издеваться.

Что еще сделать, боги? Не знаю, мне было так жутко, что перед глазами возник Осберт, затем матушка, отец. Что будет с ними? А Тарваль? Мы так и не простились, он будет до конца дней злиться на меня.

Я проглотила зелье, выхода все равно не было. Вкус не ощутился, только что-то вязкое, с трудом текущее в горло. Эта мерзость будто хотела выбраться… а если она живая? Там кровь Снежинки, ее душа. Я уронила кубок и схватилась за шею. Сейчас что-то произойдет, нельзя взять и выпить душу другого человека!

Собственное дыхание показалось скрипучим, Калсан принялся что-то бубнить и опустил ладонь на мою голову. Он говорил, говорил, говорил, а я уносилась куда-то.

* * *

У Снежинки все наряды были светлыми и очень красивыми. Много верхних юбок и накидок из газа, кружевные воротники, рукава. Но ткань была не лучшего качества, она явно сказала правду о службе во дворце.

Калсан называл ее «леди», как высокородную. Наверное, семья Снежинки обеднела, и у нас было много общего. Сердце сжималось от стыда и горя — что со мной не так? Расстроила брата, обманула родителей, даже Бригита страдала от моего дурного настроения. Она в долгу не оставалась, но это объяснимо.

Я вздохнула и достала из сундука одно из немногих платьев Снежинки, подходящих для верховой езды. У него был светло-голубой лиф, расшитый белым узором. По краю овального выреза сиял бисер, а простая юбка тянулась до щиколоток. Сапоги из белой кожи оказались по размеру, но узкими, и пришлось надевать зимние чулки. Все равно с гор тянуло холодом, не умру.

Я чувствовала себя отвратительно в платье Снежинки! Будто сняла с мертвеца саван и замоталась в него.

О, нет-нет, долой такие мысли. С ней все хорошо, Калсан обещал:

«Иллюзия будет действовать, пока наша леди в добром здравии», — говорил он. Мне не верилось в его честность, но как спасти бедняжку? А себя? Боги, перед глазами до сих пор стояла миска с кровью, глаза Бригиты и силуэты в красных сутанах. Они появлялись, когда хотели, терзали меня и не давали забыть. Стыд, страх и растерянность клокотали вторым пульсом.

Хватит. Я взяла гребень для волос и села на кровать. Чужое платье мерзко шелестело и сдавливало грудь, хотя было велико. Ткань словно обрела разум и восстала против воровки — меня. Она кололась, даже собственное белье не спасало.

Я плела косу и дергала себя за волосы, надеясь отвлечься. Но куда бы ни упал взгляд, всюду стояли сундуки с вещами Снежинки. Многовато их осталось после нападения разбойников; Калсан не стеснялся своей лжи и велел перенести сундуки в мою комнату.

Закончив, я закрепила косу лентой и взяла овальное зеркало с ручкой. Понадобилось время, чтобы набраться смелости и взглянуть в него. Вместо родного лица с веснушками и темными глазами оно отразило Бригиту.

— Это та же иллюзия, что и с книгой, но более сильная, — сказал Калсан, когда зелье было выпито. — Все будут смотреть на тебя, а видеть ее. Даже чародеи не заметят подмены. Они ощутят чары, но мы уедем перед тем, как они разберутся.

— Почему вы не рассказали мне? — всхлипнула я.

— В Ашвейн не пускают чужаков, я ведь говорил. Ты окажешься там, только если тебя примут за свою.

Поэтому он взял ее кровь. Он же организовал нападение, не сомневаюсь. Да и меня вряд ли выбрал случайно: Тарваль богат, но у него нет связей при дворе, о родителях и говорить нечего. Калсана не накажут — король не поверит никому из тех, кто заступится за меня. Теперь это казалось ясным, но отступать было некуда.

Я рассматривала отражение в зеркале и не могла поверить глазам. Казалось, что это и не зеркало вовсе, а окно. Я нахмурилась и удивилась, что светлые брови Снежинки повторили за мной. Потом закусила губу; у Бригиты они выглядели пухлыми, но ощущения не изменились. Странно это.

То ли страх мешал поверить, то ли боги защищали, но в сердце было пусто. Как после дурного сна, когда отголоски ужаса сменяются безразличием и сонливостью. Лучше так, чем рвать на себе волосы.

Я опустила зеркало, и оно отразило ложбинку и округлую грудь. В действительности она терялась под тканью. И коса была тонкой, однако зеркало показывало толстые пряди, распущенные ниже ленты. Глядя в зеркало, я прикоснулась к ним и увидела, как пальцы теряются в волосах, при этом ощущая один воздух.

Стало жутко, как в коридоре, среди теней. Меня превратили в одну из них — призрака с краденым лицом, чей хозяин томится в подземелье, в цепях, среди крыс. А если на ней будут ставить эксперименты? Все равно пленница.

Впервые на меня рухнул ужас. Захотелось кинуться к окну и увидеть свободу… прыгнуть к ней, только бы не оставаться здесь. Руки затряслись, и я отбросила зеркало. Нельзя думать, это не поможет. Забвение лучше.

В дверь постучали, и вспомнилась пощечина. Удар, боль, твердый пол — все как наяву. Крик Снежинки… боги, так и рассудок потерять недолго.

— Да, — ответила я.

Петли скрипнули, и в комнату зашел Калсан. Снова в красном, как всегда. Он двигался плавно, словно дым в той комнате. Хватит! Сегодня на нем была не сутана, а плащ, под которым виднелось что-то узкое и бордовое. Ночь закончилась, нужно отпустить ее.

— Собрала вещи? — бодро спросил чародей. — Их доставят позже.

Я кивнула и отвернулась. Вся храбрость растворилась в зелье и исчезла глубоко внутри. Теперь и глаза поднять было страшно.

Калсан молчал, и безмолвие давило. Чего он хотел? Добить меня новым известием?

Чародей вздохнул.

— Я наказал Анадора за то, что он тебя ударил. Он не всегда верно понимает происходящее. Прости, мне следовало пресечь это сразу, но я был слишком занят.

В наказание не верилось, но слова звучали искренне, даже «прости». Это вернуло смелость:

— Зачем вы держите рядом такого человека, если он не все понимает? — буркнула я и втянула голову в плечи. Казалось, что любое слово может пробудить злость Калсана.

Он снова вздохнул. Не съязвил, не возразил, а грустно побрел к софе у стенки.

— Чтобы успокоить свою совесть, — ответил чародей и сел.

Софа протяжно заскрипела; была в этом какая-то уязвимость, как в обычном доме, где жили простые люди.

— Он из-за меня стал таким, — сказал Калсан, — мне и заботиться о нем. Но Анадора лучше не оставлять на других, вот и держу его при себе.

Он тоскливо улыбнулся и откинулся на спинку, широко расставив ноги. Ни манер, ни показного веселья — простота грела душу, и я обнаглела:

— У вас есть совесть?

— Есть, как и чувство долга. Я все делаю во благо Ильмисара, поэтому не пытайся пристыдить меня за вчерашнее. Ты ведь этого добиваешься?

Злость вскипела внутри, и я не сразу подобрала слова:

— Это из чувства долга вы похитили Бригиту и приковали ее к столу?!

Голос показался тонким дребезжанием и хлестнул по ушам. Калсан взглянул на меня, и по спине побежали мурашки — нельзя его злить, не то отправлюсь к Снежинке. Я ждала наказания, но чародей выглядел отстраненным.

— Представь княжество или любой другой город в Ильмисаре, — протянул он, — представь, что его жителям грозит смертельная опасность, но ее легко предотвратить. Для этого нескольким людям придется пожертвовать комфортом, и все прекратится. Думаешь, будет справедливо, если эти несколько человек откажутся?

— Несправедливо, но… — Я осеклась.

Безумно хотелось спорить, говорить колкости и выплеснуть негодование. Это он кровавое зелье и дикого Анадора называл отсутствием комфорта? Или похищение Бригиты? По-моему, это было насилие.

Я громко дышала и старалась убедить себя в вине Калсана, но гнев таял. Вряд ли будет просто следить за Белым краем, но мысли занимал страх, тревога за родителей и всякая ерунда. Все, что угодно, кроме будущего. А следовало подумать о нем и приготовиться к трудностям.

— Вы могли бы сказать мне о своих планах, — бросила я.

— Чтобы ты сбежала от меня. — Чародей улыбнулся. — Хотя ты права. Но я не привык делиться своими планами, да и нечасто имею дела со столь… неискушенными дамами.

Почему-то вспомнился Ласвен и наши объятия — разве многие рискнут связаться с местным гулякой и не пустят его под юбку? А скольким довелось наблюдать, как рушится знакомый мир? До этого момента я считала себя весьма искушенной, но Калсан говорил снисходительно и явно так не думал.

— Хватит разговоров, нас ждут, — сказал он и хлопнул себя по коленям.

— Вы ведь неспроста выбрали меня? — спросила я, пока он вставал. — Это были ваши духи?

— Духи?

— Да, тогда мне показалось, что это сон…

Я не договорила — чародей встрепенулся и уставился на меня.

— Ты видела духов? Где? — выпалил он.

Слова застряли в горле — не к добру это. Глаза Калсана вновь напомнили черные дыры, готовые затянуть меня.

— У себя в комнате, ночью, перед отъездом на праздник. А потом в коридоре, когда вы взяли мой браслет, — тараторила я и едва сдерживалась, чтобы не закрыться руками. Так и чувствовалась опасность.

— Как они выглядели?

— В коридоре была только тень, а дома… просто белый дым, очертаниями похожий на человека.

Калсан не двигался, только дышал. Боги, кто меня за язык тянул? Что-то будет. Плохое, вот сейчас.

Вдруг он рассмеялся.

Однажды нашего конюха едва не затоптала лошадь. Когда все кончилось, он катался по земле и хохотал так же радостно; чародей будто от смерти спасся. Это выглядело жутковато.

— Кто бы мог подумать? — сказал он и улыбнулся во весь рот.

Мне не хотелось знать, в чем дело. Духи, кровавые зелья — довольно, новых секретов не надо.

За окном завывал ветер, и я прихватила белый плащ Снежинки, подбитый кроличьим мехом. На улице было серо и холодно, и внутренний двор выглядел уныло. Казалось, что башни крепостной стены сжались, как нахохлившиеся голуби. У ворот стоял Анадор, держа за поводья двух оседланных лошадей.

При взгляде на этого человека у меня внутри все вскипело. Я уговаривала себя успокоиться, когда Калсан вытянул руку. Он хотел взять лошадь за уздечку, но Анадор вдруг согнулся и отпрыгнул. Ветер отбросил волосы с его лица, и вместо него оказалось красно-синее пятно.

Чары! Уж не превращался ли он в кого-то? Я оторопела, но быстро поняла, что беднягу просто избили. Один глаз покраснел, вокруг него был синяк, а нижняя губа походила на перезрелый фрукт: надутая и треснутая по середине.

Выходит, Калсан действительно наказал его. Еще и лично, судя по реакции Анадора. Мне стало жаль беднягу, пока он не вперил в меня яростный взгляд. Хвала богам, чародей стоял рядом.

— Мы поедем без охраны? — спросила я.

— Думаете, со мной вам нужна охрана?

Калсан улыбнулся.

«Мне нужна охрана от вас», — мелькнуло в голове.

Оседлав лошадей, мы выехали за ворота и отправились в неизвестность. Вдвоем. Я старалась не пугать себя домыслами, но в голову настойчиво лез давний вопрос — а существует ли Белый край? Не будет ли лучше развернуть коня и умчаться?

Глава 12. Белый край

Калсан ехал впереди и плавно покачивался на коне. Я ждала, что он вот-вот обернется и догадается о моих планах — не к добру это спокойствие. Если бежать, то сейчас. Но куда? Вокруг ничего не было, только равнина и горы справа.

Подковы лошадей звенели на каменистой почве, ветер со свистом пролетал мимо, и все звуки казались гулкими и тихими. Это место будто растворяло их, как вода краску. Вдруг оно заворожено? Тогда мне точно не скрыться. А если и удастся, то куда идти? Как далеко находятся люди? У меня ведь ни еды с собой, ни денег.

Чем дольше я думала, тем сильнее билось сердце. Дыхание стало громким, а Калсан все качался и качался на коне — это жутко изводило. Мне некуда деться, негодяй знал это, вот и сидел спокойно. И горы были спокойными, они будто притаились и наблюдали за нами. А за горами жили оборотни.

В голове замелькали картинки с этими тварями. Их изображали в виде огромных волков с глазами навыкате. Еще с окровавленной шерстью вокруг пасти, из которой торчали куски плоти. Боги, а если оборотни сейчас наблюдали за нами?

На затылке ощутился чужой взгляд, реальный, как касание. Даже волосы пошевелились. От страха я дернулась и взглянула на горы, их резкие линии, сколы. Снежные верхушки осыпались и постепенно исчезали, уступая место серому камню. Он был до того неровным, что появлялось много темных мест, похожих на глаза. За ними легко было спрятаться и выпустить стрелу. Калсан не успеет ничего сделать. Он продолжал медленно раскачиваться, звуки таяли в воздухе…

Я зажмурилась изо всех сил и прислушалась к боли. Она отрезвила, но безмолвие и неизвестность сводили с ума. Хотелось делать что-то, двигаться, говорить, только бы забыться.

— Почему границу не охраняют? — спросила я.

— А ты ожидала шеренгу солдат вдоль гор? — хохотнул Калсан.

Он говорил насмешливо, и стало стыдно. Шеренга солдат не совсем то, но мне представлялись люди или военные лагеря вдоль границы. Какое-то движение, а не пустота. Оборотни были опасными, об этом везде говорилось.

— Нас не охраняют? Что помешает зверям проникнуть в Ильмисар?

Калсан снова засмеялся. Меня будто накрыло стеклянным куполом, и звуки ускользали.

— В горах не получится проложить тропинку, — сказал он, — потребуется много дней, чтобы пройти через них. Там полно ловушек и охранных заклинаний, солдаты узнают об их приближении, не сомневайся.

Значит, солдаты были поблизости, они спрячут меня! Я обрадовалась, но быстро поняла, что армия не задумываясь подчинится главе магистрата. Боги, что делать? Кругом по-прежнему ничего не было. Где-то у гор располагались две крепости, но где именно? А мы где? Проклятье!

Так я и ехала за Калсаном, умирая от желания броситься прочь. Скоро линия гор повернула. Или это мы постепенно приближались к ним — не знаю, здесь все выглядело нереальным. Чувства растворялись, как и мысли, оставалась только безмятежность. Это было ненормально, но приятно.

Мы оказывались все ближе к горам, и скоро показалось ущелье. Не туда ли мы ехали? Поближе к оборотням. Мне стало не по себе, и звон подков напомнил ритуальную музыку. Тоскливую и зловещую. Хотелось заорать, чтобы прервать это жуткое спокойствие.

Меня отвлекал яркий блеск у подножия ущелья. Река, наверное — к оборотням не поедем, но легче не стало; кони шли бесконечно долго, а горы все равно оставались вдалеке. Они росли и нависали над нами, ущелье становилось шире и было завалено камнями.

Так мне показалось, но вблизи завал оказался рукотворной стеной. Небольшие камни были тщательно подобраны и скреплены раствором. Их покрывал тонкий слой льда, это он блестел. Я хлопала глазами и пыталась найти обман, но стена действительно замерзла — как? Да, было холодно, но не настолько. Под ногами виднелась зеленая трава, а моя спина взмокла под теплым плащом.

От удивления я не сразу поняла, что открыла рот. Сейчас это не важно; стену будто поливали водой сверху, и у подножия расползлись ручейки. Толстые у основания, они сужались и тоже замерзли, напоминая щупальца огромного монстра. Мой конь шел рысью, из-за тряски казалось, что «ручейки» шевелились.

— Вот мы и на месте, — радостно объявил Калсан, когда мы замерли под стеной.

— Не вижу ворот, — сказала я, рассматривая стену: она тянулась так высоко, что пришлось запрокинуть голову.

Небо было серым и неприветливым, еще и ветер усилился. Он будто торопился сюда, хотел собраться в бурю… или наоборот, убегал от чего-то. Сквозь завывания пробился странный звук, похожий на скрип снега. Я взглянула на «ручейки» — они приблизились. Невозможно, конь замер в шаге от них, а теперь тонкие кончики виднелись у копыт.

— Не подходи к ним, — Калсан кивнул на землю, — это заклинание пострашнее того, что было в коридоре.

— Заклинания?! — Я взвизгнула, и конь отступил назад.

Не получалось оторвать взгляд от этих… этого заклинания. Слишком реальное, оно наводило страх. Чары всегда были невидимыми, и вдруг стали более настоящими, чем дух в спальне. Боги, и это только городская стена, что дальше?

Я надеялась отыскать что-то колдовское и неестественное в «ручейках», но они выглядели как замерзшее молоко. Внутри виднелись крупицы, маленькие и непонятные. Солнце то светило, то пряталось за тучами — из-за блеска казалось, будто крупицы менялись местами. А если они живые?

Я позавидовала Снежинке — хочу в замок, пересидеть там все.

— А ворот у Ашвейна нет, только кольца Анлагама, — весело сказал Калсан.

Он спешился и помог мне слезть с коня.

— А лошади? — спросила я.

— Они найдут дорогу домой.

Чародей плотнее закутался в свой плащ и нахохлился. Сразу представился камин, треск дров и уютное кресло, в котором он сидел бы, попивая травяной отвар. Образ древнего колдуна уже давно рассыпался, а новый мне нравился больше. Даже стало неудобно за свою злость. Хотя Калсан мог предупредить о планах на Снежинку — сам виноват, я испугалась.

Он отстранился и нехотя вытащил руку из-под плаща. Тяжелые камни в перстнях засияли, когда чародей принялся шевелить пальцами и читать заклинание. Слова казались знакомыми, но суть ускользала. Вдруг раздался знакомый хруст, будто кто-то шел по снегу. Я огляделась: горы, стена, лошади топтались рядом — все знакомое. Но звук был, и четкий.

В горле застрял ком и неприятно давил. Калсан говорил все громче и дарил уверенность, но что-то было не так. Надеюсь, это из-за нервов. Я почти успокоилась, когда заметила, что «ручейки» опять приблизились. Клянусь, они были дальше, а теперь вытянулись. Один едва не касался юбки своим острым концом.

Стало по-настоящему жутко. Магия незрима, а эта гадость была реальной, издавала звуки и подбиралась ко мне. Я отскочила и подошла к Калсану, рядом с которым горело кольцо Анлагама.

— Все запомнила? — спросил он и прищурился.

Он много чего наговорил после ритуала, но воспоминания стянулись в болезненный узел. Наверное, я выглядела глупо, и чародей со вздохом пояснил:

— Твой лорд молодой. А тот, что умничает и ходит следом — его старший брат, Нэмьер.

— Почему лордом стал младший?

— Потому что старший — бастард. Опасайся его, он мне не доверяет. Веди себя затравленно — на тебя напали, ограбили, и боги знают, что еще сотворили. Объясняй странности поведения этим.

Я закивала, едва понимая суть; все казалось иллюзорным и странным. Не хотелось гнать безразличие, так было легче. После замка кольцо Анлагама не пугало, и я смело шагнула в него, отдаваясь яркому свету. Странно, но никаких ощущений не было, только легкое тепло, а затем свет погас, и мы с Калсаном очутились в башне.

Думаю, это была именно башня: круглая комната с узкими окнами. За ними виднелось серое небо, а воздух казался на удивление чистым. Я будто откинула одеяло и глубоко вдохнула, чувствуя, как тело становится легким, а ветерок ласкает щеки. Захотелось снять плащ и раскинуть руки, чтобы прохлада обняла меня.

В городе всегда воняло, и только на высоте отцовского замка было так хорошо. Запах детства, неуловимый, щекочущий ноздри — простоять бы так вечно. Воспоминания пьянили. Я огляделась и отметила, что стены были из светлого камня. Гладкого, как в замке Тарваль, где раздавался смех, все улыбались, а кухарка пекла невероятно вкусные пироги с брусникой. Не люблю эту горьковатую ягоду, но внутри мягкого, теплого теста она была восхитительной. И еще с молоком, холодным.

Я улыбнулась, но счастье развеялось, стоило присмотреться к стенам. Они оказались темнее, чем в Тарваль, и тоже покрыты льдом. Он проникал между блоками и стекал по ним тонкими дорожками. Как так? Слишком тепло, вода не могла замерзнуть.

Наверняка чары. Этот неестественный лед будто скреплял стены, как раствор. А лед ли это? Проверять не хотелось. Несмотря на жару, я плотнее закуталась в плащ, свою единственную защиту.

Вход в башню стерегли два комплекта пустых доспехов. Мне так показалось, потому что люди двигались хоть немного, а эти стояли столбом. Металл сливался с камнем, и я не обращала на них внимания, пока не заметила глаза в прорезях шлемов. Или просто отблеск? Было что-то похожее на белки глаз, но доспехи скрывали тела полностью, и разобраться не удалось.

Стало неприятно от этих взглядов из темной пустоты. Еще и шаги раздавалась. Сперва тихие и далекие, раскатистые, будто кто-то крался.

Тук… Тук… Тук…

Они звучали все резче и скоро уже колотили по голове, повторялись эхом. Не знаю, чего ждала — мыслей не было, только испуг. Хвала богам, скоро к нам пришел обычный стражник, только в более нарядных доспехах, с выпуклым узором на оплечьях и наручах. И с синим пером в шлеме, которое опускалось вниз, как грива.

— Глава, приветствую вас, — раздался басистый голос, и стражник поклонился.

Он выпрямился и поднял забрало. Лицо ничем не выделялось, разве что походило на древесную кору из-за морщин, но глаза… боги, у него были глаза Снежинки! Родственник?

Он смотрел на меня и ждал чего-то. От этого взгляда переворачивались внутренности. Тянуло спрятаться за Калсана, только вряд ли это поможет. Поздороваться? Подойти к нему? Не знаю…

— Я найду дорогу. Проводите леди Бригиту, она устала, — бросил Калсан.

Взгляд стражника переметнулся на него, и на моей шее будто затянулась петля. Я не могу уйти и остаться одна, среди незнакомцев. Что им говорить? Как вести себя? Снежинка ничего не рассказала об этом месте.

— Мой лорд захочет видеть ее. Она пропала, мы не знали, что и думать, — отозвался стражник.

Он удивленно приподнял брови, но взгляд был пустым. Надеюсь, все-таки не родственник. Чародей нервно выдохнул, но согласился, и стражник пригласил нас идти следом. Я чувствовала себя ребенком в толпе и жалась к Калсану; не представляю, как справлюсь здесь одна. Сам замок выглядел обычно. Низкие потолки, тесные проходы и узкие окна — его построили давно, но переделали, когда лорды остались без армий. Нам попадались анфилады и окна во всю стену, чего избегали в старые времена.

И везде был лед. Он сочился между камнями и ядовито сверкал в пламени факелов. Точнее, в пламени магических факелов — они тускло горели и мягко покачивались, как в замке Калсана. По углам был иней, словно замок был заброшен. Мы встречали людей, и все они походили на призраков: двигались медленно, одевались в светлое и будто не шагали, а парили.

Я смотрела на них и боялась вздохнуть без надобности. Место заворожили, это ясно. Здесь царил кладбищенский покой, готовый рухнуть из-за любого звука. Хотелось отыскать что-то простое и понятное, но все выглядело странным. Мы видели мужчин и женщин, старых и молодых, в разных нарядах, но они казались безликими. Во многом благодаря светло-голубым глазам и белым волосам, как у Снежинки. Но она не могла быть в родстве со всеми здесь.

Мне это не нравилось, совсем. Не удивительно, что Калсан подозревал Белый край. И ясно, почему сюда не пускали незнакомцев — тут и простофиля учует подвох. Странно только, зачем лорд пустил самого главу магистрата.

А вдруг его не собирались выпускать?

От этой мысли я будто снова оказалась на парапете крепостной стены. Мне не удержаться, если чародей попадет в беду. Но он выглядел уверенным и гордо вышагивал, плащ развевался за спиной. Калсан умный и вряд ли полезет в пекло, надеюсь.

Стражник привел нас к двустворчатой двери. Все, что мы видели до этого, были из светлого дерева, а эта из темного. И она была выше остальных, какая-то идеально ровная, как украшение в стене. За ней явно сидел кто-то важный, и у меня ёкнуло сердце.

Стражник доложил о нас и пригласил внутрь.

— Лорд скоро выйдет к вам, располагайтесь, — сказал он и ушел.

Я обрадовалась, что отдохну от вида местных, но за дверью оказалось их логово. По другому не назвать эту комнату, похожую на ледяную пещеру. Здесь были краски: разноцветные книги на полках, алые шторы на окне и три кресла с такой же обивкой. Они стояли у письменного стола напротив входа. Но все это казалось светлым и унылым из-за инея.

Тонкий слой покрывал все, а на стенах блестел треклятый лед. Я распахнула плащ и надеялась почувствовать холод, но нет — было тепло. Так откуда лед?! Стало страшно. Не так, чтобы кричать или прятаться; страх был осознанным. Он подсказывал, что все это вряд ли безопасно.

Я взглянула на Калсана и надеялась увидеть поддержку, но чародей этого не заметил. Он уверенно подошел к креслу и смахнул с него иней. В воздухе закружилась белая пыль, делая комнату еще более унылой и заброшенной. Почему-то казалось, что она давно пустовала. Это как открыть старый сундук: вещи в нем могли быть и новыми, но от них так и веяло залежалостью.

Чародей устроился в кресле, и обивка зашуршала. В безмолвии звук показался ударом грома, я очнулась и тоже посеменила к столу. Прикасаться к инею не хотелось, но выбора не оставалось. Пришлось натянуть рукав и быстро отряхнуть свободное кресло, чтобы сесть.

— Вы уверены, что здесь поклоняются Арантаку? — шепнула я, поглядывая на дверь за спиной Калсана. Она явно вела в смежную комнату, за которой мог быть лорд. — В «Послании огня» говорится о том, что Арантак любит пламя и яркие краски. И острые углы — в них собирается энергия, а здесь только лед.

— Говори тише, — буркнул чародей и подсел ближе ко мне. При этом ножки кресла так громко чиркнули об пол, что я вздрогнула. — Да, стихия Арантака — огонь, но он не навязывает его. Острые углы важны в его учении, но они имеют силу только после заклинаний и сами по себе бесполезны. Хотя когда религиозные фанатики расходятся, даже квадратные пуговицы становятся трагедией, но это не серьезно.

Он подался вперед и прижал палец к моему виску.

— Не ищи очевидного. Наблюдай и подмечай то, что хотят скрыть. Зачастую это находится на самом видном месте.

Лицо Калсана оказалось слишком близко. Впервые я заметила, что у него набухшие веки, а глаза испещряли красные нити. Он вообще спит? Хотелось отстраниться, но черные глаза мага не отпускали. Зрачков не было видно, только глубокая, таинственная темнота.

— Ты действительно видела духов? — спросил он.

Вопрос не вязался с его близостью, Арантаком и этой белой комнатой. Почему-то мысли ворочались с трудом, были только глаза. Смотрела бы в них вечность и искала, где прятался зрачок. Я уже видела такие, но у Калсана они выглядели особенными. И блестели так загадочно, словно он задумал шалость. Не злую — он не мог вредить.

— Елена, ты видела духов? — повторил Калсан, и я бездумно кивнула.

Это не казалось важным, как и все остальное.

— Превосходно.

Чародей хлопнул в ладоши, и звук буквально полоснул меня. Боги, я что, таращилась на него? Любовалась взглядом? Не верилось. Калсан откинулся на спинку кресла и ехидно улыбнулся — он заворожил меня! Выяснял что-то про духов.

Тут дверь за его спиной распахнулась, и все вылетело из головы. От неожиданности я вздрогнула и уставилась на юношу в проеме. Он был моего возраста, с такими же голубыми глазами, как у всех здесь. Меня повело в сторону, только бы оказаться подальше от этого льдистого взгляда. Он подчеркивал всю неестественность замка. Как и волосы юноши — белые, с едва заметным золотистым оттенком.

Из-за низкого роста и аккуратной фигуры я бы не приняла его за лорда, но чутье подсказывало, что это он и был. Слишком холеный для слуги, и туника тянулась до щиколоток на манер высокородных. Бледно-оранжевая ткань дорого блестела, и я смущенно взглянула на свое платье. Оно пузырилось на груди, рукава висели до костяшек, жуть. Это видел только Калсан, но все равно было гадко.

— Лорд Ашвейн, приветствую. — Чародей выделил первое слово, и я вскочила на ноги. Неловкого реверанса не заметили — юношу интересовал только стол. Он не подошел, а мягко проскользил к нему, иначе и не скажешь.

Грация компенсировала неприметное лицо. Широкое, с маленьким лбом и подбородком, а остальное терялось на фоне длинных волос.

— Добро пожаловать. — Лорд устроился за столом и добавил: — Можешь идти.

Он явно говорил со мной. Наверняка принял за служанку, которая привела гостя. Я растерялась, а чародей быстро глянул на меня и кивнул на дверь. Нужно убираться, пока не начались расспросы. Нет, сперва реверанс.

Все происходило быстро. Руки путались в юбке, когда по комнате прокатился незнакомый голос:

— Нет, останься.

Он напоминал далекий раскат грома — тихий и заполняющий. Такому нельзя было противиться. Только сейчас я заметила мужской силуэт в дверном проеме. Тоже в длинной тунике, но голубой. И он был куда выше лорда, держался свободно и опирался плечом о косяк. Но даже в этой вольной позе чувствовалось изящество, достойное короля.

— Нэмьер, и ты здесь, — сказал Калсан.

Он опять выделил первое слово, и я вспомнила о брате лорда, которому не стоило доверять.

— Я везде, — протянул Нэмьер.

Он направился к столу, и я решилась поднять глаза. О родстве новых знакомых говорили одинаковые волосы, только у младшего они тянулись до груди, а у старшего — почти до пояса. Никогда не видела такого у мужчины. Разум кричал, что это смешно, но необычность притягивала. Хотелось любоваться этими гладкими прядями и легкой походкой.

Я задумалась и не смутилась, когда Нэмьер взглянул на меня. У него было узкое лицо, как у брата прямой нос и тонкие губы. А глаза отличались, хотя светились той же холодной синевой. Наверное из-за любопытства, с которым он смотрел.

— Ты ведь Бригита? Это тебя мы потеряли по дороге из Ильмисара? — спросил Нэмьер и остановился за спиной брата. Он говорил лениво, напоминая кота. Погладить бы, но страшно получить царапину.

После этой фразы меня изучали уже две пары синих глаз. Вспомнился рассказ Калсана: Бригита и впрямь ехала домой, но карета сломалась и отстала. Так он и украл ее незаметно… тогда где кучер? Проклятье, внимание сбивало. Я лишь кивнула.

— Ты поступил опрометчиво, оставив своих слуг одних, — сказал чародей, — на них напали. Хорошо, что мой замок оказался поблизости, и хоть кого-то удалось спасти.

— Вот как? — Странно, но Нэмьер усмехнулся.

Он вздернул подбородок и облокотился на спинку кресла. Кривая улыбка не исчезала; я надеялась, что он просто злодей. Но нет, кажется, нам не поверили.

— Это правда? — спросил лорд.

Он недоверчиво прищурился. Стало жарко, мысли разбегались и я снова кивнула.

— Имей совесть, отпусти бедняжку. Только боги знают, что она испытала. — Калсан небрежно махнул рукой и заговорил о другом.

Лорд отвлекся на него, а Нэмьер все смотрел. Нет, теперь он сверлил меня взглядом, пытался докопаться до правды, увидеть мысли. Я не могла вздохнуть, даже когда мучитель разрешил уйти.

За дверью стало легче. Теперь лед и иней не пугали, а успокаивали. Не знаю, куда несли меня ноги — все равно, только бы подальше. Лорд выглядел мальчишкой, но его брата так просто не одурачить. Наверняка он не оставит меня в покое. Удивительно, но от этой мысли стало приятно. Чего бояться? Калсан сказал, что мы здесь ненадолго. В комнате я сама себя напугала, но теперь буду держаться увереннее, или все испорчу.

Глава 13. Знак во мраке

Я надеялась, что меня узнают и отведут в комнату Бригиты. Нужно было слушать Калсана и разговорить ее, а теперь оставалось только бродить по замку. Кругом царила тоскливая тишина, будто на похоронах, когда осознаешь, что знакомый смех больше не раздастся.

Чистый воздух смущал: ни запахов, ни едва уловимого аромата, присущего каждому дому. Абсолютно ничего. Пустота казалась наигранной, я все время ждала чего-то. Что потолок рухнет или кто-то бросится на меня из-за угла — не могло быть так спокойно. Только лед блестел в пламени магического огня и будто следил за мной. Чужие взгляды облепили спину, иногда я действительно верила, что сзади кто-то стоял. Оборачивалась и подпрыгивала, увидев очередной силуэт.

Каждый раз это оказывались пустые доспехи, вмороженные в стены. Или не пустые: в башне я тоже так думала, пока не увидела тусклые глаза в тени шлемов. Было боязно присматриваться к этим и узнать новый секрет.

Иногда мимо проходили люди, наполняя комнаты тихим, гулким эхом шагов. Они приветственно кивали, но никто не пытался заговорить: не знали о случае с Бригитой? Тогда где она пропадала по их мнению?

Хвала богам, в конце концов ко мне подошла дева. На первый взгляд она не отличалась от остальных, но вблизи стало заметно, что глаза у нее были темнее. Белая коса отливала бронзой, а на лице едва угадывались веснушки. При взгляде на них стало уютно, как в теплой кровати, ведь я всю жизнь видела такие же в зеркале.

Захотелось обнять деву и расцеловать — хоть что-то радостное в этом похоронном царстве. Думаю, ей было лет шестнадцать. Узкий светло-серый лиф подчеркивал изящество юной фигурки, а на лице выделялся длинный нос. Но он только красил его и придавал живость слишком ровным чертам.

Дева хихикала и рассказывала, как разбила какую-то вазу и выбросила осколки из окна. Я не вдумывалась, только удивлялась ее простоте — мы будто минуту назад расстались. Видимо в большом замке она не заметила, что Бригита уезжала.

Пришлось прервать историю и рассказать о неудачном путешествии, после которой я никак не могла придти в себя. Дева моментально сжалась и посмотрела на меня с искренним сочувствием. Стало стыдно, что приходилось обманывать это создание, но выбора не оставалось. Причитая и сожалея, она обняла меня за плечо и привела в комнату Снежинки.

По размеру она напоминала коморку для швабр. Здесь помещалась только кровать и софа напротив нее. Все остальное пространство занимали сундуки, привезенные из замка чародея. Единственным украшением было большое окно напротив двери и малиновые шторы. На всем лежал иней, но к нему я успела привыкнуть.

Обычный замок лорда: хозяева и знатные гости нежились в кроватях, размером с эту коморку, а остальные ютились по углам. В замке отца поварята спали на кухне под столом. Я знала об этом, но не задумывалась. Кто переживает об удобстве мухи, что бьется об стекло? Внутри неприятно заворочалась совесть — не допущу такого в своем доме, если вырвусь из бедности.

Видимо, Бригита дружила с девой, потому что та заботливо усадила меня на кровать и принесла из кухни поднос с едой. После серости вокруг я ожидала, что все будет перстным, но угощения оказались чудесными! От свежего хлеба исходил едва заметный пар, ломтики говядины пахли розмарином, а начинка мясного пирога была до того мягкой и сочной, что я все проглотила и не разобралась, из чего ее сделали.

Ощущение сытости приятно разлилось по телу. Меня даже перестал смущать лед. Ну и что, чары не запрещены, и мода везде была разной. Правда, красить волосы считалось уделом гулящих женщин и поклонников Арантака, которые хотели быть рыжими, словно пламя. И одинаковые глаза это не объясняло, но Калсан не смущался — видимо, все нормально.

Дева без остановки трещала о комнатах и мебели. Еще обещала убедить какого-то Родарика дать мне отдохнуть несколько дней. Не знаю, что она имела в виду, но была благодарна. Когда дева ушла, меня вновь обступила тишина. Я не могла просто отмахнуться — она казалась зловещей, как шорох из темного угла посреди ночи. Ты пытаешься убедить себя, что это звуки из окна, но темнота все равно не дает покоя.

Смотреть было не на что, и я подошла к окну. Стоило отдернуть штору, как иней взмыл в воздух, словно испуганные пчелы. Вид снаружи оказался привычным зимним пейзажем, и я впилась в него взглядом, как голодная мышь в хлебную корку. Все простое, без странностей — это мне и было нужно.

Рассыпчатый снег лежал на крышах каменных построек и крытых переходов. Их было много, и все разного размера. Окно наверняка выходило на складские помещения, созданные не для глаз гостей. Обычно в таких местах сновали люди и собаки, а тут никого не было, и ни один звук не просачивался сквозь стекло. Ярко-голубое небо выглядело холодным и пустым. Крепостная стена закрывала все снаружи, но из-за нее поднимались тонкие струйки дыма. Наверняка рядом был город — вот бы увидеть.

Вряд ли и там все странные. Ведь должны быть кузнецы, мясники, бродяги… Не будут же они парить среди грязи и носить длинные волосы. А дети везде одинаковые, вертлявые и шумные. И обязательно будут лошади, куда без них? Я так и видела галдящую толпу, уютные домики с печными трубами и прекрасный замок вдалеке.

Чтобы представить его, я прижалась к стеклу и посмотрела вниз. В первое мгновение глаза резанул яркий блеск. Он будто ожил и кинулся на меня, впился в голову, жег ее. Колдовское сияние источал лед, который покрывал всю стену! Не как в коридоре: этот одеялом укутывал замок.

Подул ветер, и снег закрутился в маленькие ураганы. Они плясали под окном, вертелись, менялись местами, напоминая карликов с уличной ярмарки. Вспомнились их уродливые лица, разукрашенные, с жуткими улыбками; снег казался живым и злым. Он словно издевался и радовался моему страху.

Я отшатнулась и налетела на сундук. Боль пронзила щиколотку, а подол юбки смахнул иней. Меня окружило белое облако, ледяные крупинки падали на лицо, кололи его и таяли. Замок ожил, он напал! Глупо, но это не прекращалось так долго, что мысли путались. Я отряхивалась и стирала с лица воду, счищала ее ногтями, только бы избавиться от этой дряни.

Где «Послание огня»? Нужно скорее дочитать и раскрыть тайну Белого края, нужно убираться из этого гадкого места! Я открывала все сундуки подряд и вытряхивала содержимое. Платья, платки, чулки — скоро все валялось на полу. Когда треклятая книга нашлась, я прижала ее к груди, как драгоценность.

* * *

«Послание огня» было написано рунами. Закругленные фигуры передавали только общий смысл, в основном их использовали для составления документов. Все религиозные тексты писались обычными словами; с помощью красивых метафор и эмоций читателю навязывали смысл.

Сейчас я впервые увидела Арантака без ареола всеобщей неприязни. В книге были описаны знакомые легенды, но в них Пламенный казался непонятным гением, страстной натурой, а не тираном. Мне даже приглянулись некоторые идеи. Например, о статусе женщин: в Ильмисаре мы были прикованы к родственникам-мужчинам. Мы владели собственностью лишь в редких случаях, не всех высокородных дев учили грамоте — зачем? От них требовались только сыновья и хорошо выглядеть.

Арантак учил, что оба пола равны. Ему виднее, это он создал людей. Мне бы хотелось не искать мужа, а самой что-то делать. Так проще. Я бы обратилась к брату-лорду и открыла бы какую-нибудь лавку. Наверное, в мясном ряду — грязно и звучит не благородно, но люди всегда будут есть, а мясо стоит дороже овощей. И плевать на титулы, ведь мы будем обеспечены и незапятнанны родством с низкородными, чего боялись родители.

Какими сладкими были эти мечты. Я гнала их — не спроста Арантака боялся целый народ, и за красивыми речами наверняка скрывалось зло.

Когда на улице стемнело, читать стало невозможно. Хотелось есть, но новая знакомая не появлялась, а бродить по замку не тянуло. Любопытно, как Калсан представлял себе мое пребывание здесь? Вряд ли Снежинка нарисовала бы карту, а спрашивать местных не стоило — заподозрят.

Вероятнее всего, чародей об этом не думал. Пришлось отправляться на поиски кухни. Обычно они располагались рядом с залами, где устраивали пиры — на втором или третьем этаже, чтобы гости оценили великолепие замка, пока будут подниматься.

Факелы светили ярко, и это место не изменилось, разве что появились тени. Они походили на людей, двигались, срастались в неясную массу из голов и рук. Стоило повернуться, как все исчезало, но краем глаза я видела, как ко мне тянулись чьи-то пальцы, а силуэты уродов скользили по стенам, прыгали на потолок, под ноги. Даже окна не успокаивали. За ними виднелось темное небо и звезды — далекие, холодные и безразличные.

Ни кухня, ни зал не нашлись. Тогда я спустилась в самый низ: там должна быть кладовая или просто лестница, к которой подвозили продукты и несли поварам. Пришлось вечность ходить по узким тоннелям, пока один из них не привел меня на такую же узкую лестницу. Крутую и неудобную — точно для слуг. Это кошмарное сооружение и вело на кухню, где было тепло, пахло выпечкой, наваристым бульоном и жаренным мясом.

Я застыла на пороге, вдыхая раз за разом. Наконец-то знакомые ароматы и треск дров в настоящем огне. Так уютно, по-домашнему. Судя по размерам помещения, на местные пиры собирался весь Белый край: горящие очаги тянулись вдоль левой стены и исчезали где-то вдалеке. Напротив ближайшего стояли две лавки и стол, за которым сидела девочка. Ей было лет десять, а кружевной воротник и ленты в косах напоминали моих старых кукол.

Как я обрадовалась при виде девочки! С ней будет просто подружиться и все разузнать. И она точно не будет строить из себя тихое облако. На кухне больше никого не было, и это особенно радовало. Но стоило сделать шаг, как показался силуэт. Он вынырнул из темноты между двумя очагами, я различила широкое туловище и длинную юбку — женщина.

Она беззвучно шла и раскачивалась, а глаза тускло светились в воздухе — лица не было, только чернота. Силуэт казался пустым, трещиной в пространстве. Паленья громко затрещали, словно рычали на него, и я отскочила назад.

От страха подкашивались ноги. Это проклятое место скрывало тайны, вдруг здесь и духи бродили? Первыми из темноты показались руки, в которых была миска с мясом. По нему стекала кровь, и глаза сверкнули красным. Показалось? Хоть бы так. Я боялась моргнуть и с ужасом рассматривала повариху, которая вышла на свет.

Хотелось увидеть что-то уродливое и оправдать испуг, но это оказалась милая старушка. Аккуратный фартук, платок на голове, румянец и доброе сморщенное лицо — такие кормили всех пирогами и рассказывали сказки. Повариха глянула на меня и опустила миску куда-то в темноту у очага. Раздалось звяканье, а я стояла и не знала, что делать. Все было спокойно, но тревога изводила, как нож у горла.

Вечно прятаться не удастся, поэтому я заставила себя пройти вперед и устроилась за столом. Видимо, это получилось уверенно, и старушка поставила передо мной тарелку с супом. Он стоил долгих блужданий: мягкое мясо, чеснок, острый перец и легкий пряный аромат. И не важно, что холодный.

Я отбросила сомненья и повернулась к девочке, которая сидела напротив:

— Как тебя…

Нет! Нельзя спрашивать имя, Бригита могла знать ее.

— Почему ты еще не спишь, уже поздно.

Девочка не ответила. Она проявляла не больше эмоций, чем кукла, которую дергали за ниточки. Просто зачерпывала ложкой свой суп и подносила ее ко рту. Зачерпывала, подносила, зачерпывала, подносила…

Ее глаза отражали огонь так, словно были зеркальными. Вдруг за моей спиной раздался треск и склизкий звук. Он был каким-то животным, сразу представились клыки, брызги крови, рваная плоть. Я уронила ложку и обернулась: повариха стояла у разделочного стола и все загораживала, но явно кромсала мясо. Она поднимала окровавленный нож и резко опускала его, иногда откладывала и принималась разламывать кости. При этом так яростно двигала руками, словно ужин вырывался.

Образ милой старушки пропал. Я взглянула на девочку: та же кукольная поза, те же огненные глаза. Суп перестал казаться вкусным, я быстро доела и помчалась к себе в комнату. Найти ее оказалось непросто. Все замки походили на муравейники с сотней коридоров и проходов. Их старались делать разными по высоте или ширине, чтобы люди не терялись, но здесь все выглядело одинаково. Лед, факелы, тишина — все. Хоть зарубки делай, как в лесу.

Я так устала, что не боялась, а злилась. Как бы не пришлось до утра тут ходить. Странно, но воздух стал влажным и холодным, как в подземелье, но лестницы мне не встречались. Как и люди, что не расстраивало. Не знаю, где именно я была, когда заметила проход в стене. Он вел то ли в комнату, то ли в небольшой зал — факелы там не горели и образы растворялись в темноте. Но света из коридора хватило, чтобы увидеть массивную дверь в самом конце.

Она была широкой, невысокой и скреплялась металлическими пластинами. Вдоль стен виднелись доспехи, теперь точно пустые — одни валялись на полу, другие потеряли головы или руки, третьи кренило в бок. Я именно так представляла себе вход в затерянную сокровищницу! Это место излучало что-то древнее и таинственное, вот бы осмотреть его, вдруг найдутся рисунки на стенах или знаки? Или дверь окажется открытой.

Сердце стучало в груди. Меня тянуло туда, но мешали воспоминания о замке чародея. Не верилось, будто здешняя темнота окажется менее болезненной, поэтому я не решалась войти. На двери удалось заметить выпуклую фигуру, тоже из металла, судя по блеску. Вытянутая морда, рога и кольцо в пасти — остальное не разглядеть. Знакомый символ, он что-то значил…

«Елена», — раздался голос Калсана, и я отскочила от входа. Казалось, что меня накажут за любопытство, но чародея нигде не было.

«Не бойся», — сказал он.

— Где вы?

Я крутила головой, но видела только пустой коридор. Огонь спокойно мерцал, лед тоже, а темнота в комнате сгустилась. Мне чудилось, или доспехи сдвинулись? Раньше они смотрели кто куда, а теперь будто повернулись ко мне.

«Помолчи, я далеко, всего лишь передаю тебе свои мысли».

Слова вспыхивали в голове против воли. Я слышала о таких чарах; Калсан вторгся в меня, слышал все, что я думала!

«И не услышал ничего любопытного, не переживай».

Проклятье, нужно следить за мыслями… доспехи! Они никак не могли сдвинуться, разве что сама темнота наполнила их.

«Нам нельзя видеться, чтобы не вызывать подозрений, но я хотел предупредить тебя о Нэмьере».

— Он заподозрил что-то? — спросила я.

«Не говори, думай. Боюсь, что да, но ты не волнуйся, за его ухмылками не всегда ясно, когда он играет, а когда действительно имеет преимущество. Он понимает это и пользуется. Не поддавайся».

«Он может проникнуть в мои мысли?»

«Нет, это даже мне удается с трудом. К тому же, ты доверяешь мне хоть немного, что облегчает задачу. Это сложное заклинание, сил Нэмьера не хватит, ему потребуется помощь другого чародея, а таковых здесь больше нет».

«Сил… он чародей?!»

«Именно».

