Против течения [Борис Григорьевич Рогов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]















Борис Григорьевич Рогов Против течения

ПРОЛОГ. ВОЛЧЬЕ ЛОГОВО

10.05.2018 г. Польша. Город Кентшин. Рогов Борис.
Сиденье подо мной качнулось в последний раз и замерло. Красный автобус «PolskiBus» благополучно прибыл в городок Кентшин. Это последняя остановка на пути домой, завтра я должен пересечь границу в Безледах — Багратионовске, чтобы попасть в российскую часть Восточной Пруссии. За три дня хочу исследовать тевтонские крепости на территории этого анклава. А сейчас надо ехать в Вольфшанце. Это одна из ключевых точек путешествия, посвящённого тайнам сумрачного прусского гения.

Кентшин — чистенький польский городок с красными черепичными крышами, запахом кофе и свежей травы, затерянный среди лесов Вармии.

Первоначально в этих местах обитали прусы. Археологи обнаружили в Кентшине какие-то следы древних прусских святилищ, что свидетельствует о необычных свойствах этого места. Тевтонские рыцари старались возводить замки именно в таких местах. Так Раст превратился в Растенбург.

В этом, наверное, причина строительства бункера Гитлера. Буддистские ли советники, оккультисты ли Гиммлера из Аненербе [1] или еще кто указал точку в десяти километрах восточнее Растенбурга. Где и был сооружён целый комплекс фортификационных сооружений, получивший название «Волчье логово».

Согласно учению буддистов-ламаистов, каменное сооружение — инструмент, который помогает человеку, подсоединятся к другим мирам. Бред, конечно, но посетить таинственное место я планирую.

Ярко по майски светит солнце. Одинокая таксувка несётся по пустынной дороге. Лес становится гуще, но просёлок внезапно сменяется шоссе из ровных бетонных плит. Две скалы из бетона вырастают по бокам, а за ними виднеется серая пирамида, поросшая мхом. Еще через полминуты такси останавливается перед невысокими воротами с вывеской музея и рекламой окрестных услуг. На всю дорогу ушло всего четверть часа.

Из посетителей — только группа бундесов [2] с гидом. Руки у гида так и порхают над головой, сбивая меня с настроя. Хочется побыстрее миновать туристическую зону и начать собственные исследования.

Место не простое. Очень странные ощущения. Создают особенную атмосферу надписи на немецком: «Achtung! Die gefаhrliche Zone. Bewegen sich nur auf dem ausgeschilderten Weg» [3]. На и польском и английском языках тоже есть, но первым в глаза бросился немецкий… В голове звучит лай собак и отрывистые гортанные выкрики.

Немцы при отступлении в ноябре 1944 года взорвали все, что смогли. Тоже титанический и бессмысленный труд. Сейчас нагромождение обломков среди кустов лещины создаёт странное ощущение. Словно погружаешься в глубины времени. Циклопические обломки бетонных блоков напоминают Мачу-Пикчу [4], Та-Пром [5] и пирамиды Гизы одновременно.

Необычность самой местности подтверждает ещё один интересный факт — ни советское, ни союзное командование за годы войны так и не смогли установить точного местонахождения главной ставки Гитлера. На «Вольфшанце» не упала ни одна бомба. Как будто природа набросила на бункер гигантскую шапку-невидимку.

Руины бункеров отгорожены от экскурсионных троп проволочным заграждением. Снимать с дороги совершенно не интересно, да и снято-переснято поколениями посетителей тысячи раз. Долг исследователя требует, поэтому зайти за барьер всё-таки придётся. Аккуратно перелажу через ограждение, проверяю, нет ли за мной «хвоста», и углубляюсь в дебри.

Лес встречает запахом болотной сырости и звонким комаринным гулом. Под травой толстый слой опавшей хвои и прошлогодней листвы. Жарко и душно. Я раздвигаю ширму из еловых лап и, перед глазами открывается невероятный вид.

Мощные обломки бетона, поросшие мхом и какими-то кустами. Толстая плита опирается только на боковые конструкции. Заглядываю осторожно внутрь. Рваные пакеты, пивные банки, и прочие «признаки цивилизации», темно, пыльно и грязно. Нет, внутрь не хочется.

Я поворачиваюсь к бункеру лицом и начинаю выстраивать кадр. Одновременно осторожно ощупываю землю ногой. Отклоняюсь то влево, то вправо. Делаю шаг назад, и вдруг что-то трещит прямо под опорной ногой. Резко пытаюсь перенести вес на другую ногу, но и под ней опора проваливается. Дёргаюсь, пытаясь выскочить, но тщетно, только боль пронзает шейный отдел. Я проваливаюсь в темноту. Короткий удар затылком обо что-то твердое. Свет меркнет. Сознание покидает тело…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1975 — Год синего деревянного кролика. Знак гороскопа — Дева.

Температура воздуха в Новосибирске утром +5 °C, солнечно, ветер 5,5 м/сек.

01 августа закончилось совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе;

08 августа ураганы в верховья реки Жухэ, прорвали дамбу Баньцао. В Китае погибло более 170 000 человек;

Группа «Queen» выпускает «A Night At The Opera» со знаменитой «Bohemian Rhapsody».

6 сентября ХК «Сибирь» выигрывает матч с ЦСКА со счетом 5:4.

В декабре Нобелевская премия присуждена российскому математику Л. В. Канторовичу за разработку теории оптимального использования ресурсов.

ГЛАВА 1. ОЧЕНЬ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ

Новосибирск. Квартира Роговых. 31 августа 1975. Борис.
Холод осеннего утра пробрался под простыню. Вчера вечером, после дневных 24 градусов было жарко. Зато ночью резко похолодало. Пришлось вставать и закрывать форточку. Не помогло. Комната успела остыть. Похоже, что лето кончилось на один день раньше.

Наверное, из-за резкой смены погоды мне приснился какой-то странный сон. Будто бы мне уже много-много лет, у меня взрослые дети и даже внуки. Я иду по Красному проспекту от собора [6] до ТЮЗа [7]. По сторонам смотрю редко. Все узнаваемо, но какое-то другое, как часто бывает во сне. Над зданием обкома вместо красного флага трепещут на ветру непонятные полосатые, один, похож на голландский [8], а второй на итальянский [9], но на центральном белом поле что-то странное нарисовано. Что точно, мне с земли не видно. За типографией виднеется башня какого-то небоскреба синего цвета с двумя шпилями. Во сне это в порядке вещей. За березами бульвара всплыли странные изогнутые поверхности из стеклянных треугольников. Напоминает то ли бутон тюльпана, то ли кочан капусты. Красиво! Прямо посреди проспекта стоит маленькая симпатичная церковка с золотым куполом и крестом. Купол смотрится очень неплохо… И это в СССР — стране победившего атеизма… Вот ведь, что может присниться при переходе от лета к зиме!

Вставать не хочется, но лежать холодно. С кухни доносится шкворчание. Мама уже что-то жарит. Вот бы оладушки, они у нее здорово получаются.

После ночи под белым одиноким парусом, лезть в воду не хочется, но надо! Я еще в мае решил, что надо-надо обливаться по утрам и та-ра-рам! Поэтому подставляю тело под холодные спицы. Ух-х-х-х! Класс! Зажмуриваю глаза и подставляю лицо.

Стоп!

Что-то щелкнуло в голове. Почему я в старой квартире родителей? Это же Юлькина квартира сейчас. Почему стены в ванной покрашены синим и только до половины? Почему я здесь, а не у себя дома? Господи, сколько странного… Где Лёля? Что с ней? Спокойствие! Только спокойствие! Будем рассуждать спокойно. Жена попала в больницу, а я ночую у сестры? Допустим, что так, но Лёва лет 10 назад сделал ремонт, объединив ванную и туалет в просторный санузел. Ничего не понимаю! Холодная вода бьет в лицо, отгоняя последние обрывки ночного сна. Холодно! Я наконец догадываюсь посмотреть в зеркало.

С той стороны зеркального стекла на меня смотрит какой-то пацан. Большие почти негритянские губы, розовые щеки и нос картошкой. А ведь я знаю его! Это ж Борька Рогов, то есть это я лет в 16–17. Верхняя губа и подбородок абсолютно гладкие. Ни щетинки! На макушке ни одного седого волоса. А где же Борис Григорьевич шести десятков лет? Где, ё-моё, его-моё тело? Если оно осталось в 2018 году то, что с ним сейчас? Последнее, что я помню — падение в какую-то яму в «Волчьем Логове» Гитлера… Получается, что тушка там, а сознание здесь в моём же теле, но на 42 года моложе. А если с той тушкой что-то не то, как это отразится на мне теперешнем? А может быть, я там умер, но в силу аномалий места душа-сознание сделала такой кульбит?

А может это всё-таки морок и наваждение от удара головой о бетонный обломок? Всё это мне просто мерещится? Как там принято поступать в подобных случаях у литературных героев? Я крепко зажмуриваю глаза и изо всех сил щиплю себя за ногу.

Страшно глаза открывать, но надо, не ходить, же остаток жизни с закрытыми. Ну, на раз-два-три! Открываю. Поднимаю глаза к зеркалу. Так. Хорошо, в зеркале я. Оглядываюсь. Я в ванной в нашей новой квартире, куда мы переехали три года назад. С кухни звуки готовки. Всё правильно, мама приехала с дачи, чтобы проследить, как мы с Юлей соберемся в школу. Завтра же первое сентября. Похоже, что все-таки это был сон с продолжением наяву. Это я про шестидесятилетнего старика с детьми и внуками. Пойду, мамане расскажу. Отец вечером приедет, и ему можно будет рассказать. Пусть посмеётся.

Я энергично вытираюсь. «До покраснения кожных покровов», как пишут в журнале «Здоровье». Натянув чёрные трусы и футболку, врываюсь на кухню, как ураган.

— Ма-ам, как там оладушки? Готовы? — На ходу пытаюсь схватить лепешку со сковородки, но получаю по спине полотенцем.

— Ага, сейчас эту сковородку допеку и можно приступать, а ты, давай, беги, штаны надень и Юлю буди, пусть умывается.

— Юлька, — ору я громко, распахнув двери гостиной, где ютится сестренка, — подъём! На горшок и завтракать, — в ответ мне летит подушка, но мимо. Нет еще у сестренки нужной меткости.

Возвращаюсь на кухню и краду оладий. Тут же пытаюсь запихнуть его в рот, пока мама отвернулась. Он такой поджаристый и горячий, что я невольно сжимаю веки… Оп-па!

— Зачем я так тороплюсь? — появляется мысль — можно подавиться и помереть молодым. Лучше сесть спокойно и рассказать про сон. Хотя, нет, лучше ничего не рассказывать, а как-то договориться с «носителем», ведь уже понятно, что произошла «прививка» сознания старого меня в мозг мой же, но в шестнадцатилетний. А переключение происходит при напряжении лицевых мышц. Вот! Надо написать Борьке! Кратко изложить суть и предложить план совместной жизни в одном отдельно взятом теле. И прежде всего — о способе диалога. Ффу-у! Шизофрения какая-то…

Иду к себе в комнату, хватаю карандаш и пишу, — «чтобы переключиться, зажмурь крепко глаза и стисни зубы». — Боюсь, что если промедлить, то может еще что-то произойти. Здорово конечно, оказаться в эпохе, о которой остальсь только смутные воспоминания. Да еще и на сорок два года моложе.

Так, прекрасно! Разобрались с одним вопросом, но надо провести натурные испытания. Крепко сжимаю челюсти. Вуаля! Я снова пацан, которому завтра бежать в постылую школу. Что интересно, я в качестве юнца, воспринимаю всё происходящее просто, как сон.

Последний день каникул. Значит надо друганам звякнуть, узнать, что они сегодня делать собираются, как будут проводить оставшиеся до трудовых будней часы? Еще надо написать подробный план как мне провести этот год с максимальной пользой. Нет! Это потом, после того, как я с мужиками встречусь.

Однако, ни Вадьки, ни Олежки дома нет. Ладно, позвоню после обеда. Займусь, значит, планированием. Как там наш генеральный секретарь [10] утверждает? Пра-а-а-вильно! — План — закон! Выполнение — долг! Перевыполнение — честь!

Как планы то сочиняют? Эх, мне бы образец для подражания, но кроме Джеклондонского Мартина Идена [11] ничего на память не приходит. Ну, прежде всего, надо взять бумагу и ручку. Ага, это что за клочок с какой-то надписью? Не помню, чтобы я что-то сегодня писал.

— «Чтобы переключиться в старика, зажмурь крепко глаза или стисни зубы» — и почерк не мой, хотя и похож. Но адресовано мне, в этом нет сомнений. Зачем в старика? Но хорошо, зажмуриваюсь.

О как! Парень решил заняться планированием! Не помню, чтобы я в 16 лет что-то планировал. Может быть, это уже влияет моё подселение? Хорошо если бы так, хотя нет, я ж тогда не вспомню ничего из текущей информации. С планом я могу помочь. Напишу, что и в каком порядке надо продумать.

— План начинается с цели, которую хочешь достичь. Потом с определения задач, которые для достижения этой цели надо решить. Определить средства для решения, порядок их использования… Но начать надо с цели!

Чего бы я хотел? Ведь у меня появился уникальный шанс повлиять на происходящие события. Понятно, что из «глубины сибирских руд» повлиять на судьбы мира невозможно, но может получится сделать так, чтобы события приобрели менее катастрофический характер, не так как в нашем варианте истории.

Какие есть варианты?

Во-первых, можно начать кричать на всех углах о грядущем развале. Ага! И загреметь в дурку [12].

Во-вторых, можно использовать «послезнание» [13] в личных целях, и пользоваться плодами этого знания на радость себе, родным и близким.

А в-третьих, можно встроиться в систему и попробовать на неё повлиять скрытно. Если действовать осторожно и не форсировать события, то может быть, что-то получиться. Что конкретно получится, сказать трудно, но в этом и интерес. 15 лет форы это заметный срок и если нащупать лиц, которым будущие события опасны, то чем черт не шутит… Решено, попробую третий вариант. План составлю позже, Борьке ничего про него говорить не буду, а то этот ухорез с бушующими гормонами всё испортит. Пока всё. Зажмуриваю глаза…

— Так, что тут у нас? О! Здорово! Надпись получила продолжение. «План начинается…», то есть вот так можно общаться? Блеск! Я тоже сейчас что-нибудь спрошу! Ага. Чтобы спросить? — Ты кто? — Пишу после строчек в записке и стискиваю зубы.

Кажется, у меня с носителем налаживается диалог. Это хорошо. Если конечно, он не будет своевольничать, а будет слушаться старшего «потомка». Именно сейчас мы с ним проходим точку бифуркации, которая определяет не только личную судьбу, но, возможно и судьбы мира. Ведь как там, у Герберта, нашего, Уэлса? «Наступите на мышь — и вы сокрушите пирамиды» или это Рэй Брэдбери? [14] Давно читал эту глубокомысленную вещь и успел забыть автора.

— Я это ты, но из 2018 года. И не вздумай трепаться, а то могут в психушку упрятать. А такой хоккей, я думаю, нам с тобой не нужен! [15]

Прикольно Григорич пишет, он — это я. Ну, это и козе понятно, и уж точно, я не буду никому рассказывать. Не дурак же. Вот класс! Я теперь буду знать, что произойдет в мире в ближайшие годы!!! Ого-го! Я крут! Я круче Вольфа Мессинга! [16] Вообще, отпад!

Я вскакиваю, не в силах сдержать чувства и начинаю скакать с уханьем и повизгиванием, изображая молодого шимпанзе. Делаю круг по квартире, нечленораздельно вопя. Юлька крутит пальцем у виска, типа брательник крэзанулся [17] перед школой. Зато мне это помогает сбросить лишнюю энергию и приступить к серьёзному занятию.

Вариант один. Простой. Я кончаю школу без лишних телодвижений. Попадаю под осенний призыв. Вперед, вперед, труба зовет! Армия обеспечит мне два года отсрочки от необходимости решать, что делать и как жить дальше. Можно будет еще по инерции годик болтаться. Может и правда в армию? Некоторые говорят, что армия делает из мальчика мужчину… Зато другие говорят, что армия — два потерянных года. Что-то ещё рассказывают про тюремные нравы в казарме, но тут, мне кажется, больше бабские страшилки. Нет. В армию не хочется. Какой я, нафиг, солдат!

Вариант два. Посложнее. Я выбираю профессию, какая мне нравится. Заканчиваю школу и поступаю на соответствующий факультет. Потом иду работать по распределению. Далее по инерции. Карьерный рост, семья, дети и т. п. Используя имеющийся багаж, достигаю невиданных высот. Звучит не плохо!

Вариант 3. Я выбираю профессию, но такую, чтобы можно было получить доступ к персонам принимающим решения. Бросаю школу, чтобы не терять год. Нанимаюсь на работу по выбранной специальности или по простой и доступной для моего уровня, но где-то рядом, и до армии активно набираюсь опыта. Заодно готовлю себе площадку для возвращения из рядов. После армии продолжаю осваивать выбранную специальность. Вот только в армию… Ну, в общем, понятно.

Второй вариант, наверное, самый подходящий, потому что единственный помогает избежать «священного долга», достаточно выбрать институт с военной кафедрой. Такой подход, конечно, выглядит детским. Ведь важнее выбрать специальность, в которой потом работать, чем тупо уклоняться.

Тогда подумаем в эту сторону. Чем заниматься в свободное от остальной жизни время? Приходится признать, что вопрос пока открыт. Если честно, то мне не хочется ничем заниматься. Год назад я мечтал о карьере ученого-ядерщика, но сейчас понимаю, это совершенно не по моим мозгам. Ну, не любитель я задачки решать. А чего я любитель?

До этого, помнится, манила меня романтика археологических раскопов. Мечталось, что разрою какой-нибудь курган на Алтае и прославлюсь на весь мир. А что? В моё время в 1993 на плато Укок раскопали гробницу «принцессы». Зная это, я могу это сделать раньше лет на десять и прославиться. Но это уже второй вариант.

Что ещё я люблю? Книжки люблю читать, кино люблю, театр, особенно музыкальный. Рисовать любил, вот, правда, давненько я не брал в руки… карандашик…

Нет, опять что-то не то! С другого конца надо заходить.

Как бы я хотел жить? Прежде всего, получать много денег — рублей 200 в месяц, жить в своей квартире. Жениться на Ленке Тришиной, путешествовать по миру, чем чаще, тем лучше, ходить под парусом, гонять на машинке какой-нибудь модной, ну, как-то так, даже не могу придумать, что ещё. Ясно, что сразу после института такие деньги никто не получает. Приличную зарплату быстрее всего получить, если пойти работать на стройку, в гортранспорт или в торговлю. Но этот путь закономерно приводит к двум годам в сапогах.

Ясно, что получить отдельную хату [18] тоже невозможно. Жилье сразу дают у нас на северах, на опасных предприятиях и офицерам после нескольких лет скитания по казармам. На заводах можно получить лет через десять безупречной трудовой вахты. В других местах даже и не знаю. Надо бы у родителей спросить.

Ездить по миру? Это прекрасно, но в СССР это занятие доступно узкой прослойке граждан. О! А ведь это мысль! Кто у нас в стране ездит по миру? Дипломаты, это раз. Журналисты-международники, это два. Спортсмены — три, начальники всякие — четыре, инженеры, занятые вводом в строй разных плотин, «заводов, газет, пароходов» — пять. Геологи, археологи, в порядке помощи недоразвитым странам — шесть. И, наконец, комсомольцы всякие — семь. Вот, наверное, из этого перечня и стоит выбирать.

Сразу ясно, что спортсмены, начальники, инженеры, геологи и археологи опять не мой случай. Пожалуй, из всего списка журналисты и комсомольцы самое достижимое. Становится профессиональным комсомольцем противно как-то, уж слишком лицемерное занятие.

Ага! Новая мысль! Надо двигаться от противного! Отбросить для начала то, что мне точно не подходит. Всё равно, список всех шарашек надо где-то надыбать. Позвоню я Архипу [19]. Олежка наверняка что-то на эту тему должен знать… Может, приехал уже.

Я вскакиваю со стула и в прыжке, изображая великого вратаря Льва Яшина, хватаю трубку телефона. Еле на ногах удержался… Длинные унылые звонки говорят, что мой приятель еще в пампасах. Может Коновалов что-то имеет на эту тему? Хотя, вряд ли… Не в правилах Вадима-Никодима [20] так задолго озадачиваться.

Ладно, пускай всё идет, как идёт. Впереди ещё целый год, что-нибудь придумается. Главное всё-таки определить, чего же я хочу.

А пока — всё в жопу! Запишу, что нафантазировал, и пойду у мамани спрошу, может, что и посоветует.

Изображая зайчика, прыгаю на кухню и детским голоском выдаю:

— Мамочка, можно задать тебе один малюсенький вопросик?

— Ну, задавай, балабол, — ответствует мать, изобразив страшную озабоченность.

— Вот, мам, скажи, как ты считаешь, куда мне после школы лыжи вострить? Где пролегает мой жизненный путь? Куда направить стопы?

— Да куда тебе хочется туда и востри. Как там, в песне — …молодым везде у нас дорога…

— Ну, мам, ты же знаешь меня с самого рождения, то есть лучше меня самого. И серьезней, гражданочка, вопрос государственной важности!

Тут же получаю легкую затрещину.

— Главное, чтобы тебя в солдаты не забрили… А так сразу и не знаю даже, что тебе посоветовать… Ну, точные науки точно не твоё… Может на исторический в университет? Там вроде бы даже военная кафедра есть.

— А кого там выпускают? Где у нас историки дипломированные работают? Я вот даже не представляю. Может быть, по архивам пыль собирают? Или там археологов подковывают? Ладно, как вариант — пойдёт, а ещё?

— Может в строители или архитекторы? Тебе же рисовать нравилось, как я помню. Кроме того, у строителей зарплаты хорошие и с квартирами легче, чем в других местах…

М-да, о работе архитектора я не знаю вообще ничего. Типовые коробочки чертят? Что там работать — не понятно, тем более в нашей сибирской глубинке. Дом построен по проекту, архитектор Расстрелян [21].

— Ладно, постреленок, я поняла твой вопрос, хорошо, что ты озаботился. Но еще время есть. Отстань, пожалуйста, мне пора, к вечеру я вернусь. Папа, если приедет раньше меня, пусть что-нибудь на ужин сообразит. Впрочем, сбегай — пельменей пачку купи, а то вдруг он поздно будет.

— Денег дайте, мадам, а то без них нынче пельмени не дают.

— За деньги и дурак купит, ты без денег попробуй, — шутит мама и, порывшись в сумочке, протягивает бумажный рубль.

— А ручку позолотить? На чай, на водку?

— Охальник, на водку точно не дам, а на чай, сколько тебе надо?

— Мадам, рупь меня вполне устроит на сегодняшний вечер, — говорю я и, забрав протянутую бумажку, бегу в свою комнату.

Часа через два резкий звук телефонного звонка разорвал воскресную тишину. Выскакиваю из комнаты и хватаю трубку:

— Да! — ору в трубку.

— Проф [22], привет! — узнаю по голосу Вадьку Коновалова.

— Здорово, коли не шутишь! — Отвечаю в тон ему — у меня к тебе вопрос…

— А у меня к тебе, — перебивает приятель, — признавайся, есть у тебя справочник для абитуриентов? Меня тут предки напрягать начали, куда, говорят, ты поступать будешь, да кем работать собираешься. Пристали, как банный лист. Угрожают, что если сам не определюсь, то засунут в школу милиции. Ну, так как со списком то?

— Не, у меня нету. Ты Архипу звонил?

— Звонил, нет его еще дома, бабка его говорит, что только вечером приедет. Может из девчонок кому-нибудь звякнуть?

— Отличная мысль! Звони Калашниковой, у нее точно должно быть. Как я сам не допёр! Слушай, Никодимыч, давай я к тебе сейчас подскочу вместе и подумаем, как жить дальше. Так что сиди дома, звони бабам и никуда не уходи. Если у кого-то из них найдется, то вместе и сходим, почитаем, гы-гы-гы. Анекдот про книжки слышал?

— Рассказывай, тогда и скажу, слышал или нет.

Задали в Академии Чапаю сочинение написать. Сел он и пишет:

— Сижу как-то вечером дома. Вспомнил, что в шкафу осталась недочитанная книга. Достал, дочитал. Показалось мало. Достал вторую, прочитал. Книги кончились, решил сходить в библиотеку. Приходит Петька, приносит две книги. Прочитали и пошли на улицу — обложки сдавать. Смотрим, навстречу идет Фурманов, сам начитанный-начитанный и с сеткой книг. Зашли в штаб и все книги там прочли. Начитались до потери пролетарской сознательности.

— Несмешной. Ты, давай, подваливай. Буду на месте.

Через пять минут я поднимаюсь по лестнице в чистом подъезде с зелеными панелями. Уже со второго этажа слышу громкий гогот, доносящийся явно из нужной квартиры. Точно! Только что, буквально три минуты назад к нему нагрянули Сокол и Кузя. Нагрянули не одни, а с пузырем какого-то пойла.

— О! Профессор тоже подвалил! — заорал уже слегка датый [23] Сокол, — «Осенний букет» пить будешь, Профессор?

— Дай, гляну, что за шмурдяк [24] притащили, — протягиваю я руку за бутылкой.

— А чего сразу шмурдяк? Не нравится — не пей, нам больше достанется. Хуй ли тут выступать? — Костя начинает закипать. — И грабли [25] свои убрал!

— Ну, травись этим клопомором, а я уж как-нибудь перебьюсь.

Бодаться мне с ним не хочется. Чего с пьянью связываться, в самом деле? Я прохожу мимо него в коридор, где Вадька с Кузей начинают над нами потихоньку угорать.

— Вадь, поиски наши откладываем? Или запараллелим?

— Да, нахер, это «прекрасное далёко»! Ещё год впереди, успеется всё. Давай лучше отметим конец лета. Зацени, какие мужики добрые, сами, пришли и горючку с собой принеси. Пошли на кухню. Сядем, накатим, может, какие-то светлые мысли придут. Японцы считают, что самые ценные идеи приходят на толчке, на коне и за бокалом саке? А япошки народ умный.

— Не, мужики, пить я сегодня не буду.

Я знаю, что одной бутылки им будет мало. Они втроем ее высосут, потом купят еще, позовут Серегу Русакову, что живет в этом же дворе. Тот принесет еще пузырь. Потом Костик потеряется, а Вадька с Сережкой потащат Кузю домой. Кузина мать будет их материть. Обычная история, ничего нового. Я пить не силён, поэтому сваливаю. Мне тут надо ещё в магазин заскочить, чтобы обед какой-нибудь заделать.

В молочном отделе гастронома «Рассвет» народу мало. Беру пачку «Сибирских» пельменей. Пакета или сумки у меня нет. Приходится нести пачку в руках. Хорошо, что дом недалеко.

Во дворе у помойки копошится дворник Петрович. Вежливо здороваюсь с ним.

— Здравствуй, Борис, слушай, у меня к тебе вопрос — обращается он ко мне. — Есть минута?

— Да, есть, конечно, вот только пельмени домой отнесу.

— Я быстро. Вот скажи, не знаешь, кто смог бы работать дворником у нас? Что-то мой моторчик начал подводить, всё труднее справляться, а зимой, боюсь, вообще не смогу.

«На ловца и зверь бежит» — пронеслось у меня в голове. Вот, только надо бы подробности расспросить.

— Дядь Гена, подождите минуту, я сейчас заскочу домой, спущусь, и мы с вами всё обсудим. Сам с удовольствием взялся бы за метлу-лопату. — Протараторил я уже на бегу.

— Работа наша не сложная. Надо каждый день мести проезжую часть двора, собирать мусор с газонов и детской площадки. Каждое утро освобождать мусорный контейнер от бытовых отходов (спецмашина приходит в 7.45) и следить за порядком во дворе. В случае чего вызывать аварийку и ставить в известность председателя, чтобы выделял денег на ремонт. Зимой, понятно, снег надо чистить. У нас участок большой — и перед подъездами, и перед почтой, и со стороны дебаркадера. Зато и оплата хорошая, 80 платит кооператив, а еще 40 почта добавляет. Дворницкая есть. Выходной тоже есть, но раз в неделю в воскресенье, но тут, сам понимаешь, зависит от погоды. Если за ночь снегу навалит, то выходной-проходной, без разницы, выходи и отгребай.

— Как вам зимой удавалось справляться, Геннадий Петрович?

— Плохо, когда весь день валит снег. Ты его убираешь, а он, собака, падает и падает. К вечеру не знаешь куды бечь от усталости. Хорошо, что редко так бывает.

— Геннадий Петрович, а давайте так. Пока тепло, сентябрь, и работы не так много, поделим её пополам. Я в один день, вы — в следующий. Так мне проще будет в рабочий ритм войти. А чтобы вам компенсировать усилия, я согласен на треть от оклада. За сентябрь 40 рублей получу и хорошо. Послезавтра я готов начать.

— Лады! Значит, завтра я тебе часа в четыре позвоню, пойдем оформляться к председателю. Я с ним на эту тему уже разговаривал, он не против.

— Ладно, я побежал. Надо будет еще родителям об этом рассказать. Даже не знаю, как они к этой затее отнесутся.

Дома никого, яркое солнце последнего летнего дня разогнало хмурые тучи. В квартире тихо и спокойно. Юлька, с Танькой где-то бегает. Вот и хорошо. Сейчас поставлю воду для пельмешков и прикину, что можно было бы сделать уже завтра.

Так! Вода в кастрюле, печка включена, луковица заброшена, соль в воду всыпана. Можно и почитать что-нибудь. Как раз августовская «Смена» на столе валяется, я её еще не читал. Полистаю, пока вода закипает…

Ну что ж, передовица про стахановцев, отголоски тридцатилетия Победы, какой-то мутный рассказ про цыган… О! Вайнеры! Это здорово! Называется «Место встречи изменить нельзя». Да, прямо сейчас и почитаем.

Что это за противный запах по квартире витает? В рот мне ноги! Зачитался, идиот. Журнал летит в угол дивана. Хорошо, что пельмени не забросил… Бегу на кухню воды в кастрюле не осталось! Лук подгорел и чадит на всю квартиру. Хватаю сгоряча кастрюлю голой рукой и, оглашая дом пронзительным воем, кидаю в раковину. Да что такое-то!

Приходится брать новую ёмкость, снова наполнять ее водой и водружать на плиту. Дубль два! Надо открыть окно на кухне, в комнате и двери на балконе. Глядишь, и не заметит никто.

Всё. Успокоился. Угар снижается до допустимых концентраций. А чтобы время зря не пропадало, кастрюлю прямо сейчас и отмою.

Неожиданно хлопает дверь.

— Чем у нас так воняет? — раздается голос сестренки. — Борька, ты опять что-то спалил? Наверное, читал? Сварить то что-нибудь сварил? А то есть ужасно хочется.

— Умолкни, малявка! Сейчас закипит и через пять минут будут пельмени. Хорошо, что пришла. Танька с тобой? На троих варить?

— Ага, на троих. Таня с нами пообедает.

— Мама не знаешь, когда вернется? И куда она отправилась?

— Не, не знаю, молчком ушла, ничего не сказала.

Мама вернулась около шести. С каким-то таинственным видом она притащила в большую комнату два свёртка из оберточной бумаги перехваченной бечевкой.

— Ма, что это у тебя за баулы и узлы? Собираешься куда? — съязвил я по привычке.

— Это же обновки для вас, болтун — бросила мать с укором, — возьми ножницы и распакуй. Мерить будете. Миловановой привезли финские куртки разных размеров и цветов. Она, прежде чем в торговлю их пускать нам в училище сообщила. Радуйтесь, в буржуйских шмотках щеголять будете.

— А какого цвета? Длинная или короткая? С капюшоном или без? — Юлька подпрыгивала рядом от нетерпенья.

Перед зеркалом мы оказались одновременно. Однако насладиться зрелищем модных новинок не успели потому, что на пороге показался отец с рюкзаком полным даров полей и огородов. Пахло от него сырой землей, мокрой травой и дымом.

Я решил, что настал мой выход. Не стал ждать, пока мама начнет вечный спор о том, как надо современных детей одевать.

— Па…! Ма…! У меня есть для вас новость. Завтра я устраиваюсь на работу. Мать чуть не упала от неожиданности. Зато папаня принял новость с пониманием.

— Ну, рассказывай, что, где и сколько, — хлопнул он меня по плечу, направляя в сторону кухни.

— В общих чертах дело обстоит так. — Начал я свой рассказ. — Петрович сегодня предложил мне его заменить, а я согласился. Это вполне мне по силам, занимает всего два часа в день. Платят 120 рублей в месяц. Ездить никуда не надо, не работа — мечта поэта! Завтра пойдем с ним к председателю, а послезавтра я приступаю к своим обязанностям. Как вам такое решение? Правда, ваш сын умный и деловой?

— А учиться ты, «умный и деловой», когда собираешься? Ты подумал, что после трудового утра у тебя учёба в голову не пойдёт? Тоже мне, работничек метлы и лопаты нашёлся. — Мать, начала заводиться. — У тебя последний год в школе, надо пятерки получать, чтобы проходной бал был повыше. Кроме того, надо определиться с профессией, узнать, куда легче поступить, на подготовительные походить.

— Мать, не ворчи, — это уже отец вступает в разговор, — мне кажется, дело очень даже хорошее, поймёт парень, что такое труд и сколько стоит жизнь простого человека. — Отца иногда пробивало на высокий стиль. — А учёба это, конечно, важно, но ничего страшного, если он и не поступит. Сходит в армию, тоже полезный жизненный опыт.

— Да, что ты, Гриша, такое говоришь? — мать еще сильнее вскипает. — А ты знаешь, что сейчас в армии творится? Там же молодых «старики» избивают, унижают и даже насилуют! Борька у нас хилый, близорукий и постоять за себя не сможет, его там покалечат на всю оставшуюся жизнь. Нельзя ему в армию!

— Всё это бабские сплетни! Никогда еще никому армия вреда не приносила, — папаня как бывший офицер, готов отстаивать честь СА [26] до конца.

— Товарищи родители, — пытаюсь я направить беседу в конструктивное русло. — Работать я пойду, это не обсуждается. Хотя бы месяц попробую. Если будет плохо сказываться на учёбе, то брошу учёбу, — мать при этих словах набирает воздух, чтобы разразиться гневным протестом, — это шутка, вообще то. Это раз. Учиться я буду, так как терять в армии два года мне не хочется. Это два. А теперь, пап, у меня к тебе вопрос, как ты думаешь, какая профессия мне больше всего подходит? Маму я уже спрашивал. Это три.

— Сегодня вечер вопросов и ответов? — вздыхает отец, — да откуда ж мне знать? Давай, я хотя бы до завтрашнего вечера подумаю, а вечером тебе скажу, если что придумаю.

— Отлично! Мам, давай ты тоже сутки подумаешь, а завтра вы со мной поделитесь плодами раздумий. Хорошо?

— Нет, мы, конечно, поделимся, но я таких шуток не понимаю, и будь добр, больше так не шути, а то сиротой станешь раньше срока.

Перед зеркалом в ванной, я вдруг вспомнил своё утреннее преображение и чуть не подавился зубной щеткой. Прошедший день был так насыщен событиями, что я даже засомневался — а было ли всё это на самом деле, или всё-таки это был такой очень яркий сон?

— Как там надо сделать, чтобы переменить сознание? Напрячь лицевые мышцы… — Зажмуриваюсь и для верности стискиваю зубы.

Открываю глаза… Гляжу в зеркало… Лицо не моё, вернее моё, но в роли Борьки, просто я смотрю через его глаза. От этой путаницы может и в самом деле крышу снести. Но переключение всё-таки работает!

Что интересно. Я в своей «стариковской» ипостаси помню всё, что происходило с мальчишкой за прошедшее время. К тому же, я каким-то образом оказываю влияние на носителя. Это не очень хорошо потому, что подросток должен вести себя как подросток, а не занудный взрослый. Ладно, как-нибудь разберусь. Сейчас — записать первые выводы и рекомендации. Борька пусть утром читает. Интересно, как сон повлияет на сохранение сознания? Может всё вернётся обратно?

Утром будет видно, а пока писать.

По учёбе: — надо разделить предметы между нами. Я возьму гуманитарные, всякие там, историю, английский, литературу, а Борьке оставлю алгебру, физику и химию с биологией. Я из этих предметов ничего не помню, то есть совсем. Даже банального квадратного уравнения не напишу, а он за него в прошлом году пятёрку на экзамене получил. Хм…Так мы, глядишь, и в отличники выбьемся, а что — один ум хорошо, а два, да в одной голове, какая-то шизофрения в мягкой форме.

В профессиональной сфере пусть обратит внимание на журналистскую деятельность. Тут с послезнанием можно очень многое. Ведь журналисты чем знамениты? Тем, что оказываются в нужном месте в нужное время. А я знаю, что будет, и в каком месте, и когда, я тоже знаю. Кроме того, журналистика позволяет соединять людей и идеи. Это тоже важно, так как может дать стране шанс не попасть в жопу, а провести реформы как-то иначе… Короче записываю: — Поговорить с Ангелиной, может она знает кого-нибудь из местных журналюг.

По комсомолу: — надо напроситься в комитет комсомола школы, взять там на себя сектор агитации и пропаганды и развернуть в школе такую активность, чтобы об этом вся страна узнала. Вся эта катавасия мне нужна для поступления в МГУ.

Вроде бы всё. Положу письмо на видное место, а сам спать, глаза уже слипаются

ГЛАВА 2. В ШКОЛЬНОЕ ОКНО СМОТРЯТ ОБЛАКА

1 сентября. Новосибирск. Школа № 82. Борис.
— Так! Никуда не расходимся, сейчас будет классный час! — Это трубный глас Валентины Антоновны Колодяжной, нашей классной дамы по кличке Шапокляк, перекрывает шум голосов, поднявшийся было после последнего урока. Слова она подкрепляет звонкими ударами указкой по столу.

— Быстро начнём — быстро закончим, — она тоже торопится, — у нас сегодня два вопроса. Ира Юренкова, если вы ещё, помните у вас комсорг и сейчас быстренько проведёт перевыборное собрание. Все комсомольцы? Все. Вот и сидим. Да, понимаю, все устали, первый день, кушать хочется, но вы теперь уже почти взрослые и надо немного напрячься. Всё. Ира, приступай.

Ирка, нескладная девочка в голубом платьице и белом, по случаю первого сентября, фартуке, выходит к учительскому столу. Комсорг из неё, конечно, как из говна пуля, но для школы самое то. Вся работа — взносы собирать и собрания проводить.

— Я хочу поступить в университет, поэтому мне нужно много заниматься. — Говорит Ира, опустив глазки в пол. — Прошу комсомольцев освободить меня от должности комсорга.

— Вот, интересная, ей, значит, нужно заниматься, а другим не нужно… — Шипит с первой парты Рудинская. К счастью, Шапокляк не обращает на это шипение никакого внимания. Похоже, что Иркина мама с ней всё решили. Посмотрим, кого вместо неё назначат.

— Прошу рассмотреть в качестве комсорга кандидатуру Александра Трубицына, — это уже подхватывает классная. Судя по спокойствию Сашки, с ним тоже всё заранее обговорено. — Кто «ЗА» прошу поднять руки. Единогласно. — Конечно, единогласно. Принцип «лишь бы не меня» работает прекрасно в любом советском коллективе.

— Кроме комсорга надо выбрать от нашего класса представителя в комитет комсомола школы. Я думаю, что…

Договорить она не успевает. Я изо всех сил тяну руку как можно выше, чтобы она не смогла не заметить.

— Боря, у тебя есть предложение? — удивляется классная. — Мы готовы тебя выслушать. Давай, только быстро.

— Да, Валентина Антоновна, я предлагаю избрать меня. Есть несколько интересных идей. — Я произношу этот спич, а сам удивляюсь, ведь нисколько не волнуюсь, мне даже весело. Прикольно наблюдать себя со стороны.

— Кто «ЗА» Рогова? — все также дружно тянут руки. — Всё, решение принято. Первое заседание комитета комсомола в пятницу после шестого урока в актовом зале.

Первый день нового учебного года прошёл сносно. На всех уроках все училки начинали с того, что рассказывали, как нам надо стараться, чтобы после десятого класса не попасть в армию или на завод. Что для этого стараться надо с самого начала, а не раскачиваться полгода, чтобы потом сдать экзамены на трояки. Всю плешь проели. Завод и армия — две главных страшилки для повышения успеваемости. Кроме запугивания, других инструментов воздействия педагоги не придумали.

Я переключился на Григорича только на собрании, а он обратно, сразу после утверждения меня/его комитетчиком.

Мы с Олегом и Вадькой идём вместе. Нам по дороге. Олег рассказывает, как он бухал с деревенскими пацанами в своей Тальменке. Что самогон ему не понравился, а вот медовуха самое то. Как они там нажирались до поросячьего визга… Как от кого-то там убегали… Как вчера у них, по дороге в город, полетел рычаг передней подвески, что отцу его пришлось на попутках ехать в город за этой хренью, а они с матерью торчали посреди дороги три часа. Короче, гнал пургу, как обычно. Уже около его подъезда, я решил его тормознуть:

— Олежа, лучше скажи, куда поступать собираешься. Мы вот с Вадей вчера этим вопросом озадачились и поняли, что пока не представляем куда. Вадик, скажи?

— Ну, есть такое, меня предки вчера напрягать начали, а днем Сокол с Кузей принесли бормотухи, так что вопрос отпал, — подтвердил добрый друг.

— Мы, пока отца ждали, тоже с матерью на эту тему говорили. Она считает, что мне нужно в архитектуру идти. В Сибстрине, говорит, факультет такой есть, рисовать я умею, черчу отлично, всё остальное там такое же, как везде. Химию не сдавать, военка есть, зашибись, в общем!

— Химию не сдавать — класс! — вырывается у меня. — Может и мне в архитекторы? Слушай, а у тебя есть знакомый архитектор?

— Да, у нас тоже, у мамани все знакомые в основном врачи, у бати — водилы, мастера авторемонта, работяги, в общем.

— И у нас — включается в разговор Коновалов — у отца — менты, дорожники, начальники всякие, у матери весь Чкаловский, но архитекторов нет.

— То есть ты хочешь нырнуть туда, где ничегошеньки не петришь? Олеж, тебе же нравится с машинами шаманить. Чего бы ни пойти в этом направлении?

— У нас в городе ничего такого нет. В Москау меня отпускать забоятся, вдруг сопьюсь, гы-ы-ы — усмехается Архипов.

— Мужики, у меня идея! Давайте устоим «мозговой штурм». — Вдруг заявляет Коновалов. — В «Технике Молодежи» летом прочитал про американов, что, придумали такую штуку для решения всяких задач. На неделе соберемся, смородиновки нацедим и часика за два-три всё придумаем.

— О! Классная идея! — Восклицаю я. — Ладно, товарищи штурмовики, я побёг, мне еще с нашим дворником надо встретиться, хочу поработать в этом году.

— Дебил, что ли? — это Вадим голос подал.

— Сам дебил, — Я понимаю, что развивать тему рано и сматываюсь по направлению к дому. — Пока, олигофрены!

Квартира Роговых. Родители.
— Отец, тебе не кажется, что Боря как-то странно себя ведёт? — мать, не поворачивая головы, продолжает крошить овощи для борща и одновременно начинает разговор.

— Нет, а что такое? Ну, устроился парень на работу, это же здорово. Просит помощи в выборе будущей профессии — тоже прекрасно, значит, наше мнение уважает. Ты кстати что-нибудь придумала? — отрывается папаня от свежей «Вечерки» — О, ты смотри, в субботу в Новосибирске «Сибирь» с ЦСКА играет!

— Да, какой хоккей, давай о ребёнке поговорим… Вот, вроде всё нормально, но странно же. Еще месяц назад это всё его нисколько не заботило… Нет, что-то тут нетак… У него там не закрытый, а открытый перелом, — цитирует мама старую комедию [27]. — А на счёт профессии, может ему в пед на исторический? Хотя там точно призовут…

— Поскользнулся, упал. Потерял сознание, очнулся — гипс — подхватывает папаня, — А эта странная фраза «собака — друг человека»… Что-то ты мнительная стала последнее время. — Папа снова распахивает газетные листы, — по мне, лучше всего, если бы он в сварщики пошёл. Или в монтажники. У нас и техникум монтажный рядом, ездить никуда не надо, экономия на транспорте и на обедах. Очень востребованные, хорошо оплачиваемые и нужные профессии.

— Может и мнительная, но как бы какую болезнь не проморгать, а то в нынешнее время такие нагрузки в школе… А в сварщики… Всё бы хорошо, но стройка — рассадник алкоголизма. Хочешь, чтобы сын спился?

2 сентября. Первый день с метлой.
В предвкушении нового дела, я проснулся в половине шестого. За окном еще темно. В квартире зябко. Все спят. Разогрел на сковородке вчерашний борщ, вскипятил чай и к шести сбежал вниз к дверям дворницкой.

Во дворе еще холоднее, ночью был минус. В предрассветных сумерках трава, покрытая изморозью, кажется седой. Воздух влажен, чист и свеж. Петрович на месте. Заскорузлой рукой крепко жмёт мою. Отдаёт ключи, напоминает про мусоровозку в 7.45, одергивает на мне ватник и, хлопнув по плечу, отправляется домой сны досматривать. Я же, вооружившись метлой и совком, принимаюсь за дело. К семи, как мне показалось, закончил с уборкой мусора. Дворник у нас в доме хороший, поэтому грязь была только та, что образовалась за последние сутки. До приезда мусорки времени ещё в избытке, пришлось идти домой, не торчать же во дворе, как три тополя на Плющихе [28]. Сяду пока газетку почитаю…

— Какая сволочь гудит с утра пораньше? — из дрёмы меня выдёргивает настойчивый звук автомобильного сигнала, — Чёрт-чёрт-чёрт! Это ж мусорка меня вызывает. Заснул балбес! — Срываюсь и ракетой во двор. Водила тупо давит на сигнал.

— Извините, задремал, но… младший помощник… старшего дворника Рогов к погрузке готов! — докладываю, постепенно переводя дыхание.

— А где Петрович? Где его черти носят? Мне же ещё в других дворах баки собирать.

— Сегодня я за него, он будет завтра, а вас?

— Михаил, — сердито бурчит главный по «коробочкам» и протягивает руку, — будем знакомы. Ты, Борис, учишься или, так балду до армии пинаешь?

— Учусь в десятом, но деньги нужны, — поддерживаю разговор, пока Михаил возится с рычагами у пустых контейнеров. Система автоматической замены полных контейнеров на пустые, делает процесс не сильно грязным.

— Ты, как на счет покурить? — Опять обращается ко мне Михаил — Не, тут я пас, увы. Но запретить не могу, курите на здоровье!

— Ну, ты, наглый! А то бы перекурили минутку? Нет? — Он достаёт сигареты и спички и солидно, не спеша, закуривает. — Ты, как? За хоккеем следишь?

— Конечно, наша «Сибирь» в высшей лиге, нельзя не следить. — Я облокачиваюсь на лопату и вспоминаю события того незабываемого сезона. — В субботу же с ЦСКА играют. Харламов, Петров, Михайлов, все звёзды…

— Это ты правильно говоришь, да. А если наши, хоть одну шайбу смогут Третьяку закатить? Представляешь?!

— Сдаётся мне, что армейцы расслабятся, и наши их красиво накажут. Вот помяни моё слово. «Сибирь» выиграет в первом матче.

— Да, никогда, они в высшую лигу то кое-как пробились, им бы у «Трактора» разок выиграть… — Сигаретка докурена и щелчком отправлена в мусорный бак. — Всё! Бывай.

ГЛАВА 3. НАД СЕДОЙ РАВНИНОЙ МОРЯ

Школа № 82. Жизнь приобретает новые краски. Борис.
— Над седо-ой… равни-иной… моря… ветер-р-р туч-ч-чи собирает — я вызвался прочитать Горьковского «Буревестника», захотелось мне развлечь одноклассников и потроллить Ангелину. Поэтому читаю с драматическими паузами на каждом слове.

— Между тучами… и моррррем… горррдо… рррреет… Бурррревестник, черрррной молнии подобный. — Паузы постепенно становятся короче и короче. Начинаю слегка жестикулировать руками и раскатывать звук «р», создавая рычание моря.

То крылом волны касссаясссь, то сссстрелой вззззмывая к туччччам, он кричит, и — тучи слышат радость в смелом крике птицы. — добавляю свист ветра…

— В этом крике — жажда буррри! Силу гневаааа, пламя стррррасти и уверррренность в победе, слышат тучи в этом крике. — Пора усилить напор и громкость, с небольшим снижением в конце фразы.

Речитативом про чаек, гагар и пингвина с тыканьем пальцем в сторону одноклассников…

После этого наполненная самолюбованием строка: — Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем! — Грудь вперёд, голову откинуть, правую руку вверх и в сторону. Длинная пауза. Затем длинное и монотонное описание и торжественное, без крика, без патетики завершение:

— Пусть… сильнее… грянет буря!

Останавливаюсь и чуть киваю головой, обозначив сценический полупоклон.

Народ от смеха чуть не падает в проход между партами. Ангелина поражена в самое сердце, и даже делает намек на аплодисменты. Потом достает из рукава маленький носовой платочек и вытирает им глаза.

— Молодец, артистично получилось, вот только сам Алексей Максимович вкладывал совсем другой смысл в это экспрессивное произведение. Это же призыв к революции, к борьбе, к буре… — Пусть сильнее грянет буря!!! — Восклицает патетично пожилая тучная дама.

Это уже просто не выносимо. Класс лежит в лёжку от хохота. Мне же удаётся сдержаться, и я, как ни в чём не бывало — Я с вами, Ангелина Васильевна, полностью согласен — Горький провокатор, только и умел призывать, а сам сидел в Италии, ел ананасы, рябчиков жевал.

— Ладно, не будет развивать эту тему, пятерку я тебе поставлю, заслужил. Хотя и идеологически неправильно толкуешь позицию великого пролетарского писателя.

Довольный произведенным эффектом, возвращаюсь на место.

Архип дружески пихает меня кулаком в бок. — Старик, ну ты выдал! Могём, же если хочем!

— Человек должен иногда развлекаться потому, что он звучит гордо — отвечаю я в том же ключе.

Ангелина замечает нашу возню и ворчит, как всегда. — Рогов, мы тебя послушали, теперь прояви уважение, послушай нас.

— Сейчас я расскажу вам о творчестве Максима Горького. Приготовьтесь конспектировать, потому что на экзамене есть целых четыре вопроса на эту тему. Жаль, мы не сможем часто устраивать такие театрализованные представления, потому что в этом году для нас главное — успешно, всем классом, сдать выпускные. Итак, записываем первый вопрос: — Образ «дна» и проблема нравственного выбора человека в пьесе М.Горького «На дне»… Пьесу все прочитали?

Странные вопросы задаёте, уважаемая Ангелина Васильевна, кто же в здравом уме, летом(!) будет Горького(!) читать?

Учительская. Ангелина Васильевна Степанко и другие учителя. Тот же день.
— Вы знаете, какой сегодня номер отколол Рогов из 10А! Давайте, говорит, я «Буревестника» прочитаю. Очень, говорит, мне понравилось… Я, подумала, какой прилежный мальчик, выучил за лето белый стих этого пролетарского писаки, ничего не подозревая, вызвала его к доске. А он как давай выступать! Театральщина просто какая-то в духе комедии дель арте. Но ни единого слова не переврал! Ничего не напутал, но дети ржали, как кони. И не придерёшься, что самое обидное.

— Что? Даже вы Ангелина Васильевна не нашли к чему придраться? Тогда, да, это феноменально — едко заметила Ада Ивановна, математичка и известная в школе язва, — на моих уроках он ничем не отметился, всё как в прошлом году.

— А у меня он тоже учудил — это вступает в разговор Валентина Антоновна, англичанка. — Как начал бросаться какими-то жаргонизмами американскими, даже я иногда не понимала, что он говорит, хотя по смыслу то, вроде бы самые простые вещи… Где нахватался совершенно не понятно. — Она печально вздыхает, — Самое же интересное, что Рогов сам, да-да сам, попросился на комсомольскую работу. Мария Кузьминична, вы обратите внимание, что он будет говорить на комитете комсомола, очень мне интересно. Явно с парнем, что-то произошло.

5 сентября. Актовый зал школы № 82. Заседание комитета комсомола
Три часа пополудни. Пятница. Актовый зал на четвертом этаже школы. На невысокой сцене стоит длинный стол для заседаний. Вокруг стола собралась группа девчонок, разбавленная двумя парнями. Парни — мы с Шуриком Трубицыным. В зале у окна сидит грузная женщина далеко за сорок. Это завуч и парторг школы Мария Кузьминична Владимирова. Рядом с ней примостился высокий и худой парень. Он молод, но хочет выглядеть солидно, поэтому носит усы в стиле «шеврон». Строгий костюм, белая рубашка и галстук просто кричат, — представитель номенклатуры.

От каждой комсомольской ячейки по правилам присутствуют два человека. Комсорг и член комитета. Начинается первое заседание в этом году.

Для затравки Кузьминична в надцатый раз напоминает, что учёба это наша самая главная обязанность, что на это, прежде всего, должна быть направлена работа школьного комсомола, а уже потом всё остальное — спорт, самодеятельность, досуг и т. п. Представляет нам райкомовского комитетчика. Владимир Каплин. Четыре года назад окончил нашу школу, сейчас учится в Нархозе и одновременно ведет шефский сектор в райкоме. Естественно, из присутствующих его никто не помнит. У девок глазки заблестели, изучая такого перспективного самца. Сейчас начнут перья распускать.

Я «включаю» Григорича, и уже в режиме «старика» сижу, слушаю, что будет дальше. Каплин поднялся, подошёл к нашему столу и начал:

— Товарищи комсомольцы, я сразу хочу нацелить вас на то, чтобы ваш комитет играл важную роль в жизни школы. — Вот уж, точно говорят, лучше бы молчал, за умного сошёл бы. — Комсомольская организация должна вести… — говорить ни о чём наверное, самое главное качество профессиональных комсомольцев. К счастью, он, похоже, забыл часть выученной речи и через пять минут перешел к конкретике.

— Самой главной задачей школьного комсомола является организация приёма новых членов ВЛКСМ, своевременный сбор членских взносов, сбор взносов в фонд Мира, ну и помощь педагогическому коллективу в организации учебного процесса.

— Тяжело мне придётся с такими боссами, — появляется в моей голове свинцовой тяжести мысль.

А Каплин продолжает вести собрание. Он так увлёкся собственным красноречием, что забыл передать слово секретарю комитета школы. Секретарь — Танька Детушева из 9Б сидит как на иголках в ожидании, когда же ей это слово дадут, но комсомольский районный лидер несгибаем.

— Я предлагаю сейчас распределиться всем по секторам и, не тратя напрасно время, приступить к работе.

Сразу поднимаю руку и для привлечения внимания, дублирую визуальный сигнал звуковым.

— Борис Рогов, 10А, хочу выступить с предложением — представляюсь для демонстрации серьёзности намерений, — готов заняться агитацией и пропагандой. Сразу вопрос, есть ли в школе свободная печатная машинка?

— Подожди, Борис, давай сначала с секторами разберемся, а потом можно будет и частные вопросы решить — Детушева, довольная, что ей наконец удалось встрять, осаживает меня.

— Итак, Рогов — пропаганда, кто возьмёт учебно-организационный сектор? Молчим? Есть еще желающие на какие-то другие направления работы? Кто не успеет выбрать сам, пойдет на учебный!

— Огласите весь список, п-пжалста [29], — это Сашка Трубицын подал голос, он комсорг класса, ему никакого сектора не положено, просто постебаться решил. Скучно же сидеть просто так.

— Хорошо! У нас остались такие направления:

— Песчаный карьер — 2 человека! — Все дружно ржут. Дети же. Палец покажи и обхохочутся… Это шутка… Если серьёзно:

— Военно-спортивное;

— Культурно-массовое;

— Шефское;

— Учебно-организационное;

В результате нашлись добровольцы на «спорт», на «культуру», на «пионеров». На «учебку» бросили двух оставшихся. Одну восьмиклассницу — Ленку Адонину, я выпросил себе в помощники. Единственное, что повлияло на мой выбор — годный экстерьер. Симпатичная курносая мордочка в конопушках, короткая задорная копна рыжих волос, немного худощава, ну, так восьмой класс, всё ещё впереди. Она удивлена и хлопает большими серо-зелёными глазками.

После собрания ко мне подошла Кузьминична.

— Боря, ты совершенно правильно поднял вопрос о материальной поддержке комсомольской работы. Машинку я отдам вам старую из школьной канцелярии. Проблема — сделать интересную газету.

— Марькузьминишна, у меня как раз есть несколько интересных идей на эту тему. Может быть, мы прямо сейчас их и обсудим?

— Нет, у меня другие планы, а вот в следующую среду жду тебя после уроков у себя в кабинете. И Леночку прихвати, пусть сразу включается в работу. В классе она очень активная, а тут что-то стушевалась.

ГЛАВА 4. ЗВЕНИТ В УШАХ ЛИХАЯ МУЗЫКА АТАКИ

6 сентября. Новосибирск. Квартира Роговых. Трансляция матча «Сибирь»: ЦСКА
Вечером в субботу сидим с отцом перед телевизором. Через минуту начало трансляции матча «Сибирь» — ЦСКА. Пока камера скользит по трибунам. Народу в новом Ледовом Дворце, как селёдок в бочке. Даже проходы забиты. Это не удивительно, ведь в составе армейцев цвет мирового хоккея — Харламов, Викулов, Третьяк, что не игрок, то — суперстар.

— Внимание, внимание! — звучит по телевизору голос московского комментатора Наума Дымарского. — Я веду сегодня репортаж из Новосибирского дворца спорта. На ледовую арену выезжают команды-участники. Это дебютант высшей лиги — команда «Сибирь» во главе с капитаном Геннадием Капкайкиным. В прошлом сезоне команда порадовали болельщиков, проведя 52 игры и выиграв 32 из них. Парни показали, что достойны участвовать в играх наших хоккейных звёзд.

Против них выстраиваются хоккеисты ЦСКА. Вот они наши ледовые львы! Краса и гордость советского хоккея! Валерий Харламов!!! Владимир Петров!!! Борис Михайлов!!! Владислав Третьяк!!! Да что тут говорить, вы, дорогие телезрители, всех их знаете.

Между тем, выходят арбитры матча. Сегодня матч судит Юрий Ульянов, Минск, а помогают ему Анатолий Шевченко и Юрий Смирнов, оба из Челябинска.

Сирена возвещает о начале матча. ЦСКА выставляет первую тройку нападения: Александров — Жлуктов — Викулов. Им противостоят Калганов — Чуриков — Яковлев. Похоже, сибиряки экономят силы…

Вбрасывание…

Шайба вышла в среднюю зону. Армейцам почти сразу удаётся создать опасное положение у ворот Сибири, но Виктор Дорощенко спасает ворота. Спасает еще раз, и еще… Шайба улетает за красную линию на половину армейской команды. На этот раз ворота «Сибири» оказались на замке. Резко начинают москвичи, наверное, хотят побольше очков получить.

— Пап, спорим, что ЦСКА проиграет — говорю я.

— Да, ты что! Посмотри, как наши играют, как мухи осенние по полю катаются. Тут можно спорить проиграют ли они в сухую, или изловчатся забить хоть одну шайбу.

— Закатят целых пять! — опять подначиваю я.

— Этого просто не может быть! Ты не отвлекайся, смотри, давай. Вон сейчас Александров нам забьёт.

Точно, на десятой минуте армейцы забивают первую шайбу в ворота «Сибири». Но буквально через пару минут Калганов с подачи Капкайкина сравнивает счёт. Потом команды еще обмениваются шайбами и уходят на перерыв с ничейным счётом 2: 2.

Начало второго тайма вообще всех удивило. Сибиряки за пять минут забили аж две шайбы! Правда Викулов и Лобанов отстояли честь ЦСКА, сравняв к концу матча счёт. Но самый драматический момент наступил на последней минуте матча.

— У микрофона по-прежнему Наум Дымарский, напоминаю, что идёт предпоследняя минута матча. Сегодняшняя игра — сенсационное открытие нынешнего сезона. «Сибирь» уверенно свела в ничью матч с сильнейшей командой страны. Ей осталось продержаться минуту и 20 секунд. Но что это?! Похоже, что сюрпризы еще не закончены! Темп игры просто сумасшедший!

— Итак, шайба у нападающего «Сибири» Георгия Углова. Углов обходит Лутченко, отдает шайбу Капкайкину и мчится к воротам Третьяка. Капкайкин коротким броском передает пас Георгию. Тот с размаху бьё-ё-о-о-т… Нет! Третьяк на месте. Шайба отбита коньком, но попадает прямо на крюк нападающему «Сибири». Углов снова бьёт! Я просто слышу свист летящей шайбы…

— ГО-ША! ГО-ША! ГО-ША! — гремят трибуны.

Удар! — Щиток…

Ещё удар!.. Шайба в воротах!

Го-о-ол! — Георгий Углов забивает победную шайбу и под финальную сирену выкатывается на центр поля, воздев вверх руки.

Это сенсация! Дорогие телезрители, вы видите, как неистовствуют трибуны! И я понимаю этих людей! Все десять тысяч зрителей сегодняшнего матча скандируют — СИ-БИРЬ! СИ-БИРЬ! СИ-БИРЬ! Воспитанники Валерия Золотухина заслуженного тренера РСФСР показали настоящий хоккей. Молодцы. Хватит ли такого задора на сезон? От всей души желаю успеха этой перспективной команде. Всего вам доброго! Репортаж из дворца спорта «Сибирь» вёл Наум Дымарский, спортивный комментатор гостелерадио СССР. До новых встреч, дорогие телезрители!

Матч окончен. Это было совершенно непередаваемое ощущение. Мы с отцом переводим дух. Папа смотри на меня как-то странно.

— Интересно, как тебе удалось так точно угадать, сколько шайб наши забьют? Ты что-то чувствовал перед этим? Может во сне приснились цифры какие-нибудь?

— Ага, — говорю, — приснились, — тройка, пятёрка, туз! Да, нет, от балды сказал. А что могут выиграть… чистый расчёт и логика с психологией. Вспомни, как вышли армейцы! Этакие былинные богатыри! Грудь колесом, движения уверенные, улыбочки высокомерные. Они же были уверены, что со счётом 20: 0 раздолбают новичков. Да и первый гол их в этом убедил. Они расслабились, а потом просто не успели собраться. Вот в следующую игру раскатают в тонкий блин с астрономическим счётом.

— А ну-ка, с каким счётом следующий матч сыграют?

— Да откуда мне знать, — я и в самом деле не помню счёта ни единого матча кроме первого, помню, что выиграли у всех московских гостей по разу, а у «Крылышек» даже оба матча. Зато продули все игры на выезде и вообще закончили сезон очень плохо. Удержаться в высшей лиге не смогли и вылетели с треском.

Ну, да, действительно, откуда тебе знать, — задумчиво закончил беседу отец, продолжая с удивлением смотреть на меня.

Новосибирск. Квартира Коноваловых. Мозговой штурм.
— Олег, плесни-ка еще винца — я протянул стаканчик за добавкой. — Зашибись смородиновку Вадина мама делает.

Под столом стоит трехлитровая банка с домашним вином. Олег сидит к ней ближе всех и поэтому играет роль виночерпия.

— А по хлебалу? — ласково отвечает наш дежурный виночерпий, но все-таки плещет рубиную жидкость в подставленную посуду.

— Олежа, наливай не боись, у меня еще вино есть, — вступает Вадик, страстный поклонник самодельного напитка.

Мы сидим у него дома и пытаемся решить важнейшую проблему. Надо понять кем стать в жизни. Добрых два часа потихоньку попиваем винцо, травим анекдоты и пробуем генерировать идеи. По плану, через час надо переходить к завершающему этапу, но результат пока не просматривается.

Коновалов припёр кучу журналов для стимуляции воображения. Тут «Техника — молодёжи» за пару лет и пачка старых номеров «Знание — сила».

После небольших препирательств удалось сформулировать главную задачу. Получилось вот что:

«Каким делом я хочу заниматься?» — Вроде бы и слово «дело» подразумевает не просто приятное безделье, но что-то полезное для окружающих, и слова «заниматься» предполагают, что это интересно, увлекательно и полезно в смысле денег тоже.

Сначала, в течении получаса, каждый писал названия специальностей для себя. Мой список такой: журналистика, писательство фантастических рассказов, живопись, мультипликация, архитектура, археология, иллюстрация фантастики.

Через полчаса мы меняемся своими списками. За 15 минут нам надо так переиначить имеющиеся два списка, чтобы получить что-то интересное. Мне достался список Олежки. У него он короче моего: дизайн автомобилей, автогонки, кинорежиссура, охота, фотография, разработка новых видов транспорта.

Меня привлекает соединение журналистики с фотоделом, приправленное дизайном и архитектурой. Но журналистика выходит явно на первое место из всего списка. Я же помню о сверхзадаче — реформе Союза. Но об этом молчу, как партизан.

Вадик поступает просто. Он к нашим названиям прибавил слово «начальник». При этом громко заявил, что ему, в принципе, неважно, чем заниматься, главное, чтобы имелась какая-нибудь задача, в результате решения которой, он бы получал кучу денег.

— Вадь, ты в целом может быть и прав, — вступает Олег, — но всё-таки не прав, потому что начальник должен, прежде всего, отвечать за всю фигню, что понаделают те, что под ним. Должен жопу лизать тем, кто над ним, а это тоже начальники и у них у каждого свои интересы, и все они хотят денег не меньше твоего.

— Ежу понятно! — отбрыкивается Коновалов и задвигает фундаментальное определение — все хотят денег, но в том и интерес, используя ресурс верхних, раскочегарить потенциал нижних, а на разнице получить свою долю.

— О! Ништяк! — кричу я, — записывай себе, потом подумаешь над этим. Это точно то, что тебе нужно. Беда в том, что не понятно, в каком институте этому учат.

— Да, нигде этому не учат! Ты почитай биографии наших главных начальников: Брежнев — начинал как землемер, сам из деревни, поднялся на партработе и на умении чесать языком в правильном направлении. Устинов — слесарь, потом комсомолец и там уже понеслось. Громыко? Сельхозтехникум и потом профессиональный комсомолец. Наш Горячев вообще из деревни, окончил какой-то заушный институт, но пошёл в комсомол и всё! Все дороги открыты! Так что, Вадик, в нашей провинции только партийная дорожка ведет к директорскому креслу. А начинать можно хоть со сторожа. Важно с инициативами выступать, чтобы заметили, и тарахтеть на каждом углу.

— Ну, и какая разница тогда. Где бы ни учиться, лишь бы не учиться! — заключил Вадим с умным видом. — А инициативу я уж придумаю, не боись!

— Ну, ты, даёшь, что ни фраза, то лозунг! — дружески пихаю я приятеля в бок, — Следовательно, надо поступать туда, где можно проводить время с удовольствием и без особых напрягов. Куда легче всего поступить? Туда где конкурс маленький, и туда, где предметы простые.

— Олег, дай мне список ВУЗов, он рядом с тобой лежит, — Вадик поворачивается всем корпусом. — Сейчас мы туда глянем. Вот, например ПГС в НИСИ 1,5 человек на место. ПГС это у нас что? Прораб в гражданском строительстве? Как стартовая площадка весьма неплохо. В строительстве деньги же огромные. Кроме денег там выход на материалы, фонды, людей. Клондайк! Там сразу два пути можно разведывать. Можно направлять финансовые и материальные потоки, а можно от партии контролировать.

— Дальше давай читай. Прорабом хорошо, но с твоим талантом быстро до тюряги добежишь.

— Дальше НЭТИ, кузница местных кадров. Самый легкий факультет ФЭН всего 1,2 человека на место. Наверное, рекордный показатель. Любой поступит.

— А что там в этих Нэтях еще есть? Летательные аппараты, ага, это для Чкаловского, а у меня там мама не на последней должности…

— Да, какая разница? Главное, что там всё есть, чтобы проводить время с пользой. Всякие профилактории, баз отдыха целых три. Даже на Алтае есть. Что-то мне даже захотелось туда поступать. Здорово ведь, вместе ездить будем… Хотя, нет, я буду на журфак в МГУ поступать.

— Кто тебя в МГУ на журфак возьмёт? — просыпается Архипов, — знаешь, сколько сынков министров хотят по загранке кататься? Так что там места на много лет, как в МГИМО, расписаны. Не стоит даже время терять.

— А мне ещё подумать хочется, может быть в НЭТИ, а может в школу милиции, тоже ведь классный старт для карьеры, особенно если в сторону КГБ загребать.

Олег же, похоже, определился — Я, наверное, запишусь на подготовительные в Сибстрин, рисовать поучусь, и на архитектурный буду поступать.

— Народ, а пошли уже на улицу, хватить мозги полоскать. — У Вадика заиграло выпитое вино.

— На воздухе продолжим, — поддерживаю я друга. — Нам ведь еще с завтрашнего дня каждый день в школе высиживать по шесть часов. Вот же тоска!

10 сентября. Школа № 82. Борис.
В среду после уроков зашёл в кабинет истории с готовым планом работы над школьной газетой. Все на листах из старого альбома для черчения. План весь разукрасил цветными карандашами — каждый раздел своим цветом. Хотел сразу к делу приступить, но Кузьминишна не дала. Начала с расспросов, про то, как провёл лето, чем занимался, какие планы на будущее.

— Наверное, решил в журналисты податься? — проявила она проницательность.

— Ага, решил, — скромно отвечаю я, — летом много думал, газеты читал, Мария Кузьминична. Родилось у меня ощущение, что я тоже так смогу. Ничего в этом сложного нет, а работа интересная…

— Мария Кузьминична, давайте к газете перейдём. Я знаю, как нам сделать самую лучшую школьную газету в городе. Для этого мне нужна пишущую машинку. И вы мне её обещали, между прочим. Печатный шрифт сразу сделает тексты читаемыми.

Далее. Надо установить периодичность. Например, раз в две недели. Срок достаточный, чтобы накопился материал. Следующим должна стать преемственность, от номера к номеру материалы должны цепляться друг за друга.

— Главное, она должна быть интересна!

— Как опытный учитель, скажите мне, что может сделать газету интересной? Что вообще делает печатный текст интересным?

— Мне кажется, интерес возникает тогда, когда в сюжете присутствует интрига, загадка или что-то полезное для него. Но как это всё воплотить в материалах школьной стенгазеты?

— Мне кажется, я знаю, как сделать газету интересной и с её помощью бороться за успеваемость. Вот смотрите! Единицы измерения успеваемости у нас оценки. Надо в газете составить график успеваемости, где бы просто суммировались все оценки класса. Чем больше абсолютное значение показателя, тем выше положение класса на общей шкале. Комсомольских классов у нас всего восемь. В газете надо составить 8 столбиков, в которые каждую неделю заносить общую сумму заработанных баллов.

— Что ж, в теории кажется неплохо. Может быть, из этого что-то занятное и получится. К новому году можно будет подумать о награждении победителей.

— Только, Марькузьминишна, награждать лучше действительное ценными призами. Чем можно наградить целый класс, в котором 30 человек, я не знаю. Билеты в кино? В театр? На концерт популярного ВИА? На хоккей! Вот на хоккей было бы здорово! А еще у нас в городе спидвей популярен, фехтование и борьба. Фотографии с чемпионами вот это был бы приз!

— Хорошо. Сейчас скажи, что тебе нужно для выпуска первого номера? — Кузьминична включается в процесс генерации идей.

— Да, думаю, что для начала достаточно будет пары листов ватмана, пачку гуаши, плакатные перья у меня где-то были… Хорошо бы всё-таки пишущую машинку. О! Вот ещё идея! Газету мы выпустим на доске размером 60 на 120 сантиметров. Разобьём её на восемь частей и будем вклеивать по мере появления новостей тот сектор, в котором эти изменения произошли. Остальные по мере появления.

— А что, можно попробовать, неплохая и недорогая идея. Вместо доски можно взять старую столешницу. Михаилу Павловичу дадим задание. Он к следующей среде сделает. За эту неделю надо собрать команду редколлегии и материал. Оценки я возьму на себя, пусть учителя тоже поработают. Название тоже, наверное, надо по конкурсу выбирать, а временное пускай будет «Голос комсомола».

— Для временного сойдёт, мне кажется. Марькузьминишна, я могу идти?

ГЛАВА 5. ОСТРОВОК ГОРОДОК

15 сентября. Новосибирский Академгородок.
Сегодня прямо с утра мы всей семьёй едем на День Рожденье к маминой сестре, тёте Вале в Академгородок. Из-за дачи, которую родители купили два года назад, мы стали редко бывать у Груздевых. До этого ездили частенько, особенно летом. Мне у них нравится. Такая огромная библиотека, что завидки берут. Правда, три четверти книг — специальные научные труды и издания иностранных университетов.

Автобус идёт быстро, и через сорок минут мы уже на Морском проспекте. Сентябрь в Академе, чудо как хорош. Главный проспект украшен колоннадой малахитовых сосен и медовой сентябрьской листвой берез.

По улочке Правды спускаемся к девятиэтажкам на Терешковой. Отец, как бывший штурман, безошибочно приводит наш семейный квартет к нужному дому. Подъезд первый, поэтому его помнят все.

Кроме двух мелких девчонок, у Груздевых есть старший сын Иван. Ванька младше меня на два года, но так как в школу пошёл с шести, то сейчас в девятом. Он всегда рад поболтать о музыке, о новинках фантастики и планах на будущее, ему всё-таки тоже скоро со школой прощаться.

Чирик-чик-чик-чирик — звонок у них с электронными птичьими трелями. Пока такие звонки редкость, наверное, дядя Лёша его из-за бугра привёз. Звонок сопровождается звонким лаем. Это черная фокстерьериха Клякса, существо доброе, но очень громкое.

Вот и сам хозяин. В белой рубашке с поднятым воротом, в серых брюках и домашних тапках он выходит нам на встречу. Алексей Дмитриевич жмет руку отцу, потом мне, обнимает маму и Юльку и хозяйским жестом приглашает в дом.

— Заходите, заходите, у нас еще, правда, ничего не готово, но дамы как раз займутся столом, молодежь, я думаю, найдёт тему для разговора, а мужчинам полагается заняться мудрой игрой. — Груздев помнит, что папаня у нас заядлый шахматист.

— Учись сын, как гостей встречать полагается, — это уже отец вступает в процесс воспитания. Хочет показать, что заметил хозяйские старания.

Груздев невысок ростом, даже ниже отца, но зато широк в плечах и крепок как борец. В глаза бросается высокий лоб с зачесанными назад черными волосами. Крепкий подбородок с симпатичной ямочкой дополняют картину, а открытая широкая улыбка, говорит о добром характере, за который его любят коллеги и знакомые.

Наша компания начинает шумно суетиться в прихожей, стаскивая куртки и разуваясь. Клякса болтается под ногами, не зная как ей поступить — то ли кусать, то ли бежать. Тут же появляются остальные члены семьи Груздевых. Валентина Афанасьевна — невысокая брюнетка, в очках, с острым как у деда носом и симпатичными конопушками вокруг него. Она сразу ведёт женскую половину на кухню. Подготовка к столу еще в разгаре. Там же крутятся и Манька с Бунькой, так у них в шутку зовут сестёр-погодков Аньку и Алёнку. Вот и хорошо, мы с Иваном можем потрындеть без помех.

Из-за регулярных контактов местных научных светил с московскими и заграничными коллегами, в Городке народ имеет куда больше информации о новинках музыки, кино и литературы. Именно от Ваньки я год назад проникся бардовской поэзией, узнал такие имена как Окуджава, Визбор и Ким. В нашей школе бардов не знает никто, даже учителя. Все мои сверстники, увлекающиеся современной музыкой, ничего русского вообще не признают, только рок.

Первым делом Ванька сообщает, что Груздев старший в конце августа вернулся из Штатов. Привёз ему настоящие ливайсы, а вот на пласты [30] денег не хватило. Зато анекдот свежий появился:

— Американец, англичанин и русский хвалятся, что заставят кошку съесть горчицу. Американец хватает кошку и запихивает горчицу ей в пасть.

— Это насилие! — протестует русский.

Англичанин кладет горчицу между двумя кусками колбасы, и кошка съедает.

— Это обман! — протестует русский.

После чего мажет горчицей кошке под хвостом, и кошка с воем вылизывает.

— Обратите внимание, — говорит русский, — добровольно и с песней!

Отсмеявшись, всё-таки не удерживаюсь от замечания:

— Ты б, Вань, поаккуратней с анекдотами. Дядю Лёшу, если узнают, затаскаю же, и будет он невыездным.

— Ты ж не побежишь стучать! А так я больше никому ни-ни, что я, дурак, что ли?

— Да не дурак, но осторожность не помешает.

— Кстати об осторожности. Слышал новую песенку Бачурина?

— Будешь смеяться, я даже не знаю, кто это.

— Темнота! Это ж классный бард, сейчас поставлю, зацени. — Брательник копается в ящике в поисках кассеты. Потом возится с кассетником «Весна-306». Ему это чудо-юдо советской электроники в прошлом году родители подарили на День Рожденья. Вот не умеет поколение 30-х годов вертушки выбирать. Им главное, чтобы подешевле.

Ванька перематывает до нужной песни, с третьего раза попадает на начало. Через шумы и шипение и можно разобрать слова, и даже гитарные переборы. Исполнитель мужественным, с металлом, голосом пробивает шумы третьей или четвертой копии:

Осторожность превыше всего,
Стража быта и жизни охрана.
Не суди выше лба своего,
Но и будь не глупее барана.
Оставляем музон фоном, а сами продолжаем обсуждать новинки музыки. Оказывается, за лето много чего понаписали западные группы. Зеппелин, Блэк Саббат, Кисс, Блэкмор выдали новые улётные диски. Всё-таки городковская тусовка сто очков даст нашей школе. Зато будет, чем похвастаться, а может, даже и обзор сделать в стенгазете. Чу! Какой интересный оборот послышался из динамиков:

— Мистицизмом нас не напугаешь,
— Романтизмом только насмешишь.
— Главное — don’t worry, понимаешь,
— И еще — be happy, мой малыш.
Бачурин, действительно очень хорош! Надо будет обязательно найти и переписать себе. А может быть к Ваньке как-нибудь собраться съездить? Хотя, нет, это исключено, времени совсем нет…

Мы продолжаем обсуждать новинки мировой музыки, пока из кухни не доносится тёткин голос:

— Мужчины, к столу пройти извольте! Дамы уже заждались.

Совсем не плохо бы и подкрепиться. Хоть чем, даже жаркое из лабораторных морских свинок пойдёт. Было как-то раз, тётя Валя угощала нас супом из этих подопытных животных. В институте цитологии и генетики, где она работает лаборантом, после опытов остаются тушки подопытных зверьков. Лаборанты их съедают, потому что это обычные грызуны типа кролика… Сегодня у нее к столу жареная свинина с тушеными осенними овощами. Салат тоже из тех же овощей, благо сентябрь богат дарами природы. Кроме того, на столе стоят соленые грузди и маринованные лисички, которых в этом году много в окрестных лесах.

— Митрич, — обращается отец к хозяину дома, — тайну не раскроешь, где таких вкусных лисичек насобирал? Уж больно красивые и вкусные.

— Да, какая тайна, в этом году их просто море было прямо за ИЯФом [31]. Обходишь по Физиков [32], дальше вдоль забора, потом проезд и сразу за ним в осинник. Промахнуться невозможно! Хотя злые языки говорят, что это грибы-мутанты, результат облучения местной природы будкеровским фазотроном. Ответственно заявляю: враньё! — Дядька смеётся собственной шутке.

Званый обед идёт своим чередом. Дядя Лёша балагурит, рассказывает анекдоты, и смешные истории про студентов и папуасов. Папуасами он называет преподов от слов профессорско-преподавательский состав, сокращенно ППС. Дело в том, что с этого сентября он начал читать лекции на ФЕНе [33], азначит тоже стал папуасом.

После горячего и перед десертом отцы отправляются на лоджию покурить. Отец не курит, но из уважения к собеседнику за компанию дымит не в затяг. Тут я вспоминаю про сверхцель и двигаю за ними. Пользуясь паузой, встреваю в разговор про грибы.

— Алексей Дмитрич, вот Ваня говорит, что вы летом в Америку ездили?

— Ага, было такое, конференция у нас в Чикаго была, в Иллинойском университете. Много полезного для себя удалось почерпнуть. Контакты опять же. Мы в генетике пока отстаем…

— А вот скажите, там, в самом деле, так плохо, как нам тут рассказывают? — начинаю я продвигать свою главную тему.

— Ну, как тебе сказать, ты же не расскажешь, что я тебя агитировал против Советской власти, когда будешь с друзьями трепаться?

— Вот истинная красная звезда во всё пузо! Вообще ничего никому!

— Да, куда ж ты денешься? Болтаете же с друзьями обо всём, я ж понимаю, не в вакууме живем, всем хочется про политику поговорить. Ну, так вот. Живут они, конечно, хуже, чем пять лет назад. Кризис у них действительно мощный. Стагфляция называется, слышал такое слово? Нет? Ну, это когда цены растут, а зарплаты нет, и безработица тоже растет, то есть покупательная способность народа падает… Вырастешь, поймешь. Дело не в этом. Просто даже в кризис у них жизнь лучше, чем у нас, несмотря на то, что у нас вот уже двадцать лет никакого кризиса.

— Вы знаете, я тут летом газет начитался. В результате пришел к парадоксальной мысли. Ваше мнение об американском кризисе подтверждает мою гипотезу. Суть в том, что если все будет развиваться так, как оно идёт сейчас, то скоро страна распадётся на кучу полузависимых стран.

— Ты, племянник, как-то круто заворачиваешь! Никак нельзя в наших газетах такое прочитать, даже между строк.

— Между строк то нельзя, но и не надо. — Я излагаю версию развития исторического процесса, причин и следствий будущего распада. Немного дополнив перечень причин иностранным воздействием.

… Я не верю, что во главе остальных мировых держав стоят дураки. Те, кто ими управляют, видят сложившуюся ситуацию, и для сохранения собственной власти будут делать все, чтобы не допустить победы СССР. В этом году США проиграли во многих местах, от Вьетнама и Анголы, до собственной экономики и внутренней политики.

Я полагаю, что сейчас может произойти такая же фигня. К власти в капстранах придут более жесткие антисоветчики. У нас стариков во власти сменит поколение, не нюхавшее пороху, жившее на всем готовом, недовольное своим уровнем потребления. К власти придут дети и внуки нынешних вождей. Они сдадут страну под любым предлогом, который сами же и создадут…

— Ну, ты даёшь, Борис Григорич! Завернул, так завернул. Выкинь всё это из головы и ещё раз тебе говорю, — не рассказывай никому. Не любят наши внутренние органы подобные разговорчики в строю. Да, наверное, можно читая газеты, что-то подобное напридумывать, а можно — еще кучу вариантов. Будущее оно поливариантно, в отличие от прошлого. Это, читал, может быть, раньше существовали любители предсказывать события будущего по Библии? Великая книга написана настолько общими фразами, что позволяет толковать её содержание, кому как заблагорассудится. Так и с нашими газетами. Ты, к слову, уже определился, в какой ВУЗ поступать будешь?

— В МГУ на журфак, скорее всего, а что?

— Логично, но сразу тебя предупрежу, журналист в нашей стране не только строчит, но и стучит. Так что подумай ещё, может, стоит заняться чем-то более отвлеченным от политики?

— Алексей Дмитрич, вот знаете, мне очень хочется, чтобы страна наша все-таки осталась в тех границах и с тем влиянием в мире, которое она завоевала. Для этого и в стукачи можно пойти. Я вряд ли смогу противостоять этому процессу, но лучше все-таки делать что можно, и пусть будет, как будет.

— Ну, хорошо, хорошо, может быть ты и прав, но я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. А своё дело, прежде всего это то, которым хочется заниматься. А сейчас берите Кляксу и прогуляйте её с Ванькой, пусть собакен тоже порадуется.

16 сентября. Институт цитологии и генетики. Лаборатория цитофотометрии. Груздев и Кикнадзе.

— Леша, доброе утро! Как выходные прошли? — встретила завлаба его начальник Ия Ивановна Кикнадзе [34].

— У Вали день рождения в воскресенье отмечали, её сестра с семейством приезжала. Посидели, в шахматишки перекинулись, потрепались о том, о сём, хорошо, в общем. Повезло нам с родственниками, — доложил Алексей Дмитриевич. — Ия Ивановна, а что вас конкретно интересует? — Он понимал, что Кикнадзе просто так затевать разговоры за жизнь не будет, — Отчет о командировке я на той неделе отдал машинисткам. Обещали к среде распечатать. Все идет по плану.

— Да, я знаю, но тут, похоже, опять нас проверять собираются «товарищи» из Москвы. Беляев [35], похоже, напел там песен, про небывалые урожаи зерновых, что получит страна в результате наших исследований. А твоя лаборатория для проверяющих, что красная тряпка для быка. Никак у них в головах не помещается, что микролучи какие-то, требующие стольких инвалютных средств, могут дать результат.

— Ия Ивановна, нам не привыкать. Покажем им наши цитофотометры [36], дадим посмотреть в мелкоскопы. Артур [37] расскажет про то, как наши корабли бороздят просторы Большого театра [38]. Я думаю, что все пройдёт отлично. Вы с Беляевым устроите банкет. Все будут довольны.

ГЛАВА 6. САМАЯ КРАСНАЯ ДАЦЗЫБАО

28 сентября. Школа № 82. Борис.
Сегодня у меня знаменательный день! В пятницу вечером мы с Палычем вывесили на втором этаже рядом с учительской первый номер газеты комсомольского комитета. Название временное, как постановила завуч: — «Голос комсомола». На постоянное решили объявить конкурс. Для сбора вариантов приклеен большой красный конверт.

Самая большая рубрика естественно посвящена успеваемости. Класс, который к новому году наберет баллов больше всех получит путевку в Москву на зимние каникулы, так что есть за что побороться. Мария Кузьминична постаралась, оказывается в РОНО [39] бывают такие путевки, которые распределяют по работникам наробраза [40], хотя предназначены они именно успевающим школьникам. Ей удалось кого-то убедить, чтобы выделили на школу аж 30 путевок.

Идея с графиком успеваемости так понравилась нашей Марькузьминишне, что она просто в эйфории. Так, ясен пень, статистика какая-никая всегда лучше отсутствия её. Чётко видно и работу педагогов, и динамику по времени. Если она еще придумает, как можно регулировать этот процесс, то кандидатская диссертация у нее в кармане.

В «газете» решил предложить еще шесть разделов. Главное, было испытать газету на привлекательность. Из учебного раздела сделал «турнирную таблицу», из культуры и досуга — информативную о городских событиях и, может быть, удастся провести конкурс рецензий. Из спортивного — блок школьных достижений и блок общегородских спортивных событий. Из блокаинтервью — что-то вроде раздела светской хроники.

Мишпаша постарался. Против премии в виде бутылки плодововыгодного он устоять не смог и несущую конструкцию сделал на славу. Покрасил красной краской, золотым шнурком окантовал и всю доску по периметру и каждый блок по отдельности. Сам же и написал «девиз — «Вперед, к вершинам знаний!» — во как! Зря он со мной не посоветовался, но пускай, всё равно мужик здорово нам всем помог. Нам осталось только свои листы с текстами и фотографиями вставить и газета заиграла. Фотографии сделал Вадик Коновалов. Он в школе самый умелый фотограф оказывается! Вот с карикатурами пока пролёт, искусство сатирического рисунка — вещь сложная. Может быть, и проявится какой-то молодой талант.

Леночка Адонина не подкачала. Собирала материал для статей по всем классам. Набрала столько, что хватит до Нового Года. Девочка, похоже, увлеклась эти делом не на шутку. Глазки блестят, щечки горят, глаз не оторвать. Сама тоже написала про своего дедушку-ветерана.

Раскрутить на интервью завуча не получилось, зато она уговорила директора. Тимофеич поначалу отнесся к этому несерьёзно, тоже пытался увильнуть. Но под её уговорами согласился на 15 минут беседы. Три вопроса и напутственное слово старшего товарища. На самом деле в пятнадцать минут мы не уложились, около часа разговаривали, вопросов тоже получилось не три, а едва ли не тридцать три. Потом пришлось нести готовый материал ему на считывание. Тимофеич всё исчеркал и попросил принести еще раз. Боится, что скажешь что-нибудь не так и выговор по партийной линии обеспечен, или денег на ремонт не дадут. Директор — лицо ответственное, и партийное к тому же…

Зато рассказал, что в учителя попал случайно, на войне был политруком, там его контузило. После госпиталя Партия сказала: — надо укреплять школьные кадры, и пришлось укреплять. К идее о том, что газета как-то сможет повлиять на них, отнесся очень скептически. На удивление, интервью получилось живым и интересным даже после его правки. С фотографией молодого батальонного комиссара из его молодости получилось очень эффектно.

Перед первым уроком народ на газету особо внимания не обратил. Понятно, надо в гардеробе потолкаться, сменку переобуть, списать, что не успел или не смог, не до газеты, в общем. Хотя яркое красное пятно на стене в глаза бросается сразу. После первого урока я не утерпел и по противоположной лестнице поднялся на второй этаж, чтобы понаблюдать за «читателями». Вадим и Олег тоже присоединились. Стоим себе, делаем вид, что кого-то ждём возле химии, болтаем потихоньку, а сами посматриваем в сторону учительской. Ленка тут же, ей же тоже интересно, как наши труды будут оценены обществом.

Первыми потянулись девочки. Сразу в голове появилась идея сделать еще раздел для девчачьих увлечений, мода, красота, романтика.

— Лен, слушай у меня идея, — а давай мы рубрику для девчонок сделаем про моду, там, прочие девчачьи штучки-дрючки. По-моему, тема беспроигрышная будет, подумай.

— Рогов, ты просто генератор бредовых идей. Идея хорошая, но газету тогда надо раза в два больше делать. И обязательно, чтобы там было кто кого провожал, кто как посмотрел и тому подобное.

— Для этого лучше вообще подпольную газету делать и назвать ее не «Голос Комсомола», а «Визг комсомолки».

Тем временем и пацаны подтянулась. Их привлекли больше девчонки, чем газета. Делают вид, что пробиваются к стенке, а самим лишь бы девок полапать. Звонок обрывает процесс и мы с друзьями бежим на третий этаж, у нас - английский.

Шапокляк моё состояние понимает и не докучает английскими глупостями. Поэтому я просто сижу, дожидаясь звонка, чтобы снова занять «пост № 1».

Слава богу, звонок. Почти бегом я скатываюсь по ступенькам и застываю в изумлении. Рядом с учительской не протолкнуться. Пройти могут только учителя, которых тоже заинтересовал продукт нашего журналистского творчества. На грани сознания появляется мысль Григорича, — это же опасно, они же все перетопчут друг друга! Газету надо снимать! Иначе могут быть жертвы. В подтверждение моих мыслей, неожиданно раздается грохот. Девчачий вопль оглашает коридор. Скорее всего, дело было так: — какой-то акселерат-переросток попытался пролезть к центру, его толкнули, он начал падать и ухватился машинально за край доски. Старая штукатурка не выдержала и вывалилась вместе с шурупами. Доска рухнула на пол и попала девочке на ногу. Оказалось, что стенная печать может поражать и в физическом плане.

Мне приходится тащить доску в мастерскую, тоже прослеживается. Это он должен.

— Михаил Павлович, принимайте ваш косяк — кричу я с порога, — рухнул наш стенд. Надо было закрепить доску за кирпич.

— Умный что ли, Рогов, — ворчит трудовик, — такого быть не может, я же там шуруп аж десятку вкрутил, хоть слона подвесь.

— Михаил Павлович, слона то может и выдержит, а вот толпу восхищенных детей не вынес, кто-то толкнул и штукатурка не устояла. Что еще Тимофеич скажет?

— М-да уж! — Горестно вздыхает трудовик, почесывая щетинистый подбородок. — Похоже облажались мы с тобой. Будет нам на орехи. Тебе то что, а вот мне… э-э-эх. — Он тяжело вздыхает ещё раз — А ведь старался, сам на шурупах висел. Да, что теперь… Старая у нас школа, ремонт ей нужен капитальный…

Я уже не слушаю, что он там бубнит дальше. Мне надо на третий урок, тем более у нас это геометрия, а Ада поблажек не делает никому. Не успел я разложиться, как за математичкой, как в двери показалась рыжая копна Адониной:

— Адиванна, Марькузьминичнапроситвас, отпустить Рогова к ней. — Ленка поворачивает голову в мою сторону и делает круглые глаза, показывая взглядом, чтобы шёл побыстрее.

— Пусть идёт, надеюсь, он уже большой мальчик и сможет сам осилить новую тему, может это у него получится лучше, чем, газеты вешать, — Ада не может удержаться от сарказма.

Кузьминична сидит у себя и что-то пишет в большую толстую тетрадь. Услышав шум в дверях, поднимает голову. Убирает прядь волос, упавшую на глаза и обращается к нам:

— Садитесь, мастера настенного слова. — И дальше с места в карьер, — Свете Седуновой по ноге попало вашей «газетой», хоть и несильно, но синяк будет. Родители жаловаться придут, что мне им говорить прикажете? А вдруг пожар? Рогов, — переводит она взгляд на меня, — твоя была идея сделать газету из доски? Твоя-твоя, я помню. И ведь не плохая вроде бы идея, но не для нашей школы.

— Зато, Марькузьминишна, задачу привлечь внимание школьников нам выполнить удалось!

— Ага, даже перевыполнить, — это уже Адонина пытается шутить. Мне в этот момент не понятно, то ли она меня поддерживает, то ли так издевается. Мелочь пузатая.

— А что штукатурка в нашей школе непрочно держится, то тут никто не виноват — я перехожу в наступление, — ремонт зданию нужен, вон, и Василий Тимофеевич об этом говорит…

— Михаилу Павловичу тоже достанется, — не замечает моих оправданий завуч, — ему Василий Тимофеевич по-мужски мозги-то прочистит, чтобы шурупы крепче вкручивал. А вам надо думать, как быть дальше с газетой.

На следующий день сразу после уроков я заглядываю в кабинет завуча:

— Мария Кузьминична, можно?

— Придумал как газету сделать? Давай, Боря, рассказывай.

— Мария Кузьминична, придумал три варианта. Первый — просто крепить доску на 4 точки и обязательно в кирпич, возможно даже со снятием штукатурки и установкой доски вровень с поверхностью стены. Второй посложнее, но и попривлекательнее. Сделать в виде отдельно стоящей тумбы. Есть еще и третий вариант. Сделать пять досок по количеству рубрик. Под общей шапкой, с общим лозунгом. И развешивать в разных местах школы. Около учительской про учёбу, около спортзала про спорт, рядом с гардеробом про культуру и досуг. Это позволит ликвидировать столпотворение у газеты, сделать разную периодичность и разную наполняемость. Только Михаилу Павловичу придётся дополнительно поработать.

— Вот это тебя не должно волновать. Пусть расплачивается за то, что прибил доску как попало. Хотя вторая идея мне все-таки нравится больше. Она, конечно, более трудоёмка, но потенциал в ней я чувствую. Но делать будем по первому, это проще, быстрее и привычнее. Решено, даю команду нашему слесарю-столяру на первый вариант.

— Мария Кузьминична, а как вам еще идея такая, — И я кратко излагаю задумку о школьной многотиражке.

— Боря, в этом учебном году точно не получится. Тут переговоров с шефами на пару лет, а нам еще школу ремонтировать надо. РайОНО денег выделяет мало, говорит, — «надо шефов трясли». Так что, первый вариант и всё.

Про идею с радиогазетой я даже и заикаться не стал. Не время пока. Хотя будка в школе имеется и даже проекционная кабина за актовым залом. Ни то, ни другое не используются. Адониной скажу, она девушка шустрая, за два года эту идею запросто пробьёт, тем более, что Кузьминична к ней хорошо относится.

Через неделю доска-газета снова красовалась на стене около учительской. Фурор среди учеников и учителей был потрясающий. Я пришел вечером и своей старенькой камерой заснял наше первое детище.

Мишпаша на этот раз просто превзошёл себя. Он не просто убрал слой штукатурки, но и аккуратно обрамил нишу стальным уголком, выкрасил уголок белой эмалью и сделал в дополнение к этой конструкции задвижки. Это позволяет вынимать доску с материалами для аккуратной наклейки новых материалов. Белая окантовка на красном фоне смотрится ррреволюционно.

Статью надо написать обязательно и отправить в разные газеты. В «Комсомолку», «Молодость Сибири», ещё куда-нибудь. Рассказать про новый тип стенной газеты и рассмотреть разные варианты школьных СМИ. Да, прямо сегодня и напишу. Хотя, конечно, Кузьминична права, мне надо побольше пятёрок, чтобы от меня учителя отвязались.

9 ноября. Квартира Роговых. Борис.
Время летит, как из пушки! Незаметно пробежало два месяца последнего школьного года. За окном воет зимний ветер. Хлопья снега бьются в окно. Батареи жарят, как мартеновские печи, поэтому сижу дома в шортах и лёгкой футболке. Интересно, что чем дольше я живу в этом времени, тем две моих личности теснее переплетаются. Например, надо мне на английском что-то сказать, я пользуюсь своим взрослым опытом, а надо уравнение решить — детским. Всё происходит уже на автомате, не надо ничего напрягать и стискивать!

31 октября скромно, без шума и пыли, отметили мой день рождения. Родители подарили большой словарь иностранных слов. Полезная штука в отсутствии Интернета. Остальные дела обстоят не так хорошо, как хотелось бы, но и не так плохо, как могло бы быть. Каждый понедельник в газете появляется таблица результатов успеваемости по прошлой неделе, так народ уже с утра ждёт, когда графики вставлю. Удивительно, но впереди наши вечные соперники — 10Б, за последнюю неделю им удалось заработать 890 баллов, в то время как наша команда смогла достичь только 851 балла. Разрыв не большой, всего 5 %, но зрительно заметный.

В конкурсе названий победил пацан из 4А. Теперь наш информационный стенд называется незатейливо, но ярко — «В завтра!» Поскольку идеи подавались анонимно, а оценивались по большинству голосов членов комитета комсомола, то идея прошла с перевесом над всеми остальными. Будет в следующем номере поздравление с фотографией.

Кузьминична нашла для редколлегии старую пишущую машинку. Слава богам, прошли времена, когда надо было регистрировать их в милиции. Второй номер газеты мы уже текст печатали. Я попробовал было, но пальцы ободрал до крови с первой попытки. Координация осталась из прежней жизни, а клавиши на машинке совсем не то, что кнопочки на клаве. И раздражает, даже просто бесит, то, что невозможно исправлять напечатанный текст. Пока обходимся просто — закрашиваем ошибки белилами и правим от руки. Адонина тоже попробовала печатать, и тоже с плачевным результатом. Хорошо пошло дело только у Ирики Труновой из 8А. Медленно печатает, двумя пальцами, но хоть кожу не сдирает. Ей этот процесс даже нравится. Назначили её главной по печати. Навык полезный, в жизни пригодится.

«Газета» у нас получилась очень необычная. Периодичность разных материалов разная — от еженедельной турнирной таблицы успеваемости, до ежемесячного обзора комсомольской прессы. Редколлегия работает бодро. Статьи строчим, только «шуба заворачивается». К Новому Году объявили конкурс на лучшее новогоднее поздравление.

Написал заметку на 1500 знаков про школьную стенную печать и интервью с Тимофеичем оформил в виде статьи. Заметку отправил в «Молодость Сибири» и в «Комсомолку», а интервью предложил «Учительской газете». «Молодежка» уже откликнулась. На той неделе звонил какой-то дядька и спрашивал адрес школы, фамилию директора, фамилию председателя комитета комсомола. Говорит, что, возможно, статья в конце ноября войдет в номер. Мол, её в рубрику агитации и пропаганды вставят. Даже гонорар пообещал.

Пятого октября получил свои первые деньги в этой жизни. Сорок рублей, как договаривались, Петрович выдал мне с тяжёлым вздохом. Да, получать меньше, чем раньше, это очень неприятно. Зато полмесяца дома сидел.

Получку пока ни на что тратить не стал, отложил про запас. Правда, купил домой тортик за два двадцать, обмыли с роднёй, как говорил Геша из старой доброй комедии — «Дай бог, не последняя» [41]. Через четыре дня получу уже 120. Будет у меня уже солидное накопление — 160 рублей.

С началом сезона снегопадов работать стало на порядок сложнее. Двух часов пока хватает, но если вдруг всю ночь будет сыпать, то всё, школу придётся пропускать. Ничего, как-нибудь выкручусь.

Вадик присел на уши к своему брательнику, который в универе учится. В результате Валерка принес и новых Квинов, и Дипов, и Рэйнбоу. Квины пошли на ура. Но «Man On The Silver Mountain» с Ричи Блэкмором вообще привел Коновалова в восторг.

Он же выдал идею — сделать в школе вечер современной музыки с танцами и буфетом. Ну, на счёт буфета, это он загнул, а вот скачки под видом лекций вполне можно протащить. Надо будет с Кузьминичной переговорить на эту тему… Нет, сначала на комитете комсомола предложу нашим девочкам-припевочкам. Думаю, они будут такой идее рады. И потом перед такой артиллерией завуч не устоит.

После Хельсинского совещания наши перестали глушить «вражеские голоса», а значит надо бороться с их влиянием на неокрепшие умы молодёжи. И информация здесь самое сильное оружие. Так что идея лекций о современных западных исполнителях должна пройти. Танцы, как способ привлечь внимание, тоже логично вписываются в общую идею.

«Сибирь» по одному матчу выиграла у ЦСКА, «Спартака» и «Крылышек», а вот динамовцы раскатали наших в пух и прах. На играх в Москве «Сибирь» продула вообще все матчи, даже в ничью ни одной игры не свела. Мой авторитет как грамотного спортивного аналитика поднялся еще на пару ступенек.

Всё вроде бы. Все стороны жизни проверил, всё записал. Пора и в койку, завтра опять за лопату ни свет, ни заря.

ГЛАВА 7. СИБИРСКАЯ БОГЕМА

19 ноября. День рождения Лены Тришиной
Вечером десятого ноября мы с Тришиной, как обычно, болтались по нашему околотку. Воздух в лучах фонарей искрился радужными чешуйками. Ленка трепалась про своих очередных поклонников, которые посвящают ей вдохновенные симфонии и кантаты, как она их всех посылает потому, что ей надо деньги зарабатывать. И так без перерыва бла-бла-бла, бла-бла-бла и бла-бла-бла…

Я её не прерываю. Мне просто приятно смотреть на её красивое, правильно слепленное лицо: прямой короткий нос, тонкие черные брови, выразительные карие глаза, крупный рот с чуть припухшими губками! Иду и любуюсь.

— Эй, Борька, ты спишь что-ли на ходу? — Лена дёргает меня за рукав куртки, — совсем не слушаешь, что я тебе говорю?

— Извини, просто немного залюбовался твоей неземной красотой. А что ты говорила?

— Тогда прощаю. Но для тупых повторяю. Во-первых, тебе надо купить модную оправу «репортёр» или «дипломат», а, во-вторых, у меня день рожденья через неделю. Что бы никаких дел на следующую среду не планировал. Мне надо знать твоё мнение по одному вопросу.

— По какому ещё вопросу?

— Это пока секрет.

— Какая ты интриганка! А кто ещё будет?

— Предки будут, Ритка с третьего этажа, помнишь, я вас летом познакомила? Еще два паренька, но ты их всё равно не знаешь.

— Рита, это смешливая такая, да? Да, помню. Вот, что тебе подарить? Ты же у нас девушка непростая, а с изысканным вкусом, и высоким интеллектом.

— Да, я такая! Вот уж не знаю. Что подаришь, то и хорошо. На счет оправы, один мой знакомый как раз продает, тащи 20 рублей и будет тебе счастье, а то когда еще на балку соберешься… Еще кружок пройдём, или по домам?

Мы делаем ещё одно завершающее кольцо и у дверей её подъезда я прощаюсь, занятый новой проблемой. Купить достойный подарок Лене задача не простая. Тут мне даже опыт Григорича не пригодится.

Неделя пролетела незаметно. После долгих и мучительных раздумий решил купить симпатичный дамский бумажник. Они сейчас грубоваты, но Лена у нас денежки любит, поэтому будет в тему. Цветы тоже купил — семь тёмно-бордовых роз на длинных стеблях, смотрелись неплохо.

— Классные розы! — Леночка к моему удивлению прореагировала именно на цветы, — раздевайся и проходи в зал, я пока в вазу их поставлю. Она чмокает меня в щёку и убегает с букетом на кухню.

В зале, во главе праздничного стола восседает глава семьи Александр Семёнович Тришин. Седовласый мэтр новосибирской живописи рассказывает про то, как в сентябре этого года он с Николаем Грицуком [42] творил в Гурзуфе.

— Боря, здравствуй, проходи, садись — рукой с зажатой в ней трубкой Тришин указывает мне на место за столом, — что-то ты припозднился. Мы тут уже один тост за здоровье именинницы прослушали. А раз ты опоздал, то теперь с тебя следующий.

— С удовольствием, Александр Семёнович, только мне налейте чего-нибудь.

— Что значит чего-нибудь! Я тебе сейчас налью исключительный напиток. Как раз перед твоим приходом я рассказывал, как мы с Грицуком ездили в винодельни Нового Света и там приобрели по паре бутылок вот этого вина. Называется «Кокур». Он берет бутылку и, покачивая в такт зажатой в ладони трубкой, с пафосом читает надпись на этикетке: — «Вино бледно-соломенного цвета, с ароматами мёда, полевых цветов, мандариновой цедры и лимонной полыни. Вкус яркий, выразительный, с легкой горчинкой и освежающим финалом».

— Вот поэтому я скажу тост как раз на эту тему. Говорят, что в Грузии есть древняя песня со словами «чтобы в жизни было всё, кроме трёх вещей — бедности, одиночества и пустого бокала». Так выпьем же за то, чтобы у Леночки всегда водились деньги, чтобы её не забывали друзья, и чтобы они всегда пили прекрасное вино за её здоровье!

Мне даже самому понравилось, как я витиевато выступил. Немного пошло, но я помню, что Ленкин папа любит и сам краснобайствовать, и ценит чужие цветастые выступления.

Остальные присутствующие поощрительно хлопают в ладоши. Среди тех, про кого мне Ленка рассказала, вижу за столом ещё пару незнакомых парней явно из мажоров. Один — лет двадцати двух, высокий, с усами «тракер» [43] в светло-сером пиджаке и пёстрым платком вместо галстука. Второй — постарше, в джинсовой рубашке, без усов, но с голубыми глазками и светлыми локонами до плеч.

Ага, похоже, я догадался, с какой целью Ленка пригласила меня на этот сабантуй. Скорее всего, она не может выбрать, кого из этой парочки ей выбрать. Парни, судя по всему, здесь впервые и пока чувствуют себя не очень уверенно.

— Алексей, может быть, вы нам что-нибудь сыграете в честь именинницы? — слышен голос Тришина. Понятно, усатого зовут Лёшкой.

— Александр Семёнович, я не совсем готов, да и как-то мои опусы не соответствуют праздничной атмосфере. — Парень то ли цену набивает, то ли, в самом деле, слишком стеснительный.

— Лёша, ну сыграй вот ту небольшую вещицу, что ты мне неделю назад показывал, — это Ленка поддержала папашу. Неужели Лёша и тут откажется?

— Ну, хорошо, но прошу не судить слишком строго — он направляется к пианино. Инструмент — настоящий «Циммерман» [44] — страшно дорогой по нынешним временам, зато с отличным звуком.

Лёша усаживается на вращающуюся табуретку, на мгновение замирает в задумчивости, вскидывает руки над клавишами и выдаёт действительно нечто джазово-импровизационное. Если это действительно его продукт, то надо знакомиться и тянуть его в банду. Композитор-аранжировщик для самодеятельного коллектива это будет очень круто. Вот только чем его заинтересовать? Надо будет подумать.

— Лена, — Александра Семёновича вдруг осеняет идея, — а слабо вам с Алексеем исполнить что-нибудь популярное в четыре руки. Регтайм Цфасмана [45], помнится, у тебя очень хорошо получался. Помнишь, — Тебя просил я быть на свиданье, мечтал о встрече, как всегда… ла-ла-ла.

— Ну, пап, ну ты скажешь тоже, — Ленка пытается увильнуть, — мы же вместе не играли ни разу, а фортепьянный дуэт штука сложная, предполагает сыгранность.

— Ничего, дочка, мы не на международном конкурсе. Здесь профессионалов кроме вас нет, поэтому лажу, никто не просечет.

— Смотри, папа, под твою ответственность, — она несёт из кухни еще одну табуретку и садится за инструмент. — Лёш, я примо, ты секондо. Поехали!

Веселая мелодия знаменитого регтайма 30-х годов разливается по тесной советской квартирке. У ребят получается просто замечательно. Ноги так и просятся в пляс.

Рядом со мной сидит Рита, весёлая подвижная тёмненькая девочка на год младше меня. На правах старой знакомой толкает меня локтем в бок и знаками показывает, что мол, пора, мол, танцы надо начинать.

Я согласен, правда «танцпол» маловат и музыканты занимают добрую его половину. И, пока мы двигали свои стулья, перемещаясь из-за стола и примериваясь, музыка уже закончилась.

Мне остаётся только рассказать смешной, но пристойный анекдот:

— Вовочка пришел в музыкалку. Открыл футляр своей скрипочки, учитель в изумлении: — Вова, но ведь это же не скрипка! Это автомат Калашникова!

Вовочка заглянул в футляр и весело заржал.

— Ну и что же тут смешного? — спрашивает педагог.

— Ну как! Интересно, что папаша сейчас делает со скрипкой в банке?

— Дима, а ты что сидишь, как не родной, может, сыграешь что-нибудь веселое? Ты ж для этого гитару притащил. — Ленка обращается к блондину.

— Хорошо, я думаю, что фламенко Пако де Лусия будет вполне к месту. Знойная испанская мелодия, очень похожа на нашу именинницу. Позвольте только перед тем, как я начну, сказать небольшой тост в её честь. — Леночка, ты молода и прекрасна как мелодия исполняемая виртуозом! Желаю тебе звучать без сбоев и фальши ещё много лет!

— Молодец, хорошо сказал! — довольно ворчит Александр Сёменович, ведь это и в его честь тост.

— Дима, хватит болтать! К инструменту! — командует именинница.

С этими словами она выбирается из-за пианино и пытается исполнить что-то наподобие фламенко. Так яростно размахивает подолом юбки, что становится больше похоже на канкан. Здесь не выдерживает мама, молчавшая до этого.

— Лена, прекрати дурачиться, это уже некрасиво! — пытается она притормозить дочку. — Мальчики глаза сломают, пожалей их немножко.

Дима, заложив ногу на ногу и устремив гриф в потолок, ловко перебирает пальцами струны. Заканчивает с первой композицией и собирается объявить следующий номер, но Тришин делает ему знак подождать.

— Дмитрий, а можете ли Вы сыграть танго «Потерявший голову»? кажется, Гарнделя [46]. Мы с Леной тоже подготовили номер для сегодняшнего праздника.

— С удовольствием, мне оно тоже нравится.

Стол сдвинут к балкону, стулья вынесены, гости уплотнились на диване. Мы наблюдаем замечательный спектакль. Променад, вращение, стрелки, зацепки, резкие повороты головы. Видно, что папа гордится и любуется дочкой. К тому же аккомпанемент очень даже на высоте. Дмитрий играет замечательно. Надо будет с ним тоже переговорить.

Танец закончен, усталые партнёры усаживаются в кресло. Ленка сидит на коленях отца. Тришин немного запыхался и пьёт минералку. Все дружно аплодируют. Именинница, не вставая, отвешивает всем шутливые поклоны. Внезапно, словно вспомнив о чём-то, вскакивает и выпархивает из комнаты. Через минуту она уже с праздничным пирогом в руках.

Тришин внезапно присаживается рядом со мной.

— Боря, слушай, а правду Лена рассказывает, что у тебя какие-то способности к ясновиденью проснулись?

— Да, как Вам сказать. Если одним словом, то да, есть такое дело. Я бы с удовольствием с Вами на эту тему поговорил, но не сейчас.

— Понятно, что не сегодня. Может быть, в пятницу?

— В пятницу не получится, я вечером встречаюсь с ребятами из райкома комсомола. Как вам вечером в воскресенье?

— Давай, вечером в воскресенье, подходи, поговорим.

Вечером в воскресенье втроём сидим на кухне. Я излагаю сначала то, что уже произошло, и что мне удалось «предсказать». После чего перехожу к ближайшему будущему.

— 27 ноября в Колумбии полиция захватит самую до этого момента крупную партию кокаина целых 600 килограмм.

— 10 декабря в Москве состоится свадьба Родниной и Зайцева. Будет такая шумиха и ажиотаж, что одна старушка даже выпадет из окна. Даже американское телевидение приедет. Жуткое дело!

В самом начале следующего года выйдут два прекрасных телефильма «Здравствуйте, я ваша тётя» Титова и новый новогодний фильм Рязанова «Ирония судьбы или с лёгким паром».

— Достаточно? Для того чтобы удостовериться в реальности предсказаний, мне кажется, вполне.

Ленка сидит, молча, внимательно смотрит на отца, уступая инициативу ему. Тришин медленно раскуривает трубку, потом затягивается, выпускает облако дыма и держит паузу. Что он там думает мне пока не понятно.

— Знаешь, Борис, — наконец пауза заканчивается, — судя по тому с какой уверенностью ты обо всех этих событиях говоришь, ты, наверное, и в самом деле что-то видел. Я не поклонник научной фантастики, мистика мне тоже чужда, но считаю, что мир настолько превосходит возможности нашего разума, что возможно очень многое. Всё-таки интересно, а как ты сам объясняешь себе своё новое умение?

— Александр Семёнович, представляете, вижу во сне. Такие странные сны мне стали прошлым летом сниться. В них я читаю газеты будущего.

