Пришелец [Артур Макгваер] (fb2) читать онлайн

- Пришелец (а.с. АТОММАШ -1) 738 Кб, 191с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Артур Макгваер

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Артур Макгваер АТОММАШ Пришелец

Глава 1. Одержимость из машины

Глава, в которой наш современник попадает в тело несостоявшегося гения двадцатого века — Матвея Петровича Бронштейна.

Матвей Петрович Бронштейн медленно приходил в себя. Открыл глаза — взгляд упёрся в плохо побеленный потолок, извёстку побелки которого пересекали многочисленные трещины, а кое-где кусочки мелового слоя отвалились. С трудом повернул голову — тело плохо слушалось приказов сознания. Взгляд упал на стол, полку с книгами, настенный календарь висящий у изголовья кровати. Дата на календаре 25 февраля 1923 года почему-то сильно удивила, буквально потрясла сознание.

— Что со мной?

Матвей силился вспомнить, что ему снилось — что-то ужасное, раз память отказывалась выдавать воспоминания, оберегая только что оформившееся ясное сознание.

Поняв, что спать категорически не стоит, Матвей с трудом встал с постели и нашарил ногой под кроватью стоптанные тапочки. Подошёл к столу, взял очки. Расплывающиеся контуры комнаты стали чёткими. В окно светила полная Луна, и её свет, разгоняющий темноту, помог Матвею зажечь керосиновую лампу. Взяв её, Матвей прошёл в соседнюю комнату, где стоял большой трельяж — составное зеркало в человеческий рост.

Всмотревшись в своё отражение, Бронштейн почувствовал, как на него накатывает оторопь — он не узнавал себя. Казалось, что на него из зеркала смотрит другой человек — незнакомый, в очках.

Это замешательство словно открыло плотину для воспоминаний — диких, невероятных воспоминаний о… будущем.

— Надо же! 1923! Как раз закончилась гражданская война. Впереди семь лет НЭПа. Можно относительно свободно ездить за границу, — пронеслись в голове мысли.

— Ты кто? — удивился Бронштейн посторонним мыслям, звучащим в голове как будто речь чужака в зеркале.

— Что значит кто? — Матвей Макаров!

— Я Матвей Бронштейн! — появилась в голове мысль-возражение. Ч…чёрт, кажется у меня галлюцинации — сам с собой разговариваю.

— Бронштейн, ты не галлюцинируешь. У тебя, как бы выразиться поделикатнее, одержимость мной, Макаровым. Но я не бес!!! И тебя точно зовут Матвей Петрович Бронштейн?!!

— Точно!

— Так вот что такое одержимость! В мыслях Матвея Бронштейна пронеслось вспоминание читаного им рассказа о мальчике-одержимом. Тогда он посчитал, что это очередные досужие выдумки, ничего с реальностью не имеющие, и сочиняемые писаками для одурачивания простодушных читателей.

То, что его теперешнее состояние можно было охарактеризовать именно как одержимость, не представляло сомнений.

— Матвей Бронштейн?! Тот самый Матвей Бронштейн! Из четвёрки знаменитого в научных кругах конца двадцатых — начала тридцатых "джаз-банда" Гамов-Ландау-Бронштейн-Иваненко?! Ничего себе!

Матвей Бронштейн слышал мысли неведомого "духа" также как и свои, поэтому следующей его мыслью было — только раздвоения личности мне не хватало. Хотя говорят, что от голода галлюцинации бывают.

— Кто такие эти Ландау и Гамов с Ивановым?

— Твои будущие друзья и коллеги. Нам надо бы представиться друг другу.


— Расскажу о себе, — начал первым объясняться незнакомец, чьи мысли вторглись в черепную коробку Бронштейна. Мои имя и фамилию ты уже слышал — меня зовут Матвей Макаров. Так что имя у нас с тобой одно на двоих. Об остальном…. Что хочешь услышать первым?

— Кто ты?

— Я был Матвеем Олеговичем Макаровым. Окончил Московский Инженерно-Физический Институт ещё до окончания перестройки, в девяностые годы этого века. Защитил диплом по специальности "Машины и аппараты химических производств".

— При поступлении в институт и выборе профессии, увы, это я понял поздно, был восторженным дураком, если честно говорить. Знай, я как на самом деле обстоят дела в бывшей советской, а затем российской ядерной промышленности, — держался бы от атомных производств подальше. Никаких перспектив для человека со стороны. В лучшем случае — долгое восхождение по карьерной лестнице, требующее не столько научных, сколько административных и притом специфических знаний. В ядерной промышленности было чёткое разделение по группам, контролирующим то или иное направление. Так что ждала меня унылая работа технолога. Возможно, мне не повезло — некоторым моим однокурсникам, кто поехал работать на станции, удалось постепенно выбиться. Но я на пять лет застрял в должности инженера по безопасности.

— Помню своё первое впечатление после прибытия на производственное объединение "Маяк", на практику. Больше всего меня потрясло то, как взвешивали лаборанты плутоний в контейнерах — на обычных весах, вроде тех, что стояли в советское время в продуктовых магазинах. И это после стольких лет развития ядерной индустрии! Тогда мне стало понятно, откуда вырос Чернобыль.

— Что за Чернобыль? — удивился Бронштейн. Вроде бы недалеко от Киева есть местечко с таким названием.

— Оно самое! И "выросло там"… Впрочем, давай по порядку, позже объясню, что такое в Чернобыле выросло.

— О других особенностях поздней советской науки упоминать не буду — объясню в своё время. И о невозможности самостоятельных исследований, и о необходимости отдавать свои разработки непосредственному начальству. Мне это надоело, и я уехал за рубеж, по приглашению немецкой фирмы.

— Что ж, за рубежом, платили действительно больше, чем в Новороссии. Но вот отношения, были, пожалуй, пожёстче, чем на родине. Фактически мне выпала участь научного чернорабочего, горбатящего на фирму. Медицинскую страховку, однако, я оформил как полагается, и исправно оплачивал её, что и позволило мне после обнаружения онкологии получить лечение в Германии.

— Мой лечащий врач Алексей оказался также эмигрантом из России, но более удачливым — сумел сделать карьеру и вести собственные разработки. Его предложение испытать на себе новые способы лечения и привели к вселению моего сознания в твою, Бронштейн, голову.

Лечить меня он начал с такой вот агитации:

— Матвей, традиционное лечение тебе не поможет. Весьма запущенный случай. Знаю я эту химиотерапию — облысеешь, раздолбаешь иммунитет, а в результате если и выздоровеешь, то станешь инвалидом. Тогда как есть другая возможность — стимуляция иммунитета. Собственно в организме есть всё для уничтожения раковых клеток. Но из-за множества причин организм не может мобилизовать свои силы. Я разработал новый метод лечения — при помощи стимуляции мозга. Уже есть положительные результаты. Кстати, если выздоровеешь, то будешь обладателем олимпийского здоровья, возможно, сможешь сознательно контролировать деятельность своего организма. Тут такие возможности открываются…

Я согласился на опытное лечение. Подмахнул бумаги, что мне вручил Алексей.

Следующий месяц пошёл весьма бурно. Мне могли бы завидовать наркоманы всей планеты — таких мощных галлюцинаций не переживал, наверно, ещё никто. Особенно пикантным было то, что Алексей сумел отождествить элементы бреда с физиологическими реакциями и научил меня управлять теми процессами организма, которые обычно в сознании себя не проявляют.

В результате лечения подобным образом рак всё же отступил. Опухоль уменьшилась в размере, наступила устойчивая ремиссия. Я был рад этому и простил Алексею месяц галлюцинаций. Как оказалось, преждевременно.

Я уже было начал понимать, — Алексей экспериментирует на мне, пользуясь тем, что я согласился на опытное лечение добровольно. Особенно его заинтересовали очень яркие галлюцинации, которые вызывала у меня его экспериментальная установка последнее время. Мне казалось, что я становлюсь другим человеком — первоначально это был охотник неолита, затем — галерный раб, умудрившийся сбежать от хозяев во время стоянки судна — я никак не мог понять, что это за судно и кто были его хозяева — ничего похожего в передачах про историю древнего мира не видел. В последнем перед событием эксперименте мне при "погружении", так Алексей стал называть эти психологические опыты, показалось, что я гимназист из начала двадцатого века.

В тот день, я читал книгу о Матвее Бронштейне, то есть о тебе. Вечером в палату пришёл Алексей и повёл меня в лабораторию.

— Знаешь что, Матвей, я тоже рискнул повести опыт, на себе, конечно — предупредил он мой вопрос. Потрясающие переживания! Я как будто стал Сергеем Брюхоненко.

— А кто это такой?

— Ну, старик, нельзя же быть таким дремучим! Это мощный чел, хирург-экспериментатор из начала двадцатого века, считай дедушка трансплантологии!

— Так я, Алексей, к твоему сведению, физик, и знать о врачах прошлого не могу. Этот Брюхоненко хоть известен?

— Увы, не как Альберт Эйнштейн — отозвался Алексей.

— Так чего ты хочешь от меня? — в этом вопросе было заключено сразу два смысла — что ты хочешь, не могу я знать гениев медицины, и что ты будешь сейчас делать?

— Поучаствовать в эксперименте. Понимаешь, кажется, я нащупал что-то экстраординарное — с лихорадочным блеском в глазах ответил Алексей. Мне как раз нужна помощь физика. Похоже эти галлюцинации не совсем галлюцинации — возможно, это настоящее погружение в прошлое!

— Ну, ты и фантазёр! — вырвалось у меня. Считаешь, что изобрёл психологическую машину времени?

— Не считаю, уверен! Матвей, ты понимаешь, какие открываются возможности?

— Примерно представляю.

— Ты согласен рискнуть?

— Блин, в принципе, не против. Вот только ты меня уморить можешь.

— Не боись! Ты только побольше подробностей запомни — напутствовал меня Алексей. И попробуй сделать в прошлом закладку.

Я лёг на кушетку установки Алексея. Аппарат мог следить за активностью каждой клетки мозга и кроме этого, избирательно стимулировать их.

Алексей вывел на экран какие-то таблички с настройками параметров и я стал погружаться в вихрь галлюцинаций.

— А у меня голова уже пару месяцев по ночам "раскалывается"! Матвей Бронштейн, глядя на своё отражение в зеркале, сделал страдательную гримасу.

— Любопытно, — произнёс "дух" из будущего. Когда у тебя головные боли начались?

— Сразу после нового года.

— Так, получается пятьдесят пять дней. Я как раз тогда впервые стал во время "погружений" ощущать себя "гимназистом". Выходит это моя личность "прорастала" в твоём мозгу, Бронштейн, — выдвинул гипотезу Макаров. И наконец, сегодня, количество перешло в качество…

Матвей Бронштейн рассеяно слушал "голос". В рассказе "духа" была какая-то неправильность. Ещё Матвея очень удивила "отмороженность чувств". Не было никаких сильных эмоций. Страх ослаб, сменившись рассеянным любопытством. Почему-то очевидный факт, что по нормам психиатрической науки он является, очевидно, состоявшимся пациентом "дома скорби" не вызывал никаких чувств.

— Ты из будущего, ведь так получается? — оформилась чёткая мысль. И как там? Построили коммунизм? Впрочем, судя по твоему рассказу о себе…. МЫ ПРОИГРАЛИ? Капитализм победил?!

Осознание этого факта, факта того, что все потуги построить новое общество оказались напрасны, наконец-то вызвало у Матвея шок, который почувствовал и "дух".

Он почему-то вызвал у "духа" взрыв смеха.

— Увы и ах, Матвей, но коммунизма не получилось. Всё сложнее оказалось, чем казалось Вам.

Ты бы мог бы, и понять, из моего рассказа о себе. Получился социализм, и то весьма недоделанный, который благополучно скончался в девяностом году двадцатого века. Хотя у СССР — так вскоре назовут Российскую Империю…

— Уже назвали.

— Что?

— Название СССР было принято в прошлом году — ответил Матвей.

— Ну, так вот, у СССР были весьма впечатляющие достижения в пятидесятые-шестидесятые годы нынешнего века. Космос за нами! Мы первые в космос вышли! Но в моё время это уже было в прошлом, а в настоящем, том настоящем, что было на момент моего "попадания" в ТВОЮ, Бронштейн, голову, существовала капиталистическая Российская Федерация, которая только-только начала выходить из состояния "дикого" капитализма.

— А что, капитализм бывает и "домашним"?! — едко заметил Бронштейн.

— Существование СССР заставило буржуазные страны Европы и Америки, прежде всего США, совершенствовать свои общества. С точки зрения либеральных буржуа Российской Империи, например, в этих объединениях государств был? или будет? самый настоящий социализм. Ну, а в бывшем СССР, из-за того, что элита общества — бывшие высшие партийные чиновники разленились, произошло…. по факту это можно назвать предательством эпических масштабов. Предательством элитой советского общества своего народа.

— С другой стороны, а что ты, Матвей Бронштейн, знаешь о том обществе, коммунизме, строительство которого объявили большевики, взявшие власть в бывшей России?

Глава 2. Не будь лохом, вьюнош!

Глава, в которой Матвей Петрович Бронштейн постигает основы политики и смысл слова "ЛОХ".

— Что я знаю о коммунизме? — с задумчивой интонацией в голосе произнёс Бронштейн. Да в основном то, что писали в газетах и о чём рассказывали агитаторы. Коммунизм — это общество свободных и равных людей, где реализован принцип "от каждого по способностям, каждому по потребностям". Вот как-то так, — неуверенно заявил он.

— Угу. Понятно, — прокомментировал речь "дух". А какие труды коммунистов-утопистов ты читал?

— Вообще не читал, — смутившись, ответил Бронштейн. При этом уши его покраснели. Увидев это в зеркале, Бронштейн смутился ещё сильнее.

— Так почему же ты, Матвей Бронштейн, не зная ничего о том, что из себя представляет коммунизм, берёшься судить о нём? Может всё-таки что-то читал у основоположников?

— Нет. Мои знания ограничиваются только рассказами отца и прочитанным в газетах. Ну, ещё может быть, читанные рассказы просветителей времён Великой Французской Революции, — окончательно растерялся Бронштейн.

— Мдя…. Очень существенный пробел в твоём образовании! Не знать основ. Уж "Утопию" Томаса Мора и "Город Солнца" Томмазо Кампанеллы ты должен был бы знать. А как диалектическое дополнение к ним, тебе просто как воздух нужно прочитать "Дивный Новый Мир" Олдоса Хаксли. Или хотя бы притчу-сказку "Скотный двор" Джорджа Оруэлла. Многое бы понял. Хотя… они пока ещё ничего не написали. Так что придётся мне тебе их опусы пересказать, — назидательным тоном подвёл итог мысленной беседе Макаров. А после, завтра утром, пойдёшь в библиотеку и возьмёшь "Утопию", "Город Солнца" и обязательно — "Государя" Макиавелли.

— Макиавелли? А его-то зачем? Чем мне может быть полезен труд этого негодяя? — с возмущением подумал Бронштейн. Этого политика, прославлявшего грязные приёмы?

— Вот идиот! — возмутился "дух". Судишь о труде, не прочитав его! Макиавелли, будет тебе известно, написал не много ни мало… "букварь" политика! И когда он его "ваял", то предварительно взял на себя труд проанализировать жизнь и поступки известных в то время великих, великих в том смысле, что при них была крепка власть государства, политиков — сенаторов Древнего Рима, королей, вождей успешных восстаний. Тиранов, таких как правители Турции и азиатских государств, о жизни которых было известно. Вот "выжимку" из их дел Макиавелли и "сваял". Хотя тоже, много чего не учёл, я тебе это растолкую во время чтения его опуса.

— Макаров, если ты из будущего, то должен знать о моей судьбе, — сменил тему разговора Бронштейн. Сам же говорил ранее, что читал обо мне в книге.

— Понятно, тщеславие заговорило, — с подколкой ответил "дух". Матвей смутился, его смятение хорошо ощущалась.

— Что ж, могу тебя обрадовать.

— То есть я в будущем известен?

— Мне известно о четырёх талантливых молодых учёных из двадцатых годов этого века — ты, Ландау, Гамов и Иваненко. Вы оставили заметный след в физической науке. Ландау даже стал нобелевским лауреатом.

А вот тебя, Матвей, расстреляли, как врага народа в тридцать восьмом году.

— Почему?!! — в вопросе Бронштейна зазвучало неподдельное потрясение. Я никогда не был врагом революции!!!

— Ой, ли? — ехидно возразил "дух". Ты идеи Троцкого разделяешь?

— А причём здесь товарищ Троцкий? Он между прочим, один из вождей революции в России! Так что мне непонятна связь между объявлением МЕНЯ врагом народа и приверженностью выдвигаемым товарищем Троцким идеям.

— Ишь, как ты взвился! — снова с ехидцей в голосе прокомментировал Макаров. Товарищ Троцкий! Идиот! Гусь свинье не товарищ, а хорошая закуска! Какой он тебе товарищ, ты же для него никто, и звать тебя никак! По крайней мере пока.

— Товарищ Троцкий — идейный вдохновитель РЕВОЛЮЦИИ, — неожиданно в мысленном голосе Бронштейна зазвучал металл. У него Ленин учился!

— Мдя…. - снова непонятно крякнул "дух". Как запущена болезнь межушного ганглия…. Пионеры юные, головы чугунные! Ты же, Бронштейн, о Троцком, ну нихрена же не знаешь! О его целях, истинных и декларируемых. О том, чьи же на самом деле интересы Троцкий, или по отцу и матушке — Лейба Бронштейн, защищает, даже иногда сам того не зная. Не буду тянуть волынку, с товарищем Троцким случится то же, что и с некоторыми вождями Великой Французской Революции. Во время термидора. Объявят его и товарищей, разделяющих его взгляды, врагами народа.

Турнут Троцкого ещё до окончания этого десятилетия из центрального комитета, затем из партии и страны.

А ты, голова садовая, в разгар борьбы с "троцкизмом", написал письмо, с воззванием к "революционным" рабочим, с призывом свергнуть власть центрального комитета партии и Сталина! Что автоматически означало по тогдашним законам смертную казнь. И это было ещё неплохо, ибо сесть во время диктатуры Сталина, на "двадцатку", как, например, получилось у Варлама Шаламова, было равносильно попаданию в АД! "Колымские рассказы" Шаламова я тебе расскажу обязательно, в качестве "прививки" от политической идиотии.

Матвей Бронштейн молчал. В нём бешено боролись три чувства — злость адепта на "брехню еретика", любопытство, и обида. Помолчав, Бронштейн наконец подумал:

— Так что, всё напрасно?! Всё окажется кучей г. на?

— Вот торопыга! Сложнее всё оказывается, чем ты думал, Матвей Бронштейн. Знаешь, как реально в России революция произошла? И кто на самом деле был движущей силой?! Вот тебе, Матвей Бронштейн, не кажется странным, что до тысяча семисот девяносто третьего года победоносные восстания, чисто народные, были редкостью? А после — как грибы после дождя стали случаться? А?

— Ну и в чём здесь дело? — скептически и обиженно подумал Бронштейн.

— А дело в том, что на Земле, а наша цивилизация по факту является глобальной уже, как раз к концу восемнадцатого века появился ещё один полюс силы — объявившие о своей независимости Североамериканские Колонии. И они как огня боялись, что на усмирение их восстания европейские страны, чьи интересы в колониях на североамериканском континенте оказались ущемлены, могут послать объединённое войско. Вот что бы этого не произошло, они и поступили так, как поступают дальновидные соседи в деревне со своим разбогатевшим односельчанином, дабы он мироедом не стал, — поджигают ему дом. А соответственно, будущие янки стали "поджигать" дом европейцев, — "педалировать" революции в странах, наиболее им угрожающим. После Англии самым грозным противником могла стать Франция, вот её и сделали революционной. Как? Впрыснув нужным политдвижениям в Старом Свете "финансовую" инъекцию.

— Угнетатели, Бронштейн, за века угнетения накопили массу приёмов, как не дать народу бунтовать победоносно. И в первую очередь, это правило держать народ в бедности и невежестве. Так что бы оружия у народа не было, и сделать он себе его не мог. Вот тогда с интересами простых людей и можно не считаться. Правящие классы всегда озабочены сохранением, прежде всего физического превосходства над угнетаемыми. Причём эта стратегия настолько была эффективной, что чего-то другого до конца восемнадцатого века и не нужно было. Поэтому, власти во Франции оказались не готовы к вооружённому восстанию. Ударив в "болевые центры" власти, повстанцы, чьи финансовые проблемы были решены заокеанскими "благодетелями", откупорили военные склады. Вооружили народ. В результате произошло то, что мы знаем как Великая Французская Революция.

— Ну а что с этой точки зрения произошло в России? Территория России, её природные богатства — лакомые куски для европейских стран. И Североамериканские Штаты, и Британия, и особливо Франция — у неё куча кредитов в бывшей России пропала, а также медные рудники на Балхаше, были весьма и весьма заинтересованы поделить "русский пирог". Ибо мест на Земле, неосвоенных и неподконтрольных уже не осталось. На чём, кстати, Германия погорела, тем, что опоздала к разделу мира.

— Поэтому все массовые политические партии в России, оппозиционные царской власти, были, в конце концов, поставлены на содержание финансовыми воротилами. Эсеры оплачивались американцами, эсдеки — англичанами. И не только они, а и другие сколь-нибудь значительные партии тоже. Естественно не за лозунги "построения нового общества", а за вполне конкретные экономические обязательства. Чем кстати, и объясняется нерешительность тех же, например эсеров, в земельном вопросе. Почему эсеры выдвинули лозунги "земля — крестьянам, фабрики — рабочим", но реально вопросы не решали? Потому что это им запретили их забугорные хозяева. Ибо земелька русская и фабрики с заводами ими уже были учтены и просчитаны. И лишних проблем с новыми исконно русскими владельцами им было не нужно.

И тут, в разгар февральской революции на политическую сцену выходят большевики. Карликовая, но сплочённая партия. Карликовая потому, что её лидеры на услужение забугорным хозяевам не шли. Не все конечно. Тот же "товарищ Троцкий" например, должен был сыграть роль "бульдозера американского неоколониализма", расчистив своей "перманентной революцией" поле игры американским буржуям на европейском континенте.

Тем не менее, большевики реальной силы не составляли, ибо им нечем было платить своим агитаторам. Так как любая политическая деятельность это, прежде всего деньги. Даже не оружие, как это было ещё совсем недавно.

Но тут на политическую арену России вышла мощная финансовая сила, могущая "подмогнуть" большевикам. Немцы. Воюющие на два фронта и начавшие проигрывать Войну. У них ещё оставалось в хранилищах банков изрядные суммы в золоте. И вот, их финансисты увидели возможность потратить эти деньги эффективнее, чем просто на закупки сырья и оружия, ибо хорошего оружия Германии не продавали и сырья для его изготовления по приемлемым ценам — тоже. Купить Германии мир на Восточном Фронте, а при благоприятном стечении обстоятельств — и оставить ЗАКОННО за своей страной земельные приобретения на Востоке.

Ленин же сумел понять, что взять германские деньги и потратить их на революцию, большевистский переворот, единственный шанс для большевиков стать реальными правителями страны.

Немцы предложили очень выгодные условия — под "честное слово", ибо большевики не соглашались напрямую брать деньги от немцев, через "подставные" фигуры снабдить большевиков так необходимыми им финансами и ОРУЖИЕМ. В результате в одно мгновение большевики из политического карлика превратились в тяжеловеса и победили.

И вот тут и проявился гений Ленина:

— Ильич чётко просчитал, что войну Германия проиграет. И появится возможность совершенно законно забрать западные земли, отошедшие по "Брестскому Миру" — секретному соглашению с немцами, которое Ленин с таким трудом пробил в ЦК партии. Поскольку Веймарская Республика — это не Кайзеровская Германия. Оккупированные исконно русские земли на западе можно было забрать назад как например, контрибуцию.

Зависимость большевиков от проигравшей Войну Германии оказалась намного слабее, чем эсеров и других возможных кандидатов на роль руководящей силы от своих хозяев. Поэтому большевики и выглядят в глазах народа легитимными — у них НЕТ хозяина и им не нужно с ним согласовывать свои решения! Потому и решили большевики в одно мгновение земельный вопрос. Денег, выделенных немцами, более чем хватило на нужды революции.

— Белогвардейскую сказку о "немецких деньгах" и "Ленине-шпионе" я уже слышал, — зло возразил Бронштейн. Но ведь нет никаких документальных подтверждений этому!

— Дурашка, я же тебе уже говорил, что "устность" соглашения — было ультимативным требованием большевиков! Ленин об авторитете партии не забывал, и организовал сделку так, что бы никаких следов не осталось! Главным действующим лицом в этой "афере века" был некто Парвус Александр Львович. Александр Львович мечтал стать главным финансистом при большевиках. Естественно лелея свои собственные мечты, как "деловой человек". Но Ленин, узнав, что Парвус, воспользовавшись отсутствием документации при передаче немецких денег, прикарманил часть, сказал:

— "Козла в огород не пускать"! Так что Парвус до финансовой власти в России не дорвался. Но мечты лелеит.

— Кстати, об Ильиче. Ленин сейчас тяжело болен. И скоро умрёт, двадцать первого января следующего года.

— Правда?! — в мысленном голосе Матвея Бронштейна прозвучала неподдельное огорчение, оторвавшее его от злых мыслей. Помочь ему нельзя?

— Вряд ли. О причинах его болезни много разных версий ходит, даже в моё время. От застарелого сифилиса до наследственного заболевания.

— Вот скажи, зачем жить? — неожиданная огорошил "духа" Матвей. Если всё во что ты верил, — всего лишь куча говна, вложенная в твою голову проходимцами?

— Это ты брось! Что думаешь, смерть — решение жизненных проблем? Это никому точно не известно. Можешь и сменить шило на мыло.

А у политиков работа такая сволочная — мазать людям глаза говном предрассудков. Думаешь, не было политиков, пытавшихся быть честными? Были, но на олимпе власти почему-то не удерживались.

— Вот рассмотрим то же решение Ленина, взять немецкие деньги. Думаешь это предательство? Не-а! Это политический ПОДВИГ! Без дураков, реализация единственной возможности России избежать в этом веке судьбы Китая. Иначе Россию бы разделили на "сферы влияния" те же Франция, Англия, САСШ.

— С чего ты, Макаров взял, что так было? — снова возмутился Бронштейн.

— Дык если создать модель событий семнадцатого года, то как раз предположение, что большевики взяли деньги на революцию у немцев, а эсеры, эсдеки и прочие либералы были на содержании у стран Антанты, и даёт модели наибольшее соответствие с реальностью.

— Что за модель?! Как это можно, сделать модель политической жизни целого государства?!! — потрясённо выпалил Бронштейн вслух.

— В моё время, двадцатые годы следующего, двадцать первого века, появились мощные вычислительные машины, очень мощные, могущие как раз обсчитать модель политической жизни государства. И соответствующие расчёты для русской революции были проделаны. Это даже стало разделом политматематики — науки о моделировании общественных организмов.

— Я как-то забыл, что имею дело с пришельцем из будущего. Так как нам быть, Макаров?!

— Учиться. Самой сложной науке — науке жить. Пока же извини, но ты, Матвей — ЛОХ.

Отповедь привела Бронштейна в чувство. Он немного успокоился, одновременно обидевшись.

— Что значит лох?

— ЛОХ — Лицо Обиженное Хулиганами. Пренебрежительное наименование интеллигента уголовным элементом. Тот, за счёт которого обогащаются. Фактически — раб по ментальности. Умный и умелый дурак горбатящий на дядю — всё равно, какого — государство там или фирму, за вбитые в его голову фальшивые идеалы. Не понимающий, и не хотящий понимать прозу жизни.

Обида Бронштейна сменилась возмущением, даже яростью.

— Я не лох! И не дурачёк какой-нибудь деревенский! За мной стоят моя семья, связи. В конце концов, можно и уехать из страны. Раз всё клонится, как ты говоришь, к термидорианскому режиму!

— Кстати, мысль! — не стал сразу возражать "дух". Вполне здравая мысль. Многие так и сделали. Вот только хочу спросить, у тебя, Бронштейн, есть счета в зарубежных банках? А?

— Увы, нет. Мы бедная семья врачей. Не Ротшильды какие-нибудь. Хотя…. может у отца и есть что. Но явно недостаточно….

— Что бы устроится в мире Запада, где за ВСЁ надо платить, без проблем, так ведь? — ехидно прокомментировал Макаров. И особливо получить диплом о высшем образовании?

— Увы, так. И не понимаю, чему ты злорадствуешь, Макаров? Ты теперь во мне, так что мы в одной лодке! — снова разозлившись, выпалил Бронштейн.

— Уехать из СССР, — продолжил "дух", не самая худшая идея. Так поступил между прочим, Гамов Георгий Антонович, один из членов вашего будущего "джаз-банда". Хотя из четвёрки расстреляли только тебя. Но, увы, в Америке он очень долго, непозволительно долго для своей карьеры был на положении клоуна. Хотя у него, как у учёного, были достижения нобелевского уровня. Но Нобеля ему не дали. Тогда как советскому физику Ландау Льву Давидовичу, вручили!

Гамова же уже в Америке очень долго американская служба госбезопасности считала неблагонадёжным. Ибо он не высказывался против СССР, хотя и имел на это основания. Боялся "длинных рук Кремля". А может быть тут сыграло роль что-то иное.

Вновь покрасневший Матвей Бронштейн, что бы немного взбодриться, прошёл в коридор где в конце был установлен вполне цивильный рукомойник. С краном. Правда вода в кране отсутствовала, и Матвей ополоснул лицо ледяной водой из ведра. Затем он надел валенки, шубу и шапку-ушанку. Вышел во двор дома. Яркая только-только начавшая "стареть" Луна в ночном небе неплохо разгоняла ночную темноту. "Дух Макарова" молчал, и Матвей Бронштейн решил пройтись взад-вперёд, снять нервное напряжение.

Глава 3. Топология судьбы

Глава, в которой Матвей Бронштейн знакомится с достижениями науки будущего и определяется с выбором своей судьбыНочь выдалась ясной и холодной. Морозец пощипывал щёки Бронштейна, и растерев их, он посмотрел на небо. Луна склонилась над самым горизонтом, и через десяток минут скрылась за ним. Вызвездило. Матвей привычно нашёл на небе созвездие Большой Медведицы, оттолкнувшись от него, нашёл Малую. Затем высмотрел Ориона. Звёзды были особенно яркими и загадочно перемигивались в небе. Бронштейну показалось, что они ему подмигивают. Тёмный двор дома, покрытый слежавшимся снегом, что поскрипывал под ногами, навевал чувство тайны.

Произошедшее стало казаться всего лишь сном, ночным кошмаром. Желая, удостоверится в том, что ему не приснился пришелец из будущего, Матвей мысленно позвал его:

— Макаров, ты ещё в моей голове?

— Здесь, кудаж я денусь из твоего черепка?

— Расскажи о науке будущего. Что за двадцатый век в науке открыли? И кто ты был по профессии? Что это за профессия "инженер-ядерщик"? Что за фабрика "Маяк", где ты работал? Вроде пушечные ядра канули в прошлое?

— Шутник! — Макаров рассмеялся. Его весёлое настроение передалось и Бронштейну. Надо же, "инженер по пушечным ядрам"! А еще, какие ассоциации у тебя могут быть, Бронштейн? Коль ты физикой увлечён?

Матвей задумался. Затем робко, с какой-то затаённой надеждой спросил:

— Тогда остаются… АТОМНЫЕ ЯДРА? ВЫ ОВЛАДЕЛИ ЭНЕРГИЕЙ АТОМА???!!!!!!!

— КАК? КАКОЙ ПРИНЦИП ОСВОБОЖДЕНИЯ АТОМНОЙ ЭНЕРГИИ ВЫ ИСПОЛЬЗУЕТЕ?!

— Ух ты, какая радость! — ехидно прокомментировал чувство радостного возбуждения, охватившее Бронштейна, Макаров. Зря радуешься.

— Почему зря? — в мыслях Бронштейна прозвучало неподдельное удивление. Разве покорить атом — ПЛОХО?

— Плохо! — серьёзным тоном заявил Макаров. Ты, дружок, о радиации забыл…

— А разве радиация опасна?! — вновь изумился Бронштейн. Она же укрепляет жизненные силы. Растения под действием радиевой воды лучше растут, животные набирают лучше вес…

— Ну, ты и сморозил!!! — вновь расхохотался Макаров. Нет, ну ты, Матвей, просто первозданный идиот! РАДИАЦИЯ ПОЛЕЗНА ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ! Такое сморозить!!!

— И ведь, раз ты, Бронштейн, такой из себя весь просвещенный, книжки по физике читаешь, то должен ведь знать о радиевых ожогах Анри Беккереля, о том, какую экзему на руках заработала Мария Кюри из-за того, что не пользовалась резиновыми перчатками при работе с солями радиоактивных элементов!

— Так может дело в количестве?! — обиженно заметил Бронштейн. Я действительно, об ожоге Анри Беккереля читал. А вот о язвах мадам Кюри не знал… Ещё Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм Парацельс писал о том, что любой яд может быть лекарством, дело лишь в дозировке…

— Ты бы ещё Аристотеля упомянул, с его осьминогой мухой! Ох, уморил! Нашёл тут понимаешь, авторитетов!

Бронштейн обиженно молчал.

— Так вот, Бронштейн, заруби на носу — полезной радиации НЕ БЫВАЕТ! То, что принято за пользу — на самом деле защитная реакция облучённых организмов. Как радиация действует на тело? Быстро движущиеся электроны — бета-частицы, ядра атомов гелия — альфа-частицы, и наконец, энергичные фотоны — рентгеновские и гамма-лучи разрывают молекулы в теле облучённого живого существа. Образуются "молекулярные обломки", или "свободные радикалы", со свободными валентными связями в составе вновь образовавшихся молекул. И действуют они на организм как СИЛЬНЫЙ ЯД! Причём действие их коварно — если доза облучения мала, так называемая "допороговая", то организм их как бы "не замечает". Поэтому малые дозы могут наносить ущерб более сильный чем казалось бы более значительные дозы излучения. Потому что "после порога" включаются защитные силы организма и устраняют последствия отравления, а заодно и уже существовавшие болячки. Вот их действие и было принято за "пользу от радиации". Большая же доза радиации вызывает мучительную "лучевую болезнь", с которой впервые познакомилась мадам Кюри и некоторые профессора из института, где Кюри работали. Когда их, Кюри хотели кинуть. Судьба пощадила Марию и Пьера. Их щелявый, продуваемый всеми ветрами сарай, где они выделяли радий, своими щелями, через которые сквозняки уносили радон, спас им жизнь. А институтские профессора, как вороньё слетевшиеся на готовое, получили своё — работая в плохо вентилируемой лаборатории, они ВСЕ заболели лучевухой, и дали дуба.

Так вот, Матвей Бронштейн, радиация помимо прямого отравления организма свободными радикалами может ещё через повреждение наследственного вещества вызывать… РАК! То, чем я заболел было. И подозреваю, моя отработка на "Маяке" тут причиной. Хотя су. и из медпункта завода отбрехивались так, что и я было им поверил. Ты знаешь, Матвей, что до начала "атомной эры", на Земле средний уровень радиации, кстати, надо бы тут его измерить, раз я в "доядерной эпохе", не превышал пяти микрорентген в час?! А после начала индустриального освоения атомной энергии, после испытания атомных бомб и утечек с заводов по переработке облучённого топлива, вырос в три-четыре раза?!! Рак кстати, у нас очень часто встречается. Правда тут не только радиация от искусственно созданных радиоактивных веществ постаралась. Тут и химическое производство добавило. И возможно, биологическое тож…

Матвей Бронштейн подавленно молчал. В его сознании был шок от откровений Макарова. Затем, зацепившись мыслью за одну из реплик Макарова, Бронштейн спросил:

— "Атомная бомба"? — что это?!

— А это, Митя, то, чего следовало бы ожидать, после раскрытия способа получения энергии атомных ядер. Ультрамощное взрывное устройство. Чья мощь исчисляется тысячами тонн тротила, даже не так — десятками тысяч тонн, а также сотнями и миллионами.

Вновь Матвей Бронштейн надолго замолчал, шокированный, переваривая услышанную информацию.

Макаров же продолжил:

— И с мирным атомом не всё в порядке. Понастроили в мире атомных станций, соблазнённые "дешёвой энергией", а как реалии вскрылись — прослезились. Недешёвая она, ядерная энергия, оказалась. После учёта сумм, необходимых на захоронение "трансмутаторного огарка", что остаётся после переработки выгружённого из ядерных реакторов — "атомных печей", топлива в виде выделенных из него вновь возникших искусственных радиоактивных веществ. А особливо, после ядерных катастроф, возможность которых неустранимо заложена в саму концепцию реактора ядерной энергией. Ведь после отработки ядерное топливо ещё годы излучает тепла столько, что если его не охлаждать, то возможен пожар и разброс радиоактивных веществ. Как всегда водиться, в погоне за прибылью, и не только в "буржуйских странах", но и у нас, надёжность станций завысили. Мол, крупная авария возможна на станции не чаще чем раз в десять миллионов лет, от любой причины. Ага. За семьдесят лет, что прошли с начала строительства первых атомных станций, крупных и катастрофических аварий случилось ДОХРЕНА! Достаточно, чтобы считать надёжность станций раз в тысячу ниже. Особенно отличились наш Чернобыль и Фукусима у японцев. В мои двадцатые даже сняли анимешку про аварию на Фукусиме — "Фукусима а-ре-ре, или притча о пяти порванных подгузниках". Прикольный и поучительный мувик. Про "ядерного мальчика", под которым подразумевается атомная станция, о шести попах аж! который так хотел пукнуть, что порвал целых пять бетонных! о, как! подгузников.

Мультфильм, что показал Бронштейну Макаров, немного развеселил того. Но повествование о Чернобыле вновь нагнало мрачного настроения.

— Что-нибудь хорошее у Вас там было?

— Ну как же без этого, — отозвался Макаров. Зелёная революция, хотя тоже не без проблем, накормила впервые за историю человечества досыта большинство людей в мире. Есть успехи в медицине, и других важных для простого человека науках. Хотя тут тоже не без проблем…

— Знаешь, что, Макаров, расскажи мне об астрономии, попросил Бронштейн, подняв голову к небу и всмотревшись в призрачный рисунок Млечного Пути. Уж эта-то наука далека от земных дел.

— Астрономия. Действительно. Хотя астрономы тоже отличились, правда как "диджеи", запугивали народ Земли падающими с неба астероидами…

— И тут политика! — раздражённо подумал Бронштейн.

— Как же без неё, родимой! — усмехнулся Макаров. Нельзя жить в обществе и быть свободным от его условностей. Так что делай зарубку "на носу".

— В астрономии же произошла целая цепочка революций, в моё время. Начиная где-то с начала шестидесятых. Хотя уже сейчас назревают в этой древнейшей из наук крупные события. Вскоре, к концу этого десятилетия, Эдвин Хаббл, наблюдая за спектрами звёздных островов — галактик, обнаружит, что ВСЕ они, за исключением ближайших соседей Млечного Пути — Туманности Андромеды и карликовых Большого и Малого Магеллановых Облаков, удаляются от нас. Так будет найдено первое подтверждение теории "Большого Взрыва", по которой Вселенная имела начало!

Откровение Макарова захватило воображение Бронштейна.

— Над теорией ГЛОБАЛЬНО эволюционирующей Вселенной работает наш соотечественник — Фридман Александр Александрович. Кстати, нужно его предупредить, а то он в следующем году от тифа помереть может. Жаль мужика. Вот почему бы ему не открыть разбегание галактик? А? Тем более, что запас во времени до конца десятилетия у нас есть. Хотя с другой стороны — теория о начале Вселенной плохо согласуется с догмами "марксизма-ленинизма". Правда тут может помочь другой пряник — теория множественности вселенных.

— Множественности?! — изумился Бронштейн. Как это? Вселенная же одна!

— Вот так. Открыли у нас принципиальную возможность множественности мирозданий. Поскольку законы природы, оказывается, не единственно возможные, те, что мы знаем. А отсюда — каждому набору законов мироздания своя Вселенная!

Фактически получаем "сверхкоперниканскую" революцию в мировоззрении!

— Однако! А что ещё открыли?

— Планеты у других звёзд. Смешно, но если знать как, их можно было бы открыть уже сейчас, лишь слегка модернизировав существующие телескопы.

— Как это? Планеты же в миллиарды раз слабее освещающих их звёзд и совершенно теряются в их свете! Я читал, что для непосредственного наблюдения планеты у другой звезды, даже самой ближайшей, нужен телескоп с диаметром зеркала не менее двухсот метров!

— Смешно, но это не так. Вспомни общую теорию относительности, и вытекающую из неё возможность существования "гравитационных линз". Прохождения планет по дискам звёзд. Кстати, этот метод настолько чувствителен, что при его помощи открыли планету в другой галактике — Туманности Андромеды. Ещё можно упомянуть метод лучевых скоростей, но он не подойдет, ибо без компьютеров для обработки массивов спектрограмм и чрезвычайно чувствительных спектрографов, способных улавливать изменения в спектре от крайне малых изменений в скорости движения звезды, этот метод нереализуем.

— Я знаю ещё об одном методе, — решил показать, что он не полный невежда в астрономии, Бронштейн. Астрометрический метод. При его помощи открыли спутник Сириуса — белый карлик Сириус B.

— Астрометрический метод, увы, недостаточно чувствителен. С его помощью стали открывать экзопланеты, это так назвали планеты других звёзд, лишь, когда открытия при помощи метода лучевых скоростей и прохождения планет пошли косяком. А вот метод гравитационных линз и прохождения планет можно реализовать уже сейчас, если знать как. По крайней мере до конца десятилетия можно.

— Макаров, я вот никак не могу взять в толк, что мне делать? — внезапно изменил тему разговора Бронштейн. Всё что ты мне рассказал, оно же бессмысленно, если меня расстреляют!

— Мдя, Митя, я думал, ты догадаешься! — удивился "дух".

— О чём?

— О том, что судьбы НЕТ! Мы сами творим нашу жизнь, и вариантов множество! Выбор всегда есть!

— То есть предопределённости не существует?! Но как тогда быть с принципом детерминизма?

— А никак! Нет его! Квантовая механика исходит из того, что одновременно существуют сразу все возможности! Причинность, конечно, тоже есть, но в строго определённых рамках, задаваемых соотношением неопределённостей, фундаментальной формулой квантовой механики!

— Значит, то будущее, где меня расстреляли, лишь одно из множества возможных?!! В мысленном голосе Бронштейна прозвучал такой вздох облегчения, что можно было предположить о падении целой горы с плеч юноши.

— Ну, конечно же, дурик! Я тут! А в той книжке, что я о тебе ещё ТАМ читал, никаких следов моего пребывания в твоей голове не упомянуто! Я знаю вариант твоей жизни, где ты действовал в одиночку, и из-за своей наивности попал в мясорубку. А тут, с чётко развёрнутой картиной возможной жизни… Вот скажи, написал бы ты то письмо-воззвание к рабочим?

— Не знаю. Может, написал бы, а может, и нет, — в мысленном голосе Бронштейна зазвучали нотки упрямства.

— Тааак, нужно продолжать воспитательную работу, — с не меньшим упрямством в мыслях парировал Макаров. Чугун из головы ещё не вышел…

— Ты лучшескажи, что я, по-твоему, должен делать? — с обидой ответил Бронштейн.

— Судьбу за горло брать! Вот что. У тебя есть Я! А Макаров уже кончал высшее учебное заведение, МИФИ, одно из "элитных" во времена моей молодости. Так зачем тебе учиться снова? Или, по крайней мере, учиться физике и математике?

— Ты свои знания знаешь, — с подколкой произнёс Бронштейн.

— Они не слишком отличаются от нынешних в основах, — парировал Макаров. Знаешь, что, давай не будем откладывать дело в долгий ящик. Завтра обойдём учебные заведения Киева, посмотрим, где можно по-быстрому экстерном дипломчик защитить. Сейчас же уникальная ситуация — учебного плана, общего для всех высших учебных заведений, НЕТ! Каждый институт преподаёт, как ему заблагорассудится. И для любых желающих открыты двери — вроде плату за обучение не берут! Продлится лафа недолго — ещё несколько лет и начнут наводить порядок. Да так, что гражданину СССР, не имеющему трудового стажа рабочим или крестьянином, или рабоче-крестьянского происхождения путь в высшее учебное заведение будет закрыт. По крайней мере, на бесплатное отделение. Так что торопись учиться, вьюнош!

Восток неба, чистый от облаков, заалел едва заметным свечением, первым признаком восхода Солнца. Посмотрев несколько минут начинающейся рассвет, наблюдая как усиливающаяся заря гасит звёзды и окрашивает небо в тёмно-синий цвет, Матвей Бронштейн прошёл в дом, разделся, взял будильник в комнате отца, завёл звонок и поставив его на десять часов, лёг досыпать.

