На зябкой грани инобытия [Ирина Васильевна Каренина] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Ирина Каренина НА ЗЯБКОЙ ГРАНИ ИНОБЫТИЯ

* * *
Очередные дон Карлос и донья Клара
Ввязываются в эту историю
С кларнетом и бусами из кораллов.
Клара, лаская пальцами блестящие клапаны,
Вздыхая в просторной студии, обставленной
Строго в соответствии с канонами минимализма,
То есть — аскетично и монохромно,
Плюс немного хрома и никеля
(XXI век предполагает хай-тек),
Вспоминает: ах, как чудесно играл он каприсы Штадлера,
Бедный, любимый дон Карлос,
Как же так получилось,
Как могли мы так глупо расстаться,
Забрав на прощанье самое ценное,
Что было у нас друг для друга?
Карлос, накрутив на запястье
Нитку кораллов, перебирая бусины,
Сосредоточенно размышляет,
Что скажут друзья и коллеги,
В особенности по оркестру,
В особенности Хуанито,
Второй кларнет, молодой красавчик,
И что теперь с этим делать.
Наверно, придется
Вспоминать непутевую юность,
Брать в руки гитару,
Заводить хрипловатым голосом
Любимые coplas romanceadas,
Те, что певали мать, и тетка, и бабушка —
Весь ведьмовской кагал
Старых кварталов Города Пресвятой Троицы
и Порта Госпожи нашей Святой Марии Добрых Ветров.
Что ж ты наделала, mi tristeza, вздыхает дон Карлос,
Мы могли танцевать креольские вальсы и байлесито,
Muy bonita Clara, тонкая, ясноокая,
Как же так получилось, любимая,
Как же так получилось…
В этот момент нитка перетирается,
И отшлифованные розовые горошины
Сыплются ему на колени.

* * *
Печаль моя светла и бесполезна:
Ни мир не переделать, ни себя.
Распахнутая, искренняя бездна
Глядит в меня, жалея и скорбя.
И в утреннем троллейбусе скрипящем
С такими же усталыми, как я,
Так просто помолчать о настоящем
На зябкой грани инобытия.
О сколько дней — прекрасных, не последних —
Нам в мире этом радостно отбыть…
Нас — изумительных, сорокалетних —
Еще любить, любить, любить, любить!
Пока мы горько-красным красим губы,
Оборки расправляем наугад,
И кутаемся в розовые шубы,
И дышим, и рифмуем невпопад.

* * *
Счастьем мог быть, но на сердце лег плитой.
Время мое источено пустотой —
Жадным червем, превращающим жизнь в труху.
Счастьем мог быть, а бормочет мне чепуху.
Странная в мире моем настает пора —
Дом выдувают насквозь чужие ветра,
Листья летят, как воздушные корабли,
Ноги пружинят, вверх несут от земли.
Даже на кухне, сковородой гремя,
Моя кастрюли, пищу творя нам днесь,
Я ощущаю: где-то моря штормят,
Я не с тобою, я не сейчас, не здесь.
Вымело сор из избы моей лубяной.
Больше я не пою про «Побудь со мной».
Светлая наледь, осень моя при мне,
И полыхает герань на моем окне.

* * *
Я тебя попрошу… Только я разучилась просить.
Доверять — неподъемно, а не доверять — несносимо.
Ты не бог, дай мне хлеба, чтоб есть, и вина, чтобы пить.
Вороненое лезвие — к венам? — да нет, снова мимо.
Полуночной молитвой спасешь ли свой рай от беды?
…Я б тебя пожалела, но я разучилась, и баста.
Поворачивай сани, и — на тебе, вот, — за труды —
Обгорелую корку когда-то возможного счастья:
Хочешь ешь, хочешь брось, мне теперь навсегда все равно,
Я так рано сгорела, я так невозможно устала…
Что ты смотришь в меня, что ты видишь, какое кино?
Все, не будет кина, кинщик пьян, уходите из зала.

