Ромка едет на охоту [Валентин Васильевич Леднёв] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Валентин Леднёв РОМКА ЕДЕТ НА ОХОТУ


Повесть

Дик, подай фуражку!..

Ромка был уже большой. Правда, он пока не ходил в школу, но буквы знал и умел считать до тринадцати. А может, и больше. Никто его в то время не проверял, а сам он хвастаться не любил.

Однажды Ромка нечаянно подслушал, как отец сказал матери:

— Не сюсюкай с ним: он сообразительный, с ним надо говорить как со взрослым.

С тех пор Ромка стал при ходьбе широко расставлять ноги и, как отец, закладывать руки за спину.

Их мужская дружба совсем окрепла после того, как отец пообещал взять Ромку на охоту.

Ромка по секрету сообщил об этом своему дружку Косте.

— А собака у вас есть? — спросил тот.

— Нет… Собаки у нас нет.

— Без собаки — разве это охота? Настоящий охотник должен быть с собакой.

— Где же ее взять?

Костя подумал и заговорщицки наклонился к Ромкиному уху:

— Достану. Увеличительное стекло дашь?

Ромке было жаль расставаться с увеличительным стеклом. Но если настоящий охотник должен быть с собакой, то какие могут быть разговоры! Он только спросил:

— А собака настоящая?

— Зверь! — прошептал Костя и сделал испуганные глаза. — От овчарки. Диком зовут. Он пока маленький, но когда подрастет — ого, каким будет!

— Давай! — согласился Ромка и вынул из кармана увеличительное стекло.

Через час Костя привел на веревочке Дика. Это был косолапый рыжеватый щенок. Только на груди и на кончике хвоста шерсть у него была белой.

Костя развязал веревку и бросил кепку в пыль.

— Дик, подай фуражку!

Дик весело вскинул задними ногами и, схватив кепку, побежал прочь.

— Ко мне, Дик! — закричал Костя, припустившись за щенком. — Ко мне!..

Догнав щенка, Костя перевел дух и приказал:

— Дик, подай фуражку!

Дик заворчал, мотнул головой и, ударив по кепке лапой, стал ее трепать.

— Подай фуражку, Дик! — закричал в отчаянии Костя и тоже вцепился в кепку.

Наконец он вырвал кепку и, хлопая ею по коленке, с торжеством сказал подошедшему Ромке:

— Видал?

— Видал.

— На! Воспитывай.

Так у Ромки появилась охотничья собака. Мама Ромки почему-то не обрадовалась Дику.

— Кто будет кормить эту дворнягу? — грозно спросила она.

— Я! — ответил Ромка.

— А кто за ней будет убирать?

— Я… — чуть не плача сказал Ромка и с мольбой поглядел на отца.

Отец заступился:

— Пусть поживет немного. Не понравится — бабушке отвезем.

Ромка воспрянул духом.

— Пап, а мы возьмем Дика на охоту?

— Что ты, сынок! Он совсем маленький. Мешаться только будет.

— Не маленький! — горячо возразил Ромка. — Он уже фуражку подает!

— Да? Ну, тогда другое дело…

Собраться не просто

В тот особенно памятный день отец вернулся домой гораздо раньше обычного.

— Ну, Роман Петрович, — сказал он, потирая руки, — я получил отпуск. Собирайся на охоту!

— Я сейчас, я быстро! — обрадовался Ромка. Он разыскал в игрушках свое деревянное ружье, вытащил из-под кровати сачок для бабочек, достал из укромного уголка катушку ниток и, сияя глазами, доложил:

— Я готов! Только Дика привязать осталось.

— Маловато… — покачал головой отец, осматривая Ромкино хозяйство. — А вот нитки — правильно. Вдруг порвем чего-нибудь.

— Совсем и не для этого. Я стрекоз буду привязывать за хвост. Знаешь, как они летают на нитке!

— А больше тебе ничего не потребуется? В чем, например, ты поедешь? В трусиках? А если ночью будет холодно?

— Я подрожу, подрожу — и дождусь солнышка.

— А если комары будут кусать?

— А мы намажемся чем-нибудь.

— Нет, брат, от комаров, говорят, есть только одно надежное средство — терпение. А еще лучше — одежда. Давай-ка собираться по порядку.

Отец взял лист бумаги и написал на нем: «Одежда». После этого он долго называл вслух и записывал вещи, которые надо было взять: спортивные костюмы, свитера, береты, шерстяные носки…

— Шерстяные, это которые толстые? — поинтересовался Ромка.

— Правильно.

— Мама говорила, что их носят зимой.

— Верно, зимой. И на охоте. Чтобы уберечься от простуды. А еще потому, что их боятся комары.

За списком одежды появилась другая запись: «Харчи». Ромка знал, что «харчи» — это еда, и терпеливо смотрел, как отец записывал: хлеб, сало, чай, лук, чеснок, картошка, крупа…

Но когда отец сказал: «А теперь самое главное — снаряжение…» — Ромка приуныл. Оказалось, что, кроме ружья, патронов и удочек, нужно было брать еще палатку, топорик, котелок, чайник, фонарик, садок, подсачек, спички, кружки и многое-многое другое.

— Так мы за сто лет не соберемся, — заметил расстроенный Ромка.

— Соберемся! — улыбнулся отец. — Глаза страшатся, а руки делают. Только бы не забыть чего-нибудь в суматохе… Ну так и есть — забыли! Соль! Без соли на охоте да на рыбалке никак не обойтись: и еда будет невкусной, и добыча пропадет, если ее не присолишь…

Он попросил маму сходить в магазин, а сам стал быстро укладывать рюкзаки.

Да, собраться на охоту было не просто! Но всему приходит конец. Наступил конец и сборам.

И вот уж отец, Ромка и Дик сидели на «Ласточке». Так называлась их моторная лодка. Они были готовы к отплытию. Оставалось только выслушать последние напутствия мамы. Она стояла на берегу и, грустно улыбаясь, говорила:

— Смотрите не утоните там!

— Маленькие мы, что ли! — смеялся отец.

— Да одевайтесь потеплее…

— Не беспокойся, мама, — солидно ответил гордый Ромка. — Все будет в порядке.

Отец запустил мотор, и «Ласточка», легко скользя по волнам, полетела в волжский простор.

Ромка-рыболов

Долго плыли вниз по Волге Ромка и его отец. Так долго, что Дик, вначале скуливший и прижимавшийся к Ромкиным ногам, в конце концов крепко заснул на его мягком рюкзаке.

Когда по реке проходил большой буксир или пассажирский теплоход, лодку сильно раскачивало на волнах. Ромка испуганно цеплялся за борт, а отец смеялся и подбадривал его:

— Не трусь, Роман Петрович! Нашему кораблику такие волны не страшны!

По правде говоря, Ромке давно хотелось сойти на берег. Все-таки скучно было все время сидеть на одном месте в лодке. Но он молчал. А то еще отец мог подумать, что он и в самом деле трусил.

Только когда они проходили мимо какого-то острова, на котором росли большие деревья, Ромка вздохнул:

— Вот бы здесь остановиться…

— Можно и здесь, — отозвался отец и круто повернул «Ласточку» к берегу. — Это остров Дальний. Дичи тут не будет, но до начала охоты осталось еще целых три дня. Будем пока рыболовами.

Они остановились в небольшом заливчике с чистым песчаным бережком, по которому лишь кое-где трава подбегала вплотную к воде.

— Первым делом мы должны поймать рыбу на уху. А потом разобьем палатку и будем готовить ужин.

Отец достал из чехла самое легкое бамбуковое удилище, привязал к нему самую тонкую жилку, а на конец жилки — самый маленький крючок. Такой крючок могла проглотить любая рыбешка, потому он и назывался проглотушкой.

— Это тебе, — сказал отец. — Будешь ловить на поплавочную. А я закину донки. Червяка насаживать умеешь?

— Я буду ловить на хлеб.

— Может, на кузнеца попробуешь?

— Кузнечик тоже живой. Я буду ловить на хлеб, — упрямо повторил Ромка.

— Ну лови, — пожал плечами отец и стал снаряжать удочки-донки.

Эти удочки он закинул с песчаного мыска, недалеко от стоянки, а Ромка стал ловить в заливчике. Дик зачем-то побежал в кусты.

Прошло некоторое время. Услышал отец — Ромка с кем-то разговаривал:

— Ну что ты, глупая, трепыхаешься? Я же не виноват, что ты крепко зацепилась…

Подошел отец поближе, выглянул из-за куста и увидел, как Ромка снимал с крючка маленькую рыбешку.

— Плыви, — сказал Ромка, — только больше не попадайся!

Выпустил он рыбку, погрозил ей пальцем и снова насадил на крючок хлебный катышек. Забросил удочку и ждал. Вот опять поплавок заиграл, запрыгал и скрылся в воде. Ромка дернул удилище — и снова на крючке засверкала белая рыбка.

— Эх ты, жадная! — проговорил Ромка. — На хлеб кидаешься, а того и не видишь, что он на крючке. Ну, постой, постой, не дрыгай… Красивая ты какая… А у тебя папа и мама есть? Ну, плыви, плыви к ним, только больше не попадайся!..

