Фарос [Гай Хейли] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Warhammer 40000: Ересь Хоруса

Гай Хейли Фарос

Действующие лица

IX Легион, Кровавые Ангелы
Сангвиний — император поневоле, правитель Империума Секундус, примарх Девятого легиона

Азкаэллон — командир Сангвинарной Гвардии


XIII Легион, Ультрамарины
Робаут Жиллиман (Мстящий Сын) — владыка Ультрамара, примарх Тринадцатого легиона

Валент Долор — тетрарх Ультрамара (Окклуда), чемпион примарха

Тит Прейтон — магистр Верховной центурии, библиариум

Сергион — эпистолярий

Адалл — капитан 199-й роты «Эгида»

Геспациан — медик-примус

Тарик — апотекарий

Ген — вексиллярий

Одиллион — сержант

Ахаменид — сержант

Солус — сержант

Арк — сержант отделения, 55-я разведывательная когорта, рота «Эгида»

Обердей — скаут

Тебекай — скаут

Толомах — скаут

Солон — скаут

Флориан — скаут

Маллий — скаут

Криссей — скаут

Летик — сержант, легионер-командующий «Нравственности»

Кай — боевой брат

Тиберий — боевой брат

Геллас — боевой брат

Геллий — капитан «Нравственности»

Юлиана Врат — вокс-офицер

Лукреций Корвон — заслуженный капитан 90-й роты «Нова»

Гефт — апотекарий

Дамий — вексиллярий

Коррел — технодесантник

Красе — сержант

Беллефон — боевой брат

Голлодон — боевой брат

Цереан — боевой брат

Валенциан — капитан «Великолепной Новы»

Материд — рулевой


I Легион, Тёмные Ангелы
Алквид — капитан, легионер-командующий «Смотрящего»


VIII Легион, Повелители Ночи
Крукеш Бледный — новый лорд Кироптеры

Гендор Скрайвок (Крашеный Граф) — магистр когтя, 45-я рота

Беренон — боевой брат, бывший библиарий

Галливар

Келлендвар — палач

Келленкир

Карриг

Ворш

Бордаан

Форвиан — командир когтя

Древний Каракон — почтенный дредноут-контемптор

Бентен Теш — магистр когтя, 7-я рота


Хранители Фароса
Барабас Дантиох — опальный кузнец войны, Железные Воины

Алексис Полукс — капитан 405-й роты, Имперские Кулаки

Карантин — магос биологис, Механикум Бета-Фи-97 — инфокузнец


Граждане Империума
Гулион Вителлий — лейтенант 1-й Сотинской ауксиллии (нерегулярной)

Мерик Гиральд — сержант 1-й Сотинской ауксиллии (нерегулярной)

Джонно (Мелкий)

Гаскин

Мартин

Челван Квинт

Дорикан

Морион

Ганспир

Понтиан

Элий

Говениск — сержант 1-й Сотинской ауксиллии (нерегулярной)

Колом Боларион — сержант 1-й Сотинской ауксиллии (нерегулярной)

Демефон

Клавий


Другие герои и потерянные души, забытые в превратностях войны на Фаросе

Часть первая Око бури

Глава 1 Бесчестье Испытание Тайны и ложь

Обердей был в опасности.

Боевой сервитор вступил в тренировочную клетку, двигаясь по-тупому заторможенно, но, когда дверь за ним с грохотом опустилась и его атакующие протоколы заработали, ничего тупого в нем не осталось. В глазах засветились следы психопатического разума. Изо рта хлынула слюна — побочный эффект боевых наркотиков, которые поступали в организм из медного аппарата, врезанного в спину. Половина черепа сервитора была стальной, а еще остававшаяся кожа имела трупно-серый оттенок, отекла и сморщилась возле имплантатов. Одну руку ему заменял моторный дисковой нож, а вторая заканчивалась на середине предплечья острейше наточенным мечом. Ускорители роста раздули его мышцы до абсурдных размеров, а ноги были дополнительно усилены поршневыми шинами.

Сервитор был облачен в такой же плотный прорезиненный комбинезон, какой носили все сервиторы на памяти Обердея, и до начала тренировки почти ничем не отличался от своих мирных товарищей, безропотно убиравших, стряпавших и чистивших форму для Тринадцатого легиона.

Но потом все изменилось. Электричество, хлынувшее в модифицированное тело, проявило истинную сущность сервитора — смертоносного человека-машины, запрограммированного делать все возможное, чтобы убить своего противника.

Неофит на мгновение задумался, что, возможно, он совершил ошибку. Затем дисковая пила с визгом ожила, сервитор нетвердым шагом бросился в атаку, и у Обердея не осталось времени на сомнения.

Скаут дрался простым стальным гладием из арсенала тренировочной комнаты. Собственный он еще не получил и, возможно, никогда уже не получит. Тяжесть короткого меча, поначалу смущавшая, быстро стала родной. Оружие идеально лежало в ладони, вызывало чувство правильности, но теперь эта правильность была ему противна. Его никогда не наградят клинком, который он так старался заработать. Тренировочный меч был нарушенным обещанием будущего, которое никогда не наступит.

До конца обучения оставалось несколько месяцев, но Обердей оказался испорчен, а потому стал недостоин легиона.

Сервитор приближался, занося циркулярную пилу над головой. Неофит закричал ему в лицо, давая выход злости и стыду, и, уперев клинок в левую руку, принял удар пилы на лезвие. С металла посыпались искры, шипя на голой коже. Он приветствовал эту боль. Близость смерти заостряла недоразвитые рефлексы. Если он проиграет, то хотя бы успеет впервые почувствовать себя легионером.

Сервитор был невероятно силен. Мышцы ныли под напором, но скаут держался. Противник зарычал, окатив его лицо лишенным запаха дыханием.

Обердей уступил и, используя направление атаки против сервитора, вынудил массивную тушу пошатнуться, поразившись при этом собственной силе. Его до сих пор изумляла мощь, которой его наделили. Совсем недавно у него были слабые мышцы типичного подростка, но теперь руки стали толстыми и могучими. Последние два года синтетические биохимикаты разгоняли его метаболизм до предела, а дополнительные органы контролировали все аспекты организма. Когда их работа будет закончена, ненадежные, возникшие в результате череды случайностей системы обретут совершенство. За считанные десятилетия Император довел до идеала то, что после миллионов лет эволюции оставалось неуклюжим и незаконченным.

Обердею оставалось четыре месяца до последней аттестации, и его развитие еще не завершилось. Горло до сих пор болело от последней серии имплантатов, и ему только предстояло достичь окончательных роста и силы. Человекоподобная машина же, с которой он сражался, считалась одним из самых мощных тренажеров в арсенале. Она предназначалась для того, чтобы испытывать на прочность полноценных боевых братьев, а Обердей, как он со злостью себе напомнил, легионером еще не стал.

Из вокса, имплантированного в грудь боевого сервитора, вырывался животный рев. Двигаясь с плавностью, которая составляла абсурдный контраст с его уродством, он обратил падение в смертоносную атаку: развернулся всем телом, вытянув руки, и направил сверкающее острие меча к животу неофита. Тот прогнулся, и острие лишь царапнуло кожу, оставив неглубокую рану. Машина крутанулась, проводя горизонтальный удар вращающейся пилой, на который Обердей едва успел ответить. От неловкого парирования меч задрожал так, что онемели пальцы, и он перехватил клинок поудобнее, одновременно отскакивая назад.

Словно вживую послышался голос сержанта Арка: «Не сжимай его так крепко, парень!» Он мысленно обругал себя за беспечность и слабость.

Машина обошла его по кругу. Обердей успел лишь напрячься, когда она опять бросилась к нему, шипя поршнями и тяжело стуча ногами по металлическому полу клетки, и ударила в грудь армированной головой, выбив воздух из легких и отшвырнув через весь зал на решетку. Та завибрировала от столкновения. Киборг предплечьем отвел его ведущую руку назад и вниз, так что металлические штифты, крепящие протез к костям, больно впились в запястье юного воина, дважды ударил ею о решетку, пока меч не выпал из предательских пальцев, а затем надавил мясистой частью предплечья на горло. Прикрепленная к руке пила оглушительно жужжала прямо над левым ухом Обердея. Лезвие впилось в щеку, из нее и уха брызнула кровь. Неофит дернулся назад. Сервитор мог отрезать ему голову в любой момент, но вместо этого давил на трахею, намереваясь задушить.

Обердей пытался вдохнуть, чувствуя, как изгибается под давлением хрупкая подъязычная кость. Сервитор сверкал глазами. В них не было ничего человеческого, только запрограммированные ненависть и потребность убивать.

Обердея ждала смерть, и он был рад этому.

Он больше не мог выносить сны. Тьма наступала. Однажды услышав шепот под Фаросом, он стал жертвой постоянного страха перед бедой столь огромной и ужасной, что тот выжег из его души всю надежду. Обердей знал, что не может ничего предотвратить.

Это знание терзало его, лишало сна.

Шесть недель в апотекарионе. После отбоя он лежал с закрытыми глазами, проводя целые ночи в горячечном не-сне, возвращавшем его во тьму под горой, к обитавшим там жутким истинам. Каждый дневной цикл после пробуждения — если это можно было назвать пробуждением — начинался с одним и тем же дурным предчувствием.

Страх и знание его погубят. Именно страх привел его в тренировочный зал посреди ночи.

Горло сомкнулось. Организм предпринимал все усилия, чтобы сберечь кислород. Сервитор рычал в запрограммированной ярости. Вены Обердея вздулись, лицо покраснело. Казалось, что глаза сейчас лопнут.

Он в отчаянии плюнул сервитору в лицо.

Плевок вышел неудачный: из-за сдавленного горла не получилось выплюнуть достаточно яда из железы Бетчера, да и тот не достиг цели. В сервитора ударило лишь облако брызг.

Ослепленный киборг отшатнулся. Обердей бросился вбок, и пришедший в себя сервитор рассек пилой воздух в том самом месте, где мгновение назад была голова скаута. Боевая аугметика врезалась в решетку клетки с такой силой, что разорвала металл с жутким визгом.

Потеряв из виду цель, сервитор остановился. Обердей замер, не сводя глаз с лежащего на полу меча. Не обращая внимания на сжигающую лицо кислоту, машина склонила голову набок, выискивая мальчика. Обердей сдерживал желание глубоко вдохнуть и наполнить воздухом опустевшие легкие, боясь, что противник его услышит. Сдерживать дыхание после того, как его едва не задушили, было невероятно сложно. Перед глазами плавали точки. Ему следовало надуть мультилегкое перед тем, как ступить в клетку, — это обеспечило бы его кислородом на несколько минут. Он мысленно обругал себя за то, что не додумался использовать свои новые возможности в полной мере.

Скаут неподвижно смотрел, как машина делает полуоборот. Меч лежал на противоположной стороне от твари.

Существовало лишь одно возможное практическое решение. Обердей не стал тратить время на размышления и издал вопль, вложив в него все свое отчаяние. Сервитор мгновенно повернулся к нему. Обердей кувыркнулся прочь от пилы, та ударила в пол, вгрызлась в покрытие и увлекла киборга вперед. Пролетев мимо врага, неофит схватил гладий и побежал вдоль периметра клетки, ведя широким острием по решетке, чтобы та запела. Сервитор двинулся на шум и прыгнул в момент, когда Обердей остановился. Неофит уклонился от выпада мечом, схватил ведущую руку сервитора и засунул ее между решетками, заблокировав локоть между балками. Затем пронзил локоть мечом и рубанул сервитора по ногам.

Удар не отличался изяществом, но свою цель выполнил. Из перерезанных труб в шинах хлынула гидравлическая жидкость. Левая нога подкосилась. Обердей отскочил, пока сервитор дергался, пытаясь вытащить парализованную руку. Скаут ударил по стальным кабелям-связкам его щиколотки и отпрыгнул назад, когда сервитор наконец сумел освободиться и двинулся на него. Ликование было недолгим и сменилось отчаянием, когда его собственная нога отказала и он упал на спину.

Киборг шагнул вперед, ступил на свою поврежденную конечность и рухнул прямо на мальчика.

Обердей в последний момент приподнял меч, и плотное, как металл, тело под собственным весом съехало вниз по клинку. Запястье хрустнуло, не выдержав тяжести меча в неудобном хвате. Он проигнорировал боль и протащил оружие сквозь внутренности сервитора. Машина издала пронзительный механический хрип, безумно застучала зубами, задергалась на нем с такой силой, что наверняка оставила несколько синяков, а затем обмякла.

Пила еще вращалась несколько секунд, но вскоре тоже замерла.

Обердей на всякий случай повернул меч. Реакции не было. Встроенные в сервитора светодиоды не горели.

— Умер, значит, — сказал он и уронил голову на пол.

Он лежал под машиной, пока сердца успокаивались, загипнотизированный их странным двойным биением. Ни к одной из произведенных над его телом модификаций не было так сложно привыкнуть, как к этому изменению фундаментального телесного ритма.

Обердей сбросил с себя киборга и встал.

Его взгляд задержался на разрушенном теле, которое истекало кровью с маслом напополам. Обердей не знал, каким преступлением сервитор заслужил эту судьбу, и никогда не узнает, но полагал, что тот искупил вину. Он получил удар милосердия от его руки.

Скаута вдруг передернуло от отвращения. Если его сочтут недостойным, он может оказаться в похожем положении, ибо у провалившихся кандидатов было немного вариантов. Когда он поднял руку, чтобы вытереть пот со лба, та заметно тряслась. Он нередко испытывал легкую слабость в стрессовых ситуациях. Имплантаты до сих пор не прижились до конца.

Апотекарий Тарик заверил его, что это пройдет.

Из горла Обердея вырвался сдавленный звук.

Не пройдет. Процесс не будет закончен. Он никогда не станет Ультрамарином. Он был осквернен прикосновением машины в горе. Гладий выпал из руки. Его мутило от вернувшегося шока. Сколько бы раз он ни думал о случившемся, боль не утихала.

Как же Обердей горевал по человеку, которым никогда не станет.

Тихий кашель заставил его развернуться. Он торопливо вытер щеки.

— Доброе утро, неофит Обердей. — Сержант Арк, его командир и наставник, стоял на противоположной стороне тренировочного зала, прислонившись к стене рядом с дверью в оружейную. На его грубом лице было мягкое, бесстрастное выражение. — Не хочешь рассказать, почему ты не спишь в казарме? Тарик только вчера тебя выпустил, а ты уже перенапрягаешься.

— Сержант!

— Да, верно. Сержант. Я, как твой сержант, задал тебе вопрос. Ты, как неофит, обязан ответить, но что-то я ответа не слышу.

— Я… Я не мог уснуть, сержант.

— Поэтому ты решил прийти сюда и совершить самоубийство? Радикальный метод борьбы с бессонницей.

Обердей опустил взгляд на мертвого сервитора.

— Я хочу стать достойным легиона.

Арк отодвинулся от стены и вошел в клетку.

— А, теперь все ясно.

— Да, сержант, — сказал Обердей, подняв глаза на наставника. Арк был на голову выше скаута. — Долго вы смотрели?

— Достаточно долго, чтобы насладиться вашим жутким парированием. Подними меч.

Обердей выполнил приказ и встал в стойку для боя без доспехов, скрипя зубами от боли в запястье.

Арк недовольно замотал головой.

— Не так, вот так. — Сержант накрыл кисть Обердея огромной ладонью и повернул его руку. В порванной мышце вспыхнула боль, и он едва подавил крик. — При обороне держи оружие под углом, лезвием наружу, к противнику. Будешь сражаться как сейчас — и хороший противник оставит тебя без предплечья, едва ты поднимешь руку!

— Так точно, сержант. Прошу прощения.

— И тем не менее, — добавил Арк, — ты его убил.

Он потрогал мертвого киборга ногой. На Арке были хитон без рукавов и свободные штаны — костюм фермера или ремесленника. Эта простая одежда должна была делать легионеров ближе к людям, для защиты которых их создали, но никто не назвал бы Арка обычным человеком: он был более двух метров ростом, имел огромные мышцы, а его кожу усеивали порты для соединения с доспехами.

— Спасибо, сержант.

— Я тебя не хвалил, парень. Если бы у него были отключены болевые схемы, ты сейчас был бы мертв. Эти боевые модели в принципе не многое чувствуют, но, если бы он не чувствовал вообще ничего, бой сложился бы не в твою пользу.

Обердей пожал плечами:

— Я не знал, как их отключить.

— Мы не просто так не обучаем вас всему сразу, парень. — Арк опустил взгляд на сломанную боевую машину. — Это сервитор класса «тета». У тебя нет допуска на тренировки с ними. Похоже, мы уже сейчас преподаем вам больше, чем нужно.

Обердей открыл рот, собираясь ответить, но сержант перебил его.

— Я не хочу знать, как ты добыл коды активации. Ты молодец, что победил. Не знаю даже, наказать тебя или поощрить.

Он заложил пальцы за широкий пояс. Эмблема ультимы на пряжке ярко сверкнула.

Обердей выжидающе смотрел на наставника. Наказать — его следовало наказать. После инцидента под горой Арк был к нему слишком снисходителен.

Офицер с задумчивым видом сжал губы в тонкую линию.

— Адепт Криол будет тобой очень недоволен. Но… впечатляюще. Очень впечатляюще. Однако в следующий раз ограничься простыми боевыми машинами.

Арк печально улыбнулся.

— Пора, да? — нервно спросил Обердей.

Сержант кивнул, и его улыбка пропала:

— Да, Обердей, пора. Библиарий уже закончил с остальными.

Арк нерешительно почесал голову. Он тоже видел сны — как и все, кто подолгу находится рядом с горой, — но никого не посещали такие мощные и жуткие видения, как Обердея, когда тот потерялся в лабиринте. И это было проблемой.

— Он захотел принять тебя последним. Ты пойдешь со мной.

Перед выходом скаут с неуверенным видом оглянулся на труп машины. Он не мог избавиться от ощущения, что больше никогда не ступит в тренировочную клетку.

Глава 2 Приговор Под горой Когорта

Обердей следовал за Арком по орбитальной платформе Соты, чувствуя себя маленьким и жалким на фоне широко шагавшего сержанта. Узкие коридоры были битком забиты легионерами и слугами 199-й роты «Эгида», и он изо всех сил старался не попасть под ноги людям, которых страстно надеялся однажды назвать своими братьями.

Сота представляла собой планету редкого Терранского типа. После открытия ее пометили для скорейшего заселения, но, когда в самой высокой горе основного континента обнаружили ксеносские артефакты, Робаут Жиллиман приостановил процесс на неопределенное время. Почти столетие на планете действовал режим секретности, пока активные исследования не выявили, что гора была огромным маяком, который ускорял путешествие сквозь варп, обеспечивал связь на огромнейшем расстоянии и даже позволял перемещаться с одного мира на другой, как из комнаты в комнату.

Это было настоящее чудо, и оно спасло Макрагг.

С тех пор как Фарос запустили, чтобы удержать Пятьсот миров от распада, порождаемые артефактом сны стали такими навязчивыми, что капитан Адалл перенес командный центр с поверхности на станцию. С недавнего времени та начала играть столь значительную роль для операций 199-й, что и гарнизон, и колонисты теперь называли ее «платформой Эгиды».

Все расступались перед сержантом Арком и следовавшим в его тени мальчиком, об которого было так легко споткнуться. Большая часть роты с чем-то да столкнулась, и все подвергались проверкам высшего командования легиона, так что они знали, куда идет Арк. Никто не знал точно, что случилось с Обердеем, но было ясно, что дело важное. Несколько братьев понимающе кивнули ему. Неофит застенчиво и благодарно кивнул в ответ.

Платформа была небольшой — Арк с Обердеем за двадцать минут пересекли ее и оказались у входа в апотекарион.

Медцентр был таким же тесным, как остальные помещения платформы, но командующие здесь четыре апотекария держали все в идеальном порядке. Обердея только вчера отсюда выпустили, и на обоих сердцах потяжелело, когда он вновь оказался в этих блестящих белых стенах. За время бесконечных тестов и имплантационных процедур апотекарион успел опостылеть, а после происшествия в горе его заперли здесь еще на несколько недель. Теперь Арк в сотый, должно быть, раз вел своего подопечного по главному коридору, мимо ярко-белых дверей, отмеченных изначальной спиралью медике. Сотрудники из числа неаугментированных людей уважительно расступались, приветствуя Ультрамаринов легкими поклонами.

На этот раз Арк прошел мимо дверей в зал, где скаутов так долго подвергали различным тестам, и шагнул в центральное помещение. Оттуда Обердея повели в коридор, который охраняли два воина, облаченные в цвета третьей роты. Проходя мимо, юноша украдкой взглянул на них, заинтересованный отличиями в броне, геральдике и вооружении, и вновь ощутил укол сожаления из-за того, что ему никогда не доведется узнать этих достойных воинов и разделить с ними тяготы службы.

Арк остановился перед большими двойными дверями и тепло улыбнулся Обердею.

— Готов, парень? — спросил он.

Обердей кивнул.

Арк мгновение помолчал. Подняв на него взгляд, скаут увидел на лице сержанта борьбу противоречивых эмоций.

— Помнишь, что сказал Лев?

— Он сказал, что нам нельзя говорить о произошедшем, — ответил Обердей.

— Неофит, хотя, признаюсь, инстинкты и подсказывают мне, что это неправильно, но, когда мы окажемся внутри, ты не должен упоминать ни о картографической миссии в Фарос, ни о том, что пережил там.

— Сержант…

— Неофит Обердей, у нас прямой приказ от Льва. Я нарушу его, только если мне велит сам Жиллиман. Мне не хочется лгать братьям, но мы обязаны подчиняться распоряжениям примарха. Для находящихся за дверью офицеров твои сны просто сильнее и чаще, чем у остальных. В конце концов, ты же предсказал прибытие Кровавых Ангелов в Ультрамар. Ясно?

— Д-да, сержант, — запинаясь, ответил Обердей. Во рту пересохло. При мысли о том, что ему придется лгать начальству, в голове застучало, а ладони зазудели.

— Ты нервничаешь, неофит. Не надо. Иногда требуется что-то утаить, — сказал Арк, но по тону голоса было очевидно, что сам он так не считает.

Офицер нажал на кнопку. Дверь с шипением открылась, и сержант завел скаута в среднюю по размерам, ничем не примечательную комнату, в которой тот еще ни разу не был.

Внутри их ждали четыре Ультрамарина. Апотекария Тарика, рекрутского врача 199-й роты, Обердей знал хорошо. Лица двух стоящих рядом медиков из вспомогательного персонала также были ему знакомы. С удивлением увидев среди присутствующих капитана Адалла, он обменялся с сержантом настороженным взглядом. Двух последних офицеров Обердей раньше не встречал. Оба были в полном боевом облачении. У одного броня была отмечена редким на его памяти символом библиариума, а голову покрывал металлический капюшон, усыпанный голубыми кристаллами. Другой, в чине капитана, носил на доспехах угрожающее количество знаков отличия. Обердей резко замер. На лбу капитана было три штифта за выслугу лет, кожа имела грубую текстуру, характерную для особенно древних легионеров, а волосы были серыми, как свинец.

— Неофит Обердей, это эпистолярий Сергион из библиариума, — представил Арк.

Юноша посмотрел в светящиеся внутренней силой глаза и поклонился:

— Милорд.

— А это капитан Гортензиан, верховный наблюдатель за рекрутами.

От удивления Обердей распахнул глаза и едва успел взять себя в руки. Гортензиан был самым старшим офицером в подразделении по набору рекрутов и отвечал за пополнение всего легиона.

— Милорд, — с уважением сказал Обердей.

Гортензиан направил на него долгий, пристальный взгляд, и скаут изо всех сил постарался выдержать его.

— Не нужно тревожиться, неофит.

— Я не встревожен, милорд. Удивлен, может быть, хотя удивляться тоже нечему. Ваше присутствие логично с практической точки зрения. На Соте действительно происходит что-то необычное.

— Ты хорошо рассуждаешь. Нам сообщали, что на тебя маяк подействовал хуже всего, — сказал Гортензиан.

— Так точно, милорд.

— Ты знаешь, зачем мы здесь?

Обердей не удержался и ссутулился.

— Чтобы определить, достоин ли я продолжать обучение.

— Именно так.

— Он хороший скаут, и легионер из него выйдет отличный, — сказал Арк. Он по-отечески положил руки на плечи молодого человека. — Сегодня я обнаружил этого юношу в тренировочной клетке, где он сражался с боевым дроном «тета»-класса, не меньше.

— Ты разрешаешь своим рекрутам драться с тета-ми? — спросил Гортензиан.

— Нет, не разрешаю, — ответил Арк. — Обердей редко нарушает правила, но если нарушает, то делает это изобретательно.

Капитан окинул скаута оценивающим взглядом. Обердей вдруг обнаружил, что ему нелегко стоять по стойке «смирно». Ему доводилось бывать в присутствии самого Жиллимана, но взгляд этого воина удивительным образом был еще тяжелее.

— Твое поведение выдает твой страх, неофит Обердей, — сказал наблюдатель. — Не тебе решать, чего ты достоин. Это моя забота.

Обердей кивнул:

— Так точно, милорд. Я ожидаю вашего решения.

— С нетерпением, как я вижу.

— Да, милорд, — ответил Обердей. — Когда вы вынесете приговор, я узнаю, какое будущее меня ждет, и буду в состоянии сформулировать необходимое практическое решение. Ничего не зная, я не могу определиться с требуемым ходом действий.

— Неплохой ответ. Никто не станет тебя задерживать, и ты сможешь вернуться к своему отряду — если окажешься того достоин. — Он помолчал. — А если нет?

— Я поступлю так, как мне прикажут.

Гортензиан кивнул:

— И это правильно. Апотекарий, эпистолярий. Прошу, начинайте.

— Обердей, ляг, пожалуйста. — Тарик указал на кушетку, выехавшую из стены.

Неофит без вопросов подчинился.

Апотекарий встал сбоку от Обердея. Смертные помощники-медики захлопотали вокруг скаута, подсоединяя к его рукам различные измерительные приборы. Обердей не мешал им, безвольно смотря в белый потолок. Он вдруг задумался, сколько часов своей жизни провел, разглядывая такие потолки.

— Что ты с собой сделал? — цокнул языком Тарик, изучая раны Обердея. — Я только вчера выпустил тебя из апотекариона. Ты так жаждешь вернуться?

— Нет, апотекарий, я хочу стать достойным, — ответил юноша. — Других устремлений у неофитов нет.

— Постарайся в процессе не уничтожить плоды наших тяжких трудов. — Тарик взял массивный инъектор с серебряного подноса, протянутого одним из помощников. — Это поможет тебе расслабиться. Затем брат Сергион тебя обследует. — Он прижал инъектор к бицепсу скаута. Раздалось тихое шипение, и апотекарион исчез за облаком разноцветных точек.

Обердей погрузился в состояние, самое близкое ко сну с того дня, когда рухнул в темноту, но отдыха оно не несло.

Он задрожал и вновь оказался в горе…


Звук собственного дыхания грохотал в ушах под оглушающий аккомпанемент текущей по венам крови. От волнения опять заработало второе сердце, и двойной ритм решил осознание собственной никчемности. Он не был воином. Он был потерявшимся мальчишкой, дрожащим от страха перед обитателями темноты.

Он пытался не обращать внимания на полупризрачных существ, скрывающихся на периферии чувств, сосредоточиться на том, чему его учили, и прогнать все эмоции.

«Соберись, — думал он. — И они не будут ведать страха».

Таков был приказ Императора и обещание Легионес Астартес.

«Сосредоточься на нем».

Но, несмотря на все улучшения и гипнотренировки, он не был космодесантником. Все еще не был.

Он боялся. Но еще глубже сидел страх, что он потерпел неудачу, как многие другие до него, что способность бояться сделала его недостойным вступить в ряды Тринадцатого в качестве полноценного легионера. Он злился от стыда, и хотя злость боролась со страхом, он все равно не мог ждать грядущего без ужаса. Из-за проклятой улучшенной памяти он в точности помнил, что тогда произошло, и боль полученного знания останется с ним навсегда, даже когда забудутся лица родных.

Его спящее «я» плыло по воспоминаниям, умоляя Обердея из прошлого остановиться, не делать следующий шаг, не ступать в бессветную ночь. Он хотел повернуть назад, отыскать хоть какой-нибудь огонек, чтобы прогнать тьму.

Но не мог. Все это уже случилось.

Всего четыре шага. Четыре шага, после чего он рухнул в бездну и узнал слишком много. Обердей поднял ногу, и его спящее «я» предупреждающе воскликнуло, прося остаться в безопасности незнания.

Чей-то разум коснулся его разума, наполняя покоем. Поднятая нога замерла над бездной.

— Довольно, — произнес незнакомый голос, и сон закончился.


Его взяли за руку — крепко и по-отечески нежно.

Обердей открыл глаза. Они чесались, как от долгого сна. После привидевшейся тьмы белизна апотекариона ослепляла.

— Неофит Обердей, ты проснулся?

Сержант Арк стоял над ним, бережно держа за руку.

Скауту потребовалось время, чтобы прийти в себя.

— Обердей? — Арк посмотрел за плечо и обратился к остальным: — С ним такое часто бывает.

Обердей поднял руку и встал, оттолкнувшись от кушетки. Гелевые аппликаторы измерительных приборов, которых не было, когда он погрузился в видение, потянули за кожу. Он неверным движением свесил ноги с кушетки.

— Я проснулся.

Горло пересохло. Неужели он действительно спал? Он опустил голову и стиснул край кушетки. Руки казались слишком большими. Во сне он был не таким, как сейчас: там он по-прежнему был слабым и уязвимым. Настоящим мальчиком, а не химерой между человеком и трансчеловеком.

— Я проснулся, — повторил он, скорее чтобы убедиться в этом самому.

Тарик жестом велел Обердею закатать рукав туники. Похожее на шприц устройство выдвинуло вперед новый комплект игл, и апотекарий прижал их к руке мальчика. Подняв к лицу присоединенный экран, Тарик промычал что-то про себя при виде результатов, а затем перевел взгляд на большой дисплей, встроенный в стену над кушеткой.

— Все показатели в норме. С медицинской точки зрения неофит по-прежнему является идеальным кандидатом на трансформацию.

Заговорил третий воин. Обердей поднял голову — в его сне звучал именно этот голос.

— Следы психической скверны в нем отсутствуют. Мальчик не псайкер, — сказал Сергион.

Арк взглянул на Обердея с таким видом, будто просил у него разрешения на что-то, после чего встал между своим подопечным и его экзаменатором.

— Как я и говорил, брат Сергион. У моих мальчишек нет таких способностей. Доложи лорду Прейтону о результатах, и покончим с этим. Он исключительный кандидат.

— Арк, — предостерегающе сказал Адалл.

Сергион прищурился. Обердею страшно хотелось убежать от его взгляда.

— Однако сержант Арк прав, — продолжил Адалл. — Похожие сны и видения посещали всех, кто провел в горе хоть немного времени. Обердей пробыл там больше остальных, только и всего.

— Но почему? — спросил Гортензиан. — Согласно вашему графику ротаций, ни один воин Сто девяносто девятой не должен проводить на поверхности больше недели подряд.

— Это случилось еще до того, как я изменил ротный график. Тренировки скаутов всегда проходили в том регионе — и до сих пор проходят. Там идеальная местность, к тому же они обеспечивают операциям дополнительный уровень секретности.

— Ты тоже провел на поверхности много времени, брат, — возразил Гортензиан. — Но ты на грани комы не оказывался.

Обердей молча смотрел на вышестоящих воинов. Между ними начала чувствоваться некоторая напряженность.

— Никто из вас не докладывал об ощущениях такой же силы, какие описывает этот молодой человек, — сказал Сергион.

— Никто из нас не относится к числу неофитов, — заметил Арк. — Он самый младший из рекрутов. Возможно, возраст делает его более восприимчивым. Именно ему приснилось прибытие Сангвиния с Девятым легионом — от чего мы, к слову, только выиграли. Я считаю, причина в силе воздействия.

Сергион долгое время смотрел на Адалла с непроницаемым выражением лица.

— Ты ведь понимаешь, что мы обязаны расследовать эти проявления? Враг открыто сотрудничает с чудовищами из высших измерений.

— С демонами, — без выражения произнес Адалл.

— Можно и так сказать, — отозвался эпистолярий. — Как их ни называй, мы вступили на неизведанную территорию. Нельзя игнорировать любые потенциальные риски.

— Я сам видел во сне, как Кёрз атакует Магна Макрагг Цивитас, а ведь я не псайкер, — заметил Адалл.

— Да, не псайкер, — согласился Сергион.

— Итак, — сказал Адалл. — Вы обследовали нас всех, причем Обердея зондировали дольше остальных. Надеюсь, расследование закончено?

— Полегче, капитан, — предупредил его Гортензиан.

— Прошу прощения, брат. Но я трачу на это расследование очень много времени и сил, когда нужно заниматься укреплением Соты. Приношу свои извинения.

— Не забывай, что мы здесь по приказу примарха, Адалл, — напомнил Гортензиан.

— Эпистолярий, ты всем доволен?

Сергион выдохнул. Напряженное выражение ушло с его лица. Он моргнул, как будто его выдернули из воспоминаний, и в этот миг преобразился, став мягче — хотя аура загадочности никуда не делась.

— Да.

— Твой вердикт?

— Я вернусь к лорду Прейтону и доложу, что Сто девяносто девятая не затронута варпом.

— А видения? Из них еще можно что-нибудь почерпнуть? — спросил Гортензиан.

— Обердей предчувствует какое-то великое бедствие, — сказал Сергион. — Это я уловил. Но хотя у нас есть примеры сбывшихся вещих снов, у половины легионеров видения не исполнились. Пророчества всегда ненадежны, а предсказаниям ксеносской машины я доверяю еще меньше. Кроме того, когда ждешь знамений, даже рябь в луже обретает неоправданную значимость. Тревоги Обердея могут быть просто плодом его воображения. Лучше был готовым к появлению врага с любой стороны — это все, что нам остается. Но в одном я уверен: то, что вызвало у ваших воинов эти видения, к имматериуму прямого отношения не имеет.

— А к чему имеет? — спросил Адалл. — Моим людям ничего не угрожает?

Библиарий пожал плечами:

— С этим вопросом лучше обратиться к технодесантникам. Но я пагубных эффектов не вижу.

— Уверен, лорда-защитника и нашего отца это удовлетворит.

— Думаю, что да, — ответил Сергион.

Арк немного расслабился.

— А неофит Обердей? Каков твой вердикт, годен он к службе?

Библиарий улыбнулся юноше:

— Еще один вопрос, который следует задать кому-нибудь другому, сержант. Ответить на него должен ты. Но, если тебе интересно мое мнение, я согласен, что из него выйдет отличный воин.

— Тогда почему я до сих пор испытываю страх? — брякнул Обердей и с несчастным видом взглянул на офицеров.

— Ты пережил большое потрясение, — ответил Тарик. — А твоя гипнообработка не закончена. Твоя реакция находится в допустимых пределах. Пройдет еще несколько месяцев, прежде чем подготовка завершится и страх исчезнет навсегда.

— Он хочет сказать, — вмешался Арк, — что после всего случившегося бояться нормально.

— Я… я годен?

— Твоей кандидатуре ничто не угрожает. Я рассчитываю, что тревожность начнет ослабевать, пока не исчезнет вовсе, — сказал Тарик. Он взял у помощников планшет, глянул его содержимое и разрешил им удалиться. — Если этого не случится, честно скажи мне или кому-нибудь из призывной команды. Со страхом можно справиться. Капитан, твое мнение?

— Не мое это дело — прямо вмешиваться в призывные процессы Сто девяносто девятой. Если вы считаете, что он годен, несмотря на недавние экстраординарные события, то он годен.

Обердей взглянул на Арка. Сержант испытывал не меньшее облегчение, чем юноша.

— Ты хочешь вернуться к своим обычным обязанностям, Обердей? — спросил Арк. — Твоя когорта сегодня прилетела с поверхности и уже разместилась во временной казарме.

Обердей решительно кивнул:

— Да, милорд. Я устал здесь сидеть.

— Ты не боишься умереть? — спросил Гортензиан.

— Нет, — твердо ответил мальчик. — Я боюсь лишь неудачи.

«И тьмы под горой», — подумал он про себя, но вслух говорить не стал.

— Тогда с тобой все в порядке, — ободряющим тоном сказал Арк. — Чтобы победить страх, нужно сперва выйти на бой с ним. Космодесантник не ведает страха лишь потому, что одолел его.

— Он может вернуться к занятиям в группе, как только восстановит силы, — сказал Тарик. — Сложности, которые он испытывает, несущественны и имеют исключительно психологическую природу. В окружении товарищей он оправится быстрее.

— Я уже достаточно силен, раз вы меня выпустили, апотекарий Тарик. — Обердей встал. Ноги не подвели его, как он боялся. — Я готов вернуться к своей когорте.


Обердей открыл свой шкафчик, вытащил панцирную броню и взвесил груду в руках. Плотные кожаные ремни. Кобальтово-синяя пласталь и многослойная ткань. Белая ультима легиона гордо выделялась на левом наплечнике, а в полукруглых рогах буквы лежала черная коса — символ 199-й роты. На правом наплечнике была указана когорта: круг, разделенный на четыре равных сектора желтым и черным цветами, а поверх него — белая «LV». 55-е отделение.

Юноша крепко сжал броню и решил, что в следующий раз сложит ее аккуратнее. Бережно положив ее на пол шкафчика, он достал остальную одежду: серо-белую полевую форму, разгрузочные ремни для многочисленных подсумков, болт-пистолет в кобуре и боевой нож в ножнах.

Обердей задумчиво расстегнул форму. Он так долго переживал, пройдет ли рекрутинговые испытания; теперь же, когда страх неудачи ослаб, он чувствовал странное спокойствие и только злился на себя из-за формы. Ее состояние Арк назвал бы позорным. Ничего нового не произошло, но Обердей впервые готов был согласиться с сержантом. Ему следовало проявить больше усердия.

Его мысли грубо прервали ударом в бок. Обхватив Обердея поперек груди, неизвестный противник повалил его на пол.

Обердей извернулся на спину, уперся ногами в грудь врага и резко выпрямил их, отбросив того в ряд шкафов. По пустой оружейной разнесся гулкий грохот.

Нападавший оказался Тебекаем, братом Обердея по отделению. Он лежал на полу, попеременно смеясь, как ребенок, и задыхаясь от удара. Он был жилистым мальчиком с периферии Пятисот миров, имел множество странных привычек и такую молочно-белую кожу, что та, казалось, светилась изнутри. Он часто смеялся, иногда раздражал и никогда не затыкался.

Он также был лучшим другом Обердея.

— Хуже тебе от шести недель в апотекарионе не стало! — выдохнул Тебекай. Он поморщился и потер плечо. — Больно было.

Обердей попытался нахмуриться, но после недолгой внутренней борьбы расплылся в улыбке:

— Тебекай.

— Я слышал, тебе разрешили вернуться к нам.

— Правильно слышал.

Они встали и по воинскому обычаю пожали друг другу предплечья, после чего Тебекай дернул Обердея на себя и обнял.

— Яйца Конора, ты меня так напугал! Я уж решил, что с тобой всё.

— Я в порядке, — ответил Обердей. Он не хотел признаваться, что боялся того же, и слегка отодвинул друга в сторону. — Правда. Не надо так нервничать. Я вернулся, и больше не о чем говорить.

Тебекай потер шею сзади.

— Я не нервничаю. Без тебя все шло наперекосяк. Толомаха рвало ночами напролет — гормоны никак не улегались. А меня три раза ставили в пару с Солоном. Три раза! Ты хоть представляешь, какой он унылый? «Э-э-э… мм… двадцать градусов вправо, немного вверх», — произнес он, передразнивая разведчика. — Большего от него за весь день не вытащишь. Он такой зануда.

— Бесконечная болтовня — еще не признак хорошего человека, Тебекай. То, что он молчит, ничего не значит.

— Как скажешь. Что с тебя взять? Ты никогда не был таким живчиком, как я, — показал он на грудь большим пальцем. Поблекшие шрамы от аутентических операций пересекали бледную кожу серебряными полосами. — Где-то тебя грызет червячок уныния.

— Не грызет. Просто я отношусь ко всему более серьезно. Я хочу быть достойным чести служить в Тринадцатом. А ты нет?

— «Я хочу быть достойным чести», — передразнил Тебекай. — Не надо быть унылым, чтоб стать Ультрамарином! — Он захватил голову друга в замок и взъерошил короткие волосы, не обращая внимания на то, что Обердей был выше и сильнее. — Унылый!

Обердей схватил его за запястье и попытался отвести руку. Рассмеявшись, Тебекай вступил с ним в шутливую борьбу.

— Все, хватит! — заявил Обердей, высвобождаясь, но к тому моменту он и сам тихо смеялся. — Полегче, меня только вчера из апотекариона выпустили.

— Заметно, — ответил Тебекай, кивая на свежие раны, видневшиеся между планками расстегнутой рубашки. — Сурово там с тобой обращались. И что они сделали с твоим лицом?

— Я был на тренировочной палубе.

— С кем сражался?

Обердей не ответил, достал форму и стал одеваться.

— Что у нас сегодня?

— Гипномат. Обслуживание и пилотирование транспорта пятого уровня. Шесть часов, потом два часа выравнивания химического баланса, потом разборка оружия, потом четыре часа истории легиона. Скучно. В отличный день ты вернулся.

— Главное, что вернулся.

— Это точно.

Тебекай хлопнул его по спине и посерьезнел:

— Я рад. Хочу, чтобы ты знал.

— Я тоже рад. Сидеть там без дела целыми днями было очень скучно.

— Уныло, — шутливо сказал Тебекай.

— Да. Точно.

Обердей пытался изобразить ради друга веселость, и, по правде говоря, это было притворством лишь отчасти. Но, хотя дух его окреп, пережитое в Фаросе продолжало тревожить.

Их ждало что-то ужасное.

Глава 3 «Нравственность» «Никтон» Дилемма

Эсминец «Нравственность» мчался сквозь срединную область Сотинской системы. Он был небольшим кораблем полуторакилометровой длины и, как следовало ожидать от судна таких размеров, не обладал значительной огневой мощью. Правобортная и левобортная орудийные батареи состояли из пяти пушечных турелей каждая, а на расширенном носу был установлен скромный комплект торпедных аппаратов. Любому крейсеру хватило бы одного прямого попадания, чтобы разнести «Нравственность» на атомы, но недостаток силы она успешно возмещала быстротой. Капитан Геллий любил сравнивать ее с рапирой, тогда как большие корабли были для него тяжелыми топорами. Сейчас требовалась вся его скорость.

Эсминец прервал патрулирование, когда ауспики дальнего действия — хоть на них и сложно было полагаться из-за ярости Гибельного шторма и слепящего Фароса — зафиксировали большой металлический объект, летящий в сторону Соты. Трезво оценивая опасность вторжения включевую систему, экипаж поспешил его исследовать.

— Цель в пределах видимости, милорд, — сообщил капитан Геллий своему командиру-легионеру.

Мостик «Нравственности» имел двадцать метров в длину, десять — в ширину и мог служить образцом экономичного устройства. Ступенчатые уровни, заставленные концентрическими дугами приборов и пультов, спускались вперед, к треснувшему обзорному экрану. Сержант Летик наблюдал за работой с верхней платформы — единственного пустого пространства на всей командной палубе. Он был массивным даже для легионера, приземистым, с толстыми конечностями, круглой головой и почти отсутствующей шеей. Но благодаря именно своей заметной ауре, а вовсе не фигуре, казалось, что он занимает всю платформу.

— Откройте обзорный экран, — приказал Летик.

Пластальные заслонки поднялись, открывая вид на хребет корабля до самого плугообразного носа. Мостик залило неестественным красноватым светом.

На орбитах срединных планет системы Соты было почти невозможно разглядеть что-либо за Гибельным штормом. К галактическому востоку от Ультрамара звезды все еще пробивались сквозь бурю. Яростный фильтр поверх реальности там был слабее, и реальное пространство хорошо просматривалось.

При взгляде в сторону галактического ядра картина была совсем иной. Ультрамар тонул в кроваво-красном свете. Колдовская буря бушевала с такой силой, что просачивалась из варпа в реальность и окутывала космос алой вуалью. Фальшивое небо, бурлящее жутким цветом, рассекло Империум. Лишь две звезды кроме сотинской светили в этом шторме, и обе были ложью. Они не были солнцами: одна была одиноким ультрамарским миром, который освещался мистическими технологиями Фароса, маяка на Соте, второй огонек был самим маяком. Только освещаемый и освещающий пробивались сквозь шторм. Остальные Пятьсот миров Ультрамара и прочие звезды Галактики пропали из вида.

Макрагг был одинокой гаванью в море кошмаров.

Летик навалился на перила всем весом и навис над пультом капитана Геллия. Трон для легионера предшественник Летика приказал убрать, рассудив, что если пять офицеров и двенадцать сервиторов занимали почти все пространство, то с троном для обладателя трансчеловеческих размеров будет совсем тесно.

Никто не говорил вслух, что, забирая себе столь высокое положение, легионеры в лучшем случае потакали прихоти, а в худшем — умаляли власть капитана-смертного.

Летик был с этим согласен. Он прекрасно осознавал, какая пропасть разделяет легион и его немодифицированных слуг, и долгое время не чувствовал никакой общности с теми, кого защищал. Предательство Хоруса заставило его заново осознать себя. Воины легиона были частью человечества, а не стояли над ним. Летик никогда не отличался эмоциональностью — ни до повышения, ни тем более после. И все же он испытывал смутное отвращение при мысли о том, как далеко позволил себе отдалиться от собственного вида.

Эсминец летел вперед на потоке раскаленной плазмы. Долгое время ничего не было видно, хотя сигналы ауспика гласили, что корабль приближается к цели, но в конце концов сквозь бурлящий шторм проступила черная тень.

Ни один звездный луч не отражался от черной поверхности корабля. Лишь слегка потускневшее штормовое свечение указывало на то, что он тут вообще есть. Полуслепые ауспики эсминца его толком и не видели, пока корабль случайно не оказался в малом радиусе их действия. Экраны, гололитические проекции и загадочные строки бинарных отчетов показывали, что это огромный, но абсолютно мертвый кусок металла. Даже на таком близком расстоянии нужно было знать, куда смотреть, чтобы его увидеть.

Круглая дверь в задней части мостика открылась, разрезав пополам отчеканенную на ней ультиму и спрятав ее в стенах. Вошел брат Кай, замкомандира в отделение Летика, и корабельные бойцы у двери отсалютовали.

— Ты явно не спешил, Кай, — пробурчал сержант.

— Тренировки, Летик, следует проводить правильно или не проводить вообще. Никто не атакует. Мы почти все сделали, и я решил, что надо закончить.

Летик качнул головой, что, вероятно, означало согласие.

— Из-за чего волнения? — поинтересовался Кай.

— Мы приближаемся.

— Это корабль?

— Да, как мы и боялись. Легионес Астартес.

— Ударный крейсер? — спросил Кай.

Он наклонился вперед и сощурился, пытаясь разглядеть что-нибудь в сводящем с ума свете шторма. Корабль увеличивался на глазах и постепенно начинал раскрывать свои тайны.

— Сложно сказать чей. Похоже, он сильно поврежден. Наверное, прилетел на свет Фароса?

— Тогда почему он не у Макрагга? Что он делает в системе Соты? В варпе видно только место, которое освещается лучом, но не сам маяк.

Когда расстояние сократилось до тысячи километров, корабль начал стремительно расти на обзорном экране. Размерами он значительно превосходил «Нравственность», но, как сообщал ауспик, никого живого не нем было.

— Что прикажете, милорд? — Капитан Геллий был талантливым командиром, но все же он оглянулся на космодесантника, ожидая указаний.

— Проведи нас вокруг него. Медленно, — угрюмо распорядился Летик.

— Будет сделано, — ответил Геллий.

«Нравственность» замедлилась. Шли минуты. Аккуратно маневрируя, эсминец приблизился к крейсеру на десять километров.

— Полная развалина, — пренебрежительно бросил Кай.

— Тем не менее осторожность не помешает.

— Не спорю, брат. Но нас ждет еще много таких. Война везде. Множество еле работающих кораблей пробиваются в варп и не выходят из него живыми. Столько же исчезает по пути. Незачем дергаться при виде каждой мертвой посудины. Давай доложим о нем и двинемся дальше.

— Его появление здесь, у Соты, не может быть случайностью. Геллий, подведи нас ближе. На триста метров.

— Да, милорд. Рулевой, не столкнись с обломками. Двигатели, мощность на четверть. Наводчики хребтовых орудий, приготовиться. Если к нам подлетит что-либо больше куска засохшей краски, открывайте огонь, — приказал капитан.

«Нравственность» затормозила еще больше, сравнявшись по скорости с мертвым кораблем. Теперь, когда оба судна имели одинаковую относительную скорость, крейсер обрел обманчивую неторопливость и только вращался вокруг точки, не совпадающей с центром масс, описывая носом и кормой тесные круги.

С правого борта «Нравственности» ударили прожекторы, пробивая круги в темноте разрушенного корпуса. Резкий белый свет выхватил из тьмы огромные вмятины и рваные дыры, пересеченные неровными полосами покоробившихся палуб. Клубы конденсирующегося газа до сих пор вытекали в космос. Края пробоин покрывал иней. За кораблем следовало облако из миллионов металлических обломков, увлеченное его гравитационным полем.

— Трон! От него ничего не осталось, — сказал Кай. — Не вижу ни одного рабочего орудия. Одним штормом тут никак не обошлось.

— Да, это явно боевые повреждения, а не от бури, — согласился Летик.

— Проведите полное ауспик-сканирование, — приказал Геллий.

— Так точно, капитан, — отозвалась Юлиана Врат, корабельный ауспик- и вокс-офицер.

Три сервитора хором застонали, подтверждая отданные им указания.

— Рулевой, подними нас над ними, — сказал Геллий.

Он отдал несколько коротких команд, и пальцы с металлическими кончиками заплясали в воздухе, работая со световым интерфейсом, видимым только его аугметированным глазам.

«Нравственность» аккуратно повернулась и пролетела над чужаком. Под килем проскользили сломанные дорсальные башни.

Сервиторы бормотали и скрипели зубами за металлическими масками. Пульт ауспика сиял потоками новых данных.

— Никаких следов энергии или признаков жизни, — сообщила Врат. — Корабль получил катастрофические повреждения. На левом борту идет остаточная утечка плазмы. — Она бросила взгляд на обзорный экран. — Уже должно быть видно. Вон там.

Оранжевые прицельные сетки сфокусировались на струях газа, вытекавших из реакторного блока. Они светились фальшивым цветом, говорившем об огромной температуре.

— Они заставляют корабль вращаться. Судя по силе воздействия, смерть реактора и пробой произошли где-то на прошлой неделе.

— Мы можем узнать, из какого он легиона? — спросил Кай.

— Идентификационные коды не транслируются. В элеткромагнитном смысле корабль мертв. Могу запустить на когитаторах процедуру идентификации по силуэту, но это займет время.

Летик покачал головой:

— Совершенно непримечательный корабль. Не вижу ни украшений, ни легионских символов.

— Цвет корпуса точно не определить, — добавил Кай. — Но вроде бы темно-синий или черный. Уже что-то.

— Гвардия Ворона, Повелители Ночи, Железные Руки, Темные Ангелы — выбирай. — Летик крепко сжал перила закованными в металл руками, изучая темные поверхности брошенного судна. — Геллий, можешь показать мне носовую обшивку?

— Как вам угодно, сержант, — ответил капитан.

Он ввел невидимую команду с помощью гаптических имплантантов на пальцах.

Сервиторы и логические машины отреагировали и под тщательным надзором рулевого направили «Нравственность» к носу вращающейся развалины.

— Кай, сформулируй мне теорию, — сказал Летик.

— Они выпали из варпа. Отказ поля Геллера из-за повреждений, полученных в бою. Корабль явно побывал в тяжелом сражении. Возможно, он из флота Несущих Слово или Пожирателей Миров, ранен при атаке на Ультрамар. Цвета не те, но сейчас это не имеет большого значения. Или…

Летик забарабанил пальцами по перилам и сощурился:

— Или…

— Это ловушка, — закончил Кай.

— И что тогда?

— Нужно уходить, — сказал Кай. — Вот разумное практическое решение.

Летик фыркнул:

— Как будто у нас есть такая возможность. Корабль дрейфует, но инерция у него значительная, и он держит курс на Соту. С текущей скоростью он прибудет к ней через пять дней.

— Какова вероятность падения на поверхность планеты? — спросил Кай.

Пальцы Врат забегали по клавишам, и когитаторы ее пульта выдали на экран ответ в виде светящихся строк с цифрами.

— Семьдесят процентов. Он летит прямо на планету, если учесть будущее воздействие гравитации.

— Вероятность обнаружения? — спросил Летик.

— Если он все же подберется к планете, его ни за что не увидят. Фарос практически ослепил орбитальную платформу.

— Вечно этот Фарос… — проворчал Летик.

— Да, милорд, — кивнула Врат.

— Ксеносские технологии, — тихо буркнул Кай. — Мне совсем не нравится, что они освещают столицу для всех подряд, но при этом нас оставляют без глаз, а себя — без защиты. Я чувствую себя червем-светляком в пещере, полной летучих мышей.

— Нужно о нем сообщить, — сказал Летик.

— Отсюда с «Эгидой» не связаться, господа. Вокс на таком расстоянии ненадежен, а астротелепатия невозможна из-за шторма. — Враг погрустнела. — Второй астропат Кивар до сих пор не оправился после недавней попытки. Мне попросить саму госпожу Тибаниан?

Летик помотал головой:

— Я не буду рисковать ее разумом ради сообщения, которое все равно не дойдет.

— Значит, Кивар? — предположил Кай. — Можно попросить его вежливо.

— Мы уже потеряли слишком много астропатов. Кивар и так на грани безумия. Нет, мы на полной скорости отправимся к ретрансляционной станции и отправим вокс-сообщение через усилитель.

— Или можно отправиться по пути крейсера, — сказал Кай. — Обогнать его и предупредить Соту лично.

Летик выпрямился и потер подбородок:

— Если корабль здесь не случайно, тот, кто устроил нам эту дилемму, весьма умен. Он выбрал место, где мы сильно рассредоточены. Теоретически, если мы отправимся сопровождать эту развалину до самой Соты, то оставим в патрульной сети большую дыру. Возможно, враги именно этого и ждут, чтобы последовать за нами домой.

— Или они надеются, что мы дадим крейсеру ускользнуть, пока будем отправлять сообщение на станции, — задумчиво сказал Кай. — Все теории ведут к плохим практическим исходам. Взойдем на борт — рискуем подвергнуться атаке. Оставим его — рискуем пустить в систему врагов.

— У нас полный боекомплект торпед, — заметил Летик.

— Артиллерия, — позвал Кай. — Мы можем уничтожить корабль?

— Да, милорд, но для этого потребуется израсходовать большую часть боеприпасов.

— После чего мы останемся практически беззащитны, — сказал Кай. — От орудий «Нравственности» толку немного.

— У нас останется наша скорость, — ответил Геллий. Он по праву гордился своим проворным кораблем. — Мы можем сбежать почти от любого противника.

— Скорость — оружие столь же эффективное, как гладий, если находится в умелых… — начал Кай.

— Прошу прощения, милорд, но я установила название корабля, — перебила Врат. — Это «Никтон», Восьмой легион. В последний раз был замечен в битве при… Тсагуальсе, Трамасский сектор. По неподтвержденным сообщениям, был критически поврежден Первым легионом через некоторое время после битвы. — Вокс-оператор пробежалась взглядом по потокам данных. — Похоже, все спасательные капсулы и шлюпки были выпущены. На корабле есть только остаточные следы энергии из вторичных и третичных источников. Он мертв, милорд.

— Та битва была больше года назад, а он до сих пор истекает плазмой. Либо повреждения получены недавно, либо это уловка. Я бы свой последний болт-снаряд поставил на то, что жизнь там есть. — Летик вдруг со злостью ударил кулаком по перилам. — Повелители Ночи! Не нравится мне это. Во всем раскладе чувствуется что-то неправильное. Если бы «Никтон» занесло сюда случайным течением, его бы заметили сторожевые корабли у Мандевилля. Геллий, отступай. Артиллерия, рассчитать данные для стрельбы, минимальный расход снарядов. Врат, следи за ситуацией. Запусти сферообразное ауспик-сканирование широкой направленности.

Юлиана нахмурилась:

— Дальность сенсориума ограничена десятью тысячами километров.

— Команда ауспика, выполняйте приказ. Перенаправьте энергию с двигателей, чтобы до предела усилить сигнал, но дайте Врат все, что ей нужно, — приказал Геллий. Он особым образом сглотнул, активируя вокс-бусину, встроенную в горло. — Техноадепт Мю-Кси девятьсот тридцать шесть, подготовь оборудование сенсориума и ауспика к работе на максимальной мощности. Двигатели остановить, векторные ускорители — полный ход. Развернуться на сто восемьдесят градусов, затем средний вперед и курс на триста сорок девять к двадцати шести. Отдалитесь от «Никтона».

Раздались звонки. Двигатели остановились, и палуба завибрировала на другой частоте. «Нравственность» тряхнуло, когда включились тормозные реактивные двигатели, застилая обзорный экран клубами замерзающих газов. Корабль Ультрамаринов отлетел от «Никтона», продолжающего свой неровный полет к Соте.

«Нравственность» развернулась, описывая носом широкую дугу. Реактивная тяга, не совпадающая по направлению с корабельной гравитацией, потянула экипаж вбок, и Летику на мгновение показалось, что он падает в две стороны одновременно. Затем корабль затормозил, главные двигатели снова активировались, с равномерным ускорением уводя эсминец от развалины, и странное ощущение пропало.

Следующие пять минут он летел прочь, стремительно увеличивая расстояние между собой и крейсером.

— Ауспик показывает, что следов других кораблей нет, — доложила Врат.

— Ты уверена? — спросил Кай.

— Насколько вообще можно быть уверенным при таких помехах от шторма, милорд.

— Годится, — кивнул Кай.

— Надеюсь, что так, — сказал Летик. — Капитан, уничтожь корабль, а затем на полной скорости направляйся к седьмому маяку. Мы отошлем рапорт оттуда. Только так можно быть уверенным, что Сота получит наше вокс-сообщение. Если за нами следят, нападения надо ожидать в любой момент.

— Как прикажете, милорд. Но должна предупредить, что операция заставит нас значительно отклониться от запланированного патрульного маршрута. Вокс-сообщение будет идти до Соты несколько часов, а до седьмого маяка два дня хода, — сказала Врат. — Они получат наш доклад только через пятьдесят четыре часа.

— Лучше предупредить их с опозданием, чем не предупредить вообще, — настоял на своем Летик.

— Милорд.

— Полный вперед. Приведи корабль в боевую готовность, — приказал Летик.

— Так точно, милорд, — сказал Геллий. — Подготовиться к атаке. Боевые протоколы начинают действовать через сорок пять секунд. Всему экипажу занять посты.

— Врат, отправь сообщение по корабельному вокс-передатчику дальнего действия. Вдруг оно пробьется, — сказал Летик.

— Будет сделано.

Юлиана вернулась к своему пульту.

— Геллий, я оставляю мостик под твоим командованием и больше мешать не буду. Благодарю за терпение.

— Лорд Летик, — отозвался Геллий. Он склонил голову, но не отвел взгляда от приборов и членов экипажа.


Когда расстояние до «Никтона» увеличилось до шести тысяч километров, «Нравственность» резко повернулась и выпустила в мертвый крейсер полный комплект торпед. Они вылетели из труб двумя группами по три в каждой, увлекая за собой клубы замерзшей атмосферы, и рассеялись веером.

Реактивные двигатели, ярко горящие на грязно-красном фоне Гибельного шторма, резко изменили курс снарядов. Гигантские размеры порождали иллюзию величественной неторопливости, хотя на самом деле торпеды были способны двигаться со скоростью, которая составляла значительный процент от скорости света.

Эсминец только выпускал второй залп, когда в крейсер ударил первый. В пустоте мгновенно расцвела ослепительно яркая цепь перекрывающихся сфер, но столь же быстро угасла. Из мертвого корабля вырвались тучи светящихся обломков, но они быстро остывали и превращались в темные пятна, разлетавшиеся во все стороны под действием взрывов. Вскоре после этого ударила вторая очередь, и на обзорном экране вновь расцвело ядерное пламя.

Но лишь когда пришел третий залп, последовавший прямо за вторым, мертвый ударный крейсер разлетелся на куски, обратившись в шар из горящих металлических осколков и газов.

Эсминец мгновение висел неподвижно, словно оценивал результат своей работы. Затем включился его единственный главный двигатель, а вместе с ним и маневренные ускорители по левому борту. Описав длинную параболу, «Нравственность» развернулась кормой к звезде Соты и двинулась по плоскости эклиптики к безымянному газовому гиганту и вокс-ретранслятору, который там располагался.

Глава 4 Темное братство Ретранслятор Засада

Тридцать два Повелителя Ночи сидели в сумрачной комнате. Они держались разрозненно, погрузившись каждый в свои темные мысли. Четырнадцать дней в тюрьме собственных доспехов сильно подпортили им настроение. Они больше не насмехались друг над другом, не шутили и не дрались. В воздухе веяло скукой. Приглушенные молнии из арко-проекторов раздражающе мигали в сумраке. Линзы шлемов зловеще светились красным, окутывая маски смерти, нарисованные на лицевых пластинах, грозными тенями.

Комната имела радиус тридцать метров, а потому у каждого из братьев было более чем достаточно места, чтобы сидеть в стороне от остальных и предаваться отвращению к товарищам. Несколько космодесантников впали в полубессознательное состояние каталепсического сна. Один без конца ковырял в полу зазубренным ножом, вырезая на металле никому не известные узоры ненависти.

Гендор Скрайвок, магистр когтя в 45-й роте, восхищался стоицизмом своих воинов, пока тот не пропал. Он понимал, что у них есть все причины быть не в духе. Им обещали свободу от ложного Императора, а в результате они оказались пленниками собственных амбиций, запертыми в керамитовых камерах на спящем корабле непонятно где. В его собственных доспехах воняло немытым телом, переработанным воздухом и химическими очистителями. Пустой желудок громко урчал. Его люди были в таком же состоянии.

Его рота была не самой счастливой в Империуме. После нескольких месяцев на борту почти мертвого корабля «Умбровый принц» на окраине Сотинской системы просить их о чем-либо было рискованно. Ему нужно было как можно скорее продемонстрировать успехи.

В миллионный, казалось, раз магистр когтя оглядел комнату, в которой они сидели. Гендор уже много дней назад бросил попытки найти здесь что-нибудь новое, но это помогало убить время. Центральный зал ретрансляционной станции представлял собой огромный цилиндр, пересекаемый сетью простых металлических балок. Многочисленное оборудование было с монотонной частотой отмечено штемпелем Шестерни Механикум. В центре стояла высокая полая колонна. И стены, и колонну опутывали бессчетные провода и оптические кабели, собранные в пучки металлическими стяжками, скрученные замки на которых имели оттиск со все тем же символом марсианского Культа. Повсюду неритмично мигали огоньки, словно глаза механических крыс, прячущихся под проводами.

Организованный хаос оборудования неведомым образом казался патологически аккуратным и поразительно неряшливым одновременно.

На втором и третьем уровнях находились кольцевые мостики: один у внешней стены и один вокруг колонны. Все четыре уровня соединялись лестницами с круглым ограждением, и на каждом вокруг колонны располагалось по одной рабочей станции. Использовать их было невозможно: порты выгрузки данных, оптические передатчики и прочие способы получения информации могли использовать только те, у кого были нужные физические модификации. На станциях были экраны, но примитивные. Комплекс был рассчитан на техноадептов и безмозглые машины. В этом царстве Бога-Машины никому не было дела до удобства тех, кто ему не служил. Даже атмосфера была временной уступкой живым и собиралась обратно в резервуары, когда станция пустовала. Ею управляли пять сервиторов, чьи лишенные конечностей туловища лежали в покрытых конденсатом капсулах жизнеобеспечения, спрятанных глубоко в лесу проводов.

Воздуха не было, как и гравитации, и свет почти отсутствовал. Когда они только прибыли, Скрайвок приказал своим людям ничего на станции не трогать, опасаясь, что увеличение нагрузки на маломощную систему обеспечения поднимет тревогу и выдаст их присутствие хозяевам.

Это было разумное решение, но восприняли его не очень благосклонно. Недовольство воинов усиливалось одновременно с вонью в их доспехах.

Все шло не так. Он не должен был уговаривать солдат, которые когда-то без вопросов выполнили бы любой его приказ. Они должны были быть свободны. Он погрузился в мечты. Он представлял Галактику без Империума, где он мог использовать свои легионерские способности для достижения собственных целей, а не для того, чтобы сражаться и умирать, не получив и слова благодарности, ради амбиций далекого Императора. Он представлял себя королем, которого почитает преисполненный страха народ. Это была приятная мысль, и он отчаянно пытался прогнать сотни противоположных картин, где его низвергали собственные рабы, или он погибал в войне Хоруса, или получал удар ножом от подчиненного, не успев выбраться из этого проклятого места.

Присущая его легиону мрачность неизменно отравляла все мечты.

К радости Сквайвока, размышления прервал щелчок вокса.

— Магистр когтя, Тринадцатый легион приближается.

— Наконец-то! — отозвался Гендор, не скрывая облегчения.

Остальные медленно и недовольно ожили.

— Я уж начал думать, что они не поведутся на приманку.

— Ты сомневался в моем плане, Келлендвар?

Палач Скрайвока пожал плечами, и автореактивные механизмы в наплечниках тихо прожужжали, подстраиваясь под движение.

— Ты ошибался раньше.

— Нечасто, палач.

К досаде Гендора, к разговору решил присоединиться психически неустойчивый брат Келлендвара:

— Я думал, что после столького времени в темноте тебе все-таки надоело впустую прятаться по теням, Скрайвок. Засада — выбор трусливого охотника, — сказал Келленкир. — Нам следует атаковать напрямую, обрушить свой гнев на Ультрамар в открытой войне. Посеять ужас в сердцах жалких подданных Жиллимана!

Скрайвок раздраженно хмыкнул и показательно отвернулся от одного брата к другому.

— Келлендвар, не думай, что если пользуешься моим расположением, то я готов закрывать глаза на отношение Келленкира. Я не потерплю дерзость, тем более когда победа почти наша. Держи его под контролем. Я не буду повторять для него наш план.

— Две недели в полном вакууме подпортили ему настроение, — ответил Келлендвар. — Да и меня после такого радость не переполняет.

— Возможно, тебе стоит напомнить ему, что захватить тот корабль — это единственный способ выбраться со станции.

Келленкир пренебрежительно заворчал:

— «Победа почти наша»? Какого же высокого мнения о тебе лорд Крукеш. И какого высокого мнения ты сам о себе.

— Скоро мы атакуем открыто, Келленкир, — заверил Скрайвок, — и установим в карманной империи Жил-лимана правление ужаса, а сами станем князьями всех обозримых миров, но сделаем это, не рискуя немедленной гибелью! Мы должны отнять у них маяк. А для этого надо взять Сотинскую орбитальную платформу. Но первый шаг на пути к победе — это захват того корабля. И мы его захватим, понятно тебе? Ты — воин, достойный самых жутких эпитетов, Келленкир, и мою ненависть к тебе вдвое перевешивает уважение к твоим талантам. Но хитрости тебе недостает. Не подвергай больше мои планы сомнению.

Скрайвок демонстративно подошел к колонне в центре зала — удивительной антенне, которую Ультрамарины использовали, чтобы усиливать свои вокс-сигналы до уровня, при котором они пробивались через рев шторма. Его офицер связи Галливар был отчасти перфекционистом и все эти дни стоически провел перед пультом в ожидании приказа, соединив кабелем свой массивный коммуникатор на модифицированных доспехах и ядро связи. Перед ним стоял зеленый фосфорный экран. На нем по дрожащему полю двигалась мигающая точка, направляясь к относительно четкому пятну-станции в центре. Для обеих точек были выведены потоки идентифицирующих данных.

— «Нравственность», эсминец класса «Яд». Идеальная цель, — сказал Скрайвок. — Удача действительно на нашей стороне. Беренон, что скрывает будущее?

Легионер сидел вдали от остальных, склонив голову. На его наплечнике выделялся рогатый череп старого библиариума. Жутких трофеев, украшавших доспехи товарищей, на его броне не было.

Он поднял голову медленно, словно на нее давила невероятная тяжесть.

— Возмущения в эмпиреях давят на меня. Я вижу мгновения, не больше. Я не могу дать тебе однозначного ответа, милорд.

— Что ты видишь? Расскажи.

— Я вижу секунды побед и века поражений, — устало ответил Беренон. — За победой всегда следует поражение.

— Все это знают. Смерть ждет всех, и от нее не уйти. Но скажи, победим ли мы сегодня, брат? — спросил Гендор, стараясь быть терпеливым с меланхоличным Береноном.

Он мог его понять. Большинство Повелителей Ночи мучил не только врожденный цинизм, но и кошмары. С момента вступления в ряды легионеров их время от времени посещали видения мрачного будущего, и это было не просто наследием тяжелой жизни, а даром их проклятого примарха. Беренон был псайкером, а потому страдал от зловещих видений сильнее прочих. В легионе Повелителей Ночи Никейский эдикт исполняли выборочно: в каждом экспедиционном флоте все зависело от прихоти командующего. Повелитель Скрайвока, регент Джукереш Сильный, принял эдикт, но Джукереш был мертв, а указы Императора для легиона давно ничего не значили. Скрайвок заставил Беренона вернуться к прежней роли.

— Мы победим сегодня, магистр когтя, но в конце этого пути нас ждет лишь разгром, — сказал он.

— Ха! Эта шарада абсолютно бессмысленна! Лучше б ты оставил меня на борту «Никтона», брат, — фыркнул Келленкир.

— Замолчи, Келленкир. То ты жаждешь действия, то нет! — огрызнулся Скрайвок. — Если б мы оставили тебя там, убивать жалких служителей «Никтона», ты сейчас тоже был бы мертв.

Келленкир с надменным и грозным видом приблизился к Скрайвоку и ткнул закованным в металл пальцем в нагрудник своего повелителя.

— Мне все равно. Понял? Я хочу драться и убивать. Жизнь полна страданий, и только в смерти ждет покой. И я буду преподавать этот урок всем, пока мне не придет конец. Боль откроет им глаза. Они всегда молят о смерти перед тем, как я закончу. Больше нет ничего.

Последние слова он произнес с таким отчаянием, что брат подошел к нему и положил руку на предплечье. Келленкир сбросил ее.

— Ты закончил? — спросил Скрайвок. Келленкир зарычал и отступил. — Отлично. Келленкир, Келлендвар, займите позиции. Если хорошо исполните свои роли, возможностей для резни будет предостаточно.

Келленкир молча вышел из зала, и шесть Повелителей Ночи последовали за ним. Келлендвар тоже хотел отправиться прочь, но Скрайвок задержал его, щелкнув боксом в их частном канале.

— Твой брат рискует нашими жизнями. Долго ты будешь за него ручаться?

— Он мой брат по крови и войне, — сказал Келлендвар. — Ты сам как думаешь?

— В нашем деле нет места сентиментальности.

— Если даже узам крови и законам банды нет места, что у нас вообще есть? — горько спросил палач. — Я не разделяю ни нигилизм своего брата, ни твои реакционные порывы. Для меня смертью все не ограничивается.

— Его отсутствие самоконтроля опасно.

— Он придет в себя! — рявкнул Келлендвар.

— Я бы не был в этом так уверен, — сказал Скрайвок. — Галактика сломана, и ее не починить. Может ли один человек решить свои проблемы, когда все погружается в хаос?

— Магистр? Они почти тут, — вмешался Беренон.

Келлендвар воспользовался этим, чтобы отправиться вслед за братом, подняв свой гигантский силовой топор на плечо.

— Твои дары мне пока не нужны, библиарий, — сказал Скрайвок.

Он всегда относился к Беренону терпимее, чем Келленкир. Несмотря на меланхоличность, библиарий не был плохим воином. Он сражался с исключительной жестокостью, пытаясь смыть мрачные видения реками крови.

Скрайвок повернулся обратно к экранам, изучая клочки данных — единственное, что у него было помимо путаных видений Беренона. Корабль стремительно приближался. Он не стал отправлять никаких предупреждающих сообщений, а сразу направил к станции поток импульсов, требующих ответа от местного оборудования.

— Тринадцатый, как всегда, предсказуем. Они пытаются воспользоваться главным ретранслятором на станции. Галливар, приготовь запись.

— Да, магистр когтя.

Скрайвок открыл канал связи со всеми воинами роты, рассеянными по ретрансляционной станции.

— Внимание, моя могучая сорок пятая. К нам приближаются макраггские крохоборы. Как только подложная вокс-сеть заработает, все должны перейти в режим тишины. Ослушавшимся не будет пощады. От этого зависит успех нашей миссии, и нарушившие приказ ответят сначала мне, а потом топору Келлендвара.

Воины подтвердили приказ с разными степенями воодушевленности:

— В таком случае приготовьтесь. Вокс-перерыв через три минуты. Все системы доспехов в пассивный режим.

Люди Скрайвока, сидевшие возле центральной антенны, ожили, медленно встали и принялись подбирать свои болт-пушки, болт-пистолеты, мечи и цепные глефы. Те, кто воспользовались каталептическим узлом, прогоняли остатки фальшивого сна.

Скрайвок внимательно наблюдал за этой шайкой убийц. На их силовой броне звенели кости и цепи.

Оставшиеся в зале воины считались лучшими в роте Скрайвока или, во всяком случае, вызывали меньше всего подозрений. Доверием в их раздробленном легионе не разбрасывались. Пока что командная структура в их сократившейся роте держалась, но без примарха в легионерах стали проявляться нострамские черты, и бандитское желание быть главным разрушало прежние связи. Прибытие к Соте флота Крукеша Бледного спасло их от медленной смерти на борту полумертвого корабля, но добавило Скрайвоку больше проблем, чем решило. Крукеш имел право отменять его приказы и часто этим пользовался — повелителю Кироптеры подчинялись несколько капитанов его уровня, и собственные солдаты Скрайвока не могли не сравнивать его с ними. С другой стороны, появление Крукеша напомнило об узах, связывающих легион в целом, и подавило возрастающие мятежные настроения, тем самым упрочив власть Гендора.

Кроме этого воссоединение с легионом напомнило им, что Скрайвока можно убрать не только убийством. Крукеш и Скрайвок презирали друг друга одинаково сильно. С полдесятка командиров когтей метили на его место. Многие винили именно его за прозябание у Сотинской точки сбора. Все это приводило Скрайвока к мысли, что легиону конец, как бы Крукеш ни клялся, что объединит его. Трещины уже пошли. Крукеш и ему подобные изо всех сил пытались собрать легион воедино после Трамасского крестового похода, но Скрайвок чувствовал, что попытка первого капитана Севатара спасти легион от Темных Ангелов лишь раздробила его и ускоряла превращение в скопище мелких банд. Неприкрытые амбиции Крукеша лишний раз это доказывали. Они могли только отсрочить неизбежное.

А потому Скрайвоку требовалось огромное усилие воли каждый раз, когда надо было повернуться спиной к кому-либо из братьев.

— Брат Галливар, активируй вокс-воров.

Галливар отдал оборудованию на станции мысленный приказ.

Спрятанные по всей станции вокс-передатчики начали воспроизводить тщательно продуманную запись переговоров — имитацию вокс-трафика в отряде. Скрайвок потратил немало времени и усилий, организуя обман. Закодированный нострамский жаргон звучал сразу из трех мест. Он некоторое время слушал, в последний раз проверяя, похоже ли это на разговоры небольшого и отчаявшегося отряда, недостаточно дисциплинированного, чтобы нормально спрятаться.

Довольный результатом, он поднял к лицу хронометр:

— Миссия начинается через три, две, одну. Старт.

На ретинальном дисплее каждого воина из его роты зажглись красные счетчики, мигнули два раза, поменяли цвет на зеленый и начали отсчет вперед.

Скрайвок отключил ротный вокс-канал. Неслышно ступая, его легионеры скрылись в тенях. Они отключили системы брони, радиомаркеры, каналы связи внутри отделения и выгрузку данных, как и было приказано. Их идентификаторы на визоре Скрайвока пропали в потоке красных предупреждающих знаков, как будто они все погибли в каком-то огненном катаклизме. Гендор выключил последовавшие за этим сигналы тревоги.

Они хорошо спрятались в загроможденных помещениях станции. Арко-проекты потухли, а тусклый свет линз погас, как умирающие угли, когда воины до предела снизили энергопотребление доспехов, оставив только жизненно необходимые функции.

Скрайвок лишился всех способов связи с братьями. Он представил, как они ворчат, насмехаясь над его приверженностью старомодным легионерским практикам вроде отсчета времени миссии. Но без этого подобия дисциплины он был никем.

Скрайвок остался наедине со звуком собственного дыхания, гулом генератора и тихим жужжанием внутренних систем.

Все они теперь были абсолютно одни. Островки модифицированной плоти и керамита в холоде космоса.

В конечном счете все будут решать согласованность их действий и личная инициативность. План, без сомнения, сработал бы против ксеносов или отколовшихся человеческих цивилизаций. Уже много раз срабатывал. Но у сегодняшней ситуации была одна важная особенность, добавлявшая в планы Скрайвока множество неизвестных.

Они сражались с Ультрамаринами.

Глава 5 Абордаж Засада Братья по крови

«Нравственность» сбросила скорость и осторожно приблизилась к седьмой ретрансляционной станции.

На гололитических проекциях та напоминала веретено. Из верхнего и нижнего куполов центрального коммуникационного корпуса вверх и вниз выходили длинные антенны. На концах их мигали огни, а с гладкой крыши смотрел мрачный череп в шестерне Механикум. Ребристая нижняя часть представляла собой нагромождение терморегуляторных решеток и сопел векторных двигателей. За счет антенны станция была длиннее «Нравственности», но значительно уступала ей но массе.

Судя по плану, который Врат нашла в корабельном банке данных, центральная часть представляла собой полую шахту, внутри которой располагалась антенна. Когда станция утолщалась до диска, шахта разделялась на три палубы, тесно заставленных оборудованием. Четыре радиальных коридора обеспечивали доступ к помещениям на каждой палубе, а между собой уровни соединялись лестницами в конце коридоров и грузовым лифтом снаружи центральной шахты. Под коммуникационным центром вращалось отдельное стыковочное кольцо, соединенное с основной частью четырьмя спицами. Два шлюза в выдвижных коридорах на противоположных сторонах кольца предназначались для крупных грузов. На двух других сторонах находились стыковочные станции поменьше.

Поскольку из-за шторма астропатическая связь практически не работала, а вокс-трафик стал ненадежен, подобные беспилотные станции установили по всему Ультрамару. Они служили кораблям усилителями сигнала, и хотя сообщения, передаваемые от одного судна к другому, путешествовали всего лишь со скоростью света, это было лучше, чем ничего.

— Я до сих пор не могу установить связь с коммуникационным центром, — доложила Врат. — Ответные сообщения свидетельствуют о многочисленных сбоях.

— Сбои ни при чем, — сказал Летик. — Это саботаж.

— Секунду, милорд. — Оператор просмотрела отчеты. — Кое-что нашла. Очень слабый сигнал. — Врат поправила настройки на пульте. — Я улавливаю вокс-трафик на станции.

— Пусти его через динамики мостика.

Юлиана так и сделала, и на командной палубе зазвучали закодированные вокс-сигналы.

— Переговоры отделения, — определил Кай.

— Можешь их расшифровать?

— Они используют нестандартный метод шифрования, милорд.

Присутствующие некоторое время вслушивались в передаваемые туда и обратно сигналы, редкие и торопливые.

— Они стараются не шуметь, — заметил Кай.

— Плохо стараются, — отозвался Летик. — Где их варп-корабли?

— На ауспике ничего, милорд, — сказала Врат.

— А это что? Там что-то пристыковано, — указал Кай на объект у кольца, сделанный из того же тускло-серого металла, что и вся станция. — Похоже на спасательную капсулу. Теория: выжившие с «Никтона»?

— Возможно, — ответил Летик.

— Господа, курс привел бы их как раз к станции, — сообщил рулевой.

— Я насчитал семь источников вокс-сигналов, — доложил Кай. — Без сомнения, это выжившие. Позвольте расширить свою теорию: уцелевших в Трамасском крестовом походе привлекает свет Фароса. Их корабль практически не функционирует, но все равно совершает прыжок. Небольшая группа легионеров спасается и отправляется к ближайшему передатчику, надеясь послать своим товарищам сигнал о помощи. Вместо этого они находят седьмую ретрансляционную станцию. Представьте их разочарование. Они, должно быть, сидят здесь в заточении уже несколько недель.

— Теоретически, Повелители Ночи — преступники и подлецы и принимают нас за идиотов, — сказал Летик.

— Возражаю. Они в отчаянном положении. Им нужен наш корабль. Иначе как им выжить? В спасательную капсулу помещается самое большее двадцать легионеров. Судя по вокс-трафику, их и того меньше. Они загнаны в угол.

Летик покачал лысой головой:

— В твоей теории слишком много допущений.

— Это очевидные интерпретации.

— Поэтому-то мне они и не нравятся, Кай.

— В любом случае, брат-сержант, практическое решение одно — высадиться на станцию и убить всех. Нельзя их здесь оставлять.

— Верно, брат, — неохотно согласился Летик. — Геллий, подведи нас к станции. Мы будем стыковаться. Кай, возьми четырех наших братьев и зайди на станцию через тыльный шлюз. Посмотрим, как они будут захватывать нас врасплох, когда мы явимся с двух сторон.

Кай ухмыльнулся:

— Мы летим сражаться за Макрагг.

Летик хмуро посмотрел на него. Порой Кай проявлял чувство юмора, не приличествующее воину Тринадцатого легиона, и сдержанного Летика эта легкомысленность раздражала.

— Просто доберись до противоположной стороны и будь готов атаковать по моей команде.

— Так точно, брат-сержант, — сказал Кай.


В отделении Летика было двадцать воинов. Пятнадцать из них ждали в главном грузовом отсеке, пока «Нравственность» не состыкуется с Седьмой ретрансляционной станцией. Летик не собирался рисковать и приказал установить в задней части палубы ряд переносных бронещитов, лицевой стороной к широким зубчатым дверям. Ультрамарины стояли за ними, нацелив оружие на грузовой шлюз. Пятеро из них, включая самого сержанта, также взяли изогнутые абордажные щиты — высокие прямоугольники из пластали, отмеченные символами легиона, отделения и роты. Выемки сбоку позволяли использовать оружие, не открываясь противнику.

Летик несколько раз перепроверил показания с доспехов подчиненных, а затем оставил от их идентификаторов только точки, чтобы расчистить обзор. Корабль мягко покачивало из стороны в сторону, пока маневровые двигатели подталкивали его в нужное положение. Затем пол сильно вздрогнул, движение прекратилось, и по всему кораблю прокатился грохот.

— Милорд, мы пристыковались, — сообщил капитан Геллий по воксу.

Над дверями зажглась проблесковая лампа, отчего сигнальная маркировка вокруг замерцала.

— Приготовиться, — сказал Летик.

Вытяжные вентиляторы гермошлюза взревели, устанавливая вакуум. Красные огоньки, проходящие вдоль границы атмосферного поля, погасли.

Его воины передернули затворы болтеров и навели оружие на двери.

— Мы не знаем, что нас ждет. Не полагайтесь на свои теоретические оценки ситуации. Не рискуйте с практическими решениями. Мы сражаемся со своими бывшими братьями, к тому же Повелители Ночи честно не дерутся. Не забывайте об этом.

Многим в 199-й роте еще ни разу не приходилось сражаться с собратьями из Легионес Астартес. Летик не принадлежал к их числу — во время Теневого крестового похода он принял участие в трех боях, — но больше половины его воинов это испытание ждало впервые.

Сквозняк от разгерметизации ослаб. Звуки с дребезжанием затихли. Теперь все, что они слышали, либо приходило по воксу, либо передавалось через металл брони.

— Открывайте двери! — приказал Летик.

Взвыла сирена, и двери начали разъезжаться. Остатки атмосферымгновенно замерзли на металлических зубьях.

— Готовься, — сказал Летик. — Готовься…

Двери со стуком исчезли в пазах.

На другой стороне ничего не было.

Сорокаметровый телескопический коридор — достаточно длинный, чтобы грузовым судам не приходилось подлетать вплотную к станции — вел к паре внутренних взрывозащитных дверей. В узких окнах на одной стороне бушевал шторм, на другой — чернела глубокая ночь межгалактической пустоты. Люмено-трубки не работали, и только багровые прямоугольники штормового сияния освещали дорогу.

— Группа разграждения, со мной, — распорядился Летик. — Вторая подгруппа, идите следом и прикрывайте.

Подгруппа разграждения выстроилась перед бронещитами. Летик и еще два воина были вооружены болт-пушками, двое остальных — лазерными резаками. По приказу Летика они сомкнули абордажные щиты и, шагая в ногу, вышли из «Нравственности».

Летик примагнитил подошвы к поверхности, едва ступив через порог в стыковочный рукав. Внутри станции гравитация отсутствовала.

— Вторая подгруппа, следуйте за нами. Третья подгруппа, прикройте наше наступление. — Летик не стал пока скрывать вокс-переговоры. Пусть предатели знают, что за ними пришли.

Они приблизились к внутренней двери рукава. Попытки открыть ее потерпели неудачу, и Летик жестом приказал использовать резаки. Коридор залил ослепительный свет, когда в пласталь впился мощный когеретный луч коротковолнового лазера, и авточувства сержанта затемнили линзы шлема, придав алому коридору зловещий вид. Капли расплавленного металла катились по поверхности, догоняя друг друга, пока космодесантники работали над дверью.