Впервые в жизни из моей головы исчезло все. Остался только нарастающий ужас: это место стерли с карт, заворожили, и управлял им колдун, которому я не нравилась. Калсан, негодяй! Затащил меня сюда. Хотя нет, он не лгал, просто прятался и не оставил мне возможности задавать вопросы. Это Нэмьера стоит опасаться.

«Рад, что ты понимаешь это», — саркастично заметил Калсан.

Раздери духи этот Белый край! Я могла следить за речью, но мысли появлялись сами по себе, и чародей слышал их. Не удивлюсь, если он ради забавы не посвящал меня в свои планы.

«Ты и впрямь хотела бы знать все мои секреты? Все, что происходит здесь, происходит с этими людьми?»

Разумеется хотела бы, но не стоило лезть в тайны чародеев. Я мечтала вернуться домой и жить спокойно, а не становиться лишним свидетелем.

«Вот именно, поэтому перестань искать правду — от тебя это не требуется».

«Вы могли бы предупредить меня о Бригите, о чародее здесь, обо всем!»

Не знаю, говорила ли я вслух — от злости все поплыло перед глазами. Калсан видел во мне марионетку, он даже не ответил. Наверняка потерял интерес к беседе и занялся своими делами, никаких манер.

Я громко топала, пока искала выход. Разносилось эхо, и было приятно слышать проявление собственного гнева. Мне не поставить чародеев на место, пусть хоть стены знают о нем. И пусть Калсан подслушивает — плевать.

Глава 14. Бой начинается

Мне снился черный силуэт на фоне витражных окон. Это была Кэйа, я узнала ее голос.

— Не хнычьте, иначе замок замерзнет, — говорила она.

Слова звучали отовсюду, как эхо. Красные и зеленые окна в витраже ярко горели, такие же были в моей детской спальне. Я чувствовала, что лежала в кровати на подушках, они пахли лавандой — цветы добавляли в воду при стирке, чтобы белье пропиталось ароматом.

Он всегда успокаивал, но сейчас была одна злость. Мне не хотелось спать, хотелось играть. Кэйа сшила новый наряд для моей куклы, я что-то придумала… что-то интересное, она нужна была мне немедленно!

— Сейчас лето, замок не может замерзнуть, — буркнула я и принялась сопеть.

Пусть знает, как я злилась. Не буду спать из вредности.

— В Ашвейне тоже было лето, когда слезы лорда упали на землю, и все кругом замерзло. — Кэйа понизила голос. — Старый лорд слишком любил своего сына и не вынес горя, когда того забрала смерть…

Это не сочеталось с детскими мыслями о куклах и дневном сне. Представился лорд — старик с глазами навыкате. Горе изуродовало его, сделало тощим. Костлявыми пальцами он выдирал волосы из головы, под дряблой кожей вздулись вены. Лорд кричал… нет, выл, как раненный зверь, иногда срываясь на плач. Жуткие звуки доносились будто из черного силуэта, который продолжал свой рассказ.

Слова смешивались с криками, чернота пульсировала в такт им, стекла горели все ярче, ярче, ярче!

Жуткий образ терзал меня всю ночь. И это детская сказка? Калсан явно говорил правду об ее источнике. Хотя все зависит от того, как рассказать — Кэйа не отличалась деликатностью и могла наговорить что угодно, лишь бы прекратить мое нытье. Странно, что родители терпели это. Видимо, тогда они не знали про ее особенности.

Я бы с радостью думала об этом весь день — наутро сил было еще меньше, чем вечером. Но голод взял свое, пришлось вставать и одеваться. На кухне по-прежнему было темно, но ходили повара, шкворчало мясо, бурлили котлы и раздавался стук ножей о разделочные доски. За столами сидели люди и медленно ковырялись в тарелках — замок просыпался, готовился к новому дню, как любой другой в Ильмисаре. От такой мысли стало приятно. Мне следовало проявить уважение к местным традициям, а не считать их угрозой.

Я увидела знакомую деву и подсела к ней. Кто-то назвал ее имя — Эделина. Сегодня боги оказались в хорошем настроении, никто не задавал мне вопросов, не пугал, все только рассказывали о бытовых делах. Никаких чар и заговоров, только простые дела простых людей.

От радости у меня даже сил прибавилось, но все испортил пожилой коротышка. Он подошел ко мне и принялся махать пухлыми ручками, иногда сцепляя их на круглом животе.

— Бригита, почему ты не следишь за девушками? Ты до сих пор здесь, а они топчутся в гостевой комнате и не знают, с чего начать.

Коротышка уставился на меня, а я давила улыбку: он словно упал лицом в рваную подушку, и белый пух облепил щеки и два подбородка. Мягкая на вид щетина тянулась к вискам и переходила в легкие кудри. Они колыхались при движении и выглядели забавно. Как и тонкие ножки, подчеркнутые серыми шоссами.

— Заканчивай и беги к ним, много работы. — Договорив, коротышка развернулся и посеменил к выходу. При этом баска его дублета колыхалась во все стороны, словно подгоняя.

— Прости, — виновато сказала Эделина, — я просила его дать тебе время, но хозяева не позволили.

Так это и был тот самый Родарик. Вероятно он занимался внутренними покоями замка — вот кому помогала Бригита. Догадка обрадовала, но лишь на секунду. «Хозяева не позволили» — какое им дело до меня? Уверена, приказ отдал Нэмьер, вряд ли лорд еще помнил меня, но этот… его взгляд до сих пор холодил душу, и Калсан предупреждал.

Боги, он что-то задумал. Не дал мне спрятаться в комнате и наверняка велел слугам наблюдать. Я огляделась: все выглядели безразличными, слабо улыбались, иногда перекидывались фразами. Теперь это казалось не спокойствием, а страхом пропустить что-то важное. А если все они подозревали меня, не только Нэмьер? Поэтому и вели себя так — выжидали момент для удара.

Доев, я попросила Эделину прогуляться со мной к комнате, про которую говорил Родарик. Она с радостью согласилась и трещала всю дорогу. Притворялась, чтобы отвлечь? Возможно.

Мы поднялись на несколько этажей, и очутились в просторном коридоре. С одной стороны тянулся ряд окон, с другой — светлые двери.

— Вот, этаж для гостей, — объявила Эделина и сразу заговорила о другом.

К чему пояснения? Я ведь должна знать это. Дева улыбалась, а мне так и виделся подвох. Дыхание стало отрывистым — было страшно упустить что-нибудь. Неспроста это место мне не понравилось. Нельзя доверять местным, они все могли знать о цели визита Калсана и подозревать ту, что пропала и появилась с ним.

Эделина прошла вперед и открыла одну из дверей. На мгновение раздались девичьи голоса, но они стихли, как только я переступила через порог. Внутри оказалась стайка юных дев, которые почтительно поклонились мне. После они застыли, как цветы на клумбе. Все одинаковые, с белыми косами и платками на голове, только глаза ярко сияли и затмевали лица.

Нужно было что-то сделать, но их взгляды давили, мешали думать. Снежинка говорила, что помогает с женскими покоями, только как? Я огляделась — комната оказалась обычной гостиной. Несколько дверей в стене, большой овальный стол в центре, ваза с розами. Цветы почти завяли, а в углах собралось много инея. Девы ничего не убирали и зачем-то ждали меня.

— Так… — голос получился тихим и хриплым. Было страшно сказать не то и выдать себя. А они все смотрели, не двигались, будто этого и ждали.

Ну нет, не выйдет. Я зря что ли проделала этот путь? Зря поссорилась с братом и отдалась на милость Калсана?

— Так, что стоите? Давайте, приступайте, — громко сказала я и хлопнула в ладоши.

Девы встрепенулись и засуетились. Одна схватила вазу, другие откуда-то достали метлы и принялись убирать иней. Мои слова превратили эти статуи в подвижных воробушков — давно я не чувствовала такой власти. Мелкое достижение, но после страха и бессилия рядом с Калсаном было радостно ощутить себя кем-то большим, чем запуганное создание без прав. Сразу захотелось разговаривать, узнавать новое, помогать.

— Зачем готовить комнаты, мы кого-то ждем? — спросила я у Эделины.

— Не знаю, Родарик так велел. Это лучшие покои, наверное, приедет кто-то из-за стены.

— Из Ильмисара? Но мы ведь не пускаем чужаков.

Эделина втянула воздух и застыла с открытым ртом. Она не мигая смотрела на меня, и взгляд становился все более потерянным.

— Верно, не пускаем, — сказала дева и нахмурилась, будто пытаясь что-то вспомнить, — я не знаю, прости.

Она рассеянно огляделась и побрела к выходу. Как это не знает? Боги, а если Нэмьер подослал ее… всех их!

* * *

Скоро это перестало волновать. Девы работали шустро, но замирали, стоило мне отвернуться. Приходилось все проверять, тыкать пальцем в каждую пылинку и складочку на покрывале. Комнаты не кончались, Родарик не давал закрывать в них окна, чтобы воздух оставался чистым. С улицы приносило иней, от ветра осыпались лепестки цветов, иногда вазы сдувало, и они разбивались; бесполезно считать, сколько раз мы выметали одни и те же комнаты.

Я и не заметила, что пропустила обед, и когда за окнами стемнело. Чувствовала только, как болят ноги, а в горле саднит из-за крика. Так прошел и следующий день, а за ним еще день, еще и еще. Теперь я с сожалением вспоминала, как убирала дома свою спальню, хотя всегда считала это мукой. В ней было только несколько сундуков, а в этом замке — тысячи! Треклятый иней проникал во все щели, приходилось перебирать белье, уносить отсыревшее, укладывать новое…

То же касалось кроватей, матрасов, скатертей и ковров. Мы с девами крутились с утра до ночи, но дела не кончались. То и дело появлялся Родарик с криком, что все не так и неправильно. Страшно представить, что будет по прибытии гостей.

Я никогда столько не работала и смертельно уставала. Сон не придавал сил, их будто выжимали из меня, как воду из мокрой тряпки. Теперь понятно, отчего злилась Кэйа — она одна ухаживала за домом и целой семьей. Осберт тоскал ведра и дрова, я ходила на рынок, иногда мыла полы, когда родители не видели. Но бедняжка готовила, стирала и гладила белье, чинила одежду, убиралась. На ней было все!

Стыдно вспоминать, что я нередко сидела у окна и наблюдала, как Кэйа подметала внутренний двор или драила крыльцо. Тогда и мысли не возникало помочь. Я так и осталась избалованной девчонкой, за которую все делали.

От тоски было больно. Иногда в груди так сильно тянуло, что хотелось согнуться пополам. Обнять бы сейчас родных, извиниться. Больше не стану злиться на родителей, их вырвали из привычного мира, бросили в грязь и нищету, никто не помог им, не поддержал.

Хвала богам, на грусть оставалось мало времени. На чтение тоже, я забросила «Послание огня», а про Нэмьера забыла и думать. Калсан не показывался — это должно было смущать, но только радовало. Не стоило меня отвлекать, в любой момент мог нагрянуть Родарик. Вредный коротышка подмечал все, любой сухой лепесток, кривой бант, след пальца на стекле… К нам король ехал или сам Арантак?

Через неделю я уже не отличалась от местных. Полусонная бродила по коридорам, ничему не удивлялась и разговаривала только про мебель и покрывала. Но одним солнечным утром этот круговорот прервался. Я искала в себе силы подняться с постели, когда раздался стук в дверь. Боги, как не хотелось подниматься! Кровать была теплой, уютной, а в коридоре ждала беготня и комнаты, комнаты и беготня.

Стук не прекращался и отдавался в голове, пришлось замотаться в одеяло и идти открывать. Веки распухли, все сливалось, и узнать Родарика удалось только по голосу.

— Беги в библиотеку, скорее, брат хозяина желает говорить с тобой, — бросил он и ушел.

Слова мне не понравились, и я плотнее закуталась в одеяло. Его мягкость не давала толком проснуться, но грезы быстро развеялись. Брат хозяина — Нэмьер, и он хотел меня видеть. Я знала, что этот момент настанет. Знала с самого начала, но не подготовилась, не придумала ответы. Проклятая усталость, все из-за нее! А вдруг Нэмьеру наговорили лишнего про меня? Родарик, Эделина, девы, которые убирались — наверняка они что-то заметили или подловили хитрым вопросом.

Сердце билось так быстро, что стало жарко. Я закрыла дверь и прижалась к ней лбом. Нужно успокоиться, если бы меня поймали, то не стали бы церемониться. Калсан говорил про хитрость Нэмьера, главное не поддаться. Он едва вспомнил Бригиту и не заметит подмену сам.

Дверь приятно холодила кожу, и стало легче. Я повернулась и огляделась; не знаю, что хотела отыскать, наверное, что-то бодрящее. На эту роль сгодился кувшин с водой — хоть умоюсь быстро. Руки тряслись, пока я выбирала платье. Нужно было что-то особенное, Нэмьер выглядел изящно, и нельзя предстать перед ним замарашкой.

Выбор пал на то, что носила Бригита в день нашего знакомства. Легкая юбка красиво развевалась и придавала образу невинность. Вряд ли меня пожалеют из-за этого, но все-таки. Дорога до библиотеки заняла меньше времени, чем хотелось бы. Я замерла под дверью и оттягивала роковой момент, стараясь найти повод для визита к Калсану.

Гадко признавать, но мне не хватало его. Больше никто не мог повлиять на Нэмьера, но встреча могла вызвать подозрения, и этот факт не менялся, сколько бы доводов не возникало. А время шло. Тревога росла, домыслы изводили — гори оно все! Я открыла дверь и вошла в библиотеку, на секунду ослепнув от яркого света.

Это оказалась круглая башня. Видимо, когда-то она разделялась на этажи, но полы убрали, и остались только каменные дорожки вдоль стен. На них извивались балюстрады и стояли полки с книгами. Я в жизни не видела столько! Ярусы уходили так высоко, что полки сливались в одну массу. Страшно представить, сколько лет собиралась эта коллекция, точно не одно поколение.

Меня охватил благоговейный трепет. Книги — это непросто бумага и буквы, это что-то более ценное, великое. С их помощью можно узнать мысли человека, который умер давным-давно. Можно загнуть страницу, и через столетия ее увидит кто-то другой. Что он подумает? Как отнесется к написанному?

Голова шла кругом. Казалось правильным, что башню заливал свет. Между полками были длинные узкие окна, а за ними виднелось бледное небо. От восторга я не сразу заметила, что тишину прерывал скрип пера о бумагу. Оказалось, что в центре башни друг за другом стояло три письменных стола, и за дальним сидел незнакомец. Не Нэмьер — у этого волосы были короче и гуще. Они закрывали лицо и колыхались в такт движениям руки. Незнакомец что-то писал, а вокруг него в беспорядке лежали книги и скрученные свитки.

На мгновение он прервался и взглянул на меня. Вряд ли мы встречались, я не узнала его лицо с острыми скулами и подбородком.

— Не стой там, — незнакомец улыбнулся, — не могу работать, когда за мной наблюдают.

Он говорил добродушно, и страхи забылись.

— Что ты делаешь? — спросила я, но сразу пожалела: а если Бригита знала о его занятии? Или это ловушка Нэмьера?

— Как обычно, переписываю.

На счастье, юноша ответил без интереса и потер лицо руками. Пальцы у него были измазаны чернилами, и на руковах бледно-желтого дублета виднелись пятна.

Я приблизилась к столу и увидела пергамент, наполовину исписанный рунами. Рядом лежал увесистый фолиант, открытый на последних страницах.

— Никогда не понимала, зачем переводить книги на старый язык. Ведь так теряется вся красота.

Это рассуждения, не вопрос. Нельзя же стоять и молчать, когда разговор уже начат. Надеюсь, юноша так и подумал. Он убрал руки и поднял на меня красные глаза, но ответить не успел.

— Для понимания наук красота не нужна. Так мы освободим место, не то башня рухнет под тяжестью книг.

Снова этот неторопливый, заполняющий голос. Он донесся сверху, будто принадлежал кому-то из богов. Нэмьер — я его из тысячи узнаю. Колени подкосились, и реверанс вышел еще более нелепым, чем в первый раз.

Почему стало так тихо? Не к добру это. Воздух словно потяжелел и давил, но я заставила себя оглядеться. Нэмьер стоял на втором ярусе, широко расставив руки и опираясь на баллюстраду. Не пойму, как ему удавалось выглядеть столь изящно в такой простой позе. Он напоминал короля, для которого величие стало второй натурой.

Сегодня он был в бирюзовом. Я еще не видела такого странного облачения: сверху оно напоминало дублет с баской, которая тянулась до самого пола. Из-под нее показыались черные сапоги, а на поясе висел кинжал. Серебряные ножны блестели, как и глаза хозяина. Он вновь пристально изучал меня и криво улыбался.

Пришлось стиснуть в кулаках юбку — так и хотелось поправить лиф, одернуть рукава… сделать хоть что-то! Я знала, как отвратительно выгляжу по сравнению с Нэмьером. Нужно терпеть, он-то видел Бригиту с ее округлой грудью и красивыми волосами.

— Спасибо, Симон, — сказал брат лорда, — объясни леди обязанности, и можешь идти.

Он обвел меня взглядом, почему-то усмехнулся и исчез в глубине яруса. И это все? А как же вопросы с подвохом? Я не ждала такого и растерялась, а Симон встрепенулся:

— Вот это нужно переписать, — он указал на стопку ветхих книг, — здесь чистый пергамент. Так… чернила, перья. Идем покажу, куда складывать готовые.

— Но я не умею так. Нельзя просто взять и начать писать.

Мне было плевать на осторожность — если испорчу что-то, будет хуже. Но юноша улыбнулся и покачал головой.

— Это же руны, они простые, а книги научные. Травники разные. Эти уже слишком старые и не ценны для коллекции, но знания нужно сохранить.

— А если я что-нибудь испорчу?

— Не испортишь, — хохотнул Симон. Он смотрел на меня, как на ребенка, — Родарик сказал, что ты хорошо знаешь руны и красиво пишешь. Главное, не торопись.

Теперь ясно, это было испытание: знаю ли я то, что знала Бригита. Хотя странно, что Нэмьер решил тратить чернила и пергамент. Или он просто хотел оказаться поближе и наблюдать? Почему сам?

Мыслей было столько, что за ними не удавалось следить. Симон что-то говорил, сердце колотилось — я с трудом взяла себя в руки. Юноша отвел меня к винтовой лестнице у стенки и показал спрятанную за ней дверь. Она вела в комнату, похожую на лабиринт из-за шкафов. Полки в них лежали не вертикально, апредставляли из себя ромбы, как в винном погребе. Здесь хранились пергаменты, Симон принялся объяснять, как складывать и помечать их.

— А он, — я кивнула вверх, — все время будет здесь?

— Нет. Иногда он приходит, бродит наверху, читает, но обычно недолго.

Юноша грустно вздохнул, видимо, Нэмьер и его смущал. В груди кололо при одной мысли, что этот странный человек будет смотреть мне в спину, думать и строить догадки. Чтобы задержать Симона, я изо всех сил прикидывалась дурой, но в конце концов он ушел.

Сразу стало тоскливо, как в пустыне. Платье так громко шелестело, будто пыталось о чем-то предупредить меня. Я ощущала себя глупой птицей, которая чирикала и привлекала внимание ястреба, что витал рядом. Нэмьер вел себя подозрительно тихо. Надеюсь, вспомнил о важных делах и скрылся в каком-нибудь тайном коридоре, хотя на это не стоило надеяться. Наверняка просто замер и наблюдал, даже не думая скрываться.

Оглядется хотелось еще сильнее, чем дышать, но не стоило проявлять интерес. Я устроилась за столом и с ужасом заметила, до чего плотным, ровным и однотонным был пергамент. Такой стоил дорого — хоть бы не испортить! Я не выдержу, если в ледяных глазах Нэмьера появится злость.

С непривычки было неудобно держать перо. Приходилось водить им медленно, чтобы знаки получались ровными и одинаковыми. У нас в роду был прорицатель: чародеи любили руны за двусмысленность, так они скрывали свои секреты от непосвященных. И они редко создавали семьи, поэтому отец унаследовал его книги.

В детстве я зачитывалась ими, но сейчас это мало помогало. Как перевести «рваная рана»? Для царапин, ранений и увечий был знак, но первое слово никак не поддавалось. Пришлось нарисовать круг с ломаной линией посередине — он обозначал сломанную или порванную вещь, в зависимости от контекста. Надеюсь, будет понятно, но лучше уточнить у Симона. Не дай боги, кто-то запутается, это же лекарственный справочник.

Или что?

Я так увлеклась линиями и ценой пергамента, что забыла обо всем. Блаженное забвение рухнуло, когда на страницы книги легла тень. Нэмьер! Он беззвучно подкрался и стоял у меня за спиной. Давно? Мысли слиплись в кучу, руны забылись, осталась только молчаливая тень.

— Я тебя смущаю? — раздался бархатистый голос.

За мной наблюдал чародей из замороженного замка — разумеется! Судя по тону, он прекрасно это знал и радовался.

— Трудно собраться, когда смотрят, — ответила я.

Только сейчас стало заметно, как болит спина и пальцы. Старательность превратила меня в напряженный комок. Нэмьер обошел стол и замер перед ним, скрестив руки на груди. Боги, как громко зашелестела его одежда, будто клубок змей зашипел.

— Теперь ты будешь заниматься книгами. Это более достойно. Ты же леди, а не простолюдинка, пусть с твоей семьей и случилось несчастье.

Какое несчастье? Неужели он узнал… нет, откуда. Я подозревала, что Бригита высокородная: все называли ее «леди» и относились с уважением. И она была слишком молодой, чтобы выбиться из прислуги в управляющие.

Надеюсь, что так. Я подняла голову и кивнула в знак благодарности. Удивительно, но в глазах Нэмьера не было гнева, только любопытство. Он ласково улыбнулся, будто хотел сделать мне приятное.

И почему я боялась его? Ничего плохого не случилось, да и не походил он на злодея. Скорее на полководца в зените славы, когда тот проявлял всю свою стать и внушал благоговение.

Думаю, Нэмьеру было около тридцати лет. Лицо казалось молодым, но уже не юношеским. Слишком идеальные черты делали его призрачным, хотелось найти изъян, но в глаза бросилась только длинная морщинка на лбу.

Тут взгляд Нэмьера стал колючим, а улыбка превратилась в ехидную усмешку.

— Теперь мы будем видеться очень часто, — протянул он и кивнул на пергамент, — пиши ровнее, у тебе ведь красивый почерк.

С этими словами мужчина вышел из библиотеки. Он точно знал, что я не Бригита, как еще объяснить эти намеки? Калсан говорил, что чародеи ощутят на мне магию, хотя он так же сказал, что Нэмьер пользуется растерянностью собеседников.

Не знаю. От усталости не получалось связно думать, поговорить бы с главой, но как? Нельзя было идти к нему, а связываться мысленно он не торопился.

Спасаясь от тревог, я погрузилась в работу и переписала еще несколько страниц — на большее не хватило терпения. В библиотеку никто не приходил и не ругал меня за безделье, но пришлось сидеть в ней до вечера, чтобы изобразить занятость.

Уже в своей комнате я наконец-то услышала голос Калсана.

«Ты говорила с Нэмьером?» — раздалось в голове.

От счастья затрепетало сердце. Все-таки глава не бросил меня на милость чародея!

— Вы знали об этом?

«Только что узнал. Что произошло?»

Говорить было привычнее, и я затараторила о книгах, рунах, странных намеках и своих домыслах.

— … наверняка он видел подчерк Бригиты и понял, что к чему. Но стал бы он переводить пергамент? Странно все это.

«Какой пергамент?»

— Явно недешевый. Еще странно, что он лично этим занимается, не проще ли подослать кого-нибудь?

«Недешевый? Елена… — Калсан помолчал. — Да, было бы проще подослать к тебе других, но ему, возможно, просто понравилось твое общество».

— Как это? — Я покраснела и была уверена, что глава об этом знал. Словно в подтверждение он хохотнул:

«Ты ведь не маленькая. К тому же, у Нэмьера и Бригиты могла быть весьма тесная… дружба».

— Не похоже, судя по их встрече.

От такой новости стало радостно и гадко одновременно. О внимании такого красавца я и не мечтала, хотелось бы вызывать в нем теплые чувства. Но это походило на воровство, ведь он видел не меня, а другую.

«Такие отношения не выставляют напоказ. Хотя тогда бы он вел себя иначе сегодня… Не бери в голову и не обращай внимания на его слова. Зачем Нэмьеру делать ту работу, с которой ты и сама справляешься?»

— Работу?

«Наверняка ты предстала перед ним, трясясь от страха? Уверен, Нэмьер заметил это и просто ждет, когда ты сама себя изведешь и ошибешься».

В словах Калсана был смысл. Какая же я непутевая, могла бы и догадаться. Но теперь все, сегодня меня застали врасплох из-за трудной недели, больше такого не повторится.

Глава 15. Истина

Сны редко запоминались, но если утром оставался образ, то это всегда был темный силуэт Кэйи. Раздавались стоны лорда, а она все говорила:

— Ашвейн замерз, когда слезы лорда упали на землю.

Иногда слышалось «слезы нового лорда» — из-за криков, эха и ярких окон было неясно. Все возможно, я не помнила сказку, а темная Кэйя говорила обрывками.

Мне не объяснили, когда приходить в библиотеку и сколько сидеть в ней. Можно было не спешить и принарядиться, очень надоело ходить лохматой и путаться в мятых юбках. Все-таки Бригита была высокородной, не подобало ей так выглядеть. И с Нэмьером будет легче говорить — хотелось чувствовать себя привлекательной рядом с ним.

Я надела прекрасную накидку из светло-розового газа, но ее никто не оценил. День в библиотеке прошел в полном одиночестве, следующий грозил кончиться так же. Я боялась пропустить визит Нэмьера и не ходила обедать. Он должен был увидеть мои старания и уверенность — больше не будет запуганной девчонки. Меня на запутать, ведь чары накладывал сам глава магистрата, и никому не заглянуть сквозь них.

Хотя никто и не пытался. Обидно, я все утро плела косу из пяти прядей, а Нэмьер так и не показался. Наверняка Калсан ошибся, и он не хотел проводить со мной время. Обратное удивило бы больше, но все равно стало грустно.

Я отложила перо и потянулась. Глаза щипало, а пальцы едва гнулись, но лучше так, чем бегать по комнатам. Входная дверь по-прежнему была закрыта, и ни одного звука не доносилось из коридора. Нет, он не придет, без толку строить из себя примерного работника.

Я встала и прошлась, ища взглядом что-нибудь интересное. Безликие стены, полки, молчаливые книги — все тоскливое, как и остальной замок. Жизнь привносило только громкое эхо шагов да яркий свет за окном. Выбраться бы отсюда и пройтись по округе, глотнуть воздуха. Эделина обещала прогуляться со мной в город, но не могла найти времени.

Я поднялась на второй ярус и пошла вдоль полок. Книги здесь напоминали украшения в своих красивых переплетах. Сочные цвета радовали глаз, в основном красные и зеленые, но было больше черных, с позолоченными надписями. Жизнеописания, труды лордов — здесь могло оказаться что-то о бедном наследнике. Вряд ли найдется сама сказка, но можно будет понять, что тогда случилось.

На глаза не попадалось ничего подходящего. Я как раз убирала обратно очередную книгу, когда услышала:

— Почти угадала.

В царящей тишине голос налетел на меня, как ураган. Я обернулась и увидела Нэмьера в свободной накидке с серебряным отливом. Под ней виднелся белый дублет и черный пояс под стать сапогам.

Он выглядел роскошно, а моя коса висела за спиной, а на рукавах были пятна от чернил. Нэмьер будто намеренно выбрал самый неподходящий момент. Хотелось отвернуться и спрятаться от него, пусть на волосы смотрит — единственное украшение. Но дарованная Калсаном уверенность еще согревала, я сделала неторопливый реверанс и спросила:

— Угадала?

Нэмьер улыбнулся. Не ухмыльнулся, как обычно, а мягко улыбнулся мне, словно был рад поговорить. Он прикоснулся кончиками пальцев к корешкам книг и стал медленно приближаться. Вспомнились горы, как они росли, пока мы с Калсаном ехали. Брат лорда казался таким же большим, безмятежным и грозным. Отчего-то мне нравилось это, хоть и было трудно не опускать взгляд.

Нэмьер замер так близко, что стал заметен контур его ресниц. Странно, но они были черными и красиво обрамляли яркие глаза.

— Эту мой отец любил больше всех, — сказал он и достал книгу, что стояла по соседству с моей.

На красной обложке сияли буквы. Страницы весело зашелестели, когда Нэмьер принялся листать их. Какие же красивые у него руки, с длинными пальцами и аккуратными ногтями. У Ласвена были похожие, но не такие чистые. В голове замелькали образы каменных стен и заколоченных окон, куда мы ходили. Отрывистый шепот, влажные губы на лице, шее…

Сердце забилось быстрее. Стало так стыдно, боги, какая же я порочная! Нэмьер ведь чародей, наверняка он мог угадать мои эмоции.

— Почему? — спросила я и затаила дыхание.

Не знаю, откуда взяла смелость, просто хотелось забыть о Ласвене. Казалось, что наглость вызовет гнев, но брат лорда мечтательно улыбнулся и сказал:

— С нее отец начал собирать коллекцию, как и все наши предки.

Он взглянул наверх и прищурился, будто толща книг ослепляла. Не думаю, что Нэмьер любил их, но отцовскую листал с нежностью. Она многое для него значила, и мне было приятно видеть простоту в этом загадочном человеке.

— Вот, — он открыл первую страницу и наклонил книгу, чтобы показать мне, — его портрет.

Я ожидала увидеть утонченного господина в странных одеждах, но картинка была привычной. Простые штрихи и линии создавали образ немолодого мужчины с волнистыми волосами до плеч. Он напоминал моего отца, наверное, из-за накидки с меховым воротником. На лице виднелись морщины, но трудно было угадать возраст. Зато выделялся нос — большой и изогнутый, как клюв.

И у Нэмьера была крохотная горбинка, я только сейчас заметила ее. Вот изъян, который так хотелось найти.

— Наши предки собирали только самые ценные знания, но отец отдавал предпочтение неизвестным авторам. Говорил, что их взгляды куда любопытнее.

— Он был мудрым человеком.

— Оставь, — глаза Нэмьера озорно блеснули, — отец был коллекционером, а не любителем, и едва ли хоть раз дочитал название у новой книги. Это было хвастовство.

Воспоминания затягивали его, и улыбка стала блаженной. Как хотелось рассказать о себе, вспомнить забавную историю, только бы продлить мгновения близости.

— А вы коллекционер или любитель книг? — спросила я и сцепила руки за спиной, как шкодливый ребенок. Пусть видит, что меня радовала беседа и не сдерживается.

— Ни тот, ни другой, я лишь ухаживаю за тем, что оставили предки.

Нэмьер взглянул на меня с хитрым прищуром. Он будто ждал интересного ответа — было принято хвалить книги и свою начитанность, а брат лорда не собирался этого делать. Может, и врал.

— Но вы приходите сюда и берете книги. Что это, как не интерес и любовь?

Я улыбнулась и подняла брови. Мне его не подловить, но легкая беседа радовала сильнее, чем мысли об отъезде домой. Калсан пропал, Эделина говорила без умолку или ставила меня в тупик вопросами, а сейчас мы просто говорили, как старые друзья.

— Я признаю важность книг, но эти ценны для меня, как память. Память о былом. — Улыбка Нэмьера медленно исчезла. Будто сладкие воспоминания разбились, и остался один мрак.

Он с хлопком закрыл книгу, и воздух прорезало эхо. Я вздрогнула и поняла, что мирная беседа кончилась. Теперь передо мной стоял высокородный господин, брат лорда, которого следовало опасаться. Он убрал книгу на место, и резкие движения напоминали удары молотка о дерево — так и чувствовалась сила и желание разломать все.

— Тебе удобно на новом месте? — спросил Нэмьер.

Его тон изменился, стал твердым. И как я купилась на доброту во взгляде? Он считал себя выше, а если и говорил искренне, то как с подушкой, в которую плачутся.

— Да, очень, благодарю за заботу.

Взгляд опустился сам собой, теперь казалось непростительным глазеть на хозяина. Я снова заметила висящий лиф и пятна на рукавах — ну почему все так? Почему здесь одевались странно, и моя одежда не подходила? Этот кошмар никто не видел, но я-то о нем знала и чувствовала себя отвратительно.

— Это не забота, а попытка искупить вину, — вздохнул Нэмьер.

В голосе мелькнула грусть. Он поставил руки на талию и замолчал, будто решая, что со мной делать. От страха сжались внутренности — я неправильно ответила, выдала себя? Нет, брат лорда не знал Бригиту, он не догадался бы.

— Калсан был прав, мне не стоило оставлять вас в той каменной пустыне. Но мне казалось, что там никого нет. На вас действительно напали разбойники? Быть может, солдаты короля? Вряд ли им стоит верить.

Вот и все, попалась. Дура, обрадовалась беседе — Нэмьер только успокаивал меня, чтобы потом ударить.

— Разбойники, — пискнула я.

Голос не слушался, и стало еще хуже.

— Ты уверена?

Теперь Нэмьер скрестил руки на груди. Снова раздался жуткий шорох, будто змеи шипели. Наверняка он знал об этом и мучил меня, сбивал. Нельзя, я хотела выстоять и выбраться отсюда, так хотела, что разозлилась. Пусть идет к Калсану, что за радость терзать простую деву? Глава тоже хорош — спрятался и свалил на меня этого хитреца.

Сердце странно забилось. Оно будто напитывалось желчью и росло, давило изнутри. Теперь я зашипела:

— Так сказал Калсан. Он наложил чары, и я все забыла. Сказал, так будет лучше.

Не уверена, что было такое заклинание. Пусть сам додумывает, или справится у главы — им двоим будет проще договориться.

— Так вот что за чары на тебе, — воскликнул Нэмьер, — а мы с братом уже начали волноваться.

Он снова показался беззаботным. Наверняка лгал, нельзя было поддаваться, я даже стиснула кулаки и впилась ногтями в ладони, чтобы боль отвлекала.

— Надеюсь ты понимаешь, что их придется снять? — спросил Нэмьер. — Я не позволю Калсану ворожить здесь.

Уверена, он чуял обман и хотел докопаться до правды. А если и впрямь мог убрать заклинание? Это станет концом, глава отвернется от меня и не будет помогать семье. Нужно было что-то придумать, быстро!

Ничего не приходило в голову, боги, что говорить? Молчание затягивалось, а Нэмьер тихо ждал.

— Да, но позже, прошу. — Я взглянула на него, не пряча страх. Пусть видит его, вдруг пожалеет. — В моей памяти хранится что-то плохое, иначе глава не сделал бы такого. Я боюсь своих воспоминаний.

Как близко это было к правде. Меня и впрямь ужасало то, что откроют чары. Только бы согласился, прошу, только бы согласился.

Спустя вечность, Нэмьер тяжело вздохнул и кивнул. Боги, от счастья все тело размякло, но пристальный взгляд напротив сулил грозу. Брат лорда не отступит, думаю, он просто не мог снять чары Калсана и придумает что-то новое. Можно отступать сколько угодно, но когда-нибудь за спиной окажется стена.

* * *

Остаток дня пролетел за мгновение. Я почти не запомнила того, что делала, ведь все время думала о Нэмьере. Его визиты и намеки представлялись танцем кота вокруг мыши, но была в них и прелесть. Наверное, из-за улыбки или искренности: было приятно видеть, как такой статный господин проявлял чувства. Тоска по отцу делала его уязвимым, так и хотелось утешить.

Он открылся мне, эта мысль согревала. А вдруг Калсан угадал, и я понравилась Нэмьеру? У него явно были дела, однако он нашел время для разговоров и не стал посылать других. Не верилось, за всю жизнь на меня позарился только Ласвен, а масляные взгляды и улыбки не в счет. Под чужой внешностью я оставалась собой, поэтому не стоило и надеяться. Эта была его хитрость, но мечтать о тайном смысле было приятно.

Он дарил покой и помог задремать вечером, но когда сознание почти ускользнуло, в голове раздался голос Калсана. Боги, надеюсь, он не подслушивал. Это мои мысли, они сокровенны, а этот колдунишка ничего не чтил. Только посмеется…

«Я просил избавить меня от ярмарочных кличек», — рыкнул глава.

Он велел мне идти в северное крыло замка, где были мужские комнаты.

«Сейчас? Ночь ведь, и меня отстранили от работы с управляющим. Как объяснить прогулку в таком месте?»

«Мои духи помогут. Замок спит, если все сделать быстро, то никто не узнает».

Калсан чеканил слова — это была не просьба. Почему я? Он мужчина, гость хозяина, поэтому справится лучше. Закутаться бы в одеяло и отправить все в пекло, но голос главы никуда не денется. Пришлось вставать и влезать в платье, приготовленное на завтра, с легкой юбкой и огромным вырезом. Такие не носили без плотной нижней рубашки, моя закрывала грудь до ключиц.

Я привыкла ко льду и снегу, к блеску и тусклому огню. Но теперь усталость не мешала думать о них и вспомнить, как это ненормально. Звезды за окнами прятала темная дымка — облака, легкие, как одеяние призрака. Так и чудилось, будто оно двигалось.

В мужские комнаты вела лестница, перед которой стоял настоящий призрак. Я приняла его за слугу и замерла, но он не двигался. Застыл на полушаге и извивался… нет, это тени скользили по его спине.

«Не бойся, этот только слуга», — сказал Калсан.

«Что с ним?»

Я ждала, но бедняга не шевелился. Тени опутывали его веревками, того и гляди рванут вверх, натянутся, сдавят горло.

«Ничего, мои духи держат его. Он этого не вспомнит, но они не смогут владеть им долго, поэтому торопись, забери поднос и иди наверх».

Духи — какое красивое название для мертвецов. Оно прятало суть, и я без страха подошла к слуге. Детское лицо с маленьким носом показалось знакомым. Присматриваться не хотелось из-за глаз — донельзя живых, будто их вырезали у человека и приделали кукле.

Юноша и впрямь держал поднос, но очень крепко. Хвала богам, на нем стоял один-единственный кувшин, я забрала его и поднялась по лестнице. Наверху оказался коридор, окна, двери — все как в том, что я убирала целую неделю.

Дремота отступала, и впервые возник вопрос, к чему все это. Подумалось о Нэмьере, но он не мог жить рядом со всеми, наверняка его комнаты были отдельно. Как и лорда. К кому еще мне идти, зачем?

«Увидишь», — отозвался Калсан.

«Я не буду этого делать».

«Ты расторгаешь наш договор? Печально». — Он даже не скрывал насмешку.

Боги, мне и впрямь не отказаться. Придется идти в неизвестность по указке главы — хуже и быть не могло.

«Глупо жертвовать лазутчиком, которого с таким трудом привел», — сказал он.

«Куда идти?»

Пусть оставит речи, быстрей бы все сделать. Я огляделась; пока было пусто, на надолго ли? Кто угодно мог выйти из комнаты, вон их сколько. Тогда меня поймают на мужской половине рядом с завороженным слугой. Калсан без сомнения умоет руки.

«Ты ответь, куда идти, выбери дверь».

«Вы смеетесь? Как это выбрать?»

Глава задумал недоброе, уверена. Я все озиралась, а платье шелестело, лед блестел, за окнами витала проклятая дымка.

«Быстрее, сюда могут прийти, и что ты скажешь?»

«Не мучайте меня!»

«Я не мучаю, лишь хочу, чтобы ты выбрала дверь».

«Вон та». — Я кивнула на первую попавшуюся, чтобы прекратить это.

«Уверена? Ну что ж, заходи». — Калсан засмеялся! Что он за человек такой?

— Прекратите!

Я топнула ногой, и вдаль унеслось эхо.

«Успокойся, — ласково сказал глава, — выбери дверь, прошу тебя. Ты можешь больше, чем думаешь».

Глупые игры. Сердце колотилось, воздуха не хватало, но вокруг было спокойно. Я напоминала себе уголек и глубоко вдохнула, надеясь вобрать безмятежность этого места. Казалось, что Калсан привел меня к своим покоям. Придется поиграть, не то до утра здесь простою.

Двери не отличались друг от друга, все светлые, с блестящими ручками. Взгляд замер на одной, не знаю почему. Сперва она показалась светлее других, но нет, на нее просто падал свет факела.

«Эта», — подумала я.

«Уверена?»

«Нет».

«И правильно, потому что тебе нужна соседняя. Но ты почти угадала, впечатляет».

— Оставьте, — шепнула я и направилась к двери.

На стук ответил мужчина — точно Калсан забавлялся. Стоило войти, как раздался мягкий треск дров, а лицо согрело тепло огня. Настоящего. Он горел в камине, и по телу разлилась приятная легкость, как в горячей ванне. Надоело магическое пламя, его безликость и бледность, а это светило ярко и весело танцевало.

Было темно, виднелся только блеск льда на стенах да кресло у камина. В нем сидел мужчина с книгой в руках, его лицо закрывали волосы — странно, Калсан всегда зачесывал их назад. Я надеялась, что он просто расслабился, но тут незнакомец кивнул на маленький круглый столик. Глава двигался плавно, а этот будто вздрогнул.

Идти вперед не хотелось. Неспроста Калсан привел меня сюда, в мрачную комнату к незнакомцу. Вспомнились крики Бригиты и грозные тени чародеев, как они пугали меня — глава не передумает.

Нужно все сделать быстро. Я чуть ли не бегом кинулась к камину и задела ногой что-то грузное. Раздалось звяканье — плевать, только бы скорее! Огонь извивался, мужчина будто рос на глазах. Он не двигался, только бархатная котта блестела на груди при дыхании.

Я опустила кувшин на столик с жутким грохотом. Тогда незнакомец взглянул на меня, и все пропало. Страх, Калсан, даже мысли ушли, осталось только лицо, я видела его раньше. Это как вспоминать сон — было что-то неясное, но реальное.

Осознание приходило по капле: хотелось стереть морщинки вокруг черных глаз, они должны быть меньше. Подбородок выглядел тяжелым, но его смягчали волнистые волосы. Донельзя знакомые, темные, только седых прядей многовато. Высокий лоб идеально подходил к таким чертам. Именно к таким, у этого господина не могло быть другого.

— Благодарю, можешь идти, — сказал он и уткнулся в книгу.

Голос звучал хрипло, как после долгого молчания. Не правильно, в нем и раньше была хрипотца, но не такая явная.

Чувств не было, я просто пыталась связать воспоминания со знаниями. Все плыло перед глазами, мне с трудом удалось забрать со столика пустой кувшин и выйти в коридор.

«Кого ты видела? Елена, кто это был?» — ревел Калсан, наверное, давно. Боги, вытащить бы этого жука из головы и растоптать. Я даже прижала руку к виску и помолилась о чуде.

«Кто был в комнате?» — не сдавался он.

«Мой супруг, лорд Гайди».

«Это точно?»

«Думаю, да».

Возможно, не стоило ему рассказывать. Хотя как, он слышал все мои мысли. Я без зазрения совести опустила кувшин на пол и отправилась к себе. В комнате было темно и тихо, от этого думать стало еще труднее. Казалось, что нужно плакать, злиться, требовать ответов, но не выходило. Наверное, разум защищал сам себя.

Да и к чему расспросы. Какова вероятность встретить здесь человека с нормальными глазами? Тем более супруга той, что ненароком подвернулась главе магистрата.

Калсан искал здесь Гайди. Видимо, тот спасся, если и вовсе попадал в плен. И не было культа Арантака — он у всех на устах, и я легко проглотила наживку. Как дура читала «Послание огня», им мне просто глаза закрыли.

Не пойму, зачем Калсан лгал? Я больше всех хотела избавиться от этого брака.

«Благодарность чародея, которому ты не веришь, или трон княгини — что привлекательнее?» — раздалось в голове.

Отвечать не хотелось, и глава продолжил:

«Я не мог допустить, чтобы ты придумала план побега ради более выгодного соглашения, поэтому солгал. Отсюда вам не выбраться, тайны больше ни к чему. Я слишком долго ловил твоего супруга и не отпущу его снова».

«С каких пор магистрат занимается беглыми мятежниками из соседних стран?»

«Ни с каких, но если есть возможность, почему бы не помочь своему королю?»

«Как я понимаю, недоверия между вами нет?»

«Есть, но я несколько преувеличил его».

Вдруг мне стало смешно. Ненормальная эмоция в таком положении, но ничего не удавалось поделать. Боги, да я с самого начала знала про обман. Первому чародею государства потребовалась помощь всеми забытой девы. А все потому, что он не смог найти убедительных слов для короля — какая глупость. Я знала это, но надеялась, что все обойдется. Как иначе выбраться из забвения и бедности? Такой шанс не выпадет дважды.

Пока не случилось дурного. Арантак, Гайди — не важно, только бы все кончилось, но как верить Калсану? А если он и сейчас наврал?

Я похрюкала в ладонь и спросила:

— Откуда вы знали, что мы встретимся на том празднике?

«Не знал. К сожалению, мы с Гайди не были знакомы лично. Все, кто его видел, или слишком знатны для такой поездки, или затерялись среди простонародья и искать их трудно. Лучше тебя никого не нашлось, и я предложил перенести праздник юности поближе к тебе».

Стало не по себе от того, что колдун строил на меня планы. Я чувствовала себя безвольным растением, а Калсан все говорил:

«Разумеется, не было гарантий, что ты приедешь туда, поэтому я отправил к тебе своего духа».

Вот откуда он взялся! Белая дымка в спальне, и эти жуткие видения.

— Зачем он пугал меня и посылал те кошмары? Вы думали, что я прибегу от страха?

«Признаться, не люблю давать духам свободу — они не слишком умны. Но если бы рядом с тобой появился незнакомец с приглашением, твои отец и брат заподозрили бы подвох. А так ты сама все сделала».

Да уж, у отца и Тарваля ума побольше моего. Дух пусть и не умен, зато оказался хитер; подумать только, я сама кинулась в ловушку! Огонь и ожоги приняла за пророчество. Решала, что отец изведет меня дома и пошла к Тарвалю. Но откуда, боги, откуда мне было знать про чары? Нельзя же все принимать за колдовство.

«А если бы я не приехала?»

«Я бы искал другой способ».

«А голову мне задурил тот дух, что был в коридоре перед нашей первой встречей?»

«Нет, он лишь проводил тебя и запутал. Ты не должна была его видеть».

«А браслет? Зачем вы взяли его?»

«Надеялся, что не придется увозить тебя. Супруги связаны между собой, они как узел, очень плотный и большой… это трудно объяснить. Я надеялся, что узнаю Гайди с помощью браслета, но вы слишком давно не виделись, вещи не помогли бы».

Повисло молчание. Калсан не ушел, это чувствовалось. Слишком много нового свалилось на меня, и резко захотелось спать. Просто лечь под одеяло и забыть все это, но оставались еще вопросы.

«Что теперь будет? С Гайди, Белым краем?»

«Не знаю, — в голосе чародея послышалась тоска, — шпионы короля сказали, что Гайди может скрываться здесь, но они не были уверены. Ты же видела, сюда не пробраться. Я уговорил короля доверить мне эту миссию, мы с Нэмьером друзья. Теперь он раскрыт, но будет ли сговорчивым?.. Этот вопрос терзает меня».

От такой откровенности стало жутковато. Казалось, что Калсан пытался завоевать мое доверие, значит, еще чего-то хотел. Это стоило выяснить, но сейчас у меня не хватило бы сил.

«Зачем королю потребовался Гайди? Он нам не угрожает».

«Это очень-очень скучная история про мирный договор, торговые соглашения и князя, который винит Ильмисар в укрывательстве мятежника и грозится разорвать все связи. Хочешь послушать?»

