Эрика и Принц-плакса [Сюзанна Пру] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Сюзанна Пру Эрика и Принц-плакса

Перевод Н. Хотинской


Жила-была в одной далекой стране — не помню, как она называется, — девочка по имени Эрика. Она была тоненькая, светловолосая и очень красивая, а главное — веселая, и это ее еще больше красило. Папа и мама гордились дочкой, вся семья не могла на нее нарадоваться, а школьные подружки любили с ней петь веселые песенки. И все было бы прекрасно, лучше некуда, если бы страной в то время не правил угрюмый король.

Этот король — а звали его Леон Сорок Восьмой — был очень тощий и ужасно брюзгливый. Он никогда не смеялся, и его сморщенное желтое лицо напоминало увядший нарцисс, забытый в вазе. И еще он все время зевал. Едва проснувшись утром, он спрашивал своих камергеров:

— Какая погода на дворе?

Если камергеры отвечали, что светит солнце, король вздыхал:

— Ну вот! Опять весь день задыхаться от жары! Лучше бы я проспал до вечера.

Если камергеры говорили, что идет дождь, король ворчал:

— О боже! Как я ненавижу дождь! Это пасмурное небо нагоняет тоску. Лучше бы я сегодня не вставал.

А если камергеры докладывали, что погода неопределенная, король стонал:

— Больше всего на свете ненавижу неопределенность. Лучше уж снова лечь в постель.

Вот какой это был король. И все во дворце ему подражали. Придворные, чтобы угодить королю, ходили с постными лицами, даже если было весело на душе. Сама королева, чтобы не сердить мужа, все время выжимала из себя слезы и в конце концов стала похожа на фонтан в трауре.

А королевский сын был вылитый папаша. Это был тощий мальчик, с бледными впалыми щеками и худыми, как спички, ногами. Он вечно канючил: то ему шоколад слишком горячий, то суп слишком холодный, то солнце печет голову, то ветер треплет волосы.

Да что и говорить, невеселое было семейство у короля Леона.

Но люди в этой стране — не помню, как она называется, — жили не так уж плохо, вот только смеяться им приходилось украдкой: ведь если бы угрюмый король услышал, как они смеются, то немедленно посадил бы их всех в тюрьму — так ненавидел он всякое веселье. Поэтому жители этой страны — не помню, как она называется, — носили плащи с большими капюшонами, под которыми прятали свои веселые лица. А когда им хотелось посмеяться, они делали это тихо-тихо. С тех пор и говорят: «Смеяться исподтишка».

Школа, где училась наша Эрика, была расположена далеко от королевского дворца, поэтому ребята могли петь и веселиться — на переменах, конечно, — король их не слышал. А попав в центр города, туда, где возвышался дворец, малыши поступали так же, как их родители: опускали пониже капюшоны, чтобы спрятать улыбки.

Итак, все шло своим чередом: король никогда не выходил из дворца, где все стены по его приказу были выкрашены в самые темные цвета и украшены самыми мрачными картинами; а жители страны — не помню, как она называется, — задергивали шторы и запирали ставни, если им случалось веселиться, например, праздновать день рождения или Новый год.

А надо вам сказать, что наша Эрика была замечательной девочкой, но у нее был один недостаток: Эрика была беспечна, как воробышек. Она все забывала: книги, тетради, карандаши, резинки. А иногда — что было еще хуже — она забывала надеть плащ с капюшоном, когда шла за покупками в центр города. Ее бедная мама ужасно беспокоилась, видя, что плащ висит на вешалке, а Эрики нет дома: она-то знала, что, если ее девочке захочется посмеяться, она не преминет это сделать, а если услышит король… какой ужас!

Правда, стены дворца были толстые, окна всегда закрыты, да и смех Эрики вполне можно было принять за чириканье птички.

Поэтому до того самого дня, о котором я хочу вам рассказать, все шло благополучно, и наша Эрика всегда возвращалась домой с корзиночкой, в которой лежали яблоки или хлеб.

Но вот настал тот самый день, о котором я хочу вам рассказать. Это была среда. А по средам ребята в этой стране — не помню, как она называется, — не ходят в школу. Вот и наша Эрика в тот день могла делать все, что ей вздумается. Позавтракав, она попросила у мамы разрешения пойти в гости к своей подружке Мюриэль, которая жила по соседству.

— Иди, — ответила мама, — только не забудь надеть плащ.

— На улице тепло, — сказала Эрика, — зачем мне кутаться в плащ?

