Маскарад (СИ) [QueenOfUnicorns] (fb2) читать онлайн

Но потом… Потом…

Джей отдал мне беруши. Ну конечно.

Я взглянула вперёд и обомлела. Джей полз к берегу. Медленно, но уверенно и упрямо он рвался к цели, впиваясь пальцами и ладонями в землю, раздирая траву, царапая кожу о камни. Его тело обмякло и неестественно скрючилось, изогнулось. Им управлял зов, магические голоса, ещё минуту назад подчинившие и чуть не погубившие меня.

Я огляделась. Зои с разнузданной медлительностью шла в мою сторону. Взгляд её выражал что-то неясное: то была расплывчатая нервозность (казалось, вот-вот она остановится и начнёт заламывать пальцы и грызть ногти), перетекающая в каменное спокойствие. Меня злило, что в ней не чувствовался запал, что Зои была в тот момент равнодушна и ленива. Справа от меня, у берега, находился Лукас. Он бегло осматривался, переводя взгляд то на сирен, то на Джея, то — о ужас! — на меня. Я поняла, что он приглядывался к кулонам, намереваясь сорвать один, но помочь он не спешил.

Если Джей доберётся до воды…

Я в ужасе представила, как Джей стоит и смотрит в пустоту перед собой, а сирены хватают его за ноги и за руки. Тело опасно кренится. Ещё секунда, и он упадёт в воду, сдастся искушению, которому невозможно противостоять. Отрешённый от мира, он не сможет бороться.

И всё.

Всё.

Боже.

Опять.

Я неизбежно возвращалась к образу смерти. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, и я зажала рот рукой. Глубоко внутри я надеялась, что Лукас не нарочно медлит, а продумывает план и готовится, не надеясь… что? Прикончить Джея? Вдруг Лукас желает наблюдать, как он умрёт?

«Смерть страшна, но не противоестественна». Кошмар. Дикость. Готова повторить сотни раз. Лукас чужой. Непонятный, посторонний, неизведанный, оттого пугающий.

Время утекало. Сейчас или никогда. Сейчас или никогда.

Я вскочила с места, за пару рваных стремительных шагов оказалась рядом с Джеем и схватила его за щиколотки, потянув на себя. Он тут же стал отбиваться, рот его скривился в крике, в мольбе. Абсурдно, но пришлось бороться и стараться оттащить его хоть на немного от воды. Внутри всё ухало и трепетало от волнения. Было уже даже неудивительно, что я боялась за Джея. Я не могла и подумать о том, чтобы просто так его отдать.

— Джей, — тихо позвала я, чтобы прояснить замутнённый разум. — Джей! Это Миранда, слышишь. Я здесь.

Он чуть поослаб, и я, собрав все силы, сумела перехватить Джея за плечи и заткнуть его уши пальцами.

Через минуту рядом появилась Зои и будто нехотя протянула мне запасную пару беруш. В её глазах не было никакого сочувствия и участия. Хотя она и помогла держать Джея, пока я закладывала беруши, я заметила, что она делает это будто бы из одолжения, и возмущение могло бы взыграть во мне с новой силой, если бы я так не нервничала. Только в сторону Лукаса Зои посматривала с нескрываемым волнением.

Озеро ослепительно блистало, сирены кружили вокруг Лукаса. Всё произошло за секунды. Лукас придвинулся к воде и склонился над ней совсем близко. Сирена дотронулась до его руки. Она уже пела прямо в ухо, тянула на себя, околдовывая и упрашивая уплыть с ней.

Но ему было всё равно. Лукас быстро схватил сирену за запястье, и его пальцы засияли. Вдруг произошло нечто невероятное. Лица сирен исказились. Теперь то были страшные чудовищные гримасы, застывшие перед ледяным кошмаром. Даже в берушах я слышала этот крик. Чудовища, молящие о пощаде, трепещущие от ужаса перед неизведанным, ставшие слабыми и жалкими. Сирена продолжала извиваться. Было невыносимо смотреть на её агонию, на её беспомощность. Лукас держал крепко, и я увидела, как искра белоснежной ледяной магии соскочила с ладони и поползла дальше. Запястье сирены вспыхнуло бело-голубым пламенем. Губительное волшебство стремительно перекинулось на воду, и по озеру побежала кромка льда. Повеяло холодом.

На лице Лукаса не дрогнул ни один нерв. Как упоительно спокоен и жуток он был в этом геройском злодеянии! Другой рукой Лукас стремительным движением сорвал с шеи сирены медальон и разжал хватку. Сирена отпрянула, освободившись. Вода вернулась в прежнее состояние, лёд исчез, будто его и не было. Озеро исказилось волнами и шквалами брызг. Они уплыли.

Недолго помедлив и убедившись, что всё правда кончилось, я сняла злосчастные беруши, закинув их в карман кардигана, и снова посмотрела на Джея, который уже открыл глаза и приподнял голову, тяжело моргая. Лукас поспешил к нам. Зои сразу же встала и робко обняла его, он обнял в ответ, начав поглаживать её по спине свободной рукой (в другой он сжимал кулон).

Нужно было время, чтобы передохнуть, опомниться и осознать, что всё позади. Очередное испытание подошло к концу.

Я тоже встала и протянула руку Джею, подумав, что ему может понадобиться помощь, чтобы встать, но он по-джентельменски покачал головой. В следующую секунду он и вправду поднялся сам, отряхиваясь. Я больше не могла смотреть на него так, как прежде. Я вдруг поняла, что именно он сделал, и мысль о том, что он спас меня, поразила. Дурак. Пожертвовал собой. Боже, дурак, дурак, последний дурачина. Я и подумать о подобном не могла. Разве я этого достойна? Того, чтобы отдать мне единственные беруши?

Будто молния ошеломила меня: я могла умереть. Но, чёрт возьми, он тоже мог погибнуть! И он подумал, что я важнее?

Да, я тоже немного помогла ему. Но он-то был первым. И он не раздумывал.

— Что случилось? — спросил Джей, потирая виски — наверное, сирены затуманили ему разум даже сильнее, чем мне. — Я достал кулон?

— Ты? Неужели? — Лукас помахал кулоном прямо перед носом Джея. Зои вторила Лукасу издевательским смешком.

Странное, невероятное сходство.

Одна сирена начинает петь, и ей вторит другая.

Лукас усмехается, и ему вторит Зои.

Жестокость существует везде, хоть и в разных формах.

Чем тогда люди лучше сирен?

— Вообще-то, если ты не видишь (а ты правда не видишь дальше своего носа), то Лукас достал голос, а не ты, — защебетала приторно Зои, и меня охватило возмущение. — Ты, конечно, пожертвовал собой, но это было больше глупо, потому что — смотрите-ка на него! — ты решил доказать всем нам, таким, видите ли, глупым и ничтожным, что ты герой. Ты сделал это не потому, что беспокоился, а ради якобы справедливости. Можно было не отдавать свои беруши. Миранда и то догадалась просто заткнуть уши пальцами и подождать меня.

«Миранда и то». Меня бросило в жар. Понимала ли Зои сама, о чём говорит?

«Он же спас меня! Ты что, не видишь?» — хотелось кричать мне, но она бы не услышала в любом случае, и я снова разозлилась. Обвинять в моральности, благородстве, способности прийти на помощь и пожертвовать собой — очень оригинально. Боже. Не маскарад, а театр абсурда.

Джей посерьёзнел и опустил взгляд. Он застыл на месте, о чём-то задумавшись. Зои фыркнула, а Лукас повернулся ко мне и вдруг по-доброму улыбнулся.

— Держи, Миранда. — Он передал мне драгоценный кулон, и тот, точно умышленно, по волшебству, сверкнул в ладони.

— Спасибо, — заставила я сказать себя, и Лукас кивнул, не обратив внимания на мою мрачность.

— Мне было не трудно. Ради тебя стоило стараться, правда, — ответил он.

Я изобразила благодарную улыбку, но почувствовала себя неуютно. Мне хотелось, чтобы день уже поскорее кончился, и я бы провалилась в спасительный сон.

День правда был длинным и выматывающим. Зои и Лукас тоже засобирались спать и направились к заранее поставленным палаткам (одна предназначалась для нас с Зои, другая — для Лукаса и Джея). Я же замешкалась, заметив, что Джей не торопится уходить. Он сел у озера, прижав колени к груди и обхватив их руками. Я ощущала, что не могу просто так оставить его. На душе было неспокойно.

Я не прогадала. Тот разговор. Тот вечер, граничащий с ночью… Мурашки по телу.

Зои обернулась на полпути и смерила меня взглядом.

— Ты пока не идёшь, я так понимаю?

— Нет, но я скоро. Наверное.

— Этого стоило ожидать. — Она наклонила голову вбок и недовольно вздохнула. Будто бы я была капризным ребёнком, а она — моей матерью, которая решительно не понимала, что со мной делать. — Молю, не задерживайся. Ты же хотела поговорить. Безу-умно интересно, что ты скажешь.

Вскоре они скрылись в палатках, а я подошла к Джею, который, не отрываясь, смотрел в чёрное водное зеркало.

— Ты спас меня, Джей, — сказала я, подумав, что наверняка покраснела.– Я даже не знаю, как тебя благодарить.

Он повернул голову, и наши взгляды столкнулись. Мы ничего не говорили вовсе некоторое время.

— Что ты так смотришь? — только и спросил Джей, хотя он тоже оглядывал меня тепло, благодарно и как-то заворожённо. По-волшебному. По-особенному.

— Да так. — В голову вдруг полезли всякие глупости. — Никогда раньше не видела настоящего героя, знаешь ли. — Я ненароком закусила губу, а затем улыбнулась во все тридцать два зуба.

Джей отмахнулся, но я видела, как он довольно зарумянился.

— Перестань. Я обещал твоему отцу, говорил ведь.

«Обещал», — подумала я и вроде как немного поникла. Как же иначе. Но внутри теплилась надежда, что он капельку лукавит.

— Лучше прими благодарность от меня, — продолжил Джей. — Я тебе обязан.

— Ты что? Конечно же, не за что, глупый, тебе не надо ничего говорить, — засмущалась в свою очередь я и добавила, пока эта канитель благодарностей не переросла в нелепость: — Ты не идёшь спать?

— Как видишь, нет.

Я не ждала, что он тут же разговорится. Мне просто хотелось побыть с ним немного наедине. Меня почему-то тянуло к нему, и я присела рядом в той же позе.

— Не надо сидеть тут. Иди спать, Миранда, — чуть резко сказал он и отвернулся, пробормотав: — Мне надо побыть одному.

Я поджала губы и нахмурилась, но не ушла: не могла. Я понимала, почему он так говорил, и хотела дойти до конца.

— А если я хочу здесь сидеть? Ты расстроился из-за Лукаса и Зои, я знаю. Давай поговорим.

— Не надо жалеть меня. Я тут не для этого, а для того, чтобы защищать тебя, — жёстко произнёс Джей, прикрыв глаза. Словно он хотел сам себя в этом убедить. — Твой отец…

— Мой отец, мой отец… — передразнила я, активно размахивая руками. — Ты умеешь ехидничать, так почему ты им не отвечаешь? Почему сейчас ничего им не сказал? Признай, тебе обидно.

— Они правы, Миранда. — Он облизнул сухие губы. — Разве не видно? Ты не согласна с ними? Я забылся в самый важный момент. Это недостойно. Можно было сделать всё лучше, как и сказала Зои. А так… Вышло глупо. Ты не должна была меня спасать.

Мне было больно видеть его таким поникшим, печальным, зарывающемся в себе и бессильном понять, что с ним не так. Удивительно, но я поняла, что никогда не думала о том, насколько мы с Джеем похожи. Оказалось, что в некоторых деталях мы словно отражение друг друга, поэтому я ещё больше прониклась к нему сочувствием и внутри ещё сильнее забурлило возмущение от несправедливости.

Мир давит на всех. Всем расставляет подножки, толкает, плюёт в лицо, а потом в спину. Я прекрасно знала, что у каждого свои неприятности, но в то же время почему-то так хотелось думать, что мне и Джею в сотни раз труднее. Никто именно нас не понимает. Мир дал нам чуть больше оплеух. Мы в клетке, мы под стеклянным колпаком, а окружающие проходят мимо и глумятся.

Я ощутила это, пожалуй, слишком ярко. Ещё немного, и из глаз пошли бы слёзы. Это было глубоко естественное и глубоко неправильное чувство: потребность, проникнувшись к нему сочувствием, защитить Джея, прикрыть, оградить и сказать, что я знаю, что он чувствует. Я понимаю. Слышишь? Я тут. Всё ещё рядом.

— Но с Лукасом тоже могло такое случиться, — воскликнула я, желая достучаться до него. — Нельзя устоять перед сиренами, ты же понимаешь.

— Знаешь, такая странная вещь: другие путники — другое дело. Ты всегда думаешь, что ты лучше и умнее чуть ли не их всех вместе взятых, а в итоге оказывается, что ты не можешь элементарных вещей. Для чего я спас тебя? Чтобы снова подвергнуть опасности?

— Если бы мне пришлось спасти Лукаса, то Зои бы и слова не сказала, — мрачно ответила я. — Мы бы не сидели тут, не сделай Зои тебе замечание. Которое, между прочим, было абсолютно ни к чему. Вот что глупо.

— Я подвёл себя и тебя, — как умалишённый продолжал твердить он, запустив пальцы в волосы. Я поджала губы.

— Да о чём ты? Ты спас меня! — повторила я, сорвавшись на крик. Я наступала на него, как вихрь, ураган, смерч. — Ты помог Анне. Не было ничего неправильного, никого ты не подвёл. А то, что я помогла тебе, так это потому, что не люблю быть обязанной. С тобой не так только то, что ты слушаешь Зои и Лукаса, ясно тебе? Не смей корить себя.

— Тогда почему они меня столько упрекают? Почему Зои сказала, что я эгоистичный и лицемерный нарцисс? Мне нужно исправиться.

— Не хватало только брать их слова за истину. Неправда, не нужно. Каким ты хочешь быть? Идеальным?

Я замолчала и зажмурилась. Сама себя подловила.

Идеальный.

Ненавижу. Ненавижу это слово. Если бы слова могли убивать буквально, то это бы покончило со мной очень давно.

Пристрелило.

Перерезало горло.

Вырвало сердце и съело его, любуясь закаменевшим трупом и разодранной, превращённой в месиво грудью.

Расчленило, медленно отрезая от меня по кусочку, а потом бы смеялось чудесной игре, пытаясь собрать меня воедино.

Засунуло бы меня, вырывающуюся, в печь и живьём зажарило, а за двадцать минут до готовности достало, смазало бы растительным маслом для корочки и поместило обратно.

Полило горючим и подожгло.

Помогите

Будь я сиреной, отобрало бы голос, вытащило на сушу и пытало, пытало, пытало, не давая ни капли воды, а потом счистило бы с хвоста чешую, равнодушно слушая мои рыдания, стоны, мольбы и вопли, и оставило умирать.

Помогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогитепомогите

…Слово «идеальный» убило бы меня беспощадно.

Довольно. Довольно! Я сыта идеальностью по горло.

— Я не хочу, я обязан, — сказал Джей. — Ты бы знала, где я учусь и с какими людьми я общаюсь. Они все безупречные.

— Они не безупречны, тебе только так кажется. Тебе не надо ни под кого подстраиваться и оправдываться.

— Ты не понимаешь.

Я чуть наклонила голову и всмотрелась в его лицо, мягко улыбнувшись. Чтобы я и не понимала…

— Дурачок. Да, ты говоришь, что у тебя теперь постоянно какие-то встречи, вечеринки, балы и толпы принцесс вокруг. Но кого ты обманываешь, Джей?

— Я уже понял. Миранда…

Я вовремя оборвала его.

— Ты же на самом деле ненавидишь все эти вечеринки и тем более светские балы. Да и какой нормальный человек их по-настоящему любит? Помнишь, как мы однажды сбежали с твоего Дня Рождения?

Он замер, и его губ коснулась горькая, но искренняя улыбка.

— Мне тогда чуть не попало за то, что мы унесли так много пирожных и конфет. Пришлось свалить вину на тебя. Мама была в ярости.

Я вдруг рассмеялась. Тепло наполнило меня.

— Значит, ты помнишь.

— Конечно, Миранда. Конечно, помню.

— Зачем ты рассказываешь про одноклассниц и знакомых? Ты же недолюбливаешь их всех, разве нет? Я знаю, что тебе не нужно много внимания. Тебе просто надо настоящих чувств. Немного… — У меня ушла секунда, чтобы преодолеть смущение и сказать то, что я думаю. Я на мгновение устремила взгляд на обувь и помяла носком обуви землю, — …любви.

— Я всё пытаюсь что-то скрыть, утаить. Это бесполезно, да? Ты знаешь меня как свои пять пальцев.

— Просто ещё помню некоторые вещи. — Я пожала плечами. — Но, может, правильно говорят, что люди меняются. Может, ты изменился, а я и не подозреваю.

Джей медленно покачал головой.

— Я думал, что ты ненавидишь меня, — вдруг почти что обречённо признался он.

— Ты считаешь, что все тебя ненавидят, — без обиняков сказала я. Слова сами срывались с языка, будто искры вырываются в неистовстве из костра. — Поэтому ты решил ненавидеть всех сам? И меня тоже?

Я заговорила о вещах, которые и не планировала упоминать, и ощутила небывалую свободу, которую, наверное, никогда ещё не чувствовала. Мы с ним оба искренне говорили то, что думали и о чём давно хотели поговорить, но никак не решались. Да и не с кем было говорить. Обнажить душу без зажатости мы всё это время могли только друг перед другом.

— Я не ненавижу тебя, — растерянно сказал Джей.

— Но мы так плохо перестали общаться. К тому же ты говорил ужасные вещи в начале путешествия.

Он замешкался и прикрыл на мгновение глаза.

— Это правда, извини. Но я приходил на каждый твой день рождения, Миранда. Я всегда был рядом.

Пульс ускорился. Приятное волнение, как перед первым свиданием, сковало голову. Был рядом. Наблюдал иногда исподтишка, зачарованно любовался, не отрывая глаз, горел от тоски, но не подходил. Не решался. Хотел оставить прошлое позади. Мечтал, но…

Невозможно. Не сходится.

— Ты мне и слова не говорил, — Боль в голосе зазвучала неожиданно обвиняюще. — Может, и был рядом, но презирал меня. Не отмахивайся: я знаю, что ты сказал однажды, что я просто закомплексованная дурочка, к тому же совершенно бездарная. Это ведь было, когда ты только перешёл в новую школу. Наверное, даже нормально, что ты загордился.

Джей приподнял брови. Наши взгляды пересеклись. Я стушевалась, но глаз не отвела.

— Нет, что ты! Я не помню такого. Но ты же сказала, что я высокомерный и манерный идиот. Мне передали. — Он заговорил быстрее. — Было очень обидно, что ты говорила так за спиной у меня. Миранда, ты могла сразу сказать, что не хочешь больше общаться. Так было бы легче.

Разум заволокло туманом. Перед глазами стояла пелена. Парадокс. Что-то не так.

Я такого не говорила. Я бы не стала его оскорблять.

Передали. Паззл стал складываться.

— Если что-то случилось, то надо было поговорить со мной. Я бы понял, — тем временем продолжал Джей.

— Тебе кто-то передал мои слова? Кто? — прервала его я.

— Я надеюсь, ты шутить сейчас. Кто мог передать, по-твоему? — Его начинало потряхивать. Я видела, что к горлу его подступала озлобленность и горькая обида.

У меня перехватило дыхание. Быть не может. Невозможно поверить.

— Виктория? — спросила я, хотя уже могла поклясться, что знаю правильный ответ. Я хотела отгородиться от этого ответа. Он бы обескуражил, сбил с ног за мгновение, а потом уничтожил бы.

— Нет. — Джей ехидно усмехнулся и уже был готов ответить.

Я перебила его.

— Зои.

— Бинго. Думала, что я не узнаю? Что ж, всё тайное становится явным.

Я протянула руку и схватила его за запястье. Он оторопел, застыв.

— Ты не понимаешь? Она передала мне и твои слова.

Мы ненадолго замолчали. Руку он не отдёрнул, напротив, мягко скользнул ладонью вверх и сплёл наши пальцы. Нам потребовались силы, чтобы сказать что-то. Слова были излишни. Я только взволнованно разглядывала бездну великолепных карих глаз, тёмные растрёпанные волосы и иссушённые воспоминаниями губы.

Осознание заставило почувствовать себя не одной и в то же время брошенной. Правда залечила рану и без раздумий тут же вспорола новую. Ворох эмоций оплёл меня. Я вспомнила, как любила. Поняла, что сейчас ненавижу. Ненавижу и спрашиваю у черноты озера, у душного воздуха и у пения сверчков (потому что спросить больше не у кого): почему, Зои? Какая польза тебе от этого? Ответа я не ждала.

— Я помню, как ты говорила, что восхищаешься ею и хочешь быть похожей на неё, — наконец проговорил Джей. — Ты правда считала её лучше?

— Да. — Я облизнула губы. — Наверное, и сейчас она во многом лучше меня. Но я не понимаю, почему она так сделала. Хотела рассорить нас?

— Мне кажется, я знаю, — сказал Джей, и я выжидающе посмотрела на него, затаив дыхание. — Ты не думаешь, что она завидовала? Нам или тебе?

— Мне? В чём? — искренне удивилась я. — В чём мне можно позавидовать?

— Ну… Послушай, когда я рассказал, что меня переводят в новую школу, то Зои предложила погулять, но только вдвоём. Я удивился, что ты не идёшь с нами: такое редко бывало. Гулять без Зои — почти обыденность. Без тебя — моветон, странность. В общем, мы побродили по парку, она спрашивала про новую школу и рассуждала про быстро пролетевшее лето. А потом она сказала, что я ей нравлюсь.

Я машинально приоткрыла рот. Голова кипела, разрывалась от мыслей. Слишком много тайн. Мне нужно было подумать над услышанным, но времени не было. Правда душила. Это как разочароваться в жизни, прыгнуть с башни и… передумать. Я уже летела вниз, не в силах остановить мгновение и вернуться назад.

— И что ты ответил? — спросила я. — Ты что, отказал ей? Или вы виделись скрытно?

— Да, отказал, — ответил Джей. — Она обиделась, конечно. Это даже сейчас очевидно, что она не простила меня. Тогда Зои и сказала, что ты ненавидишь меня.

Лучше бы я оставалась в спасительном неведении. Меня потряхивало. В один миг стало очень зябко, и я сильнее закуталась в кардиган. Я вдруг всё поняла. Поняла, пожалуй, слишком быстро и слишком много для жительницы Волшебного мира. Ответ был до безумия прост, он маячил перед глазами.

Как там говорят?

Так не доставайся же ты никому.

— Почему ты отказал ей? — ошарашенно продолжила расспрашивать я.

— Странный вопрос. Может, потому что она мне не нравилась? С ней было интересно, конечно, она так дополняла нашу компанию, но… нет.

Каждая «новость» — удар под дых. Зои выходит замуж. Удар. Зои специально рассорила нас с Джеем. Удар. Зои нравился Джей. Удар.

Я могла с этим смириться. Перетерпеть, натянуть очередную маску, решить, что всё нормально. Но как ни странно, самым удивительным стало не то, что Зои способна быть скрытной, расчётливой, хитрой, не то, что она строит какие-то козни.

Меня потрясло нечто иное. Джей хорошо это нечто видел. Чуть ли не всю жизнь я считала Зои образцом, авторитетом. Мы были на равных, она не принижала меня, но я всё равно твердила, что она, может, даже немного, но лучше. Я тянулась к ней, как отчаявшиеся люди тянутся к небесам. А сейчас оказалось, что она — безумие! безумие! безумие! — ревновала Джея и завидовала. Мне, девочке, у которой не было ни уверенности, ни идеальных оценок, ни тяги к магии. У меня были только книги, сладости, иногда пение. У меня был Джей, в конце концов. И ей хватило этого с лихвой. Неужели это и есть правда?

Видимо, не такое уж я и ничтожество.

— Мне нужно обдумать это всё, — сказала я. В груди защемило. — Ты, наверное, не знаешь, но я ведь… Я ведь правда думала всё это время, что ты считаешь меня никчёмной. Непросто было смириться с тем, что я такая…

Я вспомнила себя после того, как мы с Джеем расстались, и мне чуть не стало дурно. В глазах защипало от осознания глупости, несправедливости и потерянности.

— Ты что, плачешь? — ужаснулся Джей и машинально придвинулся ближе, внимательно осматривая моё лицо.

Я быстро заморгала и вытерла уголки глаз.

— Нет, конечно, не плачу. Но я думала, что ты не будешь врать и что мне надо поменяться.

— И ты придумала маски? — тут же догадался он. — Из-за меня?

— Да, и как-то получилось, что я…

— Что ты заигралась, — кивнул он, проводя рукой по моим волосам. — Мне так жаль. Тебе не нужно было этого делать, я же того не стою, разве нет? Так ломать себя?

Я посмотрела на него — на его лице застыло искреннее удивление. Будто бы ему правда было неясно, что достоин. Как же иначе?

Мой друг. Мои воспоминания. Тепло в сердце.

Джей — реликвия.

«Боже мой, Джей», — подумала я не без трепета и стеснения от собственных мыслей. — «Достоин. Достоин трижды, четырежды, сотни раз. Ты достоин так многого, что не можешь себе представить, так многого, что ты бы не поверил мне. Ты…»

Ради тебя я бы не только сломала себя.

Я бы не пользовалась формулой дискриминанта и считала бы только по теореме Виета.

Я бы отреклась от Эдгара По и читала бы «Клариссу» и «Памелу».

Я бы отказалась от пирожных и ела только овощи.

Я бы никогда не пропускала уроки хороших манер и научилась колдовать лучше, чем Гермиона Грейнджер.

Только попроси.

Я бы забыла о…

Нет.

— Но в этот момент ты же не в маске, правда?

— Я просто решила, что не могу об этом думать. Не теперь.

— Думаю, что есть одна вещь, которая касается масок и о которой ты никому не говоришь: потому что не хочешь или не подозреваешь о ней. Все это понимают, но почему-то никто не говорит тебе об этом. Даже, наверное, две вещи. — Джей хмыкнул и прищурился.

— А можно пояснее? — изумилась я.

— Я бы хотел, чтобы ты сама это сказала. — Он игриво и безумно обаятельно улыбнулся, ожидая ответа: Джею нравилось, что ему удалось заинтересовать меня. — Подсказку?

— Наверное. — Я продолжала недоумевать.

— Конечно, это могут быть мои догадки, но посмотри хотя бы на меня или на Зои. Никто из нас не очевиден. Ещё Шекспир говорил…

— Весь мир театр, а люди в нём актёры, — процитировала я. — Хочешь сказать, что все носят маски?

Кошмарно, как близко он был, как хотел прочитать, ощутить меня. Моё сознание отражалось в его словах, на его губах.

Зои раздражённая и злобная. Зои понимающая и верная. Зои отталкивающая и необщительная. Зои — отличница. Зои — обольстительная кокетка. Зои, пытающаяся привлечь внимание и страдающая. Зои, злоупотребляющая вниманием.

Лукас добрый, понимающий. Лукас равнодушный. Лукас — ехидный и дерзкий мальчишка. Лукас — будущий правитель, разумный, спокойный, взрослый.

Джей эгоцентричный нарцисс. Джей заботливый. Джей скрытный и угрюмый. Джей весёлый и лёгкий в общении. Джей чужой. Джей мой.

Все разные. Так просто.

Кто-то бы сказал, что нам всем тут в психушку пора

чёрт

забыла про таблетки

чёрт

— Да, — сказал Джей. — Я именно это имею в виду.

— Раз так, то почему тогда именно я — Хамелеон?

— Трудно объяснить. Наверное, потому что люди любят видеть в других то, что не замечают в себе. Окружающие привыкли игнорировать свои маски, и тут ты сказала, что всё, отныне ты другая. Ты дала повод, а они ухватились за него. Они подумали, что разгадали тебя. Потому что только окружающие знают о тебе всё, но не ты сам, — ответил Джей. Лицо его, серьёзное и задумчивое, за мгновение стало вновь расслабленным. — Ладно, наверное, я что-то замудрил. — Он по-доброму усмехнулся.

— Да, есть немного, — улыбнулась я.

— Ничего страшного, если не понимаешь, о чём я. Так, считай, что я говорю глупости. Можешь подумать что-то вроде «ох уж эти парни, непонятно, что творится у них в голове» и забыть.

Нам обоим стало немного неловко — он ожидал, что я пойму его, а у меня не получилось.

Тогда не поняла.

Зато теперь понимаю.

Понимаю же?

— Нет уж, договаривай, — оживилась я, захотев разобраться в его словах. — Мне любопытно послушать. Что второе? Ты сказал, что есть две вещи…

— Парадокс для меня в следующем: чем больше масок, тем больше в нас неподдельного и человеческого, тем больше у нашей души граней, — охотно продолжил Джей. — Я думаю, что вот в чём секрет: масок нет. Лично твоих масок нет. Нет только хорошей Миранды или только плохой, только капризной или только ехидной, только Миранды-отличницы или оторвы. Ты — всё вместе. И это нормально, что в один день ты хочешь горы свернуть, а в другой руки опускаются, или что сначала ты весело общаешься в кругу незнакомцев, а потом тебе никто вовсе не нужен и ты никого к себе не подпускаешь. Нормально.

Я вдруг ощутила себя очень глупой, потому что такая мысль никогда не приходила в голову. Иногда долгими бессонными ночами я в слезах металась по кровати, размышляя о том, что я потеряла себя и никак не могу найти и понять, какая я на самом деле, как нужно вести себя, чтобы угодить окружающим и никогда больше не слышать, что я никчёмная. Мне казалось, что решение должно существовать, и мучилась из-за того, что не могла найти его. Как и полагается, разгадка была перед глазами, только я не видела — смотрела не с той стороны.

Я замерла, а он всё говорил.

— Хоть ты и говоришь, что носишь маски, но ты, наверное, более искренняя и настоящая, чем большинство моих знакомых. Живая, что ли. Такая скромная, забавная, постоянно переживающая, простая, без глупых замашек, добродушная и готовая всем пожертвовать ради другого. Ради Калеба хотя бы. Да я уверен, что и ради Зои.

— И ради тебя.

— Что?

Молчи, глупая. Лучше молчи.

— Ничего.

Я несколько раз глубоко вдохнула.

— Я вот думаю: мы же жители Волшебного мира, а значит, мы герои из какой-то сказочной истории, — сказала я, угомонив непокорное сердце.

Теперь Джей смотрел выжидающе и заинтересованно.

— И что же из этого?

— Да и то, дурачок, что ты только что рассказал, наверное, всю мораль этой истории. Ещё и суть обманки раскрыл. Прямо в лоб читателю, а? Кто же так делает?

— А когда Лермонтов написал, что Печорин — собрание пороков времени, это было не в лоб? — парировал Джей, шутливо толкнув меня в плечо.

Мы засмеялись и стало легко-легко.

— Спасибо, что ты здесь, Миранда. Я ценю этот разговор. Мне жаль, что так получилось.

— Прекрати, это больше не наша вина. Но скажи ещё вот что: ты правда думаешь, что это я закляла Калеба?

— Уже не знаю. Я просто не привык быть доверчивым. Я сейчас чувствую, что мы опять близки. Как тогда, в детстве, поэтому уже не могу ответить «да, думаю». Я верю тебе. Извини.

— Конечно, — прошептала я.

— Ты безумно храбрая, Миранда.

Я не могла перестать смотреть в его глаза. Время застыло вокруг.

— Ты тоже, Джей. Хорошо, что ты рядом.

Когда я вошла в палатку, тепло внутри погасло и по телу прошлась мерзкая дрожь. Я уже не хотела говорить с Зои. Мне хотелось убежать, отмыть от себя эту грязь, прогнать страшные, чёрные мысли и чтобы кто-то объяснил мне, в какой момент я перестала видеть, что передо мной. Чувство, что меня предали, провели, сковывало. Никто не мог ответить на вопросы, почему, как и зачем, и вряд ли сама виновница ответила бы на них. Я будто намеренно шла на гибель, будто оказалась в крошечной комнате в полной темноте наедине с чудовищем, которое скрежетало зубами и готовилось напасть. В мысли опять прокрались погибшая фея, дух её красивого скрючившегося на дне фонтана тельца, и слёзы Анны. Первые жертвы не забываются. Фея… Диалог с ней был раздражающим, но она смотрела со страхом. В этот момент что-то и перевернулось, разорвало и заполонило мои внутренности. До того никто не смотрел на меня так. Такой взгляд будоражит больше, чем тёплые влюблённые глаза напротив.

Что хуже: узнать, что ты сам и есть чёрный человек, или обнаружить, что окружающие — тоже чёрные люди, может, даже ещё темнее? Что ж, надо признать… Чудовище против чудовища. Чёрный человек снимает цилиндр перед чёрным человеком. Степной волк бросается на степного волка. Что страшнее? Кому страшнее?

— Наконец-то! Я могла уже десятый сон смотреть. Почему так долго? — Зои чуть приподнялась, оперлась на локти и смерила меня взглядом — естественно, недовольным. Всё то время, пока я была с Джеем, она ждала.

— Вовсе недолго. — Я быстро устроилась в спальном мешке. — Минут пять, не больше.

— Ага, конечно, вы ворковали там не меньше получаса, голубки.

Я зажмурилась, как от боли, и потерла указательным и большим пальцами переносицу.

— У меня нет сил на колкости, — сквозь сжатые зубы сказала я. — Давай сразу к делу.

— Ну? — Она нетерпеливо заёрзала. Губы её были плотно сжаты, а глаза выражали будто бы королевское хладнокровие. Любая эмоция Зои теперь казалась мне наигранной, вымученной, фальшивой. Я не знала, как избавиться от мысли, что ещё немного, и она, моя подруга, будет мне противна.

Актриса.

Жалкая актриса.

— Я знаю, что ты обманываешь меня.

Зои побледнела, но ждала продолжения, вперив в меня стеклянный взгляд.

— Я узнала, что такое камень-двоедушник. Надо поговорить.

Зои ухмыльнулась.

========== Путь к благородству ==========

— Ты знала, да? И не сказала?

— Ты думаешь не о том. Ты должна понимать, что всё я делаю ради тебя… Не веришь мне?

— Я не знаю.

— Значит, нет. Мне больно это слышать, Миранда. Я и подумать не могла, что моя лучшая подруга (она специально выделила голосом это слово) так подведёт меня. Мы же с детства дружим. Я всегда была вместе с тобой. Боже, Миранда, да я тебе и слова плохого не сказала, пальцем не тронула! Всегда помогала, поддерживала! И ты так просто говоришь, что я… Кто я, по-твоему, скажи? Предательница? Обманщица?

— Подожди, Зои, послушай, пожалуйста, минутку…

— Нет уж, сейчас ты дослушаешь до конца! В чём ты меня обвиняешь? Это всё ради тебя. Ты бы такого не сделала? Я готова отдать последнее, что у меня есть, а ты не ценишь. Тебе всё равно. Я так больше не могу, Миранда. Меня всю жизнь в чём-то обвиняют, цепляются ко мне чуть что. Я всё это терпела, я это пережила. Но теперь меня обвиняешь ты… Тебе должно быть стыдно за то, что ты сомневаешься во мне.