«Нет. Когда мы уедем отсюда?»

«Скоро. Спешка вызовет подозрения, поэтому пока выполняй свою работу и жди».

Договорив, чародей исчез. Стало холодно и одиноко, будто в сыром подвале. Никак не удавалось разобраться в чувствах. Казалось постыдным, что меня не волновала судьба мужа, но он только что восстал из мертвых — надеюсь, богов устроит такое оправдание. Помолиться бы, но сейчас я вряд ли скажу что-то связное, поэтому легла на бок и уставилась в стену.

Глава 16. Страх и соблазн

Фиреас — одни сутки между двумя месяцами. Если на нашем примере, то после 30 ноября шел бы сначала день фиреаса, и только после него наступило бы 1 декабря. Подробнее о календаре этой вселенной можно прочитать в блоге "Семь месяцев лета".

* * *

Утром Гайди показался не более реальным, чем темная Кэйа. Хотелось бы все забыть, но я проснулась в платье и обуви — значит, ходила к нему. И выбор Калсана это объясняло лучше культа Пламенного.

В груди потяжелело, будто вот-вот произойдет беда. Мы с Гайди поженились, клялись помогать друг другу и хранить верность — я была обязана страдать и искать спасение для него. Умолять Калсана не выдавать беднягу или бежать к Нэмьеру и рассказать о кознях чародея, ведь эта история плохо кончится для моего супруга.

Но нет, я лежала и думала о себе. Если все испортить, магистрат не поможет моей семье, и мы навеки останемся в том доме. Матушка будет плакать, отец пить, думать про нас с Осбертом не хотелось вовсе. Разбитые мечты, прозябание и вечные попытки разорвать этот круг, иное нас не ждало.

Стыдно признаться, но меня не волновала судьба Гайди. Мы были чужими, я ощущала только неясную грусть. Да и он не стал примерным супругом. За шесть лет не прислал ни весточки, ни единого намека, что еще помнит обо мне.

Надеюсь, меня это оправдывало. Может быть, я просто злая и ветреная — не знаю, столько всего навалилось, что мысли путались. Оставалось только ждать отъезда, но Калсан не торопился. Мы не связывались после той ночи, и с каждым днем тревога росла. Наверняка он был занят и отвлекал Нэмьера, но молчание пугало. А если раскрыты не все жуткие секреты? Если истинный план чародея еще хуже?

Я боялась и каждое утро выдергивала из головы седые волоски. Многовато их стало, как бы с косой не проститься. Пусть она и была тонкой — хоть что-то.

Нэмьер больше не приходил в библиотеку, и это удручало еще больше. Он пытался подловить меня, но радовал своим присутствием, разговорами, взглядами. Интересно, он и впрямь не любил книжную коллекцию или надеялся удивить? Его забавляла моя реакция, наверное. По крайней мере хотелось думать, что в сердце Нэмьера были не только подозрения.

Дни летели, и я согревалась этой надеждой. Как-то утром в столовой было необычно шумно, все бегали, повара раздавали команды. Оказалось, что в грядущий фиреас лорд задумал выйти в город и угостить всех низкородных. Об этом сказал мальчишка-поваренок лет двенадцати, который налетел на меня.

— А ты помнишь предыдущий фиреас? — спросила я, надеясь понять, традиция ли это.

Но мальчик только выпучил и без того большие глаза. Он долго думал и хмурился так, будто воспоминания мучили.

— Не помню, где я был в предыдущий, — ответил он и убежал.

Как это? Он не помнил праздника, никто не знал, для кого готовились комнаты — странные здесь все. Не важно, ведь скоро я вырвусь на свободу! Вряд ли в такой день Нэмьер рассердится, если пойти в город. Наконец-то будет свежий воздух и небо над головой. Они нужны были мне, в глыбе камней уже волосы седеют и кошмары видятся.

— Кыш, — буркнула толстая повариха и пихнула меня. От радости я забыла, что стояла в дверях и всем мешала.

Столы были завалены продуктами, и спокойно поесть не удалось. Пришлось стащить пару яблок и сгрызть их по дороге. Странно, что подготовкой занялись накануне торжества, обычно выходы лордов к народу тщательно планировались. Хотя все равно, главное, что скоро будет небо, город и Нэмьер, пусть и вдалеке.

Фиреас не был праздником, просто днем, когда мы становились ближе к богам. Его проводили кто как: некоторые просто отдыхали или молились, но лорды старались показать народу свою заботу. Папа этого не любил, а мы с матушкой ни одного не пропускали. Мы нанимали целителей, и те ходили по домам. Иногда и мы с ними, но после того, как стража все проверяла. Мне безумно нравилось смотреть на людей, даже грязных и одетых в тряпье — тогда я не понимала, как тяжела бедность. Лишь видела благодарность в глазах и думала, что все хорошо.

Темные лачуги, скрипучие полы и ободранные собаки вызывали восторг. Все казалось настоящим приключением, будто спуститься в сырой подвал и перебрать старые вещи.

Похожее чувство возникло и сейчас. Я могла думать только о городе. Пыталась заставить себя волноваться из-за Калсана и Гайди, но не выходило. Вечером Эделина пожаловалась, что ее назначили помогать, а большинству позволили отдыхать или сопровождать лорда, по желанию.

Это значило, что мне не придется прятаться. Можно будет гулять, говорить с людьми, даже с Нэмьером! При всех он не обратит на меня внимания, но вдруг мы случайно встретимся в коридоре. Хотелось бы, будет грустно уехать, не поговорив в последний раз.

* * *

В день фиреаса я встала затемно и долго выбирала наряд. На платья Бригиты даже смотреть не хотелось, они висели на мне и убивали остатки решимости. Не удавалось привыкнуть, что этого никто не видел. Вреда не будет, если один раз надеть свое, я как раз захватила одежду сестры. Думаю, сиреневое платье подойдет. Пусть оно и было из качественного шелка, но выглядело простым и светлым. Я не буду сильно выделяться, но и не пропаду в толпе.

Утро выдалось мрачным из-за тумана. Странно, что он появился в такую теплую погоду. Мало что удалось рассмотреть, когда открылись двери главного входа замка. Светлое небо, стены, снег — все сливалось, из белого пара виднелись только смазанные очертания.

Первыми в него нырнули пажи. Одни несли голубые флаги, другие играли на барабанах и сообщали народу, что идет хозяин. Тихие нечастые удары заполняли округу, они напоминали о древних временах, когда была только природа и простая музыка. Звуки окутывали, и все ненужные мысли растворялись.

За пажами ехали лорд и Нэмьер, оба на белых лошадях и в черных плащах. Было приятно увидеть что-то яркое в этом сером царстве. Ткань обволакивала плечи и красиво развевалась, но лорд терялся рядом с братом, хотя тоже держался прямо и уверенно. Вдруг я поняла, что рассматривала Нэмьера и улыбалась. Глупая музыка, это из-за нее, не дай боги, заметит. Я покраснела и огляделась, но никто не смотрел.

Не стоило надевать свое платье и коричневый плащ — слишком броско среди бело-серо-голубых тонов. Боюсь, желание привлечь внимание Нэмьера к добру не приведет. Увидит он меня, а дальше?

Рядом с ним ехал какой-то господин, я не знала его. Их сопровождали конные охранники в нагрудниках из выбеленной кожи. Следом шли мы — обитатели замка. Скоро показались огромные ворота и кусок оборонной стены. Она исчезала в тумане, будто он разъедал ее, превращал в часть себя. А он мог вредить? Ведь я не принадлежала этому месту.

Не самый весомый довод, но было не по себе, когда люди впереди бледнели, их силуэты размывались и постепенно сливались. Еще музыка:

«Бум. Бум. Бум-бум. Бум. Бум».

Она словно духов вызывала. Вспомнилось о людских жертвоприношениях в старые времена. Уверена, шествие смертников походили на это. И Калсана не было — вдруг он знал о жутких ритуалах местных, поэтому не явился? Я ему больше не нужна, не жалко.

Сердце бухало в такт барабанам. Знаю, что сама себя пугаю, но как оставаться спокойной, когда вокруг такое?

На счастье, вместо алтаря из тумана стали выплывать дома. Частые заборы покосились, в них не хватало досок — это был город, квартал для бедняков. Иногда над головой мелькали ветки деревьев. Они внезапно появлялись и исчезали, будто зверь из морских глубин дразнился, присматривался к добыче.

Изо всех дверей и проходов стягивались люди. Они плавно двигались, как листья на воде. Я слышала разговоры, но никто не кричал, не смеялся — настоящие похороны, а не праздник.

В какой-то момент здания исчезли, и показался длинный стол. На нем были миски, рядом стояли дымящиеся котлы и мешки. В стороне виднелись шатры с острыми крышами и флагами. Лорд произнес речь и раздал порции только нескольким беднякам, которые выстроились в очередь. Затем он передал эту обязанность слугам и направился к шатрам.

От скуки я помогала, доставала хлеб из мешков, расставляла миски, улыбалась и мысленно проклинала все вокруг. Так хотелось погулять, осмотреть город, но как? Ничего не было видно, а люди пугали. О взгляде Нэмьера и мечтать не стоило, он стоял с братом и еще несколькими господами в длинных плащах.

Мне показалось или они говорили о Калсане? Слова ускользали, но больно часто мне слышалось его имя. Я наклонилась к мешку и украдкой взглянула на братьев. Они явно спорили, качали головами, нервно переминались с ноги на ногу. Вдруг Нэмьер схватил лорда за плечо и встряхнул.

— Ему нельзя верить!.. Он спас нас, но для своей выгоды… — прошипел он.

Я отвернулась и по пояс залезла в мешок. Не хватало попасться на глаза в такой момент.

— Ты очень мнителен, — хохотнул лорд.

Они еще о чем-то говорили, но тихо. Было боязно услышать звуки ударов — до того зло говорил Нэмьер. Его брат лишь посмеивался и даже меня раздражал. Откуда столько спеси в этом мальчишке?

Когда я снова повернулась, силуэт Нэмьера виднелся уже за шатрами. Скоро он и вовсе исчез, и мне стало невероятно тоскливо. Пусть мы не разговаривали, все равно было приятно наблюдать за ним, слышать голос. А теперь что? Провожусь с хлебом до вечера, вот и праздник кончится. Сидела бы в комнате, хоть выспалась бы.

Не пойти ли за ним?

При этой мысли я застыла, и коренастой служанке в платке пришлось отнимать у меня булку. Молочная дымка отталкивала, но я не видела риска. Это не лес и не пустыня — вернусь как-нибудь. Останавливало то, что он мог зайти в здание, но бездействие изводило больше. Вряд ли Калсан предупредит меня об отъезде. Скорее всего, он велит бежать к кольцам в самый неудобный момент. Тогда Нэмьер запомнит меня как лгунью, которая тряслась и прятала взгляд. Мне не оправдать поступок с Бригитой, но хотелось бы вызвать в нем теплоту. Пусть лишь на мгновение.

Я сделала крюк, обошла людей и направилась в неизвестность. Флаги на шатрах мирно колыхались, будто махали мне на прощание. Голоса и стук тарелок медленно затихали. В конце концов стало ненормально тихо. Исчезла дорога, и под ногами хрустела корка льда и замерзшая трава.

За все время попалась только полуразрушенная крепостная стена. Одна из внутренних, судя по близости к городу. Такие отголоски междоусобного прошлого встречались по всему Ильмисару. Покинутые, частично разобранные ради камня, они медленно умирали вместе с духом старины.

Не нужно было сюда идти, в таких местах искали уединения. Развернуться не хватало смелости, вдруг мне не найти дорогу назад? Стена пропала, как и весь мир. Я старалась громко вдыхать, чтобы слышать себя, а не становиться безликой частью тумана. Он забирался под платье и холодил кожу, будто пробуя меня на вкус. Он уже проглотил город и все вокруг, хотел еще…

Нет, это был ветер, было просто холодно. В горле застрял тревожный ком, давил и тянул, как петля висельника. Тут справа показалась высокая ограда, я рванула к ней и вцепилась руками в шершавые прутья. Наконец что-то осязаемое, из моего мира. Но радость быстро исчезла — прутья были мокрыми и пахли ржавой водой, как кровь.

Они были чуть выше меня, внизу их опутывала трава. За ними что-то виднелось, но серая дымка мешала рассмотреть. Подумалось о вырубленном лесе, но «пни» странно походили друг на друга, стояли в ряд и были заостренными. Одни торчали вверх, другие покосились — скорее уж гнилые клыки.

От волнения даже сердце притихло. Я щурилась и видела черные дыры огромных глазниц вдалеке. Или не видела? Все плыло, нужно уходить отсюда, не будет добра в этом месте. Я подняла юбки и направилась в город. Точнее, надеялась, что иду в город. А вдруг нет? Ограда могла вести куда угодно.

Не получалось отойти от нее — единственного маяка. Прутья мелькали сбоку, будто тоже двигались. Иногда плащ цеплялся за них, и меня с силой дергало назад. Чудилось, что трава сплеталась в руки, что это она хватала его, держала!..

Я знала правду, но не могла прогнать видения. Они казались невинными, когда кто-то вцепился в мою ногу. Мелкие зубы и когти ободрали кожу, не исчезали! От страха я подавилась воздухом и не могла кричать, только хрипела. Вокруг ноги была какая-то белая тварь, как змея. Нет, вон лапа, большая голова, круглые черные глаза.

Я пищала и трясла ногой. Прыгала, пока не налетела на ограду. Та заскрипела и качнулась, будто хотела обернуться вокруг меня и сдавить. Костлявая тварь не уходила, она будет жрать меня? Сейчас вырвет кусок мяса, сейчас!

Подол юбки мешал понять, что никто не нападал — я наступила на чей-то скелет и тот застрял. Напоминал кошачий, весь в шерсти и кусках плоти. Меня замутило, пожалеть бы бедного зверя, но хотелось растоптать эту дрянь. Ни прогулки, ни Нэмьера, ни радости — за что, боги?

Скелет едва удалось отцепить, при этом он хрустел так, словно его жевали. Мерзкое место, мерзкий город, мерзкий Гайди! Страх иссяк, и я пошла дальше, но тут в ограде показалась открытая калитка.

Почему-то казалось, что кто-то нарочно оставил ее так. Кто-то приходил сюда, может, заманивал гостей в клыкастую пасть. Уже завтра эти мысли покажутся глупыми, но сейчас я оцепенела. Спина, ноги, живот — все стало твердым.

На калитке висел отлитый из металла знак в виде козлиной головы. Закрученные рога и вытянутая морда выглядели очень знакомо.

Боги, лучше бы я не вспоминала.

По легенде предки принимали горных козлов за духов. Звери были светлыми, карабкались по отвесным скалам и издалека напоминали призраков. Этим символом обозначали кладбища.

Выходит, мнимые пни были надгробиями. Кладбища иногда устраивали в городах для запугивания преступников, но я не выносила такой жестокости и обходила их стороной. Тела полагалось сжигать, а пепел развеивать над водой, иначе дух не мог покинуть его и вечно страдал. Хоронили только за самые жуткие преступления, иногда живьем.

А вдруг прямо сейчас под землей кто-то с хрипом втягивал остатки воздуха? Скреб гроб окровавленными пальцами, сдирал ногти, кричал?

Ябоялась шевельнуться, ведь здесь было так много духов. Они парили над могилами, измученные, жаждущие мести. Они могли напустить туман и открыть калитку, чтобы отыграться хоть на ком-то.

Нет, такого не могло быть. Мне чудились звуки, какие-то слова… невозможно! Я не чародейка и не могла слышать духов. Это от страха, нужно уходить.

Кошмары обрели форму; из тумана выскользнул человеческий силуэт. Он быстро двигался между надгробий, вокруг него парила черная дымка… это был плащ.

Я не могла отвернуться, только пятилась назад. Незнакомец приближался, ткань развевалась как крылья. Не получалось верить, должно быть объяснение.

Вдруг что-то хлестнуло меня по ногам. В груди кольнуло, и я повалилась на спину. Лед затрещал, как тот скелет — плевать, только бы отползти, скорее!

— Что ты здесь делаешь? — раздался мужской голос.

Он звучал слишком спокойно. Все внутри меня тряслось, пока из тумана показывались знакомые черты. Легкие движения, светлые волосы, плащ, который я видела утром — это был Нэмьер.

Жутко представить, что он видел. Я хотела показать, что не убогая, а сама взяла и рухнула на ровном месте. Меня запомнят, как неуклюжее создание. Лучше бы осталась в городе, или вовсе не вылезала из кровати сегодня.

Хоть бы Нэмьер прошел мимо и не смотрел на меня такую. Но нет, он замер рядом и повторил:

— Что ты здесь делаешь?

Слов не находилось. Уткнуться бы носом в траву и подождать, пока он уйдет.

— Ничего, гуляла.

Было так стыдно, что голос дрожал. Наверняка я растрепала волосы, пока отбивалась от мертвой кошки. А Нэмьер будто видел растерянность и улыбнулся. По-доброму, но так и чувствовался подвох.

Он протянул руку и помог мне встать на ноги. Я успела забыть, какой приятной бывает мужская сила, как сладко видеть собственные маленькие ладони, утонувшие в его. А когда брат лорда тянул меня вверх… мгновение в чужой власти сводило с ума.

Я так и застыла, позволяя ему разглядывать себя.

— Гуляла? — спросил Нэмьер и хитро прищурился. — И только?

Он улыбнулся шире. Боги, неужели заметил мое отношение? Губы сами собой раскрылись, но сказать было нечего. Или просто посмеяться? Негодяй пытал меня, буравил глазами и ждал интересного ответа, как в библиотеке.

— Идем, леди не стоит ходить здесь одной, — сказал он и отвернулся.

Вид его безразличного затылка успокаивал, но радости это не принесло — думаю, Нэмьер действительно заметил мои чувства. Он ведь был старше, а я не умела скрывать их. С Ласвеном этого не требовалось, да и не привлекал он меня так же сильно.

Сейчас все было по-другому. Чище, наверное, без дурных мыслей и желания идти наперекор правилам. Не стоило поощрять это, но знай я о разоблачении отца, то больше ценила бы старую жизнь. Я бы попрощалась с Ласвеном перед отъездом, сказала бы родителям о своей любви, поддержала бы Осберта; не хотелось допускать очередную ошибку, а после оплакивать утерянные радости.

Мысль придала смелости.

— Что вы делали в таком месте? — спросила я и закусила губу от смущения.

Хотя нет, было не стыдно, а гадко от своей слабости. Нэмьер ответил на удивление спокойно:

— Разговаривал с другом, Рогиром Дайли, ты помнишь его?

— Да…

Не стоило забывать, что рядом был чародей. Неужели он и впрямь сидел там и разговаривал с мертвецом? Это звучало дико, при воспоминании о духе в спальне у меня волосы на голове шевелились, а тут целое кладбище таких. Я качалась из стороны в сторону: то тянуло к Нэмьеру, то подальше от ограды, рядом с которой он шел.

— Не стоило ему так открыто поддерживать Арантака. Его предупреждали, но… — вздохнул брат лорда.

В Ильмисаре не было преступления хуже этого. Боги, по крайней мере одного здесь точно закопали живьем.

— Думаете, Арантак злой? — спросила я.

Сейчас меня это не интересовало, только бы говорить о чем-то и не думать о кладбище.

— Нет, он такой же, как и все боги. Просто его учение грозит разрушить наш образ жизни. Этого никто не хочет.

Нэмьер задумчиво посмотрел вдаль. Сомневаюсь, что он произнес заготовленную фразу, как делали все. Люди с опаской говорили на подобные темы, и искренний ответ поразил меня. Сразу стало уютно, а страхи забылись. Вот бы побыть здесь еще и поближе узнать Нэмьера. Разве есть в мире еще подобные ему, столь же честные и необычные? Не верю.

Мы дошли до внутренней стены. Она оказалась ближе, чем в первый раз, и дорогу перегородила груда каменных блоков и их осколки. Странно, что их еще не растащили.

С такими-то длинными ногами брат лорда легко пробирался через них. Он держал меня за руку и помогал — только бы ладони не намокли. От волнения я не могла спокойно дышать, все забавы с Ласвеном показались детскими играми. Меня будто раздели, хотелось спрятаться… или чтобы Нэмьер посмотрел?

В голову полезли ужасные мысли. Особенно когда пришлось вскарабкаться на большой камень. Брат лорда спрыгнул с него, а после обхватил меня за талию и помог спуститься. Я затаила дыхание, оно мешало чувствовать его пальцы, напряжение. Все происходило медленно — какой же он сильный, на лице ни один мускул не дрогнул.

Снова мгновения чужой власти, мне не забыть их скоро. Но даже когда я оказалась на земле, Нэмьер не отстранился. Он просто стоял и смотрел, думал о чем-то.

«Упавшие камни можно было обойти, но мы направились именно к ним», — мелькнуло в голове.

Догадка казалась несуразной. Тут Нэмьер резко наклонился ко мне, и сердце сжалось. Я видела, как приоткрылись его губы и чувствовала тепло. Нельзя было позволять! Точнее, было страшно — это не мой простой Ласвен, это чародей. Старше, красивее, сильнее…

Я отвернулась, не хотела ранить себя, мы ведь скоро расстанемся. Нэмьер не отступил и прижался лбом к моему виску. Когда его руки оказались под плащом? Боги, ткань платья не защищала, она только подчеркивала касания своим шорохом.

— Не наказывай меня холодностью, прости уже, — заговорил Нэмьер, — вспомни, сколькое нас связывает, не рушь все из-за обид.

Он выдыхал слова между поцелуями, обнимал меня все крепче. Как же хотелось повернуться, раскрыть губы и забыть обо всем. Я бы так и сделала, но мешало сказанное.

— Вспомни о нас, вспомни ночи, — шептал Нэмьер.

Он обхватил мою голову руками и попытался повернуть к себе. Губы скользили к щеке, мягкие, горячие.

Калсан угадал — они с Бригитой были близки. Этим все не кончится, он потребует большего, но я не могла! Только не так, я собиралась замуж, чтобы честно…

— Вспомни.

— Не помню.

— Вспомни. — Нэмьер поцеловал уголок моих губ.

— Не помню! — Я изо всех сил оттолкнула его.

Стало холодно и пусто. В животе тянуло, все естество требовало чего-то и терзало меня. Хотелось, чтобы брат лорда снова подошел. Пусть нельзя, но так хотелось чувствовать его, покоряться.

— Я тоже не помню, — сказал он с привычной хитринкой в голосе.

— О чем вы?

Воздуха не хватало, и думалось с трудом.

— Ты же догадалась, что меня насторожило твое появление вместе с Калсаном. Я все еще стараюсь подловить тебя. Вдруг ты вовсе не Бригита? Было бы странно, вспомни ты то, чего не было.

Договорив, он улыбнулся. Просто взял и улыбнулся, будто все хорошо! А если бы я поддалась, тогда что? Он уложил бы меня на землю и взял прямо здесь, а после раскрылся бы с такой же улыбкой?!

— Вы… разве так можно?.. — говорить внятно не получалось.

Этот лжец и распутник использовал меня, забавлялся! Его следовало поставить на место, но как? Он ведь из семьи лорда, я ему не ровня и не имела права забываться.

Лицо пылало от беспомощной злости, а Нэмьер смотрел на меня с любопытством. Его щеки и губы порозовели, делая облик невероятно притягательным. Далекий, запретный, но именно в этот миг такой родной — я уже все простила и старалась не подать вида.

Плащ Нэмьера распахнулся. Под ним был темно-синий камзол с расстегнутыми на груди пуговицами. Виднелось кружево нижней рубашки; наверняка она нагрелась и пахла духами, мужским телом, мылом. И как я не заметила?

* * *

Обратно мы вернулись по одному. Перед сном мне не давал покоя его запах — это же так интимно, так пьянит и придает смелости. Жаль, что волнение все испортило. Не стоило отталкивать Нэмьера, в одном поцелуе не было бы вреда.

От обиды хотелось стукнуть себя по лбу. Когда еще мне достанется столь прекрасный мужчина? Видимо, на роду написано обниматься с подобными Ласвену. Он был хорошим, но слишком простым и вряд ли дорожил мной. Другое дело Нэмьер.

Я улыбалась в темноте и чувствовала, как краснеют щеки. Его тянуло ко мне, иначе не было смысла устраивать спектакль. Подослал бы кого-нибудь другого, вот и все.

Радость не передалась сновидениям, и до утра меня терзали кошмары. Снились жуткие «ручьи», которые мы с Калсаном видели у стены. Будто они тянулись через мою комнату, блистая и похрустывая в темноте. Становилось холоднее, на потолке плясали тени, чудились звуки… Образы смешивались во что-то неясное и бестолковое, и длилось это издевательски долго.

Утром собственное тело напоминало камень. Только мысли о Нэмьере заставили меня подняться. Выбирать платье не хотелось, и я достала из сундука верхнее — бежевое, с широкими рукавами и узкими манжетами.

Затем взяла гребень, перекинула волосы на грудь и… и обомлела. Такого не могло быть, глупость какая-то, не могли мои волосы побелеть за ночь. Но вот же они, белые. Родной цвет остался, их словно присыпали мукой.

Сонливость отступала, меня наполнял ужас. Нет, рано, наверняка кто-то пробрался в комнату ночью и глупо пошутил. Не могло быть иначе. Вспомнились местные: тоскливые тени с пустыми глазами. Они не поступили бы так, это что-то другое.

Меня затрясло. Мокрыми ладонями я попыталась счистить это белую дрянь, волоски больно выдирались, но не менялись. Вот что здесь стряслось: какая-то сила изменила людей, а теперь взялась за меня!

Глаза посинели?

Я с грохотом откинула крышку сундука. Ленты, гребни — где же зеркало?! Все летело на пол, оно нашлось на самом дне и несколько раз выпало из рук. Но проклятая стекляшка отразила Бригиту, я не могла увидеть себя.

— Гори ты! — По комнате разнесся тонкий крик. Пусть все слышат, только бы выпустить страх.

Нужно к Калсану.

Я вскочила на ноги и вылетела в коридор. Дверь не закрыла, только бы скорее. Сердце так билось, что перед глазами все тряслось. Коридоры, лестницы и кухня превратились а бело-голубой ураган. Я искала Родарика, только он знал, где нужная комната.

Коротышка оказался в женских гостевых покоях, снова ругал кого-то.

— Где Калсан? — выпалила я.

— А? Кто?

Его больше заботила девица с метлой в руке, и мне пришлось вцепиться в плечо управляющего:

— Калсан, гость хозяина и глава магистрата, где его искать?!

Родарик зашипел и дернулся. Он выпучил глаза и долго думал, пока меня разрывало на части.

— А это… уехал, — ответил коротышка.

— Куда?

— Не знаю, домой к себе, наверное. За стену, в общем, насовсем. Хозяин велел его не ждать.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Пролог

Каль — шапочка с длинными свисающими завязками

* * *

Дух витал вокруг меня, как собачонка. Крутился, вертелся — от этого становилось не по себе. Он явно принес дурные вести, но природа мешала говорить. Заминка настораживала. Вдруг и впрямь беда? Еще и гул толпы вокруг, яркий свет из окна…

Я закрыл глаза и прислушался к холоду, который источал дух. Воздух вибрировал, меня словно обдавал колючий, неприятный ветер. Понадобилось время, чтобы разобрать послание.

«Елена узнала про мой отъезд?»

Дух замедлился, волны успокоились, стали ласковыми — значит, да. Я велел ему закрывать уши и отводить взгляд Елены от правды, но это не продлилось бы вечно.

Помню, как мать отдала меня на обучение в Безымянный замок. Мне тогда было лет семь, и комнаты казались невероятно большими и темными. В углах сидели духи и наблюдали, воздух гудел из-за магии. Я боялся закрывать глаза — вдруг стены рухнут от этого гула? Раздавят меня, похоронят заживо…

Я смотрел на учителей и искал поддержку, но без толку. У них и лиц-то не было, только тени от накинутых на головы капюшонов. Страх, желание уйти и непонимание, зачем меня сослали сюда — первые месяцы было только это.

Наверняка Елена испытывала то же. Вспомнился ее взгляд, полный растерянности и надежды. Боги, следовало подготовить ее, но дела слишком отвлекали. Да и отвык я иметь дело с такими беззащитными созданиями. Меня чаще окружали амбициозные придворные дамочки, которые вырывали друг у друга куски плоти. Таких и ледяной замок не смутит, лишь бы получить выгоду.

Кто-то потянул меня за рукав. Захотелось дернуться и отшвырнуть наглеца, без него проблем хватало. Я открыл глаза и с удивлением вспомнил, что стоял возле окна в большом зале. На стенах висели штандарты с белыми единорогами, но они едва угадывались за толпой людей. Одни бесцельно ходили вдоль стен, другие сбились в стайки и галдели. Все нарядились сдержанно, все-таки не праздник: бесформенные накидки, темные котты, дублеты с басками. Однако везде поблескивали перстни, массивные цепи и пряжки ремней. У многих на плечах лежали меховые воротники.

Движение сбивало. Меня снова потянули за рукав, и раздалось кряхтение — Анадор напоминал о времени.

— Будь здесь, — велел я, затем отослал духа и направился к дальней стене.

Люди замолкали и расступались с легкими поклонами — как же мерзко становилось, будто сапоги промочил. Глупые ритуалы скрывали нашу взаимную ненависть. Однако появилось и злорадство, ведь им приходилось склонять головы, а моя была высоко поднята. Со временем начинаешь радоваться тому, что доступно.

Надеюсь, Елена этому научится. Меня тянуло связаться с ней и все объяснить, даже успокоить — девичья слабость подкупала. Нельзя, она должна была поверить в мое предательство и чувствовать беспомощность. Именно тогда она сделает все правильно. От таких мыслей стало еще гаже. Не хотелось использовать бедное создание, но что еще оставалось?

Я приблизился к двустворчатой двери. На каждой половинке было нарисовано по единорогу — символу королевской власти. Великолепные животные, но красные седла на их спинах почему-то резали глаз.

Дверь охраняли двое алебардистов. Их шлемы венчали белые перья, а оплечья казались чересчур большими. Из наручей и поножей торчали шипы — скорее невиданные звери, чем стража, но выглядели они и впрямь грозно. Алебардисты открыли двери и впустили меня в комнату.

Здесь собирался малый совет из четырех членов, поэтому обстановка была не такой давящей, как во всем остальном замке. В центре стоял прямоугольный стол, а большое окно слева пропускало много света. Гобелены изображали мирные пейзажи и леса, разумеется, с единорогами. Книжная полка в углу смотрелась совсем по-домашнему, но расслабиться не давали три пары глаз.

Остальные члены совета уже заняли свои места за столом. Они хмурились и разглядывали меня с неподдельной злостью — приятно, хоть что-то искреннее за день. Король еще не явился, и кресло во главе стола пустовало.

— Калсан, вы уже вернулись из своего путешествия? — кисло заметил Эверард Маганат, глава военного совета.

Он развалился на стуле и всем видом показывал, что солдату манеры ни к чему. В молодые годы его это красило, но сейчас Маганат выглядел вредным стариком. По долгу службы он не вылезал из доспехов, те смотрелись комично на тучной фигуре и блестели так же, как лысый череп. Благородство привносил только кроваво-красный плащ.

— Разве ваши лазутчики не донесли о моем приезде? Их полно вокруг Безымянного замка, — ответил я и сел за стол.

Маганат громко хмыкнул и покачал головой. Все они знали о моем прибытии, но о собрании совета не предупредили. Глав магистрата здесь традиционно не любили, ведь наша власть могла оспорить королевскую. Сильные мира с радостью упразднили бы магистрат, но народ вряд ли примет такое отношение к центру духовной жизни. С этим приходилось считаться.

— Раз уж вы здесь, — Маганат скривился, будто ему на нос села муха, — имейте в виду, что мы решили не беспокоить его величество разговорами о княжеской семье Гратамара.

— Что опять стряслось в княжествах? — вздохнул я. Старый воин утомлял.

— Прошу прощения, лорд Маганат, но мы еще ничего не решили, — пискнул кто-то рядом с ним.

Ну конечно, Вигмар Аерал — главный казначей. Его легко было не заметить в тени огромного воина: маленький, иссохшийся мужчина с жидкой черной бородкой. Он всегда носил каль и бесформенные одежды. Порой казалось, что Аерал получил должность из-за внешности — его серые глазки блестели, как монеты, а пальцы без конца двигались, будто он что-то пересчитывал.

— Опрометчиво будет пускать сюда княжеского брата с семьей, им потребуется назначит содержание, — говорил казначей.

— Опрометчиво будет оставить их там, где они есть! — рявкнул Маганат. — Их княжество захватили, династии придет конец. А если мы заберем их к себе, то они и дальше будут воевать за престол. Нам выгоднее иметь кучу мелких соседей, которые рвут друг другу глотки, чем нескольких крупных и организованных врагов. Нельзя допускать мир и процветание в тех землях!

В ушах трещало от крика. Даже мне не хотелось спорить с этим грозным голосом.

— И вы солжете своему королю, лорд Маганат? — спросил Ателард Торадас.

Он сидел рядом со мной, скрестив руки на груди и вытянув длинные ноги. Его зеленый дублет и светлая шевелюра сливались с гобеленом на стене, поэтому я не сразу обратил внимание на мальчишку.

При дворе вряд ли найдется человек, который подходил малому совету еще меньше. Четвертого члена выбирал сам король, и им всегда становился бестолковый фаворит. Хотя у Торадаса определенно имелись таланты: он прибыл ко двору в стоптанных сапогах и клянчил должность, а спустя пару месяцев сделался близким другом короля.

Всего на пару лет старше, Ателард разделял его пристрастия и кидался исполнять любое желание. Не удивлюсь, если во время длительной охоты он ему и зад свой предоставлял.

— Когда пришло письмо от княжеского брата, в котором он просил об убежище, король сам велел мне решить этот вопрос от его имени! Он дал мне все полномочия, и я не позволю щенкам вроде тебя нашептывать ему в ухо бредовые решения! — Маганат брызгал слюной.

— Вы обязаны спросить у его величества! — Ателард стукнул кулаком по столу.

— Разумеется! Но я не собираюсь спрашивать тебя или кого-то из вас, когда мне это сделать!

Желание воина было ясно — улучить момент и сообщить новость его величеству без посторонних ушей, но зачем так кричать? Интересно, если он подавится за ужином и умрет, король разгневается на меня?

Нет, лучше потерпеть. Слабости и характер Маганата я изучил, но неизвестно, кто займет его место и войдет в совет.

Вопли прекратились, когда дверь распахнулась и вошел король. Боги, тишина… до этого мою голову будто сжимал каменный обруч. Я даже улыбнулся, но быстро опомнился.

Стража осталась в зале, и, когда двери скрыли нас от чужих глаз, король улыбнулся.

— Господа, рад приветствовать вас, — сказал он и обменялся хитрым взглядом с Ателардом. — Калсан, ты вернулся? Отлично!

В свои двадцать три года его величество не был суровым истуканом. Иногда этот образ давался ему на публике, но чаще он выглядел зеленым юнцом, который пришел развлекаться. Голубые глаза, миловидное лицо и светлые кудри делали его младше своего возраста, хотя ростом король превосходил многих стражников.

— Калсан, что это за история с лордом… — Его величество сел за стол и принялся ерзать. — С лордом Та… как его?

— Таравалем, — подсказал Ателард.

— Да, Таравалем. Он накинулся на меня, чуть не наткнулся на мечи стражников. Заявил, что вы похитили его сестру… или сестру жены, я не разобрал. Якобы он отправил множество писем моим чиновникам, только ответа не получил.

Разумеется, не получил. Хвала богам, при дворе у меня были и друзья.

— Лорд Тарваль, ваше величество, — я подождал, пока король усядется, — его негодование понятно, но девица уехала со мной по доброй воле, этому есть свидетели. Тарваль ей не опекун, и если отец девушки не подал жалобу, тогда я не чувствую за собой вины.

— Калсан, Калсан! — Король засмеялся и шутливо пригрозил мне пальцем. — Я рад, что ты не отказываешь себе в маленьких радостях, но будь добр, уладь этот вопрос. Магистрат и без того обвиняют боги знают в чем. Не хватало только слухов о том, что ты воруешь девиц.

Маганат хмыкнул, а в глазах Ателарда мелькнуло уважение. Захотелось передернуть плечами и отмахнуться от воздуха, которым дышало это сборище. Что они знали? Глупцы, им не понять всю ситуацию с Еленой и Нэмьером, только поглумятся. С какой радостью я сделал бы все сам.

— Думаю, стоит отложить все и послушать об Ашвейне, где был наш глава, — заявил король.

Радость и любопытство в его голосе изводили. Домашний мальчик. Скрипя зубами, я склонил голову и рассказал о Гайди.

— Да, попался! — Маганат оскалился и хлопнул ладонью по столу. — Ну держитесь, лорд Ашвейн. Давно следовало заняться этим местом и вернуть его!

Ателард поддакивал, Аерал выпучил глаза — наверняка подсчитывал, во сколько это обойдется. Только король выглядел расстроенным. О Белом крае он знал больше остальных и со страхом относился к магии.

— Мы привезем сюда Ашвейна в одной повозке с Гайди! Пусть все видят, чем заканчивается предательство, — не унимался старик.

— Хватит! — крикнул король. — Выйдите все.

Он осунулся, под глазами легли тени, и даже Ателард не решился спорить. Его величество был добр и отходчив, но в пылу гнева мог и на плаху отправить. Раздался шорох одежд и торопливое шарканье. Двери закрылись с резким щелчком, и сделалось неестественно тихо, как в Ашвейне.

Мы с Нэмьером много дней провели вот так, сидя за столом и читая книги. Наши голоса повторялись эхом — я только недавно понял, как весело они звучали. У меня было полно забот, но все легко решалось. Мир словно изменился, стал проще. Вернуть бы те времена, ту радость и беззаботность.

Его брат не стремился к магии, да и не сложились у нас отношения. Но Нэмьер… думаю, я любил его по-отцовски. Сказал бы точно, будь у меня дети. В каком-то смысле он и являлся моим творением. Стыдно признаться, но я надеялся, что и Нэмьер любит меня. Пусть не как отца, хотя бы как-то.

Король шевельнулся и прогнал образы прошлого. Как же трудно было возвращаться сюда! К этому мальчишке и его дурным советникам.

— Проклятый Гайди, не мог другого места найти, — вздохнул он. — Боюсь, Маганат прав, придется вторгаться в Ашвейн.

Голос звучал уверенно, но глаза по-детски блестели. Его величество словно молил меня опровергнуть его слова. Уж я-то знал, как он ненавидел магию и боялся ворошить осиное гнездо, поэтому сказал:

— Вторгаться не обязательно, тем более завоевывать, как того хочет Маганат. Нужны ли вам эти земли, пропитанные магией, которая губит все живое? И что делать с лордом и его братом? Нелегко убить двух чародеев, которых даже я побаиваюсь.

— Что ты предлагаешь? Если все так скверно, мне придется подарить Ашвейну этого мятежника, будь он проклят. Или открыть народу правду о том, почему я не хочу лезть туда. О местонахождении Гайди уже ходят слухи, люди и его брат задаются вопросом, почему я ничего не делаю.

Мы посмотрели друг на друга. Было ясно, что нельзя рассказывать о заколдованном крае таким, как старый воин или казначей. Они не видели магию и не поверят, а простонародье начнет волноваться. Необразованное и легковерное, оно снова поднимет мятежи против культа Арантака, власти, еще чего-нибудь, и улицы городов станут багровыми.

— Ваше величество, я достану для вас Гайди, обещаю. Но это не главное сейчас… — Я осекся.

Передумал? В горле запершило? Хотелось найти оправдание, но его не было. Просто не получалось заставить себя произнести роковые слова. Боги, это же Нэмьер, мой друг, мое творение.

— Помню, чары. — Король подался вперед.

Я подумал о стене в горах, вспоминал белый лед, который тянулся от нее. Слеза Ашвейна — так он назывался — медленно тянулась к Ильмисару. Скоро он доберется до людей, и мы станем тенями самих себя. Виноват в этом буду только я, потому что мог предотвратить, но не стал. Отмахнулся от долга в угоду чувствам.

Никогда. Мне придется погубить Нэмьера с братом или они погубят весь мир.

— Именно, но мы заставим лорда Ашвейна убрать от нас свои чары.

— Ты уверен, что это не простой лед? — Его величество скривился и откинулся на стуле.

— Абсолютно. Вспомните доклады командующих у гор — они не стали бы переживать из-за простого льда.

— Проклятье, Калсан, ты же глава магистрата! Неужели ничего нельзя сделать?

— Я глава, но не бог. То, что у стены — лишь ростки, корень же находится глубже.

Король замолчал и потер подбородок. Боялся, не хотел связываться с медведем в берлоге.

— Эти чары и впрямь так опасны? — спросил он и заерзал, выдавая сомнения.

— Вы же видели Нэмьера, брата лорда, видели его спутников. Именно Слеза Ашвейна сделала это с ними. Сделает и с нами, медленно, но неотвратимо. Ваше величество, — я подсел ближе и заглянул ему в глаза, — долгие месяцы я просил у вас разрешения принять меры против чар Ашвейна. Понимаю ваши сомнения, понимаю нежелание ограничивать ворожбу подданных. Но вы дали слово, что если я найду доказательства неверности лорда, то вы развяжете мне руки. Ашвейн угрожает нам чарами, укрывает мятежников. Что еще должно случиться, чтобы вы приняли меры?

Король отвернулся. Он громко втягивал воздух, но заговорить не решался. Не знаю, чего хотелось больше. Его согласие погубит дорогих мне людей, а отказ… подумать страшно, что сделает с нами эта магия.

В груди клокотало, быстрее бы уже ответил.

— Почему боги дают силу высокородным? — прыснул король. — Я хочу сдержать слово, но ты уверен, что не получится, как с Доумом? Этот поганый лорд-чародей едва не погубил моего отца и почти подчинил себе Ильмисар.

Как же надоело петь клятвенные колыбельные. Осторожность была понятна: я сам привил королю уважение к чарам и чародеям, а лорд Доум оказался сильным противником. Иногда не верилось, что мы одолеем его, но сейчас все обстояло иначе.

Проклятье, один бы я давно покончил с этой историей. Только что будет, если мои действия у границы привлекут лишнее внимание? Злые языки не станут разбираться и зальют королевские уши всякой ерундой. Я спасу этот поганый мирок и получу за это наказание от короля? Нет уж, лучше потерпеть и уладить все вместе с ним.

Чтобы подтолкнуть монарха к действиям, пришлось даже Гайди выдать — мне давно сообщили, где он мог прятаться. Поверить не могу, что я бросил дела и кинулся обхаживать Елену. А все для того, чтобы тащить ее в Белый край и столкнуть с собственным супругом. Вдруг его не оказалось бы там? Король не оценил бы шутки.

Столько суеты, столько времени потрачено, а ответа все не было. К такой осязаемой магии король относился так же, как и его советники — он с ней не сталкивался и не слишком в нее верил, хотя с детства привык бояться. Наконец-то лорд Белого края допустил ошибку, дал повод к тревогам, чего ждать? Я разделял сомнения, понимал их, но в такие моменты хотелось снять ремень и выдрать этого мальчишку.

Вдруг он вытянулся и твердо заговорил:

— Калсан… делай все, что нужно, но привези мне Гайди. И сделай так, чтобы я больше никогда не слышал про Ашвейн.

Заветные слова. Я приготовился ощутить радость, облегчение — хоть что-то приятное, но нет. Была только пустота, тяжелая, вязкая. Она затягивала меня и давила на грудь, казалось, что и в горло забилась.

Одно дело строить планы, и совсем другое знать, что придется пойти и уничтожить мир дорогого друга. Не получалось осознать. Вдруг все-таки что-то упущено? Недостаточно экспериментов, книг, советов?

Я ведь давно знал о проблеме Ашвейна и искал выход. Обращался к эльфийским чародеям, пытался сговориться с оборотнями. Недавно мне попался один, Велор, но дружбы с ним не получилось.

Мысли скакали с одного на другое: заклинания, зелья… что можно было пропустить?!

Прощание с королем прошло как в тумане. Я покинул комнату, и в уши впился бубнеж толпы. Снова их льстивые улыбки и поклоны — хотелось сорваться на ком-нибудь, но люди будто чуяли это и не давали повода. Быть может, махнуть рукой, и пусть они сами разбираются с угрозой из Белого края?

Мысль заставила злорадно улыбнуться. Но потом представилось, как все они ходят беловолосыми, сияя голубыми глазами, а по стенам сочатся Слезы Ашвейна. Нет, эти чары несли только смерть, их нельзя было выпускать.

Анадор так и стоял у окна. Я подошел к нему и взглянул в темнеющее небо. Оно всегда успокаивало, казалось даже, что именно в нем обитают боги. Наверное, так оно и было, ведь мне сразу вспомнилась последняя надежда — Елена.

Я не лгал ей, утаил лишь истинную цель визита, чтобы она не придумала глупый план побега с Гайди. Кто ее знает. И супруга бы ей нашел, мне известно столько тайн лордов, что они бы передрались за нее, надеясь заручиться моим молчанием.

Но все планы полетели в пекло. Я сразу ощутил в ней силу, но не думал, что ее будет достаточно. Елена видела моих духов — это не каждому дано. Если она все сделает правильно, если ее сил хватит…

Сплошное «если». Но ведь боги неспроста подсунули мне Гайди, неспроста отдали ему в жены эту девушку, и неспроста мы все встретились. Поэтому я и бросил ее там, хотя собирался забрать. Ничего, переживет, Нэмьер не навредит ей, а боги помогут найти дорогу.

Глава 1. Попалась

Родарик сказал, что Калсан уехал через день после прибытия. «Занимайся делами», «нам нельзя видеться» — он лгал, его не было здесь все это время! А я была просто дурой. Боялась вызвать подозрения и не говорила о чародее. Потом меня и вовсе закрыли в библиотеке, и спрашивать стало не у кого.

Разумеется, Нэмьер догадался о цели визита. Гайди не посадили бы в комнату с открытой дверью, пока по замку ходил глава магистрата. Калсан знал это, поэтому бросил меня одну! Наверняка в поисках ему помогали духи, они могли столь многое.

Я напоминала себе маленькую собачку, которая пучит глаза и все время трясется. Замок и до этого казался страшным, а теперь ввергал в ужас. В любой момент меня могли поволочь на допрос — Калсан не станет долго молчать. Тогда меня казнят или будут пытать. Да, они захотят знать, почему Бригита предала своего лорда.

Сколько раз на городскую площадь выносили приговоренных к смерти после пыток. У многих руки и ноги висели плетьми, не было глаз, зубов или ушей. Некоторые молили о смерти, только бы прекратить боль…

Нет, нет, зачем им терзать свою же? Найти Гайди оказалось легко, Бригите явно верили. Или это была часть гнусного плана? Не знаю, мысли путались от страха. И волосы… хотелось вцепиться в них и рвать, рвать, рвать! Чтобы не осталось этих мерзких белых волосков и магии, что сотворила такое.

Я почти не спала ночью. Под одеялом было жарко, без него холодно, матрас кололся. Все время чудился знакомый шорох и силуэты. Но темнота помогла опомниться, и мысли прояснились.

Не представляю, как выбраться из этого места. Поблизости находился только замок магистрата. Хотя Калсан говорил и о королевских войсках — они могли принять меня за высокородную из-за одежды сестры. Простые солдаты не станут связываться с такой и проводят куда велю, если посулить награду.