— Борька, а ты можешь рассказать, когда и за кого я замуж выйду? — Ленка нетерпеливо трясет меня за рукав. — Давай, не мучай меня, рассказывай.

— Лен, про это я ничего сказать не могу. Про твою свадьбу в газетах печатать ничего не будут.

— Ну, тогда, расскажи нам, как будет развиваться искусство.

— Я, конечно, много знать не могу, но что-то всё-таки рассказать попробую. Во-первых, в 1977 году в городской картинной галерее будет проведена большая юбилейная выставка в честь Вашего пятидесятилетия. Вам вручат какой-то странный орден «Золотое сечение» и издадут альбом-каталог. В 1980 Вас пошлют в творческую командировку в Италию, где вы познакомитесь с искусствоведом и меценатом Алиной Беллини. Она напишет про вас большую статью, которую у нас перепечатают в журнале «Художник». Самое смешное, она в этой статье будет утверждать, что «Тришин» это групповой псевдоним, под которым работает четыре человека, причем один из них — женщина.

— Гы-гы-кхы, — Александр Семёнович от смеха давится дымом, — что так и напишет, одна из четырех — женщина?

— Ну, голову на отсечение не дам, но вот так мне приснилось. Хотите — верьте, хотите — нет. Продолжаю описание вашего предстоящего жизненного пути. В том же 1980 году вас выберут председателем новосибирского союза художников.

— Вот про выставку я даже не сомневаюсь, Коля Никольский уже подходил, говорил, что надо готовиться. Моих же работ мало в Новосибирске. Как-то надо будет из Москвы, из Костромы, из Ярославля их сюда доставлять. Целая морока, но почётно.

Личные достижения это интересно, но всё-таки, что там с развитием живописи? Тут же как древние говорили: — арс лонга — вита брэвис, что по нашему: — искусство вечно, а жизнь коротка.

— К сожалению, случиться может. Начиная с того, что развитие техники сделает живопись, графику и их разновидности интересными только для коллекционеров. Никаких новых стилей уже не будет. Всё объединится в акционизме. Сейчас на Западе он тоже присутствует, но пока в виде «contemporary art» и разных перфомансов и хепенингов. С развитием вычислительной техники и программирования, живописью в современном понимании сможет заниматься любой желающий даже без специальной подготовки.

— Вот тут, позволь уж мне, старику, тебе не поверить. Этого не может быть! Ведь живопись это не только краски, кисти и бумага, не только пропись, подмалёвок и лессировка [47] это прежде всего душа художника, концентрат его жизни, опыта, преломленного через призму размышлений, эмоций и так далее и тому подобное. Никакие программы этому научить не могут.

— Душа есть у всех, опыт тоже у каждого свой имеется, поэтому каждому из нас есть, что демонстрировать другим. А программы станут просто ещё одним инструментом, причём очень доступным, заменяющим и холст, и кисть, и краски.

Вот что касается музыки, будет получше, возникнут новые инструменты, новые принципы оркестрирования. Уклон будет всё равно в сторону синтетического шоу. Что-то вроде нынешних американских мюзиклов, только с более развитой визуальной компонентой. Так называемая классика тоже уйдёт на обочину. Не исчезнет совсем, но общей звуковой культуре будет занимать процентов десять. Как-то так.

Только, Александр Семёнович, прошу вас куратору вашему ничего про меня не рассказывать. Хорошо?

ГЛАВА 8. ОЙ, МОРОЗ, МОРОЗ, НЕ МОРОЗЬ МЕНЯ!

21 ноября. Владимир Каплин, замзавсектора пропаганды Дзержинского райкома ВЛКСМ
Владимир Каплин согнувшись под порывами промозглого ноябрьского ветра, возвращался домой из подшефной школы. Модный и жутко дорогой мохеровый шарф, плод усилий пролетариев дружественной Индии, не сильно помогал в борьбе с суровым сибирским климатом. Шарфик был тёплый, но вот курточку Володя надел не по сезону. В тулуп надо было одеваться, это не очень модно, зато тепло. Холодный воздух проникал под тонкий нейлон на синтепоновом подкладе, и Вову просто сотрясала лихорадка. В левом верхнем углу черепа постепенно нарастала неприятная боль.

— Кажется, грипп начинается, — подумал Каплин неожиданно для себя, спокойно, и даже где-то немного с удовлетворением. — Можно будет завтра взять больничный и поболеть дома дня три, а то и пять. Будет время обдумать новую информацию, понять, как можно её повернуть для своей пользы. А в то, что можно повернуть, Володя не сомневался ни на минуту. А главное, не надо будет шарашиться по городу по этой мерзкой погоде!

Настроение его подняло то, что при посещении школы он буквально носом почуял запах новых возможностей. Простая и рутинная задача сбора отчетов о новых кандидатах в ВЛКСМ и о комсомольских взносах вдруг обернулась блестящими перспективами.

В ничем непримечательной школе появился изобретатель. Да не какой-нибудь там рационализатор «рукоятки продольной подачи», а совершенно нового вида агитационного инструмента. На основе простой стенной газеты пацану удалось создать действительно интересный механизм, позволяющий реагировать на любые события. При этом привлекательность его на два порядка выше обычной бумажной газеты, которую делают во всех других школах, техникумах и прочих шарашках.

Эта штука послужила детонатором для общественной жизни восемьдесят второй. Стало модно писать статьи! Где такое видано? Идет нешуточная борьба за право публикации. В редколлегии — большая папка с заметками от учеников всех классов.

Если это дело раскочегарить до городских масштабов, то можно очень недурно продвинуться по карьерной лестнице. Главное, надо подумать, как привлечь на свою сторону «новую звезду» журналистики. Чёрт, как же всё-таки болит голова…

Начать стоит, наверное, с расспросов завуча. Тётка вроде бы умная, да и муж у неё из райкомовских, то есть обстановку она должна понимать правильно. Вроде бы даже и понимает, ведь это она мне подсказала, на что внимание обратить. Значит, первым делом надо ее пытать. Как же всё-таки трещит башка! Нет, совсем не хорошо болеть. Скорей бы уже до дома добраться.

А паренька этого надо в райком вызвать и расспросить подробно. Может быть, даже поручить ему районную комсомольскую газету? Ему это должно быть интересно. Если пообещать какую-то техническую поддержку и райкомовские ресурсы, то может быть у нас что-нибудь интересное и раскрутится…

Школа № 82. Борис Рогов
В понедельник после шестого урока Рогова уже на выходе поймала Кузьминична.

— Боря, стой! Остановись на минутку.

— Здравствуйте, Марькузьминична, — приветствую я её на бегу, а сам норовлю улизнуть, некогда мне сегодня.

— Тебя сегодня ждет Володя Каплин в райкоме комсомола. Помнишь, сидел у нас на первом заседании комитета комсомола? Он только что звонил и очень настойчиво просил тебя к нему отправить.

В голове мелькает мысль, что дело, похоже, начинает складываться даже быстрее чем я предполагал. Однако сразу соглашаться с этими барчуками из комсомола нельзя ни в коем случае. Раз он первым обозначил свой интерес, пускай теперь первым предлагает. А я ещё и поторгуюсь, чтобы выжать из этого контакта как можно больше.

— Нет, Марькузьминична, — говорю, — ну, никак сегодня не могу. Может, вы ему позвоните и скажете, что я с радостью с ним встречусь, например, завтра?

— Я-то позвоню, но вот что я тебе, Боря, хочу сказать. Ты такими связями не разбрасывайся. Наоборот, подумай как следует, как бы тебе с этим Каплиным подружиться покрепче. Тем более, если ты собираешься в журналисты.

— Ага, — думаю я про себя, — с этими плутократами дружить тот ещё геморрой, продадут, купят и еще раз продадут, но вслух я этого не сказал. В слух я продолжил упираться:

— Завтра я с ним и встречусь, посмотрим, что он от меня хочет.

— Ну, давай тогда, беги, да про уроки не забывай. Что-то Ада Ивановна на тебя жалуется. Говорит, что ты в этом году хуже успеваешь, чем в прошлом.

— Хорошо! До свиданья, Марькузьминична!

Я и на самом деле сегодня собираюсь посидеть пару часов над математикой. Надо все-таки попробовать вспомнить, что же такое эти производные функции. Борька хоть и помнит что-то из прошлогоднего курса, но как-то неуверенно.

райком ВЛКСМ Дзержинского района
От школы до райкома ВЛКСМ идти не больше 15 минут, поэтому к трем часам я уже тяну ручку тяжёлой двери. Как же мне найти этого Каплина? Ага, вот, типа, вахтер.

— Товарищ, здравствуйте, не скажете, где у вас тут Владимир Каплин сидит?

— Иди прямо по коридору, третья дверь справа как раз отдел пропаганды — ворчит дедушка, не поднимая глаз от «Комсомолки».

Три коротких тук и я толкаю дверь. В комнате четыре стола и стеллаж с какими-то папками и томами классиков МЛФ [48]. На стене портреты Ленина и Брежнева.

— Борис Рогов по вашему вызову явился — придуриваюсь я шёпотом. — Готов выслушать ваши предложения.

— Привет, а почему шепчешь? Болеешь что ли? — Каплин встаёт и протягивает мне руку. — Давай, проходи, садись.

— Шютка, кергуду-бамбарбия [49], — поясняю я нормальным голосом, пожимая теплую и твёрдую руку — зачем звал, товарищ командир?

— Юморишь, значит, ну-ну, это хорошо, собственно, поэтому я тебя и… ладно, рассказывай, что там у вас такое в школе творится с агитацией и пропагандой. — С шутливой угрозой в голосе говорит комитетчик.

— Да, что сразу, что творится, что творится… Ничего у нас не творится, гражданин начальник, всё прекрасно и с агитацией, и даже с пропагандой. Вышло уже два номера газеты. Благодаря применению новых информационных технологий, удалось внедрить оперативное реагирование на события… Наглядная демонстрация состояния успеваемости каждого класса, привела к тому, что народ в нашей школе начал стараться получить побольше пятаков. Сейчас, как мне кажется, нашим уже даже не так уж интересно выиграть приз, как просто выиграть! Беру интервью у учителей, тоже интересные получаются материалы, ребята пишут отзывы на фильмы, которые посмотрели. Кстати, Владимир…?

— Можно без отчества и на ты, я всего на пять лет тебя старше.

— Хорошо. Может быть, и ты что-нибудь напишешь для нашей газеты? Под заголовком, типа «Совет от райкома», нет не так конечно, это надо бы придумать, но смысл понятен? Или тебе проще интервью? Три — четыре вопроса и развернутые ответы. Сможешь?

— Какой ты, Рогов, шустрый! Я собирался тебе задание дать, а смотрю, ты уже меня припахать готов. Идея не плохая, но я пока не готов. У меня к тебе другое предложение будет.

Был я в вашей школе. Посмотрел твою «газету», поговорил с Марией Кузьминичной и подумал, что неплохо было бы сделать районную комсомольскую газету. Ты бы как отнесся к должности «главного редактора» для неё. Инициативы у тебя больше чем надо, энергии тоже не занимать… Что скажешь?

— Владимир, вот при всём уважении, пока ничего обещать не могу. Вот, ты сам подумай. У меня выпускной год. Следующим летом я буду поступать на журфак в МГУ. А это не кот чихнул!

Я смотрю в глаза Каплина, внимательно ожидая реакции.

— Борь, ты сильно то на учёбу не упирай, — неожиданно начинает возмущаться тот. — Я ж сам недавно в школу ходил. Помню прекрасно, как мы успевали и футбол гонять и девочек лапать, да и чего греха таить, за бутылочкой посидеть. И ничего, кто хотел поступить, тот поступил. Я вот, например, поступил в Нархоз [50], хоть и кончил школу с средним баллом 4,3 как сейчас помню. А думать у нас некогда, надо принципиальное согласие, чтобы запустить механизм выделения фонда бумаги, найти типографию, собрать редколлегию… Твоя роль будет простой, — будешь придумывать новые рубрики, новые жанры, новый стиль подачи материалов. А я буду их продвигать и следить, чтобы они соответствовали линии партии.

— Нет, неделю надо подумать. Кстати, я придумал еще одну интересную штуку. В этом году в Москве начали проводить телевикторины «Что? Где? Когда?» Слыхал? Такое интеллигентское казино. Идея номер раз — проводить такие викторины на уровне района, да и чего там, на уровне школы. Как раз с помощью газеты можно собирать вопросы читателей к «знатокам». Репортажи с таких игр можно сделать не менее захватывающими, чем с хоккея. Ты кстати, хоккей смотришь?

— Ты мне зубы не заговаривай! Видишь, как тебя прёт? Ладно, до выходных подумай и соглашайся.

— Владимир, слушай, кем-то вроде «генератора идей» могу, но и с твоей стороны помощь потребуется.

— Ладно, выкладывай, чего придумал, а я думать буду.

— Есть у меня задумка, создать комсомольский музыкальный лекторий. Ты как относишься к современной западной музыке?

— Отношусь так, как диктует мне моя комсомольская должность — настороженно.

— Но ты ведь не можешь отрицать, что в большинстве своём рок — музыка протеста против буржуазных порядков, против империалистической политики, против звериного лика капитала? И уж точно не можешь не знать того факта, что молодежь у нас увлекается западным роком куда больше, чем отечественной эстрадой. Так вот, идея лектория в том, чтобы донести до масс идею протеста, борьбы за светлые идеалы и солидарности с рабочим классом Запада. Потому что если этого не сделать, истолковывать рок будут, как бездуховное потакание низменным инстинктам, что в силу склонности молодёжи к подражанию, приведет к распространению этих буржуазных пороков и у нас.

— Эк же ты ловко излагаешь! — ворчит Владимир. Я понял твою мысль. У меня даже есть её развитие. Надо такие лектории дополнять танцами, и тогда это будет просто бомба. Но тут надо серьёзно подумать.

— Вот и думай, а я побегу. Учиться надо, да и есть охота, я ещё не обедал сегодня. Так что, покедова!

— Будь здоров! В пятницу чтобы позвонил с согласием.

ГЛАВА 9. ТЕМНОТА ДРУГ МОЛОДЁЖИ

26 ноября. Борис и Лена Тришина
Вечером звоню Тришиной: — Лен, привет, гулять пойдешь? — бурчу я в трубку, страшно волнуясь, в общем, понятно почему.

— Хорошо, заходи через полчаса, буду готова. Чего это у тебя голос какой-то странный? Ты не заразный? А то мне болеть никак нельзя у меня зачёт по сольфеджио. Представь, мне петь, а я от тебя ларингит подхвачу и буду не в голосе.

Пока ждал назначенного часа, придумал, как можно Ленкиным музыкальным багажом воспользоваться.

Лена встретила меня в расстроенных чувствах. Говорит, что жизнь её кончена, что злая судьба посмеялась над ней, ну, и так далее. Оказалось, что её папе не заплати за заказ, а это значит, он не сможет купить ей обещанную дублёнку. Придётся бедной девочке ходить в старенькой шубке из искусственного меха.

Нелепой попыткой утешить, я прерываю поток её стенаний:

— Лен, не стоит так убиваться! Сегодня не купишь, купишь через месяц. Заработаешь и купишь. Сейчас натягивай свою «чебурашку» [51], и идём, у интересное предложение для тебя.

— Да, ты сегодня прям какой-то весь таинственный, интриган какой-то! — ухмыляется подружка, — давай выкладывай, пока я одеваюсь.

— Нет, давай на улице, вопрос требует вдумчивого обсуждения, а не фонового режима. — Отвечаю ей в тон и иду вниз.

Долго ждать не приходится. Девочки — существа любопытные.

— Ну, давай, уже, рассказывай, — хватает она меня под руку, и мы выходим на свой обычный маршрут. Снег медленно кружит в воздухе. Ветра нет. Мороз не сильный и приятно освежает лицо.

— Я тебя уже рассказывал про школьную газету. Ну вот. Процесс пошел. Теперь у меня под это дело родилась идея создать музыкальный клуб. Под маской, которого можно было бы собираться, слушать новинки западных рокеров. Танцы-манцы опять же. Только надо подумать, как текстовку подать, чтобы всё было идейно правильно и политически верно. Понятно, что упор надо делать на то, что это песни протеста прогрессивной молодёжи против мира капитала, агрессивной политики мирового империализма и тому подобный. Вот тут я хочу тебя попросить помочь. Я-то в музыкальной литературе вообще дуб.

— Борь, даже и не знаю. Нас ведь тоже только классике учат. Представь, я даже не слышалабольшинства современных рок-композиторов. Кто пишет музыку для тех же Квинов [52]? Мне у них солист очень нравится, как там его? Напомни.

— Фреди Меркьюри [53], а музон он сам и пишет, у них вообще принято самим писать саунд, самим сочинять тексты и самим же исполнять… Да, это не важно, я тебе послушать дам, а ты скажешь можно ли отталкиваясь от классических образцов, используя ту же схему, сделать нормальный музыкальный анализ?

— Конечно можно! — вдруг начинает горячиться Ленка, — какая, к черту, разница Бах это, или Оффенбах. Ты лучше скажи, что я за это буду иметь? Ведь это надо кучу времени потратить. Сначала прослушать исходник, потом его по полочкам разложить, потом — представить в виде какого-то связного текста. Выступать тоже придётся мне!

— Я понял твою мысль. Тогда, что бы ты хотела получить за первый опыт?

— Нет, ну, не знаю, зависит от того, сколько времени у меня все это займёт. Если исходить из того, что за час работы в детском саду на ёлке мне платят пять рублей, а это простая не требующая каких-либо усилий работа, то… в общем я подумаю. Давай сейчас к тебе зайдем, ты мне записи дашь послушать, а послезавтра я скажу.

— Пошли, как раз брательник мне дал переписать несколько концертов.

Выдал Ленке катушку со «Скорпионс». На мой вкус, это самая подходящая для советской школы рок-музыка.

3 декабря. Спортивный зал школы № 82
Через неделю в школьном спортзале собрался народ, жаждущий музпросвета и танцев.

— Hey baby, tell me can’t you hear me calling — выводит Клаус Шенкер [54]. В полумраке актового зала колышется человеческое море. Ну, как море, скорее всё-таки пруд. Сегодня вечером состоялось собрание нового музыкального клуба. Ленка молодец! Написала внятный и краткий анализ и выступила в первой части. И даже за пробник решила денег не брать. Похоже, что ей музыканты понравились. Теперь, если следующее собрание состоится, надо будет брать какую-то советскую группу. Вот даже не знаю кого, всё такой отстой на фоне запада. Здесь у нас даже не отсталость, здесь полное непонимание явления. Хотя фолк направление вроде бы ничего, особенно белорусы. Всякие «Песняры», «Сябры», «Верасы». Энергии в них ноль целых — шиш десятых, но баллады-медляки неплохие. Может, еще что-то у Стаса Намина было. Да, надо брать его «Звёздочку» [55].

Народу собралось довольно много для первого раза, человек 50 не меньше. Что будет тут твориться на следующей вечеринке, я даже представлять не хочу, похоже, что надо вводить денежный ценз. Рубль за вход, плюс договориться, чтобы буфет работал. Лимонад с пирожными пойдет с наценкой, вот и будет хорошо… — драйвовую «In Trance» сменяет баллада «Living and dying».

— Лен, — поворачиваюсь я к Тришиной, — пойдем, потанцуем?

— Ну, пошли, — не возражает Ленка.

Мы спускаемся со сцены, где установлена аппаратура. Крутятся бобины Вадиной «Кометы», мигают индикаторы и тихонько шуршит лента в механизме. Сам Вадик уже давно среди толпы зажигает. Лена кладет мне руки на плечи и прижимается ко мне, моё сердце замирает… Мечты сбываются… Нет, так нельзя! Быстро переключаюсь в режим «Григорич». Сразу становится заметно легче. Можно будет и поиграть немножко. Обнимаю ее, сначала оставляя некоторое условное расстояние между нами. Через пару тактов позволяю себе прижать её к себе и в ритме музыки двигаться более активно. Правую руку медленно опускаю всё ниже и ниже, пока она не оказывается у нее на попе. Ленка слегка шлёпает меня по затылку, не сильно, типа, даёт понять, что она заметила, и что она «не такая». Я убираю руку выше. Зато левую кладу ей на шею.

— Убери… немедленно… свои грабли — шипит Тришина, как змея, — на нас смотрят же!

— Тебе жалко? — так же тихо, шепчу я — Пусть завидуют!

— Сейчас Шурик Трубицын придёт, будет тебе морду бить, а я этого совсем не хочу.

— Ну, ты меня прямо напугала. Ой, боюсь-боюсь…

Внезапный свет прерывает наши милые пререкания! — Нет!! Так нельзя! Вздох досады пролетает по залу. Все останавливаются и начинают возмущаться. А на сцену взлетает Кузьминична.

— Что здесь происходит?! — Гневно вопрошает разгневанная завуч. Её глаза мечут молнии. — Кто разрешил выключать свет? Где этот Рогов?

М-да. Похоже, что это было первое и последнее собрание клуба любителей музыки…

Приходится мне подниматься и отвечать за содеянное.

— Мария Кузьминична, а что случилось? — Сделав совершенно невинное лицо, спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие.

— Он еще спрашивает! — продолжает кипятиться завуч. — Что за разврат вы тут устроили? Зачем свет погасили? На себя бы посмотрели, все как с сеновала…

Тут она права. Выглядит основная масса при ярком свете взъерошено и помято, что после энергичных движений естественно.

— Свет погас сам. Может пробки полетели… Мы просто не стали включать потому, что в темноте не так скованно чувствуют те, кто танцевать не умеет. И вообще… ну, ничего же не произошло.

Недружное ворчание в мою поддержку, нарастает.

— Ну-у-у-у, Марькузьминична-а-а! Ну, разрешите нам еще полчасика попрыгать. — слышаться реплики из зала.

— Как бы вы тут не допрыгались, и я вместе с вами. Всё! Заседание клуба объявляю закрытым. Чтоб я никого через пять минут здесь не видела. А ты, Рогов, завтра зайди после уроков ко мне. Будешь отвечать по всей строгости.

Вздохнув, Вадим начинает скручивать провода, складывать катушки в коробку, а остальные, тихо, но грязно матерясь, тянутся к выходу.

Бредем с Тришиной по Гоголя в направлении нашего двора. На улице довольно тепло для зимы. Снегу этим вечером выпало много, и идти неудобно. Я ворчу на учителей, на снег, на окружающую глупость. В конце концов, Ленка не выдерживает:

— Кончай ныть! Задолбал уже. Расскажи лучше, что ты делал, когда мы с тобой топтались. Если бы эта усатая тётка не ворвалась, дело бы не остановилось? — И смотрит так лукаво, слегка склонив свою головку.

— Ясен пень, не остановилось бы. — Поддерживаю я игру. — Я бы залез тебе в трусы и честь твою девичью нарушил.

Ленка от такой тирады даже опешила, — Ах, ты развратник! Что такое говоришь! Хотя, куда тебе, ты ж трусишка, даже целоваться не умеешь.

С этими словами она вдруг резко толкает меня в плечо, да так сильно, что я от неожиданности заваливаюсь в сугроб, а она, смешно скользя, пытается убежать. Я вскакиваю и бегу следом.

Настичь курочку удается только на пороге её подъезда. С размаху прижимаю её всем телом к дверям.

— Дурак, отвали, больно же! — Верещит она в моих объятиях. Поздно. Я прижимаю свои губы к её и сквозь поцелуй приговариваю: — Цефофатса не умею, ну науфы, раф такая умефая… Ленка пытается смеяться, но получается не очень.

Половина моего сознания просто улетает в небеса в эйфории. Сердце раскалывается на множество кусочком, заполняющих все тело. Кровь пульсирует от ушей до кончиков пальцев.

Внезапно дверь, про которую мы забыли, в процессе наших забав начинает содрогаться под ударами. Это возвращает нас к действительности. Я отстраняюсь от Тришиной, она отпрыгивает в сторону, чтобы избежать удара. Вовремя! Дверь резко распахивается, из подъезда вываливается мужик с чемоданом.

— Вы чего безобразничаете! Зачем двери держите?! Приличные на вид ребятишки, а хулиганите! Тут люди на поезд опаздывают, а вы пройти не даёте. — гражданин, сурово размахивая чемоданом, скрывается в снежном мареве.

ГЛАВА 10. В ТЕМНОТЕ НЕ ВИДНО РОЖИ

Тот же вечер. Кабинет завуча школы № 82
Мария Кузьминична сидела у себя в кабинете, почти задыхаясь от возмущения. Нет! Ну, это ж надо так её подвести! Она к ним со всей душой, а они… Устроили прямо в школе разнузданный шабаш. Воспользовались её доверием. Превратили, и так идеологически рискованную, лекцию о западной музыке в танцульки, да не просто, а в темноте! Вот уж по истине: — «Темнота друг молодёжи! В темноте не видно рожи»…

Ну, я завтра устрою этому молодому дарованию, этому журналисту недоделанному, этому гусю лапчатому… так просто ему это не пройдёт! Надо его крепко наказать! Хотя как его накажешь? Двойку по поведению? Так, вроде бы, явных нарушений не случилось. Выгнать из комсомола? Сразу показатели по росту рядов упадут… Выговор вкачу по комсомольской линии, за поведение недостойное комсомольца. Ладно, пора домой. Дома с Петром переговорю, может он что подскажет.

Часом позже. Квартира Владимировых
— Пётруша, посоветуй, дорогой, как мне поступить — обратилась Мария Кузьминична к мужу, расслабленно сидящему перед телевизором.

— Да, Маш, что там опять у тебя комсомолята отчебучили? Опять твоя «звезда» Рогулин, что-то затеял?

— Он самый, ни дна ему, ни покрышки. Только Рогов его фамилия. Его в этом году просто пучит от инициатив. Вот и сегодня, ты совершенно правильное слово подобрал «отчебучил».

— Да, не тяни, рассказывай, нечего тут интригу на пустом месте раскручивать.

— Вот я и рассказываю, не сбивай меня, пожалуйста. Ну, значит, так. Предложил Боря создать в школе клуб любителей современной музыки. Всё так грамотно разложил. Мол, надо нести в комсомольские массы информацию о протестных настроениях… надо учить молодёжь различать хорошую и плохую рок-музыку… ну, и так далее. В общем, все хорошо, гладко, партийно и идеологически правильно. Но параллельно, сдаётся мне, он решил узаконить на базе школы банальные танцульки. Чтобы мальчики могли потискать девочек и попрыгать под модную музыку. Представляешь? Они сегодня даже свет погасили, чтобы лапать было сподручней!

— Ха-ха-ха! — Смеётся Пётр в голос. — Ну и дела закрутились в твоём школьном болоте. Давай по порядку. Официально у нас вся рок-музыка отнесена к буржуазным извращениям. Так? Так. Молодёжь, однако, через все преграды покупает, переписывает, слушает именно рок. Ты, кстати, как оцениваешь ту музыку, которую слышала?

— Да, Петь, я же не музыкант ни разу! Как я могу оценивать то, в чем ничего не понимаю? — всплеснула руками Марькузьминична.

— Брось, Маш, я же не прошу тебя давать музыкальный анализ. Скажи, просто — нравится или нет?

— Ну-у-у, — женщина задумывается минуты на две, — медленные композиции приятны, сладковаты немного, но можно сказать, что нравятся. Энергичные — просто ор, если рассматривать их именно как отражения протестных настроений, то вполне, но мне не нравятся. Я, правда, перевода текстов не знаю, поэтому, о чем они поют не известно…

— Вот! Уже ближе к требуемому! Тогда смотри внимательно. Притом, что официально у нас рок бичуется, пластинки с ворованными песенками «Мелодия» все равно выпускает, спекулей пластинок никто не ловит. Системы в контроле всей этой сомнительной продукции нет, в чём мне кажется большая ошибка. У тебя в школе сложилась прекрасные условия. Можно ослабить полицейские функции, но при этом всё будет под полным контролем. Поэтому, я бы тебе посоветовал спустить дело на тормозах. Попроси паренька этого быть поаккуратнее, но особо не ругайся, всё равно ведь ничего реально сделать ему нельзя.

— Но они же танцевать норовят в темноте! Это же сплошной разврат! Так же нельзя! Этого уж никак нельзя отрицать.

— Спокойней, милая, спокойней, — ворчит Петр Владимирович, — во-первых, все-таки это публичное место, а значит, ничего преступного там происходить не могло, провести рукой по попке это у нас преступлением не считается.

— Петя, но это же аморально! — продолжала возмущаться завуч. Это же ещё дети. Как ты не понимаешь.

— Не такие уж и дети. Все уже половозрелые особи, вынужденные постоянно сдерживать свои естественные инстинкты. А против природы идти опасно. Танцы ведь для того и придуманы, чтобы канализировать сексуальные потребности несемейных членов общества. Котёл с перегретым паром, если его продолжать нагревать, в конце концов, может рвануть.

— Хорошо, хоть мне такая позиция и не нравится. Женское сердце не может принять такую распущенность как норму, но скажи, что мне с этими ухорезами делать? Ведь нельзя же так оставить.

— Не знаю, ты эту кашу заварила, тебе и расхлёбывать… Хотя, постой! Есть идея! Если тебя не устраивает темнота, а деткам хочется скрыться, то пусть будет полумрак. Ещё лучше — цветомузыка. Никогда не интересовался, как она делается, но думаю, если ты этого Рожкова озадачишь, то он найдёт способ. Хотя, если очень хочется покарать, можно ему выговор вкатить. Лучше устный, чтобы характеристику не портить перед поступлением.

— Его фамилия Рогов, сколько можно повторять, склероз у тебя ранний что ли?

— Ну, Рогов, так Рогов — Петр Владимирович направляется к телевизору и щелкает кнопкой включения, показывая, что разговор окончен.

ГЛАВА 11. ОРГАНИЗОВАТЬ И ВОЗГЛАВИТЬ

10 декабря. Дзержинский райком комсомола. Владимир Каплин
Вове Каплину по молодости лет персонального автомобиля не полагалось, поэтому после лекций в райком ему приходится ездить на трамвае. В холода трамвай внутри похож на морозильную камеру холодильника с толстым слоем изморози на внутренней стороне окон. Пальцы рук в модных перчатках мерзли ужасно. Вова злился на мороз, на комсомол, на себя, что впрягся в это дурацкое дело, которое неизвестно куда приведёт. И как же сегодня холодно…

Владимир в облаке пара ввалился в вестибюль райкома.

— Привет, пламенному борцу за две копейки — язвительно приветствует его Людка Гущина, инструктор по отделу рабочей молодежи. — Как там пионеры? Ломятся в ряды вэлэкасээм? Обеспечил ли ты, товарищ, приём новых членов, товарищ?

— Я тебе такой приём членов обеспечу, что рот порвётся, — злится Каплин. Он не любит эту бабёнку, застрявшую на комсомольской работе с незапамятных времен.

— Фу, как грубо! Уж и пошутить нельзя — обиженно бормочет бедная Люда, не ожидавшая от всегда вежливого Вовы такого полета эротической фантазии.

Старший товарищ и, заодно, сосед по кабинету, инструктор по агитации, Лёшка Попов встретил Вову почти теми же словами, что и Людочка. Да, что ж это вы все сегодня как с цепи сорвались? — подумал Владимир, но вслух ограничился только дежурным приветствием.

Однако Лёша не отставал:

Вован, расскажи, как там твой гениальный пионэр. Чего еще придумал? Новый Год на носу, надо ж весело его встретить, а идей никаких в голову не приходит.

— Да, пионэр временно затих и затаился. Учиться ему, говорит, надо. Поэтому с районной газетой до следующего года подождём. Зато из последней его идеи с музыкальным клубом может вырасти очень интересная конструкция. — Вова поиграл в воздухе пальцами.

— Так давай, рассказывай, может действительно что-то стоящее, — и Попов пододвинул свой стул к столу приятеля.

— Идея простая. Надо на райкомовских ресурсах, организовать подобный клуб, только сделать его с размахом, с упором на воспитательную роль, тогда и ты сможешь вписать это мероприятие себе в актив. При этом каких-то дополнительных средств почти не понадобится. Вот смотри, — Вова, достал лист бумаги и модную шариковую ручку со стержнями четырёх цветов, — что нужно для проведения такого клуба? — он нарисовал большой знак вопроса. Во-первых, нужно большое отапливаемое помещение типа спортзала, во-вторых, нужна хорошая аппаратура для воспроизведения, в-третьих, нужен сам музон. Главное, нужен грамотный докладчик, который бы коротко, но политически грамотно изложил тему. Про буржуазию, про протест, про борьбу с империализмом, ну сам понимаешь…

— Действительно, кроме последнего пункта всё просто. В нашем районе столько заводов со своей социалкой, что хоть спортивный, хоть зрительный зал можно под комсомольское дело выпросить на раз. Да, хоть Чекалду [56] можем взять! Зал на тысячу мест, фойе 500 квадратов, акустика отличная, сортиры, гардеробы, буфет.

— Не спеши, Лёш, — Вован тоже увлёкся, — Чекалда, это конечно, классно, но у нас пока будет первое пробное мероприятие и если оно в этом помпезном дворце провалится, то шишек получим по самое «не могу». Нафиг нам шишки? Нет, лучше «Точмаш». Смотри! Там есть клуб заводской. В любом клубе всегда есть какой-то зал. Потом, «Точмаш» чем знаменит? Правильно, он делает магинитофоны. А это значит что? — Вова сделал паузу.

— И что это значит? — Алексей не отличался живостью ума.

— А значит это то, что аппаратура у них такая, что все просто сдохнут от зависти! Там же профессионалы-акустики. Цветомузыку тоже надо им поручить. Да мы такой дансинг отгрохаем, Монтекарла [57] обзавидуется.

— Ну, ты, Вован, голова! — Восхитился искренне Попов, со всей дури хлопнув коллегу по плечу — осталось решить, где брать записи и кто будет тексты для доклада политически грамотные сочинять.

— Учись, Лёшка, пока Владимир Борисович с тобой в одной комнате работает, я и этот вопрос продумал. — Надо провести на балке комсомольский рейд, совместно с милицией. Они так делают время от времени. Диски изъять, как материалы идеологической диверсии.

— Ну, ты ловко придумал, мы же тут еще и показатели повысим по борьбе с буржуазными пережитками. Рейд на барахолку в это вполне впишется. Вот только менты могут быть против, ведь мы у них, таким образом, часть навара подрежем. Знаешь же, что они весь конфискат себе забирают.

— Комсомол против УВД не проканает. Тут ты прав. Но это, я думаю, вопрос решаемый. Ты Волошину доложишь, а он уж по своим каналам на ментов воздействует. Только доложи так, чтобы было похоже на борьбу, а не на организацию танцев-шманцев.

Кстати анекдот про ментов слышал? И Вова рассказывает услышанную вчера от отца байку:

— Останавливает мент на дороге водителя и представляется: — Командир наряда Козлов. Предъявите документы… Водитель: — Командир наряда кого?!

Во! Это точно! В тему анекдот. Ладно, ты время не теряй, беги к начальству. Продвигай идею.

Николай Волошин с утра был не в духе. Настроение ему испортил завсектора агитации райкома партии Кеплер. Не успел начаться рабочий день, как он уже позвонил и давай выяснять, почему показатели низкие, почему работа ведется спустя рукава. Почему-почему, ежу понятно почему. Народу комсомольского возраста с каждым годом всё меньше и меньше. Хоть и принимаем сейчас всем классом, но некоторые уклонисты все равно встречаются, но погоды они не делают, просто молодых людей мало. Да еще морозы эти. — 34 сегодня утром, ну, куда такое годится, совсем там наверху делают, что хотят… Волошин усмехнулся собственной шутке и взглянул в сторону окна. Однако ничего кроме слоя изморози увидеть не удалось. — Что-то засиделся я в секретарях, 32 года, надо бы стезю менять.

Ладно, хватит предаваться бесплодным терзаниям. Надо позвать этих двух бездельников, что отвечают у нас за шефство и агитацию…

Мысль была прервана аккуратным стуком в дверь.

— Николай, можно к тебе? — в дверях показался Алексей Попов и замер в ожидании ответа.

— На ловца и зверь…, заходи, у меня к тебе разговор серьёзный. — Ворчит Волошин, одновременно набирая внутренний номер Каплина. — А Каплина чего не прихватил. Всё равно ему делать нечего. Я тут для вас клизму припас… Ты не стой столбом, заходи, штаны снимай, это шутка, если не понял, руки с ремня можешь убрать. Присаживайся, сейчас Вован прибежит, и начнем пропесочивание. Ты-то, что хотел?

— Да, я как раз по делу совершенствования организационной работы. Тут у нас с Каплиным идея родилась, как привлечь молодёжь.

— Вы там, как, телепатией не страдаете? Нет? А то, мне прямо с утра из райкома партии звонили, как раз по этому вопросу. Ругаются наши отцы-командиры на нас, почему это мы плохо пополняем ряды передового отряда. А вы, значит, придумали как.

— Ага, придумали. Но помощь нужна от партии…

— Нет, вот, какие вы всё-таки, беспомощные, всё-то вам кто-то должен помогать. А самим уже, значит, слабо? Слабаки, значит?

Он замечает появившегося в дверях Каплина.

— Каплин, бери стул и включайся…

— Ну, можно и самим, но это будет уже на порядок хуже качеством, — вступает в беседу Каплин. — Нам помощь милиции нужна, причем по двум направлениям.

— Хотите с помощью милиции подростков в комсомол сгонять? — Продолжает язвить Первый.

Каплин, пропуская шпильку начальства мимо ушей, излагает идею.

— … и вот на такие танцы вход можно сделать только по комсомольскому билету!

Волошин доволен. Идея, конечно, попахивает ревизионизмом, и пока ещё слишком сырая для повсеместного внедрения, но, как вариант, пойдёт.

— Слушай, Володя, а ты пацана-то этого, который в школе эту кашу заварил, знаешь? Можешь его вызвонить, чтобы он ко мне подошел, что-то уж больно прыткий. Хочется мне с ним поговорить, а то как бы ни оказался он, сам того не понимая, проводником чуждых идеалов.

— Беседовал я с ним, хитёр не по годам. Я думаю, что можно уже и без него обойтись. Суть идеи и я, и вы и даже вот Лёша Попов уловили. К Новому Году, числу так к двадцать пятому можно уже будет пробный вечер устроить на базе НЗТМа. А у Рогова дел хватает, вот пускай и идёт лесом.

ГЛАВА 12. ПРИКАЗ НА ВЫЕЗД ПО ТРЕВОГЕ

10 декабря. Борис собирается в Москву.
Вечером за ужином всем семейством собрались за столом. Матушка нажарила картохи, сварила сосиски, поставила на стол фаянсовую миску квашеной капустки, всё быстро и вкусно. Наша семья в полном составе собралась за столом.

— Борька, а ты для нашего класса газету можешь сделать? — Юле тоже захотелось раскрутить в своей 21-й школе такое же представление, как у нас.

— Не-не-не, Юль, у меня и так времени нет, мне же ещё учиться надо, а тут, то туда зовут, то сюда. Вот в райком опять просили прийти, и надо идти, райком — штука серьёзная.

— Ну, может быть все-таки, маленькую какую-нибудь газетку? К Новому Году хочется же.

— Боря, может быть, ты им просто расскажешь? Полчаса поговоришь с Юлиными подружками, и пусть они дальше сами. Получится у них что-то — хорошо, не получится — тоже хорошо, сделают перерыв до следующего года. — Это уже мама пытается помочь дочке.

— Девочки, — вступает в разговор папа, — может не стоит на Борьку еще и вторую школу навьючивать? 10 класс это ж выпускной. К экзаменам ему надо готовиться? Надо. Поэтому может лучше Юле подождать до следующего года? А там видно будет, может и желание пропадёт. Сдаётся мне, пока у вас просто модное поветрие.

— В принципе, — задумчиво жую я сосиску, — ну, полчаса… найти… можно… Юлька, приводи своих девок, расскажу, что смогу. Но тогда с тебя очередная уборка вместо меня. Пап, у меня к тебе вопрос. Помнится, ты как-то говорил, что у тебя в Москве живёт знакомый. Не помню кто, правда.

— Да, Колька Морозов, командир мой бывший. Прозвище у него — Ибрагим. По выслуге три года назад получил полковничью папаху, пошёл на пенсию и осел в Москве. Уже три года там живёт. А тебе то, что с того?

— Есть у меня идея, сгонять в Москву на каникулах, поговорить в МГУ с преподами о пути в журналистику, узнать, что и как. Так вот, не мог бы ты попросить твоего командира пустить меня на постой дней на пять?

— В принципе, могу, тем более что давненько я ему не звонил. Прямо сейчас и наберу. Надо только телефон найти. Не помню, куда я его засунул…

— Зато я помню, — смеётся маманя, — ты её в фотографии засунул, в тот альбом, где твои фронтовые фотки хранятся.

Вскоре из коридора уже доносятся слова междугороднего разговора:

— Антонина Спиридоновна? Николая Ивановича могу я услышать?

— Это его однополчанин Григорий Рогов.

— Коля, привет тебя из глубины сибирских руд!

— Как здоровье? Как семейство?

— Работаешь где-то, или отдыхаешь на полковничью пенсию?

— В совете ветеранов? Хорошее дело! Я, собственно, по одному вопросу звоню. У меня отпрыск в следующем году школу заканчивает и собирается в МГУ поступать, а на каникулы хочет сгонять в столицу на разведку. Можешь его приютить дней на пять?

— Ну, здорово! Вот Борька обрадуется.

— Как там наши абреки? Мурада и Ахмада не встречал?

— Ладно, созвонимся еще перед отъездом. Привет чадам и домочадцам! — Папа кладёт трубку и возвращается на кухню.

Радуйся, будущая акула пера, — договорился я о ночлеге. Пустят тебя переночевать, надо будет только перед выездом созвониться. Теперь главное для тебя — билеты купить, и лучше прямо завтра, потому что на каникулы может билетов не достаться. У тебя деньги то есть?

— Пап, спасибо преогромное! Деньги есть, но ещё есть просьба. Только ты можешь помочь. Надо же будет снег во дворе чистить те 10 дней, что меня не будет.

— Куда деваться, придётся мне, старику, лопатой помахать. Хорошо хоть, что у меня тоже уроков не будет. Ладно, принципиально договорились, а сейчас хоккей пойдем смотреть. По пути у отца возникает мысль показать мне полковника Морозова на фотографии.

Он идёт в коридор и достаёт с полки старый альбом в бархатном переплёте.

— Вот смотри, это наш экипаж. Это Колька-Ибрагим наш командир, это стрелок-радист Костя Павлов — Ахмад, задний стрелок Серега Захаров — Мурад и штурман Григорий Рогов — Муса.

— А чего это у вас клички какие-то мусульманские?

Тут, понимаешь какое дело. Мы же молодые были, романтичные. В конце тридцатых сняли у нас фильм про абреков. Нарисовали их такими справедливыми воинами, защитниками слабых и обиженных. Мы из этого фильма себе клички и придумали.

— Мальчики, — маманя ошалело смотрит на нас, — а вы моим мнением поинтересовались? Я же всё-таки мать. Может я против?

— С чего бы тебе быть против? Сын же едет не в Воркуту, не в Магадан, а в столицу нашей Родины, город-герой Москву. — Отец недоумённо усмехается.

— Как это с чего? Ему же всего 17! Он же почти ребенок! А вдруг на него нападут в поезде хулиганы какие-нибудь? А вдруг он отстанет от поезда? А вдруг у него в Москве украдут все деньги? Да мало ли что может случиться в наше такое опасное время! Он же такой доверчивый.

— Мам, ну что ты как маленькая, честное слово! Я клянусь, что буду максимально недоверчивый, не буду пить ни пиво, ни водку. Не буду играть в карты и другие азартные игры, не буду вступать в случайные половые связи.

— Тьфу, на тебя! Что ты опять несешь?! Ещё этого только не хватало. Ясное дело, что не будешь.

— Вот, мам, сейчас ты обидно сказала. Я что, по-твоему, совсем никчёмный?

— Кчёмный ты у меня, кчёмный, но ведь страшно мне тебя отпускать. Испереживаюсь ведь я тут за тебя.

— Такая твоя материнская доля… Обещаю звонить и отчитываться каждый день.

Слава богу! Мать не сильно сопротивлялась.

Теперь у меня задача купить билеты туда и обратно.

Несмотря на то, что уроки у нас закачиваются в два часа пополудни, за билетами я отправился, когда уже начались ранние зимние сумерки. Морозы временно отступили, и на улице смешные -20°С. Большими хлопьями падает снег. Этот факт меня совсем не радует. С точки зрения дворника — с неба падает дополнительная работа.

В кассах предварительной продажи огромная очередь. Спрашиваю стоящего передо мной дедушку:

— Вы не заметили, очередь быстро двигается?

— Я когда пришел — Дед оказался с юмором, — как ты был.

Через полчаса я всё-таки проник в помещение. Однако людская каша не вызывает у меня большого желания торчать здесь. Приходит мысль, что надо бы проверить как обстоят дела с билетами на самолет. Экономить деньги это, конечно, прекрасно, но экономить время может быть еще полезнее. Договариваюсь с соседями, что отойду на время и пешком направляюсь на Советскую, в кассы «Аэрофлота». Там тоже очередь, хотя и чуть поменьше. Паспорт у меня с собой. Денег взял 80 рублей, поэтому должно хватить, если брать туда самолет, а обратно поезд, или наоборот. Как получится.

Минут через 40 оказываюсь у окошка. На самолет билеты до Москвы только на 6-ое на утренний рейс, поездом ехать 52 часа, каникулы заканчиваются 10-го. Я решаю, что двух дней мне будет мало, поэтому прошу билет из Москвы на 9-е. Теперь бегом в поездатые кассы!

Успеваю вовремя, перед прежним старичком осталось всего пять человек. Значит, осталось мне тут торчать минут 15–20.

— До Москвы билеты на начало января, на какое число, на «Сибиряк» можно купить?

— Самый первый есть только плацкарта на третье, и то на боковую полочку. Брать будете?

— Буду, какая разница боковая или не боковая? Обе полки едут в одном поезде.

— Тогда с вас 24 рубля, если только в одну сторону…

— Да, мне только в Москву, спасибо.

Как здорово! Я сумел всего за один день решить проблему с дорогой. Даже не ожидал, что так получится.

ГЛАВА 13. ТЕХ, КТО СЛУШАЕТ ПИНК ФЛОЙД ГНАТЬ ПОГАНОЮ МЕТЛОЙ

25 декабря. Спортивный зал клуба завода точного машиностроения.
Яркий свет двухсотваттных ламп, заливает зал дома культуры «Темп». Слышен обычный фон из разговоров, шуршания бумаги, скрипа половиц. Все как умеют, убивают время перед началом. Мой сосед справа, высокий парень с густой курчавой копной на голове, вынул из кармана свернутую газету и пытается что-то читать.

— Привет! Что пишут?

— Да, вот ругают Золотухина, типа, не сумел «Сибирь» на том же уровне продержать, только на первые матчи и хватило.

— Наверное, правильно ругают, хоть бы половину игр в ничью свели…

— Ну, ты скажешь тоже! Вспомни, как парни начинали.

Соседа, я чувствую, переубедить невозможно, да и ни к чему. Лучше обратить внимание на сцену.

На сцене — простой канцелярский стол. На столе чёрный параллелепипед мощной конструкции. Каплин мне уже рассказал, что это «Комета — 007». Маг притащили из лаборатории новых разработок завода. Аморфные японские головки ТЕАС, лентопротяжка с тремя моторами, компаудерная система шумопонижения. Крутяк наикрутейший. Говорят, что его скопировали со штатовской модели «Studer-Revox». Но что-то подшаманили, головки на японские поменяли. Зверь, а не аппарат! Каплин правильно говорит: — «А чего добро просто так стоит, пусть послужит народу. Науку и технику — в жизнь!».

Наконец, на эстраде появилась тёмная фигура, которая, казалось, вышла из преисподней. Это был заводской гуру западной музыки Андрей Черепанов, с погонялом, естественно, Череп. Весь от ботинок и до очков облачён в чёрное. Даже чёрные длинные волосы забраны черным кожаным ободком. Череп коротко кивнул залу и опустился за стол. Перед ним микрофон. Его лицо, выглядевшее при ярком освещении мертвенным и бледным, приняло при этом выражение снобистского высокомерия. Разговоры среди зрителей постепенно стихли.

Кто научил его такому странному поведению? Вроде бы простой инженер-механик, три года как закончил НЭТИ. Откуда набрался? Блин, вампир, который хочет высосать кровь из нас. Эти мысли сразу оборвались, когда внезапный резкий свист микрофона резанул по ушам. Хм… Сапожник без сапог? Слишком чувствительный микрофон? Секунда и голос Андрея абсолютно чистый, без каких-либо искажений наполняет пространство.

— Приветствую вас, друзья!

— Привет, Андрюх! — отвечает какой-то шутник из зала.

— Сегодня мы немного поболтаем о музыке протеста, кое-что посмотрим и послушаем. И поскачем, конечно! Главная тема: молодёжный социальный протест в странах Запада и его музыкальное оформление на примере творчества таких команд как «Весёлые ребята» и «Синяя птица»… Что? Не правильно сказал? — Андрей делано пугается и делает вид, что ищет бумажку с текстом.

— Точно! Сегодня я расскажу вам о… он переходит на патетический тон — «Пинк Флойд»!!! и «Лэ-э-э-э-д… Зеппелин»!!! Итак — композиция из альбома «Дарк сайд оф зэ мун» — «Моней»!!! — текст Роджер Уотерс, музыка — предмет коллективного творчества Пинков. — Череп щелкает клавишей.

Шелест купюр и звон монет потихоньку наполняют пространство. Вот включается ударник и жестким мощным ритмом задает почти маршевый рисунок. Голос Гилмора возникает, как всегда, внезапно, но заставляет повторять про себя непонятные слова. Стоять на месте просто невозможно! Народ быстро сдвигает стулья к стене. Мощные звуковые волны из динамиков заставляют тело вибрировать.

Свет внезапно гаснет. Только цветные всполохи светомузыкальной системы ритмично вспыхивают на потолке, отбрасывая световые блики на публику внизу.

Игра цветных теней развертывалась передо мною; Сама мелодия постепенно становится главным действующим лицом. Просто замечательно, что музыка звучит в почти полной темноте. От людей остаются только тени, бьющиеся в ритме барабанов Ника Мэйсона. Басовый рифф Уотерса пронизывает тело от ушей до кончиков пальцев.

Громкость звука не позволяет думать о постороннем, только сливаться с музыкой. Образы, которые, то мягко покачиваются подобно лодке на прибрежной волне, то мощно сталкиваются друг с другом, то растворяются в воздухе, словно наполняя собой пространство. Шесть минут композиции пролетают незаметно.

— Вещь! — восклицает мой сосед, переводя дыхание — чувствуешь какой звук?

— Класс! Пинк флойт это мастера, кто б говорил! Как сакс летает, обратил внимание?

Ответа я уже не слышу. Череп врубает Зепеллинов, сопровождая кратким вступлением:

— Друзья, сейчас слушаем известную и давно всеми любимую «Стэйр ту хэйвен». Мы помним, что этой музыкой Роберт Плант и Джимми Пейдж активно протестуют против войны во Вьетнаме, против безработицы и против несправедливости вообще.

Мягкая, похожая на гавот мелодия из гитарных переборов Пейджа сплетаются с печальным голосом. Музыка проникает, кажется, прямо под кожу. Улёт! Девочек среди присутствующей публики хватает и постепенно вся толпа разбивается попарно…

Вечеринка продолжается в течении трех часов. Череп к концу мероприятия совсем выдохся, потные пряди прилипли ко лбу, но не уходит — сторожит бесценную аппаратуру. Я его очень даже понимаю, такой больше не существует. Было ясно, что мероприятие удалось на славу.

25 декабря. Дзержинский райком КПСС. Первый секретарь райкома Тихонов и завсектором Владимиров.
— Пётр Михайлович, здравствуйте, к Игорю Митрофановичу зайдите — пожалуйста, — секретарша Томочка, полненькая брюнетка лет двадцати пяти, заглянула в кабинет и, прощебетав, исчезла, как сон, как утренний туман. Утро начинается, как-то слишком резко, — подумал Владимиров.

— Владимиров? Заходи, не тяни кота…, тут по твою душу письмо от населения. Сейчас будешь отчитываться, чего там в твоей вотчине происходит.

— Игорь Митрофанович, побойтесь бога! Я же вам в пятницу всё докладывал. Всё замечательно. Новых членов принимаем, статьи в заводских многотиражках публикуем, в центральную прессу отчеты отправляем… Что еще за сигналы с мест? С каких мест? Ничего не понимаю.

— А вот это, брат, твоя недоработка! — несмотря на грозный тон, Тихонов только изображал грозного начальника, — тут у тебя под носом комсомольцы устраивают идеологические диверсии, а ты значит, ни сном, ни духом?

— Что! Какие еще диверсии? Причём тут мой агитационный сектор? — не выдержав, начинает возмущаться Владимиров.

— Ты не егози, не егози, ишь взъерепенился… На вот, возьми письмо нашего уважаемого ветерана. Или ветеранки? Может ветеранши? Не знаю, как правильно… В общем, читай и как-то комментируй.

Петр Михайлович взял из рук Тихонова листок, вырванный из школьной тетрадки, и углубился в чтение.

«Первому секретарю Дзержинского районного комитета ВКП(б) от заслуженной коммунистки на пенсии Овсянко Галины Николаевны. Донесение.

Доношу до вашего сведения, что в субботу 12 декабря сего года в помещении физкультурного зала клуба «Темп» завода Точного Машиностроения имела место идеологическая диверсия, выражавшаяся в массовом преклонении перед Западом и его бескультурными ценностями. Молодыми людьми обоего пола всячески попирались нормы коммунистической морали и кодекс строителя коммунизма, а также основы советской нравственности. Организаторы цинично способствовали проведению в среду нашей советской молодежи тлетворного влияния буржуазной псевдокультуры, пропаганды чуждых идеалов и настроений. Это выражалось в проигрывании громкой музыки неизвестных мне, но явно вредительских исполнителей, а также в так называемых танцах, состоящих из неприличных движений разными частями тела.

Прошу обратить пристальное внимание на вредительскую деятельность наших идеологических врагов окопавшихся в среде комсомольцев завода точного машиностроения. Если не осознают, то хорошо бы их расстрелять.

С коммунистическим приветом, Галина Овсянко, член ВКП(б) с 1939 года».

— Игорь Митрофанович, и вы серьёзно относитесь к этому бреду выжившей из ума старушки?

— Я то, могу и проигнорировать, но сам пойми, чай не первый день замужем, вдруг кому-то захочется моё место занять? А может это ты меня подсидеть решил таким дурацким способом? Нет? Это радует. Тогда думай, как с этими комсомольщиками быть, вот же навоспитывали на свою голову. Может их всех скопом на БАМ отправить с тобой во главе? Не хочешь? Ладно, не бери в голову, иди лучше думай, как канализировать эти молодецкие настроения в полезное нам русло. Послезавтра чтобы всё продумал и мне доложил. Свободен!

Петр Владимиров в понедельник 25 декабря вернулся домой необычно поздно. Мария Кузьминична уже начала, было, беспокоится, но к счастью, муж вернулся хоть и поздно, но трезвым, без телесных повреждений, в здравом уме и твердой памяти.

— Петя, что случилось?

— Да, и смех и грех! Я голоден как тысяча чертей! Ты меня сначала накорми, напои, а потом уже и спрашивай.

— Да всё уже остыло… Курицу с гречкой будешь?

— Буду, конечно, всё буду, я же голодный как собака!

Петр Михайлович стряхивает с пыжиковой шапки снег, вешает её на вешалку и идёт мыть руки. Из ванной доносится его голос:

— Похоже, что идеи твоего Рожкина нашли поддержку у заводской молодежи. К нам в райком пришло сегодня письмецо. Бдительный член партии, а по совместительству вертухай, некая Овсянко 66 лет довела до сведения партии в лице нашего районного комитета об идеологической диверсии. Вот ведь не много, ни мало, а именно — диверсии. Где она только таких слов набралась!

— А можно поподробней? — осторожно накладывая гречку в тарелку, медленно произносит Кузьминична.

— Конечно, это же из серии «Нарочно не придумаешь». Куда я сунул эту цедулю? Михалыч, порывшись в портфеле, извлекает листок и с выражением начинает читать вслух. Закончив, берёт в руки ложку, однако вместо того, чтобы зачерпнуть ею, поднял над головой:

— Вот, интересно мне, в какой каморке надо просидеть 40 лет, чтобы так хорошо сохраниться! Нет, я прекрасно её понимаю. Громкая музыка, все эти бум-бум-бум, нерусские слова песен, скачущие парни и девки, вызывающие наряды могут взбесить любого из тех «кому за тридцать», но надо же помнить, что время идет и мир меняется. Вот, Маша, скажи мне как коммунист коммунисту, что делать с такими сигналами борцов за чистоту идеологии.

— Петя, постой, я что-то не поняла, а Боря Рогов тут причём? — Мария Кузьминична повернулась от плиты к мужу.

— Тут тоже интересная, но отдельная история. В райкоме комсомола есть такой совмещенный инструктор Каплин, ты его должна знать. Он встречался с твоим Рогулиным. Что тот ему наплёл, я не знаю, но после этого этот Каплин развернул такую бурную культурно-массовую деятельность, что только перья полетели, — Владимиров, наконец, сумел донести ложку до рта и зажмурился от удовольствия, — хороша каша, что варит Маша, ты у меня просто кулинарный гений!

— Ты мне зубы не заговаривай, дальше рассказывай, — довольно ворчит хозяйка.

— Комсомольцы провели рейд на барахолке совместно с милицией, изъяли кучу пластинок с западной музыкой. Договорились с молодежью «Точмаша» и на его площадях провели танцевальный вечер, в точности как твой Рогожин у тебя в школе. А Овсянко в этот день была на своем сторожевом посту, поскольку работает она там вахтёром. Проявила бдительность. Надо будет ей благодарность объявить, а молодёжи посоветовать найти какой-нибудь подвал или чердак и там все оформить так, как им хочется. Главное в стороне от вохровских глаз.

— Слава богу, Боря здесь вовсе никак не замешан. От сердца отлегло… — Кузьминична, облегченно вздохнула и подсела к столу. — Тебе добавки? Может водочки, пять капель?

— Какая ты у меня, Маша, мудрая женщина! Сто грамм никакого вреда, кроме пользы никому не приносили!

— Петя, у меня тут мысль появилась довольно отвлеченная, но, может быть, она натолкнёт тебя на что-то. Вот смотри — сегодня наша молодёжь гоняется за западной музыкой, западной одеждой, прочей западной мишурой. Почему? Ведь это может привести и к западной идеологии, к их нормам морали. Не теряем ли мы наших детей, как в той сказке про крысолова?

— Это как раз понятно. Мы 20 послевоенных лет занимались восстановлением и достижением паритета, не было у нас ни времени, ни ресурсов для всяких культур-мультур. Ясно, что мы здесь отстали и вынуждены пользоваться чужими наработками. А потерять можем, тут ты права. Для того, чтобы этого не случилось процесс нужно организовать и возглавить. Тут проблема. Кадров для этого нет.

— Вот здесь, мне кажется, ты ошибаешься. Ведь посмотри. Сейчас в мире пропагандируется не привычный еще 20 лет назад сладенький сиропчик про «айлавю и юлавми». Всякие французы с итальянцами — задворки мировых хитпарадов, именно потому, что они не вписались в пропагандируемое англосаксами направление. Нам бы не плестись на задах, а «срезать» и попасть в лидеры. Потому что жёсткость и бескомпромиссность, здоровая агрессивность и коммунистический напор это близко к тому, что сейчас на пике. Вот только наши старички из союза композиторов этого не понимают. Поэтому только снизу от молодёжи, вооружённой электрогитарами и барабанами мы сможем провести культурную революцию номер два.

— Ну, ты мать, сильно, как выражается молодёжь, задвинула! — Прямо Роза Люксембург и Клара Цеткин в одном лице! По-твоему мы должны одной рукой пацанов подталкивать, а другой сажать?

— Получается, что так! Сажать, конечно, не нужно, но делать вид, что есть запрет, есть преследование и зажимание, обязательно. Запретный плод сладок! Надо создавать красный рок, коммунистический удар. Не знаю, возможно, ли как-то стимулировать такое движение из нашей глуши, но надо думать.

— Ладно, ладно, успокойся, милая моя, время пока еще есть, как сложится, так и сложится, а как нам действовать обстоятельства подскажут. И, следуя твоей идее, Каплина с его компанией надо наказать. Выговор ему завтра же влеплю. Бабке этой благодарность за бдительность. А из вахтеров её надоуволить, по причине старческого маразма. Вот и будут все довольны.

День спустя. Володя Каплин
Володя Каплин вечером возвращался из райкома в расстроенных чувствах. Партийные начальники его не то, что не поддержали, на поддержку он и не рассчитывал. Они его наказали. Из-за какой-то сумасшедшей старушенции, которая углядела в таком замечательном мероприятии, как танцевальный вечер, идеологическую, блин, диверсию!

— Нет! Ну, это же надо такое придумать, — диверсия! Сразу чувствуется бериевская закалка. Чуть что не по нам, сразу донос. Хорошо, хоть ограничилась райкомом, могла и в КГБ стукнуть.

Правда, надо отметить ругали как-то странно, можно даже сказать — журили слегка за неуместность и за занятие площадей спортзала вместо спорта танцульками. Неуместность! Ха! Так нам же прямым текстом указали, что надо делать! А все эти грозные речи так, для демонстрации принятия мер по письму бдительной гражданки. Ведь ни о каких «идеологических диверсиях» и моральных устоях общества никто ни слова не сказал. Ну, что ж, дорогие старшие товарищи, спасибо и на том. Раз не нравится вам, что мы заняли спортзал, мы поищем другое место. Благо, на заводе площадей хватает.

Тут Вова тяжело вздохнул. Перемещаться из уже оборудованного зала в другое место не хотелось, ведь столько труда было вложено. Акустики из звуковой студии завода постарались на славу. Выдали целых шесть колонок с такими характеристиками, что никакие Акаи и Сони не сравнятся. Квадрофонический экспериментальный магнитофон «Комета-007-квадро» с раскладкой по четырем каналам, с подтянутыми басами выдал такой звук, что всех ушатало без водки.

В общем-то, бабушку понять можно, звук взлетающего самолёта за стенкой спать не даст ни разу. Надо будет с парнями переговорить, чтобы подумали, где у них еще какое-то помещение есть, да побольше и хорошо бы со свободным доступом с улицы и без вахтеров. Если заброшенное, то ещё лучше, можно будет внутреннее пространство сделать соответствующее. Ладно, что-то я размечтался. Надо Рогова сегодня вызвонить и пусть тоже отдувается. Что-то мне подсказывает, что он сможет что-то придумать такое, что мне в голову не придёт.

Мысли Вовы прервало бряцанье подкатившего трамвая. Как раз двойка. Каплин вскочил на подножку. — Слава богу, еще пятнадцать минут и я дома — пронеслась в голове мысль, — а может сегодня этому Рогову и позвонить, чего там тянуть кота за яйца.

— Здравствуйте, Бориса Рогова можно к телефону? — начал он вежливо, — это Владимир Каплин из Дзержинского райкома комсомола.

— Борька, возьми трубку, — кричит Юлька во весь голос, — тебя тут какой-то Каплин из райкома…

— Вот чего ты орёшь? — Я ворчу недовольно, что человек подумает? Что попал в зоопарк? — отбираю трубку у сестрицы.

— Да, Володя, слушаю тебя.

— Борис, тут такое дело, сегодня мне с утра шеф такую выволочку устроил, — мама не горюй! И всё из-за тебя, поэтому будь завтра после уроков в райкоме, надо думать, как решать эту проблему.

— Раз надо, значит, буду, куда деваться. Мы в полчаса то уложимся? А то у меня еще встреча назначена, да не просто абы с кем, а с Ванагом. На интервью с ним договорился на завтра.

— Это с директором «Чкаловского»?

— А ты знаешь еще кого-то с такой фамилией?

— Ну, у тебя и размах, а на какую тему интервью будешь брать?

— На актуальную. Мне же надо материал нарабатывать, чтобы уже летом было, что в МГУ в качестве творческих достижений представить, Поэтому, полчаса и всё, цигель-цигель-айлюлю [58].

— Тогда подумай сейчас, чтобы с готовой идеей уже был. Дело в том, что, наши старшие братья из КПСС очень недовольны реакцией некоторых бдительных товарищей на танцы-шманцы. При этом и строгого запрета не требуют, то есть окошко у нас какое-то остаётся, надо этим воспользоваться и найти другой способ организации.

— Хорошо, я подумаю.

После разговора с Каплиным я и в самом деле задумался. После небольшого анализа сложившейся ситуации мне в голову пришла сногсшибательная идея. Как говорит товарищ Саахов у Гайдая — «Кто нам мешает, тот нам и поможет»!

Каплин и Попов встретили меня уже на вахте. Сразу начали повторять про то, что нельзя упускать такую замечательную идею как музыкально-танцевальные вечера для молодёжи, и что проходить они должны обязательно при участии точмашевских комсомольцев. Похоже, что качественный звук сыграл с райкомовскими лоботрясами злую шутку. Им понравилось! Они поэтому и решили, проталкивать дело дальше.

— Ну, Борька, как? Придумал что-нибудь? — закончив вступительный плач, обратился, наконец, ко мне Каплин.

— Да, не боись, Вова, придумал, конечно, — я начинаю игру.

— Ну, так и не тяни, давай, выкладывай, что ты там намудрил?

— Во-первых, надо найти на территории района, лучше поближе к «Точмашу», помещение метров 200–300 площадью, лучше всего, если это будет подвал или чердак. Во-вторых, надо договориться со студентами с архитектурного или худграфа о проекте оформления клуба, за контрамарки они сделают вам проект бесплатно, при этом это будет вполне профессионально и даже лучше, чем старпёры из «Худфонда». В-третьих, среди студентов консерватории и музучилища надо найти любителей современной музыки, чтобы они подготовили программу на базе имеющегося материала. У меня есть пара-тройка на примете. В-четвертых, эту программу надо залитовать [59] в райкоме партии. В-пятых, я буду писать разгромные статьи про идеологические диверсии, про происки агентов империализма, про аморальные нравы современной молодёжи. И я же, но под псевдонимом, буду писать ответы на эти наезды. Это создаст такую рекламу, что надо будет как-то масштабировать бизнес.

— Чего-чего ты сейчас сказал? — всполошился Лёша Попов, — машта… что? Какой такой бизнес? Ты тут это… не выражайся, а то загремишь под фанфары… и нас за собой утащишь.

— Никакого бизнеса, одна сплошная культурно-массовая работа с молодёжью. Но деньги брать за вход на эти «вечера» было бы справедливо. Тем более что расходы будут и на приведение помещения в нужный вид и на аппаратуру.

— Не так уж много там денег то! Надо, конечно, будет после того, как проект сделают, осметить его и уже тогда решать, сколько просить у районных предприятий. А с полемикой ты здорово придумал! Сейчас можешь катиться, остальное мы тут без тебя решим. Привет там Ванагу передавай. Вот я удивляюсь, как тебя к нему допустили то.

ГЛАВА 14. ОН УЧИТ ЛЕТАТЬ САМОЛЁТЫ

25 декабря. Новосибирский авиационный завод им. Чкалова. Глеб Ванаг, директор завода и Борис Рогов.
Глеб Алексеевич Ванаг бросил трубку на рычаги стоящего на столе телефона.

— Нет, ну это ж надо такое придумать! Времени им не хватает! А кому его хватает? Поставщики опять про…али все полимеры… Ванаг потихоньку отходил от горячки устроенной им же выволочки. Опять сегодня домой придется идти неизвестно когда!

— Вот, казалось бы, плановая экономика, военная продукция, нет! Человеческий, греби его лопатой, фактор!

Ванаг опять начал заводиться. Поймал себя на этом и решил, что небольшой перерыв будет кстати. Машинально заглянул в перекидной настольный календарь:

— Так, придёт мальчик от Коноваловой. 15 минут… Ничего не понимаю… Какой еще мальчик? Число сегодняшнее… В 17.15. Так сейчас у нас 17.20. Уже пришел что ли?

— Эта, как её… Коновалова Татьяна кажется. Хороший говорят, специалист. Всё успевает в срок. Все бы так. Оно, конечно, поставщиков трясти, это не статданные собирать, но каждый сверчок на своём посту должен знать свой шесток. Ванаг тычет пальцем в кнопку селекторной связи:

— Нина Борисовна, будьте добры соедините меня с Коноваловой из планового — обратился он к секретарю.

— Татьяна Викторовна, здравствуйте. Напомните, пожалуйста, о каком мальчике речь? У меня в плане записано, но, убей, не могу вспомнить, о чем мы с вами договорились.

— Глеб Алексеевич, вы обещали уделить ему несколько минут. Парень уже пришел. Сидит тут в плановом, ждёт, когда вы освободитесь.

— Для меня чашечка чаю надеюсь, найдётся? Тогда я к вам сейчас подтянусь, побеседую с этим юным дарованием. Заодно и отдохну чуток.

Я сидел в плановом отделе и болтал с тётками о школьной жизни. Они под конец рабочего дня устали возиться со своей цифирью и рады почесать языком на любую тему. А уж молодость вспоминать это все любят. Мне выдали чашку чая и домашние печенюшки.

Внезапно открывается дверь и на пороге возникает высокий представительный мужик в сером костюме, синем галстуке и почему-то в темных очках. Живое подвижное лицо выглядит рассерженным. Седая волнистая шевелюра встрёпана, как после драки. Кажется, что сейчас начнут метать громы и молнии.

— Так, девушки-красавицы, что это вы тут сидите, чаи гоняете? До конца рабочего дня ещё сорок минут. Сейчас всех квартальной лишу за нарушение производственной дисциплины. Быстро разошлись по рабочим местам. А это что за добрый молодец? — это он уже говорит, глядя на меня.

Вадькина мама, это она договорилась о встрече, встаёт и представляет меня директору.

— Вот, Глеб Алексеевич, тот самый Боря Рогов из 82 школы. Будущая звезда советской журналистики.

— Здравствуйте, Глеб Алексеевич, Татьяна Викторовна сообщила, что вы согласились на небольшое интервью… — я встаю и делаю шаг ему на встречу.

— Да-да-да, я помню, — он подходит ко мне и за локоть вытаскивает меня из кабинета. — Пойдём лучше ко мне, не будем мешать.

С этими словами он толкает дверь в приемную и мимо секретарши, у которой от удивления отпала челюсть, мы движемся в директорский. Кабинет самый обычный — обшивка буковым шпоном свободных стен, портреты Ленина и Брежнева в маршальской форме, стеллаж с книгами и сувенирами за директорским креслом, потертый ковёр на полу. Центральное место в кабинете занимает массивный стол, тоже заваленный какими-то чертежами, папками и бумагами. Главное украшение — сувенирная модель СУ-24, стоящая на этом столе. К главному приставлен стол попроще, но украшенный горшком с декабристом [60]. Декабрист, оправдывая своё название, выдал массу розовых мелких цветочков.

— Ну, Борис, садись. Ты как будешь работать — на микрофон записывать, или ручкой?

— Мы же школьная газета, нам по статусу микрофона не положено, поэтому ручками буду. — Отшучиваюсь я в ответ. Глеб Алексеевич, можно начинать?

— Давай, только быстро, а то у меня ещё сегодня куча дел. Через неделю год заканчивается, надо о результатах отчитываться, а проблем столько, что ни за две недели, ни за два года не решить. Тут еще делегатом на Съезд Партии назначили. Это большая честь, но совсем времени не остаётся.

— Хорошо. Тогда я постараюсь задать всего три вопроса и пожелания ваши для учеников нашей школы. Итак, как вы стали директором такого важного завода, как наш Чкаловский?

— Это простой вопрос. Я всего-навсего оказался в нужное время в нужном месте, на глазах важных людей. А так как постоянно лезу с инициативой, то был ими замечен и назначен. Давай следующий.

— Как вы учились в школе?

— Как сказать, даже не знаю. По-разному. Помню, что с малых лет хотел строить самолеты, а остальное мне было совершенно не интересно. Наверное, поэтому по математике и другим точным наукам на «отлично», а остальные предметы как получится. Может быть, это и не правильно, но в моём случае дало нужный результат.

— Как мы с вами быстро с вопросами разделываемся. Последний из заготовленных мной вопросов. Что делает вас счастливым.

— Ну, ты Борь придумал, это самый, сложный вопрос. Пожалуй, я отвечу одной мудрой притчей. Знаешь, что такое притча?

— Это что-то типа анекдота? — кошу я под дурачка.

— Что-то типа, ага. Так вот, притча такая:

Бог слепил человека из глины, и остался у него неиспользованный кусок.

— Что слепить тебе? — спросил Бог.

— Слепи мне счастье, — попросил человек.

Ничего не ответил бог, и только положил человеку в ладонь оставшийся кусочек глины…

— Ладно, Борис, пора закругляться, спасибо, что дал мне отдохнуть от трудов праведных, но делу время, а потехе только час.

— Подождите, Глеб Алексеевич, а пожелать нам чего-нибудь на пороге взрослой жизни?

Вот это — пожалуйста! Желаю вам всем молодым людям на пороге вашей взрослой жизни побольше трудностей и терний, только через них можно достичь звезд. А теперь, марш отсюда, чтобы я тебя через минуту здесь не видел. Вот станешь настоящей акулой пера, тогда милости прошу, может, вспомним это интервью.

Здорово получилось! За таким материалом все газеты в очередь встанут! Конечно, надо будет сесть и доработать. Про завод написать, про людей, что там работают. Про дворец Чкалова. Как же жалко, что в это полупещерное время нет Интернета. Как не хватает доступа к информации.

Декабрь пронесся как один миг. В этот раз я живу куда более интересной и динамичной жизнью. В школе выходит настенный дайджест с регулярной сменой информации, фотографий и рисунков. Опубликованы статьи в «Молодости Сибири», «Вечернем Новосибирске», «Учительской газете». Даже из «Комсомолки» пришло письмо с просьбой, прислать интервью с делегатом Съезда КПСС Ванагом Г.А. Даже первые деньги получил с этого поля. Целых 18 рублей и 20 копеек! Это «Молодёжка» расщедрилась и за интервью с директором школы. Такими темпами у меня к лету портфолио соберется вполне солидное, не стыдно будет приёмной комиссии показать.

С моей подачи на «Точмаше» раскручивается совершенно необычный музыкальный клуб, слава о котором уже разлетелась по всему городу. В новом году наверняка появятся «конкуренты» и на других заводах, и в институтах, и при Дворцах культуры. У нас конечно и техника, и специалисты, и поддержка райкома, но кто его знает, как все это дальше будет развиваться.

В отличие от прежнего варианта, в этот раз мне удалось к НГ заработать почти 300 рублей, по нынешним временам это бешеные деньги.

А вот школьные дела у меня обстоят не очень. Просто гигантская нехватка времени. Ада ни на какие поблажки не идёт, поэтому алгебру мне удалось вытянуть только на четверку. Спиридоновна пятерку за физику тоже ставить не хочет, говорит, что я задачи плохо решаю, с Химозой та же история. По остальным предметам пятёрки. Это наряду с «достижениями» остальными моими одноклассников не позволило нашему 10А попасть на первое место. В Москву едут наши вечные соперники — «бэшки» — по этому поводу в классе упаднические настроения, никто даже о совместном праздновании Нового Года речи не ведёт. Самое смешное, что учиться лучше при этом стали все. Даже Колян Валиев, которому вроде бы всё по барабану, и то по физике и химии четверки получил.

Зато хор с «Бомбардировщиками» занял первое место. Мы и сами получили огромное удовольствие от такого пения.

А вот со своей главной целью пока видимых подвижек нет. Ну, да, оно и понятно, путь нетривиальной мысли сложен и тернист. Вряд ли эта мысль сможет в ближайшие год-два обрести хоть какую-то опору даже на уровне района. Для распространения этой идеи поездка в Москву может дать мне очень не плохие шансы.

ГЛАВА 15. СИГНАЛ, ГУДОК, И СТУК КОЛЁС

3 января. Поезд «Сибиряк». Борис Рогов.
6.00 утра третьего января я на площади Гарина-Михайловского. Посадку еще не объявляли, но народ с чемоданами уже кучкуется в зале ожидания.

Не прошло и десяти минут, как из репродукторов раздался каркающий женский голос: «На первый путь прибыл фирменный поезд № 25, следующий по маршруту Новосибирск — Москва. Просим отъезжающих занять места в вагонах. Отправление поезда через 20 минут». Ещё несколько минут томительного ожидания, и под звуки «Славянки» [61] начинается моё первое самостоятельное в этой жизни путешествие. Все быстрее и быстрее пробегают мимо привокзальные строения, семафоры, товарняки, стоящие на сортировке.

— Ту-дук — тук — тук, ту-дук — тук — тук, — ритмично стучат колёса на стыках рельсов. Холодная черта зари только начинает сдвигать тяжёлое одеяло зимней ночи. Только что проехали Пермь. Стою в коридорчике перед туалетом и жду, когда проводница его откроет, чтобы навести утренний марафет [62]. За окном проплывают заснеженная долина Камы. Чудна Кама при тихой зимней погоде. Редкая птица долетит. Холодно потому что. Зато в вагоне жарко, как в бане. Окна забиты наглухо, топят проводники, не жалея угля. Вот и мается вагонный люд. Только здесь и в тамбуре можно немного глотнуть морозного кислорода. Тамбур, как обычно оккупируют курильщики табака, поэтому находится там нормальному человеку невозможно. Все места в нашем плацкартном вагоне заняты распаренными попутчиками. Те, что едут давно, уже разделись практически до исподнего, а вошедшие в Перми пока еще не согрелись и суетятся в свитерах и валенках.

В коридор заглядывает невысокий худощавый парень, на вид — мой ровесник, что-то знакомое угадывается в его чертах. Волосы средней длины расчесаны на прямой пробор. Пшеничные усики. Высокий лоб явно указывает на незаурядные мыслительные способности. Ба! Это же Павел Самарович мой будущий добрый друг. Интересно, куда он едет и почему оказался в одном со мной вагоне? Почему я его раньше не заметил? Сутки же уже еду. Неужели он тоже в Перми вошёл?

— Привет, не знаешь, скоро это заведение откроют? — обращается он ко мне.

— Да, сам жду с минуты на минуту. Паша, а ты в Перми сел или ночью в Тюмени? Что-то я тебя не видел, хотя мимо меня никто не проходит не замеченным. — Внезапно я понял, что проговорился и теперь мне придётся как-то выкручиваться.

— А ты откуда знаешь, как меня зовут, — с удивлением уставился на меня Павел.

— О, брат! Это история, требующая отдельного и долгого разговора. Я ведь кроме имени много, что о тебе знаю. Вот только не должен ты был садиться ни в Тюмени, ни в Перми. Ты ж в Новосибирске живёшь.

— Я как раз с Новосиба еду, просто у меня полка рядом с проводницким купе, вчера весь день их сортиром пользовался, первый раз в эту сторону пришёл. У тебя боковушка верхняя? — проявил свой аналитический дар Самарович, а у меня нижняя, так что давай с процедурами заканчивай и подваливай. Расскажешь, почему я тебя не знаю, а ты меня почему-то знаешь. А я пока попробую угадать.

Как и договаривались, я подошел в первое купе со своим чаем и с последними домашними пирожками. На полках лежали тела попутчиков, завернутые с головой в простыню. Одну нижнюю полку занимала пожилая сухонькая женщина в синем явно парадном халате. Она увлеченно вязала что-то из белых ниток. Боковушку занимал Павел.

— Ну, как, до чего додумался? — Сходу спросил я. — Интересно, какие гипотезы можно выдвинуть в такой ситуации.

— В 127 школе ты не учился. Я там всех парней нашего возраста знаю. Во дворе я тоже всех знаю. Значит, ты с завода. Угадал?

— Нет.

— Тогда, может быть с пионерлагеря? Правда, давно это было.

— Ладно, не мучайся, всё равно не угадаешь, потому что это вообще антинаучно и похоже на бред.

— А-а-а! Наверное, кто-то из твоих родителей с отцом моим знаком. Так что ничего бредового здесь нет.

— Зря ты так думаешь. Дело в том, что в этом году мы с тобой должны были бы познакомиться на подготовительных курсах в Сибстрине. Потом мы будем сдавать экзамены и попадаем в одну группу…

— Сибстрине? Ну, ты сочинять! Я не собираюсь в Сибстрин. Сейчас приеду в Москву, разведаю, что там и как, и летом документы буду подавать…

— Поди, в Суриковскую поступать собираешься?

— Вот тут ты попал. Точно. Либо Сурок, либо Строгановка.

— Еще бы я не попал. Ты мне эту эпопею уже рассказывал. А сейчас, слушай внимательно, о отрок Павел! Я тебе поведаю весь твой жизненный путь. Готов?

Ты в Москве сходишь в Суриковскую, там тебе раскроют глаза на то, что поступить туда после школы нереально, тем более из провинции. Ты сунешься в Строгановку, там та же песня, только с рассказом про то, как проваливаются даже выпускники училища. Тебя это введет в депрессию, и ты вернешься домой. В феврале запишешься на подготовительные, где мы с тобой когда-то и познакомились.

— Стоп! Что ты несешь! Как мы могли с тобой познакомиться, если я еще только еду в Москву? И ты сам, между прочим, тоже туда едешь, и я с тобой только здесь познакомился. Так же не может быть, чтобы я, как ты говоришь, вернулся и на курсах снова с тобой встретился. У меня, что — выпадение памяти должно случиться?

— Спокойно, товарищ Самарович! — тут я перехожу на торжественный шепот, — вот мы и подошли к самому интересному. Дело в том, что моему сознанию на самом деле 60 лет, а моему телу всего 17. Я из 2018 года, каким-то таинственным путём был заброшен в собственное тело, но на 43 года раньше. Не спрашивай меня, как это получилось, потому, что ничего сказать не могу.

Так, я знаю, что твоего отца зовут Валерием, и что живёт он в однокомнатной квартире на Маркса. Что же я еще знаю про тебя? О! Вот ещё! Ты родился в городе Спасск Дальний, это ты точно мне ни каким образом рассказать не мог, тем более что мы с тобой не встречались.

— Ну, ты даёшь! Всё так, но тебя я первый раз вижу. Это точно. У меня абсолютная зрительная память. Но, мало ли, чего мы не знаем. Ты меня сейчас здорово заинтриговал. Прямо интересно, что еще про меня знаешь. И почему ты говоришь, что мы с тобой познакомимся в феврале, если мы с тобой уже познакомились вот сию минуту, а сейчас еще январь? Мы же не сможем познакомиться во второй раз.

— А тут уже пошла деформация, связанная с моим перемещением во времени. Дело в том, что в предыдущей версии я никуда на каникулах и не ездил. Куда буду поступать, не знал. Тупо болтался с пацанами по улицам, пил горячительные напитки, ходил в кино и на лыжах.

— Понятно. Тогда, валяй, рассказывай про ближайшее будущее. Полетим мы на Марс? Когда высадятся инопланетяне? В Штатах в результате негритянских погромов произойдёт революция, и президентом станет Анжела Дэвис, а госсекретарем индеец Пелтиера?

— Если инопланетяне и высадятся, то посмотрят на этот бардак и смоются. Про остальное можно сказать только в версии моего опыта жизни с 1975 по 2018 годы. Сейчас, с каждым моим действием, деформация временной ткани будет проявляться всё сильнее и сказать, что на самом деле будет происходить, можно только со всё возрастающей долей ошибки. Вот смотри! Ты сейчас, узнав, что поступить в московские академии не сможешь, решишь сэкономить и прямо с вокзала рванёшь домой. Вот уже пошло изменение сценария. Каких людей ты тогда встретишь, что будешь делать, никто не может сказать, а значит то, что я буду рассказывать, может быть только версией той твоей биографии.

Я свой сценарий сознательно поменял, чтобы попробовать изменить судьбу страны, мира и человечества.

— Ну, ты даёшь! Гы-гы-гы! — Паша вдруг разражается здоровым ржанием — Судьбы мира он хочет поменять, а Луну с неба? Да и зачем? Неужели всё-таки американцы на нас ядрёную бомбу сбросят, а мы их в ответ «мёртвой рукой» [63] достанем, и человечество гикнется?

— Ты прав, но не совсем. К 2018 атомной войны всё-таки не случится. При этом СССР саморазвалится, КПСС — запретят, капитализм в России восстановится. Весь соцлагерь дружно вступит в НАТО.

Зато подорожает нефть. На Россию прольётся золотой дождь. Как грибы нарастёт тьма миллиардеров, которые кинутся прожирать общенародные достояния в виде углеводородов. С одной стороны, большинство населения в «тучные годы» стало жить так сытно, как никогда не жило в России ни при царе, ни при генсеках. С другой, — вся эта благость — проедание накоплений заложенных еще Сталиным. К тому же цель господ разваливших СССР полностью не достигнута. Большое государство с мощным потенциалом сохранилось и пугает Запад самим фактом своего существования. К 2018 мы оказались снова в кольце врагов, снова санкции, снова войны на окраинах…

— Что-то ты опять заливаешь! Если коммунизм уже никто не строит, то кто и с кем воевать собирается?

— Как будто только из-за коммунизма войны происходят! Да какая, к чертям, разница, кто в России у власти. Хоть государь-император, хоть комиссары в пыльных лапсердаках. Слишком много нас здесь живёт, и, типа, слишком много природных богатств мы потребляем. У нас сейчас сколько? Что-то я запамятовал.

— Вроде 255 миллионов приблизительно.

— Так вот, через двадцать лет будет в Англии премьер-министром такая сука, Маргарет Тэтчер. По её словам, здесь должно жить только пятнадцать миллионов жителей, а остальные должны быть выморены. Такую же цель ставил и Гитлер, но он погорячился и решил сделать все по-быстрому. Раз-два и в Москве, план «Ост», ну, ты знаешь.

— Да фиг с ним, с этим сраным Гитлером, расскажи лучше, что со мной в твоей реальности происходило.

— Говорю же, мы с тобой учились в одной группе на АФ [64], закончили Сибстрин, как архитекторы и пошли по распределению работать в СибЗНИИЭП [65], это есть такой большой проектный институт, он еще в народе называется Зональный.

— Знаю я этот институт, всегда думал, что там зоны для зеков проектируют.

— Гы-ы-ы! Это самый крупный проектный институт в городе и проектируют там для Севера и жильё, и соцкультбыт, и генпланы. Ты там проработаешь целых 20 лет. А в 2005 уйдешь оттуда в мэрию…

— Какую еще мэрию? Мэриями же вроде бы на западе называются какие-то власти с мэринами.

— Правильно, у нас после 1991 года тоже возникнет мода на всё европейское. Городские администрации будут называться Мэриями. Герб знаешь, какой будет?

— Поди, орёл двухголовый?

— Правильно! Орёл о двух головах и со всеми коронами.

— Ну, ни фига себе! А куда денутся миллионы коммунистов?

— Просто прекратят ими быть вот и всё. Коммунистическая верхушка быстренько перекрасится в капиталистов, скоммуниздит всё наиболее ценное. Остальные будут медленно вымирать. Для этого сделают много, доступность алкоголя и наркотиков, снижение уровня медицины и образования, скрытые эпидемии туберкулеза, сифилиса и прочих социальных болезней.

— Постой, ладно партийцы, их ещё можно понять, кто много имеет, тому еще больше хочется, но простой-то народ, как такое мог допустить? Неужели никто не пошёл в партизаны, не развернул стачечную борьбу?

— Какие ещё стачечные партизаны! Всё будет сделано так, что народ на ура примет и распад страны, и разгон коммунистов. Я, когда осознал, что попал в эпоху расцвета СССР, решил попытаться что-то сделать, чтобы страна свернула с такого пути. Ведь сколько у нас всего есть! Нам Сталин оставил такой мощный задел, что ни идиотизм Хрущёва, ни сегодняшнее Брежневское болото не смогли пошатнуть достигнутое могущество. Даже за 27 лет активного распада не доели. Хотя ломать будут, можно сказать, с душой.

— Это просто пиздец какой-то! Ведь невозможно поверить, что вот так, без войны, без сопротивления, не станет второй по мощи страны мира.

Так мы треплемся с Самаровичем ещё добрых часа четыре. За окном пробегают придорожные сёла и небольшие городки. Всякие бабики, глазовы да балезины. Великая русская равнина спит под снежным саваном.

Я кратко рассказываю Пашке историю предстоящих десятилетий, останавливаясь на ключевых событиях, повлекших за собой необратимые последствия. Афганистан и Ангола, Никарагуа и Армения, Карабах и Сумгаит, Сербия и Чечня… Кровавый калейдоскоп кого угодно выведет из равновесия.

— Паша, ты как на счет бутылочки пивка? У меня домашние пироги уже закончились.

— Да, неплохо бы, и даже не по одной бутылочке. В ресторан предлагаешь перейти?

— Ты просто гений проницательности. С моей дворницкой зарплаты могу себе позволить.

Мы выбираемся в проход между полок. Путь наш лежит через три вагона. В тамбурах холодно и даже маленькие снежные холмики намело на ступеньках. Тугие поворотные ручки на дверях межвагонных «гармошек» приходится поворачивать с некоторым усилием. Площадка над буферами ходит из стороны в сторону и вверх-вниз, громко лязгая железными листами.

ГЛАВА 16. КЫШ ВЫ, ШКЕТЫ, ПОД ВАГОНЫ

3 января. Поезд «Сибиряк». Борис и Павел.
Я иду впереди как ледокол. Пашка движется следом. Вот и вход в вагон, на стеклянном окошке которого написано — «ВАГОН-РЕСТОРАН» фирменного поезда «Сибиряк».

Столы обычные, как в вагонах, но застелены парадно-белой большой скатертью и второй фирменного зеленого цвета, положенной «изящно» — по диагонали. Стены и потолок задрапированы довольно унылыми шторками, собранными в декоративную «волну» и тоже белого и зелёного цвета.

— Уютно, как в казарме, — резюмирует Павел.

Плюхаемся за единственный свободный столик. Сидим, ждём, и пока ждём официантку, я продолжаю свой исторический экскурс в историю будущих ближайших десятилетий.

— В 1982 году умрет «дорогой Леонид Ильич» или как там, одна сволочь сказала — бровеносец в потёмках. Начнется «гонка на лафетах» так позже в народе назовут череду похорон. Его место займёт нынешний глава КГБ — Юрий Андропов. За пару лет сыграют в ящик Суслов, Косыгин, Устинов, сам Андропов и его преемник на посту — Черненко.

— У меня тут по этому поводу анекдот вспомнился, — прерывает меня Паша:

— Нашел мужик на берегу бутылку, открывает — а там джин. Выпил он джин — и его желание исполнилось.

Мы сидим уже минут пятнадцать, а подходить к нам никто не торопится. Наконец у Самаровичу лопнуло терпение, и он постучал ложечкой по солонке. Монументальная, как скульптура Вучетича, фигура официантки, заслоняет нам свет верхнего светильника.

— Молодые люди, вы чего посудой гремите? Чего хотите? — Странный вопрос, чего можно хотеть в ресторане? Конечно же, кино посмотреть. У меня возникает хулиганское желание немного пошутить.

— Да, товарищ официант, а список блюдей у вас есть?

— Блюдей нет, а меню устроит?

— И тебю устроит. — Цитирую я анекдот.

— Ты тут поосторожней, балагур, а то зелёный совсем, а туда же, — тётка усмехается, беззлобно покачивая огромным бюстом — вы как, будете комплекс брать или вразнобой?

— А чем кормите сегодня?

— Всё стандартно. Из супов — солянка и кура с вермишелью. На второе — бифштекс с яйцом, печень по-строгановски и свиная поджарка. Салаты еще есть, но я бы вам их не рекомендовала, мы их в Новосибирске приморозили, и сегодня их уже списывать пора.

— Милая женщина, а пиво у вас имеется?

— Конечно, а вам не рано?

— Как так рано? Работать на заводе не рано, в армию идти не рано, жениться тоже не рано, а пиво пить рано?

— Да, ладно, я просто так для порядку спросила. Вижу, что уже матёрые мужики. Усмехается тётка. — Пиво имеется даже двух сортов. Обычное «Жигулёвское» и тёмное «Уральское». Какое предпочитаете?

— По бутылочке «Жигулей», для начала. Я к пиву возьму бифштекс с яйцом. На гарнир у вас рис, конечно.

— Да, а ты как догадался?

— Так выбор не большой. Либо рис, либо лапша.

Павел, не мудрствуя лукаво, заказывает тоже самое, только с двумя бифштексами. Цены в ресторане меня лично радуют, по сравнению со столовками наценка всего 20 %. Мне обед с пивом обошелся всего в два рубля.

Бутылки и толстые пузатенькие кружки нам принесли быстро, горячее пообещали приготовить минут за 20. Сидим пока, просто прихлёбывая живительную влагу. Я продолжаю «воспоминания о будущем» и за полчаса, перемешивая исторический экскурс с анекдотами, излагаю всю дальнейшую историю.

— Да, Интересно поёшь. — Пашка от обилия информации и от её необычности подустал, — С одной стороны, поверить я в такие рассказы не могу в силу их антинаучности, а с другой вроде бы столько деталей реальных, узнаваемых…

— Слушай, предположим, что Вселенная заполнена всеми событиями, какие в нашей части были, есть, будут и даже могут быть. Точка «настоящего» всего лишь выявленная для нас часть этой вселенной. Сделав такое допущение, можно объяснить перескакивание из будущего в прошлое.

— Допустим, я принимаю твою гиппопотезу [66]. Тогда следующий интересный вопрос. Ты реально считаешь, что сможешь что-то изменить в этом мире? Ты же, как и я, еще никто и звать тебя никак. Что ты можешь? Вот я, например не представляю, как можно было бы убедить партаппаратчика отказаться от карьеры ради хоть чего. Ведь для того, чтобы не дать осуществиться такому сценарию надо либо напугать, либо соблазнить. Как это сделать ты представляешь?

— Нет, я Паш, тоже не представляю. Ты сейчас всё правильно говоришь. Я сюда попал внезапно, придумывать, ничего не придумывал, играть приходится с листа. Пока вот изобрёл клуб любителей современной музыки. Может, слышал? Мы на базе Дзержинского райкома комсомола устроили такой мощный сейшн. В декабре был первый вечер. Стены дрожали! Дальнейшее зависит от того, как власти будут реагировать. Пока, на низовом уровне, поддерживают.

С музыкой у меня тут замыслы имеются. Кроме этого я печатаюсь в молодёжной прессе. Собираюсь вот в МГУ поступать на журфак, чтобы попробовать переориентировать идеологическую работу в нужном направлении. Время у нас пока еще есть. Запас лет десять, может пятнадцать. Против союза коммунистов и империалистов никто, конечно, не устоит, но может быть удастся направить реформы в более подходящее направление.

— Ой, да скажешь тоже! Журналист сворачивает страну с гибельного пути. Ха-ха-ха! — Они же пишут только то, что им разрешат.

— Ты, дружище, опять прав, но что-то надо делать. Что бы ты делал на моём месте?

— Хе, однако, это сейчас попахивает антисоветской провокацией. Ты, Борис, потише бы вещал, мы же всё-таки в публичном месте…

О! Гляди, кажется, наши бифштексы несут. Пока их жарили, мы пиво то уговорили. Так что, надо бы еще по бутылочке. Качество еды, конечно, оставляет желать, как говорится, но пиво годное.

— Девушка! Еще нам по бутылочке, будьте любезны. — Это Павел уже переключился на шествующую в нашем направлении даму с подносом.

— Ты прав, пора завязывать, пока нас не засеки бдительные товарищи и не сдали во внутренние органы. Ты расскажи, чего тебя в Суриковку потянуло. С тем же эффектом ты можешь закончить новосибирский худграф. Заметь, ни Леонардо, ни Рембранд, ни Шишкин с Куинджи вообще никаких академиев не кончали.

— Дык, ты скажешь тоже! Они же жили в дикие времена, когда еще не у каждого человека хвост отвалился, а половина человекообразного населения вообще с пальмы не слезла. Сейчас время совсем другое, без академического образования никуда. Самоучки сейчас не в цене. Даже такой анекдот вспомнился.

Разговор плавно перетекает в обмен анекдотами, благо, что Павел их знает огромное множество.

— Ладно, давай будем рассчитываться, и по полочкам пора, что-то меня с пива в сон потянуло.

— Борь, а ты в Москве, где жить будешь? А то, может, вместе будем со столицей знакомиться? Я в первый раз туда еду. Кстати, есть чем писать, я тебе тёткин телефон оставлю.

— Жить я буду у однополчанина отцовского, где-то в Грузинском переулке. Хороший район до красной площади полчаса пешком или на метро две станции от вокзала. А ты где остановишься?

— Тётка тоже где-то в районе Белорусского. Знаешь такую улицу — Скаковая?

— Нет, первый раз слышу. Ничего, на вокзале справочную найдёшь, и там тебе всё напишут за 20 копеек.

— Ладно, давай расплачиваемся и по каютам.

Москва встречала нас заметным морозцем. Справочное бюро открывается только в 8.00, поэтому сидим и ждём в зале ожидания. Мы купили по карте Москвы и теперь пытаемся сообразить, где находится дом его тёти. Судя по карте, её дом стоит на пару кварталов севернее Белорусского вокзала. Считай, что по соседству жить будем.

ГЛАВА 17. ТАМ ГДЕ ПЕХОТА НЕ ПРОЙДЁТ

5 января. Москва. Квартира полковника Морозова
Дорогу от Белорусского вокзала до Грузинского переулка я знаю хорошо. Во времена работы в науке было у меня несколько командировок в Минсельхоз РСФСР, здание которого где-то там и размещалось.

Иду, скользя, вдоль Грузинского Вала, народу на улице неожиданно много. Похоже, на днях была оттепель, и теперь, когда ударил мороз, вся московская грязь замёрзла буграми и колтунами, а сегодня всё это безобразие ещё и снежком припорошило. У девятиэтажек начинается Грузинский переулок. Мне нужен дом номер 12, это, кажется, как раз следующая панелька. Считай, что пришёл. Интересно, как выглядит бывший бравый командир экипажа дальнего бомбардировщика? Время без четверти девять, уже вполне нормально ломиться к незнакомым людям.

— Дз-з-з-з-з, противно дребезжит звонок. Я стою на лестничной площадке третьего этажа перед дверью, обитой коричневым коленкором. За дверью слышатся уверенные шаги, затем щелчок щеколды. Дверь распахивается передо мной.

— Ну, вот ты каков, сынок Мусаиба. Заходи, заходи, нечего на пороге стоять.

— Здравствуйте, Николай Иванович! От мамы с папой вам большой и горячий привет и поздравления с наступившим Новым годом!

— Ты давай, проходи, хватит тут политесы разводить. Сейчас сядем за стол, вот тогда и будешь рассказывать. Да смотри, с подробностями. Что. Зачем. Почему.

Хозяин, крепкий моложавый мужик в генеральских бриджах и белой майке, с начисто выбритой квадратной челюстью и совершенно седыми редкими волосами, зачесанными назад.

— Антонина Спиридонна, ты как? К торжественному завтраку готова?

— Готова, готова, балабол старый. — Раздается грудной женский голос с кухни. — Боря раздевайся, мой руки и ступай на кухню. Всё уже на столе.

Бросаю рюкзак в прихожей, куртку на свободный крючок, разуваюсь и шагаю в ванную. Пять минут, и я сижу за столом в светлой и чистой типовой кухоньке. Передо мной на столе классический гранёный стакан горячего чаю с лимоном, а посреди стола возвышается большое керамическое блюдо с горкой пирожков. Рядом притулилась миска со сметаной и электрический самовар по последней моде стилизованный под старину. Я тоже достал гостинец.

— Наша сибирская смородина сорта «Чемпион», попробуйте, она, конечно, не такая ароматная как с куста, но всё равно. Консервирование без горячей обработки, только ягода и сахар. Говорят, все витамины сохраняются.

Разговор перескакивает с погоды на последние спортивные события. Потом на политику. Я вспоминаю про первый полёт Ту-144.

— Николай Иванович, а вы слышали, что дней десять назад наш сверхзвуковой Ту-144 первый пассажирский полёт совершил?

— Во-первых, это был не пассажирский перелёт, а всё-таки только почтовый, во-вторых, после катастрофы в Ле-Бурже наши руководители не верят никому. Ведь это же надо так нам подгадить! А в-третьих, ты это откуда узнал?

— А что? Кто-то всё-таки диверсию устроил? Я читал, что там какая-то камера у кого-то выпала, попала и что-то там сместила… Последний вопрос хозяина я игнорирую. Чёрт! Неужели опять проболтался,…

— Да, какая, к чертям камера! Французы, сволочи, пустили свой «Мираж» поперек курса. Наши парни попытались уклониться, а самолёт на сверхзвуке управляется плохо, вот и погибли все вместе с машиной. Естественно всё засекретили, чтобы скандал с Францией не затевать. Что-то эти гады заплатили, но мужиков, то не вернёшь. Там же такие ребята были… — Николай Иваныч замолкает на минуту.

Я же продолжаю авиационную тему.

— А как вы считаете, когда можно ждать выхода на пассажирские линии этой машины?

— Да, лучше бы никогда. — Ворчит бывший ас. — Топлива она жрёт, как слон; шумит, как сто Ту-104, аэродромов для нее нужных мало. Выигрыш во времени, даже если будет лететь вдвое быстрее, чем другие модели, не принципиальный. Какая разница, прилечу я за четыре часа или за два? Для войны это ещё может быть оправдано, а для гражданских перелётов смысла ни на грош.

— Боря, а ты смотрел новую комедию «Здравствуйте, я ваша тётя!»? — Это уже Антонина Степановна решает сменить тему.

— У нас в Бразилии так много диких обезьян! — цитирую я одну из своих любимых комедий. — Калягин там очень хорош.

— Да, там и Казаков, и Джигарханян просто великолепны. А эта фраза: — «Я старый солдат, и не знаю слов любви», наверняка будет крылатой, — подхватывает Антонина Спиридоновна.

Разговор плавно перетекает на обсуждение новинок кино. Воскресный день позволяет хозяевам не задумываться о времени. Они с интересом расспрашивают меня о жизни в Новосибирске, о родителях, о планах на наступивший год.

— Борис, а почему ты собрался в Московский Университет поступать? В Новосибирском же тоже есть факультет журналистики. Это и чисто в бытовом отношении проще, и меньше денег будут тратить твои родители, и тебе никуда ездить не надо. А учиться статьи писать лучше в живом деле.

— Я бы с вами, Николай Иванович, согласился, но если думать не только об обучении, но и на перспективу, то Москва гораздо лучше. Сюда съезжаются весь Союз. После окончания однокурсники будут работать во всех газетах и журналах. Вы представляете, какая это сеть? А студенческая дружба самая прочная, так все говорят. Кроме того, именно в Москве сосредоточены самые лучшие журналисты СССР и всегда будут шансы познакомиться с настоящими мастерами. Журналистика это же не инженерия, где, личность не так важна.

В разговоре возникает пауза, во время которой я собираюсь с мыслями. Стоит ли мне рассказывать Захарову о своей истинной сущности? Поверит ли? А если поверит то, что это мне может дать?

Из раздумий меня возвращает голос Николая Ивановича:

— Какие у тебя планы на сегодня? А то давай, передохни часок да пойдём, я тебе окрестности покажу. Ты же вроде бы говорил, что в Москве в первый раз?

— Это было бы здорово! Я в столице ещё не был.

Хозяева показывают мне место моего обитания на эти пять московских дней. Оказалось, что сейчас у них свободна одна из комнат, так как сын служит в Белоруссии. Дочка с семьёй в сентябре получила двушку и теперь с мужем и внучкой живёт на окраине Москвы в районе Медведково.

Засунув шмотки на выделенную мне полку, смыв с себя суету вагонной жизни, я снова выхожу к хозяевам.

— Николай Иванович, курсант Рогов походу готов.

— Узнаю Гришку Рогова, тот тоже такой же шустрый был. Молодец, не стал рассиживаться. Да и правильно! Что время зря терять. Сейчас подожди минут десять, я оденусь и выдвигаемся. — Он скрывается в своей комнате, не переставая при этом разговаривать. — Пойдём мы с тобой не Москву смотреть, её ты и сам посмотришь, а двинем в Подольск. Там на окраине стоял полк АДД, где экипаж наш сложился. Потом отцу расскажешь, ему тоже понравится. Там у него помнится скакой-то прачкой, даже роман приключился. Лучше бы конечно, в Рязань махнуть, где нас расписали по самолётам, но до Рязани далеко — пять часов поездом, а Подольск рядом, всего час на электричке.

— А у тебя, лейтенант Захаров, никакой прачки там не приключилось? — это внезапно в разговор вклинивается супруга бравого полковника.

— Что ты, что ты, как можно! У меня как под Варшавой приклеилась одна связисточка, так до сих пор не отклеится. Ты у меня одна единственная по гроб жизни — в тон ей отвечает Николай Иванович, натягивая меховые летчицкие унты.

— Минутная готовность! — как там космонавты говорят, — Ключ на старт! Протяжка один! Ключ на дренаж! Поехали!

В поезде Николай Иванович грузит меня рассказами из своей послевоенной жизни. Как их с женой мотало по гарнизонам, как при одном из полётов ему пришлось садиться на вынужденную, и они чуть не сгорели вместе с машиной и остальным экипажем.

— Боря, — вдруг меняет тему бывший лётчик, — а тебе отец не рассказывал, чего он в авиацию не вернулся. Ну, уволили из ВВС, пошёл бы метеорологом на любой аэродром для начала, а там, глядишь, и снова в небо?

— Нет, он ничего про ту жизнь не рассказывал. Не знаю, может слишком гордый. Вот я, когда слушаю его рассказы о том, как он хорошо учился везде, где приходилось, всё время думаю, что толку от этой его учёбы было не много. В результате осел в школе «трудовиком».

— Да, жалко мужика, а ведь он и в самом деле был отличным штурманом. Просто, от бога. Однажды из такой жопы нас вытащил, что до сих пор не верится.

Я снова выслушиваю очередную историю о фронтовых приключениях славного экипажа Ил-4.

Первым делом по прибытию в Подольск, который оказался довольно большим городом, мы отправились за речку Пахру. Морозно и солнечно. В лучах полуденного солнца блестят искорки снежинок поднятых лёгкой позёмкой. За Пахрой лежит деревенька Сальково, там располагался 17 гвардейский авиаполк дальнего действия. Мы с Николаем Ивановичем бродим по просёлкам. Он пытается отыскать место, где была взлётка, где стояли бомберы, где жил личный состав. От того грунтового аэродрома ничего не осталось, только березовые и осиновые колки на месте. Можно было представить, что в 1943 всё выглядело приблизительно также.

— Ладно, — похоже, что не вспомню я сейчас, что где стояло, да и не так уж это важно. Я тебе лучше расскажу про фронтовую работу.

Отсюда отправлялись бомберы, неся смертоносный груз на головы фашистов. — Назидательно, как по писаному, рассказывает лётчик. — К сожалению, бомба не понимает, кого убивает фашиста или нашего мирного жителя, полицая или ребенка. В тот период бомбить летали наши оккупированные города — Брянск, Орёл, Гомель. Ил-4 неустойчив, каждую секунду норовит завалиться в крен, уйти с курса, задрать или опустить нос. Нужно беспрерывно крутить штурвал, чтобы самолёт летел в заданном режиме… Напряжение всё время полёта не проходит. Прилетаешь, руки трясутся.

На бомбежку летали и ночью и днём, особенно много вылетов пришлось, когда готовились к Курской дуге. На точность ударов большая высота никак не сказывается, точность попадания в цель зависит от квалификации штурмана. Вот тут твой папаня и отличался. Хороший был штурман!

Я слушаю ветерана, а сам думаю о своём. Может быть, именно ветераны Великой Войны, могут стать той преградой, которая остановит надвигающуюся беду? Ведь они еще в силе. Многие даже не на пенсии. Многие занимают высокие посты.

Да, они тоже стали частью всепожирающего молоха чиновничества, который только и ждёт как бы принять обличье алчного волка-обороня, готового на всё ради собственного брюха.

После полуторачасовой прогулки по сугробам мы ловим попутку и возвращаемся в Подольск. Смотрим парк имени лётчика-героя Виктора Талалихина. Полковник покупает восемь гвоздик. Четыре кладёт к памятнику Талалихину и четыре к памятнику Подольским курсантам, насмерть стоявшим в ноябре 1941 года на этом рубеже.

ГЛАВА 18. КАБАКИ ДА БАБЫ ДОВЕДУТ ДО ЦУГУНДЕРА

11 января. Борт Ту-134. Борис возвращается из Москвы
— Уважаемые пассажиры, через тридцать минут наш самолёт совершит посадку в аэропорту Толмачёво города Новосибирска. Температура на территории аэропорта минус 15 градусов. Ветер юго-западный 5 м/сек. Просьба занять свои места, пристегнуть ремни и выполнять все указания бортпроводников. Командир корабля Валерий Петровский.

По внутреннему радио Ту-154 раздаётся сообщение о скорой посадке. Я же перебираю мои московские похождения.

Пять дней в столице пролетели быстро. Мне на самом деле удалось встретиться с ребятами с первого курса журфака. Пришлось поить их пивом, чтобы смягчить отношение к «возомнившему о себе школяру», который решился общаться с уже почти звёздами отечественной журналистики. Звёзды рассказали, что такое «творческий конкурс», всё, понятно, в их личном понимании. С другой стороны, парни поступили, сессию сдают успешно, можно мотать себе на ус.

После пьянки мне пришлось выслушать выговор от Захарова. Он разошёлся не на шутку. Я уж начал думать, что сейчас выгонит в чисто поле. Слава богу, до этого дело не дошло, но родителям он позвонил и еще папане минут двадцать втирал, чтобы обратил внимание на моё отношение к алкоголю.

В иллюминаторе видно, как плотная облачность расступилась и под самолетом показалась поверхность земли.

В приёмную журфака я тоже зашел. Благо журналисты сидят почти на Красной площади. Засурского [67] не было на месте, девочка в приёмной, которую я по наивности принял за секретаря, сказала, что он принимает экзамен. На вопрос, кто может проконсультировать из преподавателей по поступлению, сказала, что никто, все заняты на сессии с утра и до вечерних консультаций. Так что тут мне не повезло. Зато повезло познакомиться с той самой девочкой, которая оказалась помощником секретаря. Жанна, так её зовут, знает почти всё о жизни факультета, о преподах, о неписаных правилах, обо всех делах. Сама тоже пыталась года три назад поступить, но провалилась и пошла в работать на место помощника секретаря. Говорит, что за абсолютную грамотность и педантичность её взяли и теперь не хотят отпускать. Жанна, блондинка с серыми глазками с круглой милой мордашкой и задорным курносым носиком, — мне понравилась.

Пригласил Жанну в местный буфет. По пути разливался соловьём о том, какие у неё красивые глазки, да какие изысканные сережки. За чашкой кофе с местным спешиалитетом [68] под названием «трубочка с кремом» она рассказала мне, что такое этот таинственный «творческий конкурс».

— Ну-у-у-у, это что-то вроде сочинения на свободную тему, по которому преподы судят, насколько быстро работают мозги при поиске нужных образов, нужных поворотов сюжета, и конечно верность идеям коммунизма, куда же без этого. Мне кажется, я как раз на этом и срезалась, забыла сколько раз нужно упомянуть в сочинении кого-нибудь из классиков и адью! — Жанна откусывает от своей трубочки кусочек.

— Надо сказать, что все здешние корифеи буквально помешаны на стилистике. — Продолжает девушка. — Они простят орфографию и синтаксис, если увидят оригинальный стиль. Вот на прошлом приёме было — заметила Абрамович какую-то фразу и кудахтала, как курица до самого вечера: «… ах, как стильно, ах как тонко». А вот, даже за один грубый стилистический ляп могут вкатить пару. Эмоциональный народ. Но шансы у тебя есть. Во-первых, ты парень, а парней сейчас в журналистику идёт мало. Хоть конкурс в прошлом году был большой — 12 человек на место, мальчиков взяли почти всех. Во-вторых, ты уже печатался и даже в «КП», а это центральная газета. Это весомый аргумент. Обязательно сделай подборку своих статей, которые ты уже напечатал, и которые собираешься напечатать.

Я молчу и просто сижу и слушаю. Постепенно девочка нравится мне всё больше и больше. Наверное, сказывается, что секса не было уже почти полгода. Аж челюсти сводит.

— Жанн, а что ты делаешь завтра вечером? — внезапно я прерываю её рассказ. — Давай сходим куда-нибудь. Новый фильм про Высокого Блондина [69] вышел. Потом покажешь мне вечернюю Москву, а то сидеть дома с пенсами, совсем не то, что с такой красивой девушкой гулять по заснеженным улочкам, выпить водки в подъезде, это же романтика! Про водку это шутка, если ты не поняла.

— Ну, ты, Борь, нахал! Но несмотря на это я согласна. У меня как раз никаких планов на вечер не было. Я в пять заканчиваю, поэтому подгребай сюда, на Моховую. В вестибюле встретимся. Билеты за тобой. Ты чувак на каникулах, поэтому прямо с утра — в кассу. К вечеру в центре может билетов не оказаться ни в один кинотеатр. Это Москва, столица, все дела.

Вечером я сказал старикам Захаровым, чтобы завтра меня не ждали. Соврал, что могу зависнуть на ночь со студентами в общаге. Пришлось даже дать клятву, что пить не буду. На что полковник заметил, — лейтенант Иванов попал пьяным на гауптвахту и дослужился до майора. — Ладно, ключ у тебя есть, если придёшь поздно, не шуми.

Самолёт продолжает снижаться. Вот он заходит на глиссаду, которая пролегает над Обью, делает крутой вираж и выруливает на посадочную прямую. Резко набегает полоса рулёжки. Лёгкое сотрясение корпуса — есть касание! Но еще минут пятнадцать будем кататься по полю. Поэтому продолжаю вспоминать Москву.