— Не капризничай, — рассердилась мама, — или ты наденешь плащ, или вообще никуда не пойдешь.

— Ладно, — вздохнула Эрика, — надену. До свидания, мамочка.

И вскоре наша Эрика уже звонила у дверей своей подружки Мюриэль: дзинь! дзинь!

Но ей никто не открыл. Эрика позвонила еще раз, и еще, и еще: дзинь, дзинь, дзинь, дзинь! Никто не отозвался. Мюриэль, наверно, ушла с мамой за покупками. Огорченная Эрика задумалась. Сначала она подумала, что надо бы вернуться домой, но домой ей идти не хотелось, и она решила, что если немного пройдется, то обязательно встретит Мюриэль и ее маму, которые не могли уйти далеко. К тому же был прекрасный весенний день, и девочке очень хотелось прогуляться. И вот, недолго думая, наша Эрика отправилась в путь. Как вы понимаете, она поступила нехорошо — ведь мама была уверена, что ее дочка в гостях у Мюриэль, но об этом Эрика и не подумала — ведь вы помните, что она была беспечна, как воробышек.

По обеим сторонам улицы стояли прехорошенькие домики с палисадниками, где цвели розы, маргаритки и колокольчики. А в домиках, за закрытыми окнами и задернутыми шторами скрывались уютные спальни, сияющие чистотой столовые и гостиные с мягкими креслами. Время от времени то к одному, то к другому окну прилипала детская мордочка, и тогда Эрика приветливо махала рукой. Она все шла и шла, глазея по сторонам, и поэтому не замечала, как надвигается на нее огромная мрачная тень королевского дворца. А когда Эрика заметила это, она была уже у самой двери дворца. Эту тяжелую дверь с черными бляхами, окованную железом, охраняла целая дюжина солдат.

Но наша Эрика была не робкого десятка. Она остановилась и долго разглядывала длиннющие усы стражников и их высоченные кивера с перьями. И так как солдаты не двигались, Эрика решила, что они оловянные, и направилась прямо к ним.

Солдатам было ужасно скучно охранять дворец, куда никто никогда не входил и откуда никто никогда не выходил, так скучно, что все они в конце концов заснули на посту. Поэтому они и не увидели маленькую девочку, которая прокралась между их ног неслышно, как мышка.

Большая тяжелая дверь была приоткрыта, и Эрика вошла в длинный, широкий коридор. Пол этого коридора был выложен блестящими разноцветными плитками, и наша Эрика тут же стала играть на них в классики. Она так увлеклась игрой, что совсем забыла, где она находится, забыла, что во дворец запрещено входить и тем более запрещено там смеяться. Заигравшись, она позабыла обо всем на свете и даже, чтобы удобнее было прыгать, сбросила плащ.

Прыгая на одной ножке, Эрика добралась до конца длинного коридора и увидела еще одну дверь. Эта дверь была уже не железная, а из красного дерева, вся резная и украшенная позолотой. Ручка двери так блестела, что казалась золотой, и Эрика протянула к ней руку и потрогала — очень уж ей понравилась эта ручка. Эрика едва коснулась ее и нечаянно нажала. Ручка поддалась, и дверь открылась. И вот наша Эрика неожиданно оказалась прямо на пороге Большого Тронного Зала, где король, в окружении своей семьи и придворных, как раз проводил заседание Королевского Совета.

На этот раз Эрика немножко испугалась. Ей вспомнились все мамины наставления, все страшные истории, которые рассказывали в городе. К счастью, девочку никто как будто не заметил. Она могла бы повернуться, выйти из дворца и отправиться домой — и на этом наша история была бы закончена.

Но к несчастью, какая-то муха — она тоже проникла во дворец без разрешения — стала кружить прямо перед носом Эрики. Вы, конечно, знаете, что про рассеянных ребят говорят: «Он считает мух». Вот и наша Эрика загляделась на муху и снова позабыла об опасности. Она сделала шаг вперед, потом еще один и еще. Никто не обращал на нее внимания, и она с любопытством разглядывала высокие темные занавеси, причудливо изукрашенный трон и тщедушного мальчика, сидевшего возле высокого господина с желтым лицом — это был, конечно, король — и толстой дамы в лиловом платье — это была, несомненно, королева.

Эрика догадалась, что это король, королева и принц, потому что на них были золотые короны. Королевская семья ей совсем не понравилась, и девочка подумала, что ее мама, ее папа и она сама — а почему бы нет? — на их месте выглядели бы гораздо лучше. Но наша Эрика была умницей и сказала себе: «Каждому свое место».