Считается, что если в отношениях с другим человеком появляется прореха, то нужно всего лишь успокоиться, собрать волю в кулак и мирно, без криков, как разумные люди, всё обсудить. Любую проблему можно решить. Но наш с Зои разговор всё усложнил. Стало только труднее. Не совсем разумно мы себя вели, конечно: не обошлось без шипения и стиснутых зубов. Разговор не мог окончиться компромиссом, мы закончили обсуждение только потому, что глаза уже слипались, а Зои заявила, что говорить со мной бесполезно. Она страшно обиделась и так демонстративно повернулась ко мне спиной и засопела, что было сложно не испытать жуткий стыд. А потом, когда он отошёл на второй план, я поняла: её не волновали мои чувства. Я не успела сказать, что тоже обижена, разочарована, не знаю, что и думать и как дальше быть. Что мне, в конце концов, страшно. Что я тоже хочу домой. И что я об этом не говорю ей, потому что не хочу давить. Зои не дала шанса не разочароваться в ней. Было ужасно чувствовать, что я вижу в прежде лучшей подруге предательницу, врага. Но и верить ей теперь было неправильно. Обманывать себя — бесполезно. Не теперь.

Шёпот Зои, срывавшийся на крик, мог бы вызвать разные эмоции: испуг, сочувствие, понимание, желание выслушать, обнять и предложить вместе разобраться с внутренними демонами. Но когда эти демоны начали выходить наружу, меня передёрнуло от отвращения: настолько мерзко было слушать неискренние слова Зои.

Ночь прошла беспокойно, волнительно. Ужасно. Утро выдалось не лучше. Вступал в свои права последний день путешествия. Мучительно длинный день, который сплёлся с не менее мучительной ночью и стал поворотным.

— У вас что-то произошло, девочки? — ожидаемо спросил Лукас за завтраком. Серьёзный снисходительный взгляд, безупречная осанка. Опять. Словно бы отец семейства за завтраком, неторопливо читая газету и попивая кофе, попутно разбирался в конфликтах детей. Я так и слышала, как он говорит нечто вроде: «Ну же, не ссорьтесь. Отдай ей пока игрушку, а сама поиграй с этой. Вот молодцы, теперь доедайте завтрак и идите в школу». — Мне вчера показалось, что вы ругались.

Мы теперь сидели по-другому: я — с Джеем, Зои — с Лукасом. По две стороны баррикад, будто бы пытались что-то доказать друг другу, будто бы хотели показаться двумя парочками, каждая из которых указывала другой на своё превосходство: «мы самые романтичные, смотрите, как мы обнимаемся» — «а мы понимаем друг друга с полуслова» — «мы созданы друг для друга» — «нет, мы!» — «нет, мы!» Если бы всё было действительно так. Напряжение между нами в тот день — это не шутливая сценка в комедии, не забавное и бессмысленное переругивание двух разных пар, которое привело бы к перемирию. Я понимала, что происходящее не шутка. Мы не возлюбленные. Завтрак не примирительный пикник. И надвигается на нас не счастливый финал с песнями, танцами и незамысловатой моралью, а нечто печальное, уже привычно пугающее и несмешное.

В каком-то роде всё было правильно: я больше не думала, что должна сидеть с «лучшей подружкой», и выбрала общество Джея, а Зои села рядом с женихом, как и положено среди людей, усиленно изображающих отношения ради родителей, трона, денег и традиции, ставшей на устах народа законом. С другой стороны, у меня возникали неоднозначные мысли при виде того, как Зои и Лукас обнимаются и ластятся. Я больше не знала, как к этому относиться. Жених и невеста. Немыслимо. Отталкивающе.

Лицо Зои наполняло удивительное, почти магическое спокойствие, но она прятала от меня глаза. Мы сталкивались взглядами только мельком, потом делали вид, что вовсе не интересуемся друг другом, и начинали рассматривать стаканы и тарелки с завтраком.

— Всё нормально, — ответила я наконец, стараясь сломать шею горькой иронии, лезущей в голос. — Ну ты понимаешь, девчачьи проблемы и ссоры. Пустяки.

«Пустяки». Если бы, если бы… На Лукаса я и вовсе не могла смотреть. Сердце стучало громко, сжимаясь до покалывания. Будоражило всё вокруг. В мыслях оказалось много вещей, которые не давали покоя.

— Да, — бросила Зои и устроила голову на плече Лукаса. — Глупости. Лучше подумаем о следующем ингредиенте, да, Миранда?

Я вздрогнула и стиснула зубы.

— Да, — процедила я злобным полушёпотом.

Ненадолго повисла пауза, которую поспешил прервать Джей, начавший, наверное, чувствовать себя неуютно. Он интеллигентно кашлянул и шумно вдохнул. В уголках рта мелькнула лёгкая улыбка. Я видела, как он собран и беспечен, и страшно завидовала ему, потому что он не размышлял о том, что занимало меня. Ему ещё предстояло узнать и попытаться не сломаться.

— Да уж, тот ещё будет день, — сказал он, обращаясь больше ко мне. — Ты упоминала вчера Опаску, да? Серьёзно? Чего ещё изволите: оборотни, гигантские тролли, Василиск или огромный Цербер? Что дальше?

Я сумела отвлечься от гнетущих мыслей и сосредоточиться на том, что говорила мне про Опаску ещё Анна. Хороший способ оттянуть одно неизбежное — вспомнить про второе.

— Всё не так страшно и трудно, как кажется, — произнесла я. — Его вполне можно найти.

— Опаска — это то странное существо, которое существует только в легендах? — спросил Лукас, и взгляд его стал недоверчивым.

— Вообще-то оно есть на самом деле, насколько мне известно, — сказал Джей. — Я читал про него. Хотел подготовиться к занятию и нашёл статью в каком-то справочнике.

— Да? Что-то я ничего не видела про него у Саламандера, — улыбнулась я.

— Это же другая вселенная, — рассмеялся Джей.

— Да я знаю, знаю, умник. Не надо меня учить.

Я вдруг придвинулась к нему и положила голову на его плечо, отзеркалив позу Зои и сразу же подумав, что не стоило так делать. Но Джей ничего не сказал, хотя я почувствовала, как он легко вздрогнул.

— Хорошо, понимаю, что не надо. Лучше послушай, — сказал он, осёкся и растерянно оглядел Лукаса и Зои. — Все слушайте. Это редкий вид огромных говорящих существ, состоящих из широких листьев, лоз и маленьких цветов, которые похожи на жасмин. Считается, что они могут предсказывать будущее и смотреть в прошлое.

— Анна говорила, что так и есть, — сказала я, попытавшись представить себе растение-великана, но это было трудно: раньше я ни разу не видела Опаску в книгах. А если и видела, то не обратила внимания. Сейчас невозможно было вообразить, что где-то в гуще леса нас ждёт что-то столь великое: таинственное, сверхъестественное, мифическое, обладающее невероятной силой. — Оно такое всемогущее, что уже должно знать, что мы его ищем.

— Интересно, откуда Анна знает о нём, — протянул Лукас.

— Она сказала, что читала о нём в книгах. К тому же Анна — ведьма. Она могла ходить по этим местам в поисках ингредиентов для зелий и лекарств или просто услышать что-то от членов ковена, — предположила я.

— Мне кажется, что она просто не хотела тебя расстраивать, вот и сказала то, что в голову пришло. — Лукас не выглядел заинтересованным: чуть склонённая влево голова, прищуренные глаза и опустившиеся брови, скривившийся рот с опущенными уголками. В глазах плескались только равнодушие и недоверие, и я готова была поклясться, что лицо его выражает именно эти эмоции. Меня тут же это взбесило, но я взяла себяв руки, вспомнив кое-что. Решила, что неуместно возмущаться и дуться. Не время. Не то я должна чувствовать.

— Мы обязаны попытаться, — сказала я как можно спокойнее.

— Конечно, я знаю, — кивнул Лукас. — Анна упоминала, где его найти? Или что, надо просто сидеть и ждать?

— Нужно отправляться в лес, — ответила я.

— И как мы на него выйдем?

— Извините, Анна не говорила этого. Но раз оно знает, значит,… — Я замялась. Предположение было маловероятным.

— То есть мы серьёзно надеемся, что оно найдёт нас само? — спросил Лукас, скептично взирая на меня, словно бы собирался отчитывать и поучать.

— Я думаю, что Анна рассказала бы нам, если что, поэтому подразумевается, что найдёт. К тому же, у нас есть пегасы. Можно даже не лететь, а просто тихо войти в лес и поехать. Ты понимаешь: нельзя спугнуть волшебство шумом, все дела… — сказал Джей.

— Надо идти пешком, — оборвала его я.

— Пешком? — переспросил Джей, и тон его стал капризным.

— Да.

— А на что нам тогда кони? — полушутливо поинтересовался он. — Читатель скажет, что тема пегасов не раскрыта. Как говорится, если в первом акте на сцене появилось ружьё, то в финале оно должно выстрелить.

— Ну как бы меня это мало волнует, — усмехнулась я. — Они уже довезли нас сюда вообще-то!

— Могли бы доехать и на карете. У меня бока болят от спального мешка, — пожаловался Джей, заставив меня улыбнуться ещё шире.

— Старичок! Мы бы тогда не добрались. Ты вообще видел места, над которыми мы летели?

— Да уж. В Волшебном мире две беды: попаданцы и дороги.

— Ой, прекрати. — Я подняла голову с его плеча и, нахмурившись, посмотрела на него. — Я уже говорила, что нормально отношусь к попаданцам.

— Ладно, я понял, — охотно согласился Джей, выставив вперёд ладони. — Даже спорить не буду с тобой. Но согласись, что леденцовые дороги — чушь.

— Это да.

Надолго отвлечься не получилось, как бы не хотелось забыться и говорить с Джеем о разном, о мире, ощущая себя крошечными стежками в полотне из вещей и людей вокруг: у озера Теней, в Облачном королевстве, в мире, во Вселенной. Вспоминать о множестве тем и проблем и обсуждать, обсуждать, обсуждать. Начать с семьи, школы, окружения, балов, фуршетов, других стран и менталитетов, продолжить тем, что тревожит и превращается в кошмары по ночам, а закончить туманными размышлениями о границе миров, вере, любви, смысле жизни, о… О смерти.

Но я не могла. Всё теперь было не так. Нельзя говорить с Зои, потому что не верю ей. Нельзя смеяться с Джеем, потому что то, что происходит между нами, вовсе не смешно. Нельзя даже смотреть на Лукаса, потому что он отталкивает и разрывает душу в клочья одновременно. Порочный круг страшных, сумасшедших мыслей. Нельзя ни в чём быть уверенным. Я знала лишь, что скоро вернусь домой с антидотом, спасу Калеба и забуду эти дни. Затушую в памяти. Соберу воспоминания в комок, сложу его в дальний ящик сознания, спрячу за другими вещами — пусть задыхаются.

— Эй, ну что ты загрустила? Всё хорошо, — сказал Джей, погладив меня по спине и волосам. — Полежи лучше ещё немного на моём плече. Ты же знаешь, что я рядом.

Ещё несколько секунд спокойствия, чтобы глубоко вдохнуть и собраться с силами. Не думать. Только не думать. А потом разбежаться и прыгнуть в бездну безумия и отчаяния.

***

Тропа, пролегавшая меж деревьев, была бесконечна. Она путалась, юлила, увиливала от туфель и силилась затеряться совсем, улизнув. Я потеряла счёт времени.

Мы как фигуры на шахматной доске, актёры в пьесе. Мы больше себе не принадлежали.

— Зачем тебе нож?

— Защищаться.

— От кого? Здесь никого нет.

— От Опаски. Если надо будет. Он не безобиден.

— Не стоит трогать Опаску.

— Откуда ты знаешь?

— Читал. Есть такое понятие «читать».

— Не советовал бы умничать.

— Ну конечно.

— Хватит!..

— Сколько мы уже идём?

— Мы никогда не найдём его.

— Кого?

— Не знаю.

— А куда мы? Зачем?

Деревья зашумели, и сквозь шум послышался, переплетаясь с шелестом и воем ветра, тягучий голос.

Разум расплывается.

— Лукас.

Разум разъедает.

— Зои.

Разум как сладкая вата, желе, пудинг.

— Джей.

Разум мягкий, разум ленивый.

— Миранда.

Разум раскачивается. Туда-сюда. Туда-сюда.

— Игра началась.

***

Всё вокруг заволокло туманом. На какое-то время я потерялась в пространстве. Хватило и секунды, чтобы запаниковать: я еле ощущала почву под ногами. Я слышала голоса, но не могла разобрать слов, и от этого становилось ещё хуже. Кто я? Где я?

Ощущение тела вернулось постепенно. Я приподняла правую ногу, потом левую, потрясла руками, старательно заморгала, сделала несколько глубоких вдохов. Чувство, что я умерла и душа отделилась от тела, ушло. Всё нормально. Я жива. Наверное.

Я сделала несколько аккуратных шажков вперёд и наконец-то ощутила, что твёрдо стою на земле. Это была тропинка. Я зажмурилась и протёрла глаза, чтобы удостовериться, что окружающее не выдумка. Но сознание играло со мной. Едва я открыла глаза, как заметила, что туман стал реже, хотя он ещё окутывал пространство сумрачной дымкой.

Я огляделась. Кругом — лес. Тёмный, пугающий, густой, будто затаивший дыхание и поджидающий жертву. Воспоминания разом вторглись в голову, сознание закружилось, словно на карусели.

Калеб. Зелье. Опаска.

Я была не одна. В лес я вошла с моими друзьями. Друзьями ли?

— Джей? — позвала я, стараясь не забывать глубоко и размеренно дышать. — Лукас? Зои?

Лес вторил мне молчанием. И вдруг произошло самое страшное.

На меня навалилось отчаяние. Я ощутила, что больше не могу.

Внутри я готова была разрыдаться. Паника и страх не позволили мне быть сильной. Меня не было. Существовало только моё тело, моё неугомонное сердце, моё воспалённое, вышедшее из-под контроля сознание. Они крутили меня как куклу.

Я уже ничем не управляла. Судьба управляла мною.

Ноги подкосились, и я упала, ударившись коленями. По телу пронеслась волна боли. Щёки стали мокрыми от слёз.

Я больше не могу.

Больше не могу.

Не могу.

Выпустите меня.

Я хочу домой. Хочу быть с Калебом.

Хочу стать настоящей.

Хочу избавиться от пут первой любви.

Хочу жить.

Душа рвалась наружу.

Я захлёбывалась в слезах. Истина в беспомощности. Беспомощность — это я. Я вся состою из беспомощности.

Из беспомощности и из гадкого убийства.

Мысли поглощали.

И вдруг я увидела что-то на горизонте. Кого-то. Человека. Он шёл ко мне. Медленно, твёрдо, торжественно. Сердце забилось чаще: я подумала, что это Калеб.

Пока он шёл, а я, грязная, с запутавшимися волосами, мокрая от пота и слёз, наблюдала за ним, зазвучала ужасающая и режущая нервы какофония. Звуки налетали друг на друга, сбивали друг друга с ног, боролись за моё внимание.

«Слушай», — произнёс басом мужской голос.

И я, не имея другого выхода, подчинилась.

Звон бокалов, неестественный оглушающий смех, хлопок пробки, открывающей бутылку, громкая музыка (разная: от танцевальной до медленной, томной и соблазнительной), звук плача и звук зажигалки. По спине побежали мурашки. Мне хотелось, чтобы всё затихло, но я не знала, как. Я не понимала, что это значит.

А потом незнакомец подошёл совсем близко, и я смутно осознала, что он протягивает руку и помогает мне встать. Когда я поднялась, то всё смолкло, и я внимательно оглядела спасителя.

Да, это был юноша. Но не Калеб. Я никогда раньше вообще его не видела, хотя он казался смутно знакомым. Он был примерно того же роста, что и я, но всё равно немного ниже. Тёмные блестящие волосы, зачёсанные назад и покрытые лаком. Ровное лицо, изящный нос, в меру высокий лоб. Во внешности сквозила аристократичность. Я со стыдом подумала, что он безумно красивый. Ко всему прочему, юноша был одет в выходной костюм точно по фигуре: светлая рубашка, чёрные узкие брюки и приталенный пиджак, тоже чёрный. У меня дыхание сбилось от безупречности.

Незнакомец молчал, продолжая сжимать мои ладони. А потом мы встретились взглядами, и…

— Миранда? Всё нормально?

— Глаза, — прошептала я в полусне.

Лес, незнакомец, туман исчезли. Передо мной раскинулась поляна, но не та, которую мы оставили, а другая. Она была меньше, деревья окружали нас теперь со всех сторон, а землю покрывала короткая насыщенно-зелёная трава, усыпанная мелкими цветами. Камни, валяющиеся то тут, то там, казались неестественно гладкими и круглыми. У меня было ощущение, что здесь побывал человек, который навёл порядок: начинил растения красителями, сбрызнул цветы росой из маленький лейки, обтесал камни до идеальной формы, убрал вредителей и подвесил над всем этим жёлтое солнце. Окружающее выглядело картинкой из книжки раскрасок. Так ярко, что жутко. Настоящая природа дика и враждебна человеку. Поляна же словно зазывала нас в приторную ловушку.

За плечо меня тряс Джей, рядом стояли Лукас и Зои, а ещё чуть дальше как ни в чём ни бывало мотали головами и взмахивали крыльями пегасы. Будто ничего и не случилось, всё только дурной сон — обморок, боль, слёзы и… И красивый, безумно привлекательный незнакомец. Голубые глаза, глубокий пронзительный взгляд. Хотела бы я знать, что это означало.

— Что ты видела? — спросил Джей, всматриваясь в моё лицо. — Тебя тоже посетило видение, да?

Трудно было бы рассказать ему то, что я пережила.

— Я не знаю, — честно сказала я. — Пока до конца не поняла.

Я поднялась, размяла руки, отряхнула одежду и остановила взгляд на коленях. Ни царапинки.

— Чертовщина, — пробормотала я. — Не понимаю… Это было по-настоящему вообще?

Они переглянулись, растерянно пожав плечами.

— Я думаю, что Опаска хотел нам что-то показать, — предположил Джей. — К тому же, видение длилось не больше пары секунд, хотя нам показалось, что намного больше. Классика. Я тоже мало что понял, и мне не стыдно в этом признаться. Я просто бежал за какой-то девушкой (кажется, у неё были светлые волосы), а издалека доносился колокольный звон. Теперь разберись, что это значит.

— Я помню, что плохо чувствовала себя и тоже слышала какие-то звуки, — сказала я. Откровенничать с Джеем не составляло труда, особенно после вечера у озера. Доверие было правильным. — А потом увидела незнакомого парня, который хотел, наверное, мне помочь. Как только он подошёл близко, я очнулась.

— Я скажу, что это значит. Ровным счётом ничего, — процедил Лукас. В ладони он сжимал кинжал. — Гадкое существо просто играет с нами. Водит за нос.

— Почему ты так говоришь? Что ты увидел? — спросила я, но Лукас помотал головой, замявшись.

— Ну и ладно, необязательно рассказывать, — произнёс Джей. — Думаю, что каждому Опаска показал что-то своё, личное. Любое из видений предназначалось только одному человеку.

— Я просто не могу ничего объяснить, — сказал Лукас. Его собранность и спокойствие куда-то исчезли, уступив место волнению и непониманию. Опустившиеся уголки губ, хмурый взгляд, сморщенный лоб изменили лицо Лукаса почти до неузнаваемости. — Да и не хочу. Всё было невнятным. В общем, не думайте об этом. Чушь. — Он повернулся к Зои и смерил её взглядом. — Да, милая?

— Да, — сказала она, с отсутствующим видом смотря куда-то перед собой. Зои нервно кусала губы. — Какая-то мешанина, крики, тени… И вправду ерунда. Неважно.

«Плевать». «Всё равно, знаете ли». «Не волнует». «Ерунда, я-то точно знаю». Равнодушие. Поразительное состояние: человек сохраняет спокойствие, пожимает плечами, отстраняется. Он ни при чём, не подходите к нему, он вне. Казалось бы, что в этом может быть раздражительного? Но на деле равнодушие пропитано гнилью, оно настолько мерзкое, что передёргивает. Оно велико и ужасающе. Равнодушие способно на любую подлость. Это гнусность, пытающаяся обелить себя.

Я тихо хмыкнула. Лукасу и Зои недостаточно было изобразить сладкую влюблённую парочку. Сейчас они силились показать ещё и полное безразличие, хотя по лицам, по сгорбленным плечам Зои и по её дрожащему голосу, по вспотевшим рукам Лукаса, неуверенно перебирающим рукоять кинжала, было очевидно, что испытывают они нечто большее. Не столь большое, чтобы одержать верх, но всё же внушительное. Оба уже посмотрели в бездну, бездна уже всмотрелась в них, зловеще сверкнув глазами. И Лукас с Зои заметили кишащих там монстров с их широкими клыкастыми пастями, с кровожадными взглядами, длинными когтями и скрюченными телами. И вздрогнули от ужаса. И, конечно, отвернулись от бездны, отошли от неё подальше и сказали себе, что это чепуха. Лукас и Зои не учли только одну маленькую деталь. В то, что им всё равно, могли поверить только они сами, но я бы не поверила ни за что. Да и Джей бы не поверил.

Мне в целом было неясно, как возможно так относиться к Опаске и к тому, что мы увидели. Было бы к месту что-то строить из себя или насмехаться, если бы мы пришли на карнавал и зашли, например, в шатёр к гадалке, чтобы поразвлечься и испытать судьбу, а гадалка заглядывала бы в поддельный магический шар и говорила бы очевидные или слишком общие вещи наобум. Я знала, что могу ошибаться, но у меня сложилось впечатление, что Опаска — это нечто большее, чем обычное волшебное существо. Что Опаска всемогущ. Что это именно он показал мне в видении незнакомого красавца и именно он не зря заставил ощутить себя беспомощной и слабой. Происходящее не походило на обман шарлатана. Не было ни шатра, ни стеклянного шара, ни женщины в цветастых одеяниях. Не было детского смеха, зазывал и сладостей в липких цветных обёртках. Не карнавал. Не игра. Трудно поверить, но реальность. Вокруг — всё настоящее, всё что-то значит.

Следующие несколько мгновений только подтвердили догадки: хотя цветок Опаски мы пока не добыли, это ещё цветочки (ха-ха). Главное — впереди.

Зои прочистила голос.

— Нет смысла ни о чём рассуждать сейчас, — сказала она, сложив руки на груди и наблюдая за тем, как носок её обуви рисовал полукруги на траве. — Ничего нам эти видения не дают. Мы только теряем время. Нужно скорее найти Опаску.

— Да уж, пора бы встретиться, — сказал Лукас, играя желваками. — Раз уж оно такое всесильное, то должно знать, что при случае я буду готов к борьбе. Видимо, понимает это и трусит показываться.

В ту же секунду стало пасмурно: солнце спряталось за пену облаков и словно бы поблекло, перестав неистово сиять. Трава зашумела, и послышался лязг. Кто-то приближался.

— Наивные.

Низкий голос задребезжал в воздухе. Я похолодела и в панике начала озираться по сторонам. Никого. Сердце вновь бешено заколотилось.

— Меня не нужно искать…

Страх и любопытство охватили меня. Я и представить не могла, что случится в следующий миг, и разум рисовал пугающие картинки. Картинки хуже, чем в ночь поездки к Серебряной бороде. Я почуяла за углом присутствие старой подруги. Незваная гостья, которую и не надо звать. Она приходит без приглашения и хрустит пальцами с синими вздутыми венами.

— Я сам вас нашёл… Посмотрим, кто здесь боится…

Перед нами засверкали ослепляющие разноцветные вспышки света. Мне пришлось зажмуриться, чтобы унять резкую боль в глазах, а когда я их открыла, то увидела Нечто. Гигантское куполообразное существо высотой с одноэтажный дом, держащееся на длинных зелёных лозах — словно изогнутые паучьи лапы. «Купол» был сплошь усыпан крошечными белыми и алыми цветочками, чередующимися друг с другом и напоминающим по виду жасмин, как и говорил Джей. Верхушку венчал элегантный чёрный цилиндр. В двух верхних третях туловища находился огромный круглый глаз с зрачком, похожим на искрящийся изумруд, а в нижней трети зияла на месте рта чёрная дыра, заполненная месивом из алого языка и нескольких рядов мелких клыков.

— Ну что, я достаточно пафосно появился? — неожиданно бодро сказало Нечто, покачиваясь на пружинящих лапах. — Опаска к вашим услугам. Прошу, любуйтесь на здоровье. Гадания на суженого, астрологический прогноз, натальные карты или как там говорят… Хотя какие уж тут гадания на суженых, да? — Он басовито усмехнулся. — У каждого на лбу написано, кто в кого втрескался, хоть вы и пытаетесь противоречить сами себе, сомневаться, бояться чувств и в итоге продолжаете ныть в затхлых душонках…

Зрачок завертелся, заметался по сторонам, оглядывая нас.

— Ну скажите хоть слово, ребятки. Давайте, поведайте мне, понравились ли вам видения? Знаю, чтобы первое время было ужасно, — он повернулся ко мне, — но в итоге получилось интересно, правда? Когда-нибудь то, что вы увидели и пережили, будет полезно.

Опаска ждал ответа, но все молчали. Присмирела озлобленная, обиженная на мир Зои, по-детски трусливо притих равнодушный Лукас, оцепенел от величия и превосходства Опаски Джей. Я тоже молчала, подбирая слова. Страх пока не отпускал меня.

— Ну что вы застыли? Долго будем тупить? — Опаска цокнул языком и закатил глаз, обнажив белок. — Вот вечно все просто встанут и стоят, слова не скажут. А ведь до этого храбрятся, наговориться не могут! «Опаска — это легенда, глупости», «Что оно нам сделает?», «Кого тут бояться?» Тьфу ты! Опаска то, Опаска сё! Мне повезло, что я не умею икать, а то и правда было бы легче умереть на радость пугливым людишкам.

— Вы же знаете, из-за чего мы тут, верно? — вежливо проговорила я. — Мне не нужно ничего вам объяснять. Просто позвольте нам, пожалуйста, взять у вас один цветок, и мы уйдём.

— Что ж, Миранда, ты весьма учтива. Но ты бы знала, как банально: когда путники понимают, что я не собираюсь никого жрать, они начинают предъявлять мне условия. Почему всем от меня что-то надо, м? Нельзя просто встретиться, пообщаться, что ли? Может, и правда начать есть человечину, как рассказывают в легендах обо мне? Посоветуйте, вкусно, нет, как лучше подавать? А, Зои?

Та нахмурилась и забегала глазами. Рот её приоткрылся, а уголки губ опустились. У неё не было сил, чтобы скрыть волнение и недоумение. Пожалуй, первый раз в жизни она не была рада тому, что вдруг оказалась в центре внимания.

— Ну как, ты же профессионал в этом деле: всем тут мозги уже выела, — издевался Опаска. Выглядел он уже не так отталкивающе, скорее, необычно. Голос его был глубок, объёмен и приятен. — Странно, что ты решила замолчать. Перенервничала, бедняжка, да?

У меня невольно вырвался смешок, и я увидела, что Джей тоже посмеивается, прикрывая рот ладонью. Лукас и Зои шутку не оценили. Никто из них даже не улыбнулся.

— Вот! — ликующе воскликнул Опаска, глядя на нас с Джеем. — Вы меня поняли. Приятно это видеть.

Опаска знал слишком много. И его знание не имело, пожалуй, никакого отношения ни к гадалкам, ни к экстрасенсам, ни к колдовству. Это знание не было ограниченным, создавалось впечатление, что оно имеет божественное, природное происхождение, что оно намного более полно и психологично. Опаске не нужно было прилагать никаких усилий, чтобы видеть нас насквозь. Он не просто предсказывал какие-то вещи, пока другие оставались для него загадкой. Он видел всё целиком, каждую мысль, каждую клеточку, каждый клочок души. И не просто видел: анализировал, рассуждал про себя, разгадывал душу, как шараду. Он был одновременно жуток и привлекателен, но Опаска походил не на злобную мистическую сущность, которая задумала нечто ужасное и теперь хотела надавить на тебя твоими же секретами, вывести тебя на чистую воду, а на близкого друга, приятеля, с которым ты знаком уже так давно, что не знать что-либо друг о друге было бы абсурдом. Особенно забавным было то, как он почти сразу озвучил общие, как мне кажется, мысли о Зои, то, что существовало в мыслях каждого, но никто не решался произнести вслух.

— Вам, наверное, одиноко тут, да? — спросила я. — Не с кем поговорить целыми днями. Это печально.

Пасть Опаски изогнулась в подобии улыбки, если это вообще можно было так назвать, глаз прищурился, переднюю лозу он оторвал от земли и поднёс ко рту — существо будто бы умилилось моему вопросу. Эмоций у Опаски, которых он выражал только веком, ртом и взмахами лоз, было столько, что хотелось смотреть и смотреть.

— Ой, это крайне приятно, Миранда, — прощебетал он. — Ты всё же миленькая, надо это признать.

— Не говори с ней так пренебрежительно, — резко сказал Лукас, сделав шаг вперёд и приподняв руку с кинжалом. Зои и Джей сразу смерили его взглядами: Зои — потерянно-возмущённым, Джей — иронично-изумлённым.

Опаска хищно, по-кошачьи зашипел и приподнял передние лапы.

— Спокойно-спокойно, молодой человек. Кинжалом делу не поможешь, правда? Хотя при ком я это говорю… Напротив, я могу позволить себе беседовать с Мирандой уважительно и без иронии, чего ты пока не заслужил. Не волнует, что ты наследный принц. Сейчас такое время, что трон могу занять даже я при желании.

Лукас ничего не ответил, но оскорблённо поджал губы. Опаска опустил лапы.

— Так-то лучше, ваше высочество. — Он обратил зрачок в мою сторону и поучительным тоном, но не без издёвки произнёс: — Так вот, малышка Миранда, я никогда не бываю один. Нет никого лучше умного и чуткого собеседника, знаешь ли. И мне повезло: у меня такой есть. Это я сам. Я убеждён, что диалог с душой — важнейший в жизни, потому что нет ничего приятнее, чем уметь слышать себя. Вы-то думаете, зачем ему такие формы. — Он направил кончики лоз к себе, а потом всплеснул ими: — Всё просто: пристанище души не должно быть крошечным. К тому же всегда можно подшутить над путниками или устроить себе просмотр разных судеб. Благодать. Молодёжь не умеет нынче так развлекаться!

— Значит, вам будет интересно и без нас, — мягко улыбнулась я. — К тому же вы должны понять, что у нас мало времени. Пожалуйста, разрешите сорвать один цветок. Это поможет Калебу спастись. И нас вы тоже спасёте.

— Да без проблем.

Я приблизилась к нему и, аккуратно касаясь пальцами жёсткой поверхности под одним из цветков, сорвала его. Он послушно отделился, я сразу спрятала его в бутылёк с широким горлышком и убрала в карман. Опаска даже не шевельнулся, но мне показалось, что я услышала его сбившееся на миг дыхание.

— Вам не больно? — спросила я и невольно подула на ставшее пустым место.

— Знала бы ты, что это не имеет значения. Хотя для тебя, может, и имеет, что только радует… Не смотри так удивлённо, Миранда. Потом поймёшь. Хватит и того, что спасение — это не так просто, как ты думаешь. Как вы все думаете, если точнее.

— Но в конце-то мы все будем спасены, да? — спросил Джей с надеждой в голосе, и его вопрос прозвучал так наивно. — У каждого будет хэппи-энд?

— Ага, разбежались, — не без горечи хмыкнул Опаска. — Для каждого устроить счастливый конец будет уж больно жирно. Сомневаюсь, что в Реальном мире у людей вообще он бывает, тем более что любого человека хоть что-то да не устраивает в жизни, вот так-то, детишки. Если вы хорошие, продуманные герои, созданные хорошим автором, который любит вас и хочет получше вас раскрыть, то конец будет не ванильно-карамельный, а с какой-нибудь загвоздкой. Нынче в моде открытые неоднозначные финалы, или неожиданные шокирующие финалы, или депрессивные финалы. А я хочу сказать, что ваш автор… Ом-м-м, — замычал вдруг Опаска. Он поднял, изогнув, лозы и ненадолго закрыл заплывший белком глаз, изображая йога, медитирующего в позе лотоса, а потом расхохотался. — Ладно, шучу, шучу. Я вижу всё и так, без всех этих магических шарлатанских штучек-дрючек. Я хочу сказать, что ваш автор неплох. Он вполне любит вас. Но вы же понимаете, что любовь не означает то, что финал для вас уготовлен хороший. И вообще вы себя видели? Вы о спасении не печётесь. Я бы на вашем месте представлял бы хороший такой комфортабельный котёл и смазливого дьявола, который бы целыми днями упивался тем, как красиво вы кипите.

Мы застыли как вкопанные, не решаясь ничего более сказать. Его слова заставили размышлять о том, о чём я и не подозревала раньше. А Опаске всё было нипочём.

— Ой, ну что вы так раскисли, котятки. Вы ещё недавно думали, что нашего вида не существует, что мы — обман, что мы только и умеем, что жрать путников, а теперь что? Сразу прониклись моими речами? Ну, это, конечно, лестно, благодарю-благодарю. — Он коротко поклонился каждому из нас.

— Никто не будет спасён? Вы о Калебе тоже говорите? — робко спросила я.

— За вопрос о Калебе и вообще за заботу о нём плюс в карму, Миранда. Смотрите, вас четверо.

Мы жадно слушали, замерев. И вовсе не из-за внушительного обаяния растения, хотя оно было неотрицаемо. Мы будто уже оказались перед вратами всевышнего, смиренно склонили головы и ждали великого, неопровержимого решения. Ждали вступления: покаяния ли, слёз благодарности, смирения, злости, разрывающей душу. Это была словно репетиция великого дня смерти.

— Сложно сказать, спасётся ли кто-то. Я вижу, что один благороден и праведен, но в душе его будет гореть огонь, который никак не погасить. А если он сумеет это сделать, то честь и хвала. Но придётся многое обдумать, справиться с искушением, понять, что важнее — сердце или разум.

Невозможно было понять, о ком конкретно он говорил. Я не могла уловить его взгляд. Зрачок бешено вращался, перескакивал от верхнего края глаза к нижнему, от правого к левому, перемещался в углы, прятался за мощным, морщинистым веком.

— Другой в будущем, казалось, обречён на гибель, впереди ждёт много мучений, страданий и много выборов. Трудных выборов. Исход не предугадать. Но кто-то всё время будет рядом, и не всегда эти люди наставят на истинный путь, потому что сами не нашли для себя такого пути. Третий будет купаться в собственном великолепии. Жизнь станет роскошна и понятна. Но кошмары прошлого ютятся неподалёку, настанет миг, когда роскошь покажется мнимой из-за тяжёлой, растерзанной грехами души. А четвёртый встретит боль и тьму. А после тьмы, кто знает… Кто знает, увидит ли он свет.