Глава 4. На штурм альма-матер!

Глава, в которой главный герой пытается поступить в ВУЗ, и узнаёт кое-что о порядках при новом режиме.

Проснулся Матвей не от звона будильника. Его разбудил брат, внимание которого привлёк рёв заведённого Матвеем механического чудовища.

— Митя, вставай! Зачём ты будильник на десять часов поставил?

Матвей с трудом открыл глаза, борясь с сильным желанием поспать ещё. Раздвоение сознания даром не прошло, и сильно истощило психические силы Бронштейна. Поэтому он попытался поспасть ещё, но тут вмешался вселенец.

— Пааадъём!!! — мысленно рявкнул Макаров. От неожиданности Бронштейн подпрыгнул и свалился с кровати, больно ударившись коленкой о пол.

— Чего разорался!? — потирая коленку, недовольно подумал он.

— Встать, нужно было ещё двадцать минут назад! — заявил Макаров. Мы что с тобой вчера решили? Обойти ВУЗы Киева, попытаться сдать экстерном экзамены.

— Митя, ты чего?! — отреагировал на рывок и падение брата с кровати Исидор.

— На… напугал ты меня, — выкрутился Матвей. Мне кошмар снился, а тут ты…

— Ты зачем будильник завёл? — полюбопытствовал брат.

— Что бы встать, собраться, и обойти киевские учебные заведения.

— Зачем? Мы же с тобой договорились поступать в электротехнический техникум в этом году?

— Затем, что я ощущаю себя вполне образованным, что бы претендовать на защиту диплома экстерном!

— ??? На лице брата проступило выражение сильного удивления.

— Митя, когда ты успел СТОЛЬКО изучить? Столько, сколько необходимо для получения диплома? Мы же с тобой сегодня хотели начать учить приёмы решения дифференциальных уравнений!

— Занимался, брат. Самостоятельно. Прочитал книжки нужные в библиотеке. И знаешь что, Исидор? Давай устроимся рабочими куда-нибудь. Ну, например, хотя бы электриками. Сейчас же в городе проводят электрификацию административных зданий!

— Так мы же не знаем толком электротехнику! — возразил брат. Как раз, поэтому и хотели поступить в электротехникум. У нас же документов подтверждающих право монтировать ту же электропроводку, нет!

— Попытка не пытка, — Макарову удалось всё-таки на несколько мгновений вырваться из-под контроля воли Бронштейна. Нужно, брат, очень нужно будет вскоре иметь хотя бы хоть какой рабочий стаж. Сейчас же власть чья?! — рабочих и крестьян. И специалистов в некоторых рабочих профессиях не хватает. Так что нас возьмут на работу, даже без документов, — нужда пуще закона.

— Хорошо, попытаемся, — сдался напору Матвея Исидор.

Макаров, почувствовав голод общего с Бронштейном тела, спросил Исидора:

— Брат, а поесть что-нибудь есть?

— С едой туго. Есть только постное масло и рыба, ну и соли немного.

Бронштейн, услышав, что говорит Макаров, решил не вмешиваться в его диалог с братом. Но когда тот направил их общее тело к выходу из комнаты, психика не выдержала, и Бронштейн решил вернуть себе власть над телом. Результатом стало падение, лишь то, что Макаров не пытался препятствовать перехвату управления, позволило Бронштейну избежать встречи головы с досками пола и не расквасить нос. Очки, однако, слетели, и на правом стекле появилась трещина.

— Митя, ты чего падаешь? — удивился Исидор. Нездоров?

Не ответив брату, по причине сильнейшего душевного смятения, Матвей прошёл на кухню.

Достав из оконного "холодильника" рыбу, а из буфета около стены — бутылку масла и соль, Матвей поставил на дровяную плиту сковороду. Затем прошёл в коридор и принёс охапку дров. Растопив печку-плиту, стал чистить рыбу. Исидор попытался было помочь, но Матвей буркнул, что бы тот не мешал.

Позавтракав печёной рыбой, и попив травяного чайку, заварку для которого прошлым летом заготовила сестра насушив соцветий иван-чая, братья стали собираться в поход по высшим учебным заведениям Киева.

Самым первым братья посетили киевский Политех. После примерно получасового осмотра института, любопытных парней погнали. В довольно хамской манере, мотивируя тем, что мол, институт занимается секретными разработками. И что, мол, ребята не комсомольцы.

— Невелика потеря, — прокомментировал неудачу Макаров. Кроме паровозных наук там ничего более существенного не заметил. Приборно-инструментальный парк крайне скудный. Так что пусть эти мастера паровозам гайки и дальше крутят.

После политеха зашли в электротехникум. Посмотреть на имеющиеся в наличии приборы. Здесь Матвея и Исидора встретили гораздо более любезно. Пожилой преподаватель охотно отвечал на вопросы Матвея, рассказывая о назначении измерителей.

Техника поразила Макарова своей допотопностью.

— У нас в школе в восьмидесятые и то оборудование в кабинете физики было более совершенным.

— Смотри какой монументальный амперметр.

Макарова вдруг осенила идея:

— Митя, я сейчас перехвачу управление, и попытаюсь поговорить с этим профессором кое о чём.

— Давай, — не стал возражать Бронштейн.

— Аркадий Павлович, — обратился к любезному преподавателю Макаров. Я изучал самостоятельно электротехнику. Прочитал книги о трёхфазных электромашинах Доливо-Добровольского, и о стандартах германской фирмы "Сименс" прокладки электросетей в помещениях. Вы могли бы меня проэкзаменовать? Как я их запомнил?

— Отчего нет, молодой человек? — сразу согласился профессор.

Старичок неожиданно оказался очень въедливым и дотошным. Выслушав принципы работы асинхронной машины, начал задавать разнообразные вопросы, постепенно наращивая их сложность. Макарова немного раздразнила подобная тщательность проверки его знаний, — Бронштейн довольно быстро сдался и отвечал вселенец, и он упомянул о возможности использования асинхронных машин в качестве генератора. Чем вызвал возмущённыую отповедь профессора.

Не сдавшись, Макаров подробно записал формулы, описывающие работу асинхронного двигателя в режиме генератора, и указал простейшую схему, позволяющую реализовать этот режим автономно, без подключения к электросети переменного тока.

Старичок профессор был задет за живое. Но, оказался порядочным человеком, вдобавок страстно преданным своему ремеслу. Поэтому он предложил братьям пройти в кабинет физики, и "продемонстрировать автогенерацию на асинхронной машине". Довольно едким тоном.

Макаров однако, ничуть не смутился, и подумав, собрал агрегат из электролампочки, телеграфного ключа, трёх конденсаторов, трёхфазного киловатного двигателя и ручного привода.

Немного пошаманив с двигателем — намагнитив железо ротора к счастью нашедшимся довольно сильным постоянным магнитом, и ещё раз проверив по формулам достижимость режима генерации с самовозбуждением, начал энергично вертеть рукоятку привода двигателя. Затем сказал Исидору замкнуть телеграфный ключ. Нагрузка на рукоятку сразу ощутимо возросла, а нить лампы засветилась едва заметным тусклым накалом.

Опыт произвёл на профессора должное впечатление. Покачав головой, он поздравил Матвея с успешным опытом, и… продолжил экзаменацию. На этот раз проверке подверглись знания о принципах прокладки электросети внутри помещений. С трудом, но и этот экзамен Макаров выдержал.

— Ну-с, молодой человек, подвёл итог преподаватель, знания у Вас есть. Так что могу рекомендовать Вам посещать наше учебное заведение. К вашим знаниям нужно добавить совсем немного, и Вы сможете получить диплом у нас.

— Аркадий Павлович. Я вот почему Вас проверить мои знания попросил. Напишите мне бумагу, о том, что я знаю как прокладывать электросеть в помещениях. Так чтобы меня взяли на работу электромонтёром, или на крайний случай — помощником электромастера. А то дома покушать ничего нет, — жалобным тоном закончил Матвей.

— Хорошо, молодой человек. Профессор взял лист бумаги, записал результаты проверки, поставил реквизиты учебного заведения и свою подпись.

— Пожалуйста. Вот вам ваша бумага. Надеюсь на вашу ответственность, молодой человек. И подумайте всё-таки о получении полноценного образования у нас.

— Хорошо.

Попрощавшись с преподавателем, братья вышли на улицу.

— Ну что, Исидор, — повеселевшим голосом подвёл итог Матвей. Есть бумага, подтверждающая мои знания. Значит можно попытаться устроиться.

— Тогда на биржу труда пойдём? — спросил брат.

— Зачем? Будем пытаться сначала самостоятельно устроиться.

Попытка найти работу однако, затянулась надолго. Опытный Макаров, руководствуясь лишь ему известными признаками, отсоветовал наниматься в двух конторах, которые посетили братья.

Свой отказ Макаров мотивировал тем, что ему не понравился заказчик работ.

— Знаешь что, Бронштейн. Видел я такой психотип людей. Сцуки они. Пользуются своим служебным положением и считают, что нижестоящие им БЕСПЛАТНО работать должны. Ты им сделаешь что-нибудь, а оплату "калёными щипцами" не вытащить. Воспринимают твои законные требования чуть ли не как личное оскорбление. Да вдобавок ещё и норовят тебя ответственным сделать. Лучше не связывайся.

Работу найти удалось в горсовете.

Американов Апполинарий Михайлович, заведующий хозяйственной частью учреждения, выслушал Матвея и прочитав бумагу из электротехникума, непритворно обрадовался.

— Товарищи, вы очень вовремя! Наш электромонтёр заболел, тиф, и сейчас некому проводку прокладывать. Так что Вас, раз уж вам бумагу выписал сам Аркадий Павлович, на должность беру. Оплата сдельная, понедельная.

— А покушать у Вас можно будет? В зачёт зарплаты. А то мы голодные, — решил проверить границы возможного Макаров.

— Отчего нет? Вот вам пропуск и два талона на питание. Вы оба у нас будете работать?

— Брат будет постоянно. А я хочу попытать счастья в бывшем киевском университете.

— Ну так за чем дело встало? Работайте во вторую смену, а утром учитесь.

Апполинарий Михайлович занёс имена ребят в ведомость, и повёл их в подсобку — получать инструменты и провод.

Указав распределительный щиток и куда тянуть проводку, Американов ушёл по делам.

Работа у братьев спорилась. Проверив индикатором наличие "фазы" в щитке, Матвей и Исидор принялись закреплять на стене фарфоровые изоляторы, на которые потом натягивали скрученный толстый двойной медный многожильный провод в лакотканной изоляции.

Смену ребята отработали. Провели в несколько помещений сетевой провод, и даже успели смонировать освещение. Старинные лампы накаливания Эдисона, с угольной(!), а не вольфрамовой нитью накала, изрядно повеселили вселенца. Но ни одна лампа не была разбита, и к окончанию смены несколько кабинетов озарились яркими по сравнению со светом керосинки электрическими лучами.

Поужинав по выписаным талонам в столовой учреждения, довольные первым рабочим днём братья возвращались домой. По пути решили зайти на киевский рынок — купить съестного, — Макарову удалось выпросить немного денег взаймы до получки.

Киевский привоз — место колоритное. Нарядные ларьки нэпманов. Бородатые мужики-крестьяне, задорно торгующиеся с покупателями. Рыскающие в толпе карманники, незаметно облегчающие зазевавшихся граждан от честно и не совсем заработанных денег. Цветастые платья цыганок, гадающих желающим. Они-то и послужили причиной происшествия.

На площадь посреди рынка внезапно вышли комсомольцы, в характерных шинелях, и начали громко вещать народу о пережитке прошлого — гадалках.

Цыгане не остались в должниках. Из разных углов как чёртик из табакерки выкатились дюжие цыганские парни и вначале угрозами, а затем и кулаками попытались прогнать комсомольцев. Завязалась драка.

Рядом с братьями Бронштейнами сцепились невысокий комсомолец и крепкого вида цыган. Цыган, явно физически более развитый, одолевал комсомольца, и справившись с его захватом, стал душить.

Матвей не остался безучастным. Подхватив попавшийся под руку дрын, он огрел цыганского забияку по голове, оглушив того. Щуплый комсомолец оттолкнул потерявшего сознание противника, встал, отряхнул шинель от грязи и снега, утёр разбитый нос и обратился к Бронштейну.

— Спасибо, товарищ. Вовремя вмешался. Этот гад чуть меня не задушил. Отдышавшись, он хотел было броситься на выручку своим товарищам, но это не потребовалось. Вдали раздался пронзительный свист постового, а затем выстрел в воздух. Цыгане посчитали за благо ретироваться.

Рядом с братьями Бронштейнами, жалобно тренькнув, упала цыганская гитара, выброшенная из гущи дравшихся мощным пинком. Макаров взял её в руки и с огорчением рассмотрел треснувший корпус.

Щуплый комсомолец, закончив давать показания постовому, вернулся к братьям.

— Давайте знакомиться. Я — Островский Николай. Алексеевич по батюшке.

— Братья Бронштейны. Исидор и Матвей. Что с цыганами не поделили? — спросил Макаров.

— Да вот был проездом в Киеве, ребята из комитета комсомола попросили помочь провести антирелигиозную акцию. Шли через базар, а тут цыгане эти, доверчивых граждан дурачат. Мы решили вмешаться, остальное вы сами видели.

— Островский, Островский — мысленно бормотал вселенец. Это ведь автор книги "Как закалялась сталь"! Культовый роман о комсомольцах! Имя и отчество тоже совпадают!

Сев на колоду, ребята разговорились.

Глава 5. Ответственность исследователя. И прежде всего — перед самим собой!

Вечером Исидор и Матвей сидели на кухне, обсуждая новости прошедшего дня.

— Вот брат, не стали мы сиднем сидеть дома, попытали удачи — и нашли работу! — довольным тоном прокомментировал Матвей, а на самом деле — пришелец Макаров итоги дня.

— Митя, ты меня сегодня сильно удивил, — ответил Исидор. Не ожидал, честно говоря, от тебя такой прыти.

— Ну, брат… Помнишь, как я сегодня с кровати сверзился?

— Помню. Ты мне ещё тогда сказал, что тебе кошмар снился…

— Ага. Как меня, аккурат в 1938 году, расстреляли. Тёмный подвал, меня избитого, подняли пинком с пола камеры, сказали, чтобы я шёл за конвоиром, мол, переводят меня в новую камеру. Это, оказывается, у них такая уловка, чтобы смертник, которому уже нечего терять, вдруг не набрался бы смелости, и не атаковал. Причём гады, всё учли. Тебя вводят в коридор, а сзади, в стене, окошко. Вот из него палач и стреляет, причём подло — в затылок идущему и ничего не подозревающему человеку.

— Митя, ты чего? — удивился и испугался Исидор. С чего бы то это тебя расстреливать?

— А что, повод нужен?

— Ну да. Мы же в стране победившего пролетариата живём! И на евреев гонения канули в лету. Наших много в правительстве большевиков. Ну, разве что ты в своём сне занялся контрреволюционной деятельностью…

Матвей покраснел.

— Не без этого. И вот что странно — мне в вину ставили… троцкизм. Разделяю я, мол, идеи и методы товарища Троцкого.

— Я тогда вообще ничего не понимаю, — растерялся Исидор. Троцкий же один из вождей Революции. Можно сказать, её трибун. Как это так — в стране рабочих и крестьян идеи Троцкого — контрреволюция?!

— Ну, Исидор, я думал, ты сообразишь. Есть же пример, у всех на слуху…

— Это Великая Французская Революция? — догадался брат.

— Она самая. Робеспьер, я думаю, тоже очень удивился, когда его гильотинировали. И знаешь что, Исидор?

— Что, Митя?

— Я думаю, что нам нужно придерживаться такой стратегии:

Из партий, как бы их не звали,
Опоры мы не создадим.
Нам также чужды их печали,
Как мы, и наши нужды, им!
— Фауст, Гёте, — прокомментировал Исидор. Знаю этот отрывок из поэмы, читал. Так ты Митя, считаешь, что мы должны самоустраниться от участия в политической жизни общества?

— Полностью самоустраниться не выйдет. Но вот наивным, восторженным дурачком быть, категорически не стоит. Всегда нужно выяснять, что стоит за тем или иным политическим решением. И на что тебя могут подталкивать "товарищи". В моём сне, меня вынудили, даже не так — я сам, слишком уверовав в могущество научного знания, написать письмо-воззвание к рабочему классу. Мол, Социалистическое Отечество в опасности! Мол, идёт тихой сапой контрреволюционное перерождение страны. И рассчитывал я на то, что рабочие поддержат меня. Вот идиот был!

— А что там такое приключилось? Сон помнишь?

— Не очень хорошо. Но мне не только это снилось. Ещё бредятина какая-то…

— О чём?

— О будущем человечества. О так называемом "поздневековье". О превращении человечества в "человейник" и крахе идей Просвещения.

— "Поздневековье", это, по аналогии со средневековьем? — показал свою изрядную сообразительность Исидор. То есть, провал на новом уровне к общественным отношениям, характерным для Средних Веков? Вплоть до нового сословного расслоения общества?

— Ну да. Наша эпоха, которую можно назвать эпохой НТР — научно-технических революций, дала человечеству возможность использовать громадные природные ресурсы планеты Земля. Нефть там, железные руды, алюминий вот скоро станет массовым металлом, как мечтал Чернышевский.

— Но эти ресурсы, особенно нефть, небезграничны. Когда-нибудь закончатся и обостриться конкуренция за оставшиеся, — снова проявил смекалку Исидор. Но почему ты считаешь, что вернуться старые порядки? В одну и ту же воду нельзя войти дважды…

— Видишь ли, в чём тут дело, брат, — задумчиво произнёс Матвей. Я думаю, что идеи социального прогресса зиждутся на весьма шатких предположениях. О том, что мол, воспитание — это альфа и омега процесса формирования личности. Я, почему-то уверен, что это не совсем так. Многие поведенческие реакции человека имеют врождённые основы. И их никаким воспитанием не переделаешь.

— Ну, не знаю. Я всё-таки верю в идеи просветителей, Митя. Их действие же налицо! Те же социальные революции, что буквально порвали старый мир, они же как раз, результат этих идей.

— Я думаю, что все философские рассуждения на эту тему страдают одним очень существенным дефектом, брат.

— Каким?

— Они не научны. В лучшем случае, феноменологичны. Или если доходчиво объяснять, — рецептологичны. Я вот, считаю, что революции сотрясли Европу потому, что на карте мира возникло такое государство, как Североамериканские Соединённые Штаты. Они претендуют на мировое господство, и поэтому кровно заинтересованы "поджечь" "общеевропейский дом". Как говорили римляне, хочешь знать, кто причастен — ищи кому выгодно. Американам очень сильно мешает колониальная система европейских держав. Особенно, Англии. Америка, Северная и Южная, уже ими под контроль поставлены. Так называемая "доктрина Монро". Американский континент — вотчина САСШ. Посуди сам, революций, победоносных, до конца восемнадцатого века, считай, что и не было. А после — случаться стали, как грибы после дождя.

— А как же движения масс? Историческая роль рабочего класса? — удивился Исидор.

— Я думаю, это выдумка Маркса. Когда народ достаточно угнетён, он физически бунтовать не сможет. Банально убъют. Оружие-то у народа любое государство стремиться под теми или иными предлогами, изъять. Нет оружия — нет и рычагов контроля над государством.

— А демократическая избирательная система?

— А что она? Она выражает интересы тех, кто реально контролирует государство. Сейчас это капиталисты.

— Ну вот, а у нас — впервые в истории НАРОД контролирует государство.

— Исидор, не будь глупым. У нас пока пришедшие во власть политики, плоть от плоти народные представители. Но именно они, а не народ, обладают реальной властью. Ну а далее… Если не они, так пришедшие им на смену вновь почувствуют вкус власти — вседозволенность и безответственность, порождаемую пирамидой подчинения. Так что постепенно всё вернётся на круги своя…

— Отчего такие мрачные мысли, Митя? — после недолгого молчания, спросил брат. Давай лучше думать о том, как нам устроится в этой жизни. Твоя инициатива с устройством на работу, я тут подумал немного, просто отличный ход!

Поговорив, братья разошлись каждый в свою комнату. Матвей решил немного подышать свежим воздухом. Затем ему пришла в голову идея продолжить разговор с пришельцем об астрономии.

Достав из чулана самодельный телескоп из очковых стекол, он надел шубу и валенки, и залез на крышу дома, где была смотровая площадка для наблюдений.

— Макаров, ты здесь?

— Угу, отозвался пришелец.

— Поговорим об открытиях в астрономии?

— Почему нет? Ночь ясная, вон смотри, как вызвездило. Что хочешь услышать?

— Почему они светят? Источник энергии звёзд — это, очевидно, реакции преобразования элементов?

— Ну да. Водород превращается в гелий, за счёт этой реакции и светит Солнце и подобные ему звёзды. Хотя вообще-то источников энергии астрофизических объектов гораздо больше. Это и гравитационная энергия, выделяющаяся при падении вещества на плотные и тяжёлые объекты. И энергия "тёмной материи", частицы которой аннигилируют внутри звёзд, расположенных в центральной части Галактики, дополнительно подогревая их…

— Здорово! Я вот так подумал, что написать об этом сейчас — вреда не будет?

— Думаю, что если не вдаваться в мелкие подробности, то нет. Сейчас чего только не выдумывают. Если преподнести эти идеи как часть фантастического рассказа, или научно-популярного опуса, то вполне будут к месту.

— Макаров, жаль, что атомная энергия такой оказалась, — сменил тему разговора Бронштейн. Энергия из урана — это как подарок человечеству дьявола. Польза, по твоим словам, полностью перекрывается ущербом от проблемы с образующимися радиоактивными изотопами.

— Митя, я тебе об атомной энергии не всё рассказал. Когда я уже жил в Германии, произошло революционное открытие, в Италии… Если энергия из урана, как ты назвал, подарок дьявола, то то, что открыл итальянец Росси, — это подарок Бога. Ядерная реакция без образования долгоживущих радиоактивных изотопов… Такая, что реактор для неё, очень прост и безопасен получается…

Бронштейна буквально охватил бешеный восторг.

— И ТЫ МОЛЧАЛ?! Об этой возможности?!! — в мысленном вопле Бронштейна ярко отразились его чувства. Мог бы сразу о ней рассказать, а не об уране… Как хоть устроен реактор, и что за реакция в нём идёт?

— Реакция синтеза ядер водорода и… никеля. Причём подобную реакцию можно осуществить не, только для этих элементов, но и для водорода и палладия, железа, иных элементов, атомы которых образуют особые структуры. Реакция присоединения водорода, или точнее — протона к атомным ядрам любых элементов ВСЕГДА идёт с выделением энергии. Ибо протон в ядре связывается ядерными силами, и выделяется энергия связи. Вот между собой тяжёлые ядра реагируют с выделением энергии до железа. А после — уже энергию поглощают. Этот эффект, поглощения энергии при слиянии ядер железа, лежит, кстати, в основе причин взрыва так называемых сверхновых звёзд второго типа. После которого образуются нейтронные звёзды — гигантские атомные ядра звёздной массы.

— Но я отвлёкся, — сменил русло разговора Макаров. Так вот, реактор Росси настолько прост, что его можно изготовить уже сейчас, если знать, как правильно приготовить никелевый порошок…

Всплеск эмоций Бронштейна, услышавшего эту новость, был просто неописуем, он чуть было не пустился в пляс и не сверзился с наблюдательной площадки.

— Эх, вот и тема, для написания работы нобелевского уровня, и для революции в энергетике! — думал он.

— Митя, не увлекайся! — осадил его пыл пришелец. Давай-ка я тебе покажу, что может произрасти из реактора Росси, если его создать сейчас…

Перед мысленным взором Бронштейна появилась картинка. В пародийной форме на ней сначала было продемонстрировано, какие позитивные сдвиги в экономике СССР, а затем и всего мира могут произойти.

Атомные паровозы и пароходы, газотурбинные самолёты…

Но вот, в Европе начинается вооружённый конфликт, развязанный Польшей и поддержанный Германией.

В пародийной манере показывается лимит дальности полёта самолёта, двигатель которого питает углеводородное топливо. Взлетев с аэродрома под Берлином, тот долетает до Киева и… кончается топливо, аэроплан падает на землю.

Затем показывается аэроплан с атомным двигателем на базе реактора Росси. Он спокойно пролетает над Москвой, Уралом, долетает до Камчатки и возвращается обратно, на аэродром под Берлином. Затем взлетают армады бомбардировщиков и десантных аэропланов и… нигде не скрыть, не спрятать советскую промышленность от атак германских асов.

— Реактор Росси — это новое дыхание для доктрины Дуэ, авиационной гегемонии, — закончил поучительную демонстрацию последствий опубликования этого открытия Макаров. Рано его выводить на мировую арену. СССР пока страна аграрная. И угадай на счёт раз, кто быстрее эту сногсшибательную новинку реализует, на имеющихся промышленных мощностях? А?

— Блин, жалко — то как! — сокрушённо покачал головой Бронштейн. Если этот реактор такой простой как ты мне показал. Мы зимой мёрзли, дров мало было и дорогие они. А тут! Сделал ядерный бойлер, да хотя бы калорифер, и на одной зарядке топлива грейся всю зиму! Ведь и самовар можно на ядерную энергию перевести…

Видения "домашнего атомопанка" Бронштейна были настолько реальны, что Макаров не выдержал и рассмеялся, заставив захохотать тело Бронштейна.

— Ладно, думаю, "для дома, для хозяйства", можно и изготовить подобную штучку. Хотя молчать о ней нужно будет, аки партизан. Даже от своих домашних скрыть. Знаешь, лучше не будем рисковать.

Имя можно сделать и на более мирных вещах.

Глава 6. Программируем судьбу

— Так какие, как ты говоришь, "мирные", открытия можно сейчас уже публиковать?

— Ну, например, высокотемпературные сверхпроводники. Плюс теория, объясняющая хотя бы приближённо эффект сверхпроводимости. Кстати, я знаю, как можно сделать сверхпроводники, становящиеся сверхпроводящими аж при температуре пятисот градусов Цельсия!

— Ничего себе! Это тот самый эффект, если я правильно тебя понял, который обнаружил в замороженных жидким гелием ртути и свинце, Каммерлинг-Оннес? Эффект полного исчезновения сопротивления электрическому току?

— Он самый. Причём, что любопытно, прорыв в область высоких температур, больших тридцати градусов выше абсолютного нуля, состоялся в моей истории в восемьдесят седьмом году. Двое исследователей, Мюллер и Беднорц, обнаружили превышение температуры сверхпроводящего перехода в тридцать кельвинов в особой металлокерамике. До этого, почти три четверти века существенных подвижек в область высоких температур этот эффект не имел. Топтались в области гелиевых-водородных температур. То бишь, температур жидкого гелия и водорода.

— Понятно. В Бронштейне проснулся азарт. А в чём причина, каков механизм возникновения этого эффекта?

— Долго объяснять. Коротко же — в проводнике образуется "электронное поле", когда утрачивается различимость между разными электронами, и в результате дефекты кристаллической решётки, рассеяние на которых и является преимущественно причиной возникновения сопротивления электрическому току, становятся для таких "коллективных" электронов "прозрачными".

— Однако же, сверхпроводимость — это так сказать, "присказка" к настоящей работе нобелевского уровня. Запомни, Бронштейн, Нобеля дают за работы, которые мировое научное сообщество "ожидает". Простой пример — Эйнштейн. Его слава очень сильно раздута. Тогда как созданные им теории — СТО и ОТО, пожалуй, за исключением первой — пример непрактичности. Да и создал СТО, если как следует разобраться, не Эйнштейн, а Пуанкаре, который её Альберту подарил. А ОТО Эйнштейну фактически написала его жена — Милева Марич. Он кстати, поэтому и отдал ей часть своей нобелевки при разводе. Во всяком случае, математическую обработку идей Альберта, а то и помощь с самими идеями она ему оказывала.

Мюллеру и Беднорцу нобелевку дали потому, что уж очень долго орешек высокотемпературной сверхпроводимости "не раскалывался". Дадут ли нобелевку за повторение их открытия сейчас — не знаю. Скорее всего, нет, ибо нет эффекта длительного ожидания. Посчитают лишь дальнейшим развитием работ Каммерлинга-Оннеса.

— А тогда что может быть такой работой?

— За что Альберту дали Нобеля? Отнюдь не за создание новой физической теории, а за то, что в этой теории фактически было обосновано новое мировоззрение. Премия имени Нобеля — во многом политическая. Это кстати, озвучено в завещании Альфреда. Так что тебе нужна такая работа, которая сотрясёт мозги исследователей всего мира не хуже СТО и ОТО. И такая концепция у меня есть — это квантовая электродинамика. Сокращённо КЭД. Вот за неё Нобеля просто не смогут не дать — не поймут-с в мировом сообществе физиков.

Высокотемпературный сверхпроводник состава иттрий-барий-медь-кислород я знаю, как изготовить буквально на школьном оборудовании. Правда, школы конца этого века. Но, думаю, в бывшем Киевском университете лаборатории оборудованы не хуже. Лишь бы была установка получения не то что жидкого гелия, а хотя бы жидкого воздуха.

— А если не будет? — затаив дыхание от волнения, спросил Бронштейн.

— Тогда — есть ещё варианты. Наиболее оптимальны следующие:

— синтез супермагнита кобальт-самарий. Или неодим-железо-бор. Их рецептуры и технологии получения я представляю, бо работал пару месяцев над новыми материалами для сверхмагнитов. Если удастся разжиться хорошим химическим оборудованием, то можно вообще, потрясти научный мир, пожалуй, что и покруче, чем Каммерлинг-Оннес. Супермагнитами на десять-двадцать тесла индукцией. Причём постоянными! То есть, намагниченными кусками вещества. Но с такой магнитной индукцией, о которой сейчас и думать бояться.

— Тесла это сколько в Гауссах? — полюбопытствовал Бронштейн. Я знаю хорошо лишь систему мер СГС.

— Понятно, система СИ, к которой я привык, появилась намного позже даты твой смерти в моей истории. Один Тесла — это десять тысяч Гауссов.

— Ого! Магнит силой в сто тысяч гауссов — это впечатляет! В сто тысяч раз более сильный, чем магнитное поле Земли! Это действительно будет серьёзное изобретение в технике.

— Увы, не слишком радуйся, Митя, — осадил восторг Бронштейна Макаров. Для самого простого супермагнита — неодим-железо-бор, как следует из названия, нужен неодим. И если с железом и бором думаю, проблем в киевском университете не будет, то вот неодим… Это редкозём, как впрочем и самарий. Сомневаюсь, что они там найдутся, нужной степени очистки. Хотя, если РЗЭ в универе есть, то я могу их разделить. Дёшево и быстро. Как-никак работал в Германии и по этой теме.

— А как? Я читал, что РЗЭ потому и плохо изучены, как индивидуальные вещества, что их сложно разделить. Они похожи по химическим свойствам друг на друга, — выразил озабоченность возможными осложнениями Бронштейн.

— Видишь ли. В моё время начали активно развиваться нанотехнологии. Их практичнее было бы назвать атомно-молекулярными технологиями. Это, одним словом, манипуляция отдельными атомами и молекулами против манипуляции их массивами из квадрильонов единиц в самых продвинутых методах микроанализа ныне.

— Нанос — это карлик на латыни. И приставка, означающая одну миллиардную. Скорее всего, в твоём случае, от метра. Тогда да, как раз область атомов и молекул и получается.

— Проще было бы синтезировать супермагнит из нитрида железа. Если бы не одно но технологического плана. И азот и железо даже сейчас ни разу не дефицит. Но нитрид-железные магниты, кстати, самые мощные из мне известных, увы, очень непросты в технологии их изготовления. Как раз это и есть наноманипуляции веществом, когда молекулы в реагирующей смеси растут строго по заданному технологом плану.

— Да, жаль. Нет простого старта, к сногсшибательным достижениям, — огорчился Бронштейн.

— Ну почему нет? Например, есть ещё одна точка приложения усилий, не требующая сложного оборудования. И в то же время это революция в кристаллографии. Потрясение для кристаллографов сродни СТО и ОТО Альбертыча. И имеет важное народохозяйственное значение, да и не только — идеологически это тоже будет аховый урок мировой науке. "Не сотвори себе кумира", в этом плане.

— Это что за тема такая? — удивился Матвей Бронштейн.

— О группах Фёдорова что-либо слышал? — с подколкой спросил пришелец.

— Подобно тому, как в арифметике существует всего несколько действий над любыми числами, ученый нашёл 230 пространственных вариантов, которые могут занимать атомы в кристаллических телах, — без задержки мысленно выпалил Митя.

— Молодец! Хорошо подкован, посмотрю, — уже без иронии похвалил пришелец.

— Так что там такое с группами Фёдорова? — нетерпеливо спросил Бронштейн. Неужели существуют кристаллы вне его групп? То есть число возможных кристаллических решёток больше чем число 230???!!!

— Угу. Так и есть. Фёдоров допусти ту же ошибку, что и древние греки! Греки-математики считали, что множество действительных числе исчёрпывается числами натуральными и простыми дробями. И были буквально потрясены и раздавлены, обнаружив, что отношения сторон в произвольно взятом треугольнике — могут быть числами иррациональными, ни натуральными числами, ни простыми дробями точно не выразимые!

— Вот это да! — потрясённо произнёс Бронштейн. Так значит, можно получить монокристаллы групп симметрий запрещённого порядка?!

— Ну да. Например, вырастить из сплава марганца и алюминия правильный… додекаэдр, что Фёдоров запретил якобы. А ты — сможешь, и объяснишь! Это будет, при минимальном пиаре с твоей стороны, потрясение основ не хуже чем у Эйнштейныча! И практическое значение этого открытия — громадно! Ибо объясняет свойства алюминиевых сплавов. Из-за отсутствия понимания, что образующиеся в теле сплава микрокристаллы имеют запрещённые группы симметрий, технология алюминиевых сплавов долго развивалась "на ощупь", чисто опытным путём. И более того, даже обнаруживая "запрещённую" симметрию у изучаемых микрокристаллитов, извлечённых из алюминий-марганцевых сплавов, опытным путём, например, рентгеновским просвечиванием, эти результаты отбрасывали, даже не утруждая себя их проанализировать, — бо невозможна такая симметрия, и дело с концом!

— Есть и ещё у меня "научные плюшки", типа фуллеренов, например, но это оставим как запасной вариант.

Итак, тема для бакалавриата или что там у Вас сейчас? — спросил Макаров. МНС-ов и СНС-ов уже ввели взамен бакалавров и магистров?

— Не знаю — честно признался Бронштейн.

— Тогда, подведём итоги. Тебе нужно сделать себе имя. И получить Нобеля. Эта премия и международная известность, кстати, неплохие индульгенции от репрессий, в том случае, если мы решим остаться в СССР.

План же действий таков:

— Завтра идём в киевский университет. Пытаемся экстерном сдать экзамены за курс физики. Например, общей физики. Если это получиться, то попытаем себя и в химии, и в биологии. Три диплома лучше, чем один.

Тема кандидатской может быть такая: Квантовая Теория Бронштейна и её приложения к Теории Вещества. Звучит? — довольным тоном закончил Макаров.

— Звучит, конечно. Уши Бронштейна покраснели. Хотя это вообще-то плагиат, или даже мегаплагиат! Ты же отберешь, таким образом, достижения у целой кучи исследователей!

— Ну да. Бор и Гайзенберг в основном пострадают.

— А чем я прославился? Почему бы мои работы не опубликовать? — предложил Бронштейн.

Глава 7. Ключевые шаги

— Твои работы, Митя, из тех, что могли вырасти до нобелевского уровня, как раз были посвящены аспектам приложения квантовой механики к теории гравитации. Ты же предложил частицу — переносчик гравитационного взаимодействия — гравитон.

Увы, далеко продвинуться в этой направлении ты не успел — из-за глупости с "воззванием к рабочему классу". Думаю, не занимай ты "активную жизненную позицию" в общественной жизни, ты бы благополучно пережил тридцатые. Если бы не сгинул в Великую Отечественную, то мог стать признанным во всём мире гравитационистом. С другой стороны, гадать, кем ты мог бы стать — занятие неблагодарное. Ещё, кроме научной деятельности, у тебя были великолепные научно-популярные книги. "Солнечное вещество", "Атомы и электроны", "Лучи Х". Эти книги я читал еще, будучи школьником. Правда ты в той истории их написал после совета Самуила Маршака и помощи Корнея Чуковского, отца твоей будущей жены — Лидии Чуковской.

Соль, однако, в том, что даже если развивать только твои научные труды, то и здесь никак не обойтись без вмешательства в историю становления квантовой механики. Понятно почему?

— Понятно. Раз я стал известен предложением квантовать гравитацию…

— Не слишком рефлексируй по поводу своего "плагиата". Во-первых, можно взять по-минимуму, то есть изложить только основы квантовой механики, её формулы. Хотя и тут, Шредингера и Де-Бройля обидим. С другой стороны, на Западе заимствовать чужие идеи и выдавать их за свои, — норма! Например, изобретатель управляемого воздушного шара — дирижабля или цеппелина, отнюдь не граф Цеппелин. Или пример Попова и Маркони. Маркони вообще, как показали уже в моё время архивы, спёр изобретение у Попова. Так что не заморачивайся вопросами приоритета. Тебе сейчас главное, — поставить себя. И ни для Бора, ни для Де-Бройля не стоял вопрос выживания, как будет стоять перед тобой. Наконец, сделав себе имя на квантовой теории, можно потом будет плотно заняться теорией квантовой гравитации…

— Я понимаю, Макаров, — мысленно проговорил Бронштейн. Ладно, раз это важно, придётся переступить через предрассудки. Особенно в свете вскрывшегося морального облика западных коллег. Итак, если я тебя правильно понял, идём завтра в киевский университет и пытаемся пройти экстернат. Затем выбираем тему для кандидатской из озвученных тобой. КЭД, я думаю, стоит оставить для докторской.

— Неплохо бы, прежде чем идти в университет, написать нечто наподобие "учебного плана", по которому ты изучал науки. Полезно, и добавит тебе веса в глазах ректора.

— Неплохо бы, согласился Бронштейн. Тогда придётся встать часов в пять-шесть и набросать его. Справишься? Я-то не очень представляю, что нужно писать…

— Справлюсь.

— Ну а сейчас, давай посмотрим на Луну, — вспомнил о цели своего восхождения на крышу Матвей, посмотрев на спутник Земли, только что появившийся из-за горизонта.

Труба из очковых стекол давала слабое увеличение. Лунный диск лишь незначительно, при взгляде на него через трубу, увеличивал свой размер. Тем не менее, стали видны лунные кратеры.

— Вот ты как-то раз вначале нашего с тобой знакомства упомянул о том, что в твоё время стали реальными полёты в космос. Расскажи, а? — в тоне Бронштейна, оторвавшегося от созерцания естественного спутника Земли, послышались жалобные нотки. Интересно ведь. Человек на Луне побывал? И на Марсе?

— На Луне побывал, но увы, не наш, а американ. Точнее американы. САСШ не единожды запускали ракеты к Луне. Начиная с "Аполло-11" и заканчивая "Аполлоном-17". Одна из экспедиций была аварийной.

— Всего шесть полётов? — очень удивился Митя. И что, больше не было?

— Не было. Даже в моё время, когда начал худо-бедно "дышать" космотуризм. Но дальше низких орбит вокруг Земли люди не летали. Что государственные космонавты, что частные. Хотя, Элон Маск — великий американский бизнесмен, сделавший космос доступным "простым" гражданам, и выполнивший обещание сделать полёт в космос к орбитальной станции не дороже транстихоокеанского перелёта, уже в моё время готовил ЧАСТНУЮ экспедицию на Марс.

— ЧАСТНУЮ?!!! — потрясённо вслух выпалил Бронштейн. Это как?!! Я понял из твоего рассказа, что полёты в космос — очень дорогие. Хотя ты мне суммы не называл…

— Дорогие были. Первоначально. Первые полёты американцев на Луну обошлись им в сумму пятнадцати миллиардов долларов. Думаю, и у нас были потрачены суммы, на полёты космонавтов, аналогичного порядка. Но Маск тем и велик, что сумел, благодаря частной инициативе, так поставить разработки своих космических кораблей, что они обошлись ему даже на первоначальном этапе в десятки раз дешевле, чем аналогичные государственные. И думаю, причина здесь в том, что госструктурам нет смысла экономить, они стремятся оплатить свою деятельность по-максимуму.

Маск сумел довести до предела идеологию одноразового носителя, после обнаруженных проблем с многоразовостью. Вообще её, многоразовость пытались вводить неоднократно и ранее, но суперэкстремальные нагрузки на космические аппараты сделали её бессмысленной. После пары аварий Маск решил вернуться к концепции одноразового носителя. Но максимально удешевить его. И это ему удалось — его КБ довело до ума "цельносгораемый носитель", идею которого выдвинул ещё Артур Фридрихович Цандер.

Массовый РН Маска штамповался в моё время на конвеере, и его себестоимость была в пределах полумиллиона долларов, и самое смешное — имела тенденцию к снижению, ибо объём заказов только рос!

— Полмиллиона?! Ничего себе дешевизна! — удивился Бронштейн.

— Митя, ты забыл про инфляцию. Дели цену моего времени на тридцать примерно — узнаешь цены в масштабе цен твоего времени.

— А! Тогда да, действительно, немного.

— Так вот, я не знаю, кактам далее развивались события — попал к тебе, но думаю, на Марс Маск полетел. Его ракеты сделали космос доступным.

Однако, до Маска космос исследовали в основном автоматическими межпланетными станциями. Так сказать, предварительный этап исследований Солнечной Системы. Мы, я имею в виду Советский Союз, начали очень бодро, хотя когда читаешь воспоминания участников нашей космической программы, то не покидает ощущение, что наш первоначальный триумф, был, в общем-то случаен. Лишь благодаря энергии Сергея Павловича Королёва мы добились кратковременного, на десятилетие, мирового лидерства в деле освоения космического пространства. Да и то, в основном, околоземного. Уже в семидесятые годы лидерство стало уходить к США — это так стали называть тогда САСШ. И международный договор об использовании космического пространства составили мы криво — оставили там лазейку размером с тихий океан…

— Что за лазейка?

— Видишь ли, тогда, в шестидесятые, из-за чудовищной дороговизны космических полётов все были уверены, у нас по крайней мере, что осваивать космос под силу только государствам. А частные организации упомянуть забыли! То есть формально, на частных лиц этот договор не распространяется, и они могут пользоваться старым морским правом. Согласно которому, тот кто первым достиг новой земли и поставил свой флаг, а затем в течении пятнадцати лет подтвердил свои претензии на эти территории, является их владельцем. Так что договор "О освоении небесных тел включая Луну", вполне может отправится на свалку истории. Хотя, я думаю, что Китай Америке ещё покажет в таком случае, где раки зимуют.

— Ладно, это интересно, но не про астрономию, — вернул русло разговора к началу обсуждения Бронштейн. Что открыли в Солнечной Системе. Сильно она у вас отличается от наших представлений о ней теперь?

— Очень сильно. Например, на Марсе — ледяная пустыня. Этакая "планета Антарктида". Давление атмосферы одна стопятидесятая от давления на Земле, и вода на Марсе хоть и может быть жидкой, но только под слоем вечной мерзлоты, как у нас на Колыме и Индигирке, или, в открытых водоёмах, сильно солёной. Представь себе озеро с крепко посоленной водой, с её температурой около минус шестидесяти градусов по Цельсию! Жизнь на Марсе до моего ухода успели найти. Примитивные бактериальные сообщества.

— А Венера? Что там?

— Венера — планета-ад. В буквальном смысле. Давление на поверхности в девяносто два раза выше чем на Земле. Океанов нет, из-за того, что температура на поверхности превышает критическую для воды. Температура на поверхности Венеры где-то четыреста пятьдесят градусов по Цельсию. Воды на Венере тоже практически нет, — улетучилась за миллиарды лет под действием солнечной радиации. Вместо неё знаменитые облака Венеры формирует… серная кислота! Так что имя, данное Утренней Звезде арабами — Люцифер, куда более ей подходит.

— Жаль. Я мечтал о венерианских джунглях… — грустно подумал Бронштейн.

— Зря сожалеешь. Нет ничего страшнее жизни, эволюционирующей в таких джунглях, в условиях постоянной жары в течении миллиардов лет. Там такие чудища возникнут — мама не горюй! Вполне возможно, что если бы Венера сохранилась как живая планета, на Земле разумная жизнь бы не возникла — бо Земля была бы ещё миллионы лет назад освоена бы монстрами с Венеры.

А чтобы понять, что в вечно жарких джунглях может возникнуть — почитай подробные отчёты об экспедициях в африканские джунгли, в сельву долины Амазонки, о том, какие гады живут в джунглях острова Борнео. Сразу глупый энтузиазм улетучиться, когда узнаешь о глистах, которые там кишмя кишат, или хотя бы про тех же пиявок, которые заметь, не в реке к ногам цепляются, а… с деревьев падают!