Она сделала еще шаг — и оказалась у самого трона.

И тут тощий принц — а ему было очень скучно, и он развлекался тем, что ковырял в носу, негодный мальчишка, — заметил Эрику. Он показал на девочку пальцем, вытащив его по этому случаю из носа, и закричал:

— Папа, папа, смотри!

Угрюмый король — а сегодня он был еще угрюмее обычного, потому что плохо спал ночью, — нахмурил свои королевские брови.

— Как, как, как? — спросил он и скорчил такую гримасу, что Эрика чуть было не прыснула. К счастью, она вовремя вспомнила, что смеяться запрещено, и прикусила губу.

Толстая королева поднесла к глазам лорнет и стала с любопытством разглядывать Эрику, словно не понимая, что это перед ней — то ли девочка, то ли камешек, то ли кочан капусты. Наконец она изрекла:

— Ей-богу, это девочка!

— Девочка, девочка! — подхватил принц. — Она пришла поиграть со мной? — И тут же добавил: — Вот еще, не хочу с ней играть, она плохо одета, не хочу, не буду!

— Какие могут быть игры? — сказал король. — Вытри нос и помолчи.

— Ты всегда меня ругаешь, папа, всегда! — заныл принц и захныкал: — Хны-хны-хны-хны, хны-хны-ы-ы…

— Гектор, Гектор, — сказала королева, — полно, успокойся, мой маленький, успокойся.

А Эрика подумала, что мальчик, хоть он и принц, просто плакса и невежа. Тут заговорил король:

— Зачем ты явилась сюда, девочка? Если ты хочешь мне что-то сказать, говори, но поскорее: мне некогда и у меня болит голова.

Эрика растерялась. Она уже понимала, что может быть сурово наказана за свое легкомыслие. Поэтому она опустила голову, съежилась и ответила самым тихим и нежным голоском:

— Ваше величество, я ничего не хочу вам сказать. Я зашла просто так.

— Просто так? Шла мимо и зашла? — переспросил король.

— Да, ваше величество, шла мимо и зашла, — подтвердила Эрика.

— Как? — возмутился король. — Ты что же, думаешь, что здесь проходной двор?

— Нет, ваше величество, — сказала Эрика, — здесь не проходной двор, а дворец.

— Во дворец не заходят просто так, — отрезал король.

— Простите, ваше величество, но я же здесь, — возразила Эрика, — значит, заходят.

Тут король разгневался совсем — а что же ему оставалось, ведь Эрика была права! Когда люди неправы, они ужасно сердятся и громко кричат, чтобы все думали, что они правы. Испуганной девочке показалось, что король очень похож на рассерженного индюка. Но тут королева положила руку королю на плечо, и он мало-помалу успокоился. Тогда королева сказала девочке:

— Ну ладно, зашла и зашла, оставим это. А теперь делай реверанс и уходи.

«Я спасена», — решила Эрика. Она согнула колено, приподняла край юбочки, как учила ее мама, трижды поклонилась и стала пятиться к золоченой резной двери, которую, на свою беду, открыла.

Но когда она была уже на пороге, раздался пронзительный крик:

— Я хочу с ней играть, я хочу с ней играть, пусть она вернется сейчас же, я хочу, хочу, хочу!

И Эрике пришлось вернуться и подойти к принцу, такому капризному и невоспитанному, что родители его сгорели бы со стыда, если бы сами были поумнее.

Принц потянул Эрику за рукав к своему маленькому трону и спросил, как ее зовут.

— Эрика, — ответила Эрика.

— А я тебе нравлюсь? — спросил принц.

— Я же тебя не знаю, — сказала Эрика.

— Я принц, я должен тебе нравиться, должен, слышишь? — закричал принц и задрыгал ногами.

Он так разошелся, что зацепился одной ногой за другую. И — трах-тарарах — капризный принц растянулся на полу около трона, да так неловко, что, падая, разорвал свои бархатные штанишки. И вот, когда он пытался подняться, всхлипывая и шмыгая носом, Эрика не смогла сдержаться и рассмеялась. Ее звонкий смех, гулко раздавшийся под сводами тронного зала, привел в ужас короля, королеву, принца и всех придворных.

Эрика сразу замолчала и стояла вся красная, сама испугавшись того, что сделала. Наступила гробовая тишина, потом раздались возмущенные возгласы:

— Она засмеялась! Она посмела!.. — вопили придворные.

— Она действительно засмеялась! — сказала королева.

— Хны, хны, хны-ы-ы, она смеется надо мной! — захныкал принц.