Всё внутри трепетало и рыдало. Опаске я верила. Ему удалось затронуть меня, но так его слова стали ещё кошмарнее. По спине легонько, предупреждающе постучала подушечками пальцев опасность, угроза. Чудовище в лесу, идущее за тобой по пятам и с хрустом ломающее ветки деревьев. Кинжал, подвешенный на тонкой нитке над троном правителя. Правосудие, следующее за преступником. Неизбежность. Незнание пугает больше знания, но знание Опаски было туманным, неясным. Словно тебе уже сказали, что в шкафу скелет, но ты, дрожа и трепеща, открываешь дверцу, потому что не знаешь, положиться ли на чужие слова.

— Ладно, хватит, — сказал Лукас. — Довольно нести чушь. Я ни за что не поверю в эти нелепицы. Ты хочешь напугать нас, но у тебя не получится.

Опаска замолк, но через мгновение тело его сотряслось от грубого басовитого смеха.

— Ой, не смеши мой цилиндр! — еле отдышался он. — Зачем мне врать кому-то из вас? Зачем обманывать тебя? Давай, я уже готов слушать блестящие доказательства моей лжи.

— Делаешь вид, что всё правда? Что тогда значило моё видение? Это чушь. Такого быть не может. Ты просто пытаешься оклеветать меня и моих друзей, — продолжал Лукас, теряя самообладание. Брови его нависли над глазами, зрачки сузились, зубы были стиснуты.

— Лукас, да что с тобой? — Шокированная, я потянулась к нему, но он даже не обернулся, только повёл плечом, стряхивая мою ладонь.

— Сейчас я с ним говорю, Миранда. Я не хочу, чтобы это тебя касалось, — грубо произнёс он, скрежеща зубами.

— Строишь из себя благородного рыцаря, — лениво протянул Опаска, всем видом показывая, что эмоции Лукаса не кажутся ему достойными внимания. — Ну-ну. Посмотрим, стоит ли оно того.

— Ответь на вопрос! — прямо потребовал Лукас.

— Хорошо, как скажете. Тогда давай начистоту. — Опаска наклонил корпус вперёд, чтобы попытаться оказаться с Лукасом на одном уровне, будто бы хотел поведать тому секрет. Лукас поморщился, с нескрываемым отвращением осматривая пасть Опаски и нитки сосудов в глазу, но назад не отступил. Напротив, он сам сделал несколько шагов к Опаске и стал смотреть ещё более дерзко и презрительно, в упор, не отводя глаз. Их разделяло меньше полуметра.

— Уже неважно, что значит видение, ты сам скоро поймёшь, — продолжил Опаска размеренно. — Это же не просто картинки. Подумай, сложи два и два, непонятное станет прозрачным. Очевидно одно: ты жалок, Лукас. Посмотри. Только посмотри. Кого ты из себя строишь? Говоришь о благородстве, о чести, сыплешь громкими фразами вроде «всё ради тебя, Миранда». Но что ты знаешь о чести и благородстве на самом деле? Да, ты серьёзен, статен, трезв, невозмутим. Но не благороден. Не храбр. Внутри ты — маленький мальчик, которого загнали в ловушку. Говорю прямо: ты в опасности, вот и всё. И ничего уже не исправить. У тебя даже не было возможности быть осторожным. От судьбы не убежать.

Я замерла, вслушиваясь в каждое слово. Пальцы задрожали.

— Всё прозрачно, да? — процедил Лукас. — Но как? Как мне поверить, что она способна на такое?

Опаска округлил глаз и развёл руки лапы в стороны, как бы пожимая плечами.

— Верь, не верь — твоё дело. При чём тут я, если это ты постоянно влюбляешься не в тех девушек.

По спине побежали мурашки. Я облизнула губы, принялась растирать холодные вспотевшие ладони и мельком взглянула на Зои. К счастью, она и не думала смотреть на меня: наверное, боялась увидеть в моих глазах правду.

— Как ты смеешь так говорить?

— Говорю, что вижу. Начистоту, я правильно понял? Ты получил, что хотел. Тебе бы остановиться и присмотреться к тем, кто тебя окружает, если не можешь посмотреть на себя. Не беги от того, что я показал тебе. Лучше взгляни на Зои.

— И что же? — нетерпеливо выкрикнул Лукас. В глазах Снежного принца пылал огонь.

— Что нужно увидеть? Что она обманывает меня? И эту клевету ты называешь правдой?

Опаска закатил глаз и звучно цокнул языком.

— Как же ты уже мне надоел! Ну, если ты ещё не понял, то… да.

— Она слишком важна для меня, чтобы я позволил какому-то шарлатану обвинять её. Ты можешь наговорить, что угодно, и кто-то поверит. Но не я.

— Хорошо, я понял. Тебя бесполезно убеждать в чём-то, ты уверен, что (господи, ну и глупость!) я просто хочу запутать тебя, подшутить, и поэтому показал ложное видение и заставил тебя сомневаться в твоей ненаглядной невесте, которая вообще-то совсем — что вы! что вы! — не такая.

— Ты и сейчас издеваешься надо мной. Ты мог это подстроить.

— С тобой невозможно говорить серьёзно. Давай я скажу только одну вещь (может, ты поверишь хотя бы в неё): она никогда бы не обратила на тебя внимание.

— О ком ты? — одними губами спросил смертельно бледный Лукас.

— Да-да, ей не до того. И вообще… кто ты и кто она? Она — богиня, она сама об этом не знает пока, но я-то вижу. Все видят. Ты просто неловко ползаешь у неё в ногах, выпрашивая милости, а она и не смотрит. Знаешь, как она называет тебя? Диким.

Д и к и й. У меня перед глазами потемнело. Я чуть не лишилась дара речи.

Лукас поднял нож, заведя руку за спину.

— Ну начинается, — заскучав, выдохнул Опаска. — Давай, пожалуйста. Ты об этом не пожалеешь, конечно. Слишком горд, чтобы пожалеть. Но ты быстро поймёшь, что я был прав. Ты разочаруешься во всём, милый принц.

— Замолчи. Лучше замолчи. — Во взгляде Лукаса появилась горечь.

— Ты равнодушный. Ты ничтожный. Ты жалкий. И ты один, Лукас. У тебя никого нет.

— Заткнись! — Рассвирепев, Лукас подался вперёд, замахнулся и…

— Нет, Лукас, не надо! — Я подбежала, чтобы остановить его, но было поздно.

…и со всей силы вонзил нож в Опаску. Удар пришёлся на угол глаза.

Я зажала рот руками.

Опаска истерично хохотал.

Лукас наносил удар за ударом.

Удар за ударом.

Удар. За. Ударом.

Стремительные. Безжалостные.

Из Опаски рекой лилась чёрная жидкость. Она впивалась в траву, покрывала камни, застывала. Цветы сыпались и превращались в месиво.

Сквозь сумасшедший хохот Опаски пробивались последние его слова:

— Я знал, что умру. Я. Всё. Знаю. Я… знаю… кто… из… вас… скоро… у м р ё т.

«Опаска?.. Что дальше?»

А дальше — смерть, Джей. Дальше — смерть.

========== Путь к жертвенности ==========

Loic Nottet — Whisperers

CLANN — I Hold You

Опаска испустил последнее дыхание и с грохотом свалился в чёрное месиво.

— Лукас, не стоило, — произнёс Джей, смотря на громоздкий труп Опаски, и поёжился. — Зачем ты убил его?

— В моём видении было… Он показал мне камень-двоедушник и Зои, но это абсурд. Такого быть не может. Это обман, — судорожно оправдывался он.

— Камень-двоедушник? — медленно переспросил Джей. Лицо его побелело, рот приоткрылся, глаза сверкнули непониманием, которое готовилось сдаться дикому страху. Он знал, что это значит. Ученик волшебной школы. Конечно, он знал.

Зои не двигалась и ничего не говорила. Только смотрела на Лукаса наполняющимся страхом и фальшью взглядом.

— Лукас, — сказала я и сделала к нему шаг, приложив руки к груди в молитвенном жесте. Окликнуть его стоило огромных усилий: мне хотелось убежать, скрыться, а лучше и совсем исчезнуть. Не обсуждать. Не слышать. Не видеть. Не существовать. — Он говорил правду. Двоедушник - один из ингредиентов.

Он не реагировал, и я продолжила. Слова звучали как жалкие оправдания:

— Извини, Лукас, я не знала. Мне сказала Анна.

Лукас стоял к нам спиной. Я не хотела, чтобы он разворачивался. Страшно было бы смотреть в его глаза. Страшно было признаться, что настал час истины и Лукас в шаге от вынужденной смерти.

***

— Я не миленький котёнок, чтобы жалеть меня. Сама могу разобраться. Я готова.

— Надо же, какие мы взрослые и уверенные! — бросила Анна с долей возмущения, в котором, тем не менее, сквозило сочувствие. Она сама боялась говорить, будто бы хотела защитить меня, но знала, что не получится. Она помолчала, сурово глядя на меня, и добавила уже более мягко: — Ты мне нравишься, Миранда. В тебе есть стержень. Я расскажу, потому что я понимаю, как это важно, но всё не так просто. Для начала ответь, что ты знаешь о магах стихий или времён года?

Я замялась, в очередной раз пожалев, что не только редко посещала практические занятия по магии, но и плохо слушала лекции. Я на секунду отвлеклась от беспокойного ожидания объяснений и почувствовала себя ничтожной неумехой. Несправедливо, что у меня так и не получилось колдовать. Несправедливо, что пока другие дурачились с заклинаниями, я сидела в стороне с книгой. Держу пари: даже если бы меня посыпали волшебной пыльцой и сказали подумать о чём-то приятном и удивительном, я бы всё равно не взлетела. Я не создана для волшебства, вот и всё. Оно гибнет в моих руках.

— Ну… — промямлила я, словно сидела на экзамене перед строгим наставником. — Я знаю, что у юноши, который нравился Корнелии, то же имя, что и у моего возлюбленного. А ещё я помню вот что (я сделала короткий вдох и попыталась как можно лучше передать интонацию): «Вода, Земля, Огонь, Воздух. Когда-то давно четыре народа жили в мире. Но вскоре народ огня развязал войну. Только…»

Я прервалась, поймав шокированный взгляд Анны.

— Понятно, — сказала она. — Совсем ничего не помнишь?

— Я не знаю, что именно вы хотите услышать. Извините, у меня плохо с магией, — засмущалась я. — Помню, что такому волшебству нельзя научиться. Так же, как и невозможно подчинить себе изменения природы, если только ты не родился с этими силами. Правильно же? — неуверенно уточнила я.

Анна кивнула.

— Да, верно. Такое волшебство должно быть буквально в крови, поэтому маги стихий и времён года так отличаются от тех, кто овладел энергетической магией: внешностью, здоровьем и вообще тем, как работает их тело, территорией с особым климатом, мировосприятием, образом жизни и, конечно, ритуалами.

Я увидела по тревожному взгляду Анны, что она подбирается к сути, и опять застыла в волнительном ожидании кошмара наяву.

— Природный маг может отказаться от сил. По разным причинам. Жизнь этих магов непростая: они всё время учатся контролировать силы. Иногда бывает, что маг не способен с ними совладать, не выдерживает напора, страдает от полученных во время обучения ран или у него не получается справиться с врагами. Тогда он может совершить ритуал и создать камень-двоедушник. Этот ритуал очень важен для магов. Его цель — объединиться с природой. Маг берёт в ладони камень, сосредотачивается и нашёптывает заклинание. Он должен связать свою душу и душу камня, душу природы. Как если бы кто-то переливал воду в сосуд.

Звучало красиво. Объединение душ, слияние с природой, гармония человека и окружающего мира… Однако я чувствовала подвох и внутренне готовилась к худшему. Не зря же Анна пыталась убежать от объяснений. Ладони у меня покрылись мелкими каплями пота, и я потёрла руки о колени.

— И что дальше? Наступает просветление, камень становится волшебным, дух мага возрождается? — не скрывая иронии, затараторила я, пытаясь разрядить обстановку и расслабить саму себя. Но Анна даже не улыбнулась.

— Я бы не смеялась на твоём месте. — Мне тут же стало неловко. — Да, камень превращается в артефакт, но душа мага остаётся внутри навсегда. Маг умирает.

Я стиснула зубы и сглотнула комок в горле. Смерть. Снова. Ну конечно.

Она так близко, так точно идет по пятам, играя роль моей близкой подруги или преданной фанатки, следующей за кумиром и протягивающей ему подарки. Протягивающей нож.

Мысли медленно выстраивались в логическую цепочку. У меня не осталось никаких слов, только душный плен эмоций. Я подавила крик и сдержала слёзы, когда на меня накинулось понимание.

Я не хотела об этом думать.

«Заберите меня домой», — просипел внутренний голос и заглох.

— Маг — это Лукас, да?

— Боюсь, что да. Ты же говорила, что его позвала с вами Зои?

«Приехал ко мне недавно», «мне тоже нужен защитник», «он мой друг, наши семьи общаются». Ложь. Какая же это чушь. Я никогда не слышала столько злостного вранья.

— Он тут не случайно, — тихо сказала я.

— Да, — удивительно быстро согласилась Анна, обхватив себя руками. — Его обманули.

***

Я не могла уйти от подступающего страха. Лукас продолжал смотреть на Опаску.

— Гад. Значит, я убил его зря.

Потом он резко развернулся и дикими глазами оглядел Зои. Он оказался рядом с ней за несколько секунд. Взгляд пылал безумием, но лицо было удивительно спокойным. Его хладнокровие пугало как никогда раньше. Равнодушие сопровождало его везде. Я вспомнила происходящее у Анны, у озера Теней, вспомнила цинизм до встречи с Опаской. Всё это время он был сдержан. Только нападение на Опаску — зверское, беспощадное — омрачило его благородство и стойкость. Лукас позволил жёсткости превратиться в жестокость, а потом — обратно. Сколько ещё эмоций он скрывал подобным образом?

— Тогда объяснись мне, Зои, — сказал Лукас тяжёлым огрубевшим голосом, в котором проскальзывал трагизм. Тон его был таким, будто он пытался не расплакаться. Мне стало жаль его ещё сильнее.

Я корила себя за эту жалость, но ничего не могла с собой поделать, потому что не знала, что чувствовать. Я хотела благодарить его за тот ночной разговор, когда мне было страшно, за кулон, за то, как он пытался полюбить Зои, и кричать на него, дав волю ненависти, за то, что он не заступился за Анну, за ехидство к Джею и, в конце концов, за убийство Опаски. И всё равно внутренне стремилась защитить его, потому что он впервые оказался с Зои не лицом к маске, а лицом к лицу (он-то не притворялся). Уже по-настоящему, по-серьёзному. Их пороки и недостатки были созданы друг для друга.

Абсурдно, как Лукас и Зои перешли за одно утро от объятий до «нам нужно поговорить». И этот этап с серьёзным разговором не был банальным выяснением отношений. После него не стоило ждать перемирия, страстных объятий или битой посуды и хлопка дверьми. Это был затянувшийся миг, шанс, чтобы оттянуть момент. Лукас заморозил время без волшебства.

— Я не знаю, что сказать, — пролепетала Зои.

— Это правда? Я здесь для камня-двоедушника и только ради этого?

Джей оглушительно вздохнул.

Зои мялась и жалась.

— Я… Мне трудно объяснить. Всё не совсем так.

— Хорошо, я понимаю. Тебе сложно. Ты ни за что не признаешься. Но ты сказала, что я здесь, чтобы помогать и защищать тебя, что я должен быть рядом, раз я твой жених. Получается, ты обманула меня, и это нельзя отрицать. Скажи мне только одно: почему? — спросил Лукас потерянно у Зои, и у меня сердце сжалось от его вида. — Всё же было замечательно.

— Мне нужно было помочь Миранде, — сказала она, не решаясь взглянуть ему в глаза. — И можно это обсуждать не сейчас, не при них?

— Нельзя, — сказал он. —Мы больше ничего не сможем обсудить, понимаешь?

В её глазах на секунду заплясали зловещие огоньки, брови неестественно взлетели вверх, а потом она прижала голову к груди и зажмурилась, заведя руки за спину.

— Понимаю. Но я не могла оставить Миранду. Честно, ты мне очень нравишься. Но если ты не заметил, то я не готова выходить замуж и быть королевой.

— Наоборот, Зои, я всё замечал, — воскликнул Лукас, с мольбой глядя на неё. — Я знал, что ты в замешательстве, но я был готов находиться рядом, чтобы помочь. Мы же могли справиться вместе.

Зои еле заметно качнула головой и поводила носком обуви по земле.

— Я знаю, что предала тебя, Лукас, — быстро заговорила она. — Мне жаль, что я так поступила и привела тебя сюда. Но я видела, как Миранде нужна была помощь, а я с ней с самого детства… Я ужасный человек, я знаю. Ужасный.

Лукас яростно выдохнул.

— Зои, посмотри на меня.

Она нехотя подняла голову и боязливо, но в упор взглянула в его разочарованное лицо.

— Смерть ничего не значит, Зои, это только мгновение. Меня к ней давно готовили. Правда значит намного больше. Скажи правду хотя бы сейчас, раз уж не могла не обманывать до этого. Больше шанса не будет.

Мне хотелось кричать от осознания того, что ему опять всё равно. Действительно всё равно. Он был холоден, но не двуличен. Лукас понимал, что сейчас умрёт. Он и с этим смирился. На лице его затаилась тень горького смирения. Удивительная эмоция — я не могла понять: или он прячет слёзы, крик, негодование глубоко внутри, под замком, или он ничего этого не чувствует. «Давай же», — затрещали мысли. — «Покажи, что ты скрываешь. Кричи. Плачь. Хоть что-нибудь». Но нет. Что-то подсказывало, что я этого не увижу. Его не волнует даже собственная смерть. Неважно, кто умирает: Опаска, фея, сам Лукас. Какая разница. Смерть едина.

— Ты что, не веришь мне? — спросила Зои.

— Нет. Думаю, ты намеренно увиливаешь от ответа. Ты хочешь оправдать себя, хочешь, чтобы кто-то сказал тебе, что всё правильно, и пожалел тебя. Я не буду этого делать. Не хочу.

— Честное слово, Лукас, я говорю правду, — жалостливо залепетала Зои, чуть ли не плача. — У меня не было выбора, я так хотела помочь Миранде.

Лукас помолчал.

— Я чувствую, что ты воспользовалась мной. А я верил тебе, понимаешь? Я ведь любил тебя.

— Не говори так. Это же неправда, — прошептала она и отпрянула, открещиваясь от одной мысли о душном чувстве, не давая себе смягчиться.

— Правда, Зои, — спокойно произнёс Лукас. — Ты была мне так близка.

— Ты столько не видишь, — сказала Зои потеряно. И я подумала, что это и были её настоящие эмоции за долгое время. Столько боли было в её голосе, что кровь стыла.

— Что?

— Ничего. — Тон Зои стал прежним: он погрубел, затвердел, заплыл жиром. Даже Апулей не писал про такие удивительные метаморфозы. — Я уже объяснила. Извини.

— Хорошо, — сказал он, поджав губы. — Хорошо, Зои, я понял, что ты больше не хочешь говорить. Тогда давайте начнём. Принесите мне камень. Джей?

— Я? — изумился Джей и замотал головой. — Нет. Ни за что.

— Не устраивай драмы. Покажи своё мужество.

— Ты не можешь хотеть умереть, — сказал Джей и с надеждой посмотрел на меня: — Миранда?

Я промолчала.

Я могла бы сказать, что Лукас не обязан жертвовать собой. Что это ужасно. Что он достоин жить. Но я ловила себя на мысли, что это было бы не совсем честно. Я не хотела, чтобы он это делал, но это было необходимо. Необходимо Калебу. Необходимо мне. Я не желала смерти Лукасу, но ещё больше не желала её Калебу. Ответственность за него легла на мои плечи, и я уже не имела права отступить и бросить его. Калеб был мне слишком важен. Я смирилась с тем, что плата за жизнь будет высока, на то это и жизнь, тем более жизнь Калеба. Я бы не отказалась от него.

— Не смущай её. Давай без сцен, — сказал Лукас.

Лицо Джея вытянулось.

— Нет, я в этом не участвую.

— Возьми уже любой камень, — сказала Зои, и я услышала в её тоне приказ торопиться. «Давай быстрее! Долго нам ещё ждать? Не задерживай никого!» И обращалась она не к Джею. К Лукасу. — Их тут полно.

Лукас глубоко вздохнул и медленно выдохнул, а потом наклонился, пошарил в траве рукой и поднял камень. Послышался лёгкий звон, и траву объяло сияние: остальные камни исчезли, превратившись в волшебную золотую пыль, которая осела на цветы и землю. Эти камни были здесь для него, поняла я и поморщилась от отвращения и ужаса.

Лукас повертел камень в руках и присел на землю. Брови изогнулись, внутренние их уголки приподнялись, взгляд потух, стал тяжёлым, но в то же время решительным.

— Самое забавное, что нам всем говорили про этот ритуал в школе, но я даже не подозревал… Никогда не думал, что всё произойдёт вот так, что мне это понадобится, — монотонно протянул Лукас, сжимая камень двумя руками. — Передайте моим родителям, что я решил так сам. Вы не должны оказаться виновными.

— Конечно, — сказала Зои, пытавшаяся, по-видимому, быть участливой и заботливой, но это выглядело до жути неуместно. Лукас теперь избегал её: не смотрел на неё, не поворачивался к ней. Она это заметила — вдруг начала видеть всё в деталях — и затравленно отступила. Сделала несколько шагов назад и перестала вмешиваться, затихла.

— Ты правда это сделаешь? — спросил Джей. Его, вдруг превратившегося в испуганного мальчика, потряхивало.

— Мы здесь ради Миранды. У меня есть выход?

Я сжалась от стыда. В голову стучало понимание того, что я, именно я, всё испортила. Не «так получилось». Это я, жестокая правительница, сижу на троне и распоряжаюсь судьбами и жизнями. Я подавляю волю, заставляю, унижаю, требую исполнять приказы. Несите голос сирены. Несите амброзию. Несите камень-двоедушник. Несите чужую жизнь. Мне всё равно. Сделаете или умрёте. Впрочем… Сделаете — тоже умрёте.

— Да, есть. Это же твоя жизнь, — сказал Джей поражённо, и тут наши взгляды столкнулись. Он осёкся. — Миранда, я… Я знаю, как это выглядит, но…

— Понимаю, Джей, — сказала я тихо и не лукавила: вправду понимала, что его мучила дилемма. Я ведь тоже не хотела жестокости.

— Хватит, — перевёл на себя внимание Лукас. Он смотрел прямо мне в глаза. — Давайте лучше я всё сделаю, и вы уедете. Миранда, я знаю, что ты не откажешься от Калеба. Я вижу, что ты не хочешь. И я это понимаю. — Он переложил камень в правую руку, а левой поманил меня к себе. — Иди сюда. Присядь на секунду. Хочу кое-что сказать.

Я послушно села на колени рядом.

— Подожди, — вмешалась Зои изумлённо. — Не хочешь сказать мне что-нибудь? Я ведь твоя невеста. Я ничего не значу для тебя?

Я увидела отвращение, на секунду мелькнувшее на его лице.

— Я больше не хочу для тебя стараться. Ты ничего не замечаешь. — Он посмотрел на меня. — Миранда, я желаю, чтобы у тебя всё получилось. Не кори себя, слышишь? Я правильный человек, чтобы проделать ритуал. Смерть — пустяк. Я бы убил кого угодно ради любимого человека. Хочу, чтобы ты вернулась к Калебу, и точка после слов «и жили они долго и счастливо» была поставлена, поэтому и умираю. Ты замечательная, Миранда. Поверь мне. Осталось несколько минут, поэтому я признаю, что он был прав.

В глазах Зои появились слёзы разочарования. И я подумала, что она его любила.

…Представляете?..

Странно: он стал ей интересен только в момент, когда он перестал её замечать и обратил внимание на меня. Когда я мучилась из-за феи, Зои не слышала моего внутреннего крика, но, казалось, что до меня доходит её. Тот вопль был громче в тысячу раз. Зои выла от одиночества. И самое забавное, что…

Мерзавка

Паршивка

Дрянь

Ненавижу

Теперь-то я понимаю.

Лукас коснулся моего плеча, прежде чем снова сжать в руках камень, и заглянул в глаза. А потом он сказал самые ужасные слова.

Я знаю, что мой рассудок помутился. Да и все, кому не лень, считают, что со мной что-то не так. Если бы меня спросили, когда я обезумела, то я бы назвала в первую очередь именно ту сцену на поляне. Невыносимый миг. Лукас прощается с жизнью, в нескольких метрах — обмякшее тело Опаски и месиво из жасмина и чёрной крови, сзади испуганный Джей и разочарованная Зои. И Лукас сказал… До сих пор не могу поверить, что он был настолько жесток, ещё более беспощаден, чем можно было подумать: он не просто умер. Он сбил с ног последними словами, повесив мне на плечи невообразимую ношу.

«Он же тебе сказал, а ты не поверил».

«Он предупреждал, а ты убил его».

— Миранда, я бы мог влюбиться в тебя.

«Ты это и так сделал, дурак».

Внутри что-то щёлкнуло. Я оцепенела от негодования. Ощутила, как силы меня покидают и я медленно начинаю сходить с ума. Мне хотелось закричать ему «Стоп! Подожди!», но было уже поздно. Не время.

«Ты и так это сделал…»

Он блаженно улыбнулся и сжал камень. Губы неразборчиво зашептали слова. Я ожидала увидеть страшные мучения и услышать душераздирающие крики. Но, к счастью, он умер тихо.

Сияющая кожа потускнела, порозовела. Губы заалели. Волосы утратили белизну, превратив его в седовласого старика. А затем он лёг на землю и закрыл глаза. Хотя его пальцы до сих пор сжимали камень, мы поняли, что Лукас мёртв. С его лица сошла спесь и трезвость наследника, и он стал ребёнком. Подростком с седыми волосами.

Зои отвернулась. Мы все молчали.

Он умер. Я бы не отважилась сказать вслух, но это слово вспороло мой разум. Опять смерть. Такая тихая, красивая, но смерть. Смерть, полная отваги… Отваги! Самоотверженности! Я сжала челюсти. Благородство! Какой же он прекрасный и благородный.

Он всё испортил. «Влюбиться в тебя». И к чему это?

Мне было глубоко противно смотреть, слышать, ощущать под собой землю, дышать, существовать в этом круговороте безумия. Я пыталась побороть отвращение к Лукасу. О Зои и её ломаной безмолвной трагедии даже думать не хотелось.

— Мы убили человека. Мы убили его, — прошептал обречённо, бессильно Джей. — Господи.

Я видела (во все глаза, без возможности их закрыть, отвернуться, уйти), как внутри него что-то обрывается, быстро, одним мигом, безжалостно и беспощадно к нему. Что у него в этот момент всё не в ладу. Что эмоции льются наружу. Что чувства, которые он так долго таил внутри, объединяются с только что родившимся, но уже взрослым, большим, колоссальным горем, болью и ужасом и превращаются, раздуваясь, в один огромный ком печали и безысходности, в мыльный пузырь, который уже готов лопнуть. Я видела, как эмоции одерживали над ним вверх. Джей побледнел, съёжился, осел на землю и крепко-крепко закрыл глаза. Его колотило от боли и всепоглощающей печали. От того, что попытка терпения к миру и людям не удалась. Мир не оценил любви этого мальчика, разбил её, как безделушку, как вазу, которую легко заменить, купив новую. Джея провели и заставили наблюдать то, о чём он только слышал, но к чему ещё не был готов. Мир швырнул его в трагичную реальность, показав, что неприятные одноклассники и скучные балы — это глупости, детский лепет, что оно не стоило мучений. «А знаешь, что стоит мучений, Джей?» — прогудел мир ему прямо в ухо загробным басом. — «Смотри. Наслаждайся. Учись». Мир показал ему смерть.

И Джей, до этого державшийся молодцом, сдался и покорился. Он заплакал. Жалобно, искренне, хотя и не навзрыд. Слёзы уже было не спрятать, не утаить.

Это был мой шанс. Я ощутила себя последней дрянью. Потому что, сопротивляясь самой себе, стала рыться в карманах кардигана. Здесь пока пусто, а здесь цветок, сложенный список и… Я искала пузырёк, пока он плакал, пока ему так нужна была помощь. Всего лишь дружеская поддержка, протянутая рука.

«Я приходил на каждый день рождения. Я был рядом».

А я не была. Я оказалась рядом в карете, у озера, в доме Анны, но то была разминка. На настоящее соревнование я не явилась. Разум исступлённо напоминал мне о Калебе, и я подчинилась. Это был последний шаг. Ещё чуть-чуть и домой. Только несколько слезинок.

Я прислонила к щеке Джея бутылёк, и дно быстро заполнилось. Джей поднял на меня недоумённые блестящие от слёз и боли глаза. Грусть тут же почти исчезла с его лица.

— Что ты делаешь? — ошарашено, трясясь от эмоций, спросил он.

— Последний ингредиент, — потерянно ответила я. — Извини, я не хочу казаться жестокой. Не могу смотреть, как ты плачешь. Мне больно видеть тебя таким. Но список ингредиентов вынудил меня.

Я снова запустила руку в карман и достала письмо.

— В зелье должно быть что-то тонкое, нежное, возвращающее чувства.

— Миранда, — поражённо произнёс Джей, пробегая глазами по строчкам. — Я ведь… Я не знаю, что сказать.

— Не говори ничего. — Он позволил приобнять себя за плечи. — Извини, если тебе кажется, что ты стал средством. Я не хочу думать, что ты средство. Ты значишь очень много, Джей.

— Оставьте это на потом. У нас нет времени на драмы из прошлого.

Я вздрогнула и подняла голову. Я совсем забыла о Зои.

— Давайте скорее. Я больше не хочу на это смотреть, — холодно добавила она.

— А ты думаешь, что я хочу смотреть? — Я неспешно поднялась и отряхнула джинсы и полы кардигана. — На чужую смерть, да?

Зои сложила руки на груди.

— Опять то же самое. Мы это проходили, тебе не кажется? Я пожертвовала возлюбленным для тебя. Что тебе не нравится? Без меня ты бы не справилась. Калеб был бы обречён, ясно?

— Я не просила такой жертвы.

— Калеб тоже не просил тебя помогать ему.

Я задохнулась от возмущения и просто молча смотрела на неё, пока она продолжала что-то говорить, вымучивая фальшивые фразы, срываясь на писклявый крик. С меня было хватит. Довольно жестокости, довольно ссор, довольно дешёвой драмы, довольно маленькой зазнайки-истерички. Меня тошнило от этого всего. И в то же время к разочарованию, зреющим, вздымавшимся внутри, словно мятеж, примешивалась обида на то, что всё случилось так, на то, что реальность оказалась настолько сурова. Потерянная первая любовь, погибающий возлюбленный и подруга-предательница.

Я была ей предана. Я была ею предана.

Наверное, я должна была чувствовать благодарность, но почему-то не могла. Отвращение не оставило для неё места.

— Конечно, не хочется осознавать, что виновата ты, а не кто-то вокруг, — кричала Зои. — Проблема в тебе, Миранда. Мне тошно сейчас, потому что я решила пожертвовать им. И потому что я пожертвовала им ради тебя. И где заслуженная благодарность? Я попрощалась со счастливым будущем рядом с Лукасом для тебя. А ты ничего не ценишь! Тебя не беспокоят мои чувства? Думаешь, что весь мир крутится вокруг тебя?

Я собрала волю в кулак, чтобы не ударить её. Нельзя верить ни единому слову.

— Зои, — тихо сказал Джей и встал. — Неправильно выяснять отношения сейчас. Нужно проявить уважение.

Футболка прилипла к влажной от пота спине. В горле пересохло, и я нервно сглотнула. Уважение к покойнику. Даже не подозревала, что придётся столкнуться с этим так рано.

«Пожалуйста, пусть этот кошмар кончится. Я хочу домой. Хочу к Калебу и родителям. Прошу».

— Отойди от меня. От нас. Слышишь? — хватило сил произнести мне. — Сейчас мы летим к ведьме и всё. Я вообще не хочу иметь с тобой ничего общего.

— Ну и пожалуйста, — процедила шёпотом Зои.

Несколько секунд мы были в ступоре, рассматривая тело Лукаса.

— Мы оставим его здесь? — спросил Джей, поёжившись. — Нам нужно его похоронить сейчас?

— Я не знаю. Я сама не знаю.

Самое страшное не смерть, а то, что после. Отчаяние. Беспомощность. Примитивное незнание даже не того, как жить дальше, забыв о потере, а того, что вообще делать. Нас приучали к горечи, но никто не говорил, как действовать дальше. Будто в коробке с товаром не оказалось инструкции по применению или её положили, но пропустили в ней несколько пунктов.

— Я поверить не могу, — сказал Джей. — У королевства теперь нет наследника из-за нас. Понимаете? Мы сломали жизнь народу. Мы разрушили устои.

— Нас не тронет закон, если ты об этом, — сказала Зои невпопад. — Он хотел этого сам, как он и сказал.

— Нет, — покачал головой Джей, глядя мимо неё. — Ты не понимаешь. Господи, какой кошмар… Ты правда не понимаешь, о чём я?

Зои открыла рот, но я её перебила:

— Только попробуй съязвить.

Она не решилась продолжить. Джей закрыл глаза и провёл ладонями по бледному лицу, растягивая кожу. Я взволнованно смотрела на него и наблюдала, как он теряет себя. Что-то подсказало мне, что в тот момент Джей стал другим. Его взгляд всё ещё выражал горечь, но лицо изменилось: на нём застыла маска отрешённости. Смерть выжгла след клеймом в воспоминаниях Джея и оставила отпечаток на лице.

— Давайте посвятим ему минуту молчания.

Комментарий к Путь к жертвенности

Это вторая версия “Маскарада”, а значит, что я убила его уже второй раз. И это очень печально.

========== Путь домой ==========

«Isn’t it lovely, all alone

Heart made of glass, my mind of stone

Tear me to pieces, skin and bone.

Hello, welcome home»

Billie Ellish – Lovely

«Do you hate me now because I walked away

Please understand that I just couldn’t stay

Your heart pushed me to go the other way

I just couldn’t stay, forgive me

I had to run away from this hungry heart

Cause if I chose to stay I’d be torn apart»

Loïc Nottet — Hungry Heart

Рано или поздно сказочная поляна превращается в кладбище.

На Зои я даже смотреть не хотела и старательно избегала её взглядом, когда мы готовились к обратной дороге. Джей же после минуты молчания так и не заговорил, став задумчивым и отстранённым, поэтому минута превратилась в несколько часов, пока мы летели к ведьме. Тишина давила. А так как говорить с другими не получилось, пришлось замкнуться в себе, обратившись с вопросами к собственному разуму: как это произошло? С какого момента я начала сражаться за возможность зверства? Что будет дальше? В конце концов, кто именно из нас виноват в его смерти и что делать? Мучительные вопросы без ответов. Всех моих чувств в тот момент не описать. Кроме невыносимой боли терзало столько всего, что странно, как я нашла силы продолжать путь.

Я винила Зои, потому что она привела Лукаса на смерть и умудрилась устроить истерику, встав в позу из-за того, что я не оценила широты её души.

Я винила себя, потому что допустила, чтобы он погиб. Всё внутри вздрагивало, когда я вспоминала бездыханное сжавшееся тело и лицо, вдруг ставшее невинным, словно мы убили ребёнка.