Выпустил и эту рыбку Ромка и снова закинул удочку. Отец улыбнулся и потихоньку отошел к своим донкам.

«Придется рыбу на уху добывать самому», — подумал он. Но на Ромку не обиделся. Ни капельки!

Дикарям-то хорошо…

Солнце опустилось за дерево и было похоже теперь на большую игрушку, сияющую на новогодней елке.

Наши путешественники разбили палатку, вытащили из лодки одежду и посуду.

— Я сейчас почищу рыбу и картошку, — сказал отец, — а ты собирай дрова для костра. Будем варить уху. Ты ведь никогда не ел ухи с дымком?

— А это вкусно — с дымком?

— Ого! Еще как! Пальчики оближешь. Только дрова должны быть сухими.

На острове было много дров, их в половодье, наверно, большая вода принесла. Да и островные деревья вплотную подступали к обрывистому берегу, иногда падали и засыхали. Ромка быстро натаскал к треножнику, на котором уже висел котелок с водой, большую кучу сухих веток, палок, щепок.

— Молодец! — похвалил его отец. — Сейчас и рыба с картошкой будут готовы к запуску.

— Папа, можно я разожгу костер?

— А ты умеешь?

— А то нет! Мы с Костей уже пробовали…

— Где же вы пробовали? — насторожился отец.

— А там… в саду у бабушки.

— А спички где брали?

— А мы не спичками, мы увеличительным стеклом, от солнца.

— Ну и как, удалось вам зажечь костер?

— Чуть-чуть не удалось. Дымилось, а не загорелось. Костя сказал, что это потому, что я дышал ему под руку.

Отец помолчал, потом решительно полез в карман:

— Ну что ж, попробуй, разведи костер. Вот тебе спички. Только держи их подальше от глаз, в вытянутых руках. И коробку поверни к себе, чтобы искры в глаза не попали. Понял?

— Понял! Что же тут не понять?

Ромка положил под котелок несколько палочек и решительно чиркнул спичкой по коричневой полоске на коробке. Спичка сломалась. Он вытащил другую и, взяв ее поближе к головке, чиркнул снова. Спичка вспыхнула и обожгла Ромке пальцы. Ромка бросил спичку на песок, и она погасла. Третья спичка загорелась хорошо, но, пока Ромка нес ее к дровам, ветерок погасил и ее.

Вскоре возле Ромки образовалась целая куча поломанных и обожженных спичек, но костра так и не было. Один раз ему удалось поджечь кончик сухой веточки, но пламя было хилым и быстро потухло, оставив после себя только голубоватую струйку дыма. Дрова не хотели загораться!

Дик все время крутился возле Ромки, повизгивал и хватал его то за штанину, то за рукав.

— Пусти ты! Из-за тебя не получается, — оттолкнул его Ромка, и обиженный Дик удивленно уставился на него круглыми глазами.

Когда в коробке осталась последняя спичка, перепачканный сажей и чуть не плачущий Ромка повернулся к отцу, который все это время внимательно наблюдал за ним.

— Пап, ника-ак…

— Ну вот, а хвастался… Было время, дикари без спичек огонь добывали.

— Это я знаю. Костя говорил, палкой по палке долго ширкали, да?

— Вот-вот.

— Дикарям-то хорошо: у них палки такие были. И тренировались они долго. А мы с Костей пробовали, пробовали — все не такие палки попадались.

— Всякому делу нужно учиться. Вот смотри…

Отец проворно добавил под котелок дров. С той стороны, с какой дул ветерок, положил под низ тоненьких веточек, щепок и клочок бересты. Потом осторожно вынул из коробки последнюю спичку, чиркнул ею, прикрыл огонек ладонями и поднес к бересте. Береста вспыхнула, за нею загорелись мелкие веточки, ветерок подхватил пламя и перекинул его на дрова. Дрова затрещали, и через минуту огонь заплясал под самым донышком котелка.

— Понял теперь?

— Понял.

— Но ты должен знать, что костры нельзя раскладывать возле домов, под деревьями, близко к сену или на сухой траве. Иначе может случиться беда — пожар. Да и вообще без нужды костер зажигать не следует. Можно только на рыбалке да на охоте, когда нужно сварить что-нибудь или обогреться. Понял?

— Понял…

— Ну, давай варить уху!

Пушок

Ромка долго не мог уснуть: то покусывали комарики, пробравшиеся в палатку, то под боком оказывались какие-то шишки — то ли палки, то ли комки земли. А потом снаружи что-то зашуршало…

Боязно! Ромка поплотнее прижался к отцу и прислушался. Вот шорох повторился. Даже, кажется, ветка хрустнула.

— Пап! Слышишь, пап? Там кто-то ходит…

— Что? — не понял спросонья отец. — Кто уходит?

— Там кто-то ходит, говорю.

— Кто может ходить на необитаемом острове? Тебе показалось. Спи, сынок.

Но не успели они улечься поудобнее, как в кустах рядом с палаткой опять раздался шорох.

— Вот!.. Слышишь, пап? Ходит кто-то.

— Дик, наверно.

— Дик возле меня спит.

— Ну, зверушка какая-нибудь. Спи.

— Я боюсь.

— Что ты, глупыш! Человека даже крупные звери боятся, а мелочь всякая тем более. Нас никто не тронет. Спи.

— А ты не боишься?

— Нет.

— Тогда посмотри, кто там ходит.

Отцу не хотелось вставать с нагретого места и открывать палатку, но, чтобы успокоить Ромку, он встал. Взял карманный фонарик, вышел. Через минуту Ромка услышал его радостный голос:

— А-а, вот кто к нам в гости пожаловал!.. Ну, заходи, раз пришел.

— Кто там, папа?

— А вот погляди…

Отец забрался в палатку и осветил фонариком серый колючий клубок. Дик заворчал и отодвинулся в угол палатки.

— Это ежик. Он-то и шуршал в кустах.

— А что он там делал?

— Вышел на ночную охоту.

— А на кого он охотился?

— Да на разных букашек-таракашек… Бывает, он и ящериц ловит, и мышей. Даже змею одолеть может.

— Значит, он кусачий?

— Человека он не укусит. Вот он уже и мордочку высунул.

— Ой, какой интересный! — Ромка приблизился к ежу и хотел его погладить. Но ежик зашипел и снова свернулся в клубок, выставив острые иголки. — Давай оставим его у себя, пап? Повезем домой, маме покажем.

— Давай до утра оставим, а завтра решим, как с ним быть.

Отец положил ежа в рюкзак, завязал веревкой и оставил возле входа в палатку.

После этого Ромка заснул так крепко, что даже утром, когда солнышко было уже высоко, отец разбудил его с трудом. Едва открыв глаза, он спросил:

— Ежик не убежал?

— Не убежал. Дожидается, когда ты с ним познакомишься поближе.

Ромка вылез из палатки, зажмурился от хлынувшего в глаза света.

— Хорошее утро! — сказал отец. — Я уже поймал двух подлещиков, язька и судака.

Но Ромку ничего не интересовало, кроме ежа. Он развязал рюкзак и выкатил ежа на песок. Подбежал Дик, хотел понюхать ежика, но сразу укололся и отпрянул в сторону.

Некоторое время еж, свернувшийся в тугой клубок, лежал неподвижно. Потом клубок расслабился, и ежик внимательно поглядел на Ромку маленькими черными глазками. Вот он раскрылся еще больше и высунул из колючек длинную, как у поросенка, мордочку. Нос у ежика вздрагивал, как будто ему не нравился Ромкин запах.

Закончив разведку, еж осторожно перевалился на свои короткие ножки и, не обращая внимания на лай Дика, побежал по песку в кусты.

— Папа! Он убегает! — испуганно закричал Ромка.

В два прыжка отец догнал ежа, и тот снова свернулся в клубок.

— Давай, сынок, выпустим его. Ежик — друг человека. Он уничтожает разных вредителей. Пусть гуляет на свободе.

— Жалко, — вздохнул Ромка. — Маме хочется показать.

— Ну тогда сам охраняй его. Возьми палочку. Если ежик будет убегать, дотронься до него, и он свернется в клубок.

— Ладно.

Ромка закатил ежа в берет и возвратился с ним в палатку. Долго он разглядывал ежа и уговаривал:

— Ну откройся, что тебе — жалко? Я только посмотрю, и все… Тебя как зовут?

Ежик сворачивался все туже и только шипел в ответ:

— Пш-ш-ш…

— Пушок, да? Папа, ежика зовут Пушок!

Отец улыбнулся.

— Ну какой же он Пушок, если такой колючий?

— Ну и что же. Дядя Лева тоже не лев, а его зовут Лев.

Отец засмеялся.

— Ну как хочешь. Пушок так Пушок. Эй, Пушок, полезай в мешок, а мы пойдем умываться да завтракать будем!..

Сазан рвет жилки

После завтрака, не торопясь, помыли посуду, прибрали на стане.

— Ты как хочешь, — сказал отец, — а я попробую поймать сазана.

— Где?

— Тут недалеко я присмотрел обрывчик… Глубокая яма, и коряга торчит из воды. Сазан любит такие места.

— Я хочу посмотреть.

— Хорошо. Только сидеть надо тихо. Сазан не переносит шума. Клюет он редко, поэтому надо внимательно следить за поплавками.

