Чертова принцесса [Евгений Александрович Шепельский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Евгений Шепельский Чертова принцесса

Глава 1

Я лежу на скальном выступе, уставший и злой. В руках у меня золоченая подзорная труба, украшенная виньетками в форме голых баб. В затылок мой бьет красное солнце, расположившееся на красноватом же небе, на котором муаровой лентой застыло не меркнущее полярное сияние. Как и говорил Франног, полярное сияние — предвестие конца света. Если принять во внимание мои сны, пиратов Меркхара, вэйрока, кракена, спятившую рыбу и безумных единорогов, думаю, старый хрыч прав. Мир, в который меня угораздило попасть, ждет веселый армагеддец. Ну, или апокалиписец, или то и другое вместе, когда на волю вырвется паренек по имени Атро. Мир ощущает близость конца света и реагирует – по-своему.

Я тоже реагирую – я вижу страшные сны. Наверное, я как-то тонко настроен на этот мир, даром, что попал сюда с Земли и ношу тривиальное имя Олег, а выгляжу рослым блондинистым суперменом с серыми глазами. Внешность обманчива, помните об этом. Помните всегда. Порой карлик проявляет чудеса героизма, а здоровенный накачанный мужик – плачет от ужаса, сворачивается комочком и зовет маму. Впрочем, я не таков. Я нечто среднее. Мне страшно, да, но я каким-то образом научился сосуществовать со своим страхом, и сейчас я никого не зову, я думаю – как напасть и убить нескольких человек. А над головой мерцает полярным сиянием небо.

Мир, в который меня занесло, готовится отбыть в ад.

Ну, хорошо, отвлечемся от конца света. Значит, мизансцена такая. Я лежу на выступе и смотрю вниз, иногда сплевывая в бездну, как Бивис и Баттхед в одном лице. В ущелье, тонком, как древко стрелы, и таком же длинном, расположился отряд сквернавцев, которые хотят моей смертушки. Все они, в общем, приличные люди, особенно принц Тендал, чью сестру Вандору я прихватил с собой. Мерзавец, уж будем откровенны, – я. Принц руководит партией загонщиков. Они спокойны. Они разбили лагерь. Они почти нас загнали. Наши силы на исходе — еще денек, и нас схватят, после чего Тендал лично отделит мою голову от тела. О, у него на меня зуб. Во-первых, я отдал пиратам Срединного моря его невесту, во-вторых — грязно над ним надругался (ну, хорошо, просто немного опозорил, а то вы такой народ, что неверно меня поймете), а значит, обесчестил перед подданными. В-третьих, как уже говорил, я везу с собой его сестрицу Вандору, и не просто везу — мы делим ложе, как любовники. В четвертых… Ай, хватит и трех пунктов. Если я не придумаю какой-то хитрый план – нас схватят. И тогда пойте по нам песни, небесные ангелы.

Мне очень страшно. Я вообще трус по жизни, вы уже знаете об этом. Я боюсь смерти, боюсь ответственности, много чего боюсь. Я, знаете, неправильный пропаданец: я могу предать от страха, могу бежать, оставив друга в бою, могу предать по-всякому, хотя мудрец Франног и не устает мне напоминать, что я, дескать, почти избыл свои дурные качества во время наших злоключений на море. Врет, я полагаю. Просто что-то вроде местного НЛП. Я — трус, и останусь им вовеки, аминь. Но я, повторю, – я научился справляться со своим страхом. Впрочем, прав Франног — ничего не боятся только дураки. Смелые люди боятся, боятся — но делают. Я – смелый трус.

А еще я очень люблю женщин, и вот этим своим качеством не хочу ни с кем делиться. Вру. Я люблю одну женщину. Теперь — так будет всегда. И я отдаю себе в этом отчет.

Сейчас, глядя на отряд загонщиков, я лихорадочно измышляю план. Нет, ПЛАН. ПЛАН СПАСЕНИЯ. Я знаю, что должен найти его в эти минуты, я знаю, что, если не придумаю как выпутаться – умру, и меня это почему-то тревожит.

Как я докатился до жизни такой? Рана в плече, заклятие, связавшее меня смертными узами с взбалмошным магом, которому я должен спроворить опаснейшую работенку, свара с одним из сильнейших правителей этого мира — все как-то навалилось почти в одночасье.

А еще этот маг надумал в кратчайшие сроки воспитать из меня чародея -- ну вообще ни в какие ворота. Сейчас наведенное заклятие жжет мою левую ладонь. Надеюсь, оно поможет мне в самоубийственной атаке.

Я лежу и думаю – как? Ведь десять лет в этом мире я вел прекрасную жизнь сибарита в королевской гвардии Селистии. Жрал, пил, спал, любил придворных дамочек легкого нрава.

Как, о господи, как?

Но давайте начнем по порядку, ладно?


*Ну не настолько безысходный, на самом деле! Я выкручусь, я пропаданец на все руки! Ну и кроме того – из меня же почти сделали чародея… пару заклятий-то я точно усвоил за эти дни. Запомните навсегда: быть чародеем – геморрой. Потом объясню, почему.


ГЛАВА ПЕРВАЯ (маскировочная)Отпетые мошенники*

Словно не доверяя самому себе, Франног ткнул узловатым перстом в «Божью благодать» и повторил раздельно:

– Это – корабль. Принца Тендала. Он. Там. Наверняка. Выехал встречать. Свою суженую. Я так думаю. Да. Уверен. – А затем прибавил одышливой скороговоркой: – Один из гонцов все же прорвался через горцев Фарама и принес известие Тендалу о том, что Крочо отправил свою дочь морем... Да помогут нам небеса!

И грянул гром!

А точнее, повисла громогласная тишина: каждый, пускай самый тихий звук отдавался в голове рокотом камнепада.

Наверное, нет потребности описывать лица злополучных мореплавателей. Я очумел, а Франног скукожился и приготовился отдать богу душу. Он сел у кромки плота, затем улегся, демонстрируя корабельным дозорным свой тыл, слегка прикрытый линялыми канареечными подштанниками.

Стоп картинка! Ну, я знаю, что вы скажете мне, ребята. Мол, да кто вы такие, чтобы заморский принц лично встречал вас на борту корабля? А я вам отвечу простую штуку: плавание по морю – очень однообразный процесс. И когда случается какая-то оказия вроде повешения матроса или спасения несчастных с плота, на это стремятся поглазеть все – и команда, и пассажиры, и даже сановные особы. Они идут за свежими эмоциями, разглядывают спасенных (или повешенных) как зверьков из зоопарка.

– Надо же, как все повернулось! – сказал мудрец нараспев. – А я-то чаял, что грехи мои замолены. Но нет! Шторма и пираты – банальная игрушка судьбы. А кару я понесу от рук... – Он не договорил, опустив голову. Потом вскинулся и отыскал меня взглядом. – Сынок, я тебе кое-что расскажу о себе... Покаюсь перед смертью в преступлениях сколь кровавых, столь и ужасных, кои я творил в Талире и окрестностях, прежде чем покаяться… А, впрочем, забудь. Не важно. Страдания – кратчайший путь к духовному совершенству! О-о, Шахнар, да, я заслужил свою кару!

Что он городит, этот старик? Я принял его монолог за панический бред и смолчал.

Корабль приближался, шустро работая веслами. Яркая, белая с золотом картинка, подсвеченная лучами закатного солнца. Неси «Божья благодать» на борту холеру, оспу и моровую язву, взгляд мой отражал бы куда меньше эмоций.

Я изумился цепкости своего проклятия. Первая же посудина, которую мы встретили, – не пузатый «торговец», не рыбацкий бот, даже не капер республики Менд, рыщущий вдоль берегов Фалгонара. Всего только боевой корабль империи, который обернется смертельной ловушкой, когда принц Тендал нас узнает...

И попробуй докажи, что я сражался как лев!.. Ну, почти как лев. Как леопард, скажем. Что пиратов было за сотню, что кто-то – хо, «кто-то»! – навел их на «Выстрел». Что спасся я благодаря невероятной удаче, которая на следующий день обернулась на свою противоположность.

А впрочем, ну докажу, и что? Доблесть в бою – не оправдание. Не оправдание для Тендала. Тебе, Олег, была доверена Нэйта. И ты не справился с заданием. А как и почему не справился – не суть важно. Ты жив – а баронская дочь похищена. Ты жив – и ты виноват.

Во всяком случае, в глазах принца.

Сначала будет разбирательство, подкрепленное пытками: а ну как я сам сдал пиратам Нэйту, или, паче того – сплавил ее каким-нибудь торговцам с юга? А потом... Знаем мы вас, сильные мира сего. Все вы... как из одного стручка фасоли. Хотя бы пощадили старика... Нет, о чем я? Старика щадить не надо – меня, меня пощадите! Не-е-ет, снова неверно: если пощадят кого-то одного – второй даст дуба из-за кваэра. Вот засада! Значит, выжить должны оба! Оба!

Интересно, есть ли на борту тендаловой посудины маг? Может, если покаяться в грехах да слезно попросить, он уничтожит заклятие?

Нет уж, дружок, эти мысли – суть паника. Оставь их. Ты знаешь, что придворные маги королей – сукины дети. И ты знаешь, для чего короли используют магов. Вспомни о подвалах дворца Барнаха, где томится десяток особо ненавистных королю узников, которых тот подвергает пыткам уже лет пятнадцать, искусно продлевая им жизнь заботами чародеюшек. Аргх! Жуткая участь! Куда лучше сковырнуться на плоту от жажды...

Преодолев минутное замешательство, я встряхнулся.

– Франног, не киснуть. Мы еще потрепыхаемся, даю слово! Как рыба на крючке, хе-хе-хе. – Я едва удержался, чтобы не пнуть мудреца под ребра. В ситуациях «или – или» полоумный аскет имел привычку опускать руки и камнем идти ко дну.

На удивление, старик задвигался, бодро привстав на локте.

– Что? У тебя есть план?

– Два мешка отличного плана

– Ась?

– Только не говорите, что не знаете, что такое план и как его курить.

– Ась?

– Так, забыли. Вставайте! Нет, не поворачивайтесь к «Благодати»!

– А поче...

– Их марсовой не должен видеть вашу ряху! Аргх! – Я пихнул мудреца под навес, который пока служил защитой от взглядов с мачт флагмана. – Драхл! Не поворачивайтесь, кому сказал! Сядьте! У вас якобы приступ нервической слабости: внезапное спасение, и все такое прочее. Так и окочуриться недолго. Отлично! – Я взял острогу и обломал через колено. Зубами стянул обмотки каната, освободил нож и присел, сжимая его за рукоять. Франног в ужасе отшатнулся. – Не рыпайся, старая мочалка! Молчать! Не надо дергаться, я могу поранить!

Острие метнулось к лицу старика. Франног округлил глаза.

– Шахнар! Ты что, хочешь меня ослепить?

– Нет, всего лишь оскопить. Да шучу! Верьте мне, я знаю, что делаю. – Франног вряд ли знал эту присказку инспектора Хаммера из сериала, которую он проговаривал, намереваясь сотворить какую-нибудь вселенскую глупость, иначе паника чародея была бы безмерной. Я сграбастал растрепанную стариковскую бороденку и резко, словно серпом подсекая, отчекрыжил половину серой кудели. – Молчать!

– Ой!

– Тихо, или я вас израню! – Вторую половину я срезал еще быстрей, не заботясь о том, что с кровью выдираю корни волос. На подбородке мудреца образовался уродливый едва заметный хохолок, и с ним возиться пришлось дольше всего, отрезая едва не по волоску (боль, вопли, слезы из глаз прилагаются). Клокастые седые брови старика я подравнивал чуть дольше, орудуя ножом как заправский брадобрей. Потом извлек из рундука свернутую парусину, отпорол широкую полосу и подвязал Франногу зубы.

– Готово. Хех. Туго. Можете говорить?

Франног с диким видом ощупал подвязанную жесткой парусиной челюсть, потрогал узел, чьи острые концы выдавались над головой, как пара козлиных рожек. Затем пошевелил челюстью, и в глазах его проступило выражение беспредельного страдания.

– Ох... хо-о... Могу... Олег, я разумею твой замысел – посильно изменить мой облик, дабы принц Тендал, буде выйдет нас встречать, не узнал...

– Драхл! Понятное дело! – Я отступил на шаг, разглядывая дело своих рук. – В первую очередь – эта вшивая бороденка. Самый приметный атрибут вашего, так сказать, облика. Щеки вы брили, а веник, тьфу ты, бороду отращивали на подбородке. Теперь ваши щеки заросли, бороды больше нет, и лицо изменилось. Дальше – тюрбан. Вы же носили на людях тюрбан? Ведь в Селистии все мудрецы носят тюрбаны – мода, скажу вам, та еще.

– Ох-ох!

– Но теперь у вас лысая макушка, и вдобавок зубы подвязаны. Последний штрих, так сказать. Тендал вас не узнает!

– Но...

– И правда «но»! – Я открыл рундук, и выгреб оттуда горсть угольной пыли, в которой светлыми кристалликами застыла морская соль. Смешав пыль с водой, я растер кашицу по татуировке мудреца, спрятав одноглазую девчонку за разводами грязи. Затем добавил пару пятен на другую руку и грудь, после чего втер остаток в окровавленную повязку на своем плече. – Нам бы только проскользнуть мимо принца...

– Ай-ай-ай!

Я сполоснул руки.

– Вот вам нож, вот парусина: пока говорим, настрогайте обрезков и запихните между щекой и повязкой. Зубы, зубы, у вас болят зубы, вы греете щечку! А ну-ка, гляньте на меня поскорей!

– Э?

Я скроил жуткую рожу, перекосив половину лица и замычал:

– Ы-ы-ы…

– Ох, сынок… Ты будешь играть роль скорбного душевной хворью…

– Ага. Вот и готово. Вы – Бэтмен на пенсии, а я – Робин. Робин-Бобин. И оба мы вчера выписались из санатория ЛТП.

– ЛТП?

– Нет, вам не стоит знать, что это… А скажу, все равно не поймете: лечебно-трудовой профилакторий, там раньше алкашей лечили.

– Алкашей? Не понимаю твоих словес, сынок…

– Да, люди, одержимые бесом зеленого змия. Да не нужно вам знать, что это такое!

– Змия… Ох-ох-ох! Демоны, демоны, я понимаю! В этом са-на-то-ри-и, я разумею, работали могучие экзорцисты!

– Ну-у, около того… Холодные простыни, укольчики в задницу особо буйным... В Беларуси это и сейчас, и, кажись, правильно, поскольку лечить это дело нужно... Черт, придется изображать радость, иначе они что-то заподозрят. – Состроив кислейшую мину, я через силу растянул губы в усмешке и начал метаться, шлепая по горячим доскам и размахивая руками как юродивый, кого я, собственно, и планировал изображать. – Эгей, сюда, сюда-а-а, стадо обалдуев! Сюда, ко мне, давай-давай, ау, придурки конченые, чтоб вас всех скрючило! Вперед-вперед! И не вздумайте свернуть, а то я вам устрою!

Флагман принца и не собирался сворачивать в сторону.

– Ай, я ушиб пятку!.. Эге-ге-ей! – Прыг-скок, пых-хых. – Отводящее заклятие может нам помочь?

– Нет, ибо обширные морские просторы, тысячи глаз с корабля... И я слишком обессилен. А если на борту есть маг, он все равно узрит... Будь я даже величайшим чародеем, воистину Великим...

Прыг-скок, пых-хых.

– Ясно, остыньте. Да и глупо бежать – флагман дает хоть какую-то надежду на выживание. Уверены, что Тендал на борту?

– Э... Бесспорно! Это же его флагман! Именно на нем он приплывал в Селистию последние пять лет.

– Насколько вы с ним знакомы?

– Ну... э-э...

– Что вы мямлите? Отфесайте... Тьфу, отвечайте быстрей!

Чертов распухший язык! Чертово горло, в котором скребется бешеный кот!

– Я был представлен ему в торжественной обстановке приема среди прочих гостей барона. – Лицо Франнога осветилось почти самодовольной улыбкой. – Он знает меня как видного мудреца и воспитателя Нэйты.

– Вы говорили с ним? Долго? – Я отбивал глухую дробь на раскаленных досках.

– Ну... Нет... всего дважды. А после – мельком, несколько незначительных фраз там и тут... Он очень умен, хотя и молод, имеет разносторонние интересы. Все-таки наследник трона и фактический владыка Империи. А взгляд у него хваткий, и память, уверен, замечательная. Он узнает меня, Тендал из рода Вэлианов.

– Ага, а еще любит мужчин вместо женщин, и плевать, что любит, если бы он не решил жениться на Нэйте.

Франног ахнул.

– О Шахнар! Сынок, что ты городишь? Твои уста исторгают речи страшные, порочащие сего достойного мужа! И, не скрою – за них ты заслуживаешь пыток и самой страшной смерти!

– Не убивайтесь так, все еще будет, если нас раскроют.

– Но слова твои ужасны!

– Да-да, порочащие честь и достоинство президента... Что, вы не знаете, чем люди занимаются в приватной обстановке? За стенами своих домов? Бросьте играть в святошу! Да, Тендал именно этим занимается всю взрослую жизнь. И это никак его не характеризует – ни с плохой, ни с хорошей стороны – это просто часть его жизни. Она просто есть. И она никому особо не мешала, пока он не решил захомутать вашу воспитанницу. Для политического брака, черт подери! Так кто из нас заслуживает порицания? Я за свою брехливую и трусливую сущность, или Тендал? Он-то не по любви женится, а потому, что политика и должность обязывает. Первое лицо государства с первой леди, мать-мать! Я не знаю, как он окрутил Нэйту, но, поверьте, когда она узнает правду, она ой-ой как будет страдать…

– О боги… почему же ты… почему ты молчал все это время, подлая твоя душа?

– А что, мои слова смогли бы изменить расклад?

– Я бы попытался… Я бы предостерег!

– Да бросьте свистеть. Попытался бы он… Предостерегли бы Крочо? Или саму Нэйту? Ой, не смешите меня. Мы с вами познакомились перед самым отплытием. И если бы я тогда вам такое сморозил – ну-ка, задумайтесь, какими бы глазами вы на меня посмотрели?

Мудрец задумчиво опустил голову.

– Ну вот и хорошо, думайте, думайте!.. Ого-го-го-го-о-о! – Флагман был уже близко, но его экипаж вряд ли пока мог различить смысл шальных выкриков. – Эге-е-ей!.. Сюда-а, сюда-а!.. Я несу околесицу, морские недоноски! Чтоб у вашего ненаглядного принца штаны в задницу запихались! Чтоб у него волосья из ноздрей отросли до пояса! Чтоб вы все утопли-и-и, уроды! – Нога моя подвернулась, я вскинул руки, и плюхнулся в воду.

Неудачи!

Или просто: не желай другим того...

Я взобрался на плот и начал отфыркиваться, встряхивая головой.

«Божья благодать», надвигаясь, замедлила движения весел. Флагман был огромен, высок, но при этом сохранял известное изящество обводов. На верхушках мачт трепетали белоснежные вымпелы, однако имперского штандарта – светло-синего, с четырьмя золотыми полосами, идущими по диагонали, я не разглядел. Ванты облепили матросы. Я помахал им рукой и для убедительности несколько раз подпрыгнул. На площадке грот-мачты блеснуло стеклышко подзорной трубы.

– Хорошо, хорошо…

– Что хорошо-то, сын мой?

– Знаю я этих помазанников: перебросятся с тобой парой ласковых и забудут. У них перед глазами каждый день сотни лиц, попробуй, удержи всех в памяти, особенно когда это лицо – какой-то незначительный философ и скверный чародеюшко.

– Шахнар!

– Никакой не Шахнар, а истая правда. Вряд ли он даже приблизительно запомнил вашу... гм, ряху, а если запомнил – теперь не узнает. Не думаю, что мне стоит ломать вам нос, чтобы еще больше изменить облик – вот это-то и хорошо.

– Ох-ох! Ах ты сквернавец! Ты что же, это всерьез говоришь?

Я передернул плечами:

– Это была бы боль во спасение, так, кажется, говорится в мудрых книгах? Устроил бы все как надо: «уронил» бы вас перед глазами матросов со шлюпки. Расквашенное лицо – мизерная плата за спасение, правда? Не смейте оборачиваться!

– По... почему?

– Нельзя, чтобы с корабля углядели, что ваши губы шевелятся в такт речи. «Благодать» разворачивается боком, нас теперь отовсюду видно как на ладони. Ишь ты, они подают какие-то сигналы!

С верхней площадки фок-мачты, огороженной решетчатой балюстрадой, в небо, завиваясь широкой черной спиралью, потянулась струя дыма. Затем ее обрезали, очевидно, прикрыв отверстие кадила. Спустя полминуты над площадкой вновь взвилась черная спираль.

– Угу, – пробормотал я, привстав. – Тендал, несомненно, растянул флот вдоль побережья для встречи невесты. Значит, его война с республикой Менд окончена... Или наступило временное затишье. Забавный, однако, способ передавать сообщения на большие расстояния. Чтобы получилась спираль, кадило вращают за рукоять, а само оно закреплено на станине... Против этого новшества во флоте Барнаха до сих пор протестуют жрецы Шахнара: им, видите ли, кажется, что черный дым от спор какого-то вонючего гриба – неприкрытый символ Ахарра. Вот так и тормозится прогресс. Ах да, Франног, отныне вы – безгласный Мака, святой анахорет из Перикелы.

– Ох на!

– Ничего не попишешь: голос, бывает, запоминают чаще, чем лицо. А уж ваш каркающий баритон...

– Сын мой!

– Лучше не спорьте. – Я подтянул узлы повязки. – Перикела – на северной границе Селистии, у подножия второго хребта гор Абнего. Ну, не мне вам объяснять. Тамошний анклав влияния Уреша по сию пору не могут искоренить ваши святые жрецы.

– Олег!

В ответ я еще туже затянул повязку.

– Вы направляетесь в Фалгонар поклониться местным религиозным святыням. Ну а я, сопляк-неофит из монастыря Уреша, вас сопровождаю. Корабль наш затонул во время урагана. Слушайтесь во всем меня, авось да проскочим. Говорить нельзя, можете только мычать по-коровьи. За вас буду отдуваться я. Надо сразу отбить у них охоту к расспросам. Нам бы проскользнуть мимо Тендала, сыграв простачков, – я вновь окинул задумчивым взглядом вымпелы «Благодати», увидел мельком странный розовый вымпел, раздвоенный – похожий то ли на женские панталоны, то ли на раздвоенные язык дракона, – а там – он пошатается несколько деньков по морю и повернет домой, «Выстрела», ясное дело, не встретив.

– Ох-ох, я правоверный адепт Шахнара, а ты понуждаешь меня к святотатству!

Я сделал глубокий вдох.

– Ничего, потерпит ваш Шахнар, потерпите и вы. У нас благородная цель: выкрутиться, а потом спасти леди Нэйту.

Вру как дышу. Горжусь собой.

– Ну да, ну да... Однако меня все время гложет мысль: а что, если открыться, рассказать все Тендалу... Возможно, мы расстанемся с жизнями, но принц – а он деятельный человек! – сумеет спасти мою... нашу девочку!

Я недовольно крякнул.

– Угу. И вот картинка: мы корчимся от пыток, а принц думает. Мы корчимся – а он думает. И думает он, и думает… А мы корчимся. Славно, да? Потом он снимет с нас головы или колесует и начнет действовать... Уреш! Что, он возьмет Меркхар приступом? Черта с два, это еще никому не удавалось, к тому же он не станет оголять морские рубежи.

– Но ты говоришь: война с республикой Менд окончена...

– Одна закончена, другая разогревается. Сами знаете: у Республики Торговцев денег на наемников больше, чем капель в море. Кто, по-вашему, все время подзуживает горцев Фарама нападать на северные пределы Селистии? А корень всему – торговые пути на восток, которые Менд надеется узурпировать. К чертям! Поймите: Тендал ни за что не отправится на Меркхар сам. Это глупо, безрассудно, к тому же – опасно: за его спиной младшие братья, которых он пока из милости своей не передушил как котят.

– Говорят, он поддерживает в своем парализованном отце жизнь, с умыслом оттягивает момент смерти: он не хочет гражданской войны... Не хочет и отравить, либо как-то иначе сжить со света своих братьев... Он очень умен и крайне благороден… А еще религиозен без меры…

– Аргх! – Мое лицо перекосила гримаса глубочайшего отвращения. – Да, при дворе Барнаха болтали... В задницу политику! Я рассуждаю так: Тендал снарядит на остров команду охотников, а может, и не одну. Их жажда золота против нашего личного интереса, Франног. И – я более чем уверен, что на побережье Фалгонара, равно как и по берегам Селистии, у Меркхара повсюду глаза и уши. – При этих словах мудрец странно дернулся, но ничего не сказал. – Слыхали ли вы про Организацию, которая опутала своими щупальцами все побережье Фалгонара? Я слыхал. Я – знаю. Прежде чем Тендал соберет команду, на Меркхаре уже будут знать… Можете сложить два и два? То, что знает Тендал и его присные... К этому времени девчонку могут куда-нибудь запроторить. Выкупа-то пираты не берут, сами знаете. К тому же... Хотите личный эгоистичный мотив? Моя голова мне пока дорога. И если совать ее в петлю... В общем, я буду делать это расчетливо: я сам отправлюсь на Меркхар, и, надеюсь, вы тоже.

С борта флагмана спускали шлюпку, выкрашенную в белый цвет. Я приветствовал ее энергичным жестом. Потом, сорвав робу, начал обмахивать Франнога: дескать, старику плохо, вот-вот копыта отбросит!

– Еще пара вопросов. Принцу достоверно известно, что вы будете сопровождать Нэйту?

– Ох, грехи мои тяжкие! Ну конечно. Я ее воспитатель: я тогда прямо сказал, что ее не покину. В случае, если на перевалах будет по-прежнему неспокойно, было решено отправить Нэйту морем, с малой свитой, в числе которой буду и я. Так и поступили.

– Эрт шэрг! Уж лучше бы принц умыкнул ее сразу. Кстати, до сих пор ломаю голову: почему он этого не сделал? Чего было ждать столько месяцев и обставлять дело в такой тайне?

– О, все матримониальные планы вершатся так медленно...

– Не всегда медленно, – вспомнив Вандору, я скрипнул зубами.

– В случае Нэйты, однако, понадобилось много времени, чтобы утрясти все формальности: вместе с браком будет подписан договор о вечном союзе с Селистией. Будь добр, не маши так сильно этой вонючкой, мне уже дурно. Какой враг людской пропитал ее олифой?.. Так вот: Тендал – человек жесткий, однако в сердечных делах... Он оставил ей время на раздумья. Он... ты понимаешь, что интересно: он воистину искал женщину для брака не только по расчету…

– Ур-реш! Да что вы несете… О черт…

– Да-да, не смейся, но в этом деле замешано настоящее романтическое чувство! Я так думал, по крайней мере…

– Аргх! Ошибочка вышла.

– Ох-ох… Теперь и я вижу, как ужасно ошибался… Она сама говорила мне, что он оставил ей время на раздумья... Но барон Крочо ужасно на нее давил, она колебалась, ты знаешь, Олег… Даже плакала… Но затем дала свое согласие…

– Ек… ненавижу мужиков, что перекладывают ответственность на баб! Время на раздумья… Ну конечно… И чтобы потом не возмущалась, что, мол, вышла замуж по принуждению. Сама сунула голову в петлю – сама и виновата. И Тендал, и Крочо – оба не мужики, а парочка уродов!

Мудрец захлюпал носом:

– Это так! Я думал, что сей брак не политический, или не совсем политический, – если только Фалгонар и Селистия не уничтожат совместно республику Менд, чтобы наложить властную длань на торговые пути востока. О, уж тогда Крочо своего не упустит!.. Принцу нужна женщина благородной крови из далекой страны – искренняя, чистая, несвязанная с благородными домами Фалгонара, чтобы не служить рычагом давления на Тендала. Отец его вскоре умрет, и он хочет взойти на престол, уже будучи связанным узами брака с женщиной, коя станет его королевой.

– Сказочно! – Я мысленно выругался.

– Принц не выносит грязи, если ты понимаешь, что я хочу сказать... Только такая женщина может стать матерью его детей, создать теплую гавань, в которую Тендал будет возвращаться после государственных дел, и...

– О боги, оставим, Франног! Я понял. Теплая гавань, мд-а… Подозреваю, что у него будет две гавани – одна для жены и деток, а вторая – для любовных утех. А Нэйта решилась плыть, потому что... Конечно, вряд ли найдешь мужа лучше, чем будущий император. К тому же в Фалгонаре запрещено многоженство. Оставим. С кем из его свиты вы еще говорили?

– Э? Советники разные... Несколько приближенных дворян. Совершенно никчемный колдун... как же его звали?... Ом Бакинчу.

– Никчемный, но имя-то вы запомнили.

Шлюпка легла на воду. Матросы отпихнулись от корпуса флагмана и взялись за весла.

– Бездарный шарлатан! Выходец из страны Йенди, а точнее – я подозреваю! – Франног задрал палец, разойдясь не на шутку, – он оттуда бежал. Его вычеркнули из матрикула тамошнего магического ордена, а может, приговорили к смерти за какие-то грехи. – Край робы несильно задел макушку Франнога. – Шахнар! Ой! Да-да, помню: мне нельзя вертеться!.. Он порицает селистианскую магию за косность, а сам ни черта не смыслит в герметике, бестиарике и антропософии! Не видит разницы между химерой и мантикорой. Повсюду таскает реквизит – жезл с перидотом, хрустальные шары, гримуары. Как будто настоящий чародей не способен без них показать, чего он стоит!

– Аргх, хватит! У вас вышел спор?

– Я... – Мудрец внезапно замялся. – Я был, так сказать, второй скрипкой. Основной спор развернулся между придворным магом Крочо, несравненным Абу-Нишрамом, и Бакинчу.

– Вот как, а я-то полагал, что у Крочо всего один чародей-дармоед...

– Что-что?

Отдуваясь, я указал на фигуру под бушпритом:

– Говорю: этот засранец с позолоченными патлами – наверняка точная копия принца.

Старик вздернул ощипанную бровь, глянул уголком глаза:

– Это фольклорный богатырь Тиберио Вакас. Победитель драконов и спаситель принцесс.

– Гм!

– В юности был схвачен врагами, и после пыток потерял способность физически любить женщину. Посему является символом непорочности и светлого платонического чувства.

– Уреш! – История произвела на меня впечатление.

– Ты перебил меня, Олег! Обмен мнениями перешел в диспут, а закончился оплеухами. Крайне неудобно получилось. Бакинчу настаивал на магическом поединке, но Тендал и Крочо уладили стычку между чародеями полюбовно. Но этот Бакинчу, несомненно, заслуживал хорошей магической трепки!

Я опустил робу.

– Стало быть, все внимание Бакинчу было приковано к Абу-Нишраму? Это хорошо.

– А тебя он видел и, прости… ох, Шахнар, прости… вожделел.

– Знаю. Я буду изображать кретина с перекошенной рожей.

– Ох…

– Для меня это не сложно, Франног.

– Хм, сын мой…

– Все, больше ни слова: шлюпка подходит!

Франног извернулся и – о, он, бесспорно, усвоил мои наставления! – радостно замычал.


*Это про нас со старикашкой. Причем если вы заглянете в конец книги, то поймете, что я по сравнению с этим жуликом и прощелыгой просто агнец!

Глава 2

ГЛАВА ВТОРАЯ (обманная)Грязные мерзкие негодяи*

Я не брал уроков актерского мастерства, но жизнь в этом мире — особенно первые годы, когда я прозябал в рабстве – научила меня прикидываться. Я знал – если перекосить рожу, например, приподнять мышцы одной части лица, тебя вряд ли узнают люди, с которыми ты знаком, скажем так, шапочно. Друзья, конечно, опознают, но на «Божьей благодати» друзей у меня, тьфу-тьфу, не было. А принц, слава всем богам Вселенной, не стал мне близким другом, хе-хе. Вандора стала… больше чем другом, но ее нет на «Благодати» и подавно.

Ну-ка, ребята… ну-ка, посмотрите. Я вижу как вы висите над волнами и ухмыляетесь, разглядывая, как я, повернувшись тылом к кораблю и приближающейся шлюпке, корчу рожи одна страшнее другой. Впечатляет, верно? Я – умею. Я – мастер на все руки. И на всю свою дурную физиономию. Девушки, не бойтесь! Особенно во-он та девушка, в голубой блузке с глубоким вырезом, которая сжимает в пальчиках с изящным вишневым маникюром Kindle, и еще та, худенькая, с конским хвостиком и круглыми очками – по виду ботанша, что держит смарт LG Optimus и шевелит губами в такт чтению. Ну, не стоит морщиться, моя красота ко мне вернется, и вы сможете меня расцеловать, хотя ваши губы бесплотны и пройдут внутрь меня… Ну-ка, скорчим левую часть лица. Не правда ли, красавец?


***

Палуба флагмана казалась необъятной, грандиозные наборные мачты превращали людей в карликов. Подвязанные паруса в дебрях такелажа выглядели купами грузных облаков; закатное солнце сообщило им легкий, едва заметный золотисто-желтый оттенок. Пахло смолой, свежеструганным деревом, пенькой и какими-то восточными пряностями. И куда бы не падал мой взгляд, «Божья благодать» сверкала девственной чистотой, словно ее только что, вот прямо только что выстирали со щелоком. Идиллию портило лишь то, что с фок-мачты продолжали уплывать в небо копотные дымовые знаки.

Спасенным поднесли по кружке прохладной воды. Загорелые матросы в форменной одежде (белые рубахи и штаны по колено, на головах тканевые шапочки) черпали ее из медного бака, который затем поставили рядом — мол, пейте, сколько влезет. Вода — не пища, к которой после вынужденной голодовки нужно приучать себя постепенно, так что я напился вдоволь.

После нескольких дней на плоту странно было ощущать под ногами надежную твердь. Запахнув на груди дурнопахнущую робу, которой прикрыл свои шрамы, я оперся о поручень из резного красного дерева; третью кружку воды пил медленно, смакуя каждый глоток.

Безгласный Мака, святой анахорет из Перикелы, скорбный зубной болью, напившись, сел у борта, опустив углы губ; старику не было нужды прикидываться больным.

Я старался держаться как можно естественней перед взорами толпы матросов и солдат в небесно-голубых мундирах. Добавив во взгляд изумления, рассматривал флагман, благо мой рост позволял возвышаться над головами большинства смертных.

Так... Так-так-так… Гребные палубы скрыты под настилом. Трюмные люки распахнуты, однако тяжелого запаха, особой приметы галер, где гребцами выступают прикованные к месту рабы, нет. Значит, на весла принц усадил солдат либо матросов. Чистюля или гуманист? Наверное, чистюля-гуманист, помешанный на порядке. Что там Вандора о нем говорила? Надо бы поднапрячься и вспомнить, порой от мелочей зависит жизнь...

На корме и вдоль фальшборта (корабль недавно участвовал в бою, это видно по пятнам свежей краски и многочисленным заплатам) через равные промежутки располагаются метательные машины, похожие на скелеты сказочных тварей. Конструкции настолько хитрые, что жрецы Шарнаха, держи он власть в Фалгонаре, давно сгноили бы их изобретателя в своих криптах. Вблизи от одной такой машины свалены в кучу инструменты духового оркестра. Ну и ну! Принц собирается встречать свою невесту под звуки музыки!

Я поежился. Где уж теперь...

У этого странного судна, плода скрещивания парусника и триремы, имелось настоящее рулевое колесо, установленное на самой верхотуре многоэтажной кормовой надстройки. Управляли им сразу несколько матросов, а уж какой длины штуртрос ему полагался, этого я даже не мог представить.

Я принялся за третью кружку воды, когда послышался шум, толпа раздалась, и вперед выступил сухой и подтянутый господин, одетый в коричневато-красный мундир, застегнутый на серебряные пуговицы до самого горла. Сгоряча я принял его за принца и чуть не распустил рожу, но спохватился: Тендалу было лет на тридцать меньше, да и лысиной, правда, с аккуратно зачесанными на нее прядями пегих волос, принц вряд ли располагал.

За плечами господина виднелись двое офицеров помоложе, как и он, одетые в более чем скромные, без мишурного блеска мундиры, и тоже без париков, ношение каковых в Фалгонаре отчего-то считалось дурным тоном.

И еще кто-то был позади толпы матросов — приземистая фигура, я не мог ее разглядеть толком, видел только рыжую, как буханка хлеба, макушку. Странно, что обратил внимание именно на эту фигуру – может, потому, что она была без матросской шапочки… Может, потому, что с ее стороны донесся странный терпкий запах — знакомый мне почему-то…

Пару мгновений сухой господин, сощурив глаза, разглядывал найденышей. Затем поправил малиновую перевязь (в другой руке он держал широкополую шляпу), на которой в посеребренных ножнах висел кортик, и с легким поклоном отрекомендовался:

– Вэйнард Стерамон.

Он не прибавил: «капитан» или «адмирал», видимо, это казалось ему само собой разумеющимся.

Не дожидаясь расспросов, я, глядя на Стерамона в упор честными глазами, начал с жаром скармливать ему ту же сказочку, которой успел попотчевать матросов шлюпки.

— Я плехо! Отчэнь плехо гаварить на языка арвест! Моя знать только селистианский диалекта Перикелы! Моя Сундаго, мы паломника по Фалгонара святые места великий бог Уреш! Это Мака, безгрешный отшельник из Перикелы тоже! Он не глухо, немо! Сорок лет немо во славу Уреш в пещере, забыть все слова, забыть семья, жена, дети, искать просветления! Мы плыть корабля! Быть безобразный шторм! — Я изобразил валы размашистыми движениями рук. – Быть караш! Ба-ах! Бу-у-ух! Все погибай кроме нас! Мы делай плот, а вы нас выручай милость Уреш! Ой, благодарю-спасибо, господин!

Подпустив слезу к финальным словам, я едва удержался, чтобы не расплакаться. Кинулся в ноги Стерамону и несколько раз лбом извлек из палубы глухие звуки. Затем поднял голову и посмотрел на Стерамона взглядом преданного пса.

Губы капитана изогнулись: поди разбери, полуулыбка это или сдержанная гримаса презрения. Тонкая рука скользнула в широкий накладной карман мундира: зажав между пальцами вышитый батистовый платок, Стерамон поднес к лицу его край.

Ага, от меня попахивает олифой, да еще, наверное, от нас обоих несет устричной вонью. Тем лучше! Я вскочил. Где же принц? Вся моя маскировка — только ради его прекрасных глаз. Если дело выгорит и он меня не узнает – женюсь на Вандоре, небом клянусь!

Стерамон кашлянул.

— Вы плыли… на купеческом судне?

-- Мала денег! – откликнулся я. – Купца, купца! Жмотный купца быть! Мы зашибать места рядом с курятник! Скверный запах, да! Шкипера – упырь жадный! Я лепетать – святой Мака и в таком месте быть добро, но надо понимать, кого везешь! Но он в Уреша – нет, он верить в Шахнар! За это Уреш его карать! – Открыв прихваченный с плота рундук, я поднял волну угольной пыли и выволок кастрюльку, кружку, нож и моток парусины: – Все наследство корабля! Моя честный, чужого не брать! Шкипер тоже плавать мертвый, утоп, я его с собой брать, чтобы закопать земля, за плотом на веревка тянуть. Ой, зря! Зубастый рыба плыть – физитер называться! Ам-ам капитана! Ой, я плакать и убиваться! А святой Мака, – я показал на Франнога, который натурально выпучил глаза от моих речей, – молиться за его душа. Только нога физитер оставил – мы ее в море похоронить! Шкипер иметь на ноге три пальца – еще раньше рыбы отъесть!

Капитан прервал меня скупым жестом:

– Старик болен?

Аргх! Как бы не переиграть: с этого лощеного станется ссадить нас туда же, откуда подобрал, если решит, что мы носители какой-нибудь хвори! Но где же принц?

– Только зуба!

Стерамон двумя пальцами похлопал себя по впалой, чисто выбритой щеке:

– У него болит зуб?

– О да, зуба! Ой, болит! Плохой еда корабля! А вообще не больна, устала: пить, жрать нету... Три дня в море плыть! А моя Сундаго совсем здоровый, только жрать охота! – Я, не раздумывая, снова попытался пробить палубу лбом. – Моя работать за наша проезда! Моя сильный! Благодарю-спасибо, господин!

Я вскочил и сделал вид, что хочу обнять капитана.

Стерамон попятился. Офицеры ухмылялись за его спиной. Со стороны рыжей макушки раздался звук, похожий на сдержанный смешок. Я приподнялся на цыпочки: ну кто же это там? Почему не могу разглядеть? Где принц, едри его коромыслом?

– Моя еще знает песни и танцевать! – Я хлопнул в ладоши. – Фокусы, смешные загадки! Что такое: зеленое, полосатое и квадратное лежит под кроватью... А? Не-ет! Не ночной горшка! Это арбуза! Арбуза! А квадратное – чтобы не выкатилось! Ах-ха-ха-ха-ха!

Капитан осек меня резким жестом:

– Довольно глупостей, Сундаго! Как называлось ваше судно?

– Корабля... – Я наморщил слегка ушибленный лоб, изображая непосильную работу мысли, при этом не забывая удерживать искаженной левую часть лица, – а такие вещи мне легко удавались. – Ы-ы-ы... Иметь звание... Моя не читать, не уметь, но капитан говорить – «Печальный дракона»! Да-да, «Печальный дракона»!

– Парусник?

– Что?

– Вы шли на веслах или под парусами?

– А-а, весла – нет, паруса!

– Сколько мачт?

– Мачта? – Я в великом раздумье растопырил пятерню. – Быть одна, – я показал Стерамону два пальца. – И на носу такой долгий штуковина, шкипера называть... «говенный бушприт»! Это мачта? Нет? Шкипера злой человек, браниться... Уреш его карать!

Со стороны фигуры снова раздался смешок: эдакая смесь презрения и удовольствия, мол – ну-ну, родной, развлеки меня дальше. Не-ет, это не принц – у того светлые, но не рыжие волосы. Впрочем – а вдруг перекрасил?

Стерамон спрятал платок, отступая на шаг.

– Вы не встречали на пути другой селистианский парусник? Две мачты, – он показал мне три пальца, – вот столько вместе с бушпритом. Называется... – он помедлил, – «Выстрел»!

Я не шелохнулся. Краем глаза уловил: кажется, чуть вздрогнул Франног.

– Нет, господина! Вода – пустыня все время! Сперва ветер, потом штиль долго, а потом налетать ураган: бу-ух! Ба-ах! Все погибай кроме нас! А нас выручай милость Уреш! Ой, благодарю-спасибо, господин! Хочу песня в вашу честь!

На лицо Стерамона набежала тень. Его взгляд сместился за мое плечо.

– Боцман! Олуха на бак, выдать мыло, щетку, комплект формы по росту. Затем приставить к работе потяжелей и попроще... Посадить на весла. – Короткий взгляд на меня. – Расплатишься работой. Только учти, мы не скоро попадем в Фалгонар.

– Ой, благодарю-спасибо! Ой, радость-радость! Ой, моя хотеть танец в вашу честь!

– Только без танцев, Сундаго!.. И без песен.

Уреш! Нам удалось проскользнуть! А уж как я опасался длительных расспросов! Да принц и его свита нами даже не заинтересовались! Хо-хо, значит, зряшным оказался Франногов маскарад!

– А старика – немедленно в лазарет! – Нахлобучив шляпу, Стерамон переплел пальцы рук и с хрустом их выгнул. – Я сам его осмотрю. Лейтенант Тиджо, не сочтите за труд передать лекарям мой приказ: пускай прокипятят клещи!

Вопль старого кудесника был слышен, наверное, и на Меркхаре. Несчастного схватили под микитки и куда-то поволокли. Мне оставалось уповать на то, что сердце старого мудреца выдержит, и кваэр меня не прихлопнет. Ох, ребята, и страшно же мне стало!

На этом концерт окончился, и толпа начала расходиться. Я увидел, как дернулась рыжая макушка, и внезапная догадка меня осенила. Затем, когда низкорослая и шорокобедрая босоногая фигура начала удаляться, не удостоив меня лицезреть ее лик, я понял.