Когда они преодолели три четверти двери, Летик отправил Каю зашифрованный сигнал. Почти сразу пришел ответ: три нестройных писка на фоне штормовых помех.

Лазерные резаки отключились. Брат Марбуллон уперся в дверь ногой. Летик кивнул.

От пинка воина в силовой броне взломанный люк вылетел внутрь, отскочил от пола и врезался в стену с грохотом, который космодесантники почувствовали даже сквозь подошвы.

Летик вошел внутрь и оттолкнул плывущую дверь обратно к полу.

Во внутреннем коридоре кольца было темно и пусто.

— Вперед! — скомандовал сержант. — Быстро!


Отделение Летика покинуло стыковочный карман и побежало по главному радиальному коридору седьмой ретрансляционной станции. В конце его пятнадцать воинов разделились на огневые отряды: Летик и группа разграждения заняли позицию перед лифтом, остальные слаженно прикрывали наступление товарищей, используя в качестве укрытий массивные пиллерсы.

Время от времени сержант Летик настороженно поглядывал на показания с авточувств своего отделения. Врага до сих пор не было видно. Вокс-трафик прервался, как только они пристыковались, и после этого только несколько раз прозвучали короткие, нервные сигналы. Летик надеялся, что Кай прав и на борту станции их ждет лишь горстка предателей. Если самая очевидная теория была верна, враг до последней минуты не знал об их приближении и теперь тщательно скрывался.

Ультрамарины подошли к залу, который был указан на визоре как источник части вокс-сигналов. Летик жестами приказал взломать и эту дверь. Два космодесантника встали по обеим сторонам от нее. Люк был толстый — у лазерных резаков ушло на него не меньше времени, чем на дверь в шлюзе.

Легионеры оттащили ее в сторону, не дожидаясь, пока раскаленные края перестанут светиться.

— Берегись! — крикнул Летик и швырнул в зал пару гранат.

Отсутствие воздуха означало, что ударная волна будет небольшой, но взрыв оказался сильнее, чем ожидал сержант, и на него обрушилась волна мусора и недолговечного огня. Подняв абордажный щит, он бросился вперед, едва волна схлынула.

Войдя в зал, он осмотрелся, поочередно направив оружие в каждую сторону. Товарищи последовали за ним. Гранаты пробили в стенах отверстия, и оборванные оптические кабели светились в них, как подземные черви.

— Никого, сержант.

Летик опустил щит на несколько сантиметров, затем полностью.

— Не благодаря нашей гранате. Взгляните, кратер от противопехотной мины, — указал он на круглое отверстие в стене.

— Сержант, — позвал брат Тил, показывая вниз болтером.

Летик опустил взгляд. К полу проволокой была примотана отрезанная голова смертного. Ее повредило взрывом, но по остаткам было очевидно, что задолго до взрыва с нее сняли кожу, превратив лицо в кровавую маску из мышц и обнаженных зубов. Лишенные век глаза смотрели вверх с ужасом, который никогда не закончится. Вокруг головы были обмотаны части шлемовой вокс-аппаратуры.

— Ловушка, — сказал Летик. — Удаленный вокс-передатчик. Мы начнем с центра и будем двигаться к краям. С этого момента игнорируйте все данные о местонахождении противника, если не можете лично их подтвердить.


Приказ сержанта отзвенел в шлеме Кая, который вел свою подгруппу, соединенную страховочными цепями, вниз от зубчатого хребта «Нравственности». Его на мгновение охватила дрожь, когда он опустил взгляд на бесконечную пустоту Под галактической плоскостью шторм был слабее, и за беспокойной завесой виднелись звезды. Окраина Галактики лежала под его ногами — последние системы, почти затерянные в непостижимой бесконечности вселенной.

Кай немало повидал и сделал в своей жизни, но до сих пор его поражала мысль, что самые яркие из огней являются далекими галактиками. Здесь, на самом востоке, их было видно множество. Кай гадал, что за войны там бушуют и есть ли хоть где-то мир. Затем вспоминал, как в Империуме брат пошел на брата, и начинал сомневаться в этом. Его несерьезность, так раздражавшая Летика, на самом деле скрывала горькое понимание, что в вечности будущего есть лишь война.

Мечта Империума погибла.

Авточувства описывали окружающее пространство как непригодное для жизни. Шансы выжить без доспехов у него, конечно, были выше, чем у обычного человека, но все равно далеки от ста процентов. Ультрамаринам нужно было быстро пересечь пространство между кораблем и станцией. По одной его ментальной команде сопла стабилизаторов на ранце развернулись назад, а другая заставила их испустить струи газа, которые перебросили легионера через пустоту. Отряд последовал его примеру. Все они были облачены в броню «Марк III» с реактивными ранцами, однако расстояние между соплами на этом варианте генератора все-таки не позволяло совершать сложные маневры. Кай в очередной раз пожалел, что корабли размера «Нравственности» перевозили так мало видов снаряжения.

Вблизи станция казалась гораздо больше, чем на обзорном экране. Антенны уходили так далеко, что искажались перспективой. Бледные пластины главного корпуса, которые раньше выглядели хрупкими, превратились в огромные плиты, красноватые из-за варп-шторма.

— Мы запаздываем, — сказал Кай сам себе.

Он выпустил из ранца еще одну струю газа, разгоняясь до опасной скорости. Воины направлялись к центральной части. Та была объемнее стыковочного кольца и главной шахты и напичкана оборудованием. Риск, что их обнаружат, на ней был меньше. Подлетая к станции на полной скорости, Кай поднял ноги за мгновение до удара. Отдача прошла сквозь всю броню, а инерция толкнула его вперед, заставив покачнуться, но он удержался, вовремя примагнитив подошвы. Вскоре к нему присоединились братья, так же прочно встав на ноги. Внизу тянулся длинный коридор, который соединял станцию с эсминцем и по которому двигался Летик. Но их цель была в другой стороне.

Кай снял болтер с бедра и поманил своих воинов вперед. Им крайне важно было оставаться незамеченными, и он не решался использовать вокс. Двигаясь украдкой, насколько это было возможно, они пересекли станцию по наружной стороне. Никаких повреждений на ней Кай не заметил. Враги явно саботировали передатчик изнутри, но Каю не приходило в голову ни одной теории, которая бы объясняла, зачем предателям повреждать главный ретранслятор, если они собирались позвать на помощь.

Тревоги Летика передались и ему.


Спрятавшись на самом краю антенны, Келленкир наблюдал за тем, как небольшая группа Ультрамаринов выходит из бронированного люка на хребте их корабля. Их было пятеро — ничтожное число, но на фоне грандиозных дорсальных орудий они странным образом казались гигантами. Тяжеловесными, квадратными, как промышленные агрегаты, и высокими. И почему пелена спала с его глаз только сейчас? Подобные существа не могли называться людьми. Они перестали ими быть и превратились во что-то гораздо худшее.

— Мы — машины на фабрике войны, — прошипел Келленкир.

— Что? — раздраженно переспросил Келлендвар.

— Мысль пришла.

— Только не нужно их озвучивать, брат. Ты рискуешь всех нас выдать. Засада провалится.

Келлендвар сидел на толстой пластальной балке, соединявшей рога антенны. Его голова находилась на уровне ботинок Келленкира, и последнему ничего не стоило бы наклониться и вонзить боевой нож в шею брата. Броня «Марк IV» была такой уязвимой в этой области. Он представил скрежет, с которым острие пробьет металлизированный замок и с каким сопротивлением клинок войдет сначала в плоть, а потом в кость. Это убийство стало бы актом милосердия. Ему давно следовало это сделать. Мысль много, много раз его посещала — каждый день, когда они жили в страхе перед бандами мясников из самой черной темноты Нострамо и в его сердце не было ничего, кроме отчаяния.

Он не убил своего младшего брата тогда и теперь не сможет. Келленкир отстраненно проанализировал свою мотивацию. Ничего благородного в отказе от убийства не было. Что бы они оба ни делали, брату суждено было страдать, как всем разумным существам, но он не понимал этого даже после всего, что они пережили. Может, когда-нибудь Келленкир смилостивится над братом и покажет ему правду.

Он оставил мысли о братоубийстве, и они вернулись в свое убежище в темном уголке его души.

— Они нас не слышат, — с холодной уверенностью сказал Келленкир. — К чему эти игры в солдат? Я охотник и знаю, когда моя жертва меня не видит.

Прятавшиеся вокруг воины зашевелились, услышав, что он нарушает вокс-протокол.

— Ты рискуешь разозлить Скрайвока.

— В варп его! — прорычал Келленкир. — Он нас не слышит. Он трус, отродье раскрашенного щеголя-аристократа, раб правил, которые давно ничего не значат. Кто он такой, чтобы мне приказывать?! Франт из высших семей, родившийся с золотой ложкой во рту и стальным ножом в руке. Он считает себя нашим командиром. Да я его сломаю и не замечу. Мы когтями и зубами пробили себе путь из глубин ночи. Чем он себя проявил?

— Сотней кампаний, брат. Он достойный лорд.

— Достойных лордов не бывает! — фыркнул Келленкир. — Только послушай себя, виляешь перед ним хвостом, как побитая псина, которая надеется, что ее погладят. Мы никому не служим. Если мы ушли от Императора, то можем уйти от кого угодно. Иерархия ничего не значит. Скрайвок мной не командует.

— Он твой повелитель, — настоял Келлендвар.

По изогнутым пластинам его брони кралось отражение Гибельного шторма.

Келленкир улыбнулся, видя, как распадается внутренний порядок.

— Смерть — мой повелитель! — отрезал он.

В ухе Келленкира мягко щелкнуло — Келлендвар переключился на частный вокс-канал.

— Почему ты так себя ведешь? Что с тобой случилось? Ты так озлобился. Мы же свободны! Как ты можешь не наслаждаться этим ощущением? Нас забрали из дома, использовали ради амбиций какого-то незнакомца с далекой планеты. Но он недооценил нас. Способности, которые он нам дал, наши, и применять их мы будем по своему усмотрению. Мы с тобой будем принцами и наслаждаться жизнью! Мы будем хозяевами, а не рабами.

Келленкир неприятно рассмеялся:

— Ночной Призрак ничему тебя не научил. Нет такой вещи, как победа. Примарх знает, что это иллюзия — жестокая уловка смерти, чтобы погрузить нас в отчаяние, когда плоды наших трудов начнут распадаться на глазах. Смерть любит смотреть, как мы страдаем. Чем приятнее жизнь, тем сильнее горе, когда ее радости оказываются фальшивкой. Золотой дворец не убережет от упадка. Стены крепости не защитят от врагов. Если тысяча твоих недругов не сумеют отнять у тебя жизнь, то справится тысяча первый. Ты всегда считал, что вселенная работает по правилам. Имперская Истина, метроном причин и следствий. Ложь! Вот она, правда о мире — в шторме. Это хаос.

— Ты говоришь о смерти, словно это бог.

— Эх, братишка, в Имперской Истине столько лжи. Боги существуют. Взгляни на шторм и увидишь их лица.

— Если такие боги и существуют, мне до них нет дела, — фыркнул Келлендвар. — Их власть простирается только над отчаявшимися, слабыми и любящими поныть о своей судьбе. Над сильными у них власти нет. Оставь бессвязные молитвы Несущим Слово. Я собираюсь жить, полагаясь на собственные таланты.

— Брат, смерти все равно, бог ты или человек, есть ли у тебя таланты или нет. Рано или поздно она заберет всех.

Келлендвар поднял лицо вверх. Его линзы тускло светились алым с нарисованного на шлеме черепа. На мгновение за бронестеклами промелькнули глаза, но в остальном все человеческие черты были полностью спрятаны.

И все же Келленкир почувствовал в брате наивную, детскую мольбу.

— Почему ты сдался? — спросил Келлендвар.

И безысходность, ощущавшаяся в этих словах, наконец достучалась до Келленкира. Он плохо помнил времена до вступления в легион. Дни в тенях и ночи в крови, жизнь во власти более сильных — там не было ничего, что хотелось вспоминать. Только ритм борьбы за выживание и неотступный ужас повседневной жизни еще оставались с ним. Из памяти вдруг выплыл Келленкир, каким он был когда-то — дерзкий грязный ребенок, исхудалый и полностью зависимый от старшего брата.

Любовь была самой большой слабостью в его жизни, ибо именно она останавливала руку Келленкира. Он злился на себя, но не показывал этого.

Келленкир отвел взгляд и стал смотреть на фигурки, шагающие по куполу станции, пока те не скрылись из вида.

— Никогда больше не задавай мне этот вопрос, — сказал Повелитель Ночи. — Я не сдавался. Я вижу правду, но так легко не уйду. Я собираюсь преподать немало уроков, брат мой, и просветить как можно больше людей, прежде чем смерть заберет меня.

Келлендвар его проигнорировал.

— Они скрылись, — сказал он. — Пора идти.


Кай жестом велел своим воинам остановиться. Они встали позади него, и он указал вниз. Под ними был один из меньших стыковочных шлюзов — противоположный тому, у которого находилась спасательная капсула Повелителей Ночи. Они спустились с главного корпуса к стене центральной шахты и направились вниз.

Меньшие стыковочные шлюзы были ближе к станции, чем грузовые. Они предназначались для барков и лихтеров, а потому имели короткий рукав, отходящий от кольца лишь на пару метров. Кай подал сигнал брату Роварию. Тот примагнитил болтер к бедру и снял с груди мелта-бомбу. Затем прошел мимо братьев и расположил заряд в центре дверей. Кай и остальные отступили на несколько шагов. Сигналы готовности на бомбе начали мигать с возрастающей частотой, пока не загорелись без пауз — и бомба взорвалась. Миниатюрный термоядерный генератор под оболочкой сработал в первый и последний раз, пробивая в люке дыру. От станции отлетело несколько сфер охлаждающегося металлического газа.

Группа приблизилась к шлюзу. Кай лично развел полуразрушенные двери и осмотрел помещение.

— Чисто, — сказал он.

В стыковочном кольце прогремел мощный взрыв, выбив внутренние двери шлюза. Воины вскрикнули, когда в них ударил поток острого металла. Один осколок угодил Каю в грудь, и аварийные системы брони завопили, сообщая о бреши.

Взрыв отшвырнул его прочь от станции. Из доспехов била струя белого воздуха, заставляя вращаться, пока щель не заполнилась быстро затвердевающей пеной-герметиком. Ему удалось стабилизировать свое положение, но он был серьезно ранен — из пластрона торчал полуметровый осколок металла — и продолжал отлетать от станции. Все иконки его четырех воинов, кроме одной, были красными. Колоб выжил, но ненадолго. Он хватался за горло и стремительно удалялся. Менаса разорвало надвое. Половины его тела удалялись друг от друга сквозь пустоту. Двух других братьев нигде не было видно.

Колоб перестал дергаться. Он уплывал все дальше. Свет в последний раз блеснул на резких углах его брони, и он исчез в тени станции.

Его иконка мигнула и покраснела.

Кай выпустил из сопел струю газа, поморщившись, когда рану потянуло из-за движения. Он повернулся, чтобы взглянуть на пристыкованный эсминец. Со станции к хребту корабля направлялась череда фигур.

— Геллий, услышь меня, вас собираются брать на абордаж.

В его ушах резко зашелестели помехи. Судя по мигающим огонькам на дисплее, их активно глушили.

Он опустил взгляд на металл, торчащий из груди. Затем медленно обхватил его и с болезненным криком выдернул. Зазубренные края мучительно разодрали проломленную грудную клетку. Вслед за металлом вылетели яркие шарики крови.

Дрожа от боли, Кай отбросил осколок в сторону. Он едва не потерял сознание, но доспехи уже реагировали, и фармакопея накачивала его обезболивающими. Кровь и воздух все еще вытекали, но он выпрямился, заскрипел зубами, выставил для сопел максимальный напор и направился вслед за абордажниками.

Глава 6 Захлопнувшаяся ловушка Радость в смерти Захват «Нравственности»

Скрайвок прятался за переплетением кабелей. Его фальшивые вокс-передатчики фоном транслировали полные паники сообщения. Ультрамарины перестали обращать на них внимание несколько минут назад. Он ожидал этого; главное, что подложная вокс-сеть выполнила свою задачу и заманила самонадеянных сынов Жиллимана в ловушку.

Ультрамарины переговаривались по защищенным каналам отделения. Галливару не составит труда это обойти. Первое правило террора гласило, что нужно знать больше своего врага. По этой причине специалистов но связи у Повелителей Ночи всегда было больше, чем полагалось.

Галливар взломал код и открыл доступ к переговорам Ультрамаринов. В шлем Скрайвока хлынули вокс-потоки и инфосвязи отделения. Он не мог посеять страх в их сердцах, но напряженная речь ясно говорила ему, что они на грани.

«Что ж, так и должно быть», — подумал Скрайвок. Его переполняла уверенность. Старые тревоги на время забылись. Он полностью погрузился в игру.

Ультрамарины подошли к центральному залу. Воин в синей броне с отличительными знаками сержанта и абордажным щитом в одной руке настороженно вошел в зал. Он профессионально осмотрел помещение с нацеленным вперед оружием, но врагов не обнаружил.

Вслед за командиром в зал вступили еще четыре Ультрамарина с поднятыми абордажными щитами. Они действовали плавно и методично, подтверждая свою репутацию.

Скрайвок не сомневался, что помехи от кабелей, в которых он прятался, скроют его присутствие, но какой бы мастерской ни была засада, без жертв не обойдется.

— Стандартное построение. Первая подгруппа, прикрытие слева, вторая — справа, — приказал сержант по воксу. — Не пускать их за поворот коридора и к лифту. — Скрайвок улыбнулся; сержант — его звали Летик, согласно данным отделения, — был таким самоуверенным, таким напыщенным и гордым. Он даже не подозревал, что враг все слышит.

— Принесите ауспик. Просканируйте весь зал.

В помещение вошел еще один Ультрамарин с массивным встроенным ауспиком на предплечье доспехов. Так вот какой он, их Галливар. Скрайвок не сомневался, что с их вокс-офицером ему не сравниться.

Братья ауспик-мастера прикрывали его своими щитами, пока тот сканировал комнату.

По станции прокатился грохот: взрывчатка, которую воины Скрайвока заложили у дальних стыковочных ворот, сработала. Судя по переговорам Тринадцатого, они начинали нервничать. Скрайвок был в восторге и едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Ему вспомнились времена на Нострамо, когда он прятался в темноте, поджидая жертв. Охота на бедняков скоро надоела, и он начал ловить отпрысков благородных семей. Он и не думал, что ему когда-либо доведется вновь испытать радость охоты на себе подобных.

— Что это было? — спросил один из Тринадцатого.

— Будьте наготове. Они наверняка здесь.

— Сержант, на ауспике ничего. Только энергоизлучение станции. — В воксе Скрайвока раздалась трель запущенного сканирования. — Подождите, я нашел узконаправленный канал связи, — сказал оператор ауспика. — Главные системы взломаны. У нас шпион. Принимающая сторона канала находится в этом зале.

Их лидер выругался с поразившей Скрайвока живостью. Не такими уж они были нравственными. С другой стороны, кто был?

— Они, возможно, прямо сейчас на нас смотрят.

— Да, смотрим, — сказал Скрайвок по общему воксу.

Ультрамарины забили тревогу, немало повеселив его.

Станция ожила. На дисплее Скрайвока зажглись иконки покинувших укрытия воинов. Они выпрыгнули из груды проводов, стреляя из болт-пушек. Первого убитого из группы разграждения развернуло от силы снаряда, угодившего в шею. Кровь повисла в вакууме алым туманом из ледяных шариков. Он остался стоять, примагниченный к полу. Остальных оказалось не так легко застать врасплох. Ультрамарины мгновенно отреагировали, выстроившись вокруг своего специалиста, подняли щиты и с безжалостной эффективностью открыли ответный огонь.

Обе стороны отбросили скрытность, и вокс-каналы заполнились возбужденными сообщениями. Отделения перебрасывались приказами и рапортами. Скрайвок получил уведомления от своих воинов, с двух сторон атаковавших Ультрамаринов в круглом коридоре снаружи. Тьму разорвали дульное пламя и всполохи из сопел. Плазменный луч со стороны его отделения пробил один из ультрамаринских щитов, но воина за ним не задел. На самом нижнем уровне было четыре Повелителя Ночи; два из них скоро пали, и два оставшихся отступали за коммуникационную колонну, обмениваясь с Ультрамаринами в дверном проеме неприцельными очередями.

— Трон! Подтверждаю сорок шесть противников, число растет! — прокричал один из Ультрамаринов.

— Свяжитесь с «Нравственностью»!

— Они глушат наш вокс!

— Уходим! Уходим! Уходим! — кричал их сержант.

Болтерные снаряды с мостиков не пробивали высокие абордажные щиты и либо взрывались при столкновении с металлом, либо погружались в мягкие внутренности станции, ломая оборудование на части. Зал осветился стробирующими вспышками от десятков миниатюрных взрывов. Трубы усеяло шрапнелью. Газ, который держали в хранилищах под высоким давлением, с воем вылетал наружу, наполняя зал морозным туманом.

Очередному Повелителю Ночи выстрелили прямо в грудь. Глубоко вошедший болт взорвал ему легкие, и он упал на спину с булькающим криком, но микрогравитация отправила его метаться по центральной шахте. Настроение у Скрайвока ухудшилось. Меньшая численность не оказалась для Ультрамаринов помехой.

Группа разграждения сделала шаг от убитого брата, вновь сомкнула щиты и с приводящей в ярость хладнокровностью отступила за дверь.

— Первый коготь, уничтожить их! — крикнул Скрайвок.

Он выбрался из укрытия и взглянул на пол зала с высоты мостика.

Шестеро убитых Повелителей Ночи на одного убитого Ультрамарина. Позор.

Он схватил волкитную серпенту и резким движением вытащил. Затем повернулся к ближайшему воину, чтобы приказать тому спуститься на первый уровень и атаковать врагов в ближнем бою, но слова так и не прозвучали. В центре зала взорвалась связка гранат, задев главный передатчик, и отовсюду посыпались искры. Скрайвока отшвырнуло назад, а помещение между тем заполнилось недолговечным огнем и вертящейся бритвенно-острой шрапнелью.

Он поднялся. Дисплей шлема повредился, и надписи время от времени размывались, превращаясь в нечитаемые пятна, но сам он был цел.

— Да убейте уже этих ублюдков, живо!


Взрывы гранат в сгущающемся воздухе прозвучали для Летика тихо и плоско. Из центрального зала вырвался поток мусора, ударивший его людей в спину. Стрелять оттуда перестали, дав им несколько драгоценных мгновений, чтобы разобраться с Повелителями Ночи, взявшими их в тиски с обеих сторон изогнутого коридора. Кто-то повредил атмосферные резервуары, и станцию начал заполнять воздух. Звуки усиливались; оказалось, что сирены уже воют. Над дверями мигали лампы. Его солдаты стреляли в автоматическом режиме, возводя стену смерти между собой и врагами. Они скоро израсходуют все боеприпасы, а пригодных теорий у Летика не осталось. На борту было больше пятидесяти Повелителей Ночи. Он приехал на станцию, думая, что нужно будет лишь добить горстку врагов, а его ждал целый взвод.

— Мы в ловушке! С тыла приближается второе отделение, — сообщил один из его воинов, даже под огнем сохраняющий ледяное спокойствие. Другой охнул и упал, а его отрезанная рука с гротескной медлительностью оттолкнулась от стены.

— Надо покидать станцию, пока они нас не убили, — сказал Летик. — Группа разграждения, кругом. Остановите их наступление. — Летик протянул свой щит брату Мартию. — Заставьте отступить, если возможно.

Мартий взял щит и присоединился к остальным трем космодесантникам из группы разграждения. Вместе они образовали стену поперек коридора. Вражеские снаряды отскакивали от сомкнутых щитов, грохоча все сильнее по мере того, как станция заполнялась воздухом. Остальные солдаты Летика встали спиной к ним, лицом в противоположную сторону, создав вторую стену. Дисциплинированный огонь не пускал Повелителей Ночи за плавный изгиб коридора, но Ультрамарины стояли так плотно, что враг не мог промахнуться, и его воины гибли один за другим.

— Доминик, Скандис, Кловий, Батавиан, со мной! — прокричал он. — Ближний бой!

Летик снял с пояса цепной меч, а названные воины достали гладии и болт-пистолеты.

— За Ультрамар! — крикнул сержант.

— За Ультрамар! — ответили они.

Его крохотная группа бросилась в поэшелонное наступление.

Ближние бои в условиях низкой гравитации искусными не бывали. Летик отключил магнитные замки в подошвах и метнулся вперед, оттолкнувшись ногами.

Он промчался по коридору, активировав сопла ранца на максимум. Неэкономный бросок израсходовал всю терморегулирующую жидкость, так что холод станции почувствовался даже через доспехи с поддоспешником, но это придало ему скорости. Снаряды, бьющие в толстую броню, если и замедляли его, то не намного. Будь он простым смертным, плотности вражеской стрельбы следовало бы ужаснуться, и двух воинов он уже потерял, но все же он, Батавиан и Доминик врезались в Повелителей Ночи на полной скорости, оттолкнув врага назад.

Враги не сумели быстро оправиться от удара. Противник Летика, прикованный к полу магнитными замками, завалился назад и замахал руками, тщетно пытаясь восстановить баланс. Летик поспешил воспользоваться его положением и со всей силы ударил предателя гардой меча, расколов линзы, которые светились на нарисованном черепном лице. Из них с шипением вырвался воздух. Пока первый Повелитель Ночи пошатывался, Летик сунул болт-пистолет под подбородок второму. Отдача от болтов, покидающих ствол, ударила в руку, и ему потребовалась вся мощь силовой брони, чтобы отвести оружие. Три снаряда пробили шейную манжету и дыхательную маску воина, опустошив тому череп.

Летик снова включил магнитные замки и тяжело опустился на пол. Он резко рубанул мечом по Повелителю Ночи в поврежденном шлеме, сорвав жуткие трофеи, которые предатель носил на цепи вокруг шеи. Отрезанные пальцы убитых легионеров поплыли прочь, а зубья на мече Летика между тем принялись вгрызаться в керамит и череп под ним.

Меч застрял, и Летику пришлось его отпустить, напомнив себе, что главное в деле выживания — это использовать то, что есть. Он обхватил мертвого Повелителя Ночи и, используя труп как щит, открыл огонь. Обломки летали по всему коридору. Мимо Летика проносились снаряды огневой поддержки от его подчиненных, сражая Повелителей Ночи, которые пытались его атаковать. Выброшенные гильзы отскакивали от стен.

— Кай! Кай! Прием! — звал Летик.

Ответа не было.

У него возникла страшная теория. Враг перехитрил его. Предугадал его действия, несмотря на всю осторожность. Недавний грохот, без сомнения, вызвала сработавшая взрывчатка: видимо, Кай привел в действие какую-то ловушку, заперев их на станции. Вывод получался только один: врагам нужна была «Нравственность». Пока отделение Летика гибло под вражеским огнем, вторая группа атаковала беззащитный корабль. Он не сомневался в этом, потому что в их положении выбрал бы такую же практику.

Еще один Повелитель Ночи пал от его болт-пистолета. Индикатор боеприпасов на оружии мигнул красным. Он убрал пистолет в кобуру и снова взял болтер. Новые враги уже мчались к нему по коридору, закручивая мусор в беспокойный, хаотичный вихрь.

Летик не стал оценивать шансы своей группы. Если они пройдут вперед по центральному коридору станции, то окажутся вне досягаемости прикрывающего огня. Если останутся здесь, Повелители Ночи легко перебьют их по одному. Доминик был ранен, но продолжал сражаться. Батавиан боролся с одним Повелителем Ночи, без конца нанося ему в шею удары гладием, пока враг пытался направить болтер ему под пластрон. Затем силовые кабели на броне Батавиана вспыхнули, и Ультрамарин погиб. Его убийца сбросил с себя тело и повернулся к Летику, но тот не успел даже поднять оружие, как мимо пролетел болт, оставляя после себя ярко-белый ракетный след, врезался в шлем Повелителя Ночи и взорвался, убив предателя.

Позади раздались крики его людей. Повелители Ночи одолели двух воинов, блокировавших выход из центрального зала, и выбегали в коридор, отделяя Летика с его ударной группой от остальных. Солдаты, расположившиеся позади группы разграждения, не пускали врагов в уязвимый тыл щитоносцев, но долго это продолжаться не могло.

Ультрамарины проиграли, и Повелители Ночи знали это.

Предатели из другого конца коридора бросились на них с торжествующим ревом, оглушительно громко врезаясь в абордажные щиты. Группа разграждения вдруг оказалась в яростном ближнем бою. Благодаря щитам люди Летика были лучше защищены, но уступали врагу по численности, а потому быстро гибли.

Летик не сдавался. Доминика атаковали два нострамца: один взял в захват его руку, а второй убил ударом цепной глефы. По жестокости бой не уступал ни одному на памяти Летика, и хотя в последнее время он немало дрался с другими космодесантниками, ярость этих врагов ошеломляла. Он отбросил болтер и вцепился в нападающих, принялся бить их по лицам локтями и кулаками, пытаясь расколоть хрупкие линзы и открыть врагов разреженному воздуху.

Иконки его солдат гасли одна за другой. Затем враг оказался и спереди, и сзади. Кто-то схватил его за руку. Он вырвался, но две другие руки заскребли по доспехам, пока он не оказался в захвате. Броня выла, откликаясь на попытки освободиться. Летик успел отшвырнуть одного Повелителя Ночи ударом тыльной стороной руки, после чего вторую руку тоже схватили, потом захватили ноги, и его повалили на пол. Летик вырывался и пинался, и пятеро врагов безуспешно пытались его усмирить, держа за руки-ноги, пока к броне не прилепили какой-то прибор, закоротив ее мощным электромагнитным импульсом и лишив Летика сил. Только тогда легионер был повержен.


Келлендвар с братом вырезали себе путь по хребтовому коридору «Нравственности». На корабле было три тысячи смертных членов экипажа, но сопротивления они оказывали не больше, чем младенцы. Убивать их было так же легко.

Дробь из ружей корабельных бойцов отскакивала от силовой брони, не причиняя вреда. Бойцы не пытались бежать, поэтому Келлендвар убивал их на месте, разрубая надвое огромным палаческим топором. Келленкир крутил цепной глефой, вырисовывая в воздухе размытый узор, сквозь который никто не мог пробиться.

— Они не боятся, брат, — заметил Келлендвар. Вокруг выл ветер, устремляясь к дыре, которую они выжгли в корпусе. — Они храбры. Это почти достойно похвалы.

— Их легионеры много времени проводят рядом с ними; возможно, поэтому они не поддаются страху. Но то, что им хватает смелости не сдавать позиции, не значит, что они не боятся. — Келленкир видел это, в отличие от брата. Чувствовал сквозь решетку респиратора. — У Жиллимана презреннейший из слуг считает себя героем! — Келленкир засмеялся, ударом цепной глефы лишив жизни очередного бойца. Алмазные лезвия зубьев разбили лицевую пластину его шлема, прошли сквозь панцирную броню и впились в грудь. — Смотри, как они умирают! Какая разница, храбры они или трусливы. Главное — что слабы!

Посреди коридора выстроились в ряд несколько человек, здоровяков, по меркам смертных, и вооруженных дубинками-электрошокерами.

— Не вижу слабости. Они сражаются с честью, — сказал Келлендвар.

— С честью или без, но их слабость отвратительна, — ответил Келленкир и обрушился на мини-отряд.

Дубинки отскакивали от его брони, а вслед за ними вскоре отправлялись отрубленные конечности. Фонтаны артериальной крови окрасили коридор алыми потеками. Это оказалось последним аргументом, и выжившие бросились прочь от Келленкира.

— Путь свободен! — крикнул Келленкир. — Они бегут, начав понимать урок! И это правильно. Они не так глупы, как их товарищи. Храбрость не спасет от страданий и смерти! Бегите, людишки, бегите! — ревел он через вокс-динамики. — Я все равно поймаю вас и убью. Скоро боли придет конец. Обещаю вам!

Из люка показались новые бойцы, но всех их ждал топор Келлендвара. Келленкир дрался с фанатичной радостью в голосе, и это основательно беспокоило Келлендвара, но он не переставал убивать, пока думал об этом. Убийство было жизнью. Убийство было спасением. В детстве он убивал, чтобы увидеть следующий день. Став космодесантником, он убивал во имя Императора, чтобы человечество выжило. Теперь он убивал для Скрайвока, чтобы стать свободным. Страх — главным образом страх пыток, боли и недостойной смерти — всегда был оружием его легиона. Но именно оружием — инструментом, которое следует использовать, когда оно нужно, и убирать, когда в нем нет необходимости.

Он вновь вспомнил «Никтон» и тот момент, когда пришел забирать брата из его самодельной пыточной в Зале трофеев. Увиденное встревожило его. Проблема была не в самих действиях Келленкира: Келлендвар много раз проводил похожие операции.

Но он не был садистом. Он понимал, что боль и страх — это тоже инструменты. Келленкир же явно принадлежал к огромному числу легионеров, которые любили использовать их ради собственного удовольствия, однако им двигало не простое желание причинить боль. В его действиях было что-то миссионерское.

Очередной боец погиб, разрубленный топором Келлендвара от плеча до паха. Удар был четким, смерть мгновенной, и топор легко вышел из плоти. Он приподнял оружие, готовый атаковать снова, но обнаружил, что противников не осталось. Коридор был пуст. Крики и болтерный огонь доносились лишь издалека. Убитые лежали кучами.

— Вслушайся в эти радостные звуки! Идем, брат! Идем! — ликовал Келленкир. — На мостик! Теперь ты сможешь впечатлить своего хозяина. Иди со мной и раздели славу, пока я не передумал.

«Радостные? — подумал Келлендвар. — Нормально ли это?»

Его мысли прервало вокс-сообщение от Вайсеркона, ведущего группу из шести Повелителей Ночи на корме.

— Келлендвар, машинный зал взят.

— Потери?

— Закраш и Менон, — доложил Вайсеркон. — Мы встретили сопротивление со стороны легионеров. Убили троих, двое отступили и исчезли на нижних палубах. Мы их выследим.

— Забудьте про них. Возможно, они попытаются повредить поле Геллера, чтобы не дать нам скрыться в варпе. В этом случае не обращайте на них внимания. Но если они поняли, что побеждены, то попытаются уничтожить корабль. Немедленно направляйтесь к главному реактору. Ваша главная цель — не допустить гибель корабля. Мы должны захватить «Нравственность».

— Палач, — отозвался воин и отключился.

Келлендвар не отправил своего брата вместе с остальными по одной важной причине. Тот стал бы отвлекаться на пытки и убийства. Брат был так кровожаден, что Келлендвар долгое время считал того безумцем.

Смотря, как Келленкир макает пальцы в пролитую кровь и размазывает ее по пластинам брони, Келлендвар начал думать, что дело не в этом.

Он начал опасаться, что его брат просто злой.

Глава 7 Главная локация «Альфа» Инвит Видения отца

Главная локация «Альфа». Кузнец войны Барабас Дантиох не видел смысла придумывать что-то оригинальное: название было подходящим, поскольку указывало на значимость регулировочных механизмов. Оно было понятным и эффективно сообщало, какую важную, первостепенную роль играет это место. Будучи Железным Воином, пусть и изгнанным, Дантиох ценил эффективность.

Вот только оно не передавало дивное величие Фароса, и из-за этого совершенно не годилось.

Он сдержал смех, чтобы Полукс не подумал, будто над его усилиями потешаются.

Фарос был так могущественен, что сделал из него философа. Его чистая, простая красота напоминала Дантиоху о великих крепостных дворцах Олимпии. Фарос приводил его в трепет, что случалось с ним нечасто. Низкий гул квантово-импульсных двигателей давно стал привычным и теперь только успокаивал. И не проходило и дня, чтобы он не обнаружил новый удивительный аспект ксеносского устройства.

А наблюдая за другом, медленно осваивающим маяк, он чувствовал себя еще счастливее. Разделить с кем-то тайну Фароса значило удвоить радость от работы.

— Не спеши, Алексис! — позвал он.

Половину высокой пещеры, которую представляла собой главная локация «Альфа», закрывало дрожащее изображение далекого мира. Капитан Алексис Полукс из Имперских Кулаков стоял перед ней, почти комично поморщившись от напряжения.

— Хорошо, хорошо! — сказал он, перекрикивая гул квантовых двигателей. Низкие частоты этого шума вызывали неприятные вибрации в области ран, но он научился отстраняться от этой боли, как и от всей остальной. — Работа механизма основана на стимуляции квантовых взаимодействий между частицами. Это происходит естественным образом, но машина неизвестным образом гармонизирует фундаментальные элементы вселенной. Она создает эмпатическую связь между объектами, местами, а возможно, и временными периодами, разделенными огромным расстоянием.

— Барабас, ты мне это уже больше ста раз говорил, — прокричал Полукс, словно боровшийся с сильным ветром.

Дантиоху же место казалось приятно тихим, а шум двигателей успокаивал, как игра волн. Голос Имперского Кулака громко звенел, но эха не было. Полированные черные стены зала поглощали звуковые волны так же жадно, как свет.

— Но ты все никак не запоминаешь.

Полукс скривился и покачал головой:

— Я не понимаю его принципов, как ты, Барабас. И почему ты сам не можешь заняться поиском новых маяков?

Разрушенное лицо Дантиоха осветила скромная улыбка, но под суровой железной маской этого не было видно.

— Я сам слишком мало о нем знаю, чтобы можно было говорить о понимании. Со временем мне, может, и удастся разобраться в том, как Фарос работает, но пока я действую интуитивно. А полагаться на кого-то одного — плохая стратегия, к тому же мне надо следить за показаниями оборудования, а тут ты понимаешь еще меньше.

Он взглянул на бесчисленные шкалы и экраны на пультах, установленных вдоль стены. Из-за снятых внизу панелей вились толстые кабели, исчезающие в глубине горы, где соединялись с другим оборудованием Механикум, которые регулировали работы ксеносского устройства. Дантиох жалел, что пришлось установить все эти когитаторы. Долгое время было опасение, что они нарушат работу Фароса. Этого, похоже, не произошло, но возникла другая проблема: пусть Фарос и был технологией ксеносов и не заслуживал доверия, контрольная аппаратура оскверняла его совершенство.

Он никогда не поймет Фарос до конца, с этим придется смириться. Он потратил несколько недель лишь на то, чтобы настроить систему мониторинга, и пройдут годы, прежде чем он осмелится напрямую вмешаться в работу Фароса — если это вообще случится.

Полукс так напрягался, пытаясь настроить связь, что вспотел. Изображение Семсамеша IV дрожало, словно находилось за водопадом, но вдруг на мгновение замерло, обретя фантастическую четкость, которую мог обеспечить только Фарос.

— Ты слишком все усложняешь, друг мой. Это не машина с холодной логикой, а вещь с душой. — Дантиох на мгновение задумался. — В твоем мире ездят на верховых животных?

— Нет.

— Хм…

— Но примитивные племена используют сани, запряженные зверьми, — буркнул Полукс.

— Я ни разу не ездил верхом или на повозках, поэтому прости меня, если аналогия будет не совсем правильной. Представь, что Фарос — пылкое ездовое животное, конь, который хочет бежать и бежать. Ты можешь указать ему направление, но для этого нужно с ним поладить, найти общий язык. Не пытайся подчинить его. Чувствуй его, следуй за ним, и он даст тебе то, что тебе действительно нужно. Но контролировать себя тоже не позволяй. Если баланс в отношениях нарушится в любую сторону, фокус потеряется.

Полукс заскрипел зубами. По его лицу бежал пот. Он поднял руку, подражая псайкерам, которых видел в битвах. При этом чувствовал себя крайне глупо.

Дантиох улыбнулся:

— Да, брат! У тебя получается, чувствуй, не думай! Не пытайся заставить его делать то, что ты хочешь. Скажи ему, что тебе нужно.

Далекий мир помутнел, и цвета размазались, окружив диск радужной аурой.

— Почти получилось! — воскликнул Дантиох.

Полукс издал давящийся звук, скривился и побагровел.

— Во имя Терры, Алексис, дыши!

Полукс вскрикнул. Изображение пошло волнами и рассеялось, словно туман на ветру.

— Я не могу! — Он в бессилии всплеснул руками. — Это бесполезно! Я понимаю, что ты пытаешься мне сказать, Барабас, и всегда прилежно все записывал. Но это… — Он раздраженно мотнул головой в сторону зала с его странными, чуждыми измерениями. — Я солдат и мастер по камню, не более. Я не разбираюсь в машинах так хорошо, как ты.

— Это машина из камня.

— Все равно это машина.

Дантиох подошел к другу, и его силовая броня нескладно зажужжала в ответ на хромающую походку.

— Не отчаивайся, Алексис. Возможно, да… Давай поменяем аналогию. Воспринимай Фарос как стратегическое средство. Смотри на него как наинструмент на пути к победе.

Дантиох указал на огромный стальной лист, на котором он кропотливо выгравировал звездную карту, отмеченную несколькими значками.

— Все эти звезды мы идентифицировали благодаря твоей обсерватории на Императорской наблюдательной башне. Фарос тянется к ним. Возможно, раньше существовало множество подобных машин, и Фарос — последний. Только подумай, какие военные возможности у нас бы появились, имей мы два! Или десять, или двадцать, или тысячу таких маяков, освещающих небо! Варп-бури перестали бы быть проблемой, а когда-нибудь мы вообще смогли бы отказаться от перелетов сквозь вари на кораблях.

Полукс подошел к столу и налил в большой кубок воды из бронзового кувшина.

— Красивая мечта, но я бы предпочел, чтобы Фарос был оружием, Барабас. — Он осушил кубок, налил еще воды и осушил его снова. Затем подошел к металлическому мостику, который вел из комнаты, и тяжело опустился на край. Он взглянул на свои руки — одна была бледной, другая алой — и нахмурился, словно недовольный ими. — Все говорят, какая это чудесная технология. Но почему ее нет у Механикум? Они с трудом понимают, как она работает.

— Они пытаются отыскать в машине дух и с недоверием относятся к ней из-за ее происхождения. Магос Карантин не знает, следует ли ему использовать Фарос, или уничтожить.

— Странные они, — сказал Полукс. — Их разговоры о богах и духах в машинах противоречат учениям Императора.

— В некотором смысле, да. Но их картина мира не такая черно-белая. Да и разумно ли обвинять их в неправоте в эти времена, когда создания из жутчайших мифов выползают из дыр в реальности и охотятся на невинных?

— И все же Фарос поражает и изматывает меня. Я рад тебе помочь, Барабас, но не могу избавиться от мысли, что моим способностям можно найти лучшее применение.

— Не злись, Алексис. Нам надо продолжать. У этой технологии много возможностей. Чистое оружие. Энергетические лучи, способные распылять цель па атомы слой за слоем, генераторы полей, которые могут рассинхронизировать объект с окружающей реальностью. А возможности сложного машинного взаимодействия безграничны. И все это благодаря эмпатической настройке квантового состояния.

— И ты можешь сделать такое оружие? — спросил Полукс, невольно заинтересовавшись. — Оно пробьет самую толстую стену.

— Мы с тобой думаем одинаково! Но, увы, это лишь предположение, — извиняющимся тоном ответил Дантиох.

— Дело пошло бы быстрее, если б ты просто показал мне, куда смотреть на контрольном оборудовании.

— Алексис, у нас здесь настоящее сокровище, — сказал Дантиох. — И мы обязаны научиться использовать всего его возможности ради лорда Жиллимана. Я не могу быть единственным оператором. Если меня убьют, наше положение станет катастрофическим.

— Так попроси Механикум, — сказал Полукс.

— Я доверяю тебе, Алексис. Как и лорд Жиллиман. А у Механикум не тот склад ума, чтобы использовать маяк. В них слишком много от машины. Они пытались, но потерпели неудачу.

Полукс вздохнул:

— Я буду стараться лучше.

— Могу я кое-что отметить?

— Разумеется.

— Ты стараешься слишком сильно. Позволь ему направлять тебя.

Полукс был таким же серьезным человеком, как его примарх, сдержанным и молчаливым. Но сейчас на его лице возникло испуганное выражение.

— Мне сложно отказаться от контроля. И моя культура, и тренировки выступают против эмоций. Они делают воина слабее.

— Это верно для нас обоих. Ты из камня, я из железа. Мы не можем похвастаться гибкостью, но в эту эпоху тьмы старым принципам больше нет места. Попробуем доверять своим инстинктам. С холодной логикой многого не добьешься, и нужно принять эту мысль, как бы она ни противоречила нашей натуре. Ты больше подвержен эмоциям, а потому верю, что в конце концов ты научишься контролировать Фарос гораздо лучше, чем я сейчас.

Полукс протянул руку, и Дантиох принял ее. Кузнец войны тихо охнул от неприятных ощущений, но помог другу подняться.

— Проклятье, с каждым днем ты становишься все поэтичнее.

— Ну это уж слишком! — Дантиох хотел засмеяться, но только выдохнул через маску: боль была слишком сильна. — Но может быть, может быть. — Он отступил. — В тебе есть задор, нам надо это использовать. Думай о том, как важна наша работа в борьбе с предателями.

Полукс нерешительно кивнул, направился к центру огромного зала и встал рядом с высоким деревянным креслом Дантиоха, где они обычно настраивали устройство. Там он и замер, как одинокая статуя в желтом одеянии, уставившись на дальнюю стену.

Дантиох затаил дыхание.

Стена пошла волнами, но осталась черной. Сначала Дантиох решил, что у Полукса не получилось, но затем двигатели Фароса сменили тон. Из ниоткуда возникли светящиеся точки. Стена приобрела характерный красный свет Гибельного шторма, и Дантиох понял, что смотрит на космос. В центре изображения дрожал белый диск, словно отражение луны в беспокойной воде. Затем небольшой ледяной мир обрел четкость, и стали видны светлые пространства с коричневыми пятнами, бледная атмосфера, загрязненная на уровне стратосферы, и холодное белое солнце позади.

Он едва успел появиться, как снова исчез.

— Это был не Семсамеш.

— Это был Инвит, — пораженно ответил Полукс. — Мир, где я родился.

— Что ты сделал?

— То, что ты сказал, — ответил Полукс. — Отказался от контроля.

Дантиох повернулся к своим инструментам, от волнения забыв про постоянную боль. Он прохромал вдоль пульта, подмечая каждый скачок энергии и каждое изменение в колебаниях квантовых двигателей, и в очередной раз неприятно поразился грубости приборов Механикум, ибо они почти ничего ему не сообщили. Он подошел к аппарату, большую часть которого занимала встроенная гололитическая платформа, вывел звездную карту и быстро прокрутил изображение галактики, оценивая расстояние между Сотой и ледяным миром.

И охнул.

— Мы впервые увидели так далеко, да еще так четко. Восемьдесят процентов пути до самой Терры! Отличная работа, Алексис, отличная!

— Но я пытался увидеть другую планету, — сказал Полукс. — Какой же это успех? Фарос решил, что ты хочешь увидеть эту. Попробуй еще раз.

— У меня не получится.

— Выбрось эти мысли, ибо страх поражения — враг успеха.

Полукс вздохнул и попробовал снова.

И вновь тон двигателей изменился, перерастая в громкий вой. В крике квантовых двигателей чувствовался мощный инфразвук, и казалось, что воздух сгущается от вибрации, сотрясающей и доспехи их, и плоть, и кости.

Дантиох наблюдал за стрелками, которые метались в оправленных медью шкалах. Они прыгали то вперед, то назад одновременно с пульсом Фароса. Если машины разгонятся сверх допустимых пределов, Дантиох узнает не сразу, но он заверил себя, что ничего подозрительного не чувствует.

— Барабас! Барабас! Я его вижу!

Взволнованный крик Полукса заставил кузнеца войны немедленно обернуться. В искалеченном боку резануло, но он тут же позабыл об этом.

В точке фокусировки находилось размытое изображение. Оно распадалось на несколько призрачных слоев, и Дантиох ничего не мог разобрать.

— Что это? — спросил он. — Что ты видишь?

— Дорн! Я вижу лорда Дорна! — повысил голос Полукс. — Услышьте меня!

Квантово-импульсные двигатели завыли еще пронзительнее и громче, разгоняясь так, что гора начала пульсировать. Дантиох пробежался взглядом по приборам. Стрелки заползали в красную область шкал.

— Он опирается на разукрашенный стол, — закричал Полукс. — Изучает карты и планшеты, которыми завалена вся поверхность. Милорд, милорд, услышьте своего сына!

Дантиох по-прежнему ничего не видел. Двигатели стонали, наполняя бесконечные тоннели горячим ветром.

Гора тряслась, и зал настройки вздрагивал в одном ритме с биением древнего, неведомого сердца. В глубине горы раздался скрежет — зловещий треск камня о камень, с каким смещаются огромные массы породы. Дантиох инстинктивно посмотрел на потолок.

— Алексис, остановись…

— Отец!

Изображение мигнуло. Из многочисленных отверстий в горе рвался многоголосый тревожный хор, оглушительный, как рог войны.

— Алексис, стой!

Полукс взглянул на своего друга, и на его лице была написана такая боль, что Дантиох замолчал.

Изображение пропало.

Тишина вернулась с мучительной неторопливостью. Оглушительная песнь горы замолкла. Ропот двигателей глубоко под землей запнулся и вновь пошел гладко. Только отголоски землетрясения еще некоторое время беспокоили пик, перемещая камень с зубовным скрежетом.

— Я видел его, — выдохнул Полукс. — Мой отец жив.

Дантиох подковылял к другу.

— Ты уверен?

Полукс непонимающе взглянул на него:

— Ты его не видел? Он был здесь! Он стоял в своих покоях на Фаланге. Значит, он еще жив? Барабас, скажи, что видел его!

Дантиох помедлил, увидев на лице Полукса отчаянное выражение.

— Нет, мой друг, не видел. Извини.

— Но это был он!

— Алексис! — сказал Дантиох. — Мы этого не знаем. Возможно, дело в том, что ты слишком сильно этого хочешь. Вспомни видения, которые насылала машина. Как знать, может, это одно из них. Или воспоминание, взятое из твоей головы.

— Мы только начали использовать самые очевидные из возможностей Фароса, — сказал Полукс.

— Ты только что утверждал, что даже не можешь его настроить.

— Так давай работать над этим, — взмолился Полукс. — Позволь мне связаться с отцом!

Они некоторое время смотрели друга на друга — закованный в сталь калека и гигант в желтом, — не желая уступать.

Но напряженный момент прошел. Необъяснимая сила их дружбы заставила воинов сдаться.

— Возможно, ты действительно его видел, — уступил Дантиох.

— Возможно, что нет, — выдохнул Полукс звенящим от эмоций голосом.

Черный камень украл из их слов всю силу, и они прозвучали чуть слышно.

— Видел ты его или нет, есть другая проблема. Я боюсь, что мы могли повредить Фарос. — Дантиох вернулся к контрольной станции и вывел на гололит систему тоннелей. Некоторые предупреждающе горели красным. — Что бы ни произошло, это слишком большая нагрузка на машину. В следующий раз нам следует быть осторожнее.

Глава 8 Враждующие братья Последний бой Монстры

Кай ввалился во внутренние двери небольшого шлюза на «Нравственности». Он находился в сотне метров к корме и двумя палубами ниже главного мостика. Возможно, он опоздал. По кораблю разносились звуки битвы. Повелителей Ночи было немного, но и Ультрамаринов, способных защитить экипаж, осталось мало, и Кай не опасался, что предатели легко захватят мостик.

Он тяжело дышал, и каждый вздох доставлял мучительную боль. Главное сердце не работало. Поддоспешник пропитался кровью. Без медицинской помощи он не выживет — во всяком случае, шансы таяли с каждой минутой.

Нужно было добраться до мостика. Кровь, замерзшая на поверхности доспехов, по пути оттаивала и падала на палубу крупными каплями. Когда он прислонялся к стене, на ней оставались алые пятна. Никогда еще сто метров не казались такими длинными.

Хребтовой коридор был пуст, и только шум боя отдавался эхом от металлических стен. Крики не замолкали.

Взрывозащитные двери мостика оказались закрыты, и не было никаких следов конфликта.

— Геллий. Это я, брат Кай. Пусти меня, — передал он по воксу.

Двери разъехались на несколько сантиметров. На него уставилось дуло болт-пушки.

— Кай?

— Тиберий, помоги мне.

Двери открылись чуть шире. Брат Тиберий с опаской выскользнул в коридор и посмотрел за спину Кая.

— Мы боялись, что ты погиб.

— Вы отчасти правы, — согласился Кай. Он взял брата за руку и оперся на него. — У меня повреждены главное сердце и легкие. Я не выживу.

— Никто из нас не выживет.

Тиберий помог ему пройти через двери, и те закрылись, едва он переступил порог. Мостик встретил их напряженными разговорами и страхом. Помимо Тиберия здесь был брат Геллас.

— Где Летик? — спросил он.

— Попал в засаду, — ответил Кай.

Он оттолкнул Тиберия в сторону и постарался выпрямиться, насколько мог.

— Слуги Ультрамара, послушайте меня, — обратился Кай к экипажу командной палубы. — Нам не выбраться из этой ситуации победителями. Враг превосходит нас числом. Летик втянут в бой на станции; возможно, он мертв. Повелители Ночи пытаются захватить корабль. Нам остается только одно: не дать «Нравственности» попасть в руки врагов.

Ему ответила тишина.

— Геллий, полномочия у тебя, — произнес Кай.

— Я отдам приказ о самоуничтожении, милорд.

— Геллас, — продолжил Кай. Каждое слово причиняло боль. — Позаботься о навигаторе. Он не должен достаться врагам, если мы потерпим неудачу.

На корабле размеров «Нравственности» навигатору не предоставлялись роскошные покои — только запертая каморка над командной палубой.

— Есть, брат.

Геллас направился к утопленной в стену лестнице, которая вела в убежище навигатора.

— Навигатор Морози-Хин — верный человек, — сказал Геллий.

— Значит, он умрет без возражений. Не знаю, как Повелители Ночи попали в Сотинскую систему, но отъезд мы им облегчать не будем. Они видели Фарос, нельзя позволить им улететь. Врат, скажи мастеру Кивару, чтобы отправил сообщение на Соту, и попроси госпожу Тибаниан связаться с Макраггом.

— Кивар не хочет открывать свой разум, — ответил Врат. — Он боится того, что видит в варпе.

— Он в любом случае умрет. Скажи ему, что если он предан Императору, то должен с радостью отдать жизнь за Империум. Если это не поможет, я расскажу ему, что Повелители Ночи с радостью с ним сделают, если он откажется им служить.

Врат опять заговорила по воксу. Члены экипажа знали, что скоро погибнут, но приказы Кая организовали их и дали силы побороть страх.

Кай подхромал к первой ступени, ведущей с главной платформы, и сел, прислонившись к узкой стенке между платформой и первым служебным ярусом, баюкая боль в груди. Глаза сами собой закрылись, и он погрузился в полусон, пока в реальность его не вернул чей-то голос. Хронометр доспехов говорил, что прошло лишь мгновение, но оно показалось вечностью. Ему вдруг подумалось, что именно так, должно быть, ощущается смерть. При более благоприятных обстоятельствах он впал бы в анабиоз, но обстоятельства благоприятными не были.

— Лорд Кай? — позвала Врат. Кай встрепенулся. — Кивар согласен. Что он должен отправить?

— Простое сообщение. Пусть скажет Соте, что Повелители Ночи идут. Отправь вокс-сигнал на максимальной мощности, попробуй перебить контрвокс предателей. Может, получится предупредить о произошедшем один из патрулей.

— Есть, милорд, — ответила Врат.

Геллий встал из-за своего пульта и торжественно отдал честь Ультрамарину:

— Инженерный зал не отвечает, милорд, но я активировал их систему самоуничтожения. У нас остается пара минут.

— Спасибо, капитан Геллий. — Кай отсалютовал в ответ так резко, как только мог.

Из корабельных вокс-динамиков прогремел скрежещущий, металлический голос:

— Инициирован процесс уничтожения ядра плазменного реактора. Системы блокировки отключены. Генераторы магнитного поля отключены. Подача топлива увеличена. Достижение критической массы через три минуты. Смерть реактора через три минуты тридцать секунд. Всему экипажу покинуть корабль. Спасательные капсулы открыты.

Никто не сдвинулся с места. Уходить было некуда.

За дверью раздался взрыв, и все взгляды обратились в ту сторону. Кай достал оружие и, превозмогая боль, поднялся на колено, используя ступень в качестве прикрытия. Геллас вернулся из комнаты навигатора.

— Готово, — сказал он.

Потом занял позицию сбоку от двери. Тиберий присоединился к нему.

— Повелители Ночи умрут вместе с нами, — прокричал Кай. — Мы не будем сидеть и ждать, пока за нами придут. Доставайте оружие, слуги Ультрамара. Когда они покажутся в дверях, встретьте их с радушием, которое они заслужили своим предательством. Покажите, как их ненавидите.

— Смерть реактора через две минуты, — сообщил механический голос корабля.

Члены экипажа достали лазерные пистолеты и укрылись за пультами, за которыми провели всю взрослую жизнь. Кай с удивлением заметил, что некоторые бормотали под нос, прижимая к губам потрепанные книжечки. Похоже, они молились. Имперская Истина с каждым днем теряла позиции. В нее вообще верил кто-то кроме легионов?

Теперь, в это время богов и монстров, он сомневался, что сам верит.

Из-за двери послышалось четыре приглушенных стука.

— Мелта-заряды, — сказал Тиберий. — Приготовьтесь, они скоро пробьются.

Тишину на мостике разорвал тихий свист: термоядерные устройства сдетонировали. Вокруг ультимы, украшавшей дверь, появились четыре тускло-красных пятна. Они стремительно росли, пока вся дверь не засветилась, словно ее только что вынули из горна. Центр сиял ярче всего и постепенно раскалялся добела. Зал наполнился резким запахом горящего металла. По двери побежали капли жидкого огня, объединяясь и увеличиваясь в размере, пока не превратились в поток. Расплавленный металл с искрами лился на пол.

Двери осели и рухнули внутрь.

Кай открыл огонь.

— Император защищает! — закричал кто-то.

Через дверь, еще не разрушившуюся до конца, на мостик ворвался свирепый гигант. Он прыгнул, не обращая внимания на расплавленный металл на броне, сжимая обеими руками длинное цепное оружие, столь любимое Повелителями Ночи. Геллас и Тиберий несколько раз выстрелили в него и пару раз попали, но не пробили броню. Воин взмахнул цепной глефой, одновременно ослабив хватку, пока древко не проскользнуло в ладони до самого конца. Клинок врезался в шлем Тиберия, проломив металл. Геллас нацелился на него в упор, но Повелитель Ночи был невероятно быстр. Он развернул оружие и отбил пистолет Гелласа в сторону. Болт ушел в стену корабля, где и взорвался.

— Смерть реактора через одну минуту.

Лазерные лучи и болтерные снаряды выбивали искры из доспехов воина и разбрызгивали раскаленный металл двери по всему мостику. Один человек закричал, когда на него попала капля. Но Повелитель Ночи не останавливался, без разбора убивая членов экипажа. Между тем на мостик вошел еще один предатель, вооруженный цепным мечом и пистолетом. Из-за его спины открыли болтерный огонь. Кай сменил цель и открыл огонь по новому врагу, выпотрошив его тремя точными выстрелами в торс. Тот даже не успел упасть, как сзади выбежал третий, и двинулся вперед, выставив труп перед собой, как щит. Дойдя до края командной платформы, он швырнул тело погибшего товарища вниз, на служебные ярусы. Одного человека раздавило, остальные бросились в сторону. Члены экипажа лихорадочно стреляли по нему, но их лазерные пистолеты только опаляли броню.

Он был таким же устрашающим, как первый. На поверхности доспехов плясали молнии, а вооружен он был огромным двуручным силовым топором. Повелитель Ночи с ревом бросился на Кая, и его оружие со свистом и гулом рассекло воздух. Ультрамарин вскинул болтер обеими руками, но враг разрубил оружие, рассыпав во все стороны искры. Кай отступил и вынул из ножен гладий.

Внутри что-то порвалось. Датчики жизненных показателей в шлеме забрасывали его предупреждениями.

Воин с топором опять бросился на Кая, вынудив парировать второй удар, отчего грудь пронзила ослепительная боль. Он попытался поднять оружие, встав в оборонительную стойку, но силы покинули руку, а затем и ноги. Кай покачнулся и упал на колено.

На мостик ворвались новые Повелители Ночи и принялись вырезать экипаж. Смертных, не защищенных доспехами, разрывало на части масс-реактивными снарядами. Геллас сражался с обладателем глефы, и у него не было шансов. Повелитель Ночи со всей силы ударил Ультрамарина в грудь тупым концом глефы, так что металл треснул. Геллас покачнулся. Одним взмахом противник отхватил ему руку у локтя, вторым — ногу. Повелитель Ночи смеялся. Он играл с Гелласом.

Кай перевел взгляд на нострамца, стоящего над ним. Тот держал в руке обломок какого-то механизма, похожий на вырванное из груди сердце.

— Смерть реактора. Смерть реактора. Смерть реактора. Ave Imperator, — произнес корабль.

Ничего не произошло. Нострамец бросил устройство на пол.

— Хороший ход, Ультрамарин, но не очень умный. Твой корабль принадлежит нам.

Кай посмотрел на устройство. Он чувствовал, как жизнь покидает его.

— Почему вы перешли?.. — прохрипел он.

— Мы не хотим быть рабами лжеца, — ответил второй.

— Вы убили человека, который сотворил нас. Никакая свобода этого не стоит.

— Мы его еще не убили! — возразил воин и громко рассмеялся. Мысль ему явно понравилась.

— Император… Он жив? — выдавил Кай.

Предатель с топором фыркнул:

— Ты не знал? Да, он жив. Но не спеши радоваться, ибо очень скоро мы его убьем.

Кай заскрипел зубами:

— Вы думаете, что можете быть свободными? Вам не победить. Вы превратились в монстров.

Воин поднял топор.

— Мы всегда ими были.


Скрайвок переступил через оплавленные обломки взрывозащитных дверей мостика. Повелители Ночи вытаскивали людей из-за пультов, не смотря, живы те были или нет. В одном углу горел огонь, наполняя воздух густым черным дымом. Скайвоку нравилось увиденное. Кораблю нанесли ровно столько повреждений, сколько нужно было, чтобы все выглядело правдоподобно.

Повсюду валялись переломанные тела. У взорванных дверей лежали два мертвых Ультрамарина, обезглавленный третий — посреди палубы.

Келлендвар упал на колени, как только Скрайвок вошел, но Келленкир продолжил играться с отрубленной головой космодесантника. Оба брата были без шлемов. Их лица были удивительно похожи; прикосновение Кёрза не смогло полностью переписать их родство. Но выражения на этих лицах были совершенно разными.

Келлендвар взял топор за конец длинной рукояти и протянул его своему повелителю.

— Корабль ваш, магистр когтя, — сказал он.

— Брат Келлендвар, ты никогда меня не подводишь.

— И никогда не подведу, милорд.

Келленкир усмехнулся при виде раболепничающего брата.

— Пока что корабль твой, но скоро будет принадлежать Крукешу, — насмешливо бросил он. — Скажи, Крашеный Граф, как много ты сражался?

Скрайвок расстегнул замки шлема, и застоявшийся внутри воздух со свистом вырвался на свободу. Он осторожно снял шлем, явив бледное нострамское лицо. Ото лба к подбородку тянулись прямоугольные полосы, пересекая глаза, у которых расширялись, заполняя собой всю глазницу. На обеих щеках были вытатуированы едва заметные молниевые узоры.

Воздух на кораблях редко был приятным. Он был либо слишком сухим, либо слишком влажным, часто слишком горячим или слишком холодным, в нем вечно воняло машинами, которые его очищали, и потом многочисленных тел, живущих в тесноте. После битв прибавлялись железный запах крови, опорожненных кишечников, огня, дыма, горячего металла с добавкой острого, щекочущего ноздри фицилина. Однако после двух недель перерабатываемого доспехами воздуха эта обычно неприятная смесь показалась Скрайвоку восхитительной. Он закрыл глаза от удовольствия и дал сквозняку из корабельной вентиляции высушить многодневный пот. Глубоко вдохнув, он примагнитил шлем к бедру, после чего посмотрел Келленкиру прямо в глаза и показал за спину.

Четыре Повелителя Ночи втащили на мостик сержанта Ультрамаринов и грубо отшвырнули. На нем не было брони выше пояса, в интерфейсных портах торчали болевые шипы, а лицо опухло от декомпрессии.

— Их лидер?

— Сержант Летик. Это отвечает на твой вопрос, Келленкир? Я был среди тех, кто поймал его.

— Среди. То есть тебе помогали? Слава нашему могучему Повелителю!

Ультрамарин застонал, и его веки задрожали. Келленкир злобно улыбнулся и подошел к нему.

Он бросил отрубленную голову на палубу и засмеялся, увидев реакцию Ультрамарина.

— Твой приятель? Он неплохо сражался, если учесть его раны. Прополз от самой станции, чтобы сразиться рядом со своими товарищами, хотя это, конечно, ничего не изменило. Он все равно умер, как умрем все мы.

— Оставь пленника в покое, Келленкир, — сказал Скрайвок. — Он мой.

Глаза Келленкира лихорадочно загорелись.

— Скрайвок, отдай его мне. Я заставлю его молить о смерти. Отдай его мне, и я покажу ему, что жизнь бессмысленна, а боль неизбежна. Может, наши узы окрепнут, когда мы подпишем свои клятвы его телесными жидкостями.

Келленкир склонился над поверженным сержантом и с силой надавил на рану, зияющую в боку. Ультрамарин захрипел от боли и плюнул в лицо Келленкиру смесью крови и кислоты. Повелитель Ночи выпрямился и прижал руку к горящей коже. Он держал ее, пока плоть не перестала шипеть, а затем опять рассмеялся:

— Какие же вы смелые и самоуверенные. Мстящие сыны Мстящего Сына. Скоро вы поймете, что ваш гнев ничего не стоит. Мой заботливый нож накажет вас за ваше высокомерие.

Летик улыбнулся окровавленными зубами:

— Трус. Выстави свой клинок против моего, и тогда мы посмотрим, кто здесь высокомерен.

— Я-то свой клинок выставлю, вот только у тебя не будет рук, чтобы держать свой.

Келленкир запустил двигатель в глефе и занес ее для удара.

Скрайвок достал болт-пистолет. Не сводя глаз с Келленкира, он прицелился и выстрелил умирающему Ультрамарину в голову. Масс-реактивный снаряд сдетонировал внутри, и череп Летика разлетелся на осколки, осыпав всех ошметками мозга.

Келленкира перекосило от ярости.

— У нас нет времени на твои развлечения, Келленкир! Давай договоримся: если хочешь удовлетворять свои потребности, выполняй мои приказы. — Скрайвок активировал вокс-бусину и обратился к своей роте: — Моя достойная Сорок пятая! Услышьте меня. Нам пришлось дорого заплатить кровью своих товарищей, но вы будете отомщены! Дайте волю своей кровожадности. Убейте всех на этом корабле, заставьте их молить своего ложного императора о помощи. Император собирался отдать этим жалким тварям все, что мы кровью заработали в войнах! Утопите корабль в их крови, чтобы они поняли, как много мы пожертвовали! Напомните им главный закон вселенной: выживает сильнейший!

Его люди горячо отозвались. Они принялись за дело, и с нижних палуб зазвенели крики. Устав от заточения, воины атаковали с бессмысленной жестокостью. Скоро отстойники корабля заполнятся кровью.

Келленкир улыбнулся, представив это.

— Знаешь, Скрайвок, иногда ты мне почти нравишься.

Скрайвок с театральной демонстративностью нажал кнопку на своем наруче, и Келленкир с воплем рухнул на палубу, словно в него выстрелили волкитным лучом.

— Мой титул — магистр когтя, брат Келленкир. Используй его.

Келленкир бился в судорогах, давя дергающимися ногами трупы и ломая перила.

— Я ничего не говорил тебе, Келленкир, поскольку хотел сделать сюрприз. Но все-таки не удержался. Надеюсь, ты не обижаешься, что сюрприза не получилось. Видишь ли, я установил болевые шипы во всех нейронных портах твоей брони. Отлично получилось. Не заставляй меня использовать их слишком часто, а то мне может надоесть. — Скрайвок наклонился к самому лицу Келленкира. Его зубы были наглухо сжаты, а мышцы парализованы, ему оставалось только с ненавистью смотреть на своего капитана. — И мы оба хотим, чтобы мне надоело.

Скрайвок оставил Келленкира корчиться на полу, проигнорировав его взгляд.

— Галливар, — приказал он, — отправь сообщение «Умбровому принцу». Только лазерный импульс. Скажи им, что мы заполучили свою добычу, и скажи передать новости лорду Крукешу. Поторопись, нам предстоит много работы.

Глава 9 Маленький рай Мерик Песня света

Сотополис был пыльным городом, стоящим на равнине между морем и горами внутренней части материка. Восемь параллельных улиц бежало от берега, восемь их пересекало — вот и весь город. Он был примером самого маленького объекта в ультрамарской номенклатуре городов и все же оставался слишком велик для живущего здесь населения. На большей части его территории не было ни людей, ни зданий. Центр выглядел впечатляюще, но в двух улицах от приземистого здания Имперской Адепты вдруг начинались пустые участки, обрамленные железобетонными дорогами, которые не скоро увидят тень от дома. Во всяком случае, не на веку Мерика Гиральда.

Городской автобус остановился со свистом пневмотормозов. Цепные ограды вокруг пустых участков позвякивали на морском ветерке. Остановка автобуса находилась на самом краю города. По одну сторону дороги шло поле высоких злаковых растений, по другую пустовал в ожидании будущих зданий квадрат расчищенной земли.

Мерик, одетый в пятнистую камуфляжную форму, выбрался из прохладного автобуса, тащя за собой армейский вещмешок и винтовку. Он был единственным пассажиром в машине, рассчитанной на сотню. Но в империи Робаута Жиллимана отсутствие пассажиров не меняло график работы. Автобус ходил, как макраггские часы, за час объезжая городок, после чего отправляясь к посадочным полям в десяти километрах отсюда, на обратном пути проходя мимо Кастеллума «Эгиды» на горном склоне и минуя поля и границу одесского леса — так же аккуратно размеченные, как юное поселение, — на случай, если кому-нибудь понадобится уехать с работы пораньше. Таких никогда не было.

Автобус заполнялся полностью, лишь когда отвозил и привозил агрорабочих. На то, чтобы доставить их всех, требовалось три хода, каждый из которых был расписан и исполнен с точностью до секунды. Остаток дня автобус кружил по улицам, почти всегда пустой, и черные стеклянные глаза сервитора-водителя без отрыва смотрели вперед. Мерик порой катался на нем во время ежемесячного выходного: езда убаюкивала и помогала думать. Но только если погода была плохой, а на Соте такое редко бывало.

За Сотополисом земля равномерно поднималась, пока вдруг из нее не вырастала гора Фарос, упорно тянущаяся к небесам. Она занимала ландшафт на километры вокруг. Порой казалось, что на Соте и нет ничего, кроме Фароса. Его нижние две трети покрывал буйный лес скородеревьев. Еще пару сотен метров за линией леса тянулась полоса кустарников и травы, которая постепенно редела, уступая место голым скалам. Гора находилась в нижних широтах, где тепло было весь год, но на вершине царил холод.

Фарос считался одной горой, поскольку имел один пик, но на самом деле представлял собой огромную стену в двенадцать километров длиной, заботливо обнимающую базальтовыми руками равнину у Сотопольской бухты. Он был настолько больше своих братьев из Чернокаменной гряды и стоял так далеко от них, что казался чуждым, едва ли не искусственным. Сотинская гора была гигантской аномалией с загадкой внутри.

«Именно так. Какой же я гений», — подумал Мерик, насмехаясь над собой за формулировку.

Но в Фаросе действительно было мало естественного. Всю его поверхность покрывали отверстия — от дыр с человеческий кулак размером до зияющих пещер, в которые влез бы танк. По всей видимости, они были важны, и одной из задач колонистов было срезать растительность возле отверстий. Но сотинские деревья росли быстро, и эта работа никогда не заканчивалась. У отверстий была какая-то органическая однотипность, как у внутренних систем организма, и в местах, где они выходили на поверхность, теплый серый камень горы становился блестящим и похожим на черное стекло.

У самой вершины была небольшая пещера, скрытая огромной скалой, которая выступала в сторону от горы. На конце этого утеса располагалась ненадежно выглядящая посадочная площадка, а рядом к основанию горы спускался фуникулер.

На черных скалах вершины стояла крепость. По идее, это была обсерватория, но ее построили Легионес Астартес, а потому она скорее походила на редут, чем на исследовательскую станцию.

Мерику больше нравилась старая версия горы — без крепости, фуникулера и посадочной площадки. Никому не пришло бы в голову воспринимать гору как личность, но колонисты считали ее ответственной за свое благополучие. Лепить на вершину большой замок казалось оскорбительным.

Мерик приставил рюкзак и лазерную винтовку к цепной ограде последнего пустого участка. Здесь Сотополис заканчивался, и начинался агриколум. Граница была ровной, как линия на карте, на которой, без сомнения, ее и спланировали.

Городской агриколум занимал всю остальную долину между морем и горой. Его также организовали недавно, чтобы кормить легионерский гарнизон на планете. Круги посевов уходили вдаль ровными рядами, разделенными прямыми как стрела дорожками из гравия, блестящего на свету. Каждое поле имело в центре автоматическую систему капельного полива с длинными спицами, поворачивающимися за солнцем. Поля окружали Сотополис пятнами нежного терранского цвета: растущие на них культуры были древними, как само человечество, и сопровождали его в путешествиях к звездам. Агриколум занимал гораздо большую площадь, чем город, хотя и не уходил далеко. Коричневые и желтые посевы обрывались у самого подножия. За ними на страже города стоял Кастеллум «Эгиды» и начинались яркие сине-зеленые заросли родных сотинских деревьев.

«Красиво, как на картинке», — подумал Мерик, глубоко вдыхая ароматный утренний воздух. Он был в хорошем настроении. Сегодня его путь лежал не в поля и не в леса. Сегодня его ждала военная смена. А он любил военные смены.

На скалах, где гора встречалась с морем, кричали бессчетные птицы. Из крошечного космопорта с ворчанием поднимался лихтер. Мерик некоторое время наблюдал за кораблем, взбирающимся мимо горы к огоньку орбитальной платформы. База легионеров ободряюще светилась в небе днем и ночью, повиснув над Сотополисом на геосинхронной орбите.

Сота была раем во всех смыслах этого слова. Девятьсот семей, служащих на аванпосте, жили как короли. У них было много места, мягкий климат, свежая еда.

Легион ценил их труд. Их дети росли здоровыми и крепкими, и имелась приятная нехватка существ, пытающихся их убить.

— О чем еще мечтать? — довольно выдохнул Мерик.

Он понимал, что долго это не продлится. Мир менялся. Еще несколько лет назад почти вся колония жила в примитивных хижинах на нижних склонах горы. Сотополис представлял собой улицу из трех зданий, агриколум — лес со вкраплениями подсечно-огневых полей.

Может, поросшие травой участки, занимающие две трети Сотополиса, и выглядели как результат излишне амбициозных планов, но это было не так. На Пятистах мирах ничто не строилось впустую. Однажды с планеты снимут статус запретной зоны, сюда хлынут колонисты с перенаселенных миров, и простая пасторальная жизнь сотинцев канет в прошлое.

Новоприбывшие некоторое время будут наслаждаться почти нетронутой природой Соты, но вскоре испортят ее. Человек всегда отравлял все вокруг, и это нельзя было изменить, такова его сущность. Даже Робаут Жиллиман не мог ничего сделать.

Мерику повезло. Сейчас Сота редко принимала новых людей. Колония была небольшой, поддерживала численность не стабильно, и из-за падения рождаемости возникло десять мест. Спокойная атмосфера Соты, казалось, притормаживала неуемную человеческую потребность размножаться. А может, начальство беспокоил вопрос генетического разнообразия в такой маленькой группе. В любом случае Мерик вытянул счастливый билет. Новых людей для Соты выбрали из претендентов на статус колониста со всего Ультрамара. По правде говоря, Мерик этого не заслуживал. Однажды, когда на отца вдруг напал редкий приступ дружелюбия, он рассказал, что Мерика назвали в честь великой нации Старой Земли. А Мерик всегда считал, что не оправдал имя.

Он хорошо себя знал и не обольщался в самооценке. Он успел попробовать множество занятий, и ни одно нельзя было назвать достойным. Азартные игры, мошенничество. Вором он не был, но пару раз подошел к этой грани совсем вплотную. Он был малость ненадежным, малость наглым и малость свободным в своих взглядах на отношения. Ничего ужасного, но и не воплощение ультрамарской добродетели.

Семь лет назад, после одного неудачного дела на Клиестро, последствия которого он едва пережил, Мерик решил отправиться на фронтир и начать новую жизнь. Но он и представить не мог, что его откомандируют на планету вроде Соты.

Мимо прогромыхал восьмиколесный грузовик с высокой кабиной и длинным кузовом, заваленным стволами скородеревьев из лесного поселка. Он замахал рукой, прогоняя от лица поднявшуюся пыль.

Мерик взглянул на хронометр. Если отправится сейчас, то успеет к сбору. Примерно.

Но он подождал еще пару минут, потому что хотел посмотреть кое на что, а отсюда был лучший обзор.

Солнце поднялось еще чуть выше. Свет ударил прямо в вершину горы.

И одна за другой темные, зловещие пещеры, изрешетившие поверхность Фароса, зажглись ярким жидким светом. Гора встречала рассветы беззвучно, но Мерик представлял это себе как песню. Эффект, из-за которого Фарос получил свое имя, длился меньше тридцати секунд, но в эти мгновения легкие ритмы Сотополиса затихали, и все взгляды устремлялись к горе.

По горе пробежала череда ослепительных вспышек, начавшихся с пещер у подножия и закончившихся той, что находилась под крепостью-обсерваторией, затем янтарный свет потух.

Пещеры вновь стали темными и пустыми.

Мерик широко улыбнулся. Пора идти.

Он закинул рюкзак за спину, поправил шлем, чтобы тот не мешал спереди, вытащил из чехла на ремне нерегулируемые темные очки и перекинул винтовку за плечо.

Да, Сота была ее раем, но райские дни подходили к концу. Война захватила небеса. Достаточно было посмотреть вверх, где за идеально голубым дневным небом бурлило пространство-время. По ночам небеса светились, затмевая звезды. По худшим ночам в них возникали запутанные узоры противоестественных цветов, которые жгли глаза и терзали душу.

Под этими жуткими аврорами успокаивающее влияние горы пропадало.

В последнее время сны Мерика были все страшнее.


1-я Сотинская расположилась вдоль обеих сторон дороги из утрамбованной земли, которая проходила по южной гряде между такими густыми зарослями скоро-деревьев, что между стволами не пролезала рука.

Мелкий Джонно первым заметил Мерика, поднимающегося по тропе из долины.

— Эй, все! Сержант Гиральд прибыл. Теперь мы в сборе. Можем уже идти? — прокричал Джонно.

— Где ты был? — спросил десантник Гаскин. Он сидел рядом с Мелким и кидал свой нож в землю, доставал его, вытирал и кидал опять.

— Путешествовал, — ответил Мерик. — Кто я, если не путешественник, бредущий по дороге жизни, как и вы, мои достойные товарищи? Кто мы все, если не путешественники?

— Скорее в кустах заблудился, — пробурчал Челван Квинт — высокий, грузный мужчина, чьи руки всегда были испачканы землей. С его пояса свисали патронные сумки с вьюки размером, в каждой из которых лежали магазины для тяжелых болтеров. Дорикан, их оператор орудий, расположился в паре метров от друга и натирал оружейным маслом гигантское орудие их взвода, держа тряпку в таких же гигантских руках.

— Как я могу заблудиться? — спросил Мерик.

Челван указал ногой в сторону чащи, окружающей поляну.

— Чертовы деревья уже вылезли. Я четыре месяца назад был на лесной смене и все тут посрезал, а они опять вымахали выше нас. Заросли скородеревьев везде одинаковые. Потеряться в них легко, к тому же ты не из местных.

— Может быть, тебе легко. Пусть я и не сотинец, но на местности ориентируюсь куда лучше тебя, Челван. Я доехал в автобусе до Виа Ультима Агрорума и прошел остальной путь по полевым дорогам.

Он сбросил на землю рюкзак с винтовкой, переплел пальцы, поднял руки и потянулся со слышимым удовольствием.

— Я опоздал, потому что сегодня прекрасный день и я решил не торопиться.

Все засмеялись. В ауксиллиарном взводе было тридцать людей, разбитых на три отделения по десять в каждом. Мерика здесь любили.

Услышав шум, лейтенант Вителлий, увлеченно обсуждавший что-то с двумя другими сержантами, взглянул в их сторону. Заметив Мерика, он нахмурился.

— Кажется, лейтенант тебя увидел, — сказал Джонно.

— Сержант Гиральд, а ну иди сюда!

Солдаты из отделения Мерика отреагировали ехидным «У-у-у!».

— Тихо, парни, тихо. Проявите уважение к нашему отважному командиру.

Мерик прошел по тропе, переступая через вытянутые ноги людей, беззаботно болтающих на солнце. На Соте присутствовала лишь символическая ауксиллия, а потому каждый мужчина должен был проводить треть года под ружьем. Военная служба легко давалась сотинцам, большинство из которых нередко месяцами жили в одиночестве в лесу и на горных пастбищах, пася стада кварианов.

— Говениск, Боларион, — поприветствовал Мерик сержантов рядом с Вителлием.

— Во имя Терры, где ты был?

— Тебе тоже добрый день, лейтенант Вителлий.

— Сбор был в шесть тридцать, Мерик. Шесть тридцать!

Мерик поднял хронометр к глазам.

— А сейчас шесть тридцать восемь. Гулион, ну в самом деле. Я опоздал на четыре минуты.

— Проклятье, Мерик, следуй протоколу, когда мы на службе, — сказал Вителлий.

— Вы сегодня на редкость ворчливы, сэр. Ну, — он похлопал по рюкзаку, — мое отделение готово.

— Тебе следовало бы объявить выговор. И высечь за это.

Мерик приподнял бровь.

Вителлию хватило приличия смутиться:

— Ты же знаешь, что у меня есть все полномочия. Не провоцируй меня.

— Мне кажется, твоя дорогая Сеара это не одобрит.

Вителлий раздраженно скривился:

— Не злоупотребляй нашей дружбой. Ты убиваешь всю дисциплину. Ну же, встань на мое место! В следующий раз не опаздывай, — сказал Вителлий, направляясь к началу колонны. — И построй свой отряд.

— Как прикажете, — ответил Мерик. — Мы сражаемся за Макрагг.

Он двинулся назад по тропе, обращаясь к своим солдатам:

— Вы слышали командира — встаем, встаем! Нам предстоит долгий путь!

Его люди поднялись, зевая от жары.

— Мне кажется, он скучает по своим подчиненным из регулярной армии, Мерик.

— Джонно, пришло время вновь называть меня сержантом.

— Мне кажется, он скучает по своим подчиненным из регулярной армии, серж, — сказал Джонно.

— Сойдет, — одобрил Мерик. — Видишь ли, в этом и проблема с тренировкой таких, как мы. Мы все друг друга знаем. Даже Вителлий стал частью общины. Как в таких условиях сохранять порядок?

— Помнишь, каким он сюда прибыл? Как он вел себя, когда его прислали из кастеллума? Тогда он бы тебя выпорол, — сказал Джонно.

— Может быть, — ответил Мерик. — Но он хороший человек.Лучше, чем я.

— Терпеть не могу военную смену, — заявил Челван. — Не понимаю, почему нельзя прислать больше солдат, а нас оставить заниматься тем, что мы умеем?

Мерик по-дружески обнял Челвана за шею.

— Потому что, дорогой мой Челван, это место — большой секрет. Ты в курсе, что значит фраза «запретная зона»?

— Серж, я…

— Она значит, — продолжил Мерик, — что начальство не хочет, чтобы всякие любопытные типы совали нос в творящиеся там дела. — Он кивнул на гору. — Толпа солдат тут не поможет, ты согласен? Как заставить их держать рот на замке, если надо будет передислоцироваться в другое место? А если держать их здесь, то где размещать свежую кровь, которую будут привозить на смену старперам, которыми, увы, мы неминуемо станем? Наш господин и повелитель на Макрагге следит за тем, чтоб здесь все было устроено удобно и просто, а это значит… — Он похлопал Челвана по плечу. — Это значит, что ты нужен здесь, друг.

Челван в ответ нахмурился.

— И все равно терпеть ее не могу, — пробурчал он. — Пустая трата времени.

— Говори за себя, — рассмеялся Морион, самый молодой из них. — Мне все нравится.

— Во всяком случае, это лучше, чем тратить такой день на вырубку деревьев. Кроме того, если бы не мы, здесь разместили бы больше подразделений регулярной армии, и тогда не видать урожая, — сказал Мерик.

— Почему? — спросил Челван.

— Да потому, мой недогадливый друг, что мы целыми днями отгоняли бы солдат от своих дочерей. Нам повезло, что их в том форте совсем немного, — объяснил Мерик.

— У тебя нет дочерей, сержант, — заметил Джонно.

— Нам скорее тебя надо от дочерей отгонять, — добавил Понтиан, темноволосый мужчина с серьезным лицом.

Мерик изобразил оскорбленную невинность.