Я не могла простить себе слёзы Джея. Не нужно обладать невероятной смекалкой, чтобы понять, из-за чего он так посерьёзнел, так изменился в одно мгновение — как только высохли его слёзы. Увиденное вытрясло из него душу. Когда мы обсуждали ингредиенты, Зои со злобой сказала, что ему должно быть очень больно. И мы этого добились. Я этого добилась. А дальше что? Что теперь с этим делать? Последствия опять оказались страшнее, больше, оглушительнее. Сблизившись, мы с Джеем отдалились вновь.

Смерть Лукаса растоптала меня. Смерть во имя геройства. Смерть во имя долга. Смерть во имя чувств. Чувств… ко мне.

Невероятно мило.

Невероятно жестоко.

Невероятно самоотверженно.

Невероятно гадко.

И невероятно, невероятно больно.

(Больно до сих пор, безжалостный)

Вот и всё. Ингредиенты собраны и лежат в сумочке, перекинутой через плечо. Недавно ещё я думала о том, что такое двоедушник, как нам справиться с сиренами и как же получить слёзы Джея, а теперь об этом не нужно беспокоиться. Всё сделано, дело осталось за малым. Вот только на душе стало ещё хуже. Непонятно, стоило ли оно того. Только одно спасало. В груди теплилась надежда, что скоро я смогу увидеть его. Калеба. Моего милого Калеба. Я мечтала о том, как он открывает глаза, как я глажу его по волосам, как крепко обнимаю и шепчу, что люблю его, как прикладываю ладонь к его груди и чувствую биение сердца.

Если бы я могла сразу поехать домой… Но увы, всё усложнялось тем, что мы должны были встретиться с Корделией Рок, одной из наших местных ведьм, рассказать ей о проклятии и попросить сварить зелье. Ещё одно выматывающее, обременительное испытание. Кто будет с ней говорить? Казалось, только мы спустимся с пегасов, как неловкости не избежать. Никто не готов к чаепитиям и долгим объяснениям про заклятых возлюбленных, путешествия и противоядия.

Когда мы добрались, уже начинало темнеть. В воздухе пылала вечерняя прохлада. Облака сгустились. Небо было тёмным и неприветливым. Мы стояли перед очередной дверью. Несколько брусьев из тёмного дерева, аккуратно обтёсанные — проведи рукой и не поранишься — и скрепленные между собой. Сам дом находился почти на окраине, вдали от шума королевства, за полосой безымянного леса, давно превратившегося в редкую рощицу. Одноэтажное каменное здание с плоской крышей, расположившееся на пустоши. Даже яблоневый сад и растущие повсюду кустарники не создавали впечатления жизни. Напротив, яблони скрючились, склонились к земле, будто моля о пощаде. Дом был совсем небольшим и каким-то диким, невзрачным, но зато казалось, что сквозь крепкие стены и мощную дверь не пройдёт ни один враг.

Я слышала о Корделии не раз — много кто в королевстве покупал у неё травы —, хотя в последнее время слухи о ней поутихли. Говорили, что она занялась чем-то ещё и практически перестала появляться на людях. Я ни разу не виделась с ней лично и теперь с боязливым любопытством ожидала встречи. Одинокое жилище не внушало никакого доверия. Внутри застыло волнение.

Дверь открыла высокая стройная женщина лет тридцати пяти с пышными рыжими волосами до бёдер (возможно, она пыталась походить на Мериду, но эту тайну мы никогда не узнаем). Одета она была в чёрное обтягивающее бархатное платье. Грудь туго стягивали широкие чёрные ленты корсета. По длинной юбке, закрывающей щиколотки, ползли завитки узора. Корделия опиралась правой рукой на дверной проём и хитро улыбалась во все зубы. Непонятно, перед кем она красовалась. Меня смутили её неуместное кокетство и многозначительная улыбка.

— Да-да, — проговорила она, постукивая ногтями о проём. — Корделия Рок к вашим услугам.

Я поздоровалась и приготовилась произнести привычную речь о том, кто мы, что случилось и что нам нужно, но Корделия оборвала меня. Сомнений не было: она и без того знала, зачем мы приехали.

— Можешь не объяснять. — Корделия лениво приподняла левую руку, выставив указательный палец с острыми красными ногтями. С каждым именем она показывала на его обладателя: — Джей. Зои. И, конечно, Миранда. Прошу в моё скромное убежище. Время ужинать.

В голове тут же заметались вопросы. Я вздохнула, убаюкивая панику. Всякое желание заходить в дом пропало.

Я обернулась к Джею в поисках поддержки. Он не взглянул на меня, но глаза его блестели усталостью и непониманием. Он прищурился, изучая внешний вид ведьмы.

— Вы нас ждали? — спросила я, надеясь услышать «нет». Но надежда не оправдалась. Впрочем, это было ожидаемо.

Сложно сказать, что конкретно меня пугало. С одной стороны, стало бы легче, если она уже всё знала. Тогда бы она объяснила непонятное и дала ответы на все вопросы. С другой, я была не уверена, что не услышу что-то, что выбьет из колеи ещё больше. Секретам полагается быть страшными.

— Бинго, — ответила Корделия и отошла в сторону. — Проходите. Ну же, быстрее. Скоро сварим зелье, Миранда спасёт Калеба, как вы и хотели. Зои будет рада за подругу, да?

— Конечно. — Голос Зои дрогнул. Она снова выглядела нервной: то и дело кусала и облизывала губы.

— Следуйте за мной!

Миновав бедно обставленную прихожую, мы прошли в коридор, а потом попали в маленькую столовую, совмещённую с кухней. Широкий деревянный стол был накрыт старенькой белой скатертью и сервирован тарелками и чашками на трёх человек. В середине стоял горячий чайник и большое блюдо с мясом, тушёным с овощами. Оно выглядело совершенно не аппетитно, но по комнате разгуливал тягучий аромат приправ. Голод напомнил о себе. Мы слишком долго не ели.

Тем не менее, сев за стол, к еде никто не притронулся, хотя Корделия и начала раскладывать угощение по тарелкам и разливать чай.

— Вам нужно поесть и восстановить силы: путь был нелёгким. Вы утомлены, я же вижу… Думаете, я хочу отравить вас? — захохотала Корделия, и у меня мурашки по спине побежали. Всё это было слишком уж странно. Я оглядела сгорбившегося Джея, с недоверием смотревшего на блюдо, и нервную Зои, ёрзающую на месте. Шестерёнки в голове усиленно закрутились, но я ни до чего уже не могла додуматься сама. Даже если бы у меня были силы, я бы не поняла, что происходит. Возникло навязчивое чувство, что Корделия не хочет говорить о зелье и пытается отвлечь нас, заболтать.

И откуда она вообще знает про противоядие? Почему ждала нас? Может, она, будучи ведьмой, умеет видеть будущее. Или у неё всего лишь развитая интуиция. Или она чувствует приближение магии, и пегасы нас выдали.

Но что-то подсказывало: это неспроста. Посетившая меня мысль заставила напрячься и похолодеть: значит ли это, что Корделия знает, где Виктория?

«Меня заставили».

«Мне не лучше, чем тебе».

Зои вдруг вскочила из-за стола и пристально посмотрела на Корделию.

— Мне нужно умыться. Проводи… (она запнулась и мотнула головой)…те меня в ванную.

— Вперёд по коридору и налево. Дом маленький — сама найдёшь. — В уголках глаз и губ Корделии спряталась насмешка.

— Как же гостеприимность? — процедила Зои, продолжая буравить её взглядом. — Я ведь попросила. Нельзя уделить мне минуту?

— Хорошо, — нехотя согласилась Корделия, пожав плечами. — Ты же знаешь, что ты самая настоящая заноза, да?

Зои оскалилась и вышла из комнаты за Корделией. Они исчезли на несколько минут.

— Тебе ничего не кажется странным? — спросила я у Джея, разбивая мёртвую тишину.

Джей сидел с отсутствующим видом — внутри он всё ещё плакал на злополучной поляне. Мне было больно смотреть на него: я никак не могла ему помочь. Мне было даже страшно заговорить с ним.

— Всё равно, — тихо ответил Джей, и я вздрогнула. — Я просто хочу уже поехать домой. Подальше от этой грязи. И всё. Дай Калебу зелье и живите долго и счастливо.

— Джей… — аккуратно начала я, услышав отвращение в его голосе. Я не знала, как бы подобраться к нему, не сломав. — Но ведь мы должны были помочь Калебу.

— Как бы объяснить… — Он говорил прерывисто, подбирая слова. — Не знаю… достоин ли он. Не знаю… Это ужасно. Ужасно, что мы сделали.

— Понимаю, Джей. Но мой долг был спасти его. Всё равно пришлось бы пожертвовать либо Лукасом, либо Калебом. Но Калеба я не оставила бы ни за что.

— Я это помню, просто, пойми… Я до сих не могу поверить, что он погиб, это слишком для меня. Но то, что он погиб ради Калеба… И то, что я отдал слёзы тоже из-за Калеба… Это так…

Я молчала, ожидая продолжения, но он не стал объяснять.

— Забудь.

— Джей?

— Даже не спрашивай, — отмахнулся он, и тон его стал пугающе грубым. Я отстранилась, спрятав руки, протянутые для объятия.

Продолжить разговор мы бы не смогли в любом случае: Зои и Корделия вернулись через несколько секунд.

— Почему вы не едите? — сразу же возмущённо спросила Корделия, недовольно приподняв правую бровь.

— Мы думали, что вы сразу поможете нам с зельем. Все уже устали, — ответила я.

— Ну так отдохните. Зачем портить себе аппетит расспросами?

Я ещё раз посмотрела на тарелку.

— Нельзя испортить то, чего нет, — пробормотала я, и Корделия хмыкнула и сложила руки на груди.

— Как же невежливо. Я так долго готовилась к вашему приходу, думала, что приглашу вас в дом, угощу… Я так хотела отвлечь вас, но, похоже, ничего не вышло.

— Давайте уже скорее, — пробурчала Зои.

— Как это мило, — притворно защебетала Корделия. — Переживаешь за подругу? Что ж, раз вы все не в настроении для ужина, то давайте начнём. Идём, Миранда.

— Миранда? — взвилась Зои. Щёки у неё покраснели от злости, она поморщилась. — А мы разве не пойдём? Мне кажется, что я вполне это заслужила, я тоже прошла весь этот путь.

— Я всё сказала, — отрезала Корделия. — Вы мне не нужны. Это не ваша история. Не твоя уж точно. Идём, Миранда.

С этими словами она вышла из комнаты, поманив меня за собой. Я поправила сумку на плече и устремилась за Корделией, представляя наш разговор и стараясь понять, о чём лучше спросить первым. Я могла бы сразу обвинить её во всех грехах — что-то мне подсказывало, что она в этой истории неслучайно, но понимала, что сначала лучше расспросить её.

Корделия молчала, пока миновала узкие коридорчики и крошечные комнатки, пока спускалась по каменной лестнице в холодный подвал, пока искала ключ от двери, и пока тот дребезжал в замочной скважине.

Я увидела полутёмную, но просторную — пожалуй, самую большую комнату во всём доме — комнату. В центре красовался длинный, обитый бордовым бархатом диван, плохо вписывающийся в мрачное и старое окружение. К левой стене примыкал массивный, грубо сделанный деревянный стол, а к правой — несколько громоздких стеллажей со склянками, бутылочками, бочонками и пузырьками, кое-где виднелись старинные фолианты — наверняка труды по зельеварению и колдовству. Но главным украшением комнаты служили камин и гигантский чугунный котёл, висящий над поленьями. К нему и подошла Корделия. Послышалось потрескивание огня, в котле забулькала вода — Корделия готовилась варить противоядие, я же в это время вытащила из сумки и разложила на столе ингредиенты, а потом присела на диван.

— Я в курсе, что у тебя много вопросов, — сказала Корделия. — Я даже подозреваю, что именно ты хочешь узнать. У нас есть немного времени, но должна предупредить, что для некоторых ответов время ещё не пришло, если ты понимаешь, о чём я.

Я уже привыкла, что везде тайны и недомолвки, но всё равно напряглась. Мне казалось, что вот-вот я узнаю нечто ужасное. Любопытство боролось с волнением. Руки стали влажными — то ли от переживаний, то ли от жара, наполнявшего комнату. Мне стало дурно, и я почувствовала, как пот липкой плёнкой обхватывает спину.

Душно. Невыносимо душно.

— Вам не нужен рецепт? — спросила я и медленно откинулась на спинку дивана, надеясь, что дурнота уйдёт, но ткань была пропитана пылью и мерзким жаром, дышащим в шею.

— Нет. — Корделия усмехнулась. — Я же сама придумала зелье.

Очень хотелось пить, и я сглотнула, чтобы хоть немного смочить горло. Поток мыслей замедлился от слабости, сжавшей в тисках голову.

Есть два варианта: либо это противоядие существовало давно, либо… Значит ли это, что…

— Тебе плохо, моя дорогая? — спокойно спросила Корделия, на секунду обернувшись. — Дыши, Миранда. Глубоко дыши. Ну же, как ты обычно делаешь. Раз-два.

— Здесь нечем дышать. — Я хватала ртом воздух.

— Потерпи немного. Я сделаю всё на раз-два.

— Вы придумали зелье специально для меня?

Кусочки паззла начали складываться вместе, но много я ещё не могла понять. У меня не было ни одного безобидного объяснения тому, что произошло. Виктория, заклятье, зелье, Корделия… Как они связаны? Я ждала ответов, но их не последовало.

— Да. Именно так.

— Я предполагала, что вы имеете отношение к этой истории, что мы не просто так должны были прийти именно к вам. Но я всё равно мало понимаю. Скажите, что с Викторией?

Сердце грозилось вырваться из груди.

— Когда это ты начала переживать за неё? Она говорила, что у вас напряжённые отношения, и ты, должно быть, её ненавидишь.

От котла исходил жар.

Жара. Нестерпимая жара.

— Нет, это совсем не так. Она ведь моя сестра. Кузина. Она написала, что её заставили. Вы подговорили Викторию причинить вред Калебу, а потом принялись за неё саму, так?

Цветок Опаски. Кусочек амброзии. Голос сирены. Серебряная борода. Камень-двоедушник. Слёзы. Ингредиенты исчезали в бездонном котле.

Руки задрожали.

Корделия вновь усмехнулась. Каждая её усмешка звучала всё более издевательски.

— Да, так и есть, — с иронией произнесла она. — Ты меня раскусила, Миранда! Ты такая умная! И зачем мне это надо, по-твоему?

— Я уже ничего не понимаю. Где Виктория?

— Да успокойся ты!

Корделия, не переставая помешивать варево, обернулась.

— Похоже, здесь и вправду душновато. — Наверное, мой вид её всё-таки убедил. — Ты бы что-то делала со своими фобиями и паническими атаками, или как это называется. А то так можно, знаешь ли, и в психушку угодить. Хотя мне это даже нравится. Это добавляет тебе колорита. Романтизация психических расстройств, ну ты понимаешь, да?

— У меня всё нормально, — сказала я недоумённо и пощупала лоб. Тёплый. — Я не больна вообще-то.

— По тебе и видно, — хмыкнула Корделия. — Успокойся, Виктория в порядке. Она получила, что хотела, и сейчас счастлива. Я надеюсь.

— Что это значит?

— У тебя ещё будет шанс узнать все подробности. Я дам тебе письмо. Его специально написала Виктория. У неё там такая эпопея, Толстой бы просто удавился, поэтому я и оставлю часть с объяснениями на неё. Но послушай вот ещё что. Я наблюдала за вами всю дорогу, смотрела через хрустальный шар.

Ведьма говорила абсолютно невозмутимо и размеренно помешивала зелье, ещё и успевая что-то нашёптывать в перерыве между фразами. У меня же на мгновение померкло в глазах. Я не чувствовала тела.

— У меня есть особое предложение к тебе. Я уже давно увлекаюсь тёмной магией, и хотела бы, чтобы увлечение стало чем-то большим. Мне нужна помощница. Ты проявила себя великолепно. Я была поражена тем, сколько в тебе скрывается очарования и силы. С одной стороны — обаятельная влюблённая принцесса, с другой — сильная, жёсткая девушка, которая готова на любые жертвы ради цели. В тебе всё это время умирало… как там правильно? Тёмное «я». Тень.

— Вы перечитали Юнга, — пробормотала я испуганно. В голове заметалась боль.

— Вот об этом я и говорю, моя дорогая, — улыбнулась Корделия, обернувшись. Она смотрела не столько довольно, сколько хищно. — Об этом я и говорю! Такое здоровое чувство юмора!

Корделия отошла от котла, бурление в котором уже начало успокаиваться, приблизилась к стеллажу и начала поспешно осматривать полки.

— А вот и оно!

Она достала из одного из фолиантов большой конверт, протянула мне и вернулась к котлу. Я повертела конверт в руках. Не слишком ли много я узнала всего за несколько минут?

Я понятия не имела, как правильно реагировать и что вообще ей отвечать. Бред. Бессмыслица. Безумие. Чистое безумие. Мне было сложно соображать, и я понимала, что говорит Корделия, смутно. Держу пари, любой на моём месте не поверил бы в происходящее.

Я всё-таки убрала конверт в сумку.

— Да, правильно, почитаешь потом, — сказала Корделия. — У тебя ещё будет время. И для того, чтобы подумать над моим предложением, кстати, тоже. Я почти закончила.

— Подождите, — начала я тихо. — Что значит вообще… Минутку, мне так плохо.

— Отдышись, Миранда, хватит разговоров. То, что тебе нужно знать, я сказала: мне нужна помощница. Если прочитаешь письмо, то узнаешь больше. — Она помолчала и потом добавила: — Особенно о Зои.

— О Зои? Если вы о Лукасе, то я знаю, конечно. Всё открылось во время ритуала. Он нравился ей, но она вроде как пожертвовала им ради меня. Привела специально на смерть.

Корделия медленно обернулась и смерила меня долгим взглядом, а потом ухмыльнулась. Мне показалось, что она была удивлена, даже тронута.

— Нет. Нет, я не об этом. Не думай, что Лукас нравился Зои.

Я подумала, что она не верит в подростковую любовь или что у неё другое представление о чувствах, и решила не отвечать. Мне хотелось только поскорее вернуться к Калебу и покончить с этим кошмаром. Быть помощницей злой ведьмы… Сумасшествие.

Корделия, стуча черпаком о стекло, перелила зелье в бутылочку, приблизилась к дивану и с улыбкой протянула мне. Я смотрела на пузырёк, не испытывая энтузиазма.

— Ты справилась со всеми испытаниями, Миранда, жизнь Калеба у тебя в кармане. В склянке, — неловко, но радостно пошутила Корделия. — Сейчас иди домой и дай ему антидот, ты долго об этом грезила. А потом выбор за тобой. Ты достойна большего, поверь мне.

— Вы знаете, что это похоже на жестокую шутку?

Голова стала тяжёлой. Я на секунду прикрыла глаза. Тело потянуло вниз.

***

…Я бегу. Вижу развилку, заворачиваю направо. Затем — налево. Тупик. Проход сужается. Направо. Вперёд. Я в лабиринте.

Меня сбивает толпа. Я падаю и царапаю ладони. Не успеваю разглядеть лиц. Маски, платья, туфли. Юбки скользят по земле, покрытой тугим слоем крови и цветов.

— Спасайся! Быстрее! Она догоняет! За нами! — Голоса гудят сиреной.

— Кто преследует нас? — Я боязливо оглядываюсь и вижу вдалеке силуэт. Толпа кричит и бушует.

— У Неё пока нет имени.

— Она мешает нам.

— Хватит лишних слов. Скорее! На бал!

— Да, да, нужно спрятаться.

— Она хочет уничтожить нас, — истерично говорит ещё кто-то. Совсем теряюсь в происходящем.

Пытаюсь подняться, но тело не слушается. Спина холодеет — я чувствую на себе чей-то взгляд.

Оборачиваюсь и вижу девушку с запутанными светлыми волосами. Глаза дикие, бешеные. На губах чёрная помада, тушь, кажется, потекла и размазалась по щекам. В руках — нож. Маленькое чёрное платье девушки порвано, ткань помялась и запачкалась в крови. Это я.

— Миранда, — тихо зовёт Она, рассматривая меня. — Идём со мной.

Остальные девушки в страхе скрываются из виду, и пространство вокруг постепенно пустеет.

— Что ты сделаешь? Убьёшь меня? — спрашиваю я.

— Или ты меня. Посмотрим. Давай же. С ними ты будешь несчастна.

— А с тобой?

— Со мной? — Она ухмыляется. — Чуть менее несчастна.

Она рассматривает отражение в ноже, проводит пальцами по лицу и пытается стереть тушь с щёк.

— Всё равно придётся выбрать. Решайся.

***

— Ты совсем разнервничалась, бедняжка. — Смешок Корделии выдернул меня из тумана полусна-полувидения. — Ну же, иди. Тебе надо выйти на воздух.

Корделия, не дожидаясь ответа, щёлкнула замком сумки и положила флакон с противоядием внутрь.

— Пойдём.

Она помогла мне подняться и провела к двери, мягко придерживая за плечи.

— Вы сумасшедшая, — прошептала я.

И снова.

— Сумасшедшая.

И снова.

— Сумасшедшая.

— Может, и так, но это не я трясусь и повторяю одну и ту же фразу, заметь.

— Безумная.

И снова.

— Безумная.

Замок умиротворённо спал, поэтому внутрь я пробралась тихо. Мне хотелось закричать, что я наконец-то дома, зажечь лампы и люстры в комнатах, разбудить отца и сказать ему, что я приехала, со мной ничего не случилось и мы добыли зелье, но сдержалась и решила, что лучше сначала всё-таки пойти к Калебу и проверить действие антидота. Как только я вышла от Корделии и мне стало легче, я думала только о возвращении и о Калебе. Я не могла дождаться момента встречи.

В голову закралась мысль о том, что было бы эффектно заявиться утром во время завтрака в обеденную залу вместе с Калебом и обрадовать родителей. Ещё немного, и всё будет хорошо, как и положено в сказках с счастливым концом. Я на цыпочках поднялась на второй этаж и прошла к комнате для гостей — Зои упоминала, что Калеб находился именно там.

Он лежал на спине, укрытый по грудь тонким белым одеялом, и выглядел совсем невинным. Несчастный мальчик, с которым судьба поступила несправедливо и за которого пришлось бороться. Мой любимый мальчик.

Я бросила сумку на тумбочку и чуть наклонила пузырёк с блестящей грязно-малиновой жидкостью, прислонив его к приоткрытым губам. Сердце бешено стучало.

Когда Калеб задышал, моё дыхание перехватило. Он открыл глаза, его щёки зарумянились. Он на миг прислонил пальцы к вискам, чуть приподнялся и непонимающе посмотрел на меня.

— Калеб? Всё нормально? — спросила я тихо и присела на край кровати, не решаясь коснуться его. Никак не могла поверить, что с ним правда всё хорошо. Он жив. Боже, он жив.

— Голова болит, — сказал он. — Что-то случилось? Мне казалось, что мы танцевали… Гости не потеряли тебя? То есть нас?

Это был неподходящий момент, чтобы погружаться в воспоминания. Я ведь даже не подумала, что придётся объяснять ему. Почему-то рассказа о том, что случилось, в планах у меня не было. Более того, я понятия не имела, как бы тактично всё преподнести. Реальность с её прозаичными деталями снова схватила меня за горло.

И ведь как странно: господи, ну мы живём в Волшебном мире,так? Тогда почему в школе нам ни разу не рассказывали о том, как объяснить человеку, что он был под действием зелья или проклятья? Почему то, как отплясывать на высоких каблуках весь вечер и выглядеть изящной при этом, важнее, чем знать подобные вещи? Или что, только я попадаю в такие нелепые ситуации?

Я вздохнула, подбирая слова.

— Нет, нас никто не потерял. Послушай меня, пожалуйста. На празднике ты упал в обморок. Прошло почти четыре дня, и всё это время ты лежал под заклятием. Нужно было достать зелье, чтобы снять его.

— Меня заколдовали? — переспросил Калеб. — Кто?

— Это сложно объяснить. Пока неизвестно.

На лбу Калеба появилась морщинка. Он взволнованно смотрел на меня.

— И кто достал антидот?

— Я поехала за ингредиентами, — смущённо призналась я. — Вместе с Зои, Джеем и Лукасом. — В горле появился комок. — Знакомым Зои.

Я показала пальцем на пустой пузырёк, оставленный на тумбочке. Калеб долго смотрел на меня, не говоря ни слова.

— Извини, что я так немногословен, — хмуро сказал он. — Расскажешь?

— Я…

— Пожалуйста. Мне кажется, я могу знать.

И я сдалась. Рассказала ему всё, ничего не утаив. Калеб слушал молча, внимательно, лицо его менялось, он то многозначительно хмыкал, то понимающе кивал, то ложился, опираясь на локоть, то садился. Когда я закончила, то уголки его губ вдруг тронула мягкая, смущённая улыбка.

— Ты спасла меня, — сказал Калеб, потянулся ко мне, и я угодила в его крепкие объятия. Я прижалась к груди, обхватив спину, а он гладил мои волосы и чуть ли не плакал. — Моя милая, ты правда меня спасла.

— Да, да, — шептала я вне себя от радости, не веря, что мы наконец-то вместе. Мечты оказались не такими уж и нереальными: я могла теперь провести с Калебом вечность, говорить, танцевать, смотреть ему в глаза, сбегать с приёмов и целоваться в саду, а потом любоваться с ним на луну и звёзды. И больше никогда его не отпускать.

— Я так благодарен тебе, — сказал Калеб и посмотрел мне в глаза. — Я и представить не могу, чем ты пожертвовала ради меня.

— Ты достоин этого. — Я задержала дыхание и выпалила на одном вздохе, смутившись накативших чувств: — Я люблю тебя, Калеб.

Он помолчал, отстранился, разорвав объятие, и внимательно посмотрел в глаза, а затем взял моё лицо в ладони.

— Люди часто говорят эти слова, не подумав, но знаешь, что? Я тебе верю, моё солнце. Нет причин не верить. И я тоже люблю тебя.

Лицо Калеба засветилось от радости. Он смотрел с невероятной любовью, и я ощутила себя истинно счастливой, любимой и влюблённой. Ради этого настоящего момента стоило пережить столько притворства. Ради этих глаз, ради улыбки, ради нежных касаний и сбившегося дыхания.

Калеб поцеловал меня. Всё было как во сне.

Боже…

Кого я обманываю.

Только себя.

— Расскажешь мне? Пожалуйста.

…И я сдалась. Рассказала ему всё, не утаив ни капли. Калеб слушал молча, внимательно. Он то осуждающе хмыкал, то кивал, то смотрел в упор; то ложился, опираясь на локоть, то садился, подложив под спину подушку. Невыносимо было наблюдать, как его лицо меняется. Мне бы хотелось утаить многое, но я не упустила ни одной подробности. Язык не слушался, слова лились сами собой. Я будто потеряла контроль. Жаль, что даже не подумала над тем, чтобы соврать ему. Когда я закончила…

Когда я закончила, то поняла, что ему не понравилось то, что он услышал. Он сдвинул брови, вскинул будто бы надменно голову и сжал челюсти. Калеб начал говорить сам — говорить неприятные вещи, странные. Точнее, не странные, но те, которые я не ожидала услышать. Разговор был долгим и непростым. В какой-то момент мы оба встали и взволнованные заметались по комнате. Он ходил из стороны в сторону, я шла за ним. И вот мы оказались напротив друг друга. Лицо к лицу. Или маска к маске?

— Получается, что я должен быть благодарен вам всем? — говорил он, смотря на меня, словно я была злейшим врагом. Монстром. Чудовищем. — Вы убили фею, Опаску и Лукаса, отобрали у сирены кулон, разрушили чью-то судьбу и повесили это на меня? Так выходит?

Я не ожидала такого напора и пришлось оправдываться. Что ещё оставалось делать?

— Я понимаю, но это не так, Калеб, слышишь меня? — пыталась докричаться до него я. — Я не хотела, чтобы на тебе висел груз, я хотела помочь тебе. Я только и думала, что о том, как бы спасти тебя.

— Мне не нужно такое спасение, — жёстко оборвал меня Калеб, помотав головой. — Лучше бы…

— Что «лучше бы»? Хочешь сказать, что лучше бы ты… что? Погиб? — воскликнула я, ахнув.

— Да. Надо было не рисковать.

— Ты хоть понимаешь, что такое говоришь? — медленно произнесла я. Беспомощность вскипала внутри. — Ты не знаешь ничего о смерти.

— Лучше бы узнал я, чем кто-то из тех, кто пострадал.

Я много слышала о самоотверженности. Всегда казалось, что это нечто возвышенное, нечто, что присуще только тем, кто обладает чистой душой и любящим сердцем. К этому и надо стремиться: человек, готовый пожертвовать собой ради других — герой, не меньше. Но когда я очутилась один на один с Калебом — настоящая, свободная, храбрая —, я осознала, что теперь всё не так. Я подумала, что ничего Калеб не понимает. Ему лишь бы сказать громкое слово, заявить о якобы безупречном воспитании. Он что, правда предполагал, что умирать — просто? Твоя смерть, твоё «благородство» раздавит ещё многих после тебя. Даже обидно, что Калеб уничтожил во мне надежду на величественную в своей чистоте жертву. В его словах звучала напыщенность, а не человеколюбие.

Смог бы он пожертвовать собой ради чужого счастья, как это сделал Лукас? Говорить-то всегда легко. Я вдруг увидела в нём, в человеке, которого я любила и боготворила, трусость. Проблема в том, что от этого любить я Калеба не перестала.

— Это сложно, знаю. Но из-за твоей гибели пострадали бы многие люди, — сказала я, стараясь не потерять самообладание. — Подумай о родителях. Подумай обо мне.

Он на несколько секунд оторопел.

— А ты обо мне?

— Я думала о тебе всё время. Каждый день. Каждую минуту.

— Миранда, ты представляешь, как это — жить с таким грузом? Невыносимо знать, что из-за тебя погибли люди. Ради тебя! Они умерли, а ты теперь обязан жить! Так я должен себя чувствовать?

— Калеб… — Я опустила глаза. — Нет, не представляю.

— О чём ты вообще думала? Я не понимаю. — Он выдержал паузу и с отвращением оглядел меня. — Ты осознаёшь, что ты — убийца, Миранда?

— Да, — согласилась я, не имея сил спорить, и зажмурилась. — Я знаю. Это полностью моя вина, и я этого не хотела. Но я не понимаю, почему ты так говоришь. Мы же не враги, чтобы ты пытался задеть меня.

— Ты пытаешься обвинить меня. Знаешь, что? Я ухожу. Мне нужно время.

Он отстранился, сделав несколько шагов назад, в сторону двери. Я оторопела.

— Постой! Куда ты?

— Я не могу оставаться здесь.

— Ты собрался домой? Но сейчас глубокая ночь. Останься здесь, мы ещё не договорили.

— Нет, я не хочу больше находиться рядом с тобой, — нервно сказал он и вздохнул. — Извини, я чувствую, что должен так поступить.

Мне хотелось плакать и кричать.

— Ты уходишь от меня. Мы расстаёмся?

— Да. — Сердце у меня упало. — То есть… я не знаю. Но я бы ни на что не надеялся на твоём месте. Извини, Миранда. Пойми, мне до мурашек страшно. Я должен уйти.

— Калеб. Я люблю тебя, — только и успела сказать я прежде, чем дверь захлопнулась.

Я ждала, что он обернётся или, начав уходить, остановится, и я услышу приближающиеся шаги. Он вбежит в комнату и скажет, что тоже меня любит.

Но он ушёл.

Он правда ушёл.

Замок замер. Тишина поглотила пространство.

Я застыла посреди комнаты, не веря, что это правда происходит. Села на кровать. Легла на бок и сжалась в комок. Разум превратился в льдину. Я не знала, что делать, мной в ту же секунду овладело отчаяние. И предположить не могла, что счастье ускользнёт так легко.

Было бы намного лучше, если бы я сказала Калебу неправду. Придумала бы, что никто не погиб, а всё было тихо и мирно: спокойно поездили по королевствам, собрали травы в лесах, купили что-то у ведьм и сделали простенькое зелье. Безобидный рецепт, обычная поездка без жестокостей и даже без ссор. Ложь во спасение, только и всего. Притвориться, что ничего не случилось и всё по-прежнему. Я прежняя.

Я много раз говорила себе в пути, что нужно потерпеть ещё немного. Мы вернёмся домой, заживём как раньше.

Кошмар закончится.

Кошмар закончится.

Эти слова я повторяла как мантру, заучивая, убеждая себя, искренне веря, что так и будет.

Кошмар…

Нет.

Ничего не закончится.

Вот что я поняла, когда Калеб ушёл: кошмар только начался. У меня даже не было никакой надежды на то, что разрывающее разочарование уйдёт и станет лучше. Мне было не к кому пойти: Зои нужно было вычеркнуть из жизни.

А вот Джей… На секунду мелькнула мысль связаться с ним, но меня всё ещё беспокоило его состояние у Корделии. Ему было не до меня. Ему бы с собой разобраться, а тут ещё я с какими-то девчачьими проблемами. Напрягать Джея прямо сейчас своими бедами — значит, спугнуть его, оттолкнуть.

Я будто бы вернулась на несколько лет назад, когда Джей якобы передал Зои, что я ничтожество. Когда я чувствовала себя никем. Когда мне было тоскливо и одиноко. Когда я плакала утром, плакала днём, плакала ночью, плакала в любую секунду, когда меня не видели родители и знакомые. Только Зои слышала мои слёзы и постоянно говорила, что не надо так расстраиваться из-за глупого загордившегося мальчишки. Фальшивка.

Воспоминания пробежали перед глазами. Я проглотила слёзы и всхлипы. Я не знала, к кому идти за советом. Знала лишь, что не хочу больше возвращаться к тому состоянию.

Взгляд упал на тумбочку. Лампа с плиссированным абажуром, какие-то книги, маленькое зеркало, пустой стакан, флакон из-под зелья и брошенная впопыхах сумка. Раскрытая. Изнутри выглядывал, маня к себе, белый уголочек конверта. Я успела про него забыть — прошло достаточно времени с того момента, как я ушла от Корделии. То, что происходило там, в подвале, казалось шуткой, галлюцинацией. Корделия говорила невероятные вещи, да и я чувствовала себя… необычно.

Я приподнялась на локте и, медленно потянувшись, достала из сумки конверт, а затем разорвала его край и вынула несколько сложенных вчетверо листов бумаги, на которых теснились ряды размашистых букв. Это вправду был почерк Виктории.

«Здравствуй, Миранда!

Наверное, странно, что я так здороваюсь — получилось почти официально. Я в последнее время много думаю о жизни и о тебе тоже. Мы никогда не были близки, но сейчас я чувствую себя так, будто мы были самими близкими друзьями. Может, если бы мы вправду дружили, то ничего и не произошло. Извини меня за всё.

Первая записка была частью плана, приманкой, а эту пишу от чистого сердца. Я должна попрощаться. Хотя бы с тобой. Дома-то я никому не сказала: с мамой мы опять поссорились.

Но это не просто прощание. Пора рассказать тебе правду…»

То, что я узнала дальше, уничтожило меня.

========== Путь к мечте (письмо Виктории) ==========

Дома становилось всё невыносимее с каждым днём. Пока лето набирало силу, разгораясь жарой, Виктория понимала, что больше так не может. Происходящее во дворце походило на безумие.