Но это не имело значения, ведь кольца Анлагама не откликнутся на зов простого человека. Отсюда должен быть другой выход. Даже если лорд замуровал свои земли или народ Ильмисара спрятался от их магии, когда-то же здесь были ворота.

Я не решилась говорить с местными. Оставлю это на крайний случай, если сама не разберусь. Не уверена, что стоило прятаться от Гайди — правдивый рассказ о Калсане мог объединить нас. Теперь мне хотелось этого, обнять кого-то и ощутить простое человеческое тепло. Несмотря на ужас и растерянность, я справлюсь, выберусь отсюда, клянусь! Но одиночество… оно губило надежду.

Оказаться бы с Нэмьером. В полудреме я представляла, что мы обнимались, а его губы касались моего лба. Все как в городе, но без обмана. Словно не было между нами ямы, только теплота. Эта простота успокаивала, но не долго.

Я кинулась в библиотеку, едва рассвело, надеясь отыскать карту или описания местности. В этот раз башня показалась невероятно высокой, стоило запрокинуть голову, как она потянулась вверх. Книги все прибавлялись, становились толще, в эхе шагов чудились ехидные голоса.

Нет! Сейчас не время сходить с ума. Я мотнула головой и подумала о комнате с пергаментами. Вдруг там найдется какой-нибудь список? Книги должны были стоять в определенном порядке.

С какой надеждой я неслась к заветной двери у лестницы, но за ней оказался второй лабиринт. Полки стояли рядом, и получались проходы. Много проходов и еще больше пергаментов — который из них список? И был ли он?

Запах бумаги драл ноздри, в них словно забрались насекомые. И тишина; разломать бы все, чтобы появились звуки. Хоть какие-то, кроме эха.

Я покопалась на ближайшей полке, надеясь отыскать что-то полезное. На всех пергаментах стояло название книги и номера глав, которые уместились. Странно, но все главы повторялись по многу раз. Я развернула несколько — текст был переписан слово в слово одним подчерком.

Наверное, на случай, если книга понадобится сразу двоим. Или чтобы отправить куда-нибудь. Все выглядело правильным, но что-то смущало. Не могло быть простого ответа в этом месте. Я подошла к полке, куда Симон велел складывать мою работу. Выяснилось, что справочник, который так измучил меня, тоже был переписан несколько раз. И снова тем же подчерком.

Подумалось о зеркалах. Они создавали подделку, призраков, как и лед. Он был повсюду здесь, Боги, а если копии появились из-за него?

Я сама удивилась, что заплакала. Не в пергаментах было дело, и в зачарованный лед не верилось — все из-за страха. Калсан бросил меня, волосы побелели, кругом враги, и выхода не было. Хотелось домой, к родным. Чувствовать их любовь, а не эту мерзкую свежесть, не эту пустоту, белизну, тишину.

Больше никогда не обману отца, носа из дома не высуну, если запретит. Только бы выбраться отсюда.

Я хныкала и не могла остановиться. По щекам катились слезы, и их тепло напоминало, что пора искать выход. Этот замок замерз, а во мне кипела жизнь. Надолго ли?

— Леди?.. — По комнате прокатилось эхо.

Я обернулась и увидела в дверях полную женщину. Она выглядела молодо, но так щурилась, что лицо прорезали глубокие складки.

— Хозяин зовет вас, — сказала женщина и оглядела меня с ног до головы.

— Сейчас… иду, — пролепетала я и вытерла слезы. Слишком резко она появилась, мысли так и крутились вокруг свитков. — Скажи, где мне найти Симона, который работал здесь до меня.

Если список и был, он наверняка о нем знал. Или просто спрошу про карты, одной все равно не разобраться.

— Симон? — Женщина задумалась, и складочки разгладились. — В замке их много, но в библиотеке никто не служил.

— Нет, он был здесь. Еще до моего отъезда в Ильмисар, меня отправили сюда недавно…

Я принялась описывать его, а женщина снова прищурилась. На этот раз с недоверием, будто слушала лепетание пьяницы.

— Здесь не было ни одного Симона, — медленно сказала она, — леди Бригита, вы служили здесь всегда.

— А ты здесь давно?

— Сколько себя помню.

Слова звучали тихо и настойчиво, как заклинание. На мгновение я даже поверила. Но тогда откуда взялись воспоминания об Ильмисаре, доме, Калсане? Нет, глупости… меня привезли сюда недавно!

— Это обман, — шепнула я самой себе.

А если нет? Кругом не было ничего из старой жизни, только лед. Что, если он и перенес меня в другой мир? Или это сделал Калсан? Неизвестно, что он намешал в то зелье.

Я схватила себя за косу и впилась в нее взглядом. Родной оттенок, теперь он казался теплым и приятным. Волосы не были светлым, как у Бригиты, они были рыжеватыми — моими. Но цвет так побелел, будто сама жизнь ушла.

— Хозяин велел немедленно, идите за мной, — сказала женщина, и я бездумно повиновалась.

В голове стало пусто. Гайди, отъезд Калсана, волосы — это слишком. Нужно было очнуться, придумать план или хотя бы испугаться, но не выходило.

Мы пришли к той самой темной двери, за которой я познакомилась с Нэмьером. Снова что-то смущало. Не стражник — он мирно стоял у стенки, а синее перо в его шлеме успокаивало.

Женщина постучала, и звуки показались отвратительно хлесткими. Вот, что смущало — звуки. Их не было, словно замок пустовал. Лорда всегда окружали слуги и просители, все чего-то хотели. А здесь было пусто, как и в первый раз.

Женщина скрылась в комнате, но скоро вышла и пригласила меня внутрь. С первого раза там ничего не изменилось: стол, кресла, шторы и книги, чьи цвета меркли в инее. Но теперь я заметила, что стопки бумаг стояли криво, а вокруг чернильницы блестели темные капли. Это была не холодная пещера, здесь жили.

У окна стоял Нэмьер и рассматривал что-то вдалеке. Как красиво смотрелись его волосы, как шелковое покрывало. Жемчужно-белая туника облегала тело, а золотая пряжка на поясе ярко сверкала, делая образ почти божественным.

Я взглянула на его руки и длинные пальцы; представляю, как красиво выглядели со стороны наши объятия. Как эти руки гладили мою спину, лицо…

— Бригита, — раздался противный голос.

В комнате был и лорд. Невысокий и невзрачный, он сидел за столом и сливался со шторой из-за светло-малинового котарди.

Я сделала реверанс, а он неотрывно следил за мной. Нэмьер не повернулся. Лица не было видно, но его фигура излучала напряжение. Боги, они знали. Наверняка Калсан рассказал про Гайди — разумеется, братья поняли, откуда он узнал, это очевидно.

— Ты позволишь нам снять с себя чары? — вздохнул лорд.

Он кривил губы и выглядел недовольным, будто ребенок, которого заставляли учиться. А ведь он доверял главе, судя по разговору в городе. Вдруг его удастся обмануть?

По телу прошла дрожь — это был шанс! Но что сказать? Мысли путались под пристальным взглядом. Нэмьер не смотрел на меня; так хотелось, чтобы он обернулся, поддержал.

— Бригита? — позвал лорд.

Я невольно дернулась. Ответа не было, пришлось просто покачать головой.

— Почему?

«А вы как думаете?» — едва не слетело с губ. От волнения меня бросало то в страх, то в гнев. Пальцы ныли, нужно было схватить что-то и мять, только бы двигаться.

— Меня пугает то, что скрыто в памяти. — Боги, до чего пискляво звучал голос! Только бы не покраснеть.

— Хорошо, — легко согласился лорд и откинулся в кресле.

Вряд ли его интересовал разговор. Я взглянула на Нэмьера, но тот до сих пор не повернулся. Он наказывал меня своей холодностью, не знаю как, но это чувствовалось. Слишком безразличной, далекой и твердой казалась фигура, которая стала родной.

— Тогда скажи, зачем ты искала Калсана вчера? — спросил лорд.

Его голос стал серьезнее. Неужели они расспрашивали слуг? Тогда все еще хуже. Я налетела на Родарика лохматая и взволнованная — ясно, что неспроста.

— Мне сказали, что он уехал… у меня не было времени поблагодарить его за помощь, поэтому и искала. Надеялась, что он еще здесь.

После каждого слова щеки становились горячее. Это звучало так глупо и несвязно… я пропала. Взгляд лорда, Нэмьер, треклятый иней — все давило, мешало думать.

— Это его отъезд так опечалил тебя? Севита сказала, что ты плакала сегодня.

Лорд резко подался вперед. Негодяй, как и брат — заставил меня верить, что расслаблен. Он даже улыбнулся, как вредный ребенок. Это не пугало, наоборот. Дать бы ему подзатыльник, как Осберту, чтобы не умничал.

— Это личное, — ответила я.

Сказала бы больше, но Нэмьер пугал. Почему он отстранился? Не хотелось думать, что Калсан успел выдать меня. Все, что угодно, только не это. Пусть подозревает, но не знает наверняка, тогда будет шанс.

— Как скажешь, — бросил лорд, — сейчас нам нужно заняться делами… скажи напоследок, когда твой отец приедет в замок? Мы давно его ждем.

Я смотрела на Нэмьера и вздрагивала при каждом его вдохе. Казалось, что он вот-вот повернется, но нет.

— Отец? Не могу сказать.

— Надеюсь, мы можем ждать его в ближайшее время?

— Да, — кивнула я. Лорд этого и хотел.

Вдруг Нэмьер повернулся. У меня чуть сердце из груди не выскочило, наконец-то. Но радость не продлилась долго: черты его лица заострились, а во взгляде плескалась злость.

— Разве твой отец не умер давным-давно? — спросил он.

Снова этот жуткий громовой голос. Захотелось сесть и уткнуться лбом в колени, только бы спрятаться от него. И от взгляда. Столько гнева было в нем, столько грусти и немых вопросов, что я не выдержала и опустила голову.

Меня поймали, все остальное потеряло смысл. Нэмьер не простит меня, не будет его улыбки, объятий, поцелуев.

Нет, выход должен быть! Я мучительно думала, но как можно забыть о родном отце?

Раздались знакомые мягкие шаги — это брат лорда подходил ко мне.

— Так твой отец погиб или нет? — спросил он.

Голос звучал спокойнее, но твердые нотки изводили. Я подняла голову и вдохнула, собиралась оправдаться, только ничего не придумала. Меня трясло, лицо пылало, наверняка глаза жалобно блестели — Нэмьер все понимал.

Он остановился рядом, продолжая терзать меня взглядом. Но я никому не желала зла, это вышло само собой! Хотя было ясно, что Белый край поплатится…

Хотелось все рассказать, только как передать раскаяние? Как объяснить тоску родного дома? Нэмьер уже ненавидел меня, станет только хуже.

— Где наша Бригита? — спросил он.

Молчание было щитом, ответ погубит его, затем меня.

— Она у Калсана?

Горло сжалось, удалось только кивнуть. Вдруг показалось, что Нэмьер сейчас ударит меня. Он стоял так близко, высокий, грозный — совсем не такой, как раньше. Одновременно полегчало. Ложь будто рухнула с плеч, все кончилось, и хитрить не требовалось — я и представить не могла, как это приятно.

Лицо Нэмьера смягчилось. Он вдруг изменился и стал походить на того улыбчивого господина, что держал меня за руку у стены. Противная беседа, колючие взгляды и все мучения стоили этого момента.

— Из тебя никудышный лазутчик, — шепнул брат лорда и улыбнулся. Тоскливо, но так искренне. Он любил игры и мог лгать… все равно. Пусть делает что угодно, только улыбается мне. — Почему Калсан выбрал тебя?

Язык не поворачивался сказать правду. Известие о браке еще больше отдалит нас. Мы и не были близки, но я надеялась, что оставался маленький шанс на это.

— Из тех, кто видел Гайди, меня было проще всего привезти сюда.

— Значит, его и впрямь зовут Гайди? Откуда ты его знаешь?

При мысли о новом вранье стало тошно.

— Мы женаты.

— Еще один благородный пленник, сего же слов, — хмыкнул лорд и театрально вздохнул.

Вот крысеныш! Подражал брату и строил из себя невозмутимость, а сам вон какой.

— Женаты? — Нэмьер поднял брови. — Что же заставило тебя выйти за него?

— Отец. Тогда он был лордом… он и сейчас лорд. — Почему-то казалось, что брак постыден, и мысли разбегались. — Тогда у отца было влияние, они договорились.

— Леди, — кивнул брат лорда, — как твое имя?

— Елена… — Я осеклась.

Следовало назваться именем Гайди, настоящим. Но мы избегали этого, чтобы не злить сперва короля, затем соседей. Но Нэмьер этого не знал и наверняка принял меня за дуреху, которая собственного имени не знала.

Странно, но он улыбнулся. Наверное, догадался и решил поддержать. Хоть бы так, я трепетала от мысли, что он мог простить меня.

— Ты ведь не поверишь ей на слово? — донесся капризный голосок лорда.

— Такие чары все закрывают. Мы не увидим правду, как бы ни старались. — Нэмьер ответил ласково и не отвернулся. Он был на моей стороне!

— Так отправь ее в пыточную, всяко лучше.

Я до боли стиснула зубы — не думать. Нельзя представлять, не то лишусь чувств. Брат лорда не позволит, никогда.

Он молчал. Лицо оставалось добрым, но он не возразил.

— Хорошо бы, — вздохнул Нэмьер. — Только в этом нет нужды, чары скоро развеются.

— Ты с ума сошел?! — рявкнул его брат.

— Стражник!

Они так кричали, что у меня все внутри дрогнуло. Сзади открылась дверь и послышалось звяканье. Это оказался латник, что стоял в коридоре — братья уже все знали, когда звали меня!

— Нет! — крикнула я.

Латник тяжело шагал и звенел броней, Нэмьер отвернулся и направился к окну. Лорд смотрел волком, когда стражник взял меня за локоть. Сейчас он вцепится в него, мы пойдем в темницу, в пыточную!

К глазам подступили слезы, хотелось броситься к Нэмьеру. Он вновь замер у окна и посмотрел вдаль. Неужели ему было все равно?

Латник не стал волочить меня, просто настойчиво потянул за собой. Я упиралась ногами и ждала чего-то. Слов или просто взгляда, но видела лишь недовольное лицо лорда. Нэмьер отказался от меня, я сама была виновата.

Стоило прийти к нему раньше и все рассказать. Или к Гайди — не важно, попытки загладить вину помогли бы. Но теперь стало поздно, и во мне видели шпиона. Гнев Нэмьера усмиряло былое влечение, но оно скоро угаснет. Я стала для него лгуньей и незнакомкой, которую он не захочет узнать.

Глава 2. Зимний князь

Стражник вел меня по узким коридорам и крутым лестницам. Одна из них закончилась массивной дверью с маленьким окошком. Напоминало ту, за которой держали отца после разоблачения, один раз нам позволили навестить его.

Тогда матушка еще выглядела гордой леди. Мне запомнилось ее коралловое платье из бархата, я тайком трогала его и смаковала мягкость. Дорогая ткань, ее переливы и слабый запах хвои — все это так напоминало дом. Защищало от мрачных стен и грозных стражников, которые норовили задеть меня своими кроваво-красными плащами.

Волосы матушки были собраны в сеточку с россыпью жемчужин. Их белизна подчеркивала мутные глаза и тени под ними. Я смотрела на это и чувствовала, как земля уходила из-под ног. Родители всегда все знали, все решали, а теперь выглядели растерянными. Отец поник, отводил взгляд и не мог ответить на наши вопросы, маленький Осберт держал меня за руку и трясся. Мир разваливался, но такого не могло быть, не могло!

Нечто похожее творилось и сейчас. Я не могла взять в толк, что попалась. Все мысли остались с Нэмьером и лордом. Даже обрадовало, что камера за дверью оказалась куда больше комнаты Бригиты. В углу стоял грубый темный стол со стулом, в противоположном притаилась кровать. Тоже темная, она выглядывала из мрака, как паук.

Небольшое окно под потолком закрывали прутья. От них на пол ложились длинные тени, словно огромный зверь провел по нему когтями. За спиной раздался громкий скрежет замка, а после раздались шаги. Они удалялись и постепенно стихали, а я ловила каждый звук, даже дыхание затаила. Так не хотелось оставаться одной, сколько можно? Мне опостылели тайны, вот бы поговорить с кем-нибудь, услышать совет.

Я долго стояла у двери. Кровать-паук отталкивала, да и к теням на полу было боязно подходить. Глупо, но мне нравилось представлять их чем-то живым и загадочным. Чем еще заниматься? Лучше это, чем мысли о Нэмьере или родителях, которые наверняка уже искали меня. Только без толку — с чего им думать о землях из сказки? А если и подумают, как смогут помочь?

Нет, нет, нет, долой эти мысли. Я решительно направилась к стулу и села, но все началось сначала: кровать, когти, родители. Это длилось вечность. У меня едва сердце не разорвалось, когда за дверью вновь раздались шаги. Теперь они казались громче, что-то дребезжало; на меня будто надвигалась армия! Сейчас будет допрос, а вдруг и пытки? Но Нэмьер не мог…

Замок открывался с мерзким скрежетом, напоминало кашель старика. Дверь распахнулась, и показались силуэты. Сколько же их? Все быстрые, что-то говорили, надвигались на меня. Я вскочила на ноги и собиралась забиться в угол, когда узнала Эделину. За ней было несколько пар стражников, которые тащили сундуки Бригиты.

Гости грохотали, а Эделина кинулась на меня с расспросами. При этом ее серое платье развевалось и напоминало облако. Она взяла мою руку и нежно погладила ее.

— Мне запретили с тобой разговаривать, — шепнула Эделина и покосилась на стражников. — Что ты натворила?

Ее глаза блестели — она сейчас заплачет из-за меня! Она считала меня своим другом, а я лгала с самого начала. Скоро все раскроется, больше не будет милых сплетен, улыбок, шуток. Ничего не будет.

Я не нашла ответа и просто сжала руки Эделины. Хотелось обнять ее и не отпускать.

— Успокойся, уверена, ты не могла сделать ничего дурного, скоро все закончится, — говорила она, — мне велели заботиться о тебе, я постараюсь почаще приходить. Хочешь, принесу тебе книги? Или попрошу повариху приготовить что-то особенное? Стражники не запретят, я уговорю их…

Она обняла меня и погладила по спине, говоря что-то о прогулке в город. Боги, до чего ужасной я была! Всем лгала, а ведь люди здесь неплохие. Поделом мне, нельзя было жаловаться на дом, там все было хорошо. И родители хорошие, и Тарваль правильно говорил.

Эделине пришлось буквально отцеплять от себя мои руки. Я чувствовала, что в следующий раз она уже не будет такой. Ей все расскажут, сплетни быстро разносились. Но выбора не было.

Скоро все ушли, и стало тихо. Снова одиночество и ворох мыслей: потерянные друзья, родители, допрос, злость Нэмьера — хуже роя пчел. Чтобы отвлечься, я порылась в сундуках. Там были мои вещи, видимо, Эделина наспех собрала их. Она же сказала, что ей велели заботиться обо мне; это все Нэмьер! Кто еще?

Боги, он волновался. Я так обрадовалась… Но вдруг это из-за моего происхождения? Высокородных редко бросали гнить с крысами, даже отца посадили в мрачную, но удобную камеру. Лорд мне не поверил, однако мог чтить благородную кровь. Следовало надеяться на это, ведь привязанность переменчива. Да и многовато-то я о себе думала. Зачем Нэмьеру связываться с такой? Было грустно думать об этом, но приходилось. Нельзя питать иллюзии.

Стражник принес подушку и одеяло. Они казались чистыми, но я все равно спала в одежде. Из окна тянуло холодом, пришлось свернуться калачиком. Платье шуршало при дыхании, звук убаюкивал, но скоро появилось что-то странное. Сперва казалось, что это ветер завывал снаружи, но нет. Скорее, кто-то ходил по снегу.

Я дремала и не сразу вспомнила, что была наверху. Где там ходить, по стенам? А шаги приближались, неторопливые, до боли реальные. Мнимый снег хрустел все громче, и по спине побежали мурашки, словно я лежала на битом стекле.

Я открыла глаза и увидела тень на стене. Она напоминала руку, которая вытягивалась, пальцы становились длиннее, из них росли когти. Вдруг тень отделилась от стены и потянулась ко мне!.. Нет, показалось.

Сердце колотилось. Я дернулась и едва не рухнула на пол. Хотелось залезть под кровать, только бы спрятаться. Злые тени то появлялись, то исчезали, мне больше не удалось уснуть.

Следующей ночью все повторилось. Сперва раздался хруст снега, а затем на потолке возникли тени. Их стало больше, они извивались, как змеиный клубок. Вот-вот посыплются на меня. Откуда их столько? Я не решалась взглянуть на пол, просто смотрела в вверх и зажимала нос ладонью, чтобы заглушить громкое дыхание. Воздуха не хватало, но я не могла убрать руку, не могла двигаться, иначе меня заметят!

Наутро было стыдно даже перед собой. Тени, звуки — глупость, они не могли быть настоящими. Однако ночью кошмары оживали. Вспоминались духи Калсана и жуткие видения, собственная горящая плоть, надгробия и козлиная голова.

Голова… где-то я видела ее недавно. Вспомнила бы, останься у меня ясность мыслей. Она пропала окончательно, когда однажды утром заблестели прутья на окне. Оказалось, что они были покрыты льдом. Не простым — белым, как тот, что я видела у стены, который двигался и пытался добраться до меня. Боги, это же он хрустел, от него были тени!

Колдовство. Треклятый лед заворожили, но чего он хотел? Зачем пробирался в замок? С тех пор я не поворачивалась спиной к окну. Вдруг лед подползет и обернется вокруг меня, вморозит в стену, как пустые доспехи? Его становилось все больше на прутьях, скоро на подоконнике появились тонкие белые нити. Они мерзко сияли, и в глаза будто впивались иглы. Издевался надо мной, но я все равно наблюдала и знала, что нити становились больше, вот-вот переберутся на стену. Однажды ночью они доползут до меня…

Эделина только смеялась. Она до сих пор считала меня Бригитой, приносила еду и воду для умывания. Я прятала взгляд; ее глаза, добрая улыбка и ласковые объятия сводили с ума. Хотелось стукнуть себя побольнее, заслужила. Эта девушка считала меня другом и делилась тайнами, а я слушала и молчала, не признавалась, что низко и бессовестно лгала. Но как сказать правду? Мне нужна была поддержка, пусть и краденая. Боги, это ужасно.

Так минуло дней пять. Или больше — от страха и стыда путались мысли. Как обычно, я забралась на кровать с ногами и смотрела на окно. За ним тускло светило солнце, и коварный лед слепил глаза. Из-за бессонных ночей веки иногда опускались и чудилось, будто ледяные нити выстреливали вперед. Они вонзались в меня, протыкали плоть. Внутри разливалась жгучая боль, становилась сильнее, рвала на части!

Сон развеяли звонкие шаги. Это охранник снова разглядывал меня через окошко в двери. Я перестала обращать внимание, он часто так делал, но сегодня задержался. Минуло какое-то время, и на лестнице снова раздались шаги.

Дверь открылась, и я увидела Нэмьера. Он двигался изящно и напоминал видение, слишком красивое для этой мрачной комнаты. Тусклый свет заиграл на серебряных пуговицах белого дублета. Поверх него была надета серо-голубая накидка в пол, которая развевалась и делала образ еще менее реальным.

В голове стоял туман. Лед блестел, Нэмьер… я не сразу опомнилась и вскочила на ноги. Боги, снова он аккуратный, а моя коса была заплетена наспех. Хорошо хоть переоделась с ночи. Но платье из красного льна выглядело помятым, тканевый пояс съехал набок. Проклятье!

— Так вот ты какая, — вдруг сказал Нэмьер.

Он слабо улыбался и рассматривал меня. Я почти ощущала, как его взгляд скользил по лицу, плечам, талии. Он словно впервые меня видел, но как так? Неужели чары пропали?

— Не удивляйся, Бригита исчезла, — протянул он, неотрывно изучая меня. — Теперь я вижу совсем другую деву. Хрупкую, с темными глазами… раньше волосы были рыжими?

— Скорее темно-русыми, с рыжим оттенком, — бездумно ответила я.

Калсан, негодяй! Снял чары. Или Нэмьер поработал? Не знаю, все было так неожиданно. Без маски я чувствовала себя голой, тянуло прикрыться, а лучше сжаться в комок и спрятаться. Почему он так смотрел? Как на блюдо в своей тарелке.

— Этот цвет тоже красивый, — сказал Нэмьер и опустил голову.

Я схватила косу и посмотрела на нее. Кажется, она опять побелела. А я так надеялась, что обман Калсана стал сильнее и проник даже в меня. Что на самом деле все было по-старому.

— Почему это происходит? Почему мои волосы стали такими?

Собственный крик резал слух. Не важно, мне требовался ответ!

Нэмьер не торопился давать его и медленно шагал вдоль стены.

— Разве Калсан не объяснил тебе? — наконец спросил он, продолжая рассматривать свои сапоги.

— Нет, он ничего не говорил, ничего!

Снова тишина, шаги, гул крови в висках — невыносимо. Я видела, как Нэмьер нахмурился и поджал губы. Какое проклятье на этом месте, что никто не мог просто сказать правду?!

Заминка изводила, как гвоздь в горле. Даже дышать стало трудно.

— Скоро ты все поймешь и станешь одной из нас, — тихо сказал Нэмьер.

— Что это значит?

Он не ответил и взглянул на окно. Наверняка на лед смотрел.

— Их не бойся, они принесут покой.

Не боятся этого мерзкого льда, что шумит и двигается? Который Калсан велел обходить?

Я ничего не понимала и теребила косу. Ладони взмокли, а брат лорда словно нарочно терзал меня. Он стал далеким, ничего общего с тем добрым господином, что рассказывал об отце в библиотеке.

— Умоляю вас… — Я шагнула вперед, хотела напомнить о прогулке в городе, о разговорах. Не мог он лгать тогда.

Нэмьер прижал палец к губам и взглянул на меня. Его движения были непривычно резкими, а глаза напомнили два твердых камня.

— Могу представить, что глава рассказал вам. Но уверяю… — начала я, но брат лорда перебил:

— Калсан ничего не сказал о тебе, лишь о том человеке, Гайди. Мне хотелось думать, что он сумел оставить здесь своих духов, которые его нашли. Но Бригита пропала, затем появилась с ним. Это было подозрительно, и ты так растерялась тогда, что обман стал очевиден. Я догадался, что за чары он наложил и знал, что долго они не продержатся, поэтому и велел запереть тебя.

Он говорил отрывисто, будто давно заготовил речь. Ни теплоты в голосе, ни улыбки на лице. Боги, Нэмьер разочаровался во мне, но этого нельзя было допускать.

— Прошу, не думайте обо мне плохо, это… это получилось само!

Я все рассказала о браке, нашем падении и Калсане. Надеялась оправдаться, но с каждым словом понимала, как низко выглядела со стороны. Собиралась все погубить здесь и даже не раскаивалась, думала только о себе.

Нэмьер молчал, а мне требовалось его участие. Все выдержу, только бы увидеть хоть искру былой доброты. Я говорила все громче, взмахивала руками, но ничего не помогало.

Когда слова иссякли, к глазам подступили слезы. Брат лорда сцепил руки за спиной. Во взгляде читалась тоска и он выглядел расстроенным, а не злым. Но почему тогда молчал?

— Вы не верите? — спросила я.

— Верю, — кивнул Нэмьер, — во многом Калсан сильнее меня, но души я читаю куда лучше. Твою скрывали чары, но теперь я вижу, что ты не лжешь.

Он улыбнулся! Едва заметно, но так искренне. От радости затряслись колени. Выходит, не стоило бояться допросов и пыток — все исправило время.

— Вы отпустите меня? — спросила я.

— Калсан и этого не объяснил?

Нэмьер тоскливо усмехнулся и покачал головой. Он будто хотел сказать что-то жуткое, но не решался. Сколько можно? У меня не каменное сердце, это невыносимо!

— Нет, не объяснил. Я ничего не знаю об этом месте, я же рассказала, как все было!

— Я не могу отпустить тебя. Ты останешься здесь, навсегда, — вздохнул брат лорда.

Он внимательно смотрел на меня. Почему замолчал? Это не мог быть весь ответ, это глупость.

— Навсегда?.. Зачем? Я ничего не расскажу, клянусь! Вы же видите души, я не лгу!

Нужно было убедить его любым способом. Нельзя здесь оставаться, меня ждали родители, я хотела домой!

— От меня не будет проблем, прошу, только отпустите! — Слова выскакивали сами собой. Нэмьер слушал и не перебивал. Он осунулся и помрачнел, только глаза ярко блестели. Из твердых камней они превратились в водную гладь — это от жалости, я знала и тараторила все быстрее.

Вдруг брат лорда прижал палец к губам. От этого плавного жеста в горле встал ком.

— Я верю тебе, но чары этого места слишком сильны. Они уже оставили на тебе свой след, это будет заметно. Я не могу отпустить тебя, пойми, в Ильмисаре слишком много свободных чародеев. Они могут воспользоваться тобой, чтобы навредить мне.

Нэмьер говорил тихо и твердо. Каждая фраза молотком вбивала в меня суть — я никуда не уйду. Невозможно. Лед, иней, белые люди… ни за что не останусь здесь!

— Но… но…

Мысли спутались. Доводы были, но я потеряла нить разговора. Брат лорда молча смотрел, как палач на смертника.

Тут меня осенило.

— Бригита все еще у Калсана! Он не вернет вам ее просто так, обменяйте меня на нее!

Вряд ли главе было до меня дело, но попытаться стоило.

— Бригита? — переспросил Нэмьер. Он вытянулся и снова нахмурился. — Елена, Бригита умерла. Такие чары не снять на расстоянии. Если они развеялись, значит, погиб тот, чью внешность ты забрала.

— Умерла? Нет! Калсан не мог так поступить, — крикнула я.

Это вышло случайно. И впрямь не верилось, но почему-то сердце быстро забилось.

— Не думаю, что это сделал Калсан, — Нэмьер покачал головой. — Мои люди не могут жить вдали, им нужна сила, которую только здесь можно получить. Ты и так пробыла здесь долго, поэтому я решил подождать, а не делать с тобой то, что предлагал мой брат.

В голове не укладывалось. Калсан наверняка знал это и оставил Бригиту умирать. Нэмьер знал это и ничего не сделал. И я не сделала. Бедняжка наверняка все понимала. Будь я добрее, она смогла бы поделиться, мы бы придумали что-то. Но нет, мне было интереснее дуться и придумывать прозвища.

Не знаю, что чувствовала. Какую-то гадливость, желание разломать все, биться головой о стену. Было мерзко от себя и мира, который допускал такое. Я и не заметила, что Нэмьер ушел. Просто поняла, что стояла одна посреди камеры.

От злости тряслись руки, нужно было схватить что-то, швырять, ломать! На глаза попался стул. Бросить бы его в стену, отыграться за Бригиту, за себя. За то, что мне ничего не объяснили и заперли в этом поганом месте!

Но нельзя. Нэмьер сказал, что я стану одной из них. Люди здесь казались слишком спокойными — буду повторять за ними и выйду отсюда быстрее, чем чары изменят меня. И пусть братья ищут подвох и читают души, все равно попытаюсь. Хватит безвольного подчинения.

Я топнула ногой, но страх быстро вернулся. Возможно ли обмануть Нэмьера? И сколько ночей придется провести здесь, пока магия будет копаться во мне, ломать и менять?

От сомнений избавил новый визит. Раздался скрежет замка, и я подпрыгнула на месте. Наверняка брат лорда вернулся, он все объяснит. Но из-за двери показался другой господин, ниже ростом и шире в плечах — Гайди.

Он давно казался иллюзорным героем легенды, и было странно видеть его во плоти. Улыбка смущала, а глаза… боги, они посветлели. Раньше были черными, а сейчас стали светло-коричневыми.

— Мне позволили навестить тебя, — сказал Гайди и улыбнулся шире.

Я не обратила внимания и рассматривала его волосы. С последнего раза они побелели. Жаль, что Эделина не принесла зеркало, мне не полагалось ничего острого и бьющегося.

— Я… — Гайди покашлял. — Я принес книгу, она помогала мне в грустные моменты.

Из складок свободной темно-зеленой накидки он извлек тонкую книженку. Я приняла ее, и наступила гнетущая тишина. Мы столько пережили в разлуке, но сказать было нечего. Стало ужасно неуютно, Гайди тоже, судя по натянутой улыбке.

Он переминался с ноги на ногу и будто хотел уйти. Одиночество надоело, и я спросила:

— Позволили? Вы тоже пленник?

— К сожалению.

Гайди виновато пожал плечами. Он тоже был смущен и не собирался скрывать этого.

— Как же так? — спросила я и указала на стул, а сама устроилась на кровати.

— Надеялся на убежище. В каком-то смысле, я его получил. — Гайди подобрал накидку и устроился поудобнее. — Меня разыскивали все: брат, солдаты твоего короля, его лорды. Я оказался неподалеку и собирался обратиться к горцам. Я ведь еще не видел такие высокие и крутые скалы, лезть на них оказалось опаснее, чем думалось. Мои проводники и остатки друзей разбежались… пришлось прибиться к процессии, которая направлялась в Ашвейн. Это Нэмьер возвращался из Ильмисара. У них сломалась одна карета, и во время заминки я спрятался в повозке.

Я заметила, что накидка была слишком длинной. Рукова рубашки тянулись до костяшек — Гайди дали эту одежду. Сказанное походило на правду.

— И что вы сказали, когда вас обнаружили?

— Все как было, и лорд с братом вроде как поверили. Они могут увидеть правду, все-таки чародеи. В это охотно верится.

Гайди посмотрел на опутанные льдом прутья.

— И вы не пытались сбежать, выяснить что-то об этом месте?

— Возможности не было. Я не могу свободно ходить по замку, в моем распоряжении лишь несколько комнат и коридор. Чародеи ждут, когда на меня подействует магия этого места.

Он расставил ноги и уперся локтями в колени. Поза выглядела до того грустной, что в груди защемило. Видимо, Нэмьер боялся, что Калсан свяжется со мной и отправит шпионить, поэтому и запер.

— Нужно притвориться, вы ведь видели людей здесь. Попробуем вести себя, как они, — сказала я, но Гайди покачал головой:

— Я пытался, но мне не поверили.

В голосе появилась твердость. Казалось, что впервые за все время он расслабился и показал истинную натуру. Шанс нельзя было упускать, и я затораторила:

— Это лучше, чем сидеть сложа руки. До этого я служила в библиотеке, кто знает, вдруг меня отправят туда же. Ведь я должна буду чем-то заниматься, когда…

Договорить не хватило воли.

— Так ли нужно отсюда уходить? — спросил Гайди.

— Вы хотите стать призраком, как остальные?

— Они не призраки, они спокойны.

Его лицо стало бесстрасным, как у местных. Боги, неужели…

— Вы один из них, — шепнула я.

Он был здесь дольше меня, магия изменила его!

Гайди встрепенулся.

— Нет, еще нет. — Он грустно усмехнулся и опустил голову. — Но скоро им стану. Я начинаю забывать себя.

— Как это?

Говорить было страшно, так и чувствовался кто-то третий. Из-за блеска казалось, что лед в стенах двигался. Или не казалось?

— Я не помню своего детства. Раньше помнил, уверен. Лицо матери, братья, дом… ничего этого нет.

Гайди хмурился и будто силой вытаскивал воспоминания. Здесь никто ничего не помнил: поваренок, Эделина, женщина, которая забрала меня из библиотеки. Родарик не мог ответить, для кого готовились комнаты. Ни для кого. Люди безвольно делали свою работу. Симон тоже, он годами переписывал одни и те же книги. Магия исказила их, забрав память — то, что делает нас собой.

Я огляделась и на мгновение поверила, что смогу пролезть в окно. Бежать — других мыслей не было — бежать отсюда, скорее!

— Ты в обиде на меня? — вдруг спросил Гайди.

Наверное хотел поменять тему. Или уже забыл о разговоре. Хотя нет, до этого он выглядел вполне разумным.

— Прошло много времени, обиды иссякли, — ответила я и взглянула на окно.

Из одежды получится сделать веревку, но вряд ли хватит сил доползти до следующего окна. Да и прутья стояли близко друг к другу. Может и удастся их расшатать, но придется трогать белый лед — меня передернуло от одной мысли.

— Я хотел бы, чтобы все было иначе, — Гайди посмотрел в стену и заговорил о своей жизни.

Он рассказал, как оказался в Ильмисаре и познакомился с моим отцом. Как его схватили после свадьбы и доставили в родное княжество. Заговоры, предательства, стратегии повстанцев — я мало что понимала, а Гайди не вдавался в подробности.

Мне нравилось слушать его неторопливый хрипловатый голос. Он успокаивал, не хотелось копошиться в себе и разбираться в чувствах.

Гайди так и смотрел в стену, иногда улыбался или опускал голову, от чего пряди волос падали на лицо. Я заметила, что «д» он произносил почти как «т», а «е» напоминало «э». Помнится, раньше его говор был сильнее.

Бесхитростный образ таял. Мягкость и смущение этого господина показались маской, за которой скрывалось много любопытного.

— Расскажите сказку о Белом крае, — попросила я.

Гайди сморгнул и взглянул на меня.

— Сказку про лорда, чьи слезы заморозили землю.

— У нас ее называют сказкой про зимнего князя, — он кивнул и улыбнулся, — не знаю, вспомню ли я ее. Кажется, там было о князе, у которого умер сын. Но он так сильно любил его, что не смог расстаться и не предал огню. Князь повелел соорудить для сына прекрасный каменный гроб, чтобы сохранить тело и не отпустить его дух.

Голос Гайди стал тихим и скрипучим. Раздавалось эхо, будто стены говорили с нами.

— Князь собирался оживить сына и пригласил в замок чародея. — Он помолчал. — Не помню, что было дальше. Помню только, что чародей исполнил веленое, дух обрел плоть, но сын уже не был человеком.

— А кем он был? — шепнула я и вздрогнула, когда стены услышали и повторили слова.

— Не знаю. Помню только, что князь умер, едва коснувшись его. Когда сын, новый князь, понял это, по его щеке скатилась слеза и упала на землю. С тех пор Белый край покрыт льдом, и правит в нем зимний князь.

Все-таки слеза нового лорада, Кейа говорила «нового»! Мысли роились, ответ был рядом, но его было не схватить. Слишком невероятным он казался. Сердце быстро билось и мешало, но мне нужно было поделиться мыслями, не то голова лопнет.

— Это сделал Калсан. Калсан был тем самым чародеем, которого позвал князь!

— Калсан? — Гайди скривил губы. Он явно не верил, но ведь все сходилось. Я затараторила:

— Калсан говорил, что Ашвейн отделился от нас почти три поколения назад, это не больше шестидесяти лет. Глава мог жить тогда, ему уже много-много лет. Откуда он столько знает о Белом крае, если сюда не пускают незнакомцев? И почему Нэмьер с лордом принимают его здесь?

— Думаешь, здесь и тело несчастного княжича спрятано? — усмехнулся Гайди.

— Тело?

— Я мог что-то перепутать, но фразу «дух обрел плоть» помню точно. По-моему, это значит, что тело так и осталось в гробу.

— «И правит им зимний князь», — повторила я. — Не лорд здесь главный, а тот дух. Он до сих пор здесь.

Глава 3. Иногда кошмары оживают

Я старалась засыпать засветло, чтобы не видеть ужасов ночи. Сегодня не вышло — после разговора с Гайди мысли превратились в стаю муравьев. Они кусались, терзали и не давали отвлечься.

«Всем хочется верить в сказки и волшебство. Они дают надежду и заставляют думать, что все решится само. Но сказки — вымысел, а волшебство доступно лишь чародеям, которым нет до нас дела. Сидя на месте и ожидая чуда, мы упускаем возможности», — твердо сказал он.

Я заметила, как потускнел его взгляд, а накидка обтянула сгорбленную спину. Гайди много лет за что-то боролся, предавал и был предан — он знал о чудесах побольше моего.

Мысли о восставшем духе казались несуразными. Было так стыдно, хоть подушку грызи, но я верила в это. После чужого лица в зеркале и шуршащего льда мертвец на троне выглядел уместно. Без Калсана не обошлось. Никогда не поверю, что Нэмьер пустил бы этого жука по дружбе. Нет, чародей был как-то связан с этим местом, и лорд говорил, что он спас их. Интересно, от чего?

Иногда казалось, что я схожу с ума. Вспоминались сны, вопли лорда, его безумные глаза — он словно затягивал меня к себе. Сопротивляться не хотелось, ведь с ним все становилось понятным.

Свет почти не проникал в комнату. Я начала забывать, где были стены. Казалось, что они приблизились, рядом чувствовалось что-то твердое и холодное. Виднелось только окошко; комната напоминала склеп, и этот зазор вот-вот закроют. Я останусь одна в темноте, навсегда. Дышать становилось трудно, будто стены и впрямь стали ближе, выталкивали воздух…

Я перевернулась на спину и зажмурилась. Спать. Необходимо уснуть, или кошмар не кончится. С наступления сумерек прошла вечность, а меня до сих пор потряхивало от волнения. Добраться бы до библиотеки и поискать что-то о лорде и его сыне. Даже мысли о побеге перестали быть важными.

Вдруг раздался хруст. Он прорезал тишину, как жало плоть — началось. Я пыталась не верить, но хруст становился все громче. Словно яд, он расползался в темноте и подбирался ко мне. Сейчас накинется.

Я не дышала, и кровь гудела в ушах. Так громко, меня же заметят. Не получалось думать связно, ведь кругом все шелестело — это лед полз по стенам. Я не видела, но знала это. Слышала, как скрепит под ним каменная крошка. Ближе, громче, злее.

Невыносимо. Меня трясло, щеки горели. Я закрыла уши ладонями — не хочу слушать, пусть убирается! Без толку, лед хрустел все громче. Стало холодно… нет, нет, нет, мне казалось. Я давила на уши и скалилась от усилий. Еще сильнее, нужно еще.

Что-то коснулось шеи! Что-то ледяное, словно иголкой ткнули. Меня буквально подбросило вверх. Простыня, край кровати, собственное платье — я хваталась за все подряд. Хотелось найти защиту, ударить невидимый лед. И снова укол, теперь в плечо, но больнее! Потом в ногу с другой стороны. Он был повсюду, глумился надо мной.

Я дернулась и повалилась на пол. Он показался бугристым и неимоверно холодным, словно снег за шиворотом. И он двигался. Клянусь, пол… нет, это был лед! Сквозь одежду я чувствовала его гладкость, как он елозил и уносил меня куда-то. Чернота словно ожила и громко трещала, забилась в нос, не давала вздохнуть.

Я перевернулась, нужно было отыскать дверь, за ней стоял стражник. Но где дверь?! Темнота, лед скользил под ладонями и коленями, таял под ними — мерзость, словно чья-то пасть! Я ползла в неизвестность и кричала. Воздуха не хватало, но я все равно звала на помощь. В груди кололо, сердце… нет, уже все в груди болезненно пульсировало.

Тут меня хлестнули по лодыжке. Вокруг нее обвилось что-то тонкое и мокрое. Холод жег кожу, впивался в нее, как крыса.

— Нет, уйди! Помогите! — вопила я и дергала ногой.

Кругом все шевелилось, руки скользили. Влажно, темно, мерзко!

— Помогите-е-е!

Грудь рвало от боли, ногу тоже — так сильно ее сдавили. Лед обвился вокруг рук и полз выше! Такой скользкий и гладкий. Все было как во сне, я ничего не понимала, не видела. Только чувствовала, как что-то касается шеи.

— Уйди, убирайся! — Получались лишь сиплые выдохи.

Не хватало сил набрать в грудь воздуха. Руки дрожали, а треклятый лед норовил обвиться вокруг горла. Я раскачивалась в стороны и хныкала — больше ничего не могла, ничего!

Прикосновения медленно исчезали, оставалась только боль и неистовые удары сердца. Но и они вскоре затихли.

* * *

Если не двигаться, лед тоже замирал. Становилось тихо, но стоило глубоко вздохнуть, как появлялся шорох. Было мягко и тепло, но ноги все еще что-то держало. Я не боялась — не до того, главным было не дышать, чтобы лед не заметил меня.

К лицу приливала кровь, тело кололо. Не сдамся, или снова будет холод и влага у горла. Лучше задохнуться. Неожиданно глаза резанул яркий свет. Меня будто по голове стукнули и раскололи череп. Так больно, я дернулась, и опять раздался шорох.

Он звучал отовсюду. Снова появились касания, лед тащил меня в темноту! Перед глазами все плыло. Я не сразу заметила, что каталась по большой кровати. От удивления страхи забылись, осталось только одеяло, изнутри подбитое кроличьим мехом. Наволочки подушек были отделаны кружевом, оно и шуршало.

Накрахмаленное белье приятно пахло свежестью. Я уткнулась лицом в простыню и втягивала этот чудесный аромат. Как в детстве. И в Тарвале. Дома белье всегда пахло улицей, ведь сушили его во внутреннем дворе перед входом.

Я понимала, что следовало бояться. Помнила темницу и лед, но кровать была такой прекрасной. Думать не хотелось, только лежать и чувствовать мягкость, пушистый мех, свободу. Попытка приподняться закончилась тем, что голова дико закружилась. В глазах потемнело, и я снова уткнулась носом в матрас. Успела заметить только тяжелый каркас кровати из темного дерева, покрытый резьбой и инеем.

Вдруг послышалось раскатистое «тук-тук-тук».

Острый звук противно отдавался в голове. Он казался донельзя реальным, не похожим на эту иллюзорную кровать и мои грезы.

Щелкнул замок, и послышался девичий голос:

— Вы уже проснулись?

Я резко подняла голову. В висках стрельнула боль, все заволокли цветные пятна. Хотелось вцепиться в них и отшвырнуть — кто здесь, что ему нужно?!

Это была Эделина. Она напоминала видение в своем нежно-розовом платье и с доброй улыбкой на лице.

— Как вы себя чувствуете? Вам нужно что-нибудь? Я принесу, мне велели помогать вам, — сказала она подозрительно учтиво.

Неправильно. Удобная кровать, светлая комната, Эделина — все было не таким. Это лед сделал. Меня бросили с ним в темноте, он затащил меня куда-то. Это чужой мир!

Эделина стала приближаться. Ее шаги повторялись звонким эхом, как удары топора. В груди заныло. Не хотелось подпускать ее, я старалась отползти, но сил не было.

Ничего не смущаясь, Эделина усадила меня прямо и подложила под спину подушки. При этом она вертела меня, как вздумается. Сердце болело при каждой попытке двигаться.

— Давно я здесь? — Голос звучал сипло и тоже казался чужим. Стало совсем неуютно, вдруг потребуется защищаться? Нэмьер говорил, что лед дарил покой — что происходит?!

— Вас принесли ночью, а сейчас день.

Принесли — значит, кто-то услышал мои вопли. Эделина вряд ли понимала, кто перед ней.

— А Бригита, твоя подруга, что с ней?

Плевать, что она подумает, главным было все выяснить. От волнения колотилось сердце, в груди жгло, и я пугалась еще сильнее.

— Бригита… — протянула девушка. — Да, у меня была подруга с таким именем. Не знаю, где она сейчас.

Она успела забыть ее? Боги, меня ждало то же самое. Я зажмурилась и вспомнила, как в детстве пряталась за пустыми доспехами, представляя, что меня искал дракон. Вспомнила громогласный плач Осберта, и как Кейа терла переносицу. Мамин черепаховый гребень, розы в саду — память никуда не делась.