— Дочерей? Умоляю вас, я джентльмен! — ухмыльнулся он. — Вы лучше о женах своих беспокойтесь.

Он окинул взглядом девятерых своих товарищей. Все они были загорелыми и жилистыми сотинцами. Легкость, с которой они приняли Мерика в качестве друга и командира, лишний раз показывала, какой беспечной была жизнь на этом мире.

— Вперед! Строимся, парни! Пора идти. Джонно, Элий, вы будете помогать Дорикану и Челвану нести «Домицию» в первой смене.

Джонно и Элий застонали и отправились к тяжелому болтеру.

— Но, серж, она тяжелая! — заартачился Джонно. — У меня самое хорошее зрение, отправь меня вперед.

— Пока не доберемся до горы, смотреть будет не на что. Да, она тяжелая, но именно поэтому ты помогаешь ее нести, — сказал Мерик. — А теперь тихо.

Тридцать солдат и их командиры построились в колонну, закинув за спины рюкзаки и держа лазвинтовки наготове. В этот момент они из приятелей на загородной прогулке превратились в настоящее военное формирование. Само собой, это впечатлило Мерика.

— Патруль! — крикнул Вителлий. — Готовимся выдвигаться.

— Куда идем? — поинтересовался Гаскин.

В отделении Мерика этот вопрос был частью ритуала, как и ответы.

— Вокруг горы, наверх горы, потом опять домой, — пропел Джонно.

— Почему нас заставляют спать в бараках, когда наши собственные постели за чертовым холмом? — спросил Дорикан, обладатель самого низкого голоса.

— Потому что на этой неделе мы в армии! — ответили все.

— Первая Сотинская нерегулярная ауксиллия! — крикнул Вителлий.

— Хо! Хо! Хо! Первая Сотинская! — ответили ему хором.

— Готовимся выходить, — объявил Вителлий.

Джонно, Элий, Челван и Дорикан наклонились к рукоятям для переноски на тяжелом болтере. Когда они его подняли, Дорикан хлопнул по двуноге свободной рукой, складывая подпорки.

— Первая Сотинская, выходим! — крикнул Вителлий.

Колонна медленно двинулась по хребту в сторону горы, огибая заросли стремительно восстанавливающихся деревьев.

— И вот нас ждет еще одна прогулка под лучами солнца и с лазерной винтовкой в руках, — довольно сказал Мерик.

— Вот был бы вместо нее бурдюк с вином, а, серж?

— Во имя Императора, возлюбленного всеми, — это точно, Мелкий. Это точно.

Глава 10 Развалины часовни Пятьсот Чудо

— Есть небольшие повреждения в верхних залах. Сервиторы-дроны магоса Карантина уже осматривают поверхность стен. Боюсь, там будут трещины. Мы пока не знаем, как это сказалось на работоспособности маяка.

— Тебя я вижу прекрасно, кузнец войны, — сказал капитан Касмир.

Дантиох был вынужден согласиться: видимый эффект от повреждений был минимален. Развалины Поклонной часовни на платформе выглядели такими же реальными, как и всегда, когда Фарос на нее настраивался. Казалось, что они действительно занимают половину главной локации «Альфа», а не находятся в нескольких световых годах. В одном месте черный пол Фароса просто заканчивался, и начиналась побитая плитка часовни. На макраггской стороне зала была ночь. Лес свечей горел на многоуровневых подсвечниках. Сквозь открытую крышу часовни виднелось злое алое сияние Гибельного шторма, куда более яркого, чем на Соте. За время работы он научился хорошо считывать эмпатическое поле устройства. Это было столь же поразительно, сколько гадко, и он с трудом верил своим ощущениям, но чувствовал злость неба. От шторма исходило ошеломляющее безумие, и казалось, что оно поглотит его, если он станет всматриваться. Но он никогда этого не делал, ибо уже после мимолетных взглядов начинал догадываться, что овладело его братьями.

Касмир также был для него открытой книгой. Сегодня советник Валента Долора был так же дружелюбен к кузнецу войны, как и всегда, но, услышав о Инвите, увиденном Полуксом, и попытках пробиться дальше, насторожился.

Кузнец войны заворочался на троне для аудиенций, но не нашел положения, в котором сгорбленная спина болела бы меньше, и заставил себя сесть смирно. У сломанной арки навытяжку и в полной неподвижности стояли два инвитских стража. Дантиох и не надеялся, что когда-либо опять сможет так же.

Кузнец войны был искалечен собственными собратьями. При ходьбе боль была невыносимой, но, когда он не двигался, становилось еще хуже. Боль без конца разъедала психообработку. Он никогда бы не подумал, что будет ощущать себя стариком, измученным жизнью. Работать удавалось лишь благодаря силе воли и поддержке доспехов. «Железо внутри, железо снаружи», — иронично подумал Дантиох. Он рассмеялся бы, но давно усвоил, что часто этого лучше не делать, поскольку за смехом следовал мучительный кашель, от которого грудь словно пронзало сотнями ножей.

Многие знакомые полагали, будто он носит маску кузнеца войны, чтобы скрыть уродство. Это было лишь частью ответа, и не самой значимой. Для Дантиоха на первом месте был разум. Его мало волновал собственный облик, на что ясно указывал потрепанный вид доспехов. Тем, кто спрашивал, он отвечал, что носит маску от стыда, чтобы помнить, кто он, и никогда не забывать о предательстве братьев. И это тоже было частью ответа.

Но Дантиох гордился. Он гордился своим легионом и чтил клятвы, которые помогли ему выстоять, когда Крендл предал его в Шаденхольде. Гордость искалечила его. Гордость надела на него маску. Боль предательства была на лице заметнее, чем шрамы, а Дантиох не хотел, чтобы видели его страдания — только поступки.

— Этот передатчик часто открыт, капитан Касмир. Машина к нему привыкла. Нам с Алексисом несложно его здесь сфокусировать: в масштабах галактики Макрагг недалеко. Если Фарос все-таки поврежден, судить об этом по нашему разговору бессмысленно. Поэтому вопрос остается: продолжать ли нам поиски других работающих маяков, чтобы расширить зону досягаемости нового Империума, как приказал лорд Жиллиман, или остановить исследования, обезопасив то, что уже имеем?

— Пожертвовать потенциальным стратегическим преимуществом ради установленных связей в малом диапазоне? Разрешить такую систему теоретических соображений непросто, — ответил Касмир. — Столь важное решение может принять лишь лорд Жиллиман.

— А как же император Сангвиний? — спросил Дантиох.

— Приказы лорда Жиллимана однозначны. Он, и только он, может принимать решения по вопросам, касающимся маяка. Даже император без совещания с лордом не оспорит их.

— И можно ли связаться с лордом Жиллиманом?

Касмир скривил рот:

— Не сейчас. Примарх занят государственными делами.

— Я чувствую некоторое недовольство, Касмир.

Касмир поморщился:

— Они никак не оставят моего повелителя в покое. Всякий раз, как Фарос фокусируется на Макрагге, к нам приходят новые корабли. Всех их нужно встретить, оценить экипаж. Многие сильно пострадали от предательства. Жиллиман пытается помочь всем, но не всем можно помочь и не все готовы принять наши методы. Многие находятся во власти эмоций. — Он замолчал, осознав, что плохо отзывается об их союзниках. — Мне назначена встреча с лордом Жиллиманом сегодня попозже. На ней я обсужу и твои проблемы. Пока не проводи локационные исследования на дальних дистанциях. Когда закончишь с сегодняшними переговорами, оставь фокус здесь, на Поклонной часовне.

— Как хочешь, капитан.

— Я не хочу этого. Я хочу, чтобы война никогда не начиналась. Я хочу, чтобы твоя ксеносская машина могла доставить нас на флагман Хоруса, прямо на мостик, и мы закончили бы эту войну одним ударом. Но хотения никогда не дают удовлетворительных решений. Я лишь использую практический подход. Ты готов?

— Да.

— В таком случае отдаю тебя на милость консула Форше. Сегодня двадцать встреч.

— Постараемся провести их все.

— Мы все тебе очень благодарны. Мне не хочется так тебя обременять, кузнец войны, но правительство Пятисот миров зависит от твоих трудов. Если мы можем хоть как-то облегчить тебе работу, пожалуйста, скажи консулу, чтобы он мне дал знать.

— Учитывая наклонности твоего легиона и Ультра-мара, уверен, вы уже делаете все возможное.

Касмир поклонился:

— Это так, кузнец войны. — Он обратился к страже: — Консул Форше может войти.

Это было формальностью: стен между залом часовни и ее внутренним двором все равно больше не было.

Небольшая армия писцов в главной локации «Альфа» приготовилась.

Вошел Форше в сопровождении смертных членов макраггской Преценталианской Гвардии, а за ними последовала колонна клерков и слуг с толстыми книгами, кафедрами, столами, стульями и планшетами. В развалинах поставили шатер и поставили переносные обогреватели, чтобы прогнать макраггский холод. С быстротой и эффективностью, ставшей для Дантиоха привычной при взаимодействии с людьми Пятисот миров, Поклонную часовню приготовили к сегодняшней работе.

— Добрый день, кузнец войны, — сказал Форше. Он не был старым, по меркам смертных, но последние месяцы плохо на нем сказались. Его кожа начинала обвисать, а темные волосы на висках поседели.

— Я вас оставлю, другие дела зовут, — отозвался Касмир. — Осветите Макрагг к девятнадцати ноль-ноль по сотинскому времени. Я тогда с вами поговорю.

Он ушел.

— Где первый из сегодняшнего списка, консул? — спросил Дантиох.

Форше поднял руку, и клерк вынес вперед пачку бумаг, свободно подшитых в папку. Форше пролистал папку и устало вздохнул.

— Приказы для олигархов Траи, — сказал он. — Тридцать строк. Требуется немедленный ответ.

Клерк зачитал запросы Трае. Один из работников Дантиоха записал их.

Техножрецы Карантина перенастроили свои машины и направили Фарос к Народному акрополю в столице Траи. Помощники Дантиоха научились мастерски управлять машинами Механикум, которые регулировали работу ксеносского устройства, так что Дантиох мог сосредоточиться на фокусировке коммуникационного луча. Иногда его место занимал Полукс. Кроме него фокусировке учили еще трех легионеров, но никто не обладал талантом, который развил Дантиох. Когда он стоял на платформе, луч быстро находил цель. Однако работа, выполнявшаяся людьми, продолжала отнимать время. Человек всегда оказывался слабым звеном в любой цепи.

Корабли могли достаточно легко добраться до Макрагга, двигаясь на свет Фароса. Но вернуться домой было не так просто, а потому Жиллиман приказал использовать Фарос для прямой связи со своими вотчинами. Фарос можно было сфокусировать только на одном месте зараз. Он не мог соединить друг с другом третьи стороны и оставить их решать свои вопросы самостоятельно. А потому все административные дела Империума Секундус проходили через пещеру на вершине Фароса. Дантиох и Жиллиман составили расписание, назначив время связи для каждого мира, аванпоста и флота в Ультрамаре. Это более-менее работало, хотя запросы войны нередко вносили коррективы. Если Сота выходила на связь без предупреждения, геральдам в местах фокусировки приходилось вызывать своих повелителей. После этого они обменивались вопросами и ответами, записывали показания и встречные запросы, снова устанавливали контакт с Макраггом, передавали доклад, вели обсуждения с Форше или другими членами Верховного Сената и, если была необходимость, принимали меры.

На это уходили часы. Но это было лучше, чем ничего.

Остаток дня Дантиох фиксировал проблемы Пятисот миров. Просьбы о помощи, сообщения об атаках небольшими группами врагов и опасный уровень психических происшествий на двух мирах оказались самыми срочными. Нередко просители были злы и напуганы. Они постоянно пытались вызнать у Дантиоха природу используемого устройства и без конца спрашивали, откуда оно взялось и где находится. Новости редко бывали хорошими. По воле случая Дантиох оказался шплинтом, удерживающим Ультрамар от развала, и даже с его силой духа и самоотверженностью работа ментально изматывала.

Несколько часов спустя прозвенел хронометр, извещая о конце переговоров. Дантиох отвел луч от взбешенного полимарха Афона и вновь направил ксеносский маяк на Поклонную часовню. После обмена парой слов с Форше Официо Ультрамара был распущен, и развалины часовни погрузились в тишину.

Дантиох встал, заскрипев зубами, и отошел от центра главной локации «Альфа». Все тело затекло после целого дня на стуле. Активность пробуждающихся мышц и костей подняла бурю протеста в нервной системе. Но работа все еще не была закончена.

Вперед без напоминаний вышли сервиторы, чтобы передвинуть трон к стене. Поклонная часовня оставалась в фокусировочном поле. Она казалась такой реальной, и он был вынужден напомнить себе, что она действительно реальна. Что это не изображение.

Помощники Дантиоха ушли, и остался лишь костяк команды Механикум, чтобы следить за машинами Фароса. Дантиох лично контролировал и оценивал их работу, разгуливая при этом по залу, чтобы унять боль в спине.

Он не замечал, что Полукс ждет в дальнем конце зала, пока тот не заговорил.

— Барабас, — позвал Полукс.

— А, ты уже пришел.

— Я наблюдал весь сеанс. Мне важно все понимать.

— Значит, ты видел багровое лицо лорда Эспона?

— Видел. Не завидую тебе, друг мой. Я не дипломат. Я вернее всего накричал бы в ответ.

— Я тоже не дипломат, но мы редко выбираем свои роли. — Дантиох закашлял и, не удержавшись, вздрогнул от боли и схватился за бок.

— Тебе следует отдохнуть, Барабас. Давай я завтра проведу встречи.

— Все в порядке. Сегодня ночью отдохну. Но сначала надо выяснить, как сильно мы повредили маяк.

— Ты сказал им об Инвите, но не о том, что я видел лорда Дорна, — сказал Полукс, следуя за другом.

— Верно.

— Почему?

— Ты знаешь почему. Не беспокойся, я скажу, и буду благодарен, если ты придержишь язык за зубами. Столь важные новости надо сообщать только примарху.

— Какому именно? — уточнил Полукс. — Я не понимаю этих повелителей других легионов. Как можно хранить тайны от того, кто командует остальными? Нужно ли говорить Льву? Или Ангелу? А если Жил-лиман прикажет скрыть это от своих братьев? Мы окажемся замешаны во лжи. Не нравится мне эта секретность.

— Быть начальником связи — значит знать все, — заметил Дантиох. — Мы и так по уши в чужих интригах. Слишком много узнали, пока здесь работаем.

— Вот бы вновь стать воином! — вздохнул Полукс.

— Меня эта мысль часто посещает, — усмехнулся Дантиох.

— В таких войнах я сражаться не привык, — сказал Полукс. Он был величественен, как бог, вырезанный из мрамора, но в его облике проглядывало что-то мальчишеское, и в минуты тревог он невольно приобретал капризный вид.

— Верю, хоть мне это и не нравится. Доводы Льва вполне убедительны. Если бы рассказали, что случилось с неофитом Обердеем, лорд Жиллиман наверняка запретил бы нам экспериментировать.

— Видимо, в этот раз ты решил ничего не говорить по той же причине.

Дантиох рассмеялся и тут же об этом пожалел. Он громко закашлялся, пытаясь прогнать спазм обратно в усеянную крючьями клетку, в которую превратилась грудь.

— Ты так хорошо меня знаешь. Но я сделаю, как обещал. Я все расскажу лорду Жиллиману, только с глазу на глаз. Незачем смущать его слухами, если можно позже предоставить факты.

Полукс схватил друга за руку и мягко повернул лицом к себе. Он был гигантом, даже по меркам космодесантников, и нависал над сгорбленным от травм Дантиохом.

— Поклянись, что мы не будем участвовать в этих тайных играх. Я не собираюсь влезать в братскую грызню. Надо рассказать ему. Это слишком важная новость.

— Возможно, ты ничего и не видел, Алексис. Когда Фарос не настроен, на платформе порой возникают призраки. И не все они…

— Поклянись, — повторил Полукс. — Барабас, пожалуйста.

— Клянусь, — повиновался Барабас. Настойчивость Полукса слегка испытывала его терпение. Он взглянул сквозь вход в пещеру на выступ, залитый алым солнечным светом. — Скоро закат. Нужно спешить, если хотим осмотреть повреждения при вечернем оттоке. Есть одна теория, которую я хочу проверить.

Полукс отпустил кузнеца войны.

— Хорошо, — сказал он и последовал за Дантиохом из зала, тщательно подстраиваясь под неровный шаг друга.


Путь из главной локации «Альфа» был извилистым. В некоторых тоннелях пещерной системы Фароса установили мостики, перекрывая многочисленные углубления, ямы и пропасти. Решетки тряслись и дребезжали на штырях под их ногами. Они казались примитивными на фоне гладких, блестящих стен. Дантиох упрекнул себя за то, что ставит технологию ксеносов выше человеческой, но сложно было этого не делать, имея все свидетельства перед глазами.

Большую часть времени они спускались. Блестящий черный камень фаросского заводного механизма подступал все ближе.

За пять минут до заката они добрались до последних человеческих пристроек. Дантиох отпер ворота в ограждении мостика и с трудом спустился на черный камень. Полукс позади напрягся и протянул руку, чтобы поддержать его.

— Камень не такой скользкий, что можно упасть, Алексис! — резко бросил Дантиох. — Я искалечен, но не беспомощен.

— Извини, — сказал Полукс и убрал руку.

Дантиох тут же пожалел о своих словах.

— Ты меня извини, Алексис. Никогда нельзя бранить брата за заботу. Твое беспокойство напоминает мне о моем состоянии, и меня злит именно это, а не ты. Я должен извиняться. Я устал. Наше бремя слишком тяжело даже для таких, как мы. — Он по-дружески сжал Полуксу предплечье. — Следуй за мной. Участок, который я хочу осмотреть, в этой стороне.

Они двинулись но тропинке скромной метровой ширины, за которой открывалась расщелина в двести метров глубиной. Из-за стеклянного края и черного, поглощающего свет камня даже глаза космодесантника не могли различить, где тропа заканчивается. Вдоль стены шла натянутая страховочная веревка с пристегнутыми к ней ремнями, но легионеры не стали ими пользоваться. Они направились в глубь горы по тоннелю, который сужался медленно, но неуклонно. Расщелина уменьшилась до нескольких сантиметров в ширину.

В тоннелях Фароса стоял холод. Почти во всей пещерной системе ветер безостановочно дул снизу вверх, добавляя неработающие законы термодинамики к длинному списку странностей горы. Воздух приходил из теплой долины и внизу должен был иметь более высокую температуру, чем на вершине. Но влажный прибрежный ветер остывал, едва очутившись в горе. Влажность тоже была ниже ожидаемых значений и падала с каждым метром вверх. К тому моменту, как ветер выходил на вершине, он был полностью иссушен.

Они проделали долгий путь от главной локации «Альфа», но по-прежнему находились высоко над уровнем моря. На этом уровне влаги в воздухе почти не оставалось. Ветер, с уханьем вырывающийся из трещины в полу, обдавал их резкой сухостью, обжигающей ноздри.

В тоннеле темнело. Вскоре Дантиох и Полукс не видели ничего, кроме серых силуэтов друг друга на фоне полной тьмы. Всякий раз, как Дантиох протягивал руку к стене тоннеля и наталкивался на камень, это было внезапно: стояла кромешная тьма, глазу не за что было зацепиться. Четверть километра тоннель сужался, в конце концов им пришлось пригнуть головы. Трещина в полу стала такой тонкой, что в песне горного ветра, бьющей из нее, зазвучала настойчивая тоска.

Они повернули за угол и оказались в купольном зале двадцатиметровой высоты, встретившем их ярким светом электролампы. Черный проход вел во второй зал, идентичный по форме и расположению, так что вместе они образовывали пространство, похожее на пару легких. Прямо под лампой кристаллы камня холодно блестели, но материал неестественно приглушал свет, и освещенное пространство вскоре резко обрывалось. Рядом раздражающе гудел переносной генератор, питающий лампу. На страже его стоял сервитор.

Когда они приблизились, он развернулся всем телом, вставая к ним лицом.

— Кузнец войны. Капитан. Приветствие. — Голос был человеческим, но абсолютно лишенным эмоций. Направленные на них глаза были пустые и серебристые, как монеты. — Каков приказ?

— Приказов нет. Продолжай, модель девятьсот девяносто два.

— Подтверждение.

Дантиох подвел Полукса к стене.

— Посмотри, Алексис, вот поврежденный участок.

Сервитор послушно отковылял в сторону, чтобы они могли подойти поближе. Дантиох показал Полуксу трещины, покрывшие камень ромбовидным узором, который напоминал рыболовную сеть. Между трещинами сидели отломанные кусочки камня, готовые выскочить при малейшем движении.

— Эффект смещения. Фарос устроил землетрясение, — объяснил Полукс. — Я его устроил, — поражение добавил он.

— Да уж.

— Мы можем починить это? И нужно ли?

— Я не уверен, но не потому, что повреждения не сказываются на работе механизма. Именно поэтому мы здесь.

— Не понимаю. Друг мой, ты не очень ясно выражаешься.

— Если моя гипотеза верна, после наблюдений тебе не потребуется ничего объяснять. Девятьсот девяносто второй, выключи, пожалуйста, лампу.

— Подтверждение, — тупо произнес сервитор.

Он прошагал к генератору и отключил его неловким движением руки. Гул замолк, и на них вдруг навалился вес горы. Приглушенный шелест сквозняков в тоннелях начал походить на могучее дыхание, словно Фарос был гигантом, заснувшим на века.

Было время, когда они оба с недоверием отнеслись бы к своим впечатлениям. Они сказали бы, что это лишь воображение, что человеческий разум всегда проводит аналогии, когда пытается что-то понять. Но теперь, когда Галактику заполняли невозможные вещи, от таких ассоциаций больше не отмахивались.

Дантиох взглянул на хронометр на экране маски:

— Три секунды.

Гора состояла из камня во всех отношениях обычного: мелкозернистого базальта, выдавленного из мантии на дне древних океанов. Исключением были места, где ксеносы-архитекторы Фароса придали ей тот самый гладкий, блестящий черный вид. В системе тоннелей свет вел вопреки законам природы. Почти все время обработанный камень быстро поглощал его, но на закатах и рассветах все происходило наоборот. Песнь горы была одним из самых удивительных зрелищ на планете. Дантиох видел самые разные ужасы и чудеса, и все равно световая песня Фароса поражала его.

Когда солнце Соты опускалось за далекие Чернокаменные горы, последние лучи дня падали на отверстия западного склона. И этот свет не поглощался, а отражался, усиливался, выпускался с удвоенной силой.

Золотое сияние пробегало по пещерам Фароса лениво, как вода, льющаяся из кувшина. Свет огибал углы, спускался по закрученным шахтам, заливал полы огромных залов и сиял из неведомых глубин крупнейших расщелин. Он пронизывал каждый сантиметр бесконечных тоннелей. Ярче всего он становился в гигантском машинном зале, где располагались квантово-импульсные двигатели. Получив дополнительную энергию, он ускорялся, наполняя гору от подножия до вершины, за исключением пары мест — в Фаросе было несколько огромных пустот, куда свет не проникал и откуда казалось, что его вовсе нет.

Дантиоху никак не удавалось рассчитать, как такое было возможно. И медлительность света не была иллюзией, свет действительно замедлялся до семидесяти процентов от своей нормальной скорости и менее. Дантиох даже не мог определить по характеристикам феномена, в чем его цель или причина. Как и магос Карантин.

Но если Карантина это только раздражало — судя по его злому бинарному стрекотанию, — то Дантиох видел в феномене красоту.

Свет с различимым вздохом ворвался в двудольный зал.

Из главной локации «Альфа» феномен выглядел поразительно; возможность смотреть, как два мира заливает медовым светом, была настоящей привилегией. Из глубин горы световая песня ощущалась иначе и вызывала чувство единения с машиной, что сильно тревожило Дантиоха. Во время последних исследований он выяснил, что, когда свет падал на него в тоннеле, успокаивающий эффект Фароса усиливался до предела и он на мгновение забывал о боли.

Уверенность, что он поступает правильно, бальзамом проливалась на искалеченные душу и тело кузнеца войны. Он представлял, как стоит в главной локации «Альфа», узнав все тайны Фароса и открывая для Мстящего сына путь к победе. Как Хорус повержен, как действия Дантиоха возвращают честное имя его легиону… Фантазии. Сны горы. Они посещали всех, кто хоть немного пробыл у вершины. Лишь некоторые оказывались правдой, и Дантиох не питал иллюзий насчет своих мечтаний.

Он заслонил глаза рукой, чтобы оценить, как поведут себя трещины в камне. Когда из тоннеля в зал выкатилась золотая волна, в тонких щелях зажегся другой свет, зеленоватый, исходящий от минералов.

Феномен закончился. Свет погас. Зеленоватое свечение задержалось на несколько мгновений, но вскоре тоже потухло. Дантиох опустил руку.

— Девятьсот девяносто второй, свет! — приказал он.

Резкий свет лампы вспыхнул вновь.

— Видишь? — взволнованно спросил он, пробегая по трещинам закованными в металл пальцами.

Полукс всмотрелся в стену:

— Трещины! Они закрылись.

Сеть линий в камне заметно уменьшилась. Если раньше она представляла собой ромбовидную паутину, то теперь многие трещины оказались изолированы. И все были уже. Отделившиеся фрагменты больше не грозили выпасть, опять став частью стены.

— Это я и хотел проверить. Моя гипотеза оказалась верна. Материал исцеляется сам, — сказал Дантиох.

— И мы этого раньше не замечали?

— Я лишь недавно стал этому свидетелем. Как ни странно, это не наблюдается в местах, где мы сами нарушили целостность вещества. Анкерные болты не вылетели, прорезанные нами отверстия не закрылись. — Дантиох коснулся повреждений. — Но еще один рассвет, и стена будет как новая. Возможно, потому что урон ненамеренный? И это очередной аспект эмпатической природы Фароса? Чем больше времени я здесь провожу, тем больше удивляюсь.

Полукс помолчал. Он настороженно относился к тайнам Фароса и имел не тот характер, чтобы скрывать свои тревоги.

— Этого следовало ожидать. Артефакт древний.

— Следовало. Континенты смещаются, моря поднимаются. Камень трескается, — сказал Дантиох. — Поверхность горы демонстрирует все признаки естественной эрозии, но внутри ничего нет.

На поверхности было несколько участков, где камень полностью разрушился, и из скалы выступили входы в шахты, а в некоторых местах солнцу открылись их идеально изогнутые внешние стенки. Но на самом черном камне не было и царапины.

— Если Фаросу хотя бы миллион лет, гора уже пережила множество землетрясений и прочих катаклизмов, а я полагаю, что он неизмеримо старше. — Дантиох постучал по камню. — Упущение с нашей стороны. Я думал, что он просто неестественно прочен. Мы до сих пор не понимаем его природу, но очевидно, что дело не только в прочности, — сказал Дантиох. — А теперь мы знаем почему. Это важное открытие.

— Раз он исцеляется, можно сделать еще одно сканирование в дальнем диапазоне, — предложил Полукс, но в голосе начала звучать нотка сомнения. — Меня тревожат его возможности. На что еще он способен?

— Если отбросить в сторону твои тревоги, проблема случайных повреждений становится менее приоритетной, друг мой. Но помни, что об этом свойстве механизма мы знаем так же мало, как об остальных. Возможно, есть предел, за который его нельзя выводить. Модель девятьсот девяносто два, наблюдай за трещинами. Транслируй мне интервальный пикт-поток, одно изображение в минуту. Тогда мы сможем рассчитать скорость, с которой исцеляются повреждения.

— Подтверждение, — принял приказ сервитор.

Он повернулся на месте и уставился в стену.

— А пока лучше ничего необдуманного не делать, — сказал Дантиох. — Во всяком случае, пока не получится связаться с лордом Жиллиманом. Он должен об этом узнать, и как можно скорее. — Он опять взглянул на стену. — Любопытно.

Глава 11 Проникновение Защитить слабых Неприемлемые условия

Корабельный трафик, который требовалось отслеживать легионской орбитальной платформе над Сотой, был невелик, и большая часть его приходила во время окна раз в две недели, когда Фарос направлял на Макрагг максимально рассеянный луч. В эти дни по дороге света, проложенной Фаросом сквозь шторм, в спешке прилетали посланники, адепты, припасы и другие важные люди и вещи, испытывая возможности экспедиторов.

В остальное время Сотинская платформа несла дозор, насколько это было возможно в условиях помех от ксеносского маяка и страшного шума от Гибельного шторма. Только патрульные корабли приходили и уходили по расписанию, другой же активности почти не было.

По этой причине незапланированное возвращение на Соту эсминца «Нравственность» всех сильно обеспокоило.

Диапазон действия станционных авгуров был снижен всего до полумиллиона километров, но «Нравственность» увидели, как только она пересекла линию маркера. Из светового шума на краю ауспик-экрана образовалось четкое пятно. Трое легионских слуг увидели его одновременно и исправно доложили об этом.

О ситуации немедленно уведомили трафик-офицеров, те немедленно сверились с графиком. «Нравственность» ждали только через две недели.

Капитан Адалл проводил на командной палубе все время, не занятое обязанностями в других местах. Если на них нападут, он хотел увидеть атаку первым и немедленно принять меры. Ища любые странности, он прислушался к переговорам своих вахтенных офицеров:

— Расстояние?

— Пятьсот тысяч километров, идет быстрое сближение.

— Мастер вокса, есть контакт?

— Я пытаюсь установить связь с ее экипажем.

— Не оставляйте попыток.

Низкий трансчеловеческий голос Адала заглушил разговоры смертных членов экипажа. Он взглянул на своих помощников: сержанта Одиллиона и ротного вексиллярия Гена. Те встали рядом с капитаном. Одиллион был седым и задумчивым, Ген — помоложе и построже.

— Артиллерийские офицеры, все орудия в рабочий режим. Всем занять боевые посты, — приказал Адалл. По станции разнеслось три звонка сирены. — Предоставьте мне всю информацию о статусе «Нравственности». Обновлять постоянно.

— Вывожу на главный гололит, милорд.

— Ауспик дальнего действия показывает повреждения двигателей. Из левобортных клапанов вытекает плазма. Возможно, неисправность или боевые повреждения.

— Можешь определить, что именно? — спросил Адалл.

— Не с этого расстояния и не с нынешним режимом работы Фароса, — ответил ауспик-офицер.

— Лорд капитан Адалл, они пытаются открыть канал связи. Их вокс работает с большими перебоями — должно быть, передатчик поврежден, — добавил мастер вокса.

— Продолжайте попытки, пока не установите связь.

— Есть, милорд.

Шли минуты. «Нравственность» приближалась, яркой звездой летя по алому полотну шторма. Вскоре на гололите показался плугообразный нос, а за ним и другие детали. Адалл приказал максимально увеличить изображение на тактическом экране. Повреждения корабля были очевидны даже за цифровой метелью от шторма и Фароса.

— Милорд! Что-то есть, — сказал мастер вокса. — Очень слабо.

— Выведите через главный вокс. Командная палуба, тихо! — приказал Адалл.

Опустилась тишина. Самым громким звуком стал гул работающих приборов и когитаторов.

— Из-за расстояния возникает пятисекундная задержка, — предупредил вокс-офицер. — И сигнал сильно искажен.

Из вокс-динамиков командной палубы раздалось шипение — обычные космические радиопомехи, исковерканные странным пульсом шторма.

— Сота? Как слышите? Сотинская платформа, ответьте.

Голос принадлежал человеку в панике. Усталому и охваченному ужасом.

— Это капитан Адалл. Вы говорите с орбитальной платформой. Назовите свое имя и звание.

Воздух прорезало осиное жужжание. Когда оно миновало, человек продолжал мямлить свой доклад:

— …ничего не смогли поделать. Они идут! Старые боги, они идут! Мы всех потеряли. Весь экипаж мостика мертв.

— Как тебя зовут? — спросил Адалл.

— Простите, лорд, но нам срочно требуется…

— Как тебя зовут?

Человек замолчал. Когда он вновь заговорил, голос его был не громче шепота:

— Милорд, я… я… я второй пилот Маскелл.

— На борту действительно есть второй пилот Маскелл, милорд, — доложил докмейстер.

— Выключить звук. У нас есть образец голоса? — спросил Адалл.

— Мне показывает семидесятипроцентное совпадение, но маяк создает такие помехи, что уверенным быть нельзя.

Адалл кивнул.

— Включить звук. Маскелл, что произошло?

— Я… я… я… — Помехи, казалось, вдохновились паникой Маскелла и зашумели еще громче.

— Вспомни, что ты слуга Ультрамара! — упрекнул его Адалл. — Сохраняй спокойствие.

— Повелители Ночи! Они ждали нас на мертвом корабле. И попытались захватить наш. Они убили легионеров. Взяли корабль на абордаж и стали убивать нас. Они такое сотворили… — Он начал всхлипывать.

— Успокойся, Маскелл! Из легионерского состава кто-нибудь выжил?

— Трое. Их трое. Остальные погибли, когда корабль взорвался. Во имя Императора, это была ловушка!

— Летик высадился на брошенный корабль? Не похоже на него, — тихо сказал Одиллион Адаллу.

— Капитан Адалл? — позвал Маскелл. — Пожалуйста, помогите. Я же знаю, вы милостивы.

— Ты меня знаешь?

— Да, милорд. Мы дважды встречались, мельком. Вы меня не вспомните.

Адалл покопался в памяти. Ему смутно припомнился тихий, вечно извиняющийся мужчина.

Маскелл продолжал:

— Мне жаль, но я не могу позвать легионеров к воксу. Они сильно ранены. Двое впали в легионерский сон. Сержант Летик то приходит в себя, то опять теряет сознание. Мы делаем что можем, но мы не апотекарии.

— Что насчет врага? — спросил Адалл.

— Их немного. Выжившие с погибшего корабля. Лорд Летик говорил, что они действуют от отчаяния, но они чуть не победили. Чуть не победили!

— Ваше текущее положение?

— Мы управляем кораблем со вспомогательной командной палубы. У меня достаточно людей, чтобы подвести «Нравственность» к станции, но все опытные офицеры мертвы. Они атаковали командный мостик, убили капитана Геллия, всех! Всех зарезали…

Маскелл замолк.

— Адалл, он в шоке, — встревожился Одиллион. — Мы его теряем.

— Слуге Ультрамара не подобает так себя вести, — заметил Ген.

— Если он пережил террористический удар Повелителей Ночи, нам повезло, что он хоть что-то соображает, — сказал им Адалл. — Маскелл, как вы их одолели?

— Легионеры. Когда лорд сержант Летик отправился на их корабль, с нами остались шесть легионеров. Они сражались с предателями бок о бок с корабельными бойцами. Мы справились, хоть и потеряли две сотни. Но Повелители Ночи повредили нам систему жизнеобеспечения, и после этого столько людей погибли. Мы заперты на вспомогательной командной палубе.

— Сколько вас?

— Сорок. Это все.

— Убедительная история, — сказал Одиллион.

— Убедительная — не значит правдивая, брат, — возразил Ген.

— Время до станции? — спросил Адалл.

— Пятьдесят минут, если затормозят сейчас. Если не затормозят, то пролетят прямо мимо нас, — сказал ауспик-офицер.

Маскелл услышал его слова.

— Мы можем управлять кораблем, милорды. Это реально.

— Или можно забрать выживших на «Громовом ястребе», — сказал Одиллион. — А корабль поставить на высокий якорь в стороне от станции.

— Ауспик, трафик, дайте мне теоретическую оценку этого варианта, — сказал Адалл.

— Это рискованно, милорд, — ответил ауспик-офицер. — Корабль быстро теряет энергию. Главное ядро истекает топливом. У нас будет минимум времени на то, чтобы вывести его на стабильную орбиту, прежде чем он удалится слишком далеко.

— У нас не хватит буксиров, чтобы его остановить, — сказал докмейстер.

— А у баржи Механикум?

— Она слишком медленная, милорд.

Адалл прижал закованный в металл палец к губам.

— Прикажите им направить корабль к станции. Подготовьте врачебные и вспомогательные кризисные команды. Отключите предохранители на орудийных системах в коридорах всей платформы.

— Есть, милорд.

— Офицер связи, введите режим высшей боевой готовности. Приказ исходит от меня, приоритет «альфа». Возможно, это изолированная группа врагов, но не стоит делать поспешные выводы. Не в эти дни.

— А «Нравственность»?

— Пусть стыкуется, направьте к ним три отделения. Если дела обстоят не так, как кажется, мы будем готовы.


В стыковочном терминале «Бета» на Сотинской платформе шла бурная деятельность. Команды людей-пожарников в плотных скафандрах и бронированных неподвижных шлемах выстраивались у дверей в тамбуры. На поясах у них висели баллоны с пеной, а в руках они держали шланги. В дальней стороне надстройки, которая вела в главный корпус станции, собрались медработники. Десятки людей стояли с механическими дрогами в ожидании раненых легионеров, а еще больше держали носилки для смертных.

Апотекарий Тарик и три его брата в бело-синем — Келий, Арт и их медик-примус Геспациан — ждали прибытия «Нравственности» в полном боевом облачении, дополненном массивными латными перчатками с нартециумами и специальными медицинскими ранцами. На фоне своих смертных помощников они выглядели гигантами, богами врачевания и войны.

— «Нравственность» приближается! — крикнул Геспациан. Его голос звучал из вокс-усилителя на максимальной громкости. — Она сильно пострадала от руки врагов. Многие наши братьев погибли, многие наши люди ранены. Приготовьтесь. Она приближается на полной скорости, и может нанести нам разрушения, когда причалит. Но изгоните страх из сердца! Все мы — и люди, и транслюди — дали клятву, которая преодолевает различия между нами и связывает нас в одну культуру, служащую Империуму. Слуги Ультрамара! Приготовьтесь исполнять свой долг.

— Не уверен, что наших немодифицированных коллег впечатляет подобная напыщенность, брат Геспациан, — тихо сказал Тарик.

Геспациан хмыкнул. Будучи апотекарием легиона, он обладал сверхчеловеческим черным чувством юмора и звучным, грубым смехом ему под стать.

— Но часто ли в последнее время предоставляется шанс произнести вдохновляющую речь?

— Да уж, ты славный вдохновитель, брат. Главарь нашей маленькой банды белых воинов, — сухо сказал Келий.

— В расстановке сотинских коек мало удовольствия, а славы еще меньше, Келий. Дай мне насладиться моментом, когда еще выпадет такой случай.

Раздался вокс-сигнал с командной палубы, и медик-примус отвлекся:

— Геспациан.

— «Нравственность» причалит через четырнадцать секунд. Приготовьтесь, корабль не удовлетворяет параметрам безопасности.

— Вас понял, капитан Адалл. — Он опять включил вокс-усилитель. — Готовьтесь к удару!

Взвыли сирены. Центральное освещение отключилось, а вместо него зажглись аварийные лампы. Предупреждения перед ударом не было. Корабль просто врезался в станцию с оглушительным грохотом, разносящимся по всему стыковочному терминалу. Раздался скрежет металла о металл, и весь пирс завибрировал.

Люменотрубки мигнули, попытались включиться, но не смогли. Только аварийные лампы продолжали тускло светить сквозь дым и огнетушащие газы. Оборвавшийся кабель сыпал трескучими искрами.

— Открывайте! — приказал Геспациан, посерьезнев словно по нажатию кнопки. — Всем приготовиться.

Стыковочный шлюз задрожал, но не открылся.

— Новая проблема, — сказал Тарик. — Удар погнул двери.

— А шлюз «Нравственности»? Он открыт? — спросил Геспациан. — Кризисная группа, вперед.

Ауксиларии подбежали к дверям и принялись их осматривать.

С другой стороны послышались тяжелые удары металла о металл, в ритме которых слышалась паника.

— Они не могут выбраться, — сказал по воксу один из смертных членов палубной команды.

— Стыковочный хомут закреплен на их корпусе? — спросил Геспациан.

Люди у дверей направили на погнутый металл прослушивающие устройства и вокс-воры.

— Хомут на девяноста шести процентах, — сказал командир кризисной команды. — Есть небольшая протечка. Приборы показывают, что на их стороне падает давление. На вид падение неконтролируемое.

— Надо спешить, — сказал Арт.

— Команда систем жизнеобеспечения, приготовьтесь стабилизировать давление в стыковочном терминале и на пирсе, — передал по воксу Тарик.

— Установите связь с кораблем. Прямой канал через внутренние вокс-динамики, — приказал Геспациан ауксилариям у двери.

— Милорд, будет только звук: не получается подключиться к их авгурам.

— Командование? — обратился Геспациан к командной палубе по воксу.

— Здесь то же самое, апотекарий, — ответили ему. — Нет соединения ни с авгурами, ни с их системами данных. Только вокс.

— Придется обойтись им. Открывайтеканал, усиление на максимум. — Вокс-бусины в ушах апотекариев зашипели, сигнализируя, что связь установлена. — Это апотекарий Сотинской платформы Геспациан. Наши медицинские команды стоят наготове, чтобы вам помочь. Всем, кто может, следует собраться для высадки. Офицеры, будьте готовы провести нас к раненым.

Апотекарий прислушались. Ответа не было. За дверью забарабанили еще отчаяннее.

— Командование, вы получили какой-нибудь ответ?

— Никак нет, апотекарий.

Геспациан тихо выругался.

— Отойдите от дверей. Мы их вскроем. Повторяю, отойдите от дверей!

Геспациан подождал, пока стук не прекратился.

— Это они услышали, брат, — заметил Тарик.

— «Нравственность», освободите гермошлюз, — сказал Геспациан. — Группа разграждения, проделайте проход.

К двери устремились еще две команды людей-ауксилариев, парами неся мельты. Они установили устройства, после чего один из пары встал за панель питания, а второй принялся направлять перфорированный ствол излучателя. Они начали разрезать двери станции. Металл светился под невидимыми лучами узконаправленных термоядерных реакторов. Воздух между соплами и дверями дрожал от жара.

— Ступив на борт, медкоманды с первой по пятую направятся к корме, — приказал Геспациан. — Реактор поврежден, работа систем жизнеобеспечения нарушена, и они понесли большие потери. Легионеры и офицеры в приоритете. Перед медиками пойдут группы триажа. Красные метки — лечить, черные — акт милосердия.

Люди работали быстро, срезая двери станции у самой стены. Закончив, они послали вперед массивных сервиторов с загнутыми металлическими стержнями вместо рук. Пневматика зашипела на их спинах, широко разводя ломы, и двери с металлическим скрежетом полезли из пазов.

— Достаточно, — сказал Геспациан. — Отвести сервиторов.

Киборгам велели отодвинуться в сторону. Одна из кризисных команд разместила у пола слабый заряд направленного действия, активировала его ручным детонатором, и приглушенный взрыв выбил двери внутрь станции. Их рваные светящиеся края быстро остыли и почернели. Путь к грузовому люку «Нравственности» был открыт.

Упомянутая ранее протечка звонко засвистела, но ее спокойно устранили.

— Чисто! — крикнул командир аварийной бригады.

Его люди отступили к дальней стороне терминала, освободив путь к двери апотекариям и медикам-смертным.

Геспациан встал перед шлюзом.

— Выглядит нестрашно, — сказал Тарик. — Они нанесли станции больше вреда, чем мы им.

— «Нравственность», можете возвращаться и открывать люк. На нашей стороне полноценная атмосфера. Медики готовы взойти на борт. Пожалуйста, покиньте корабль организованным порядком с левой стороны. Мы поднимемся на борт с правой.

Люк грузового отсека «Нравственности» застонал, борясь с преградой. Звук перегруженных моторов усилился до опасного уровня, после чего врата откинулись назад, визжа креплениями.

На другой стороне стояла абсолютная темнота.

— «Нравственность»? — позвал Геспациан. — У вас все системы отключены?

Тарик заметил в темноте два парных блика.

Блика от линз.

Геспациан шагнул вперед.

— Стой! — крикнул Тарик.

Из корабля вырвался мигающий свет. Ослепленные люди с воплем отшатнулись. Повалил густой белый туман, скрывая от глаз пространство за шлюзом. Станционная вокс-сеть пала жертвой вируса и оглушила их какофонией пытаемых людей. Линзы на шлемах космодесантников на долю секунды запоздали с компенсацией вспышки, и те моргали, пытаясь прогнать пятна на сетчатке, когда в терминал вступила первая группа воинов в темном.

Их командир поднял волкитный пистолет и выстрелил Геспациану в лицо. Пройдя вперед в сопровождении потока болтерных снарядов, он убил Тарика выстрелом в грудь прежде, чем тот успел поднять болтер.

Гендор Скрайвок убрал пистолет в кобуру: его воины уже спешили вперед, убивая всех на своем пути. С мрачным удовлетворением улыбнувшись за оскаленной маской шлема, он открыл вокс-канал с флотом.

— Это магистр когтя Гендор Скрайвок. Стыковочный терминал наш. Начинайте главный удар.


Адалл в ужасе смотрел, как аварийные команды гибнут под градом болтов. Его собственные воины обменивались выстрелами с Повелителями Ночи, но дела у них шли плохо, и их уже теснили назад, когда из люка выступил согнувшийся дредноут, выпрямился и открыл огонь. За ним следовали не меньше дюжины легионеров, шедших прямо по телам: Повелителей Ночи, павших еще ниже с тех пор, как Адалл в последний раз их видел, и теперь украшавших полуночно-синюю броню трофеями, вырванными из человеческих тел. Один враг посмотрел прямо в наблюдательный авгур, и все пикт-трансляции со стыковочного терминала оборвались.

Адалл ткнул кнопку аварийного оповещения, установив вокс-связь со всем оборудованием в радиусе действия одновременно.

— Рота «Эгида»! К оружию! На платформу вторглись враги. Численность неизвестна, цели неизвестны. Восьмой легион. — Он резко обернулся. — Раздобудьте мне информацию! Это единственный отряд противника или начало чего-то большего? Вокс-офицер, свяжитесь с поверхностью! Сообщите им, что у нас вражеские силы на борту. Кто-нибудь вызовите кузнеца войны Дантиоха, послав лазером инфоимпульс. Нужно поставить в известность Макрагг!

— Милорд! Из-за планеты выходит множество кораблей, — доложил старший офицер ауспика. Он бегал от пульта к пульту с широкими открытыми от увиденного глазами.

— Почему ты их только сейчас заметил?! — прорычал Адалл.

Офицер отпрянул, бледнея от ужаса перед разгневанным космодесантником:

— Простите, милорд! Их сигналов не было видно в интерферограмме Фароса. Я… я…

Адалл подошел к ауспик-модулю. Пикт-экраны на оборудовании от края до края занимал флот в дюжину кораблей. Он ударил по пульту кулаком с такой силой, что пластековый экран пошел трещинами.

— Ублюдки! Почему их дозорные флоты не перехватили? Откуда они взялись?

— Теория: они уничтожили все дозорные корабли? — предположил Одиллион.

— С таким количеством не спрячешься, но и не одолеешь всех дозорных, — сказал Ген. — Мы бы узнали.

— Поблизости есть кто-нибудь, способный противостоять такому флоту? — спросил Адалл.

— Капитан Корвон из Девяностой ушел в дальний патруль с двумя с половиной ротами, — ответил докмейстер. — Согласно расписанию, он сейчас должен быть на Беремине, а Соту минует через неделю, если шторм его не задержит.

— Мы не сможем сдерживать их целую неделю. Одиллион, Ген, еще теории?

— Не забывайте о наших приказах, милорд, — нерешительно напомнил Одиллион. — Следует ли уничтожить Фарос?

— Мы обязаны защищать его, а не уничтожать, если только сам примарх не прикажет обратное. Уничтожим, если другого пути не останется. Но будьте готовы исполнить его волю. Зарядите циклонные пусковые установки. Нацельтесь на гору.

— Милорд, Восьмой выпустил первый атакующий эшелон. Отряд истребителей приближается по курсу перехвата.

— Артиллерия, огонь по готовности!

Батарейные палубы подчинились приказу Адалла, сотрясая Сотинскую платформу.

— Есть ответ с Соты?

— Милорд, Повелители Ночи… — сказал старший офицер вокса. — Они глушат нас по широкому диапазону. Все частоты забиты. Это… — Офицер затих, явно шокированный.

Адалл подавил гнев. Разум оценивал теорию за теорией.

— Покажи.

Вокс-офицер дрожащим пальцем нажал на кнопку. Из встроенного в его пульт динамика вырвались полные ужаса крики.

— Мы одни, — сказал Адалл наконец. — Братья, полная боевая готовность. Отразите абордаж, защитите батареи у палубы. Станцию необходимо заблокировать до прихода флота. Вокс-офицер, дай мне Арка, если можешь.

— Милорд! У нас входящий сигнал.

— Выведите через вокс.

Висящие в воздухе динамики расположились так, чтобы их слышали все присутствующие, и палубу до последнего угла наполнили крики с вражеской вокс-заглушки. Вокс-файл мастерски составили таким образом, чтобы шокировать до предела, и в хоре ужасающе четких мольб о смерти легко выделялись отдельные голоса.

Крики оборвались. Некоторое время вокс-динамики мостика только ревели, передавая невнятный поток всех переговоров на станции и Соте, которые вела 199-я, готовясь к бою. Но и он скоро замолчал, уступив более сильному сигналу. Центральный гололит станции задрожал. Тактическую карту на нем сменило лицо врага.

На них ликующе смотрел высокий легионер с длинными темными волосами, бледной кожей, почти как у сынов Коракса, и глазами, в которых радужка была такой большой и черной, что казалась большим зрачком.

— Приветствую, капитан Ультрамаринов Адалл. Я повелитель когтя Крукеш из Восьмого легиона. Меня еще называют Бледным — возможно, ты обо мне слышал? Я — лорд Кироптеры, команд…

— Я знаю вашу структуру, предатель.

Крукеш цокнул языком:

— Может, будем вести себя цивилизованно?

— Среди вас и до предательства ни одного цивилизованного человека не было.

— Тогда приступим сразу к делу. Я требую немедленно передать мне орбитальную платформу. Получив ваше, хм… согласие, — сказал он с мерзкой улыбкой, — мы, возможно, будем готовы обсудить условия капитуляции Соты.

— Никогда! Ты кто такой, чтобы выдвигать подобные требования?!

— Я командир почти двадцати тысяч легионеров, выступающих против одной твоей роты. Вот кто.

— У меня на планете десять тысяч воинов под ружьем, легион титанов и сорок манипул с лучшими боевыми механизмами Легио Кибернетики, — ответил Адалл.

— Чтобы обмануть меня, тебе придется стараться лучше, капитан Адалл, — фыркнул Крукеш. — Мы несколько месяцев провели в этой системе, прячась прямо у вас под носом! У тебя одна полная рота легионеров, не больше. Может, есть еще какие-то ресурсы, но значение имеют только наши братья, особенно в случае такого неравенства сил. Твоя армия на планете ничего не меняет. Если она состоит не из легионеров, то шансов у нее нет. Наверняка же твой предусмотрительный примарх объяснял этот простой урок в самом начале твоего обучения. Или он пропустил его, уверенный, что никто никогда не раскроет обман Ложного Императора?

— Каждый мой брат стоит десяти твоих.

— Даже если принять этот щедрое допущение, мы все равно превосходим вас вдвое. Мы знаем столько, что можем вмиг стереть твою роту в порошок. Мы знаем все о вашем маяке! Мы фиксировали каждую активацию, каждое изменение в фокусировке, каждый раз, когда свет на Макрагге угасал, и каждый раз, когда он зажигался вновь. Мы следили за вашими взглядами, и оказалось, что вы слепы. Мы шептали вам в уши, и оказалось, что вы глухи. Внимание к деталям — это самая главная слабость вашего легиона, ибо в деталях есть закономерности, а в закономерностях можно разобраться. Вы сообщили нам все необходимое, чтобы вас уничтожить. Вы уже проиграли из-за своего педантизма, капитан. Прими поражение с честью, и я избавлю твоих воинов от многих мук.

Адалл с ненавистью смотрел на Крукеша, стиснув зубы.

— Ты принимаешь мои условия?

— Ни за что.

— Я ожидал такого ответа. Хорошо, тогда позволь предложить другие условия. Сдайся без боя, и мы пощадим гражданское население. Ты знаешь, какая у нас репутация. Если ты уступишь, мы не станем карать их в назидание другим. А если нет, то их ждут невероятные страдания, потому что мой легион давно скучает.

— А мои воины?

— Им предложат присоединиться к нам. Тем, кто откажется, могу обещать быструю смерть, но не более.

Адалл заскрипел зубами:

— Ты сам не понимаешь, что говоришь.

Крукеш пожал плечами:

— По правде говоря, я сделал это предложение лишь затем, чтобы в будущем ты слышал, как кричат твои люди в руках моих воинов, зная, что мог предотвратить их страдания. Конечно, в те моменты, когда сам кричать не будешь. С нетерпением жду встречи с тобой. Насколько понимаю, магистр когтя Гендор Скрайвок, капитан Сорок пятой роты, скоро тебя посетит. Очень любезно с твоей стороны пустить его на борт. Ему до твоей командной палубы только прогуляться немного. А я…

Адалл отключил гололит.

— Не собираюсь тратить время на переговоры с этими ублюдками.

Его взгляд скользнул к экранам ауспика. С флотом таких размеров платформе не справиться.

Крики вернулись.

— Отключите этот шум! — приказал он. — Они еще пожалеют, что явились сюда. И найдите мне сержанта Арка!

Глава 12 Сохрани будущее Испытание неиспытанных Побег

Арк проснулся, как только на боевой пост пришел вызов. Сирена завела свою настойчивую песню. Их атаковали.

Секунду спустя он направлялся к стойке с броней в углу комнаты.

Поначалу в самой каюте было спокойно, и ничто не указывало на проблемы. Затем где-то прогремел взрыв, и вся станция содрогнулась.

Вокс-бусина Арка зазвенела, как раз когда он вставлял ее в ухо. Он закрепил на шее субвокализационный микрофон.

— Арк, — сказал он.

Ответа не было.

— Говорит брат-сержант Арк. Слушаю.

Вокс зашипел. В нем раздались жуткие крики, но сразу замолкли.

Вдруг из вокс-бусины оглушающе загремел незнакомый голос. Арк уменьшил звук и спокойно принялся надевать легкую броню. Его полные боевые доспехи стояли на подставке рядом со скаутским обмундированием, но времени забираться в них не было.

Вокс опять зашипел и наконец стабилизировался.

— Повторяю, сержант Арк, это капитан Адалл. — Слова капитана звучали на фоне напряженного гомона командной палубы. — На борту Восьмой легион. К платформе приближаются многочисленные вражеские корабли.

— Скоро буду, — сказал Арк.

— Отмена. Увези неофитов с платформы. Это вторжение. Враг значительно превосходит нас числом. Скаутские когорты — это будущее нашей роты. Береги их.

Арк едва заметно помедлил. Приказ означал, что роту ждет неизбежная гибель.

— Понял.

— Отвага и честь, сержант.

Вокс-канал закрылся. Крики возобновились, еще более громкие, чем до этого.

Арк отключил звук и достал из оружейного шкафа болтер, цепной меч и болт-пистолет. Он задержал взгляд на специальном контрольном ауспике, с помощью которого отслеживал развитие скаутов, но оставил его. Эти заботы остались в прошлом.

Поскольку Арк был командиром скаутов, его каюта примыкала к баракам неофитов. Он отодвинул раздвижную дверь, за которой находилась комната, заставленная койками. Сейчас использовали меньше трети. Половина скаутов тренировались на поверхности, к тому же секретное назначение 199-й отправило роту далеко от вербовочных планет легиона, и ее ауксиллия в целом была недоукомплектована.

Арк с радостью отметил, что его скауты уже встали и теперь помогали друг другу надевать броню. Они действовали тихо и спокойно, тщательно проверяли оружие и почти не разговаривали. Обердей стоял поодаль от остальных. Темные круги под глазами красноречиво говорили о его бессоннице. Он был уже готов к бою и целился в дверь барака.

Самый высоких из них, Толомах, принялся заправлять кровать.

— Оставь ее, Толомах, — сказал Арк.

— Это не учебная тревога? — спросил Толомах, обязанный своим ростом проблемам на ранней стадии имплантации оссмодулы. Он имел природный талант к военной медицине и вполне мог однажды стать апотекарием.

Арк знал их всех, как родных: их силы и слабости, их умения и сомнения, их личные поводы для гордости. Из многих выйдут прекрасные легионеры, а размещение на Соте дало им возможности для тренировок, недоступные большинству других неофитов. Но они не были закончены. Они получили почти все имплантаты, но те не работали в полную силу. Психообработка почти завершилась, но не решала проблему с синтетическими гормонами, бушующими внутри. Лишь когда все биохимические процессы будут отрегулированы и рост закончится, они смогут стать полноправными хозяевами своих тел и обладателями панцирной брони. Ждать этого дня нужно было несколько месяцев.

Им еще рано сражаться.

Пока их не облачили в синюю броню Ультрамара, они были его сыновьями в полном смысле этого слова. Он боялся за их жизнь, тем более когда на станцию напали худшие из Легионес Астартес.

— Обередей сказал, что это не учения, — сказал Тебекай. Друг Обердея, бледный, как молоко. Малость несдержанный, но в остальном имевший высокие шансы быть принятым в легионеры.

— Он прав, — ответил Арк. — Толомах, я же сказал, оставь кровать в покое! Нам нужно уходить. Немедленно. Это не учения. Это война. На станцию проникли Повелители Ночи. Нам приказано эвакуироваться.

Услышав это, скауты подняли на него взгляды, но отреагировали с похвальной сдержанностью.

— Мы должны остаться! Мы должны помочь, — сказал Солон — флегматик, технически идеальный кандидат, вполне удовлетворяющий требованиям легиона, но лишенный воображения, без которого он не пойдет далеко после вознесения.

— Сержант, Солон прав, — заметил Криссей. Хороший парень, но не очень сообразительный. Арк сомневался, что тот пройдет финальные испытания.

— Мы не можем бросить нашу роту! — Это был Флориан. Самый маленький, но сильный. Его имплантаты работали безупречно. Он освоился в новом теле лучше всех.

— Вы ее не бросаете, — ответил Арк. — Вы — будущее «Эгиды». Ваша задача — сохранить в себе геносемя своих предшественников. Куда бы вы не пошли, рота пойдет за вами.

— Сержант… — начал Маллий. Он имел острый ум, был идеальным кандидатом для разведки, а потому и роль скаута исполнял прекрасно, но это же качество делало его ненадежным индивидуалистом.

Арк перебил его:

— У нас есть приказ. Вы собрались с похвальной быстротой, так продолжим же чествовать наш легион образцовой службой. Мы уходим сейчас же.

— Куда? — впервые подал голос Обердей.

— К штурмовому кораблю скаутской ауксилии в третьем ангаре, — ответил Арк.

Не дожидаясь приказа, Обердей открыл дверь в главный барак станции и прикрывал его, пока шестеро его братьев выбегали с болтерами наготове.

Арк наблюдал за ними, анализируя каждое движение. Атака не означала, что тренировки можно прервать. Он считал своим долгом сделать из этих мальчишек воинов, и только смерть его остановит. Он не переставал их оценивать, пока они крались к выходу из бараков. Они действовали сосредоточенно и бесшумно, а едва надев броню, привели оружие в боевую готовность.

Пока все было хорошо.


Сирены безостановочно вопили из каждого угла. В дальних секторах громыхали выстрелы.

Сержант Арк прижал палец к губам и быстро заглянул за угол.

Легионеры в цветах Повелителей Ночи неслись по коридору, и мигающий красный свет аварийных ламп придавал их броне зловещий оттенок. Скаутское отделение приготовилось к бою, но в их сторону никто не направлялся. Когда последний легионер пробежал мимо, громко стуча ботинками, Арк тихо сказал:

— К командному центру направляются. Они так сосредоточены на своей главной цели, что не станут обращать внимание на ангары и думать о неофитах, если мы будем осторожны.

Арк велел своим юным подопечным продолжить путь, хлопнув каждого мимо пробегающего по спине, чтобы никого не потерять, и тут же пожалел, что не надел полные боевые доспехи.

Его подопечные бежали, пригибаясь и не издавая шума, как он их и учил. У следующего перекрестка они остановились; Флориан разведал обстановку и кивнул ему.

— Вперед, вперед! — прошептал он.

Они бросились к лестничной клетке. Пока остальные скауты нервно направляли оружие то в одну сторону коридора, то в другую, Тебекай юркнул в дверь и встал на небольшой площадке с противоположной стороны.

— Тебекай, оставайся там, — приказал Арк. — Обердей, Солон, замкните колонну.

Он прошел мимо скаутов. Они все смотрели на него, нуждались в нем. Они хорошо себя показывали, но Арк нейроглоттисом чувствовал их сомнения.

— Неуверенность — такой же ваш враг, как они, — тихо сказал он. — Подчините ее себе, или мы не переживем эту ночь.

Он прислонился к стене и кивнул Тебекаю за порогом. Мальчик крепче сжал болтер и кивнул в ответ. Подняв болт-пистолет, Арк вышел на лестничную клетку, а Тебекай между тем ловко перегнулся через перила лестницы, прикрывая его.

Лестница оказалась пуста.

— Чисто. Скорей! — сказал Арк.

Скауты побежали вниз по лестнице, двигаясь так тихо, что Арка охватило чувство гордости. Он ни на мгновение не переставал следить за их схемами прикрытия, переговорами и реакциями.

Лестница выходила в квадратную комнату, такую же утилитарную и голую, как и вся станция. На этот уровень звуки битвы почти не долетали. Орудийные батареи замолкали одна за другой. Может, Повелители Ночи и были чудовищами, но действовали они эффективно. Они провели захват орбитальной станции, как по учебнику: начиная с командного центра и батарей, планируя взять ее целой.

Скауты приблизились к одной из небольших дверей, ведущих в третий ангар. Арк убедился, что они готовы, и оглядел их, проверяя, нет ли у кого признаков стресса. Семеро юных и решительных космодесантников смотрели на него в ответ. Он одобрительно кивнул им, затем ввел на клавиатуре свой код доступа.

Широкие зубья, крепившие дверь к полу, с лязгом отъехали, и та открылась со вздохом выравнивающегося давления. В ангаре было темно и морозно. Арк поднял руку, приказывая отделению стоять.

— Обердей, Солон, прикройте меня.

Арк задумался о Маллии. Его оккулоба работала хуже, чем у других. Парень почти ничего не увидит в ангаре. Арк жестом приказал ему оставаться у двери и прикрывать вход, пока остальные бесшумно выходили в зал сквозь температурный раздел на пороге, стягивавший кожу и поднимавший дыбом волоски на руках.

Вдоль внешней стены ангара стояли поллеты с оборудованием и припасами, накрытые брезентом. Арк направился к двум подлетам в углу и спрятался между ними и стеной.

В ангаре было шесть причалов для кораблей. Четыре пустовало. У дальней стены стояли лихтер и «Громовой ястреб» скаутской ауксиллии с отключенными двигателями. В зале никого не было.

Он тихо цокнул языком и махнул своим ребятам. Те быстро приблизились, только Солон неудачно споткнулся и сбил прицел. Позже надо будет его поправить.

— Обердей, Тебекай, пойдете со мной вторым пилотом и стрелком. С настоящего момента назначаю Обердея своим заместителем. Ясно? Если со мной что-то случится, командовать будет он.

Обердей явно не поверил своим ушам. Он был младше всех и пострадал в том инциденте под горой. И он не понимал того, что было очевидно Арку: способность вынести такое испытание говорила об огромной силе.

— Солон, Криссей, вы остаетесь на палубе. Держите оружие наготове. Когда мы покончим с основной предполетной подготовкой, заберете Маллия и проведете его к кораблю.

— Так точно, сержант.

— Выберите хорошее укрытие. Следите за второй дверью.

— Где? — спросил Криссей.

— Вы уже достаточно знаете, чтобы самим решить. Толомах, Флориан, стойте у входного люка и прикрывайте первую дверь и грузовые ворота.

— Сержант, — отозвался Толомах.

— Готовы?

Они решительно подтвердили.

Арк посмотрел каждому в глаза. Одна ошибка с его стороны — и всей надежде, всему их будущему придет конец.

— Мы сражаемся за Макрагг, — сказал он.

Арк, Обердей, Тебекай, Флориан и Толомах побежали к «Громовому ястребу». Взрывозащитный экран на входе в ангар был поднят, открывая вид на пустоту, слегка искаженную силовым полем, удерживающим атмосферу. К станции приближалось множество Повелителей Ночи: Арк насчитал три тяжелых крейсера и дюжины капитальных кораблей поменьше. Поддержка из легких кораблей была слабая — Арк решил, что они пострадали от Льва, — но сомневаться, что Сота в беде, не приходилось. Если корабли были заполнены легионерами полностью, это значило, что в системе более двадцати пяти тысяч Повелителей Ночи.

Арк поманил своих подопечных, и они все встали у заднего люка корабля. Неофиты ждали, пока он к ним обратится, и их глаза блестели отраженным светом мигающей аварийной люменотрубки над силовым полем.

— Протоколы ангара все еще действуют. Их полная активация привлечет внимание врага. Поэтому внутрь надо бежать, как только я ее открою. Понятно? Времени на подготовку к полету будет в обрез.

Они кивнули.

— На счет «три». Один, два… — Арк протянул руку к механизму. — Три.

Дверь открылась, и ангар ожил. Из саркофагов вышли сервиторы, вызванные машинным духом корабля. Повсюду зажглись аварийные лампы. Из вокс-динамиков заревели автоматические объявления.

Арк выругался про себя, кляня любовь своего легиона к правилам безопасности. Он не сомневался, что из ангара Космических Волков или Темных Ангелов можно было улететь, не объявляя об этом так громко.

Он поторопил скаутов:

— Толомах, Флориан, на свои позиции. Обердей, Тебекай, за мной.

Обердей и Тебекай последовали за Арком в кабину экипажа. Арк опустился на место пилота и на ходу включил системы, даже не успев откинуться на спинку кресла. Обердей сел рядом в кресло второго пилота, Тебекай расположился за пультом стрелка. Кресло для четвертого члена экипажа осталось пустовать. Сидения были рассчитаны на космодесантников в полном боевом облачении, и хотя ребята возвышались над обычными людьми, в этих креслах они казались маленькими и хрупкими.

— Предполетная подготовка для аварийной ситуации. Вперед. Вспомогательные этапы пропускайте. Нужно выбраться со станции как можно быстрее.

Двигатели, никогда не засыпавшие до конца на таких кораблях, как «Громовой ястреб», плавно включились. Загудел реактор. Системы корабля мигали лампочками и щелкали, наполняя кокпит жужжанием индукторов.

Станция опять содрогнулась, на этот раз дважды, от очередного взрыва где-то вдалеке. Арк подозревал, что Повелители Ночи пробивают двери к командному участку.

Снаружи корабля раздались выстрелы. Арк нажал на кнопку, выводя изображение с внешних авгуров. На зернистом черно-белом экране Маллий стрелял вдоль стены в сторону грузовых ворот ангара. Двери были раскрыты достаточно широко, чтобы в них плечом к плечу могли пройти два космодесантника. Слабая попытка застать скаутов врасплох. Вспышки света от болтеров в скорострельном режиме выхватывали из темноты воинов в полуночно-синей броне, выходящих из дверей. Скауты хорошо отреагировали и поймали Повелителей Ночи в трехсторонний перекрестный огонь. Один из врагов упал, и они отступили. Арк одобрительно кивнул, а Маллий между тем разбил дверной механизм прикладом оружия и присоединился к двум товарищам. Вместе они пересекли палубу, на ходу стреляя в щель между грузовыми воротами.

Затем предатели отключили силовое поле.

Воздух покинул ангар практически мгновенно. Грузы покатились по полу, и даже «Громовой ястреб» задрожал от силы ветра. Солон и Маллий чудом добрались до люка. Криссея сбило с ног, и он покатился по палубе, но успел схватиться за решетку эксплуатационного люка за секунду до того, как его выбросило из станции. Решетка оторвалась и улетела в космос, а Криссей вцепился в узкий край люка, морщясь от напряжения.

— Держись, Криссей, — воззвал к нему Арк по вокс-каналу когорты. — Тебя выбросит в пустоту. Наполни мультилегкое, не открывай глаза. Мы тебя заберем.

— А можем? — спросил Тебекай.

Арк не ответил. Его руки бегали над пультом «Громового ястреба». Кабина дрожала от грохота двигателей.

— Противник приближается! — крикнул Тебекай.

Повелители Ночи входили в ангар, не боясь декомпрессионной бури благодаря магнитам в подошвах.

— Криссей, отпускай! — приказал Арк.

Скаут продолжал держаться.

— Может, он не слышит, — предположил Тебекай.

В хвост «Громового ястреба» ударили болты, отбивая куски брони. Но ручное оружие не могло пробить толстую обшивку, и повреждения были поверхностными.

Двигатели взвыли еще громче, когда лопасти в камерах сгорания набрали скорость.

— Неофит Криссей, отпускай, это приказ! — сказал Арк.

Криссей поднял голову и случайно взглянул прямо в линзу пикт-камеры. Стиснув зубы, он отпустил край люка.

Болт угодил в него и взорвал грудь прежде, чем он покинул ангар. В вакуум он влетел уже мертвый, оставляя за собой ленты замерзающей крови.

Скауты молча смотрели, как их товарищ, вращаясь, исчезает вдали.

— Приготовиться к взлету, — сказал Арк.

— Мне нужно время! — процедил Обердей сквозь сжатые зубы.

— Успокойся, — велел ему Арк. — Сосредоточься на своей задаче.

Арк защелкал рычагами, образующими невообразимо длинный ряд. Обердей помогал как мог. Одного сеанса в гипномате было недостаточно, чтобы подготовить к управлению такой машиной. Обрывки знаний всплывали в его голове, но растворялись прежде, чем он успевал ухватиться за них и использовать.

— Подготовь систему зажигания, — подсказал Арк.

— Не уверен, что знаю, как это делается, — сказал Обердей. Он еще говорил, когда руки потянулись к панели с тумблерами и переставили их в определенном порядке, который он, как оказалось, знал, сам будучи не в курсе.

— Подтверди готовность системы топливоподачи.

— Готова!

— Это ненадлежащая форма ответа, неофит.

— Система подачи топлива активна, сержант! — поправился Обердей.

Тебекай склонился над внешними экранами:

— Они несут лазерные пушки!

— Ожидаемо, — ответил Арк. — Держитесь.

Ангарный вокс издал серию тревожных гудков.

Взрывозащитные двери начали опускаться.

— Ну уж нет, — сказал Арк, до упора поднимая рычаг управления двигателями.

Те взревели, и «Громовой ястреб», не поднимаясь в воздух, заскользил по палубе с такой скоростью, словно в него ударила волна Императорского гнева. Он устремился к закрывающимся воротам, из-под его шасси сыпались искры.

Мощный толчок сбил их с курса, но Арк потянул рукояти, выравнивая корабль. Луч красного света пронесся мимо кокпита и оставил в воротах оплавленный кратер.

Казалось, что зубья в сигнальной разметке сейчас сомкнутся вокруг них, и Обердей сжался.

Затем зубья остались позади, и корабль вылетел в пустоту, оставляя за собой струи газа. Звуки из-за корпуса замолкли, и они погрузились в жуткую тишину смертоносной бури, охватившей все небо.

Три крейсера стояли на высоком якоре в паре сотен километров от станции, выбрасывая из себя потоки десантных капсул, словно железные слезы. В верхних слоях атмосферы они разгорались, а сверкающий фронт ударной волны образовывал под бронированным дном изогнутую линзу из огня. За ними следовали звенья «Громовых ястребов», поднявших носы для входа в атмосферу.

Корабль скаутов пока никто не замечал.

— Корабли не ведут огонь по платформе, — заметил Тебекай. — И по ковчегу Механикум тоже.

Арк хмыкнул, напряженно хмурясь:

— Так дай мне теорию, парень. Предположи причину.

— Они нужны врагам целыми?

Арк кивнул:

— Вариант не хуже других. Атака не пройдет незамеченной. Кузнец войны Дантиох сообщит о ней Макраггу с помощью Фароса. А как только лорд Жиллиман об этом узнает, Повелителям Ночи придется иметь дело почти со всем легионом. У их флота нет шансов противостоять полноценной карательной экспедиции, поэтому им надо захватить как можно больше наших оружий, чтобы направить их против наших братьев, когда те прибудут.

— Нужно было остаться и сражаться, — пробубнил Тебекай.

— Тебе отдали прямой приказ, неофит, и по веской причине. На поверхности от вас будет больше пользы, чем там. Мы не можем спасти станцию от захвата, но нужно учитывать и другие факторы. Повелители Ночи любят использовать гражданское население в своих отвратительных развлечениях. Вы же знаете местность лучше всех. Нашему народу не выжить без вашей поддержки. Наша задача — мешать врагу любым способом. Затем отступать. Прятаться. Атаковать снова. И защищать колонистов, пока не прибудет лорд Жиллиман, который уж проучит этих ублюдков.

— Но, если Фарос не будет освещать ему путь, полет может занять месяцы! — сказал Тебекай.

— Если он вообще до нас доберется, — добавил Обердей.

— Доберется. Вы ведь однажды удостоились встречи с нашим отцом. Неужели вы думаете, что он может не справиться с бурей? Отбросьте эти мысли! Он победит. И только от вас зависит, доживете ли вы, чтобы увидеть, как он вершит возмездие, понятно?

— Да, сержант, — ответил Тебекай.

Обердей напряженно кивнул.

— Если справитесь с этим испытанием, то докажете, на что способны. Вы станете настоящими Легионес Астартес, выкованными в горне войны. Немногие новобранцы могут этим похвастаться. Постарайтесь не погибнуть.

— Постараемся, — произнес Обердей.

— Есть, сержант, — сказал Тебекай.

— А теперь приготовьтесь. Нас заметили. Три истребителя с задачей завоевания превосходства, класс «Ксифон». Первое испытание начинается.

Глава 13 Ночные звуки Плач псалтериона Огонь в небе

Вителлий ткнул палкой в костер, и к небу устремился сноп оранжевых искр. За кругами света от костров их взвода высился лес, из-за Гибельного шторма отдающий болезненным кроваво-красным. В двух километрах под ними сетка Сотополиса робко обнимала землю с аккуратными рядами уличных фонарей. Далеко на западе горели мощные огни космопорта. На склонах внизу кастеллум давал о себе знать слабым свечением.

Нога человека еще не ступала на большей части Соты, и в бесконечной глуши за горой не светилось ни огонька. Море таинственно чернело. Мерика, выросшего на планете, где все небо было засвечено, эта темнота поражала и пугала.

Сота делала все возможное, чтобы они чувствовали себя гостями, которых терпят из великодушия. Насекомые стрекотали громко и безостановочно. Ночные птицы ухали из глубин леса, а крупные животные время от времени хрустели ветками, заставляя солдат вглядываться в сумрак. Фантинов на горе истребили, но из дальних лесов постоянно приходили новые, пытаясь вернуть отнятые территории.

Живность галдела ночами напролет, но громче всего были сами деревья. Они росли как раз по ночам, и древесина заметно трещала, раздуваясь, а листья ползучей лозы с шелестом тянулись вверх, нетерпеливо ожидая завтрашнего рассвета.

— Не нравятся мне эти древесные разговоры, — сказал Говениск.

Сержанты сидели у костра вместе с лейтенантом, предоставив рядовым свободу от своего присутствия. Полдюжины их костров занимали поверхность слегка наклоненной скалы перед входом в пещеру — площадку из голого камня, не затронутого буйной сотинской флорой. Древесный дым поднимался над кострами, а вместе с ним — шум болтовни и смеха.

— Никогда бы не подумал, что увижу, как растут деревья, — удивлялся Мерик. — В смысле, как они реально растут. На глазах.

— На твоей планете иначе?

— На которой я родился? Там было много деревьев, но они росли медленно. Правда, — добавил он, про другие планеты ничего сказать не могу.

— А ты, капитан?

— Я? У меня то же самое. На моей планете деревья растут медленно.

— Только Мерик все равно не прав, — сказал Боларион.

— Почему?

— Нельзя увидеть, как они растут. Темно же, — сказал Боларион.

— Вот зануда. Во всяком случае, это слышно.

Боларион улыбнулся и передал Мерику фляжку, которую тот с благодарностью принял.

Мерику нравилась солдатская вахта, общение с товарищами и патрули в глубине леса. Конечно, признаваться в этом он никому не собирался. Если он начнет проявлять энтузиазм, его отправят с этой планеты на настоящую войну. Его планы на жизнь не были расписаны подробно, но этот пункт в них точно отсутствовал.

Костер потрескивал: мертвые деревья пели живым. Говениск ссутулился еще больше.

— Скорей бы вернуться домой, — сказал он. — Не нравится мне, когда гора так трясется. Ничего хорошего из этого не выйдет. Могли бы нас и предупредить.

Боларион хлопнул его по спине:

— Гов, какой же ты нытик! Только и делаешь, что бурчишь.

— Я реалист, — ответил Говениск. — Галактике конец. А вы глупцы, раз можете сидеть тут и веселиться, словно с небом все в порядке.

— Ты отпей из фляжки, и тогда посмотрим, какой из тебя реалист.

Говениск нахмурился, но фляжку взял.

От лагеря отошла группа людей, а остальные выжидающе примолкли. Шум леса зазвучал еще настойчивее.

Пару мгновений спустя из полости в горе послышались тихие и грустные ноты псалтериона.

— Проклятье! Они же знают, что им туда нельзя, — возмутился Вителлий.

— Не трогай их, Вит, — сказал Мерик. — Эта пещера никуда не ведет. А музыка повышает боевой дух. Тем более у нас здесь больше ничего нет. Ни пиктов, ни текстов — никаких записей, как лорд Жиллиман и приказал. Не мешай им играть. Они ничего плохого не делают.

— Откуда тебе знать? — бросил Виттелий.

— Неоткуда, — согласился Мерик. — Но я это чувствую. Вы никогда не замечали? — Он взглянул на двух других сержантов. — Здесь, наверху, все ощущается по-особому. В ясный день настроение спокойное, перед бурей — напряженное, когда рядом фантин — тревожное?

Оба сержанта закивали.

— Ага, — согласился Боларион. — Это все гора.

— Так что, если б они делали что-то плохое, мы бы узнали, — сказал Мерик Вителлию.

Вителлий перевел взгляд на блестящий вход в пещеру. Обработанный камень поглощал почти весь свет, но из серой породы вокруг него тут и там маняще подмигивали кристаллы. Белые стволы скородеревьев торчали над входом, как резцы кварианов. Судя по высоте подроста, команда лесорубов была тут шесть месяцев назад. Молодняк среди пней уже был в два раза выше человеческого роста.

— Пожалуй, ничего страшного, — через некоторое время сказал Вителлий.

Мерик широко улыбнулся:

— Другое дело! Помнишь, каким занудой ты был, когда только приехал сюда?

Вителлий опять ткнул палкой в костер.

— Типичным макрагговцем — сплошные правила в голове, — усмехнулся Боларион. — А теперь только взгляни на себя. Ты почти научился расслабляться.

Остальные сержанты засмеялись.

— Гора на всех влияет, — сказал Вителлий.

— Кроме Говениска! — добавил Мерик.

Вителлий улыбнулся:

— Я не должен вам такое позволять.

— Но разве жизнь не стала веселее, когда ты начал это делать? — спросил Мерик. — Это называется «иметь друзей». Хотя, наверное, на Макрагге у тебя тоже друзья есть. Вы небось по графику встречаетесь.

Он достал из подсумка бумагу и немного сушеных листьев. На Соте было несколько растений, из которых получалось хорошее курево. Он скатал себе папиросу и предложил листья товарищам.

— Дурная привычка, — сказал Вителлий.

Мерик достал из костра горящую веточку и зажег папиросу.

— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее только на хорошее.

— Что ты постоянно и доказываешь, — хмыкнул Боларион.

— И то верно. Я часто думаю, почему, во имя Терры, меня отправили именно сюда.

— Повелители Макрагга ничего не делают просто так, Мерик, — сказал Вителлий. — Если ты оказался здесь, то с определенной целью. Видимо, в один прекрасный момент какой-то клерк посмотрел на графики и сказал: «Самодовольный хвастун — вот что Соте по-настоящему нужно. Это максимально повысит социальную сплоченность», — и вот ты здесь.

Они все засмеялись.

— Вот видишь? — сказал Мерик. — Даже ты понимаешь, какая это глупость.

— Не совсем так. У твоего появления здесь будет причина, Мерик. И важная причина. Ты — число в алгоритме. Может быть, тебе это не понять, но Робаут Жиллиман не любит оставлять что-либо на волю случая.

Они немного помолчали. Затем Мерик встал и бросил выкуренную папиросу в костер.

— Что ж, джентльмены, мне нужно отойти по одному делу. А потом, думаю, пора будет ложиться. С нетерпением жажду узнать, на каком же замечательном твердом пне мне предстоит не спать сегодня.

Он направился к краю скалы. Каменная площадка тянулась сорок метров, пока не обрывалась под острым углом. На верхней точке можно было уединиться и насладиться великолепным видом нижних склонов Фароса, спускающихся к долине.

Он постоял там немного, слушая доносящийся из горы плач сотинской музыки. Странным образом обработанный камень приглушал и усиливал музыку одновременно, лишая ее резкости и добавляя не поддающуюся определению мистичность. Мелодия была печальной, как почти вся сотинская музыка, и удачно сочеталась с багровым от шторма пейзажем. Одним из немногих стабильных огней в ночном небе был квадратик орбитальной платформы, сияющий прямо над головой. Рядом с ним сверкала одинокая звезда, такая яркая, что ее лучи плясали на волнах далекого моря. Это был Макрагг, освещенный чудными машинами горы. При взгляде на нее злобный шторм удивительным образом переставал пугать.

Мерик уже поворачивался в сторону костров, думая о ждущем его спальнике, когда заметил кое-что, и все мысли об отдыхе вылетели из головы.

В небе горели огни.

Он нахмурился. В сочинском небе почти два года не было видно звезд за пределами Ультрамара — только гневная бледно-красная завеса Гибельного шторма. И эти звезды двигались…

Он поспешил к товарищам. В лагере звезд видно не было, но он все равно пригнулся и сказал тихо, чтобы не поднимать панику:

— Дай мне свой бинокль, — обратился он к Вителлию.

— Да, пожалуйста. Зачем тебе?

— Кажется, у нас проблема.

— Что с тобой? — спросил Боларион. — Большого паука увидел?

Мерик так посмотрел на Болариона, что улыбка вмиг пропала с его лица.

— Вителлий, у нас запланированы какие-нибудь перемещения флота?

Тот пожал плечами:

— Насколько мне известно, нет.

— Флоты снабжения или легионерские? Тебе же сказали бы, если б ожидалось много кораблей?

— Никто ничего не говорил, — нахмурился Вителлий.

Тревога Мерика передалась остальным, и они внимательно слушали его торопливую речь:

— Вам троим надо на это взглянуть.

— Корабли появились? — спросил Говениск.

— Не говори так громко!

— Корабли все время прилетают и улетают, — сказал Боларион.

— Да, — ответил Мерик, — но не в таких количествах.

Он повел товарищей в сторону от костра. Те принялись тереть озябшие руки, но все жалобы прекратились, когда он указал наверх. По красноватому полотну шторма к орбитальной платформе настойчиво двигалось созвездие четко выстроенных огней.

— Да их десятки! — сказал Говениск.

— Они не следуют по нормальному курсу, — добавил Мерик и показал рукой. — Смотрите. Они приближаются к станции под углом. Это не стандартный вектор стыковки.

— Как ты можешь бытьуверен? — возразил Боларион, но скорее для формальности. Размеры флота встревожили их всех.

— Вам это не кажется странным? — спросил Мерик.

— Проклятье, — сказал Вителлий. — Взвод! Потушить костры! — крикнул он. — К оружию!

Музыка замолкла. Солдаты принялись ворчать о бессмысленности учений и не в меру активных неместных офицеров, но затоптали костры, схватили экипировку и нырнули в укрытие. Последние угли погасли, и из леса хлынула тьма. Теперь только Гибельный шторм освещал площадку, делая окружающие листья красно-черными и блестящими. Они вызывали у Мерика ассоциации с кровью под лунным светом. Его охватило дурное предчувствие. Из леса что-то спрашивали.

— Огни в небе! Флот приближается, — сказал Вителлий. — Заткнитесь!

Огни пролетели по низкой орбите в призрачной тишине. Корабли поменьше ярко светились, отражая лучи зашедшего солнца. Капитальные корабли представляли собой маленькие, смутные пятна, ограниченные ходовыми огнями.

— Они идут слишком быстро для кораблей, которые собираются встать на якорь. Это скорость перехвата, — сказал Говениск.

Из Сотополиса послышался вой.

— Сирены, — заметил Вителлий.

Корабли пролетели прямо над их головами. Теперь они выглядели четче и представляли собой силуэты на фоне шторма.

Они скрылись за горой.

— Это же учения, да? — спросил Боларион.

— Посмотрите, что по воксу, — прошептал Вителлий.

Его мастер вокса опустился на колено, выполняя приказ. По площадке разнеслось резкое щелканье рычагов.

— Неактивен, сэр! — доложил он. — Сигнала нет. Подождите, там…

Из аппарата вдруг вырвался вопль.

— Крики? — спросил Говениск. На его лице ясно читался шок. — Это крики!

Мерик вопросительно посмотрел на Вителлия. Мучительные крики продолжали разноситься по лагерю.

— Выключите их! — приказал лейтенант, уловив смысл его взгляда.

Вопли замолкли.

Небо осветилось вспышками фальшивой грозы: легионерская платформа открыла огонь. Яркие точки ракет и мгновенно гаснущие линии лазеров с жутким молчанием рассекали пустоту над головой.