Виктория со всех ног влетела в столовую, предвкушая «доброе утро». Обычно в обществе она чувствовала себя львицей, рыскающей в поисках жертвы: хищные взгляды, оскал, чуть что — рычание, нападение на противника из засады. Однако дома эта львица теряла стать и становилась обыкновенной дряхлой кошкой с улицы. Виктория ощущала себя уязвимой, стоило только ей оказаться напротив матери. Хотя та давно не была ею (или вообще никогда?): Виктория воспринимала мать никак иначе, как королеву Кассандру.

Столовую, оформленную в розовых тонах и уставленную белыми мраморными вазами с витиеватыми синими узорами, озаряло, выглядывая из-за тяжёлых белых штор, солнце. Едва Виктория зашла, на неё бросился, скрутив руки, запах лилий, а с портретов, висевших на противоположной стене над пианино, уставились папа, мама (жуткое слово) и младшая сестра Диана. Виктория перевела взгляд — эти же люди безотрывно взирали на неё, сидя за накрытым столом. К еде они ещё не притрагивались.

Виктория могла бы поморщиться от ненавистного запаха — судьба посмеялась над ней, когда позволила родиться в королевстве Лилий, — или же усмехнуться тому, насколько лица с портретов не отличались от настоящих лиц (донельзя серьёзные и важные, только черты Дианы светились простотой и добросердечием), но удержалась. Она проскользнула к столу и учтиво кивнула, пожелав всем доброго утра.

— Ты опять опоздала, — недовольно вздохнула Кассандра.

— Да, я знаю, — опустила глаза Виктория. — Вы могли начать без меня.

У стола засновали служанки и официанты. Захлюпал чай в чашках, забренчали кубики сахара, захрустели круассаны, блестящие от масла.

Кассандра сухо поблагодарила девушку, расставившую на столе пиалы с вареньем — клубничным, малиновым, абрикосовым, розовым, и смерила Викторию взглядом. Снова вздохнула. Ещё более недовольно, удручённо.

— У меня такое ощущение, что ты даже не расчесалась. Ты хотя бы умылась?

— Конечно, — сказала Виктория чинно. Она каждую секунду думала о прямой спине и о локтях, так и норовивших оказаться на столе. — Конечно, ваше величество.

— Что, ещё раз?

Ирония не была фишкой Кассандры.

— Конечно… мама.

— Мы хотели поговорить с тобой.

Виктория знала, что такое «мы»: это значило, что Кассандра будет рвать и метать, отец — смотреть лениво и устало, переводя глаза то на Викторию, то на жену, и поддакивать, а всегда идеальная Диана — сидеть, кивать, терпеливо улыбаться и пить чай под шум.

Более того, Виктория предполагала, о чём пойдёт разговор. Она ждала этой темы с готовностью, настроением а-ля «Ну же, удивите меня!»

— Я слушаю внимательно, мама. — Это слово причиняло невероятную боль.

— Я очень тобой недовольна, Виктория. Ты часто стала пропускать этикет и уроки речи. На танцы ты ходишь вполне исправно, хотя наставница говорит, что ты не блещешь грацией. Она также сказала, что ты нагрубила однокласснице, причём не единожды. Для меня странно видеть такую возмутительную незаинтересованность в собственной личности и судьбе. Осталось несколько месяцев до коронации, а ты совсем отбилась от рук. Нам с отцом (на этих словах отец кивнул) это не нравится.

Виктория приоткрыла рот и тут же его закрыла. По идее, в этот момент пора было начинать оправдываться. Но что она могла сказать Кассандре? Виктория и без того всё знала — и ещё бы она не знала: ей бесконечно надоела закомплексованная наставница по этикету, напичканная стандартными фразочками о женственности, и пафосный наставник по речи, которому было интересно не столько умение Виктории говорить, воздействуя на окружающих, сколько собственные голосовые данные. Про остальное и вспоминать нечего: наставница по танцам вообще никогда не обходилась без придирок и воспоминаний о славных временах, когда она танцевала в каком-то там королевстве, в каком-то там театре с каким-то там смазливым мальчиком, а одноклассница Мэри… Мэри — просто глупая размалёванная девица, которая ожидаемо попала под горячую руку со своими улыбочками и неуместными шуточками. И где тут Виктория провинилась?

— Ну и что ты на меня смотришь? — разочарованно вздохнув, спросила Кассандра.

— Извините, — сказала Виктория, пожав плечами.

— Я другого и не ожидала. У тебя в одно ухо влетело — в другое вылетело. Надеюсь, ты всё же подумаешь над тем, что я говорю.

Виктория была готова выдохнуть с облегчением. Она ожидала другой темы. Ожидания оправдались.

— К тому же, ты никак не можешь выбрать себе жениха, хотя с ним пора бы познакомиться, — продолжила Кассандра.

Как по волшебству, повисла тишина. Все отложили вилки и ложки и воззрились на Викторию. Та лишь не без иронии улыбнулась. Как же банально.

— Исаак, принц Апельсинового королевства, тебе не нравится.

— Ненавижу апельсины.

— Наследник Снежного королевства тоже.

— Ненавижу холод.

— Принц Карамельного королевства…

— Ненавижу батончики в карамельной глазури.

— Герман, принц…

— Ненавижу имя Герман.

Виктория переглянулась с Дианой: та еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Кассандра окинула сестёр свирепым взглядом.

— Я бы хотела, чтобы ты отнеслась к этому серьёзно, Виктория! Хватит капризничать. Тебе не нравится никто.

Это была чистая правда. Виктория никогда даже не ощущала себя влюблённой, хотя предполагала, что умеет любить. Любовью она называла то, что чувствовала к Диане и к морю. Но это была не та любовь, которую от Виктории требовали.

Она знала, что отвертеться не получится, поэтому решила: если выбирать, то хотя бы красивого. Виктория со смехом подумала, что Адриан Фиерсе бы вполне подошёл. Ну а что: безумно привлекательный, такой, что от одного вида девушки с ума сходят. И неважно, что ему… сколько? Около 35 лет? Для вампира он очень молод.

— Я знаю, что должна выйти замуж, хотя это вовсе не моё. Я надеюсь, что он будет похож на мистера Грея из… Ну вы поняли, — вырвалось у Виктории. Она тут же осознала, что сказала, и тихо ойкнула. Кассандра застыла, округлив глаза.

— Откуда же? — медленно произнесла она.

Диана заулыбалась.

— Мама, ну ты что? Конечно же, это герой из…

Виктория готовилась защекотать сестру до смерти.

— … «Алых парусов». Ой, или ты про того, который Дориан?

— Забудь, Ди, — по-доброму усмехнулась Виктория. Её сестра казалась ангелом во плоти. Такая милая, ей-богу. Виктория была неудавшимся пробником идеальной дочери, а вот Диана — полноценной версией. Столь хороша, что её хочется защитить от бед и грязи Волшебного мира.

— Хватит глупых шуток и капризов, — сказала Кассандра, несильно ударив ладонью по столу. Виктория перехватила сочувствующий взгляд отца. — Что вообще значит «выйти замуж — не моё»?

— Поверь мне, мама, никто не готов жениться в восемнадцать. Никто не готов любить в восемнадцать, — сказала Виктория, приподняв правый уголок губ в полуулыбке.

— Ты должна быть готова, понятно? — Кассандра помолчала. — У тебя ведь такие примеры перед глазами: Диана, Миранда… Только посмотри на кузину: прилежная, послушная девочка. Милейшее создание. А как она поёт! И она почти замужем.

«Гениально», — подумала Виктория. — «Они с Калебом ещё и не целовались, наверное, ни разу, а уже почти женаты». Слышать это было, скорее, смешно, чем грустно: Кассандра указывала Виктории на кого-нибудь постоянно, особенное внимание она уделяла тому, как ведут себя кузина и Диана (а вели они себя, естественно, прекрасно). Виктория иногда чувствовала, как внутри зреет буря. Странно бы получилось, не отразись эти замечания на Виктории, причём сыграли они больше отрицательную роль, чем положительную. Виктория оставила Диану: сестра была слишком близка, слишком дорога и слишком невинна, чтобы обижать её. А вот Миранда… Иногда ей просто не везло. Виктория винила себя за то, что, уничтоженная замечаниями Кассандры, быстро становилась придирчивой: выбившийся из причёски волос, облегающее платье, якобы подчёркивающее то, что не нужно, всего один неуверенный взгляд — любая незначительная деталь становилась слабостью Миранды. Виктория ничего не могла с собой поделать. И вправду: что тут сделаешь, если ты просто не такая? Ты не Миранда. И не Диана. Как это изменить?

— Да, мама, — сказала Виктория.

— Вот так. Не готова она! А к чему ты готова? Что тогда твоё? Злиться, ехидничать, капризничать, не слушаться, не уметь правильно вести себя с приличными людьми? Это всё ты умеешь, как я посмотрю, великолепно. — Кассандра поджала губы, приподняла подбородок и выдержала паузу. — Ты отброс общества, Виктория.

— Я знаю, — с готовностью согласилась она, намазывая круассан абрикосовым вареньем. Расстраиваться Виктория будет потом: когда вернётся к себе в комнату, когда выйдет из дворца и поедет на очередное занятие, когда придёт время ложиться спать. Когда останется наедине с обидами и разочарованиями. Сейчас — не обращать внимания, не тревожиться лишний раз. Она привыкла.

— Я ничего не понимаю, — бурчала себе под нос Виктория, рассматривая картинки в книге и вчитываясь в текст. Написанное никак не хотело укладываться в памяти.

Они занимались в одном из классов школы Виктории — Корделия брала разрешение проводить здесь уроки у директрисы. Когда Виктория решила занять себя магией, только бы не бродить по дворцу и не видеть лишний раз Кассандру, она думала, что её ждёт логово ведьмы или какой-нибудь потрясающий магический класс — просторный, с отдельными местами для тренировки на палочках, для варки зелий, с огромными книжными шкафами во всю стену и с кладовой для трав и порошков. А ещё она, услышав о напарнице, полагала, что обретёт себе нового друга. В итоге, ни одно из ожиданий не оправдалось. Класс был неплох, но места в нём не хватало — никаких магических дуэлей, превращений и не так уж много заклинаний, как можно было бы ожидать, и вообще больше теории, чем практики. О друге тоже пришлось забыть.

Виктория помнила, как около месяца назад, в начале июня, она впервые пришла сюда на занятия. В коридоре, рядом с дверью класса, стояла, вальяжно облокотившись на стену и устремив взгляд в книгу, девушка. Она читала с видом, с каким светские дамы обычно пьют коктейли в баре. Виктория мельком взглянула на обложку. С таким высокомерием читают «Улисса» или «Бесконечную шутку», но не любовный роман. Хотя будем честны: чем надменнее у вас лицо при чтении «Улисса», тем выше вероятность, что вы — идиот, который только делает вид, что что-то понимает.

Стройная миниатюрная смуглая брюнетка в облегающем зелёном платье вязаной фактуры с длинными рукавами и юбкой чуть выше колена. Прямые чёрные волосы до груди, тёмный, больше вечерний, макияж, слегка вздёрнутый нос.

«Только не это», — подумала Виктория. Она вспоминала эту мысль и через неделю, и через месяц. И спустя два, три, четыре месяца… «Только не это. Не она».

Бежать была поздно. Зои подняла глаза, прищурилась и улыбнулась.

— Ого, кого я вижу. Знакомые лица! Ты и есть моя напарница по магии?

— Похоже на то.

— Замечательно, будет, с кем пообщаться. Мне кажется, мы с тобой подружимся. Мы очень похожи.

— Не думаю, — поморщилась Виктория и покачала головой.

— Вот как? — Зои обиженно надула губы. — Только не советую грубить мне. Я ведь тоже могу и съязвить. Если не прекратишь, то я превращу твою жизнь в ад, будь уверена.

С её капризным выражением лица угрозы звучали особенно ужасно. Впрочем, Викторию было сложно запугать.

— Очень страшно, — лениво вздохнула она. — Прямо боюсь.

Виктория и Зои — та ещё парочка. В итоге, им пришлось как-то поладить, хотя Виктория так и не начала испытывать к Зои симпатию. Конечно, у Зои были достоинства: она прекрасно училась, схватывая новые знания на лету, умела расположить к себе собеседника, выглядела умной, трудолюбивой и сильной особой, к тому же обладала тем, чего испокон веков требовали от принцесс — женственностью, грацией, изяществом. Сколько раз Зои появлялась на вечерах в королевском дворце, столько же раз Кассанда засыпала её комплиментами, а Виктория — закатывала глаза, выслушивая советы матери поучиться поведению у Зои. Виктория не поняла, что она сама делает не так, чтобы чему-то ещё учиться. Чем больше на неё давила мать, чем чаще Виктория замечала в подруге кузины что-то отталкивающее. Встречи на уроках магии только подтвердили сомнения по поводу личности Зои. За безупречной оболочкой скрывалась чересчур самоуверенная, легкомысленная, эгоистичная особа, женственность и кокетство которой граничили с вульгарностью. Виктория предполагала, что Зои — просто девица, сжираемая изнутри комплексами и неясными обидами, и даже жалела её. До того дня.

В начале июля они занимались у Корделии девятый раз, и обучению не было видно конца, хотя ведьма и обещала, что грядет нечто любопытное. Она ясно дала понять, что девочки — не просто ученицы. Корделия мечтала о том, чтобы её заметили в Запретных землях, и искала себе помощниц. А правильные помощницы должны обладать всеми знаниями наставницы, поэтому и приходилось сидеть за конспектами, изредка практикуя заклинания на перьях, яблоках и лягушках (и откуда Корделия их брала?)

Текст тома «Превращений и метаморфоз» плыл перед глазами. Виктория не могла сосредоточиться. Утренний разговор никак не выходил у неё из головы, к тому же материал был не из простых.

— Зои, — шепнула Виктория и толкнула напарницу локтём. — Поможешь мне? Я ничего не понимаю в этих движениях на картинках. Важно ли, на сколько делать поворот рукой? А к этому взмаху вообще нет изображения.

Виктория повернула голову и посмотрела в тетрадь Зои, но там было записано всего несколько строчек. Зои отвлеклась от конспекта и заштриховывала поля тетради.

— Эй, Зои, ты чего? — позвала Виктория, недоумённо приподняв брови.

— Отвяжись, я не в настроении.

— Да что с тобой?

— Девочки! — строго произнесла Корделия, сидевшая за учительским столом. Она прекратила делать записи в блокноте и теперь недовольно взирала на начинающих помощниц. — Вам непонятно задание? Почему я слышу шум?

— Извини, — быстро ответила Виктория. Они давно перешли на «ты».

Корделия встала, обошла стол и облокотилась ладонью о его край.

— Зои? Может, ты соизволишь уделить мне немного своего царского внимания?

Зои подняла голову. Корделия хмыкнула.

— Что за недовольное лицо, дорогая моя?

— Тебя не касается.

Лицо Корделии вытянулось, а потом она хищно прищурилась и сжала зубы.

— Если я позволила обращаться ко мне на «ты», то это не значит, что я буду терпеть хамство. В приличном обществе это называется именно так. Давай рассказывай. Ты отвлекаешь меня и Викторию от работы.

Зои упёрто молчала.

— Давай-давай, — стала уговаривать её Корделия. — Я знаю, что мы не сможем продолжить занятие без тебя. Так что хватит раздумывать. У нас же свой ковен, все помогают друг другу.

Зои цокнула языком, закатила глаза и вздохнула. Виктория ожидала, что же она выдаст, с усмешкой.

— Меня выдают замуж.

— Вот это новости! — с сарказмом воскликнула Виктория. — Представь себе, меня тоже. А ты как думала? Тебе ведь семнадцать.

Зои проигнорировала её выпад.

— Помните, я говорила, что к нам в гости приехал Снежный принц, Лукас?

— Не вижу пока проблемы. — Корделия выпрямилась и сложила руки на груди. — Насколько я знаю, ты вообще не слишком скромна в выборе возлюбленных. Разве тебе есть разница, кто?

Зои помрачнела ещё больше.

— Какого хорошего ты обо мне мнения! Представь себе, разница есть. Мне нравится другой человек, понятно?

— И ты хочешь жить именно с ним долго и счастливо? До конца ваших дней, как говорится? — усмехнулась Корделия. Для ведьмы это всё пустые подростковые проблемы, осознала Виктория, но сама внезапно прониклась к Зои. Она знала, что такое вынужденный брак во имя традиции. Правда, она не знала, что значит быть влюблённой, но это вызывало сочувствие ещё больше. Викторию умилила мысль о том, что, возможно, Зои внутри нежная и трогательная. Оказалось, что она умеет любить.

— Да, хочу, — с вызовом сказала Зои. — Но мама и слушать не хочет: она всё решила, видите ли. Да и он не смотрит на меня. Я вообще не понимаю, как он мог заинтересоваться моей подругой. Разве это честно? Я бы сделала всё, только бы он забыл о ней.

Сочувствие к Зои исчезло так быстро, как и появилось. Виктория сидела как громом поражённая. От шока у неё отвисла челюсть.

— Калеб?! Подожди! — Викторию изумило пренебрежение Зои к Миранде. «Только бы он забыл о ней». Да кто она такая? — А как же Миранда?

— Что «Миранда»?

— Вы же подруги.

— Ты же отличница! Ты же принцесса! Вы же подруги! — разозлилась Зои. — Упрекни меня ещё чем-нибудь. Между прочим, Миранда тоже не идеальна. Это несправедливо, что она всем нравится. Просто нечестно! Вы вообще видели её? Ну какие парни!

— А тебе какой Калеб, стесняюсь спросить? — поинтересовалась Корделия. Зои задохнулась от возмущения. — Ты сама-то уверена, что достойна его?

— Я? Конечно, — цокнула языком Зои. — Хочешь сказать, что нет?

— Хочу, — ухмыльнулась Корделия. — Да и чем ты недовольна? Сама ещё недавно была в восторге от Лукаса. Дорогуша, тебе подобрали не кого-нибудь, а Снежного принца! У него есть всё, что надо: титул, внешность, ум, магические способности, великолепное воспитание — как никак верхушка общества, не рядовой принц, тот, чья корона действительно ценится, а не куплена в ювелирной лавке, как у тебя. Может, стоит спокойно сидеть и не дёргаться, а, милая моя?

— Я. Его. Не. Люблю, — взвилась Зои, вскочив с места и часто задышав. — Я люблю Калеба. Я в этом уверена. Присмотрела его для себя на балу.

— А зачем тогда ты представила его Миранде? Ты сама их познакомила, я видела, — сказала Виктория. Зои испепелила её взглядом.

— Так вышло! Я не думала, что он обратит на неё внимание. В ней же ни капли женственности и уверенности, ни капли… привлекательности. Она совсем не любит ни макияж, ни платья, ни каблуки. Ей подавай пижаму и пончики! Она даже не умеет флиртовать.

Корделия слушала Зои с широко раскрытыми глазами.

Виктория пыталась вспомнить Миранду на светских встречах и вечеринках. Нужно было признать: кузина всегда выглядела хорошо, а наряды сидели на ней чудесно. Частично это была заслуга стилистов, особенно Луизы, которая Миранду обожала, но было в Миранде что-то ещё. Во-первых, миловидное лицо и не совсем подходящая под стандарты, но красивая фигура: широкие женственные бёдра, небольшая грудь, не сильно выраженная, но изящная талия. А во-вторых…

— Может, ты слишком стараешься? — аккуратно предположила Виктория, хмыкнув.

— В каком это смысле?

— Миранда естественна. Она вот такая — домашняя, забавная, умная — и не пытается строить из себя обольстительницу.

— Получается, я строю? То есть ты считаешь, что я какая-то затюканная тихоня?

— Я так не сказала, — рассмеялась Виктория.

— С каких пор ты её защищаешь? На праздниках ты вечно подшучиваешь над ней. Говоришь, какая она нелепая, избалованная, зажатая неумеха.

— Ну я… — Виктории вдруг стало стыдно. — Вообще-то она моя кузина. У родственников колкости друг к другу в крови. А ты — непонятно кто.

— Я её лучшая подруга!

— Хороша лучшая подруга! Я так понимаю, ты не будешь заниматься, пока у тебя одни мальчишки на уме. И что ты прикажешь мне делать? — спросила Корделия с усмешкой. — Может быть, прикажешь устранить кого-то из них?

Зои замолчала. Задумалась. А потом неуверенно посмотрела на Корделию.

— Да, другого пути не будет. Лучше обоих. Ты могла бы это устроить?

Виктория увидела, что Корделия в тупике: на лице колдуньи застыло непонимание. И это испугало Викторию. Едва ли можно было представить Корделию в таком состоянии, но Виктории «посчастливилось» наблюдать её лёгкий шок вживую.

— Интересно, — наконец-то сказала Корделия. — Я не думала, что ты воспримешь это так серьёзно. Я имею в виду, что мне-то всё равно, я могу, что угодно сделать… Но Зои, дорогуша, не лучше ли с мамой поговорить или к психологу сходить, раз тебя такие мысли посещают?

— Мне. Не. Нужно. К. Психологу! — чуть ли не прорычала оскалившаяся Зои.

— Понятно. Это видно. А ты не преувеличиваешь? Или твоей матери правда всё равно? Я слышала, что она позабыла о тебе, когда отец умер, и теперь… Ну ты понимаешь. Разъезжает по друзьям и праздникам в других королевствах, пьёт, развлекается. В общем, наслаждается жизнью.

Виктория внимательно следила за реакцией Зои.

— Это ложь, — сорвавшимся голосом произнесла та.

— Да? — усмехнулась Корделия. — Как скажешь. Значит, у тебя всё нормально.

— Так поможешь или нет?

— Ты уверена, что это нужно?

— Да. Я заслужила.

— Тогда пожалуйста! — воскликнула Корделия, всплеснув руками. — Без проблем!

— А как мы это сделаем? Отравим? Или… наймём кого-нибудь?

— Нет, так просто не пойдёт. Ты же не хочешь быть виноватой. Нужно подумать, как всё выгодно устроить.

Виктория смотрела на Зои и Корделию во все глаза и не понимала, что происходит. По спине прошёлся мерзкий холодок. Страх сдавил горло. Ей не хотелось верить, что они в самом деле обсуждают возможность убийства. Убийства ради чего — случайной эгоистичной прихоти! Убийства кого — знакомых ей людей! Миранда. Какой бы Виктория не бывала колкой, она никогда не желала ей смерти. Она вообще её никому не желала. Смерть была далека от Виктории. Всегда где-то существует, бродит, но не показывается на глаза, не подбирается очень близко, всегда отстранена.

С кем угодно, но не с ней. Не с её родственниками. Не с Мирандой. И даже не с Лукасом, хотя она и видела его только несколько раз в жизни — на королевских саммитах. Только не с этими людьми. Пожалуйста.

Для неё было дикостью мечтать о чьей-то смерти, грезить о возможности убить кого-то, смаковать сцены чужой гибели в голове и точить нож, обдумывая план. Бесчеловечно.

— Подождите! — Виктория больше не могла сдерживать поток эмоций. Она смотрела на Корделию, выискивая в той хоть щепотку милосердия. — Ты же не собираешься помогать ей и потакать её капризам? Так нельзя. Это жестоко.

— Дорогая моя, как я и сказала, это безрассудно, но всё же интересно. Ты слышала о миссис Лолли?

— Эта та ведьма, которая продаёт опасные зелья?

— Да. Те зелья, которые могут покалечить или убить за мгновения. От неё никогда не услышишь слов сожалений. Нет, страдания не для неё. Так что мне неважно. Если мы хотим, чтобы ковен Тёмных земель нас принял, чтобы нас заметил сам Адриан, то нужно действовать. Это станет отличным испытанием для ваших способностей и навыков: хитрости, смекалки и ловкости.

Корделия помедлила и обвела девушек взглядом.

— А пока отпущу вас, дорогие мои.

Виктория бежала, пока не оказалась на улице. Она никак не могла успокоиться, воздуха в лёгких не хватало, и Виктория судорожно дышала, пока ожидала карету. Виктория не понимала, как ей теперь ехать на следующее по расписанию занятие, как вообще спокойно жить, зная, что готовят Зои и Корделия и на что заставляют решиться её саму. У неё всё ещё была надежда, что Корделию удастся отговорить. Нельзя позволить, чтобы Миранда или Лукас погибли.

Виктории стало горько. На неё навалилась меланхолия. Злодейское равнодушие Корделии, гнилое лицемерие Зои, бесконечные занятия и почти полное отсутствие свободного времени, давящий контроль матери, надвигающееся совершеннолетие, а с ним — свадьба, саммиты, яд власти, обманчивое великолепие трона… Всё это мучило, терзало, грызло, изводило Викторию. Медленное убийство. Убийство длиною в жизнь. И теперь отчаяние только усилилось. Виктория не знала, как это вынести. Она едва держалась уже сейчас, с ужасом представляя, что ждёт её в ноябре.

— Эй, почему ты не подождала меня? — спросила Зои, приблизившись к Виктории. — Мы разве не поедем вместе домой? Ты меня не подбросишь?

Викторию поражало, что Зои вела себя так, словно ничего не произошло. Будто бы предлагать свести со свету подругу, чтобы увести её возлюбленного, — обычное будничное дело.

— Я не домой. И вообще отойди от меня, — сказала Виктория холодно.

— Ви… — медовым голоском прощебетала Зои.

— Не зови меня так, — поморщилась Виктория.

— Тори…

— И так тоже не зови.

— Посмотрите, какие мы важные. — Зои перестала улыбаться. Голос наполнился злобой. — Просто замолчи и послушай. Мне всё не так уж легко даётся в этой жизни вообще-то. Почему страдать должна только я? У меня нет отца. Моей матери для меня тоже будто бы и не существует. Моя подруга нравится тем парням, которых я приглядываю для себя. Я заслуживаю хоть что-то получить?

— Но не таким же образом.

— А каким тогда? Мне что, ещё посоветоваться с тобой? Ты в наставницы заделалась?

— Для начала я не понимаю фразы «хоть что-то получить». У тебя же и так много что есть. Сама ведь говорила, что лучше Миранды: умеешь флиртовать, одеваться, подавать себя и всё такое. Не то чтобы я с этим согласна, но что-то тут не сходится.

— Много ты понимаешь, — хмыкнула Зои надменно. — Я хочу себе Калеба. У всех девушек в семнадцать должен быть возлюбленный.

— Ах да, — горько ухмыльнулась Виктория. — Тебя выдают замуж за принца. Обаятельный, мудрый, да и что уж там… привлекательный, Зои! Привлекательный молодой человек. Хорошая пара.

— Ты его не знаешь, — отмахнулась Зои. — Он… никакой.

— Ну да! Ты же у нас такая-растакая.

— Заткнись, Виктория. Лучше молчать, если не знаешь, о чём говоришь.

— Но ты проводила с ним время и была довольна. Ты явно преувеличиваешь. И я не понимаю, как ты можешь так хладнокровно строить против него козни.

— Я тебя не спрашивала. Твоё дело помогать.

— Нет, меня ты не заткнёшь просто так, Зои! — сказала, повысив тон и сжав кулаки, Виктория. Она чувствовала, как вскипает кровь. — На мне твоя агрессия не работает. Ты вбила себе в голову какую-то ерунду и теперь заставляешь всех плясать под свою дудку. Так нельзя!

— Я люблю Калеба. Я хочу его себе, — продолжала упорствовать Зои. Глаза её сверкали, как у дикого зверя.

— Сумасшедшая! — бросила Виктория сквозь зубы.

— Калеб — необыкновенный. Он вовсе не похож на всех этих принцев из верхушки, у которых в голове только трон и народ.

— Как оскорбительно звучит! — не без иронии усмехнулась Виктория, приподняв левую бровь.

— Хватит язвить. Калеб простой, скромный и добрый. Понимающий. Не надоедливый и не ограниченный. Прекрасный.

Виктория вспомнила, как видела Калеба и Миранду на Зимнем балу в январе. Между ними сразу образовалась связь: Миранда краснела, отводила взгляд и много, взволнованно говорила, стараясь заинтересовать его, а он смотрел на неё не отрываясь и слушал так, как не слушал никого. Конечно, вальс они тоже танцевали вместе, выглядя при этом абсолютно счастливыми.

Виктория тогда больше стояла в углу и пила коктейли, наблюдая за танцующими. Рядом маячил Джей, тоже высматривавший кого-то в толпе. Виктория улыбалась, видя счастливые пары, но сама ни с кем не танцевала, устав общаться с многочисленными гостями. Как бы ей хотелось самой почувствовать, что дыхание перехватывает, голова легко кружится от искушения, ладонь примыкает к ладони. Но это всё не для неё. Какие чувства, когда вскоре тебе будет принадлежать королевство?

Потом она видела Калеба и кузину ещё не раз. Миранда смотрела на него, как на божество, ангела, сошедшего с небес. Он был хорош собой, блистал манерами, но… Боже, как же он был скучен, педантичен, банален! Для него правила выше чувств. В нём не хватало жизни, огня.

— Я на него, слава богам, не претендую, — сказала Виктория. — Он, конечно, милый, но меня совсем не привлекает. Вообще не понимаю, чем он тебе так понравился. Да и Миранду он зацепил, не знаю… Из-за её неопытности, наверное. Её родственную душу я представляю себе по-другому уж точно.

— Неужели? И кто бы ей подошёл? — язвительно протянула Зои, сложив руки на груди.

Виктория ухмыльнулась, зная, что ответ Зои не понравится.

— Ты же понимаешь, что я хочу сказать. Конечно, Джей. Рядом с ним она светит. Они всегда прекрасно друг друга понимали.

Зои плотно сжала губы и стиснула зубы.

— Я подозреваю, что это ты рассорила их. Это ты сломала Миранду, — продолжила Виктория холодно, презрительно смотря на Зои. — Знаешь, ты отвратительна. Вот поэтому ты так одинока.

— А ты разве не одинока?

— Я не одинока, а несвободна, — сказала Виктория серьёзным голосом после недолгого раздумья. — Это разные вещи, хотя и связанные между собой.

— Говори, что хочешь. Оправдывайся. Тебе всё равно придётся помогать мне, а иначе…

— Что «иначе»?

— Поверь мне, Корделия придумает, как заставить тебя заткнуться и сделать своё дело. А если она не придумает, то я это сделаю. — Зои схватила Викторию за плечо и нагнулась к уху. — Я знаю твои слабые места, Виктория. Тебя очень просто задеть.

— Ну конечно, — процедила Виктория, вырвавшись из цепкой хватки.

Виктория не поверила.

И пожалела об этом.

Они встретились в классе снова через несколько дней, на выходных. Виктория не спала всю ночь и обдумывала, как бы переубедить Зои или хотя бы Корделию. Она чувствовала, что нужно что-то делать, но так ни к чему и не пришла. На занятие она явилась уставшей. Если круги под глазами удалось замаскировать, то взволнованность, налившую свинцом голову, контролю не поддавалась.

Об учебниках, конспектах и заклинаниях Корделия забыла. Теперь она загорелась — глаза её блестели, движения и жесты стали более активными — планом. Виктория догадывалась, почему. Наверняка Корделии хотелось размаха: злодейские заговоры, враги, хитроумные ловушки и головоломки. Ей надоело сидеть в четырёх стенах. Раньше это казалось наивным и надуманным, а теперь заставляло кожу покрываться мурашками. Виктория подозревала: Корделия не остановится.

План был сложен и запутан. Виктория молча слушала и горько смеялась внутри себя, смеялась так громко, что смех перерастал в надрывный вой, крик о помощи: как Корделия вообще могла такое придумать? Разве она настолько умна? Виктория с ужасом понимала: да. И не только умна, но и до кровожадности хитра. Ведьма ждала слишком долго, чтобы показать способности во всей полноте, и теперь она возродилась, воссияла. Восстала из мёртвых, выбравшись из могилы, словно в дорогущем модном клипе. И готова была отомстить судьбе, которая забросила её на окраину небольшого королевства и заставила продавать лекарственные травы и учить юных волшебников колдовству. Готова была к настоящему злодейству.

— Итак! Слушайте очень внимательно и готовьте ваши ладони для аплодисментов. — Корделия стояла у доски и записывала порядок действий и детали мелом. — Зачем стараться, чтобы придумать нечто новое, если всё было придумано за нас, правильно, лапочки? Как привязать человека к себе? Конечно, нужно применить немного кокетства и посмеяться над парой шуток. Но лучший способ — сделать так, чтобы он был вам жизнью обязан. Мы заколдуем Калеба. И ты, Зои, должна будешь его спасти. Когда там день рождения у Миранды, ты говорила?

— Двадцать второго июля.

Сердце Виктории замерло.

— Тогда всё и состоится. Я знаю заклинание, которое введёт Калеба в глубокий сон, и специально придумала особое зелье для противоядия, в нём будет шесть ингредиентов. Они подобраны так, чтобы убить сразу двух зайцев: Лукаса и Миранду. А точнее устранить тех, кто тебе мешает, и идеально заиграть в зелье, которое могло бы вдохнуть жизнь в человека.

Допустим, мы уже заколдовали Калеба. Обманули его, и он заснул. Конечно же, Миранда бросится его спасать. Она якобы случайно найдёт записку, где названы ингредиенты и план действий: собери шесть предметов, отнеси их ведьме и оживи Калеба абсолютно бесплатно! Миранда отправится в путь, но не одна. Само собой, она просит помочь лучшую подругу, а лучшая подруга приглашает в поездку жениха, который так удачно оказался в том же королевстве и готов защищать невесту.

— И как мне поможет то, что в путешествие отправится Миранда? — спросила Зои, зачарованно рассматривая схему на доске.

— Элементарно. Действуем по классической схеме. Раньше добрых молодцев, которые мешали кому-то получить царевну, отправляли туда — не знаю куда, найти то — не знаю что, разве не так? Скажите мне, зачем?

— Чтобы они не вернулись, — задумчиво ответила Виктория, начиная догадываться, и Корделия льстиво улыбнулась ей.

— Правильно. Миранда погибнет в пути. — Каждую фразу она обозначала на доске: писала заметку сбоку, ставила точку или рисовала стрелочку. — Ты же, Зои, заберёшь лавры себе: поможешь Калебу, разделишь боль утраты, будешь паинькой и наладишь с ним отношения. А если что, то родители вас поторопят, как это часто бывает. Между прочим, Джульетту решили быстрее выдать замуж за Париса, чтобы отвлечь её от тоски по Тибальту.

— А Лукас?

— Слышала о камне-двоедушнике? — В глазах Корделии заплясали бесята.

— Нет.

— И чему вас только учили до меня! Как обычно урезали школьную программу и пробежали по верхам, да? — закатила глаза Корделия. — Это магический предмет, артефакт, который появляется после ритуала. Смертельного ритуала. Природный маг вкладывает в камень душу и умирает. Ни криков, ни боли, ни лишней грязи. Лукас отдаёт жизнь — Калеб получает. Всё по законам волшебного мира.

Виктория содрогнулась. Она не могла слушать, как они хладнокровно обсуждают чужую смерть, но пыталась вести себя спокойно, пока они обговаривали детали: сидела с отсутствующим взглядом, поджав губы, не давая эмоциям отразиться на лице. Только горло сковало болью и во рту пересохло, а в остальном… Кремень. Железная леди. Трон учит жёсткости и трезвости.