Отец выбрал два самых толстых удилища, привязал к ним прочные жилки с крупными крючками и поплавками, взял мешочек с червями, подсачек с длинной бамбуковой ручкой и фуфайку, чтобы подстелить, если надо будет садиться на сырую землю.

— Бери садок, пошли…

Садок был сплетен из металлической проволоки и имел крышку, которая сама захлопывалась под действием пружин. Ромка засунул в него свою курточку, перекинул через плечо, и они пошли к обрыву, обходя кусты и заросли колючек.

Отец промерил глубину омута и установил продолговатые пенопластовые поплавки так, чтобы они под тяжестью свинцовых грузиков стояли вертикально, а крючки были у самого дна. На каждый крючок он насадил «бантиком» по целому пучку красных навозных червей, оставив их концы свободными, чтобы они шевелились и привлекали к себе рыбу.

Закинув одну удочку, отец, не сводя глаз с поплавка, стал насаживать вторую. Потом спустился к воде, помыл руки и, присев рядом с Ромкой на фуфайку, вынул пачку папирос «Беломорканал». Он уже размял и продул одну папироску, намереваясь прикурить от зажигалки, когда Ромка остановил его вопросом:

— Зачем ты куришь, папа?

— Да как тебе сказать… — смутился отец. — Дурная привычка. Вовремя никто не остановил, а теперь вот силы воли не хватает бросить…

— А ты пробовал бросать?

— Честно говоря, всерьез не пробовал.

— А ты попробуй — всерьез.

Отец посмотрел на Ромку внимательно, улыбнулся и вздохнул:

— Придется попробовать…

Он спрятал папиросы в карман и тут же замер: поплавок одной удочки качнулся и лег набок — значит, рыба взяла насадку и пошла с ней кверху. Схватив удилище, отец рванул его на себя. Жилка натянулась, тонкий конец удилища согнулся дугой. Он попробовал опустить его к воде, но жилка стала уходить в глубину — к коряге. Вот еще рывок — и кончик удилища с треском отломился. А когда отец уцепился за жилку, она легко пошла на берег. Обломленным оказался и крючок…

— Вот это и есть сазан… — сказал расстроенный отец, откидывая в сторону сломанную удочку. Ромка заметил при этом, что руки у него дрожали, так он разволновался.

Отец вынул было папироску, но нервно скомкал ее пальцами и отбросил в сторону.

Второй поклевки они ждали долго. Прибежал Дик, и Ромка уже хотел было пойти с ним гулять по острову, но отец сделал предостерегающий жест рукой, дескать, тихо! Поплавок слегка закачался, на мгновение замер и вдруг стремительно пошел наискосок в глубину. Отец подсек — и снова удилище согнулось дугой. Не давая ослабиться жилке, он спустился к воде и стал отводить добычу от коряги, но постепенно, боясь, что и это удилище не выдержит, был вынужден опустить его почти к самой воде. Вдруг сазан устремился кверху и сделал бурун на поверхности воды. Вытянутая в одну линию с удилищем жилка ослабла…

— Вот это и есть сазан… — повторил отец, рассматривая жилку на месте обрыва. — Как бритвой, перехватил пилой.

— Какой пилой?

— Есть у него на спине такой жесткий плавник с зазубринами… Нет, с этими удочками такого сазана не возьмешь. Пойдем на стан, придумаем что-нибудь посерьезней.

На стане отец достал из рюкзака моток плетеного шнура «Сатурн».

— Вот эту веревочку, — торжествующе потряс он шнуром, — никакой сазан не оборвет!

— А пила? — усомнился Ромка.

— Даже пила будет бессильна, потому что шнур крепкий, но мягкий, податливый. Пила в нем завязнет, и все…

Так как надежных удилищ не было, отец решил снарядить на сазана донку. Подобрал грузило, два больших крючка, звонкий колокольчик для сторожка и принялся за работу.

Ночной звонок

А Ромка тем временем взял свою удочку и пошел к заливу. На этот раз он насадил на крючок червяка. Вскоре он прибежал к отцу:

— Рака поймал!

На его маленьком крючке действительно болтался большущий рак, беспомощно шевелящий клешнями и дергающий широким хвостом, похожим на лопаточку. Отец отцепил рака, положил его в металлический садок.

— Опусти в воду. Если тут есть раки, можно снарядить раколовки. Хочешь ловить раколовками?

— Хочу!

— Тогда давай наберем моллюсков для приманки.

Они пошли по берегу залива. Отец внимательно глядел в воду.

— Вот видишь: в воде по песку идет извилистая бороздка? Это след двустворчатой улитки. Там, где след обрывается, из песка торчит улитка. Вот она!..

Отец запустил руку в воду и вынул улитку, створки которой, похожие на две ложки, были плотно закрыты.

— Когда улитка погибает, створки раскрываются. А эти, видишь, закрыты, значит, улитка живая.

— А она не кусается? — спросил Ромка, боязливо принимая из рук отца тяжелую, укрытую зеленоватым панцирем ракушку.

— Нет. Чем она будет кусаться?

Вскоре и Ромка нашел такую улитку. Потом еще и еще. Когда их набралось с десяток, отец повернул назад.

— Хватит, пожалуй.

Три раколовки, похожие на авоськи, натянутые на проволочные кольца, они снарядили быстро. Отец привязал поводки от колец к концам толстых бамбуковых палок, раскрыл ножом несколько улиток, обнажив нежное студенистое мясо, и прикрепил их на дно раколовок. Потом показал Ромке, как надо опускать их в воду возле кустов на травянистом берегу и вынимать через каждые 15–20 минут.

— Лови, — сказал он. — Раков сажай в проволочный садок, простой они разорвут клешнями и уйдут. Брать их надо со спины, куда они клешнями не достанут.

А сам пошел ставить донку на сазана.

У Ромки дела пошли хорошо: он то и дело выхватывал по очереди раколовки, в которых оказывались то один, а то сразу несколько лупоглазых чудаков, позарившихся на привязанную к сетке приманку.

К вечеру он накидал почти полный садок раков, угрожающе шевелившихся, щелкавших клешнями, поводивших длинными усами.

А отец не поймал ничего. Даже поклевки не было. В последний раз обновив насадку, он закинул удочку к самой коряге, воткнул в край обрыва гибкий прут, приладил к нему колокольчик и привязал шнур. Остаток его он обмотал вокруг дерева (чтобы сазан не уволок) и пошел к палатке готовить ужин.

Ромка похвастался уловом, отец похвалил его:

— Сегодня ты меня перещеголял, молодец!

Уху они варить не стали, ели копченую колбасу, сыр, пили чай с сухарями. А потом долго сидели у костра, прислушиваясь, не зазвенит ли колокольчик на сазаньей удочке. Но тишину нарушали только сверчки да тоненько гудевшие над головами комары.

— Давай спать, — предложил отец. — Удочку утром проверим.

Они наглухо зашнуровались в палатке, при свете фонарика перебили просочившихся туда комаров и только улеглись, как издали донесся звонок сторожевого колокольчика.

— Слышал, папа? — приподнял голову Ромка.

— Слышал.

— Вот опять! Беги!..

— Может, до утра оставим? Крепко возьмется — не уйдет, а слабо — все равно сорвется…

— Пошли сейчас, интересно!

— Ну, пошли!

Освещая дорогу фонариком, они быстро достигли обрыва. Сторожок то сгибался дугой, то выпрямлялся, а колокольчик гремел и гремел. Отец спрыгнул к воде, схватил рукой шнур, замер на мгновенье, потом быстро-быстро стал выбирать его, бормоча:

— Есть! Кажется, сошел… Нет, сидит голубчик! О, как потянул… Опять легко идет… Ага, вот он! Свети сюда!

Ромка направил сноп света туда, где шнур круто уходил в воду, и ахнул — из воды показалась морда черного чудовища с такой пастью, что в нее, наверно, поместилась бы вся Ромкина голова.

— Сом! — воскликнул отец, подводя его к ногам и хватая за жабры.

Он вытянул присмиревшую рыбину на песок и, достав из кармана капроновую веревку, ловко просунул ее палочкой через жабры и пасть. Концы веревки он привязал к толстому корню, торчавшему из обрыва, а сома столкнул в воду:

— Гуляй до утра!

— Не сорвется? — спросил Ромка.

— Такой кукан быка удержит, — успокоил его отец. Они смотали удочки и, возбужденно обсуждая событие, направились к палатке, где беззаботно спал Дик.

Острые крючья

Возле острова Дальнего, на котором стояли наши путешественники, был перекат: Волга прорывалась между этим островом и еще двумя островами — Золотым и Песчаным. Вода тут летела стремительно, то извиваясь мощными жгутами, то закручиваясь воронками, то взрябливаясь над невидимым подводным препятствием.

Рано утром, когда Ромка и Дик сладко спали в обнимку, отец прихватил спиннинг, поднялся на «Ласточке» выше переката. Уложив весла вдоль бортов лодки, он до самого дна распустил жилку с тяжелой блесной на конце и поплыл по течению, подергивая спиннингом, как будто подсекая добычу.

Рывок! — и, быстро вращая катушку, он выволок в лодку первого судака. Удар! — и в лодке затрепыхался окунь, величиной с комнатный шлепанец. Но вот еще один рывок — и… блесна не хочет возвращаться на поверхность. Зацеп!