Вандора на «Божьей благодати»! В форме обычного матроса. Убравшая пышные рыжие волосы в «пирожок» на макушке.

Узнала ли она меня? О Господи, ну разумеется, да!

*Требую «Оскара» за лучший дуэт жуликов, безусловно.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ (осмотрительная) Я играю в опасную игру*


– Мы идем к Великому Водовороту, – заявил я, когда отзвонили на обед второй вахте. – Не спрашивайте, зачем, ведать не ведаю, знать не знаю. Уж про него-то вы слыхали наверняка! Великий Водоворот, или Мордоворот, как говорят моряки, но обычно они называют его «крутень». Его хляби низвергаются в подземную полость, где располагается республика Менд. Никогда там не бывал – да и, признаться, не очень стремлюсь побывать.

Старик фыркнул.

«Мне все это известно! – сказали его глаза. – И про крутень, и про Менд, и про то, что ты, сявка, записной сцыкливый трус!»

– Что-то поменялось, Франног, – сказал я. – Откуда-то Стерамон узнал, что «Выстрел» пропал, и плыть ему навстречу больше не нужно. Наверное, это те копотные дымы, что мы видели вчера на горизонте… Хитроумный способ общения. Я бы назвал его дымовой телеграммой. Но откуда о судьбе «Выстрела» проведали в императорском флоте?

Я сходил к раздатчикам еды и получил порции на себя и Франнога («Ой, благодарю-спасибо! Ой, какая радость! Няма-няма». – И шепотом: «Тьфу, ну и дрянь!»).

– Манная каша. Нет, вы подумайте! – унылое восклицание мое было тихим, чтобы расслышать его мог только Франног, примостившийся рядом у зачехленной катапульты. – Свежее молочко! Не представляю, откуда они берут свежее молоко на корабле посреди моря – разве что доят морских коров. Сказочно!

Жестяная миска с сероватой кашей ткнулась под нос аскета. И тут же исчезла, когда осужденный на молчание старик замахнулся на меня деревянной ложкой.

Яотдернулся. Окунул палец в миску и сунул в рот, брезгливо кривя губы. После перенесенных тягот моей организм требовал много питательной и – желательно – вкусной пищи. Но на флагмане были свои понятия о матросском рационе. Жидкие супчики, всякие каши, много тушеных и отварных овощей, печеный картофель. Мясо давали раз в день, на обед, и только в отварном виде. Запивать еду приходилось чаем, компотом или же кофе. Что до крепких напитков, то на военных кораблях Тендала, к моему невыразимому разочарованию, свирепствовал сухой закон.

Скребнув по краю миски, я отправил кашу в рот и сказал, будто ругательство выплюнул:

– Сладкая молочная. От одного вкуса хочется на рею забраться и на петельке удавиться. Слыхал краем уха, у кашеваров это называется новомодным словечком «диэта». Это они нарочно придумали, чтобы пытать матросов. Особая кормежка, от которой мы должны бегать шустрей; дескать, на берегу все равно жрем что попало и надираемся до поросячьего визга. – Я мечтательно зажмурился: выпить я хотел давно, и отнюдь не воды. – У половины команды от такой диэты наверняка животики крутит. А эти зверюги-повара словно насмехаются: разрешают подходить за добавкой. Я всего три дня на корабле, а уже хочу их зарезать! Рубайте быстрей, скоро подадут кофе... Злыдни!

Глава 3

ГЛАВА ТРЕТЬЯ (осмотрительная) Я играю в опасную игру*


— Мы идем к Великому Водовороту, – заявил я, когда отзвонили на обед второй вахте. – Не спрашивайте, зачем, ведать не ведаю, знать не знаю. Уж про него-то вы слыхали наверняка! Великий Водоворот, или Мордоворот, как говорят моряки, но обычно они называют его «крутень». Его хляби низвергаются в подземную полость, где располагается республика Менд. Никогда там не бывал – да и, признаться, не очень стремлюсь побывать.

Старик фыркнул.

«Мне все это известно! – сказали его глаза. – И про крутень, и про Менд, и про то, что ты, сявка, записной сцыкливый трус!»

— Что-то поменялось, Франног, — сказал я. — Откуда-то Стерамон узнал, что «Выстрел» пропал, и плыть ему навстречу больше не нужно. Наверное, это те копотные дымы, что мы видели вчера на горизонте… Хитроумный способ общения. Я бы назвал его дымовой телеграммой. Но откуда о судьбе «Выстрела» проведали в императорском флоте?

Я сходил к раздатчикам еды и получил порции на себя и Франнога («Ой, благодарю-спасибо! Ой, какая радость! Няма-няма». – И шепотом: «Тьфу, ну и дрянь!»).

— Манная каша. Нет, вы подумайте! – унылое восклицание мое было тихим, чтобы расслышать его мог только Франног, примостившийся рядом у зачехленной катапульты. — Свежее молочко! Не представляю, откуда они берут свежее молоко на корабле посреди моря — разве что доят морских коров. Сказочно!

Жестяная миска с сероватой кашей ткнулась под нос аскета. И тут же исчезла, когда осужденный на молчание старик замахнулся на меня деревянной ложкой.

Я отдернулся. Окунул палец в миску и сунул в рот, брезгливо кривя губы. После перенесенных тягот моей организм требовал много питательной и – желательно — вкусной пищи. Но на флагмане были свои понятия о матросском рационе. Жидкие супчики, всякие каши, много тушеных и отварных овощей, печеный картофель. Мясо давали раз в день, на обед, и только в отварном виде. Запивать еду приходилось чаем, компотом или же кофе. Что до крепких напитков, то на военных кораблях Тендала, к моему невыразимому разочарованию, свирепствовал сухой закон.

Скребнув по краю миски, я отправил кашу в рот и сказал, будто ругательство выплюнул:

– Сладкая молочная. От одного вкуса хочется на рею забраться и на петельке удавиться. Слыхал краем уха, у кашеваров это называется новомодным словечком «диэта». Это они нарочно придумали, чтобы пытать матросов. Особая кормежка, от которой мы должны бегать шустрей; дескать, на берегу все равно жрем что попало и надираемся до поросячьего визга. — Я мечтательно зажмурился: выпить я хотел давно, и отнюдь не воды. -- У половины команды от такой диэты наверняка животики крутит. А эти зверюги-повара словно насмехаются: разрешают подходить за добавкой. Я всего три дня на корабле, а уже хочу их зарезать! Рубайте быстрей, скоро подадут кофе... Злыдни!

Я энергично ковырнул свою порцию, будто надеялся отыскать на дне миски бифштекс или котлетку. Да, три дня на корабле, совершенно зря прикинувшись полудурком… Во-первых, Вандора меня мгновенно узнала, во-вторых, принца-то на «Божьей благодати» нет пятые сутки! В общем, мое проклятие выступило в полный рост, и неудачи продолжали набирать обороты, вдобавок приходилось спать, надвинув на физиономию матросскую шапочку – чтобы скрыть, что во сне мое лицо совсем не искажено.

Все трое суток на корабле мне снился повторяющийся кошмар. Я падал куда-то сквозь черные рваные облака, летел с такой скоростью, что закладывало уши, пытался прорвать облачный покров. Под ним, я видел это по отблескам, пульсировало багровое сияние. И я летел к нему под странные звуки, похожие на гудение великанского роя пчел, но никак не мог долететь: на моменте, как я прорывал облака – меня выбрасывало из сна, и я подскакивал на койке, задыхаясь.

Старику я пока не рассказывал о снах: он все равно со мной не разговаривал. Мало того, что Стерамон выдрал ему зуб, так еще и матросы беспокоили – то и дело подходили за благословением. Франног, мыча, шлепал матроса по лбу. На корабле за сутки успел распространиться слух, что «шлепок святого Маки» вызывает удачу в делах, так что к Франногу норовила выстроиться очередь из желающих получить удачу нахаляву. Мне пришлось выступить продюсером: «Нет-нет, святой Мака благословляет раза в день! На утра не больше десять человек – но толька тех, кто уже сходил облегчиться, умыться и причесаться… Хм… Лысых Мака не благословляет, нет!» Я бы брал за это деньги: любые святые чудеса делаются еще чудесатее, если их коммерциализировать. Но это шло вразрез с образом косноязычного придурка. Пришлось оставить. Хотя деньги нам были, конечно, нужны.

Мимо нас прошла Вандора, слишком близко, чуть не задев мои колени. Я слышал, как она пахнет… по-прежнему свежо и маняще. Она получила порцию матросской шамовки и несла миску в ладони, будто кактус, глядя строго перед собой. Я оценил ее профиль – не слишком выразительный, но все еще манящий, со срезанным подбородком, отметил округлости ее тела впереди и выпуклости сзади и чуть не свистнул ей вслед. За эти трое суток Вандора «случайно» оказывалась рядом со мной раз двадцать, выскакивая, как чертик из табакерки в самых неожиданных местах. Она меня, что называется, «пасла», при этом избегая напрямую встречаться глазами. Однако ж – не перемолвилась со мной и словом! Я мог только строить предположения насчет ее мотивов. Но – она не выдала нас Стерамону, и это было удачей.

Наверное…

Он прошла чуть вперед и села к нам боком, метрах в четырех, не более, скрестив босые ноги в позе лотоса. Я пялился на ее ступни, икры, тонкие запястья и рыжие, по-прежнему собранные в «пирожок» волосы. Смотрел, как она начала орудовать ложкой, отправляя кашу в рот, и глядя точнехонько перед собой. Она обзавелась татуировкой на правой лодыжке – сердечко, перевитое лентой с какой-то надписью, я не мог разглядеть отсюда. Ну, еще бы – сколь ни была бы сурова женщина, пусть это даже какая-нибудь совсем уж поехавшая доминантка в стиле садо-мазо, внутри нее живет маленькая девочка, верящая в чистую и непорочную любовь, и стоит лишь чуть-чуть поработать в этом направлении… Но я не буду раскрывать вам эти банальные секреты.

Вандора трескала манную кашу с застывшим выражением лица. Думаю, матросская пища была ей не по нутру, однако она героически ее поглощала. Лицо ее, без всякого следа косметики, от загара приобрело красноватый оттенок с пятнами – рыжие не могут толком загореть.

Стоп, картинка! Да, вы спросите меня: какого черта сеструха принца, повелителя самой могучей империи этой планеты, делает на корабле в матросской форме? Крыша у нее поехала, или как? Отвечу вам: а черт ее знает. Стерамон и высшие офицеры были, конечно, о ней осведомлены. Матросы, видимо, тоже, ибо отвечали ей с определенной почтительностью. По-моему, Вандора занималась тем же, чем занимался наш Петр Первый, когда служил обычным плотником в Дании: постигала науку. В данном случае – матросскую. Начала с низов, так сказать. Ладно, запустим действие дальше. Эта глава скучновата, но мне требуется пояснить вам много чего, так что – потерпите.

Франног ел, отрешившись от мирских забот. Матросский наряд с шапочкой придал облику поддельного святого слегка комичный оттенок.

Сходили сумерки. Под кобальтово-синим небом повисли тяжелые, подсвеченные розовым облака: явный предвестник грядущего сезона дождей. Прохлада, однако, все еще была желанным гостем, который запаздывал.

По палубе тянуло дымком кухни; слышался приглушенный говор да стук ложек о миски.

К счастью, матросы избегали приближаться к нам близко: я предупредил, что подходить к нам можно только за благословением по утрам, в прочие моменты святой Мака отдыхает и медитирует, и тот, кто нарушит его одиночество, подвергнется проклятию. Конечно, едва пройдет отпущенный на ужин час, младшие боцманы погонят матросов на молитву и спать,и меня тоже – правда, сначала я должен буду перемыть уйму посуды. Но корабль никогда не спал: заканчивалась одна вахта, начиналась другая. Под привычное уже дребезжание оркестра матросы возносили гимны Урешу, им тонко подпевали капелланы. Потому на палубе и были свалены духовые инструменты. Вовсе не для бравурной встречи невесты, хотя, наверное, Тендал использовал бы их для этого... если бы отыскал баронскую дочь.

Я прикинул расстояние до Вандоры: она села так, что, при желании, могла слышать нашу речь. Что ж, принцесса: не ты одна умеешь играть, сейчас я кое-что изображу, надеюсь, тебе будет приятно.

Я и заговорил – достаточно громко, и отнюдь не придурочным стилем Сундаго:

– Да, я должен сказать вам то, дорогой мой чародей, чего не хотел говорить. Она, эта рыжая баба – абсолютно бесстрашна. То есть – полностью лишена страха. В общем, она способна на все, и это меня немного пугает. А я – Леопольд, подлый трус. Почему Леопольд, спросите вы? Это так, к слову пришлось. Да и имя величественное и красивое. У нас им кличут императоров и котов.

Ложка с кашей замерла, не дойдя до рта принцессы. Ее глаза расширились. Но – лишь на мгновение. Затем она сунула кашу в рот и начала жевать – слишком нервно и быстро

Гейм! Сет! Матч!

Съела, прынцесса?

– Ну и я, конечно, провел с ней лучшие дни своей жизни, а потом этот королевский лекарь, будь он неладен, подписал меня собирать целебные травы в горах Абнего. Эх, ну да что вспоминать… Хотя порой я вспоминаю ее с тоской: какая семья у нас бы получилась! А детки? Пять или шесть пострелов, больше, я думаю, не нужно… Да-а-а…

К лицу Вандоры стремительно прилила кровь. Она резко вскочила, и прошлепала к баталеру, вихляя бедрами столь резко, что я испугался, как бы она не вывихнула себе обе шейки бедра.

И еще очко в мою пользу. Чем же ответит принцесса?

Принцесса, сдав миску, куда-то пропала. Ну и ладушки. Теперь со стариком можно поговорить свободно.

Я устало привалился к фальшборту здоровым плечом: сегодня изрядно отмотал руки на тяжелых веслах. Вчера кроме гребли я еще драил палубу, позавчера – побывал кухонным работником («Очистки? Не знаешь, куда на корабле девают очистки? Выброси их за борт, дурачина!»), ухитрившись поскользнуться на ровном месте и расшибить лоб. Общаться открыто нам с аскетом удавалось только на палубе после вахты. В матросском кубрике, куда нас определил на проживание боцман, я не мог снимать личину косноязычного сельского дурня.

Впрочем, даже открытое общение было в одни ворота: говорил я, а Франног все еще молчал, баюкая обиду.

Имея репутацию полудурка, который улыбается невпопад и двух слов не может связать на арвесте, я за три дня узнал многое из того, что скрыли бы от обычного чужака. Не вступая в разговоры, лишь слушая, я выяснил политическую обстановку в Империи («Дрянь, а будет еще хуже, коли Тендал не прихлопнет Вингира, своего братца!»), возраст принца («Тридцать пять – и только надумал жениться!»), количество кораблей его флота и даже то, что Вэйнард Стерамон, адмирал, побеждавший с помощью божьей Менд и Меркхар в открытом море, имеет докучную хворь пониже спины.

Обстановка на судне удивляла. Да, это флагман, но меня не покидало ощущение, что таковы все корабли Тендала. Чистые. С толковыми офицерами и расторопными матросами. Проклятие, девственные! Нет, пожалуй, бесполые, как ангелы. И смертельно опасные.

Здесь матросы не были бесправными рабами, как на военном флоте Селистии. Они прошли строгий отбор и выучку, им выплачивалось хорошее жалование, а офицеры и боцманы не имели права пороть их линьками и раздавать зуботычины. Дисциплина, и без того высокая, поддерживалась рядом действенных мер: за проступки высчитывали часть жалования или карали вахтой вне очереди, могли и вовсе списать с судна, что расценивалось как величайший позор: служить на флоте Тендала Справедливого было почетно. Конечно, должность профоса никто не упразднял, имелся и карцер, но все это казалось пережитком старины. Конфликты между самими матросами дозволялось решать путем честного кулачного поединка, причем с обоих драчунов удерживали определенную сумму. За тайную драку, бранные слова и азартные игры наказывали сурово. Смертной казнью каралось – хо-хо! – мужеложство, трусость в бою и предательство.

Полдюжины цирюльников и трое портных следили, чтобы матросы не ходили обросшими, небритыми и оборванными. Три опытных лекаря пользовали больных и строго наказывали симулянтов (нам повезло, что коренной зуб Франнога, выдранный Стерамоном, имел-таки дырку). Капелланы были готовы в любой день и час поговорить о насущном (и, как показалось мне, делали это искренне, а не с целью наушничества). Еда... Ну, с едой, на мой взгляд, не сложилось. Зато готовили ее из свежих продуктов. Кубрики были чистыми и просторными. То же самое, или почти то же, было и на других кораблях флота, и даже в сухопутной армии: матросы знали это от солдат, расквартированных на флагмане.

Все эти наблюдения поразили меня до глубины души. Поразмыслив, я пришел к выводу, что принц или его неведомые советчики сделали все, чтобы пробудить в простых матросах и солдатах подспудное чувство того, что о них думают, их уважают, о них заботятся. Таким образом, Тендал вместо стаи забитых рабов получил солдат, готовых идти за ним в огонь и воду не их чувства страха, а по велению сердца.

Изложив свои соображения чудодею, я тряхнул пустой миской и изрек:

– Прямо говоря, не худое в этом войске житьишко. Единственное – жратва подкачала. Есть тут, правда, буфет, только там все за деньги. Я вот что скажу: принц либо тронутый, либо отчаянный гений. Либо то и другое разом. А при дворе Барнаха звонили, дескать, он хлыщ. Не, может и хлыщ, да только хлыщ умный. Широких взглядов человек.

Франног демонстративно ощупал языком промежуток на месте вырванного зуба.

Я сделал вид, что ничего не заметил.

– Мотивы? Вы говорите – мотивы, Франног? Я тоже над этим думал. Очень много преимуществ. Ну, к примеру, он может не бояться удара в спину. Даже если какой-то генерал захочет власти, или его враги купят, солдаты без лишних слов поднимут его на копья. Очень устойчивая армия получается. Крепкая. И наемники не нужны. Здесь все – фалгонарцы, и все – патриоты.

Чудодей посмотрел сквозь меня и зевнул.

Вот же вздорный старик!

Мне захотелось показать ему фигу. Хе, что-то подумают матросы, когда проводник святого Маки покажет неприличный жест своему патрону?

– В общем, я… я потихоньку начинаю уважать принца. Как бы он не поступил с Нэйтой, этот малый – он правильный государственный деятель. В нем есть справедливость и понимание как надо. Конечно, я по-прежнему считаю, да что там – знаю, что он отрубит наши головешки, если проведает о нас и Нэйте, но… моего уважения к нему это не отменит.

Мудрец, прижав колени к груди и оплетя их руками, изобразил на лице холодное презрение. Впрочем, он уже слегка отошел – еще вчера и позавчера старик вовсе не желал слушать меня: он отворачивался или начинал сердито мычать на любое мое слово, спасибо, хоть роль свою исправно играл.

– Да бросьте! Ну, нескладно получилось... – Я досадливо взъерошил свои короткие желтые волосы. – Зуб, подумать только... Ерундовая мелочь! – Произнося эти слова, я покривил душой: зуб мудрости, которые азартно выдрал у Франнога Стерамон, мелочью, конечно, не был. – Ну, кто ж мог знать, что этот адмирал – бывший флотский хирург, у которого до сих пор руки зудят, а самого Тендала уже пять дней как нет на борту? Мои неудачи бьют по вам рикошетом, не замечаете? Скажите спасибо, что нас поставили мыться на бак, когда стемнело, и никто не пялился на мои раны и вашу... срамную татуировку с голой бабой. Вы меня слышите, эй? Вас кто просил тыкать пальцем в коренной зуб? Ну, показали бы на передний, от них все равно мало проку, разве что покрасоваться перед девчонками. Но в ваши-то годы думать о девчонках! Нет, вы меня поражаете!

Франног клюнул воздух и яростно затряс головой. Глаза у него были, как бушующие жерла вулканов.

– Тихо, расплещите кофе! Вам, кстати, лучше без бороды – сразу помолодели. Блеск в гла... О, святой Мака, мне тоже быть по вкусу! Горячий вода такой сладкий, а цветом как кизяк в жаркий день! Очень красиво, чудеса!

Я покосился в сторону лейтенанта Тиджо, который фланировал мимо, и, когда тот оказался рядом, громко сербнул из кружки, вскочил и раболепно согнулся. Тиджо был капитаном «Благодати», но командовал судном деятельный адмирал Стерамон.

– Видали? – Я многозначительно хмыкнул. – Тиджо, он, между прочим, из низов. Почти как я, а? Смеяться будете, но Стерамон тоже. Нет благородной крови. Звания – только за талант. Для тех, кто хочет учиться, Тендал построил Военную Академию, выписав несколько отставных офицеров из Рейнарди. Каково? За десять лет он сколотил армию, в которой все, от солдат до офицеров ему преданы. Свои в спину не ударят, как уже говорил. Что-что? Ладно, сопите. А я расскажу, что удалось выведать.

Франног прикрылся ладонью, как забралом шлема. Но я понимал: старик внимательно слушает.

– Значитца, вот как обстоят дела на сегодня. Драхл... Рассказ мой будет хаотичным, да многое я уже поведал вам за прошлые дни, хоть вы отказывались слушать, так что буду повторяться. – Я пригубил горячей бурды, сдвинул густые выцветшие брови. – Гм, не могу сказать, что каша собирается проситься наружу, но впечатление такое, будто ничего и не ел. Стоило взять еще тарелочку, как думаете, а?.. Ладно. Дела кругом скверные, дела паскудные. Империей управлять, это вам не свиней пасти. Номархи запада и бароны севера так и норовят отпочковаться от империи и зажить своим небогатым умишком. Горцы Фарама опять же шалят… Перекрыли торговые пути из Селистии в Фалгонар и вообще с востока начисто.

Губы старика дрогнули: он что-то безмолвно произнес. Мне показалось – ругательство.

– Так вот, эти номархи и бароны – все они спят и видят, как бы разметать Фалгонар по кусочкам, так их развратило владычество безвольного императора Ато Вэлиана! Рыба гниет с головы, не мне вам говорить. Но самые главные интриганы – тендаловы сводные братья и сестры. Здесь матросы иначе, как «змеюки подколодные», их и не называют. А главный интриган принц Вингир проходит у них как «битый молью ишачонок». Оскорбление царской фамилии, верно? Так вот, Тендал за это не карает. А если кто-то вздумает ляпнуть что-то кривое про самого Тендала – свои же его и разорвут на кусочки, ибо принца сильно уважают! Нет, мудрый он мужик, что ни говори. Из родичей у него в фаворе только принц Чермиз и Вандора, поскольку они из одного лона вышли. Ато пережил трех жен, каково? Обычно наоборот бывает... Говорят, впрочем, что Чермиз головой ушибленный и состоит при принце вроде как собачкой, ну а Вандора – она себе на уме, но на трон не претендует, Тендал же доверяет ей. А всего у Ато восемь детей: три, значит, дочери, и...

Франног приоткрыл рот на полпальца и буркнул, не шевеля губами:

– Я знаю.

Я расплескал на себя кофе:

– Эрт шер да марг! – Я так удивился, что чуть не распустил придурочную гримасу.

– Мне все это известно, – глухо и не очень внятно проговорил старик, глядя в сторону. – Старая империя... Я знаю и про армию, и про братьев, и про вдового короля. Я хорошо осведомлен о том, что творится в стране. Я собирался окончить тут свои дни.

– А что же раньше не рассказывали?

Франног сложил ладони в молитвенном жесте и, чуть-чуть согнув пальцы, так, что получилось что-то вроде приоткрытых створок ракушки, прикрыл рот; со стороны казалось, что он впал в глубокую задумчивость или молится. Голос его прозвучал глухо, но куда более внятно:

– А ты разве спрашивал? С самого начала пути ты просил меня поделиться мудростью хотя бы раз? Вот попытаться меня утопить – это пожалуйста! Сделать так, чтобы старику вырвали последний здоровый зуб – с превеликим удовольствием! Назначить меня немым святым, служащим чуждому мне богу – это как два пальца… Ох, прости меня Шахнар за то, что оскверняю свои уста постыдной бранью!

– Аргх!

Я оглянулся: матросы заканчивали ужин, их болтовня стала громче. Кто-то наигрывал на флейте, несколько голосов затянули унылую песню. Местами слышался смех, невеселый и натянутый, будто смеющиеся изо всех сил старались веселиться, тогда как им следовало плакать. Идти к крутеню никому не хотелось.

Я сел вполоборота к старику, оперся о борт и вытянул ноги. Рельефные икры оттопыривали короткие штанины, и я в первый же день их слегка распорол, за что получил нагоняй от боцмана и строгий наказ: зашить. Что и сделал портной, поминая «придурка Сундаго» (я с превеликим удовольствием сообщил ему свое имя) через каждый стежок.

– Хм. Я рассказываю все, что выведал. Последние новости, опять же. Не хотите – не слушайте, дело ваше. Рассказываю для вас, заодно и для себя раскладываю по полочкам. Подумать только, когда-то я хотел побывать в Фалгонаре…

– Дурни хотят и на луне побывать.

– Гм... Нил Армстронг с вами не согласится… Оставим. И вот что еще говорят. Ато Вэлиан правит Фалгонаром не приходя в сознание. Короче, покамест – все беды можно сваливать на него. Но он вот-вот даст дуба… Тендал думал взойти на трон в сентябре, ну, во всем блеске и великолепии – короноваться и жениться одновременно, все как полагается, пустить пыль в глаза простому народу. А невеста пропала… Он злой, принц Тендал, очень злой… Принца, как вам известно, нет на борту пятые сутки. Но не скажу, что наш спектакль был сыгран впустую. Тендал может вернуться в любой момент. Он мечется между кораблями и берегом; говорят, посредством какой-то магической штуковины он способен перемещаться по воде быстрее самого быстрого парусника. Правда, я не выяснил, что это... Спрашивать-то не могу, только слушаю. Да, чтобы вы знали: один из скороходов Крочо добрался-таки в Талиру, фалгонарскую столицу, принес весточку. Было это две недели назад, и Тендал сразу вывел в море часть эскадры... – Я замолк, дожидаясь, пока мимо пройдет компания солдат. – А вернее, еще десять вымпелов вдобавок к тем двадцати, что уже почти месяц посменно патрулируют побережье Фалгонара от границ с Менд до мыса Кентрок на сто пятьдесят миль от берега. Теперь, значит, этой морокой занимаются тридцать линейных кораблей. В ясную погоду они подают друг другу сигналы посредством дымов, и в случае опасности могут стянуться в кулак, наверное, за сутки, поскольку идут на веслах. Дальше ста пятидесяти им велено не отходить; на самом деле, Тендал, будь у него такая возможность, прочесал бы все Срединное море в поисках Нэйты. Но сами понимаете, это все равно что иголку искать в стогу, а в бок каждый день может ударить эскадра республики Менд. Ну и для торговых караванов тоже охрана нужна, так что флот принца изрядно распылен.

Мудрец дернул углом рта, лицо его стало непривычно жестким, морщины углубились:

– Война?

– Ага, пробирает? Наземная война с Менд покамест заглохла, стороны копят силы, а Менд вдобавок мутит воду в самом Фалгонаре. – Спохватившись, я сделал лицо еще глупей и широко повел рукой, дескать, прекрасный корабль, святой Мака, да-да, удивительный. Какое все-таки чудо! – А вот на море дела дерьмо уже сейчас. Менд, получив по мордасам два года назад от Стерамона, потихоньку копит силы и в открытую не суется, но его каперы за последние недели совершенно озверели. Они почти парализовали морскую торговлю, во всяком случае, караваны из Сегерано и Рейнарди уже не приходят. Каперы даже на рыбаков нападают. Добро б, только грабили, так ведь занимаются душегубством. А месяц назад, аккурат в июле... – Я замолчал, специально, чтобы позлить старика. – Вот вам главнейшая новость, что я сегодня узнал. Месяц назад, аккурат в июле, принц разведал, что Республика Торговцев, черти б ее подрали, тайно объединилась с Меркхаром против Империи!

– Шахнар! – Чудодей уставился на меня, опустив руки, у него задергалась щека. – Ох на, сявки потрошенные!

– Вот-вот. Смекаете, какие дела? При всем при том, принц до сих пор не выпер мендовского посла Хафа Тергилека; говорят, он ему чем-то обязан. Не удивляйтесь, матросы «Благодати» еще не о таком судачат. Девчонки и выпивка для них покамест побоку. Вы на их лица гляньте, кстати: все мрачные, словно родного дедушку схоронили. События назревают... Можете представить, каково сейчас принцу. На суше под него роют всякие гиены, причем своих, родных кровей. Гм... Это получается, что я принца гиеной назвал... Ладно. На море пираты и каперы не дают покоя. Примерно числа с двадцатого начнется сезон дождей и штормов, меньше недели осталось. А невесты нет как нет. Вдобавок... – Я понизил голос. – Болтают, будто Предвечный восстал. А было такое последний раз лет сто тому. Наш сосунок утопил уже три рыбацкие шхуны, а кольца его щупальцев наблюдали даже с пирсов Талиры. Когда на «Благодати» заметили наш плот, сгоряча расчехлили катапульты: марсовой крикнул, мол, видит башку Предвечного, и Стерамон решил по ней жахнуть... Вэйрока никто не видел покуда. Все-таки, думаю, мы прикончили эту мерзость. Но... вы точно заметили: в мире назревает что-то скверное.

Франног молча покачивал головой.

– По Империи уже ползут слухи... Ну, как обычно: что, мол, Уреш гневается, а все напасти – я вам рассказал, что на южные районы налетела саранча? – за грехи правящего дома. В общем, нелегко сейчас принцу. Прикиньте теперь, как он «отблагодарил» бы нас за свежие известия о своей невесте. Подвесил бы на крюк и самолично выпотрошил, гуманист. Адье, Олежка, адье, любомудр Франног!

Старик не отозвался. Он все покачивал головой, будто ее насадили на палец кукловода.

«Мозгует», – сообразил я.

Стемнело уже настолько, что можно было, не опасаясь чужих глаз, дотронуться до больного плеча, и ощупать сквозь блузу повязку и рану. Рубцы вздулись, отвечая на прикосновения пальцев секущей болью. Рана кровила и гноилась, и я был вынужден туго бинтовать ее каждый день, в сумраке кубрика, накрывшись одеялом. Наматывал несколько слоев украденного у кастеляна ситца, чтобы сквозь блузу не проступила кровь. Порез, конечно, неглубокий, однако без лекарств и штопки грозит серьезными осложнениями. Но показаться местному коновалу – сунуть голову в петлю. Даже самый последний докторишка распознает удар мечом. «Что, говорите, в пути не случилось ничего серьезного, любезный Сундаго?» Сколько времени пройдет, прежде чем я слягу с ознобом и все откроется? А ведь Тендал не вернет флот в Талиру прежде сезона дождей.

Старик внезапно сказал, прикрывшись ладонью:

– Болит?

– Да, воспалилась. Не хотел болтать об этом раньше времени.

– Скверно.

– Заговорить сумеете? На плоту как-то об этом не подумал…

– Не здесь. Тут слишком много глаз. И через одежду, учти, я этого сделать не смогу.

– Ахарр! В таком случае кто-то обязательно углядит, как вы шепчете над моим окровавленным плечом. Да и вообще, безгласный Мака что-то там шепчет...

– Не шепчу. Заговариваю. Если на судне есть чародей, он почует ворожбу. Понимаешь, я ведь обязательно помог бы тебе, если бы...

– Тьфу ты, пропасть. – Я показал мудрецу порез на тыле кисти. – Этот-то почти затянулся. А плечо, я думаю, разбередилось от работы. Ладно, буду крепиться.

– Крепись, сын мой, это все, что мы... Говоря по правде, твой рассказ меня просто убил. Менд и Меркхар вместе... Чует мое сердце – заваривается какая-то скверная интрига. Возможно, будет война.

– Это ясней ясного, что война. Вот только когда? Неделя? Месяц? Больше? А не попробует ли Меркхар использовать в игре леди Нэйту?

Франног кивнул и подозрительно шмыгнул носом.

– Я сразу подумал об этом. Несчастное дитя...

– Зато теперь, по крайней мере, судьба ее немного прояснилась. Жертвоприношение Тайному богу отпадает. В южные деспотии тоже не продадут. Пылинки сдувать будут.

– До времени.

– Это да. Она – рычаг давления на принца. Интересно, какие требования выдвинут Тендалу?

– Не имеет значения.

– Что? Думаете, принц не...

Мудрец едва слышно заохал.

– Он умен и расчетлив. Он вряд ли пожертвует хотя бы чем-то в пользу пиратов или торговой республики. Он никогда не станет чьей-то марионеткой. Он – правитель, серьезный правитель. Еще объяснять?

Я выругался.

– Ну да, и к тому же равнодушный к бабам… Ладно, нечего прежде времени петь отходную. Мы же не знаем, как оно все повернется.

Франног внезапно ткнул меня локтем и глазами показал куда-то в бок.

О черт, Вандора! Она неслышно примостилась с другой стороны, метрах в трех, сидела, прихлебывая кофе, все так же в профиль, глядя куда-то вдаль.

– Бешеная кобылица, – проронил мудрец тихо-тихо. – Опасайся ее, сын мой. Ноздри ее носа имеют изгиб, свидетельствующий о нраве резком, жестком, и властном. О, мне знакома порода этих женщин. Их немного, иначе бы они повелевали миром, объединившись. Сила ее духа стоит десятерых мужчин. Если она что-то решила… то всегда доведет начатое до конца.

Я вздрогнул. Не могу сказать, что слова старика меня испугали, скорее, заставили собраться и задуматься. Я потянулся, глянул искоса на Вандору, и сказал.

– Да-да, святой Мака! Я когда жениться, моя себе жена взять хороший и работящий! Купить большой коровник хочу, и там коровок держать много. И моя жена туда ходить будет и убирать навоз, а если убирать не будет – я ее пороть розгами по вашему наущению! По большой красивый попа с родинкой на правом полупопье! Вот так: хлысть-хлысть! Хлысть-хлысть!

Вандора рывком поднялась на ноги и застыла, слушая мои слова.

– И чтобы не рыжая только. Про рыжих говорят так – между ног жарко, а в голове пустенько. Ну зачем такой мне? Не-ет, святой Мака, моя брать чернявку! Как волосы на моей груди!

Принцесса, развернулась, но даже в сумерках я видел, что ее щеки залил плотный вишневый румянец. Она удалилась – резко зашлепав по палубе.

Хе-хе, сколь бы мудрой ни была женщина, всегда можно отключить ее логику и мудрость и включить эмоции – а женщина под эмоциями теряет последние крохи рассудка.

– Сынок, ты играешь с огнем, – сказал мудрец, немного подумав.

– Есть такое дело, Франног.

– И тебе не страшно?

– Хм… почему-то – совсем не страшно.

– Я удивлен, признаться. Ты утверждаешь, что являешься трусом, но сам начал играть с огнем…

– Я не знаю, что на меня нахлынуло, Франног.

– Эта женщина сейчас владеет нашими жизнями, мы стоим у края пропасти с завязанными глазами, и ждем ее решения. Ты ведь понимаешь это?

– Хм-м… Я просто хочу кое-что проверить… Скажем так, ее чувства ко мне.

– Я это понимаю, но ты играешь в крайне опасную игру… Женщина эта злопамятна, властна, и способна под влиянием эмоций совершить непоправимое…

– Я знаю.

– И ты не боишься?

– Сейчас – нет.

Мудрец покачал головой.

– Ты очень изменился, сынок. До нападения меркхаров и после – это два разных человека. И… мне отрадно это видеть, даже если Вандора прикажет отделить наши головы от тела или утопить.

– Она не прикажет, Франног, – сказал я. – Я в этом уверен.

Мы посидели еще немного в молчании.

– Сундаго! – наконец позвали из сумерек, и я вскочил.

– Ох, посуда! Уже бегу, начальника, уже бегу!

Я залпом допил остывшую бурду, подавился осадком и, кашляя и ругаясь, помчался на шкафут.

*Жаль, что игра не касается секса.

Глава 4

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ (животноводческая)Моя нелюбимая ферма*

Помню, на Земле я частенько натыкался у баб в соцсетях на спич следующего содержания: «С возрастом все меньше хочется ненужных драм, выяснений отношений, хочется общения со спокойными, доброжелательными и позитивными людьми». Добавлю от себя — например, с санитарами сумасшедшего дома, ибо где вы, мать вашу, видали доброжелательных и позитивных людей в принципе? Все, все мы одержимы неврозами и скверным расположением духа! Сейчас мне нужны были санитары: еще немного, и я тупо взорвусь изнутри и натворю бед.

Среди ночи плечо несколько раз дергало резкой болью, я просыпался, сдерживал стон. Под утро вроде успокоилось, но, выходя на молитву, я ощутил слабый озноб и ломоту во всем теле. Рука стала скованней в движениях, впрочем, не настолько, чтобы это бросалось в глаза.

Эрт шэрг! Дерьмо! Ишачий помет!

Сейчас бы промыть рану, наложить мазь да выдуть пару бутылок подогретого красного, глядишь, дела пошли бы на поправку. Но куда там – вахта ждет. А к вечеру нахлынет жар, это как пить дать. И не сегодня, так завтра какой-нибудь ретивый матрос углядит, как меня бьет лихорадка.

И все, попался.

Сказочно!

Я был как тигр, посаженный в клетку – сбежать невозможно, открыться – повесят. Мое бешенство варилось внутри на малом огне.

Но одно я решил твердо: буду держаться до последнего патрона. Пускай судьба выбирает, как со мной обойтись. А я – я буду тянуть до конца. Пока есть силы, буду бороться. Вдруг за это время случится чудо, и «Божью благодать» вернут в Талиру? Или проклятие неудач ослабнет, и мой организм сможет залечить рану без всяких лекарств и чистки? Или – на самый уж край — их высочество принц врежут дуба?

С этими мыслями я и вышел на палубу. «Божья благодать», обдуваемая слабым ветром, направлялась на северо-восток к Великому Мордовороту, достаточно неспешно, судя по движениям весел. Над западным горизонтом кучерявились облака, грузные, с темной сердцевиной.

Утро выдалось прохладным, или это мне так показалось от озноба. Набросив поверх блузы куртку из грубого полотна, я зябко переступал голыми ногами по росистой палубе. Мне, конечно, в первый же день выдали ботинки, — самые здоровенные, какие отыскали, но они все равно давили, и я предпочитал расхаживать босиком, благо многие матросы делали так же, даже Вандора шлепала по палубе своими маленькими ступнями.

Я отстоял молитву, возвышаясь над субтильными фалгонарцами, как русская народная гранитная скала. Старался подпевать гимнам, извлекая из широченной груди басовые ноты, похожие на трубный зов слона, одержимого любовным томлением. Франног не выходил на молитву: с самого начала я объяснил Тиджо, что святой Мака и без того непрестанно молится Урешу, только в мыслях. Мне поверили. Все же хорошо, когда тебя держат за недоумка: никто и мысли не допустит, что ты можешь схитрить.

На завтрак давали полчаса. Сполоснувшись на баке, я взял порции для себя и Франнога и спустился в кубрик.

Чудодей, накрыв плечи мышастым одеялом, сидел на подвесной койке, лицом к переборке. Прикрыв глаза, он беззвучно молился Шахнару. Лицо умиротворенное, морщины разглажены. Лысина блестит, словно золотом покрыта. Воистину, святой старец!

Или старый дурак. Подкрасться бы сейчас, дернуть койку и рявкнуть в стариковское ухо: «Горим!» То-то бы слетела с него святость, как сусальное золото с каменного болванчика!

Я поставил миски и кружки на общий с мудрецом рундук, нахохлился и присел на свою койку. Делал я это осторожно, памятуя, как в первую же ночь на судне завязки койки не выдержали моего веса, а вешу я далеко за сто кг... Грохот стоял такой, будто рухнула мачта. Теперь завязки были двойными, однако, едва я начинал вертеться, угрожающе скрипели вбитые в пиллерсы крюки.

Окончив молитву, Франног обернулся. Моргнул, разглядывая меня. В кубрике были матросы, и он выразил свое сочувствие только взглядом.

Я изобразил кривую улыбку. Слишком кривую, чтобы она выглядела натурально. Поправ собственную заповедь, приставил ко рту ладонь и просипел:

— Видал я в Менкудо заморыша, который фиглярничал в местном цирке, так вот он был на вас похожий. Часом не ваш потерянный брат?

Франног даже не дернулся. Покачал головой, не размыкая губ. «Эк ты расхамился, – сказал его взгляд. — Значит, дела и впрямь скверны. Ну?»

– Хожу пока, не падаю, — отозвался я тихо. — Под вечер, думаю, морозить начнет, да так конкретно. Дня два у нас в запасе, пока не свалюсь. Или три. Вы ешьте, это очень вкусно! – Старик окинул миски испуганным взглядом. — Нет, это не мусорная куча. Водоросли отварные с какими-то морскими гадами. Может, конечно, это не гады, а повара просто накрошили в котел собственные подметки, по вкусу-то не отличишь. Моя порция вся ваша, я буду только компот и коржик... Да-да, святой Мака, это морской бурьян, которым привыкли питаться русалки! Ох, моя забыть: сирены! У них от травы расти такой большой красивый волосатый грудь!.. Блин! Если на «Благодати» и случится мятеж, так только из-за пищи. За эдакий рыбный день, за биточки из тертой морковки я бы этих стряпунов перевешал! Кстати, заметили? Вандора куда-то делась – ни слуху от нее, ни духу после вчерашнего. Но и казнить нас не спешат. Парадокс!

Франног со стоическим выражением лица взял в руки миску...

С серией кряхтящих звуков (за каждым из них пряталось забористое слово), я начал откусывать от овсяного коржика, запивая грушевым компотом.

Как в детском саду на Земле, честное слово!


***
Младший боцман Янфорд Бизли явился за мной только к полудню, когда я мрачно раздумывал, какую же гадость сообразят повара на обед.

«Само собой, она будет шевелиться... Кто-нибудь из родственников Предвечного в крупной нарезке с гарниром... Тьфу, все бы отдал за тарелку жареной свинины!»

— Понадобится. Надень ботинки, -- скупо посоветовал Бизли, обликом и статью сходный с покойным Зенко. Костяшки его кулаков были сбиты: любитель подраться, он просаживал все свое жалование на штрафы. И, кажется, был не прочь помериться со мной силами, но я не давал повода к ссоре: в маске Сундаго я был идиотично вежлив и повиновался старшим беспрекословно.

Натянув чулки, я втиснул ноги в орудия пыток и сказал жалостно:

– Моя пошел вкалывать, святой Мака, если не вернусь, прошу считать ком… кухонным матросом! – и притопнул ботинками. Ковыляя, словно вместо ног – деревяшки, я поплелся за боцманом.

«Пара дней – и свалюсь, – крутилась неотвязная мысль. – Ну, три дня».

А если... Положим, я настроюсь не давать сдачи и дам себя оттузить? Боцман устроит это в два счета! «Жертвуй малым, чтобы выиграть большее», – примерно так говорилось в одной из стретегм, которые я заучивал, готовясь стать лейтенантом армии Селистии. Так? Или: «Маленькая жертва, больший барыши?» Нет, это что-то из заповедей тамошнего клира... Я тряхнул головой. Экзамены я провалил, и вопрос о чине решила взятка.

Хорошо, меня вздуют по первое число... Уреш, а ведь дельная мысль! Тогда не нужно будет прикидываться. Мака, тьфу, Франног будет за мной ухаживать открыто. Синяки, раны, шишки потребуют лекарств и перевязки. Однако... Если Бизли перестарается, и я попаду в лазарет? Да меня в любом случае будет осматривать местный Айболит! Вот засада... И все же, если начнется лихорадка, я должен буду рискнуть. Авось да получится утаить рану от глаз коновала! Да, рискну, но не сейчас, не сейчас. Только когда начнет по-настоящему лихорадить.

Я взвешивал эту идею, следуя за боцманом по палубе, и до того задумался, что не заметил трюмного люка и загремел вниз, пересчитав задом все ступеньки трапа. Бизли едва успел отпрыгнуть, иначе я свалил бы его с ног.

Неудачи или собственная глупость? Без сомнения, в маске Сундаго я начинал стремительно тупеть.

– Ушлепок! – с чувством процедил боцман, сжав кулаки.

Великое Небо, совсем не нужно, чтобы меня начали бить прямо сейчас!