— Нужно передать хозяину, что вы проснулись, — сказала Эделина и зацокала каблуками.

Я едва поняла ее. От радости все потеряло значение, осталась только кровать и подушки. Они медленно проглатывали меня, окутывали своей мягкостью. Как же хорошо, боги, пусть меня не трогают, пожалуйста.

— Елена? — донеслось издалека.

Голос нельзя было не узнать. Мягкий, но настойчивый — Нэмьер. Я приподнялась на локтях, и в груди опять заныло. Все кружилось, с трудом удалось рассмотреть высокую фигуру в светло-оливковом уппеланде. Ткань и золотая пряжка ремня блестели, это завораживало. Не получалось отвернуться, да и не хотелось.

Сознание помутилось. Вдруг Нэмьер оказался рядом, наклонился и прикоснулся к моему лбу. Или нет — я ощутила тепло, будто от пальцев. Оно волнами проникало внутрь, грело, смывало боль и слабость.

Тут я впервые осознала, какой ужас был ночью. Эти… этот лед трогал меня, холодный, гадкий. Он тянулся к моей шее и собирался задушить! На миг я снова оказалась во мраке, среди звуков и страха.

— Тебе лучше? — раздался спасительный голос Нэмьера. — Это поможет, но на время. Прости, но я не целитель.

Он подобрал длинные рукава и сел на кровать. Матрас с шорохом прогнулся, и это слегка отрезвило.

— Почему ты не сказала? Я бы не запер тебя там.

— О чем не сказала?

Думалось с трудом. Я озиралась, видела блеск и вздрагивала. Так и чудилась склизкая дрянь, но это был привычный лед на стенах. Комната выглядела светлой, на полу лежал пушистый ковер, а окно закрывала белая штора. Она покачивалась, навевая мысли о летнем дне, солнце и бабочках; после ужасной ночи такое казалось обманом. Я вглядывалась и не видела ничего странного — это пугало.

— Не сказала, что у тебя больные легкие, — сказал Нэмьер, и между его бровей появилась складочка.

— Легкие?

Он тревожно смотрел на меня и явно не шутил.

— Я здорова.

— Тогда почему стражник разбудил меня ночью криком, что пленница умирает на полу камеры?

Нэмьер иронично наклонил голову и ждал ответа. Сказать было нечего, ведь это глупость. Или нет?.. Боги, это из-за льда.

— Все ваша магия! Из-за нее меня… — Грудь пронзила боль, и я пискнула.

— Успокойся. — Нэмьер подсел ближе.

— Нет! У меня все было хорошо до этой ночи!

Легкие горели, каждый вздох мучил. Все лед, все братья, которые оставили меня с ним.

— Елена, успокойся! — крикнул Нэмьер и встряхнул меня. — Магия не могла сделать с тобой такого, поверь!

Он сжал мои плечи, и обиды забылись. Остались только сильные пальцы, они грели кожу сквозь тонкую ночную сорочку. Я ощутила все складочки ткани, которые нескромно облепили мою грудь. Вспомнилась красавица Бригита, ее пухлые губы, изящная линия талии. А у меня отовсюду выпирали косточки, порой даже лежать было больно. Наверняка Нэмьер разочаровался.

— Раз ты ничего не знала, возможно, это у тебя с детства? На тебя наложили чары, и ты ничего не чувствовала?

Брат лорда наклонился, и его волосы легли мне на колени у самых пальцев. Как же хотелось прикоснуться к этой шелковой глади, но что-то мешало. Было стыдно из-за своей внешности и страшно от рассказов про болезни и чары.

А ведь я действительно часто задыхалась, в груди горело и сердце дико билось, стоило разволноваться. Родители ничего не говорили, но высокородные были обвешаны проклятьями, как драгоценностями. Родственники, недовольные слуги, просто завистники — все норовили сделать гадость. Одно время отца мучили головные боли, спас только амулет, присланный личным чародеем короля. Осберт и вовсе не должен был рождаться. После меня матушка потеряла много детей, и, когда вместо повитухи позвали целительницу, та сказала, что видит у нее вместо чрева черноту. Кейа по секрету рассказывала, что брат родился весь в черной желчи — следы проклятья.

Сказанное Нэмьером походило на правду.

— Возможно, — протянула я, — но что изменилось сейчас?

Он грустно улыбнулся и погладил меня по плечам. Сорочки будто и не было, я чувствовала каждый изгиб его рук, все движения. И запах духов. Древесный, разбавленный чем-то ярким, похожим на апельсин. Вдыхала бы его вечно, это было так интимно, так волнующе. Мои губы приоткрылись сами собой, а соски приятно затвердели.

Но рубашка была тонкая, а все это неправильным. Не знаю, чего хотела от Нэмьера. Точно не сидеть перед ним полуголой и позволять разглядывать себя. Хотя в каком-то плане это было даже приятно.

Я повела плечами и прикрылась одеялом. Мягкий мех приятно щекотал кожу, но ему не сравниться с касаниями брата лорда, которые сразу исчезли.

Он выпрямился и отсел. Матрас снова зашуршал, но теперь звук будто разделял нас. Минута близости кончилась, и стало обидно. Дура, не стоило смущаться, ведь все было хорошо. А теперь Нэмьер решит, что мне не понравились его касания.

— Чары, что Калсан наложил на тебя, они… неестественные, если можно так выразиться, — сказал он со вздохом. — Ты украла у Бригиты часть души. Люди прощают воровство, высшие силы — нет. Когда заклинание развеялось, оно забрало часть у тебя. Видимо, это были как раз старые чары.

— Боги, что теперь со мной будет?

Я вспомнила, как лежала и не могла приподняться — так будет всегда? Эделина будет подкладывать под меня горшок и таскать от кровати к окну и обратно?! Стало мерзко от себя, во мне было что-то противное природе, теперь оно искалечит меня.

— Нет, мы вернем все назад, — Нэмьер улыбнулся и взял меня за руку. — Я не целитель, но сумею вернуть все как было. Обещаю. Но на это потребуется время.

В его глазах появилось столько теплоты, столько внимания и тревоги, что у меня снова защемило в груди, на сей раз приятно. Неужели все эти чувства были для меня? Нэмьера тянуло ко мне — я знала! Сомневалась из-за последних событий, но его доброта все подтверждала. Плевать на лед и темницу, теперь он вылечит меня, простит.

Мы молча смотрели друг на друга. Брат лорда томно улыбался, его ресницы подрагивали, пока он лениво рассматривал меня. У Ласвена был похожий взгляд. Но можно ли сравнивать их? Боги, у меня совсем не было опыта, и это смущало больше собственного тела. Вдруг мне нужно было что-то сделать, или Нэмьер обидится?

Его запах одурял, я вдыхала его и чувствовала, будто делала что-то запретное. А Нэмьер все смотрел и гладил мою руку. Очень нежно, как хрупкий лепесток. Вдруг он шумно улыбнулся и подался вперед. Тело затвердело, не получалось двигаться, да и не хотелось. Лицо Нэмьера оказалось неприлично близко, его глаза, улыбка — все смешалось.

Я ждала, что сейчас произойдет что-то необычное, сладкое, новое…

Брат лорда легко коснулся моих губ своими. Лишь на мгновение, это был даже не поцелуй, скорее, случайность. Я подалась вперед, но он отстранился. Почему? Было страшно увидеть в его лице разочарование. Но нет, Нэмьер улыбался все так же маняще и оглаживал мои пальцы.

Странно, Ласвен обычно сгребал меня в охапку и целовал как последний раз в жизни. Наверное, брат лорда был разочарован, Бригита нравилась ему больше. Точнее, ее внешность, зачем ему такая палка.

— Все будет хорошо. Я буду навещать тебя, и ты быстро поправишься, а сейчас отдыхай, — сказал Нэмьер.

Он внимательно посмотрел на меня, а затем поднялся. Как, без объяснений? Я же с ума сойду.

— Подождите! — вскрикнула я и завозилась. — Вы… почему?

Щеки вспыхнули — зачем, зачем нужно было кричать? Теперь он примет меня за пугливую дуреху.

— Что такое?

Нэмьер нахмурился. Он ждал ответа, которого не было. Нельзя же было рассказывать о своих чувствах. Или можно? Он целовал меня, не по-настоящему, но все-таки. Не знаю…

— Зачем? — выпалила я и поняла, что краснею. Наверняка стала пунцовой — боги, после такого Нэмьер точно не захочет меня целовать.

— Что зачем? — спросил он и снова сел рядом.

Голос звучал удивленно, но глаза игриво блестели. Хитрец, опять смеялся. Видел мою растерянность и все равно мучил!

— Не издевайтесь, — простонала я и закрыла лицо руками.

Хотелось исчезнуть, вернуться в темницу, только бы не выглядеть так глупо. Нэмьер еще и посмеялся.

— Глупая, — пропел он.

Матрас снова зашуршал и вернулся древесный аромат. Такой теплый и манящий, боги, у меня по всему телу прошла дрожь. Пришлось вцепиться в одеяло, только бы сидеть ровно и не уткнуться носом в одежду Нэмьера.

Но он и сам приблизился и положил ладонь на мой затылок. До чего большой она оказалась, сразу стало так надежно, спокойно. Даже стыд отступил.

— Дай мне привыкнуть к тебе новой, — выдохнул брат лорда, — хорошо?

Его губы скользнули по моему лбу и направились ниже. Волосы легли на обнаженные плечи. Я словно оказалась под градом, все крутилось и било по голове: запах, руки, голос…

— Хорошо? — переспросил Нэмьер.

Горячее дыхание жгло ухо. Его губы замерли возле мочки — я такждала, что он поцелует ее, приласкает языком. В животе сладко тянуло, хотелось прижаться к нему, обнять широкие плечи и ощутить грудью неровную одежду.

Хотелось столь многое, но что-то мешало. Я только подняла голову и уткнулась носом в шею Нэмьера. До чего она была горячей, жилка на ней быстро билась. Я уже чувствовала ее у своих губ, представляла, как буду целовать и обводить языком контуры. Но брат лорда был спокойным. Он сдерживался, и я казалась себе донельзя распутной.

Дождавшись кивка, он отстранился и с улыбкой заглянул мне в лицо. До чего красиво мерцали его глаза, словно лед на солнце. Белая кожа, ровные черты — Нэмьер казался идеальным, даже не настоящим. Мне нравилось это. После Гайди, щетины Ласвена и всего остального я млела от мысли, что прикоснулась к кому-то столь совершенному.

Слишком быстро он встал и направился к выходу. Рано, я еще не успела насладиться, он не мог уйти! Мысли закрутились волчком: мне плохо? Спросить что-то? Как задержать его?

Вдруг вспомнило то, что должно было тревожить больше всего.

— Что здесь происходит? — крикнула я. — Что за магия нападает?

Нэмьер замер и повернул голову. Он не смотрел на меня, а линии профиля стали необычно резкими.

— Сказка о лорде Белого края правдива? — не унималась я.

Брат лорда молчал. Сердце бухало, и в груди отдавалась тупая боль. Он разозлился, не следовало так набрасываться, ну что я за дура?

— Что за сказка? — недовольно бросил он и повернулся.

В звенящей тишине все звуки впивались в уши: постукивание каблуков, шелест одежды. Казалось, что и взгляд Нэмьера свистел, как летящая стрела. Я даже забыла, что хотела сказать и ущипнула себя за ногу, чтобы очнуться.

Он слушал мой лепет и хмурился все сильнее. Обратившись в слова, домыслы показались несусветной чушью. Какие еще слезы, боги, как можно было додуматься?

— Кто тебе это рассказал? — спросил Нэмьер.

Его голос тоже стал резким. Я чувствовала себя виноватой, не знаю, за что именно, но оправдываться хотелось почти физически.

— Няня, в Ильмисаре ее часто рассказывают. И в княжествах, даже Гайди ее знал.

Нэмьер не ответил, только смотрел на меня и продолжал хмуриться. Он казался взволнованным, а не злым, но молчание убивало. Как затишье перед бурей.

— Неужели здесь и вправду живет… существо, бывший сын лорда? — спросила я, только бы развеять тишину. — Что от меня хотел тот лед, что это за чары?

Брат лорда словно и не слышал. Он не двигался — боги, почему? Это было невыносимо, как лежать на плахе и ждать, когда рухнет топор. Я не могла терпеть, ответ требовался немедленно, не то задохнусь!

— Прошу, вы же сами сказали, что не отпустите меня. Так расскажите правду, умоляю!

Я вложила в слова все отчаяние. Подалась вперед, уронила одеяло — плевать, пусть видит, как мне трудно.

Нэмьер моргнул и опустил взгляд. Он вздохнул издевательски медленно, словно наказывал меня молчанием.

— Чары называются Слеза Ашвейна. Они собирают жизненные силы у людей, — сказал он и внимательно посмотрел на меня.

Казалось, что брат лорда пытался прочитать мысли и решить, что еще следовало сказать. А мыслей толком не было, только отвращение — это гадость елозила по мне, вытягивала силы, меня саму!

— Поэтому все здесь седые и мало что помнят?

Нэмьер кивнул, продолжая смотреть.

— Вы сказали «собирают» — для кого?

— Тебе нужны силы, отдыхай, — вдруг бросил он и направился к двери.

— Нет, прошу, объясните!

Я хотела откинуть одеяло, но то запуталось в ногах. Боги, да сколько его? Борьба отняла все силы, голова закружилась, словно сам замок не пускал меня. Слишком быстро хлопнула дверь, и все потеряло смысл. Не бежать же в одной сорочке по коридорам.

— Пусть сгорит этот замок! — крикнула я и огляделась.

Подушки, каркас кровати — хотелось вцепиться в них зубами и разодрать. Проклятое место! И Калсан! Нэмьер издевался, ненавижу все это!

Я отшвырнула подушку, и стукнула кулаками по матрасу. Затем дернула одеяло, негодную сорочку, что обвилась вокруг ног. Злость выходила, но не кончалась, ее было так много! Я хватала все подряд и каталась по кровати. Все выводило из себя: Нэмьер не поцеловал меня, запер здесь, ничего не объяснил.

В ушах гудело, когда снова раздался стук двери о косяк. Брат лорда вернулся? Не хватало только, чтобы он видел мою борьбу с одеялом.

— Вам плохо? — спросил женский голос.

Это оказалась Эделина. Она застыла на пороге с подносом в руках и искоса разглядывала меня.

— Поставь это! — велела я и села.

В голове сложился план, но мысли разбегались. Лицо пылало, волосы упали на глаза — меня все изводило. Говорить внятно получилось не сразу:

— Ступай в библиотеку, живо.

— В библиотеку?

— Да, принеси мне… принеси все, что найдешь по географии этого места. И по истории! Особенно родословные. И никому об этом не говори, поняла?

Эделина рассеянно кивнула. Ничего, ее памяти хватит, чтобы исполнить веленое, а потом она забудет и не сможет ничего разболтать.

Я не останусь здесь. Пусть с Нэмьером и было приятно, отдавать свою жизнь восставшему мертвецу я не стану!

Глава 4. Искушения и непонимания

— Вот, первая стопка, — выдохнула Эделина, — как прочитаете, принесу следующую.

Она опустила книги на подоконник. Раздалось протяжное «бу-ух», и я нутром ощутила количество страниц в них. Наверняка многие были написаны рунами и умещали втрое больше смысла. Нечего удивляться: лежи ответ на поверхности, Нэмьер не дал бы мне свободно читать.

А если выхода не было? Если комната — могила, в которой меня зарыли? Эделина подала первую книгу, и я суматошно пролистала ее. Нужно было отвлечься и уйти в себя, не то с ума сойду и подругу изведу.

Не того следовало бояться; Нэмьер ведь говорил, что мне станет легче только на время. Уже через час я вновь боролась с телом за право сидеть прямо. В полудреме не терзали страхи и домыслы, поэтому думалось лучше. Жаль, что думать было не о чем — книги оказались бестолковыми. Такой-то господин изучал горные породы вокруг Ашвейна, такой-то чародей завалил тропы горцев. Тоска, поэтому я все время отвлекалась. Чаще на подушки — в них было так приятно проваливаться. Они забавно шуршали, пока вокруг клубился дым. Он напоминал облака, но пах травами… почему? Небо же высоко, а травами пахнет на земле.

Иногда появлялась Эделина, приносила еду или отнимала книги, чтобы уложить меня спать. Так повторялось много раз, и однажды этот бред развеял Нэмьер. Он вдруг выплыл из тумана с ласковой улыбкой. Не помню, что происходило, чувствовала только давление на груди и слышала монотонный голос. После этого мысли прояснились, стало легче и я не задыхалась, стоило подтянуть одеяло.

Выяснилось, что в забытьи прошло несколько дней, а туманом был дым трав, которые жгла Эделина. Якобы они помогали то ли в медицине, то ли в чародействе. Следовало бояться — Нэмьер не был целителем и мог ошибаться, но я верила ему. Наверное, не до конца понимала, что была больна. Эта новость меркла рядом с остальными, да и мучений не было, только подушки и невнятные грезы.

Нэмьер приходил ко мне пару раз в неделю, клал руку на грудь и читал заклинания. Как я ждала этих визитов! С самого утра заставляла Эделину убираться и причесывать меня, а потом лежала и боялась шевельнуться, чтобы не помять кровать. Хотелось выглядеть опрятной, но Нэмьер всегда превосходил меня. Он был идеальным, словно и не настоящим. Парчовые ткани, золотая нить, драгоценности делали образ по-королевски великим. Так и тянуло невзначай коснуться его руки или волос.

Иногда это случалось, но Нэмьер не обращал внимания. Он стал отстраненным, говорил коротко, а на лице была учтивая улыбка — все. Никаких разговоров, шуток или долгих взглядов, как раньше.

Разумеется, куда мне до прекрасной Бригиты. Ни копны волос, ни груди. Неужели Нэмьера привлекала только внешность? Не верю, он всегда замирал на мгновение, когда ненароком касался меня, а голос всегда звучал заботливо. Я помнила, каким холодным он мог быть, сейчас и следа этого не осталось. Брат лорда тянулся ко мне и сам себя одергивал.

Наверняка я что-то делала не так. Соблазнение, манящие взгляды — все это было таким непонятным и далеким. Визиты Нэмьера давали силы и радость, не физически; у меня душа расцветала. Но вместе с этим приходила и печаль, после которой подушки намокали от слез.

Эделина вряд ли могла посоветовать. Оставался Гайди, но спрашивать собственного мужа о том, как обольстить другого… нет, ни в коем случае.

Мужа — слово даже в мыслях давалось с трудом. Осознание этого недоразумения еще больше отталкивало меня. Хотя он был милым и часто приходил, рассказывал о своих злоключениях, доме. Слово «княжество» всегда звучало насмешливо. Действительно, это больше напоминало село: каменные постройки остались еще со времен Ильмисара и разваливались, а князь жил в деревянном замке. Люди собрались в общины, обрабатывали землю и редко видели деньги. Про торговлю, науку и культуру речи не шло, собрать бы урожай и перетерпеть зиму.

Гайди рассказал путаный план, как хотел все изменить. Я поняла только то, что лидеры не оценили задумку, и для них он стал мятежником. При этих словах в его глазах появилась такая боль, что мне поплохело. Бедняга не выбирал такую судьбу, его просто выгнали из дома, где он был счастлив. А я столько лет считала Гайди виноватым в своих бедах и проклинала. За это боги и послали меня сюда, в наказание — нельзя обвинять людей просто из обиды.

Захотелось обнять Гайди. Только из жалости — меня не тянуло к нему, как к Нэмьеру. Да и он вряд ли интересовался мной в этом смысле. Наверняка просто хотел пообщаться с кем-то, кроме призраков.

Сперва это радовало, но его волосы все белели, а глаза синели. Смотрелось это жутко, и хотелось держаться подальше. Было противно от себя — Гайди не источал угрозу, но ничего не удавалось поделать. В его присутствии даже воздух становился осязаемым и будто заразным.

Если он и замечал это, то не подавал вида. Или не запоминал. С каждым визитом Гайди становился все безразличнее. Только рассказы о прошлом заставляли его хмуриться, сжимать кулаки или задумчиво улыбаться. Рассказы эти повторялись из раза в раз. При первой встрече в темнице мне не показалось, что он любил повторяться.

Лучше буду верить, что любил и делал это нарочно.

Во время очередного рассказа я думала, как перевести тему на Нэмьера. Гайди уже говорил, что плохо знал его, но вдруг забвение развяжет язык. Он радостно улыбался и водил рукой в воздухе. Представляю его лицо, если спросить, зачем брат лорда целовал меня.

— Елена? В какие мечты ты ушла от меня?

— Что?

Гайди молчал и таинственно улыбался. Он сидел на стуле перед кроватью и ждал. Сколько я так таращилась на него?

— Простите, задумалась, и… — Дико хотелось оправдываться. И спросить о Нэмьере. И перевести тему — все сразу.

— В чем дело? Я теряю себя, но не ум — думаю, советовать еще могу.

Гайди хохотнул и откинулся на стуле. Его лицо стало невероятно добрым, будто он искренне хотел помочь. Я лепетала что-то о страхе за будущее, ведь Нэмьер казался то приветливым, то злым. Гайди хитро прищурился и улыбнулся шире — он все понял! Боги, у меня щеки загорелись, а следом и все лицо. Чего было ждать? Дурак не смог бы годами убегать от всего мира. Не вышло придумать связной концовки. Я прятала глаза, пока Гайди говорил:

— С Нэмьером я почти не виделся. Только после пленения, да пара случайных встреч. Но у таких людей много тайн. Они управляют их жизнями и заставляют делать вещи, странные для непосвященных, но это не так. Причина есть всегда. Нужно разгадать самую главную тайну, и тогда все встанет на свои места.

— Тайны Нэмьера… да, их наверняка много, но нам лучше заняться тайнами Белого края, тогда мы сможем сбежать.

Так хотелось увидеть понимание, огонь в глазах или одобрение. Мне было страшно действовать одной, сколько можно? Но он только вздохнул и задумался.

— Елена, я помогу тебе чем смогу, но бежать… не думаю, что мне это нужно.

— Нэмьер напугал вас рассказами о том, что после этих чар нельзя жить вдалеке отсюда. Может, это и правда, но нужно хотя бы попытаться выяснить…

— Елена. — Гайди заговорил громче. — Дело не в Нэмьере и чарах, дело во мне.

— Это чары затуманили ваш рассудок.

Слова сами слетали с губ — нужно было уговорить его, не бросать же здесь.

— Нет, не чары, пойми, я просто не хочу уходить.

Меня поразило спокойствие, мы будто о погоде говорили. Боги, колдовство слишком сильно повлияло на него.

— Что мне делать за стеной? — спросил Гайди. — Снова убегать, прятаться… я устал. Устал еще до того, как оказался здесь.

Он вздохнул и снова сгорбился, как в темнице. Многое хотелось сказать, но изнуренный вид отбил охоту. Не верилось, что забвение и снег могли быть лучше хоть чего-то, но в сказанном был смысл. За стеной начнутся гонения, а здесь Гайди жил мирно. Калсан вряд ли позволит этому продлиться долго, но у меня язык не повернулся сказать.

Оставшись одна, я снова взялась за книги, и надежды растаяли окончательно. Белый край окружали горы, а все проходы завалили, чтобы не пустить горцев и оборотней. Да и не пробраться мне одной по ущельям. Расстройства не было, только азарт — моя жизнь не могла закончиться так. Не знаю почему, просто не могла и все, боги не допустят такого.

Нэмьер обещал прийти вечером, а Эделина куда-то делась. Пришлось самой заправлять кровать и прятать под нее книги, хотя голова нещадно кружилась. Сегодня он впервые увидит не безвольное тело под одеялом, и хотелось сделать что-то особенное. На такой случай был припасен роскошный зеленый халат с мехом норки.

Не удавалось придумать, как причесаться, ведь требовалось зеркало. Отражение откроет правду — это место обточило меня под себя. Вдруг я уже не отличалась от местных? Вдруг тоже не смогу уехать?

Это оставалось страхами, пока я не видела себя. Но зеркало пришлось взять, не вечно же прятаться. Руки тряслись, пока я медленно поднимала его. Пояс халата, мех на груди, а поднять дальше не вышло. Еще чуть-чуть, нужно просто сделать это резко.

Сперва показалось, что зеркало отразило белоснежную Бригиту. Но это была я, только без веснушек, они будто растворились. Вспомнились черви, которые заводились в трупах животных. Они копошились в них, как чары во мне, и глаза приобрели странный голубоватый оттенок. Захотелось впиться ногтями в это новое лицо и содрать его. Выдернуть жуткие волосы, которые стали светлее. Некоторые пряди еще хранили былой оттенок, другие совсем побелели. Это была не я, а подделка!

В дверь постучали, и меня отпустило. Даже подумалось, что не все так плохо, по крайней мере внешность не стала уродливой.

Только после второго стука стало ясно, что кто-то пришел. Эделина, наверное.

— Войди.

Зеркло отразило, как дверь медленно открылась. Боги, это был Нэмьер! А я так и стояла с распущенными волосами и в халате. Одно дело без сил лежать в постели, но стоять так посреди комнаты…

— Добрый вечер, — поздоровался он, — как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — взвизгнула я и повернулась.

Нэмьер поднял брови и улыбнулся.

— Думаю, сегодня будет последний раз, готова?

Он старался держаться отстраненно, но в глазах блеснул озорной огонек. Я закивала и хотела подойти к кровати, но одеяло было откинуто; как-то неприлично это выглядело. Пришлось положить зеркало на столик и выдвинуть из-за него стул.

Когда я уселась, Нэмьер подошел и опустился на колени. От удивления перехотелось дышать — он стоял на коленях! Его лицо было так близко, и снова появился аромат духов. На этот раз более чувственный, свежий и слегка пряный. Я не могла выдержать столько всего разом и закрыла глаза. Но от этого лишь обострились звуки.

Нэмьер дышал, одежда шуршала. Он опустил руки на мои плечи и так властно погладил их, что внутри все сжалось.

— Да, с тобой уже почти все хорошо, — сказал он.

Так близко, теплое дыхание всколыхнуло волоски у уха. Казалось, что Нэмьер вот-вот обнимет меня. Я хотела этого, но не решалась податься вперед, даже глаза открыть было страшно. Обязательно разволнуюсь и все испорчу. Сердце и так уже дико колотилось, наверняка он чувствовал это.

Нэмьер задышал громче. Показалось? Не ясно, все смешалось, когда он взялся за полы халата и потянул их в разные стороны. Гладкие пальцы скользили по коже, ткань исчезала. Я будто перестала существовать, растворилась в касаниях. Под халатам была ночная сорочка, но само понимание, что мужчина стягивал с меня одежду, сводило с ума.

Нэмьер уверенно прижал ладони к моей груди и зашептал заклинание. В этот раз он говорил хрипло и торопливо. Я не смела двигаться, не смела вдохнуть, только прислушивалась к теплу его рук. Как и раньше, скоро оно стало жечь и проникать глубже. Представлялось, что это не магия спускается ниже, а Нэмьер ласкал меня. Что это его пальцы подбирались к напряженным соскам, вот-вот сожмут их.

Вдруг он резко отстранился и встал на ноги. Меня словно ледяной водой окатили: брат лорда видел души и знал, чего мне хотелось! Боги, от стыда на глаза навернулись слезы. Спрятаться бы где-нибудь, Нэмьер лечил меня, а я думала о таких… низменностях, он не простит.

— На этом все. Если почувствуешь себя плохо, пришли Эделину, — бросил он и направился к двери.

Его нельзя было отпускать, он ведь больше не придет.

— Нет! — крикнула я и вскочила на ноги.

Колени тряслись от волнения и желания. Не получалось закутаться в халат достаточно плотно, меня словно раздели и вывернули все мысли.

Нэмьер остановился. Нужно было сказать что-то, но не о своих чувствах. Он все понимал, но я не могла выдавить заветные слова. Это стыдно и неправильно, негоже деве такое говорить.

— Что мне делать, если вернется тот лед… слеза Ашвейна?

Брат лорда засмеялся и медленно повернулся ко мне. Ничего не скажешь, хороший вопрос после непотребных мечтаний. Все-таки следовала быть откровенной, но разговор уже начался.

— Просто прогони его, — ответил Нэмьер.

— Не могу, я не чародейка.

Он заговорил не сразу, сперва скрестил руки на груди и вскинул подбородок.

— Можешь, просто прикажи ему.

— Вы сговорились? — буркнула я.

Издевательство какое-то. Нашли себе забаву, с котенком, играли что ли?

— С кем?

— С Калсаном! — Да, мне стало лучше, сейчас все выскажу. — Он тоже заставлял меня угадывать комнату!..

— Комнату?

— Неважно, он тоже много чего говорил, но ничего мне не объяснял! Бригита, Белый край — вы не представляете, что со мной было, когда я впервые увидела это все. Теперь этот лед, мое тело меняется, и никто ничего не говорит!

Я осеклась — Нэмьер смеялся! Он поджал губы и смотрел на меня с детской радостью.

— Да что с вами?..

У меня все внутри оборвалось, нельзя же так. Говорить сразу расхотелось, но брат лорда прокашлялся и сказал:

— Прости, просто твоя наивность… неужели ты действительно ничего не понимаешь?

Я и впрямь ощутила себя бестолковым котенком. Сперва Калсан говорил, что отвык от таких наивных дев, теперь это.

— Может быть, вы возьмете на себя труд и просветите меня? — Слова прозвучали резко. Это вышло случайно, но беспомощный страх изнурил меня и рвался наружу.

Хвала богам, Нэмьер не обратил внимания и ласково сказал:

— Ты ведь знаешь, что людские чародеи ворожат с помощью духов, обитателей мира мертвых. Из-за этого у многих больные сердца или легкие — органы, которые обозначают саму жизнь. Конечно, они способны защитить себя, и об этом мало кто знает.

Даже думать не хотелось над сказанным, лучше бы не спрашивала.

— Я не чародейка.

— Нет, но в тебе есть сила.

— Неправда.

Хватало белых волос и синеватых глаз, это была ошибка! Но Нэмьер смотрел на меня с жалостью, как на дурочку. Я отвернулась и зашагала куда-то. Требовалось найти что-то и отвлечься, но вокруг только лед блестел. Он напоминал о всех странностях, что были здесь. А вдруг правда? Вдруг они еще не кончились?!

— Разве твои сны никогда не сбывались? Разве ты не чувствовала беду?

— Все иногда что-то чувствуют.

— Да, но не все видят духов. Ты же чувствовала их там, на кладбище, они сказали мне.

— Я боялась, я ничего не чувствовала.

Это правда, мне не до того было. Но ведь дух приходил в спальню, в коридор… ужасно хотелось найти другое объяснение.

— Даже Калсан говорил тебе об этом. — Нэмьер шагнул ко мне и заговорил вкрадчиво. — Не пугайся, ничего не изменится. Ты лишь связана с миром мертвых чуть больше остальных, поэтому чувствуешь больше них, вот и все.

У меня в груди похолодело. Я уже человеком себя не ощущала, скорее каким-то магическим созданием. Мне это совсем не нравилось.

— Не бойся, — повторил Нэмьер, — пока не думай об этом. Ты давно сидишь взаперти, если хочешь, завтра я покажу тебе окрестности.

— Окрестности?

Он улыбнулся и кивнул. Вот так просто. Я стояла и не могла понять, что делать. Духи, легкие, сила — какой-то дикий калейдоскоп ужасов. Но толком испугаться не получалось, ведь в болезнь и мифическую силу пока не верилось. Настроение сменилось так же резко, как тема разговора, и я с радостью кивнула.

Глава 2.5. Духи

Сборы превратились в испытание. Эделина поздно разбудила меня и долго возилась с водой для умывания. Затем несколько раз переплетала мою косу, больно дергая за пряди. Еще и за окном что-то звенело, будто латники ходили. Эти звуки напоминали про отца и темницу — дурной знак.

Пока Эделина оборачивала косу вокруг моей головы, я думала, брать ли ее на прогулку? Идти одной было неприлично, но местные вряд ли запомнят это надолго. Даже Нэмьер не таскал за собой свиту и сам стучал в двери. Хотелось бы остаться с ним вдвоем, чтобы снова ощутить касание губ… Это неправильно, но Эделина останется. Пусть все повторится; мне двадцать лет, хватит быть примерной, пора взять свой кусочек радости. Он заслужен, и пусть сгорят все несогласные!

Скоро в дверь постучали, и Эделина пошла открывать.

— Это за вами! — Она с криком подлетела ко мне и принялась зашнуровывать платье.

Не нашлось ничего похожего на наряд для верховой езды. Пришлось надеть бежевое платье и оливковое котарди, которые я носила на празднике юности. Плащ из черной шерсти выгодно оттенял яркие цвета.

Безликий слуга вывел меня из замка и повел к каменным постройкам. Тумана не было, но мир все равно казался серым и мертвым. Ветер гонял рассыпчатый снег, и это напоминало пустыню и сухие растения, я читала о них. Окна везде были закрыты, но из-за них доносились звуки, будто кто-то скребся. Вряд ли это было так, но сразу вспомнились кладбища и погребенные заживо. Я куталась в плащ и хотела спрятаться от всего. Хруст снега вдалеке, звон лат, неясные голоса, и все это тихо, даже призрачно.

Я чуть не подпрыгнула от радости, когда в нос ударил запах сена и навоза. Хоть что-то живое и знакомое. Мы вышли к высокой конюшне с покатой крышей. Возле входа уже стоял брат лорда и пара чумазых слуг, которые держали за поводья лошадей. Я вытянулась и постаралась идти изящно, ведь Нэмьер был таким красивым. В темно-синем плаще со стоячим воротником, полы развевались, как на картинке.

Он коротко улыбнулся и посмотрел на меня из-под полуопущенных ресниц. Я знала это выражение — ему нравилось увиденное! Хорошо, что плащ скрыл, как задрожали мои руки. Боги, только бы не споткнуться.

С помощью слуги я забралась на лошадь. Думаю, что вполне элегантно, но как же непривычно оказалось наверху. С Калсаном все было иначе, а сейчас приходилось сидеть ровно. Правая нога плотно лежала на луке, но при движении лошади меня кренило во все стороны. Земля была очень далеко, так и чувствовалась ее твердость.

Нэмьер запрыгнул в седло на удивление легко. Его плащ взмыл в воздух и осел на крупе коня.

— Готова? — Он улыбнулся и подмигнул мне.

Я захихикала, как ребенок. Наверняка это выглядело донельзя глупо, но ничего не удалось поделать. Было так чудесно оказаться на свежем воздухе и видеть Нэмьера в хорошем настроении. И это после темницы и переживаний. Надеюсь, он понимал.

Мы пришпорили коней и направились к воротам. В веселом цоканье подков двор перестал казаться мрачным. Теперь он выглядел спокойным, будто обитатели замка еще не проснулись и не развеяли безмятежность ночи. Сразу за воротами виднелись неровные здания города с крышами из красной и оранжевой черепицы. Из-за них поднимался кусок крепостной стены, а следом тянулась кривая полоска леса. Все остальное пространство занимало поле. Ни скота, ни строений, только простор.

— Живописный вид? — Нэмьер заметил, что я улыбалась пустому пейзажу.

— Напоминает мне детство, у нас тоже недалеко был город, только лес был с другой стороны. В детстве сестра сажала меня на седло перед собой, и мы носились по полю.

Я так и чувствовала, как ветер трепал волосы, а сестра держала меня одной рукой. Чувствовала напряжение лошади, когда копыта врезались в землю. Чувствовала и вспоминала ту детскую беззаботность, которая длится так недолго.

— Я так же катал брата, — улыбнулся Нэмьер, — если хочешь, можем вспомнить.

Он кивнул на свое седло. Как мне этого хотелось! Прижаться к нему, снова ощутить запах, близость. И брат лорда знал, что я хотела; он так лукаво улыбался, что сомнений не оставалось. Мешал какой-то глупый страх. Или смущение. Не знаю, перспектива была то того приятна, что пугала.

Я улыбнулась в ответ и пустила лошадь рысью. На счастье, мы объехали город. Наверняка сейчас он выглядел не так жутко, но мне не хотелось видеть пустынные улицы. И вдали от посторонних глаз можно было расслабиться.

— Почему здесь уже лежит снег? — спросила я.

— Мы же на севере.

— Но у самой стены его не было. Неужели это место так далеко от нее?

Нэмьер посмотрел на меня с усталой улыбкой.

— Достаточно далеко.

Ему явно не нравилась эта тема. Было слишком хорошо, чтобы тратить силы на подозрения, поэтому я засмеялась:

— Надеюсь, мне не стоит опасаться, что ваш брат все-таки отправит меня на допрос?

— Не слушай его. — Нэмьер тоже посмеялся. — Стефан еще плохо понимает, что пустые слова и угрозы не делают ему честь.

Даже Осберт это понимал, хотя иногда выглядел совсем глупым. Лорд нравился мне все меньше и меньше.

Объехав город, мы оказались у развалин стены и камней, возле которых… даже думать было стыдно. Вдруг Нэмьер собирался исправить прошлый раз? От этой мысли сердце затрепетало, но брат лорда уверенно миновал стену и направился к кладбищу.

При свете дня оно выглядело не менее отвратительно. Кривую ограду покрывали сухие растения, будто сама земля здесь умерла и порождала лишь тлен. Листья покачивались, как слепые птенцы в гнезде. Надгробия выглядели четко и теперь напоминали не зубы, а когтистые руки, которые рыли землю. На миг я забылась и стала ждать, когда появятся черепа с гнилой кожей и пучками волос.

Лес в стороне высился, как вражеская армия. Кругом по-прежнему было голое поле: что угодно могло произойти, и никто не узнает. Даже лошади испугались, озирались и фыркали. Хотелось побыстрее уехать, но Нэмьер вдруг остановил коня.

— Мы не поедем дальше? — спросила я.

Голос получился тонким и испуганным.

— Помнишь, я говорил тебе о друге, Рогире Дайли?

Мне совсем не понравился его вопрос. Не хочу ничего знать, хочу убраться отсюда.

— Сейчас ты познакомишься с ним, — невозмутимо сказал Нэмьер.

Вот так просто. Он слез с коня с совершенно спокойным лицом, будто все нормально.

— С мертвецом? — взвизгнула я.

Брат лорда замер, держась за седло. Он посмотрел на меня с разочарованием и грустью, как мастер, чей труд справедливо осудили.

— С человеком, — поправил он.

— Простите.

Не хотелось никого обижать, но это было так жутко. Кладбище, надгробия, покойный друг — даже плащ не спасал от могильного холода.

Хотя бы Нэмьер не стал злиться и подошел. Он протянул руки и помог мне спуститься на землю — это стоило всех мучений. Его плащ распахнулся, и повеяло таким теплом, что отстраниться не хватило сил. Я так и замерла, положив руки на его плечи.

— Не бойся, — шепнул Нэмьер и улыбнулся.

Он аккуратно поглаживал мою талию, будто неосознанно. У меня едва сердце не остановилось.

— Ты же не хочешь, чтобы лед приходил. Чародеи управляют духами, которые и творят все чудеса. Если ты попробуешь с Рогиром, возможно, научишься управлять и Слезой Ашвейна.

— Я не чародейка, вы сами сказали.

— Не чародейка, но сила у тебя есть. Не уверен, что ее хватит для таких дел, но попробовать стоит.

Лицо Нэмьера было прямо над моим. Снова запах духов, дыхание… мне было все равно, что он говорил или делал, только бы не останавливался. К сожалению, слишком быстро он отстранился и направился к кладбищу. Мы держались за руки. Не официально под руки, а сплели пальцы и поглаживали друг друга. Он трогал меня без смущения, нагло прижимался и обводил суставы. Я едва набиралась смелости отвечать. А так хотелось измениться, боги, откуда во мне этот ступор? Соблазн, мучительное желание что-то сделать — меня захлестнули эмоции, и кладбище оказалось рядом внезапно.

В глаза бросилась козлиная голова на входе, и меня словно молнией прошибло. Я вспомнила! Вспомнила, где видела этот знак. Это было так очевидно.

— Что с тобой? — спросил Нэмьер.

Может я замерла на миг или дернулась — не знаю, перед глазами стоял мрак и пустые доспехи. Не удивительно, что такая мелочь забылась.

Образы быстро развеялись, когда мы оказались за оградой. По крайней мере, надгробия уже не напоминали руки или зубы. Их назначения стало ясным и более жутким. Камни словно отражали суть этого места: уродливые, кривые, покрытые сколами и дырками, как от клыков. На них рос грязно-желтый мох. При взгляде на него сразу думалось о воспалениях и гнойных язвах.

Высеченные надписи были забиты землей или снегом. Словно преступления этих людей были до того жуткими, что природа стирала память о них. Боги, если они при жизни творили такое, что будет, если оскорбить их дух?

Я жалась к Нэмьеру и старалась не глазеть по сторонам. За нами наблюдало что-то — это чувствовалось. Всюду была паутина, очень тонкая и почти незаметная. Она колыхалась на ветру и чудилось, что это земля шевелилась, что-то выползало из-под нее.

Паутина цеплялась к моему подолу и тащилась следом, как змеи с переломанными костями. Я боялась рассердить их и не стряхивала. Глупо, это была только паутина, однако лед здесь тоже оказался не просто льдом — кто знает.

Нэмьер опустился на корточки у непримечательного надгробия. Он принялся отбрасывать в сторону сухие листья и ласково бормотать что-то, будто ребенка успокаивал. Я огляделась: кривые камни, земля колыхалась из-за паутины, как варево в котле. И было неестественно тихо.

— Позови его, — вдруг сказал Нэмьер.

Не подними он головы, я бы решила, что он говорил сам с собой. Кого позвать, мертвеца? Не получалось думать, что мы говорили о человеке. Было стыдно за это, но…

— Как?

— Просто попроси, он здесь и услышит.

Выходит, дух слышал, как его называли мертвецом. Звать кого-то захотелось еще меньше, вернуться бы в замок, в пекло прогулку и все остальное.

— Давай, не бойся, просто сосредоточься.

Нэмьер встал и взял мою руку в свои. До чего большими были его ладони, это еще в первый раз запомнилось. Они приятно согревали, но брат лорда настойчиво сжимал мою руку и показывал, что пытка не закончится так просто. Все равно, буду угождать, только чтобы продлить это мгновение.

Пришлось кивнуть и закрыть глаза. Я не представляла, что следовало делать, поэтому просто произносила про себя имя мертвеца. Было скучно, и скоро мысли вернулись к касаниям. В темноте и без звуков они ощущались явственнее, особенно перстни — твердые и чуть прохладные. Пальцами Нэмьер рисовал узор на моей коже. В движениях была система, но не получалось разгадать ее. Становилось теплее, движение ускорялись, а я звала духа уже неосознанно. Нэмьер ведь читал души и мог рассердиться, если перестать.

Дух, тепло, касания, темнота — осталось только это.

— Елена, — вдруг раздалось из ниоткуда. — Елена, посмотри.

Я так задумалась, что не сразу узнала голос Нэмьера. Стоило открыть глаза, как меня пронзил холод. Он исходил отовсюду, как в ледяной пещере, но брат лорда так радостно улыбался, что испугаться не вышло.

Он повернулся к надгробию, я сделала то же и решила, что ветер согнал паутину в один ком. Но нет, низ сливался, а сверху виднелась голова и плечи — это был дух! Он смотрел на меня, безликий, слепой, с клубами дыма вместо лица. Вот-вот кинется, вытянет руки, разинет пасть…

Я отшатнулась. Ничего не понимала, только бы оказаться подальше.

— Не надо, не надо. — Нэмьер сгреб меня в охапку и крепко сжал.

Это не успокаивало, ведь дух не отворачивался. Вдруг ворожил, проклинал?!

— Пусти, нет!

— Он ничего тебе не сделает, я не дам.

Я упиралась ногами и хотела оказаться как можно дальше. Но уверенный шепот над ухом приободрял. Нэмьер обнимал меня, за спиной была его широкая грудь, и страхи медленно отступали.

Все равно не верилось, что у надгробия сидел дух. Я рассматривала его и искала ниточки, как у куклы. Кажется, он делал то же. Хотя не ясно, лица ведь не было, но он не отворачивался от меня, будто изучал. Это подкупало — все говорили, что со смертью люди теряли сознание и память. Вдруг он тоже боялся меня?

— Видишь, не страшно, — сказал Нэмьер.

Он крепче прижал меня к себе и шагнул вперед. Стало даже интересно, но что-то мешало расслабиться, и я продолжала упираться ногами в землю.

— Он понимает, кто мы?

— Он знает меня и видит, что ты мой друг.

Мы сделали еще несколько шагов. Дух поднялся навстречу и замер. Мы рассматривали друг друга, как два гордых котенка. Не знаю, что следовало делать, вряд ли просто поздороваться. Нэмьер поглаживал мои плечи и вселял уверенность, он бы сказал, сделай я ошибку.

Все напоминало полный бред. Какой прок от этого? Дух просто стоял, его тело извивалось, а я дышала через раз, чтобы не нервировать его. Вдруг он прижал руку к сердцу и поклонился. Движение казалось медленным и неуверенным, но отточенным, будто больной делал первые шаги после поправки. Это было приветствие — жест высокородного. Он помнил!

— Боги! — вырвалось у меня.

Я тоже приветствовала его и сделала реверанс. Вдруг стало так радостно, как когда Осберт впервые заговорил. Или когда для меня сшили первую длинную юбку, как у взрослых. Не понимаю, чему так восторгалось, но прикосновение к новому кружило голову.

Теперь совесть не позволяла называть духа мертвецом, у него было имя — Рогир. Он тоже обрадовался. Мне так показалось, ведь кругом стало теплее. Может, от волнения, но думалось, что дело не в этом.

Рогир будто желал продемонстрировать еще что-то и протянул мне руку. Снова неуверенно, но отточено. Я взглянула на Нэмьера, и тот кивнул. Очень хотелось показать, что мне стыдно за свои мысли. Коснуться того, кто стоял по ту сторону смерти, которого замучили и заперли в таком месте… боги, слишком много эмоций бурлило, чтобы их распознать и описать.

— Смелее, — подбодрил Нэмьер.

Мои пальцы тряслись, я чувствовала каждый сантиметр между собой и духом. Все меньше, меньше. Из меня словно воздух выжимали, сердце разрывалось. Вот, его рука была уже совсем близко, еще чуть-чуть…

Я зажмурилась. Стало невыносимо терпеть это напряжение. Вдруг пальцы обдало холодом, он окутывал их и лизал кожу, как дым. Наверное, рука прошла насквозь. Было не до раздумий, ведь в голове что-то щелкнуло, и нас стало двое. Клянусь, я чувствовала духа! Точнее, растерянность и понимание, что эти жесты знакомы мне, но откуда?

Это были его мысли, его!

— Чувствую! — воскликнула я.

Не помню, как отдернула руку и повернулась к Нэмьеру. Помню только его лицо наверху и лучистый взгляд.

— Вот видишь, это человек, — улыбнулся он.

Теперь духи уже не будут для меня чем-то жутким. Все было так ново, так смело и прекрасно… и Нэмьер стоял рядом, обнимал меня. От восторга я ничего не понимала и кинулась ему на шею. Пусть потом будет стыдно — плевать. На все плевать, мне было хорошо. Брат лорда целовал мою макушку, терся об нее носом и бормотал что-то. Это напоминало утреннюю возню под одеялом, когда тепло, уютно, и лицо греет солнце. Такое сравнение радовало, и не было здесь ничего грязного.