Отец тянул и так и сяк, поднимался выше зацепа — не помогало. Тогда он бросил около зацепа лодочный якорь и стал выбирать цепь, надеясь сорвать блесну якорем. Якорь подцепил что-то упругое и тяжелое…

Это был толстый капроновый шнур, который шел под водой поперек переката. Отцепив блесну и якорь, отец стал перебирать шнур, передвигаясь вдоль него вместе с лодкой. Он уже догадался, что это была браконьерская снасть для осетров.

Действительно, скоро пошли часто посаженные на длинных прочных поводках стальные остро заточенные крючья. Несколько из них вцепились в тело большого осетра, который водил шнур из стороны в сторону. А в глубине, судя по рывкам шнура, на крючьях сидели другие жертвы…

Не зная, что предпринять, отец положил шнур поперек лодки и огляделся по сторонам. Из-за острова вынырнула моторка и помчалась к нему. Когда она подошла вплотную, молодой мужчина в форменной фуражке сурово сказал:

— Я старший инспектор рыбнадзора. Вот мое удостоверение.

Отец посмотрел: действительно, инспектор.

— Это ваша снасть? — продолжал мужчина.

— Нет, случайно зацепил блесной.

— Сбросьте шнур. Поедем к берегу, поговорим.

— Надо бы освободить осетров…

— Им теперь не поможешь — они изранены, болеть будут, могут и погибнуть. К тому же преступников надо брать с поличным. Мы за этим местом наблюдаем второй день.

Отец сбросил снасть в воду, и обе лодки пошли в заливчик, возле которого стояла палатка.

Ромка уже проснулся и, поглаживая Дика, с любопытством наблюдал, как подходили лодки.

— Доброе утро, сынок! — приветствовал его отец. — Сом-то не ушел?

— Нет!

Инспектора — их было двое — тоже поздоровались с Ромкой, присели к костерку.

— Ну что, хозяин, чаем угостишь?

— Это можно, — кивнул Ромка. — Сейчас подогрею.

— А ты налей из термоса, — сказал отец, — там горячий и крепкий, я на зорьке заваривал.

Ромка налил в две кружки чаю, положил на пластмассовую тарелочку сахар и печенье.

— Вы долго собираетесь тут рыбачить? — спросил старший инспектор.

— Сегодня хотели двинуться вниз, поближе к охотничьим местам, — ответил отец.

— А может, еще ночку переночуете — поможете нам поймать браконьеров?

— Как?

— Мы знаем, чья это снасть, и знаем, что сегодня ночью преступники должны снимать ее. В сумерках две наши лодки с инспекторами и дружинниками уйдут в засаду за остров. Одна будет стоять вверху, другая — внизу. Когда браконьеры начнут выбирать снасть, вы подадите нам сигнал…

— Какой сигнал?

— Вот ракетница и три ракеты — одна зеленая, две — белые, осветительные. Зеленая будет сигналом для нас, белые дадите попозже, чтобы не дать преступникам скрыться в темноте. Согласны?

— Поможем, Роман Петрович? — поглядел на Ромку отец.

— Поможем!

— Ну, спасибо, — сказал старший инспектор. — Берите ракетницу. До ночи!

Как тебя зовут, трава?

Когда рыбнадзоровская моторка ушла, отец рассказал Ромке, как он наткнулся на браконьерскую снасть, которая губит самую древнюю и самую ценную рыбу на Волге — красную, как называют белуг, осетров и севрюг. Такими снастями ловят много рыбы, но еще больше калечат ее.

— А что за это будет брако… брако… мерам, если их поймают?

— Браконьеров будут судить. Могут посадить в тюрьму.

Ромка подумал и предложил:

— Пап, давай не будем сегодня рыбу ловить? Будем купаться, гулять, цветы собирать…

— Согласен! У нас и рыбы и раков достаточно. Будем исследовать остров.

Они прибрали на стане, зашнуровали палатку, покрепче вдавили в песок якорь «Ласточки», в один из сухих отсеков которой спрятали ежа, и пошли по острову, как говорится, куда глаза глядят.

А глаза Ромкины глядели повсюду: то он склонялся над какой-то букашкой, то закидывал голову, чтобы увидеть верхушку дерева, то останавливался перед луговым цветком.

— Как тебя зовут, трава? — услышал приотставший от Ромки отец.

Ромка стоял перед высоким кустом пахучей пижмы и осторожно прикасался пальцами к ее плотным круглым соцветиям, похожим на оранжево-желтые пуговицы.

Отец подошел к кусту с другой стороны и, изменив голос, шутливо ответил за траву:

— Меня зовут Пижма. А некоторые люди называют меня Дикой Рябинкой. Я полезное растение — из меня делают лекарства…

Ромка охотно вступил в игру.

— Молодец! — и, сделав несколько шагов, остановился снова. — Тебя я знаю… Здравствуй, Ромашка! А тебя как зовут, маленькая травка?

— О, я травка маленькая, да удаленькая, — пропищал отец. — Меня любят коровы, овцы и свиньи, куры, гуси и утки, тетерева, глухари и рябчики, певчие птицы и даже люди. Во мне много полезных веществ, а витамина С в три раза больше, чем в лимоне! Люди так уважают меня, что дали мне целых четыре имени: Спорыш, Птичий Горец, Гречишка Птичья и Топтун-Трава. Выбирай любое!

— А почему Топтун-Трава? Ты топчешься, да?

— Не я топчусь, а меня топчут, потому что я расту по обочинам дорог и тропинок, по краям полей и огородов, прямо на сельских улицах. Меня топчут-топчут, а вытоптать не могут, такая я живучая!..

Так Ромка за несколько часов познакомился еще с Хвощом и Бессмертником, с Клевером и Татарником, с Чабрецом и Донником. Иногда отец разводил руками и говорил:

— К сожалению, Роман Петрович, я не знаю, как меня зовут…

Из живых обитателей острова Ромку особенно заинтересовали Летающие Муравьи и страшный на вид, зеленокрылый пожиратель насекомых — Богомол.

Незаметно они пересекли остров с востока на запад. Неутомимый Дик, весь в репьях и колючках, неотступно следовавший за ними, очень обрадовался, когда они присели отдохнуть под могучим раскидистым дубом, который стоял особняком от других деревьев — на небольшом холме. Отсюда было видно другую протоку, узкую и стремительную, отделявшую остров от высокого правого берега Волги.

— Хорошее место для стана, — сказал отец, — сухое и ветерком продувается… Когда-нибудь мы приедем сюда.

— Пап, вон бутылка валяется — давай в нее записку засунем и спрячем.

— Зачем?

— А когда приедем, прочитаем — интересно!

— Давай.

Отец вырвал листок из блокнота и шариковой ручкой написал: «Мы сюда вернемся. Экипаж «Ласточки». Записку они скрутили в трубочку, засунули в бутылку и наглухо закупорили ее затычкой, выструганной из сухой палки. Потом бутылку зарыли в землю — вертикально, горлышком вниз, чтобы вода не попала, и поодаль от дуба, чтобы не повредить его корней. «Тринадцать шагов», — запомнил Ромка.

Отдохнув, они прошли еще немного вдоль берега, прикидывая, есть ли тут удобные места для рыбалок, и повернули к своей палатке.

Засада

К вечеру отец и Ромка запасли побольше дров для костра, сварили раков и уху из соминой головы, наполнили термос свежим чаем.

Отец попытался пораньше уложить Ромку спать, но тот наотрез отказался:

— Я тоже буду дежурить.

— Тогда одевайся потеплее. И вот тебе сетка, накинь на голову, чтобы не допекали комары.

Когда сгустилась темнота и на небе замерцали далекие чистые звезды, откуда-то с той, с левой стороны Волги, где днем виднелась деревенька под названьем Луговые Хутора, послышался натужный рокот лодочного мотора. Звук все время нарастал и оборвался лишь недалеко от костра. Металлическая лодка, разогнанная мощным подвесным мотором, с яростным шипением выскочила носом на пологий песчаный берег.

В лодке были двое. Один остался на корме, другой подошел к костру.

— О, как тут хорошо… Добрый вечер! — сказал он хриплым голосом, присаживаясь на корточки и прикуривая от уголька, который положил прямо на заскорузлую ладонь.

— Добрый, добрый… — ответил отец, внимательно разглядывая незнакомца.

Это был человек средних лет, с суровым обветренным лицом, давно небритый. От него пахло водкой. Он глубоко затянулся дымом папироски, подбросил в костер пару сухих палок и поднялся.

— Давно рыбачите тут?

— Два дня.

— Ну и как?

— На уху поймали…

— Ай, какие молодцы! — презрительная улыбка скользнула по запекшимся губам гостя. — Скурмачи не приезжали?

— Кто?

— Ладно… Долго стоять будете?

— Завтра на зорьке двинемся дальше.

— Ну, счастливого пути!

— Спасибо.

Человек отошел к лодке, о чем-то посовещался с напарником и, приподняв лодку за нос, столкнул ее в воду. Мотор они запускать не стали, а пошли к перекату на веслах. Темнота сразу поглотила их, только слышны были легкие всплески воды, но потом и они пропали. «Даже уключины не скрипят, — отметил про себя отец, — смазали!»