– Сундаго сделай ладушки! – сипло зачастил я. – Все сделай ладушки, да! Моя не знать корабля. Ой, моя виновата! Ой, моя шкодный гад!

Я начал мелко кланяться, цепляя макушкой бимс потолка.

«Сейчас не стерплю, – метнулась мысль. – Тронет – врежу. Убью или нет, не важно. Все и так раскроется. Ахарр!»

Раздув ноздри, боцман со свистом втянул воздух. «Свалился кретин на мою голову!» – читалось в его глазах. Он с силой впечатал кулак в ладонь и отвернулся.

– Пшли.

И я пошел, с плаксивой миной растирая крестец.

***
– Му-у-у-у!

– Плюх-плюх-плюх!

– Уреш, снова...

– Му-у-у-у-у!

– Заткнись!

– Му-у-у плюх му-у-у-у плюх-плюх-плюх!

Теперь-то я знал, откуда на «Благодати» свежее молоко! Ох-х, как же Вандора мне отомстила! Ох, как же она отомстила-то мне, ребята!

Я был один среди десяти пеструх, которые непрерывно жевали, мычали и гадили. Смачные шлепки по обитому жестью полу означали, что мне вновь пора браться за лопату, нагребать навоз в ведро и выбрасывать в широкий прямоугольный люк, куда мог спокойно пролезть человек. Сквозь него было видно, как мерно ходят весла: флагман продолжал свой путь, и я яростно завидовал гребцам – у парней было настоящее мужское дело. А я, пожалуй, перемудрил с показушной глупостью, иначе меня не поставили бы сюда… Хотя кому я вру? Это было сделано по наущению Вандоры!

– Му-у-у-у!

– Плюх, плюх!

– Ох, заткнись, заткнись, заткнись!

Низкое стойло было поделено на загончики высотой до середины человеческой груди, по пять с каждой стороны прохода. В каждом на широких постромках мордой к стене, так, чтобы едва касаться копытами пола, висела-стояла клейменая знаком королевского флота корова. Натяжение ремней регулировалось лебедками. Несколько раз в сутки (время для каждой буренки определялось по песочным часам) ремни приспускали, чтобы избежать пролежней. Ослабляли их во время дойки и тогда, когда судно не двигалось. Вроде бы я читал в детстве, что подобным образом крестоносцы перевозили через Средиземное море лошадей в Святую землю, кажется, в книге «Люди, корабли, океаны» Хельмута Ханке. Эх, детство, куда ты делось…

Кормить, качать насос, подающий в поилки воду, следить за часами, вращать лебедки, и, наконец, выгребать навоз, а потом заново присыпать пол соломой, которая впитывает коровью мочу, все это была моя работа. На вопрос, искушен ли я в дойке, я с натуральным испугом завопил: «Нет!»,и это было чистой правдой.

Ох, я вижу – вижу по вашим лицам, вы немного в шоке. Вы-то думали, рассказ пойдет о неисчислимых опасностях, пиратах, прекрасных дворцовых приемах, борьбе с кракеном, ну, или о других вещах – например о том, как я зажал Вандору в темном углу корабля и принудил к сексу. А тут – коровник. Есть от чего вытянуться лицам. Но потерпите – не все так страшно, вернее – страшно будет впереди. В этом коровнике заварятся такие геополитические делишки, о которых еще лет двести или триста будут судачить здешние мудрецы.

В соседнем помещении, забитом тюками с сеном и ларями с зерном и овощами, резались в карты двое скотников и матрос, мой предполагаемый напарник. Да, не все так гладко на кораблях принца, чтоб его холера скрутила! Играли, впрочем, не на деньги, а на удары стопкой карт по носу. Помещение было отделено от хлева длинным узким коридором и двумя дверями и мне настрого запретили выходить из хлева до конца смены, хотя я временами делал это, подглядывая за скотниками в дверную щель. Просто чтобы размять ноги и немного отдышаться.

Впрочем, эту дверь почему-то держали запертой, как будто боялись, что я дам из коровника деру.

Да ладно вам, ребята, за пятнадцать лет в этом мире я научился терпеть, но терпилой не сделался.

Я просто выполняю ту работу, на которую меня поставили – чтобы не выделяться из толпы. Работаю хорошо, на совесть, которой у меня давно нет.

Иногда в стойло наведывался кто-нибудь из скотников и, потирая распухший нос, начинал меня шпынять. Я, в мыслях отвернув работничку калган, старался работать с огоньком, как и полагается молодому сельскому придурку. Увы, натяжение ремней не мешало коровам исправно класть кучи по много раз на дню.

– Плюх! Плюх-плюх! Плюх-плюх-плюх! – Через какое-то время от этих звуков меня начало дергать.

Фантастическое приключение! Будет, что рассказать собственным детям. Для этого я и сбежал из Селистии, чтобы выгребать навоз из-под пеструшек! Я попытался внушить себе, что всякий труд почетен, так всегда говорил любимый палач Барнаха перед тем, как взяться за топор. Почетен? Палач Барнаха – дешевый халявщик! Его бы сюда на сутки! Я пожалел о том, что троллил Вандору коровником, не раз, и не десять раз пожалел!

– Плюх... – Чего задумалась, злыдня? Что, заряд кончился? – Плюх-плюх... Плюх-плюх-плюх... Плюхплюхплюх!.. – И сразу после этого: – Му-у-у-у!

– Ахарр!

В потолке были две отдушины, снабженные лопастями, похожими на мельничные крыльчатки. Они вращались почти без перерыва: одна отдушина всасывала воздух, другая закачивала. Благодаря этому воздух в стойле не резал глаза. Разумеется, в первую очередь вентиляция была рассчитана на шторм, когда все люки задраивались. Я с кривой усмешкой подумал о бедолагах, которые неустанно крутят ручки вентиляции. Ужо наработают себе мускулы, будет, чем на берегу красоваться.

Обедали вместе, за маленьким столом. Я только притащил из хлева колченогий табурет. Скотников не заботило соседство со мою: к резким запахам они привычны. Старший, Банни, шлепнул «простака Сундаго» по больному плечу:

– Умница парень! Мускулы, а! Работящий! Скажу Бизли, чтобы определил тебя к нам на все время!

После этого очень пристойный обед, состоявший из грибного супа, печеной рыбы и отварного картофеля, не полез мне в горло.

Броситься перед Вандорой на колени, что ли? Авось да простит? М-да, навсегда зарекаюсь дразнить дамочек, особенно тех, кто имел на меня виды, но остался с носом.

– Му-у-у-у!

Нарубить капусты, смешать с морковью, разложить по кормушкам. Убрать очередное «плюх-плюх», разбросать солому. Перевернуть часы, подкрутить лебедку, качнуть насос... Я до того замотался, что думать забыл про свои немочи. В редкие минуты отдыха я пристраивался у люка на табурете, не решаясь сбросить ботинки. Ноги распухли в этих колодках. И ничего не поделать: не выгребать же навоз босиком!

Я сидел, втягивал свежий воздух, и по вымени ближайшей коровы прикидывал, сколько осталось до вечерней дойки. Удивительно, как коровы в таком... положении умудряются давать молоко. Может, имперский маг их слегка причаровал?

К вечеру пал туман, голубовато-серый, неплотный. Скотники, отчего-то сверх меры разволновавшиеся, зажгли в хлеву тусклые лампы и еще раз наказали мне никуда до конца смены не отлучаться. У меня заломило спину, а раненая рука налилась тягучей болью. Ухаживать за корабельными буренками оказалось трудней, чем орудовать тяжелым веслом.

Волоча к люку очередную порцию навоза, я вдруг услышал, как где-то – то ли наверху, то ли вовсе со стороны моря пропела сигнальная труба. Затем донеслись звуки, похожие на частое пыхтение какого-то большого животного. Думая, что к борту «Благодати» приблизился кит, я вытряхнул навоз в море и посмотрел наружу:

– Terdamo marango! Ishvariz ray! Идиот!

В двадцати футах ниже на узкой палубе странного суденышка, выкрашенного в голубой цвет, подняв к небу крапчатое от навоза лицо, бушевал смуглый горбоносый человек с длинной раздвоенной бородой. Он грозил кулаками и подпрыгивал. Второй, ростом поменьше, в белой с навозными пятнами сорочке, казался спокойней: стряхнув со светлых волос часть «подарка», он перехватил управление (рулевое колесо казалось маленьким, словно игрушечным), быстро взглянул на меня и отвернулся.

Это был Тендал.

Сердце мое ушло в пятки.

А горбоносый, похожий на индийца, продолжал исторгать дифирамбы и плеваться.

Я дернул рукой, обрушив на палубу лодочки остатки навоза.

Проклятый день, снова неудачи! Да еще какие!!! Я спешно скроил физиономию Судаго.

Узнал ли меня Тендал, мельком глянув на лицо? Все-таки сумерки, туман, да и времени прошло, с того момента, как мы видались в последний раз, изрядно.

– Мерзавец!

Я не удержался и высунулся из люка. Надо же что-то ответить людям, так сказать, оправдаться?

– До свидания!..

Горбоносый взвыл:

– Говоновоз! Ты еще издеваешься?

– Ох, извинения! Моя... не видать... Ой, моя дурень! Ой, моя просить прощения за ваша беда!

– Я вытащу твои глаза через рот!

Я испуганно стиснул зубы. Взгляд чернявого обещал многие беды.

Тендал снова мельком глянул на меня (о, я уже был в личине Сундаго) и что-то отрывисто сказал бородачу. Из носовых кают высыпало еще несколько человек, впереди был рыжеволосый паренек с тонкой, будто кукольной шпажкой в правой руке. Тендал отмахнулся, крикнул непонятное. Все подняли головы, провожая меня взглядами. Я смотрел на них, чувствуя, как краснеют уши. Увидел, как вразвалочку из каюты выбрался Борго – личный телохранитель принца, существо, к людской породе имеющее весьма отдаленное отношение: что-то вроде неандертальца-альбиноса, или йети. Двухметровый детина, покрытый грязно-белой косматой шерстью, с лохматой же мордой, на которой рубинами сверкали весьма недобрые глазки. В одежде он не нуждался, а его срамные части были скрыты под капитальным мехом: эдакий Чубакка, осветленный пергидролем.

Борго воззрился на меня и рыкнул, затем подпрыгнул, так что весь кораблик сотрясся.

Тендал окриком призвал йети к спокойствию, но Борго, как бойцовский пес, подергивал головой и смотрел на меня, будто хотел вцепиться в глотку.

То есть – почему будто? Хотел, еще как хотел – я ведь обидел, пускай и не нарочно, его обожаемого господина!

Я видел его при дворе Барнаха, и помнил, что от парня просто таки веяло страшной физической мощью. Своими кочерыжками Борго мог дробить камни. На арвесте он знал буквально три десятка слов, и я сильно подозревал, что его народ вообще обходится минимальным набором слов, однако был глубоко предан Тендалу. Сейчас Борго решил, что коровий навоз (напомню не знающим, что под навозом понимается коровье дерьмо, смешанное с соломой), сброшенный мною, каким-то образом задел честь и достоинство наследного принца – и оттого был близок к неистовству. Тендалу потребовалось еще раз жестко прикрикнуть на своего любимца.

Загадочный остроклювый корабль проплывал мимо, под лесом недвижных весел. Корма лепестком загибалась внутрь, едва не касаясь надстройки, из крыши которой торчала стальная труба. Это она звучно пыхала через равные промежутки странными изумрудными дымами: «чух... чух... чух...»

– Таинственный движитель, о котором болтают матросы, – сообразил я. И изумленно высунулся из люка почти до пояса: суденышко не касалось воды, оно левитировало примерно в полуметре над нею!

Алхимический движитель, преданный анафеме жрецами Шахнара!

Мне стало худо.

Весла «Благодати» втянули внутрь.

Скрытый кормой, продолжал бушевать бородач:

– Ты сожрешь все дерьмо, которое сделают коровы на этой лоханке! Termidas amveno gorto!

Тендал молчал. Мне было худо от страха.

Суденышко поглотил туман, и я убрался из люка, судорожно стискивая черенок вил побелевшими пальцами.

– Если уцелею – женюсь на Вандоре. Теперь уж наверняка, – пробормотал я.

И самое смешное: это было правдой!

– Плюх-плюх-плюх!

– Му-у-у-у!

На палубе грянул оркестр. Принца встречали со всеми полагающимися почестями.

Меня затошнило.

Если принц кинет обидку, как говорят у нас на Земле, и пошлет за мной, ой, я прямо не знаю, чего будет. Казнят? Принц, полагаю, в дурном настроении. Невесты нет, война назревает, с любовниками, опять же, очевидные проблемы. Сорвется на мне, как пить дать…

А может, пронесет, как ту корову после ланча? Кто бы подсказал…

Не знаю, что заставило меня выйти в коридор: видимо, пресловутое шестое чувство.

В помещении скотников раздался приглушенный женский взвизг и голос скотника так же приглушенно прорычал:

– Крепче держи эту суку!

Я почему-то сразу догадался, что речь идет о Вандоре; ну о ком еще могла идти речь, как не об этой вездесущей занозе?

Оркестр надрывался на палубе словно в насмешку.



*Острый фермерит мне обеспечен до конца жизни!

Глава 5

ГЛАВА ПЯТАЯ (убийственная)Rape*

Сжимая черенок вил, я, стараясь не топотать тяжеленными башмаками, пробежал по коридору и приник к дверной щели…

Жизнь, конечно, безумно хаотичная штука — только что ты убирал коровник, бац – и ты уже, чуть присев, смотришь в щелочку на… о блин, там было на что посмотреть и от чего вспотеть и даже поседеть.

Интрига сковалась мгновенно.

В поле моего зрения находилось пространство возле широкого люка для сброса отходов, край стола с рассыпанными картами, табурет. И двое людей, стоящих на коленях боком ко мне. Одним из них была Вандора, вторым – какой-то немолодой короткостриженный тип в матросской форме.

Двое скотников маячили за их спинами (я видел, что руки Вандоры и матроса связаны толстыми веревками, рты заткнуты). Третий же подходил спереди. Это был тот самый матрос, которому полагалось пособлять мне в хлеву. Грубое лицо его было, скажем так, невеселым. Нож с широким лезвием покачивался в руке.

Оркестр на палубе заходился в экстазе, звуковые волны пронизывали корабль до самого киля.

Вандора смотрела неподвижно, резко очерченные крылья (ну-у-у, крылышки, милые такие) носа подрагивают, на шее трепещет жилка. Лицо затопил малиновый румянец, рыжухи легко краснеют (в том числе, и от страсти, о, уж вы мне поверьте, и умудряются краснеть от страсти не только лицом, хм, хм, а если легонько кое по чему шлепнуть, то…). Матрос-пленник, напротив, слегка сбледнул, если можно так сказать. Понимает, что его ожидает отнюдь не проработка по партийной линии с занесением в личное дело. Как там в «Афоне»: у меня строгого с предупреждением нет. Угу, нет, и уже не будет. Зачем строгое с предупреждением на дне моря?

Я начал дышать учащенно, вдобавок у меня зачесалось сразу в трех местах, пот заливал глаза, проклятые тесные башмаки превратились в пыточные орудия.

Матрос с ножом изрек, глядя на пленников.

– Резник Корнер передает тебе привет, Лаукрин Найл, тайный сыщик Тендала, известный тут на «Благодати…» как «матрос Таренк». Привет передает тебе Организация и Меркхар, привет передают тебе Иерархи Первого Круга Меркхара и лично Джоссер. Нечего совать нос в наши дела. Да будешь благ ты с Урешем на небесах!

Я уже неоднократно говорил и повторю: в этом мире народ зачастую выражается велеречиво, пафосно и утомительно высокопарно. В мире Земли все то же самое уместили бы в одну фразу: «Сдохни, падла», и все.

Лаукрин Найл расширил глаза, и задергался в последние мгновения своей жизни. Какая-то часть моего рассудка, не занятая паническим анализом ситуации и нарастающим страхом, отметила: ага, у Тендала есть аналог тайной полиции, КГБ, ФСБ и все такое прочее, а Лаукрин Найл был, вероятно, чем-то вроде агента под прикрытием на этом судне.

А каким боком тут замешана Вандора?

Матрос сделал шаг вперед, резко ударил Найла ножом в сердце, вогнал до рукояти с хрустом и отступил, оставив нож в груди – чтобы не замарать пол кровью.

Тайный сыщик Тендала трепыхался в агонии, но скотник крепко держал его за плечи.

Вандора задышала с хрипами, попыталась вырваться, понимая, какая судьба ее ожидает, но крупные ручищи скотника просто вдавили ее в палубу.

Оркестр все играл…

Мое сердце забилось с невозможной скоростью. Дышать стало тяжко. В голове зашумела Ниагара. Ноги, конечно, тут же стали ватными, мне вообще показалось, что я стою на копне сена и ме-е-едленно в нее погружаюсь. Давненько я так не пугался. Даже когда пираты напали на «Выстрел», я не ощущал такого отупляющего страха, и, черт, я не мог понять, за кого переживаю сильнее – за себя, несчастного, которому могут открутить башку, или за принцессу. А ведь ее ожидало, если не ошибаюсь, еще и безумное унижение, коему мужчины с природой скотов подвергают женщин перед тем, как предать их смерти. Даже я, ублюдок из ублюдков, ни разу, ни единого разу не опускался до такого.

Матрос глянул в мою сторону и сказал:

— Банни, дверь заперта? Придурок Сундаго не должен видеть…

Банни опустил на палубу труп и в два шага оказался у моей двери. Я вжался в стену, не смея дышать. Дверь тряхнуло.

— Все б тебе перепроверять, Чандо, — заметил Банни ворчливо прямо над моим плечом. – Третий раз одно и то же... Обидно, слушай, как сявку гоняешь. Я ведь при тебе дверку запирал. Или ты думаешь, я дурачок, которому ключ повернуть — непосильная задача?

– Выбрось тело, — сказал Чандо. — И не вякай. Быстрей!.. Болван! Камень забыл! Камень ему на шею!

Я различил всплеск далеко внизу. Труп Найла выкинули в море. Хитро. Вся команда на палубе выкатила глаза на принца, оркестр надрывается, никто ничего не услышит. А камень утянет тушку на дно морское.

Черт, я не знаю, что делать! Если принц взаправду кинул обидку и сейчас пошлет за мной – это спасет Вандору. А если он решил отложить расправу, или вовсе… забил, скажем так, кое-что кое-куда, чтобы не тратить энергию на мелочи?

Скорее всего — верно второе. И я теперь – один на один с бандитами Организации, то есть, представителями Меркхара, из оружия — вот эти кретинские вилы, заляпанные навозом.

Немного справившись с сердцебиением, я вновь приник к щели.

Люблю, когда босая женщина стоит передо мной на коленях, но меня неимоверно бесит, когда та же, знакомая мне женщина стоит на коленях перед другим мужчиной, да еще по принуждению. Этакий атавизм: я хочу прикончить этого мужчину. Или трех… Или тысячу -- мне плевать, сколько их, в такие моменты мой разум охватывает странное чувство, и страх за свою нелепую трусливую жизнь ускользает…

Боги, да что со мной? Кто мне эта Вандора?

Принцессу вздернули на ноги.

Чандо достал откуда-то матросский тесак и с тупой улыбочкой медленно спорол с принцессы матросскую блузу. Хмыкнул, глядя, как подрагивают маленькие груди с крупными выпуклыми ареолами молочно-розовых сосков. Сграбастал одну и сжал, грубо, так, что сосок проступил между пальцами.

Вандора дышала рывками, кусала намокшую обвязку тряпичного кляпа. В отличие от многих женщин, у которых тайные фантазии об изнасиловании являются чем-то вроде фетиша, у принцессы слишком сильно было развито чувство свободы – изнасилование для нее было хуже смерти (и не спрашивайте, как я это узнал).

– Поверни ее, – велел Чандо, и скотник исполнил приказ. Чандо обрезал путы принцессы, и велел скотнику взять ее за запястья, развернуть и поднять руки, что и было проделано. Подмышки у принцессы были голые и беззащитные.

Ублюдок вогнал тесак в палубу и содрал с Вандоры матросские брючки и все, что под ними располагалось; Вандора пыталась брыкаться, но Чандо дважды врезал ей под дых, и она обмякла. Должен сказать, что фалгонарский обычай предусматривает для женщин избавление от волос в определенных местах, так что я увидел… то, что уже видел не одну сотню раз (а именно столько мы с Вандорой успели за две недели), то, что накрывал ладонью… и не только ладонью, нежное, розовое и беззащитное, похожее на диковинный цветок.

Скотник, стоящий сзади, сграбастал принцессу за волосы, сорвал обвязку и отогнул голову Вандоры. Рыжие локоны упали ей на глаза, маленькие груди подпрыгнули.

Наверху играл оркестр – громко, слаженно, бравурно. Я смотрел в щель, сжимал черен вил и потел за двадцатерых.

– У нас еще десять минут, пока оркестрик пеликает, – сказал, хмыкнув, Чандо. И тут же перешел на речь, показавшую, что говорить он умеет не только как криминальное быдло: – Пока минует весь церемониал встречи, оркестр не умолкнет, ты же ведаешь об этом, принцесса? Вот молви: во имя всех святых, зачем ты влезла в эту игру вместе с Найлом? Чего ж тебе не хватало в твоей сладкой жизни? Мужчины, деньги, путешествия, балы… Ничего не забыл? Чего ж тебе не хватало? Острых, как этот нож, чувств? Ну, сейчас ты их получишь. – И сразу: – Ты, принцева сучка, можешь скулить. Скули, не услышат.

Он снова сграбастал ее грудь и сжал сильно; от лица Вандоры отхлынула кровь. Затем шлепком ладони рассек ей губу. Ударил по щекам наотмашь еще дважды.

– Вой, родная, скули… Что же молчишь, тварь?

Она молчала, только грудь вздрагивала от быстрых вдохов.

Чандо встал напротив Вандоры и спустил штаны, представив моему взору тощую задницу.

– Сейчас папа сделает тебе сладко. Только не пусти лужу от страха, принцева сучка…

Вандора жалила мой взгляд своей наготой. Как и у всех порядочных женщин около тридцати, целлюлит у нее был.

Банни заслонил происходящее широкой спинищей. По его складчатому затылку струился пот.

Вновь раздались звуки шлепков. Чандо шлепал по какой-то крайне чувствительной части тела, так как Вандора застонала, и отнюдь не сладострастно.

– А я бы ее высек, – отозвался третий скотник, что держал Вандору. – Какой дивный зад с родинкой...

Дивный… Ну надо же – в ублюдке проснулся велеречивый поэт!

– Хе-е, Сеграно, – сказал Банни, – высечь всякий дурак сумеет. Было бы побольше времени, уж я бы ее…

Страх затопил меня до краев. Я сжимал вилы в потных руках и кусал губы. Они поглумятся и убьют единственную женщину, которая мне, и правда, дорога. Когда спишь с сотнями женщин, все они сливаются в одно большое, мягкое, наполненное сладкими ароматами розовое пятно. Ты спишь с пятном, ты не видишь лиц, не говоря уже о личностях. Это бесконечное сладкое пятно, в котором ты утопаешь, и, кажется, что выхода из этого бесконечного круга повторений нет. Но Вандора была другой, и ей все-таки удалось выдернуть меня из этого круга.

Я не мог… не мог допустить… Но страх за свою жизнь будто приморозил меня к полу. Мой Ктулху, вполне себе разумный и трезво мыслящий, скрылся в сортире, прикрыл дверку и высунул наружу любопытный глаз.

– Решила поиграть в сыщика, мелкая пакость? Сейчас папа войдет…

Перед моими глазами вспыхнула сверхновая. За миг до того, как Чандо вошел в Вандору – о, я знал, знал, что успею! – я выбил хлипкий замок ударом башмака и, сиганув за порог, всадил вилы в обширную спину Банни. Ударил хорошо, с хрустом, в область сердца, попробовал вытащить вилы, но они увязли в костях.

Тогда я пихнул Банни на Чандо; оба они повалились на палубу. Сеграно отпустил Вандору и что-то вякнул. Я прыгнул к нему и от души вмазал башмаком по яйцам. Просто-таки ощутил, как бубенцы сплющились от удара – теперь никакая рихтовка не поможет!

Сеграно упал на палубу около люка – я попытался пинками вытолкнуть его наружу, но не преуспел – скотник был слишком тяжел.

Краем глаза увидел, как Чандо выпростался из-под труппа Банни и протянул руку к тесаку, который сам же воткнул в палубу.

Сказочно!

Я ухватил вилы за черенок и неимоверным усилием выдернул их из трупа. Чандо уже был на ногах, пытался пырнуть меня тесаком, другой рукой придерживал штаны. Я отпрыгнул, выставив вилы, принимал удары на их острия.

Помещение наполнилось мерзким скрежетом: Чандо рубил, как заправский мясник.

А оркестр все играл.

Вандора возилась на полу. Кажется… Нет, вы только подумайте – и это, по-моему, все бабы такие: она спешно натягивала матросские брючки! Нет, чтобы помочь – фигли! Она торопилась спрятать от мира свою драгоценную целлюлитную попу!

Чандо нырнул, попробовал ударить сбоку. Я неловко подставил вилы: хряп! Косой удар остро заточенного тесака отсек стальную насадку с зубьями. Я стал счастливым обладателем голого черенка, ну как нудист посреди обыкновенного пляжа – вот примерно так я себя почувствовал.

Чандо взорлил: пошел на меня гордо. Я отпрыгнул в коридор, тыча в негодяя импровизированным копьем.

Экшен первый сорт! Нет-нет, высший! Тесак против черенка от вил. Да еще эти башмаки так жмут ноги, что я кусаю губы от боли.

Я понимал, что сейчас меня изрубят на бифштексы, но организм не имел сил пугаться еще больше.

Меня загнали в коровник. Чандо, по всему, был умелым бойцом. Держа штаны левой рукой, он так отменно управлялся тесаком, что я выставил ему пять баллов.

– Му-у-у-у…

– Плюх-плюх-плюх!

– Сундаго… зря… – проскрипел Чандо на выдохе. Глаза блестели недобро, но без той страсти, которая отличает совсем уж конченых маньяков, которым убить человека – неимоверная радость. Нет-нет, для Чандо это была работа, устранение досадного препятствия, не более.

– Сам ты… Сундаго! – бросил я, отступая. – Нашел еще… дурачка!

Он понял и удивился, так, что приопустил тесак.

В этот прекрасный момент за его спиной кто-то дробно прошлепал, и к промежности Чандо со смаком приложилась маленькая босая ступня.

Чандо удивился еще больше.

Его удивление перешло в изумление, когда я всадил заостренный черенок ему в горло.

Он упал на колени, глаза почти сразу остекленели. Я повалил его на бок, и узрел Вандору, похожую на разъяренную кобылицу; волосы как грива, глаза мечут молнии, крылья носа трепещут. Если заржет – сходство будет необыкновенное.

Ее маленькие груди – нагие, с выпяченными сосками – уставились мне в глаза. Я видел, что обе покраснели – Чандо шлепал по ним, глумясь в садистской страсти.

Я всхрапнул.

– В глаза, Олег, – сказала Вандора, тяжело дыша. – Смотри мне в глаза.

Я с трудом оторвал взгляд от сосков. Знаю, что вы подумали, но я из тех мужчин, что и на смертном одре будет тянуться к женским прелестям, что уж говорить о моменте, когда счастливо избег смертельной опасности. Тогда сам бог велел пялиться на женскую грудь, тем более, что она – рядышком, протяни руку…

Шею принцессы украшал лиловый синяк – рука Чандо постаралась… губа набухла и кровила.

– Ну… – сказал я, с трудом подбирая слова, – это, привет.

Брови принцессы взлетели на середину лба. Других слов она от меня ожидала, что ли?

– Вон отсюда, – бросила Вандора, тяжело дыша.

– И это вместо спасибо? – удивился я.

Скажите, и как это назвать?

Она взглянула на меня строго:

– Дождись, пока встретят брата. Затем найдешь боцмана Бизли, скажешь, чтобы ступал сюда. Скажешь еще: мак расцвел небесным цветом. Запомнишь?

Дер пароль? Ну конечно, запомню, моя очаровательная шпионка. Вы вскрыли ячейку Организации на флагмане принца, а ты играла в дурочку, постигающую морскую науку, а заодно смотрела и слушала… Пока не дослушалась. И что случилось бы с тобой, если бы не я?

– Сам свободен… пока свободен. Все понял, Олег?

– Ы-ы… ы, – родил я, без раздумий напялив личину Сундаго.

– Му-у-у-у…

– Плюх-плюх-плюх…

– Пошел вон.

Я не стал дальше испытывать ее терпение и ушел.

Сеграно валялся без памяти: пока я занимался Чандо, Вандора рассадила о башку скотника табуретку. Но, думаю, он останется жив. С пробитой башкой и отбитыми бубенцами говорить на допросе, все же, можно. Ну а если хочет жить – расскажет все, что знает.

Я дождался, пока смолкнет оркестр, и отыскал Янфорда Бизли и передал ему все, что велела Вандора, приняв, все-таки, облик Сундаго.

Да уж, сильна малышка!


***

Туман загустел. Корабль не двигался, окутавшись желтыми огнями масляных фонарей, и был непривычно тих.

Мне было до смерти интересно, как Бизли – явно посвященный в дела тайной полиции Тендала, и Вандора будут обрабатывать уцелевшего члена Организации. По всей видимости, Организация пустила прочные корни во флоте Тендала – не только боевом, но и торговом – так сказать, помогая шпионить и способствовать пиратам острова. А я-то думал, у принца все схвачено несколько прочнее, а оно вон как – не сказать, чтобы очень, коли уж даже его родная сестренка взялась помогать...

На баке поджидали брезентовый бассейн, ведро с веревкой, склянка жидкого мыла и чан пресной воды. Охая, я оттащил бассейн в тень, натаскал забортной воды и вымылся, стараясь держаться раненым плечом к борту. Обтер тело пресной водой, затем выстирал свой наряд, прополоскал, выкрутил как мог и напялил. В кубрике лежит смена, но чтобы дойти до нее, нужно спрятать окровавленную повязку на плече. А чтобы сменить одежду, нужно дождаться ночи.

Руки тряслись как у припадочного, но сердце постепенно выравнивало ритм.

Через полчаса я доковылял до кубрика, бросил на рундук плошки с едой и устало опустился на свою койку.

– Издевательство, – шепотом передал старику, стягивая ботинки. – После такой работы меня заставили отстоять молитву! Десять коров... Вы только представьте: десять жрущих, мычащих коров, и хоть бы у одной запор!

Ни слова про экшен в коровнике и Вандору я не сказал.

Я уснул. Да, я смог уснуть после всего что случилось и еще могло случиться.

Знаете, почему?

Я сумел. Я сделал.

Я себя переломил.


*Угу, речь об изнасиловании.

Глава 6

ГЛАВА ШЕСТАЯ (стремная)Очная полуставка*


Среди ночи я проснулся и, плюнув на все и всяческие опасности, увлек Франнога на палубу, в направлении бака, где, как известно, располагается гальюн. Ну, приспичило святому Маке сходить до ветра, а помощник Сундаго сопровождает подслеповатого и слабосильного старика, чтобы не свалился за борт, когда будет оправляться.

Возле гальюна я подверг старика допросу с пристрастием — вызнал все, что он в свое время разведал о королевском доме Вэлианов. Вдобавок я узнал, что чародей вместе со всеми встречал принца на палубе и хорошо рассмотрел всех пассажиров лодки. Их я тоже попросил описать.

Меня снедали дурные предчувствия, и, если так можно выразиться, грызла интуиция: скоро, ой скоро мне предстоит свидеться с принцем. И чем больше я буду знать о нем и правящем доме, тем мне будет лучше.

Франног, ошеломленный моим напором, отвечал охотно, хотя и без меры ворчливо. Я пока не рассказывал ему о том, что случилось в коровнике (между мной и коровами, между мной и Чандо, между мной – и Вандорой).

Затем мы вновь спустились в кубрик. Меня здорово развезло. Температурка поднялась, трясло, во рту гулял суховей. Ой, ребята, и худо же мне было. В том числе от дурных предчувствий.

И они оправдались.

Нас подняли на рассвете, незадолго до побудки. Я едва задремал, укутавшись от озноба с головой, хотя рука безостановочно ныла и иногда взрывалась приступами режущей боли.

– Пшли. Обоих – неотложно. – Рядом с Бизли, держа на отлете светильник, стоял флаг-офицер Стерамона, высокий худощавый мужчина. Я не знал его имени.

Я вскочил, оправил блузу, чуя недоброе: просто так, за обычными матросами, флаг-офицер не придет.

Значит, вот он, час истины!

На соседней койке, лупая со сна глазами, привстал Франног:

– Чт... Мнэ-э-ааааа...

— Начальника требовать! — сообщил я. Чертов старикашка едва не спалился, попробовав заговорить. — Только моя башмаки не брать, моя от них горемычный!

– Надевай башмаки и не вякай, Сундаго! — рявкнул Бизли. – Скорей!

Пришлось подчиниться.

Нас повели к трапу, флаг-офицер замыкал шествие, будто конвоируя пленников, да собственно, так оно и было. Поднялись на палубу, все так же, гуськом, двинулись к юту. Было прохладно, серые клочья тумана недвижно висели в серовато-перламутровом небе. Рассвет, который, как известно, не сулит выхода, если вспомнить известную песню…

По палубе расхаживали солдаты. У левого борта слышались знакомые вздохи алхимического движителя, поднимался изумрудный дым. Принц готовится отплывать в такую рань? Весла «Благодати», что характерно, работали. Корабль куда-то плыл.

Я посмотрел через борт и невольно запнулся.

Темное, чуть подсвеченное рассветным багрянцем зеркало воды не далее чем в паре километров закручивалось громадной воронкой, грязновато-белой, страшной. В темный зев воронки великанская длань могла бы уронить «Божью благодать» — и, заметьте, строго горизонтально.

Великий Крутень. Мордоворот, чьи воды низвергаются в подземную полость республики Менд с немыслимой высоты.

Корабль работал веслами, по видимому, описывая вокруг Крутня огромную циркуляцию, но, думается, так, чтобы не попасть в течение, которое могло бы увлечь «Благодать» в бездну.

Бизли сказал недовольно:

— Че стал, ушлепок?.. А, Крутень… Что, не видал никогда?.. Кхм… Да и зачем нашему принцу к этому Мордовороту плыть ни свет ни заря на своей лодчонке? Какие дела могут у него там быть, а, ушлепок?.. Ну, насмотрелся? Пшли!

Тендал намерен плыть к водовороту на алхимическом судне. Ого. И правда – зачем?

Я пожалел, что не рассказал чудодею о казусе с левитирующим корабликом Тендала. Во всяком случае, старый аскет знал бы, к кому именно нас ведут и успел подготовить нервишки.

Впрочем, направляемся ли мы туда, куда я думаю? Не бросят ли нас сразу в летающую лодку, чтобы перевезти в Талиру? Нет, тогда взяли бы только меня — какая вина на старике?

А вдруг мстительный принц решил погрузить нас в лодку, подвезти к краю водоворота и зашвырнуть в бездну вод?

Сердце затрепыхалось, да и сам я едва сдерживался, чтобы панически не трепыхаться.

Одна надежда – заступничество Вандоры, я, все же, спас ей жизнь.

Крутая лестница у основания кормовой надстройки. Двойные караулы. Первый этаж. Второй. Третий. (Я запнулся, ухватил поручень больной рукой.) Миновали каюты офицеров. Выше. Люди на палубе стали как муравьи. На гакаборте источал приглушенный свет ромбовидный фонарь — мириад стеклышек в стальных переплетах. Крутень отсюда смотрелся особенно величественно. Чудовищная воронка, словно пасть Шай-Хулуда, заглатывала воду и, кажется, засасывала воздух, да, определенно, я ощущал, как ветер дует в ее направлении.

Озноб мой сменился нервной лихорадкой. Сейчас все решится. Сыграет ли наш маскарад? Боги, а если нас и в самом деле -- малой скоростью, да в водяную пасть?

Я оглянулся, поймал взгляд аскета: да, старик уже все понял... Кваэркваэр – остается молиться, чтобы выдержало франногово сердце!

Мысленно я повторял свою речь. Вновь играть простака, да так, чтобы ни у кого не возникло и мысли... Пусть старик не сфальшивит, а уж я не дам себе сплоховать! Придурок Сундаго: «Моя не знать, что ваша низом проплывать! Ой, бейте меня, ой, моя виновата! Ой, моя шкодный гад!» Ну что мне сделают? Казнят? Но ведь Тендал снискал прозвище Справедливый!

А если Вандора раскрыла мою личину принцу? Не-ет, тогда бы за нами явились солдаты да отконвоировали на лодку! А так – Бизли ведет нас к принцу, как Сундаго и святого Маку (заметили, я поставил себя на первое место. Мания величия, ну что ты будешь делать?). Да, да, наши личины не раскрыты, и казнить нас вряд ли будут!

А значит, делай рожу похлеще. Добавь в глаза испуг. Распусти губы. Нечего тебе страшиться, твоя физиономия никому не известна кроме Вандоры и принца, ну а у принца классический «синдром официанта»: ежедневно имеет дело с десятками и сотнями людей, и тут же выбрасывает необязательных и ненужных из памяти, иначе свихнется. А Франнога в дурацкой шапочке матроса, без бороды, осунувшегося от тяжких испытаний и клещей Стерамона, вам не узнать!

Двери, коридор, кроваво-красный ковер. На стенах желтые глаза ламп. Еще двери – высокие с позолотой. Стража. Парадные доспехи с серебряной насечкой. Флаг-офицер кивнул, проходя вперед. Бизли отступил к стене, не смея войти. Я неслышно хмыкнул, и сразу ойкнул, когда рука флаг-офицера сорвала с меня, а затем и с Франнога матросские шапочки.

Перед сановными особами – с непокрытыми головами, быдло!

Пал один из рубежей обороны.

Человек в шапке и человек без шапки – это два разных человека.

Каюта была не каюта, а дворцовый зал, дремлющий в полумраке. Богатые ковры, изысканная мебель, шелковые кремовые портьеры, пахнущие вербеной; деревянные колонны-пиллерсы с затейливой резьбой. Подиум... Хо, подиум – то ли для танцовщиц, то ли для императорского трона, на который Тендал пока не может воссесть. Вдоль всей кормы широкие окна-витражи: цветные стеклышки складываются в разные картины – на них люди, цветы, пейзажи. Красиво – не отвести глаз.

Часть помещения у кормы ярко освещала тяжелая люстра. Там находился стол. За ним, в креслах с высокими спинками, сидели люди.

«Клак!» – щелкнул дверной замок. Я вздрогнул: опасность? Нет, никакой явной. А может, мои инстинкты окончательно заглушены ознобом и страхом?

Мы с чудодеем подошли, торопимые флаг-офицером. Позади бряцнули доспехами солдаты-караульщики, две штуки. От их взглядов у меня чесалось между лопаток. Я поежился, вступая в круг света. Удивился: стену по правую руку занимает камин из светлого мрамора, над ним висят разнообразные шпаги. Камин на судне! Как это... по-королевски!

Из-за спины раздалось:

– Грм-м-м…

Я с трепетом бросил взгляд через плечо.

Борго стоял у дверей рядом с караульщиками и буравил меня красными глазками, и взгляд у него был вполне агрессивный. Руки, полуопущенные, были готовы схватить, сжать, ломая хребет. У йети не было когтей, как у высших приматов, но пальцы обладали неимоверной силой.

Ой, как говорят товарищи из Израиля, вэй. Ой вэй. Мне даже не надо играть испуг простака Сундаго – меня уже настращали так, что на год хватит!

Ой таки вэй, ребята!

– Ваше высочество! – Флаг-офицер шагнул вперед, отвешивая поклон; люстра на сотню свечей бросила на стол его тень.

Тендал сидел в центре у широкого стола, лицом к гостям. Бежевая сорочка с кружевом, русые кудри, совсем не богатырские стати. («Его мать из северной провинции, потому такой светлый», – вот что нашептал мне этой ночью Франног, когда я почти насильно выволок его на палубу для разговора.) Лицо непримечательное, глаза немного навыкате, нижняя челюсть вяловата, каковой недостаток скрыт окладистой бородкой.

Ну, здравствуй, старый знакомец.

И почему, интересно, при дворе Барнаха его назвали хлыщом? Ведь ни одной драгоценности... Да и на приеме у монарха Селистии он выглядел подчеркнуто скромно?

Наследник престола коротко осмотрел мою перекошенную рожу, поджав тонкие губы («Он человек без чувства юмора. Совсем. Умный человек, не чета тебе, шутнику и раздолбаю!»), перебросил равнодушный взгляд на Франнога... и вернулся к еде, спрыскивая овощной салат маслом из маленького соусника с ситечком.

Не узнал!

Сплясав про себя чечетку, я, однако, успел отметить, что под глазами принца залегли тени. Переживает, видать. Задержалась, понимаете, невестушка. Все глаза принц высмотрел – а ее все нет и нет.

И не будет – добавлю от себя. Совсем не будет. Потому что я, к примеру, не намерен ее выручать. Как только удастся снять кваэр, я улепетну, и плевал я на все клятвы, что ранее приносил.

Отбив серию испуганных поклонов, я окинул стол взглядом бездомной собачонки.

Сразу наткнулся на Вандору. Она сидела по правую руку от Тендала, в строгом мужском костюме со стоячим белоснежным воротником, а рядом с ней умостился какой-то хрыч. Крупноголовый и седовласый, с шеей толстой, как у хряка и взглядом таким суровым, словно в глазные орбиты вставили по куску обсидиана. Тем не менее, когда он бросал взгляд на Вандору, глаза его мгновенно маслились, и по движениям и жестам, которые он производил в отношении принцессы, я сообразил, что этот хрыч и она… хм, скажем так, близки.

Ого. А я уж возмечтал в своих юношеских влажных фантазиях, что она по мне убивается, ночей не спит, ну и так далее.

Ошибся, и не слабо.

Хрыч посмотрел на меня равнодушно и подцепил на двузубую вилку кусок омлета.

Я напряг память и вспомнил.

«...Герцог Волман опекает Чермиза Вэлиана. Достославный витязь. Его семья издавна служит Имперскому Дому, снискав немалый почет и огромную власть. Не то что ты, неверный трус».

Волман, да-да, херцог. Что же ты нашла в этом немолодом уже хрене, Вандора? Он, что, и тебя опекает?

Ревную, ребята, нет, вы видели? Я – ревную! Я, сбежавший от этой бабенки неполный год назад, умудряюсь ревновать ее к этому хряку!

Принцесса перехватила мой изумленный и рассерженный взгляд, чуть заметно кивнула и улыбнулась презрительно, а затем накрыла лапу Волмана своей ручкой с короткими и по-матросски обкусанными ногтями.

Меня, я вам клянусь, перекосило еще больше!

О Господи, ревности мне только не хватало!

А Вандора и впрямь – крутая девчонка. Другая бы на ее месте с неделю приходила от попытки полакомиться ее телом. А эта – замаскировала синяки на шее стоячим воротником, подмазала распухшую губу, и вперед – к новым высотам!

Борго начал шумно принюхиваться. Блин! У этой твари обоняние, как у спаниеля. Да еще, вероятно, почти абсолютная обонятельная память, как у людей зрительная – на лица. Мою «картинку» запахов этот хрен сложил при дворе Барнаха, и сейчас, кажется, пытается вспомнить… И будем надеяться, что не вспомнит… Не сумеет. Борго, сопровождая принца, встречает ежедневно десятки людей, ну не может быть у него абсолютная память на запахи!

Я спешно перевел взгляд на других участников банкета.

Горбоносый певец дифирамбов, отведавший на вкус коровьего дерьма, Ом Бакинчу сидел вполоборота на дальнем от меня конце стола. («Да, это имперский маг, он прибыл с Тендалом на лодке… Помнишь, я говорил тебе о нем? При дворе Крочо он тоже появлялся… Он и несравненный Абу Нишрам затеяли диспут… Но тебе не понять его суть, ты простой солдат!») Неуклюже длинный даже в кресле, фигурой напоминающий указку, лысый, в багровой мантии с серебряным узором. Оливковая кожа лица словно вскрыта матовым лаком, тускло блестит черная напомаженная борода. На столе перед магом лежал коричневый жезл с зеленоватым граненым набалдашником, в котором я узнал перидот, он же оливин, он же – хризолит, не привлекался, не был, не участвовал.