Корделия знаками обозначила на доске ингредиенты.

— Амброзия. Серебряная борода. Голос сирены. Цветок Опаски. Камень-двоедушник. Слёзы первого возлюбленного (Миранды, не твоего, Зои). Путь займёт, скорее всего, несколько дней, но что такое три дня по сравнению с вечной любовью, да, Зои? Сделать так, чтобы Миранда погибла в дороге, — чепуха. Раз плюнуть. Ненароком столкни её к сиренам или отбери затычки для ушей — пусть она сама идёт на гибель. Заведи в чащу. Заставь Опаску её сожрать. Мало ли что можно придумать. На крайний случай я дам тебе яд. Он абсолютно бесцветен и абсолютно опасен. Пара капель убьёт её через три-четыре часа.

— Слёзы Лиса? — одними губами спросила Виктория, сглотнув.

— Лучше, — гордо улыбнулась Корделия. — Экстракт из драконьей чешуи.

На мгновение она стала задумчивой, взгляд её смягчился, а улыбка из пугающей превратилась в нежную.

— Помню, ещё до Адриана драконы считались опасными, и один охотник задаривал меня украшениями из чешуи… — С головокружительной скоростью лицо Корделии стало прежним. — А потом пришла эпоха терпимости и мира, и его начали преследовать как преступника. Так что теперь это редкий яд. Осторожней с флаконом.

— Блестяще, — сказала Зои. — Великолепный план.

Корделия оглядела Викторию и хмыкнула:

— А ты что молчишь?

Мысли кричали, что это жестоко, кошмарно, безумно, но Виктория держалась. Она решила, что разумнее всего будет сбить их придирками.

— Нечего сказать, — ответила она как можно твёрже. — Ваш план сшит белыми нитками, которые так запутаны, что разорвутся в любую минуту. Ничего не получится. Как вы, например, решили заколдовать Калеба?

— Правда? Белыми нитками? — притворно удивилась Корделия сквозь гадкую ухмылку, а потом оперлась о парту и подалась вперёд, оказавшись прямо перед Викторией. Та отклонилась на стуле — лишь бы хоть как-то отодвинуться от ведьмы — и позволила себе поморщиться. — Если ты решила, что я не продумала это, то ты ошибаешься. Мы используем заклятие-переносчик.

— Да? — Виктория сложила руки на груди. — И что же мы заколдуем? Передай Зои Калебу какой-то предмет, как её тут же раскроют. Не слишком ли это сложно?

— Здесь в игру как раз вступаешь ты, Виктория.

— Я? — переспросила Виктория. — Я что, собиралась вам помогать?

— Обожаю твоё ехидство! Ну, а как иначе, моя дорогая? Скажи мне, ты купила подарок для кузины?

— Кассанда ещё не думала об этом, — напрягшись, ответила Виктория.

— О-о, — протянула Корделия и укоряюще поцокала языком. — Всё ещё зовёшь мать по имени, бедняжка. Ну это ничего. Главное, что я обо всём позаботилась.

Корделия по-театральному резко развернулась на каблуках и снова что-то зарисовала на доске. Виктория присмотрелась. Коробочка, а внутри — помада.

— Для кузины ничего не жалко, так что подаришь ей помаду Летуччи. Коралловая — хит сезона. Миранда не устоит.

— Во-первых, оранжевая — хит сезона. Во-вторых, Миранда как раз и устоит, — с равнодушием произнесла Виктория.

— Я сделаю так, что нет, — процедила Зои.

— Я не сомневаюсь в тебе, Зои, — сказала Корделия. — А ты, Виктория, подаришь ей помаду и вложишь внутрь записку с инструкциями.

— Я не хочу в этом участвовать, — сказала Виктория. — Почему я? Зои же это придумала.

— Глупая, — произнесла Зои с ликующей полуулыбкой. — В этой истории я — лучшая подруга героини, а ты — назойливая соперница. Тебе и подкидывать заколдованную помаду. А я буду утешать Миранду и помогать с зельем. Все на своих местах.

— Это так, — согласилась Корделия. — Нужно отвести подозрения от Зои. Иначе план провалится в самом начале.

— Отвести подозрения от Зои и перевести на меня? — резко спросила Виктория. Её начинало это злить.

— Да что может быть проще: подкидываешь записку, в которой пишешь, что ты не виновата, тебя заставили и ты хочешь помочь, а потом указываешь, что нужно собрать и кому отнести. И всё! — воскликнула Зои.

Викторию раздражало, как та говорила ужасные вещи и тут же делала невинное лицо дурочки. Смотреть противно. Чтобы ей ещё хоть раз сказали учиться у Зои! Знала бы Кассандра, кого выбрала в качестве образцов для дочери…

— Раз это так просто, то сама этим и занимайся. Я не собираюсь вредить Миранде.

— Лицемерка! — презрительно выплюнула Зои, и её рот искривился в ненавистнической гримасе. — Какая же ты двуличная. А я-то думала, что мы подруги.

— «А я думала», «а я думала»! — передразнила Виктория и смерила Зои пренебрежительным взглядом. — Я думала, что ты милая и прилежная принцесса, душа компании, пример для подражания. Ты бы слышала, какие речи произносит о тебе Кассандра! А оказалось, что ты подлая, ничтожная (Виктория смаковала каждое слово), завистливая, распутная стерва. И ладно бы ты просто была распутной, но ты ещё и дешёвая. — Тон Виктории налился упоением. — Ты. Отброс. Общества. Зои.

Время застыло. Секунду окружающее было словно в тумане.

Виктория почувствовала, как щека пылает от пощёчины.

Ничего.

Не больно.

— Ты! — начала Зои, вскочив с места. — Ты!

— Так, довольно, девочки. — сказала Корделия. Она приблизилась к Зои и взяла её за плечи, пытаясь утихомирить. — Спокойно, дорогая моя. Иди пока домой, ладно? Детали обговорим позже, на следующей неделе.

Она ослабила хватку, и Зои сорвалась с места — схватила сумку и поспешно выбежала из класса.

— Правда ей глаза колет, — мрачно сказала Виктория и потёрла щёку.

— Это было дерзко. В ковене себе такого не позволяют. Ведьмы и волшебницы всегда держатся вместе.

— Пожалуйста, не нужно поучительных фраз. Какой из нас ковен вообще?

Корделия помолчала и вздохнула.

— Ты совсем распустилась в последнее время, Виктория. Жаль, я видела в тебе потенциал стать кем-то большим. Мы могли бы столько добиться в тёмной магии все вместе.

— Помочь Зои убить мою кузину ради глупого каприза? Вот уж достижение.

— Так ты не хочешь помогать?

— Как вы догадались, интересно?

— Никак не поймёшь, да? Ты тут не главная, поэтому слушай внимательно. Я знаю твои больные места. Вижу тебя как на ладони. Я знаю, кто тебе дороже всех.

— И кто же?

— Не согласишься, и Диана пострадает. Я уничтожу её. Убью. Отравлю.

Вот оно. То, чего она и боялась. Завели в тупик.

Сердце забилось чаще, но Виктория не поддалась эмоциям. Смотрела она дерзко и упрямо, не желая подчиняться.

— Нет, вы не сможете. Вы просто запугиваете меня.

— Да что ты, дорогуша? — пропела Корделия. — Давай покажу тебе кое-что.

Она запустила руку в карман юбки и достала несколько крошечных пузырьков.

— Вы что, всегда носите с собой яд? — ехидно спросила Виктория, уперев руки в бока.

— Да, и ничего такого. Есть люди, которые постоянно ходят с ножом.

— И зачем они вам? — Виктория кивнула на флаконы.

— Никогда не знаешь, когда понадобится. Например, неудачное свидание.

— Вы ходите по свиданиям?

— Уже нет, иначе все запасы бы извела. Ты меня поняла? Или правда хочешь проверить, обманываю ли я тебя? Мы могли бы это устроить, но уверяю, тебе не понравится, дорогуша.

Дыхание сбилось.

Виктория вмиг приняла решение.

— Хорошо, — сказала она. — Но вы мне тоже поможете.

— Слушаю, — заинтересованно приподняла правую бровь Корделия.

— Когда путешествие закончится, я не хочу здесь оставаться. Я хочу уйти отсюда.

Корделия нахмурилась.

— Смотри, повышаешь рейтинг истории. А сама ты не справишься?

— Я не про это! — возмутилась Виктория, отпрянув.

— А про что тогда?

— Мне нужен русалочий эликсир.

Виктория сама не знала, как ей пришло это в голову. Наверное, мечта жила внутри, ожидая своего часа, слишком долго. Виктория хотела стать русалкой с самого детства, сколько себя помнила. Она знала, что так не поступают. Не бросают всё, что есть. Не уходят. Не сдаются. Но ей было страшно. Оставаться в мире, где есть Зои, готовая в любой момент подставить подножку, где Кассандра только и шепчет что «будь как они», где Корделия строит козни, где мертва Миранда, Виктория была не намерена. Она думала, что теперь, когда чёрное и белое смешалось и не осталось ничего «правильного» и «неправильного», можно позволить себе маленькую слабость — сбежать, скрывшись от бед.

Виктория думала о своём решении ещё много дней, до самого последнего момента, сомневаясь и колеблясь. Она корила себя — и наяву, и в ночных кошмарах — за то, что согласилась предать Миранду, но как только видела Диану или представляла её безгрешное юное лицо, думала, что это того стоит. Диану все любят. Диана светлая. Диана тёплая. Диана лёгкая. Диане стоит жить, стоит остаться. А Виктория пусть уйдёт. Подвергнуть жизнь сестры опасности было немыслимым, даже более немыслимым, чем подвергнуть опасности жизнь Миранды. Виктория не до конца верила Корделии, считая, что та вполне могла преувеличить свои возможности. Гнусная манипуляция. Всё портило одно «но». А вдруг не преувеличила? Вдруг Корделия говорила правду? Виктория даже думать не могла об этом. Исключено.

— Я хотела поговорить с тобой, — как-то сказала Диана, заглянув вечером к комнату Виктории. Та сидела на постели в пижаме и маске для сна на лбу. — Почему ты такая задумчивая в последнее время?

— Тебе кажется. Всё нормально, — ответила Виктория и вымученно улыбнулась. — Просто я устала.

— Да, за ужином тебе снова досталось.

— Ничего страшного, Ди. Я не гожусь в королевы, и это правда. Мама права.

— Нет, не говори так.

— Ну перестань, не надо меня утешать.

— Мне… больно, что я не могу помочь тебе.

— А как ты поможешь? Тут уж ничего не поделать. Тебе бы больше пошло быть королевой. А я не королева.

— Мне? — удивилась Диана. — Может быть. Я не думала об этом, но вижу, как мысль о троне тебе претит.

— Тебе всего шестнадцать.

Диана засмеялась.

— А тебе — восемнадцать, а ты звучишь так, будто из тебя буквально песок сыпется.

— Я имею в виду, что ещё несколько лет назад я думала, что не так уж плохо быть королевой. В шестнадцать я размышляла о власти очень часто, не то что ты. Тебя от этого освободили. Да и я теперь… мечтаю о других вещах.

— И о чём ты мечтаешь?

Виктория замешкалась.

— О море, да? — тихо спросила Диана, вздохнув. — О кораблях, морских приключениях и подвигах? Или… о русалках?

Сердце Виктории заныло. Её раскрыли.

— Ты знаешь?

— Сложно не знать. Я всегда видела, как тебя тянуло к воде.

Это была правда. Когда Виктория, ещё пятилетней девочкой, впервые увидела море, то влюбилась. Влюбилась в бушующие, словно нашёптывающие что-то волны, в ослепительный, чарующий блеск воды, в крики чаек. А затем Виктория заметила в тени, у россыпи прибрежных камней, русалок. Они переговаривались, плескались в тёплой воде, подставляли лица солнцу и звучно смеялись. Тогда внутри что-то ёкнуло. Её закружила мечта — стать русалкой. Беззаботной, счастливой, прекрасной.

— И ты бы поняла, если бы я… скажем так, ушла?

Диана пожала плечами и грустно взглянула на Викторию.

— Конечно, поняла бы. Другое дело, что мне бы тебя не хватало. Но я не понимаю, зачем оставаться, когда ты совсем не счастлива во дворце. Незачем мучить себя.

— Ди, ты не представляешь, что такое трон. Власть тебя задавит. Ты станешь совсем другой.

— Хочешь сказать, лучше, чтобы власть задавила тебя? Так не пойдёт. Я бы справилась. Завела бы себе союзников. Познакомилась бы с Дженнифер Валери Мэй поближе.

— Ты такая наивная и милая. Я не хочу тебя переубеждать, но представь, ещё два года до трона… Эти годы изменят тебя до неузнаваемости. Из тебя душу вытрясут.

— Ради тебя я бы справилась. К тому же, мне нравятся и апельсины, и карамель, и зима. Я даже не против имени «Герман», — рассмеялась Диана.

— Сумасшедшая, — беззлобно выдохнула Виктория и улыбнулась. — Представь, тебя выдают за того, кого ты не любишь.

— Я смогу его полюбить. Главное, правильно выбрать. В браке нет ничего такого. Сначала достаточно просто уважать друг друга, а потом королевство бы сплотило нас, и чувства бы пришли.

— Ты слишком идеальная, Диана.

— Я скучная. Так мне обычно говорят: ты скучная.

— Каждый бы мечтал быть такой скучной. Для меня ты идеальная. Ты особенная.

— Подобное парни говорят наивным возлюбленным: «О, Пенелопа, ты такая особенная! Ты не похожа ни на одну девушку!»

— Да ну тебя, — рассмеялась Виктория. — «Пенелопа»! Правда. Я люблю тебя, Ди. Всегда помни это.

— Обещаю. Я не забуду.

Всё свершилось. Виктория сделала это. Явилась на день рождения, скрепя сердце оставила коробочку с помадой и письмом-обманкой среди других, и, сходя с ума, ждала. Она специально отстранилась от отца, Дианы и Кассандры, чтобы её не упрекнули за слишком печальный для вечеринки вид («Виктория, что за лицо? Ты пришла на день рождения! Порадуйся за кузину!») Предыдущие несколько недель подготовки и ожидания беды истощили её. Она сделалась меланхоличной и никак не могла держать лицо. Будто бы и не было занятий, когда её учили выдержке. Виктория чувствовала дурноту. Она сидела в углу, мелкими глотками пила воду и смотрела на всех, кто хотел её поприветствовать, потерянно. Неподалёку крутился задумчивый, одинокий чудак в зелёном галстуке — страдалец не хуже Вертера. Если присмотреться, то можно заметить, как в его глазах сияла и стонала умирающая влюблённость.

— Всё прекрасно, — шепнула ей в один момент счастливая Зои. — Она накрасилась помадой и ушла в комнату.

Виктория стояла в толпе, когда Калеб побледнел и упал. Она вздохнула, её губы дрогнули и изогнулись в усмешке. Вот оно, оказалось так неизбежно, случилось так быстро и так близко, на расстоянии нескольких шагов.

Из-за неё. Будто и не было ни Зои, ни Корделии. Лишь Виктория. Только её вина.

Она представляла, как не приносит коробочку или как кладёт туда обычную помаду. Делает, что угодно, чтобы не видеть, как вокруг вершится хаос в пустой борьбе за жизнь принца. Но потом одёргивала себя, вспоминая угрозы Корделии, потому что если бы ведьма их воплотила в жизнь, то больше ни в чём бы не осталось смысла. Уже не было ясно, что правильно, а что — нет. Да и разбираться некому. Виктория решила, что всё равно. Скоро она уйдёт. Позорно сбежит от семьи, трона, оставит нынешнюю жизнь позади, чтобы никогда не вернуться. Чтобы не вспоминать о том, что натворила. Она грезила лишь о флаконе русалочьего эликсира, о море и о спасительном забытье, потому что не смела грезить о том, чтобы Миранда осталась жива. У Виктории больше не было веры в лучшее, а была только в то, что Зои добьётся своего. Зло восторжествует. В этой сказке не будет хорошего конца.

Виктория наблюдала за путешествием Миранды. Уроки были забыты. Она сбегала из дворца и вместо занятий приезжала в дом Корделии. Вместе они часами сидели в гостиной, куда ведьма принесла магический стеклянный шар на подставке, пили горький травяной чай и смотрели. Виктория видела всё: встречу с Филиппом, ночное путешествие к очаровательной ведьме Анне и её жертвенность, столкновение с сиренами, долгий пророческий разговор с Опаской, слёзы Джея. Видела смерть. Много смерти. Смерть Лукаса. Смерть Опаски. Смерть феи, изменившую всё. Это убийство, одновременно очернившее и возвысившее Миранду, её же и спасло.

Та роковая схватка ещё долго появлялась у Виктории перед глазами. Пляшущий в воздухе нож, мечущаяся по сторонам фея, резкие движения Миранды и её решимость, поборовшая робость и страх. Крылья, отсечённые одним движением, и подрагивающее тело в фонтане. Виктория и Корделия наблюдали молча, не отрывая взгляда от шара и почти не моргая.

— Она далеко пойдёт, — негромко сказала Корделия, даже не вздрогнув, когда Миранда возвращалась в дом Филиппа.

— Ужас, — пробормотала Виктория, брезгливо отвернувшись.

— Я свяжусь с Зои. Миранда не должна умирать.

Виктория вопросительно посмотрела на Корделию, не зная, радоваться или грустить. Происходящее походило на плохую шутку.

— Зачем она тебе? — Она попыталась усмехнуться абсурдной догадке. — Заберёшь её в помощницы?

Абсурдная догадка оказалась верной.

— Было бы замечательно. Она такая юная, красивая и сильная. Зои будет не до тёмной магии, если она вернётся, а вот Миранде…

— Вы стали называть её по имени, — хмыкнула Виктория, удивившись. — Она не игрушка, чтобы вертеть её судьбой, как вам угодно. Если она вернётся, то останется с Калебом.

— Может, и останется, но я поговорю с ней. Ты же бросаешь свою жизнь, начинаешь всё с чистого листа. Может, и она захочет сделать то же самое?

Виктории казалось странным, что Корделия стала такой серьёзной и рассудительной. Обычно-то она сыпала усмешками и «дорогушами».

— С матерью у неё отношения не очень, как я понимаю. Лучшая подруга предала её.

— А вы в этом помогли.

— Идея-то была её. Мне неважно, что делать. Ведьмы слишком долго живут, чтобы постоянно переживать о судьбах других людей. Равнодушие молодит.

— Какие-то напыщенные глупости, — поморщилась Виктория.

— Только для тебя. — Корделия помолчала, смотря, как Миранда поднимается на второй этаж дома кондитера. — Миранда заслуживает лучшего. Вы-то с Зои сомневались, наговаривали на неё, якобы Миранда никогда не решится куда-то отправиться. А она решилась. Она фею убила ради любви. И она ещё не знает, что ждёт её потом. Лучше она будет у меня, чем среди тех, кто её не ценил и предавал.

Виктории стало смешно от того, как быстро Корделия забыла про Зои и стала следить только за Мирандой, как кузина ей понравилась. Корделия смотрела на Миранду и думала только о Миранде. Она верила в неё, загорелась ею и даже связалась с Зои, использовав старинный способ общения через книги. Только вот сообщение, похоже, не дошло до адресата. Но это теперь было и не важно. Виктория поняла, что Миранда не умрёт, и ей стало проще: она больше не сидела каждую минуту, ожидая подвоха. Но она всё равно была уверена, что не останется. Не передумала даже в момент, когда Миранда, Зои и Джей отправились на пегасах домой.

Миг встречи с Кассандрой окончательно всё определил. Виктория поняла, что во дворец она больше не вернётся никогда. До того разговора — последнего разговора с матерью — она никогда не думала, что слова имеют такую силу. Всего пять слов и две секунды. Они изменили, разрушили всё, что существовало в жизни Виктории до тех пор.

— Я не хочу быть королевой.

Кассандра заметно помрачнела: она нахмурилась, скрестила руки на груди и устремила на дочь ледяной взгляд.

— Неужели? А кто же тогда займёт престол, скажи на милость?

— Моя сестра. Она будет отличной правительницей, я уверена. — Виктория продумывала реплики часами, но всё было напрасно. Ей казалось, что она звучит робко и неубедительно. Кассандра хмыкнула и повысила тон:

— Глупая! Я столько лет готовила тебя, воспитывала, искала лучших гувернанток и учителей, чтобы ты стала достойной королевой. И вот так ты мне отплатила?

— Извини, такая жизнь не для меня, — пролепетала Виктория, съёжившись.

— Конечно, тебе хочется жизни без проблем! Купаться в роскоши, ничего не делать, вести себя по-хамски, капризничать, и чтобы все тебе прислуживали и восхваляли тебя! А ещё цветного единорога, чтобы скакать на нём целыми днями! — с иронией в голосе произнесла Кассандра. — Такого не случится, поняла?

Виктория побледнела. Грозный тон матери пугал её.

— Мама… — Но Кассандра только отвернулась от дочери и закрыла лицо руками.

— Ты мне больше не дочь. Убирайся отсюда.

Виктория медленно вышла из комнаты. Сначала она хотела подняться в спальню, как и планировала раньше, взять с собой какие-нибудь вещи, постучать к сестре и попрощаться. Однако потом решила, что ей не нужно никаких вещей и нет необходимости сыпать соль на раны.

В горле защипало, но Виктория так и не заплакала. Она знала, что время пришло. Виктория выбежала из замка, пересекла большой сад, обласканный солнцем, и направилась обратно к ведьме.

— Давай ещё раз спрошу, — сказала Корделия, когда они спустились в подвал. — Ты уверена?

— Да, — ответила Виктория, вздохнув.

— Ты не сможешь ничего вернуть, понимаешь? А через несколько лет забудешь прошлое. Разве это не страшно — не иметь прошлого?

— Вы это уже говорили. Такое прошлое не грех забыть.

Корделия повела плечами и протянула ей эликсир — маленький круглый пузырёк с розовой блестящей жидкостью внутри.

— Твоё право. Тогда пойдём к обрыву?

Виктория замешкалась, сжав эликсир в вспотевших ладонях.

— Я знаю, что у нас есть время до возвращения. Можно сделать ещё кое-что?

— И что же?

— Хочу написать письмо Миранде.

— Попытаться обелить себя? — усмехнулась Корделия.

— Нет, — покачала головой Виктория. — Если она ненавидит меня, то мне никак себя не обелить. Я хочу не этого, а лишь рассказать, что произошло, поговорить с ней по-человечески, так, как я с ней никогда, наверное, не говорила. И попрощаться.

Корделия была не против.

Виктория села за деревянный стол, взяла ручку и посмотрела на пустые листы бумаги. Ей вдруг стало так легко. Она почувствовала себя просветлённой, свободной, окрылённой и любящей. За её почти восемнадцать лет жизни было столько неверного, злого, подлого. Но это письмо… Это было правильно.

***

…Я поражаюсь тебе, Миранда. Не каждая бы так поступила ради любви. Ты сильная. Сильнее, чем мы все представляли.

Не подумай, я не хочу обелить себя. А если и хочу, то теперь в этом нет смысла. Я ухожу, потому что я не хочу больше на это смотреть. Не могу думать о том, что такое возможно. Только представь: Зои — одна из многих, и эти люди среди нас.

Мне жаль, Миранда. Теперь выбор за тобой. Я не знаю, как ты вернёшься в обычную жизнь и примет ли она тебя. Наверное, лучше, чтобы ты правда осталась с Корделией, хотя я и не знаю, что тебя у неё ждёт.

А я выбор сделала.

Виктория»

========== Путь домой (продолжение) ==========

CLANN — The Stolen Child

Я прочла письмо не единожды. Снова и снова пробегала взглядом по строчкам и никак не могла поверить, что написанное не просто плохой сон, который уйдёт, стоит лишь открыть глаза и выбраться из постели.

Письмо натолкнуло на размышления. Мысли перетекали одна в другую так, как соединяются реки, как меняются секунды, минуты, часы, дни, годы и судьбы, как юность прощается с детством и склоняет голову перед взрослостью. Разум стал густым, тягучим. Чувства обострились и взяли верх над рассудком.

Первое — осознание.

Понадобилось время, чтобы понять, как такое случилось. Почему со мной? Было странно думать о том, что Виктория написала правду, но я не могла усомниться в её честности: если она ушла и ушла с добрыми намерениями, то ей незачем обманывать. Мне хотелось крепко обнять Викторию и подбодрить её. С удивлением я обнаружила, что стала сопереживать ей, чего никогда не делала. Порой она была невыносима, и это глупо отрицать. Но едва ли я вынесла испытание троном — даже не троном! подготовкой к трону! — и осталась прежней. Холодность и саркастичность были в характере кузины, пожалуй, с самого начала, и трон их только закалил. Но то, что она сделала для Дианы, невольно заставило меня проникнуться к ней сочувствием и глубоким уважением. Я увидела в этом жесте себя. Жертвенность у нас, похоже, в крови. Только вот не каждая из нас разобралась, ради кого стоит чем-то жертвовать.

Второе — терпкая усмешка, ленивая констатация факта: «этого стоило ожидать».

Подумать только: ещё несколько дней назад у меня не было никого ближе, чем Зои. Казалось, между нами нет секретов. Казалось, мы всегда поддержим друг друга, придём на помощь, будем стоять друг за друга, что бы ни произошло. Самой страшной размолвкой было её умалчивание о свадьбе. А затем… Удар за ударом. Правда, набросившаяся на меня, словно бешеный зверь со сверкающими глазами и пеной у пасти. Настигшая, будто хладнокровный убийца. Зои рассорила нас с Джеем — и меня толкают, а я падаю, царапая о камни руки, ноги, живот и лицо. Зои привела Лукаса на смерть — и соперник безжалостно пинает и бьёт меня, я кричу, рыдаю, вырываюсь, а слёзы смешиваются с кровью, грязью и потом. Зои привела меня на смерть — и противник накидывается с ножом. Не убивает сразу, а хладнокровно мучает, истязая плоть. И вот скрытая свадьба, о которой я, впрочем, всё равно бы узнала, уже ерунда. Сказать кому-то, что Зои готовила план, чтобы я погибла, — не поверят. Но я поверю уже легче. Путешествие заставило свыкнуться с неприятными сюрпризами. Больно, но не странно.

«Зои хочет тебя убить» — «Вы этим решили меня удивить? Позовёте, когда она придумает что-то поинтереснее».

Как бы ни было горько признавать это, но я давно поняла, на что способна Зои. Она не остановится ни перед чем, если захочет достигнуть цели.

Самое смешное вот что: Зои ничего не добилась. План провалился. И неудивительно. Сказки? Злые, завистливые цари и добрые молодцы с красавицами-жёнами? Найти то — не знаю что? Какая чушь. Если бы они внимательно читали, то знали бы, что в финале молодец справляется со всеми препятствиями и возвращается домой. Вот и я вернулась. Я выжила Зои назло. Вытерпела. Опрокинула бутылку с ядом. Запачкала руки в крови, залила душу, чтобы она задохнулась, смолой. Продалась дьяволу. Сожрала прежнюю Миранду с костями. Собрала все ингредиенты. Спасла Калеба. Сделала всё возможное, чтобы Зои ничего не получила. Но всё равно осталась в дураках. И почему? Потому что он ушёл от меня. Потому что я не нужна. Оказалось, что я не «особенная». Не «идеальная». Только и всего. Как же глупо.

Третье — боль.

Я отложила письмо в сторону и легла на кровать, сжавшись в комочек. Меня проняла дрожь и охватило бессилие. Я чувствовала себя беспомощной и обречённой.

Да, план оказался неудачным. Да, я выжила. Но теперь я спрашивала себя: и что дальше? После того как ушёл Калеб, всё потеряло смысл.

Я наивно полагала, что путешествие ничего не изменит. Думала, что с Джеем мы и не заговорим, а приехав домой, разбежимся и продолжим избегать друг друга. Думала, что Зои так и останется для меня лучшей подругой. Думала, что вернусь к Калебу и мы будем счастливы. Но поменялось слишком много.

Я смогла бы прийти в себя, если бы он не ушёл. Тогда история с планом Корделии и Зои потеряла бы смысл. Но в итоге смысл потеряла вся моя жизнь. С Калебом было бы не страшно, а без него… Я вернусь к рутине, которая заполнится пустотой. Пустота на каждом шагу. Нет Зои — и не с кем сидеть за партой, сплетничать, не с кем ездить на главную площадь по выходным, некого пригласить в гости на чашку чая или просмотр сериалов, не у кого просить совета. Нет Калеба — и нет прогулок за руку, шуток только для нас, затаённого дыхания, смущённых взглядов, невольных касаний, объятий, нежностей и клятв. Нет меня.

Если только…

В голове появилась идея, которая на секунду показалась спасительной, но я быстро её отмела.

Нет.

Забудь о нём.

Он тебя не простит. Только оттолкнёт.

И не надейся.

Я со страхом подумала, что меня, как и несколько лет назад, будет ждать неделя отчаяния и меланхолии. Неспособность встать с постели, выйти из дома, сделать простейшие вещи. Только эта комната, слёзы и шум в голове. Мысли, которые сотрут меня, а я подчинюсь, потому что не сумею противостоять.

Я могла бы остаться и попытаться жить как прежде, но это была бы попытка обмануть саму себя. Ничего больше не наладится. Не смогу. Не выдержу.

Ту ночь, те несколько часов, что от неё остались, я провела беспокойно. Плакала, металась по постели, путаясь в одеяле, а потом лежала, устремив взгляд в одну точку и снова плакала. От обиды. От страха. От боли. От безысходности. От усталости. А ранним утром, когда слёзы высохли и начало светать, но замок ещё спал, я поднялась, толком не понимая, что делаю, и стала собирать вещи в рюкзак. С меня хватит.

— Кого я вижу!

Едва Корделия открыла дверь, её уставшее лицо начало оживать. Оно быстро приобрело то же выражение, с каким она встречала нас предыдущим вечером, — чуть приподнятые брови, блестящие глаза и широкая улыбка, сочившаяся фальшью. Поза тоже стала похожей: Корделия оперлась правым локтем о дверной проём, а левую руку упёрла в бок, изогнув талию. Она красовалась — и неважно, что я не принц на белом коне и не Адриан Фиерсе, а она стоит в пижаме, состоящей из свободной хлопковой рубашки с короткими рукавами и длинных брюк, и тапочках, а не в вечернем платье, усеянном блёстками. Манерность ведьмы смешила меня.

— Я сбежала, — пробурчала я.

— Как ты вообще сюда добралась?

— Ненадолго одолжила карету. Уже отправила её обратно.

— И лес тебя пропустил? — Она с сомнением на меня посмотрела.

— А мог не пропустить?

Корделия помолчала (возможно, надеясь, что молчание поглотит необходимость отвечать), а через секунду улыбнулась, оглядывая меня — уставшую, угрюмую, разбитую, растрёпанную, с огромным рюкзаком за спиной.

— Ну и? — ликующе спросила она и постучала ногтями о дверной проём. Цок-цок-цок.

— Я согласна, — раздражённо выдохнула я.

— А говорила, что я безумна. Похоже, кое-кто здесь ещё более сумасшедший, — рассмеялась ведьма и зевнула. — Я-то думала, что ты поразмышляешь, потом мы с тобой пару раз встретимся и всё обсудим… Но мне так даже больше нравится. Почему передумала? Что-то случилось? Как же твой драгоценный Калеб?

— Он бросил меня, — угрюмо пояснила я, поёжившись от холодного ветра. – Не могу оставаться в замке.

Корделия вскинула брови.

— Неужели? А что насчёт… — Она хмыкнула, потерев подбородок. — Было бы странно спрашивать про Зои, да? Или про Джея?

Я окинула её раздражённым взглядом.

— Ну не смотри на меня так! — усмехнулась она. — Хорошо, я поняла. Допустим. А родители?

Я пожала плечами. Сердце защемило.

— Оставила записку.

— Тебя будут искать. — Корделия покачала головой и сделала несколько шагов в сторону, освобождая мне место. — Ну ничего, что-нибудь придумаем. Проходи. Добро пожаловать домой.

========== Место назначения ==========

В те восемь месяцев, что я жила у Корделии, меня никто не звал особенной. Да и я такими словами не разбрасывалась. Не может быть каждая жертва особенной. Особенная — лишь первая. И последняя.

Пока она сидела на троне, не решаясь вскрикнуть или улететь (всё равно в этом не было бы смысла), я успела её рассмотреть.

— Пожалуйста.

Визуально она была выше, чем остальные.

— Я ничего не сделала плохого.

Хрупкая.

— Вы же у власти. Что, честно заняли трон и только помогали народу?

С бледной тонкой кожей, с просвечивающими венами на руках.

— Клянусь.

Худая.

— Ну, одна из вашего рода когда-то давно чуть не убила юную Венди из-за ревности. За грехи предков нужно платить.

Одетая в белое шифоновое платье до пят.

— Может, мы попробуем договориться?

Нервно перебирающая губами и глотающая слова.

— Послушайте, мне жаль вас, но, если бы знали мою историю, вы бы тут не плакались. Мне это надоело. Хоть бы поборолись для приличия. Ну понимаете: интересная, динамичная схватка. А так я даже говорить с вами не хочу. Я ничего не могу поделать, поймите.

С длинными светлыми волосами, украшенными вплетёнными в них лилиями и мелкими белыми розами.

— Тебя найдут.

С большими голубыми глазами.

— Очень надеюсь. Но пока на меня всем плевать, как и на фей. Пусть сначала попробуют найти следы.

Отчаянными глазами.

— Только не трогай мой народ.

Молящими глазами.

— Свидетелей мне указано не оставлять.

Её крик звенел у меня в ушах. Так же, как и крики её подданных. А может, это я сейчас додумываю? Стоит сказать феям, что ты не веришь в их существование, как они слабеют и становятся тихими и покорными. Несчастные, никому не нужные создания.

Обратно добиралась пешком, встречаемая прохладным мартовским ветром и первыми лучами солнца. Я брела по лужам и грязным узким тропинкам, переулкам и подворотням, избегая людей (есть же сумасшедшие, гуляющие в семь утра) и сильнее кутаясь в большую чёрную толстовку, которую вечером снова придётся отстирывать. Выглядела я, конечно, не очень. Мне представлялось, что я буду одеваться в чёрное платье, как в моей странной галлюцинации, навеянной душным подвалом и парами зелья. Два слоя плотной тёмной ткани, верхний декоративно порван в нескольких местах, ткань свисает клочьями, полы юбки тоже рваные, неровные. Пуш-ап третий размер, точёная талия, вьющиеся волосы, кожаные ботильоны на каблуках. А что в итоге? Толстовка, черные мешковатые штаны и кроссовки. Грудь у меня не выросла, волосы потеряли блеск и объём из-за дешёвых шампуней, талия могла бы быть тоньше. Корделия иногда удивлялась, что я нисколько не похудела, а потом вспоминала, сколько печенья я съедаю за неделю. Приходилось спасаться сладостями от её неумелой стряпни: тушёного мяса и жирных супов.

Пальцы крепче вцепились в ремень сумки, перекинутой через плечо, где бряцали стеклянные флаконы. Сколько я добыла крыльев сегодня? Десятки, десятки, десятки. Чехол с грязным, натерпевшимся ножом крепился к поясу на талии. Я не знала, охотятся ли за мной, но чувствовала, что поселение фей лилий мне просто так не пройдёт.