— Роман, вы посидите с Диком у костра, а я отойду в сторонку — послушаю.

— Только ты далеко не уходи, я боюсь…

— Я буду рядом.

Долго со стороны переката ничего не было слышно. Но вот раздался шумный всплеск, металлический скрежет и раздраженный голос:

— Да тюкни ты его топором по башке!

«Его» — это, очевидно, осетра. Сомнений не было — браконьеры выбирали снасть. Отец чуть-чуть помедлил, сжимая рукоятку ракетницы, потом решительно поднял ее над головой и нажал на спусковой крючок. Зеленоватая ракета с шипением взмыла ввысь, осветив мертвенно-бледным светом часть острова и перекат, на котором стояла лодка ночных гостей. Ракета еще не достигла воды, а сверху и снизу летели уже к перекату рыбонадзоровские катера. Браконьер, который сидел на корме, запустил мотор — и тут же раздался дикий вопль его напарника:

— Сто-о-ой, сволочь! Крючок за ногу зацепил… Стой, гад!

Отец выпустил белую ракету, и стало светло как днем.

Катера инспекторов и дружинников рыбнадзора уже зажали бортами лодку браконьеров, когда в небо взлетела последняя — третья ракета…

У костра старший инспектор поблагодарил Ромкиного отца за помощь, а пострадавшему от собственных крючков браконьеру подал йод и бинт:

— Перевяжите рану. Сейчас будем составлять протокол.

Хороших людей больше

Ромка с любопытством наблюдал, как старший инспектор писал протокол, сидя на раскладном брезентовом стульчике и освещая бумагу очками-фонариками. Очки были без стекол, вместо них по краям глаз ярко светились две маленькие лампочки, к которым из-за уха тянулись мягкие провода от батарейки, спрятанной в нагрудном кармане. В этих очках, излучающих свет, инспектор выглядел суровым и таинственным. Но, закончив писать, он сказал добродушно, почти весело:

— Ну вот и допрыгались, голубчики! Пожалуйста, прочтите и подпишите.

Браконьеры подписали протокол, не читая его.

— А вы подпишете? — повернулся инспектор к отцу.

— Охотно.

— Даже охотно! — ухмыльнулся один из браконьеров, тот, что до поимки подходил к костру прикуривать. — А не боишься?

— Кого? — удивленно поглядел на него отец.

— Нас.

— Нет.

— Недооценил я тебя, тихоня… И на суд пойдешь свидетелем?

— Пойду, если надо будет.

— Ну-ну… Не пожалей только.

— Я, между прочим, в армии десантником был, — твердо сказал отец, расписываясь в протоколе. — Видел всякое. Так что не пугайте меня, пожалуйста, а то сами бояться начнете.

На прощанье инспектор крепко пожал отцу руку:

— Так бы — каждый, мы бы их быстро вывели на чистую воду!..

Когда лодки ночных гостей ушли и гул моторов растаял во тьме, Ромка пошевелил палкой дрова в костре и спросил:

— Ты смелый, папа?

— Об этом про себя неудобно говорить. Пусть другие судят, смелый я или нет. Думаю, что я — как все, сынок.

— А инспектор сказал: «Так бы — каждый…».

— На это большой смелости не требуется. Преступники, как правило, трусливые люди, но наглые. Хороших людей больше. Но они порой не хотят связываться с наглецами, испачкаться, что ли, не желают, душевный покой свой берегут. А преступникам того и надо. Вот и получается: дашь наглецу сдачи, а он удивляется, дескать, как же ты, тихоня, посмел!.. Но пойдем спать, смотри, небо на востоке уже светлеет, скоро рассветать будет.

— Я не хочу спать. Расскажи, как ты был десантником.

— Это военная тайна, — засмеялся отец. — Не хочешь спать — давай собираться в дорогу. Пока свернем палатку, соберем вещички, позавтракаем, помоем посуду — и солнышко взойдет.

Так они и сделали.

Когда Ромка и Дик были уже в лодке, отец в последний раз обошел стан, посмотрел, не позабыто ли что-нибудь, потом зачерпнул котелком воды и тщательно залил угли костра, чтобы ветер не унес в сушняк случайную искру.

— Вот теперь можно полный вперед! — бодро сказал он, но увидев, что Ромка и Дик уже сладко спали на палатке, накрыл их плащом и мотора запускать не стал.

«Сморились… — нежно подумал он и, постояв в нерешительности, осторожно столкнул лодку в воду. — Пойду пока на веслах…»

Быстрая вода подхватила «Ласточку» и сквозь чуткую тишину свежего утра понесла ее навстречу солнцу. Отец только изредка подгребал веслами, направляя лодку по течению. Он думал о ночном происшествии, о разговоре с Ромкой. Как объяснить ему, что смелый человек — это не тот, кто ничего не боится, а тот, кто научился преодолевать страх? Как рассказать о трудной службе десантников, об их удивительной отваге и умении вести бой за Родину в любых условиях?

Подрастет — узнает, решил отец. Главное, чтобы он вырос честным человеком и не стал белоручкой.

Когда обрывистые берега острова Дальнего остались за кормой и лодку вынесло на стрежень реки, он пересел к мотору и решительно дернул за шнур запуска. Мотор взвыл, но Ромка с Диком, как говорится, даже ухом не повели — так они крепко спали.

Крылья вверх!

Три дня пролетели незаметно.

«Ласточка» спустилась по Волге еще ниже и вошла в протоку, которую отец ласково называл воложкой. Вскоре воложка соединилась с большим, но, видать, мелким озером: во многих местах оно заросло кугой и камышом.

Причалив лодку к чистому и сухому бережку, они разбили под деревьями новый стан: поставили палатку, разложили костер, вскипятили чай.

Когда пили чай, к ним подошел старичок с удочками, видно, местный: никаких вещей при нем не было — только пара удилищ из сухих хворостин да консервная банка с червями.

— Хлеб да соль, — сказал он, приподнимая кепку.

— Садитесь, дедушка, пить чай.

— Чайком можно побаловаться, — охотно согласился старичок. — Вы рыбачите или на охоту приехали?

— Рыбачили. А теперь вот думаем поохотиться.

В это время вдали послышались выстрелы.

— Началось… — вздохнул старичок.

— Раньше времени стреляют, — недовольно сказал отец. — И тут браконьеры!

Ромка теперь знал, кто такие «браконьеры», поэтому поддакнул отцу:

— Угу…

И тут же спросил:

— А когда мы начнем охотиться?

— Через часок можно начинать. Но сначала я схожу на разведку: выберу местечко, где мы с тобой устроим засидку.

— А малыш пока пусть со мной останется, — сказал старичок. — Я вот тут думаю зорьку посидеть. Говорят, линь берет хорошо и сазанчик попадается… Тебя как зовут-то?

— Рома.

— Ну а меня Федулыч. Ты ловить умеешь?

— Умею.

— Вот и давай соревноваться. Ты будешь ловить городскими удочками, покупными, а я — деревенскими, самодельными, посмотрим, чья возьмет… Согласен?

— Согласен… — неуверенно сказал Ромка.

— А ты, добрый человек, — обратился Федулыч к отцу, — пойди-ка вон в тот лесок. Там есть глухое озерко, и утки есть. Только что видел.

Отец не торопясь собрал ружье, надел патронташ, хитро подмигнул Ромке и ушел.

К удивлению Федулыча и Ромки, возвратился он скоро. На поясе у него висели две убитые утки, а в руках он принес живую.

— Живая? — обрадовался Ромка. — Как ты ее поймал?

— Я наставил на нее ружье и крикнул: «Крылья вверх!». Она испугалась и подняла крылья — сдалась в плен.

— Ох ты! Вот здорово!

— Еще пойдешь? — спросил Федулыч, снимая с крючка очередного линька и кидая его в торчащую из воды горловину садка.

— Нет, не пойду. На шулюм есть, а больше нам не нужно.

— Это правильно, — одобрил Федулыч. — Все бы так рассуждали — дичи было бы побольше…

Отец уложил патроны в сумку, прикрыл убитых уток травой, а живую посадил в маленький Ромкин рюкзачок. Отойдя в сторонку, он принялся чистить ружье.

А Ромка тем временем достал из палатки свое деревянное ружье, осторожно развязал рюкзак и, нацелив ружье на утку, звонко крикнул:

— Крылья вверх!

Утка взмахнула крыльями и… полетела. Дик разразился ей вслед радостным лаем.

Осторожно повесив ружье на сучок, отец подошел к ошеломленному Ромке. Он хотел сказать: «Эх, ты! Я же пошутил. Разве утка понимает человеческий язык? Я не кричал: «Крылья вверх!». Просто она испугалась моего выстрела и наткнулась на дерево. Я и подобрал ее, оглушенную. А теперь утка отошла и вот, пожалуйста, — улетела…». Так хотел сказать отец. Но не сказал. Ему было жалко Ромку, в глазах у которого стояли слезы.

— Не горюй, малыш, — похлопал он сына по плечу. — Нам хватит и двух. А этой утке повезло — ну и пусть живет!

— Почему она меня не послушалась?