— Она засмеялась! В тюрьму ее! — воскликнул король.

Два стражника с алебардами схватили Эрику, и, вместо того чтобы вернуться домой к папе и маме, девочка оказалась на соломе в королевской тюрьме.

А солома в королевской тюрьме была сырая и холодная. Эрика задрожала, и хотя никогда или почти никогда не плакала, но, оказавшись совсем одна в темнице, не выдержала и разревелась. Слезы текли и текли по ее розовым щекам. Наконец она устала плакать и уснула.

А тем временем папа и мама Эрики забеспокоились. Они догадались, что с дочкой случилось какое-то несчастье, и стали искать ее по всему городу. Когда они узнали от племянника двоюродного брата булочницы, который дружил с одним из королевских стражников, что какую-то маленькую девочку по приказу короля посадили в тюрьму за то, что она засмеялась, горю их не было границ. Это, конечно же, была их Эрика! В отчаянии папа и мама вернулись домой.

А Эрика все спала и спала, а когда проснулась, уже наступила ночь и в окошко сквозь решетку прокрался лунный луч. Он освещал соломенную постель Эрики и, казалось, говорил: «Не огорчайся, Эрика, ты скоро выберешься отсюда».

Эрика немного приободрилась, съела кусочек хлеба, лежавший рядом с ней на соломе, напилась воды из кувшина, а потом села и задумалась.

Думала она о том, что беда с ней случилась по ее собственной вине и что за свое легкомыслие она сурово наказана. От этих мыслей она снова чуть не расплакалась, но сдержалась — ведь она была храброй девочкой — и, чтобы ободрить себя, решила спеть. Подняв глаза к окошку, она тут же сочинила песенку:

Милый лунный лучик,
Лесенкой мне стань,
По тебе взберусь я,
Из тюрьмы спасусь я,
Милый лунный лучик
В плаще из серебра,
Ты нарядней принца,
Красивей короля.
Как только Эрика вспомнила короля и, особенно, плаксивого принца, ей снова стало ужасно смешно. И вот, одна в темнице, Эрика рассмеялась — и смеялась до слез, смеялась так, что ее светлые кудряшки так и плясали.

Смех ее был таким веселым, таким звонким, что темница сразу преобразилась: раньше ее освещал только лунный луч, а теперь каждая паутинка засветилась, каждая соломинка засверкала, даже сырые каменные стены заблестели, даже железная дверь засияла.

Когда же Эрика отсмеялась и перевела дыхание, то, оглянувшись, увидела, что вся тюрьма наполнилась светом.

Правда, тюрьма от этого не перестала быть тюрьмой.

— Ну, ничего, — сказала Эрика, — я скоро отсюда выберусь, верно, лунный лучик?

И ей показалось, что лунный лучик подмигнул в ответ.

А в это время во дворце…

А в это время во дворце все спали. Угрюмый король храпел в своей огромной постели под одеялом, расшитым черными бабочками. Спала и королева, положив на ночной столик корону и парик, спала, печально вздыхая, и пышная грудь ее плавно вздымалась и опускалась. А принц-плакса ныл и хныкал даже во сне. Спали и придворные: они настолько привыкли изображать печаль и уныние, что и во сне плакали.

Спала и королевская стража: кто стоя, кто сидя, кто лежа, и огромные усы стражников подрагивали от их мерного дыхания.

Стражники, охранявшие королевскую тюрьму, тоже спали, сидя на ступеньках лестницы, которая вела в подземелье.

Вдруг стражник, спавший ближе всех к двери тюрьмы, проснулся от непривычных звуков. Он вскочил, подошел поближе, но споткнулся о собственную алебарду и тут же полетел вниз, пересчитывая головой ступеньки. Бедняга поднял такой шум, что проснулись все остальные стражники. Они сердито заворчали, протирая глаза.

— Тише, вы! — сказал, поднимаясь, первый стражник. — Послушайте-ка!

Все как по команде приставили руки к ушам и стали слушать.

Они услышали веселую песенку. Потом нескончаемый звонкий смех. Стражники пришли в ужас: в королевской тюрьме кто-то смеялся! Смеялся!!!

— Клянусь моими усами! — сказал первый стражник. — Кто-то смеется!

— Клянусь моей алебардой, ты прав, — подхватил второй, — кто-то смеется.

— Клянусь моим кивером, — прогремел третий, — это ему так не пройдет!.. Смеяться запрещено — это приказ короля.

— Клянусь моим кожаным поясом, — сказал четвертый, — того или ту, кто смеется, сурово накажут.