Я видела вокруг и других духов, одни неуверенно выглядывали из-за надгробий, другие жались к земле. Но все неизменно смотрели на нас, как дети. Они и впрямь были ими, потерянными и отвергнутыми.

— Попроси их о чем-нибудь, — предложил Нэмьер.

— Попросить?

— Тебе ведь нужно учиться управлять льдом. Ты уже знаешь как — сосредоточься.

Я затаила дыхание. Может, попросить исправить мои волосы? Или перенести домой? Вернуть в прошлое и все исправить? Столько всего хотелось, но вряд ли что-то выйдет. Даже Калсан не мог просто перенестись куда-то, что говорить обо мне?

Я огляделась — было так мрачно, снег не закрывал землю полностью. Снег… да, он бы все исправил.

В этот раз никак не удавалось собраться, а Нэмьер не стремился помочь.

— Ты даешь сложное задание, — сказал он.

— Не получится?

— Попробуй еще.

Я вздохнула и посмотрела на Рогира. Думала о снеге, старалась передать ему эти мысли. Хмурилась, сжимала кулаки, но все без толку. В конце концов он взглянул на Нэмьера. Мне показалось, или тот кивнул? Трудно было понять, от усилий кружилась голова.

Не стоило на что-то рассчитывать. Будь у меня сила, она проявилась бы давно. Я понимала это, но так надеялась, что стало дико обидно. Даже захотелось все бросить и уйти. Какой прок торчать здесь без дела?

Вдруг на лицо упало что-то холодное и мокрое. Сперва на нос, потом на лоб. Я подняла голову и увидела, что с неба сыпались хлопья снега. Они были большими и пушистыми, как перья, поэтому не казались настоящими. Не важно, ведь они были прекрасны! Как в сказке.

— Не может быть! — Я отскочила и огляделась.

Как быстро все покрылось снегом. Мрачная и серая земля вдруг стала напоминать облако в небе. Казалось, упади на нее, и тебя подбросит. Я бы сделала это, а еще слепила бы комок, зачерпнула бы снег и разбросала — хотелось нырнуть в эту красоту и резвиться.

— Так красиво… — Я не могла перестать озираться.

И улыбаться. Это уже не было кладбищем, стена снега скрыла надгробия, остались только силуэты. Их можно было принять за кусты, а духов — за людей. Ноги гудели, требовали движения, но нельзя же носиться здесь. Не стоило забывать о назначении этого места, ведь мы стояли на костях.

Я повернулась к Нэмьеру. Он стоял посреди белого поля, как император, с ровной спиной и расправленными плечами. Плащ спускался к земле идеальными складками, а волосы разметались по плечам. Несколько прядей упало на лицо, и эта мелочь делала царственный образ проще.

У меня было столько слов. Пришлось закрыть рот ладонью, чтобы не выпалить их разом.

— Спасибо, — только и удалось сказать.

— Это ты сделала.

— Нет, вы кивнули духу. Он послушал вас, а не меня. Спасибо.

Я действительно была благодарна. За доброту, за помощь, снег. Столько лет моей жизни прошли среди грязных улиц и крика торговцев, сколько отчаяния было дома. Я и забыла, сколько всего красивого в мире.

Нэмьер наморщил нос и поднял голову. В тот же миг снег вокруг нас закрутился и превратился в настоящую стену. Все двигалось, мельтешило и прятало нас от мира.

Нужно было сделать что-то. Казалось, что прогулка стала первым шагом, а от меня требовался ответ. И я подошла к нему. Остановилась совсем близко и застыла, боясь все испортить. А вот Нэмьер не терялся, он лишь коротко взглянул на меня, а спустя мгновение уже обнимал и целовал. Это произошло стремительно — было холодно, и вдруг стало жарко, сильные руки обхватили меня. Жадные губы, язык… Все слилось.

Глава 2.6. Правда близко

Обратно мы ехали на одной лошади. Я старательно вытягивала спину, но так и тянуло назад, к Нэмьеру. Его грудь, руки, мягкий плащ — близость сводила с ума. В ней не таилось порока. Даже не верилось, ведь было так приятно. Лошадь мерно покачивалась при ходьбе, и мы все время касались друг друга.

Я чувствовала себя в безопасности, поэтому без страха смотрела на замок впереди. Сверху тянулись ручейки льда и собирались у земли в толстую опору. Впервые это казалось красивым. Стена сверкала, в некоторых местах виднелся серый камень — прекрасная фантазия богов. И люди здесь были произведением искусства. Их призрачное изящество пугало и манило одновременно.

Мне нравилось думать над этим и чувствовать подбородок Нэмьера у своей макушки. Вдруг из-за ворот появились солдаты. Они шли по двое и синхронно шагали, словно отражение в зеркале, только плащи колыхались по-разному. Это сходство напоминало, как много чары забрали у людей, заберут и у меня.

— Почему они здесь? — спросила я.

— Мы решили призвать сюда побольше войск для защиты, — отчеканил Нэмьер.

Твердый тон, звяканье — все звучало понуро. Напоминало шествие приговоренных к плахе.

— Зачем? — спросила я и зарылась носом в одежду Нэмьера. Ответ был ясен, но близость и запах духов дарили надежду.

— Теперь Калсан знает наверняка, что Гайди здесь. Так все не закончится, — сказал Нэмьер.

— Зачем ему Гайди? — выпалила я.

Хотелось добавить, что он может его забрать, но язык не повернулся. Гайди был добрым, веселил меня и поддерживал. Нет, нельзя было его отдавать.

— Твой муж — лишь предлог. Калсану нужно кое-что серьезнее.

При слове «муж» я встрепенулась. Оно звучало едко, как проклятье. В некотором смысле так и было, но неужели Нэмьер злился? Я едва не стала оправдываться — потерять его расположение казалось страшнее всего. Но это выглядело бы странно, пришлось продолжать разговор:

— Думаешь, он приведет солдат к стене?

— Солдат? — выдохнул Нэмьер и подумал. — От Калсана стоит ждать хитрости, до того тонкой и быстрой, что враг не успеет опомниться. Но он знает, что я понимаю это, потому прибегнет к другому.

— Нападет открыто?

Я смутно представляла войну. В голове не возникло ни одной картинки, появился только первобытный ужас. Захотелось спрыгнуть с лошади и умчаться, затаиться в городе, в лесу…

— Возможно. А возможно, нападет и схитрит, или все сделает как привык, рассчитывая, что мы не поверим в такую возможность. Это Калсан, от него всего можно ждать.

Нэмьер говорил уверенно, но голос постепенно затихал. Со словами будто уходила надежда, и мне это совсем не нравилось. Он был единственным, кто все понимал и мог помочь, было страшно потерять эту опору. Или Нэмьер злился? Все произошло из-за меня.

— Сердишься? — спросила я и затаила дыхание.

Брат лорда медленно вздохнул. Он сердился, иначе ответил бысразу!

— На месте Калсана я поступил бы так же. Мы не дети, чтобы обижаться.

— Не на него, на меня.

Я впилась зубами в губу. Пусть отвечает уже, это невыносимо.

— Глупая, — хохотнул Нэмьер, — злился, но что с тебя взять.

Он наградил меня долгим поцелуем в лоб — пусть Калсан сгорит вместе со всем миром, это ничто, по сравнению с ласками. Брат лорда положил руку на мою талию. Ну почему сквозь плащ? Умереть готова, только бы чувствовать его касания. Я осмелела и положила голову ему на плечо. Оно было твердым, но мне так нравились мужские изгибы и запах. Сегодня опять другой — чуть сладкий и древесный.

Запахи пленяли, я еще с Ласвеном заметила. Боюсь, это понял и Нэмьер. Вблизи стало заметно, что лицо у него не столь гладкое: крохотная ямочка на подбородке, чуть угловатый кончик носа.

Скоро подковы лошади зацокали по мостовой, и кроме милого лица появился замок. Солнце светило тускло, поэтому мерцание льда не резало глаза. Не побывай я внутри, решила бы, что стены полностью ледяные. Камень терялся, только окна зияли темными щелями. Было в этом что-то дикое, будто замок строила сама природа и только башни напоминали о людях. Они вырывались изо льда, а тот тянулся к ним, обвивался паутиной и просачивался внутрь.

В окне на третьем этаже показалась фигура. Темные волосы и зеленую накидку Гайди трудно было не узнать. Он замер на несколько мгновений и исчез, а надо мной будто кнут занесли. Вот-вот ударит, если не отстраниться от Нэмьера. Или наоборот, ведь рядом с ним ничего не грозило.

Пугаться было нечего, вряд ли Гайди считал меня женой, но стало так стыдно. Я спрятала лицо в одежде Нэмьера. Все равно казалось, что я что-то должна Гайди, хотя бы объяснения. Мы не говорили о нас, может, он забыл, но стоило все выяснить.

Чтобы решиться, понадобилась половина дня. Что-то смущало, это гадкое чувство все отравляло, еда казалась безвкусной, суть книг ускользала. Пришлось идти, только чтобы разорвать этот круг. Походив по коридору, я отыскала нужную комнату и долго мялась, прежде чем стучать. В конце концов на лестнице раздались голоса, и пришлось это сделать, чтобы избежать косых взглядов.

На этот раз комната выглядела еще уютнее. Окно занимало почти всю стену, и было светло. На знакомом столике лежала открытая книга, а рядом стояла тарелка с пирогом. Оплывшие свечи, примятые подушки на софе, подставка для ног почему-то стояла в центре комнаты — здесь царила жизнь. Даже лед и иней не умоляли яркую обивку кресла и золотистый узор на черных шторах.

Впервые за долгое время я задумалась, как жила бы рядом с Гайди. Всегда представлялись походы, повозки или замки с холодной красотой. Но комната оказалась до того милой, что я растерялась.

Гайди явно не ждал гостей, от того подскочил и растерянно поздоровался. Почему-то он не дал мне сесть на софу и устроился на ней сам, а мне предложил кресло у камина. Эта мелочь выглядела до того умилительно, что вся неловкость пропала.

Мы заговорили о пустяках, но настроение быстро испортилось. С моего места комната не выглядела милой. Окно было напротив и свет слепил глаза, делая все вокруг темным и неброским. За ним была свобода, которую отняли у пленника.

— Вам трудно сидеть здесь, взаперти? — спросила я.

Гайди застыл с приоткрытым ртом, а затем улыбнулся.

— В моем распоряжении библиотека, поэтому нет.

Следовало спросить, читал ли он что-то полезное об этом месте, но мне и так трудно было прийти сюда. Лучше не менять тему, раз уж решилась начать ее.

— И вам не хотелось бы выйти, посмотреть окрестности? Я… я могла бы поговорить с Нэмьером.

У меня шея едва не переломилась, так хотелось опустить голову. Это было стыдно, боги, Гайди все понял еще после разговора в моей комнате. Что он подумает, раз я могу свободно просить нашего пленителя?

— Спасибо, но не стоит, — ответил он на удивление спокойно.

Стало еще хуже. Нужно было сделать что-то для Гайди… хотя бы вытащить из этой каменной коробки. Жалость, вина — я не понимала, чего во мне больше, но внутри все клокотало.

Он заметил это и мягко улыбнулся:

— Меня радует твоя забота, но мне ничего не нужно, правда. Прогулок мне хватило еще в юности, я рассказывал тебе, как приехал в Ильмисар во главе наемной армии?

Я торопливо закивала, чтобы не слушать эту историю в очередной раз.

— Добавь к этому годы изгнания, когда даже спать было опасно, а про тихие вечера за чтением пришлось забыть… — Гайди покачал головой. — Я уже говорил тебе, что устал от этого, сейчас меня все устраивает. Быть может, это благодаря чарам, но они меня не тревожат.

Да, наверняка чары постарались. Как можно устать от свежего воздуха? От ветра, шума, людей, которые сновали вокруг. Я тоже любила читать у камина, но это приятнее после трудного дня, когда ноги гудят, а мысли текут медленно от усталости.

Проклятье, снова отвлеклась. Задавать роковые вопросы не хотелось так сильно, что спор о вкусах выглядел привлекательнее. Тут меня охватила злость. Мы никто друг другу, а ритуал шестилетней давности ничего не значил!

— Вы… а вам?.. — Стоило заговорить, как уверенность иссякла. Пришлось закрыть глаза и выпалить все разом: — Вас не смутила моя прогулка с Нэмьером?

Будто мешок со спины сбросила. И Гайди не рассердился, наоборот, посмотрел на меня с теплотой и сказал:

— Я рад этому.

— Правда?

— Откровенно говоря, мне легче от того, что ты нашла себе компанию. Отправляясь к тебе в темницу, я боялся понять, что ты надеешься на что-то. В нынешних обстоятельствах это было бы неудобно.

Он наморщил нос, словно ожидая побоев. Стало обидно, что от меня втайне хотели отделаться, но как можно было злиться на этого человека? Он скорчил такую милую мордашку. Подойти бы и потискать; не скажешь, что напротив сидел беглый мятежник.

— Тогда давайте попросим Нэмьера развести нас? — предложила я.

Гайди рассмеялся и откинулся на спинку софы.

— И твой отец так легко переживет это? Помнится, у него была стальная хватка, наверняка за столько лет он придумал немало способов, как использовать наш брак.

— О, не сомневаюсь, но ему придется пережить эту потерю.

Мы смеялись, а я все не верила в избавление. С моим-то везением должен быть подвох. И он не заставил себя долго ждать — в дверь постучали, и Гайди небрежно крикнул: «Войди». Я ожидала увидеть слугу и даже не повернулась, пока не услышала знакомые шаги. Неторопливые, мягкие и заполняющие комнату. Проклятье, почему он ходил по замку сам, а не отправлял помощников, как все высокородные?

Мы с Гайди вскочили на ноги и поклонились Нэмьеру. Костюм для верховой езды тот сменил на светло-коралловую тунику с золотым узором на манжетах. Он блестел ярче, чем глаза, которые выглядели совсем тускло, а каменное лицо источало недовольство. Я не сделала ничего плохого, но так и чувствовала вину. Нэмьер застал нас вдвоем за милой беседой, наверняка смех разносился на весь коридор — что он подумает?

— Господин, неожиданно, — улыбнулся Гайди, — располагайтесь…

— Нам нужно поговорить наедине, — холодно бросил Нэмьер.

Он даже не взглянул на меня. Только утром был ласковым и добрым, а сейчас будто не узнавал. Но ведь чары этого места не действовали на него. Или… нет, не действовали, они с братом слишком отличались от местных. Значит, это из-за Гайди, не следовало мне приходить.

— Если позволите… — пискнула я. Нужно было показать, что мы лишь беседовали. — Господин, у нас есть просьба. Мы хотели попросить, чтобы вы развели нас.

Так он поймет, что здесь не могло быть ничего непотребного. Я ждала взгляда, улыбки, хоть чего-то, но Нэмьер лишь бесстрастно ответил:

— Ваши семейные дела подождут.

Мне показалось или он выделил «семейные»? Разве он считал меня чужой женой? Тогда зачем обнимал и целовал?

— Елена, — протянул Гайди, — это и впрямь подождет. А сейчас дадим господину возможность обсудить его тайны.

При этом он задержал на мне взгляд. Намекал на старый разговор: «Они управляют их жизнями и заставляют делать вещи, странные для непосвященных». Хотелось бы, чтобы здесь и впрямь крылась тайна. Я не переживу, если он просто играл со мной. В это не верилось, но тогда откуда этот холодный взгляд? Откуда мерное дыхание, словно утром ничего не было?!

Чем дальше я уходила от комнаты Гайди, тем тяжелее становилось. Вдруг я и впрямь размечталась, он ничего не обещал мне, не говорил, что привязан. Казалось, что его действия это и означали, но тогда что было в комнате? Вряд ли он стал бы притворяться перед Гайди.

Сейчас бы пнуть что-нибудь и освободиться, но не получалось. Это место и его льды высосали из меня все, Нэмьер давал силы, а теперь забрал их. К глазам подступили слезы, но я сдержалась — нет уж, хватит сидеть без дела.

Эделина была в моей комнате и расправляла на столе кружевную скатерть.

— Оставь это, — велела я, — иди в библиотеку и поищи что-нибудь о Рогире Дайли. Рогир Дайли, запомнила? Семейное древо… что угодно.

— Дайли? Я знала его, могу и так рассказать.

— Можешь?

Я присмотрелась к ней. Маленькая, хрупкая, с по-детски невинным личиком, но твердым взглядом. Не верилось, что такая много знала о казненном поклоннике Арантака. И как она могла помнить? Хотя помнила же Бригиту, Родарик тоже ее узнал: у меня давно сложилось впечатление, что память местных не пострадала, но они плохо ориентировались во времени и происходящем здесь и сейчас.

— Хорошо, рассказывай, — кивнула я и помассировала виски.

Голова гудела. Эделина щебетала что-то о семье Дайли и их дружбе с лордом. Этот Рогир почти поселился в замке и все относились к нему, как к третьему сыну лорда. Ничего интересного, пока она не упомянула Великое очищение:

— Король Ильмисара приказал провести его и у нас. Все и так знали, что семья Дайли поклонялась Арантаку. Думаю, лорд скрыл бы это, но король прислал своих наблюдателей. Ему ничего не оставалось, как казнить всех Дайли.

Я слушала и чувствовала, как округлялись глаза. А Эделина говорила и будто не понимала, какую чушь несла. Или мой рассудок уже помутился?

— Подожди-ка, — сказала я и потерла переносицу.

Нет, в памяти все было четко. Суть прояснялась, но подобрать слова не получалось.

— Ты говоришь, что король Ильмисара приказал вам и направил сюда наблюдателей, так? — Я чеканила слова, чтобы самой не запутаться.

Эделина закивала.

— Хорошо, а как он это сделал, если Ашвейн изолирован, сюда никого не пускают и живете вы, как отдельное княжество?

Она втянула воздух — сейчас ответит и все прояснится. Я затаила дыхание и ждала. Ждала, ждала, но Эделина молчала. Ее взгляд стал потерянным, она закусила губу и огляделась.

— Мы сюда никого не пускаем и правит нами лорд… но тогда приказал король Ильмисара. — Она с надеждой посмотрела на меня, будто хотела разъяснений.

Каких? Боги, эта дуреха и впрямь не понимала, что говорила. Следовало прогнать ее и взяться за книги, но как теперь забыть сказанное? Я подбежала к Эделине и схватила ее за плечи.

— Ты упоминала, что это было во времена Великого очищения, так? Так?!

Сама не поняла, зачем кричала и так сжала ее. Во мне будто готовилось что-то взорваться, руки тряслись, нужно было двигаться.

— Да, — взвизгнула девушка.

Она дергалась и в ужасе хлопала глазами. Я не могла отпустить ее, иначе все пропадет, забудется, покроется инеем!

— Очищение, когда истребляли поклонников Арантака, прошло лет шестьдесят назад. Как ты могла знать Рогира Дайли? Как Нэмьер мог знать его?

Он и Бригиту спрашивал, помнит ли она его. То есть меня. Неужели эти люди помнили Ашвейн еще здоровым и не изменились с тех времен?!

— Сколько тебе лет? — Я кричала и трясла Эделину. Это не могло быть правдой, пусть она говорит, объясняет!

— Все это было недавно! — она отпихнула меня.

Толчок отрезвил. В ушах зазвенело и по телу прошла дрожь. Все затихло вместе с волнением: у Эделины и впрямь что-то творилось с памятью, и вполне мог быть еще один Рогир Дайли. Бедняжка ошиблась, а я накинулась с криками.

Она застыла в стороне и не отводила от меня глаз. Маленькая и худенькая — стало стыдно за себя.

— Прости, — выдохнула я.

Следовало сказать что-то еще, но силы куда-то пропали и язык ворочался с трудом.

— Пожалуйста, сходи в библиотеку и найди семейное древо нынешнего лорда.

Эделина была рада уйти, судя по тому, как налетела на дверь и возилась с ручкой. А меня одиночество почти усыпило: тишина, белизна, пустота в голове… пришлось сесть на стул, потому что колени затряслись.

Девчонка наверняка напутала, но что именно? Надеюсь, все — не хотелось думать, что Нэмьер имел отношение к Зимнему князю, или «новому лорду», уж не знаю, как назвать. Хотя это напоминало правду, иначе откуда дружба с Калсаном? И это объясняло, почему братья сохранили рассудок в этом месте.

А вдруг им помогли это сделать?

Мне в голову пришла такая мысль, что грудь пронзила боль. Догадка билась, как топор — Эделина могла перепутать не события, а то, кто был ее лордом до них. Фамилии у высокородных не всегда совпадали с титулами. Властелином Ашвейна мог быть не отец Нэмьера, а Дайли!

Я вскочила на ноги. Голова закружилась, но мне было все равно. Боги, зачем мы приехали на кладбище? Уж не для того ли, чтобы истинный повелитель увидел новую подданную? Дайли вполне мог посадить на трон вместо себя друга, потому что сам жил в сырой могиле — кто знает, что сотворил с ним тот чародей.

Глава 7. Склеп

Эделины не было вечность. Я металась по комнате и терзала волосы, пальцы, одежду — все, до чего дотягивалась. Ответ нужен был сейчас, не то с ума сойду.

Наконец она принесла толстый фолиант в потрепанной обложке.

— Проклятье, почему опять такой большой? — крикнула я и вырвала книгу. Хотелось сделать это мягче, но руки тряслись.

— Еще это. — Эделина протянула желтоватый прямоугольник.

Стоило взять его, как она отскочила и обняла себя руками.

— Иди. Не обращай на меня внимания, отдыхай, — сказала я и вздохнула.

Нужно успокоиться. Не думать и просто разобраться во всем.

Эделина ушла, и я покрутила в руках прямоугольник. Им оказался сложенный пергамент с семейным древом. Художник красиво изобразил неровный ствол и ветки, которые будто случайно переплетались и вели от одного круга к другому. Внутри каждого было имя и две даты. Их обрамляли листья — это изящество так отличалось от беспорядка в голове, что я запуталась.

Заминка успокаивала. Древо показывало только мужчин рода, и было их немного. Я долго рассматривала верхнее и гадала, как к нему относиться. Эделина могла принести старое древо или одно из нескольких. Да, меня это устраивало — древо неточное, и все хорошо.

Я заставила себя аккуратно сложить пергамент и улыбнуться. Лед задорно блестел, по ночам приползал ко мне и шуршал. Родители сходили с ума, Бригита умерла, духи пляшут вокруг надгробий — довольно открытий.

Думать расхотелось совсем. О чем? Убеждать себя, что вокруг зло и нет спасения? Это и так было ясно. Ничего здесь не хорошо!

Спасительное безразличие вдруг развеялось. Захотелось правды, пусть и страшной. Я вскочила на ноги и выбежала из комнаты. Ответ был так близко, в самом низу. Кухня, лестница для прислуги — я помнила их и искала. Ничего вокруг не замечала, только сравнивала с образами в голове. Прохожие шарахались в стороны. Следовало спросить у них, но это будет невыносимо долго.

Наконец нашлась та лестница, которая привела меня на кухню в первый раз. Я знала жилые части замка и стремилась туда, где еще не была. Коридоры сужались, воздух становился влажным — все как тогда!

Факелы попадались реже, и темнота сгущалась. С потолка свешивались сосульки, они будто ловили крупицы света, и тот мерцал внутри. Холод жалил лицо, а иней витал в воздухе и кололся. Мое дыхание стало хриплым и разносилось эхом. Менялось, становилось скрипучим, как смех старухи. А вдруг здесь был кто-то еще? При мысли об этом клокотало в груди. Я чуть не взвизгнула от радости, увидев знакомый прямоугольный проход.

Он чернел в стене, как трещина между мирами. Но лучше это, чем ледяной иней и смех. Я попыталась снять факел со стены, но он примерз. Лед был и на полу, ноги скользили, а за спиной зиял проход. Темнота, пустое пространство и доспехи — от них исходил мороз, он приближался.

Снимайся же, проклятый факел! Бесполезно, лед трещал, но не отдавал. Я впивалась в него ногтями, дергала, но без толку. Пришлось упереться ногой в стену и тянуть. Кряхтение, топот, тени метались — не уверена, что все было от меня. А мороз все подбирался, звуки умножались. Боги, это невыносимо!

Я сжала зубы и замычала, потянула изо всех сил. Лед затрещал громче. Давай же!

Факел поддался резко. Опора исчезла, вокруг остался лишь воздух, а огонь мигал вдалеке. Меня тянуло назад, в проход, во мрак! Все происходило быстро. Резкий удар, и боль пронзила затылок. Ничего не было видно, меня то окунало в темноту, то обжигал свет. Тень, свет, тень, свет. Раздался глухой скрежет, будто кто-то шаркал. Представился истукан с изувеченной ногой, из нее торчали кости, они хрустели при ходьбе.

Нет, это доспехи двигались! Когда свет вспыхивал, они появлялись вдоль стен. У одних не было голов, у других конечностей, но все двигались и скрежетали.

— Боги, помогите!

Я поползла куда-то, падала, билась о пол, но ползла. Скоро свет перестал мигать — оказалось, что факел тоже залетел в проход и крутился на полу. Он замер, и звуки исчезли, а с ними и движение. Я не моргала и рассматривала доспехи, но те спокойно лежали.

Все слишком быстро стихло. Это казалось обманом, призраки будто затаились. Я старалась не вдыхать лишний раз, ведь изо рта вылетал пар — нельзя было показывать жизнь, или снова нападут. Странно, но дух Рогира Дайли не пугал так же. Наверное, из-за того, что был на виду.

То ли холод, то ли здравый смысл отрезвил меня, и мысли прояснялись. Да, это был тот самый зал, который я нашла в первый вечер. Деревянная дверь была за спиной, и теперь хорошо виднелся знак на ней — голова козла. Тогда его скрыла тень, но поход на кладбище помог узнать очертания.

Я сидела и не двигалась, магический огонь тоже. Он почти не мерцал, не трещал. Звуки стихли, тени замерли, и мир превратился в застывшую картину. Ягодицы окоченели, холод медленно полз по позвоночнику и проникал внутрь. Он будто подбирался к сердцу — не место здесь искре жизни.

Разум застыл, осталась одна растерянность. Что дальше? Я хотела убедиться, что в замке есть кладбище, и убедилась. Насколько помню, этот знак иначе не толковался.

Меня перестало интересовать, что скрывала дверь. Явно ничего хорошего, но как уйти? Как сидеть в комнате и смотреть на иней, ведь под замком скрывалось такое. Нет, придется посмотреть.

Люди кругом просто исполняли веленое и не полезут куда-то без спроса. Поэтому меня не удивило, что на двери не было замочной скважины. Зато ее приморозило к стене. Лед больше напоминал выпуклый камень, и это препятствие вернуло упрямство. Нет уж, не уйду после пережитого. Хотя я не представляла, как растопить его. В собственные силы не верилось, но попробовать стоило.

Стараясь не шуметь, я подползла к двери и положила руки на лед. Он и впрямь походил на камень, даже не был холодным. Нэмьер говорил, что нужно собраться с мыслями, но сейчас это не помогло. Я упрямо думала о двери и представляла, как та открывается. Даже зубы стиснула до боли, только бы не отвлекаться, рисовать картинку, прогонять лед.

Без толку. Куда мне? Это Нэмьер вызвал снег, а дух Рогира Дайли и без того сидел на могиле. Я не чародейка, никогда ей не была и не буду. Шарахаться от теней в углах — вот мой удел. Боги посмеялись, кинули огрызок вместо яблока.

От злости в глазах потемнело. Злость — вот это и было нужно! Эмоции, вспышка, искренность.

Я ударила кулаком по льду, и костяшки резанула боль. Ударила еще сильнее, и еще. Вспомнила, как Калсан использовал меня и выкинул. А что думали гости на празднике юности? Наверняка смеялись, называли старой девой. Черствые людишки, курятник!

Руки горели, но я не могла остановиться. Было горько и обидно. Даже отец использовал меня, а король наказал ни за что. Это из-за них все случилось, из-за них я сидела на полу в холодном склепе и разговаривала с мерзким, тошнотворным, злобным льдом!

— Убирайся! — крикнула я ему.

Докатилась, с замерзшей водой разговаривала.

Не знаю, в какой момент звуки ударов стали глухими. Было слишком гадко, чтобы думать о мелочах. Оказалось, что лед исчез. Его просто не было около двери, даже стена вокруг стала чистой.

Обрадоваться не вышло. Я не могла отдышаться, а по щекам катились слезы. Стало стыдно из-за мыслей об отце. Вот бы обнять его и почувствовать, как пухлые пальцы теребят волосы. Мне так хотелось к родным, к нормальным людям. Не могу больше смотреть на этот замок!

Жалость к себе сдавила горло. Не из упрямства, а чтобы отвлечься, я встала и побрела к факелу. Поднять его вышло только со второй попытки — пальцы жутко болели, а костяшки покрылись бордовыми пятнами.

Следовало бояться, но меня заполняло только отчаяние. Поэтому дверь я открыла спокойно. Она распахнулась с пронзительным скрипом, будто замку было невыносимо больно открывать свои тайны. Повеяло холодом. Не как в проходе, этот пробирал до самой души, словно крик из дремучего леса.

И чернота там была гуще. Я вошла внутрь, и эхо шагов унеслось вдаль. Чувствовалось, как мрак вибрировал, изучал новые звуки. Страх возвращался по крупице, вдруг дверь захлопнется и замурует меня? Вдруг духи выскочат из мрака?

Я шла вперед только для того, чтобы завершить эту историю. Если здесь ничего нет, то хоть буду знать. Шагов через десять впереди показалось возвышение, не больше пары локтей в высоту, а на нем… два трона? Неясно, что-то узкое, вытянутое и рельефное сверху.

Вблизи оказалось, что это были два каменных ящика. Огромных, как кровати на одного человека. На выпуклых крышках виднелись фигурки, а стенки покрывали узоры. Его припорошило инеем, но я узнала витиеватые руны.

Странно, но они были незнакомыми. Удалось опознать только одну, «дей-те» — С-образную руну с точкой внутри. Ее тоже использовали для обозначений кладбищ или тел. Боги, это были не ящики, а гробы!

Факел задрожал в руках. Это не могло быть правдой, не могло! Я кружила вокруг помоста, искала подсказки, хоть что-то. Огонь слепил глаза, тени и узоры сливались, они будто двигались и путали меня. На боковой стенке одного гроба красовалась буква «С». Я почти прижалась к ней лицом и искала точку. Это должна быть руна!

На втором тоже была буква — «Н». Два гроба, две буквы, два брата — Стефан и Нэмьер. У лорда погибли два сына, просто один был бастардом. О нем не упоминали.

Голова закружилась. Я оперлась о гроб, и руки сковал могильный холод. Он будто хотел затащить меня внутрь ужасного камня. Как и хозяин. Волосы побелели после объятий Нэмьера, чем больше мы сближались, тем хуже становилось. Это он вытягивал из меня жизнь. Для него слеза Ашвейна собирала силы людей.

Не получалось осознать. Ноги дрожали, пришлось опуститься на корточки. Факел упал, пальцы ныли, но я не могла остановиться и терла их друг об друга — нужна боль, нужно очнуться, понять.

— Теперь ты все знаешь, — разлетелось эхом.

Оно было повсюду, словно говорил воздух. Я подняла голову и увидела в дверном проходе мужскую фигуру. Высокий силуэт с длинными волосами, а в скудном свете блестела золотая вышивка на тунике.

— Как ты узнал? — спросила я.

— Это зачарованное место. Оно зовет меня, когда кто-то приходит.

Лицо Нэмьера терялось во мраке, только глаза тускло светились. Они напоминали две щелки и околдовывали, не давали отвернуться.

Меня распирало от вопросов. Их было так много, и все путаные.

— Если ты скрывал здесь такое, почему позволил мне свободно ходить и читать книги?

— Я так и не решил, что лучше: правда или твои подозрения. Доверился случаю.

Брат лорда сложил руки за спиной, и одежда пронзительно зашуршала. Это напоминало звуки льда. Он и сам был льдом… хуже — духом! Боги, мы целовались. Это ужасно, наверное. Так следовало думать, но отвращения не было, только тоска. Я плохо соображала и не понимала, что значило открытие, но чувствовала, как надвигалось что-то злое.

— Расскажи, — попросила я.

— Ты и так все знаешь, у вас ведь есть сказка о нас.

— Я очень надеюсь, что не знаю, поэтому расскажи!

Голос разнесся как звон битого стекла. Я и себя так чувствовала — разбитой, потерянной в глубине пещеры.

Нэмьер вздохнул и наконец отвернулся. Глаза-щелки пропали, и стало легче.

— Мы с братом умерли, вот что произошло, — бросил он.

— И ваш отец позвал чародея? Калсана? Это был Калсан?

Близость разгадки кружила голову. Я боялась дышать и двигаться, чтобы не прослушать.

— Да, он с юности славился смелостью и необычными методами.

Нэмьер хмыкнул и покачал головой.

— Ты будто сожалеешь об этом. Если так, то почему продолжаешь… делать все это? Отпусти людей, зачем мы тебе?

Я не могла сдержаться и кричала. Спокойствие Нэмьера вселяло уверенность, но вдруг он снова впился в меня глазами-щелками и процедил:

— Из мертвых не возвращаются. Мы с братом существуем только благодаря силам людей, что вокруг. Это место пропитано магией смерти, мы сами излучаем ее. Оно поддерживает в людях жизнь, чтобы они отдавали ее нам. Но мы хорошо обращаемся с нашими подданными, не ставь мне это в вину.

— Хорошо, как с дорогим скотом! Посмотри на них! Это не жизнь, они же с трудом понимают, что происходит!

— Я ведь существо, мертвец — ты сама так сказала, чего еще ждать от такого?

Глаза Нэмьера перестали пугать. Он встрепенулся, раскинул руки и заговорил с такой болью, что его стало жаль.

— Я хотел бы все изменить, но не могу. Если отпустить людей, они умрут, и мы с братом тоже. Я был по ту сторону и никому не пожелаю увидеть ее.

Договорив, он снова вытянулся и громко задышал. Откровения закончились, но у меня в ушах до сих пор стоял полный скорби голос. Нэмьера насильно вернули в этот мир, и он ничего не мог изменить. Ужасно. Хотелось спросить о его отце, но смелости не хватило.

— Хвала богам, я скоро все забуду.

На миг это действительно обрадовало. Казалось, что следовало биться головой об пол, рыдать и вопить. Но в душе стало пусто, будто чувства растаяли. Явно ненадолго, на меня вот-вот рухнет понимание. Я терпеливо ждала его, не слишком усердно думая над словами Нэмьера.

— Сомневаюсь, что забудешь, — сказал он.

— Почему?

— Ты и так здесь долго, но в тебе ничего не поменялось.

— Ничего? А это?

Я схватилась за косу, а Нэмьер усмехнулся.

— Только внешне. Плохо тебе стало от испуга, не из-за меня. Все, кто был рядом с нами за такой срок, уже теряли себя. Твой супруг старался держаться подальше, но я чувствую, что он почти один из нас.

— Только не рассказывай про мои силы, — взмолилась я.

— Другого объяснения нет. Слеза Ашвейна не угроза чародеям, они и без того связаны с миром мертвых, он вернет им все потерянные силы. Твоих не хватает, чтобы управлять духами, однако они могут поддерживать тебя.

Вспомнился холодок от прикосновения к Дайли. Холод мертвых — и эта дрянь меня поддерживала? Теперь действительно захотелось стукнуться лбом обо что-то.

— Столько бедных чародеев в Ильмисаре, позови их сюда, зачем терзать невинных? — простонала я.

— Никто не ожидал, что так будет, это вышло случайно! — крикнул Нэмьер. — Из чародеев никто добровольно не пойдет в рабство… к существу.

— Ты человек.

Он застыл. Казалось, даже мрак рассеялся и открыл родное лицо. Сама не поняла, зачем сказала это. Просто стало обидно от того, как он себя назвал. Это же Нэмьер, от его улыбки трепетало сердце, после касаний и умереть было не жалко. Нет, я не могла думать о нем как о творении безумного чародея. Но и просто смириться тоже не могла.

Стоило подняться на ноги, как меня повело в сторону.

— Тебе плохо? Почему не сказала? — Нэмьер шагнул вперед.

— Нет! Пожалуйста, — я выставила вперед руки, — все хорошо, пожалуйста, дай мне уйти.

Он остановился и снова показался черной тенью. Следовало дать понять, что меня не отталкивала его сущность, но язык будто онемел. Я устала, мечтала сжаться в комок и подумать.

Нэмьер отступил и указал на выход. Снова появился надменный брат лорда, который предстал передо мной в первый день. Не верилось, что он просто забудет все и отвернется от меня.

Покачиваясь, я вышла из склепа и обернулась.

— Это ведь гробы? Ваши тела до сих пор там?

Теперь свет падал на лицо Нэмьера. Тени обострили все изгибы, делая их похожими на шрамы. Но глаза оставались прежними и не дали мне испугаться.

Он кивнул, и я спросила:

— Если их сжечь, как полагается, духи освободятся и вы вернетесь в мир мертвых?

Нэмьер прищурился, будто ждал подвоха, но все-таки кивнул.

— Этого и хочет Калсан, уничтожить вас и освободить Ашвейн?

Снова кивок и подозрительный взгляд. Боюсь, я переоценила свое обаяние и теперь стала врагом для братьев. Хвала богам, сейчас это не имело никакого значения. Добраться бы до темного угла, уткнуться лицом в колени и разобраться в собственных мыслях.

Глава 8. Ночные беседы

Я вернулась в свою комнату, упала на кровать и уставилась в потолок. Стемнело, и по нему медленно ползали тени. С улицы доносился одинокий, тихий звон лат. Нужно было выбираться — только это оставалось ясным.

Стоило попытать счастье у колец Анлагама. Со льдом же получилось, вдруг удастся разбудить и их? Все равно терять нечего, а Нэмьер… Он был духом и вытягивал жизнь из других; эта мысль больно кололась в голове. Нет-нет-нет, Нэмьер был человеком, которого погубила любовь отца. Его следовало винить за то, что стало с бедными людьми, но не получалось.

Я закрыла лицо руками и застонала. Хотелось выдавить эту пагубную привязанность и просто уйти. Родители ждали дома, скоро Калсан принесет беду, мне здесь не нравилось, в конце концов. Что-то из этого повлияло, я рывком поднялась и кинулась к сундукам. Нужно было торопиться, пока решительность не иссякла.

Крышки громогласно стучали в тишине. Пригодятся наряды сестры — прикинусь знатной дамой, и солдаты не станут вредить. Я хватала платья, туники и накидки, попутно натягивая на себя драгоценности.

Но где колье с рубинами? Сестра зубами скрипела, когда одалживала его. В очередном сундуке попался зеленый халат с мехом норки. Тот самый, чьи полы раздвигал Нэмьер, чтобы коснуться меня. Его руки, шепот, отведенный взгляд — было бы столько приятного, сделай я первый шаг. А теперь поздно, остались одни мечты. Это к лучшему, но от досады хотелось выть. Я со всей силы захлопнула крышку и пихнула вещи в дорожную сумку.

На столе что-то блестело. Это оказался маленький нож для фруктов, он лежал возле фарфоровой миски с яблоками. Я аккуратно провела пальцем по извилистой рукоятке. Им не разогнать стражников в броне, но получится вызвать в себе бурю эмоций. Руки зверски болели, мне не хватит духу ударить ими обо что-то, а в крови было много силы. Я не смогла представить, как сяду на пол и буду резать себя, но нож прихватила.

Не получалось думать и о деле, ведь замок преобразился. Сейчас и огонь качался ласково, и лед блестел игриво. А сколько интересного таилось за пределами кухни и женских покоев. Всегда хотелось подняться в самую высокую башню. Снизу она казалась такой длинной, что исчезала в облаках. Времени всегда не хватало, а теперь не будет возможности. Белый край станет воспоминанием, при мысли об этом ноги будто каменели, и идти становилось труднее.

После каждого множились сомнения. Если бы моих сил хватило для колец, Нэмьер приставил бы ко мне стражников. Или они ждали наверху — не суть, просто свободы оказалось подозрительно много.

А вдруг ему было все равно?

Я замерла. Нет, он неспроста держал здесь Гайди, чары на нас и слепой увидит. Хотя мы меркли рядом с Калсаном и тем, что тот мог устроить. Да и кто поверит мятежнику и дочери предателя?

Остаток пути я рассматривала пол. Было гадко и тоскливо. Вспоминались большие ладони Нэмьера, его улыбка и надрывный голос в склепе. Даже после разоблачения он открылся мне, заботился — бежать было неправильно, только не так.

Очередной коридор вел к арке. Внизу виднелись ступеньки, которые постепенно исчезали в темноте. Вот и я исчезну, вернусь к мрачному прозябанию. Это если все получится, но кольца могли и не ответить мне. Нэмьер наверняка почувствует, или стражники заметят — вряд ли там было пусто.

И я пожертвую его добротой? Хорошо бы, мне не место среди духов, льда и шорохов. Это казалось верным, но стоило крепче сжать ремень сумки, как рука мучительно запульсировала. Вспомнился склеп, Рогир, мертвые; что, если мое место теперь здесь? Не выйдет просто вернуться домой и все забыть.

Я топталась у арки и мяла ремень. Руки ныли, и только это помогало не утонуть в мыслях. Нужно было попытаться уйти, но что-то мешало. Замок стал приветливым, тайна Нэмьера раскрылась — не хотелось уходить сейчас. Хотелось найти его и сказать, что меня ничто не пугало.

Нужно ли ему это? Вдруг он только забавлялся?

Возможно, но шагнуть в темноту не получалось. Я не взяла плащ, не придумала речь для охранников, не знала, что буду делать за стеной и как найду помощь. Ничего не знала, надеялась на случай и вела себя глупо. А между тем здесь оставался тот, кто был мне дорог. Хватит убегать и бояться, сделаю то, чего просило сердце. Плевать на последствия, хуже вряд ли будет.

Я кинулась обратно. Эделина нашлась в спальне, смежной с моей. Она дремала и пришлось долго выяснять, где комната Нэмьера. И что заставило думать, будто нормально ворваться ночью к мужчине? Меня распирало от неясного гнева, любопытства и еще чего-то.

В груди тянуло, пока я неслась по коридорам на мужскую половину. Нужная дверь сразу бросалась в глаза, тоже темная и лакированная, как у кабинета. Позолоченная ручка блестела необычно ярко, ее словно намазали ядом. Стоит прикоснуться, и пути назад не будет.

Постучать не вышло, только похлопать по двери ладонью. В руку будто вонзались иглы и доставали до несчастных костяшек. От этого я начала трезветь и рывком открыла дверь. Не хватало струсить и уйти, наутро от наглости и следа не останется. Оказалось не заперто, как и везде. Я увидела, как сквозь ряд узких окон пробивался белый свет, под ними стоял длинный стол, на котором лежала открытая книга. Интересно, о чем она?

Почудился шелест страниц, тихий звон посуды и шаги слуг. У меня голова кружилась при мысли о том, что Нэмьер жил здесь, смотрел в эти окна, трогал дверную ручку. Даже тишина была особенной, уютной. И запах… привычная свежесть, но какая-то родная.

Я по пояс всунулась в комнату и млела, пока с плеча не соскользнул ремень сумки. Проклятье, забыла оставить ее. Хорошо, что Нэмьер не открыл и не увидел меня такой ошалелой. Вернуться бы к себе и причесаться, но могло развеяться спасительное непонимание.

Зайдя внутрь, я аккуратно закрыла дверь и опустила сумку на пол. Звуки здесь казались мягче, словно замок подбадривал меня. У дальней стенки виднелась еще одна дверь. Спальня наверняка была за ней, здесь все комнаты напоминали друг друга. Я похлопала по ней и ужаснулась — и впрямь зайду? Этого хотелось до дрожи, но сердце трепетало от страха.

— Войди, — раздалось почти сразу.

У меня дыхание перехватило. Как так? Я надеялась, что будет время собраться, подумать, обдумать… в пекло, этой ночью можно все.

Дверь поддалась на удивление легко. В глаза бросилась широкая кровать с тяжелым резным каркасом, как и в моей спальне. Темные шторки были раздвинуты и открывали разбросанные подушки. Нэмьер сидел среди них и тер переносицу. Сидел голый, лишь складки одеяла между ног закрывали… это.

Я не сразу сообразила, что таращилась на него с открытым ртом. Никогда не видела раздетых мужчин, только до пояса. Низкородные летом не носили чулки, а узки бриджи и шоссы давали представления о том, какие они внизу. Ласвен крепко прижимался — чувствовала, но видеть перед собой такое…

Нэмьер вздохнул и замер, когда увидел меня. Следовало отвернуться, извиниться, сделать что-то, но получалось только рассматривать плавные изгибы рук. Длинные волосы в беспорядке разметались по плечам и груди. Ноги… боги, до чего они были красивыми. У мужчин они казались нескладными, но теперь меня привлекали угловатые линии.

Мы так и смотрели друг на друга, пока Нэмьер не откинул одеяло. Я ничего не видела! Хвала богам, не успела — он быстро повернулся и продемонстрировал бедро.

— Ты что? — взвизгнула я и отвернулась.

— Разве ты не этого хотела?

Нэмьер говорил учтиво, но в голосе сквозила насмешка. Не удивительно, как у меня ума хватило ворваться сюда посреди ночи? Что ему было думать?

— Не для этого, ты же читаешь души, должен видеть!

Хотелось оправдываться, говорить, отвлекать от сути.

— Души, а не мысли. Твои желания мне ясны, но как ты объясняешь этот визит самой себе, увы, не знаю.

Лицо горело, казалось, что светилось в темноте. Нэмьер был прав. Меня вели сюда не только вопросы. Я не собиралась делать чего-то запретного, просто коснуться его, почувствовать хоть на миг.

Нэмьер шуршал чем-то за моей спиной. Это напоминало обратный отсчет: когда все стихнет, будет поздно. Для чего? Не знаю, но нужно было говорить и объяснить.

— Расскажи, — попросила я, — расскажи все.

Шорох стих.

— Хочешь погрузиться в тайны существа?

— Я уже говорила, что не считаю тебя таким. Это была игра слов, мне… мне было страшно. Калсан ничего не объяснял, ты тоже. Я никогда не сталкивалась с подобным, боялась.

Слова вылетали сами собой. Руки болели, Нэмьер молчал, и эта кровать — было не по себе от того, что она стояла близко. Из головы все вылетело, когда брат лорда заговорил прямо надо мной:

— Расстраивает не слово, а то, что это правда.

Не правда! Хотелось крикнуть, но его не убедить. Здесь нужно что-то серьезнее слепой веры. Хотя бы внятная речь, на которую я не была сейчас способна.

— Идем, — сказал Нэмьер.

Он вышел из комнаты, волоча за собой шлейф красного халата. Указав мне на стул, брат лорда скрылся в темноте и раздалось постукивание ящиков.

— Однажды в детстве я подслушал разговор отцовских советников, — начал он. — Они называли его слабым, донельзя скучным и ограниченным. Печально было это слышать, но они были правы. Отец находился не на своем месте, думаю, он стал бы прекрасным фермером.

Я устроилась за столом и ловила каждое слово.

— Отец был чувствительным человеком. Он любил мою мать, хоть я ее и не помню.

Ящик стукнул в последний раз, и из темноты показался Нэмьер. Он приблизился и протянул мне мятый листок бумаги.

— Его письмо к ней, взгляни. Отцу было уже за тридцать, когда он писал это.

Я не смела взять такую личную вещь. На него и смотреть было неудобно, но тут взгляд упал на подпись. Буквы сливались в закорючки, и одна из них превращалась в сердечко.

— Как мило! — воскликнула я.