— Это не учения, — проговорил Мерик. — Это похоже на то, что случилось на Калте. Атака.

Корабли сбросили скорость и развернулись веером. За безумными взрывами боеголовок и аннигилирующего вещества следовали такие яркие вспышки щитов, что лес в эти мгновения отбрасывал резкие тени. От сил вторжения к станции устремлялись капли света.

— Почему платформа не отвечает? — спросил Боларион. — Флот таких размеров ее с неба сбросит.

— Там абордажный транспорт, — сказал Мерик. — Они хотят ее захватить.

— Кто «они»? — уточнил Говениск.

— Нам не об этом надо беспокоиться.

— И что же делать? — спросил Говениск.

Солдаты молча смотрели на них. Точки света уже подходили к станции с запада.

— Вот это правильный вопрос, — сказал Мерик.

— Надо спуститься на нижние склоны, — решительно заявил Вителлий. — Сотополис будут эвакуировать, и нам надо быть там, чтобы помочь населению.

— И своим семьям, — добавил Боларион.

Мерик кивнул:

— Скоропалительных решений лучше не принимать.

Десять минут спустя молчаливая колонна солдат исчезла в лесу, слушая, как гром предательства сотрясает небеса их мира, а в городе надрываются сирены.

Проведя в руках человека чуть больше века, Сота познакомилась с войной.

Часть вторая Вторжение

Глава 14 Уроки на лету Спуск Леса Одессы

Истребители отделились от основной атакующей группы и погнались за «Громовым ястребом». Арк поднял рычаги управления двигателями, насколько это было возможно, и направил корабль прямо на планету, рассчитывая использовать ее гравитацию. Но «Ксифоны» как специализированные истребители обладали куда большей скоростью, чем десантно-штурмовой корабль, и нагоняли их ужасающе быстро.

Взрывы окружали «Громовой ястреб» со всех сторон. Арк бросился в серию неприятных уклоняющих маневров, от которых скаутов швыряло из стороны в сторону внутри фиксаторов.

— Тебекай, открывай огонь!

Скаут навел орудия корабля на перехватчиков, и кокпит осветили беззвучные вспышки, когда подкрыльные тяжелые болтеры развернулись назад и дали очередь по «Ксифонам».

— Не могу в них попасть!

— Их уничтожение — не основная практическая задача. Просто не давай им подобраться ближе.

— Они разделились, чтобы зайти с нескольких сторон, — сказал Тебекай.

Один перехватчик отстал, а остальные пронеслись мимо «Громового ястреба» на полной скорости и разошлись веером. Пролетев вперед с десяток километров, они развернулись для лобовой атаки, и их ротационные ракетные установки вспыхнули, открыв огонь.

— Контрмеры! — закричал Арк.

Руки Обердея забегали над пультом, полностью перешедшие под контроль внушенных гипнозом знаний. К его изумлению, двигались они четко и чувствовали себя все увереннее. Дипольные отражатели рассеялись вокруг «Громового ястреба» большим облаком блестящих ленточек. Ракеты стали детонировать на подлете к кораблю — достаточно близко, чтобы тот трясло от взрывов. Аварийные лампочки без конца мигали, от пультов разносился тревожный писк. Обердей пробежался взглядом по бесконечному ряду приборов. Они больше не казались загадочными, пусть он и понимал меньше половины из того, что видел.

— Может, они хотят захватить нас живыми? — выдохнул Тебекай. — Я слышал рассказы…

— Может, парень. Они никогда не были хорошим легионом, — сказал Арк. — Всегда были одержимы кровопролитием и пытками. Но пока их высокомерие и садизм играют нам на руку.

По носу корабля пробежали разряды, указывая, что они вошли в верхние слои термосферы. Корабль задрожал, сопротивляясь разреженному воздуху, но вскоре тряска улеглась, превратившись в равномерную вибрацию, постепенно усиливающуюся до рева. Нос и передние кромки крыльев светились от жара — сначала нестабильно, но затем вскоре раскалились добела.

— Это даст нам немного времени, — сказал Арк. — Они не смогут стрелять в нас ракетами во время спуска, а жар собьет с толку их остальные системы наведения.

— То есть они в нас не попадут? — спросил Тебекай.

— Мы будем в безопасности только на краткое время прохода через верхние слои атмосферы, неофит, — ответил Арк. — Когда вернемся к нормальному полету, они снова атакуют. И тогда точно попадут. Может, они и предатели, но остаются легионерами, а их корабли лучше нашего.

Рев атмосферы начал оглушать. Свечение от жара распространялось дальше. Температура росла.

— Подобные ситуации в ходе вашего обучения еще не рассматривались, так что слушайте внимательно. Стандартный порядок действий при спуске через атмосферу предписывает сначала поднять нос и выровнять корабль параллельно поверхности, — спокойно рассказывал Арк, словно стоял перед классом в лицее когорты. — При таком расположении дно корабля выступает в роли большого аэродинамического тормоза. Именно из-за большого сопротивления атмосферы керамитовый щит толще всего внизу фюзеляжа.

Обердей пораженно посмотрел на сержанта. Он проводил опаснейший спуск в атмосферу, находясь при этом под обстрелом, и все равно продолжал их обучать.

— Сегодня мы пытаемся приземлиться в неблагоприятных условиях. Однако в наших обстоятельствах включить атмосферные двигатели следует как можно позже. В будущем действуйте как предписано, а не как я сейчас буду делать.

Арк резко направил нос корабля вниз. Корабль застонал от напряжения. Заскрипел металл. Огонь тек с раскаленного носа, вонзающегося в атмосферу, как копье. Если истребители еще следовали за ними, определить это было невозможно, поскольку «Громовой ястреб» полностью ослеп.

Лобовое бронестекло почернело у краев. Внешний слой в одном окне треснул с мягким щелчком, совсем не соответствующим опасности, которую представляло это повреждение. Борясь с силой ускорения, Обердей потянулся к рычагу, отвечавшему за заслонки на окнах.

— Не надо, — остановил его Арк. — Нам нужно видеть, что происходит. Никогда не полагайся на показания машины, если можно использовать собственные глаза.

— Стекло трескается, — ответил Обердей.

Сверхнагретый воздух за бортом ревел, как ракетный двигатель.

— Мы погибнем, если попытаемся перейти на атмосферный полет вслепую, — возразил Арк. — Ты должен был запомнить из моих уроков самое главное — выживание на войне только на семьдесят процентов зависит от подготовки и тренировок. Остальное — удача.

Температура между тем все росла и росла. Огромное ускорение вдавливало скаута в спинку кресла, испытывая незрелый организм на прочность. Каждые несколько секунд новые системы добавляли свои пронзительные голоса к хору звона и писка, пока не начало казаться, что в кокпите встревоженно кричат все приборы. Корабль вдруг вздрогнул от взрыва и отклонился влево.

— Что это было?

— Патроны подкрыльных тяжелых болтеров детонируют. Мы их перегрели. Сбрось остальные. Вон та панель.

Арк показал на ряд черных квадратных кнопок. Тебекай потянулся к ним.

— Мы слишком быстро приближаемся к поверхности, — заметил Арк, внимательно следя за несколькими шкалами. — Взгляните на эти приборы. Корабль работает на пределе возможностей. Теперь я выведу его из пике. Приготовьтесь к возобновлению боя. — Он застучал по кнопкам приборов в сложном порядке. К реву атмосферы присоединился еще один: тормозные реактивные двигатели вступили в яростную борьбу с неумолимой гравитацией.

— Обердей, отключи ракетные двигатели и открой воздухозаборники для тормозных.

Обердей нерешительно протянул руку к пульту.

— Слева, парень!

Обердей выполнил указание. Раздался перезвон, лампочки сменили цвет с зеленого на красный, затем снова на зеленый.

— Берись за рычаги управления и помоги мне поднять нос. Нужно выровняться. У нас одна надежда — спуститься к лесу. Мы не настолько проворны, чтобы уйти от перехватчиков в воздухе. Никогда не выходи против истребителя, специализирующегося на завоевании воздушного господства, с десантно-штурмовым кораблем, если есть другие варианты. Этот плох с точки зрения практики.

Обердей схватил ручки управления и по кивку Арка вместе с сержантом потянул их на себя. Ручки активно сопротивлялись. Насколько ему было известно, приборы управления на корабле работали по проводам, а не через механические соединения, но в них были встроены моторы обратной связи, чтобы пилот понимал, какие силы воздействуют на корабль, и ему казалось, что он борется с самой Сотой.

Арк издал невнятный звук, который превратился в триумфальный крик, когда нос «Громового ястреба» все-таки поднялся и корабль выровнялся. Пламя погасло, сменившись слоями облаков, светящимися в ночи синим и красным.

— Хорошая работа, неофит. Проживем еще пару секунд.

Эмоциональность его слов красноречиво говорила о грозящей им опасности.

— Запусти реактивные двигатели. Активируй атмосферный профиль крыльев. Сделай так, чтобы мы летели, а не падали.

Обердей подчинился.

Рядом вдруг прогрохотало несколько взрывов, от которых корабль покачнулся, а в боку кокпита возникли щели. В них ударил поток воздуха, и Тебекай изумленно вскрикнул. Корабль накренился, а Обердей, реагируя на автомате, его выровнял. Лишь закончив, он заметил, что Арк с черным лицом лежит на панели пилота.

— Они нашли нас, — мрачно констатировал Тебекай.

Мимо кабины что-то пронеслось. Они увидели только размытое пятно и пламя из двигателей, уносящих их грозного преследователя в красноватое небо.

— Отыщи остальных, — сказал Обердей. — Не подпускай их близко.

— Вижу только одного. Остальных нет, — ответил Тебекай напряженным голосом, который Обердею совсем не понравился.

Через дыру в кокпите со свистом залетал ветер. Разболтавшиеся куски обшивки стучали под мощным потоком воздуха. Из-под упавшего Арка валил сизый дым. Обердей испугался, что его наставник горит. Он протянул к нему руку, но вытащить из дыма не сумел, а корабль тут же наказал его за невнимательность, опасно отклонившись от курса. Ветер из дыры невероятно шумел и был таким сильным, что грозил сорвать Обердею кожу с лица.

— Спокойно. Посмотри, можно ли его отогнать, — сказал он Тебекаю.

Обердей взял рукояти управления поудобнее. Полуосознанные знания кружились в голове, не давая окончательно разобраться в том, как работает «Громовой ястреб», и недовольство собой сказывалось на самообладании.

Тебекай встал с кресла и стащил Арка с дымящегося пульта. Тот потерял сознание, лицо у него было черно-красным от копоти и крови, а внизу левого бока зияла обожженная рана. Тебекай открыл рот, собираясь что-то сказать.

— Ничего не говори, — бросил Обердей.

Рукояти прыгали в руках Обердея, как живые. Он поднял тумблеры, которые должны были отвечать за атмосферный вариант адаптивных крыльев. Сервоприводы справа немедленно подчинились, но левые не отвечали. Оказавшись с выпущенными закрылками справа и все еще убранными слева, корабль ушел в четко выраженную нисходящую спираль.

Обердей поспешил вернуть закрылки в прежнее положение, одновременно дергая рукоять, чтобы выровняться. Ему удалось остановить вращение, но без адаптированных крыльев «Громовой ястреб» падал сквозь атмосферу с изяществом кирпича.

— Они опять заходят со стороны! — сказал Обердей.

Тебекай рухнул в кресло стрелка и ответил беспорядочным огнем из передних лазерных пушек. Вражеские корабли уклонились, и лучи прошли мимо, пронзив облака.

Обердей старался не думать об этом, освободить разум, доверив их судьбу вложенным в него знаниям. Корабль трясся. Он бросил взгляд влево.

— Пусти сигналы управления через резервную систему.

Тебекай помедлил, ища нужную панель. Со стороны левого крыла доносился скрежет, но Обердей все равно активировал управляемые поверхности. На этот раз ответили оба крыла, и он обнаружил, что наконец ведет корабль, а не борется с ним.

Под ними раскинулась сотинская ночь. Обычно искусственный свет горел только в поселении, его кастеллуме и на небольших посадочных площадках. Дремучие леса на краю одесского региона представляли собой мешанину темно-синих и черных пятен, а скалы Чернокаменных гор, поднимавшихся вдали нерушимой стеной, поблескивали темно-красным под светом Гибельного шторма.

Этой ночью леса и поля вокруг Сотополиса были испещрены оранжевыми пятнами пожаров, а улицы городка то и дело освещались перестрелками.

— Как мы будем помогать гражданским? Мы сами там долго не продержимся.

— Никак. Я посажу корабль за горой, — сказал Обердей. — Там и рассмотрим доступные практики.

Его руки тряслись над пультом. Первичные знания могли покинуть его в любой момент. Но они не подвели, и руки продолжали двигаться независимо от сознания.

Фарос поднимался впереди. Из космоса он казался жалкой кочкой, но сейчас рос и рос, принимая свои истинные размеры — гигантские и грозные.

— Где тот истребитель? — спросил Обердей.

— Не вижу его. Фарос ослепил ауспик.

— По крайне мере, они нас тоже не видят, — заметил Обердей. — Спустись и скажи остальным, чтобы приготовились.

Тебекай расстегнул фиксаторы, невольно подпрыгивая, когда «Громовой ястреб» попадал в восходящие потоки горячего воздуха от лесных пожаров.

Обердей искал безопасное место, где можно было бы сесть. Когорта много времени провела в лесах между Фаросом и Чернокаменными горами, и он не помнил, чтобы видел поляны в такой глуши. Кроме того, деревья на Соте росли ошеломляюще быстро, и если бы месяц назад где-то была поляна, то к этому времени она бы уже исчезла. Лесорубным командам Сотополиса хватало работы и с деревьями, норовившими закрыть многочисленные отверстия в Фаросе, и никто не предпринимал серьезных попыток избавиться от леса на территориях, ненужных колонии для выращивания еды. Холмистая местность за Фаросом была целиком покрыта лесом. Лишь высоко в горах буйная растительность уступала в борьбе с высотой.

Обердей все время бросал взгляды на экраны ауспика, надеясь увидеть подходящее для посадки место. На экране с визуальным потоком были лишь размытые полосы синюшного цвета. Более точные термальные и звуковые сканеры не работали.

Шасси «Громового ястреба», поврежденные при стремительном взлете, выдвинулись с визгом. Обердей решил сажать корабль прямо в деревья.

Он быстро осознал, что выбрал не лучшую практику.

На Соте конкуренция за свет была такой жесткой, что скородеревья не переставали расти, пока не падали под тяжестью собственного веса. Из-за быстрого роста стволы у них была влажные, волокнистые, без характерной деревянистой структуры, из-за чего они не годились для строительства. Для устойчивости у них были твердые трубки в оболочке из мякоти: как говорили Обердею, скородеревья походили на бамбук старой Земли, только вывернутый наизнанку.

Верхушки деревьев с влажным звуком зашлепали по шасси. Сначала инерции корабля хватало, чтобы ломать деревья или отводить их в сторону, но они скоро забили передний коготь, как мокрая трава забивает механизмы в уборочной технике, и замедлили продвижение корабля. Нос качнулся вниз. Обердей запустил передние реактивные двигатели, чтобы корабль не перевернулся, непреднамеренно отняв у него еще остававшуюся скорость. В этот момент «Громовой ястреб» так резко перешел от полета к падению, что Обердей даже не догадался запустить вертикальные посадочные векторы.

Отдавшийся в позвоночнике толчок возвестил о прибытии на Соту.

Обердей поморщился. Корабль встал под неудобным углом, наклонившись вперед и вправо. От мочевой вони горелых скородеревьев щипало в носу.

У двери в кокпит появился Тебекай вместе с Толомахом.

— Трон, что это было? — спросил Толомах.

— Посадка? — предположил Обердей.

— Выключи двигатели! — ринулся вперед Толомах. — Ты устроишь в лесу пожар и выдашь врагу, где мы.

Обердей замялся, ища нужные рычаги. Толомах оттолкнул его в сторону.

— Арку следовало взять с собой меня, — сказал он, отключая двигатели.

— Ты бы сработал нс лучше, — сказал Тебекай.

— Сработал бы, я… — Возмущение Толомаха сменилось ужасом. — Арк! Что случилось? Как он?

— Я не знаю, — сказал Обердей и отошел от пульта второго пилота.

Толомах прижал пальцы к шее сержанта, затем слегка повернул его и поморщился от увиденного.

— Он жив, но с такой раной долго не протянет. В нем дыра с кулак размером. — Он заглянул внутрь. — Полностью прижглась. Она не кровоточит.

Три скаута посмотрели друг на друга.

— Это все? — спросил Обердей. — Остались только мы трое?

— Солон внизу, достает экипировку. Флориан не выживет. В пассажирский отсек пару раз попали. Там кошмар.

Тебекай и Обердей так паниковали во время спуска, что не заметили попаданий.

— А Маллий?

— Он с Флорианом.

— Нам повезло, что в нас попали, когда мы были в атмосфере, иначе бы все погибли. — Толомах зло посмотрел на Обердея. — Сержант Арк назначил тебя замом. Каковы приказы?

— Необязательно так делать. Мы можем совещаться, — сказал Обердей.

Толомах усмехнулся:

— Нет, Обердей, нет. Если не будет иерархии, мы станем препираться, как сенаторы старого Макрагга, когда иллирийцы сожгли Цивитас. Арк назначил тебя, хорошо это или плохо. Каковы приказы?

Обердей взглянул на товарищей. На взгляд человека, они были уродливы. Их лица, гротескно раздутые от сверхвысокого уровня гормонов, из детских сразу перескочили в божественные, упустив по пути что-то очень важное и человеческое. Они не были ни мальчишками, ни мужчинами, ни космодесантниками. Пока. Он неуверенно вздохнул, но, когда заговорил, голос становился все увереннее. Улучшенный разум стремительно выстраивал цепи из теорий и вытекающих из них практик.

— Вытащите сержанта Арка отсюда. Найдите носилки. Сделайте сами, если корабельные сломаны. Мы будем нести его, пока он жив. Все должны стоять снаружи через две минуты. Корабль наверняка найдут быстро. Нужно спрятаться где-нибудь и проработать теории.

— А Флориан? Ему балка грудь пробила. Задела оба сердца, насколько могу судить, — сказал Толомах. — Он держится, но едва-едва. Переносить его нельзя. И оставить тоже — не Восьмому легиону. Что делать?

Все они знали, что делать, но Тебекай при мысли об этом побледнел даже больше обычного. Он посмотрел на Обердея, молча умоляя избавить его от необходимости вызываться добровольцем. Умом Обердей всегда понимал, что командование — это тяжкое бремя. И все равно реальность выбила из него дух.

Он произнес, чувствуя тошноту:

— Проявите к нему милосердие.

Тебекай не сдвинулся с места.

— Я…

Обердея охватила злость на их положение. Он никогда еще не испытывал таких ярких, мощных эмоций и едва сдержал желание ударить Тебекая, корабль, что угодно. На лице задергалось несколько мелких мышц, а потом все прошло.

— Я это сделаю, — сказал он.

Он перевел взгляд в сторону темнеющей нижней палубы и потянулся к ножу.

— Нет, не сделаешь, — возразил Толомах и схватил Обердея за запястье, не давая ему достать нож. — Ты сосредоточься на том, как нам выжить. Я позабочусь о мертвых.

Обердей с благодарностью кивнул. Толомах глубоко вдохнул и направился вниз.

Мгновение стояла тишина, затем раздался крик. Флориан понимал, что его ждет.

— Давай, — произнес он голосом, напряженным от боли, но достаточно громким, чтобы его было слышно в кокпите.

Маллий испуганно крикнул, когда Толомах достал нож.

Обердей смотрел в пол, пока крики не прекратились.

Скауты двинулись в лес, бросив разбитый «Громовой ястреб» и тело мертвого товарища. Снаружи повреждения корпуса выглядели не так уж и страшно. Обердею подумалось, что, если отвести корабль в кузницы роты для ремонта, тот еще сможет летать.

Растительность вокруг «Громового ястреба» превратилась в пружинистый ковер, на котором легко было споткнуться, но он смягчил их посадку, к тому же корабль оказался укрыт лучше, чем Обердей ожидал. Лишившись поддержки соседей, деревья за местом крушения склонились вперед, зрительно сужая борозду, которую проделал «Громовой ястреб». Отыскать упавший корабль невооруженным глазом будет непросто, хотя с оптическим усилителем или термальным авгуром на это уйдут секунды. Но враг, похоже, был занят в других местах. В небе и лесу стояла тишина.

— Пора уходить, — тихо сказал он.

Товарищи по когорте ждали вокруг со свежими камуфляжными полосами на лицах и оружием наготове. Солон и Толомах держали Арка на носилках, которые нашли на корабле. В темноте леса поблескивали белые глаза. Один грузный фантин неподалеку затянул брачную песню, совсем не беспокоясь о катастрофе, приключившейся с его миром.

— Нам нужно вернуться в кастеллум, — предложил Солон.

— Толку там от нас не будет, — ответил Обердей. — У врага подавляющая мощь. Наша миссия — защищать гражданских в меру своих возможностей и доставлять проблемы Восьмому, где можем.

— В таком случае надо идти в пещеры, — решил Тебекай. — Выжившие, по идее, отправятся туда. Подойдем к Сотополису и поможем им добраться. Так сержант приказал.

Обердей покачал головой:

— Мы приземлились слишком далеко. Если сотинцы в состоянии добраться до пещер, то они уже там. К тому времени, как мы доберемся до города, будет поздно спасать тех, кто остался, а укрывшихся в пещерах защищать незачем, — сказал он. — Нужно поменять приоритеты: доставлять проблемы в первую очередь, спасать по возможности. Воины из Императорской наблюдательной башни защитят сотинцев. Мы же отправимся в гору, объявим о себе, а затем будем выискивать врагов, отделившихся от основной группы, и выполнять любые другие задания, которые нам дадут. Ясно?

— Они скоро и до горы доберутся. — Голос Солона звучал встревоженно и тихо — едва громче стрекота сотинских насекомых. — Они наверняка здесь ради Фароса.

— Именно поэтому нам надо туда отправляться. — Обердей шагнул вперед. — Мы знаем гору лучше, чем они. Если они решат с нами сразиться, им придется действовать на незнакомой территории. Наши знания — полезный инструмент и для нас самих, и для легиона в целом.

— Что, если они хотят ее уничтожить? — тихо спросил Маллий. — Если они атакуют, нам лучше быть в пещерах.

Обердей поднял взгляд на ночное небо. Платформа уже не испускала полосы огня.

— Пока не уничтожили.

— Ты так уверенно говоришь, — сказал Солон. — Глупости это. Нам надо уходить под землю. Здесь мы и суток не продержимся. Лес нас не защитит!

— Мы отправляемся на гору. Почти все наши тренировки прошли у пика, — спокойно ответил Обердей. — У кого выше шансы при бое в тоннеле — у нас или у полноценного боевого брата в силовой броне?

— Я не собираюсь пускать свою жизнь под откос лишь потому, что ты боишься темноты! — рявкнул Солон.

Они уставились друг на друга и подошли ближе.

Тебекай положил руку Солону на грудь и толкнул его назад.

— Сержант сказал нам то же самое, — сказал он. — Где-то через десять минут после того, как назначил Обердея главным. Доставлять врагам проблемы и отступать, защищать гражданских, когда возможно. Практический вариант Обердея лучше всего подходит для этого приказа. Вы слышали его, братья: мы идем к горе.

Глава 15 Древний Последний бой Разбитый щит

Древний Каракон отвел руку назад и ударил по взрывозащитным дверям командной палубы. Металл под кулаком вспыхнул, аннигилируя в разрушающем поле, и коридор задрожал. Гладкую поверхность двери уже покрывало несколько кратеров. Скоро путь будет открыт.

Келленкир проверил хронометр миссии. Они отставали от графика. Ультрамарины еще держали несколько очагов сопротивления, оказавшись еще более проблемными врагами, чем он ожидал. Весь длинный коридор был завален трупами его братьев по легиону, расстрелянных из потолочных орудий. От орудий теперь остались только дымящиеся обломки, но свою работу они сделали. Рота Скрайвока, и так недоукомплектованная, ослабела более чем вдвое. По приказу своего повелителя они прибыли на «Когтях страха» и таранно-штурмовых кораблях после того, как стыковочный терминал пал. Шестьсот воинов атаковали станцию, но теперь от них осталось меньше четырехсот.

У Скрайвока будет один повод для радости: он не погиб, тем самым сильно раздосадовав Крукеша.

Келленкиру не было дела до потерь или политических игр магистра когтя. Его разум грызла тревога, которую ничто не могло утихомирить. Он понимал, что раздражен, но даже в спокойные моменты не мог определить причину.

— Келленкир, — обратился к нему Скрайвок. Келленкир терпеть не мог его насмешливый голос по воксу. Это было так же мерзко, как если бы Граф сам залез ему в шлем.

— Милорд, — с сарказмом отозвался Келленкир.

— Следи за тылом, — Скрайвок.

— Тылом? — переспросил Келленкир. — Там никого нет! Мы в этом секторе всех убили.

Он оглянулся назад, где к стенам прикручивали нескольких легионеров и их слуг. Некоторые смертные выли. Ультрамарины мрачно смотрели на своих пленителей.

— Или скоро убьем.

— И тем не менее, Келленкир, я хочу, чтобы ты следил за тылом, — сказал Скрайвок, не глядя на вексилария.

— Ты приказываешь мне, капитан? — спросил Келленкир.

Каракон опять ударил по двери. От кулака прыгнули разряды молний. Дредноут отвел руку назад со скрежетом моторов в сочленениях.

— Стой, Каракон! — рявкнул Скарйвок. Дредноут подчинился. — Келленкир, ты отказываешься мне повиноваться перед моим собственным первым когтем?

— А ты как думаешь, Крашеный Граф?

Келлендвар встал за братом, показывая, что поддерживает его, но не одобряет это поведение.

— Не делай этого, — сказал он по частному вокс-каналу.

— Брат считает, что мне следует тебе подчиниться. Я не согласен, — сказал Келленкир.

— Каракон!

— Да, магистр когтя? — прогремел голос дредноута из вокс-динамиков на груди.

— Если Келленкир не исполнит мой приказ, убей его. Немедленно.

— Как вам угодно, магистр когтя.

Каракон с трудом развернулся. Дредноут не мог выпрямиться в полный рост, а потому вперед шагал неуклюже, плечами сдирая с потолка краску до самого металла. Встав за Скрайвоком, он заполнил собой весь коридор.

— А неплохо ты свою шавку выдрессировал! — сказал Келленкир. Он оглянулся на остальных, ища поддержки, но в коридоре собрались самые преданные воины Скрайвока, и они лишь стояли группой позади, глядя на него с молчаливой враждебностью. Глупцы. — Хорошо. Я подчинюсь. — Он с наглым видом отсалютовал. — Милорд.

Келленкир направился к концу коридора, пробираясь через толпу убийц. Келлендвар пошел за ним. Скрайвок кивнул на дверь, и Каракон продолжил работу.

— Зачем ты его провоцируешь? — спросил Келлендвар.

— А что такого? Жизнь скучна, а он легко выходит из себя.

Келлендвар схватил брата за край наплечника, повредив человеческую кожу, приколотую к металлу:

— Он тебя убьет!

Келленкир сбросил его руку:

— Мне все равно.

Они прошли мимо распятых пленников. С них уже сорвали одежду и броню, и люди, лишенные всех знаков отличия, казались одинаковыми, а космодесантники выглядели как перекачанные пародии на человека. К тому моменту все уже были пригвождены к стене и крики замолкли. Каждый пленник ждал свою судьбу как велел его характер: космодесантники в молчаливой ярости, смертные — со всей доступной им стойкостью. Одни впали в отчаяние, других явно переполняла гордость. Двое без стеснения плакали от страха, многие стонали и извивались от боли, которую причиняли шипы в запястьях и ступнях.

— Их тревожат мысли о смерти, — сказал Келленкир. — Они лишены свободы, которую обрел я. Они с ужасом ждут, что мы будем с ними делать, и это правильно, ибо телесные муки настигнут их совсем скоро. Боль неприятна, но мимолетна. Я мастер своего дела и могу днями пытать человека, не давая ему умирать. Когда тьма смерти все-таки поглотит их, они будут счастливы. И этот урок должны усвоить все. Ты его усвоишь, брат, и Скрайвок тоже.

Его отвлекло какое-то бормотание. Он остановился у смертного, который тихо говорил что-то с закрытыми глазами. Келленкир нагнулся к нему, и от близости Повелителя Ночи слова посыпались быстрее. Келленкир выпрямился и усмехнулся. Смертный молился.

— Смотри, брат, что происходит в этом идеальном царстве, — сказал он. — Вслушайся в это хныканье, обнажающее ложь. Даже здесь они тайно поклоняются Ложному Императору как богу. Как же они стараются не бояться!

Келленкир плюнул в смертного, и кислота зашипела на голой коже. Тот скривился, но продолжил молиться.

— Твой Император тебя не спасет. Ему все равно, — прошептал Келленкир ему в лицо. — Он лжец!

— Оставь его, — сказал Ультрамарин, висящий рядом со смертным. Его лицо было залито кровью, а живот пересекала широкая рана.

— А то что? Как ты собираешься приводить угрозу в исполнение? Ты ведь угрожать мне пытаешься, так? — взвился Келленкир. — На самом деле тебе следует поблагодарить меня за то, что я рассеиваю иллюзии этого слабака. Он же молится Императору! Даже ты должен понимать, что это неправильно.

— Он в руках монстров, — ответил Ультрамарин. — Неудивительно, что он молится.

— Да, монстров. Скоро очередь дойдет и до тебя, сын Жиллимана.

— Вам своей очереди тоже ждать недолго! — прорычал Ультрамарин. — Мои братья придут и уничтожат вас. Это единственный…

Топор Келлендвара метнулся к Ультрамарину. У оружия было острое лезвие, но не оно пробило голову, а силовое поле оружия. Двух Повелителей Ночи накрыло полупрозрачным туманом распыленной плоти. Безжизненное тело Ультрамарина склонилось вперед, едва не вывернув изогнутые пруты, которые удерживали его на стене.

Пленники совсем замолкли. Келленкир расхохотался:

— Видишь, брат? Они уже учатся. Жаль, что нет времени и тебя научить лично, перед нами другие задачи. — Он указал цепной глефой в сторону перекрестка.

Рядом с ним четыре Повелителя Ночи доставали широкие ножи для свежевания, узкие фленшерные клинки и крючья для мяса.

Келленкир и Келлендвар прошли мимо них и вступили на перекресток. Мелодии битвы еще грохотали в глубинах станции, но звучали все разрозненнее. В каком-то далеком секторе выли сирены, однако на главной палубе у командного центра стояла призрачная тишина. Удары Каракона по двери разделяли тишину на отдельные сегменты, похожие на мгновения между биениями умирающего сердца.

Легионеры-истязатели принялись за дело, и зазвучали настоящие крики — жуткие, клокочущие вопли абсолютной агонии. Ультрамарины пытались сорвать оковы и от собственного бессилия яростно кричали на врагов.

В груди Келленкира поднялась волна уродливого восторга, и он ударил цепной глефой по палубе, давая выход чувствам.

— Вот теперь они боятся, — сказал он брату.


Повелители Ночи захватили контроль над внутренними системами. Лампы гасли. Воздухоочистительные машины не работали. Тепло медленно утекало со станции в космос, и смертные члены экипажа на командной палубе начинали дрожать. Главный инженер вспомогательных систем ходил от пульта к пульту и со злостью дергал мертвые рычаги.

— Бесполезно, милорд. Мы отрезаны от станции.

— По вокс-сети легиона ни с кем не получается связаться, — сообщил Ген. — Нас тщательно глушат.

Адалл смотрел на дверь. С обратной стороны проступали тонкие следы когтей.

— Они делают это, чтобы нас помучить. Жестокая, ненужная практика, типичная для их кровожадной породы. Но скоро они пробьют дверь, и тогда мы покажем им, как должен вести себя воин. Все по местам.

Смертные, грея руки под мышками, направились к назначенным оборонительным позициям. Ультрамарины молча разошлись по восьмиугольной палубе, располагаясь так, чтобы максимизировать плотность огня. Они не позволят Повелителям Ночи победить без крови.

Дюжина космодесантников ждали на стороне, противоположной дверям. Горстка расположилась на галерее вдоль зала вместе со смертными членами экипажа. Из пятидесяти смертных десять были фронтовыми воинами с высокомощными лазерными пушками и в плотно сидящей броне, но остальные относились к числу палубных офицеров, вооруженных лишь пистолетами.

Восемь космодесантников, включая капитана Адалла, Одиллиона и Гена, стояли на нижнем уровне, держа болтеры наготове и примагнитив оружие ближнего боя к груди и ногам. От двери их отделяло безлюдное пространство с искрящими пикт-экранами и неработающими пультами.

Все ждали молча. Смертные топтались на месте, пытаясь согреться. Облачка от их дыхания замерзали на металле или оседали ледяными кристаллами. Космодесантники стояли как статуи: никаких непроизвольных движений, присущих обычным людям.

Бронированная дверь задрожала в проеме.

Вдруг включился палубный вокс. Левитирующие вокс-рожки и рупоры вновь заметались, сталкиваясь с друг другом, и из них опять зазвучали крики — жуткий оркестр, играющий под управлением жестоких дирижеров. Сначала Адалл и его люди решили, что это зацикленная запись, но потом голо-экраны с дрожью ожили. Космодесантники отреагировали одновременно, нацелив оружие на изображение.

Экран показывал коридор с прибитыми к стене пленниками. На него выводили страшные сцены истязания пленников. Несколько смертных отвернулись. Одного громко вырвало. Именно этот варварский фестиваль Повелителей Ночи был источником криков. Космодесантники опустили оружие, но отвести взгляд от смертного, которому срывали кожу с груди, не могли.

— Лорду Жиллиману давно следовало уничтожить этих ублюдков, — сказал Адалл. — Не смотрите. Они именно этого хотят. Они хотят ослабить нашу решимость, но мы им не позволим. — Он направил болтер на дверь. — Никто из нас не переживет этот день. Но давайте сделаем так, чтобы и враг следующего рассвета не увидел. Они называют себя Повелителями Ночи, так устроим же им вечную ночь.

Но металлический стук болтеров, вновь поднятых к груди, звучал жалко на фоне оглушающих криков. Все они — и люди, и транслюди — приготовились к смерти.

Створки дверей вылетели вперед, дымясь в атомном распаде. В отверстие просунулся шлем дредноута, выполненный в виде злобного черепа, и из его вокс-решеток по-металлически зазвенел нострамский боевой клич. В тенях он казался монстром. Адалл был вынужден напомнить себе, что дредноут действительно был монстром, худшим из монстров. Во многих культурах существовали предостерегающие легенды о падших ангелах, и не напрасно.

Дредноут отступил. Из рваной дыры по дуге вылетели гранаты, застучали по полу и взорвались. Они не нанесли вреда, но заставили ближайших космодесантников вернуться в укрытие, выиграв для предателей несколько секунд на то, чтобы быстро закрепить у бреши пару мелта-бомб. Толстая дверь могла выдержать многое. Обе стороны имели керамитовую обшивку, но дредноут пробурил ее, как чудовищный жук, обнажив уязвимую пласталь.

— Слуги Ультрамара! Прикройте глаза! — закричал Адалл.

Его собственный визор потемнел, едва термоядерные устройства взорвались с яростью умирающих звезд.

Металл потек вязкими дорожками, пока бомбы проплавляли себе путь сквозь двери, а в зале ненадолго стало теплее.

Дредноут ворвался внутрь, отбрасывая обломки дверей огромными ногами. В коридоре он не мог выпрямиться, но на командной палубе потолок был выше, и, миновав проход, он поднялся в полный рост. Череп — этот идол смерти с захолустного мира — был покрашен в ярко-белый; большая часть брони имела полуночно-синий цвет, но в самые крупные панели были встроены пикт-проекторы. Они транслировали самые страшные картины, какие только можно было вообразить: чудовищные зверства, при виде которых у самого порочного полевого командира мог не выдержать желудок. Картины непрерывно менялись, образуя бесконечный парад мук. Казалось, что измученные, воющие лица жертв не просто изображались на пластинах брони, а были заперты в двухмерном аду, из которого можно лишь разглядывать реальный мир, не имея возможности спастись в нем от боли.

Адалл с трудом отвел взгляд от пиктов, когда дредноут бросился в зал. Простой свиток, закрепленный на его груди, до нелепости скромно выглядел на фоне мигающих сцен с пытками из проекторов. На нем в традиционной манере было выгравировано имя.

Каракон.

Этот диссонанс между благородным происхождением машины и монстром, которым она стала, отвлек Адалла в самое неподходящее время.

Его люди разом открыли огонь. Комната осветилась полосами дульного пламени, но болты взрывались при столкновении с пластальной оболочкой дредноута, не причиняя вреда. Контемптор дико завопил и в два шага добрался до центра командной палубы, при этом расколов на куски несколько станций. Пока он наступал на капитана, Одиллион повел трех людей в боковую атаку. Воины держали мелта-бомбы наготове и уже поворачивали вентили, чтобы запустить термоядерную реакцию.

Не успели они закрепить их на ногах машины, как торс дредноута развернулся на поясном шарнире с вытянутой рукой. Одного брата сбило с ног и отбросило в стену, и мелта-бомба сдетонировала у него в руках. Второго смерть ждала на когтях контемптора. Каракон вонзил длинные стальные пальцы в грудь космодесантника, отбросил тело в сторону и тут же схватил третьего и сжал с такой силой, что его броня треснула, оглушительно хрустнув. По сломанным доспехам потекла кровь. Воин еще был жив, когда Каракон поднял вторую руку и расстрелял четвертого. Древний выронил искалеченный труп и повернулся к Одиллиону.

Одиллион лежал на полу: он отлетел в сторону, став жертвой молниеносной реакции дредноута. Каракон поднял ногу. Напряженные до предела мышечные пучки и приводы громко зажужжали, его конечность опустилась на Ультрамарина и размозжила ему голову и плечо. Выстрел из мелта-пушки оплавил Каракону правый наплечник, но он опять повернулся и, выплескивая в крике всю ярость, принялся по широкой дуге поливать командную палубу болтерным огнем, пока не раздался щелчок пустого магазина. Стрелявший в него воин успел отпрыгнуть в сторону, но снаряды накрыли весь мостик, пробили бронированные ограждения на уровне галереи и убили полдесятка людей-офицеров.

За ним на палубу вошли Повелители Ночи. Пламя из самого смертоносного оружия, созданного человечеством, осветило зал с обеих сторон. Ультрамарины вели огонь быстро, переключаясь на новую цель, едва старая оказывалась обезврежена. Повелители Ночи были менее дисциплинированы и поливали их снарядами с энтузиазмом, неподобающим легионерам. Нескольких воинов поток масс-реактивных болтов сбил с ног. Одного испарил плазменный заряд, многих ранило.

Дредноут избрал своей целью противников, стрелявших в него и его братьев с галереи. Узкое пространство в обе стороны пересек яростный ближний огонь. Болтерные снаряды ударили дредноуту в лицо, разбив основные зрительные линзы и сорвав краску с черепа. Дредноут в ярости замахал руками.

Адалл к тому моменту выбежал из-за укрытия и старался уйти подальше от тяжело топающего дредноута.

В зал ворвались два Повелителя Ночи, сражающихся как одно целое: один — тяжелым силовым топором, другой — цепной глефой. Первый действовал методично и атаковал, источая лишь полную уверенность, что убьет. Второй, явившийся без шлема, был маньяком и крутил длинную нострамскую глефу над головой, ничуть не заботясь о товарищах. Но, несмотря на безрассудную манеру глефщика, их боевые стили складывались в одно целое, и дикость одного дополняла сдержанность другого.

Перестрелка ослабла, частично сменившись ближним боем. Люди Адалла убивали больше, чем их враги, но Повелители Ночи были многочисленны.

Адалл отбросил болтер в сторону и снял с ноги силовой меч. Дредноут позади ревел и шатался, получив еще один мелта-заряд в колено. Не обращая на него внимания, Адалл нажал на кнопку активации меча, вызывая к жизни энергетическое поле. Два воина увидели его сквозь дым битвы и показали на него друг другу. Центурионский гребень делал Адалла первостепенной мишенью.

Он отсалютовал устремившейся к нему паре. Воин с топором склонил голову. Глефщик никакого ответного уважения не проявил.

Жужжащие зубья разрезали воздух. Воин резким движением перехватил глефу, взявшись за древко у головы и центра, и сделал выпад в капитана. Адалл ушел из-подложного удара. Второй воин, последовавший сразу за братом, уже опускал топор. Без сомнения, он рассчитывал воспользоваться тем, что внимание противника оказалось сосредоточено на его товарище, но Ультрамарин не поддался на уловку. Меч принял на себя удар топора, породив ослепительную актиниевую вспышку и взрыв столь громкий, что в шлеме сработали шумоподавители. Адалл отступил, скрывшись за взрывом, и развернул меч, зная, что сейчас надо будет блокировать удар от глефы. Зубья вылетели из цепи под разрушительным натиском силового поля, заставив глефщика выругаться на своем уродливом нострамском.

В его движениях появилась сознательность, и он отступил, решив быть внимательнее со своим противником.

Повелители Ночи пробились на галерею, и там завязался яростный бой: последняя горстка Ультрамаринов продавала свои жизни так дорого, как только могла. Их ненависть к предателям пересилила мрачное удовольствие, которое Повелители Ночи получали от битвы, и на мгновение им удалось оттеснить врагов назад. Это была последняя победа, да и той предстояло радоваться недолго.

Многие смертные члены экипажа предпочли застрелиться, чтобы их не взяли живыми. Последних Ультрамаринов сбросили с галереи и пронзили оружием с пилообразными лезвиями или, взяв в тиски, застрелили. Кровь блестела повсюду. В зале, где совсем недавно стоял холод, теперь было жарко от битвы, шумно от грохота мощного оружия и душно от фузелинового дыма.

Адалл продолжал сражаться и уже достал болт-пистолет. Повелители Ночи — те, кто не тащил кричащих пленников из зала, — встали рядом с ними кругом. Один поднял болтер, намереваясь выстрелить Адаллу в спину. Адалл видел это, но в тот момент отражал несогласованные атаки пары воинов и не мог как-то помешать ему. Он ждал финального выстрела, не переставая сражаться, но предатель в разукрашенной броне магистра когтя покачал головой, постучал по собственному оружию, и воин опустил болтер.

Значит, ему хотя бы позволят умереть с честью.

Двое атаковали его снова и снова. Он редко попадал, а когда это все же случалось, снаряды из болт-пистолета не ранили их, а лишь вынуждали отступить, пока в магазине не осталось патронов, и ему пришлось отбросить оружие.

Он избрал своей целью глефщика. Адалл был знаменит своей скоростью и отлично владел клинком, что не раз обеспечивало победу над братьями, но еще ни разу его способности не подвергались столь суровому испытанию.

Глефщик помедлил, и Адалл изменил направление атаки, чтобы отогнать воина с топором. Тот блокировал удар, слегка повернув голову топора, но это дало Адаллу достаточно времени, чтобы скользнуть в пространство между ними, где их большое оружие было неэффективно из-за близости к противнику. Он сильно ударил обладателя топора локтем в горжет, оттолкнув назад, и сделал выпад мечом к груди второго.

Клинок не достиг цели. Воина скрыла полоса белого света, а затем Адалл увидел, что его рука исчезла. Искореженные обломки меча упали на пол.

Их командир поднял дымящуюся волкитную серпенту.

— Браво, — оценил капитан, — но нужно поторапливаться. Становится скучно, к тому же не хочется отставать от графика. — Он держался надменно, отчего сразу же вызвал у Адалла отвращение. — Келленкир, Келлендвар, прикончите его.

Глефщик замахнулся оружием и ударил Адалла древком чуть выше лодыжек, опрокинув его на пол.

— Я его возьму.

Второй воин, держащий свой топор поперек живота, взглянул на него:

— Он заслужил быструю смерть. Он хорошо сражался.

Воины выжидающе посмотрели на своего командира.

Командир когтя покачал головой:

— Только не он. У него был шанс. Келленкир, делай с ним, что хочешь, но помни, что ты уже дважды у меня в долгу. Один раз — за свою жизнь, второй — за его смерть.

Глефщик, Келленкир, неохотно поклонился магистру когтя.

— Свяжитесь с лордом Крукешем, скажите ему, что станция моя… — Магистр когтя нахмурился и исправился: — Его.

Он окинул взглядом разрушения.

— Потери чрезмерно велики. Если так продолжится, желание Крукеша исполнится и я погибну. Чего ждете? Унесите его! — властно бросил он. — Его несговорчивость слишком дорого нам стоила.

Келленкир наклонился к Адаллу и прицепил ему на броню какой-то предмет. Тот выбросил в доспехи мощный заряд энергии, и дополнительные мышцы сократились, а экран шлема погас. Гул силового генератора резко понизился до тишины. Доспехи больше не работали.

— Теперь ты увидишь другие мои умения, Ультрамарин, — сказал глефщик.

Он махнул двум воинам, чтобы те подняли капитана.

Смерть Адалла в итоге не была ни быстрой, ни героической.

Глава 16 Разграбленный город Площадь ужаса Нежданное спасение

Укрывшись в заброшенной ферме, 1-я Сотинская смотрела, как горит их город.

По Сотополису разносился звук выстрелов — жуткий грохот болтеров, который даже с такого расстояния ни с чем нельзя было спутать. Небо над легионерским кастеллумом периодически освещалось огнем из пушек. Пламя захватило центр города и уже катилось по окружающим полям агриколума. Серпы огня раздувались морским ветром и жадно въедались в сухие посевы.

— Они все сжигают, — сказал Боларион. — Зачем так делать?

Вителлий разглядывал Сотополис через полевой бинокль.

— Это не завоевание. Они все уничтожают.

— Я слышал, что предателям нужны убийства, а не согласие. Может, это Пожиратели Миров? — дрогнувшим голосом спросил Говениск. — Они вырезают всех, кого встретят, для развлечения.

— И они даже не худшие из них, — пробормотал Боларион.

— Каков план, лейтенант? — спросил Мерик. — Нам нельзя спускаться всем вместе. Нас заметят.

Солдаты наблюдали за городом из главного здания фермы — длинного одноэтажного дома, к которой был пристроен хлев для скота. Сотинцев долго уговаривали переселиться в город, и ферму оставили от силы пять лет назад.

Сота жадно отобрала принадлежавшую ей когда-то землю. Пастбища почти исчезли под молодыми скородеревьями. В дворовых постройках, от которых остались лишь квадраты без крыши, покачивались рощи. Деревья росли даже из куч мусора, пробивая корнями стены и постепенно разрушая здания. Но главный дом еще стоял, крыша с потрескавшейся глиняной черепицей никуда не делась, в окнах оставалось драгоценное стекло. Внешняя стена была почти цела. Ферма расположилась на широком уступе у подножия горы. Сзади уступ оканчивался высокой скалой, в которой зиял вход в одну из пещер Фароса. Спереди тоже высились скалы. От Сотополиса к плато вела тропа, переходящая в вырубленную в скале лестницу. Обрыв впереди был достаточно высоким и давал хороший обзор города, а край его так оброс, что солдат не было видно. В целом ферма представляла собой отличное естественное укрепление, и взвод рассредоточился по уступу, погрузившись в безмолвное ожидание.

— Надо было остаться в горе. В городе опасно, — сказал Говениск. — Я всегда это говорил.

— Электричество, вода, горячий душ. Много еды. Люди, которые на это жалуются, просто ослеплены ностальгией, — сказал Боларион.

— Да что ты? А вот я, когда все это закончится, вернусь и буду жить там, — ответил Говениск.

От городского генераториума поднялся гриб огня, а грохот взрыва прокатился по скалам до самого леса. Лесные обитатели тревожно заверещали, но вскоре вернулись к беспокойному ночному гулу.

— Город уничтожат, — возразил Вителлий. — Возможно, выбора и не будет.

— Мы собираемся просто сидеть тут и смотреть? — спросил Боларион.

— Лазерные винтовки легионеров не остановят, — заметил Говениск. — Что мы можем сделать? Надо ждать здесь. — Он с нервным видом выглянул из окна. — Да, так и поступим.

— Нам могли бы дать оружие и получше, — проворчал Боларион. — На случай чего-то подобного. Хотя, конечно, подобного никто не ожидал.

— Дело не в этом. Нам выдали это оружие именно потому, что оно бесполезно против доспехов, — зло ответил Говениск. — Мы, ничтожные смертные, всегда были слабым звеном в планах Императора. Драчливые, как дети, в любой момент способные обратиться против своих спасителей. Не то что Легионес Астартес, сыны-завоеватели Императора. Уж они-то верные! Уж они-то сильные! Галактика спасена! — произнес он с насмешливым пафосом. — Я никогда в это не верил. Я знал, что никто не может быть прав постоянно.

— Такое впечатление, что тебя это радует, — сказал Мерик.

— Всегда приятно, когда твои взгляды подтверждаются, особенно если они пессимистичные, — сказал Боларион. — Нет никого довольней циника, который оказался прав. Для них говорить: «Я же говорил, что в этих зарослях сидят фантины», пока их затаптывают насмерть, — как хорошее горькое вино.

— Циник он или нет, мы еще не знаем, прав ли он. Мы не беспомощны. У нас есть они. — Мерик мотнул головой в сторону трех тяжелых болтеров. — Лазерная винтовка ничего не сделает легионерской броне, но они могут.

Вителлий задумчиво закусил нижнюю губу.

— Устроим здесь временную операционную базу. Боларион, ты главный. Установи оружие, обеспечь поле перекрестного обстрела внизу по тропе. Ты знаешь, что делать. Мерик, Говениск и я пойдем вниз, отправим сюда всех гражданских, каких встретим. Я оставлю тебе стрелков и половину отделения. Еще троих выставим в качестве охраны у подножия лестницы. Проверь, чтобы караул занял хорошие позиции.

— Я бы предпочел пойти с вами, — сказал Боларион. — Внизу моя семья.

— Именно поэтому ты и остаешься. Не хватало еще, чтобы кто-то рисковал, ставя под угрозу нас всех.

— Но…

— Никто рисковать не будет, — повторил Вителлий. — Всех гражданских, которых мы к тебе отправим, отведи в гору.

— Некоторым старикам это не понравится. Они боятся призраков горы.

— Другие варианты хуже, — ответил Вителлий. — Все понятно?

— Да, лейтенант, — сказал Мерик.

— Так точно, — подтвердил Боларион. — Как скажете, лейтенант.

Говениск моргнул и вновь широко распахнул налитые кровью глаза.

— Отлично. Собирайте людей. Выходим через пять минут.


Мерик, Вителлий и Говениск молча повели по каменной лестнице группу из двадцати двух человек. Они прятались под деревьями всякий раз, как над головой с ревом пролетал десантно-штурмовой корабль. Один кружил неподалеку от их позиции, кромсая лес из орудий, но через некоторое время улетел к какой-то другой цели. Взвод сидел в укрытии, пока Вителлий не убедился, что корабль точно скрылся.

Спуск с горы занял вечность, наполненную потными ладонями и натянутыми нервами, и все же последние откосы перед агриколумом долины слишком быстро оказались позади. Они прокрались из леса в темное поле и миновали ангар с тяжелой техникой, не раз приняв встреченные тракторы и агроходоки за притаившихся легионеров.

Когда они зашли далеко в кукурузное поле, Вителлий созвал всех и разделил взвод еще раз. Отделение Мерика при поддержке четырех людей Болариона он отправил в город. Сам Вителлий решил взять с собой нервничающего Говениска и двинуться к прибрежной дороге, чтобы перехватить гражданских, которые побегут вдоль берега. Мерик не просил отправлять его в город, но Вителлий посмотрел на него, молча призывая присоединиться к более храбрым людям, и тот без колебаний согласился.

Грохот битвы вскоре зазвучал угрожающе близко. Солдаты молча сидели на корточках, пока Вителлий разделял их, а затем отправлялись в соответствующем направлении.

Вскоре Мерик наткнулся на первых гражданских. Пятьдесят мужчин, женщин и детей брели в темноте. Разумеется, он знал их всех: сотинская колония была невелика. Многие находились в сильном шоке, их нельзя было оставлять одних, поэтому он поручил Мартину и Элию проводить их.

— Доставьте их на ферму в целости и сохранности и не возвращайтесь, — сказал он.

Те были рады подчиниться, поскольку среди беженцев обнаружились и их семьи, но ушли, бросая на остальных виноватые взгляды.

После этого они наткнулись еще на две группы одна за другой. Все эвакуировались при первых звуках сирен и врагов не видели. Мерик не ожидал, что так быстро встретит столько людей, и назначил ко второй и третьей группам по одному офицеру Болариона с тем же приказом не возвращаться.

Каждая новая группа выглядела потрепаннее и испуганнее предыдущей. На четвертую они наткнулись не скоро, и она оказалась в худшем состоянии. Эти люди встретили врага. От дыма они покрылись сажей, сквозь которую белели глаза и ноздри. На многих засохла кровь, но не их собственная. Раненых не было. Смертные редко выживали после попадания болта.

Он заметил жену Болариона, на лице которой от ужаса застыло отрешенное выражение. Она так крепко сжимала руку своего сына, что костяшки пальцев побелели.

— Андрадея?

Она взглянула на него, но не узнала.

— Это я, Мерик Гиральд.

— Мерик?

— Да. Мерик.

Она посмотрела через плечо. Ее красивое лицо оцепенело от страха и выглядело тупым. Мерик осторожно взял ее за плечи и повернул к себе.

— Боларион… Колом в безопасности.

Она моргнула и уставилась ему за спину, словно там было что-то невозможное. На ее лице был написан такой ужас, что Мерик не удержался и тоже бросил взгляд через плечо.

— Ты меня слышала? Твой муж в порядке. Андрадея?

— Я увела оттуда Прата, — пробормотала она. — Они убивают всех. Они подожгли медике прямо… прямо с людьми внутри.

— Сколько их? — тихо спросил Мерик.

— Они застрелили старейшину, просто взяли и застрелили. Это ужасно.

— Сколько их, Андрадея? — повторил он.

— Сотни? Тысячи? Космодесантники в темной броне с молниями, у некоторых на броне переливались изображения лиц, как пикты. Их было так много. У них кожа свисала с плеч… лица… сорванные лица людей и кости… Кости…

Слова превратились в бессвязное бормотание, и она затрясла головой.

— Мама! — позвал сын Болариона, явно напуганный.

Андрадея моргнула, посмотрела на него, сжала его руку и вроде бы немного пришла в себя. Она задрожала.

— Как они могут такое вытворять?! Они же Легионес Астартес. Я не понимаю.

Один из людей Мерика резко свистнул. Огонь добрался до посевов неподалеку, и стена пламени наискось двигалась к ним. Ночь стала оранжевой от пожаров, которые в городе были ярче всего. Мрачное небо они словно воодушевили, и оно багровело сильнее, чем когда-либо.

— Они всегда такими были, — сказал Мерик, поворачиваясь обратно к Андрадее. — Они вернули всю Галактику за двести лет. Как, по-твоему, им это удалось? Сейчас мы видим их истинную сущность.

Он поймал себя на мысли, что говорит как Говениск.

— Наши повелители не такие.

Мерик ободряюще улыбнулся.

— Нет, не такие, — согласился он, но уверенности не чувствовал.

Ультрамарины завоевали тысячи миров. Многие из них были населены людьми. Может, сыны Ультрамара были такими же безжалостными, когда им приказывали забыть о милосердии? Скольких людей убили знакомые ему легионеры лишь потому, что лидеры этих людей отвергли предложение Империума? Легионеры уничтожали целые цивилизации. Глашатаи рассказывали об этом. Летописцы Ультрамаринов прилежно все фиксировали.

Теперь идея, что разумное оружие может обратиться против своего хозяина, казалась до смешного очевидной.

— Иди, Андрадея. Все вы, отправляйтесь вверх, к горе. Следуйте за Клавием и Демефоном, они отведут вас в безопасное место. И поспешите!

— А ты? — спросила Андрадея.

Клавий повесил винтовку за плечо и мягко увел ее.

— Мерик! — крикнула она и пропала.

— Да, кстати, а ты? — спросил мелкий Джонно.

— «А мы», хочешь сказать? — уточнил Мерик. — Мы взглянем поближе.

— Что?

— Может, хватит чтокать? — Он подозвал солдат к себе, пока беженцы брели в сторону горы. — Я не могу вас заставить. И не буду вам приказывать. Можете отправиться со мной или нет, выбирать вам, и никто не вправе вас осуждать. Но если мы будем лучше знать, с чем именно имеем дело, наши шансы повысятся.

Солдаты молча смотрели на него, и отраженное пламя плясало в их глазах.

— Пожалуйста, только не говорите все сразу, — сказал Мерик. — Итак, либо вы все готовы отправиться со мной — и в таком случае я тронут такой сплоченностью, — либо вы просто ждете, пока кому-то другому достанет смелости сообщить мне, куда я могу идти.

— Мерик! — неверяще воскликнул Мелкий. — Конечно, мы с тобой.

Остальные обменялись неловкими взглядами.

— Отлично. Спасибо, Мелкий, — сказал Гаскин. — Я хотел смыться, но не могу, раз Мелкий идет. Я никогда бы себе этого не простил.

— Значит, решено, — сказал Морион. — Мы все идем.

— Я — нет, — твердо сказал Понтиан. — Я не трус, я готов сражаться, но совершать самоубийство не намерен. Я слышал, что говорила жена Болариона.

— Хорошо, — ответил Мерик. — Отправляйся с Клавием и Демефоном. Никто не станет думать о тебе хуже.

— Я стану, — пробурчал Гаскин.

Демефон, который проводил разъяснения для жителей Сотополиса в стороне, крикнул:

— Сержант, если ты не против, я хотел бы поменяться местами с Понтианом. Ты отсылаешь нас лишь потому, что мы не в твоем отделении. Не вижу в этом смысла. Я пойду.

Оставшиеся члены отделения похлопали Демефона по спине, когда он к ним присоединился. Понтиана проводили не менее энергично.

Мерик остался с половиной отделения.

— Значит, так: передвигаться будем тихо и быстро. Никакой стрельбы. Открыв огонь по космодесантнику, вы только разозлите его и сообщите его друзьям, где мы. Только разведка, понятно?

— Знаешь, серж, многие говорят, что ты сумасшедший, — сказал Мелкий.

— И многие правы, — ответил Мерик. — Вперед.


Подобравшись ближе к городу, они встретили первую десантную капсулу. Эта высокая машина с вылетевшими лепестками-дверями, формой напоминала Мерику большие орехи, которые росли на пляжных плантациях. Земля в долине была мягкой, и капсула под собственным весом погрузилась в почву и наклонилась вбок. Ее окружала сгоревшая трава. Они прошли слишком далеко от капсулы и не разглядели на поверхности никакой легионерской символики, но Мерик не собирался рисковать; судя по жужжанию мотора, турель еще работала, поэтому они обогнули капсулу со стороны, смотрящей в небо.

— Кто это, как думаешь? — спросил Гаскин. — По тому, что сказала Андрадея, похоже на Повелителей Ночи. Я слышал о них нехорошие вещи. Освежевывают тебя, как только увидят. Армия террора. Неудивительно, что они присоединились к плохим.

— И какая часть этих слухов — правда? — поинтресовался Морион.

— Достаточно большая, — буркнул Гаскин.

— Шш! — предупредил Мерик.

Он пригнулся и жестом приказал своим людям сделать то же самое. Впереди была еще одна спасательная капсула. Она лежала на боку. Солдаты рассредоточились веером и приблизились.

— В нее попали, — заметил Мерик.

— Так идем! — сказал Мелкий, потрусив вперед.

— Мелкий! — прошипел Мерик. Он обозвал его идиотом и последовал за ним.

В бронированных дверях десантной капсулы зияли огромные дыры. Не хватало половины векторных двигателей. Капсула упала неудачно, и часть, погрузившаяся в землю, раскололась, а металл смялся от удара, словно ткань. Тут и там горел огонь, полыхающий синим в лужах пролившегося топлива. На месте аварии воняло нефтяным дымом и кровью. Двери получилось открыть наполовину, и то, применив силу. Внутри в фиксаторах висели мертвые легионеры. Одну дверь на противоположной стороне расстреляли взрывными болтами. Мерик глубоко вдохнул, прижался щекой к лазерной винтовке и засунул голову в капсулу. Некоторые фиксаторы оказались пусты. Он рискнул включить фонарик и оглядел мертвых. Всем им нанесли страшные раны, покрыв броню большими влажными кратерами.

Он задержал взгляд на тех, кого можно было считать легкоранеными. Таких космодесантников он еще не встречал. Мерик тоже слышал рассказы о Восьмом легионе, но ничто не могло приготовить его к жутким украшениям на их броне…

Он выключил фонарь и вылез наружу. Голова кружилась, и не только от дыма, и он жадно вдохнул.

— Есть живые? — спросил Демефон.

— Они давно ушли. — Мерик показал на следы ботинок, глубоко отпечатавшиеся в сотинской почве. — Остальные мертвы.

— Должно быть, они погибли при падении.

— Мне кажется, даже такое падение легионера не убьет, — ответил он. — У них всех раны. — Он поднял взгляд на небо. Светлело, и Гибельный шторм окрашивался розовым на горизонте. — Проклятье! Пожары скрыли рассвет. Времени немного. Пара часов.

— Надо взять их болтеры, — сказал Гаскин. — Это уравняет шансы.

— Не будь идиотом, чтобы один поднять, нужны двое, — бросил Демефон.

— Не называй меня идиотом! — огрызнулся Гаскин.

Вдруг из темноты выбежал Джонно, заставив их всех подпрыгнуть.

— Серж, скорей сюда. Их тут больше.

Остальное отделение укрылось в канаве у живой изгороди из скородеревьев и колючего кустарника. На другой стороне раскинулось огромное поле с посевами, качающимися на теплом ветру от пожаров. Поле пересекали глубокие колеи от тракторов.

— Вон там, — сказал Джонно. — Около дюжины.

Из кастеллума донеслось три оглушительных удара.

Они были недалеко от крепости космодесантников, но со своей позиции ее не видели.

— Двенадцать десантных капсул, — пустым голосом произнес Мерик. — И все целые.

— Легионеров видишь? — спросил Демефон.

— Какая разница? — сказал Гаскин. — Дальше их будет только больше. Можно еще в стадо брачующихся фантинов броситься — шансы выжить будут примерно такие же.

— Что теперь, серж? — спросил Мелкий Джонно. — Как через них пробраться?

Морион скорчил гримасу:

— Видите это выражение? У Мерика оно означает «У меня есть идея, но она вам не понравится».

— Клоака, — догадался Мерик. — Эти канавы неподалеку соединяются и превращаются в один поток. Через них мы попадем прямо в город.

Все застонали.

— Я же говорил, что вам не понравится, — сказал Морион.


Все инфраструктуры гражданских поселений на Пятистах мирах Ультрамара, от самых маленьких до самых больших, планировались тщательнейшим образом. Устройство их было продумано как вверху, так и внизу. Когда основали Сотополис, канализационную сеть прокопали в первую очередь. Ее размеры значительно превышали текущие потребности городка. Мерика поражали предусмотрительность и уверенность Жиллимана. Планета была отрезана от остального мира, Галактику разрывала война, и все равно он смотрел в будущее и представлял в нем Соту, которую Мерик не увидит, даже если проживет тысячу лет.

Солдаты опустились в железобетонную канаву, пригибая головы и ползком пробираясь в жиже на дне. Мерик часто смотрел на светлеющее небо. Им следовало вернуться в гору, где было безопасно, но Мерик жаждал собственными глазами увидеть, что случилось с его приемным домом.

Когда они вступили в холодную пасть сотинской канализации, звуки боя у кастеллума достигли крещендо. Шум воды едва заглушал резкие залпы тяжелых орудий. Голые серые стены давили, создавая ложное ощущение безопасности. Если их здесь обнаружат, им конец.

В выемке на полу бежал тонкий ручеек воды, но к тоннелю постепенно присоединялись другие каналы, и поток воды рос, пока не достиг их щиколоток. Вскоре агрохозяйственные каналы сменились пластековыми трубами с откидными заслонками — первые домашние сети Сотополиса.

Пройдя до конца тоннеля, они оказались в главной канализации города, известной как Клоака Максима. Вдоль глубокого канала со сточными водами шел мостик. Сверху доносился клокот водоочистной установки, а когда Мерик напрягал слух, получалось различить и далекий рокот волн.

Они продолжили путь, подняв оружие и вглядываясь в каждую тень. Чем ближе они подходили к центру, тем тише становилось. Из ливнестоков порой доносились отдельные очереди выстрелов. Услышав крик, они все замерли, но тот сразу же оборвался с жуткой внезапностью.

Сотополис был небольшим, и они быстро оказались под главной площадью, где, судя по доносящимся сверху звукам, шла какая-то бурная деятельность.

— Похоже на строительные работы, — прошептал Морион. — Я слышу молотки. Электроинструменты.

— И… стоны? — заметил Ганспир.

У Мерика вдруг пересохло во рту, и он облизнул губы. Им все еще управляло желание знать, но часть его тряслась при мысли о том, что он может увидеть. Он взглянул на полосу раннего утреннего света, пробивающегося через трубу ливнестока, встал под ней, посмотрел вверх и взвесил потребность знать против желания не знать.

— Гаскин, помоги мне подняться, — сказал он наконец.

Неуверенно стоя на плечах солдата, Мерик придвинулся к ливнестоку и осторожно заглянул в щель.

— Что видишь? — прошептал Гаскин.

— Ничего. Что-то преграждает вид. Тихо.

В считанных сантиметрах от его носа стояли трансчеловеческие ноги в темно-синих наголенниках. Через некоторое время их обладатель отошел, открыв ему вид прямо на середину площади. Зрелище повергло его в шок.

— Кости Конора, — выдохнул он.

— Что? Что?! — спросил Гаскин.

Перед глазами все пульсировало. Мерик отстраненно подумал, что никогда не испытывал настоящего ужаса — до этого момента. Так много слов использовались бездумно; встреча с их истинным значением переворачивала мир вверх ногами.

«Они этого и добиваются, — соображал Мерик, борясь с паникой. — Они хотят, чтобы мы боялись. Соберись». Но собраться, видя, что происходит на площади, было непросто.

Взгляд Мерика метался от одного кошмара к другому. Ему быстро хватило.

— Опусти меня, — прошептал он.

— Что ты видел? — спросил Гаскин.

— Ты не хочешь это знать. Не надо было приходить.

— Те стоны… — сказал Морион. — Что они с ними делают?

— Мы им не поможем. Надо уходить, — сказал Мерик.

Товарищи занервничали и одновременно принялись шептаться. Он только успел их утихомирить, как в верхней части клоаки раздались голоса и жестокий смех, и все опять в ужасе замолчали.

Повелители Ночи приближались.

Сотинцы быстро, как крысы, юркнули в боковые тоннели канализации.

Мимо прошли три космодесантника. Двое были врагами, огромными и грозными в своих доспехах. С третьего броню сняли и связали ему руки. Он двигался странно, а Повелители Ночи подгоняли его искрящимися стрекалами и смеялись, когда он невольно дергался и хрипел.

Повелители Ночи не заметили их. Когда они отошли на тридцать метров, Мерик наконец осмелился прошептать:

— Нельзя его оставить.

— Ага, — ответил Гаскин. — И что мы можем сделать? Их двое, а нас всего шестеро!

— Мы не в силах помочь своим людям, но не ему. Я пошел.

— Ты спятил! Они тебя просто застрелят!

— Нет, не застрелят, — ответил Мерик. — Они захотят развлечься. Садизм — их слабость.

— Они от нас мокрого места не оставят, — прошипел Гаскин.

— Я пытаюсь что-нибудь придумать! — Мерик надеялся, что, если ничего не выйдет, его просто застрелят, а не отнесут на площадь. Такая смерть хотя бы будет быстрой. — Демефон, Морион, Джонно, Ганспир, на другую сторону, тихо! Джонно!

— Да, серж?

— Делай свое дело.

На крысином лице Мелкого возникло решительное выражение.

Четыре солдата опустились в грязную воду по шею и перешли на другую сторону канала. Там к Клоаке Максима выходил тоннель без мостика, в котором они и укрылись. Легионеры были слишком заняты своим пленником и ничего не заметили. «Садистские и самоуверенные, — подумал Мерик. — Это удваивает наши шансы».

— Я привлеку их внимание. Приготовьтесь, — сказал он.

Гаскин дотронулся до крак-гранаты на поясе. Мерик кивнул, закрыл глаза и вышел на мостик.

— Эй! — закричал он. — Смотри сюда!

Мерик открыл огонь, отступая назад в тоннель после каждого выстрела. Он держал винтовку у плеча и старался попадать, унимая дрожь рук силой воли. Лазерные заряды с треском прорезали воздух, опаляя доспехи шедшего сзади воина. Повелитель Ночи повернулся и получил заряд в лицо. Он инстинктивно поднял руки, прикрывая уязвимые линзы шлема.

«Относительно уязвимые», — напомнил Мерику внутренний флегматик.

Повелитель Ночи бросился к нему.

Мерик еще ни разу в жизни не испытывал такого ужаса. Он всегда нервничал в присутствии трансчеловеческих воинов Ультрамара — как и все люди. Но смотреть, как на тебя несется разозленный космодесантник, было совсем не то же самое, что смущенно распивать с ним алкоголь.

Он успел привыкнуть к тому, какие они огромные. Даже слишком привыкнуть. Бегущий на него воин был так огромен, что его нельзя было назвать человеком. Он имел человеческую фигуру, но раздутую до пределов неузнаваемости. Доспехи усиливали его настолько, что в прошлые эпохи его бы классифицировали как бронемашину. Керамитовые ботинки выбивали из железобетона куски. Он взмахнул древковым оружием, которое в длину было больше, чем Мерик в высоту. Цепной клинок на конце был массивный, как ящик боеприпасов, а вращающиеся зубья — с обеденный нож размером. Воин создавал впечатление до немыслимости, почти до нелепости увеличенного масштаба.

Это был человек, искаженный настолько, что разум отказывался его воспринимать. Он был больше, чем великан. Больше, чем монстр из безумных историй. Космодесантника было так много, что он не выглядел настоящим.

Все в нем было призвано наносить максимальный урон существам и машинам, превосходящим человека. Он был тяжелым, сильным, бесстрашным, невероятно быстрым и немыслимо опасным.

И он бежал на Мерика.

Более того, боевой гигант проделал огромную работу, чтобы сделать себя еще страшнее — как будто одного факта его существования было недостаточно. Дыхательной маске шлема придали вид скелетного рта с длинными звериными зубами. Изображение черепа, нарисованное краской, покрывало лоб и пространство вокруг глаз, образуя злобный лик смерти. На шнурах, прикрепленных к наплечникам воина, качались черепа, которые казались детскими на фоне его собственной головы. И только когда расстояние между ними сократилось до десяти метров, Мерик осознал, что эти выбеленные кости принадлежали взрослым людям.

Неведомым образом ему удалось отстраниться от своего ужаса и продолжить стрелять, пока космодесантник не оказался прямо перед ним.

Гаскин выполнил свое обещание. Когда гигант пробегал перекресток, на мостик выкатилась крак-граната. Пробренчав по полу, она очутилась между ног Повелителя Ночи и взорвалась. Мерик бросился в канализационный канал за мгновение до того, как тоннель заполнился огнем. Взрыв отбросил космодесантника в сторону, оторвав одну ногу, которая упала в воду в стороне от владельца. Раненый Повелитель Ночи некоторое время болтал руками у поверхности, но вскоре исчез под водой.

Остальные солдаты Мерика открыли огонь. Три лазерных винтовки принялись сжигать краску на доспехах второго предателя. Тот спокойно опустился на колено, одновременно доставая болт-пистолет. Ганспир взорвался; его торс превратился в алый туман и разлетающиеся обломки костей. Другой снаряд пролетел сквозь плечо Мориона и ударился о стену позади, так и не сдетонировав.

Джонно все это время неподвижно стоял, опустившись на колено, и смотрел в прицел винтовки. Мерику стало стыдно, что он вечно дразнил щуплого солдата. Может, тому и недоставало роста и ума, но он с успехом компенсировал это храбростью.

Повелитель Ночи наставил на него оружие, Джонно оказался быстрее. Он сделал один выстрел. Из разбитой линзы на шлеме предателя вылетела струйка дыма, и он замертво рухнул в воду.

Было что-то неправильное в убийстве сынов Императора, даже если те обматывались кожей невинных. Мерик замотал головой, прогоняя тревогу, и подбежал к упавшему Ультрамарину.

— Милорд, можете подняться?

Воину было тяжело говорить. Его зубы были плотно сомкнуты, а мышцы сводило.

— Болевой… шип… Шейный порт… Вытащи!

Мерик провел рукой по задней части шеи космодесантника. Кожа была странной на ощупь. Пальцы наткнулись на кольцо из рубцовой ткани, в котором обнаружился металлический порт. Из него что-то торчало. Мерик резким движением выдернул предмет. Космодесантник закричал от боли, но та прошла, едва ей дали выход.

Его лицо исказилось в ярости. Он схватил выроненный Повелителем Ночи пистолет и направил его в сторону Мерика. Сотинец в ответ завозился с винтовкой.

Космодесантник выстрелил. Мерик развернулся как раз в тот момент, когда первый Повелитель Ночи уходил под воду, фонтанируя кровью из вскрытого горла.

— Я брат-сержант Солус, — сказал космодесантник, явно не впечатленный зрелищем.

— Мерик… Сержант М-Мерик Гиральд-д, — запинаясь, ответил Мерик.

Солус поднялся, словно испытание не нанесло ему никакого вреда. Мерик чувствовал страшную неловкость из-за того, что был вынужден его ощупывать.

— Что ж, сержант Мерик, похоже, я должен тебя поблагодарить.

— Благодарить следует Ганспира, а не меня, — зло ответил Мерик. — Он погиб, чтобы спасти вас. А я все еще жив. А еще есть Джонно, он убил второго.

— Хороший выстрел.

— Отличный выстрел! — поправил Мерик, вложив в эти два слова всю злость на космодесантников и собственную беспомощность.

Солус равнодушно посмотрел на него.

— Прими мою благодарность независимо от того, считаешь ли себя достойным ее, или нет. Нам с тобой недолго осталось в этом мире. Убийцы Конрада Кёрза захватили город. Уходи.

— Нет, — процедил Мерик, стиснув зубы.

— Нет? — переспросил Солус. — Решение очевидно. Теории не нужны. Прошло время гипотез, осталась только реальность. Побег для вас — единственный выход.

— Я хотел сказать, отправляйтесь с нами. У нас есть одно место. Безопасное.

— Безопасных мест не осталось.

— Значит, безопаснее прочих. Идемте в гору. Мы там перегруппировываемся. Вы нужны Соте.

Солус кивнул. По-видимому, эта истина тоже была очевидна. Он присоединился к поредевшему отделению Мерика, и они ушли так быстро, как позволяла обстановка.


Через серые от утреннего света поля удалось пройти без происшествий. Они поднялись в гору, оставив позади горящий Сотополис. Бои вокруг кастеллума затихли. К тому моменту, как солдаты дошли до гряды, с которой были видны его сломанные укрепления, главные ворота оказались открыты. Проход отбрасывал на дорогу ромб желтого света. Внутри двигались крохотные фигурки легионеров, казавшиеся еще меньше на фоне массивных осадных танков.

Солнце уже поднялось в красное небо и до убежища оставалось совсем немного, когда зазвучали крики. Мерик не раз оказывался на горе во время прогулок учеников из местной схолы. Оставалось только удивляться, как далеко были слышны радостные крики с детской площадки. Звонкие крики и веселая болтовня разносились на мили.

Звук, доносящийся теперь из центра города, был похож: далекий пронзительный хор с фоном из безостановочного гомона. Вот только высокие ноты представляли собой душераздирающие вопли, а не радостные возгласы, а гомон был полным ужаса плачем.

Мерик остановился. Солнце светило прямо в лицо, и приходилось щуриться, чтобы разглядеть что-либо в городе. Завеса из голубого дыма превращала разрушенные здания в бессмысленные блоки. Центральная площадь казалась темной дырой. Деталей не было видно — только далекие огоньки, бывшие, должно быть, огромными кострами. Столбы маслянистого черного дыма поднимались к синему навесу и растворялись в нем. Мерик смотрел на центральную площадь, сколько мог.

Площадь каждую середину лета наполнялась огнями и шумом, но Повелители Ночи устроили собственный фестиваль.

Ультрамарин с Морионом на плече замыкал колонну, сторожа группу усталых людей: по пути назад они встретили еще нескольких гражданских, стариков и маленьких детей. Они облепили брата Солуса, как баланусы — камень.

Солус держал в руке болтер, взятый на обратном пути из разрушенной спасательной капсулы. С оружием он выглядел грозно, пусть на нем и не было брони.

Космодесантник встал рядом с Мериком.

— Не оглядывайся. Единственный способ помочь им — это выжить и отомстить за них в будущем.

Мерик поднял взгляд на мрачного гиганта и моргнул. Глаза щипало, но слез не было.

— Почему они это делают? — спросил он.

— Потому что могут, — ответил Ультрамарин.

— Вы тоже можете, — возразил Мерик. — Вы с ними одинаковые.

— Но не делаю. В этом и заключается разница между сыном Ультрамара и головорезом Нострамо. Мы одинаковые и в то же время разные. Такими сделал нас Император в Его мудрости. — Он положил огромную руку Мерику на плечо. — Не скорби. Все мы умрем, но мой генетический отец заставит их заплатить за свои преступления.

Старый Мерик ответил бы шуткой, но старый Мерик погиб в развалинах города.

Чувствуя тошноту, он повернулся спиной к своим соотечественникам и последовал за колонной гражданских, направляющихся к убежищу в горе.

Глава 17 Повелитель Макрагга Послание Дантиоха «Нова»

Жиллиман явился в локус Фароса, как только новости об атаке достигли его ушей, и к тому моменту, как он переступил порог Поклонной часовни, его переполнял гнев. За ним следовали старшие офицеры, все магистры ультрамаринских орденов на Макрагге и представители остальных присутствующих легионов. Им приходилось бежать трусцой, чтобы поспевать за стремительно вышагивающим примархом. Позади бежали смертные члены его военного совета, люди из Имперской Адепты, Астра Телепатики макраггского правительства, их помощники и слуги. Самые слабые тащились далеко позади.

Повелитель Макрагга не стал их ждать. Он остановился у границы фаросского коммуникационного поля, прямо перед креслом Дантиоха. Его лицо было непроницаемо, но гнев бил через Фарос с почти физической силой. Полуксу подумалось, что если Жиллиман сделает еще один шаг, то опять покинет Макрагг независимо от своего желания. Это стало бы катастрофой, и он мысленно взмолился, чтобы примарх остался в безопасности.

Дантиох начал вставать, но Жиллиман поднял руку ладонью вперед:

— Сядь, Дантиох, и докладывай. Расскажи, что происходит на Соте.

Лицо примарха было таким же царственным, как всегда, но в голосе чувствовалось напряжение от подавляемых эмоций.

Дантиох неловко опустился обратно на стул, задрав голову, чтобы смотреть своему командиру в лицо. Даже в тисках ярости Жиллиман сохранял достаточно ясный разум, чтобы заметить, как тому неудобно, и шагнул назад. Полукс немного расслабился.

— А император?

— Я уведомлю его, как только сам ознакомлюсь с ситуацией, — запальчиво ответил Жиллиман. — Докладывай!

— Хорошо, — сказал Дантиох. — Нас атакуют значительные силы Восьмого легиона. Они пробрались к Соте незамеченными, подойдя с обратной стороны фаросского интерференционного поля. Они захватили город, милорд, и орбитальная платформа тоже пала.

Жиллиман сжал губы так, что они побледнели.

— А рота «Эгида»? Что случилось с моей сто девяносто девятой?

— Согласно графику дежурств, составленному капитаном Адаллом, одна половина находилась в кастеллуме, вторая — на платформе.

Рядом с Дантиохом встал провост Ультрамаринов.

— Кастеллум был захвачен сегодня утром, милорд.

— Сержант Ахаменид, — отозвался Жиллиман, демонстрируя поразительную память. Поговаривали, что он знал лица и имена всех своих сыновей. Полукс был вполне готов в это поверить.

— Да, милорд. Мы сражались изо всех сил, милорд, но против нас выступали около шести тысяч врагов. Мы не могли отразить атаку при нашей численности, к тому же они спустили осадные танки, едва уничтожили противовоздушную оборону. Я… Простите меня, милорд.

— Это я должен просить прощения, сын мой, — мрачно ответил Жиллиман. — Много их вы убили?

— Статистика потерь говорит, что пять их воинов приходится на одного нашего.

— Вы хорошо себя показали.

Ахаменид нерешительно склонил голову, захотел сказать что-то, но передумал и отошел назад.

— Когда кастеллум пал, нескольким воинам из Сто девяносто девятой удалось добраться до горы, — сказал Дантиох.

— Скольким? — спросил Жиллиман.

Дантиох помолчал.

— Здесь, с Ахаменидом, пятьдесят шесть. Еще тридцать или сорок воспользовались входами у подножия и укрылись в катакомбах. У меня нет точных данных. Повелители Ночи уже совершают налеты в нижние пещеры. Мы слышим, как они сражаются, но связаться со своими силами по воксу отсюда не можем.

— Меньше сотни воинов из тысячи. — Невозмутимое выражение его лица ушло под давлением горечи.

— Враг имел огромное численное превосходство, лорд Жиллиман. Здесь по меньшей мере десять тысяч предателей, а может, и больше, — сказал Полукс.

— Ты просил больше людей, капитан.

— Да.

Лицо у Полукса было таким же каменным, как у Жиллимана. Он никогда не скрывал свое мнение от вышестоящих.

— Но Лев отказал тебе в просьбе.

— Да, милорд, отказал, — ответил Полукс. — И вы его поддержали.

— И жалею об этом! Он говорил, что секретность важнее крепкой обороны, — процедил Жиллиман сквозь стиснутые зубы, сжимая кулаки. — Я последовал его совету, и теперь мы на грани катастрофы! И где он теперь?

— Милорд, силы врага так велики, что нам потребовалось бы не меньше одной пятой легиона, — сказал Полукс.

— И тем не менее ты здесь, а он нет. Не надо защищать моего брата. Алексис Полукс. Он сам мне ответит.

— Дозорные корабли не заметили врага, милорд, — привел аргумент Полукс.

— У вас есть идеи, откуда они взялись? — спросил Вер Каспеан, магистр Первого ордена. — Лорд Жиллиман, нужно быть готовыми к новым атакам на наши территории.

— Они наверняка долгое время прождали поблизости, — сказал примарх прежде, чем Дантиох или Полукс успели что-либо ответить. — Возможно, они проникли в систему еще до того, как мы зажгли Фарос, и совершенно точно достаточно давно, чтобы успеть выяснить наши слабости.

Могучий интеллект Жиллимана подавил эмоции, и примарх принялся мерить шагами разбитый пол часовни, сосредоточенно хмурясь.

И Полукс, и Дантиох почувствовали через эмпатическое поле Фароса, что его ярость угасла под натиском рассудка.

— Это самое правдоподобное объяснение. Кёрз! Без него не обошлось. Он был здесь, прямо в этой часовне, а теперь его легион там… — Он постучал по груди закованными в металл пальцами, всколыхнув многочисленные знаки отличия. — Или это совпадение? Оба варианта возможны. Нужно больше информации.

— Эта атака —либо аномалия, либо начало чего-то большего, — сказал Дантиох.

— Как много Кёрз может знать о роли и возможностях маяка? — проговорил Жиллиман. — Какую цель он преследует? Вот какие вопросы надо себе задавать. Теория: он ничего не знает. Мы сами-то почти ничего не знаем. Кёрз случайно оказался здесь, прилетев на корабле моего брата — опять эти проклятые тайны! — Он разволновался, но тут же взял себя в руки. — Его легион, спасающийся бегством после Трамасского крестового похода, случайно прибывает к Соте. Она находится на границе моих территорий и плохо исследована. Они прячутся где-то за пределами системы, видят Фарос и направляются к нему. К нашему несчастью, их численность оказывается больше нашей. Или…

Он ударил кулаком по огромной ладони.

— Теория: Кёрз появляется здесь. Даже его больному разуму очевидно, как важен Фарос. Он связывается со своим легионом — возможно, с помощью того же Фароса. Он ведь провел в часовне несколько минут, а какая-то часть отцовских ментальных способностей ему все-таки передалась. Полукс, может ли быть такое, что он общался с астропатами своего флота прямо во время боя с тобой?

— Это возможно? — спросил Маглиос, лейтенант инвитских телохранителей примарха. — Что скажешь, лорд Прейтон? У библиариума есть какие-нибудь комментарии?

Тит Прейтон вышел вперед. Он был магистром Верховной центурии в отсутствие их главного библиария, лорда Прома.

— Мы исследовали возможность увеличить диапазон психической связи через фаросский луч, — сказал он. — Результаты оказались… неутешительными.

— Но мы не можем быть уверены в том, что это невозможно, — вмешался Сергион, один из сопровождавших его эпистоляриев. — Я был на Соте и разговаривал с теми, кто подвергся действию машины, но за время вблизи горы ничего однозначного не узнал. Может, еще получится.

— А Кёрз — примарх, — согласился Прейтон. — Он не контролирует свои психические способности, но они потенциально огромны. Не кажется ли вам более вероятным, что его командиры просто используют представившуюся им возможность, чтобы выманить нас?

— И атаковать Макрагг, столицу? — спросил тетрарх Валент Долор, чемпион примарха. — Фанатики Лоргара уже пытались и потерпели неудачу. А легион Кёрза слабее как числом, так и дисциплиной. Он безумец, но не глупец, он такого не прикажет.