— Дааа… — только и смог произнести вслух Бронштейн. А что нашли за орбитой Марса. А Меркурий?

— Меркурий — планета-слиток. Может знаешь такую поговорку:

— Почему Луна, не из чугуна?

— Потому что на Луну, не хватило б чугуну!

Так вот, можно сказать, что Меркурий состоит из "чугуна". Фактически он, согласно данным миссии Маринер, а особливо — Мессенджер и Бепи-Коломбо, является металлическим ядром некой планеты, что на ранних стадиях формирования Солнечной Системы претерпела катастрофическое столкновение с другой планетой, в результате чего мантия протомеркурия была сорвана, и осталось только металлическое ядро, покрытое тонкой коркой силикатов, во многих местах дырявой. Возможно, в будущем здесь будет главный карьер человечества по добыче металлов, судя по тому, как резво стартовал Маск. Ну а на ближайшую преспективу, в моё время, началось промышленное освоение астероидов, среди которых тоже много осколков металлических ядер протопланет. Когда я попал в клинику Алексея, во всю уже шли на Землю космические транспорты с грузом золота и платиноидов.

— Вот это да! — восхитился Бронштейн.

— Об том, что обнаружили за орбитой Марса, поговорим в следующий раз, не стоит всё "сладкое" сразу есть.

— Представляешь, опубликовать всё это, хотя бы в форме фантастического произведения теперь!

— Опубликуй, советую, даже требую! Попадёшь в струю, и в отличии от множества современных тебе литературных поделок на данную тему, твои опусы с течением времени будут лишь набирать авторитет. А сейчас, давай пойдём домой, а то я уже замёрз! — пожаловался на крепкий морозец Макаров.

— Я ТОЖЕ. Матвей Бронштейн снял с треноги самодельную зрительную трубу, и забрав треногу, спустился с крыши. После чего, зайдя в свою комнату и запалив керосиновую лампу, разделся и лёг спать. Впереди был рассвет, рассвет нового мира.

Глава 8. А университета-то в Киеве и нет!

Утром хорошо выспавшийся, — вечернее бдение за самодельным телескопом благотворно сказалось на сне, Матвей Бронштейн встал, и с подачи Макарова сделал утреннюю гимнастику.

— В здоровом теле здоровый дух? — немного с иронией спросил пришельца Бронштейн, когда тот закончил отжиматься от пола. На занятия физкультурой ушел почти час.

— Большая Редкость! — закончил фразу Макаров. Надо знать полный вариант поговорки. Смысл кардинально иной. А вообще-то утренняя гимнастика на десять-пятнадцать минут — бесполезна. Ибо нагрузку нужную на организм не даёт. Если хочешь чего-то физическими упражнениями добиться, нужно заниматься не менее часа ежедневно.

Закончив зарядку, Матвей прошёл к письменному столу, взял огрызок карандаша из ящика и листок пожелтевшей бумаги. Аккуратно заточил карандаш, сберегая грифель, и задумчиво уставился в стену.

Макаров перехватил управление общим телом и тщательно продумав текст, начертал на листе:

— Учебный план абитуриента Матвея Петровича Бронштейна, собственноручно им составленный и выполненный в период самостоятельного обучения с 1914 г по 1922 г…

К восьми часам листок был заполнен текстом, написанном бисерным подчерком, где в стройные колонки сводилось всё то, что знал сам Матвей Петрович, так и то, что сочли допустимым упомянуть из знаний пришельца Матвея Александровича.

— Уф, наконец-то, довольно откинувшись на спинку стула, подвёл итог проделанной работе Макаров. Мощный текст. Я одно время работал преподавателем в универе Москвы. И по учебной части планы составлять приходилось. Тут материала столько, что любой университет мира, по-уму, такого самоучку сразу бы научной степенью отметил. Но как тут дела обернуться…

Позавтракав печёной рыбой, в полдевятого, Бронштейн надел тёплые штаны, шубу и валенки, и договорившись с братом вернуться к четырнадцати ноль-ноль домой, дабы затем идти на работу в горсовет, отправился в Киевский Университет.

На улицах Киева было довольно оживлённо. Сразу бросалась в глаза запущенность коммунального хозяйства города — грязь на проезжей части улиц и тротуарах, снег не убирался и на улицах были целые заносы, среди которых, про протоптанным в снегу "каналам" шли пешеходы и везли подводы лошади. Лошадиный навоз слоем покрывал дно "транспортных каналов", и его запах составлял главную партию в богатом "сельского типа" оркестре запахов.

По центру проспекта, до которого добрёл Бронштейн, прогромыхал одинокий трамвай. Митя было рванулся за ним, к остановке, забитой ожидающими транспорта людьми, но тут вмешался пришелец.

— В трамвай не лезь! Ничего, ножками дойдёшь, не отвалятся.

— Почему это?! — возмутился Бронштейн. Трамвай недалеко от университета проходить будет! Доехали бы…

— Есть кое-что неприятное в общественном транспорте, что этого, что других времён. И именно потому, что он… общественный.

— Почему это? Что в этом трамвае такого?

— Если это общественный транспорт, то значит в нём могут ездить всякие. В том числе и больные такой популярной сейчас болезнью, как чахотка. Харкнет такой больной на пол транспорта, а ты в харчок втопчешся, придёшь домой, снимешь валенки, а руки холодной водой мыть в лом. Вот и заражение. Или кашлянет больной туберкулёзом в кулак, а затем им возьмётся за поручни, а ты после него — руками. Ферштейн?

— Ферштейн, уныло согласился Бронштейн.

— Не унывай! — подбодрил его Макаров. Мне любопытно на старый Киев посмотреть.

На деревьях, торчащих "взрывами" прутьев в серое небо сидели вороны, грозно каркая на проходящих внизу пешеходов.

Бронштейн шёл по тропинке, протоптанной в снегу, и вертел головой, вновь знакомясь с таким привычным пейзажем города. Макаров периодически показывал ему виды городов будущего, где он бывал. Сравнение оказывалось неизменно не в пользу настоящего.

Впереди показалось здание городской библиотеки, куда часто захаживал за литературой Бронштейн. Поравнявшись с входом в здание и увидев, что библиотека открыта, Матвей зашёл внутрь.

— Сейчас почитаем твоего Макиавелли, подумал он, поднимаясь в читальный зал. Любопытно, но в отличие от времён Макарова никто не потребовал от посетителя снять верхнюю одежду.

— Здравствуй, Матвей, — узнал завсегдатая библиотеки Макар Федорович, — библиотекарь читального зала. У меня грустная для тебя новость.

— Какая? — удивился Бронштейн.

— Со вчерашнего дня доступ к фондам библиотеки ограничен. Только по разрешению горсовета.

— Вот как? А что можно читать свободно?

Просмотрев список доступной литературы, Матвей почувствовал, как Макаров разозлился.

— Типичный 1984 год. По Оруэллу. Ограничения в доступе к информации. Посмотри, в свободном доступе только "Правда" и сочинения "классиков". А даже те же сочинения Пушкина я что-то в свободном доступе не вижу.

— Макар Федорович, а можно просмотреть вот такое вот сочинение? — Матвей назвал труд Макиавелли.

— Матвей, тебе мой совет, — внезапно подобравшись, ответил библиотекарь. Думай что говоришь. Для этой книги нужно персональное разрешение комиссара.

— А сочинения коммунистов-утопистов можно почитать? Кампанеллу там, Мора?

— Только с разрешения. Библиотекарь был непреклонен.

— Блин, что случилось-то? — раздражённый Матвей вышел на улицу.

— Наверно так блюдут "идеологическую чистоту" мозгов потенциальных читателей. Дабы они ненужные выводы из событий общественной жизни города не сделали, — отозвался пришелец.

Под воздействием знаний Макарова события в библиотеке внезапно обрели зловещую окраску. Без пришельца Бронштейн счёл бы, что так библиотечное начальство борется за сохранность книг.

Услышав рассуждения Мити, Макаров мысленно хмыкнул, и произнёс: — не без этого, но скорее это не основная причина.

Характерное здание Киевского Университета, красного цвета, в стиле "ампир", показалось из-за поворота. Было видно, что ещё совсем недавно в Киеве шли бои — по выщерблинам на стенах здания. Разруха же была видна по облупившемуся, непрезентабельному виду. Центральный вход был закрыт, и Матвей зашёл в здание со стороны внутреннего двора. Его взгляд зацепился за подводу, с которой перегружали уголь в бункер университетской котельной. Эта картина порадовала Макарова.

— Значит, можно надеяться, что и в лабораториях не пусто, раз городское начальство университет не забыло.

Зайдя внутрь, Матвей увидел людей, идущих по своим делам. Прошёлся по коридорам. Затем спросил парня, по виду — студента:

— Слышь, товарищ, где тут ректора можно найти?

— Ты чего? Ректоров и профессоров давно упразднили! Если тебе нужно начальство, то на третьем этаже спроси коммисара Высшего института народного образования им. М. Драгоманова.

Из дальнейшей беседы удалось выяснить, что ещё в 1919 г Киевский Университет был упразднён, а то учебное заведение, которое требовалось Бронштейну, это был физико-химико-математический институт.

Он расположился в другом крыле главного здания бывшего университета. Заместителем коммисара был Иван Иванович Шмальгаузен, к которому и направился Матвей.

Однако, выяснив, что Бронштейн не имеет ни к партийной, ни к комсомольской организациям никакого отношения, Иван Иванович сказал, что, увы, ничем помочь не может.

— У нас особый режим, нужно разрешение соответствующих органов. А так, по своей инициативе я человека "с улицы" принять не могу.

Матвей Бронштейн, разозлённый отказом, хотел уже было заикнуться, что мол, какая тут секретность, когда каждая собака в Киеве знает, что КФХМИ занимается копированием немецких разработок получения боевых газов, и что мол, они безнадёжно устарели, эти иприты-люзиты, и не безопасны в обращении, а будущее за бинарными нервно-паралитическими газами, но Макаров, услышав мысли разъярённого Мити, рывком поднял их общее тело и быстро вышел вон.

— Остолоп! Ты что творишь, твою мать! Хочешь "залипнуть"? Стать невыездным? Повторить судьбу Бекаури или в лучшем случае, Термена?!

— А кто это такие? — обиженным тоном спросил Бронштейн. Ты мне о них не рассказывал.

— Стратегическое упущение с моей стороны. Виноват. Исправлюсь в самое ближайшее время, — полушутливо-полусерьёзно ответил пришелец. Однако я теперь понял, почему ты поехал получать образование в Питер, а не поступил в родную альма-матер…

Глава 9. Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша

— Что-то я раздражительный сегодня, — подумал Бронштейн, выходя во внутренний дворик главного здания бывшего университета. Такого, как эта пресечённая тобой, Макаров, попытка "взять на пушку" Шмальгаузена, вдобавок детская какая-то, за собой ранее не замечал. Никак твоё, Макаров влияние?

— Очень даже может быть, согласился пришелец. Мозг-то у нас один. А сознаний две штуки. Причём моё — пришлое, и нейронные сети, в которых оно находится, молодые. Тогда как вообще-то мозг — это "эготрон" сознания, или как у вас ещё принято говорить, души человеческого индивидуума. В нём на протяжении эволюции человека и его предков, наработались механизмы борьбы с "расщеплением личности" на отличных друг от друга индивидуумов. Если же эти механизмы повреждены, то имеем расщепление личности — психическую болезнь. У тебя это психическое расстройство вызвано искусственно — действием аппарата Алексея из будущего. Но, раз я застрял в твоём черепке, то что-то пошло не так. И судя по всему, такое будущее, каким я его помню, твоему миру не светит.

— Это почему?

— Нуу. Не позорься. Тут же два плюс два сложить всего-то.

— А… Понятно. Вспомнил твоё "кино" о последствиях внедрения сейчас "реактора Росси".

— Ну да. Ты ведь и без меня был отнюдь не "маленьким человеком", раз в справочники мировой науки попал. Ну а с моими знаниями…

— Макаров, что мне грозит? Я не сойду с ума?

— Не знаю. Мы с Алексеем последние пару месяцев работали над теорией "психологической машины времени". Я перед попаданием в твой черепок, несколько раз "воплощался" в древних. Был дикарём, рабом, воином. Могу сказать, что тогда у меня контакта с "аборигеном" тела не было. Их сознание просто отключалось, от чувства потрясения.

— Кажется, я понимаю, как возникли первые религии, — Митя внезапно сменил тему разговора. И всё-таки, насколько то, что случилось со мной опасно для моей психики и жизни?

— Опасно, — подумав, сказал Макаров. Ты можешь повредиться в рассудке, если развитие новых нейронных сетей вдруг пойдёт как-то не так. Хотя у тебя мощный мозг и интеллект, судя по воспоминаниям твоих коллег, что я читал в твоей биографии. Так что бояться нужно мне, — я могу раствориться в твоей личности. Кстати, я был раздражительным типом. Мне пришлось выработать у себя целое искусство подавлять порывы гнева. Возможно, это моё качество перешло и к тебе.

— Что делать?! — в мысленном возгласе Мити послышался испуг.

— Прежде всего, не паниковать! Паника всегда ведёт к провалу. Что делать? Пытаться сохранить рассудок! Ведь у Алексея я настолько продвинулся в самопознании, как любят рассуждать индусские философы, что приобрёл способность тонко настраивать процессы мозга. Так что придётся заняться нам с тобой, Митя, йогой. Брэйн-йогой, философское течение американо-индусского происхождения, весьма популярно там откуда я пришёл. Поскольку никто нам сейчас помочь не может, — это единственное средство для борьбы за душевное здоровье.

Угрюмый Бронштейн пошёл по улицам Киева, смотря прямо перед собой. Мрачные мысли, что поселились в его голове, заставляли сознание балансировать на грани паники.

Наконец, появился дом, где жила семья Бронштейнов. Исидор был дома, и за время отсутствия Мити успел сшить из крепкой плотной мешковины из-под чайных мешков, что однажды нашли братья во дворе, пару спецовок.

— Ты, Исидор, прямо как Слава Зайцев, — не подумав, произнёс Макаров, рассматривая творения брата Бронштейна.

— А кто это такой?

— Знаменитый модельер. Впрочем, ты его не знаешь…

Слух резанула какая-то неправильность в ответе брата. Спустя мгновение, стало понятно, что не так, — брат заметно заикался. Раньше это не доходило до сознания из-за привычки. Но сейчас, напуганный разъяснениями пришельца разум Мити обратил внимание на дефект речи Исидора.

— Брат, давно ты заикаешься?

— Д-давно, удивился Исидор. Т-ты, кстати, тоже заикался, но год назад сумел от него исцелиться. А я-я не сумел…

— Нужно будет решить проблему твоего заикания. Мешает оно тебе сильно.

— А к-как?

— Ну, попытайся говорить так медленно, чтобы для заикания не осталось просто возможности. Контролируй речь сознательно. И говори простыми фразами.

Оставшиеся полчаса до выхода на работу, Исидор пытался избавиться от заикания. К концу получасового интервала у него стало получаться произнести одно слово хоть и медленно, но без заикания.

В здании горсовета братьев сразу атаковал завхоз Американов.

— Матвей и Исидор? Вас очень хотел видеть Аркадий Павлович.

— А в чём дело? Какие-то проблемы?

— Я сегодня утром зашёл в электротехникум. Спросить Аркадия Павловича, насчёт твоей бумаги, Матвей. А он буквально атаковал меня просьбой найти тебя. Мол, найдите мне этого гениального молодого человека, что придумал, как сделать из асинхронной машины автономный генератор! Мол, у тебя ключ к решению проблемы электрификации города!

— Так уж и ключ! Преувеличивает Аркадий Павлович. Всего лишь показал ему, как можно добиться автогенерации асинхронного двигателя, ведь электрические машины обратимы. Генератор из асинхронного двигателя не очень удобен. Во-первых, возможен срыв генерации, при перегрузке. Во-вторых, нужна стартовая намагниченность ротора асинхронного двигателя, используемого в качестве генератора. Если же её нет, то и генерации не будет. И, при срыве генерации из-за перегрузки, ротор размагничивается.

Ещё генератор на базе асинхронного двигателя требует конденсаторов, без них генерации не будет. Если для генератора на базе маломощного двигателя проблем нет, то мощный генератор требует уже целых батарей конденсаторов для получения тока частотой пятьдесят герц.

— Матвей, ты это, Аркадию Павловичу, скажи.

— Ладно, завтра зайду. Не получилось у меня в институт, что на месте бывшего киевского университета организован, поступить. Так что завтра утром я свободен. КФХМИ же, — военное учреждение, человеку "с улицы", без одобрения партии, хода туда нет.

— Так ты в физико-химико-математическом хотел учиться? Зря. Он же "режимный"! А студентов учат в институте народного образования. В другом здании бывшего киевского университета расположен.

— А… Вот как! Я-то думал, что КФХМИ образовательно-исследовательский институт. Матвей заметно повеселел.

— Слышишь, Макаров? Вспомни, раз ты мою биографию читал, с кем я тут, в Киеве, науки учил?

— Действительно, упущение с моей стороны! — раздосадовано отреагировал Макаров. Как я мог забыть о Тартаковском! О других!

— Тартаковский? Кто это?

— Руководитель киевского студенческого кружка любителей мироведения.

— Ребята, прошу вас, с лампами обращайтесь осторожно, — предупредил Бронштейнов завхоз. Ламп у нас мало, они ещё с царских времён на складе хранились. Повезло — не разбили их во время Гражданской. Лампы дорогие, и стоимость каждой разбитой лампы я вычту из вашей зарплаты.

— Товарищ, не беспокойтесь. Мы не какие-то там "жопорукие ламеры", — отреагировал Матвей. Отнесёмся к дефицитному прибору со всем почтением. Ну а если всё же случиться инцидент, то, чему быть, тому не миновать. Хотя я уверен, что ни одной разбитой лампы по нашей вине вы не увидите, а вот неисправные, с заводским дефектом — увы, могут обнаружиться. Ведь гарантийный срок у них уже вышел?

— Да какая может быть гарантия! Власть в стране переменилась! Та компания, что лампы эти закупила, уже не существует. И обязательства её недействительны. И Матвей, что это за слово такое, ламер?

— Это, товарищ, то же самое, что ЛомАстер-МастЕР. Мы не такие.

Получив инструменты и материалы под расписку на хозскладе горсовета, братья приступили к работе. За шесть рабочих часов успели смонтировать два щитка освещения, электросети и электрифицировать три кабинета. Лампы не одну не разбили, но, как и предсказывал Матвей, обнаружилась одна неисправная. Её Матвей сумел выпросить у завхоза "на изучение".

— Всё равно, Алексей Иванович, завтра я утром иду в электротехникум. Вот и покажу её там специалистам. Может, придумаем, как такие лампы у нас выпускать. Ведь это лампы Эдисона! У них нить угольная, а не вольфрамовая. Вольфрам сейчас дефицит, а вот уголь — ни разу.

— Не так всё просто, ребята, — проявил скепсис завхоз. Думаете, вы такие одни умные? Пытались у нас выпуск ламп наладить, с угольными нитями. Не вышло. Уголь какой-то особый нужен. Говорят, Эдисон для своих ламп какой-то особый вид бамбука использовал.

— Ого, Алексей Иванович. Не ожидал, что вы эту легенду слышали.

— Я, Матвей, чай не валенок, а образованный советский гражданин! Журнал "Популярная Механика" в библиотеке, старые дореволюционные подшивки, на английском языке! читал. Там эту историю и видел! И почему ты её легендой называешь?

— А вы, Алексей Иванович, не поняли, в чём тут подвох?

— В чём? Не интригуй!

— Эдисон показал себя прижимистым дельцом. Тщательно охранял тайну технологии своих изобретений. И неужели Вы думаете, что он в "Попмехе" выложил бы тайну основного элемента своей электролампы? История с "японским бамбуком" — типичный фейк, для "запарки" мозга простодушных конкурентов. А реально, хитрый Эдисон скорее всего использовал какой-нибудь доступный тканый материал. Возможно синтетическое хлопковое волокно, что-то типа медноаммиачного шёлка.

Американов удивлённо посмотрел на Матвея.

— А ведь и, правда!

Взяв неисправную лампу в руки, он внимательно рассмотрел нить.

— Действительно, она же двойной спиральности! Щепку так не свернёшь! Молоток, Матвей!

— Так отдаёте лампу?

— Бери, чего уж там. Американов махнул рукой, и братья вышли со склада, направившись, домой.

Глава 10. Как получить диплом быстро

Наутро, наскоро перекусив захваченными вчера в столовой горсовета бутербродами с колбасой, и попив травяного чая, Матвей направился в электротехникум — разбираться, зачем он понадобился Аркадию Павловичу.

Зайдя в корпус техникума, он, не торопясь, прошёлся ещё раз по зданию, заглядывая в лаборатории, и составляя в уме примерную опись имеющегося оборудования. Кабинет Аркадия Павловича был последним, и, подойдя к неплотно закрытой двери, Матвей услышал голоса — преподавателя и ещё кого-то, ожесточённо о чём-то спорящих.

На стук из-за двери раздалось:

— Кого там нелёгкая принесла?! — голос принадлежал собеседнику Аркадия Павловича.

Матвей открыл дверь и вошёл в лабораторию. Аркадий Павлович сразу узнал его, и откровенно обрадовавшись, поспешил представить его собеседнику.

— Вот он, наш изобретатель.

— Товарищ, а кто Вы? — полюбопытствовал Бронштейн.

— Я комиссар электротехникума. Мне комитет партии Киева поставил задачу — обеспечить защищающие Киев воинские части электрогенерирующими установками. Чтобы можно было аккумуляторы авто заряжать, радиостанций. Мне сам товарищ Тухачевский объяснял:

— Макар, война даже ближайшего будущего — это война моторов. Чья армия будет лучше технически вооружена, та и победит.

— Так вот, продолжил комиссар. Я весь Киев облазил, в поисках, чего бы на роль электрогенераторов можно приспособить. Но нет в нужных количествах их! — с чувством произнёс Макар. Преподаватели же электротехникума объяснили мне, что делать в нужном количестве электрогенераторы предприятия Киева не смогут — работников нужной квалификации нет, и материалов потребных тоже.

И вот вчера мне Аркадий Павлович и говорит, что мол, обратился ко мне молодой человек, с просьбой проверить его знания. А в процессе проверки, возьми, и докажи, что асинхронный двигатель не только "насосом мощности" может быть, но при некоторой смекалке, и автогенератором тоже. Асинхронных двигателей в Киеве довольно много от прежних хозяев на производствах, которые передовым буржуям принадлежали, осталось. Так можно их использовать как электрогенераторы, или нет? Меня кстати, Макар Нагульнов кличут.

— Использовать асинхронный двигатель конструкции русского изобретателя Доливо-Добровольского как автономный электрогенератор можно. Но он хуже классического синхронного генератора. Во-первых, режим генерации неустойчив, при перегрузке происходит срыв магнитного потока, и электричество на выводах обмоток пропадает. При этом размагничивается ротор. А без "пускового" магнитного поля генератор такой конструкции не заработает.

— Матвей, так это же замечательно, что такой генератор при перегрузке сам по себе выключается! Это ведь означает, что ему предохранители не нужны! — отреагировал на реплику Матвея Аркадий Павлович.

— Так как, Матвей Бронштейн, возьмёшься руководить рабочими, что генераторы по твоему изобретению делать будут? Дело нужное!

— Я понимаю, что дело нужное, — инициативу в разговоре перехватил Макаров.

— Но есть одна проблема. У меня диплома нет. И как это получается — человек без диплома, мальчишка ещё, ответственным производством руководит.

Я же, Макар, сам учился. С четырнадцатого года и до сих пор. Не было у нашей семьи денег на гимназию. Но знаний, как сам Аркадий Павлович говорил, без малой толики на диплом достаточно. Я же не хочу терять время на учёбу того, что уже знаю. А знаю я немало — Аркадий Павлович только мои знания по электротехнике проверил. А вообще, я знаю столько, что сразу мог бы претендовать на дипломы, университетские, между прочим, по физике, химии и биологии. И математике тоже. Вот выдадите мне диплом электротехника, и я на законных основаниях смогу руководить любыми работами. Хоть на производстве, хоть в лаборатории. Я, если Вас правильно понял, думаю, что с толковыми инженерными и научными кадрами в Киеве проблема.

— Проблема, согласился Нагульнов. Чтож, я тебе обещаю, даже не так, — гарантирую. Сделаешь генератор, и рабочих на заводе обучишь, — диплом будет! Любого вуза Киева, хоть физический, хоть химический! У меня выход на центральное руководство Киева есть, так что пробьем тебе диплом!

— Лады, согласился Макаров. Неплохо бы нашу договорённость бумажно оформить.

— Ах ты, жук! — воскликнул Макар. Ладно, напишу бумагу.

— Макар, ты меня пойми правильно. Эта бумага даст мне возможность обосновать своё руководство на заводе.

— Молоток! Будет тебе бумага. Завтра сюда в это время приходи, и Аркадий Павлович тебе её передаст.

— И ещё, вспомнил Матвей. Я уже работаю в горсовете. Во вторую смену. Так что могу работать по вашему заданию только в первую.

— Лады, — согласился Нагульнов.

— Аркадий Павлович, обратился к преподавателю Матвей после того, как комиссар ушёл по своим делам. Для генератора нужен ведь не только электрогенератор. Но и его привод. Обычно это бензиновый двигатель.

— Двигатели есть. От мотоциклеток, у буржуев конфискованных. Кстати, Матвей, не поможешь разобраться, как такой двигатель в рабочее состояние привести? А то уже несколько дней с ним возимся.

— Тогда и у меня будет к вам просьба — пусть меня проэкзаменует математик, — выдвинул встречное предложение Макаров. И бумагу со списком математических дисциплин и оценками за своей подписью выдаст.

— Хорошо. Я сейчас Александра Валентиновича позову, он у нас высшую математику преподаёт. Только не затягивай экзамен надолго, Матвей. Помоги нам.

— Итак, молодой человек, спустя десять минут спрашивал преподаватель математики, что вы знаете из анализа? Теорию пределов проходили?

— Теорию пределов, производных, ряды Тейлора и Фурье, интегралы, дифференциальные уравнения, линейную алгебру и аналитическую геометрию, векторы и тензоры, топологию… — Матвей прервался, поскольку увидел на лице математика выражение, которое можно охарактеризовать словами "упала челюсть".

— Собственно, вот список того, что я самостоятельно изучал, — Матвей протянул математику листок с записанным им совместно с Макаровым позавчера списком известных им обоим научных дисциплин.

Математик на минуту углубился в изучение списка, затем вновь посмотрел на Матвея расширившимися глазами и произнёс:

— Однако! Батенька, да не всякий московский академик таким багажом знаний похвастать может!

Было видно, что список задел математика за живое.

В следующие полчаса Александр Валентинович гонял Матвея по разным разделам анализа. Дал задание найти несколько пределов, решить дифференциальное уравнение первого порядка, найти интегралы. Проблем эти задания Матвею, а точнее — Макарову, который приходил на помощь Бронштейну при малейших признаках затруднения, не составили.

— Да-с, сударь, анализ вы знаете, как бы ни лучше меня. Так что, коллега, поздравляю, с отличными оценками! — математик проставил оценки по проверенным им дисциплинам анализа и протянул бумагу Матвею. Надеюсь увидеть вас в числе преподавателей электротехникума.

— Спасибо, Александр Валерьевич!

Матвей вышел из аудитории, и направился в мастерские.

Движок, что пытались "гальванизировать", причём в буквальном смысле, работники техникума, был 3-сильным DKT производства одноимённой германской фирмы. Движок мастера уже перебрали, устранили механические неполадки, но запускаться он не хотел.

Задав очевидные вопросы, Макаров выяснил, что нет искры от магнето.

Посмотрев на магнето, Макаров быстро обнаружил, что оно — практически копия магнето известного ему ещё с детства двигателя Д-8. Возможная неполадка — замыкание в высоковольтной части и обнаружилась.

Матвей предложил разобрать трансформатор магнето, снять высоковольтную обмотку, и, используя катушки Румкорфа, которые в электротехникуме были ещё с дореволюционных времён, попытаться реанимировать магнето. После короткого препирательства с мастером, которому не понравился скоропалительный вывод "гимназиуса", предложение Матвея было принято, и аккуратно смотав провод, проверили "ампутированный трансформатор". Как и ожидал Макаров, ток на первичной обмотке трансформатора восстановился, что было видно по искрению контактов прерывателя, прежде отсутствовавшего. Подобрав катушку Румкорфа, Матвей добился возникновения стабильной искры на свече зажигания мотора. Новинкой для мастеров, работавших с двигателем, стало предложение Матвея зашунтировать конденсатором контакты прерывателя, для более эффективного использования энергии магнето и уменьшения искрения контактов прерывателя.

Наконец, полностью собранный двигатель установили на стенде. Макаров настроил магнето на небольшое опережение зажигания, чем вновь было породил дискуссию о его необходимости, но пригрозив уйти, Матвей "пробил" своё предложение.

Движок, после того, как Макаров произвёл предпусковое обслуживание — закапал топливную смесь в цилиндр двигателя и продул карбюратор, запустился "с полпинка". Чем вызвал уважительное похлопывание Матвея по плечу мастером.

Ещё полчаса ушло на присоединение к мотору через шкивы и ремень асинхронного двигателя.

Возникли проблемы — вращающийся на бешеной скорости асинхронник не хотел генерировать. Несмотря на подключённые к обмоткам батареи конденсаторов. Подумав, Макаров ввёл в схему получившегося генератора пусковой конденсатор, заряжаемый от магнето. И две кнопки — зарядка и пуск. После этого, асинхронник наконец выдал ток.

Матвею рукоплескали все — и мастер, и рабочие, и преподаватели, что консультировали работы над электрогенератором.

Спросив время, Матвей засобирался домой. Нужно было успеть на работу в горсовет.

— Знаешь что, сказал Макаров Бронштейну на улице. Мы возможно, сглупили. Впредь проявлять рвение не стоит.

— Почему?

— Ну, не ожидал от тебя, еврея, такого вопроса. Нам наш труд оплатили?

— Оплатили. Экзаменацией.

— Э, нет. Это не то. А вот "залип" мы себе могли нажить. Теперь нас всякие "халявщики" могут начать дёргать. А то и вообще, обязать нас работать "на коммунизм", и возникнут трудности с передвижением. На мораль начнут давить, типа, все напрягаются, строят новое общество, а ты…

Глава 11. Как не попасть в "сомнительную историю"

— Макаров, ты мне хотел что-то рассказать про Бекаури и Термена, которые по твоим словам "влипли".

— Бекаури — изобретатель радиоуправляемого фугаса. Директор ОСТЕХБЮРО. В тридцать восьмом был репрессирован. Ну и ежу понятно, что после начала работ по "разработкам стратегического значения" он не мог рассчитывать на поездки за рубеж. Вообще, это был "пунктик" Советов, — невозможность ездить за границу, по своему усмотрению. Понятно, что мотивировали это необходимостью бороться со шпионско-диверсионной деятельностью. Причём не без оснований — времена "железного занавеса" были самыми спокойными в истории СССР. Но для известности тебя как учёного, это минус, затруднения с выездом за рубеж. Ведь ты, если пошлёшь свои, точнее уже наши труды по квантовой электродинамике, например в тот же журнал "Nature", то, после оценки твоего труда, скорее всего получишь приглашение в какой-нибудь западный исследовательский центр. Возможно, в Кембридж, от Резерфорда. Вот сейчас, например, молодой физик Пётр Капица, учиться, и работает под руководством Резерфорда в Англии. И, надо сказать, добьётся признания у своего шефа. Имя успеет сделать за границей. А вот для Бекаури подобный путь УЖЕ исключён.

— А с Терменом что? Кстати, я, кажется, что-то о нём слышал. Это не он случайно изобрёл электромузыкальный инструмент "терменвокс"?

— Он, он самый. Пока у него всё в ажуре. Он завоюет бешеную популярность своими концертами в США, и, кстати, сделает миллионы на своих выступлениях и изобретательской деятельности! Так, например, охранная система знаменитой тюрьмы Алькатрас была разработана именно Терменом! И это послужит причиной его "депортации" в СССР. После чего на долгие полвека, если не больше он словно исчезнет с горизонта научной и музыкальной общественной жизни. В СССР его заставят работать на НКВД — это, как я тебе уже рассказывал, преемник ОГПУ. Самое удивительное, что после распада СССР Термен, который всю предшествующую жизнь был беспартийным, вступит в КПРФ! И будет мотивировать это тем, что дал обещание вступить в партию Ленину.

— Меня, жёстким тоном, выдержав паузу заявил Макаров, судьба ни того ни этого не устраивает. А вот с Капицы можно брать пример.

— И что для этого нужно?

— Не стать "невыездным". А мы, похоже, уже попали под "колпак". Нагульнов нас на заметку взял.

— И что делать?

— Не проявлять рвения. Ссылаться на то, что мол, ты теоретик, и с практикой у тебя не очень. Ну и соответствовать. Тебе, наверно, нет смысла сейчас круто менять маршрут своей жизни. Она у тебя в двадцатых складывалась просто отлично. Разве что ускорить немного события. Поехать учиться в Питер не в двадцать шестом, а уже в этом году.

— Знаешь, что, Макаров. Я понимаю, что в твои времена основная масса народа, как говорят, скурвилась. Но сейчас не тогда. Так что давай действовать по обстоятельствам и не делать скоропалительных выводов. У тебя, Макаров, тоже на глазах "очки". Чёрных предрассудков. Возможно, заботливо взлелеянных теми, кто вас победил.

— Бронштейн, не забывай, что ТЫ, от своих "очков", умер.

— Тогда давай, рассказывай, что и с кем я тут в Киеве делал и общался, перед тем, как уехал в Питер.

— Вот кусочек твоей биографии:

— В 1924 г. ты узнал, что при университете действует кружок любителей физики, и стал его посещать, а твой брат, желая поскорее встать на ноги, поступил на курсы стенографии.

Кружок, в который ты начал ходить, полностью назывался "физической секцией киевского студенческого кружка исследователей природы". Его руководителем и создателем был молодой физик Петр Саввич Тартаковский.

По характеру этот кружок был близок тогдашним "семинарам повышенного типа", которые готовили студентов к научной работе, давали возможность отбирать наиболее способных.

Кружок предназначался прежде всего для студентов, но сейчас, когда в стране происходят интенсивные общественные процессы, границы между различными социальными группами зыбки, легко проницаемы.

В кружке рассматривались и темы, относящиеся к классической физике (например, динамика бумеранга), и самые актуальные вопросы физики того времени.

По-видимому, Тартаковский очень быстро обратил внимание на тебя: всего через несколько месяцев — в январе 1925 г. — "Журнал Русского физико- химического общества" получил первую статью М. Бронштейна "Об одном следствии гипотезы световых квантов".

Ты интенсивно работаешь. В 1925 г. две твои статьи по квантовой теории взаимодействия рентгеновского излучения с веществом были опубликованы в известном немецком журнале "Zeitschrift für Physik", в 1926 г. — еще три статьи. В этих статьях ты показал хорошую математическую подготовку.

О тебе быстро узнают киевские физики и астрономы. Ты становится членом секции научных работников при Киевском окружном отделении Союза работников просвещения. Директор астрономической обсерватории С. Д. Черный и руководители физических семинаров Л. И. Кордыш и Г. Г. Де Метц высоко оценивали твою работу; их отзыв пригодился тебе при поступлении в Ленинградский университет.

— Вот с этого, Макаров, и нужно было начинать! А ты что натворил? Не нужно было пороть горячку!

— Ну, ничего плохого пока не произошло. Надеюсь.

— Что ж, хоть что-то полезное о моей грядущей судьбе в своём мире ты мне сообщил. Тартаковский, Чёрный, Кордыш, Де Метц…

— Наиболее серьёзную подготовку ты прошёл у Тартаковского. Вот к нему и нужно идти.

— Завтра и сходим, с утра. А сейчас нужно идти в горсовет…

Рабочий день в горсовете начался так, как уже начало становиться привычным. Пообедав в столовой, братья получили инструмент и материалы. Работа спорилась. Исидор, поверив в то, что ему по силам справится со своим недостатком — заиканием, усердно разрабатывал речь. У него уже получалось сказать, хоть и медленно, но без заикания небольшие фразы. Матвей же всячески поддерживал брата в борьбе с недугом.

Основную работу по прокладке электропроводки делал Матвей, а Исидор был "на подхвате". Но постепенно брат усваивал навыки и всё чаще выполнял отдельные операции самостоятельно.

Прошла пара часов. Братья тянули проводку к очередному кабинету, как вдруг из-за неплотно закрытой двери донеслись голоса о чём то ожесточённо спорящих комиссара и посетителя.

— Пётр Савич, нет у меня свободной бумаги! Так что не просите.

Собеседник не стал продолжать спор далее и вышел в коридор, как раз напротив братьев.

— Ну-ка, Бронштейн, "подвинься", надо с этим гражданином поговорить, пока не ушёл.

Матвей спрыгнул с раскладной лесенки, и быстрым шагом подошёл, к уже собиравшемуся уходить посетителю.

— Пётр Савич Тартаковский, если не ошибаюсь?

— Да, это я.

— А вы случайно не руководите студенческим кружком?

— Случайно руковожу, а что?

— Я Матвей Бронштейн. Самостоятельно прошёл дома полный курс гимназии, и смею надеяться, университета. Я хотел бы посещать ваш кружок, а если возможно, то и заниматься научной деятельностью.

— Вот как?! Похвально, молодой человек. А чем бы вы хотели заняться?

— Исследованием, которое может в кратчайшие сроки, принести, в случае успешного завершения, возможно, Нобеля.

— Ого! У Вас наполеоновские планы, юноша! И что же это?

— Приложение одной малоизвестной работы Альберта Эйнштейна, о вынужденном излучении фотонов атомами. На её базе возможно создание квантового генератора когерентного и монохроматического излучения электромагнитных волн.

— Смелое предложение. Хотя я почему-то уверен, что такой генератор не будет работать из-за ограничений, накладываемых вторым началом термодинамики.

— Пётр Савич, ваша уверенность ошибочна. Генератор вполне реализуем, и даже прост по своей конструкции. Его можно сделать уже сейчас, каких-то особо редких приборов и оборудования не требуется. Достаточно двух катушек Румкорфа, включённых по мостовой схеме, длинной стеклянной трубы, заполненной смесью азота и углекислого газа, двух зеркал — оптического резонатора, одно зеркало с "дыркой" для выхода луча инфракрасного излучения. В углекислоте, из-за особенностей её молекул, подобный процесс, генерации когерентного и монохроматического излучения, довольно просто осуществить. А значение такого генератора, для науки и для промышленности, громадно.

— Что ж, молодой человек, вы меня заинтриговали. Приложение теории квантов Планка к световому излучению — это та работа, которой я занят. Приходите. С четырёх вечера и до восьми. Тартаковский назвал адрес, где располагался кружок.

Вернувшись к прокладке электропроводки, Исидор, надо сказать, уже самостоятельно натянул провода нафарфоровые изоляторы, Матвей продолжил работу — начал подключать к проводке розетки, включатели и лампы.

Поздно вечером, сдавая инструмент завхозу, Матвей попросил перенести работу братьев на первую смену.

По пути домой Матвей молчал, чем удивил брата. Причина же молчаливости и некоторой рассеяности Мити была в том, что Бронштейн и Макаров оживлённо обсуждали события дня.

— С Тартаковским повезло, так повезло! Не пришлось его разыскивать.

— А что это за квантовый генератор монохроматического и когерентного света?

— Лазер. Аббревиатура английского предложения "light amplification by stimulated emission of radiation — усиление света посредством вынужденного излучения". Очень эффективный научный прибор, позволивший буквально преобразить оптику! И для технологии, обработки материалов он хоть куда!

— Если излучение, даваемое этим генератором, как ты говоришь, монохроматическое и когерентное, то его можно сфокусировать практически в точку! В пятнышко размером с длину волны светового кванта этого излучения! Тогда понятно. Мощность на единицу площади даже при сравнительно небольшой мощности самого генератора, может достигнуть просто астрономических величин! Это же что получается? Так это же можно генерировать космические лучи на письменном столе! В голосе Бронштейна буквально зазвучал восторг. Затем он произвёл в уме еще некоторые мысленные действия, над раскрытой ему Макаровым прозой жизни, и обеспокоенно спросил пришельца:

— Но ведь тогда лазер, как ты говоришь, это же и оружие тоже?

— Вот не поверишь, но с практической точки зрения, особенно на нынешнем уровне развития техники, НЕТ! И достаточно просто сообразить почему.

— Мощность, очевидно, ограничена свойствами излучающего лазерный свет газа? И не может быть слишком большой?

— Не совсем так. Как раз мощность того лазера, что я предложил Тартаковскому — углекислотно-азотного, может составлять десятки киловатт при сравнительно небольших размерах — с грузовик. И КПД преобразования электрической энергии в лазерное излучение у такого лазера довольно велик — до 30 %. Но вот "поджарить" цель на сколь-нибудь интересном для военного применения расстоянии не получиться. Поскольку цель движется, а сейчас систем автоматического удержания луча на цели нет, и в ближайшее время не предвидится! А вот для промышленности такой "прожигатель" — просто подарок! То же сверление часовых камней — очень длительный и трудоёмкий процесс сейчас. Тогда как лазером можно прожечь рубиновый камень за доли секунды. Резка сверхтвёрдых и прочных материалов ускоряется в сотни раз! Используя свойства луча, можно с очень высокой точностью мерить расстояния. Для нас в лазере интересно то, что он сейчас будет иметь сугубо научное значение. Сообразить, что это устройство может быть резаком, не так-то просто, особенно, на первых порах, когда мощность лазеров будет измеряться микроваттами. А вот как научный инструмент, он просто великолепен. И, есть ещё одно. Скоро Алексей Толстой напишет роман "Гиперболоид инженера Гарина". Где как раз будет выведен такой вот луч. Представляешь, какая будет реклама, когда выяснится, что "гиперболоид" уже создан! Хотя я хочу отдать это изобретение Тартаковскому. Если не делать глупостей, и отрицать военное значение этого устройства, или хотя бы сразу занять внимание Тартаковского научным аспектом лазера, то нам не грозит судьба Бекаури. Кстати, при помощи лазера возможны, просто, головоломные опыты — например, опыт по доказательству существования… параллельных миров!

От подобного заявления Бронштейн остановился и чуть не сел на пятую точку, — так велико было его потрясение. Затем, собравшись с духом, он спросил:

— Это как? Что за опыт?!!

Глава 12. Кружок

Студенческий кружок исследователей природы расположился в небольшом здании. От главного корпуса бывшего киевского университета нужно было пройти пару кварталов, и в глубине запущенного сада, обнаруживалось потрёпанное вихрями беспокойного времени строение.

На следующий день, отработав утреннюю смену и зайдя в электротехникум за справкой, Матвей направился по указанному Тартаковским адресу.

За тяжёлой скрипучей дверью обнаружился коридор, с обшарпанными стенами. Пройдя его в самый конец, Бронштейн увидел дверь аудитории, на которой была закреплена бумажка с надписью: "Физическая секциия киевского студенческого кружка исследователей природы".

— Если написано "физическая секция", то скорее всего, есть и другие — химическая, биологическая, астрономическая — обратил внимание Бронштейна на возможную структуру кружка Макаров. Поскольку я интересуюсь не только одной физикой, но и другими естественными науками, было бы полезно прояснить этот вопрос.

Обсудив между собой этот вопрос, решили не торопиться, благо что ещё был десяток минут до начала занятий, и пройтись по зданию, поспрашивать насчёт других секций.

Оказалось, что астрономическая секция работает там же, где и физическая, но в другие дни.

Что касалось химической и биологической секций, они были расположены в других зданиях, где находились соответствующие факультеты.

Запомнив разъяснения, коими любезно поделились расспрошенные студенты и преподаватели, Матвей вернулся к аудитории.

Внутри уже собрались студенты, что-то обсуждавшие между собой. Прислушавшись, Матвей услышал следующее:

— Теория эфира? Бесполезный хлам, которому место в одной гробнице с теорией теплорода и прочей чепухой!

— Не торопись! Как по-твоему могут передаваться сигналы через совершенно пустое пространство? Среда нужна!

— Опыты Майкельсона-Морли однозначно показали, что мировой среды не существует!