— Так у тебя ружье-то не настоящее! — улыбнулся отец. — Утка, она хитрая, соображает, кому в плен сдаваться, а от кого и удрать можно…

А потом они до самой темноты ловили сазанчиков и линьков. Ромка с отцом натягали изрядно, но перещеголять Федулыча не смогли. Уходя, он показал Ромкеогрузневший от улова садок и пошутил:

— Рыба, она знает, кто ее любит больше, чем уток!..

Шустрик и Мямлик

Стоял теплый солнечный денек. Отец лежал под деревом и читал книгу. Дик спал возле него. А грустный Ромка сидел с удочкой на берегу озера.

Он был грустный потому, что накануне из лодки убежал Пушок. Куда и как он убежал, никто не видел. Даже Дик, ночевавший около палатки, на вопрос: «Где Пушок?» — только виновато помахал хвостиком.

«Ежик убежал, утка улетела… Что я теперь покажу маме? — думал Ромка. — А Костя? Разве он поверит, что у меня был настоящий ежик?»

Он забыл про поплавок и спохватился только тогда, когда удилище, лежавшее возле его ног, тихонько поползло в воду. Ромка схватил удилище и потянул на себя. Что-то тяжелое было на конце лески.

— Пап, поймал! — закричал он. — Помоги!..

Подбежавший отец осторожно вывел на песок… черепаху. Это была небольшая черепаха, можно сказать, черепашонок. Но Ромка видел черепах только на картинке, поэтому глядел на свою добычу боязливо.

Отец вынул изо рта черепахи крючок и положил ее на травку подальше от воды. Черепаха втянула под панцирь голову, ноги и хвостик и лежала неподвижно. Дик тявкнул для храбрости, но подойти к черепахе, как и Ромка, не решился.

— Ну, чего вы испугались? — засмеялся отец. — Она не кусается. У нее даже зубов нет. От врагов она спасается вот так: прячется в свою броню, и все.

Постепенно Ромка осмелел и даже взял черепаху в руки. Осмелела и черепаха. Как только Ромка клал ее на землю, она начинала ползти к воде. Он перевернул ее на спину, но черепаха изловчилась и тут же опрокинулась на живот. И снова устремилась к воде…

Пока Ромка забавлялся с черепахой, отец решил искупаться. Вскоре из воды раздался его голос:

— Ого! Да их тут, оказывается, целый выводок! Вот на этого чуть не наступил в воде…

Он вынес на берег другого черепашонка, чуть больше первого. Но этот был тихий, замкнутый: как вобрался в панцирь, так и лежал все время неподвижно.

— Шустрик и Мямлик, — решил Ромка, вспомнив какую-то телевизионную передачу. — Я их буду звать Шустрик и Мямлик. Вот этот, который не двигается, Мямлик, а который все время убегает, Шустрик. А что они едят, пап?

— Разных водяных букашек, жучков, травку… У тебя что было на крючке?

— Червяк.

— Ну вот, значит, и червей едят.

— Давай их покормим!

— Они сейчас не будут есть: боятся. Да и вообще за их здоровье можно пока не беспокоиться: черепахи обходятся без еды по нескольку месяцев. Даже полгода могут потерпеть.

— Полгода?

— Да, особенно в зимнее время. На зиму они залегают в спячку, как медведи, ужи и некоторые другие животные. А весной, когда солнышко пригреет, просыпаются.

— Вот здорово! Я их повезу домой. Мямлика Косте подарю, а Шустрика себе оставлю… А где Шустрик? Вон он! Пап, держи!..

Но было уже поздно: Шустрик достиг обрывчика и плюхнулся в воду. Отец пошарил ногами в мутной воде и махнул рукой:

— Ушел… Вот что значит настойчиво стремиться к свободе! Молодец твой Шустрик! А ты не горюй: Мямлика Косте отдашь, а тебе и с Диком хлопот хватит.

Ромка вздохнул и согласился.

Разбойник

В тот день Ромка с отцом бродили по лесу просто так: без ружья и без удочек. Они разглядывали деревья, собирали цветы. Ромка то и дело накрывал сачком то бабочку, то кузнечика, то какого-нибудь жучка.

Когда они уже возвращались к лодке, услышали гвалт возле одиноко стоящего молодого тополька. Подошли поближе и увидели, что воробьи избивали какую-то крупную птицу. Вцепившись когтями в крепкий сучок, птица раскинула крылья, раскрыла клюв и жалобно пищала, отбиваясь от своих обидчиков.

Увидев людей, воробьи бросились врассыпную, а птица осталась на месте. Она не улетела даже тогда, когда отец и Ромка подошли к ней почти вплотную и стали рассматривать ее.

Птица была величиной с голубя, может быть, чуть поменьше. На ее рыжеватом оперении выделялись темно-бурые пятна. Желтые ноги заканчивались крепкими черными когтями. Клюв был тоже черный, острый, загнутый книзу. По бокам клюва виднелись желтые полоски.

— Это птенец пустельги, — сказал отец, внимательно оглядев птицу. — Странно, почему он так поздно вывелся?

— Такой большой, а воробьев испугался, — пожалел птенца Ромка.

— Он, наверно, совсем не умеет летать, — ответил отец, — иначе воробьям бы несдобровать.

— А почему они напали на него?

— Пустельга — хищник. От этого разбойника часто достается мелким птахам. Может, и этот попытался напасть на воробьев. Но они догадались, что перед ними неопытный птенец, и дали ему сдачи.

— Значит, пус… пус… ну, эта птица — вредная?

— Да как тебе сказать… Она питается не только птичками, но и насекомыми, и грызунами…

— Какими грызунами?

— Так называют мышей, сусликов и других мелких животных, которые грызут растения, в том числе и хлеб. Пустельга уничтожает грызунов, значит, она полезна для человека. Да и птичек она догоняет, как правило, только ослабленных, больных, так что вроде бы выполняет роль санитара. Ну-ка поймай для этого несмышленыша кузнеца.

Кузнецов в траве было много, и Ромка быстро наловил сачком целую спичечную коробку. Отец поднес одного к клюву птенца. Заглотнув угощение, птенец раскрыл клюв и запищал: давайте еще!

Остальных кузнецов скормил пустельге Ромка. Когда коробочка опустела, он сказал:

— Папа, давай возьмем его с собой. Я буду ловить ему кузнецов.

— На стан можно взять, а в город везти не следует: погибнет там пустельга. Брать домой детенышей диких животных и птиц неразумно и жестоко. На воле они постепенно обучаются добывать себе пищу, переносить непогоду, защищаться от врагов, а в городе вырастают слабыми и доверчивыми. Но вот людям надоедает возиться со своим любимцем, и они отпускают его на волю. А он не приспособлен к самостоятельной жизни и, конечно, погибает от голода, от холода, от клыков или когтей более сильного хищника.

Отец протянул к птенцу руку. Птенец хотел ударить по ней клювом, но отец ловко зажал его между ладонями, а потом посадил в шляпу.

До своего стана они дошли быстро, потому что он был недалеко. Возле самой палатки рос большой раскидистый дуб. На высоте человеческого роста между ветвями была укромная площадка. Туда и посадили птенца, которого Ромка стал называть Разбойником.

Ловить кузнецов было для Ромки делом привычным. Отец вырезал ему тонкую палочку и расщепил ее на конце.

— В эту расщепку, — сказал он, — будешь вставлять кузнеца и подавать Разбойнику. Как шашлык.

Ромка наловчился делать это очень быстро, но накормить птенца досыта он так и не смог. При виде очередного кузнеца Разбойник раскрывал клюв, поднимал писк и с жадностью хватал подношение.

— Ему бы ящерицу поймать… — посоветовал отец.

— Поймай, а то я боюсь.

— Ты найди, а я поймаю.

Долго искал Ромка ящерицу, но все-таки нашел. И даже поймал ее сам, накрыв сачком, а потом прижав береткой. Разбойник расправился с ящерицей так же, как с кузнецами. После этого он присмирел — видать, наелся.

На другое утро птенца не оказалось на месте.

— Улетел Разбойник, — огорчился Ромка.

Но в это время на верхушке дуба зашуршали листья. Прыгая с ветки на ветку, птенец возвратился туда, где его вчера кормили. Ромка обрадовался и побежал за кузнецами.

На чем держатся звезды?

Приближался срок возвращения домой. Отец и Ромка почистили «Ласточку», собрали вещи, уложили на место палатку.

— Погода стоит ясная, теплая, — сказал отец. — Сегодня будем ночевать на открытом воздухе, у костра. А завтра пораньше двинемся в путь.

Вечером они разложили прощальный костер. В последний раз сварили уху. Вскипятили чай. Поужинали. Из сена соорудили себе мягкую постель и легли в нее, прикрывшись тонким одеялом. Дик свернулся калачиком под боком у Ромки.

Ромка лежал на спине. Спать ему не хотелось. Он прислушивался, как временами потрескивали дрова в костре и шелестели листья дуба. Где-то квакали лягушки и кричали ночные птицы.

Скоро костер погас. Над станом сгустилась темнота, но зато стало видно звезды. Их было много, звезд, больших и маленьких. Все они висели неподвижно, только подмигивали Ромке. Лишь одна звездочка двигалась по небу быстро-быстро. Она ярко вспыхивала, притухала и снова вспыхивала.