— Может быть, — сказал Жиллиман. — И как бы он отдал этот приказ сквозь шторм, если не через Фарос?

— Мне кажется маловероятным, что он использовал Фарос, милорд, — ответил Дантиох. — Он был только в освещенной точке. Он не мог воспользоваться маяком, даже если бы знал о его свойствах. И он сражался все то время, пока Фарос был активен.

— Тем не менее нужно рассматривать ситуацию с позиции наиболее пессимистичной теории, — сказал Жиллиман. — Организованная атака с некоей стратегической целью. Итог одинаков независимо от того, совпадение ли это, план Кёрза или интрига какого-нибудь дьявольского создания из варпа. — При упоминании последних он дернул головой, не желая признавать факт их существования. Он до сих пор не мог свыкнуться с правдой, которую скрыл от него отец. — Или, что вполне вероятно, комбинации всех этих вариантов. Причины не так уж и важны. Но нужно спросить себя: чего Повелители Ночи пытаются достичь?

Ответ Дантиоха утонул в вопле штурмовых кораблей, рискнувших приблизиться к горе. По главной локации «Альфа» разнесся монотонный грохот выстрелов из зенитных орудий Императорской наблюдательной башни. Изображение Фароса задрожало от помех.

— Они не планируют уничтожать маяк, иначе мы уже были бы мертвы, — сумел наконец сказать Дантиох.

— В этом сомнений нет, — добавил Полукс. — Они осаждают гору, хотя с орбиты могли бы разнести ее на куски.

На лице Жиллимана возникла почти хищная улыбка, которую Полукс еще ни разу у него не видел.

— Какая удача, что у меня под рукой два эксперта в этом виде войны! Нас ждет славная битва! Я проведу сквозь поле Фароса столько людей, сколько смогу, мы выступим из горы и сокрушим врага прежде, чем он зайдет слишком далеко.

По толпе его помощников прошло взволнованное бормотание.

— Милорд, вы не можете! — воскликнул Полукс.

— Полукс, твоя обеспокоенность принята к сведению, но не думай, будто имеешь право говорить мне, что я могу делать, а что не могу.

Остов Поклонной часовни наполнился гулом спорящих голосов.

— Тихо! — крикнул Дантиох. Ему пришлось сделать это дважды, пока споры не замолкли. — Тихо, братья. Нельзя нам пререкаться, когда враг у ворот! Полукс прав, лорд Жиллиман. Что даст ваше прибытие — одного или с сопровождением горстки людей? Крохотный шанс вырваться из рук врага в обмен на почти стопроцентный риск потерять вас. Силам лоялистов будет нанесен огромный удар, от которого они никогда не оправятся. Нельзя так рисковать.

— Я примарх, — сказал Жиллиман.

— Вы один примарх против тысяч легионеров. Лорда Льва, как вы сами сказали, сейчас нет, и вы же не станете рисковать императором.

Жиллиман глубоко вдохнул:

— Нет. Ты прав. Не стану.

— Скольких людей мы успеем перевести, пока Повелители Ночи не окружат нас со всех сторон или не отыщут вход в гору? Роту? Две? Кроме того, пока Повелители Ночи явно пытаются захватить Фарос, но они могут устать от смертей и уничтожить нас. Они своенравны. Непредсказуемость у них в крови, — сказал Полукс.

— Поле требует деликатного обращения, и настроить его не так просто. Да, вам удалось воспользоваться устройством, но у Полукса получилось переступить его, лишь когда ему грозила огромная опасность, это был вопрос жизни и смерти, — добавил Дантиох.

— Должен заметить, что сейчас нам тоже грозит огромная опасность, — сказал Долор. — Но я согласен. Вам не следует уходить, милорд. После перехода отступать будет некуда. Вы не сможете вернуться.

— Наверняка же есть время переместить несколько сотен или даже тысяч людей? — спросил Каспеан. — С лордом Жиллиманом и императором Сангвинием во главе они отразят вторжение.

— При всем уважении, лорд Каспеан, если это так просто, перейдите к нам, — сказал Дантиох.

— Хорошо. — Каспеан направился прямо к трону Дантиоху. Казалось, что он сейчас окажется в главной локации «Альфа», но перед самым кузнецом войны он вдруг утратил материальность, которой по виду обладал до этого. Стук его шагов не прекращался, и у Дантиоха возникло мистическое ощущение, будто сквозь него что-то прошло — как случалось не раз до того, как устройство настроили.

Позади раздались проклятия.

— Как видите, машина непредсказуема. Транслокация — неточная наука. Мы можем переместить лишь горстку воинов, и то, если повезет. Уверен, вы, лорд Жиллиман, сумеете успешно перейти к нам, и император Сангвиний тоже… Но остальные? — Полукс поднял руку и позволил себе ткнуть пальцем в сторону примарха. — Вы же понимаете, что это плохой вариант.

— Проклятье, так дай мне другой, Полукс! Не выстраивай передо мной свои стены!

— Мы сфокусируем луч на Макрагге, чтобы ваши корабли могли добраться до нас. Будем держаться, сколько сможем. Если мы погибнем, значит, так тому и быть. Когда прибудете, вы сможете уничтожить врага и вернуть Фарос. Мы должны сделать так, чтобы они сосредоточились на захвате Фароса, чтобы у них не возникало мысли его уничтожить. Они могут нас победить, но им не раскрыть его тайны до вашего появления.

— Если нужно, мы можем максимум за сутки собрать достаточно большой карательный флот из всех трех легионов, — сказал Долор.

— Это проблема Тринадцатого легиона, — ответил Жиллиман. — Я не буду вмешивать своих братьев.

— В таком случае наших воинов будет более чем достаточно, — сказал Долор. — Как долго вы сможете держать сфокусированный луч? Если он вдруг пропадет, нам придется потратить на путь несколько месяцев, и ничего не получится.

— Заняться решением проблемы самим — хорошая идея, — сказал Маглиос. — А весь флот Кровавых Ангелов с частью Первого останется оборонять Макрагг. Бросать планету без защиты, не зная в точности масштаб угрозы, было бы плохим решением с точки зрения практики.

Жиллиман выпрямился и скрестил руки на груди.

— Нам надо больше времени. Полуксу и Дантиоху нужно помочь, чтобы они могли поддерживать Фарос в активном состоянии, пока мы к ним не прибудем с подавляющей мощью. Желательно застав врага врасплох.

— Диверсия?

— Отвлекающий маневр. Достаточно большой флот, чтобы выманить Повелителей Ночи с планеты, увести часть из них от Фароса. А если повезет, флот может высадиться и поддержать военный контингент внутри горы.

— Чем ближе он будет, тем лучше, — сказал Долор.

— Чем больше он будет, тем лучше, — добавил Каспеан.

— Именно, — согласился Долор. — Есть у Соты флоты, удовлетворяющие обоим критериям?

— Лукреций Корвон сейчас у Беремина с шестью капитальными кораблями, двумя ротами Тринадцатого легиона и половиной роты Темных Ангелов. Если обеспечить ему световой путь с Фароса, он будет у вас через…

— Восемнадцать часов, милорд, — подсказал Дантиох.

— Хорошо. — План уже формировался в его голове, и настроение, передаваемое из развалин часовни, из тревожного становилось решительным. — Нельзя терять ни минуты. Немедленно свяжитесь с Корвоном. Направьте луч на Беремин. К тому моменту, как Корвон доберется до Соты, мы уже будем готовы. Скажите ему, чтобы использовал диверсионную тактику — никаких прямых столкновений. Если это будет возможно, пусть попробует приземлиться и присоединиться к обороне Фароса. Как только он прибудет, снова свяжитесь со мной и сфокусируйте транзитный луч на Макрагге, чтобы мой флот мог отправиться в путь.

— Что, если мы падем до того, как прибудет он или вы? — спросил Дантиох. — Нужно быть готовыми ко всем вариантам.

— Приказ второй очереди: вывести из строя оборудование Механикум, подсоединенное к квантовым двигателям, чтобы Повелители Ночи не могли использовать Фарос. Мы потеряем месяцы труда, но это лучше, чем потерять сам маяк. Если положение станет безнадежным, Корвон уничтожит Фарос, — закончил Жил-лиман.

— Не уверен, что он примет от меня такой приказ, милорд. Он меня не знает, а таким, как я, не доверяют, и не без повода.

— Твоя репутация лучше, чем ты думаешь, кузнец войны. — Жиллиман вдруг посветлел лицом, вспомнив что-то приятное. — Напомни ему, что он дал обещание. Он поймет. Сможешь удерживать маяк до его появления?

— Насколько мне известно, враги не могут телепортироваться стандартным способом сквозь свет Фароса: он нарушает работу связи. У нас восемьдесят воинов из вашего легиона, сорок смотрителей маяка из легиона Полукса и других, небольшая ауксиллия, одна манипула таллаксиев из Легио Кибернетика и пара боевых автоматонов, которым предстоит защищать полную дыр гору от… — Дантиох глянул на Полукса. — От десятидвадцати тысяч Повелителей Ночи?

— Твои расчеты верны, — кивнул Полукс. — Шансы малы, но они не нулевые.

— Тогда я буду стоять, как стоял в Шаденхольде, — один перед лицом предательства, — сказал Дантиох. Он тяжело встал со стула и с явным трудом опустился на колено. — Клянусь вам, владыка Ультрамара, что одолею этого врага, как одолел того.

— На этот раз ты не будешь один, — возразил Полукс.

— Я поспешу на Соту изо всех сил, — сказал Жиллиман. — Защищай Фарос, кузнец войны, пока можешь.

— Да, милорд.

— Я встречусь с братом. Сфокусируйте луч на Корвоне. Мы поговорим снова после того, как он начнет контратаку.

Дантиох неловко встал и поклонился. Изображение пропало. Кузнец войны и капитан Полукс повернулись к собравшимся защитникам Фароса. Воины из легиона Полукса, небольшая группа из других, побитые остатки роты «Эгида». Полуразваленная стена, которой предстояло остановить цунами жестокости.

— Нужно приготовиться, — сказал Полукс. — Полная отдача требуется от всех нас: легионеров, смертных, механикум.

В задней части зала, где собрались остальные воины, инфокузнец Бета-Фи-97 затрещал что-то на бинарном.

Молодой техноадепт, его помощник, обратился к инфокузнецу. В отличие от Бета-Фи-97, почти целиком металлического, он пока состоял преимущественно из плоти. Только одна трубка инфопередатчика, фланец которой был приклепан прямо к голому черепу, отходила от головы сквозь большую дыру в капюшоне.

— Мой господин выражает протест в связи с включением конструктов Механикум в число оборонительных сил Фароса. Он настаивает, что его машины не находятся в состоянии боеготовности.

— Нам нужен каждый воин, из плоти он сделан или из стали, — сказал Полукс.

Голос подал магос Карантин:

— Мы не тагмата, капитан. Ведение войны — не основная наша функция. Мы принадлежим к Ордо Биологис. Мы ксенологи.

Протестующий стрекот инфокузнеца стал настойчивее. Карантин раздраженно бросил ему что-то, и между ними завязалась злая и стремительная симфония обмена данными.

— Автоматоны давно используются для мирных целей, — перевел адепт инфокузнеца. — Господина тревожит мысль, что столь почтенным машинам может быть нанесен урон. Они не благословлены для боя.

Полукс ответил молодому человеку таким взглядом, что тот виновато попятился.

— Скажи ему, чтобы снарядил их оружием и перевел их инфосхемы в боевой режим, иначе все в этой горе погибнут. Надеюсь, этот набор альтернатив достаточно бинарен для него?

— Мой господин Бета-Фи-97 оценивает вероятность гибели в течение следующего часа в двадцать семь процентов.

— Без машин шансы будут хуже. Время не ждет, наши враги давно наготове. А нам еще предстоит составить план.


Лукреций Корвон, капитан Девяностой роты Ультрамаринов «Нова», был предельно сосредоточен. Он предпочитал читать стоя, и на кафедре, которую он поставил в комнате отдыха, лежала книга с древними терранскими сагами о войне из корабельной библиотеки. Несмотря на архаичность и некоторую кровавость, они им полностью завладели. В деяниях давно исчезнувших племен чувствовалось эхо настоящего. Он видел такую жестокость у предателей — у Пожирателей Миров, в частности, — что увлекся поиском исторических примеров похожего поведения. Он не был уверен, что почерпнет из этого занятия что-то новое, но в последнее время начал с нетерпением ждать коротких минут отдыха, которые можно было посвятить чтению. Несмотря на свой флегматичный характер, истории Корвон любил.

Рядом деликатно кашлянули, и он поднял голову. Слегка приподнятые брови послужили очередным доказательством его хладнокровности, даже в минуты изумления.

Половина его покоев исчезла. Теперь место занимало изображение большой пещеры из неровного и блестящего черного камня, слабо освещенной и заставленной уродливыми когитаторами. Сначала он решил, что перед ним станция Механикум, ибо тех редко заботила эстетичность машин, у которых были другие задачи. Затем он увидел кашлявшего — воина в маске и побитых доспехах «Марк III», сидящего в массивном деревянном кресле, — и понял, что перед ним.

— Кузнец войны Дантиох, полагаю? — спросил Корвон.

Он бережно закрыл книгу и вышел из-за кафедры, чтобы лучше рассмотреть зал, которого здесь не должно было быть. Он провел рукой по границе между кораблем и горой. Воздух не изменил ни температуру, ни плотность, а это значило, что перед ним просто изображение, но все остальные органы чувств говорили обратное.

— Значит, вот оно, чудо Фароса, — добавил он, вдоволь осмотрев феномен. — Впечатляет.

— Я Барабас Дантиох, — сказал кузнец войны. У него был хриплый голос, и слова выходили с трудом. — А это Фарос.

— Чему обязан честью? Мы с вами раньше не встречались.

— До сих пор не было необходимости корректировать ваши приказы, капитан Корвон. Теперь она возникла. Слушайте внимательно, ибо у меня чрезвычайно важные новости и новый приказ от вашего примарха. Соту атаковали превосходящие силы Повелителей Ночи. Робаут Жиллиман велит вам отправиться нам на помощь.

Корвон оставался невозмутимым, как камень.

— Ваша репутация идет впереди вас, кузнец войны, и мне прекрасно известно, как ценен маяк. Но это нештатная ситуация. Как вы подтвердите подлинность этого приказа?

— Его передал мне сам Жиллиман. Он сказал, что, если вы не поверите мне, я должен напомнить, что вы дали ему обещание.

Корвон улыбнулся, что с ним бывало редко, к тому же улыбка пропала так быстро, что ее можно было и не заметить.

— Не только ему. Сначала я дал это обещание своему родному отцу, и я всегда буду ему следовать: я всегда буду помнить, кто я сейчас и кем был раньше. — Корвон кивнул. — Я также прекрасно помню, кому служу. Хорошо. Я направлюсь к вам, кузнец войны Дантиох. Дайте мне время обсудить все со своими штабными офицерами и флотом, после чего расскажите все, что можете.

— Нет времени. Нас осаждают. Говорить нужно сейчас.

Корвон еще раз кивнул. Он взмахнул рукой, подзывая левитирующий вокс-рупор в форме поющей наяды, до сих пор располагавшийся на пьедестале среди украшений комнаты.

— Вокс-трансляция на весь флот. Код восемьдесят четыре девяносто семь.

— Установлена, — произнесла наяда, не двигая губами.

— Внимание, всем постам. Говорит капитан Корвон. Приготовиться к немедленному вылету. Всем членам экипажа вернуться из дока. Остановить заправку. — Голос капитана разносился по кораблю с задержкой на долю секунды. — Об остальном позаботятся мои капитаны и офицеры, кузнец войны.

Он выжидающе взглянул на Дантиоха. Корвона сложно было удивить, но четкость изображения поражала.

Кузнец войны быстро заговорил, пытаясь задыхающимся голосом передать все необходимое. Корвон слушал, не перебивая.

Когда Дантиох закончил, флот Корвона уже снимался с высокого якоря над Беремином, чтобы со всей скоростью направиться к Соте.

Глава 18 Примарх в гневе Лорд-защитник Император Человечества

Самые дорогие сыны Сангвиния — магистр ордена Ралдорон и Азкаэллон из Сангвинарной Гвардии — что-то напряженно обсуждали со своим примархом, когда двери в тронный зал распахнулись, заставив их потянуться к оружию.

В помещение ворвался Робаут Жиллиман.

— Брат? — спросил Сангвиний.

От его знаменитого хладнокровия не осталось и следа. Благородные черты исказились, кожа горела, а губы были сжаты так крепко, что побелели.

Жиллиман прошагал прямо к примарху Кровавых Ангелов. Хорошие манеры его покинули. Он говорил с такой злостью, что летела слюна.

— Где он? Куда делся наш брат? — взревел Жиллиман.

— Милорд… — начал Азкаэллон.

Жиллиман резко повернулся к сынам Сангвиния, только теперь их заметив.

— Вы двое. Оставьте нас!

Азкаэллон и Ралдорон переглянулись.

— Сейчас же! Вон!

Сангвиний едва заметно кивнул.

— Господа примархи, — ответил Азкаэллон и поклонился.

Ралдорон открыл рот, намереваясь что-то сказать, но от взгляда Сангвиния слова застряли у него в горле.

— Господа, — выдавил он.

Они молча покинули аудиенц-зал Сангвиния.

Азкаэллон закрыл за собой позолоченные двери.

Крылья Сангвиния, разгневанного поведением брата, подрагивали. Он стоял, возвышаясь над братом, и казался самым блистательным существом во вселенной. Даже в в простом костюме, в котором только крылья и плечи были увешаны золотыми цепочками с рубинами, похожими на капли крови.

Сангвиний выпрямился и посмотрел на брата сверху вниз.

— Не разговаривай так с моими сыновьями, Робаут. Они безраздельно верны и не заслуживают твоего гнева. Тем более если этот гнев порожден твоими же ошибками.

— Ты… ты слышал?

— О событиях на Соте? Да, несмотря на то что ты не счел нужным уведомить меня прежде своих капитанов.

Жиллиман побагровел от злости. Он был братом Сангвиния, и его гнев был столь же страшен. Обычно Жиллиман прятал его под маской рассудительности, но все они являлись полубогами и обладали эмоциями соответствующей силы. Натура примарха была сложной и непредсказуемой, как океан, но Робаут эту сторону редко кому-либо показывал.

Он три раза прошелся из стороны в сторону перед троном императора, затем приблизился к стене и ударил ее со всей силой генетически улучшенных мышц. Камень треснул, осколки посыпались на пол, в воздух поднялась пыль от штукатурки. Робаут прижался лбом к камню и сдавленно застонал.

Когда он вновь выпрямился, часть самообладания к нему уже вернулась.

— Прошу прощения, милорд.

Раздражение Сангвиния быстро прошло.

— «Милорд»? Ты приходишь ко мне во вторую очередь и обращаешься ко мне «милорд»?

— Я…

— Все в порядке, Робаут. Я все понимаю. Главное, что ты здесь. Я просто тебя немного подзуживаю. Я понимаю, почему ты не пришел сначала ко мне. Но неужели мы должны играть в этом спектакле, даже когда остаемся одни? Из меня такой же император, как из Азкаэллона.

Жиллиман медленно и глубоко выдохнул. Его голос был хриплым от эмоций.

— Это не так, Сангвиний. Ты император, пока смерть отца не подтвердится.

Крылья Ангела дернулись, отчего украшающие их цепи и колокольчики зазвенели.

— Когда мы наедине, я не император. Не надо ставить меня над собой, тем более всерьез, даже ради соблюдения приличий. Мы уже видели, как это отравляет. Это спектакль, так относись к нему как к спектаклю — хотя бы при мне и Льве.

— Хорошо. Да, ты прав. Разумеется, — взял себя в руки Жиллиман.

— Я ни разу не видел тебя в такой ярости. Обычно ты так… спокоен.

— Такое случается, — ответил Жиллиман. Он вновь принялся мерить зал шагами, уже медленнее, на этот раз эмоции были под контролем. — Из-за атаки на Соту все, что мы пытаемся здесь построить, оказалось под угрозой. Без Фароса Ультрамар опять ждет развал. Мы не сможем ни эффективно координировать свои силы, ни удерживать территории. Об атаке на Хоруса не будет и речи. Поэтому я и спрашиваю: где он? Где Лев?

— Похоже, лорд-защитник не выполняет свою работу?

— Хочешь сказать, что он не сообщил тебе, куда собирается?

— Полагаю, тебе он тоже ничего не говорил, иначе бы ты не спрашивал. — Сангвиний взял с пристенного стола кубок с бутылью и налил брату вина. — Держи, тебе не помешает, как мне кажется.

Жиллиман принял кубок и залпом осушил его.

— Мне он говорил…

— …Что отправляется патрулировать рубежи, — закончили они дуэтом.

— Как всегда, ничего конкретного.

— Но где он? Если он действительно патрулирует рубежи, то должен был наткнуться на силы вторжения, — сказал Жиллиман. — Могу лишь гадать, как далеко ему удалось добраться без нашего ведома.

— Ты знаешь, что он скажет, если ты решишь вызвать его на разговор.

Жиллиман скривился:

— «Секретные сведения! Сейчас не время! Невозможно эффективно воевать без тайн! С какой стати я должен охранять для тебя твои миры, когда ты сам их сберечь не можешь?» Что-то в таком духе. — На мгновение показалось, что Жиллиман сейчас хлопнет кубком по столу и разобьет оба, но он поставил его с подчеркнутой осторожностью. — Лев никому не раскрывает свои тайны, всегда старается узнать чужие, а затем насмехается над ними, обвиняя в недалекости. Поверь, я прекрасно знаю, что он скажет. — В облике примарха проглядывала усталость. — Но он скажет еще кое-что, и мне придется признать это без обиды и злости: что я сам согласился не увеличивать стражу на Соте, сочтя это лучшим вариантом с практической точки зрения. Если на Соте будет большой гарнизон, не состоящий из одной «Эгиды», это привлечет к системе ненужное внимание. Такая у меня была теория. Алексис Полукс был против. Дантиох не стал спорить, но, полагаю, он был согласен с Полуксом.

— Но система все-таки привлекла ненужное внимание, только гарнизон у нее слишком мал, чтобы отразить атаку.

— Проклятье, Сангвиний, я должен был это предвидеть! — сказал Жиллиман. — Это как-то связано с появлением Кёрза здесь, на Макрагге. Непременно связано. Он испытывал нашу оборону. Он видел Фарос, видел, на что тот способен. Он каким-то образом вышел на них со своими головорезами и велел им напасть на систему. Эта атака не может быть случайностью. Это невозможно.

— Ты преувеличиваешь.

— Тогда маловероятно. Но я явно не вижу всей правды, только без конца хожу кругами. Лев тоже как-то с этим связан, чтоб он подавился своими тайнами! Нам с тобой следует осудить его, когда он вернется. Он подвел своего императора. Накажи его.

— Ни в коем случае, — решительно поджал губы Сангвиний. — Я не собираюсь ни обвинять его, ни стыдить, ни создавать у него впечатление, что твои слова для меня важнее его. Мы в этом деле — товарищи. Не буду взваливать на себя груз, как у Хоруса. Если уж придется его упрекнуть, то я сделаю это как брат, а не как повелитель. Я отказываюсь его судить.

Жиллиман сел на ступень, ведущую к пьедесталу с троном. Сангвиний устроился рядом.

— Как мы до этого дошли? — тихо спросил Ангел. — Когда повернули не в ту сторону? Почему отец нам солгал?

— Уверен, у Него были на то причины, — мрачно ответил Жиллиман. Он взглянул на брата. — В последние пару месяцев мне начало казаться… — Он поднял руки, подыскивая нужные слова. — Я начал замечать, что роль императора тебе не по душе и что ты несчастлив.

— Нескончаем поток тех, кто пытается меня использовать. Отец, Хорус, теперь ты. Я не допущу этого, Жиллиман. Я согласился на эту крайнюю меру, но не дави на меня. Не хочу давить в ответ.

— Тогда зачем ты согласился?

Сангвиний ответил ему печальной улыбкой и потер голову орла на подлокотнике трона.

— А у меня был выбор? Только этот вариант был целесообразен с точки зрения теории.

Жиллиман улыбнулся, но в его глазах виднелись грусть и сожаление.

— Я не хотел тебя заставлять, брат.

— И тем не менее заставил. Или обстоятельства заставили.

— Если ты действительно так считаешь, мне следует извиниться, — сказал Жиллиман.

— Это очень достойно с твоей стороны. Я знаю, как тяжело тебе извиняться. Планы для тебя — все. Если тебе приходится извиниться, это значит, что планы оказались неидеальны.

— Мне не нравится, когда я неправ, — согласился Жиллиман, и его слова прозвучали с такой леденящей искренностью, что Сангвиний не сдержался и сочувственно коснулся его руки.

— Не беспокойся, Робаут. Я принял твое предложение неохотно, но добровольно. Все мы пленники судьбы.

— Ты говоришь как Кёрз.

— Ни в коем случае. Судьба пытается удержать нас, но она побеждает, лишь когда мы сдаемся. Судьба требует от жертв быть своими соучастниками, но я не жертва. И ты тоже.

Жиллиман и Сангвиний обернулись на сверкающий в лучах света трон, словно надеясь, что на нем окажется их отец, улыбающийся, излучающий силу, способный навести порядок.

— Что с тобой случилось, Сангвиний? У тебя на душе явно лежит груз, еще более тяжелый, чем Империум Секундус.

— Ты уверен, что есть что-то более тяжелое?

— События на Сигнусе Прайме, возможно.

— Там не произошло ничего важного — во всяком случае, для нашей ситуации. — Сангвиний вздохнул. Он устал от попыток брата выведать, что произошло на Сигнусе, устал ждать, когда кто-нибудь из его сыновей о чем-то проболтается. Он не был готов это обсуждать и не знал, будет ли вообще когда-либо готов. — Тебе придется удовлетвориться этим ответом. Больше я ничего говорить не буду. Тем более есть вопрос поважнее: что ты будешь делать в связи с возникшей проблемой?

— Проблема. Да. Не более, — проговорил Жиллиман. К нему вернулась решимость. — А ты как думаешь? Мои помощники уже собирают флот. Мы обрушимся на Соту с такой яростью, что Повелители Ночи больше никогда не посмеют сунуться в мою империю.

— Твою империю? Опять ты заговорил этими словами? Неужели все настолько безнадежно?

— Ты меня неправильно понял.

— А может, я понял тебя лучше, чем ты себя. Ультра-мар всегда был твоей империей, Робаут.

— Нет. Я управляю им, но он принадлежит человечеству, а император ты, не я.

— Как решать вопрос с расстоянием? Ты прикажешь держать луч, сфокусированным на тебе? Мы в этом случае останемся без связи.

— Флот будет готов к утру, но к Соте уже направляется еще один — небольшой, но время он выиграет. И даже если у него ничего не получится, я верю в Дантиоха. Он и Полукс созданы для таких войн. Их присутствие на Соте — мой главный источник надежды.

— Полагаться только на надежду — плохая стратегия. Надежда бросает нас обратно в жестокие объятия судьбы.

Жиллиман пожал плечами:

— Что бы ни случилось, я отомщу.

— Отступив от света еще на один шаг.

— Что делать, мы живем в темное время. Я улетаю завтра. В мое отсутствие ты будешь императором-регентом и владыкой Ультрамара одновременно.

— Но я хочу сражаться рядом с тобой! Я так давно не участвовал в боях.

— Сангвиний, тебе нельзя.

Сангвиний раздраженно встряхнул крыльями.

— То есть я должен сидеть здесь и продолжать эту пантомиму? Быть самозванцем на троне и править бледным подобием былой империи?

— Брат, все совсем не так, — поднял руки Жиллиман. — Нам нельзя рисковать своими жизнями одновременно. Кроме того, ты должен остаться здесь на случай, если вернется Кёрз или Повелители Ночи атакуют и Макрагг тоже. Ведь вполне может быть, что нападение на Соту — это диверсия. Твой легион останется здесь. Если Кёрз вздумает явиться, найдется кому его встретить.

— Лучше отправь меня. Позволь взять своих ангелов и покарать Повелителей Ночи. Ты нужен своим людям.

— Нет. Это моя битва, Сангвиний. Именно я должен проучить Кёрза. Он вторгся в мой дом, осквернил мою часовню, угрожал моей… Моей Ойтен. — Он на мгновение замолк, вспоминая о бесчинствах Кёрза и том, как едва не потерял свою стареющую госпожу-камерария, единственное подобие материнской фигуры в его жизни. — Он злобен. Он болен. Он готов рискнуть всем, лишь бы причинить нам боль. Так проявляется его безумие. Я не допущу, чтобы кто-то нес за меня мое возмездие.

— Хорошо. Только я не совсем уверен в том, что он безумен, — сказал Сангвиний. — Порой мне кажется, что он смотрит на мир яснее, чем все мы.

Жиллиман прищурился:

— Что за мрачные, пораженческие настроения? Как ты можешь оценивать взгляды этого маньяка выше наших? Объяснись.

— Пораженческие? Но, Робаут, задумайся: наш отец скрыл от нас правду, настоящую правду. Что еще он мог скрыть?

— Сангвиний?

Ангел сложил ладони вместе и закрыл прекрасные глаза. Он напоминал образ из вымерших религий — ангела, принявшего лучезарный физический облик.

— Робаут, пожалуйста. Я не верю, что Отец планировал принести весь наш вид в жертву ради своего апофеоза, я по-прежнему верен Его мечтам. Но все это? Демоны? Боги? Он говорил нам, что они не существуют, но они есть. Он не мог не знать! Если бы Он предупредил нас, если бы сказал правду, мы могли бы вооружиться против этих сил. Но Он не доверял нам, и именно это Его погубило.

— Возможно, мы стали бы добиваться их внимания, как Хорус.

— Думаешь, Хорус добивался внимания тьмы? А может, она сама его нашла? Ты знал нашего брата: он был горд, амбициозен, но при этом благороден и во многих аспектах был лучше любого из нас. Как он мог защититься, если соблазнился по неведению? Уверен, здесь дело не только в его жажде власти.

— О чем ты? — с подозрением спросил Жиллиман.

На мгновение Сангвиний решил, будто брат понял по его словам, как его искушали на Сигнусе Прайме и как он до сих пор страдал из-за этого. Он опустил руки.

— Не знаю, по правде говоря. Это просто размышления.

— Прошло время размышлений. Теперь нас могут спасти только действия.

Жиллиман встал и повернулся к брату спиной, показывая, что разговор закончен. Он уже был у порога, когда Сангвиний заговорил, вынудив его остановиться.

— Брат, — сказал он. — Будь осторожен.

Жиллиман прислонился к двери и повернул голову:

— Ты хоть раз видел, чтобы я вел себя неосторожно?

Он дернул на себя гигантские ручки дверей и вышел. Двери с грохотом закрылись за ним.

— Да, и слишком часто, — сказал Сангвиний пустому тронному залу.

Глава 19 Автоматоны Душа машины Тупики

Роту Скрайвока, за исключением Келлендвара и Келленкира, не пустили на праздник плоти на рыночной площади города. Скрайвок сидел на корточках в небольшой пещере в окружении вонючих, обожженных деревьев, пока конструкт Механикум изо всех сил пытался его убить.

Хуже всего было то, что машина даже не обрадуется, если у нее получится. Было что-то невероятное разочаровывающее в сражении с бездумными механизмами.

Новая шеренга Повелителей Ночи приготовилась наступать вверх по склону.

Боевой конструкт был одной из двух машин, заблокировавших стратегически важные входы в горы, — гигантскими автоматонами класса «Танатар-Каликс». Крукеш предоставил роте Скрайвока сомнительную честь уничтожить одного из них. «Их» конструкт стоял чуть за входом в тоннель, за односторонним энергетическим щитом, который перекрывал весь вход, позволял машине стрелять наружу, но останавливал огонь извне. Щит засветился серебряным, когда в него ударили болт-снаряды. Автоматон в ответ провел по горизонтали огромной рукой, на конце которой полыхала пушка «Истязатель».

Одному Повелителю Ночи снаряд угодил прямо в грудь. Болт-пушка конструкта была заряжена какими-то странными зажигательными боеприпасами, и у жертвы из всех сочленений брони хлынул яркий свет. Его линзы вылетели наружу под напором огненных струй, бьющих из черепа. Раскаленные докрасна осколки металла посыпались на землю, поджигая скудную растительность, еще остававшуюся на склоне, и покатились под гору.

Над головой Скрайвока с воем пролетел крупнокалиберный снаряд. Можно было лишь гадать, где тот остановится.

— Есть новости от Двадцать третьей роты? — тихо спросил Скрайвок у Галливара.

— Никак нет, магистр когтя. Их когти с третьего по десятый встретили в нижних залах значительное сопротивление со стороны легионеров. Двенадцатый коготь исчез, связи с ним нет.

— Наши воины отправляются внутрь и не возвращаются. Эти пути небезопасны, — сказал Карриг Ворш.

— Благодарю за великолепный стратегический анализ, брат.

— Я лишь стараюсь выполнять скромную роль вашего советника, магистр когтя, — ответил Ворш.

— А седьмая? Где Геш?

Галливар настроил нунций-вокс. Из-за длинной антенны на ранце он был самой крупной целью из них трех, а потому сидел в самом безопасном месте пещеры. Обычный вокс не пробивался сквозь интерференционное поле маяка даже на таком коротком расстоянии. Не будь Галливар с его нунцием так важен, Скрайвок приказал бы ему поменяться местами.

— Седьмая рота в таком же положении, милорд. Они не могут пробиться сквозь энергетическое поле второго конструкта и несут большие потери.

— Мы давно должны были его одолеть, — поморщился Скрайвок. В его сознании теснились варианты развития событий, и все удручающие.

— Я понаблюдал за танатаром, и мне кажется, что у него не типичная энергетическая матрица, — сказал Ворш. — Это стационарное поле — возможно, стандартное опорное поле для земляных работ, только поставленное набок. В подходящих обстоятельствах оно может играть роль неподвижного щита.

— Я уже говорил, как тебе благодарен?

— Они не мобильны, — продолжил Ворш, игнорируя и содержание, и тон его слов. — Машина не может выйти.

— А мы не можем войти! — Скрайвок сжал в кулаке горсть почерневшей земли. — Отправьте к ней еще три когтя, попытаемся пробиться еще раз.

— Даже если мы нейтрализуем опорное поле, все равно нужно будет что-то делать с атомантическим проектором, — предупредил его Ворш.

Скрайвок изрыгнул поток грязнейших нострамских ругательств.

— Должен быть способ одолеть этих механических ублюдков.

Из земли перед пещерой поднялись фонтанчики пыли и каменных осколков. Скрайвок вжался обратно в грязь. Камни барабанили по его доспехам.

— Галливар, ты уверен, что они в нас не попадут?

— Да, магистр когтя. Почти.

— Слово «почти» не обнадеживает, брат. — Он пустил свой вокс-сигнал через оборудование Галливара. — Командир Форвиан из четырнадцатого когтя, в атаку. Пятый и десятый когти обеспечивают огневое прикрытие. Десятый, синхронизировать огонь. Сломайте это поле!

В вокс-сети прозвучало несколько протестующих слов, но легионеры все же двинулись в наступление прямо под шквал выстрелов.

Десятый коготь имел бронебойное оружие: шесть лазерных пушек и четыре ракетных установки. Такая смесь нарушала протоколы легиона, но однородность вооружения в последнее время не была у Скрайвока в высоком приоритете — как и многие другие правила из прошлого. Они заняли хорошую позицию слева от тропы, за стеной из полыхающих деревьев, и дали залпы стремительными ракетами, сопровождая их мощными лучами света. Энергополе загорелось ярче, а поток снарядов из пещеры ослаб.

— Работает! — крикнул Форвиан.

— Давай! Наступаем! — приказал Скрайвок.

Четырнадцатый коготь побежал, сотрясая воздух нострамскими боевыми кличами. Скрайвоку это казалось бессмысленным, ведь конструкт ничего не поймет, но кличи поднимали боевой дух. Наступающие космодесантники приблизились ко входу в тоннель, и Скрайвок напрягся, предвкушая успех.

— У них получится, — неверяще произнес Ворш.

У них не получилось. По всей видимости, медленный машинный разум конструкта уже некоторое время продумывал новые огневые решения. Невидимая волна энергии от похожего на наковальню гравитонного тарана в его правой руке понесла Повелителей Ночи вниз по крутому склону так же легко, как сильный ветер несет листья. Когда волна отключилась, воины беспорядочно покатились по земле. Яркие лучи энергии со склона проредили десятый коготь, а сразу за ними последовали громкие вспышки смешанного с фосфором прометия, ослепившие всех Повелителей Ночи в зоне видимости. К тому моменту, как Скрайвок пришел в себя, выжившие воины четырнадцатого когтя неорганизованно отступали вниз по холму, а боевой автоматов вернулся к безустанному обстрелу тропы.

— Отлично вышло, — саркастически заметил Ворш. — Ну ладно, мне Форвиан все равно никогда не нравился.

Скрайвок сжал кулаки. Каменная крошка заскрипела в руках. Автоматон продолжал стоять у входа в тоннель, методично обстреливая все, что представляло из себя мишень. Темп стрельбы был феноменальный.

— Можно просто подождать, пока у него не закончатся боеприпасы, — сказал Ворш.

— Должен быть другой способ! — прорычал Скрайвок.

— Какой? — спросил Ворш. — Склон слишком крутой для танков, артиллерия слишком неточная, а чтобы провести четкий авиаудар, кораблю надо будет подлететь совсем близко. Мы повредим систему тоннелей.

— Точно! Точно! — воскликнул Скрайвок.

— Что?

— Нам приказано взять тоннели целыми, верно?

— Да, но я не понима…

— Но про гору никто ничего не говорил. Гору! Галливар, организуй мне авиаудар. Пусть целятся в камень над тоннелем. Ничего особо мощного — только чтобы обрушить пару сотен тонн породы. Ворш, собери всех, у кого есть тяжелое оружие. Пусть подберутся ко входу в пещеру так близко, насколько эго возможно, не выходя на линию огня. Максимально близко! Это важно. По моей команде им следует открыть огонь по любой стороне пещеры.

— Нас на куски разнесет, — возмутился Ворш.

В голосе Скрайвока отчетливо слышалась ухмылка:

— Не разнесет.

Его приказ был передан и подтвержден.

Минуту спустя к конструкту устремились три ракеты, оставляя за собой хвосты шипящего пламени. Тот опознал угрозу и сбил одну, но оказался слишком медленным, чтобы расстрелять и две других. Ракеты врезались в камень над тоннелем, обрушив на вход лавину дымящихся булыжников.

Увидев, как много их скатилось с опорного поля и поскакало вниз по склону, Скрайвок испугался, что его план не сработал. Но затем от горы отделился огромный валун, соскользнул вниз и прочно лег на небольшой площадке перед входом в пещеру. Последовавшие за ним булыжники падали рядом, образуя толстую стену прямо напротив поля. Когда пыль осела, оказалось, что вход в тоннель перекрыт.

— Ворш, вперед! — крикнул Скрайвок, сам встал и бросился к тоннелю.

Галливар преданно следовал позади.

Дюжина космодесантников с самым разным бронебойным оружием в это время со всех сил бежали по опасному склону.

Скрайвок же не спешил, осторожно выбирая путь. Остальные подняли головы, следя за продвижением магистра. Когда оказалось, что ему ничто не грозит, несколько когтей покинули укрытие и последовали за ним.

— Нам нужно оставаться в укрытии, чтобы конструкт не убил нас, когда выберется из завала, — сказал Ворш. — Мне кажется, стоять прямо перед ним не очень рационально, милорд.

— Кто-то должен его отвлекать, — ответил Скрайвок и остался на месте.

Каменная стена осела, когда опорное поле отключилось, а через мгновение камни разлетелись во все стороны под действием гравитонного тарана.

Люди Скрайвока бросились в новые укрытия, а сам он отреагировал, подняв волкитную серпенту.

Машина просунула руку в дыру, образованную тараном, и снесла верхнюю половину стены. Однако нижняя часть, с валуном в центре, оставалась целой.

Автоматон шагнул вперед, рассчитывая занять нормальную огневую позицию. Боевые конструкты Механикум обладали огромной разрушительной мощью, но слабым интеллектом.

Машина наклонилась, разглядывая магистра когтя пустолицей низкосидящей головой.

— Уничтожьте ее, — повелел Скрайвок.

Перекрещивающиеся лазерные лучи, ракеты, снаряды тяжелых болтеров и колонны искаженного пространства из гравипушек ударили в машину с обеих сторон. Встроенные генераторы атомантического поля представляли собой впечатляющие образцы технологий Механикум, но долго они не выдержали. Поле схлопнулось с громоподобным треском, и перекрестный огонь тяжелых орудий начал пробивать в броне дымящиеся дыры. Зрелище было впечатляющее.

— В атаку! — закричал Скрайвок.

Он первым забрался на груду камней с силовым мечом в одной руке и волкитным пистолетом, гудящим от едва сдерживаемой разрушительной энергии, в другой. Последний выстрел из лазпушки оставил Танатара без наплечного орудия, и Повелители Ночи бросились на него.

— Такой опасный издали, а вблизи не очень, — заметил про себя Скрайвок, уклоняясь от неуклюжего взмаха кулаком и оставляя мечом глубокую борозду в его ноге. Затем открыл вокс и крикнул: — Прикончите ее. Покажите еехозяевам, что никакая машина не устоит перед клыками ночи!


По экранам, встроенным в пустые глазницы Бета-Фи-97, бежали оптические сетки и расчетные данные для стрельбы. Рядом злобно пульсировали индикаторы урона. Бета-Фи на мгновение отсоединился от показаний Гаммы, и поток информации от Сигмы расширился, заняв все сознание. Космодесантники, на фоне конструкта кажущиеся крохотными, как техноаколиты, которых только достали из колбы, били по его металлическим конечностям, разрушая древнюю технику своим отвратительным оружием. У тех, кто сражался без шлема, лица были искажены в гримасе злобного удовольствия.

Они убивали Сигму.

А Бета-Фи ничего не мог сделать с такого расстояния. Сигму нельзя было контролировать и перепрограммировать удаленно, и его боевые протоколы оставались неизменны: огонь на подавление, защищать вход в тоннель. Мысль о том, что можно модифицировать технологию и сделать возможным удаленное управление, привела бы догматичного Бета-Фи в ужас, а потому никогда не посещала его. И теперь ему оставалось лишь смотреть, как гибнет его подопечный.

Забытые нервы посылали сигналы в давно удаленные железы и каналы. Он много лет назад разучился плакать и бояться, но не избавился от способности испытывать грусть, и так долго спавшие стыд с виной вдруг вернулись. Он погрузился в Сигму всем разумом, став с ним одним целым. Бета-Фи не мог помочь машине, но мог разделить его боль через инфосвязь. Он не стал подключать болевой шунт. Он полностью прочувствует смерть своего подопечного.

Что-то острое и электрическое разбило Сигме коленную чашечку, и он накренился в сторону, потеряв равновесие. Бета-Фи заскрипел бы зубами от сострадания, если б они у него были. Из грудного аппарата вырвался искаженный пучок данных.

Враг набросился на Сигму со всех сторон и принялся рубить и проламывать его броню. Аварийные сигналы шли со всех систем.

«Тише, — успокаивал его Бета-Фи. — Тише. Твоя служба Омниссии отмечена, твой серийный номер будет с почестями сохранен. Тише. Начинаю выгрузку данных. Твое тело умрет, но логические алгоритмы останутся в веках. Слава Машине».

Кто-то ударил по оптической аппаратуре Сигмы. Видеопоток погрузился в темноту. Бета-Фи оставался с ним до последней мучительной секунды, пока электроника не передала ему вспышку острой боли, и все закончилось.

Отключившись от мертвого инфоканала, Бета-Фи принялся читать молитву Преждевременной деактивации. Он был на середине четырнадцатой строфы, когда его отвлек голос проклятого Полукса. Бета-Фи ненавидел это оружие мясников, которое из-за ложного понимания ценности жертвовало артефактами, куда более важными и труднозаменимыми, чем оно само. Полукс был массово производимым инструментом, а Сигма — древним и драгоценным. Его жизнь стоила в разы дешевле жизни автоматона.

— Инфокузнец. Твоя жертва заслуживает уважения.

Бета-Фи не ответил. Он отвернулся от Имперского Кулака и намеренно не стал зажигать оптические сенсоры, отказываясь смотреть на него.

Полукс помолчал — Бета-Фи не сомневался, что тот подбирает наиболее уместную в данном контексте банальность, чтобы погасить его гнев. Но умилостивить Бета-Фи не выйдет. Он слегка подвинулся в своем инфокресле, поворачиваясь к космодесантнику спиной с прикрепленными к позвоночнику механизмами. Полукса это не остановило.

— Хитрость сработала. Твоя машина выиграла нам немало времени. Наши приготовления закончены, и лично я жалею, что не смогу увидеть лица Повелителей Ночи, когда они поймут, за что так отчаянно сражались.

По логическим схемам в нейронных имплантах Бета-Фи прошел зашифрованный поток частиц, несущих с собой удовлетворение. Но следующие слова Полукса погасили его, и на сердце опять потяжелело.

— Отведи вторую машину. Бой не закончен, и она нужна в другом месте.


Скрайвок перелез через искрящие останки конструкта. В перестрелке в генератор опорного поля угодила шальная пуля, и он беззвучно дымился. Впереди ждала темнота, в которой даже его глаза ничего не видели.

Существовало не так много градаций темноты, в которых нострамцы плохо ориентировались. Они обладали несравненным ночным зрением, а благодаря легионерским аугментациям и системам силовых доспехов видели при плохом освещении дальше и четче всех, и Скрайвока серьезно беспокоило, что сейчас он ничего не может разглядеть. Зарядив пистолет, он осторожно направился вперед. Из-за груд камней на полу идти приходилось медленно.

Причина, по которой он ничего не видел, была прямо перед ним, только он не так на нее смотрел. Тоннель оказался тупиком. Он тянулся тридцать метров, после чего сужался до трубы диаметром в его кулак и исчезал в горе. Тьма представляла собой не отсутствие света в открытом пространстве, а блестящую черную стену. Он никогда раньше не видел такого камня — гладкого, черного, полностью поглощающего свет.

Он подошел к стене и провел пальцами по поверхности, едва ее касаясь.

Землю тряхнуло от далеких взрывов. Скрайвок закрыл глаза. Подрывные заряды: их легко можно было узнать по малой частоте ударов. Спустя несколько секунд после них из задней части пещеры дунул вытесненный воздух, из-за узкого отверстия издав низкий и печальный гул, словно пародировал победные фанфары.

Скрайвок ударил по стене закованным в металл кулаком.

— Да что за?..

— Капитан? Магистр когтя?

— Галливар. — Повернувшись, Скрайвок обнаружил, что офицеры его потрепанной роты толпятся у входа. Их было меньше, чем три часа назад.

— Второй конструкт отступил. Мне поступают многочисленные донесения об оползнях по всей горе. Враг заблокировал пещеры повсюду.

— Что, все?

Галливар мгновение помолчал, изучая отчеты, которые поступали со всех склонов.

— Никак нет, некоторые еще открыты.

— Как эта, уверен. Пещеры-тупики.

Скрайвок с силой провел пальцами по стене. Камень сорвал краску с кончиков перчаток, обнажив тускло блестящий керамит, но сам не получил и царапины.

— Кто-то здесь знает, что делает.

Глава 20 Защитники горы Нерегулярные Арк

Мерик подал знак Гаскину, и здоровяк бесшумно пробрался через густую растительность.

— Ты наш лучший следопыт, — прошептал Мерик. — Здесь кто-то был недавно, я прав?

Гаскин кивнул. Он осторожно вытянул руку, словно боясь, что враг заметит их по резкому движению воздуха, и указал пятерней на темные пятна на мягкой оболочке скородеревьев.

— Видишь? При контакте возникают. Они хороши, стволы не погнули.

— Здорово, — сказал Мерик. — То есть они уже до этих высот добрались.

Холодный ветер качал спящие деревья. В остальном в лесу было тихо. Звери и птицы молчали с тех пор, как Повелители Ночи прибыли на планету.

— Что делать, серж? Доложить по воксу?

— Это сразу привлечет их внимание. Вопрос в том, стоит ли рисковать ради этой информации? Может быть, это небольшая группа, которая разведывает обстановку перед атакой на подножие.

— Можно опять отправить Мартина. Он бегает быстрее всех.

— Он в плохом состоянии после того, как захватили Элия, — сказал Мерик. — Пошли Понтиана, он…

К его шее сбоку прижалось что-то круглое, холодное и полое.

— Не шевелитесь, — раздался голос. Он звучал странно: по-трансчеловечески низко, но не совсем как у космодесантников.

Мерик резко обернулся, и ствол болтера скользнул по шее. На него смотрело широкое лицо с плотной боевой раскраской из полос разных оттенков сотинского зеленого. Раскраска придавала ему грозный облик, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что лицо принадлежит не мужчине, а мальчику, пусть исковерканному загадочной наукой.

— Обердей? — сказал Мерик.

Он положил руку на прямоугольный затвор болтера.

— Мерик?

Мерик выпрямился. Гаскин стоял с поднятыми руками. Три юных Ультрамарина вышли из-за деревьев — словно на оптической иллюзии вдруг стали видны фигуры, до сих пор скрывавшиеся. Мерик узнал их всех. Скауты были привычным зрелищем в Сотополисе: их нередко отправляли помогать колонистам в качестве курса нормализации или вроде того. Он с облегчением улыбнулся.

— Я уж решил, что мы сейчас умрем! — сказал он.

— Вы были близки к смерти, — согласился Солон. Насколько Мерик помнил, у него было очень плохо с чувством юмора.

— Где ваш сержант?

— Ранен, — сказал Обердей.

Мальчишки тревожно переглянулись. Впрочем, слово «мальчишки» к ним не подходило. Они были выше Мерика и обладали огромной мускулатурой, но Мерику не приходило в голову назвать их по-другому.

— Мы направляемся к Императорской наблюдательной башне, но с ним не получается идти быстро, — сказал Обердей.

Мерик нахмурился:

— Лучше отправляйтесь в тоннели.

— Небезопасно, — ответил Обердей, и Мерику послышалась в его словах глубоко запрятанная напряженность. — Мы приземлились прошлой ночью, аварийно. Вы? — спросил Обердей.

— Гора держится. Но от нас в тоннелях толку немного. Мы не можем противостоять Повелителям Ночи, поэтому нас отправляют на разведки.

— Только под ногами путаемся, — раздраженно бросил Гаскин.

— Поэтому мы следим, не проник ли где противник. Иногда засады устраиваем, когда можем, — сказал Мерик.

— Вы убили кого-то? — неверяще спросил Солон.

Мерик кивнул:

— Пару-другую. Слушайте, вам лучше пойти с нами. Мои солдаты отдыхают неподалеку, в старом пастушьем убежище. В горе от вас будет немало пользы.

— Мы планировали помогать гражданским, — сказал Солон и мрачно взглянул на Обердея, — но наш исполняющий обязанности сержанта передумал.

— Нужно было уберечь Арка от опасности, — сказал Обердей. — Задачи меняются.

— Арк — это ваш сержант?

Юноши кивнули.

— Пока ему не станет лучше, командую я, — добавил Обердей.

— И он ранен с начала вторжения?

— Он поправится, — горячо заявил Обердей.

Это сказало Мерику все, что нужно. Он не мог не сочувствовать парням: космодесантники не были неуязвимы ни физически, ни духовно, и скауты явно тяжело переживали потерю наставника.

— Он далеко?

— Не очень, — ответил Обердей. — Он с Тебекаем.

— Тогда давайте заберем его, а потом вы вернетесь вместе с нами. В горе есть несколько ваших. Вы можете к ним присоединиться.

— Они не все погибли? — удивился третий.

Мерик его плохо знал. Толомах, точно.

— Не все.

Юные рекруты с облегчением заулыбались друг другу. Их поведение изменилось. Оружие больше не смотрело на Мерика и Гаскина.

— Наконец-то, — сказал Солон. — Если, конечно, у тебя не найдется еще одной причины держаться подальше от Фароса, брат.

Обердей зло посмотрел на него:

— Гаскин, полагаю, уже можно опустить руки. Ребята, идем.

— Сначала надо забрать сержанта с Тебекаем, — сказал Обердей.

Мерик взглянул на небо сквозь плотную листву.

— Хорошо, но надо спешить. Уже темнеет.


В сотинском лагере было тихо. Все общались взглядами и жестами. Когда Мерик с Гаскином провели скаутов через узкий, заросший лозой вход, в их сторону устремилось множество глаз, но никто ничего не сказал.

Щель в камне скрывал целый занавес из лозы. По ночам растения услужливо сплетались в сплошное полотно, благодаря чему убежище практически невозможно было заметить снаружи.

Внутри пещера представляла собой длинный зал, резко заканчивающийся тупиком: потолок неуклонно снижался, в дальнем конце опускаясь до половины человеческого роста. У пещеры был частично земляной пол из утрамбованной почвы и перегноя. Если ее когда-либо и соединяла с горой труба, как это было почти во всех тупиковых пещерах, то она давно забилась землей. Воздух был сизым от древесного дыма от небольшого костра, который они все-таки осмелились разжечь. Зеленый свет от входа был слаб, поэтому внутри стоял вечный сумрак, как в подземелье.

Мерик попросил мальчишек отнести сержанта в дальнюю сторону пещеры, где сотинский полевой врач Керит устроил небольшую медстанцию на относительно ровном блоке из черного камня. На краю блока аккуратно лежали немногочисленные бинты и другие медицинские изделия. Пока скауты опускали гигантского Арка на блок, Керит смотрел на Мерика со смесью удивления и сильнейшего раздражения.

Керик с намеком дернул головой в сторону входа.

— Вам лучше подождать у щели, — сказал Мерик скаутам.

Они не хотели уходить, но Тебекай все понял и ненавязчиво увел их от медстанции.

— Я останусь, — заявил Обердей.

Мерик положил руки на гигантские плечи космодесантника:

— Дай Керику сделать свою работу, Обердей. Я позову вас, когда он закончит осмотр, хорошо?

Обердей глядел поверх его головы в сторону Арка. Мерик решил, что скаут уже не слышит его или намеренно игнорирует, но тот все же молча повернулся и направился к братьям. Мерик смотрел, как они располагаются у ведущей наружу щели. Демефон подошел к ним с флягой воды и кучкой пайков. Поколебавшись, они приняли еду, и Мерик вернулся к медику.

Керит разглядывал гиганта с таким видом, будто понятия не имел, что перед ним за существо. Носилки сержанта закрывали весь блок.

— Он мертв? — тихо сказал Мерик.

— Не совсем. Он впал в анабиоз.

— Они так могут?

— Могут. Когда ранены.

— Как? — спросил Мерик.

Керит развернулся к нему.

— Иллирийское пекло, откуда мне знать?! Проклятье, Мерик! Я даже не настоящий медик! Я толком умею лечить лишь сломанные ноги у кварианов. — Он бросил на раненого космодесантника безысходный взгляд. — Не надо было мне говорить, что немного разбираюсь в медицине. Лучше б я с лазганом ходил. С обычными людьми и так сложно, но тут я вообще бессилен. Он легионер, Мерик! Думаешь, я в них что-то понимаю? Я даже не знаю, с чего начинать! Он здоровый, как фантин, а там… — Он показал на черную рану в боку Арка. — То, что там находится, едва ли имеет отношение к людям.

Мерик покосился на скаутов.

— Потише, Керик, не забывай, какой у них хороший слух. Ты можешь его вылечить?

— У него серьезные повреждения внутренних органов… — Керит покачал головой. — Если честно, выглядит так, будто в него из лазпушки выстрелили. Я ничего не могу сделать.

— По всей видимости, в него действительно выстрелили из лазпушки.

Керит оперся руками о каменный блок и закрыл глаза. В сумраке пещеры его бледное от усталости лицо казалось призрачным.

— Что ж, это многое объясняет. Пока что его организм держится. Если б можно было доставить его к легионерскому апотекарию, он бы его вылечил, но здесь? Смерть долго ждать себя не заставит. Думаю, у него в лучшем случае день.

— А в горе есть апотекарий?

— Один, кажется. Но у них нет оборудования для лечения таких ран. Если б они не потеряли кастеллум, был бы шанс, но его все равно не получилось бы донести живым. Мне жаль, Мерик. Поразительно, что он вообще так долго продержался. Но его время подходит к концу.

— Что мы скажем мальчишкам?

Керит вытер руки грязным полотенцем и бросил его на пол.

— Они не мальчишки, Мерик. Может, выглядят как мальчишки, но они космодесантники. Сказать им можно только одно. — Керик поднял на него усталые, красные от недосыпа и дыма глаза. — Правду.

Но сам он сообщать ее явно не хотел.

Скауты сбились в кучу и не сводили глаз со стола, на котором лежал воин, заменивший им отца.

— Я скажу.

— Спасибо. Так лучше. Когда мы возвращаемся? Люди измотаны.

— Этим вечером. Врагов здесь не было видно уже несколько часов, но это скорее из-за скаутов, а не из-за нас.

Мерик пошел сообщать плохие новости. Они сразу поняли, что он собирается сказать и пораженно, неверяще молчали.

— Мы позже отправимся обратно наверх, — сказал он им.

— Мы должны сражаться дальше, — возразил Толомах. — Нет времени отдыхать.

— Если отнесем Арка в гору, может, местный апотекарий его вылечит, — предположил Тебекай.

— Кто он? — спросил Солон.

— Имперский кулак, один из смотрителей маяка. Я его не знаю.

— Обердей? Что решишь? — спросил Мерик.

Обердей с неловким видом перехватил болтер. Все обитатели пещеры смотрели на него.

— Обердей? Ты командир, — не отставал Мерик.

— Ладно, ладно. — Обердей посмотрел вверх, в сторону пика, который скрывался за стенами. — Мы пойдем наверх. Последуем за сержантом Мериком и его людьми.


Арк умер прежде, чем они добрались до вершины. Мерик так и не понял, пропустили скауты момент его смерти или просто молча продолжили нести командира.

Лишь когда они подошли ко входу в пещеры Фароса, юные Ультрамарины положили Арка на землю, встали вокруг него и склонили головы. В их действиях чувствовалось достоинство, глубоко тронувшее Мерика.

Врата «А», как назвали пещеру, скрывались среди растрескавшихся скал, уходящих под линию леса. Деревья росли еще на протяжении пары сотен метров склона, а у пещеры были такими высокими, что вход из-за них не было видно.

Пещера выглядела заброшенной снаружи, но не внутри. Воины в желтых цветах Имперских Кулаков Дорна охраняли вход, а по бокам от него стояли два грубых дота из профессионально подогнанных друг к другу валунов, с гарнизоном из Ультрамаринов в побитой броне. В центре входа стоял гигант, спокойный, как хозяин, ждущий на крыльце гостей. Золотисто-желтая броня была такой яркой и чистой, что в ней можно было идти на парад. В одной руке он держал огромный щит, а на другой был массивный силовой кулак с подвешенной мелта-пушкой. Непримиримый и стойкий, как сам Фарос, Полукс был истинным хранителем горы.

— Капитан Полукс, — приветствовал его Мерик. — Вы избалуете нас, если будете встречать лично.

— Я пришел взглянуть, какой вред предатели наносят вашему миру, — сказал Полукс. — Как прошел патруль, сержант? Судя по дыму, они сжигают нижние участки леса. — Он посмотрел мимо Мерика и его ободранного отряда на юных скаутов, вставших позади, но пока спрашивать про них не стал. Полукс предпочитал, чтобы его люди сами за себя говорили. — Докладывай.

Мерик вяло отсалютовал. Он невероятно устал, а легкие горели от разряженного воздуха.

— Повелители Ночи собираются в нескольких точках у основания горы, под нашим сектором. Полагаю, что так везде.

Полукс кивнул:

— Они планируют очередную атаку. Мы будем готовы к встрече.

— Не сомневаюсь. А вот лично я готов только упасть. Моим людям нужен отдых — сколько сможете дать. Пожалуйста, мы почти сорок восемь часов не спали, — добавил он. — Мы не такие, как вы. Увы.

— Будь вы такими, как я, доверять вам было бы сложнее. Честь стала в легионах редкостью. Ты хорошо делаешь свое дело, сержант.

Мерик почесал голову. Волосы были грязными, все в земле, траве, и только старые боги знали, в чем еще.

— Спасибо. Но я предпочел бы поспать, а не получить благодарность. От остальных парней что-нибудь слышно?

— Твои товарищи вернулись час назад.

— Эта новость еще лучше отдыха. Хотя, — торопливо добавил он, — я от отдыха все равно не откажусь.

— Кто остальные? — спросил Полукс.

— Скауты. Мы нашли их на горе. — Мерик махнул рукой, подзывая Обердея. — Исполняющий обязанности сержанта Обердей, позволь представить тебе капитана Алексиса Полукса из Имперских Кулаков. Он здесь главный. Оставлю вас знакомиться поближе. Если вдруг понадоблюсь, я буду медленно умирать вон там.

Не дожидаясь, пока его отпустят, Мерик направился к стене сбоку от входа в пещеру. Там он прижался спиной к гладкому ксеносскому камню и соскользнул на пол. Оставшиеся солдаты его взвода подошли и устало попадали рядом. У него осталось всего девять людей, собранных из разных взводов, у Вителлия — чуть больше. Остальные погибли. Так вселенная играла в кости. Сержант Боларион был так счастлив, когда узнал, что его семья выжила, а через пару часов его разнесло на части. Кто-то где-то от души веселился над судьбой Мерика.

— Жизнь — дрянная штука, — сказал Мерик сам себе.

— Серж?

— Ничего, Мелкий.

Мерик перевел взгляд на гигантского Имперского Кулака, разговаривающего со скаутами. Полукс всегда казался ему холодным и грозным. Его добродушной натуре претила неспособность капитана чувствовать что-либо другое кроме гнева, правоты и чести, но в нем также была какая-то меланхоличность: явная грусть из-за этой войны и еще что-то. Мерик прекрасно разбирался в людях, и он не мог отделаться от ощущения, что Полукс считает себя недостойным. «У нас есть что-то общее, — подумал он. — Только прячем мы это по-разному. Хороший разговор помог бы нам понять друг друга».

Скауты отсалютовали Имперскому Кулаку и ушли внутрь. Полукс подозвал Мерика. Тот с огромным трудом поднялся.

— Неофиту нелегко терять учителя. Эти скауты хорошо себя показали.

— Возможно, вам стоит им это сказать.

— Незачем. Они космодесантники, они поймут.

— Все равно, — сказал Мерик. — Они совсем юные.

— А почему ты решил, что я этого не сделал? — спросил Полукс. В его голосе послышались напряженные нотки. — Я позволил им присоединиться к нам. Теперь они будут сражаться вместе с твоими людьми.

Мерик округлил глаза:

— Этого я не ожидал.

— Только не начинай мямлить, какая это честь и так далее.

— Нет, конечно. Стоп, вы что, дразните меня?

— Насчет чести — да, — ответил Полукс. — Я не совсем лишен юмора. Но не насчет совместных сражений. Эти Ультрамарины не успели сформироваться до конца. В тоннелях они долго не продержатся. Там идут ближние бои, для которых у них слишком слабая броня.

— Так найдите им нормальную. Вам от них будет больше пользы, чем им от меня.

— Они еще не могут носить боевые доспехи. Их трансформация не закончена, они не получили панцири. А без них наша броня бесполезна. Но они хорошие скауты. Они умеют передвигаться по местности, не привлекая внимания, — как ты и твои пастухи. Они полжизни там провели и почти такие же сотинцы, как ты.

— Я не сотинец, — тихо ответил Мерик. Шея болела от стояния с задранной головой, поэтому он опустил взгляд с лица Полукса. Имперский Кулак был огромен: Мерик доходил ему только до краев наплечников.

— Твои солдаты не согласятся, Мерик. Ты ведешь себя так, словно думаешь, будто ты не важен. Это неправда. Ты невелик в плане роста в сравнении со мной, но твои поступки куда значительнее, чем тебе кажется. Многие из нас в долгу перед тобой. — Полукс поднял огромную руку и отдал ему честь. — Отдыхай. Ты выходишь через четыре часа.

Мерик подозвал к себе свою усталую команду, кивнул сержанту Солусу, стоящему на внутренней линии обороны, и вступил в приятную прохладу Фароса.

Позади него Алексис Полукс взглянул из своей крепости на столбы дыма, поднимающиеся к небу из зеленых холмов горы. Пока что стояла тишина.

Но она долго не продлится.

Глава 21 Тьма ворон Жертва Обоюдоострый дар

Второй день вторжения подходил к концу, когда Повелители Ночи собрались на конклав.

— Кто-нибудь может мне объяснить, почему мы, двадцать тысяч великолепных убийц, не в состоянии отобрать одну жалкую гору у группки Жиллимановых клерков?

Крукеш ударил мечом по столу, разбив верхнюю часть гололита на квадратные осколки черного стекла. Вращающееся изображение Фароса с шипением погасло.

— Если б все было так просто, — сказал магистр когтя Бентен Геш. Он произнес слова, прикрывая рот рукой, но знал, что его все услышат.

Геш, я надеюсь, ты осознаешь, что каждый час здесь приближает нас к поражению? Ультрамарины наверняка уже направляются сюда. У Робаута Жиллимана абак вместо мозгов, но даже он в состоянии понять, вдоволь навыстраивав свои логические цепочки, что мы и есть вся угроза, что вторжения по всей территории не будет. Когда он осознает, что, кроме нашей армии, ничего нет, он обрушится на эту планету, раздуваясь от гнева. Говорят, что он любит жалеть слабаков, но не сомневаюсь, что даже его исключительное чувство справедливости не помешает ему насадить твою голову на пику, когда он до нас доберется.

— В таком случае я хотел бы спросить, владыка когтя: зачем мы вообще участвуем в этой войне? — поинтересовался Геш, запугать которого всегда было сложно, тем более Крукешу. — Мы несем чрезмерно высокие потери. Можно сколько угодно насмехаться над стражами Ультамара, обзывая их рабами простых смертных, но дерутся они храбро. Именно поэтому мы до сих пор не захватили гору.

Крукеш оперся на полуразрушенный стол.

— Я бы на твоем месте со мной так не разговаривал, магистр когтя.

— Как вам угодно, милорд, — с фальшивым подобострастием отозвался Геш.

— Мы здесь, потому что маяк зачем-то нужен Ультрамаринам. И я хочу, чтобы он стал нашим. Как знает, на что еще он способен? Это определенно не только свет в небе.

Скрайвок фыркнул.

— Я сказал что-то смешное, Скрайвок? — Крукеш уставился на него взглядом меланхолических черных глаз.

— Нет, милорд. Я просто вспомнил один ироничный момент.

— Будь так любезен, следи за ходом обсуждения.

Скрайвок резко кивнул. Волны злобы, исходящие от Крукеша, стали еще сильнее. Он понятия не имел, чем вызвал такую ненависть владыки когтя, но еще непонятнее было, зачем тогда Крукеш его спас. Оба вопроса не давали Скрайвоку покоя, а ответов все не было, что, к его досаде, в последнее время стало обычным положением вещей.

— Ультрамаринами командуют Полукс из Кулаков и его ручной кузнец войны. Оба — специалисты по осадному делу, что очевидно из их достижений. — Скрайвок активировал дополнительный голопроектор, и перед ними возникла уменьшенная версия горы. — Эти входы в пещеры заблокированы сознательно устроенными обвалами. Подозреваю, что среди них много тупиков. Мы пытаемся провести сканирование высокомощным ауспиком, но маяк сбрасывает почти все операции. Милорд, вы сами видели, что случилось, когда ваш флот прибыл к месту сбора, а они перевели маяк в постоянный режим.

В качестве подтверждения Скрайвок получил лишь усмешку. При первом запуске Фароса волна электромагнитного излучения ушла так далеко в космос, что поразила их корабли на самом краю системы.

— Они сохранили несколько входов, но те невелики и находятся в недоступных местах, так что небольшой отряд легко может удерживать их против превосходящих сил.

— Наших сил, хочешь сказать, — заметил Грукир Гнусный, капитан Восемьдесят девятой. — Сил, которые стремительно уменьшаются.

— Дай ему договорить! — устало бросил Геш. — Я не спешу в очередную атаку, но не надо время тратить.

— Они также делают вылазки. У наших разведотрядов постоянно проблемы.

— Что значит «проблемы», Скрайвок? — ядовито поинтересовался Крукеш.

Из дальних патрулей на верхние склоны и в пещеры не возвращаются больше, чем возвращаются, — просто ответил Скрайвок. — Вот что значит «проблемы».

— Мы что-нибудь узнали об их численности? — спросил Юфинир Паладан из Девятнадцатой.

Голос опять подал Геш:

— Скорее нет. Если предположить, что полная рота была поровну разделена между платформой и кастеллумом, в гору могли сбежать около сотни. Есть еще контингент Механикум, но он крохотный и не из Тагматы. Немного смертных солдат, однако с учетом их эффективности ими можно пренебречь. Также в пещерах скрылось около половины гражданского населения. Мы их не нашли. Я лично встречал легионеров из Имперских Кулаков. И, кажется, есть смешанные отряды из остальных легионов, верных Ложному Императору? — обратился он к Варакешу, злобному на вид капитану, чье лицо представляло собой мешанину рубцов от плазменных ожогов.

Варакеш кивнул:

— Число их крайне незначительно.

— Если примем, что у них не больше двухсот легионеров, около десятка конструктов Механикум, возможно, столько же ауксилларии… — Геш застучал по контрольной панели гололита. Несколько мест на склоне засветилось оранжевым. — Это известные нам входы в гору. Расположение в тактическом плане оптимальное, но, конечно, мы не знаем, какие входы настоящие, а какие служат приманкой. И внутренний план горы нам также неизвестен.

— Что говорят пленники? — спросил Крукеш.

— Что гору пронизывают бесконечные тоннели, — ответил Геш. — Никто ни разу далеко не заходил: из суеверия и элементарного страха заблудиться. Кроме того, Жиллиман больше века назад издал указ, ограничивающий доступ к горе. Он также запрещает делать пикты, записи и даже зарисовки горы, так что могу сказать, что, ну…

— Никто из них ничего не знает, — закончил за него Крукеш.

— Нет, милорд, как бы мы их ни допрашивали, — признался Геш. — Они говорят, что при восходе и закате солнца из пещер бьет свет и что всем обитателям планеты снятся странные сны. Это не естественные феномены. Возможно, гора является неким устройством. Подозреваю, примарх Жиллиман обнаружил ее тут, а не построил. Она стара.

— Крепость на вершине не подпускает нашу авиацию, — сказал Скрайвок, указав на Императорскую наблюдательную башню. — Ее можно уничтожить синхронным ударом с орбиты. После этого появится возможность высадиться прямо на склон или на тот выступ, но они пару раз запускали противокорабельные ракеты из пещер, поэтому не берусь утверждать, что уничтожение крепости гарантирует быструю победу.

— Никакого массированного огня по горе, — сказал Крукеш. — Мы не знаем, что за оборудование стоит в этой крепости. Можно случайно уничтожить то, ради чего мы сюда явились.

— Враг сам устроил не один обвал, — напомнил Па-ладан.

— Из камней. Стеклянные тоннели они не тронули, насколько нам известно, — сказал Геш.

— У них есть преимущество: они знают гору, — добавил Крукеш. — Они знают, что можно ломать без вреда для горы, а мы нет. Как дела с настройкой координат для телепортационной атаки?

— Плохо, милорд, — угрюмо ответил Хакар из Глубин, капитан Сто четвертой. Телепортационная атака на главную комнату стремительно положила бы битве конец. От работы Хакара зависели жизни его товарищей, о чем они не стеснялись напоминать. — Гора непроницаема для всех доступных нам типов сканирования. Наши кузнечные служители и союзники из Механикум постоянно пытаются навести на главный зал, и мы уверены, что он находится у вершины, на конечной станции фуникулера. Но каждый раз, когда мы сканируем гору, любую ее часть, получаем пустоту.

— Что-то гам должно быть! — прорычал Крукеш.

— Но мы этого не видим. У астропатов дела идут не лучше, — продолжил Хакар извиняющимся тоном. — Гора не поддается анализу, в пространственном и психическом смысле она пуста.

— Варп-колдовство?

— Что-то другое, — ответил Хакар.

Крукеш по очереди посмотрел на своих подчиненных. Они отвечали ему почти таким же презрением. Скрайвок скрыл радость. Этой атакой Крукеш уничтожал даже то хрупкое единство, которое принес с собой. Желание захватить гору в последнее время основывалось скорее на чистом любопытстве и амбициозности, чем на необходимости. Повелителям Ночи было не чуждо кровопролитие, они наслаждались им — но только если эта была кровь других. Проливать собственную в таких объемах им не нравилось, а в последнее время она текла рекой.

— Мы продолжим следовать моему плану. Будем атаковать все входы одновременно, — сказал Крукеш. — Они не могут держать оборону всех входов одинаково эффективно. Так мы и пробьемся.

— Некоторые они могут защищать очень хорошо, милорд, — сухо сказал Геш.

— Вы воины! — рявкнул Крукеш. — Часть из вас погибнет, но мы победим. Так ведутся все войны.

— Большая часть из нас погибнет, — поправил его Геш. — И это не всем нравится. Маяк важен, это всем очевидно. И поэтому мы должны уничтожить его — сейчас же, пока нас не раздавили контратакой.

— Ты отказываешься мне подчиняться, Геш? — спросил Крукеш. По его мысленной команде в шатер вошли два Атраментара и встали за его спиной, глядя на Геша из-за линз. От силовых генераторов их массивных терминаторских доспехов шли волны жара, а тонкий слой энергополя светился остаточным радиоактивным излучением. — Составьте планы. Сдайте их мне на утверждение к завтрашнему закату. Мы атакуем с приходом ночи. Будь осторожней, Геш, тебя всегда можно заменить.

— Как и тебя, — мрачно пробормотал Геш.

Он вышел, и трое из шестнадцати присутствовавших капитанов последовали за ним. Остальные при виде такой дерзости принялись демонстративно смотреть в сторону. Скрайвок продолжал стоять. «Как верный слуга», — горько подумал он.

— С другой стороны, того, кто отыщет путь в гору, ждет богатая награда, — сказал Крукеш. — А теперь идите! К работе!

Магистры когтей потянулись к выходу, бросая на Хакара грозные взгляды. Они ничего не говорили ни товарищам, ни своему командиру. В воздухе витал запах интриг.

«А вот теперь, — подумал Скрайвок, выходя вместе с ними в духоту сотинского вечера, — становится интересно».


Скрайвок прошел через лагерь к своему бараку. День подходил к концу. Солнечный свет, окрашенный Гибельным штормом, заливал все багровым цветом. Воздух был грязным от выхлопных газов, а расположенные повсюду двигатели и генераторы испускали потоки удушливого жара.

Лагерь был организован по всем правилам, как в прошлом, и представлял собой временный город, построенный по методам, которые были старше Великого крестового похода. Модульные казармы, за считанные часы собранные специальными командами служителей, стояли ровными рядами. Подлагерь каждой роты был разбит вокруг ее оружейного склада. Границей лагеря служила оборонительная стена из сборных секций. Сетчатая схема Сотополиса очень им помогла. Крайне любезно со стороны Ультрамаринов было оставить большую часть города пустой: Повелителям Ночи даже не пришлось подготавливать местность. Достаточно оказалось сломать несколько заборов, и можно было въезжать.

В самом центре Повелители Ночи сделали посадочную площадку, на которой теперь стоял гул от небольших кораблей, без конца прилетающих и улетающих. Полоса огней в небе указывала на ряд транспортников, везущих в космопорт новое оборудование. Тяжелые грузовики с рыком проносились через все четверо ворот. Лагерь распланировали и организовали с типичной для космодесантников эффективностью; только большинство легионов отказались от украшений как у Повелителей Ночи.

Распятые, освежеванные гражданские, часть из которых еще цеплялась за жизнь в агонии, висели на железных крестах по периметру лагеря. Они настойчиво напоминали Скрайвоку о прошлых кампаниях — о Шерате, в частности. Вполне возможно, что при виде этого зрелища Владыка Макрагга пожалел бы, что его брат Дорн однажды решил унизить Кёрза.

Он удивился этому приступу ностальгии и попытался его прогнать. Императорские войны больше не вызывали у него положительных чувств. Повелители Ночи выполняли свой долг, но лишь удостаивались косых взглядов за методы, которые использовали по приказу самого Императора. К ним всегда относились как к самым последним злодеям при том, что их тактика террора сохраняла куда больше жизней, чем более благородные методы других легионов. Их считали монстрами, и монстрами они в конце концов стали.

Кёрз постоянно говорил им, что от своей природы не сбежать. Они всегда знали, кто они на самом деле.

И тем не менее Скрайвок упорно игнорировал тот факт, что каждое новое поколение рекрутов с Нострамо, все больше наслаждаясь кровопролитием, переставало считать его мрачным долгом. Он пытался не вспоминать о старых временах, когда зверства совершались ради высшей цели, а не ради самих зверств.

По убеждению Кёрза порядок вещей всегда будет таким, каким должен быть.

Он слышал, как Келлендвар и ему подобные рассуждали, что Повелители Ночи сильнее всех остальных, что они свергнут лживого Императора и будут жить среди смертных как короли.

Но, вдыхая запах горящей плоти, вонь крови и опорожненных от страха кишечников, он понимал в глубине души, что этому не бывать. Они были монстрами. Он был монстром. Так странно было это осознавать: никто никогда не планирует становиться монстром, но вот он им стал.

И иначе быть не могло.

Скрайвок вступил в квадратный комплекс ротных казарм. Они возвели полный набор зданий, поскольку так было положено, и не имело значения, что только половина из них будет занята в те краткие часы, когда космодесантники спали. Из одной казармы раздавались крики и уродливый смех. Одна его часть хотела зайти и посмотреть, что происходит, присоединиться к развлечению. Другой было противно, но эта часть слабела с каждым днем.

«Как я устал», — подумал он. Его барак представлял собой модульное здание в два раза меньше казарм. Снаружи колыхались знамена его роты.

Двери узнали его и открылись. Он вступил в очистительную комнату, где его броню со всех сторон облило теплой водой. Не просушившись, он направился в оружейную, где четыре молчаливых сервитора сняли с него броню. Помощника у Скрайвока давно не было: он никому не доверял настолько.

Надев простой костюм, он перешел в личные покои — достаточно большой зал, где в трех кадильницах лениво дымились благовония. Металлический пол холодил ноги.

Слуги слишком боялись его, чтобы представлять опасность. Они суетились вокруг в неизменном страхе, ставя ему на стол еду и напитки — в основном простые продукты из захваченных складов, но после стольких недель на пайках «Умбрового принца» он ел их с огромным удовольствием.

Убедившись, что его все устроило, слуги удалились в свои лачуги в лагере для рабов, за пределами стены. Скрайвок связался с «Умбровым принцем» и потребовал у капитана Грантакса отчет о ходе ремонта. Он попугал слугу, но в целом был доволен его работой. Орбитальные сооружения Ультрамаринов были скромными, но иметь их было куда лучше, чем не иметь ничего. На столе лежала стопка планшетов — новые приказы и донесения о потерях. Они подождут. Сперва он собирался отдохнуть, поскольку уже несколько дней не спал обычным образом. Ему вдруг вспомнились разгульные дни юношества, когда в залах отеческого дома было полно взрослых, и каждый представлял для него опасность. В последнюю неделю было так же: требовалось постоянно быть настороже.

— Даже монстрам нужно спать, — сказал он себе.

Тихий смешок заставил его стремительно обернуться. Это был жуткий звук, гортанный, как у кошки, и боли в нем было не меньше, чем веселья. За прошедшие века Скрайвок успел сразиться с самыми разными ксеносами, но ни разу не слышал подобных звуков. Он не принадлежал ни человеку, ни чужаку.

На ум пришло слово «нечеловеческий».

Рука потянулась к оружию, которого не было. Тогда он сжал кулак, позволяя гневу взять контроль.

— Беренон! Что ты тут делаешь? Я не слышал, как ты вошел.

Библиарий стоял за кадильницей, в которой горели благовонные угли, в странной позе, с вывернутыми в стороны коленями. Его лицо скрывалось в тенях, и он опирался на стену.

— Ты не слышал, как я вошел, — сказал Беренон. Его голос звучал странно, низко и хрипло, и в нем был намек на то же кошачье рычание, как раньше.

— Ты ранен? — спросил Скрайвок.

— Нет, — ответил библиарий.

— В чем дело, Беренон? Если ты пришел не для того, чтобы рассказать, как проникнуть в гору, то можешь уходить.

— У меня есть для тебя предложение. Выслушай его, повелитель ночей. — Беренон глубоко, тяжело вдохнул и вышел на свет. Он подволакивал левую ногу и упирался рукой в стену, задевая знамена.

Библиарий поднял голову и улыбнулся, чего этот несчастный воин никогда раньше не делал, и Скрайвок с ужасом понял, что улыбка ему и не принадлежит. Лицо Беренона обмякло и болезненно посерело. От подергивающихся губ тянулись нити слюны. Глаза на этом мертвенном лице были совсем другие: красные с золотыми прожилками, без зрачка, и нервно бегающие из стороны в сторону.

— Тендер Скрайвок!

Голос не принадлежал библиарию. Движения его губ не совпадали со словами. У Скрайвока возникло жуткое впечатление, что говорили глаза, а не сам Беренон.

Скрайвок отступил за стол и взял болтер, лежавший рядом, на стойке. Он направил его на существо, но оно не пыталось напасть, и он пока не стал открывать огонь.

— Ты не Беренон.

Существо провело по зубам длинным розовым языком. В одно мгновение это были собственные зубы Беренона, квадратные и серые, а в другое — острые полупрозрачные иглы морского хищника. Беренон издал стон.

— Ты проницателен. Я позаимствовал его плоть. Неплохой у него разум — сильный и своенравный. Но стены мира тонки, и он затерялся между них. Говорить с тобой непросто, но возможно, да. Возможно.

— Я слышал, что некоторые воины из Семнадцатого легиона пускают порождения варпа в свои тела и становятся их рабами. Ты такой же?

— Да и нет. Я нечто меньшее и нечто большее одновременно. Мне не нужно разрешение. Шторм Эреба открывает двери таким, как я. В какое время мы живем! Во время, когда наши миры могут встречаться и свободно переплетаться.

— Если ты ищешь здесь почитателей, ты их не найдешь. Мы сильнее остальных.

— Ты заносчив. Ты… заблуждаешься… — Последнее слово он медленно прошипел.

— Мы не монахи Лоргара. Мы не будем тебе подчиняться. Здесь никто не станет тебе служить! — крикнул Скрайвок.

Он надеялся, что кто-нибудь отреагирует на его крик, но звуки в комнате стали приглушенными, и он понял, что на помощь извне можно не рассчитывать.

— Все рано или поздно подчинятся владыкам варпа. Ты думаешь, что ты силен, но ты слаб. Ты сделан из плоти, а ни одно создание из праха и огня не способно устоять перед силой Хаоса.

— Подойди поближе, и я покажу тебе, как я слаб.

— Ты думаешь, что силен, как твой отец. Но я видел его силу, когда сражался с ним в царстве мыслей. Он думает, что поверг меня, но я не повержен. Он же бегает в пыли Макрагга, преследуя чужие цели.

— Кёрз? Наш повелитель на Макрагге?

— Ты до сих пор зовешь его повелителем — это существо, которое не раздумывая уничтожит тебя, чтобы удовлетворить свои низменные желания. Неужели он достоин твоей преданности? Ты не силен, Гендор Скрайвок, но я могу это изменить. Я предлагаю союз. Используй к нашей взаимной выгоде все, что пожелаешь, ибо таково правило сильных.

— Я не желаю с тобой разговаривать, — сказал Скрайвок и поднял болтер выше.

— Выслушай меня. У этой оболочки есть сила, но она стремительно сгорает. Отправишь меня назад или станешь смотреть, как я ухожу, — и ничего не получишь. Я предлагаю помощь лишь достойным.

— Как я.

Ладони Скрайвока стали влажными от пота. Присутствие этого существа внутри его библиария причиняло ментальную боль, страшно давилона затылок. Перед глазами плыли пятна. Его беспокоили фантомные запахи, мимолетные, но из-за этого только более раздражающие.

— Твоя амбициозность — как пламя, твой цинизм — как сладкое вино. К твоему вкусу надо привыкать, Гендор Скрайвок, Крашеный Граф, но он восхитителен на языке. Ты достоин. Вместе мы исполним твои желания.

И вновь этот тонкий язык прошелся по зубам, в мгновение сменивших форму.

— Ты предлагаешь мне силу, но нуждаешься в моей помощи. Не похоже, что ты очень силен.

— Маяк — творение древнего врага. Сейчас он — лишь слабая свеча на фоне беснующегося шторма, но я знаю, что будет дальше. Шторм пройдет, как все штормы. Маяк нужно уничтожить, или однажды его используют в качестве оружия против нас, как уже было эры назад.

Существо опять засмеялось. Тело Беренона так содрогнулось от силы этого смеха, что треснули ребра. Слюна, капающая изо рта, стала красной.

— Они так отчаянно пытались победить нас, и где они сейчас?

— Я не знаю, о ком ты.

— Радуйся этому. Эта ваша великая война — всего лишь очередная перепалка в противостоянии, которое длится с начала времен. Взгляни на меня! Видишь, как моя сущность меняет плоть твоего товарища? Разве я не величественен? Разве я не ужасен? — Беренон отошел от стены и выпрямился. Затем согнулся и погрозил Скрайвоку пальцем. — Но в вашем безжизненном измерении есть вещи и похуже, чем скромные вторженцы вроде меня.