— А как наказывают за смех? — спросил пятый.

— Сажают в тюрьму, — ответил шестой.

— А что делать, если тот, кто смеется, уже сидит в тюрьме? — спросил седьмой.

Стражники почесали затылки: ответить на этот вопрос было затруднительно. Они думали, думали, но так ни до чего и не додумались. Наконец решили ничего не предпринимать и снова расселись по ступенькам. Но заснуть им не удалось, потому что наша Эрика в темнице продолжала петь и смеяться.

Сначала стражникам это совсем не нравилось: их уши не привыкли к смеху и песням, ведь уже много лет во дворце никто не веселился. Они сердито ворчали и, не находя себе места, беспокойно переминались с ноги на ногу в своих огромных сапожищах.

Но вот мало-помалу стражники начали прислушиваться. Они слушали, слушали все внимательней, а когда смех и песенки смолкали, стражникам становилось как-то неуютно, словно им чего-то не хватало, и они с нетерпением ждали, когда же снова послышится звонкий голосок.

— Как мило! — сказал первый стражник.

— Будто ручеек журчит, — заметил второй.

— Словно птичка поет, — подхватил третий.

— Совсем как в старые добрые времена, когда нашей страной правил король Леон Сорок Первый, — заключил четвертый стражник, старый-престарый. — Вот был славный король! Всегда в хорошем настроении, а уж какой шутник! И весело же было во дворце, когда правил Леон Сорок Первый!

— Неужели у нас был веселый король? — удивился пятый, самый молодой стражник.

— А как же! — воскликнул шестой. — Говорят, когда он смеялся, у него даже миндалины видны были, вот с тех пор и говорят: «Смеяться во все горло». Я это слышал от дедушки…

— Тише! — прошептал седьмой стражник. — Она опять запела!

И стражники, сидя на ступеньках, стали слушать веселую песенку, улыбаясь и покачивая в такт головами, счастливые, как никогда. Если бы угрюмый король мог их видеть! Но он в это время лежал под одеялом, расшитым черными бабочками, и ничего, кроме дурных снов, не видел. Да ведь ничего лучшего он и не заслуживал!

А наша Эрика в конце концов тоже уснула, и стражники, не слыша больше ее смеха и песен, один за другим погрузились в сон. И снились им такие хорошие сны, что они и во сне улыбались. А когда настало утро, они послали молодого стражника на кухню, и он принес оттуда булочек, варенья и большую чашку шоколада. Все это стражники поставили возле соломенной постели Эрики и на цыпочках удалились. Выйдя на лестницу, они переглянулись, и каждый увидел вокруг себя радостные лица: веселая девочка избавила их от вечной грусти. У стражников потеплело на душе, и, расходясь, они кутались в плащи, чтобы сохранить это тепло, как самую большую тайну.

Вскоре проснулась и Эрика. Она вкусно позавтракала и снова запела — ведь больше ей нечего было делать! Тем временем стража у дверей тюрьмы сменилась, и теперь уже пришла их очередь удивляться.

— Да она поет! — сказал один стражник.

— Это запрещено! — сказал другой.

— Но слушать приятно, — возразил третий.

— Тише вы, — прошипел четвертый, — не мешайте!

Пятый и шестой ничего не сказали — они отбивали такт ногами.

А седьмой порылся в карманах и вытащил губную гармошку, которую неизвестно зачем носил с собой, и, сам удивляясь тому, что делает, заиграл, аккомпанируя Эрике.

Стражники так заслушались, что и не заметили, как открыли тяжелую дверь, вошли в темницу и уселись в кружок на соломе, улыбаясь девочке.

Когда она допела песенку, все закричали:

— Еще! Еще!

И Эрика снова запела.

А стражники весело кивали в такт и дружно подхватывали припев.

В полдень они отправились на кухню и стащили там куриную ножку, тарелку жареной картошки, пирожное с кремом и засахаренные фрукты. Эрика пообедала по-королевски.

Как видите, девочке жилось не так уж плохо: стражники, как могли, заботились о ней. По ночам ее навещал лунный луч, а днем ей улыбался золотой луч солнца. Прилетали птички и, усевшись на окошко, пели ей веселые песенки. А из норки в углу вылезала маленькая мышка и гладила своими шелковистыми усиками руку Эрики.

Стражники у дверей тюрьмы сменялись каждый вечер и каждое утро, но все они полюбили Эрику и готовы были сделать для нее все, чего бы она ни пожелала. Но к несчастью, они не могли освободить ее из тюрьмы. Эрика все чаще думала о папе и маме, о школьных подружках и учительнице, и тогда ей приходилось смеяться и петь через силу.