Я не хочу описывать все месяцы, потому что это время, которое удручает. Я не до конца понимала, на что обрекала себя, когда уходила к Корделии. Казалось, что это поможет забыть о прошлом и научиться чему-то новому, тому, чего я ещё не умела. Я представляла, что она объяснит, как колдовать, что я наконец-то найду в себе эту искру. Думала, что магия живёт внутри, просто очень глубоко, и нужно приложить усилия, чтобы её отыскать. Мечтала, что Корделия научит меня заклинаниям, а ещё варить зелья, разбираться в травах и делать лекарства. Чем ещё занимаются ведьмы?

Чем ещё занимаются ведьмы…

Они хотят большего. Корделия хотела большего.

Я поняла, что мои представления пусты и наивны, через несколько дней после моего самонадеянного побега. Тогда она принесла мне подарок. Нож. Жизель.

Ведьма обманула меня. Я несколько раз спрашивала, что именно мы будем делать и что там с магией и ковеном, и быстро поняла, что у неё нет определённого плана. Наивная, избалованная, изнеженная, я думала, что мы будем учиться колдовству, собирать травы и ягоды и превращать принцев в лягушек. Корделия уклончиво отвечала, что мне нужно подождать и набраться опыта, а ей самой — стать сильнее, всколыхнуть магию в крови. Слова о ковене и Запретных землях звучали размыто, но я терпеливо ждала, тем более, о прошлой жизни пришлось забыть.

Я почувствовала подвох, когда задания стали однообразными и кровавыми, превратившись в заказы. Для того, чтобы «набраться сил», Корделия готовила особые эликсиры. Эликсиры из крыльев фей. Помимо мытья котлов и вытирания пыли на стеллажах подвала раз в несколько недель я проделывала один и тот же ритуал. Выйти рано утром, прийти в парк (или на берег, или в лес, или в сад, или ещё куда), найти фею, обессилить её, отрезать крылья и избавиться от тела. Иногда задания были другими, но чаще всего я занималась именно феями.

Но что бы я ни делала, от цели Корделии мы были далеко. И я поняла, почему: больше магии ей нужна была молодость. Меня провели, как ребёнка. Корделия хорошо устроилась: варила омолаживающие зелья и пекла амброзию днями напролёт, спокойно укрывшись в своём домике, пока я окончательно портила репутацию. О нас никто не знал и никто не ловил нас, потому что нас не было. Была только я. Мерзкое, жестокое, кровожадное, бездушное животное, услада для Дьявола.

Я не знала одного: почему меня до сих пор не поймали? Иногда, когда я особо уставала, я молиланебеса, лишь бы это быстрее кончилось. Я мечтала, как стража меня преследует, затем находит и ловит даже без борьбы, но за мной не приходили. С другой стороны, было понятно, абсолютно очевидно, из-за чего так происходило: я была слишком хороша. Выходила на задания ранним утром или ночью, одевалась в незаметную одежду, натягивала на голову капюшон, а на руки — перчатки, убирала волосы, действовала тихо, быстро и чисто, не допускала свидетелей. Корделия была довольна, но меня это пугало. Я твердила себе, что главное — не позволить совести сожрать себя.

«Мне всё равно».

Видела кошмары по ночам, где рыдающие феи с гниющими раздувшимися телами просили о пощаде.

«Мне всё равно».

Просыпалась в слезах.

«Мне всё равно».

Не могла унять дрожь в руках. Покрывалась холодным потом. Задыхалась.

«Мне всё равно».

Бесконечно думала. Вспоминала. Запиралась в комнате, грызла ногти и выдирала волосы, царапала кожу, поедала шоколад плитками, печенье — коробками за раз.

«Мне всё равно».

Сходила с ума.

«Помогите».

К счастью, паника обычно накатывала только вечером или сразу после «задания», меланхолия сдавливала шею утром. В остальное время я была почти… нормальной. Ума не приложу, как я спокойно говорила с жертвами.

В тот день меня потряхивало. Когда я уже подходила к дому, идя знакомым маршрутом через лес, дрожь проняла тело, и я остановилась, чтобы отдышаться и найти в сумке бутылку воды. Сделав глоток, я услышала вздох. Рядом. Совсем близко. Я замерла, прикусив губы. Сердце моё чуть не остановилось. Через несколько секунд я нашла в себе смелость медленно развернуться. Никого. Я повернулась в другую сторону, пытаясь высмотреть фигуру за деревьями. Никого. Одна. Или…

Бежать.

Бежать.

Я не успокоилась, пока не влетела в дом и не проверила несколько раз, что дверь плотно закрыта и заперта. В доме было жарко и тихо. Корделия уже наверняка ждала меня к завтраку. Я сделала несколько вдохов и выдохов, заставляя себя успокоиться, и спешно прошла в столовую, сразу же рухнув на стул.

Корделия, стоявшая у плиты, развернулась и оперлась спиной о кухонный стол, скрестив руки на груди. При виде меня её лицо исказила омерзительная медовая улыбка, которая намекала: «Ты делаешь что-то не так».

— Миранда, дорогая моя, ты же знаешь правила…

— Да, да, — раздражённо перебила я её. Мне было не до поучений. — Как только заходишь в дом, нужно мыть руки и нож.

— Правильно, лапочка. Ну раз ты уже здесь… Принесла?

Я молча кивнула, открыла сумку и начала заставлять край стола флаконами с крыльями. В глазах Корделии вспыхнул огонёк.

— Моя умница, — прощебетала она, косясь на главный флакон — наиболее крупный, с самыми широкими и красивыми крыльями. Они до сих пор светились и блестели на солнце, заглядывающем из окна кухни, а узоры переливались нежными сиреневыми оттенками.

Корделия быстро оглядела остальные бутыльки. Губы её задвигались — она считала, беззвучно проговаривая цифры.

— Ты прекрасно потрудилась: крыльев хватит ещё на две недели, если не больше. Но почему ты задержалась?

Я кивнула в сторону флаконов.

— Пришлось. Я бы не пробралась по-другому к королеве. Здесь — большая часть поселения Лилий. Давай честно: мне это не сойдёт с рук.

Корделия закатила глаза.

— Ты ужасная неженка, Миранда. Постоянно винишь себя, трясёшься от страха, впадаешь в меланхолию. И рассказываешь мне, что за тобой следят.

— За мной правда следили, — возмущённо воскликнула я, смотря на неё исподлобья. — Я слышала кого-то в лесу, еле убежала.

— Глупости, моя дорогая! В лесу никого не может быть. Мы окружили дом волшебным куполом, чтобы никто нас не нашёл.

— А что, если кто-то смог бы почувствовать эту магию и уничтожить её? Если меня уже выследили? Я вполне могла не заметить какого-то случайного наблюдателя. Что тогда делать?

— Миранда, — вздохнула Корделия. — Успокойся. Ты не допустила ни одной ошибки, всегда была очень аккуратна. Что, я не знаю, какой ты человек? По сто раз осмотришься, чтобы понять, что тебя точно не преследуют. А на фей всем плевать. Их слишком много, одной больше — одной меньше, неважно. Они и сами часто погибают по глупости и неосторожности, причём настолько часто, что стража королевств уже рукой махнула. Кто тебя будет ловить вообще? Кому ты сдалась?

Она отвернулась и принялась как ни в чём не бывало хлопотать над завтраком: доставать из навесных шкафчиков печенье, чайные пакетики, сахар, разливать кипяток по чашкам. Чай она умела готовить замечательно, да и то иногда умудрялась забыть положить сахар или сделать напиток до того крепким, что язык сводило от горечи. Я, сгорбившись, наблюдала за ней. Меня возмущало, как легкомысленно она говорит о моих — давайте скажем прямо, избегая неловких замен, не пытаясь меня обелить — убийствах. Я бы соврала, если бы сказала, что она меня нисколько не задела. На душе было неспокойно, хотелось вскочить с места и рвать на себе волосы, а не сидеть и пить чай. Тревога вцепилась в руку и насильно повела за собой. Упираться бесполезно. Появилась навязчивая мысль о том, что меня выслеживают и вскоре непременно настигнут, и я поняла, что не стала бесстрашной и сильной. Но запретный плод сладок — так же говорят в Реальном мире? Я бы хотела увидеть этого монстра. Выбраться посреди ночи из-под одеяла, заглянуть под кровать, распахнуть шкаф, за дверцей которого слышался скрежет когтей, вызвать ночных тварей на поединок, разогнать зловещие тени, но… Страшно. Слишком боязно. Ночные кошмары мне не по зубам. Монстр сожрёт меня, стоит лишь на него взглянуть. Если меня поймают, то мучения не закончатся, а, напротив, обретут новый виток.

— Любому ясно, что это не просто происшествие, — сказала я, кусая губы. — Если кто-то найдёт тела, то сразу же поймёт, что они погибли не сами. У большей части шеи перерезаны. Вдруг в лесу правда кто-то был? Что тогда?

Корделия помолчала, перенося чашки и пиалы с печеньем с кухонного стола на обеденный, а потом привычно усмехнулась.

— Ну не знаю. Кто-то, кто бы мог перейти через лес? Он только кажется вырубленной рощей, а на деле не такой уж обычный.

— Кто угодно из Ордена: волшебник, избранный, рыцарь, супергерой…

— Ну да, конечно, — продолжала насмехаться Корделия. Она постучала ногтями по столешнице. — Кто ещё? Может, сама мисс Дженнифер Валери Мэй?

Я не успела ответила. Она собиралась поставить на стол сахарницу, но, не успев даже до неё дотянуться, остановилась и замерла ко мне спиной.

— Что? — Корделия резко обернулась, смерив меня ошарашенным взглядом. — Ты что-то сказала? Ты назвала меня…?

Я нахмурилась.

— Я ничего не говорила.

— Тогда кто…

Осекшись, Корделия вдруг метнулась к окну, и тут же отпрянула от него, сделала несколько шагов назад и осела на пол, закрыв глаза. Лицо её побледнело, на лбу выступили капли пота, губы задрожали. Я пришла в ужас от этого зрелища и вскочила со стула, но она протянула перед собой руку, останавливая меня.

— Ты… не… слышишь? — пролепетала она, рвано дыша.

— Нет.

— Ты… была… права. Но… я… не… остановлю… такую… магию…

Я испуганно посмотрела на неё, не зная, как ей помочь и стоит ли, а через несколько секунд… Это чувство было похоже на то, которое я ощущала прошлым летом, когда попала под чары сирен или когда Опаска показал нам видения в чаще, но оно было в сто раз хуже. Голова потяжелела, наполнилась болью и плотным потоком слов, цифр, образов. Потоком голосов. Высоких и низких, мужских и женских, шепчущих и срывающихся на крик, смеющихся и говорящих серьёзно…

— Чудовище.

— Тебе некуда вернуться.

— Калеб тебя не любит.

— Ты сдалась.

— Животное.

— Ты не нужна Джею.

— Лукас погиб из-за тебя.

— Предала семью.

— Слабая, жалкая, бездушная.

Я обхватила голову ладонями, зажмурилась и сжала зубы, чтобы не закричать. Тело с трудом слушалось меня. Не знаю, как Корделия нашла силы говорить, — я не могла произнести ни слова.

Сложно сказать, сколько это продолжалось, но через какое-то время — несколько секунд? минут? часов? — пытка кончилась. Боль осталась только в кистях, но она была ничем по сравнению с тем, что пришлось вытерпеть. Я смогла пошевелиться, но тут же поняла, что руки недвижны. Я осторожно разомкнула веки: кисти я держала перед животом, параллельно друг другу, их опутывали чёрные нити магии, сплетённые между собой. Они парили в воздухе, не касаясь кожи, но боль была ощутимой: резкой, острой. Я подняла взгляд. Корделия сидела всё там же, в прежней позе. Её руки тоже были закованы в магические оковы.

— Доброе утро. Ну, появилась по всем законам: только произнесли моё имя, как я уже тут. Специально ждала у двери подходящего момента, чтобы зайти красиво. Даже успела заскучать, — раздался ироничный голос правее от меня, со стороны дверного проёма. Я повернула голову и окаменела. Сомневаться в том, что это конец, не пришлось.

Я, не веря глазам, оглядела девушку, медленно подходящую ко мне. Дженнифер Валери Мэй. Она выглядела ещё лучше, чем на изображениях в газетах, журналах и на экранах: ещё стройнее, изящнее, элегантнее. Дженнифер словно бы ваяли скульпторы, чтобы затем её оживил для нашего мира граф Калиостро. Я в первый раз столь внимательно разглядела её лицо, всё в котором было в меру: высота лба, размер глаз и носа, широта бровей и полнота губ, длина ресниц, — а потом изучила стройную фигуру, облачённую в розовое платье из эластичной ткани с пышной юбкой до колен. Яркие краски в макияже, кожаный пояс на талии с прикреплёнными к нему ножнами и мешочком с пыльцой, платье и туфли без каблука — всё это был образ, дарованный Дженнифер для превращения в волшебницу, и увидеть его вживую казалось чем-то невероятным.

Любой бы хотел, чтобы она явилась за ним, но здесь была одна загвоздка: она никогда никого не ловила, никому не причиняла вреда. И то, что она пришла сюда, настораживало. Похоже, мне оказали честь — правда, очень незавидную.

— Извините за боль. Но по-другому вы бы не стали слушать.

Дженнифер печальными глазами оглядела комнату, с тихим вздохом рассмотрела стол с флаконами и уже остывшим чаем, потом перевела взгляд на меня — в нём не было ни капли презрения, но по телу побежали мурашки — и, наконец, на Корделию, сидевшую с застывшим выражением лица.

Я подумала, что надо что-то сказать, но будто потеряла дар речи и была не в силах говорить — так завладел мною животный страх.

— Ваше высочество, — сказала Корделия, и я вздрогнула, потому что, казалось, одно неосторожное слово могло стать приговором. Нельзя было точно определить, насколько Валери мирно настроена. — Не думала, что однажды вас увижу.

— А я давно надеялась, — сказала Валери. — Давайте так: я здесь за Мирандой. Ею я занимаюсь лично. А вас отпускаю и передаю другому человеку.

— Я заинтригована, — процедила Корделия. Но Валери не выглядела возмущённой. Я подумала, не станет ли хуже, если Корделия скажет нечто дерзкое или если тон не устроит принцессу. Внутри я кричала и вопила о пощаде, собираясь сказать хоть слово. Но Валери не надо было слов: она видела меня насквозь. Она всё слышала.

— Тихо, — сказала она, на секунду взглянув на меня. — Успокойся. Не нужно переживать, ладно?

Я коротко кивнула, но мне стало не по себе ещё сильнее. Валери снова посмотрела на Корделию.

— Вы же знаете об Адриане Фиерсе?

Корделия округлила глаза.

— Это правда?

Валери на несколько секунд прикрыла глаза, и на её губах выступила улыбка.

— Не знаю, на что вы надеетесь, но у нас чисто деловые отношения. Я слышала, что вы хотите попасть в ковен, хотите славы. Я могу помочь. Познакомлю вас с Адрианом. А её, — она кивнула в мою сторону, — оставьте мне.

— Значит, для меня наказания не припасено? — спросила она лениво, но по глазам было заметно, что она заинтересована.

— Я здесь не для наказания.

— Странные у вас методы, ваше величество, — сказала Корделия. — Феи — надоедливые создания, особенно домашние. Если бы не Рози, то вас бы тут не было, я полагаю?

Валери приподняла левую бровь. Лицо её омрачилось.

— Не совсем. Но не хочу врать. Отчасти вы правы.

— Вижу, я задела вас за живое, — насмешливо продолжала Корделия, и я не понимала, как ей удаётся не бояться. Я же никак не могла перестать нервничать. Оковы жгли кожу, и я стиснула зубы. Разговор длился мучительно долго, хотя прошло всего несколько минут.

— Да, давайте поговорим о том, как прогнила власть и какие безответственные вокруг герои и героини. На престоле сплошь и рядом одна избалованная, ничего не умеющая молодёжь. Это я уже слышала, — сказала Валери с ехидной улыбкой. — Я могу предположить, для чего вам столько крыльев. Для подобных вам давно придумали магазины с косметикой. А вы утруждаете себя эликсирами.

— И в котором из магазинов вы купили эти ужасные тени?

Валери усмехнулась.

— Конечно, теперь обсудим косметику! Нам пора. Оковы исчезнут, как только мы уедем. Адриан с вами свяжется. Надеюсь, если вы его увидите лично, не начнёте странно себя вести.

Корделия промолчала, и Валери помогла мне встать, придерживая меня одной рукой за предплечье, а другой — за талию. Я дёрнулась, почувствовав её холодное касание.

— Извини, — сказала она. — У меня как обычно ледяные руки.

Она вывела меня на улицу, даже не отобрав сумки. Снаружи уже стоял белый, сверкающий от пыльцы экипаж с плоской прямоугольной крышей. Дверцы и окна кареты обрамляли золотые рамы, колёса и ручки тоже были изготовлены из золота.

В горле появился ком. Именно в тот момент я в полной мере осознала, что арестована и всему пришёл конец. Даже страшно было предполагать, что меня ожидало. Будет ли это суд: долгий, невыносимый, выматывающий процесс? Перед глазами возникли страшные, немыслимые до того картины: вот я сижу в камере, а судья начинает слушание. Вот суду предъявляют доказательства моей вины — изображения найденных тел, Жизель, флаконы с крыльями, отобранные у Корделии. Вот выступают те, кто давно замечал пропажи фей, русалок, артефактов и заподозрил неладное. Вот родители с бледными лицами вспоминают, какой прекрасной девочкой я была в детстве, и не могут поверить, что теперь я стала такой. Вот выходит Зои и, состроив взволнованную гримасу, рассказывает про меня — о, я уверена! — гадости, случайности, которые запомнились ей, чтобы однажды уничтожить меня. Вот Калеб говорит, как ушёл, потому что я его разочаровала. А вот тяжёлый, укоряющий взгляд Джея — всё равно, что камень, привязанный к ногам перед прыжком в воду… Легче уж… Возможно, меня казнят. Возможно, уже совсем скоро. На следующий день. И никто меня не оправдает, потому что я по локоть виновна. Мало какие из королевств поддерживали смертные приговоры, но вдруг я была особым случаем? Настолько опасная, что за мной явилась сама Дженнифер Валери Мэй. Я бы заслужила самой зверской расправы.

Как только мы забрались внутрь экипажа, сев друг напротив друга, я не сумела больше сдерживаться. Хотелось рыдать, пока ещё можно. К горлу подступили слёзы, и я всхлипнула.

Чудовище. Монстр. Зверь.

Растерзать, искалечить, сжечь…

— Миранда, — воскликнула Валери, брезгливо поморщившись. — Хватит, прошу тебя. Было бы легче, если бы ты сказала хоть что-нибудь вслух. Уже не выдерживаю твоих мыслей. — Я с удивлением поняла, что она смотрит с сочувствием. — Даже не представляю, как ты живёшь со всей этой грязью в голове. Просто кошмар.

Она повернулась к панели и быстро защёлкала по ней, выбирая направление.

— Куда мы? — выдавила я, глотая слёзы.

— Сразу ко мне, во дворец. — Она осеклась и расплылась в широкой улыбке. — Забудь. Ты поняла.

Она взмахнула вверх правой рукой и напрягла пальцы. В ту же секунду я почувствовала, что путы ослабли. Они всё ещё обволакивали кисти, но боль исчезла.

— Что со мной будет?

Она замешкалась, облизнув губы, и уже собралась отвечать, как вдруг совсем рядом зазвучала спокойная музыка. Валери потянулась к сумке, брошенной на сиденье поодаль, и достала телефон. Увидев имя на экране, она приподняла брови и вздохнула.

— Извини, я отвлекусь на минуточку, но поставлю на громкую связь. — Она нажала кнопку на экране и поднесла телефон ближе к лицу, а сама развернулась к панели, снова защёлкав по ней. — Да, я слушаю.

В трубке послышался низкий мужской голос, и я напряглась, не веря своим ушам.

— Почему ты не отвечаешь на звонки? Я не могу бесконечно тебе перезванивать. Что ты говорила мне в прошлый раз? Я вообще ничего не понял.

Валери хихикнула.

— Адриан, у тебя что-то со слухом? Не такими уж и вечными оказались твои двадцать пять, да? Ты, похоже, стареешь.

Я вжалась в сидение. Адриан фыркнул.

— Сейчас не лучший момент, чтобы шутить.

— Ладно, я поняла: ты только что лёг спать после тяжёлой ночи, с Мелани всё плохо, новый костюм не привезли, срочно нужен шоколадный торт и прочее. Я говорила, что поехала в Королевство Лилий. Меня саму утром в панике разбудила Рози.

— Это насчёт той убийцы? Ты её нашла?

— Да.

— Правда?

— Да, — терпеливо повторила Валери, закатив глаза.

— Великолепно, — с издёвкой сказал Адриан. — Ты не представляешь: какие-то репортёры копошатся у башни, мне позвонили миллиард раз, спрашивали, видите ли, почему я не контролирую своих приспешников, когда будет порядок, мой ли это приказ, ведь раньше такого не было и бла-бла-бла. Почему тебя не донимают?

— Скоро начнут, — улыбнулась Валери. — Что ты им всем ответил?

— Ну как что? У меня настроение было с ними говорить, по-твоему? Я сказал, что понятия не имею.

— О, ты вышел к ним!

— Ещё бы! Правила хорошего тона, знаешь ли.

Они говорили ещё несколько минут, обмениваясь больше дружескими, чем деловыми, репликами: Валери подтрунивала над Адрианом по поводу возраста, он пытался не обижаться и в ответ шутил над её нарядом, который, по его словам, давно устарел, а потом они смеялись над возлюбленными друг друга и обсуждали то, как Валери чудесно печёт шоколадные торты и как, наоборот, ужасно их готовят в некой кондитерской Рэнделлов. Я напряжённо слушала, думая, станут ли они говорить про меня, но этого не случилось. Мне оставалось только ждать, пока они закончат, и в груди закололо от волнения. Я думала, что как только Валери положит трубку, она вынесет мне приговор, и тон её будет суров и твёрд, а глаза холодны, но всё произошло не так.

— Извини, мы немного заболтались, — произнесла она мягко, с тенью ласковой улыбки на лице. — Хотела сказать, что тебе больше никто не причинит вреда. Понимаю то, о чём ты думаешь. Суды, казнь, тюрьма… Но я бы не хотела этого допустить. Я знаю, что ты убивала не по своей вине. Ещё зимой, когда я поняла, кто ты, я тоже думала о наказании, но потом поговорила с твоими знакомыми.

Сердце моё замерло.

— С кем? — произнесла я одними губами.

— Ну, — протянула Валери, хитро посматривая на меня, и сделала паузу. — Например, с Джеем. Он рассказал мне про ваше путешествие прошлым летом, и я поняла, что это непростая история. Мне ещё не всё ясно, но обещаю, я позабочусь о тебе.

Снова захотелось плакать, но теперь от осознания, что со мной ничего не случится. Конечно, в глазах Валери я была, как предполагала, жалкой и слабой девушкой, нуждавшейся в защите и неспособной за себя постоять, но это было лучше, чем если бы я выглядеть для неё врагом, безжалостной убийцей. Я ещё не осознала до конца, что она и вправду отнеслась ко мне со всеобъемлющими милосердием и пониманием, но бояться перестала и почувствовала прилив сил и радости. Подобного я не ощущала уже очень давно.

Лицо Валери посветлело — видимо, ей передалось моё настроение.

— Знаешь, что? У меня есть для тебя подарок.

Валери поставила руки параллельно друг другу, так, чтобы одна раскрытая ладонь оказалась над второй, и сделала несколько взмахов. Между руками появилось сияние, которое начало медленно растворяться, и через несколько секунд Валери уже держала крупный блокнот в однотонной обложке. Она передала его мне, и я боязливо прижала подарок к себе, будто опасаясь, что она его отберёт.

— Было бы здорово, если бы ты рассказала здесь свою историю, — спокойно улыбнулась Валери, кивая на блокнот. — Это бы мне очень помогло.

Я осмелилась улыбнуться в ответ. Карета тронулась.

…Итак, теперь в народе меня зовут Героиня — в память о тех днях, когда я ценой нескольких жизней спасла Калеба. Я преступница родом из Королевства Лилий, и это моя история. Я в темнице.

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

Кое-кто заказывал Джея в смокинге и свадьбу, да, Снежа? ;) Пожалуйста!

Loïc Nottet — 29

(спустя ещё шесть месяцев)

— Здравствуйте! Да, спасибо за поздравления!

— Извините за ожидание, не могла прийти раньше.

— Спасибо за поздравления, мне приятно! Мне, кстати, тоже нравится ваше платье.

— Рада тебя видеть!

— Благодарю!

— Да что ты, тебе спасибо, что пришла.

Вежливо и вполне искренне всем улыбаясь, Валери пробиралась через толпу гостей, надеясь выскользнуть из залы и ненадолго спуститься в подземелье, чтобы обсудить новости и любительское творчество, но всеобщее внимание было обращено к виновнице торжества, и она не могла не уделить хоть секунду каждому. В её день рождения во дворце устраивался грандиозный бал, куда могли приехать желающие поздравить Валери со всего Волшебного мира. Некоторые забегали буквально на несколько минут, другие — на несколько часов, третьи — на несколько дней. Если кто-то хотел переночевать и продолжить празднование, то для него всегда находилась лишняя спальня, словно бы случайно обнаруженная в нескончаемом множестве комнат. Гости радовались и поражались везению, а Валери только улыбалась, внутренне благодаря дворец, который, несмотря на присущее живым волшебным вещам своенравие, слегка вздрагивал и уступчиво увеличивался.

Валери уже почти удалось добраться до дверей, как вдруг на пути появился Питер, приблизившись к ней почти вплотную.

— И где ты была?

Вместо приветствия Питер многозначительно улыбнулся. Валери не могла вспомнить ни одного человека, который бы её так раздражал, и боялась, что рано или поздно это её и погубит. Она уже ждала очередного нелепого приставания на грани шутки. И-и! На счёт три! Раз, два…

— Ты долго не приходила. Аккуратнее, я собирался начать ревновать.

Валери еле слышно цокнула языком и вздохнула сквозь улыбку. Всё как всегда. Как она и предполагала.

— Ты слишком предсказуемый, — беззлобно усмехнулась она. — Я же сказала, что я приеду на бал позже.

— Что ты делала?

— Мы ездили гулять с подругами, — терпеливо сказала она, хотя ненавидела что-либо объяснять. — Я говорила тебе.

— Видел я твоих подруг! — шутливо обиделся он.

— Вообще-то да, видел, — улыбнулась Валери. Тут она случайно заглянула за спину Питера и встретилась глазами с ещё одним гостем. К ней пробирался через толпу среднего роста тёмно-русый юноша в классическом чёрном смокинге и галстуке. Она бы, пожалуй, везде узнала его скуластое лицо с мелкими родинками на левой щеке и над бровями и с пронзительными карими глазами. Валери снова заулыбалась, но по-другому: более мягко, радостно, но и хитро. Она предполагала, о чём пойдёт разговор с ним, и сердце волнительно затрепетало, будто бы от этого человека зависела её судьба, а не другой девушки.

Она посмотрела на парня, а потом перевела взгляд на дверь, качнув головой.

— Извини, Питер, — сказала она. — Мне нужно ненадолго отойти. Не натвори ничего, ладно?

— А с тобой нельзя? — спросил он, спрятав руки в карманы брюк и слегка покачиваясь. — Я здесь никого не знаю.

— Нет, нельзя. Я скоро вернусь. Попробуй пока пообщаться с гостями.

Не дожидаясь ответа, она спешно вышла из залы, убедившись, что гость идёт за ней. Через несколько секунд они наконец-то оказались наедине в полутёмном коридоре. Молодой человек тут же склонился перед Дженнифер в учтивом поклоне.

— Приветствую вас, ваше величество. Позвольте…

Она вытянула руку, зная, что иначе он не успокоится, и он легко коснулся губами тыльной стороны ладони.

— Примите мои поздравления.

— Спасибо, — сказала она и мягко добавила: — Но мы ведь уже договаривались. Я ещё летом сказала, что можно на «ты». Без «ваше высочество», «ваше величество» и прочего. Иначе однажды мне и тебя придётся так называть, и мы никогда по-настоящему не подружимся.

— Я никак не могу привыкнуть, — подрагивающим голосом сказал он и смущённо улыбнулся, на секунду опустив глаза. — Тогда… Просто Дженнифер?

— Лучше даже Валери.

— Валери…

Она усмехнулась, с нетерпением предвкушая разговор.

— Да? Не тяни, я знаю, чего ты хочешь.

— Можно с ней поговорить? Я решил, что нужно её увидеть. — выпалил он, с надеждой смотря на Валери, и она вдруг почувствовала себя властной, способной управлять им и людьми, которыми ему были дороги, как угодно. А точнее, почувствовала себя свахой, стражем настоящей любви и справедливости. Портнихой, сплетающей нитки судеб.

— Конечно, можно. Минут через пятнадцать иди в фойе. Обойди лестницу и увидишь дверь. Я оставлю её открытой, — стала объяснять Валери. — Зайдёшь, спустишься по ступенькам и пройдёшь по коридору. Ты быстро поймёшь, где она. Но сначала я сама с ней поговорю. Она, наверное, уже заскучала.

Это была небольшая комната, но не такая крошечная, как прежняя спальня Миранды. Здесь вполне помещались односпальная железная кровать, заботливо застеленная матрасом и комплектом белого постельного белья в мелкий горошек, крупная деревянная тумбочка с тремя ящиками, маленькие книжный шкаф и квадратный столик со стулом. Для удобства Валери даже велела принести сюда пушистый зелёный ковёр, повесить зеркало и разместить несколько ламп: две настенных (у зеркала и у стола) и одну настольную с абажуром (на тумбочке).

Это был самый долгий, бессмысленный и пустой день, потому что в нём не было Валери. Точнее, она была, но не здесь, не в камере, а где-то наверху, в бальной зале, с гостями. Миранда успела поспать, почитать, позавтракать, потом опять поспать, пообедать, посмотреть в потолок, опять почитать, посмотреть в стену напротив, поразмышлять, поговорить с Самантой, дворцовой медсестрой, и упросить её принести ещё несколько пирожных, но Валери не приходила. А ведь она обещала кое-что узнать, и теперь Миранда ждала. Она решительно не понимала, сколько можно веселиться. Она раньше даже не думала, что праздники настолько длинные. И ведь, если разобраться, то балы — впустую потраченное время. Просто способ получить удовольствие, а потом рутина, пустота. В конце концов, одиночество. И снова поиски развлечений, получения радости на пять, десять минут, час, два часа, день. На сколько тебя удовлетворит каждая «доза»? Сколько протянешь без следующей?.. Миранда поморщилась и перевернулась на другой бок. Пожалуй, её занесло уже слишком далеко.

Дело было и вот ещё в чём: большинство предыдущих дней она посвятила записыванию воспоминаний в блокнот. Сначала ей вообще показалась затея со, скажем так, мемуарами странной. Ну что она может написать? С чего вообще начать? Зачем? Но потом оказалось, что она была, к своему удивлению, счастлива возвращаться к блокноту снова и снова. Некоторые воспоминания — ядовитые, разрушительные — убивали Миранду, высасывали душу, лишали сил, но, оказавшись на бумаге, они словно превращались в лекарство, и она больше не думала о записанных моментах со страхом или слезами. Они теперь были лишь частью прошлого. Безобразного, болезненного, но всё же прошлого, того, что давно утеряно. К тому же, писательство оказалось хорошей тратой времени, пока Валери занималась своими делами и не приходила. И вот несколько дней назад книга была закончена, и Миранда не представляла, чем заняться. Хотелось броситься к столу и написать в блокнот пару строчек (о чём? да хоть о том, как ей скучно!), но блокнота теперь не было. Его забрала Валери, чтобы прочитать историю Миранды целиком. Миранда не понимала, для чего той нужен дневник? Разве Валери не всевидящая? Господи, да вы серьёзно хотите сказать, что она умеет читать мысли и телепортироваться, но не может видеть прошлое? Да вы издеваетесь! Какая же она тогда Мэри Сью? Хотя Миранда и не считала Валери слишком уж идеальной. Она быстро поняла, что всё немного не так, как кажется.

Нижний этаж наполнился гулом. Миранда смогла услышать, как распахивается дверь и стучат каблучки — сначала по ступенькам, а потом по холодному бетонному полу. Она тут же оживилась. Вскочила с постели, подбежала к зеркалу, быстро поправила причёску и снова села на кровать, привалившись к стене и пригладив наспех одеяло. В общем, всё в духе «полный порядок, никакой паники, никто никого не ждёт».

В замке толстой деревянной двери с маленьким окошком вверху зазвенел ключ, и через несколько секунд появилась Валери. Миранда сразу же заулыбалась, рассматривая длинное платье нежно-голубого цвета без бретелек, кремовые туфли, завитые русые волосы, поблёскивающие от лака, лёгкий макияж. Сама она уже и забыла о нарядах. Да и не хотела вспоминать.

— Еле вырвалась, — выдохнула Валери и плюхнулась рядом с Мирандой, совсем не заботясь о том, что платье может помяться. Они крепко обнялись.

— С днём рождения, — радостно сказала Миранда. Усталость от безделья как рукой сняло. Теперь она готова была носиться по комнате от переизбытка эмоций и нетерпения.

— Спасибо, — ответила Валери. — Извини, что я долго.

— Ничего, — отмахнулась Миранда, но Валери видела, насколько та устала.

— Ладно тебе. Я знаю, что ты только делаешь вид, что не ждала меня, а на самом деле уже извелась от ожидания, — улыбнулась Валери и мягко погладила Миранду по плечу, вглядываясь в её лицо. — Лучше сначала скажи, как ты себя чувствовала сегодня? Ночные кошмары, тревога, подавленность? Всё же нормально?

— Да-а, — протянула Миранда, чуть закатив глаза. — Всё хорошо.

Миранда и вправду изумлённо понимала, что стала чувствовать себя намного лучше именно тогда, когда её привезла к себе Валери. Первое время было нелегко, как и в те моменты, когда приходилось вспоминать об ужасах прошлого, но потом… Кто бы мог подумать: именно в темнице было так спокойно, что Миранде больше не приходилось нервничать. Она могла забыть о трясущихся и потеющих руках, о панике и фобиях, о том, чтобы контролировать дыхание. Ничто и никто её не тревожило. Даже прошлое почти перестало вызывать у неё эмоциональные взрывы — лишь редкие и слабые уколы булавкой, «как комар укусил», но не истерика, не дрожь, не потеря воздуха. Волнения, испуг, настоящая, взрослая боль — в дневнике, на бумаге, не внутри.

— Правда, я в норме. Давай о другом. Ты же знаешь, о чём я хочу услышать.

— Как говорится, мы в ответе за тех, кого приручили, я должна была спросить, — засмеялась Валери. Миранда тоже заулыбалась, хотя и не так радостно. Она не могла грустить, когда Валери была беззаботна и весела. — Хорошо, я понимаю. У меня для тебя несколько новостей. Во-первых, твоя книга… Ну не фыркай! Я называю как хочу.

Миранда закусила губу. Ей было безумно интересно узнать, что скажет Валери, хотя она и не воспринимала себя как настоящего писателя, а блокнот — как книгу. Она — писательница? Абсурд!