— Наша цель — захватить Фарос, — сказал Скрайвок. — Мне невыгодно его уничтожать.

— События, о которых я говорю, наступят через неисчислимые годы. А пока маяк нужен тебе, он будет твоим. Подумай, Вендор Скрайвок! Твой собственный командир презирает тебя. Но он обещал награду тому, кто проведет его внутрь. Вы не можете перенести ваши клетки с закованной в них энергией сквозь царство мыслей. Энтроческий свет маяка мешает вашим технологиям, не дает проложить путь через варп. Я могу обойти его.

— Ты имеешь в виду Атраментаров?

Существо зарычало. Когда оно успокоилось, одна половина лица Беренона застыла в оскале, а другая ужасающе обвисла. От библиария исходил ощутимый жар. Из-за его латного воротника вились струйки пара, а на шее вздулись вены.

— Да, да, — мертвые существа, мертвое мясо в мертвом металле. Эта реальность так примитивна. Я помогу вам с вашими жалкими манипуляциями над мертвой материей в царстве эмпиреев.

— О таких, как ты, ходят только легенды и древние слухи, но все они говорят, что тебе нельзя доверять.

— Слушай, и узнаешь больше! Я видел Нострамо. Я бродил по черным снам детей, дрожащих в его углах. Мы всегда рядом с вами, на расстоянии кошмара, и неважно, признаете ли вы наше существование, или нет.

— Легенды говорят правду, а старые слухи — не просто слухи, — сказал Скрайвок, игнорируя гиперболу демона. — Но если эти… сказки не лгут, то ясно одно. За услуги таких созданий, как ты, всегда нужно платить.

— Разумеется, — ответило существо. — Служба без платы — это рабство. А я ничей не раб и никогда не буду.

Тело Беренона дернулось, когда кукловод потянул за невидимые нити. Его спина прогнулась с такой силой, что, не будь на нем полных боевых доспехов, она, без сомнения, сломалась бы.

— Так назови свою цену, демон, или убирайся. Что ты хочешь? Мою душу? Склянку детских слез?

— Ничего столь эзотерического. Я желаю… войти, — прошипел демон. — Пусти меня внутрь, и мы будем вместе работать ради достижения своих целей. Откажи мне, и через четыре дня умрешь. Для таких, как я, время ничего не значит. Я видел это, Гендор Скрайвок, так же отчетливо, как сейчас вижу тебя.

— Крукеш, — произнес Скрайвок.

— Устав от твоих неудач и поддавшись на провокации того, кого зовут Геш, он покарает тебя в назидание другим так, как принято в твоем легионе. Он потерпит здесь поражение и будет изгнан Мстящим сыном трижды проклятого Императора Терры. Тот уже летит. Шторм задержит его, но это лишь вопрос времени. Доверься своим чувствам, ты знаешь, что это правда. Твой примарх утверждает, что все предопределено. У тебя есть возможность узнать, так ли это. Я даю тебе выбор. Слава и жизнь или… — Из демонических глаз потекли кровавые слезы. — Смерть.

Человек и демон некоторое время смотрели друг на друга. Как бы сильно Скрайвоку не хотелось выпустить в одержимого Беренона весь магазин и отправить его гостя обратно в ад варпа, он этого не сделал.

Давление в голове нарастало, мешая думать.

— Ты клянешься, что здесь нет подвоха?

— Их нет. Ты хочешь жить. Ты жаждешь силы. Но второе не получить без первого, я же исполню оба желания. В обмен ты мне поможешь. Я солдат вечности и предлагаю тебе военную сделку. Не более того.

Скрайвок колебался. Он никогда не думал, что придется делать такой выбор.

Дым уже клубился из-за горжета библиария. По серой коже лился пот. Челюсти его распахнулись, и на этот раз рыбьи зубы не исчезли, а голос изо рта принадлежал демону:

— Быстрей! Я не могу материализоваться без твоего разрешения. Это существо поклялось служить тебе душой и телом, когда вступило в твою роту. Может, эта клятва была пустой, но ее достаточно для исполнения наших целей!

Скрайвок быстро, нерешительно кивнул. Демону этого хватило.

Губы Беренона растянулись в страшной улыбке, слишком широкой для его лица — для любого лица. Сквозь покои пронесся дурно пахнущий ветер. Флаги и бумаги затрепетали. Угли в жаровне ярко вспыхнули, исходящий от них аромат сменился вонью фекалий.

— Да, — проговорил демон. — Дааа!

Тело Беренона поднялось в воздух. По его доспехам побежали молнии, уходящие в металлический пол — возможно, насмешка над орнаментом Повелителей Ночи. Они становились все многочисленнее и плотнее, пока библиарий не оказался на подобии постамента из дрожащего электричества.

Глаза Беренона закрылись. Скрайвок выставил перед лицом руку, но сияние, с которым демон менял смертную плоть, все равно обожгло чувствительную сетчатку.

Затем библиарий вновь распахнул глаза, и на этот раз они принадлежали самому Беренону. Скрайвок и не думал, что когда-либо увидит во взгляде космодесантника такой ужас, какой горел в них.

Прищурившись и не отнимая пальцев от лица, он попытался вглядеться в ослепительный свет.

— Брат?

— Будь ты проклят, Скрайвок! — взвыл библиарий. — Что ты наделал?! Что ты наделал?..

Беренон отчаянно пытался поднять руки, но их сковывали молнии, и он заскрипел зубами — уже собственными зубами — от напряжения.

— Будь ты проклят!

Раздался скрипучий стон, с каким металл гнется под огромным давлением. Беренон перестал дергаться и начал кричать, мотая головой из стороны в сторону. Ветер усилился, а вонь, которую он нес с собой, стала невыносимой.

Доспехи Беренона с влажным хрустом провалились внутрь. Кровь, фонтаном ударившая из трещин, собиралась в лужу на полу, пока металл сминался в кривой шип. Молнии потускнели, и искореженная броня, обвешанная комками плоти и внутренностей, стала неуклонно опускаться в кровавую лужу на полу, словно под ней ничего не было.

Металл скрылся из вида. Последние разряды бежали по успокаивающейся жидкости, перепрыгивая через куски перемолотого мяса.

Скрайвок приблизился, держа оружие наготове. Кровавая каша — вот и все, что осталось от его библиария.

В красной луже возник идеальный круг ряби, из центра которого показался какой-то круглый предмет. Кровь бежала с него таким плотным потоком, что Скрайвок узнал в предмете навершие меча, когда из лужи поднялась крестовина. Несмотря на струи крови, лужа не сохраняла прежние размеры, а, наоборот, уменьшалась, словно меч вбирал в себя жидкость, стекающую по металлу.

Перед ним оказался меч полутораметровой длины с широким острием. Он всасывал останки Беренона, пока лужа не пропала. Струи, текшие по поверхности, тоже исчезли, и меч стал чистым. Капли крови и частицы металла устремлялись к нему со всей комнаты, не обращая внимания на зловонный ветер, мягко прижимались к клинку и пропадали внутри. Вскоре лишь пара вмятин и царапин в стенах и потолке напоминали о случившемся.

Меч висел в воздухе. У него был клинок из темной стали, рукоять в оплетке из черной кожи и заклепки из тусклой меди, и в целом он выглядел абсолютно непримечательно.

«Завтра в полдень путь будет открыт, — прогрохотал в комнате голос с такой силой, что Скрайвок от боли едва не выронил болтер. — В полдень!»

Ветер вдруг исчез. Меч рухнул на пол со звоном, который звучал слишком долго. Когда он затих, в комнату вернулось подобие нормальности.

Скрайвок замотал головой. В ушах звенело, на сетчатке до сих пор ярко горели остаточные образы Береноновой смерти. Несколько бумаг упало на пол, но все остальное лежало на своих местах. Шум лагеря вернулся в комнату.

Скрайвок подошел к мечу и, не думая, наклонился за ним. Но, когда пальцы почти коснулись рукояти, он уловил жадный шепот, доносящийся откуда-то из-за пределов комнаты. Волосы от него встали дыбом, а по спине пробежал холодок.

Он отдернул руку и твердо решил, что никогда и ни за что не воспользуется мечом.

Скрайвок отключил стазис-поле в одном из трофейных шкафов. Когда-то, еще на службе Терре, он дорого заплатил за лежащее внутри оружие — мастерски изготовленный кирванийский клинок их кронпринца. Раньше клинок был ему дорог, но не теперь. Он без колебаний бросил его на пол и вызвал сервиторов, чтобы те подняли демонический меч. Те выполнили указание без видимого вреда для себя и поместили его на пустой стенд.

Скрайвок с облегчением активировал стазис-поле.

А затем, когда мысли в голове улеглись и напряжение спало, ему пришла отличная идея.

Глава 22 Полет Императора Ангел света Ave Imperator

С отлета Жиллимана прошел день. Из Гибельного шторма не приходило ни слова. Поле Фароса больше не освещало часовню. Погода стала хмурая, словно погрустнев, и над горами Короны Геры нависли тяжелые, серые облака. Осень подходила к концу, и ветры с востока несли с собой предчувствие зимы.

Вместе с ними явились ангел и император. Сангвиний мчался по небу на широких ослепительно-белых крыльях. Робаут Жиллиман с характерной для него серьезностью рекомендовал ему не делать ничего рискованного; полеты находились вверху списка.

Сангвиний тогда закивал в ответ, делая вид, что согласен, но даже не думал следовать совету брата. Робаут мог с тем же успехом приказать орлу оставаться на земле. Летать Сангвинию было так же легко, как ходить, как бы ни было сложно в это поверить остальным. А в последнее время полеты были даже проще ходьбы: во влажную погоду, как сейчас, ноги болели, служа единственным физическим напоминанием о страшных повреждениях, полученных от варп-монстра Ка Бандхи.

Душевная боль была куда сильнее.

Он закрыл глаза и поднялся на потоках дрожащего воздуха, который гнали вверх горы. По перьям били порывы дождя, которому не суждено было дойти до земли. Один особенно сильный порыв бросил его в длинную спираль к пику Андромахи. Бело-серые облака скрывали жестокую красоту водопадов Геры, льющихся с каменных полей, но ему нравилась такая погода, и не только потому, что прятала его от назначенных братом стражей. Изменчивый ветер превращал полет в испытание, а холодный дождь на коже приятно бодрил.

Из брони на нем был только простой церемониальный нагрудник из золотистой пластали, имитирующий мускулатуру его торса, и дождь свободно пропитывал одежду. Длинный меч висел на поясе сбоку. Он мог летать и в полном боевом облачении, но это утомляло. Кроме того, в тисках керамита и брони он невольно вспоминал о своих стесненных обстоятельствах. Когда воин не мог сражаться, доспехи превращались в тюрьму. В небе он обретал свободу, которую никто не мог отнять, и предпочитал наслаждаться ею сполна.

Не летать! Сангвиний уважал Робаута и даже, возможно, любил его той отстраненной любовью, которую испытывают друг к другу давно разлученные братья, но непоколебимая вера Робаута в важность организации просто выводила из себя. Как будто все эти планы, графики и тщательные наблюдения могли подготовить ко всему. Отец не просто так предпочел Хоруса Жиллиману, пусть это и погубило Его.

Сангвиний размышлял так, хотя и знал, что в отцовском списке кандидатов стоял выше Робаута. Но он просто не мог представить себя в этой роли, ведь тогда следовало рассмотреть и возможности, которые предлагали ему другие силы.

Воспоминание о том, как лгал и искушал его Кирисс, до сих пор приводило в ярость, и он закричал ветру, сжимая кулаки:

— Никогда, никогда, никогда!

Он замахал крыльями, поднимаясь все выше и выше, за облака, за вершины гор, в самый высокий слой атмосферы, где еще можно было летать, и лег на ревущее течение. Капли дождя на коже заледенели. Воздух здесь был таким разреженным, что обычный человек задохнулся бы, но Ангел чувствовал лишь приятное жжение в легких. Он опустил взгляд на изгибающийся внизу мир, такой же холодный и организованный, как разум его повелителя. На горизонте атмосфера была столь тонкой, что должны были виднеться звезды и чернота космоса. Но там только багровел шторм.

При взгляде на него в сознании промелькнула уже привычная картина. Его брат Хорус, переполненный противоестественной силой, с победным видом стоящий над его переломанным трупом…

Видение посещало его уже десятки раз и всегда было одинаковым: все то же изменившееся лицо брата, все тот же угол обзора, неуклонно смещающийся к его собственному мертвому лицу. Он не мог ни отвернуться, ни перебороть охватывавшую его печаль. Он смотрел на картину не собственными глазами, а чьими-то другими. Сам он к тому моменту был мертв.

Он уже не помнил, сколько раз его видел. В первый раз он решил, что это просто дурной сон. Теперь же оно било по сознанию с настойчивостью неизбежной истины.

Смерть ангела.

В последние месяцы его посещали различные варианты своей смерти, но это со временем становилось все чаще, яснее и реальнее, тогда как другие растворялись в небытие, и уверенность, что именно так он умрет, росла с каждым днем.

А вместе с ним умрет и мечта Жиллимана о новом Империуме…

Настроение испортилось, и Сангвиний перестал подниматься. Впрочем, еще немного — и воздух не смог бы его поддерживать. Широко раскинув крылья, он рухнул обратно к пикам, которые выступали из бегущего серого облака.

Он пронзил атмосферный фронт над морем, и вечерний Магна Макрагг Цивитас со своими ровными рядами огней вдоль прямых дорог и по-военному строгими зданиями раскрылся под ним, как детская голокнижка. Он пролетел над столицей, улыбаясь при мысли об артиллеристах, которые в панике бросились отключать орудия, чтобы не убить своего императора. Шутка была недостойная, но она подняла ему настроение. Сделав круг над городом, он направился обратно к горам, собираясь подняться еще раз, когда на запястье завибрировал вокс-браслет. Он бросил взгляд на вставленный в металл рубин в форме сердца. Тот мигал красным в особом ритме, позволяющим определить звонящего.

Азкаэллон.

Сангвиний сложил крылья, как пикирующий ястреб, и на огромной скорости устремился к земле. Серые горы превратились в мутные пятна. Тесно застроенная крепость Геры увеличивалась, и уже становились видны ряды скульптур и прочих украшений на коньках крыш.

Он направился к крепостной стене у ризницы библиариума, на которой стояли стражи в синем, из миниатюрных фигурок стремительно превращающиеся в полубогов-воинов.

Сангвиний раскинул крылья на всю ширину, и сопротивление воздуха с восхитительной резкостью остановило падение. Сангвиний спустился к парапетной стене с невозможной на вид легкостью, в последний раз взмахнул крыльями, подняв холодный ветер, и сложил их за спиной. Шагнув вперед, владыка ангелов встряхнул перьями. Те взъерошились и аккуратно улеглись, подчиняясь движениям тонких мышц.

По коже Сангвиния пробежали мурашки. Наряду с полетом укладка оперения была одним из самых приятных ощущений в его жизни.

В детстве он ухаживал за крыльями вручную, убирая грязь и выпрямляя стержни перьев. Это помогало думать и примиряться со своей сущностью. Теперь у него были для этого помощники, уважаемые слуги его легиона.

Несколько таких слуг, всегда готовых к его появлению, как раз возникли рядом с Ультрамаринами, стоящими на парапетной стене. Они почтительно разгладили перья, которые не улеглись сами. Маховые, огромные и соединенные напрямую с летными мышцами, всегда возвращались в нужное положение, но кроющие часто требовали внимания. Он вновь чуть приподнял крылья, чтобы слуги могли добраться до всех перьев. Уложив их, они повесили на сомкнутые суставы драгоценные цепочки.

Он махнул рукой, отпуская их, и они с поклонами исчезли в тенях, из которых явились.

Сангвиний прошел мимо неподвижных защитников Геры — инвитских стражей, благороднейших из воинов Жиллимана. Космодесантников можно было принять за статуи, и знамена в их руках, развевающиеся на ветру, казались более живыми, чем сами легионеры. Мимо пробежала когорта Преценталианской Гвардии, резко отсалютовав ему, не сбиваясь с идеально четкого шага. Сангвиний в ответный жест вложил столько уважения, сколько мог, и скрыл недовольство за торжественным выражением лица. Империя Жиллимана была поистине огромна, но при этом являлась лишь частью куда большего целого, и четкие границы Империума Секундус давили на него, словно стенки кукольного домика. От того, что здесь нельзя было и шагу ступить, не наткнувшись на солдат брата, ощущение ловушки только усиливалось.

В этот час просителей на Приемной площади не было. Воинов Жиллимана здесь сменяла Сангвинарная Гвардия из легиона Кровавых Ангелов, и вместо синих статуй стояли золотые.

Площадь представляла собой широкий амфитеатр в середине крепости, и, на его взгляд, больше походила на арену, чем на присутственное место. Двери в его тронный комплекс находились в дальней стороне. Несмотря на свой рост, он чувствовал себя незначительным, пока пересекал ее.

Ощущение незначительности резко контрастировало с эмоциями, возникающими на ней в остальное время. Днем площадь усиливала клаустрофобию, которую он испытывал в роли императора. Сразу после создания Империума Секундус воины из всех легионов принялись требовать его внимания. Это прошло, когда расколотые легионы влились в разноцветные ряды армии: в конце концов, они были воинами и, когда шок от предательства прошел, принялись думать, как отомстить. Но место легионеров заняли смертные люди со всей империи Жиллимана. Государственные дела поглощали целиком, и им было все равно, номинальный правитель перед ними или нет. Сангвиний даже не представлял, как Робауту удается управлять такой обширной коллекцией миров, не выходя из себя каждые десять минут. Когда площадь была заполнена, она действительно казалась совсем небольшой.

Не все просители приходили по делу, некоторые просто хотели взглянуть на Сангвиния. Эти паломники тревожили его, но число их росло с каждым днем. Они страстно любили своего божественного ангела-императора и рассказывали про него истории, на фоне которых правда меркла. Ходили слухи, что растет культ, в котором его почитают как бога. Это пугающее повторение Лоргаровой ереси было даже сильнее из-за страха, что Терра пала от руки Воителя. Теперь и Сангвиний столкнулся с неприятной необходимостью отрицать свою божественную природу.

Он был ангелом лишь с виду. Он не был богом.

Все позвоночные организмы на Терре были тетраподами — имели строго четыре конечности. У него было шесть. Он сильно сомневался, что к нему относились бы с таким почтением, имей он дополнительную пару рук вместо крыльев. Ни у одного из его братьев не было лишних конечностей или чего-либо подобного. Восхищаться четырехруким императором было бы сложно.

У всех примархов были свои особенности: похожий сверхчеловеческий организм, но уникальный набор многочисленных талантов, которыми наделил их отец. Некоторые имели физические странности, но почти все были получены не от отца: руки Ферруса, отсутствующий глаз у Магнуса, угольно-черная кожа Вулкана, варварские импланты Ангрона. Возможно, в его случае было то же самое, и крылья ему дал кто-то другой? Он знал, что это не божественный дар, и всегда боялся, что причина их появления лежит совсем в иной стороне, а после Сигнуса эти страхи только усилились.

Его крылья были мутацией и делали единственным выродком среди всех примархов.

И тем не менее они были частью его тела с рождения. Да, в глубине души он боялся знать, откуда они взялись, но тем не менее любил их всем сердцем. Они принесли много хорошего. В конце концов, разве не их красота удержала от убийства племена Ваала, всегда ненавидевших мутантов? А одиноко паря в небесах Макрагга, он не раз задумывался, что, быть может, именно страх порчи, который вызывали в нем крылья, и не дал ему оступиться.

Макрагг подвергал его испытанию, как в свое время подверг Сигнус, только испытание было иным. Если на Сигнусе ему пришлось овладеть своей врожденной яростью, то здесь ему следовало пойти дальше и научиться терпению, прежде чем придет время новой встречи с Ка’бандхой. Она была так же неизбежна, как смерть в его видениях.

Он иронично улыбнулся. Ярость зарождалась в нем легко; спокойствие же, за которым можно было ее спрятать, давалось куда тяжелее, хотя он и давно его тренировал. Терпение никогда не было его сильной стороной.

Высокие двери в аудиенц-зал широко распахнулись при его приближении. Длинный проход, изукрашенный, как соборный неф на каком-нибудь провинциальном мирке, разделял надвое очередное огромное пространство. В приемные часы здесь тоже возникало столпотворение, но вечером не оставалось никого, кроме его почетной стражи. Статуи макраггских боевых королей выстроились вдоль дороги к дальней стене, где второй комплект дверей, гигантских, бронзовых, встроенных в многосводчатую арку, вел в переднюю комнату тронного зала. Сангвиний направился к ним, испуская резкий запах свежего воздуха, и вместе с этим запахом уходило последнее ощущение свободы.

— Надеюсь, это что-то важное, Азкаэллон, — сказал он про себя.

Вторые двери открылись. Приемная была крохотной в сравнении с площадью и прошлым залом — в восемь его шагов длиной. Вдоль одной стены тянулись окна с изящными каменными масверками. Они выходили прямо на Крепость Геры — на ее искусственные скалы, покрытые огромными плитами облицовочного камня и резко уходящие на триста метров вниз, прямо к городу. Почти всю правую часть комнаты занимала статуя невысокой художественной ценности, но стояла она здесь не для красоты. Она была напичкана взрывчаткой и служила последним, отчаянным средством защиты от тех, кто вздумает отправить нового императора в могилу к старому.

Сангвиний остановился перед Повелителем Человечества.

Император смотрел в сторону, сосредоточив взгляд пустых глаз на невидимой дали.

— Зачем Ты погиб, Отец? — прошептал Сангвиний. — Прости, что посмел взять Твой титул. Робаут говорит, что Ты бы понял. Но я в этом больше не уверен. — Он коснулся бронированной ноги статуи. — И прости, что ни в чем не уверен. Прости, что мы тебя подвели.

Сангвиний поклонился в пояс и коснулся лба, а затем прошел через золотистые двери в тронный зал.

Это был очередной гигантский зал с широким и высоким купольным потолком, который поддерживали два ряда колонн. По низу купола шел балкон, обрамляя центр с троном.

«Моего трона», — подумал он. Мысль была нелепой, да и все это казалось игрой.

Тронный зал был так велик, что Сангвиний мог бы в нем летать, но он предпочитал этого не делать, поскольку в такие моменты чувствовал себя птицей в клетке, а потому пешком пошел вдоль длинного нефа.

— Азкаэллон? Сын мой, я здесь. Что за проблемы заставили тебя оторвать своего примарха от медитаций?

Ответа не было. Одно из знамен вдоль прохода затрепетало на возникшем ниоткуда сквозняке. Сангвиний мельком взглянул на него, отметив, что нижний край колыхался возле того участка стены, на котором Жиллиман выместил свой гнев.

Сангвиний обернулся. Почти все напольные канделябры потухли. В воздухе висело несколько люменосфер, но их тусклый свет не мог прогнать тени, в иных местах настолько плотные, что даже глаза примарха с трудом могли в них что-либо увидеть. В зале стоял холод. Перья шевельнулись, когда кожа вокруг их стержней сжалась.

Он остановился и принюхался. Сквозь холодный запах приближающегося дождя чувствовалась вонь давно не чищенной скотобойни.

Он нерешительно продолжил путь, выискивая опасность всеми органами чувств. Что-то было не так.

Сангвиний вдруг пожалел, что не стал надевать полный комплект брони.

— Азкаэллон? — крикнул он. Имя громом разнеслось по пустому тронному залу.

Он приблизился к трону, поблескивающему под столбом света.

Жиллиман не отличался страстной натурой, но проявлял настоящий талант к театральности, когда ему это было нужно. Сангвиний поднялся на постамент, откуда можно было осмотреть весь зал.

— Свет! — скомандовал он, но свечи не зажглись, хотя должны были. Редкие люменосферы оставались единственными источниками освещения.

Тени вдруг сгустились в самом черном углу. Сангвиний прошагал к нему. Зловоние усилилось, вынудив его наполовину вытащить из ножен меч.

Дойдя до угла, Сангвиний обнаружил на колонне темный плащ из смердящей, грязной ткани. Кто-то очень умело сложил его, придав ткани форму человеческого тела с помощью ловко образованных складок. Ангел коснулся плаща, и тот упал, окатив его зловонием. Меч с щелчком вернулся в ножны.

— Я сзади, Сангвиний, — раздался голос, тихий и в то же время наполняющий все пространство зала.

Сангвиний обернулся, его меч с мелодичным шелестом выскользнул из ножен целиком.

На троне сидел его брат, а Азкаэллон лежал у его ног, не шевелясь.

— Ave Imperator, — сказал Конрад Кёрз.

Часть третья Угасание света

Глава 23 Тайные пути Главная локация «Альфа» Хозяин горы

Высоко на орбите, на телепортационной палубе «Владыки теней», Крукеш и Скрайвок молча смотрели на гололит.

Барабас Дантиох, кузнец войны-ренегат, занимался своими делами, не зная, что за ним наблюдают. Небольшой гололитический проектор громко жужжал из-за помех неизвестного типа.

— Занимательно, Скрайвок, — сказал Крукеш. — Похоже, ты все-таки не лгал. Какая жалость. Я надеялся посмотреть на твою казнь. Как тебе это удалось?

— Мои техномаги провели необходимые расчеты, — ответил Скрайвок. Ложь была грубейшая. Скрыть источник информации было тяжелее всего. — Отлично, правда?

— Они хорошо поработали. Я награжу их, — сказал Крукеш.

— Нет необходимости, — спокойно ответил Скрайвок. — Я это уже сделал, милорд.

— Судя по данным лорда Скрайвока, у нас будет лишь пара мгновений, милорд, — сообщил мастер телепортации.

— Подождите, — сказал Крукеш. — Я хочу понаблюдать за этим Железным Воином. Он может невольно выдать нам что-нибудь.

Но звук у гололита был прерывистый, голоса людей в зале звучали тихо и гулко, и из разговоров между кузнецом войны и помогающими его техномагосами не удавалось разобрать ни слова.

По изображению пробежала рябь.

— Нужно отправляться сейчас, Крукеш! — воскликнул Крукеш. — Моя команда Механикум не знает точно, как долго будет открыто окно, но навечно оно не останется.

Крукеш в последний раз взглянул на гололит.

— Хорошо, — ответил он. К его броне уже прикрутили металлический капюшон, украшенный крыльями летучей мыши, как и шлем, и теперь вытянул руки, чтобы на них надели молниевые когти. — К капсулам! — приказал он и угрожающе добавил: — Если это обман, тебе не поздоровится, Скрайвок!

— Я же предлагал возглавить атаку, чтобы доказать тебе мою уверенность и верность, лорд Крукеш, — напомнил Скрайвок.

— Предлагал. Но это могло быть двойным обманом, — прорычал он из-за вокс-решетки шлема. Голос намеренно искажался, чтобы наводить страх, как и все в броне Повелителей Ночи. — Если б я не полагался на удачу время от времени, мы никогда бы ничего не добились. Провост, отдавай приказ об атаке. Мы застанем их врасплох.

Татуированный офицер-служитель резким движением отдал честь. Все терминаторы уже стояли в яйцеобразных телепортационных капсулах, где белые внутренние стенки холодно светились на стерилизующем ультрафиолетовом свету.

Свет выглядел неестественно и совсем не освещал палубу за пределами капсул. Он напоминал Скрайвоку о доме.

Крукеш вступил в свою капсулу и указал на Скрайвока гигантским когтем.

— Полагаю, если это сработает, мне надо будет сдержать свое обещание, — сказал он. — Может, тогда у нас получится преодолеть наши разногласия.

Скрайвок поклонился.

— Я мечтаю лишь об одном — служить тебе, мой лорд Кироптера, — ответил Скрайвок.

— Да, шанс, что ты искренне пытаешься помириться, есть, — сказал Крукеш. — Приготовиться к телепортации!

Двери капсул закрылись с шипением пневматики, и внутрь из широких труб пошел газ. Экипаж палубы тихо принялся за дело. Для работы с темпераментным оборудованием требовались сорок человек с десятью техноадептами в качестве руководителей — по одному на каждую капсулу.

Давление поднялось, как перед бурей. Генераторы в соседнем зале дрожали от титанической энергии.

Экипаж палубы и техноадепты слаженным хором перекидывались уведомлениями и ответами по установленной ритуалом форме:

— Конечный пункт телепортации определен.

— Цепь конденсаторов заряжена.

— Внутреннее давление капсул в норме.

— Все системы функционируют в приемлемом режиме.

— Биомоделирование готово.

— К трансляции готовы.

— Апертуры Геллера готовы.

Станция за станцией по списку рапортовала о готовности, в то время как адепты читали свои машинные молитвы. Скрайвоку это преклонение перед машинами всегда казалось парадоксальным. Почему Император сохранил эту религию, но запретил все остальные? Да потому, что Он был лжецом и лицемером. А Его верные слуги предпочитали закрывать глаза эту неприятную истину.

«Живей!» — подумал Скрайвок и нервно покосился на гололит. Качество изображения падало. Нельзя было терять время!

На первый взгляд, у гибели Крукеша были свои положительные стороны, но Скрайвок предпочел бы, чтобы Кироптера добрался до места атаки живым. Для его соперников гибель командира станет удобным поводом казнить его. Впрочем, он здесь не задержится независимо от того, как будут развиваться события. Его лучшие воины ждали неподалеку, а личный шаттл уже был подготовлен к отлету.

— Пуск, пуск! — хором пропели члены телепортационной команды.

Те, у кого еще были человеческие глаза, надели толстые очки с затемненными стеклами. Сервиторы переключили гигантские рычаги, и вой энергии достиг крещендо. Из узких окошек в дверях капсул ударил резкий белый свет, который сначала вспыхивал пару раз в секунду, но быстро превратился в стремительное, до головной боли неприятное мигание. Он пульсировал все быстрее и быстрее, но сплошным никак не становился.

От прикосновения варп-технологии заныли зубы. В шлеме возник странный запах. На одну жуткую секунду Скрайвоку показалось, что он слышит смех, и он понял, что это веселится уже известный демон.

Свет разгорелся ярче. Скрайвок прикрыл глаза рукой.

— Телепортация произведена успешно! Отключение.

— Отключение!

Свет погас. Странные ощущения ослабли, хотя и не покинули его совсем: Скрайвок почувствовал, что с палубы ушло что-то могущественное и невидимое, но знал, что оно по-прежнему где-то рядом.

Пустые капсулы с шипением открылись.

Скрайвок тихо, не привлекая к себе внимания, вышел с телепортационной палубы и направился к посадочной. Когда политическая обстановка была настолько нестабильной, в бою было безопаснее.


— Тесните их назад! — кричал Полукс с металлической стены. — Не дайте им проникнуть в гору!

Его Смотрители маяка плечом к плечу стояли на входе в тоннель. В свое время к крепости-обсерватории назначили сорок Смотрителей: двадцать из числа его самых доверенных ветеранов и двадцать беженцев из разбитых легионов. Жиллиман хотел, чтобы все его союзники чувствовали, как им доверяют, и назначение было скорее дипломатическим жестом, чем реальной оборонительной мерой.

Но теперь Полукс мысленно благодарил его за любовь к политике. Если б не Смотрители, гора уже была бы потеряна.

Несколько воинов погибли. Остальные после недели непрекращающихся сражений ходили в дочерна опаленной броне. Теперь не было особой разницы между ярко-желтыми Имперскими Кулаками, мрачно-черными Гвардцейцами Ворона и Железными Руками, белыми Шрамами или зелеными Саламандрами. Теперь они были настоящими братьями, облаченными в цвета войны.

Повелители Ночи атаковали гору со всех сторон. Полукс оставил шесть главных входов в гору. Больше, чем хотел, но два нельзя было перекрыть оползнями из-за величины и неудобного расположения. Дантиох запретил уничтожать сами тоннели, к тому же, как выяснилось, перекрытие стольких входов отрицательно сказалось на мощности маяка.

Шесть входов. Один располагался у вершины, выходил на утес, и после уничтожения фуникулера атаковать его с земли было невозможно. От вражеской авиации его берегли орудия Императорской наблюдательной башни.

Оборонять оставалось пять. Три находились на нижних склонах и подвергались наибольшему риску. Один из них без особого энтузиазма охраняли выжившие автоматоны Механикум и горстка стражей-таллаксов. Второй защищал сержант Солус с половиной выживших воинов 199-й.

А этот, представлявший высокую щель в гигантской скале на южном склоне, находился в максимальной опасности. Полукс пришел к выводу, что при главной атаке враг сосредоточит здесь больше всего сил, и приказал построить поперек входа оборонительную стену. Он редко ошибался, когда дело касалось осад.

Автоматическая турель громко взорвалась, а ее неотстрелянные снаряды затрещали, как праздничные фейерверки. В авангарде шли три дредноута, завешанные окровавленными останками последних жертв.

— Уничтожить древних! — велел Полукс.

Болты без конца отскакивали от его щита. Генератор силового поля отказал несколько минут назад, не справившись с таким плотным огнем.

Со стены вылетели три луча из лазпушек. Два ударили в ведущего дредноута, но не остановили его, только проделали светящиеся отверстия в броне. Третий попал в дредноута, который защищал левый фланг ведущего. Его плечевой сустав исчез в брызгах расплавленного металла и вспышке электрических разрядов, и рука безвольно повисла. Дредноут покачнулся, но продолжил наступление вместе с братьями.

— Еще раз! Еще! — приказал Полукс.

Мимо входа в пещеру пронеслись мотоциклы, поливая металлическую стену огнем, но Полукс хорошо продумал ее расположение, и оборонявшие ее воины имели широкие возможности вести огонь, не подставляясь под выстрелы врага снаружи.

Повелители Ночи наступали вверх по горе, словно клокочущая волна. Предварительная бомбардировка уничтожила лес и заложенные в нем мины. Автотурели и снайперы в укрытиях прореживали врагов, но их было слишком много.

Дредноуты между тем были в тридцати метрах и неуклонно приближались. Склон здесь был пологий, опасный для осадных танков, но и не подарок обороняющейся стороне, как крутые скалы наверху.

— Остановите их! Сосредоточьте огонь на ведущем. Используйте мои данные для наведения. Приготовиться. — Полукс подсветил авточувствами голову и сочленения главного дредноута. — Третье отделение, рад-гранаты.

Через покатый парапет стены перелетел град снарядов с кулак размером. Предназначались они для идущих сзади легионеров, а не их заключенных в саркофаги собратьев. Череда тихих взрывов накрыла низ склона непродолжительной, но смертоносной гамма-радиацией, враги, обнаружив с помощью авточувств опасность, скрылись от новых горячих зон в узких, невидимых со входа коридорах.

— Отделение поддержки, открыть огонь. Отделения три, четыре и семь, обстрел не покрытых радиацией участков. — Полукс отдавал простые, лаконичные приказы, избегая словесных украшательств, столь любимых многими. Он подавил инвитский акцент и говорил на чистейшем готике, чтобы его понимали все легионеры, независимо от их происхождения. Возможно, в этом не было необходимости: даже если б они не могли разобрать его слов, он отправлял на визоры всех подчиненных содержательную боевую информацию. В его легионе не было принято полагаться на удачу.

Дульное пламя вспыхнуло по всей сорокаметровой длине стены: и из бойниц, и с парапета. Отделение тяжелой поддержки поправило настройки когерентности на своих лазпушках и опять выстрелило.

На этот раз в первого дредноута ударили четыре луча, расколовших ему шлем, унесших руку прочь и пробивших саркофаг. Его энергоблок взорвался, осыпав Повелителей Ночи кусками раскаленного металла. Второй пал мгновение спустя с оплавленной культей вместо одной ноги. Он рухнул лицом вперед, воя от злости.

Третий, раненный в прошлый раз, тоже долго не продержался.

Дредноты представляли явную угрозу для стены, от которой обязательно нужно было избавиться, но их наступление служило лишь ширмой сотне легионеров, которые теперь выходили на дистанцию для ближнего боя. Они сознательно пожертвовали древними.

У части воинов были легкие лестницы и крючья, которые они закинули на стену, пока их товарищи прикрепляли к поверхности мелта-бомбы и заряды направленного действия или использовали лазерные резаки.

Плотность огня стала чудовищной. Летящие с обеих сторон болты сталкивались в воздухе, озаряя пространство между противниками небольшими взрывами. Полукс потерял трех воинов. В ответ рубиновые лучи лазпушек превращали Повелителей Ночи в дымящиеся обломки брони.

— Капитан, — обратился к нему Чокис, единственный Белый шрам среди Смотрителей маяка. — Враг прорвался в нижнюю галерею.

— Отступайте! — приказал Полукс. Чокису приказ не понравится, но он подчинится. — Всем отступать ко второй линии!

Враг забрался на стену.

Полукс обрушил огромный силовой кулак на лицо Повелителя Ночи, только что показавшегося из-за парапета. Голова нострамца исчезла в атомарном тумане металла и углерода, и тело упало назад. Полукс столкнул лестницу краем штурмового щита.

— Отступайте!

Воины по обеим сторонам от него оставили позиции, не прекращая стрелять. Изнутри стены вышла еще дюжина, выстроилась вдоль тоннеля и начала поливать огнем верх и вход стены, пока их товарищи отступали за них. Они уходили, повернувшись к врагу лицом и ни на мгновение не переставая стрелять.

Полукс окинул пространство взглядом. Он насчитал сто девяносто девять Повелителей Ночи и три обездвиженных дредноута. Его силы обороны потеряли десятерых. Допустимое соотношение, будь враги малочисленнее, но у Полукса было куда меньше разменных монет, чем у них.

Он покинул стену в числе последних. Повелители Ночи перелезали через парапет, не встречая сопротивления. Одного он успел ударить в грудь, другого прикончил у лестницы. Третий прыгнул на него с парапета с мечом в руках, но прикрывающий огонь убил врага прежде, чем Полукс успел ответить.

Лестница ждала. В глубине тоннеля находилась вторая стена, с неуставшими защитниками и минным полем. Сами тоннели были бесконечны и заполнены ловушками Полукса. Если Повелители Ночи когда-нибудь доберутся до одной из главных локаций, им придется кровью заплатить за каждый шаг на этом пути.

Что-то вспыхнуло, возникло странное ощущение невесомости, и Полукс осознал, что он в воздухе, только когда с силой врезался в гладкую стену тоннеля.

Стена взлетела в воздух, раскололась посередине и рухнула на землю дымящимися обломками. От нее хлынул поток огня, превращенный узким тоннелем в смертносную струю. В голове Полукса звенело, под языком чувствовалась кровь. Четверо его людей погибли. Взрыв также захватил с десяток Повелителей Ночи. Полукс не понимал, каким командиром надо быть, чтобы вот так разбрасываться жизнями своих солдат.

Через обломки бежали еще больше легионеров, а с десяток летели на ревущих прыжковых ранцах.

Полукс с трудом поднялся на ноги. Несколько его воинов оказались в таком же положении: в стороне от товарищей, без возможности образовать стену и обеспечить прикрывающий огонь. Увидев, что братья в беде, космодесантники в глубине тоннеля встали на месте и открыли такую стрельбу, что их болтеры начали светиться от жара. Они десятками убивали Повелителей Ночи, хлынувших сквозь брешь в стене, но без укрытия и сами гибли.

Рапторы приземлились вокруг Полукса. Одному Повелителю Ночи Полукс сломал грудную клетку смертоносным ударом кулака, убил второго, третьего испарил подвесной мелта-пушкой, но противников было слишком много, и они взяли его в кольцо из ухмыляющихся горгульих масок и мерзких трофеев.

Его подчиненные звали Полукса, а многие повернули назад, чтобы помочь.

Полукс оценил ситуацию, не переставая сражаться. Если его воины придут к нему на помощь, их всех ждет поражение. Вторая линия падет без защитников.

— Отступайте! Оставьте меня!

Космодесантники медлили.

— Оставьте меня!

Полукс убил еще одного врага. Силовой генератор разогнался до опасного уровня, обеспечивая кулак энергией, и жег спину. Рапторы окружали его со всех сторон. Пара его воинов, оказавшихся в ловушке вместе с ним, уже были мертвы.

Остальные нерешительно отступили, по возможности стреляя в противников Полукса, и вскоре пропали в безопасных тоннелях горы.

Полукс поднял кулак со щитом и бросился вперед.


— Следите за третьим двигателем! — приказал Дантиох. — Его выходная мощность не должна превышать семидесяти процентов от максимальной.

— Свет Фароса слаб, — пожаловался магос Карантин, одновременно отдавая команды сервиторам вторым, бинарным голосом. — Мы утратили значительные мощности из-за оползней. Перекрытие отверстий отрицательно сказалось на эффективности луча.

— Этого хватит. Корвон находится в транзитном луче. Он будет здесь через пару часов. — Гора содрогнулась от взрыва. — Восьмой стал неосторожным. Нужно продержаться еще чуть-чуть. С подкреплением от капитана Корвона мы обязательно победим.

Карантин работал с целым комплексом машин, безошибочно вставляя покачивающиеся заспиной механодендриты в один порт за другим. Ему помогали девять сервиторов, необычайно быстрых благодаря аугментациям мозга.

— Я не стратег, но он приведет две с половиной тысячи, когда у врага двадцать.

— Этого достаточно, чтобы задержать их до появления лорда Жиллимана, — ответил Дантиох, хромая вдоль ряда машин, внимательно следя за работой собственных подчиненных и раздавая замечания и подсказки, когда это было необходимо. — От нас требуется лишь укрепить гору.

— Но им нужно будет пробраться в гору.

— Способ есть, — сказал Дантиох.

По залу разносились звуки битвы, которые странная акустика Фароса то усиливала, то приглушала. Дантиох давно к ним привык, и от работы они не отвлекали.

— Нам очень важно поддерживать транзитный луч. Флот ждет катастрофа, если он вдруг отключится! — укорил он одного техника, склонился над пультом и поправил настройки фокусирующей антенны Механикум, которая располагалась в непримечательной на вид комнате в сотне метров под ними. — Внутренний поток не должен декогерировать!

— Простите, лорд Дантиох, — сказал человек.

Кузнец войны продолжил мучительный обход. Он не покидал главную локацию «Альфа» с начала вторжения, боясь оставлять оборудование в руках слуг, тем более раз Полукс командовал обороной горы. Он стал раздражительным; часть его мечтала снова сражаться, бросить эту непонятную фаросскую машину. Дантиох прошел мимо Карантина с его армией лоботомированных рабов, и ему потребовалась вся огромная сила воли, чтобы не проконтролировать еще и работу магоса.

Полностью сосредоточившись на проверках, он не заметил, что в задней части регулировочной платформы собирается маслянистый пар телепортационной энергии. Первым сигналом для него стал грохот болтера, когда один из стражей открыл огонь. Ему ответило полдюжины орудий. Воин рухнул на пол.

Дантиох обернулся, отчего в боку вспыхнула боль. В задней части зала стояла группа воинов в терминаторских катафрактах, еще светящихся после телепортации. Перемещение не обошлось без жертв: один по пояс погрузился в пол, слившись с камнем броней и плотью. Другой неподвижно стоял в искореженных доспехах. Третий прибыл на поверхности собственной брони. Внутренности, лежащие на растянутой коже, дышали паром. Невероятным образом он прожил еще несколько секунд, в течение которых органы дергались в ритме с последними ударами сердца, а откуда-то из алых складок плоти звучали мучительные стоны.

Но оставалось еще восемь. Семь ветеранов, чью броню украшали символы страха и смерти, и офицер с гребнем из красных крыльев летучей мыши на капюшоне.

Вместе с кузнецом войны в зале было четыре Ультрамарина. Всех убили быстро, разорвали на части сосредоточенным болтерным огнем, в то время как их собственные снаряды детонировали при столкновении с энергополями катафрактов или отскакивали от толстой брони.

У Карантина даже не было возможности сдаться. Враги профессионально выбрали самые уязвимые места: череп, энергоблок и резервуары с органами. Все они взорвались, и он распался на куски, не успев ничего сказать. Его сервиторы замерли, потеряв соединение.

— Не вздумай кричать или звать на помощь, — произнес их командир резким, неприятно искаженным из-за вокс-решетки голосом.

— Если я позову на помощь, вам конец, — сказал Дантиох.

— Сомневаюсь. Вся моя армия атакует твою гору. Пятьсот лучших моих воинов скоро прорвутся через ближайший вход. А ваших солдат между ним и этим залом не больше сорока.

— Путь по тоннелям горы легким не будет, — сказал Дантиох.

Командир приблизился к Дантиоху, разглядывая зал. Дольше всего он изучал оборудование Механикум. Он пока ничего не говорил, только общался по частному каналу со своими воинами. Трое из них направились к единственному тоннелю, ведущему в гору из главной локации «Альфа», еще трое вышли на утес за пещерой. Оттуда лестница вела к крепости Полукса. Дантиох даже не видел смысла оценивать их шансы выжить в крепости и мысленно призвал их воспользоваться этой дорогой. Оставшаяся пара встала по бокам от своего командира.

Покончив с раздачей приказов, командир вновь повернулся к Дантиоху:

— Я Крукеш Бледный, Кироптера Восьмого легиона и чемпион в войне против Ложного Императора. Именем Хоруса, законного правителя человечества, я объявляю этот маяк своим.

— Я не признаю Хоруса в качестве своего повелителя.

— Это скоро изменится.

— Неужели? Тебе не победить.

— Дорогой Дантиох! Если мы здесь, разве не очевидно, что мы уже победили? — спросил Крукеш. — Ты лишь пытаешься отсрочить неизбежное.

— Вы никогда не покинете этот зал.

— Мне кажется, это не так уж и важно. А тебе, кузнец войны? Подозреваю, что на просьбу объяснить, как работает этот маяк, ты ответишь упрямым молчанием, поэтому мы сразу приступим к допросу. — Он указал своим воинам на Дантиоха. — Взять его! Мы заставим его говорить!

Когда терминаторы подошли к Дантиоху и вынудили его опуститься на колени, он покосился на еле работающие машины Механикум. Целые ряды индикаторов горели красным.

Оставшись без присмотра, транзитный луч тихо отключился.


Луч интриговал Корвона. Он понес их через варп на немыслимой скорости, и они вскоре отключили имматериумные приводы. Шторм, бушующий в реальном пространстве и эмпиреях, никак не напоминал о себе обитателям «Великолепной Новы». На борту воцарился покой.

Желая разобраться в природе луча, Корвон отправился к своим помощникам из Механикум. Когда он спросил их, как луч работает, они разволновались, и хотя блоки оптических имплантов продолжали невозмутимо блестеть, лица менее аугментированных жрецов ясно выражали страх из-за неполноты их знаний, а механодендриты метались из стороны в сторону.

Удаленная тяга, говорили они. Усиление притяжения, помноженное на искажение гравитационного поля. Сброс массы, увеличившейся под эффектом квантовой запутанности, для быстрого перемещения сквозь варп-пространство. Варп предоставляет более короткий путь между точками в реальном пространстве. Транзитный луч сглаживает этот путь. Его эффект отмены массы позволяет кораблю превысить относительную скорость света в варпе, обеспечивая двойное преимущество: по скорости и по расстоянию. За этим следовали потоки бинарных сигналов и машинных звуков. Типичный туман, который Механикум напускали, когда не знали, о чем говорят. Им не нравилось демонстрировать свое невежество.

Он спросил, безопасно ли это.

Они одновременно ответили кибернетическим аналогом пожимания плечами.

Ничего страшного не случилось, и он решил придерживаться версии, что луч безопасен, ибо невозможно было выстроить успешно теорию, не взвесив риски. Но Корвон продолжал чувствовать себя неуверенно. Ему не нравилось полагаться на ксеносские технологии. После стольких сражений с существами, враждебными по отношению к человечеству, у него начала складываться мысль, что все нечеловеческое нечисто. Зародилось это предубеждение давно, но по-настоящему расцвело после Астагара, где он сражался с Несущими Слово и их оскверненными варпом машинами. «Фелгаст», нечистый титан класса «Владыка войны», показал ему темную сторону человеческой изобретательности — извращенной и служащей преступным целям. Технологии ксеносов же нередко были причудливыми и непонятными. Откуда ему было знать, что заставляет их работать: обычные законы физики или колдовство варпа?

Дорога, которой они следовали, шла по эмпиреям, а потому сама могла быть порождением так называемого Хаоса. Не к проклятию ли она вела?

Он выбросил эти мысли из головы. Лорд примарх лично санкционировал использование Фароса, и с тех пор маяк удерживал Пятьсот миров от распада. И все же он не мог полностью избавиться от сомнений. Он был рад, что эти размышления не вменялись ему в обязанность и что не от него требовалось принимать практические решения на их основе. Корвон надеялся, что так будет всегда и ему не надо будет оценивать ничего, кроме сравнительной эффективности болтеров, клинков и кораблей. Такие теоретические задачи проблем не доставляли.

Вдоль хребта «Великолепной Новы» прошла дрожь, мгновенно выдернувшая Корвона из размышлений.

— Рулевой, доложи обстановку.

— Лорд капитан, я обнаружил странную вещь.

Корабль застонал и повернулся вокруг продольной оси так резко, что нейтрализовал действие гравитационного покрытия. Корвону пришлось схватиться за перила у его командного постамента.

— Мы теряем скорость! — доложил рулевой Материд.

— Проблемы с двигателями? — спросил Корвон.

— Двигатели работают на полную мощность, — ответили из инженерного блока.

Его техноадепты стрекотали, торопливо обмениваясь информацией.

По кораблю пронесся дребезжащий грохот.

— Мы набираем массу, капитан, — сообщил верховный магос на командной палубе.

— Фарос, — сказал капитан Валенциан. — Луч гаснет.

— Нас выбросит из варпа?

— Неизвестно, — ответил магос.

— Корабль на части разорвет! — воскликнул Валенциан.

Подозрения Корвона оправдались.

— Отключить двигатели! — закричал капитан. — Обратный ход, понизить скорость до операционных требований варп-двигателя. Машинный зал, приготовить имматериумный привод к немедленной активации. Сейчас же!

Приказ передали всему скромному флоту Корвона: пяти ультрамаринским крейсерам за «Великолепной Новой» и «Наблюдателю» Первого легиона. Все они испытывали те же проблемы.

— Поздно! — крикнул рулевой.

Дорога света мигнула и исчезла.

— Берегись! — воскликнул Валенциан.

Реальность закричала, и корабле, выпал из варпа, продолжая лететь на немыслимой скорости.

Масса объекта увеличивалась при его ускорении. Фарос позволял быстрее перемещаться через эмпиреи, освобождая объект от лишней массы с помощью своего симпатического эффекта. Теперь этот эффект исчез, и сброшенная масса вернулась к кораблям с разрушительной энергией.

Корабли, чей полет так резко и катастрофично прервался, завертелись в пустоте. Машины людей не предназначались для перемещения в мире физических законов на таких скоростях, которые Фарос помог достичь в не-пространстве эмпиреев. «Копье Термин» не выдержало. Мгновение назад бывший легким, как воздух, а теперь ставший плотным, как нейтронная звезда, он смялся под собственным весом. Его реактор взорвался, образовав странную, вытянутую из-за скорости вспышку.

«Великолепная Нова» стонала. Нагрузки от торможения были невыносимы. Несмотря на все энергетические поля и прочие технологические уловки, на Лукреция Корвона обрушились титанические силы; казалось, что сама Галактика легла ему на грудь. Людей выкинуло из-за их пультов. Гравитационное покрытие сходило с палубы длинными скручивающимися лоскутами под действием собственной энергии. Сервиторов повырывало из гнезд. Все кричали.

А затем все закончилось. Корабль приспособился к изменившейся массе, неведомым образом не распавшись при этом на куски.

— Доложить обстановку, — сказал Корвон, поднимаясь с пола. С его наплечника что-то соскользнуло, и он лишь через несколько секунд осознал, что это был один из членов экипажа. Мужчина вылетел из-за пульта, и его грудная клетка вдребезги раскололась о броню Ультрамарина.

Повсюду, на всех ярусах командной палубы, лежали трупы, сломанные, как куклы, или проткнутые острыми углами оборудования. В нескольких местах горели пожары. Бронированные стекла балконных окон пересекали толстые трещины. Если б не варп-заслонки, они, возможно, разбились бы.

— Занять посты! Доложить обстановку! — скомандовал Корвон.

Выжившие заставили себя подняться. Под ногами хрустели осколки стекла. Единственный живой, но сильно поврежденный сервитор из хора без конца повторял: «Нет… нет… нет… нет…» Половина экипажа погибла.

Корвон сошел с постамента. В груди ныло, дышать было тяжело, но трансчеловеческий организм залечивал повреждения со сверхъестественной быстротой, и боль уже утихала.

Он взглянул на трон капитана. От Валенциана осталось только кровавое месиво.

— Пожарные команды, на мостик. Жду доклада от роты. Кто-нибудь восстановите вокс и импульсную связь с остальным флотом. Мне нужно немедленно знать состояние флота! — сказал он. Он двинулся по залу, поднимая на ноги целых членов экипажа и лаконично ободряя раненых. Остальные космодесантники на командной палубе последовали его примеру.

— Эффект Фароса пропал, — сказал молодой энсин. В его голосе слышалась паника, но он держал страх под контролем. Корвон к тому моменту уже оценивал реакцию всех выживших. Их следовало реорганизовать для подготовки к бою. — Но мы продолжаем двигаться со скоростью, чуть меньшей скорости света.

— Поступили доклады от флота. Все корабли получили повреждения. «Копье Гермии» уничтожено, — сообщил Материд.

Из раны на его голове бежала кровь.

— Пришли мне полные отчеты о потерях, легионеры — в первую очередь. — Последнее требование было продиктовано не равнодушием к смертным, а предстоящим вторжением. Ключевые ресурсы следовало оценивать первыми.

— Картографы, наше местоположение?

— Ориентиров никаких нет, милорд. Нам потребуется время.

— Я в курсе. Экстраполируйте, насколько можете.

— Входящая передача с «Наблюдателя». Активируйте гололит, — сказал Материд.

В воздухе появилось полноразмерное изображение магистра роты Алквида из Темных Ангелов, командира небольшого подразделения Первого легиона, прикрепленного к силам Корвона.

Его лицо спроецировалось на удивление четко и создавало иллюзию материальности, которую Корвон не видел в гололитах с тех пор, как начались штормы.

— Во имя бездны, Корвон, что происходит?

— Фарос погас.

— Значит, он пал, и наши усилия тщетны.

— Может быть, а может, и нет. Нам следует продолжать путь, — сказал Корвон. — Ничего не изменилось. Нужно пробраться в гору и вернуть ее, если возможно. Если это невозможно, мы обязаны задержать врага до прилета лорда Жиллимана. Нельзя допустить, чтобы враг воспользовался Фаросом, а уничтожать его следует только в качестве крайней меры.

— Мы потеряли корабль и теперь значительно слабее, кузен, — сказал Алквид.

— Это неважно. Мы потеряли людей, но не импульс. В пустотной войне скорость — это все. Мы продолжим следовать плану.

— Капитан Корвон! — выкрикнул один из офицеров-картографов. — Я определил наше местонахождение. При текущей скорости мы будем у Соты через девять часов.

— Это хорошие новости, — заметил Алквид.

— Да, господа, но в то же время нет, — ответил офицер.

— Почему?

— Мы должны замедлиться, — пояснил Корвон, — или пролетим мимо цели и тогда уже ничего не сможем сделать. Свяжитесь с моими братьями-капитанами. Сообщите им, что через двадцать пять минут проведем через литопроектор стратегиума совещание по стратегии. Материд, теперь ты капитан корабля.

Глава 24 Воссоединение Судьба против воли Пророчества

Полтора метра полированной стали блестели в сумраке, сияя светом дестабилизационного поля. Кёрз прикрыл глаза, гримасничая, словно его ждала шутливая драка с ребенком.

— Дорогой братец, ни к чему это, убери.

— Ты мне давно не брат, — ответил Сангвиний.

Он принялся медленно шагать по трансепту, обходя трон, и сменил хват меча, чтобы быть готовым к атаке Кёрза. Тот был облачен в полный комплект нечищенных синих доспехов. Кожа над горжетом почернела от грязи. Швы на металле были темно-коричневыми от старой крови, но не когти. Крючья на обеих руках, выдающиеся далеко за пальцы, блестели, как недавно полированные.

Крылья Сангвиния дернулись. Он сомневался, что переживает этот бой: для Льва и Жиллимана, сражавшихся против него вместе, это оказалось серьезным испытанием. Но затем, когда он продолжил размышлять, в сознании вспыхнули сцены из будущего, демонстрируя ему последовательность атак и контратак. Кёрза, прыгающего на Сангвиния с трона. Вихрь клинков, вспарывающих Сангвинию живот. Сангвиния, взлетающего в воздух и опускающего меч на Кёрза. Кёрза, ждущего, пока Сангвиний окажется рядом, и сносящего ему голову с плеч. Сангвиния, ожидающего это и вонзающего меч ему в грудину.

Он потрясенно замотал головой. Стремительно разворачивающиеся варианты событий заливали сознание кровью. Он попытался прогнать их, но видения не уходили.

Кёрз наблюдал за ним с каким-то злобным любопытством, лениво постукивая длинной ступней по нагруднику Азкаэллона. Идеальное, благородное лицо павшего легионера светилось бессмертной красотой статуи. Сангвиний отчаянно вслушивался, надеясь уловить звук его дыхания. Его постчеловеческим органам чувств не составляло труда разобрать звуковую среду зала на компоненты. Сквозняки и эхо оглушительно гремели. Организм Кёрза рокотал, как вулкан на грани извержения. Тело самого Сангвиния едва не заглушало звуки, которые он хотел отыскать. На одно тревожное мгновение он решил, что ничего нет, но затем услышал воздушный шепот из губ павшего сангвинарного гвардейца и тихое биение двух сердец. В груди загорелась надежда.

— Азкаэллон жив?

Кёрз слегка оскалился, продемонстрировав черные пеньки зубов, и Сангвиний отшатнулся от вони из его рта. Примарх потер друг о друга грязные указательный и большой пальцы, как торговец.

— Я подстраховываюсь, только и всего. Если будешь себя хорошо вести, я его верну.

— Ты явился, чтобы убить меня, как пытался убить Льва и Робаута.

— Нет.

— Не лги мне, Конрад. Зачем? Мы оба знаем, как это закончится.

Кёрз закатил глаза:

— Сколько раз вам повторять, что я отказался от этого имени? Ночной Призрак, Ночной Призрак! Не так уж и сложно запомнить. — Он покачал головой, взглядом скользнув по доспехам завесой грязных волос. — A-а! Слишком близко, Ангел. — Он качнул Азкаэллона ногой, словно чесал живот домашнему животному, и уродливая улыбка стала шире. — Я могу убить его в один миг… Но не буду. Обещай. Я пришел, чтобы поговорить.

— Мне не о чем с тобой разговаривать.

— Ах, в таком случае я пойду, приношу глубочайшие извинения, дорогой брат! — огрызнулся Кёрз. — Я хочу тебе кое-что сказать, Ангел. Или мои желания ничего не значат для великого императора человечества?

— Ты всегда был раздражительным, Кёрз.

— Ночной Призрак! — воскликнул Кёрз, изобразив обиду, и откинулся на спинку трона. Броня Азкаэллона скрипнула под опущенной ногой, и он фыркнул: — Есть один важный нюанс, брат мой: я не уверен, что смогу убить тебя, даже если захочу. — Он вычистил кусочек засохшей крови из-под грязного ногтя. — Вы с Жиллиманом любите рассуждать о логике, так что посмотрим фактам в лицо. Оружием я владею лучше. Так всегда было. Я лучше почти всех вас. Я в броне, а ты нет. У тебя меч из простой стали с энергополем, а у меня когти.

Он постучал суставами одного комплекта по голове орла на подлокотнике трона.

— Так попробуй, — сказал Сангвиний. — Атакуй. Посмотрим, кто лучший боец.

— Подожди, боевым мастерством тут дело не ограничивается, — хмыкнул Кёрз. — У нас с тобой есть кое-что общее. Способность видеть будущее. И это великий уравнитель. Да бою конца не будет, когда один знает намерения другого.

— Вот тебе конец! — крикнул Сангвиний, направляя острие меча в сторону брата.

Он взмахнул крыльями, порвав все цепочки, и прыгнул на Кёрза. Но тот ушел из-под атаки так быстро, что Сангвиний едва разглядел, как брат покидает трон. Он слился с тенями, скрывшись под летящими складками плаща. Для любого другого противника на этом бы все закончилось, но не для Сангвиния. Видения будущего становились все настойчивее и вонзались в зрительную кору, как гвозди. Он увидел, где Кёрз окажется, за мгновение до того, как он там оказался, и атаковал в будущее. Его меч натолкнулся на коготь. Ответный удар был ожидаем, и Сангвиний отбил его мечом. А затем следующий и следующий. Он увидел уязвимость. Кёрз от нее избавился. Кёрз прыгнул, намереваясь вспороть ему живот, Сангвиний оказался в другом месте. Он не предугадал атаку. Он знал о ней.

Ангел и Ночной Призрак сражались, кружа по тронному залу, ни в чем не уступая друг другу, атакуя с такой скоростью, что глаз обычного человека едва ли что-нибудь смог бы различить. Оба заранее видели, как поступит противник, и принимали необходимые меры. Видения, обычно редко посещающие Сангвиния, сейчас проносились в голове сводящим с ума потоком.

Так прошло несколько минут, но ни одному не удавалось захватить преимущество.

Заключив негласное соглашение, они разошлись. Вонь Кёрза заметно усилилась после физического напряжения; идеальная кожа Сангвиния блестела от пота. Оба немного запыхались.

— Видишь? Подозреваю, что у тебя все немного иначе, но теперь ты понимаешь, что представляет моя жизнь. — Кёрз сделал сальто и легко приземлился рядом с Азкаэллоном. — И это предсказуемо до уныния.

— Я не такой, как ты! — сказал Сангвиний.

— Конечно, — ответил Кёрз. — Ты — воплощение света, чести, надежды и величия, — зло сплюнул он. — Тогда как я должен страдать, не ведая сюрпризов, зная о каждом событии в моей жизни прежде, чем оно произойдет. Горе мне!

— Зачем ты здесь, Кёрз? — спросил Сангвиний. — Решил заболтать меня, пока не сработает какая-нибудь хитрая ловушка? Я не позволю одурачить меня, как братьев.

— Никаких хитростей. Я не лгу, я пришел поговорить. Рассказать правду.

Долговязый примарх широко улыбнулся и поклонился с изяществом, которое вызывало омерзение. От него исходила аура дурных предзнаменований.

Он вдруг дернулся так быстро, что взгляд едва уловил это движение. Так двигались темные создания из темных легенд.

Он наклонился и схватил Азкаэллона за лодыжку.

— Знаю! — воскликнул он с детским восторгом. — Сейчас ты заявишь: «Я позову свою стражу, своих золотых сыновей! И вместе мы убьем тебя, со всеми нами тебе не справиться!» — Кёрз жестоко спародировал голос Сангвиния, придав ему тщеславия и банальности, но Сангвиний опасался, что пародия близка к истине. — Вот только они не придут, а со мной так просто не справиться. Ты видел, что я сделал с сыновьями Льва и Мстящего Крохобора. Я могу повторить, и с радостью. Если это тебя не убеждает, то уж смерть этого сына, твоего самого любимого, точно убедит.

— Ты отвратителен, — сказал Сангвиний.

— Такой красивый и такой глупый. Любимый петушок отца, днями напролет прихорашивающийся в своем курятнике! Разве быть отвратительным — не смысл моего существования? — горько ответил Кёрз. — Скажи, брат, мне интересно. Ты из тех, кто считает, что нас раскидало случайно, или из тех, кто думает иначе? Мне кажется, Жиллиман из второго лагеря. Я прямо вижу, как эта мысль бегает по унылым тропинкам его разума, как мышь в лабиринте, которая отчаянно пытается найти другой путь, но знает, что выход только один и кошка уже ждет снаружи. Цок-цок-цок, — засмеялся он, медленно рассекая лезвиями воздух. — Когтями по стене.

— Ты пришел, чтобы задать этот вопрос? Ты безумен.

— Я пришел, — пожал плечами Кёрз. — И задаю. Какая разница, чего я добиваюсь? Ну же, Ангел. Ты правда думаешь, что это была случайность? Я хочу знать. Всех нас разбросало по мирам, которые, как оказалось, идеально подходили нашим натурам, — натурам, созданным отцом. Более того, характеры многих наших терранских сыновей также подходят нашим планетам. Мы оба видим будущее, а уж отец, подозреваю, читает его, как газету. Посмотри на меня и скажи: это случайность? Нет? Не будет ответа?

— Нет, — тихо ответил Сангвиний.

— «Нет» — в смысле «нет ответа» или «нет, я не верю»? — насмешливо уточнил Кёрз.

Сангвиний опустил меч на несколько сантиметров. Он сам не понимал, почему решил признаться, но слова сорвались с губ, и он не мог остановить их, даже если бы хотел.

— Нет, я не верю, что наша пропажа была случайностью.

— Да, да! Видишь? — Он разволновался, узнав, что Сангвиний с ним согласен. — Чтобы человек, который строит столь масштабные планы, вдруг допустил такую ошибку в момент триумфа? Глупости. Поздравляю, ты на полпути к истине.

— Что наш отец был лжецом?

— Был? — с улыбкой переспросил Кёрз, нахмурившись на долю секунды. — Именно. Лжецом и не только, ибо я монстр, потому что мне не оставили других вариантов, а ты ангел по той же причине.

— У тебя был выбор, Кёрз. Отец только создал нас, не он формировал наши личности.

Взволнованное выражение на лице Кёрза сменилось оскалом.

— Мне дали такую личность! Ничто не может ее изменить. Я знаю, потому что пытался! Правда пытался! — В глазах Кёрза заблестели слезы. — И для чего? Чтобы Отец мог смотреть, как я страдаю, терпя неудачи? Чтобы Он делал пометки в своих лабораторных отчетах? Что за отец дает ребенку определенную сущность, а потом наказывает его за то, какой он? Ты думаешь, что я жесток? Он хуже! Меня велели покарать за то, ради чего меня создали. — Он вдруг в ярости щелкнул зубами. — По-твоему, это справедливо? По-твоему, я могу следовать за тем, кто со мной так поступил? — Приступ ярости прошел, как волна, и к нему вернулось прежнее нестабильное спокойствие. — Вот так. Он заслужил предательство.

— Я в это не верю, Конрад. Отцы лгут сыновьям, чтобы защитить их, чтобы их спасти. Наш отец бессчетные тысячелетия скрывался среди людей и открылся, лишь когда счел, что наступило подходящее время. Если Он действительно солгал нам о том, как мы потерялись, то эта ложь была необходима. Разница между нами заключается в том, что ты видишь в Его поступке злой умысел. Я — нет. Его скрытность причиняет мне не меньшую боль, чем тебе. Твои выводы тоже меня ранят. Но я отказываюсь поддаваться отчаянию. И в этом заключается настоящая разница между нами. Я не предам мечту отца. Его планы несут человечеству благо.

Кёрз фыркнул. Когда он угрожал насилием, в нем появлялось что-то жалкое.

— Благо для вида, в котором нет ни капли благостного. Ты знал, что здесь, в центре Жиллиманового маленького рая, есть люди, до которых никому нет дела? Я скрывался в иллирийских кварталах. Хваленые гражданские кодексы Робаута стоят на границах этих мест твердо, как стены, но внутрь не проникают.

Ночной Призрак приблизился к брату, но Сангвиний на каждый его шаг вперед отвечал шагом назад, не позволяя сократить расстояния. Кёрз тащил Азкаэллона за собой, как ребенок, обиженный из-за какой-нибудь глупости, тащит за собой игрушку, не думая о том, что портит вещь, которая недавно была ему дорога.

— Я был там — среди лишних, среди ненужных. Они рассказывают обо мне шепотом. Они научились бояться темноты. Но нашел ли меня наш брат? Пришло ли Льву в голову поискать там? Да хоть в любом месте на Макрагге? Нет. Идиоты. Я практически кричал, зовя их! Если при взгляде на этот мир ты видишь надежду будущего, отправься в бедные кварталы. Там ты увидишь отчаяние настоящего. Но ты не хуже меня знаешь, что надежда на будущее — это ложь. Все возвращается к началу, а наше начало лежит в полной тьме.

— То есть ты веришь, что все это было неизбежно?

— Я верю, что предательство Хоруса было частью отцовского плана.

— Я в этом сомневаюсь.

Кёрз выпустил ботинок Азкаэллона, со стуком упавший на пол, и раскинул руки, будто намереваясь обнять брата.

— Ты только посмотри, какой задушевный разговор выходит! Хотя что в этом удивительного? Многие из нас дружны с кем-нибудь. Фулгрим был близок с Феррусом, пока не убил его. А сам Феррус имел хорошие отношения с Вулканом. Такой неприятный этот Феррус, но как же его любили остальные! Может, и для меня еще есть надежда?

— Для всех нас есть надежда, Конрад.

Кёрз усмехнулся:

— Нет. Меня ненавидят. Ты меня всегда ненавидел.

— Тебя не ненавидят. Тебя…

— Меня ненавидят! — закричал он. — Так же, как любили Ферруса. Но что мне до любви? Он мертв, а я жив. Моя смерть не захватит меня врасплох, как его, павшего от руки того, кто заявлял ему о своей любви. С такими отношениями между братьями почему бы нам не быть близкими? Я не настолько самонадеян, чтобы утверждать, будто мы одинаковы, это было бы отчаянной чепухой. Но похожи, да. Да, и мне кажется, ты это тоже понимаешь? Ангел света и ангел тьмы! — Он хлопнул в ладоши, но выражение его лица тут же из радостного стало задумчивым. — Интересно, если бы поменялись местами, стоял бы я сейчас там в золотом великолепии, а ты — здесь, в грязи? Не думаю. Я думаю, ты был бы мертв, — тихо сказал он.

— То есть ты сам утверждаешь, что мы не похожи.

— Мы братья! Мы похожи.

— Оба варианта верны быть не могут.

Кёрз ухмыльнулся:

— А почему нет? У Отца бывали. Мы… мы оба полны ярости. Ты знаешь, что такое ярость. Я чувствую на тебе ее запах, она прилипчива, как вонь недельного трупа.

— Мы — прометейские создания. У всех нас буйный нрав. Меня это не тревожит, — ответил Сангвиний.

— Это не так. Ты думаешь, что умеешь держать свой гнев под контролем, потому что один раз столкнулся с ним, стал бороться и победил. Может, ты прав, брат. Может, ты действительно подчинил монстра, который сидит во всех нас. Жиллиман с ним никогда толком не сталкивался. Его дорогая старушка Ойтен всегда была рядом и держала за ручку, когда он боялся. Он прятал страсть под пластом льда и расчетов, пока мамочка гладила его по голове. Хоть кто-нибудь позаботился о Ночном Призраке, когда он дрожал в темноте? Меня вышвырнули одного в темный ад. — Его голос звенел от эмоций. — Я испытывал нужду, которая тебя бы уничтожила. Я видел, как сильные истязают слабых. Насилуют, калечат, пожирают. И я бился, бился в ярости, я пытался, Сангвиний. — Он протянул к нему руку. — Я так пытался все это исправить. — Рука сжалась в кулак. — Пока не осознал, что сражаюсь против истинного порядка вещей во вселенной. Поняв, что не могу победить страдание, я также понял, что меня создали, чтобы я довел его до совершенства. Мы рождаемся, страдаем и умираем. Мы не можем это изменить и не можем выбирать, какими нам быть. Все было определено с самого начала, давным-давно. Как ты не понимаешь эту простую истину?

В сознании Сангвиния всплыло изображение, давно знакомое. Его труп на полу, лицо Хоруса, ухмыляющееся и раздутое от немыслимого зла. Конрад одобряюще закивал, словно тоже это увидел.

— Мы живем во вселенной, где наши мысли и страхи порождают существ, которые жаждут нас поглотить. Эти существа, эти нерожденные, кажутся сильнее нас, но это не так. Без нас они ничто. А без них мы — пустые сосуды из глины, спешащие вновь обратиться в прах. Мы две стороны одной монеты, но пытаемся друг друга уничтожить. Во всем этом нет никакого смысла, неужели ты не понимаешь, Сангвиний? — В голосе Кёрза зазвучала мольба, паническое желание убедить. — Но Отец хуже всех. Он поддался пороку надежды, Ангел. Он понимает все лучше нас, Он все знал, но солгал, чтобы уберечься. Варп, заключенные в нем силы… Не доверив нам это знание, Он показал, что слаб! Я столько видел. Боги есть, и они голодны. Их нельзя победить! Есть лишь страдание, и даже смерть не освободит от него.

Ночной Призрак говорил быстро, путаясь в словах от отчаяния, брызжа кислотной слюной, которая прожигала пятна на плитах пола.

— Надежда — это повязка, которой нам закрывают глаза. Сорви ее — и увидишь то, что вижу я. Брат! — шепотом воскликнул он. — Я знаю, что за видение тебя преследует. Ты падешь от руки Хоруса. Я знаю! Я знаю это так же точно, как то, что умру по приказу нашего отца, что такова кульминация Его плана. — Он нахмурился. — Возможно, нам не быть друзьями. Ценность семьи преувеличена.

— Тебе меня не обмануть.

— Я тебя не обманываю! — закричал Кёрз. — Выслушай меня, напыщенный индюк! Ты, из всех них только ты способен понять…

Сангвиний перебил его:

— Ты явился сюда с какой-то целью, Кёрз, так что это за цель? Твои сыновья атакуют Фарос. Ты…

— Мои сыновья? — тут же переспросил Кёрз. Его настроение сменялось мгновенно, разум был как слабая свеча, в любой момент готовая погаснуть. Вот и сейчас в нем что-то перестроилось, и он вдруг стал задумчивым, а недавние речи были забыты. — Правда? — Он постучал обломанным ногтем по подбородку. — Как интересно.

— Ты изображаешь неведение. Раз требуешь честности, то сам говори правду.

— Мое неведение искренне. Я действительно понятия не имею, что они делают. Я бросил их в Трамасе и думал, что они все погибли. Во всяком случае, рассчитывал на это. — Он хихикнул про себя. — Но я впечатлен. Они начали собственную войну! Умные ребята, я думал, что они окончательно спятили. Да. Убийцы и маньяки от первого до последнего, ненавижу их. Но, может быть, от них еще будет польза. Это меняет дело. Если я не могу их контролировать, а они не умирают, имеет смысл снова начать их направлять.

— Грехи твоих сыновей — это грехи их отца.

— Как метко сказано. А сами мы воплощаем грехи нашего. Твои дети, конечно, совсем не такие, как мои, — они такие благородные, такие отважные, такие красивые! — Он обхватил лицо руками. — А они знают о твоем подарке? Только не делай такое тупое лицо. Я знаю о жажде, которую ты скрываешь. Я в варпе и не такое видел. Один из приятелей Отца пытался убить меня с помощью демона. У него не получилось, но демон унес меня в эмпиреи. Мне там такие картины открылись…

— Ничто не может выжить в варпе.

— К счастью, я не ничто и выжил. Выжил и теперь знаю все. Я знаю, каким будет финал. — На его лице возникло лукавое выражение. — И я знаю, чего на самом деле хотел Отец. Значения это, конечно, не имеет: Галактика все равно будет гореть вечно. Нас ждет такое, что жалкий бунт Хоруса еще покажется игрой.

— Ты лжешь.

Кёрз замотал головой:

— Я лгу довольно часто, не спорю. Мне очень жаль, такой уж у меня недостаток. Но сейчас я говорю правду. Просто, видишь ли, у меня сейчас нет причин лгать.

У двери раздался шум, после чего ее попытались толкнуть. Снаружи послышались приглушенные крики.

— Ага, как я и предвидел, явились блистательные сыны Ангела. — Кёрз поднял Азкаэллона. В худом теле скрывалась поразительная сила, и он держал Кровавого Ангела легко, как куклу. — Время заканчивать беседу и уходить. Перейду к делу. Скажи, брат… Я видел тебя на Сигнусе, я видел, что там произошло. Я слышал вой нерожденных, когда ты изгонял их обратно в варп.

— Это было до того, как ты здесь оказался.

— Времени не существует, глупец! Варп показал мне это. Все происходит одновременно. Как ты не понимаешь? Поэтому у нас видения! Время — это книга, которую можно читать, когда захочешь. Скажи, почему ты не сменил сторону? Ты мог бы раздавить Хоруса, как муху. Они предлагали тебе Галактику в личное пользование.

— Ты преувеличиваешь ценность их предложения. Я не буду рабом.

— Ты и так раб. Раб отцовской воли, раб судьбы. Мы можем выбирать лишь форму своего рабства, и даже этот выбор — иллюзия.

— Выбор есть всегда.

— Нет его никогда! — сплюнул Кёрз. — Все возвращается к началу, и опять, и опять, и опять, и опять, и опять, и все эти шестеренки стучат, стучат, стучат, поворачиваясь без конца.

Шум из-за двери изменился. Теперь ее пытались пробить из тяжелого оружия, в металле с оглушительным, отдающимся в костях грохотом появились вмятины.

— Ты не думал, что выбрать следовало тебя? Что Отцу надо было тебя назначить Воителем?

— Что?! — неверяще спросил Сангвиний.

— А это хороший вопрос! — запротестовал Кёрз. — Робаут решил, что тебя стоит провозгласить императором. Почему же, по-твоему, Император решил, что провозглашать тебя Воителем не стоит? Видишь ли, хотя я раньше тебя знаю, как ты поступишь, мне очень сложно считывать твои намерения, потому что эти способности есть у нас обоих. Твоя судьба — это твоя судьба, не моя, и не буду скрывать, мне любопытно. До смерти интересно, по правде говоря, — виновато рассмеялся он. — Ну очень надо это знать.

— Меня нельзя было выбирать, — ответил Сангвиний. — Я несовершенен. Я недостоин.

Кёрз так расхохотался, что утратил контроль над собой. В зале стало тяжело дышать от вони из его рта.

— Извини! Извини, но это потрясающе. Если ты недостоин, то что же насчет Хоруса? — Он опять засмеялся.

— Меня стали бы искушать, как искушали его. Я рад, что мне не пришлось испытывать свою силу воли.

— Так докажи это. Докажи свою преданность дорогому Отцу. — Кёрз стер с лица слезы от смеха, оставившие дорожки в грязи. — Убей меня. Я не буду тебе препятствовать. Устроим тебе проверку. Я утверждаю, что умру по приказу Отца.

— Отец мертв.

Кёрз на мгновение нахмурился, и на худом лице появилось недоумение.

— Мое будущее нельзя изменить, ибо это будущее, а оно так же мертво, как прошлое. Ты утверждаешь обратное. Если мои взгляды ошибочны, ты можешь изменить его прямо сейчас. Убей меня. Я не стану сопротивляться.

Сангвиний поднял меч. Мгновение они смотрели друг на друга. Кёрз раскинул руки в стороны и напрягся в предвкушении.

— Давай! Пронзи меня своим мечом, трус! Сделай то, что не смогли Вулкан, Лев и зануда Робаут! Убей чудовище и покажи, чего стоишь!

Сангвиний бросился на брата с поднятым мечом. На лице Кёрза читался восторг.

Меч Ангела опустился, размываясь в воздухе, и замер на расстоянии ладони от макушки Кёрза. Сталь загудела от внезапной остановки клинка.

Что-то удержало руку Сангвиния. Он отступил, перехватил меч и убрал его в ножны.

Кёрз широко раскрыл глаза. Его лицо исказилось от злости и отчаяния.

— Я не буду этого делать, — сказал Сангвиний. — Оставлять тебя в живых — достаточное наказание.

— Не лги мне! — закричал Кёрз. — Ты не наказать меня хочешь. Я думал, мы решили быть честными.

— Всегда есть надежда, брат. Даже для тебя.

— Надежда — пустая мечта, — искренне ответил Кёрз. Нездоровая горячность ушла, забрав с собой безумие во взгляде. Лишившись энергии, которой питал его разрушенный разум, Кёрз словно уменьшился и погрузился в тоску. Он провел грязным пальцем по маховому перу на крыле Сангвиния с видом безумца, не способного до конца поверить, что такая красота может быть реальной. Конечность раздраженно дернулась, и Кёрз убрал руку. — Я горячо мечтаю, чтобы она существовала, но это невозможно.

Сангвиний протянул брату руку:

— Ты — всего лишь тень того, чем должен был стать, Конрад. И, несмотря на все, мне жаль тебя. Идем со мной. Еще не поздно. Мы исцелим тебя, и ты сможешь обрести величие.

Лицо Кёрза перекосилось, искра безумия опять зажглась в его глазах.

— Жаль? Мне не нужна твоя жалость! Сангвиний, Сангвиний, прекраснейший из нас… Когда ж ты поймешь?

По двери забили сильнее. Металл выгнулся. Кёрз бросил взгляд в сторону шума, затем посмотрел на Ангела и с ухмылкой попятился, держа Азкаэллона за руку.

— Как бы сильно мы ни противились, в конце будет только хаос…

Подняв вторую руку, он приближался к внешней стене, ближайшей к дверям.

— Ты обещал, что не причинишь ему вреда.

— В нас так много от Отца. — Его глаза блеснули. — И как Он, я тебе солгал…

— Нет! — воскликнул Сангвиний.

Кёрз поднял вторую руку еще выше и отрезал Азкаэллону предплечье. Капитан Сангвинарной Гвардии упал, но Кёрз поймал его, обхватив поперек спины. Кровь фонтаном ударила вверх, окатив ему лицо. Сверкая глазами от восторга, он наклонился к потоку, дав ему омыть всего себя.

Сангвиний смотрел на это сквозь призму ужаса. Время замедлило ход. Капли крови падали на пол с грохотом барабанов на казни.

Он со стыдом осознал, что исходит слюной.

Мир вывернулся наизнанку.

Аварийная кнопка в наруче Азкаэллона сработала, и статуя Императора в передней взорвалась, выбив двери наружу и уничтожив сангвинарных гвардейцев, кричавших перед ней. Обломки и части тел покатились по мрамору. Ударная волна отбросила Сангвиния назад, в собственный трон.

Стена тронного зала рухнула в сторону улицы, обвалив и часть потолка. Пол покрылся кровью и известковой пылью. Отдельные кирпичи с грохотом покатились за стену крепости, в сторону города.

Кёрз был цел. По случайности ли или по расчету, но он оказался в месте, не затронутом взрывом, и теперь стоял у обрушенной стены с искалеченным Азкаэллоном в руках, позволяя холодному ветру трепать его вонючий плащ.

Их взгляды встретились, и между примархами пробежала вспышка понимания. Тоска и злость Кёрза хлынули в Сангвиния с такой силой, что Ангел упал на колени перед троном.

— Как я мог знать?! — выдохнул он. — Конрад!

Рука Азкаэллона заканчивалась у локтя, но обрубок уже покрылся плотным сгустком ларрамановых клеток. Для легионера такая рана была тяжелой, но не смертельной. Азкаэллон шевельнулся и вскрикнул, когда Кёрз поднял его над головой.

— Не надо, — почти взмолился Сангвиний.

— Если ты так считаешь, то мой визит был напрасен, — тихо, почти нежно сказал Кёрз. А затем он опять изменился, прошипев: — Все возвращается к началу!

И он резким движением выбросил Азкаэллона за парапет.

Сила инерции подняла Азкаэллона высоко в воздух. На мгновение он, казалось, завис над огнями Магна Макрагга Цивитаса, а потом рухнул вниз, пропав из вида.

Но Сангвиний уже раскинул крылья и бросался в темноту и дождь за высоким парапетом, чтобы поймать дорогого сына. Изо всех сил изгибая маховые перья, он устремился вниз.

Он поймал Азкаэллона за ногу в считанных метрах от крыш самых высоких зданий и под большим углом спланировал к стремительно приближающейся земле, сменив направление так быстро, что даже мышцы примарха заныли. Подняв Азкаэллона к груди, он облетел крепость по кругу.

К тому моменту, как он вернулся в тронный зал, Кёрз уже исчез.

Глава 25 Гора в цепях Праздник плоти Нечистый свет

Боль была любимым оружием в арсенале Повелителей Ночи, и они не поскупились, когда пришло время применять ее к Барабасу Дантиоху. Поняв, что с него с живого нельзя снять броню, они умело взялись за нейронный интерфейс и атаковали его нервную систему через порты, соединяющие ее с доспехами.

Дантиоху было грустно смотреть, как дары Императора используются в столь гнусных целях. Пытки бывших братьев не причиняли столько боли, сколько причинял факт их падения. Они всегда были жестоким легионом, но Дантиох мог понять их методы и нужды. К тому же он не мог винить за то, какими их сделали. Характер им дал Император — точно так же, как дал специализацию его собственного легиона.

Они не могли выбирать свою сущность, поступки свои они могли контролировать, но не стали этого делать.

В седьмой раз за этот день Дантиоха подтащили к деревянному стулу в центререгулировочной платформы и приказали опуститься на колени перед Крукешем Бледным. Он подчинился, превозмогая муку, только шевельнулся немного, чтобы уменьшить нагрузку на больные суставы, но враги помешали ему, надавив руками на плечи.

Императорская наблюдательная башня пала. Повелители Ночи высаживались на утес, не встречая сопротивления. В главной локации «Альфа» сновали воины в полуночно-синем. Несколько их технодесантников копались в машинах Механикум. У дальней стены апотекарий и технодесантник наклонились над мертвым магосом Карантином, держа в руках большие инфо-планшеты, которые соединялись проводами с обнаженным черепом Карантина. Они копировали данные из его инфоядра. Даже смерть не могла спасти от жестоких допросов Повелителей Ночи.

Они захватили семерых воинов из гарнизона Полукса и сняли с них броню. Из-под интерфейсных портов шла кровь, красноречиво рассказывая о небрежности Повелителей Ночи. Шестерых раздели догола и привязали к Х-образным крестам, расставленным по всему залу, но пока не калечили. Седьмой лежал на полу, связанный по ногам и рукам толстыми, врезающимися в кожу цепями, а один легионер держал ногу у него на шее, прижимая голову к полу.