Послушав спор, Матвей, а точнее, Макаров, которому в отличии от Бронштейна было чего сказать по теме спора, решил вмешаться:

— А с чего вы решили, что мировая среда во всём подобна обычному веществу, а?! И кстати, с теплородом тоже не так просто дела обстоят, как это может показаться. Собственно, при определённых допущениях теорию теплорода можно было не отбрасывать, а "довести до ума", получив очень удобное описание тепловых процессов, наглядное и точное. Просто перегрузили допущениями эту теорию, и выплеснули вместе с помоями младенца. А всего лишь простейшие допущения, о массе субстанции теплорода, выражаемой формулой E=mc2, и природе этой субстанции — квазичастицах фононах и ротонах, которые можно одновременно рассматривать и как колебательные, и как крутильные особенности строения нагретого вещественного тела, могли бы "вставить мозги" теории теплорода на место. Ну а флогистоном могло бы быть названо тепловое излучение нагретого тела в ваккуме. Потом доказали бы, что флогистон и свет имеют единую природу…

— Ты кто таков? — спросил Матвея один из спорщиков.

— Новенький, меня пригласил сам Пётр Савич.

— И где ты учишься?

— Я самоучка. Самостоятельно изучил предметы за курс гимназии, и смею утверждать, что физического факультета университета тоже.

— Тогда ты должен знать, что современные исследования эфира не обнаружили. И кстати, что за чушь ты только что нёс о теплороде и флогистоне?

— Это вы, ребята, не можете понять, чем собстенно является научное знание, — немного обидевшись, ответил Матвей. Путаете карту и местность.

— А причём здесь карта и местность? — выпалил один из спорящих.

— Притом, что научное знание ОПИСЫВАЕТ некую природную реальность. То есть ВО ВСЁМ ПОДОБНО карте некой местности. Очевидно же, что карта — это не сама местность, а всего лишь некая, с той или иной степенью удачности, КАРИКАТУРА на местность! Блин, вспомните, чему вас учили! Все эти допущения, отбрасывающие "как несущественные", некоторые свойства реальных тел, избыточные для анализа интересующих нас свойств этих тел. Аналогия с карикатурой прямая! Чем полнее карта отражает особенности местности, тем большим знанием о этой местности она нас снабжает. Есть ещё одно, часто упускаемое из виду. Сама местность также может рассматриваться как карта самое себя.

— И что ты хотел этим сказать?

— Только лишь то, что Теория Эфира отнюдь не завершена. Не определёны даже допущения, однозначно указывающие на существование/несуществование Эфира. А ведь в физической науке недавно произошла революция, даже целая цепь революций. Открытие предельности и постоянства в любой системе отсчёта скорости света, а также дискретность процессов излучения и поглощения электромагнитных волн. То есть гипотеза о квантах — порциях действия Планка. Для дотошного физика-теоретика уже должна стать очевидной необходимость переосмысления существующих теорий эфира в свете этих новых физических концепций.

— Но ведь не нашли эфирного ветра! Ё! Нет его! Кстати, постоянство скорости света в любых инерциальных системах отсчёта как раз отсюда вывели!

— Эфир должен сильно отличаться от обычной материи, — тоном не допускающим возражений, произнёс Матвей. Если частицы света — фотоны в любой системе отсчёта имеют скорость равную С, то почему этот феномен должен быть только у фотонов? Наличие какой-то определённой скорости движения? А почему бы не предположить, что могут существовать частицы, покоящиеся в любой инерциальной системе отсчёта? Вот они-то и образуют Эфир! А заодно и само пространство-время! Обнаружить движение покоящейся в любой инерциальной системе отсчёта субстанции непросто! Ну и с опытом Майкельсона-Морли понятно становится.

— Молодой человек, а на чём вы основываете свои допущения? — внезапно раздался голос Тартаковского, незаметно вошедшего в аудиторию и прислушивавшегося к полемике. В НАУКЕ безпричинное введение новых сущностей очень не одобряется!

— Есть суровая необходимость вводить новые сущности, — суровым тоном произнёс Бронштейн. Рассмотрим например, теорию квантов Планка. Свойство квантованности, должно распространятся не только на электромагнитное излучение, но буквально на все процессы в природе! То есть, квантовано не только электромагнитное поле, но и само вещество! И это имеет очень глубокие последствия…

— Какие, позвольте Вас спросить? — отреагировал Пётр Савич.

— Ну, например, касательно темы "гальванизации теории теплорода". Тепло — некая субстанция. В то же время, считается доказанным, что тепло — это колебания атомов нагретого вещества. Противоречат ли эти допущения друг другу? Считается, что да, противоречат, на основании чего и было прекращено развитие теории теплорода, а её саму отправили на "свалку научной истории". Но вот оправданы ли были эти действия? А что если… колебания атомов диалектически, да-да, именно диалектическое единство противоположностей здесь можно применить, также являются и некими квазичастицами? Квази — потому что они сущи лишь как ЧАСТЬ изучаемого вещественного тела. Применим гипотезу квантов Планка к тепловым процессам. Получим, что колебания, например, кристаллической решётки, к примеру, кварца, можно рассматривать и как ГАЗ КВАЗИЧАСТИЦ — ТЕПЛОРОД! Точнее ТЕПЛОРОД-ы, так как количество тепловых субстанций, очевидно, из-за комбинаторики, может быть велико. Очень велико. Тогда теплота — рождает качества вещества! Является необходимейшим компонентом для возникновения многих свойств!

— Какие это могут быть частицы? Фонон — квант… звука! Ротон — квант кручения кристаллической решётки. Если квазичастицы могут образовывать некую субстанцию, то становятся оправданным расмотрение разных агрегатных состояний подобной субстанции. Какие нам известны? Твёрдое тело, жидкое, газообразное… Пока эти состояния. ВОЗМОЖНО, их намного больше! То есть теплород может кристаллизоваться, плавиться, быть газом… Понятие "тепловой кристалл" обретает смысл.

— Ну, молодой человек, с подколкой отреагировал Тартаковский. Это выходит за любые рамки…

— А по-моему, НЕТ! Я приемлю лишь одного арбитра в научных спорах — ОПЫТ! Надеюсь, Пётр Савич, вы не забыли, что девиз исследователей природы, — НИЧЬИМИ СЛОВАМИ! То есть проверяй всё на практике!

— Как же, помню! И какие "решающие опыты" Вы, Матвей Петрович, могли бы предложить, как окончательное доказательство реальности ваших допущений?

— А какое оборудование есть в наличии? От этого зависит, что можно будет проверить. Впрочем, для демонстрации принципа "ничьими словами", или мнение авторитета — ничто в ПРАВИЛЬНОЙ науке, если ему противоречит опыт, будет достаточно самых простых приборов и материалов. Например тигля, и металлов алюминия и марганца.

— И какого авторитета Вы хотите "сокрушить"?

— Вам основная теория кристаллографии, о существовании всего 230 "разрешённых" академиком Фёдоровым групп, знакома?

— Хм, слышал о ней, — с долей сомнения на лице ответил Тартаковский. Вы хотите сказать, что его утверждения о том, что существует только 230 кристаллографических групп, ошибочна?! Смею Вас заверить, это не так. Математически вывод Фёдорова безупречен.

— А вот здесь как раз пример того, что не стоит считать, будто арифметика — это ВСЯ математика. Ошибся Фёдоров, когда ввёл понятие "запрещёных осей симметрии". Мол невозможны кристаллы с группой правильного икосаэдра, например. Ибо ими нельзя "замостить" объём кристалла непрерывно. Так вот, ошибка Фёдорова той же природы, что и ошибка древних греков, считавших, что множество действительных чисел исчёрпывается натуральными числами и простыми дробями. Для доказательства моей правоты достаточно провести выращивание кристалла "запрещённой" Фёдоровым группы симметрии, например в форме правильного икосаэдра или додекаэдра.

— М-да, молодой человек. Если Вам это удасться… Тогда я готов признать, что в ваших поистине неправдоподобных заявлениях что-то есть… Хорошо, запрошенные вами материалы я достану. Держитесь! Доказывать будете по всем правилам!

— Неплохо бы рентгеновские снимки внутренней структуры кристаллов сделать, — добавил Макаров. Так ещё убедительнее будет.

— Матвей, хочу спросить Вас, а что с "лазером"? Я поговорил с коллегами. Они затрудняются сказать по поводу вашего генератора что-то определённое. Хотя большинство сходиться в том, что он работать не будет.

— Будет, Пётр Савич. Если конечно его как следует изготовить и настроить резонатор. Сумеете раздобыть необходимое оборудование? Генератор монохроматического и когерентного излучения — уникальный физический прибор! Позволяет "щёлкать" задачки из теории квантов Планка как орешки, наглядно и просто!

— Матвей, ты лучше расскажи нам о теории подобного генератора…

Глава 13. Киевский велозавод

На следующий день после посещения кружка, Матвей зашёл в электротехникум. Где его уже поджидал комиссар, который сразу направил Бронштейна на Киевский велозавод — помогать рабочим делать электрогенераторы. Странный на первый взгляд адрес объяснялся тем, что на велозаводе хранились моторы от конфискованных мотоциклеток. На велозаводе хотели выпускать не только велосипеды, но и моторную технику. Электромоторы же обещали подвозить по мере надобности.

Запрошённую справку об образовании Матвею выдали, Нагульнов не обманул.

В проходной завода произошла ещё одна примечательная встреча — с Николаем Островским.

Разговорились. Николай хорошо запомнил Матвея во время событий на рынке. Очень, по его словам ему в душу запали слова Матвея о "революции в естествознании" и о том, что победа в намечающемся противостоянии СССР и остального буржуазного мира будет за теми, кто сумеет создать более мощную промышленность, и обязательно на самых передовых научных принципах.

На примере Николая Бронштейн попенял Макарову на то, что мол, "люди не меняются".

— Вот тебе пример. Человек совершенно искренне воспринял тот наш разговор.

— И тем не менее, упрямо возразил Макаров, конечный итог усилий подобных подвижников — новороссия моего времени.

— Ну знаешь, времени-то прошло немало. Так что нужно рассматривать и то, что было между твоими девяностыми и моими двадцатыми.

Коллективу рабочих завода, комсомольцам, собравшимся в слесарном цехе "на планёрку", Матвея представил Николай, который уже был известен им.

— Вот ребята, знакомтесь. Матвей Бронштейн. По его словам — самоучка-инженер.

При этих словах Бронштейн немного растерялся, его смущение почувствовал Макаров. Поэтому, не дожидаясь, пока смятение станет видно окружающим, он решил взять инициативу:

— Здорово, ребята! Меня комиссар электротехникума попросил помочь вам, разобраться с конструкцией электрогенератора…

— Это правда, что ТЫ его выдумал?

— Как из асинхронного двигателя генератор сделать, — я, не стал отпираться Макаров. Вот меня и послали вам расказать, что и как.

Вперёд вышел мастер цеха, и окинув взглядом Матвея, вынес вердикт:

— Молод ты ишшо, чтобы инженером быть…

Не давая мастеру закончить, Макаров резко ответил:

— И что? Да, я в руках до сего дня держал лишь гаечные ключи от велосипеда. Но, книжки, написанные умными людьми, что с электромоторами не один год возились, читал. И смею утверждать, что опыт их воспринял. А вы, Макар Никифорович, имя мастера Матвею подсказал один из рабочих, знаете, кто изобрел асинхронные двигатели, что мы в генераторы будем переделывать?

— Чай не лапоть, отозвался мастер. Как же мне отца всей российской электротехники не знать? Михаил Осипович, Доливо-Добровольский.

— Ну вот, я его труды изучил, и нашёл способ, как асинхронный двигатель переделать в генератор. Чем в электротехникуме и занялся. Меня его коммисар к вам на завод направил. Давайте ближе к делу. Посмотрим, что из оборудования есть…

— Матвей, вот ты сам признался, начал кто-то из гущи рабочих, что в руках только ключи от велосипеда держал. По толпе пробежали смешки. И берёшься работами руководить…

— Я на этот вопрос уже ответил, — отреагировал Макаров, не обращая внимание на реакцию совершенно растерявшегося от такого приёма Бронштейна. Не боги горшки обжигают. Теоретические знания у меня есть. Ежели от вас каверз не будет, а то знаю я эти ваши заморочки — молодого спеца пошпынять, то сработаемся. Разобраться смогу, чай учил, не невежда. Если от вас помощь будет, так вообще дело на лад быстро пойдёт. Дело-то государственной важности делаем. И замечу, с моей стороны помощь совершенно добровольная. Мне за неё денег не платят. А насчёт "подколок" всяких со стороны несознательных граждан, кои могут тут быть, сразу предупреждаю, — дело, что поручил мне Нагульнов, — государственное. И "шутники" могут с ОГПУ через свои шутки познакомиться. По делу о вредительстве. Прошу Вас, товарищи, быть ответственными и сознательными. Генераторы, что мы делать будем, пойдут в части РККА защищающие Киев.

— Ты Матвей, на нас не серчай, — пошёл на мировую мастер. Новый человек ты, и молод больно, да и напорист. Коль уважение к рабочему люду покажешь, и к тебе как к человеку отнесёмся.

— Хорошо. Давайте товарищи перейдём к делу.

Рассказав внимательно слушающим его рабочим историю создания генератора, Матвей удостоился восхищённых выкриков. Затем рабочие провели Бронштейна к столу, на котором были разложены части от двигателя.

— Вот, мотор от англицкой мотоциклетки. Десять лошадей! Но поломана коробка. Сможешь разобраться что к чему?

— Попытаюсь. Матвей подошёл к разложенным деталям. Макаров уверенно опознал коленвал, поршень, магнето. Повертев в руках бронзовый поршень, Макарова, привыкшего к алюминиевым поршням мототехники своего детства, подобный материал удивил, он вынес вердикт:

— Можно собрать. Коробка сцепления нам не нужна. Соединим левую цапфу коленвала с мотором напрямую…

Работа над генератором продлилась почти весь рабочий день, — Нагульнов передал записку Американову о "мобилизации Бронштейна для помощи рабочим велозавода". Отношения с рабочими, особенно молодыми комсомольцами сложились быстро, ровные и деловые. К концу дня собираемый агрегат наконец, взревел, и выдал ток, осветив цех, — его подключили к осветительной сети. Недочёты во время работы Матвея были, как же без них, и Макаров помочь не мог, но, разобравшись в своей ошибке, Матвей упорно продолжал работать дальше.

Для самих рабочих и мастеров тоже стали откровением некоторые познания Бронштейна в теории двухтактных двигателей. Если по-честному, то тонкости работы этих моторов не понимал ни кто, так что помощь Матвея оказалась очень даже кстати.

Окончив работу, провели обсуждение итогов.

— Товарищи, главный итог сегодняшней работы, это отнюдь не собранный генератор, — начал говорить Матвей. Из проделанного ясно видно, что как воздух необходима подготовка и обучение рабочих. Ваш профессионализм, Макар Никифорович, обратился он к мастеру, и мои познания в теории двухтактных ДВС и электротехнике удачно дополнили друг друга. Но один я не смогу руководить действительно масштабным выпуском движков и генераторов. Так что, давайте товарищи, обсудим возможность создания на заводе рабфака, по теме "двухтактные ДВС". Я могу прочитать курс лекций по ним…

* * *
— И что, прямо так и сказал, "могу прочитать курс лекций"? — переспросил Нагульнов секретаря комсомольской ячейки велозавода.

— Так и сказал. Надо бы к этому Бронштейну присмотреться получше. Парень он толковый, разбиратется в технике как бы не лучше мастеров. Но уж больно "себе на уме"…

* * *
— Саня, а что это за инструменты такие "дремель", "болгарка"? — спросил Антон, молодой слесарь, у своего товарища. — Бронштейн пару раз упомянул:

— Был бы дремель, паз для шпонки на раз восстановил бы. Ещё говорил — болгаркой из куска рельса шестерню "вытесать" можно запросто, жаль, что её тут нет…

Глава 14. Встреча с родителями Матвея

Вернувшись домой, Матвей увидел во дворе подводу. Бронштейн, разглядев вещи, лежавшие на ней, подумал: — родители вернулись.

— А куда они ездили?

— Отец подрядился в бригаду медиков, проводить обследование и лечить местных крестьян. А мать с сестрой вызвались ему помочь… Крестьяне в обмен на лечение продукты дают…

Войдя в квартиру, Матвей снял пальто, и прошёл на кухню. В дверях кухни ему в нос ударил одуряющий запах жарящихся яиц.

— А мы уже нашли работу, в горсовете электропроводку прокладываем, — Исидор с чувством гордости в голосе и почти без заикания рассказывал матери и отцу события прошедших дней.

— Здравствуй, Митя, — заметив Матвея, стоящего в коридоре, попривествовал его отец. Ты и брат решили работать? Как вы работу нашли?

— Митя за день справился. На биржу труда не ходили. Митя попросил преподавателя электротехникума проверить его знания и написать справку о них. Тот согласился, и Митя с этой справкой обошёл половину контор Киева, вместе со мной. В горсовете требовался электрик, и нас взяли. Работа хорошая, и кормят на месте.

— Сын, ты просто молодец! — глядя на Матвея, похвалил отец. Но как насчёт дальнейшего образования? Или решил на производстве работать?

— Я, пап, решил так: — раз сейчас власть рабочих и крестьян, то полезно будет иметь рабочий стаж. Электрик — это рабочий, так что работая в горсовете, приобретаю квалификацию и опыт. Что касается самообразования, то его продолжу. Поработаю пару лет, и поеду в Москву или Питер, поступать в университет. Наш-то, Киевский, фактически, не существует более. А организованный на его месте ВИНО, это не то. Уровень откровенно захолустный.

— Рад за тебя, Митя, дерзай! Образовние, что при старой власти, что при новой — краеугольный камень карьеры. И кем бы ты хотел быть?

— Естествоиспытателем. Уровня Эйншейна. В физике или химии. Можно и в биологии.

— Ого! Высоко метишь!

— А чего мелочиться? По дну плавать? Сейчас революция пап, свершается не только в общественной жизни, но и в научной, так что молодым везде у нас дорога! — закончил Макаров реплику Мити.

— Браво, Митя! Ты сам додумался до того, что я тебе хотел сказать!

— Пап, а ты сам, не хотел бы прославиться, как например, Луи Пастер?

Отец на мгновение замолчал, пристально глядя на сына. Затем вздохнул, и сказал:

— Поздно Митя. И если честно, исследователь из меня посредственный.

— Пап, не надо делать поспешных выводов. Тот же Луи Пастер тоже не юношей мировое признание обрёл. Или например Дарвин. Полжизни свой труд ваял.

— У этих великих людей, Митя, были возможности, — попытался возразить отец.

— Вздор! Возможности есть и у тебя, пап, и как бы не лучше, чем у Пастера и Дарвина. Сам же хотел мне сказать, что сейчас перед пытливым открыты все дороги! Вот подумай над такой темой:

— Нам, в бывшей России, а теперь СССР остро нужны недорогие и эффективные лекарства. Я нашёл упоминания о стептоциде, исключительно сильном лекарстве от целого класса болезнетворных микробов. Существует две разновидности стрептоцида — красная и белая. Блин, прям как главные действующие силы Гражданской. Но в данном случае белый стрептоцид — более активен. Судя по работе того английского исследователя, уничтожает бактерий именно белый стрептоцид. Тебе ведь, пап, основы фармокологии преподавали? Для того, чтобы стать известным, вовсе не нужно открывать что-то эпохальное, как Пастер или Дарвин. Достаточно в нужное время и в нужном месте решить необходимую проблему…

Отец уже по-другому разглядывал Матвея. Потом надолго замолчал, задумавшись над чем-то. Затянувшуюся паузу прервала мать, позвавшая Матвея ужинать.

На ужин была яичница, жареная на подсолнечном масле с картошкой и луком. А так же кусок чёрного хлеба деревенской выпечки. Для проголодавшегося Матвея пища показалась просто божественной по вкусу. Уминал он ужин с энтузиазмом.

Отец тем временем, что-то решив для себя, произнёс:

— Митя, Исидор говорил, что тебя мобилизовали и направили на велозавод. Зачем?

— Это всё комиссар электротехникума. Ему преподаватель, у которого я попросил проверить мои знания, рассказал о изобретённом мной электрогенераторе. Из асинхронного двигателя. Макар меня и направил на велозавод с заданием — объяснить рабочим, как он устоен, помочь. Я хотел вежливо от подобной чести отказаться, но не вышло, уж очень он настойчиво просил.

— Митя, будь осторожным, — предупредил отец. Не бери на себя ответственность. Отношение к "спецам" сейчас откровенно хамское.

— Типа "сделают крайним" и спишут на меня неудачи? — продолжил Макаров. Не выйдет. Я принципиально отказался от оплаты, и просто консультирую рабочих велозавода. И в бумаге, что мне Нагульнов выдал, написано, что я с его подачи "помогаю рабочим велозавода освоить производство бензоэлектрогенераторов". Ну и говорил всем, что пока ещё только учусть на инженера. Самое же главное, получилось, — генератор работает!

— Эх, сын! Это пока, пока успехи, хвалят! А вот провалы, обязательно попытаются повесить на тебя.

— Посмотрим, — Матвей закончил есть, и отставил тарелку в сторону. Избыточная осторожность, мягко говоря, до добра тоже не доводит. Вспомни "Премудрого Пескаря" Салтыкова-Щедрина, пап.

— Сын, создание нового лекарства, это сложный и долгий путь. И венцом работ является испытание нового препарата на добровольцах…

— Боишся батя, что будут смертные случаи, отравления? Не бойся, большую часть пути, о котором ты упомянул, уже пройден зарубежными исследователями. Нужно просто найти дешёвый способ синтеза и очистки препарата, затем, на смертельно больных добровольцах, с их согласия, испытать препарат и найти дозировки. Стрептоцид, вообще-то, довольно ядовит, и может поражать почки, кровь. С другой стороны, пока к нему бактерии не выработали устойчивость, достаточно минимальных доз. Осторожность и внимание к истории болезней пациента, могут снизить риск до минимума.

— Что ты имел в виду, сын, про "выработку устойчивости"? — в отце заговорило профессиональное любопытство.

— Имел в виду, что как и любые живые существа, бактерии также подвержены влиянию отбора, описанного Дарвиным. Отсюда следует крайне неприятный вывод — они могут приспосабливаться к препаратам, и эффективность лекарственных средств будет падать. Если не принимать специальных мер, то лет через десять интенсивного использования нового лекарства по всему миру, возникают устойчивые штаммы. НО! Есть и исключения, лекарства, к которым мишенные микроорганизмы устойчивость выработать не могут. Надо бы такими лекарствами заняться по-плотнее. Правда, только после создания хорошо оснащённой лаборатории.

— Любопытно. Откуда ты это знаешь, Митя? Вроде твои интересы были в области физических наук…

— Мне пап, интересно многое. Просто о физике я до недавных времён больше говорил.

— И что ты ещё интересного в области медицины и биологии узнал?

— Ну, например, нашёл упоминания о разной природе заболеваний. Есть, папа, болезни вызываемые бактериями. Как простейшими, безъядерными, так и эукариотными, с ядром. Эти заболевания наиболее известны, и их возбудители тоже. Но есть и ещё болезнетворные агенты!

— Какие?

— Так называемые "ядофакторы". Фильтрующиеся, из-за малых размеров, возбудители болезней. По латыни — "вирусы". Например, болезнь табачная мозаика вызывается как раз одноимённым вирусом. Вирусы в десятки и сотни раз меньше по размерам чем бактерии. И не размножаются в пробирке! Только в живом организме! И кстати, знаменитая "испанка", как раз подобными возбудителями и вызывается.

— Кажется, я слышал что-то о "контагии" Ивановского, — отреагировал на рассказ сына отец.

— Вирусы — не контагий! Контагием называют токсичное вещество, способное проникать через кожу. А вирус — это на самом деле автокатализатор, способный заставить живую клетку воспроизводить его.

— Вот как? Любопытно. Что такое автокатализатор?

— А что такое катализатор, ты пап, понимаешь?

— Не считай меня дремучим, — немного обидевшись, ответил отец. Катализатор — вещество, ускоряющее реакцию, но само в ней не расходующееся.

— А как работает катализатор, ты пап, представляешь?

— Это на самом деле, в деталях, до сих пор химическая загадка. Предполагают, что катализатор образует с реагентами некое промежуточное соединение, затем распадающееся на продукты реакции и сам катализатор.

— Тогда тебе пап, будет несложно понять, что автокатализатор воспроизводит из реагентов самого себя, помимо ускорения реакции…

Матвей ещё долго разговаривал с отцом на медицинские и около темы. Закончился разговор тем, что отец пообещал Мите принести с работы несколько неисправных микроскопов.

Глава 15. Абразив

Утром, придя на велозавод, Матвей оказался атакованным секретарём комсомольской ячейки Семёном.

— Матвей, ты не знаешь, чем можно заменить абразив?

— А для чего он вам? Вроде вчера недостатка в шлифпорошке не было…

— Вот именно, что вчера! Все запасы подошли к концу. Ребята вон, пытаются из отходов его выделить.

Действительно, в углу цеха несколько молодых рабочих возились, с, на первый взгляд, нежелательными на производстве предметами, — винными бутылками, однако были они заполнены не вином, а мутной жидкостью, на дне был виден слой осадка. Помимо бутылей со взмученным в воде отходом от процесса шлифовки, на столе Матвей увидел песочные часы по которым рабочие контролировали длительность процесса.

— Привет трудовому классу! — поприветствовал их Бронштейн, подойдя вплотную.

— Неплохо бы магнит к бутылкам прикреплять, дабы стружку от абразива отделять…

— А, это ты, Матвей, — отреагировал один из работавших. Гдеж его взять, магнит-то?

— Дык с магнето движков. На время, для очистки…

— Ладно, сделаем. Слушай, не знаешь, где можно раздобыть свежий крупный абразив?

— Где достать, увы, не знаю. Но знаю как сделать… А что, негде взять новый?

— Негде, сокрушённо ответил другой. Дефицит! Выкручиваемся как можем. Вот, решили старый отмучивать. Ведь расточка цилиндров, восстановление их геометрии, требует просто массу абразива!

— И как получается корунд регенирировать?

— Чего-чего? — не понял отвечавший.

— Эх, снова я не то сказал. Восстанавливать шлифпорошок, то чем вы заняты сейчас.

— Получается, но не очень. Зёрна в процессе шлифовки дробяться, так что у нас полно мелкого абразива, а вот крупного, для обдирки изношенных цилиндров уже почти и нет.

— Есть у меня решение. Электротока ведь на заводе сейчас, особенно после того, как вы стали собирать электрогенераторы, хватает?

— Мало, но есть. А зачем ток? Как он может помочь получить корунд? Или ты хочешь генераторы выменять на шлифпорошки? Не выйдет, они все по отчёту должны быть сданы приёмной комиссии от РККА…

— Корунд ток получить не поможет, в наших условиях. А вот если есть чистый песок и кокс, или на крайняк, любой вид угля, то дугой можно выгнать другой вид абразива — карборунд. И он, как бы не крепче корунда.

— Матвей, ты спаситель, если получиться…

Работавшие быстро сорганизовались, и буквально через десяток минут перед Матвеем был сварочный аппарат, ящик с относительно чистым речным песком, и ящик с каменным углём.

Работа над дуговой печью растянулась надолго. Лишь к окончанию рабочей смены, удалось зажечь дугу, и "поварив" смесь песка и угля минут десять, сделать первую плавку карборунда.

Матвей остановил ребят, пытавшихся сразу раскрыть тигль и посмотреть, что получилось. Открыли его только после полного остывания.

Вытащив из тигля лодочку с застывшим расплавом, Матвей собственноручно выколол из лодочки тёмно-зелёного цвета слиток карборунда и отдал его ребятам.

Пригласили мастера, и он, недоверчиво хмыкая, провел "пробу" полученного вещества.

Судя по интонациям в голосе мастера, абразив удался.

Это событие снова подняло авторитет Бронштейна. Убедившись, что опыт удался, комсомольцы непритворно обрадовались. Матвея хлопали по плечам, и поздравляли.

— Матвей, спасибо тебе громадное! Теперь абразив сами будем делать!

— Как он хоть, сравним с тем что был?

— Лучше, гораздо лучше! "Злой", металл дерёт буть здоров!

— Ну и хорошо.

— Матвей, а ты бы не мог придумать, чем резцы и свёрла заменить? И неплохо бы измерительный инструмент научиться делать самим…

— Могу, но тогда мне нужно и больше времени на изучение литературы, по поднятым тобой, Семён, вопросам, и самое главное — доступ в городскую библиотеку, и желательно, библиотеку бывшего киевского университета.

— Завтра заходи, я тебе пропуска добуду!

На следующий день:

— Матвей, привет! — сходу встретил Бронштейна Семён. Нагульнов требовал, чтобы ты зашёл к нему, есть дело. Закончив говорить, секретарь протянул Матвею две бумажки — пропуска в библиотеку.

— Хм, прокомментировал полученный доступ к книгам Макаров. В моей истории ты мог пользоваться только университетской библиотекой. Раз есть доступ в городскую, неплохо бы найти те книги, о которых я тебе говорил.

В кабинете комиссара электротехникума кроме самого Нагульнова сидели трое человек, из которых Матвею был знаком лишь преподаватель.

— Здорово, Бронштейн! Тебя хвалят, Семён тебя охарактеризовал как толкового спеца. От оплаты своего труда ты отказался, так что мы с товарищами тут посовещались, и решили тебя за успешное решение вопроса наградить. Вот смотри:

В углу комнаты, закрытый от обозрения телами присутствовавших, стоял новенький велосипед.

— Это мне?! — не поверил Матвей.

— Тебе, от бойцов РККА. BMW, немецкий. Новенький, только что со склада.

Немного не веря в такую удачу, Бронштейн подошёл к велосипеду. Тот действительно был, что называется, "с иголочки". Даже защитная смазка ещё не пообтёрлась, и кое-где были видны следы обёрточной бумаги.

Матвей взял в руки насос, покачал им. Насос гнал воздух отлично, с силой отжимая палец руки, которым Бронштейн зажал выпускное отверстие.

— Отличный подарок. Спасибо.

— Это тебе аванс, от нас. Со своими обязанностями ты справился на отлично. Настоящий инженер!

— Эх, если бы! Я многознайка, читал литературы технической очень много. И память у меня неплохая. Но вот практики у меня нет. И если бы не помощь ребят с завода…

— Не надо лишней скромности, Матвей. Сечёшь ты в теме как бог. Вон, самого Аркадия Павловича посрамил! Он ведь, до знакомства с тобой и не думал даже, что как их там, асинхронные, — с подсказки преподавателя продолжил Макар, можно использовать вместо генераторов. И теорию двигателей знаешь на "Ъ". Всё подробно рабочим рассказал. Без руководства бензиновый двигатель собрал. Так что знаешь ты тему, Матвей. И есть у нас к тебе предложение. Стать преподавателем в организуемом на велозаводе рабфаке.

— Я что, я за, — отреагировал Макаров. Бронштейн смутился от похвалы, и был заторможен. Но тогда у меня есть встречное предложение:

— Организовать журнал, для повышения квалификации молодых рабочих.

Некоторое время присутствовавшие молчали. Затем Нагульнов ответил:

— Мысль дельная. Валера, надо будет потолковать с комиссаром от ГлавЛита.

— Забирай велосипед. Он тебе для поездок пригодиться. Завтра приедешь в воинскую часть, будешь моих бойцов, закреплённых за полковой электростанцией, учить уму-разуму, как с техникой обращаться, — заговорил с Матвеем посетитель, до сего молчавший, в форме командира РККА.

Кивнув, Матвей забрал велосипед, и окрылённый подарком, выбежал, таща велосипед на плече, во двор электротехникума.

— Здорово! Велик, как ты говоришь Макаров, просто мечта! Настоящий немецкий!

— Действительно, хорошо! А марка-то какая! BMW! В моё время, так больше авто престижные называли и мотоциклы. Хотя и велики были. Но есть и ложка дёгтя в произошедшем. Теперь ты обязан, и себе более не принадлежишь. Затруднения возникают.

— Какие? — немного не понял Бронштейн, радуясь подарку.

— Какие-какие, — передразнил его Макаров. В кружок теперь не попасть…

— А психолог Нагульнов хоть и самоучка, по наитию работает, но силён! — чуть позже, когда Бронштейн мчался на велосипеде по уже освободившейся от снега и льда под начавшим греть весенним солнцем середине улицы, заметил Макаров. Вот уверен, что был у той четвёрки, что мы застали, спор — какой тебе велик подарить. И уверен, что командир тот, хотел тебе всучить старый вел, потрёпанный. А Нагульнов его уломал расщедриться на новенький. Мол, если мы этому парню старьё всучим, то и он, спустя рукава работать будет. По принципу: — на те убоже, что нам не гоже. Новый же велосипед обязывает тебя стараться изо всех сил.

Глава 16. Первый научный триумф

Дорога быстро летела под колёса новенького велосипеда, и вскоре вдали показался парк, в глубине которого расположилось здание института, где находился кружок.

Макаров, перехватив на минуту управление, покрутив педали, отметил удивительно лёгкое вращение педалей и колёс, и крепкий руль.

— Качество велосипеда на голову выше любого из великов моего времени, разве что за исключением самых престижных, — отметил он.

— Макаров, обратился к пришельцу Бронштейн, раз уж у нас есть велосипед, давай заскочим в кружок, тем более что по пути?

— Давай. С этой мысленной репликой Макаров направил двухколёсное транспортное средство на тропинку, ведущую в глубь парка.

Матвею повезло. Тартаковский оказался на месте, и сразу атаковал Матвея.

— Здравствуй. Я поговорил с химиками-кристаллографами, о твоём эксперименте. Была буря возмущения, старики наотрез отказывались слушать "нелепицу об ошибке Фёдорова". Мол, это невозможно, ибо математика Евграфа Степановича безупречна. Тебя ругали — мол что за студиозус такой наглый и безграмотный выискался. Насилу уговорил Алексея Петрович Гольдшмита с тобой поговорить, и опыт посмотреть. Так что если есть у тебя свободное время, пошли. Алексей Петрович сегодня свободен, и может тебе предоставить лабораторию.

— Всёж заинтересовались, — прокомментировал сообщение Тартаковского Макаров. Теперь мне главное в грязь лицом не ударить…

* * *
Алексей Петрович Гольдшмит встретил Матвея агрессивно.

— Так это Вы, молодой человек, решили сокрушить здание кристаллографии, возведённое трудами Фёдорова? — с нескрываемым сарказмом заявил кристаллограф. На чём же Вы основываете свои поразительные, скромно говоря, умозаключения?

— Давайте сначала проведём опыт, — отреагировал Макаров. Кстати, здание кристаллографии, построенное Фёдоровым, как вы выразились, я не разрушаю. Просто возвожу своё. Мою теорию обсудим после успешного выращивания кристалла с осями симметрии "запрещённого" Евграфом Степановичем порядка. Я имею в виду 5, 8, 10, и 12 порядок. То есть, образующиеся кристаллы должны иметь огранку к примеру, додекаэдра или икосаэдра.

— Хорошо, молодой человек, голос Алексея Петровича сочился сарказмом, хотя было видно, что кристаллографа буквально сжигает огонь научного любопытства. Ход мыслей Гольдшмита можно было кратко охарактеризовать так:

— Пусть попробует, реактивов не жалко. Может действительно, что интересное обнаружил. Хотя скорее всего будет пустая трата реактивов и времени. Ну, студиозус, держись!

Макаров, которому Бронштейн полностью "передал" управление телом, тщательно котролировал себя, стараясь подавить смятение, охватившее их общий с Бронштейном разум.

— Спокойнее, Макаров, думал он. Какие квазикристаллы у нас стабильные? Al6CuLi3, Al-Сu-Fe, Al-Zn-Mg. Попробуем синтезировать последние. Материалы даже сейчас в лабораториях ни разу не дефицит. Макаров сосредоточился, тщательно вспоминая лабораторную работу, которую он сделал как-то раз в бытность студентом по просьбе приятеля с параллельного курса за него. Подошёл к шкафу, с удовлетворением отметил, что искомые вещества наличествуют. Взял тигль, пробирки с металлами и приступил к опыту.

Спустя пару часов, рассмотрев в лупу, что выколотые из плава кристаллы алюминий-медно-железного сплава имеют додэкаэдрическую огранку, Матвей торжествующим голосом объявил двум учёным, ждущим результата. Тартаковский тоже остался посмотреть на опыт.

— Вот, товарищи, пожалуйста, смотрите — опытное подтверждение моих слов — кристаллы с додекаэдрической огранкой. Теперь можно и поговорить в чём ошибся Евграф Степанович Фёдоров, и в чём суть моей теории, разрешающей существование таких вот кристаллов.

— Невероятно, раздался возглас Гольдшмита, разглядывающего в лупу кристаллы. Этого не может быть… Впрочем, у пирита бывает пентагон-додекаэдрические огранка… Может здесь такой же случай? — невнятно закончил он реплику.

— Не, Алексей Петрович, эти кристаллы имеют форму правильного додекаэдра, а не "косого", как в случае пирита, который вы упомянули. И смею Вас заверить, моя теория таких вот кристаллов, с осями симметрии 5, 8, 10,12 порядка, математически столь же безупречна, как и теория Фёдорова.

Гольдшмит нервным движением достал с полки микроскоп, и принялся что-то вымерять, подкручивая колёсики настроечных винтов.

Наконец, спустя десяток минут, он оторвал свой взор от окуляра. Во взгляде Алексея Петровича Макаров увидел неподдельное потрясение.

— Господи Всемогущий! — старорежимно воскликнул Гольдшимит. Если бы я не видел как Вы, молодой человек, их получили, я бы подумал, что это фокус! Они действительно имеют огранку додекаэдра! Правильного додекаэдра! Кристалл с осью симметрии 5 порядка!

Тартаковский решительным движением пододвинул к себе микроскоп, и стал внимательно разглядывать препарат полученного Макаровым сплава.

— Молодой человек, как вы сумели синтезировать это? Что у Вас за теория?

— Собственно, ошибка Фёдорова, коллеги, заключается в том, что он допустил тот же промах, что и древние греки, считавшие что натуральные числа исчерпывают описание природы. Это не так…

— Мысль, позволившая мне догадаться о возможности существования кристаллов с "запрещёнными" Фёдоровым осями симметрии, пришла мне в голову тогда, когда я подумал, что может находиться между обычным упорядочением кристаллов твёрдого вещества с регулярной кристаллической решёткой и аморфными твёрдыми веществами, типа стекла, с неупорядоченным расположением атомов. Я решил рассмотреть кристаллические решётки, у которых периодичность в расположении атомов ограничена. При этом вполне существуют "блоки", которыми замощается объём. Но вот упорядоченность этого замощения, кстати, "блоки" прилегают друг к другу плотно, не носит характера строгой периодической последовательности. И нашёл такие "замощения" объёма, которые как раз и обладают "запрещёнными" осями симметрии. Стало ясно, что между обычными кристаллическими решётками, описанными Фёдоровым, и аморфными веществами расположены целые "космосы" промежуточных состояний твёрдого вещества. Я расчитал, при какой группировке атомов могут возникнуть устойчивые конфигурации, аналогичные моим замощениям объёма, точнее расчитал устойчивость "блоков", которыми эти замощения производятся. И нашёл, что в соединениях типа Al-Cu-Fe, Al-Zn-Mg, подобные блоки могут устойчиво существовать в окружении себе подобных. Правда опыта я не проводил, так что риск был…

— Бесподобно! Матвей, это без всякого сомнения, гениальное открытие, подобное открытию Леверье "на кончике" пера Нептуна! Конечно, нужно многократно убедиться, что это не ошибка… — пробормотал Гольдшмит.

Краска стыда залила лицо Бронштейна:

— Макаров, хорошо, что ты "паркет Пенроуза" не спёр! Трёхмерной мозаикой ограничился…

— Ничего, Митя. Уж двухмерный аналог кто-нибудь придумает, — задорно закончил пришелец. Это Митя, опыт. Посмотрим, как это "откровение" тряхнёт мировую науку и промышленность. Есть основания думать, что будут изменения в технологии производства алюминия и сплавов. А может быть, и не будет ничего. Учись, Митя, учитывать влияние открытий на повседневную жизнь, главную ответственность учёного!

— Ну что, товарищи, убедились в справедливости моей гипотезы? — спросил Макаров спустя мгновение поле окончания мысленного диалога. Давайте "ковать Нобеля" "не отходя от тигля"! Ведь синтез этого кристалла событие в мировой науке! А авторитет советской науки за рубежом сейчас откровенно говоря, невысок!

— Матвей, рано ещё посылать статью о твоей гипотезе в научные журналы! — отреагировал Тартаковский, оторвавшись от окуляров микроскопа. Всего один эксперимент, это в серьёзной науке — мало! Вот проведёшь ты десяток-другой синтезов, получишь набор своих "запрещённых Фёдоровым" кристаллов, вот тогда и можно…

— Нет, Пётр Саввич, так дело не пойдёт. Я понимаю, что для твёрдой научной теории фактов маловато. Но и "кропотушничество", что Вы мне предлагаете, в данном конкретном случае недопустимо. Я за авторитет советской науки радею. Ведь идея открытия, судя по реакции Алексея Петровича, буквально "носится" в воздухе. И если Мы, товарищи, "протормозим", его может повторить какой-нибудь американец, к примеру. И приоретет будет упущен! Сколько уже было таких случаев с российскими учёными! Так что, давайте, пишите рецензию на мою работу! По крайней мере математически она безупречна!

Макарову пришлось ещё десяток минут уламывать Тартаковского и Гольдшмита, пока они не согласились написать рецензию. Принципиального Тартаковского убедила математика предложенной Бронштейном "расширенной теории кристаллических тел". Которая оказалась вполне понятна Петру Савичу, и в конце концов он и Гольдшмит были вынуждены признать, что выкладки Бронштейна обладают той же степенью безупречности, что и математика Евграфа Степановича Фёдорова.

Опытный в написании научных статей Макаров за час набросал текст, который, благодаря нашедшейся у Гольдшмита копировальной бумаге сразу написали в двух экземплярах, и ещё один эземпляр — на немецком, помог Тартаковскому и Гольдшмиту написать краткую рецензию. Помощь учёные приняли, хотя и не без раздражения, поскольку Макаров беспощадно резал лишние разглагольствования в рецензии вроде "экскурсов в историю кристаллографии", исходя из своего опыта общения с научными журналами будущего.

Когда Бронштейн ушёл, между Гольдшмитом и Тартаковским состоялся разговор:

— Способный парень. И хваткий.

— Это ещё не все его "художества", — отреагировал Тартаковский. Он мне предложил создать квантовый генератор теплового излучения. После сегодняшнего, думаю, заняться им всерьёз…

Глава 17. Кто Такой "КУБАНОИД"?!

По дороге Матвей заехал на почту, отправить копии статьи в немецкий и советский физические журналы.

Затем заехали в библиотеку, где у Матвея чуть не увели вел. Нагруженный книгами Митя едва успел пресечь попытку его выкатить. Макаров врезал от души мужичку, нагло пытавшемуся разрезать сложный узел на верёвке, которым велосипед был привязал к чугунной решётке, огораживающей лесничный пролёт. Не вызывая подмоги, вселенец собрал брошенные книги и упаковал их в сидор, отвязал велосипед и быстро покинул место происшествия, не говоря стонущему похитителю ничего.

Бронштейна действия Макарова шокировали.

— Ты зачем этого гражданина пнул? — спустя минуту, когда "дух" крутил педали мчась домой, спросил исконный хозяин тела.

— А ты что, Митя, слепой? Этот хмырь "скоммуниздить" наше транспортное средство хотел. И вид его мне не понравился. С такими разговора быть не должно, если не хочешь "перо" в бок получить! И ещё, есть у меня нехорошие подозрения. В общем так, если хочешь оставить этот вел у себя, больше на нём не ездь!!!

На велозавод Матвей вернулся пешком, после обеда. Семён, комсомольский секретарь попенял ему на задержку. В ответ Макаров невозмутимо скинул с плеча сидор, и высыпал взятые в библиотеке книги.

— Семён, с Нагульновым я обсудил возможность создания на велозаводе рабфака, и получил от него одобрение. Так что пришлось заскочить в библиотеку, подобрать книги — "азбуку", по которой будем учить науку моторостроения…

После рабочего дня энтузиасты "модерн-индустриализации", на отдельно взятом велозаводе, куда преимущественно вошли комсомольцы возглавляемой Семёном ячейки, остались для решения организационных вопросов, по рабфаку.

Вначале перед комсой выступил Семён, толкнув яркую, "общекоммунистического" содержания речь, после чего предоставил слово Бронштейну.

— Ребята. Прежде чем начинать учёбу, неплохо бы выяснить, кто что знает. Кто умеет читать и писать?…

Закончив перепись "грамотных", Матвей приступил к выяснению степени образованности рабочих. На каждого был составлен "рабочий паспорт", реально аналог зачётной книжки, но с намного более глубоким описанием. Задания, постепенно усложняющиеся, позволили рассортировать рабочих по группам, так, что пробелы в образовании у одного компенсировались знаниями другого и наоборот.