Не переставая жевать (рядом стояло блюдо, заполненное стручками красного перца), имперский маг отлип от спинки кресла, замедленно повернулся. Оперся локтем о стол и молча, с пугающей усмешкой наставил на меня костлявый палец с острым лакированным ногтем.

Я вздрогнул: под правой скулой Бакинчу в кожу врос золотой лепесток размером с монетку. Я даже различил тисненые буквицы, похожие на стайку злых паучат.

Кудесник вновь усмехнулся, глядя недобро из-под складчатых век. Справа завозился Франног. Узнает? Нет. Престарелого аскета Бакинчу изучал всего один миг.

Хо-хо!

Я ощутил внезапный прилив уверенности. Теперь все от Вандоры зависит. Выдаст нас – или нет?

Вон тот рыжий хиляк с безвольным лицом и словно навсегда прилепленной косой полуулыбкой, – Чермиз Вэлиан, младший брат Тендала, недоумок. Это он появился на палубе левитирующей лодки с кукольной шпажкой. ("Сплошная несуразность: появляясь на свет, застрял в лоне матери. Доставали акушерскими щипцами, повредив нервы лица и голову. Так он и вырос – недоумком, прямо как ты, Олег".) Пестрые одежды, браслеты, перстни, опаловые бусы на тонкой шее. ("Ему все равно – хрусталь или бриллианты. Лишь бы было поярче, прямо как тебе, Олег".)

Чермиз апатично отщипнул виноградину. Блеклые глаза равнодушно мазнули по мне. Однако, как похож на старшего брата! Та же оплывшая челюсть...

Борго хрюкнул.

По левую руку от Тендала устроился брыластый толстяк с волосиками редкими и прилизанными, бледный, как и все уроженцы подземной Республики Торговцев. Обширные его телеса, завернутые в пунцовую тунику, нависали над поручнями кресла. Гости его не интересовали: он подбирал хлебом подливку с большого блюда. Ниро Вулф, блин!

"Хаф Тергилек? Говорят, что он вульгарен и тучен, однако дьявольски умен, не то что ты, Олег. Он посланник республики Менд при дворе Тендала и часто сопровождает принца в его поездках. Я не знаю, зачем принц его держит рядом, прямо как я тебя! Шахнар, я хочу спать! К чему эти расспросы?"

Наконец, за ближним ко мне краем стола расположился Вэйнард Стерамон в парадом синем мундире с большими стеклянными пуговицами. На лице досада: он адмирал флота и командир «Благодати», и вдруг такой случай: позор, принца обляпали коровьим дерьмом!

«Умеет ли кто-то из них читать жесты и мимику? – подумал я, стараясь сохранять вид испуганный и благоговейно-заинтересованный. – Плешивый ведьмак умеет наверняка».

Нас продержали у стола, пока Тендал не окончил завтрак. Еда принца состояла из овощей и фруктов (я помнил со слов Вандоры, что он вегетарианец), жевал он медленно, с какой-то пугающей педантичностью, и, когда закончил, насытиться успел даже Хаф Тергилек (насытиться – это значило, что ему прискучило глодать кости и обсасывать лимонную кожуру). За все время произнесли не более двадцати слов, но от взглядов, которыми одаривали гостей, я чувствовал себя живым экспонатом в музее. Но вот Тендал взял маленький куманец и плеснул в бокал красноватой жидкости, похожей на морковный сок. Отпив, поднял глаза на гостей.

– Четыре дня назад? – Голос, не в пример внешности, был красивым и звучным, хотя и казался усталым.

Стерамон ослабил воротник мундира.

– Точно так. Они из Перикелы. С вашего позволения, они... вот этот дуболом, вернее, может повторить все, что я рассказал...

– Ни к чему. – Новый взгляд на меня. – Довольно ваших слов, адмирал.

– Мы держали их под надзором, как и полагается. Лейтенант Тиджо, гребцы, повара, солдаты, известный вам драчун Бизли...

О боги, все эти люди надзирали за нами! Все, все, все!

– Достаточно. Ом?

Раздался мурлычущий голосБакинчу:

– Я не вижу в них зла, принц. Вряд ли они посланцы Меркхара или... – короткий взгляд на Тергилека, – республики.

– Магия?

Бакинчу повел острым плечом:

– Немного на старике, но он анахорет, как я слышал. От непрестанных молений на этих людей нисходит. На молодом отголоски.

Отголоски? Вот так-так! Бакинчу не увидел проклятия! Постой, Франног говорил, что использовал старинное селистианское чародейство. Возможно, принцип его работы не знаком Бакинчу, и потому он просто не может его... разглядеть?

– ...Он проводник старика, и вполне ясно...

– Достаточно. – Принц взглянул на меня со стариком, словно мы были шахматными фигурами... которые уже отыграли и брошены за край поля.

– По твоему желанию, принц, я могу погрузить этого человека в транс и допросить.

Ох ты ж ех ты ж!

Тендал поморщился:

– Чтобы выведать, как зрел коварный замысел искупать нас в коровьих нечистотах? Это лишнее. Мы отплываем через десять минут. Стерамон!

– Ваше высочество?

– Ты приставил его к работе, и это правильно. Ну а то, что случилось... Твоей вины здесь нет. Но вот этот...

– Сундаго, – подсказал адмирал. Он ерзал, будто что-то мешало ему сидеть.

– Этот молодчик виноват.

Я напружинился. Вандора хмыкнула – и показала мне кончик языка. Всего на миг – как змея, не-ет, как змеюка подколодная!

– Да, ваше высочество.

– Он, разумеется, выполнял свою работу, но он сделал то, что сделал. Впрочем, отчасти виноват и туман, из-за которого мы едва нашли твой корабль. – Тендал приложил к подбородку указательный палец. – Я должен его наказать, к тому же, на этом настаивает господин Бакинчу... Ты слышишь меня?.. Ты!

Взгляды сверлили меня спереди и сзади. Я спешно поклонился принцу, поднеся руки к груди, затем, особенно искательно, имперскому магу. Поймал совиный взгляд Тергилека, острый – Волмана, и безразличный – Чермиза. Бакинчу смотрел насмешливо и слегка презрительно, но без всякого торжества. Вандора снова глумливо высунула кончик языка, поводила им по верхней губе и с вызовом уставилась на меня.

Борго принюхался, да так сильно, что всколыхнул воротник моей блузы.

– Моя слышать! Моя стыдно! Моя шкодный гад! Моя просить прощения... Покорно принимать наказания... Благодарю-спасибо, господин! Господа. Дама прекрасная рыжая красавица, ой, красивая! Всем просить прощения Сундаго! Ой, моя шкодный гад!

Вандора расхохоталась: она откровенно наслаждалась зрелищем. Герцог Волман попытался по-свойски ее облапить, но она с очевидной брезгливостью откинула его руку. Герцог не обиделся – видимо, привык к экивокам супруги, чье настроение диктовалось расположением солнца, звезд, луны, телесных соков и еще миллиарда других причин, в общем, как у всех нормальных женщин.

Тендал кивнул: иных слов он и не ожидал. Голос его стал скучающе-равнодушным:

– Стерамон, этот человек – случайный гость, вдобавок, подданный другой страны. Вы сделаете вот что... После нашего отъезда произведете его в матросы фалгонарского флота. Договор, жалование, подпись, – все как полагается. Сразу после этого отправить его в карцер по обвинению в оскорблении вашей личности. Держать четыре дня на хлебе и воде. Первый день – связанным. Однако связывать не туго, ущерба его здоровью я не хочу.

Уреш! Я расслабился, все еще прижимая руки к груди. Я-то думал, погрузят на лодку да сбросят из-за острова на стрежень, на простор крутой волны, так сказать, а тут…

– Далее ставить на вахты в коровник. По прибытию в Талиру разжаловать, выдать заработанные деньги и отвести этих людей в ближайший храм Уреша, дабы они могли продолжить свой путь. Пожалуй, все.

Все? Это – все? Мудрец! Гуманист!.. Лопух! От наплыва чувств я был готов расцеловать принца!

Э-э, не подумайте дурного – расцеловать в хорошем, да-да, в хорошем смысле!

Я и адмирал заговорили одновременно, и их «Да, ваше высочество!» и «Моя благодарить спасибо!» смешались, но концы фраз оказались обрублены хлесткими словами Тергилека.

Посланец Менд высвободился из кресла, тряхнул чревом и с каким-то мальчишеским азартом произнес:

– Желтоголовый врет! – Палец толщиной в черенок лопаты указал на меня, двинулся вниз и остановился на левой кисти моей руки. Там темнела длинная, уже стянувшаяся отметина от клинка меркхара. Пустяковая рана, на взгляд любого – обычная глубокая царапина.

– Желтоголовый врет! Тыл его руки был рассечен неделю назад ударом меча. Эти люди – лжецы и самозванцы, и, возможно, работают на Меркхар! Прикажи арестовать их, добрый принц!

Вандора досадливо цокнула языком: веселое развлечение вышло за рамки.


*Да уж, натерпелся я страху!

Глава 7

ГЛАВА СЕДЬМАЯ (боевитая)Я играю в супермена*


Вот тебе невезуха...

— Гаденыш! – прорвало немого Маку. – Бурдюк из Менда! Плешивец! Ах ты сявка! Оле-ег!..

И еще один облом. Таки сдали у старичка нервы, ну что ты будешь делать!

Меж бровей принца легла изумленная складка:

– О… лег? – Он произнес мое имя как Олег, с мягким ударением на первую гласную, будто снова пытался оказать знаки внимания, как при дворе Барнаха. Ох, ребята, пробудил я в нем чувственные воспоминания!

Я почему-то утратил душевное равновесие – мгновенно и сразу.

Теперь стоп картинка! Сейчас я быстро, парой штрихов, нарисую вам диспозицию, хоть вы и так ее видите. Справа от меня святой Мака, безгрешный анахорет из Перикелы. Слева — флаг-офицер. За спиной — два солдата-караульщика и Борго, отступили к самым дверям, почтительно ждут. Впереди, через широкий, уставленный разной жрачкой стол, — Тендал, сидит, как бог в окружении апостолов. На ближнем ко мне торце стола – Бакинчу. На другом торце — адмирал Стерамон, вон, как вылупил зенки. Справа от Тендала Вандора и Волман, а еще принц Чермиз. Слева – Хаф Тергилек, далекопосланник республики Менд, столь огромный, что ему нужно сразу два-три места. И со всеми ними мне нужно справиться, если я хочу выжить! Да, я знаю, вы спросите, если я справлюсь со всеми — есть ли у меня план дальнейших действий? Есть ли у меня план? Есть, черт возьми!

Я снизу засветил в челюсть флаг-офицера, клацнули зубы, тело отбросило на ковер. Я повернулся. Два караульщика в железе изумленно выпучили глаза, Борго вообще застыл, раззявив клыкастую пасть, что явно выдавало в нем мясоеда. Я прыгнул вперед, вытянув руки. Бабах! Я столкнул солдат шлемами и пихнул их на Борго. Сцепившись шлемами, солдаты упали, как марионетки с обрезанными нитями. Ничего, черепа выдержат, у солдат крепкая голова, сужу по себе.

Борго пошатнулся и, не удержавшись на ногах, упал на бок с удивленным и немного обиженным рыком: палуба содрогнулась. Когда тушка весом в двести кило падает не по своей воле, она обычно причиняет себе определенные травмы. Я надеялся, что Борго очухается только после того, как я завладею хорошим оружием, скажем, во-он тем, у камина.

Еще пара солдат за дверью. Они уже пытались ворваться, но туша Борго служила надежной баррикадой: пытаясь открыть дверь, солдаты лупили створкой по спине и почкам йети-альбиноса.

...Сегодня ночью я много думал над тем, что будет, если наш маскарад посыплется. Выход был только один — драться. И попробовать взять в заложники принца.

За столом поднялись лай и истошные взвизги:

– Стража! Стража!

Это вопил принц Чермиз.

— Оле-е-ег! – Это кричал Тендал.

— Оле-е-ег! -- Это был вопль старого чудодея.

– Олег! – Это взвизгнула – сердито, словно пытаясь призвать меня к порядку – Вандора.

Какой же я популярный-то мужчина!

Ахарр! На мне ведь еще Франног с проклятым кваэром! Чтобы осуществить задуманное, чтобы уцелеть самому и спасти старика, мне придется быть ого-го каким безжалостным.

Серая тень мудреца мелькнула сбоку. Что?

Я развернулся, ловя аскета взглядом. Тот был уже слева, огибал поверженных караульщиков. Куда? Я метнулся к камину, сорвал ближайшую шпагу в дорогих ножнах. Кто-то запустил в меня тарелкой, она разбилась о голову, брызнули осколки. Вторая пролетела мимо, зато соусник ударил в грудь, окропив ее маслом.

– Мекхо селимор! – Бакинчу был на ногах, острый, похожий на иглу. Перидот на конце жезла сверкнул зеленой вспышкой.

– Хо-о-о-об-ба-а-а! – Заслонив меня, Франног выставил перед собой раскрытые ладони... в которые ударил комок малахитового огня, похожий на плевок сумасшедшего дракона.

Ударил и, отскочив мячиком, полетел к дверям, оставляя видимый крученый след от нагретого воздуха. Он разбился о стену рядом с Борго зеленой светящейся кляксой, которая вязко потекла на ковер; ворс задымил, тонкими малахитовыми язычками вспыхнуло пламя.

Гм. Это еще вопрос, кто кого защищает.

– Мекхо селимор!

Новый сгусток зеленой эктоплазмы вырвался из перидота и срикошетил в потолок с другой стороны от входа. Оттуда крупными вытянутыми каплями на мохнатые лапы йети зарядил огненный дождь.

Дальше события завертелись еще быстрее.

Борго заверещал. Солдаты за дверью заорали. Вандора взвизгнула: «Олег!» Старик покачнулся и упал на колено. Ругаясь, я перепрыгнул мудреца, устремляясь к Бакинчу.

– Оле-е-ег! – вновь выдал принц Тендал.

Надеюсь, он мне не в любви признавался.

– Стража! Стража! – вел свое дискант Чермиза.

Бакинчу открыл варежку, сверкнули лошадиные зубы. Понимая, что он уже проговаривает спусковое заклятье, я сделал в воздухе балетное па-де-труа и, удачно приземлившись на самые пальцы, хлестнул чароплета ножнами шпаги. Удар пришелся в скулу, и хренов ведьмак загремел головой к окнам, а в руках моих остался... обломок гипсового муляжа!

Неудачи! Вся стена над камином увешана бутафорским оружием!

Глухо и страшно верещал Борго. Я услышал треск пламени и запах паленой шерсти. Магический плевок перидота возжег искру, так сказать.

Я вскинул голову, но не успел оглянуться: по столу ко мне бежал Волман с кухонным ножом в правой руке.

За столом да рядом с принцем сидят без оружия. Ну конечно!

– Стража! Стража! – Продолжал вопить Чермиз. Он сжался в простенке, скривив лицо и выпучив глаза, точно танцевал босиком на угольях. В руке... Насчет оружия я поторопился: в левой у Чермиза была тонкая шпага, похожая на дирижерскую батуту. Ну да, глупцу королевской крови дозволено нарушать этикет. Пусть только не плачет.

А Чермиз как раз плакал.

От страха.

Вандора, овладев собой, смотрела с насмешкой, демонстративно сложив на груди руки: трепыхаешься? Ну-ну… погляжу, как удастся вывернуться, дорогуша.

Рядом раздутым бурдюком высился Тергилек.

А высочество? Мне нужен принц! Я потерял его из виду...

Волман метнулся, целя ножом в мое лицо. Поскользнулся на скатерти и начал валиться на меня. Я отпрыгнул, ткнув в ощеренные зубы герцога обломок муляжа.

Хрусть-хрусть!

Руку осыпало гипсовой пылью. Волман сковырнулся на пол, усеивая рисунчатый ковер обломками зубов. Я услышал грохот упавшего тела и звонкий хруст: герцог сломал себе шею; она вывернулась под невозможным углом, выпученные глаза мгновенно остекленели.

Чур – я не виноваты-ы-ый! Он сам пришел! Да ну, правда!

У дверей раздался вопль боли. Я и в этот раз не успел оглянуться: меня атаковал Стерамон, забравший у флаг-офицера саблю с массивным клинком.

Нет времени фехтовать! Нет возможности! Где принц? Только бы не удрал!

Стерамон обошел мудреца (тот уже сидел на полу, плечи обвисли), надвинулся и согнул колени, принимая фехтовальную позицию точно по учебнику. Клинок сверкнул отраженным пламенем. Выпад!

Нет, медик, не саблями тебе махаться.

Я уклонился без труда, поймал запястье и вывернул саблю из руки Стерамона. Тяжелый эфес ударился о согнутое колено. Ядрена вошь! Да будет конец этим неудачам сегодня?

Я взвыл. Чувствуя, как екает больное плечо, схватил адмирала за шкирку и бросил лицом на ближайший пиллерс, добавив для скорости пинка. Я мог бы свернуть ему шею, но не хотел убивать.

В ноги подуло горячим. Нахлынул запах гари. У входа захлебнулся чей-то крик. Кажется, людской. А Борго, наконец, взревел во всю мощь своих легких, и я посочувствовал ему: гореть заживо – чудовищная пытка.

Я зыркнул через плечо. От дверей наползали густые зеленоватые клубы, за ними щерил изумрудные клыки огонь. Дождь с потолка прекратился, и стекшая на пол дрянь горела превосходно.

Ну и наворотил дел перидот Бакинчу.

Ахарр!

Наконец я заметил принца. Тот дергал из ножен одного из солдат-караульщиков парадную шпагу. Франног сидел рядом, склонив голову, и не шевелился: отражение заклятий подорвало его силы.

Пальцы мои сомкнулись вокруг сабельной рукояти. Разоружить принца! А затем...

Борго горящим болидом пронесся мимо, роняя на ковер огненные клочки, и сиганул в окно, расколошматив цветные витражи.

Надеюсь, уцелеет, и не очень покалечится. Все-таки жаль животинку. Ни в чем она не виноватая, окромя того, что служит сильному мира сего и иногда попадает под раздачу.

О, Вандора уже неподалеку от принца. Стала, будто не знает, что делать. Смотрит на мертвого Волмана. Блин! Ну убил я твоего любовника, убил! В моем мире это квалифицируют как убийство по неосторожности, черт возьми!

А вот как его квалифицирует бывшая моя любовница?

Если она решит присоединиться к Тендалу, вот что я буду делать? Она прекрасно владеет шпагой. Бабы в этом, казалось бы, патриархальном мире, вообще круче наших эмансипированных дур.

Куманец ударил в больное плечо. Я охнул, на секунду меня захлестнула ярость: Тергилек намерился швырнуть в меня бокал, а Чермиз... собрался метнуть свою шпажку!

Ах вы!..

Могучим рывком я опрокинул стол и начал его двигать с мыслью выдавить кретина и посланца Менд через окна. Шаг, второй... Но почему... не двигается дальше? Драхл, там же кресла, уперлись в стену под окнами! Я еще поднажал, и рука взорвалась болью до самых кончиков пальцев, а спина, казалось, лопнула пополам.

Тщетно.

Ладно, живите.

Я подхватил выпавшую саблю. Как там Тендал? А Вандора?

Принц, наконец, разжился шпагой и выпрямился. Он был в панталонах чуть ниже колен и легких туфлях из белого сафьяна. Ростом их высочество мне по шею. Несмотря на астеническое сложение, Тендал был лишен изящества и слегка кривоног. Что в нем нашла Нэйта кроме власти и богатства? Наверное, он внимателен с дамами, умеет говорить комплименты и знает самый главный секрет – в их присутствии говорить только о них самих.

А мальчик не робкого десятка. Тьфу, мальчик, да пусть мне язык вырвут, если я его еще хоть раз мальчиком назову!

Мы уставились друг на друга, и я не смог удержаться, чтобы не показать принцу оскорбительный средний палец:

– Фиги, ваше высочество, никакого коровника!

Из дымного облака вырвался второй караульщик, сбивая пламя с лица вместе с кожей. Она сползала со щек, как тонкий мятый пергамент. Лопнувшие веки превратили глаза в круглые багровые виноградины.

Бедняга угодил под магический дождь.

Караульщик с воем пролетел мимо, но я поймал его саблей, понимая, что тот уже не жилец. Удар милосердия в шею, я потянул клинок на себя, и отточенное лезвие скрежетнуло, расчленяя позвонки. Несчастный упал на ковер.

Я смерил взглядом расстояние до огня. Две... три минуты в запасе... Одно хорошо: теперь снаружи в зал просто так не пробиться.

Ахарр! Вся бодяга из-за какой-то девчонки. Хотя... Разве она виновата?

Сверкнула шпага. Я развернулся, подсекая выпад принца. Удар вышел слабым, во многом из-за короткой и неудобной сабельной рукояти, и едва не стоил мне жизни: Тендал, не отдернув клинок, прянул вперед, пытаясь провернуть тяжелую шпагу вокруг сабли. Я отпрыгнул, и принц, учуяв слабину, придвинулся шажком, тыча острием, будто швейной иголкой. Кружевное жабо вздымалось от бурного дыхания.

Вандора смотрела молча, на лице проступила растерянность.

Я еще отступил. Короткий размен ударами, благо в зале простор для длинных клинков, и принц снова в атаке. Умелый боец, не чета Стерамону, он хотел взять напором: наращивал скорость атак, менял стойки, пытался пробиться сразу со всех сторон. Рост и длина моих рук могли бы дать преимущество, если бы не короткая рукоять и массивный клинок сабли. Но я оборонялся уверенно, а пятился только для вида: мое отступление подзуживало принца атаковать еще яростней.

И выдыхаться.

Убить или ранить? Чего он хочет? Показалось, что принц не прочь меня пришпилить в самых важных местах вроде сердца или горла. В конце концов, допросить можно и старика.

Клинки размазались в воздухе, удар сбоку, удар снизу, тяжелое дыхание. Тендал пер напролом, почти забыв о прикрытии. Позади стола было тихо, я надеялся, что Чермиз и Тергилек не скоро придут в себя. Сбоку на ковре копошился Стерамон.

Где-то далеко затрезвонила рында. Значит, скоро нагрянет пожарная команда. Время, время!

Тендал снова ускорился, хотя дальше, казалось, было уже некуда. Я понял: принц, чуя усталость, вложил в атаки последние силы. Его кудри встали дыбом, щеки разрумянились, однако лицо напоминало гипсовую маску: Тендал не позволял себе внешних проявлений эмоций, а бился хоть и быстро, но педантично контролировал каждый шаг.

«Он никогда не опустится до низких уловок и хитростей, – понял я. – Песок в глаза или хватание за вражеский клинок, все это для меня, подлеца!»

Значит… устрою ему подлость, мне – не впервой. Только надо придумать, какую.

Но вот движения принца замедлились, и я сразу набросился на него. Тендал ответил низким выпадом, который едва не достиг цели. Я отскочил, проклиная себя за небрежность.

Принц полоснул клинком, целя в бок. Урод! Я поддел его шпагу, но от острой боли в плече опустил свой клинок. Принц... отступил. Мы смотрели друг на друга, пытаясь отдышаться. Дым уже окутал ступни до щиколоток.

Затем наследник трона двинулся вперед, плетя шпагой узор перед моим лицом. Он атаковал медленней, но все так же педантично. А я ушел в оборону: проклятое плечо и не думало затихать. Вопрос о том, кто кого измотает, внезапно зазвучал по-новому. Убить Тендала, я, пожалуй, сумел бы, но обезоружить в теперешнем своем состоянии не мог, более того, отныне каждая атака принца могла стать для меня фатальной: Тендал уже нащупал бреши и готовился нанести удар.

Убив принца, я потеряю заложника. А это совсем нехорошо.

Значит, принц должен жить.

Яростно трезвонил пожарный колокол, топали башмаки над головой. Вдруг краем глаза я заметил, как подле стола поднимается чья-то тень. Эрт шэрг! Настало время той самой подлой уловки!

Подлец я, или нет, а?

Я постарался отвести клинок принца как можно дальше, сделал безумные глаза и выкрикнул:

– Нэйта мертва! Мертва!

Гипсовая маска отвалилась, обнажая человеческое лицо. Тендал замер...

Быстрым ударом я рассек ему правое надбровье.

Все!

Нет! Зажав кровоточащую рану, принц устремился в атаку. Ахарр! Я без труда парировал его удары.

– Бросай шпагу! Бросай шпагу, болван! – заревел я. Но принц наступал, скалясь, будто бойцовская собака. Эмоции... Как некстати! Я снова попятился, теперь я делал это, чтобы разглядеть фигуру, которая поднялась у стола.

Бакинчу пошатывало. Вокруг его плеч скользили голубоватые туманные нити, удваиваясь с каждым витком. Неуемный ведьмак снова плел колдовство! На месте драгоценной пластинки в щеке зияла каверна.

В дверь замолотили, потом ударили чем-то тяжелым. Наверное, от огня заклинило замок.

Я не стал мешкать. Ринулся к Бакинчу, вмазал ему в лоб гардой сабли и, подхватив падающее тело, прикрылся им от принца.

– Негодяй! – судорожно всхлипнул Тендал. Он уронил руки, наполовину залитое кровью лицо вновь стянулось в маску. Вот теперь-то принц точно настроился убивать.

Я швырнул в него чародея – тот был легким, словно в мантии помещалась пустая оболочка. Оба повалились на ковер.

План созрел мгновенно. Еще секунду назад я хотел взять принца в заложники...

Я выдернул шпагу из руки принца, кашляя от дыма, откатил Бакинчу. У Тендала был пустой взгляд, как у человека, которого ударили чем-то увесистым. Я стукнул его в висок для надежности и вскочил.

Мощным рывком сдвинул стол, кривясь от пронзающей боли. Чермиз и Тергилек осели у окон, хо, повезло: я здорово приложил их головами к простенкам! Но нельзя, нельзя, чтобы пожарная команда долго искала их в дыму! А прочие... Вандора куда-то исчезла.

Схватив саблю, я кинулся вдоль окон, выбивая остатки витражей. У крайнего окна задержался, кряхтя, поднял кресло Стерамона и забросил в широкий проем. Плавает или нет? От этого зависит жизнь Франнога! Я швырнул еще одно кресло, за ним, уже с трудом, задыхаясь, третье. Не то, так это отыщется в потемках, надеюсь, и Борго прибьет мимоходом.

Теперь люди... Черт!

Я подволок к окнам Бакинчу, затем Стерамона, флаг-офицера и караульщика. Плечо лопалось от боли. Где Вандора? Проклятие! Ее нет! Сейчас выбьют дверь, нет времени ее искать.

– Вандора! – заревел я, в последней попытке докричаться до… хм, кто же она мне? Любимая женщина?

Нет ответа.

– Вандора! К окну!

Я надеялся, что эта любимая женщина не всадит мне в спину пару вершков стали, мстя за убийство Волмана.

– Вандора!

Нет ответа. Я не могу ее разглядеть в дымном полумраке!

– Вандора!!!

В моем голосе был испуг, настоящий, животный. Впервые в жизни я искренне и по велению своей души переживал не за себя.

Что мог, я сделал. Еще немного промедлю – и ага. Но я просто не мог уйти, не найдя принцессы.

Сопля.

И опять я себя поломал. Я медлил. Я не убегал, спасая собственную никчемушную жизнь. Я искал Вандору.

Наконец, я разглядел ее у стенки, видимо, она утратила сознание от дыма.

– Сказочно!

Я схватил Вандору под микитки и отволок к разбитым окнам, к кислороду, к жизни. Девочкой она была упитанной, если вы помните мои рассказы.

– Франног!

Мудрец вяло шевелился в клубах дыма.

– Подъем, мы уходим!

– Ух... Что? – Франног закашлялся.

Я вздернул его на ноги и надавал по щекам:

– Ходу, ходу!

В дверь грохали, кажется, топорами: слышался треск. От дыма слезились глаза, пламя надвигалось по ковру, оно уже там, где лежит убитый мной караульщик...

Набрав воздуха в грудь, я что есть сил завопил:

– Пожар! Сюда! Мы у стола!!! Быстрее: принц Чермиз ранен!

С этими словами я подволок Франнога к окну, противоположному тому, в которое выбрасывал кресла и, без слов, как игрушку, швырнул наружу, в клокастый рассветный полумрак. Принца отволок под мышки, потом сграбастал в охапку, раскрыл окно и взгромоздился на низкий подоконник.

С громким треском дверь рухнула, шипение возвестило о том, что пламя заливают водой. Быстро и четко! Наверняка – к залу притянули парусиновую кишку и качают насосом забортную воду.

Я сунул саблю за пояс штанов сзади, понадеявшись, что не пропорю себе ягодицы.

Затем окинул взглядом место побоища, и, прижав принца к груди, как дитя, прыгнул, слегка оттолкнувшись от подоконника.

А прыгая, вдруг подумал – не тянется ли за судном караван акул, кормящихся объедками?

Поздно вспомнил.

*Это все мелочи по сравнению с тем, что я отчебучил на Меркхаре.

Глава 8-9

ГЛАВА ВОСЬМАЯ (абордажная)Захват!*

Я вошел в воду просто идеально, держа принца перед собой, как дитятко. Левая моя рука заткнула их высочеству хлебальник, а пальцы сжали рубильник, чтобы, чего доброго, этот сановный оболтус не надышался водички.

Бултых!

Я тут же начал работать ногами, устремляясь к поверхности.

Вынырнул, подцепил ближайшее кресло, и уложил туда принца, открыв ему пальцами рот. Пускай дышит, мне он нужен в добром здравии!

Быстрее, у меня считанные минуты, иначе корабль уйдет. А потом… нас или увлечет в водоворот, или — заметят с «Благодати» и выловят, как притопленных котят из ведра.

Франног бултыхался неподалеку и издавал вопли, которым мог позавидовать вожак павианьего стада. Отлично! Человек, даже не умеющий плавать, не тонет сразу – так что у меня была уйма времени, чтобы спасти старика.

Я добрался до него парой мощных гребков, схватил, приподнял над водой и отбуксировал ко второму креслу. Франног орал, разорялся почем зря, даже попробовал залепить мне пощечину.

– Второй раз! Второй раз ты сбросил меня в воду! Неслыханное оскорбление!

Я уложил его на кресло, глянул наверх: из кормовых окон вырывался белый пар. Огонь тушат, все спасены, туш, бис, ура! Врежьте музон, маэстро! Только без меня, без меня. Я откочую подальше, мне что-то расхотелось гостить на вашем судне.

– Второй раз!

– Повторение – мать учения. Гребите за мной.

— Как? Ах ты, сявка потрошенная! Ах ты, потрох сучий! Ах ты, гнилой подонок! Как мне грести? Я ведь не умею плавать!

— Ногами! Навалитесь грудью на кресло, ноги в воду — и гребите за мной!

– Я… не… не могу! Ты жестоко надругался надо мной!

— Цыть! Цыть, вы, девственница-весталка! Мне еще захватывать лодку! Молчите и гребите за мной, старый вы дурень!

На «Божьей благодати» звонили пожарную тревогу, орали и суетились. Здесь, внизу, внезапно наступила тишина. И еще – я не слышал больше плеска весел. Наступила небольшая пауза, гребцы растерялись, сбились с ритма. На это я тоже рассчитывал. Я успею добраться до лодки, успею. Иначе все насмарку.

Я подгреб к креслу с принцем и отбуксировал оное к Франногу.

— Плавайте тут, ждите.

— Ты бросаешь меня?

– Да, наша встреча была ошибкой. Ох-х… старый вы дуралей… Я. Скоро. Буду! Караульте принца! И молчите, ради всего святого молчите!

Я примерился обогнуть корму «Благодати» с левого борта, но впереди показалось еще одно кресло: оно покачивалось на легкой волне.

Борго! Сжавшийся в грязно-серый снежный ком, он скулил, как побитый щенок.

Моя рука потянулась за саблей, но Борго ничего не соображал — обожженный, намокший, он, кажется, утратил на время те крохи рассудка, коими наделил его неведомый создатель. Правда, когда я проплыл мимо, он шумно принюхался и что-то слабо рыкнул.

Не опасен.

И не умеет плавать.

Пусть живет, не стану его убивать.

Право же, согласитесь, я стал прекрасным человеком, а? Реморализация, в точности по братьям Стругацким.

Ничего, меня ждет еще одна прекрасная подлость, кою многие назовут военной хитростью.

Я обогнул корму «Благодати» с левого борта. Силуэт левитирующей лодочки виднелся в рассветном полумраке метрах в двадцати чуть в стороне от корабля. Пыхая, она плыла над поверхностью моря, как рыба-прилипала, сопровождая флагман имперского флота. Весла «Благодати» уже пришли в движение, корабль, а соответственно и лодка ускорились, но это ничего – сейчас они меня услышат!

И они меня услышали.

На это, собственно, и был расчет.


***

А теперь давайте отвлечемся на фокал.

Фокал… Слово звучит мерзко, согласен. Не путайте его с вокалом. Фокал — это мастерство изображения фокального персонажа. Фокальный персонаж -- это тот, из чьих глаз описывается действие. Ну, в данной книге фокальными полномочиями распоряжаюсь я. Но что-то мне надоело. Слушайте, побудьте немного вы этими самыми, фокальными… посмотрите на меня со стороны. А я временно устранюсь от рассказа. Но временно, учтите! Да не бойтесь, я вас не бросаю! И вам ничего не придется делать – просто, как обычно, висите над водой и смотрите.

Ну, конечно, я как всегда вру и навожу тень на плетень. Фокал в следующем эпизоде осуществляет ныне покойный мичман Хендри, а после его смерти – мое перо говорит обо мне в третьем лице.

***
На «Божьей благодати» разорялась пожарная тревога, шумные крики неслись над водой. Здесь, внизу, экипаж «Малки» – все три человека – сходил с ума от неизвестности. Послать кого-то наверх они не могли – по времени, принц и свита вот-вот должны отплыть к Крутеню, чтобы подписать с республикой Менд договор о перемирии, а что будет, когда Тендал явится и не досчитается кого-то из экипажа?

Старшина первой статьи Хендри Истар на всякий случай приказал вооружиться и ожидать любых неприятностей. Он еще раз проверил движитель и подсыпал кристаллов в приемник. Теперь «Малка» могла развить максимальную скорость – и никакая весельная галера, даже такая мощная, как «Божья благодать», не смогла бы за нею угнаться. Но это, разумеется, была предосторожность для особых случаев.

Хендри расхаживал у рулевого колеса, поглаживая рукоять кортика, когда от левого борта, из воды, раздался хриплый зов:

– Эй, эй там! Эй, полудурки! Сонные тетери! Принц уже здесь!

Хендри выглянул за борт. Желтоволосый мужчина в намокшей матросской блузе взывал о помощи.

– Быстрей, недотепы: принц ранен!

– Что?

Мужчина без всякого страха отматерил Хендри, и по его дерзкому тону старшина первой статьи понял, что имеет дело с человеком, наделенным властными полномочиями.

– Предательство! Да скорей же, придурки! Поднимите меня на борт!

Старшина первой статьи засуетился:

– Трап, быстрее! Опустить «Малку»!

Он подвел левитирующую лодку к пловцу, помог забраться по веревочному трапу.

На просмоленные доски спрыгнул огромный матрос с угрюмым лицом и безумным взглядом.

– Предательство, – задыхаясь, сообщил он. – Менд... Проклятые торговцы! Половина команды подкуплена. Бакинчу – их предводитель! Магия... На корме пожар, бой... Спасайте принца, отплывайте – так велел Стерамон! – Видя, что Хендри ошеломленно поводит глазами, он заорал: – Спасайте принца! Всех по реям развешаю, подонки! Адмирал мертв! Руби концы! Руби концы! О блин… блин… блин… как это у вас называется – отплывайте. Да не туда, а поплывете, куда я вам скажу! Все поняли? Тетери вы сонные! Всех, всех я примерно накажу!

«Говорит о блинах, – подумал Хендри смятенно. – Хочет есть? Почему именно блины?» Он, как под гипнозом, кинулся к штурвалу. Когда «Малка» поменяла курс, огромный матрос, сверля Хендри демоническим взглядом, велел:

– Вдоль борта! Смотреть! Там принц и еще один человек! Нам удалось их спасти! Внимательно смотреть, задроты, бакланы и паразиты! Дрищи борщевые, дундуки домодельные! Колдыри подзаборные! Всем пасти поразрываю, если проморгаете принца Тендала Вэлиана! У-у-у-у, поганые вы хипстеры! Анимешники тонкорукие!

Эти страшные и по большей части непонятные матросам ругательства сыпались из человека, как из дырявого мешка, и настолько сковали разум команды, что она повиновалась беспрекословно.

Хендри заметил Борго, но страшный матрос, рыча, принудит мичмана проплыть мимо.

«Еще человек» беспокойно дрейфовал сразу на двух креслах рядом с принцем. Он был стар, а глаза его сверкали безумием еще большим, чем у желтоволосого. При виде «Малки» он завопил, потрясая кулаками, так, что кресла почти погрузились в воду.

– Сумасшедший, но очень ценный ученый, – сообщил желтоволосый. – Исследовал на «Благодати» коровий помет, морские водоросли и очистки. Поднимите его, свяжите и отнесите в каюту. Рот ему пока лучше заткнуть. А после – ставьте самую большую скорость, на которую способна эта лайба!

Старшина очень удивился, заметив, как угрюмое лицо гиганта рассекла довольная белозубая улыбка.

Внезапно оказалось, что на креслах дрейфует и еще один человек, его закрывало тело привставшего старика. Хендри ужаснулся – он увидел бессознательное тело младшей сестры принца Тендала – Вандоры!

Гигант тоже ее увидел, и тоже ужаснулся. Да что там – он так разволновался, что забыл материться.

Он сам прыгнул в воду, и помог доставить Вандору на борт, при этом руки его – Хендри видел это четко! – руки его тряслись. Он приложил палец к шее Вандоры, без всякого почтения – о ужас, ужас! – и с облегчением обнаружил, что сердце принцессы бьется.

– Жива, жива, жива! – бормотал он как в горячечном бреду. – Все-все, все хорошо, бусинка, малышка… Блин, ну и ну! Это уже просто выходит за рамки!

«Называет принцессу малышкой и какой-то бусинкой… – смятенно подумал Хендри. – А-а-а, небось, один из ее любовников!.. Но что же стряслось на «Божьей благодати»?

Как только старика и принца подняли на борт, гигант подманил двух матросов команды и велел стать рядышком, плечо к плечу. Затем он без вопросов столкнул их головами и страшно выкрикнул:

– Х-ха!

Хендри почуял неладное и выхватил кортик.

Гигант извлек из-за спины здоровенную саблю.

Клинки жахнулись в десны, а в это время лодка, лишенная управления, двигалась, разумеется, к Крутеню. Солнце бросало косые красные лучи на палубу, где два плечистых молодца пытались зарубить друг друга.

Хендри орал что-то непотребное. Гигант-матрос отвечал матерными плевками. Клинки скрежетали. Хендри напирал, он почуял, что гигант слаб, видимо, устал, да и, кажется, у него нелады с правой рукой. Провел несколько финтов («дзынь-дзынь бздык!»), чуть не поддев гиганта под ребра. Гигант отступил, кусая губы.

– Дзынь-дзынь-бздык!

«Малка» стремительно неслась к Крутеню. Гул водоворота делался все сильнее. Еще пара минут – и лодка просто соскользнет в черную пропасть. Но Хендри не мог отступить. Он поднажал, надеясь пробить брешь и прикончить гиганта.

Спасенный старик копошился на палубе и бессвязно вопил, Хендри мог только различить отдельные выкрики: сумасшедший, но очень ценный ученый без устали поминал каких-то потрошенных сявок.

Чем ближе подходила к Крутеню лодка, тем шумней и яростней делались воды. Бурлящая масса воды под днищем кипела белой пеной, взрыкивала, напирала, бросала на палубу горсти соленых капель.

То и дело Хендри отвлекался от атаки и поглядывал через борт. То же самое делал гигант. Судя по бледному лицу и прокушенной губе – он был испуган, испуган до самых печенок, до самой задницы, или где там гнездится человеческий страх.

– Блин, да брось ты свой кортик! – орал гигант. – Все ведь помрем! Как цуцики утопнем!

– Сам бросай, – отвечал Хендри. Клок пены повис на его гладко выбритом подбородке, сделав старшину похожим на морского бога.

– Олег… О-ле-ег! – выл старик.

– Я тебе брошу! – орал гигант, подкрепляя слова слабоватой атакой. – Я тебе так брошу, потом догоню и снова брошу, козлина!

– Бросай!

– На фиг!

– Бросай!

– Иди лесом!

«На фиг… Лесом…» Хендри с трудом понимал, что городит захватчик. Но зато понимал главное – еще немного, еще чуть-чуть – и он победит.

Впрочем, хватит ли этого «чуть-чуть» чтобы увести «Малку» от стремнины?

Левитирующее суденышко начало здорово раскачиваться. Волны, свиваясь в пенные кулаки, колотили в днище, ударяли в борта, хряпали по завитку кормы.

Хендри видел, как справа разверзлась черная сосущая бездна. Еще пять десятков локтей, и лодка соскользнет вниз – по гладкой, закрученной и неимоверно упругой массе воды.

– Бросай ковырялку, не то все пропадем! – буквально взвыл гигант, перекрывая рокот Мордоворота.

Но старшина закусил удила:

– Сам бросай!

Гигант ойкнул и упал на бок. Хендри с победной гримасой занес над ним кортик и слишком поздно понял, что это всего лишь уловка. Гигант воткнул саблю ему под ребра, ударил в живот ногой и отбросил к борту.

– Идиот! Я же не хотел тебя убивать!

Еще живой Хендри перевалился через борт, в воды Мордоворота, был увлечен ими и низринулся в подземные глубины республики Менд.

Ну а гигант запрыгал на корму, ухватился за штурвал и отвел «Малку» от водоворота. Затем он совершил еще один странный поступок – подцепив кресло с Борго, он отвел его подальше от стремнины.

С уст его при этом срывались загадочные ругательства про «волосатого чебурашку».

*А я вроде Стивен Сигал наоборот! Ну, вы прочтите главу, сами все поймете.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ (исповедальная)НЛП!*

– Вот и вся история, сосед, – Я с гримасой боли откинулся на кушетку, чуть не задев босой ногой ящик нактоуза. – Она жива... я думаю, что жива, а свою работу, да где там, свой долг я отработал честно. Били меня и колотили, ранили, связали, очухался я у мачты рядом с кучей покойников, среди которых были знакомые все лица... Потом я дрался с вэйроком, потом... Ты уже и так все знаешь, к чему повторяться? Но самое мерзкое, соседушка, – ты никогда не поверишь! – это были твои коровенки. «Му-у-у!» и «Плюх-плюх!» мне теперь долго будут мерещиться во сне. А что потом в коровнике случилось между мной и твоей сеструхой – словами не передать… Сам виноват, соседушка: развел у себя на флагмане мафию! Что глядишь, как сосватанный? Не знаешь, что такое мафия? Секретное общество. Называется оно – Организация, заведует им некто Корнер Резник, и корешки его следует искать на Меркхаре, среди пиратов, блин, Срединного моря. Правда, Воробьев среди них нет, все больше грифы-падальщики…

В глазах принца была ярость, смиренная силой воли. Он сдерживался, как тигр, посаженный в клетку. Понял, наконец, что атаковать смысла нет. Терпел.

Я потянулся с новой гримасой боли и сказал:

– В общем, дорогой мой принц, свое я отработал сполна, и посмей мне только сказать, что это не так... Ну, ты соображай, кумекай, а пока скушай вот этой фалгонарской ветчинки. Бекон тоже ничего, но он пойдет своим чередом...

Я установил кушетку возле рулевого колеса «Малки», которое закрепил обрезком каната. Под неумолчное «пых-пых» левитирующий кораблик шустро следовал курсом на юго-запад, к границе Фалгонара и Тарентии, туда, где над зубчатым хребтом Аннордаг раскинул багровые крылья закат. (Опять! Я сделал это опять! Я родил пафосный перл про багровые крылья заката! О, нет мне прощенья, о… Черт, снова этот пафос!)