— Папа, куда полетела эта звездочка? — спросил Ромка.

— Какая?

— А вон та, — показал Ромка, выпростав руку из-под одеяла.

— Это спутник Земли.

— А он с космонавтом?

— Не думаю. Впрочем, мы с тобой оторвались от жизни за эти дни, может, и с космонавтом опять запустили.

— Наш?

— Может быть, наш, а может, американский.

— Пап, а Герман Титов еще полетит?

— Не знаю. А почему тебя интересует именно Герман Титов, он ведь давно летал?

— Я его видел, когда он в наш город приезжал.

— Ну вот и спросил бы у него, полетит он или нет.

— Я не догадался…

Ромка надолго замолчал. Отец подумал, что он заснул, поправил на нем одеяло, придвинулся поближе, чтобы Ромке теплее было. Но Ромка не спал. Он думал. Думал-думал и опять заговорил:

— Пап, ты не спишь?

— Сплю.

— Значит, ты во сне со мной говоришь?

— Во сне.

— А ты можешь во сне сказать, на чем держатся звезды?

— Этого я тебе, наверно, ни во сне, ни наяву не сумею объяснить.

— Почему?

— Да не поймешь ты…

— А ты же говорил, что я сообразительный.

— Сообразительный, но маленький. Чтобы понять некоторые вещи, нужно много учиться, а ты еще в школу не ходишь.

— В этом году я пойду в школу.

— Вот тогда и узнаешь, на чем звезды держатся…

— Ну хорошо. Я не пойму, а ты скажи. Что тебе, жалко? На чем они держатся?

— Ни на чем не держатся. Они летят.

— Куда?

— В бесконечность.

— А что такое бесконечность?

— Это то, у чего нет конца. Я же говорил, что ты не поймешь… Спи!

Но и на этот раз Ромка заснул не сразу. Он думал о том, как они скоро приедут домой, как обрадуется их возвращению мама, как он будет рассказывать Косте про Пушка, про утку, которая улетела, про Разбойника, который сегодня тоже улетел, про Шустрика и про Мямлика. Мямлика он отдаст Косте за так, даже увеличительное стекло назад не возьмет…

Так он думал, глядя на звезды. А может быть, это снилось ему во сне?

Эх, Костя не видит!

Отец покачал канистру, в которой хранился запасной бензин, и озабоченно проговорил:

— Далеко мы с тобой забрались, Роман Петрович… Боюсь, что бензина до дому не хватит.

— А мы на веслах поплывем.

— Против течения-то? Нет, брат, на веслах далеко не уйдешь. Попробуем прицепиться вон за тот караван.

— А нас не поругают?

— Мы разрешения попросим…

Он сбавил обороты мотора и направил «Ласточку» на середину реки, где должен был проходить появившийся снизу караван.

Когда буксир поравнялся с лодкой, Ромка сам, без помощи отца, прочитал на его борту: «Б-Ы-С-Т-Р-Ы-Й».

«Быстрый» шел не очень быстро, потому что тащил за собой две большие баржи. «Ласточка» приблизилась к последней барже. Отец сложил рупором журнал «Огонек» и крикнул:

— Эй, на барже!..

Из каюты вышел человек в тельняшке и подошел к борту.

— Возьмите, пожалуйста, на буксир, бензин кончается, — попросил отец.

— А вам куда?

— До Волгограда.

— Подходите к корме. — Человек в тельняшке прошел на корму и свесился через борт. — Давайте цепь… Вы сами-то в лодке останетесь или на баржу переберетесь?

— На баржу! — ответил за отца Ромка. — Только мы с Диком, можно?

— А он не разорвет меня? — усмехнулся человек в тельняшке, покосившись на щенка.

— Нет, он у нас ученый, — успокоил его Ромка.

— Ну, если ученый, тогда можно.

Экипаж «Ласточки» в полном составе перебрался на баржу. Только Мямлика оставили в ящике на лодке.

— Ну, давайте знакомиться, — сказал человек в тельняшке. — Меня зовут Василий Иванович…

— Как Чапаев! — восхитился Ромка.

— Как Чапаев. И усы поэтому я отпустил чапаевские.

— А меня зовут Рома. А Дика вы знаете, как зовут. А папу зовут дядя Петя. Он работает механиком.

— Очень приятно. А я работаю шкипером.

— А кто это — шкипер?

— Шкипер? Это самый главный человек на корабле.

— Самый?

— Самый.

— Самый-самый?

— Самый-самый! — засмеялся Василий Иванович. — А ты есть хочешь?

— Нет. Мы недавно кушали.

— Но арбуз вы не ели, это я точно знаю.

— Арбуз не ели… — вздохнул Ромка.

— Ну пойдемте, я вас угощу арбузом.

Арбуз всем понравился, даже Дику.

А потом Василий Иванович повел Ромку в рубку, где возле штурвального колеса стоял молодой матрос. Отсюда было видно и баржу, которая шла впереди, и буксир «Быстрый», и берега Волги — левый и правый, — и все, что проходило по реке.

— Смена пришла тебе, — сказал Василий Иванович молодому матросу. — Иди отдыхай. А ты, Роман Петрович, становись за штурвал. Сумеешь управлять кораблем?

— Сумею, — решительно сказал Ромка и взобрался на скамеечку, подставленную шкипером.

Он держал в руках штурвал и гордым взглядом окидывал волжский простор.

«Эх, Костя не видит!» — с сожалением подумал он.

Караван держал курс на Волгоград.

На помощь мальку

До Волгограда оставалось совсем недалеко, когда внимание Ромки привлекли стаи птиц, которые кружились над песчаной отмелью.

— Дядя Вася, — обратился он к шкиперу, — а почему там птицы толпятся?

— Малька, наверно, бьют…

— Как бьют?

— Обыкновенно — клювами. Там был мелкий залив. Вода упала, и песок отрезал выход рыбешке в Волгу. Вот чайки с воронами и пируют…

— Так надо же спасать малька!

— Надо бы, конечно. Но кто же этим будет заниматься? Может, ты попробуешь?

— Я?

— Да.

Ромка бросился к отцу:

— Пап, давай спасем малька!

— От каравана отстанем.

— Ну и что же! У нас теперь бензина хватит? Хватит?

— Хватит, наверно…

— Ну поедем, прошу тебя!

Отец внимательно поглядел на Ромку, потом прикинул расстояние до города и решительно махнул рукой:

— Едем! Василий Иванович, спасибо за помощь, мы покидаем вас!

— Ну что ж, попутного ветра, как говорится.

Когда они уже были в лодке, шкипер вынес из каюты сонного Дика.

— А щенка-то мне оставили?

— Ой, забыли! — испугался Ромка. — Отдайте, дядя Вася, нам на охоте никак нельзя без него.

— Ну, ясное дело… Без него вы как без рук! Держите…

Отец принял Дика, и «Ласточка», развернувшись по течению, заспешила туда, где над своими жертвами кружились птицы.

Они причалили лодку как раз возле того места, где обмелевший залив был перехвачен узкой песчаной полоской. Ромка спрыгнул на берег и побежал разгонять птиц.

Пугливые чайки взлетели, едва завидев его. Сороки тоже не засиживались долго. Но нахальные вороны улетать не торопились.

— Кыш! — кричал на них Ромка и размахивал руками. — Кыш! Я вам покажу, как малька обижать… Кыш!

Вороны отлетали на несколько шагов в сторону и снова садились на песок. Некоторые из них терзали маленьких рыбешек.

— Кыш! — в отчаянии закричал Ромка и схватил валявшуюся возле воды хворостину. — Кыш!..

А тем временем отец отыскал в лодке походную лопату и начал прорывать в песке канаву, чтобы соединить озеро с Волгой. Он уже заканчивал эту работу, когда к нему подбежал перепуганный сын.

— Папа! Я такое видел, такое!..

— Какое? — улыбнулся отец.

— Там лягушка…

— Ну и что? Разве ты раньше не видел лягушек?

— Лягушка схватила рыбу…

— Это бывает.

— А потом подползла змея и схватила лягушку!

Отец закончил рытье канавки и воткнул лопату в песок.

— И такое бывает, сынок. В природе, брат, к сожалению, действует закон «кто — кого». А может, ты не змею, а ужа видел?

— Змею! Серая такая. Ужа ты мне показывал: он черный, и на голове у него желтые пятнышки. А это змея! Пойдем посмотрим.

— Пойдем. Но сначала разденемся, чтобы малька шугануть с того края. Пусть спасается рыбешка, пока выход есть.

Змея, конечно, не стала дожидаться людей. Она ускользнула, наверно, в кусты. Улетели и последние птицы, когда увидели, что с Ромкой идет взрослый человек.

Отец и сын вошли в воду и, бултыхая ногами, с шумом двинулись вдоль залива. Дик сунулся было за ними, но тотчас же выскочил из воды и стал помогать лаем и визгом с берега.

Испуганные стайки мальков шарахнулись от них и устремились в ту сторону, где был спасительный выход в Волгу.

Ромка с отцом прошли вдоль залива несколько раз и успокоились лишь после того, как убедились, что в ловушке не осталось ни одного малька.