— Итак, товарищи, спустя четыре часа подвёл итог Матвей, основную подготовительную работу мы проделали. Узнали кто чего знает…

— А ты сам, Матвей, вот взялся нас учить. А например, сможешь экзамен по токарному станку выдержать? А?

— Почему нет? — усмехнулся Макаров. Это только справедливо, и лежит в русле коммунистического строительства. Я тоже не бог, не всё знаю. Но кое-что из рабочих знаний всёж ведаю.

— Хорошо. Из гущи сидевших на деревянных чурбаках рабчих поднялся невысокий, но крепкого вида парень. Вот тебе, Матвей, токарный станок. И я, как рабочий человек, даю тебе задание:

— Где у него расположены гитара, пиноль и суппорт?!

Матвей подошёл к станку и Макаров, который с токарными работами был хорошо знаком, тыкая пальцем в части станка, уверенно проговорил:

— Вот это — гитара, блок шестерён для нарезки резьб. Вот это — пиноль, для упора точимой заготовки. А это суппорт…

— Что ж, Матвей, рабочий экзамен ты выдержал, — немного смутившись, вынес вердикт токарь.

— Так разве, кстати, а как тебя по батюшке? Пётр Васильевич? разве это Пётр экзамен? Это зачёт, на знание частей станка…

— Вот что из себя должен представлять экзамен…

В следующие полчаса Матвей, закрепив в станке заготовку "блина" коленчатого вала, спрашивал и внимательно выслушивал ответы рабочих. Незнание им нормативов, приёмов, которые квалифицированный токарь обязан знать, раззадорило присутствовавших токарей-комсомольцев и Матвею наперебой давали советы, так, что он едва успевал выделять из раздающихся выкриков дельные советы.

Пробелы в знании ремесла Макаров обнаружил изрядные. Сказывался столетний разрыв в технологиях и материалах.

Результатом "рабочего экзамена", как ни странно, оказался рост авторитета Матвея.

* * *
Рано утром Матвей направился по адресу, который ему вчера сообщил красный командир, и где расположилась кавалерийская часть, знакомить радиста с правилами эксплуатации электрогенератора.

Отмахав пятнадцать километров пешком, Матвей вышел к лагерю кавалеристов. Назвал пароль, что ему сообщили вчера, и его сразу, без задержек провели в палатку, где расположился местный "маркони".

Илья Хохлов оказался парнем толковым, а возможно, Бронштейн открыл в себе талант педагога, но так или иначе, основы обращения с генератором Илья выучил крепко. Напоследок Матвей помог Илье нарисовать плакаты, поясняющие, как обращаться с хозяйством радиста.

Матвей хотел сразу отправится домой, но его задержал красноармеец. Сказал, что Бронштейна затребовал к себе командир, недовольный тем, что не доложился, а сразу направился к радисту.

Из-за двери единственного здания в лагере доносился приглушённый голос командира, яростно распекавшего кого-то. Бронштейн хотел уже войти во внуть, но Макаров внезапно "перехватил управление" и вслушался в раздающиеся из-за двери голоса:

— Так что, говоришь, жидёнок пешком пришёл? Ты же вчерась велосипед ему оставил, не так?

— Тащ командир, не оставлял я, он меня пнул…

— Эх, Василь! А ещё красный разведчик! Не мог жидёнка вокруг пальца обвести! Как же ты позволил ему себя оглушить? А?!

— Дык, тарищ командир, жидёнок-то непрост оказался! Я уже хотел велосипед забрать, и тут чувствую — летит в меня что-то! Я только обернуться успел — тут-то меня жидёнок и пнул! В прыжке, обеими ногами в бок! Да так, что я к стене отлетел и головой сильно приложился. А он, гад, как ни в чём не бывало, книжки свои собрал, велосипед отвязал, и дал дёру, ничего не сказав!

— Ты что, Василь, нож забыл? Перерезать верёвку не мог?

— Жидёнок велосипед с умом к лестничным перилам прикрутил! Верёвкой от сидора, и множеством узлов закрепил. Я их пока резал — он и выйти успел.

— Слушай Василь, я тебе не деревенский дурачок! Как это ты отрезать верёвку не успел, он же за книгами ходил, а их долго ищут!

— Тарищ командир, так этож жид! Он велосипед всё время глядел! Сначала пришёл и привязал, пошёл наверх, я сунулся было — а он вниз спускается. Я в сторону. Он около велосипеда всё время, что книги искали, крутился, а затем его позвали. Я узлами занялся, а они, гадство режутся плохо, и подлезть к ним трудно. Так и проворонил…

— Слухай меня внимательно, Василь! Жидёнка — не трогай! И в дом к нему — ни ногой! Ничего, подождём, начнёт он кататься, тогда и заберёшь! Но чтоб он тебя больше не застукал, разведчик хренов!

Дослушав, Макаров резко отпрянул от двери и отошёл за угол дома. Спустя десяток секунд из двери появился раскрасневшийся боец, зло зыркающий по сторонам. Не останавливаясь, он направился куда-то в центр лагеря.

— Бронштейн. Мои подозрения оправдались. Командир-то "кубаноидом" оказался.

— Кубаноид?! Кто это?

— Житель Кубани. В мои времена так назвали хитрых и прижимистых мужичков, что жили на Кубани и не упускали случая "развести лоха".

Выждав пару минут, Матвей зашёл в здание штаба.

— Ааа, Матвей, — радушно улываясь, поприветствовал его командир. Что же ты субординацию нарушаешь? Положено докладываться командиру, по прибытии в военную часть. А ты сразу к "маркони"? А?

— Так я не солдат. Гражданский. Про субординацию не знаю. Вчера Вы мне о порядке прибытия в часть не рассказывали.

— Эх, не служил ты, сразу видно, гражданский шпак. Ничего, вот пройдёшь сборы, научишся. Как там, "маркони" научил?

— Илья сообразительный, схватывает на лету. И пойду я, у меня смена на велозаводе…

— А почему не на велосипеде? Мы ж тебе его подарили, чтобы ты ноги не бил! Пешком что ли дошёл?

— Ага. Я увы, вчера гвозь шиной "поймал". Сейчас голову ломаю, как заклеить.

— Эх ты! Новую вещь спортил! Ладно, иди Бронштейн. Командир вытащил из под стола бумаги и стал их демонстративно просматривать.

Отойдя на пару километров от лагеря кавалеристов, Макаров вдруг так безудержно захохотал, что заставил общее тело остановиться. Окончив веселиться, он вдруг погрустневшим голосом сказал опешившиму Бронштейну:

— Вот видишь, Митя, какие люди бывают? И ТЫ с ними коммунизм строить хочешь? Понимаешь теперь смысл поговорки "когда хохол родился, еврей заплакал"?

Всю дорогу до дома Бронштейн молчал.

Во дворе дома Матвей встретил брата, который ничтоже сумнящееся хотел ехать в горсовет на велосипеде.

— Исидор, отдай велосипед, и задержись, разговор есть.

Исидор отдал велосипед без лишних слов, и сказал:

— Говори, быстрее. Мне нужно в горсовет успеть.

— Значит так, на велосипеде мы ездить не будем, — произнёс Бронштейн, поднимая двухколёсное транспортное средство по лестнице. У меня его вчера чуть не украли.

— Я следить буду!

— Не уследишь! — жёстко ответил Матвей.

— Что на тебя Митя нашло? — обиделся Исидор.

— Вечером поговорим. Иди на работу, не опаздывай.

В квартире Бронштейн занёс велосипед в комнату, и протерев колёса от засохшей грязи, поставил его по центру "верх ногами". Затем полез в чулан, за ключами.

— Кстати, Бронштейн, откуда у тебя велосипедные ключи дома? Или раньше у вас был велик?

— Был, да сплыл лет пять назад.

— А что случилось?

Некоторое время Бронштейн молчал.

— Давняя история, — наконец ответил он. Я, научившись ездить на отцовском велосипеде, возвращался из дома в деревеньку, где мы снимали комнату во время революции — так было безопаснее, у дачников ничего не было, и в захолустном местечке бандиты почти не появлялись. Так вот, еду я на велосипеде, и вдруг бац — налетел на бревно, лежащее поперек дороги. Очки потерял…

— И оказалось, что бревно подложила местная гопота, чтобы ссадить тебя с велосипеда?

— Нет, бревно лежало там случайно, никто на меня тогда не напал. Просто я раздавил задним колесом велосипеда очки, и пришлось ехать вслепую. Ну и свернул не туда. А там — действительно были грабители. Дали мне по голове так, что я сознание потерял, и украли велосипед, часть одежды и ботинки.

— Тебе повезло, что тебя оглушили. Могли и убить, по революционному-то беспределу.

— Угу, — согласился Бронштейн. Я когда в себя пришёл, от того, что меня дёргали за ногу, услышал:

— Жидок-то как, готов? Может, добавить для надёжности?

— Готов.

— Я и не рыпался, дождался, когда грабители уйдут, и побежал в одних подштаниках домой.

— А почему гопники тебе нижнее бельё оставили? Трупаки в гражданскую обчищали догола.

Матвей смутился и, выждав немного, признался:

— У меня в бессознательном состоянии мышцы расслабились… Не стали грабители подштаники забирать, побрезговали. А рубаху нательную забрали. Я подштаники в канаве, где чистая вода была, помыл, сырые одел и домой побежал…

Закончив смеяться, Макаров ободрил Бронштейна:

— Вот видишь, прошёл по лезвию ножа. Всё, что не калечит и не убивает, делает нас крепче.

Глава 18. Теория ДВС

Быстро раскидав велосипед на части, благо что сборка его была отменная и гайки откручивались после не очень сильного нажима на ключ легко, Матвей собрал мелочёвку в пустую бутылку с широким горлом которую спрятал в чулане, а крупные части велосипеда поставил у стены. Затем разбортовал колёса, сняв покрышки и вытащив камеры. Пощупав гладкую резину камер, Макаров удивлённо заметил:

— Смотри-ка, а камеры-то, не чёрные, а белые!

— А что тут такого? — удивился Бронштейн. Самые качественные камеры как раз белые, из бразильского каучука.

— Удивительно просто, в моё время камеры были, как правило, чёрные.

Ниппель на камере оказался, как заметил Макаров, "старого типа" — сам ниппельный механизм представлял из себя фигурную трубочку из латуни, запаянную с одного конца, с двумя отверстиями в трубке около пайки, закрытыми ниппельной резинкой. Колпачки, накручивающиеся на ниппель были на цепочках, закреплённых на расположенных рядом с отверстием соска спицах.

Всё было очень качественно обработано. Никаких заусенцев, острых граней. Подшипники колёс и каретки педального вала были без сепараторов. Фактически это были просто металлические шарики, свободно крутящиеся в подшипниковых пазах, в количестве, достаточном для заполнения кольцевого паза. Втулка задней оси оказалась до боли знакомой Макарову конструкции — "торпедо". Лишь несколько большие размеры отличали её от тех, что стояли на велосипедах времён детства пришельца.

Накачав спущенные во время разборки камеры при помощи насоса, Матвей вложил их в покрышки и также спрятал в чулан.

— Кататься на велосипеде пока не будем. Думаю, что вел в разобранном виде можно будет забрать в Питер, когда ты туда поедешь завоёвывать Олимп столичной науки. Там соберём. По крайней мере, там не будет людей, что гарантированно попытаются спереть его у тебя, — подвёл итог Макаров. И нужно бы противоугонный замок для велосипеда собрать, раз мы к заводскому оборудованию доступ получили.

Пообедав, Матвей направился на велозавод.

— Здравствуй! — немного раздражённым тоном встретил его Семён. Опаздываешь!

— Разве? — удивился Матвей. У нас занятия после шести часов.

— Всё равно, мог бы прийти после обеда, а ты на час опоздал! — не успокаивался секретарь. У ребят затруднения возникли…

Пройдя в цех, Матвей увидел группу рабочих, стоявших вокруг монтажного стола, на котором лежали детали небольшого, Макаров опознал велосипедный двигатель, мотора.

— Привет трудовому классу! — попривествовал собравшихся Матвей.

— Здорово, — отозвался бригадир, руководивший группой. Спасибо тебе за вчерашнюю "сортировку". Удачно получилось — знания рабочих в твоих группах дополняют друг друга, так что мы сегодня десять генераторов собрали.

— Я так понял, у вас возникли какие-то затруднения?

— Да вот исчерпали мы запас мощных бензиновых моторов от мотоциклеток. Есть дюжина велосипедных моторчиков "Фафнир". Но… Слабые они. Всего одна лошадь мощности по паспорту. Для генераторов мало, у нас требуют чтобы мы выпускали генераторы минимум на четыре лошадиные силы. И это электрической мощи. Вот, думаем, как соединить четыре таких мотора в один многоцилиндровый…

— А что за моторы? Четырёхтактные или двухтактные?

— Двухтактные.

— Какой объём?

— Чуть меньше полулитра.

— Хех, движок-то для своего литража слабоват. С пятидесяти кубиков, почти вдесятеро меньшего объёма вполне можно пяток лошадей в номинальном режиме снять!

— С пятидесяти?!! Врёшь! Рабочие, сгрудившиеся вокруг стола, возбуждённо загомонили.

— Не может этого быть!

— Ребята, а почему вы так решили? — задал коварный вопрос Макаров. Вроде, кроме меня, тут спецов по моторам нет?

Из группы вышел молодой мужчина лет тридцати, и ответил:

— Теорию я может и не знаю, как ты, но с движками дело имел. Где это видано, с такого крохи получить больше лошадиной силы? Движки под десять лошадей, что мы собирали, они больше литра объёмом!

— Вот, а тут полулитровый — и всего ОДНА лошадь! Непорядок! Если в литровом, как ты говоришь, десяток лошадей! — отреагировал Макаров.

Завязался спор, "авторитет" в моторах не хотел уступать, ссылаясь на свой опыт.

Положил конец спору Семён, своим авторитетом комсомольского вожака он пресёк бесполезную болтовню, предложив Матвею осветить теорию ДВС на запланированной на сегодня лекции.

Бронштейн и Макаров внимательно осматривали части разложенного на столе моторчика на предмет его "щадящей" форсировки. Поскольку других мощных двигателей не осталось, решили потратить рабочую смену на доскональное ознакомление с имеющимися в запасе моторчиками.

— Семён, а какая форма управления у вас на заводе? — внезапно оторвавшись от рассматривания хитровымудренного карбюратора, спросил Макаров. Сей шедевр немецкого творчества, позволявший "Фафниру" работать на керосине, содержал в себе… фитиль, который нужно было поджигать для подогрева топлива и поступающего в карбюратор воздуха. Что обеспечивало уверенный пуск моторчика даже в суровую русскую зиму.

— Какая-какая, рабочая! — сварливо отозвался тот. И ты, Матвей, уже третий день у нас работаешь, а этот вопрос только сейчас задать додумался.

— Рабочая это как? Рабочий коллектив собственник предприятия? Или принимает участие в управлении?

Из последующих реплик Семёна прояснилось, что форма собственности — государственная, т. е. государство, а точнее, местные власти, снабжают завод сырьём и расходниками, а также обеспечивает заказами. Зато управление осуществляется рабочим советом, проводимом раз в неделю. На котором определяют текущий план, назначают управляющих и мастеров. Раз в полгода производятся выборы директора.

Судя по довольно сильному бардаку, царящему на заводе, такое управление больше дезорганизовывало производство, нежели обратное. Хотя было много и положительных моментов.

— Вот гляжу я на этот завод, Митя, — внезапно обратился к Бронштейну Макаров. И вижу множество преспектив, из которых, увы, реализуется самая непритязательная, "каквсегдайская". Нет у ребят знаний, как заставить завод работать в их интересах, и защитить их. Поэтому, судя по тому, что я читал о вашем времени, где-то через полгода начнут наводить "порядок", что выразится в назначении директората "сверху", и ввод на заводе армейских порядков, скорее всего.

— А разве это плохо?

— Ты пока, Митя, в политике величина фантомно отличная от нуля, хотя уже знаешь чуть-чуть больше остальных простых граждан. Я вот, с высоты своих знаний, вижу, что наиболее вероятное развитие дальнейших событий на заводе — провал не то что в госкапитализм, а даже скорее в "госфеодализм". Армейские порядки по своей природе как раз феодализм и порождают, как продукт своего закономерного развития. А оно нам надо?

— Может с ребятами на эту тему поговорить?

— Дурачёк! Ты что, не видешь, что у них в головах лозуг на лозунге и лозунгом погоняет. Это пока неплохо, — они пытаются "вмять" жизнь в свои идеалы, а жизнь — сопротивляется. Понимания происходящего у них нет, теория Маркса-Ленина о подобных вещах хранит "партизанское" молчание. Сообрази на раз, как они воспримут твои разглагольствования? Как контру!

— Что же делать? Ребята то-ведь, прогрессивные. Многие за дело всерьёз, а не для галочки болеют! Как их просветить-то?

— Вопрос непростой. Но вспомни, КЕМ ты тут назначен. С другой стороны, напрямую агитировать нельзя — шаблоны в головах аудитории "сдетонируют" правоверным марксистским негодованием.

— А что, теория Маркса совсем не годится?

— Как говорил Винни-Пух, не то чтобы совсем. Просто она подменяет действительно научное изучение данных вопросов политикой, а то и хуже — религией! В результате, марксизм перестаёт быть наукой и превращается… превращается в очередную разновидность "опиума для народа". Марксизм же ведь, Митя, если сравнивать его развитие с развитием мирового научного знания, это даже не теория Ньютона, что говорить об Энштейне, а теория Аристотеля в лучшем случае, с его "осьминогими мухами" и движением только под действием силы. Вот например, рассмотрим диалектику…

— А что с ней не так?

— А то, что научность начинается только тогда, когда в существующее "философское течение" приходит математика. Что есть диалектика с точки зрения математики?

— Любопытно. Я как-то в таком ключе над марксистской теорией не задумывался…

— А что ты читал у марксистов?

— "Капитал" Маркса, "Диалектику Природы" Энгельса, его же работу "Анти-Дьюринг", читал работы Гегеля.

— Ну так вот, Бронштейн, тебе задание: — выразить математическим языком все основные принципы диамата! Не бойся, математика хотя и высшая, но довольно простая.

Некоторое время Бронштейн задумчиво вертел в руках цилидр мотора. Затем мысленно произнёс:

— Если смотреть с вершин ТВОЕГО знания, Макаров, с вершины теории нелинейных систем, симметрий и прочего, то диалектика, например, её принцип единства и борьбы противоположностей, хорошо перелагается на язык симметрий. Простейшая симметрия нечто-антинечто. Которые возникают вместе…

— Матвей, чего ты копаешься? — недовольно окликнул задумавшегося Митю бригадир. Давай начинай занятия! Ребята бумаги и чернила раздобыли, так что будем дельные твои мысли конспектировать.

— Итак, ребята, начнём. Совсем просто в поднятых сегодня вопросах разобраться не получиться, ибо теория ДВС до сих пор не создана…

— Например, диктовал "сгенерированную" Макаровым лекцию Бронштейн, цикл "идеального теплового двигателя" Карно, который занял прочное место в теории ДВС, на самом деле худо-бедно описывает работу паровых машин и двигателя Стирлинга. Последний действительно, обладает неизменным по составу рабочим телом, которое расширяется в цилиндрах и повторно используется в каждом рабочем цикле в идеале. Неизменное по составу рабочее тело и его рециркуляция — обязательное условие для двигателя Карно. Для описания же работы ДВС рассуждения Карно… не пригодны! И вот почему…

На лицах пары работников, что успели поучиться до революции в высших учебных заведениях Киева, где преподавали термодинамику, появилось недоумение.

Почему ДВС нельзя описывать в рамках догмы Карно? Давайте разберёмся — продолжил Матвей.

— Во-первых, рабочее тело в ДВС не используется при работе двигателя повторно, а выбрасывается в окружающую среду. С точки зрения полноценной термодинамики это чрезвычайно важная особенность, качественно меняющая картину работы двигателя! В частности, возможна ситуация, когда двигатель будет вырабатывать больше механической энергии, чем выделилось при взаимодействии топлива и окислителя! За счёт превращения части тепла исходного тепла окислителя и топлива в полезную работу. Это на первый взгляд противоречит классической термодинамике, созданной трудами Карно. Но если взглянуть на проблему шире, то становится ясно, что противоречия-то как раз нет! Второе начало термодинамики — неубывание энтропии, в данном случае выполняется. Просто те, кто загипнотизирован "циклом Карно", как единственной возможной реализации идеального теплового двигателя, не замечают, что в ДВС, где состав рабочего тела меняется, и оно выбрасывается после осуществления рабочего хода, возникают принципиально иные возможности, которые в двигателе Карно не рассматриваются.

Проиллюстрируем их. Рассмотрим тепловую машину, которая может работать… без холодильника!

Кто-то из инженерно образованных слушающих выкрикнул:

— Невозможно!

— Возможно! Если по-пристальнее проанализировать работу двигателя с изменяющимся рабочим телом, либо удаляемым после рабочего хода.

— Простейший случай. Есть цилиндр, разделённый поршнем на две части, находящийся в состоянии теплового равновесия, т. е. температура везде в нём одинакова. Поршень теплопроницаем, т. е. тепло проходить через него может. Цилиндр же теплонепронецаем. Получили хорошую карикатуру на реальный ДВС. В одной части — находится сжатый газ, в другой части газа нет. Т. е. там пустота. Или нет? Нет! Поскольку у нас есть требование теплового равновесия, то с другой стороны у нас будет газ… фотонов теплового излучения, находящихся в состоянии теплового равновесия. Назовём такой фотонный газ… Флогистоном! Но его давление будет настолько мало по сравнению с давлением создаваемым атомами газа, в диапазоне обычных температур, при которых ещё возможно существование цилиндра и поршня из обычного вещества элементы которого описаны в таблице Менделеева, что ощутимого давления на поршень он не разовьёт. Более того, подобный газ тепловых фотонов будет и в той части цилиндра, где находится обычный атомарный газ. Поэтому давление теплового фотонного газа будет скомпенсировано с обеих частей поршня. Пусть у нас поршень имеет возможность двигаться в сторону пустого пространства. Он и двинется, преобразуя энергию теплового движения атомов газа в свою механическую. Если поршень движется очень медленно, то вся система будет находится в состоянии теплового квазиравновесия, и газ совершит работу, без холодильника!

— Именно к подобным классам тепловых двигателей принадлежит ДВС! Отсюда следует возможность более эффективного преобразования энергии выделяющейся при взаимодействии молекул топлива и окислителя, чем это принято считать, опираясь на цикл Карно, который как уже видно, не применим к реальному ДВС, ибо не выполнены два главных условия — неизменность рабочего тела, и его циркуляция.

Отсюда следует, что учтя эти особенности и отказавшись от цикла Карно при анализе конструкций ДВС как от "путеводной" карты, можно найти "космосы" возможных конструкций ДВС, которые будут обладать очень высоким КПД преобразования энергии взаимодействия топлива и окислителя в механическую энергию, в пределе даже превосходящую 100 %!!!

Глава 19. Мотор "Ибадулла"

Это заявление вызвало шум в аудитории и недоверчивые выкрики.

В основном шумели трое работников, имевших за плечами изрядный опыт практического обслуживания разнообразных ДВС, преимущественно авто, и один мастер был с черноморского флота, знаком с судовыми дизелями. Он, к удивлению Бронштейна, поддержал его.

Переждав шум, Матвей произнёс: — И всётаки она вертится! То бишь, есть реальный опыт создания ДВС с КПД 60 %, требующий минимальной переделки бензинового двигателя, и опыт создания ДВС с КПД 110 %, правда, до рабочего состояния этот двигатель не был доведён.

— Откуда ты это взял?! — выкрикнул один из несогласных.

Макаров перехватил управление у Бронштейна, и начал излагать только что придуманную им легенду:

— Во время Гражданской войны я как-то раз собирал зимой оставшиеся после погрома доходных домов вещи, чтобы использовать их вместо дров. Холодно было, а дрова не купить.

Аудитория замерла, внимательно слушая легенду.

— Попалась мне на глаза тетрадка, с интригующим названием "Новая теория двигателей внутреннего сгорания". Автором этого дневника был инженер грозненских нефтепромыслов небезызвестного Нобеля, Хаджи Ибадулла. Этот человек, самостоятельно сумел пройти путь от обходчика-сторожа нефтяных скважин, до инженера. Обладая пытливым умом, он обнаружил те самые сомнительные допущения в теории ДВС, и решил самостоятельно заняться иследованиями. Благо что возможность была — Нобель активно использовал на своих промыслах мотоциклетки и авто.

Ещё будучи мастером в мастерской по ремонту моторной техники, он переделал согласно своим умозаключениям велосипедный движок, наподобие тех, что остались у нас. В результате, мощность двигателя выросла раз в пять, и мотор позволил разогнаться до 100 км/ч велосипеду. Кстати, это был сумашедший риск со стороны изобретателя, он чуть не погиб, хорошо что сумел найти ровную дорогу для испытаний. Но участок грейдерной дороги был не слишком длинён, и изобретатель чуть было не вылетел с дороги на скалы. Это к тому, что современные велосипеды не предназначены для высоких скоростей, ежели кто из ныне меня слушающих, захочит поставить форсированный "Фафнир" на свой велосипед.

Самое любопытное, что велосипедный двигатель стал потреблять меньше топлива, и меньше нагреваться. Если раньше, по записям Ибадуллы, цилиндр и выхлопная труба мотора нагревались так, что от выхлопного патрубка можно было прикурить, то после переделки цилиндр был на ощупь едва тёплым, а выхопной патрубок можно было после продолжительной интенсивной поездки держать рукой.

Ибадулла разобрался в том, что происходит в двигателе его конструкции, и сумел пойти дальше — создал двигатель смешанного керосино-водяного питания, представляющий из себя две турбины, одна — компрессор, нагнетающая воздух, а другая — вырабатывающая энергию. Турбины оригинальной конструкции. Так вот, выхлоп этого мотора был… холодным! И его энергетический КПД, соотношение выработанной механической энергии и энергии заключённой в потреблённом топливе, достиг 110 %!

Ценным в дневнике, помимо описания сверхмотора было то, что Хаджи сумел понять, почему его выкладки не повторили в 19 веке, когда шло активное создание классической термодинамики. Помимо "загипнотизированности" авторитетом Карно, тут сыграл роль шкурный интерес производителей моторов и топлива для них. Супермотор слишком хорош. Если оценивать последствия его внедрения в рамках буржуазных экономических требований, он не даёт сверхприбыли, и резко снижает доход производителей топлива. Это и отразилось в эволюции конструкций ДВС.

— Ты что, Матвей, хочешь сказать, что в инженерном деле, моторостроении например, основную роль играют интересы буржуазии, а не объективные технические закономерности? — выкрикнул мастер-двигателист.

— Ага. Давайте просто проанализируем моторчик "Фафнир" на наличие "буржуазных извращений" в его конструкции.

— Например: хитровымудренное расположение крепежа. Которое потребовало от нас изготовить особые ключи. Очевидно, это сделано специально, чтобы пользователь мотора не мог его самостоятельно чинить, что подразумевает самостоятельную разборку. Таким образом навязываются услуги сервиса или покупка нового мотора.

Началось бурное обсуждение озвученной Макаровым темы. Затем кто-то спросил:

— А где тетрадь?

— Увы, не получилось у меня её домой забрать. Я увлёкся чтением, и прозевал момент, когда собранным мной барахлом заинтересовались любители лёгкой поживы. В общем, дали мне по шее и отобрали санки с горючим хламом, и тетрадку прихватили. Я её пытался отбить, так мне ножом пригрозили. Так тетрадка и пропала, скорее всего, сгорела в печке "пилтдаунского человека", не способного понять, что он сжёг. Но я описание первого мотора, очень подробное, помню, и могу его воспроизвести, переделав "Фафнир". Думаю, пяток лошадей выжать удасться…

— А что, произнёс черноморец-дизелист, вот сейчас давай и переделаем! Чего время терять?

— Я за! — отозвался Бронштейн. А как другие товарищи смотрят на предложение поработать сверхурочно?

Многие согласились остаться, комса Семёна осталась в полном составе.

Закипела работа. Чтобы иметь возможность гибко настраивать степень сжатия двигателя, головку цилиндра сделали самодельную, с контрпоршнем. Предусмотрели гнездо для свечи. Исходная степень сжатия топливовоздушной смеси "Фафнира" по результатам измерения была маленькой, так, по-видимому, немецкие инженеры боролись с детонацией керосина. И наплевать на аппетит мотора.

— Степень сжатия — четыре. КПД у "Фафнира" меньше чем у паровоза! — прокомментировал Макаров. У моторчика просто гигантские резервы для форсировки, учитывая немецкую основательность конструкции! Правда, неясно, насколько прочен материал шатуна, коленвала и цилиндра… Но выглядет очень крепким!

На опыты решили пустить самый "избитый" экземпляр моторчика, что нашёлся на складе. Пришлось его основательно разобрать, распрессовать коленвал, из-за сильного радиального люфта подшипника НГШ. Верхний подшипник и поршень были изношены в хлам. Подшипник НГШ, будучи извлёчён, оказался весьма необычной конструкции. Макаров, а через его память и Бронштейн подсознательно ожидали увидеть роликовый подшипник. Но оказалось, что в "Фафнире" установлен оригинальный подшипник из баббита. Представлял он собой пять колец, вложенные друг в друга, и с медным покрытием внутренних сторон колец. Подшипник токарь Алексей выточил из куска баббита новый. Пришлось после запрессовки крайних обойм в шатун и на палец коленвала притирами подгонять размер трёх внутренних колец, а затем меднить их. После сборки коленвал отдали Матвею, и он, припоминая опыт сборки совкомоторов Макарова, с необходимостью "лечить" тучи косяков, если хочешь получть нормальную работу на уровне моторов ведущих западных производителей, провёл балансировку коленвала, добиваясь его равновесия с шатуном в любом положении относительно оси.

Пока работали с коленвалам был расточен изношенный цилиндр, до исчезновения выработки, и отхонингован. Выточили новый поршень из куска меди, при помощи притира подогнали его диаметр точно к диаметру цилиндра. Кольца поэтому не потребовались. Два спеца по моторам — противники Матвея, были возмущены этим обстоятельством, утверждая, что движок заклинит.

Старый поршневой палец притёрли, убрав выработку, и покрыли медью, электролитическим способом, вращая палец и натирая его куском войлока, пропитанным медным купоросом, подавая на войлок и палец электрический ток.

К моменту установки поршня на шатун, закончили делать головку цилиндра с контрпоршнем.

Наконец движок собрали. На цапфу коленвала вместо ведущего шкива прикрепили массивный маховик, дополнительно закреплённый на подшипнике в стание, в которой жёстко закрепили мотор.

Собрали магнето, причём Матвей предложил доработать регулировочный механизм контактов прерывателя, чтобы получить возможность в процессе работы двигателя менять угол опережения зажигания.

Выточили новый жиклёр для карбюратора, с отверстием уменьшенного диаметра.

Наконец все части мотора были закреплены. Начались испытания.

Через час, подключив движок при помощи приводного ремня к десятисильному генератору, убедились, что мощность настроенного мотора выросла аж в восемь раз!

"Фафнир" мощно тянул, устойчиво работал даже на очень малых оборотах, и потреблял керосина раза в три меньше чем исходный экземпляр, при своём аппетите не способный поддерживать дугу сварки, с чем легко справлялся форсированный образец "Фафнира".

— Ничего себе степень сжатия! — выпалил кто-то, когда поработавший пару часов движок разобрали, чтобы оценить последствия форсировки. Двадцать два!

— Действительно, как у дизеля! Может это и есть дизель?

— Ага, со свечой.

— Нет, у дизеля КПД всё-таки поменьше. У этого чуда КПД за шестьдесят!

— И действительно, почти не грелся! Час под нагрузкой работал, а цилиндр тёплый! Тогда как контрольный движок, плюнешь на цилиндр — шипит, от разогрева!

Семён, вызвавшийся записывать схему форсировки, закончив что-то чертить в тетради, закрыл её и похлопав по обложке, произнёс: — ну, считай, что восстановили схему мотора этого Ибаддулы!

— Кстати, а как мотор назовём? — вдруг предложил дизелист.

— Я считаю, что было бы справедливо назвать его по имени того инженера, — отреагировал Макаров. Есть дизель, так почему бы не быть ибадулле?

Глава 20. Макаров рассказывает Бронштейну о своей жизни

Довольные успехом рабочие потихоньку расходились по домам. Остались лишь комсомольцы Семёна и сам их вожак. Многие из них жили на заводе, ибо приехали из деревень, и поскольку плата за проживание для некоторых была неподъёмной, ребята нашли выход — сторожить родной завод. И крыша над головой, и дополнительный заработок. Жили в расчищенном подсобном помещении.

Бронштейн тоже было засобирался домой. Задержка была вызвана тем, что Макаров посоветовал изготовить замок на велосипед. Попросив разрешения поработать на свободном токарном станке, для самообразования в профессии токаря, Матвей довольно быстро выточил детали замка. Вместо дуги был приспособлен тросик, от тормоза, валявшийся в углу цеха велозавода, видимо ещё с тех самых пор, когда велосипеды были основной продукцией.

— По нонешним-то временам, и такого хватит. Ножницы по металлу и ножовки нынче редкость, — подумал Макаров. А сталь у жилок тросика хорошая, калёная, и спаяны они друг с другм, не расплетёшь…

Бронштейн уже выходил из цеха, когда Макаров вдруг остановил его:

— Знаешь что, Митя. Не ходи. Чувствую, не стоит.

— Почему?

— Есть нехорошее предчувствие. И я даже могу объяснить, в чём дело.

— В чём?

— Тот разведчик, кавалерист, судя по тому, что было нарисовано на его физиономии, когда он выходил от командира, крепко на нас обиделся. И как бы парню "крышу не снесло". Вполне может подстерегать тебя у дома, чтобы "поговорить по-мужски", или по-простому, поколотить.

— Так ему же командир запретил!

— Плохо ты психологию знаешь, Митя. Домашний совсем! Для этого Василия произошедшее — урон авторитета, итак, судя по трёпке, что задал ему командир, невеликого.

— Что же делать? Митя вдруг испугался:

— Если, как ты говоришь, этому Василию "крышу снесло", он же может попытаться в квартиру залезть! То есть, сделает то, что ему командир запретил!

— Может. Поэтому у меня предложение — рассказать о произошедшем Семёну с его комсомольцами.

— Что Матвей, назад пришёл? — удивился Семён вернувшемуся Бронштейну.

— Семён, надо поговорить. Проблема возникла… Значит так. Я от оплаты отказался, за помощь вам. Нагульнов же, за успешно выполненное мной задание — ознакомить вас с новой электромашиной, сделал мне подарок — велосипед. Велосипед, судя по разговору присутствовавшего в кабинете Макара красного командира, выписали с армейского склада. Так вот,велосипед-то мне подарили, вроде как насовсем, но вот командир тот, с решением Нагульнова не согласен был…

Макаров внимательно следил за речью Бронштейна, иногда комментируя её:

— Ситуация с этим кавалеристом очень похожа на ту, о которой писали известные в моё время знаменитые фантасты братья Стругацкие. Вкратце, в "Стажёрах", есть описание самодура-начальника исследовательской станции, тиранившего своих подчинённых. Так вот, судя по этому Василю, командир его — типичный "Шершень" из "Стажёров". Любопытно, он Василя этого "втёмную" использует, или ввёл в курс дела?

Мысленная реплика Макарова сбила речь Бронштейна и он замолчал. Впрочем, основное было сказано.

— Вот как, подвёл итог Семён. Значит, выделил подарок и обратно забрать захотел, куркуль! Правильно сделал, Матвей, что нам рассказал. Будем разбираться!

События завертелись как белка в колесе. Выделив дружину для "охраны" Бронштейна, пошли к дому, и предчувствие Макарова оправдались — Василий действительно караулил его. Но вот "посчитать" рёбра у него не получилось.

— А, жидок! — Василий вышел из тёмного проулка навстречу Бронштейну. Дружинники тихо шли чуть поотдаль от Матвея, игравшего роль "живца".

— А, Василий! — передразнил бойца Макаров. Ты чо, забыл, что тебе командир сказал?

На Василия эта реплика произвела впечатление. Он на мгновение замешкался, и Матвей отступил в сторону. Не давая бойцу прити в себя, Макаров продолжил:

— Значит, подарили велосипед, и обратно втихаря, забрать решили? Я тот ваш разговор слышал. И тебе Василий, не стыдно? Где твоя комсомольская сознательность? Или ты не комсомолец?

— А ты меня жидок не совести! — внезапно рявкнул Василий и рванулся к Матвею.

Подошедшие как раз в этот момент со спины Василия дружиннки успели схватить его под руки.

— Ну-ка, Василий, раскажи как дело было? — спросил бойца Семён.

* * *
Командир, пытался отпираться, но убедившись, что о его махинации известно, прореагировал для присутствующих Семёна и Нагульнова довольно неожиданно:

— Ну и что? На этот велосипед я выменять хотел, у куркуля одного местного, для бойцов мясца. А этому жидёнку, он указал на Матвея, избегая называть его по имени, жирно новый велосипед. Он как советский гражданин обязан и вовсе бесплатно помогать армии! А Вы, товарищ Нагульнов, этому еврею потакаете!

— Не верю я этому "кубанцу"! Гонит он, что для бойцов радел — помнишь, мы на кухню зашли и повара спросили, чем кормят. Бойцы отродясь мяса не видали. Хорошо если суп на мясном бульоне раз в год видели, по торжественным дням или приезду комиссии проверяющих, — отреагировал Макаров. И насчёт бесплатного труда граждан на родную армию, мол бескорыстную помощь оказывать ОБЯЗАНЫ. Уж я-то знаю, как эта армия СВОЙ ДОЛГ перед народом в 90е выполнила.

* * *
Уже дома, вечером следующего дня, прошедшего в беготне по разным учреждениям, Бронштейн спросил Макарова:

— Раскажи о своей жизни. Твое детство прошло ведь как раз ещё при СССР. Что тебе запомнилось?

— Родился я в 1970 г. В посёлке Редкино, что под Тверью по направлению к Москве, тогда впрочем, Тверь называлась Калинин. Отец мой был главным инженером на редкинском химкомбинате, выпускавшем диметилгидразин. Это вещество использовалось как топливо для тяжёлых ракет. Военного и космического назначения. Мать — работала учительницей химии в школе номер два. О своём раннем детстве я по понятным причинам почти ничего рассказать не могу. Помню лишь последние годы перед началом обучения в школе. Детский сад, подготовительная группа. В общем, неплохо было.

Школьные годы требуют отдельного разговора, там много чего заслуживает обстоятельного рассказа. Запомнилось же мне то, что по мере моего взросления жизнь вокруг стремительно изменялась, и зачастую не в лучшую сторону. Ну, например, возмём тех же школьных хулиганов. Те из них, что я застал в конце семидесятых-самом начале восмидесятых были просто "божими одуванчиками" по сравнению с теми, с кем я столкнулся перед окончанием школы — те уже были самые настоящие закоренелые уголовники по поведению и мировоззрению, хотя и не сидели. По крайней как мне тогда казалось, пока жизнь не показала, что может быть ещё хуже.

Что запомнилось ещё — это фальшь официальной пропаганды. Когда с пеной у рта доказывали, что дважды два — пять. Угасание педагогической работы с подрастающим поколением. Те же кружки, которые я с удовольствием посещал в начале восмидесятых, уже к их концу еле дышали. Процесс был неоднозначным, иногда случались и "попятные" движения в процессе "одичания", но они как правило, с лихвой перекрывались.

Ещё запомнились рассказы деда. Который, кстати, как раз сейчас должен родиться. Его воспоминания о реалиях крестьянской жизни в 30х. Дед как раз из семьи крестьянина, жившего в деревне рядом с Редкино. Он мне и рассказал, после настойчивых моих расспросов, как им жилось. Причём, язык у него развязался только перед самой его смертью, видно, устал человек бояться и рассказал всё как на духу.

Например, такие его воспоминания о "втором крепостном праве большевиков". Крестьянам зарплату в колхозе НЕ ПЛАТИЛИ! Фактически они в деревне жили натуральным хозяйством. Так ещё и "красный оброк" на них наложили такой, что с одной овцы крестьянин обязан был сдать колхозу… полторы шкуры! Или например, построили в Редкино спиртзавод. Сырьё — картошка. Так крестьян обязали сдавать по установленной норме картофель на завод. И, самое для крестьянина обидное — не он определял, какую картошку сдавать. Забирали самую лучшую, крупную, а мелочь с голубиное яйцо — оставляли. Это для спирта-то! Для его производства ведь всё равно, какая картошка — хоть перемёрзлая, хоть гнилая, — дед потом узнал, так нет, труженнику говно оставляли. Ещё его детское воспоминание, где-то середины тридцатых. Голод, идёт он с ребятами по полю, собирают картошку, что осталась после уборки урожая. Так как только он картуз набрал, появляется сторож и у детишек картоху отбирает. Дед тогда психанул, и собранную картошку разбросал, и собирать обратно наотрез отказался. Так за это отца забрали, и два месяца где-то мурыжили. Когда батя, то есть прадед вернулся, он моего деда на лавке распластал и час сёк ремнём, приговаривая — о колхозном забудь. И ведь что обидно — весной перемёрзлую картоху собирать разрешали, а она уже мягкая. Из неё крахмал добывали, и пекли лепёшки, такие, что чтобы съёсть её — нужно было камнем лепёшку разбивать.

Или колоски те самые пресловутые — стоят в поле копёшки. И подойти к ним, зерна осыпающегося в ладошку набрать — не моги! По ним вороны ходят, воробьи скачут, мыши вокруг, аж солома шевелится. А ты — не смей трогать! Для мышей получается, берегли.

Но и это не всё. Деду повезло — его призвали в армию во время будущей второй мировой войны, для СССР — Великой Отечественной. И погиб бы дед, если бы не контузия, его комисовали. Деду, как поправился чуть, и из больницы выписался, страсть как не хотелось домой в свою Серпиловку возращаться, тем более что с председателем он на "ножах" был, и завербовался он на завод "ЗИС". Мысль была — поработать на заводе и получив документы — паспорт, крестьянам паспорт не положен был, стать "свободным" человеком, осесть в городе. Так в отделе кадров документы у него забрали, а через пять лет, когда дед думал, что вот наконец, получит паспорт, его… направили по месту жительства. На ПМЖ. Так что дед мой иллюзий насчёт того, чем является Советская Власть не питал. Уже позже, при Хрущёве, когда крестьянам стали давать паспорта, уехал он жить в Латвию. И описал мне, в чём различие латышской деревни и русской, в глубинке.

— Латышей так как нас работать — не заставишь! Латыш насмерть стоять за свой образ жизни будет! Да если бы их в такие условия, как нас поставили бы, я своим знакомым латышам о своих бедах рассказывал, — говорил дед, НЕ ВЕРИЛИ! они мне, вырезали бы через день колхозное правление и районное бы впридачу. Впрочем, у них, прибалтов, лесные братья почти до шестидесятых за независимость боролись.

— Вот такие вот воспоминания у моего деда о Совдепии остались. Из первых рук, что называется, информация. И ведь дед не из кулацкой семьи происходит. Из самой что ни на есть бедняцкой. Сколь-нибудь хорошо жили они вот сейчас, в двадцатые, до начала коллективизации. Стали середняками, одни из первых вступили в колхоз, когда началось. Поэтому их не раскулачили, а тех, кто задержался с регистрацией — те на Урал поехали.

— Так что думай, Бронштейн, хорошо думай о том, что делашь.

— М-да, Митя помолчал. Затем обратился к пришельцу:

— Я всё равно ничего лучшего, чем мой путь в науку, ну в той реальности, где тебя не было, предложить не могу. А тут, с тобой, получается, влипли мы. Какого чёрта ты перед тем преподавателем "выпендривался"?! Вот "мобилизуют" нас аки твоего деда, и пиши пропало — не "вздохнуть, ни пёрнуть"! Сам себе не принадлежишь. Я рабом быть категорически не хочу! Хватит с нас, евреев, египетского рабства! Наелись им до конца времён! Это я тебя, Макаров, должен спрашивать, что делать? Накузьмил ты мне, своим "прогрессорством"!

— Что я могу предложить? А не быть размазнёй, как мой дед! Быть… хищником! Вот так вот. Я тебе, Бронштейн, кое-что про себя не рассказал. Из последних лет жизни перед "провалом в прошлое"…

Глава 21. Разговор Семёна с Нагульновым

Несколько дней спустя.

— Здорово, Семён! — шумно поприветствовал комсомольского вожака комиссар электротехникума.

— Здорово. В общем, так, Макар Семёныч. По Бронштейну. Моё впечатление от него — толковый спец, и себя в обиду не даст.