После вчерашней прохлады снова воцарилась жара; я напялил матросские бриджи, а у сорочки оборвал рукава, превратив ее в безрукавку. На голову же водрузил массивную треуголку, которую отыскал среди имущества принца.

Франног, забыв все обиды, продолжал шарить в каюте имперского чародея; оттуда непрестанно доносились взволнованные охи и ахи. Как и было договорено, он не заговаривал с принцем; делал вид, что его вообще нет.

Принц с перемотанным лбом сидел у изголовья кушетки, скрученный веревками так, что колени оказались притянуты к самому подбородку. Мне пришлось быть грубым, ибо некоронованный властитель Империи показал себя весьма неуживчивым пленником – несколько раз он пытался избавиться от веревок, пробовал кусаться и лягаться, да еще громогласно требовал от матросов, чтобы они не смели показывать «врагам», как обходиться с движителем корабля. Теперь матросы, показав все что нужно («Ей-богу, прикончу вашего принца! Я – человек отчаянный!») отдыхали в трюме, «Малка» шла нужным курсом, а я разлегся на свежем воздухе, подле столика, на котором была навалена груда разнообразной снеди.

В каюте Бакинчу нашлись хирургические инструменты, иголки и разные снадобья, так что рану мою удалось подлечить. Напоследок Франног влил в меня две ложки какой-то вонючей микстуры, и лихорадка быстро улеглась.

– Теперь ешь побольше, и еще больше пей, чтобы очистить кровь, – посоветовал он. – И, поверь, заштопать рану – куда как лучше, чем если бы я ее заговорил. Сам знаешь – маг из меня никудышный.

Кто бы говорил после кваэра.

Кладовая «Малки» разбухла от провианта, фруктов и воды тоже хватало, не было только вина – принц оказался расподлейшим трезвенником, и на море не допускал возлияний даже среди ближайшей свиты. Вдобавок он был вегетарианцем – чем я и воспользовался, предав Тендала пытке ветчиной и иными мясными продуктами.

На протяжении всего рассказа он скреб меня нехорошим взглядом. Ни единой искры понимания или сочувствия, ни одной реплики; на лице вновь обозначилась маска. Витийствуя о своих приключениях, я вдруг осознал, что, в сущности, передо мною сидит враг, которого можно приобрести, только очень хорошо постаравшись. Умный, педантичный, наделенный огромной властью. Пурист, незыблемо стоящий на определенных принципах, человек не гибкий: черное, белое, без полутонов. Я хорошо знал такой тип людей. Уж если они вносят кого-то в реестр своих недругов – это навсегда. Искуплением – в глазах принца – могла послужить только смерть. А я наворотил вчера столько, что хватило бы на десяток смертных казней. Одно нападение на августейшую особу обеспечит мне уютное местечко на плахе. И, разумеется, унижение пленом – пудовый грех на чаше весов Тендала.

Но – а был ли у меня другой выход? Явиться с повинной, как овца, что ли? Покорно ждать решения своей участи? Ахарр, да черта с два!

Впрочем, я не испытывал к принцу особой неприязни. Этот человек был мне даже симпатичен. Э-э, в отвлеченном смысле, в отвлеченном! Он, без сомнений, являлся выдающимся, нужным своему народу правителем, в чем-то, наверное, даже гением. Да и Нэйта от него без ума. А сам принц... Ну, бывает. Скелеты в шкафу есть у всех. Главное, чтобы эти скелеты и скелетики не мешали жить другим. Однако Тендал совершил прегрешение, обманув Нэйту. Я понимал, что он оправдывает свой брак с Нэйтой политической необходимостью. Дескать, ну что такого в обмане одной милой девчушки? Я ведь делаю это ради блага Империи!

Тендал мотнул головой, и кусок ветчины слетел с серебряной вилки.

Я отвесил принцу легкий подзатыльник.

– Ай-ай-ай, разве так можно? Это же чудесная фалгонарская ветчина! Ешь, или подобью глаз. Подобью, подобью, можешь не сомневаться. Жри, я сказал! Жри, чертов педант!

Вегетарианцев я опасался, считая одновременно пришибленными и себе на уме. Скармливая Тендалу ветчину, я отчасти мстил ему за свои лишения, и в особенности за коровник, но только отчасти. Сейчас я был занят психологической обработкой принца. Я вбивал в его подкорку кое-какие штуковины, делал своей марионеткой, так сказать.

Аморально? Ну, еще бы. А то, что Тендал, будучи совсем по другой части, приехал и сделался женихом Нэйты Крочо Валорн – это как, было нормально? Не было ли это грехом по отношению к невинной девице, а? Не закрутило ли это водоворот событий, в который был увлечен и я? А затем – и принц. Попало по нему рикошетом. Но попало – за дело. Тендал солгал Нэйте, надеясь, видимо, что это сойдет с рук. Ну, как же, – он будущий монарх! Ему все можно, да и грехи, неверное, потом отмолит. Это какому-то там Олегу Ковалеву, подлого сословия человеку, врать нельзя, а принцу – завсегда!

В серых глазах принца застыло изумление. Я кивнул:

– Вот так, да. Представь: я легко поднимаю руку на любых монархов. Я ведь очень плохой человек. Кровожадный. Я – северный дикарь! – Я ткнул в свою светлую шевелюру. – Знаешь, мы нападаем на селения и не уходим оттуда, пока не изнасилуем всех женщин от мала до велика, ага. Вот что... Твои матросы... Нет, я не настолько испорчен. Я их к чертовой матери буду бросать за борт. По очереди, пока не закончатся. Хочешь, чтобы они утопли по твоей вине? – Я подцепил на вилку новый кусок ветчины. – Вот, другой разговор... Жуй хорошо! Сказал бы, что ли, спасибо, что заштопали твою рану и переодели в сухое, сосед.

– Не называй меня соседом!

– Оп-па, он заговорил! – Я снова привстал, чтобы ободряюще похлопать принца по плечу, но с гримасой боли откинулся на подушки. –Аргх! Нет, ты видишь? Неудачи! Я сорвал спину... – Про спину я талдычил принцу уже десятый раз. – Теперь могу либо лежать, либо стоять, а сидеть и нагибаться почти невозможно! Раньше-то я любые тяжести таскал, ты уж поверь... А всему виной – твой окаянный стол! Точно, он. Мореный дуб, а?

Принц не ответил. В отместку я заставил его сжевать здоровенный шмат ветчины.

– Полагаешь, я сделал хоть что-то подлое, пытаясь спасти свою шкуру, сосед? Я так не думаю... Прикончил твоего солдата, ты видел. Из милосердия, да, – Я поймал себя на мысли, что разговор с принцем завел отчасти еще и потому, что хочу оправдаться перед самим собой. – Заметь, пожар не я устроил, твой маг!

– Ты выбил ваджану из его щеки...

– Что? Та золотая пимпочка? А для чего она, кстати?

Принц покачал головой:

– Ты почти убил его, мерзавец. Ты почти его убил.

– А он чуть не убил меня. Мы квиты.

– Подлец! Подлец!

– А ты хрен моржовый. Что, никогда про моржей не слыхал, а? Молчи! А второго матроса твоего я прикончил, потому как иначе и нельзя было. Лодку тянуло к Мордовороту, а этот дурень отказывался бросать кортик. Пришлось действовать быстро. Жалко мне его? Отчасти – да. Но, если честно, он виноват сам.

– Ты кровожадная мразь!

– Да, я такой. Там, в зале, я спасал свою жизнь, если ты не усек. Я мог устроить там кровавую баню, уж поверь мне, я ведь наемник, привык бродить по колено в крови, – я не стал упоминать, что сделал все возможное, чтобы спасти тендалову свиту.

Принц не ответил. Взгляд из-под белесых ресниц был исполнен отвращения то ли ко мне, то ли к куску ветчины, которым я помахивал перед лицом Тендала.

Я вздохнул, подумал и сжевал ветчину сам.

– Угм... Все время хотел спросить, сосед: тебе борода не жмет?

– Не называй меня соседом!

– Ваше высочество? Съешьте еще ветчины, ваше высочество! Вот, вот так! И помните о несчастных матросах!.. Да, каково оно, всю жизнь травой питаться? Может, потому и к женщинам не тянет, а, сосед? Ну, молчи, молчи. Только не бузи больше, а то я тебя отшлепаю.

Тендал передернулся.

– Брось ерничать, Олег! Я хочу знать, как ты намерен со мной поступить?

– О! Наконец толковый разговор. – Я подхватил с блюда гроздь пурпурного винограда сорта «Амфалик», из коего в Фалгонаре делали на вывоз очень недешевое вино. – С тобой? Дам гирькой по голове и столкну в море. Чудный вкус у этого винограда, правда?

Принц разразился нескладной площадной бранью. Я переждал ураган и сказал, одну за другой бросая в рот виноградины:

– Не внушает. Уменье искусно ругаться надо постигать с малолетства, бесценный мой государь. Ну, ну, не буянь, ничего я тебе не сделаю. Будешь и дальше продвигать свои дела. Сейчас вот накормлю, потом тебя скрутит, ты же травоядный, потом слегонца поблюешь у кормы, а завтра, если мои расчеты верны, мы приплывем к границам Тарентии, и я сбегу, а ты дернешь в Талиру на своей лайбе... На память о встрече останется у тебя красивый шрам над бровью, короче, будет чем перед девками выхваляться. Или перед невестой... коли освободить сумеешь. Ах да, ну зачем тебе девки да невеста…

Я мерзко – и только малость фальшиво – заржал.

Не будь Тендал связан, его бы перекрутило от ненависти:

– Будь проклят, проклят, проклят, кровожадный негодяй!

Снова этот пафос!

– Да, я такой. Знаешь, я не спрашиваю, как бы ты распорядился моей жизнью, явись я к тебе с повинной головой. Я, видишь ли, эгоист, и моя жизнь мне всего дороже.

В глазах принца полоскался багровый отблеск заката. Я подумал, уж не перестарался ли, приоткрыв котел тендаловых эмоций. Таким людям бывает трудненько загнать их обратно после потрясений. Еще, чего доброго, на всю жизнь останется крикливым истериком или вообще сойдет с ума. Нет, императоры сходят с трона, хех-хех.

– Аргх! Тупишь, да, сосед? Молчи уж. Стало быть, свое я отработал, и нужен мне короткий передых в Тарентии, то бишь там, куда до поры не дотянутся твои руки; хо, тебе же выручать невесту нужно... Да и старику отдых не помешает. Ему, сердечному, теперь нет ходу ни в Фалгонар, ни в Селистию. Я-то что, я привычный, бродяга, позже махну домой на север, займусь работорговлей и кровавыми грабежами. А ему на чужбине свой век коротать... Представь, хочет податься в отшельники! Еще не все пещеры разобраны в горах Аннордаг! Ты, буде вдруг его отыщешь... не знаю, шпионы-то у тебя есть в Тарентии, а? – старика не трогай, он немощный дурень, сколько ему там осталось... – Из каюты Бакинчу раздался преувеличенно громкий кашель, но я не подал виду. – Эх, наконец я ступлю на берег! Берег... вино, женщины... женские попки... А, где тебе, травоядному... Месяц буду пить и резвиться с девчонками на твое золото! Вот, если вкратце. Ну, думаю, ты найдешь способ выручить свою ненаглядную, сосед. Девочка она хорошая, светлая. Жаль, конечно, что все так получилось... Да не смотри на меня так, дыру проскребешь. Ну, не получится вызволить, найдешь другую. У императоров их как грязи, невест этих... Да и зачем вообще тебе бабы…

Из каюты Вандоры послышался звук, похожий на хмыканье. Весь спич про баб предназначался ей, но мне не удалось ее обмануть. Теперь – вот теперь – она во мне не сомневалась.

Не сомневалась в том, что именно она мне нужна. В общем, мое НЛП сработало и на принца, и на принцессу.

Принц стиснул зубы так, что я расслышал хруст.

– Что ты намерен сделать с моей сестрой?

Уууу, Фантомас разбушевался!

– С сестрой? О как, а я думал, ты о ней позабыл.

– Ответь!

– Я хочу на ней жениться. А может, изжарю и съем. Я еще не решил.

В каюте Вандоры чуть слышно охнули.

Прихватив еще одну гроздь, я перевернулся на другой бок, спиной к принцу, чтобы он не заметил широченной улыбки, которая помимо воли раздвинула мои губы.

– Смеркает... Не бузи, а то заставлю жрать бекон!

*Если вы помните, в самом начале я говорил, что ничего толком не умею. Так вот, я вам врал. Да, когда я говорю, что являюсь лжецом – это чистая правда.

Глава 10

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ (сноужасная)Мне приснился кошмарный сон*



У женщин, вопреки устоявшемуся мнению, все в порядке с логикой. Ее просто нет. Мы, мужчины, полагаем, что женщины в своих поступках советуются со страшным зверем — «женской логикой», хотя это – ерунда и сказки для самых маленьких. Женские поводыри – эмоции и интуиция. Первые побуждают совершать импульсивные поступки, вторая – служит чем-то вроде барометра-предсказателя, который присутствует у мужчин разве что в виде недоразвитого огрызка. Наша интуиция и вполовину не так развита, как у женщин. Именно поэтому мы совершенно не способны просчитать их поступки. С нашей точки зрения – они не дружат с логикой. Но на самом-то деле – именно благодаря интуиции, женщина на каком-то подсознательном уровне умеет просчитывать последствия того или иного своего поступка на сотню шагов вперед. Тот поступок, что кажется нам, мужчинам, верхом абсурда, на самом деле может привести женщину впоследствии к вещам, давно ею задуманным, к осуществлению тайных планов…

Ну, в общем, вы поняли, решая некую задачу — женщины сначала делают, потому думают, а мужчины — наоборот. Но, вот он парадокс, при этом женщинам удается лучше справляться с задачами, оставляя нас с носом.

Короче, черт его знает, от чего и почему Вандора сиганула из окна «Благодати». Интуиция ей подсказала так сделать. Зачем? Смотрите абзац выше. Ее интуиция подсчитала какие-то составляющие, надавила на эмоции, и — оп-па – принцесса уже барахтается в воде, а чуть погодя — полеживает на «Малке» в своей каюте, связанная… как… как… Ну, я не мастер бондажа и японского шибари, связал как мог, старался не слишком сдавливать. Она, на удивление, не сопротивлялась. Затем, переговорив с принцем Тендалом, я спустился к Вандоре еще раз и освободил ее от пут. Она и тут проявила кротость, свойственную, разве что, сытым кошкам. Теперь я спускался к Вандоре в третий раз, неся ей ужин.

Ключ в двери, повернуть, открыть, сделав щель, потом распахнуть во всю ширь: немного осмотрительности, когда вхожу в покои местной кавказской пленницы, чтобы не получить по башке подносом или табуретом, как Шурик – вот и все что требуется для общения с принцессой. Я поставил поднос на столик, и некоторое время смотрел, как Вандора посапывает на кровати в легкой пижамке (я нашел тут, на «Малке», полный гардероб принцессы — богатый, надо сказать, был выбор одежонок!), чуть прикрытая легкой простыней, из-под которой торчали босые ножки. Она была удивительно спокойна и ничуть не протестовала против своего пленения. Только посмеивалась и хмыкала — о, она умела иронично хмыкать, поверьте! Она словно решила для себя некую вещь, после которой в ее душе наступил абсолютный штиль – уютный и не оставляющий возможность для шторма.

Я сел на кровать, морщась от боли в пояснице, и пощекотал ее лодыжку.

Вандора потянулась, глянула на меня через плечо и отбросила простынь. Пижамка была свободная, нежного канареечного цвета, пуговичка на груди расстегнута — так что я мог созерцать весьма заманчивое декольте.

– Отпустил бы ты уже меня, дорогой.

Сердце мое екнуло.

Слово «дорогой» женщины используют в двух вариантах. Дорогой — в ироничном смысле. И дорогой -- когда считают, что вас приватизировали и вы уже никуда и никогда от нее не денетесь.

Так вот она, несомненно, использовала второй вариант. При этом, учтите, это она была моей пленницей!

– Завтра мы достигнем берега, и я тебя отпущу. И тебя, и брата.

– Можешь сделать это сейчас, только сначала раздень.

Мое сердце екнуло еще раз. Я поспешно встал, оправил безрукавку. Не люблю и не хочу пользоваться бедственным положением женщины. Каков бы я ни был подлец, у меня есть определенный кодекс, и первый его пункт гласит – никакого секса с пленницами!

Вандора снова потянулась, приняв такую позу, что я чуть не взвыл.

– Олег.

– Ну?

– Я слышала, как ты искал меня там, на «Благодати». Знаешь, дорогой, а ведь ни один мужчина до этого такого не делал…

Вот почему эта чертовка прыгнула следом за мной!

К чертовой матери первый пункт!

Я ее раздел.



***

Час спустя, когда ночь опустилась на море, я вошел в кормовую каюту, которую занимал алхимический движок. Сам механизм был почти весь скрыт тяжелой переборкой, наружу, на высоте примерно метра, выступала лишь его часть – стальная, размером с большой арбуз сфера на массивной деревянной платформе. Из ее основания, змеясь, под палубу уходил десяток толстых стеклянных трубок; по ним сбегала ярко-голубая, сверкающая субстанция.

«Питание для дефлекторов, которые расположены по всей длине корпуса, – вспомнил я слова одного из матросов. – Сияющий дистиллят. Если его подача прервется, мы шлепнемся в море и будем идти на веслах».

Заодно я вспомнил, как пытался попасть в клеть с движком (проклятое любопытство): обитая железом дверь была заперта на магический пароль, известный только Бакинчу.

«Первый раз не смертельно, – сказал матрос, когда я очнулся на полу, в замешательстве вращая глазами. – Второй тоже. А на третий шуранет заправской молнией и сделает в тебе прореху... Что там, внутри, нам знать ни к чему. Нам надо знать то, что снаружи. И благодари Уреша, что я связан».

Франног сидел на скамеечке дежурного матроса и, как зачарованный, наблюдал за циркуляцией алхимического дистиллята. Шитый золотом халат Бакинчу («Проклятье, Франног, мы не мародерствуем! Это трофеи!») был ему велик, старик подкатал рукава и зашпилил полы. Из-под них выглядывали складчатые малиновые шальвары. Мягкие туфли тоже были велики, словно аскет украл их у паяца.

В руках мудрец держал нити из конского волоса – и плел из них шнур, медленно, уверенно и не глядя на дело своих рук. Подле его ног стояли три сундучка Бакинчу – позолоченный, малахитовый и черный лаковый. Все они были открыты крышками ко мне.

– Устройство такой лодки обсуждалось на Пятой Ассамблее магов у нас, в Селистии, – вымолвил Франног, когда я с гримасой боли склонился над ларцом, что стоял на полке у стены. – Как секретарь Абу-Нишрама я был допущен на заседания... В книге, привезенной мастером Око из Йенди, утверждалось, что для постройки такого аппарата...

– Ходовик. Матросы называют его «ходовик».

– Пускай ходовик. Для его постройки нужны драконьи зубы и драконий же череп! А так как драконы у нас редки, а некоторые утверждают даже, что и вовсе не водятся, маги вынуждены доставать дракона из иной вселенной. Заметь, это не Нижний Аспект нашего мира, откуда я пытался призвать Вомака! Открытие врат в иной мир требует колоссальной энергии. Дабы открыть туда врата, нужна энергия, равная по массе своей... э-э-э... не помню... плюс масса вероятностного дракона, которого должно переместить... плюс поддержка портальной связи, плюс следить, чтобы дракон не загрыз мага... Масса на массу, три в уме... э-э-э...

– Бросьте, скучно. Если по правде, все эти теории скучны. Вашу Ассамблею разогнали жрецы Шахнара, и разговоры остались разговорами, а дверь в клеть нам не открыть все равно, так что болтовня о том, есть там череп или нет, чистая схоластика.

– Схоластика? Хм-м… этот термин здесь не очень уместен.

– Тем не менее, давайте о насущном. Не дуйтесь, найдем еще время поболтать о чародействе. Ох-х... Я только что сводил на оправку команду «Малки» и принца, и зверски устал по очереди их развязывать, связывать и следить, чтобы кто-нибудь из них, спустив штаны, на меня не бросился. А принц... Слабые желудки у этих кролей. То есть, виноват, королей. Он проблевал у кормы. Потом мне пришлось освободить ему руки, чтобы он смог помолиться Урешу, и он надумал снова испытать удачу, – я показал ободранный кулак. – Настоящая беда с этими монархами. Их с маленького воспитывают во вседозволенности, вот они и борзые, как не знаю кто.

– Я слышал ваш разговор. Ты чересчур суров с ним, сын мой.

– Вздор.

Растирая поясницу, я приблизился к открытой части ходовика с ларчиком в руках. Надо мной, подсвеченные синим, нависли три круглых кованных устройства с крышками, выточенными из цельных голубых сапфиров. Внутри, над красиво выписанными цифрами, подрагивали злые черные стрелки. Одна показывал скорость хода, вторая – перегрев движителя, третья – уровень топлива. Скоростью заведовал рычаг сбоку от сферы. Сейчас он был сдвинут до предела вверх – зная, что за «Малкой» скоро будут охотиться все корабли фалгонарского флота, я хотел как можно быстрей добраться до границы с Тарентией. Что касается цифр на устройствах, то мне, равно как и мудрецу, хватило объяснений матроса: если на первом и третьем стрелки справа – то это хорошо, на втором – плохо. Если стрелка на втором прыгнет за красную черту – ходовик откажет. Сейчас его стрелка отиралась неподалеку от красной черты.

Топливом служил некий бирюзовый порошок, по словам Франнога – растолченный кристалл из пещер Йенди, до того редкий, что унция его стоила куда дороже золота. Подавив зевок, я набрал порошка из растолченного кристалла в мензурку и закрыл ларчик.

– Ерунда. Страдания – кратчайший путь к духовному совершенству. Не это ли вы говорили мне недавно? – Из правой боковины сферы я выдвинул лоток (он был горячий, как и сама сфера, но не настолько, чтобы дуть на руки), всыпал туда содержимое мензурки. – Да, я его унизил. Но я таки докопался до его чувств, будь они не ладны. Потыкал иголочками в душу, сперва ее оголив. Считаю, я достаточно его настращал и внушил ему все, что нам нужно. Он в любом случае записал бы меня в сволочи, поскольку я не укладываюсь в его понятия о людях чести. Не важно. Главное, он уверился – на госпожу Нэйту нам плевать, мы драпаем, спасая свои шкуры. Теперь, полагаю, он обязательно постарается ее выручить, даже в ущерб интересам Фалгонара, хотя бы из чувства противоречия: гнусный образ, который я создал, будет нависать, и зудеть, и подзуживать... Я неплохой лицедей.

– Гм!

– Ничего не попишешь, пришлось его маленько обломать. Зато я махом вдолбил в его голову все, что нам нужно.

– И все же, моральный аспект этого дела...

– Бросьте.

– Однако...

– Бросьте, говорю вам! – Я задвинул лоток и, ковыляя, вернул ларчик и мензурку на место. – Но отныне не мы одни будем соображать, как спасти баронскую дочь. Кому-то да подфартит, а? А вообще принц лопух, и обмануть его не сложно. Он станет нас искать по всей Тарентии, а мы тем временем будем ладить свои дела в Фалгонаре, в самой Талире, у него под носом.

– Ох, да поможет нам Шахнар!

– А также и прочие боги. – Я прогнулся, держась руками за поясницу. – Чертова...

– В ближайшем городе мы отыщем костоправа!

– И он сделает как было, я уже слышал. Но мое проклятие ему не залечить! Мне кажется, Франног... – Я понизил голос. – Мне кажется, оно ничуть не уменьшилось, напротив, оно нарастает! Одно приключение с заколдованной дверью чего стоит! – Я не упомянул, что за это приключение матрос расплатился передними зубами.

– Ох, да! – Подсвеченное сиянием дистиллята, лицо мудреца казалось гротескной плачущей маской. – Неужто аномальное? Раз в двести лет... Или вэйрок подгадил?

– При чем тут вэйрок?

– Э? Извини, я просто размышляю вслух. Я... расскажу тебе позже, на твердой земле. Знаешь, среди вещей Бакинчу я отыскал редкие ингредиенты, и вскоре изготовлю обещанное! Вот, видишь, я уже начал!

– Обещанное – что? – Я не помнил, чтобы Франног мне что-то обещал.

– Амулет-абсорбер.

– Аб... Это как?

– Он будет поглощать часть твоих неудач, часть негатива.

– О!

– Нет, ты не радуйся: абсорбер не панацея. Носить его можно недолго, месяц-два, он ведь поглощает, но не стравливает.

Я подумал:

– Хотите сказать, он все копит в себе?

– Да, и в определенный момент наступит разрядка.

– Не понял.

– Я и сам подзабыл; читал я о таком амулете давно, он, вообще, предназначен для других целей, – это такой же модификатор удачи, каким было наложенное на тебя заклятье, только более сильный. А работа против проклятия неудач, это его акциденция, то есть случайное и временное свойство. В нашем случае этот модификатор просто вернет баланс между твоими неудачами и везением. Так вот, что касается разрядки – последствия для носителя амулета могут быть скверные... Да, я в точности помню, в книге так и было сказано: «скверные». Даже – «самые скверные», а над строкой какой-то остряк нацарапал глоссу из одного слова... Матерного слова. Такое… мол, конец, только не конец, а звучит непристойно-ругательно.

Я проговорил это слово. Франног осуждающе покачал головой.

– Значит, есть вероятность, что я помру?

– Или станешь кретином. Амулет также имеет ряд побочных эффектов, о которых я запамятовал, к несчастью...

– Эрт шэрг!

– Увы, увы, память моя с возрастом ослабела. Помню лишь, что из-за редчайших ингредиентов и побочных эффектов подобные амулеты не получили распространения. Их нельзя носить магам, вот, это я помню тоже: маг и без того играет против удачи краплеными картами заклятий, и сопряжение отрицательных полей может привести к взрыву.

– Уреш, да чихать! Я не маг. Делайте свой амулет! Я вернее помру без него, так что – буду носить. Как его изготовить, вы-то хоть помните?

– Ну да, ну да... А? Изготовить? Это помню, технический аспект, да-да... – Мудрец потряс плетенкой из конского волоса. – Я уже делаю его, как видишь. На твердой земле я раздобуду последний элемент. К счастью, он не большая редкость.

– Ладно. – Я подавил отчаянный зевок. – Чихал я на эффекты. Пускай хоть рога отрастут, лишь бы сбросить проклятие.

– Ну да, ну да. Будем надеяться, что проклятие само рассосется через пару недель. – В голосе мудреца звучало сомнение.

– Ахарр... – Я нехотя перевел рычаг скорости в среднее положение и шагнул к двери. – Ходовик греется. Слушайте, я скоро отрублюсь. Не стою на ногах – что-то совсем меня вырубает... Пойду кемарить. Топлива хватит часов на пять. Очень надеюсь, за это время мы не жахнемся о рифы или о бок другого корабля – канат на руле помогли мне закрепить вы, значит, мое проклятие не при делах.

– Погоди... – Франног привстал со скамеечки. – Ты уверен... я могу позаимствовать кое-что из ценного имущества Бакинчу? У него столько магических книг!

– О, небеса! Это не мародерство и не воровство. Мы... трофейничаем, если так можно сказать. Тендал и Бакинчу были нашим врагами, мы их победили и... что с боя взято, то свято.

– Значит...

– Берите что угодно, Франног.

– Хм, что ж… попробую… Сынок?

– Что?

– Я наблюдаю за тобой и размышляю и делаю выводы. И – знаешь что?

– Что?

– Для таких людей как ты, обычно, есть только путь вниз, но изредка подобные люди, лучшие из них, начинают, сами того не замечая, подниматься к свету. Карабкаться ступенька за ступенькой… медленно, неуклонно. Сами не зная почему – они движутся наверх!

Слова Франнога меня не слишком впечатлили. Не ощущал я в себе движения к свету, хоть убейте!

– Вы говорите так, будто сами прошли этот путь.

Мудрец закашлялся.

– Не будем об этом, сынок!

– О, значит, я прав?

– Давай сейчас не будем об этом!

– Что ж, ладно. Сколько времени может занять мой путь?

– У кого-то, – Франног сделал многозначительную паузу, – десятилетия. А у тебя – считанные недели. Я вижу, как ты растешь над собой. Ты человек особый. Думаю, скрытый гений.

– Угу, история, чую, окончится нимбом святости над моей головой.

Франног смерил меня совершенно серьезным взглядом.

– Не знаю…

Я скептически ухмыльнулся.

– И правда, оставим. Такому трусу как я ничто уже не поможет… Я все хотел спросить – Бакинчу чуть не сжег меня своей магической побрякушкой… Ладно, но – пусть бы он даже меня сжег, – как бы он потом боролся с пожаром?

– Заклятие, что мгновенно смиряет пламя. Но ты не дал ему возможности его произнести.

-Это точно. Я чуть его не убил.

Я повернулся уходить, и Франног раздумчиво промолвил в мою спину:

– Ты не трус, сынок. Запомни: трус – это тот, кто боится и не делает. Смелый человек боится, но делает. И это – святая правда.


***
Я не пошел спать.

Я вернулся в каюту Вандоры.

Она была настолько страстной, что я думать забыл про больную спину.

И она не ударила меня по голове, не укусила и не съела заживо, хотя был момент, когда я начал боятся, как бы она не проглотила отдельные части моего бренного тела.

Потом мы уснули рядом с друг другом, и тело ее было настолько жарким, что на ее пупке можно было жарит яичницу, как в том фильме. В другом месте я мог бы запечь хот-дог.

Засыпая, я подумал вот что: а ведь она добилась своего.

Она меня привязала.



***

Сон был ужасен.

В серой необъятной пустоте без верха и низа, без стен и каких-то видимых примет горизонта, мелькали, проносились бесконечным роем мириады сущностей, похожих на белесые снежинки.

Я был обнажен, и висел, раскинув ноги и руки, не в силах пошевелить даже пальцем. Сущности задевали меня, трепетно, мимолетно, так касается крыльями бабочка. Они обдавали эманациями страха и уносились прочь, стремительно уменьшались, сливаясь с давящей бесконечностью пространства.

То, от чего они бежали, надвигалось из-за моей спины. Пульсирующее басовое гудение, оно нарастало, заполняя собою бесконечность за спиной.

Мой разум оплели сети страха. Я знал, что сплю, и знал, что не могу проснуться.

Сейчас не могу.

И внезапно мне открылось, что нарастающее басовое гудение есть повторяемый клич, многоголосый и злой:

«Я живввв! Живввв... Живввв…»

Страх сменился паникой, как тогда, у мачты. Почему нельзя вертеть головой? Почему нельзя сдвинуться даже на йоту? Незримые цепи прочно удерживают меня на месте. Для чего?

«Я жи-и-иввв! Жи-ивввв! Яживвв!»

Спина, затылок ощутили нарастающий жар, словно я падал на солнце. Сущности начали хаотично кружиться: в пространстве, насколько хватало глаз, были их мельтешащие тела-снежинки, многие миллионы тел. Внезапно они начали стремительно сливаться в тысячи серых вихрей-воронок, с игольчатой основой и широченным раструбом на другом конце. Они заполнили все пространство перед моими глазами, вдали похожие на извивающихся короткотелых кобр с раздутыми воротниками. Одна из таких воронок втянула меня, перед лицом понеслась, размазалась в полете серая стена.

Хотят построить защиту? Разве способны... против такого?

"ЯЖИИИИИИВВВВВВ!"

Водопад янтарного гудящего пламени захлестнул тело, вспорол стену воронки, и, как вихрь, разметал снежинки. Я не почувствовал боли – мое тело мгновенно окутал голубоватый сияющий кокон, за пределами которого сущности начали вспыхивать, растворяясь в огне мимолетными искорками.

А потом все разом исчезло, пронеслось, и осталась только бесцветная, выжженная пустота...

Из ее глубин выплыли огромные лица – десяток лиц с гротескно растянутыми и смазанными чертами, будто отраженными в кривом зеркале. Одно было смутно знакомым, я как будто видел его недавно. О черт, ну конечно же – Грануаль! А прочие лица. Да я же помню, помню где их видел – тогда, в самом начале… когда я висел в пустоте, именно эти лица взирали на меня! И они выдернули меня вовсе не туда, куда планировал меня выдернуть загадочный старик!

Пришли слова, зазвучали прямо в мозгу, каждое – могучим ударом кимвала:

– Он начал поглощать элементалов! Еще немного, и он станет слишком силен! Мы не удержим... Подсекай же, Абнор!

– Я стараюсь, мой дорогой Манзарнан!

– Еще один всплеск!

– Кокон рвется!

– Он почти осознал себя...

– Говорю вам, он уже не спит!

– Всплеск!

– Блок! Нам не удержать...

– Заткните рты. Я подсек! Кладите заплату, шелудивые псы!

– Всплеск! Берегитесь, ментальный удар!

Меня сотряс удар боли, разрывающей мозг.

Затем пришла спасительная темнота.

*Ну, вот он и начался, конец света. Теперь отсчет пошел на недели.

Глава 11

ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ (рыбная) Что-то страшное грядет... А меня снова берут в оборот*

— Приплыли, вставайте!

– Ась? – Франног подпрыгнул на кровати, столкнув на пол канареечную подушку-валик.

– Приплыли. – Я махнул рукой, словно метнул в стену камень. Каюта имперского мага, облитая пурпурным бархатом, с леопардовыми шкурами на полу, напоминала дамский будуар, впечатление усиливала мебель – ажурная, с гнутыми ножками, пахнущая сандалом. У принца было поскромнее, но тоже богато. Сейчас навязчивая роскошь кают вызывала у меня раздражение, может, потому, что при всей роскоши «Малки» ее потолки не давали выпрямиться, а согнувшись, я испытывал острую боль.

Мудрец уселся на кровати, разминая лицо ладонями.

— Ой, голова трещит!

— Не у вас одного.

— Что? Тоже?.. Вид у тебя невеселый. И эти панталоны с разрезами по краям... Ты не облевал их часом, или это такая расцветка? Гм... Так, говоришь, мы приплыли?

– Угу. Только в другом смысле.

— Э?

– Я говорю: у этого слова два значения. Мы приплыли во втором, которое скверное. И вообще, у меня целый ворох скверных новостей.

— Постой, погоди... Что-то я плохо соображаю с утра... Во рту будто хины насыпали. — Франног потянулся к прикроватному столику, взял кувшинчик в ивовой оплетке, напился. – Свежий... Почти свежий виноградный сок. Будешь?

— Спасибо, лучше дождусь, когда он заиграет.

– Ох-ох! Знаешь, мне снились кошмары!

— Не вам одному. Снились всем. Вы их помните?

-- Н-нет. Помню, что было страшно, страшно до жути, а потом... что-то ударило меня... нет, накрыло... разорвалось внутри головы... Ой, как же ломит виски!

– Никто не помнит. – Я и сам не знал, почему решил умолчать о своем сне. – И у всех... кто остался жив, головки бо-бо. Даже наше высочество мается, весь побелел, словно мелом натерли. Вандора совсем никакая – кричит, что болит вся голова. Ну, у дамочек это обычное дело…

– Ох-ох! Что за странные звуки, как будто что-то стучит по корпусу там и тут. Ты не слышишь?

Я кивнул. Промолчал, затем с гримасой опустился на пятки. Нет, так еще больней, уж лучше стоять наполовину согнутым, придерживаясь за дверной косяк.

– И сейчас не утро. Третий час дня. Я к вам заходил раньше, убедился, что живы... Я сам еле прочухался час назад.

– Шахнар! Но почему...

Я передернул плечами, что стоило мне болезненной гримасы:

– Беспамятство. Это тряхануло всех, понимаете? И вас, и меня, и нашего ненаглядного принца, и команду. И... не только их. Всех.

– Не понимаю...

– Сейчас поймете. Выбирайтесь на палубу, это нужно видеть. Просто видеть.

– Мнэ-а-а... – Франног зашарил в поисках халата. – Но мы приплыли? Можно выгружаться?

– Угу, прямо за борт.

– Э-э, ты хочешь сказать...

– Пока мы валялись в беспамятстве, «Малка» перемахнула границу с Тарентией...

– Э-э... Ну? Мы же собирались это сделать, чтобы запутать принца.

– Собирались.

– И что?

– Получилось слишком хорошо.

Франног заморгал.

– Погоди... Я, кажется, начинаю понимать... Сколько?

– Навскидку – мы отпилили от Фалгонара около двухсот миль.

– Великий Шахнар! – Мудрец звонко шлепнул себя по лысине.

Я кивнул, сказал грустно:

– Все наши расчеты... медным тазом. А ведь я чуть не выбил себе глаз секстаном! Короче, – я ткнул пальцем за спину, – горы Аннордаг там, а мы здесь. Придется пешочком в Фалгонар добираться немножко дольше, чем мы рассчитывали.

– Ох на!

– И еще добрая весть: ходовик врезал дуба, и, кажись, без Бакинчу нам с поломкой не управиться. Я-то думал вырубить его утром, матросы говорили, до утра протянет, а когда очнулся, был уже второй час. Перегрев и что-то похуже – трубки для дистиллята занесло копотью, а стрелки на указателях заклинило на правой половинке. Придется подгребать ручками, до берега, благо, недалеко.

– Шахнар!

– Но и это не все хорошие новости. Один из матросов умер. Говорю вам, это тряхануло всех. – Я задумчиво поскреб волосатую грудь, морщась от едкой горечи во рту. – Что вы там болтали насчет приблудившегося, тьфу ты, пробудившегося зла? Так вот, сегодня ночью нас ударило ваше зло, оно самое, то, что приманило вэйрока и Предвечного. Самое черное зло, что только есть в этом мире.

***
Рыба была всюду, куда доставал взгляд: поглядишь вдаль, море словно вымостили крохотными серебряными изразцами. Макрели, кефаль, мелкая хамса и другие породы, незнакомые ни мне ни аскету, перемешались, охваченные безумием. Они бестолково носились у самой поверхности моря, шлепали хвостами, выбрасывались, взблескивая боками, сталкивались, гибли, попадали на зуб хищникам. У бортов «Малки» бурлила, вихрилась вода, рыба колотилась о стенки. Порой лодка, кружась на месте без управления, вздрагивала, наваливаясь форштевнем на рыбу покрупнее, вроде тунца. Над водой носились чайки, многие, вволю набив животы, падали на загнутую корму «Малки» и отрыгивали часть пищи, чтобы взлететь. От берега доносился карк, там промышляли стаи ворон. Острые плавники акул бороздили воду, сверкали глянцем черные спины дельфинов, мелькали закрученные ракушкой плавники физитеров. Распустив нитчатые щупальца и надув огромные, размером с бычью голову, прозрачные синеватые пузыри, скользили ядовитые твари, носившие имя физалисов – еще одной местной достопримечательности. Да уж, раздолье для хищников и пожирателей падали! И для людей: вдоль приподнятого скалистого побережья там и здесь – весельные баркасы и шаланды тарентийских рыбаков. Мечут сети, простые неводы и огромные аламаны, вытягивают, валят рыбу под ноги почти без разбора, спешат к берегу. Надо сделать как можно больше ходок, раз улов сам идет в руки.

Солнце волочилось по небу, блестя, точно шар, обтянутый розовым атласом; за ним тянулся караван улиток-облаков, тоже, если приглядеться, чуточку румяных. Да и само небо: нет-нет, да и взглянешь – розовый перламутр просвечивает сквозь синеву, едва заметно, но – просвечивает, не стерся даже там, на востоке, куда не достают уже солнечные лучи, а ведь так не бывает. Есть в этом какая-то странность, равная безумию морских рыб, есть... А еще большая странность в том, что я снова врубил напевный местный стиль. Клянусь, не буду больше – да вот правду говорю, если еще раз оступлюсь – сам же надаю себе по рукам!

На рыбу Франног глазел недолго, зато в небо уставился на несколько минут, потом, глядя перед собой, убрел в каюту, бубня: «Атро!.. Началось. Сявки потрошенные, началось... Но почему на моем веку? Нет, почему обязательно на моем веку?.. Атро!»

Тут я вздохнул и подумал: хорошо, что ментальный удар разошелся только по морю, поразил рыбьи стаи и лишь слегка затронул людей, и, по всей видимости, никак не отразился на акулах и дельфинах. Только по морю – я был в этом уверен, откуда, почему – не понять, но знал – это правда. Бедняга матрос... Верно, на всех кораблях, застигнутых ударом, тоже небольшие утраты. Погибли не самые слабые, а... предрасположенные. Сердце, а скорее – инсульт, вон как трещит башка, надломилось там, где у мужчин от рождения слабые места. Впрочем, удар хреново перенесли и женщины – Вандора лежит в каюте, белая, как накрахмаленная простынь.

Но кто или что привиделось мне сегодня ночью? Что за монстр, что за демон поглощал элементалов, а затем ударил своих... тюремщиков, рикошетом задев людей и рыбьи стаи? Неужто это тот самый… Атро, о котором толковал Франног? Атро – это имя было мне знакомо. Его бормотал старикашка, который пытался вытащить меня в этот мир, в то время как группа неустановленных лиц во главе с вполне установленной капитаншей пиратов выдернула меня совсем в другое место.

И почему никто не помнит своих снов, а мне, красивому, позволили... Позволили? Так ли это? Ахарр! Нужно переговорить с Франногом, но только не сейчас. Сейчас моя задачка – пристать к берегу и смотать удочки. Затем отойти немного от места, где оставим лодку и принца, и нанять в ближайшем поселке шаланду... Черт, придется заплатить впятеро, а то и вшестеро против обычной цены. Кто ж повезет нас в такую даль – до самой Талиры, когда на море рыбы – наклонись и черпай? Дорого это будет стоить, дорого... Впрочем – на моем лице заиграла усмешка – за все платит принц Тендал.

Франног выглянул их каюты Быкинчу и поманил меня пальцем.

– Что?

– Ш-ш-ш! Я решил!

– Что вы решили?

– Пойдем в каюту!

Спятил старик, что ли?

Мы спустились в каюту придворного чародея Тендала.

– Ну?

Мудрец не знал как начать, мялся, щеки вдруг покраснели.

– Сынок, я слышал… Сладострастные стоны пронизывали нынче ночью все наше судно!

Гм?

– Ну… Да. Было дело. Виноват, ваша честь. Не удержался.

– Ты и принцесса Вандора…

Я кивнул:

– Ага. Часов до двух ночи. Мы бы продолжили и дальше, да эта проклятая усталость – понимаю теперь, что непростая, а навеянная, – нас срубила.

– Значит, твои физические кондиции и впрямь столь великолепны, как ты говорил, хвастая, на «Выстреле»!

– Ни черта я не хвастал. Это чистая правда. Я могу распечатать за ночь семь девственниц, и ни одна не уйдет обиженной!

– А вот мои кондиции весьма слабы… И с каждым годом делаются все слабее.

Я не поверил ушам.

– Э-э?

– Понимаешь ли, сынок… Ведьма сильна лишь тогда, когда сохранила природную свою девственность… А сила заклятий мага напрямую зависит от его мужской силы, и с возрастом лишь падает...

– Э-э… Не понимаю, к чему вы клоните, Франног?

– Сынок, поскольку мне достались магические гримуары Бакинчу, а дела наши по освобождению госпожи Нэйты не слишком хороши, и надо пользоваться любой возможностью для их улучшения, я, не откладывая этого на потом, решил воспитать из тебя чародея.


*Я этому Франногу откручу все что можно. Из меня… Гарри Поттера? Не хочу-у-у!

Глава 12

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ (загребная)Земля обетованная*


Здесь я сделаю еще одно отступление — надеюсь, вы не будете против. Так вот – маги этого мира слишком отличаются от тех, каких обычно описывают в книгах наши авторы. Давайте я поясню на пальцах. Магия дает власть. Власть – развращает. Точка. Теперь вы понимаете, почему маги – все до одного! – ребята крайне неприятные. Спесивые индюки, эгоисты, жлобы и интриганы. Даже такой безобидный чароплет как Франног, и тот обладал нравом склочным и высокомерным. Ну как же – быдло его окружает, эти, как их… маглы, во. Маглы же не люди, так, пыль под ногами. Вот примерно таким образом все маги этого мира (и, подозреваю, все маги любых других миров) рассуждают. И поэтому я терпеть не могу магов. А уж самому стать в их ряды… Ну это как публично сменить ориентацию, наверное. Я уже говорил раньше — не-на-ви-жу магию.