Прямо с утра почти бегом рванул в центр. На моё счастье, в ближайших от МГУ кинотеатрах с начала месяца идёт новая французская комедия «Возвращение высокого блондина» с Пьером Ришаром и Мирей Дарк. Первый фильм был, на мой взгляд, лучше, но Жанна наверняка второй еще не видела, поэтому будет довольна. Фильм отличный во всех отношениях и состав актёров, и режиссура, и интрига. Музыка тоже приятная. Свой выбор я остановил на кинотеатре «Россия», что на Пушкинской площади.

Народу, несмотря на утро в кассах было просто море. В основном школьники. Каникулы же. В очереди стоял почти целый час, но билеты всё-таки купил на семь вечера.

После обеспечения вечерней культпрограммы метнулся на знаменитую «Горбушку» [70], посмотреть, что можно в Москве найти из советского рока. Ведь Макар [71] уже семь лет что-то играет. Наверняка записи какие-то на бобинах и кассетах уже существуют. Нам бы для школы очень пригодилось. До метро «Баррикадная» добрался легко, там, на краю Филёвского парка на скамейках тусовались человек 15 совершенно обычного вида. Всего за три рубля удаётся купить кассету с записями «Машины». «Ты или я», «Марионетки», «Флаги над замком», даже не верится, что все эти глубоко антисоветские песни написаны в прошлом 1975 году. Пока Макаревич почти никому не известен, поэтому внимание на него еще не обратили. Всё еще впереди. Жаль только, что качество записи ужасное…

Кроме Макаревича, купил кассету со свежим концертом AC/DC «Т.N.Т» с песенкой, которой сужено стать гимном рок-н-ролла «It’s a Long Way to the Top (If You Wanna Rock 'n' Roll». Австралийские братья [72] тоже не известны в СССР, поэтому запись обошлась мне всего в пятёрку. Не смог пройти мимо кассеты с балладами Высоцкого. Детский сад, но девушкам такая рыцарская романтика нравится.

Без четверти пять я уже подпирал колонну в вестибюле главного корпуса МГУ на Моховой. Вестибюль, потрясающий. Колонны на три уровня, верхний свет сквозь кровлю, обходная галерея. Красиво. Хорошо, что в эти годы не нужен пропуск, чтобы попасть в любой ВУЗ. Никто ни про каких террористов пока не слышал. Это следующей зимой москвичи почувствуют опасность террора.

Жанка сбегает по ступеням лестницы и, не замечая меня, спешит к гардеробу. Стою, жду, что будет дальше, неужели забыла о нашем уговоре? Вот выскочила с белой шубкой из искусственного меха в руках, стоит, головой вертит. Нет, всё-таки не забыла. Подхожу, беру в руки шубку.

— Мадмуазель, разрешите вам помочь? — Не выдерживаю фиглярства и перехожу на нормальный язык, — Жан, привет, как день прошёл? Отлично выглядишь, прямо на четыре с плюсом.

— Привет, Боря, да, всё путём. А почему не на 5?

— С разными ногами разве можно быть на пять?

— Всё шутишь, нахал. Ты билеты купил?

— Ага, два билетика на 19.00 в кинотеатр «Россию». Это на Пушкинской.

— Ха, насмешил, а то я эту киношку не знаю. А пораньше не было?

— Было в «Художественном» на 17.45. Но я подумал, что лучше мы с тобой не спеша зайдём сейчас куда-нибудь чем-нибудь перекусим, фильм длинный, почти два часа, ты после работы, голодная, вдруг во время сеанса с голоду помрёшь, а мне потом отвечать перед всей прогрессивной мировой общественностью?

— А чего тебе после кино надо?

— О, много чего! Например, прогуляться по вечерней Москве, проникнуться московским духом богемности и столичности. Посмотреть на памятники, которых здесь так много, что просто ни в сказке сказать, ни пером описать. Зайти в ресторан выпить-закусить, дальше как карта ляжет. Вот, только, чур, не приставать. Знаю я, вас москвичек, мама мне рассказала, что тут у вас нравы безнравственные, чуть зазевался и обесчестят за пять минут, а я мальчик тихий, домашний, мои нервы могут не выдержать и аля-улю, гони гусей. Тут вот только что, одна фифа в метро пристала, проходите, говорит, в вагон, а сама меня за ягодицу — цап. Ну, думаю, какие здесь девушки раскованные.

Жанка хохочет над моей последней фразой:

— Обещаю не приставать и на честь твою юношескую не покушаться. Честное пионерское! Ну, ты шубу-то давай, а то стоишь тут, мальчик тихий-домашний.

Мы отправляемся в путешествие по вечерней Москве. По дороге Жанна начинает рассказывать мне об окружающих местах, как положено любому знатоку-краеведу, но плавно переходит на последние сплетни университета. Кто с кем, почему и сколько.

— Жанн, ты сама, где живёшь? Тебе вечером не трудно будет домой добираться? — заботливо интересуюсь я, пытаясь свернуть разговор на более интересную для меня на сегодня тему.

— Мне повезло, у меня бабушка живёт в Архангельском на Чистых прудах. У неё целых две комнаты в коммуналке, в одну из которых меня прописали. Двойная выгода получилась. У бабани остались 2 комнаты и мне от работы полчаса пешком — классно же! Родаки у чёрта на рогах живут, аж в Кузьминках. Там конечно, зелень, воздух, речка и, как бы, природа, но целый час на метро, это очень неудобно. Потом ведь ещё от метро телепать минут 15. Так что я с бабой Ниной живу. Она классная, будет случай, я тебя с ней познакомлю.

— Да, в центре Москвы жить — действительно классно! — соглашаюсь я.

Во время сеанса я пытаюсь приобнять девушку за плечи, но зимняя одежда не позволяет сделать это в полном объёме. Жанна фильм еще не смотрела, поэтому смеётся открыто и искренне. При этом делает вид, что не замечает мои неуклюжие попытки. Это плюс.

Наконец кино заканчивается, и мы вместе с толпой народу вываливаемся в зимнюю ночь. Погода стоит просто прекрасная. Мороз внезапно отступил и, кажется, что началась внезапная весна.

— А пойдём милая Жанна мы сейчас в замечательное место, — интригующе говорю я своей новой подружке. — Интересно ты там была или еще нет?

— Ты странный, как я могу сказать была или нет, если я не знаю где?

— Тогда давай поиграем в угадайку. Даю подсказку: — это ресторан, в котором даже студенты могут вкусно пообедать. Вторая подсказка: — он находится недалеко отсюда.

— Хватит уже придуриваться! Говори, куда идём.

— Вот, почему бы и не попридуриваться? Пойдем мы с тобой сейчас в «Славянский базар» на Никольской. Рассказывали мне знакомые студенты, что там очень неплохо можно время провести.

— Да, ну его, этот старорежимный «базар-вокзал». Пойдём лучше в «Лиру». Классная молодёжная точка, и музон там клёвый. Тем более это рядом.

— Мисс, сегодня всё для вас. В «Лиру» — значит в «Лиру». «Я лиру посвятил народу своему…». Я только не знаю, где это.

— В двух шагах отсюда, прямо на Малой Бронной она и находится. Пошли быстрее, а то после фильма туда народ набьётся, до утра не попадём.

Мы почти бегом устремляемся к подземному переходу. Через пять минут быстрого шага, перед нами действительно показалась, горящая в темноте, неоновая вывеска заведения. К сожалению, как мы не спешили, но очередь уже змеилась вдоль фасада.

— Говорили мне мои новые друзья, что есть в московских заведениях один секретный приём, сейчас я его проверю. Стой здесь, я быстро. — С этими словами бегу к входным дверям и наблюдаю за входящими. На дверях висит табличка с печальной надписью — «Мест нет». Но народ всё равно стоит и чего-то ждёт.

Я возвращаюсь к своей барышне и, ухватив её под локоток, веду к входу. По дороге делюсь очередным анекдотом: Вот все говорят: — «Не ищи лёгкой жизни. А с какой стати я должен искать тяжёлую». Сейчас будет как раз по этому принципу. Сейчас будет фокус! Только ты пошире улыбайся.

Аккуратно достаю из кошелька трёшку, зажимаю её в ладони правой руки и засовываю руку в перчатку. Уверенно поднимаюсь по ступенькам к двери, Жанна рядом, держится за мой локоть и усиленно растягивает губы в умопомрачительной улыбке. Я прикладываю ладонь к стеклу. Стекло холодное и мокрое. Вуаля! Дверь открывается.

— Здравствуйте, — говорю я швейцару и протягиваю руку с банкнотой, немного влажной от холодного стекла.

— Проходи уже быстрее, — ворчит местный цербер, быстро пряча в карман своей фирменной ливреи мои трудовые денежки. Трёшки жалко, но чего не сделаешь ради форсу.

Раздеваемся в гардеробе и спускаемся мимо бара к столикам. Интерьер выдержан в характерном стиле минимализма 60-х. Самое неприятное — слишком накурено. Всё-таки запрет на курение в ресторанах это правильно. Свободный столик обнаруживается только в самом дальнем углу зала, но лучше плохо сидеть, чем хорошо стоять.

— Что-то я проголодался, — жалуюсь я своей спутнице. — Как думаешь, тут есть что-нибудь более существенное, чем мороженое-пирожное?

— Конечно, есть, все берут обычно или лангет, или бифштекс с яйцом. Мы тут пару раз с девочками веселились. Самое тут вкусное это коктейль «Шампань-коблер» [73] название, конечно, ужасно пошлое, но вкус обалденный.

Я сам принёс меню, потому что дождаться официанта при таком наплыве гостей было нереально. При этом метрдотель посмотрел на меня как-то странно. Интересно, ему не понравился мой слишком юный лик, или ему вообще всё не нравится? Да, пофигу! Молчит и, слава богу.

— Бифштекс — восемьдесят копеек, лангет — рубль двадцать, антрекот — рубль тридцать пять. Шампань-коблер — рубль восемнадцать копеек. — Читаю я меню вслух — Слушай, с такими ценами вполне можно и студентам тут гулять.

— Конечно, — кивает Жанна, — поэтому народ сюда ломится. Хотя в Москве в любое заведение очереди стоят. Ладно, что брать будем? Я, пожалуй, бифштекс, коктейль и мороженое на десерт. Потянешь, кавалер?

— О чём ты? Зря я, что ли четыре месяца снег сгребал? Себе возьму тоже, что и ты. Мороженое будем брать? Тут их несколько сортов. К мороженому предлагаю взять еще бутылочку шампусика. Смотри, всего пять пятьдесят.

— Мороженое лучше, наверное, пломбир с шоколадом, а шампанского бутылку мы вдвоём осилим?

— Не выпьем, так с собой заберём. Я завтра вечером домой улетаю. Мне надо еще подарков накупить родным и близким. Завтра как раз суббота, давай, ты мне поможешь с этим делом у тебя же такой тонкий вкус, ты так хорошо знаешь город и разбираешься в хитросплетениях всех ваших московских «купи-продай».

— Ты грубо и нагло льстишь, но не могу сказать, что мне это не нравится. Так что, уговорил — хихикает Жанна.

Так мы потихоньку болтаем ни о чём около часа. Когда я уже собираюсь идти выяснять у администратора судьбу наших бифштексов, появляется официантка с тарелочками и фужерами с коктейлем.

— Мороженое сразу принести?

— Попозже, пожалуйста, мы пока с горячим разберёмся.

— Тогда сами подходите, скажете: — от Гали за мороженым, а то мне некогда за всеми смотреть.

Еще час в «Лире» пролетел незаметно. Потоптались под местных лабухов. Я рассказал Жанне, как организовал дискотеку на заводе и хвастался, как здорово всё получилось. Насколько классный звук через квадрофонию мощнее накрывает. Она мне рассказывала про московские обычаи, что модно, что не модно у московской молодёжи.

Около половины одиннадцатого креманки из нержавейки освободились от мороженого. Жанна, вызовом стреляет в меня глазом и, отбросив прядь со лба, говорит:

— Пора по домам. Моя бабушка беспокоиться будет, я же не думала, что мы так засидимся.

— Нет, — говорю, — милая Жанна, по домам это хорошо, но как истинный джентльмен, я не могу не поматросить. Сейчас поедем. Наверняка же здесь рядом можно тачку поймать. С этими словами я затыкаю бутылку пластиковой пробкой и направляюсь в гардероб.

— А бутылку то зачем? — спрашивает почему-то моя спутница.

— Как зачем? — удивляюсь я. — Сейчас я провожу тебя до дома. Ты, как воспитанная девушка, пригласишь меня на кофе. Я, как не воспитанный провинциал, не откажусь. Кофе это прекрасно, но шампусик будет ещё лучше. У тебя мы с тобой эту бутылочку и прикончим. К тому же я сегодня несколько кассет на Горбушке прикупил. Высоцкий, «Машина Времени», австралийские рокеры какие-то. Послушаем. У тебя же есть дома кассетник?

— Нет, ну каков же нахал! С кассетником то, как угадал? — смеётся Жанна, но от идеи не отказывается.

Крупные как бабочки снежинки медленно опускаются из глубин космической бездны на ночную Москву. На улице стало ещё теплее. Мы с Жанной медленно движемся по Бульварному Кольцу. Я без умолку травлю анекдоты, привязывая их к реалиям этого времени. Моя девушка хохочет над каждой моей репризой. Светлая прядка волос падает из под вязаной шапочки прямо ей на глаза. Милым движением руки она прячет её обратно и вопросительно смотрит на меня.

— Фу, уморил! Чуть не лопнула от смеха… Жаль, но мы уже пришли… Вот тут я и живу… Как ты там говорил? Предложу тебе чашечку кофе? Ну, вот, предлагаю. Давай, заходи, без всякой там богемности и столичности.

— Чашечка кофе будет очень кстати, мадам.

— Пошли, мусью, так и быть угощу. Кофе у меня самый обычный, зато есть отпадный диск Эллы Фицджеральд «Take Love Easy», говорят, что последний, хотя на нём написано, что выпущен в 1973 году. Купила по совершенно забойной цене, но оно того стоит.

— Классно! Всегда мечтал послушать Эллу на виниле. — Я продолжаю нести околесицу, а сам с замиранием сердца, жду развития событий. — Веди, я хочу кофе и джаз в компании красивой московской девушки!

Широкая парадная лестница, мраморные ступени и жёлто-коричневые клетки кафеля на полу. Мы поднимаемся на третий этаж и останавливаемся перед высокими филенчатыми дверями с толстым слоем белой краски. Над звонком — табличка с фамилиями жильцов. Скрип ключа в замке, темный коридор. Свет только от полосок под дверями. Мы шумно возимся с одеждой.

Жанна делает круглые глаза и прикладывает к губам палец. Я, выражая полное понимание, отвечаю таким же жестом, при этом еще и руками развожу. Девушка не выдерживает и сдавленно смеётся. Что-то падает со стены.

— Жанка, не шуми, не мешай людям спать — раздаётся старческий голос из темноты коридора.

Скрип двери, яркий электрический свет на мгновение заливает коридор, мы входим в маленькую не больше девяти квадратов, комнатку. Лёгкий запах польских духов «Byc moze» и бумажной пыли, не проветренного с утра помещения вызывают далёкие воспоминания о прежней, еще не случившейся жизни.

— Посиди пока здесь, я кофе займусь, — Жанна, включив старенькую «Ригонду» уходит, оставляя меня в одиночестве.

Take love easy, easy, easy
Never let your feelings show
Make it breezy, breezy, breezy
Easy come and easy go[74]
Элла Фицджеральд печально поёт о несчастной любви. Через несколько минут кофе готово. Мы немного болтаем, немного танцуем, много целуемся, потом снова болтаем. Свет гаснет. Eё губы нежны и горячи. Она умеет ими пользоваться. Мoжeт быть Жанна не была опытна, но толк в пoцeлуях знала. Мои поцелуи постепенно перешли от губ к более укромным уголкам. В тёмный угол летит юбка, за ней следуют блузка и комбинашка. Ещё несколько минут и моя рука уже играет влажными кудряшками, пытаясь проникнуть в горячую глубину…

Бессонная ночь пролетела незаметно. Хорошо, что в субботу Жанне на работу с утра идти не надо. Она успевает напоить меня кофе и выпроводить до того, как проснулась её бабушка.

— …Товарищи пассажиры, наш самолет совершил посадку в аэропорту «Толмачёво» города Новосибирска. Температура за бортом — минус 15 градусов Цельсия, время 19.15. Командир корабля и экипаж прощаются с вами. Сейчас будет подан трап. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах до полной остановки судна.

Народ как всегда, торопится, хотя стоять в узких проходах, подпирая головой багажные полки, удовольствие небольшое. Я остаюсь сидеть, всё ещё перебирая события.

…Хорошо, что я лечу с рюкзаком и мне не надо ждать багаж. Спустился по трапу и пешком к калитке в заборе, которая и играет роль «зоны прилёта». Справа по ходу располагается здание аэровокзала с красивым красным козырьком.

Мне везет. Прямо на остановке стоит экспресс «Толмачево-Новосибирск-Главный». Он уже полон. Ждал только мою персону. 40 минут и я на вокзале, еще 20, и я открываю дверь родной квартиры.

Не зря мы с Жанной потратили вчерашний день в поисках подарков. Мама была страшно рада получить помаду «Lumene» [75] матового темно-красного оттенка. К ней ещё и карандашик той же фирмы для коррекции.

Юльке привёз сумку из кожзама [76]. Жанна сказала, что сейчас у девушек очень ценятся такие «хипповые». Сумка большая, туда можно слона запихать. С широким ремнем через плечо и декоративной пряжкой. Сестрёнка довольна.

Папане достались тёплые носки, которые ему презентовала Антонина Спиридоновна, значок клуба ветеранов АДД от Николая Ивановича и толстый блокнот для записей от меня. Блокнот хорош тем, что на обложке красуется как раз Ил-4.

Финский набор теней у меня припасён для Ленки, но это позже, а пока спать. Ночь в самолёте, прошлой ночью было тоже не до сна, поэтому засыпаю прямо с куском во рту.

ГЛАВА 19. КОМУ НА СЕВЕР, А МНЕ НАЛЕВО

16 февраля. Новосибирск. Квартира Владимировых.
Холодный февральский ветер остервенело бросал гроздья снежной крупы в стекло покрытого изморозью окна. В квартире Владимировых было зябко, несмотря на пышущие жаром батареи. Мария Кузьминична, повесила пальто на вешалку у порога, стянула с усилием сапоги с заледеневших ног и устало присела на диван. Постепенно отогреваясь, она снова крутила в голове мысли о работе:

С нашей педработой только упусти момент, и уже опоздал. Вечно эта заедающая текучка. Тут очередные выпускные на носу. В этом году показатели по успеваемости выглядят заметно лучше, чем в прошлом. Рогов всё-таки молодец, хорошую идею придумал. Особенно девятые и десятые классы подтянулись. Сам-то он наоборот сдал как-то.

Что-то я стала уставать от этой школьной рутины. Надо на выходных к внукам съездить, в лес их вывезти. Может быть, даже на санках с ними покататься. Они всегда энергией заряжают. Особенно Женечка, она хоть и старшая, но такая непоседа. — От мысли о любимых внуках, неожиданно сил прибавилось. Улыбнувшись, Мария Кузьминична поднялась и пошла ставить воду.

— Опять девочки из комитета комсомола подходили. — Мысли снова возвращаются к школьным делам. — Просят, разрешить вечер в честь Советской Армии. Понятно, что танцы хотят. Хорошо, что догадалась взять время подумать. С Петей надо посоветоваться. Хотя я уже знаю, что он скажет. Долго думать тоже времени нет, через неделю уже 23. В понедельник скажу, чтобы рассказали подробно, что да как. Пусть составят список песен и музыки, которую будут играть. Надо, чтобы какие-нибудь стихи выучили про войну. Монтаж патриотический соорудили… Или не надо? Завтра выходной вот и подумаю на свежем воздухе. С этой мыслью Мария Кузьминична окончательно преобразилась в хозяйку дома.

Как ни странно, её муж, завсектора пропаганды райкома Партии, возвращаясь домой, раздумывал тоже о школьной жизни. Его заинтриговал успех музыкального клуба, который возник под эгидой райкома комсомола.

Ну, собирается молодёжь музыку послушать, обсудить новинки, да попрыгать, девок полапать… Однако, музыкальный клуб, который возник на «Точмаше» выбивался из общего ряда. Дело в том, что слух о новом виде досуга уже покатился по ВУЗовским и заводским общагам. На новогодней встрече народу было как в утреннем трамвае. Надо будет сказать ребятам из комсомола, чтобы ввели билеты или пригласительные. Распространять будем по передовикам и активистам. Надо обязательно поддержать это начинание, не забывая конечно подчёркивать о протестном характере творчества зарубежных исполнителей и о превосходстве нашей коммунистической идеологии. И обязательно чтобы включали в программы наших композиторов.

18 февраля. Комитет комсомола школы № 82.
— Девки! — радостный вопль Ленки Адониной оглушил всех сидевших в актовом зале. — Вчера Борька звонил, сказал, что Кузьма вечер в честь 23 февраля разрешила! Только обязала принести ей на подпись перечень песен, которые будут исполняться. И чтобы никакой темноты. Либо при всех люстрах, либо с цветомузыкой. Где ж её взять то, эту цветомузыку?

— Цветомузыка это классно, — проворковала Детушева. — Представляете, всполохи цветных бликов в ритме композиции? Красота! А где Боря? Почему его нет на заседании комитета комсомола?

— Сказал, что поехал на «Точмаш» выпрашивать вот эту вот цветомузыку. Говорит, что «а вдруг!?». Там, конечно, тоже в субботу будет дискотека, но может, найдётся, какая-то. Нам-то только чтобы Кузьма заткнулась.

— Лена, ты не должна так грубо говорить о старших товарищах! — вдруг начинает воспитывать Ирка Трунова, комсорг школы, — Мария Кузьминична парторг, а ты…

— Ирка, не зуди, что ты, как старуха, в самом деле?

Я, действительно, встретился с Андреем Черепановым. Он возглавил заводской музыкальный клуб. Инициатива наказуема, это закон вселенной.

— Даже не проси, меня же наши чувихи порвут на кусочки, если я им цветных зайчиков не обеспечу. — «Обрадовал» меня Череп.

— Ну, Андрей, ну, пожа-а-а-алуйста, ну поспрашивай у друзей, может у кого-то завалялась какая-нибудь ненужная такая штуковина. Нам же только обозначить, что вот, типа, цветомузыка есть и отгребитесь от нас.

— Не, ну, если так стоит вопрос, тогда может что и найдётся даже у меня. Я на первом курсе какую-то хрень из цветных лампочек собрал по схеме из «МК» [77]. Пошли прямо сейчас ко мне, я её тебе отдам, безвозмездно, то есть даром, в порядке благодарности за идею с музклубом.

Проблема празднования «Дня Советской Армии и Военно-Морского флота» была решена. Андрей даже помог мне поймать машину, чтобы отвезти аппаратуру в школу. Дальше девчонки решили всё сделать сами. Праздник для вас, говорят, поэтому вы не вмешивайтесь.

В пятницу вечером актовый зал шумел как растревоженный улей. Восьмые, девятые и десятые классы собрались на праздничный вечер, посвященный Дню Советской Армии.

Всё было бы прекрасно, если бы не наши алконавты — Блажнов и Кузя. Пришли они не к началу, а к разгару наших плясок, и поначалу никто не заметил, что парни на кочерге. Только когда раздались агрессивные вопли, я обратил внимание, что что-то пошло не так. Самое смешное, что скандалить чуваки начали между собой. Причина так и осталась неизвестна, но Блажник врезал Кузе, тот упал на скачущих рядом девчонок. Девки завизжали. Кузя, обладая экспрессивным темпераментом, попытался резко вскочить, но с первого раза у него не получилось, и он снова завалился. После того, как бедняге удалось всё-таки подняться, Блажник с криком: — «Пиздец тебе», внезапно зарядил «другу» с ноги. Поскольку сам тоже был в стельку, то удар не получился, а боец потерял равновесие и рухнул рядом с противником. Оба тут же попытались сцепиться уже в партере, но их парни уже оттаскивали друг от друга. Девки продолжали вопить, по потолку и стенам скользили цветные сполохи, а Макаревич из колонок блеял что-то про свечи:

…Но вот хозяин гасит свечи —
Кончен бал и кончен вечер,
Засияет месяц в облаках…
— Наверное, это будет последнее подобное мероприятие, — подумал я и выключил магнитофон. Вместе с музыкой прекратился и визг. Зато школота дружно засвистела, раздались топот ног и крики, требующие продолжения скачек.

— Друзья! — крикнул я в микрофон, — давайте будем вести себя спокойно и все проблемы решать путём переговоров. Если такой путь вас не устраивает, то будьте добры выйти во двор, или в коридор, и там, на нейтральной территории решить все возникшие вопросы. Я правильно говорю? Все согласны?

— Кончай, болтать, включай шарманку, — слышу пьяный крик Блажнова, — согласны все, всё понятно, я с Кузей позже разберусь.

Мне приходится обращаться к остальным: — Чтобы наш вечер не стал последним, я предлагаю тебе, Саша, взять Аркашу и пойти выяснять ваши высокие отношения на свежий воздух. Надеюсь, народ меня поддержит.

— Народ, Саша и Аркаша могут тут дальше оставаться или нет? Они бухие, и если останутся, то дискотеки нам запретят.

— Что? Профессор, ты что, совсем оборзел? — Блажнов завопил обиженно. — Давно в хлебальник не получал? Так, я исправлю, — и с этими словами начал проталкиваться в мою сторону.

— Блажник, ты остыл бы, пока сам по мозгам не получил — резко притормозил его Витька Мосягин, — а ну, свалил быстро!

Сашка что-то ещё буркнул, но с Витькой связываться не рискнул и свинтил. Танцы продолжились, но уже как-то без прежнего задора. Вскоре кончилась подготовленная бобина. Все сразу резко засобирались по домам. В общем, вечер был испорчен. Лена Адонина решила, что мне требуется поддержка:

— Борь, не бери в голову, подумаешь, бухие придурки… Но у них же ничего не получилось! — наигранным бодрым голоском начинает утешать меня девочка.

— Лена, мне девчонок из комитета жалко, вы же так старались. Пойдём, я лучше тебя домой провожу. По дороге анекдот расскажу, как раз про дискотеку.

Ленка довольна, и бежит одеваться. Ко мне подтягиваются Вадик с Олегом и Витёк Мосягин.

— Витёк, зря ты Сашку тормознул, я уже думал мы сейчас ему хлебальник отрихтуем, — заявляет Вадим. — Чего он нашего Кузю лупцевать начал? — Похоже, что Вадик действительно настроился на махалово.

— Вадик, — успокаивает его Витя, — нечего в зале шухер устраивать, потом с дериком пришлось бы разбираться, а так, если хочешь, я тебе его найду и махайся с ним, хоть до посинения.

— Борька, ты с нами идёшь, или ждёшь кого-то? — Олег вспомнил о моём существовании.

— Я Ленку обещался проводить. Мужики, меня не ждите. Кстати, а как вы считаете, может, стоит дискотеки устраивать в квартирах и приглашать на них не кого попало, а только своих?

— Мысль хорошая, подумаем. Давай, пока, до завтра!

Результатом всех этих злоключений стал запрет на проведение танцевальных вечеров в помещении школы. Директору какие-то озабоченные товарищи донесли о наших приключениях, и на этот раз Тимоша взбрыкнул. Заявил, что не нужна ему негативная статистика «по проявлению в школе антиобщественного поведения». Мария Кузьминична его полностью поддержала. На созванном по этому поводу комитете комсомола завуч так и сказала:

— Танцы будут только на выпускной. В остальное время собирайтесь на танцплощадках, в кружках бального танца, где хотите, но не в школе.

— Но ведь ничего не случилось, Мария Кузьминична! — попытался я спасти для школы такое полезное начинание, — мы справились сами, к помощи милиции прибегать не пришлось.

— Это в этот раз, — резонно возразила мне рассерженная завуч, — а будет этих юных алкоголиков не двое, а больше? Вот представь, что бы вчера было, если бы Блажнов напал на Мосягина?

— То стал бы калекой, — дружно засмеялись все присутствующие.

— Ну, вот видите! Без жертв бы не обошлось. Разговор окончен. Марш по домам. А тебя, Рогов, я попрошу остаться.

24 марта. Борис подводит итоги
Постепенно закончилась зима, а с ней и третья четверть. К 8 марта выпустили красочную газету с поздравлениями и смешными фотоколлажами. Получилось несерьёзно, но трогательно.

Под псевдонимом «Богдан Бобров» я написал статью про «Машину времени». Сознательно старался сделать её как можно более злой. Даже название было «говорящее», — «По тому ли времени играет машина?». Правда, избегал обвинений в антисоветизме, упирая в основном на общечеловеческие проблемы. Мизантропия, аполитичность, цинизм, пропаганда пессимизма и аморальности, всё это я густо приправил цитатами из текстов Макаревича. Отправил в «Советскую Культуру», но к моему удивлению её напечатали в «КП» и не под моим псевдонимом, а под странным сочетанием «Ник. Петров». При этом из «Культуры» никакой реакции не было. Как будто и не писал ничего. Так как одновременно я написал еще и хвалебную статью, то между газетами получился диспут. По хорошему, Макар должен был бы мне гонорар за пиар заплатить, я же вывел из подполья его творчество на пару лет раньше.

5 марта закончился XXV съезд КПСС. Сразу же в школе началась компания по материалам. При определенном навыке можно вычленить из всего потока маловразумительной риторики пару десятков слов, с помощью которым легко противостоять наездам блюстителей идеологической чистоты. Особенно актуальным для нас должна быть фраза — «морально-политическая закалка подрастающего поколения».

В марте я предупредил председателя о том, что буду увольняться потому, что пора к экзаменам готовиться. Кроме экзаменов мне надо писать статьи для формирования «портфолио» и редактировать школьную газету. Последнее собрание любителей современной музыки прошло с использованием моей подборки 7 марта, когда мы собрались дома у Лариски Тропниковой, чтобы последний раз перед экзаменами гульнуть как следует. К счастью, в этот раз обошлось без эксцессов. Водку, конечно, принесли, куда без этого в нашем классе, но немного всего пару пузырей. Мешали её с напитком «Буратино», получалось хоть и приторно, зато употребить любителям залить можно было больше. Тем, кто не хотел, можно было вообще не пить, развлекаясь, чистым как слеза лимонадом.

7 марта. 10А после заседания клуба любителей музыки
Вечерний мартовский морозец сковал подтаявшие за день лужи в настоящий каток. В одиннадцатом часу наша шумная толпа вывалилась из подъезда во двор. Половина тут же оказалась в коленно-локтевой позиции. Однако никому это настроение не испортило. Устоявшие попробовали помочь павшим, но свалились рядом с ними. Это развеселило компанию ещё больше.

— Предлагаю домой ползти! — прокричал Олег.

— В колонну по одному на четвереньках, шагом — марш! — Это уже Витя Мосягин присоединился к компании, стоя на четырёх костях.

— Ура! Вперёд! К победе эффективности и качества! — завопила Ирка Рудинская и вскочила на Витька верхом. Тот не ожидал, такого поворота и завалился в сугроб. Вадик подкрался сзади, к еще стоявшим девочкам, и столкнул их в общую кучу.

— Вадим! — Завопила Калашникова, — вот, зачем так делать?

Она хотела сказать что-то ещё, тут же была повалена окончательно в копошащийся клубок тел.

Наконец, все смогли подняться и, уцепившись друг за друга, двинуться провожать девчёнок. В такую погоду нельзя было позволить им добираться до дома в одиночку, поэтому провожаем всех по очереди.

— Жаль, что Борька ушёл раньше, — сокрушался Олег, — какой отличный материал для газеты мог бы получиться! Просто блек! Тут тебе и юмор, до упаду, тут и интрига, и драма с комедией.

— Ты возьми и сам напиши, или во! Идея! — нар-р-рисуй в виде нескольких картинок, как помнишь, в «Веселых картинках» были истории про веселых человечков. — Подает идею Коновалов. — Раскадровка, как для фильма, про водку, нах, можно пропустить, а вот танцы на льду будут как раз в тему. Фотки бы тоже были бы, — зашибись, но сейчас всё равно темно, так что лучше карандаша ничего не придумаешь.

— Не-е-е, Вадик, это же надо кучу времени потратить, а где у нас сейчас свободное время? Мне вот ещё месяц на подготовительные ездить, хорошо, что русский с литературой отпали. Остались только рисунок и черчение.

— Олег, а ты… это… в ар-хер-тер-т-турный собрался? — это встревает, заплетающимся языком Ирочка Рудинская, висевшая на руках Вадима и Олега.

— Ира, спи дальше, не встревай в мужские разговоры. Скоро уже будешь дома.

— Когда это Ира мешала? — обижается Рудинская. Она перебрала в этот раз, поэтому реакция у неё слегка заторможена. — Ир-ра всегда всем помогает! Вот. А вы дураки!

— Ира, проехали, вот уже твой дом. Тебя до подъезда или до кроватки довести?

— До кроватки конечно, а кто из вас будет помогать мне, раздеваться, вы тут сами решите, — кокетничает девчонка.

— Нафиг, нафиг, мы твою мамашу знаем, она за такие раздевания нам бошки быстро открутит. Мы тебя в подъезд впихнем, а дальше ты уже сама.

— Фу, какие вы не воспитанные, противные дураки, и ни разу не рыцари, вот!

Изобразив движением плеч верх презрения, Ирка скрывается за дверями подъезда. Остальная компания продолжает проводы.

— Народ, а представляете, уже осенью, мы не будет так весело праздновать разные праздники, — вдруг печально замечает Калашникова.

— А кто нам рискнёт запретить? — резонно замечает Витька.

— Кто-кто, конь в пальто! Мы будем учиться в разных институтах, в других компаниях, и на одноклассников наверняка времени уже не останется.

— Велика беда! Будет желание, нах, сможем и собраться, а не будет, так и собираться незачем. — Подводит итог грустным мыслям Коновалов. — Кто со мной, тот герой! — кричит он и с разбегу катится по скользкой ледяной полосе. Вся компания с дикими криками несётся в след за ним.

В середине апреля весь комитет комсомола нашей школы был мобилизован на важное мероприятие — приём новых членов ВЛКСМ. Вернее фильтрация всех кандидатов с выдачей им рекомендации для вступления. Само вступление происходило в райкоме, там билет вручали. Идеологи партии считали, что пока неокрепший детский мозг ещё некритично впитывает, следует охватить, как можно больше детей-подростков. Позже сделать это будет уже сложнее, человек свозрастом склонен меньше доверять и больше думать, его сложнее уговорить на не нужные ему действия.

Вступление обычно происходит в два потока: в седьмом классе ко дню рождения Ленина, для тех, кто достиг 14 лет к этому сроку, и в восьмом к годовщине Октябрьской революции.

К весеннему приёму мы с Адониной готовим последний в этом году выпуск газеты. Помимо обычных рубрик в этот раз много внимания мы уделили разговорам с новыми комсомольцами.

Изюминкой стали интервью с комсомольцем ещё тридцатых годов стареньким математиком Дмитрием Иванов Козловым и с отличницей Танечкой Донцовой из 7 А». Особенно материал заиграл, когда я смешал два интервью в одно. Такая перекличка поколений. Отправил в «Молодость Сибири». Из газеты позвонил главред, похвалил, пообещал дать в газету уже в мае.

Много сил и времени у нас отнял процесс выдачи рекомендаций от комитета комсомола, вступающим в ряды. В этом году четырнадцати лет достигли целых 52 человека. Каждого надо выслушать, каждому надо вопрос задать, проголосовать за каждого. Почти три часа угробили. Всё равно рекомендации дали всем. У райкома тоже план. Почему бы не выдать рекомендации по характеристикам? Или ещё лучше, по заявлению. Написал заявление, билет получил и готово. Всё равно процедура формальная.

— Наталья, какие основные принципы демократического централизма ты знаешь?

— Ольга, ты помнишь, сколько орденов имеет комсомольская организация?

— Владимир, можешь ли ты назвать комсомольцев героев Советского Союза?

И так далее, и тому подобное. Комитетчики позволяют себе по традиции немного пошутить, задавая провокационные вопросы:

— Александр, сколько комсомольцев участвовало в штурме Зимнего?

— За какие заслуги был вручен седьмой орден?

Дух рутины пропитывает всё это казённое мероприятие. Вот если бы принимали не всех подряд, а только за какие-то очевидные заслуги, возможно приём проходил бы более живо.

Апрель с его грязью, холодным ветром и синим, как будто, промытым небом. Но для дворницкой работы это, наверное, самое тяжелое время в году. Весь мусор, вся сажа, прячущиеся под снегом, бесстыдно вылезли наружу. Двух часов в день мне уже не хватает, приходилось выходить в половине седьмого и в ритме вальса сгребать черный от сажи снег. В школу прихожу в мыле, как лошадь цирковая.

Как-то по дороге домой Вадим затеял интересный разговор.

— Мужики, а вот, нах, закончим мы школу, пройдет время и память останется только у нас в мозгах, нах.

— Вадик, это ты к чему дело ведешь, — спрашиваю я его.

— Ты что, дурак что-ли? Что тут непонятного? — Олег тоже вступает в беседу. — Вадим же про фотоальбом говорит! По-моему, идея класс!

— Возиться только много придётся. — Начинаю я рассуждать. — Представь себе, надо же наснимать фоток не меньше трех-четырех десятков. Это значит с учетом брака, отснять надо будет плёнок шесть. Плёнки надо проявить, отобрать подходящие, напечатать в тридцати экземплярах, отглянцевать их, купить альбомы и аккуратно вклеить. Офигеть, работы сколько!

— Поделим на всех желающих. Одному, конечно, с этим не справиться. Деньги пусть родители из выпускного фонда выделяют. Тут не так уж много надо. Фотать, предлагаю нам втроём. По паре пленок отснимем. Каждый свои плёнки пусть проявляет. Проявка много времени не займет. Потом мочалок наших позовём, типа, негативы отсматривать для печати. Вина возьмём, дринкнем, потом мочалок выгребем. — Фантазия Коновалова не знает границ.

— Ну, кого ты там гребсти то собрался? Лупоглазую Калашникову? — Олег весьма критичен к нашим девочкам.

— В темноте то, нах, не всё ли равно, лупоглазая или луноликая? Тупая или острая, для гребли тоже как-то без разницы, была бы дырка. — Вадик прелестно циничен, как всегда. — Вы, пацаны, как хотите, а я постараюсь кому-нибудь вставить.

— Дело хозяйское, с таким настроением у тебя точно получится, ты только смотри, фиксаж на хрен не опрокинь. А то зафиксируется процесс, придётся потом скорую помощь вызывать.

Мы гогочем над нарисованной Олегом картинкой.

Уже на следующий день я беру в школу свою старенькую «Смену-8». Отличный аппарат для неумех вроде меня. Поставил диафрагму на минимум и всё, четкость обеспечена. Правда, снимать при такой диафрагме можно только на улице и при хорошей погоде. В помещении приходится манипулировать с выдержкой и расстоянием. Тем не менее плёнка одна улетела за день.

Вадик своим зеркальным «Зенит-3М» на первомайской демонстрации отснял целых три. Олег хорошо поснимал на физкультуре, говорит, что тоже целую плёнку отснял.

— Мужики, может нам не глянцевать? — делюсь с парнями очередной оргидеей. — Мы же реально загребёмся столько печатать. Может, лучше в ателье отдать пусть нам там напечатают, сколько надо, а деньги раскинем на всех. По-моему, будет справедливо.

— Не, пацаны, это дорого. Я у матери спрошу, пусть она на заводе договорится, чтобы там нам напечатают. Это же авиазавод! Там целый фотоцех работает, что им стоит наших 900 фоток прогнать? — Вадим страшно доволен своей новой идеей. Действительно, печатать почти тысячу фотографий во время экзаменов как-то не очень вдохновляет даже меня с багажом прошлого знания.

В результате, на выпускном вечере всем был вручен вместе с аттестатом большой коричневый альбом с множеством фотографий, подробно отображавших жизнь нашего класса за последние месяцы.

К майским праздникам погода установилась солнечная и тёплая. Первый раз мы с друзьями с удовольствием собирается на демонстрацию. Понимаем, что последний раз вот так все вместе пройдёмся по городу со всей этой нелепой атрибутикой. Блажник и Кузя, как обычно, успели принять на грудь, и с собой какую-то бормотуху захватили. За школьным гаражом это пойло было мужским составом оприходовано. Солнце заиграло ярче, птицы зачирикали громче, а девочки начали стрелять глазками еще прицельнее.

— Да здравствуют советские школьники, будущие строители коммунизма! Ура! — с трибуны раздается призыв в нашу честь. Это мы в колонне Дзержинского района вступаем на площадь Ленина.

— Уррррра! — дружно орём мы в ответ, машем, как бешенные, нашими флагами и портретами членов правительства.

Демонстрация закончена. Надо найти школьный грузовичок, закинуть в кузов флаг и идти гулять. Погода просто как по заказу, для прогулок. Центр города к празднику почистили от зимней грязи, Красный проспект подсох и только пыльные газоны без травы немного портят картину. На газонах притаились обледенелые кучи снега, покрытые черной коростой сажи, оставшейся после зимы. Тротуары покрыты мокрыми лужами, но нам это нисколько не портит настроение. Мы всей толпой, толкаясь и пихаясь, движемся к ПКиО [78] «Березовая роща» или в просторечии «Берёзку». В парке почищена только центральная аллея и площадка аттракционов. Вокруг одной из скамеек мы собираемся, чтобы решить, как проводить праздник дальше.

— Не послать ли нам гонца за бутылочкой винца? — задаёт риторический вопрос Сокол.

— Мужики, ну почему вам всё время нужно бухать? Костя, ты же талантливый мальчик, — начинает увещевать его Ирка Калашникова, — смотри какая прекрасная погода! Весна! Птички!

— Точно! Скоро на деревьях распустятся почки, девочки распустят волосы, а мальчики — руки, — с этими словами он протягивает свои длинные худые пальцы в направлении её груди.

— Убери свои ручонки! — смеётся, отталкивая Костю, Ирка.

Тем временем Кузя исподтишка слегка подталкивает приятеля и тот, не удержавшись, валится на Калашникову.

— Ну, ты и нахал, Соколов! — кричит Ира и лупит Сокола по макушке кулаком. Все остальные весело хохочут.

— Инициатива должна быть наказана, — Коновалов поднимает вверх указательный палец, — Давайте скинемся, кто, сколько может, и отправим Костика за бухлом.

Дело принимает обычный оборот. Мне же пить сегодня совершенно не хочется. Я прощаюсь и отваливаю от нашего «светского» общества.

ГЛАВА 20. А НА ДВОРЕ УЖЕ ВЕСНА ЛЕТУ ПЛАНЕТУ ОТДАЕТ

Весенние и летние заботы. Борис.
После майских праздников жизнь резко ускорилась, можно сказать, рванула «стремительным домкратом» [79]. Моя дворницкая эпопея подошла к концу, но около четырёх сотен я заработал.

— Ребята, готовьтесь, завтра пишем годовую…

— Достали ручки и пишем: — «Билет № 12. Вопрос 1. Образ Базарова в романе Тургенева «Отцы и дети»…

— Если вы сейчас не будете внимательно конспектировать, вы не сможете правильно ответить на экзамене и получите тройку…

— В следующую пятницу родительское собрание, посвященное экзаменам и выпускному…

— Борь, ты не знаешь, для чего вас кормить на экзамене собираются? — мама спросила меня вернувшись с собрания. Действительно, совершенно не понятно, зачем надо устраивать суету с бутерами во время письменного экзамена. Можно подумать, кто-то помрёт от голода за шесть часов…

— Витя будь, пожалуйста, осторожнее, ни в коем случае не урони девочку — увещевает Шапокляк Бибишева. Сейчас ему надо будет передать эстафету от выпускников к первоклашкам. Такова традиция. Девочка в беленьком фартучке, как сумасшедшая, трясет колокольчиком. Пост сдал, пост принял. Это последний школьный звонок.

Май пролетел как один день.

Первого июня первый экзамен. Литература. Торжественно, чинно и почему-то смешно. Свободная тема — «Будущее начинается сегодня» по материалам XXV съезда. Двух часов для того, чтобы переписать набор утверждённых штампов и проверить орфографию более чем достаточно.

Дальше — понеслось…

— …Лицом к лицу лица не разглядеть, большое видится на расстоянии… — Войтенко довольно кивает и вдруг подхватывает, — когда кипит морская гладь, корабль в плачевном состояньи… [80] — Тимофеич любит Есенина, это знает вся школа.

Пятёрка по литературе мне обеспечена.

— Ландон из тсэ кэпитэл от Грэйтбритн, — рассказ про столицу Британии мне тоже не доставляет каких-то трудностей, тем более что это у нас восьмой и последний экзамен. Четвёрки только по алгебре, физике и химии. Средний балл — 4,63, выше, чем в прошлой попытке.

1 июля. Москва. Борис сдаёт экзамены в МГУ
— Уважаемые товарищи пассажиры, наш самолёт совершил посадку в аэропорту «Шереметьево» города-героя Москвы…

Строго по плану сдаю документы в МГУ и получаю койку в Доме студентов на Шверника. Вместе со мной живут еще трое парней, один из Армении зовут, ни много ни мало — Гамлет. По-русски говорит с сильным акцентом. Остальные двое с Урала. Оба Сашки. Один из Свердловска, второй из Челябинска. Оба после армии. Оба с рекомендациями из части. Вот у них шанс поступить действительно реальный.

— Ну-с, молодой человек, с вашими достижениями мы познакомились, пора задать вам главный вопрос — Засурский жестом прерывает мой рассказ о музыкальном клубе при заводе. — Скажите, почему вы решили идти в журналисты?

— Ясен Николаевич, что главное в работе всех средств массовой информации? Конечно же, люди! Наши советские люди со всеми их проблемами… Я ещё пару минут трещу о задачах советского журналиста, о том как я вижу моё предназначение, и так далее и тому подобное. Ответ у меня заготовлен, обкатан на Ангелине и не представляет трудности.

Собеседование пройдено легко и, как мне показалось, успешно. Мне удаётся пустить пыль в глаза и распустить хвост. Я демонстрирую свои статьи в разных изданиях, опубликованные и принятые, но не пошедшие в печать, справки о гонорарах, рекомендацию от райкома комсомола, от школьных коммунистов.

Засурский после ознакомления с моим портфолио был настроен очень благосклонно. Говорит, что не каждый начинающий журналист может похвастаться таким объёмом публикаций. На прощание даже пожал мне руку, как будущему коллеге и выразил надежду, что увидит меня на своих семинарах.

— Девушка! Разрешите посмотреть список результатов. — Я пробиваюсь к перечню оценок за письменное сочинение-эссе.

С моих губ невольно срывается грязное ругательство. Напротив моей фамилии стоит четко пропечатанная тройка! Что-то я там не в русле написал… Всё! Эпопея с поступлением в МГУ для меня закончилась. При конкурсе 15 человек на место, с тройкой попасть не возможно.

— Боря, привет! А я тоже решила в этом году сдавать. — Я слышу за спиной знакомый голосок. Здорово! Жанна оказывается сдавала эссе в одном со мной потоке. Написала на «отлично». Довольная результатом щебечет и порхает. Мне же остаётся только плакаться ей на свою горькую участь…

Я переночевал у нее в Архангельском переулке, наконец-то познакомился с бабушкой. Отчитал Жанку за то, что не звонила, и имел приятный во всех отношениях вечер: музыка, сыр, вино, танцы-шманцы-обжиманцы. После вина и полученной пятерки Жанна не возражала против более тесного общения. Хотя и не без сопротивления, как и положено порядочной девушке.

— Нет, Боря, не надо… Не на…, нет… ты что, не понял? Сейчас пойдёшь… Убери ру… Осторожней, порвешь ведь! Больно! Ай! Руки убрал, я сказала… М-м-м… Подожди, я сама… Что ты делаешь? Зачем? Нет! Нет, я сказала! Да, убери же свои руки… А! А! А! Да! да-да-да… Нет! Ещё, ещё, не останавлива-а-а-а…

— Девушка, милая, плацкартный билет до Новосибирска на сегодня есть? — Я уже сдал старый, но на текущую дату билетов не оказалось. Лето. Будь оно неладно. Беру билет на электричку до Владимира. Полтора часа и я в древнем стольном граде. Еще двадцать минут, и я выхожу на трассу «Москва — Горький» Поднимаю руку перед первым же ЗИЛком.

— Здравствуйте! Бедного студента до Горького не подбросите?

— До Горького не еду, могу взять до Дзержинска. Оттуда до твоего Горького всего кил тридцать. Поедешь?

Так оно и пошло. Добрый дорожный люд с удовольствием помогает страждущим. При этом не только везут бесплатно, но и кормят в придорожных харчевнях. Формула «Здравствуйте! Бедного студента до… не подбросите?» работает на ура. Я нигде не стою дольше получаса. Вечером первого же дня я уже в Казани. На следующий вечер — на Урале, подъезжаю к Челябе. Добрейшее семейство из села Полетаево не только накормило голодного неудавшегося журналиста сытным ужином со своего огорода, но и предложило ночлег.

В воодушевлении от такого народного гостеприимства я на следующий день к вечеру был уже в Омске, где купил билет на ночной поезд до родного Нска.

Дорога заняла на двенадцать часов больше, чем если бы я ехал на поезде. Зато сколько впечатлений! Очень духоподъёмно получилось.

20 июля. Новосибирск. Сибстрин. Борис. Вторая попытка поступления.
Я решил, что от судьбы не уйдешь, надо двигаться в архитектуру. Уже с этой ступени стартовать в партийную работу. Никакого другого пути для того, чтобы повлиять на ситуацию, пока не вижу.

— Здравствуйте, хотел бы сдать документы на архитектурный факультет — протягиваю стопку бумаг девушке за столом приёмной комиссии Сибстрина. — и деньги за подготовительные занятия по рисунку возьмите, пожалуйста.

— За подготовительные надо вам в деканате платить. Знаете, где деканат АФ? — девушка приятна во всех отношениях. Гораздо доброжелательнее, чем в МГУ

2 августа. Сибстрин. Экзамен по рисунку.
Второго августа перед кабинетом рисунка пересекаюсь неожиданно с Самаровичем. Оказалось, что мы с ним и в этот раз попали в одну группу.

— Здорово, журналист! — приветствует он меня, — а что это ты тут делаешь? Здесь вроде бы сейчас экзамен начнётся по рисованию капители, а не вручение шнобелевской премии по бумагомаранию. Какого тебя сюда принесло?

— Эх! — отвечаю ему в тон, — не вышло из меня репортёра, пришлось возвращаться в архитекторы. Это ничего! Это бывает! Мы тут ещё такую прессу раскрутим, всякие Домусы и АРекорды [81] от зависти лопнут.

— Не знаю, о чём ты сейчас говоришь, но давай двигай в сторону дверей. Пора уже, видишь, народ подтягивается. Надо ещё место с хорошим ракурсом захватить.

Зря я волновался за утерю навыка. Всё получилось строго, как в прошлый раз. Мы оба получили законные пять баллов и за капитель, и за голову старика Гомера, которую мучили на следующий день.

Потом были математика, физика, сочинение и черчение. Как и прошлый раз поступил без особого труда. Самарович тоже не отстал. На черчении увидел Меньшикова.

— Паша, — говорю, — обрати внимание вон на ту круглую голову с усами. Это наш с тобой будущий добрый друг Борис Меньшиков. Он достигнет таких высот в местной архитектуре, что ого-го! Пошли, поприветствуем.

— Борис, здорово! — протягиваю я руку Меньшикову, — как успехи? Сколько баллов набрал?

— Да, хорошо пока. Только трояк по сочинению и четверки по физике и математике.

— Удивленно отвечает Борька, — а ты откуда меня знаешь?

— Это не важно… — ухожу я от прямого ответа, — меня тоже Борисом зовут, а вот это наш друг Павел Самарович, прошу любить и жаловать.

На более пристальное знакомство у нас не хватает времени, так как надо идти и доказывать собственную состоятельность в деле владения «основами линейной и шрифтовой графики» [82].

К 24 августа можно выдохнуть с чувством выполненного долга. Все экзамены сданы на четверки и пятерки. Конкурс небольшой на 150 мест всего 220 претендентов. Смешно, что двойки ставили в основном за математику, которая архитектору в реальной практике вообще не нужна.

Меньшиков и Самарович тоже сдали все экзамены, и тоже поступят. История повторяется практически один в один. Забавно, что мы и дипломы защитили в такой же последовательности. У меня была пятёрка, у Пашки — четверка, а у Борьки — трояк. Зато в реальном проектировании он нас обоих переплюнет и по количеству, и по качеству построенных зданий.

Коновалов, как и планировал, поступил в НЭТИ. Умотал с родителями на Кавказ до начала учёбы. Вот с Олегом получился прикол. Весь год он собирался поступать в архитекторы, даже ездил на рисунок зимой и весной. Однако после выпускного что-то ударило ему в голову. Наш друг решил не рисковать, и пойти в тот же «новосибирский эстрадно-танцевальный институт» [83]. Хотя, может быть, дело в том, что его Танечка Бычкова, поступила на факультет АСУ того же НЭТИ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1976.09.09. Умер председатель КПК Мао Дзедун.

1976.11.02. На президентских выборах в США победу одерживает демократ Джимми Картер.

1976.11.02 Иглс выпускают хит «Hotel California».

1976.09.16 Капитан ВВС СССР Беленко перегоняет самолёт в Японию.

1976.09.09 «Мелодия» выпустила диск «По волнам моей памяти» Давида Тухманова.

1976.11.02 Луиса Корвалана обменяли на диссидента Буковского

ГЛАВА 1. НЕ ХОДИТЕ ВЫ РЕБЯТА В ПРОЕКТАНТЫ

1 сентября 1976. Борис Рогов.
Сентябрь семьдесят шестого был практически летним месяцем. Приближение холодов можно было почувствовать только по утрам, но уже к полудню воздух прогревался до +25. Заниматься учебой в такую погоду желания не было. Пока я не придумал как мне обеспечить свободное посещение, придётся регулярно бывать на занятиях. Выхожу в семь утра и без четверти восемь прибываю к главному корпусу.

Первым занятием первого сентября у сто тринадцатой группы — «Введение в архитектурное проектирование». «Введением…» рулит подтянутая дама в строгом черном костюме. Легкая хрипотца её контральто выдаёт пристрастие к курению. Узкое худое лицо. Темно-карие глубоко посаженные глаза с сеткой морщинок вокруг. Волосы тщательно зачесаны и собраны на затылке в аккуратный пучок, открывая красивую когда-то шею.

— Товарищи студенты, сегодня у вас начнется знакомство с профессией. Поступить было легко. Учиться будет трудно. Не все из вас дойдут до диплома. Чтобы не вылететь, прилежно трудитесь с самого начала. Если сразу выработаете привычку к регулярности, не будете копить хвосты, то учиться будет гораздо легче. Как вы думаете, с чего мы начнём?

— С карандашей… — буркнул с первого стола усатый брюнет с длинными прямыми волосами до плеч. — Мне брат рассказывал, как вы, Вера Константиновна, их на первом курсе замучили подстрагиванием карандашиков и натягиванием бумаги.

С длинными патлами я Шалмина узнал не сразу. Он мне запомнился больше с коротким бобриком на четвертом курсе и бритым наголо в журнале «SALON».

— А брата вашего как зовут?

— Никита Шалмин его зовут.

— Да, помню, талантливый молодой человек… Действительно, как-то я спросила дипломников, что им больше всего запомнилось из программы первого курса. Они хором заявили, что затачивание карандашей. Кажется смешным, но действительно важно. Потому что только правильно отточенный карандаш даёт нужную толщину линии.

Самарина берёт в руки карандаш и поднимает его над головой.

— Вернемся всё-таки к карандашам. Надеюсь, все здесь понимают, что карандаш наш главный инструмент? — она поворачивает карандаш из стороны в сторону, подняв его над головой…

Далее следует подробный обзор материалов и инструментов, а также краткий экскурс в программу перового курса.

Я поднимаю руку.

— Да, молодой человек, что вы хотите? Только быстро, у нас мало времени.

— Вера Константиновна, неужели где-то еще разрабатывают архитектурные детали? Это же со времен Хрущёва считается архитектурным «излишеством».

— Вы правы, сейчас никто не вычерчивает скоции, регулы и дентикулы, но знать их необходимо каждому архитектору. Это как латынь для медиков! — она со значением поднимает вверх палец.

— После ознакомления с принципами эскизирования, вы будете вычерчивать архитектурные ордера. Кто-нибудь знает, что такое ордер?

Снова поднимаю руку. Кроме меня, отреагировал Шалмин и высокий парень с мощным квадратным подбородком и лихим русым вихром на голове.

Самарина обращается к нему. Кроме прочего, это занятие у нее используется для знакомства.

— Вот вы, молодой человек. Представьтесь, пожалуйста.

— Гуляйкин Сергей. Ордер это художественно-архитектурное выражение стоечно-балочной конструкции.

— Совершенно верно. Тут вам как раз пригодится умение чертить линии нужной толщины. На ордерах будете учмиться работать рейсфедером. Кто умеет, поднимите руки.

Тут уже поднимается лес рук. Половина нашей группы поступает после работы чертежниками или техниками-архитекторами. Я же так и не научился пользоваться рейсфедером. Поэтому сижу, приглядываюсь, кого можно привлечь в качестве помощников для выполнения курсовых. При моих наполеоновских планах мне без этого не справиться.

Вдруг слышится ехидный голос Гуляйкина.

— Вера Константиновна, вопрос. В этом году я помогал дипломникам. Смотрел, как и что они рисовали. Вы знаете, вот, ни одного дипломного проекта не было в технике отмывки. Поясните нам, в чём польза техники отмывки?

— Сергей, вы поднимитесь на перерыве на нашу кафедру. Там висят лучшие работы. Приглядитесь, как авторам удалось достичь почти фотографического реализма. Теперь заметьте главное отличие архитектурной графики от фотографии. Фотоаппарат фиксирует только существующие предметы, а отмывка позволяет показывать объекты, которые в природе пока не существуют…

Звонок прерывает рассуждения Самариной. Она останавливается на полуслове, дожидаясь окончания противного лязгающего звука.

— Наши рассуждения закончим после перерыва. Посмотреть образцовые работы я рекомендую всем. Двери для вас открыты.

В начале второго часа Самарина продолжает рассказ об инструментах и материалах для архитектурной графики.

Самая большая проблема в нашем деле — разжиться качественными инструментами. Готовальни продаются и при определённой настойчивости можно найти вполне годный циркуль. Рейсшины тоже продаются. Труднее с бумагой, но несколько листов ватмана выдаёт институт. Хуже всего с кисточками. Тут уже каждый изощряется как может.

Снова придётся просить Тришина, как и в прежней жизни. Тогда он мне выдал целых три беличьих № 3, № 5 и № 9. Мне их хватило до самого диплома.

Между парами к нам подвалила высокая пергидрольная блондинка в сером трикотажном платье. Сказала, что она из деканата, и что старостой нам назначен Сергей Павлов.

— Кто из вас Павлов?

Коренастый усатый парень с мягким округлым подбородком и широкими скулами удивленно поднялся с подоконника.

— Ну, я — Павлов, а почему меня — старостой?

— Вот тебе журнал. Проставь, кто сегодня присутствует. Если есть какие-то вопросы, то — к Борзоту [84]. Я тебе советую не торопиться. Работы не много, а десятка лишняя в месяц будет капать. Не журись, работай. Первым делом сообщи своей группе, что в пятницу, в субботу и в воскресенье — выезд на картошку. Три дня будете «второй хлеб» собирать. Сбор у главного корпуса в половине восьмого. Главный от факультета — Блинков Валерий Павлович с кафедры градостроительства.

Сергей тяжело вздыхает, берет журнал и начинает опрашивать всех наших на предмет имени-фамилии.

Я для себя делаю пометку. Одна вершина «треугольника» [85] определилась. Комсорг и профорг выбираются группой. Если мы завтра едем на картошку, значит, собрание будет в начале следующей недели. Надо засветиться на сельхозработах, чтобы попасть в комсорги. Сначала будем в группе очки зарабатывать, потом постараемся выйти на институтский уровень, а потом может и на районный получится, чем чёрт не шутит.

Между парами болтаем с Самаровичем о грядущих событиях этой осени.

— Через неделю, — говорю, — откинет копыта великий кормчий. В Китае опять наступит бардак и продлится два года. Товарищ Хуа Гофен будет охотиться на «банду четырех». Самое смешное, — он откажется принимать поздравления от наших руководителей.

— А что, наши?

— Утрутся.

— По фигу, — отвечает Павел, — это задворки. Кому он сдался этот долбанный Китай?

— Штатам, например! Ты представь, какая угроза над всей восточной границей висит. Нашим бы с китаёзами задружиться… — В таком духе продолжается обсуждение внешней политики.

— А прямо в день смерти Мао наша фирма «Мелодия» выпустит большой диск Тухманова с клёвыми песнями. Надо бы подсуетиться и попасть прямо с утра к открытию, может быть, не весь тираж по блатным разойдётся.

— Да, ну, в жопу, какой-то Тухманов — «… ка-а-а-ак прекра-а-а-а-а-асен этот мир, посмотриииии…» [86], кому он сдался? Лучше скажи, что наши западные друзья выпустят?

— Ты это зря! Этот диск у него получился очень даже не плохо. Народ будет за ним гоняться еще пару лет. А песенка про вагантов, вообще станет студенческим неформальным гимном.

— Ладно, надо будет действительно попробовать, два пятнадцать не те деньги, чтобы жалеть. Так, ты про западных рокеров расскажи лучше!

— Не много, что я могу вспомнить. Кажется, в ноябре Лэд Зэппелин выпустят «The Song Remains the Same», в декабре Квины разродятся новым двойником «A Day at the Races». Xто ещё? А! Иглз выдаст супер хит «Hotel Kalifornia», вот за этим стоит побегать.

ГЛАВА 2. РЫСЦОЙ И НЕ СТОНАТЬ

2 сентября. Борис Рогов. Картофельное поле.
С сельхозработами нам повезло — тепло и сухо. Как любитель ранних подъёмов, половине восьмого к главному корпусу я подошёл и оказался первой ласточкой, которая, правда, весны не делает. В течение получаса по одному подтягиваются городские. К восьми дружною толпою подвалил народ из общаги.

— Ты вроде бы из нашей группы? — Обратился ко мне коренастый усач в кирзачах и тельняшке. По виду явно старше всех остальных. — Когда поедем, слышно? — Шуру Шестакова не узнать не возможно. Он колоритен. Даже чересчур.

— Да, пока даже начальства нет. Блинков опаздывает.

— Меня Шурой зовут, — мужик протягивает руку в приветствии. Шурик служил во флоте, а после службы работал в Мирном, в Якутии. В Сибстрин поступил со стипендией от предприятия. Знаменит тем, что равно владеет как правой, так и левой рукой. Амбидекстрия, так вроде называется это чудо природы.

— Борис, — я жму руку будущему главному архитектору алмазной столицы.

Кучерявый парень в очках, в котором я узнаю Вову Гайданского, обращается к Шестакову:

— Шура, что тут происходит, ты почему ещё не разобрался? Я, понимаешь, приготовился к трудовым подвигам, а нам карету не подали.

Вот с кем было бы хорошо наладить деловой контакт. Ему всегда удавалось найти способ заработка, причем близкий к специальности.

Только около четверти девятого появился длинный парень в каких-то круглых старушечьих очёчках на резинке. Это и был наш «вождь» — Валера Блинков. После короткого напутственного выговора от проректора, всех рассовали по автобусам и отправили в поля.

Не прошло и часа, как автобусы остановились. В воздухе стоял отчетливый запах сухой земли, палой листвы и соляры. Из УАЗа защитного цвета тут же выскакивает невысокий, подвижный мужик в пиджаке с галстуком, но в сапогах. За сто метров разлетается по полю его веселый матерок.

— Какого фуя, лядь, вы так поздно приехали, лядь! Договор, суко, был на час раньше! Вы что там, в своём долбанном Сибстрине, совсем офуели? — Мужик матерится еще пару минут. Постепенно запал его стихает, и когда он подходит к нашей группе, почти спокойно спрашивает, — случилось чего? Или так — разгул бесхозяйственности и безответственности?

Бедный Блинков красный как рак, оправдывается:

— Скорее второе, товарищ председатель. Вы не переживайте, мы без раскачки начнем и всё, что требуется, сделаем. — Он еще что-то нечленораздельно бурчит. Мужику надоедает его слушать:

— Наверстают они, знаю я, как вы наверстаете, фуй ли с этого молодняка толку. Ладно. Ты, лядь, здесь за главного? Вот, смотри туда, лядь, — председатель машет рукой на юг. Во-о-он, лядь, видишь березовый колок? Вот! До него, лядь, вот это вот всё — ваше, лядь нафуй. В ширину — вон до тех кустов. Вёдра, суко, у вас есть?

— Но ведь вёдрами должны вы нас обеспечить! — возмущается Блинков, — у нас половина студентов в общежитии живут, откуда у них возьмутся вёдра?

— Лядь! Да, что ж это за фуйня то сегодня! — опять начинает заводиться председатель, — ладно, лядь, что-нибудь придумаем. Вон там два десятка вёдер, лядь, стоят, со вчерашнего дня остались. Берите и работайте. Работа простая. Вон, видите, лядь, картофелекопалки «Дружба», нафуй? Они клубень сразу в кузов сыплют. Но машины, есть машины, часть картохи падает мимо. Ваша задача, лядь, собрать не выкопанную и упавшую в кузова всё тех же машин. Задача понятна? За работу.

Блинков собирает вокруг себя всех старост. Я тоже хочу поучаствовать в «военном совете». Валере стыдно, что из-за его утренней неорганизованности нам придётся больше работать. Поэтому он строжится.

— Берём ведра и собираем в них картошку. Собираем все и девочки и парни. По мере заполнения мужчины относят ведра к ближайшему грузовику.

— Ладно, Валерий Иваныч, не смущайся, — говорит ему Олег Лихачёв, который тоже, как и Шестаков и отслужил, и поработал, и выглядит явно старше Блинкова — ну, опоздал, с кем не бывает. Справимся!

— Валерий Иванович, — влезаю я с вопросом, — а обед нам привезут сюда, или нас повезут в совхозную столовую?

— Сомневаюсь я что-то, и в том и в другом варианте. Надо было с собой брать, вообще-то. Во все времена брали сухим пайком. Ладно! Придет время, посмотрим. Если не будет, придется мне с ректором разговаривать обо всем этом. А ты откуда такой ушлый взялся? Постановления читаешь.

— Борис меня зовут, фамилия — Рогов. Постановления читать полезно, для этого их и печатают. Вы меня еще не знаете, но вы еще меня узнаете [87], — заверяю я Блинкова.

Конечно же, к обеду никто ничего не привёз. Даже про воду колхозники забыли. Пришлось нам идти побираться у водителей, что возили наш картофан. Кое-как сполоснув руки, садимся за привезённые из дома припасы. Под анекдоты, подначки и приколы, хлеб с яйцами, сыром и колбасой идёт на ура.

Посмеялись, перекусили и естественно пробило на разговоры за жизнь.

— Валерий Иванович, скажите, а зачем нас вместо лекций отправили на картошку? Неужели колхозники сами не могут справиться? — задаю я провокационный вопрос.

— Ты же говоришь, что читал Постановление… Там должно быть всё написано. Или соврал?

— Не-е-е, там пишут, как должно быть организовано всё это дело. О причинах — вскользь, что-то типа: — в целях улучшения снабжения населения и тыды и тыпы.

— Тут я ничего сказать не могу. Мне эта тема не интересна. Вот про генезис народной архитектуры, это, пожалуйста, а про экономику социализма — это не ко мне. Подсказал бы, раз такой умный, что мне сегодня ректору говорить, что бы завтра эта «барщина» была правильно организована.

— Валера, слушай сюда, — включается в разговор Шура Шестаков, — тут особо думать не надо. Гони прямо сейчас в библиотеку. Читай Постановление и КЗоТ. Идёшь к ректору и говоришь: — Даниил Азарович, имеет место нарушение закона. Пальчиком в текст — тык. Надо бы, — говоришь, — поправить председателя, а то могут быть неприятности у вас.

Сейчас половина второго, полчаса до трассы, час на машине до города, так что до конца рабочего дня успеваешь. Мы тут как-нибудь разберёмся.

Блинков тут же схватил свою сумку и прямо через поля, спотыкаясь о кучи ботвы, двинул в сторону дороги.

— Кстати еще анекдот вспомнил, — говорит Мишка Горюнов, еще один любитель народного фольклора, — Спит Форд, и ему сон снится, будто сидит он на XXXII съезде КПСС, а с трибуны оратор говорит: — … в этом году хорошими результатами завершили уборочную хлеборобы Кубанщины, Херсонщины, Алабамщины и Техащины…

Анекдоты травить дело, конечно, хорошее, но пора и за работу, тем более что картофелекопалки выпустили клубы черного дизельного выхлопа и двинулись по полю. Мы нехотя поднимаемся и без особого энтузиазма направляемся к этим чадящим агрегатам. Натягиваем черные от земли перчатки и приступаем к процессу поиска потерянного урожая.

Ровно в пять комбайн, как по команде, поворачивает и, не прощаясь, выезжает на дорогу. Всё понятно. У мужиков рабочий день закончился. Баста карапузики, кончилися танцы!

Тот же день. Сибстрин. Валерий Блинков.
С лицом покрытым слоем земляной пыли, Блинков вломился в библиотеку института и затребовал Постановление и КЗоТ.

— Молодой человек, а когда и в какой газете вышло это постановление?

— Да, кто бы знал. Я думал, в библиотеке знают…

— Странный вы! Нам-то это зачем?

— Да, действительно, вам это совершенно ни к чему… Как же быть? Мне это постановление нужно сейчас, пока ректор не ушел.

— Давайте сделаем так, я дам вам КЗоТ. Пока вы его смотрите, я посоветуюсь с коллегами. Нет! Лучше схожу на кафедру научного коммунизма, там такие вещи должны знать.

Читать и конспектировать — дело привычное, это вам не вёдра в кузов метать, — подумал аспирант кафедры градостроительства и углубился в текст.

Привычная работа с текстом давалась Валере легко. Обнаружив, что председатель имеет с шефской помощи минимум 1600 рублей, он успел их законспектировать нарушенные статьи Трудового кодекса.

Валера так увлёкся, что не заметил, как в библиотеку вошла его новая знакомая. Он даже не сразу услышал, как она позвала его тихим библиотечным шёпотом:

— Молодой человек, я нашла вам «Известия» с опубликованным текстом Постановления. А вы нашли уже, что вам нужно было?

— Спасибо вам огромное! Меня Валера зовут, а вас?

— Очень приятно, я — Маша. — Она протянула Блинкову газету.

Что вы, милая Маша, делаете после работы? Может быть, вы согласитесь провести вечер в компании скромного аспиранта?

А я согласная. — Маша кокетливо стрельнула серыми глазками. — Молодой аспирант не отвертится от порции мороженого для девушки?

Окрылённый Валера с брошюрой и газетой отправился к ректору. Кулешов оказался на месте. Даже согласился выслушать ретивого аспиранта. Он внимательно прочитал указанные Блинковым статьи закона, ознакомился с разделами Постановления и изобразил на лице работу мысли. Потом вздохнул, пощёлкал цанговым карандашом и отложил его в сторону.

— Первый раз вижу аспиранта, который читает Постановление о сельхозработах… Хорошо, вопрос ты поднял совершенно законный. Законы надо соблюдать, поэтому давай сделаем так: — Вы, Валерий Иванович завтра везёте своих первокурсников в поля. Там работаете в хвост и в гриву, а я обещаю, что утрясу все эти проблемы. На прощание он жмёт руку Блинкову, и тот довольный таким развитием событий.

Валера, испытывая радость от «победы» на фронте борьбы за права студентов, предвкушал уже свидание с симпатичной девушкой, не стал дальше ничего слушать, погрузившись в сладостные грёзы.

Оставшись один в своём кабинете, Кулешов взъерошил копну седых волос, хмыкнул и взял трубку внутреннего телефона, повертел её в руке и решительно крутанул диск.

— Сергей Петрович, подойди ко мне прямо сейчас… Да, сейчас… Да, срочно…! По сельхозработам вопрос возник. Да, важный. Нет!! До завтра не подождёт. Телефон нашего друга не забудь… директора совхоза, конечно, кого же еще? Короче, беги бегом, чтобы был у меня через пять минут. Никаких полчаса! Блядь! Что ты за человек то такой. Сказал же через пять минут быть здесь! Точка.

Через десять минут взмыленный и запыхавшийся проректор по хозчасти, отдуваясь и вытирая пот с высокого лба, просочился в кабинет Кулешова.

— Здравствуйте, Даниил Азарович, что там за пожар случился? С чего такая спешка?

— Ты проходи, садись. — Ректор кивнул вошедшему на стул у своего стола. — Воды вот выпей. Сейчас тебе сложная умственная работа предстоит. Ты Постановление о сельхозработах читал?

— Читал, конечно, а что не так?

— Читал, значит… — В голосе Кулешова угрожающе зазвучали железные нотки. А то, что оплачиваться эти работы должны, ты тоже читал? Что принимающая сторона должна обеспечить выполнение санитарных норм, включая питание, тоже читал?

Руки Кушнаренко почему-то спрятались под стол, а взгляд начал скользить по стенам.

— Понимаете ли, Даниил Азарович…

— Ничего не желаю понимать! Сговорились за моей спиной с директором. Денежки между собой решили поделить, а в случае чего, за моей спиной отсидеться? — Ректор в упор посмотрел на Кушнаренко — Так. Короче. Сейчас срочно звони в совхоз и вытрясай из директора всё, что полагается по постановлению. Свободен! По результатам доложишь. Буду здесь сидеть и ждать.

3 сентября. Картофельное поле совхоза «Морской». Борис Рогов.
Когда на следующий день мы прибыли на место наших трудовых подвигов, то заметили стоящую на краю березового колка жёлтую бочку на колёсах с надписью «КВАС».

— Никак нас решили премировать за хорошую работу, — выдал Годик. — Лучше бы пива подогнали.

— У нас в полку говорили так: — Пиво утром как зарядка, пьёшь его и всё в порядке — внёс свои пять копеек Лихачёв.

К счастью в бочке оказалась простая питьевая вода. Шестаков стряхнул мокрые руки и протер ими лицо.

— По сравнению со вчерашним, так просто замечательно!

Хорошо бы сгонять за пивом, но не сейчас, а когда вернемся домой. Вот только незадача. Вчера мы в половине седьмого приехали, пива уже не было. Надо б сегодня поднапрячься и приехать хотя бы к шести, может что-то останется.

— Тогда, какого ты тут философствуешь? — Гайданский обрывает пространные рассуждения, — арбайтен, негры, солнце уже высоко.

Около часа пополудни показался ЗИЛ, в кузове которого, что-то постукивало. Этим чем-то оказалась большая фляга с молоком. Кроме молока директор прислал свежевыпеченного хлеба еще горячего и пару ящиков помидоров-огурцов. Хорошо, что не соленые, а мог бы отомстить за потерянные денежки.

— Колбасы то пожадничали — заметил Павлов, — но и на том спасибо. Всё лучше, чем вчера, когда мы приехали, а дома хоть шаром покати. Хорошо, что я догадался картошки ведро припереть.

— Будет еще интереснее, — говорит Блинков, отхлебнув из кружки холодненького молочка, — ректор обещал какие-то деньги из совхоза вытрясти. Много он не вытрясет, поэтому у меня предложение — давайте мы заработанные деньги передадим в профком института…

— Как это в профком? — возмутился Павлов, — мы их честно заработали, вы, Валерий Иванович, их честно из председателя вытрясли, почему мы их отдадим? Это несправедливо! Они же там растворятся, никто и не заметит. Вы как хотите, а мою долю мне выдайте.

— Ну, я просто подумал, что десятка никому погоды не сделает, а факультет на фоне других будет выглядеть очень даже, — начинает оправдываться наш куратор. — Мало ли какие ништяки могут в будущем от ректората привалить. Предлагаю всё-таки с плеча не рубить, а подумать до завтра. Всё равно деньги на счёт института поступят только в конце месяца…

— Вот и прекрасно, как раз стипендия будет на исходе, денежки будут очень в тему.

На следующий день, который был последним в сельхозэпопее, в автобусе по дороге в поле, состоялся финансовый совет нашей группы, ну и тех, кто просто оказался рядом.

— А давайте купим свинью! — Гайданского, похоже, посетило вдохновение.

— Годик, зачем нам свинья? Ты шашлыками собрался торговать?

— Ты дай договорить. Я предлагаю купить свинью в виде мяса, ну то есть, в виде разделанной туши. Порезать на куски, замариновать и поехать на природу, нажарить шашлыков. На Обское море, например.

— Если погода будет, то действительно идея классная. Как раз есть время подготовиться. Там же надо еще шампуры, мангал, все дела.

Так за разговором мы в последний раз прибыли на наше уже почти родное поле. После вчерашнего трудового героизма неубранным оставался совсем небольшой кусочек. Мы тихо радовались, в предвкушении быстрого окончания работы.

Как, оказалось, радовались мы рано.

Картофелекопалка «Дружба» нам удружила. Лента полотняного транспортёра не вынесла нагрузки и лопнула. Водила убежал на центральную усадьбу, обещал через час вернуться, если найдёт пригодную.

Нам предложено сидеть и ждать вместе с водителями грузовиков, которые в отсутствие главного механизма тоже работать не могут.

По КЗоТу вина в простое не наша, минималку нам должны выплатить по любому. К десяти часам машинист с лентой всё-таки появился. Ещё полчаса он возился с ремонтом, поэтому к работе мы смогли приступить только с половины одиннадцатого.

К счастью, оставшийся клин был не велик и к трём часам «Дружба»замолчала. Ещё час и мы отбросили пустые вёдра. Работа была сделана досрочно.

ГЛАВА 3. Я СЕЛ ОДНАЖДЫ В МЕДНЫЙ ТАЗ

5 сентября. Борис Рогов.
За воскресный вечер я поднапрягся и написал статью о проблемах привлечения студентов к сельхозработам. В понедельник отнесу её в «Кадры стройкам». Так называется институтская газета. Две страницы машинописного текста сложились довольно быстро. Основной идеей статьи стал смысл Постановления, а также прав и обязанностей участников процесса как со стороны института, так и со стороны совхоза. С примером из нашей практики статья получилась весомая и злободневная. Мне пришла мысль, что можно её послать и в «Комсомольскую правду», и в «Молодость Сибири». Проблема одна на всю страну. Ведь, если заставить колхозников оплачивать помощь, то ведь они скорее сами предпочтут этим делом заниматься, чем «шефов» дожидаться. Хорошо, если проблема действительно в нехватке рук в деревне. Ведь может быть и так, что вся эта дурацкая «война за урожай» — воплощение идеи «слияния города и деревни», воспитание нового человека.

Статью в понедельник у меня взяли. Главред сказал, что ближайший номер уже готовится к печати, а ему надо ещё материал с ректоратом согласовать, поэтому статья выйдет только через месяц в следующем номере. В следующем, так в следующем, лишь бы вышла. — подумал я про себя. Смешно будет, если в центральных и городских газетах напечатают, а у нас только через месяц.

После второй пары ко мне подкатил Павлов.

— Борь, тебе сегодня вечером придётся задержаться немного. Со мной, Шестаковым и Хваном пойдёшь в детскую больницу. Здесь недалеко, на Тургенева. Больничка обратилась к Борзоту с просьбой оформить холлы и коридоры, а то как-то уныло и мрачно, а пациенты всё-таки — дети маленькие. Борзот дал добро. Преподы с «Рисунка» должны отобрать. А меня попросил четырех человек отрядить для больницы. Картинки к вечеру оформят в багет и паспарту. Нам надо будет только отнести и развесить. У тебя дрель есть?

— Есть, но она дома. Это полчаса туда, потом полчаса обратно. Вот ещё час потеряем. Может лучше в макетной мастерской спросить?

— Хорошая мысль! Ладно, пошли на строймат, звонок уже.

После четвертой пары собираемся на кафедре рисунка. Перед нами на столе лежит солидная стопка оформленных пейзажей. Шестаков берет руководство на себя:

— Чего стоим, кого ждём? Берем по пять штук и тащим. — Шестаков явно торопится. Ему хочется быстрее разделаться с общественной нагрузкой.

— Шура, не спеши, надо же — сдал-принял, опись-протокол… — включается в разговор И Сон Хван, человек без гражданства, кореец по национальности, Володя по имени.

Так стоим и препираемся минут пять, пока Владимир Платонович подписывает какие-то сопроводительные бумаги.

С задачей по развеске картин мы справляемся быстро. Два часа и дело сделано. И тут мне в голову приходит замечательная идея.

— Мужики, — говорю я Шуре и Володе, — как вам идея украсить все детские больницы города работами из фондов Сибстрина? Смотрите, наверняка за 45 лет института накопилось много работ, которые пылятся в запасниках. А тут можно несколько зайцев убить.

— Ха! За несколькими зайцами погонишься, нифига, не поймаешь, — скептически заявляет Шестаков. — Если работы хранятся, значит, это кому-нибудь нужно. А потом, ну каких таких особых «зайцев» ты можешь тут убить?

— На счет зайцев, ты, Саш, не прав, — вступается Хван, по крайней мере, доброе дело сделать, — уже хорошо. Больше я не вижу. Давай, Боря, расскажи нам старикам, что тут можно еще получить?

— Вот смотрите. Доброе дело. Это — раз! У детей есть родители и другие родственники, которые посещают своих больных детей. Если мы к каждой картинке прикрутим маленькую табличку с телефоном, то получится бесплатная реклама. Это — два! И, наконец, три, мы получим информационный повод рассказать о том, что есть такие классные парни, которые могут и то, и другое, и третье. Напишем об этом в газетах, как об инициативе комсомольцев! Под это дело можно предложить разрабатывать проекты малых форм, детских игровых площадок, интерьеров детсадов, детских поликлиник, пионерских лагерей… может даже с их последующей реализацией. Только тут надо будет через райком комсомола действовать. Перспективы, — дух захватывает!

— Да ну, фигня какая-то, — ворчит Шестаков, — пошли лучше пивка купим. Тёмное пиво завсегда лучше светлого будущего.

Главврач больницы оказался добрым и отзывчивым человеком. Он пустил нас с Хваном в свои владения, где мы устроили фотосессию со съёмкой друг друга в разных ракурсах. Нашей наглости хватило даже на то, чтобы попросить главврача тоже попозировать перед висящими на стенах акварелями.

Репортаж получился короткий, но иллюстрированный целыми тремя фотографиями. Посмотрим, дойдёт ли дело до публикации. Надо будет в ближайший свободный день отвезти в редакцию и, может быть даже встретиться с кем-нибудь на предмет того, какие материалы в первую очередь востребованы в газете.

ГЛАВА 4. МАО ЦЗЕДУН БОЛЬШОЙ ШАЛУН

10 сентября. Борис Рогов.
За окном уже темно. На редкость тёплый сентябрьский вечер. Я сижу у открытого окна и остро заточенным карандашом вывожу буквы романского капитального шрифта.

В комнату вливается прохладный свежий воздух со стороны «Березовой Рощи». Только что отгремела танцплощадка. Тишина опустилась на город. Вдруг резкая трель телефонного звонка рвёт эту тишину в клочья. Я краем уха прислушиваюсь. Трубку берет мама.

— Квартира Роговых.

— Григория? Здравствуйте, Николай Иванович, рада вас слышать. Сейчас Гриша подойдёт. Гриша, к телефону, тебе Николай Иванович из Москвы звонит.

— Рогов у аппарата! — отец, как всегда начинает немного придуриваться. — Ибрагим [88], ты? Рад слышать, как дела? Как здоровье?

— У нас вроде бы тоже всё в порядке. Борька вот на архитектора учится. Сидит, что-то чертит.

— У меня идея! Приезжайте с Антониной к нам в гости. Можете и внуков захватить у нас квартира большая, всем места хватит. Сейчас такая погода стоит, просто райская.

— Вот, на следующие выходные и приезжайте. За одно можно будет даже на Алтай на недельку махнуть. Незабываемые впечатления гарантирую.

Я вклиниваюсь в разговор ветеранов-однополчан:

— Николай Иванович, а можно просьбу личного характера?

— Смотря какую.

— Не могли бы вы, если соберётесь, привезти мне зимнюю пилотскую куртку? Можно даже поношенную. У нас кроме пальто номенклатурного покроя ничего не продаётся. Был бы вам весьма признателен.

— Хорошо, посмотрю, спрошу у знакомых если что.

— Заранее огромное спасибо! — Возвращаю трубку папе. Тот пожимает плечами, но трубку берет:

— Николай, считаем, что договорились. Только предупреди за пару дней, а то сейчас сбор урожая. Сам понимаешь. Кстати, как у вас с овощами?

Чувствуя, что разговор принимает малоинтересный для меня оборот, я возвращаюсь к шрифтам. Мысли же мои продолжают крутиться вокруг неожиданного звонка.

— Надо будет всё-таки как-то использовать представившуюся возможность и намекнуть полковнику о предстоящих катаклизмах.

10 сентября. Павел Самарович.
Павел, проспал, поэтому завтракать было некогда, но чашку чаю и кусок ароматного и ноздреватого хлеба с колбасой он все-таки срубал по-быстрому. Сегодня три пары, удастся ли перехватить что-то в буфете не известно. Хорошо, что купили новый чайник-кофеварку производства Чкаловского. Кипятит, как зверь.

Борька Рогов говорил, что сегодня какой-то арт-роковский диск должны выкинуть в продажу. Херня, полнейшая! Какой, нафиг, арт-рок в СССР? Однако все равно интересно. Может подождать, когда «Мелодия» откроется и купить пласт? Паша повернул ручку репродуктора.

— …тяжелой и продолжительной болезни на восемьдесят третьем году жизни скончался Председатель Коммунистической Партии Китайской народной республики товарищ… Павел не стал слушать дальше, у него в голове всплыл давний разговор с Борькой в поезде. Тогда этот «ясновидец» помнится, что-то вещал про смерть Мао.

— Сегодня у нас… — он посмотрел на настенный отрывной календарь, — сегодня десятое сентября. А ведь Борька так и говорил, правда, кажется, он говорил, что девятого, но пока то, да сё, вот день и прошёл. Хм, угадал… Неужели он, правда, знает, что будет?

На вторую пару Паша тоже опоздал, но историю искусств Вольская читала в темноте, поэтому можно было до перерыва торчать в коридоре. Меньшиков со своей Затулинки тоже опоздал. Павел решил обсудить мысль по поводу общего знакомого.

Борис, пощипывая растительность над верхней губой, внимательно выслушал, потом безапелляционно вынес вердикт:

— Паша, ты дурак что ли? Чушь какую-то городишь.

— Я тоже думал, что чушь, но вот смотри, — он протянул конверт с диском. — Борька неделю назад мне сказал, что «Мелодия» выпустит в продажу, я подошел сегодня, смотрю и в самом деле на прилавке выставлен конверт Давид Тухманов, «По волнам моей памяти». Это раз. Слышал, — Мао кони двинул? Так мне об этом Борька еще прошлой зимой рассказал. Как ты это объяснишь? А?

После быстро пролетевшей истории искусств, следовала дисциплина, нужность которой была весьма сомнительна. Математика не была для Павла чем-то важным, и он, по совету всё того же Рогова, решил, что трояка ему в сессию хватит и забил на лекции и семинары. Благо, товарищ Михеев на первом занятии прямо заявил: — Кому математика не нужна, подходите с зачетками, поставлю тройку за все три семестра. Что интересно, таким правом воспользовались только Рогов и Самарович. Велика всё-таки сила школьного внушения. Чуть ли не с первого класса нам твердили, что математика — царица наук и нужна всем поголовно.

ГЛАВА 5. ХЕРАНУКО ПОРОЯЛЮ

14 сентября. Вечер. Рогов и Лена Тришина.
«…Принимая во внимание исторические решения XXVI съезда КПСС, комсомольцы должны со всей серьёзностью относиться к поручениям партийных товарищей. Работа с постановлениями Партии и Советского Правительства должна вестись постоянно. Это повысит заинтересованность, как каждого студента, так и работников агропромышленного комплекса».

Я поставил точку и с удовлетворением откинулся на спинку стула. Статья, щедро сдобренная ссылками на «исторические решения» получилась даже не на две, а на целых три странички. Теперь можно и развлечься.

А не позвонить ли мне Леночке? Что-то я с ней давно не гулял. Кроме того, хорошо бы с Александром Семёнычем встретиться, попросить его помочь мне с кистями и, заодно, забросить идею о сотрудничестве с Худфондом.

— Галина Павловна? Здравствуйте! Это Боря Рогов, — говорю я в трубку, — Лену позовите, пожалуйста.

— Лен, привет! Рад слышать тебя, давно тебя не видел, соскучился. Подышим свежим кислородом? Погода замечательная. Сухо-тепло. Багрец и золото. Позже? Хорошо, давай. Сразу после программы «Время». Жди меня, и я зайду, только очень жди.

Там же и тогда же. Лена Тришина.
Лена решила внезапно, что если не растягивать подготовку к концерту, то вполне можно закончить и до одиннадцати. Она так увлеклась музицированием, что не заметила, как пролетело время. От пианино её отвлек звонок, дерзко вломившийся в шопеновские аккорды. Она отдернула руки от инструмента, пару секунд посидела, возвращаясь к реальности и, как была в домашнем халатике, побежала открывать дверь.

— Ты ещё не одета? Может мне у подъезда подождать? — начал торопить Борис. Взгляд его тем временем упал за небрежно запахнутую полу халатика, откуда выглянула белая полоска бюстгальтера.

— Давай проходи, я тебе сейчас сыграю, а ты скажешь своё мнение, — Лене не терпелось похвастаться выученным ноктюрном Шопена. — Всего пять минут, а погулять успеем, куда торопиться.

Она усаживается за пианино, на секунду замирает, закрыв глаза, и вот уже безмятежные звуки рисуют спокойную водную гладь, в которой медленно растворяются лучи лунного света. Шопен Боре тоже нравится, но в исполнении любимой девушки, он торкает гораздо мощнее… К тому же с табуретки, ему открывается чудный вид на прелести, от которых взгляд оторвать невозможно.

Наконец затихают финальные аккорды. Борис начинает петь дифирамбы исполнительскому мастерству своей любимой. Ей же, по ходу, всё равно кто там её хвалит, лишь бы превозносили и восхищались. Минуту послушав, она командует:

— Слушала бы тебя и слушала… Но так мы никогда не выйдем. Ты давай лучше, вставай и из комнаты, мне надо переодеться, — Лена, заметив похотливый взгляд, запахивает халатик, — выметайся, короче!

— Ну, вот, чуть что, так сразу выметайся… а может, я полюбоваться хочу? — шутливым тоном Борька подначивает подружку.

— Марш в коридор, и стой там, я быстро.

Через пять минут они уже целуемся в лифте. Музыка явно сыграла роль афродизиака, причем для обоих.

— Нет, нельзя так замечательно играть, ведь это возбуждает чувственность, а удовлетворить жажду плотских утех в наших условиях невозможно. Ты, Лена, виновата и должна как-то искупить свою вину.

— Пошел в жопу, болтун, даже и не надейся. Погулять, пожалуйста, целоваться-обниматься, ну, может быть, а вот на чужой кровать, рот не разевать, — кокетничает девчонка, пихая кавалера в бок.

Борис закончив расточать похвалы исполнительским талантам, делится с Леночкой идеей создания музыкальной группы в институте. Так как на факультете уже существует одна команда, надо только немного поработать с репертуаром и найти клавишницу.

— Ты отвлеклась, мы сейчас не мне жену подбираем, а ищем клавишницу, так что, гражданочка, попросил бы внимательнее отнестись к проблеме. К слову, у меня для нее и сценический псевдоним с японским уклоном уже есть — Херануко Пороялю, правда, звучно?

Ленка не выдерживает и звонко хихикает.

— Ты меня уморить хочешь? Херануко, говоришь? Запомнить надо, завтра девкам в училище расскажу, посмеёмся.

— Предлагались ещё Ясука Такая и Тохрипо Товизго, но большинством голосов остановились на Херануке. Но давай всё-таки поговорим про команду.

— Да, ну тебя в жопу, вместе с твоей командой, всё равно из этой затеи ничего путного не получится, максимум перепевы популярных песенок потому, что ничего серьезного вам никто не напишет, да и чтобы сыграть что-то серьёзное одних амбиций маловато будет.

— Ты не спеши, мы сейчас как начнем с еврейско-одесских песенок, так к нам целая толпа желающих выстроится, вот увидишь.

— Ну, это вряд ли… Не дадут вам одесские песенки исполнять, у нас знаешь какие требования к текстам строгие? Ого-го! Да и некогда мне с вами возиться, у меня этот год выпускной. В июне отчётный концерт, все дела. Хотя, может быть, ближе к зиме… если вы придумаете как простимулировать мои услуги. Ты помнишь, я беру дорого! Может быть что-нибудь и получится. Никакая Херанука не поможет.

— Лена, а может пригласить в помощники Алексея? Помнишь, тот усатый, что у тебя на днюхе с тобой дуэтом играл?

— Это, конечно, мысль, но я его так грубо отшила… Он обидчивый, со мной не хочет больше дело иметь. Телефон его тебе дам, звони…

Самопальная джинсовая курточка, продукт маминого творчества, пропускала тепло Ленкиной руки, мне не хотелось болтать о всякой ерунде. Хотелось чувствовать кожей это тепло, просто целоваться, просто лапать подружку. Темнота сентябрьской ночи давно опустилась на город… Хорошо погуляли сегодня, и с удовольствием, и с пользой. Кисточки мне Лена обещала достать и с папой встречу устроить.

ГЛАВА 6. НЕУЖТО ЗАМКНУТ КРУГ

20 сентября. Борис Рогов
Утром 20 сентября резко похолодало. Подхожу к окну. Перед глазами белое безмолвие. Всё покрыто тонким и хрустким снежным одеялом. Градусник на моём окошке показывает -50°С.

На прошлой неделе я стал комсоргом группы, после чего имел беседу с мужиком из первого отдела [89]. Конечно, там был не только я, собрали всех комсоргов и старост первого курса. Хмурый мужик призывал к бдительности, к беспощадности к врагам социалистического отечества и всё такое. Я думал, что сейчас и начнётся вербовка внештатной агентуры, но нет, что, в общем-то, логично. Вербовка дело сугубо интимное, огласки не терпящее. Я так до сих пор не представляю, кто у нас на курсе был осведомителем [90].

После общего собрания всем выдали методичку, где было изложены обязанности, задачи и методика ведения комсомольской работы. Очередной плод бюрократического творчества. Насколько я помню, комсомол в институте никого не волновал, от слова совсем. Однако для меня здесь всё-таки есть определенные выгоды. Опираясь на авторитет организации, можно будет проводить в жизнь какие-то идеи. Конкурсы по специальности, спорт, литература и прочее искусство. Хорошо бы придумать, как завязать отношения с каким-нибудь иностранным ВУЗом архитектурного профиля, но это на перспективу. Главное про всё писать в «Комсомолку» или в любое печатное издание, хоть в «Кадры стройкам» [91]. Не позднее чем через год надо будет попасть в бюро факультета, а затем думать о вступлении в КПСС. Эк же меня занесло! Ведь и учиться придётся, хочу я этого или нет. Большинство проектов надо будет спихнуть желающим заработать, чтобы освободить время, но часть не удастся ни как, да и не отработал я пока механизм взаимодействия с Худфондом. С Тришиным принципиально договорился, но пока, ни одного заказа на горизонте не просматривается. Поэтому в прошлую пятницу звонил в районный отдел вневедомственной охраны, сказал, что хотел бы работать сторожем. Попросили подойти вечером в среду. Работа, конечно, утомительная, но 90 рублей к стипендии — не лишние.

В четверг позвонил Вова Каплин. Интересовался, как у меня дела обстоят. Был очень рад, что я в учусь в родном Новосибе. Приставал опять с районной газетой. Я обещал подумать. Тут ведь как? Опыт общения с районной верхушкой дело полезное. Если учесть, что 20 лет назад именно в Дзержинском райкоме работал Егор Лигачёв, то подумать есть над чем.

У Каплина дела тоже пошли в гору после прошлогоднего всплеска музыкальной активности. В районе работает уже 5 дискотек на разных предприятиях. Мужики на «Точмаше» уже стонут от того, что им приходится во внеурочное время аппаратуру собирать. Даже, несмотря на то, что им за эту работу райком платит по утроенному тарифу. Зато народ на дискотеки валит валом. Вот что значит мощная акустика! Деньги появились у всех к этому причастных лиц, и, похоже, что Вова Каплин руки греет лучше всех. Жаль, что я выпал из этой обоймы. Вот всё-таки это направление надо развивать, а вовсе не группу самодеятельную организовывать! Хотя, если вспомнить, что через пять лет начнутся гонения на всё западное, включая музыку, то русскопоющая группа была бы запасным аэродромом. А если еще её сделать в стиле «комми-рок», то было бы не подкопаться.

ГЛАВА 7. ПОДНИМИТЕ МНЕ ВЕКИ

22 сентября. Рогов, Архипов и Коновалов.
— Борька, подваливай! Брательник из Москвы притаранил чумовой пласт! — Коновалов говорит спокойно, но заметно, что ему очень хочется похвастаться. — Архип тоже подгребёт.

— Какой еще пласт? — Я лихорадочно вспоминаю. Может быть «The Song Remains the Same» Led Zeppelin? Вряд ли, все-таки это хоть и классная вещь, но ничего сногсшибательного, обычный хард, качественный, драйвовый, энергичный, но не то…

— Топай быстрее, а то много вопросов задаёшь, — нетерпеливо обрывает Вадик и бросает трубку.

Заинтриговал меня старый приятель. Надо идти, да и вообще, хочется поболтать о том, о сём, кроме того, надо посоветоваться, как деньги зарабатывать. Не беда, что время уже одиннадцатый час, рано завтра не вставать. Поэтому прочь инструменты, на ноги — кеды, и, с громким топотом срываюсь вниз.

Олежке идти ближе, поэтому он уже на месте. Родителей Вадима дома нет, поэтому нам никто не мешает пить домашнее смородиновое вино и слушать «Алису в стране чудес» с текстами Высоцкого. Именно этот диск Вадика зацепил.

— Диссидентские песенки, — недослушав до середины первой стороны, уверенно заявляет Архипов, — не понимаю, как её вообще выпустили. Сплошная антисоветчина. «Много неясного в странной стране, можно запутаться и заблудиться», это про какую же страну? А это про кого «Жить то он жил, а быть то его не было» — Коновалов, ты бы выкинул нафиг эту пластинку, а то припаяют тебе семь-ноль [92] и узнаешь, что передачи бывают не только по телевизору.

— Олеж, не свисти! — Вадим, расслаблен и с удовольствием наблюдает за нашей реакцией. — Это же официальный диск, который выпустила «Мелодия»! и который открыто, заметь! не подпольно, продают в магазинах. Тираж маленький, это же не речи Брежнева, но никто авторов на лесоповал не сослал. — Всё путем! Лучше винца глотни.

— Винцо это хорошо, а вот с твоим аргументом про безопасность я не согласен. Да, сейчас послабление, типа, оттепель, с американцами в космос летаем, договора всякие подписываем, но кто его знает, что там будет дальше. За оттепелью всегда следуют заморозки, а там до посадок не далеко.

— Не, мужики, — вступаю в разговор я, пара стаканов смородинового снизили уровень бдительности — заморозки наступят, но позже и не надолго, года на три, а потом все в разнос пойдёт, да так, что сейчас даже никто и предположить не может. Кстати, как там наши, кто что слышал? Под «нашими» я имею в виду одноклассников.

— Я на неделе Рудинскую встретил. Она всё знает. Сама на юрфак поступила вместе с Калашниковой. Горбунова тоже на юриста поступала, но провалилась. Пошла на завод. Витёк Мосягин — в сельскохозяйственный, Фролова в лёгкую промышленность, Танька Хохлова в мед, Лобова — в мед не поступила. Труба в НГУ, но почему-то на ФЕН, Сокол на физике в НГУ срезался и не прошел. Уехал в Иркутск и там учится. Собирается переводиться потом в НГУ. Остальные пока не понятно. Ты то, как лето провел? Тришкиной присунул?

— Иди в жопу! Когда надо будет, тогда и присуну, тебя не спрошу.

— Мужики, кончайте гнилой базар! — Растаскивает нас Олег. — Ленка клёвая тёлка, если бы не Татьяна, я бы её у Борьки отбил. Давайте лучше к теме вернемся. Борька, ты что-то про «вразнос» заикнулся. Давай, выкладывай, откуда знаешь, что там за «разнос» пойдёт? — Олег с лёгким сарказмом смотрит в мою сторону.

Алкоголь, коварный враг нашего разума, продолжает играть со мной в опасную и рискованную игру. — Хотите верьте, хотите нет, но я знаю события ближайших сорока лет, только, чур, об этом не болтать, не хочется мне стать подопытным мышом у биологов в серых шинелях. — Я же не замечаю, что уже разбалтываю свою тайну.

— Ты, Рогов, похоже гребанулся этим летом! — Озвучил диагноз Вадик. — Ты же понимать должен, что знать будущее не может никто, это принципиально не возможно, поскольку иначе нарушается закон причинно-следственных связей.

— Вадя, не надо грязи! Я понимаю, что это не возможно! Тем не менее, факт на лице. На моём лице, между прочим. Вот, смотрите, 26 сентября, в ближайший понедельник, летчик на Ан-2 врежется в дом на Степной [93]. У лётчика ушла жена, забрала сына, а у парня крыша съехала. Решил покарать неверную. В результате погибнет сам, угробит четверых человек — одну девушку и трёх маленьких детей… Жены и тёщи при этом дома не будет… Сегодня у нас 22 число. Он и сам еще не знает, что сделает через четыре дней, а я знаю.

— Врешь ты всё! Анекдот на эту тему вспомнил:

Приехал как-то мальчик в село и говорит деду с бабой:

— Знаете, я теперь пионером стал и должен говорить только правду. Так вот: — Я прошлым летом съел банку варенья, а потом насрал в банку!

Дед хватает кочергу и хвать бабку по башке! — Говорил же я тебе, коза старая, что это дерьмо, а ты — засахарилось, засахарилось!

— Да, Вадим, подожди со своими анекдотами, лядь! Ведь, если Борька прав, то выходит, что он знает о катастрофе с человеческими жертвами. Может можно как-то людей предупредить? — вдруг загорелся Олег.

— Ха! Поверил уже? — тыкаю я пальцем в живот своего эмоционального приятеля. — Вот, Вадик точно не поверил, и правильно сделал, потому что, кто ж в такое может поверить. Предупреждать бесполезно, во-первых, никто не поверит, во-вторых, подумают, что псих и упекут на Владимирскую [94].

— Но можно же, что-то придумать, например, накормить этого лётчика пургеном, его понос прохватит, и будет не до таранов. Или написать на него донос в КГБ, что у него Солженицын в тумбочке лежит, его повяжут, пока будут обыскивать и допрашивать, глядь, он и остынет. — Коновалов выдает на-гора творческие решения.

Беда в том, что я его фамилии не знаю, просто помню, что такое событие было. О нём в газетах не печатали. Только лет через 30 появилась реальная информация. Спасти мы вряд ли кого-то сможем, но как подтверждение моих способностей — пойдёт.

— А ещё что-нибудь помнишь? — при этих словах Олег, который по сложившейся в нашей тройке традиции, заведует розливом, плещет в мой стакан рубиновую ароматную жидкость.

Что бы еще такое вспомнить, что проверить будет просто? О! Вот ещё! Я с довольной рожей поворачиваюсь к телевизору.

— Сколько сейчас времени? 22.55. Вадик, телик работает? Включай. Пять минут до программы время. Это точно никак узнать из Новосибирска нельзя. Главное, моментальное подтверждение! Сейчас скажут и покажут старт «Союз-22» с Быковским на борту.

На синем фоне величественно поворачивается желтая тарелка антенны космической связи. Звучит музыка Свиридова, оптимистичная и жизнеутверждающая. Антенна заканчивает свой поворот, и Игорь Кириллов замогильным голосом сообщает, что сегодня в 12 часов 48 минут по Московскому времени произведен запуск космического корабля «Союз-22», пилотируемого экипажем в составе командира корабля Героя Советского Союза, летчика-космонавта СССР полковника Быковского Валерия Федоровича и бортинженера Аксенова Владимира Викторовича…

Друзья, молча, уставились на меня.

— Ну, нифуя себе! Как ты узнал? — Ошарашено бормочет Коновалов. — Лядь, я тоже так хочу. Представляешь, какие тут бабки можно поднять?

— А про нас ты можешь что-нибудь рассказать. Вот, например, вылечу я из института после зимней сессии или нет? — Это уже Олег начал свою песнь пессимиста.

— Я тебя огорчу, не вылетишь. Успешно закончишь НЭТИ в 1981. Правда, по специальности будешь работать совсем не долго, но это уже мелочи. После НЭТИ мало, кто по специальности работать будет.

— А мне? А я? — суетиться Вадик.

— Головка от буя, — подначивает его Архипов. — Что ты так разволновался? Сейчас тебе наш Настрадамус тоже что-нибудь предскажет.

— Легко. — С пьяну я щедр на пророчества. — Будешь ты Вадим Васильевич самым из нас успешным, самым богатым и самым гребливым.

— Как-то я в этом и не сомневался, — щелкнув у меня перед носом пальцами, Вадим довольный откидывается на спинку дивана. — Ну, а как там, в мире? Когда в США революция случится?

— Не будет там никакой революции, даже не надейся. А вот Союзу осталось существовать всего пятнадцать лет.

— Офуел что ли? — в один голос заявили мне оба моих друга.

— Как может перестать существовать СССР? У нас же самая сильная армия и самая мощная военная промышленность. Передовая наука и вообще, партия Ленина наш рулевой.

— Вот этот рулевой бросит руль, скажет — Гребись оно всё конём! — И начнёт дербанить страну и хозяйство на кусочки. Я вкратце излагаю будущую историю страны.

— Вот суки! А что народ? Неужели пойдём спокойно как бараны на бойню?

— А ты посмотри вокруг. Деньги заработать сложно. Если заработаешь, купить на них что-то приличное можно только у барыг? Через три года у нас в городе введут талоны. Будем по 400 грамм масла в месяц покупать… Жильё получить сложно, номер в гостинице снять не возможно. Билеты куда-то купить — целое приключение. Музыку, какую хочешь слушать нельзя, книжки, какие хочешь, читать тоже нельзя… Тебе это нравится?

— Конечно, не нравится! — восклицает Вадим, — но ведь это же довольно простые задачи, Гитлеру навалять, всяко, было труднее… Можно, же было там подправить, здесь подкрутить, кого надо расстрелять, кого надо посадить. По чуть-чуть, полегоньку, дело бы пошло.

— Ты, Вадик, правильно говоришь, но торопишься, — включается в дискуссию Олег. — Сам подумай, кто будет подправлять и подкручивать? Им это зачем? Они как раз будут выгоду получать от того, что то, что сейчас считается народным, станет их личным. Можно будет деткам в наследство оставить.

— Тогда, получается, фуйня — война, главное — манёвры? Надо будет постараться свой кусочек урвать?

— Я сам уже год голову ломаю, как тут поступить. Помнишь, Вадик, я в прошлом году с Ваганом встречался? Я по его ответам понял, что на уровне директоров ВПК ничего не решается. Им спускается команда, они её исполняют, всё! С военными та же фигня, тоже люди подневольные, да еще и заинтересованные в поощрении сверху. Им скомандуют, они — под козырёк и ать-два.

— Борька, получается, что сделать что-то может только человек имеющий контакты на самом верхнем уровне?

— Похоже, что так. Самый близкий территориально для нас персонаж это Егор Лигачев [95]. Да и этот кадр сейчас от верхушки очень далёк. — А почему томский? Чем тебе наш Горячев или Филатов [96] не нравятся?

— Чему там нравиться? Унылые тупые чинуши, которые умеют только щёки надувать. Лигачев, по крайней мере, пытается мыслить самостоятельно и понимает, что всё надо менять.

— Допустим, но как ты на него выйдешь?

— Знал бы, уже бы вышел. В планах у меня двигаться по комсомольской линии, для этого в комсорги выбрался, пару лет в этом качестве покручусь, а там буду в райком двигать… Это дело не быстрое. Давайте, парни, по домам, а то я и так вам много лишнего рассказал.

— Да, вместе пойдём, прогуляемся перед сном, всё равно же мимо моего дома пойдёшь. — Предлагает Олег.

— Тогда и я с вами — Вадиму тоже не хочется оставаться в одиночестве. — Борька, ты лучше поконкретнее расскажи, что с нами будет.

Болтая о прогностике и её прикладном применении, мы прошли по окрестным дворам. Жаль, что с этой нечаянной пьянкой, я совсем забыл про то, что собирался договориться с Вадимом о совместном поиске работы. Ничего, время еще есть…

ГЛАВА 8. МЫ ТВЁРЖЕ СТАЛИ

24 сентября, общежитие № 4 АФ. Павлов Сергей, староста 113 группы
Наверх вы, товарищи, все по местам.
Последний парад наступа-ает.
Врагу не сдаё-отся наш гордый «Варяг»
Пощады никто-о не жела-ает!
Вра-агу не сдаё-отся наш гордый «Варяг»
По-ща-ды никто-о не жела-а-а-ает!
и снова -

Вра-агу не сдаё-о-о-отся наш гордый «Варяг»
Поща-а-ады никто-о-о-о не жела-а-а-ает!
Четвертая общага сотрясается от пьяных голосов, разрывающих воздух второго этажа. По коридору стелется табачный дым, как после пожара. Сегодня наша сто тринадцатая празднуют день рождения Сашки Шестакова. Шурик любит петь. Любимая песня — «Варяг». На столе скромно теснятся несколько початых бутылок водки, под столом на полу виднеются пустые. Кроме водки стол украшен портвейном «Агдам», понятно, что этот изысканный напиток только для дам. Жуткая бормотуха, надо отметить, но сладкая и пьётся легко. Жаль, что последствия не предсказуемые. Кроме водки и «Агдама» — простая студенческая закусь. Вареная картошечка, копченая скумбрия и сало с соленьями, привезенные из родительского дома да пара буханок хлеба от которых просто отламываются живописные ноздреватые куски. Водка разливается в разномастные стаканы. Шестакову исполнилось целых двадцать пять лет, жуть какой старый. По этому случаю пару дней назад скидывались в группе по трояку. Что дарить никто не знал, поэтому просто вручили конверт с купюрами. Именинник остался доволен. И по этому поводу решил спеть «Варяга» в четвертый (или уже в пятый?) раз.

— Шурик, кончай уже со своими мареманскими ариями! Ты архитектор или боцманом, блин? — вдруг громко вопрошает Вовка Фефелов. Несмотря на то, что он учится уже на четвертом курсе, с Шестаковым они одногодки, оба отслужили, оба на флоте, поэтому держатся вместе.

— Давай лучше гимн АФ споём! Дайте сюда гитару. — Вова подтягивает струны, прислушивается к звуку расстроенного инструмента, проделывает с ним еще какие-то манипуляции. Наконец, звук его устраивает, и он выдаёт:

Не тронь меня, я гордый, я с архфака [97],
А остальное спроси по сторонам,
Я не Дин Рид и не Эдита Пьеха,
Но всё равно спою сегодня вам.
Одновременно с резкими ударами по струнам гитары, Фефелов обращается к нам, почему-то шёпотом:

— А вы, салаги, не сидите, подхватывайте! В полный голос тут же выдает следующий куплет:

Не так уж страшно то, что нас не так уж много,
Но если глянуть сверху и с небес.
Одна вторая этого всё от бога,
А остальное — дело всё АФ
Мы тверже стали, огнеупорней кварца,
А остальные — это мелочь, не народ,
И верю я, что сам товарищ Бaрзот
За хвастовство меня не упрекнет.
Все говорят про архитектора-студента,
Что он на общем фоне чуть дурной,
А что ж поделать, если семьдесят процентов
Из нас роняли в детстве на пол головой…
— Дружный смех собравшихся за столом студентов, подбадривает исполнителя:

С утра за пивом с трехлитровой банкой,
Хоть ничего не сделано ещё.
И как в войну с гранатами под танки,
Закрыв глаза, мы рвёмся под зачёт.
Внезапно пение прерывает звон. Это Годик стучит вилкой по горлышку бутылки.

— Внимание, друзья! У меня тост! Он пьян, но ещё держится. Все постепенно затихают, ожидая, новый афоризм.

— Александр, мы сидим тут и уже изрядно нализались, поэтому тост будет простой и короткий: — Давайте выпьем за то, чтобы у тебя всё было, а тебе за это ничего не было! Мы все здесь собрались хорошие друзья, давайте будем выпивать!

Звенят сдвинутые стаканы, перестукивают ложки и вилки, над столом висит лёгкий шум. Тут я вспоминаю, что обещал отцу подъехать в эти выходные, чтобы обсудить идею музея шахты. Его бригаде, как заслуженным ветеранам, генералы арбуз выкатили. Наверное, решили к шестидесятилетию Октябрьской Революции засветиться и премий себе под «воспитания будущих поколений», выписать. Надо будет посмотреть, что да как, все исходные собрать, и сюда привезти. Здесь уже со старичками помусолить на предмет, что можно из этого получить. Торопиться не надо. Понедельник меня не будет, кому же мне свои обязанности передать?

— М-м-мужики! — заплетающимся уже языком бормочет Шестаков, — хорошо сидим! Давайте споём! И снова затягивает «Варяга».

Борька Рогов, не прерывая песни, ловко протискивается за спинами пьяных сокурсников, еще немного, еще чуть-чуть, вот уже дверь в коридор… Ура! Он думает, что выбрался. Ха! Так просто ему не уйти.