— Толковый — не то слово! Ко мне из политеха прибегали, в буквальном смысле, мол раз я курирую велозавод, должен знать, правда ли слухи о том, что на нём изобрели принципиально новый двигатель, с невиданным полезным выходом.

— Мотор Ибадулла? Бронштейн заявил, что это не его изобретение. Из названия мотора понятно должно быть.

— Слышал я, Семён, про историю с "тетрадью". Думаешь, не врёт?

— Вряд ли. Чувствую, не его это изобретение. Тетрадь — не тетрадь, а только читал он об этом моторе, сам вряд ли бы придумал. У меня чутьё есть, оно говорит о заимствовании.

— Эх, жаль! Мне советовали Бронштейна на моторный направить, а тут получается, что без толку.

— Не совсем так. Мы, чай, тоже не пальцем деланные. Рабфак, Макар Семёныч, считай, состоялся. Пару занятий — а образованность рабочих, что его посещают, заметно выросла.

— А как Матвей занятия ведёт?

— Преподаватель он… суровый. Чуть что — сразу неуд ставит. И заставляет до седьмого пота зубрить, а затем, когда запомнил, ещё и понять, что выучил. Но самое главное — он прекрасно понимает, что в одиночку гору свернуть, что мы замыслили, не в состоянии. Так нам прямо и заявил:

— Ребята, зарубите себе на носу: — я один — мало что могу. И без вашего активного участия в процессе преподавания, ничего существенного не сделаю. Так что, научился сам — учи товарищей!

— Здорово! Тут он прямо в точку попал! Наш человек! На лице Нагульнова появилась широкая улыбка. Что ещё раскажешь?

— "Группы" он придумал. Самые успевающие становятся "младшими преподавателями", по тем темам, что у них лучше всего получаются. Ввёл протоколирование хода рационализаторской деятельности — кто что предложил, кто что поправил. Фиксируется текст предложения и время, естественно и автор. Так что можно сразу увидеть — кто идеи лучше придумывает, а кто их "молотом практики" на Ъ "проковывает". За пару дней — десяток изобретений, таких, что саму суть производственного процесса изменить к лучшему могут. Да что далеко ходить! Вы, Макар Семёныч, должны были уже слышать о "карборунде"!

— Как же, как же. Производственники, кто с металлообработкой в Киеве связан, только и говорят о "абразиве велосипедистов"! А что ещё он предложил?

— Создать комсомольскую корпорацию, на основе велозавода. Мол, ударим пролетарской изобретательностью по буржуазному "экономиксу"! Предложил не много ни мало — "убить" власть денег!

— Вот это да! А что конкретно?!

— Разработать "физическую бухгалтерию". Это когда показатели фиксируются в реальных физических величинах, а не фиктивных, как в случае денег.

— Это как?!

— Я сам, Макар Семёныч, пока разбираюсь. Но чувствую вот, что это — ОТКРЫТИЕ! То, что нам как воздух нужно! Матвей говорил, и я ему верю, что нам, в СССР от Запада нужны разве что знания. Да и то, с оговорками — мол, западное знание, даже научное и техническое, "актуализировано" прежде всего на обслуживание интересов буржуазии. А мы, мол, должны не догонять Запад, что в общем-то безполезно, ибо заимствования будут насквозь противоречить своей логикой развития взятому курсу нашей страны.

— Подожди, Семён. Подробнее можешь объяснить? Как технологии-то, способы изготовления деталей, к примеру, могут быть "буржуазными".

— Ну как, Макар Семёныч. Ну вот простой пример. Есть к примеру, несколько заводов у буржуев, что выпускают разные стали. Есть завод, назовём его "А", что выпускает к примеру, посредственную сталь. Есть завод "В", что выпускает сталь получше качеством, по той же цене. Так вот, стратегически оказывается, что делать к примеру, инструмент, свёрла те же, из стали завода "В" выгодно не всегда! То есть "тряска над маркой" для западных фирм — предрассудок! Так их способ зарабатывания на жизнь организован, что цель производства получается — навязать дрянной товар по возможно большей цене! Другое дело, что рынок худо-бедно заставляет держаться рамок. Но в том то и дело, что Адам Смит — главный экономист, чьи труды на Западе как букварь экономиста почитаются, слона-то в своих рассуждениях о "свободном рынке" и не заметил-то! Роль "внеэкономического регулятора" — государства или иных структур, заставляющих "играть по-правилам" участников рыночного обмена. Иначе, без этих "полицейских рынка" в "невидимую руку рынка", которая по Адаму "всё разрулит", насрут без стеснения, и будут ломать его под себя! Так что мы, по Бронштейну, должны поставить экономический опыт, по всем научным правилам, и разработать свою, коммунистическую экономику. И ведь какое название придумал! Постиндустриал! Это, значит, выше индустриала — фазы развития экономики наиболее развитых стран мира!

— И что он конкретно предложил?

— Создать "Автономхоз". Вернуться на некоторое время к полностью автономному производству. Где всё производится самой организацией. Но при этом учесть специфику развития… живого организма! Мол, природа при создании сложных организмов подобные задачи решала не один раз, и у неё можно подсмотреть много полезного. Но в то же время не увлекаться заимствованием, помня, что то, что естественно — часто безобразно!

— А это как понимать?

— А так, что "изобретения природы" часто, на примерку к человеческому обществу, носят прямой людоедский характер. То что муравьям полезно, для человечества — культурная смерть!

— Ладно, давай вернёмся к "нашим баранам". То есть предложениям Бронштейна по велозаводу и организации производства. Что он конкретного предложил?

— Ну, например, придумал, как максимально заинтересовать рабочих совершенствовать свои навыки. Предложил рабочим продавать "полуфабрикаты" друг другу — тогда сразу халтура видна. И точно, хоть и приняли некоторые несознательные элементы это предложение "в штыки", польза есть — нерадивые сами выявились и с завода ушли, а качество выросло. Нам бы побольше торговать своей продукцией разрешили бы. Хотя бы в рамках "Автономхоза", своим. Чтобы, значит, здравые механизмы рынка проверить, и приспособить для нужд коммунистического строительства.

— А тебе не кажется, Семён, что коммунизм какой-то странный получается? А? Рынок-то причём? В коммунизме?

— Так ведь, Макар Семёныч, никто ведь точно не знает, как экономика коммунизма работает! А мы ведь в СССР, хотим ускорить исторический процесс! Поэтому и нужно по-пристальнее изучить те формы хозяйствования, о которых известно, что они работают. И затем, отталкиваясь от них, найти уже чисто коммунистические, которые будут работать не хуже.

— М-да. Задача. Ладно, дерзайте, на мою поддержку расчитывать можете смело! Но чтоб производство росло и развивалось! Как, осилите самостоятельный выпуск моторов и мотоциклеток?

— Могём, Макар Семёныч. Нам бы только разрешили этот год посвятить "модернизации" завода, сами бы и станки сделали, и инструменты. А так мощности производственные обычными делами "съедаются", на развитие мало остаётся. А вот если бы хоть один год на "раздувание" и "модернизацию" станочного парка потратить! Да что там год — это хотя бы оставшееся время до следующего года, то уже с первого января мы бы могли сами, на своём сырье, без напряжения существующих киевских заводов, по тыще моторов в месяц выпускать! Продовольствием рабочих обеспечить! Да и рынок сырья и полуфабрикатов киевский существенно обогатить предложением. Голод "металлический" закрыть. А то и резиновый. Есть возможность, Матвей говорит, из светильного газа резину делать.

— Ну, тогда успехов, Семён! И намекни Бронштейну, что ему неплохо бы в комсомол заявление написать.

— Так уже, написал. Я ему рекомендацию подписал. Кстати, Макар Семёныч. Он велосипед подаренный, нам на завод передал, как "служебный". Мол, раз военные такие жмоты оказались, пусть он обществу послужит. И мы с этого велосипеда, или "байка", как Бронштейн говорит, все размеры сняли, и материал аккуратно исследовали, установили состав, подбираем наши, киевские аналоги. Конструкция у байка хороша, так что наперво, попробуем его скопировать, как говорит Бронштейн, "в ноль".

— Ладно, Семён, иди уж.

Глава 22. Макаров и Бронштейн обсуждают стратегию своих действий

Парой дней ранее.

— Обсудим прочитанное? — задал вопрос Бронштейн, отложив в сторону книгу, под заголовком "Утопия".

Сегодня у Матвея был "библиотечный день", посвящённый поиску нужных книг, кроме этого, с подачи пришельца Бронштейн, получив доступ к фондам центральной городской библиотеки, решил устранить свои "пробелы в идеологическом образовании".

— Как тебе книга? Как ты её понял? — вопросом на вопрос ответил Макаров.

— Смешанные чувства. Вот не нравится мне что-то в предложенной Мором модели общества. Чувствуется фальшь какая-то.

— Твои ощущения можно свести к следующему вопросу: — "а судьи там кто"? Основное недоверие у человека, умеющего думать и прожившего богатую событиями жизнь, вызывают изображённые Мором "начальники" Утопии. Лица, которым реально принадлежит власть в этом городе-государстве, фактически. Кто решает, как будут жить утопийцы.

— И это тоже, но не только. Меня например, раздражает в романе то, что "общество" вмешивается буквально во все стороны жизни гражданина. Даже пару тебе, мужа или жену — назначают.

— Молодец. Тоже характерная особенность ранних утопий. Обычно эту разновидность контроля обосновывают необходимостью осуществлять "евгенику" и оздоравливать общество через рождение здоровых индивидуумов от здоровых родителей.

— Формально, как ты Макаров, говоришь, предложение правильное. В чём же подвох?

— А в том, что жизнь, реальная жизнь, богаче на каверзы, в отличии от выдуманных схем. Вдобавок уже есть исторический опыт, что "вырастает" из "утопийских" догм. Как опыт человечества, так и живого мира планеты Земля.

— Объясни. Не понимаю, что ты имеешь в виду. Или ты говоришь о социобиологии? Социальном дарвинизме, который будет мешать создать подобное общество.

— Вот как раз "социальный дарвинизм", при некоторой изощрённости, можно обойти. Просто общество с реализованными описанными в Утопии принципами, рождает на практике нечто иное, чем надеялись. Впрочем, те, кто понимают суть происходящего, как раз и пользуются энтузиазмом "утопистов" в своих целях.

— Подожди, Макаров. Я так тебя понял, что БЫЛИ попытки построить "Утопию"?!

— Угу. Самая успешная — "Утопия", построенная на территории нынешнего Парагвая отцами… иезуитами! Этот их эксперимент, по созданию "редукций" — в буквальном смысле реализаций идей другого утописта — Томмазо Кампанеллы, который кстати, был монахом и причастен Ордену, оказался, если брать за критерий время существования созданных общин, успешнее СОВЕТСКОГО ПРОЕКТА!!! СССР просуществовал 70 лет, а "парагвайский" "Город Солнца" — 200!!!

— Ох, ничего же себе! Я об этом впервые слышу! Неужели правда, и такое было, и почему о них тогда ничего не известо? Почему большевики этот пример, если его замалчивали буржуи, не приводят? Это же целых двести лет опыта построения общества, кардинально отличного от уже известных! Да Маркс и Энгельс обязаны были подобно Чарльзу Дарвину совершить экспедицию в Южную Америку, для изучения "парагвайского опыта"! Почему же я узнаю о нём от тебя?!

— Действительно, почему? Попытаемся восстановить ход мысли Маркса, который просто НЕ МОГ не знать об этом опыте. Самое первое, что приходит в голову — иезуиты приобрели стараниями раскольников-протестантов очень мрачную репутацию, и психологически Карл отбрасывал мысли о том, что этот опыт может быть ему хоть чем-то ценен. Скорее всего, он считал, что это были поселения чисто религиозного толка, в которых было много клерикального, но ничего — социалистического и тем более коммунистического.

— А второе, что приходит в голову? — спросил Бронштейн.

— Что Маркс и Энгельс в реальности работали на чьи-то интересы. Кого-то, кто и оплачивал их существование. Даже если сами Маркс и Энгельс об этом не подозревали.

— Это как?

— Люди, реально стремящиеся к власти на деле, а не на словах, за века "освоения ресурсов общества" выработали множество приёмов, как обращать деятельность противника себе на пользу. Чем фактически занимались классики марксизма? Тем что "поджигали европейский дом". Скорее всего, действительно, лелея мысль создать на руинах старого мира новый, лучший для простых людей. НО! Природа, как ты, Бронштейн, мог уже убедиться, диалектична, точнее — полилектична. То есть одно событие участвует во множестве процессов. Так что в САСШ, к примеру, вполне могли придумать, как использовать марксизм в своих целях.

— Британскую Империю забывать тоже не стоит. САСШ тогда были всего лишь прилежными учениками британцев. Если я тебя правильно понял, подготовившись к "мировому пожару", например, "расколов" рабочий класс у себя, на антагонистические "подклассы" — "рабочую аристократию" и "обычный пролетариат", а также убрав наиболее "дрянные" способы производства в колонии, Британия могла осуществить после "мировой революции" Маркса захват влияния в Европе, — отреагировал Бронштейн.

— Молодец, Митя! Растёшь прямо на глазах! — немного иронично прокомментировал Макаров.

— Что я упустил из виду? — немного обидевшись, спросил Бронштейн.

— Хотя бы то, что почему-то Британия активно мешала деятельности марксистов не только у себя. Впрочем, это объясняется многообразием интересов представителей буржуазии. Выигрывали от "европейского пожара" только немногочисленные группы.

— Вообще, что может получиться при "буквальном" воплощении идей государственного социализма, коими по-сути и являются ранние утопии, изобразил Олдос Хаксли в своём "Бравом Новом Мире". Макаров пересказал кратко сюжет заинтересовавшемуся Бронштейну.

Некоторое время после окончания повествования тот хранил молчание. Затем произнёс:

— Всё-таки, по-твоему, получается что существенно лучшее чем есть общество человечеству не построить. А попытка ставить приматом "общественные" интересы над частными очень быстро по историческим меркам заканчиваются тем, что ушлые "идивидуи" "нагибают" механизм обеспечения этих "общественных" интересов так, что он начинает работать на их сугубо частные, и по-сути, вместо реформы общественного строя мы получаем новый вид лжи! Сказки "о мудрых мужах, пекущихся об общественном благе".

— Именно это я и вколачивал в твою "безтолковку", политический материал в которой был ни чем иным как "грязью" с лапок мух, засидевших политические лозунги.

— И как быть? Смысл "радеть" для мрази, фактически ведь так получается?!

— А просто вспомнить одну истину, из Библии. "Не мечи бисер перед свиньями". К которой добавить следующую максиму: "Свиней едят".

— Это как?

— Расслоение общества на классы — не только обусловленный природой производящих сил процесс, но во многом закономерное следствие "генетического наследия" человечества. Добавь к этому то, что истины, извлекаемые серьёзной наукой из этого наследия для неподготовленного читателя, чей разум "ослеплён" слащавыми сказками, чрезвычайно болезненны для восприятия.

— Приведи пример.

— Давай потихоньку, а? Без подготовки, можно реально заработать "заворот мозгов". А на закуску как тебе такая истина — людоедство сопровождало человечество на протяжении всей его истории, и людоеды живут сейчас не только где-то в жаркой Африке, но и у нас, даже здесь, в Киеве!

Бронштейн вздрогнул. Страшные истории, которые им, братьям, расказывала матушка, чтобы побудить их не выходить "на улицу", во время разгара гражданской, внезапно приобрели новый смысл. Сам Матвей их считал именно сказками, за которыми нет объективной реальности.

— Можно добавить к этому ещё и тот факт, что во время германской тридцатилетней войны употреблять человечину в пищу разрешила… Церковь! С оговорками, конечно, что мол брать её можно только от убитых на поле боя или умерших, но ты должен же понимать, как оно в реале получиться!

Вновь Бронштейн подавленно замолчал. Затем спросил:

— А вообще, возможно ли лучшее общество для таких уродов, какими являются люди? Может мы действительно "прокляты" этим миром, и в рамках ЭТОЙ ВСЕЛЕННОЙ, расчитывать на что-то лучшее, чем мы уже имеем, нет смысла?

— Прежде всего ты, Матвей, как релятивист, то есть "относительщник", должен уже сам понять, что говорить о том, что есть хорошо и плохо можно только при учёте всех привходящих обстоятельств. Из физики ты помнишь, что та же электродвижущая сила может, в зависимости от диэлектрической проницаемости среды быть как притяжением, так и отталкиванием. Отсюда — оценка поступков сильно зависит от обстоятельств. Только тотальный учёт может прояснить вопрос. А поскольку это зачастую сделать невозможно, из-за ограниченных сил, то… остаётся стремиться к тому, что МОЖНО сделать.

— Возьмём тот же вопрос с лучшим обществом. Для кого оно будет лучшим? Это первый вопрос.

— Не, Макаров, давай пока вернёмся к тому, о чём я хоть что-то знаю. Вот например, коммунизм. Что он есть?

— Я тоже этот вопрос не очень хорошо представляю, — признался Макаров. Воспользуемся известной формулой — коммунизм — это общество, где реализован принцип: — от каждого по способностям, каждому — по потребностям. Кстати, принцип подозрительный. Я лично читал лишь одно произведение, где был изображён сколь-нибудь реалистичный образ коммунизма и коммунаров, таких, что не только смену общественных формаций могут организовать, но и чёрту рога пообломать. Только такие коммунары берут у жизни право на существание, "прорывая" старые классы как раскалённый нож масло. Остальные же умствования на эту тему, даже у тех утопистов, типа Ивана Ефремова, которого официальная пропаганда СССР превозносила как величайшего утописта нашего времени, не выдерживают "кинической критики". И выглядят хрупкими цветами, не способными не то что "нагнуть" ЗЛО, а просто отстоять у настоящего зла свой образ жизни. Настоящие же коммунары заставят умереть даже дьявола. Иначе им нет места в этой Вселенной.

— Итак, Бронштейн, что выберем целью своей деятельности?

— Я пока пас, — отреагировал Митя. В свете вскрывшихся обстоятельств, если ты конечно, надо мной не смеёшся, или не, как у вас говорят, "троллишь".

— Не смеюсь. Я у себя там, прочитал много книжек о "попаданцах". В том числе и на тему "прогрессирования СССР". Увы, если серьёзно стремиться строить, к примеру, тот же коммунизм, в том ключе, о котором я тебе рассказывал, как единственно жизнеспособном, материала я нашёл немного. Большинство книг было просвящено тому, как "укрепить советский тоталитаризм". При этом совершенно игнорировался тот факт, что затруднения СССР носили объективно-субъективный характер, и в последнем случае, реальные субъекты-проблемы СССР легко бы "нейтрализовали" в общем-то довольно "глупых" в необходимых вопросах "пришельцев".

— Нашёл даже историю о тебе.

— Обо МНЕ?! Я кому-то в твоё время был интересен?

— Был. Не нужно лишней скромности, ты мог стать ВЕЛИКИМ. И почти к этому подошёл…

— А что обо мне написали?

— Некий "Атоммаш". Увы, всего лишь очередная поделка на тему "попаданцев", выдержанную в "ура!" тоне.

— И что тебе в ней не понравилось?

— Ну хотя бы тот момент, что автор даже близко не был знаком с реалиями нашего, здешнего Киева. Кстати, я попытался реализовать его предложение — устроиться на работу в КФХМИ. Что получилось, ты сам видел. За исключением научно-популярной составляющей роман тот откровенно слаб.

— А что ты ещё читал, о "пришельцах", аналогичных тебе?

— Аналогичных не было практически. Почти все авторы если и использовали перенос в "черепок" аборигена, как вышло со мной, то сознание собственника тела… уничтожалось. Что кстати, хорошо свидетельствует о моральном облике тех, кто писал. Может, кроме автора "Атоммаша" и нашлась пара-другая авторов, выбравшая иной вариант взаимодействия исконного и пришлого разумов, но их я не видел. Что самое забавное, для "облегчения" "натурализации" на месте, и видимо, под действием остатков "человечности", иные предлагали "перенос" сознания в голову аборигена-идиота. Мол одним сумашедшим меньше… обществу лучше. И при этом как-то упускали из виду то, что в психа быть может и легче "вселится", но вот будешь ты с этим мозгом… тоже психом.

Ну и наконец, на нашем примере, видно, что перенос — дело сложное. Мозг человека формировался на протяжении сотен миллионов лет как "эготрон". То есть "трон для одного" хозяина тела. Очевидно, не я такой один с Алексеем в природе умные. Попытки "захвата готовенького" в природе идут с самого начала существования жизни. Так что мозг должен быть просто "пронизан" "приспособами" для "устранения" таких вселенцев.

— А почему у тебя вышло?

— Наверно потому, что соборная мощь компьютер и моего мозга оказались сильнее, чем содержимое твоего черепка. Впрочем, лишившись поддержки компа из будущего, я вполне могу "раствориться" в твоей личности.

— Давай вернёмся к "нашим баранам", внезапно мысленно произнёс Митя. К тому, какую стратегию своих действий мы должны выбрать.

— За образец для "строительства", я думаю, стоит попытаться взять коммунаров того автора. Кажется его звали Павел Кучер. Его коммунары, при всех недочётах, наиболее жизнеспособны.

— А какие они?

Макаров оставшееся до закрытия библиотеки время рассказывал Бронштейну о "попаданцах" в семнадцатый век. Уже дома Бронштейн, выслушав интересное, судя по его комментариям, повествование, предложил:

— Почему бы не издать этот роман сейчас?

— Можно попытаться. Но, боюсь, воспримут многие идеи, описаные там "в штыки". Ибо сейчас по факту многие "пламенные революционеры" понимают социализм фактически, как "гуманизированный феодализм". И себе мы можем повредить — зачем нам знакомить наших возможных противников с нашими планами?

— Были ли Макаров, примеры РЕАЛЬНЫХ коммунаров, с которых можно брать пример?

— Увы, по фактам, такими примерами нужно пользоваться осторожно. Ни одна попытка буквально воплотить коммунистическую ячейку в реальную жизнь, в смысле создания долгоживущей и успешно отстаивающей право на существование успешной не была, по крайей мере о таких фактах не пишут. Впрочем, история — продажная женщина, обслуживает интересы государства. Так что возможно, такие сообщества были. Я по крайней мере читал упоминания о подозрительно похожем на коммуну сообществе городского типа, существовавшего в местечке Чатал-Гююк, это на территории нынешней Турции, на протяжении почти пяти тысяч лет! Вплоть до начала активного формирования первых государств в этой местности! Судя по раскопкам, и отсутствию ярко выраженного расслоения общества, это, возможно, была настоящая коммуна. Причём, несмотря на факты, официальная наука уже моего времени, пыталась отрицать "безклассовость" обнаруженного общества. Возможно, легенды о "золотом веке" берут своё начало оттуда.

— Макаров, а были ли в двадцатом веке успешные попытки создания коммун?

— Были те, которые можно условно считать успешными. Очень любят приводить в качестве примера успешной коммуны-колонии опыт Макаренко. Но, если внимательно читать его "Педагогическую Поэму", то можно обнаружить, что начало-то повествования подробное, а затем…, окончание "Поэмы" скомканное какое-то, приводятся достижения коммунаров без конкретики и описания жития-бытия "перековавшихся малолетних преступников". Думаю, так её закончили потому, что результат "перековки" противоречив оказался. Что на самом деле вышло у Макаренко? "Переплавка" психики малолетнего зверёныша в психику коммунара, или просто "дрессировка", натаскивание монстра "выглядеть прилично"? Я, Макаров, с высоты своих знаний склонен считать, что, в случае с "затянутыми на дно" обычными подростками имела место быть "перековка". А вот в случае с "зверёнышами" — "дрессировка", и кстати говоря, общество возможно крепко "обожглось" на подобном "перевоспитани". В результате, после того как поступление в такие коммуны "нормальных" резко уменьшилось, а "зверёныши" стали доминировать среди контингента, опыт этих коммун свернули, как безперспективный и опасный.

— Касательно стратегии наших действий. В общем, будем поступать так:

— Чтобы сохранить максимально возможную свободу — никаких "откровений", сразу могущих имет военное значение. С этой точки зрения "сага о кристаллах" — гениальна! Уже с мотором могут быть проблемы. Лазер — сложно сказать. Ожидания "гиперболоида" будут, но крепко обломаются на первых порах.

— Преподавать нужно так, чтобы те мысли, которые вызовут резкое неприятие, в следствие "зомбированности" пропагандой, рождались в умах аудитории на основании фактов, а не нашей агитации. То есть нужно максимально использовать опыт маевтики. Макаров посмотрел на книгу, посвящённую описанию методов этой риторики.

— Поскольку стране нужны кадры, закончил он, будет только справедливо, если рабочие велозавода сами, смогут найти оптимальные пути развития. Наша же задача — исподволь познакомить их с методами постиндустриальной экономики. Само слово "постиндустриал", думаю, использовать можно, но не стоит создавать впечатление, будто мы, я и ты, Бронштейн, "душа" происходящего. Так будет практичней.

Глава 23. Индустриализация на отдельно взятом заводе своими силами

Семён проснулся рано. Встал с койки, прошёл в сантехнический блок, недавно возведённый в общежитии, что было построено рядом с корпусом велозавода силами его комсомольской бригады. Впрочем, построено — слишком сильно сказано. Ребята из бригады Семёна, те, что нуждались в общежитии, очистили подсобное помещение, бывшего склада готовой продукции, от мусора, что накопился за прошедшие революционные годы. Замазали известково-глиняным раствором, запасы извести для которого были случайно найдены в одном из пыльных углов склада, многочисленные трещины в стенах. Поставили самодельные, из металлических бочек, печки, и напоследок — самодельные койки. Их сколотили из досок упаковочной тары, обнаруженной в обрушившемся от взрыва гранаты углу складского помещения. А вот сантехнический узел был новостройкой. На которой впервые опробовали самодельный раствор, возведя из гравия и битого кирпича, что в изобилии валялся на территории велозавода, помещения для будущей бани, туалет, и рукомойники.

Умылся холодной водой, из рукомойника, представлявшего собой ковш подвешенный на верёвке. Встряхнуся, прогоняя сон. Затем, накинув на плечи старую солдатскую шинель, пошёл в цех завода.

Было ещё рано. Сторож Сенька, тезка, сидевший, точнее спавший на скамье будки охранника проходной, встрепенулся, услышав шаги, и спросонья выпалил:

— Стой кто идёт!

— Это я, Семён. Решил, пока никого в цеху нет, пройтись, посмотреть…

— А, иди. Дежурный открыл дверь.

Цех радовал глаз чистотой, хотя и был обшарпан пролетевшими революционными вихрями.

Ребята Семёна, решив повысить производительность труда, перво-наперво рассортировали станки по степени изношенности. Часть станков разобрали, для ознакомления с конструкцией и ремонта. Другую часть капитально обслужили и поставили группой, так, чтобы работающим на них токарям, фрезировшикам и другим рабочим было удобно передавать друг другу заготовки и убирать рабочее место.

Сам цех был разделён на несколько секций, деревянными перегородками. Одна из них, огораживала участок около окна, где, в самом светлом месте, стояли три чертёжных доски. На одной из них ещё был закреплён лист "ватмана" склеенный из кусков обёрточной бумаги "рыбным" клеем, с незаконченным чертежом электромотора. Этим мотором, с переключаемыми обмотками, позволяющими грубо менять скорость вращения шпинделя, ребята из группы "электротехников" занимались уже неделю.

Посмотрев на чертёж, Семён прошёл в другую загородку. Там на новеньких инструментальных столах лежали самодельные инструменты, что успели изготовить за истекшее время.

Один из них Семёну до знакомства с Бронштейном был совершенно незнаком, — это была углошлифовальная машинка, или "болгарка", как её называл Матвей. Приводилась она в действие от самодельного компрессора, собранного из форсированного моторчика "Фафнир" и кислородного баллона, а также самодельного поршневого нагнетателя воздуха. Шланг высокого давления для опытного инструмента достал на одной из фабрик Нагульнов, активно помогавший энтузиастам "индустриализации".

Самым сложным в изготовлении оказался отрезной диск. Его делали из тряпок, карборундового порошка и фенол-формальдегидной смолы. Нет-нет, но раскрученный до исполинских оборотов диск разрывало, уже было несколько травм, хорошо хоть не тяжёлых. Пришлось сделать защитные очки, так как инструмент обладал прямо-таки дъявольской способностью запорашивать глаза мелкой абразивной пылью, летящей из реза.

Но с другой стороны, инструмент получился просто-таки "волшебным"!

Семён взял в руки "болгарку", посмотрел на манометр, показывавший остаточное давление в баллоне, и нашав на рычаг подачи сжатого воздуха, вслушался, как гудит инструмент, раскручивая отрезной диск.

Для "болгарки" была совершенно безразлична твёрдость разрезаемого материала. На спор Бронштейн разрезал этим инструментом пополам старый напильник, вдоль! И менее чем за десять минут!

Положив инструмент на место, Семён направился в противоположный угол бывшего цеха, откуда доносилось покашливание дежурившего всю ночь у "термоса" с расплавленной сталью Олега Макарова.

По пути он немного задержался у "регенератора". Так Бронштейн назвал собранную установку для прямого востановления железа, из любой железосодержащей руды. В её качестве решили использовать глину, обнаружив в ней высокое содержание окиси железа. Агрегат вышел довольно сложным, и использовал целых два мотора. Обслуживали его три человека, и надо сказать, работа у них была тяжёлой. Поскольку всеми процессами приходилось управлять "на глазок", вручную. Центробежная воздуходувка нагнетала в "газогенератор" воздух, полученный там светильный газ шёл в установку восстановления железа. Загружаемая в неё молотая в шаровой мельнице смесь глины и извести продувалась раскалённым генераторным газом, и железо, которого в глине было аж 15 % восстанавливалось до чистого металла. Который отделялся от остальной массы при помощи очень мощного электромагнита. Не содержащая железа масса поступала в бункер. Это был самый настоящий цемент, довольно неплохого качества. Раствором на его основе были скреплены стены "санитарного блока".

Сейчас, впрочем, "регенератор" мирно возвышался сплетением труб. Уголь для него ещё не завезли.

— Привет, Семён, прокашлявшись, поприветстствовал комсомольского вожака Олег.

— И тебе, Олег, не болеть. Чего кашляешь? Как дела?

— Простыл. Вот, смотрю за температурой в "термосе". Нужно соблюдать рекомендации Аносова, по температуре. Думаю, на этот раз мы чёрный булат изготовим…

Семён подошёл к стоящему на небольшом постаменте тиглю-термосу, потрогал его стенку голой рукой. Она была чуть теплой, благодаря термоизоляции из "вспененного" камня. Термос был, пожалуй, самой сложной вещью, изготовленной за прошедший с момента начала работ "по индустриализации" месяц.

Затем взгляд комсомольского вожака упал на печь новой конструкции, что была разработана энтузиастами взамен неэкономичных "буржуек". Конструкция, в которой использовали все достижения котлостроителей, до упоминаний о которых в разнообразной литературе сумел добраться Бронштейн, получилась очень удачной — новая печка потребляла супротив "буржуйки" раз в десять меньше топлива — дров, опилок и обрезков, угля, ветоши. Но, была довольно сложна в изготовлении и требовала дефицитных металлических труб и листа на корпус. Поэтому их, этих печек, пока изготовили две штуки. Одна была установлена в общежитии, а другая — здесь, обогревать цех.

Подержав руку над оголовками жаровых труб, Семён нахмурился — ток тёплого воздуха был совсем слабым. Заглянув в топку, он подбросил в печку дров, не обращая внимания на протесты Олега, и передвинул задвижку подачи воздуха на более интенсивное горение. Через минуту из жаровых труб печки потянуло горячим воздухом.

— Раз заболел, нечего на дровах экономить! — выговорил Семён Олегу. Мы с ребятами ещё привезём…

Постепенно в цех стали стягиваться проснувшиеся. До начала рабочего дня была ещё пара часов.

Семён, убедившись, что в цеху ощутимо потеплело, прошёл на задний двор завода. Там, под навесом, стояла подвода с едой, наменяной у крестьян из деревень, что окружали Киев.

Нагульнов, очень сильно разозлённый "афёрой с велосипедом", переговорил с кем-то из ОГПУ, и "прижимистого краскома" "запрягли" помогать велозаводу — заставили выделить лошадей и гужевой транспорт, для подвоза сырья и поездок по разным фабрикам и заводам.

Для решения "продовльственной проблемы", на велозаводе начали выпуск сельхозинвентаря, — лемехов плугов, кос, ножей, топоров, брусков для заточки, пил, элементов конской упряжи, гвоздей и многого другого. Эти товары выменивались у окрестных крестьян на продовольствие.

Опыт удался, и впервые рабочиевелозавода смогли есть досыта. Несмотря на некоторое сопротивление в горсовете, где нашлись те, кто посчитал, что энтузиасты велозавода разбазаривают ресурсы, Нагульнов и поддержавшие его ответственные товарищи, которых весьма заинтересовал эксперимент рабочих велозавода, поддержали этот почин. Меновая торговля с крестьянами окружающих Киев деревень закрыла вопрос снабжения велозавода продовольствием.

Однако было решено не останавливаться на достигнутом. Бронштейн доходчиво объяснил, что успех мены — временен, до тех пор, пока крестьянам нужны промтовары, в связи с революционным лихолетьем и истощением их личных запасов они будут охотно менять еду. Но по мере "насыщения" спроса, эффективность мены снизится до недопустимого для процесса "индустриализации" уровня. Поэтому, уже была выделена под Киевом решением горсовета земля, в количестве трёхсот гектар, под создание "агрозавода", который должен был тесно сотрудничать с велозаводом и любыми другими предприятиями, решившими бы войти в "автономхоз "Кибер"".

У подводы суетились повара, перетаскивая мороженную конину на кухню, с которой апетитно тянуло запахом варящегося борща.

Позавтракали. Семён уплетал за обе щёки наваристый борщ с вкусным, ещё тёплым чёрным хлебом. Выпив кваса, он поднялся из-за стола и пошёл в цех, на "планёрку", предваряющую начало рабочего дня.

Обсуждение текущих дел было в самом разгаре.

— А я говорю, нужно строить промышленную установку! Чтоб, значит, за раз десяток тонн металла выплавлять!

— Постой, Олег, не кипятись! — осадил энтузиаста создания "собственного металлургического заводика" кто-то. Угля где столько возьмёшь? А? И загазованность будет сильная. Не говоря уж о необходимых для "промышленного регенератора" материалов. Скромнее надо быть! Как хоть, удалась плавка?

— Удалась, ребята! Есть чёрный булат!

— Живём братцы! Теперь резцов, свёрл, напильников наделаем! Подшипники наконец на свёрла наменяем!

— Здорово робяты! — спорящих вдруг прервал зычный бас Нагульнова. Я так послушал, удалась плавка?

— Удалась! — раздался нестройный гул голосов. Настоящий булат, высшего качества!

— Тады я соглашусь пожалуй с Олегом — надо делать промышленный аппарат! Ведь кроме булата он и цемент производит?! — в голосе Нагульного зазвучали торжествующие нотки. Молодец Бронштейн, такой аппарат придумал! Домна и близко не стоит, ей и руда богатая нужна, и окромя чугуна, с неё больше взятка нет!

— Не торопитесь. Голос Бронштейна, незаметно вошедшего в цех и с интересом слушавшего, прозвучал негромко, но веско. Макар Степнович, мы ещё толком режимы работы прототипа не изучили, так что строить промышленную установку рано ещё. А без них крупную установку делать просто опасно.

— Это почему? — агрессивно спросил Нагульнов.

— Дык в ней же горючий газ получается и используется. Если что не так, смешается с воздухом и… бабах! Сейчас "регенератор" маленький. Если бабахнет, то только его разворотит. А вот если большая установка рванёт, одним пожаром на заводе не отделаемся.

— Эх, жаль! Покажете, что у вас вышло?

Собравшиеся в цехе перешли в огороженный угол. Там пара рабочих уже вытаскивала из форм отлитые заготовки будущих резцов, полотен пил, напильников, свёрл и т. д.

Матвей подошёл к одной из остывших заготовок, имевшей форму плоского вытянутого параллелепипеда и взял его в руки.

Ещё горячий металл обжигал ладони через асбестовые перчатки, но терпеть было можно. Характерный узор и тёмно-серый, почти чёрный цвет весьма обнадёживали.

Пройдя в угол, где находился лабораторный стол, Матвей взял в руки инструмент и начал выяснять характеристики полученной заготовки сверла.

Через десять минут он сообщил результат:

— Образец годный. Завить винтом, заточить и можно сверлить металл.

Его слова вызвали оживление, даже аплодисменты. Повеселевшие рабочие разошлись по своим местам. Закипела работа. Заготовки разобрали, и в умелых руках они постепенно стали превращаться в готовый продукт.

Нагульнов, дождавшись испытания булатного резца, ушёл по своим делам.

Прошло два часа. Согласно утверждённому распорядку, Семён подошёл к висящему в цеху рельсу и пару раз ударил его металлическим прутом, возвещая перерыв.

Работавшие быстро собрались. Из углов цеха извлекли деревянные чурбаки, что использовались вместо стульев. Наступило время теоретических занятий.

Так, два часа работы и академический час лекций, перерыв на обед, и ещё пару раз по два часа работы, перемежающейся теоретическими занятиями, прошёл день.

Бронштейн ушёл домой. Семён, убедившись, что ребята из бригад собрали инструмент и убрали рабочие места, вернулся в общежитие. Глядя на читающих записанное днём ребят из своей комсомольской ячейки, он довольно улыбнулся, подумав:

— Ребята молодцы! Все понимают свою ответственность, разгильдяев нет! Правильно я тех засранцев погнал!

Матвей, вернувшись домой, прошёл на кухню, где ужинал Исидор, взял свою порцию еды, и поев, обратился к брату:

— Как Изя, дела в горсовете?

— Заканчиваю уже проводку. И работы пока не предвидется. Вот получил зарплату…

— Как закончишь, переходи к нам! Я один уже не справляюсь, мне бухгалтер нужен…

Исидор заметно оживился:

— Как дела с твоей "физической бухгалтерией"? Есть подвижки?

— Блин, без мощной вычислительной машины, типа той, что хотел построить Бэббидж, помнишь, я тебе читал о работах этого англичанина, трудно. Мне бы расчётчика. Ты же, Исидор, экономикой интересовался. Лишним определённо не будешь.

— Хорошо, Митя. К концу этой недели должен освободится, и сразу к Вам…

Глава 24. Есть у революции начало, нет у революции конца…

Рабочие велозавода, окружив плотным кольцом только что собранный велосипед, или, как всё чаще стали называть двухколёсные машины, байк, громко обсуждали новинку.


— Совершенно-то ведь не похож на немецкий!

— Дык материалы у нас не немецкие. Пришлось учесть. Посмотрим, что испытания покажут.

— Вот берут меня сомнения, что колёса долго прослужат, — высказал свои опасения Олег Ковальчук, главный "металлург", впрочем, он уже заслуживал этого звания без кавычек. Деревянные ведь. А нагрузка на них у байка весьма велика…

— Ну и что что деревянные? — возразил Олегу "разработчик" колёс. Во-первых, это дуб. Вываренный в олифе и запечённый в печи при почти полутора сотнях градусов! Во-вторых, он армирован стальной проволокой. В-третьих, видишь, у нашего байка колёса с амортизатором-гасителем колебаний! И вел наш легче немецкого получился!

— Не знаю, ребята, всё-таки дерево — с сомнением вмешался в разговор старый слесарь Потапыч.

— Колёса на шинах, так что об камни не разобъёт! Шины специальные сделали, широкие. "Пробить" накачанное колесо до обода непросто.

Матвей, поправив на плече сидор с очередной "порцией" книг, выдержки из которых предстояло переписать в свои лекционные тетради учащимся рабфака, впрочем, его буквально вчера переименовали в СпТУ станкостроения, вошёл в цех, когда обсуждение первого полностью изготовленного на велозаводе "байка-вездехода" было в самом разгаре. Тихо подошёл к группе спорящих, послушал, о чём речь.

Бронштейна заметили. Плотное кольцо вокруг велосипеда расступилось, и Матвей смог подойти к байку.

Провёл рукой по чёрной, окрашенной морилкой и вываренной в олифе поверхности колёс. На вид они были копией колёс "элитных" электробайков времён Макарова. Лишь вблизи было видно, что материал — не углепластик, а морёный дуб. Склеенные "рыбным клеем", варившемся из голов рыб, по старинному рецепту, которым с энтузиастами индустриализации поделился один из работников, колёса были довольно прочными. Вдобавок, они были "прошиты" стальными проволоками, добавлявшими прочности. Шесть деревянных "спиц" соединяли обод с центральной втулкой, похожей на втулку велосипеда "BMW". Шины и камеры колёс — были изготовленны собственноручно Матвеем. Из синтетического стереорегулярного изопрена, синтез которого из светильного газа, при помощи особого "суперкатализатора", делавшего ненужными высокое давление и температуру, сумел по памяти наладить Макаров. Любопытно, но пока никто из работавших на заводе, за прошедшие три месяца уже успевшие привыкнуть к буквально ежедневным технологическим находкам, не осознал, что собственно, было достигнуто. Ну резина и резина. Сами делаем…

Подняв одной рукой тридцатикилограммовый байк, Матвей осмотрел его вблизи. Велосипед буквально "дышал" инородностью. Внешне напоминая электробайки десятых годов двадцать первого века. Правда, изделие киевского велозавода не имело электропривода, обходясь обычным педальным. Но всёж кое-что необычное, помимо дизайна и амортизации, у него, связанное с регулированием скорости, было. Трехступенчатый карданный механизм. Макаров в свою бытность в Германии был заядлым велосипедистом, справедливо считая байк "машиной здоровья"…

Попытка скопировать трёхскоростную втулку "Шимано" попортило много нервов Макарову, который хотел воспроизвести её "один в один". В конце концов ему удалось добиться нужной крепости от шестерён, но технология их изготовления, предусматривающая зонную закалку, делала втулки нетехнологичными. Поэтому также были освоены втулки заднего колеса "Торпедо", благо что на немецком "BMW" была именно такая. А для многоскоростного привода Макаров придумал особый карданный механизм.

Колёса байка, кстати, полированные, помимо шин обладали также дисковыми тормозами, спереди и сзади.

Цепь, как уже упоминалось, не использовалась. Вместо неё Макаров предложил карданный вал, ссылаясь на его большую простоту, в противовес цепи. Действительно, цепь требовала более твёрдых материалов, и хотя чёрный булат вполне подходил, отстутствие необходимых станков для его обработки делало изготовление цепей менее производительным, чем карданных валов. Шестерни простой конструкции, заимствованные буквально у мельничного привода жерновов и заменявшие ведущую и ведомую звёздочки, а также аналогичные шестерни на концах карданного вала были спрятаны в пылезащитные резиновые кожухи.

Матвей поставил байк на колёса и сев на него, проверил, как накачаны камеры.

Увидев это, один из рабочих, собиравших велосипед, произнёс:

— Колёса накачали хорошо, три очка в переднем и четыре — в заднем. Отличная резина у тебя получилась, Матвей! Держит!

Процесс изучения байка был внезапно прерван громким голосом Николая Островского, который въехал в цех прямо на служебном "BMW", велосипеде, бывшем подарке Матвею, конечно.

— Ребята! Новость — я узнал, что на запорожском заводе делают трактора! Вот, только что оттуда, говорил с их главным инженером. Тамошние энтузиасты тракторостроения как узнали, что мы можем выпускать качественные детали дизельных двигателей, затребовали к себе спецов. Ты как, Матвей, можешь ехать?

— Хоть сейчас, если ребята отпустят. Как, товарищи, дадите мне испытать новый байк в "боевых" условиях?

— Не вопрос, Матвей! Ты, фактически, создатель этого велосипеда, тебе и испытывать! — дал добро на поездку Семён.

Подготовка к поездке однако, растянулась почти на неделю. Помимо необходимости тщательно продумать, что взять с собой в довольно неблизкий путь от Киева до Кичкасса, была и ещё одна причина задержки, скорее приятная для самолюбия Бронштейна, чем досадная.

На велозавод приехали кинокорреспонденты. Ранним солнечным майским утром во двор общежития въехало авто, весьма потрёпанного вида.

Глава шумной и нагловатой толпы, вывалившейся из него, Дзига Вертов, представившись, сразу спросил:

— Это здесь расположилась знаменитая коммуна "киберовцев"? Нам дано задание снять фильм про ваше житьё-бытьё.

Матвей, как раз выходивший из санитарного блока общежития после душа, направился к собравшейся вокруг приехавших толпе. Его заметил Семён, и представил Вертову:

— Вот наш Кулибин. Без него трудно пришлось бы.

— Привет, товарищ. Вертов крепко пожал руку немного растерявшемуся Бронштейну. Впрочем, Макаров, увидев затруднения Мити, сразу перехватил инициативу:

— И вам привет от трудового народа. С чем пожаловали? Откуда о нас знаете?