— Начну с того, что мне понравилось…

— Ой, да что тебе там понравилось? — отмахнулась Миранда смущённо. — Банальная история. Я бы не советовала никому читать.

— Ну как: язык неплохой, эмоциональность. Немного мрачновато, но по-другому никуда, я понимаю. За отсылки к Пушкину и Булгакову отдельное спасибо. Ну и конечно, «убийство больше меня» вообще мощно, как думаешь?

— Зато сюжет, извините, хромает, — парировала Миранда полушутливо и поморщилась. — История про то, как я была дурой, продолжала быть дурой и в итоге осталась дурой.

— Стабильность — признак мастерства, — посмеялась Валери. — А ещё история про одну истеричную особу, которой совершенно случайно не нравится никто, кроме парней лучшей подруги, про принца а-ля «я не такой, я ледяной», который по совместительству хладнокровный и загадочный, и про рядом-стоит-парень-который-мне-симпатичен-я-его-хочу-но-скрываю-это-ой-подождите-мы-же-спасаем-Калеба-я-и-забыла.

— Да ну тебя. Вообще не смешно, ясно? — Тем не менее, с губ не исчезала улыбка. Миранде нравился непринуждённый тон Валери. — Если бы я читала эту историю, не зная, что она реальная, то я бы точно решила, что она нелогичная и неправдоподобная. Я сейчас думаю, что всё получилось глупо.

— Все делают ошибки. Ты поступала, как чувствовала, и теперь странно себя винить. Прошло больше года. Правда, Миранда, для меня дневник больше, чем книга. Я рада, что ты согласилась дать мне прочитать.

— Конечно, куда бы я делась, — сказала Миранда задумчиво и добавила, решив не размышлять о том, что было бы, не уйди она тогда из дворца: — Слушай, да, ты меня хвалишь, очень мило, но ты же понимаешь, что я хочу спросить. Ты узнала?

Валери вздохнула. Она не выглядела грустной, но Миранда предполагала, что ей скажут.

— Да, конечно, — ответила Валери, медля.

— Говори как есть, — твёрдо почти что потребовала Миранда, но сердце у неё ёкнуло.

— Зои и Калеб правда приехали во дворец на праздник.

— Дайте угадаю, — процедила Миранда, прервав её. — Они обручены.

— Да. — Валери на секунду спрятала глаза, а потом посмотрела на Миранду, с ужасом поняв, что та помрачнела: взгляд её померк, словно покрылся пылью, губы превратились в тонкую линию, их уголки опустились.

Конечно, известие о свадьбе было ожидаемо. Миранда даже не знала, что она хотела услышать. Она со стыдом понимала, что в глубине души надеялась на то, что Калеб действительно не забыл о ней, что он ждал и скучал, и теперь корила себя за наивность. Даже когда Валери рассказала, как всё случилось на самом деле, Миранда задавала себе вопрос: «Вдруг он не хотел? Вдруг он всё ещё любит меня, но их заставили?» И тут некому отвечать.

— Мне жаль, Миранда, — только и произнесла сочувствующе Валери. Миранда покивала, показывая, что знает.

Валери подумала, что не поможет, если скажет то, что просилось на язык: Калеб трус и попросту недостоин Миранды, а они с Зои — та ещё парочка. Она решила больше ничего не комментировать и, тем более, не ехидничать. Но Валери знала, как порадовать несчастную.

— Что ты улыбаешься? — шутливо возмутилась Миранда, заметив ликующее выражение лица Валери, и толкнула её локтем.

— Во дворце ещё один гость, — загадочно произнесла Валери, не переставая — нет, не улыбаться — «лыбиться», как определила её эмоции Миранда.

— Не понимаю. У тебя их тысячи вообще-то!

— Только не ревнуй, — будто бы кокетливо приподняла левую бровь Валери. — Есть у меня уже тот, кто постоянно меня ревнует, и это больше выводит из себя…

— А! — воскликнула Миранда, оживившись. Она быстро поняла, о ком речь. — Ты про идиота, о котором ты рассказывала? Он ещё рыжий и раздражающий, да?

— Он не… — Кого она обманывала! — Да, он. Но давай не будем говорить о Питере, он без того слишком гордый.

— Тогда о ком ты хотела мне сказать? — удивлённо спросила Миранда. Её охватило любопытство.

— Сейчас, подожди минутку. Лучше, чтобы сама увидела. Он хотел навестить тебя.

Валери быстро поднялась и вышла из комнаты, не оставив шанса спросить ещё что-то. Миранда невольно напряглась. Она надавила ладонями на одеяло и прислушалась, похолодев. Она и предположить не смела, кого увидит, когда услышала шаги в коридоре, но потом раздался знакомый голос и дверь распахнулась, и Миранда поняла, что ей не кажется.

— Джей? — ошарашенно спросила она.

— Привет, Миранда.

Джей широко улыбнулся и сел на кровать рядом. Он держал себя строго, будто бы сомневался, как теперь стоит себя вести, но Миранда не смогла сдержать эмоций. В порыве чувств она протянула руки и обняла его, а, когда он, решившись, подался вперёд и тоже ответил ей объятием, затрепетала от счастья, переполнявшего её. Она зажмурилась, уткнувшись носом в шею и вдыхая аромат его волос и парфюма. Миранда не могла поверить, что он правда пришёл. Это значило одно: он простил её и не осуждает. Миранду охватило то же чувство, что и прошлым летом в пути, когда они вдвоём перешучивались, болтали и откровенничали: они будто не расставались ни на день. Дни, пока его не было рядом, больше не имели значения, потому что им суждено было встретиться снова. Миранду бросило в жар. Всё то время, подумала она, я была его частью, а он — моею. До того, как Джей пришёл, она о нём почти и не думала. Но стоило ему появиться, как она поняла, что шесть месяцев хотела увидеть именно его. Миранда не могла объяснить, почему Джей затмевает всё вокруг. Но и исправить ничего не могла.

— Ты специально пришёл навестить меня? — спросила она, когда они наконец разорвали объятия. — Я думала, что…

«Ты ненавидишь меня», — пронеслось в её мыслях, но Миранда не решилась высказать их вслух. Вдруг спугнёт его.

— Что я забыл о тебе? Нет.

— Ты… не осуждаешь меня?

Несколько мгновений Джей молчал, но лицо его было умиротворённым, без тени ненависти, и Миранда, боявшаяся осуждения, облегчённо выдохнула.

— Сложный вопрос, — признался он, смотря ей в глаза. — Когда я узнал, куда ты пропала на самом деле и из-за кого исчезали те феи, то я был в шоке. Все были в шоке.

Миранда притихла. Она бы поняла его, даже если он бы сказал более грубо, и ожидала услышать прямое «ты»: «ты убивала», «ты отрезала крылья», «ты ломала судьбы», «ты работала на ведьму»… Но Джей говорил удивительно тактично, и она ощутила, что невероятно ему благодарна.

— Я долго не знал, что и думать, но в начале года меня нашла мисс… (он запнулся и сразу исправился)… то есть, Дженнифер. Я помню, что удивился, когда она приехала к нам. В ордене считали, что твой побег и… преступления связаны, и она хотела это проверить. Мы с ней долго разговаривали, пришлось рассказать про июль. Она хотела помочь тебе. Искренне хотела. Дженнифер убедила меня, что ты невиновна. — Джей сделал паузу. — Давай честно.

— Конечно. Говори.

— Я не могу поверить, что ты виновна. Для меня это неправильно.

— Для меня тоже, — не задумываясь, сказала она с тихим вздохом.

— Вот поэтому я здесь. — Он улыбнулся, и Миранде показалось, что в его глазах блеснула гордость за неё. Видимо, это Джей и хотел услышать. — Я знал. Я поверил Валери и надеюсь, что не зря.

— Расскажи мне, что сказали мои родители, — неожиданно для самой себя попросила Миранда, замерев.

— Знаешь, сложно понять, что они на самом деле чувствовали, — сказал Джей, тщательно подбирая слова. — Когда всё выяснилось, им было непросто. На публике они вели себя сдержанно. Но когда приходили к моим родителям, чтобы поговорить наедине, то менялись. Мне кажется, что твой отец переживал, но он будто бы знал, что случится, что что-то пойдёт не так. А твоя мама была не готова. Она постоянно нервничала и спрашивала, что же теперь подумают люди. Она даже переругалась с Кассандрой. Хотя я… Признаться, никогда не понимал ни твою маму, ни её сестру.

Миранда коротко закивала. Она знала, о чём он говорил, и ещё раз убедилась в том, что иногда они мыслили удивительно одинаково. И похожесть их мыслей была настолько закономерна, насколько радуга после дождя или утренняя роса на листьях. Настолько, что странно отрицать и нечему поражаться.

— Я имею в виду, что Кассандра вела себя как-то… странно. Она обвиняла тебя, говорила, что ты позоришь семью, злорадствовала, что Виктория ушла, потому что она будто бы не была достойна короны. Я бы вёл себя по-другому на её месте. Знаю, нельзя так говорить, я не на её месте и, надеюсь, никогда не окажусь, но всё равно уверен, что думал бы не о том и поступал бы иначе.

— Я понимаю, о чём ты.

— Конечно, я надеялся, что ты поймёшь. Виктория ведь не зря решила всё бросить.

— Я иногда понимаю, что скучаю по ней. Не по тому, как мы с ней общались, а как могли бы общаться. Если бы я увидела, что на неё давят дома, то попробовала бы помочь ей хоть чем-то. Показать, что знаю, почему она срывается на мне. Наверное, ехидность — меньшее, чему она могла научиться.

— На самом деле, Виктория замечательная, — сказал Джей с улыбкой. — Ей просто было тяжело, но я видел, как она старается, чтобы её заметили и похвалили.

— Я думаю, что ты просто добрый, Джей, — серьёзно сказала Миранда и беззлобно добавила: — Я поражаюсь тебе. Ты ведь даже Зои не ненавидел?

Джей чуть помрачнел и пожал плечами, водя носками туфель по ворсинкам ковра.

— Нет. Каждый ведь самвыбирает, быть ему злым или нет. Её поступки — её выбор. Я больше сопереживал ей, да и Виктории тоже. Вокруг них было много внимания, но они оставались одинокими и несчастными. К тому же, о них обеих столько сплетничали и столько глупостей говорили, что страшно было слушать. За что же мне сердиться на тех, кого жалко?

Она слушала его с удивлением: оказалось, что Джей давно видел то, что мучило и Викторию, и Зои (последнее имя до сих пор вызывало мерзкие мурашки по телу), а сама Миранда была в стороне, ничего замечая или попросту не желая замечать. Для него — простые и очевидные вещи, для неё — тёмный лес. Когда он уже выбрался из лабиринта, она ещё блуждала в нём без права на выход. Миранде захотелось себя оправдать: может, даже лучше, что она никогда не обращала внимания на слухи и ей ни разу в голову не приходило узнать свежие сплетни, а уж тем более — обсудить Зои или кузину? Но всё же ей стало совестно, и она, сама того не замечая, облизнула губы. Если бы она хоть раз попыталась присмотреться к кузине, то кто знает, как бы перевернулись судьбы обеих. Проникнуться сочувствием к Зои ей, правда, не захотелось, и совесть Миранду не колола. Стоит вспомнить злосчастное путешествие: как Миранда переживала за Зои вначале, пытаясь подбодрить её и утешить, и как тяжело было обжигаться в конце, осознавая, что не стоило даже стараться, что Зои (и пусть это звучит жестоко, бесчеловечно) недостойна усилий. Но тем больше Миранду поражало отношение Джея.

— Я хочу спросить у тебя кое-что, — сказал Джей, и Миранда вздрогнула, подняв глаза — наверное, она задумалась сильнее, чем предполагала, и забыла ответить.

— Конечно. Спрашивай.

— Ты решила уйти только из-за Калеба?

Она на секунду замерла и прищурила глаза, в которых мелькнуло страдание, хотя оно и было слабым, истощённым, тусклым, призрачным. Миранда не рассчитывала на то, что придётся снова вспомнить.

— Я испугалась. Подумала, что не выживу без него.

— Ты что, серьёзно? — Джей испуганно вскинул брови. — Конечно, выжила бы.

— Нет. Мне казалось, что нет. Я вспомнила, как мне было плохо, когда мы с тобой расстались, и решила, что не смогу. Я не хотела оставаться.

— Почему ты не пришла ко мне? — спросил Джей.

Миранде странно было объяснять причину. Прошло столько времени, что объяснения казались лепетом неразумного ребёнка. Но она решила не врать ему.

— Тебе было не до меня, — пробормотала она потерянно, сгорая от его настойчивого взволнованного взгляда. — Мне показалось, что мы отдалились в последний день. Ты был сам не свой после возвращения. Я подумала, что не нужно беспокоить тебя: писать, звонить, приезжать. Не было смысла.

— Нет, — возмутился он, сердито нахмурившись. — Я бы не прогнал тебя в любом случае. Разве было, чтобы я тебя не выслушал?

Миранда замерла.

— Нет, наверное. — Она почувствовала себя глупой. — Я не помню. Но это могло произойти. Я думала, что тебе будет всё равно.

— Неправда. Это не так.

Джей помолчал и, пока она, потрясённая, ждала, что он скажет что-то ещё, вдруг понял, что в нём есть силы признаться в правде, которую он утаивал слишком долго. Именно в тот момент он почувствовал, как горит внутри и как хочет высказаться. Как хотел высказаться все эти годы.

— Ты ведь мне нравишься, Миранда. Очень нравишься.

Оба знали, что «нравиться» — не самое подходящее слово. Но его вполне достаточно для людей, которые чуть ли не всю жизнь таили чувства друг от друга. К тому же, зачем говорить больше, если обоим (да и окружающим) и так всё понятно?

Миранда едва не потеряла дар речи. Едва не лишилась рассудка. Но попыталась держать себя в руках.

— Ты мне тоже, — усмехнулась она, будто не замечая, как он покраснел и как они оба стали говорить на тон тише. Будто не замечая, насколько его губы близки к её губам.

— Я знаю. Слёзы первого возлюбленного, да? — поддразнил её Джей в ответ. Глаза его смеялись, и Миранда, встретившись с ним взглядами, не могла налюбоваться на то, какой он прекрасный и счастливый. — Разве первая любовь не должна быстро проходить?

— Горький шоколад похож на первую влюблённость, — сказала Миранда с доброй издёвкой, и в ту же секунду её дыхание сбилось, — он медленно тает и оставляет послевкусие.

— Ты портишь романтичный момент, — сказал он еле слышно и обхватил её лицо ладонями, дотронувшись до волос. Она же коснулась пальцами его запястий.

— Я всегда порчу.

Джей наконец подался вперёд, и они поцеловались. Мягко, легко, почти робко, но притом пылко, упоительно. По чувствам — сильнее смерти и времени. На вкус — чистый яд. Безумие и невероятное, исключительное, пьянящее блаженство в одном флаконе.

Раньше, ещё до Калеба, Миранда мечтала о поцелуе с Джеем дни напролёт, и мечты о нём то болезненно сияли, то отодвигались даже не на второй, а на десятый план, то вспыхивали снова. Конечно, в её мечтах они гуляли в саду, или танцевали на балу, или смотрели на звёзды в парке. Но какое это имело значение теперь, когда всё и случилось? Реальность оказалась в сотни раз ярче, чувственнее.

Как только они оторвались друг от друга, но ещё не успели отпрянуть, Джей произнёс:

— Давай сбежим.

Миранда сперва подумала, что ей послышалось. Флёр тут же начал развеиваться.

— Что? Зачем?

Он отстранился, несколько секунд рассматривал свои ботинки, а потом поднял взгляд и сказал:

— Диану готовят к трону, и ей ищут жениха. Кассандра подумала, что я вполне подхожу. Я хорошо отношусь к Диане, но это не то, что мне нужно, я знаю. Мы должны попытаться.

Миранда поражённо молчала.

— Пожалуйста, я не могу перестать думать о тебе, — сказал Джей настолько умоляюще, что сердце Миранды сжалось. — У нас есть шанс, пока во дворце праздник и суета. Можно было бы уехать туда, где о нас ничего не слышали, скрыться в заброшенных местах, потом найти какой-то домик у моря или снять где-нибудь комнату.

Удивительно: раньше она бы многое отдала за то, чтобы сбежать с ним. Она бы отдала за него всё и даже больше. Она, к сожалению, умела жертвовать ради других. Но то было раньше.

И Миранда вдруг абсолютно точно поняла, что не может.

— Нет, Джей. Пожалуйста, давай оставим всё, как есть. Прошу тебя. Я не могу убежать.

— Ты боишься? — Он побледнел.

— Я не могу просто уйти. Извини. Извини, Джей.

Он крепко обнял её, притянув к себе за талию, и она уткнулась ему в плечо.

— Моя девочка, ты боишься неизвестности. Хорошо, извини меня. Прости.

— Я не могу предать Валери. Она столько для меня сделала.

— Я понимаю. Понимаю. Конечно. Я не хочу давить на тебя.

Несколько минут они продолжали сидеть, прильнув друг к другу и ничего не говоря. Им больше не надо было слов. Как только один хотел заговорить, он тут же передумывал и умолкал. И то было не давящее, не напряжённое молчание, а умиротворяющая, лечащая раны, воссоединяющая, убаюкивающая тишина. Между ними больше не ощущалось недосказанности. И простились они тоже без недомолвок, быстро, по-дружески, крепко обнявшись в последний раз (в последний ли?)

— Пусть у тебя всё будет хорошо, Миранда. Я знаю, что о тебе позаботятся. Я бы точно этого хотел.

— Удачи, Джей. Ты станешь прекрасным королём.

Миранда надеялась, что сделала всё правильно. Она сидела на постели и размышляла над тем, как пройдёт вечер. Скорее всего, Валери принесёт ей кусок торта, а потом можно прогуляться по саду и поболтать или почитать что-нибудь. Жизнь стала простой. Больше никаких волнений.

Три поворотных момента. Три точки отчёта. Три «до» и «после».

До ссоры с Джеем и после.

До заклятия Калеба и после.

До встречи с Валери и после.

Миранда ещё не подозревала, что до следующей отметки осталось совсем немного. Меньше суток.

Конец.

========== Слова автора и отсылки ==========

Вот и закончился «Маскарад». Спасибо тем, кто дочитал, дочитывает или ещё дочитает до этих слов. Надеюсь, что история вам понравилась и мне удалось хоть немного удивить тех, кто подумал, что работа будет совсем банальная (про схему «зелье-поцелуй-свадьба», про взбунтовавшуюся принцессу, которой надоели все правила, про любовные сопли и с другими набившими оскомину клише). Без последних, конечно, совсем не обошлось, но я старалась. Я просто хотела создать то, что мечтала прочитать сама. И я это сделала.

Я придумала «Маскарад» в 2015 году и за несколько месяцев воплотила задумку. Это было первое серьёзное произведение, которое я написала, милое наивное творчество из времён, когда мне было лет 12, и рядом не стояло. Я не думала, что вернусь к этой истории, но в прошлом году вдруг придумала новый сюжетный ход. Казалось, нужно написать совсем немного, но за одним изменением потянулись другие, и в итоге пришлось переписывать почти всё. Появились новые диалоги, новые сцены (глав «путь к бесстрашию» и «путь к мечте» вообще не было), я стала отличать Лукаса от Джея, углубила отношения героев, вспомнила, что Джей и Миранда были друзьями, и создала между ними химию, решила, что свадьбу Лукаса и Зои уже спланировали, и про неё известно и Зои, и Лукасу (ранее про свадьбу знала только Зои, потому что событие только было в планах)… Ещё для примера: в эпилоге Миранда и Джей разочаровались друг в друге. В первой версии то, что Миранда осталась в темнице, расценивалось как надежда на её спасение (в духовном плане), теперь же Дженнифер через какое-то время скажет ей не «спасибо за доверие и верность», а, скорее, нечто вроде: «Ты что, дура? Такого парня упустила!» В общем, изменений получилось достаточно. К тому же, я ненароком добавила в текст много отсылок, о которых речь пойдёт чуть позже.

Ещё недавно эта сказка (?) хранилась в закромах моего ноутбука и ждала у моря погоды. До этого я мало кому показывала своё творчество, а если и показывала, то только моей маме и нескольким близким подругам, которые не были щедры на развёрнутый отзыв. Максимум «ну нормально», «хотела спросить про Маскарад…» — «я уже не помню, что там было» (но Зои уже тогда была овцой, хотя нескольких сюжетных ходов, появившихся в этой версии, с ней ещё не было). В общем, я знала, что работа неплохая, но не больше. Не понимаю, как у меня хватило смелости опубликоваться на фикбуке, но я ни о чём не жалею. Я не заработала сотни тысяч лайков, да и не думала, что сразу стану дико популярной. Зато я получила невероятный опыт. Я рада и тем, кто оставлял негативные отзывы, и тем, кто неустанно ждал проды, заваливал меня эмоциями, похвалой, мемами, теориями, и отвечал на мои вопросы. Я впервые чувствовала, что моё творчество и я сама как автор кому-то могут быть интересны, что люди хотят разбираться в том, что я написала, делать те же мемы, шипперить героев моей вселенной. И это удивительно и невероятно! Я поняла, что «Маскарад» достоин внимания. Особенно благодарю Снежанну и Диану. Обожаю вас)

Отдельно должна поблагодарить себя, ибо я офигенная и горжусь собой. Я закончила «Маскарад» (второй раз!) и это мощно. Желаю себе ещё больше достижений и побед и ЧСВ поменьше!

Тем, кто боялся, что Миранда умрёт… Вы что, долбанулись?! XD Мою заиньку?! Как видите, нет, она жива, с ней всё, можно сказать, нормально. Так как ещё будут книги по этому миру, то она обязательно появится. Она успеет вам надоесть) Именно по этой же причине прошу не паниковать, если какие-то моменты остались непонятны. До разгадок или легко можно додуматься самим, или подождать пару десятков лет до других историй, или спросить у меня — ответ, я, скорее всего, буду знать. Я всегда готова поболтать о своих любимых героях.

А теперь пришло время для маленького бонуса. Я собрала здесь все помещённые в работу намёки, отсылки, просто упоминания книг, героев, авторов (и не только). Интересно, сколько из них вы нашли?)

Часть 1, глава 3:

1) «Наставник по основам магии говорил, что колдовством могут заниматься все, если поверят в собственные силы и сконцентрируются. Я скептично шептала Зои, что эти простейшие до примитивизма принципы были придуманы ещё Питером Пэном, и мы хихикали». — отсылка к миру «Питера Пэна» Джеймса Барри. Когда Питер Пэн учил Венди и её братьев летать, он говорил, что, кроме волшебной пыльцы фей, нужно поверить в себя и в чудо и помечтать о чём-то приятном.

2) «Женская злость бессмысленна и беспощадна» — намёк на цитату из «Капитанской дочки» Пушкина («Не приведи бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный»).

Часть 1, глава 4

3) «Я вообще думаю, что по-настоящему талантливые люди не способны на злодейства. Гениальность и зло несовместимы, как говорится». — несколько изменённая цитата из «Моцарта и Сальери» Пушкина (в оригинале:

«А гений и злодейство —

Две вещи несовместные»).

Путь к уверенности:

4) «В тот момент этот старик мне кого-то напомнил. Какого-то героя книги, такого же морщинистого старика с длинными седыми, чуть желтоватыми волосами, который в момент чтения внушал мне немалый ужас, как и Филипп сейчас» — Миранда сравнивает Филиппа с героем повести «Способный ученик» Стивена Кинга, Артуром Денкером (или Куртом Дюссандером).

5) «Сегодня ты героиня, способная ученица» — тоже отсылка к «Способному ученику» Стивена Кинга.

6) «Я не верю в фей» — способ, который Миранда использует, чтобы лишить фею сил, взят из «Питера Пэна» Джеймса Барри (очень уж люблю эту историю). По книге феи живут благодаря вере в них.

7) «Кончилось время Жанов Вальжанов» — Жан Вальжан — герой романа Виктора Гюго «Отверженные». Бывший каторжник, вынужден был украсть хлеб из-за нищеты. Филипп говорит о том, что крестьян в Волшебном не осталось, а люди живут благополучно, и большинству незачем становиться разбойниками.

Путь к бесстрашию:

8) «— Да и ты не Шерлок» — думаю, лишних пояснений не нужно. Шерлок Холмс — детектив, герой рассказов Артура Конан Дойла.

9) «Весь мир — квест, а люди в нём — загадки» — интерпретация цитаты из Уильяма Шекспира: «Весь мир — театр, а люди в нём — актёры» (комедия «Как вам это понравится»).

Путь к смирению:

10) «…в то время как я хотела обсудить Фаулза, Зюскинда или Бёрджесса» — намёки на романы «Коллекционер» Фаулза, «Заводной апельсин» Бёрджесса и «Парфюмер» Зюскинда. Главные герои произведений отличаются делинквентным поведением — в «Коллекционере» Фредерик Клегг держит в заключении девушку, в «Заводном апельсине» Алекс насилует, грабит и убивает, в «Парфюмере» Жан-Батист Гренуй является маньяком, пытающимся создать идеальный парфюм. Так, все книги раскрывают проблемы тёмной стороны личности и стремления к насилию.

11) «Настоящие леди пьют чистый спирт и убивают одним взглядом» — интерпретация фразы из романа «Мастер и Маргарита» Булгакова, принадлежащей коту Бегемоту: «Помилуйте, королева, — прохрипел он, — разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!»

12) «Самоуверенно и пафосно звучит, но такое ощущение и не снилось Антуану Рокантену» — Антуан Рокантен — герой из романа Жан-Поля Сартра «Тошнота», испытывающий чувство «тошноты» — страха, безысходности, отчаяния, разочарования от невозможности найти своё место в жизни.

13) «— Мы уже приехали? — спросил он вполголоса, довольно улыбнувшись» — Лукас говорит фразу из мультфильма «Шрек 2», которую постоянно повторяет Осёл, донимая этим Шрека, во время путешествия к родителям Фионы.

14) «…будто бы девица не читала никогда о Вещем Олеге и не знала, что её вспыльчивость сыграет злую шутку» — речь о легенде о Вещем Олеге, по которой Олегу предсказали смерть от любимого коня. Тот не поверил волхвам, но в итоге предсказание осуществилось. В этом фрагменте имеется в виду, что если бы не реакция Джульетты на пророчество, то право на трон осталось бы у неё, а не перешло к Дженнифер.

15) «Неужели мистер Клегг-лучше-Миранды? <…> — Вообще-то Клегг…» — снова отсылка к роману Джона Фаулза «Коллекционер». Здесь можно поразмышлять над двумя моментами: а) имена главных героев — Миранда и Фредерик Клегг, которого героиня нарочно называет Калибаном, подразумевая под этим персонажа «Бури» Шекспира. б) отношение к персонажам книги Миранды и Джея. По иронии, Миранда на стороне героини «Коллекционера», считая отвратительным главного героя-преступника, а Джей, напротив, — на стороне Фредерика.

16) «Ладно, зато я точно знаю, что Толстой вовсе не многословный и не скучный» — конечно, речь о Льве Николаевиче Толстом, которого часто ругают за многостраничные описания и «воду» в текстах.

17) «— Что смотрите? — как бы между прочим спросила Зои.

— «Восхитительную эпоху» — отсылка к названию сериала «Великолепный век». Похоже, Анна любит сериалы с множеством любовных интриг и сюжетных перипетий.

18) «Ведёте себя как в «Замке 2», честное слово» — да, я действительно сделала намёк на «Дом 2». Ну а что?

19) «Сейчас вам всем одна мысль о том, что вами собираются поужинать, приносит нездоровое удовольствие. Кто-то про это ещё и рассказы пишет. Мерзость» — отсылка к рассказу современного писателя Владимира Сорокина «Настя», где главную героиню, по имени которой и назван рассказ, в её шестнадцатилетний день рождения родственники зажаривают в печи и съедают.

Путь к прощению:

20) «Я бы отреклась от Эдгара По и читала бы «Клариссу» и «Памелу» — Эдгар Аллан По — американский писатель и поэт, его вклад в литературу внушителен, но, пожалуй, чаще всего его вспоминают как создателя страшных мистических рассказов. «Кларисса» и «Памела» — названия сентиментальных романов Сэмюэля Ричардсона, которые вполне можно назвать первыми любовными романами. Таким образом, мы видим, что Миранде нравятся захватывающие страшные истории, но она готова пожертвовать своими интересами ради Джея, потому что он ей нравится ещё больше.

21) «Я бы <…> научилась колдовать лучше, чем Гермиона Грейнджер» — героиня цикла Джоан Роулинг о приключениях Гарри Поттера, мальчика-волшебника. Подруга Гарри, отличница, прекрасная волшебница.

22) «А когда Лермонтов написал, что Печорин — собрание пороков времени, это было не в лоб?» — отсылка к роману Лермонтова «Герой нашего времени». В предисловии Лермонтов прямо пишет, что главный герой Печорин — собирательный образ, состоящий из пороков современного писателю поколения.

23) «Что хуже: узнать, что ты сам и есть чёрный человек, или обнаружить, что окружающие — тоже чёрные люди, может, даже ещё темнее? <…> Чёрный человек снимает цилиндр перед чёрным человеком». — отсылка к поэме Сергея Есенина «Чёрный человек», где к лирическому герою приходит некий чёрный человек, в конце произведения оказывается (спойлер-спойлер!), что чёрный человек — это то же лицо, что и главный герой, олицетворение его тёмной стороны.

24) «Степной волк бросается на степного волка». — отсылка к роману «Степной волк» Германа Гессе. Герой делит свою личность на две части: на человека, являющегося примерным гражданином, следующим нормам морали, и на животного (волка). Сторона волка часто интерпретируется как тёмная личность героя, по Юнгу — Тень.

Путь к благородству:

25) «Да? Что-то я ничего не видела про него у Саламандера» — Ньют Саламандер — герой книг Джоан Роулинг, известный в созданной ею вселенной как автор учебника по магозоологии.

26) «Как говорится, если в первом акте на сцене появилось ружьё, то в финале оно должно выстрелить» — изменённая цитата Антона Павловича Чехова, отсылка к принципу чеховского ружья («Все, что не имеет прямого отношения к рассказу, все надо беспощадно выбрасывать. Если вы говорите в первой главе, что на стене висит ружье, во второй или третьей главе оно должно непременно выстрелить. А если не будет стрелять, не должно и висеть»).

27) «Оба уже посмотрели в бездну, бездна уже всмотрелась в них, зловеще сверкнув глазами» — намёк на известную фразу философа Фридриха Ницше «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя»

28) «Ой, не смеши мой цилиндр!» — переиначенная фраза «Не смешите мои подковы!», принадлежащая коню Юлию, герою отечественного мультипликационного цикла о трёх богатырях.

Путь к жертвенности:

29) «Я знаю, что у юноши, который нравился Корнелии, то же имя, что и у моего возлюбленного» — отсылка к героям мультсериала «Чародейки».

30) «А ещё я помню вот что (я сделала короткий вдох и попыталась как можно лучше передать интонацию): «Вода, Земля, Огонь, Воздух. Когда-то давно четыре народа жили в мире. Но вскоре народ огня развязал войну. Только…» — Миранда цитирует слова из вступительной заставки мультсериала «Аватар: легенда об Аанге».

31) «Даже Апулей не писал про такие удивительные метаморфозы» — намёк на роман древнеримского писателя Апулея «Метаморфозы, или Золотой осёл», где главный герой по ошибке превращается в осла.

Путь домой:

32) «У неё там такая эпопея, Толстой бы просто удавился…» — Лев Николаевич Толстой, «Война и мир». Больше слов не нужно.

33) «В тебе всё это время умирало… как там правильно? Тёмное «я». Тень.

— Вы перечитали Юнга…» — намёк на теорию швейцарского психиатра и педагога Карла Густава Юнга. Если кратко, то он считал, что в каждом человеке есть «Тень», тёмная сторона, скрывающаяся в бессознательном и состоящая из того, что противоречит нашему идеалу человека.

Путь к мечте (письмо Виктории):

34) «— Я знаю, что должна выйти замуж, хотя это вовсе не моё. Я надеюсь, что он будет похож на мистера Грея из… Ну вы поняли» — персонаж из книги Э. Джеймс «Пятьдесят оттенков серого». Весь из себя миллионер, от которого девушки с ума сходят. Ой, да зачем я вам рассказываю, вы и так это знаете.

35) «Конечно же, это герой из <…> «Алых парусов». Ой, или ты про того, который Дориан?» — отсылка на Артура Грэя из повести-феерии Александра Грина «Алые паруса» и на Дориана Грея из «Портрета Дориана Грея» Оскара Уайльда.

36) «С таким высокомерием читают «Улисса» или «Бесконечную шутку», но не любовный роман. Хотя будем честны: чем надменнее у вас лицо при чтении «Улисса»…» — упоминание классических произведений зарубежной литературы двадцатого века: «Улисса» Джеймса Джойса и «Бесконечной шутки» Дэвида Фостера Уоллеса. Считается, что эти фундаментальные труды сложны для чтения и понимания из-за объёма, языка и многослойности (а «Улисс» ещё и написан с применением потока сознания). Те, кто «осилил», признаётся чуть ли не гением: D Конечно же, это преувеличение.

37) «Восстала из мёртвых, выбравшись из могилы, словно в дорогущем модном клипе» — речь о клипе известной американской певицы Тейлор Свифт Look What You Made Me Do, в начале которого она, собственно, выбирается из могилы.

38) «Между прочим, Джульетту решили быстрее выдать замуж за Париса, чтобы отвлечь её от тоски по Тибальту» — очевидно, отсылка к «Ромео и Джульетте» Шекспира

39) «Пара капель убьёт её через три-четыре часа.

— Слёзы Лиса? — одними губами спросила Виктория, сглотнув».

Слёзы Лиса — это опаснейший яд из цикла Джорджа Мартина «Песнь Льда и Огня».

40) « — …Коралловая — хит сезона. Миранда не устоит.

— Во-первых, оранжевая — хит сезона…» — прямое упоминание название американского сериала «Оранжевый — хит сезона». Речь в нём идёт о девушке, попавшей в тюрьму.

41) «Неподалёку маячил задумчивый, одинокий чудак в зелёном галстуке — страдалец не хуже Вертера» — герой романа в письмах «Страдания юного Вертера» Иоганна Гёте. Произведение посвящено трагичной любви Вертера и его мучениям и терзаниям. Кстати, поняли, что за чудак сравнивается с героем Гёте?)

Место назначения:

42) «Ну, одна из вашего рода когда-то давно чуть не убила юную Венди из-за ревности» — Джеймс Барри, «Питер Пэн», намёк на фею Динь-Динь.

43) «Дженнифер словно бы ваяли скульпторы, чтобы затем её оживил для нашего мира граф Калиостро» — фильм «Формула любви», снятый по мотивам пьесы Алексея Толстого «Граф Калиостро». В фильме молодой помещик Алексей Федяшев влюблён в статую и надеется, что чародей и «магистр тёмных сил» Калиостро сумеет её оживить.

Эпилог:

44) «Как говорится, мы в ответе за тех, кого приручили…» — Дженнифер цитирует «Маленького принца» Антуана де Сента-Экзюпери. Но вы это и без моих занудных пояснений поняли.