Прямо в дверях стоит кучерявый, похожий на цыгана Сашка Пешков и не один. Он нежно держит за ручку какую-то девицу. Я не помню, чтобы встречал её в нашей общаге. Тёмненькая, стрижка каре, большие карие глазки, носик пуговкой, шейка красивая, длинная. Похоже, что тоже уже под мухой.

— … Глядя на линии твоей руки, я отчетливо вижу, что у тебя в жизни уже произошло одно довольно важное событие. Вот смотри, это линия жизни, она идет без перерыва вокруг большого пальца. Это очень хороший признак. А вот здесь на этой линии маленькое ответвление. Это и есть то самое событие. Оно было не очень давно. Хотя давно или нет — это относительно. Может казаться, что это было уже давно, а на самом деле было вчера. Кажется, связано это событие было с… — Сашка бросает моментальный взгляд на спутницу, — с мужчиной. Посмотри сама на эту линию, она все говорит ясно, ты легко можешь это увидеть…

— Вот Пешков даёт. Вводит в транс даже по пьяни! — Рогов тоже обратил внимание. — Это же НЛП [98], забалтывание в чистом виде.

— Я не знаю, что такое НЛП, но и без всякого этого, наш Пешков любую девочку уболтает. — Поддерживаю я разговор с нашим комсомольским вождём. Тут у меня всплывает в голове решение моей проблемы.

— Борь, ты что, уже линяешь?

— Ага, дел еще куча, а тут если ещё час просижу, то не только сегодня ничего делать не буду, но и в понедельник школу пропущу.

— Ну да, эти алконавты, и сами готовы не просыхать, и других с пути сбивают. Подожди пять минут, мне с тобой, как с комсоргом, переговорить надо.

— Давай, говори быстрее, да я побегу.

— Сможешь в понедельник меня подменить? Мне домой надо срочно сгонять, кое-какие дела на прежней работе внезапно образовались, а это в выходной не сделать, поэтому придётся целый понедельник там провести. Там всё не сложно, ты запросто справишься. За это я тебя… Нет, пока рано что-то обещать, вот приеду, расскажу.

— Лады! Сделаю. Всё, я побежал, но с тебя… ладно, вернёшься, обсудим. Короче, будешь должен.

ГЛАВА 9. ПРЕОДОЛЕЛ ПРОСТРАНСТВО

26 сентября. Улица Степная. Вадим Коновалов.
Я три дня ломал себе голову. Никак не могу понять, как Борька сумел угадать со стартом «Союза». В его рассказ о перемещении во времени, я всё равно не верю. Поэтому сегодня прямо с утра решил пропустить лекции и махнуть на Степную. Если самолет врежется в пятиэтажку, то выбора у меня и в самом деле не останется, и вселенная действительно может ветвиться и представлять из себя какое-то другое образование не подвластное человеческому разуму.

Предлагал вчера Олегу составить мне компанию, но тот отнёсся к идее без энтузиазма.

— Вадик, тебе интересно, вот сам и поезжай. Я Рогову и так поверил, тем более ещё год назад обратил внимание, что он стал вести себя совершенно по-другому. Темпоральное перемещение хорошо объясняет все эти странности, поэтому пусть так и будет.

— Но, лядь, это же никакой логике не поддаётся. Сам подумай! Если он сейчас будет менять что-то, то запросто может в своём долбанном будущем 2018 году не оказаться в нужном месте. А не окажется он там и тогда, то и не переместится сюда, а он здесь есть. Погребень какая-то! Петля времени! А если возьмёт да и помрёт вдруг?

— Да, мне как-то похуй, все эти «петли времени» и прочие философские выкрутасы. Если логика не может объяснить реальные факты, то что-то не так с логикой, а не с фактами.

Вот я и решил посмотреть на авиашоу собственными глазами.

Ну, как же я не люблю рано вставать! Лишь страшным усилием воли заставляю себя выбраться из постели, проглотить стакан чаю и, прихватив свой фотоаппарат, в семь ровно выскочить на улицу.

По Борькиным словам, таран произойдёт в 8.20. Дом расположен на Степной, это где-то в Ленинском, за площадью Станиславского. Номер дома не то 43/1, не то 41/3 точно я не запомнил. Ладно, на месте разберусь.

Денек сегодня чудо как хорош! Синее небо, в котором ни облачка. Сухие желтые листья ещё только начинают опадать. Жаль только, что автобусы как обычно по утрам забиты под самую крышу. Мне совершенно не понятно, почему из одного заводского района в другой заводской же район едут такие толпы народу. Тем не менее, мне удаётся протиснуться к окошку на задней площадке и, спрятав на груди «Зенит», дремать стоя.

Без десяти восемь я на площади Маркса. Прямо передо мной не может закрыть двери 4 троллейбус. Не может из-за торчащих из них мужских спин. Я упираюсь в них плечом, и с криком «Подвинулись, граждане ещё на одного человека» протискиваюсь следом. До Станиславского всего три остановки, тем более, из-за переполненности едем, не останавливаясь, и через 10 минут я уже на Степной.

Ничто не предвещает каких-либо особых событий. Только приближающийся рокот мотора всё сильнее отодвигает обычный уличный звуковой фон. С севера показался «кукурузник» Ан-2, самый простой и поэтому самый распространённый самолёт в нашей стране. Хорошая машинка, хотя и старая уже.

Самолётик начинает снижаться. Вот делает один круг левее улицы Степной, еще один круг уже почти над самыми крышами. Сейчас будет еще один круг и всё. Надо бежать бегом, если я хочу лично увидеть этот кульбит.

На бегу продолжаю посматривать вверх. Самолёт исчезает из поля зрения, а до ушей доносится грохот взрыва. Над крышей ближайшей хрущёвки взлетает всполох пламени, который через секунду сменяется клубами черного дыма.

— В рот компот! Блядь нахуй! — с губ стоящего рядом со мной дворника слетает поток бессвязных эмоций. — Нихуя себе ебануло.

Я быстро достаю «Зенит» и делаю первый кадр, даже не выставляя никаких диафрагм-выдержек. Автоматом он у меня стоит на минимальной диафрагме, день сегодня солнечный, негатив получится резкий.

Сделав тройку кадров, быстрее бегу во двор. У дальнего от меня подъезда виднеется дымящаяся куча покорёженного металла. Из дыры в стене торчит лопасть пропеллера. Самолет пробил дыру около двух метров в фасаде в районе лестницы между третьим и четвертым этажами. Разлившееся топливо полыхает, угрожая сжечь все квартиры несчастного подъезда. Кроме дыры от удара мотором повреждений стены не видно. Подъезд практически цел, только выбиты стёкла в окнах, и обрушен козырёк над входом, Ан-2 — машина лёгкая.

Делаю ещё десяток кадров с разных ракурсов, увлёкшись, не замечаю, приезда пожарных и милиции.

— Пацан, а кто тебе разрешил фотографировать место катастрофы? — вдруг раздаётся у меня за спиной строгий голос. — Паспорт у тебя есть?

— Никак нет, товарищ лейтенант, — я опускаю камеру и оборачиваюсь к офицеру. — Паспорт я обычно с собой не ношу, чтобы не потерять, а фотографирую я просто, чтобы был фотографический материал у нашей доблестной милиции.

— Разберёмся, — уже более миролюбиво говорит лейтенант, — но в отделение всё равно придётся пройти. Допросим тебя как свидетеля.

Постепенно двор заполнялся народом. Зеваки и любопытные сбегались посмотреть, что случилось со всех окрестных переулков. Вездесущие бабки рассказывают версию с неверной женой и ревнивым мужем-лётчиком, который таким образом решил наказать блудливую бабу. Снимать что-либо становится уже невозможно, поэтому яобращаюсь к менту.

— Товарищ милиционер, пойдемте, наконец, в отделение, а то мне, ещё на лекции надо.

— От лекций сегодня, считай, у тебя освобождение, — ухмыляется в усы ментяра, — вот сейчас выставим оцепление, можно будет и тобой заняться. Плёнку лучше вынуть, тогда, может быть, фотоаппарат верну.

В опорном пункте мы оказались только через час. И вот тут начался форменный допрос:

— Имя, фамилия, год рождения?

— Место жительства?

— Живёшь на проспекте Дзержинского… А что делал с фотоаппаратом на Степной?

— Учишься в НЭТИ… Сегодня у тебя с утра лекция… Как ты оказался на месте происшествия?

— Ты знаком с лётчиком?

— С его женой?

— С кем ты знаком в этом дворе? Как здесь оказался?

Чёрт, чёрт, чёрт, у меня действительно нет правдоподобной легенды. Если рассказать про перемещения во времени, и меня, и Рогова в психушку упакуют.

— Товарищ лейтенант, — я начинаю канючить, — ничего я не знал, фотоаппарат я всегда ношу с собой потому, что фотографией увлекаюсь. На Степную попал совершенно случайно. Сегодня видели, какая погода чудесная? На лекцию идти не хотелось. Вот и пошел, куда ноги понесли, а они меня почему-то сюда к вам на участок принесли. Тут у вас трах-ба-бах, шум, гам, тарарам. Самолёты падают…

Участковый записывает мой адрес и телефон, место работы родителей, другие личные данные. Узнав, что отец — подпол в областной ГАИ, лейтенант как-то вдруг подобрел. — Ладно, Вадим, дуй на лекции. Если потребуется, мы тебя вызовем.

Это я как-то легко отделался. Даже удивительно, ведь могли и до утра мариновать. Пока бы всё потушили, эксперты всё бы облазили, только бы к вечеру летёха меня бы допросил. Потом написал бы запрос в Дзержинский райотдел, к утру бы только ответили. Как мне повезло, что батя в ГАИ служит.

А Борька и в самом деле не врёт!

ГЛАВА 10. ЧУДЕСНО РУХНУТЬ НА ОПУШКУ

2 октября. Николай Иванович Морозов. Садовое общество «Наука».
Идея провести недельку в Сибири мне очень понравилась. С огородными делами мы с Тоней уже разделались, в Сибири никогда не были, а встреча со старым другом Мусаибом обещала много приятных моментов.

— Какой всё-таки Боря умный мальчик, откуда он мог узнать, что мы сто лет, никуда не ездили. — Сказала благоверная, когда услышала про наш с Григорием разговор. — И время самое подходящее, уже не жара, ещё не мороз.

30 сентября утром Григорий встречал нас в Толмачёво. Так странно называется местный аэропорт.

Уже при заходе на посадку было заметно, что время выбрали мы действительно самое удачное. Как раз в права вступила золотая осень. Как там говаривал Фёдор Иванович Тютчев: -

Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора —
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера…
Я стоял на балконе и декламировал командным голосом стихотворение великого русского поэта Тютчева. Внизу яростная желтизна берез, багряные кудри рябин и клёнов. Всё это на фоне пронзительно голубого неба. Свежий, с серебристой искрой летящих паутинок, воздух немного пьянит, тем более что мы успели пропустить уже по стописят «Столичной» за встречу, за друзей, за авиацию…

После ночного перелёта, когда четыре часа внезапно превращаются в восемь, после ледяной водочки под сибирские пельмешки, глаза сами закрываются. Не помогает даже декламация прекрасной пейзажной лирики на весь двор. Поэтому нам срочно устраивают лежанку… и это правильно!

Хозяева в субботу решили устроить экскурсию в своё «поместье». Подумали, что ничего лучше, чем жарить мясо под листопадом придумать невозможно. Благо, погода выдалась хоть и прохладная, но солнечная. Всю неделю перед нашим приездом было сухо, поэтому мероприятие удалось.

Дачка, конечно, скромная. Шесть соток и домик из одной крошечной комнатки и веранды. По сравнению с ней наша «усадьба» — просто неприлично богатая вилла. Всё-таки два этажа и баня. Однако убогость строений никак не отразилась на красоте местной природы. На мангале из кирпичей был зажарен отличный шашлык и под водочку успешно употреблён.

После пикника Григорий потащил нас в какой-то ботанический сад рядом с дачкой. Оттуда по каким-то тайным тропам мы вышли к главной Новосибирской достопримечательности — знаменитому Академгородку.

— Григорий! Ты решил нас уморить в этих чащобах? Пора остановиться, а то ты вместо добрых гостей получишь два истощённых трупа. Наша очередь вас угощать. Есть в этом очаге научной культуры какой-нибудь ресторан? — я, тяжело дыша, выдал эту мольбу о привале.

— Николай! Об этом не может быть и речи! — Григорий пытался мне возражать. — Вы наши гости, поэтому милости прошу в «Дом Учёных», там есть ресторан и говорят, даже весьма неплохой.

— Лейтенант Рогов, что за препирательства со старшим по званию! — я принимаю на себя командование нашей компанией. — Приказываю. Оправиться, привести себя в порядок и с песней, строем, дистанция через одного линейного… Шагом… Арш!

Тот же день. Там же. Борис Рогов.
Беседу с полковником я решил отложить на время, когда у него немного выветрятся алкогольные пары. По моим прикидкам это должно было случиться на третий день по приезду. Промахнулся! Оказалось, что отец не придумал ничего лучшего, чем везти их на свою историческую родину. Алтай это прекрасно, но тогда мне остаётся на беседу только вечер перед вылетом. Это точно будет суровый пилотский банкет на посошок.

6 октября. Новосибирск. Прощальный банкет. Борис.
Почти чернильно-черная, синь холодного октябрьского неба висела над уже почти голыми деревьями. В ожидании первых ударов зимней непогоды, дрожали на ветру ветви берез и тополей. Порывы пронизывающего северного ветра не оставляли никаких сомнений — зима на носу. По сравнению с желто-красным Алтаем, Новосибирск выглядит суровым северным городом.

Завтра утром полковник улетает. Они с отцом уже хорошо приняли на грудь, когда я вспомнил, что за всей этой туристической мишурой, чуть не забыл о главном. Мне же надо с ним обязательно поговорить. Пусть с бухим, но может так до него проще дойдёт. Дальше тянуть некуда, поэтому я иду искать, а кто не спрятался, я не виноват:

— Николай Иванович, мне нужно с вами поговорить! — Я нашёл полковника на балконе.

— Ну, давай поговорим, — тяжело отдувается Морозов. — Папка твой меня за неделю умотал. Спасибо ему, конечно, интересно познакомиться со столицей Сибири, с Алтайской природой, какая там медову… стоп! Я, кажется, опять отвлёкся… Так, о чём поговорим?

— Ага, Николай Иванович, что-то родитель вас заездил, — усмехнулся я. — Помните, как мы с вами прошлой зимой хоккей смотрели? Я ещё счёт предсказал.

— Ну и? О чём речь? Вспомнил! Куртку бомбер-реглан я тебе привёз, с тебя 56 рублей…

— За куртку огромное спасибо. Деньги я вам завтра отдам, хорошо? Но я сейчас не о куртке хочу поговорить. Дело в том, что я вижу странные сны. В этих снах мне открываются некоторые события будущего. Например, слышали про Беленко?

— Который месяц назад в Японии на вынужденную сел?

— Ага, на вынужденную! Ждите! Сбежал он туда с целью в Америке поселиться и самолёт новый угнал, чтобы было чем за душевный приём заплатить.

— Ты то, парень, откуда знаешь? Напечатали же в газетах что-то про неисправность техники и вынужденную посадку на аэродроме в Хакодате.

— Я же вам говорю! Во сне видел. Я такие сны с информацией уже больше года записываю, поэтому могу рассказать довольно много интересного.

— Болтун ты, Боря, вот ты кто! — Старый лётчик рассердился. — Не люблю я когда мне так откровенно врут.

— А вы, Николай Иванович, спросите своих знакомых об этом Беленко. Он как раз сейчас активно интервью журналистам в США раздаёт. Наверняка у вас в авиации знакомые остались.

— Всё, Боря! Больше даже слушать твой бред я не желаю. — С этими словами Морозов возвращается к столу и через пару минут оттуда раздаётся лихая песня:

Там, где пе-хо-та не прой-дёт!
И бронепоезд не промчится!
Угрюмый та-а-анк не проползё-о-от!
Там пролетит стальная птица!
— Лейтенант Рогов, а чего это ты мне подливаешь, а сам не пьешь? Ну и что, что ты хозяин, ты должен гостя уважать и пить вместе с ним. Давай еще по последней тяпнем! И… От винта! Песню мы допели, но проснулся я почему-то уже в такси по дороге в аэропорт.

Дома из кармана куртки отставного полковника выпал тетрадный листок с плотно заполненный убористым почерком:

17-18 октября

в Хабаровском крае пожары в лесах, образуется огненный смерч, который пронесётся от г. Бикин до Комсомольск-на-Амуре. Погибнет 42 чел.

28 ноября. После вылета из «Шереметьево» потерпит катастрофу «Ту-104 Б». Погибнет 72 чел.

17 декабря

В Киеве из-за погоды разобьётся «Ан-24». Погибли 48 из 55 человек.

7 января 1977 года. Теракты в Москве.

13 января. В Алма-Ате разобьётся «Ту-104». Причина — пожар двигателя, повлёкший за собой взрыв. Погибнет 96 чел.

15 февраля. В Минводах разобьётся «Ил-18» из Ташкента. Погибнет 77 чел.

25 февраля. Пожар в гостинице «Россия».

Полковник сначала ничего не понял. Только прочитав текст в третий раз до него дошло, что это Борька Рогов подсунул.

— Ядрит твою раскудрит! Вот так финал сибирского отпуска. И что мне теперь с этим делать? К тому же голова болит после вчерашнего — ужас… Ладно, сегодня полечусь, а потом думать буду, что ветераны могут поправить. С пожарами точно ничего не сделаем, а до ближайшей авиакатастрофы время ещё есть.

ГЛАВА 11. КАК ХУДОЖНИК ХУДОЖНИКУ

8 октября. Тришин Александр Семёнович
Дождливым октябрьским вечером на кухне в квартире художника Тришина горит мягкий уютный свет. За окном ветер сечёт стекло ледяными мокрыми розгами. На плите закипает чайник. Воздух пропитан крепким табачным дымом. Женщины в нашей семье не выносят дым и по этой причине не присутствуют.

Сегодня к нам зашёл Ленкин кавалер. Дочка говорила, что что-то он мне собирается предложить интересное. Мы уже скоро час сидим, но всё никак до дела не дойдём. Крутит чего-то вокруг да около. Я тут уже всю кухню задымил… Галя мне голову за это оторвёт. Надо самому брать быка за рога.

— Борис, Лена меня уверяла, что ты что-то придумал интересное. Я заинтригован. Может уже достаточно вежливых разговоров ни о чём? Давай, докладывай!

— Как скажете, Александр Семёнович. — Борис заметно обрадовался смене темы. — Скажите, а часто в Худфонд обращаются производственники с просьбой об оформлении наглядной агитации?

— Ты знаешь, не часто, крупные заводы предпочитают держать в штате своего оформителя или даже бригаду, мелкие — ищут всяких леваков. — Я немного ошарашен и всё ещё не понимаю, куда он клонит.

— Что, неужели совсем не обращаются?

— Иногда, конечно, такое бывает, но как Худфондовские расценки услышат, так желание у них пропадает. Боря, к чему ты клонишь?

— Александр Семёнович, есть у меня одна идея коммерческого свойства. Из ваших рассказов следует, что писать транспаранты, раскрашивать доски почета и ваять лозунги «Слава КПСС» живописцы и графики не любят. Правда?

От неожиданности я давлюсь дымом и начинаю кашлять. Кашель внезапно переходит в приступ смеха. Чтобы прийти в норму, встаю и, на правах хозяина, наливаю в чашки свежего кипятка. Попал сопляк в самую точку. Только сегодня в Союз звонили из Горкома, спрашивали, сколько будет стоить доска почета в центре города.

— Ну, ты и спросил! Какому нормальному мастеру доставит радость «датское» [99] искусство? Конечно, мы от этого отбрыкиваемся по мере сил. Хоть иногда платят за «политику» неплохо. И сделать можно быстро. Но и обмануть могут, сославшись на сознательность и коммунистическое отношение к труду. Тут на кого нарвёшься.

— Вот тут я вам и хочу помочь. Существует много талантливых, но бедных студентов-архитекторов, готовых за деньги рисовать и красить хоть про КПСС, хоть про НСДАП. Самое примечательное, делают они это хорошо и быстро. Деньгами не избалованы, поэтому готовы работать по более низким расценкам, чем официальные, были бы заказы. В общих чертах, Александр Семёнович, идея такая. — Борис аккуратно отодвигает от себя чашку и начинает помогать себе жестами.

— Приходит к вам в Худфонд клиент — Борис изображает пальцами на столе этого «клиента», — и, весь такой важный, говорит, что ему очень надо, например, доску почета своего нефтемясорезинтреста. Вы ему — дорогой товарищ, мы с радостью, но стоить это будет стопитсот тысяч рублей. Деньги у вас есть? Показываете ему смету с госрасценками, мол, мы по закону работаем, по-другому не можем. Если по деньгам его устраивает, то идёте по вашему обычному пути, если нет, то предлагаете обратиться в «подшефный» коллектив. — Борис делает небольшую паузу в своём выступлении.

— Борь, подожди, так нельзя! Это же будет дискредитация работы художника! Демпинг, девальвация и всё такое! К тому же нарушение финансовой дисциплины, а это дело вообще подсудное — Я неожиданно для себя начинаю горячиться.

— Александр Семёнович, подождите минуту. Что касается девальвации и демпинга, то демпингуют самоучки-халтурщики, готовые за бутылку изобразить хоть чёрта лысого. Им деньги и несут, а так будут нести вам и нам, то есть профессионалам. — Борис пристально посмотрел на меня. Нужен теневой коллектив художников-оформителей, нацеленный как раз на массовые объекты. На днях у нас на факультете родился такой. Готовы будем работать даже немного ниже сложившихся в городе расценок, качество гарантирую вполне приличное. Под крышей комитета комсомола, между прочим.

— Так, стоп, не торопись, — я останавливаю поток красноречия молодого пройдохи, — надо ещё проще. Мы с тобой садимся и обсуждаем объём работ, я называю сумму, которую готов буду отдать исполнителю. Дальше можешь делать с ней всё, что хочешь.

— Можно и так. Я вас понимаю, не хочется выпускать контроль над деньгами заказчика? Александр Семёнович, давайте так и сделаем первый заказ, а там проанализируем, как получилось и если что, то подкорректируем. Тогда и договор составим о сотрудничестве. Неофициальный, просто для взаимного понимания. Правильно?

Паренёк действительно придумал вполне работоспособную схему. Думаю, что должно получиться. Через месяц праздничная демонстрация намечается, а это «сенокос» у оформителей.

— Да, дело интересное. Стоит попробовать. Но для безопасности сделать надо так — студентов оформлять по всем правилам, подписывать с ними трудовой договор, составлять смету и график, брать подоходный, проводить все операции через счет. Тогда всем выгодно! Студенты получают деньги и опыт работы, Худфонд — деньги и славу, заказчики — наглядную агитацию.

— Мне кажется, главное — начать! А там, как только результат появится, сарафанное радио заработает и клиент пойдёт. У нас же все ищут исполнителей через знакомых.

— Звучит заманчиво, но надо посоветоваться с руководством. Сам понимаешь, в нашем деле очень важен, как говорит наш любимый шеф — реализьм [100]. С Никольским и Бухаровым переговорить в любом случае придётся. Я, конечно, со своей стороны, распишу выгоды для них, но ничего гарантировать не могу. Они же оба не из архитекторов. Толик Никольский, кажется, поимел какие-то неприятности, когда в Сибстрине работал, поэтому перешёл на худграф. С ним могут быть проблемы, а он с этого года председатель НОСХа [101]. Подозреваю, что сделает так — нам откажет, а сам однокашников подтянет.

— Может оно и так, но неужели у него столько однокашников, что нам не хватит?

— Да, кто его знает. Я его знаю шапочно, всё-таки между нами разница 17 лет, он ко всем мастерам старшего поколения относится свысока, но поговорить в любом случае обещаю.

— Тогда я вам завтра и позвоню вечером? Хорошо?

— Да, звони, я думаю, завтра всё и решится.

На этой оптимистичной ноте мы закругляем нашу беседу. Из прихожей слышен нетерпеливая возня. Дочка исстрадалась в ожидании кавалера. Борька быстро накидывает куртку и выскакивает из квартиры.

На следующий день специально поднялся в мастерскую Никольского и осторожно, не вдаваясь в детали, рассказал ему идею. На удивление Толик отнёсся к этой мысли благосклонно.

— Семёныч, идея мне нравится, можно под это дело студентов привлечь, им деньги всегда нужны. Я думаю, что из архитектурного и с худграфа можно команду набрать. Конкурс провести для первичного отбора и привлекать по мере появления заказов. — Толик, вытер руки об испачканное краской вафельное полотенце. — Чаю, кофе, пива, водки? Присаживайся, Семёныч, потолкуем о делах наших скорбных.

Похоже, что Анатолий уже успел с утра остограмиться, но к счастью, не до потери памяти, поэтому такой лучезарный и довольный. И хорошо! Главное, чтобы не забыл, что принципиальное согласие дал. Детали потом, когда первый блин комом пойдёт. А что он пойдёт комом, я ни минуты не сомневаюсь.

Вечером, едва успел добраться до дому, как юный делец уже звонит:

— Александр Семёнович, здравствуйте! — чувствуется, что парня так и распирает любопытство, но он сдерживается, — Сложился ли разговор?

— И тебе, Боря, не хворать. — Я держу фасон. Говорю солидно и весомо, — Никольскому твоя идея понравилась, особенно, когда я назвал её авангардной. Он же сам себя провозгласил авангардистом-соцреалистом. Короче, принципиальное «добро» получено.

— Тогда какие у нас следующие действия?

— Да какие тут могут быть действия? Сидим и ждём, когда придёт заказчик. Как только что-нибудь появится, я тебе сообщу. А там по ситуации. — Я протягиваю трубку, вертящейся рядом дочурке и в пол уха прислушиваюсь к тихим звукам разговора.

— Привет, милашка! Как ты? Гулять сегодня пойдём? Почирикаем?

Нет, каков ловелас! Моя Леночка уже милашка… Растут детки, так не заметишь, как внуки появятся…

— Да, ну, тебя, дурачок! Сейчас оденусь, жди внизу у подъезда. — Лена кладёт трубку, и, повернувшись ко мне, строго так заявляет:

— Папа, между прочим, подслушивать не хорошо!

— Что подслушивать не хорошо, я в курсе, но дело касается любимой дочки. Вот будут у тебя детки, тогда поймёшь. — Ленка чмокает меня в нос и исчезает в своей комнате. — Вот и выросла девочка.

На следующий день. Мастерская Анатолия Никольского
Анатолий Николаевич Никольский — живописец, график и акварелист торопился в свою мастерскую, расположенную на четвертом этаже под самой крышей старого дома на Богдашке. Вчера он беседовал с одним из патриархов Новосибирского Союза Художников, Александром Тришиным. Заслуженный работник искусств РСФСР, любимец местного бомонда и театральных кулис. Этот старый пень, почему-то считает себя импрессионистом, строит из себя жителя Монмартра… В беретике, со шкиперской бородкой и длинном красном шарфе всегда. Настоящий художник, блин.

Однако вчера он предложил действительно интересную форму работы. Я сразу понял, что на этом предложении можно будет заработать не только деньги, но и славу передового прогрессивного организатора. Конкурс, если его правильно организовать, это же поистине золотое дно! Можно же договориться и с жури, и с конкурсантами. Можно сделать участие в конкурсе платным…

От грядущих перспектив Никольскому, несмотря на осенний пронизывающий ветер, стало жарко. Он почувствовал жгучее желание вдарить по девственно чистому пространству загрунтованного холста острым как бритва красным кадмием, солнечно-жёлтым стронционом и отметелить всё газовой сажей. При этом было совершенно наплевать на сюжет, на натуру, на композицию. Главное выплеснуть избыток вскипающих эмоций! Только цвет, только колорит! Ну и водочки грамм сто для настроения!

Так в Новосибирске родился ещё один абстракционист. Но это совсем другая история…

17 октября. Тришин в кабинете председателя Худфонда.
Не прошло и недели с памятного разговора про искусство в стиле агитационной халтуры, как наклюнулся первый заказ. Председатель профкома Октябрьского кирзавода слёзно просил помочь в оформлении машины для демонстрации на 7 ноября. Денег у них не густо, это не «Сибсельмаш», и не «Радиозавод». Поэтому госрасценки не потянуть. Договорились, что товарищ приедет завтра после работы, чтобы не торопясь всё обсудить.

Как только кирпичный профбосс положил трубку, я набрал Бориса. К счастью, тот оказался дома.

— Борис, ты завтра, во сколько можешь в Худфонд подъехать? — взял я сразу быка за рога.

— У меня четыре пары, полчаса на дорогу. Значит, не раньше четырех. Да, в четыре я точно смогу подъехать. Это нормально?

— Давай лучше к семи. Кирзавод хочет заказать оформление своей колонны к демонстрации. Лозунги и транспаранты у них есть, а вот нахлобучку на грузовик надо будет придумать. Делал у вас кто-нибудь что-то подобное? Здесь ведь не только надо придумать, но и сконструировать, чтобы всё было прочно и функционально. Есть у твоих друзей такой опыт?

— Я завтра расспрошу. Александр Семёнович, как вы думаете, мы за полчаса управимся? А то мне завтра к восьми на работу. Я же тут «ночным директором» подрабатываю. Завтра дежурство.

— Думаю, что успеешь, в крайнем случае, я тебя отпущу, сам всё решу, тебе придётся мне довериться.

— Это как раз не вопрос, я же знаю, что вы честный человек и не обманете бедного студента. — Следует секундная пауза, Я думаю, что разговор окончен, но Борис продолжает:

— По деньгам вы уже о чём-то договорились? Мне же надо будет мужиков как-то ориентировать.

— Пока нет. Я вообще не помню, чтобы через Худфонд подобные заказы проходили. Думаю, что просить надо не меньше тысячи.

— Хорошо, так и будем ориентироваться.

В приподнятом настроении еду по сумеречному городу в свою мастерскую. Меня ждёт незаконченное полотно. Незаконченное, потому что мне не хочется его заканчивать. Это же такое тонкое удовольствие ощущать скольжение кисти по холсту, наблюдать яркий трепещущий мазок, чувствовать, как в душе просыпаются воспоминания о прекрасном крае под названием Гурзуф. Сразу на языке появляется вкус кокура, в ушах — звук морского прибоя и крики чаек, шёлк женской кожи под пальцами. Удивительное блаженство промозглым ноябрьским вечером с помощью кистей и красок воскрешать столь чудесные мгновения. А как же хороша была та брюнеточка…

18 октября. Владимир Гайданский. Сибстрин.
В кабинете рисунка на третьем этаже шторы были задернуты почти всегда, чтобы свет с улицы не мешал нужному освещению выставленных учебных натюрмортов.

На плоском параллелепипеде стоят гипсовые геометрические тела — конус, куб и шар, рядом лежит шестигранная призма. Все фигуры довольно старые, немного побитые, сильно заляпанные студенческими пальцам. Сверху на композицию падает ярких свет двух двухсотваттных ламп софитов. Направленный свет уничтожает тени, как собственные, так и падающие. Нам важно отследить и правильно изобразить перспективные сокращения всех граней. Скукота страшная! Если бы не Людвиг Карлович, то можно было бы и немного вздремнуть, опершись о мольберт. Вон, Меньшиков уже ухом рисует. Я тычу его карандашом в бок. И сдавленным шёпотом:

— Не спи! Замерзнешь!

Меньшиков открывает глаза и также сдавлено в ответ:

— Отвали, Годик, я не сплю, я так перспективу строю…

На перерыве подваливает ко мне второй Борька нашей группы, тот который Рогов. Весь такой деловой и дико серьёзный. Так и хочется ему саечку [102] сделать. А Рогов продолжает:

— Вова, есть тема, как заработать немного денег. Тебе интересно?

— Деньги, это интересно, денежки я люблю. — Я со своего места поднимаю на него взгляд и смотрю поверх очков — Что делать надо?

— Кирзаводу надо оформить автомобиль для демонстрации. Автомобиль УАЗ-«буханка» с трех сторон надо будет закрыть, а над крышей какую-нибудь фанерную фигню придумать. Всё покрасить в красный цвет, расписать лозунгами, ну вот как-то так. За сколько бы ты взялся всё это дело соорудить. Они сами не знают, сколько это может стоить.

— Фанера, брусок, краски, кисти — за мой счёт?

— Да, заказчик не хочет вообще с этим возиться, но пустим отдельной строкой. Как же это называется? Забыл я. Когда на свои деньги покупаешь, а потом бухгалтерия тебе эти деньги возвращает.

— Это называется — «приобретение по копии чека» — напоминает мне Годик. — Тогда, как раз получается, что не за наш счёт, а за счёт заказчика. За наш было бы, если бы всё входило в одну сумму. А так без учета материалов я думаю, за три косаря можно было бы взяться.

— Годик, ты что!? За три! тысячи! — Борька от удивления аж глаз выпучил.

— Косарь это не тысяча, это сотка, молодёжь безграмотная, всему вас учить надо. Тысяча это «штука» или банковсковская упаковка из ста червонцев.

— Триста это нормально. Буду говорить с клиентом, исходя из этой суммы. Только, Годик, давай, ты не будешь трындеть на эту тему, а то у нас в стране такой подход не поощряется, мягко говоря.

— Ладно, молчок, зубы на крючок — я жестом показываю, как зашиваю себе рот.

Тут же Минерт призывает нас к порядку, а Борька возвращается к своему мольберту. Он почему-то любит рисовать стоя. Не понимаю я, что за радость четыре часа на ногах стоять.

А предложение и в самом деле очень даже неплохое. Даже если ему скостят до двухсот. Я за две недели сделаю, это к бабке не ходи. Если так пойдёт, томожно будет с общаги съехать, снять домик в частном секторе, там мастерскую развернуть… Что-то я рано размечтался…

Однако мысли о возможном заработке не покидали меня целый день. Я еле дождался утра, прибежал раньше всех на историю искусств. А Борька, гад, появился только на перерыве. Поманил меня пальчиком, наглец, и мы разместились за последним столом.

— Всё на мази! Договорился на 350, но придётся оформить трудовой договор на меня. Из этих денег 13 % подоходный, из оставшихся 10 % мне, 10 % мужику, который от завода заказ курировать будет. Тебе остаётся 240. Согласен?

— А что нельзя было включить все эти проценты в общую сумму? — Я изображаю возмущение. — Надо было внимательно всё посчитать, а ты, наверное, только подоходный прибавил и на этом успокоился. Так?

— Нет, не так! Я зарядил для начала вообще четыреста, но пришлось согласиться на триста пятьдесят. Тут уж так, либо ты получаешь свои двести сорок, либо ничего не получаешь. Жадничать не хорошо, как наш Павлов говорит, это не по комсомольски, — и ухмыльнулся хитро. У! Деляга!

— Да, согласен я и на эти копейки. Когда аванс будет?

— Прямо завтра. Я тебе скажу куда подъехать, там договор напишешь, аванс получишь и вперёд. Только хорошо надо сделать! Обязательно, перед тем как в материале воплощать, мне эскизы покажи.

— Да, ну тебя нафиг, кто ты такой вообще? Нет уж, давай ты не будешь лезть в мою кухню. Знаешь сколько я таких демонстраций уже нафигачил? Ты же ещё ни одной халтуры не сделал так, что давай адрес и отваливай, не учи отца и баста.

— Годик, учти, если сорвёшь, больше заказов не получишь.

— Ну и фиг! Напугал ежа голой жопой! Всё будет чики-пуки.

Через две недели во дворе заводоуправления «ЗСМ-7» можно было наблюдать странное сооружение в виде большого красного «кирпича» с белыми крупными рублеными буквами: — «Слава Великому Октябрю», углом в большой «кирпич» врезан белый поменьше, типа — силикатный. Грани украшены панно из черно-белых крупнозернистых фотографий, солдат, матросов, красногвардейцев. Даже строку Блока можно разглядеть при желании «Революционный держите шаг, неугомонный не дремлет враг!». В целом смотрится неплохо.

Тришин ради интереса тоже появился для «освящения» атрибутики от Худфонда и НОСХа. Он тоже остался доволен. Даже подошел ко мне, поздравил с успешно выполненной работой, пожелал персональных выставок. Короче, Вовик Гайданский молодец!

ГЛАВА 12. НАША ДАЦЗЫБАО

20 октября. Владимир Каплин. Дзержинский райком ВЛКСМ.
К осени 1976 года Володя Каплин сделал карьерный рывок. Во-первых, он защитил диплом и получил звание «инженера-экономиста АСУ». Теперь его на кривой козе не объедешь! В Дзержинском райкоме его инструктора его двинули в заместители завсектора пропаганды. Понятно, что комсомол это тупиковая ветка и через пару лет надо будет переходить на партийное направление, но делать это с более высокой должности всегда проще.

Каплин шёл по коридору старого здания, погружённый в мечты и грёзы. Что-что, а мечтать он любил. Особенно хорошо мечталось на тему карьерной лестницы.

— Надо в этом году в партию вступить. Владимиров наверняка мне рекомендацию напишет. Кто вторую даст? Вопрос пока открытый. Может тот мужик из Райкома, что тоже агитацией занимается. А что? Он вроде не занудный, я ему плохого ничего не сделал… Нет, всё-таки это дело не этого года, а скорее следующего. Вот после Нового Года и начну его подготавливать. Под это дело хорошо бы было еще и с какой-нибудь инициативой выступить. Может всё-таки двинуть газету?

Надо Рогову позвонить… Надо с ним поговорить. Паренёк всё-таки мне здорово помог. Узнаю, что у него нового, может он мне что-то полезное посоветует.

— Борька, тебя к телефону, — раздаётся девчачий крик в трубке, — какой-то Каплин, хочет с тобой поговорить.

Через минуту в трубке раздается знакомый ехидный голос:

— Здравствуйте!!! Борис Рогов внимательно слушает.

— Боря, ты это…, давай…, дурака то не валяй, — Вова без долгих предисловий рвёт с места в карьер. — Когда сможешь в райком подъехать. Я принципиальное согласие у Первого получил.

— Согласие на что?

— Забыл что ли? На организацию молодёжной газеты в нашем районе. Ты — главный редактор.

— Завтра у меня ночное дежурство, а вот послезавтра, пожалуй, смогу тебя навестить и выслушать твои предложения. Но ни о каком редакторстве не может быть и речи! Ты что, совсем не в курсе, что такое работа редактора? Тут нужен матёрый волчара. Кроме того, мне ещё и учиться надо, и работаю я по вечерам. Так что, встретиться поболтать о высоком, это, пожалуйста, а в редакторы ищи кого-нибудь другого.

— Вот и ладушки! Тогда до послезавтра. Всё! Бывай! — Я в досаде бросаю трубку. — Что за детский сад, честное слово! Ему предлагают интересную, перспективную работу, а он морду воротит! — даже немного обидно. Вот так заботишься обо всех, бегаешь, аки белка в колесе, а тебе в ответ — идите нахер, товарищ!

Впрочем, я Борьку всё-таки поймал! Он же пообещал, что прикинет, а это уже неплохо. А не поехать ли мне скачки [103]? Деньги ребята обещали передать. Может чикса какая-нибудь подвернётся, а то что-то я давно никого не валял.

Дзержинский райком ВЛКСМ. Кабинет Каплина. Рогов.
Выполняя обещание, я набросал план содержания районной комсомольской многотиражки. По контенту всё просто. Интервью в каждом номере с каким-то «важняком» нашего района. Начать надо, конечно, с райкома Партии, дальше в разнобой, то рядовой гражданин, то руководитель. Обязательно с портретом респондента.

Обзор рынка труда района — в обязательном порядке, поэтому рубрика профориентации — тоже в каждом номере. Причём с указанием всех ништяков, которые получает работник: зарплата, премии, путёвки, шансы на получение жилья.

Что там нашей молодёжи ещё интересно?

— Спорт. Краткий обзор по всем спортивным событиям района, репортажи с местных соревнований. Портреты победителей. Поздравления и интервью с ними и их тренерами. Турнирные таблицы по главным мировым и отечественным чемпионатам. Ещё расписание занятий секций в спортклубах района. Это обязательно.

— Кино и прочая культур-мультур. Обзор новинок с краткими опросами зрителей. Какие-то рассказы из жизни звёзд. Сплетни всегда пользуются спросом.

— Мода. Небольшая рубрика с рисунками модных силуэтов.

— Несколько непостоянных рубрик — репортажи, журналистские эссе, сатирические фельетоны. Может быть, стоит иногда перепечатывать нашумевшие статьи из центральных газет, чтобы спровоцировать обсуждение. Да! Обязательно надо давать сводку УВД о раскрытых преступлениях.

Ещё классная идея! Вокруг газеты можно организовать дискуссионный клуб с трансляцией заседаний по радио. Аналог ток-шоу из двадцать первого века. Таким способом закладываем зерно для будущего выращивания на нашей почве современных форм агитации и пропаганды. Свою телестудию провернуть. Всё-таки печатное слово это умирающая форма, как её не раскручивай, она всё равно будет уступать ТВ.

Думаю, что тираж большой не нужен. Лучше, чтобы газетка стала дефицитом, тогда ценность её повысится, что приведёт к повышению ценности той информации, которая там будет представлена.

— Ну, ты даёшь! — сказал мне Каплин, как только закончил читать мою краткую записку о возможном содержании будущей районной газеты, — где мы столько корреспондентов найдём, чтобы всё это воплотить? Ты же отмажешься, скажешь, что тебе учиться надо, что работаешь, еще какую-нибудь залипуху придумаешь. Я тебя знаю. Где искать авторов всех этих штучек?

— Вова не мельтеши! Во-первых, газета — твоя, ты просил идеи? Я тебе их принёс. Как воплощать, как авторов привлечь думай сам. Ты всё равно будешь начальником.

— Что я во главе, это не обсуждается, — Владимир важно поправил узел темно-синего галстука и принял позу киношного бюрократа. — Ты, товарищ, назначаешься ответственным за редактуру и за персонал, а я на себя возьму пробивание печатных мощностей и финансирования издания. Ты же всё это не потянешь? Правильно! Вот, если райком привлечь, то с деньгами проблем не будет. Несколько ставок с минималкой по отрасли получить вполне реально. Построчные гонорары тоже поначалу никто оплачивать не собирается, но шанс такой есть, если орган себя покажет. Кроме того я помещение для редакции уже приглядел, причем прямо здесь в райкоме, чтобы далеко не ходить. Пошли, я тебе покажу. Правда, надо мусор всякий выгрести, но это пустяк, устроим комсомольский субботник с торжественным товарищеским обедом…

— Ага, с блекджеком и шлюхами… — тихо себе под нос бурчу я, — Вова, на меня не рассчитывай. Я же тебе говорил, только генерация идей. Может быть отдельные статейки, интервью, очерк в крайнем случае. Остальное должен делать профессиональный редактор, с реальным опытом работы, со знанием издательского и типографского дела…

— Чего ты там про шлюх бормочешь? — прерывает свой поток красноречия молодой бюрократ, — никаких шлюх! никакой порнографии с эротикой! Всё должно быть в духе морального кодекса строителей коммунизма. А про главного редактора, тут, наверное, ты прав. Буду думать. Редакторы на дороге не валяются, как и собкоры и спецкоры.

— Тогда вот тебе идея: — на все очерки, статьи, фельетоны объявляй конкурсы в старших классах с премиальным фондом. Школьник, он же человек безденежный и бесправный, рад любой копеечке. Я думаю, что только из нашей 82 школы можно будет набрать материала на год вперёд. Особенно если с Ангелиной, русачкой нашей, договоришься.

— Идея добрая! Вот ты ей и займешься, тем более, что в своей школе, ты всех знаешь.

— Вова, не заставляй меня прибегать к грубому обращению, я же уже сказал тебе, в каких пределах ты можешь на меня рассчитывать. В школу сам сходи, там к тебе хорошо относятся. Пошли лучше, ты мне помещение покажешь.

Мы спускаемся по пыльной лестнице. Каплин возится в замке, и после некоторых усилий дверь поддаётся. Из тьмы подвала, как из подземелья тянет сыростью, плесенью и мышами. Вован шарит рукой по стене в поисках выключателя и, наконец, свет тусклых лампочек озаряет мрачные своды. Каплин думает, наверное, что здесь кто-то сможет работать. Он страшно горд своей сноровкой, смекалкой и сообразительностью. Надо ему эту малину обломать, здоровье дороже.

— Вова, а у тебя с обонянием совсем плохо? — обрываю я льющийся поток самовосхваления номенклатурного дитя.

— С какой целью интересуешься? — вопросом на вопрос отвечает товарищ. — Ну, пованивает немного, это ерунда, привыкнешь.

— Ты, Володя, так не шути. Отравление спорами плесени, это тебе не простуда какая-нибудь. Эта хрень ведёт к астме, пневмонии, синуситу, к внутренним кровотечениям, и даже эмфиземе легких. Тут просто косметическим ремонтом не отделаешься, надо обеззараживание проводить, причём всего подвального помещения. Эти споры с теплым током воздуха поднимаются наверх, и вы там в своих кабинетах зарабатываете себе неизлечимые болезни.

— Умеешь ты обрадовать! Целый ликбез устроил. Откуда ты только это знаешь? Раз смог меня напугать эхвиземами всякими, то и я смогу Первого припугнуть, чтобы деньги на ремонт выделил. Сколько денег потребуется, как ты думаешь.

— Мне-то откуда знать? Если ты план покажешь с размерами с отметками, с коммуникациями, то вечером я подумаю, и завтра тебе смогу что-то сказать. Сейчас мне даже общие объёмы не известны.

— Где ж я план найду?

— Тут два пути. Ты обращаешься в канцелярию или в архив, не знаю, где у вас хранятся документы, и находишь там инвентарный план здания. Там должен быть и чертеж с размерами. Если такового не обнаружится, то придётся раскошеливаться на обмерные работы. Обмеры я могу за деньги сделать.

— Здание построено двадцать лет назад, что там может сохраниться при нашем бардаке? — Вован уже почувствовал запах денег. — Я буду пробивать обмеры. Сколько возьмёшь?

— Думаю, что пятьдесят рублей мне хватит. Тридцать рублей аванс и двадцать после сдачи чертежей.

Еще вопрос! Противогаз или респиратор у вас тут найдётся?

— Этого добра тут навалом, объект же режимный. У нас у каждого в столе лежит противогаз. Мало того, его состояние регулярно проверяют. Тебе я могу свой дать на время работ. А деньги… Ладно уболтал ты меня, чёрт языкатый. Пошли, выдам тебе деньги. Пока из своих, на что не пойдёшь, ради ускорения процесса. Потом начальство уговорю на капремонт. Вы дефектовки [104] составить сможете?

ГЛАВА 13. ЭТО СЛАДКОЕ СЛОВО — ХАЛТУРА

12 ноября. Подвал Дзержинского райкома комсомола. Павел Самарович.
В субботу, сразу после третьей пары, мы, то есть я, Рогов и Меньшиков спустились в комсомольские катакомбы. Тусклый свет сороковаттных лампочек едва разгонял подвальную темень. Сторож открыл нам дверь, но спускаться не стал.

— Что я в этом погребе забыл? — объяснил он. — Как закончите, поднимайтесь, если меня не будет здесь, постучите по столу погромче. Чайку попьём, если водки не нальёте.

В подвале прохладно и пахнет плесенью. Редкие лампочки светят тускло, но риски на рулетке различимы.

— Паша, держи рулетку крепче! Не опускай! — Борис командует процессом как заправский бригадир. — Борь, пиши — четыре тысячи четыреста восемьдесят пять до проёма, высота проёма в чистоте две тысячи пятьдесят, ширина проёма по опанелке — ровно восемьсот, толщина стены двести восемьдесят…

— Это что всего по пятнадцать миллиметров штукатурки? — мне это странно, я думал, штукатурки тоньше трёх сантимов не бывает. Там же дранка внахлёст…

— Ничего удивительного, — помещения же подвальные.

— Мужики, кончай болтать, время к вечеру, а работы непочатый край.

— Брось, Борь, сделали же почти всё, сейчас коридор пройдём и шабаш!

— Паша, ты забыл, что нам ещё надо будет вычертить планы и развертки по всем помещениям. Ты в комнатах отмечаешь, где какие трубопроводы проходят?

— С тобой забудешь. Всё время уходит на все эти грязные трубы, уделался тут как чушка. Хрю-хрю. — Я издаю поросячье похрюкивание.

— Уделались, это не страшно, зато получим солидный заказ. Можем сами сделать, а если не потянем, можем сдать её за десять процентов. Клиент — знакомый, и заинтересован со мной работать, поэтому платить должен исправно.

— Солидную, это сколько? Ты в расценках то разбираешься? Я, например, нет. — Меньшиков переходит к теме финансов.

— Не, Борь, я тоже сейчас сказать не могу, но у нас в институте полно специалистов. Пять рублей заплатим какой-нибудь «экономистке» с кафедры сметного дела. Она нам за день посчитает. Для стартовой цены накинем процентов пятьдесят и от этого торговаться начнём. — Этот Рогов опять строит из себя великого комбинатора. Зануда!

— Борьки, кончайте базарить, работать надо. — Я прерывает этих болтунов. — Давайте сегодня хотя бы обмеры закончим, а завтра вычертим. Делить работу как будем?

— Паш, что там делить? Пара листов двенадцатого формата [105] с планами и размерами. Листа четыре с развертками, плюс расчёт объёмов. Логично бы и разбить на троих. Например, я планы могу взять, Борис, развёртки, а ты объёмы? — Рогов отвечает не задумываясь.

— Давай не так! Я возьму развёртки, там ничего считать не надо. Борька, ты как на счёт того, чтобы планы скрупулёзно вычертить?

— Могу и планы, мне пофигу, — Меньшиков флегматичен.

— А тебе, провидец из будущего, поручим расчёты. К понедельнику точно успеем. Сейчас давайте, пацаны, поднажмём, чтобы через часок с этой хернёй закончить. Что-то меня уже заколебало.

— Мужики, — Рогов вдруг поднимает вверх палец, — за пивом потом пойдём? А то сегодня суббота, может не хватить.

— Да, какое, нахрен, пиво вечером в субботу? Опять ориентацию потерял, путешественник, блин, во времени. Лучше по домам.

Собравшись с остатками сил, мы за полчаса завершаем «полевые» работы — первый совместный проект братьев Самороговых [106].

14 ноября. Кафедра экономики строительства. Рогов.
Тук-тук-тук — я стучу в дверь кафедры ЭС. — одновременно, заглядывая внутрь. В комнате никого. Я прохожу и начинаю озираться в поисках сотрудников.

Из-за шкафа раздается звонкий девичий голос:

— Молодой человек, кого-то ищите?

— Мне бы проконсультироваться по вопросу ценообразования.

Из-за перегородки, отделяющей лаборантскую, появляется высокая, на голову выше меня, стройная девушка с удивительно большими глазами. Волосы цвета соломы пострижены самым распространенным в это время способом в каре. На ней полосатая кофточка и джинсы в обтяжку, скорее всего болгарская «Рила».

— Что конкретно вас интересует, молодой человек, — девушка с интересом меня разглядывает и представляется в свою очередь — Тамара Викторовна, ассистент при кафедре.

— Тамара Викторовна, тут дело такое, — меня смущают формы девушки, мне трудно оторвать взгляд от её груди, — мы с друзьями подрядились сделать проект капитального ремонта. Хотелось бы узнать, сколько официально может стоить такая работа. Заказчики — серьёзная контора. Они хотят, чтобы всё было официально и без двойной бухгалтерии. А нам всё равно, лишь бы деньги заплатили.

— Прежде всего, нужен проект с посчитанными объемами работ. Чертите, считайте объёмы, несите мне, я осмечу. Если в команду возьмёте, то и денег много не возьму. Я ещё и маляром могу. Четвёртый разряд, между прочим. Возьмёте?

— Как же можно отказать такому сокровищу, Тамара Викторовна? И маляр четвёртого разряда, и сметчик, и просто красавица!

— Тамара кокетливо склоняет головку. — Для друзей я Тома.

— Мужики, у меня добрая весть! — заявляю я Борьке с Пашкой на следующей паре, — в нашей бригаде будет сметчик-штукатур. Очень красивая деваха. Ассистент на кафедре экономики строительства. За недорого посчитает смету. Сегодня я закончу с объёмами, а завтра выдам ей. У вас как с вычерчиванием?

— Если такое дело, то я к вечеру закончу. — Меньшиков раздухарился. — Завтра принесу.

Павел тоже согласился поднапрячься. Хотя и ворчал, что надо ещё раз ехать, что не домерили какие-то углы, ещё чего-то.

ГЛАВА 14. МЫ ВЕРИМ ТВЁРДО В ГЕРОЕВ СПОРТА

14 ноября. Каток во дворе Вадика Коновалова. Коновалов.
В воскресенье во дворе наконец-то залили каток. Дворник притащил старые хоккейные ворота и установил их друг напротив друга. К завтрашнему коллоквиуму я вроде бы подготовился. Можно пойти свежим воздухом подышать. Ещё лучше сблатовать мужиков погонять мячик по свежему льду. Ещё накатим по стаканчику «смородиновки» и сам чёрт нам обдымахт.

Скрипучее тарахтение телефонного диска сопровождает набор каждой цифры номера.

— Здравствуйте, Олега позовите, пожалуйста.

— Олег, пошли в футбол играть, у нас во дворе каток залили. Сейчас я Рогову звякну, подгребёте, и мы часок попинаем. Энергия, здоровье, движение, бодрость духа грация и пластика…

— Да, брось, завтра с Бычковой встретишься, никуда она не денется…

— Всё, кончай. Я Борьке звоню.

Этот кадр дома и согласился сразу. Мало того, он и подошёл уже через десять минут, я ещё собраться не успел.

— Держи, — говорю, — вот тебе мяч, вот насос. Давай, качай, пока я буду одеваться. Смотри, чтобы прыгал хорошо!

Борька ловко распустил шнуровку, немного её ослабил, натянул на патрубок трубку камеры, и уже через пять минут мяч упруго подскакивал у него на ладони.

— Гляди ка, и трубку внутрь спрятал… Ловко! — Я свысока снисхожу до похвалы. Всё-таки хорошо иметь высокий рост. Остальные автоматически где-то внизу вошкаются. А что? Так ведь оно и есть.

— Что-то Архип задерживается… — Борька бьёт мячиком в пол, — может, я ему позвоню?

Только он это сказал, как затрещал дверной звонок.

В кроличьей шапке и чёрном полушубке на пороге наш друг.

— Вадик, у тебя чего-нибудь вмазать [107] найдётся?

— Олег, у меня предки дома. Уже, выходим. Секунду постойте на лестнице, я винца вынесу, — я беру командование в свои руки. — Давай, ты первый, Борька за тобой.

Сам тем временем пробираюсь в гостиную. Осторожно откупориваю двадцатилитровую бутыль и нацеживаю большую кружку, которая у меня припрятана за ёмкостью.

— Эх! Хороша смородиновка! — Олег прищёлкивает языком, сделав приличный глоток. — Как там со льдом?

— Сегодня весь день минус пятнадцать, крепость набрал, конечно, тем более что мы не на коньках играть будем. Нас трое, поэтому бьёмся каждый за себя. Кто мячик в ворота протолкнул, тот очко заработал. Всем понятно? — Все пояснения я выдаю уже на ходу.

Мощным ударом отправляю со всей дури мячик на лёд. Потом ору во всю глотку:

— Кто со мной тот герой! — и бросаюсь бегом к мячу.

Пацаны не отстают, и скоро мы уже толкаемся изо всех нерастраченных сил вокруг мяча. Наконец, мне удаётся отобрать мячик у этих придурков и запузырить его в сторону ворот. Подправить не позволяет толчок сзади. Это Рогов, гад, мне подгадил! Врезался в меня и свалил в сугроб.

— Ну, держись, нах! — быстро вскакиваю и разбегаюсь, чтобы отомстить. — Сейчас я его тоже припечатаю.

Тем временем Олег спокойно направляет мячик прямиком в ворота. В такой игре лучше не заниматься мстями и подкатами. Я достаю мячик из сугроба и веду его к воротам. Разбег, удар, мяч летит как пушечное ядро. Есть! Я сравнял счёт с Архипом.

— Мальчики, а можно к вам присоединиться, — вдруг слышится знакомый девичий голосок. Наташка Фомина, известная в нашем классе, как Фомка. Она в курточке и в лыжных ботинках стоит на сугробе и машет обеими руками, чтобы привлечь наше внимание.

— Наташ, мы парни суровые, — я пока сдержан, — нецензурно материмся, толкаемся, пинаемся, мячик у нас жёсткий, может в лицо прилететь. Не девочковое дело — в таких делах участвовать.

— Вадик, я тебя не узнаю, — Наташка выпучила на меня круглые чуть навыкате глаза, из-под вязаной шапочки мило рассыпались по плечам светленькие кудряшки — с каких это пор ты начал так книжно выражаться? И потом, что я мата никогда не слышала? Давай, лучше команду сделаем. Мы с тобой против Борьки и Олега? Или сыкотно?

Брать в игру девчонку не хочется. Это же совсем не тот коленкор.

— Ну, мальчики, ну что вам стоит? — Продолжает Фомка канючить, заметив мои сомнения. Она догадалась, что я здесь лидер, и будет так, как я решу, — я буду внимательно играть, даже могу на воротах постоять. С вами лучше побегать, чем просто по двору одной бродить…

Девочка упирает кулачёк в бок и в упор таращится прямо мне в глаза. Ладно. Пускай игра будет более пикантной, нах. Думаю, она долго не выдержит.

Пацаны тоже настроены благодушно и не возражают. Теперь играем пара на пару. Борька с Олежкой против меня. Фомку я попросил на воротах постоять. По сути, я один против двоих. Ничего! Прорвёмся!

Сначала эти два гада ловко меня растягивали, играя в пас. Но потом Фомка немного приноровилась, и втолкнуть мячик в ворота стало уже труднее. Ей даже удалось однажды захерачить его почти до ворот соперников. Как же я рванул! Это был настоящий прыжок тигра. Никто мне помешать не мог, и плюху я закатил в пустые ворота.

Час такой игры выжал из нас все соки. Первым сдался Олег.

— Всё мужики, я больше не могу, что-то у меня бок колет — он схватился за правый бок и наклонился вперед. — Печень, наверное. Хватит, на сегодня, как бы с панкреатитом не свалиться.

— Спокойно, — Борька вступает в разговор, — никакой панкреатит тебе не грозит. Это с непривычки к нагрузками. Сейчас обеими ладонями надави на место, где колет, вдохни медленно и глубоко, потом выдохни и убери руки. И так сделай пару раз.

— Борька, — а ты откуда это знаешь? — спрашивает Фомка.

— А он у нас вообще много чего знает, даже слишком, его убивать пора — Я как всегда остроумен. Друзья весело ржут.

Борька вдруг шепчет мне на ухо. — Иди Наташку проводи, да ушами не хлопай, она к тебе неровно дышит. Пользуйся моментом.

Олег с Борькой отправляются по домам, а я иду проводить Наташку. Идти нам не далеко. Через пару минут мы уже у дверей подъезда.

— Вадик, спасибо, что не прогнал. Мне такой футбол на льду понравился. Хорошо поиграли, да? А когда следующий раз будете играть?

— Да, действительно, здорово побегали. Я даже сопрел. Смотри, какой горячий, — я беру её ладошку и засовываю себе запазуху.

— Слушай, Вадик, а давай чаю выпьём? У меня мама сегодня в ночь, так не хочется весь вечер одной куковать.

— Здорово! Пошли, конечно. Наташ, а ты где учишься? А то я даже не знаю.

Так мы стоим и болтаем перед подъездом минут пять. Пока Фомка вдруг не хватает меня за рукав и тянет в подъезд.

Через пять минут мы болтаем на кухне.

— Вадик, а помнишь весной, когда ты фотографии печатал, я к тебе приходила?

— Конечно, помню, — отвечаю ей в тон, а сам вспоминаю. Действительно, приходила, мешалась, печатать надо было много…

— А ведь я тогда не просто так приходила…

— Ага, помню, приносила фотки для альбома.

— Какие вы всё-таки парни тупые, — таинственно улыбается Фомка. — Мне же с тобой пообщаться хотелось. Ты такой классный!

Чем дальше, тем мне становится непонятнее, как перевести разговор в горизонтальную плоскость? А то сейчас чай допьём, и надо будет сваливать. Вдруг у меня появляется светлая мысль:

— Наташ, Ты как смотришь, чтобы попробовать отличного винца? Давай, я чуть-чуть из дома принесу.

— А давай, мамы до утра не будет. Устроим с тобой пьянку!

— Да какая, нах, пьянкака? Хорошего винца пригубим чисто в дегустационных целях… Мама делает отличное вино из смородины, ликёрной крепости, — я натягиваю полушубок и последнюю фразу заканчиваю уже внизу.

На скорую руку, нацедив пол-литра вина, схватил бобину с подходящим музоном и бегом обратно. Дальше пошло уже проще. Наташка тоже без дела не сидела, откуда-то появились пирожные, ароматный чай и главное — розовое платьице в белую полоску. Последнее меня обрадовало больше всего. Я представил, как запускаю свои лапы под подол. Тут же в штанах стал ворочаться дракон.

На столе в простых стеклянных фужерах рубиновым цветом играло вино, лёгкий аромат смородинового листа напоминал о лете, Крис Норман сладким голосом выводит:

I'll meet you at midnight,
Under the moonlight,
I'll meet you at midnight…
Поцелуи становятся всё более долгими и глубокими. Мои руки уже беспрепятственно гуляют по её телу. Она только пьяно хихикает и ненастойчиво пытается переместить мои грабли с попы на талию. После третьего фужера, я как бы невзначай выключаю свет, и наша возня переходит на диван…

Комната освещается только уличными фонарями и светом фар редких ночных машин. Фомка спит смешно посапывая у меня на плече. Первый блин, можно сказать, удался, хотя большого удовольствия я не получил. Мда…

ГЛАВА 15. И В МИНУСАХ ЕСТЬ ПЛЮСЫ

Окрестности и дворы по улице Гоголя. Лена Тришина.
— Борь, ну ка посмотри, как тебе моя обновочка? — я грациозно вышла из-за приоткрытой двери, как из-за кулис в дублёнке цвета топлёного молока. Галуны из тёмно-шоколадного витого шнурка украшают подол. Шикарный белый воротник и обшлага из козы. Так, ногу в сторону, руку в бедро, стан прогнуть, грудь вперёд. Поза, несколько фривольна, но совершенно неотразима. Особенно если учесть, что кроме дублёнки на мне только джинсовые шортики и белая водолазка. У Борьки от такого зрелища, челюсть отпала до пола.

— Ты, Лен, осторожнее, а то я могу и не сдержаться… уж больно трусики на тебе эротичные — он нервно сглатывает, и, наверняка, думает про себя, что сейчас устроит мне… гы-ы-ы-ы. Какие мужчины примитивные существа. У них все мысли написаны на лице.

— Фу, пошляк! Это настоящие итальянские шорты. Шор-ты! Не трусы! — Я с деланным возмущением машу пальчиком у него перед носом. — Стоят целый стольник, между прочим.

— А дублёнка классная! Тебе идёт. Французская?

— Почти, — кокетничаю я, — румынская, но тоже шикарная? А сколько стоит, сможешь сказать?

— Рублей пятьсот?

— Почти угадал. 550! Обдираловка! Но стоит того, правда же?

— Когда ты успела столько бабок нарубить? Или ухажёра богатого завела? Ясно же, что на утренниках столько не заработаешь.

— Зачем мне какой-то замшелый ухажёр, когда у меня папа с твоей подачи золотую жилу открыл. Он же всё, что от твоих заказов ему обламывается, честно мне отдаёт. Ты — молоток! Здорово придумал! Так что, считай, с меня должок. Жди, сейчас буду. — Я скрываюсь в комнаты, хлопнув дверью перед Борькиным носом.

Обновку пока надевать не буду. Нечего по ночам в дорогих вещах щеголять. Ещё соблазнится какой-нибудь герой. Борьку покалечит, дублёнку мою отнимет. Нафиг, нафиг, лучше в старой шубке из молодого чебурашки.

— Лен, а давай махнем куда-нибудь прямо сейчас! Посидим, выпьем чего-нибудь, потанцуем. Покупку же надо обмыть, а то носиться не будет.

— Дурак что-ли? — отвечаю ему, как бы продолжая свои раздумья. — Ну, куда можноу нас махнуть? ЦК [108]- гадюшник для торгашей и бандитов. Кухня там просто ужасная потому, что народ вечерами собирается, чтобы налакаться до соплей, и до высокой кухни никому нет никакого дела. Драки, потасовки, поножовщина каждый вечер. Рестораны при гостиницах ещё гаже. Остаётся «Отдых» на Богдашке. Там танцплощадка хорошая, музон относительно не плохой, но кухни вообще нет, только лёгкие закуски и винишко дешманское, впрочем, оно везде такое.

— Вот! Лен, это же самое то, что нам с тобой нужно! Возьмём бутылочку вальполичелло…

— Вальпо… чего? — В голове у меня пролетает мысль: «Может он и в самом деле из будущего?». Иначе откуда он бы набрался таких слов? Если там, в разваленном Союзе всё «так плохо», то может и хорошо, что его развалили? — Ты с какого дурдома сбежал? В лучшем случае, будет какая-нибудь «Фетяска»! Вероятнее, будет «Солнцедар» [109] ядовитый, как стрихнин. Слышал частушку, я, придуриваясь, напеваю визгливым частушечным речитативом:

Пришла бабка на базар
И купила «Солнцедар».
Ладушки, ладушки!
Нету больше бабушки…
— А как же, венгерские вина? Вполне приличное же Токайское, болгарская «Монастырска изба», румынский рислинг.

— Борюсик, бли-и-и-ин, ты сегодня чего такой глупый! В нашей глухой провинции найти хорошее вино? У нас не Москва! Эти вина конечно, не плохи, и, да, они бывают в заведениях, но гарантии нет.

— Ладно, жаль, что у нас всё так плохо. А то у меня от такого твоего настроения всё упало, особенно самочувствие. — Слава богу, парень вернулся к жестокой реальности.

Ближайший час мы проводим в медленном променаде за рассуждением о том, какой всё-таки кабак в Новосибирске может быть посещён без риска. У меня опыт богатый. Тяжело быть красивой девушкой в наше трудное время.

— Лена, слушай, у меня клёвая идея! — Борька опять останавливается и хватает меня за рукав. — Давай рванём на выходные в Москву. В следующую субботу утром улетим, в воскресенье вечером вернемся. Как тебе?

Вот это он выдал! Я целую минуту, наверное, стояла с открытым ртом! Никак не ожидала такого полёта фантазии. Ясно, как божий день, что хочет затащить меня в койку. Так-то он парень ничего, с головой, с руками, деньги умеет зарабатывать. Не жадный. С папой подружился… А папа ещё тот перец. А что!? Может и в самом деле попробовать, как он в постели? Нет, так сразу соглашаться нельзя, я себе цену знаю. Смешной какой. Смотрит так пристально, а у самого всё на лице написано. Греховодить ему хочется, аж челюсти свело. Вон как сглотнул от волнения.

— А где ты ночевать собираешься, богатенький буратина? Кто тебя в гостиницу пустит без командировочного? — Я изображаю опытную путешественницу, хотя самостоятельно ещё ни разу никуда не ездила — И ты разве по субботам не учишься? Мы в училище все субботы, как пчёлки, жужжим.

— Лен, подумаешь, один день пропустим, потом наверстаем, пустяки, дело житейское. Зато представь — вечерняя Москва, Кремль, рубиновые звёзды, пар над бассейном «Москва», Арбатские переулки, Патриаршие пруды, всё такое.

— Может тогда в воскресенье утром улететь, а вечером вернуться обратно, помнится, есть такие рейсы у «Аэрофлота», — закидываю я «пробный шар». — Вот интересно, как он поступит?

Утром прилететь, чтобы вечером улететь, это полдня потерять только на аэропортовые перемещения, это я и сама понимаю, но проверить реакцию надо.

— Не-е-е-е, Ленуся, так не интересно, — Боря на минуту задумывается. Потом его лицо озаряет улыбка.

— Зайка, давай всё-таки суббота и воскресенье, а для переночевать, снимем квартиру на одни сутки. Там в первопрестольной на вокзалах бабки стоят, которые квартиры сдают, как и в Питере… Идея! Может в Ленинград рванём?

— Здорово! Хочу в Ленинград! — Я с размаху врезала ему по печени. Молодец, это то, что надо! Там и шмотки дешевле, чем в Москве, можно будет затариться…

— Так вот, и в Москве, и в Питере у вокзалов стоят бабки и предлагают всем желающим снять у них комнату. Рублей пять за глаза хватит за ночь, я думаю, если чирик предложить, то они и свалят на ночь до следующего вечера.

— Заманчиво! Только страшно, ведь этим занимаются всякие чёрные маклеры. Боязно как-то.

— А тебе, зайка, чего бояться? Не мы же сдаём, а нас, условно говоря, грабят нехорошие дельцы, которые пользуются тем, что мест в гостиницах не хватает. Пусть они и боятся. А потом, это же приключение! Ты не любишь приключения?

Вот дурачок! Приключения ему подавай…

— Нет, конечно, нахрен мне приключения? Мне больше нравится красиво проводить время, слушать кайфовую музыку, пить лёгкое вино, листать глянцевые альбомы с картинами старых мастеров.

— Сознайся, что про альбомы старых мастеров ты сочиняешь? Глянцевые модные журналы тебе нравиться разглядывать и по магазинам бегать. Точно?

Это он правильно сказал. Альбомы старых мастеров действительно скучно разглядывать. Это я так, для выпендрёжа сказала, но всё равно обидно! Нельзя так открыто девушку в отсталости обвинять.

— Если будешь меня за глупую мещанку держать, я обижусь и не буду с тобой общаться! Вот!

— Ну, Леночка, ну прости дурака, ведь самое обидное, не я в этом виноват это же предки, праотцы и праматери… Тиран-деспот, коварен-капризен… злопамятен…

— Болтун ты знатный, а не тиран-деспот, но, мне это нравится, и я тебя милостиво прощаю.

— А в знак прощения ты меня прямо сейчас поцелуешь?

— Я? Тебя? Конечно, я тебя поцелую… потом… если захочешь. — Я вспоминаю во время эту замечательную фразу Калягина.

Тот же вечер. Борис Рогов
Я весь в предвкушении скорой увеселительной поездки и уже рисую в воображении сцены эротических утех. Не смотря на сладость этого занятия, я не забываю и о финансах.

Расходов получилось что-то около трёх сотен. Вот предки удивились бы, если бы узнали, сколько их отпрыск собирается просадить всего лишь за два дня. Буду им стипешку отдавать, стыдно уже сидеть на их шее. На Новый год я пойду с плюсом в 150 рублей. Опять не всё посчитал. Мне же ещё надо будет платить своим за курсовые. Что там у нас в конце года надо будет сдавать? Ордера? Реферат по истории Партии? Первый семестр первого курса совершенно нечего передавать на сторону, всё можно спокойно и без труда выполнить самому. Хотя… Отдам Меньшикову ордера рублей за четвертной, ему деньги нужны.

ГЛАВА 16. ТЫ НЕ В ЧИКАГО, МОЯ ДОРОГАЯ

29 ноября. Лена Тришина и Боря Рогов. Аэропорт Пулково.
Снова зима, снова я в столице. На этот раз, правда, столица бывшая, я не один и сроку у меня всего два дня и одна ночь. Ленкина дублёнка привлекает всеобщий интерес. Окружающие одеты скромнее. За такое внимание к своей персоне моя подружка готова душу продать.

Багажа у нас нет, только моя спортивная сумка, в которую вошло всё необходимое. Зал прилета поражает большими световыми фонарями, из-за этого ленинградцы прозвали аэропорт — «Пять стаканов».

Быстрым шагом выходим на привокзальную площадь. Леночка первой замечает хвост из человеческих фигур. Пальчиком в тонкой кожаной перчатке она тычет в направлении северного угла терминала, одновременно другой рукой, как обычно, лупит меня по ребрам. Ладно, пойдем, поговорим с товарищами по положению.

— Здравствуйте, вы последняя? — обращаюсь я к даме в черном пальто с песцовым воротником. — Не знаете, очередь надолго?

— Здравствуйте, молодые люди! Думаю, минут через сорок уедем. Вам куда?

— Нам на Московский вокзал.

— Дальше едете, или квартиру снять собираетесь?

— Ага, хотим провести выходные в Северной Пальмире, как вы догадались?

— Это не трудно. С вокзала либо едут куда-то, либо жильё хотят снять, Московский как раз этим знаменит.

Разговор затихает. Ветер с Балтики пронизывает до костей. Ленке в дублёнке ещё терпимо, а я поехал по-пижонски в прошлогодней финской, которая тонковата. В ней совсем не жарко.

— Извините, не знаю вашего имени-отчества… — трогаю за рукав нашу соседку. Меня Борисом зовут, а это Лена.

— Татьяна Николаевна, можете так обращаться.

— Татьяна Николаевна, а сколько стоит такси без очереди? Что-то у вас тут холодно, у нас в Сибири теплее.

— Борис, не знаю точно, обычно цена, но, говорят от двух, до трех счетчиков. Если договоритесь, могу я рассчитывать, что вы меня прихватите?

— Без проблем! Нам же дешевле получится. — С этими словами я отправляюсь к отстойнику, где скопилось несколько светло-салатных колесниц с черными шашечками на борту. Договориться удается за пятёрку. Дорого, конечно, но с девушкой толкаться по очередями и автобусам мне неловко.

В результате через пять минут мы катим по Пулковскому шоссе.

— Татьяна Николаевна, можно вопрос? — Обращаюсь я к нашей случайной попутчице. — Вы в каком районе живёте?

— На Петроградке, рядом с зоопарком, а что?

— Ух, ты! Это же почти самый центр! А не знаете, не промышляет ли у вас кто-нибудь из соседей сдачей комнат или квартир? Нам бы в вашем районе остановиться. Оттуда же пешком можно всё обойти. Правильно?

— Так-то оно так, — Татьяна с сомнением погружается в свои мысли, но квартирки там, для таких как, вы явно не подходят. Отдельных квартир там вообще нет, сплошные коммуналки. Слышали такую песенку: — «на 38 комнаток всего одна уборная» так вот, это про Петроградку. Когда-то были доходные дома для императорских чиновников. После революции в них поселили рабочих из заводских казарм. Поселили покомнатно. С тех пор так и живём, в надежде когда-нибудь получить отдельную квартиру где-нибудь в этих краях. — Татьяна указывает рукой в направлении новостроек, мимо которых мы проезжаем.

— Борька, отстань от человека, что мы сами не найдём, где поселиться? — Ленка тянет меня за рукав. — Не хочу даже одну ночь жить в коммуналке. Общая кухня, общая ванная, общий толчок, бр-р-р-р. Противно! Только квартира! В крайнем случае — гостиница.

— Гостишка нам точно не светит. Мы же с тобой не зарегистрированы. Нам если и дадут место в гостинице, то только по отдельности в общих номерах. Хотя деньги решают много и на одну ночь могут и пустить. Но гостиница это насекомые, грязь, злющие администраторши.

Мимо проносятся транспаранты со здравицами в честь Брежнева. Их необычно много.

— Татьяна Николаевна, у вас в Ленинграде как-то особенно сильно любят нашего дорогого Леонида Ильича?

— А у вас не так? Ему же на днях 70 лет исполнилось.

— Вон оно как! Тогда понятно, но у нас почему-то я, ни одного плаката с персональным приветствием не припомню — говорю и сам про себя удивляюсь, потому что действительно не помню, ни одного такого лозунга.

— Молодёжь, — встревает в нашу беседу таксист, — а почему бы вам не спросить опытного человека? Это я на себя намекаю, если не поняли.

— Меня Геннадием зовут, — протягивает он мне руку, — сразу скажу, что стоить отдельная квартира будет солидно. Гражданка права, с квартирами в Питере очень плохо. Поступим так, вы мне дадите трояк, за информационные услуги, а я вас высажу около вокзала и расскажу к кому можно с этой проблемой подойти. Ещё маленький совет — пусть девочка договаривается. Как вам такой вариант?

— Отлично, Геннадий! Это нас устроит. — Благодарю я водителя, — а сколько сейчас за ночь просят?

— Просят и полтинник, но никто таких деньжищ не даёт. А реально платить за однушку рядом с метро не меньше 20 рублей.

— Ого-го! За такие деньги у нас ребята месяц живут. В частном доме с печкой и уличным сортиром, но целый месяц! — Я немного офигеваю от такого поворота.

— Гена, а вы не знаете что билетами на концерты? — Леночка тоже включается в наш разговор.

— С билетами ещё сложнее. Цена зависит от многого. От исполнителей, от театра, от даты. — Речь водителя звучит уверенно и спокойно. Чувствуется, что мужик в теме.

Внезапно его перебивает наша попутчица.

— Ребята, а как вы относитесь к пантомиме? У меня как раз есть с собой два билета на спектакль какого-то Полунина в «Театр Эстрады». Друзья подарили, а мне идти некогда.

— Здорово! Слава Полунин это будущая мировая звезда. Татьяна Николаевна, сколько вы хотите за билеты?

— Я вам билеты отдам по кассовой цене за пять рублей. — Татьяне хочется поправить впечатление о городе.

— Борь, ну зачем нам какой-то «марсель марсо»? Пойдем лучше на какой-нибудь фортепьянный концерт, наверняка на серьёзную музыку желающих меньше.

— Леночка! Ты не понимаешь! Полунин это супер-звезда, но пока этого никто не знает. Уникальный шанс посмотреть становление звезды, а потом, когда он к нам на гастроли приедет, можно будет сравнить.

— Кстати, серьёзную музыку у нас тоже народ любит. И на известных исполнителей билеты не достать. Это же Петербург всё-таки. — Татьяна вмешивается в наш диалог.

Огромное вам спасибо! — я вынимаю синюху [110] и меняю на два билетика. Отлично! С вечерней программой вопрос решён. Сейчас разберёмся с жильём, и идём шататься по петербургским лабиринтам.

Еще через пять минут мы на площади Восстания, куда выходит главный фасад Московского вокзала.

Геннадий делает лихой полицейский поворот и тормозит у северного конца колоннады.

— Приехали! Вам, девочки-мальчики, в те двери, там повернетесь направо и увидите несколько человек. Подойдёте и спросите Пашу. Паше скажете, что от Гены. Смотрите, не забудьте! Добро пожаловать в город на Неве. — слова раздаются уже из отъезжающей машины.

Ленусе удаётся сторговаться за четвертной, да ещё и договориться, чтобы Паша нас туда отвёз. Тот легко повёлся потому, что думать начал не головой, а головкой. Леночка так его зацепила, что он губу раскатал, подумал, что сможет её очаровать силой своего обаяния.

Когда вскрылся факт, что Леночка не одна, а под моей защитой, Паша скис, но всё-таки отвёз, поселил, ввёл в курс и быстро слинял.

Внезапно на душе стало как-то паскудно. То ли ленинградская противная погода, то ли утомительный пятичасовой перелёт, но голова стала какой-то ватной, в глазах появилось ощущение песка, а руки стали противно сухими. Я подошёл к окну и тупо уставился в пыльное с лета не мытое стекло. За окном был обыкновенный двор небом, затянутым низкими серыми тучами.

Внезапно я почувствовал, как Лена подошла ко мне сзади и провела нежной лапкой по волосам.

— Не расстраивайся, Борь. Я сейчас посмотрю, что тут в закромах хозяйских имеется, да чайник поставлю. Сбегай пока в булочную купи чего-нибудь к чаю.

Я беру её ладонь, легко касаюсь губами, медленно перебирая пальчики. Её рука в это время ерошит мои волосы. Постепенно мои губы поднимаются к запястью. Я немного сдвигаю рукав и продолжаю касаться губами нежной кожи. Левая рука вдруг оказывается у неё на бедре… дальше всё идёт как-то само собой.

Спустя два часа
— Ты как хочешь, а я должна после такого марафона немного передохнуть — Лена ждёт, когда я закончу вытирать её спинку, найденным в ванной, чистым махровым полотенцем. — Может, всё-таки что-нибудь купишь к чаю?

— Хорошо, киска, только оденусь.

— Да уж, голым не ходи. Хи-хи!

Оставив подружку приводить наш приют в пристойное состояние, я отправляюсь на разведку. Знаменитые ром-бабы, печенье «Ленинградское», и свежую саечку я купил в соседней булочной, а пачку масла и грамм двести сыру мне удалось раздобыть на рынке. Всё-таки снабжение Ленинграда заметно лучше, чем у нас.

— Лен, я тоже хочу посмотреть, что тут еще есть, кроме того, что мы видели. — Я присоединяюсь к подружке, которая всё-таки решила поближе познакомиться с содержимым квартиры.

Со смехом мы начинаем открывать все шкафы и копаться на всех полках. В результате тщательного осмотра обнаружены: несколько тарелок, чайных чашек, ложек, вилок и кухонных ножей, два граненых стакана со слоем грязи на дне и стенках, сковорода со слоем горелого жира на боковых стенках. Два комплекта постельного белья достаточно чистого на вид, два полотенца, и рулон туалетной бумаги обнаружены в ванной. Справочник городских телефонов украшает собой старый неработающий телевизор «Спутник». Рядом стоит черный телефон с металлическими двурогими рычажками. Антиквариат!

Из продуктов в кухонном шкафу обнаружился сахар в сахарнице, распакованная пачка грузинского чая, пакет риса, пачка соли, пакет яичной лапши и несколько коробков спичек. Спички пригодятся — плита газовая.

— Как ты планируешь дальше время проводить? — аккуратно намазывая булку маслом, обращается ко мне Ленка. — Кстати бабы ничего, ароматные такие.

— Есть тут одна баба, аромат которой превзойдёт лучший парфюм Парижа — подхватываю я тему ароматов.

— Как дам больно! Про планы лучше давай.

— Думаю, что мы сейчас закончим с завтраком и на метро в центр. Погуляем. Потом в Эрмитаж. Там в буфете пообедаем. Вечером у нас билеты на концерт, после посидим в каком-нибудь историческом заведении типа «Англетер» или «Астория» и в койку. — Я подмигиваю.

— Ещё раз подмигнёшь и будешь спать на полу, а то что-то притомил уже своими пошлыми намёками. Мне это, правда, неприятно.

— Леночка, любовь моя, честное слово, я так тобою восхищён, что просто не могу удержаться. У меня все мысли заканчиваются светлыми воспоминаниями о тех скачках, что мы тут с тобой устроили. — Я пытаюсь взять себя в руки, — как тебе всё-таки культурная программа?

— Культурную программу ты продумал, — ухмыляется Ленуся, а предусмотрел ли ты время для магазинов? Всему Союзу известно, что в Питере дешёвая контрабанда.

— Лен, ну их, эти магазины, лучше просто так по улицам пошляться, на исторические места позырить.

— Боря, блин, ты дурачок! Если удастся косметики купить хорошей, мы же сможем часть потраченных денег отбить. — Ленка, с возмущением всплескивает своими точёными ручками. — Я у себя в училище всё толкну!

А маме своей, сестре ты не хочешь что-нибудь привезти? А себе для учёбы канцелярии какой-нибудь классной? Акварель, например, «Ленинград», даже я знаю, что очень ценится художниками.

— Договорились, завтрашний день посвятим походам по магазинам, а я, хоть мне совсем не хочется всей этой фарцой заниматься, буду тебя сопровождать, как верный паж. Так хорошо?

К полудню мы немного отдохнули и устремились к новым приключениям. Ветер с Балтики заваливает город мокрым снегом. Ходить становится опасно для здоровья и физического, и финансового. Обувь не выдержит ледяного напора городской «химии». Верхняя одежда тоже от такого «дождя» портится. Ленкина коза через три минуты превратилась мокрую кошку. Хорошо, что до метро недалеко. Мы долго-долго-долго спускаемся в самую глубокую подземку в мире.

Перед посещением Эрмитажа мы забегаем в аптеку. Резино-техническое изделие № 2 [111] в центре Ленинграда тоже не дефицит.

Благодаря погоде очередь в Эрмитаж отсутствует. Вернее, вся она умещается в кассовом зале. Для нас, как для студентов вузов, имеющих отношение к искусству, билет бесплатный. Единственное место, где не надо «совать на лапу». Какие-то десять минут, и мы вступаем на территорию Великого Искусства и Великой Истории. Нас больше всего радует наличие тепла и буфета. Делаем над собой нечеловеческое усилие и отправляемся не в буфет, а к великим полотнам.

«Мадонна Литта» и «Мадонна Бенуа», «Даная» и «Блудный сын», сокровища Пазырыка и Древнего Египта, Рубенс и Караваджо, Эль Греко и Тициан, всё смешалось в наших натруженных мозгах.


В пять вечера Леночка взмолилась:

— Борюси-и-ик, миленький! Ну, пойдём быстрее отседова, сил моих дамских больше нету! Лучше мы часок-другой погуляем по слякоти и сырости, чем ещё по этому кладбищу человеческого духа, как сумасшедшие слоны.

— Леночка! У тебя же папа художника! Как ты можешь? Как? Это же великие живописцы! написавшие великие картины! — паясничаю я. — Хотя по большому счёту, я с тобой солидарен, что-то меня тоже уже подташнивает от всей этой помпезности золотых рам. Объявляю программу окультуривания законченной. Может, еще по стопочке коньячку вмажем, перед выходом на скользкую дорожку?

— Борь, нет, ты всё-таки болтун неисправимый! Ни минуты не хочу больше оставаться здесь. И коньяк здесь дорогой! Лучше осядем где-нибудь в ближайшей рюмочной. Там и накатим по «писят», как говорят в кругах близких к искусству.

По-зимнему ранняя ночь уже опустилась на город. Дворцовая подсвечена декоративными светильниками, это создаёт торжественную и величественную атмосферу. Вот мы уже толкаемся на входе в самую знаменитую Ленинградскую кондитерскую «Север». Нам в очередной раз везет — в кафе на втором этаже оказываются свободные места у самого окна, выходящего на Невский. Берем по чашке кофе с двойной дозой коньяка и пару фирменных пирожных.

Настроение у нас после бегства из музея необъяснимо поднялось, мы сидим и просто вспоминаем разные ленинградские анекдоты: — и про «папа едет в Ленинград, — папа купит мне мопед», и разные другие, которые рассказываем шёпотом. Театр «Эстрады» расположен в двух шагах от «Севера». Нам сегодня туда.

Искусство пантомимы легло как-то во время. Слава Полунин — трогательная фигура клоуна в жёлтом балахоне, разговаривающего с самим с собой, по надувному телефону, бесконечно печален в своём раздвоении. Танцующие на швабрах уборщицы, смешные просто до колик. Ребята просто горят на сцене. В зал льётся такой поток энергии, что, публика рукоплещет без перерыва. Когда зазвучала бессмертная «Блю Канари», я вдруг почувствовал на своей руке теплую ладошку своей спутницы. Тут же накрыл её ладонь своей.

Через полчаса Лена наклонилась к моему уху и прошептала:

— Боря, меня не теряй, я выйду, встретимся в фойе…

— Что случилось? — не понял я, — подожди, через полчаса спектакль закончится, мы пойдём в ресторан, там ты всё…

— Не тарахти! Кажется, у меня проблема — уже с досадой от моей тупости шепчет подружка. — Если мы еще посидим, то будет очень неловкая ситуация. Потом объясню, тупенький.

— Ну, нифига себе, — думаю я про себя, а вслух шепчу: — Давай, я тогда с тобой.

— Подожди здесь, — серьёзным голосом говорит Ленка и скрывается за дверью дамской комнаты. Я же получаю в гардеробе наши шмотки и рассматриваю портреты артистов. Внезапно у меня за спиной кто-то покашливает. Я оборачиваюсь и теряю дар речи… Сам маэстро Полунин:

— Молодой человек, извините, не могли бы вы сказать, почему вы вышли с представление? Я видел, как вы восторженно горели глаза вашей спутницы… а потом вдруг встали и вышли. Обидно!

— Вячеслав Иванович, — Полунина коробит от такого обращения, — мы в восторге от вашего выступления, но у моей девушки что-то случилось. Наверно съела чего-нибудь. И раз уж мы с вами сейчас разговариваем, я не могу не поделиться с вами некоторыми прогнозами.

— Да? Любопытно. Какими же? — Полунин становится ироничным.

— Просто невероятных! Я не знаю всего, но то, что вы станете почётным гражданином Лондона, построите особняк под Парижем и будете несколько лет выступать с труппой «Дю Солей», это совершенно точно. В Союзе и России тоже будете обласканы на всех уровнях. Любовь публики, любовь критики, и даже властей будут сопровождать вас на протяжении всей…

— Он опять пророчишь? — Ленка появилась внезапно, её лицо сияет — Ой, здравствуйте, а вы и есть Асисяй? Вы ему верьте, он ясновидящий!

— Азизю! Тету, нута джавава утюни даар. — Полунин вполне понятно отвечает на тарабарском.

— Мне очень понравилось ваше выступление, — тараторит Ленка. — Мне очень жаль, что пришлось так резко выскочить… Так получилось… Извините нас, пожалуйста. А еще не могли бы вы дать нам автограф? Пожалуйста.

— Ладно, не берите в голову, всякое бывает, рад был от вас услышать лестные для артиста слова. Я в пророчества не верю, но всё равно приятно. Базяйте! На чём расписаться?

Я протягиваю входные билеты.

Полунин на секунду задумывается, и пишет фломастером — «Спасибо зя любоф» и подпись — Асисяй, «щелкнув» своими огромными красными тапками, изображает короткий поклон и убегает за кулисы.

— Какой он милый! — щебечет Леночка, натягивая дублёнку. — Но мы с тобой всё равно сейчас едем домой. Хорошо, что в аптеку зашли и салфетки купили… К счастью, всё обошлось, но лучше подстраховаться.

— Лена, какой домой? Ты смерти моей хочешь? Я голоден после трудового дня как тысяча волков. Сейчас пойдём куда-нибудь поедим, а потом уже домой.

Да в жопу эти рестораны! Давай зайдём в Елисеевский. Купим хлеба-сыра-колбасы, глядишь, до завтра и доживёшь.

Прижимая к груди кулёк с провизией, я поднимаюсь по лестнице к нашему «приюту комедиантов». Лена идёт впереди. Очень жаль, что объёмная зимняя одежда скрывает от моих глаз всё великолепие её фигурки. Я вспоминаю сегодняшнее утро, и мой братец начинает шевелиться. Рано! Ещё ужин готовить. Ключ у меня в кармане джинсов, руки заняты продуктами, положить на грязный пол их нельзя.

— Ленуся, птичка моя, будь добра, засунь руку мне в карман, штанов, ключ от квартиры там лежит, да смотри не перепутай!

— Анекдот вспомнился, оборжаться, — подружка, достав ключ, ковыряет им в скважине:

— Штирлиц шел по Унтер ден Линден.

Мы, наконец, вваливаемся в квартиру. Благодаря тому, что мы оставили открытыми форточки, запах табачного дыма выветрился, но комнатная температура упала до +18.

— Как пить хочется! — слышу я голос моей возлюбленной. — Борь, у нас же ещё где-то здесь должна быть бутылка шампусика. Доставай из кулька новые фужеры. Мы их сейчас испытаем. Жаль, музыки нет ни в каком виде, даже телевизора…

— Телевизор тебе сейчас точно не помог бы, — утешаю я её, — там сейчас ничего кроме «многие лета дорогому Леониду Ильичу» ничего не поют и не играют.

— А вот расскажи, ясновидец мой, какими приборами будут пользоваться через сорок лет для того, чтобы музыку слушать?

— Вот тут произошли большие перемены, — я разливаю шипучку по фужерам. Оно призывно играет пузыриками, разбрызгивая вокруг взвесь мелких капелек.

— Давай я буду рассказывать, и подливать шампусик, а ты займёшься готовкой, — я рассказываю вкратце о развитии техники на ближайшие сорок лет.

— Вот чего я не люблю, так это готовить! Может, ты будешь рассказывать и параллельно готовить. Наверняка у тебя хорошо получается. После ужина я обещаю отработать… — её рука многозначительно скользит по моему бедру.

Я протягиваю Лене шампанское, приподнимаю коротким жестом своё:

— За любоф! — Запах немного дрожжевой, как у всякого полусладкого игристого, но в целом, жажду утоляет. Пили мы гадость и похуже.

Ленка подражая мне, тоже проглатывает весь бокал одним глотком, при этом смешно надувает щёки, пытаясь сдержать пузырьки, пытающиеся вырваться обратно.

— Ладно, налить воду и поставить её на огонь, — не великий труд. Ты тогда займёшься сервировкой. Умеешь красиво резать сыр?

— Красиво-некрасиво, это всё вкусовщина. Накромсаю, как получится, всё равно же его ртом жевать. Где тут нож? Буду резать, буду бить, эх, скорей бы засадить. — Ленку потянуло на похабные мысли. Всегда подозревал, что у нее жгучий темперамент, но не думал, что настолько.

Ещё минут двадцать суеты, и мы садимся на пол за импровизированный дастархан. Макароны я высыпал на сковородку, залил яйцами, засыпал сыром и нарезанными сосисками. Получилось вкусно и сытно. Поскольку тарелка в квартире одна, то не стал даже пересыпать макарошки из сковородки, просто водрузил сковороду на телефонный справочник.

Выпили ещё. Потом ещё. Внезапно Лена повернулась ко мне лицом и пристально уставилась мне в глаза. Мне показалось, что её взгляд прожёг мне мозг. Одновременно её рука скользнула мне за пояс джинсов. Я сделал вид, что не заметил её маневра и продолжал нести какую-то чепуху.

— Попался! Хватит отлынивать! Иди сюда, мой пупсик! — Ленка треплет меня за уши.

— Как же я пойду к тебе, если ты сидишь на мне?

— Вот это уже твои проблемы! Как хочешь, так и иди. Хватит болтать! Зачем бюстгальтер схватил? Его так не снимешь. Ты что никогда не снимал лифчиков?

Время и пространство потеряли границы. Через сколько-то часов-минут-лет я первым очнулся от эротического угара.

— Лена!!! Очнись, — я легонько шлёпаю её по щекам.

— Что случилось? Где я? Боря? Почему ты голый? — Леночка открывает глаза и не может понять сначала, что с ней происходит. Вертит головой по сторонам и инстинктивно подтягивает под шею простыню. — Господи, я тоже голая? Что это было? — она непроизвольно пытается укрыться простынёй.

— Слава богу! Ты сейчас отключилась, на секунду всего… Ух, какая ты темпераментная!

Мы лежим под простынёй, тесно прижавшись, лицом к лицу. В квартире тихо, только слышен стук капель из крана. На душе полная умиротворенность и покой.

— Борь, а давай поженимся? Мы тогда сможем шпилиться, когда захотим. Смотри, как у нас классно получается…

— Ага! Устроим гостевой брак?

— Это как? — поднимается она на локте, — в гости вместе ходить?

Ленуся поворачивается на бок и опирается на локоть. При этом её грудь красиво покачивается.

— Это просто жить по отдельности, но иногда ходить друг к другу в гости, чтобы вот этим делом заниматься. Лен, мне идея брака не очень. Рано ещё. Представь, живу я у вас. Александр Семенович знает, что я буквально за стенкой жарю его любимую дочку. Он же меня со свету сживёт. Моя матушка тоже не сахар, вы с ней точно не уживётесь. Комнату снимать в частном секторе? Этот первобытный комфорт тебе точно не понравится. Если мои планы осуществятся, то я через два или три года построю хороший дом где-нибудь за Оперным. Вот тогда и о браке можно будет говорить.

Вопрос о браке временно повис в воздухе. Секс это, конечно, прекрасно, но брак это не только секс, но и масса проблем. Дальше как-нибудь само образуется. Пока договорились, что встретимся, как только у Лены возможность представится. Ей сейчас надо к сессии готовиться она в этом году своё музучилище заканчивает.

ГЛАВА 17. СЮРПРАЙЗ

31 декабря. Борис Рогов. Встречаем 1977.
— Боря, сходи в магазин, я майонез купить забыла, — кричит мне мама из кухонного шипения и шкворчания, — если кальмары будут, тоже возьми баночку.

— Хорошо, мам, к нам гости придут?

— Нет, просто премию дали. Фабрикаплан перевыполнила, и нашему училищу тоже перепало. Так что — гуляем!

— Тебе тут твоя Ленка звонила, — кричит сестрёнка из коридора.

— Боря, хорошо, что ты позвонил, — скороговоркой начинает тараторить подружка. — Ты где праздник отмечаешь? Я тебя на Новый год пригласить хочу. У меня маленький сюрприз. И не один…

— Дома, в кругу семьи. Потом, как всегда, собирался по друзьям пройтись. Вместо этого с радостью к тебе зайду, Александра Семёновича тоже надо поздравить…

— Буду Ждать в половине первого! Смотри не напейся — трубка с размаху падает на рычаг.

— Мам, меня Лена пригласила, что бы мне к столу принести?

— Ты бы ещё за пять минут до полуночи вспомнил! Тоже мне, кавалер нашёлся. Ну, возьми в шкафу коробку конфет. Я как раз купила на случай непредвиденных подарков.

Только к одиннадцати часам все приготовления закончены. Большой стол разложен и выдвинут на середину гостиной. Осталось расставить приборы и праздничные закуски. Через полчаса наша маленькая, но дружная семья рассаживается за столом. В углу, рядом с балконом на тоненьких ножках стоит почти новый телек «Изумруд-207». Черно-белый, но изображение четкое, звук насыщенный. Как раз к празднику по первому каналу показывают отрывки из популярных оперетт. По всей квартире витает запах хвои, смешивающийся с запахами праздничного стола. Но мне не терпится, Ленуся заинтриговала.

— Внимание! — Папаня стучит вилкой по бутылке шампанского, которую держит уже несколько минут в ожидании сигнала из телевизора. — Внимание, сейчас Брежнев нас поздравлять будет. — С этими словами он сдирает с пробки фольгу и раскручивает проволочку. Раздаётся лёгкий хлопок и шипение. Золотистая струйка быстро наполняет фужеры.

— …С Новым 1977 годом, товарищи! — завершает поздравление Леонид Ильич, — с новым счастьем! На экране циферблат со стрелкой, отсчитывающей последние секунды уходящего года. За эти пятнадцать мгновений мне вспомнился этот же новый год, но в другом ответвлении реальности. Вроде бы изменений нет, или их не заметно. Точно также поздравлял Брежнев, точно также за этим же столом сидело наше семейство. Всё было один в один. Даже вкус фирменных отцовских пельменей был точно таким же…

Хотя это только внешнее сходство. Многое уже поменялось в этом мире. Через полчаса любимая девушка будет меня радовать обещанным сюрпризом. Мы наверняка будем целоваться в её комнате, а то и, чем чёрт не шутит, удастся заняться более интересным делом.

На факультете активно работает сеть оформительских услуг, неформальная конечно, но главное то, что она работает. Меня уже год как печатают в газетах. Есть чем гордиться. Да и с финансами в этот раз всё очень даже неплохо.

Через полчаса я поднимаюсь по лестнице соседнего дома. В предвкушении свидания, сердце трепещет, как петух на заборе. Хотя, умом я понимаю, что волноваться, особо не стоит. Ум то стариковский и циничный, а тельце то молодое и палец предательски дрожит на кнопке звонка.

Дверь открывается практически сразу. Хозяин квартиры с супругой уже в прихожей. На Тришине импозантный замшевый пиджак и светлая рубашка с пёстрым шейным платком, на Галине Павловне вечернее платье. На шее блестит жемчуг вперемешку с шариками желтого металла.

— С Новым годом, с новым счастьем! — я обращаюсь к Ленкиным родителям, с немного растерянным выражением лица, — а Лена дома?

— Дома-дома, куда она денется? Спасибо за поздравления, тебя тоже с Новым годом, новых тебе удач, новых идей в новом году. Я бы с вами, молодёжь, посидел с удовольствием, но нас торопят, говорят, что машина уже стоит. Ты не видел белую «Волгу» внизу?

— Нет, не заметил. Но я и не присматривался, если честно.

В этот момент из своей комнаты выпархивает моя красотка. На ней лёгкое платьице цвета старого серебра с умопомрачительным вырезом. Меня, обалдевшего от её красоты, она выталкивает на площадку.

— Пусть предки оденутся, а то в наших коридорах так просторно, что даже одному человеку не повернуться.

— Как тебе платьице идёт! Я в восторге. Всегда восхищался твоим вкусом. Иди сюда быстрее, дай я тебя поцелую.

— Да, ну тебя, в любую секунду папка выскочит, ему такая наглость точно не понравится. Он у нас жуткий собственник.

Стоило ей произнести свою тираду, как и в самом деле, Александр Семёнович с супругой появились на пороге.

— Мы уезжаем, будем часов в пять или в шесть, может быть, а может… как пойдёт. Вы смотрите тут, без баловства! Лена, крепче шампанского, я тебе пить запрещаю. Всё! Еще раз с Новым годом! — с этими словами Александр Семёнович исчезает в лифте.

— Пошли скорее, чего стоишь, как истукан! Будешь тупить, никакого сюрприза не увидишь.

— Куда ты от меня убегаешь? Все уже ушли, мы можем спокойно поцеловаться. Ты так соблазнительна, что у меня просто нет слов.

— Хи-хи-хи, — раздаётся ехидное хихиканье из глубины квартиры. Она уже проскользнула домой, и я слышу только какой-то шорох из гостиной. — Иди сюда, покажу, что мне предки подарили.

Я возвращаюсь к реальности, беру себя в руки и уже спокойно прохожу в зал. При этом я чуть не сталкиваюсь с Ленкой, которая, пятясь, тащит по полу какую-то коробку.

— Отойди! — пытаюсь я её отстранить, — Нельзя сразу сказать, что нужно коробку принести? Ох уж мне эти советские женщины, с юных лет норовят коней на скаку… Куда нести?

— Что ты ворчишь? Вот, на столик журнальный ставь. Хотя, нет, подожди. Сначала давай распакуем, достанем из коробки аппарат, а его уже поставим на столик.

Картонный ящик, внутри которого — «сюрприз», уже вскрыт. Проигрыватель «Арктур-002» высшего класса, производства Бердского завода «Вега». Очень неплохая игрушка даже по мировым стандартам.

— Классная штука! Правда, же? Папа что-то там у них в Бердске оформлял, так ему эту машинку настроили по высшему разряду — тараторит Ленуся. — Даже поставили алмазную иглу!

Я водружаю «вертушку» на журнальный столик. Колонки пока ставим у противоположной стены. Достаю прилагающуюся фурнитуру и, наконец, включаю красную кнопку на передней панели проигрывателя. В уголке деки вспыхивает огонёк сигнала подключения, аппарат готов к работе.

— Лена, у тебя Бах, который Иоганн Себастьян есть? Это же стерео высшего класса, поэтому через него надо крутить объёмные вещи.

— Забыл что-ли, с кем дружишь? Конечно, есть, сейчас принесу, — буквально через пару секунд Леночка возвращается с целой кипой дисков. Тут и Бах, и Вагнер, и Сибелиус.

— Токката и фуга ре-минор, надеюсь, пойдёт?

— Которая самая известная? Давай попробуем. — Я вспоминаю, что эта мощная вещь всё внутри сотрясает, когда в органном зале звучит. Как раз и сравним мощность звучания «консервированной» музыки с воспоминаниями о «свежей».

— Мне тоже Бах по кайфу. Кстати, мы же с тобой ещё за Новый год не выпили. Наливай быстрее! Конфетками твоими закусим.

Тогда же. Лена Тришина.
Пока Борис разливает пузырящуюся жидкость по бокалам, я гашу верхний свет. Остаётся только ёлочная гирлянда и голубоватый экран телевизора. Блики гирлянды играют в бокалах разноцветными звёздочками. От предвкушения близости с любимым у меня как-то неровно бьётся сердце, а мысли всё время проваливаются в воспоминания о наших сладких приключениях в Питере. Внизу живота нарастает волна густого тепла.

— Лена, я поднимаю этот бокал, — что-то его заносит в патетику, — за то, чтобы нашим планам ничего не мешало. Как бы не играла нами извилистая река жизни, пусть мы навсегда останемся добрыми друзьями. Я тебя люблю и хотел бы, чтобы это чувство осталось со мной навсегда, независимо ни от чего. — К счастью, окончание Борькиного спича тонет в грохоте баховской токкаты.

— Я тебя тоже, — шепчу я, нежно касаясь губами его уха.

Бах, включенный на полную мощность, сотрясает стены квартиры. Беспредельная мощь музыки усиливается отличными динамиками.

Холодные иголочки шампанского покалывают язык. Закусывать мне не хочется. Я легко касаюсь пальцами Бориной руки.

— Потанцуем? — у меня перехватывает голос, и от этого шёпот получается таким, что возбуждает даже меня саму.

— Под Баха?

— Чем тебе Иоганн Себастьян не угодил? Раз он играет, значит, под него можно танцевать, почему нет? — Я кладу руки ему на шею.

Мы медленно покачиваемся, тесно прижавшись, друг к другу. Губы наши сомкнулись, а руки становятся всё смелее и смелее. Мерцает по стенам свет ёлочной гирлянды. Кажется, что всполохи сливаются с космической музыкой. Шампанское слегка ударяет в голову. В животе порхают бабочки. Борька времени тоже не теряет. Его руки уже проникли под платье.

Как мне это нравится! Особенно когда теряется ощущение времени. То ли минута, прошла то ли час не имеет никакого значения.

Я полностью поглощена процессом, голова откинута, руки упираются в его колени, всё тело просто горит от возбуждения. Борька вдруг начинает меня спихивать, но это уже не может помешать. Удар тока, страшной силы проходит от ног до корней волос.

— М-м-м-м-мама, ма-а-а — ма-а-а-чка. А-а-а, — вырываются из меня самопроизвольно.

И тут в коридоре вспыхивает свет.

— Я здесь, доченька, — раздаётся мамин голос.

Картина Репина — не ждали…

Там же. Галина Павловна Тришина.
На вечеринке в Доме художников Саша внезапно поругался с Омбыш-Кузнецовым. Больше он не захотел находиться в этом, как он выразился — «гадюшнике», и нам пришлось ловить попутку и возвращаться домой. Не знаю, может он что-то почувствовал, но когда мы вошли в тёмный коридор из полумрака гостиной вдруг раздался дикий стон нашей любимой девочки.

Тёмная комната, по стенам и потолку — отблески цветных огоньков ёлочной гирлянды. Мягкая мелодия Поля Мориа наполняет пространство квартиры… А на диване абсолютно голая дочь с растрепанными волосами стоит на коленях, упираясь в мужские ноги, и громко кричит не то от боли, не то от наслаждения… Такая картина любых родителей введёт в ступор.

— Что здесь происходит!? — загремел возмущенный бас моего благоверного. — Быстро привели себя в нормальный вид и… — он не знает, что следует делать дальше. — и марш на кухню, там поговорим.

— Папа, выйди немедленно, дай нам одеться, — Ленка, быстро приходит в себя и удивительно спокойна. Её мужчине в этот момент не позавидуешь. Он же не видит ничего из-за её спины. Только возмущённый рык хозяина квартиры. Интересно, с кем она? Не с Борей же, он же ребёнок совсем.

Мы с Тришиным усаживаемся на кухне. Он достаёт початую бутылку коньяка. Молча, наливает мне и себе. Залпом опрокидывает в себя, замирает на пару секунд и наконец, резко выдыхает.

— Ну, как тебе Галя такой фокус? — он постепенно успокаивается, может всё и утрясётся. — Новогодний подарочек, нечего сказать…

Я молчу, совершенно не понятно, как в такой ситуации вести себя родителям. Как-то всё не так, не правильно всё как-то. Впрочем, если смотреть с практической стороны, то лучше дома на диване, чем в подъезде, или ещё где-нибудь.

Ещё через пять минут появляются молодые. Всё-таки это Борис. Радует, что не сосед сверху, видела я как-то его с Ленкой. Отвратительный тип… Дочь спокойна просто на удивление. Я поражаюсь её умению держать фасон. Молодец девочка!

Разговор на кухне длился не долго. Ленка сказала, что они любят друг друга, что поженятся. Но не сейчас, а после того, как Борис институт закончит, чтобы детей рожать уже в семейном статусе.

Семёныч с этим категорически не согласился. Заявил, что раз сексом занимаются, то должны и брак регистрировать. Не по-людски, мол. Люди должны в браке… То да сё… Похоже, что деревенское детство у него так в голове и сидит. Тяжёлое было детство с чугунными игрушками и деревянными конфетами…

— А вдруг ты, Лена, забеременеешь, вот и будет у ребёнка нормальный отец.

Решили, что родители Борины приду к нам в гости на следующий день, вернее уже сегодня, вечером. Надо же с будущими родственниками знакомиться. Вот тогда и обсудим всё в деталях.

— А теперь, дорогие мамочка и папочка, отпустите нас погулять, а то что-то мы утомились в квартире… сидеть. С прошлого года на улицу не выходили, — Ленка заканчивает разговор.

— Только недолго гуляйте, а то сегодня пьяных на улице много, — заботливо ворчит Семёныч.

— Они сегодня не страшные, праздник же…

Из коридора слышен шёпот молодых:

— Тебе придётся на мне жениться. Отец с тебя живого не слезет.

— Почему бы и нет, я не против. Но признайся, это был главный сюрприз?

— Как ты мог такое подумать, я что, похожа на самоубийцу? — возмущается Леночка и шуршит «чебурашкой». Еще секунда и раздается хлопок двери.

Мы с Сашей сидим на кухне и тихо разговариваем. Не сказать, чтобы нас сильно удивило поведение дочери. В глубине души, зная страстную натуру дочки, мы готовы к чему-то такому, но отдавать замуж в 18 лет, в наши планы не входило.

— Саша, может ты, всё-таки переменишь своё решение? Да, это конечно с их стороны было глупо, по-детски, хотя, что в таких вещах по-детски? Но понять их можно. Ленке уже пару лет назад надо было мужика и детей рожать. Организм такой и ничего тут не поделать. А Борька пацан еще, ему намекнули, он и не отказался. А ты бы отказался?

Тришин почувствовал в последнем вопросе супруги опасный для себя намёк, поэтому сделал вид, что вопрос был риторический.

— Галя, но так ведь тоже нельзя! До брака не должны молодые люди вступать… У нас в деревне ворота таким девкам дёгтем мазали, позорили всячески.

— Так это в деревне, при царе-горохе. Сейчас, если ты сам никому не расскажешь, то никто и не узнает. Вот и надо сделать из этого маленькую семейную тайну. Борис нашей дочери совсем не пара, и молод совсем, и перспектив никаких. Я думаю, со свадьбой-женитьбой ты погорячился. Ты знаешь такого художника — Александра Беляева?

— Конечно, знаю, талантливый молодой мастер. Одно время со мной работал. Он тут причём?

— Вот этот молодой талантливый и был у нашей девочки первым мужчиной. В прошлый Новый год он её затащил к себе в мастерскую и там соблазнил. Как мне Ленка рассказывала, сыграл на её любопытстве.

В волнении Тришин снова достаёт коньяк. Наливает себе стопку и залпом проглатывает. На мгновение замирает и продолжает снова:

— Вот ведь паскуда какая, этот Беляев! Теперь понятно, почему он всё время так странно улыбается, когда мы с ним в Союзе пересекаемся. Я с ним поговорю…

— Остынь! О чём ты будешь с ним говорить? О том, что твоя дочь — шлюха? Мне тоже коньяка налей, что один то пьёшь? И мандаринку достань, там в холодильнике…

— Галя, как ты можешь так о родной дочери! Перестань, пожалуйста, мне очень неприятно это слышать. Даже если это правда. А Беляеву я морду начищу, чтобы девок не портил. Ей же тогда только 17 было…

Супруги сидят устало за кухонным столом. Свист закипевшего чайника возвращает их к действительности. Я достаю чайные чашки и пирожные.

— Давай сейчас еще чаю с коньячком, и спать пойдём. Утро вечера веселее.

— Нет, давай всё-таки дождёмся нашей доченьки и сообщим ей об изменившихся планах. Ты, наверное, права, рано Ленке ещё замуж.

ГЛАВА 18. ТЕРРОРИЗМ ПО-МОСКОВСКИ

2 января, Москва, Николай Морозов
Праздничный денёк в Москве выдался солнечным. Николай Иванович вместе с супругой встречал новый 1977 год у дочери в Медведково. Праздник прошёл по-семейному спокойно. Костя тоже приехал из Белорусии. Демонстрировал семейству свою новую девушку. На это глава клана не мог не пошутить: — в Новый год с новой девушкой! Девушка сначала хотела обидеться, но поняла, что пока не по статусу и смеялась вместе со всеми. Внучёк тоже радовался, пытался уже что-то говорить, правда, пока не внятно, но для своих полутора лет нормально.

«Старикам» выдали внука, и это были самые приятные моменты нынешнего праздника. Славик вёл себя прекрасно, всем улыбался, много щебетал по-младенчески, распространяя вокруг себя сплошное умиление.

— Хорошие у нас ребятишки растут, — садясь за кухонный стол, поделился старый полковник своим настроением.

— Да, просто душа радуется, на них глядя, — отвечает в тон ему жена, — ты есть хочешь? Может разогреть что-нибудь. Мне тут Наташка целую кастрюлю всякой снеди нагруз… Кажется, телефон звенит. Возьми трубку, наверное, кто-то поздравить нас хочет. Я пока ужином займусь.

Пришлось полковнику отложить на время стопочку беленькой и топать к аппарату.

Звонок был из Сибири от Бориса Рогова. Он напомнил ветерану о трагических событиях ближайших дней, про которые когда-то писал в памятной записке. Николай Иванович уже успел позабыть о странной записке, которой, что греха таить, он не придал никакого значения.

… У вас будет время, чтобы подумать и, может быть, как-то изменить ход событий. Вы моё послание, случайно, не потеряли?

— Обижаешь, Борис, я ещё не настолько стар, чтобы терять и выбрасывать важные документы. Вот только, что я смогу сделать?

Борис на всякий случай всё-таки рассказывает о страшных событиях зимы наступившего года. Начинает со взрыва в поезде метро.