— Пожаловали из Москвы, снять фильму о вашем "союзе коммунистических фабрик". Это правда, что вы, опираясь только на свои силы, решили провести в Киеве "индустриальную революцию"?

— Пытаемся.

— Вами заинтересовались в Совнаркоме. Вот, должны по заданию товарища Дзержинского снать про вас фильм, разузнать, что у вас тут происходит.

— Товарищ, товарищ, Вертова безцеремонно оттёр в сторону невысокий человек "профессорско-донкихотского типажа". Вас зовут Матвей Петрович Бронштейн?

— Угу, я Бронштейн. А в чём дело?

— Это правда, что вы наладили выпуск синтетического каучука?

— Правда. А что здесь такого? — Макаров, который узнал "профессора", с трудом удержался от того, чтобы не улыбнуться.

— ПРАВДА?!!! Нет, на самом деле Вы освоили синтез синтетического изопрена?

— Я, Макаров продолжил игру "в непонимание", откровенно наслаждаясь сценой, не понимаю, почему вы так возбуждены, товарищ? Кстати, вы не представились.

— Лебедев, Сергей Васильевич. Я очень хотел бы взглянуть на установку…

— А вы уполномочены? — Макаров молча смеялся, продолжая играть в "непонимание и недоверчивость кондового коммунара".

— Уполномочен. До меня дошли неправдоподобные слухи о том, что в Киеве наладили выпуск синтетического каучука высокого качества и уже во всю им ТОРГУЮТ! Я, сам, по своей инициативе, обсудил этот вопрос с товарищем Дзержинским, и отправился в командировку, разузнать подробности. Если то, что Вы, товарищ Бронштейн, утверждаете, правда, то… Вы даже не представляете, какую революцию в химической науке, и конкретно, органическом синтезе, совершили!!!

— Так уж и Революцию! Всего лишь, вместе с энтузиастами-химиками, нашли способ получения стереорегулярного изопренового каучука из… светильного газа, смеси окиси и двуокиси углерода, и водорода.

При этих словах лицо Лебедева на несколько мгновений приобрело ошарашенный вид.

Затем он решительным тоном потребовал:

— Ведите! Я должен увидеть всё своими глазами!

Химический реактор располагался рядом с "регенератором". Газогенератор установки увеличили, и перешли с чисто воздушного, на парокислородное дутьё, после того, как был отлажен термодиффузионный разделитель воздуха, выделявший из последнего чистый кислород, который диффундировал через раскалённую тонкую пластину внутри аппарата, отделяясь от азота и других газов. Пар получался при утилизации избыточного тепла выходящих из "регенератора" газов. Кстати, для его получения недавно, изготовив из особого сплава трубы, использовали канализационные стоки санблока велозавода и технологические воды.

От газогенератора отходили две трубы. Большего диаметра подавала полученный генераторный водяной газ в камеру "обжига извести", который, обжигая порошок известняка попутно очищался от сернистых соединений, а затем восстанавливал окись железа, что содержалась в подаваемом в реактор мелком порошке железистой глины. Затем, после отделения восстановленного железа, глиняная и известковая пыли смешивались и дополнительно обжигались дожигом непрореагировавшего водяного газа кислородом. После в циклоне полученный цемент отделялся, а очищенный раскалённый газ поступал в парогенератор, затем, уже охладившись, выбрасывался в дымовую трубу велозавода.

Труба меньшего диаметра шла сначала на "ультрафильтр", очищаясь от посторонних, отличных от угарного газа и водорода, примесей. После чего очищенный водяной газ, поступал в "изопреновый реактор", где спецкатализатор превращал его в молекулярные нити стереорегулярного изопренового каучука. Причём молекулярную массу нитей можно было выбирать, просто меняя температуру в реакторе.

Лебедев, увидев реактор, испытал самый настоящий шок. Впервые Бронштейн и Макаров вживую видели выражение лица у человека, характеризующееся словами "уронил челюсть".

— Но как?!!! Боже мой, этого не может быть, — от волнения Лебедев выразился старорежимно. Впрочем, спустя минуту он пришёл в себя и перешёл на деловой тон:

— Как вы осуществляете реакцию? Я, интересовался разработками получения дивинилового каучука. И сам работал над технологией его синтеза. Дивинил получают на цеолитовом катализаторе из винного спирта. А у вас — смесь водорода и окиси углерода! Очень простых веществ, в отличии от молекулы спирта! Что у вас за катализатор? И, кстати, ваш реактор сейчас работает?!

— Ну да. Круглосуточно, по просьбе товарища Нагульнова. Резина очень нужна заводам Киева.

— Но как?! Лебедев снова пришёл в состояние сильнейшего волнения, потрогав стенку реактора.

— Он же чуть тёплый! Какое давление и температуру для синтеза вы используете?

— Практически комнатные. Вот смотрите, Бронштейн отвернул маховичок крана, располженного внизу реактора и набрал в химический стакан сметаноподобную жидкость.

— Синтетический латекс. Аналог сока гевеи, но без лишних веществ. Только вода и изопрен.

— Что у вас за катализатор?!!! — почти выкрикнул Сергей Васильевич.

— Если Вас интересует его название, то сей препарат называется "молекулярный станок номер 34".

— МОЛЕКУЛЯРНЫЙ СТАНОК? Что это за катализатор, и почему вы его так странно назвали?

— А вот Станислав Зайцев вам сейчас объяснит, — Матвей вызвал из глазеющих на засланного "варяга" сотрудников химической лаборатории велозавода неприметного паренька.

— Станислав Петрович Зайцев, — представился молодой парень восемнадцати лет по виду. Образование — три класса церковно-приходской школы, и наше специальное техническое училище. Химию знаю в объёме трёх курсов университета.

— Молодой человек, объясните тогда мне, что за "чудо-катализатор" вы придумали и используете вот здесь, — в голосе Лебедева Бронштейну и Макарову почудилась тщательно скрываемая ирония. Почувствовал её и Зайцев.

— Товарищ Лебедев, немного завёлся он. Вы в моём образовании не сумлевайтесь! То, что надо, Я знаю. И вот вам факт, Станислав указал на изопреновый реактор, знаю я то, о чём любой профессор химии в любой стране мира даже не догадывется! Но, ближе к теме:

— Молекулярный станок номер 34 это особая молекула, избирательно связывающая молекулы угарного газа и водорода. Присоединившись к ней, они, под действитем теплового движения атомов, сближаются в определённом порядке и взаимодействуют, образуя молеулу изопрена, которая однако сразу не отсоединяется от молекулы катализатора, а продолжает находиться в связи с последней, и по мере синтеза следующих молекул изопрена, соединяется с ними. Форма конца молекулы катализатора, с которой сходит молекулярная цепочка каучуковой нити, исключает любую конфигурацию этой нити, кроме стереорегулярной.

— Однако, — Лебедев в который раз был ошарашен.

Беседа-лекция длилась уже час. Лебедев дотошно выпытывал, как устроен чудо-катализатор, и надо сказать, не в шутку зауважал персонал химической лаборатории.

Спустя же час произошёл конфуз. Осмотрев изопреновый реактор и образцы резины, Лебедев обратил внимание на оборудование лаборатории. И его внимание привлёк небольшой реактор, стоявший в углу, скромно выделяясь на фоне обшарпанной стены.

— Коллеги, а что это за агрегат? Похож на большой реактор.

— Это у нас, товарищ Лебедев, реактор для синтеза особого каучука. Силиконового.

— Как?!! Лебедев снова, в который раз за этот день был потрясён. Вы разработали технологии синтеза НЕСКОЛЬКИХ ВИДОВ КАУЧУКА?

— Если точно, то десяти. После этого заявления Лебедев вновь "потерял челюсть".

— Но имеет смысл пока производить изопрен. А вот силиконовый каучук… Он намного прочнее изопренового, но значительно сложнее в синтезе, ибо для него требуется силан, гидрид кремния, кремнистый водород.

— А зачем он вам тогда?

— Хм, как бы это сказать, — Бронштейн смутился, но Макаров продолжил за него:

— А вот спросите нашего "кондомщика" Василия. Его резинотехнические изделия нашли просто-таки ажиотажный спрос в Европе.

Красный как вареный рак Василий, незаметно погрозив кулаком Матвею, начал объяснять:

— Презервативы для буржуазной Европы, — товар очень даже имеющий спрос. А наши — тонкие, крепкие, не мешающие ощущениям, пошли после того, как товарищи из ЧК забросили туда партию, просто на "ура". Мы на деньги, вырученные от их продажи, уже массу полезных станков и инструментов для копирования в Германии закупили. Впрочем, торговать ими пока только-только начали.

Глава 25. Путешествие в Кичкасс

Дорога летела под колёса байка. Два велосипедиста, Бронштейн и Островский крутили педали, направляя своих двухколёсных коней на юг. Давно окончились пригороды Киева и вокруг на много километров простиралась пойма Днепра.

Матвей, накручивая педали, размышлял о произошедших в последние дни событиях.

Кинодокументалисты оказались ребятами въедливыми и дотошными. Всё-то их интересовало. Но не жадными, и на настойчивые просьбы Бронштейна, "поделится" фототехникой, изыскали аппарат. Немного потрёпанная немецкая "Лейка". Ценным в аппарате было то, что он был плёночный! Выделенный для съёмок на Кичкасском тракторном заводе фотоаппарат, висел на шее Матвея.

Дорога вильнула к реке, и Бронштейн, заворожённый великолепным видом могучей реки, остановился. Сняв "Лейку" с шеи, он извлёк фотоаппарат из кожаного футляра, и определив на глаз выдержку, "отщёлкал" несклько фотографий.

Ещё раз окинув взглядом великолепный пейзаж, Матвей убрал фотоаппарат в футляр, и сел на велосипед. Островский за минуту, что потребовалась для съёмки, уехал вперёд, и пришлось нажать на педали чтобы его догнать.

Дорога, ведущая в направлении цели поездки, была просёлочной. То сбегая к берегу Днепра, то уходя от него почти до границы поймы, она соединяла десятки деревень, расположившихся на берегу великой реки.

Байк, который испытывал Матвей, пока вёл себя хорошо. Три скорости позволяли без труда забираться на довольно крутые горки и разгоняться до, примерно по ощущениям Макарова, километров тридцати пяти — сорока на ровных участках просёлка.

Дорога была сухой, неделя солнечной погоды успела высушить лужи. Колдобин и кочек было относительно немного, особенно вдали от деревень.

Новенький байк необычной конструкции привлёк внимание киевлян. Когда путешественники выехали за территорию велозавода и покатили по улицам города, байк Матвея, в отличии от велосипеда Николая, привлёк всеобщее внимание. Люди останавливались, показывали на велосипед пальцами, что-то говорили друг другу. Близко проезжая мимо группы таких зевак, Матвей услышал обрывок их разговора:

— Смотри какой чудной велосипед!

— Действительно чудной. Эге, да он на рессорах. И цепи нет!

— Интересно, можно ли такой купить где-нибудь.

— Да вроде у нас, в Киеве скоро велосипеды будут выпускать.

— Эх, здорово если такие будут…

Окончание разговора потерялось в шуме ветра.

Помимо велосипеда, на велозаводе уже как месяц шла работа над мотоблоками и мотокультиваторами. Первоначально хотели сделать трактор, но… проанализировав возможности велозавода, и необходимый объём работы на полях агрозавода, чисто аналитическим методом, энтузиасты пришли к удивительному выводу — лучше сделать десяток-другой мотоблоков и культиваторов, чем один большой трактор. Такая разница между ожидаемым эффектом "от укрупнения производства" и расчётными выводами буквально потрясла Нагульнова, который живо интересовался "агрономическим направлением работ". Коммисар пытался спорить, но, поскольку был мужиком честным, и уважающим аргументацию фактами, после объяснений был вынужден согласиться, что "интегральный учёт" привходящих обстоятельств твёрдо указывает тупиковость "монополистического пути". Самым веским фактом оказался тот, что на территории поля, выделенного под "агрозавод", было много оврагов, и большому трактору было не развернуться. Мелкие же мотоблоки и культиваторы позволяли одновременно вспахать ту же площадь, без необходимости гонять трактор по всему полю, и быстрее.

К второй декаде апреля мотоблоки наконец были готовы. Двигатели первой десятки аппаратов работали на керосине. Запас топлива был уже заготовлен, в объёме пяти сташестидесятилитровых бочек. Кроме этого, химиками, которыми руководил Макаров, был получен синтин — 1-метил 1,2-дициклопропилциклопропан. Удивительно, Макаров затруднялся с синтезом катализатора для бензина и керосина — обычных углеводородов, а вот катализатор для экзотического ракетного топлива помнил хорошо, ибо незадолго до попадания получил заказ на его разработку от компании SpaceX. Синтин, впрочем, получаемый в одну стадию из окиси углерода и водорода, был достаточно дёшев по нынешним временам, чтобы выступать как конкурент керосина.

Заправленные для пробы синтином мотоблоки ощутимо прибавили мощности.

В первых числах мая на полях агрозавода началась посевная компания. Часть территории отвели под пшеницу, часть под картофель, капусту, огурцы и т. д. всего пятнадцать наименований злаков и овощей. Посадочный материал для инх добывали всеми способами. Были и анекдотические случаи, вроде "битвы с папашей". Олег привёз семена цветной капусты. Как оказалось, без разрешения своего бати, который не поленился заявится на велозавод, чтобы отдубасить сына.

Но как говоритсься, гуртом и батьку бить легче. Агрессивного мужика скрутили и обмакнули в бочку с ледяной водой — остыть.

Матвей, приобретя уже немалый авторитет среди коммунаров, настоял на том, чтобы испытать на практике новый американский метод сверхурожайного огородничества — "метод Миттлайдера". Мотоблоки очень хорошо подходили для изготовления узких гряд, так что грех было бы не испытать эту технологию выращивания овощей.

Нехватку удобрений решили так: калий, азот и фосфор добыли в виде навоза, костей с бойни, и самодельной азотной кислоты, которой залили кости, получив нитрофоску.

Микроэлементы, типа бора, марганца, молибдена, кобальта, цинка, лантаноидов и т. д. собирали по крупицам на всех предприятиях и учебных заведениях Киева, кто хоть каким боком был связан с этими веществами.

К началу поездки в Кичкасс на двухстах гектарах полей и огородов уже дружно проклюнулись зелёные всходы.

Был построен домик сторожа, которого вооружили наганом, мосинкой и ракетницей. Впрочем, поля агрозавода были удалены от деревень, ибо земля, что выделили под них, у окрестных крестьян считалась бросовой.

Бронштейн и Островский крутили педали весь день, остановившись на отдых лишь в полдень — поесть и искупаться в Днепре. Одометры, которыми снабдили на велозаводе байки Матвея и Николая к концу дня показвали сто тридцать пять пройденных за день километров.

Солнце коснулось горизонта на Западе, окрасившись в багрово-оранжевый цвет. Пора было подумать о ночлеге.

— Смотри, Николай, — произнёс Матвей, догнав велосипед Островского, Солнце багровое. Завтра либо будет облачно, либо даже дождь.

— Стемнеет скоро, ответил Островский. Что-то поблизости деревень не видно, где ночевать будем?

— А вон видишь дуб? Давай на него заберёмся и оглядим окрестности. Я бинокль из дома захватил, — предложил Бронштейн.

Дуб был старый. Громадной толщины ствол поднимался, как прикинул опытный турист Макаров, молча прокомментировавший высоту дерева, "выше девятиэтажки". Стоявший в гордом одиночестве, видно, оставшийся после сведения пойменной дубравы, дуб царил над окружающим ландшафтом.

Подкатив к дубу и поставив рядом с ним велосипеды, оперев рули на кору дерева, два товарища стали готовиться к восхождению.

Матвей достал из самодельного, сшитого из плотной мешковины рюкзака котелок и длинную верёвку из полипарафенилен-терефталамидного волокна — ещё одного достижения будущего, которое в лабораторных условиях по памяти воспроизвёл Макаров.

Не все ингридиенты, необходимые для синтеза удалось получить из синтез-газа при помощи спецкатализаторов. Некоторые вещества были позаимствовани в киевском политехе, где так нелюбезно было встретили братьев Бронштейнов, после того, как успехи образовательной ячейки под руководством Бронштейна стали известны там. Матвею выписали пропуск, и однажды Макаров к своему удивлению обнаружил некие химические препараты, и позволившие осуществить синтез полимера. Правда, о массовом выпуске синтетической ткани речь пока не шла — при массовом производстве в общем-то лабораторные препараты, бывшие в достаточном количестве для исследований, стали бы острым дефицитом. Руководил лабораторией, где Макаров разжился реактивами, Владимир Александрович Плотников, занимавшийся исследованиями неводных растворителей и реакций в их среде. Разговорив немного нелюдимого бывшего, в связи с упразднением научных и преподавательских степеней, профессора, Матвей получил после обсуждения теории донорно-акцепторной сущности неводных кислот и оснований своего верного сторонника. Вместе с Владимиром Александровичем была написана статья в журнал "Nature", и в немецкий журнал Химического Общества Германии. В которой эта теория, имевшая в реальности Макарова наименование "теория кислот и оснований Льюиса", была подробно изложена.

Сняв с котелка крышку, Матвей привязал верёвку к ручке, и раскрутив её, забросил котелок на надвисающую над ребятами ветвь дуба. Котелок по инерции несколько раз обернулся вокруг ветви, надёжно закрепив верёвку.

Подёргав её, и убедившись, что она держится крепко, Бронштейн достал из рюкзака старенький, но в отличном состоянии цейссовский морской бинокль, однажды во время революции обнаруженный им на развалинах доходного дома при поиска топлива.

Повесив бинокль на шею, Матвей начал восхождение.

Через минуту Митя уже стоял на ветви. Дальше было проще — ветви росли достаточно часто, чтобы за них можно было ухватиться и подтянувшись, забраться.

Вот и вершина дерева. Выбрав ветвь, с которой открывался широкий вид на окрестности, не загораживаемый другими ветвями, Матвей снял бинокль с шеи, и начал осматривать местность.

Солнце скрылось за горизонтом. Наступили сумерки.

Оглядевшись, и не заметив поблизости огоньков, выдающих жилище человека, Матвей приготовился было к спуску вниз, как вдруг его взгляд остановился на небосводе.

Зрелище было великолепным. Восточная часть неба уже была чёрной, усыпанной яркими блёстками звёзд, тогда как на западе ещё догорала оранжево-багровая полоса, а небо в той стороне ещё не утратило свой дневной цвет.

Полюбовавшись на потрясающий вид, Матвей попытался его сфотографировать, остро жалея о том, что достать сейчас цветную плёнку, о существовании которой в США Бронштейну сообщил Макаров, в СССР невозможно.

Уперев "Лейку" в ствол дерева взамен штатива, дабы не тряслась от дрожи рук, Матвей сделал панорамную съёмку, интуитивно задав выдержку по десять секунд на каждый снимок. Лишь багровеющий запад был отснят с всего секундной выдержкой.

Вздохнув, от осознания практически неизбежной тщетности запечатлеть на примитивном фотоматериале окружающее его великолепие смены дня ночью, Матвей, надёжно закрепив фотокамеру и бинокль, стал спускаться.

Освободив верёвку и котелок, сбросил их вниз, затем повис держась руками за ветвь дуба, и наконец, решившись, отпустил её, пружинисто подогнув ноги.

Падение с трёхметровой высоты болезненно отдалось в ногах, но в целом завершилось благополучно.

— Чего так долго? — недовольным тоном поинтересовался Островский.

— Осматривался. Увы, поблизости деревень нет. Но ничего страшного, — переночуем в спальных мешках. Надо же их испытать.

Спальные мешки представляли из себя по-сути, двойные надувные матрацы, изолирующие спящего от прямого контакта с холодной землёй, и снижающие теплопередачу воздушной изоляцией. Накачав два спальника при помощи ножного насоса, путешественники забрались в них.

Островский довольно быстро заснул, а Бронштейн, глядя на звёздное небо над головой, разговаривал со своим альтер-эго.

— Макаров, зачем ты так подставился? Десять сортов резины! Ведь как ты сам говоришь, после того, как в Совнаркоме "прочухают", в чём дело, ждёт нас "дорога дальняя и казённый дом", хоть и не тюрьма, но по-сути, близко.

— А надоело боятся, — внезапно признался двойник. Это тест на "совковость" нынешней власти. Ну и на наше умение внушать. Ведь формально, и по "журналу изобретений", мы с тобой Бронштейн, в открытии суперкатализатора не участвовали! Идею сумели внушить Стасу так, что он всерьёз думает, что именно ему она пришла в голову первому! Ну и не забывай, что реально полный цикл производства есть только для двух видов каучука — изопренового и силиконового. Остальные — получены экспериментально и требуют редких реактивов. Суперкатализаторов для них нет!

— Получается, что Стасу мы Нобеля по химии подарили?

— Получается так. Теория цепного катализа — это откровение, по нынешним временам-то! Посмотрим на реакцию властей. Смешно, но ещё нужно сообразить, что произошло что-то экстраординарное! Доходит это до компетентных товарищей далеко не сразу, особенно по-нонешним то временам.

— А если нас "загребут"?

— Ну и что? Впечатление о том, что Бронштейн не причём, а разработка — группы гениальных учеников специализированного технического училища создано устойчивое. Помнишь, как Лебедев реагировал? Вцепился в Зайца, а о тебе забыл. Думаю, заберёт он группу Зайца к себе, и на этом дело закончиться. Ну, возможно, нам запретят производить катализатор у себя, будут присылать. Что непринципиально для производства — катализатор расходуется очень слабо.

Матвей поворочался с боку на бок, устраиваясь поудобнее. Некоторое время лежал неподвижно, бездумно глядя на рисунки созвездий…

* * *
Тем временем на велозаводе события развивались по-нарастающей. Сергей Васильевич Лебедев сумел добиться прямого телефонного соединения с Дзержинским, и сейчас буквально прокричал в трубку:

— Ребят надо спасать! Ведь это открытие мирового уровня — синтетический каучук! Целых два сорта, лучьше природного! А если узнают в той же Польше? Ведь не остановятся ни перед чём! ВЫКРАДУТ ребят и пытками заставят…

— Сергей Васильевич! Не горячитесь! Кто там отличился?

— Станислав Зайцев со товарищи…

— Значит так, Дзержинский начал диктовать Лебедеву план действий:

— Всех, кто активно принимал участие в разработке каучука, вывезти в Москву. Все "яйца" в одну корзину не класть — перевозите ребят по-очереди. Оборудование для получения каучука тоже вывезти…

— Нет, это Вы, товарищи не понимаете! Что злостно мешаете нам! Срываете график работ!

— Слушай, Стас, не кипятись! — осадил комсомольского вожака плотно сбитый ОГПУ-шник. Что от твоего графика работ останется, если польская "безпека" бомбу на заводе взорвёт?

— Так помогите с охраной! Мы, кстати, с ребятами, охрану завода наладили…

— Дежурных сторожей, у которых кроме сигнализации и нет ничего? Не смеши, Стас! У поляков диверсанты — зубры, твоих сторожей завалят, те и понять, что произошло не успеют.

— Ну так помогите! Мы к вам уже обращались, наганы выдали бы, а?

* * *
Проснулся Матвей из-за того, что вынырнувшее из-за горизонта Солнце осветило его лицо.

Зевнув, Бронштейн осмотрелся. На траве была видна роса, посеребрившая луг, на котором рос дуб. Было удивительно тихо, лишь изредка где-то вдали слышался голос пичуги.

Над рекой стоял туман, делавший реку похожей на горное ущелье, полное облаков.

Посмотрев в сторону товарища, Матвей увидел, что Островский ещё спал.

Преодолев желание полежать ещё, Бронштейн отстегнул "липучку" спальника, и застучав зубами от очень свежего воздуха раннего утра, быстро собрал спальник в баул, а затем приступил к утренней зарядке. Здесь вмешался Макаров, сразу после гимнастики заставивший общее тело сделать растяжку, которая уже удавалась, несмотря на изначальное слабое физическое развитие.

Затем, Макаров стал вспоминать приёмы некогда изучаемого им айкидо. Впрочем, тогда, в юности, он особых успехов не добился.

Сейчас же, обладая невесть откуда взявшимся опытом, позволявшим уверенно судить о назначении тех или иных приёмов, Макаров принялся разрабатывать один из них, который для нынешнего тела был наиболее прост в исполнении.

— Макаров, действия что ты выполняешь, это приём какой-то борьбы? Вроде ты как-то рассказывал об айкидо.

— Угу. Правда тогда, я зря потратил время. Айкидо довольно сложно в освоении. Лучше я бы посещал секцию самбо. А так толком драться так и не научился. Вот, вспомнил один приёмчик, пытаюсь его точно воспроизвести.

— И смысл? Одного приёма для драки мало! — скептически возразил Бронштен.

— Брюс Ли, известный боец и киноактёр, как то раз сказал:

— Я не опасаюсь бойца, знающего тысячу приёмов. Я опасаюсь бойца тысячу раз повторившего один приём! — парировал Макаров. Это приём позволяет уклониться от удара противника и использовать его энергию движения. Вот и будем его доводить до совершенства. Учитывая практически поголовную "боевую" неграммотность нынешнего населения, этого будет достаточно, чтобы сойти за неплохого рукопашника.

— Ладно, посмотрим, согласился Бронштейн.

Закончив тренировку, Матвей посмотрел на Островского, и увидел, что тот выбрался из своего спального мешка и с интересом наблюдает за ним.

— Что это за гимнастика такая чудная?

— Пытаюсь изобрести приём борьбы, специально "заточенный" под "щуплого" студиозиуса.

— А… Не проще ли изучить приёмы обычной кулачной борьбы?

— Может быть, не буду спорить. Но проверить мой "самодельный" приёмчик не помешает. Вот разучу его как следует, и сравним, чья борьба лучше.

— Хорошо! Островский явно заинтересовался.

Последующий час путешественники потратили на то, чтобы установить в обнаруженном далее по дороге затоне сетку на рыбу. Проверили свои велосипеды, а затем занялись сбором топлива для костра. Что, учитывая практически полное отсутствие деревьев в округе, окзалось непросто.

Матвей нарубил собственноручно выкованным во время экспериментов по получению стали "мачете" хмызняка — прутьев кустов, росших на берегу. Николай же собрал выброшенный на берег просохший плавник.

Провозившись ещё час, набрали топлива достаточно для костра.

Прутья, нарубленные Бронштейном гореть не хотели, даже несмотря на полив их триэтилалюминием — самовоспламеняющейся на воздухе жидкости, которую Матвей взял из химлаборатории взамен спичек. Несмотря на доменный жар, который давала эта жидкость, костёр из прутьев хмызняка отчаянно дымил, но разгораться не желал.

Островский, понаблюдав за мучениями Бронштейна, наконец не выдержал, и заявил:

— Давай я костёр разведу. Ты прутьев с живых кустов нарубил, и вблизи воды, они гореть, пока не просохнут, не будут.

Матвей, признав своё поражение, отошёл в сторону.

Островский приступил к делу со всем тщанием. Глядя на его уверенные действия, Макаров прокомментировал:

— Сразу видно заядлого рыбака. Костёр умеет разводить профессионально.

Действительно, Николай выбрав куски плавника посуше, настрогал из них щепы, а затем соорудил "шалаш", тщательно разместив топливо — самые сухие куски на нарубленную щепу, влажные — поверху, оставив щели для выхода дыма.

Капнув из кропилки с триэтилалюминием каплю огнеопасной жидкости на щепу, Николай с удовлетворением наблюдал за тем, как появившиеся языки пламени охватывают растопку.

— Учить, Матвей! Вот как надо костёр разводить!

— Чтож ты Макаров, так осрамился и меня осрамил? — возмущённо подумал Бронштейн. Костёр как разводить, не подсказал!

— Не стоит выходить за пределы имиджа "городского парня"!

Костёр весело трещал просохшими прутьями хмызняка, а довольные Матвей и Николай наворачивали запечённую в костре рыбу, преимущественно, крупную плотву, что попалась в сеть.

Позавтракав, отправились в путь.

Поездка растянулась почти на неделю. Островский, оказалось, захватил с собой тетрадь с лекциями и пару учебников. К учёбе он относился, по признанию Макарова, "не в пример ответственнее моих современников".

Именно попытки Островского постигнуть премудрости элементов электродинамики, что отобрал для изучения Бронштейн, и привели к любопытному разговору:

— Матвей, подойди, есть вопрос! — неожиданно позвал Бронштейна Николай.

— Что такое? В чём затруднения?

— Затруднений нет. Есть политические сомнения, — довольно неожиданно ответил Островский.

— Политический? Причём тут политика?! Ты же физматематику учишь! — непритворно удивился Бронштейн. Ему почудился смешок. Затем Макаров, чьё весёлое расположение духа Бронштейн ощутил как своё собственное, мысленно произнёс:

— Кажется я знаю, чем недоволен наш "пламенный марксист-ленинист", хе-хе!

— Вот скажи мне, что это за выражение?! — Островский показал на формулу для вычисления полного сопротивления переменному току.

— Формула подсчёта сопротивления в цепи переменного тока, — как бы не замечая подвоха, ответил Матвей.

— Хорошо, Островский заметно напрягся. Тогда такой вопрос. Смотри, вот формула для вычисления модуля комплексного числа, — указал он на строку в учебнике анализа. Видишь? Один в один совпадает!

— Ну и что?!! — мысленно уже хохоча, ровным тоном спросил Бронштейн.

— Так комплексные числа, они же включают в свой состав МНИМЫЕ ЧИСЛА!!! — яростно выкрикнул Островский. А Энгельс в критической статье "Естествознании в мире духов" писал, что приписывать какую-либо физическую реальность мнимым числам и многомерным пространствам это то же самое, что допускать существование духов, и после этого от науки уже ничего не остаётся! Почему в электродинамике, науке, на которой зиждится вся электротехника, использованы эти, по словам Энгельса, бредовые выкладки с мнимыми числами?!

— Наверно потому что они описывают реальность не хуже обычных! — Бронштейн не выдержал и расхохотался.

— Не понимаю, чего ты так развеселился?! — зло выкрикнул Островский.

— Над ТОБОЙ смеюсь, — ответил Матвей. Ни дать, ни взять, адепт католической церкви, обнаруживший, что папа отнюдь не непогрешим!

— Причём здесь католическая церковь?

— При том, что верить, что Энгельс во всём прав, может лишь человек, ничего в марксизме не понимающий! Ты, Николай, только что своим умом обнаружил, что заблуждался Энгельс!

— А может это учёные, что эти числа в электродинамике использовали,заблуждаются? — упрямо возразил Островский.

— Не-а. Я работы Энгельса, посвящённые математике, читал. Товарищ Энгельс, увы, учил математику по дрянным учебникам, и мало что в ней понял. Поторопился он с выводом о том, что мнимым числам, и, кстати, тесно с ними связанным многомерным пространствам нельзя найти реальный, физический прообраз в окружающем нас мире. Скорее всего, сильно разозлил Энгельса Дьюринг, своим проституированием математики в угоду клерикальной философии.

— Так мнимые числа же чисто выдумка, как его там, Кардано, кажется! — воскликнул Николай.

— Отнюдь не выдумка! Для введения числа, равного корню квадратному из отрицательной величины были очень веские основания!

— Какие?

— В общем, нашёл Джироламо Кардано общее решение кубических уравнений. И обнаружил любопытную вещь. Кубическое уравнение можёт иметь максимум три корня, три точки пересечения с осью иксов. При анализе его общего решения в радикалах, получается в некоторых случаях, удивительная вешь:

— Промежуточной выкладкой в получении действительных корней является число, равное корню квадратному из отрицательного числа. Ранее, при например, поиске корней квадратного уравнения такие выражения отбрасывались, ибо из графика функции уравнения видно, что с осью иксов он не пересекается. А вот в кубическом уравнении, если взять этот самый корень из отрицательного числа, и предположив, что он имеет смысл, продолжить вычисления, то получаем разумный ответ — действительные корни! Вот Кардано и предположил, что корень квадратный из отрицательной величины — некое число новой, отличной от обычных чисел, природы. Квадрат этого числа даёт отрицательное число.

— Так, на лице Островского была нарисовано выражение, свидетельствующее о том, что внутри его головы идёт нешуточная работа. Это я понял. Действительно, веская причина. Но как мнимые числа связаны с многомерными пространствами?! Пространства-то тут причём?

— А очень просто. Обычным числам, положительным и отрицательным, может читал, соответствует числовая прямая — одномерное пространство.

— Читал, понятно.

— Так вот. Мнимые числа лежат… вне этой прямой. То есть образуют… вместе с обычными числами ЧИСЛОВУЮ ПЛОСКОСТЬ! На которой любой точке соответствует пара чисел — обычное, действительное иначе, и… мнимое! То есть, у каждой точки числовой плоскости две координаты, однозначно определяющие её положение — действительная и мнимая!

— Ах вот оно в чём дело! Но почему многомерные пространства? Разве плоскость — многомерное пространство?!

— По отношению к одномерной числовой прямой — естественно, многомерное! И тут есть ещё одно интересное свойство мнимых чисел. К числовой прямой можно провести сколь угодно много взаимно перпендикулярных прямых, образующих оси декартовой системы координат многомерного пространства. И поскольку у нас в определении мнимого числа не указано, как эти перпендикуляры к числовой прямой различать, то, квадрат числа с ЛЮБОГО ТАКОГО ПЕРПЕНДИКУЛЯРА, будет отрицательным числом на числовой прямой! То есть мнимых чисел разной природы — бесконечно много! По природе на свою координатную ось! Так в математике появилсь гиперкомплексные числа — кватернионы и октанионы — соответственно наборы чисел разной природы для четырёхмерного и восмимерного пространств!

— Ладно, Бронштейн. Про мнимые числа я понял, и частично — про их связь с координатными осями. Но почему такую простую вешь не понял Энгельс?

— Очевидно, у него не было такого учителя, каким для тебя являюсь Я! — с улыбкой ответил Бронштейн.

— М-да. Островский задумался. А ведь могут быть проблемы. Это я, уже математически "подкованный", понял. А вот необразованные товарищи могут возмутиться…

— Поэтому насущной проблемой становится создание авторитетного учебного заведения комсомола — ответил Матвей. Раз нет возможности каждому ошибку Энгельса растолковать, нужно, чтобы на неё указали авторитетные товарищи в партии. И вообще, раз марксизм позиционируется как наука, то придётся ему принять научные принципы. И первый — мнение авторитета ничего не значит перед фактами! Второй — учёный не может не ошибаться! Хороший учёный признаёт свои ошибки, и радуется, когда их обнаруживает. Третье — наука на самом деле подобна картографии и создаёт "карты" структуры реального мира.

В Кичкасс путешественники прибыли рано утром, специально заночевав в тридцати километрах от завода, чтобы успеть к началу рабочей смены.

Увидев обшарпанные здания завода, Макаров ехидно прокомментировал:

— Запорожье издавна славилось своими неприхотливыми запорожцами! Хоть людьми, хоть машинами. Во, гляди, прекрасный образчик запорожского хай-тека: — трактор, как будто сработанный каменными рубилом и топором неандертальца! — и посмеиваясь, указал Бронштейну на небольшой трёхколёсный трактор, что горделиво выезжал из ворот завода.

Глава 26. Реакция

Джон Маддокс, менеджер, ответственныый за сортировку корреспонденции, приходящей на адрес научного журнала "Nature", достал из мешка, что принёс только что почтальон, невзрачный конверт. Хмыкнул, посмотрев на обратный адрес.

— Россия? Нет, кажется, Украина, её столица Киев. Джон был довольно образованным человеком, знакомым с географией Европы. Любопытно, что могут прислать из разрушенной гражданской войной страны…

Джон ножом для конвертов взрезал пакет и с любопытством стал читать послание, написанное разборчивым каллиграфическим почерком на великолепном английском языке. Спустя полчаса, Маддокса весьма заинтриговали очень простые выкладки корреспондента из далёкого Киева своими необычными выводами, Джон уже шёл к своему боссу.

— Хай! Поздоровавшись с начальником, он заговорил о необычном письме:

— Получил сегодня этот труд, как ни странно, из России. Если автор не ошибся, то это… переворот в кристаллографии!

* * *
Клуб в Кембридже. Два представительных господина беседуют друг с другом, попивая крепкий кофе. Один из них обладает внешностью на первый взгляд простоватого фермера, а другой может похвастать некоторой аристократичностью.

— И ещё Эрни. Наш общий друг получил недавно любопытное письмо, из России. В нём был труд, посвящённый критике существующих в кристаллографии взглядов на число возможных упаковок кристаллической решётки. Автор послания, некий Бронштейн, сумел найти изящное математическое обоснование существования кристаллоподобных тел с запрещёнными(!) группами симметрий. И по его словам, даже синтезировал подобный кристалл. Описание синтеза в докладе присутствует. Я сейчас занят, и у меня просьба — пусть твои скауты проверят возможность существования описанного этим Бронштейном вещества.

— Почему нет, Марк? Есть у меня способный парень, кстати, русский. Вот его и запрягу!

— Спасибо. Вот письмо…

* * *
Пётр Капица отставил в сторонку микроскоп и раздражённо посмотрел на препарат, который только что был объектом его изучения.

Чувства молодого учёного можно было охарактеризовать так: крайняя степень досады.

Честолюбивому Капице не давала покоя мысль, что мимо такого самоочевидного открытия, которое буквально напрашивалось искушённому в несложной высшей математике и прикладной физике учёному, он тем не менее прошёл даже не догадываясь.

Работа по проверке данных труда этого неизвестного киевского физика заняла неделю.

Повторив по подробной инструкции, что была приложена к письму, синтез кристалла с некогда "запрещённой" группой симметрии, Капица затем придирчиво изучил вещество, отсекая возможности для ошибок. Сомнениям не осталось места — материал действительно обладал заявленными в труде этого Бронштейна свойствами.

Уязвлённое самолюбие Петра подвигло продолжить опыты дальше, с целью обнаружить всё-таки ошибку, хотя бы в декларируемых, но не полученных Бронштейном веществах. Тщетно, полученные кристаллы неизменно обнаруживали заявленные свойства.

— Чтож, это хороший урок мне, подумал Капица спустя пару часов, отложив в сторону лист с докладом о проверке. Как нужно делать себе имя в науке.

— Нет, каков эрудит! — внезапно восхитился Пётр. Собственно, в этом письме всё выложено начистоту. Бронштейн очевидно, обладает сильным духом противоречия. И апломб, с которым Фёдоров "запретил" существование иных типов кристаллической решётки кроме им описанных, а также, видимо, история с неприятием греками иррациональных чисел, сподвигли Бронштейна на поиск похожего решения в кристаллографии.

— А что я могу извлечь из этого? Да пожалуй то, что нужно искать простые решения, чтобы там не утверждали наставники, преследуя свои интересы!

— Займусь-ка я атомными ядрами! Если следовать логике Бронштейна, то в случае атомных ядер, наличие в них тяжёлых нейтральных частиц прямо-таки напрашивается!

* * *
— Пан Кшиштоф, это действительно хороший каучук! Колёса сделаны по индивидуальному заказу моего агента!

Представительный господин подошёл к авто, на которое мастер только что установил новенькие шины, ещё с "ежиком" резиновой шёточки, торчащей из протектора, и попинал ногой колесо.

— Так ты говоришь, что твой человек приобрёл эти колёса в Киеве? У краснорожих? Лицо заказчика стало приобретать багровый цвет.

— Запомни, Вацлав, я с большевиками принципиально дел иметь не хочу! У большевицких голодранцев есть нечего, а уж о качестве колёс можно забыть! Откуда в нищей Совдепии могжет быть хорошая резина?!

— Пан Кшиштоф, начал горячо возражать мастер, это хорошая резина! Какая в конце концов разница, откуда она у большевиков? Может старые запасы распродают, в связи с поголовным выходом из строя авто! Но мой агент, утверждает, а я ему доверяю, он никогда дрянь не купит, что это ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ РЕЗИНА!

— Не хотелось бы разбиться по твоей милости, Вацлав! Господин отсчитал несколько бумажек и протянул мастеру шиномонтажной мастерской.

— Но здесь не вся сумма! — возмутился мастер.

— Ты меня знаешь, Вацлав, — тоном не допускающим возражения, произнёс господин. Я свои обещания, особенно финансовые, всегда выполняю пунктуально. И этого же требую от своих клиентов и компаньонов! Договор у нас с тобой какой был? А? Установить шины и камеры ЛУЧШИЕ из возможных! А ты мне непонятно что подсунул! Так что извини — остальную сумму получишь через полгода, если эти твои, как ты говоришь, великолепные шины ни разу не подведут!

Пан Кшиштоф сел в авто, водитель, выйдя из машины и не обращая на протесты мастера достал заводную рукоятку и пару раз крутанув её, завёл.

Крякнув клаксоном автомобил выехал из мастерской.

Спустя месяц.

— Чтож, Вацлав, ты меня не обманул. Вот остальная сумма. Шины просто замечательные! Даже "ёжик" на протекторе ещё не стёрся! Удивительная стойкость!

— Ну вот, а вы пан Кшиштоф, опасались! Гавел никогда плохого товара клиентам не предложит!

* * *
На Кичкасском тракторном путешественников встретили хоть и дружелюбно, но настороженно. Главный инженер завода, инициатор выпуска трактора "Запорожецъ", довольно болезненно воспринял критику своего детища.

Заявление же Бронштейна, что стране нужны "тысячи тракторов в год", воспринял в "штыки".

— Ребята, мы и так делаем на пределе своих возможностей, максимум! — возмущался он.

Где мы материалы возьмём для, как ты, Матвей, говоришь, "ежедневного выпуска хотя бы одного трактора?"

— Так это потому, товарищ, что экономика у вас неправильная! Ориентирована не на того заказчика и не ту конечную цель!

— Это почему это неправильная? Мы продаём трактора крестьянским хозяйствам. И намерены предложить наш трактор всем советским учреждениям и гражданам, кто их в силах приобрести!

— И, ориентируясь на такой вот товарообмен, без учёта текущих реалий, вы тем самым приковываете себя к "золотому тельцу"! — веско возразил Бронштейн.

— Хм, и что же ты хочешь предложить взамен денег? Я правильно тебя понял, что ты хочешь заменить денежное обращение военным коммунизмом? — скептически произнёс главинженер.

— Умный мужик, сразу тему просёк, — отметил компетентность в поднятых вопросах собеседника Макаров.

— Нет, речь не идёт о военном коммунизме, который оказался неспособен обеспечить заинтересованность работников в производимом продукте, — ответил Матвей. Речь идёт о создании "автономхоза" — комплексе предприятий, способных полностью замкнуть производственную цепочку. В чём ваши проблемы, мешающие взрывообразно увеличить объём производства, несмотря на наличие кадров, пусть и неквалифицированных, сырья, пусть и в виде полезных ископаемых в земле, и продовольствия, пусть и в виде крестьянских запасов и посевных площадей, ныне не обрабатываемых?

— И в чём же? — в глазах главного инженера загорелся огонёк интереса.

— В том, что Ваши мозги пропитаны концепциями старой, буржуазной экономики, где всё завязано на денежный оборот деньги-товар-деньги, и получение опять-таки ДЕНЕЖНОЙ ПРИБЫЛИ! Этот-то мозговой блок-затор, тяжёлое наследие старой, царской, капиталистической экономической формации, и не позволяет вашим мыслям дойти до эффективного в данных вам условиях экономического хозяйствования решения проблем быстрой индустриализации, а подробнее — так-то: перевооружения завода новейшим оборудованием, обучение квалифицированных рабочих и инженерных кадров, обеспечения работников продовольствием, производства — сырьём, что в итоге может и должно дать взрывной рост объёмов производства. И не только одних тракторов…

— Мой брат, Исидор, совершил выдающееся экономическое открытие, сравнимое с открытием Лукой Паччоли двойной бухгалтерии, — закончил Бронштейн. Видя в глазах собеседника непонимание, Матвей продолжил:

— Доказал, что деньги, для эффективного управления экономикой, должны "пахнуть", и "запах" их должен отражать тот путь, по которому они прошли. И изобретать велосипед не нужно, он уже изобретён — это вексельное обращение. Нужно лишь доработать его с учётом новых требований!

Вексели могут дать нам необходимое цементирующее воедино экономический организм средство и преодолеть нехватку оборотных средств!

— А что конкретно ты предложить можешь? — не сдался главинженер Унгер.

— Договора заключать по схеме, что я вам подробно изложу, — ответил Бронштейн.

— Вы, Леонид Антонович, не сомневайтесь, — внезапно вмешался Островский. У нас на велозаводе эта схема себя показала с лучшей стороны. Правда, месяц наши партнёры были в сомнениях, приглядывались к нам, но затем, убедившись, пошли валом. Сейчас мы на заводе ведём реконструкцию, уже почти весь станочный парк заменили. Вместо старых металлообрабатывающих станков, ещё с ременным приводом поставили новейшие, некоторые станки так вообще уникальные — нигде больше в мире таких нет!