Буря

Увлеченные спасательными работами, наши путешественники не заметили, как погода начала быстро портиться: подул сильный ветер, небо заволокло тучами, вдали тяжело заворочался гром.

Они спохватились только тогда, когда по Волге загуляли крупные волны, а на песок упали первые капли дождя.

— Эге! — сказал отец. — А ведь мы с тобой, Роман Петрович, шляпы, а не мореходы.

— Как — шляпы?

— Бурю-то проморгали! Ну, не заметили вовремя… Придется палатку ставить.

— Поедем домой, город-то близко.

Ромка вытянул руку, желая показать город, но там была только мутная завеса пыли.

— Эх ты… — только и смог сказать он, опуская руку. На душе у него стало тревожно. Песок больно хлестал по голым ногам, засорял глаза. Ромка взял скулившего Дика на руки и сел спиной к ветру.

А отец, кажется, даже повеселел.

— Аврал! — скомандовал он и, вытащив из лодки палатку, стал быстро разбивать ее на песчаном бугре, громко напевая:

Буря, ветер, ураганы…
Нам не страшен океан!
Молодые капитаны
Поведут наш караван…
Палатка у них была хорошая — крепкая, просторная, с брезентовым полом. А главное, для нее не нужно было вырубать колья: составные стойки, железные клинья — все при ней находилось. Но поставить ее на сильном ветру одному человеку было нелегко — она надувалась, как парус, и вырывалась из рук.

— Я помогу, папа! — крикнул Ромка и, преодолевая ветер, подошел к отцу.

— Молодец! Держите с Диком вот здесь, а я пока заколочу клинья.

Борьба была неравной и непродолжительной. Разве мог ветер победить таких людей, как Ромка и его отец?! Да отец даже Волгу переплыть мог в такую погоду!..

Он перенес в палатку одежду и остатки продовольствия и теперь закреплял в песке якорь лодки. А Ромка глядел на него из палатки и думал, что Костя ни за что не поверит, что они попали в настоящую бурю. И что запускали ракеты, когда ловили браконьеров, не поверит. А мама поверит. Она теперь о них беспокоится…

Мысли о доме оборвал резкий удар грома над головой. Ромка вздрогнул и закричал:

— Папа!..

Тотчас же дверца откинулась, и в палатку протиснулся отец — голый, мокрый и смеющийся.

— Я здесь! Весло втыкал в песок…

— А зачем?

— На всякий случай. Чтобы якорь не уползал. Ну и для защиты от шальной молнии…

— А как весло защитит от молнии?

— Видишь ли, молния чаще всего попадает в те предметы, которые возвышаются над землей: в трубы, в столбы, в деревья. Если она случайно пожалует к нам, то весло ей скажет: «А ну, гражданочка, ударь в меня — я выше, чем палатка…».

Отец насухо вытерся походным полотенцем и оделся. После этого они стали есть хлеб с чесноком и запивать его горячим сладким чаем, который хранился в термосе.

— Вкусно? — подмигнул Ромке отец.

— Вкусно!

— Ну вот, а ты говорил, зачем нам термос… Дик, вот твоя порция хлеба.

Дик понюхал хлеб, даже лизнул разок, но есть не стал.

— Интересно, — покосился на Ромку отец. — Кто это нашего Дика накормил? Василий Иванович, что ли?

Но Ромка закрыл глаза и сделал вид, что не слышал вопроса. А может, он и в самом деле не слышал его. Если бы он слышал, то, конечно, признался бы, что недавно скормил Дику последний кусок колбасы. Нет, он не слышал вопроса. Он слышал только шум дождя, который навевал сон.

Здравствуй, Волгоград!

Ромка проснулся от тишины. В палатке, наглухо зашнурованной, было темно и прохладно. Он пошарил вокруг себя руками — нащупал под боком теплый мохнатый комок, который зашевелился и лизнул его ладонь. Верный Дик был рядом, но куда ушел отец? Ромка на коленях подполз к выходу, развязал, как его учил отец, шнурки и выбрался наружу.

Сияло вечернее солнце. Умытая дождем земля выставила напоказ самые яркие краски: зеленые, желтые, голубые — всякие!

Воздух был такой чистый, такой свежий, что хотелось бегать и прыгать от радости. Ромка так и сделал — побежал вприпрыжку к отцу, который еще раз обходил вокруг залива, внимательно заглядывая в воду. За ним припустился Дик. Когда сын подбежал, отец потрепал его по волосам:

— Выспался?

— Выспался!

— Славно мы с тобой поработали — ни одного малька не осталось в плену.

Ромка пошел рядом с отцом. Задумавшись о чем-то, он глядел на пальцы своих ног, которые с хрустом сминали податливый влажный песок. Потом неожиданно спросил:

— Пап, а почему у нас так получается: ловили рыбу — радовались, свободу ей дали — тоже радуемся? Когда же мы правильно радовались?

Отец даже остановился в изумлении, подумал, сказал:

— Ты, Роман, такие вопросы задаешь, что на них сразу и не ответишь…

— Почему?

— Да все потому же: вопросы сложные, а ответы должны быть простыми, ясными, чтобы ты понял.

— Я пойму.

— Может, и поймешь, если я объяснить сумею… — он потеребил в нерешительности подбородок и махнул рукой. — Словом, так: мальки — это дети, а детей надо всегда защищать. Вот была война. Взрослые сражались — и побеждали, и погибали. А детей берегли, потому что они — будущее народа.

Я был тогда вот таким маленьким, как ты сейчас. Война пришла в наш город, и бойцы укрывали нас в блиндажах, в подвалах, отправляли за Волгу, случалось, закрывали нас от пуль и осколков своими телами. «Если будут живы дети, — говорили бойцы, — то и Родина не пропадет».

Так оно и вышло. Мы выросли, и построили новые города, и зорко охраняем Родину. А когда станете большими вы, — ты, Костя и другие дети, — вы тоже научитесь и работать, и защищать своих детей.

Ромка уже забыл про рыб, а стал думать о том, что хорошо бы поскорее стать взрослым и научиться всему, что умеет делать его замечательный отец.

Они разобрали палатку, отряхнули ее и другие вещи от песка, аккуратно уложили в лодку.

— Ополосни лапы Дику, побултыхай в воде свои ступни — и садитесь.

Отец вымыл цепь и якорь, сдвинул лодку с песка и, когда она заколыхалась на плаву, толкнул в глубину, успев запрыгнуть на ее нос. Пройдя к мотору, он сказал Ромке:

— Оденься потеплее — свежо!

И рванул шнур запуска. Мотор весело загудел, пустил через воду дымок, мощно толкнул винтом лодку и погнал ее против течения.

Из-за песчаной косы навстречу «Ласточке» выплывал Волгоград. Ромка впервые видел его со стороны и удивлялся: какой он большой и красивый, город-герой!

Вы не думайте, что если Ромка был маленький, то он не знал, почему Волгоград называется городом-героем. Еще как знал! И отец ему рассказывал, и в кино он видел, как наши бойцы громили тут фашистов. Он даже знал, что на Волге в то время храбро сражался с врагами маленький буксирный пароходик «Ласточка». В честь той «Ласточки» они и лодку свою назвали.

Мимо прошел встречный пассажирский катер. Лодка колыхнулась на волнах. Ромка прижал к себе щенка и успокоил его:

— Не трусь, Дик! Нашему кораблику такие волны не страшны!

Вдоль города по Волге сновали юркие моторные лодки и катера, проходили степенные грузовые караваны, проплывали большие, но такие легкие на вид пассажирские теплоходы. Отец уверенно вел мимо них «Ласточку», то и дело восхищенно восклицая:

— Гляди, гляди, Ромка, красавец-то какой! Ух, как шпарит!

А когда они пришли на свою стоянку, отец закрепил лодку у понтона и, распрямившись, громко произнес:

— Здравствуй, Волгоград!

— Здравствуй, мама! — вслед за ним закричал Ромка. — Костя, я тебе Мямлика привез!..

На берегу действительно стояли Ромкина мама и Костя и махали им руками. Как они узнали, когда Ромка с отцом возвратятся из похода? Наверно, это навеки останется тайной…

Домой они шли по людной набережной, — папа с мамой позади, а Ромка с Костей впереди, — и Ромке казалось, что прохожие с завистью поглядывали на них, и тогда он, загорелый и сильный, расправлял плечи, за которыми висел его походный рюкзачок, и важно говорил плетущемуся на веревочке Дику:

— Не отставай!

В тот вечер он долго рассказывал Косте про свои приключения. А ночью ему снился маленький, красный, прыгающий на волнах поплавок, который по голубой воде уходил все дальше и дальше, а потом засветился и яркой золотой звездочкой поплыл по синему небу…


Оглавление

  • Дик, подай фуражку!..
  • Собраться не просто
  • Ромка-рыболов
  • Дикарям-то хорошо…
  • Пушок
  • Сазан рвет жилки
  • Ночной звонок
  • Острые крючья
  • Как тебя зовут, трава?
  • Засада
  • Хороших людей больше
  • Крылья вверх!
  • Шустрик и Мямлик
  • Разбойник
  • На чем держатся звезды?
  • Эх, Костя не видит!
  • На помощь мальку
  • Буря
  • Здравствуй, Волгоград!