— Первое, 8 января в 17.33 в вагоне метро между станциями «Измайловская» и «Первомайская» произойдёт взрыв бомбы. Семеро человек погибнет, одиннадцать будет покалечено. Второе, в этот же день, в 18.05 в продуктовом магазине № 15 на ул. Дзержинского в торговом зале тоже произойдёт взрыв, к счастью без погибших, но раненные будут. Третье, у продмага № 5 в урне будет еще один взрыв, тоже будут только раненые.

— Да, я помню, помню! Но ты точно не шутишь? Смотри, пацан, так шутить нельзя!

— Николай Иванович, не кладите трубку, пожалуйста! Поверьте, это правда. Только, если надумаете, действуйте осторожно.

— Что тут осторожничать? В КГБ позвоню и пусть те, кому положено этим и занимаются. Ты и сам мог бы туда позвонить.

— Тут всё не так просто. Если я сам позвоню, мне никто не поверит, а душевные беседы в органах обеспечат. Кроме того, есть большие подозрения, что взрывы — игры наших доблестных спецслужб.

— Ты как скажешь что-нибудь, так хоть стой, хоть падай… КГБ то это зачем?

— У КГБ мотивы были, есть и будут. После Хельсинского совещания в СССР резко активизировались диссиденты всякие и прочие наймиты. Действуют в рамках хельсинских договорённостей. Вот если их на терроризме поймать, то получится совсем другое дело. Можно будет по психушкам рассовать…

— Надо будет подумать, посоветоваться с друзьями, может можно что-то придумать простое и эффективное.

— Николай Иванович, только очень тщательно всё продумайте. У меня тут для вас ещё одна такая «шутка» имеется. Впрочем, я вам про неё тоже писал.

— Боря, ты сейчас о чём? Что-то я забыл. Каюсь, не серьёзно отнёсся к твоим пророчествам. Впрочем, я и сейчас не очень верю.

— Хотите, как говорится, верьте, хотите — нет. Пока я вас ничем убедить не могу.

Следующее событие произойдёт 25 февраля. В половине десятого вечера, в гостинице «Россия», в нескольких помещениях одновременно произойдёт возгорание. Пожар будет страшный. Только погибших около сотни, множество обожжённых и раненых. При этом причину не найдут. Официально напишут — «пожар произошёл от внешних причин».

Полковник тяжело вздыхает.

— Да, уж, Борис Григорьевич, задал ты мне задачу. Не могу я тебе поверить, но и понять с какой целью ты меня разыгрываешь, я тоже понять не могу. Не в моих силах что-то со всем этим сделать. Хотя тебе из Сибири с ней точно не совладать, а делать что-то нужно… Будем думать. Обещаю, что с надёжными людьми из ветеранского движения я поговорю. Номер вагона, в котором будет заложено взрывное устройство, ты не помнишь?

— Помню. Третий вагон направление движения в сторону «Первомайской». На этом первый в новом году разговор с Морозовым я заканчиваю и сажусь за стол, чтобы записать итоги сегодняшнего, такого насыщенного событиями дня.

Хорошо, что Ленкины предки решили повременить со свадьбой. Жить лучше так, как сейчас. Сегодня Лена, конечно, круто отожгла… При воспоминаниях о скачках сегодняшней ночи, у меня даже перехватывает дыхание.

Хорошо, что московских террористов вспомнил, через этот след можно выйти на верхние ярусы политики, но тут надо быть крайне осторожным. С КГБ играть в шпионские игры крайне рискованно. Можно голову сломать. Пока ничего не могу придумать…

3 января. Москва. Сквер на Грузинской. Морозов и Алейников.
— Значит, Николай, говоришь, что возможно гебня замешана? Это плохо! Значит, если просто написать в милицию, то реакции не будет никакой. «Похеряют» в своих архивах, никто потом ни шиша не найдёт. Сергей Петрович Алейников, крепкий старик с седой шевелюрой, зачесанной к затылку, и густыми чёрными бровями, замолчал, пристально глядя на Морозова.

Ветераны встретились в скверике на Тишинской площади, до которой обоим было идти не далеко. Алейников жил в высотке на Баррикадной, а Морозов в Грузинском переулке. Оба входили в совет ветеранов-лётчиков АДД. Правда Алейников был старше и по возрасту, и по званию. Да и Золотая Звезда Героя, выделяла председателя из остальной ветеранской братии. Шестидесятисемилетний генерал-майор всегда был готов выслушать и помочь товарищам по оружию.

Рассказу Николая Морозова о каких-то перемещениях во времени генерал не поверил, хоть Морозов не создавал впечатления сумасшедшего, и уверял, что сам тоже не верит в эту мистику.

— Петрович! я и сам не верю, но вдруг! Можжет быть нам всё-таки хотя бы по наблюдать?

— Наверное, ты прав, ведь если паче чаяния, и в самом деле что-то случится, совесть потом замучает.

— А что если поступить самым простым способом? Утром 8 января позвонить в милицию при метрополитене и сказать что так и так, в третьем вагоне заложена бомба, взорвётся тогда-то и там-то. Если у них не будет времени на согласование, может быть что-то и получится.

— Может что-то и получиться. Может и нет, могут же не поверить, но так хотя бы шанс появляется.

Генерал глубоко задумался, рисуя прутиком на снегу квадраты и круги. Короткий январский день подходил к концу. Солнце уже почти достигло крыш, и последние его лучи отбрасывали розовые блики по поверхности сугробов. Ветераны помолчали еще несколько минут.

— Давай, Коля, договоримся так. Ты среди своих пару человек позорче подбери. Они пойдут на Лубянку. А я попробую поговорить с людьми из бывших разведчиков. Есть у меня один хороший знакомый. Вот, ещё такой вопрос. Нет ли у тебя знакомых сапёров? Ведь даже если мы ВУ обнаружим, с ним надо будет что-то делать.

— Петрович, знаешь, у меня как-то всё летуны вокруг, в лучшем случае — техники и инженеры. Надо будет всех опросить, может у кого-нибудь есть друзья из сапы [112]. Хотя тут можно и не усложнять. Достаточно в ближайшее отделение милиции подойти и сказать, что под прилавком взрывное устройство. Толькл надо, чтоб человек, который будет обращаться, был уважаемый. Чтобы трудно было нагло послать.

— Да ради хорошего дела, я и сам могу прийти. Хрен, они генералу откажут! Пусть «дежурные» зафиксируют закладку, позвонят мне, я подъеду, и с урной всё будет пучком. Мне еще и медаль дадут, за бдительность. — Алейников поднялся со скамейки и протянул руку для прощания. — Ладно, Николай, давай по домам, мы сделаем все, что в наших силах, а там как фишка ляжет.

8 января. Москва. Метро. Николай Иванович Морозов.
В Москве в субботу 8 января резко потеплело. Ветер с Атлантики принес снегопад и поднял столбик термометра до -5 градусов. Заканчиваются школьные каникулы, но утренники, ёлки и прочие детские мероприятия всё ещё продолжаются. Народу в метро много. Это затрудняло Николаю Ивановичу наблюдение за вагоном, но с другой, исключало привлечение к нему лишнего внимания.

Ветераны решили, что наблюдать надо с конечной станции. Морозов рассчитал, что до Измайловской поезд будет идти 45 минут, значит надо дождаться точно 16.45 и сесть в третий вагон. Поезд, подошедший к перрону станции «Молодёжная» был чист, пуст и светел. Вид коричневых пружинных диванов, немного потёртых, но без порезов и явных дыр, говорил о том, что москвичи любят и берегут свою подземку.

На «Киевской» внимание Морозова привлёк невысокий крепкий мужчина со спортивной сумкой, на боку которой красовались олимпийские кольца. Вязаная лыжная шапка, черная спортивная куртка, такие же черные брюки с белыми полосками по шву. Парень был похож на спортсмена, едущего на вечернюю тренировку. Он протиснулся к торцевой двери вагона и плюхнул сумку на пол.

На Курской мужик внезапно выскочил из вагона. Сумки при нём не было. До взрыва осталось 22 минуты. Полковнику стало по-настоящему страшно. Через две минуты поезд остановится на «Бауманской». Надо нести сумку прямо в милицию метрополитена. Есть риск, что сумка взорвётся во время переноса. Хотя от движения она же не взрывается. А что если сообщить сейчас вагоновожатому по прямой связи? Тогда на следующей станции всех выгонят из вагона. Поезд отправят в депо. Пока он будет ехать он, наверное, и взорвётся. Но пострадает только пустой вагон. Значит так и поступим. Бог с ним, с вагоном.

Морозов встал и, с усилием раздвигая пассажиров, продвинулся к тревожной кнопке.

— Машинист поезда? Товарищ машинист, дослушайте, пожалуйста, до конца, это очень важно! В третьем вагоне на полу лежит черная сумка. Хозяин её вышел на Курской. Есть веские основания считать, что в сумке бомба. Я, как ветеран-сапёр в этом разбираюсь. Надо срочно эвакуировать людей! Нет! Это не розыгрыш, — Николай Иванович отпустил кнопку связи.

«Бауманскую» проехали без каких-либо дополнительных объявлений. Либо машинист просто не поверил, и подумал, что это такая шутка, либо согласовывает свои действия с начальством.

Полковник собрался уже повторить сеанс связи, как вдруг из динамиков вместо привычного женского голоса, объявляющего остановки, раздался слегка запинающийся мужской баритон.

— Уважаемые пассажиры, на следующей станции убедительно просим вас покинуть вагоны. По техническим причинам поезд следует в депо.

Последние его слова были заглушены резким усилением шума при въезде на «Электрозаводскую». Морозов вместе с остальными попутчиками покинул вагон и, не дожидаясь другого поезда, поднялся на поверхность. На сердце у него отлегло.

Вечером в половине шестого прохожие на Измайловском проспекте внезапно услышали резкий хлопок, донёсшийся со стороны линии метро. Некоторые рассказывали, что видели даже всполох пламени на облаках.

На станцию «Первомайская» поезд прибыл в полном составе, но с изуродованным взрывом третьим вагоном. Через разбитые окна были видны сломанные сиденья и ободранная обшивка. На станции поезд уже ждали работники транспортной милиции. По всем признакам имел место террористический акт.

8 января. Москва. Улица Дзержинского. Генерал-майор Алейников.
Гастрономом на Дзержинского Алейников решил заняться лично. Не хотелось ему выглядеть идиотом в глазах друзей. В половине шестого он зашёл в магазин, подошёл к прилавку, внимательно осмотрел лежащие сыры, перевёл взгляд на колбасы. Также внимательно их изучил, но вдруг взгляд его замер. Генерал поднял голову и сказал продавщице следившей за ним с пристальным вниманием:

— Товарищ продавец, что это у вас за сумка лежит в углу?

— С утра ничего не было. А сейчас не знаю, мне из-за витрины не видно. — Женщина, не спеша, обошла прилавок, проплыла мимо немногочисленных покупателей, и собралась было открыть непонятную черную торбу, как движением руки генерал её остановил.

— Тихо! — Шёпотом скомандовал он, — слышите? тикает…

Лицо тётки тут же побелело. Руками она закрыла себе рот и начала пятиться к дверям.

— Где здесь ближайшее отделение милиции?

— Какая милиция? Нет, не знаю… Нет тут милиции… В нашем доме КГБ. — Забормотала перепуганная женщина.

— Хорошо! Тогда быстро закройте магазин, ни в коем случае сумку не трогайте, сами выйдите на улицу и никого не подпускайте. Я схожу, договорюсь о сапёрах.

Пока они переговаривались, пока Алейников дошёл до КПП комитета госбезопасности, пока там уговаривал дежурного, полчаса до взрыва истекло. На КПП был слышен только лёгкий хлопок.

— Слышал, лейтенант? Доупирался? — голос генерала стал презрительным, — не быть тебе капитаном. Похоже, рвануло. Дай бог, чтобы никого не придавило.

Серия взрывов потрясла столицу. Свидетелей было много. Власти, как обычно в СССР, никакой информации не давали, что служило поводом для самых замысловатых слухов. Одни говорили, что это американцы таким способом хотят сорвать Олимпиаду, кто-то обвинял сионистов, кто-то китайцев. Были слухи, что это «блатные» ставят под контроль «барыг», что банда Монгола громит волков Япончика [113]. Слухи обросли множеством кровавых жертв и масштабными разрушениями.

«Голос Америки», «Свобода», «Би-Би-Си» и другие вражеские голоса уже на следующий день смаковали в эфире все эти сплетни, добавляя версию о причастности к взрывам КГБ, как провокацию, направленную против инакомыслящих.

Тут власти, наконец, спохватились, поняли, что дальше замалчивать нельзя, и 10 января ТАСС дал весьма умеренную и сдержанную информацию о событиях. Информагентство сообщило, что 8 января в вагоне столичного метрополитена и в магазине № 15 произошли взрывы небольшой мощности, пострадавших нет. Про другие взрывы вообще промолчали.

Еще через день «голоса» передали об «Обращении…» Сахарова, в котором опальный академик выдвинул версию о провокации КГБ.

Нужно было срочно найти виновников, но следов практически не осталось. Только через год было найдено ещё одно взрывное устройство, с помощью которого вышли на след армянских националистов, больше похожих на идиотов. Их назначили виновными, провели через закрытый суд и быстро расстреляли. Народу так и объявили, а он с готовностью поддержал быструю расправу. Диссиденты притихли и сидели, как тараканы под веником.

9 январь. Новосибирск. Борис Рогов.
На следующий день в воскресенье Морозов позвонил мне и, довольный успехом проведённой операции, благодарил за такое полезное дело, как спасение человеческих жизней.

Я тоже был рад тому, что удалось избежать человеческих жертв. Не было даже раненых. Хорошо бы ещё, чтобы КГБ ничего не нашла на ветеранов.

— Боря, ты ещё что-то говорил о авиакатастрофах. Может быть, попробуем? — ветеран вошёл во вкус «спецопераций». В твоей записке упомянуто происшествие под Алма-Атой. Но никаких подробностей нет.

— Давайте попробуем. Как же там… 13 января будет крупная катастрофа под Алма-Атой. Ту-104 Хабаровского авиаотряда. Рейс Хабаровск — Алма-Ата. На подлёте к Алма-Ате произойдёт возгорание левого двигателя, но сигнализация не сработает. Экипаж попытается посадить машину на одном двигателе, но машина потеряет скорость и рухнет, развалившись на три части. Все 90 человек погибнут. Причина катастрофы — разрушение от старости топливопровода, что привело к возгоранию двигателя.

— А номер рейса?

— Нет, номер я не знаю.

Я более чем уверен, что у боевых ветеранов, вкусивших радость победы, в конце концов, всё получится.

ГЛАВА 19. НАША СЛУЖБА И ОПАСНА И ТРУДНА

10 января. Москва. Комитет Государственной Безопасности.
В буфете пятого управления Комитета госбезопасности 10 января царило оживление, которое бывает здесь только по случаю завоза дефицитных продуктов со спецбазы Совмина. В этот раз завезли настоящий швейцарский сыр и австрийскую полукопченую колбасу. Давали не более килограмма в одни руки, но и это радовало служивый люд. Настроение хорошее было у всех, кроме Наташки-буфетчицы. Мало того, что ей приходилось работать в поте лица, так эти «дармоеды» норовили подсунуть ей секретные документы вместо обёрточной бумаги.

— Не сувайте мне докýменты! — кричала она, чтобы всему буфету было слышно. — Андропов запретил в докýменты товар отпускать!

— Да, это старые, ненужные бумаги! — уговаривали её.

— Мне читать некогда, мне людёв обслуживать надоть! Симонян в прошлый раз горбушу в какие-то секреты завернул, так мне выговор объявили! Так что, у кого нет чистой бумаги, в очередь не вставайте, отпускать не буду!

Честно говоря, майору госбезопасности Игорю Шамраеву давно уже надо было быть у начальника и докладывать о состоянии дел по расследованию террористических актов потрясших Москву в прошлую субботу.

— Шамраев, вы, почему еще в буфете, вас Филипп Денисович заждался, — услышал майор у себя за спиной голос секретарши Бобкова.

— А колбасу за меня Бобков будет получать или, может, вы, Надежда Дмитриевна?

— Нет, посмотрите люди добрые! — возмущению пожилой женщины нет предела, — его генерал-майор ждёт, а он тут колбасу боится упустить! До чего страна докатилась!

— Ладно, не кипятитесь, иду я уже, иду.

На самом деле Шамраеву не так уж нужна была колбаса, как хотелось оттянуть встречу с начальником. Прошло уже почти двое суток с момента первого взрыва, а ни версий, ни следов, ни улик. Правда, в рассказе продавщицы из 15 магазина фигурировал какой-то генерал, который прямо перед взрывом обнаружил сумку с бомбой, но это был не след, а только намёк на него. Других зацепок не было ни одной… Тут уж от головомойки не уйти, сколько за колбасой не стой… Начальник есть начальник, а у него есть свой начальник… Все мы делаем одно важное дело.

С тяжёлыми мыслями, под конвоем суровой дамы, Игорь Иосифович поднялся в кабинет Бобкова, где коротко доложил о полном отсутствии версий для оперативно-розыскных мероприятий. Найденная на крыше станции стрелка часов — вот и все улики на сегодняшний день.

Ты, майор, не переживай, — спокойным тоном неожиданно начал генерал, — пятёрка наша не на высоте, есть такое, зато парни из второго отработали на пять баллов! Ты всех свидетелей уже собрал?

— Филипп Денисович, к ак их всех собрать. Двадцать человек по взрыву в метро уже нашли, десяток по пятнадцатому, еще десяток по мусорке… Все это или не все, трудно сказать. Наверняка не все. Кого-то допросили, но тут еще непочатый край работы. Выходные же были. Как людей искать?

— Допустим, — допросить не реально, но собрать можно было и всех. Поквартирный обход делали? Наверняка, какие-нибудь старушки-процентщицы сидели и в окна глазели.

— Камельков лично обошёл часть квартир, на остальные участковых подключил.

— Хоть участковых догадались подключить… А дворников подключили?

— Дворники же не сотрудники, как при царе, как их подключать?

— Подумай и подключи! Иди работай, майор, всему вас учить надо. И пригласи Камелькова.

Камельков Александр Петрович, капитан госбезопасности, в понедельник уже закончил оформление допроса продавщицы пятнадцатого магазина и дежурного лейтенанта, которые смогли составить словесный портрет генерала, заметившего сумку с бомбой. Камельков даже смог по картотеке министерства обороны найти его фотографию. Это был Герой Советского Союза, штурман дальней авиации генерал-майор в отставке Алейников, который руководит ветеранским клубом «Дальники». Капитану показалось подозрительным, что штурман почему-то назвал себя сапёром. Кстати, по словам машиниста поезда, в котором сработало взрывное устройство, про бомбу в вагоне говорил тоже какой-то, якобы, сапёр. Капитан поделился с начальством идеей, допросить вежливо и аккуратно генерала.

Как ни странно, но в этот раз мнение Бобкова совпало с мыслью подчинённого. Добро на привлечение Алейникова в качестве свидетеля капитан получил.

— Да, я был 8 числа в магазине № 15. Что я там делал? Капитан, как по твоему, что люди делают в магазине? — седовласый генерал смотрел на гэбэшника спокойно и немного свысока, как на недоумка. — Вот и я зашёл по пути сыру купить. Почему не рядом с домом? Потому что так получилось: увидел магазин, вспомнил, что жена просила сыру купить, вот и зашёл. Как заметил чёрную сумку? Так штурман должен быть внимательным, профессия обязывает. А меня в чём-то подозревают?

Баклажану стало немного неловко. Дурацкая у него всё-таки работа… Получалось так, что он вместо того, чтобы поблагодарить человека спасшего, по сути, посетителей этого злосчастного магазина, вроде как, подозревает его неизвестно в чём.

— Ни в коем случае, уважаемый Сергей Петрович! Ни в коем случае! Нам надо просто найти следы тех паразитов, что хотели совершить это преступление. Следов то никаких после взрыва не осталось. Поэтому всех расспрашиваем.

— Я тут мало чем могу вам помочь. Зашёл в магазин. Прошёл к витрине, посмотрел на товар. У витрины увидел сумку. Хотел сначала поднять и спросить чья, думал, может, забыл кто, наклонился и услышал характерное тиканье. Сразу понял, что может быть и ВУ. Скомандовал эвакуацию, а сам пошёл вызывать подмогу. Сапёром назвался, чтобы лишних вопросов не задавали.

— А про взрыв в метро что-нибудь слышали?

— В метро был взрыв? Ого! Кто-то какие-то требования выдвинул?

— Как ни странно, никаких требований, никаких звонков, просто три взрыва в Москве.

— Был ещё и третий? Ну и дела!

— Был. Прямо в урне на 25 лет Октября. К счастью ущерб, как и в вашем случае, только материальный. В метро тоже нашелся кто-то внимательный. Назвался сапёром, прямо как вы. Заметил и машинисту сообщил. На «Электрозаводской» пассажиров эвакуировали, а на «Измайловской» рвануло.

— За выходные нашли что-нибудь? — заинтересованно спросил ветеран. Ведь уже двое суток прошло.

— Не могу ничего вам по этому поводу сказать, секретная информация. А вы ничего подозрительного около магазина не заметили? — вернулся к главной теме капитан.

— Да, мельком разве что, в дверях столкнулся с каким-то мужиком в чёрном… Точно! И сам кучерявый брюнет, и одет во всё чёрное, из кавказцев, наверное. Он ещё лицо отвернул, когда со мной в дверях столкнулся, поэтому я только его волосы и запомнил.

— Вот видите, товарищ генерал-майор, всё-таки от нашей беседы какая-то польза есть. Сейчас я вызову продавщицу и мы её про этого брюнета спросим. Она его точно должна была видеть в лицо. А с вами я вынужден попрощаться, рад был знакомству! — Камельков встал и протянул руку для прощания.

Алейников ответил на рукопожатие, не торопясь натянул на голову папаху — ладно, капитан, звони, если вопросы появятся.

Продавщица действительно вспомнила какого-то чёрного невзрачного мужчину, который тёрся у витрины среди покупателей.

— Нос у него, товарищ капитан госбезопасности, был очень большой. Он этим носом туда-сюда водил, как будто собирался через стекло товар обнюхать. И глазки маленькие, черные и посажены очень глубоко. Он как в мою сторону взглянул, знаете, мне аж поплохело! — тётка прижала руку к груди и жалостно вздохнула.

— Усы, борода, бакенбарды? — начал задавать наводящие вопросы капитан. Рост, телосложение, родинки, шрамы не заметили?

— Нет, не заметила, наверное, не было на нём ни усов, ни бакенбардов. Морда смуглая, заросшая, дня три, наверное, не брился. Рост… наверное, невысокий.

Результаты дознания не радовали найти в Москве невысокого брюнета легко, вот только будет таких брюнетов многие тысячи, даже кавказцев с большим носом…

ГЛАВА 20. ЧЁРНЫЙ ВОЛК

21 февраля. Новосибирское музыкальное училище. Лена Тришина.
Солнце яркой летней птицей билось в высокие окна музыкального училища. Барабанила капель по наружным сливам, а через открытую форточку ветер вносил какофонию автомобильных моторов с Каменской. Жаль, что окна выходят на проезжую часть, так было бы здорово любоваться заснеженными деревьями Центрального парка. Хотя, конечно, лучше шум в столовой, чем в музыкальных классах.

Сегодня Миловзориха назначила репетицию аж на четыре часа, вот же вредная бабка! С этим днём Советской Армии, будь он не ладен, никакой личной жизни у девушки. Покушать нормально и то времени не остаётся.

Рапсодия композитора Мурова [114]! Подхалимка старая. Знает, что директор падок на лесть, а что бедной девочке ещё к завтрашнему утреннику готовиться надо, так это её не колышет.

— Добрый день, мне супчик, пожалуйста, и бефстроганов с картошкой. Только без подливы, пожалуйста.

— Лена! Привет! — раздался из-за плеча голос Маринки Петровой. — Ты чего тут? Дополнительные назначили?

Я оглянулась на голос подружки и чуть не потеряла дар речи. Рядом с ней стоял просто сногсшибательный мальчик. Высокий (!), блондин(!!), с васильковыми глазками (!!!), которые скользнули по мне оценивающим взглядом. Судя по лёгкому кивку, оценка высокая. А то! Крепкий боксерский подбородок, чувственные губы, прямой нос и густые пшеничные брови довершали картину образца мужской красоты.

— Что? Марин, я не поняла, ты про что сейчас? Ну, да… Миловзорова назначила репу [115], приходится тут подкреплять потерянные дамские силы. А ты не участвуешь в юбилейном концерте?

— У меня же неуд по специальности. Вот привела заступника. Знакомься. Это Володя Полуяхтов бас нашей оперной труппы. Восходящая звезда, он еще консу не кончил, а его уже на первые партии в Оперный приглашают! Вот! Между прочим, меня замуж зовёт!

— Влад! — представляется вежливо и протягивает руку. Узкая ладонь, длинные пальцы, аккуратные ногти. — Очень приятно!

Проникающий до самых костей низкий голос Маринкиного жениха бросает меня в краску. Что ж так предательски тело-то себя ведёт! Лицо просто горит… Еще, поди, румянец на щеках выступил…

— Вова, мужчина не протягивает первым руку девушке! — поучает кавалера Маринка. — Лена у нас натура тонкая, у неё одни пятёрки по спецухе, да еще папа известный художник. Веди себя прилично, а то она подумает, что ты из деревни?

— Марина, не вгоняй меня в краску! — я аккуратно вставляю свою ладошку в горсть Влада и чуть-чуть, сжимаю его ладонь. Мне невольно хочется присесть в глубоком реверансе, — Рада познакомиться. Давайте сядем за столик, а то на раздаче беседовать не очень удобно.

Ребята тоже взяли чего-то. Я, поглощенная своими новыми чувствами, даже не обращаю внимания на мелочи. Ещё меньше меня интересует Маринкина болтовня. Стоит мне поднять глаза на Полуяхтова, как поднимаются волоски на руках. К реальности возвращал только бархатистый, мягкий, и в тоже время, крепкий голос Влада. Эта сладкая пытка кончилась, к моему сожалению, очень быстро. Пора бежать на репетицию, Валентина не терпит опозданий.

Вечером позвонил Борька. Сказала, что сегодня мне некогда. На самом деле, мне нужно немного подумать. Уж очень Влад на меня сегодня подействовал. Боряхороший, я его люблю…, наверное, но… Ну, во-первых, он не красавец, для мужика это не важно, но ростом не вышел, во-вторых, не понимает ничего в музыке, а самое главное — совсем ещё зеленый, хоть и уверяет, что на самом деле ему уже за шестьдесят. Доказал он это грамотно. Я вспомнила наши постельные битвы… Да, в этом деле он мастер! Но у Вовы такой голос! И это он просто говорит, а если петь начнёт? У меня же крышу сорвёт. Как же, хорош…

Хотя Борюсика жаль. Он столько денег влупил, чтобы нам с ним в Питере переспать. М-м-м! Да, незабываемые впечатления… Нет, пожалуй, это будет непорядочно, так просто взять и к другому перескочить. Как-то это по блядски…

Я набрала Борькин номер.

— Борь, я тут вспомнила одну важную вещь, короче, надо поговорить, ты ещё ничем не успел заняться?

— Ты же занята была.

— Отложила. Подходи, я быстро спущусь. Очень важный разговор! — Чёрт! Завтра же ещё утренник в детском саду. Ладно, как-нибудь отбарабаню…

Надо всё-таки купить Боре новую оправу, что он ходит в этой дурацкой чёрной. Спрошу у Маринки, она вроде бы говорила, что у неё кто-то в оптике работает. Подарю на прощанье, может, утешится. Нет! Господи, ну что у меня за натура. Чуть мужик посимпатичнее, и моя душа уже трепещет, как бабочка крылышками бяк-бяк-бяк. А вдруг этот Владик ничего в сексе не понимает? Он всего-то на четыре года нас старше. Женат не был. Может, ещё и женщины не познал. С другой стороны, это ж просто прекрасно. Я буду его первой женщиной, научу его всем тонкостям. Только нужно, чтобы он втрескался до потери пульса, а то ведь, может кроме «леди должна лежать неподвижно и терпеть» он ничего не знает.

Нет-нет-нет! Надо с этим бороться. Надо взять себя в руки. Вот сейчас Борька подойдет, и я его расцелую. Со вчерашнего дня же не виделись. Мне становится смешно, и уже в приподнятом настроении я повисаю у Борьки на руке.

— Я весь в нетерпении, рассказывай быстрее, что случилось? — волнуется кавалер.

— Борь, помнишь ты же приставал с идеей ансамбля?

— Что бля? — смеётся дурашка, не знает, что его ждёт…

Ансам-бля! Дурачок! Так вот я нашла солиста-вокалиста. Ты не представляешь, какой голос. Все девчонки будут писать кипятком! Я его, когда услышала, то чуть не упала. Он даже когда просто разговаривает, все поджилки трястись начинают. Парень этот сейчас на пятом курсе нашей консы, но ему уже главные партии в оперном дают. После этого, переманить его можно только в Большой или в Ла Скала. Но если сыграть на тайных струнах, — при этих словах я делаю многозначительную паузу, то никуда он не денется.

На следующий день после четвертой пары ко мне подвалил Вова Полуяхтов. Я в это раз была уже готова к воздействию его вокальных данных и смогла сдержаться, чтобы не покраснеть. Пригласил в кино. Я девушка честная и почти замужем, поэтому сказала, что с незнакомыми мужчинами в кино меня муж не пускает. А он и говорит:

— А давай познакомимся, и я буду знакомый мужчина. Как меня зовут, ты в курсе. А еще я лауреат, солист, призёр и вообще чемпион вокального спорта. — Полуяхтов встал в первую позицию и направил крепкий подбородок влево вверх.

— А как же Марина? Ты ж её в замуж звал.

— Да, что ты говоришь? Поругались мы с ней. Ты на меня свой взор обрати. Ну, правда, же глаз не оторвать! И вообще, как там: — «вы привлекательны, я чертовски привлекателен, так, зачем же время терять?»

— Вова не смеши меня, а то я могу чаем захлебнуться, и помру молодая и красивая.

— На похороны пригласишь?

— Типун тебе на язык! После этого я вас, лауреат и чемпион, даже видеть не хочу.

— Хорошо, пойдём длинным путём. Видеть меня Леночка не хочет, а слышать? Телефончик продиктуй, и я тебе как-нибудь вечерком колыбельную спою. Ты какую больше любишь? «Спи, моя гадость, усни» или «Спят усталые свинюшки»?

— Слушай, Вова, шёл бы ты отсюда, а то я за себя не отвечаю. Вот скажу мужу, он не посмотрит, что ты солист и лауреат, и настучит тебе по тыкве. Отвали, короче.

— Ну, Лена, ну, извини болтуна, ну люблю я пошутить… Я же не виноват, что у тебя нет чувства юмора. Кстати, а кто у нас муж?

— Волшебник! Хоть это вас, молодой человек, совершенно не касается! — Я подняла на него строгий взгляд. Вова сразу сдал назад.

— Предупреждать надо. Конечно, у тебя есть чувство юмора, и даже очень развитое. Ты же смеёшься над моими искромётными шутками. Ну, прости, прости, прости… Простила?

Конечно, я его простила, хотя, такого наглеца так легко прощать было нельзя. Слабая я девушка, любой меня уболтает…

Надо будет с Борькой этот вопрос утрясти и после кино их познакомить. Пускай Рогов его уговаривает попробовать свои силы на рок-н-рольном поприще. Хи-хи-хи, а можно еще попробовать ему подыграть, типа, я на его голос повелась и готова на всё… Голос у него, не отнять, просто жуть какой возбуждающий. Интересно, он знает об этом? Хотя, что это я — конечно, знает, вон как уверенно подкатил.

Борька, когда я ему напомнила про лауреата, долго смеялся.

— Лена, тащи к нам этого самородка. Как ты думаешь, на что его можно приманить?

— Даже и не знаю, — говорю я, а сама думаю про себя, что на постельные обещания он бы повёлся наверняка. Борюсе про это говорить не стала, зачем его расстраивать. — Слушай, Борь, а давай с ним встретимся. Как тебе идея?

Дома, раздевшись до плавок, встаю перед зеркалом и наслаждаюсь собственным великолепием. Так, вес на правую, левую немного вперёд и на носок. Левое колено — вправо. Хорошо! Правое плечо вниз, левое вверх. Руки на бёдра. Картинка! Скольжу взглядом от макушки вниз. Точёная шейка. Мягкая линия плеч. Упругая крепкая троечка с острыми сосками, которые, как будто, смотрят вперёд. Баюкаю каждую в руках. Мечта мужчин. Ах, какое блаженство знать, что я совершенство! Жаль нельзя сзади посмотреть. Борька уверяет, что попа у меня тоже классная. Ноги немного коротковаты, но тут легко подправить, достаточно повыше каблук. Так что, есть, на что приманивать любого баса, баритона, хоть миллионера с Бродвея. Спасибо предкам, и с генами не подкачали, и с балетным классом. Как вспомню, так вздрогну. Бр-р-р-р! А ну ка, батман-тандю [116]. Блин, чуть не упала… Нет былой лёгкости. Впрочем, трудиться над собой надо всю жизнь, чтобы не стать похожей на маманю. Расплылась уже в сорок лет. Не удивительно, что отец постоянно в мастерской пропадает. Знаю я, кто ему там позирует…

Хватит нарциссировать, пора одеваться и ехать к «Победе». Борька один ни за что не справится. Ничего! На тачке успею.

Старая французская лента о романтических приключениях благородного разбойника Картуша (Бельмондо) и его подружки Венеры (Клаудия Кардинале) чем-то напомнила мне о моих мечтах разбогатеть и удрать за кордон. После кино Борька попробовал рассказать Вове о своих планах по музыкальному завоеванию мира. Полуяхтов идею не поддержал. — Не люблю пустое прожектёрство! — сказал, как отрезал.

Ни тот ни другой от знакомства не в восторге. «Надутый индюк с голосом слона» — отозвался позже новоявленный продюсер. «Наивный дурачок» — на следующий день сказал Вова, когда мы с ним пересеклись на перемене. Как всё-таки прикольно чувствовать себя верховным судьёй в схватке двух самцов. Вот хренушки им! С Борькой конечно здорово, но чего-то в нем все-таки не хватает, не достаёт чего-то. Как там, в одном старом фильме: «хороший ты мужик, но не орёл!». Вроде бы и с деньгами у него хорошо, и в постели классно, и поговорить он может интересно, и меня любит, но вот не орёл! Лихости что-ли какой-то не хватает. Может, просто ещё молод, подрастёт и харизма мужская появится… У Полуяхтова мужественности завались, харизма течёт из ушей. Правда, наглец, выпендрёжник и бабник… Интересно, как он в любовных сценах? Надо у Маринки спросить. Хи-хи-хи.

Однако через неделю я заметила за нашим басом интересную особенность. Он погрузился в размышления! Как-то встретила его в коридоре консы с Беличенко, потом с барабанщиком из оперного. Похоже, парень решил сам развивать идею, а Борьку слить за ненадобностью.

Боре об этом рассказала, а он только обрадовался, чем меня страшно удивил. Говорит, что так в сто раз лучше. Особенно, если у Вовы получится. Я сомневаюсь, что у этого свинтуса что-то выйдет, слишком он самовлюблён. А Борька говорит, что только бы название сохранили. «Волкодав» всё-таки и брутально, и по-хорошему, агрессивно, кроме того, несёт смысл позитивной силы, защитника, самое то.

Марина потом мне рассказала, что назвали мужики группу «Черный Волк». Мне кажется, хуже, чем «Волкодав». Клавишницей взяли её, Вова все-таки мудак! Голос божественный, а всё равно мудак.

Вова действительно через месяц пригласил меня на генеральный прогон. Ему удалось как-то договориться с Муровым об использовании концертного зала училища в качестве репетиционной площадки, удалось найти неплохую ударную установку, литавры, даже органолу. Прорезался у Полуяхтова организаторский талант. Конечно, я не могла пропустить представление и, из чисто девичьего любопытства, после третьей пары поднялась на задний ряд. Там уже сидела компания студентов, собравшихся, как и я, познакомиться с будущими «сотрясателями вселенной».

* * *
Зал у нас в училище, оборудован неплохо. Окна можно автоматически закрыть плотными шторами. Акустика от этого улучшается. Свет управляется с пульта и может гаснуть постепенно. В зале темно. Где-то далеко едва слышны барабанные раскаты. Внезапно резко вспыхивает театральный прожектор, выхватывая, фигуру в черном балахоне. Балахон перепоясан толстой льняной веревкой. На голове капюшон. Это не то монах, не то воин, не то пахарь. Секунд десять фигура стоит неподвижно и беззвучно. В это время фоном начинают бить барабаны. Вова, наконец, откидывает капюшон и негромко начинает речитатив:

Как во смутной волости,
В лютой злой губернии
Выпадали молодцу
Всё шипы да тернии
Последнее слово он практически рычит, растягивая р-р-р-р. По спине у меня бегут мурашки… Голос у него всё-таки сказочный. К этому моменту барабаны набирают уже заметную силу, вступает контрабас и бас-гитара…

Он обиды зачерпнул-захлебнул
Полны пригоршни
Ну а горе, что хлебнул
Не бывает горше.
А с припева понеслась уже полная вакханалия! Ритмы были совершенно не Высоцкого, но гораздо мощнее, пробивающие доспехи цинизма. Всё это в сполохах белого и красного света. Темп исполнения нарастает неумолимо. Внезапно свет гаснет и из кромешного мрака Вова выводит заключительные слова:

— Сколь веревочка не вейся, а совьёшься ты в петлю.
И пауза…

— А совьёшься ты в петлю…
Буквально через пару секунд вспыхивает заливающий прожектор, освещая всю сцену.

— Здравы будьте, люди добрые! Сейчас прозвучала «Разбойничья песня» на стихи советского поэта Владимира Семёновича Высоцкого. — Голосом конферансье начал выступать лидер группы. — Команда «Чёрные волки» рада представить на ваш суд программу под названием «Волком родясь, лисицей не бывать». Мы используем стихи и музыку русских и советских поэтов в нашей интерпретации. Прошу сильно нас за это не ругать. А сейчас следующая композиция — «Песенка про дикого вепря», Стихи тоже Высоцкого. Как говорят у нас на Руси: «Волк — не пастух, свинья — не огородник».

Эта комическая песенка воздействовала, конечно, не так мощно как предыдущая, но так, скорее всего, было задумано, чтобы дать слушателю перевести дух и сбавить эмоциональный накал.

Зато следующая была вообще убойная. Даже меня, девушку совершенно далёкую от идеалов комсомола захватило и захотелось встать и петь: «И снег, и ветер, и звёзд ночной полёт…». Какую всё-таки силу имеет музыка! Причём только барабаны и мужской вокал.

После были и лирические, и фольклорные, и даже дворовые. Всего получилось около полутора десятков песен. Было видно, что мужики так увлеклись, что отработали на славу. Если это всё пройдет через комиссию, это будет действительно бомба. Ничего подобного по воздействию в стране сейчас нет.

— Последняя песня посвящается мужественным защитникам Ленинграда. Мы оставили только четыре куплета, но зато самые мощные. Просим у знатоков прощения за варварское отношение к тексту. Вова начинает без музыки речитативом:

Редко, друзья, нам встречаться приходится,
Но уж когда довелось,
Вспомним, что было, и выпьем, как водится,
Как на Руси повелось!
А теперь поём вместе!
Вспомним, что было, и выпьем, как водится,
Как на Руси повелось!
На повторе к вокалу подключается барабан, и второй куплет идёт уже в ударном оформлении. Голос Полуяхтова на фоне барабанов звучит, не теряясь. Наоборот, приобретает какие-то эпические оттенки. Повтор второго куплета подпевают уже все присутствующие в зале:

Вспомним, как русская сила солдатская
Немцев за Тихвин гнала!
Мне немного неловко, но не петь вместе со всеми просто не возможно. Я удивляюсь сама себе! Всегда мне было глубоко плевать на эту давно минувшую войну! Но музыка захватила. Поистине, великая сила искусства! Если цензура эту песню пропустит, это будет просто супер хит! Могут ведь и не пропустить, тут же про Сталина.

На последнем повторе народ даже сидя петь не смог. Все встали и пели стоя:

Выпьем за Родину, выпьем за Сталина,
Выпьем! — И снова нальем.
Хорошо, что ребята после этой песни не стали ничего говорить, просто погас свет, опустился занавес, и они скрылись во тьме.

Интересно, что Маринки почему-то не было видно совсем. Хотя органола чётко слышалась. Зачем Вова её спрятал от зрителей, я не поняла. Вот взял бы меня, я бы настояла, чтобы клавишницу в центр поставил, а уж я бы показала настоящее шоу.

После репетиции я бегу за кулисы. Просто не могу удержаться от того, чтобы не выразить тот восторг, который охватил меня.

Вова сидел в гримёрке с выступившими на лбу и висках капельками пота. Глаза ввалились, лицо осунулось, плечи опущены. Он никого не замечает. Видно, что мужик отработал на все сто… Почему-то во мне возникла острая жалость к нему, я подошла и мягко провела ладонью по его щеке. Шершавые колючки щетины щекочут ладонь. Лицо горячее и слегка влажное.

Внезапно Вовка поймал мою руку и поднес её к губам. Этого было достаточно, чтобы я потеряла голову. Мы, как безумные, начали целоваться, совершенно не стесняясь присутствующих.

Вдруг, не говоря ни слова, он вдруг поднял меня на руки и куда-то понес. Мне было совершенно всё равно куда. Хотелось просто целовать эти сочные упругие губы, ерошить золотистые волосы, хотелось ощущать его дыхание, ловить движения рук и вобрать в себя острое, запретное, тайное.

— Извини меня, сам не знаю, как так получилось, — начинает нелепо и смешно оправдываться. Мы приходим в себя в каком-то тёмном классе, кажется это кабинет музлитературы.

— За что? Мне самой, наверное, этого хотелось, поэтому я к тебе и подошла. — Я сижу голой попой на столе. Мне зябко. Одеваться нет сил. — Вова, не торопись, пожалуйста. Мне надо немного отдышаться. Давай чуть-чуть посидим здесь, все равно уже вечер и никто сюда ломиться не будет.

Мы сидим, наверное, с полчаса и разговариваем о всяких пустяках, о какой-то ерунде. В конце концов, Полуяхтов делает мне официальное предложение руки и сердца. Неожиданно!

— Володя, милый! Знаешь, это всё так внезапно, что я пока не готова тебе ответить ни «да», ни «нет». Давай пока поживём в прежнем режиме. Сегодняшний порыв — это хорошо, но это далеко не всё. Я же говорю, что у меня есть почти что муж, мы с ним знакомы уже несколько лет. С родителями моими договорились, что официально оформим отношения только после окончания обучения. К тому же, Борька с отцом моим по работе подвязался. Они неплохие деньги заколачивают. Так что, давай подождём…

— Лена, как ты можешь? После такой страстной сцены, так прагматично рассуждать. Только что рычала и стонала словно бешеная, и, буквально через полчаса, уже судишь-рядишь, как прожженная тётка.

— Да, я такая, — я уже снова в форме и кокетничаю напропалую. — Со мной не соскучишься. Зато жизнь будет насыщенная и искромётная.

В таком режиме наш разговор продолжается ещё какое-то время, после чего я, почувствовав прилив сил, одеваюсь и, подхватив своего нового кавалера под руку, отправляюсь домой. Вова подниматься не стал, до подъезда на такси довёз и слинял. Наверное, поехал думать, как ему теперь со всем этим быть. Пускай подумает! Я же думаю, что замуж за будущую звезду советского рока, или, на худой конец, оперной сцены тоже не плохо. Наша труппа каждый год летом едет на заграничные гастроли, а это и деньги, и шмотки, и прочий ширпотреб. Как бы так всё обстроить, чтобы и с Борькой не рвать, это же золотая жила, и с Вовиком крутить. Здесь без тщательных раздумий не решить. Так что давай, Леночка, напрягай извилины.

7 мая Новосибирск. Гостиница «Обь».
— Горько! Горько! Горько! — разносится по залу ресторана гостиницы «Обь» традиционный свадебный девиз. Владимир и Леночка публично демонстрировали искусство затяжного поцелуя. Жених был явно из перспективных, место в труппе Оперного ему уже гарантировано. Тришины были очень рады такому повороту дела. Как сказал дочери сам глава семейства: — Знания, конечно, сила, но талант это гораздо полезнее.

ГЛАВА 21. СЕКРЕТНАЯ ПОЖАРНАЯ КОМАНДА

20 февраля. Москва. Гостиница «Россия».
В 1967 году, за десять лет до текущих событий, в Зарядье, сразу за храмом Василия Блаженного, был принят в эксплуатацию самый большой в мире гостиничный комплекс. Гостиницу на 5 000 постояльцев назвали «Россия». Чрезмерная близость массивного здания к древнему центру Москвы мешала панораме Кремля и Красной площади. Изначально москвичи не любили этот модернистский сундук, но потом свыклись.

В воскресенье 20 февраля Николай Иванович Морозов после лыжной прогулки в Сокольниках благодушно расположился за чашкой чая перед телевизором в ожидании очередного хоккейного матча чемпионата Союза. Звонок телефона разорвал покой воскресного вечера. Антонина Спиридоновна взяла трубку.

— Квартира Морозовых, здравствуйте.

— Боря, это ты? Рада тебя слышать.

— Николай Иванович? Здесь конечно, сейчас подойдёт. — Коля, подойди, тут Борис Рогов, опять что-то важное хочет сообщить.

— Полковник Морозов у телефона.

— И тебе не хворать. Слышал, что катастрофу в небе над Алма-Атой удалось избежать, благодаря бдительности наземных служб аэропорта «Толмачёво»? Это наша с тобой заслуга. Намекнули кому надо. Людей спасли, матчасть тоже не пострадала. Говори, по какому случаю звонишь, да пойду хоккей смотреть. Сегодня «Спартак» с Челябинским «Трактором» играют. Прошлый раз в ничью сыграли, так что сегодня нашим надо кровь из носу выиграть.

Пожар? В Гостинице? 25 февраля? Да, вспомнил, что ты говорил.

Прости старика, забыл за всеми этими делами с авиакатастрофами… А сколько жертв, говоришь?

Людей, конечно, жалко… Есть ничего не предпринимать. Да, всё понятно. Там КГБ с МВД секреты поделить не могут, вот и выливаются их разборки в пожары и наводнения. А если просто позвонить из автомата? Часа за два с уличного откуда-нибудь с Медведково? Может кого-то спасти удастся.

Конечно под мою личную ответственность. Ты меня предупредил, спасибо тебе за это. А уж мы тут с Петровичем покумекаем, что можно сделать.

Вот же Борька непоседа. Хоть и говорит, что не надо в это дело соваться, потому что пожар инсценирован госбезопасностью для разборок с МВД, но людей то жалко, все-таки около сотни сгоревших живьём… Совсем эти сраные чекисты совесть потеряли… Надо будет опять Алейникова тряхнуть, он хоть и старый, но жуть какой умный. Эх, как мы тогда ловко всех вокруг пальца обвели! Вроде бы и теракты были, а жертвы ни одной. Красиво!

Ветеран дальней авиации забубнил себе под нос старый добрый марш: «Мы рождены, чтоб сказку пам-парам-пам, парам-пам-пам, пространство и простор…»

Надо прямо завтра ехать к Алейникову и устраивать мозговой штурм. Он наверняка придумает какой-нибудь оригинальный ход. Кроме того, надо будет Борису позвонить и все подробности происшествия из него вытрясти. Вот, прямо с утра пораньше и позвоню, хотя, нет утром он наверняка будет на лекциях, лучше после обеда, а вечером к генералу поеду, уже во всеоружии. Главное, чтобы сердце не подвело, а то будет «пожар во флигеле или подвиг во льдах». Забыл, вот откуда эта фраза.

Беспокойный сон сменился внезапной бессонницей. Пришлось встать и пойти на кухню. Взяв карандаш с бумагой, Николай Иванович начал рисовать схему возможного развития событий при разных вариантах действий. За умственным трудом время пролетел не заметно.

Внезапно заиграл гимн. — Московское время шесть часов ноль ноль минут, сегодня понедельник 21 февраля. — Бодрым голосом сообщил диктор. Наступала новая трудовая неделя.

Морозов поставил чайник на голубое газовое пламя и снова углубился в своё занятие. Похоже, что у него всё-таки что-то начинало получаться.

Рукопожатие крепкое, взгляд цепкий и немного ироничный. Алейников встречает старого знакомого на пороге своей квартиры.

— Здравия желаю, товарищ полковник, заходи, рассказывай, что за подвиги нас с тобою ждут? — обращается к Николаю Ивановичу.

— И тебе, генерал, не хворать! — отвечает тот по-приятельски. — Опять терроризм, будь он неладен!

— И что на этот раз будем предотвращать? На что нацелилась мохнатая лапа спецслужб? — несмотря на шутливый тон, в голосе слышатся стальные нотки.

Морозов коротко пересказывает то, что продиктовал Борис. Упор делает на количестве жертв, на неподготовленность Московской пожарной охраны, на чиновничий произвол.

— С этими чинушами ядрёной бомбы не надо, сами всё развалят. Чернильное племя…

— Как ты, Петрович, думаешь, можем мы как-то в этом деле поучаствовать, чтобы хотя бы кого-то спасти?

— Понимаешь, Коля, трудно сказать. Во-первых, у нас очень мало времени. Во-вторых, мы с тобой не профессионалы, мы лётчики, мы если что и придумаем, то спецы нас в два счёта вычислят. А это будет очень плохо. Мало того, что никому не поможем, так ещё и самих отправят куда Макар телят не гонял.

— Не вешай носа, товарищ ветеран! Попробовать всё равно стоит. Надо просто покопаться в памяти, а вдруг вспомним какого-то разведчика, смершевца или кого-нибудь ещё из этой компании «плаща и кинжала».

Ветераны обкладываются бумагами и начинают просчитывать варианты своих действий. Можно, по-ленински, взять два крайних варианта. Программу-минимум и программу-максимум. Максимум — сделать вообще пожар в отеле невозможным, минимум — уменьшить количество жертв.

Если замахнуться на максимум, — вслух рассуждает генерал, — то надо знать, как и кто конкретно участвует в подготовке теракта. Дальше можно будет уже искать выходы на этих людей и что-то с ними делать. Тут сложностей слишком много, за оставшиеся дни не успеть. А вот предупредить конкретных людей, упомянутых тобой, будет уже проще гораздо. Ты что-то говорил о болгарском замминистра? Как там его? Иванов? Я думаю, проще всего будет предупредить именно его. Анонимно само собой. Напишем ему открытку и через торгпредство передадим. Может он и не поверит и ничего делать не будет, но хоть от удушья спасётся.

Следующей стала мысль воспользоваться информацией о пострадавших в результате пожара. Особенно тех «стрелочников», кого назначат ответственными за поджог.

— Кого, ты говоришь, арестуют и посадят? Главного инженера и начальника сигнализации? — Вопросительно посмотрел Алейников на Николая Ивановича.

Тот нацепил очки и, немного покопавшись в бумагах, утвердительно кивнул. — Точно, Тимошкин и Видорчук. К сожалению, больше о них ничего не известно.

— Это не беда, узнаем в один звонок. Эти ребята должны быть кровно заинтересованы в том, чтобы пожара не было. Кому охота лагерную баланду хлебать.

— Хорошо, выйдем мы на них. Что мы им скажем? Вот так и скажем, что МВД собирается поджечь гэбэшников?

— Да, ты не торопись, полковник! Скажем просто, что будет пожар, что начнётся в 21.24 что лестниц до верхних этажей не будет, что погибнет куча народу, а вину спишут на них. Пускай у них голова и болит. В конце то концов, это же их прямая служебная обязанность, заботиться о безопасности.

На этой фразе Морозова тоже охватила волна возбуждения.

— Иван, а если попробовать через низовых пожарников? Какая пожарная часть за центр отвечает?

— Узнаем! достаточно придумать какой-нибудь повод, чтобы привлечь на какое-то ветеранское мероприятие. Надо подумать, не работает ли в пожарке кто-то из бывших летунов. Хотя тут будут проблемы, не могу даже представить, как можно из лётчиков попасть в огнеборцы…

— Может тогда проще сыграть роль, как будто ищешь их для выяснения каких-то сведений про их предков. У нас в каждой семье кто-то воевал, а значит, легко могут быть быть однофамильцы, в конце-то концов. Пожалуй, с этого можно будет и начать.

Это была хорошая идея. Но слишком мало времени осталось до катастрофы. Не успеть уже никого собрать. Договорились, что после дня Советской Армии сходим в Болгарское посольство, а дальше — как карта ляжет.

24 февраля из павильона метро «Минская» вышли трое представительных военных. Февральский пронизывающий ветер бросал им в лица пригоршни снежной крупы. Ветераны шли, не уклоняясь от порывов. Тем более, что идти было не далеко. Мы с Алейниковым и Ушаковым старались держать марку друг перед другом, самому смешно — мужикам уже под семьдесят, а всё равно как мальчишки. Хоть на пенсии, а всё равно — понт дороже денег. Ушакова, как главу ветеранов АДД, предложил привлечь Петрович: — Два генерала всегда лучше одного полковника.

На Мосфильмовской в здании Посольства Болгарской Народной Республики царила обычная рабочая суета. Никто не обратил внимания на появление в вестибюле трёх мужчин в высоких чинах. Дежуривший на входе милицейский лейтенант тоже не стал препятствовать. Даже документы не проверил, просто приложил ладонь к козырьку, отдав честь старшим офицерам.

Появление нас троих в Посольстве было нашей ошибкой. Достаточно было и одного Олейникова. Но что сделано, то сделано. В кабинет главы торгпредства мы прошли беспрепятственно.

— Я председатель совета ветеранов АДД Ушаков, естественно в отставке. Это мой зам, товарищ и однополчанин генерал Алейников, это полковник Морозов. — представился Сергей Фёдорович. Товарищ торгпред, у нас есть секретная информация о том, что завтра в половине десятого вечера в гостинице «Россия» будет страшный пожар. По данным из того же источника, завтра заместитель министра торговли Тодор Иванов будет в гостинице. Передайте ему, что очень высок риск, и лучше вечер провести в другом месте.

Номер, который закреплен за Торгпредством НРБ находится в опасной близости от вероятного очага возгорания.

Любен Йорданов глянул поверх очков, потом поднялся из-за стола. Цепкий взгляд, говорил об опыте работы в разведке. На лице его не отражалось никаких эмоций.

— Это, наверное, такой розыгрыш? — с надеждой спросил хозяин кабинета.

— Увы, никакого розыгрыша. Только не надо спрашивать откуда мы получили эти сведения. Просто поверьте. Если сможете как-то воздействовать на наши спецслужбы, будет ещё лучше. Они в это не верят. Ни госбезопасность, ни милиция, а закладок для организованного поджога больше восьмидесяти по всему зданию. Гореть будет так, что любо-дорого.

— Мне тоже трудно в такое поверить, но, наверное, действительно лучше перестраховаться. У товарища Иванова действительно завтра назначена встреча с его русскими коллегами и как раз на вечер. Встречу я перенесу, это не трудно, но вот как воздействовать на КГБ из торгпредства не вызывая подозрений, этого я придумать никак не могу. Попробую поговорить с товарищем Живковым. Он всё-таки дружен с Леонидом Ильичём. Может, сможет чем-то помочь…

На этом встреча закончилась и ветераны покинули кабинет.

ГЛАВА 22. ОГОНЬ И ВОДА

25 февраля. Диспетчерская пожарной охраны города Москвы.
21.24 минуты московского времени. Нет еще и получаса, как Нина Переверзева заступила на суточное дежурство по городу. Раньше ей хватало суток между сменами, чтобы восстановить силы. Но сегодня смена только началась, а она уже чувствует себя разбитой. Что-то давило в голове. Давило не сильно, но так, как бывает, когда начинается грипп.

Вдруг поток мыслей оборвал резкий звонок, будто подхваченные порывом ветра, в один миг мысли отлетели прочь, в голове прояснилось, сердце погнало кровь по жилам.

Гостиница «Россия»! Это же автоматически тритий номер [117], чтобы там не произошло!

Телефоны звонят безостановочно.

— Пожарная охрана! Администратор гостиницы «Россия». Пятый этаж. Дым в коридоре!

— Пожарная охрана! Служба лифтов гостиницы «Россия». Задымление на лестничной клетке северного корпуса.

— Пожарные? Вижу пламя в окне десятого этажа гостиницы «Россия». Где я нахожусь? На Разина, со стороны станции «Китай-город». Да. Видно хорошо. Соседнее окно тоже задымило! Вы скорее выезжайте…

Ещё проходили первые заявки, а личный состав, самой близкой 47 ВПЧ [118] был поднят по тревоге.

— 1-я, высылайте цистерну, насос, лестницу и газовку [119], гостиница «Россия». К вам следуют по номеру три, 21 час 30 минут.

— 4-я ВПЧ…

— 7-я ВПЧ…

В радиостанцию на пульте ворвались переговоры из эфира:

— Невель, я Крым, на «Россию» силы следуют автоматически по номеру три, много заявок!

— Крым, я Невель, вас понял, следую к объекту!

— Первый, я Крым…

— Крым, я Первый, вас понял, машина в заторе, непрерывно информируйте!

По всей диспетчерской трезвонят телефоны прямой связи.

21.27 минут московского времени.

Информация была скупая, младший лейтенант пожарной охраны Алексей Буканов ещё не знал подробностей, но кожей чувствовал, что на сей раз дело трудное — и ему быть первым РТП. Пусть несколько минут, пока не приедет начальство, но все равно — первым.

Алексей вспомнил гостиницу, построенную с огромным количеством пожарных нарушений. Вспомнил и то, что акт сдачи в эксплуатацию так и не был подписан пожарными. Не подписать то, не подписали, а людей спасать надо, деваться некуда. Только бы горели не нижние этажи! Ветер, как назло, северный, прямо в фасад гостиницы. Пламя с нижних этажей пойдёт наверх, да ещё подвалы там — не подвалы, а катакомбы. Гаражи, правительственные бункеры, масса разных помещений…

— К центральному входу! — Буканов выпрыгнул из кабины на заснеженный асфальт, отбросил от себя какого-то гражданина, который с криком: «Людей спасайте!» пытался вцепиться в него, и начал оценивать обстановку.

Из окон пятого и этажа вырывалось пламя, и валил дым. Сначала Буканову показалось, что всё здание объято пламенем, но он стразу сообразил, что высотная часть, пока ещё не горит — не дошёл туда огонь. Полыхают с пятого по двенадцатый этажи, выше — только дым…

Несколько мгновений лейтенант стоял и впитывал в себя впечатление: эмоции — побоку, профессионалу эмоции — помеха. Передал в радиоцентр: «Прибыл к месту вызова, из окон пятого и вышележащих этажей до верхних пламя и дым, большое количество людей просит о помощи, приступаю к спасению, пожару номер пять! Пожару номер пять!»

* * *
21.40. К ночи в столице подморозило. Последние, наверное, холода этой зимы, через три дня календарная весна. На улицах людно. Вечер пятницы — традиционное время отдыха после трудовой недели. На Васильевском спуске масса народу. Воздух раздирают оглушительные сирены пожарных автомобилей. Красные машины уже заполнили все прилегающие улицы.

По высокому стилобату снуют люди в пожарных робах и касках. На козырек над главным входом уже подняли трехколенную десятиметровую лестницу и штурмовки [120]. Лестниц хватает только до седьмого этажа. Других средств, чтобы спасать с этажей выше нет, но вот-вот должны подойти. По пятому номеру должно прийти всё, что есть в городе и области. Вот только таких лестниц на всю Москву только три — две по пятьдесят и одна длиной шестьдесят два метра. Значит придётся пробиваться по задымленным коридорам, а это огромный риск.

Алексей Буканов, не дожидаясь прибытия старших чинов, раздаёт указания:

— Автонасос на гидрант и проложить магистральную — уже прокладывают? без команды? Здорово! И от автоцистерны тянут? — живём! Вот что значит опытные тушилы! Пятерых газодымщиков со стволами — на трёхколенку, остальных — на разведку через центральный вход…

Внутри огромного здания пожарным приходилось туго. Длинные коридоры затянуло клубами едкого дыма, — удушающая пелена шла поверху, поэтому бойцы перемещались в основном на четвереньках или ползком. Местами «поджаривало» так сильно, что работать можно было только тандемом: передовой боец-ствольщик сбивает из брандспойта пламя, а его самого сзади поливают водой, чтобы не загорелся. Огонь ведёт себя непредсказуемо. То наносит удар в спину, то выскакивает из вентиляционных отверстий, то вдруг слышался какой-то странный хлопок, и в потушенном уже помещении, вновь разгоралось пламя.

Дело тушения пожара постепенно входило в привычное русло. Да, очень трудно, да, мешает начальство и не хватало техсредств, но это привычные трудности.

Весть о происшествии у самого Кремля моментально дошла до «верхов». К месту трагедии один за другим подъезжают черные лимузины. На пожар прибыли 1-й секретарь Московского Горкома Гришин, министр обороны Устинов, глава МВД Щелоков, председатель КГБ Андропов, секретарь ЦК Черненко и, даже Предсовмина Косыгин. Пожарным для обеспечения своей непосредственной работы приходится соорудить ложный штаб, иначе «кремлёвские» просто не дадут работать.

Андропов всё-таки пытается пройти в вестибюль горящего здания. К нему наперерез бросается Иван Леонидович Антонов, начальник УПО Москвы. Ему совсем не улыбается перспектива гибели главы КГБ.

— Генерал, что-нибудь о причинах пожара уже известно? — увидев Антонова, Андропов переключает внимание на него.

— Ни как нет, товарищ министр, — ничего пока сказать нельзя. Судя по поведению огня и множестве точек загорания, больше всего похоже на спланированный поджог.

— Поджог говоришь? Может и поджог, но смотри, чтобы никто об этом не распространялся. — Андропов резко развернулся и направился к стоящей в стороне группе машин. У Антонова отлегло на душе.

Щёлоков, Черненко, Устинов стояли молча. Как завороженные, не могли оторвать взгляд от вырывавшихся из окон языков пламени. Морозный зимний воздух всё сильнее пропитывал запах горящей синтетики. Снег вокруг покрывался черной маслянистой сажей.

Андропов тронул за локоть Черненко.

— Константин Устинович, вчера вечером Леониду Ильичу звонил Живков и что-то говорил о пожаре. Не об этом ли? Вам Брежнев ничего не говорил? Вы же друзья вроде?

— Лёня только посмеялся, сказал, что эти болгары совсем на своих ясновидцах помешались. Знать бы, как оно обернётся, можно было бы и сделать что-нибудь… А у тебя, Юра, много сотрудников пострадало?

— Вы даже не знаете, насколько много, лучшие, можно сказать, кадры теряем. Какие парни! Эх… — Андропов тяжело вздохнул.

Мыслями он уже был занят другим. Откуда Живков получил информацию? Кому был выгоден этот поджог? Что там такого нарыли наши слухачи, что потребовалось устраивать такой ужасный спектакль? Пока пожар не потушим, ответа не будет. Прямо завтра с утра надо бросить все силы на раскрытие этого преступления. Если это из «наших» кто-то, надо будет такой процесс устроить, чтобы всем по заслугам досталось. Даже если Брежневская семейка замешана. А было бы хорошо! Может действительно, провести расследование таким образом, чтобы все следы привели к дочке «Лёни», этой престарелой нимфоманке Галеньке. Что ж, легче будет сворачивать корабль с порочного курса.

Продолжая прокручивать в голове формирующуюся новую идею, Андропов забрался в свой членовоз и уехал первым. Остальные вельможи поспешили последовать его примеру, и пожарные вздохнули с облегчением. Можно было трудиться в полную силу.

26 февраля. Москва Красная площадь. Полковник Морозов
Николай Иванович Морозов с утра пораньше отправился на Красную площадь. Ему было очень интересно, действительно ли был пожар или всё-таки в этот раз Боря ошибся. Можно было никуда не ездить, подождать до вечера. Вечером встретиться в клубе ветеранов. К тому времени «сарафанное радио» уже разнесёт по столице такую горячую новость. Но любопытство возобладало.

Однако подойти к гостинице не было возможности. Свежие, ещё пахнущие смолой, доски только что построенного забора отделяли Красную Площадь от Васильевского спуска. Также точно были перекрыта набережные и улица Степана Разина. Николай Иванович не удивился, когда у станции «Китай-город» он встретил Алейникова.

— Здравия желаю, товарищ генерал. Тоже не смог справиться с любопытством? — с лёгкой иронией он обратился к другу.

— Где уж нам уж… Сейчас, как у нас принято, всё засекретят, но что с гостиницей что-то случилось уже понятно. Не стали бы такой большой район перекрывать, если бы какая-то бытовая мелочь произошла. Кстати, ты заметил, какой чёрный снег перед забором?

— Ага! Действительно, как будто всё сажей покрыто. Да, что там снег! Ты на здание посмотри! Весь фасад закопчённый. Пожар был не маленький, это точно. Значит либо болгарин не звонил вообще, либо звонил, но ему не поверили. Придётся утешиться, что хотя бы трёх человек мы с тобой спасли.

А по Москве ползли слухи один ужаснее другого. В отсутствии официальных сообщений ниша заполнялась народной молвой. Одни говорили, что это опять террористы, другие обвиняли «мафию», третьи уверяли, что это гэбэшники так решили расправиться со шпионами, которых в самой большой гостинице каждый второй, и с барыгами, которые все остальные.

Конечно, срочно была создана правительственная комиссия, особая следственная бригада работала над выяснением причин целый год, но так ничего и не выяснила. В итоговых документах дела было записано: «Установить категорически и однозначно техническую причину пожара экспертными методами не представляется возможным».

Тот же день. Кабинет председателя КГБ. Юрий Андропов.
Юрию Андропову не давал покоя странный звонок Живкова. Как отъявленный материалист, он не мог допустить самого факта ясновидения, но как прагматик, понимал, что факт вещь упрямая. Если некто предупредил о каком-то событии, которое произошло, значит, речи о случайном возгорании быть не может. Если возгорание не случайно, значит, кто-то преднамеренно совершил особо опасное преступление. Результаты этого пожара ужасны. Жертвы, конечно, рекордные, но не это главное. Наш народ привык к жертвам. Тем более при наших ограничениях на информацию о действительном количестве погибших никто не узнает. Выгорело здание, это ущерб на многие миллионы рублей. Хотя это тоже никто не заметит, при плановой нашей экономике, — Андропов криво усмехнулся. Что там ещё? В этом году у нас 60 лет Революции… К годовщине о пожаре будут помнить только те, у кого погибли родственники. Народ забудет, западные обыватели тоже. Через три года Олимпиада. Самое плохое, что может с этой стороны последовать, это призыв от Запада к бойкоту по причине неспособности обеспечить безопасность. Это уже гораздо хуже. Это действительно удар по престижу СССР. Хотя… Тоже не так уж страшно. Одним ушатом грязи больше одним меньше, разницы нет. Вряд ли Олимпийский комитет пойдёт на перенос Игр в другой город всего за три года. А бойкотировать, пускай бойкотируют хоть до усрачки. Наши больше медалей получат. Что там ещё? В огне и дыме погибло несколько сотрудников КГБ. Подготовленные кадры на улице не валяются, это действительно удар по Комитету. С ними погибли результаты их наблюдений! Вот! Вот где корень! Кому-то надо было, чтобы информация не попала куда следует. Значит надо думать, кому было выгодно. Кому-кому, ясно же, что выгодно это, прежде всего Щёлокову, этому главменту. Его ребята покрывают всех этих узбекских лесоводов, сибирских виноградарей и китобоев с Урала. Там наверняка что-то нащупали такое, что уже ни в какие ворота не влезало. Вот и решили с перепугу «красного петуха» подпустить… Старый приём сокрытия улик в виде случайного пожара ещё никогда не подводил.

Надо будет всё-таки болгарский след попробовать покопать. Они сюда совершенно не вписываются. Вроде бы. Или всё-таки их тоже как-то сумели к делу привлечь? Юрий Владимирович поднял трубку:

— Филипп Денисович, зайди ко мне. Есть одна мысль, надо бы её вместе обсудить.

— По вашему приказанию… — начал докладывать вошедший генерал-майор, но был остановлен нетерпеливым взмахом ладони.

— Давай, генерал, без чинов, нечего ещё и здесь время на всякую мишуру терять. Скажи лучше, что ты думаешь о причине пожара «России»?

— Что тут думать, Юрий Владимирович? Всё белыми нитками шито. Это проделки людей Щёлокова. Перестарались, конечно, но сработали ловко, комар носу не подточит. Доказать ничего будет нельзя.

— А что скажешь по поводу болгар?

— Тут ничего определённого сказать не могу. Откуда они узнали мне не понятно. Ни у торгашей, ни у посольских с конторой Щёлокова никаких связей не фиксировали. В пору поверить в предсказания их ясновидящей бабки, кажется, Вангой её зовут. Других версий у меня пока нет.

— Надо чтобы были. Свяжись с болгарскими товарищами. С этим, как его… С Шоповым, кажется. Пусть поспрашивает, откуда у товарища Живкова такая странная информация. Кто ему звонил, или писал, или ещё как-то передал. Даже если это пресловутая Ванга, пусть найдёт конкретного свидетеля. Давай, подключай своих мужиков, завтра чтобы версия была!

Колёса обработки информационных цепочек начали вращаться с постоянным ускорением. Каждый шаг порождал новые имена, новые направления, новые факты. К вечеру уже было известно, что информацию Тодор Живков получил из Москвы. Это было хорошо, так как сразу вводило весь процесс в нормальное русло расследования, лишённое потустороннеймистики и прочих чудес. Если из Москвы, значит, скорее всего, из Болгарского посольства, вряд ли частное лицо могло бы выйти на главу государства так запросто.

Уже в первый же день удалось выяснить интересный факт. Глава торгового представительства Тодор Иванов назначил встречу двум своим русским аспирантам как раз на половину десятого вечера в злосчастной гостинице. Буквально накануне он отменил встречу, не назначив даже другое место и время. Из этого следует, что он внезапно получил информацию о пожаре и, отреагировал правильно. Зачем подвергать опасности себя и других людей? В Москве он не стал никому об этом сообщать, что правильно, ему бы никто не поверил, а подозрения бы вызвал. Поэтому и ограничился звонком Живкову, с которым поддерживает личные отношения. Вот здесь он поступил опрометчиво, всё равно звонок Брежневу ничего не изменил, а вот след остался.

Оставалось выйти на тех людей, которые донесли до болгарина информацию. Это сделать не так и сложно. Хотя охрана там из милиции, но, чтобы не навлекать на себя подозрения в организации пожара, Щёлоков разрешит допросить парней из полка охраны посольств.

Буквально на следующий день лейтенант милиции Александр Тишин рассказал о том, как 24 февраля в посольстве Болгарии, где он стоял на посту, появились странная троица. Два генерала ВВС, как положено в папахах и с золотыми погонами. Оба под семьдесят. Третий помоложе и одет был в пилотскую куртку без знаков различия, но тоже в папахе с голубым верхом. Лейтенант вспомнил, что один из генералов спросил у него, как найти кабинет торгпреда. Он ещё удивился такому странному вопросу. Зачем ветерану-лётчику торгпред?

С помощью Тишина был составлен словесный портрет всех троих. По портрету узнали генерал-лейтенанта Ушакова, главу совета ветеранов АДД «Дальники» и Героя Советского Союза, Сергея Алейникова. Третьего опознали позже, как полковника ВВС Морозова, тоже кавалера многих наград. Тут же вспомнили, что Алейников засветился совсем недавно при попытке теракта в гастрономе на Дзержинского. Руководству КГБ и самому Андропову всё это показалось очень странным, поэтому решили, что надо бы последить за стариками. Организовали «топтунов» [121]. Через неделю наружка доложила, что ветераны ведут совершенно обычную жизнь пенсионеров, поэтому наблюдение сняли. Только оставили на прослушивании их домашние телефоны. Было очевидно — старики к пожару причастны не были, но каким-то образом узнали о нём и решили предупредить. Левой пяткой через правое плечо, но напрямую их бы точно слушать не стали.

ГЛАВА 23. АКУЛЫ ПЕРА

28 февраля. Дзержинский райком ВЛКСМ. Борис Рогов
В подвале Дзержинского райкома комсомола остро пахло свежей краской. Нитроэмаль сохнет быстро, но имеет ядрёный ядовитый запах, который держится после высыхания не меньше двух дней. По коридору, ставшему нам за эти две недели почти родным, снуют мужики. Они таскают столы, стулья, шкафы, какие-то тумбы. Всё-таки ушлый парень Володя Каплин. Будет в Дзержинском районе орган пропаганды и агитации нового типа!

За январь и февраль я, Самарович, Меньшиков, Тамара и ещё несколько парней с нашего курса сумели привести в приличный вид целых три комнаты, где будет редакция. По паре сотен заработали. Наладили контакт с райкомовскими девушками, вахтёрами и уборщицами. Пили с ними чай с печеньками, травили анекдоты. Результат превзошёл ожидания. Стены выкрасили белой глянцевой нитроэмалью на всю высоту, бетонные мозаичные полы покрыли приятным серо-голубым колером. Окна визуально увеличили за счет широкой голубой рамы вокруг проёмов. В кабинете редактора на стене за столом Меньшиков изобразил мозаичное панно: — заголовки исторических пролетарских газет, увеличенные обрывки текстов, телеграфных лент и черно-белых зернистых фотографий. К нам уже через день выстроились начальники районных контор. Все хотели себе что-то такое эффектное.

— Молодцы! Настоящие передовики производства! Объявляю всем благодарность по комсомольской линии. В личные дела, если принесете, впишу обязательно. — Вова щедр.

— Что впишешь это прекрасно, — в тон ему начинаю я свою партию. — Но вместо этого лучше бы премию выписал.

— Ты, Рогов, жадный! А еще алчный, расчётливый и скупой. Нельзя советскому комсомольцу, строителю коммунизма быть таким рвачом и скупердяем. Премии никакой, конечно, я вам не выпишу, уж тут не обижайтесь, премия в смету не заложена. Зато полный расчёт получите уже завтра. Все бумажки подписаны. Акт приёмки я ещё вчера подписал. Сейчас его в бухгалтерию отнесу. Завтра можете деньги получать. Борис, ты обязательно завтра приезжай. Мне с тобой надо поговорить.

Такой поворот событий нас немного расстроил. Всё-таки мы надеялись получить деньги сегодня и обмыть успешное окончание. В принципе, завтра тоже не плохо, но настрой уже не тот.

Шалмин, вообще, откровенно недоволен. Ворчит и матерится почти вслух:

— Что это за отношение к человеку труда? Мало того, что премию зажилили, так ещё и с оплатой затягивают. Знают, что мы всё сделали и теперь будут нам жилы тянуть и кровь нашу молодую сосать. Суки!

— Рогов, тебе придётся завтра за меня деньги получать. Смотри, не пропей, а то бошку откручу — продолжает он уже менее злобно.

— Вань, ты чего раскипятился? — успокаивает его Анисифоров. Боря с Пашей завтра съездят, получат наши денежки и нам их привезут.

На следующий день я получил всё-таки наши деньги и поднялся в кабинет Каплина. В отличие от его прошлогоднего бардака, в новой его резиденции царил порядок. Стол чист, стулья стоят как по линейке. Холодный отблеск вечернего зимнего солнца отражается в стеклянных дверках книжного шкафа. Чувствуется, что Каплин решил всерьёз взяться за построение карьеры. После коротких приветствий мы приступаем к главной теме сегодняшней встречи. Она проста до предела, но и сложна одновременно. Надо составить план первого номера газеты.

— Передовицу ты будешь писать? — сразу берет быка за рога Каплин.

— Я? — удивленно выпучиваю на него глаза. — Вова, мы как договаривались? На мне стратегическое планирование и генерация идей. Так что сам пиши.

— Вот какой же ты всё-таки меркантильный!

— Да, и алчный! А ещё я жадный и корыстный… Плавали, знаем.

— Заткнись и послушай мудрое руководство. Я тебе работу нашёл, денег дал, почему бы тебе не придумать передовую статью в первый номер газеты? Нет, вместо того, чтобы сказать большое человеческое спасибо, ты начинаешь пошло торговаться…

— Да, Вова, и так будет всегда потому, что всё должно быть скреплено договором, хотя бы на словах. У нас с тобой такой договор и был, если хочешь, чтобы я участвовал в твоей газетной авантюре, то будь любезен, соблюдай договорённости. — Постепенно я начинаю закипать. Каплин это замечает.

— Да, ладно, не тарахти ты так, трактор нашёлся! Пошутить нельзя? Давай тогда быстро наметим тематику, объём и компоновку полос и побежим по делам. Думаешь, ты один такой деловой?

— Редактора ты уже нашёл?

— Нет пока, поэтому я тебе сразу и предложил передовую накатать. Хрен её знает, что в ней писать.

— Чего проще то? Возьми прошлогоднюю «Комсомолку». Найди какую-нибудь подходящую передовицу. Причеши под сегодняшнюю актуальность и вперёд. Ты какой выхлоп получить хочешь?

— Чего-чего? Какой ещё выхлоп? — Вова удивлённо выпучивает на меня свои маленькие серенькие глазки.

— Ну, выхлоп — результат воздействия печатного материала на читателей. Видишь ли, если цель известна, то понятно каким содержанием надо будет заполнять полосы. Согласись, одно дело, если цель — получение денег от продажи, и совсем другое — побуждение читателей к какой-то деятельности.

— Нахватался, я смотрю, всяких журналистских штучек… Умный стал… Скажу тебе правду. Мне лично плевать на читателей. Мне важно, чтобы газета регулярно выходила, её покупали, и районное начальство связывало её с моим именем. Это мне позволит сулит некоторые карьерные перспективы.

— Вопрос содержания передовицы для меня очевиден. Ты просто кровно заинтересован в том, чтобы там фигурировала твоя фамилия. Никто кроме тебя про тебя писать не будет, по крайней мере, пока ты не совершишь какого-то заметного преступления, — я заржал в уме над таким поворотом событий. — Не нравится преступление? Тогда подвиг! Героическое что-то. Но преступление всё-таки лучше, оно легче запоминается, особенно какое-то ужасное, чтобы «море крови, гора костей».

— Всё бы тебе смехуёчки. А тут мучайся, сочиняй… Но пожалуй, ты прав, передовицу придётся самому сочинять. Давай сейчас над остальным содержанием подумаем. Самое простое — последняя полоса. Там у нас будет самое интересное: программа передач, турнирные таблицы, кроссворды, фельетоны. Третья полоса — культурная жизнь в разных проявлениях. Музон новый, обзор новинок кино, опрос мнений посмотревших с отзывом. Как ты думаешь, театр надо как-то освещать? Я в театральщине не рублю ни разу, ничего не понимаю, никогда туда не хожу.

Мы перебираем наполнение первого номера газеты и понимаем, что нам без опытного газетчика не справиться. Здесь нужен профессионал, уже знакомый с печатным делом. Чтобы знал, сколько колонок в полосе, сколько кеглей должен быть тот или иной шрифт, все эти интерлиньяжи, курсивы и выворотки.

Через полчаса препирательств и уговоров я вспоминаю, что у меня сегодня ещё встреча в худфонде с очередным потенциальным заказчиком, и, сделав Вове ручкой, я убегаю.

3 марта. Владимир Каплин.
Этот журналист недоделанный, эта гиена пера недобитая, так и не сподобился найти мне редактора. Сам тоже наотрез отказался. Неделя прошла, а он как будто умер. Ни слуху от него, ни духу. Я тут, с подачи Кеплера из райкома КПСС, вышел на почти историческую личность. Марк Самойлович Нотман. В Сибирь был сослан по подозрению в каком-то там уклоне в 1935 году. После реабилитации здесь и остался. Работал редактором во многих местных многотиражках. Матёрый, в общем, человечище. С Роговым я решил его тоже познакомить.

— Борька! Ты куда пропал? Почему не работаешь? У нас тут аврал на носу, а тебя не видно и не слышно.

— Вовка! — он подстраивается мне в тон, — чего ты орёшь? Что за паника на корабле? С какого перепугу я должен что-то делать? И что именно? Ты редактора нашёл?

— Нашёл! Подходи сегодня вечером часам к семи, я вас познакомлю. Просто волчара! Взгляды, конечно, троцкистско-анархистские, но я постараюсь держать процесс под партийным контролем. Главное! Волошин сказал, что к 8 марта первый номер газеты должен быть напечатан. Я тебе напомню, что сегодня уже третье.

— Вы там в своём райкоме заболели? — даже по телефону я улавливаю его возмущение. — Первый скажет, Каплин это птичка, ты и полетишь?

— Хамить не надо! Времени мало, согласен, но ведь возможно же! — Борька ты точно переучился. Как ребёнок, честное слово!

— У вас портфель материалов уже собран? Дизайн шрифтовой и графический решён? Всё уже согласовано с твоим Волошиным? Я уверен, когда ты ему на подпись понесешь первый оттиск, он тебя ссаными тряпками будет по райкому гонять. До выпуска первого номера дай бог, чтобы в месяц уложиться.

— Ну, как же так? Мы же на прошлой неделе с тобой всё решили. Завтра придёт Нотман, мы посидим над тексами, и всё будет в ажуре.

— Хорошо, завтра приду знакомиться с твоим главвредом. Но можешь прямо с утра своему начальству твёрдо сказать, что первый номер мы сможем выдать только ко дню дурака.

4 марта. Те же и Марк Самойлович Нотман
Следующий день выдался на редкость солнечным и тёплым. Казалось, что весна и в самом деле посмотрела в календарь и решила придерживаться графика. Воробьи кричали, что зима прошла, и впереди красное-прекрасное лето.

Стоило солнышку закатиться за горизонт, как зима опомнилась и быстро навела порядок в городе. Лужи моментально подёрнулись ледяной корочкой, откуда-то подул пронизывающий холодный ветер, а с неба посыпалась белая крупа. Я подошёл к райкому точно к семи. Сначала не удержался и спустился в будущую редакцию, приятно было полюбоваться на дело наших рук. Потом, кивнув Степанычу, поднялся в кабинет Каплина.

К моему удивлению, дверь кабинета оказалась заперта. По пустому коридору гуляло только эхо моих шагов. Неужели я перепутал время, и надо было прийти к шести, а не к семи. Ладно, думаю, постою минут пятнадцать и свалю.

Внезапно раздаётся тяжёлый стук закрывающейся двери, и до меня доносится бодрый Вовин голос:

— Марк Самойлович, представляете, какую мы с вами газету будем выпускать, что там какая-то, прости господи, «Нью-Йорк Таймс». Знаете, сколько у нас разных интересных и захватывающих идей? А с поддержкой руководства и вашим опытом мы вообще всех переплюнем. У нас тираж будет через полгода тысяч десять! Пацаны и девчата будут друг у друга брать нашу газетку, чтобы гостям из других городов подарить, как оригинальный сувенир…

— Мальчик, знаешь, я пожилой человек и повидал немало газет, журналов, и, не побоюсь этого слова, начальников. Вы хотите спросить? Так я вам таки за это скажу. — Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь. Вы помните, кто это написал?

— Конечно, это же Пушкин, я точно помню… это слова бедной Лизы из поэмы «Русалка», там ещё мельник был и князь… Это классика, кто же этого не знает.

Я не выдерживаю и начинаю ржать в голос от таких Вовиных познаний в литературе. Слава богу, они уже спустились вниз и переключили внимание на мою скромную персону.

— Марк Самойлович, знакомьтесь, Вова указывает на меня — это Борис Рогов, не смотря на его юный возраст, он просто генератор всевозможных идей. Даже идея районной газеты — частично его замысел.

Я протягиваю руку для приветствия. Рукопожатие Нотмана неожиданно оказывается крепким, а взгляд жёстким. Это совсем не вяжется с его колоритной манерой одесской речи. Он с усмешкой смотрит на меня и вдруг спрашивает: — Вы молодой человек, тоже считаете, что эта строчка принадлежит Пушкину?

— Поэтому и не смог удержаться от смеха, — мне хочется поприкалываться. — А вы, наверное, считаете по-другому? Товарищ Каплин у нас главное связующее звено между верхами, — я тычу пальцем в потолок, — и нами. В вашем возрасте простительно забыть что-то из школьной программы. — при этом я ехидно улыбаюсь.

— Нет, ви видели! Ви таки хочете моей смерти? — лицо Марка Самойловича начинает наливаться гневом, лысина багровеет, а остатки седых волос на затылке и висках встают дыбом как у ежа. — Как можно спутать Пушкина с Грибоедовым? Это же восьмой класс! Нет! Я таки зарежу себя ножиком…

— Марк Самойлович, не надо так переживать, это у нас юмор такой, ничего святого у нас нет, так что берегите нервы. Там же дело началось с домогательства:

Пора, сударь, вам знать, вы не ребенок;
У девушек сон утренний так тонок;
— Ну, разыграли старика, — ворчит, постепенно успокаиваясь Нотман, — я уже подумал, что имею дело с глупыми невеждами, незнающими даже школьной программы. Ладно, хватит веселиться, к делу, товарищи клоуны.

Оказалось, что до семи часов Каплин и Волошин уговаривали старого газетного волка поработать главным редактором. Тот не соглашался, но был побеждён тем, что ему пообещали полную свободу редакторского творчества. Пообещали просто диктаторские полномочия, правда с обязательным условием выслушивать аргументы как «про», так и «контра». Еще час мы с Володей расписывали Нотману наши задумки. Наконец, Марк Самойлович устал выслушивать наш бред и поднял руки вверх.

— Ша, хлопчики! Я долго вас слушал, я слушал вас внимательно и даже терпеливо. Теперь, хлопчики, слушайте сюда. Итак, что я имею вам сказать за вашу идэю? У вас тут сплошное шапкозакидательство и будёновский наскок! При этом даже штат ещё не утрясли. Корректора — нет, свежего глаза — нет, журналистов профессиональных тоже нет. Нет! Я не вижу ни одной возможности тут что-то сделать. Таки совсем! Это чистое помешательство редактировать то, чего нет!

— Марк Самойлович, — я вспоминаю старую одесскую шутку, — вы главное начинайте работать, а рыба таки будет.

— Ага-ага, ты, Марик жарь, а рыба будет? Впрочем, мне понравился ваш энтузиазм, в наше прагматичное время это большая ценность. Давайте попробуем, посмотрим, как пойдёт, и если будет хотя бы на троечку, то я пожалуй тряхну стариной.

31 марта вечером мне позвонил Каплин и довольным, как у сытого кота, голосом сообщил, что завтра первый номер нашего детища будет распространяться на заводах, в школах и техникумах района. Даже в «Союзпечать» 500 штук отдали.

— Какой общий тираж? — спросил я с любопытством. Мне было очень интересно, смог ли Вова удержаться от соблазна сразу запустить дело на полную катушку.

— Нотман уговорил меня с тысячи начать. Будет скоро библиографической редкостью. Знаешь, сколько крови этот жид у нас выпил? По ведру с каждого, ни как не меньше.

— Ты Самойлыча береги, ценный кадр. Очень полезен, особенно если ты его хвалить будешь. Да и какой же он жид? Обычный наш сибирский еврей. Даже не одесский, хоть и старается таким выглядеть. Проработал бы с тобой хотя бы год. Ты у него понахватаешься и сам редактором станешь. А потом, — следи за ходом мысли, — потом ты легко сможешь двигать карьеру по редакторской линии. Хоть до «Совсибири». Оцени перспективы!

1 апреля. Борис Рогов.
Первого апреля я заглянул в киоск «Союзпечати». На самом видном месте большими красными буквами бросалась в глаза наша газета. Середину первой полосы занимала фотография Первого секретаря Дзержинского райкома ВЛКСМ Николая Волошина с составленным из пальцев «длинным носом». Всё-таки хорошо, что первый номер нашей газеты вышел именно первого апреля. Все огрехи можно списать на День Дурака.

— Девушка, сколько новый «Комсомолец» стоит? — обращаюсь я к киоскёрше.

— Десять копеек, — бойко отвечает румяная тётка в больших очках, — очень смешная газетка получилась. Берите не пожалеете, молодой человек. Сплошь анекдоты, фельетоны и смешные фотографии. Представляете, даже передовую написали в юмористическом ключе.

Мне бы не знать, коли я её сам писал, сам потом уговаривал Волошина подписать. Он был сначала категорически против. Всё боялся реакции райкома Партии.

Протягиваю монетку и забираю наше детище. Первая полоса действительно вся состоит из политических анекдотов. Естественно, не затрагивающих политику Партии, а цитирующих разрешенные перлы «Крокодила». Вторая полоса — несколько интервью на тему кого и как разыгрывали на 1 апреля из комсомольского актива в разные годы. Действительно получилось задорно. Особенно рассказ Люды Гущиной, как её только, что принятую в коллектив райкома отправили в прошлом году на стройку агитировать плотников-бетонщиков. И как её эти самые плотники научили многим новым филологическим выражениям, которые ей очень помогают на работе и в быту.

Третья полоса — юмор на тему культуры, а также краткий обзор комедийного репертуара кино и театров города. Моя новинка была — дать наряду с официальным анонсом, отзывы рядовых зрителей. Кроме текста полосу украсила фотография Чарли Чаплина поедающего башмак, потому что в марте на советские экраны вышел через 50 лет после создания фильм «Золотая лихорадка».

Финалом стала четвертая полоса со спортивным юмором. Шутливыми «советами», и анонсом содержания следующего номера.

Не удивительно, что на следующий день ни одной газеты в продаже уже не было. По такому случаю позвонил Вовчику, поздравил его с успешным дебютом на ниве партийной печати.

ГЛАВА 24. ХОБОТ КРЕПОСТИ АДАМАНТОВОЙ

11 мая, Дворец культуры «Строитель», Оля Коваленко.
Вчера сестрёнка подсунула мне статью про студенческий театр из НЭТИ. Ничего особенного, но выбор пьесы интересен. Некий Вадим Суховерхов поставил «Смерть Тарелкина» и сегодня даёт её в ДК «Строитель». Ирка знает, что я люблю театр и драматургию XIX века. Островский, Мериме, Ибсен… Даже мой любимый Чехов это всё-таки продолжение того же славного золотого века русской литературы. Нельзя было пропустить такое событие, тем более, что «Строитель» почти рядом с домом.

Мы опоздали. Занавес уже распахнут, мизансцена высвечена. Луч софита падает на господина Тарелкина. Декораций практически нет. Бутафоры сильно не заморачивались. Обтянутые мешковиной не то ящики, не то коробки. Из такой же мешковины состряпаны костюмы актёров. Скроены в виде фраков, сюртуков и шинелей. Вернее это всего лишь намёки. Это мне нравится. Декоративной мишура обычного спектакля сделала бы абстрактно-абсурдную пьесу пошлой сатирой. А тут Сухово-Кобылину удалось подняться до Эсхиловского трагизма. Как наша русачка говорила: «В пьесе нет положительных персонажей, «нет людей — все демоны».

Я быстро окидываю взглядом зал и в третьем ряду замечаю паренька в очках. Со спины и в полумраке не понять кто это, но показалось, кто-то знакомый. Я беру Ирку за руку и, из чистого любопытства, боковым проходом пробираюсь вперёд. Это Борька Рогов из тринадцатой группы. Не ожидала я встретить кого-то из однокурсников. Это мне повезло. Рогов прослыл на курсе умением найти халтуру. Думаю, что если я сейчас к нему подкачу, он не сможет отказать. И мне за красивые глаза что-нибудь перепадёт. Заработаю деньжищ и поеду в Крым на каникулах. Ялта Чехова и Бунина, Коктебель Волошина и Цветаевой, Симеиз Толстова… Там много славных мест.

— Боря, привет, — шепчу я ему почти в ухо, — рядом с тобой места свободные? Мы можем сесть?

От неожиданности Борька вздрагивает, но тут же, узнав меня, кивает головой, типа, садитесь не мешайте людям играть.

Тем временем со сцены раздался голос Кандида Касторовича Тарелкина:

— «Решено!.. не хочу жить, нужда меня заела, кредиторы истерзали, начальство вогнало в гроб!.. Умру. Но не так умру, как всякая лошадь умирает, — взял, да так, как дурак, по закону природы и умер. Нет, — а умру наперекор и закону и природе; умру себе всласть и удовольствие; умру так, как никто не умирал!..»

Сухово-Кобылин прекрасен. Его текст может озвучивать любой желающий, и на восприятие ни как не отразится мастерство актёра. Гротеск, ирония, сарказм как раз то, что я люблю. Хорошо нас приучила Элеонора в нашем киноклубе видеть эти нюансы. Интересно, Рогова то каким ветром сюда занесло?

Однако как только закончился первый акт, он потащил нас к невысокому мужчине лет сорока, со смешным чубчиком, падающим на глаза.

— Евгений Венедиктович, очень рад встретить вас в живую! — вдруг обращается Боря к этому мужику. Интересно, откуда он его знает?

— Можете оставить нам автограф? — с этими словами он достаёт из кармана блокнот и ручку.

— Молодой человек, мне, конечно, лестно слышать от вас такие слова, но откуда вы меня знаете?

— Я не могу вам этого сказать, к сожалению. Зато точно знаю, что вы издадите целых пять книг. «Записки бродячего повара» выдержат целых три издания и с неплохими тиражами. Особенно популярны будут ваши выступления на радио, поэтому не отказывайтесь ни в коем случае.

— Спасибо молодой человек за добрый отзыв о моих литературных опытах, но я пока и одной книги не закончил… О них вообще пока кроме меня никто не знает. Скорее всего, вы меня с кем-то перепутали, но автограф, дам, мне не трудно. Как вас зовут?

Борька протягивает блокнот и ручку. Меня заинтриговали его слова о его странных «знаниях». С одной стороны, это так примитивно, а с другой, видно же, что парень не глупый, и не стал бы прибегать к таким уловкам. Тем более, что он не мне это всё рассказывает, а этому Вишневскому…

— Борь, а что это ты говорил про своё таинственное умение? — спросила я, когда мы вернулись на свои места. Борька как-то странно замялся, таинственно огляделся по сторонам и сказал:

— Кроме того, что я сейчас сказал Евгению Вишневскому, ничего больше рассказать не могу. Кроме того… Впрочем, второе действие начинается. После спектакля поговорим.

Он не успевает закончить свою тираду, как занавес распахивается, гаснет свет, и начинается второй акт. Спектакль становится нестандартным не столько тем, что происходит на сцене, сколько интригой, которую закрутил этот пройдоха.

Еле дотерпела до конца второго акта и сразу после слов «Врешь, купец Попугайчиков, не прошло еще наше время!..» тяну Борьку за рукав снова.

— Борь, а как ты оказался на спектакле? Ты театром интересуешься? — начинаю я издалека.

— С недавних пор. Совершенно случайно, надо признаться. Просто попалась мне книжка про английского режиссёра Питера Брука «Пустое пространство». Она меня зацепила, а прочитав во вчерашней «Вечёрке» анонс спектакля я не мог пропустить Суховерхова. Он же исповедует ту же идею минимализма. Ты, к слову, статейку читала?

— Она читала! Потому что это я ей эту газету вчера подсунула. — Вступает в разговор Ирка. — А не подсунула бы, Олька бы не узнала, она со своими куколками возится.

— Ира, тебе конечно, огромное и персональное спасибо, но помолчи, пока старшие разговаривают.

— Ой, да ладно! Старше-то всего на пять лет, подумаешь важная какая… — Ирка надувает губы и отворачивается, делая обиженный вид.

— Борь, а ты автора книжки про Брука не помнишь?

— Это не про Брука, это он написал про свой взгляд на театр. Перевод конечно, но переводчика я даже не прочитал. Помню, там много было про философскую сущность сценического искусства, про то, как он пришёл к мысли отказаться от декораций, костюмов и прочей мишуры. Представляешь, у него в одном из спектаклей артисты вообще голые на сцену выходили.

Так мы проболтали второй перерыв, потом, после третьего акта, когда после слов «…мцырь, упырь, вуйдалак не знаю, но хобот крепости адамантовой» спектакль закончился, я решила взяться за Борьку всерьёз. и выведать всё по дороге домой. Он же не сможет не проводить нас.

Он оказался хитрее. Предложил нам зайти в буфет и попробовать местного мороженого. Пообещал, что мороженое будет неплохое. Оно и на самом деле оказалось приличным, почти как в Москве. Проводить нас тоже предложил. Так что мой план сработал без моего участия. Однако мне не удалось ничего узнать, потому что всю дорогу этот болтун рассказывал про то как он зимой ездил в Ленинград, как познакомился там с Полуниным, как год назад пытался поступить в МГУ на журфак и лично беседовал с Закурским. Я ничего не знала про человека с такой фамилией, журналистика как-то не входит в круг моих увлечений, но Боря рассказывал интересно. Только уже перед нашим подъездом он спросил у меня:

— Оля, а нельзя ли нам как-нибудь встретиться ещё раз, например, послезавтра в институте?

— А почему не завтра? У нас же общая лекция по истории Партии в поточке, или после занятий.

— На лекцию я не пойду, я сейчас на работу поеду и освобожусь только утром в 8.00, пока до института доберусь, лекция закончится. После третьей пары мне бежать надо будет, дело у меня важное назначено и уже не отменить. Так что давай лучше послезавтра, как раз синоптики обещают тёплую и сухую погоду. Погуляем-поболтаем, может быть, сходим куда-нибудь. Я слышал, что в город приезжает японский традиционный театр кукол, бунраку, кажется.

Пришлось согласиться. Куколки — моя слабость. Так бывает интересно создавать знакомый литературный образ в маленькой фигурке из глины, пластилина или дерева. С японским кукольным театром я пока не знакома совершенно, и мне действительно интересно будет посмотреть.

ГЛАВА 25. НЕ В СВОИ СОНИ НЕ САДИСЬ

11 июня. Вера Вишневская. У Коваленко на дне рождения.
Что за прелесть — лето! Половина седьмого утра, а солнышко уже высоко. Я этой весной решила заняться здоровьем и теперь упорно бегаю по утрам. В журнале «Физкультура и спорт» была статья о пользе бега трусцой не только для фигуры, но и для мозгового кровоснабжения. С фигурой то у меня всё прекрасно, слава богу, мама с папой не подвели, стройна как козочка. А вот с сообразительностью хотелось бы получше. Михеев по вышке пятак не поставил. Обидно! Теперь осталось сдать геодезию, и через неделю — в поля, на полигон. Будем теодолитные ходы рассчитывать. Там бегать придётся только с нивелиром и рейкой. Комары, мухи, оводы… То ли дело в ЦПКиО с утра. Тихо, цветочки, зелень, никаких посетителей. На бегу и думается очень хорошо. Сегодня день предстоит преинтересный.

Вчера Борька Рогов из тринадцатой ввалился к нам на консультацию с огромным букетом роз. Интересно, откуда он узнал, что у Олечки сегодня день рождения? Наверное, в ректорате, где же ещё… Оля уверяет, что ни полслова ему про это не говорила. Надоел, говорит, хуже горькой редьки, преследует, как маньяк и, что её Андрюша уже ревнует. Тут она, конечно, привирает, видно же, что ей это льстит. А её Андрюша ревнивец, каких поискать.

Рогов её просто вынудил пригласить. Интересно, а что он ей подарит? Будет ведь очень не очень, если только букетом ограничится, хотя бы и роскошным. Надо будет прийти пораньше. Я ей набор трусиков подарю. «Неделька» называется. Недорого и практично.

Оля назначила «чаепитие» на шесть вечера. Как говаривал Винни Пух время, когда от обеда уже далеко, а до ужина еще неблизко. Чтобы всю подноготную из Коваленки вытрясти, я решила прибежать пораньше. Припёрлась аж за полчаса… Ага, умная Маша! Стёпка была уже там. Они вместе шушукаются на кухне. Родителей дома нет. Это наводит на определённые мысли.

— Девочки, вы сегодня прямо какие-то на удивленье внимательные, — ехидничает Коваленко, — неужели Борька вас так заинтриговал?

— Тю-ю, подруга мабуть ты так взамуж выйдэшь, а мы усё пропустымо — Степаненко из нас троих самая большая любительница ридной мовы. — Ты, Оль, можешь размовлять всё, что хочешь, но розочки то поставила на видное место. Чи мы нэ бачим? Интересно, шо ты Андрею розповидашь?

— Так бачитэ вы усё, — с пониманием отвечает Олька, — в этом главное препятствие. Борька — москаль. Казачьего в нём ни капли. Андрий то справжный козак.

— Оля, ну что это за селюковский подход? Если человек хороший, то какая разница москаль, хохол, негр, да хоть жид с Бердичева. — Я люблю поспорить на такие темы, тем более, что мама моя из Москвы, а папа аж с Львивщины, то есть самая Галичина, что не мешает им прекрасно ладить вот уже двадцать лет.

— Оль, а Андрей твой придёт? — вдруг вспоминает Степаненко и в тот же момент раздаётся звонок. — О! Вот кто-то из кавалеров. Я своего Максика позвала, ты же не против?

— Это ты молодец, если всё-таки Дюша подтянется, то будет каждой девочке по мальчику. Вер, ты Рогова в этом случае на себя возьми, договорились? Ну, всё, бегу открывать.

Мне, конечно, роль прикрытия не очень нравится, но с другой стороны, парня у меня сейчас нет, почему бы подружке не помочь. На курсе ходят слухи о финансовых успехах этого паренька, так почему бы и не закрутить романчик?

В дверях стояли сразу два молодых человека — Борька и Анькин Максим. Макс Забылин уже третий год ухлёстывает за нашей Стёпой. С Борькой они, как оказалось, в одном классе учились.

Забылин не забыл про подарок, принёс букетик тюльпанов и пузырёк польских духов. Ясно, что Анька его и надоумила, что следует подарить, чтобы понравилось Оленьке.

Боря тоже какой-то сверток принёс. Ещё один ему плюсик. Не ограничился букетом. Свёрток небольшой, ленточкой перевязанный.

Оля резким движением вскрывает сразу и ленту и бумагу. В свёртке небольшая книжка в твёрдом темно-зелёном переплёте. У Ольки глаза делаются большими и круглыми, а челюсть готова отвалиться, как мне кажется. Она переводит взгляд с книжки на Борьку, и звонко чмокает парня в щёчку. После чего издаёт боевой клич.

— Девчонки! Смотрите, что мне Боря подарил. Это же редкость и почти инкунабула [122]. Арсений Тарковский, «Стихотворения». Я тебя уже обожаю. Это же мой любимый поэт. Где? Где ты это нашёл? Библиотеку ограбил?

— Какие вы, девушки, легкомысленные существа. Чуть что, сразу ограбил, украл, взял кассу. Можно же просто купить. Не в магазине, а с рук на книжном развале ДК Железнодорожников. Кстати, Арсений Александрович и мой любимый поэт тоже.

И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне еще когда-нибудь приснится,
И повторится все, и все довоплотится,
И вам приснится всё, что видел я во сне.
Олька подхватывает:

Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду,
Жизнь — чудо из чудес, и на колени чуду,
Один, как сирота, я сам себя кладу…
— Я такого подарка вообще не ожидала, ты меня просто убил! В хорошем смысле этого слова. Теперь, добрый молодец, за такой ценный подарок проси чего хочешь. — Это она не подумала. Знаем, какие у добрых молодцев желания.

Точно! Борька наклоняется прямо к её уху и что-то шепчет. Явно это что-то неприличное, потому что Олька вдруг заливается краской и слегка шлёпает парня по щеке. Не сильно, но звонко. Сама же от внезапного резкого звука начинает нервно хихикать. Потом спрошу у неё, что такого смешного Борька сказал.

— Мальчики и девочки, прошу всех к столу. Сегодня к чаю у нас тортик, который мы с Аней стряпали своими собственными руками. — Оля громким голосом исполняет арию шпрехшталмейстера [123].

Внезапно раздаётся очередной звонок. Олечка срывается в коридор. Через мгновение возвращается в сопровождении высокого худощавого парня с лицом почти как у Гоголевского Андрия Бульбы, придуманного художником Кибриком. Как и положено по сюжету, выражение у этого лица чем-то недовольное. Заметив на подоконнике вазу с розами, брови на его челе сдвигаются ещё суровее.

— Андрей, ну, пожалуйста, не будь букой, представься, познакомься с нашими мальчиками. Это Максим, — Оля кивает в сторону Анькиного приятеля, — он с Аней, а Боря с Верой. Аню и Веру ты знаешь.

У Бори чуть глаз не выпал. Он скорчил Ольке такую удивлённую рожу, что мне даже стало чуть-чуть обидно. Я легонько пихаю его кулачком в бок. Ясно же, что Оле надо Дюшу успокоить, чтобы сгоряча не учинил чего. Вот она и выкручивается, как может. Сейчас из-за Дюшиного плеча руки в стороны разводит. Типа, извиняется.

— Андрей Понищук, — парень пожимает руки сначала Максиму, потом Боре, — физфак НГУ.

Чтобы снять некоторое повисшее в воздухе напряжение, Ольга приносит из родительских запасов бутылку Токайского. Андрей быстро откупорил бутылку, разлил светлосоломенную жидкость по фужерам и, приподняв свой, произнёс галантный тост:

— Мне нравится доставлять девушкам удовольствие, мне очень нравится Оленька, она такая красивая, поэтому поднимаю бокал за неё!

В это время Борька шепчет мне на ухо громким шёпотом — А мне больше нравится, когда девушки стремятся доставить удовольствие мне. Обычно их это заводит, когда они чувствуют, что моё настроение растёт.

Токайское от таких слов застревает у меня в горле. Это он что-то новенькое сказал. Так обычно не говорят девушкам. Я даже поперхнулась. Тут же почувствовала, как кровь приливает к щекам.

Андрей конечно услышал. Он покраснел, резко поднялся со стула, и метнулся в коридор. С криком — Не делай из меня идиота! — Андрей выскочил из квартиры так быстро, что Оле осталось только с дверью поцеловаться.

— Оля, не бери в голову, — продолжил свою разрушительную работу Борис, — как говорил Андрей Мягков Барбаре Брыльской: «Ревнивые быстро отходят». А ты мне сейчас должна сказать что? — он выделил вопрос интонацией.

— «Я тебя ненавижу… Ты мне сломал жизнь» — кажется, так. — Включается в игру Оля. Не дождёшься! Давайте не будем обращать внимание на всяких вспыльчивых товарищей. Будем танцевать и веселиться!

После пары музыкальных номеров от именинницы были танцы под Поля Мориа. Плохо, что кавалеров было только двое, но они старались. Борька как бы невзначай лапал нашу Олю за попу, она делала вид, что не замечает этого, потому что продолжала что-то оживлённо ему говорить. Меня этот нахал тоже лапал. Я убрала его руку на талию и поинтересовалась:

— Ты зачем так делаешь? Это не хорошо. Сначала Галочку по хм… гладил, теперь меня мацаешь…

— Странные вы девушки существа, то собственники страшные, то за справедливость, — Борька смеется тихонько мне в ухо. Это просто проверка у кого попа более упругая.

ГЛАВА 26. ФОТОГРАФ ЗА ЖЕЛЕЗНЫМ ЗАНАВЕСОМ

15 июня. Выставка «Фотография США». Фотограф Натан Фарб
Июнь в Новосибирске выдалось на удивление жарким. Уже в восемь утра в городе нечем дышать. Солнце жарит так, что не хочется выходить на воздух. Если бы мне кто-то сказал, что в Сибири может быть так жарко, я бы никогда не поверил. Середина июня, а солнце палит, как у нас в Долине Монументов. Но идея писфул коэкзистанс, детант [124] и всего такого прочего стоит того, чтобы потерпеть.

В фуллерсдоум, дышать просто нечем. Через полчаса, когда запустят туземцев здесь будет баня. Сибиряки, в ожидании открытия, потеют, томятся в собственном соку, но терпеливо стоят в очереди. У нас бы поставили кондиционеры, а здесь о них, похоже, мало кто слышал. Но жара всё-таки не мороз, который мучил нас в Москве… Эх, хорошо было в Тбилиси, — вино, чача, застолья каждый день, мягкий климат.

Несмотря на жару и влажность работать мне здесь нравится. Меня всегда интересовал простой человек, но людей я немного побаиваюсь, поэтому снимаю как бы исподтишка, не выстраивая из них никаких фигурных композиций. Вообще стараюсь с ними в общение не вступать. Сам удивляюсь, что некоторым нравится такой подход. Мой альбом «Summer of Love» получил хорошую прессу, а «The Adirondacks» взяли для национальной выставки в Нью-Йорке на Пятой Авеню.

В Новосибирске мы уже две недели и пробудем до конца августа. Народ здесь простой, почти как у нас на Среднем Западе лет 30 назад. Ощущение, что попал на машине времени в детство. Есть, конечно, и те, кто следует веяниям мировой моды, есть просто интеллигентные люди, они заметно отличаются от остального, немного деревенского, народа. Общим я бы назвал расположенность к Америке и американцам. Английского почти никто не знает, но все легко вступают в разговор, несмотря на мой кривой русский… поток моих мыслей прерывает чей-то выкрик в мой адрес.

— Хай, Натан! — слышу я вдруг из толпы. — Хау ар’ю?

— Ай’м файн, — машинально кричу я в ответ. «Кто бы это мог быть?» проносится мысль, — акцент русский, но на наших кураторов из КГБ не похож… — Энд ю? Вы есть кто?

Паренёк невысокого роста в модных очках — открыто улыбается мне в ответ и произносит такую странную фразу:

— Мистер Фарб, рад встрече с талантливым фотографом и настоящим творческим человеком. Очень хотел бы познакомиться с вами поближе. Небольшое интервью для молодёжной газеты на тему фотографии, жизни в Америке или любую тему, которая покажется вам интересной.

— Йес, йес, конечно, — я изображаю заинтересованность, — мне было бы крайне интересно поделиться своими впечатлениями с русскими читателями, но сами понимаете, это не в моей власти. Сорри.

— Я понимаю, но есть способ… — паренёк не унимается. Кажется, ему действительно важно иметь со мной приватный разговор, — вам, Нэт, тоже было бы интересно, я знаю тайну Дианы Арбус и Ист-Вилиджа [125] и много чего ещё. — Парень уставился прямо в глаза.

Я растерялся. Впрочем, это моя обычная реакция на нестандартную ситуацию. Лишь минуту спустя мне в голову пришла мысль, что это провокация либо кротов из Лэнгли, либо русских из КГБ.

— Что делать? Как ответить? — в голове, словно пчёлы, жужжат мысли. Они сталкиваются, обрываются и возникают снова, — если согласиться, то спецы решат, что меня можно использовать, а я не хочу быть ни разведчиком, ни шпионом. Я же уже отказывался от прямого предложения о сотрудничестве, только отсылаю отснятые материалы а посольство… Точно, это КГБ, но откуда они могут знать про тёмную историю Ист-Вилиджа?

Я туплю какое-то время. Однако природное любопытство побеждает врождённую трусость. Я натягиваю самую любезную улыбку, распахиваю руки во всю ширь и включаюсь в игру:

— Хай, бро! Конечно, мне очьен интерьесно будьет говорить про Ист-Вилидж, хотя десять лет прошло. Славное было время: «фри лав, драг, секс и рок’н’ролл». Только ваши парни из КейДжиБи плохо на такие вещи смотрят. И вас могут посадить в тюрма, и меня высшлют из Союза, а мне бы хотелось до конца доработать. Мне отчен нравится ваша страна.

— Мы им не скажем, только ты друзей попроси, чтобы прикрыли.

— Что такое есть «прикрыли»? — я не настолько хорошо знать русские идиомы и иногда не понимать, что вы иметь в виду.

— Скажи, что перегрелся, съел чего-нибудь, решил отлежаться денёк. Сам езжай в отель, помаячь в окне, чтобы я тебя увидел. Дальше дело техники. Не бойся, то что ты узнаешь тебе даст такой «the ass-kicking» [126], что ты, может быть, уже завтра соберешься и рванёшь домой, а может, будешь обдумывать всё услышанное до самого конца гастролей.

Я быстро договариваюсь с Дэнисом, ссылаюсь на дикую головную боль и, спрятав оборудование, иду к выходу. Путь мне преграждает подтянутый молодой человек с непроизнесённым вопросом в глазах.

— Голова, — хватаюсь руками за виски, изображая гримасу боли. — Очьень болеть, не могу работать, умирать прямо тут. Ехать в отель, полежать. — Я иллюстрирую свою мысль ладонью под ухом и имитацией храпа.

— Да, жарко тут у вас, — соглашается со мной «ангел-хранитель», давай, подожди минуту, я сейчас кого-нибудь из наших с тобой отправлю. И присмотрит, и поможет, и аспирину купит.

Хмурый молодой человек в черных брюках и белой рубашке садится на переднее сиденье, показывает таксисту красные корочки и говорит, поворачиваясь ко мне:

— Мистер, вы точно знаете какое вам лекарство надо?

— Спасибо, но я, наверное, просто перегреться вчера, а почувствовать только сегодня. Это, наверное, тепловой удар. Мы сейчас приехать, я иметь душ, пить вода и лежать час или два. А вы, Игорь, можете купить мне какого-нибудь… как же это будет? Йес, кислый компот. Можно лимон или оранж, или, по-вашему, апфель-син. Китайское яблоко если на русский перевести, правда, смешно?

Пока так разговаривали, такси привезло нас к гостинице. В номере я натянул лёгкие шорты и, взяв полотенце, отправился в душевую. Смешно! Центральный отель огромного города, а душ, как в дешёвом хостеле, расположен в коридоре.

В душевой на подоконнике сидел тот самыйпаренёк.

— Энд эгейн, гуд дэй, мистер Фарб. Вот теперь мы можем спокойно поговорить. Вы, наверное, удивлены моим появлением? Нет? Странно… Ну тогда слушайте. Дело в том, что я внезапно обнаружил у себя способности к, своего рода, ясновидению или послезнанию…

— Джаст момент, подождите, пожалуйста, — жестом руки я прервал его на полуслове. — Как вас зовут, и что такое есть яс-но-ви-день-ие и пос-ле-зна-ние?