— Так откуда же вы их взяли, коли, как ты говоришь, их нигде не выпускают?! — с усмешкой возразил Унгер.

— Сами сделали — с гордостью ответил Николай.

— Сами?!! — недоверчивым тоном воскликнул главинженер. И где вы для производства токарных, фрезерных, шлифовальных и прочих станков взяли материалы? В одном станке, между прочим, одних только сталей может быть около десятка! А ещё чугун, баббит для подшипников…

— Голь на выдумки хитра, — улыбнулся Николай. Сами стали делаем, и баббит выплавляем, и медные провода из электротехнической меди тянем…

— Ну ребята, ну вы и фантазёры! — не поверил Унгер. Значит, у вас там в Киеве, такие спецы на велозаводе подобрались, что и жнецы, и кузнецы, и на дуде игрецы!…

— Смейтесь, смейтесь, товарищ, — немного обиделся Николай. У нас действительно, есть и пахари, и кузнецы… игрецов на дуде нет, без надобности они. Вот только ничего смешного тут нет. Буржуи, дабы не дать народу автономии, специально разделение труда выдумали. Оно, хоть и действительно эффективность труда повышает, но не везде и не всегда. А вот условия для того, чтобы всякие хитромудрые "управленцы" свои щупальца запускали в народный карман, и головы простодушным "спецам" парили создают просто уникальные! Специализация — это ведь суть уродства! Специалист подобен, как ещё писал Козьма Прутков, флюсу, полнота его односторонняя!

— Значит, я вас правильно понял, вы мастерство в своей профессии в принципе отвергаете?! — разозлился Унгер.

— Нет. Это вы нас снова не так поняли, — взял слово Бронштейн. Речь не идёт вообще-то о том, что специализация, дотошное изучение своего дела — однозначно плохо. Плохо, когда начинают с пеной у рта доказывать, что она везде применима, везде полезна. Это не так. Настоящий мастер должен быть компетентен во всём, что связано с его делом. Иначе он будет косным и постоянно изобретать технических монстров…

— Хорошо, Унгер не мог успокоится. Расскажите, где вы например, берёте металлопрокат и различные стальные заготовки… Раз станки сами выпускаете.

— Мы разработали цепочку получения железных сплавов и композитов прямо из любого сырья — от металлолома и до железной руды, кстати, даже весьма бедной.

— И что это за волшебный способ?

— Прямое восстановление железа в регенераторе. И гальваническое осаждение железа из раствора его солей. Последнее кстати, даже выгоднее чем его производство доменным процессом, ибо позволяет дёшево выделять железо из весьма бедных руд и энергии на восстановление его уходит меньше, чем при доменном процессе. А образующеийся металлический слой железа, кстати, очень чистого, можно контролировать и задавать его свойства, меняя состав электролита, его концентрацию и температуру. Нами разработаны способы получения стали гальваническим методом, пятнадцать сортов, нержавеющей стали — композиции из железа, никеля и хрома.

— Ну ребята, ну вы даёте! — Унгер не выдержал и рассмеялся. Значит, гальваническим способом можно получать… СТАЛЬ! Она-то ведь, да будет вам известно, сплав железа и углерода! Нет, ну так врать мне ещё никто не врал!

— Да-а, протянул Матвей. Скептика только могила исправит. А ведь мы не врём! Существуют такие процессы, и гальваникой реально можно сталь получить. Это Вы, товарищ Унгер, дремучий!

— Ну ребята, разозлили вы меня! Хорошо! Покажите мне, как можно гальваническим способом получить сталь!

Глава 27. Гальванический цех

Взгляд Матвея, осматривавшего кузнечный цех остановился на холме железной окалины, накопившейся в углу помещения.

— Вот и сырьё для производства электролита! — бодро объявил неотступно следующему за смелым новатором главинжу Бронштейн.

— Это окалина, отходы, — начал возражать Леонид Антонович. Мы пытались её восстанавливать в тигле, но увы, железо получается дрянное, и расход угля слишком велик.

— Смотри-ка, а этот Унгер не так прост оказывается! Тоже пытался новациями заниматься. Только вот нет у него столетнего опыта этих новаций, каков есть у нас, так что застрял он безнадёжно в "драндуллах" — технических уродцах, кои практически всегда при слепом поиске выходят у изобретателя. Не было кому подсказать, до недавнего времени, что перспктивнее, — закончил комментировать возражение главинжа Макаров.

— Растворим окалину в соляной кислоте, получим хлористое железо, загрузим раствор в гальваническую ванну, добавим "секретные" присадки к электролиту, и своими глазами увидите как получается под действием электротока на катоде сталь…

— Так нет же ничего! — рассмеялся Унгер. Ни кислоты соляной, ни ванн гальванических, даже с электроэнергией не всё в порядке. Мало её генератор паровой даёт, только на освещение цехов и худо-бедно электросварку хватает. Да и то сказать, электросварку мы освоили буквально полгода как, сами намотали сварочный трансформатор, пустив на него железо с крыши бывшей барской усадьбы и медный телеграфный провод. Кой пришлось для первичной обмотки расплетать на жилы, и этими жилками мотать! На изоляцию пустили пропитанные воском старые газеты, воск за лезвия от кос у пасечника Апанаса выменяли! — с чувством возразил Унгер.

— Нет соляной кислоты и остального — сделаем! — не терпящим возражения тоном ответил Бронштейн. Соль у вас есть?

— Соль-то найдётся, да только больно дорого будет пищевой продукт на непонятную химию изводить! Повара наши таким "изобретателям" головы открутить могут! За порчу "стратегического" продукта!

— Так необязательно же поваренную или хлорид натрия использовать! Нам ЛЮБОЙ хлорид подойдёт! Калия например, им пищу не сдабривают — вкус не тот. Или кальция.

— Нету у нас таких солей! Хотя, слышал я что-то о копях соляных… Вроде как раз сильвинит, хлорид калия-магния там копали до гражданской. Можно будет договориться.

— Ну вот, решение одной проблемы есть. Есть и лучшее предложение. У военных химию боевую устаревшую позаимствовать. Баллоны с хлором, а лучше — с фосгеном!

— М-да. Серьёзный вопрос. Могу поговорить, но ничего не обещаю. А зачем хлор, или тем более фосген? Это ж боевые газы, а не игрушки! Если что, то богу душу отдать можно… за милую душу! Зазевался, надышался, и ага!

— Ну, конечно безопаснее для хлорирования оксидов было бы четырёххлористый углерод использовать, но не думаю, что он легко найдётся. Следующий по желательности реагент — фосген. Вроде химическую войну планировали, да так и не решились. И добра этого — фосгена, должно быть много. Навскидку, с десяток тысяч тонн по разным военным складам без толку лежать должно. А хранить долго этот газ нельзя — коррозия баллонов. Можно дождаться Бхопала — непонятно закончил Матвей. Его лицо приняло на мгновение странный вид.

Стоящий сбоку Унгер, впрочем, выражения лица Бронштейна не увидел, но заинтересовался:

— Что за Бхопал? Странное слово. Город наверное какой-то, где утечка фосгена произошла?

— Ага. В Германии местечко — не моргнув глазом выкрутился Макаров. Аккурат перед первой Мировой там пытались наладить выпуск этого газа. Закачали во влажные баллоны, недосмотрели. Ну и проело. А склад с баллонами как на грех, на холме был. Вот городишко-то и накрыло химией. Погибли все, кайзер взял расследование этого дела под личный контроль, и прессе бухтеть по этой катастрофе запретил. Так что случай малоизвестный.

— А ты тогда откуда знаешь? — удивлённо посмотрел на Матвея Унгер.

— Дык были же в Киеве немцы, в гражданскую. А я на кухне ресторана подрабатывал, мойкой посуды, — продолжал вдохновенно врать Макаров. Бронштейн, ошарашенный словоизвержением пришельца, молчал.

Так вот, как-то послали меня вместо официанта вино немцам, что в зале сидели, разнести. А я немецкий уже худо-бедно знал, учил его самостоятельно. Вот и подслушал разговор двух немецких военных инженеров. Один из них вспоминал про ту катастрофу.

— Интересно. Вот ты сам сказал, что с фосгеном дело иметь опасно!

— Это всем должно быть ЯСНО! — немного передразнил Унгера Макаров. Но для синтезов и добычи хлоридов разных "волшебных" минералов-металлов из бедных, ныне вообще не рассматривающихся как достойное внимания сырьё руд, это вещество подходит очень даже хорошо. И хлориды металлов из руды им можно отгонять, простой ректификацией отделяя например, хлористое железо от хлористого алюминия, титана, и т. д. И интересные органические синтезы проводить — краски акриловые например, или карбоплексы получать. Например, лавсан. Великолепное вещество для разных втулок, фильтров и т. д.

— Лавсан? Никогда о таком материале не слышал — удивился Унгер.

— Естественно. Ибо получили его "через анус", как это обычно с интересными соединениями в лабораториях и бывает. Доказали, что существует такое вещество. А технологи тему лавсана по всему миру даже не пахали. А вот у нас, на велозаводе, проблему его дешёвого синтеза решили…

— Да ну!? У вас же ВЕЛО- а не ХИМ- завод!

— Уже и ХИМ- и многое другое. У нас нынче целый КОМБИНАТ образовался! Каждый ЦЕХ — считай что ЗАВОД! Есть химический, аж два подцеха в нём — органического и неорганического синтеза, стройматериалов, что цементы выпускает, металлургический, электрогенераторный, и много других… Мы вот выпуск высококачественной резины наладили…

Островский неотступно следовавший за Бронштейном, и не забывший о своей роли корреспондента журнала "ТМ", согласно кивнул головой, что-то записав в блокнот.

— Ну ребята, коли не врёте! — было видно, что приезжие "варяги" задели считавшего себя не без оснований кстати, выдающимся инженером, Унгера, за живое.

— Хорошо. Достану я вам фосген.

Глава 28. Островский и Бронштейн обсуждают философские вопросы

После насыщенного событиями дня, плотно пообедав и поужинав в заводской столовой, путешественники определились с местом временного проживания.

С подачи одного из работников завода, порекомендовавшим жильё, где и спокойно, и хозяйка хорошо кормит, Матвей и Николай направились к скромной избе.

Хозяйка, Марфа Петровна, бабулька лет пятидесяти, сначала неохотно выслушала нежданных постояльцев, и уже хотела отказать, как вмешался Макаров, правильно оценив развитие ситуации.

— Марфа Петровна, вы нас уж пустите на постой. Мы из Киева приехали, корреспонденты журнала "Техника-Молодёжи". Мы ребята культурные, чистоту и порядок в комнате, что вы нам предоставите, гарантируем. Никого постороннего приводить не будем. По хозяйству подсобим — дров там нарубить, воды принести. Комнату убрать можем, коли надо. Ну и заплатим за постой, как же без этого.

— Коли так, заходите.

Поселила Марфа Петровна гостей в небольшой комнатке, подслеповатое окошко которой выходило во внутренний дворик крестьянского участка, огороженного полуразвалившимся плетнём. Во дворике были видны несколько грядок огорода, на которые хватило сил хозяйки.

В помещении, отведённом путешественникам, пахло затхлостью и плесенью.

— Что, Коля, правильно я сделал, что Унгера попросил банку хлорной извести и керосина. С этими словами Матвей извлёк из баула жестянку с белым остро пахнущим хлором порошком на самом дне, и бутыль на треть наполненную керосином.

Николай, ничего не говоря, подошёл к оконцу, осмотрел его, и удивлённо хмыкнув, нажал на раму. Со скрипом рама провернулась, и окно поднялось вверх, открыв проём в стене.

Принесли воды, развели хлорку и вооружившись тряпкой, что удалось выпросить у хозяйки, принялись за влажную уборку, протерев сначала стены, деревянный потолок, благо что он был низко и до него было просто дотянуться руками, лавки, что очевидно должны были служить гостям кроватями и табуретами, и в конце, израсходовав всю хлорку, вымыли пол.

Запах хлорки распространился на всю избу, и вскоре после окончания уборки появилась недовольная хозяйка.

— Чтож это, обещали мне порядок блюсти, а вона — навоняли!

— Это, Марфа Петровна, снадобъе такое, от холеры, тифа, простуды защищает. Всех бациллов поубивает и плесень из стен изгонит! — ответил недовольной хозяйке, не давая ей слова, Макаров.

— Ти чо за снадобъе? — подозрительно посмотрела бабулька на Матвея.

— Ти хлорка! На заводе ею чистоту наводят. На кухне плесень изгоняют, в отхожих местах заразе поселиться не дают. Тот же тиф хлорки боиться!

Ясно расслышав слово "тиф" хозяйка внезапно посмурнела и хлопнув дверью, ушла к себе.

— Не иначе как от тифа у Марфы Петровны кто умер, — прокомментировал произошедшее Макаров.

Велосипеды, вызвавшие на Кичкасском заводе повышенный ажиотаж и многочисленные распросы, не рискуя их оставить в сенях, закатили в чулан, приковав тросиком к балке дома.

Баулы с вещами взяли к себе в комнату, и сейчас из них были извлечены спальные мешки, что так хорошо себя зарекомендовали в дороге.

Матвей соорудил из опустевшей банки хлорки подобие керосиновой лампы, промыв и отжав кусочек половой тряпки, скрутил фитиль, затем извлёк кропилку с триэтилалюминием, выстрогал лучину и обмакнув её в содержимое стального бутылька, поджёг, просто вытащив её на воздух.

Слегка влажный и не пропитавшийся как следует фитиль не хотел загораться, но уступил находчивости Матвея.

Маленькое пламя лампы осветило колеблющимся светом комнатку.

На улице уже стемнело. Застрекотали кузнечики. Где-то в глубине избы завёл свою скрипучую песенку сверчок.

Николай, пока Матвей возился с раскладкой своего спального мешка, при неверном свете постепенно разгорающейся керосинки, ещё раз просмотрел свой блокнот, что-то исправил в нём, и тоже принялся разворачивать и накачивать воздухом свой спальный мешок.

Когда ребята улеглись в свои спальники, Николай вдруг спросил Матвея:

— Как ты считаешь, Бронштейн, бог есть?

— Странный вопрос от правоверного комсомольца, — удивился Матвей. К чему он, разве тебе не достаточно того, что пишет на эту тему Энгельс?!

— Я твоё мнение знать хочу, — Николай повернул голову и посмотрел на Матвея. Всё у меня тот твой рассказ про числа эти, мнимые, и пространства многомерные из головы не идут. Ведь если САМ Энгельс мог ошибиться, что я уже вижу своим умом, то может быть и с вопросом бога не всё так просто?

— Ну ты даёшь! — Макаров попытался засмеяться. Надо же, комсомолец богоискательством занялся!

— А ты не смейся! — агрессивно ответил Николай. Вопрос, между прочим, краеугольный философский! От ответа на него многое зависит.

— А тебе что, недостаточно ответа классиков марксизма?

— Я ТЕБЯ послушать хочу.

— Ну чтож, сам напросился. Не ругай меня, если тебе после моего ответа кошмары будут сниться.

— Это почему?!

— А вот потому! Послушаешь, поймёшь!

— Итак, что можно извлечь из современного естествознания для изучения основной проблемы теологии?

Сначала надо определиться с вопросом, Что или Кто есть БОГ? Есть определение поповское, но для тебя оно как вижу, недостаточно. Ты, хочешь мое мнение знать?

Островский утвердительно кивнул.

— Ну, если всё-таки отталкиваться от церковного определения, но "научно" можно сформулировать аналог: — как далеко может зайти развитие РАЗУМА? Если НАША ВСЕЛЕННАЯ вечна во времени, и всегда выглядела примерно так, как она выглядет сейчас, то как же могли в ней развиваться разумные существа?! И какого уровня могущества они могли достичь за минувшие безсчётные количества лет?! Ведь проблему бытия бога можно и так сформулировать — что БОГ это сверхцивилизация разумных существ, обогнавшая в познании мира человечество на невообразимое количество лет! Чем такая цивилизация или её представители не БОГ?

— Хм, задумался Николай. Действительно, как подумаешь, чего мы добились за каких-то полтора века технического прогресса, дух захватывает!

— ТОЛИ ЕЩЁ БУДЕТ! — загадочно произнёс Матвей, а точнее Макаров, уже хотевший заснуть. Но не тут-то было!

— А ведь в самом деле, если как ты говоришь, во Вселенной есть ТАКИЕ сверхцивилизации, то где они? Как они могут выглядеть?

— Эх, не даёшь ты мне уснуть, Николай!

— Хорош спать, ещё наспишься. Интересно ведь! И что такого ужасного в твоих словах?

— Ну ладно, продолжу. Много о развитии человеческой цивилизации и возможных цивилизациях Космоса писал ныне живущий у нас в СССР философ и учёный-провозвестник космонавтики — науки об освоении человечеством космического пространства, как неизбежной фазы развития жизни, Константин Эдуардович Циолковский. Увы, всё-таки рассмотреть проблему достаточно достоверно ему не хватило знаний.

— О Циолковском я слышал от тебя ранее и даже книжку его про изучении внеземного пространства реактивными приборами читал. Вот про его мысли насчёт инопланетчиков и их развития я у него не нашёл.

— Не удивительно, Константин Эдуардович не только тобой читанную книжку написал. А ведь кроме Циолковского есть ещё его учитель — Фёдоров, Николай Фёдорович. Тоже величина, не меньше Циолковского! Только понять его сложнее.

— Ну а ТЫ, всё-таки, что можешь по этим вопросам сказать?

— Обрушим на поднятую тобой тему всю мощь накопленного человечеством знания. Начнём с физики. И с такого её раздела, как термодинамика.

— Странно. На лице Николая, хорошо видного в свете разгоревшейся керосиновой лампы, возникло выражение сильного удивления.

— Какое отношение динамика тепловых процессов имеет к поднятым вопросам?

— Прямое, если вспомнить определение энтропии, данное Людвигом Больцманом.

— Это через вероятности состояний частиц газа? Из описания которых следует "Тепловая Смерть Вселенной"?

— Угу. Только вопрос не так прост. Надобно для понимания присовокупить к описанию энтропии Больцмана понятие "возврата Пуанкаре", которое как нетрудно догадаться, сформулировал француз Анри Пуанкаре.

— Это те его выкладки, где доказывается, что фиксированный набор частиц будет повторять свои состояния через невообразимые количества комбинаций? Поскольку число частиц конечно, то и количество их перестановок конечно? — блеснул эрудицией Николай.

— Ага. А если взять на себя труд проанализировать в свете этих математических выкладок некоторые элементарные вопросы, то возникает следующая проблема, которую кстати, уже означил упомянутый Пуанкаре: — ПРОБЛЕМА БОЛЬЦМАНОВСКОГО МОЗГА! Хотя справедливей её было бы назвать проблемой "ДЫБЫ БОЛЬЦМАНА"!!!

— Это почему "ДЫБЫ"? — в голосе Островского зазвучал жгучий интерес и даже нотка страха.

— Потому что здесь, строго математически(!) доказывается… РЕАЛЬНОСТЬ АДА!

— ЧЕГО?!! — Островский аж попытался сесть, что в спальном мешке не получилось. Почему это АД?! Что за бред?!

— А вот так. Возъмём цельного человека. И посчитаем, какова вероятность его самосборки из хаотически мечущихся атомов. Невообразимо малая величина, где-то десять в степени равной числу Авогадро помноженного на число молей различных атомов, составляющих человеческое тело.

— Отрежем у нашего страдальца ступни. Посчитаем вероятность самосборки его в таком вот "усечённом виде". Она окажется больше! И кстати, в невообразимо громадное число раз, примерно равное десятке возведённой в степень числа Авогадро, помноженного как раз на то количество молей вещества, что было в отрезанных ступнях. Формула неточная, но оценить громадность "неправильных состояний" человеческого тела позволяет.

Но и это не всё! Можно доказать, что чем мучительнее будет расчленение, тем вероятность самосборки такого страдальца ВЫШЕ! И опять таки, рост вероятности просто неправдоподобно громаден! Чем сильнее изуродован человек, тем его такое состояние "предпочтительнее" в смысле вероятности, с точки зрения классической термодинамики. Кстати, Людвиг Больцман, когда провёл эти расчёты, не нашёл понимания у коллег, и по слухам сошёл с ума и повесился!

Матвей прервался, посмотрев на Николая. Тот смотрел на него "квадратными" глазами, в которых появился самый настоящий непрекрытый ужас.

— Д…да как же так?!! — наконец произнёс он. Что же это такое, ведь действительно так получается!

— Воть, теперь ты сам понял смысл выражения "Во многих знаниях много печали"! А вот теперь, как ПРАВИЛЬНЫЙ КОМСОМОЛЕЦ, ты должен, даже обязан! возмутиться.

— А разве в рассуждениях есть ошибка? — с какой-то затаённой надежной спросил Николай. Логично же, с точки зрения математики!

— НО! С чего ты, Николай взял, что классическая термодинамика ВСЕГДА верна? А может быть к безконечному миру с ней подходить нельзя? Может быть у ЖИЗНИ своя ВЕРОЯТЬ?!!

— То есть ошибка в принятых допущениях? — снова блеснул эрудицией Островский.

— В том, что принято ПО УМОЛЧАНИЮ! И знаешь что, давай спать. К таким вещам с "кондачка" подходить не стоит. Если не хочешь, чтобы рассудок лопнул.

— А с другой стороны, можно эту проблему изучить! Представляешь себе, какую КНИГУ написать можно! СОВЕТСКИЙ, КОМСОМОЛЬСКИЙ НЕКРОНОНОМИКОН! Порвёт рассудок всех мистиков Земли нах…!

Глава 29. Ещё один попаданец

Утром Матвей проснулся бодрым и свежим.

Встав раньше, он, выпустив воздух из спального мешка свернул его. Вышел на улицу, к деревенскому колодцу, захватив с собой котелок. Набрал чистой колодезной воды, напился, сполоснул лицо, прогоняя остатки сна, потянулся, разминая мышцы. После чего вернулся во двор приютившего их дома, и обойдя его, вышел к приглянувшемуся участку земли, где росла одна трава. Размявшись, принялся выполнять гимнастические упражнения.

— Эвона, чего руками как полоумный машешь, чай не мельница? — раздался за спиной выполняющего учебные движения приёма самообороны Бронштейна голос хозяйки. Чегось вчера обещал, помнишь?

— По хозяйству помогать, — не растерялся Макаров.

— Так помоги, вона воды наносить в корыто надоть, — хозяйка стояла рядом и сурово смотрела, уперев руки в бока.

— Натянув "футболку", пошив коих освоил Исидор, из медно-аммиачного шёлка, — ещё одной диковинки химпрома, что освоил химический цех велозавода, Матвей взял ведро и пошёл к колодцу.

Отрезами этой материи удалось снабдить всех отличившихся работников, благо что изготовление волокна сумели поставить на поток, пусть и очень мало на первых порах.

Наносив воды, Матвей вернулся в дом.

Там его встретил хмурый Николай. Вокруг его глаз были видны тёмные круги. Практически сразу Островский, едва увидев Бронштейна, входящего в комнату, принялся ругаться.

— Слушай, Матвей! Ты что мне за дрянь вчера рассказал, а? Б… мне кошмар всю ночь снился!!!

— А что за кошмар был?

— Хреновина какая-то. Вспомнить не могу…

— Ну и хрен с ней. Проснулся — давай, на двор, умываться, физкультурой заниматься. Коли хочешь быть здоров…

Мрачный Островский, не говоря больше ни слова, прошёл мимо Бронштейна, толкнул раздражённо дверь и вышел во двор.

Позавтракав печёной картошкой и квашеной капустой, запив еду козьим молоком, ребята направились на завод.

Сегодня Матвей начал трудовой день с тщательного разбора конструкции и въедливой критики найденных огрехов "Запорожца".

Всё-то в тракторе было не так, на взгляд избалованного великолепными конструкционными материалами Макарова.

Главинженер Унгер отчаянно защищал конструкцию трактора. И, надо сказать, в рамках технологических возможностей, которыми располагал кичкасский завод, его аргументы выглядели убедительно.

Трактор неожиданно оказалось очень трудно "улучшить". Либо не было необходимых по прочности материалов, либо детали выходили слишком крупными и их нельзя было обработать на станках, как например, ходовое колесо, состоявшее без малого из тысячи(!) разнообразных деталей, либо выглядели избыточными для неизбалованного удобствами крестьянина — кабина.

В конце концов, пришлось временно отложить баталию технологов Макарова и Унгера, до тех пор, пока не будет доказано превосходство материалов и методов их обработки, предлагаемых "варягами".

Выяснив, что запрошенные материалы прибудут не ранее завтрашнего дня, Матвей и Николай решили познакомится с жизнью завода поближе, а не только с точки зрения главного инженера завода.

Слово за слово, разговорились с рабочими. И один из них, с гордостью объявил Матвею, вспомнившего профессию своего отца, "что у нас на заводе есть отличный фельдшерский пункт"!

Здание медпункта располагалось на краю заводской площади, подальше от шумных и грязных цехов.

Свежепобелённые стены из ещё непросохшего самана выдавали в здании медпункта новостройку.

Матвей, подойдя к двери, толкнул её и зашёл внутрь. Сразу бросились в глаза свежеоструганные доски, которыми были "зашиты" стены.

Пройдя по короткому коридору мимо процедурного кабинета, палаты и операционной, Матвей толкнул дверь, на которой было написано: "врач заводского медпункта Брюхоненко С. С."

Скользнув взглядом по табличке, Матвей почувствовал лёгкое беспокойство.

— Молодой человек, на что жалуетесь? — на Бронштейна глядел парень, лет тридцати, с "ёжиком" недавно отросших на наголо обритой голове волос.

— Здравствуйте, доктор. Меня зовут Матвей Бронштейн. Я просто посмотреть на новый медпункт зашёл.

— Матвей Бронштейн? — на лице доктора мелькнуло странное выражение, как будто он узнал Матвея, хотя Бронштейн был уверен, что никогда ранее этого человека не видел.

— Горбостройка! — непонятно воскликнул тот.

Тотчас же контроль над общим телом перехватило сознание Матвея Макарова.

— Ельцин, Путин и Медведев! — в тон врачу воскликнул тот.

— Макаров! — вырвалось у доктора. Ты чтоль? Значит, студент начала века!?

— Алексей, ТЫ? Какого х…. ты тут делаешь?

— Я. Теперь Степан Степанович Брюхоненко.

Макаров услышал за спиной движение открываемой входной двери.

— Я не один, со мной Николай Островский!

— Этот тот, который "Закалял Сталь", чоль?!!

— Тот, тише! Макаров вошёл в кабинет. Спустя пару секунд туда же вошёл Николай.

— Здорово! — поздоровался он с доктором. Отличный, как я посмотрю, фельдшерский пункт!

— И тебе не болеть! — шутливым тоном произнёс доктор. Как сталь закаляется?

— Дык на нашем велозаводе в Киеве мы сталь научились сразу готовой в электролитических ваннах выращивать! — не понял шутки Островский.

На лице Алексея-Брюхоненко появилось выражение сильного удивления.

— Однако! — спустя мгновение произнёс он. Хотя…

Склонившись над своим письменным столом он выдвинул яшик, и достал оттуда журналы "ТМ". Все, что успела выпустить команда Островского и Бронштейна.

— Ваши? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс он.

— Наши.

— Журнал получился отменным! — похвалил Алексей. Я их с нынешней "Популярной Механикой" сравнивал, так ваш кроет амеровский как бык овцу! Статья же "Курите бамбук, конкуренты!" про хитрого Эдисона которая, так вообще чудо!

— Рад, что тебе понравились, — отреагировал Островский. Стараемся! Несём свет технического знания в рабочие массы! Боремся с "велосипедизмами" и "низкопоклонством" перед западными авторитетами от инженерии! В том числе и своим примером!

— А сами, я слышал, на велосипедах приехали! — улыбнувшись, возразил Алексей. А говорите, что боретесь с ними!

— Не, с велосипедным транспортом мы дружим…

Поговорив на разные темы со словоохотливым доктором, Николай и Матвей пошли на обед.

Вдогонку Алексей выкрикнул:

— Матвей, заходи ко мне, я на Октябрьской живу, дом три. Поговорим!

Утвердительно ответив, Макаров бегом направился в столовую.

Поторопиться имело смысл — сразу после окончания рабочей смены в столовой завода наблюдался "толпазм", характерная черта советского общепита на последующие семьдесят лет.

Хотя для столовой технокоммунны "Кибер" Макаров, крайне раздражённый такой перспективой, придумал-таки лекарство. В результате любой посетивший столовую получал еду менеечем за пару минут.

Алексей встретил Макарова, у забора дома, где снимал комнату.

— Здорово, Макаров! Извини, но поговорим на улице. В доме сейчас хозяева, и не стоит им слышать наш бред.

— Здорово! Вот кого я меньше всего ожидал здесь обнаружить, так это тебя, Алексей! Что за черти тебя принесли? И что со мной ТАМ?

— Кома. Из которой ты уже неделю как не выходишь. И мне подкузьмил…

— Так сам же предложил "прогуляться в прошлое"! Я не напрашивался.

— К тебе претензий нет, это у меня проблемы возникли.

— Что за проблемы?

— Если бы ты, Макаров, хоть немного интересовался что в мире происходит, а не только своим ремеслом, то мог бы обратить внимание на такой вот факт:

— Что за факт?

— Всемирный частный ГУЛАГ.

— ?!

— Придумали зёбрики от бизнеса, как снова сделать привлекательным для производственников рабочую силу в "развитых" странах. Застрельщиками как всегда выступили США. Взяли они архивы советского и немецкого МВД, стряхнули пыль, обмозговали написанное и применили к своим условиям. Аккурат с начала мирового кризиса это началось. Идея проста как колено — за любую провинность — сажать! А в тюряге — "прессовать", побуждая ботать как в незабвенном заведении Иосифа Виссарионыча! Ну а к нашим годам, дело это уже было поставлено на широкую ногу! Триллион долларов ежегодно дохода! Естественно, всякие ушлые "бизнесмены" прочухали, что можно не только простых работяг так "доить", но и строптивых интеллектуалов тож.

— Слышал я об этом.

— Так вот, сделали мне предложение купить мои разработки в нейрологии. Понятно, что за бесценок! Я естественно, отказался. И к сожалению, поздновато понял, чем они меня в случае отказа уесть могут!

— И что? КАК?

— Твоя тушка. Что без чувств лежала. Дала им зацепку. Мне пришло извещение, что меня "поговорить", приглашают в местное отделение защиты прав пациентов. Я справки навёл, оказывается, мне там предъявят обвинение, и как подследственного, поместят в "шарагу". Ну а там — будут прессовать, "выдавливать", что я разработать успел.

— Сурово. И ты решил сюда?

— Отож! Напрашивающийся ход. По крайней мере выяснить, что тебя там в коме держит!

— И как давно ты тут?

— Уже третий месяц пошёл! Судя по всему, комп "ускоряет" ход здешнего времени относительно нашего.

— А Сергея Брюхоненко куда дел?

— Повздорили мы с ним. Он в ужас от того, что я объявился, пришёл, попытался меня выпнуть. И рассудок у него отключился. Всёж комп сервака томографа мощнее чем одна человеческая голова. Вот только перед "отключкой" нагадил он мне знатно!

— Это как?

— Очнулся я, после битвы сознаний знаешь где?

— Подозреваю. В психушке?

— Ага. На знаменитой Канатчиковой Даче! На самой родине марксизма-кащенизма! В смирительной рубашке!

— А дальше что?

— А дальше долгие попытки убедить докторов, что я не сумашедший. Тщетно. Если эта братия тебя загребёт… А тут ещё и псих необычный — вопил, что его разум хочет "поглотить" демон из будущего! Уж как я ни пытался их переубедить, а всё равно, не верили! Подлавливали на незнании деталей жития-бытия исконного владельца тела. Ну а когда нарисовался один типчик, Бокия его кличут, я понял, что конкретно попал. Пришлось бежать.

— И вышло? Вроде психов стерегут.

— На моё счастье, не так, как в наше время. На прогулку водят, охрана считай, никакая, кроме санитаров. Меня после месяца пребывания в этом доме скорби, стали выводить на прогулки. Затем — поручать посильную работу, типа уборки территории парка дачи. И вот, дождавшись тёплых деньков, я прям как Шурик, помнишь эпизод с "белой горячкой" и побегом из психушки? взял дрын, дождавшись когда санитар, что меня сопровождал, отлить отошёл, и прям как олимпийский спортсмен барьер, одолел с разбега стену больнички. А затем… Это было прям как в кино! До сих пор смеюсь, как вспомню! Представь — бежит по дороге псих, а за ним толпа санитаров!

— И как оторвался от них?

— Добежал до моста, по дороге скинул пижаму и тапочки, чтоб не мешали скорость набрать, и сиганул с моста в реку. Нырнул, поднырнул под опору, благо что верно рассчитал — её с одной стороны подмыло, ну и спрятался в срубе опоры от преследователей. Они меня дооолго в реке искали, почти весь день! Дождался ночи, стыбздил крестьянскую одёжку у местных труженников тяпки и сохи, добрался до свой бывшей квартиры. Залез в окно, забрал документы, и деньги, ну и решил от Москвы куда подальше, натурализоваться. Сейчас гражданских паспортов нет, сменил имя-отчество, на Степана Степаныча.

— А что фамилию не сменил?

— В документике у меня одном забавном, записано С. С. Брюхоненко. Понял?

— Понятно.

— Махнул на Украину, потому что помнил о тракторе "Запорожецъ" и месте его создания. Подумал, что энтузиасты местные могут в фельдшере нуждаться. Так оно и вышло. Вот, месяц как работаю тут в медпункте. Помаленьку обрастаю связями, оборудование медицинское частью делаем, частью меняем на продукцию завода. С пару недель обнаружил твои следы — журнал "ТМ". У одного рабочего увидел, ему родственники из Киева прислали. Поговорил с главинженером, он тут заправляет, и решили эти журналы выписать. Так я о твоих художествах узнал.

— Сразу понял, что "ТМ" — моя?

— Конечно! Я же этот журнал в детстве выписывал, и год начала его издания помню, он в каждом номере на первой странице упомянут! А тут вдруг с таким же названием журнал на десять лет раньше выходить стал!

Алексей замолчал, раскуривая самокрутку.

— Что дальше делать будешь?

— Поработаю, накоплю деньжат, авторитета и документиков, а затем — рвану в Америку!

— Куда-куда? Там же скоро кризис будет!?

— Кому кризис, а кому — шанс стать миллионером! Есть у меня план…

— А вернутся к себе?

— А что меня там ждёт? Эти уроды не отстанут, а я и тут увидел, как устроиться можно… Да так, чтобы и на хлеб хватило, и на яхту и дворец персональный, и грабить особо никого не надо!

— А родине помочь?

— А почему нет? Можно. Но не как у Термена вышло! Не знаю, насколько либерасты из нашего времени наврали, но если даже часть того, что про ГУЛАГ у Шаламова написано, правда, жить здесь я не хочу. Чего я здесь добъюсь? Максимум — госдачи и служебного авто. А вот за бугром…

— Там тоже проблемы есть. И ты не суди о них по своему немецкому опыту…

Алексей снова замолчал.

Бронштейн, который слышал разговор двух пришельцев, находился в состоянии, которое лучше всего характеризует слово "ступор". Вдобавок, к ошеломлению прибавилось постепенно охватывавшее разум чувство разрушения рассудка. Или "разрыва шаблонов", как говорил Макаров.

Внезапно, сознание Бронштейна померкло. Словно разряд электротока прошёл через голову.

Мирно куривший доктор поперхнулся дымом сигареты и стал медленно заваливаться на бок. Его лицо посинело.

Мощнейший ментальный удар вывел Бронштейна из ступора. Подпрыгнув от неожиданности, он посмотрел на бъющегося в конвульсиях Алексея-Брюхоненко, и окончательно стряхнув с себя морок, рванул к дому, где жил второй пришелец, за подмогой.

Хрипящего доктора втащили во двор, обдали холодной водой из ведра. Тот затих, лишь частое прерывистое дыхание свидетельствовало о том, что он ещё жив.

— Подмога нужна. Квалифицированная медпомощь. Макаров…

— Макаров! Ты где? Почему не отвечаешь?

Однако несмотря на все попытки, пришелец не отзывался. Более того, чувства, "отмороженные" без малого уже почти полгода, пришли в норму. Из головы ушло ощущение тяжести и чужого присутствия.

Постепенно Бронштейн стал догадываться, что произошло.

Вычислитель из будущего! Соборная мощь компьютера и мозга пришельца. Очевидно, его отключили! Там, в БУДУЩЕМ!

Глава 30. Наследие Макарова. Мегатонна знаний. Разных

Матвей, теперь уже только Бронштейн, смотрел как подвода, на которую только что погрузили связанное тело врача, медленно катит по просёлку, что считался здесь за главную улицу.

Вздохнул, и пошёл к избе, где они с Николаем сняли жильё. Идти нужно было довольно далеко, и времени подумать, что теперь делать, хватало с избытком.

— Как теперь быть? — думал Матвей. Без Макарова я не представляю, что я буду говорить ребятам! Ведь он фактически взял на себя всю работу по управлению!

— Я первоначально так сильно терялся перед аудиторией, что два слова связать не мог! А Макаров сходу себя поставил и фактически весь мой теперешний авторитет в коммуне — его заслуга.

— А ведь нам ещё показывать Унгеру, как железнение проводить и детали стальные выращивать! Вот проблема!

— Не стоит унывать, внезапно пришла в голову мысль. Проверь, осталась ли у тебя память Макарова!

— Макаров, это ты? Увы, это была всего лишь простая догадка.

— А действительно, что из принесённого Макаровым я помню?

В следующие пять минут Бронштейн задавал себе разные вопросы и довольно быстро припоминал ответы. Сомнений не осталось — память пришельца сохранилась! По крайней мере то, что Бронштейн обсуждал с Макаровым, вспоминалось хорошо!

— С таким "наследием" уже можно и побороться!

— Вот ведь любопытно. У меня фактически в голове психопрофиль Макарова. Если исходить из того, что память — это и есть личность человека! Но я Макаровым себя не ощущаю!

— Как там во времена Макарова называли двойников, с точной копией памяти? Доппельгангеры?

— Похоже, простое копирование памяти не делает тебя тем же самым человеком! Значит, для "реинкарнации" той же самой личности, у которой была скопирована память, её недостаточно!

Идея души в результате произошедшего со мной просто напрашивается!

Мдя, вот так обламываются прямолинейные надежды на бессмертие! Не получиться возрождать только по одной памяти.

С этой мыслью Матвей подошёл к воротам, за которыми была видна избушка.

Островский был на дворе и рубил дрова — хозяйственная тётка не забыла обещания ребят и при малейшей возможности "запрягала" их в домашние дела. Справедливости ради надо сказать, что плату за постой она взяла небольшую — всего десятую часть денежных средств, что были у ребят.

— Привет! — Николай отложил в сторону колун. О чём с доктором говорили?

— О технике медицинской, о лекарствах. Я сын врача, всё-таки, так что Степан новости из Киева узнать хотел.

— И как?

— Увы, у доктора припадок эпилепсии случился. Увезли его в больницу районную.

— Да ну!? Жаль, он мне толковым врачом показался. За дело болел не на словах…

— И похоже, перетрудился. Заболел всерьёз, на нервной почве…

* * *
Макаров пришёл в себя. Открыл глаза, посмотрел в потолок. Там неярко светили светодиодные плафоны. Сразу стало ясно, где и самое главное — КОГДА он.

Превозмогая слабость, Матвей повернул голову. Взгляд упёрся в окно. Решётки на нём не было, и на душе немного полегчало.

Полежав ещё немного, и окончательно освоившись в своём прежнем теле, Макаров попытался встать на ноги. Получилось. Справившись с головокружением, он сделал первый шаг. Затем ещё и ещё. Подошёл к окну, открыл его, и выглянул наружу.

Пейзаж за окном развеял последние сомнения — он у себя дома.

Вздохнув, вернулся и сел на кровать.

Дверь открылась и в палату зашёл врач.

— Добрый день. Как самочувствие?

Разговорились. Оказалось, здесь Матвей находится уже второй день. А в онкологическом центре был пожар.

— Когда вас попытались отключить от комплекса, оказалось, никто не знает кодов доступа к программе Алексея. Пригласили специалистов, они что-то не то сделали, и загорелся блок питания. Хотя туда они не лазили. Комплекс аварийно выключился, а огонь — как ни странно, усилился. В общем, оборудование погибло.

С Алексеем что?

— Жив, здесь же, в другой палате.

— Поговорить с ним можно?

— Не сейчас. Пообедайте сначала. Врач ушёл. Через пару минут в палату заехал дроид-тележка с обедом.

Поев, Макаров проводил взглядом быстрого и аккуратного робота, и лёг в постель.

— Собственно, всё будет зависеть от того, что о нашем опыте известно посторонним. Лёха так и не сказал, посвящал ли он кого в суть эксперимента кроме меня. Хотя, если в онкоцентре есть прослушка…

С другой стороны, нас не изолировали, значит, ценность произошедшего либо не понимают, либо не знают.

Дверь в палату снова открылась и в неё зашёл господин, при взгляде на которого сразу можно было предположить о его причастности к правоохранительному учреждению.

— Добрый день. Я ваш адвокат. Раскажите пожалуйста, что вам говорил и предлагал в связи с вашим заболеванием ваш лечащий врач?

— Мой онколог предложил мне пройти курс нейростимуляции и нейролингвистического программирования для создания имунного гомеостата. Цель — обучение имунной системы распознаванию и уничтожению новообразований.

Адвокат мимолётно поморщился, и продолжил:

— Экспериментальное лечение был проведено с вашего одобрения?

— Естественно!

— Прочитайте и подпишите эту бумагу.

— Я могу её оставить у себя для изучения — немного обнаглел Макаров.

— Это ваше право. Но не затягивайте.

Оставив листок Макарову, адвокат ушёл.

— Тэк, что здесь есть… Матвей принялся подробно изучать каждый пункт, тщательно обдумывая его.

Прошло полчаса. Вдумчивый анализ текста утомил мозг и Макаров хотел уже "подмахнуть" показания.

В тот самый момент, когда он взял ручку, чтобы поставить подпись, в его голове прозвучало:

— Не торопись!

— Что? Кто тут!

— Это, я, Бронштейн!

— Матвей Бронштейн?!!! Откуда ты взялся?!!!

— Оттуда! Не забывай, что как у меня твой, так и у тебя мой, остались в наших мозгах "психопрофили"! По своим "отпечаткам мозга" я тебя и нашёл!

— ?!! Вот это да! А как? Я же тебя покинул летом 23 года. И хоть мы натворили там делов, но ведь компами даже в мыслях не занимались! А ведь без компа найти меня не представляется возможным!

— Ты одно забыл! Ты оставил мне свою память, и тем самым пнул прогресс в нашем мире так, что уже "моё пришествие" стало возможным!

— Невероятно! И кто ты сейчас?

— Старик. Впрочем, очень бодрой комплекции. Как-никак мне уже сто шестнадцать лет. Много чего произошло за истекший век. Сразу скажу, выдался он совершенно не таким как у вас.

— И каким он был?

— Давай сначала разрулим твои проблемы…


Конец первой книги.


Оглавление

  • Глава 1. Одержимость из машины
  • Глава 2. Не будь лохом, вьюнош!
  • Глава 3. Топология судьбы
  • Глава 4. На штурм альма-матер!
  • Глава 5. Ответственность исследователя. И прежде всего — перед самим собой!
  • Глава 6. Программируем судьбу
  • Глава 7. Ключевые шаги
  • Глава 8. А университета-то в Киеве и нет!
  • Глава 9. Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша
  • Глава 10. Как получить диплом быстро
  • Глава 11. Как не попасть в "сомнительную историю"
  • Глава 12. Кружок
  • Глава 13. Киевский велозавод
  • Глава 14. Встреча с родителями Матвея
  • Глава 15. Абразив
  • Глава 16. Первый научный триумф
  • Глава 17. Кто Такой "КУБАНОИД"?!
  • Глава 18. Теория ДВС
  • Глава 19. Мотор "Ибадулла"
  • Глава 20. Макаров рассказывает Бронштейну о своей жизни
  • Глава 21. Разговор Семёна с Нагульновым
  • Глава 22. Макаров и Бронштейн обсуждают стратегию своих действий
  • Глава 23. Индустриализация на отдельно взятом заводе своими силами
  • Глава 24. Есть у революции начало, нет у революции конца…
  • Глава 25. Путешествие в Кичкасс
  • Глава 26. Реакция
  • Глава 27. Гальванический цех
  • Глава 28. Островский и Бронштейн обсуждают философские вопросы
  • Глава 29. Ещё один попаданец
  • Глава 30. Наследие Макарова. Мегатонна знаний. Разных