* * *
Белеет смерть, как нежная черемуха,
Как рисовая пудра на лице.
Равно боишься взлета или промаха,
Небытия, грозящего в конце.
Флакон сердечных капель с горлом узеньким —
Так легкий звон отмеривай в стакан,
Когда к тебе полночной грозной музыкой
Тоска подступит, словно океан,
Бессонница, безсолница, безлунница…
Одно — глаза усталые сухи,
И знаешь: из безмолвия проклюнутся
Звенящие и темные ростки.
Пробьются, как бамбук сквозь плоть казнимого,
Зашелестят, проявятся вчерне.
И все, что в жизни есть невыносимого,
Опять переживаемо вполне.

* * *
Осторожно, вылетит птичка, выплывет рыбка,
Улыбайся, вылетит пуля, так ей и надо.
Мне, пожалуйста, верхнюю полку, облако, зыбку,
Колыбель поездную, Боже, дурному чаду,
Проездной сироте — промелькну, проживу, уеду, —
Где бы я ни была — но куда-нибудь, где я буду.
Осторожно! Снимают! С поезда — на портреты,
На недобрую память, нежность в губах Иуды.

* * *
Анастасии Журавлевой 

А он бы хотел, чтобы я научилась лгать,
Чтобы ходила и притворялась живой.
А он душу мою обронил в снега,
А мне бы насмерть застыть волчьей зимой.
— Добрый человек, дурочку пожалей,
Некуда пойти, негде укрыться ей,
Все стены, стены в розах, обступают, шипы на них —
Колкие, злые…
— Дурочка-дурочка, кто твой жених?
— А вот поеду на санках к золотому крыльцу —
Там мой жених, — буду бить его по лицу,
Чтобы не запирал меня больше у этих роз,
Чтобы новое сердце мне из-за моря привез,
Пустое, холодное, тихое — ни словца.
Чтоб не помнить мне с этим сердцем его лица.

* * *
По бутылке к обеду прикупим
Густо-красного, словно рубин,
Отсчитаем замызганных рупий
И покинем пустой магазин.
Чтоб до ночи сидеть и не плакать,
Вспоминая про это и то,
Говорить о мужьях и собаках —
О живых и о тех, за чертой,
Обо всем, что когда-то болело,
А потом безвозвратно ушло,
На такие юга улетело,
Что не вспомнишь — добро или зло,
И бренчит мелочевкой в карманах,
Не желанное даже врагу,
Выкликая: «Креветки, рапаны!»
На пустынном твоем берегу.

* * *
Это в груди рушатся башни, башни…
Синие башни древнего Вавилона.
Это мой в твидовом пиджаке ангел вчерашний,
Защитник вчерашний в ночь улетает с балкона,
Оставляет мне только горькие сигареты,
Только сладкие слезы о том, что жизнь — по нолям,
И что терпкие, дымкие имена — Анахит, Марета —
Дают кораблям и никогда — дочерям.

* * *
…Нет, ты меня не ждал, ни боже мой.
Какая б ни была судьба лихая,
Я не должна была к тебе домой
Влететь, веселым мраком полыхая,
На твой порог, незваная, шагнуть,
Перетряхнуть все памятки и беды…
Нет, только не к тебе — к кому-нибудь,
С кем схожие бессмысленные среды,
С кем общая вода для равных жабр
И общий воздух, взрезанный крылами…
Но вот я здесь — как гром или пожар,
Как темное, стремительное пламя.
И шлем волос, как принято писать,
И в розах шаль, и горе за спиною,
Мне хочется то плакать, то плясать,
И весь мой ад и мой сурок со мною.
Да из какой непрошеной среды —
Замученная, пестрая, как птица,
Мошенница, словесной чехарды
И взоров нагловатых мастерица.

* * *
Положи мне любовь полосатой конфеткою в рот —
Леденцом красно-желто-зеленым спаси мою душу.
Светлый ангел больничный, мне свой отдававший компот,
Помнишь, я не боялась ни бо…? А сегодня я трушу.
Говоришь, это облако — дом твой, кораблик, причал,
У тебя там в буфете кулек золотых карамелек.
Говоришь, в моем сердце заело пружинку-печаль —
Это часто бывает у нас, дурачков, пустомелек.
Легкий дом твой, кораблико-облако, снег-молоко,
Это солнца осколки в кульке из тетрадной обложки,
Это мне невесомо и счастливо, это легко,
И не тянет к земле — спотыкалку твою, хромоножку…