Не могу сказать что я сильно возмутился — привык уже помаленьку держать внутри свою досаду. Однако Франног все понял по моему лицу, быстро отвернулся и начал мелко и суетно собирать вещи.

Ну а я приготовился все же сказать Франногу пару ласковых, когда… меня осенило... Черт возьми, ведь, став чародеем, я смогу снять заклятие кваэра и сбежать! Главное — побыстрее освоить эту премудрость.

Так что, ребята, придется мне сменить ориентацию. Из магла перековаться в пи… в мага в хорошем смысле, вот примерно так.

– Уверены, что из меня получится маг, Хотта… Франног?

Старик глянул через плечо:

— Да.

– И откуда такая уверенность? Что-то не слыхал я, чтобы потенция служила пропуском во врата магических Академий.

— Когда я накладывал на тебя кваэр, я провел кое-какие опыты с твоей кровью… И должен заметить, у тебя наличествуют большие способности к магии.

Вот же! Я же… да я…

— Мидихлории во мне бродят? Джедай я?

– Ась? Не разумею твоих слов…

— Бросьте да, ругательства это, ясно разве нет?

Франног устремил на меня озабоченный взгляд:

– Сынок, с тобой все в порядке?

Пришлось сделать глубокий вдох.

— В порядке все, видите не что ли? Тьфу, да все у меня нормально!

Пришлось сделать глубокий вдох повторно.

И смириться.

-- Поговорим об этом на берегу, Франног.

– Обязательно, сынок, обязательно.

***

Я и принц потели на веслах уже более часа; для высадки я выбирал гавань по возможности безлюдную. Я мог грести только стоя, прогнув больную спину, как цирковой акробат. Плыли в суровом молчании, за милю от берега, на северо-восток, где матово поблескивали пики хребта Аннордаг, что служил естественной границей между Фалгонаром и Тарентией. Иногда я подносил к глазу подзорную трубу принца, покрытую красным лаком и дивными узорами с обнаженными девицами (на черта ему узоры с девицами-то сдались, а?), смотрел, задумчиво сблизив выцветшие брови. Мрачная ирония – мой блеф насчет бегства в Тарентию стал реальностью. Уж не мое ли проклятие тому виной?

Принц, конечно, ворочал веслом не от доброты душевной – я настоятельно попросил об этом. Я привязал руки Тендала к веслу, а само весло – к уключине, вдобавок пропустив веревку через шпигаты. И предупредил, что буду карать жестоко и больно за любую попытку саботажа. Но, кажется, я перехватил с опасениями: Тендал был апатичен, лицо казалось алебастровой маской. Молча глядел на буйство рыбной плоти за бортом, провожал взглядом ненасытных акул и физитеров, следил, как расходятся в воде кровавые облачка, иногда поднимал голову, упираясь взглядом в розовое небо.

Возможно, подумал я, он тоже помнит сон, но не говорит?

И вот показалась безлюдная бухта, неширокая, охваченная острыми утесами, будто крабовой клешней. Боги, земля! Наконец я почувствую под ногами сушу! Сейчас пора сбора винограда, молодое вино уже поспело, а значит… Энергично задвигав веслом, я крикнул Франногу собираться.

– Гугу-бу-бу! – донеслось из каюты Бакинчу. Мудрец ответил что-то вроде «Уже иду!» и загремел дверцами шкафов. В каюте Вандоры царило молчание. Дверь я не закрывал на ключ – принцесса была… ну, почти свободна. Пристанем к берегу – и пусть гуляет. Уцелевший матрос лежал связанным в трюме.

– Принц?

Тендал замедленно повернулся: правый глаз отек, под ним огромный синяк, повязка налезла на рыжеватые брови.

– Чудные дела творятся, а, принц?

Молчание, отчеркнутое криками чаек. Я продолжил, играя вчерашнюю роль уже без вдохновения:

– Это ж все неспроста, а, принц?.. Я думаю, у рыбы день свободной любви, прям как у меня в родном краю. Да-да, мы же дикари. У-у-у! Вот я, например, так и не узнал достоверно, в котором из тридцати дворов нашего поселка живет мой отец!

Лицо-маска не дрогнуло.

– Страна моя называется Киммерия, лежит она далеко на севере. Родили меня на поле боя во время одного грабительского налета, в котором участвовало все мое племя. Да, времена были лихие. Да и сейчас не лучше. Вот почему я с пеленок такой кровожадный. Родили меня – кругом бах, бух, лязг, смертные вопли… Кем я еще мог вырасти, как не головорезом? Еще во младенчестве я, в колыбели лежа, задушил двух змей и пяток крыс. И голубю голову отгрыз. А потом меня уронили. Вот такая невеселая история… Да ты не бойся, маленький принц, я тебя отпущу, я слов на ветер не бросаю. – Я хмыкнул. – Вот спроси, зачем вместо матроса я взял в напарники тебя? А? Ну, положим, спросил. Отвечу. Всегда мечтал помыкать каким-нибудь государем!

Тендал передернул плечами. О как, значит, раскусил, решил не отвечать на подначки!

Берег приближался, обозначились рифы, скрытые тонким слоем воды. Я взял в сторону и с наслаждением прихлопнул веслом гнусного физалиса.

– Вот что, принц, у меня вопрос... Долго он не дает мне покоя... У тебя на «Благодати» десять коров, есть вытяжки, но почему на корабле вообще не пахнет хлевом?

Маска разомкнула губы:

– Угольный фильтр.

– Флирт? Уреш, хитро устроено! – Я разгадал, что принц имеет в виду, но не подал виду. – Нет, на самом деле хитро!.. А вот в моем краю коровники все без флиртов, представляешь, высочество? Нет, я понимаю, на корабле с коровником без флирта никуда!

Губы маски стянулись в тонкую линию. Чувство юмора было неведомо принцу.

В каюте Вандоры по-прежнему царило молчание, но что-то подсказывало мне: принцесса не спит.

Берег надвинулся, на грудах загаженных камней сидели грязно-белые чайки и серые, почти неотличимые от них вороны. Дальше крутые, обточенные ветрами валуны, между ними вьется тропка, поднимается к зарослям желтоствольного самшита. Я увидел остатки деревянных мостков, направил «Малку» туда. Подчалили боком, лодка вздрогнула, послышался скрежет. В каюте Бакинчу что-то загремело, голос мудреца выплюнул ругательство. Тендал удивленно нахмурился. Угу, старик полон сюрпризов. Вот такой воспитатель у госпожи Нэйты!

– Вы скоро, Франног?

– Гугу-бу-бу!

– Поторопитесь, мы причалили!

– Гу-гу!

Я бросил весло под ноги, взял швартов и обмотал вокруг осклизлого деревянного столба.

– Ваше высочество?

Тендал обернулся.

– Нужно решить еще один вопрос, принц. Без него я тебе жизнь не сохраню. И людей твоих прирежу. – Я уселся на планшир. Ахарр! Дело! То самое, ради которого я и вытащил принца на палубу, из-за которого – нет, конечно, отчасти – вчера такстарательно изображал ублюдка (особо усердствовать мне, если честно, не пришлось). Но если Тендал откажется... значит, откажется. Не убивать же его на самом деле? Я, конечно, мерзавец и подлец, но небеса не дали мне кровожадности – я сопливый, исключительно сентиментальный сукин сын. Например, я четко ощущал к этому вот принцу симпатию – именно как к неплохому правителю, не подумайте чего дурного. По сравнению, скажем, с Барнахом Пятым Тендал был просто гений государственного управления. А как он все поставил на своих кораблях! Нет, просто жаль убивать такого человека – он для страны может сделать много, ну и потом – если я его убью, в Фалгонаре, чего доброго, начнется гражданская война. А мне это ну совсем не нужно – я планирую там поселиться. Все-таки Фалгонар – наиболее развитая страна на севере этого мира. Блага местной цивилизации, все такое… Я, вообще, люблю блага цивилизации, жить в глуши какой-нибудь Тарентии не для меня.

– Я внимательно слушаю тебя, Олег.

Он сделал упор на моем имени, и снова произнес его с ударением на первую букву, хех, надо же! Я расхохотался про себя.

– Прежде чем я тебя отпущу, ты должен поклясться королевским словом, что... не станешь нас искать, преследовать, а буде попадемся тебе в руки, отпустишь живыми и невредимыми на все четыре стороны! Эта клятва – залог твоей жизни. Решай здесь и сейчас. Да – или нет. Да – или нет.

В каюте Вандоры послышался шорох. И что-то похожее на хмыканье. То ли она посмеялась над моим предложением – мол, да Тендал ни за что не пойдет на такое! – то ли о чем-то хотела предупредить, но – передумала.

Принц ответил – сразу и с каким-то оттенком изумления:

– Я могу принести эту клятву.

– Ты клянешься, значит? – безмерно удивился я.

Вандора еще раз насмешливо хмыкнула. Я знал ее достаточно хорошо, чтобы понять – где-то сейчас я свалял дурака. Но вот где? Спрашивать ее при Тендале не выйдет. Вообще спрашивать о таком – значит, себя унизить, я же мужчина, все знаю лучше, чем женщины, а?

Тендал сказал:

– Да, я клянусь. Я даю тебе слово государя.

– Нет, этого мало. Добавь еще: «Или пусть я буду называться до конца своих дней – «Тендал – бесчестный говнюк!»

Будущий император проговорил это с мимолетной улыбкой.

Я пожал плечами: странно, не ожидал, что Тендал Справедливый запросто свяжет себя такой клятвой. А впрочем, должно же мне когда-то повезти?

На палубе появился Франног, замотанный в багровую мантию Бакинчу. Через плечо перекинуты два узла, связанные веревками, в руках тяжелая сума.

– Сынок, это твоя ноша! Магические книги!

Я покосился на суму, потом на поклажу, которую приготовил для себя. Не много ли добра натырил старик у Бакинчу? Впрочем, сам ведь предложил ему брать что угодно. Я напялил тесные матросские одежонки, втиснулся в ботинки невинно убиенного старшины Хендри. В каюте Вандоры по-прежнему царила тишина.

Я перетаскал всю поклажу на берег, балансируя на трухлявых обломках досок. Распугал вялых от сытости птиц, вернулся, отвязал принца и свел его в его же каюту. Усадил на кровать (какой, однако, принц чистюля – вся каюта в кремовых тонах, простыни и одеяла белоснежные... тьфу, просто). Тендал поднял вихрастую голову, в глазах был вопрос и... спокойное, где-то даже отрешенное ожидание смерти... Проклятие, он был уверен, что я его прикончу! Нет, что ни говори, во мне умер великий лицедей! Э-э, нет, почему умер? Родился, родился во мне прекрасный актер!

Франног набулькал из коричневого пузырька в фарфоровую чашечку густой, почти черной жидкости, которая пахла будто травяная настойка.

– Яд? – Губы принца дрогнули, маска истончилась, вновь проглянуло человеческое лицо. Ага, забоялся!

– Просто зелье. Дурман, белладонна, молочай, так, всего понемножку, что удалось отыскать у твоего чародея, – сладко пояснил этот Хоттабыч. – Не бойся, все минует без особых последствий. Я сведущ в фармакопее.

– Будешь баиньки, – пояснил я. – Очнешься скоро, но до вечера вряд ли сможешь ходить иначе, чем на четвереньках, так тебя будет скручивать тошнота и слабость. Ну, матроса из трюма освободишь, это несложно… Впрочем, это раньше еще проделает твоя сестра. Я дарю тебе жизнь. Помни об этом, маленький принц. И помни о своей клятве!

Тендал сдвинул связанными руками.

– Я помню.

В его словах мне почудилась издевка.

– Пей, сявка, – заявил старик, поднося к губам принца чашечку.

Тендал вновь удивился: вряд ли ожидал, что благообразный воспитатель его невесты будет употреблять столь бранные слова, да еще в адрес царственной особы!

– Дудли, величество, – сказал я. – Одним махом – ап! Как стопку. Давай, а то настучу по рогам!

Принц взял чашечку, выпил залпом. Голова упала на грудь почти сразу. Мгновение – и Тендал погрузился в глубокий сон.

Я срезал веревки, выпрямился с гримасой.

– Ну, бывай, маленький принц. Да пребудет с тобой... то, чего ты сам пожелаешь.

Мы поднялись на холм, спугнув мелкого, в красно-коричневых пятнах полоза, остановились на гребне. Воздух был пьянящий, пах травой и деревьями. Даже гудение цикад звучало райской музыкой.

Я вдохнул полной грудью. Синий корпус «Малки» казался отсюда игрушкой.

– Выбрались... Даже не верится. Что ж, Франног, а теперь – в Талиру! Большие дела только начинаются!

Сразу после этих слов на голову мне что-то капнуло. Я не поднес руку к голове.

– Франног, это то, что я думаю?

– Увы, сын мой, – виновато вздохнул старик. – Тебе на голову капнула чайка.

Ну, и чтобы дополнить картину сегодняшнего дня, из прогала самшитовых кустов выбралась раскрасневшаяся Вандора. Она уставилась на меня – во взгляде смесь злости, тепла, и еще чего-то… такого, что я видел во взгляде немногих женщин. Например, так смотрела на меня моя жена… до того, как я ей изменил.

Пропал ты, Олежка, сказал внутренний голос. Ох, пропал!

– Олег, ты прикончил Волмана.

Я вынужденно кивнул. Я, и правда, убил престарелого герцога. Акт самозащиты, как написали бы в следственном деле наши менты.

– Он был моим мужем.

Я кивнул – слегка удивленно. Вот как – а я-то полагал его всего лишь любовником принцессы.

– Теперь ты берешь за меня ответственность. И попробуй сказать, что это не так! Ты сам говорил – я особенная!

Вот вам и самый великий секрет управления женщинами – скажи, что она особенная. Они ведь все тайком считают себя таковыми.

Я всегда в ладах со здравым смыслом. И когда здравый смысл приказывает мне бежать – я обычно так и делаю, наплевав на всех, кто меня окружает – будь то спутники, друзья или боевые товарищи. То же самое касается и женщин. Здравый смысл велел мне смазать лыжи из Селистии, подальше от ревнивого супруга и его жены, которой я сделал ребенка. Но вот сейчас мой здравый смысл застыл, замер, смешался. Он заткнулся и предоставил право выбора… мне.

Женщины под влиянием эмоций зачастую странно проявляют свои чувства к мужчине. Например, одна дама, расписываясь в своих чувствах ко мне, пыталась огулять меня плеткой, от каковой радости я сбежал через окно. Но чтобы принцесса могучего государства стремилась идти по жизни рука об руку с голодранцем, который крайне нелюбезно обошелся с родным ее братом, такое у меня случалось впервые.

Вандора вздернула левую бровь.

– Ну, Олег?

А что я? Я прошел к ней, взял ее за руку, и сказал:

– Пойдем.


*Ох и драпанем мы по этой земле обетованной!

Глава 13

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ (погонеубегательная)Драпаем!*


Все сложилось так, как не должно было сложиться. Стохастика, чтоб ее… А если по-нашему, по-простому — то игра случая. Мне следовало прикончить Тендала в каюте. Удушить втайне от Франнога, сразу, как только чародей покинул апартаменты принца. Франног бы считал, что я весь такой распрекрасный – исправился, Вандора, проследовавшая за мной, тоже ничего бы не узнала… Ну, во всяком случае, до поры.

Да, все могло сложиться иначе. Иногда милосердие к врагам оборачивается нашей гибелью: судьба не прощает, ловит и бьет разводным ключом по голове.


***

Небо чистое, но сквозь синеву все так же просвечивает розовый перламутр, особенно густо на северо-востоке, откуда давно ушло солнце. Моря отсюда уже не разглядеть, скрыто за тусклой вечерней дымкой. За ней, конечно, угадывается необъятный простор: кажется, сделай шаг, и с замирающим сердцем полетишь ему навстречу...

Я жалостно охнул и перевел подзорную трубу ниже. Смазанными разноцветными пятнами мелькнули горные кручи, я нашарил отряд, что поднимался по узкой дороге, следуя крутым поворотам. Движутся к селению, к убогим мазанкам, где мы отдыхали пять часов назад. Лица замотаны тряпками – кони пылят. Шесть… семь… девять человек. Хранители, блин! Вернее: восемь человек, а с ними йети: обгоревший, но все еще бодрый альбинос. Лошадь ему не нужна – он бежит рядом с конем принца, загребая длинными ручищами и иногда падая на четвереньки, как горилла. Проводника по-прежнему нет: либо Тендал полагается на свое чутье, либо знает Тарентию как свои пять пальцев. На переднем всаднике, как и у всех, длиннополая накидка, размалеванная по-тарентийски продольными цветными полосами. Шляпу откинул за спину, но повязку не снимает – ветерок все равно бросает пыль навстречу, запорошил рыжеватые вихры, перечеркнутые грязно-белой повязкой.

Его величество прынц, любитель мужчин, талантливый правитель и мой убийца – если я не найду способ…

— Привал, — сказала Вандора, пихнув меня в бок локтем — куда-то в область печени, не сказать, что слишком ласково.

В ответ я шлепнул ее по правой ягодице. В ответ раздалось:

– Мур-р!

О боги, она ненасытна.

Я, впрочем, пока тоже.

Пока. У нас, понимаете, любовь во время холеры. Второй медовый месяц.

Вандора оказалась права — отряд устроил в деревеньке привал. Когда всадники начали расседлывать лошадей, Вандора по-хозяйски попыталась меня оседлать, но я не стал потакать ее желаниям – перевернул на спину и прижал к траве, накрыв телом. Принцесса укусила меня за губу и чуть не вырвала язык с корнем, поскольку это был не поцелуй, а нечто похожее на прикосновение к трубе пылесоса. Некоторое время я не мог говорить, а только издавал звуки, похожие на «фны… фны…».

Но для того, чем мы занимались на травке, вздымая в вечерний воздух золотистые пылинки, слова не требовались.

У нее был мягкий живот и груди, соски которых, казалось, все время находились в возбуждении. Сладостные спазмы охватывали ее тело не раз и не два, а что касается меня, то я изобразил стартующую ракету с тремя последовательно отделяющимися ступенями.

Говорят, приговоренные к смерти в ночь перед казнью без устали занимаются мастурбацией. А если у несчастного есть деньги на проститутку, то под утро она выползает из тюремной каморки едва живой. Опасность и безысходность обостряют нашу чувственность до какого-то безумного состояния. Что-то похожее охватило нас в последние дни, когда стало ясно, что смерти от рук принца Тендала не избежать… всем троим.

Наконец Вандора немного пришла в себя, подползла к краю обрыва и посмотрела вниз.

— Они будут ужинать.

— Фны… – Я все еще ощущал на своих губах ее вкус.

— Я тоже хочу есть.

– Фны-фны, фны.

— Да, ты прав, Олег. Пойдем, старик, наверное, заждался.

-- Фны.

– У тебя кровь на губе. Ты, мне кажется, напоролся на колючку.

Она еще и шутит, ишь ты!

Но чувствовал я себя хорошо.

Да вру – прекрасно я себя чувствовал!

Мы сползли с обрыва, и через просвет в кустах боярышника сошли с холма на дорогу. Франног задремал в теньке, посвистывал в такт мерному дыханию. Я кашлянул. Старик очнулся мгновенно, и вперил в меня взгляд:

– Едут?

– Встали на отдых. – Я швырнул подзорную трубу в сумку, мельком оглядел расцарапанный локоть и другие царапины, оставшиеся после любовных схваток. – Упорный... маленький принц. Гонит нас как... Нет, ну надо же! Сказочно! – Я сорвал с пояса флягу. Молодое вино пополам с водой смочило пересохшую гортань.

– Скажи спасибо, что среди них нет Бакинчу.

Франног устроился под пыльным кипарисом и, сняв тюрбан, начал обмахиваться веткой. Ишак по имени Чичо завистливо косил на эту ветку глазом. На его крупе было выведено зеленой несмываемой краской: «Лейни от Бургеза: прощай, изменщица! Ты недостойна! Вот моя любовь». Зеленая стрелка указывала направление любви – ишаку под хвост. Дарить ишаков по любому поводу в горной части Тарентии было чем-то вроде устоявшейся традиции. Думается, несчастная Лейни попыталась избавиться от ишака при первой возможности, хотя, если учесть, что надпись она не закрасила и не подождала, пока она полиняет, – ишак, устрашившись пойти под нож, сбежал от томной дамы сам. Мой каурый мерин и серая в яблоках кобыла принцессы мирно щипали травку неподалеку.

– Да, неслабо его хрястнул, – я поддернул полы тарентийской накидки и водрузил ногу на каменную кочку, украшенную мокрым следом от змеиного тела. – Я выбил из его щеки вадж... Как бишь назвал ее Тендал?

– Ваджана. Это на языке Йенди.

– А-а-а. Я спрашивал принца, да он не ответил, а я не настаивал. Для чего она, Франног?

Мудрец сделал непонятный жест, порыскал в мешке, что стоял рядом, выудил какой-то флакончик с узким горлом. Лекарства из арсенала Бакинчу пришлись кстати: четыре дня изматывающей гонки сказались на старике больше, чем странствие на плоту – губы его посерели, глаза запали, а лысина больше не отливала глянцем.

– Что, не по зубам мне тайна?

Франног покачал головой, выцедил на корочку черного хлеба несколько капель настойки.

– Не в том дело. Может, после... – Он бросил корочку в рот и спрятал флакончик.

– Вандора, а ты не знаешь, что такое – ваджана?

Принцесса покачала головой.

– Никогда не интересовалась этой хренью. Эта штука была в щеке у Бакинчу с самого начала. Старик сказал – объяснит после, значит, после.

Хренью. Вы слышали? Она ведет себя, как разбитная девица, а не принцесса голубых кровей, и мне… мне это нравится, черт его дери!

– После? Это когда, интересно? Не будет после. Еще два-три, ну пускай четыре перехода, и они нас догонят. Эрт шэрг! Мы петляли как зайцы, мы заложили крюк в двадцать миль, а Тендал... Нет, я однажды его придушу! Дам в морду больно! Ахарр, почему всякий раз он берет наш след? Может, на него так подействовала ветчина?

– Вот-вот, – закивал Франног. – Ты уж слишком его раздраконил.

Я топнул сапогом, подняв волну пыли. Закричал с надрывом, взмахивая перед лицом старика указательным пальцем:

– Это мелкое вертлявое брехло! Вот что я скажу, Франног: принц задом не крепок! – О черт… невинная старорусская пословица из моего мира пришлась Тендалу кстати. – Его слова на воде бы писать! Кто в слове спор, тот в деле не скор! Не сули бычка, а дай чашку молочка! На чужой лошадке – да верть в сторонку! Надул нам в уши баклуши!

Я продолжал бы чихвостить Тендала, сыпля пословицами, если бы осел, стукнув копытом, не присоединил к моему гулкому басу свой громогласный рев, а следом и лошади тревожно заржали.

Все было просто: принц попрал свою клятву. Тендал Справедливый, хех-хех! Он преследовал нас уже четвертые сутки. И сколько бы мы не петляли, пытаясь оторваться, всякий раз он выныривал словно ниоткуда, будто за мной, Вандорой и престарелым аскетом тянулся видный только одному принцу след.

***
Прошло два часа, как мы оставили «Малку». С плеча возвышенности, отороченной дикими оливами, я бросил взгляд на бухту. Трясущейся рукой довернул подзорную трубу, словно не веря очевидному, хотя картинка была – четче некуда. Принц, здоровый, будто и не принимал никакого зелья, стоял на носу самоходной лодки, сложив руки на груди... Рядом был уцелевший матрос. Он, размахивая красным полотнищем, в котором я немедленно узнал подштанники Бакинчу, из которых Франног намеревался соорудить запасной тюрбан, подавал сигналы... «Божьей благодати»! Огромное судно с обугленной кормой приближалось к заливу, бешено работая веслами. А за ним, в размытой испарениями серебристой морской дали, обозначились силуэты еще трех кораблей!

В горле моем родилась серия звуков, похожих на австрийские йодли: так, наверное, кричит петух, ненароком снесший яйцо.

– Что там? – сунулся под локоть Франног.

Вандора приткнулась с другой стороны, встала на цыпочки, как маленькая девочка, пытливо вглядываясь в туманную даль.

Вместо ответа я сграбастал обоих в охапку, пригибаясь и ойкая от боли в спине, перебежал с ними за гребень холма, шлепнулся под куст и расхохотался смехом, больше похожим на обиженный рев ишака. Затем впечатал кулак в землю и выругался на чистом русском языке.

– Как вам это нравится? Проваландайся мы лишних два часа на «Малке», и... Ахарр! – Я в двух словах объяснил положение вещей. – Хочется плакать и смеяться – и все это одновременно. Стерамон, наверное, загнал своих гребцов. Но принц-то, принц! Он должен сейчас сладко посапывать в люле, но стоит на баке «Малки», живехонький, будто и не пил вашего зелья! Эрт шэрг да марг!

Вандора состроила забавную, с оттенком насмешки рожицу – происходящее, как будто, не пугало ее, а забавляло неимоверно.

– Братец… Он полон сюрпризов.

– Тухлых сюрпризов, твою… – Я не стал ругаться при Вандоре, но принцесса, скроив рожицу еще более насмешливую, докончила ругательство за меня, снабдив его такими анатомическими подробностями, что у меня язык бы отсох их повторять.

Франног сказал пресным голосом:

– Бакинчу, видимо, проследил лодку по эманациям ходовика. Ну а принц... Боек, каналья. Он меня обскакал. Я, старый дурак, подозревал, что он резистентен к некоторым ядам...

– Чего? К чем это он там резистентен? Постойте, Франног. Вы хотите меня уверить, что маленький принц невосприимчив к той бодяге, что вы намешали?

Старик пояснил:

– Короли да бароны – особая статья. Они окружены недругами, посему – стараются приучать себя к основным ядам. Кладут по чуть-чуть в пищу. От этого образуется невосприимчивость.

– Аргх! Как же мы упустили...

– Не упустили: я намешал такой дурман, против которого нет защиты. Устойчивость ко всем ядам приобрести невозможно…

– Хм, да, развалится печень, разве что каждодневно укреплять ее боярышником…

– Ась? При чем тут боярышник?

– Ни при чем, продолжайте, Франног. У-у-ух-х-х… Как мне хочется расколоть пополам во-он тот камушек.

– В моем зелье было и то, и другое, и третье; что-то бы да сработало!

– Тогда почему? Мое проклятие, да? – Я опять познакомил кулак с радушной землей Тарентии. Хотел ударить еще раз, чувствуя, как ярость поднимается в груди, но Вандора накрыла мой кулачище своей ладошкой, а вторую ладонь положила на затылок. Я успокоился мгновенно. Иногда женщины выступают в качестве живого антидепрессанта, хотя намного чаще пичкают своих мужчин препаратом, известным как «озверин».

Франног мельком взглянул на манипуляции Вандоры, одобрительно кивнул и взял себя за подбородок, на котором пробилась сивая колючая поросль.

– Проклятие? Разве только отчасти. Нет, тут я сплоховал. Не учел, не додумал! Основная причина... – Старик сбросил мешки на лиственный перегной, сам уселся рядом. – Ты солдат, тебе сложно будет по...

– Аргх!

– Кгм... Как хочешь... Я предполагаю вот что. Непрестанным каждодневным трудом и аскезой принц развил в себе духовную силу. То, что западные мудрецы называют «приматом духа над плотью». Эзотерические знания йендийских жрецов...

– Минутку, он, что же, обучался магии у этого йендийского злыдаря Бакинчу?

Аскет покачал головой:

– Не столько магии, сколько духовным практикам Востока. Познание собственной души, укрощение духа и плоти. Скорее всего, задолго до появления Бакинчу он уже сидел за нужными книгами. Появление йендийского колдуна только ускорило обучение. Но Тендал, как и я, почти лишен магического дара. У него вялая конституция.

Я нахмурился:

– Не маг? Но тогда... ну-ка, объясните, как это он не траванулся?

– Воля. Духовная сила. Он приказал своей плоти не впитывать яд в кровь.

Я был ошеломлен:

– Что? Вот так просто приказал – и исполнилось?

Пальцы Франнога схватили воздух в том месте, где еще недавно росла борода, прыгнули выше, огладили подбородок с островками сероватой щетины.

– Он, кажется, решил, что мы хотим его умертвить. Ты, все же, перестарался, играя в подонка... От страха или ненависти его духовные силы утроились. Он принял зелье, дождался, пока мы уйдем, и исторг его; вызвать рвотный позыв для такого человека не сложно. Вот, это единственное, что я могу предполагать.

– Ахарр! И все это – силой воли?

– Чары против воли – ничто. Магией вызовешь бурю, волей – расторгнешь плоть океана.

Угу, Моисей, блин. А, нет, вру: Моисей пользовался услугами Бога. Но вот чтоб прокачать силу духа хотя бы до уровня Тендала, это я даже не знаю, сколько усилий необходимо приложить. Мне, пожалуй, не дотянуться до уровня Тендала и за вечность.

Черт, вот именно здесь и сейчас я ощутил свою ущербность наиболее сильно. Трус, себялюбец, да что говорить – просто мелочный подонок. А принц… Ну, трижды блин… Хотя, не такой уж он и духовно подросший – все-таки, со мной заигрывал, и все такое. Интересно, как сочетается духовный рост и секс, да еще с представителем своего пола? И почему все мудрецы трындят о том, что этот блинский рост возможен только при воздержании? Нет, было что-то в этом принце… сложно объяснимое. Абсолютная уверенность в себе, в своей незаурядности, в своем предназначении. И они, очевидно, давали ему силы исключительно мощные. Как говорят в мире Земли – принц прокачал свое ЧСВ до небесных высот. Впрочем, чувство собственного величия зачастую сочетается с терминальной стадией ФГМ, а вот что такое ФГМ, я вам объяснять не стану, чай, не маленькие, сами знаете.

– Силен, маленький принц!

Франног кивнул.

– То, что он проделал, это лишь начальная ступень восточных практик. Хочешь услышать короткую лекцию? По глазам вижу, тебе интересно!

Я оглянулся на Вандору – она слушала, навострив ушки.

– Твой брат, что… и правда… – Я покрутил в воздухе ладонью. – Развивал эти… практики?

Принцесса кивнула. По ее глазам я понял, что Тендал развивать-то развивал, да только не особо эти практики ее впечатляли. До сего дня, когда она узнала, что силой воли можно приказать своему организму не впитывать яд в кровь.

– Так что же лекция? – нетерпеливо сказал Франног. Чем-то он напоминал того лектора из «Карнавальной ночи», только очков ему не хватало.

Я уставился на вершину холма, подумал, что на принца насмотреться еще успею, а вернее всего, когда буду смотреть – он уже будет на борту своего флагмана тихонько плыть в Фалгонар, перебросил взгляд на Вандору. Та кивнула еще раз – дескать, я тоже не против услышать. Тогда я сел в тенечке на вещевой мешок, жестом пригласил Вандору усесться мне на колени, но она покачала головой – стоя, видимо, ей слышалось лучше.

Я бросил взгляд на престарелого аскета и криво улыбнулся:

– Валяйте.

Франног приосанился, вышел на солнце и сказал важно:

– Учтите оба, я говорю об оккультных таинствах Востока, кои мудрецы и чародеи Запада признают лишь частично, однако – признают. И не сметь насмешничать, пока я рассказываю! Итак... У простого человека плоть контролирует тело, склоняя его к пагубным страстям и страстишкам. – Он поочередно глянул на меня и Вандору, и от взгляда мудреца на щеках принцессы пробился румянец. – Но укротить ее проще, чем познать и укротить свою душу, в которой горит частичка огня Единого Духа Вселенной. Те, что выбрали укрощение плоти... стали святыми…

– Угу, терпилами.

– Терп… что?

– Продолжайте, не отвлекайтесь.

– Но другие идут дальше. – Для наглядности Франног, как некогда Стерамон, показал мне ладонь с двумя вытянутыми пальцами. – Гляди. Указательный – магос, средний – логос, сиречь душа Вселенной, которую иные называют Творцом. – Франног ткнул в ладонь под пальцами. – До поры путь их вместе, но затем они расходятся. Я внятно объясняю?

Выражение моего лица стало деревянным.

– Средний длиннее будет.

– Кхм-кха-а! – В глазах старика промелькнуло раздражение. – Ну... пускай. Избрав стезю мага, ты закроешь путь к логосу. Ибо познание духа есть отречение от материального мира и взгляд внутрь себя, а магия тесно связана с нашим физическим, вещественным бытием, хоть и черпает силы из астрала.

– Да уж, про потенцию магов вы мне внятно пояснили. И про вялую конституцию принца я теперь понимаю, хм, да, понимаю…

– Кхм-м! Параграф о расхождении пути философы Запада не признают, из-за него была кровавая драка на Пятом Соглашательском Конклаве в Тетли... – Аскет вздохнул. – Итак, после достижения определенного этапа, нужно выбирать, куда двигаться. Туда, – палец Франнога проткнул небосвод, – или... в бок. Туда, в небо, устремляются единицы. Слишком многим надо пожертвовать, слишком долгий путь пройти, и никто до сих пор не доказал, что этот путь верен. Но, как говорят, по окончании второго пути, познав и укротив свою душу, ты познаешь Творца, и воля познавшего станет абсолютной, а силу он обретет почти божественную. Заметь, я не веду тут речь о банальной антропософии.

– Ага.

Серые глаза чудодея уставились на меня не мигая:

– Что-что?

Я пояснил безмятежно:

– Я сказал «ага».

Франног вскочил:

– Я это слышал, осел ты эдакий! Я тут распинаюсь, читаю серьезную лекцию, но вместо разумных встречных вопросов слышу только... «ага»!

– Ого? Бросьте, Франног, я же солдат. Ну, я примерно понял, о чем вы толкуете. Попрать все земное, соединиться с мировым духом... Я уже слышал эти разговоры, когда нас обрабатывали в казармах жрецы Шахнара. Мол, чем больше налегаешь на аскетизм, тем ближе ты к богу. Я знаю, к чему они это болтали: через неделю нам урезали жалованье и паек, так что поневоле пришлось затянуть пояса. А единственного приличного лекаря перевели в гарем к Барнаху – все восемьсот его жен подхватили какую-то сыпь... Кстати, знаете, мужчине не просто получить допуск в гарем. Беднягу кастрировали против его воли, вот такая история.

Вандора охнула.

Франног же воздел к розовым небесам сухонькие кулачки:

– О Шахнар!

Я подпер щеку кулаком, поставив локоть на колено.

– Я даже знаю про реинкарнацию! Ведь вера в Шахнара допускает такой исход?

– Э-э... На пятом Вселенском Соборе под давлением йендийской ветви конфессии было принято допущение, что грешникам, возможно, вместо ада суждено бесконечное путешествие по все новым телам, при этом их сознание, конечно, умирает вместе с отжившим телом, а душа, как бессмертный сосуд...

– Аргх! Ну и скажите мне, какой дурень это придумал? Нет, придумал, наверняка, не дурень, а сумасшедший, но какой дурень в это верит, а главное – зачем? Если душа – временное вместилище моего сознания, вроде кувшинчика, в котором до поры плещется вино, какая мне польза верить в это? Какое мне дело, что нальют в кувшинчик после того, как мое вино будет выпито?

Мудрец замялся:

– Ох... Твои слова отдают ересью!

– По-моему, ересью отдают большинство мистических учений. Естественно верить в Творца, и мне все равно, какое у него имя – Уреш или Шахнар, или Иегова, или Яхве, но на эту веру разные умельцы накручивают столько, что хребет бедного простого человечка ломается: «хрусть!», и он уже не человек, а это... которое ползает и пресмыкается...

– Ай-ай-ай! За эти слова в Селистии тебя давно посадили бы на кол!

– В Селистии я держал язык за зубами. Жрецы кое-как терпели, что мы, солдаты, разных вероисповеданий. Нам даже позволялось держать в казармах раскладные алтари своих богов. Однако нас старательно обрабатывали, чтобы мы перешли к Шахнару под крыло. Франног, я уважаю Шахнара, и хватит об этом. Вполне допускаю, что именно он – это истинный облик Творца, как мне талдычили местные жрецы. А ваша лекция была выше всяких похвал! Видите, даже я кое-что понял! Стало быть, принц... Ему закрыт путь в маги, и он выбрал дорожку подлиннее?

– Ох, болван, я еще не закончил! А принц… ты же видишь, он собрался жениться!

– Заранее ему сочувствую. С его проблемами и вялой конституцией – для него это будет нелегкий брак.

– Шахнар! Тупица! Он просто остановился на определенной ступени и не идет выше. Он взял от духовных практик Востока все, что посчитал нужным для роста своей личности и своего правления. Но, мне кажется, хотя большинству не достает на это срока человеческой жизни, он мог бы подняться на самый верх, до самого конца лестницы!

Я сказал, поразмыслив:

– Он остановился вовремя. Это, скорее, говорит о его недюжинном уме… ну и про вялую конституцию не следует забывать. А сколько человек одолело лестницу до конца?

– Достоверны три случая. Три за десять тысяч лет, и все они были в Йенди.

– Ну и что, эти познавшие раздвигали моря-то?

– Э-э, не совсем.

Я подмигнул Вандоре:

– Ага, так и думал – здесь какое-то жульничество!

– Никакого жульничества! – У Франнога был вид, словно его поймали с тузом в рукаве. – Считают, будто познавший себя способен на все, что не противоречит воле Творца, и ему ни к чему мелочные забавы вроде расторжения вод. К слову – на предпоследней ступени, будучи подступившим, он может не есть, не пить, не спать и постоянно левитировать на любую высоту. Правда, ничего другого он не умеет... Известен случай, когда один из подступивших, задумав подняться до солнца, упал с неизмеримой высоты ледышкой и разбился на миллион кусков.

– Ближе к теме, Франног! Ну, что там эти трое?

Мудрец разволновался и начал ходить кругами.

– Что ж, слушай. Переход к последней ступени совершается мгновенно. Вокруг подступившего всегда толчется народ, если только он не улетит медитировать подальше от чужих глаз, скажем, в безлюдные горы, и свидетелей более чем достаточно; там, должен сказать, процветает торговля напитками, едой и лучшими местами. Итак, первый трансформировался в прозрачную антропоморфную сущность с пленчатыми конечностями в виде огромных крыльев бабочки. Окинув людей презрительным взглядом, он улетел в сторону Последнего океана, и больше его не видали. Второй исчез, растворился на глазах, затем возник через секунду – уже с поседевшей головой, изрек загадочные слова «Fignya kakayato!» и пропал навсегда. Мыслители утверждают, что в этой фразе заключена правда об устройстве нашей Вселенной, осталось ее только разгадать. Сейчас она выбита на золотых скрижалях в Храме Семи Богов в Йенди, и все мудрецы мира уже семь тысяч лет бьются над ее смыслом.

– А третий? Третий случай?

– Третий? – Франног почему-то смутился и покраснел. – Он... кхм... О нем лучше промолчать.

Я подумал, прикусив губу.

– Это что же... духовные практики принца... Не пить вина, не есть мяса, это оно?

Франног наклонил голову:

– Разумеется. Или ты думаешь, можно укрощать плоть и познавать душу, треская в два горла все что угодно?

– И в эту же копилку... э, так сказать, воздержание?

– Это непреложное правило. Первое правило. Естественное, как наше дыхание.

– Не замечал я, чтобы принц был особенно воздержанным.

Франног в досаде всплеснул руками.

– Ну, значит, есть люди, кому духовный рост дарован и без воздержания.

– Что и требовалось доказать: одним дается все – другим ничего.

Старый мудрец кивнул:

– Мир несправедлив, это его единственная непреложная истина.

Я выставил перед собой ладонь, будто щит:

– Уво-о-ольте! Знаете, что я скажу на это, Франног? Чем так жить, я лучше сдохну! Вандора, а ты? Готова поститься и воздерживаться для духовного роста?

По глазам принцессы было видно – она бы не пошла на это ни за какие коврижки.

Мудрец, улыбаясь, сдвинул плечами:

– У каждого своя дорога.

– Вот-вот. – Я приподнялся, массируя ладонью крестец. – Почему нельзя выбрать золотую середину: умеренно есть, так же – пить, умеренно тра… – Мой взгляд упал на принцессу, которая слушала меня более чем внимательно; мужской костюм из светлой ткани весьма шел ей. Да ну, она выглядела в нем прелестной чертовкой. – Нет, с последним я не согласен. Неумеренно. Пока кипит кровь – глупо прикручивать фитилек. Но при всем при этом – можно же оставаться человеком… ну, нормальным? Не совершать слишком уж дурных поступков, не сеять зло вокруг себя?

Нажмем паузу. Нет, вы слышали, как я запел? Да в жизни не ожидал от себя таких речей. Нет, по-моему, мне нужно лечить головушку. Я – мразь, негодяй и невоздержанный подонок и останусь таким во веки вечные! Верно же, да? Верно?

Франног смерил меня внимательным взглядом.

– У каждого своя дорога.

– Ох!.. Ладно, доберемся до Фалгонара, придумаю учение: «Умеренные люди за умеренные удовольствия без гонореи». Смею надеяться, от побережья Тарентии наши с принцем дорожки расходятся. Он обманул нас с зельем... Ну, что ж, я не брал с него клятвы быть правдивым. Зато взял слово оставить нас в покое, и это слово, я вот настолько уверен, – я провел невидимую линию от пальцев правой руки до ключицы, – он сдержит. Нам не о чем беспокоиться, он же у нас Справедливый! Давайте лучше подкрепимся, а потом я схожу на разведку.

Мы основательно подкрепились, а потом я сходил на разведку. Вернулся быстро, Вандора потом говорила, что выражение глаз у меня было – будто я отхватил по темечку дубиной.

Но это была ложь. Я отхватил по темечку разводным ключом.

– «Малку» берут на буксир, – сообщил я. – На берегу остались восемь человек и общая любимица – собачка Борго, мелкая брехливая шавка. А предводитель отряда – принц Тендал. – Я помолчал, затем продемонстрировал правую руку, задумчиво положив на ее сгиб ладонь. – Франног, Вандора, я обмишурился ровно настолько. Это погоня.


*Да, это тринадцатая глава, но зато в ней нет ни одной черной кошки.

Глава 14

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ (решительная)Все еще драпаем*


Я сразу решил, что путь по воде для нас закрыт. Даже прибрежные города были отныне опасны: Ассамблея Старейших, что правила Южной Тарентией, благоволила Тендалу, борцу с Менд и Меркхаром. Они с превеликим удовольствием помогут в розыске преступников, несостоявшихся убийц наследного принца Империи. Тем более, приметы известны: громадный белобрысый детина, рыжеволосая девчонка и плешивый крючконосый старикашка; глаза у всех трех — безумные, речи – скандальные. Настолько приметную троицу даже в женские платья не оденешь, а как еще укрыться от глаз поимщиков, я не знал.

После краткого совещания с Франногом, было решено двигаться в глубину Тарентии, потом взять в сторону и выйти к перевалам в массиве Аннордаг. Перевалы, сообщаю, служили условной границей с Фалгонаром – пересечем их, и вуаля, мы в густонаселенном Фалгонаре. Затеряться в нем намного легче. Ну а кроме того, я ведь заранее вбросил принцу дезу, что уж куда-куда, а в Фалгонар ни ногой.

Так и поступили.

Потянулись оливковые рощи, ничейные придорожные смоквы, уже наполовину обобранные такими же путниками-оглоедами. Склоны холмов кучерявились виноградниками: одни сорта уже поспели, другие еще наливались соком, но молодое вино встречалось в каждом поселке. Только, увы, не радовало, не до того было мне: мы драпали, улепетывал со всех ног, а сумасшедший принц дышал в затылок. Смуглые крестьяне-недомерки были дружелюбны, их радушие утраивалось, когда я показывал им серебряную монету из запасов Тендала. Навязчивое гостеприимство встретилось только раз, но мне удалось отстоять свои деньжата, разбив несколько горячих голов. А после случая, когда пара проводников решила улепетнуть с золотом Тендала, я решил обходиться без наемной помощи.