— Ясновидение или клэрвойэнс, послезнание — афтернолидж. Я, как у вас говорят — медиум. Правда, с духами не общаюсь. Просто, почему-то знаю некоторые события прошлого и будущего. Вот вам пример ближайшего события, о котором я никак узнать не могу, так как они ещё не произошли. 2 июля умрет знаменитый русско-американский писатель Владимир Набоков. Слышали, Нэт, про такого?

— Нет, а почему он русско-американский?

— Просто его семья эмигрировала в США, он у вас сложился как писатель и даже писал свои книжки на английском. Нобелевский лауреат, между прочим. Правда, с 1960 года живёт в Швейцарии, у него вилла в горах.

Я, Нат, вам про более важное событие расскажу. У вас есть друзья или родственники в Нью-Йорке?

— Да, младшая сестра. Всё-таки, как вас зовут?

— Зовите просто Боб. Так вот, 13 июля в Нью-Йорке целые сутки не будет электричества. Начнется блэк-аут в половине десятого вечера. Молния ударит в линию электропередач снабжающих сетей. Чёрные быстро собьются в банды и начнут грабить всех, до кого успеют дотянуться. Полиция будет в жопе. Жертв будет много. Так что, я бы на вашем месте дал телеграмму вашим близким, чтобы они уехали куда-нибудь на это время. Самое ближнее спокойное место это Куинс.

Тут я снова встреваю. Мне не очень понятен русский разговорный язык:

— Извините, Боб, что есть такое «в джопе»?

— Идиома… идиэм, означающая, эпик фэйл.

— Йес, мне как раз так и показалось, но я не быть уверен. А что ещё вы знаете?

— 23 июля в Африке начнётся война. Сомалийский диктатор Сиад Барре вторгнется в Эфиопию…

Боб еще долго перебирал какие-то катастрофы, военные действия в странах третьего мира, перевороты, спортивные рекорды, что-то ещё, но мне уже было всё равно.

— Я, Нэт, понимаю, что человеческий мозг не в состоянии на бегу воспринять эту информацию, поэтому написал всё, что вспомнил на бумаге. Прочтите, будьте добры, и спросите, если что-то будет не понятно. — Боб протянул мне несколько листочков писчей разлинованной бумаги, исписанных мелким почерком.

Мои же мысли были заняты судьбой Сары, которая со всем семейством как раз живёт в Бронксе [127]. Как дать телеграмму из центра России в США? Разве что вспомнить кого-то из знакомых в Москве. Да, пожалуй, это мысль!

— Боб, а вы что-нибудь знаете о моей судьбе? Вы же понимаете, что для каждого человека его жизнь — самое важное.

— Согласен с вами, Нэт. Информации у меня о вас не много, не знаю почему, моя способность для меня — загадка. Могу сказать, что после титанической работы, что вы сейчас совершаете на выставке, вы достигнете известности и в США, и в Европе. Выставки пройдут во Франции, Голландии и ФРГ, там даже издадут альбом с вашими работами. У вас появится солидный портфель заказов. С вами будут сотрудничать NG и GR в штатах, а также другие известные журналы. Самое интересное, в 2018 году вы ещё раз приедете в Новосибирск, чтобы встретиться с людьми, которых вы сейчас фотографируете. С вами будет ваша взрослая дочь — Рут Серджл.

Я был очень рад с вами познакомиться, чем-то, возможно, помочь, но мне пора. Вам, Нэт, всего доброго. Пускай у вас всё сложится ещё лучше. Напоследок одна просьба. Если вас спросят, откуда вы это всё узнали, вы уж постарайтесь как-то залегендировать ту информацию, что я вам здесь рассказал. Хорошо?

Моего ответа он ждать не стал, перемахнул через подоконник и скрылся в кустах сирени. Мне же не оставалось ничего другого, как поскорее влезть под холодный душ и пойти в номер, притворяться больным. В целом прогноз для меня благоприятный, особенно среднесрочный. Дочь? Как интресно! А кто же мама этой Рут?

ГЛАВА 27. ЗЕЛЁНЫЙ ПОЕЗД ВИЛЯЕТ ЗАДОМ

25 июня. Электричка. Борис Рогов и Оля Коваленко.
Как я всё-таки люблю эти длинные летние дни! Как здорово, что к полуночи солнечный свет еще пробивается у горизонта. Ночи тёплые и короткие. Конец июня в этом году обещают сухим и жарким. Со сдачей курсовика по геодезии пришлось, конечно, попотеть, причём в прямом и в переносном смысле. Сегодня наша бригада успешно защитила курсовик, народ остался на пьянку по случаю завершения практики, а у меня в городе дел накопилось выше крыши, пришлось бежать пораньше. Да и не привлекает меня попойка.

Мне сегодня везёт! Метрах в пяти я вижу знакомую Ольгину мордашку. Она меня не видит, внимательно и как-то даже напряжённо вглядывается в сторону Издревой, сдвинув домиком черные брови. Лёгкое белое платье раздувается белым парусом. У меня в голове сразу созревает дерзкий план.

— Оленька, привет! — машу ей рукой, чтобы привлечь внимание. — Давай сюда, здесь как раз двери вагона остановятся. Мы первыми заберемся, если тебе твое роскошное платье не помешает. Как оно тебе идёт! — я не могу удержаться от восхищённого восклицания. — Как шхуна на всех парусах! Я просто в восторге!

— Привет! Платьице мне тоже нравится, спасибо. Сама шила, между прочим. Ты не знаешь, электричка не опаздывает?

— Это не предсказуемо. Если будет срочный угольный состав с Кузбасса пропускать, то точно опоздает, а ты сильно торопишься?

— Ага, обещала Андрею встретиться с ним в пять. Он же, помнишь, какой дурной. Опоздаю, устроит сцену. Ужасно не любит, когда я опаздываю. А у меня почему-то всегда так складывается, что я обязательно опоздаю. Выйду я раньше, поеду на такси — не важно…

— У меня всё наоборот. Мне главное, время назвать конкретно, и обстоятельства сложатся таким образом, что я обязательно будут в нужном месте в нужное время… — мои речи оборвал свисток показавшейся из-за поворота электрички.

Ещё полминуты и движение воздуха от пролетающего головного вагона, шипение, скрежет металла по металлу, клацанье раздвижных дверей. Я взбираюсь первым на высокие ступени, протягиваю руку Оле, и она легко вскакивает следом. Мест свободных в вагоне нет. Однако нам удаётся занять стоячие, где можно опустить мой рюкзак и удобно на него опереться.

— Ну! Давай сюда твою идею, интриган, — Оля любопытна, как, наверное, все девушки мира. — Что ты опять придумал?

— Помнишь у нашего любимого поэта есть строчки: — «…топтал чабрец родного края и ночевал не помню где, я жил, невольно подражая Григорию Сковороде…»?

— Я грыз его благословенный, священный каменный сухарь, но по лицу моей вселенной он до меня прошёл как царь… — помню, хорошее стихотворение.

— У него там ещё про Чумацкий тракт, а это Крым. Кроме того, Крым это Пушкин, Мицкевич, Чехов, Бунин, Волошин, Булгаков, Цветаева, практически вся русская литература. Короче! Ты бы хотела съездить в Крым?

— Если честно, то очень. Ведь я тогда тебя на день рождения пригласила не только из-за роскошного букетика…

— Интересно, а из-за чего ещё? Я думал, что это я тебя вынуждаю пригласить.

— Мне нужно было с тобой поговорить. Чтобы в Крым съездить деньги нужны, правильно? А про тебя все говорят, что можешь помочь халтуру найти. Ну, вот я и собиралась, но Андрюша всё испортил. У меня после его эскапады всё из головы вылетело.

— Оль, тут деньги ещё не всё. Вот, как сейчас можно попасть в Крым? В разгар сезона, между прочим.

— Думаю, что никак. Все билеты хоть на самолёт, хоть на поезд проданы давно. Сезон отпусков, все стараются уехать на юг.

— Сразу видно опытного матрасника, — я ехидно улыбаюсь. Проданы, ага, это ты правильно говоришь, но ведь ещё можно попасть и другими путями. Например, пешком, ещё какие способы можешь назвать?

— Если отвлечься от конкретных людей и фактора времени, то можно… — Оля поднимает глаза вверх, — ехать на велосипеде, на машине, если уговорить кого-то из знакомых. Можно еще наняться временно проводником, но тут загвоздка, меньше чем на месяц не получится… Не знаю, больше ничего в голову не приходит.

— Есть ещё один очень интересный способ. Называется — автостоп. Я в прошлом августе возвращался домой автостопом из Москвы. За два дня добрался. Так вот, идея зтакая. Давай мы с тобой махнём в Крым таким же образом. Палатку я достану. Что у тебя есть из походного снаряжения?

— Даже и не знаю… задумывается Оля. — Я человек не походный, но папа — охотник-рыболов, значит что-то у него можно взять. А что нужно? Ты можешь список написать?

Тут вдруг Олины огромные черные глаза стали ещё огромнее. Только большим усилием воли она удерживает челюсть от падения на пол. До неё внезапно дошло, что я её таким нехитрым способом развёл на совместное путешествие. Пауза длилась довольно долго. Меня начинает слегка колотить от волнения, но виду не подаю, стою, нагло уставившись прямо в её правый глаз.

Наконец она встряхнула копной роскошных волос и весело стрельнула глазами:

— Идея то интересная. Только страшно мне ехать с таким бойким мужчиной, ещё и ночевать с ним в одной палатке. Знаю я ваши мальчиковые причуды. Чуть девушка зазевалась, вы её сразу хлоп, и она уже не девушка.

— Оля! Как ты можешь? Я вроде повода не давал. Впрочем, могу поклясться, что без твоей воли ни одного движения, даже слова, — я произношу эту лживую фразу с максимальной достоверностью.

— Так я тебе и поверила! Слышал, наверное, поговорку: «В любви и на войне все средства хороши», это как раз такой случай. Но… я всё-таки подумаю, на самом деле мне очень хочется в Крым, и другого способа туда попасть нет. Придумала! Я Андрея уговорю и с ним поеду.

— Оля, это прекрасная мысль! Давай устроим гонки! Кто быстрее доедет до Гурзуфа? Только надо разные маршруты разработать, а то не интересно будет…

— А мне кажется, наоборот, лучше двигаться одним путём, чтобы в случае каких-то нештатных ситуаций, можно было помочь друг другу. Андрюше опять что-нибудь привидится, он сбежит, и буду я одна посреди страны. Бр-р-р.

— Ты это лучше с Андреем обсуди, а то он сбежит.

— Ай, да ну его! Надоел со своими заскоками. Сбежит, ему же хуже, вдвоём поедем.

Моё сердце чуть не выскакивает из груди от такого поворота. Сразу куда-то отступает духота вагона, стихает стук колёс, все толпящиеся вокруг пассажиры становятся милыми и симпатичными. Оленька превращается в настоящего ангела.

ГЛАВА 28. ТЬМА В НЬЮ-ЙОРКЕ

13 июля. Нью-Йорк, Бронкс. Майк Фарб, племянник Фарба.
Майк проснулся рано. Сразу в голове всплыл подслушанный случайно разговор родителей о том, что сегодня в городе должно случиться что-то совершенно фантастическое. Мама шептала так громко, что слышно было невооружённым ухом. Вроде бы, звонил дядя Натан, предупреждал, что случится какая-то авария, не то света не будет, не то ещё чего. Про бандитов и гангстеров что-то. Ух! Как классно! Нигде не будет света! Можно грабить все магазины. Майк сам грабить никого не собирался, он был тихим еврейским мальчиком, но романтика бандитских приключений любому жителю Бронкса присуща с рождения.

Дядя Натан сейчас работает фотографом в какой-то Сайберри. Что за Сайберри Майк не знал, мама говорит, что это в холодной России. Впрочем, о России Майк тоже почти ничего не знал. Говорят, что там по улицам ходят гризли с balalaikas, и пьют виски, но Майк в такие сказки не верил, он уже большой — ему целых восемь лет. Ладно, гризли на улице, ну, окей, с balalaika, но медведи не пьют виски, это враньё, или булл шит, как говорит дядя Адам.

Пока Майк лежал, в голове у него созрел план. Отправиться вечером на Манхеттен, чтобы посмотреть, что там будет происходить. Приятелю Тони, родители на прошлое Рождество подарили отличный фонарик, настоящий «Игл Тек». Дядя Адам говорит, что с такими фонариками наши парни гоняли по джунглям вьетконговцев. Тони хороший парень и не откажет другу. Можно даже его с собой взять, вдвоём веселее грабить. В качестве баттпэка [128] сойдёт школьный ранец. Может, повезёт урвать что-нибудь ценное в темноте. Главное, придумать легенду для мамы, чтобы они не бросились искать среди ночи. Можно сказать, что заночую у Тони, а тот скажет, что будет у нас. Нет, лучше притвориться спящим, а потом положить под одеяло кучу шмоток, никто и не поймёт ничего. Только надо успеть вернуться до рассвета.

Полежав и помечтав ещё минут двадцать, Майк встал и скатился по ступенькам с мансарды.

— Монинг, ма! — закричал он, предвкушая новый свободный летний денёк, наполненный важными и интересными делами.

— Монинг, Михаэль, быстро умываться и за стол. И, малыш, не забудь о молитве!

— Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь вселенной, создавший для меня все необходимое, — речитативом забормотал Майк, стараясь побыстрее закончить. — Ма, что сегодня на завтрак? Хочу блинчики с джемом!

— Увы, блинчиков сегодня не будет. Овсянка. Молоко, булка с маслом и всё на сегодня.

Не успел Майк проглотить невкусную кашу, как в двери их дома постучали.

— Миссис Гольдберг, доброе утро! — раздался звонкий голос Тони. — А Майку можно со мной гулять? — Тони выпалил всё на одном дыхании.

— Какая ты ранняя пташка, Тони. Заходи, садись, выпей чашечку кофе. Расскажи, как прошел вчерашний день. Как мама, как папа?

— Миссис Гольдберг, спасибо большое, всё хорошо. Я уже завтракал. Так как на счёт Майка?

— Сейчас он допьёт кофе и пойдёт. — Сара поворачивается мощным корпусом к Тони, — только далеко от дома не уходите. Наш Южный Бронкс не годится для походов.

Пока Сара произносит материнское напутствие, мальчики уже исчезли. Им было достаточно услышать волшебное слово «пойдёт», чтобы с чистой совестью умчаться в поисках приключений.

Мальчишки целый день провели на протоке Брон Килл, где пытались отыскать клад пиратского капитана Бронкса. Только чувство голода заставило их уже под вечер вернуться по домам.

Дома Майк сразу вспомнил про утреннюю идею. Закинув в себя бобовый суп, он побежал в мансарду, где сразу залез в чулан и занялся сборами. Усталость после напряженного жаркого дня, сытный обед и резкое падение давления сыграли с ним шутку. Мальчик не заметил, как вырубился прямо на пыльной мансарде, среди старых ненужных вещей.

Адам Гольдберг, обливаясь потом, надеялся, что семейство уже готово к переезду в Риго-Парк, Куинс, где у Сары какая-то дальняя родня. По словам Натана, Куинс будет единственным районом Н-Й, не затронутым блэкаутом.

Сейчас надо быстро запихать всё семейство в старенькую «Барракуду» [129] и сматываться пока дороги ещё свободны.

— Сара, всё готово? — крикнул Адам, едва войдя в дом.

— Да, милый, не беспокойся, малышка Джуди уже наготове. Сейчас Майка крикну и можно ехать.

— Ма-айк! Майк, негодный мальчишка! Спускайся быстрее нам надо срочно выезжать! Хватит играть в прятки! — Кричал мистер Гольдберг, но ответа не было.

— А Майка нет дома, — тоненьким голоском сообщает Джуди. Она болтает ногами, сидя на краю кресла и с любопытством наблюдает за родителями.

— Как нет дома? — в один голос восклицают Сара и Адам. — А где он.

— Я не знаю, — продолжая болтать ногами, отвечает Джуди.

— Почему ты так решила, милая?

— А я видела, как он подслушивал, когда вы говорили про дядю Натана, вот! А сегодня слышала, как он говорил Тони, что вечером надо идти грабить магазины потому, что нигде не будет света.

Сара в секунду долетела до двери соседей О’Брайенов, которые спокойно резались в карты. Тони что-то увлеченно строил на полу.

— Тони, ты не видел Майка, — поприветствовав соседей, спросила Сара младшего из большого ирландского семейства.

— Нет, но он утром собирался идти в Манхэттен-Сити, что-то говорил про отключение всего города, но я ему не поверил, я же не маленький, верить во всякую чепуху.

— Спасибо, Тони, может он и в самом деле отправился туда. — Сара попрощалась с семейством О’Брайенов, которые были очень удивлены таким странным поведением соседей.

Услышав про предположение Тони, Гольдберги решили, что Сара с Джуди отправятся в Куинс, а Адам займётся поисками маленького любителя приключений, и если найдёт его, когда светопреставление уже начнётся, будет сидеть с ним дома пока ситуация не разрешится.

К вечеру жара в Нью-Йорке стала совершенно не выносима. Липкий и влажный воздух висел горячим маревом над раскалённым асфальтом. Было понятно, что вот-вот разразится гроза. Все ждали ливня, но небо было чистым без каких-либо признаков облачности до самого вечера. Мистер Гольдберг быстро шёл по 149 Стрит в направлении Гарлем-Ривер.

На счастье на углу 149 и Уллис Авеню ему попался полицейский патруль, к которому, как к спасительной соломинке, бросился Гольдберг.

— Офицер, я ищу мальчика восьми лет, вот такого роста, — Адам показал ладонью на уровне пояса, — волосы курчавые, глаза черные…

— Да, сэр, я понял. Как давно он исчез? — Феликс Солис, молодой офицер 138 отделения Южного Бронкса смахнул крошки с брюк и поднял глаза на потенциального потерпевшего.

— Мать видела его последний раз утром. Соседские мальчишки говорят, что он собирался идти вечером в новый торговый центр, вы не могли бы помочь, а то я пешком до темноты не успеваю. Дело в том, что через полчаса город останется без электричества. На целые сутки.

— Извините, сэр, не знаю вашего имени…

— Адам Гольдберг.

— Офицер Солис. Мистер Гольдберг с чего вы решили, что будет авария? Сынок ваш, скорее всего, бегает в поисках приключении, побегает и вернётся. Так что не стоит паниковать.

— Офицер Солис, я могу ошибаться, но если всё-таки авария случится, мальчику будет не просто вернуться домой, уж слишком народ в нашем боро [130] не спокойный. Вы же добрый человек и не откажетесь подбросить меня к Гейтвэй Центру.

— О’кей, мистер Гольдберг, умеете вы уговаривать. Залезайте в мою колымагу. Я сейчас напарника крикну и прокатимся.

Когда солнечный диск уже приближался к горизонту, воздух заколебался под лёгким, едва уловимым порывом горячего ветра. С севера подул слабый бриз. Он сумел, не смотря на слабость, поднять и закружить в рваном вальсе уличный мусор. Следующий порыв был куда сильнее, он заставил мусор резко взлететь над крышами кирпичных домов Бронкса. И вальсировать уже в небе. Еще мгновение, и небо нахмурилось, затянулось темными, свинцовыми облаками и как будто опустилось на притихший город. Со стороны Олбани ветер принёс первый пока ещё тихий раскат грома. Всполохи молний подсвечивали край северных облаков зловещим багровым светом. Никто не знал, что первая же молния уже вывела из строя две 345-киловольтные линии, снабжающие электроэнергией Большое Яблоко.

Едва полицейский «Форд» остановился у главного входа, Адам Гольдберг быстро выскочил из машины. Не успел он сделать и пары шагов, как свет резко погас.

Мигнули неуверенно и погасли уличные фонари. Перестали переливаться всполохи рекламы, потухли светофоры над перекрёстками. Окна жилых домов потемнели в одно мгновение. Улицы погрузились в сумрак, грозивший смениться непроглядной тьмой.

— Вот это да! Мистер Гольдберг, как вы узнали об аварии? — полисмен придержал Адама за локоть.

— Офицер, давайте мы сейчас не будем тратить время, нам бы найти моего мальчишку. Я думаю, что у нас не больше четверти часа. Скоро ниггеры и мексиканцы вылезут из нор, и тогда всем нам придётся туго. — Гольдберг волновался. Он пока не представлял себе, как искать ребенка в огромном универмаге в полной темноте.

— Фонарик у вас есть, сэр? — спросил Солис, покидая освещенную машину. — Без мощного фонаря и мегафона здесь никого не найти. Я пойду с вами, пока не поступило указаний от начальства. А офицер Собески останется в машине. Не хватало ещё, чтобы полицейскую тачку угнали. Начнем с простого. Что бы ваш сын хотел бы больше всего из товаров этого магазина? Может быть, он мечтает о рыбалке? О спортивной карьере? Любит музыку?

— Думаю, что, скорее всего, мы найдём его в отделе электронных игрушек. Сейчас детей мечтают о всяких радиоуправляемых моделях.

Полчаса мужчинам хватило, чтобы найти отдел игрушек и убедиться, что Майка там нет. И никто там его не видел сегодня.

Через четверть часа рация офицера Солиса тревожно заверещала.

— Солис, сэр! Помогаю в поисках ребенка, сэр! Есть, прибыть срочно к заправке на Гранд Конкорс. Можно вопрос? Её, в самом деле, собираются поджигать? Там взлетит на воздух полквартала! Вот же грёбаное дерьмо! Будем с Собески на месте через пять минут. — Солис виновато улыбнулся Гольдбергу.

— Извините, сэр, начальство приказало всё бросить, и мчатся на помощь парням на заправке. Там, похоже, латиносы собираются устроить поджог. Мой вам совет — я понимаю, что без дела вам сейчас сидеть невмоготу, поэтому попробуйте просто спрашивать всех подряд в этом универмаге о вашем сыне. Да поможет вам Бог! — с этими словами полисмен скрылся в темноте.

Со стороны Меллроуза и Порт Морриса виднелись всполохи пламени. Ветер доносил вой пожарных машин. Адаму было не понятно, кому потребовалось ещё и поджоги устраивать, только позже ему рассказали, что поджоги отвлекали полицию от охраны магазинов.

Перед витриной магазина спорттоваров «Marshalls», что на углу 149-ой и Брук-авеню, перекрывая звуки ливня, шумела толпа. Персонал закрыл высокие стеклянные двери и забаррикадировал их изнутри мебелью и спортивными снарядами. Адам подкрался к забранной металлической решёткой витрине. Толпа чёрных бурно сомневалась в нерушимости института частной собственности. Полиции поблизости видно не было. Скорее всего, их всех отправили защищать Бродвей, Уоллстрит и 5-авеню в Нижнем Мантеттене.

Над прибывающей мокрой толпой висел шмелиный гул, все чаще прорезаемый противными женскими взвизгами. Прислушавшись, в шуме можно было уловить некий нечеловеческий ритм; ему подчинялось все, начиная с перетаптывания и кончая тональностью отдельных выкриков. Адаму нужно было просто попасть внутрь. Он с возрастающим интересом наблюдал образование из присутствующих, некоего сверхорганизма, жестко управляющего каждым своим элементом… Этот сверхорганизм явно себя не проявлял — однако каким-то загадочным образом всякий, стоящий перед магазином, четко знал: мы пришли за добычей. И мы ее возьмем и унесем домой.

Стоящих на самом крыльце уже помаленьку начинали поддавливать, те отпихивались, все громче и злее матерясь, добавляли толпе градуса. Ещё через минуту какой-то детина вывернул из асфальта стойку декоративного ограждения и саданул по стеклу. На фоне синего ночного неба было прекрасно видно, как металлический стержень откинулся назад, затем, ускоряясь, описала дугу — и глухим бум-м-м споткнулся об витрину.

— Дай сюда, дурень безрукий! Дай, тебе говорю! — завопила, стоящая рядом, черная баба. Она протиснулась в первый ряд, вырвала инструмент у мужика, и со всей дури шарахнула по витрине. Звон стекла сменился коротким жутким хрустом распарываемых тканей и криками раненых; толпа охнула — и замерла. Адам в ужасе отпрянул. Острые плоскости рубанули по телам, прижатым к самому окну. На решетку тут же набросили цепи, дёрнули каким-то пикапом, и прямо по телам покалеченных толпа ринулась в тёмное чрево магазина.

Магазин на удивление быстро заполнялся «покупателями». Всех, прежде всего, интересовал оружейный отдел и прилавки с ножами, луками и арбалетами. Поэтому грабители сразу же начали грызться между собой… Хорошо, что стрелковый отдел в уровне земли, до второго пока никому дела нет. Главное, чтобы Майк догадался там спрятаться.

Холодная злоба мощным разрядом пронизала Адама. Вот же паскудный мальчишка! Знал, что будет грабёж и рванул в самое пекло.

— Майк! Ма-а-айк! — что было сил, закричал Адам в темноту второго этажа. Ответа не было… Немного остыв от всплеска злости, Гольдберг прошёл по всему торговому залу, время от времени выкрикивая имя пасынка. Через некоторое время на этаже начали появляться взбешенные отсутствием добычи «добрые соседи». Адам решил, что можно переключаться на первый этаж. Там тоже его не было. Он уже изрядно устал, очень хотел пить и, ко всему, у него ужасно разболелась голова.

— Тут пять минут до дома. Дойду, посмотрю как там, приму аспирин, и подумаю, где ещё искать засранца, — решил Гольдберг.

Подходя к дому, Адам внезапно заметил в окне полоску света. — Чёрт! Неужели наш дом кого-то заинтересовал? Там же ничего ценного. — Мысль промелькнула в голове и сменилась другой — как незаметно попасть домой?

Гольдберг подкрался к парадному крыльцу. Подёргал дверь. Заперто. Приложил ухо к замочной скважине и вдруг услышал тихое, как будто щенячье, поскуливание. Вздох облегчения вырвался из его груди.

— Майк, мальчик мой, открой, поскорее, на улице такой ливень, а я, кажется, забыл ключ.

— Дядя Адам! — раздался из-за двери знакомый голос. Майк от волнения никак не мог справиться с замком. — Подождите, я сейчас открою, сейчас, вот уже получилось. Дядя Адам, я проснулся, а никого нет, ни тебя, ни мамы… и темно… и гром гремит… и дождь… Мне было очень страшно.

— Ничего, ничего, всё хорошо… Мама и Джуди в Куинсе. Я тут искал тебя, — Адам прижал мальчика к себе, — как хорошо, что ты дома. Сейчас запрём двери, придвинем к ним комод и пойдём спать.

За окнами сквозь пелену дождя пробивались всполохи пожаров. Больше тысячи возгораний было зафиксировано пожарными Нью-Йорка в ночь на 14 июля 1977 года.

15 июля. Бронкс. 40-е отделение полиции. Сержант Баррет.
На исходе вторые сутки как мы на ногах. От напряжения и усталости просто с ног валимся. Кофе уже льется из ушей, но совсем не помогает. Держимся только на морально-волевых. Говорят, мэрия обещает прислать нацгвардию… Скорее бы. Иначе сегодня вечером мы уже не сможем сдержать толпу мародёров. Вон Артур уронил голову на руки и спит за стойкой дежурного прямо стоя. Офицеры Солис и Собески спят в патрульной машине. У Феликса внушительная ссадина прямо на лбу. По его словам, его шарахнуло рекламным щитом, когда он ночью оборонял заправку от поджигателей. Как же достали долбанные ублюдки!

А ребята молодцы! Показали пример слаженной и эффективной работы. Самые печальные события это порезы витринным стеклом в универмаге «Marshalls». Говорят, там одну бабу пополам разрубило, врут, наверное, но кто его знает.

Ну, хватит прохлаждаться, пора назначать наряды на утреннее патрулирование.

— Подъём, парни! Подъём! Нацгвардии ещё нет, а утро уже наступило. Мэрия обещает, что к обеду помощь придёт, нам осталось только шесть часов продержаться. Так! Не спать! Почему я не слышу радостных воплей?

— Шеф, а нельзя уже никуда не ездить? Поспим здесь, пока гвардейцы не приедут… Электричество дали же. Ну и в жопу это патрулирование. Глаза сами закрываются, хоть спички вставляй. — Чёрный гигант Боб Мерфи и в обычное время не любит напрягаться, а тут, после двух бессонных ночей, он готов заснуть в любой момент.

— Нет, нельзя. Грёбаные ублюдки только и ждут, когда мы расслабимся, потом придётся ещё хуже. Поэтому приказ:

— Детектив Мартин Уингров, офицер МакКларен, — катаетесь от Большого перекрёстка до Монт-Хэйвена.

— Офицер Собески, разбуди-ка напарника.

— Сержант, он не спит, он просто прикрыл глаза, чтобы искры не слепили. Его вчера так по лбу шваркнуло, что до сих пор глаза искрят. — Лили попыталась пошутить, но получилось не смешно.

— Отставить смехуёчки! Буди его, и езжайте на Александера до Брук-авеню.

— Разрешите обратиться, сэр! — неожиданно передо мной появился Феликс Солис.

— Да, сынок, что ты хочешь?

— Позвольте доложить, сэр, нечто необычное, сэр.

— Не волоки ноги, Фел! Что там у тебя?

— Есть, сэр! Вчера перед самым отключением, я помогал одному парню искать сынишку. Так вот, этот парень знал, что будет авария. Мало того, он знал точное время. Я ещё над ним посмеялся, но именно так и случилось, сэр.

— Стоп! Авария произошла из-за ударов молний. Скажи мне, Фел, может человек угадать, когда и куда вдарит молния?

— Никак нет, сэр! Однако этот Гольдберг попал совершенно точно, сэр. Я только сейчас допёр, сэр, что это что-то ненормальное, сэр.

— Как говоришь, звали парня? — я всё-таки решил записать сообщение на всякий случай, — и прекрати называть меня «сэр».

— Он представился как Адам Гольдберг. Владеет бакалейной лавкой на 149-ой. Больше у меня ничего нового нет. Могу я приступить к патрулированию, сэр?

— Езжай уже, что-то ты меня подзадолбал. — Я проводил взглядом Феликса, проследил как он сел за баранку «Форда» и двинулся в направлении участка патрулирования.

Усталый мозг уже плохо контролировал происходящее, когда утреннюю тишину разорвал резкий звук телефонного звонка. С трудом проглотив горькую от кофе слюну, я дотянулся до трубки:

— Сороковой участок, Южный Бронкс, полиция Нью-Йорка, сержант Баррет слушает.

— Хай, Баррет, это Стив Симпсон из инфослужбы. Как у вас дела? Ночью ничего нового не сожгли? Меня тут журналюги атакуют, вот собираю новости с участков. Так что, вспомни что-нибудь забавное.

— Отвали, Симпсон! Не до тебя сейчас. Мы тут две ночи носились как бобики, а тебе всё бы прессу ублажать. Одну тётку осколком витрины разрубило пополам, пойдёт тебе такой «юмор»? Офицера Солиса чуть не убило рекламой, когда он поджигателей отгонял.

— Вот видишь! Самое то! Народ Америки любит кровавые подробности. Может что-нибудь мистическое было?

— Когда ты отстанешь, чёртов буллшит! Ну, у нас один бакалейщик знал, когда случится роковой удар молнии!

— О! Вот это сенсация! Готовь адрес этого бакалейщика, я выезжаю. Сам буду интервью с ним делать.

Похоже, что усталость сыграла со мной злую шутку. Нельзя было рассказывать этому пройдохе про Гольдберга.

К счастью, материал, который Симпсон подготовил к публикации, увидело наше полицейское начальство. Материал задержали, а Гольдберга увезли для разбирательств. Как мне позже рассказывал старый мой приятель по академии Бобби Роулингс, Адам Гольдберг не стал ничего утаивать. Он действительно знал об этой аварии. Информацию получил от своего шурина, который неделю назад позвонил из России специально, чтобы остеречь сестру и её семью от возможных опасностей. Гольдберг говорит, что не поверил ни единому слову, но просто на всякий случай отправил жену и дочь к сестре в Куинс.

ГЛАВА 29. ЭТА ПРЯНАЯ ПЕРИНА

22 июля. Тамань. Оля Коваленко.
Сегодня вечером после головокружительного скачка в тысячу километров, мы наконец прибыли на «юга». Как это ни странно, Боря всю дорогу ведёт себя очень скромно. Я даже не ожидала, если честно. Мы, конечно, целуемся напропалую, но не более того. Даже немного обидно. Мог бы попытаться, я бы конечно отказала, но совсем не делать попытки? Впрочем, что это я, в самом деле. Оля приличная девушка.

С транспортом нам везёт. Мы ни разу долго не стояли на трассе. Стоит выскочить из одной кабины, как тут же тормозит следующий добровольный доброхот. Последним таким помогатором оказался водитель Михалыч, двигавшийся на своей шишиге в сторону погранзаставы с грузом матрасов, подушек и одеял. Ехать было просто наслаждение. Борька сел в кабину, а я угнездилась среди мягких тюков с томиком Чехова и через полчаса уснула как убитая.

Михалыч простился с нами на окраине Тамани. Дядька предлагал нам переночевать у них на заставе, но мы подумали, что лучше раскинуть «шатёр» на берегу. Всё-таки мы так долго ждали моря. А на заставе особо не погуляешь, это же режимный объект.

Двигаться автостопом медленнее, чем ехать на поезда, гораздо интереснее. К концу дня, возникает азарт и жгучее желание проехать еще, хотя бы полста километров. По крайней мере, у меня. Боря в этом деле твёрд как скала. Больше четырнадцати часов в день проезжать нельзя и точка.

Сейчас тоже можно рвануть до Керчи. Нет, — говорит, — что мы будем делать в Керчи в полночь? Возиться в темноте в незнакомом месте с палаткой — плохая идея. А сейчас в Тамани ещё светло. У нас есть время, чтобы не только разбить лагерь, но и сбегать к морю.

Мы высаживаемся и осматриваемся по сторонам в поисках подходящего места для палатки. Нам продолжает везти. Крепкая бабка лет семидесяти стоит прямо напротив нас и лузгает семечки, аккуратно сплёвывая в ладонь.

— Якие гарные робяты до нас! До кого приехалы?

— Вытаэмо, бабусю — вспоминаю я мову моей полтавской бабушки, — покы що нэзнаэмо, може до вас?

Турысты! — Тут же смекнула бабка. — Де ночуваты будетэ?

Ганна Пална, как она себя нам отрекомендовала, была рада предоставить нам свою веранду для ночлега. За трёшку бабушка пообещала даже ужин и баню. Пенсия у неё всего 45 рублей, а «дыкарей» в Тамани почти не бывает. От баньки после четырёх дней дороги отказываться глупо. Как Борька сказал — «отель пять звёзд».

— Ганна Пална, а как у вас с пляжем? Есть ли где купаться?

— Е, е, у Тамани усё е, — почти как в Чеховской «Свадьбе», отвечает Пална. — Говор у неё всё-таки смешной, немного не такой как у моей полтавской бабушки [131].

— Робятки, — вы з околицы у морэ не лызте, — советует нам на дорогу Пална, — до музея Лермонтова дойдите, там Центральна плажа. Там дуже гарно, и чистють, и за купающимы следять.

— Ганна Пална, а вином у вас торгуют? — Борька вспомнил свою идею энографической экспедиции, — хотелось бы «Черного лекаря» [132] попробовать.

— Так у нас вина богато. В каженной хате винокурня е. За «Черного Лекаря» слышала, но его только в магазине купишь, да и то, по блату. У менэ е з прошлого врожаю залиши, угощу вас апосля баньки и то. Понравится, так продам за недорого.

— Ну, вы Анна Пална, мастер художественного слова, — я тоже вступаю в разговор, — так расписали, шо навить мэни захотилося вашого винця спробуваты, хучь я и не пье.

— Шо не пиешь, то добре. Пыты выно для дывчины негарно. Да тутай никто не пье. Выно наше чисто лекарство. Ладно, йидте вже, а то стемнеет, а я банькой займуся — с этими словами женщина отправилась в сторону невысокого строения в глубине.

Какое это счастье, погрузиться в тёплый рассол Азовского моря. Особенно когда последние лучи заходящего солнца превращают мерно покачивающуюся поверхность в расплавленное золото. Даже запах гниющих водорослей не портит впечатления. Он всегда ассоциировался для меня с морем.

— Ну, як вам наше морэ? Вода тёпла чи нэ? — Встречает нас Пална, — банька вже готова. Можете париться, а я пока вам винца нацежу для дэ-гус-та-цыйи, как на эскурцийях гуторють.

В воздухе висит звон цикад. Они стрекочут так громко, что я не слышу даже шороха травы под нашими шагами. Внезапно приходит мысль, что это не цикады, — это у меня в ушах звенит. — Оля, — говорю я себе, — возьми себя в руки и перестань трястись как зайка. Отказаться всегда смогу, поэтому волноваться нечего. Я в купальнике. Борьку выставлю. Вон он впереди тащит меня за руку. Он уверен, он шутит, он смеётся собственным шуточкам, а я даже не слышу, что он там говорит, просто издаю какие-то странные звуки, долженствующие изображать искрометное веселье.

— Оль, давай, ты первая, я после тебя. Так у нас быстрее получится. — говорит мой спутник, когда мы закрываем за собой двери. Мне сразу становится легче, напряжение отступает, а нос и уши снова начинают ощущать всё, что происходит вокруг. В предбаннике стоит густой аромат степных трав: донник, полынь, чабрец, что-то ещё. Всё приправлено духом разогретого дерева. Я в ещё влажном после моря купальнике прохожу в парилку и плюхаюсь на полок. Минут пять, погревшись, быстро промываю волосы и, намылив мочалку, застываю в раздумье. Спинку как мыть? Борю позвать или самой корячиться? А позову! Вот такая я смелая девочка…

— Борь, — кричу я, приоткрыв дверь, — спинку мне потрёшь?

— С удовольствием, — Боря входит. Он совершенно голый, — поворачивайся спиной ко мне. — Он ведёт себя настолько естественно, что мне не остаётся ничего другого, как принять правила игры.

На каменку летит ковшик воды. Облако обжигающего пара, громко шипя, поднимается к потолку и огненной волной растекается вниз. Особенно неприятно жгут капроновые детали купальника. Нет! Я всё равно не стану раздеваться, не дождётся.

Однако стоило Борьке начать намыливать мне спину, как мне моё упорство показалось каким-то совершенно неуместным. Сначала улетел лифчик, а немного погодя и трусики. Как ни странно, небо не упало на землю…

— А может, останемся здесь у Палны? — через полчаса я вдруг озвучиваю мысль, не успев, сама её как следует обдумать.

— Если только на пару дней, а то отсюда до Коктебеля еще можно за день обернуться, а до Ялты и Гурзуфа уже ни за что не получится, — рассуждает мой спутник, а я вожу по его спине намыленной мочалкой и млею от нежности.

Ещё минут пятнадцать, и мы заканчиваем с банными процедурами. Раскрасневшиеся, распаренные и утомлённые выходим на воздух. Мне хочется прильнуть к Боре щекой и снова ощутить его сильные руки на своём теле. Волна нежности накрывает меня в очередной раз.

Прошлогоднее вино у Палны оказалось очень даже неплохим. Сладким, терпким и совсем без привкуса спирта. Под персики, груши и последнюю вишню пошло очень хорошо. Почему-то мне становится смешно от манеры говорить этой милой старушки, как же её зовут? А, да, Анна Павловна, её зовут, хи-хи, почти как знаменитую балерину. Нет… балерина была Павлова, а старушка — Пална. Хи-хи… Что-то потолок в её домике как-то странно качнулся. Неужели землетрясение? Хи-хи… Стоит закрыть глаза, как моя голова начинает кружиться как карусель. Хи-хи… Наверное это вино… Я пьяна? Борька что-то мне говорит. Он щекочет мне ухо. Зачем? Что ему надо? Наверное, я алкоголик, ик. Это очень печально, но тут уж ничего не поделаешь. Куприн тоже был алкоголик, и Андреев, и Есенин.

— Боренька, миленький, будь другом, проводи меня… ну ты понял… и всё…, и хватит пить… Оле пора спать. — Мне становится ужасно смешно от того, что я говорю о себе в третьем лице. Дальнейшие события этого вечера запомнились фрагментарно. Помню свет на веранде, туча мошкары вокруг тусклой лампы. Никак не снимался сарафанчик, и я едва его не порвала. Пыльный спальник, влезать в который не хотелось…

Вдруг из темноты на меня вышел чёрный силуэт мужчины, его лицо осветил качающийся фонарь за окном и в мерцающем бледном свете этого фонаря я узнаю в ночном незнакомце Антона Павловича Чехова. Чехов ехидно улыбается и, погрозив пальцем, растворяется в темноте. Это сон догадываюсь я и, глубоко вздохнув, проваливаюсь в его бездну.

ГЛАВА 30. ВОКРУГ ЗАЛИВА КОКТЕБЛЯ

Неделю спустя. Лисья бухта — Коктебель-Планерское. Борис.
Раннее утро. В пяти метрах от нашей палатки мягко плещется Чёрное море. Вблизи оно прозрачное, зеленоватого цвета, а в отдалении лежит тёмно-синей полосой, чуть-чуть подёрнутой дымкой. Огненный шар солнца уже поднялся над горизонта. Утренний воздух тих и неподвижен, по всему видно, что день опять будет знойным. Несмотря на благость и красоту утреннего моря, берег пуст. Только белокрылые чайки скользят над Лисьей бухтой в поисках завтрака.

Я только что вылез из остывшей за ночь морской воды и занялся приготовлением завтрака. Оленька ещё спит после вчерашнего «банкета». Мы с ней прикончили целых две бутылки крымского портвейна, проведя сравнение органолептических свойств вина от заводов Массандры и Судака. Портвейн мы вылакали, перемежая дегустацию с поцелуями. По мере приближения дна в бутылках поцелуи тоже становились всё более и более откровенными, переходя с губ к шее, с шеи к плечам, далее со всеми остановками. Потом перерыв на морские ванны, и снова — вино, поцелуи и жаркие ласки. Что касается сравнения, то по единодушному мнению красный приятнее на вкус, нежели белый, хотя белый тоже пить можно.

К нашей палатке приближается местный корифей и во всех отношениях весьма колоритная личность. Это Андрюша Дементьев, который каждое утро гуляет по пляжу с трёхлетним Сашкой. Андрюша считает, что утром самые правильные эманации. Из одежды на парне — только капитанская фуражка. У него длинные выгоревшие на солнце волосы до плеч, роскошные усы и борода. Глаза защищены от палящего солнца очками для подводного плавания. Андрей со Светой, которая по совместительству Сашкина мама, живут здесь с мая до октября и считают себя хозяевами Лисьей бухты, которую все здесь называют Лиской. Лиска — знаменитое на весь Союз место тусовки хиппи.

— Добрейшего утра славным жителям Сибири! — приветствует он меня. — Сегодня отчаливаете?

— Да, пора уже и домой, любое дело надо заканчивать до того, как оно осточертеет. — Философски замечаю я. Нам ещё через всю Россию стопить, а это минимум пять дней.

— Ну, недельку то ещё могли бы пожить, покуролесить… Тем более что на днях Макар приедет, может, какие-нить новые песенки привезёт. Тебе как «Машина»?

— Тексты мне нравятся, музыка была бы ничего, если бы не грешила плагиатом. Хотя на фоне остальной советской эстрады это явный прорыв. Хорошо бы, конечно, лично с ними познакомиться, но финансы поют романсы, побираться не хочется, работать тоже. Поэтому домой.

— Ну, как знаете, хотя вы ребята классные, мне понравились, Светке и Сашке тоже, поэтому будем ждать вас в следующем году. В любое время пляж в вашем распоряжении. Ветер вам в хайр!

Пожав на прощание мне руку, Андрей продолжает свой променад вдоль моря до следующей палатки.

Прелестная Лиска с отлогим пляжем из крупнозернистого песка и мелкой разноцветной гальки. Вокруг бухты горы благородных очертаний, которые мне приходилось наблюдать только в Средиземноморье…

Я приподнимаю полог нашего брезентового шатра и тихонько заглядываю внутрь. Открывшаяся картина, заставляет меня непроизвольно задержать дыхание в умилении. Оля мирно спит, но узкая полоска загорелой кожи виднеется из-под сползшего в сторону спальника.

— Олечка, рыбка, пошли купаться, солнце уже высоко, — шепчу я прямо ей в ухо, слегка сдвинув в сторону просоленные волосы.

— Нет, нет и нет, ты вчера бедную девушку напоил, отодрал, а теперь ещё и спать не даёшь? — вяло отбивается подруга.

— А я уже и чаю заварил, и яичницу зажарил, помидорчики-огурчики порезал, виноград помыл, — я провожу ладонью вдоль тела от плеча до ступни.

— Отстань! Не хочу никуда выходить, и вообще! — Олька рефлекторно дёргает ногой, спальниксползает, и моему взору открывается прекраснейшая из картин.

— Не хочешь? Ну, тогда «Я ж тэбэ, милая, аж до хотыноньки море в руках принесу» [133] произношу нараспев. Море недалеко, и я зачерпываю полную пригоршню солёной воды. Еще секунда и прохладная водичка оказывается у Оли на спине.

— Ах, ты ж клята зараза, — громкие вопли разлетаются над всей Лисьей бухтой. — Не жить тебе! Зараз найду дрын покрепче, все рёбра тебе пересчитаю.

Эх, жаль я участвую в этом представлении, а не наблюдаю со стороны, как красивая обнаженная девица с развевающейся копной волос несётся за парнем с палкой в руке. Я забегаю по пояс в море и спокойно жду, чтобы прижать к себе мою прекрасную спутницу.

… Полчаса спустя мы сидим у палатки и, сжимая синими холодными пальцами горячие кружки, прихлёбываем чаёк.

Солнце, обжигая склоны Кара-Дага, постепенно выгоняет хиппи из душных палаток. Начинают дымить костерки, готовятся завтраки. Пища, приготовленная на костре у берега моря, обладает изумительным вкусом. Словно сама природа добавила в котелок изысканную приправу из солнца и морского бриза.

— Борь, а помнишь, как мы с тобой в Ялте домик Чехова искали? Вот же смехота была! Вместо домика на море нашли дом-музей в центре Ялты!

— Рыба моя, как же такое забудешь? Мы же после дегустации в Массандре поехали в Гурзуф и там тебе стало так жарко, что ты полезла купаться прямо рядом с дачей Чехова… Гы-гы-гы. А так как купальник ты не взяла, то и купалась в костюме Евы. Незабываемое зрелище! Оля Коваленко возле домика Чехова купается голышом при стечении почтеннейшей публики…

— Ну, и что? Там нас никто не знал, это раз! И я тогда была после дегустации, это два! К тому же там глубина начиналась сразу у берега. Я нырнула и всё, никто ничего не заметил. И вообще, я совсем не про эти неловкие моменты! А ты, как всегда, всё опошлишь, — Олька пинает песок в мою сторону.

Я с улыбкой вспоминаю, как ровно неделю назад мы пришли сюда в Лисью бухту и увидели массу совершенно голых тел. Я как опытный нудист, сразу скинул всё и побежал купаться. Олечка же села рядом с нашими рюкзаками и не менее получаса пребывала в раздумьях. Первый раз публично обнажиться действительно трудно, груз представлений о том, что прилично, а что нет, штука тяжёлая. Но среди голых сидеть в одежде тоже как-то неловко. Наконец, она всё-таки решилась и быстро разделась. После этого ещё боролась с собой, чтобы свободно встать и пройти к морю. Я не жалел эпитетов, чтобы уверить её в совершенстве её фигуры. Я ни капельки не лицемерил, её тело прекрасно.

Да, нам есть, что вспомнить! Ведь за неделю мы облазили не только Коктебель и Карадаг, но и Феодосию с музеем Айвазовского, и Судак с генуэзской крепостью и даже Гурзуф с Ялтой. Сначала мы даже пытались что-то писать акварелью, но после не очень удачных попыток, плюнули на это и предались беспечному лазанью по достопримечательностям. Везде купались, везде пили местное вино, везде предавались радостям любви. Жаль, что неделя пролетела так быстро и вот уже пора собираться в обратный путь.

— Боря, а обратно мы через Тамань, или через Украину? — обращается ко мне моя спутница.

— Как пожелаете, моя госпожа, так и поедем, — отвечаю я, немного придуриваясь, как обычно, — просто через Украину на день дольше получится. С другой стороны, Тамань мы уже видели, а Украину нет.

— Прекрасно! Я так и думала, что ты так скажешь, поэтому заказала на сегодня разговор с моей полтавской тёткой. Надо на почтамт зайти к 9 утра. Я с тётей поговорю, а потом поедем. У неё знакомые на железной дороге, так что она нам с билетами поможет. Я уже как-то устала от кочевой жизни. Хочется, как в Геше из «Бриллиантовой руки»: — …принять ванну, выпить чашечку кофе…

— Решено! Едем через Украину. Тогда сегодня мы должны заночевать где-то на берегу Днепра. «Чуден Днепр при тихой погоде…», а завтра утром будем в Полтаве. Бабушка твоя прямо в Полтаве живёт?

— Ага, прямо в ней, хоть и на самом краю. Там других городов и нету. Знаешь сколько в знаменитой Диканьке населения?

— Дык, бис ёго знае.

— Всего полторы тысячи человек! Но там есть Триумфальная арка!

— Ну и фиг с ним! Пошли лучше ещё раз искупаемся перед отъездом.

— Давай лучше в «Голубой Залив», соль смоем, а то нам еще минимум сутки до Полтавы, а на мне соли скопилось — хоть на долгое хранение, как солонину, закладывай.

Мы по горной тропе идем полкилометра до Курортного, на местном горячем и пыльном автобусе доезжаем до Планерского, потом спускаемся к центральному пляжу. Около дома Волошина сворачиваем к пансионату «Голубой залив».

Только с помощью трёх рублей мне удаётся договориться с упрямой, но алчной тёткой на вахте, чтобы она нас пропустила на территорию, где расположены душевые. К девяти мы успели на почту.

— Представляешь! Тётя обещает нам купе сделать до Москвы! Здорово! — Оля выскакивает из кабинки междугородних переговоров с улыбкой до ушей.

— Классно! А от Москвы до дома? — я немного охлаждаю её пыл. — Там еще 48 часов на поезде как бы.

— Тоже всё отлично. Билеты она нам сделает. Только надо будет найти на Ярославском вокзале какого-то её знакомого, чтобы он нам прокомпостировал билеты. Во всяком случае, плацкартные места будут.

С попутками нам продолжало вести. Мы прибыли в Кременчуг уже к семи часам пополудни. Нам опять повезло, в расписании значилась электричка до Полтавы на 19.15. К тому же, она как раз стояла у перрона, и нам оставалось только нырнуть в её раскаленное на августовском украинском солнце чрево. По привычке к бесплатному перемещению по дорогам страны, мы совсем забыли про билеты. Оля вспомнила про них только когда мы уже с полчаса ехали по Полтавской области и проезжали городок со странным названием Новая Галещина.

Дальше жизнь снова закружилась в бешеном пёстром хороводе. Десять минут на такси и мы у дома. Нас чуть ли не на руках относят за богато накрытый стол. Горилка льётся рекой. Мне удаётся заменять огненную воду минералкой, но зато песни я пою вместе со всеми с огромным удовольствием даже на мове. Оленька с удивлением косится на меня, типа, откуда?

Как приятно растянуться на чистой простынке, да ещё с любимой девушкой под боком! Тётя догадалась постелить нам вместе. Сметливая…

— Ну, Олю, целуй за нас маму, тату, Иришу, огромный им привет от всех нас… Смотри в Москве не заблудись, и дяде Мите привет не забудь передать, — Олина тётка даёт последние наставления.

Облегчённо выдыхаем мы только в купе, когда последние провожающие скрываются из виду за окном поезда.

— Оль! — кричу я минут через десять. — Глянь в окно! Вот точно ваши корни из этих мест. Смотри, как станция называется…

Наш поезд проезжает мимо маленького полустанка с забавным названием «Коваленцы».

Железнодорожный чай, коваленковские припасы в виде жареной свинины, помидоров, огурцов и прочих даров щедрой украинской земли. Мелькающие за окном белые хатки, навевают сон.

Ранним утром следующего дня мы уже в Москве, на Киевском вокзале, уже трудится, перевозя тысячи трудящихся муравьёв по рабочим местам. Нас подхватывает метро и несёт до станции Комсомольская. Сейчас я сяду сторожить рюкзаки, а Олька побежит к дяде Мите, компостировать билеты. Можно было бы сдать мешки в камеру хранения, но мне не хочется куда-то бежать. Оле тоже не хочется, но дядя её, и тут уж никуда не деться.

— Ты даже не представляешь, как нам повезло! — Дядя только что получил возвратные места на скорый «Москва-Пекин». Это лучший поезд на Транссибе. Да еще и купе у нас. Ты на верхней любишь или на нижней?

— Выбирай ты, любимая. Мне как-то без разницы. Лучше скажи во сколько отправление?

— Практически в полночь, без пяти двенадцать. Целый день в Москве, это же так здорово! Давай подумаем, куда отправимся и чем будем заниматься целый день.

За день в столице мы устали так, как нигде и никогда до этого. Поэтому, едва получив бельё, залезли под простыни и проснулись только к обеду следующего дня.

Двое суток в поезде пролетели совершенно незаметно. Нам было что обсудить и о чём поговорить. Я сделал Оле предложение руки и сердца. Она сутки меня мариновала, но после Омска ответила утвердительно. Решили, что жить будем на съёмной квартире, где-нибудь в частном секторе рядом с Сибстрином. Заявление подадим в сентябре, свадьбу сыграем после ноябрьских.

— Скорый поезд № 19 «Восток», следующий по маршруту «Москва — Пекин» прибывает на первый путь, повторяю… Голос диктора звонким эхом разносится над сплетением железнодорожных веток станции «Новосибирск-Главный». В нашем вагоне играет «Попутная песня» Глинки. Наше путешествие закончилось благополучно, мы дома. Прибыли уже в новом качестве. У меня до сих пор ноги подгибаются, стоит только вспомнить, что Ольга Коваленко — моя невеста. Обалдеть!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Год огненной змеи.

В августе в Новосибирске началось строительство нового зоопарка.

1 октября открылся музыкальный фестиваль «Новосибирская осень», посвященный 60-летию СССР.

7 октября — принята Конституция СССР.

26 октября. Вышел фильм «Служебный роман» Эльдара Рязанова.

5 ноября — Катастрофа Ту-124 под Джорхатом, погибли 5 из 10 человек на борту. Среди выживших — премьер-министр Индии Морарджи Десаи.

22 ноября. Начались полеты «Конкорда» из Парижа и Лондона в Нью-Йорк.

25 декабря — скончался Чарльз Чаплин.

С осени 1978 года изменения в пространственно-временном континууме накапливаются, приближаясь к критической отметке. Изменения происходят уже не только в моей жизни, но и в судьбах людей лишь косвенно причастным к моему появлению в этом времени. Постепенно события приобретают лавинообразный характер. С 1979 года история мира меняет колею.

ГЛАВА 1. ДЖА ДАСТ НАМ ВСЁ

Новосибирск. Борис Рогов. 1 октября 1977.
Ночь была просто ужасна. Снилось, что я пойман бородатыми боевиками ИГИЛ, связан по рукам и ногам и зверски избит. Потом эти сволочи стягивают мне голову веревками. Голова от их дурацких упражнений начала разламываться. Внезапно их командир баритоном запевает старую, до невозможности, бодрую песню:

Утро! Утро начинается с рассвета.
Здравствуй! Здравствуй, необъятная страна.
У студентов есть своя планета… Это! Это!
— Это — ма — е — та… — Заканчиваю я, окончательно приходя в сознание. Ужасно болит голова. Во рту, будто эскадрон ночевал… С-с-суки, наверняка водку несвежую продали. Ещё Юлька зловредная! ТОП — ТОП — ТОП! ТОП — ТОП — ТОП! Никакой жалости! Сестра называется. Не пойду никуда сегодня, буду болеть!

Вчера была пятница. Последний день нашей работы на пристройке к главному корпусу. Помня прошлогодний скандал с оплатой сельскохозяйственных работ, ректорат в этом году оплатил наш труд без напоминаний. Конечно, по самой низкой ставке, но, тем не менее, по восемьдесят рубликов на человека получилось. На фоне наших оформительских заработков немного, но после летних каникул — неплохо. По случаю окончания строительных будней случилась пьянка. Накануне вечером я встретился со своей, как мне тогда казалось, невестой. Оленька долго мялась, что-то мямлила, что было на неё совсем не похоже. В конце концов, заявила, что выйти замуж она пока не может. Типа, вечное «давайостанемсядрузьями». Её родители запретили ей даже думать о какой-либо свадьбе до окончания института.

Оно бы и бог бы с ними, но обидно. Даже зло взяло! Напиваться я не собирался, оно как-то оно само вышло. После первой стопки за успех нашего безнадёжного дела, мне стало горько от осознания, что в течение одного года уже вторая девушка бросает меня, и я, не заметил, как надрался до положения риз. Не помню даже, как дома оказался.

Как мы вчера рычали! «Идёт охота на волков, идёт охота!» Нет, не могу сейчас рычать и даже петь, сразу мозг начинает разрываться от тупой боли. Надо встать, облиться холодной водой и выпить аспирину…

Под ледяными струями мне на память вдруг приходят слова:
Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
Отворились курки, как волшебный сезам,
Появились стрелки, на помине легки, —
И взлетели стрекозы с протухшей реки…
[134]

Сознание пронзает мысль о том, что необходимо, срочно вспомнить слова этого сиквела [135]. Я пока ещё не знаю, как можно использовать песню, но что-то в этом определённо есть. Что-то здесь таится мощное, я это чувствую. Вот только жалко, что помню эту песню я очень смутно. С другой стороны, если отдать её настоящему автору, то он сам вспомнит. Так что надо писать всё, что смогу. Кажется, следующая строфа звучит как-то так:

Даже тот, кто нырял под флажки, под флажки
Чуял волчьи капканы подушками лап;
Тот, кого даже пуля догнать не могла б, —
Тоже в страхе взопрел и прилег — и ослаб.
Хорошо дело пошло. Я внезапно и к собственному удивлению вспомнил всю песню. Пока записывал, похмелье отступило. Головная боль затихла и затаилась в углу черепа, лишь лёгкой пульсацией напоминая о себе. Можно теперь и чаю покрепче заварить. Сухари где-то были. По случаю отравления — ничего, кроме сухарей. Такая диета мне всегда помогала.

Погода стоит по-настоящему осенняя. Ночью было минус два, днём обещают небольшое потепление до плюс пяти. Небо закрыто серыми тучами, готовыми пролиться вниз холодными потоками. Никуда идти не хочется, поэтому буду сидеть дома, рисовать впрок наброски, листать накопившуюся за последние два месяца прессу. Надо напрячься и вспомнить, что происходило той прошлой реальности в стране и мире в 1978 году. До сих пор сам удивляюсь, как мне удаётся вспомнить столько разных событий, авиакатастрофы, землетрясения, вооружённые конфликты. Наверное, так действует на мозг сам факт перемещения, обеспечивая сознанию доступ к мировому информационному полю. Да, бог с ними с этими новыми способностями. Помогло же? Помогло! Вот и прекрасно!

К слову, большое объявление о наборе в театр-студию я неделю назад повесил в главном корпусе. С комсомолом договорились, что собрание будет в спортзале института в следующую субботу. Напишем регламент, темы для обсуждения, сочиним анкету с небольшим творческим тестом, и дело пойдёт. Вот, Вишневский подвёл. Евгений Венедиктович отнёсся очень скептически к нашей затее и единственное, что я смог из него вытянуть, было обещание подумать. Скорее всего, он решил так отделаться. Не на того напал! Я договорюсь с ним о встрече и буду убалтывать со всей мощью сертифицированного мастера переговоров.

Пока полистаю журнальчики. Посмотрим, чем нас тут радует молодёжная печать. Так, «Смена» продолжает публиковать свежий перевод Клифорда Саймака. Правда, сам рассказ «Сила воображения» написан ровно 20 лет назад. Кажется, что-то про стимуляцию мозговой активности. Надо будет когда-нибудь всё-таки почитать.

Что тут ещё? Ага! Вот интересная мысль проскользнула. В журнале в качестве передовиц использованы письма читателей, где они предлагают дополнения в новую Конституцию, можно было бы и тут засветиться. Когда там принята была эта Конституция? Эх, чёрт! Поздно! Через неделю она уже вступит в действие. Надо было раньше чесаться.

Ещё у нас в этом году 60 лет Октября. Значит, работы оформительской будет выше крыши. Вон, не далее как вчера, Меньшиков рассказывал, что ему предложили оформить Кировский райком Партии. Он думает, что за оставшийся месяц ему одному не справиться. В прошлом году мы три месяца вшестером трудились над воплощением. И всего-то три комнаты и коридор.

Надо будет ему сказать, чтобы не отказывался. Успеем, или не успеем не важно, главное — аванс получить и хотя бы к празднику набросать какие-нибудь картинки. Это у него прекрасно получится. Сделает так, что у всех чиновников слюнки потекут. При этом даже точных обмеров делать не обязательно. Достаточно будет план БТИ стребовать. Томку подключим, она быстро объёмы посчитает, смету прикинет, и можно будет серьёзный материал уже представлять.

Что-то я отвлёкся. Вот ещё идея. Фотоконкурс «Мир молодости страны Советов» как раз для Самаровича тема. Ему даже и снимать ничего не придётся. Он же каждый день на стройке с фотокамерой бегал. Подберёт штук 10 самых интересных кадров, распечатает в требуемом формате и отправит. Вот только работать ему придётся в авральном режиме. Приём снимков заканчивается уже 15 октября. Так что на раскачку времени нет.

«Техника молодёжи» самый интересный журнал. В нём ещё одна годная для воплощения мысль. Речь идёт о детских городках изучения ПДД. Тут можно будет заработать и на проектировании, и на строительстве и на проведении конкурса. Удивляют условия конкурса на техническое оснащение. Участник должен выдать чертежи, расчёты, схемы, фотографии, чуть ли не опытные образцы, а в качестве первой премии — мотоцикл. Странное предложение! Разве что, если авторам потом удастся тиражировать свои разработки…

Так я листаю страницы, просто выписывая в тетрадку возникающие в мозгу идеи. Воплотятся ли они во что-либо стоящее? Бог весть. Фоном в голове продолжает зудеть мысль о фотоконкурсе. Что-то подсказывает мне, что Паша с этим может не справиться, он же не собирался участвовать ни в каком конкурсе, когда на стройке фотиком щёлкал. На конкурс надо по-другому подходить. Без постановок чего-то интересного добиться невозможно.

Основная мысль фотографий понятна. Молодёжь планирует будущее. Мальчики и девочки за кульманами, за досками, над генпланами… Драматургию кадров надо выстраивать.

Так незаметно проходит день. К вечеру молодой и здоровый организм окончательно справляется с последствиями вчерашнего возлияния и можно отправляться на вечерний променад.

— А не сделать ли мне по случаю свободного вечера сегодня ещё одно дельце? А вот, пожалуй, что и сделаю! — приходит мне в голову очередная сумасшедшая идея. Я опять хватаюсь за великое изобретение Грэхема Белла.

— Александр Семёнович, здравствуйте, рад вас слышать.

Да, работали на стройке весь сентябрь. У вас, наверное, работы накопилось оформительской выше крыши?

С огромным удовольствием ударно поработаем. Конечно… Конечно… Договоримся, я думаю. Чего уж там, свои же, можно сказать, люди. Лену можно к телефону?

Лена, привет! Муж твой дома? Мне бы с ним поговорить.

С тобой тоже с удовольствием бы, но сегодня хотелось бы с ним. Он на гастролях? Жаль. Тогда придётся с тобой. Выходи, расскажу, а ты уж ему передашь. Только в цветах и красках, ну, мне тебя учить.

После программы «Время» я спускаюсь к подъезду соседнего дома. Минуты через три выпархивает Леночка в новом модном пальто синего цвета с длиннющим вязаным шарфом поверх него. Под капюшоном виднеется беретик темно-синего цвета.

— Шикарно выглядите, мадам Полуяхтова! — Приветствую я старую подружку. — Так и живёте с родителями?

— Так и живём, да, а тебе завидно? У тебя был шанс, но ты дурак. Давай рассказывай, что там опять придумал.

Надеюсь это не сочинение оперы на два часа? Если так, то можешь не стараться, даже слушать не хочу, тем более Вовчику рассказывать не буду. Его в мае вызывали в партком. Всё после той репетиции, будь она не ладна! Представляешь? Какая-то сука донесла. Угрожали, что первых партий ему по гроб жизни не видать. Напугали Вову, и решил он больше этим направлением не заниматься. Хорошо, что хотя бы одну нормальную запись сделали. Шоу действительно мощное получилось, жалко было бы, если бы пропало совсем. Ладно! Говори уже, что хочешь.

— Никаких новых идей. Всё куда проще. Помнишь, у Высоцкого есть песня «Охота на волков»?

— Конечно, это у «Волков» [136] программная вещь была.

— Дело в том, что я вспомнил песню продолжение, которую Высоцкий сочинит в будущем году. Песня не менее, а может быть даже и более энергичная. С нотками трагизма и послевкусия стратегического поражения. Народ любит именно трагические истории.

— Это ты точно заметил. Все народные песни, особенно самые популярные, имеют печальный финал. И «Чёрный ворон», и «Варяг», и «По диким степям Забайкалья».

— Ага! Ты тоже это уловила. Я всегда знал, что ты умна, несмотря на половую принадлежность. — Я не успеваю докончить мысль, как мне под рёбра знакомо всаживается кулачёк.

— Чтобы я этого не слышала больше!

— Чего не слышала? Что ты умна?

— Ещё что-нибудь подобное скажешь, то получишь в глаз!

— Ладно, птичка моя, не буду больше, пожалей, не губи.

Так мило, как в старые добрые времена, подкалывая друг дружку, мы болтаемся по окрестностям до полуночи. Текст песни я Ленке передаю и вытягиваю у неё обещание обязательно передать мужу. Даже пробую напеть ей мелодию, чем привожу её просто в дикий восторг. Отсмеявшись, она заявляет:

— Борюсик, давай без вокализов, мы разберёмся, всё-таки два профессиональных музыканта. Всё, давай я тебя поцелую на прощанье и по домам. Не надейся, только в носик.

Не тут-то было! Стоило ей приблизить губы к моему лицу, я притянул её к себе. Что интересно, вырваться Леночка не пыталась. Какое-то время мы с чувством, толком, расстановкой ныряем в эротические воспоминания… Похоже, у меня есть шанс на нечто большее, — пришла мне в голову неожиданная мысль.

ГЛАВА 2. ПРЕМИЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ

Новосибирск. Сибстрин. Павел Самарович. 10 октября.
Под резкими порывами холодного октябрьского ветра Самарович едва удерживался на ногах. Вчера он договорился с родной тринадцатой группой, что он угостит пирожными девочек и пивом мальчиков, а в отместку эти девочки и мальчики будут дружно изображать творческую молодёжь страны советов, полную великих замыслов и мечт. Всё для призового снимка в журнале «Смена».

В оттягивающей плечо, большой спортивной сумке были аккуратно упакованы все необходимые для профессиональной съёмки инструменты. Во-первых, классный зеркальный аппарат «Зенит-Е», купленный вместе с объективом «Гелиос». Во-вторых, ширик [137] «Мир 24М» ни разу ещё не опробованный. В-третьих, по мелочи, экспонометр, пыха [138], штатив и двойной софит. Каждый прибамбас весит немного, но вместе получилось килограмм десять не меньше. Тащить против ветра всё это добро утомительно, но были у Паши несколько интересных идей, которые стоили того, чтобы немного помучиться.

В половине четвертого сразу после окончания четвёртой пары, сокурсники попытались было разбежаться. Большинству Пашина идея не показалась сколько-нибудь стоящей. Но нашлись несколько человек, собравшихся в кабинете рисунка, среди мольбертов, софитов, подрамников и прочей утвари.

— Самарович, — первой начала возмущаться Инка Ромашкина, — ты нас уболтал, мы пошли тебе навстречу, пришли, сидим тут голодные, а ты не готов. Где штативы? Где аппараты? В конце концов, где обещанные плюшки и чай?

— Павлик, — поддерживает её Нелька Минерт, отличница и дочка профессора Карла Людвиговича Минерта, — Инна права, у тебя осталось всего 45 минут. Время пошло.

— Девочки, милые, ну имейте совесть! — Павел пулей бежит на кафедру, и через минуту возвращается с оборудованием. Пока он носится, мы кромсаем макетными ножами сметанник.

— Борька, не в службу, а в дружбу, сгоняй за чайником и водой.

Рогов, не вступая в пререкания, скачет в буфет. Надо же успеть, пока он не закрылся. По пути он вспоминает, что ещё и посуду прихватить придётся, чай да сахар.

— Наталья Петровна, милая, выручите бедных студентов, — с мольбой в голосе обращается он к буфетчице, монументально возвышающейся над почти пустой витриной.

Та сначала отказывается, но через минуту ему всё-таки удаётся уговорить добрую женщину. Водрузив на поднос десяток гранёных стаканов, чайник с горячей водой, полкоробки рафинада и пакет грузинского чая, он возвращается в кабинет. Хорошо, что Паша додумался купить манник на прошлом перерыве, а то бы сейчас голодали.

В триста шестнадцатой уже царит веселье и смех. Паша расставляет девочек в ряд, подсвечивает их мощными софитами с одной стороны, и принесёнными из дома фотолампами с другой. Парней пока ещё расставил не до конца, но Ваньку с Гулей уже расположил по флангам. В момент, когда я появляюсь с чайником, он как раз пытается впихнуть Петьку в центр композиции, но что-то ему не нравится.

— А вот кому горячий чай, подходи-налетай. Торопись-незевай, в чашки чай наливай! — орёт Рогов, привлекая внимание.

— Стоять! — Орёт Паша. — Борька, идиот! Ты мне сейчас всю малину испортишь со своим чаем. Ничего ни с кем не случится, если чаепитие будет через пять или даже десять минут.

— Ладно, ладно, не кипишуй [139], скажи лучше, куда мне встать? Я же тоже хочу оказаться в шедевре…

Наконец все расставлены, Павел начинает колдовать с экспонометром, двигать штатив, лампы, отражатели. Через десять минут наступает очередь аппарата. Бархатно скрипит взводимый затвор — щщщ-щолк, тут же щелчок переставленной диафрагмы — щщщ-щолк, щщщ-щолк, щщщ-щолк…

Паша с этой постановки полплёнки уже отснял и объявил перерыв.

— Представляете, как бы было здорово, если бы можно было ещё до проявки увидеть что снято. — Говорит Ромашкина, разливая остывшую воду по стаканам. — А то столько трудов, и полная неизвестность, что там получилось. Всё только на интуиции и опыте.

Пока мы дискутируем о будущем фотографии, Пашка бегает вокруг и снимает всё подряд.

Рогов обращается к присутствующим, — народ, давайте уже закругляться, у всех дел полно, а мы тут сидим, время теряем. Пока Павлик с техникой возится, давайте я вас расставлять буду. Изобраим великих проектантов в порыве творческих мук.

— Ты кто такой вообще? Ещё от горшка два вершка, а уже командовать берёшься. Комсорг нашёлся, — народ недовольно заворчал. После чая надо покурить, без перекура никакая работа не пойдёт. Ты же не куришь, поэтому нифига не понимаешь.

— Курить — здоровью вредить! Давайте быстренько закончим, а потом курите хоть до посинения. Это же вам сейчас в курилку переться, потом обратно.

— Нам не трудно. Паша может с нами пойти, сделать несколько кадров, может это будут как раз самые лучшие кадры?

— Мальчики, мне кажется, Боря всё-таки прав, — вступает Минерт. Быстро отсняли последнюю постановку, быстро разбежались.

— Неля, ты плохой товарищ, ты не поддерживаешь коллектив, — отчитывает девушку Шалмин. — Я вот сейчас настучу этому комсоргу по кумполу, он и отвянет.

У Минерт тоже появляеся гениальная идея.

— Сейчас я сбегаю на кафедру, у отца там должны быть какие-нибудь старые чертежи. Мы бросим несколько листов на пол, сами соберемся вокруг, а Пашка влезет на стол и сделает несколько фоток сверху. Если еще свет на лица направит, получится очень эффектно.

Рогов по привычке начинает командовать — Так Марина, Инна встаньте вот туда, Вань ты за Марину зайди, Серёга, ты самый высокий, сделай ручкой указующий жест, как будто, ты тут самый главный.

— Борька, а чего это ты тут раскомандовался, — Ромашкина начинает возмущаться. При этом она театрально закатывает глаза и всплёскивает руками. Жаль, если Паша не успеет среагировать на этот спектакль. Она девушка резкая, настроение у неё меняется каждую секунду.

— Инна, ты не выступай, нам сейчас поскорее надо с этим делом закончить, раз уж мы взялись Паше помочь. Давай сделаем, как Борька говорит, а Минерт подойдёт и Паше останется только фоткать.

Пока мы располагались для очередной композиции, прибежала Нелька с целой охапкой чертежей.

Смотрите, народ, какие клеевые чертёжики! — Радостным возгласом она обращает на себя наше внимание. — Вы пока свою постановку завершайте, а я, чтобы времени не терять, начну композицию из них тут раскладывать.

Ещё час все разбежались, только Самарович в холле третьего этажа аккуратно складывал в сумку оборудование. Рогов сидит на подоконнике и ждёт.

— Как считаешь, будут хорошие кадры?

— Не меньше трёх. Вот смотри, — Нелькин с верхним ракурсом, это раз. С шеренгой, помнишь, ты так забавно снизу подсветил, это два. Ну и ещё какой-нибудь кадр выцепишь.

— Мне кажется, тот с Ромашкиной, когда она руками махала, тоже ничего должен получиться.

Новосибирск. Аэропорт «Толмачёво» Самарович. 15 октября
Последний день приёма фотографий на конкурс — суббота, уже во второй половине дня в аэропорту «Толмачёво» Павел метался в зале вылета. В руках он сжимал аккуратную папку двенадцатого формата, обёрнутую в оберточную бумагу. Ему необходимо было успеть на этот самолёт, потому что в шесть часов пополудни в стенах редакции журнала «Смена» заканчивался приём работ.

Его внимание привлека миловидная брюнетку лет тридцати в синей курточке.

— Извините, пожалуйста, — Павел был сама любезность, — вы в Москву летите?

— В Москву, а что? — приветливо улыбнулась девушка в ответ.

— Мне очень нужно именно сегодня передать вот этот материал, — Павел показал пакет с фотографиями. — Тут фотографии на конкурс, а сегодня в шесть последний срок.

— Ну, я даже не знаю. В принципе, у меня сегодня в Москве срочных дел нет. Муж обещал встретить в Шарике и домой отвезти. Он у меня очень строгий. Если только редакция по пути окажется. Какой адрес?

— Бумажный проезд, 14. Это рядом с Савёловским вокзалом. Из Шереметьево по Ленинградке прямо и у Таганки налево.

— Вроде бы по пути. Сейчас у нас три, через полчаса вылет, ещё через четыре часа мы в должны быть на месте. Багажа у меня нет, значит, минут пятнадцать займёт выход в город. Ехать до центра минут сорок пять. Слушайте, молодой человек, а ведь успеем. Давайте ваши шедевры. Попробую вам помочь. Телефон мой возьмите и позвоните сегодня вечером.

— Отлично! Я и сам вас хотел об этом попросить. Меня, кстати, Павел зовут, а вас? — Паша быстро проговаривает весь этот текст, одновременно протягивая девушке коробку конфет «Птичье молоко».

— Очень приятно, меня Марина. Девушка почти выхватила у Пашки из рук пакет и скрылась в направлении зоны вылета. Раскрыть коробку конфет она даже не успела.

Москва. Редакция журнала «Смена». Марина. 15 октября
Самолёт опоздал. Марину в «Шарике» никто не ждал. Со своим парнем она поругалась ещё месяц назад, поэтому пришлось идти на 851 автобус и трястись на нём до Речного вокзала, а потом восемь станций на метро. Когда она выходила со станции «Савёловская», до окончания приёма оставалось всего полчаса.

— Милая женщина, здравствуйте, а кому можно отдать фотографии на конкурс? — обратилась она к тетке, сидевшей в стеклянной будке на вахте.

Та, не спеша, повернулась к ней всем корпусом и исподлобья посмотрела в её сторону, казалось, что она не видит ничего и никого.

— И тебе не хворать, девочка, — после затянувшейся паузы произнесла эта тумбообразная тётка. — Что ж ты, милая, так долго собиралась? Закончился приём работ. Михаил Григорич лично забрал последние.

— А может, вы меня пропустите? Очень обидно ведь! Я через полстраны, на всех парах летела из Шереметьево и на самом финише узнала, что поезд ушёл. Будьте так добры, пропустите меня к вашему директору, может он смилостивится? Ведь в журнале черным по белому было написано, «окончание приёма работ 18.00».

— Я тебя, девонька, пропущу, а мне потом премию срежут? Нет, даже и не проси. — Тётка снова отвернулась в сторону решаемого кроссворда. — Скажи лучше, что такое «короткое музыкальное приветствие» из трёх букв?

— А может коробочка новосибирских шоколадных конфет, поможет? — Марина не отступает. — А приветствие из трёх букв это туш.

— Шоколадные говоришь? А какие?

— «Птичье молоко» из взбитых сливок с агар-агаром в шоколадной глазури. У нас в Новосибирске они считаются лучшим Новосибирским сувениром.

— Лучше что ли чем «Ротфронт»? Не может такого быть! Дай-ка я попробую. — Вахтёрша протягивает пальцы-сосиски к коробке и тянет её к себе. — Ладно, пользуйся моей добротой, беги на второй этаж, по коридору на высоких дверях табличка «Главный редактор Кизилов Г.М», чем чёрт не шутит, может и возьмёт.

— Спасибо вам огромное, — прокричала Марина, быстрым шагом устремляясь по направлению к лестнице. Слава богу! Редактора она как-нибудь сумеет уговорить…

В кабинет главреда Марина уже просто ворвалась как фурия, забыв с разбегу даже постучать.

Кизилов Г.М. стоял у подоконника и что-то рассматривал на просвет. От неожиданного хлопка двери за спиной он даже вздрогнул. Недовольно обернулся, но увидев привлекательную молодую женщину, изобразил на лице некое подобие улыбки.

— Добрый вечер, красавица! Что привело вас в столь поздний час в сей скромный уголок, то есть кабинет? — По витиеватой манере говорить, сразу чувствовалось, что человек принадлежит к литературным кругам. — Только не говорите, что принесли гениальный роман для скорейшей его публикации.

— Извините, что я ворвалась без стука, устала просто. С самолёта и сразу к вам. Не надейтесь, никакого гениального романа, или посредственной повестушки я вам не принесла. Меня один юный фотограф попросил до шести вечера принести вам фотографии на конкурс. А на вахте женщина меня пускать не хотела. Уверяла, что приём работ уже закончен. Но как же он может быть закончен, если даже сейчас ещё 17.45?

— Как же вам сказать? — Кизилов немного замялся, — понимаете ли, милая девушка, к большому нашему сожалению, действительно из-за огромного количества работ было принято решение сократить на час время приёма. Правда по закону подлости, поток тут же и иссяк.

— То есть, вы хотите сказать, что отсекли от участия в конкурсе только наши работы? Но ведь это не честно! Давайте хотя бы вскроем конверт и посмотрим, что я привезла. Через полстраны летела, между прочим.

— Давайте лучше сходим в ресторан! У меня в грузинском ресторане знакомый метрдотель, поэтому проблем с проникновением не будет. Ах! Эта грузинская кухня! Лобио с ароматом кинзы, острейший харчо с нежными хорошо проваренными бараньими рёбрышками, шашлык из кабана в гранатовом соке, источающий умопомрачительный дух грузинского застолья… Извините, я не успел поинтересоваться вашим именем, надеюсь, это вас не обидело? Похоже, что он вашей красоты я теряю голову.

— Меня Мариной зовут. Спасибо, за комплимент, за приглашение тоже. Я сегодня не успела пообедать, а по нашему времени уже и ужинать поздно, поэтому если вы возьмёте работы на конкурс, то я с удовольствием составлю вам компанию. Мне даже интересно, ни одного знакомого редактора у меня пока не было.

— Договорились. Тогда распаковывайте ваш «улов», а я вызову водителя. Пока он подойдёт, посмотрим, что вы нам принесли.

Судя по тому, что на просмотр пяти кадров у редактора ушло несколько больше времени, чем нужно для рассмотрения рядовых работ, фотографии его заинтересовали. Им были присвоены номера, и он лично внёс их в регистрационную книгу.

— Завтра будет первое заседание конкурсной комиссии, я надеюсь, во второй тур ваши работы обязательно пройдут. Призовые места уже поделены между мэтрами отечественной фотожурналистики, сами понимаете это политика. Нам в журнале надо поддерживать высокий уровень. А если мастера не подкармливать время от времени, он дорогу к нам забудет. Такова жизнь, милая Марина. Чу! За окном слышен звук автомобильного клаксона, нам пора.

Вечер Марина провела просто превосходно. Ресторан был, в самом деле, очень даже не плох. Кизилов в меру нагл, и в меру галантен. Терпкое саперави тоже легло в масть. Наверное, поэтому ей пришла в голову мысль закрутить с редактором небольшой романчик. Он то, дурачок, подумал, что так велика сила его мужского обаяния.

Фотоработы Самаровича после отборочного тура прошли в главный отбор и удостоились быть напечатанными в альбоме фотографий посвященному шестидесятилетию Октябрьской Революции. Редакция выслала Павлу журнал с напечатанными фотографиями и именную грамоту, как лауреату с сопроводительным письмом. «…Надеемся на дальнейшее сотрудничество…, желаем творческих успехов…». Понятно было, что это просто протокольная вежливость, но всё равно Павлу было приятно повесить дома на стенку первый «боевой» трофей.

Я написал большими буквами поздравление от однокурсников со страницами из «Смены» и текстом поощрительного редакционного письма и повесил всё это рядом с деканатом. Это позже отразилось в его судьбе, но на то и был расчёт.

ГЛАВА 3. ИМИТАТОРЫ

28 сентября. Новосибирск. Дом Художников. Тришин А.С.
В банкетном зале Союза Художников было оживлённо. Над щедро сервированными столами перекатывался шум торжественного застолья. Официальная часть с поздравлениями от городской администрации, от горкома и обкома уже прозвучали. Гости расслабили галстуки и принялись просто выпивать и закусывать, не забывая при этом поздравлять юбиляра.

Наряду с персональной выставкой к своему полувековому юбилею Александр Тришин получил от городских властей прилично изданный глянцевый каталог и звание «Заслуженный работник культуры РСФСР» с причитающимся по такому случаю денежным вознаграждением.

— Александр Семёнович, — обратился к Тришину Юрий Ясюлюнас, зампред Горисполкома по культуре, — позвольте ещё раз от себя лично поздравить вас с юбилеем, пожелать вам не терять бодрости тела и духа! Кроме того, у меня для вас предложение. Горисполком решил поручить вам выполнение масштабного полотна для зала приёмов. Мы с Иваном Павловичем [140] понимаем, что срок в полтора месяца для такой масштабной работы — очень мало, поэтому мы уже всё придумали. Освободили вас от творческих мук. Вам, дорогой, Александр Семёнович, осталось только чисто механическая работа — воплотить наши задумки на холсте.

— Юрий Иванович, а можно поподробнее? Размеры стены, размеры помещения, в котором полотно будет висеть, жанр… уже известны?

— Это всё мелочи, не стоящие обсуждения! Главное размер полотна будет четыре на восемь метров. Тема — установление Советской власти в Новониколаевске.

— Юрий Иванович, побойтесь бога! Во-первых, здесь работы не меньше чем на полгода, во-вторых, это совершенно не мой профиль. С батальным жанром это вам лучше к Саше Чернобровцеву [141] обратиться, он мастер подобных исторических произведений.

— Александр Семёнович, — продолжает гнуть свою линию зампред Горисполкома, — вы меня не поняли. Этот заказ не просто подарок, этим Партия оказывает вам высокую честь. Мы же уже прикинули, сколько может стоить для бюджета такого уровня работа.

— И сколько, по-вашему?

— С учётом вашего нового звания не меньше тридцати тысяч, получается. Вы в Худфонде ещё всё точно подсчитаете, и мы даже готовы будем ещё какой-то процент набросить. — Ясюлюнас ободряюще похлопал Тришина по плечу и вернулся на своё место.

Голова новоиспечённого Заслуженного Художника от такой новости закружилась. Он не мог удержаться от приятных подсчётов. Со всеми вычетами получалось на исполнение не менее двадцати тысяч рублей. Ясно, что одному такой объём не потянуть. Студентов привлекать можно только по вечерам и выходным. Кого тогда в помощники нанимать?

Новосибирск. Квартира Тришина 29 сентября
— Ты, Борь, понимаешь, что этот заказ сорвать нельзя ни по каким причинам, — жаловался Тришин, — мне тогда только вывески рисовать разрешат. Откровенная халтура не прокатит, поэтому, кого попало привлекать нельзя. Я даже пытался отказаться, но мне порекомендовали найти способ, как справиться с таким почётным заданием.

— Есть способ под названием «ну, не шмогла». — Борис делится старым испытанным приёмом, — Анекдот такой есть:

— Стоит мужик на ипподроме и думает, на какую бы лошадь поставить. Тут старая кобыла говорит: «Ставь на меня, мужик. Я хоть и старенькая, но сегодня в отличной форме! На меня больше никто не ставит, выиграю забег — сорвешь большой куш!». Мужик и поставил на неё все деньги. Начинается заезд, кобыла дергается с места, делает несколько шагов, падает на землю и больше не поднимается. Смотрит на мужика виновато и шепелявит: «Ну не шмогла я, не шмогла».

Так и вы поступите. Делайте, как получается, максимально качественно, говорите, что всё будет в порядке, всё успеете, хотя ясно, что за оставшиеся полтора месяца максимум, что можно сделать, это эскиз согласовать. Работы тут не меньше чем на полгода. Как срок придёт, так и скажете, что «не шмогли», что «нереальные планы», это «как его? волюнтаризм». Работу у вас не заберут потому, что начинать заново будет поздно. Я думаю, что даже в деньгах не прижмут, они же с вами о процентах договаривались?

— Откуда ты знаешь про проценты? — удивлённо смотрит на меня Тришин.

— Что вы, Александр Семёнович, какая здесь может быть тайна? Банальный откат. — Я удивлён его наивностью, — всегда распределители бюджетов стремились завысить сумму, чтобы можно было долю малую отщипнуть в свою пользу. Все об этом знают, кто с распределением заказов сталкивается. Мы же с вами тоже по такому принципу сотрудничаем.

— Ладно, сейчас о коррупции не ко времени. Надо человек семь, а лучше восемь, способных махать кистью. Исполнительных, пунктуальных, не глупых. Главное! Никакого творчества, ничего от себя, всё чтобы по согласованному эскизу. Хозяева уже сами всё решили.

— Знаю я, как они решили. Выдадут вам завтра листок бумаги, где кружочки нарисуют и подпишут «здеся красногвардеец, а здеся колчаковец с пулемётом, а вот туды скачет непобедимая красная конница во главе с маршалом Синехуевым» [142].

— Кем-кем ты сказал? Это кто у нас Синехуев? Ты смотри за языком то, не дай бог, услышит кто-нибудь, ни тебе, ни мне мало не покажется.

— Да это просто анекдот был про Блюхера.

— Сейчас нам не до анекдотов. Ты лучше мне скажи, сатирик-юморист, сможешь бригаду живописцев-маляров организовать?

— Сколько денег заплатите, столько и народу подгоню. Сумма уже известна на зарплату? Тут же надо ещё иметь в виду, что студенты народ подневольный, целый день работать не можем, нам же учиться надо, курсовики, рефераты, то да сё. Поэтому народу надо вдвое больше.

Эх! Я ведь говорил, что лучше это дело Чернобровцеву отдать. Нет! Ясюлюнас упёрся и ничего слышать не захотел.

— Тогда выясняйте все детали. Как выясните, буду народ подтягивать. Пока только удочку закину. Вы, как опытный мастер, может, приблизительно прикинете прямо сейчас, за сколько вы бы в одиночку это дело провернули?

— За год, наверное, сделал бы, — немного подумав, тянет в трубку великий сибирский импрессионист.

— Приблизительно понятно, что шесть студентов, если будут работать по вечерам и по ночам, то сделают месяца за четыре. Если им положить зарплату рублей сто пятьдесят, то фонд оплаты труда получится приблизительно четыре двести с учётом подоходного. От этого можно отталкиваться. Прибавьте сюда мои продюссерские двадцать процентов, получится что-то около пяти тысяч. Вам остаётся творческая проработка общей композиции, персонажей и колористического решения, а кроме того пятнадцать тысяч рублей. Пять отдадите худфонду, вам останется вполне достойная оплата в виде десяти тысяч рублей.

На том и порешили.

Новосибирск. Персональная мастерская Тришина. 03 ноября
Третье ноября, а снега ещё нет. Днём даже плюсовая температура, солнышко и травка зелёная кое-где выглядывает из-под опавшей листы.

Александр Семёнович, как обычно дымил своей трубкой и, скрестив на груди руки, задумчиво глядел на только что загрунтованный подрамник. Как всегда первый удар кисти по холсту сильно напрягал его, ведь от этого первого мазка зависело, как пойдёт работа. Будет ли это искромётный экспромт, или наоборот, вдумчивое медитативная медленное наслаждение, рассыплется ли по полотну разноцветье искристых капель, или всё будет в суровой гамме северного сумрака.

Внезапный телефонный звонок вернул его к реальности хмурого ноября.

— Тришин слушает…

— Конечно, я всё контролирую. Да. Позавчера был. Ребята начали подмалёвок.

— Да мы не успеваем. Если бы вы согласовали эскизы за один день, хотя бы за два дня, ещё можно было бы о чём-то говорить, какие-то претензии предъявлять.

Нет! Даже и речи быть не может. Объём очень большой. Хорошо бы к концу месяца закончить.

Да, хорошо! Договорились! Я сегодня же заеду и проверю, как идёт работа. Только давайте часам к шести вечера.

Нет! Не верю! Вас ввели в заблуждение! Этого просто не может быть. Севостьянов лично видел? Лично с ними выпивал? Может он им и наливал? Если так, то какой тогда с них спрос? Большой начальник лично налил, как тут не выпить…

— Что? Антисоветская музыка? Этого не может быть! Давайте поступим так — я сейчас приеду и во всём разберусь.

Оказалось, что студенты вчера отмечали день рождение некоего Лёхи Маримонова. Ладно бы отмечали его у себя в общежитии, так нет! решили работу не срывать и привезли спиртное, закуску и магнитофон прямо в Горисполком. Работа над полотном приняла совершенно предсказуемый характер общей пьянки. А так как шесть работавших над картиной юных художника не могли оставить своих девушек и друзей, то компания собралась довольно многочисленная.

Вахтеры, оставшиеся на дежурство в этот промозглый осенний вечер, сначала пытались образумить разгулявшуюся молодёжь добрым словом, потом шантажом, угрожая докладной в ректорат. Обращаться в милицию им казалось слишком жестоко, ведь ребята за такое могут вышибить из института, поэтому решили позвонить ответственному за всё это безобразие.

Со второго этажа доносились бодрые звуки хита «Shocking Blue». Конечно, это была бессмертная композиция 1969 года «Винес».

She's got it
Yeah baby, she's got it
Well, I'm your Venus
I'm your fire
At your desire[143]
Цыганский вокал Маришки Вереш под гитарные рифы Робби ван Леувена слышно было даже на улице.

Молодёжь за собственными бодрыми криками — Шизгарес!!! — не заметила появления усиленных «войск противника».

— Вспышка справа! — неожиданно для себя выдал боевую команду Александр Семёнович и нажал на клавишу выключателя. У некоторых студентов, наверное, по армейской привычке сработал рефлекс, и они бухнулись на пол. Оба сторожа тоже…

— Отбой воздушной тревоги, вставайте и докладывайте, что здесь происходит? Кто старший, и где Рогов?

Участники изображают стадо баранов. Стоят, молча переминаясь с ноги на ногу и не знают, как вести себя в такой ситуации. Магнитофон тем временем продолжал надрываться:

Goddess on the mountain top
Burning like a silver flame…
Wow![144]
— Вот, вы, молодой человек! — Тришин решил, что прямые команды дойдут быстрее, чем обращения ко всем сразу, — да, вы, выключите музыку, а вы, — он перевёл взгляд на самого высокого парня с лохматой шевелюрой, — и доложите быстро и чётко.

— А чего тут докладывать? — высокий начал тянуть, собираясь с мыслями, которые после уже принятого спиртного, собираться не хотели. — У Лёхи днюха. А Борька сказал, что надо торопиться… Ну-у-у, мы и решили объединить два дела. Ну и вот… — он неопределённо развёл руками.

— Всё понятно! Теперь делаете так: — ты, ты и ты, собираете краски и кисти, складываете их в воду. Мыть будете завтра. Девушки отмывают пол от краски, остальные юноши бегут за водой и меняют её по необходимости. Через пятнадцать минут здесь должно быть чисто. Вас тут тоже быть не должно! Вопросы есть? Вопросов нет!

Пока идёт уборка, Тришин спускается к посту и набирает Рогова.

— Борис! В чём дело? — он старается максимально передать своё возмущение происходящим.

— Александр Семёнович, а что случилось?

— Как? Ты даже не знаешь, что у тебя в твоём хозяйстве происходит? Командир производства… — Тришин начинает закипать.

— И что же там происходит? Сегодня точно не должно было ничего происходить, бригада решила взять выходной, чтобы отметить день рождения Лёшки Маримонова. Фигура популярная в общаге, праздник должен был быть масштабный. Потом наверстают, не переживайте вы так, Александр Семёнович.

— Точно! Масштабный праздник получился, — Тришин с возмущением, рассказывает, что произошло на самом деле.

— Так ведь хотели как лучше! — Рогов не теряет присутствия духа. — К тому же никаких неприятностей не произошло.

— Сторожам скажи спасибо, попались добрые и меня вызвали, а если бы просто в милицию позвонили? Тут бы и мне прилетело и тебе, а этих придурков из института бы выперли.

— К счастью всё обошлось ведь? Вот только надо бы подумать, как нам ускориться, чтобы действительно не проколоться с какой-нибудь случайностью. В каком состоянии сегодня ваше полотно?

— С грунтованием закончили, с переносом фигур с эскиза на холст почти закончили, осталось только центральную фигуру красногвардейца со знаменем и всё, можно будет приниматься за подмалёвок.

— Так чего ждать? Четырёх человек уже можно за подмалёвок высаживать. Вы, Александр Семёнович, этого вашего красногвардейца пропишете во всех цветах радуги. Вам же можно и днём работать. Чтобы время ещё сэкономить, давайте сделаем роспись в стиле революционного авангарда.

— Это ты что имеешь в виду? Если абстракционизм какой пролеткультовский, то сразу — нет!. Я таким не занимаюсь.

— Так я и говорю, что центральная фигура должна быть прописана реалистично! Как символ победы революции, а фон пусть будет чёрным, белым, серым и в виде осколков, как символ поражения старого мира.

Новосибирск. Квартира Тришина. 04 ноября
Следующий день начался для Александра Семёновича с раннего телефонного звонка. Звонил ему возмущённый Ясюлюнас.

— Александр Семёнович, как же так! — в его голосе слышались металлические нотки. — Вы помните, какие сроки на выполнение нашей с вами работы прописаны в договоре?

— Конечно, я всё прекрасно помню — Тришин не любил, когда на него напирали заказчики.

— А вы знаете, какое сегодня число? А месяц? Или для вас всё ещё октябрь? — металла в голосе зама по культуре становилось всё заметнее.

— Прекратите истерику, Юрий Иванович, да, я прекрасно вас понимаю, но вам хотелось получить живописное полотно и получить его быстро, что я не устоял перед вашим напором и солгал. Реально такое полотно пишется минимум полгода. Мы планировали так организовать работу, чтобы закончить к Новому Году. Сегодня мой помощник сообщил мне, как можно сделать к началу декабря. У нас там, кажется, День Конституции? Вот к этой…

Но Ясюлюнас не даёт договорить. Он просто взрывается в гневе. Тришину мерещится, что прямо из телефонной трубки брызжет начальственная слюна, и он брезгливо отодвинул её от лица.

— Да, как…! Да, кто вам…! Какая конституция? Вы спали что-ли последние полгода? В этом году приняли новую конституцию и день конституции теперь в октябре. А за то, что вы мне солгали, за то, что не выполняете взятые на себя обязательства… Я вам… Я вас… Что хотите делайте, но чтобы через четыре дня картина была закончена!

— Но, Юрий Иванович, это просто не возможно! Как минимум краска должна высохнуть! Масло оно долго может сохнуть и это от нас не зависит ни как!

— Возможно — не возможно! Я всё сказал! Не сделаете, пеняйте на себя. Договор будет расторгнут, вам придётся аванс вернуть и больше никогда, вы слышите? Никогда Горисполком не будет вам ничего заказывать, — стук брошенной трубки сообщил, что разговор окончен.

С Борькой Тришин смог встретиться только вечером. До назначенного срока оставалось только два дня. Ситуация сложилась аховая.

— Нормальное полотно за два дня не сделать. — Констатировал состояние дел Рогов. — Надо значит сделать так, чтобы хотя бы формально выполнить договор. О! У меня идея! Слушайте, Александр Семёнович!

— Давай быстрее сюда, что там тебе в голову пришло.

— Эскиз перенесён? Перенесён! Колористика вами в эскизе решена?

— Решена. Правда, в самых общих чертах.

— Значит, нам надо будет срочно закупить краску и прямо валиками за два дня всю композицию поднять. Получится полотно в революционном конструктивистском стиле «окон РОСТА», помните, как Маяковский выдавал? Ну, и для завершённости обвести все фигуры чёрными линиями.

— Но это же будет совсем не в моей манере письма! — Возмущается Тришин, — я никогда не позволял себе такой халтуры! Нет, на это я пойти не могу! Это противоречит моим принципам! И вообще…

— Ну и будете возвращать аванс! — напоминает Рогов.

— Ладно, наверное, ты прав… Придётся наступать на горло собственной песне.

Бригада Маримонова, Борис и сам великий сибирский художник двое суток практически не вылезали из зала приёмов. Они насквозь пропитались запахом льняного разбавителя и уайт-спирита. Спали с лица и обзавелись черными кругами под глазами от усталости.

Шестого ноября вечером наконец-то начали разбирать леса, по которым полтора месяца лазили, работая над картиной. Точно в срок плод совместного творчества представал перед глазами офигевшей публики. Александр Семёнович сразу понял — это провал! Живописью это нельзя было назвать ни под каким видом! Ближе всего полотно было к «Гернике» Пикассо, но никак не к Александру Тришину — импрессионисту, жизнелюбу и сибариту.

В отличие от «Герники», картина была многоцветной и, возможно, только это и спасло её от уничтожения собственным автором. Ясюлюнас был в бешенстве, но не нашёл в договоре ни одной зацепки, чтобы отказать в приёме работ. Тематика соблюдена, размеры совпадают, идейность, — какая надо. Ограничились тем, что закрыли картину специально сшитыми шторами.

В результате эпического провала Тришин решил, что ему достаточно сотрудничества со студентами. Уж очень народ оказался непредсказуемый. Рогову он так и сказал при последнем с ним расчёте:

— Борис, как это ни печально, но нашу лавочку надо прикрывать. Худфонд не может больше работать в таком режиме постоянного стресса. Жить и гадать — сделают — не сделают, приедут — не приедут, хорошо сделают, или завалят всё. Всех денег всё равно не заработаешь. Напоследок мой тебе совет: — Если хочешь стать архитектором, то иди работать к архитекторам. Если хочешь деньги зарабатывать, иди работать в сельские архитекторы. Там сейчас такое строительство начнётся, что любой чертежник будет востребован.

ГЛАВА 4. БЛИЗОК БОЙ, РОГА ЗАВЫЛИ

Новосибирск. Сибстрин. Воловик А.А. и Борис Рогов. 1 ноября
Льдистое ноябрьское солнце отбрасывает длинные тени голых тополей. Я опаздываю на первую пару. Вчера весь вечер и всю ночь трудился над статьями к шестидесятилетию Октябрьской Революции. Статья для военной кафедры получилась какая-то канцелярская, зато в рубленом военном стиле. За оставшуюся неделю мужики изобразят каких-нибудь военно-морских красногвардейцев, и Мотовилов будет доволен. Тем более что тексты в праздничных газетах никто не читает.

Статью для «Дзержинца» хотелось написать как-то не стандартно. Тут шутки шутить не позволят. Засиделся почти до самого утра. Голова как ватная. Зато предвещающий холодную зиму, морозный ветерок бодрит и не даёт заснуть на ходу. Это ничего, я почти у цели, осталось только аван-площадь преодолеть и здравствуй Альма-матер.

Сегодня с утра у нашей группы первая, мной пропущенная, пара — история архитектуры. На неё вообще можно не ходить, всё помню прекрасно, на экзаменах с Вольской побеседуем на темы развития современной архитектуры и всё. Вот сейчас будет гораздо интереснее. На прошлой неделе начали курсовик — малое общественное здание. Ведут этот курсовик в нашей группе преподы с кафедры гражданских зданий — Оглы, Храненко и молодой ассистент-аспирант Витя Геронимус. Оглы он больше теоретик, Геронимус слишком молод, в позапрошлом году диплом защитил, зато Храненко — старый проектный зубр. Многие здания в городе построены по его проектам. У него есть чему поучиться даже мне с моим тридцатилетним стажем. Старый он, правда, девять лет как на пенсии, но бодр, и на память не жалуется. В отличие от того же Кузьмина хоть и моложе всего на четыре года.

Всё, что у меня начерчено, это то, что я успел сделать в первое занятие. Планировки готовы полностью. Функциональная схема решена. На конструктив внимания не обращем, некогда. Лучше над объёмно-пространственной композицией подумаю. Сегодня с фасадами закончу и перспективу начну строить. Можно будет даже к чужой помощи и не прибегать. Двадцать четыре программных часа более чем достаточно для простого проекта туристического приюта.

Внезапно, аккуратный стук указкой по столу отрывает нас от черчения. У стола замдекана Виктория Михайловна:

— Николай Фёдорович сегодня приболел. Вместо него подгруппу, которую вёл Храненко, будет вести Анатолий Афанасьевич Воловик. Главный архитектор института «Гражданпроект», заслуженный архитектор РСФСР, автор всем вам хорошо известных зданий ГПНТБ и речного вокзала — Виктория Михайловна делает рукой жест в сторону смешного дядечки невысокого роста с густым козырьком бровей и лбом, плавно переходящим в обширную лысину.

— Какие-то подвижки в моей истории всё-таки происходят, — проносится мысль у меня в голове. В прошлой жизни Воловик у нас не появлялся. Надо будет не зевать, использовать этот контакт по максимуму. Это же выход на «Граждан» [145].

— Коллеги, позвольте мне вас так называть, — обратился к нам Анатолий Афанасьевич с кратким приветственным словом, — рад приветствовать вас. Надеюсь, что наше с вами сотрудничество будет успешным и когда-нибудь перерастёт в совместную практику.

На перерыве я подхожу к Воловику. Тот что-то пишет, не замечая меня.

— Анатолий Афанасьевич, можно с вами поговорить в свободное от работы время. У меня есть для вас предложение, даже два.

— Даже два! Надо же! А сейчас тебе их сложно изложить? Если самую суть в двух словах? Учитесь, молодой человек, выражать свои мысли кратко.

— Хорошо, я попробую. — Я на мгновение сосредотачиваюсь и продолжаю, стараясь говорить медленно, не сбиваться на эмоции:

— Первая идея. Привлечь студентов к реальному проектированию. По желанию, конечно. В качестве техников-архитекторов в свободное от обучения время.

— Вторая. Курсовые проекты проводить через систему рейтингов. Оценки кафедры это само по себе, а рейтинг с определением лучшего проекта курса — само по себе. Определять можно по балльной шкале. Кто набрал больше баллов тот и занял первое место. Как в фигурном катании, неофициальный приз зрительских симпатий. Можно даже поощрять какой-нибудь грамотой или премией.

Воловик на минуту погружается в размышления, наконец, встречается со мной взглядом и иронически ухмыляется.

— Как вас зовут, молодой человек? — кажется, он решает всё-таки начать обсуждение моих предложений. — Борис Рогов? Слышал, слышал. Идеи ваши мне кажутся интересными, но вы правы, их на бегу не обдумать. Давайте, я к следующему занятию что-нибудь решу. Как у вас проект идёт?

— Спасибо. Хорошо идёт. Сегодня к концу занятия разделаюсь с фасадами и разрезами. Останется только перспективы накидать и всё. Хочу к концу следующего занятия закончить полностью.

— Какой шустрый! — Воловик лукаво усмехнулся, — мне даже самому стало интересно, но сегодня я точно не могу. Давайте завтра?

Я лихорадочно пробегаю свои завтрашние планы. У нас четыре пары, потом — театр. Предпоследний прогон перед генеральной. Сразу после репетиции?

— Можно часов в шесть, если вам удобно.

— К шести я точно не успею, у нас рабочий день в «Граждане» ровно в шесть заканчивается. Давай в шесть тридцать на кафедре. Нормально?

На следующий день вечером сижу на подоконнике около кафедры «Архитектуры гражданских зданий», смотрю вниз на скрывающиеся в сумерках сугробы. Почти семь, а Воловика так до сих пор и нет. Может он забыл про назначенную встречу? Бог весть. Как всё-таки удобно было с мобильным телефоном. Еще посижу пятнадцать минут и домой поеду.

Репетиция прошла весело, народу текст архитектурно-строительной сказки понравился. Недаром я сподобился вспомнить филатовскую сказку, сократил её и привязал под проектные реалии.

Собирайся, братец, в путь,
И построй нам что-нибудь —
не детсад и не завод
Аль утопнешь в бездне вод.
Получилась история на час, при этом я старался максимально использовать текст Филатова. Вот будет смешно, когда через десять лет он придумает эту свою историю «Про Федота-Стрельца», а сегодняшние наши «артисты» узнают в ней целые куски. Не важно, что называется всё это безобразие — «Сказка про зодчего — творческого рабочего». Я заставил народного архитектора Федота запроектировать вот именно то самое — чего не может быть. А иначе:

Не смогёшь — кого винить? —
Я должон тебя казнить
Я когда впервые всё это вслух прочитал, все просто легли. Не удивительно, у Филатова очень хорошо получилось.

При моей большой культуре
Я, как свежая струя.
Повезло архитектуре,
Что живу на свете я!

ГЛАВА 5. ХУДОЖНИКА ЛЕГКО ОБИДЕТЬ

Нью-Йорк. АНБ. Натан Фарб и Джеральд Макмилан. 22 декабря
Рождество в Нью-Йорке в 1977 году обещало быть тёплым. Вот только не зря синоптиков не допускают до чемпионата лжецов (не годится профессионалам соревноваться с любителями). Рейс Гамбург-Нью-Йорк совершает множество авиакомпаний, но Натан Фарб взял за 125 баксов самый дешевый билет в экономклассе компании «Delta». В Германии он как-то неожиданно поиздержался. Денег хватало только на билет и на такси до дома Сары, что в Бронксе. От раздумий его отвлёк неприятный голос.

— Мистер Фарб? Добро пожаловать на родину. Наша машина ждёт вас. Прошу вас, сэр — Незнакомец показал на, стоящий немного в стороне, «Форд Эскорт».

— Спасибо! Но хотелось бы знать, с кем я говорю.

— Агент национальной безопасности Джон Смит, к вашим услугам, сэр. — Мужчина зловеще ухмыльнулся.

— Окей, тогда поехали быстрее. Как вы считаете, сэр, я успею сегодня пробежаться по магазинам. Не успел в Европе, знаете ли…

— Вот уж ничего не могу сказать. Я не знаю, что у вас там, в России произошло, но я бы на вашем месте, на сегодня не рассчитывал.

— Ну, как говорят русские: — «Tady oi».

Уже через полчаса форд, умело направляемый Смитом, прошелестел шинами по Бруклинскому мосту и мимо собора Святого Эндрю выехал на Томас-Стрит к брутальному небоскрёбу компании АТТ [146].

Странное здание без окон производило гнетущее впечатление. Натану оно напомнило порталы египетских храмов в Луксоре. Тем более что и цвет такой же — бежево-песчанный.

Быстрым шагом они миновали ресепшн. Поднялись на скоростном лифте на самый верхний двадцать девятый этаж и по длинному светлому коридору проследовали к кабинету без опознавательных знаков.

— Прямо, как в шпионском боевике, — промелькнуло в голове у Фарба, но эту мысль он озвучивать не стал.

— Чай, кофе, может быть виски? У меня как раз есть бутылочка отличного Гленнфиддика [147] — как к старому приятелю, обратился к нему седовласый хозяин кабинета, — присаживайтесь, чувствуйте себя как дома.

— «Gladko stelet», — почему-то по-русски подумал про себя наш герой. А вслух произнёс, — пожалуй, не откажусь от двойного скоча, если вас не затруднит. Погода сегодня премерзкая.

— Как прошёл полёт? Надеюсь, наша «Дельта эйрлайнз», превосходит все европейские вместе взятые? — приговаривал хозяин кабинета, разливая янтарный напиток по стаканам.

— Хорошо летели, всё было в лучшем виде. Но мистер…?

— Макмилан, Джеральд Макмилан, к вашим услугам.

— Так вот, мистер Макмилан, как бы хорошо не протекал полёт, лететь девять часов занятие не из приятных, поэтому нельзя перейти сразу к делу?

— Приятно иметь дело с деловым человеком! Я тоже хотел бы побыстрее выяснить все детали и оказаться дома. Послезавтра же Рождество. Итак, помните, вы звонили Саре? Сара ваша сестра, кажется?

— Конечно, я звонил ей, чтобы предупредить о грозящей городу беде. Вы же помните, что случилось.

— Вот в этом-то всё и дело! Как, чёрт возьми, могли вы узнать, находясь в Сибири, что произойдёт в Нью-Йорке 13 июля? Вам кто-то об этом сказал? Вы что-то случайно услышали?

— Мистер Макмилан, вы, наверное, не поверите, но всё было совершенно банально. Приблизительно за месяц до этого я, как обычно, занимался фотографированием русских на нашей выставке. 15 июня утром, как сейчас помню, стояла жуткая жара. Мне стало плохо, я решил отлежаться. Под присмотром КГБ уехал в гостиницу. В полудрёме мне привиделось сообщение в газете об аварии на подстанциях снабжающих Нью-Йорк и всем, что за этим последовало.

— Понимаете ли вы, мистер Фарб, всю важность для Америки способа получения такой информации? — голос собеседника Натана стал жёстче. — Не соблаговолите ли пройти проверку на полиграфе? Это не долго, если всё будет хорошо, то мы вас тут же отвезём к сестре. Ну, а если нет, то придётся задержаться…

— Да, конечно. — Внутри Натана внезапно образовалась пустота. — Для меня самого необъяснимая загадка, как могла эта информация появиться в моём мозгу. Скажите, а ничего, что я только что перелетел Атлантику? Всё-таки девять часов полёта это стресс для организма.

— Я считаю, что оператор сможет учесть и это. Наш Клив [148] — парень опытный. Хоть немного двинутый, думаю, что вам понравится.

После утомительных расспросов, возни с проводами, датчиками и какими-то притираниями Натан сидел в прострации в кабинете и слушал рассказ Клива Бакстера о свойствах растений реагировать на человеческие эмоции. Закончив писать, недоумённо хмыкнул и вышел.

В голове у Фарба крутилась только одна мысль: — Мою ложь раскрыли! Как теперь объяснить то, что я врал? Перспективы не радостные. Придётся признаваться. Хотя тоже невероятная история, но детектор лжи должен показать её правдивость. Надеюсь, Боб меня поймёт.

— Мистер Фарб, зайдите, шеф вас ждёт, — наконец Клив вернулся и поторопил подопытного. — Да, не всё у вас гладко получилось.

— Как же так, мистер Фарб? Признаться, не ожидал… Мне сразу не понравилась ваша история с вещим сном, но так мелко лгать… Вы были завербованы КГБ? — Макмиллан хмуро уставился прямо в лицо съёжившегося и не осмеливающегося сесть Натана.

— Мистер Макмиллан, поверьте! КГБ здесь ни при чём. Я солгал, да, но я был вынужден так поступить… Я обещал не раскрывать тайны, и это не КГБ, поверьте мне, очень вас прошу…

— Так! — Громкий хлопок ладони Макмилана по столу прервал словесный поток. — Теперь медленно, по порядку, и только правду.

Присев на край кресла, положив руки на колени, Фарб рассказал всю историю того памятного дня. Помнил он его во всех подробностях.

— Чушь какая-то! Фарб, вы опять врёте! Меня уже раздражает ваше враньё! Вы сказали, что этот медиум передал вам какие-то бумаги? Где они?

— В моём чемодане. Последний раз я его держал в руках, спускаясь по трапу самолёта. Чемодан у меня забрал ваш агент Джон Смит, где он сейчас я не знаю.

— Смотрите, Фарб! Сейчас принесут ваш чемодан. И не дай вам бог попасться на лжи в этот раз. Получите по заслугам, уж я вам обещаю.

— Чёрт! тут всё на русском. Фарб, вы читаете по-русски? — Макмилан потерял последние остатки терпения и выдержки. — Не понимаю я их славянских закорючек… Да, читайте же!

— …20 июня, будет торжественно запущен Аляскинский трубопровод,… 2 июля умрет писатель Владимир Набоков…

— Что за писатель? Русский?

— Русский, да, но жил в штатах. Нобелевский лауреат. Действительно умер 2 июля, в советских газетах писали.

— Странно! Продолжайте.

— …13 июля в Нью-Йорке на сутки будет отключено электроснабжение… — подробности зачитывать?

— Не надо, мы их на своей шкуре ощутили. Дальше!

— …23 июля сомалийский диктатор Сиад Барре вторгнется в Эфиопию, начнётся война, которая продлится до марта следующего года и завершится победой Эфиопии.