Нэмьер скупо улыбался, но его лицо светилось нежностью. Он долго рассматривал письмо и будто забыл обо мне.

— Знаю, отец долго горевал по ней. Отказывался жениться, хотя понимал, как был нужен законный наследник. В конце концов он выбрал мать Стефана. Из деловых соображений, но они очень сблизились.

Все так же рассматривая письмо, брат лорда понес его обратно.

— После рождения Стефана она простудилась. Это казалось пустяком, мы не успели испугаться. Все случилось быстро, она угасла за считанные дни.

Голос растворялся темноте, пока вовсе не затих. Раздалось звяканье и плеск воды. Нэмьер вернулся с двумя кубками и один поставил передо мной; так просто, ничего не спрашивая и не предлагая. Наверное, он отвык от людей. Призраки здесь не возражали, только исполняли веленое. Стало безумно жаль его. Скорбное, мертвое, безнадежное место, а я домом была недовольна.

Нэмьер продолжил не сразу. Сперва он сел напротив меня, отпил из кубка и долго смотрел в одну точку.

— Что случилось дальше? — спросила я.

— Дальше? — Он вздохнул и помолчал. — Дальше было Великое очищение. До этого Арантаковцев еще терпели, но королю взбрело в голову уничтожить их раз и навсегда. В те времена их действительно было много. Все шло неплохо, пока не явились королевские обвинители и чародеи. У отца не было выбора, ему пришлось казнить наших друзей, преданных слуг.

Нэмьер говорил без эмоций, но слишком сильно сжимал кубок и старательно смотрел в одну точку.

— Это сломило отца окончательно, а потом умерли и мы со Стефаном, — так же ровно сказал он.

— Как умерли?

Я затаила дыхание. Сейчас прозвучит что-то важное, как приговор, после которого все перевернется.

— Проклятье. Думаю, кто-то из Арантаковцев или членов их семей мстил. Это напоминало пневмонию, но длилось всего сутки.

Нэмьер опять замолчал. Он походил на статую, только пальцы нервно скользили по кубку. Я едва сдерживалась от вопросов. Внутри будто кто-то скребся, требовал ответов. Сейчас. Немедленно. Скорее.

— Помню, как проснулся, — Нэмьер нахмурился. — Это по праву можно назвать вторым рождением — я ничего не понимал. Совсем ничего, как младенец. Я видел комнату, свое тело, отца, но не узнавал. И я не мог уйти от своего тела. Нужно было быть рядом, это как во сне, мучительное желание, навязчивое. Хотелось уйти, особенно, когда нас перенесли в тот склеп. Уйти и не видеть его мрачные стены и отца, весь этот кошмар. Но приходилось неделями сидеть у гроба, в пустоте.

Его взгляд заметался по комнате, будто все вокруг исчезло. После увиденного образы в моей голове стали ярче. Темнота, два гроба, несчастный лорд бегал от одного к другому. Его глаза округлились, жидкие волосы торчали во все стороны. Он всхлипывал, звал сыновей, просил богов вернуть их. Я бы умерла второй раз, увидев таким своего отца.

— В какой-то момент появился Калсан. Он почти не изменился с тех времен, разве что стал носить красное. Он велел высечь на гробах руны, и стало легче. — Нэмьер улыбнулся. — Только тогда я понял, что люди знают обо мне, что я не покинутое всеми создание, а дух Стефана был настоящим. Потом Калсан стал читать заклинания, темные. Не знаю как, но я чувствовал это. Это как проснуться ночью и уловить запах гари — его не видно, но тревога растет. Меня тянуло куда-то… казалось, что в свое тело, но оно было мертво, туда не вернуться. Но мне все равно нужно было это, нужно!

Он осекся и замолчал на минуту. Я не торопила. Не уверена, что до сих пор хотела все знать, но прервать рассказ не решилась.

— Это продолжалось долго. Казалось, что годы. Однажды Калсан читал очередное заклинание, и что-то произошло. Стефан сравнил это с судорогой. Что-то происходило со мной, то ли боль, то ли… не знаю, но я менялся. Впервые за все время ощущал что-то, меня будто рвали начасти, потом собирали и снова рвали. Раньше все было видно, и вдруг исчезло, свет факелов ослеплял. Появился ужасный холод, он все естество пробирал. И воспоминания. Боги, я видел, что отец страдал и любил меня, но только тогда вспомнил, кем он был. Вспомнил и свою любовь, как мы жили… догадался, что произошло. Наверное, следовало радоваться, но я ужаснулся. Стать зачарованным монстром, противным богам и природе… страшно это сознавать.

Я все меньше понимала, что происходило. Сказанное напоминало сказку, но таковым не являлось. Или Нэмьер шутил? Вряд ли, но как еще это объяснить? Голова шла кругом.

— А ваш отец?

Брат лорда приоткрыл губы и медленно втянул воздух. Он заговорил не сразу, сперва долго рассматривал что-то в темноте.

— Помню, как лежал на полу. Рядом был Калсан, говорил что-то, а я так и видел лицо отца. Как он плакал над гробами много-много раз. Хотелось закрыть глаза и все забыть, даже то, кто я теперь. Человек? Дух? Существо? Здраво мыслить не выходило, но я осознавал, что случилось. Стефан кричал рядом. Я не обращал внимание, пока Калсан не кинулся к нему. Оказалось, что…

Нэмьер выдохнул и потер переносицу. Он не хотел говорить дальше. Не нужно было, но я не успела прервать:

— То, что умерло, не должно возвращаться сюда. Это божественный порядок. Никто не вернется из мира мертвых просто так. Калсан утверждает, что не понимал этого и верил в свои силы. Мне же кажется, что ему было просто любопытно, он отмахнулся от последствий. — Нэмьер грустно усмехнулся. — Стефан все кричал, Калсан оставил меня и бросился к нему. Оказалось… я увидел, как Стефан склонился над телом отца. Наше существование не может быть простым. Мир мертвых зовет нас, нужны силы, чтобы противостоять ему. Живая сила, которой у нас нет. Ее в избытке у чародеев, но они могут противостоять нам. Простые люди — нет. Отец обнял Стефана, и тот ненароком вытянул из него все.

Наступило тяжелое молчание. Нэмьер ничего не сказал о слезах брата, наверняка это была метафора. Отпив из кубка, он продолжил:

— Сперва все шло неплохо. Менялись только люди, которые часто находились рядом. Они отдавали нам свою силу, а мы поддерживали их жизнь с помощью мира мертвых. Но это было временно, в конце концов у людей не оставалось собственной энергии. Нужно было еще. Постепенно весь Ашвейн превратился в это.

— Ты говорил, что чародеи перенесут такое?

— Они все поняли быстрее нас и разбежались. Я не стану никого принуждать быть рядом и красть то, что дано богами.

— Значит, простые люди хуже?

— Нет! — Нэмьер встрепенулся и посмотрел на меня. — Они ничем не хуже, просто они уже стали жертвами. Ничего не исправить, поэтому и переживать не о чем.

Он скривил губы и притворился равнодушным, но я не верила. Слишком резкая перемена, слишком ярко сияли его глаза. Нет, он не мог отмахнуться от того, что сделал. Никто не знал о последствиях. После изменений люди не могли жить вдали отсюда, так куда их отпустить? Братьям приходилось сидеть с призраками и мучениями совести.

— Ты говоришь, что у людей хватает сил только на время, — начала я. — Выходит, что эти… чары не ограничатся Ашвейном?

Вспомнился лед у стены, но Нэмьер отмахнулся:

— Нет, но это ерунда. Я уже почти нашел выход.

Он отвернулся и нервно глотнул из кубка. Как-то резко все поменялось, не нравилось мне это.

— Какой выход?

— Думаю, с силами колдунов оборотней можно будет что-то придумать, мне удалось подружиться с несколькими племенами.

— Думаешь?

— Елена! Ты все равно ничего не поймешь.

Голос стал резким. Нэмьер нахмурился и не мигая смотрел на меня. Ничего он не придумал, только надеялся. А Калсан не собирался вредить этим землям, всего лишь защитить от них Ильмисар.

— Боги, — выдохнула я и закрыла рот ладонью.

Нэмьер все понял и осунулся.

— Ради Стефана я найду выход. Не вини нас за то, что мы не хотим обратно в тот холодный мир. Еще не поздно, за стеной пустынные земли, времени много. Калсан спешит лишь потому, что подвернулся случай.

При упоминании брата на лице Нэмьера появилось болезненное выражение. Он не думал о себе, только о вредном мальчишке.

Вспомнился противный голосок, который грозил мне пытками. Может, лорд и не был злым, но при мысли о нем я сжала челюсти. А еще начала ревновать.

— Ты поэтому отстранялся от меня, чтобы не вредить?

Он кивнул, но легче не стало. Улыбки и забота радовали, но не было доказательств привязанности. Или они остались непонятыми. Насколько знаю, поцелуи для мужчин ничего не значили. Тишина давила — только это и было ясно.

Хотелось спросить, почему они не вернули отца, но Нэмьеру будет больно. Он с презрением говорил о себе нынешнем, наверняка не осмелился втягивать в это родителя.

— Значит, весь лед здесь опасен? — спросила я.

— Нет, все это, — брат лорда обвел взглядом комнату, — пыль, для людей опасен лишь тот, что приходил к тебе. Калсан прозвал его Слезой Ашвейна.

Слезу больше напоминал тот, что сейчас блестел на стенах. Они будто скорбели о людях.

— Выходит, это ты подослал его ко мне в темницу?

— Нет. Когда мы поняли, как управлять ею, слезы стало чересчур много. Вблизи мы можем ей приказывать, но вдалеке она как кошка — где-то ходит, что-то делает. — Нэмьер грустно усмехнулся и покачал головой. — Чары напоминают животное. Если не знаешь, как дрессировать его, жди беды.

Меня удивляло собственное спокойствие. Сил на страх не осталось, или слеза Ашвейна повлияла. Я вспоминала поцелуи Нэмьера и вызывала в себе отвращение. Он был мертвецом, это гадко, противно природе. Без толку. Не напоминал брат лорда духа. Он дышал, был теплым, его губы — влажными. Мне нравилось все, что было с ним связано, так зачем отворачиваться? Из страха и предрассудков? Вздор.

Я встала и направилась к нему. Сердце быстро забилось, не верилось, что мне хватит смелости. Но Нэмьер оказался близко неожиданно резко. Он внимательно смотрел на меня, нужно было что-то сказать.

— Можно? — спросила я и протянула руку.

Он кивнул и игриво прищурился. Стало совсем не по себе, но развернуться и уйти было бы глупо. Стараясь двигаться изящно, я коснулась волос Нэмьера. Пряди оказались на удивление мягкими и гладкими. Здесь не было чужих глаз, только брат лорда, его улыбка, тишина… это пьянило.

Я накручивала волосы на пальцы и смелела. Провела фалангой по бровям — какими же густыми они оказались, из-за светлого цвета и не скажешь. Нэмьер закрыл глаза, его улыбка померкла, но уголки губ оставались приподнятыми. Ему нравилось! Дышать стало трудно, я скользнула пальцами по скуле и замерла у подбородка. Сверху виднелась впадинка между ключицами и тонкие белые волоски, которые бежали вниз и скрывались под халатом. Вот бы мне увидеть грудь, которая плавно опускалась и поднималась.

Стало жарко. Я дышала все громче, чаще. Нэмьер уже открыл глаза и наблюдал за мной из-под полуопущенных век. Не был он ни духом, ни мертвецом, ни чудовищем. Я видела только такого же человека, как все.

Не отводя взгляд, брат лорда взял меня за руку. Очень нежно, но по ней будто молотком ударили.

— Что такое? — Он встрепенулся, когда я дернулась.

— Лед не хотел уходить.

Нэмьер посмотрел на яркие пятна.

— Наверняка ему не поздоровилось, — шепнул он и наклонился.

Кожа горела, но теплое дыхание все равно было приятным. Не знаю, говорил ли Нэмьер что-то, но стоило пару раз моргнуть, как пятна исчезли, а с ними и боль. Я не удивилась, только не после склепа и рассказа.

— Что это?

Брат лорда потряс мои руки, и браслеты зазвенели. Боги, я же нацепила их все, когда удирала, совсем забыла.

— А это? — Он оттянул воротник моей туники.

Под ней был узел из колье и подвесок.

— Ничего. — Я вернула воротник на место и хотела отойти, но Нэмьер ловко обнял меня за талию.

— Хотела сбежать? — пропел он и потянул меня к себе.

Я и опомниться не успела, как оказалась на его коленях. От смущения позвоночник вытянулся сам собой. Ноги Нэмьера чувствовались под ягодицами, руки он сцепил в замок и положил на мое бедро. Просто положил, но они были непривычно низко, а ткань — тонкой.

— Оценила мой подарок? — спросил он.

Голос тоже звучал непривычно близко, дыхание грело щеку. Сердце замерло — руки, дыхание, лицо Нэмьера, улыбка…

— Какой?

— Я отослал стражей из башни с кольцами, чтобы ты убедалась, что ими управлять не сможешь.

Он говорил, но слова ускользали, было только ощущение чужого тела. Полы на груди расходились при вздохах; как хотелось взяться за них и отодвинуть. Прижаться носом к коже, вдохнуть, поцеловать. Что-то останавливало. Глупо, ведь мы уже целовались, но не в спальне, а на Нэмьере было больше одежды. Я почти заставила себя обнять его и заглянуть в глаза. Какой красивый цвет они приобрели в лунном свете, ярко-синий, и блестели необычно красиво.

— Значит, это место не изменит меня?

Слабая улыбка Нэмьера померкла вовсе.

— Ни в чем нельзя быть уверенным, но, понаблюдав за тобой, я не нашел причин, по которым ты начала бы меняться. Тебя поддерживает…

— Т-ш-ш. — Я прижала палец к его губам. Сама удивилась такой наглости и затихла на секунду. — Помню. Выходит, что мы оба существа, котором нет места за стеной.

Хотелось дать понять, что я на его стороне. И мне это нравилось. Не собственная сущность, а единство с Нэмьером — мы оба оказались чужими для мира.

Он не ответил, но улыбнулся и притянул меня к себе. Снова горячее дыхание, теперь на шее, затем на губах. Не хотелось думать. Я лишь закрыла глаза и ответила на поцелуй. Мы двигались неторопливо, изучали друг друга, но внутри меня бушевал огонь. Страстно, запретно, прекрасно — столько слов, но все меркли перед этим нежным поцелуем, который…

Раздался грохот, и в уши впился крик:

— Н-Н-Нэмьер! Ско…

Все стихло так же резко, как и началось. Я и не заметила, когда отстранилась и уставилась на дверь. Просто видела, как она покачивалась за спиной лорда. Растрепанный, ошарашенный, он смотрел на меня и завязывал пояс бледно-красного халата.

— Эт-т-то что т-такое?

Наверное, я выглядела не менее потерянно — лорд заикался? Нэмьер встрепенулся и напрягся, но остался сидеть.

— В чем дело? — бросил он, но мальчишка молчал и хмурился. — Ну?

— П… п… — Стефан прокашлялся. — С границы сообщили, что стена пала.

— Невозможно. — Нэмьер нервно усмехнулся.

— С…Ска-а-а… — Лорд покраснел от усилий и прожег меня взглядом. Уверена, это злость помогла ему собраться и заговорить нормально: — Скажи это армии под черными знаменами магистрата. Они уже на подходе к Варсату.

Повисла тишина, только кровь гудела в висках. Я смотрела на Нэмьера и ждала слов или взгляда, но он окаменел и только сжимал мое бедро. Все сильнее, становилось невыносимо больно, но шевельнуться не хватало духа.

— Оставайся здесь, — бросил он и поставил меня на ноги.

— Нет… — взмолилась я, но Нэмьер оказался у двери неожиданно быстро.

Братья исчезли, и повисла мрачная тишина. С воздухом она проникал в легкие и оседала мерзким комом. Надвигался ужас — слишком тихо было здесь, спокойно. Я вспомнила соседа солдата — он потерял глаз, а лицо напоминало смятую фигуру из глины. Его избили рукоятями мечей. Судя по книгам, для завоевателей женщины становились не ценнее скота, с ними отвратительно поступали.

И это случиться здесь, с Эделиной? Мой Нэмьер будет в опасности? Нет, Калсан не зверь… а его солдаты? Я рванула в коридор, спасаясь от домыслов. Братья оказались неподалеку. Нэмьер стремительно шел впереди, его халат развевался, как кровавый шлейф — знамение. Нет! Нельзя о таком думать и кликать беду. Я старалась не думать вовсе, но легче не стало.

Иногда Нэмьер замирал возле стражников и быстро говорил с ними. Всегда медлительные, те резко убегали прочь, звеня доспехами и держась за мечи. Редкие встречные расступались и кланялись. Они тоже изменились, втягивали головы в плечи, шептались и смотрели затравленно. Слух разлетелся, и замок менялся. Только показалась его красота, и сразу померкла в суете и страхе, все наполнялось мучительным ожиданием удара.

Нэмьер привел нас в башню с кольцом. Братья замерли так стремительно, что я едва не налетела на лорда. Он обернулся и глянул на меня с такой ненавистью, что захотелось спрятаться. И поделом, это все из-за меня. Калсан в любом случае устроил бы что-то, но в итоге виновата во всем была я. Я!

Нэмьер стал водить руками в воздухе и шептать заклинание. Подул легкие ветерок, развевая его волосы и полы халата. В этот раз кольцо загорелось сразу и очень ярко. Раздался тонкий звук, похожий на писк. Кольцо полыхало и резало глаза — оно будто кричало, не хотело умирать. В конце концов узор покрылся трещинами и исчез.

— Да, Калсан с радостью нырнет в оставшееся кольцо, — хмыкнул лорд.

— Можешь отправиться за стену и уничтожить другое. Этого больше нет, к нам никто не явится без спроса.

Нэмьер оставался спокойным, но говорил быстро и выдавал волнение. Он пытался отослать меня, но как уйти? Как сидеть в комнате и слушать звон брони, видеть затравленный взгляд Эделины? Как не задохнуться во всем этом? Мне нужен был Нэмьер, да и легче будет знать обо всем, чем гадать. Нет, я не уйду, вцеплюсь в его халат и буду волочиться следом, если придется.

Нэмьер был занят и не стал спорить. Лорд противно хмыкнул — стукнуть бы его. Дрянной мальчишка, только гадко улыбался и отпускал колкости, а сам ничего не мог. Ходил за братом, как щенок, еще и мне что-то говорил.

Он отстал только на несколько минут, чтобы переодеться в синий дублет с баской и серебряными пуговицами. Нарядился в фамильный цвет, чтобы похвастаться, не иначе. Он же здесь лорд. Нэмьер тоже переоделся, но в бледно-зеленую накидку в пол. В его комнате братья сели по краям стола, я устроилась в тени у стенки. Не хотелось мозолить глаза, все равно не скажу ничего путного.

То и дело приходили люди в доспехах. Командиры, судя по немолодым лицам и узорам на оплечьях. Из их разговоров стало ясно, что никто даже не понял, когда рухнула стена. Шума не было, а караульные пропали — без чар не обошлось. Ущелье вело прямо к замку Варсат, где хранилось много оружия и припасов.

— Если Калсан засядет в нем, его будет трудно выдворить, — вздохнул Нэмьер. Он смотрел в одну точку и будто сам с собой говорил.

— Осада займет время, — отчеканил коротко стриженный латник, — а на штурм враги пока не пойдут: у них мало орудий, им придется делать их на месте, искать леса, а они далеко. К тому же в Варсат уже прибыли гарнизоны, отправленные вами недавно. Еще несколько на подходе, наверняка враг уже заметил их и понял, что не справится.

— Велите гарнизонам встать подальше и не провоцировать их. Калсан может испугаться и перебить наших людей зря. Замок он в любом случае возьмет обманом, и скоро. Ему ничего не стоит накинуть иллюзию и заставить воинов думать, будто они открывают ворота своим.

Точно, как с книгой. Я вертела ее в руках и не заметила хитрости, что говорить про караульных, которые увидят сверху синие плащи да размытое лицо в узкой полоске забрала. Так просто и жутко.

— Может быть, он пройдет мимо и направится сразу к нам? — пискнул лорд.

Он словно стоял перед Калсаном и уговаривал его поступить так. В потерянном взгляде читалась надежда.

— Ему нужно укрепиться на чужой земле, кормить своих людей, дать им кров. К тому же глупо оставлять за спиной врагов. — Нэмьер говорил отрывисто и быстро. Он почти не двигался, только ресницы подрагивали.

Его брат нервно махнул рукой, и латник откланялся. Шаги еще долго раздавались в коридоре — так было тихо. В окна несмело проникали лучи солнца. Бледные, неприятные, они казались холодными и сделали комнату еще мрачнее.

Я так старательно вытягивала спину, что заныла поясница. Братья не двигались, впервые напоминая духов. Стефан уперся локтями в стол и смотрел на Нэмьера. Тот шевельнулся первым и потер переносицу двумя пальцами.

— Нужно ехать к Варсату, — вздохнул он.

— С ума сошел? Калсан только этого и ждет, — возмутился лорд.

Громкие звуки показались чем-то неестественным. Даже в ушах кольнуло, и суть слов дошла не сразу.

— Ждет, — кивнул Нэмьер, — но за нашими людьми нужно приглядывать. Кто знает, вспомнят ли они о причинах отъезда, оказавшись у Варсата? Уверен, Калсан на это и рассчитывает. Он может обмануть их и всех перебить.

— Пошли другого! — вскрикнула я. — Зачем ехать самому, можно…

Что? Не знаю, но его нужно было остановить.

— Поеду я. Ты останешься и будешь защищать замок. — Нэмьер глянул на брата и снова прижал пальцы к переносице.

Я встала, но слов не подобрала. Он не мог уехать, там опасно, не мог!

— Лучше ехать мне, ты лучше владеешь чарами и защитишь замок. Калсан явно не воевать приехал, он просто хочет сжечь нас, поэтому будет искать способ прокрасться сюда.

Повисла тишина. Я заламывала пальцы и ждала, но Нэмьер молчал. О чем здесь думать? Нельзя было покидать замок.

— Не могу представить, как Калсан проникнет сюда, — вздохнул он, — защитные чары, ловушки… да, он мог что-нибудь придумать, но это лишь домыслы. А армия под черными знаменами — реальность, и сейчас наши люди идут к ней. Им может потребоваться помощь, меня они лучше знают и уважают, чем тебя. Поеду я, а ты…

— Попробуй передать Калсану свои мысли.

— Я пытался, он закрылся от меня.

— Давай подождем? Кто знает, может быть, Калсан все же захочет поговорить?..

Тут Нэмьер с силой ударил кулаком по столу.

— Спрятаться и гадать, убьют ли наших людей? Мы и так причинили им столько зла, ты хочешь погубить их, как сорняки?

Раскатистое эхо барабанило по ушам. В нем была вся злость, все отчаяние Нэмьера, которое он сдерживал.

— Умения наших людей никуда не делись, но они с трудом помнят себя. Им нужен рядом кто-то, кто направит их и напомнит о том, что нужно делать. Уж прости, но тебе это не под силу, ты слишком незрелый! Поэтому ты будешь сидеть здесь и следить, чтобы вокруг замка все оставалось спокойно.

С каждым словом Стефан казался меньше. Нэмьер жаждал помочь своим людям, его мучила вина, но мне была невыносима мысль, что он отправится к врагу.

— Должен быть другой выход, прошу, подумай еще! — Я подбежала к нему. — Наверняка Калсану не нужна война, можно попытаться договориться, обмануть его. Прошу, подумай!

— Времени нет, пока мы говорим, он мог уже пробраться в Варсат. К тому же я не совсем человек, убить меня будет трудно. Это не так опасно, как кажется.

Голос Нэмьера смягчился, но глаза решительно блестели. Он резко встал на ноги, и у меня внутри все оборвалось.

— Пожалуйста, — взмолилась я и положила руки на его грудь. Нельзя дать ему сделать и шагу, не то все. Он исчезнет, бросит меня.

— Елена. Вспомни людей здесь. Я слишком виноват перед ними…

— И хочешь загладить вину, подвергнув себя опасности?

— Нет, всего лишь хочу проводить их и помочь. Калсан не убийца, но пойдет на все ради своих целей, в этом можно не сомневаться. К тому же мы хорошо знаем друг друга, я попробую встретиться с ним.

Он говорил тихо и строго, будто уговаривал ребенка выпить лекарство. В этом была обреченность, Нэмьер все решил, его не отговорить.

— Встретишься, и что? Калсан лжец, он обманет…

— Елена, — он накрыл ладонями мои руки, — это мой долг.

Я смотрела на него и сжимала пальцы, сминала красивую ткань, хотела сделать больно… или нет? Не знаю, мне просто было так трудно! Глава погубит моего Нэмьера. Знаю, он должен был ехать и помочь своим людям, на мальчишку-лорда надеяться не стоило, но как вытерпеть это?!

— Елена, Елена, — шептал Нэмьер.

Он гладил мои руки, грел их, ласкал. Тепло спускалось к локтям, подбиралось к плечам. Мысли путались, брат лорда ворожил, и дикая усталость мешала думать. Скоро задрожали колени, а голова потяжелела.

— Не надо, — выдохнула я.

— Отдыхай, тебе не нужно видеть всего этого, — прошелестело сверху.

— Вернись, прошу, вернись… — Слова повторялись эхом и терялись в непроглядном мраке.

Не знаю, в какой момент все стало белым. Не было ни земли, ни неба, только ласковый свет. И меня не было. Трудно объяснить, будто дух вылетел из тела и не требовалось моргать или дышать.

Издалека доносился голос. Сперва неразборчивый, но слова звучали все громче, и я узнала Калсана:

— Здравствуй, Елена.

— Где мы?

Мысли звучали отдельно от слов, нужно было просто захотеть, как по волшебству.

— Ты в замке, а я у Варсата.

— Но как?..

— Как наши мысленные беседы. Эти чары зависят не от меня, а от того, с кем я связываюсь. Ты развиваешь свою силу, я чувствую, поэтому теперь могу передавать тебе и образы.

Эмоций не было, только спокойствие и белизна. Впервые я осознала, что действительно отличалась от других. Это что-то значило, сулило новое, но подумать над этим не удалось: впереди появилось светло-серое пятно. Оно становилось темнее, обретало линии и контуры, пока не стало каменной стеной. Между блоками сочился лед, ее окружали горы — стена, что отделяла Ашвейн. Внизу змеились ручейки белого льда, но теперь стали длиннее.

— Она растет, — грустно сказал Калсан.

— Остановите это.

— Поверь, я не могу.

Слеза Ашвейна оказалась прямо передо мной. Я чувствовала, с каким усилием она роет землю, пробирается все дальше. Чувствовала ее животный голод и слышала грозный шорох. Трава вокруг тускнела и покрывалась инеем, все умирало.

— Скоро она будет в Ильмисаре, — продолжал Калсан.

Вдруг появились родители. Они спали в своей комнате, повернувшись спиной друг к другу. Раздавалось тихое сопение, откуда-то долетал стук колес о мостовую. Мой дом, мои стены, такие серый и мрачные, но любимые. Меня будто что-то ударило, наконец появились чувства — тоска, мучительная, почти болезненная. Я бы нырнула туда, забыла все это и вернулась, но картинка быстро изменилась.

Серые доски стен потемнели и вытянулись. Кровать смазалась и скользнула в угол. Она стала меньше, и теперь на ней спал Осберт. Каким же длинным он стал, это даже под одеялом было заметно. И волосы подстриг, наверное, Тарваль взял его в свою стражу. Братишка, а ведь только недавно он был ниже меня и играл с деревянными лошадками.

Раздалось знакомое шуршание, и между досок показался лед. Он полз к Осберту!

— Нет! — крикнула я.

Хотелось помочь, но брат спал и не видел, как белели его волосы.

— Остановите это!

— Не могу. Скоро Слеза Ашвейна доберется до твоих родных, это неизбежно. Но ты можешь все изменить.

— Как?

Я пыталась двигаться, рвалась к Осберту. Это было видение, но мне требовалось делать что-то, невозможно было смотреть! Ужас развеялся вместе с образом. Вокруг потемнело, появилось возвышение и знакомые гробы. Откуда-то снизу возникли языки пламени. Это был факел, и держала его я. Моя рука вытягивалась, тянулась к гробам.

— Ты можешь все изменить.

— Никогда!

— Не обязательно сжигать обоих.

Один из гробов рассыпался и исчез в темноте. На оставшемся красовалась буква «С».

— Не-ет! — Я кричала, выталкивала из себя боль и страх. Не сделаю этого, никогда!

— Тогда погибнут невинные.

— Все равно.

— Правда?

Гроб вытянулся и превратился в арку. Такая же вела в склеп, я будто стояла у двери с козлиной головой. Теперь на стенах горели факелы, а на полу блестели багровые лужицы. Доспехи валялись везде, но не пустые. Под шлемами тускло блестели глаза, иногда виднелись перекошенные рты. У некоторых они были открытыми и беззубыми, с окровавленными деснами. Боги, я рассмотрела отрезанные пальцы на полу!

— Тебе действительно все равно?

Нет. Была бойня, людей убили… это ужасно, но я не могла. Просто не могла согласиться.

— Нэмьер найдет выход, уже почти нашел!

— Мы искали его не одно поколение. Выхода нет, Нэмьер выдает желаемое за действительное, и все ради брата. Этот мальчишка стоит того?

Комната стала двигаться и растворяться. Ее сменило снежное поле и тусклое небо, но тела не исчезли. Напротив, их стало больше. До самого горизонта лежали люди в мятых доспехах, с вывернутыми руками и шеями, посреди кровавых пятен. Я скользила мимо них, быстрее, быстрее, быстрее, пока этот ужас не смазался в бело-серо-красное месиво.

Вдалеке показалась фигура, тоже в доспехах и синем плаще. Это был Нэмьер, я узнала волосы. Он стоял на коленях и закрывал лицо руками.

— Я все равно приду и возьму то, что мне нужно. А муки совести изведут его. — Голос Калсана кружил надо мной, как стервятник.

Нельзя было слушать. Нэмьер знал лучше, он все исправит. Исправит! Я хотела отвернуться, но не могла. Не могла закрыть глаза, убежать — ничего. Невыносимо, меня рвало на части, но иллюзорный мир не отпускал.

— Убирайся! Убирайся! — кричала я.

Прошла вечность, пока поле с трупами исчезло. Появился каменный потолок, и я узнала свою спальню. Повернула голову и взглянула на окно, пошевелила пальцами на руках — тело вернулось. Калсан отпустил, но радость не пришла.

Вылезти из кровати удалось с трудом. Ледяной пол обжег ступни, но обуваться не хотелось — это помогало цепляться за реальность. Эделина успела разложить вещи по сундукам, меня шатало, пока я искала халат. Слишком долго длились видения, тело стало чужим и неповоротливым.

— Что вы делаете? — раздался голос подруги.

— Где спальня лорда? — спросила я, по очереди доставая из сундука одежду. Да где халат?

— Лорда?.. Рядом со спальней его брата, правее.

Эделина говорила удивленно, но не пыталась меня остановить. Хорошо, сил на споры не было.

— А где его брат?

Я затаила дыхание и скомкала нижнюю рубашку. Ответ был ясен, но вдруг он еще здесь? Взглянуть бы хоть через окно — большего не нужно.

— Уехал на рассвете, вы спали.

Все, будто в театре опустился занавес. Все кончилось, ждать нечего. Колени задрожали сильнее, я бы рухнула на пол, свернулась калачиком, заплакала, но надежда еще была. Не стану слушать Калсана и поверю Нэмьеру, он все сделает правильно. Мы со Стефанам встретим его здесь, но до этого нужно защитить замок.

Отыскав халат, я накинула его на плечи и вышла в коридор. В глубине души билось понимание, что нельзя бродить по замку полуголой, шлепая босыми ногами по полу. Потом будет стыдно, но сейчас это казалось мелочью. Лед Ашвейна, окровавленные войны, убитый горем Нэмьер — только это имело значение.

Дверь в комнату лорда выглядела такой же дорогой и красивой, путать было не с чем. Я вошла без стука и огляделась. Гостиные у братьев оказались одинаковыми, разве что стол здесь стоял не вдоль стены, а в центре комнаты.

— Т-т-ты ума лишилась? — послышался растерянный голос.

Лорд оказался позади меня, стоял у шкафа и держал свернутый пергамент. Его лицо покрылось пятнами, он пытался что-то сказать, но заикался от гнева. Выглядело это жалко. Я не стала тратить время и пересказала разговор с Калсаном.

— Невозможно, — выдохнул Стефан, — он не мог сломить чары замка и показывать тебе образы. Нэмьер столько заклинаний прочел… невозможно! И я не чувствую здесь чужих духов и магии.

От удивления он перестал заикаться.

— Нэмьер сам говорил, что слабее Калсана. В любом случае, это не важно. Главное — усилить охрану.

— Без тебя знаю, — к лорду вернулась привычная гордость, и он скривился, — если это поможет тебе оставить меня в покое, то стражи в замке больше, чем слуг.

— А резерв? Сколько сейчас отдыхает, не могут же все стоять на постах.

Я ничего не понимала в таких делах. Стефан чувствовал это и язвил вместо ответов, но иногда в его глазах появлялась задумчивость. Было не страшно выставить себя дурой, чтобы заставить его думать. Вряд ли он был глупым, но Нэмьер не успел бы все проверить и поправить, придется мне.

— Успокойся, женщина, люди Калсана окажутся здесь так быстро, только если прилетят на драконе. Нэмьер рассчитывает договориться с ним, поэтому нет нужды биться головой о стену.

Слова казались правильными, да и Нэмьер не сильно боялся увидеть здесь врагов так скоро. Но это говорил лорд, значит, стоило делать наоборот. Может я преувеличивала, но этот низкорослый заикающийся мальчишка не вызывал доверия. Хотя он не взял меня за шиворот и не выкинул прочь — может, был не таким гадким?

Глава 9. Бойня

Весь день Стефан проверял посты и давал указания солдатам. Пару раз велел напугать их, чтобы оценить реакцию. Я преследовала его и сожалела о дурных мыслях накануне, хотя он старательно подогревал мою неприязнь, рычал и стрелял глазами. Не всегда удавалось сдержать злую улыбку, стоило услышать заикания. Это было плохо, но я живой человек и тоже волновалась из-за всего.

Рассматривая план замка, Стефан вновь огрызнулся на меня за глупый вопрос. Он крикнул и сразу осекся, вспомнив о солдатах рядом. Остатки речи были с жаром выплеснуты в мое ухо. А мог приказать уволочь в комнату и запереть. Или просто накричать, чтобы все увидели, где мое место. Но нет, Стефан мужественно терпел вопросы и позволял крутиться рядом. Думаю, отчасти это было уважение к брату, отчасти — необходимость в ком-то рядом.

Стало совестно, что я лезла к самому лорду, еще и при подчиненных. Стоило начать вести себя тихо и не отвечать на крики, как он успокоился, даже поддержал меня:

— Калсан чародей, а не солдат. Он будет хитрить и строить козни. Солдаты нужны ему для устрашения, на бой он пойдет в самом крайнем случае. Нэмьер тоже тот еще лис, поэтому ему вряд ли что-то грозит.

Мы стояли у окна в башне. Холодный ветер забирался под плащ и холодил грудь. Мороз словно шел изнутри; я остыла, заледенела от страха и растерянности. Поплакать бы и освободиться, но не получалось. Была только обреченная тоска, такая же ровная, как серое небо.

— Он привел всех этих людей для обмана, чтобы заставить сделать что-то определенное. Вдруг мы этим и занимаемся?

Стефан ответил не сразу.

— Н-Нэмьер сп-п-правится, — выдавил лорд.

Он лгал, потому что заикался, только когда сильно волновался. Внутри меня будто канат порвался. Я падала, осталась лишь пустота, впереди — бездна. Вновь захотелось плакать, но никак. Грусть, непонимание, тревога… что угодно, но не слезы.

— Калсан может убить его?

— Возможно, но вряд ли он понимает природу нашего существования, чтобы знать, как это сделать.

Лорд поднял руку и задумчиво посмотрел на свои пальцы, щурясь от ветра. У него оказались красивые ресницы, раньше я этого не замечала. И черта лица аккуратные. Шея коротковата, но Стефана можно было назвать красивым. Жаль, что ему не представилось возможности подрасти и возмужать.

— Наши тела похожи на те, что были, — протянул он и грустно улыбнулся. — Поэтому мое заикание и не вылечить. У нас есть кровь, органы, но мы не стареем, не умираем… по крайней мере, как все.

Не представляю, каково это, трогать себя и понимать, что ты кто-то неестественный, чужой миру и никто не может дать ответ на простые вопросы.

— Пойду проверю посты. — Лорд резко опустил руку и направился к выходу.

— А склеп? Сколько людей его охраняет?

— Двадцать.

— Двадцать? Против Калсана?

— Уймись, женщина, — бросил он не оборачиваясь. — Замок большой, у нас не так много свободных людей. И я не чувствую поблизости чужой магии, а без нее ни Калсан, ни его люди ни за что не успеют сюда так быстро.

Он исчез в проходе, а я снова повернулась к окну. Двадцати человек мало — нужно защитить склеп любой ценой. Мы не знали, что станет с Белым краем, если тела… нет, даже думать не хотелось. Эти земли и ее обитатели сплетены в сложный магический организм. Братья были его сердцем. Если оно остановится, исчезнет лед Ашвейна и вся магия. Люди больше пятидесяти лет существовали, как куклы на ниточках — что будет, если их внезапно оборвать?

В голове потяжелело от мрачных мыслей. Я чувствовала себя мерзкой, но радовалась этой неопределенности; если бы Нэмьер знал, что его смерть поможет, то пошел бы на это. Вряд ли он любил всех и каждого, но слишком долго мучился от угрызений совести.

Глаза заболели, и я поняла, что не моргая смотрела в стену. Нэмьер уехал в том же направлении, раздвинуть бы камни и взглянуть, как пейзаж встретил его, что он мог видеть. Мелочь, но мне хотелось хоть придумать связь с ним. Сердце сжималось при мысли о том, что мы даже не попрощались.

Темнело, и мне становилось все хуже, не из-за разлуки — чувствовалось что-то плохое, совсем рядом. Я бродила по замку и пыталась успокоиться. Он будто и сам ждал беду, затих, раньше хоть иногда раздавались голоса, теперь слышались только испуганные шепотки и торопливые шаги. Отовсюду доносился звон брони, наших ли солдат? Вдруг люди Калсана уже ворвались и сейчас раздадутся крики?

Меня бросало в дрожь, стоило заметить латников. Хвала богам, каждый раз у них оказывались синие плащи. Но это были уже не воины с расправленными плечами, к которым я привыкла. Замок наводнили простые солдаты, у одних не хватало пальцев, у других глаз. Лица третьих испещряли шрамы или казались мятыми, как у солдата, что жил с нами по соседству. Это были дети войны, и они принесли ее дух сюда.

Спокойно было только в комнате, но безделье сводило с ума, я просто сидела и смотрела в темноту за окном. По словам Стефана Нэмьер мог быть уже у Варсата. Он ехал налегке, знал местность и где поменять лошадей. Врагов не стоило ждать здесь так быстро, ведь у них не было такого преимущества, да и шли они большой группой, что замедляло. Это не успокаивало, ведь мой Нэмьер уже приблизился к коварному чародею. Кто знает, что тот задумал. Вдруг была битва?

Нельзя о таком думать, слишком трудно, нужно было найти занятие, и быстро. Стефан меня уже видеть не мог, поэтому я отправилась в склеп, надев простое платье из коричневой шерсти. Холодало, а брать плащ не хотелось.

Смех и гомон солдат слышался даже у лестницы. Хороши защитники, врагам даже искать склеп не придется — просто пойдут на голоса. Отыскав знакомый проход, я увидела, что солдаты сбились в кучу, опирались на стены, а то и на мечи.

— Как вы себя ведете?

Вида Стефана хватало, чтобы воины вытянулись и стали напоминать грозную силу. Сейчас же они просто уставились на меня и давили улыбки. Никто не станет слушать незнакомую женщину, глупо вышло. Руки вдруг стали мешаться, не удавалось подобрать слова.

На помощь пришел Гайди. Он сам вызвался охранять склеп и великолепно смотрелся в начищенных доспехах и с мечом на поясе. Его спина казалась прямее, взгляд — увереннее. Несмотря на все рассказы про усталость, это была его стихия.

— Просто шутим. Нам сказали, что врага не стоит ждать так быстро, — сказал Гайди.

От тихого голоса не осталось и следа, теперь он звучал проницательно и твердо, как у истинного командира. Мужчина приблизился и взял меня под руку. Остальные отвернулись и снова заговорили — видимо, он заслужил их уважение. От этой маленькой поддержки мне стало так легко, что захотелось улыбнуться.

— Может, и не стоит, но мы говорим о главе магистрата, вряд ли он так прост, что оправдает ожидания.

— Наш лорд тоже чародей, — отмахнулся Гайди.

— Чародей, — прыснула я.

Несмотря ни на что, в силы Стефана верилось мало. Судя по вздоху, Гайди тоже так думал. Понимание в его взгляде едва не заставило меня прослезиться. Вот так просто наружу вылезли все эмоции, которые дремали с утра. Я не сдержалась и уткнулась лбом в плечо мужчины, неуместный жест, но так хотелось поддержки.

Гайди успокаивал меня и вел в глубь зала. Пустые доспехи исчезли, а дверь в конце заменили на более громоздкую, обитую железом и с замком. Сзади раздались шаги и звон. Я обернулась и увидела, что пришли еще воины — Стефан все-таки послушал. Они замерли в проходе и необычно резко вытянули руки. Было в этом что-то странное, но подумать не удалось.

В следующий миг все заволок бледно-желтый свет, тонкий звон пронзил голову, драл ее изнутри. Глаза будто огнем жгло, я ничего не понимала, только прижимала руки к лицу. Нужно было закрыть его. И уши. Все сразу, было так больно!

Толчок, удар, еще толчок — меня будто с горы сбросили. Становилось труднее, светлее, громче. Я махала ногами и билась обо что-то, выгибала спину и чувствовала, как хрустел позвоночник. Хорошо. Нужна другая боль, только бы отвлечься, это невыносимо!

Звон смягчался, и сквозь него пробились крики. Глаза горели и слезились, за мутной пленкой видела силуэты людей. Они бегали вокруг и сияли доспехами. Слишком ярко, проклятье! Ничего не удавалось понять, и суматоха ввергала в ужас. Почему она началась? Что происходит?

Я поняла, что лежала на полу. К крикам добавился отрывистый звон, и вспомнилось видение: трупы, зубы, кровь. Сердце едва не разорвалось, превозмогая боль, я открыла глаза и увидела, что вокруг шло сражение. Солдаты дрались друг с другом, клянусь, они замахивались на товарищей огромными мечами и били по лицу кулаками в железных перчатках. Немыслимо, как же…

Двое стояли рядом со мной. Их мечи скрещивались с оглушительным звуком, один отскочил и задел меня сапогом. Я дернулась и хотела отползти, когда услышала хрип. Звук буквально ошарашивал, в нем чувствовались невыносимые мучения, от такого нельзя было отмахнуться. Когда все стихло, меня что-то хлестнуло по лицу, как мокрой тряпкой. Нет, это была вода. Теплая, густая… кровь! Стоило так подумать, как рядом тяжело рухнуло тело.

Наверное, я кричала — во рту появился солоноватый привкус. Упавший мужчина не двигался, но он не мог умереть. Воин должен был подняться, прошу, пусть он встанет. Пусть все это окажется очередной проверкой. Мольбы не помогали, он так и лежал с раскинутыми руками, а из-под тела выползала бордовая кровь. Правда колотилась в голове — идет бойня, человек умер, а во рту у меня его кровь.

В голове помутилось. Я рванула прочь, впилась ногтями в пол, билась коленями. Плевать, лишь бы быстрее! О выходе не думала, скрыться бы от вездесущих ног, от звона. Тот витал надо мной как стервятник, того и гляди, вырвет кусок плоти.

Стена! Боги, я так обрадовалась, вжалась в угол и обернулась. Зрелище завораживало жуткой красотой: доспехи сияли в полумраке и слепили глаза. Кто-то рычал, вскрикивал, сверху мелькали окровавленные мечи и тут же исчезали. Все движения были невероятно яростными и быстрыми, воздух словно наполнился силой и с трудом проникал в ноздри. Магическое пламя взбесилось и шипело, тени перемешивались с фигурами людей, все дрожало перед глазами.

Меня тянуло к полу, подальше от громогласного звона. Я почти легла и видела между ног воинов первых погибших. Не верилось, этому должно быть другое объяснение, должно! В голове не осталось связных мыслей. Проверка? Тогда откуда кровь? Почему свои напали?

Оружие, нужно найти что-нибудь! Факел на стене казался тяжелым, но придется встать, чтобы снять его. На меня не обращали внимания, но предчувствие опасности душило. Если встать, тут же получу удар мечом, или рукоятью по лицу, кулаком!

Смелости не хватало, получалось только сидеть и трястись. Вдруг я заметила Гайди. Он держал меч перед собой и быстро наклонял его вправо-влево. Противник колотил по стали. Боги, звон стоял неимоверный. Гайди двигался ловко, каким же сильным он оказался, напоминал статую, которой нипочем такая ерунда. Он убьет всех, поможет!

Я не заметила, кто нанес роковой удар. Увидела только блеск мелькнувшего лезвия, и Гайди всплеснул руками. Он выгнулся, а из шеи хлестнула кровь. На миг все замерло: люди, мысли, мое сердце, был только мужчина, который медленно падал на пол. Его кровь резала глаза, она не могла быть настоящей, произошло что-то другое, его не ранили, нет!

— Встань, встань пожалуйста, — выдыхала я и ждала. Он поднимется, вот сейчас, еще чуть-чуть.

Ничего не происходило, а его противник уже кинулся на другого. Нужно было запомнить его, он ответит, клянусь! До рези в глазах я рассматривала негодяя, искала узор на доспехах, есть ли перо в шлеме, но ничего не видела. Образ ускользал, как отражение на воде. Бред какой-то. Наверное, это у меня в голове помутилось.

Вдруг образ воина задрожал и потемнел. Он уменьшился и превратился в абсолютно другого человека, даже без доспехов — иллюзия, как с книгой! Калсан обманул всех!

Это был приговор. Нас убьют, сожгут Нэмьера! Я пыталась сильнее вжаться в стену, врасти в нее и исчезнуть. Теперь стало видно, что защитники дрались с незнакомцами в черных одеждах. Узкие штаны и легкие сапоги не мешали двигаться — да они скакали, как блохи! Легко уворачивались от мечей, даже кувыркались по полу. На всех были свободные котты, головы скрывали капюшоны, а лица закрывали повязки.

Придется снять факел, не сидеть же так. Я завозилась, взгляд упал на дверь с замком, и вдруг снова вспыхнул яркий свет. Все происходило быстрее, чем удавалось думать: в дверь влетел огненный шар и растворился. Голову заполнило громогласное «ба-а-ах», полетели искры, что-то шипело… словно неясный сон. Я не верила во все это. Не верила, но видела, что дверь разрушалась — теперь до Нэмьера рукой подать

Спасти! Единственная связная мысль, скорее инстинкт. Я поползла вперед, встать уже не боялась, но это заняло бы время. Его не было, нужно успеть, отогнать врагов, вцеплюсь в них зубами, убью, но не пущу!