На второй день, когда стало ясно, что принц наседает нам на пятки, я купил Франногу осла, себе – каурого мерина и Вандоре – серую в яблоках кобылку, подружку, так сказать. От спешной тряской езды еще сильней разболелась сорванная спина, мне казалось, что в крестец при каждом шаге коня вбивают острый железный гвоздь.

Вандора узнала историю нашего плавания на «Выстреле» в подробностях. Но постоянно задавала уточняющие вопросы, вплоть до мелочей – видимо, с целью проверить, не лгу ли я. К счастью, о беременной герцогине, что осталась в Селистии, я не заикался, а у Франнога хватало ума хранить эту тайну, ну а мои поступки начиная с атаки пиратов не были столь уж ужасны, чтобы за них приходилось краснеть. Впрочем, я умолчал о заклятии, коим Франног связал наши жизни. Кваэр был, так сказать, делом интимным. Вандора до сих пор пребывала в сладкой уверенности, что я отправился за море на ее поиски, и это только усиливало ее страсть ко мне… и, черт, ее чувства. При этом она была уверена, что мы с мудрозвоном ночей не спим — планируем освободить Нэйту. И эту ее романтическую убежденность я тоже старался не трогать, как заправский манипулятор. Принцесса пребывала словно в дивном сне: чудесное волнующее приключение с прекрасным (я себя имею в виду) мужчиной, которого она вожделела много месяцев. О-о-о! Да еще эта погоня… Кстати, Вандора подтвердила — если бы мы сдались Тендалу еще на корабле, и рассказали историю потери Нэйты, он устроил бы нам сладкую жизнь. А нынче принц, если нас поймает — сотворит с нами вещи совсем уж скверные. Голос принцессы не будет решать ничего. Принц, аки записной диктатор, живет только своим умом.

– Я думаю, он и меня не пощадит. Если узнает, что я пошла с тобой добровольно, — промолвила как-то Вандора и весело мне подмигнула. – Но ты же меня не выдашь под пытками, нет?

Хорошенький вопрос она мне задала!

Дорого бы я дал, чтобы воспринимать жизнь как адреналиновое шоу, без меры прекрасную и опасную игру. А ведь она воспринимала ее именно так!

Небо с каждым днем все больше наливалось розовым цветом, как ягодицы девушки, которую в порыве страсти шлепают все сильней.

— Атро, — несколько раз проговаривал Франног, посматривая ввысь. Голос его звучал встревожено.

Атро… Это имечко не давало мне покоя. Но времени расспрашивать Франнога пока просто не было.

Принц следовал за нами как приклеенный. Не помог и крюк в двадцать миль через безлюдные места эдорской провинции: Тендал висел на наших плечах. Как и почему – на эти вопросы не было ответа. Принц, однако, не слишком торопился, словно был уверен, что рано или поздно загонит свою дичь. Так оно и было — мы, двигаясь днем и ночью с редкими передышками (вру я, ну какие передышки, мы с Вандорой и ночью-то не слишком спали), начали потихоньку выматываться. Чичо, который вез Франнога, тоже приустал и все чаще артачился, норовил укусить или лягнуть копытом.

Знаете, наверное, проще идти к логову темного властелина, чем драпать от человека, который, в общем, ничего особенно дурного никому не сделал в этом далеко не самом лучшем из миров. Правда, Нэйту не любил и готов был обречь девушку на прозябание без любви – и это в лучшие ее годы… Это был, пожалуй, его самый главный грех.

На третий день холмы превратились в невысокие, покрытые зазубринами горные цепи, над ними нависли снежные шапки главного хребта Аннордаг. На склонах, впрочем, все еще были пышные луга, изредка попадались пастушьи деревеньки. Мы не смели останавливаться в них надолго. Дома — это ловушки, а я собирался дать бой загонщикам только в том месте, которое выберу сам.

И вот -- горы. Мы начали подъем на хребет.

***

Хух. Теперь я вернусь к тому эпизоду, с которого началась предыдущая глава. И не смотрите на меня такими глазами – я знаю, что становлюсь слишком речист в ущерб экшену и прочим штукам. Не бойтесь, прочие штуки впереди. Можно, я поменяю их на бутылку водки, напьюсь, усну и проснусь в мире Земли, а?

– Принц – подлый говнюк, проклятое брехло, гнида тонкожопая! У-у-у!

– Ты повторяешься, – заметил Франног. – За эти дни я узнал пословиц больше, чем за всю жизнь. И не все они были пристойными. Тендал сделал то, что сделал. Значит, у него были свои резоны попрать клятву. Хотя я и удивлен, признаться… Я-то полагал Тендала человеком непреложной чести!

– Я тоже, Франног. Я тоже. Нет, это ни в какие рамки не укладывается: принц настолько ненавидит меня, что нарушил свое королевское слово… И я теперь до конца дней имею полное право называть его – «Тендал – бесчестный говнюк»!

Вандора, все это время молчавшая, вдруг хмыкнула.

– Олег, ну-ка, дословно повтори клятву, которую ты взял с моего братца? Я слышала ее мельком…

Я повторил.

Она расхохоталась так, что осел поджал уши (поправка: поджали уши сразу три осла – Чичо, Франног и ваш покорный слуга – а почему я возвел нас в ранг почетных ослов и нечетных олухов, вы сейчас узнаете).

Вандора подбежала ко мне и схватила за локоть: судя по искрящимся глазам, происходящее ее неимоверно забавляло.

– Олег, Олег! – Блин, она тоже изредка проговаривала мое имя с ударением на «о». – Ты понимаешь глупость, которую сотворил?

– Глупость? С чего вдруг? Я взял клятву с человека чести, – каковым сам не являюсь, следовало бы добавить, – и ожидал, что она будет исполнена! Что не так?

Вандора заливисто хохотала.

Я сграбастал ее за плечи, потряс, а затем отвесил смачного шлепка по задней части, что, впрочем, ее только раззадорило. Я шлепнул еще пару раз, но это не возымело действия.

Ответила их высочество только тогда, когда приступ хохота сам собою прошел – минут через пять, ответила, все еще прихохатывая – до того ей было весело.

– Олег, Олег, дурень ты мой замечательный. Ты взял клятву с моего братца, обращаясь к нему как к монарху.

– Именно так. И что?

– Ты сказал: «Поклянись своим королевским словом».

Я приблизился к Вандоре на шаг, кулаки сжаты – вот-вот взорвусь снова.

– Именно так. И?.. Что, маленькая плутовка, я сделал не так?

– Олег, Тендал – не король. Он – принц. И пока на его голове нет короны, он не может давать королевское слово! Его клятва была пустышкой.

Я до крови прикусил губу.

Понимаете, Вандора лгала. Она, несомненно, слышала клятву, что я взял с Тендала, во всех подробностях. Слышала – и не предупредила меня, играя в какую-то свою игру. В какую? Это мне предстояло выяснить. Но я подозревал, что принцесса снова пошла на поводу своей интуиции.

– Тц-тц-тц… Сынок… – проблеял Франног, – чем ты думал? Почему не посоветовался со стариком? – Не дожидаясь ответа, он поднял воспаленные глаза к небу, безмолвно молясь Шахнару. Затем полез в переметную суму и вытащил плетеный из конского волоса шнурок, на котором висела плетеная же из конского волоса ладанка размером с кулак младенца, от которой исходил аромат разных трав. Франног протянул эту радость мне:

– Повесь на шею.

– Что это?

– Обещанное.

– Амулет-абсорбер?

– Точно так. Пока вы… разглядывали принца сквозь подзорную трубу, я доделал амулет, найдя последний ингредиент – лист самшита. Амулет будет брать на себя твои неудачи.

Ладанка была тяжелой. Видать, старик напихал туда не только листья, но и разные камешки и еще что-то. Чертего знает, что суют в такие амулеты – может, когти летучих мышей, маринованные жабьи глаза, уши крыс и прочие магические деликатесы. Я надел, заправив ладанку под рубашку.

– Носи его не снимая. Всякий раз, когда амулет будет брать на себя твою неудачу, ты ощутишь тепло. Если неудача будет крупной, тебя обожжет. Не бойся, так должно быть.

– Ладно, – сказал я. – Успокоились. Улыбаемся и пляшем. Поедим и сориентируемся на местности.

Малость перекусили. Затем я расстелил на кочке карту, добытую на «Малке», и начал водить по ней пальцем, временами поглядывая на заснеженные пики. Опыт странствий в горах у меня был.

– Ежли брать по прямой, наш кусок – с хвостиком сто миль. Недурно, вообще-то, как за четверо суток. Больше мы не петляем, значит, осталась мелочь. Три-четыре перехода, и выйдем к седловине между Большеньким и Тенвиром. Там перевал, селение Аб... Абор... Не вижу, затерто. Принц знает, что мы туда идем? Нет, не думаю. Его резоны: мы петляем по Тарентии, чтобы оторваться от погони. В этом «Абор-затерто» мы наймем проводника, и вот он, Фалгонар! Но принц загонит нас раньше. Всегда думал: спрятаться в горах легче легкого! Что, за нами медом намазано? Не понимаю!

Я подошел к Чичо и ласково потрепал животное за холку. Потом взгромоздил на него поклажу.

– Вставайте, Франног. Вандора, подъем! Пора двигать. До ночи еще один переход.

Однако, когда старик с оханьем умостился в седле, Чичо вновь заупрямился. Сколько не понукал его мудрец, серый стоял на месте. Ни мои угрозы, ни ласковые уговоры мудреца вкупе с почесыванием мохнатых ослиных ушей не помогли – кажется, Чичо решил пустить на этой дороге корни.

– Есть два способа укрощения ослов, – задумчиво сказал я, опираясь на самшитовую палку. – Первый гуманный – повесить перед его мордой пучок свежей зелени, или репейников, или что они там любят, и ехать, пока руки не устанут держать удилище. Второй прямой и жестокий, против которого протестуют жены селистианских аристократов, эти, из общества «Понежнее»; нечего им больше делать, кроме как доставать бедных крысобоев и возчиков столицы. В нашем положении «понежнее» равно самоубийству, значит...

Я изо всех сил огрел ишака палкой.

Амулет обжег мою грудь. Я ужаснулся, поняв, что сейчас может произойти.

С отчаянным воплем Чичо рванул вверх по узкой дороге. Мудрец закричал что-то наподобие «И-и-и-я-я-я!», тряпичной куклой мотаясь в седле.

Он исчез за поворотом, и, как писали о Горлуме в каком-то из переводов «Властелина колец» – «больше его не видали». Вру, конечно.

Пока мы разыскивали мудреца, я каждую секунду ожидал, что сердце мое остановится. Ну, вы помните, что Франног связал наши жизни одной нитью. Если осел сбросил его на дорогу, или, скажем, в пропасть… И старик лежит на ее дне, и жизнь его дотлевает, как фитилек у прогоревшей свечи…

Удивляюсь, как я не покрылся сединой.

Мы отыскали его через десять минут: Франног в весьма растрепанных чувствах умостился на обочине под кустом боярышника и едва слышно охал:

– Ох! Ох... Ох-ох... Ох!

На колючках куста ветерок тормошил размотанную ленту тюрбана. За кустами виднелся крутой обрыв.

– Моя одежда, мой спальник, еда... – перечислил старик, глядя в одну точку. – Падая, я ухватил только суму с манатками Бакинчу. Сынок, сидя здесь, я понял вот что: твоя неудачливость – крайне заразная штука. И еще: в определенных обстоятельствах ты ведешь себя как последний дурак.

– Амулет, – промолвил я, тыча пальцем в собственную грудь. – Благодарите небо. Иначе…

Франног заохал.

Я оглянулся по сторонам:

– Где осел?

Старый аскет молча указал на пролом в кустах.

Так я стал виновником смерти ишака.

Я посадил Франнога позади себя. Таким макаром мы одолели еще с десяток миль, перевалив очередную гору. К ночи погода испортилась, зарядил мелкий дождь. Я срубил в стороне от дороги некое подобие шалаша. Там мы утешились остатками разбавленного вина. Разговор не вязался – нас охватило предчувствие скорой и очень скверной развязки. Франног вынул из подсумка запаянный хрустальный фиал с жидкостью, флюоресцирующей зеленым матовым светом, если ее потрясти. Я развернул карту, долго смотрел, встряхивая колбу, когда свет начинал меркнуть.

– Перед «Абор-затерто» еще три поселка, – в конце концов сказал я. – Сдается мне, если завтра я ничего не надумаю, придется решиться на крайние меры. Деньги-то при мне. – Я хлопнул поясную суму, там звякнуло.

– Собрался подкупить горцев? – прошелестел Франног.

Я выдержал паузу, чувствуя на себе взгляд Вандоры.

– Не хочу, но придется.

– Затея сомнительная: тарентийские горцы не слишком боевиты.

– Сказочно! Но и среди них попадаются рисковые ребята! С Тендалом семь бывалых рубак и ручная собачка породы пекинес. Люди преданные и стойкие, по его слову приколют родную маму и не спросят – «Чего ради?» Для засады мне потребуется человек пятнадцать... Зажму нашего принца в какой-нибудь лощине... Мы будем бросать камни и стрелять из луков, потом возьмемся за кинжалы, начнется свалка... Ахарр! Тендала могут отправить к пращурам на небеса. Только это меня останавливает – я не хочу его смерти. Нет, еще я боюсь, что наемники без всякой работы приберут к рукам гонорар. Я не хочу его смерти, Вандора! Надеюсь, удастся перебить часть людей принца и принудить его сдаться.

Колба мигнула и начала гаснуть. Я не стал ее трясти.

Принцесса молчала. Она лежала позади меня у стены и молчала. Иногда я оглядывался. В темноте поблескивали ее глаза.

В голосе старика прозвучала апатия:

– Увы, сын мой. Сдается мне, ты выбрал единственно верный способ остановить Тендала. Дам совет: ищи случай. Так обычно говорят северные мудрецы. Судьба часто предоставляет спасительный случай, даже в обстоятельствах почти безвыходных, нужно только его разглядеть, но в этом-то и состоит основная проблема: большинство людей слепы.

Я вздрогнул: разговоры о случаях пугали меня все больше.

Спали мы… раздельно. Скажем так: Вандора не удостоила меня даже мимолетных объятий. В шалаше, конечно, присутствовал третий, и никаким сексом мы не могли заняться, но она, по крайней мере, могла бы меня обнять. Мои же руки, тянувшиеся к ней во мраке, получили от ворот поворот, как в том анекдоте про советского и вьетнамского космонавтов: «Ничего, гад, не трогай!»

И еще: даже сквозь сон я ощущал, что принцесса бодрствует. Умею я чувствовать женщин (не только внутри, но и снаружи). Она лежала с открытыми глазами и думала. Кажется, до нее наконец дошло, что великолепное приключение, во время которого кипит кровь и поет душа, грозит обернуться страшнейшей драмой, в которой она будет вынуждена принять либо сторону родного братца, либо – сторону любимого мужчины.

Во сне мне постоянно чудился дробный конский топот загонщиков. Поэтому я не слишком испугался, когда нервозная дрема прервалась тычком кулака в бок.

Франног встряхнул светильником над моей головой:

– Я понял! Ох на, сявки потрошенные, я все понял!

Блеснули глаза принцессы: она слушала лежа, внимательно слушала.

– Отыскали смысл жизни?

– Ду-урень! Олух! Тендал не маг, но у него способности медиума! Ясно?

– Не совсем. – Я поежился: с веток капало.

– Впадая в транс, он шпионит за нами, прослеживая путь твоей души через астральную проекцию! Не слишком мудреный процесс, хотя и требует времени – полчаса, час, все зависит от таланта. Таким образом, он всегда знает примерное направление твоего бегства.

Тревожный холодок коснулся затылка.

– Почему зацепил… мою душу?

– Во-первых, он тебя ненавидит, и ненависть удваивает его силы. Второе и главное: у него твоя вещь, нечто интимное, что ты забыл на «Малке».

– Подштанники?

– О боги, не ерничай хотя бы сейчас! Эта вещь... не могу понять... нечто близкое, может, прядь волос? Но у тебя короткие волосы! Это не одежда – ты был одет с чужого плеча. Перевязки с кровью... Я выбросил их за борт! Я думаю... мне кажется... я уверен: на этой вещи обязательно твоя кровь, иначе он не смог бы нащупать твою душу в Мире Теней. Но что это – мне не ясно. Я что-то выпустил из внимания, память у меня девичья. Если бы мы... каким-то чудом лишили его этого предмета, принц от нас бы отстал. Это все равно, что забрать у него компас!

– Драхл! – Я приподнялся на локте. – Кровь неудачника! Снова!

Лицо Франнога стало плаксивым:

– Увы! Посредством этой вещи Бакинчу мог бы обрезать нити, что соединяют твою душу с телом, но принц решил... я думаю, он хочет взять нас, – а особенно тебя, – живым.

– Протухший поросенок!.. Что? Вы хотите сказать, даже если мы обманем погоню, Бакинчу через эту вещь может отнять мою жизнь?

Франног медленно кивнул:

– Запросто. Если на ней твоя кровь.

Я вскочил (не слишком удачно, ударившись теменем о свод шалаша):

– Значит, я должен напасть на Тендала и отобрать у него эту штуковину, по возможности, не убивая его драгоценное высочество. Мне просто придется напасть на Тендала, если я хочу выжить. – О, снова мой эгоизм. Я, я, всюду я. – Слушайте…

Теперь я нагло вытурю вас, свидетелей моих похождений, из шалаша под дождь. Помокните там, рядом со стреноженными лошадьми, с целью сохранения интриги, ладно? До вас будут доноситься только обрывки моих фраз.

– Завтра мы… Но для начала… И обязательно наймем горцев… Магия, Франног, магия!

Однако впереди нас поджидали кровожадные твари.

Единороги.


*Бежим, бежим, бежи-и-им!

Глава 15

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ (рогатая)Атро и единороги*



Магия… Она похожа на математику, и малость сложнее алгебры, ну, той, которую начинают учить классе в четвертом. Магию нужно зубрить. Причем зубрить как следует. Зубрить так, чтобы отскакивало не только от зубов, но и от чугунной башки нерадивого ученика, каковым я и оказался. Если несколько ранее я решил махом превзойти магическую науку и играючи сбросить с себя цепи кваэра, то теперь, по прошествии пяти часов поверхностного изучения основ, понял, что этот гранит для меня… слишком крепок.

Сразу же после совещания я не стал ложиться на боковую, а потребовал от Франнога обучить меня хотя бы одному атакующему магическому приему.

— Ну, молнии из рук, или из нефритового жезла… нет, это из другой оперы, и из этого жезла вылетают отнюдь не молнии, ну, в общем, Франног, вы поняли, что мне нужно: атакующее заклятие. Как думаете, за короткий срок я смогу усвоить хотя бы одно?

– Зависит от твоих способностей, сынок.

Мудрец потряс фиалом, напустив в шалаш немного света, и взглянул на меня испытующе. Затем основательно порылся в суме, служившей ему вместо подушки, и выволок оплетенный в кожу гримуар Бакинчу.

Вандора смотрела на нас, подперев голову рукой.

Старый аскет принялся листать гримуар, уложив его на ноги, скрещенные по-турецки, молча шевеля губами и водя пальцами по строчкам.

– Ну вот…

– Что?

– Нет, это ты не усвоишь. А вот…

– Что?

— Это ты тоже вряд ли успеешь постичь. А если?

— Ну-у?

— Не-е-ет.

Я выматерился по-русски.

– Может быть, разве что, ну… э-э… заклятие изгнаний вшей.

— Чего-о?

Мудрец уставился на меня виновато.

– Сынок, все атакующие заклятия слишком сложны для новичков, и отнимают у мага очень много сил, поэтому опытные маги, такие, как Бакинчу, предпочитают вшивать готовое заклятье в какой-либо артефакт вроде того жезла с перидотом… Без него…

— О черт… Говорите прямо: без артефакта я, что, не смогу атаковать принца каким-нибудь серьезным заклятием? А если и смогу — то после атаки стану не сильнее мыши?

– Э-э… думаю, нет… не совсем… то есть да, именно так… надо еще почитать. Может быть, я найду нечто, подходящее тебе...

Вандора хмыкнула с оттенком презрения.

Франног еще почитал, неторопливо листая страницы. Под этот шелест я и уснул, правда, ненадолго. Мудрец растолкал меня нервозными тычками.

— Нашел! Я нашел одну формулу! Видишь? – Он потряс фиалом и ткнул пальцем в страницы, исписанные какими-то неясными мне знаками — словно их оставила своими лапами пьяная ворона.

-- Я не понимаю.

– Ох… я забыл… ты не разумеешь по-йендийски!

– Нет, этот язык мне неизвестен.

– Тогда… нам придется отложить заучивание до рассвета. Я буду переводить и записывать формулу заклятия на понятном тебе языке прямо на земле. А пока – послушай основы, базис, который поможет тебе в дальнейшем изучении магических наук…

Базис оказался настолько путанным, нудным и ужасно тяжелым, что по прошествии пяти часов я начал ощущать себя первокурсником исторического факультета, случайно угодившим на лекцию по сопромату для четвертого курса. Вандора не выдержала и уснула, демонстративно повернувшись ко мне выдающимся тылом. Слушая Франнога, я иногда смотрел на этот тыл, чтобы не уснуть. Люблю я женский тыл, очень люблю. Впрочем, спустя некоторое время старый долдон принялся задавать мне вопросы, чтобы узнать, насколько я усвоил материал, и, если не получал внятного ответа, злился, ругался и угрожал воткнуть перо мне в бок. Когда в щели шалаша заглянули робкие лучики рассвета, мы все еще топтались вокруг начальных основ.

– Итак, сила, которую может зачерпнуть маг из Астрала, напрямую зависит от его кондиций и базируется на конституции его тела а так же на энергии его витальности, от которых в совокупности проистекает возможность трансформировать заемную астральную энергию внутри тела и направить ее вовне в измененном заклятием состоянии… Повторяй слово в слово!

Я начал повторять, сбился на пятом слове, на седьмом – окончательно потерял нить, за что получил от Франнога увесистую плюху.

Это было настолько внезапно, что я не успел поставить блок.

– Повторяй!

– Франног, да вы что!

– Еще раз собьешься, пересчитаю зубы! Ты нерадив и не понимаешь, что такое магия и как ее нужно уважать! Ты хочешь достичь цели? Повторяй! Ты хочешь победить? Повторяй! – Мудрец вновь проговорил фразу лекции. На сей раз я, сбивчиво, кое-как, но повторил.

Франног смотрел на меня жестко:

– Сынок, как твой ментор, я выбираю методы воздействия. Если ты хочешь учиться магии – ты будешь учиться. Но – ты будешь учиться. Ты меня понял?

– Франног, я буду учиться, но еще одна плюха – и вы получите сдачи.

– Я просто рассчитываюсь за те пощечины, что получил от тебя на «Выстреле», сынок. Уже рассвет, ты можешь час отдохнуть, затем мы пойдем заучивать формулу, которая, возможно, поможет тебе в атаке. Учти – с этого момента и до момента атаки тебе необходимо строго воздержание. Тем действенней будет магия.

Вандора за моей спиной чуть слышно усмехнулась и ее маленькие горячие ладошки уперлись в мою спину, а затем превратились в две кошачьи лапки, скребущие меня коготками. О-о-ох, как же меня это всегда заводило. Чертовка, кажется, подписала с мудрецом пакт о взаимном издевательстве над Олегом Ковалевым. Я стряхнул ее руки, ляпнув что-то непотребное.

Потом улегся и мгновенно уснул.

Ладно, вру, сперва я прижал к себе принцессу.


***

Я снова был в вихре сияющих элементалов, которые пытались построить защиту против существа, басово гудящего где-то за моей спиной.

Существо выкликало только одну фразу, торжествующе ревело, а не выкликало:

– ЯЖИИИИИИИИИИВ! ЯЖИИИИИИИИИИВ! ЯЖИИИИИИИИИИВ!

Я снова увидел огромные лица, искаженные страхом. Среди них было и лицо Грануаль, без всякого шрама на скуле.

Возможно, я вижу картины прошлого? Странно, ведь ощущения подсказывают, что каким-то образом мне транслируют события в реальном времени. Пусть даже это всего лишь сон.

– Вырывается!

– Он вырывается!

– Не удержать, Мандзарнан!

– Джоссер, он рвет сети!

– Отсекайте элементалов, скорей!

– Держим все! Все! Все-е-е-е!

Голос Грануаль сказал сухо и холодно:

– Он еще в сетях. Он останется в сетях. Кладите заплату.

Затем последовала слепящая вспышка и меня выбросило в реальность. К счастью, вместе со вспышкой не последовал ментальный удар.

Сон (ну, ладно, реалити-шоу) вкусил только я. Ни Вандора, ни Франног не увидели ничего похожего.


***

Я выбрался из шалаша, потянулся и ахнул: небо на юго-востоке, там, где находилось Срединное море, переливалось перламутрово-розовым занавесом, текущим по небу в виде длинной, со змеиными извивами, ленты, составленной как бы из множества заостренных световых игл.

– Полярное сияние… Вандора! Франног!

Старик появился из шалаша практически мгновенно, блеснул лысиной, на которую уже наматывал тюрбан. В небеса он смотрел долго, не моргая, до слез.

– Полярное сияние, – повторил я, очарованный грандиозной красотой. – В моем ми… в моей стране, на севере, оно обычно зеленовато-синее, серебряное или стальное.

Старый аскет покачал головой.

– Сияние, Олег? Нет, это элементалы воздуха… выстроили за ночь защиту против Атро. Началось, началось…

Снова это имя. Мне не потребовалось много времени, чтобы сложить свои ночные видения и слова того старика, призвавшего меня, чтобы я «разобрался с Атро». Вот какие пироги… Атро жрет элементалов, как батарейки, как топливные элементы, и, соответственно, усиливается, пожирая их. И он уже не спит – это было сказано в предыдущем видении. Сейчас он в сети, но долго ли смогут его удерживать неведомые мне тюремщики?

– Атро? Да скажите мне наконец, что это за хрен!

Франног болезненно передернул тонкими плечами.

– Атро – тайный бог Меркхара. Существо, пробуждения которого боялись все, кто знает.

– Знают – что?

– Что Атро существует и может вырваться. Говорят, это один из самых старых младших богов, сосланный творцом на Меркхар за некие прегрешения. Подземные полости Меркхара были для него тюрьмой. – Франног взглянул на меня остро. – А жители Меркхара с незапамятных времен были тюремщиками Атро. Творец погрузил его в сон, и задачей обитателей Меркхара было постоянно удерживать сферу с Атро в неизменном состоянии, насыщая ее энергией. Атро слишком силен даже для творца – так говорят мудрые, и поэтому творец, не найдя сил его уничтожить, просто усыпил бунтаря. Другие утверждают, что усыпил он его потому, что слишком добр…

– Ага, либераст.

– Ась?

– Продолжайте, Франног…

– Атро спал многие тысячи лет. В какой-то момент связь с творцом была утрачена. Постепенно поколения тюремщиков выродились в отдельную касту, питающуюся божественными эманациями Атро, которые просачиваются сквозь сферу. Эманации эти дают жизнь длинную, насыщенную здоровьем и телесными удовольствиями. Так – постепенно – каста тюремщиков превратилась в чародеев, живущих непростительно долго и извращенно. Чтобы питать свои низменные пристрастия, они создали на Меркхаре гнездо пиратов. И те поставляют к двору Первого Круга яства, пития, изысканных красавиц, сокровища и все, что нужно для ублажения плоти. Мудрецы полагали, что высшая каста Меркхара, по крайней мере, не будет забывать насыщать сферу энергией, но, похоже, вырождение зашло слишком далеко, контроль был утрачен. Атро проснулся.

Вдоль затылка пополз холодок. Вот так-так. А я-то тут каким боком? Как именно я мог бы справиться с Атро, даже если бы очень захотел? Похоже, Атро – местный аналог Сатаны, Падшего. И он проснулся.

– И что теперь? Атро пробудился и?

– Он пытается поглощать элементалов. Он усиливается. В какой-то миг он вырвется из сферы. Что случится тогда – никто не знает.

– Уверен, что ничего хорошего.

Аскет важно кивнул.

– Именно так. Мудрецы считают – Атро уничтожит наш мир, просто в отместку за долгие тысячелетия плена.

Я заметил, что Вандора высунула из шалаша взлохмаченные рыжие вихры и слушает внимательно. Обожаю взлохмаченных и не накрашенных женщин. Есть в них что-то первозданное, то, что вечно затеняет дурацкая косметика.

– И сколько осталось времени до… его освобождения?

Франног сморгнул слезы и повернулся ко мне.

– Тц-тц-тц… Я не знаю, сынок.

– Как думаете, сможет верхушка пиратов обуздать Атро, вновь… усыпить?

Старик покачал головой.

– Усыпить бога под силу только творцу. Неважно, как его зовут – Шахнар, Уреш, или как-то еще. Но он пока молчит. Все, что могут делать пираты-чародеи, питать сферу и не давать Атро поглощать элементалов, чтобы как можно дольше удерживать божество в плену. Может быть, им удастся держать его в плену десятилетия, быть может – годы, но, судя по элементалам, дела их плохи.

Да уж, видел я, как суетились дорогие чародеи. Значит, Грануаль – одна из них, из высшей касты пиратов-чародеев, вот почему сила у нее была – как у мужчины, а реакция – как у дикой кошки. Что касается пореза, то она, видимо, его залечила. Интересно, почему не использовала магию при атаке на «Выстрел»? Кажется, абордаж и драка со смертоубийством были для нее поводом пощекотать нервы, насладиться телесно, так сказать. Вот же тварь! Извращенная и подлая душонка. Теперь становится понятным, как пиратов навели на «Выстрел» – кто-то на корабле воспользовался магией, чтобы сообщать наш путь злодеям. Странно, что Франног не учуял ворожбы. Однако он маг слабенький, а тот, кто творил чародейство, вероятно, неплохо укрывался за каким-то магическим щитом.

– Значит, мы живем теперь как… – Я чуть не сказал «на пороховой бочке». – В постоянном ожидании конца света?

Старик кивнул.

Сказочно!

Стоп, картинка! Ребята, девушки, это что же получается – я претерпел столько лишений только для того, чтобы пропасть со всем миром? Не-хо-чу-у-у! Да я что угодно сделаю, чтобы мир уцелел! Даже… даже… Я даже принесу в жертву свою жизнь, вот до каких глубин благородства я докатился. Нет, я, конечно, не стремлюсь помирать – но теперь мне нужно хорошенько поразмыслить. Если неведомый старик призвал меня, чтобы я разобрался с Атро – значит, у меня есть для этого возможности, о которых я пока не знаю. И еще – это означает, что я должен… Я должен отправиться на Меркхар. Добровольно. Ох на!

Франног сказал, пожевав бескровными губами:

– Атро может пребывать в сфере годы или месяцы, или вырваться в настоящий момент. Элементалы, однако, построили защиту сами, ибо не хотят умирать. – Узловатый перст показал в сторону змеящейся перламутровой ленты. – Значит, Атро пока не может усилиться. Это хорошо. Но он раз за разом будет пытаться сломать защиту элементалов. – Палец снова указал на ленту. – Когда крепость элементалов исчезнет – счет пойдет на часы. А она исчезнет. Поверь мне.

Я подумал и сказал:

– Франног?

– Ась?

– Ответьте на вопрос. Только честно и откровенно. Это вы призвали меня пятнадцать лет назад?

Старик взглянул на меня с оттенком изумления. Его карие глаза, совсем не выцветшие от возраста, были сама невинность:

– Не понимаю, о чем ты толкуешь, сынок.


***

Мы позавтракали, я напоил коней и сбегал на рекогносцировку. Отряд принца пока не появился на дороге у подножия гор. Это было хорошо. Это было чудесно. Это было замечательно.

Затем Франног, шуганув Вандору, которая вознамерилась подобраться ко мне с тыла, снова взял меня в оборот. Я заметил, что в его руке появилась розга и устрашился.

– Повторяй сегодняшний урок. После я ознакомлю тебя с основами твоей магической формулы. Как твой ментор и духовный наставник, я считаю вправе применять к тебе те методики потенцирования учебы, какие посчитаю нужным.

Розгой по заднице? Хороши методики!

Я повторил требуемый урок. Своими словами. Астрал – прослойка между пузырями миров, своего рода амниотическая жидкость, где плавают миры. Перед тем как зачерпнуть энергию Астрала – отдельным заклятием в ткани реальности делается прокол. Тело мага – фабрика по переработке и преобразовании энергии Астрала. Чем крепче маг – тем сильнее его заклятия. Там было еще много всего, что, с вашего позволения, я не стану пересказывать. Могу лишь заметить, что магия даже в теории – куда сложнее сопромата, ну а слабосильным чародеям не помешал бы местный аналог «Виагры».

Франног несколько раз взмахивал розгой, но ударить не решился – все-таки я, пусть и с пятого на десятое, но запомнил основы.

– Хорошо, – испустив глубокий вздох разочарования, сказал старик. – Ты, конечно, не семи пядей во лбу, но будем работать с тем что есть. А теперь садись и смотри. Это – твоя формула. Ты будешь повторять ее не менее суток, чтобы запомнить. Потом я скажу тебе, что делать. Да-да, ровно одна формула, больше ты просто не осилишь – нет времени, да и таланта к запоминанию у тебя кот наплакал.

Он принялся рисовать на земле закорючки арвеста. Я потратил на зазубривание формулы не менее часа, потратил бы и два, и три – если бы Вандора не крикнула, что Тендал появился у подножия горной тропы.

Ох на! Мы снова двинулись в путь. Только на сей раз я умостил за спиной Вандору. Франног оседлал кобылу с таким видом, словно садился на морского конька.

Я ехал и повторял в уме формулу. Сложность ее соответствовала примерно расчету балки на прочность при изгибе. Перед глазами моими мельтешили знаки, накарябанные Франногом на каменистой горной почве. Знаков было много.


***

– Итак, в ближайшем селении я найму отряд джигитов… э-э, горцев отряд. Человек десять-пятнадцать, больше, я думаю, не нужно… И сегодня ночью мы, выждав, пока Тендал остановится на привал… О черт, что это?

На ветвях придорожного дерева висел труп волка с оскаленной пастью и остекленевшими глазами. Кто-то проделал в его боках дыру навылет и зашвырнул на высоту пары метров. Крови на дорогу натекло изрядно. И в кровяной корке виднелись отпечатки множества копыт.

Вандора охнула. Я выругался.

– Нихренашечки-чебурашечки… В лесу что-то сдохло. Франног, это что, так развлекаются местные жители?

Старый мудрец взволнованно покачал головой:

– Ох, нет!

– Знак какой-то местной шайки? Но труп совсем свежий.

– Ох, нет! Постой, сынок, принцесса! Да постойте вы, сявки потрошенные!

Мы остановились и подождали, пока старик (пришлось его ссадить) рылся в сумках с имуществом Бакинчу, наконец, он нашел какие-то порошки, снова умостился в седле (пришлось его подсадить).

– Можем трогаться, но очень осторожно, – сказал он.

– Что? Что происходит, Франног?

Мудрец потер ястребиный нос.

– Позже узнаете. Главное – ничего не бойтесь. Ясно?

Нечего сказать, успокоил! Я передвинул захваченную на «Благодати» саблю так, чтобы выхватить ее при малейших признаках опасности.

Мы проехали еще минут десять. Спиной я ощущал, что Тендал весьма сократил разделяющее нас расстояние. Вдруг из-за поворота впереди показалась телега, запряженная парой мулов. Она гружена была скарбом до самого верха, по сторонам шло целое тарентийское семейство – отец, мать, и пятеро детей – от лба с меня возрастом, до пацаненка лет семи.

Испуганно зыркнув на нас, семейство прошло мимо. Следом потянулась еще телега, затем арба, затем какой-то бродяга с тачкой, груженой разными вещами. Приостановившись, он зыркнул на нас и нашел в себе силы крикнуть, аки Гэндальф:

– Спасайтесь, безумцы!

Я рискнул уточнить, и спросил, от чего и от кого именно спасаться – может, сель сошел, или чума пришла, или грянул пожар.

– Единороги! Они сошли с ума! – отозвался бродяга и, побледнев, как следует налег на тачку. – Да бегите же, дурни! Они сошли с ума и убивают всех подряд!

Затем мимо нас проследовала целая кавалькада джигитов на конях, ишаках, мулах, еще телеги, арбы и тачки, коровы, собаки. Затем пастух с истошными воплями «Хуо! Хуо! Хо!» прогнал стадо овец, размахивая ярлыгой – пастушьим посохом со стальной загогулиной на конце. За овцами последовали коровы. Затем еще несколько человек, включая покойников (нет, покойники не шли сами, как заклятые Грануаль зомби – их везли на телегах, раны, оставленные единорогами, вызвали у меня страх где-то в области пятой точки). И вот дорога опустела, только горьковатая пыль, уже высушенная ранним солнцем, оседала на наших удивленных лицах.

Если помните, я говорил, что в здешних экосистемах уживаются совершенно экзотические зверюги. В море это физитеры и физалисы, а вот на просторах суши – единороги и разные другие твари, о которых я расскажу позднее. Про единорогов я слышал достаточно, даже видел одного в зоосаде царя Барнаха. Паренек (не Барнах) произвел на меня впечатление общим видом и орудием смертоубийства. Особенно он бесился, когда к его клетке подходили девственницы-весталки. Уж не знаю, по какой прихоти судьбы (а может, в результате выбрыков эволюции), но местные единороги безумно ненавидели девственниц и готовы были нанизать их на свой рог.

Франног поровнял свою кобылу с нашим жеребцом, чихнул и сказал.

– Сынок, боюсь, затея с наймом горцев не сработает… все сбежали. Мне следовало сказать тебе раньше, когда мы увидели волка… Единороги одержимы жаждой крови… Существа сии тонко настроены на магический мир, и возмущение в нем вызывает у единорогов нечто сродни безумию. Единороги как слоны в период гона в Йенди – нападают на селения и убивают всех, кто попадется им на глаза.

Я чихнул в ответ. Бросил взгляд через плечо. Где-то там, глубоко внизу, в туманной дали, принц фанатично перся в гору, снедаемый одной мыслью – разделаться с Олежкой и мудрецом и отобрать свою сестрицу. Интересно, он до сих пор считает, что Вандора – наша пленница? Наивный дурачок.

А мы… Мы оказались между молотом и наковальней. Вперед идти – погибнем. Назад – погибнем еще вернее от милостей Тендала. Остается разве что взлететь, но путь на небеса меня пока не прельщал. Найти бы местный аналог Мории, забуровиться поглубже и пересидеть и единорогов, и Тендала, и Атро.

Старый аскет прочитал мои мысли и, чихнув, вмешался:

– Вперед, Олег! Я знаю, что делать! Двигаемся вперед, не задавай вопросов.

Я тут же задал вопрос (чихнув):

– Уверены, что знаете?

– Да, я сумею отпугнуть единорогов!

– Франног, хочу уточнить: тут что, нет деревенских колдунов, шаманов и прочего отребья?

– Они не знают средств, которые бы отпугивали единорогов, сынок. Твари сии обычно безопасны, и держатся на высокогорных пастбищах… Кто же знал, что Атро пробудится, и они обезумеют и спустятся вниз… Такое бывало несколько раз, когда Атро шевелился, каковые записи есть в книгах мудрецов, но было это весьма и весьма давно.

Угу, угу.

– Скажите еще раз, Франног, вы уверенны?..

– Да, дети, все будет хорошо.

Дети? Хм-м…

– Вандора, как, едем дальше?

Принцесса молча (чихнув) стиснула мою талию руками.

Я оглянулся через плечо.

– Читал я следующее: единороги особо ненавидят девственниц, хм, хм.

Вандора расхохоталась:

– Значит, среди них я буду в безопасности!

Моя девочка.


***

Селение лежало в горной долине, как на мозолистой ладони. Одноэтажные домики с плоскими крышами и черными провалами окон напоминали костяшки домино, которые выставили на мозолях неведомые великаны. Двинь пальцем – и костяшки посыплются, опрокидывая друг друга – прямо на опустевшие улицы, нам на головы.

Кое-где из труб еще вьются дымы – жители бежали в великой спешке. Селение большое, должен быть духан – местная забегаловка типа «Макдака», только в отличие от последнего, в духане кормят вкусно, да еще и наливают разные веселые напитки. Однако не думаю, что там остался персонал. Но я – пропаданец на все руки. Дайте мне свежее мясо, хлеб и овощи, и я накормлю ими… самого себя. Ну и тех, кто мне дорог.

Постойте, я сказал, что мне дорог еще кто-то кроме самого себя?

Блин, выходит, что так.

Не хочу превращаться в добренького человека, но, кажется, это происходит помимо моей воли.

На перекрестке лежал истоптанный и вспоротый труп лошади. Круглые раны в теле, разорванный живот подсказали – это работа единорогов.

– Фыр-р-р! – раздалось впереди. Лошади заржали и попятились. Франног с трудом удержал кобылу, однако я заметил, что управляет он лошадью с определенной сноровкой. Ясно, что опыт у него есть, забытый, конечно, но есть.

Сначала ветерок донес весьма специфический аромат. Затем, щелкая тяжеленными раздвоенными копытами по камням улицы, на нас вышел единорог.

Вандора чуть слышно вздохнула.

Единорог напоминал лося – крупная рыжая скотина метра в три длиной, с небольшим горбом на шее, такая же губастая, как лось, с выпученными бессмысленными глазищами, в которых застыл розовый отблеск небес. Спутанная грива свисает по обе стороны могучей шеи рыжевато-ватными лохмами. Под шеей висит покрытый сивой бородой горловой мешок – складка кожи, способная раздуваться пузырем. Воздух из него единорог выпускал сквозь небольшие овальные отверстия в своем грязно-желтом, завитом как коловорот роге длиной чуть меньше бивня слона. Раздвоенные копыта оканчивались загнутыми когтями. На высокогорных пастбищах в студеную пору единорог роет этими когтями снег, чтобы добраться до травы, а чуть ниже, где начинаются деревья, сдирает когтями кору. И ими же может выпотрошить обычного коня – всего одним ударом.

Самое отвратительное заключалось в том, что рог не был целиком грязно-желтый… Как бы выразиться образно – его по локоть заляпала кровь. Потеки крови были видны и на бессмысленной морде животного.

А еще единорог вонял ядреным козлом.

Пожалуй, нет, единорог вонял козлом ядерным.

– Сынок, – тихо, но с превеликим напряжением в голосе позвал мудрец. Он чуть свесился с седла, быстро глянул и определил: – Самец.

– Хм, – сказал я, нервно щупая рукоять сабли.

– Я полагаю, это вожак стада, и сейчас он… Быстрее, сынок, возьми мою кобылу под уздцы и держи своего жеребца, крепко держи!

– Франног, если вы думаете, что вожак покусится на наших коней…

Скотина фыркнула и, сипя, мгновенно раздула мешок под шеей – получился пузырь, кожа на котором просвечивала розовыми венами и напоминала туго натянутый барабан.

Потом единорог поднял к небу крученный рог и, пропуская воздух сквозь его отверстия, ощерив заостренные изжелта-серые зубы, как ишак, премерзко завыл.

И сразу с разных концов селения ему откликнулось воем все стадо!

Мы услышали цокот копыт с разных сторон. Кони наши заржали и начали вырываться.

Нас окружили за два десятка секунд. И с боков, и сзади, и спереди. Тварей было по меньшей мере пятнадцать. Самки чуть меньше самцов, и не такие лохматые, но не менее свирепые. Терпкий козлиный запах поплыл над улицей.

Франног воздел руки к розовому небу.

– Держи моего коня!

Вожак грозно фыркнул, подавая сигнал к всеобщей атаке.

Франног шлепнул сухонькими ладошками, развел их, и…

– Пшшшшшфуууууух!

Слепящий султан белых искр сорвался с ладоней – в небо, в небо, выше, рассыпаясь пышным фонтаном живого огня на высоте пяти метров. Он был до того ярок, что я, сжимая поводья коней, зажмурился, а когда открыл глаза и сморгнул слезы, обнаружил пустые улицы. Только далекий цокот копыт оповестил, что единороги улепетывают со всех ног.

Я смерил старого чародея взглядом:

– А говорили… вам не под силу серьезное колдовство.

Франног потер закопченные ладони одна о другую.