А тем временем папа и мама Эрики узнали от племянника двоюродного брата булочницы, дружившего с королевским стражником, что их девочку не обижают, и немного успокоились. Но конечно, им было очень грустно, их дом совсем опустел без веселого смеха Эрики.

И Мюриэль тоже скучала по Эрике, и другие ее школьные подружки, и учительница, и соседи.

И все говорили, вздыхая:

— Ах, если бы король Леон упал с лошади и сломал себе шею!

— О, если бы король Леон уехал далеко-далеко и никогда бы не возвращался!

Но Леон Сорок Восьмой, по прозвищу Леон Угрюмый, пребывал в добром здравии, ел и пил, ворчал, и бурчал, и брюзжал без конца. Что же было делать его подданным? Оставалось терпеливо ждать. И они ждали, ждали, ждали…

Но вот в одно прекрасное утро — вернее сказать, в одно ужасное утро — принц-плакса встал с левой ноги. Он ударил няню, когда та надевала ему штанишки, запустил чашкой в камергера, подававшего ему завтрак, а затем, не придумав, что бы еще выкинуть, бросился на ковер и завопил.

Королева не знала, что делать. Плохое настроение, разумеется, поощрялось во дворце, но такие вопли — это уж слишком!

Принц-плакса визжал так пронзительно, что все во дворце заткнули пальцами уши, чтобы не полопались барабанные перепонки. А попробуйте-ка сделать что-нибудь, если руками приходится все время зажимать уши. Слуги носили подносы на голове, повара мешали суп, держа ложки в зубах…

Хуже всех приходилось стражникам: по уставу им не положено выпускать из рук оружие. А вы ведь помните, что многие стражники уже отдежурили у дверей тюрьмы и познакомились с Эрикой. Они говорили друг другу:

— Вот если бы принц был похож на нашу Эрику, нам жилось бы куда лучше!

— Вот бы принцу взять с нее пример!

А некоторые даже говорили так:

— Хватит с нас вздохов и охов, слез и стонов! Настанет день, когда мы избавимся от принца-плаксы, и от унылой королевы, и от угрюмого короля. И тогда мы скажем: «Да здравствует свобода, да здравствуют веселье, смех и песни!»

Понимаете? Еще сами того не сознавая, они хотели совершить революцию. Если бы угрюмый король услышал эти речи, стражники просто потеряли бы голову — я хочу сказать, что им отрубили бы головы. Но король был слишком занят своими жалобами и не слышал ничего. Да и никто ничего не слышал — так пронзительно визжал принц-плакса!

Вдруг принц сел на кровати и заявил:

— Хочу играть с девочкой.

— С какой девочкой, мой милый? — спросила королева.

— С девочкой, которая смеялась надо мной.

— Боже мой! — воскликнула королева. — С девочкой, которая сидит в тюрьме?

— Да, да, да, — сказал принц. — Пусть ее сейчас же приведут — или я опять начну кричать.

— Нельзя, мой маленький, — ответила королева. — Это невоспитанная девочка, она тебе не подружка.

— А я хочу, — захныкал принц. — Сейчас как закричу! Считаю до трех: раз, два, три!

— Боже мой, боже мой, что же делать? — стонала королева.

— А-а-а-а… — завизжал принц.

Рот его при этом стал широченным, как дворцовые ворота.

И тут же все снова заткнули уши — кто пальцами, кто ватой, кто хлебным мякишем. Долго так продолжаться не могло. Король созвал экстренное заседание Королевского Совета, а принц все не унимался. И Совет принял решение: уступить капризу его высочества. В тюрьму был послан отряд стражников, они открыли железную дверь и привели нашу Эрику прямо в тронный зал.

— Слушай меня, девочка, — произнес король, — мой сын, принц, хочет поиграть с тобой. Тебе повезло: если бы не он, ты осталась бы в тюрьме на всю жизнь. Итак, веди себя хорошо, никогда больше не смейся, и ты останешься во дворце и будешь развлекать моего сына. Но если будешь вести себя плохо, тебе не поздоровится, учти это!

Эрика даже вздрогнула. Ей захотелось вернуться в тюрьму, к мышке и птичкам, к лунному и солнечному лучам, к добрым стражникам. Но делать нечего, и нашей Эрике пришлось стать игрушкой капризного и вздорного принца. Она твердо решила вести себя тихо, ни в коем случае не смеяться и не петь, и, опустив голову, направилась к противному мальчишке.