— Эта машина… Ты готов рассказать мне, как он работает? — раздраженно спросил Крукеш.

Барабас молчал, как камень. Каждая клетка тела болела, но боль не была чем-то незнакомым. После Шаденхольда без мучений не проходило ни дня, так что ему будет от пары пыток? Дышать было тяжелее, чем обычно, но он держался и с удовлетворением отметил, как злит Крукеша его молчание.

Не сводя глаз с кузнеца войны, Крукеш громко выдохнул и забарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

— Что же мне с тобой делать? Барабас, в твоих интересах мне все рассказать. Я уже знаю, для чего нужно это устройство. Очевидно, что это маяк. Не сомневаюсь, что он виден и из варпа, и из реального пространства. Я скоро разберусь, как он работает, но ты можешь сэкономить мне пару часов и тем самым спасти жизнь этим благородным воинам, которые так доблестно защищали тебя, поскольку сам ты на это неспособен.

Черные глаза Крукеша пробежались по искалеченному телу Дантиоха.

Дантиох молчал.

— Но это не просто маяк, как я догадываюсь, — продолжил он. — Он наверняка выполняет и другие функции. Подозреваю, он служит еще и средством связи. Иначе как Владыка Макрагга управляет своим маленьким королевством? Другого способа я не вижу. В варпе такие волнения, что астротелепатия практически бесполезна, а вокс, как, в общем-то и все остальные электромагнитные устройства, слишком медленный и подвержен помехам из-за физических проявлений шторма. Если логически следовать ходу этих рассуждений, складывается гипотеза, что машина имеет варп-эффект. Возможно, она позволяет без помех использовать ваших астропатов? Имеет сигнальный луч для психической связи? Я близок к истине? Нет?

Крукеш с настойчивым видом наклонился вперед, но взмахнул руками, когда Дантиох отвернулся.

— Что ж, молчи. Я сам догадаюсь. Астропатов я здесь не вижу, а мои собственные псайкеры — те, что еще не окончательно сошли с ума, — говорят, что в психическом плане это место такое же пустое, как и в материальном. Может, сама машина обеспечивает связь? И если она способна на все эти чудесные вещи, то, может, она заодно показывает то, что хочешь увидеть? Как она работает? Расскажи мне!

— Нет, — ответил Дантиох.

Крукеш раздраженно вздохнул:

— Хорошо. — Он кивнул Атраментару, стоящему над связанным космодесантником.

Воин убрал ногу с его шеи, а затем резко опустил ее ему на голову. Череп космодесантника проломился с влажным треском.

— Попробуем еще раз? Думаю, ты понимаешь, какие в этой игре правила. Я задаю тебе вопрос, ты рассказываешь мне то, что я хочу услышать, или один из твоих императорских лизоблюдов умрет. Как она работает?

— Тебе не скрыться от гнева Императора. Ни тебе, ни твоим убийцам. Мстящий сын всех вас уничтожит.

Крукеш встал и ударил кузнеца войны по лицу тыльной стороной руки. Голова Дантиоха дернулась. От удара в маске появилась вмятина, неприятно давящая на кожу. Он сплюнул кровь.

— Ты заговоришь, Дантиох. — Крукеш достал болт-пистолет и выстрелил в сердце одному из солдат гарнизона, подвешенных у стены.

— Можешь убить их всех и меня тоже, — сказал Дантиох. — Мы умрем, зная, что служим правде и человеку, который спасет человеческую расу. Встав на сторону Воителя ради личной выгоды, вы лишь показали, как слабы. Где ваша честь?

— Эти легионеры погибли быстро, с остальными будет иначе, — предупредил Крукеш, обходя его по кругу. — Мы хорошо научились доставлять боль Астартес — такую боль, что даже Ультрамарин не выдержит. А если они ничего не расскажут, то это, без сомнения, сделают твои смертные помощники.

— Если вы их найдете.

— О, мы найдем. Пещеры в горе обширные, но не бесконечные. Мы покажем им такую боль, что они с готовностью выдадут нам все твои секреты. Ты уже познакомился с нашим мастерством, но мы были к тебе великодушны. Ну же! Весь твой легион перешел на сторону Воителя, а ты сидишь здесь в гордом одиночестве. Ты реликт, упрямо цепляющийся за ложные идеи прошлого! Осознай, что твои взгляды глупы, и присоединись к нам.

— Если ваша правота не нуждается в доказательстве, зачем прибегать к пыткам?

— Страх — это оружие, такое же полезное, как любое другое.

— Я не ведаю страха, — ответил Дантиох.

— Все мы ведаем страх. Он просто подавлен. Но эта установка слаба, и ее можно преодолеть. Ты увидишь страх в глазах этих воинов, если не поможешь мне! — сказал Крукеш. — Покажи мне центр вашего городка. Возможно, то, что там находится, убедит тебя стать разговорчивее.

— Нет, — ответил Дантиох.

Крукеш опять его ударил. Перед глазами запрыгали пятна, и Дантиох почувствовал слабость, но заставил себя выпрямиться и с вызовом посмотрел Крукешу в глаза.

Крукеш дал знак, после чего его Повелитель Ночи вонзил тонкий нож в глаз одного из Ультрамаринов и вытащил глазное яблоко. Воин стиснул зубы от боли, но не издал ни звука.

— Покажи мне город!

— Нет. Можешь пытать их, сколько тебе угодно, но они не заговорят и заслуженно проклянут меня, если заговорю я.

— Еще раз! — закричал Крукеш. — По моей команде начинайте снимать с него кожу, и медленно. Последний шанс, кузнец войны. Я хочу видеть город!

Повелители Ночи достали из свернутых полос человеческой кожи плоские ножи для свежевания и уже приближались к одноглазому космодесантнику, с решительным видом смотрящему вперед, когда квантовые двигатели в глубине горы вдруг загудели громче, заставив всех Повелителей Ночи в главной локации «Альфа» поднять оружие.

— Владыка когтя! — позвал один из Антраментаров. — Стена!

Все взволнованно смотрели на регулировочную платформу Фароса, поражаясь увиденному. Крукеш отвернулся от Дантиоха.

В передней части зала вырисовывалось изображение, сначала размытое, но на глазах Крукеша обретающее четкость. Он шагнул к нему, и оно стало еще резче, пока не оказалось, что они смотрят на рыночную площадь Сотополиса.

— Поразительно, — сказал Крукеш. — Просто поразительно. И ты прятал от меня это чудо?

Восторг Крукеша был так велик, что перевесил гнев, но сам Дантиох восторга не испытывал. Фарос демонстрировал ему картину из каких-то примитивных представлений об аде. Эмпатическое поле обрушило на него волну гнетущего ужаса. Он был ветераном десятков кампаний, он видел, как человеческие и цивилизации ксеносов уничтожались без следа, но ни разу он не видел ничего столь тошнотворного. Рыночную площадь превратили в пыточную. Тела свисали со столбов на цепях, покачивались на виселицах, были прибиты к крестам. На всех были следы жутких пыток. Немногих выживших держали в больших клетках. Лица у них были мертвые, пустые, с распахнутыми от отчаяния глазами. Зло, которому они стали свидетелями, лишило их разума.

— Ты это сделал? — спросил Крукеш. — Скажи, как это работает!

Дантиох смотрел на изображение и не верил своим глазам. С жаровен, на которых горела человеческая плоть, поднимался маслянистый дым. Эмпатическое поле Фароса передавало ему страх этих людей — всепроникающий и безнадежный ужас тех, кому скоро предстояло умереть в мучениях.

— Ты это сделал? — повторил Крукеш. — Как ты вызвал эту картину?

У кузнеца войны был выбор: сказать Крукешу, что командир когтя сам активировал Фарос, или солгать и сохранить полезность маяка.

— Да, — сказал Дантиох. — Я это сделал. Чтобы уберечь своих товарищей от боли.

Крукеш победно улыбнулся:

— Вот видишь, я знал, что ты в конце концов передумаешь.

Крукеш не мог знать, что Дантиох ничего не делал. Кузнец войны был в смятении. Фарос уловил желание Крукеша видеть площадь и исполнил его, ответив куда быстрее, чем в свое время Дантиоху: кузнец войны потратил несколько месяцев, прежде чем ему впервые удалось нормально отрегулировать сигнал. Но его разум был холодным, как железо, дисциплинированным, лишенным воображения, вместо которого у него была логика. Повелители Ночи же никогда не сдерживались и следовали своим жестоким желаниям, не мучась угрызениями совести. Выходит, он, верный слуга Империума, оказался слишком косным, чтобы свободно использовать возможности маяка? Кузнец войны похолодел.

— Я… я чувствую их — людей на площади. Я чувствую их отчаяние! — Крукеш поднял руки с расставленными пальцами, словно мог дотронуться до боли смертных, как до отдельной струи в потоке воды. При виде удовольствия на его лице пламя ненависти в сердце Дантиоха разгорелось еще сильнее. — Ха! Какая чудесная, чудесная машина, — развеселился Крукеш. — Что еще она делает?

— Поразительная проницательность, магистр когтя, — сказал Дантиох и склонил голову, изображая покорность. — Это маяк, но он также служит средством мгновенной связи. Вместе с изображением передается толика эмпатической энергии. Это все.

— Так вот как Жиллиман управляет своими мирами! — Крукеш подошел к краю трансляционного поля. — Я бы никогда не догадался. Такое впечатление, что я сам там стою. Даже более реально!

— Технология поразительна, — согласился Дантиох.

— Как это работает?

— Я не знаю. Механикум тоже не понимают. Она использует неизвестные нам законы. Но, похоже, главный элемент технологии — это форма тоннелей в горе.

— А источник энергии?

— Мы ничего не обнаружили, магистр когтя, — соврал Дантиох.

— Как только мы очистим гору от твоих жалких защитников, я приведу сюда собственных Механикум. Они не так ограничены ложной моралью, как твои. Они выведают секреты горы, чего бы это ни стоило.

— Может быть, — ответил Дантиох. — Но я сомневаюсь, что даже специалисты Темной эры технологий смогли бы разобраться в этой машине. Ни я, ни мои механикумы ничего подобного в Галактике еще не видели.

— И она наша! — От восторга Крукеш на мгновение позабыл, что кузнец войны был ему врагом. — С ней я могу связаться с Хорусом! Я могу объединить легион!

Крукеш стоял так близко у края поля, что жажда власти исходила от него мощными волнами.

«Я использую ее против него, — решил Дантиох. — Я уничтожу этого монстра, я остановлю этот поток жестокости, даже если это будет последним, что я сделаю в своей жизни. Это моя клятва момента, и да будет она связывать меня, пока я ее не исполню».

— Поднимите его, поднимите! — скомандовал Крукеш, осуждающе глядя на своих воинов. — Как вы можете обращаться непочтительно с таким гением? — Он поманил кузнеца войны. — Подойди ко мне, Барабас. Давай забудем прошлые обиды. Время праздновать!

Дантиох проковылял через зал к идеально четкой картине ужасов. Ракурс менялся в соответствии с подсознательными желаниями Крукеша, демонстрируя Дантиоху еще больше немыслимых пыток, которым подвергались жители Сотополиса. На площади появилась яма, из которой раздавались самые жуткие крики, а идущие от нее эмоции были такими сильными, что Дантиох почувствовал во рту привкус желчи. На столе у края ямы лежала стопка чего-то похожего на шкуры животных, но он сразу понял, что это: кожа сотинцев, мужчин, женщин и детей.

— Ощути их ужас! Это самое чудесное свойство машины! — Крукеш закрыл глаза и глубоко вдохнул. — Я чувствую запах крови!

Ракурс опять изменился, и рыночная площадь исчезла. Вместо нее возник черный от огня склон горы, у которого стоял Повелитель Ночи в грязной, закопченной броне и обсуждал что-то со своими воинами. У его ног лежал связанный гигант.

— Скрайвок! — закричал Крукеш и засмеялся, когда воин изумленно отпрыгнул назад, вскидывая оружие. — Это я, Крукеш! Маяк наш, и я его запустил.

— Как ты со мной разговариваешь? — спросил Скрайвок.

— Через эту машину, которую Ультрамарины так эгоистично пытались от нас скрыть.

— Такое впечатление, что ты стоишь прямо передо мной! — пораженно сказал воин.

— Как идет бой за гору?

— Медленно, магистр когтя, — ответил Скрайвок. — После того как ты телепортировался, я вернулся сюда, чтобы принять на себя командование. Враг отступил ко второй линии обороны. Тоннели заставлены противопехотными ловушками. Мы еще не получили доступ к нижним тоннелям. Но у нас есть для вас трофей, магистр, вот он. — Скрайвок пнул пленника. — Без командира их сопротивление скоро ослабнет.

Подчиняясь любопытству Крукеша, Фарос перевел фокус на связанного воина.

— Капитан Полукс! — воскликнул тот.

Сердца Дантиоха пропустили несколько ударов.

— Ты превзошел сам себя, — продолжал между тем Крукеш. — Твоя неудача с нижними тоннелями простительна. Они практически не представляют угрозы для нас: путь в этот зал хорошо защищен. Прикажи своим воинам продолжать бой и присоединяйся к нам наверху. Возьми с собой капитана Полукса. Нам всем предстоит много чего обсудить.

Крукеш повернулся к Дантиоху:

— Жители города не знали почти ничего полезного о том, что вы тут делаете, но они рассказали нам о твоих чувствах к Имперскому Кулаку. Если собственная боль тебя не мотивирует, может, она подействует, когда ее применят к твоему другу? И с ним, в отличие от тебя, мы можем не церемониться. Так что продолжай говорить, расскажи нам обо всех возможностях ксеносской машины или готовься смотреть, как твой приятель будет умирать в муках, пока мы будем отрезать от него кусочек за кусочком. — Он повернулся обратно к изображению. — Ничто не помешает мне докопаться до правды.


Десять офицеров — ротных капитанов, преторов, капитанов кораблей и других — стояли на литотрансляционных платформах и смотрели на Лукреция Корвона через глаза сервочерепов и пиктографы, встроенные в статуи в стратегиуме «Великолепной Новы». Линзы проецировали изображения офицеров на пьедесталы, придавая им внутреннее свечение, из-за которого они казались призраками в этом темном зале. Только это свечение и периодические помехи указывали на то, что это гололитические проекции; все офицеры оставались на своих кораблях.

— Перед тем как мы отправились в путь, кузнец войны Дантиох передал мне значительный объем информации, — сообщил Корвон, — в том числе несколько практических решений на основании обстоятельств, сложившихся к тому моменту, и теорий относительно того, как битва будет развиваться. Отключение транзитного луча вынуждает нас принять за факт то, что Фарос пал.

Офицеры молча слушали, а внимательнее всего был Алквид из Темных Ангелов.

— У нас нет возможности проверить предположение, но это наиболее вероятная теория. А потому в нашу первоначальную задачу, которая требовала помочь с обороной Фароса и не допустить его захвата Повелителями Ночи, необходимо внести корректировки в соответствии с приказами лорда Жиллимана. Инфопакеты, направленные каждому из вас, содержат мои подробные практические указания. Можете не сомневаться, миссия будет тяжелой. Многие из нас погибнут.

Они этого ожидали и ничего не ответили. Корвон редко произносил длинные речи, и когда это всё-таки случалось, к ним имело смысл прислушаться. Он продолжил, шагая от одной гололитической платформы к другой.

— Теперь наша цель — отвлекать и задерживать. Есть два варианта развития событий, которые одинаково нельзя допустить. Первый и самый важный — это уничтожение Фароса. Вполне возможно, что Восьмой легион предпочтет отступить и уничтожить гору с орбиты, чем отдавать его целой.

— И как мы можем им помешать? — спросил Палеарх, капитан Восемьдесят второй.

— Я скоро к этому подойду, брат, — сказал Кор-вон. — Второй теоретический вариант, нежелательный для нас, — это ситуация, при которой Повелители Ночи узнают, как пользоваться Фаросом. Если они доставят на Соту подкрепление, мы потеряем Фарос навсегда. Что еще хуже, они могут сообщить союзникам в других предательских легионах, что представляет из себя этот свет, и направить его на Макрагг. Как ни развивать теорию из начальной установки — что Повелители Ночи захватили Фарос на неопределенное время, — логика подсказывает нам неутешительные итоги. В лучшем случае Пятьсот миров на какое-то время потеряют связь. В худшем — Макрагг будет уничтожен, Ультра-мар раздроблен, а война проиграна.

— Думаешь, Воитель перенаправит силы на Ультрамар? — спросил Алквид. — Не слишком ли это рискованно для нею? Хорус реагирует быстро и всегда стремится атаковать в центр. И тактике, и стратегии его легиона свойственна прямота. Его силы должны быть сосредоточены в Сегментуме Солар.

— Твои братья по легиону — мастера секретов, но скоро секретов может не остаться, — сказал Корвон. — Если Хорус узнает, что трое из его выживших братьев находятся в одном месте, есть высокая вероятность, что он атакует Ультрамар всеми своими силами, какие бы цели ни стояли перед ним до этого. Ведь, если он убьет Сангвиния, Льва и моего лорда Жиллимана, сопротивление лоялистов будет практически уничтожено.

— Не допустить уничтожение Фароса, при этом не дать врагу воспользоваться им. Эти теории противоречат друг другу. Как нам выполнить обе, брат? — спросил капитан Марцелл из 29-й роты. — У нас всего две с половиной тысячи против их двадцати тысяч.

— Надо разделить их. Запутать, — сказал Алквид. — Атаковать и отступать. Ты это собираешься предложить.

Корвон взмахнул рукой, и над главным проекционным диском стратегиума возникла гололитическая карта Сотинской системы.

— В данных обстоятельствах это лучшее практическое решение. Скорость дает нам значительное преимущество. Благодаря остаточному эффекту транзитного луча мы до сих пор летим на скорости, близкой к скорости света, и будем лететь, пока сами не решим замедлиться. Мы неожиданно появимся на их приборах лишь за пару часов до прибытия. Когда нас все-таки заметят, времени на подготовку у них уже не будет. Как мы все знаем, связь сквозь шторм затруднительна, а энергополе сотинского маяка еще больше ее ухудшает. Есть высокая вероятность, что мы захватим их врасплох. А выпустив вперед веер снарядов, значительно улучшим соотношение сил.

— Надо действовать осторожно. Удар твердотельного снаряда на такой скорости может расколоть планету надвое, — сказал капитан Явин с «Короля-воина». — Промахиваться нельзя.

— Все расчеты будут проведены несколько раз и утверждены мной, прежде чем их отправят на выполнение, — ответил Корвон. — Использовать будем только малокалиберные орудия, это уменьшит риски. Я беру на себя ответственность за все сопутствующие разрушения. Но все же давайте помнить, что скорость — это наше преимущество. Как ты правильно заметил, капитан, именно скорость снаряда обеспечит нам преимущество. Болт в этом случае может разрушить боевой корабль.

— Как вижу, ты хорошо все продумал, брат, — сказал Алквид, хмурясь. — Это может сработать…

— Флот разделится. Все корабли начнут замедляться, как только совещание закончится. «Великолепная Нова» сбросит скорость до уровня, необходимого для планетарной атаки.

— Тогда тебя увидят, — заметил Марцелл.

— За другими кораблями не увидят, даже несмотря на меньшую скорость. А к тому моменту, как мы окажемся в диапазоне видимости, вы уже будете среди них. Относительные скорости кораблей указаны в подробных приказах, которые я вам отправил. Мы прибудем через шесть часов после остального флота, а ваша же задача — атаковать и увести в сторону как можно больше вражеских кораблей на орбите. Пока враг будет занят, мы высадимся здесь.

На участке леса в нескольких километрах от горы зажегся огонек.

— Место достаточно удалено от Сотополиса и горы, чтобы можно было избежать встречи с основными силами врага. Маловероятно, что в этой местности ведется активное патрулирование.

— А если они заметят и схватят тебя, брат? — спросил Палеарх. — Предположим, тебя обнаружили. Передовые силы атакуют в течение получаса. Твое наступление остановится.

— В горе есть один тоннель, Дантиох заверил меня, что он будет открыт для нас. — На карте появилась красная отметка.

— Брат Ультрамарин, в твоем плане есть проблема, которая возникнет еще до той, о которой говорит Палеарх, — сказал Алквид. — «Великолепная Нова» будет в опасности во время приземления. Если вас уничтожат, все это окажется напрасно.

— Я верю в скорость наших двигателей и мастерство своего капитана. Приказывать кому-либо сопровождать нас я не буду.

— В таком случае я вызываюсь добровольцем, — сказал Алквид. — Я отправлюсь с тобой. Мы будем сдерживать Повелителей Ночи, пока вы не сядете. После этого оба корабля могут отступить вместе.

— Я не могу тебе этого позволить. Прогностические теории, включающие корабль-защитник, дают плохие результаты. Повелители Ночи привлекут для двух кораблей еще больше сил. Твой корабль уничтожат, а вместе с ним и тебя, и твоих людей.

— А какой от нас будет толк, если уничтожат тебя? Ты не хочешь приказывать кому-либо делать это, так я сделаю это по собственной воле.

— Капитан Алквид, это благородное предложение, но я не могу его принять.

— Я равен тебе по рангу и принадлежу к другому легиону. Ты не можешь мне приказывать, капитан. Мы, легионеры Первого, будем сражаться, когда и как сочтем необходимым. И я счел необходимым оказать тебе поддержку.

Корвон ответил ему решительным взглядом.

— В таком случае благодарю тебя. — Он вновь повернулся к голографической карте. — Я поведу своих ветеранов в Фарос. Мы атакуем здесь. — В горе зажглось несколько отметок со статусом максимальной важности. — Главная локация «Альфа» — пещера у вершины, служит контрольным центром маяка. — Изображение увеличилось, демонстрируя внутреннее пространство пещеры.

— Повелители Ночи сосредоточат свои усилия здесь, это очевидная цель. Но слабым местом в сотинской операции является главная локация «Ультра» в глубине горы, где находятся квантовые двигатели маяка.

Он глубоко вздохнул. То, что он собирался сказать, явно давалось ему нелегко.

— Дантиох сообщил мне, что, если Фарос окажется в руках врага, нам следует уничтожить оборудование Механикум. С самой машиной ничего не случится, но без промежуточных систем управления нельзя задать цель для ксеносских двигателей, которые обеспечивают маяк энергией. Если нам удастся сломать их, Повелители Ночи не смогут воспользоваться ни одной функцией маяка. После этого остальной флот закончит отвлекающие действия и произведет высадку. Мы атакуем Повелителей Ночи одновременно на орбитальной платформе и на земле, при этом как можно больше легионеров должны прорваться в гору, чтобы задержать врага до прибытия лорда Жиллимана. Это лучшая возможность выполнить обе задачи. Быть может, единственная. Но, если обстоятельства сложатся худшим образом, нам следует подготовиться к уничтожению Фароса.

— И это будет последним, что мы сделаем, — сказал Алквид.

— Если потребуется, — согласился Корвон. — Вероятность победы мала, но, кроме нас, никого нет.

— Мы сражаемся за Макрагг, — ответили остальные.

Затем Корвон принялся подробно разбирать план действий флота и сил, которым предстояло высадиться на поверхность. Последовали новые теории, покрывавшие все варианты развития событий: включая тот, в котором капитан оставался жив, пусть это и было маловероятно.

Сыны Робаута Жиллимана были обстоятельны во всем.

Глава 26 Первый капитан Инерция Приземление

Крукеш наблюдал через Фарос за жителями Магна Макрагга Цивитаса. Он уже научился его фокусировать и, преисполненный уверенности, пробовал новые и новые вещи, пытаясь разгадать его тайны. Кузнец был недобровольным, но полезным помощником. Полукс, висевший на кресте рядом с другими пленниками, оказался прекрасным мотиватором. Скрайвок с огромным удовольствием использовал на Имперском Кулаке нож — впрочем, не слишком активно, только чтобы Дантиох не забывал о своей работе. Но он приказал Келленкиру всерьез взяться за пытки остальных, чтобы кузнец войны понимал, что ждет Полукса, вздумай он оказать неповиновение. Келленкир наслаждался работой. Давно его руки не были так обагрены кровью.

— Счастливое семейство: люди Льва, Ангела и Жиллимана. Хорус хорошо наградит нас за эту информацию, — заметил Скрайвок нейтральным тоном, осторожно подбирая слова, чтобы не выдать откровение демона напрямую. — Интересно, если воины Льва здесь, то, может, и лорд Кёрз недалеко?

— С чего бы?

— После битвы у Тсагуальсы, когда Ночной Призрак решил вновь атаковать Льва, он направил «Сумрак» на флагман Темных Ангелов. Я вот думаю, если он выжил, то, может, он у них? В плену? Или мертв?

— Если б он погиб, мы бы узнали, — сказал Крукеш. — Наши псайкеры бы это почувствовали. К слову о псайкерах, дорогой Гендор, где твой?

— Наверное, машина может показать нам, где наш отец. — Скрайвок попытался уйти от ответа.

Беренон исчез, а меч, образовавшийся из его останков, он подарил Келленкиру — очень осторожно, не касаясь руками. К его радости, Келленкиру подарок весьма понравился.

— Наверное, — отозвался Крукеш.

Он передвинул изображение, наведясь на укрепленные оборонительные сооружения с огромными гарнизонами, а заметив над горизонтом бледный силуэт, сфокусировался на нем. Это был полуразрушенный корабль, величественно плывущий по небу, как луна.

— Так ищи его! — сказал Скрайвок, увидев, что Крукеш и не собирается этого не делать. — Нужно отыскать Ночного Призрака.

Остальные молчали, но хотели найти Кёрза не меньше, чем он. Он это чувствовал.

— Зачем? Зачем нам его искать? Он всегда относился к нам с холодом и неодобрением, — сказал Крукеш. — Он безумен, как ни определяй безумие. Допустим, я найду его, и что тогда? Неужели мы пытаемся объединить легион лишь для того, чтобы выбросить свои жизни на ветер, высвобождая его из очередной ловушки, в которую он сам же и бросился? Неужели мы хотим проливать кровь, чтобы вернуть его, а потом пресмыкаться у его ног и выносить его презрение? Я — нет. Я не Севатар и не собираюсь ползти за ним, как побитый пес. Он ненавидит нас, он нас бросил, Скрайвок, и по крайней мере для меня это чувство взаимно. Я не буду его искать, потому что не хочу найти. Я не отправлю своих братьев по этому пути.

— А что скажут Атраментары? — спросил Скрайвок и взглянул на терминаторов, телохранителей Крукеша.

Те были лучшими головорезами Кёрза и верными воинами Севатара, но сейчас они никак не отреагировали.

— Я уже переубедил их, — сказал Крукеш. — Времена изменились. Теперь пришли мои.

— В таком случае какой путь ты избираешь, брат мой? — едко спросил Скрайвок.

— Давай лучше взглянем на второго из наших благородных командиров, — сказал Крукеш. — Барабас, перефокусируй машину. — Он выразительно взглянул на Полукса, прикованного цепями к пыточной раме. — А я могу помочь сфокусироваться тебе, если хочешь.

— Нет, милорд, — ответил Дантиох и подошел к оборудованию.

Скрайвок внимательно наблюдал за ним, в отличие от Крукеша, и у него создавалось впечатление, что кузнец войны особо ничего не делает.

— Покажи мне больше. Покажи мне Севатара.

Машина отозвалась. Издалека послышался напряженный скрип квантово-импульсных двигателей.

Магна Макрагг Цивитас пропал. На его месте возникла темная комната — камера строгого режима с одним обнаженным обитателем. Тусклый свет едва освещал толстые стены из адамантия вокруг круглой двери. Стены были идеально гладкими, без единого упора, и образовывали широкую трубу, так что к ним нельзя было прислониться.

Обитатель камеры был космодесантником и нострамцем, судя по бледной коже. Нижнюю часть его лица обхватывал металлический кляп. На нем висел ошейник, руки были скованы за спиной. От оков к крючьям в полу шло несколько цепей — от одного только ошейника четыре, — которые вынуждали его сидеть в согнутом положении, которое, должно быть, доставляло мучительную боль. Грязные волосы закрывали половину лица, испачканного засохшими брызгами крови.

Сомнений в том, кто это, не было.

Севатар сидел спиной к наблюдательной платформе, но, когда камера сфокусировалась, Скрайвок заметил, что он напрягся.

— Восхитительно! — сказал Крукеш, подходя ближе.

Воздух начал меняться, и от изображения подул морозный ветер. Скрайвок внимательно наблюдал за Дантиохом. Ему по-прежнему казалось, что тот ничего не делает, только проводит руками над кнопками и регулировочными рычагами.

Крукеш встал прямо позади скованного космодесантника. Севатар дергался, пытаясь повернуться, но цепи держали крепко.

— Ах, Севатар, как пали великие. Атраментары, вы только посмотрите, до чего дошел ваш командир. Вы рады, что решили последовать за мной? Я бы не позволил вот так себя поймать. С другой стороны, я никогда бы и не бросил вас, как он.

Скрайвок думал, что терминаторы как-то отреагируют на провокацию, но те и не шевельнулись.

Крукеш обошел Севатара, чтобы взглянуть своему повелителю и сопернику в лицо. Повелители Ночи в зале придвинулись ближе, не веря своим глазам.

— Кузнец войны, что это значит? — спросил Скрайвок. — Как он может быть здесь?

Дантиох со смиренным видом замотал головой. Он не вызывал у Скрайвока ничего, кроме презрения. Железно внутри, железо снаружи, как же. Он был так же слаб, как смертные, и вся его решимость испарилась без следа, едва над его другом нависла угроза.

— Это иллюзия. Фарос проецирует трехмерное изображение, но оно не настоящее. Ни одна технология на это не способна.

— Интересно, где ты сейчас, Севатар? — сказал Крукеш. — Похоже, ты оказался в стесненном положении! — Он рассмеялся над собственной шуткой. — Если бы знали, где ты, мы бы еще подумали, стоит ли тебя спасать. Но в текущих обстоятельствах нам нужен новый лидер, и поскорее. Я подумываю выдвинуть свою кандидатуру. Не дашь мне свое благословение?

Севатар дернулся. Из-за кляпа показался шрам. Похоже, он пытался что-то сказать, но не мог издать ни звука и лишь злобно глядел на Крукеша. Скрайвок вдруг почувствовал гнев — чужой гнев, наложившийся на его собственные эмоции липкой, жуткой пленкой. Машина передавала ему чувства Севатара. Осознав это, он также начал ощущать восторг Крукеша.

— Нет? Какая жалость, — насмешливо оскалился Крукеш. — Когда соберу вместе флот, то обязательно передам остальным, что ты жив.

Он протянул руку к лицу Севатара, но тут же в замешательстве отдернул ее.

Кироптера торопливо вышел из камеры, и та растворилась в черной стене зала. Он направился прямо к Дантиоху и обхватил его скрытое маской лицо обеими руками.

— Скажи, кузнец войны. Что еще умеет эта машина?

Он был возбужден и зол, его слова звучали жестко и настойчиво.

— Ничего, кроме того, что вы уже видели! — ответил Дантиох. — Это маяк и средство связи, не более того.

— На чем ты ее фокусировал, когда мы прибыли?

— Мы разговаривали с теми, кто вас уничтожит, — спокойно ответил Дантиох.

— И ее нельзя использовать для перелетов, нельзя передавать что-то материальное, а не только информацию? — Крукеш сжал голову Дантиоха так, что костяшки пальцев побелели. Металл маски скрипнул под давлением.

— Нет! — бросил кузнец войны. — Отпусти меня, или больше ни одной тайны маяка от меня не узнаешь.

— Ложь, ложь, ложь! — взревел Крукеш и толкнул кузнеца войны на ряд машин Механикум.

Дантиох вскрикнул от боли в искалеченном теле. Крукеш подошел к нему и пнул по больной ноге, заставив тяжело упасть.

— Не лги мне! Я коснулся его. Я почувствовал плоть Севатара под своей перчаткой. Я был там. Я был в камере вместе с ним.

— Невозможно, — простонал Дантиох.

Он попытался встать, но Крукеш не позволил ему, опять пнув.

— Ложь!

— Межзвездная телепортация? — спросил Скрайвок.

— Да, — ответил Крукеш, злобно глядя на кузнеца войны. — Это ведь она, да, Дантиох? Ты опять лжешь мне! За это мы помучаем твоего друга и убьем еще одного.

Но не успел Крукеш отдать приказ, как вмешался Скрайвок:

— Раз ты не собираешься искать Кёрза, нужно освободить Севатара. Из всех нас только он способен удержать легион от распада.

— Нет! — рявкнул Крукеш. — Он это заслужил.

— Без Ночного Призрака или Севатара нам конец! Мы развалимся на враждующие банды, и легион умрет.

— Не развалимся. — Крукеш махнул рукой, приказывая двум своим воинам выйти вперед. Те помогли Дантиоху подняться. — Мы знаем, где остальные. Свяжемся с ними, назначим новое место сбора и воссоединимся. Затем отыщем Хоруса и вновь вступим в его войну! Магистры когтя, приготовьте своих воинов к возвращению на корабли. Маяк — занимательная игрушка, но скоро мы возьмем от нее все, что нам нужно.

— Они не последуют за тобой, Крукеш, — сказал Скрайвок. — Ты выходишь за пределы своих полномочий.

— Это мы еще посмотрим, — сказал Крукеш, — когда я начну отдавать приказы с мостика самого «Сумрака». Я захвачу корабль, а вместе с ним и командование легионом. Кузнец войны, приготовься максимально сфокусировать свой Фарос на «Сумраке».

— Я не могу! — воскликнул Дантиох. — Я не знаю, где ваш флагман. И калибровка машины занимает много времени.

— Тогда как ты сумел так быстро отыскать Севатара? Ты лжешь мне, кузнец войны. Возможно, ты больше не нужен.

— Я говорю правду! Во время битвы пострадали залы, без которых маяк не может полноценно работать. Будь у нас несколько недель, может…

С утеса в главную локацию «Альфа» вбежал Повелитель Ночи — один из отряда, заменившего в Императорской наблюдательной башне смотрителей маяка.

— Милорд! Лорд Крукеш! — закричал он. — Вести с флота.

— Говори.

— Нападение. Имперские корабли на огромной скорости. Ультрамарины здесь!

— У нас мало времени, — заметил Скрайвок.

— Мы их уничтожим. Свяжитесь с моим кораблем. Скажите, чтобы циклонные торпеды на платформе нацелили на Фарос. Если они победят, мы оставим им лишь дымящиеся развалины. Тем более, подозреваю, Жиллиман изначально сам хотел это сделать. Какая восхитительная ирония: мы исполним его желание. Кузнец войны, я повторять не буду. Отыщи «Сумрак» и отправь меня туда. Если ты откажешься, — он повернулся и указал на связанного Полукса, — твой друг останется без глаз и языка.


Предварительный залп твердотельных снарядов застал флот Повелителей Ночи врасплох. Два их корабля разнесло на атомы, когда в них врезались ядра, летящие со скоростью, лишь немногим меньше скорости света. Другие были безнадежно повреждены и отправились дрейфовать на высокой орбите, ограничивая маневренность уцелевших кораблей. Флот Повелителей Ночи охватило подобие паники, и они раз за разом сканировали небо в поисках нежданного врага. Ни в Империуме, ни у ксеносов не было кораблей, способных двигаться так быстро. С точки зрения современных боевых доктрин, Корвон пришел из ниоткуда.

Флот появился вскоре после первого залпа, оставив между собой и кораблями Повелителей Ночи большую дистанцию. Второй раз они выстрелили, когда пролетали мимо, еще замедляясь. Двигались они так быстро, что большинство вражеских кораблей не успело провести расчеты для стрельбы и открыть огонь, но некоторые это все же сделали и отправили в пустоту раскаленные металлические ядра и лучи света в надежде, что те во что-нибудь попадут. Второй залп от Ультрамаринов нанес меньше урона, но их целью было не уничтожение, а провокация. Обе стороны не причинили друг другу значительных повреждений во время этой перестрелки.

Затем флот лоялистов ушел вперед, оставив Повелителей Ночи в замешательстве.

Лукреций Корвон наблюдал за тем, как разыгрывается первая часть его гамбита, с командной палубы «Великолепной Новы». Информация устаревала на несколько минут к тому моменту, как он ее получал, но психические видения провести не удалось, и ему оставалось лишь полагаться на корабельные авгуры. Теперь все решения, которые он должен был принимать, были ограничены медлительностью света. Он напряженно следил за обстановкой, считая каждый пик излучения и видимые вспышки, которые указывали на пробитые корпуса вражеских кораблей. Корвон смотрел в прошлое, которое был не в силах изменить, и рисковал собственным будущим, делая ставку на неизвестное настоящее, сам захваченный в ловушку между ними.

Разбитую командную палубу огласили радостные крики, когда пустоту разорвал злой и несвязный вокс-трафик. Треть вражеских кораблей сошло с якоря и погналось за атакующими.

Корвон изучал потоки информации на тактических экранах и гололитических проекциях. Атака шла по плану. В атмосфере планеты горело несколько ярких ионизационных следов от снарядов, не попавших в корабли. Количество энергии, которое они передали атмосфере, наверняка вызовет несколько мощных бурь, но это скорее было ему на пользу. В поверхность ни один не ударил. «Великолепную Нову» и «Наблюдателя», насколько он мог судить, до сих пор не заметили.

Теперь предстояло самое трудное.

— Ударная группа, на посадочные палубы. Мы готовы к высадке на планету.

Корвон посовещался с недавно назначенным капитаном корабля и в последний раз окинул критическим взглядом остальные главные пульты. Они до сих пор не починили все машины, пострадавшие при отключении Фароса, и «Великолепная Нова» летела лишь благодаря вспомогательным системам и второпях поставленным заплаткам, но ей это не мешало. Корвон был хорошим командиром и пользовался уважением как за флотоводческие таланты, так и за дар к жестоким ближним боям пустотных войн. Он не делал замечаний членам экипажа, когда видел незначительные ошибки в их работе. Во время приземления экипажу следовало чувствовать себя уверенно, а не сомневаться в своих способностях.

Но сам он был напряжен, когда вышел из транспортера, который отвез его с командного шпиля к десантным платформам.

Десантные капсулы стояли с опущенными лепестковыми дверями, а их угловатые вершины были зажаты в когтях подъемников. Сервиторы, адепты Механикум и смертные представители палубной команды в форме ультрамарского флота готовили пусковые трубы. Несколько капсул отправляли без легионеров внутри, только с боеприпасами. Ударная группа не могла взять с собой много, а места для запасных доспехов и оружия не было вовсе. При инфильтрации воины в силовой броне сталкивались с проблемами, не знакомыми легковооруженным подразделениям.

Согласно расчетам самого Корвона, боеприпасов хватит едва-едва. Если битва затянется более чем на три-четыре дня, для сохранения боеспособности придется заимствовать ресурсы у врага. Как правило, войны выигрывались благодаря стратегии и логистике, а не решающим ударам. Но пока следовало сосредоточиться на настоящем моменте. Его воины ждали, стоя навытяжку абсолютно ровными рядами. Их экипировка была в идеальном состоянии, и на многих наплечниках покачивались новые клятвенные свитки.

Три отделения перед ним состояли из его лучших ветеранов. С недавнего времени они красили наплечник четвертями в синий и костяной, подражая Корвону.

Раньше такое не допускалось. Когда он сделал подчиненным выговор за ношение его символа, те ответили, что он был героем Астагара, обладателем Венка Непокорности, пользовался уважением у самого Жиллиммана, и они лишь хотели проявить к нему собственное уважение. Корвону это не нравилось, но он все же разрешил им использовать символ. Выносить воинам порицание за то, что они его почитают, было бы оскорблением.

Остальные подразделения перед ним носили стандартный синий цвет легиона. Все были способными воинами, из которых четыре отделения по пятнадцать воинов в каждом было экипировано для выполнения гибкой тактической роли.

Завершали его ударную группу два отделения поддержки. Он взял лишь несколько тяжелых орудий. Установленные на них саспензоры уменьшали вес, но орудия оставались массивными, и перемещать их через густые леса Соты будет непросто. Остальные он приказал заменить огнеметами и мелта-пушками, имеющими малую дальность и смертоносными, а потому идеально подходящими для этой миссии.

Всего их было сто двадцать шесть. Возможно, слишком много, а возможно, слишком мало. Их численности должно было хватить, чтобы пробиться к квантовым двигателям в главной локации «Ультра», но при этом не привлечь к себе внимание раньше, чем следовало.

У Корвона не было времени на красивые речи, но его воины ничего и не ждали.

— Активируем хронометры миссии. Отметка Соты начинается… сейчас.

Хронометр в его шлеме пискнул и начал отсчет.

Он потратил пару мгновений, оглядывая своих солдат. Он знал их всех, они были его братьями и достойными легионерами.

— Мы сражаемся за Макрагг. По капсулам.

Они повернулись и промаршировали вперед, заглушая гомон, сопровождавший подготовку к миссии, и стали погружаться в десантные капсулы по отделению зараз. Двери со скрипом поднялись. Атмосферные замки зашипели. Последние отделения еще не успели погрузиться, когда дребезжащие подъемные краны подхватили первые капсулы и медленно повезли их вдоль потолочных направляющих, жалобно воя сиренами. К хору присоединялись все новые и новые механические голоса, пока металл палубы не начал дрожать от их рева.

Первую капсулу подвезли к трубе. Круглая дверь трубы отъехала в сторону, и капсула погрузилась на место. Корвон подождал, пока верхние части люков пропадут из вида и кран отъедет в сторону, после чего махнул рукой, приказывая своему командному отделению присоединиться к нему в их собственной капсуле.

Он погрузился в нее первым и опустил фиксаторы, пока егоподчиненные закрепляли специализированное оборудование в модифицированном пассажирском отсеке. В большинстве своем они были так же молчаливы, как их командир. Братья Голлодон и Цереан, похоже, перекинулись шуткой, но они не забывали о характере своего капитана и разговаривали на частном канале.

Десантная капсула дернулась вверх. Корвон вывел на визор инфопоток с командной палубы. Погрузившись в изучение данных, он едва заметил, как двери капсулы поднялись и закрылись. Мир уменьшился до пространства, освещенного огоньками на оборудовании, равномерным миганием стабильно работающих систем и рубиновыми бликами от собственных линз на двери. Чтобы увидеть товарищей, требовалось до предела повернуть голову, и даже тогда был виден только силуэт. Он подключился к их вокс-каналам. Апотекарий Гефт устно сверялся со списком задач — это был его предбоевой ритуал. Голлодон и Цереан до сих пор беседовали. Вокс-оператор Беллефон и вексилларий Дамий молчали.

— Проверка связи, — сказал он.

Все по очереди назвали свое имя и ранг. Корвон проверил инфосеть отделения, выведя на экран их жизненные показатели и убедившись, что с их снаряжением и количеством боеприпасов все в порядке.

Десантная капсула закачалась, останавливаясь.

— Красс, статус, — скомандовал он.

— Есть, капитан, — ответил Красе, загружая данные в сеть.

Он был одним из немногих сержантов, которые сражались вместе с Корвоном на Астагаре. Многие там погибли, а остальных его подчиненных перевели в другие роты, чтобы восполнить потери среди состава. Красе упрямо оставался рядом. Корвон не сомневался, что когда-нибудь тот сменит его на посту капитана Девяностой роты.

Корвон связался со всеми сержантами ударной группы в порядке старшинства. Как он и ожидал, все было в норме.

Десантная капсула еще два раза качнулась и замерла, а затем резким рывком опустилась. Из-за корпуса раздавался равномерный скрежет, пока капсула погружалась в трубу.

— Экипаж на этой палубе надо обучить получше, — заметил Голлодон. — Я только вчера приказал ее покрасить.

Все засмеялись. Во время спуска краска на капсуле сойдет почти полностью. Корвон к веселью не присоединился. Он изучал ситуацию снаружи. Битва была представлена в виде примитивной графической схемы на ограниченном пространстве визора: зеленые стрелки обозначали его флот, красные — вражеский. Оба уже заметно отдалились от Соты и продолжали двигаться прочь. Но вокруг бледно-голубого круга, обозначающего планету, еще оставалось много кораблей. Три красные стрелки направлялись к «Великолепной Нове», а зеленая стрелка «Наблюдателя» шла на перехват.

— Тридцать секунд до старта, — объявил по воксу офицер системы десантирования.

В капсуле загорелась красная аварийная лампа. Тихий звонок принялся отсчитывать секунды. Корвон смотрел, как корабль Алквида летит прямо на перехватчиков из флота Повелителей Ночи. Он вывел на экран небольшие справки. Все три корабля могли в одиночку справиться с «Наблюдателем», а из-за полюса Соты, в плоскости над «Наблюдателем», выходило еще четыре корабля поменьше.

В такие моменты Корвон жалел, что у него нет бога, которому можно было бы помолиться. Темным Ангелам оставалось уповать только на чудо.

Но пока их жертва не выглядела напрасной. Только один корабль направлялся к «Великолепной Нове», и он был далеко позади.

От Корвона требовалось только пережить спуск.

Звонки завершились длинным, мелодичным сигналом.

— Капсула ноль-один, сброс, — произнес офицер.

Пол ушел у Корвона из-под ног, когда дорсальный двигатель капсулы взревел и выбросил их из трубы. Казалось, что позвоночник впился в основание черепа, а желудок прыгнул к горлу.

Свободное падение сквозь пустоту продолжалось лишь несколько секунд. Затем их транспорт громко врезался во что-то, и отсек наполнился ревом атмосферного трения.

При каждом десантировании, в котором участвовал Корвон, начиная с самого первого тренировочного спуска, была вероятность погибнуть. Риск катастрофы, хоть и невеликий, присутствовал всегда. Спуск часто проходил под вражеским обстрелом, но не сейчас: они десантировались вдали от орудий Сотополиса, если те еще существовали. «Великолепная Нова» двигалась так быстро, что десантные капсулы получили скорость на самом пределе эксплуатационного допуска. Вероятность их разрушения была выше обычной.

Спуск был жестким первые две трети пути, и простым дискомфортом дело не ограничивалось. На космодесантников воздействовали силы, способные ломать кости, а Корвону казалось, что его мозг сейчас распадется на части внутри черепа. Их кидало из стороны в сторону, как игральные кости в банке. Но затем полет сгладился, дав Корвону секунду, чтобы заметить пропажу связи с «Великолепной Новой» и увидеть новый сигнал, настойчиво пульсирующий в нижнем квадранте визора. Это был приводной маяк людей Дантиоха. Капсула дернулась: реактивные двигатели в меру своих ограниченных возможностей выводили ее на курс перехвата.

Главный двигатель активировался за мгновения до удара. Капсула замедлилась со смертельно опасной скорости до скорости, которая просто грозила увечьями, и врезалась в землю с такой силой, что у пассажиров завибрировали кости. Двери вылетели — без сомнения, расплющив все, что было под ними, — и отсек залило бледно-серым светом раннего утра и сладким, слегка дымным воздухом чужой планеты. Едва фиксатор Корвона взлетел вверх, он бросился наружу.

Две капсулы уже приземлились, и его люди оцепляли периметр. Свистящий рев и громкие удары возвестили о прибытии еще нескольких капсул. Деревья трещали, как хлысты, ломаясь под весом дымящихся капсул. На пустыре, образованном их грубым приземлением, понемногу разгорался пожар, но он не мог вызвать весь этот дым в воздухе.

Корвон решил рискнуть и отправил вокс-импульс своему кораблю, но ответа не получил. Он окинул небо взглядом. Яркие огоньки искусственных звезд указывали, где сражается «Наблюдатель». На востоке он с облегчением заметил светящийся треугольник воздуха: его собственный корабль убегал от врага сквозь верхние слои атмосферы. Его преследовали яркие точки, но догнать не могли.

У «Наблюдателя» дела шли хуже. Как в летнюю грозу, небо пересекали зеленые всполохи, всегда сопровождавшие схлопывание пустотных щитов на краю атмосферной оболочки. Огонь, которым обменивались корабли, стал плотнее.

В небе возникла яркая вспышка, устроив на Соте ранний рассвет. Она слегка уменьшилась, а затем увеличилась в разы, превратившись в новое солнце и на мгновение сделав из утра полдень.

Когда свет сжался в ничто, с неба полетели охваченные огнем обломки. «Наблюдатель» уничтожили. Алквид погиб. Он безропотно отдал жизнь на службе Империуму, заранее зная, что его ждет. Некоторые Ультрамарины не доверяли скрытным Темным Ангелам. Отныне Корвон будет всегда выступать против подобного отношения.

Последняя капсула рухнула на землю. Все дошли до поверхности целыми, и потерь среди его воинов не было.

— Мы в долгу перед Первым легионом, — сказал он по воксу. — Пусть рота «Нова» никогда об этом не забывает.

Приводной маяк тревожно слал сигналы в километре от них.

— Они скоро до нас доберутся. Выдвигаемся! — приказал он.

Они побежали по густому лесу. Броня позволяла прокладывать путь прямо через плотные заросли губчатых деревьев, но порой они все же увязали в растительности, как в сетях, и продвижение шло не так быстро, как Корвону хотелось. Маяк пел. До него оставалось двадцать метров, десять, а затем он замолчал.

Земля поднималась. Корвон торопливо пробирался вперед. Двигаться тихо в таких условиях было невозможно, и, когда он вдруг вырвался из зарослей деревьев на голую вершину холма, шума было столько, что он поморщился.

Под скалой, поросшей густым оранжевым мхом, ждал неряшливо выглядящий ауксилларий.

Корвон нацелил на него оружие.

— В великой жертве…

— Великая слава, — ответил человек. Он явно много времени провел в боях и был покрыт грязью и сажей. — Не самый лучший пароль, на мой взгляд, но я ж не космодесантник. — Он широко улыбнулся. Улыбка погасла, когда Корвон не опустил оружие.

Солдат окинул капитана взглядом.

— Большой и серьезный. Да вы с капитаном Полуксом отлично поладите.

— Кто ты? — спросил Корвон.

Часть его людей окружили солдата, остальные прошли вперед и заняли позиции у основания холма.

— Сержант Мерик, Сотинская нерегулярная ауксиллия. Вы не могли бы двигаться чуть потише? От вас шума, как он фантинов в брачный период.

Человек вел себя нагло, но явно нервничал. Корвон не опускал оружие.

— Ты собрался в одиночку отвести нас к Фаросу?

— Нет, — ответил мужчина.

На груди Корвона появилась красная точка прицела, на его офицерах — еще несколько. Мох на камнях зашевелился, и из-под него, не сводя оружия, показался легионерский скаут.

— Это исполняющий обязанности скаут-сержанта Обердей и его братья из Сто девяносто девятой роты «Эгида». Он будет вашим проводником по тоннелям.

Лазерная метка погасла.

Неряшливый мужчина повернулся к нему спиной и зашагал вниз по холму, почти бесшумно преодолевая плотные кусты. Перед самыми деревьями он обернулся и подмигнул:

— Вам в эту сторону. Мои люди ждут у входа в тоннель. Не беспокойтесь, он далеко отсюда. Мы не идиоты, мы бы не стали так выдавать его местоположение. Но постарайтесь двигаться потише, иначе они вас застрелят.

Скаут Обердей подошел к капитану, убрал снайперскую винтовку за плечо и отдал честь.

— Лорд капитан Лукреций Корвон, служить вам в этой миссии — честь для меня. — Он бросил взгляд через плечо в сторону, куда ушел Мерик. — Не злитесь на сержанта Гиральда, он не хотел показаться непочтительным. — Обердей помолчал, обдумывая свои слова. — На самом деле хотел, по правде говоря. Он не воин и ничего не воспринимает всерьез, но он хороший человек.

— Сколько тебе осталось до братства, неофит?

— Я на финальной стадии отбора, капитан, — печально ответил Обердей, но затем в его глазах зажглась искра непокорности. — Но мы сражаемся, пусть и молоды. Мы успешно противостоим Восьмому легиону.

— Я не хотел тебя задеть, скаут. Чем больше информации, тем больше жизнеспособных теорий, даже если информация кажется несущественной. Понятно?

— Да, милорд.

— Вы хорошо себя показали. А теперь веди нас. Твой смертный товарищ нас оставил.

Обердей махнул рукой прочим скаутам, чтобы те построились, и назначил по одному к каждой подгруппе в ударном отряде Корвона на случай, если они разделятся.

Они обогнули камни на вершине холма, и Корвон увидел, откуда шел дым.

Все леса вокруг Фароса были охвачены огнем.

Глава 27 Лесной пожар Отвага пастырей В лабиринт

Над горой с ревом пролетали звенья штурмовиков, сбрасывая на леса прометиевые бомбы, от которых даже влажная древесина скородеревьев мгновенно занималась пламенем. Ошметки почерневшего леса, окаймленные огнем, тянулись перед ветром.

— Вы до сих пор оказываете сопротивление, — сказал Корвон.

Мерика слова Корвона удивили. Ранее капитан с ним почти не разговаривал. Все были слишком заняты тревожным разглядыванием деревьев.

— Ага. Оказываем. Наверное, со стороны дело выглядит хуже, чем на самом деле. Они захватили вершину, но нижние залы все еще наши, и мы действуем из самых труднодоступных пещер.

Корвон повел скрытой шлемом головой из стороны в сторону, окидывая взглядом гору, охваченную войной. — Долго это не продлится.

— Ты прав, — ответил Мерик. — Не продлится.

— Ты на удивление спокоен.

— А должен заикаться от ужаса? — фыркнул Мерик. — Не все мы трусы. Далеко не все. Эти люди, — он махнул рукой назад, в сторону своего сократившегося отряда, — отлично сражаются. Они убили несколько легионеров, ты в курсе? Как по мне, они похрабрее вас будут.

— Они боятся, но преодолевают страх, — сказал Корвон. — Это достойно уважения.

— Они испытывают не страх, а ужас, капитан. Они знают, что с нами сделают Повелители Ночи, если поймают. Мы понимаем, что нам грозит, но не сдаемся. Никто из нас не рассчитывает прожить долго.

Они шли фантинской тропой — полосой ровной, плотной, как камень, земли, проложенной между деревьями поколениями огромных зверей. Им не удалось победить скородеревья до конца, и те нависали над тропой, образуя зеленый тоннель.

— Так быстрее, и выследить нас будет сложнее, — сказал Мерик.

— Это не человеческая тропа, — заметил Корвон. — Какие животные ее проделали?

— Большие, — ответил Мерик. — Этот регион находится далеко от города, и обычно их тут полно, но они сбежали из-за боев. Радуйся. Они вспыльчивые.

По дороге идти было легче, но теперь стало очевидно, насколько сотинцы медленнее космодесантников. Мерик чувствовал, как раздражены легионеры из-за того, что приходится идти со скоростью людей, но они не бросали сотинцев. Мерик опасался, что в конечном итоге их милосердие может стоить им войны.

Скоро они взбирались по подножию через удушающие спирали дыма. Вне тропы опасность от пожаров возрастала. Лишь слепая удача уберегла их от огня, ползущего по лесу. Несколько раз приходилось делать крюк, чтобы обойти его. Они почти ничего не видели, а ауксиллариям было тяжело дышать из-за дыма, который валил из горящего леса. Скородеревья были влажными и горели плохо, а когда все-таки занимались огнем, дым шел густой и белый от пара. С неба падал пепел, серый, белый и черный, и местами он шел густо, как снегопад.

Спустя некоторое время Обердей призвал их остановиться на поляне перед крутой, почти отвесно поднимающейся из земли скалой, которая сменяла пологий холм. Каменистую поверхность покрывала растительность, и Мерик не видел ничего, кроме темно-зеленой листвы и редких участков со мхом, но его солдаты показывали на что-то среди листьев.

— Тройная пещера, — сказал Гаскин. — Самый удаленный вход в гору из всех найденных. Раньше, до того, как построили город, она служила убежищем далеко заходившим пастухам. Фантины к ней не подходили.

— Ничего не вижу, — произнес Мерик.

Лозы покрывали скалу так плотно, что она была больше похожа на древнее лицо лесного бога, чем на кусок горной породы.

— Вон там. — Гасин положил руку Мерику на плечо и показал на три несимметричных темных пятна среди лоз.

Мерик прищурился.

— Ты неплохо ходишь по лесу, серж, — сказал Мелкий Джонно, — но только урожденный сотинец способен разглядеть пещеры за всей этой растительностью.

— Вот-вот, — согласился Дорикан, вместе с Челваном опуская «Домицию» на землю. День был жарким, а из-за пожаров стало еще жарче. Они обливались потом, но на вес орудия не жаловались.

— Вот наш вход, — сказал Корвон. — Сержант…

— Да, я знаю, — ответил Мерик. — Дальше идите сами, мы вас только задерживаем.

Шлем скрыл выражение лица Корвона, но он слегка кивнул.

— Рекомендую вам рассеяться. Направляйтесь вверх. Повелители Ночи, без сомнения, уже идут следом, и они поймают вас, если вы задержитесь рядом.

— Строго говоря, нам некуда идти. Что, если вы проиграете? — спросил Мерик.

— Это уже не ваша забота. Вы свою роль выполнили. Уходите, пока живы, — сказал Корвон.

— Мы, конечно, можем бежать, спрятаться и ждать смерти в огне или плену, но есть вариант получше, — ответил Мерик. — Мы прикроем вас, выиграем вам немного времени. Нас сложно заметить с воздуха, в отличие от вас — без обид. Им достаточно отыскать десантные капсулы, а уж пройти по вашему следу труда не составит. Я думал, что скородеревья крепкие, но вы почти ни одного целого на пути не оставили.

Корвон издал неодобрительный звук, который из-за вокс-решетки прозвучал как металлическое жужжание.

— Вам незачем рисковать жизнью.

— Напротив, — возразил Мерик. — Это маяк — он очень важен. Судьба Галактики, все такое, но для нас это не только вопрос конца вселенной. Это наш дом.

— Ты очень легкомысленен.

— Спасибо, — кивнул Мерик.

— Это не комплимент.

— Знаю. Просто я такой. Я не родился здесь, капитан, но здесь мое место. Мы будем сражаться за Соту, за свой дом.

Позади Мерика выстроились сотинцы — остатки трех отделений, отправившихся в патруль на несколько дней, которые казались веком. Гаскин, Челван, Дорикан, все такой же угрюмый, несмотря на войну. Понтиан погиб, Морион умирал от инфицированной раны, Ганспир был мертв, как и почти все люди Болариона. Говениск был с ними, но он ушел в себя и передал командование Мерику. Вителлий сидел внутри горы вместе с тремя подчиненными, которые знали систему тоннелей лучше всех.

С Мериком были четырнадцать человек — все, кто остался. Эти люди рассчитывали, что отработают годовую вахту и вернутся к семье и старой работе. Теперь их форма была такой грязной, что невозможно было определить изначальные цвета, и лица были не чище. На фоне капитана Ультрамаринов в его сверкающей броне они казались дикими оборванцами.

Но они держались прямо и гордо.

— Так что спасибо за совет, но мы останемся здесь, — закончил Мерик, — и сделаем все, что можем.

— Я признаю ваши прошлые заслуги, но за нами последует большой отряд — не патруль и не случайная группа, которую можно захватить врасплох. А ваше оружие плохо подходит для боев с Легионес Астартес, — сказал Корвон. — Ваша отвага достойна уважения, но вы лучше послужите Ультрамару, если скроетесь и останетесь живы, чтобы сразиться в более благоприятных обстоятельствах.

— Ты про эти фонарики? — спросил Мерик, дотронувшись до приклада своей лазерной винтовки. — Оружие, конечно, не лучшее, но им все равно можно убить Повелителя Ночи, если достаточно долго стрелять в правильные места. И ты забываешь про «Домицию» и ее сестер. Они все еще у нас.

Он показал на Дорикана, который с чувством хлопнул по тяжелому болтеру на боку.

— Три тяжелых болтера заставят их остановиться и призадуматься, — добавил Мерик.

— Мы — пастыри Соты. Они ни за что нас не обнаружат, — сказал Гаскин. — Пока не будет слишком поздно.

— А эта площадка — хорошее место для засады, согласен, Мерик? — сказал Говениск, показав на заросший лозой выступ на середине скалы. — У них будет плохой угол обстрела, попасть в нас будет сложно. Счет должен быть равный.

Обердей, до сих пор молча стоявший сбоку от капитана, наклонился к земле, поднял большой камень и легко закинул его на выступ, на который указывал Говениск.

— Представьте, что это граната. Вам придется забраться повыше, — сказал он.

— Заберемся, — ответил Мерик.

— С тяжелыми болтерами? — скептически спросил Обердей. — Прошу вас, послушайте капитана. Спрячьтесь где-нибудь, не губите себя. Это голый камень. У ваших квариан такой номер и прошел бы, но у вас?..

Мерик с гордостью улыбнулся:

— Куда может забраться квариан, туда может забраться и сотинец. А куда может забраться сотинец, туда он может затащить оружие.


Последний космодесантник миновал вход в пещеру, и лозы со скрипом сомкнулись, окрасив тот немногий свет, который все же поступал снаружи, в мрачнозеленый.

Толомах и Солон отвели в соседние пещеры по пять человек каждый, чтобы те походили по ковру из листьев. Мусор из леса обычно лежал только в самом начале фаросских тоннелей, а на обработанном черном камне, из которого они состояли, даже керамитовые ботинки космодесантников следов не оставляли. Благодаря ложным следам Повелители Ночи не смогут с одного взгляда определить, куда они направились.

Несмотря на внешнее сходство, три тоннеля были совершенно разные. Нижний тянулся километр, после чего круто уходил вниз и заканчивался колодцем в несколько сотен метров глубиной. Солон спускался в него на веревках во время очередной топографической экспедиции и обнаружил в конце идеальную чашу из черного камня. Верхний тоннель бессистемно изгибался на километры, дважды себя пересекая, после чего резко сужался до трех крохотных отверстий, которые уходили в разные стороны.

Средний тоннель вел прямо к Фаросу и в конце входил в главную систему пещер.

Ударная группа Корвона прошла уже достаточно далеко, и все были внутри. Обердей возглавлял колонну вместе с Корвоном и Тебекаем. Он оглянулся на зеленый занавес у входа, жалея, что не может вернуться наружу.

— Это нужный тоннель, капитан Корвон, — сказал он. Голос дрожал от мысли, что придется возвращаться в пещеры, и он молча обругал себя.

— Расскажи, чего мне ждать.

— Тоннели длинные и плохо изучены. До вторжения мы успели создать достоверные карты примерно десяти процентов. Во всяком случае, так мне магос Карантин говорил, капитан.

— Достоверные?

— Получить от приборов точные данные сложно. И они не всегда… Не всегда оказываются одинаковыми, милорд, — ответил Тебекай.

Корвон хмыкнул. На своем веку он видел и более удивительные вещи.

— Этот тоннель дальше всего от горы, — продолжил Тебекай. — До главных залов в центре около двадцати километров. Первые три километра он идеально ровный, и идти будет легко, но у горы он разветвляется, и нужный нам коридор имеет наклон. Сначала небольшой, но постепенно он становится круче. — Он добавил под нос: — Во всяком случае, так было, когда мы в последний раз туда ходили.

— Как понимаю, эти тоннели — не просто тоннели, неофит, — сказал Корвон.

Обердей судорожно вздохнул:

— Капитан, у нас тут был инцидент. Я… Ну…

— Лев лично приказал нам никому об этом не рассказывать, — закончил за него Тебекай.

— В таком случае не рассказывайте, — уважительно кивнул Корвон.

Обердей немного расслабился.

— Кузнец войны Дантиох и команды механикумов установили на верхних уровнях мостики. Они также есть в ключевых тоннелях нижнего комплекса — в тех, которые ведут к местам, оказывающим непосредственное влияние на работу Фароса. — Обердей бездумно повторял слова, которые сказал ему Арк много месяцев назад, еще до того, как они начали топографическую миссию, и чувствовал, как успокаивается, произнося фразы из того времени, когда ему нечего было бояться. — Камень в тоннелях имеет несколько странных свойств.

— Например? — спросил Корвон.

— Он поглощает свет, а во время восхода и заката испускает, — ответил Обердей.

— Лорд Дантиох называет это световым феноменом, а сотинцы — песней света, — сказал Тебекай. — На несколько секунд тоннели наполняются золотистым светом.

— Отмечено. Это сыграет нам на руку. Повелители Ночи не любят яркий свет.

— Главный…

Корвон поднял руку:

— Остальные вернулись. Пора выдвигаться. Продолжай рассказывать на ходу, неофит. Колонна! Удвоить скорость! Отделениям поддержки встать в арьергарде.

Корвон размашистым шагом пошел вперед, стремительно преодолевая расстояние длинными ногами. Обердей в последний раз оглянулся. Без сотинцев колонна двигалась куда быстрее.

— Там крутые спуски и ямы, поэтому сохранять скорость будет сложно, — продолжил Обердей. — Нужно придерживаться маршрута. Если сойдем с него, то потеряемся. Стены глушат ауспик и почти все остальные сканирующие приборы.

— То есть вам пришлось составлять карты вручную? — спросил Корвон. В голосе, доносящемся из-за вокс-решетки, не было напряжения.

Скауты могли двигаться со скоростью, которую он задал колонне, но бег вызывал у них одышку. У Корвона ее не было.

Тебекай покосился на Обердея:

— Это странная гора, милорд.

Смыкающийся вокруг них тоннель казался органическим, как трубка в теле какого-то неведомого создания. От света из входа остался только серо-зеленый намек. Тяжесть скал и лет давила на Обердея.

Тоннель вдруг расширился и разделился на два коридора. Вход в левый представлял собой сильно вытянутый по горизонтали овал, в правый — большой круг.

Обердей сбавил шаг, затем остановился. Колонна, шедшая за ним и Тебекаем, сделала то же самое. Он вгляделся в тьму пещеры. Что-то в глубине уставилось на него в ответ.

«И они не будут ведать страха».

Он нерешительно шагнул вперед.

«И они не будут ведать страха!» — истерично закричал голос в голове, превратившись в пародию на Императора.

«Я не боюсь, — сказал он себе. — Я не боюсь».

Но он боялся, хотя не должен был. Он боялся не Повелителей Ночи, смерти или сражений. Он боялся холода глубоко под землей и бесконечных поворотов в тоннелях. Он боялся гигантской машины, невероятным образом работающей спустя миллионы лет. Он боялся существ, которые шептались в тенях. Он боялся новых откровений, готовых наводнить его разум необъятными ужасами вселенной…

Но больше всего он боялся темноты.

— В чем дело, неофит? Ты забыл дорогу? — спросил Корвон.

— Нет, — ответил он. — Не забыл. Нам в правый коридор. Он идет в глубь горы, мимо главной локации «Бета», до самых квантовых двигателей.

— Тогда вперед!

— Есть, капитан Корвон.

«И они не будут ведать страха».

Услышав в сознании эхо слов Императора, Обердей подавил тревогу. Он вышел из-под последнего, умирающего света сочинского солнца и вступил в бесконечные, противоестественные глубины Фароса.


Сотинцам не понадобилось долго ждать своих преследователей. Не прошло и часа, когда те вышли на поляну.

Они напоминали дикарей и разительно отличались от Ультрамаринов в их отполированной и единообразной броне. Темно-синие доспехи покрывали изображения смерти, на масках были нарисованы черепа. Небольшие знаки различия часто скрывались за многочисленными цепями, на которых покачивались кости их жертв. На поясах висели жуткие гроздья черепов. Некоторые воины носили поверх шлемов маски. Спустя мгновение Мерик осознал, что маски представляли собой растянутую и дубленую кожу с человеческих лиц. Один был облачен в длинный плащ из кожи. У некоторых на самых больших пластинах брони мигали молнии и другие изображения, яркие и красные. Мерик был рад, что не может их разглядеть.

Предателей было не меньше шестидесяти. Двадцать стояли прямо на поляне перед входом в пещеру, а движение скородеревьев слева и справа указывало на другие отряды. Кто-то раздвинул густые побеги на границе поляны.

— Сейчас? — спросил Дорикан.

— Подожди! — прошептал Мерик. — Слева и справа приближается еще. Если хотим помочь, нужно накрыть огнем как можно больше.

Он не стал говорить о шансах на их выживание. Они были нулевыми.

Повелители Ночи собрались у скалы под ними. Один из них был кем-то вроде следопыта и показывал своим командирам свидетельства того, что здесь прошли Ультрамарины. Один командир был вооружен огромным топором, второй — глефой.

— Мерик, они нас скоро заметят!

— Гаскин, представь, что ты охотишься на фантина, — сказал Мерик.

— Они не фантины!

— Но убьют тебя точно так же, если допустишь ошибку. Не стрелять.

На поляну выходили новые Повелители Ночи. Несмотря на свой жуткий облик, действовали они дисциплинированно и тут же рассеялись по поляне, устанавливая плацдарм. Их офицеры, полуночно-синие монстры в красных плащах, стояли прямо у скалы. Мерик подался назад, в низкие кусты у края.

— Сейчас? Надо открывать огонь сейчас! — прошипел Челван.

Мерик замотал головой. На поляне собралось еще больше врагов. Они ни на мгновение не ослабляли бдительность, держали болтеры на изготовку и все вместе водили взглядом и оружием из стороны в сторону, осматривая каждый сантиметр участка.

Один Повелитель Ночи посмотрел в сторону скрытых тяжелых орудий. Мерик дернулся, но их не заметили.

Отряд Корвона не пытался заметать следы, но зато повредил растительность у всех трех входов в пещеры. Повелители Ночи разошлись веером и беззвучно направили в каждый по разведывательному отряду. Остальные отступили к деревьям и встали на страже. На поляну пока вышло меньше врагов, чем Мерику хотелось, но идеального момента можно было ждать бесконечно. Лучше сохранить элемент неожиданности.

— Огонь! — закричал он, отбросив скрытность.

Пусть ублюдки знают, кто их убил. Он хотел, чтобы они умирали, понимая, что над ними одержали верх простые смертные.

Низкий рев трех тяжелых болтеров заглушал жалкий треск лазерных винтовок, да те и не причиняли космодесантникам особого вреда. Однако крупнокалиберные масс-реактивные снаряды, несущиеся к Повелителям Ночи на потоках недолговечного огня, легко пробивали броню. Керамит трескался, безуспешно пытаясь удержать взрыв внутри. Из огромных ран фонтаном била кровь. Один Повелитель Ночи потерял руку, другой голову. Пятеро погибли, не успев даже осознать, что происходит, еще больше тяжело ранило или сбило с ног импульсом выстрелов.

Торжествующая ухмылка Мерика сменилась хмурым выражением. На такую быструю реакцию он не рассчитывал. Они не ударились в панику, как можно было ожидать от солдат-смертных, не стали стрелять во все стороны. Вместо этого они плавно организовали огневое прикрытие: те, кто стоял ближе всего к деревьям, открыли огонь по скале, отступая при каждом выстреле, а те, кто был дальше, на полной скорости побежали под защиту деревьев. Волтеры били в скалы вокруг позиции сотинцев, больно осыпая их каменной крошкой. Но Говениск был прав: угол обстрела у врагов был плохой. От скалы под ними летели обломки, но самих солдат 1-й Сотинской не задевало.

— Они бегут! — закричал Эонтагн, один из людей Говениска.

Он встал, чтобы лучше прицелиться из лазвинтовки, и поплатился за свою нетерпеливость, получив болтерный снаряд в грудь. Эонтагн перестал существовать в виде человека, рассыпавшись на куски плоти.

— Не вставать! — крикнул Мерик солдатам. Его переполняло возбуждение от боя, а пьянящая смесь страха и адреналина порождала внутри дикую радость.

Мир Мерика сжался до сферы с поляной в центре. Вспышки топлива, сопровождающие вылет болтов из стволов, казались новорожденными звездами. Раскалывающийся камень пах свежо и резко. Листья деревьев стали изумрудными. Но самым восхитительным было зрелище Повелителей Ночи, бегущих от гнева простых людей.

Долго это продолжаться не могло. К границе леса подошел Повелитель Ночи с ракетной установкой в руках, а его товарищи встали вокруг защитным кольцом.

— Убей тяжелого! — закричал Мерик.

Дорикан повернул болтер, не убирая палец с гашетки. Крупнокалиберные снаряды оставили в черной почве ряд небольших кратеров и прошили грудь предателя. Тот успел выстрелить перед смертью, но ракета ушла в сторону и пролетела над головами сотинцев.

Она ударила в скалу над их позицией, и на тяжелый болтер посередине обрушилась лавина. Люди закричали под ударами камней. Болтер упал набок вместе с лафетом. Его оператор был мертв.

— Пусто! — крикнул Дорикан.

Челван встал, держа в руке массивный запасной магазин. Он вогнал его на место и хлопнул Дорикана по плечу.

Мерик заметил, что один Повелитель Ночи целится в Челвана с расстояния в сотню метров, и сбил товарища с ног, но болт все равно попал в него. Челвану оторвало руку, а от силы удара он с криком упал с сорокаметровой высоты.

— Это были все наши боеприпасы! — закричал Гаскин.

— Дорикан, береги болты! — сказал Мерик. Ни разу в жизни он еще не был так спокоен, как сейчас. Возможно, именно такое бесстрашие испытывали Легионес Астартес. — Взгляни налево! Они поднимаются к нам.

Повелители Ночи взбирались по скале, совершая огромные прыжки с помощью ранцев и пробивая камень пальцами для опоры. Один сорвался и упал с высоты, которая убила бы простого смертного, но он поднялся как ни в чем не бывало и полез вверх снова.

Мерик прополз мимо Дорикана, поворачивающего орудие из стороны в сторону. Повелители Ночи на скале гибли. Грохот оружия бил по ушам, пока Мерик не почувствовал, что в ухе что-то оборвалось, и слух ослаб, а звуки боя скрылись под болезненным звоном.

Мерик на животе подполз к позициям второй болтерной команды. Оползень раздавил их, и Мерику пришлось разгребать влажные от крови камни, чтобы добраться до неработающего транспортера. Он нашел его, откатив в сторону один большой булыжник. Кожаные подсумки с магазинами были у самых пальцев. С облегчением улыбнувшись, он потянулся к ним, расстегнул заедающий от песка замок и вытащил полный магазин, охая от его веса.

— Дорикан! Он у меня!

Его радость была недолгой. Мир задрожал от рева. Затем сквозь звон в поврежденных ушах пробились крики, грохот выстрелов вблизи, и тяжелые болтеры замолчали. Он перекатился на спину и столкнулся лицом к лицу со своими кошмарами.

Над ним нависал Повелитель Ночи с еще свистящим прыжковым ранцем. На нем были нарукавники из человеческой кожи, а маска шлема с небольшими крыльями летучей мыши по бокам была выполнена в виде скалящегося черепа.

— Вы только посмотрите, что тут у нас. — От его равнодушного тона Мерику стало страшно до тошноты. — Новая порция кожи для свежевания.

Повелитель Ночи протянул к нему руку в жутком рукаве, схватил за рубашку и поднял на ноги.

На краю приземлились еще три воина с ранцами. Из команды Мерика в живых оставались только семь человек. Они сжимали головы руками, и на их лицах отчетливо читался страх.

— Отведите их к лорду Келлендвару, — приказал монстр своим товарищам.

Повелители Ночи подошли к людям, которые уже открыто плакали от страха, и, не думая о своей силе, принялись хватать их, ломая им руки.

Прыжковые ранцы заработали с хриплым ревом. Космодесантники взмыли в воздух. Мерик болтался в руке похитителя, как младенец в руке гиганта из сказки. В один момент он сильно качнулся, и в плече что-то сломалось. Повелитель Ночи обратил на него взгляд светящихся линз и выпустил.

Мерик тяжело упал на редкую траву. С трудом поднявшись, он обнаружил, что стоит в кольце нависающих над ним гигантов. Один отвесил ему мощную пощечину, выбив несколько зубов и швырнув обратно на землю. Он сплюнул кровь, опять попытался встать, но второй удар сломал ему нос и отправил его в красную тьму забытья.

Он еще не раз будет мечтать о ее возвращении, пока не наступит конец.

Глава 28 Кровь Соты Под горой Шепот в темноте

Келленкир глубоко погрузил освобожденные от брони руки в грудную клетку освежеванного человека, на форме которого было указано «М. Гиральд». Их апотекарий все силы бросил на то, чтобы человек прожил как можно дольше. И он до сих пор дышал, но хотя на глазах не было век, и закрыть их было невозможно, его взгляд был направлен куда-то вдаль, на не видимые братьям пейзажи. Во взгляде было умиротворение, и это не могло не интриговать Келлендвара. Всего несколько минут назад солдат безудержно кричал.

Это умиротворение последнего мгновения передалась его брату. Келленкир глубоко судорожно вдохнул и вынул руку вместе с раздавленными остатками сердца. Из безгубого рта в последний раз послышалось щелканье зубами, и сотинец умер.

— Келленкир? — позвал Келлендвар. Глаза его брата были закрыты от восторга. — Брат?

Губы Келленкира медленно растянулись в улыбке. — Смерть так сладостна, — сказал он. — Мне кажется, теперь я понимаю это лучше.

Взгляд Келлендвара опустился к мечу из простой стали на боку Келленкира. Он заметил, что не может подолгу смотреть на него. Что-то странное и тревожное было в нем и в том, как он отражал свет.

— Мы теряем время, — поторопил Келлендвар.

— Да-да, — рассеянно протянул Келленкир, уже выбирая следующую жертву.

Он отбросил в сторону тело, больше походившее на кусок мяса. Узнать в нем человека, которому оно раньше принадлежало, было невозможно.

— Видите, что мы делаем с теми, кто отказывается нам помогать! — крикнул Келленкир, поднимая высоко над головой голые, залитые кровью руки. — Скажите нам, куда направились Ультрамарины, и мы будем милосердны.

Он принялся ходить из стороны в сторону перед рядом сотинцев, чавкая ботинками по кровавой грязи. Пятеро оставшихся смертных стояли на коленях у края поляны, превратившейся в пыточную. Повелители Ночи держали болтеры у головы каждого, заставляя смотреть, как пытают и убивают их товарищей. Тем, кто вздумал закрыть глаза, их открыли навсегда, и теперь они даже не мигали, только дорожки крови текли по щекам. Но они не отвечали на вопрос.

Один был готов сломаться. Говениск, как сообщала нашивка с именем. У него дрожала нижняя губа. И, хотя он старался смотреть перед собой, его взгляд время от времени поднимался к лицам стоящих впереди космодесантников, но потом ужас возвращался к нему, и он отводил глаза.

Гиральд, Говениск… Да, конечно, у всех этих ничтожных человечков были имена и жизни, но Келлендвару казалась странной мысль, что они тоже люди и что он был таким же до вознесения. Смертным, слабым и обреченным на гибель от руки более сильного. Он был в долгу перед Императором за силу, но ни за что больше.

При вступлении в легион ему сказали, что нострамская жестокость не была в Галактике чем-то непривычным, но что существовали более спокойные места. Что они, Повелители Ночи, будут следовать примеру Ночного Призрака и держать злодеев в страхе, чтобы невинные могли спать спокойно.

Но злодеев оказалось так много, а невинных так мало. Люди, которые рассказывали им об их благородном долге и критиковали их за плохие поступки, умерли один за другим, а на смену им пришли те самые существа, с которыми следовало бороться. Легион между тем без конца посылали на миры с людьми, отказавшимися от Согласия или сначала включенными в Империум, но позже восставшими. Келлендвар не знал, когда начал сомневаться. Переломного момента не было, просто вопросы накапливались и накапливались. Он потерял счет людям, с которых снял кожу и которых искалечил, прежде чем Имперская Истина перестала казаться истиной. У космодесантников была почти эйдетическая память, но поток крови был так огромен, что невозможно было осознавать масштабы всего, что ему приказывали делать, и оставаться в здравом уме. По отдельности он прекрасно помнил каждое лицо, сорванное с черепа, и каждого младенца, брошенного в огонь. Их ужас, их мольбы, которые он игнорировал в погоне за бесчеловечным высшим благом. Но посчитать их он не мог. Он не мог позволить себе узнать, скольких людей замучил и убил.

Это была самая страшная ложь из всех. Вселенная являлась увеличенной копией Нострамо. Среди звезд надо было выживать точно так же, как на улицах родного мира. Осознав это, он стал едва ли не с ностальгией вспоминать времена, когда они с братом жили одним днем и питались теми, кто был слабее.

Поэтому он отказался от подсчета ради того, чтобы выжить. По крайней мере одно оправдание у него было: он больше не был лицемером.

Его брат достал меч — тот странный подарок от Скрайвока — и скользнул острием по горлу одного солдата. Остальные дернулись в ужасе, когда их забрызгала горячая кровь товарища.

— Ты! — Келленкир прижал острие к груди Говениска. Дурные предчувствия Келлендвара усилились. Сознание на мгновение затуманилось, и он обнаружил, что не может оторвать взгляда от меча. Тот дрожал в руке брата, жаждая крови не меньше своего владельца. — Говори. Скажи, по какому тоннелю ушли Ультрамарины, и умрешь быстро. Промолчишь — и станешь следующим. Я начну с твоего левого глаза. — Он поднял меч и остановил его в миллиметрах от лица солдата. — Когда я начну медленно вытаскивать его, боль будет невыносимой. Если крики товарищей недостаточно тебя в этом убедили, то ты все поймешь, испытав ее сам. — Келленкир убрал меч. — Варафор, нож.

В его руку лег нож с жутким зазубренным лезвием. Воин позади Говениска крепко схватил его за голову. Келленкир подошел ближе. Солдат принялся сдавленно всхлипывать, когда нож поднесли к его лицу.

— Приступаем, — сказал Келленкир.

— Нет! Пощадите! Пожалуйста, пожалуйста! — не выдержал Говениск. — Центральный тоннель! Они туда пошли! — жалко вопил он.

Легионер убрал руки с его головы, и солдат заскреб грязными руками по наголенникам Келленкира. Тот оттолкнул его ногой.

— Возможно, я все же вырежу тебе один глаз. Хочу быть уверен, что ты не лжешь.

— Нет! — прокричал солдат. — Пожалуйста, пожалуйста, не надо! Я не лгу, это центральный тоннель, центральный!

Он упал лицом на ботинок Келленкира и безудержно зарыдал. Товарищи косились на него, не скрывая отвращения при виде этой трусливой капитуляции.

— Не осуждайте его, — тихо сказал Келлендвар. — В конце концов, кто-то всегда сдается. Если б он этого не сделал, то сделал бы ты или ты, — продолжил он, показывая пальцем. — Достаточно пустить в дело ножи. — Он перевел взгляд на искалеченные тела собственных братьев, сложенные у края поляны. — Для смертных вы оказались достойными противниками. Помните об этом, когда мы отправим вас навстречу смерти.

— Человек говорит правду? — спросил Бордаан.

— Да, — ответил Келленкир.

— Так давайте покончим с ними и продолжим путь. Бордаан достал болтер и направил его на смертного, всхлипывающего на земле.

— Его не трогать! Он мой! — заявил Келлендвар. Он прошагал вперед и поднял извивающегося человека за волосы.

Тот ухватился за запястье Келлендвара, пытаясь облегчить боль, но смотреть на него отказывался.

— Взгляни на меня! — крикнул Келлендвар.

Солдат подчинился. Он продолжал всхлипывать, а по лицу бежали слезы и сопли.

— Тебя зовут Говениск?

— Да, да. Говениск, милорд.

— Что ж, Говениск, благодарю тебя за информацию. Келлендвар вонзил боевой нож в живот солдата и дернул клинок вверх. Говениск громко закричал, и Келлендвар уронил его на груду его собственных выпущенных внутренностей.

— Награда труса. Остальных убейте быстро.

Он повернулся к пленникам спиной. Пронзительные вопли сотинца раздражали.

Его брат изучал свой новый меч, подняв клинок к свету, и лицо его сияло детским восторгом.

— Брат, ты в порядке? — спросил Келлендвар.

Прогремело четыре выстрела. В спину ему ударили куски мозгов и окровавленные осколки костей. Четыре тела повалилось в смятую растительность, а Говениск продолжал кричать в агонии.

— Да, у меня все хорошо! Очень хорошо! Прекрасно, замечательно! — восторженно ответил Келленкир. Открытые руки и лицо покрывала засохшая кровь. — Посмотри, как красив мой новый меч!

— К подаркам от Скрайвока следует относиться с осторожностью, — ответил палач. — Мне он не нравится. Он выглядит… зловеще.

— Я сначала думал так же, дорогой брат, — ответил Келленкир и поставил меч в положение для нижней защиты. Келлендвар шагнул в сторону. Келленкир повел мечом вслед заним, направив острие на брата. — Но вскоре полюбил его. Меч простой, но такой легкий и острый. Попробуй!

Но он явно не собирался передавать его брату, а по-прежнему держал его в положении для удара.

— Я не хочу к нему прикасаться, — ответил он и указал красным от крови ножом на голые руки и голову брата. — Надень броню обратно. Мы отправляемся в тоннель.

— Ха! Теперь ты мне приказываешь, братишка? Времена действительно меняются, — Он взглянул на груду плоти, которая недавно была Сотинской ауксиллией. — Вот это головоломка. Мне незачем скрывать лицо и руки под керамитом. Победа уже наша, а противостоит нам всего сотня Ультрамаринов.

Заявив это, он отвернулся, вскарабкался по скале и исчез в серединном тоннеле.

Келлендвар мысленно обругал его.

— Выдвигаемся! — приказал он остальным.

— Не лучше ли подождать подкрепления, палач? Оно скоро прибудет.

— Оставьте у входа отряд из пяти воинов. Пусть свяжутся по воксу с остальными и сообщат, куда мы направились, как только те окажутся в радиусе действия. — Он взглянул на темнеющий вдалеке пик. — Воевать было бы гораздо проще, если бы проклятая гора держала язык за зубами.