– Дети-дети, это не наука, а алхимия, всего-навсего. Фокус! Два вида порошка, один на правой ладони, второй – на левой. Смешиваясь, они воспламеняются и дают прекрасные искры, почти не обжигающие ладони… Йендийский огонь, работа обычных факиров…

Сказочно, черт подери!

Порох. Конечно, это был не порох, но нечто подобное. Блин, я за все годы в этом мире не додумался изобрести порох. Да ладно порох, даже пароход не изобрел заново. Не говоря уже про велосипед. Глядишь – и стал бы местным королем.

Я посмотрел наверх. Матово сияли пики хребта Аннордаг – Большенький и Тенвир, к седловине меж которыми мы поднимались. Что ж, судьба дала нам еще один шанс – теперь, главное, его не упустить.

– Вандора, Франног, объявляю эту деревню нашей собственностью.

– Что? – задали вопрос оба.

– Начинаем план – «Добрый мародер». Берем только то, что нам нужно, и ничего более!


*Жду не дождусь встречи с богом пиратов!

Глава 16

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ (боевая)Конец*


Я лежу на скальном выступе, уставший и злой. В руках у меня золоченая подзорная труба, украшенная виньетками в форме голых баб. В затылок мой бьет красное закатное солнце, расположившееся на красноватом же небе, на котором муаровой лентой застыло не меркнущее полярное сияние.

Помните начало моей истории? Ну, если кто-то забыл — то я напомню. Вот она…

Ну, добавлю еще – я подстелил под живот дерюжку. А теперь отмотаем картинку чуть-чуть в прошлое. Мы сделали еще два перехода, поднимаясь ввысь, к матово-блестящему хребту Аннордаг, и по дороге распугивая йендийским огнем единорогов. Скоро седловина с перевалом. Самый трудный участок пути – примерно двадцать километров вверх, по петлистой дороге, усыпанной камнем. Однако лошади наши вымотаны, подковы их сбиты, да и сами мы, как бы сказать… Тендал все рассчитал верно – взять нас у самой границы своих владений, где-то на середине пути к перевалу на седловине между Большеньким и Тенвиром.

С высоты середина ущелья, над которым я устроился, напоминало стрелу – узкое, оно тянулось на десяток миль. Северо-западную стену образовывал достаточно крутой склон, поросший кедровым лесом, юго-восточную – цепочка крутых утесов; оступишься на таком, и лететь тебе до самого подножия шизым соколом. По дну бежит дохленький ручей, вдоль него — глинистая дорога; проезжие запорошили береговые камни пылью цвета охры. Проезжие — мы. Мы были там полтора часа назад, поднимаясь к перевалу — и это был единственный путь. Именно в этом ущелье я мог бы задержать принца, не распугай единороги всех горцев. Дорога, выходя из ущелья, делала петлю и поднималась примерно к тому месту, где находился я, чтобы затем устремиться к селению «Абор-затерто» примерно в километре отсюда, где я оставил Вандору и старика

Я же устроился неподалеку от дороги, на оконечности северо-западной стены ущелья, на верхотуре, выбрав самый матерый утес, похожий на купол огромного санктуария. Подстелив дерюжку, улегся среди россыпи булыг, с подзорной трубой и двумя мешками бранных слов. Я искал случай, о котором говорил Франног. Случай пока не находился, а ведь время поджимало. Говоря по правде, его вовсе не было. У меня остались силы на один бросок, ну а мудрец опять сложил руки в молитвенной позе и приготовился идти ко дну.

Закат… Розовые восковые облака застыли в безветрии. В ожидании случая я в сотый раз осматривал ущелье, красно-коричневые хребты скал и склоны холмов. В густом кедровнике глубоко подо мной я дважды замечал скользящие тени, кажется, то были горные волки, опасные и здоровенные бестии, от которых нет житья местным овцеводам. Примерно в ту же сторону улепетнуло очередное стадо единорогов, которое Франног настращал йендийским огнем.

Наконец появился принц. Их светлость вместе с отрядом въехали в ущелье с юго-восточного отрога неторопливо, как и полагается победителям. На сей раз Тендал пустил перед собой нескольких человек. Всадники не понукали лошадей – напротив, темп движения замедлился; после скачки лошадям устроили проходку, чтобы дать остыть. Значит, на сегодня все. Они встанут в ущелье биваком. Принц, кажется, решил оттянуть волнительный момент мести. Ну а завтра… Я скрежетнул зубами.

«Идут как по подранку», — пролетела мыслишка. А подранок-то слабеет с каждым часом… Ахарр! Ну ладно, у меня тактически выгодная позиция – дно ущелья имеет заметный наклон с юго-востока на северо-запад, и получается, принц едет в гору. Если атаковать его с северо-западной оконечности, налететь внезапно… Только где взять хотя бы десяток бедовых парней-кавалеристов?

— Чтоб этого принца подняло и сплющило!

Я пошевелился, чуть слышно охнул — в спину при каждом движении будто втыкали кол (наверняка осиновый, что против вампиров!). Проклятье! Где же обещанный Франногом случай?

Примерно посередине ущелье образовывало горловину не более двадцати метров в поперечнике и около сорока в длину. Русло ручья сформировало там небольшой пруд, отороченный каменными россыпями, похожими на древние развалины. Теперь в этой узкой перемычке остановился принц со свитой. От них до северо-западного отрога, над которым я парил, был примерно километр. Единороги Тендала не задержали. Более того, они даже не проредили людей принца. Негодяям везет, одним словом. Либо же принц знал какой-то секрет, навроде йендийского огня, позволявший отпугивать тварей.

Борго тоже был на подхвате, ноги и спина перемотаны грязными запыленными тряпками – явно скрывают серьезные ожоги. Бедняга, как он бежит-то рядом с принцем? Струпья от бега непременно разойдутся… Впрочем, йети-альбинос обладал исключительной силой. В том числе, полагаю, к самоисцелению. Да и шерсть частично защитила кожу от магического огня.

Что-то заставило меня перевести подзорную трубу за юго-восточную стену, которая была пониже стены северо-западной. Благодаря этому, я мог видеть панораму гор за ущельем, те места, что мы проходили сегодня. Так вот, ребята. Примерно в десяти километрах — если брать по прямой, но в горах никто не ходит прямо, а значит, мне следовало накинуть добавочно километров десять, – за Тендалом двигался еще один отряд. Темная точка на серо-зеленом полотне горного склона. Я почти примерился убрать трубу, но… сверкнула яркая вспышка.

О черт! Да ведь это — йендийский огонь! Кто-то в отряде отпугивает единорогов! Кто-то? Ясное дело -- кто. Йендийский колдун Бакинчу. Вот так-так… Но ведь колдун уплыл на «Благодати» – так я думал, по крайней мере. Значит, либо ослушался принца и едет ему помогать, либо… либо везет важные новости. Есть еще варианты? Не знаю… Но мне следует торопиться. Двадцать километров они не проделают засветло, а значит, отряд Бакинчу Тендала сегодня не нагонит. А вот завтра – вполне. И, если я помню слова Франнога верно – Бакинчу может запросто забрать мою жизнь через вещь, что принадлежит Тендалу. В общем, акцию я должен совершить сегодня – если придумаю, как. Завтра у меня не будет времени, а силы Тендала возрастут как минимум вдвое.

Страшно… Страшно? Да не то слово!

Принц расхаживал по лагерю, проверял, как ставят палатки, как моют в пруду коней. Крайне осанистая походка, практически – с запрокинутой головой, как шпагоглотатель, который для тренировки вставил шпагу в пищевод. Повязку с рыжеватых вихр уже снял, косой-шрам-росчерк, оставленный моей саблей, зашит умелыми руками и уже почти зажил. Гарри Поттер, блин! Так, так, погоди… Их высочество нервическим движением то дело оглаживает грудь. Хм-м… Уж не там ли предмет, некогда принадлежавший вашему непокорному слуге, как вы думаете, ребята? Точно, там! Значит… Вот она, цель! Первый случай найден!

Тут я заметил движение в кедровнике под собой. Быстро перевелподзорную трубу вниз, подкрутил ее. Горные волки улепетывали по склону, поджав уши. Их места в кедровнике заняли…

Единороги!

Слишком напуганные фонтаном искр, чтобы беситься и исходить гневом на волков, они готовились к ночевке. Даже безумию есть пределы – иногда нужно отдыхать и сумасшедшим. Я насчитал больше десятка голов. Собрались в кружок неподалеку от того места, где склон переходит в дно ущелья. До Тендала – примерно с километр. Но никуда они не двинутся – слишком силен шок от созерцания йендийского огня, даже не воют, раздувая свои горловые мешки.

И тут меня осенило. Скажу вам – я нашел второй случай.

Да вот же оно, екалэмэнэ! Вот он, случай!

Тем временем палатки поставили, и принц скрылся в одной из них – как видно, отслеживать мое местонахождение. Пора драпать. Пусть принц проследит меня до селения и уснет спокойным, мол, враг скоро будет в лапах.

Я быстро отполз с края утеса, на карачках переполз на дорогу и там уже, выпрямившись, помчался к селению во все лопатки.

Дерюжку оставил на месте – на память потомкам.


***

– Франног, Вандора, я нашел случай! – Я показал два пальца. – Два, два случая!

Я оставил своих заклятых друзей в грязноватом духане, в единственном его зале. На засаленных столах свалены наши пожитки – в том числе те, что я намародерил в предыдущих селениях. Три малахая, три ушастые меховые шапки, утепленные штаны и обувь – все, что нужно, чтобы перебраться через снежный перевал. Мешки с едой, бурдюки с вином (кошель с золотишком тоже был). Пастушья ярлыга – посох со стальной загогулиной и стальным же наконечником – которую можно использовать как дубину и копье. Кинжал – похожий на наш кавказский, прямой, острый, в раззолоченных ножнах.

В очаге постреливали поленья, в котелке аппетитно булькала баранья похлебка. Не всех овец и баранов джигиты забрали с собой, а кое-какие бараны – трое – сами явились в селение, чтобы подготовиться к закланию, так сказать. Двое как раз сидят у очага, мирно беседуют о чем-то.

Но у третьего барана внезапно прорезались клыки.

Я схватил бурдюк и основательно приложился. Нервишки, чтоб их!

Затем кратко рассказал, как обстоят дела (про Бакинчу умолчал, почему-то). И закончил так:

– Через час стемнеет. Я буду готов. Франног, сколько у нас мушке… тьфу, йендийских порошков? На один хлопок хватит? Отлично! А теперь дайте мне подзатыльник! Вандора, дай мне подзатыльник тоже.

Франног приподнялся с табурета у очага, ястребиный нос клюнул воздух.

– Зачем, сынок? На тебе амулет!

– Для надежности! – Я еще хлебнул из бурдюка. Красное. Кислое. Я бы предпочел полусладкий мускат.

Франног, мелко семеня, подошел ко мне и отвесил плюху.

– Сынок, нельзя пить, если намерен применять магию!

Вандора отвесила мне подзатыльник с другой стороны.

– Слушай, что дедушка говорит!

И рассмеялась нервическим смехом.

Эх, родные мои, я не могу вам признаться, что пью, чтобы подавить отчаянный страх. Я – трус, я просто не признаюсь вам в этом, любезный Франног и любимая Вандора. А трусость – она не лечится, ее можно превозмочь, но и только. Но превозмогания мало – нужен допинг. Мой допинг – алкоголь. Он, как ни парадоксально, загонит моего Ктулху в сортир, где ему и место. В бой надо идти, полностью отключив мысли. Если перестать думать – что-то получится. Мой мозг-производитель умеет производить страхи – это главное, в чем он преуспел. Магия и вино не сочетаются, да, но я не мог придумать больше никакого лекарства против страха.

Я должен напасть на принца. Один. При этой мысли у меня поджималось то, что обычно поджимается только у мужчин в силу их анатомических особенностей

Однако я ощущал еще кое-что. Азарт. Мне хотелось победить человека, духовно сильнее меня. Принца Тендала.

Азарт. Доселе это чувство охватывало меня только при игре в карты.

Оставив Вандору следить за похлебкой, мы с Франногом вышли во двор, где путем сложных манипуляция навели готовую магическую формулу на мою левую ладонь. О том, как это делается в подробностях, расскажу я вам уже в Талире, когда мы будем просиживать задницы в подземелье у… Но не стану забегать вперед.

Ладонь служила временным прибежищем взведенного заклятия. Как перидот Бакинчу. Правда, держать заклятие в живой плоти можно очень небольшое время – час-полтора, в противном случае заклятие, разогревшись, обуглит ладонь. Сейчас я ощущал только легкое тепло. Постепенно оно начнет усиливаться, ладонь станет наливаться жаром, и, если заклятие не сбросить, обуглится.

Когда мы закончили, во двор вышла принцесса. Взгляд серьезный донельзя.

– Олег, мне нужно с тобой поговорить. Наедине.

О боги, что она еще придумала?

Франног ушел, изобразив деликатность, но в корявых дверях духана оставил щелку – так что я понял: подслушивает.

Крылья носа принцессы трепетали, хватали воздух, как у кобылицы, что пробежала километров десять.

– Олег, поклянись, что не убьешь моего брата!

– Что?

– Если ты убьешь брата, то потеряешь меня.

Вот он, извечный женский козырь – делай как я скажу, или я уйду к маме. Кстати, есть ли у нее мама? Кажется, нет, принцесса имеет только отца – лежащего в коме императора Ато Вэлиана. Малый любил женский пол и прижил от нескольких супружниц довольно-таки много детей. А сейчас он лежит в коме, которая наступила после обширного инсульта – во всяком случае, именно инсульт я предполагаю – здешняя медицина совершенно не развита, и слова «Императора хватил удар» могут означать что угодно.

– Хорошо.

– Что? Ну-ка, повтори?

– Хорошо. Я даю тебе клятву.

– Покажи руки!

– Что?

– Твои пальцы не должны быть скрещены!

Я показал руки.

– Хорошо. Я клянусь, что не убью Тендала.

– Даже если он будет пытаться убить тебя!

– Нет, это ты хватила через край.

Вам не кажется, что она взнуздала меня, уселась в комфортабельное для себя, но трущее мне спину седло, и уже примерилась вонзить шпоры в мои бока? Вот вам и женское доминирование, которого я счастливо избегал все немалые годы своей жизни (за исключением тех моментов, когда в яслях нянечка доминировала надо мной, пытаясь усадить на горшок). Чем больше мы любим женщину, тем больше ей позволяем.

– Я подумаю.

– Нет!

– Да!

Она отвернулась с намерением гордо удалиться – очевидно, к маме. Я схватил ее за плечи, резко повернул к себе.

– Вандора. Я не могу обещать того, что, возможно, не исполню. Но я обещаю… что я подумаю.

Тут она поняла, что дальше в уступках я не продвинусь и… покорно кивнула.

– Подумай. Я люблю своего брата. Он дурак, но человек хороший.

– К счастью, я не люблю твоего брата. Но человек он хороший, это я уже понял. И именно поэтому, Вандора, я не хочу его убивать. Он… никогда не думал, что скажу такое – он будет хорошим имп… мать его… ператором.

Она кивнула совершенно серьезно.

– Да, он будет лучшим. И о его правлении сложат легенды.

– А что случится с тобой? Он ведь прикончит тебя, если узнает, что ты отправилась с нами добровольно.

Она покачала головой. Потом кивнула утвердительно.

– Да. Нет. Наверное…

Хрен их поймет, этих женщин – да, нет, наверное, может быть, после дождичка в четверг.

– Он остынет, а когда он остынет – то станет более взвешенным. Откровенно говоря, я еще никогда не видела его таким взбешенным.

– Моя работа.

– Да, ты перестарался, играя в подонка.

Да если б я играл! Ты не поверишь, но, чтобы изобразить подонка, я почти не прикладывал сил! А как поступить с твоим братом – я даже думать не буду. Я не хочу его убивать, но, испытывая рвотные приступы жалости, убью, если возникнет необходимость.

– А если он возьмет меня живым, Вандора?

Принцесса задумалась.

– Он тебя казнит. Потом казнит снова. Потом еще раз. А может быть, покалечит – выколет глаза, отрежет гениталии, оставит в подвалах дворца, чтобы утолять жажду мести. Но постарайся уцелеть, Олег. Я еще никогда не чувствовала себя так замечательно… возле мужчины.

И тут я понял кое-что.

Я не хочу, чтобы она собрала вещи и ушла к маме. Как моя бывшая, что я оставил в мире Земли. Наверное, сейчас она родила двух детей и немилосердно располнела. А может быть, и нет. Не родила, в смысле, и по-прежнему щеголяет подтянутой попкой. Эх, что за мысли при живой принцессе? С другой стороны, я не должен лицемерить хотя бы перед кем-то – и пусть это будете вы, те, кто сейчас наблюдает мои похождения.

– Слушай, а зачем ты вышла замуж за Волмана?

Гордо взметнулась рыжеватая челка:

– Чтобы тебе отомстить!

Прекрасный пример женской логики. Отомстить тому, кто, возможно, об этом никогда не узнает.

С другой стороны – я-то узнал. И тут мы снова возвращаемся к разговору о пресловутой женской интуиции, которая граничит с предвидением.

Моя девочка.

Я подошел к принцессе сзади, нежно обнял, поцеловал в шейку, потом заткнул ей рот ладонью, отнес в духан и связал по рукам и ногам.

Женщины – существа эмоциональные и нестабильные, а еще обладают скверным качеством – проявлять жалость под влиянием эмоций. Мне не нужно, чтобы принцесса внезапно появилась там, где я учиню резню.


***

Я бежал в полумраке, то и дело прикладываясь к бурдюку с живительной влагой. В сумерках, разреженных блистанием крепости элементалов, дорога была видна хорошо. Вот и спуск к началу отрога. Сбоку мелькнула массивная тень. Я остановился, присел, тяжело дыша. Волки! Обошли единорогов по дну ущелья, и бегут – цепочкой – подальше от сбрендивших тварей. На меня – ноль внимания. А вот я спускаюсь, и уже скоро…

За спиной у меня сабля, на поясе кинжал горцев и скатанное самодельное боло, похожее на мошонку мутанта, в которой вместо двух – три тестикулы, два замазанных глиной горшка с тлеющими угольями, за обшлагами сапог – по ножу. В руках – ярлыга. Морду я вымазал смесью сажи и оливкового масла. Одежда – черные, вымазанные сажей рейтузы и рубаха. Не для того, чтобы скрываться во тьме, скорее – чтобы произвести определенный психологический эффект. Экипировка и облик – практически как у Арнольда в фильме «Коммандо». Армия одного человека – в действии!

Я начал спуск, утирая взмокшую шею теплой ладонью. В сумраке озадачено закрякала какая-то сова. Вероятно, наблюдала мое передвижение и насмехалась.

Я оказался у кромки кедровника. Перевел дух. Ну, за встречу, принц! Я еще тяпнул, ощущая в голове весьма приятный полет шмеля, и отбросил опустевший бурдюк. Надеюсь, алкоголь не войдет в резонанс с заклятием – вернее, ясно, что войдет, но, уповаю, что не сильно. Зато он почти отключил мой страх, да и боль в спине уже не так ощущается.

Теперь – подъем по склону, поросшему кедрами, к месту стоянки единорогов. Они меня учуют раньше, но это не страшно. Так как у меня…

Я помчался, чувствуя в голове приятную и легкую пустоту. Там кружил хмельной усатый шмель, старательно отгонявший все мысли.

Они учуяли и ждали на полянке – вожак раздул горловой мешок, и вознамерился продудеть атакующую трель через рог. Стадо воняло раз в пять сильнее, чем самые старые и самые потные козлы, которых я встречал в своей жизни, включая козлов на двух ногах.

Я кинул ярлыгу и сунул руки в карманы рейтуз. Сграбастал по жмене порошка, и, убедившись, что на меня смотрит все стадо, вытянул руки вперед и с силой шлепнул ладонью о ладонь.

Султан белых искр рассыпался среди ветвей, жаля мой взгляд даже сквозь закрытые веки.

Сработало безотказно!

Когда я открыл глаза, на поляне не было ни одного единорога.

Эх, погнали наших городских!

Я подхватил ярлыгу и вприпрыжку бросился за тварями.

Бегут они быстро, трещат ветки под напором могучих тел. Я тоже поднажал.

Впереди высилось гранитное плечо утеса, который делил кедровник надвое. Перепрыгнуть через утес единороги не могут – им придется сбежать вниз, и хорошенько протоптаться по биваку его высочества.

Я прикрикнул по пастушьи:

– Хуо! Хуо! Хо!

Мчаться они могли только в направлении бивака принца, то есть туда, куда я их гнал. Свернуть в сторону, откуда пришли ужасные и пугающие их искры единороги не могли.

Стучали копыта и когти, развивались хвосты – стадо неслось, сбившись в испуганный монолит и источая козлиную вонь.

Прямо на бивак принца.

Когда я увидел в сумерках белесые тела палаток, то понял, что пора включать третью скорость.

А заодно…

– Чудовища! Чудовища! – заорал я благим матом. Чтобы нагнать паники, всегда нужно орать что-нибудь страшное.

Х-хо, сейчас единороги протопчутся по палаткам, никого не убьют, но многих покалечат, и, тьфу-тьфу, слегка помнут его высочество. Так что мне останется только добить уцелевших, подобрать предмет и сбежать.

Среди палаток вдруг выросла белая тень. Взметнулись лохматые лапы.

Тревожный холод проник мне под кожу.

Борго!

Йети-альбинос, этот чертов караульщик, взревел во всю мощь своих легких:

– Уооорррроооооо!

И единороги сбились с галопа, перешли на рысь, на шаг… замерли, начали пятиться, разворачиваться...

О черт, так вот что за оружие у принца! Единороги боятся, оказывается, не только йендийского огня.

Я уронил ярлыгу и начал судорожно шарить по карманам рейтуз. Остатки порошка там, тут…

Я сгреб крупицы порошка и шлепнул в ладони, прямо перед мордами тварей. Шлейф искр получился намного слабее, но даже его хватило, чтобы единороги вновь развернулись и ударились в паническое бегство. Ошеломленный Борго пытался зареветь, но его стоптали, стоптали и палатки, не так основательно, как могли бы с галопа, с разгона, но – стоптали. И, промчавшись по биваку, исчезли в разреженных сумерках.

По лагерю метались лошади, слышалось дикое ржание и людские крики.

Я подхватил ярлыгу горячими от заклятия пальцами, отцепил от пояса горшок с углями и ногтем сковырнул глиняную заглушку с дырочками для вентиляции.

Хоп!

Горшок, рассыпая веер искр, упал на ближайшую палатку, под которой копошились люди. Второй горшок – на другую палатку: хоп! Создаем управляемый хаос, разделяем и властвуем!

Сказочно. Нет, охренительно!

Третья палатка – принцева. Я подметил ее еще сверху. Частично обрушилась, зияет черным вход.

Но сначала – Борго. Вон копошится, пытается встать, глухо воет. Все таки встал… Я подцепил его загогулиной ярлыги и уронил, изящно поведя ярлыгу в сторону. Потом, не мешкая, выдернул саблю из веревочных петель и, примерившись, вогнал клинок в горло страшного альбиноса. Шмель в голове удивлено ойкнул: жестоко. Мой Ктулху выглянул из сортира и кивнул: бессердечно. Я добавил брутала, провернув клинок, чтобы добить наверняка. Борго – самый опасный противник, с ним я не стану миндальничать.

Да и с другими, собственно, тоже…

Стоп, картинка. Тут вот какое дело, девушки и ребята. Я и правда – сквернавец. Но скажу вам – мне не доставляет удовольствия убийство. Однако, если я хочу сохранить жизнь Тендалу, я обязан – вы слышите? – обязан убить как можно больше его людишек, прежде чем принц очухается и вступит в схватку. Жестокая математика. И его людишек мне не жалко – они ехали за моей головой.

Пока я занимался йети, ночь озарилась всполохами огня: занялась одна палатка. Вторая не пострадала – люди, успев выскочить, спешно потушили пламя. Было их четверо. Трое передвигались нормально, четвертый сидел на земле и вопил – кажется, единороги нанесли ему серьезную травму. Из горящей палатки доносились крики. Уцелевшие пытались помочь – тянули горящую ткань на себя.

Я подбежал и ударил одного в спину, между лопатками. Вонзил, провернул, извлек саблю. Мимоходом смазал стальной загогулиной того, что скулил и жаловался на травмы. Двое обернулись на крики и разбежались, один тащил за собой горящее полотно. В палатке оказалось трое, одежда на них дымилась. Пока они соображали, что к чему, я успел приколоть одного, а другому вмазал сапогом по морде. Третий промчался мимо меня и прыгнул в озерко, чтобы погасить одежду.

Какой же я подлец!

Вырублены пятеро. На ногах еще четыре человека, включая принца, что дрыхнет в палатке в гордом одиночестве.

Ну, он дрых, вернее. Шестое чувство заставило меня повернуться. Принц уже наступал, тыча в меня шпагой.

Я отвел удар ярлыгой (ладанка раскалилась), нацелил саблю, атаковал, и, пока принц отбивал удар, шандарахнул ржавой загогулиной по его головушке. Тендал упал на задницу, выпустив шпагу. Я мог бы его заколоть, но пойти на это, значило предать Вандору. Выход: берем принца в заложники, как тогда, на корабле с Грануаль.

Сбоку метнулась тень, я развернулся и отпрыгнул, едва не получив чмоки-чмоки от матросского тесака в грудину.

Громадный детина в дымящейся одежде пер на меня, бранясь, как целый наемничий отряд.

Янфорд Бизли, боцман с «Благодати»! Занявшаяся палатка высветила яростные глаза и прожилки на его сплющенном носу.

– Вырву горло! – сообщил он на выдохе.

Я отбил несколько яростных атак, затем по-нашему, по-простому, шлепнул концом ярлыги между ног. Бизли охнул. Я воткнул саблю в солнечное сплетение до самой гарды, отпихнулся сапогом.

Минус шесть. Осталось трое.

Пока я возился с Бизли, принц успел очухаться и завладеть шпагой. Рядом с ним возникло еще две тени – те, кого я вырубил недостаточно жестко. И четвертый солдат с бранью выползал из озерка.

Минус шесть – плюс один – итого пять. И у троих – оружие.

Мало того, я с ужасом увидел, что Борго встал на колени, заткнув рукой страшную рану на горле.

Трое с оружием – это слишком. Я начал пятится, без толку размахивая посохом. Вскоре к троим присоединился четвертый.

Мою левую ладонь нестерпимо жгло.

Я не нашел ничего лучшего, чем крикнуть:

– Вот и свиделись, ваше грозное высочество!

– Олег? – глаза принца стали безумными.

Меня начали зажимать в тиски. Двое с флангов, двое – с фронта. Борго хрипел, возвышаясь за спиной Тендала, пытался пробиться вперед.

– Это он, он! – кричал принц.

Что ж, настало время охренительных… заклятий. Я отбросил ярлыгу, простер ладонь к принцу и выкрикнул:

– Мекхо селимор!

От моей ладони колыхнулась видимая глазу воздушная волна. Окутала Тендала, Борго и солдата. Трое в ловушке!

Заклятие сгущенного времени. Все трое замедлились, вернее – почти перестали двигаться, лица (и морда Борго) – облеклись в странные гримасы, как на неудачных фото.

Я слышал далекое ржание коней.

Сейчас разберусь с теми, кто зажал меня с флангов, и примусь за его высочество.

Тут на меня накатило.

Понимаете, когда я напал на лагерь, во мне булькало не менее литра вина. Заклятие, как и предупреждал Франног, вошло в резонанс с алкоголем, потенцировало его действие. В общем, количество вина в моем организме теперь можно было смело умножить на шесть.

Три литра. Неплохо, верно? В мире Земли, да и в этом мире, думаю, так же, есть люди, больные страшной дисбухией. Их всего процентов восемь. Их ферментная система генетически не приспособлена разлагать алкоголь так, как делает это организм здорового человека. В результате – больного дисбухией рвет и мечет даже он умеренного количества выпивки. К чему я веду… Я же не просто отношусь к счастливым девяноста двум процентам, я в плане потребления алкоголя мировой чемпион. Я могу выпить и литр, и два, как в том анекдоте. Но не шесть литров вина.

Шесть – это было чересчур.

В глазах начало двоится, одинокий шмель в голове позвал на свадьбу еще десяток друзей и шумную невесту. Вдобавок вдруг накатила дикая, ни с чем не сравнимая тошнота.

О черт!

Меня атаковали с правого фланга.

Я уклонился от удара матросского тесака (ладанка обожгла грудь), изображая пьяного мастера, и, не сумев удержать равновесия, упал на одно колено и снова подставил саблю под удар матроса. С левого фланга приближалась смерть – я это знал, я это чувствовал, но просто не мог ничего сделать.

Самым лучшим вариантом для меня было бы отшвырнуть саблю и покаяться, но, думаю, меня поняли бы неправильно.

Поэтому я упал на бок, и проткнул брюхо матроса с тесаком.

Тошнило меня все более страшно.

Я не успел выдернуть саблю – матрос рухнул сверху, придавив телом; от его одежды шел смрад горелой ткани.

Над головой нависла тень противника, что наступал с левого фланга.

Я извернулся, подставил под удар тело матроса.

Безжалостный пьяный мастер!

Длинная шпага пронзила спину несчастного, и солдат, один из тех, что плыл на «Благодати», с руганью попытался извлечь застрявший меж ребер клинок.

Я сбросил матроса с себя и покатился куда-то в бок, молясь только об одном – чтобы мой желудок продержался еще несколько мгновений.

Он продержался.

Я привстал, руки мои были пусты – сабля осталась в теле матроса. Солдат, высвободив шпагу, уже наступал,

Я выхватил кинжал и метнул ему в грудь.

Попал в живот, но и этого хватило.

Минус семь. Все-таки я кровожадный малый.

Затем желудок начали выкручивать чьи-то ледяные руки. Меня рвало так, как никогда в жизни не рвало. Я выблевывал остатки вина, смешанного с желчью, в перерывах пытаясь втянуть воздух. Эта скромная телесная услада продолжалась бесконечно долго. Наконец я опомнился настолько, что смог подползти к озерку и начал жадно пить воду. Пил – и не мог напиться.

Затем меня еще раз вывернуло – на сей раз чистой водой. Но я упорный – я снова напился холодной живительной влаги.

Теперь желудок, наконец, слегка успокоился, я смог осмотреться.

Принц, Борго и оставшийся солдат почти вышли из области заклятия сгущенного времени. Еще шаг – и вот она, свобода.

Я поднялся (слишком простое описание процесса поднятия собственного вусмерть пьяного тела), отыскал матросский тесак, и, ковыляя и пошатываясь, зашел со стороны вражеских спин. Примерился, и попробовал вогнать тесак в шерстистый затылок альбиноса. Клинок вошел в сгущенное время и застыл, не доходя до затылка йети каких-нибудь трех сантиметров.

Блин, забыл наставления Франнога. Все, что попадает в поле сгущенного времени, замедляется!

Я оставил клинок висеть в воздухе (на самом деле, лишенный опоры в виде моей руки, он начал медленно, с неуловимой глазом скоростью падать – строго параллельно земле) и отправился на поиски ярлыги и сабли. Нашел то и другое, вернулся и обнаружил, что Борго уже высунул из голубоватой пелены мохнатую лапу. Отлично. На лапу уже не действует заклятие, лапа – вершок, за который я выдерну корешок. Я подцепил лапу стальной загогулиной пастушьего посоха и, как следует потянув (боль в спине была адской), извлек Борго из области сгущенного времени – как выдернул репку из грядки. Он выскочил прямо на мою саблю, и бил я на сей раз прямо в сердце. С солдатом я поступил гуманнее – выдернул, хряпнул по лбу, добавил по затылку и оставил валяться без сознания.

Затем я принялся освобождать Тендала. Но вовсе не для того, чтобы вступить с ним в противоборство. Принц выпростал из области заклятия и руку со шпагой, и ногу, и даже часть носа. Выражение его лица было – словно он нацепил маску какого-то монстра. Пальцы вокруг шпаги я разжал, отобрав у неразумного дитятки игрушку, подцепил Тендала за ногу, и проделал ту же работу, что и с Борго: извлек из области заклятия, и ударил острием сабли в левое плечо. Маленький сувенир на память. После чего стукнул Тендала в лоб и, когда он впал в забытье, нашарил на его груди небольшую коробочку.

Ну, и что же это за интимная вещь, что я забыл на «Малке»?

Коробочка открылась с едва слышным щелчком.

Там лежала хирургическая игла. Обычная хирургическая игла в виде полумесяца, покрытая черной спекшейся кровью.

Черной, как моя душа.

Я забрал иглу с собой.

А, да, все-таки напоследок перевязал принца.

Вандора, Вандора, я сдержал обещание – Тендал остался жив!

По дороге в селение меня вывернуло еще дважды.

Разговор с принцессой, которую я посмел связать, окончился поцелуями.


*Это, естественно, далеко не конец.


Эпилог, подвисший в воздухе* (не конец)


Четыре дня пути к Талире минули, как один день. Я чувствовал странную легкость во всем теле, некую эйфорию, кажется, Вандора и Франног ощущали то же самое. Мы двигались налегке, покупая лучшие места на постоялых дворах, а по ночам я и Вандора предавались страсти столь самозабвенно, что нам стучали и в пол, и в потолок, так что я, забывшись, чувствовал себя, как на родной Земле.

Крепость элементалов по-прежнему мерцала в небе и днем, и ночью, но сны – страшные сны о иерархах Меркхара и Атро – больше не преследовали меня, хотя иногда мне казалось, что в мои сны прокрадывается обнаженная Грануаль.

Меня немного беспокоило кое-что другое. Примерно на третий день пути я почувствовал, что за нами следят. Кто – так и не понял. Слежка вела нас через постоялые дворы, очень аккуратная, настороженная, такая… легкая.

Профессиональная.

Не будь я столь опьянен эйфорией, я бы решил, что известие о нас спешит к очередному постоялому двору на конях гонцов, всякий раз – с опережением.

Но я был слишком опьянен.

Однако вот они – ворота столицы Фалгонара. Одни из. В данном случае – северные. Прорезанные в массивной башне, окрашенной закатным солнцем в багряные тона.

Но… что происходит? У ворот – суета, шум, крики. Набатные колокола ведут свою тревожную песню.

Я поймал за ворот какого-то малого, слегка встряхнул, и тут же был осчастливлен информацией:

– Император скончался сегодня утром! Ато Вэлиан умер! О горе! Говорят, это проклятие за грехи правящего дома! Принц Тендал уехал за моря, кто будет нами править? Пропадем! Пропадем!

– О черт, – сказала Вандора, прикусив губу. – Теперь начнется…

Не будь я столь ошеломлен известием, я бы почувствовал следящий взгляд сквозь толпу. И не один. И не два. И даже не три.

Однако мы рискнули пройти за ворота, в Талиру. Франног вел нас к какому-то постоялому двору, о котором, как говорил, «много слыхал».

Но до двора мы не дошли. Не вышло у нас, так как на пустынной улочке дорогу внезапно перегородила карета.

Обычная, ничем не примечательная, с капитально ободранной позолотой карета, на козлах которой восседали два типа скверной наружности. Дверца распахнулась, и из полутьмы высунулся взведенный арбалет. Ну а шум за спиной подсказал – можно не оглядываться, путь к отступлению перекрыт.

Из кареты выбрался груболицый тип с арбалетом, направленным в грудь Франнога. Следом появился осанистый и весьма представительный старик с седой окладистой бородой, эдакий Оби-Ван, с хрустально-голубым, мудрым взглядом. Устало взглянул на Франнога. Потер бороду. И сказал:

– Зачем ты явился, Бачта Роган? Кровавый упырь, предатель и убийца? Ты думал, за эти годы Организация отменила тебе смертный приговор?**

– Ох на! – сказал Франног.

Мое восклицание вышло непечатным.


*Я понимаю, вы ждете пояснений – что же именно подвисло в воздухе. Все просто: в воздухе завис вопрос о престолонаследии. Император помер, а Тендала все еще нет в столице. На самом деле, забегая вперед, скажу: раненный мной Тендал давно захвачен своим… Ну, в общем, с принцем мы еще столкнемся в ближайшем будущем в очень, очень непростых для всех нас условиях.


**Да-да, все это говорят о Франноге, и то, что говорят, увы, чистейшая правда.





Словарик морских терминов за авторством Олега Ковалева и с его комментариями.

Бак – площадка на носу судна. Там могут отдыхать матросы после смены. Правда неподалеку находится гальюн.

Бушприт – такой рангоут (см), который торчит на носу судна. Если к бушприту привязать веревку, и повесить на ней матроса – матрос помрет.

Ванты – такой такелаж, который поддерживает мачту.

Выбленки – ступеньки на вантах. Бывают дощатые и веревочные. Как уже сообщалось мною – к падшим женщинам выбленки отношения не имеют.

Грот-мачта – вторая по счету мачта от носа судна.

Гальюн – корабельный сортир. Устраивается обычно на носу судна.

Гик – такая рея, которая торцом упирается в мачту. На ней тоже можно вешать, при желании.

Люверсы – металлические кольца в отверстиях паруса, сквозь которые пропускаются снасти.

Рея – поперечина мачты. На рее вешают.

Рангоут – мачты, реи, стеньги и тому подобное, на чем так удобно вешать провинившихся матросов и прочих врагов народа.

Рифы – с их помощью уменьшают площадь парусов. А о морские рифы корабль сам может уменьшить свою площадь, при особо удачном ударе.

Снасти – см. такелаж.

Оверкиль – такие штучки иногда случаются в штормовую погоду. Судно переворачивается килем кверху, попросту говоря. См «Приключения "Посейдона» (старый фильм, без Курта Рассела, зато с Джином Хекменом)

Сезени – обрезки канатов, которыми подвязывают паруса. Для повешения не годятся.

Степс – здесь: дыра в палубе, куда обычно устанавливают мачту. На современных яхтах выглядит иначе.

Такелаж – бывает бегучий и стоячий. Совокупность всех тросов и канатов. Служит для крепления рангоута и управления парусами, и, иногда, для того, чтобы повесить на такелаже какого-нибудь зарвавшегося матроса.

Фок-мачта – первая мачта от носа судна.

Фальшборт – надстройка над корпусом судна.

Ют – кормовая надстройка и кормовая часть судна вообще.

Нок – оконечность рея. На ноке рея вешали как правых, так и виноватых (а зачастую и левых).

Шпигаты – отверстия в фальшборте для слива забортной воды.

Шканцы – здесь: пространство между фок– и грот-мачтами.

Шкаторина – прошитый край паруса.

Шкафут – здесь: средняя часть верхней палубы.

Местный колорит (с комментариями Олега)

Я – ну, я это я, Олег Ковалев, он же мастер Ков, красавец, молодец, герой каких поискать! Поскольку книга про меня, то я из скромности поставлю себя в глоссарии на первое место.

Арвест – язык межэтнического общения на Северном континенте. Государственный язык Фалгонара и Республики Менд.

Ахарр – бог смерти, разрушения и хаоса. Культ его многолик и распространен по всем континентам. Фетиш – язык пламени, огненный глаз, оскаленная зубастая пасть, черный цвет.

Братство Девятиили просто Братство – преступное сообщество, конкуренты Организации.

Вэйрок – морской вампир, выпивающий души и жрущий плоть. Подробнее см. в книге.

Великий Водоворот (Великий Мордоворот, Крутень) – чудовищных размеров водоворот в центре Срединного моря, воды коего низвергаются в подземную полость, где находится Республика Менд.

Джаг – вор воров. Начальник воровской гильдии, избираемый на эту должность другими ворами. (Титул распространен на Северном континенте.)

Драхл – никчемное божество, воплощенное в виде ободранного старика с красным носом. Покровитель пьяниц (считается, что именно его попечением вусмерть пьяные безошибочно находят дорогу домой).

Единороги – гнусные кровожадные твари, которые едва не провертели во мне несколько дыр.

Республика Менд – некогда республика вольных торговцев, демократия, выродившаяся в олигархию. Управляется синдиками, которые избирают из своих рядов т.н. «совет Девяти». Я бы добавил – девяти му... му... мудрецов. Находится в подземной подлости, тьфу ты, полости.

Меркхар – остров в Срединном море, которым владеют пираты. Анархополис в первом круге, во втором – рабовладельческое государство. В третьем – рай для пиратской элиты... хм-м... не будем забегать вперед.

Пиратский бог – он же Тайный бог, Проклятие Срединного моря: свирепая тварь, что живет в глубинах острова Меркхар. Видели ее единицы, ну и мне, что уж там, довелось с ней поручкаться. Все закончилось на оптимистической ноте, правда, когда мне напоминают про Тайного бога, я начинаю заикаться.

Шенго – бог воров. Изображается в виде обнаженной одноглазой плясуньи. Та еще девчонка, должен сказать.

Шахнар – бог Селистии и сопредельных с ней восточных стран. Облика не имеет.

Карасты – хищные червеподобные твари, населяющие прибрежные воды Меркхара.

Кракен – морское чудовище. Огромный осьминог с выпученными (видимо, от удивления) глазами. Я его видел, и мои глаза выпучились примерно так же, как у него.

Кристаллический движитель – загадочная штуковина, которая приводила в движение летающую лодку колдуна Бакинчу.

Организация – преступное сообщество на побережье Фалгонара, прочно пустившее корни в столице. Связано с Меркхаром крепкими просмоленными нитями. Я случайно – а потом вполне осознанно – наступил Организации на хвост, что положило начало Ночным войнам.

Физалис – местный вид гигантских ядовитых медуз.

Физитер – нечто среднее между китом, акулой и морской жабой. Питается мясом. Пыхтит. Пускает в глаза водяную пыль.

Траска – свободная шайка в Фалгонаре, не связанная с какой-либо преступной организацией.

Шарку – жаргонное название пиратов Срединного моря в Селистии. Буквальный перевод – «псы-падальщики».

Уреш – светлый бог, культ которого распространен на Северном континенте. Условно изображается обычно в виде лысого старца с бородой-лопатой. В зависимости от конфессий и раскольных учений может быть воплощен также в быка, тележное колесо, радугу и многое другое.

Указатель основных персоналий (с комментариями Олега)

Я – 35 лет. Имя – Олег. Фамилия – Ковалев. Умный, скромный, скверный тип. Труслив и аморален по самое это самое. Попал в этот безумный мир пятнадцать лет назад, да так тут и остался. Приспособился. Высот не достиг. Ну нет у меня талантов к высотам! (Снова вру.) Я, в отличии от сонма прочих пропаданцев, ну никак не могу заставить окружающий мир плясать под свою дудку. Красавчик.

Вы – наблюдатели моих похождений. Вас много, возраст у вас разный, но одно отделяет вас от других людей – вы умны и с чувством юмора. Друзья.

Вандора Вэлиан – 28 лет, принцесса Фалгонара, младшая сестра Тендала. Хитра, как тысяча лис. Перепробовала тысячу мужчин. Мечтает о счастливом браке. Умница.

Грануаль – женщина-маг, по совместительству – капитан пиратского корабля. Одна из иерархов пиратского Меркхара. Монстр.

Корнер (он же Резник) – точный возраст неизвестен, выглядит как седовласый старик, глава Организации (см.). Гад.

Нэйта – 18 лет, явная девственница, дочь барона Крочо, которую мы везли на выданье принцу Тендалу. Очень... хм... явная девственница. Те из вас, кто дотерпит до финала истории, будут удивлены, хм, да, удивлены. Змея.

Одо Тергилек – средних лет, посол республики Менд при дворе Тендала. Хитрая сволочь. Интриган.

Ом Бакинчу – средних лет, смертельно больной колдун при дворе Тендала, которому я выбил из щеки ваджану. Хитер, умен, играет краплеными картами. Сволочь.

Тендал Вэлиан – 35 лет, принц Фалгонара, хитрая бестия. Упорен, как черт. Мечтает об упрочении своей власти. Враг.

Франног (Бачта Роган, Потрошитель, Упивец, и еще ворох зловещих тюремных кличек) – точный возраст неизвестен, старый хрен с чародейскими замашками. Хитрец, играющий в свою игру. Друг.

Чермиз Вэлиан – 26 лет, принц Фалгонара, младший брат Тендала, хитрый кретин, которому вправили мозги на Меркхаре. Подлец.



Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8-9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Эпилог, подвисший в воздухе* (не конец)
  • Словарик морских терминов за авторством Олега Ковалева и с его комментариями.