— Наконец-то! — сердито сказал принц-плакса. — Ты заставляешь себя ждать.

— Я не могла прийти раньше, — ответила Эрика. — Я сидела в тюрьме.

— И поделом! Ты оскорбила меня — меня, королевского сына!

— Прости, я не нарочно, — сказала Эрика, — но ты был такой смешной в разорванных штанишках.

Когда она вспомнила об этом, ей снова стало смешно, но она вовремя закусила губу.

— Ну, хватит об этом, — перебил ее принц. — Во что мы будем играть?

— Ну сказала Эрика, — давай поиграем в железную дорогу.

— Фу! — скривился принц. — Не хочу, это неинтересно!

— Тогда запустим волчок, — предложила Эрика. Она увидела на полу очень красивый волчок, и ей самой захотелось его крутануть.

Но принц ответил:

— Терпеть не могу запускать волчок!

— Может быть, поиграем в индейцев и ковбоев? У тебя тут есть настоящий вигвам, убор из перьев и большие пистолеты.

— Мне это все надоело.

— А этот чудесный гараж с машинами?

— Он мне не нравится.

— Давай построим дом.

— Не хочу.

— Тогда поиграем в лото.

— Не желаю!

— В колдунчики?

— Нет.

— В кукольный театр?

— Нет.

— А может быть, покатаемся на роликах?

— А если я упаду? Я ушибусь и заплачу!

Эрика подумала: «Ушибется этот плакса или не ушибется — все равно он постоянно хнычет».

Она вздохнула и предложила:

— Поиграем в поваров — у тебя такая хорошая игрушечная кухня.

— Не хочу играть в поваров.

— Ну, тогда давай наряжаться.

— Не желаю наряжаться.

«Хочу — не хочу, хочу — не хочу» — только это он и знал.

Эрика совсем растерялась. «У этого принца-плаксы, — подумала она, — целая гора красивых, дорогих игрушек, его балуют, нежат и ублажают, а он только и делает, что хнычет и канючит». От этого даже у веселой Эрики начало портиться настроение.

— Ну, — спросил принц, — будешь ты со мной играть или нет?

— Как же я могу с тобой играть, если тебе все игры не нравятся? — сказала Эрика.

— Так найди игру, которая мне понравится! Я же не виноват, что ты такая глупая и ничего не можешь придумать!

Тут Эрика призадумалась. Нужно немедленно найти подходящую игру, иначе не миновать беды! Она предложила:

— Давай играть в классики!

— Нет.

— В дурачка?

— Нет.

— В кошки-мышки?

— Нет.

— Ну, тогда в прятки?

— Нет.

— А в холодно-горячо?

— Нет, нет, нет!

— Ну, хочешь, я тебе спою песенку? — спросила Эрика.

— Да ты что? — возмутился принц. — Не знаешь разве, что петь запрещается?

— Ну, тогда я расскажу тебе сказку, хочешь?

— Ненавижу сказки!

Эрика не знала, что делать, что еще предложить этому зануде. А он между тем растянулся на кровати среди разбросанных подушек, и лицо его все больше и больше вытягивалось и желтело. Ну и глупый же у него был вид! Представляете: лежать перед такой горой игрушек — да еще дуться!

— Знаешь, — сказала Эрика, — а ведь бедные ребята гораздо счастливее тебя.

— Как это?

— Им просто весело. А ты хоть и принц, все равно дрянной мальчишка. Видеть больше не могу твою вытянутую физиономию! Уж лучше вернуться в тюрьму. — И Эрика отвернулась от принца, наклонив голову так, что ее светлые волосы закрыли ей лицо: она по-настоящему рассердилась.

Тут принц потянул ее за рукав и сказал:

— Ну поиграй со мной.

— Нет уж, — ответила Эрика. — Ты слишком глуп.

— Ты что, не знаешь, что я принц? Если я захочу, тебя так накажут…

— Видеть тебя — самое большое наказание, — сказала Эрика.

— Да как ты смеешь так со мной разговаривать?

— Смею! Могу еще раз повторить: ты глупый, злой, противный мальчишка, и я тебя терпеть не могу!

Принц-плакса — а ведь ему никто никогда не осмеливался даже замечание сделать — от изумления и возмущения так и застыл с открытым ртом. Шли секунды. Было тихо-тихо — можно было услышать, как пролетает муха.

Наконец принц-плакса опомнился, закрыл рот, но тут же снова открыл его и завопил:

— Помогите! Помогите!