— Вот это уже очень интересно. Если вы, Фарб, или ваши кураторы из КГБ не списали это из поздних газет, то информация действительно ценная. Продолжайте.

— … 16 августа умрёт Элвис Пресли, так… ну это внутренние события СССР… вот, ещё интересно, 5 ноября катастрофа самолёта премьер-министра Индии Морарджи Десаи. — Видите! Опять всё точно.

— Да, интересно, пока всё совпадает, я помню все эти события, хоть и не всегда по датам, но они действительно были. Так вы утверждаете, что эти записи вами получены…

— 15 июня. Правда, медиум не назвал своего настоящего имени, на мой прямой вопрос ответил, что можно называть его просто Боб. Скорее всего, от русского имени Борис, но это не точно. Выглядит лет на 15–18. Мальчишка совсем. Даже усы не растут.

— Хорошо, что вы упомянули про усы! Мы, с вашей помощью, сейчас сделаем его фоторобот. Слушайте, а может у вас его фотография сохранилась?

— Нет, я его не снимал. Как-то мне тогда не до того было. А фоторобот составить можно, у меня хорошая зрительная память. Можно даже прямо сейчас.

— Натан, в ваших списках почему-то нет ничего о котировках валют на мировых биржах, о спортивных событиях тоже ничего нет. Хотя нет, вот результат Формулы-1, гляди-ка, совпало. Точно победитель американского этапа на Уоткинс-Гленн — Джеймс Хант. Ага, вот ещё штангисты упомянуты, ну, тут без сюрпризов. Русские собрали больше всех медалей. Что тут ещё? В следующем году чемпионат мира по футболу. Первое место — Аргентина, второе — Голландия. На этом можно уже и денег заработать.

А этот Боб не рассказывал, почему его прогноз ограничен только 1978 годом? Почему он ничего не написал о следующих годах?

— Он что-то говорил, но я прослушал. — Фарб сокрушённо вздохнул. — Мистер Макмиллан, давайте займёмся фотороботом.

— Хорошо, сейчас я вызову нашего художника, а эти записи я, с вашего позволения, оставлю себе. Надо будет и графологическую экспертизу провести, лексический анализ, и достоверность изложенных событий проверить. Вам же всё равно они больше не нужны. — Макмиллан, задумавшись на минуту, покачался на носках.

— Я думаю, что сегодня вы всё-таки переночуете в нашей гостинице. Уверяю, что наш пятизвёздочный отель вас не разочарует. А вот уже завтра к полудню мы решим, что со всем этим делать.

На следующий день, Фарбу было сделано предложение, от которого он не мог отказаться. Местные аналитики решили, что надо отправить в Новосибирск лично его, — Натана Фарба, потому что по-другому искать медиума-ясновидящего не представляется возможным.

Фарб даже не предполагал, как он сможет найти в миллионном городе какого-то паренька, не имея о нём никакой информации. Но его уже никто не слушал.

— Ваше дело будет только найти этого парня и дать знать нашим специалистам, остальное сделают без вас. Наши ребята дело знают, поэтому неделя вам на отдых, потом инструктаж, подготовка и, наверное, к маю снова в Россию.

Натан понял, что спорить с этими господами — себе дороже. Больше всего ему сейчас хотелось накатить виски и пожаловаться на судьбу кому-нибудь мудрому и доброму.

Сара встретила брата переполненная эмоциями. Два дня назад в аэропорту к ней подошли какие-то люди в чёрном. Они сразу ей не понравились. Вечно её брата заносит в какие-то приключения… Хорошо, что пока до беды дело ни разу не дошло.

— Натан, ты как? Летишь к себе в Калифорнию, или у нас собираешься погостить? — отхлебнув из низкого пузатого стакана добрую порцию бурбона, спросил Адам.

— Наверное, всё-таки слетаю. Я давненько дома не был. Мы же с выставкой уехали в Россию в ноябре прошлого года. Надо счета оплатить, пыль смахнуть, с подружками оттянуться.

— А кстати, как в России девушки?

Разговор в обычный пьяный трёп двух уважающих друг друга мужчин.

Следующую неделю Натан Фарб беспробудно пил в своей холостяцкой берлоге во Фриско. В результате, она не стала чище, скорее наоборот. Зато у него появилась подружка, которая согласилась ехать с ним в Нью-Йорк, а после ждать его возвращения из России. Девушку звали просто и бесхитростно — Молли.

ГЛАВА 6. ПОЛЁТ НОРМАЛЬНЫЙ

9 января возобновились переговоры СССР и США об ограничении стратегических вооружений (ОСВ).

В январе в Иране начинаются антиправительственные волнения.

20 февраля — Брежнев награждён орденом «Победа».

27 апреля — «Апрельская революция» в Афганистане.

5 сентября — переговоры в Кемп-Девиде между Израилем и Египтом.

16 октября — папой римским избран Кароль Войтыла, (Иоанн Павел II).

18 ноября — в Гайане убиты 900 членов общины «Народный Храм»

Новосибирск. 26 декабря. Борис
Трескучие морозы, обычные в наших краях для конца декабря, перед самым Новым годом сменились мягкой почти европейской рождественской погодой. Снег медленно опускался на город большими и влажными хлопьями, переливавшимися в лучах уличных фонарей всему цветами радуги. Гулять в такую погоду — одно удовольствие. Тем более что курсовик успешно сдан. Подача была, конечно, весьма посредственная, зато планировочное решение и схема каркаса тянули на пять баллов.

Для выхода на сессию осталось сдать наброски за две недели и зачёт по термеху [149]. Термех это конечно гадость, но его никак не обойти. Как назло, ничего не помню из этого курса. Погуляю часок и сяду штудировать Бутенина [150]. Там даже задачи будут. Ещё один совершенно не нужный в практической работе архитектора предмет, а сил отнимает просто уйму.

Планируя в уме ход своих дальнейших действий, прогуливаюсь, подставив лицо под порывы немного влажного ветра. На углу Красина и Гоголя кто-то мягко касается моего локтя. Я даже вздрагиваю от неожиданности.

— Ой! Борь, извини, что испугала… Ты, наверное, думал о чём-то. — Звонкий девичий голос кого-то мне напоминает. Кто же это может быть? Сразу что-то вспомнить не могу.

— Привет! — говорю я и резко поворачиваюсь к девушке. — Ленка! Страшно рад тебя видеть. Как там школьная газета? Как Кузьминична поживает? Дискотеки в школе проходят?

— Знаешь, Борь, после того как ты ушёл с полгода мы ещё трепыхались, а как Кузьминична в Москву на переаттестацию уехала, да на два месяца, так и застопорилось всё. С танцами дело тоже не пошло. Ты же помнишь, чем в позатом году последний дискач кончился? Ну вот, с тех пор нам танцы стали разрешать только на выпускной.

— Лен, ты же в этом году школу кончаешь? Как там учителя говорят — Чтобы успешно поступить, вы должны…

— «…вам надо стараться и не запускать…». Все уши нам прожужжали прямо с первого сентября, — мы с Ленкой весело хохочем.

— Куда после школы?

— По твоим стопам, в журналистику хочу податься. Ангелина говорит, что у меня хороший слог и пишу без ошибок. У тебя как дела?

— Просто прекрасно. За год чуть не женился и даже дважды. Смешно, правда?

— Хи-хи, но ведь не женился же! А учишься в Москве?

— В Сибстрине на архитектурном, параллельно работаю. Оформляем, что нипопадя. В театре студенческом сценаристом подвизался.

— Слушай, Борь, а «Дзержинский Комсомолец» твоё детище?

— Не то чтобы моё, но отношение я к нему имею.

— Я когда первый номер в продаже увидела, так сразу о тебе подумала, а когда портрет Первого секретаря Райкома увидела, так почти никаких сомнений уже и не осталось. Правда, я умная? — девушка кокетливо стрельнула глазом.

— Лен, а чего мы тут стоим? Если не торопишься, пошли немного погуляем. Я тебя до дома провожу. Погода сегодня просто чудо как хороша!

— А чего до дому то? Время ещё детское, меня ещё часа два не потеряют, можем погулять, если ты не сильно торопишься.

Через час я прощаюсь с Леночкой у её подъезда. Мы договариваемся послезавтра встретиться на школьном новогоднем вечере. Что-то мне даже стало интересно заглянуть в наше бывшее узилище. Можно будет Олегу и Вадику позвонить, мужикам тоже может быть прикольно.

28 декабря мы втроём действительно решили сходить поностальгировать по веселым временам. Собирались у Вадика. Тяпнули по стаканчику знаменитой смородиновой и вперёд.

— Боря, Олег, Вадим, какие люди сегодня нас порадовали! Здравствуйте, мальчики, — Кузьминична встречает нас прямо в вестибюле. — молодцы, что не забываете родную школу. Как у вас в институте дела? На сессию все вышли?

— Да, Мария Кузьминична, спасибо. — Я не вдаюсь в подробности. Парни тоже не горят желанием беседовать на тему учёбы с заучем. — Как у вас с музыкой? Помните, как в позапрошлом году мы тут зажигали?

— Ну, ваш выпуск был, наверное, самый беспокойный из всех в моей практике. Сейчас всё спокойно. Цветомузыку настоящую сделали и теперь танцы вполне добропорядочно проходят. Сегодня у нас даже буфет работает.

— Шампанское? Коньяк? Устрицы?

— Болтун, ты Рогов, как всегда, — машет на меня руками тётка, — какие ещё устрицы? Пирожные, конфеты, чай, «Буратино». Раздевайтесь, проходите, там сами всё увидите.

И под венец Луи пошел совсем с другой.
В родне у ней все были короли,
Но если б видел кто портрет принцессы той,
Не стал бы он завидовать Луи.
Школота весело скачет под песенку Пугачевой. Вот только мне вспоминается, что пластинка с этой песенкой появилась только в конце следующего года. [151]

— Борька, — обращается ко мне Олег, — а когда это Пугачёва такую прикольную песенку выдала?

— Сам не знаю, — пожимаю я плечами, — сейчас кого-нибудь из старых знакомых увидим и спросим.

Среди колышущегося моря человеческих тел я замечаю Леночку Адонину. Она в такт музыке размахивает передником, который должен изображать костюм Красной Шапочки. Жёлтые, зелёные, красные всполохи цветомузыки добавляют ощущения карнавальности. Какая собственно разница, почему эту песенку мы не слышали раньше? Может просто пропустили из-за увлечения западной эстрадой, да, мало ли…

— Ладно, мужики, я думаю, этот вопрос мы решим в процессе, а сейчас я Адонину пойду соблазнять.

Пока мы болтали болты, песенка про короля закончилась. Подростки разбредались по периметру и переводили дух после энергичных телодвижений. Подсветка тоже остановилась, причём на красном свете. Всё было в багровых тонах. Пока я пробираюсь сквозь толпу, включается следующая композиция. Это Джо Дассен «A toi», цвет тут же меняется на нежно голубые и зеленые оттенки. Молодцы, хорошо подготовились и по подборке, и по оформлению. Интересно, кто этим занялся?

A toi
A la facon que tu as d?etre belle…
— Потанцуем? — я легко касаюсь плеча девушки. Не говоря ни слова, она кладёт мне ладони на плечи, при этом кокетливо опустив локти между нами. Мне остаётся только держать ладони строго на талии.

A la facon que tu as d'etre a moi
A tes mots tendres un peu artificiels, quelquefois[152]
Продолжает наяривать Джо Дассен.

— Кто у вас так хорошо подготовился? Музыка новая, подсветка отлично под настроение подстраивается. Я в восторге!

— Музыку я подбирала. — Ленка довольна произведённым эффектом, и тут же переносит руки мне на шею (так-то оно гораздо приятнее), — а светооператором брата пригласила, он в этом году НЭТИ заканчивает, всякими световыми штуками увлекается. Хочешь, я вас познакомлю?

— Здорово! — говорю я ей на ухо, а сам тем временем, как бы нечаянно опускаю руку на бедро. — Нам на следующий год надо как-то оригинально медиану отмечать. Пригодиться знакомство с твоим братом. С тобой я бы тоже хотел не теряться…

Удивительно, но Леночка не делает попыток избавиться от моей руки у себя на попе. Разговаривает спокойно, как будто так и должно быть. Костюм Красной Шапочки предполагает очень короткую юбочку, и ничто не мешает мне попытаться проникнуть ниже. Сердце при этом стучит как молоток, к щекам приливает жар и, если бы не темнота, то всё смогли бы полюбоваться на мои пунцовые щёки.

К глубокому моему сожалению, песенка очень короткая, всего две минуты, и вот уже Джо Дассен печально роняет последние слова:

A la petite fille que tu etais
A celle que tu es encore souvent[153]
Пользуясь заминкой, Ленка выскальзывает из моих объятий.

— Сейчас будет бомба! — Кричит она, перекрикивая бас Бобби Фарелла, который начинает рассказ про Мамашу Бейкер самую бешеную киску старого Чикаго.

This is the story of Ma Baker
the meanest cat
In old Сhicago town.[154]
Леночку от себя я оставшееся до конца время не отпускал. Впрочем, она против ничего не имела, и мы тискались к обоюдному удовольствию. В девять бал закончился и мы разгорячённые и взбудораженные вывалились на улицу. Больше всего на свете мне хотелось прямо сейчас затащить девочку в койку. Но всё моё семейство в полном составе было дома, моя хата отпадает.

— Лен, у тебя родители дома?

— Ну, папа с нами не живёт, мама на дежурстве, а Толик сейчас аппаратуру соберёт и за нами пойдёт. Слушай, давай его подождём, а то мало ли кто нам по дороге может попасться. У нас район не спокойный, аул рядом.

— Да, ладно, догонит, ничего ему никто не сделает, он же уже мальчик большой.

Тот же вечер. Двор дома Лены Адониной. Борис и Лена
Падает мягкий новогодний снежок. Вечер на удивление тих и безлюден. Только скрип снега под ногами. Мы мирно обсуждаем житейские дела, иногда целуемся. Наши тени то удлиняются в свете фонарей, то наоборот укорачиваются. Внезапно я замечаю, как тень почему-то раздваивается. Сначала я не придаю этому значения, но замечаю, как наша тень и новая сближаются. Вот они уже рядом. Я пытаюсь посторониться, но один из парней толкает меня плечом.

— Ты, что, очкарик, совсем обалдел? Людям пройти не даёшь! Думаешь, с красивой девочкой идёшь, так тебе всё можно?

Похоже, вечер перестаёт быть томным. До Ленкиного подъезда еще полдома, а путь нам преграждает кодла из четырёх незнакомых дурней. Главное сейчас, чтобы они на меня всё внимание переключили. Сам при этом толкаю Лену в бок и быстро шепчу на ухо, — быстрее беги в свой подъезд, а я уродов попридержу, а как прибежишь, я тоже ноги сделаю. Всё, пошла!

— Это кто тут такой борзый? Стоять, я сказал! Блажник, догони-ка девку и покарауль, мы этого фраера отфиздим, а потом ею займёмся. Ты, красавица, не бойся, мы хорошие, не обидим, наоборот, доставим неземное наслаждение.

Я резко отталкиваю Ленку вправо. Она чудом удерживается на ногах, и что есть силы, несётся к своему подъезду. Дорога, укатанная и скользкая, ей на каблуках трудно, но всё-таки бежит и умудряется не упасть.

Сашка Блажнов, старый мой знакомый, с которым я пару лет назад хорошо сцепился в школьной раздевалке, делает попытку догнать Ленку. К счастью, он пьян и бежит плохо, девчонка легко от него отрывается. Я с облегчением перевожу дух. Теперь мне пофигу, можно и помахаться, покрасоваться перед дамой.

Коренастый секунду наблюдает за погоней. Он с досадой поворачивает голову, заметив, что Блажник Ленку не догнал. Я почти без замаха, но со всей силы всаживаю ему в нос основание ладони. Жёстко, да, но их трое, поэтому приходится быть резким. Тут же из его носа потекла чёрная струйка, взгляд его расфокусировался и парень заваливается прямо там, где стоит. Я не успеваю удержаться и, перевалившись через противника, тоже оказываюсь на земле. Кореша не сразу осознают, что произошло, потому что заняты наблюдением погони. Они отпускают ехидные шутки и грязные подколки в адрес Блажника, не замечая пока, что лишились вожака.

— Ах, же ты падла! Ты мне нос сломал! — резкий обиженный вопль коренастого, разносится по окрестностям, — урою, сволочь! Чуваки, мочи его к хренам!

Я пытаюсь подняться на ноги как можно быстрее, но сделать это не просто. Внезапная боль растекается по лицу. Чей-то сапог попадает мне по переносице, и я снова валюсь на землю. Опять пытаюсь подняться, но получаю сапогом в поддых. Хорошо, что пилотская куртка хорошо гасит удары, но равновесия я не удерживаю и заваливаюсь снова, только стараясь защитить глаза и лицо. Перекатом пытаюсь откатиться в сторону. Металлический привкус крови во рту туманит сознание. Я понимаю, что против троих мне долго не продержаться. Поэтому главное оттянуть на себя их усилия, а потом сделать ноги в направлении дома. Надо проверить,как там Лена, и если уже добежала, то и мне можно свинчивать. Не обращая внимания на пинки по корпусу, я пытаюсь повернуть голову и рассмотреть, что же происходит у подъезда.

— Ну, твою же мать! — я в сердцах не нахожу цензурных слов, потому что эта дурочка прыгает на крыльце, что-то кричит и размахивает руками. Блажник при этом почему-то бежит не к ней, а от неё. Наверное, гадёныш, решил, что девчонку ему не догнать, лучше присоединиться к корешам и помочь им меня мудохать. Ну и хорошо, до смерти не убьют, а синяки и шишки пройдут, лишь бы глаза целыми оставили. Очки, похоже, уже раздолбали, сволочи, по крайней мере, на носу я их не чувствую.

Внезапно сквозь шум в ушах прорывается звук милицейского свистка. Хэканье ударов сменяется затухающим скрипом снега под сапогами.

— Атас! Менты! — орёт Блажник, — Эту падлу потом добьём, сваливать надо.

Парни подхватывают своего вожака, которому я действительно здорово расквасил рыло, и поспешно покидают «поле боя», скрываясь за гаражами.

— Борь, ты как? — Ленка подбегает и начинает нервно хихикать. — Как ты Шныря приложил!

— Лен, ты всё-таки зря домой не убежала, — если ещё раз так случится, беги не оглядываясь, я уж как-нибудь сам без твоей помощи справлюсь. Если бы не милиция…

— Да, нет никакой милиции, дурачок! — Ленка весело смеётся, — это Толик с собой милицейский свисток носит. Отлично помогает от всякой блататы, особенно если в темноте и издалека.

И в самом деле, метрах в десяти от нас виднеется долговязая фигура Ленкиного братца. Он тащит в руках объёмистую сумку с аппаратурой. На моё счастье Толик не стал сегодня собирать весь комплект. Ему не терпелось быстрее поехать к своей девушке. Это нас и выручило.

Мы поднялись в квартиру. Ленка сразу рванула на кухню. Толик подошёл ко мне, и медленно, но весомо предупредил:

— Чтобы я от Ленки о тебе ни одного плохого слова не слышал. Обидишь, — пожалеешь! Имей в виду. Смотри, ты мужик уже взрослый, а она ещё пигалица, хоть и строит чёрт знает что, поэтому на тебе ответственность. И если что… — он многообещающе покачал у меня перед носом увесистым кулаком с синими буквами «ВДВ» на фирменном куполе парашюта, — в общем, ты понял.

— Толик, а не много ли ты на себя берёшь? — я стараюсь не уронить достоинства, — за то, что с гопотой помог, огромное тебе спасибо, а в остальном я без тебя как-нибудь разберусь? Хорошо? Обещаю, что ничего с твоей сестрёнкой плохого не случится, так что можешь развлекаться хоть до опупенья. — Ссадины на лице начинают ныть, и мне хочется сорвать на ком-то досаду, но я сдержан и стараюсь соблюдать спокойствие.

— Лен, — кричу я на кухню, — ты мне морду йодом раскрасишь?

— Там придётся не только йодом, там и промыть надо, уж ты поверь, у нас же мама медсестра. Я сейчас, только чайник поставлю, и тобой займусь. Толик, ты чай с нами будешь?

— Нет, меня уже нет, я убежал, буду завтра, ты тут смотри, веди себя прилично, не хулигань, а то я твоему кавалеру мурло начищу. — Голос Толика доносится к нам уже с лестницы.

— Иди сюда, горе ты моё, — ласково ворчит Лена и тянет меня в ванную. — Раздевайся, сейчас провоедём первичные медпроцедуры.

— Совсем? — ехидно спрашиваю я.

— Что, совсем? — девочка сразу не въезжает в шутку юмора.

— Совсем раздеваться?

— Дурак. Куртку снимай, чтобы не залить, сейчас начну обрабатывать. У тебя как голова? Не кружится?

— Сейчас вроде бы нет, а когда козёл этот мне сапогом по переносице врезал, было что-то такое, — при воспоминании, меня начинает немного мутить.

— Тогда пойду льда из холодильника наковыряю и перекись найду.

Ленка и в самом деле оказывается умелой сестрой милосердия, крови не боится, всё делает уверенно. Промыла ссадины, приложила к носу пакет со льдом, даже таблетку какую-то заставила проглотить.

— И тофго мнэ так сидэт? — прижимая лёд к переносице, спрашиваю я гнусаво из-за ватных пробок в ноздрях.

— Пока кровь из носа не перестанет идти, посидишь, не облезешь. Лучше при этом молчать, чтобы кровь лучше сворачивалась.

— А целоваться?

— Тебе нельзя, вот если только тебя. — Девушка наклонила набок милую головку, как бы примериваясь.

— Зачем же дело стало? Давай целуй быстрее — я делаю распухшие губы трубочкой и вытягиваю вперёд.

Ленка-язва со смехом проводит по ним своим тоненьким пальчиком, от чего губы издают смешной шлёпающий звук.

Да, что ж это такое? Чуть девчонка поближе со мной поближе сойдётся, так сразу начинает подкалывать. Даже эта пигалица совсем, а туда же…

ГЛАВА 7. РЕИНКАРНАЦИЯ

23 января. Новосибирск. Борис и Лена Адонина
Зимняя сессия у меня в этом году прошла под знаком Венеры. После экзаменов мы с Леночкой бегали на лыжах, ходили в кино, даже на танцы в «Отдых» однажды выбрались. А по окрестностям бродили каждый вечер. К счастью, Шнырь с компанией нам больше ни разу не встретились.

В один из вечеров, когда мы вернулись с последнего сеанса непритязательного румынского фильма «Вечная молодость». Благодаря тому, что я захватил с собой фляжку с коньяком, то хохотали мы, как безумные все два часа пока шла эта лента для дебилов. Ржач мы перемежали с поцелуями, продолжили это увлекательное занятие в такси, а потом в подъезде, в коридоре Ленкиной квартиры, на кухне и вдруг я обнаруживаю себя уже лежащим на диване в гостиной с Леночкой расположившейся прямо на мне. Её лицо совсем близко, со лба свисает рыжий локон, который щекочет мне нос. Убрать я его не могу, потому что руки моя подружка прижимает своими руками. Она смешно пытается сдуть этот локон в сторону, но без помощи рук сделать это затруднительно. Это нас снова дико смешит. От смеха хватка её слабеет, а я, воспользовавшись моментом, резко переворачиваю её на спину. Наши глаза внезапно встречаются, смех как-то резко обрывается, а её пальчики начинают медленно расстёгивать пуговицы моей рубашки. Она делает это очень сосредоточенно, даже губку закусила.

— Лен, шепчу я, — не надо так зубы стискивать, сломаются же! Знаешь как сложно протезы ставить?

— Не волнуйся, не сломаю, а тебя я за нос укушу, если будешь над бедной девочкой насмехаться.

— Кусай меня, твои кусанья мне слаще мирра и вина!

— Лобзай меня своей лобзой, дерзай меня своей дерзой…

— Лен, а ты это откуда знаешь?

— Ниоткуда, дурачок! Только что придумала, экспромт такой…

— Вообще-то это нетленка из какого-то юмористического рассказа — я, как ни в чём не бывало, продолжаю разговор, одновременно стараясь просунуть пальцы как можно глубже. — Губи меня своей губой, дерзай меня своей дерзой, избей меня своей избой, и буду я всегда с тобой, как-то так.

— Стой а ты куда это руки… убери немедленно! Убер-р-ри.

— Упс! Раз ты у меня ещё девочка, то придётся сделать так, чтобы ничего не нарушить. Я способ знаю.

Сладкая битва длится всю ночь.

К жизни нас возвращает телефонный звонок, который у меня во сне превратился в звонок трамвая, который я никак не могу догнать. А Леночка молодец. Сообразила, что это телефон, накинула халатик и побежала в коридор.

— Алё?

Хорошо, мамуль, значит тебя только к обеду ждать?

— Всё куплю, борщ сварю, Толика покормлю, если он придёт.

— Мама звонила, сказала, что задержится до обеда, у них в больничке сегодня какой-то аврал случился. Нам повезло! Ты посмотри, что мы тут наворотили за ночь. — Она прикрывает рот тонкими пальчиками и медленно окидывает взглядом комнату.

Детали одежды раскиданы по полу. Диван почему-то стоит под углом к стене. С него на пол стекает белым водопадом простыня. Лёгкий запах моря тоже намекает на совсем не детские игры. Думаю, что мама Лены, как медик, легко бы догадалась, чем мы тут занимались.

— Ой, Боренька, миленький, как здорово ты умеешь… — Леночка окончательно проснулась и вспомнила наши ночные упражнения. — Так и хочется маме рассказать. Нет, не бойся, я понимаю, что нельзя… но хочется же. Мы с мамой очень близки, я привыкла ей всё-всё рассказывать.

Как умелая хозяйка Лена совмещает разговор с уборкой, и минут через пятнадцать мы уже чинно сидим за столом и пьём чай со смородиновым вареньем. Бельё загружено в стиралку и замочено, а аромат смородинового листа вытеснил подозрительные запахи.

— Борь, а можно тебя спросить? — Лена почему-то отводит взгляд. — Где ты научился так… — она подыскивает слово, но не может подобрать приличное — ну, любовью… заниматься?

— Девочка моя, боюсь, если я тебе расскажу правду, то ты не поверишь. Это очень странная история.

— Это ты уже меня обманываешь. Какая тут может быть тайна? Ты два года назад учился в нашей школе, был сначала как все пацаны. Вдруг в десятом классе резко активизировался. Тут тебя многие девки заметили и начали глазками стрелять, но ты Тришиной тогда был увлечён, и на школьниц внимания не обращал. Неужели она тебя таким фокусам научила? Ну да, папа художник, богема, все дела. Точно! Это она.

— Нет, моя птичка, это только видимость, знаешь такого поэта, Омар Хайям? Тришина тут тоже не при делах. Знаешь, был когда-то такой персидский поэт Омар Хайям. Он однажды написал такой рубай:

Всё, что мы видим — то видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей — не видна.
Поэтому, милая моя, — я провожу тыльной стороной кисти по её щеке, — Это не только моя тайна. Давай пока на этом поставим точку.

Новосибирск. Борис, Олег и Вадим 25 января.
После таких чудных зимних каникул, в последний день перед началом семестра я решил немного отдохнуть. Ведь, как давно всем известно, что лучший отдых — перемена деятельности. Что может быть лучше эротических утех? Только круг старых друзей. Звонок Вадику, звонок Олегу и вот мы уже втроём сидим у Коновалова и делимся впечатлениями от прошедших каникул. Я жалуюсь на то, что обломался такой классный источник доходов, как сотрудничество с Худфондом, Олег рассказывает как они с Татьяной Бычковой организовали в НЭТИ кружок ТРИЗа. Говорит, что при должном старании можно будет патентовать изобретения и потом как-то этим сокровищем пользоваться. Вадим рассказывает смешные случаи из жизни контроллёров в системе ГорЭлектроТранспорта. Дело в том, что он вместе с парой друзе, устроился там работать. Для студентов работа очень удобная, поскольку не привязана ни к месту, ни ко времени. Оклад небольшой, но если план выполнил, то остальные собранные штрафы идут в карман.

Внезапно внимание моё привлёк заголовок в «Науке и жизни». «Серийные убийцы — кто они?» — пахнуло чем-то уже почти забытым и далёким из параллельной жизни. Эпоха накопления первоначального капитала, «святые девяностые», жёлтая пресса, дурацкие заголовки для привлечения покупателей. Большей частью высосанные из пальца ужасные истории про всяких потрошителей и каннибалов.

Статья в «Науке и жизни» оказалась посвящена этому феномену с точки зрения марксистской психиатрии и строилась на материалах западной прессы. Дэвид Берковиц, Эдмунд Кемпер и Дональд Генри Гаскинс послужили авторам статьи для иллюстрации своей идеи о том, что именно капиталистическое общество способствует появлению таких чудовищ, а в нашей стране такое не возможно в принципе.

На этом месте у меня в мозгу произошёл маленький ядерный взрыв. Как же я мог забыть! Преступники и маньяки. Два года уже живу в этой реальности, и даже мысли не появилось про нелюдей, как раз в это время подвергающих своих жертв мучениям.

— Мужики! Слушайте, а ведь я помню несколько совершенно гнусных маньячил. Которые сейчас творят, или чуть позже будут творить свои мерзкие преступления. Как думаете, мы можем помочь нашей доблестной милиции что-то с ними сделать?

— Даже и не пробуй, Проф! — Вадим сказал, как отрезал. — Пока преступление не совершено, нет основания для действий против преступника. «Нет тела — нет дела».

— Подожди. Вадик! Пусть он расскажет, что он конкретно помнит, — Олег сегодня предпочитает быть рациональным.

— Тела то как раз есть! Другое дело, что наша доблестная милиция не имеет инструментов для раскрытия таких преступлений. Официально считается, что у нас никаких маньяков быть не может. И точка!

Например, некий Михасевич уже два года убивает женщин в Белоруссии. Его поймают только в конце следующего года. В газетах журналисты будут называть, кажется, «витебским душителем». Его можно брать хоть сейчас, он уже задушил четырёх девушек. Если удастся его быстро перехватить, то спасут ещё минимум двух.

Действует на Урале убийца проводниц — Нагиев. Ещё два года будет убивать и насиловать женщин в поездах, пока его не поймают после того, как он за одну ночь надругается над четырьмя проводницами, убивая их сонными по очереди.

Самый страшный, конечно, Андрей Чикатило. Вот он действительно еще ничего не совершил кроме развратных действий по отношению к своим воспитанникам, но пока без физического вреда жертвам. Он пока в самом начале пути «людоведа и душелюба». Кажется, первую свою жертву он замучает в начале восьмидесятых. Потом у него кучно пойдёт и за несколько лет этот урод жестоко расправится с 58 жертвами, и это только те, чьи останки удалось обнаружить. Сам он говорил, что убил гораздо больше. Хорошо бы сделать так, чтобы мне поверили и «подлечили» его заранее, пока он не перешёл от мечты к реализации.

— Я думаю, что Вадим прав, — выносит вердикт Архипов, — никто тебе не поверит. Людей, жалко, конечно, но…

— Олег, подожди, не торопись, — Вадим, кажется, что-то придумал. — Я думаю, что сделать всё-таки что-нибудь можно. Я с отцом поговорю, он же во внутренних органах работает, хоть и гаишник, но система одна. Может, что-нибудь подскажет.

Василий Владимирович к рассказу младшего сына отнёсся скептически.

— Этого, нах, не может быть, нах! Потому что быть такого не может никогда! — сказал он, как отрезал. После чего углубился в перипетии чемпионата мира по футболу.

ГЛАВА 8. ЛЫЖНИКИ ЛЕТЯТ ПО СКЛОНУ

23 декабря. Окрестности Софии. Курорт Боровец. Тодор Иванов.
Замглавы торгового представительства Болгарии Тодор Ивáнов чудом избежал гибели в гостинице «Россия» [155]. На следующий день после пожара, когда до него дошло, как ему повезло, он внезапно почувствовал резкую боль за грудиной. В Медцентр при ГлавУпДК [156], куда его тут же доставила скорая, он сразу потерял сознание. Диагноз — трансмуральный инфаркт миокарда.

После выписки из стационара на период реабилитации он был отправлен на родину. В Рилах, у него был старый, ещё с царских времен небольшой особнячок. Там Ивановы проводили выходные и отпуска. Близость курорта Боровец обеспечивала доступ ко всем лечебным мероприятиям. Некроз был не большой, вторая степень тяжести, как сказали в Медцентре. Поэтому реабилитационный период назначили всего на восемь месяцев. В декабре Ивáнов мог уже приступить к работе, но решил подстраховаться и провести в своих любимых Рилах Новогодние и Рождественские праздники, а уж после приступить к несению службы.

В Сочельник, рассекая кантом новых «пампаров» [157] склоны Мусалы, Тодор скользил привычным маршрутом до базы отдыха «Къпина». В отличие от России, здесь морозов не бывает, но снегу может выпасть под два метра. В этом году в декабре уже метр навалило.

Сегодня Быдни Вечер [158], Тодору ещё надо полено подготовить [159], а то приедет дочка, и как без полена? Она хоть и взрослая, уже в университете учится, а всё равно ждёт представления. Радка, наверное, уже испекла хлеб с монеткой…

Вечером, когда они вдвоём заканчивают с уборкой, Радка вдруг останавливается и внимательно смотрит на Тодора.

— Дорогой, я вдруг вспомнила одну важную вещь. Плохо откладывать на следующий год важное.

— Милая, ты о чём? — Не понял Тодор.

— Тебе жизнь спасли, а ты и забыл об этом, не поблагодарил людей, даже не поздравил. Это как?

— Радка, ты у меня просто не жена, а великий и мудрый визирь! Я действительно упустил это из виду с инфарктами этими дурацкими. Да, нехорошо получилось.

А давай тех мужиков к нам в гости пригласим? Мне очень интересно, как они узнали про пожар. Может быть, поживут у нас, погуляют по горам, выпьют ракии и расскажут? Решено! На май их и пригласим. Шеф говорил, что это всё мужики пенсионного возраста, в генеральских погонах, поэтому им май лучше всего подойдёт. Ещё не жарко, всё цветёт, тепло и сухо.

— Тошко, ты молодец! Только действовать надо будетбыстро. Ты же знаешь, как в Союзе долго делают выездную визу. Минимум три месяца. Вот уж действительно, для русских за границу проще на танке.

— Ещё надо как-то вопрос с деньгами для них решить. Я же знаю эту странную советскую политику, менять какие-то совершенно смешные деньги. Подумаем.

30 января. Москва. Алейников, Ушаков, Морозов.
В конце января в совет ветеранов АДД пришло письмо из Болгарии на имя председателя. В нём в ярких красках расписывалась прошлогодняя история спасения болгарских граждан от гибели на пожаре в гостинице «Россия». После горячих слов благодарности автор письма предлагал выслать паспортные данные участников тех событий для оформления приглашений. Так как сам председатель Сергей Алейников был в этом замешан, то не стал привлекать ничьё внимание, а просто позвонил участникам прошлогоднего приключения.

Ушаков, по словам его дочери, попал в больницу. Цикл постинфарктной терапии. Ни о каких поездках в ближайший год не могло быть и речи. Сам Алейников, тоже особого желания ехать в Болгарию не испытывал. Тем более в мае, когда требовалось высаживать в грунт рассаду его селекционных сортов помидор. Да и не считал он себя причастным к истории спасения. Ну, сходили, ну, поговорили, что тут такого? Морозов, — вот кто заслужил!

Николай Морозов после звонка Алейникова задумался.

— Нас было трое, рассчитывать надо на три приглашения. Алейников и Ушаков не могут, два приглашения свободны, кому бы их предложить? Боре Рогову, одно это понятно, себе любимому, тоже, а кто третий в этой компании? Антонину брать с собой не хочется, она же не даст ни водки попить, ни на девочек полюбоваться. Пусть лучше Борис отца с собой возьмёт. Мы бы с Гришкой дали б жару!

Борис в последний день января оказался дома совершенно случайно. На пять минут заскочил домой и нарвался на звонок Морозова.

— Борис, мы с тобой едем в Болгарию, — забыв даже поинтересоваться здоровьем родителей, взял быка за рога полковник.

— Когда? — Борис тоже не склонен был рассусоливать.

— Нам предложили на май. Мои генералы отказались. Вместо них я твою кандидатуру предложил. Может, уважишь старика, отца возьмёшь? Мне бы с ним было о чём потолковать.

— В мае я не могу, — Борис сокрушённо вздохнул, — с удовольствием бы, но зачёты, экзамены… учёбу бросать ради этого?

— А когда бы смог?

— Сессия кончается в июне, потом практики всякие пока неизвестно, где и как долго. В августе точно. — Про себя же хитрец подумал, что в августе Леночка освободится, и у него будет отличная компания.

— Тогда придётся болгар переориентировать на август. Это, конечно, сложнее. Самый сезон всё-таки. Ничего! Пусть потрудятся, но жизнь мы ему спасли, это факт. Но ты про отца не забудешь?

— У отца огород, он страстный садовод, а в августе работы там море. Николай Иванович, можно я свою девушку возьму? Она славная, вам понравится.

— Хорошо. Я тебя понимаю, Дело молодое.

Вскоре в Новосибирск были высланы два приглашения на имя Бориса Рогова и Елены Адониной, дающие право посетить Народную Республику Болгарию в августе 1978 года. Принимающей стороной значилась семья Тодора Ивáнова. Больше всех была рада Цветка, единственная дочь Тодора Ивáнова, почти наша ровесница.

ГЛАВА 9. ВАГОНЧИК ТРОНЕТСЯ

31 марта. Новосибирск. Борис. Визит Брежнева.
В середине марта я вспомнил, что 31 числа Новосибирск посетит лично Генеральный Секретарь ЦК КПСС, Дважды Ильич Советского Союза — Леонид Брежнев. У меня появляется шанс, хоть и мизерный, дать ему знак, подтолкнуть в нужном направлении. Но как это сделать, не выдавая себя? На первый взгляд это совершенно не возможно, но вот через день мне всё-таки приходит в голову идея…

До приезда Генсека у нас две недели. В программе переговоры с местными сатрапами и посещение Пашинской в/ч РВСН. Можно было бы, например, накануне ночью вывесить большой транспарант. Нет. Наверняка, всю трассу проверят. К тому же, от вокзала военная часть всего в километрах двадцати, долетит по «зелёной улице» за четверть часа и из своего лимузина не заметит. Вариант с трассой отпадает.

Может остаться ночью на вокзале, проникнуть в депутатский зал и там прямо на столе оставить лист бумаги с предупреждением. Наверняка можно будет где-то спрятаться и после прибытия поезда под видом уборщицы слинять по-тихому. Тоже нет. Риск попасться слишком велик. Детский сад какой-то, честное слово.

А если сделать так? Спрятаться в переходе к перронам. Заранее аккуратно вырезать стекло, а когда все отвлекутся запустить бумажный самолётик с посланием. Пока все будут следить за полётом, незаметно слинять.

Шансов не много, но больше чем ничего. Будет ли толк, даже если послание достигнет цели? Сложно что-то сказать, но действие лучше, чем любая аналитика. Поэтому надо пробовать…

Первым делом, я проверил окна. Они оказались, к моей великой радости, распашными. К сожалению, Они не открывались из-за многолетних слоёв краски. Пришлось обработать швы дихлорметаном. Помнится, в прошлом году, в бытность мою сторожем на заводе пластмасс, видел я там этот растворитель. Там и купил у сторожа.

После долгого перебора вариантов, я выбираю самую лаконичную надпись «Афганистан — ловушка!» крупными печатными буквами вывожу её на листке одиннадцатого формата и складываю прямоугольный параплан, самый далеко летящий бумажный планер.

Теперь надо придумать, как отвлечь охрану хотя бы на мгновение. Лучше всего действует резкий и громкий звук. Взрыв лопнувшего баллона вполне подойдёт. Правда, без помощника в таком случае не обойтись. Попрошу Вадима помочь. Сделаем петарду из спичек и он шарахнет по ней молотком. Тогда точно никто ничего не поймёт.

Низко гудит трансформатор электровоза, тянущий за собой зелёные спецвагоны. Наконец, по-птичьи защебетал металл по металлу. Это пневмотормоза зафиксировали колёса, но инерция движения ещё секунду тянет их по рельсам. Короткий гудок и литерный поезд останавливается как раз перед самыми дверями вокзала. 31 марта ровно в десять утра на первый путь станции «Новосибирск-Главный» прибыл личный поезд Леонида Ильича Брежнева. Первыми из открывшихся дверей выскочили сотрудники «девятки» [160] в черных пальто. Парни с цепкими взглядами рассредоточились по перрону, заняв предписанные места.

В проёме четвёртого вагона появляется массивная фигура Брежнева. Он осторожно глядит под ноги и спускается на одну ступеньку. Наконец поднимает глаза и машет ладошкой, приветствуя встречающих. Ещё шаг и на Генсека набрасывается в припадке чиновничьего восторга Фёдор Степанович Горячев [161]. Он так яростно трясёт руку Брежнева, что кажется, вот-вот её оторвёт, после чего припадает к старику в тройном поцелуе. Как раз в этот момент со стороны вокзальной площади раздаётся резкий и громкий хлопок, похожий на выстрел. Все невольно поворачиваются на звук.

Я прибыл на вокзал ещё в половине десятого. Подойти к заветному окошку не смог, переход был закрыт. Пришлось отправляться на площадку с толпой зевак, наблюдающих прибытие именитого гостя. Хорошо, что я немного подстраховался, вместо куртки надел штормовку с трафаретом «Сибстрин-76» и старую лыжную шапочку с большим белым помпоном. К моменту взрыва самолётик у меня уже в руке. Как только телохранители дружно поворачивают головы в сторону звука, я коротким и резким движением запускаю своего «голубя мира». Так как я стою с самого края толпы, то остаюсь вне поля зрения соседей. Аккуратно перемещаюсь в сторону и слежу за судьбой своего послания.

Самолётик бесшумно скользит сначала вниз к электровозу, затем в восходящем потоке поднимается, поворачивает и плавно опускается на крышу вагона. Чёрт, чёрт, чёрт! Надо было делать более тяжёлую модель! Сейчас поезд тронется и погибнет идея!

Однако, к моей великой радости, порыв ветра сносит самолётик к платформе, и кто-то из брежневского сопровождения подбирает его.

Вадик меня ждёт в ближайшем дворе с моей курткой в руках:

— Быстро ты обернулся. Всё нормально прошло? Письмо попало адресату?

— Какой-то хмырь из охраны подобрал, а передаст, или нет, не знаю. Кому-то наверняка передаст.

— Как тебе наш «амператор»? — У Вадима масса вопросов. — Бодр и весел, или хмур и грозен?

— Стар и болен. Плохо двигается, плохо говорит. Он же в позапрошлом году клиническую смерть пережил, — я вспоминаю статью из «Википедии», — старик с того света вернулся. Мне даже за него страшно стало, когда ему на шею бросился наш Горячев. Как давай целовать… Едва не задушил.

Вадик загибается от хохота. На нас даже начинают оборачиваться редкие прохожие. Мы, подобрав свои манатки, покидаем двор. Интерес Вадика к личности Леонида Ильича понятен — пальцев одной руки хватит пересчитать такие визиты. Поэтому и Горячев так подпрыгивал. Может быть, если не подпрыгивал бы, то и не начали бы строить у нас метро. Вот такая у нас плановая экономика.

Майор девятого управления КГБ, прикреплённый офицер Владимир Медведев, совершенно случайно заметил, как с крыши вагона ветром сдуло ярко-оранжевый самолётик. Опасности от него не чувствовалось, но долг повелевал отреагировать на «нештатную» ситуацию. Он подобрал самолёт и сунул во внутренний карман пальто.

По дороге в ракетную часть Владимир вспомнил про странный планер, достал и из любопытства развернул. Крупными черными буквами по оранжевому полю шла короткая строка: «Афганистан — ловушка». Медведев ничего не понял, и обратился к старшему их группы:

— Тащ полковник, разрешите обратиться (при исполнении все члены группы обращались друг к другу строго по уставу).

— Слушаю вас, майор. — Полковник Рябенко был доволен сегодняшней работой его группы. Работа группы проходила в штатном режиме, подопечный вёл себя хорошо, беспокойства охране не доставлял.

— Тащ полковник, тут с крыши вагона слетело… — Медведев протянул пойманную записку.

Тот прочитал надпись, которая ему тоже ни о чём не говорила, заглянул с обратной стороны, посмотрел листок на свет. Ничего не обнаружил и вернул Медведеву.

— Товарищ майор, не вижу ничего опасного в этом листочке, выбросьте его в ближайшую мусорку. Мало ли в нашей стране сумасшедших. Как этот листок попал на крышу — гораздо интереснее. Вы не видели?

— Никак нет, товарищ полковник!

ГЛАВА 10. ДОМ С МЕЗОНИНОМ

Июнь. Томск. Борис, 213 группа. Егор Лигачёв.
Наша группа с 19 июня в Томске на обмерной практике, Для любого проектировщика не только архитектора, умение правильно выполнить замеры, отрисовать кроки объекта, очень нужное умение. За две недели три наши бригады должны выполнить обмерные чертежи трёх старинных томских домиков. И представить их для проверки специалистам «Томскреставрация». Практика будет защитана, только после их положительной оценки.

Поездка в Томск важна для меня ещё по одной причине. Томский обком партии возглавляет сравнительно молодой номенклатурщик Егор Лигачёв, которому нет еще 58 лет. Как на него выйти, я понятия не имею. Ведь от чиновника такого высокого ранга до простого студента — непреодолимая пропасть. Шанс есть, ведь мы окажемся в одном месте, но этот шанс весьма невелик.

В понедельник после пяти часов дороги, мы вываливаемся из общего вагона поезда «Бийск — Томск». Мы — это я, Паша, Борис Меньшиков и девчонки из нашей группы, которые живут в городе. Отпуская грязные шуточки, мы кое-как втискиваемся в переполненный троллейбус, идущий как раз до Томского политеха. Там должна собраться вся группа.

Павлов опаздывает. Я, как комсорг группы, решаю действовать самостоятельно. В ректорате узнаю, куда нас поселят, получаю записку от проректора по хозчасти и веду команду в указанном направлении.

Хорошо, что общага оказывается в двух шагах от института.

Тётка в синем халате и разношенных шлёпанцах предпенсионного возраста, — комендант Клавдия Ивановна. Она выдала нам ключи от комнат. Окинула нас подозрительным взглядом и повела в каптёрку.

— Готовить в комнатах нельзя, только на кухне. — Грозным тоном вещает комендантша. — Курить в комнатах нельзя. Спиртное ни-ни! Парням находиться в женских комнатах после одиннадцати нельзя, ни под каким видом! Имейте в виду, что студком иногда устраивает внезапные ночные рейды по комнатам. Если застукают кого, не пожалеют.

— А девушкам в мужских можно? — самым невинным голосом любопытствует Вера Лебедь. — Вы же знаете, Клавдия Ивановна, как нам девушкам так иногда хочется крепкого м-м-м… чаю, особенно по ночам.

— Знаю я ваши чаи-кофеи, — ворчит комендантша, — вам бы только шашни крутить. Девушкам — тоже нельзя!

— Надо бы Павлова раскрутить на пиво, — подаёт голос Самарович, — чтобы не опаздывал.

— Раскрутим, куда он денется, — поддерживаю я приятеля, — сейчас нам надо с бытовухой закончить и ехать в «Томскреставрацию». В обмерах мы с вами уже мастера, знаем, что дело простое.

— Борька! Кончай строить из себя большого начальника — без тебя знаем. — Пашка сердито ворчит на мои поучения.

В самом центре Томска, прямо на площади Ленина, в здании бывшей товарной биржи расположилась контора реставраторов, созданная всего два года назад. Там нас встретил Валера Блинков.

— Разместились? Всё в порядке? — спрашивает он меня. — Я тут уже со всеми всё обсудил, объекты получил. Вы — первые прибыли, вам и выбирать из четырёх домиков. Я бы порекомендовал домик рядом с общагой. Во-первых, ездить не надо, во-вторых, это классика, хоть и в дереве, а значит чертить меньше.

— Валера, а нам экскурсию можно будет устроить? — Инна Ромашкина не хочет полагаться на мнение этого недотёпы, хоть он аспирант и без пяти минут кандидат наук. — Хочется своими глазами посмотреть, что эти домики из себя представляют. Я никогда в Тосмке не была.

— Сегодня после обеда поедем на обзорную. Пойдёмте, я вам камералку покажу. Там вы будете готовить показуху [162] для зачёта. Только просьба есть у реставраторов. Бардак не устраивать! Через дорогу Обком. В любой момент кто угодно из секретарей может заглянуть. Увидят бедлам — урежут финансирование.

— А обед здесь когда? — Наташка Пахомова всегда интересуется вопросом на тему чего-нибудь перекусить, — до столовки далеко? Или нам лучше самим готовить, а сюда с собой носить?

— Я обедаю в обкомовской столовой, туда после двух часов пускают с улицы. Готовят хорошо и недорого. Самим готовить — дороже выйдет.

— Валера, а ты нами все две недели будешь командовать?

— Нет, даже не надейтесь, сегодня уеду. Приеду к завершению, буду на зачёте от кафедры. Но тут слово за «Томскреставрацией», они надеются получить пригодный продукт, чтобы можно было использовать ваши чертежи для своих проектов.

Тут меня опять осеняет! Если реставраторы хотят получить продукт, то они должны будут заплатить. По существующим расценкам. В реставрации расценки очень даже не плохие. — Я опять намекаю Валере на этот факт.

— Боря, вот что ты за человек! — в сердцах ворчит Блинков. — Почему тебя всегда так волнует вопрос денег? Я же знаю, сколько ты на самом деле зарабатываешь.

— Валер, ты не прав! — Вступает в разговор Меньшиков. — Какая разница, сколько я зарабатываю в другом месте? Если я здесь делаю что-то, что полагается оплачивать, то справедливо будет мне положенное выдать. Если положено, но не выдано, значит, эти деньги украдены.

— Вы оба меркантильные и жадные, но правы, конечно. Досадно, но я совсем выпустил это из виду. Вам самим придётся с директором «Томскреставрации» об этом договариваться. Вы расценки лучше меня знаете, и торговаться научились… А я простой аспирант и не хочу всякой бухгалтерией заниматься. И вообще, деньги это пошло!

Тем временем к нам приближается седой дедушка с тросточкой и больших роговых очках. Несмотря на почтенный возраст, идёт он бодро.

— Дрейзин Элиазар Израилевич, — представляется он скрипучим тенорком, — главный архитектор проектов «ТомскГИПРОТранса». Пройдёмте, мои юные друзья, вон в тот дивный экипаж. Сегодня я буду вводить вас в транс рассказом о славном городе Томске и его архитекторах. Правда, смешно — «ГИПРОТранс» вводит в транс?

Наша компания к этому времени пополнилась прибывшими сокурсниками до полного состава. Мы проходим к старенькому экскурсионному ЛИАЗу. Внутри пахнет пылью, бензином и раскалённым кожзамом пассажирских сидений.

— Когда мы издали книжку про деревяшки Томска, нам её заказывали даже из Москвы и Ленинграда! — Важно подняв указательный палец вверх, Дрейзин начинает свой рассказ, — Но даже самый распрекрасный альбом проигрывает осмотру живых домиков.

Вам очень повезло, мои юные друзья! Деревянная архитектура обладает одним неприятным свойством. Она недолговечна. К тому же наши деревяшки расположены в центре города, что рано или поздно приведёт к их сносу. Возможно, какие-то из них будут отреставрированы, какие-то перенесены на новое место, но 90 % будет снесено. Что тут поделать, город — живой организм, он должен развиваться, отбрасывать устаревшее, лечить заболевшее, наращивать новое.

Под бодрую болтовню старого архитектора, мы объехали весь город. Останавливались в наиболее интересных районах. Посмотрели и Елань, и Татарскую слободу, и Уржатку и много чего ещё. Все в восторге. Лекция Элиазара Израилевича тоже всем понравилась. Смущала только, его позиция в отношении старой застройки. Прямо как в партийном гимне: «Весь мир насилья мы разрушим, до основанья…». Страшные люди эти советские архитекторы. Мало того, что строят сплошные сундуки, так ещё и всё старое норовят под корень извести…

— Мужики, а чего это вы не чешетесь по поводу сегодняшнего вечера? — вдруг заявила Наташка Пахомова, — хотите замылить такой важный этап, как праздник начала? Так дело не пойдёт. Скидываемся сейчас по трояку. Ты, Павлов, берёшь деньги и мухой в магазин. Я думаю, трёх бутылок агдама нам хватит. Ты, ты и ты, — она нагло тычет пальцами в оставшихся, — берёте остальные деньги и бегом на рынок. Купите там овощей и мяска какого-нибудь, лучше свинины нежирной, она готовится быстро. — Она замерла на мгновение, что-то рассчитывая, потом подняла глаза на нас и с удивлением в голосе продолжила, — а почему вы ещё здесь? Я же скомандовала — бе-гом в ма-га-зин. Что не понятно?

Мои усилия объяснить, кто здесь начальник, были подавлены в зародыше. — Ты, Рогов, будешь командовать на объекте. Рабочий день закончился. Поэтому заткнулся и бегом вместе с Самаровичем и Меньшиковым за продуктами.

Первый вечер обмерной практики прошёл в упражнениях по измерению глубины и диаметров стаканов выпитого портвейна, которые позже приобрели элементы эротики. Я старался не пить много, усиленно делая вид, что пью со всеми наравне. Благодаря этому удалось через час улизнуть из гоп-компании. Ни одна из наших барышень не вызывала у меня нежных чувств. Прогулка по вечернему Томску была приятнее.

На следующее утро нам были выданы рулетки и нивелир с рейкой, для точного определения вертикальных отметок. Мы разбились попарно, и каждая пара взяла себе отдельный фронт работ. Подвал, уровень земли, чердак плюс мезонин. Я, как бригадир взял на себя общее руководство процессом и помощь Павлову с Пахомовой, которым достался самый большой участок.

— Наташ, крепче рулетку держи! — Кричит Серёга, прижимая пластиковый корпус к полу. — Диктуй, я записываю.

— Три сорок пять.

— Ты не в метрах считай! В миллиметрах сразу говори, а то потом замучаемся цепочки сводить.

— Как скажете, сэр. Три тысячи четыреста пятьдесят три.

— Вот! Теперь правильно.

Такая перекличка слышится со всех углов обмеряемого домика.

Бедные хозяева домика не знали, куды бечь от бригады лихих обмерщиков, которые как стая ворон налетела на их жилище, и бегает с рулетками, блокнотами и карандашами по всем углам. Им напели, что как только будет сделан проект реставрации, и его утвердят в горисполкоме, так им сразу квартиру дадут, такую же по метражу. Ради этого люди готовы потерпеть не только студентов, но, наверное, даже каких-нибудь инопланетян с их боевыми треножниками.

Иногда я подменяю Самаровича, который время от времени берётся за аппарат, чтобы зафиксировать не только сам объект, но и нашу бригаду в трудовом порыве. Это он правильно придумал, потом из этих фотографий можно будет сделать и фотоиллюстрации для отчёта, и репортаж для газет.

— Паш, ты до конца практики сможешь что-нибудь напечатать?

— Я, нет! Ты, думаешь, я Геракла какая? Нет, я простой бедный студент и не хочу надрываться. Поэтому вся обработка — только дома, когда вернёмся.


К пятнице с обмерами покончено. Результат — огромная куча почеркушек, разобраться в которой, казалось, не было ни какой возможности. Тем не менее, в субботу мы приступили к вычерчиванию. Посовещавшись, решили сдать зачёт пораньше, чтобы быстрее сорваться на каникулы.

Чертить в кабинетах «Томскреставрации», где кроме канцелярских столов других чертёжный инструментов не наблюдалось, было неудобно. Сколачивать подрамники ради недели работы тоже желания не было. Поэтому ограничились методом «на глазок». Получалось херовато. Если не сходились размерные цепочки несчастного домика, приходилось бежать на место и заново перемеривать Мы же верили, что наши чертежи могут пойти для реставрационных работ. Я, хоть и знал, что никуда эти обмеры не пойдут не хотел портить друзьям радость хорошо сделанной работы. Деньги выделенные на реставрацию Томска будут пущены на Олимпийские игры, после которых начнётся падение цен на нефть и политика жёсткой экономии на культуре в том числе.

— Почему бригада опаздывает к началу рабочего дня? уже десять часов утра, а вас ещё нет. — Встретил нас однажды в среду какой-то бородатый мужик в толстых очках.

— Мы вчера ушли отсюда в десятом часу. Нам так удобнее работать. А вы кто такой? — перешёл в наступление Серёга Павлов.

Мужик словно не слышит и продолжает начальственным тоном.

— Сегодня сюда собирается зайти сам Егор Кузьмич Лигачёв, знаете, кто это?

— Ну, насколько я помню, — я пытаюсь не уронить честь политически грамотного товарища — Лигачёв первый секретарь Томского обкома. Что ему тут надо? Тут же кроме студентов-практикантов нет никого.

Когда Егор Кузьмич придёт, мы не знаем но будьте на месте весь день. Его кабинет из вашего окна виден. Вы тут хотя бы порядок наведите, а то как в свинарнике… — последние слова мы слышим уже на лестнице. Непонятный бородач с топотом спускается по ступенькам.

— Интересно, — Инка Ромашкина, вступает в разговор, — эта шишка пешком придёт, или на лимузине с кортёжем прикатит?

— Как-то не солидно пешком. Наверное, на лимузине. — Рассуждает Павлов. — И с эскортом мотоциклистов.

Пахомова в это время стоит у окна и смотрит на площадь Ленина — огромное пустое пространство метров сто пятьдесят на сто пятьдесят. В лучах утреннего солнца она выглядит знойной пустыней, потому что на всем её протяжении нет ни клочка тени. Только газоны, заросшие чахлыми цветочками, простираются от одного края площади до другого.

— Тихо! — Наташка останавливает внезапно нашу болтовню, — смотрите! Вон, какая-то делегация по крыльцу спускается. Человек десять не меньше. Вдруг и правда, к нам. А ну-ка мальчики и девочки, давайте хотя бы видимость порядка создадим.

Как мы не старались, но вынести мусор из комнаты не успели. Павлов с охапкой бумаги, приготовившийся уже бежать по коридору, замер перед дверью, услышав топот ног на лестнице.

— Давай, всю эту фигню на шкаф запихаем. Никто ничего не заметит, — Борька Меньшиков подходит к делу творчески.

— А если всё это сверзится, прямо на бошки этих начальников? — задаёт вопрос Серёга, уминая расползающуюся кучу мусора.

— Значит такова судьба. Мы сделали всё, что смогли.

Только Павлов успевает спуститься со стула, как дверь распахивается и на пороге опять появляется мужик в бороде.

— Вот тут у нас работает бригада практикантов, которая занимается домом с мезонином. Это памятник деревянного зодчества в стиле классицизма. Адрес — Герцена, 31. — Бородатый жестом приглашает разношёрстную публику войти в нашу скромную обитель.

Первым порог переступает крепкий седой дядька в сером летнем костюме. Это и есть будущий автор антиалкогольной компании и второе лицо партии — Егор Лигачёв. За ним протискиваются остальные. У нас на столах, кроме раскиданных со вчерашнего вечера листков с кроками [163], ничего нет.

Лигачёв первым делом проходит к окну и, усмехнувшись, словно снайпер выбирающий позицию, оглядывает открывающуюся из окна перспективу площади. Потом как-будто возвращается к действительности.

— Значит, говорите, готовите к реставрации дом по Герцена… Хорошо. Давайте посмотрим. В какой стадии работа? — обращается он к бородатому.

— Пока только в самой первой. Студенты выполняют обмерные чертежи. Фиксируют, так сказать, существующее положение, — У мужика по лицу струится пот, а руки ни как не находят места.

— А что, в таком виде и будут выдаваться чертежи? Каляки-маляки какие-то, — один из сопровождающих чиновников брезгливо перебирает наши листочки, которые действительно после чердаков и подвалов выглядят не очень презентабельно.

— Нет, это только первоначальная информация, полученная нами непосредственно после измерений здания, — возмущается Павлов. — Мы к выходным закончим, вот тогда приходите. Всё вам покажем и расскажем.

Вся компания подходит к окну, подражая главе обкома, бросает взгляд на площадь и покидает комнату. Замыкает шествие сам Лигачёв.

Тут меня озаряет!

— Егор Кузьмич, можно вас наминутку?

— Только если действительно на минутку. — Шеф добродушен.

— Борис Рогов, Сибстрин. Я параллельно с учёбой работаю в газете «Дзержинский комсомолец». Знаю, что в сороковых вы работали в Дзержинском райкоме. Вас до сих пор там помнят. Может быть, вы найдёте минут пятнадцать для короткого интервью нашей газете? — Я выпаливаю этот экспромт и замираю в ожидании. Если откажется, то как мне его ещё достать?

— А почему бы и нет! — загорелся идеей глава области. — Помню я рабочую Дзержнку, боевые комсомольцы. Особенно чкаловцы, — представляете, каждый день по два самолёта Родине выдавали!

Небольшое интервью действительно не помешает. Завтра в двенадцать подходи к боковому крылечку сбоку здания. Назовёшь на вахте фамилию, получишь пропуск, поднимешься на второй этаж в приёмную. Думаю, что пятнадцать минут будет мало, но в полчаса должны уложиться. Только ты заранее вопросы подготовь. Хорошо бы их предварительно прочитать, но… А! Ладно, для молодёжной газеты пусть будет экспромт.

Я подготовил целый ворох вопросов. Среди безобидных вроде «какой город вам больше нравится Новосибирск или Томск?» я замаскировал вопрос, на которые не ожидаю ответа вообще, но который должен направить мысли этого действительно чиновника в нужном направлении. Ведь это в том числе и из-за ошибок Лигачёва перестройка приобрела столь катастрофический характер. Его мотивы близки и понятны, но ставку он сделал не на тех.

— Проходи, Егор Кузьмич тебя ждёт. — Секретарша указывает мне рукой на дверь, дежурно улыбнувшись.

— Борис Григорьевич, если я не ошибаюсь? — с некоторым наигранным пафосом обращается ко мне Лигачёв, — проходи, присаживайся. Пообедать уже успел? Нет? Тогда может быть чаю?

— Минералки, если можно. Жарко сегодня.

— Можно и минералки, это ещё проще, вот она у меня под рукой. Наш томский источник, называется… — Егор Кузьмич повертел бутылку в руках, — «Чажемто», похоже на Новосибирскую «Карачинскую». Но хватит о постороннем, времени у меня действительно мало, в полчаса надо уложиться.

Я протягиваю тетрадный двойной листок, на котором специально выписал десяток вопросов, среди которых спрятаны и те, что должны вызвать интерес своей странностью. — Егор Кузьмич, я специально выписал вопросы, чтобы вы могли выбрать сами, сколько посчитаете нужным, с запасом, можно так сказать.

— Это ты молодец, так действительно получится быстрее. Так что там у нас? Ага! «Что я помню из периода своей работы в Дзержинском райкоме?».

На память я не жалуюсь, всё помню. Время было военное, фронту нужны были самолёты, наша задача была в мобилизации молодёжи на трудовые подвиги. Мне тогда было всего двадцать четыре годика. Был я горяч, верил в коммунизм, в Сталина, в то, что «наше дело правое, победа будет за нами». Поэтому трудно бывало только физически. Моральный фактор наоборот помогал преодолевать любые трудности.

Следующий вопрос…

За полчаса мы успели пробежать только пять вопросов. Про Китай, где Лигачёву довелось разговаривать с самим Мао Цзэдуном, про Томские деревянные домики, про сравнение Томска и Новосибирска тоже не забыли… Был там и вопрос личного характера.

Ровно в половине первого, раздался телефонный звонок. Я вопросительно поднял глаза на собеседника. К сожалению, он не успел дойти до вопроса, ради которых я всю эту комбинацию и затеял. Егор Кузьмич с сожалением развёл руками, — извини, брат, вопросы ты придумал интересные, но служба есть служба. Ждут меня в Колпашево. Нельзя опаздывать, не солидно.

Обещаю, что найду время и отвечу тебе письменно. Если не успею до пятницы, то напишу в институт. — Он протягивает руку на прощание.

— До пятницы мыть не буду, родителям похвастаюсь, что руку жал лично Егор Кузьмич Лигачёв, — шучу я на прощанье и возвращаюсь к своим в камералку.

Вечером, сидя на ступеньках обкомовского дачного домика, Егор Кузьмич читал записку. Все вопросы были понятные, кроме одного. В самом конце списка был один совсем короткий.

«Действительно ли Отто Куусинен награжден орденом Великобритании?» — Очень странный вопрос.

Куусинен был фигурой таинственной и очень не простой. Реально про самого Отто Вильгельмовича Егор Кузьмич знал только то, что был он масоном высокого градуса и в международном коммунистическом движении играл какую-то неявную, но весомую роль. Что Андропов был его креатурой на посту председателя КГБ. Но вот про орден Британии он ничего не слышал.

Лигачёв в десятый раз перечитывал этот странный вопрос и не знал, что можно с этим сделать. Можно взять этого парня «за жабры», отдать его в руки мастеров заплечных дел из КГБ и вытрясти из него всё, что он знает. Но как-то не солидно, трусостью отдаёт. А Егор Кузьмич не хотел быть трусом даже наедине с собой.

Можно вызвать Рогова к себе в кабинет и задать ему наводящие вопросы. Откуда? Кто? С какой целью?

А можно просто спустить эту бумажку в унитаз и забыть навсегда. Парень пусть себе печатает что угодно у себя в Новосибирске. Это будет головной болью тамошних властей. Так Егор Кузьмич и поступил, перекрыв себе все пути к изменению судьбы своей и страны.

ГЛАВА 11. ЯСНОВИДЦЫ И ОЧЕВИДЦЫ

7 августа. София. Аэропорт. Борис Рогов.
Реактивный лайнер Ту-154 совершил посадку в аэропорту столицы Болгарии точно по расписанию. Грозовой фронт сместился к западу. София, как будто умылась, готовясь к нашей встрече. Вечер выдался чудесным. В воздухе стоял густой терпкий запах свежескошенной травы, мокрого бетона с едва уловимыми нотками роз. В мареве горячего воздуха, поднимавшегося над взлётной полосой, колебались огни аэропорта. Больше всего этот прилёт мне напомнил Бангкок с его горячим и влажным воздухом.

По заранее намеченному плану я, как самый шустрый, бегу к стойкам паспортного контроля. Мне везёт, я попадаю в первую десятку прилетевших. Когда моя очередь достигает красной черты, появляются мои попутчики. Ещё пять минут и мы получаем штампы прибытия в наши одноразовые загранпаспорта. Леночка пребывает в полной прострации. Это её первый выезд из Новосибирска, первый полёт в самолёте, первое посещение Москвы и первое пересечение границы. Бравый полковник тоже в качестве туриста пересекает границу в первые. До этого был только в составе оккупационных войск. Заграничный опыт у него специфический.

Мы получили багаж и вышли в зал прилёта. Морозов замечает лист со своей фамилией. Его держит невысокий подтянутый брюнет лет сорока в полосатой футболке.

— Товарищ Ивáнов? Добрый вечер! — Полковник пожимает протянутую руку.

— Добр вечер! Добро дошли? Как полёт? — Мешая болгарскую и русскую речь, Иванов искренне рад встрече. — Пойдёмте в машину.

Пять часов разницы с Сибирью, ранний утренний подъём и поздний прилёт нас с Леной изрядно утомили. Вступать в разговоры не хочется, поэтому мы просто забираемся на задние сидения тёмно-синей «Лады».

Тодор, бросив взгляд по сторонам, поворачивает ключ зажигания и резко газует. Нас даже кидает друг к другу.

— Ничего, дорогие гости, — говорит наш хозяин, не поворачивая головы. — Минут двадцать и мы на месте.

— Тодор, а мы где будем жить? — Полковник переживает за организационную сторону вопроса. Он же за нас отвечает, как старший по возрасту.

— Наша семья живёт в Боровце. Есть у нас такой курорт. Может быть слышали?

— Не-е-ет! — Тянем мы с заднего сиденья.

— Значит, узнаете много интересного. Что касается дома, то у нас два жилых этажа, просторная мансарда, винарска изба, то есть склад домашнего вина, большой сад. Для вас мы приготовили две комнаты. Как вы в них будете размещаться, сами решите.

— Наверное, будет лучше, если мы с Борисом в большей комнате, а Леночка в меньшей, — предлагает Морозов.

— Нет, так не пойдёт, я не хочу одна — капризно тянет Ленка, — я хочу с Борей. Тодор, а какие мероприятия вы для нас приготовили? — переводит она тему разговора в безопасное русло.

— Программа для вас — просто шик! — Тодор и поднимает вверх большой палец. — Завтра, спите до обеда. Потом я везу вас в Софию, показываю всякие интересные места. Это же один из самых древних городов Европы! А ближе к вечеру пойдём в купальню с целебной водой. У нас прямо под городом — естественный резервуар термальных вод. Купальня не настолько популярна, как Карлсбад, или Баден-Баден, но тоже очень даже.

Послезавтра, — Рильский монастырь и прогулка по окрестным горам. Поднимемся к горным озёрам, там красиво. Если хватит времени и сил, взойдём на Марсалу, она, хоть и не высокая, но считается главной вершиной Болгарии.

В четверг я договорился свозить вас к ясновидящей Ванге. Вам же близка тема пророчеств и предсказаний?

— Здорово! — Борис, тоже подключился к беседе, — а можно прямо завтра к ней попасть?

— Нет! Что ты! Нам кое-как удалось втиснуть вас в её расписание, и то только потому, что моя жена в одном классе училась с Людой Живковой. Знаете, кто это?

— Жена, дочь, или сестра товарища Живкова?

— Дочь, она опекает Вангу от имени болгарского Правительства. Кроме того, она министр культуры Болгарии. Благодаря ей Ванге как госслужащей платят зарплату. Она и для вас постаралась, целый день только для нашей группы. Так просто к ней не пробиться. Очередь расписана на год вперёд.

После этого до понедельника будете сами себя развлекать. Гулять по окрестностям или по столице, как захотите. А в понедельник на море. Недели же вам должно хватить? У нас есть отличная четырёхместная палатка, а на побережье много кемпингов. Концерты мировых звёзд, дискотеки, ночная жизнь, то, что любят юноши и девушки во всём мире. Моя Цветка просто ждёт не дождётся, когда же сможет составить вам компанию. Она у нас страстная поклонница шумного отдыха, лучше бы учёбой больше занималась.

— А сколько ей лет? — заинтересовалась Леночка.

— Двадцать в июне исполнилось, большая уже девочка. Учится в МГУ. Радость отцовского сердца.

— А какой факультет? — продолжает пытать моя подружка.

— На журналистике…

— Здорово! Я тоже в этом году на журфак поступила. Через месяц начну учиться.

Тут в разговор вклинился Морозов. — А можно будет старшему поколению уклониться от шумной ночной жизни? Я бы поездил по местам славы русского оружия. Шипка, Плевна, Никополь и так далее.

— Конечно! Николай Иванович, вот только я вам компанию составить не смогу. Сами понимаете, дела не позволяют долго расслабляться. Через неделю я уже должен быть в Москве. Но путешествовать по Болгарии легко. Русский язык все знают, к русским «братушкам» относятся хорошо. Я бы вам советовал Велико Тырново посетить, очень красивый городок.

Так незаметно, за разговором пролетела дорога до Боровца. Салон наполнился терпким запахом еловой хвои. Стало заметно прохладнее, но закрывать окошки не хотелось. Ночная прохлада прогнала сонливость, и к дому Ивановых мы подъезжали уже готовые к новым подвигам. Навстречу нам неслись звуки весёлой плясовой. Ночную темноту разрывали звуки волынки.

— Друзья! Что же вы гостей не встречаете? — Громко восклицает Тодор, — даже как-то неловко перед ними. Они приехали, а вы тут ракию кушаете и ничего не видите?

— Что ты такое говоришь, Тошко [164]! Ну, да, мы ждали вас, решили время скоротать и сплясать «хоро», а какая пляска без ракии? — начинает оправдываться усатый мужик в широких шароварах.

— Дядько Христо, всё нормально! — Хлопает его по плечу Тодор, — но в каждой шутке только доля шутки. Гости из далека. В дороге утомились, проголодались. Надо их накормить по-нашему, по-болгарски.

— Тогда к столу, плясать потом будем, до утра ещё далеко! — шумная разгорячённая толпа направляется к большому столу, стоящему прямо во дворе. Стол просто ломится от помидоров и перцев, кабачков и кукурузы. Среди этого овощного многообразия виднеется белая брынза, румяная баранина и огромные пучки пряных трав, которых здесь тьма.

Мы втискиваемся и тут же получаем по стопке виноградного самогона, который и есть знаменитая ракия. Глоток, и по пищеводу проваливается обжигающая вспышка. Если крепость как у водки, то мы с Ленкой сейчас тут и вырубимся прямо носами в салаты.

— Тодор, мы уже сутки на ногах, может, ты нам покажешь, куда лечь, а то мы на ходу засыпаем. — Шепчу я тихонько хозяину.

— Сначала — красивый тост.

Я, собравшись с силами, встаю, поднимаю стопку с водой и с важным видом начинаю:

— Я благодарю наших милых хозяев, за то, что они смогли организовать это путешествие, за то, что Тодор встретил нас в аэропорту и привёз сюда, вас всех, за то, что пришли, хозяйку — за роскошный стол. Поднимаю бокал за дружбу между русским и болгарским народами. — Да си живы и здравы! — Опрокидываю в себя стопку с минералкой и морщусь, изображая, что пью ракию.

Мы потихоньку вылезаем из-за стола и в сопровождении Тодора отправляемся наверх. Морозов остаётся с гостями. У него разница во времени всего час, вот и пускай отдувается за всех. Тем более что старый солдат любит накатить.

Как же приятно залезть под прохладные струи после жаркого дня в самолёте, а после проваливаясь в сон на свежих простынях.

Боровец — Петрич. Посещение Ванги. 10 августа.
В четверг Тодор будит нас рано утром.

— До Петрича нам ехать больше трёх часов, встреча назначена на десять утра. Поэтому, ребятки, пьём кофе, завтракаем и стартуем.

Через полчаса мы уже выруливаем по направлению на Самоков. За рулём Тодор, или, как мы уже привыкли, дядя Тошко, рядом с ним наш полковник, а на заднем сиденье, тесно прижавшись друг к другу, расположилась молодёжь — я, Ленка, за ней Цветка.

Цветка — высокая, сантиметров на пятнадцать выше меня, длинноногая брюнетка с тёмно-карими глазами, чуть припухлыми губами и симпатичной ямочкой на подбородке. Большой рот, сделал бы её лицо отталкивающим, если бы не постоянная улыбка, демонстрирующая ровные белые зубки. Девчонка знает множество песен, причём не только болгарских, но и русских, украинских и итальянских. Хобби у неё - языки. В школе здесь учат русский и английский, а Цветка кроме того учила немецкий, потом французский, а весь прошлый год штудировала итальянский. Надеется стать журналистом-международником в какой-нибудь софийской газете. Симпатичная, общительная, весёлая, в общем, нам она понравилась.

— Цветка, а есть в Болгарии какие-то местные болгарские анекдоты? — спрашивает Ленка.

— У нас есть Габрово! — Отвечает наша новая подружка. А в Габрово есть габровцы. Это как ирландцы в Англии или одесситы в России. Про кошек без хвостов и часы на верёвочке вы знаете. Я вам сейчас новый расскажу:

— Уроженец Софии, тырновец и габровец сидят, пьют пиво. К каждому в кружку падает муха. Софиец выливает пиво вместе с мухой и требует принести новую порцию. Тырновец пальцами вытаскивает муху из своей кружки и продолжает пить пиво. Габровец вытаскивает муху, заставляет ее выплюнуть пиво, которое она успела проглотить и ею же и закусывает…

— А знаете, почему акулы не едят журналистов?

— ?

— Коллеги всё-таки…

За окном вдоль дороги тянется ровная, как стол долина реки Струмы. Только далеко на горизонте виднеется зубчатая линия Беласицких гор, отделяющих Болгарию от Греции.

За анекдотами мы без остановок доезжаем до маленького македонского села Рупите, до Греции отсюда всего километров шесть, до Югославии — двадцать пять. Здесь живёт и принимает сотни посетителей Вангелия Пандева Сурчева (Димитрова), известная на весь мир под именем «Ванга». Она в основном занимается диагностикой, довольно точно определяя заболевания и направляя их к специалистам. Иногда же начинает выдавать предсказания самого разного плана, от судеб отдельных людей, до судеб государств и даже Человечества.

Мы проезжаем насквозь маленькое село, безлюдное в это время.

— Разве Ванга не в Рупите живёт? — удивляется наш бравый полковник. — Мы вроде всю деревню насквозь проскочили…

— В Рупите, но не совсем. Живёт баба Ванга в Петриче, а в Рупите ей построили дом для приёма посетителей. Раньше рядом с Рупите было её любимое место прогулок. Может от того, что здесь кальдера древнего вулкана… — Он прерывает рассказ, чтобы припарковать свой автомобиль перед воротами в живой изгороди из кустов роз.

Из-за популярности ясновидящей сюда стекаются сотни посетителей. Администрация района стремится использовать это в интересах развития региона. Привлечение туристов в этот слаборазвитый уголок, позволяет строить гостиницы, кафе, магазины и прочую инфраструктуру гостеприимства, занимая в ней местное население. Ванге ради этого кроме оклада, приставили помощников по хозяйству. Вместе со сводной сестрой Любкой они содержат дом и сад в приличном состоянии. Слепой и больной женщине было бы трудно справляться в одиночку.

Обычно тут многолюдно, но сегодня Ванга принимает только нас. Нам на встречу выходит пожилая женщина в чёрном сарафане и сорочке украшенной вышивкой по вороту и манжетам. Это и есть Любка Гайгурова, сводная сестра Ванги.

— Здравейте, скъпи гости [165]! Ванга готова вас принять. Идите за мной — Любка приветлива, но как-то очень пристально смотрит на нашу компанию. — Кто первым пойдёт пусть не останавливается, остальные — ждите на лавочке.

— Сахар принесли? — Вдруг вспоминает Любка. Конечно у нас у каждого по упаковке аэрофлотовского рафинада. — Отдадите его бабе Ванге прямо в руки. Кто первый пойдёт?

Николай Иванович неловко пожимает плечами и проходит в дом.

— Интересно, а рассказывать о том, что нагадает баба Ванга можно? — Ленка почему-то шёпотом обращается к Тодору. — Мне наверняка захочется поделиться. Я такая болтушка.

— Наверное, зависит от содержания пророчества, — пожимает плечами наш проводник, — ведь могут быть такие предсказания, что и не захочешь никому рассказывать.

— Может тогда и ну его, это гадание? — я совершенно серьёзно обращаюсь к Ленке. — Может, лучше и не знать, что там будет в будущем?

— Н-е-е-е-т! Можно же как-то подготовиться, где надо соломки подстелить, или ещё как.

— Тодор, ваша очередь, — полковник появляется совершенно внезапно и бесшумно. Он удручён. Заметно, что общение с Вангой его не порадовало.

Зато добрый Тошко вернулся, сияющим, как медный грош. Он на ходу сворачивает какой-то клочок бумаги и, бережно положив его в карман, командует:

— Девчонки, я думаю, что вы можете и вдвоём зайти, нечего у бабы Ванги время отнимать, ей же сегодня от руководства страны выходной выписан. Она говорит, что хочет на источники сходить. Тут рядом, оказывается, горячие источники существуют. Мы же тоже туда поедем?

— Ну, дядя Тошко! Давайте всё-таки по одному. — Ленка корчит такую уморительную мордашку, что устоять не смог бы даже Доктор Зло.

— Папочка, я тоже не хочу вдвоём, — поддерживает её Цветка. — Да и много времени ты на этом не выиграешь, максимум полчаса.

В результате сначала заходит Лена, гостья всё-таки, а буквально минут через десять идёт Цветка. Обе девочки появляются румяные с горящими ушками, но довольные. Похоже, что вопросы семьи и брака они для себя решили.

Вот и мой черёд. Я открываю скрипучую дверь и следую за Любкой. По короткому коридору мы подходим к комнате Ванги. Бояться мне, нечего, но на душе неспокойно. Всё-таки Ванга не простая шарлатанка, какая-то экстрасенсорика присутствует. Хотя, может быть это всё эффект сбывающегося пророчества…

— Входи, — раздаётся голос Любки, — она готова тебя принять. Сахар клади на стол, садись на лавку, руку не подавай. Если спросит, отвечай кратко.

Светлая с большими окнами маленькая комнатка. Вдоль одной из стен стоит топчан под светло-серым покрывалом перед ним низкий столик с лавкой для посетителей. На топчане сидит грузная сморщенная старуха в чёрном платке и таком же сарафане. Запавшие глазницы, подтверждают версию о том, что глаза ей зверски выкололи. Как только я сел, Ванга закричала зычным голосом.

— Защо си дошъл? Не ти е мястото сред които живеят сега! [166]

Ванга говорит только на болгарском, поэтому с иностранцами всегда присутствует сводная сестра, как переводчик.

— Я не виноват, что оказался здесь. Так случилось. Баба Ванга, разреши мне остаться, и я открою тебе кое-что из будущего. Я не прорицатель, и с духами не разговариваю, но что-то я знаю совершенно точно. У меня для тебя даже подарок есть. Я протягиваю Любке плюшевого медведя, купленного мной ещё в Москве. Любка передаёт его Ванге. Та несколько секунд мнёт его в руках, потом откладывает в сторону.

— Ладно, хороший подарок, добрый и тёплый, оставайся молодой старик. Послушаю, что ты мне скажешь. — Она неожиданно усмехается. Любка при этом делает удивлённое лицо. Видно, что такого поведения сестры она не ожидала.

— Скажу самое важное. С Милой Живковой, твоей подругой, в восемьдесят первом году случится внезапный инсульт. Предупреди её. Она тебя послушает, а меня нет. В девяностом году арестуют её отца за «злоупотребление должностными обязанностями». За это же арестуют немца Хонеккера, а румына Чаушеску вообще расстреляют.

— Всё! Хватит! Уходи! — голос у бабки становится совершенно не человеческим. Хриплый высокий баритон вырывается у неё из груди. Внезапно она хватается скрюченными пальцами за грудь и валится куда-то вбок.

— Уходи! — Кричит мне Любка, — немедленно уходи и крикни врача. Там должен быть дежурный врач! Видишь, ей плохо! — Любка старается привести Вангу в чувство.

Я бегу наружу. Натягивая белый халат, по коридору спешит маленькая женщина в очках. Я тайком возвращаюсь за нею следом. Ванга приходит в себя: исчезала мертвенная бледность, появился румянец, вяло поднимается рука над столом. В руке кусочек рафинада. Слава богу, всё закончилось хорошо. Можно уезжать, я сделал, что мог.

Наша компания забивается в машину, и отправляется в обратный путь. По дороге я предлагаю Тодору заехать на Мелнинские пирамиды, вряд ли когда-нибудь нас занесёт вы эту чудесную и таинственную страну. У Тошко отличное настроение, он крутит баранку, в голос напевая весёлую песенку про чёрную курицу:

Закулими черна кукошка.
Ох, мэжу болнасам.
У Цветки тоже отличное настроение. Она подхватывает:

Ох, ох, ох, ох,
Ох, мэжу болнасам
Мы с Ленкой тоже пытаемся подпевать:

Ох, ох, ох, ох,
Ох, мэжу болнасам…
Так с песнями мы заехали и к Мелниковским пирамидам и к Роженскому монастырю. Монастырь заброшенный, от этого ещё больше поражает старинными фресками. Рядом с ним источник. Тодор, внезапно вспоминает, что собирался у Ванги запастись лечебной водой, и даже взял с собой канистру, но на радостях забыл.

— Рядом с таким монастырём вода тоже должна быть святая, — вполне здраво замечает он и наполняет ёмкость. Канистра двадцать литров, так что нам приходится ждать около получаса.

— Сказать, что мне Ванга нагадала? — не утерпела даже до вечера моя подружка.

— Если хочешь, то давай. — я не проявляю явного любопытства.

Лена тихо шепчет мне на ухо. — Я спросила, когда я замуж выйду, и хорошо ли буду жить с мужем. — Знаешь, что она мне ответила? Вот ни за что не угадаешь.

Где уж нам уж выйти замуж, — мне остаётся только пожать плечами, соглашаясь. — Рассказывай, я весь в нетерпении.

— Ты, — сказала эта бабка, — три свадьбы будешь играть, и со всеми мужьями, говорит, будешь счастлива. И по ребёночку от каждого родишь. А первая будет уже в этом году.

— Когда б мы жили без затей, я нарожала бы детей от всех, кого любила, всех видов и мастей… — я напеваю тихонько.

— Ты сам сочинил?

— Нет, конечно! Это Вероники Долиной песенка. А Цветка тебе не говорила, что им Ванга нагадала?

— Нет, ещё не говорила, но явно что-то приятное, вон оба светятся. — Ленка мило пожимает плечиками. В своём лёгком цветастом сарафане она смотрится просто обворожительно.

К вечеру мы вернулись в нашу резиденцию. По случаю доброго гадания Тодор устроил торжественный ужин с домашним вином и жареным кабанчиком. Первым же тостом, он сообщил, что Ванга ему нагадала долгую жизнь без невзгод и болезней. Типа, последний инфаркт был искупительной жертвой и ему теперь надо неделю походить с какой-то особой мазью и всё пойдёт как по писанному.

Вечером полковник всё-таки рассказал, что ему Ванга нагадала.

— Я, когда вошёл, сначала немного растерялся, не ожидал увидеть такую древнюю старуху. Ей же всего шестьдесят семь лет, а выглядит на все сто двадцать. Да еще эти запавшие глазницы… Я стою, а она как вдруг закричит! Да, голос такой низкий мужской, — Говори, быстрее, не тяни — говорит, резину!

— Про себя мне не очень интересно, я пожил хорошо. Заранее я планировал проверить то, что ты мне рассказывал, а как до дела дошло, так всё из головы вылетело.

Я про своих детей спросил. Наверное, это действительно для меня важнее всего.

— С дочкой всё у тебя хорошо будет, станет скоро не большим, но начальником, главное, пусть сердце бережёт. А вот с сыном… — и только она это произнесла, как вся в лице переменилась и снова заорала, как бесноватая. Да всё по-болгарски, но я и без перевода понял, что грозит моему Костику в 1984 году что-то страшное. Он говорил, что машина Ту-22 склонна к авариям, но уходить из полка не хочет. Как думаешь, Григорич, может быть всё-таки что-то можно сделать?

— Николай Иванович, я думаю, что Ванга не о простой аварии говорила. Помните, я вам позапрошлой зимой рассказывал про Афганистан? Так вот, дальников задействуют тоже, но не сразу, а только в 1984 году в Панджшерском ущелье. Может его собьют, а может самолёт попадёт в аварию.

— Сбить Ту-22 партизаны не смогут, слишком высоко ТУшки летают, а вот дефекты конструкции это у них беда. Недаром их в войсках «людоедами» зовут. Надо будет ему сказать, чтобы писал рапорт о переводе… Впрочем, это бесполезно, не будет писать.

— Лучше что-нибудь придумать, чтобы наши в Афган не совались. Я вот уже сегодня камешек в этот огород забросил. Живков, один из тех, кто сильно заинтересован в сохранении СССР. И с Вангой он дружит. Тем более перед глазами опыт спасения на пожаре. Он, Хонеккер, Фидель, а главное Чаушеску вот те люди, кто может нам помочь.

— Ладно, уговорил, будем надеяться. Спокойной ночи, Касандр.

ГЛАВА 12. ПАЛАТОЧНЫЕ ГОРОДА

Болгарская Ривьера. Борис, Лена, Цветка и Димитр. 12 августа.
Ночной поезд прибыл в Бургас ранним утром. Накануне в Софии мы обзавелись лёгкими и свободными полотняными брюками фирмы «Рила». По жаре в них бегать гораздо удобнее, чем в джинсах. По случаю зноя, вещей у нас немного и все они уместились в абалаковский рюкзак [167], который Тошко нашёл в чулане. Большую часть объёма рюкзака занимает чешская четырёхместная палатка «Skaut». Несмотря на то, что она из нейлона и довольно лёгкая, всё равно места в рюкзаке занимает изрядно. Дополнительным плюсом палатки является наличие в ней двух отдельных «комнат». В этом большая польза для нас потому, что наша компания увеличилась на одного человека. Это приятель Цветаны — Димитр, или просто Димко. Он мастер спорта по гимнастике. Как всякий гимнаст, широк в плечах и мускулист. Кроме того за лето Димко красиво загорел, что в сочетании с голубыми глазами делает его неотразимым для девушек. Единственный недостаток — свёрнутый на сторону нос, последствие спортивной травмы, но придаёт дополнительную брутальность. Даже у моей Леночки отпала челюсть, когда она увидела этого полубога.

До автобуса в сторону Варны ещё три часа, поэтому мы оставляем вещи на вокзале, а сами отправляемся знакомиться с окрестностями вокзала. Благо вокзал стоит практически на пляже. Освежившись в утренней бирюзовой благодати, возвращаемся к автобусу в сторону Варны.

Задача наша, как в песне поётся, простая… Найти кемпинг почище, да чтобы к морю поближе. Городок какой-нибудь, чтобы концерты-дискотеки, танцы-шманцы, пляжи-вернисажи имелись. Я агитирую за Обзор, там много интересных исторических мест и отличный песчаный пляж. К тому же совсем рядом всего в паре километров к югу есть местечко под названием Иракли, которое облюбовали нудисты. Минус только в том, что кемпинг расположен с северной стороны городка, то есть до Иракли топать целый час, или ловить попутку.

Впрочем, когда мы часам к десяти добрались до кемпинга, нам хотелось уже только одного — быстрее окунуться в море. Вот на счёт бирюзовости и прозрачности было не очень. Мелкий ракушечный песок курортники уже взбаламутили, и море приобрело устойчивый оттенок, который романтик назвал бы агатовым, а реалист просто бурым.

Место досталось около въезда. Ведь сейчас разгар сезона. Вся Восточная Европа съехалась на Болгарскую Ривьеру. Молодёжь из ГДР, Польши, Венгрии и Чехословакии заполняет все доступные уголки Черноморского побережья. Им, к нашей зависти, не нужно затрачивать усилия, чтобы путешествовать по соцлагерю. Купил билет и поехал. Но к чёрту пустые сожаления! Мы тоже сегодня можем себе позволить отрываться на полную катушку.

К полудню наша палатка уже украшает своим ярким оранжево-жёлтым куполом скромный пейзаж молодёжного кемпинга. Девочки навели порядок. Можно отправляться на море.

Со стороны длинного песчаного пляжа доносятся звонкие удары по мячу и выкрики игроков. Димко даже начал подпрыгивать на ходу, так ему хочется присоединиться к игрокам. Очень заводной мальчик.

— Ребята, вы как на счёт волейбола? Играть пойдём? — обращается он к нашей компании.

— Не, я ростом не вышел, поэтому лучше на тебя со стороны полюбуюсь, — отвечаю я и бегу в море.

— Лен, беги ко мне! Догоняй, я до буйков. — Кричу я своей подружке, и та с весёлым визгом влетает следом за мной. Я подхватываю её на руки и пытаюсь покружиться прямо в воде. Потом кролем устремляюсь в сторону. Лена плавает не очень хорошо, поэтому, немного поплескавшись, выбирается на песок и устраивается на нашем одеяле.

Цветка и Димко присоединяются к игрокам. Оба классно играют, оба имеют прекрасные спортивные данные, так что команда, куда они пристроились, оказалась в явном преимуществе.

Я выбираюсь из воды и плюхаюсь на живот рядом с подружкой. Прямо у меня перед глазами её гладкое бедро чуть поросшее светлым пушком. Так приятно провести пальцем… Ленка во все глаза смотрит за игрой и даже не замечает моего появления. В основном её внимание приковано к Димко. Ещё бы! Верные и отточеные движения, пружинистые прыжки, точные пасы. Леночка так увлеклась, что когда я наклонился к её ушку, она резко вздрогнула от неожиданности.

— Нравится мальчик? — шепнул я, медленно проводя рукой вдоль позвоночника от волос до крестца.

— Скажешь тоже! — Делано возмущается моя подружка, пряча за резкостью смущение. — Ну, красавчик, это да, не поспоришь. Но судя по разговору, самовлюблённый тупица.

— Зачем вы девочки красивых любите, непостоянная у них морковь… — напеваю я ей популярную песенку. — Сама то, наверное, страсть как хочешь с ним переспать? Признайся, только честно.

— Да, не буду врать, попробовать как такой мужчина в постели, я бы не отказалась. Может он лучше тебя окажется? Я же кроме тебя ни с кем ещё не пробовала, это даже обидно. Слушай, Борь, а давай мы с тобой попробуем наших друзей раскрутить на более интересные комбинации, чем один плюс один. Тебе же тоже Цветка приглянулась. Я вижу.

И мы начали составлять хитрый план…

Накупавшись, насладившись волейболом и волейболистами, слегка угорев на жарком субтропическом солнышке, в восьмом часу вечера мы отправились домой. Я, как главный знаток местного сервиса, собрался в город. С собой позвал Цветку как помощницу в общении с туземцами. В этом состояла первая часть нашего плана.

— Борис, а вы с Леной давно знакомы? — Цветка решила, что мы уже достаточно сблизились, и можно задавать скользкие вопросы.

— Знакомы мы давно, но вместе по-настоящему только с этой зимы, — мне врать не зачем. — А вы с Димой? Какой он у тебя красавчик, даже завидно.

— Хи-хи-хи, — звонко смеётся девушка, — это ты кому сейчас завидуешь, ему или мне? Познакомилась я с ним совсем недавно, когда встретились в самолёте по дороге в Москву. Он два года там учится в институте физкультуры.

— Был бы я девчонкой, то тебе бы завидовал, а так приходится Димке. Мне б такие внешние данные, все девки мои бы были. У тебя, наверное, постоянно на эту тему голова болит?

Цветка только хитро улыбается в ответ.

Кроме брынзы и овощей купили домашнего вина. Бабка, которая его продавала, позволила нам надегустироваться до нормальной кондиции. Наверное, поэтому мы и купили у неё целых два литра. Цветку, которая весь день прыгала с мячиком по песку, закачало уже после первого стаканчика. Я же чувствовал только прилив воодушевления и склонность к озорству.

Мы от вина становимся ужасно смешливы и ржём как кони даже над бородатыми габровскими анекдотами. Так сплетничая и весело хохоча, мы возвращаемся в лагерь.

К нашему возвращению в кемпинг солнце только-только приблизилось к горизонту. Народ в лагере кучковался где-то в местных кафе и танцплощадках, а из нашей палатки доносились странные звуки, похожие на приглушённые стоны.

— Борь, а где Лена и Димко? Что-то я их не вижу. — Пьяно улыбаясь, поворачивается ко мне Цветка, — и в палатке кто-то стонет. Лена поранилась что-ли?

Дальше события развиваются строго по нашему с Ленкой плану. Сначала я вталкиваю в палатку Цветку, а потом сам забираюсь туда же. В темноте ощущается только барахтанье голых тел. Постепенно они начинают двигаться в унисон. Главное для меня было в темноте не перепутать девочек с мальчиком. Зато остальным это так понравилось, что они были готовы любить друг дружку до утра.

— Лен, принеси, пожалуйста, винца, там, в предбаннике мы оставили. Сейчас оно пойдёт как нельзя лучше.

— Мог бы и сам, — ворчит подружка, но всё же сползает с меня. — Ничего себе, бутылочка! Да, тут литра два! — Она припадает губами прямо к горлышку. — Уффф! Хорошо! Только тёплое уже… Предлагаю, сейчас выпить по стаканчику и на танцы. Слышите, музыка играет, кажется «Хоп, хей, хоп» [168]. Я объявление видела, что танцуване днес с девяти. Сколько сейчас? а то мы тут о времени совсем забыли.

— Точно! Я тоже хочу на танцы! — кричит Цветка, она начала трезветь и в ней вдруг обнаружилось море энергии. — Димко, Борька! Поднимайтесь! Пойдёмте быстрее. Девочки хотят танцевать!

— Нет, девочки и мальчики, так дело не пойдёт. — Я стараюсь не терять бдительность, — от нас сейчас на пять метров сексом пахнет. Поэтому предлагаю сначала в душ, а уже потом на танцы.

— Какой ты всё-таки скучный, — ворчит Леночка, натягивая трусики от купальника. — Хотя ты прав, но… ладно бежим быстрее, а потом на танцы.

Buddy you're a young man hard man
Shouting in the street gonna take on the world someday
You got blood on yo'face
You big disgrace
Wav in' your banner all over the place.
Фреди Меркюри выдаёт свой бессмертный речитатив под прихлопывание и притопывание молодёжи. Большинство парней и девчонок заворожены жёстким ритмом и хором подпевают слова песни, хотя знают их с пятого на десятое. Песенка не очень новая, но любима во всём мире. И под неё так клёво прихлопывать и притопывать.

Квинов сменяют Иглсы со своей сладкой до приторности «Hotel California». Семиминутный медляк заставляет всех разбиться по парам и кружась на тесном поле дансинга.

Наши девочки совсем потеряли всякий стыд и кокетничают откровенно и недвусмысленно со всеми парнями подряд. Я отлавливаю за талию Леночку:

— Лен, ты чего это попкой так активно крутишь? Нам же сейчас отбиваться придётся от толпы возбуждённых самцов.

— А вот не надо было нас так жа-а-арить, да ещё и вином спа-а-аивать, — чуть заплетающимся языком заявляет подружка. — Может ты меня так завёл, что ещё хочется. Ты то уже всё, выдох… Внезапно речь её обрывается и она засыпает прямо у меня на груди.

Проснулись мы от того, что солнце так нагрело наше синтетическое жилище, что дышать стало совсем невозможно. При всей нарядности и продуманности нашей палатки, по вентиляции она проигрывала нашей перкалевой [169] «памирке». Я лежу со стороны внутреннего полога. Выпитое вчера вино оказало свое негативное действие. Голова трещит. Скорее выползти из палатки. Стоит мне откинуть полог, как я сталкиваюсь с Цветкой. Девушка ойкает от неожиданности и старается прикрыть рукой грудь. Похоже, она забыла о вчерашних приключениях.

— Доброе утро! — Приветствую я её, — как спалось после вчерашних подвигов?

— Добро, добро, — смущённо отвечает мне Цветка и скрывается на своей половине. — Голова болит! Я вчера вина много выпила.

Через секунду она уже в майке и шортиках, с любопытством интересуется, — а что было вчера? Я только помню как мы с тобой в город ходили, там вина купили и напились как лорды.

— Это пускай тебе Димко расскажет, если сочтёт нужным, — ехидно отвечаю я. — Одно могу сказать совершенно точно, мы отомстили им в полной мере.

— Кому? За что отомстили?

— А ты как думаешь? Хватит болтать, бежим купаться. Да и завтраком пора уже заняться. Знаешь сколько уже времени?

— Мне как-то всё равно, я ещё поспать хотела. Да и зачем на отдыхе на часы смотреть? Впрочем, идея искупаться мне нравится, только я купальник надену.

Время действительно уже много. Утро постепенно переходит в жаркий приморский денёк. Я набрал топляка и развёл огонь в мангале. Зажарю сейчас деревенских колбасок, да со свежими болгарскими овощами, да с брынзой…

Внезапно включился громкоговоритель кемпинга:

— Цветана Иванова, Борис Рогов, Димитр Вежинов! Разходете се, моля, към палатката на администрацията, ви очакват [170] — хрипло разносится по всему побережью громкий призыв.

— Нас зачем-то вызывают, — обращается ко мне Цветка, — интересно, как они догадались, что мы именно здесь сегодня.

— Не удивлюсь, если окажется, что сейчас по всем кемпингам такое объявление зачитывают.

— Наверное, потому что как нас ещё найти? Но если это и в самом деле так, то что-то важное случилось. Борь, сходи, спроси, чего им от нас надо. Мы же только начали отдыхать.

— Давай лучше сначала позавтракаем, а то ещё сразу начнут приставать, повезут куда-нибудь, допросы какие-нибудь учинят… Не просто же так они нас разыскивают.

Плотный завтрак, чай из собранного в окрестностях чабреца и таблетка аспирина сняли симптомы отравления. Где-то через час, мы всё-таки дошлии до будки администрации.

— Добре утро! — Я беру на себя переговоры, — нам передали, что нас тут по радио приглашали.

— Вы Борис Рогов? Если да, то скажите, в каком месте вас искать и пока можете там сидеть. Я позвоню товарищу из органов, который вас разыскивал, а как он приедет, так сразу к вам его отправлю.

— Это они меня на самом деле разыскивают, вас они объявляли просто потому, что вы со мной и через вас можно меня найти.

— А ты не сильно много о себе понимаешь? — с сарказмом в голосе спрашивает Димитр, — с чего бы наша държавна сигурност [171] вдруг тобой заинтересовалась?

— Есть с чего. Я когда с Вангой встречался, кое-что ей рассказал. А бабка ваша тесно работает с этой самой вашей ДС. И дружбу она водит и с самим Живковым и с дочкой его. Рассказала, значит, Ванга о моих словах, и заинтересовали они кого следует. Так, что я один пойду. Скорее всего, они заставят меня поехать с ними. Вы уж тут Леночку не обижайте, любите её, опекайте…

— Ты чего это, Борис, как навсегда прощаешься? Ты же ничего плохого не сделал. — Цветка озадаченно смотрит в мою сторону, пытаясь понять, насколько серьёзно я говорю.

— Это не важно, просто я могу оказаться носителем очень важной информации, а КГБ, оно, что у нас, что у вас из одной шинели Феликса Эдмундовича выросло. Запрут в каземат и будут беседу беседовать.

— Тогда давай так договоримся. Мы, если будем отсюда уезжать, оставим тебе письмо на рецепции, где и напишем, как нас искать.

Часа через полтора к нам подошёл невысокий подтянутый мужчина в усах и белой бейсболке с ярко-красной надписью «Кока-Кола». Из выреза его футболки рвалась наружу густая поросль. Руки тоже были покрыты шерстью до самых локтей.

— Поздрав [172]! — Вежливо приветствует мужик нашу маленькую компанию. — Рогов Борис? Я Стоян Боянов. Жаль, что приходится прервать ваш отдых, но моё начальство поручило мне вас доставить.

Мужик сразу выделил меня из нашей компании. Наверное, ему дали мой словесный портрет. Кабысдоха, типа меня, с атлетом точно не спутаешь.

— Видите? Всё как я и говорил. Не поминайте лихом! Леночка, передай родителям привет, если вернешься раньше меня. Может быть, меня наградят… посмертно… Это шутка.

ГЛАВА 13. НЕ ЛЕТИТ ПЕПЕЛÁЦ ПО КОЧКАМ

14 августа. Болгарская Ривьера. Вилла «Перла». Борис Рогов.
В душной и горячей «Лянча-Гамме» мы мчимся в направлении Бургаса по Черноморскому шоссе. Чем ближе к зениту подбирается солнце, тем сильнее салон машины напоминает печку. Почему итальянцы до сих пор не оборудуют свои авто кондиционерами? Американские фирмы уже лет десять этим занимаются, а Европа так и продолжает «наслаждаться» душными салонами. Позор! Вместе со мной заживо запекаются и два моих попутчика: водитель Роман и капитан Стоян. Радует одно, — расстояния в Болгарии небольшие. Миновав Бургас, я понял, что мы направляемя в приморскую резиденцию Живкова «Перла». Через час после старта, миновав дубовый заповедный лес, мы оказываемся перед забором с колючей проволокой по верху. Рядом с воротами, украшенными болгарскими львами, большие фанерные щиты с красными надписями на русском, английском и болгарском языках: «Проход и проезд строго воспрещён».

По всему, похоже, что генсек принял близко к сердцу сообщение Ванги про нашу с ней беседу и решил, познакомиться со мной лично. Я решил, что буду придерживаться версии самопроизвольного возникновения информации в моём мозгу. Например, информация приходит во время сна, но только о тех событиях, которые будут упомянуты в прессе. С одной стороны, объяснение крайне примитивное, но чего-то более складного придумать не получается. Всё равно, это лучше рассказов о межвременныхперемещениях. Если будут бить, то скажу, что от физического воздействия информация может перестать приходить совсем. Поставлю перед выбором, будут иметь сведения, что я им дам, или не будут иметь вообще.

Створки ворот гостеприимно распахиваются. Ещё пара минут пути по лесной дороге, и мы подъезжаем к трёхэтажному белому зданию, стоящему практически на пляже, но в тени высоких кипарисов. Новая резиденция главы БКП, не поражает архитектурой. Для главы государства даже скромно. «Перлу» сдали только в апреле этого года, поэтому она выглядит как на картинке: чисто белая, модернистская постройка в лучших традициях минимализма.

Отдуваясь и утирая пот с лица, мокрые как мыши, мы с облегчением вываливаемся из машины. Коктейль из йодистого запаха моря и можжевелового хвойника, после духоты салона, слегка пьянит. Мокрая от пота одежда моментально высыхает на морском ветерке.

— Извините, Борис, что заставил вас ждать, — раздаётся с высокого крыльца уверенный баритон. — Поднимайтесь, проходите в тень, сейчас сварится кофе, и мы поговорим. Вы голодны?

Пожилой мужчина среднего роста в светло-коричневых брюках и белой рубашке с коротким рукавом жестом приглашает меня к главному входу. Это Тодор Живков собственной персоной, я узнаю его по характерному длинному носу-клюву.

Миновав прихожую с хрустальными люстрами и помпезную гостиную, мы выходим с противоположной стороны здания. В густой тени азалий примостился небольшой деревянный столик.

— Милости прошу, — Живков жестом предлагаем мне сесть. — Значит, это вы спасли наших граждан? — обращается он ко мне.

— Да, было такое. Сам я их спасти не мог, я в Новосибирске живу. Но с моей подачи ветераны-лётчики сделали, что смогли. Жаль, что не получилось спасти всех сгоревших в «России».

— Да, я сам Леониду Ильичу звонил. Он мне знаете, как ответил? — Не надо лезть со всякой ерундой. — Дал, что называется, «дружеский совет» товарища по партии.

— Товарищ Живков, его тоже можно понять. Информация слишком невероятна, а её источник не заслуживает ни грамма доверия. Если предпринять какие-то действия, а ничего не произойдёт? Появятся дополнительные расходы, жалобы клиентов, разговоры в мировой прессе.

Мою речь прерывает появление симпатичной девочки в белом передничке со всем необходимым для кофе. Аккуратно, не торопясь, она наполняет чашечки густым и ароматным напитком. На столе появляются вазочки с пахлавой, лукумом, ещё какими-то неизвестными мне сладостями. Пока вся эта благодать расставляется на столике, мы обсуждаем погоду на ближайшие дни. Живков уверяет, что сушь и жара продержатся еще пару недель.

— Вот мы и подошли к главному вопросу. — Голос товарища Живкова приобретает характерную начальственную твёрдость. — Борис, что ты можешь сказать о природе своих способностей. Ладно, наша Ванга, старая полуграмотная крестьянка… Ты же человек эпохи НТР, окончил советскую школу, учишься в ВУЗе. У тебя есть какие-нибудь соображения о природе этого феномена?

— Товарищ Живков, я не могу ничего сказать по этому поводу, слишком бессистемно приходят ко мне эти «особенные» сны. Содержание их тоже хаотично. Разный объём, разная точность и наполненность. Единственное что связывает эти сведения, это то, что они проходят через СМИ, то есть все они будут напечатаны, или как-то отображены в средствах массовой информации. Такие сны отличаются от обычных чёткостью и конкретностью. Я в них читаю или книгу, или газету, или архивный документ. Как это происходит, я не знаю.

— Подожди, дорогой! Есть у нас такая современная наука! Есть в нашей Болгарской Академии наук такой Георгий Лозанов. Мы в Софии для него создали НИИ суггестологии. Там этот самый Лозанов, как раз исследует такие феномены. Он и с бабой Вангой работает. Он и с тобой с удовольствием…

— Нет, ничего такого я не слышал. Может быть, у нас такие исследования проходят как ненаучные, а может наоборот, засекречены по причине их важности для военных целей. У нас же всё засекречено, и наверное, это правильно, — я стараюсь говорить нигде не нарушая принятых в СССР норм.

— Надо тебя с ним познакомить. Давай, тебя сегодня вечером отправим в Софию. Там Лозанов тебя препарирует, мозг твой достанет и под микроскопом исследует. Чем чёрт не шутит, может, сделает сенсационное открытие.

— Вы знаете, товарищ Живков, мне такое предложение не очень нравится. Ходить без мозга, — перспектива не из весёлых. К тому же у меня с первого октября занятия в институте начинаются. А без мозга учиться будет трудно. Мне бы не хотелось бросать обучение, ради работы подопытным кроликом. Каникулы тоже прерывать не хочется. Я здесь с девушкой, которую люблю, и которая меня любит, у нас так классно проходит время в вашей гостеприимной стране.

— Давай сделаем так. Ты поедешь вечером к Лозанову. Завтра он с тобой проведёт пару-тройку экспериментов. Пока результаты будут обрабатываться, ты можешь дальше любовь крутить.

Если Лозанову удастся что-то нащупать, то я лично буду добиваться твоего переезда в Болгарию. Вместе с твоей девушкой. Только надо официально брак заключить. Учиться тут будешь. Я думаю, что… — неожиданно Живков прервал свой спич и, привстав из-за стола произнёс:

— Мила, иди сюда, сегодня у нас в гостях тот самый уникум, про которого нам баба Ванга рассказывала. — С этими словами он перевёл взгляд на меня, — Борис, познакомьтесь, это Мила, моя единственная и любимая дочь. Мила — это Борис Рогов, из Новосибирска. Это благодаря его «пророчеству», удалось избежать гибели нашему Иванову.

— Татусь, я помню эту историю, — слышу я у себя за спиной женский низкий голос. К нам подходит высокая стройная брюнетка в тёмных очках, в голубом парео и темно-синем бикини.

— Так значит это вы молодой человек попросили бабу Вангу передать то страшное сообщение? — обращается она уже ко мне.

— Да, я знаю, что вы дружите с целительницей. Помогаете ей, прислушиваетесь к её пророчествам. Я не знаю статистики о удачных случаях излечения с её помощью, но что они имели место — это факт. Вот с политикой и разными мировыми событиями у неё не очень получается.

— Как вы можете так говорить! — возмущается Людмила. — Её узкое, с тонкими чертами лицо можно было бы назвать привлекательным, если бы не длинный нос, практически один в один повторяющий папин. — А как же поражения Германии? Смерть Сталина?

— Здесь всё очень просто, технология известна ещё со времён Дельфийского оракула. Прорицатель говорит так расплывчато, что слова его можно при необходимости трактовать как заблагорассудится. Легко внушаемые люди охотно верят, остальным — без разницы.

В отличие от Ванги, я предсказываю конкретные события, в конкретные время и место, с конкретными персонами. Например, следующий год вы, дорогая товарищ министр объявите годом Леонардо да Винчи. А ровно через год 15 августа начнётся в Софии «Международная детская ассамблея «Знамя Мира». Я не знаю, что там будет, но дату открытия я видел совершенно точно.

— Вот тут вы, Борис, попались! — вдруг усмехается Людмила, — я, как организатор этих мероприятий могу перенести на неделю эти события, могу дать им другое название, и полетят ваши прогнозы в тартарары, так, кажется, в России говорят.

— Это, точно! — смеюсь я вместе с ней, — воля ваша, хозяин — барин, захотел и перенёс, или переименовал. Ладно. Я тут уже что-то рассказывал на тему этого года, поэтому сейчас вам пару событий назову, которые вы никак изменить не сможете.

Я делаю вид, что глубоко задумываюсь, как бы погружаюсь в воспоминания. — Вот! Сегодня у нас какое число? 16 августа? Правильно. Завтра в Кабуле по приказу Тараки будет арестован министр обороны Абдул Кадыр. Был у меня в прошлом декабре такой странный сон. Давайте подождём до завтра и вы сами убедитесь.

Подождите всего один день, и убедитесь в точности моего прогноза…

— Борис, а почему новость именно из Афганистана? Это же какие-то дикие задворки цивилизации.

— Милая Мила, я и сам этого не знаю, просто про эту страну мне идёт много информации. Раз в неделю это минимум, я вижу сны именно про Афганистан.

— Милко, — к разговору подключается Живков старший, — я предложил Борису какое-то время пожить в Болгарии, чтобы исследовать с помощью доктора Лозанова этот его феномен…

— Мне, идея понравилась, — подхватываю я его слова. — Но мне всё-таки хотелось бы завершить некоторые свои дела.

— Наверное, ты прав! Это моя южная горячая кровь играет. Всё хочется быстрее… Нет в нас, в болгарах, нордической выдержки.

— Товарищ Живков, неделя, или две, или даже пара месяцев ничего не решат. Доктору Лозанову надо будет подготовиться к исследованиям, собрать коллектив, продумать и написать программу экспериментов. Согласовать её с вами или ещё с кем-то из руководства. Добиться выделения финансов.

Живков кивает, — на оргвопросы уйдёт никак не меньше месяца. Давай, ты сегодня у нас здесь переночуешь, а прямо с утра капитан Боянов в Обзор тебя отвезёт. Догуляешь свои каникулы, вернёшься домой, все свои дела закончишь, а мы пока официальное приглашение подготовим. От БКП, через Леонида Ильича. Я думаю, он не откажет в такой малости. Хотя тут могут заинтересоваться парни Андропова. Какую причину придумать, чтобы нам тебя захотеть?

— Лучше всего было бы сделать так, чтобы это КГБ само меня отправило с какой-то миссией в Болгарию. — Я усмехаюсь, — но это фантастика даже не научная. Придумайте что-нибудь.

— Не знаю, не знаю… может и не такая уж и фантастика. — Бормочет Живков себе под нос. — Ты в институте какую-нибудь общественную работу ведёшь?

— Комсорг группы и в комитете комсомола факультета работаю.