В двери оказалась дырка. Металлическая обшивка исчезла, а дерево обуглилось, дымилось и мигало красными огоньками. Кажется, я обожглась, пока пролезала между ними. Чувствовалось что-то такое на руках, но в голове не хватило место для такой мелочи. Раздался треск ткани, и я ввалилась в склеп.

Одежда намокла от инея. Он приятно холодил кожу, и звуки битвы стихли. Мысли чуть прояснились, и на меня рухнула усталость, тело будто отнялось. Упав несколько раз, я смогла подняться на ноги, но те казались чужими и тряслись. Руки тоже, грудь разрывалась, как тогда, в темнице. Боги, только бы не потерять сознание, только не сейчас.

Здесь хоть было не так темно, как в прошлый раз. На стенах висели факелы, а магический огонь медленно двигался. Издевательски медленно, будто ему было плевать на людей. Они умирали, а он просто горел здесь.

Шатаясь и путаясь в юбке, я сняла один и встала перед гробами. Думалось, что еще есть время, воины задержат врагов, на шум кто-нибудь придет, Стефан почувствует магию. Боги должны как-то помочь!

Нет. Один за другим в дырку пролезали люди в черных одеждах. Они двигались плавно, скользили по полу, как тени и не спешили, почему? Я ждала звона мечей, силуэтов в доспехах, которые спасут меня. Ждала, но ничего не происходило. Было тихо, а люди в черном лезли и лезли.

Боги…

К горлу подступили рыдания, и губы искривились. Хотелось выглядеть грозной и уверенной, но я едва не плакала. Мне было так страшно, хуже, чем в спальне, когда приходил дух. Хуже, чем в темнице, чем когда-либо в жизни.

Они смотрели на меня. Сверкали глазами из-под капюшонов и наклоняли головы, будто решая, что отгрызть сперва. Один кивнул в сторону, предлагая отойти. Никогда! Мы сНэмьером были едва знакомы, он ничего не обещал, но я не могла уйти. Должна была сделать все, умереть за него. Просто должна, сама мысль о его гибели пронзала, как зазубренное лезвие.

Он кивнул снова — последний шанс. Эти люди уничтожат меня, не стоило сомневаться. Как же мама? Я не знала, чувствовала себя идиоткой, но смерть Нэмьера убьет и меня.

Наступила тишина, только дыхание со свистом разносилось вокруг. Враги смотрели, наверняка нарочно запугивали. И это получалось, мерзавцы — у меня кровь застыла в жилах. Руки сами собой сжимали факел, мне не победить, но я буду защищаться до конца!

Из коридора раздалась какая-то возня. Сперва показалось, что это у меня в голове что-то щелкало. Мысли ворочались с трудом, поэтому солдаты в доспехах показались миражом. Вот их не было, а уже через миг они с грохотом вышибли дверь и вломились в склеп. Отдохнувшие и полные сил, они яростно кричали и кидались на врагов. С ними был и Стефан, без доспехов, но в металлическом нагруднике. Он махал мечом наравне со всеми и шипел что-то неразборчивое. Заклинания, наверное; враги уже не могли так шустро прыгать. То ли мое сознание помутилось, то ли все заняло мгновение, но почти сразу люди в черном повалились на пол без движения.

Все не могло закончиться вот так, Калсан хитер. Но теперь здесь были другие, они помогут, поддержат. От облегчения мой дух едва не вылетел из тела, факел рухнул на пол, а я села на возвышение. Мне было действительно плохо, легкие будто наполнялись иголками, все кружилось. Но при этом стало радостно — все кончилось, Стефан поможет.

— Как ты? — Он потряс меня за плечо.

— Говорила же, нужно больше людей, — выдохнула я и закашляла.

— Что? — Лорд наклонился и с тревогой посмотрел на меня.

— Нужно… — Мысли скакали с одного на другое. Взгляд упал на человека в черном, который лежал неподалеку. — Кто они?

— Тени, — выплюнул Стефан.

Я хотела бы показать удивление, но сил не хватило, даже веки с трудом удавалось держать поднятыми. Тени — можно было и догадаться по их виду. Про этот орден мало что было известно, его члены считались лучшими убийцами и лазутчиками. Хотя их обвиняли во всем подряд, но никто точно не знал, подчинялись они королю или магистрату.

— Они чародеи, — шепнула я самой себе.

— Чародеи. — Стефан недобро улыбнулся и подошел к мертвому. — Достаточно сильные, чтобы выбить дверь, но слишком слабые, чтобы их можно было ощутить. Боги, да я только случайно учуял магию здесь!

Он застонал и принялся пинать воина, приговаривая:

— Тварь. Калсан. Да чтоб ты сдох.

Я отвернулась. Сердце больно билось, и от вида пинков становилось только хуже.

— Вот как?.. Как они оказались здесь так быстро?.. Почему я их не п-п-п… Да чтоб тебя духи выдрали!

Солдаты одобрительно посмеивались, а мне было противно. Не знаю, от чего, от всего, наверное. Трупы в черном едва виднелись в полумраке, по ним скользили тени. Казалось, что тела двигались… или не казалось?!

— Осторожно! — крикнула я, когда один из Теней поднял голову.

Поздно. Снова вспыхнул бледно-желтый свет и раздался пронзительный звон. Меня будто плетью огрели, усталость пропала; напряжение, дрожь, гнев… внутри появилась гремучая смесь. Я успела нырнуть в щель между гробами, и свет пронесся мимо. Раздались стоны и грохот — он попал в солдат, а затем пришел треск. Напоминало горящие поленья. От этого звука мурашки побежали по спине, он был странным, не к добру.

— Ублюдок! — взревел Стефан.

Я осторожно выглянула из-за гроба и увидела, что он пронзил мечом Тень. Но поздно, тот успел что-то сделать, ведь гроб лорда горел. Пришлось встать и присмотреться, этого не могло быть, здесь наверняка крылся обман или иллюзия. Нет, клянусь, камень горел! Плавился, как бумага. Это было магическое пламя, оно не источало жара, но за мгновение охватило крышку и та с шипением провалилась.

Стефан взвыл. Это был не крик, а дикий вопль страха. Он выгнулся и уронил меч, одна его рука исчезла! Теперь из рукава высовывалась белая дымка, как у духа. Его тело горело, пламя вот-вот перекинется на второй гроб.

— Помогите! Кто-нибудь, сюда! — Крик сам вырвался из моей груди.

Стефан вопил, пламя разгоралось. Я ничего не понимала, просто обежала гроб Нэмьера и стала толкать его. Нужно было что-то сделать, нельзя так оставлять, нельзя! Несколько стражников присоединились, мы топтались и толкали друг друга, но все без толку, слишком тяжелый.

— Помоги! — крикнула я и взглянула на Стефана.

Тот кривился и скалился от боли. От виска к шее у него ползла сияющая белая полоса, будто скальп снимали, и обнажала дым. Старое тело горело, новое умирало. Бедняга поднимал то, что осталось от рук, тянулся к огню и ворожил. Языки пламени уменьшались, но на время — не хватало сил, он не мог ничего сделать.

Я вцепилась пальцами в крышку гроба Нэмьера. Хотела поднять и вытащить его, но не вышло. Она будто приросла. Что делать? Не знаю, оставалось только рычать от усилий и толкать, толкать, толкать! Ноги скользили, в висках стучало от напряжения. Бесполезно, но что еще сделать?!

— Прочь! — послышалось рядом.

Я только и увидела, как отлетел в сторону стражник, что помогал. Его место занял Стефан, у него больше не было волос и половины лица, пустые рукава висели плетьми. Уродливый искалеченный кусок человека. Он стукнулся нагрудником о гроб, и камень впитал в себя магию. От нее кололо ладони, вибрировал воздух — лорд бросил попытки спастись и помогал Нэмьеру.

Гроб рванул в сторону, как испуганная лошадь. С удивительной легкостью он проехал по склепу и с грохотом ударился о стену. Я пролетела вперед и рухнула с другого конца возвышения, боясь оторвать взгляд от каменного ящика. Он в безопасности, но вдруг что-то случится? Вдруг еще кто-то жив?!

Стражники пришли в себя и топтались вокруг, грозно водя мечами в воздухе. Уже едва в сознании я обернулась к Стефану, но не успела. Увидела только, как со звоном упал на пол его нагрудник, да одежда прошелестела в воздухе. Лорда не было, сзади меня стоял новорожденный и напуганный дух, как говорил Нэмьер. Боги, я так злилась на этого юношу, почти ненавидела его, а он пожертвовал собой ради брата. Не стал тушить огонь, бросился мне на помощь, зная, что времени нет.

Склеп сотрясся от моего крика. Гайди умер, Стефан тоже, его брат был неизвестно где. Я кричала, пока в груди не оставалось воздуха. Затем снова и снова. Меня переполнял ужас, столько смертей, столько кошмара. Я крутила головой и задевала остатки горящего гроба, но огонь не жег. Он уничтожил то, что было велено, и исчез, не тронув меня, оставив одну, разбитой и напуганной.

Глава 10. Нэмьер

Я отвык от долгой верховой езды. Когда мир рухнул, стало тяжело выходить из замка и видеть убийственную мглу. Почти сутки в седле показались вечностью, тело ломило, а из-за монотонных движений хотелось рычать. Доспехи я недавно надел в лагере, но уже едва не сгибался под их весом. Меч сбоку и вовсе напоминал гирю. У богов недоброе чувство юмора — они создали вечно молодые тела, которые терзали усталость и голод. Если уж быть существом, как сказала Елена, то до конца, а не это.

Сейчас бы расслабиться, и плевать, если рухну на землю. Но нельзя — предстоял серьезный разговор, а страже требовался вид лидера. Двое воинов ехали по обе стороны от меня, тоже в доспехах. Как им удавалось держаться ровно? Уже стемнело, но вблизи хорошо виднелись их сосредоточенные лица и пронзительные взгляды. В каждом повороте головы читалась страсть и жажда действий. Такими и должны быть люди, а не куклами, в которые я их превратил. Да, они чувствовали, мыслили, но вяло, мы со Стефаном все украли.

Это вышло случайно, но я чувствовал муки, глядя в пустые глаза слуг. Нужно было убить себя и освободить Ашвейн, пока чары не завладели людьми так сильно. Но нет, мы тратили время на поиски спасения, да без толку. Мы всех отравили, и стражи смотрели бодро лишь из неясного понимания, что так нужно.

Я поднял взгляд на черный холм справа. Только россыпь звезд помогала понять, где проходили его линии. Ничего интересного, но было лучше смотреть в темноту и не думать о стражах и отце, который ужаснулся бы такому. Он был добрым правителем, а мы со Стефаном…

Хватит. Холм скрывал Варсат, следовало беспокоиться о нем и армии Калсана. Сперва нам сообщили об огромном войске, но там оказалось не больше пары тысяч человек. Они не отправили лазутчиков и не искали леса, чтобы сделать осадные оружия. Ничего не делали, просто встали лагерем и мозолили глаза стражникам на стенах.

Я ждал подобного, но надеялся, что Калсан решит захватить нас обычным способом. Судя по малочисленному войску — нет, он снова что-то задумал. Его целью был склеп, а этот спектакль должен был выманить сюда войска и оставить наш замок без защиты. Но тогда почему люди Калсана стояли на месте?

Я взглянул на ломаную линию гор, которая скрывала горизонт. В этом месте не так много проходов, мои духи заметили бы чужаков на них. Опасаюсь, что Калсан просто ждал меня. Справедливо, ведь Стефан слабо владел чарами и его нетрудно будет обмануть. Но как, раздери духи, как Калсан собирался добраться до склепа? Я поставил ловушки и духов для охраны, он не смог бы изучить местность сам, не смог бы подобраться к замку тайно, ничего не смог бы.

Хуже всего было непонимание. Я чувствовал себя глупым щенком и стискивал поводья. Голова уже болела от вихря мыслей — как? Зачем? Почему? Что делать?

Может, стоило сидеть дома? Я снова посмотрел в хмурые лица стражников. Казалось, от напряжения их глаза светились в темноте. От простых людей исходила теплая приятная аура жизни, мои же излучали только холод. Напоминало могильный мороз духов, но не такой явный, ведь их сердца еще бились, а разум просто дремал.

И мне следовало спрятаться за высокими стенами? Уверен, воины справились бы с горсткой вторженцев, которых и захватчиками не назвать. У них хватило бы и ярости, и инстинктов, и смутного понимания, что борьба идет за что-то важное.

Не хочу называть себя как-то — добрым, совестливым или еще что — но меня рвало на части от понимания, что люди будут умирать просто так. За существо из обледенелого замка, грозящее погубить весь мир. Мне не найти способа избавиться от этой напасти, даже Калсан не смог. Так в чем смысл губить своих и чужих воинов? В чем смысл продолжать эту борьбу? Даже если глава проиграет, то когда-нибудь вернется. Лучше уж прийти к нему и прекратить все разом.

Думаю, меня бы обрадовала возможность хоть как-то разорвать этот круг, но Елена… Проклятый Калсан, нарочно ведь столкнул нас.

Нет, я не откажусь от своих планов из-за нее, просто теперь исчезла привычная обреченность. Хотелось бы навсегда остаться с Еленой за стенами замка, но это невозможно. Да и жестоко будет замуровать ее рядом с собой.

Мы миновали еще несколько холмов и увидели поле. В темноте было трудно понять его размеры, но звездное небо не перечеркивали линии неровного ландшафта. Калсан связался со мной лишь однажды и сказал, что хочет поговорить здесь без охраны. Наверняка за нами наблюдали, но вряд ли речь шла об убийстве или похищении — уже бы набросились. Нет, Калсан хотел поговорить, поэтому я велел стражникам остаться, а сам направил коня во мрак.

Подковы звенели о камни. Впереди показалось что-то высокое и неровное, напоминало валун, за котором могли прятаться враги. Я сжал рукоять меча, ее твердость успокаивала, хотя бояться было нечего. После смерти отца Стефан повесился, целую ночь провисел в петле, трясясь и хрипя. Наутро его сняли, измученного, с жуткой бороздой на шее, но раны зажили; нас нельзя убить обычными способами. Калсан мог придумать что-то, но вряд ли все сведется к удару кинжалом из-за камня.

Я знал это, но все равно щурился и выглядывал подвох. Зачем? Хотелось же все прекратить. Действительно хотелось, но умирать было страшно. Снова будет пустота и непонимание, снова склеп, пока мое тело не уничтожат.

За валуном никого не оказалось, но обрадоваться не получилось — я ощутил чужое присутствие. Это был Калсан, и сомневаться нечего. Ауру такой силы трудно различить, ощущалась мощь, как гром, когда даже воздух вибрирует. Но было и что-то еще. Что-то теплое, чистое, как ласковые лучи утреннего солнца.

Странно, не мог Калсан излучать такое. Людские чародеи источали только холодную силу духов, что их окружали. Все ласковое, живое и теплое исходило от эльфов и оборотней, те ворожили с помощью богов. Я щурился и прислушивался к себе, иногда бросал это занятие и просто слушал, но не различал ни шагов, ни разговоров. Калсан явился один. Наверняка обвешался амулетами, отсюда и странности.

Наконец показался и сам глава. Он стоял на земле и лениво гладил морду коня. Темнота мешала все рассмотреть, но он явно вырядился то ли в длинную накидку, то ли в сутану. И наверняка в красную — казалось бы, перед кем чиниться? Подозреваю, что Калсан просто упивался своим статусом. Он всегда был религиозным фанатиком и стал идеальным кандидатом на роль духовного наставника страны. Но любовь к богам и непоколебимая вера в их волю мешала ему понять простые истины. Умноженное на честолюбие и коварство, это качество делало Калсана опасным. Когда он возглавил магистрат, я испугался того, что он натворит от имени богов.

— Как тебе мое представление? — спросил глава, когда я приблизился.

Он не повернулся, продолжая гладить коня. Мы будто минуту назад расстались, и не было подозрительного визита с Еленой, обмана и его духов, что лазали по замку, не было вооруженных людей за холмом. Злиться не хотелось — боги, я так тосковал! Чувства к Калсану не имели названия, напоминали первую любовь. Непотребства между нами не возникало, но такое сравнение казалось лучшим. Он столько показал мне и научил жить в виде духа, скованного вечно голодным телом. После всей поддержки, дружбы и радости не выходило просто возненавидеть его.

— Мы все гадали, к чему такой размах? То ли ты хотел уж наверняка приманить сюда все наши силы, то ли отвлекал внимание, — ответил я и спешился. — А ты лишь хотел заставить нас действовать быстро и необдуманно. Наслал на лазутчиков иллюзии?

Калсан улыбнулся. Его лицо скрывали волосы и тьма, но это чувствовалось, как и состояние Елены. Хотя с ней не требовались чары — она так смотрела на меня, так смущалась простых касаний. Нет, довольно! Отвлекаться нельзя, Калсан что-то задумал, и я не был уверен в безопасности Стефана и Елены. При мысли о них в груди тянуло, и не стоило показывать этого.

— Надеюсь, мы правильно сыграли свои роли? — спросил я.

— Да, — сказал Калсан и повернулся ко мне.

Короткий ответ, донельзя радушная улыбка — не к добру это. Так и тянуло взяться за меч, но рано.

— И что же ты задумал? Даже если твои люди уже на пути в замок, то я прибуду туда быстрее, ведь ты не знаешь тайных троп. Собираешься похитить меня?

— Нэмьер… — Калсан покачал головой и закусил губу. Медлил, негодяй, наверняка готовился обрушить на меня жуткое откровение. Или у него как раз не было козыря в рукаве — неизвестность изводила! — А как тебе мой подарок?

— Подарок?

— Елена.

Калсан прищурился, и улыбка почти сползла с его лица. Я не собирался отвечать, пусть играет, если хочет.

— Она очаровательная, по-своему. И несдержанна, тебе ведь это понравилось? После стольких лет в окружении холодных статуй, я прав?

— К чему ты клонишь?

— Не притворяйся. Ты заметил ее особенности и наверняка размышлял, как можно их использовать.

Я сжал кулаки, и тишину прорезал скрип кожаных перчаток. Калсан заметил это и победоносно ухмыльнулся. Обычно наши споры радовали, но сейчас захотелось ударить его за глупые игры.

— Говори яснее.

— Брось, Нэмьер. Мы ведь уже пытались ослабить твое влияние с помощью чародеев…

— Я не стану никого принуждать!..

— И не нужно! — Калсан заговорил вкрадчиво. — Чародеи сбегали, потому что ты забирал их силу, и они не могли ворожить. Елена же связана с миром мертвых, он подпитывает ее, как и их, но свои силы она не расходует. Их слишком мало для чар, но может хватить на то, чтобы кормить тебя.

— Не забывай о Стефане.

Имя брата повторилось в голове. Налетел ветер, и сердце быстро забилось. Что-то происходило, стало трудно дышать, чувствовалась опасность, тоска… столько всего, что мысли исчезли. И Калсан встрепенулся, стал озираться, прислушиваться.

— Только подумай, если ты приблизишь ее к себе, твое влияние на мир может ослабнуть, — затараторил он, словно осталось мало времени; — А если женишься, то ваша связь окрепнет еще сильнее…

— Ты не можешь этого знать.

Я едва понимал его слова. Ветер усиливался, бросал волосы в лицо, и ничего не удавалось различить. Проклятье какое-то, не могло это случиться просто так.

— Но стоит попробовать.

— А Стефан?..

Хотелось съязвить, но не вышло — рядом возник дух. Ветер свистел в ушах, волосы лезли в глаза и я ничего не понимал, только чувствовал легкое тепло и уют, как в спальне, когда закрываешься в ней от всего мира. Дух был моим родственником, но не отцом; в его присутствии на душе возникала невыносимая тоска. Найти мать так и не удалось. Тогда кем был дух?

Боги, это же… не может быть, Калсан не смог бы навредить ему, не так быстро. Не смог!

— Пойми, вас двоих слишком много для этого мира. — Теперь глава смотрел внимательно, словно боясь, но не за себя.

— Что за иллюзия? Как?..

Я не верил, наверняка обман, главное — не поддаваться. Калсан поймет, что меня не провести, и все раскроет.

— Один должен был исчезнуть.

Сволочь, все еще притворялся! Даже скорбь в голосе звучала убедительно.

Дух так и парил рядом. Я отбрасывал с лица волосы, вырывал их, до боли стягивал на затылке — нужно было видеть! Искать обман, убедиться, что это был не Стефан.

— Прости, — раздался мерзкий, сочувственный голос Калсана. Почему он до сих пор притворялся? Почему не признался в хитрости?!

На миг показалось лицо духа. Как он напоминал Стефана — те же невыразительные черты, тонкие губы, разрез глаз. Он улыбнулся мне, совсем как брат. Правда была очевидна, но у меня не хватало смелости признать ее. Она насильно вторглась в меня, сковала сердце, рвала его, мучила!

— Убийца! — Я выхватил меч и пошел на Калсана.

Мыслей не было, ничего не было, только ярость. Хотелось крушить все, отомстить, ублюдок поплатится за все! Он не дрогнул, когда я взмахнул мечом, опять притворялся — не собирался Калсан здесь умирать, тщеславие не позволит.

Он резко поднял руку, меч ударился об нее и словно напоролся на столб. Нужно было ворожить, развеять магию, но не получалось. Ярость пульсировала в груди, мешала думать и понимать, просто требовалось сломить главу, плевать, как и зачем. Я скалился от усилий, но меч не двигался.

— Убьешь меня, и что дальше? — отвратительно спокойно спросил Калсан.

Вдруг по его руке потекла кровь. Густые черные ручьи залили одежду и капали на землю, в нос ударил запах ржавой воды — иллюзия, но я отшатнулся. Сам не знаю, почему. Нужно было кинуться на главу, ранить, убить, но ноги будто окаменели. Он столько сделал для меня и поддерживал так долго… я не мог. Это было ужасно, оскорбляло память брата, но не получалось заставить себя, и меч упал с коротким звоном.

— Нэмьер, послушай… — Калсан неожиданно оказался рядом.

Злость накатила жгучей волной, когда глава опустил руку на мое плечо. Он что, надеялся на прощение?! Я сам не понял, как сжал кулак и ударил его. Металлическая чешуя на тыльной стороне перчатки врезалась в плоть — жаль, что не удалось ощутить крови. Хотелось видеть мучения этой твари, но он просто упал на землю, даже не пискнул! Я шагнул к нему. Нужно добить, пнуть… где меч?

Стефан возник перед Калсаном и остановил меня. Боги, брат умер… Только сейчас пришло осознание. Он не встретит меня в замке, мы больше не поговорим, не посмеемся вместе.

Воздуха не хватало. Проклятый нагрудник тянул к земле, я бездумно дергал пряжки на боках, но они не поддавались. В пекло их, ведь Стефана больше нет. Зачем теперь стараться и что-то делать? Ради кого искать спасение?!

Я не мог толком вздохнуть, не мог думать, лишь боль металась в теле. Ноги сами понесли меня куда-то. Калсан, люди у Варсата, дух — все стало не важным. Брата больше не было. Моего милого брата, единственного, благодаря которому это существование было сносным.

Я шел и шел, не сразу понял, что споткнулся и упал на четвереньки. Вставать не хотелось — зачем? Перед глазами вспыхивали воспоминания детства, как Стефан прятался от учителей и надувал губы, когда его находили. Как смотрел на меня снизу вверх с верой, что в моих силах исправить все. А я не уберег его, бросил одного, погубил!

— Калсан, — позвал я.

Никто не ответил, пришлось собрать остатки сил и позвать мысленно. Глава отозвался сразу.

«Твои люди еще в замке? Или кто уничтожил Стефана?.. Вели им сжечь меня».

«Как же твои люди? Они могут погибнуть, если останутся и без тебя».

«Приказывай!»

Он помолчал. Только бы не начал спорить, мне не вынести еще и этого.

«Хорошо», — согласился Калсан.

Вот и все — как легко стало, давно нужно было прекратить свое существование. Я без сил рухнул на землю и перевернулся на спину. Хотелось найти что-то любопытное, смотреть, запоминать, ведь скоро все изменится. Мир мертвых тоже был красив, но не так.

Над головой мерцали звезды, многие любили их, но не я — слишком далекие и холодные. Однако мерцали красиво, а черная дымка облаков манила разгадать свои тайны. Я ждал спокойствия, но лишь сильнее волновался и думал, что будет с Еленой, кто поможет ей вернуться домой? Если мои люди и впрямь погибнут, она останется одна. Мысли путались: звезды, Елена, смерть, которая вот-вот придет. Не получалось связно думать, и в памяти всплыла ночь, когда она пришла ко мне. Жаль, что Стефан прервал нас — мы хотели друг друга. Я чувствовал, что не имею права трогать ее, ведь будущее представлялось туманным.

Хоть мы и ждали Калсана, явился он слишком внезапно. Голова была занята ворохом мыслей, и только сейчас стало ясно, что я уезжал с надеждой вернуться, снова увидеть ее и обнять.

Вдруг наш союз и впрямь что-то изменит? Я приподнялся на локтях. Сердце колотилось, отсчитывая мгновения, сколько их прошло? Калсан вот-вот начнет. Потеря брата мучила, но желание вернуться к Елене терзало не меньше. Но если ничего не выйдет, могу ли я обречь ее на прозябание рядом с собой?

Секунды шли, нужно было что-то решать, быстро.

Глава 11. Новое начало

Бедный Стефан так напоминал Осберта, тоже злился и язвил, показывая взрослость. И я не отставала, могла бы проявить понимание, а не дуться. Как рассказать Нэмьеру? От этих мыслей постоянно болела голова, словно ее обмотали веревкой и сжимали, сжимали, сжимали…

Впервые за долгое время захотелось упасть на кровать и забыться, но кому-то ведь нужно управлять замком. Родарик и остальные делали свою работу, но стражники то и дело разбегались. Может, так и следовало? Они ничего не говорили мне, только посмеивались. Кажется, гибель Стефана заставила их немного очнуться. Все обитатели замка стали более шумными и торопливыми. Радоваться бы, но сейчас это пугало — что-то менялось, а спросить совета было не у кого.

В конце концов я рассердилась и пригрозила пожаловаться Нэмьеру, когда тот приедет. Имя хозяина помогло, и мне сообщили, что тот прибудет утром следующего дня. Это значило, что с Нэмьером все хорошо! Пусть он и был ранен, зато жив. Пусть даже Калсана привозит — все равно, только бы скорее вернулся.

Силы совсем покинули меня, но заснуть не получилось. Я вскочила на рассвете и долго выбирала наряд. Не подходило ничего, и платья летели на пол — хоть на них можно было выместить злобу. Пришлось довериться Эделине, которая выбрала платье из сиреневой парчи с длинными треугольными рукавами. Она едва успела собрать мои волосы в сеточку, когда по округе разнесся протяжный звук рога.

Нэмьер приехал! Я не знала, какие сигналы здесь приняты, но чувствовала это и кинулась в коридор. Сердце бешено колотилось — вдруг его действительно ранили? Или Калсан победил у Варсата, и мы стали пленниками? Домыслов было так много, что не получалось толком испугаться.

Я бежала по коридору, когда заметила впереди фигуру. Она напоминала духа: извивалась, но была красной, с темными волосами и бородой. Лица разобрать не удалось, но остального хватило, чтобы узнать главу. Наверняка очередной трюк, как со сном. Я уже перестала удивляться и застыла, ища подвох — неспроста он явился до приезда Нэмьера. Не хотел ли предложить новую мерзость? Пришлось до боли вытянуть спину, чтобы не трястись, но злости на этого человека было чересчур много.

— Убийца, — прошипела я.

Клянусь, запустила бы чем-нибудь, будь он настоящим. И плевать на приличия.

— Убийца? — Калсан наклонил голову, и на миг она смазалась. — Кажется, именно ты должна считать иначе, ведь своим поступком я спас твоих родных от незавидной участи.

Его голос повторялся эхом и звучал отовсюду. Хотелось сказать что-то гадкое, но негодяй был прав. Проклятье, даже упрекнуть не получалось, ведь он действительно старался помочь.

— Понимаю, но не могу быть благодарной. Вы погубили Стефана. Нэмьер был так привязан к нему!

Во мне клокотали стыд и желание отомстить хотя бы словами, Калсан был убийцей, но не для своей выгоды. Хотя кто знает. Боги, я ничего не понимала!

— Как-то раз мы уже говорили, что несправедливо губить большинство ради меньшинства.

Глава пошел вперед, и его тело превратилось в разноцветное пятно.

— И что дальше, вы и Нэмьера убьете? — крикнула я и задрожала. Вдруг он просто отвлекал меня и Тени воплощали очередной губительный план?!

— Нет, — ласково ответил Калсан.

Он заметил мой страх и остановился. Но почему молчал? Боги, неужели поздно?

— Я не хочу убивать Нэмьера, — твердо сказал глава. — Мы поговорили с ним. Я сказал, что уведу людей от Варсата, но мы встанем у стены, чтобы он не вздумал снова замуроваться. Мне нужно знать, насколько все изменится с гибелью лорда.

— Что ответил Нэмьер?

— Ничего, он слишком… — Калсан резко выдохнул и продолжил не сразу. — Смерть брата потрясла его. Но скоро он придет в себя и поймет, что я все равно найду способ добиться своего.

Значит, он все знал, и мне не придется об этом говорить. На душе стало легче, но быстро пришла мерзкая, тягучая тоска. Нэмьер был один, когда получил известие. Кто его утешил, кто помог? Нет, лучше бы ему не говорили, только не так.

— Вы полагаете, что смерть Стефана многое изменит?

— Слезы Ашвейна уже исчезли с границы, и я не вижу причин для ее возвращения. Присмотрись, разве ты не чувствуешь, что и люди здесь меняются?

Калсан раскинул руки, говоря все быстрее и громче, заражая меня своей уверенностью:

— Не думаю, что они сильно изменятся, но ты можешь помочь.

— Я?

Вспомнилось видение: склеп, гробы и факел. Глава опять что-то задумал, неужели это еще не конец?

— Я ведь обещал найти тебе мужа, и нашел — Нэмьера. Он уже показал, что силы в тебе действительно есть. Ты связана с миром мертвых, и Нэмьер с ним свяжется; он получит нужные силы, если женится на тебе…

— Женится? — хохотнула я.

С чего ему жениться на бесприданнице, да еще когда вокруг творилось такое? Да, нас тянуло друг к другу, но свадьба… вряд ли.

— Почему нет? Все как ты хотела — благородный супруг с положением и состоянием…

— Не стану просить Нэмьера о таком!

Слова бежали впереди мыслей. Калсан все говорил верно, но между нами были чувства, и сводить их к простой выгоде казалось непростительной мерзостью.

Лица главы почти не было видно, но мне казалось, что он улыбнулся.

— Хочешь, чтобы все было красиво, раз вы нравитесь друг другу? Представь себе, я могу это понять, но делового подхода не избежать. Подумай, что для тебя лучше: детские грезы или будущее.

От снисходительного тона даже в ушах кольнуло. И опять не возразить. Я бы нашла подходящие слова, но Калсан вдруг повернулся к окну и грустно сказал:

— Утешь его.

После этого он растворился, а с улицы донесся тонкий звон подков. Оказалось, что Нэмьер въехал во внутренний двор вместе с двумя стражниками, все были в кожаных нагрудниках, и лошади двигались быстро — получалось, что у Нэмьера ничего не болело. Я жадно рассматривала его и искала следы ударов или дыры в одежде, но ничего не видела. От облегчения закружилась голова, и пришлось опереться на стену. Он жив, он здесь, остальное неважно.

Утреннее солнце неприятно жалило глаза. Я нарочно не задвинула шторы, чтобы проснуться спозаранку. После вездесущего страха и тревоги было невыразимо приятно валяться в постели и никуда не торопиться. Так и появилась привычка нежиться в кровати до обеда.

Я приказывала себе проснуться и лениво рассматривала спальню Нэмьера. В ней почти ничего не было, только деревянные сундуки вдоль стен да кровать. Раньше лед служил украшением, но за минувшие месяцы он почти исчез. Лишь немного поблескивало между блоками, и все. То же творилось по всему замку. Не уверена, что мне нравилось видеть, как сказочное место становилось простым, но это означало победу над чарами.

Нэмьер шевельнулся рядом. Он забавно надул губы во сне, так и хотелось потискать эту милую мордашку. До сих пор не верилось, что мне посчастливилось оказаться в одной постели с тем прекрасным господином, который вышел к нам с Калсаном в день приезда. Я скользила взглядом по прямой спине и чуть выпуклым ягодицам, накручивала на палец светлые волосы и млела от красоты Нэмьера.

Из Варсата он вернулся раздавленным. Улыбался, занимался делами, но будто во сне. Хвала богам, мне не доводилось терять любимых, я не представляла, как утешить его. Хотелось все время быть рядом, но вряд ли преследование и бесконечные разговоры помогли бы. Пришлось оставить его на несколько дней, но скоро терпение иссякло.

Как-то вечером я пришла к Нэмьеру и едва не затряслась от счастья, увидев радость в его глазах. Мы сидели на диване, говорили о Варсате и том, как быстро менялся Ашвейн. Постепенно расстояние между нами сокращалось, а слова переставали требоваться. Не знаю, в какой момент мы стали целоваться — это казалось до того естественным, что не вызывало вопросов. Губы Нэмьера опускались ниже, щекотали шею, ключицы. Он обнимал меня все крепче, и скоро его пальцы стали путаться в шнуровке платья. Ни разу не возникло мысли, что этого не следовало делать. Напротив, все было правильно.

С тех пор я оставалась у него каждую ночь, а взгляды слуг становились все более осуждающими. Они уже ничего не забывали, однако отказаться от встреч не хватало воли.

Из раздумий меня выдернул щелчок замка. Это Эделина приоткрыла дверь и заглянула в спальню. Теперь ее можно было узнать издалека благодаря темным веснушкам. Волосы и глаза так и оставались светлыми, но в них четко виднелся коричневый оттенок.

Взглянув на Нэмьера и ойкнув, Эделина скрылась за дверью. Она каждое утро так делала, а потом прятала взгляд. По-моему, это было любопытство, а не случайность, но не получалось злиться на эту милую домашнюю девочку.

Надев халат, я вышла в гостиную, где был накрыт стол.

— Я принесла завтрак, — пискнула красная Эделина.

— Разве тебя просили?

Сейчас это было кстати, но жутко раздражала ее самостоятельность. Все было неплохо, когда девушку окутывали чары, но вновь обретя ясность мыслей, она показала себя нерадивой прислугой. То готовила не те платья, потому что ей что-то там подумалось, то поднос с обедом приносила лишь оттого, что проходила мимо кухни. Я каждый день клялась заменить ее, но язык не поворачивался сказать об этом. Все-таки она мне нравилась.

Для порядка смерив Эделину недовольным взглядом, я подошла к окну. Никак не могла наглядеться на темную землю внизу — иней исчез. Никакой белизны и льда, никаких призраков вместо людей. Теперь внизу ходили сварливые рабочие, вредные стражники и шаловливые дети. После стольких недель в окружении безразличия, новые характеры людей казались невероятно яркими. Я часами наблюдала за ними, слушала ругань и заливистый смех. А главное, их внешность тоже менялась. Белизна волос никуда не делась, да и глаза оставались синеватыми, но родной оттенок угадывался без труда. Теперь они стали людьми — жили, чувствовали, думали.

У нас даже была свадьба. Нэмьер не пошел и меня не пустил, ведь женились низкородные, но мы так радовались и весь вечер поднимали за них бокалы.

Легок на помине, в гостиную вошел новый лорд. Мне снова захотелось потискать его — растрепанный, заспанный, и так мило кутался в серебристый халат. Я сдержалась лишь потому, что Нэмьер выглядел расстроенным. Он хмурился и недовольно глядел по сторонам, а еще молчал, хотя всегда желал доброго утра.

— Калсан не связывался с тобой? — спросил он, помогая мне устроиться за столом.

— Нет, с чего бы это? Он ушел и забрал своих людей. Хвала богам, стену быстро восстановили с помощью чар. Мне казалось, ему незачем терзать нас. Думаешь, он будет мстить из-за того, что мы похоронили Гайди, а не отдали тело ему?

— Ему это явно не понравилось, но есть проблемы серьезнее.

— Он связывался с тобой? — спросила я.

Утро так хорошо начиналось, ну почему этот колдунишка опять встрял? Нэмьер не торопился отвечать, сперва сел и долго наблюдал за руками Эделины, которые порхали над столом.

— Нет, но я все чаще вспоминаю его слова.

— Какие?

У меня все внутри клокотало, а Нэмьер будто издевался. Он долго молчал, прежде чем заговорить:

— Когда я узнал про Стефана, Калсан сказал, что нас двоих было слишком много для этого мира. Тогда я не мог думать и все казалось верным, но сейчас я уже не уверен.

— Он что-то задумал? Прошу, не тяни!

— Боюсь, он убил Стефана также и для того, чтобы управлять его духом и узнать больше о слезах Ашвейна. Калсан задумал что-то, неспроста брат не почувствовал приближение Теней. И у Варсата Калсан излучал странную энергию.

Нэмьер хмурился все сильнее. Воспоминания о Стефане терзали его, но я уже не могла замять тему:

— Нам что-то угрожает?

— Нет. Слезы Ашвейна почти исчезли благодаря тебе, Калсану незачем возвращаться.

Он улыбнулся слабо, но искренне. Не получалось думать, что от меня что-то зависело, хоть другого объяснения не находилось. Мне просто было спокойно, а как и почему это случилось, казалось неважным.

— Госпожа, — шепнула Эделина. — Вещи, которые вы велели, уже собраны, что делать с остальными?

— Какие вещи? — спросил Нэмьер и смерил меня взглядом.

Из головы вылетели все мысли, и я застыла с ложкой во рту. Разговор давно назревал, но не так резко, боги, ведь ничего не решено!

— Вещи, которые нужно взять с собой.

— Куда?

Нэмьер нахмурился, будто кто-то пытался вынести его кровать без спроса. Что ж, неплохой знак.

— Домой. Я писала родным, но мы давно не виделись…

Боги, сейчас все и решится. У меня не хватило смелости сказать об отъезде, вдруг Нэмьер дал бы понять, что возвращаться не стоило. Он был нежен со мной и явно привязан, но сильно ли?

— Когда ты уезжаешь? — спросил он и посмотрел в свою тарелку.

— Еще не думала… через несколько дней.

Я смотрела на него и ждала вопросов, грустного взгляда или хоть чего-то, но он спокойно ковырял вареное яйцо. Ему было все равно. У меня затряслись руки, это известие рухнуло неожиданно. Не следовало мечтать и верить россказням Калсана, зачем лорду такая, как я?

— Привози их сюда, — сказал Нэмьер, — если все так, как ты рассказывала, им нечего делать в Ильмисаре. Только не говори о том, что мы не женаты. Перед отъездом устроим небольшую церемонию, пригласим только свидетелей из высокородных, ты ведь не против? Скажем, что свадьба состоялась раньше.

Он говорил не поднимая глаз. Я не верила своим ушам, как-то это не правильно.

— Ты предлагаешь мне стать твоей женой? Из-за сил… или как это еще назвать?

— Да. — Нэмьер кивнул и внимательно посмотрел на меня. — Но не только из-за этого.

Он слабо улыбнулся и снова опустил взгляд.

— А из-за чего?

Наверняка я выглядела идиоткой, но как еще? Мне нужно было знать все, не то с ума сойду!

— Елена… зачем мне супруга без приданого и с родителями-мятежниками? Твои силы и сейчас вернули к жизни мой Ашвейн, в браке нет… деловой необходимости.

Нэмьер заговорил раздраженно. Боги, да он смущался! Даже чуть покраснел. Ну конечно, он же мужчина — его делом было воевать и решать дела своих владений, а не рассказывать о чувствах. Всем было трудно говорить о любви.

На миг у меня помутился рассудок. Я подбежала к Нэмьеру и залезла к нему на колени, стул со скрежетом отъехал от стола, Эделина захихикала, что-то зазвенело на полу. Не важно, ведь лорд смеялся и обнимал меня. Теперь все не важно, были только мы, наши объятия и горячие губы.

ЭПИЛОГ

Как и было оговорено, после свадьбы я отправилась в Ильмисар. Забавно, мне так хотелось вернуться к привычным вещам, а теперь все они казались странными. Замок Тарваль по-прежнему пленял белыми стенами и витражами, но выглядел слишком обычным. Траву вокруг насыпи завалили бурые листья, ветер гонял их туда-сюда. Городская стена ужасала сколами и глубокими трещинами, только серое осеннее небо радовало глаз.

Я оставила карету и стражей внизу насыпи, чтобы побыстрее попасть к брату-лорду, ведь слуги не знали синих знамен и могли начать суету. Удивлений было бы больше, знай они, что вверх по насыпи топали леди Ашвейн и ее служанка. Раньше меня волновали такие мелочи, а сейчас стало все равно. Ашвейн, Нэмьер, я сама — все мы были другими, чужие правила не для нас.

Хвала богам, осень выдалась ветреной, и мы с Эделиной с чистой совестью кутались в плащи. Ее волосы стали бронзовыми, но в них угадывалась странная белизна, а мои не изменились. Уже в замке пришлось снять верхнюю одежду, от чего Тон-Тон замер на полушаге. Он открыл рот, но так и не подобрал слова. Я едва не кинулась ему на шею — наконец-то! Наконец-то можно сказать, что все получилось и он зря волновался. Было бы неплохо сесть и поговорить с ним, пусть мы и не друзья, но все-таки.

Хотя нет, просто хотелось отложить разговор с братом. При мысли о нем все внутри тряслось. Простит ли Тарваль? Вдруг мое исчезновение повредило ему или сестре, она ведь носила ребенка…

Не знаю, чего было больше: страха или желания все выяснить, но ноги вдруг заныли от нетерпения. Тон-Тон проводил нас в уже знакомый коридор со светлыми дверьми. Я велела ему пока накормить Эделину, чтобы не обсуждать дела при ней.

Брат не изменился, разве что хмурился, отвечал коротко и не отводил глаз от моих волос. Я не стала ничего объяснять, только извинялась и сказала, что вышла замуж. Последнее заставило Тарваля облегченно улыбнуться, но он быстро помрачнел — боюсь, бегство доставило проблемы. О родителях даже спрашивать не хотелось. Лучше не знать, что ждало дома, разберусь на месте.

Разговор получился нескладным и неприятным, поэтому я быстро сбежала к сестре. Она думала, что меня взяли камеристкой и журила только за волосы:

— Какая же краска сотворила такое? Нужно было позвать чародея, он бы придумал, как все исправить. Ты теперь леди, лицо дома…

Сестра укачивала новорожденную дочку и вдруг запнулась. Она посмотрела на меня и расплылась в улыбке:

— Леди. Елена, я так рада, что все устроилось!

Пришлось рассказать глупую историю о любви с первого взгляда, из-за которой Нэмьер и взял меня. До этого она вряд ли поверила бы, но малышка и остальные дети забирали все внимание.

Истину узнал только Осберт, хотя я опустила предательство Калсана и чары. Глава показал правду — брат действительно переехал в Тарваль и готовился стать стражником. Он слушал мою историю с круглыми глазами и все время недоверчиво переспрашивал, но в конце концов заявил, что гордится мной. Было невыразимо приятно слышать это. Пришлось уехать на край мира, чтобы понять, как дороги мне родные. Пусть ругаются, главное, чтобы были рядом.

Я звала его в Ашвейн и обрадовалась, когда Осберт отказался. Мне нужно было пригласить, а не бросить его здесь, однако не хотелось видеть брата с седыми прядями. Влияние Нэмьера порядком ослабло, но не исчезло, это родителям будет полезно успокоиться и забыть годы прозябания.

Родители… я велела кучеру ехать как можно медленнее. Наверное, нужно было узнать, что Тарваль сказал им. Они ведь будут спрашивать, что ответить? И что рассказать о своем браке? В историю про любовь с первого взгляда они не поверят.

Я старательно рассматривала улицы за окном, но чем ближе мы подъезжали, тем больнее тянуло в груди. Люди просто с ума сводили: орали, ругались, бегали. И мне нравилось это когда-то? Хуже всего, что и я так себя вела. Не знаю, чары повлияли или еще что, но стало стыдно.

Эделину город не привлекал, и она жаловалась на очередную свадьбу в Ашвейне. По-моему, это была зависть, и хорошо — еще одно подтверждение ослабления чар.

Приехав, я велела ей ждать в карете, а сама отправилась домой. Ключ от ворот у меня был, но я долго возилась с ним, медленно поворачивала и прислушивалась, не ходил ли кто-то за дверью. Хвала богам, во внутреннем дворе было тихо.

Неужели он всегда был таким маленьким? Дверь дома чернела едва ли не перед носом, у порога стояли погнутые ведра, справа на веревке грустно покачивалось мокрое белье. И все было серым, невзрачным и старым. К глазам подступили слезы — не должны так жить потомки древнего рода. И пусть это высокомерие, плевать, не должны, и все.

Шмыгнув носом, я уверенно зашла в дом. Он встретил меня темным коридором и пронзительным скрипом половиц. Впереди раздались шаги, и из кухни кто-то выглянул. Боги, это был отец, вон его норковая накидка и протертый котарди. Папа молча сверлил меня взглядом и ничего не говорил. Лучше бы он кричал и сыпал проклятьями, только не эта безразличная тишина!

Я не успела толком испугаться, потому что отец кинулся на меня. Он оказался рядом за мгновение, притянул меня к себе и так крепко сжал, что стало больно. Пальцы отца зарылись в волосы — именно об этом я мечтала, сидя на холодном полу перед склепом. Боги… Все кончилось.

Не верилось, было слишком хорошо, слишком тепло, и папа стал таким добрым. Он молчал, просто обнимал меня, а затем резко отстранился. Наверное, знал, что должен был наказать строптивую дочь, но не мог.

Слезы все-таки потекли по щекам, когда глаза отца заблестели.

— Мерзавка! — раздался за спиной крик Кэйи.

Я и обернуться не успела, как на меня посыпались удары.

— Негодяйка, вырастили змеюку!

Кэйа колотила меня чем-то упругим, вроде мокрого полотенца. Как же хлестко оно било по лицу! Я отшатнулась и налетела на стену, закрывалась руками, вертелась, но все без толку.

— Сволота! Знала б, удавила б в колыбели такую гадину-у-у!..

Ругань сменили рыдания, и через миг Кэйауже обнимала меня. На крик спустилась матушка, и от радости я вовсе перестала соображать. Ума хватило, только чтобы умолчать о чарах — слишком необычно, потом. Мы расселись в столовой, где я все рассказала: как договорилась с Тарвалем и Калсаном, о предательстве последнего.

Матушка обнимала меня и гладила по голове. Иногда она вздрагивала и задерживала дыхание, наверняка и плакала. Следовало беречь родных, но так хотелось их тепла и сочувствия. Кэйа бранила Калсана, папа молчал и зло хмыкал, до хруста сжимая кулаки. Главе бы не поздоровилось, окажись он здесь; глупо, но от этого меня захлестнула детская радость.

Родители ни за что не согласились бы переехать в Ашвейн, они же важные, все ждали ответа от старых друзей и короля. Я предложила им просто погостить, тем более, что отец очень хотел «посмотреть на этого супруга». Вряд ли потом им захочется уезжать. Кэйа отправится с нами, но тут я не была уверена, что поступила верно. Хотя кто возьмет на службу немолодую и сварливую работницу? Хотелось бы, чтобы она осталась, но я не стану держать ее и отпущу, если захочет.

Подумаю об этом позже, сейчас не стоило портить себе настроение. Ведь все наконец закончилось, и моя семья заживет спокойно.

Конец