— У врага численное превосходство: больше сотни против сорока одного.

— Время важнее численности, — ответил Келлендвар. — Ультрамарины знают что-то, чего не знаем мы, иначе зачем так торопиться на встречу со смертью? Идем! Мы и так задержались из-за этого столкновения. Время познакомиться с внутренним устройством маяка.


Келлендвар ни разу в жизни не видел такой непроницаемой тьмы, как та, которая сейчас его окутывала, и он нерешительно замер. Он, всегда любивший ночь за безопасность и представляющиеся возможности!

Келленкир в одиночку шел впереди, навевая мысли о людоеде в темноте. Нужно было догонять его, и он перешел на бег. Остальные последовали его примеру.

Тоннель долго шел прямо. Келленкир все время держался впереди. Когда на пути встречались ответвления, он уверенно выбирал определенный тоннель, словно ходил здесь уже много раз. Поскольку других ориентиров не было, Келлендвар не видел смысла за ним не следовать. На гладком черном камне не было никаких царапин или других отметин, по которым можно было бы определить, куда ушли враги. Догадки Келленкира были ничем не хуже чьих-либо других.

Келленкир почти ничего не говорил, предпочитая напевать под нос неприятную мелодию, с резко меняющимися, диссонирующими нотами. Сначала Келлендвар решил, что это просто набор случайных звуков и очередное свидетельство безумия. Но со временем в мелодии начала вырисовываться структура, усложняющаяся с каждым повтором. Это беспокоило его еще сильнее, потому что мелодия была отвратительной и настроение не улучшала. Голый меч на боку Келленкира время от времени мерцал серым светом, пока он не начинал смотреть прямо на него. У Келлендвара складывалось впечатление, что меч то ли дразнит его, то ли расслабился и перестал тщательно скрывать свою сущность, темнея, лишь когда понимал, что на него смотрят. Он не мог отвести от клинка взгляд. Тот сводил с ума, отвлекал, переключал на себя все внимание, убирая брата на второй план, и ему начало казаться, что это меч несет Келленкира, а не наоборот.

Когда Келленкир все же заговаривал, в его голосе появлялась мерзкая интонация, придававшая насмешливый оттенок даже самым простым заявлениям и приказам. Он был жесток, по меркам смертных, но хотя Келлендвар не соглашался с безумным кредо брата, он видел, что в его кровожадных действиях есть внутренняя логика. Они были для него попытками доказать свою правоту.

Перед глазами вновь встал брат, погрузивший руки в грудную клетку смертного и убивающий с безмятежным выражением лица. Это было что-то новое. На борту «Никтона» Келленкира переполнял гнев. Теперь он казался умиротворенным, и это не могло не тревожить.

Тоннель несколько сотен метров шел под постепенно растущим уклоном. Ноги скользили по гладкому камню, и Повелители Ночи ругались, чуть не падая. Чем дальше они заходили, тем круче становился уклон; постепенно их скорость упала почти до нуля.

У Келленкира этих проблем не было. Он шагал вперед так легко, словно шел по ровной земле. Когда он вновь отдалился, превратившись сначала в серое пятно на фоне тьмы, а затем в силуэт, Келлендвара охватила тревога.

— Келленкир! — позвал он. Брат давно выкинул вокс-бусины. — Келленкир! — прогремел его голос из-за вокс-решетки, но эха не было, и голос затих гораздо быстрее, чем должен был.

Легко шагая, Келленкир исчез в темноте. Келлендвар не поспевал за ним и пустился в бег. Ноги скользили но полу, он занимался на каждом третьем шаге. Впереди ничего не было видно, абсолютная темнота ревниво берегла свои тайны. Ни собственные глаза, ни оборудование доспехов не могли ее разогнать. Ему оставалось лишь надеяться, что на пути не встретится стен или ям. Все мысли были только о брате.

— Палач! — позвал его лейтенант.

— Следуйте за мной! — прорычал он в ответ. — Медленно.

Келлендвар значительно обогнал своих воинов, и их ругательства и шаркающие шаги слабели даже быстрее, чем тусклый свет от их линз. Тьма обволакивала его тесно, как вторая кожа.

— Келленкир! — опять закричал он.

Он поскользнулся. Неправильно поставил ногу, слишком быстро опустил пятку на пол, и нога ушла вперед. Он взмахнул руками и тяжело упал. Тоннель тому моменту стал еще круче, и он покатился вниз на спине.

Чтобы контролировать спуск, он расставил руки в стороны. Это помогало не переворачиваться, но остановить ускорение он не мог.

Перед ним разверзлась тьма, показавшаяся бесконечной, но это была иллюзия. Он достиг дна и, немного проехав по полу, остановился.

В шлеме зазвенел аварийный сигнал. Он отключил его. Наступила абсолютная тишина.

Вдруг из темноты материализовалось белое демоническое лицо — лицо человека, искаженное дьявольской линзой. У него были вытянутый подбородок, выступающие скулы, глубоко посаженные глаза в угловатых глазницах. Лоб уродовали большие наросты, гладкие, как жировики, но слишком равномерно расположенные. Глаза у существа были красные и с прожилками. Черный язык облизывал безгубый рот.

Келлендвар закричал и выхватил болт-пистолет.

Брат смотрел на него сверху вниз. Демоническое лицо пропало.

— Ты чего шумишь, малыш Келл? В чем дело?

Келленкир не называл его малышом Келлом уже очень давно с тех нор, как они детьми выживали в нижних пригородных развалинах Нострамо Квинтуса.

— Келленкир! Я думал…

Келленкир поднял к губам палец, все еще окрашенный кровью сотинцев.

— Тихо! — сказал он. — Я кое что нашел.

Келленкир протянул ему руку. Поколебавшись, Келлендвар принял ее и позволил поднять себя на ноги.

— Сюда! Идем.

Они двинулись по изогнутому коридору. Келлендвар слышал, как позади его воины добираются до конца уклона, в том числе и на спине, как он, и испытал беспричинное облегчение. Он больше не чувствовал себя в безопасности, когда оставался наедине с братом.

Они миновали модульный опорный пункт. Ультрамарины, занимавшие его, были мертвы.

— Твоя работа? — мрачно поинтересовался Келлендвар.

— Моя? Нет, — ответил Келленкир. — Наших братьев. Здесь шел бой. — Он указал ногой на разбросанные гильзы и блоки питания. — Они ушли дальше. Наши братья прошли в нескольких метрах от сердца горы, но не нашли его.

В его голосе звучало ехидное веселье, словно он делился секретом.

— Куда они ушли? Ты с ними как-то контактировал?

— Никак, — сказал Келленкир с дурацкой певучестью. — Вокс молчит. Здесь, внизу, не этот голос надо слушать. Идем, идем, и ты тоже услышишь…

Келленкир вел себя как взрослый, пытающийся преуменьшить опасность. Он словно играл в одну из тех смертельных игр, которые родители порой вынуждены устраивать, чтобы их дети выжили. Это навело Келлендвара на мысли о прошлом — о временах, когда Келленкир постоянно так себя вел, о жизни, которая была так давно, что казалась чужой.

После того как они поднялись на борт вербовочных кораблей и изменились в операционных залах флота, Келленкир стал забывать смертную жизнь. Келлендвар помнил больше, но все равно немного.

Почти все оставшиеся у Келленкира воспоминания были об их кровном отце — человеке, который сломался под грузом болезни и горя и выгнал их из дома. Позже он навещал их, только когда ему было что-то нужно, и эти визиты были такими же верными предвестниками дурных вестей, как визиты ночных ворон. Келленкир особенно хорошо помнил, как убил его, и часто с горькой радостью обсуждал тот момент. Из-за этого убийства они оказались в кольце поисковых банд и были отправлены в призывной лагерь для преступников. Именно отец обрек их на вступление в легион.

Келленкир выбросил из головы почти все прошлое, кроме того кровавого дня. Для него легион был способом начать новую жизнь, и он не хотел марать ее воспоминаниями о старой. Из нее осталась только преданность своему кровному брату, но и она со временем утратила важность, к растущему огорчению Келлендвара.

Келлендвар часто думал, почему между ними возникла такая разница. Из-за того, что он был младше? Быть может, необходимость защищать их обоих оказалась Келленкиру не по плечу. Он был всего на два года старше Келлендвара, но был вынужден взять на себя роль родителя и защитника. А может, Келленкир забыл жизнь на темных улицах, чтобы защитить себя.

Какова бы ни была причина, Келлендвар многое помнил, а Келленкир — нет. Ему было очень больно смотреть, как он теряет своего брата и защитника — сначала в узах легионерского братства, а затем в черном нигилизме, поглотившем его после Истваана.

Одну ночь Келлендвар помнил особенно хорошо.

Эта ночь была полна детской радости, столь редкой в их борьбе за выживание, и занимала особое место в сердце Келлендвара.

Келленкир поймал мелкого мальчишку из воровской банды. Они уже несколько дней ничего не ели, и мальчишка стал долгожданным пиром.

— Ешь, ешь, ешь! — сказал тогда Келленкир. — Еды много. Сегодня будем спать с полными животами.

Келлендвар помнил, что плакал, вгрызаясь в мясо. Не по мальчику, которого они ели, а из-за голода, истязавшего желудок. Он еще ни разу в жизни не пробовал ничего столь вкусного.

Глаза Келленкира блестели на свету от костра.

— Я буду заботиться о тебе, малыш Келл. Всегда.

Келлендвар с торжественным видом кивнул в ответ. Мясной сок стекал по его подбородку, и резь в желудке наконец утихла.

Их логово представляло собой задымленную полость в стене жилой башни — одной из гигантских колонн в районе Кемно. Основание колонны скрывалось в темноте далеко внизу, а раздвинутые в разные стороны пентхаусы тянулись к каменно-серому нострамскому небу. Они жили как крысы, всего в пятидесяти этажах над опасностями пещерного дна. Но достаточно близко к нижним улицам, чтобы можно было охотиться, и достаточно высоко, чтобы не попадаться никому на глаза. У них было место для тюфяков из тряпок, где можно было спать в скрюченном состоянии, немногочисленных пожитков и костра из костей и мусора. Они всегда разжигали его у дальней стены. Едкий дым щипал глаза и нос и придавал еде — когда им все-таки удавалось ее раздобыть — вкус жженого пластека, но они не осмеливались развести его у трещины в здании, боясь, что дым и свет их выдадут. Поэтому они терпели, предпочтя быстрой смерти от врагов сегодня медленную смерть от отравленного воздуха завтра. В их искусственной пещере было безопасно — безопаснее, чем дома, из которого они сбежали, и чем на улицах. Подтверждением тому была судьба мальчика, которого они теперь ели.

Келленкир улыбнулся брату. Жестокость их жизни уже угнездилась в его душе и озлобила взгляд, но тогда он еще не успел лишиться всех положительных черт и был добрее.

Снаружи раздался взрыв, заставив их съежиться. Затем начал вспыхивать свет, и они закрыли глаза руками, стеная от ужаса. Банды воевали на улицах каждую ночь. Поговаривали, что когда-то на Нострамо был мир — когда Ночной Призрак держал в праведном страхе всю планету. Келлендвар наивно верил в эти истории и по ночам шепотом молил Ночного Призрака прийти и спасти его.

Но взрывы оказались не от выстрелов. Между ними слышалась слабая музыка. Келленкир решил рискнуть и выглянул наружу.

Он тут же отпрянул и, широко улыбаясь, поманил его.

— Ты только посмотри, малыш Келл, посмотри!

Келлендвар подошел в дыре в стене. Он полностью доверял Келленкиру.

Воздух снаружи был мутным от загрязнений, но лучше, чем в пещере. Келлендвар закашлялся, и брат стал тереть ему спину, пока кашель не прошел.

— Смотри! Смотри наверх!

В небе вспыхивали узоры — тусклые, чтобы не причинять боль глазам нострамцев, синие и темно-фиолетовые на самой границе видимого спектра.

— Что это? — спросил Келлендвар, все еще боясь.

— Праздник, — ответил ему брат. — Наверное, именины какого-нибудь аристократика. Отец мне иногда рассказывал про богачей на верхних уровнях. Он ведь у них прислужником был до того, до того… В общем, до того, как все стало плохо.

Они никогда не говорили о болезни, забравшей их мать и разрушившей разум отца, превратив его из родителя сначала в развалину, а затем в монстра.

Музыка становилась громче. Между шпилями Кемно плыл изящный пещерный корабль, освещая вечно грязный нижний город яркими золотыми, голубыми и зелеными огнями.

— Пусть знают все, что в этот день старший сын дома Скрайвок получил господское имя! Пусть знают его все! Гендор Скрайвок! Гендор Скрайвок! Ура! Ура! Ура!

Небо пересекали маломощные лазеры. Вокруг корабля взрывались фейерверки. Мальчишки отошли от входа, щуря чувствительные глаза и прикрывая уши руками, но все равно смеялись, наслаждаясь пугающим грохотом, слепящими огнями и собственным нервозом.

Пещерный корабль прошел мимо. На его длинном корпусе проигрывались картины празднества в месте, которое мальчики сочли бы выдумкой, если б оно не стояло у них перед глазами. На самом видном месте было изображено лицо молодого человека, немногим старше Келленкира.

Келленкир встал и протянул брату руку.

— Давай танцевать! — воскликнул он, смеясь, и помог ему подняться.

Они с детской непосредственностью танцевали под музыку далекого бала и свет взрывающихся ультрафиолетовых звезд. Впервые за много месяцев они смеялись, не таясь, потому что знали, что шум представления скроет их радость.

В последующие годы Келлендвар несколько раз заводил разговор о том моменте, надеясь, что брат вспомнит. Когда у Келленкира было хорошее настроение, он подтверждал, что помнит, но, присоединяясь к истории, лишь повторял слова брата. Келлендвар видел по его глазам, что брат забыл фейерверки.

После бессчетных повторений воспоминание омертвело. Оно навечно закрепилось в памяти и из живого, изменчивого ощущения превратилось в железный факт, присущий эйдетической памяти космодесантника.

Но была одна деталь, которую он Келленкиру никогда не рассказывал.

Келленкир радовался фейерверкам с восторгом проклятого. Келлендвар вел себя сдержаннее. Пока они танцевали и смеялись над представлением аристократов, его взгляд то и дело притягивался к их костерку, к тонким, длинным костям, которые лежали в пламени, и к накрытой тканью кучке у дальней стены. Теперь, когда его уже не мучил голод, он не мог избавиться от мысли, что мальчику, которого они съели, фейерверки, наверное, тоже понравились бы.


Келленкир привел их к перекрестку с другим тоннелем, и здесь лабиринт менялся, ибо вдоль второго тоннеля шел приподнятый мостик, изготовленный имперцами. Через каждые пятьдесят метров стояли столбы с желтыми люменосферами. Половина из них не работала, а остальные светились еле-еле, но после тьмы глубин Келлендвару пришлось затемнить линзы шлема.

— Сюда, — сказал Келленкир, поднимаясь на мостик по трем широким ступеням.

Келлендвар взмахом руки приказал своим космодесантникам следовать за ним. Ни других Повелителей Ночи, ни Ультрамаринов по-прежнему не было видно. Они клацали ботинками по мостику, не встречая сопротивления и не слыша ничего, кроме собственных шагов.

Через некоторое время работающие фонари перестали встречаться, и тьма хлынула обратно. Вместе с ней пришла странная потеря ориентации. Келленкир не сбавлял шаг и опережал брата.

Келлендвар побежал за ним, но чувства затуманились, голова закружилась, и он споткнулся.

В грудь ему уперлась рука с расставленными пальцами.

— Ни шага дальше, — сказал Келленкир.

— Что-то тут плохо на меня действует, — заплетающимся языком ответил Келлендвар.

— Да! И я хочу, чтобы ты это увидел. Прислушайся.

Глаза Келлендвара привыкли к темноте, а головокружение немного ослабло. Было чувство, что впереди находится большое открытое пространство. Он снял с пояса факел и ударил им по стене. Помещение залило мрачным красным светом. Остальные к тому моменту догнали их и остановились на границе света. Многие жаловались на тошноту и потерю ориентации.

Они стояли у шахты с пугающе идеальным круглым отверстием. Она насчитывала сотню метров в диаметре, и он подозревал, что в глубину было столько же.

Мостик обрывался у края шахты, но, когда-то он проходил над ней, увидел, что металл изгибался за край и заканчивался рваной полосой. Напротив выступала такая же конструкция.

— Там, внизу, — сказал Келленкир, — ждут тайны, которые мы даже не можем вообразить. Шепоты бесконечной ночи. Слышишь? Слуги Макрагга знают. Они не восстановили мостик! — Он засмеялся, но этот мрачный смех был больше похож на рык. — Создатели этого места ждут. Они ждут, пока Хаосу не придет конец.

— Здесь? Здесь есть ксеносы? Келленкир, ты…

— Безумен?

— Ошибаешься, — закончил Келлендвар.

Келленкир захихикал и окровавленными руками неловко вытер льющуюся изо рта слюну, измазав лицо.

— Они не здесь. Они далеко, очень далеко. А это лишь одно из их мест — машина, бессчетные тысячелетия ждущая, когда ее хозяева проснутся и призовут ее на службу! Какая самонадеянность. Нельзя переждать вечность. Однажды они вернутся, но обнаружат, что их планы потерпели крах. А пока их машины разговаривают друг с другом, записывая все новости. Ты слышишь их голоса? Их слова не лишены мудрости.

Келлендвар потряс брата за плечо.

— Прекрати. Довольно этого бреда. Я ничего не слышу.

Он оглянулся на своих воинов, понимая, что они слышали каждое безумное слово.

— Да потому что ты не слушаешь, брат! Никогда не слушал. Как думаешь, эти самодовольные повелители Ультрамара знают, что тут хранится? Я думаю, что нет. У них воображения не хватает, чтобы это осознать. — Он хищно улыбнулся, и это была самая безумная улыбка, которую Келлендвар когда-либо видел на его лице. Она была неправильной во всех отношениях. — Но у нас воображение есть, да, малыш Келл?

— Да, — осторожно ответил Келлендвар. — Есть. Куда теперь? Где Ультрамарины?

Келленкир, похоже, не услышал брата и продолжал стоять на краю сломанного моста, склонив голову набок, словно прислушиваясь к чему-то, что слышал он один.

— Брат! — позвал Келлендвар.

На лице брата опять возникла та нечеловеческая улыбка, и Келлендвару показалось, что ему ответили два голоса, а не один:

— Позади. Они отправились к корням Соты. Надо вернуться и спуститься глубже.

Глава 29 Альфа Ультра Предательство

Главная локация «Альфа» тряслась в одном ритме с квантовым пульсом горы. Воздух трещал от едва сдерживаемой энергии. Броня сыпала искрами. Машины Механикум показывали галактику из красных огней. Снаружи краснота Гибельного шторма сменялась бледной предрассветной серостью. Дантиох встревоженно взглянул на небо сквозь выход из пещеры, который вел на уступ.

— Машина готова. Мы можем начинать поиски «Сумрака». Но даже если мы найдем его, вы не сможете переместиться, пока не закончится световой феномен. Только тогда квантовые двигатели зарядятся полностью.

— Хорошо, — ответил Крукеш. — Приступай.

— Нет гарантии, что это сработает, лорд Крукеш. У Фароса ограниченная дальность, он может и не исполнить ваше желание.

— Если не сработает, — сказал Крукеш, — капитан Полукс за это ответит.

Полукс безвольно висел на пыточном кресте и был едва в сознании. К счастью, ему не причинили серьезного вреда, но тело заливала кровь, и болевые шипы торчали из всех интерфейсных портов.

— Сосредоточьтесь на мыслях о «Сумраке». Вы хорошо его знаете? — спросил Дантиох.

— Я сотни раз ходил по его палубам, — снисходительно ответил повелитель Кироптеры.

— Тогда вспомните его. Вызовите в сознании его образ. Я не могу сосредоточиться на объекте, если не знаю, где он, но ваше желание… — Дантиох поправил настройки, сняв все ограничения с передатчиков. — Оно найдет вам корабль.

Крукеш повернулся к фокусирующему полю, глубоко вдохнул, сосредотачиваясь, но не утратил высокомерия и уверенности в своем успехе. Дантиох старался двигаться осторожно. То, что он задумал, должно было выглядеть безобидно.

Черная стена пещеры исчезла. Фокусирующее поле Фароса исказилось и показало туманную пустоту. Дантиох напрягся. Крукеш скривился.

— Кузнец войны…

— Лорд Крукеш! — крикнул Скрайвок.

Он указал на фокусирующее поле. Там возникло дрожащее, размытое изображение.

— Я хочу видеть его, кузнец войны! Покажи мне флагман моего легиона!

Изображение раздвоилось, и одна копия наложилась на другую. Стены задрожали от рокота ксеносских механизмов.

— Покажи его! — прорычал Крукеш, сжимая кулаки.

— Я пытаюсь сфокусировать Фарос! Мне нужно время!

Изображение исчезло. Дантиох, хромая, ходил от одного пульта к другому.

— Вырвите капитану Полуксу язык! — рявкнул Крукеш.

Один Повелитель Ночи схватил Алексиса за голову и запрокинул ее назад. Второй силой раскрыл ему рот, а третий достал зловеще выглядящие щипцы, длинные и тонкие, с парой изогнутых лезвий на концах и шипами на рукоятке.

— Нет! — крикнул Дантиох. — Не трогайте его! Я делаю все, что вы говорите!

Крукеш покачал головой:

— Поздно.

Щипцы засунули Полуксу в рот. Почувствовав прикосновение металла к зубам, тот окончательно очнулся, замотал головой и содрогнулся, когда болевые шипы обожгли нервы.

Дантиох запаниковал. Он знал, что подобные привязанности были слабостью, но Полукс был его другом.

Полукс застонал, когда щипцы сжали язык.

— Ага! — воскликнул Крукеш. На платформе возникла картина, постепенно обретающая четкость: командная палуба боевого корабля, затененная и мрачная. — «Сумрак»! Дантиох сдержал обещание. Погодите, братья, — сказал он, и Повелители Ночи рядом с Полуксом прекратили копаться у него во рту и вытащили щипцы.

Полукс сплюнул кровь.

— Я убью вас всех, — сказал он.

— Видишь, Дантиох? Он разговаривает. — Крукеш улыбнулся, с довольным видом разглядывая изображение. На нем бледные, истощенные люди почти в полной тишине работали за пультами под присмотром Повелителей Ночи, облаченных в неизменную темную броню, и надменных офицеров-смертных в темно-синей форме.

— Братья легиона! — позвал он. — Услышьте меня!

Они его явно не слышали. Изображение помутнело.

— Дантиох! — прорычал он.

— Милорд, мне надо увеличить мощность.

Дантиох двигался так быстро, как мог, поворачивая рукоять за рукоятью на панели инструментов. Он снял ограничения со всех передатчиков квантовых двигателей. Главная локация «Альфа» тряслась от едва поддающихся контролю мощностей. По тоннелям пролетел тихий стон. Кости завибрировали от инфразвука.

— Братья! — крикнул Крукеш.

На этот раз экипаж и воины на борту «Сумрака» его услышали. Космодесантники резко развернулись, вскидывая оружие. Командный экипаж закричал, перекидываясь приказами и запросами.

Один легионер вышел вперед. Он был без шлема, а на броне виднелся символ великого мастера ужаса.

— Что это значит?

— Это я, Крукеш Бледный. Узнаешь меня? — Он поднял руки. — А я тебя узнаю, мастер ужаса Тандамелл.

Воины оставались настороже.

— Как тебе удалось с нами связаться?

— С помощью ксеносского маяка. До недавнего времени он принадлежал Тринадцатому легиону, а теперь он мой.

— Невозможно. Это какой-то фокус.

— Это не фокус, дорогой Тандамелл. Я такое видел! Я должен к тебе присоединиться. Севатар в цепях, Ночной Призрак пропал. Нам надо действовать!

Повелители Ночи открыли огонь. За пределами изображения раздались крики. Крукеш рассмеялся.

— Я могу ступить на борт, когда только захочу, но ты мне ничего не сделаешь. Послушай! Примарх бросил нас, а его прихвостень, первый капитан, в плену. Наши флоты рассеяны. Нам с тобой нужно объединить свои флоты и собрать остальных. Хватит уже зализывать раны. Севатар поспешил разделить наши силы и потерпел сокрушительную неудачу, когда пришло время объединять их заново. Но я спасу нас от катастрофы.

— А Атраментары одобряют твой план? — спросил Тандамелл, кивнув на терминаторов позади Крукеша.

— Они преданы мне. От тех, кто не понимал очевидного, мы избавились. Теперь они видят, что я — единственная надежда легиона. — Услышав это, Тандамелл замолчал. — Ты, конечно, понимаешь, что их поддержка обеспечивает мне легитимность?

Тандамелл ответил ему резкой, недружелюбной улыбкой:

— И, по твоей логике, мы должны склониться перед тобой, как они?

— Я Киропетра, — сказал Крукеш. — Ты подчинялся Севатару, но его нет на борту твоего корабля. Он пропал. Он бросил нас. Теперь я старший по званию.

— Севатар же тебя и назначил, — ответил Тандамелл. — Что, если ты предашь нас, как он?

Крукеш засмеялся:

— Не глупи, Тандамелл. Разве стал бы я действовать так грубо? Я лишь хочу, чтобы приказ Севатара о перегруппировке был выполнен. Готовьтесь к моему прибытию.


Корвон вошел в главную локацию «Ультра». Строители Фароса не озаботились оградой, и коридор заканчивался пропастью, преодолеть которую можно было лишь благодаря мостику, установленному Механикум.

Он ступил на мостик и окинул взглядом гигантскую пещеру — самую большую из пока найденных. Ее стены состояли из того же странного камня, что и весь Фарос: блестящего и черного, как межзвездное пространство, похожего на ночь, застывшую в стекле. Но это было не единственным уникальным свойством пещеры. Здесь эргономичные формы тоннелей сменялись четкими углами. Пол занимало шесть огромных устройств в форме металлических слитков. От пола до крыш по их покатым бокам тянулись ребра; они не пересекались, но образовывали в центре каждого бока остроугольную щель. Между ребер были вырезаны окошки, светящиеся ярко-зеленым.

Машины состояли из того же безупречного камня, что и стены тоннелей, и на первый взгляд не имели движущихся частей, но в зале стоял гул от их работы. Воздух был пропитан энергией, которая была так же осязаема, как покалывание, усиливающееся ближе к центру зала. Корвону тот напоминал погребальные памятники древних гиптян Терры: такой же гранитный геометрический мир, созданный, чтобы существовать вечно.

Если бы на машинах не было металлических зажимов, если бы из них по блестящему полу не тянулись толстые кабели, Корвон ступал бы с опаской. Примитивность человеческих технологий марала чистоту Фароса, но Корвона они успокаивали. Они были оковами из пластека, стали и блестящей оптики, которые подчиняли ксеносские устройства людской воле. Механикум укротили Фарос.

Обердей подошел к перилам мостика и осторожно положил на них руку. В зеленом свете лицо мальчика казалось бледным.

— Это главная локация «Ультра». Здесь находятся квантовые двигатели, которые обеспечивают Фарос энергией и позволяют с ним работать, — сказал он. Опять заимствованные слова. Они казались пустыми, совершенно не подходящими для описания могучей древней технологии. — Управляющее и ограничительное оборудование Механикум располагается в коридорах внизу. — Он указал на лестницу с небольшими площадками, отходящую от мостика. Она уходила вниз примерно на шестьдесят метров.

— Ветераны роты «Нова», — приказал Корвон, — приступайте. Нужно спешить. Враг скоро будет здесь. — Он окинул взглядом зал. К главной локации «Ультра» выходило множество тоннелей; в некоторых Имперцы построили переходы, другие чернели опасной пустотой. — Неофит, сколько их ведет к тому месту, откуда мы пришли?

— Никто не знает, — ответил Обердей. Его глаза были широко распахнуты, и Корвону на ум пришло слово «запуганный». — Полдесятка, не меньше. Мы не все еще нанесли на карту. Отсюда можно попасть куда угодно. Вон те рано или поздно выведут к вершине горы. — Он указал на три квадратных отверстия в дальней стене, к среднему из которых вела сборная лестница.

Этим новостям Корвон был совсем не рад. Ему придется разделить свои силы или рисковать жизнью, если Повелители Ночи доберутся до зала.

— Красс! Трем отделениям сформировать подрывную команду. Уничтожьте оборудование Механикум. Будьте осторожны, не повредите ксеносские машины.

— Приступаем, капитан, — повиновался Красс.

Его лейтенант немедленно повел тридцать пять солдат вниз по лестнице. К ним присоединился Коррел, технодесантник их ударной группы. Тяжеловооруженным десантникам и отделению поддержки Корвон велел занять позиции и прикрывать мостики и входы в самые большие тоннели.

Он вывел на дисплей шлема несколько работ Жил-лимана на тему подобных нестандартных дислокаций и, сверяясь с ними, погрузился в организацию обороны, пока через некоторое время с ним не связался Коррел. Его сообщение сопровождалось равномерной пульсацией: то голоса машин вторгались в вокс.

— Капитан, у меня тут кое-что, вам это надо увидеть.

— Так точно. Неофиты, со мной. Вы здесь в опасности. — Обердей, Тебекай и их товарищи по отделению выстроились за капитаном, и они вместе спустились по лестнице.

Авточувства Корвона уловили увеличение статического электричества и сняли заряд через подошвы ботинок.

Команда подрывников между тем рассеивалась по залу, занимаясь дополнениями механикум к ксеносским устройствам. Вдоль стены под мостиком стоял длинный ряд машин, от которых к квантовым двигателям вились кабели. К кабелям уже подсоединили фосфорные шнуры, и на каждой машине из когитаторной цепи Механикум была закреплена мелта-бомба, настроенная для детонации на расстоянии. Несколько сервиторов бродили по проходам, следуя режиму техобслуживания. Они не атаковали, но воины все равно расстреливали их, когда встречали.

Коррел ждал в центре длинного ряда машин. Корвон подошел к нему, осторожно пробираясь через кабели.

— Капитан, вот что меня беспокоит. — Он ткнул в круглый экран, покрытый зелеными линиями, которые равномерно колебались.

— Поясни, — сказал Корвон. Показатели ему ничего не говорили.

— Фарос используется, капитан. Эти машины отслеживают выходную мощность квантовых двигателей.

— Значит, мы вовремя.

— Возможно. Сейчас они работают не в полную силу, но происходит что-то странное. Слышите по воксу пульс двигателей? Он равномерно ускоряется.

— Ты знаешь, что?..

Наверху закричали, и в зале забарабанили трескучие удары болтерного огня.

— Контакт, контакт!

— Повелители Ночи встретили наш арьергард, — определил Корвон. — Отделениям «четыре» и «семь» покинуть группу подрыва. Остальным завершить подготовку к уничтожению.

Его люди быстро принялись прицеплять массивные мелта-бомбы ко всем устройствам человеческого происхождения, которые встречались им на пути.

— Коррел, следи за ситуацией.

— Как прикажешь, брат-капитан.

Конечности его сервосбруи поднялись, как змеи, и плазменные батареи на встроенном оружии засветились, накапливая энергию для стрельбы. Они нацелились на мостик, а сам Коррел повернулся обратно к экранам когитатора.

— Неофиты, оставайтесь с ним, — приказал Корвон и побежал обратно к лестнице, по пути доставая меч.

Повелители Ночи атаковали четыре входа одновременно. Солдат Корвона было больше, но им оказалось сложно защищать все входы. Враг почти сразу смял одно из отделений в дальней части главной локации «Ультра» и захватил площадку на мостике, с которой открыл смертоносный поток огня. Ультрамарины, оборонявшие другие входы, попали в перекрестный огонь, а те, кто остался на нижнем уровне инженерного зала, оказались прямо под прицелом. Один Ультрамарин в центре зала упал от плазменного заряда и выронил мелта-бомбу. Группа подрыва бросилась в укрытие, прочь от болтов и снарядов похуже.

По залу разносился рев стрельбы. Попадая в черный камень, выстрелы порождали всполохи зеленого огня.

— Отделения «четыре» и «семь», прикрывайте вход бета. Я иду. Группа подрыва, занять боевой порядок. Укройтесь за мостиком и атакуйте их снизу.

Лестница была прямо перед ним. Корвон нажал кнопку активации на силовом мече и ускорился.

Сверху раздался крик, и один Повелитель Ночи рухнул с шестидесятиметровой высоты. Корвон в последний момент бросился в сторону, решив, что падение лишит врага способности сражаться.

Повелитель Ночи приземлился с грохотом керамита о камень и проскользил на гладкой поверхности вбок. При падении он задел Корвона, толкнув его в сторону. Они пришли в себя одновременно, и мгновение спустя Корвон боролся с воином без шлема и брони на руках, покрытых застывшей кровью. Этими окровавленными пальцами враг схватил Корвона за края наплечников, но Корвон толкнул его в колонну мостика, отчего та погнулась. Корвон метнулся за Повелителем Ночи и швырнул его дальше, в стекловидную стену. Броня выбила искры из твердого черного камня. Высвободившись из хватки воина, Корвон поднял меч и принял оборонительную стойку. Поле вокруг клинка искрило и вспыхивало под действием необычного излучения в инженерном зале.

Противник Корвона был похож на дикаря. Его броню покрывали царапины, опалины и пятна крови; на шнурах, продетых сквозь отверстия в наплечниках, висели обломки черепов и других костей. Открытое лицо исказилось в диком ликовании, не подобающем космодесантнику, а бледные щеки и губы покрывала кровь жертв. В правой руке он держал железный меч, выглядящий просто, но Корвон сразу распознал его темную сущность: он уже видел работу варпа на Астагаре, где к колдовству прибегли фанатики Лоргара. Меч затронула та же скверна, что извращенного титана «Фелгаста». Он был в этом уверен.

— Вы пали так низко, что теперь якшаетесь с порождениями варпа? — спросил Корвон.

Губы воины растянулись в улыбке, в которой не осталось почти ничего человеческого.

— Меня зовут Келленкир, и я — твоя смерть.

Келленкир атаковал. Он двигался так быстро, что первая же его атака едва не разрубила Корвона надвое. Когда он парировал удар, проклятая энергия клинка среагировала с силовым полем его оружия и вызвала такой взрыв, что их отбросило в разные стороны. Они одновременно восстановили равновесие и вновь с ревом прыгнули друг на друга.

Каждый яростно сражался, наступая и отходя в попытке спровоцировать противника на безрассудную атаку. Корвон думал, что его ждет бой с варваром, но техничности у оппонента оказалось не меньше, чем свирепости, и тот активно использовал обманную уязвимость и ложные выпады. Корвон осторожно ответил на пару, чтобы оценить мастерство воина, и получил в ответ берсерка, обрушившего на него град мощных ударов, от которых меч с силой завибрировал. За дикостью последовала сдержанность: увидев, что атака не работает, Повелитель Ночи вернулся к настороженному прощупыванию, но потом опять атаковал с поразительной жестокостью.

Так продолжалось некоторое время. В целом численное преимущество Ультрамаринов начало сказываться: мостик вернули, раздробленных врагов заставили отступить. Но никто не смел вмешиваться в бой Корвона и Келленкира, и они сражались клинком к клинку, как герои мифов, переродившиеся в керамите.

Пять раз проревела сирена.

— Солнце встает! Свет приближается! — крикнул по воксу Коррел. — Приготовьтесь!

В зал проникло слабое свечение, усиливающееся с каждой секундой. Двигатели завыли при его приближении. Корвон повернул меч над головой, отбросив Келленкира назад. За стеной искр и разрядов энергии было видно, что дальние тоннели начинают светиться золотым.

Затем свет ворвался в зал, как поток воды. Когда он касался камня, тот отвечал собственными зелеными огоньками, самыми яркими там, где остались повреждения от выстрелов. Он лениво полз по машинам и укромным местам зала, становясь только медленнее при приближении к центру, и это зрелище утратившего свою скорость света было одним из самых поразительных в жизни Корвона.

Келленкир стоял спиной к медленному рассвету, так что Корвон первым оказался ослепленным. Свет был вязким и обжигающим, как раскаленное железо, и перегрузил его авточувства.

Корвон поднял руку.

Меч Келленкира со свистом устремился к нему, испуская на свету черный дым. Острие прошло под торопливо выставленной обороной и ударило в пластрон. Керамит разошелся, меч царапнул по сросшейся реберной клетке. Рана вспыхнула жуткой болью, Корвон едва устоял на ногах. Второй удар чуть его не прикончил, но он попятился, а в последний момент отбил третий. Келленкир был так близко, что их нагрудники столкнулись, а лицо Корвона обожгло зловонное от крови дыхание. Корвон в отчаянии вывернул меч внутрь и вниз, отбивая клинок Келленкира в сторону, но тот ответил, сбив Корвона с ног.

Встав над поверженным Ультрамарином, Келленкир высоко поднял до сих пор дымящийся демонический меч.


Повелители Ночи попятились, когда в главную локацию «Альфа» ворвался рассвет. Пещера засияла, а нострамцы подняли руки, прикрывая максимально затемненные линзы. Свет Фароса проникал сквозь пространство и время, прогоняя темноту на командной палубе «Сумрака», отчего смертные члены экипажа кричали от боли.

Дантиох занимался пультами. Все рычаги были повернуты на максимум, стрелки подбирались к красным зонам на шкалах. Он беззастенчиво отбросил все предосторожности, которым следовал в прошлом.

— Лорд Крукеш, — сказал Дантиох, хромая через комнату. — Все готово. Мне надо встать рядом с вами на регулировочной платформе.

— Не пытайся обмануть меня, Дантиох.

— Луч нужно удерживать с этой стороны, — пояснил Дантиох. — Вы научились мастерски использовать маяк, но его нужно фокусировать здесь; когда же вы переступите границу, ваше влияние на машины исчезнет и будет риск потеряться. Только у меня достаточно опыта для этого. Я должен сфокусировать для вас луч.

— Ты уже проводил такие операции?

— Много раз, — солгал Дантиох. — Именно так здесь оказался Полукс. Нужно спешить. У нас будет достаточно мощности, чтобы перекинуть вас до самого «Сумрака», только во время светового феномена. Если промедлим, энергия рассеется, и следующая попытка будет возможна самое раннее вечером.

— Хорошо, — бросил Крукеш. — Атраментары!

Терминаторы присоединились к нему на регулировочной платформе.

Главная локация «Альфа» выла от напряжения.

Дантиох ни разу не осмеливался полностью открыть передатчики. Зал дрожал. Камни скрипели. Зеленые огоньки на стенах, вызванные рассветом, сияли с невиданной силой и танцевали от возбуждения.

— Готово, милорд, выходите вперед. Это не сложнее, чем перейти из одной комнаты в другую.

Один из Атраментаров хотел двинуться первым, но Крукеш остановил его:

— Подожди.

Он снял один череп с цепи на доспехах и швырнул его на командную палубу. Тот врезался в грязную стену и разбился на части.

— Ты не солгал, Дантиох, — сказал Крукеш. — Впечатляет. Скрайвок, присоединяйся к нам. Остальным ждать здесь. Мы сообщим вам о местоположении флота, как только переместимся. Будьте готовы возвращаться на свои корабли и отправляться к месту сбора.

— Все готово к перемещению, — повторил Дантиох. Зал тряхнуло. Один из пультов заискрил. — Это ожидаемо. При проекции на такие большие расстояния возникает огромная нагрузка. Поспешите!

Крукеш жестом подозвал своих воинов.

Дантиох зажмурился и сосредоточился. Он не был суеверным, но разделял странную веру техноадептов Марса. Он всегда был настоящим ученым, но сейчас беззвучно проговорил молитву.

Главная локация «Альфа» тряслась. Изображение «Сумрака» ярко светилось.

Повелитель Ночи по имени Скрайвок повернулся к Дантиоху. Свет заливал главную локацию «Альфа», гора кричала, и на его лице начало возникать понимание.

— Нет! Остановите его, остановите! Это ловушка!


Келлендвар дрался на мостике, когда помещение залило золотистым светом. Тот ослепил обе стороны, сражающиеся высоко над машинами, но Повелителям Ночи пришлось тяжелее, и нескольких убили.

Келлендвар заставил себя не закрывать глаза. Почти ничего не видя, он отпихнул своего противника назад и рубанул ему руку у локтя мощным ударом топора, после чего наступил ему на голову, повредив шлем и лишив сознания. Авточувства пискнули и сделали его линзы почти непрозрачными. Но глаза продолжали слезиться; боль от света была едва выносимой. Они проигрывали. Нужно было отступать.

— Келленкир! — крикнул он, осматривая инженерный зал в поисках брата. Тот быстро нашелся: он сражался с капитаном Ультрамаринов.

Золотистый свет также показал Келлендвару нечто, потрясшее его до глубины души.

Его брат был не один.

Существо, казалось, вцепилось в спину Келленкира. Тонкие многосуставчатые конечности обвивали наголенники, тело прижалось к генератору брони, голова была на одном уровне с головой брата, длинная морда выступала над плечом. Тонкие губы нашептывали неведомые тайны в ухо Келленкира, и Келлендвар надеялся, что никогда их не узнает…

Мельком увиденное существо словно пыталось залезть в его брата. Его конечности наполовину погрузились в руки и ноги Келленкира. Нездоровая плоть наползала на пластины брони, стараясь окутать целиком. Существо было полупрозрачным, но вполне реальным, и оно что-то делало с его братом, ибо Келленкир сражался, не обращая внимания на свет. Капитан Ультрамаринов лежал на полу, прикрыв глаза рукой и выставив перед собой силовой меч, пока Келленкир обрушивал на него удар за ударом. Он не использовал никаких фехтовальных умений и только слепо бил по мечу капитана. Каждая атака сопровождалась треском силового поля и вспышкой неестественного света.

Вой квантовых двигателейстал оглушительным и превратился в пульсирующий шум, от которого трясся зал и пропадали все остальные звуки.

— Келленкир! — опять позвал он.

Двигатели ревели так громко, что он едва слышал собственный голос.

Келлендвар побежал к лестнице, в спешке отталкивая со своего пути и Повелителей Ночи, и Ультрамаринов.

Существо уже исчезало в его брате. Нужно было стащить его. Он слышал о созданиях из варпа, которые обитали в телах избранных Несущих Слово, но те легионеры отдались добровольно. Его же брат всегда относился к этой слабости с презрением.

Меч. Проклятый Скрайвок! Меч!

Он обезглавил топором одного Ультрамарина, скинул труп за перила и понесся по лестнице, перепрыгивая через три ступени зараз. Может, получится спасти брата, забрав у него меч.

Келлендвар промчался через инженерный зал и бросился на Келленкира, хватая его за плечи. Он дернулся, коснувшись демона, но ничего материального не ощутил. Тот оказался эфемерным, и броня проходила сквозь него, как сквозь воздух. Тем не менее не-существо повернуло к нему свою невозможную голову и зашипело.

Световой феномен успокаивался, превращался в мягкое сияние, заливающее зал. Ультрамарины пришли в себя быстрее, и погибло еще больше Повелителей Ночи. Бой оборачивался не в их пользу, но Келлендвар и Келленкир были заняты борьбой друг с другом на полу, пока их братьев окружали и вырезали.

— Брось меч, брат, брось его! — Келлендвар схватил брата за запястье и попытался его разжать, но пальцы крепко держали рукоять и не поддавались.

Келленкир зарычал. Глаза у него стали другими: красно-золотистыми, с мраморными прожилками — глаза существа, которое Келлендвар видел в темноте. Келленкир сбросил с себя брата. Он всегда был сильнее, но сейчас творилось что-то странное. Келлендвар пролетел по воздуху и врезался в бок ксеносской машины. Его броня погнулась, а внутри что-то сломалось. Изо рта запузырилась кровь.

— Я уничтожу тебя, смертный! — рявкнул Келленкир чужим голосом.

Капитан Ультрамаринов уже поднимался. Свет утекал, оставляя в углах лужи, но те стремительно уменьшались, впитываясь камнем.

Машины за Келлендваром пели все громче и громче, и гора тряслась от их рева.

Келленкир бросился на капитана. Повелителей Ночи почти не осталось, и Ультрамарины переключались на их бой. Болтерные снаряды попадали в Келленкира, но сразу же просто исчезали, унесенные волей демона на его спине.

— Я уже встречал тебе подобных! — крикнул капитан. Келлендвару подумалось, что у него было благородное лицо, патрицианское и надменное, как у тех злодеев, которые охотились за ними и использовали их на Нострамо. Лицо человека, не знавшего ни нужды, ни страданий. Без сомнения, он считал себя образцом добродетели. — Я видел, как порождения варпа заражают машины и людей! Пока я жив, я не допущу этого! Не здесь, не в Ультрамаре!

Капитан тяжело атаковал. Келленкир поднял меч, и тот сменил форму у Келленкира на глазах. Его зрение раздвоилось: он смотрел на брата и видел его с простым мечом в руках, и в то же время он глядел на бесформенное существо, пробирающееся в тело Келленкира, а клинок был его невозможно длинным ногтем, сочащимся кровью.

Взрыв от столкновения двух мечей отбросил сражающихся друг от друга. Ультрамарину пришлось хуже: его подняло в воздух и швырнуло в толстые армированные металлом кабели, взбиравшиеся по боку машины. Келленкир устоял перед силой взрыва, проскользив по камню. Вокруг него горела аура скверны в виде болезненных для глаз огней. Приближались новые Ультрамарины.

— Келленкир! Оставь его. Нужно уходить! Бой проигран!

Одержимый легионер повернулся и протянул к нему когтистую руку.

— Брат, — раздался демонический голос. — Как же долго ты мешал ему идти вперед, как же много он отдал, чтобы ты был в безопасности. Взгляни же на себя и узри, что ты такое!

Слабость позволила заполонить разум Келлендвара видениями, и он рухнул на колени, крича от психической боли. Он видел себя в детстве: хилого мальчишку, вечно следующего за братом по пятам, мешая ему идти вперед, вынуждая делать ужасные вещи, чтобы защитить его. Это он виноват, это он превратил своего брата в чудовище. Он виноват! Если б не Келлендвар…

Нет.

Он не поддастся. Он не умрет здесь.

— Если б не я, он был бы мертв, — сплюнул палач. — Он бы погиб на Нострамо!

Он поднялся, огромным усилием воли прогоняя демона из головы.

Келленкир двинулся к упавшему капитану. Ультрамарин был едва в сознании, его меч куда-то пропал. Он с трудом попытался сесть, когда Келленкир поднял проклятое оружие Скрайвока.

— Твоя смерть, Лукреций Корвон, сделает меня целым! Достойное подношение моему повелителю! Вступай! Вступай в мир плоти и праха! — выло существо, в которое превращался Келленкир.

Келлендвар теперь видел демона и без помощи Фароса. Он почти целиком погрузился в брата, вцепившись в его душу.

Келлендвар знал много Келленкиров в своей жизни. Брат, защитник, товарищ-воин, друг, убийца… В существе, стоящем над Ультрамарином, не осталось ни одного из них.

Он знал, что должен сделать.

Он высоко поднял меч над головой дрожащими руками и тяжело опустил на пульсирующую спину твари, когда-то бывшей его братом. Поле оружия прогремело, погружаясь глубоко в силовой генератор. От его поврежденных механизмов пошел дым.

Келленкир издал двойной крик. Порождение варпа на нем заизвивалось и приподнялось над спиной. Келлендвар выдернул топор, замахнулся и ударил брата во второй раз, оставив глубокую рану на боку. Келленкир упал на колени, поворачиваясь к нему. Он поднял взгляд на Келлендвара и моргнул.

Глаза демона, красно-золотистые с прожилками, пропали, и на топор Келлендвара уставились человеческие.

— Брат? — произнес он, одновременно разъяренный и пораженный. — Почему ты меня ударил?

— Все кончено, Келленкир, ты свободен. Скрайвок предал тебя.

— Ты… Ты называешь это свободой? Ты отнял у меня силу! — прорычал Келленкир. — Ты всегда был слабаком, младший. Не надо было тебя защищать. Мне следует убить тебя сейчас и исправить свою ошибку.

Келлендвар покачал головой. Родное сердце было тяжелым, как камень. Дополнительное казалось паразитом, угнездившимся рядом. Он никогда о нем не просил. Сила стала для него обузой. Кёрз был прав. Вселенная бесчувственна, безжалостна, жестока. Надежды нет.

— Нет, брат, — сказал он так тихо, что его никак нельзя было услышать за криком Фароса. — Мы оба умерли давным-давно.

Келлендвар со всей силы замахнулся топором. Острое лезвие, треща энергетическим полем, снесло воздуховод на силовом генераторе Келленкира. Воздуховод упал на пол. За ним последовала голова Келленкира.

Кровь собиралась в лужу у ног Келлендвара. Ультрамарин поднялся, не сводя с него взгляда и прижимая руку к сыпящей искрами трещине на доспехах. В руке у него был болт-пистолет.

Келленкир выпрямился и отбросил топор в сторону.

— Предатель, — сказал капитан.

Три снаряда ударило Келлендвара в грудь. Увидев, что командир открыл огонь, остальные Ультрамарины последовали его примеру. Десяток болтов угодили в него одновременно, раскалывая броню. Масс-реактивные снаряды сдетонировали с разницей в несколько миллисекунд, уничтожив его плоть, и Келлендвар перестал существовать.


Расстрелянный палач упал. Его труп, состоящий в основном из обломков металла и изрезанной плоти, оказался на теле второго воина. Корвон опустил пистолет и прижал руку к трещине на нагруднике. Кровь останавливалась, но боль была того нечистого типа, который отказывался уходить. Когда воины подошли, чтобы поддержать его, он не смог бы отогнать их, даже если бы хотел.

— Меч, — прохрипел он. — Его нужно уничтожить.

— Меч? — переспросил один.

— Найдите его!

Его люди принялись обыскивать убитых Повелителей Ночи, поворачивая их под золотистым светом Фароса, чтобы осмотреть пол.

— Ничего нет, милорд.

— Невозможно, — сказал Корвон, но, только произнеся слово, понял, что не прав. За последние несколько лет он видел столько невозможного, что слово перестало иметь смысл.

Вой ксеносских машин нарастал, добавляя грохота к пульсирующему вибрато инфразвука, от которого горела рана.

— Что происходит? — спросил он, выставив вокс на максимум в надежде, что его услышат.

Технодесантник Коррел поднял на него взгляд от машин Механикум.

— Перегрузка. По мере продолжения светового феномена выходная энергия двигателей растет по экспоненте.

Корвон оттолкнул поддерживающих его солдат и подковылял к нему.

— Эти шкалы показывают подачу энергии. Видишь, как они все ползут в красную область. Насколько я могу судить, машины работают ограничителями для ксеносских двигателей, указывая им, сколько энергии использовать. Световой феномен их зарядил. Эти модификации выступают в роли преобразователя, сглаживая подачу энергии. Похоже, большая часть оборудования нужна, чтобы безопасно спускать излишки энергии для контроля над процессом. Кто-то сейчас его контролирует, но этот кто-то убрал все ограничители.

— Что будет, когда они достигнут максимума? — спросил Корвон.

— Как сказали бы мои учителя на Марсе, пути Омниссии неисповедимы. Можно понять, как работает энергия, как она движется от плюса к минусу и далее по схеме. Но не то, что ее ведет.

— То есть ты не знаешь.

— Нет. Обычно они это и имеют в виду, когда так говорят.

— А если мы будем следовать плану?

— Машины — это тормоза. Если полностью уберем их во время светового феномена… — Технодесантник пожал плечами, а руки его техносбруи повторили движение.

— Коррел, дай мне теорию.

— Уничтожение машин Механикум сделает Фарос негодным для эксплуатации, пока их не заменят, как планировалось, но есть риск — по моей оценке, сорок пять процентов, — что мы непоправимо повредим его, если уберем их сдерживающий эффект в этой точке, — сообщил технодесантник.

Корвон заскрежетал зубами. Во рту появился привкус крови.

— Лично я не собираюсь спешить с уничтожением Фароса. Если придется, то уничтожу, но пока наша цель — лишь повредить его. — Он окинул взглядом входы в Главную локацию «Ультра», теперь ярко горящие в рассеянном свету машинного зала. — Мы одни. Установите взрывчатку для дистанционной детонации. Когда этот световой феномен закончится и практическое положение станет понятнее, мы выполним приказ.

Двигатели ревели. Зеленый свет, бьющий из щелей в их боках, усиливался. От машины к машине с громким треском пробегали молнии.

— Могу я заметить, что лучше подождать на безопасном расстоянии, милорд? — прокричал Коррел сквозь шум.

— Можешь, брат технодесантник. Как далеко отойти?

— Твоя теория будет не хуже моей, капитан, но уходить надо сейчас!


Скрайвок опоздал с предупреждением. Он выхватил болтер из руки стоящего рядом воина и открыл огонь, но снаряды даже не достигли цели. Они замедлились под действием силы, связавшей главную локацию «Альфа» и «Сумрак», остановились, продолжая вращаться и тщетно реветь реактивными двигателями, пока не выгорели и не повисли, лишь мягко блестя.

Опустилась странная тишина. Глаза у Дантиоха были холодны и полны ненависти. Гора вдохнула.

И в Фаросе завыли апокалиптические фанфары.

Болты вдруг вылетели из зала в «Сумрак». Приборы снесло со столов, листы пергамента и инфопластины поднялись в воздух и присоединились к вихрю света, который образовался в пространственной дыре, ведущей на командную палубу корабля.

Ликование Крукеша обратилось в ужас. Он поднял оружие и проревел приказ, который никто не услышал. Один из его Атраментаров повернулся, решив бежать, но едва он поднял ногу, как его вздернуло в воздух и швырнуло в двух других, стоявших по бокам от Крукеша. Все трое врезались в край поля и угодили в вихрь. Там они вращались круг за кругом, растягиваясь под действием немыслимой энергии ксеносских машин и распадаясь на части. Кресло Дантиоха выпало из креплений и покатилось по полу к проходу.

Прочие Повелители Ночи, ждавшие у регулировочной платформы, взлетели в воздух и с криком исчезли в свете. Изображение «Сумрака» сузилось, перекрытое ревущим вихрем высвободившейся ксеносской энергии. Из него в зал с треском били мощные молнии, уходящие в землю через легионеров и взрывающие их на части.

Квантовый пульс достиг оглушительной кульминации.

Камень в главной локации «Альфа» горел зеленым светом. Оставшиеся Повелители Ночи кричали; свет выжигал их чувствительные глаза, а от крика машины лопались барабанные перепонки.

Все отверстия в горе издали очередной низкий трубный рев. У вершины засияли актиниевые зеленые огни. Фарос дрожал, впервые за эпоху выпуская всю энергию своих квантовых двигателей.

Энергия текла сквозь Дантиоха, разрывая само его существо. Она опьяняла. Боль ушла, хотя он и знал, что распадается атом за атомом. Ничтожные имперские машины предупреждающе пищали. Пульты не выдерживали нагрузки и один за другим осыпали черный пол прыгучими искрами. Кабели вспыхивали. Металл плавился.

Гора тряслась.

Черное стекло разваливалось, наполняя коридоры треском камня. Снаружи гигантские скалы сползали со своих оснований и с ревом неслись в долину.

Луч пытался притянуть к себе Полукса, и лишь шипастые кандалы, врезавшиеся в запястья и лодыжки, не давали утащить его в сингулярность, которая росла на стене Фароса. Он приподнялся на кресте под действием света, и кровь текла из ран от впивающихся в плоть оков.

— Дантиох! Остановись! Остановись! Ты всех нас уничтожишь!

Но рев горы заглушил его слова. Он звучал громче, чем боевой рог величайшего из титанов.

Дантиоха, раскинувшего руки в стороны, подняло в воздух и окружило зеленым светом.

Последних Повелителей Ночи уносило прочь, разрывало на части на краю интерфейсного поля, убивало молниями или отбрасывало в стены главной локации «Альфа». От тех, кого задевал вихрь, оставались только конечности. Скрайвок решил рискнуть, побежал вперед и нырнул в него головой.

Остался только Крукеш.

Повелитель Кироптеры боролся с бурей, опустив голову, стиснув зубы и прищурив темные глаза от золотистого сияния Фароса. Все силы он бросал на то, чтобы поставить одну ногу своего могучего терминаторского доспеха перед другой, и невероятным образом ему удалось сделать три полных шага.

Дантиох, окруженный мерцающим светом ничем не сдерживаемой энергии, повернулся в воздухе к Полуксу. Он в последний раз посмотрел другу в глаза и склонил голову.

Затем он вновь обратился к вихрю и закричал, вкладывая в крик всю свою боль и свое желание уничтожить Повелителей Ночи, толкая Фарос к гибели.

Буря выдернула из-под Крукеша ноги. Закованные в металл пальцы заскребли по полу, но его уже подняло в воздух.

Он отлетел в сияющее поле, без слов крича так громко, что перебил рев Фароса.

Полукс зажмурился.

Главная локация «Альфа» взорвалась. Оковы Полукса не выдержали, и, пролетев через весь зал, он врезался в дальнюю стену с такой силой, что затрещали кости. Все машины сдетонировали одновременно.

Свет погас в мгновение ока.

Барабас Дантиох рухнул на пол. Броня его дымилась. Голова тяжело ударилась о каменный пол, маска слетела, со стуком покатилась по полу, и наступила тишина.

Впервые за бессчетные эры двигатели Фароса молчали.

Глава 30 Герой Маска Последний свет

Тандамелл отшатнулся от ослепительного света Фароса. Экипаж «Сумрака» бежал, слишком напуганный, чтобы внимать приказам повелителей. Смертные закрывали лица руками, но маяк все равно выжигал глаза. Выли сирены. Опасаясь атаки, Повелители Ночи на мостике открыли неприцельный огонь по ревущему свету, расстреливая собственный экипаж.

Потом из кричащего вихря начали появляться легионеры.

Они приходили по кускам. Конечности и головы влетали, как пушечные ядра, мгновенно перенесенные Фаросом через несколько световых лет. Плоть, в которую они попадали, превращалась в месиво. Из портала вылетел искореженный терминатор-Атраментар, врезался в чье-то рабочее место и полностью его уничтожил.

Тела продолжали лететь. Некоторые расплавились, так что броня и плоть смешались как восковые. Один, похоже, был цел, но, как только он поставил ноги на палубу, его расстреляли собственные нервные братья.

Тандамелл заставил себя взглянуть на вихрь. Отверстие, сквозь которое была видна сотинская пещера, уже уменьшалось, исчезая в холодном пламени.

— Прекратить огонь! — приказал Тандамелл. — Отставить!

Свет становился все ярче и ярче, пока вдруг не исчез с громом, от которого воины флагмана попадали на пол.

На мгновение командную палубу «Сумрака» заполнило зеленовато-белым сиянием.

Тандамелл заморгал, прогоняя болезненные следы на сетчатке, и нетвердо поднялся на ноги. Сирены продолжали выть. Смертные с криками пытались пробиться к выходу с командной палубы.

Тела были повсюду: лежали на полу, свешивались с пультов, торчали из стен.

Повелители Ночи с Соты встретили смерть — все, кроме Крукеша Бледного и Гендора Скрайвока, Крашеного Графа.

Крукеш стоял на коленях. Крылья летучей мыши на капюшоне его терминаторских доспехов погнулись, и он со стоном сжимал лицо, а из-за пальцев лилась кровь.

Скрайвок с трудом поднялся, борясь с мертвым весом обесточенной брони.

На него наставили болтеры.

— Уберите оружие! — Он ткнул пальцем в сторону Крукеша. — Выслушайте меня! У Крукеша была возможность спасти Севатара. У него была возможность найти нашего примарха. Но он ими не воспользовался. Он жаждал власти и использовал артефакт на Соте в своих интересах.

— Гендор Скрайвок, — сказал Тандамелл. — Ты и сам — не образец безграничного альтруизма.

— Я лишь верный сын нашего легиона, — ответил Скрайвок.

Он ударил кулаком по груди и с трудом поклонился.

— Не слушайте его! — прохрипел Крукеш. Он опустил руки и слепо завертел головой. Бледное лицо в саркофаге доспехов влажно блестело от свежих розовых ожогов. — Он все отравляет. Убейте его! Отведите меня в апотекарион, верните мне зрение. Затем мы вместе придумаем, как собрать легион.

Никто не шевельнулся.

— Убейте его! — приказал Крукеш. — Почему никто не реагирует? Я вам приказываю! — Его голос повысился до визга. — Убейте Скрайвока!

Тандамелл перевел взгляд с Крукеша на Гендора и обратно. Остальные Повелители Ночи не шевелились. Скрайвок рассмеялся.

— Они не последуют за тобой, о великий повелитель Кироптеры! — ядовито сказал он. — Ты слишком много на себя взял. Дух легиона все еще живет. Глупо с твоей стороны было верить, что сможешь подчинить его. Неужели ты не видишь? Нет, похоже, не видишь…

Крукеш попытался встать, но поврежденный катафракт был слишком тяжел, и он завыл от бессилия.

— Высокомерный наглец! Всегда только и мог прыгать вокруг Севатара, ловя огрызки славы, пока сам он скулил отцу в спину!

Скрайвок тяжело подошел к коленопреклоненному повелителю Кироптеры и поднял с палубы выроненный кем-то болт-пистолет. Крукеш мотал головой, пытаясь определить источник шума, и моргал слепыми глазами.

Повелители Ночи тревожно зашевелились. Тандамелл поднял руку, приказывая не вмешиваться.

— На Нострамо есть лишь один закон, о котором следует помнить, Крукеш Бледный. Побеждает сильный, а ты слаб. Крукеш Слепой… — Скрайвок единственный раз выстрелил в голову своему офицеру. — Крукеш Мертвый.

Крукеш обмяк внутри доспехов, истекая кровью из взорванного черепа.

Скрайвок спокойно отбросил оружие в сторону.

— Я убил лишь того, кто предал легион. На сегодня со смертью покончено. Мы не можем быть единой силой без примарха. У нас есть два варианта: и дальше следовать примеру Крукеша и смотреть, как наш легион распадается на жалкие банды с амбициозными командирами во главе, или собраться вместе и продолжить путь к Терре, чтобы помочь Воителю в его войне с величайшим из угнетателей… Ложному Императору человечества!

— Красивые слова, Скрайвок, — сказал Тандамелл. — Но мы понятия не имеем, где Ночной Призрак или бросивший нас первый капитан. Ты забываешь, что нам и так приказали перегруппироваться, а без Севатара и Кёрза продолжим воевать сами с собой. Легиону конец, как и тебе. Пришло время каждому пойти своей дорогой, и твоя будет куда хуже моей.

Повелители Ночи передернули затворы болтеров, но Скрайвок рассмеялся братьям в лицо.

— Вы не наставляли бы на меня оружие, если бы соизволили выслушать. И не спешили бы убить своего брата.

— Твое время прошло, Крашеный Граф, — сказал Тандамелл.

Он поднял руку.

— Нет, — ответил Скрайвок. — Ты оставишь меня в живых, потому что я знаю вещи, способные изменить ход войны, если мы только передадим их Хорусу…

Он замолчал. Повисла тишина, и он улыбнулся.

— Что еще важнее, шестерки Жиллимана на Соте думают, что Терра уже пала. Они не отправятся ей на помощь: они сидят в Ультрамаре, зализывая раны и думая, что Воитель рано или поздно придет к ним. Терра осталась без Ультрамаринов, Ангелов Сангвиния и Первого легиона. Она практически наша!

Тандамелл глубоко вдохнул, сжал кулак и медленно его опустил.

— Хорошо. Мы оставим тебя в живых — пока. Братья, заберите у него меч и отведите в карцер.

Скрайвок нахмурился:

— У меня нет меча.

— А это что? — спросил Тандамелл, указывая на его пояс.

Скрайвок опустил взгляд, чувствуя, как накатывает ужас. В ножнах на его боку был меч, который он отдал Келленкиру.

Воины Тандамелла приблизились.

На самой границе слышимости раздался сухой смех.


Полукс с трудом поднялся на четвереньки. Боевые шипы пришли в негодность, как практически все в помещении. Света не было. Солнце встало над горизонтом, и из выхода на выступ падали ранние утренние лучи, подсвечивая клубы дыма. Дрожа, он встал на ноги, выдернул сломанные шипы из интерфейсных портов и разорвал кандалы подаренной Императором силой. Затем захромал по усыпанной обломками платформе к неподвижному кузнецу войны, своему другу.

— Брат Дантиох, — позвал он. — Барабас!

Он бережно приподнял кузнеца войны, и надежда затеплилась. Дантиох был еще жив.

Маска Железного Воина лежала на полу, и Полукс впервые взглянул ему в лицо. Дантиох оказался старше, чем он думал. В покрытом шрамами лице боль высекла морщины, которые ничто никогда не сотрет.

Он открыл глаза и невидяще повел ими из стороны в сторону. Вспышка Фароса ослепила и его.

— Алексис?.. — прошептал он.

— Я здесь, Барабас.

Кузнец Войны вцепился в держащие его руки.

— Никогда бы не подумал, что стану называть кого-то вроде тебя другом, — улыбнулся он.

— Да, ты друг мне, Барабас, и учитель.

— Я умираю.

— Ты выживешь! — горячо воскликнул Полукс.

Дантиох покачал головой. Полукс хотел дать ему воды, чего угодно, но ничего не было.

В хрипящем голосе появилась настойчивость:

— Послушай меня. Я видел в свете такое… Эта война — лишь начало. — Он сглотнул, и в горле раздался болезненный щелчок. — Начало… конца…

Дантиох схватил ртом воздух и обмяк, утратив последние силы.

— Но я рад, Алексис. Я рад, что жил. Что был знаком с тобой. Отрадно знать, что даже во вселенной ужаса и предательства есть место дружбе.

— Молчи. Побереги силы!

Изрезанный шрамами рот Дантиоха изогнулся в улыбке.

— У меня их не осталось. Я исполнил свой долг и больше не стыжусь. — Он изогнулся от боли и тяжело выдохнул. — Да здравствует Император человечества, все еще возлюбленный всеми. Да живет Его мечта, даже если нам не суждено.

Он издал долгий судорожный вздох, и его лицо расслабилось. Тело Дантиоха безжизненно повисло в руках Полукса.

— Барабас! — закричал Алексис. — Барабас! Брат!

Он склонил голову и заплакал по врагу и другу. Затем бережно сложил ему руки на груди, как подобает чемпиону легионов, павшему на службе Империуму.

Спустя несколько часов воины Ультрамара найдут здесь Полукса, все еще сидящего с горестно склоненной головой.

Глава 31 Итоги Герой Империума Вернувшийся Император

Последний свет Фароса вспыхнул в эфире ярче умирающей звезды. Беззвучно пульсируя, он вырвался из отверстий гигантской горы во всех направлениях. Вместе с ним пришла яростная электромагнитная волна, уничтожившая все электрические приборы в Сотополисе. Бронекостюмы заблокировались в одном положении или обмякли. Люменосферы взорвались. Реакторы испытали перегрузки.

Волна вышла в космос, где окатила ослепительным светом флот Повелителей Ночи. Внутренние системы отключились. Корабли лишились управления и оказались в милости гравитации Соты.

Вспышка шла все дальше и дальше от Соты, разгоняя Гибельный шторм на окраинах системы, пронзая саму ткань реальности. В варпе она сияла ярче, чем Астрономикон, и на мгновение бесновавшаяся буря успокоилась.

Флот Робаута Жиллимана боролся со смертельными течениями, затерянный в безумии эмпиреев, и, возможно, навеки бы там остался, если бы Фарос вдруг не вспыхнул так ярко. Навигаторы Ультрамаринов в своих провидческих куполах и уединенных отсеках заметили свет умирающего маяка, сосредоточились на нем и вывели свои корабли из варпа прямо в системе Соты.

В нижних залах Фароса еще гремели выстрелы, когда сам Робаут Жиллиман вступил в развалины главной локации «Альфа» со своей инвитской стражей за спиной. Люди Корвона уже взяли зал. Они нашли с полдесятка работающих люменов и расставили их по краям разрушенной пещеры, но те были тусклыми, не могли осветить это причудливое помещение и только выделяли мусор, которым был завален весь пол.

Сжав зубы, чтобы подавить боль, Корвон встал по стойке «смирно». Его броня отказывала, рана в боку до сих пор ощущалась как раскаленная полоса боли, но он не позволит себе выглядеть слабым перед собственным примархом.

— Герой Астагара вновь проявил себя достойнейшим образом. — Жиллиман отсалютовал Корвону, а затем озабоченно нахмурился. — Вольно, Лукреций. Ты выглядишь так, словно готов умереть в любой момент.

Корвон с благодарным видом прислонился к стене.

— Докладывай, — сказал Жиллиман.

— Остальная часть моей роты приземлилась на юге. Они преследуют беглецов из Повелителей Ночи в лесах. Тем недолго осталось скрываться. В горе еще есть несколько раздробленных элементов из вражеского легиона, но у большинства недостаток боеприпасов и поврежденные доспехи. Я разместил плотную охрану на верхних уровнях и в главной локации «Ультра». У моих воинов не работает оборудование, но к ним уже присоединяются силы поддержки с моей флотилии, и в скором времени мы приступим к зачистке Фароса. Я не приказывал взрывать машины Механикум, и квантовые двигатели целы. Если б я успел раньше, эти разрушения удалось бы предотвратить.

— Что сделано, то сделано, Лукреций. Дантиох поступил так, как счел лучше. Фарос по-прежнему наш, хотя боюсь, он никогда уже не заработает. — Жиллиман погрузился в тревожные размышления.

Зал осветила яркая вспышка снаружи, а за ней последовали новые. Небо зашумело, как при грозе. Мягко, словно праздничные фейерверки, затрещали взрывы, а затем опять раздался мощный гром. Они посмотрели наверх.

— Флоту Повелителей Ночи конец, — сказал Жиллиман. — Множество их кораблей, судя по всему, были выведены из строя последней вспышкой Фароса. Несколько вернули реакторы к жизни и сбежали, а немногие оставшиеся обречены на поражение и скоро дорого заплатят за свое предательство. Мы уже уничтожили пять кораблей, убив несколько тысяч их легионеров. Скоро я получу точные расчеты. Но числа не самые хорошие. Слишком многим кораблям удалось сбежать. Я надеялся, что уничтожу их всех.

Он разочарованно покачал головой:

— Это катастрофа. Чтобы восстановить ход операций здесь, требуется время, которого у нас просто нет, а колония разрушена. Тем не менее, капитан Корвон, хорошая работа.

Корвон сделал знак аквилы:

— Вы оказываете мне честь, милорд.

— Капитан Вар, капитан Антонин, — продолжил Жиллиман. — Определите свои роты на зачистку горы. Корвон, твоя рота свободна. Возвращайтесь на свои корабли. Отдыхайте. Займитесь ремонтом. Мы победили в этой битве, но получили важный урок. Я не позволю вновь вот так застать себя врасплох.

— Разве мои корабли не нужны для погони? Я готов нести возмездие, милорд.

— После этого разговора ты, Лукреций, отправишься прямо в апотекарион на борту моего корабля, где тобой займутся мои личные врачи. Таково мое желание и мой приказ. — Он устало вздохнул. — Но сначала надо решить другие вопросы. Как наш друг капитан Полукс?

Они перевели взгляд на Имперского Кулака, неподвижно сидящего у тела друга в центре зала. Кто-то накинул ему на плечи одеяло, но в остальном он выглядел таким же, каким его нашли, и не шевелился от горя.

— Он отказывается от еды, воды и помощи. Он не сдвинулся с места с тех пор, как мы сюда пришли, только сидит и бдит над телом.

— Так не пойдет. Полукс! — громко позвал примарх.

Полукс поднял взгляд.

— Я приказываю тебе встать, капитан Алексис Полукс из Имперских Кулаков, — сказал Жиллиман.

Тот встал, дав одеялу упасть с плеч.

— Лорд Жиллиман.

— Позволь нам позаботиться о кузнеце войны. Мы почтим его подвиги сегодня вечером, с наступлением темноты, как подобает чтить истинного героя Империума.

Имперский Кулак механически кивнул.

Стражи подошли к нему с носилками. Они уже хотели поднять Дантиоха, но Полукс вдруг остановил их.

— Нет, — сказал он тихо, но грозно. — Никто до него не дотронется. Я понесу его, ибо он был моим братом.


Солнце обессиленно опустилось сквозь туман битвы, сгущавшийся у склонов Фароса. Тонкие башни дыма вырастали из лесного пепла. Древние торфяники на подножии горы загорелись в нескольких местах и, вернее всего, будут гореть годы.

Гора местами облысела, почернела, покрылась яркими каменными шрамами оползней, но все равно продолжала гордо тянуться ввысь.

На высоком выступе собралась группа воинов. Пятьдесят три выживших легионера из роты «Эгида», капитан Полукс, его смотрители маяка, последние четыре солдата из Сотинской ауксилии и Бета-Фи-97.

Солнечный свет, окрашенный смогом в красный, падал на их броню. Три сервитора переходили от одного воина выстроившейся «Эгиды» к другому и закрепленными на груди пневмокистями, тонкими, как сложенные жвала насекомого, работали над их ультимами точными, свистящими взмахами, пока Робаут Жиллиман обращался к собравшимся.

— Мы понесли большие потери, но победили, — говорил примарх. — Сто девяносто девятая рота «Эгида» будет восстановлена и усилена. Капитан Полукс выстроит на вершине Фароса еще большую крепость. Сота больше никогда не падет. Да будет стоять она вечно, служа нашим оплотом против врагов Императора. Повелители Ночи напали на нас, но потерпели неудачу. Многие мертвы, остальные бегут в свои темные убежища. И я клянусь, что такая судьба ждет всех, кто посмеет атаковать этот мир.

Всех вас, сыны мои, ждет награда за ваши жертвы. Но мы, легионеры, не сражаемся в одиночку. Мы погибли бы, если б не отвага и стойкость колонистов Соты. Они воевали бок о бок с нами, направляли нас, умирали с нами. Погибшие из Первой Сотинской ауксиллии, первого взвода, будут со всеми почестями похоронены в Памятных садах на Макрагге, где также будет установлен памятник сержанту Мерику Гиральду и его солдатам, которые своим благородным молчанием под страшными пытками купили капитану Корвону драгоценное время. Отныне воины Сто девяносто девятой роты «Эгида» будут носить скрещенные косы в знак признания их жертв и уважения к простым людям Соты, которые помогли им пережить этот темный час.

Сервиторы, шедшие вдоль ряда побитых легионеров, оставляли внутри рогов ультимы эту новую эмблему. Клинки кос словно оберегали белоснежный символ Ультрамара.

Жиллиман встал перед Обердеем и его выжившими товарищами:

— Неофиты, вы успешно прошли испытание битвой. Все вы переходите к финальной стадии имплантации, после чего станете полноценными боевыми братьями сто девяносто девятой.

Он шагнул назад и склонил голову перед юными воинами, которые зашевелились от смущения и переполняющей их гордости одновременно. Выжившие космодесантники, их новые товарищи, отдали им честь.

Жиллиман продолжал:

— Неофит Обердей, с данного момента ты повышаешься в звании до сержанта легионной разведки.

Обердей пораженно моргнул. При виде его лица Тебекай не удержался от довольной улыбки.

Так продолжалось некоторое время: Владыка Ультрамара торжественно награждал смертных и транслюдей, пока дым разрушения расползался по чистому небу планеты.

— Мы сражаемся за Макрагг! — прокричали собравшиеся воины, и Ультрамарины, и люди. — Отвага и честь!

— Время отправляться к вершине, — сказал примарх, с торжественным видом поворачиваясь к самому высокому парапету Императорской наблюдательной башни.

Они поднялись по каменным ступеням мимо инвитских телохранителей, вступили в сломанные ворота редута и вышли на обширную платформу, венчающую горный пик. На другом конце, в стороне от огневых позиций и станций с астрономическими инструментами, стоял погребальный костер из высушенных скородеревьев.

На нем лежал кузнец войны Барабас Дантнох в побитой броне, но с умиротворенным лицом.

Жиллиман остановился у погребального костра; высокий рост позволял ему смотреть на погибшего воина сверху вниз.

— Ты не надел ему маску, — сказал он.

— Для него она была символом стыда, — ответил Полукс. — Он носил ее в качестве постоянного напоминания о предательстве своего легиона. Но ему больше нечего стыдиться.

— Это верно.

Жиллиман поднял руку, и капитан Касмир передал ему золотистый факел, уже горящий ярким пламенем. Жиллиман протянул факел Полуксу:

— Эта честь должна принадлежать тебе.

— Милорд, как вам угодно, но для Барабаса будет куда большей честью, если в последний путь его отправите вы, величайший из сынов Императора.

— Хорошо, — почтительно кивнул Жиллиман и с треском засунул факел глубоко в погребальный костер.

Все отошли, когда огонь занялся. Языки пламени устремились к Дантиоху, опаляя броню, касаясь покрытой шрамами кожи, скрывая столбами пахучего дыма, уже поднимающимися к небу.

— Рота! — закричал стоявший впереди телохранитель Жиллимана.

— Мы провожаем Дантиоха, героя Империума! — взревели все и дали залп из болтеров.

Оружие с грохотом выпустило снаряды, и те со свистом устремились вверх на реактивных струях, прогремев еще раз, когда преодолели звуковой барьер.

— Мы провожаем Дантиоха, героя Империума!

— Мы провожаем Дантиоха, героя Империума!

Небо потемнело. Погребальный костер Барабаса Дантиоха заливал его товарищей светом и жаром. Последние лучи солнца ударили в Фарос, осветив красным пещеры на боку и вершине.

Ничто не засветилось в ответ и никогда уже не засветится. Песнь горы оборвалась, и на Империум Секундус опустилась настоящая ночь.


В главной локации «Бета» шла бурная деятельность. В процессе первых экспериментов Дантиох выделил этот двойной зал в форме песочных часов в качестве потенциальной регулировочной платформы, но позже забыл о ней, найдя новые помещения. Она была грязной, влажной, со следами битвы повсюду. В одном углу валялось сломанное оборудование, стены покрывали тонкие трещины. Ею решили воспользоваться лишь потому, что главная локация «Альфа» была разрушена.

Изображение Сангвиния дергалось и мигало, как при плохой пикт-передаче. Техноадепты сновали вокруг, передвигая рычаги и регулируя подачу энергии в попытке стабилизировать его.

— Связь долго не продлится, милорд, — сказал один. — Вам стоит быть кратким.

— Хорошо, — ответил Жиллиман. — Полукс?

Полукс стоял в центре новой регулировочной платформы, бледный от напряжения, с блестящим от пота лбом.

— Я делаю, что могу, но я не Дантиох, а Фарос уже не работает так, как раньше.

Сангвиний сидел во всем своем королевском великолепии на гравированном троне в развалинах Поклонной часовни. Он следил взглядом за Владыкой Ультрамара, занимающим место на платформе рядом с Полуксом.

Два полубога, два короля руин, взглянули друг на друга через звезды.

— Оставьте нас! — крикнул Сангвиний работникам Механикум.

— Милорд, — сказал недавно назначенный магос, — мне с моими прислужниками надо…

— Я сказал оставить нас, — ледяным тоном повторил Сангвиний.

— Полукс должен присутствовать, — возразил Жил-лиман.

— Хорошо.

Все, кроме Полукса и пары десятков неразумных сервиторов, покорно вышли.

Лишь когда зал опустел, Сангвиний заговорил:

— Брат. Кёрз был здесь.

— Что? — взволнованно воскликнул Жиллиман. — Ты ранен?

— Нет. Он пришел поговорить — во всяком случае, он так сказал.

— И он говорил?

Сангвиний заворочался. Тяжелое одеяние зашелестело.

— Да, только едва не убил Азкаэллона и уничтожил несколько самых доверенных моих сангвинарных гвардейцев.

— Чего он хотел?

— Прощения? Признания? Кто знает? Мне кажется, он сам до конца не понимает, что ему нужно. Но среди его жалостливой болтовни прозвучало кое-что странное, и я не могу выбросить эти слова из головы.

— Наивная философия безумца и глупца, — отмахнулся Жиллиман. — Не обращай внимания, у него способности депрессивного подростка, а нам всем остается лишь терпеть его попытки изображать всезнание.

— Может быть, — ответил Сангвиний. — А может, и нет.

Он помолчал, подбирая слова. Братья взглянули друг на друга.

— Робаут, я вызываю тебя к себе, на Макрагг.

В улыбке Жиллимана появилась напряженность.

— Брат? Ты вызываешь меня? Отчего такая смена настроения?

Он попытался обратить все в шутку, но Сангвиний не улыбнулся.

— Ты должен вернуться, — сказал Сангвиний. — Я приказываю.

— Но у тебя же все должно быть под контролем? Мне нужно восстановить порядок на Соте. Фарос сильно поврежден, колония разрушена. Есть шанс все починить, и Империум Секундус вновь будет в безопасности. Меня не будет неделю, не больше. Дай всего неделю.

— Нет, — отрезал Сангвиний. — Ты вернешься на Макрагг немедленно.

Жиллиман поджал губы.

— И это приказ?

— Отданный властью, которую ты сам же мне передал. Ты сделал меня императором, Робаут, поэтому либо оставь притворство, либо преврати его в реальность. Перед тем как вернуться, ты с помощью Фароса отыщешь Льва и потребуешь, чтобы он отправился на Макрагг, где бы сейчас ни находился. Никаких оправданий, никаких недомолвок. Не оставляй ему возможность вольно интерпретировать мои слова. Я приказываю вам обоим: возвращайтесь немедленно. Кёрз здесь, Фарос едва не уничтожили. Пора нашему лорду-защитнику взять на себя бремя, идущее с титулом. Найди его и приведи обратно ко мне. Сейчас же.

Их взгляды и воли столкнулись. На долгий, напряженный миг показалось, что Жиллиман откажется повиноваться тому, кого сам провозгласил новым императором человечества.

В его могучем разуме замелькали теории последствий. Гибель всего, что они построили. Смерть Империума Секундус и в конечном счете падение всего Ультрамара. В лучшем случае сформированные против Хоруса силы ждали раздоры и дробление, в худшем — вражда или даже открытая война между их легионами.

Была лишь одна возможная практика. Последняя, неизбежная практика.

Он низко поклонился, только сейчас узнав, что это движение может быть таким трудным.

— Разумеется, мой господин император. Твоя воля будет исполнена.

Эпилог Голод

Далеко за пределами Галактики не было ничего, кроме бесконечной черноты.

За последними заблудшими звездами, одиноко плывущими сквозь холодную ночь, за мертвыми мирами и фрагментами галактик, столкнувшихся миллиарды лет назад, за зондами, отправленными вымершими и всеми забытыми расами… За всем этим и еще дальше лежало ночное море, усеянное бриллиантовыми островами далеких, одиноких галактик.

Море было немыслимо огромным, но не пустым. В нем таились гигантские глубинные чудовища.

Вечную темноту прорезала вспышка квантовой энергии, во много раз превышая скорость света. Вспышка пришла из ни чем не примечательной спирали звезд и длилась пару миллисекунд.

Но ее заметили.

Сущность, состоящая из бесконечного голода, шевельнулась во сне, который длился целые эры.

Миллион застывших, немигающих глаз увидели вспышку и запустили потоки сигналов. Исполнив свое предназначение, глаза отмерли.

Сущность приняла сообщение от них, ни на мгновение не пробуждаясь.

Гигантский спящий разум автоматически, инстинктивно проанализировал сигнал и соотнес результат с единственным, что его интересовало.

Жертва.

Медленно, как ледник, Великий Пожиратель сменил курс.


Оглавление

  • Гай Хейли Фарос
  •   Действующие лица
  •   Часть первая Око бури
  •     Глава 1 Бесчестье Испытание Тайны и ложь
  •     Глава 2 Приговор Под горой Когорта
  •     Глава 3 «Нравственность» «Никтон» Дилемма
  •     Глава 4 Темное братство Ретранслятор Засада
  •     Глава 5 Абордаж Засада Братья по крови
  •     Глава 6 Захлопнувшаяся ловушка Радость в смерти Захват «Нравственности»
  •     Глава 7 Главная локация «Альфа» Инвит Видения отца
  •     Глава 8 Враждующие братья Последний бой Монстры
  •     Глава 9 Маленький рай Мерик Песня света
  •     Глава 10 Развалины часовни Пятьсот Чудо
  •     Глава 11 Проникновение Защитить слабых Неприемлемые условия
  •     Глава 12 Сохрани будущее Испытание неиспытанных Побег
  •     Глава 13 Ночные звуки Плач псалтериона Огонь в небе
  •   Часть вторая Вторжение
  •     Глава 14 Уроки на лету Спуск Леса Одессы
  •     Глава 15 Древний Последний бой Разбитый щит
  •     Глава 16 Разграбленный город Площадь ужаса Нежданное спасение
  •     Глава 17 Повелитель Макрагга Послание Дантиоха «Нова»
  •     Глава 18 Примарх в гневе Лорд-защитник Император Человечества
  •     Глава 19 Автоматоны Душа машины Тупики
  •     Глава 20 Защитники горы Нерегулярные Арк
  •     Глава 21 Тьма ворон Жертва Обоюдоострый дар
  •     Глава 22 Полет Императора Ангел света Ave Imperator
  •   Часть третья Угасание света
  •     Глава 23 Тайные пути Главная локация «Альфа» Хозяин горы
  •     Глава 24 Воссоединение Судьба против воли Пророчества
  •     Глава 25 Гора в цепях Праздник плоти Нечистый свет
  •     Глава 26 Первый капитан Инерция Приземление
  •     Глава 27 Лесной пожар Отвага пастырей В лабиринт
  •     Глава 28 Кровь Соты Под горой Шепот в темноте
  •     Глава 29 Альфа Ультра Предательство
  •     Глава 30 Герой Маска Последний свет
  •     Глава 31 Итоги Герой Империума Вернувшийся Император
  •   Эпилог Голод