Прибежал король, примчалась королева, сбежались все придворные, и поднялся ужасный переполох. Никто не мог понять, что же случилось, а принц плакал и показывал пальцем на Эрику. Король тут же отдал страже приказ схватить девочку и решил судить ее за оскорбление его высочества.

И вот нашу Эрику, закованную в цепи, привели в тронный зал, где восседал на троне угрюмый король, а рядом сидели унылая королева и принц-плакса.

Как страшно было бедняжке Эрике! С трудом переставляя ноги в цепях, она думала о своей бедной маме и горько плакала.

Все, кто был в зале, смотрели на нее с жалостью. Многие думали про себя, что наказания заслуживает принц, а вовсе не эта милая девочка, но вслух ничего не говорили — король есть король, и ему надо повиноваться.

А в глубине тронного зала стражники — друзья нашей Эрики — вспоминали ее смех и веселые песенки. Им очень хотелось освободить девочку, но они не смели и только печально вздыхали и роняли слезы, прикрываясь алебардами. Даже их пышные усы печально свисали книзу.

Угрюмый король поднялся и провозгласил:

— Эта девчонка грубо оскорбила принца, моего драгоценного сына. Ему и надлежит решать, как мы ее накажем. Говори, сын мой.

Король сел. Встал принц-плакса. При виде его вытянутого лица со сморщенным носом и надутыми губами все подумали, что маленькая Эрика гораздо симпатичнее.

— Это дрянная девчонка! — заявил принц. — Она не сумела меня развлечь и наговорила мне гадостей.

— Что же она тебе сказала? — спросил король.

— Что я глупый, противный и злой, — ответил принц.

— Ах, ах! — воскликнул король.

А принц сказал:

— Накажите ее!

— Какого наказания ты требуешь?

— Отрубите ей голову.

По залу пронесся шепот: все явно были возмущены. Но король приказал:

— Тихо! Твое желание будет исполнено, мой мальчик! Эй, стража! Отрубите голову этой дрянной девчонке. И побыстрей! Ну, живо рубите!

Но на этот раз король просчитался. Стражники не двинулись с места.

— Что такое? — взревел король.

— Рубите, рубите ей голову! — закричал принц-плакса.

— Ни за что!

— А вот сейчас посмотрим! — разгневался упрямый король.

Но стражники уже окружили Эрику и снимали с нее цепи.

— Хватит с нас вашей власти! — кричали они. — Довольно! Долой тоску и скуку! Эта девочка научила нас смеяться и петь. Мы хотим веселья. Смейтесь, друзья, смейтесь, смейтесь!

— Да это же революция! — воскликнул король.

Ну и испугался же Леон Сорок Восьмой Угрюмый! А испугавшись, он стал таким смешным, что придворные, стража, слуги — словом, все, кто был в зале, — разразились смехом. Это был настоящий взрыв смеха — его, наверно, очень много накопилось, и от этого взрыва потолок дворца рухнул, крыша разлетелась на мелкие кусочки, и сильнейший порыв ветра вымел из углов и уголков дворца все, что годами копилось там: серую скуку и зеленую тоску, печаль и хандру, грусть и уныние.

Угрюмый король с принцем-плаксой и унылой королевой едва успели бежать. Они бежали и бежали, пока не прибежали на вокзал. Там они вскочили в поезд, который увез их в другую страну — названия той страны я тоже не помню. И так как у них не было больше ни денег, ни власти, им пришлось работать. Говорят, они стали продавцами мороженого. Больше я ничего о них не знаю.

Нашу Эрику веселые стражники торжественно проводили домой. Представляете, как радовалась девочка! А как обрадовались ее папа и мама!

Ну а на месте королевского дворца посадили деревья и цветы, и получился прекрасный сад, где все могли гулять. И так как в стране не осталось ни короля, ни принца, там провозгласили республику, веселую республику, а смех и веселье стали правом и даже обязанностью каждого.

И с тех пор в честь памятных событий, о которых я вам рассказала, в этой стране каждый год празднуют Великий День смеха — замечательный праздник с музыкой и танцами, иллюминацией и салютом.

В этот день бывает даже веселее, чем в праздник 14 июля[1] во Франции.

Примечания

1

14 июля 1789 года восставший народ Франции штурмом взял Бастилию (крепость и государственную тюрьму в Париже в XIV–XVIII вв.) — символ абсолютизма. Это событие стало началом Великой французской революции. С 1880 года день взятия Бастилии — национальный праздник Франции.

(обратно)

Оглавление

  • *** Примечания ***