— Вот и прекрасно! Приедешь в порядке обмена. А сегодня ты составишь компанию одному старому и больному главе государства и его красавице принцессе.

Мы беседуем ещё целый час, придумывая, как нам побороть спецслужбы. Естественно, что я не упускаю случая поплавать в море. Всё-таки сидеть в ста метрах от кромки прибоя и не нырнуть — выше моих сил. Водичка в море прогрелась до +28 градусов. Людмила иногда составляет мне компанию. На удивление, она неплохо плавает.

Я едва угнался за худенькой женщиной. Это напомнило мне о существовавшей в эзотерических кругах версии её гибели. Любители Рерихов, Блаватской и прочей мистики почему-то не нравилась официальная версия смерти от инсульта. Этой компании всегда мерещились происки инопланетян.

В общем, я решаю рассказать Людмиле о других событиях, о которых Ванге не рассказывал:

— Людмила, можно к вам так обращаться? Как-то слова «товарищ министр» на пляже не очень уместны.

— Конечно, можно! — игриво восклицает член политбюро БКП. — Можно даже просто Мила, особенно на пляже.

— Мила, вы мне искренне симпатичны, поэтому хочется вас предостеречь. Ванга уже рассказывала о моём предсказании относительно вашей внезапной гибели?

— Нет, ничего такого она не говорила. Только сказала, что Союз распадётся, что папу арестуют, кажется, Чаушеску расстреляют. Честно говоря, мне бы не очень хотелось знать дату своей смерти… Может не надо?

— Мила, с этим делом всё не просто. Мне кажется, что это в старости не надо, а в вашем возрасте, с вашими возможностями и вашими грандиозными планами, вероятное событие знать нужно, тем более, в случае его проявления, пострадает дело вашей жизни. Очень велика вероятность, что 21 июля 1981 года в бассейне вашей резиденции в Бояне вы внезапно скончаетесь от инсульта. Инсульт — версия официальная. Она не подтверждается другими данными. Поэтому вам, наверное, было бы лучше поберечься в 1981 году. Найти женщину похожую на вас, сочинить какой-нибудь маршрут по Тибету или Гималаям, а сами спрячтесь в каком-нибудь монастыре инкогнито. Поживите годик. А потом продолжите великое дело — формирование «всесторонне развитого человека».

— Нет! Так делать нельзя! У меня много важных культурных программ, «Знамя мира», детские мероприятия. Как это всё будет без меня? Нет, нет и нет!

— Не могу с вами согласиться. Эти замечательные начинания держатся только на вас, на вашем энтузиазме. Подумайте сами, что лучше, перерыв на год и потом пусть трудное, но всё-таки продолжение, или полное забвение?

Людмила внезапно замолкает. Дальше до беседки мы идём молча. Горячий песок обжигает ступни, но мне неловко после таких выступлений, вдруг прыгать по песку.

— Борис, а ты не скажешь, что с моими детьми будет? — вдруг меняет тему мадам Живкова.

— В том же сне про вашу гибель было кратко и про ваших детей. Евгения будет успешным модельером, одним из лучших дизайнеров одежды, а вот Тодор займётся какими-то делишками, даже будет осуждён за соучастие в изнасиловании. Я преднамеренно сгущаю краски, чтобы воздействие было сильнее.

— Ох, зачем я вас об этом спросила! — Людмила рефлекторным жестом прикрывает губы. — Лучше этого не знать. Но, может быть, тебя послал бог? Может, это сигнал, чтобы я больше заботилась о детях…

— Как там у Николая Рериха: «Нам всем не хватает дисциплины духа и чувства меры». Я буду надеяться, что у вас всё сложится в этот раз хорошо. А вам мой совет — тормозите!

— Борис, ты очень необычный человек, давай я дам тебе мой персональный телефон, чтобы ты мог сразу сообщать содержание своих снов. Если меня не будет, говори на автоответчик. Я тебя найду. Только говори, как-нибудь иносказательно, наши телефоны прослушиваются. — С этими словами она скрывается в глубине виллы, но вскоре возвращается с визиткой. — Смотри не потеряй! А мне пора работать. Я вечерним поездом возвращаюсь в Софию.

В общем-то, на этом моя встреча в верхах завершилась. После кофе с мелбой [173] Живков показал мне новую резиденцию. Я, чтобы поддержать расположение «царя Тодора», нахваливаю его вкус и щедрость.

Мирно беседуя об интерьерах, архитектуре, строительстве, мы обходим всё здание. Наконец на третьем этаже товарищ Живков открывает передо мной дверь комнаты, оборудованной по типу гостиничного номера. Двуспальная кровать, телевизор, мини-бар, что ещё нужно чтобы провести ночь?

— Борис, можете смотреть телевизор, гулять по окрестностям, купаться в море, читать книги в библиотеке, там есть свежая пресса. Из Москвы нам доставляют «Правду», «Известия». Только за пределы виллы я тебя прошу не выходить.

Остаток дня прошел в праздности. Вечером Живков поехал проводить дочь в Софию, поэтому ужинал я в компании охранников и персонала резиденции. При чужом человеке парни и девушки вели себя крайне сдержанно. Они как-то странно обсуждали своё место работы, рассказывая друг другу о том, как им повезло работать рядом с таким великим человеком.

Чем-то это мне напомнило пока не снятый фильм «Кин-дза-дза». В конце концов, мне наскучило это проявление верноподданничества, и я ушёл к морю. Море было прекрасно. Наверное, оно помогло мне поймать очередную идею, что можно будет сообщить товарищу генеральному секретарю завтра. На этот раз никакой политики, только история с археологией. Я пока не представляю, как это может отразиться на будущем, но как-то отразится, поскольку история — прежде всего политика, и только потом всё остальное.

Утром, после морских процедур, которые улучшают и без того прекрасное настроение, я пью утренний кофе с товарищем Живковым.

— Товарищ Живков, я не знаю, что повлияло, может здесь у вас место какое-то особенное, или «солнце, воздух и вода», но у меня сегодня был тот самый сон, специфический.

В газете «Комсомольская правда» за 15 апреля 2003 года напечатана статься об открытии для туристов комплекса Беглик Таш и о его чудесных акустических свойствах. Духовые инструменты как-то там резонируют с древними мегалитами, в результате имеет место оздоравливающий эффект.

— Чакай [174]! Стой! Подожди, не спеши. Всё-таки русский для меня не родной, — Живков делает рукой останавливающий жест. — Начни сначала и медленно.

— Где-то здесь недалеко от «Перлы» есть мегалитический комплекс. — Я стараюсь говорить размеренно. — Его открыл какой-то чех по фамилии Иличек в прошлом веке, но исследований там не проводилось. Археологи получат туда доступ только, когда будет снят режим с заповедника и виллы.

— Борис, а давай сегодня сходим сами и посмотрим этот комплекс. Ты же не торопишься, я надеюсь.

— Как мы его найдём? В газете ни координат, ни карты не было. Найти можно только тем, кто знает, где он находится, или с вертолёта. Только отдельные камни выходят на поверхность и сверху его трудно отличить от естественных скальных выходов.

— Жалко! — Живков с досадой хлопает ладонью по колену. — Но ничего, мы направим наших учёных на правильный путь.

Вдруг лицо главы Болгарии становится серьёзным. — История это, конечно, важно и интересно, но я сейчас вспомнил, что Ванга рассказывала про нашу семью и, кажется, про Чаушеску? Это гораздо актуальнее. Рассказывай. Я готов. Ты на самом деле владеешь странным даром.

— К сожалению, не могу вас порадовать. В 1989 году по странам Восточного блока прокатится волна переворотов, или как их назовут в мировой прессе «бархатных» революций. Бархатных, по причине мирного ухода от власти коммунистов. За всем этим «бархатом» будет стоять КГБ и лично Андропов. Ваши местные либералы вас арестуют, обвинят в растрате государственных средств. Будут настаивать на расстреле. Ограничатся пятью годами тюрьмы. В тюрьме придётся посидеть Хонеккеру. Чаушеску расстреляют мятежники, причем, вместе с женой. Поляки, чехи и венгры более или менее спокойно, без перетряхивания грязного белья уволят своих вождей. Югославия развалится на отдельные воюющие между собой мелкие страны. Социалистическими останутся Китай, КНДР, Вьетнам и Куба. Как-то так.

— Какие ужасы ты рассказываешь! — Пожилой мужчина медленно стягивает с носа тяжёлые роговые очки и начинает тщательно протирать их. Делает это минут пять. — С Югославами всё понятно. Три враждебных религии в одной стране — бочка с порохом. А в Албании как будут идти дела?

— После смерти Мао товарищ Энвер Ходжа полностью закрыл страну и про неё ничего мне не попадало. Если что-то будет, то я могу через Людмилу вам передавать.

— Это хорошо! Значит, она оставила вам свой телефон? Она очень умная девушка, знает, что мои номера на постоянном контроле. Кстати, какова судьба её и её детей.

— Я рассказал ей то, что видел во сне ещё дома. Боюсь, что Людмила не прислушается к прогнозам. Чувство долга возобладает над самосохранения и она не убережётся. Я думаю, было бы хорошо, если бы вы настояли бы на её прикрытии в 1981 году.

— А что случится, если этого не делать?

— Официально — смерть от инсульта в резиденции «Бояна» 21 июля 1981 года. Неофициально — происки спецслужб, которые начали её травить малыми дозами, что привело к состоянию похожему на инсульт.

— Какой смысл её убивать? Девочка же вне политики. Самосовершенствование, раннее развитие детей, культура в массы, всё очень даже вписывается в программу строительства коммунизма.

— Это с точки зрения отца. А с точки зрения старых идиотов из политбюро всё это заигрывание с чуждой идеологией, потакание сектантству и всяким идеалистическим течениям, что, по их мнению, может привести в лагерь империалистов.

— О, боже мой! Какая чушь! — вдруг вырывается возглас у главы БКП. — Хотя риторику не узнать трудно. Так ведь и формулировали в далёкие тридцатые годы. Что же ты ей присоветовал?

— Найти похожую женщину-двойника. Организовать экспедицию по стопам Рерихов в Гималаях. Раструбить, что Людмила Живкова едет искать, ну например, Шамбалу. Торжественно при массовом стечении публики проводить экспедицию. Сама же Людмила в это время может пожить инкогнито в каком-нибудь монастыре инкогнито. В 1982 году в СССР начнутся перестановки, и никому не будет до неё никакого дела как и до Болгарии вообще.

Спасибо за заботу о дочке. Я думаю, что пока ты будешь житьу нас, ты придумаешь что-нибудь и получше. Давай на этом остановимся. Сейчас я вызову машину и тебя капитан отвезёт туда откуда забрал.

ГЛАВА 14. ВЕСЕЛО И ШУМНО

16 августа. Курорт Обзор. Борис, Лена, Цветка и Димитр.
— О-о-о-о! Борька вернулся! — меня встретил визг обрадованных девчонок, когда я появился во дворике маленького домика на улице Ивана Вазова, дом 15. Именно так было написано в записке, которую мне отдали в администрации кемпинга. На всё той же голубой «Лянче», раскалённой как мартеновская печь, я доехал до утопающего в густых зарослях винограда, невысокого белого домика под красной черепичной крышей.

Девочки, заметив моё появление, издали боевой визг и кинулись на встречу. Ленка прыгнула мне на шею, обдав ароматом горячего девичьего тела. Миг и её сладкие от арбуза губы сливаются с моими.

— Вы тут на арбузы налегаете? Мне, надеюсь, оставили? А то у этих глав государств только кофе вёдрами пьют.

— Там в саду такая шикарная беседка, тенистая, с цветочками, мы там сидим, жару пережидаем. Про тебя разговариваем. — Ленка чуть отстраняется и заглядывает мне в глаза со значением.

— Интересно, о чём это вы без меня обо мне сплетничаете?

— Ты же понимаешь, что после позапрошлого вечера у нас уже нет секретов. Мы поэтому и в домик решили перебраться. В палатке всё-таки такими вещами заниматься и тесно, и жёстко. А тут мы сняли целую комнату метров пятнадцать.

— Ну, вы, блин, даёте! — я даже удивился такой скорости развития событий. Эротические утехи, это прекрасно, но спать то тоже надо. Я б прямо сейчас придавил на массу пару часиков.

— Не ворчи, как старый дед, домой приедем и выспимся, а здесь будем развлекаться. Пошли уже арбуз лопать! Димка — мастер выбирать. Он вчера такой сладкий притащил, я таких никогда не пробовала.

— А ещё чего он мастер? — хитро улыбаюсь я продвигаясь за своей спутницей в глубину сада. Её белое платьице в синюю полоску резко выделяется на фоне садовой зелени. Воздух пропитан тяжёлой и влажной духотой.

— Дима, конечно, парень фактуристый. Тут тебе до него далеко, — подначивает меня моя подружка, но вот, что касается мастерства, то тут ты ему сто очков дашь. Тут он тебе не конкурент.

Вот мощеная брусчаткой тропинка заканчивается у большого стола под виноградной лозой. Большие матово-чёрные гроздья свисают из яркой зелени разлапистых листьев. На столе разрезанный пополам огромный килограмм на пятнадцать арбуз источает характерный запах свежести. Над лужицами сока и над рубиновым срезом жужжат крупные пчёлы.

На широкой лавке сидит Димитр с большим ножом в руке. На нём никакой одежды, кроме джинсовых шорт не наблюдается, что позволяет ему демонстрировать атлетическое телосложение.

Мы с ним обмениваемся крепким мужским рукопожатием. Я подхватываю сочный ломоть и усаживаюсь за стол.

— Вина выпьешь? — обращается ко мне Димко. — Мы вчера у наших хозяев пару литров самодельной купили. Выпили только половину. Отличное домашнее вино Хозяева говорят, что это купаж из главным образом мискети, но есть памид и мавруд.

Рубиновая жидкость легко побулькивая льётся в большой стеклянный стакан. На поверхности собирается розовая пенка. Я поднимаю вино на уровень глаз и смотрю сквозь него на солнце. Свет преломляется в прозрачной живительной влаге и розовым отблеском ложится мне на руку. Нос улавливает пряный аромат с оттенками вишни и смородины.

— Ну, за ваше здоровье! Как здесь в Болгарии говорят, оно само за себя не выпьет! — Я отхлёбываю добрый глоток. Вино и, правда, очень хорошее.

Мои спутники делятся со мной деталями событий последних суток. В свою очередь я рассказываю им о своём общении с главой их государства, с его дочерью и о впечатлениях от резиденции «Перла».

— У меня для вас друзья мои маленький сюрприз. Товарищ Живков уговорил меня поучаствовать в серии экспериментов в институте суггестологии. Нам с Леной сделают приглашение на год от академии наук. Так что мы сможем продолжить наше приятное общение. Поэтому следующий тост за дружбу, плавно переходящую в любовь!

— Жаль, но продолжить не получится, — вздыхает Цветка. — Мы же в сентябре в Москву уедем.

Мы потихоньку опустошаем кувшин с вином, сидя в тени виноградной лозы. В голове от выпитого уже возникает лёгкое приятное кружение. Я поднимаюсь и зову с собой Леночку:

— Милая, пойдём на минутку, мне надо тебе кое-что рассказать — говорю я ей на ушко.

— Что за секреты от друзей?! — возмущенно заявляет Димко, но Цветка его тормозит, а нам не до выяснений. Мы поднимаемся в нашу комнату. По дороге я не могу улучить момента, чтобы не провести ладошкой по влажному от пота бедру моей девочки. Мы снова целуемся какое-то время, потом я беру себя в руки и рассказываю более подробно о предложении Живкова.

— Вот у меня для тебя, милая, сюрприз такой, что тебе лучше будет сесть, чтобы не упасть. — Я перехожу на таинственный шёпот. Мне болгарский генсек пообещал поспособствовать моему переводу из «Сибстрина» в Университет Архитектуры Софии. Представляешь?! Это действительно очень круто. София, конечно, не Москва, но, однозначно, круче, чем Новосиб.

— Борь, а как же я? — улыбка медленно стекает с лица подружки. — Ты меня бросишь?

— Нет, конечно, более того, Живков прямо так и сказал, что для более простого оформления здесь, мне надо будет жениться. Выйдешь за меня?

— Ой, здорово-то как! — Леночка даже запрыгала от радости. — Как я мечтаю побыть невестой на свадьбе… — Она снова бросается на меня с жаркими объятьями. При этом я чувствую, как её горячее тело словно вжимается в меня. Мне не остаётся ничего другого, как обхватить руками её ягодицы и сжать их изо всех сил. Ленка даже пискнула.

— Подожди, милая, есть ещё и некоторые проблемы. Ты забыла уже, что сдала экзамены в НГУ? Даже я не знаю, подойдут ли мои знания для местных реалий, тем более, что у нас я, по сути, не учился, а больше занимался общественной деятельностью и организацией студенческих заработков. А тут придётся всё делать по первому разряду, кроме того ещё и работать в институте суггестологии.

Впрочем, есть ещё такой вариант. Взять академ [175] на год. И пожить тут в своё удовольствие. Живков наверняка сможет нам с работой помочь. Вот и будем с тобой и при деньгах, и с новым опытом.

— Как же я сразу не подумала. Мне же точно придётся на следующий год снова экзамены сдавать. Досадно! Ай! Пустяки! Сдала же я в этом году. Сдам и в следующем. Зато представляешь, сколько можно репортажей отсюда написать? Целая книга получится. Здесь столько всего интересного. Мы же еще домой поедем?

— Конечно! Болгарские учёные во всём копируют советских коллег, тоже по плану работают. Поэтому пока они план экспериментов сочинят, пока его утвердят, согласуют, пока документы оформят. Потом нам с тобой снова вызов придёт. Я думаю, что не раньше середины октября. А пока у нас ещё целых четыре дня отдыха впереди. Потом подхватим нашего полковника и домой. Как считаешь, успеем мы все дела за месяц переделать?

— Если свадьбу затевать, то вряд ли. Ведь столько дел: тебе костюм купить, мне платье и прочие невестины наряды надо пошить. Какой-то приличный кабак найти. Денег надо будет где-то занять. Свадьба удовольствие не дешёвое! Просто в ЗАГСе зарегистрироваться я не хочу, я хочу прынцессой хотя бы три дня побыть. У тебя деньги ещё остались или ты все на это путешествие угрохал?

— Ладно, Лен, давай мы с тобой об этом подумаем по дороге домой. Пока мы здесь будем веселиться, — я плотно прижимаю ладонью её маленькую грудь, чувствуя, как под лёгким сарафанчиком сразу оживает упругая вишенка соска.

— Пошли тогда вниз к ребятам. Как бы куда-нибудь сплавить Димку. Я хочу тебе доставить радость общения с двумя девушками одновременно. Мы вчера вечером такой спектакль для Димки сыграли! Он рычал как раненый тигр!

— Да, это было бы здорово! — У меня в голове пронеслись в режиме нон-стоп картинки секса втроём, — я уже в нетерпении. Надо бы на обед куда-нибудь сходить.

К нашей радости, около шести Димко с Цветкой ушли на пляж играть в волейбол. Цветку Лена предупредила о своём замысле, и та обещала поддержать подружку.

Через час она вернулась одна. И наша сиеста закипела с новой силой, растянувшись на целых два часа. Такой темп привёл меня в состояние близкое к истощению. Однако это касалось только меня. Девочки полежав чуть-чуть в обнимку, были готовы к новым подвигам.

— Нет! — На отрез отказался я, — сейчас идём к морю. Иначе я просто потеряю последние силы, и Россия с Болгарией утратят редкий экспонат для научных исследований. И где наш красавец-мужчина? Цветка, я имею в виду твоего жениха, между прочим.

— Говорил, что на том же пляже будет, где мы вчера мячик гоняли. — Грациозно прогнувшись, поднявшись на носочки и протянув тонкие длинные руки вверх — промурлыкала Цветана.

Так и летели оставшиеся деньки наших черноморских каникул. Мы купались с утра и до одиннадцати, потом бродили по окрестностям, на обед жарили мясо во дворике на углях, пили вино и занимались постижением таинств искусства любви.

Кроме секса, морских купаний, танцев и волейбола мы не забываем и культурную программу. Музеи, экскурсии, дегустации — впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь. За два дня перед отъездом к нам присоединился наш полковник. Он решил, что будет правильно, если он проведёт пару дней на Чёрном море.

— Борь, а давай мы этого симпатичного старичка тоже соблазним, — хитро проворковала моя Леночка, вон он какой бодрый и крепкий.

— Не вздумайте! Он же потом всё моему папане доложит, это бы и ничего, но папа тут же всё матери выболтает. А вот там уже будет море крови и гора костей, причем не только его, но и моих и, возможно, твоих. С чем, с чем, а со свекровью тебе точно не повезло. — Я разражаюсь длинной возмущённой тирадой. — Поэтому, чтобы всё было тихо, мирно, благопристойно. Никакого пьянства и разврата.

ГЛАВА 15. КОВАРНЫЙ ВРАГ НЕ ДРЕМЛЕТ

Нью-Йорк-София. АНБ. Натан Фарб. 27 августа.
К концу лета Натан Фарб совсем забыл неприятный разговор накануне рождества. Он сначала тщательно готовил выставку в Нью-Йорке, потом с головой ушёл в организацию «гастролей» по Восточному побережью. Выставка везде встречала не то что бурный восторг, но одобрение. Произошёл редкий феномен. Совпали мнения двух противоположных лагерей. Хорошо о фотографиях отзывались как рядовые посетители, так и маститые искусствоведы. Первые видели на снимках не каких-то чудищ из непонятной страны, а скорее своих деревенских родственников. С их точки зрения критиков Фарбу удалось показать, как уродует человеческую личность тоталитаризм.

Натан был почти счастлив, турне по южным штатам тоже прошло хорошо. Он уже готовился к возвращению в милый его сердцу Сан-Франциско, как вдруг однажды в его квартире раздался тревожный звонок.

— Мистер Фарб?

— Я вас слушаю… Кто это?

— Что дружище, не узнал старого приятеля Джона Смита? — в трубке мужской хриплый бас делано засмеялся. — Помнишь, в прошлом году мы славно провели время в одном интересом заведении? Ну, конечно, помнишь, такое не забывается. Гы-ы-ы.

— Мне пора собираться? — обреченно произнёс Натан.

— Какой ты догадливый мальчик. Тебе, парень, не просто пора собираться. Тебе пора собираться так быстро, как ты только можешь. Через два часа за тобой заедут.

— Но я же договорился с людьми на счёт выставки… Мы же, в конце концов, в свободной стране.

— Так никто же и не против! Просто у свободной страны, как ты правильно заметил, бывают моменты, когда её сын должен ей помочь. Дядя Сэм зовёт тебя! С выставкой устроим так. Ты позвонишь кому-нибудь из друзей… у тебя же есть друзья? Передашь все дела им…

Ещё через сутки рейс из Парижа с известным американским фотографом Натаном Фарбом прибыл в аэропорт «София». Утомлённый длительным перелётом через Атлантику, пересадкой в Париже на болгарский рейс и болтанкой над Альпами Натан с облегчением покинул воздушное судно.

В зале прилёта его встречала пышная брюнетка лет 35 с высоким каштановым шиньоном на голове и едва заметными усиками. На ней был зелёный брючный костюмчик в крупный белый горох, а в руках табличка с надписью от руки — «Mr. Farb».

— Добрый вечер, мистер Фарб, — затараторила дама с ужасным балканским акцентом. — Как долетели? У нас здесь сообщали, что ваш самолёт попал в непогоду.

— Всё, слава богу, нормально. — Устало ответил Натан, — Только устал. Перелёт через океан — штука утомительная.

— Да, конечно, я понимаю, — засуетилась дама, — пойдёмте в машину. Я вас отвезу на место. Меня, кстати, зовут Тереза. Тереза Николова. — Не умолкая ни на минуту, Тереза тащит Фарба к белой «Волге».

— Вот мы почти и на месте, — продолжает трещать она, коверкая английские слова так, что Фарб с трудом сдерживался, чтобы не морщиться слишком явно. — Полчаса и будем в нашей резиденции в Благоевграде. — На мгновение Тереза замолчала, выруливая с парковки. Затем также ловко и быстро развернула авто к выезду и машина понеслась по тёмным улочкам Софии.

Едва они покинули парковку, как генератор речи, казалось, вмонтированный в голову Терезы, снова заработал.

— Тут такие дела творятся! Такие дела! Просто ужас! — Тараторила Тереза, — представляете, мистер Фарб? Наш человек, что приглядывает за посетителями Ванги… Вы знаете, кто такая наша Ванга?

— Нет, а кто это?

— Как, вы не знаете о Ванге? Обязательно расскажу! но самое интересное не это. Так вот, её приёмный сын, рассказал нам, что две недели тому назад, их посетила странная компания — двое мужчин за пятьдесят в компании с двумя девицами и пареньком лет двадцати. Так вот, после того как этот паренёк встретился с Вангой, та сильно разволновалась, на следующий день даже Живковой позвонила.

— И что же такого поведал этот chlopets? — лениво поинтересовался Натан, который уже понял, что именно из-за этого его и выдернули из Штатов, и забросили в эту европейскую глушь.

— Подробностей наш агент узнать не смог. Он даже с Любкой пытался заигрывать, и телохранителей подпаивать. Бесполезно! Их можно понять, ведь работа при бабе Ванге не тяжёлая, платят хорошо.

— А теперь, милая Тереза, кто всё-таки такая эта Ванга? — Натан, наконец, дождался паузы, чтобы направить разговор в нужное русло.

— Это наша знаменитая на весь мир целительница и прорицательница! К ней едут за советом и излечением. Поверить не могу, что вы, мистер Фарб, её не знаете.

— Такие мы американцы невежественные люди. Интересуемся только собой и своей страной. Тереза, а можете описать паренька?

— Это, пожалуйста! Рост ниже среднего, около 65 дюймов, приблизительно. Русые волосы коротко пострижены, носит очки в тонкой металлической оправе, наверное, от близорукости… Что ещё? Глаза маленькие и серые, на подбородке небольшая родинка, рот и губы большие, а уши наоборот — маленькие…

— Похож! В самом деле, очень похож! — Натана охватило странное волнение, какое он иногда испытывал при решении творческих задач. Неужели он встретится снова с этим странным русским? Интересно, что он напророчил странной болгарской шарлатанке?

Внезапно Натан почувствовал сильный прилив голода. Под ложечкой как-то тягуче засосало, а желудок вдруг сжался, требуя пищи. Выпить чего-нибудь тоже было бы неплохо.

— Тереза, а мы не могли бы заехать куда-нибудь перекусить? — обратился он к провожатой. — Я умираю от голода!

— Мистер Фарб, ноу проблем, — опять затараторила тётка, — тут на выезде на Витоше есть ресторанчик.

…Как влюбен съм във света,
във слънцето, в пролетта
и птиците срещам със усмивка
[176].

Высокий худощавый мужчина напевал песню, совершенно непонятную Натану, хотя он и улавливал отдельные знакомые, похожие на русские слова. Все эти славянские «влюбен», «света», «птиците», оставляли впечатление узнавания, но не позволяли понять смысл песни. Чем-то это напоминало ему блюзы Среднего Запада с их житейской мудростью. Несмотря на непонимание текста, Натан слушал этого молодого певца с удовольствием.

— Давайте, милая Тереза, выпьем за здоровье, — поднял бокал красного вина Натан. Вино на голодный желудок подействовало быстро. Настроение у него после местного блюда, кажется его спутница назвала его яхния, из баранины, баклажанов и томатов заметно улучшилось.

Он даже начал подпевать исполнителю, который начал уже другую песенку, в которой можно было распознать французскую мелодию «Viens, viens» сочиненную пару лет назад Мари Лафоре:

— Дэжд, дэжд, нана-нана-на-на… — подпевал американский лазутчик, дирижируя вилкой и ножом.

— Вам понравился Бисер Киров? — внезапно напомнила о себе Тереза, — мне он очень нравится, как многим в Болгарии. В Союзе его тоже очень любят.

— Да, неплохой исполнитель, интересно, музыку он пишет сам? — С лёгкой иронией поинтересовался Натан.

— Конечно же сам! — С оттенком гордости в голосе заявила Тереза, — и стихи иногда тоже пишет. Говорят, «Дождь» он перевёл с немецкого [177].

— Ну-ну, конечно же с немецкого, а вы, Тереза, про оркестр Поля Мориа, что-нибудь слышали?

Так незаметно за бокалом вина пролетел час. Тереза начала беспокоиться. Фарб же был так доволен, что даже пригласил даму на медленный танец.

— Мистер Фарб, давайте сделаем так. Сейчас мы с вами потанцуем, а сразу после танца поедем дальше.

— Но почему? — делано возмутился Натан, — такой славный вечер, отличная кухня, хорошая музыка, красивая женщина. Почему я должен куда-то ехать?

— Мы на службе… И нам ещё ехать целый час. Нас ждут.

— Наша слюшба и опаснáя и труднáя, ла-ла-ла, — напел Натан по-русски. — Ладно, поедем, куда скажете, милая Тереза. Вы так прекрасны, что я не могу противостоять вашим чарам.

— Мы приехали. Пройдёмте в дом, мистер Фарб. Нас ждут. — Тереза остановила поползновения пьяного американца, чем только подогрела его желание.

Хмель тут же вылетел у него из головы, как и романтические надежды. Он чертыхнулся про себя и побрёл к двухэтажному особнячку, спрятавшемуся за каменным забором. Скрипнули железные створки ворот, Натан с усилием толкнул их и оказался в тёмном, заросшем виноградом, мощёном дворике. Внезапно зажёгся свет на веранде, загорелись окна прихожей, на крыльце появился полный усатый мужчина в белой рубашке и старых джинсах.

— Тереза! Мистер Натан! Добре дошли! — Радушно приветствовал он прибывших. — Я — Петер Христов. Местный сторож.

Пожав руку Натану, он сердечно обнял Терезу.

— Проходите в дом, нечего нам ночью на улице стоять. Сейчас я вам всё расскажу и покажу. Введу в курс, и можете отдыхать, — он усмехнулся чему-то про себя и жестом пригласил внутрь.

В доме пахло псиной, сеном и ещё чем-то совершенно незнакомым Натану. Позже Тереза сказала, что это запах местной разновидности кориандра.

Источник пёсьего аромата вышел на голоса незнакомых людей следом за хозяином. Здоровенный белый с тёмными пятнами каракачан [178] по кличке Тодор.

Задача, поставленная руководством АНБ перед болгарской резидентурой была с одной стороны проста, но не выполнима. Дело в том, что пока информация о странном русском дошла до Нью-Йорка, пока её проанализировали, пока нашли Натана, пока он доехал, прошло около недели. Куда после посещения Ванги делся искомый клиент, было не известно. Вполне возможно, что он вообще уже покинул страну. Решение поселить Фарба в Благоевграде было принято от безысходности. Кто-то решил, что проще будет по сигналу с места, вызвать его на опознание и пользуясь личным знакомством разыграть случайную встречу. В качестве легенды ему придумали версию поиска сюжетов, связанных с болгарскими богомилами, орфиками и нестинарами. Ничего лучше придумать не успели, но сами темы неожиданно показались Натану занимательными, хотя были далеки от его интересов.

Фарб проснулся поздно. Комната располагалась на втором этаже и окнами выходила на южную сторону. Сквозь зелёную полупрозрачную занавесь виноградной листвы пробивалось горячее балканское солнце. Комната уже успела нагреться. Было душно.

По деревянному крашеному полу босыми ступнями Натан подошёл к двери, ведущей на деревянную веранду из почерневших от времени брусьев. На веранде было ещё жарче чем в комнате. Натан выглянул во двор. Он стоял на веранде и с интересом наблюдал жизнь обычного дворика.

Какая-то пожилая женщина, несмотря на жару, закутанная в черный платок несла ведро с чем-то мутным. Белые куры и пёстрые цесарки бродили по двору. Каракачан, услышав скрип досок на веранде, поднял голову и, поприветствовал гостя взмахами хвоста. Независимо прошествовала полосатая кошка, окинув пса взглядом полным презрения.

— Сложи си място, негодник, а това ще ви нестинарам [179], — тишину нарушил резкий женский крик. Натан почти понял его смысл, только слово «нестинарам» было для него загадкой. Ясно, что женщина, обращаясь к непослушному ребенку, грозила ему, что отдаст его кому-то. Слово было загадочным и заманчивым одновременно. В обед Натан поинтересовался у хозяина, кто такие эти «нестинары».

— Как бы вам, мистер Фарб, сказать… Это не то колдуны, не то шаманы, которые больше всего известны тем, что могут плясать босыми ногами на раскалённых углях. Кроме того, они занимаются предсказаниями. Поэтому их не любят власти ни гражданские, ни церковные. Попы вообще считают, что в них бесы вселяются. Поэтому православным запрещено с ними контактировать.

Новая идея молнией пронзила мозг шпиона-фотографа. Это же интереснейшая тема! Можно раскопать такой пласт совершенно нового и в буквальном смысле горячего материала, что можно будет издать ещё один альбом. Особенно если подать фотографии так, чтобы ясно читалась негативная роль коммунистического режима, подавляющего всякое проявление этнической самобытности, народного творчества и тысячелетних традиций. Тогда точно спонсоры в очередь встанут и денег отвалят целый мешок. Всё это приправить пейзажными фотографиями природы, археологией и антинародной политикой диктатора Живкова. Получится бомба!

Внутри у Натана поднималась настоящая волна вдохновения. Ему уже не терпелось вооружиться фотоаппаратом и пройтись по окрестностям, чтобы хотя бы снять напряжение, готовое разорвать его мятущуюся душу. К тому же можно сделать из этого замечательное прикрытиедля разведки и поисков этого странного молодого пророка-самоучки.

ГЛАВА 16. СКОВАНЫЕ ОДНОЙ ЦЕПЬЮ

27 августа. Вилла «Перла». Тодор Живков и Добри Джуров.
Тодор Живков в эту ночь не смог заснуть. Вечером в «Перлу» прикатил его старинный приятель и по совместительству министр обороны НРБ Добри Джуров. Из всех коллег это был единственный человек, которому Тодор мог доверять. Если до разговора он ещё пребывал в благодушии, то чем дольше они беседовали, тем яснее становилось обоим, сколь глубока открывающаяся перед ними пропасть. Однако, даже просидев всю ночь, придумать что-то стоящее они так и не сумели.

— Добри [180], а помнишь рейд в марте сорок четвёртого? Как мы ловко тогда заняли Копривщице [181]?

— Как не помнить! — Уставший Джуров клюёт носом, но не может дать слабину. — Славное было время! Мы тогда били, кого хотели. Сербов хотели — сербов били, греков хотели — греков били, даже немцев, и тем от нас доставалось.

— Тут, друже, ты явно загибаешь! — усмехается Тодор. Пока русские немчуру не побили, мы сидели тихо, как мыши под веником. И правильно делали, между прочим. Представляешь, что бы тут началось, если бы мы на полную катушку драться с немцами стали? Могло ведь вообще болгар не остаться. Сейчас не об этом. Я вспомнил про Копривщице не просто так. Помнишь, как ты спланировал операцию?

— Точно! Как же я сейчас это дело упустил, — с досадой хлопнул себя по лбу Джуров. — Это же была хитрая военная хитрость. Я потом прочитал, что Наполеон так обманул защитников Мантуи. Мы же тогда человек десять нарядили в царскую форму и устроили театр, будто бы их партизаны преследуют. Гарнизон по ним стрелять не стал, а потом поздно было — мы вслед за ряженными в город вошли.

— Можешь не трудиться, я же тогда там был, — опять усмехается довольный Живков, — я теперь знаю, как нам надо поступить.

— Тошко! Не темни. — Усталый Джуров начинает злиться на своего боевого товарища, — рассказывай, что ты там придумал, да пойдём уже спать. Я уже веки пальцами держу.

— Идея проста как пять стотинок! Вспомни историю Болгарии. Как действовал царь Аспарух, когда пришёл сюда? — Тодор не ждёт ответа, а тут же отвечает сам себе. — Правильно! Он заключал союз то со славянами, то с аланами, при этом участвуя в боях только кавалерией. Под тем простым предлогом, что у него пешего войска вообще нет. Ромеи были самыми сильными, но всех соседей достали, все народы были рады получить помощь опытной конницы, против ромейских катафрактариев [182]. Никто из наших тогдашних союзников не обратил внимания, что потери пешего войска всегда выше, а значит, мы теряли меньше сил, а наши и союзники, и противники теряли больше. Это позволило Аспаруху усилиться, и, несмотря на малую численность своей орды, создать болгарское царство. Вот и сегодня пришло время менять союзника. Это просто политика, ничего личного. Тем более, можно будет Леонида ещё раз предупредить…

— Не можно, а нужно! — вдруг встряхнулся, заснувший было Джуров, — всё-таки СССР сейчас самое мощное в военном отношении государство, с самой сильной секретной службой. Если Андропов захочет устроить из Болгарии отбивную, то сделает это не моргнув глазом.

— Согласен! Леонида предупредим. Он не поверит, он вообще не склонен доверять никому, но так хотя бы наша совесть будет чиста, и у него не будет повода обвинить нас в предательстве. Надо возвращаться к идее южно-славянской конфедерации в составе Болгарии, Сербии, Албании и Румынии. Словенцев и хорватов придётся отделять, они католики, а значит будут всегда против остальных. Албанцы, конечно, не православные и не славяне, но старина Энвер [183] с этим исламским мракобесием качественно разобрался. Я думаю, что во всей Албании сейчас ни одного мусульманина не найти. Чаушеску, хоть и православный, но будет возражать. Его мы дожмём, открыв ему печальные перспективы.

— Подожди, Тошко, а как же самая мощная фигура Балканской политики? Ты даже не упомянул друга нашего Йошку. Как так? Это же фигура, ого-го! Глава Движения Неприсоединения!

— На счёт фигуры ты прав! С Йошко будет трудно. Попробуем его купить! Предложим ему лидерство в новой конфедерации. Он же на этой идее с самим Сталиным схлестнулся и выиграл, между прочим.

Только надо его постепенно к этой мысли подвести, чтобы он, как свою начал продвигать. Начнём с того, что будем его к нам приглашать, к нему будем ездить, разговаривать будем. Ракию пить будем. Какие-то совместные сербско-болгарские проекты придумаем.

— Может тогда рискнуть и югославским путём пойти? Выйти из ОВД [184], пригласить немцев…

— Ты что!? — Живков даже замахал руками на старого друга. — Хочешь, чтобы русские танки в Софии оказались? Забыл, что они с «пражской весной» устроили? Всё должно делаться медленно, постепенно, очень аккуратно. Можно же на этом денег поиметь с «братушек».

— А что с экономикой и внутренней политикой делать? — Джуров заинтересовался новыми перспективами.

— С экономикой, конечно, всё непросто. Думать надо. Может быть, потихоньку свернуть эту навязанную нам индустриализацию? Может сделать основным источником доходов туризм? Тем более, если активнее продвигать наши курорты на советский рынок, 300 миллионов человек это не кот чихнул. Впрочем, давай мы этот сложный вопрос отложим на потом. Мозги уже не варят. Я, пожалуй, прогуляюсь вдоль моря, а то опять день будет жаркий. Тем более сон что-то не идёт.

Живков накинул лёгкий пиджак и босиком спустился к самому урезу воды. Волны ласково, с лёгким шелестом набегали на песок. Ветра не было. Золотой диск солнца уже прикоснулся к горизонт. Удивительная утренняя тишина царила над длинным, уходящим к горизонту, пляжем. Живков постоял в прохладной морской воде с минуту, потом, почувствовав, что ступни озябли, вышел на сухой песок и, утопая по щиколотку в прохладной перине, медленно побрёл вдоль моря. Мысли всё-таки не оставляли его, вращаясь вокруг той же темы.

— Получается, что двигаться прежним путём нельзя. СССР действительно — колосс на глиняных ногах, и как не жаль, но придётся принять это, как одну из вводных в задаче. Какие исходные ещё? — Он попробовал подвести итоги ночной беседы. — Прекрасная маленькая страна с плодородной землёй, гостеприимным, добродушным, но чуть ленивым народом. Богатейшая история, прекрасная кухня и мягкий климат. Кроме того у нас есть термальные источники и Чёрное море, Родопы и Рилы. Ещё у нас есть нестинары, орфики и прочие богомилы. Огромный пласт мистики. Вот! В этом наша изюминка! Паренька из Сибири мы будем изучать, но кроме того, поможем Людмилке в её интересных начинаниях. Может быть, её в восемьдесят первом году вообще под арест посадить? Нельзя мне её терять, она умница, кто мне без неё помогать будет? Ладно, до этого времени ещё дожить надо.

А может, этот Борис Рогов не сны видит? Вполне может быть, что это банальная провокация какой-нибудь из разведок. КГБ? ЦРУ? МИ6 [185]? А может Opus Dei Папы Римского резвится? Может это просто способ поссорить нас с СССР. Хотя откуда бы всем этим шпионским конторам знать о природных явлениях? Нет! Провокация отпадает.

Вот! Ещё идея! Надо собрать команду для выработки нового пути развития. — действительно, утренняя морская прогулка обернулась каким-то фонтаном интересных идей. Никаких чиновников, никаких министров, генералов и прочих старпёров. В команду брать… Надо будет подумать, кого туда брать. Писателей-фантастов обязательно, а ещё?

ГЛАВА 17. ПОРА В ДОРОГУ

25 августа. Новосибирск. Борис Рогов.
Родители, после того, как я сообщил им о приглашении меня на год в Болгарию были в шоке. Матушку чуть кондрашка не хватила.

— Да, как ты мог! Да, что там с тобой будет? Да, мы теперь тебя даже навестить не сможем же! — причитала она добрых полчаса.

— Раскудахталась, нептица, — проворчал отец, — радоваться надо, сына заметили. Я не знаю, каким образом ты там засветился, но это не важно. Теперь у тебя будет в послужном списке обучение за рубежом. Знаешь, как это ценится у наших кадровиков? Считай, хорошее место работы обеспечено.

— Гриша, вот как ты можешь так спокойно рассуждать? — опять начинает причитать мама. — Мы же его целый год не увидим! Целый год! Ты только представь.

— В армию на два года забирают, и никто ещё от этого не умер. — вполне резонно замечает отец.

— Ты чёрствый, бездушный и бессердечный! — матушка распаляется всё сильнее.

Тут передо мной встала дилемма. Рискнуть и сообщить родителям вторую сногсшибательную новость, или подождать, чтобы они успокоились, и после этого огорошить ещё раз. Была не была! Лучше сразу рубануть, чем отщипывать по кусочку.

— Дорогие мама и папа! Я ещё не все новости рассказал. Я женюсь. Срочно. Свадьбу играть пока не будем, посидим по-семейному после регистрации и всё.

— Ну, ты даёшь! Молодец! Хвалю! — Отец даже обрадовался такому развитию событий. — Кто эта чудесная незнакомка?

— Боря! Разве так можно! — Мать хватается за сердце и убегает на кухню, откуда слышится сквозь шум воды: — Надо было сначала нас познакомить. Нет, ты сразу в лоб! Женюсь, мол, и точка.

— Ма, мою невесту тоже Леной зовут, так что привыкать не придётся. С ней у нас обстоятельства…

— Какие ещё обязательства? Она ждёт от тебя ребёнка? О, боже, час от часу не легче! Когда успели то? Ты же только что из Болгарии вернулся.

— Ма, я с Леной ездил. Обстоятельства совсем не те, о чём ты подумала. В Болгарии я с самим Тодором Живковым встречался. Он мне лично предложил год поработать в его стране, но с условием, что я буду с женой. Леночке я тут же сделал предложение, она не была против. Вот так всё и получилось. Знакомиться с её мамой можно хоть сегодня. Главное, чтобы она не на дежурстве была. Она — медсестра во второй клинической, отец Ленкин с ними не живёт. Есть ещё старший брат Толик, он НЭТИ закончил.

Не откладывая дело в долгий ящик, звоню Ленке. Выясняется, что она пока маме ничего не говорила. Боится.

— Чего ты боишься? Твоя мама такая продвинутая. — Удивляюсь я.

— Продвинутая то она продвинутая, вот только с тех пор, как папа от нас ушёл, она к мужчинам относится настороженно. Я думаю, что её надо как-то подготовить. Давай я тебя пока с ней просто познакомлю. Ты, например, сегодня придёшь к нам в гости. Принесёшь тортик, сувениры из Болгарии. Расскажешь про Живкова, про Вангу, про Димитра и Цветку, хи-хи-хи. Нет, про последнее лучше не надо.

— Лен, а какие цветы твоя мама любит? Белые гладиолусы будет норм?

— Пойдёт! Ты, главное, тортик не забудь, мама у нас сладкоежка.

Я своим предкам тут же доложил, что сватовство пока откладывается, что будущую тёщу сначала надо с зятем познакомить.

— Слава богу, умненькая девочка. Не то, что ты, обалдуй. Она хочет маму подготовить, чтобы с ней ничего не случилось, а ты как обухом по голове, весь в отца, тот тоже, что в голову придёт, то и выкладывает. Ладно. Сегодня ты представляешься, а завтра девочку приводи.

В результате череды знакомств, все стороны остались довольны друг другом. Правда, моя маманя всё-таки не удержалась и вставила «шпильку» про алкоголиков деревенских. Хорошо, что все сделали вид, что не заметили.

Потом с бутылочкой «Плиски» и пачкой брынзы зашли к Олегу. Вадим тоже подтянулся.

— Нет, ну никак я, старик, от тебя такой прыти не ожидал! — хлопнул он меня со всей дури по плечу. Пить, что будем? Или мне как всегда за смородиновкой бежать?

Бутылочка бренди сразу вызвала у друзей поэтический порыв:.

Счастье близко? Близко, близко!
Если есть бутылка «Плиски».
Родопская брынза тут же была смешана с алтайскими помидорами, огурцами и луком, в результате получился шопский салат.

— Этот салат — символ Болгарии, потому что здесь смешаны цвета болгарского флага — зелёные огурцы, красные помидоры и белая брынза. — Ленка рассказывает историю болгарских гидов. — Брынза у болгар — национальный продукт, поэтому у них есть даже такой анекдот:

«… Мне брынзу с брынзой пожалуйста!

— А брынзы вам положить?

— Да, и брынзы положить не забудьте!»

Друзья посетовали, что свадьбы не будет, но взяли с нас слово, что когда вернёмся, обязательно закатим «пир на весь мир».

По ходу дела Олег рассказал, что у него появилась идея в этом году создать в НЭТИ студию автомобильного дизайна.

— Ты же мне поможешь? Наверняка что-то помнишь об бсновных направлениях развития дизайна.

— Не вопрос! Я, правда, не следил особо за развитием автопрома. Хотя в самых общих чертах что-то изображу, наверное.

— Так это как раз то, что нужно. Тогда ни один автор не сможет нас обвинить в преднамеренном плагиате. Ты как что-то вспомнишь на эту тему, так сразу письмишко с оказией засылай.

У Вадима за лето тоже произошли заметные положительные изменения в жизни. Он организовал строительную бригаду, и два последних месяца строил в области всякие сараи.

— На следующий год хочу минимум три таких банды сколотить. Работы в деревне — непочатый край. Денег спускают в виде дотаций много [186], а строить некому. За зиму и весну покручусь, договора заключу, а летом сразу после сессии, на трудовую вахту.

Получилось так, что на третий год моего пребывания в новом теле, изменения в судьбах окружающих меня людей начали появляться.

14 сентября мы с Леной взяли паспорта и отправились в ЗАГС подать заявление на бракосочетание. Процедуру регистрации нам назначили через месяц.

— … Дорогие Елена и Борис, этот особенный день запомнится вам навсегда. Сегодня вы создали семью, основали новую ячейки советского общества… — ведущая церемонию женщина с голосом партийного работника бодрым речитативом зачитывает нам положенный текст.

— От лица советского государства позвольте пожелать вам счастья, и благополучия. В соответствии с Кодексом о браке и семье в РСФСР объявляю ваш брак зарегистрированным. — Регистратор ЗАГСа вручила нам наши паспорта со штампами о заключении брака.

Вызов из болгарского посольства пришёл только в середине октября. Бюрократия она и есть бюрократия, чтобы любое действие затормозить, исказить и переиначить.

В институте мне легко дали академический отпуск.

— Смотри, — напутствовал меня Воловик, он не был мастером художественного слова, поэтому был краток — Не позорь родной ВУЗ. Будь достоин… ну, звания советского студента… и т. д. и т. п.

Ленка сумела договориться в НГУ, что ей перенесли начало занятий на один год по семейным обстоятельствам.

— Я клятвенно пообещала присылать на журфак репортажи из Софии, интервью и… в общем горы золотые, — смеялась она, рассказывая мне об этом.

ГЛАВА 18. ПЛАЩ И КИНЖАЛ

Москва. Лубянка. Майор Шамраев. 28 октября.
— Майор Шамраев, — раздался в трубке голос секретарши шефа, — вас срочно вызывает Филипп Денисович.

— Слушаюсь и повинуюсь, Надежда Дмитриевна, — шутливо отрапортовал Игорь Иосифович и направился к шефу.

— Никак начальство о деле «ветеранов» вспомнило, — проводил его взглядом напарник Володя Бакланов, тоже майор.

— Этого-то я и боюсь больше всего. У нас ведь всё совершенно запуталось с этими мальчиками, девочками, бабушками, дедушками…

— Потом расскажешь, что тебе начальство напоёт.

— Оно так поёт, что потом не присесть, — хлопнул дверью Шамраев.

В кабинете начальника пятого управления было жарко. Зима ещё не началась, а топили уже по полной программе. Генерал Бобков, вытер пот со лба, отодвинул в сторону ежедневник в чёрной кожаной обложке, снял очки и внимательно посмотрел на вошедшего в кабинет Шамраева.

— Товарищ генерал-майор, по вашему приказанию… — строго по уставу начал доклад майор.

— Присаживайся, майор, время дорого политесы разводить, я так думаю. Догадываешься, с какой целью я тебя вызвал?

— Никак нет, — помня, что подчинённый перед начальством должен иметь вид «лихой и придурковатый» [187], — продолжает рубить Шамраев.

— Всё, майор, не паясничай. Докладывай, что у нас с делом «ветеранов». Как давно мы обсуждали его последний раз?

— Весной. Тогда получили информацию о том, что заместитель главы торгпредства Болгарии Иванов, тот самый, что чудом избежал гибели на пожаре, прислал приглашение всем нашим «подопечным». Самое интересное то, что двое из этой троицы поехать не смогли, а Морозов, вместо того, чтобы взять с собой кого-то из своей семьи, попросил болгар переоформить его на паренька из Новосибирска и его подружку. Так в деле появились странные фигуранты. Как мы смогли узнать, паренёк этот сын однополчанина Морозова. Ну и вот…

— Сидишь тут, штаны протираешь! Тут же что-то интересное наклёвывается. Премии тебя лишить что ли, чтобы лучше работал?

— Воля ваша, товарищ генерал, но я продолжу. Болгары пошли навстречу пожеланию своего спасителя и приглашение переделали. В августе Рогов Борис, так этого парня зовут, вместе с Адониной Еленой и Морозовым Николаем Ивановичем в течение двух недель пребывали в НРБ в качестве личных гостей Иванова Тодора Иванова. Первую неделю они жили в доме Иванова, а потом поехали ка море и на неделю потерялись из виду. Похоже, что бродили по побережью с рюкзаками.

— А в течение первой недели, ничего интересного у них там не происходило? С Живковым они не встречались? Мне покоя не даёт личный звонок Тодора Живкова нашему генсеку.

— Так близко подойти не получалось. Наблюдали из соседнего особняка и с передвижной точки. Телефон тоже не удалось на прослушку поставить. Болгары хорошо свои торговые секреты берегут. Даже от нас. Компания ездила по окрестностям, по термальным источникам, Софию смотрели. Единственная интересная для нас поездка была на юг. Наш сотрудник смог их сопровождать только до Ново-Дельчево. Дальше побоялся быть замеченным и дал им оторваться.

Зато человек, приставленный к Ванге, доложил, что именно в этот день Людмила Живкова попросила Вангу принять компанию из четырёх человек. По описанию, очень похожих на наших подопечных.

— Любопытно, очень любопытно! — внезапно оживился генерал, — продолжай, что там дальше было? Они там с этой старой шарлатанкой решили вместе народ баламутить?

— В общем, через две недели парочка вернулась в Сибирь. А через полтора месяца они получают приглашение из Болгарии, при этом лично от товарища Живкова и через Леонида Ильича. Меня это насторожило. Я решил, что надо дать возможность им раскрыться… — Шамраев сделал в воздухе неопределенное движение пальцами.

— Как ты сказал его фамилия? Ротов? Раков?

— Рогов. Объект пока не подозревает о слежке и ведёт себя естественно. В конце сентября они поженились, но свадьбу устраивать не стали.

Тогда появляется вопрос. Зачем главе государства встречаться с каким-то, никому неизвестным студентом? Оформлять приглашение. К тому же бессрочное. Пользоваться связями на самом высоком уровне. Рогов то пока не знает, что приглашение у него не на год, как он говорил на собеседовании, а вообще с открытой датой. Под моим прикрытием, он прошёл все инструктажи, оформил выездные документы и теперь может оказаться в лапах болгарских спецслужб.

— Ты, майор, не знаешь ещё одного фактика. Наш агент, доверенное лицо болгарского «диктатора», — Бобков не может удержаться от ехидной иронии, — доложил, что Живков имел очень странный разговор с министром обороны и как раз в августе. Как удалось нашему агенту подслушать, он делился с ним размышлениями о возможность перехода Болгарии от ориентации исключительно на Москву к многовекторной политике, включая выход из ОВД.

— Он там в своей Болгарии, совсем память потерял? — удивлённо воскликнул Шамраев. — Забыл, чем такие разговоры кончаются?

— Это ещё не всё! Подожди чуток, будет ещё интереснее. — Бобков замер в театральной паузе достойной Станиславского и Немировича-Данченко. — После того, как твой горе-сыщик потерял компанию, другие сотрудники нос к носу столкнулись с мистером Фарбом. Помнишь кто такой?

— Тот фотограф, что целый год ездил по стране с выставкой «Фотография в США»? Как не помнить. Что он там делает?

— Не поверишь, майор, фотографирует. Официальная легенда — подготовка художественного фотоальбома «Тайны болгарских гор и планин».

— На самом деле?

— А ты как думаешь?

— Наблюдает за посетителями прорицательницы? Но там же уже есть американский агент! Кажется, даже приёмный сын этой бабки.

— Так думай дальше. Для чего может понадобиться именно Фарб? Вспомни, Игорёк, где Фарб провёл большую часть 1977 года?

Тут в мозгу Игоря Шамраева словно сверкнула молния. Как он мог забыть про то, что выставка всё лето торчала в Новосибирске? Фарб был прикомандированным к персоналу выставки, как свободный фотохудожник. Парень этот тоже из Новосибирска. Осталось сложить два и два, чтобы получить нужный ответ. Скорее всего, у Фарба был контакт с этим пацаном, а теперь он американцам зачем-то понадобился.

— Филипп Денисович, я понял свою ошибку! Нельзя было Рогова из страны выпускать, но я же не знал про цэрэушника.

— Не торопись Майор, — недовольно проворчал Бобков. — Ты всё правильно сделал. И я всё правильно сделал. Сказал бы я тебе про Фарба, ты бы студента в каталажку упрятал. А за него не абы кто просил, а глава дружественного Болгарского государства. Живков бы ничего бы не сказал, но камешек за пазухой бы припрятал. Да и американцы отозвали Фарба домой, зачем им держать агента? Мы бы не узнали ничего. Поэтому слушай приказ. С Рогова глаз в Болгарии не спускать. Телефоны родителей в Новосибирске и полковника из Москвы — на постоянную прослушку. С внешней разведкой я тебя сведу, пусть тебе докладывают о всех контактах этого парня. В общем, пока только следим. Никаких действий без консультации со мной не предпринимать. Про то, что дело секретное, надеюсь, напоминать не надо?

— Так точно, тащ генерал, — Шамраев вытянулся по стойке смирно, ожидая приказа покинуть кабинет.

— Иди уже, работничек. Никакого серьёзного дела доверить вам нельзя, всё превратите в балаган. — Проворчал на прощанье Бобков.

Нью-Йорк. Томас Стрит. Джеральд Макмиллан. В тот же день.
Джеральд Макмиллан был недоволен ходом расследования. Пребывание в глухой балканской провинции этого фотографа ни на дюйм не приближало к разрешению загадки странного предсказания. Вот уже третий месяц этот недоумок сидит в Благоевграде и никакого результата. Никакого! Полный ноль. Этот Фарб в обнимку со своей камерой облазил все окрестности, переснимал там всё до чего смог дотянуться, отодрал агентессу, но не встретил того парня.

Макмиллану же был нужен результат. Лучше положительный, но подошёл бы и отрицательный, но не отсутствие вообще всякого. Начальство не любило, когда докладывать было нечего.

— Смит, дружище, свяжите меня с мистером Кристофером, — обратился Макмиллан к своему верному помощнику, решив, что будет лучше самому выступить за завершение операции в Болгарии, чем подставиться с поисками причин провала. Инициатива всегда выглядит лучше.

— Да, сэр! Одну минуту, сэр. Вот, сэр, мистер Кристофер на проводе. — Смит протянул трубку своему шефу.

— Мистер Кристофер, рад вас слышать, надеюсь у вас всё в порядке?

Миссис Кристофер, детки, надеюсь, тоже в добром здравии?

Я, собственно, вот по какому вопросу беспокою. У нас с августа месяца ведётся работа по феномену не то ясновидения, не то пророчества, помните? Привлёк я одного горе-фотографа, который оказался ближе всего к этому пророку. Идёт уже третий месяц, а мне вам докладывать абсолютно нечего. Право, мне даже неловко об этом говорить, но от факта фиаско не уйти. Надо отзывать, хватит переводить деньги налогоплательщиков.

Говорите, что рано? Что надо подождать хотя бы пару месяцев? Не знаю, не знаю… Ведь нет ни одного шанса, что что-либо изменится. Ведь тот странный мальчик, скорее всего, Болгарию уже покинул, в СССР же посещение других стран строго регламентируется. Приехал, провёл на курорте положенные две недели и свалил домой. Всё строго.

Тогда понятно. Пусть этот Фарб там сидит и ждёт. Йез, сэр! Я понял, это приказ.

Довольный собой Джеральд Макмиллан аккуратно положил трубку на рычаг телефона. — За такие успешные переговоры с начальством надо себя поощрить! — Он аккуратно извлёк из хьюмидора толстенную сигару, щёлкнул гильотинкой, разжёг её и с наслаждением втянул ароматный дым.

Благоевград. Тереза Николова. Агент Комитета Госбезопасности НРБ. Тот же день.
Болгарская политическая полиция славилась среди профессионалов плаща и кинжала. Заметив отличные результаты работы секретной службы, советские гебисты поручили болгарским коллегам весь южный фланг ОВД. Практически все агенты, вербуемые натовскими службами, были двойными или даже тройными. Не была исключением и Тереза Николова.

Терезе приглянулся её подопечный. Спокойный, немного рассеянный, слегка трусоватый, но умный, с буйной фантазией, Натан привлекал Терезу полётом творческой мысли.

Взаимная симпатия постепенно перешла в дружбу, скрашиваемую бурными постельными сценами. В этом деле Натан тоже оказался на уровне. Вот шпион из него был, как из Терезы балерина. Он в первую же ночь рассказал о русском «ясновидце», с которым познакомился в Новосибирске позапрошедшим летом и о пророчествах этого уникума. Тереза играла роль глуповатой болтушки, что помогало в её работе. То, что она любила заниматься любовью, тоже помогало в работе.

Сразу после получения сенсационной информации, Тереза сообщила все подробности по команде. Как она и ожидала, никаких действий после этого замечено не было. «Контрразведка замерла в ожидании», — отметила она про себя. Хотя ей было до смерти любопытно, что предпримут её начальники, она не проявляла беспокойства, продолжая активно общаться с Фарбом.

ГЛАВА 19. НАЧАЛАСЯ КАТАВАСИЯ ТАКАЯ

11 ноября. Новосибирск — Москва. Борис и Лена.
Двое суток в поезде пролетели незаметно. Зато в Москве пришлось проторчать целую неделю. Наши загранпаспорта оказались не готовы, поэтому ездили каждый день в МУВД со всей кипой документов. Заявления, анкеты, автобиографии, характеристики с места учёбы, приглашения, справки с места жительства, квитанции об уплате госпошлины, сопроводительные письма о передаче «Дела» из ОВИР в Управление КГБ, расписки получении загранпаспорта с прошлой поездки и, наконец, подписанные нами «Обязательства о соблюдении «Основных правил поведения советских граждан, выезжающих за границу».

Николай Иванович, как увидел толстую папку со всем этим «богатством», так и выдал: — Оковы человечества сделаны из бумаги…

Мы старались не мешать Морозовым и большую часть дня проводили в прогулках по столице. Хотя ноябрь не лучшее время для прогулок, но в музеях и магазинах было тепло и сухо.

Заходили к Цветке. Та была рада нашему появлению и устроила целый праздник в общаге на Ленинских горах, где жили иностранные студенты НГУ.

Праздник был замечательный, фестиваль молодёжи и студентов в миниатюре. Кого там только не было: кубинцы и вьетнамцы, сирийцы и алжирцы, мексиканцы и индусы. Болгар было, наверное, больше всех. Мы с Ленкой в тот вечер изрядно набрались и заночевали в комнате Цветки. Наша подружка хотела раскрутить нас на групповичок, но мы не поддались на подобные провокации. Мы же образцовая советская семья с высокими нравственными принципами. Так что ни-ни. Когда я слегка заплетающимся языком рассказывал нашей горячей подружке о моральном облике советского человека, то поглядывал краем глаза на жену. Ленке такая моя позиция так понравилась, что она чуть не изнасиловала меня прямо тут же.

— Я сначала думала, что мы сегодня устроим тут молодёжную оргию, — признавалась она мне на следующее утро. — Я уже мальчика присмотрела, чёрненького, с Кубы, наверное. А ты отказался. Я слушала, и мне так приятно было… Борька, я тебя люблю. Давай, ребёночка родим?

— Зайка, я тебя тоже люблю, но с ребёночком лучше повременить. Вот закончится эта болгарская эпопея, вернёмся домой, начнём снова учиться, работать… Вот тогда и о детишках можно думать. Время у нас ещё много. Всё успеем.

София. Вокзал. Боря и Лена. 18 ноября
16 ноября в 14.44 наш поезд отправился с Киевского вокзала в направлении Украины, через 52 часа мы прибудем в Софию. Самолётом было бы гораздо быстрее, два часа и мы на месте, но с деньгами в этот раз у нас туго. Приходится экономить.

С двумя чемоданами и большим рюкзаком мы вываливаемся из вагона. Оглядевшись по сторонам, я замечаю спешащую нам на встречу женскую фигуру в плаще с поднятым воротником и больших в пол лица черных очках. Судя по походке, — это сама Мила Живкова. Вот и славно! Сейчас нам расскажут, куда идти, что делать, как жить дальше.

Ленка, заметив, что я улыбаюсь незнакомке, с интересом разглядывает фигуру, спешащую нам на встречу.

— Здравейте, мадам Живкова, — первым приветствую я и улыбаюсь во все тридцать два зуба — очень рад вас видеть! Мы забыли договориться, как будет протекать встреча, поэтому немного волновались. А вы лично нас встречаете, спасибо вам огромное! Знакомьтесь, Леночка.

— Здравствуйте, мальчики и девочки, очень рада знакомству! В Софии сегодня проливной дождь, поэтому я решила вас встретить. — Людмила стягивает свои огромные очки и стряхивает с них капли дождя, — жаль, но лично отвезти до вашего пристанища не могу. Меня тут как бы нет. Я — инкогнито. Я тоже рада нашей встрече. Сейчас выходите из вокзала берите такси и поезжайте вот по этому адресу. — Она протягивает мне небольшой листок.

— Квартал «Хладилника», ул. Банат, 16. — читаю я внятно. — Мила, но ведь у нас пока левов нет, чем за такси платить.

— В самом деле, я такая непрактичная. Извините. Вот вам десятка, хватит доехать, тут всего минут десять на машине. По приезду ждите меня у подъезда, я буду сразу за вами, провожу вас до квартиры. Ну, всё, идите. — Она снова водружает на нос свои нелепые очки.

Такси на привокзальной площади отсутствовали.

Мне пришлось идти в сторону бульвара, ловить тачку и подгонять её к вокзалу. Наша Мила, похоже, плохо разбирается в обычной жизни собственной страны.

Предложенная тактика увенчалась успехом. Уже через десять минут мы мчались сквозь темноту ноябрьской ночи в венце из подсвеченных брызг. Уже через десять минут таксист, получив десятку, услужливо помогал нам занести чемоданы под козырёк у подъезда. Яркий свет фонаря на три метра вокруг разгоняет унылую пелену дождливой ночи. Кто бы мог подумать три месяца назад, что в жаркой Болгарии возможна такая мерзкая погода?

Людмила приехала раньше нас и стояла в подъезде. Мокнуть на холодном ветру при её плохом здоровье было опасно. После аварии 1973 года, проблемы со здоровьем преследовали её постоянно.

— Пойдёмте, я покажу ваше жилище. — Людмила быстрым шагом поднимается по лестнице.

Домик — чистая, современная пятиэтажка с большими балконами. По ограждениям вьются голые кривые стебли виноградной лозы.

Я хватаю чемодан и рюкзак, Ленуся — второй, и мы мелкой рысью скачем за мадам Живковой. Недаром у неё такая фамилия. Несмотря на болезненность, она подвижна и легка на подъём.

Квартира встречает нас запахом пыли и какой-то парфюмерной отдушки. Центральное отопление включили, а окна запечатаны, поэтому в квартире очень душно. Щелчок выключателя, и перед нами во всей первозданной красе предстаёт большая прихожая. Из мебели в ней только скромная вешалка около входной двери.

— Вот тут вы и будете жить весь будущий год — выдыхает немного сбившаяся с дыхания министр культуры НРБ.

Как-то я ожидал большего от штаб-квартиры министерства культуры. На версальскую роскошь не рассчитывал, конечно, но на комплект мебели, утвари и постельного белья всё-таки надеялся. На кухне стоял стол и чехословацкая электропечь «Azimut» без духовки и всего с двумя конфорками. Ни шкафов, ни полок для посуды, ни самой посуды в наличии не наблюдалось.

— Мила, а чайник в этом убежище отшельника есть? — решилась спросить моя Леночка, как главная хозяйка.

— Должен быть. Извините, мне так неловко за наших хозяйственников. Я тоже виновата, не проследила. Давайте посмотрим, что тут ещё есть. Вы за ночь составите список, утром передадите его мне, и кое-кто будет наказан.

— Может не надо никого наказывать? Может, Людмила, вы лучше нам денег займите, хотя бы левов триста. Потом по остаточной стоимости примете под опись на баланс. — Я решаю, что не стоит тратить собственные деньги на вещи, которые мы не сможем увезти домой. — Вот и получится у вас полностью оборудованная квартира, а у нас нормальные бытовые условия.

Чайник нашёлся в ванной, а у нас с собой была и заварка, и сахар, и печенье московское, поэтому организовать скромное чаепитие нам всё-таки удалось.

— Мила, а можно небольшую просьбу?

— Конечно, постараюсь исполнить, если реально небольшую.

— Вы председатель комитета по культуре. Правильно? Нет ли у вас в комитете какой-нибудь должности для Лены. Помощник секретаря, делопроизводитель или что-нибудь ещё подобное. Друзей или даже просто знакомых у нас в Софии нет. А на работе она и язык быстро освоит, и друзьями обзаведётся.

— Хорошо, думаю, что смогу вам в этом деле помочь. Плохо, что она по-болгарски не говорит.

— Я к языкам способная, — тут же вклинивается в разговор Ленуся, — обещавам овладяване на езика, за нова година [188]. — Вдруг на болгарском выдаёт моя любимая.

Мы с Людмилой от неожиданности начинаем громко хохотать.

— Извините, я что-то не то сказала? — Леночка смущена.

— Нет, всё правильно, — подавив смех, отвечает Людмила, — просто я не ожидала, что русская девушка будет учить болгарский. Никто из моих русских знакомых никогда не считал нужным знать болгарский.

Поговорив ещё немного о бытовых вопросах, о способах связи, о посреднических контактах, Людмила наконец, оставила нас вдвоём.

19 ноября. Там же. Борис, Лена и профессор Лозанов.
Утром нас разбудил звонок в дверь. На пороге стоял невысокий плотный мужичёк с лицом пожилого Пьера Ришара, с небольшим коричневым пакетом в руке.

— Добро утро! Профессор Георгий Лозанов, к вашим услугам — на чистом русском языке представился он. — Мне Милка сказала, что вы тут поселились, и что у вас бытовые проблемы, вот, деньги вам передала… Сказала, что на работу сможете выйти только в понедельник. А мне было очень интересно с вами, Борис, познакомиться лично, поэтому не утерпел, извините…

— Здравствуйте, товарищ Лозанов, рад вас видеть. — Я забираю пакет и передаю его жене, — проходите на кухню, сейчас сами увидите наши «бытовые проблемы».

Лозанов, поняв, что нам сейчас хочется не разговоры разговаривать, а побыстрее заняться обустройством, рассказал о ближайшем хозяйственном магазине. — Вы всё сможете купить, там любые товары для дома продаются. — Поделился профессор опытом.

— Вот здорово! Профессор, а у вас нет должности для девушки без специальности? — Леночка решила проявить инициативу. — Я тоже хочу у вас в институте работать. Ведь суггестопедия [189] это так интересно!

— Леночка! Вы знакомы с суггестопедией? — Лозанов искренне удивлён и обрадован.

— Да, я читала о вас в «Комсомольской Правде», меня очень заинтересовал и сам метод и перспективы его применения. Может быть, вам взять меня в качестве пресс-секретаря? Есть у вас отдел для работы с прессой?

— Хм-м-м, такого отдела у нас в институте нет. Его нет даже в Университете, но действительно, это кажется странным, заниматься внушением и не иметь инструмента воздействия на общество… Отдела нет, но он будет! Я всё-таки директор института. Должность пресс-секретаря я тоже специально для вас пробью. А пока будете числиться моим референтом. Но болгарский язык, пожалуйста, освойте!

— Ура! — Закричала Леночка, — товарищ Лозанов, можно я вас поцелую? Ни за что бы не подумала, что буду с вами работать.

Лозанов, довольный до невозможности, покидает наш приют, пообещав встретить в понедельник в институте, как новых сотрудников.

В пакете оказывается пачка в тысячу левов.

— Милка, похоже, действительно не знает цену деньгам, — я довольно потираю руки в предвкушении приятных хлопот с покупкой всякого домашнего барахла.

За один день нам, конечно, не удалось справиться с обустройством, но к понедельнику квартирка выглядела, как в модном дизайнерском журнале. При этом мы ничего не выбрасывали, чтобы не создавать у хозяев ощущения излишней расточительности. Это же болгары. Они про габровцев анекдоты сочиняют, а сами такие и есть.

ГЛАВА 20. ФОНАРЬ ПОД ГЛАЗОМ ДИОГЕНА

30 декабря. София. Резиденция Лозенец.
На эту субботу Тодор Живков пригласил в Болгарию всех, кого он посчитал нужным, для информирования о ходе операции «Пророк». Компания подобралась небольшая. Кроме Живковых, от Болгарии присутствовали профессор Лозанов и генерал Добри Джуров. От Румынии — Елена Чаушеску, от Югославии — внук диктатора Тито — Йошка Броз, и от Албании — Агнес Бояджиу, известная в мире как Мать Тереза.

— Друзья, сегодня прекрасное, почти весеннее утро. Скоро закончится этот странный год. Пока всё идёт в рамках допустимого. Около полутора месяцев идёт операция «Пророк». Мне хочется поделиться с вами некоторыми предварительными итогами.

Уважаемый профессор, — Живков повернулся лицом к Лозанову, — давайте начнём с вас. Вы у нас ближе всех к исследуемому феномену. Доложите о ходе дела, мы вас с удовольствием послушаем.

Лозанов поднялся, неторопливо высморкался в огромный платок, извинился, спрятал платок в карман пиджака и на мгновение задумался, подняв глаза к потолку.

— С двадцать седьмого ноября к нам в институт на должность старшего научного сотрудника был зачислен товарищ, которого мы все называем — «Пророк». Был проведён ряд экспериментов над его психикой. В первую очередь это гипнотическое и суггестивное воздействие. Мы провели опыты по ретроградному внушению, в результате чего подопытный рассказал о серии сновидений, интересующего нас плана. Конкретные описания этих сновидений я приложил в отдельной записке.

Кроме психологического воздействия, на прошлой неделе мы начали серию опытов с воздействием химических препаратов. Нами задействованы нейрометаболические…

— Профессор, прошу избавить присутствующих от подробностей, — Живков взмахом руки прерывает Лозанова. — Доложите только результаты, будьте любезны.

— Нет, товарищ Живков. Конкретных результатов химического воздействия пока нет. Сама методика — процесс весьма сложный. Мы же не хотим повредить мозг подопытного. Поиск дозировки, частота воздействия, корректировка состава препаратов… Это может продолжаться годами. Я был бы очень вам благодарен, если бы вы позволили нашей лаборатории привлечь к работе иностранных специалистов. В области онейрологии [190] работают в Стэнфордском Университете Стивен Лаберж, Линн Нейджл и Уильям Демент…

— Товарищ Лозанов! Я опять вынужден вас прервать. Ни о каком привлечении иностранных специалистов не может быть и речи! По крайней мере на данном этапе!

— Тогда у меня всё! — Лозанов сердито плюхнулся в кресло.

— Друзья! — Живков снова поднялся над столом. — Уважаемый профессор скромно умалчивает. За месяц «Пророк» выдал столько, что Ванге такое и не снились. Кроме того, он в своих «прогнозах» абсолютно конкретен, называет даты, фамилии, топографию. Иногда, по его словам, он даже не знает, с кем происходит наблюдаемое действие, кто это, что это за место, то есть можно сказать, что его мозг работает простым ретранслятором каких-то неизвестных сигналов, — я правильно излагаю, товарищ Лозанов?

— Так, — буркнул со своего места профессор. — Рабочая гипотеза пока такая. Есть неизвестный науке информационный поток. Есть среди людей феномены способные каким-то образом подключаться во сне к этому потоку. Цель нашего исследования состоит в том, чтобы выявив механизм этого явления, сделать поток доступным для человечества.

— Про человечество, давайте пока не будем. Как использовать это явление для пользы наших народов и нас самих, я предлагаю сегодня обсудить. Например, как можно использовать последние сведенья? Вот послушайте:.

В ноябре, под воздействием гипноза «Пророк» сообщил, что 17 декабря произойдёт совещание ОПЕК в Абу-Даби, где будет принято решение о подъёме цен на нефть на 14,5 %. Тогда же он увидел во сне сообщения газет о вторжении вьетнамских войск 25 декабря в Кампучию, что мы и наблюдали буквально на днях. Про ОПЕК данные тоже подтвердились. Таких прогнозов история ещё не знала.

Прошу, товарищи, высказываться. У кого какие есть соображения? Особенно, исходя из того, что «Пророк» сообщал нам ранее. Я имею в виду крах СССР и всей системы социалистического содружества и нашей с вами незавидной участи.

— Это всё прекрасно дорогой товарищ Живков, — слегка снисходительно проговорил самый молодой из присутствующих, Йошка Броз. — Можно узнать, что конкретно вы предлагаете?

— Милый Йошка, молодость это просто замечательно, — протянула супруга президента Румынии и его доверенное лицо Елена Чаушеску, — давай, ты сейчас, как младший среди нас, выдашь первым какую-нибудь идею.

— Мадам Чаушеску, я вам не милый мальчик! — рассердился Йошка, — мне ничего не стоит вам тысячу идей накидать, но ведь старшие товарищи меня с этими идеями засмеют.

— Ну, вот, мальчик обиделся, — Елена Чаушеску слегка улыбнулась уголками губ. — А давайте, товарищи, пообещаем этому юному дарованию, что не будем критиковать его идеях. Лишь бы они были.

— Хорошо, тогда вот вам первая! Надо создать Балканскую Федерацию под главенством Югославии, как самого независимого и сильного государства.

— Ага, самого сильного, — саркастически проворчал Живков. — Развалитесь на шесть кусков и начнёте любить друг друга, всеми доступными способами.

— Товарищ Живков, мы же договорились, не критиковать мальчика, — укоризненно проворковала Чаушеску.

— Самого молодого мывыслушали, давайте теперь на тех же условиях послушаем даму. — Как-то так получилось, что роль ведущего захватила мадам Чаушеску. — Матушка Тереза [191], не будете ли вы так любезны, что-нибудь нам грешным мирянам посоветовать?

— Я рада благословить всех здесь собравшихся. Я бесконечно благодарна, что мне выпала миссия представлять мою маленькую родину. Благодарю, лично вас, товарищ Живков, за уважение, оказанное мне лично и всей Албании в моём лице. — Пожилая женщина в чёрном клобуке католической монахини опустила голову в признательном поклоне. — Сегодня я чувствую себя стилусом в руке Господа. Бог пишет нами, даже если мы — несовершенное орудие. Поэтому, мне кажется, надо чаще обращаться к Отцу нашему небесному, молиться, молиться и молиться…

— Что-то мне это напоминает слова дедушки Ленина «Учиться, учиться и учиться» — громким шёпотом пробормотал Йошка Броз.

— Не богохульствуйте, молодой человек. — Делает ему замечание Елена Чаушеску.

Часа через два, когда все уже устали от бесплодных попыток выжать что-нибудь ценное из чиновничьих мозгов, давно забывших, что значит «работать головой», обсуждение внезапно переросло в перепалку. Всплыли старые обиды и претензии, особенно почему-то наседали на болгар. Чаушеску намекала, что пора разобраться, наконец, с Южной Добруджей, Йошка Броз по горячности требовал вообще вернуть в состав Союзной Республики Македонии западные области Болгарии, населённые частично македонцами, генерал Добри Джуров и Георгий Лозанов дружно, как подобает настоящим патриотам, отбивали нападки соседей. Лишь Мать Тереза сидела и тихо улыбалась, наблюдая эту нелицеприятную картину вечной балканской свары.

— Товарищи! — наконец попытался призвать к порядку разошедшихся гостей Тодор Живков, — то-ва-ри-щи! Мы же с вами коммунисты-интернационалисты. Будьте же взрослыми людьми! Я предлагаю сделать перерыв, выпить вина, водки, чая, кофе, кому что нравится, вот десерты тут какие-то, пойти пройтись по парку, подышать свежим воздухом. Сегодня, к нашему удовольствию, природа сделала нам подарок. Выгляните в окно! Как ярко светит солнце. Это символ! Символ и призыв к взаимопониманию. Через час, нет, через два, давайте соберёмся ещё раз и подумаем вместе, что же мы всё-таки можем сделать. Товарищ Чаушеску, когда вас будут расстреливать, вряд ли вам будет интересно, кому принадлежит Южная Добруджа.

Чаушеску обиженно поджала губы, но промолчала, сознавая правоту старого болгарина.

Тем временем Живков подошёл к Джурову:

— Добри, я бы хотел тебя попросить об одном маленьком одолжении, не сообщать русским о нашем сегодняшнем собрании. Нет, не так! Лучше ты расскажи своим кураторам что-нибудь нейтральное.

— Например?

— Например, что мы искали почву для объединения всех стран народной демократии в едином Балканском союзе.

— Тошко, а ты не боишься, что тогда они точно испугаются и с перепугу устроят нам сибирские каникулы?

— Ну, не дурак же Андропов! Он же понимает, что балканские страны никогда ни до чего не договорятся. А такие собрания могут вернуть и Югославию, и Албанию в «семью соцстран».

— Хорошо, это может быть хорошей маскировкой.

Погода, несмотря на солнце, не способствовала прогулкам, ноябрь с его влажным и пронизывающим ветром быстро загнал всех обратно под крышу виллы. Однако эфиопский кофе был превосходен, болгарский «Мавруд» из личных подвалов главы Болгарии тоже соответствовал уровню встречи.

— Друзья! — Снова взял слово хозяин. — Я, кажется, нашёл выход из того тупика, в который мы с вами зашли. Я предлагаю сделать следующим образом…

ГЛАВА 21. НАД СЕДОЙ РАВНИНОЙ МОРЯ

24 января. Греция. Остров Санторин. Константинос Цацос — президент Греции.
Через неделю после Нового года в университетах Софии, Белграда, Бухареста, Загреба, Ясс и Тираны появились объявления. В них студентам предлагалось принять участие в конкурсе эссе на тему развития некой абстрактной страны с параметрами, приблизительно напоминающими Болгарию или Румынию. Призовой фонд был просто по царски щедр, сроки коротки, а требования чрезвычайно просты. Все участники, высказавшие хоть какие-то собственные мысли, приглашались на собеседование. После собеседования, тех парней и девушек, чьи ответы казались комиссии интересными, предлагалось участие в работе «группы исследователей», с покрытием всех расходов.

В результате были отобраны команды по десять человек от каждой страны и назначена интеллектуальная игра на период каникул после зимней сессии.

Кроме того, всем звёздам научной фантастики и футурологии были высланы именные приглашения для участия в игре.

Саму игру решили провести на острове Санторин, сняв через подставных лиц самый большой местный отель. Отельеры рады были заработку, поэтому легко согласились сохранять конфиденциальность всего происходящего.

Начало мероприятия было назначено на 24 января. Организаторы почему-то решили, что в университетах сессия уже закончится. Следствием этого стало то, что приехать смогло только пара десятков студентов. Зато совершенно неожиданным был наплыв маститых писателей-фантастов. Начиная от патриарха научпопа или сайнс фикшн Фредерика Пола и заканчивая молодыми начинающими дарованиями из области прогностики и футурологии. Дайана Халперн, Фрэнсис Фукуяма, Льюис Либби и ещё с десяток молодых, но уже успевших дать о себе знать будущих звёзд.

Январское небо над кальдерой древнего вулкана Фера вечером первого дня симпозиума висело так низко, что казалось, вот-вот зацепится сивыми клочьями облаков за верхушки кипарисов окружающих отель. Ветра не было, от этого серое море казалось стальным листом, уходящим к горизонту. Температура к вечеру упала до плюс десяти. Быстрые зимние сумерки заволокли сгущающейся пеленой окрестный берег. Лишь свет в домиках немногочисленных местных жителе на противоположном берегу кальдеры свидетельствовал о том, что жизнь на планете всё-таки существует. С танцпола на первом этаже доносилась бодрая танцевальная «Friday night», напоминая о том, что всякая рабочая неделя должна заканчиваться шумной пятничной вечеринкой.

Константинос Цацос в тёплой лыжной куртке стоял на балконе старого отеля «Анессис». До сегодняшнего дня президенту ещё ни разу не довелось побывать в этом необыкновенном месте. Цацос был далеко не молод, поэтому отдавал себе отчёт, что этот симпозиум может не прийтись по вкусу ни ЦРУ, ни КГБ. Только после долгих уговоров соседям, а по совместительству коммунистическим диктаторам, удалось добиться его согласия на проведение тайного симпозиума на территории Греции.

К вечеру первого дня Цацос удостоверился, что напрасно поддался на уговоры Тодора Живкова. Особенно после выступления этого странного американца Джорджа Фримана. Фриман открыто заявил, что, видите ли, малые государства суверенны чисто декоративно, ибо должны играть роль сателлитов крупных и сильных политических игроков. Ни Албания, ни Югославия, ни Швеция со Швейцарией его не убедили.

Цацос поплотнее запахнул полы куртки и поёжился. С моря внезапно задул пронизывающий холодный ветер. Однако мысли президента независимой Эллады, пять лет назад сбросившей «чёрных полковников», продолжали крутиться вокруг сегодняшних выступлений. Основная цель, озвученная организаторами — «Условия для успеха малых государств» была ему близка. В какой-то момент Цацосу даже стало жаль, что на следующий день утром он будет вынужден вернуться в Афины к текучке государственных дел. Внезапно в носу зачесалось, и президент громко чихнул.

— На йесте кала [192]! — услышал он чей-то приятный баритон у себя за плечом.

— Эвхаристо! — машинально ответил он на приветствие, тут же обернувшись к внезапному собеседнику.

— Как вам сегодняшнее заседание? — рядом с ним стоял высокий мужчина с густыми бровями и очень глубоко сидящими глазами. Что-то в нём показалось знакомым Цацосу.

— С кем имею честь?

— Василис Василикос, греческий писатель, волею судеб.

— Так вот почему ваш облик мне знаком. Наверное, я видел вас в газетах, или по ТВ.

— Вполне возможно, хотя я не стремлюсь к публичности. Всё-таки, я повторю вопрос, господин президент, как лично вам показалась главная тема?

Президент на минуту задумался, взвешивая слова:

— Тема актуальна и, как мне кажется, вполне своевременна. Когда мир расколот надвое, он всё время рискует свалиться в пучину глобальной войны, при этом, поводом может послужить даже нелепая случайность. Сбой в электронике и всё, жизнь на планете завершилась. Поиск путей к многополярному миру — это хорошо уже само по себе, а в компании таких талантливых, таких одарённых людей… — Цацос опять задумался.

— В компании талантливых визионеров это может привести к непредсказуемым последствиям, вы, наверное, это хотели сказать? — широко улыбнулся Василикос.

Санторин. Отель «Анессис». Второй день симпозиума.
Утро следующего дня началось с докладов рабочих групп, которых образовалось целый десяток. Чтобы заслушать всех пришлось ввести регламент. Право открытия второго дня симпозиума выпало ещё одному патриарху мировой НФ — Роберту Шекли.

— По статистике, — начал он, сразу перейдя к делу, — в развитом обществе содержится около 5 процентов людей, сочетающих креативный потенциал в какой-либо практической области с нонконформизмом, т. е. деятельным неприятием общих социальных норм и законов. Эти люди — проблема для общества, и правительства. Из них выходят изобретательные мафиози и создатели тоталитарных культов. Но! Из них же выходят гениальные ученые, великие артисты и проводники технических инноваций. Они — как социальный витамин.

Так вот, предваряя сегодняшние выступления, я хочу предложить обратить внимание именно на эти пять процентов. Ведь если в руде содержится даже тысячная доля процента золота, то прииск считается рентабельным. И это всего лишь банальное золото. А пять процентов это уже вполне ощутимое количество. Поэтому объявляю сегодняшнее заседание открытым.

Исходными условиями были назначены следующие параметры некой выдуманной страны Алборуславии:.

Население - 25 миллионов жителей, мужчин и женщин поровну, со средним составом семьи, массовым средним образованием. Средняя продолжительность жизни 70 лет.

Территория площадью 300 тысяч квадратных километров, расположена в субтропическом климате, имеет выход к морю. Значимые месторождения полезных ископаемых отсутствуют.

Страна имеет богатое историческое наследие, множество народных ремёсел, интересные аграрные традиции.

Задача: — выбрать и организовать политику и экономику таким образом, чтобы население её было не только сыто, одето и образованно, но и гордилось своей страной, стремилось жить и растить в ней детей. В конференц-зале воцарилась непринуждённая атмосфера вдохновения и полёта фантазии. Выступления постоянно прерывают смех и возгласы «браво», одобрительный свист и аплодисменты.

По жребию выступать первыми выпало группе, в которую входили студент Гарвардского университета Фрэнсис Фукуяма [193], болгарский начинающий писатель Акоп Мелконян, студент-биолог Обри Ди Грей [194], психолог Джанет Джеппсон [195] и председатель сегодняшнего заседания — Роберт Шекли.

В знак уважения честь докладывать основную концепцию группы предоставилистаршему члену группы, мистеру Шекли. Пятидесятилетний мэтр американской и мировой фантастики, после вчерашних интеллектуальных упражнений чувствовал творческий подъём.

— Парни и девочки! Мы тут с ребятами вчера так классно оторвались, что я начну с того, что выражу своё негодование организаторам… — Шекли сделал театральную паузу, — почему таких симпозиумов не проводилось раньше? Это досадная ошибка и она должна быть исправлена. Такие собрания должны проходить регулярно, но в более подходящую погоду. Например, острова Океании или Карибы прекрасно подойдут.

Теперь к основному. Я, пожалуй, лишь кратко, в одно касание, опишу саму предлагаемую систему, а потом вон тот косоглазенький детально всё разжуёт.

— За косоглазенького можно и в глаз, — выкрикнул с места совсем не по-японски экспрессивный Ёсихиро Фукуяма. — Я вам, уважаемый мистер Шекли, могу показать, как отвечают у нас в Пенсильвании таким задавакам.

— Спокойно, бро, — это всего лишь шутка. Если она тебя, Фрэнсис, как-то задела, я готов извиниться. Давай, начинай доклад.

— Договорились, ваши извинения я готов принять в перерыве. — Закончил перепалку Фукуяма. — И бутылкой пива вы не отделаетесь.

Шекли вышел к кафедре пригладил, без того гладкие волосы и широко улыбнулся в зал.

— Итак, мы имеем очень неплохие стартовые условия. Однако играть самостоятельную роль такое государство не может, слишком мал внутренний рынок, отсутствуют природные ресурсы, а слабая промышленность не позволяет содержать армию для полноценной обороны.

Мы вчера обозначили три возможных стратегии развития такого государства. Первый путь примкнуть к Западному блоку, второй — к Восточному, и третий, самый интересный, который мы назвали «партизанский». С первыми двумя всё понятно, ими идут все, кому-то при этом удаётся обеспечить населению приемлемые условия жизни, кому-то нет. Тито и Чаушеску пытаются «сосать двух маток», но при этом зачем-то тратят массу ресурсов на индустрию. — На мгновение знаменитый писатель устремил взгляд в потолок, потом улыбнулся чему-то и продолжил. — Извините, я отвлёкся от темы.

Суть «партизанского пути» в том, чтобы максимально снизив расходы на госаппарат, на тяжёлую промышленность, на оборону, пустить средства в несколько самых перспективных направлений. Самое перспективное из которых, — «скупка мозгов» по всему миру. Второе «скупка рук» то есть приглашение в страну самых интересных дизайнеров, художников, ремесленников. Создавать для яйцеголовых [196] максимально комфортные условия для жизни, творчества и разработки действующих моделей. Максимально облегчить получение патентов на лучшие образцы и торговать на внешнем рынке этим продуктом жизнедеятельности инженеров, изобретателей и учёных. Такой супер-университет размером со страну.

А теперь пусть Фрэнки раскроет подробности. — Завершив выступление, Шекли вернулся на своё место, а ему на смену поднялся Фрэнсис Фукуяма с большим листом бумаги в руках. На листе были изображены какие-то палочки, стрелочки и квадратики.

Через час ему кое-как удалось подойти к логическому заключению. Слишком много он уделил внимания числовым характеристикам торговли новыми знаниями, хотя прибыльность этого при государственной поддержке была очевидна. Большинство слушателей заскучали, поэтому организаторы решили сделать маленький перерыв на чашечку кофе, перед тем как послушать доклад следующей команды.

— Мистер Фукуяма, извините за любопытство, можно личный вопрос? — к Фрэнсису подошёл высокий крепкий брюнет с шеей борца и мощными бицепсами. — Светослав Дончев, писатель. Я здесь представляю Софийский университет.

— Да, можно, если меня что-то не устроит, я совру, — хитро усмехнулся Ёсихиро.

— Собственно, я в развитие вашей идеи. Чем вы сейчас занимаетесь? И есть ли у вас планы на ближайшее будущее?

— На данный момент я заканчиваю обучение в Гарварде. Планы у меня, конечно, есть. Но говорить я о них пока не хотел бы. Могу только сказать, что покидать Америку не планирую.

— Хорошо. Тогда, может быть, вы поделитесь соображениями, что и сколько надо предлагать специалистам вашего уровня, чтобы они согласились выехать на временную работу, например, в Болгарию?

— Хороший вопрос. Вы же понимаете, что у каждого человека свои мотивы, свои запросы, свои ожидания. Одно могу сказать совершенно точно, Болгарии надо менять законодательство, чтобы приглашённые специалисты чувствовали себя в безопасности и могли в любой момент выехать из страны. Безопасность и свобода информации — это, наверное, самое главное.

— Я вас понял, мистер Фукуяма, хотя и удивлён безмерно. Такой свободомыслящий человек и так подвержен западным стереотипам. К вашему сведению, в Болгарии очень низкий уровень преступности.

— Это я знаю! — в очередной раз улыбка скользнула по лицу Фукуямы, — просто, в социологии есть одна интересная закономерность, — чем выше уровень насилия на уровне государства, тем ниже уровень уличной преступности. А преследование на уровне спецслужб гораздо опаснее, чем банальная уголовщина. Но вы, камрад Дончев, не расстраивайтесь, на западе многие учёные видят в коммунизме настоящего могильщика буржуазии. Они ошибаются, я считаю, но они есть, и их довольно много. Пойдёмте в зал, сами увидите.

В зале действительно начал доклад Уильям Гибсон, создатель нового жанра в фантастике позже названного «киберпанк».

Предложение его группы было не столь революционно. Ребята предложила создать на базе этого фантастического государства — государство концерн, направленный на «индустрию красоты». Косметика, дизайн тела, трансплантация, пластическая хирургия, трансморфинг, физкультура. Вот, по мнению группы, набор направлений развития. Ради этого, страна должна была включиться в Восточный блок, наработать конкурентоспособную линейку товарных предложений, а потом быстро-быстро перебежать на Запад, возможно через смену элит.

Неожиданно, многим из присутствующих такое решение понравилось. Как-то он выглядел очень реально. К тому же, большинство присутствовавших были воспитаны в рамках стереотипов, относивших СССР с его сателлитами к империи зла.

К сожалению «левый» концепт смогла выдвинуть и обыграть только одна команда. Негласными её лидерами были футурологи Курцвейл и Нейсбит, а в состав входила бабушка феминистского движения Урсула Ле Гуин и югославский писатель-абсурдист Милорад Павич. Наверно поэтому их концепцию можно было назвать «мобилизация в рай» и описывала скорее общество более справедливое, чем счастливое.

— Путь к счастью, прост, — в преамбуле к выступлению задвинула мадам Ле Гуин, — это поголовная наркотизация. Героин в водопровод и все поголовно счастливы. Дёшево и сердито. Не счастье конкретного индивида является целью существования цивилизации, а нечто большее, скрытое от нас ограниченностью нашего разума. Мы пока не знаем, что это, но должны быть готовы к совместным действиям и начать можно с одной небольшой страны. Страны-армии. Гражданин-солдат с пелёнок и до могилы. Счастье каждого в готовности отразить любое неблагоприятное явление, хоть природное, хоть цивилизационное, от нападения соседей, до столкновения с кометой.

Мадам Ле Гуин выступала всё время отпущенное группе по регламенту, но говорила так завораживающе, так искренне, что под самый конец выступления тоже сорвала аплодисменты.

Остальные группы в этот день тоже выступали с подъёмом. Как давно замечено, творческий порыв подобен инфекции, он легко передаётся от человека к человеку, даря состояние эйфории.

Тодор Живков был очень доволен. Идей набралось на целую книгу. Пора было возвращаться на родину, чтобы продумать, кому можно поручить обработку этого массива информации. Кто сможет сформулировать цель развития Болгарии, и возможные пути достижения этой цели. Ясно, что заняться этим могли только лучшие умы, но кого назначить лучшими умами? Не чиновников же их министерства образования.

За неделю, проведённую на зимнем вулканическом острове посреди бурного Эгейского моря, все участники этого мозгового марафона сблизились настолько, что девушки рыдали при прощании в Афинском аэропорту. Уильям Гибсон пообещал написать супер бестселлер по мотивам этого симпозиума, у него даже уже готово название «Симпозиум между Сциллой и Харибдой». Детектив в духе Агаты Кристи. Зато Урсула Ле Гуин решила, что лучше уделять больше времени феминистскому движению, а не пустому писательскому творчеству. В общем, можно сказать, что мировая культура получила мощный толчок.

ГЛАВА 22. ДА, ДО ЭТИХ ШТУЧЕК МАСТЕР

10 февраля. София. Натан Фарб
Прошло уже почти полгода, как Натан Фарб приехал в Болгарию. Господи! Как же ему надоела эта страна с её туповатым народом, с ужасным сервисом, с плохими условиями жизни, это же надо до такого додуматься — держать скотину в том же доме, где живёт всё семейство. Хоть вход в жилые помещения отдельный, и на том спасибо. Запах навоза, всё равно чувствуется, и, кажется, что настолько въелся в одежду, волосы и даже кожу, что не смоется никогда. Сегодня утром Натан решил встретиться с главой американской разведки, чтобы ему наконец разрешили вернуться на родину. Так как за полгода он так и не увидел никого, кто был бы похож на Боба из Сибири.

Натан шёл по бульвару Баучера по направлению к Южному парку, где расположено посольство США. Бульвар весной, летом или даже осенью выглядел бы симпатично, но зимой с голыми скелетами лип, дубов и каштанов он навевал только тоску и депрессию.

Внезапно кто-то легко тронул Натана за рукав его куртки.

— Добрый день, мистер Фарб! — Натан обернулся на голос и обомлел от удивления. Его догнал тот самый «зверь, чтона ловца бежит», или как там, в русской пословице? Разыскиваемый парень стоял перед ним, довольно улыбаясь во все тридцать два зуба.

— Не ожидали меня встретить, мистер Фарб? — Довольный произведённым впечатлением Борис попытался завязать беседу. — Какими судьбами вас занесло в Софию?

— О! Йес, я есть очьен удивлённый и очьен рад тебья видьеть, Боб! — Натан обрёл дар речи. От неожиданности его американский акцент стал ещё смешнее. — Я здесь зимовайт… зиму, снимайт интерестин плэйс в Болгарска Македониа, тепьер собират домой. Соскучился по Америке, очьен. А ты, Боб как попасть в София из Сибирь?

— Это секрет, — улыбнулся Боб в ответ. — Может, пойдём к нам? Мы с женой здесь живём недалеко. Вон за тем парком «Кашарите» маленький район «Холодильник», там наша квартира. Жена будет очень рада с вами познакомиться, она хочет стать журналистом и наверняка попросит вас что-нибудь рассказать, а потом напишет статью. Правда, её пока дома нет. Это у меня график непредсказуемый, а ей ещё два часа в канцелярии сидеть… Ну, так как?

— Ноу, нет, сорри, — покачал головой Натан с искренним сожалением. — Сейчас я должен встретиться с шеф, через 10 минетс. Потом я с огромным удовольствием сидеть с тобой и поговорить, но только потом. Business befor pleasure [197], как говорят у нас в Штатах. А ведь твой прогноз очень помочь моя сестра Сара.

— Хорошо, а когда ты освободишься?

— Ос-во-бо-диш-са? Что это значить, Боб?

— Уэлл, вилл би ю фри?

— Ай донт ноу, мэй би файф, я не думать, что это занять много время. Я доложить готовность и определить дата вылета в Америка.

— Гуд! Я буду ждать тебя прямо здесь, как раз успею купить что-нибудь к столу, а то не помню, есть у нас какая-нибудь еда, или нет.

Ровно в четыре Натан Фарб переступил порог кабинета старшего советника секции культурного сотрудничества Генри Макдугала. Высокий и немного обрюзгший от сидячей работы Макдугал от удивления даже привстал с рабочего кресла.

— Мистер Макдугал! — возбуждённо начал фотограф-шпион, — эта история приобретает всё более волшебные свойства!

— Дорогой мой Фарб! Не стоит так переживать, садитесь к столу, глотните воды и расскажите по порядку, что там у вас. Как я помню, вы просили освободить вас от вашей странной, на мой взгляд, миссии. Центр дал согласие. Все необходимые документы и билет на самолёт в канцелярии. Можете забрать и гуд бай в Америку. Что-то не так?

— Да, мистер Макдугал, всё так и было. Но только что всё резко изменилось! Я встретил Боба. Да, да, да! Того самого, которого я полгода ждал в Благоевграде! Я чуть не лишился дара речи. Он меня первым узнал, и мы до посольства дошли вместе. Договорились встретиться в пять у дома напротив, пойти к нему поболтать.

— Мой бог! Этого… не может… быть! — медленно с длительными паузами проговорил посол. — Этого просто не может быть!

— Я бы с вами согласился, если бы сам не участвовал в этом, мистер Макдугал. Я думаю, можно его напоить и разузнать поподробнее, каким образом он всё-таки узнаёт будущее, и что он делает здесь. Может у вас есть какая-нибудь сыворотка правды? Я мог бы ему подсыпать, если она не вредит здоровью, не хотелось бы, чтобы он пострадал.

— Хорошая мысль, дорогой Фарб, конечно, мы дадим вам порошок, после которого у парня наступит такой прилив откровенности в сочетании с повышенной общительностью, что вам останется только запоминать.

Макдугал встал с кресла и подошёл к портрету президента, висящему у него за спиной. За портретом скрывался вмонтированный в стену сейф, откуда он извлёк небольшую капсулу. Зачем-то взболтал содержимое и протянул Фарбу.

— Мистер Фарб, это амобарбитал или, как его называют «болтунчик». Его надо просто растворить в напитке, и лучше, если это будет алкоголь. Через пару часов «пациент» сам всё расскажет. Только будьте, пожалуйста, осторожны, не теряйте ни грамма порошка, ни клочка обёртки от него. Обёртку вообще лучше сжечь. Не дай бог, если эти улики попадут в руки ДС. Греха не оберёшься. И, имейте в виду, Америка здесь ни при чём, всё — ваша личная инициатива.

Гордый от осознания важности своей патриотической миссии Натан через полчаса покинул здание посольства. На противоположной стороне улицы его ждал Боб с большим пакетом в руке. Уже от КПП посольства Фарб широко улыбнулся и сделал пальцами знак «V», что должно было означать, — всё идёт прекрасно.

Через пятнадцать минут они сидели на кухне. Борис разлил по бокалам красное сухое «Меча кръв», достал из пакета свежие помидоры, огурцы, зелень, собрался резать луканку, но решил спросить гостя:

— Мистер Фарб, вы какую из болгарских колбас предпочитаете — луканку или кебачету?

— У нас, у евреев свинина — не кошерно. Всё остальное пойдёт. Я тут за полгода освоился, и скажу, что закуски, лучше бараньего суджука, особенно с тмином и чесноком, мне не попадалось.

— А нам как-то суджук не зашёл, показался слишком сухим. Поэтому я сейчас Лене позвоню, попрошу, чтобы по дороге купила.

Пока Боб звонил жене, Натан насыпал в один из стаканов «болтунчик», а чтобы не ошибиться, другой бокал он подвинул поближе к себе. Даже накрыл его зачем-то салфеткой.

Эти приготовления не прошли мимо внимания Боба. Он достал купленный в Софии альбом исторической фотографии и предложил Фарбу, скрасить досуг пока он занимается столом. Пока гость разглядывал картинки, и в самом деле весьма интересные для профессионала, Борис незаметно поменял бокалы.

— Предлагаю поднять бокалы за такую неожиданную встречу! — решил не тянуть больше кота за яйца хозяин дома, — моя дорогая жёнушка придёт не ранее чем через час, поэтому ждать её нет смысла. Ваше здоровье, мистер Фарб!

— Йес, йес, оф кос, давайте пить за такой удивительный встреча — поддержал идею Фарб. — Конечно, надо выпить, а потом вы мне рассказать, почему вы в Болгарии, гуд? Ещё что-то из будущего сможешь мне рассказать?

— Да, не вопрос, Натан! Сейчас по паре бокалов жахнем, и пока супружницы моей нет, я тебе, что успею, расскажу обязательно, год этот очень богатый на события.

Через пару часов американца внезапно охватила волна эйфории. Ведь Боб рассказал ему такие важные факты, что Фарба должны будут наградить «Золотой медалью Конгресса» не меньше. Он сможет теперь сделать столько важного и полезного для американского народа.

Борис сказал, что 14 февраля, то есть всего через четыре дня в Афганистане будет похищен, а потом убит американский посол. Это, конечно, очень важная новость, но были и более важные. Во-первых, 10 мая войска СССР войдут в Афганистан [198]. Суперсенсация конечно, но, во-вторых, была и ещё важнее — 28 марта произойдёт авария на АЭС Три-Майл Айленд, это же риск заражения Филадельфии, Балтимора, Нью-Йорка и даже, может быть Вашингтона. Надо срочно звонить в посольство и сообщить, чтобы эти умники из Комиссии по ядерному регулированию что-то предприняли, пока есть время.

Боб уже казался Натану лучшим другом и старинным знакомым. Фарба разбирал беспричинный смех, но это не казалось ему странным, наоборот, такое состояние даже нравилось.

— Боб, представляешь, приходить я сегодня к мой шеф, дверь ногой бах! а он, такой, сидеть, ничего не понимать. Гы-ы-ы-ы! Я ему, — мол, я встретить, «Пророк», они тебя в разведке так назвали, смешно! — он со смехом, лупит ладонями по столу.

— Он будет очень довольный! Теперь я не зря полгода в Болгарии жить! А то бы сегодня уехать, смешно!

Как раз к этому времени подошла после своей канцелярской работы Леночка. Она так приглянулась Фарбу, что тот тут же полез целоваться, не стесняясь присутствием законного супруга. Впрочем, никаких целей, кроме выражения искреннего восхищения, он не преследовал и вскоре угомонился.

ГЛАВА 23. ВИХРИ ВРАЖДЕБНЫЕ

Старший советник секции культурного сотрудничества при посольстве США в НРБ, а по совместительству резидент Центрального Разведывательного управления, мистер Генри Макдугал пребывал в прекрасном расположении духа. Ещё бы! Ведь полгода ожидаемый объект «Пророк» вышел на Фарба сам. Мало того, он тут же пошёл на контакт. Жаль, что не с предложением непосредственного сотрудничества. Но это мелочь, поскольку раскрутить любого жителя Восточного блока на совместную работу по защите мира, прогресса и демократии дело техники. Правда, объект не играет в казино, не пьёт, и на зависть многим, счастливо женат. Это пустяки, можно как раз через любимую жену его к сотрудничеству и склонить.

Макдугал сладострастно потёр потные ладошки, откинулся в своём новом удобном кресле и погрузился в размышления. Ведь «Пророк» не только проявился, но и сообщил Фарбу важнейшие данные. На взгляд Макдугала самым важным из всего этого было сообщение о вторжении русских в Афганистан. Двухлетняя работа по заманиванию красного медведя в афганский капкан оказалась не напрасной. Медведь теперь обречён двигаться прямиком в расставленные сети. Теперь вопрос его падения — дело времени. Лишь бы он не вышел к нефти Персидского залива.

Так… Как мне подать эту новость старине Гейтсу, чтобы получить максимальную пользу? Этот Гейтс любит красочные доклады, графики и диаграммы. Надо это грамотно преподнести, тогда можно будет ждать карьерного роста.

Но про угрозу похищения старины Дабса он решил доложить в первую очередь. Звонок, однако, никаких последствий не имел. Его поблагодарили, сообщили, что примут все возможные меры, но по тону посла, было понятно, что дальше эта информация не пойдёт.

Прогноз о взрыве на АЭС Макдугала сильно не впечатлил. Его родственники жили в Калифорнии, и судьба Восточного побережья его не интересовала, а пользы для своей карьеры он не видел.

27 февраля американское агентство «Рейтер» в вечернем сообщении процитировало заявление президента Джимми Картера:

— …Любая попытка внешних сил установить контроль в Центральной Азии, изменить ситуацию в Пакистане, Афганистане или странах Персидского залива, будет рассматриваться как посягательство на жизненные интересы США. Такое посягательство будет отражено путем использования всех необходимых средств, включая военную силу… — Джимми Картер говорил ещё что-то, но именно после этих слов Макдугал понял, что его сообщение достигло адресата.

Стамбул. Квартал Гюргерен. Мехмет Али Агджа. 1 февраля.
1 февраля 1979 года, Стамбул, большой бульвар в квартале Гюнгёрен был практически пуст. К стене одного из домов прислонился человек, равнодушный к ледяному ветру, который гонит по улице всякий мусор. Стройный, обросший жесткой черной бородой, он прячет руки в карманах пиджака. Человек терпеливо ждет. Из-за поворота выехал красный «Форд». За рулем человек лет пятидесяти. Он снижает скорость, чтобы свернуть в узкую улочку. Абди Ипекчи, журналист и главный редактор турецкой газеты «Миллиет» возвращается домой.

Молодой человек делает несколько шагов, отделяющих его от машины. Двумя руками он сжимает пистолет и, слегка расставив ноги, стреляет. Автомобиль останавливается. Абди Ипекчи сползает с сиденья, смертельно раненый несколькими пулями. Убийца прячет оружие в карман и быстрым шагом направляется к неприметному серому «Фиату». Через несколько секунд машина исчезает, увозя Мехмета Али Агджу и его сообщника, активистов турецкой националистической Партии «Бозкурт», известной в мире как «Серые волки».

В тот же день Агджа уезжает из Стамбула в Анкару, а оттуда — в Малатью. Он ждет, пока стихнет эхо последнего преступления.

Демократические журналисты проявляют солидарность с убитым редактором «Миллиет» и объявляют крупное вознаграждение за информацию об убийце

18 марта 1979 г. Председатель ревсовета Афганистана Нур Мухаммед Тараки в продолжительном телефонном разговоре с Косыгиным жалуется на отсталый народ Афганистана, на засилье мулл, отсутствие пролетариата. Особенно напирает на возможное падение города Герат. По его мнению, только ввод войск СССР — может спасти демократические завоевания и обеспечить дальнейшее строительство социализма.

— Наши общие враги только и ждут того момента, чтобы на территории Афганистана появились советские войска. Это им даст предлог для ввода на афганскую территорию враждебных вам вооруженных формирований, — чётко и недвусмысленно заявил глава советского правительства афганскому коллеге. — Слышали, дорогой Тараки, что Картер сказал? Не хватало нам ещё с американцами сцепиться.

Незадолго до Тараки в Москву звонил премьер-министр Хафизулла Амин и почти умолял о том же самом министра обороны СССР Устинова.

— Социализм на Афганской земле держится из последних сил, мы на пределе, армия не надёжна, офицеры из аристократов всё чаще переходят на сторону мятежников, пролетариат у нас отсутствует. Только ваша помощь может спасти положение. Если победят моджахеды, то в стране появятся американские базы. Вы этого хотите?

Ни Косыгин, ни Устинов не соглашались на ввод войск, понимая, какие последствия это вызовет. Обещали помощь. Оружием, боеприпасами, продовольствием.

В марте, как и предупреждал Тараки, разгорается мятеж в Герате. Войска переходят на сторону народа, части, оставшиеся верными правительству, оставляют город. Это даёт повод Тараки и Амину усилить давление на советское руководство, шантажируя русских положением нескольких тысяч советников, строителей, врачей, отправленных в Афганистан из СССР. Ситуация становится настолько драматичной, что их просьбы, несмотря на позицию Политбюро, уже поддерживают и все советские представители в Афганистане — посол, представители по линии КГБ и армии. Тем более, что около семидесяти процентов территории страны Кабульские власти не контролируют.

Гражданская война вызвала мощный поток беженцев из страны. Бежали в основном пуштуны, их соплеменники жили по ту сторону границы на территории Пакистана, к осени на территории Зоны племён [199] были развёрнуты лагеря для приёма единоверцев насчитывавших к этому времени уже около полумиллиона человек. Именно из этих лагерей черпали «шахидов» все полевые командиры афганских повстанцев. Благо, что молодых горячих парней здесь было много, делать им было нечего, а игра в «джихад» была почётна.

16 марта. Исламабад. Резиденция президента Пакистана. Генерал Зия-уль-Хак.
Зия-уль-Хак после выступления американского президента Картера испытал небывалый подъём. Аллах, да будет благословенно имя его, услышал его молитвы. Неверные всё-таки начнут убивать неверных. Это не может не радовать сердце истинного мусульманина. Месяц назад эмиссары из Вашингтона предлагали ему четыреста миллионов долларов на благое дело войны под зелёным знаменем пророка, да благословит его Аллах и приветствует. На фоне разворачивающихся событий четыреста миллионов — жалкая подачка. С восточной хитростью генерал отказался от неё. Пусть русские достроят «Пакстил» [200]. Потом они почувствуют гнев воинов ислама на собственной шкуре. А если и не достроят, то с помощью Аллаха, да святится имя его, пакистанцы его и сами достроят. Они докажут проклятым гяурам, что под знаменем ислама тоже можно строить и побеждать.

Разведка докладывает, что положение афганских предателей Мухаммеда катастрофическое. Вчера правоверные братья захватили Герат. Трусливые красные собаки бежали впереди их самолётов. Если их теперь чуть-чуть подтолкнуть, то эти безмозглые идиоты, отрекшиеся от веры отцов, падут как перезрелый гранат. А дальше нас ждут наши угнетённые братья за Пянджем [201]. Скоро, очень скоро зелёное знамя пророка воссияет над древней землёй Маверанахра [202]. Пора настала вооружать американским и китайским оружием пуштунов и отправлять их на священный джихад. Эти храбрецы смогут показать, как должны сражаться и умирать настоящие мюриды. Вот только надо сделать это, осторожно, чтобы Пакистан остался в стороне, Пока не достроят «Пакстил», впрочем, это я уже на второй круг пошёл. — Мысли возносили генерала до невиданных высот. Он уже видел себя лидером всего исламского мира.

Зия-уль-Хак в возбуждении прошёлся по кабинету, подошёл к большому панорамному окну, выходившему на прямой как взлётная полоса проспект Кайабан-е-Каид-е-Азам. Проспект уходил к самому горизонту, теряясь в утренней дымке. Казалось, что это олицетворение славного и прямого, как копьё, пути Страны Чистых [203]. Да! Надо твёрже проводить в жизнь заветы Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует. Пакистан, создан во имя ислама, и будет твёрд в истинной вере, а его народ будет держаться священного Корана. Поэтому введение исламской системы необходимое условие процветания страны.

— Хм-м-м, а ведь неплохо получилось! Надо записать, выучить и вставить в следующее телеобращение к народу. — Сам себя похвалил генерал. — Только ислам даст стране силы для построения великого и могучего государства.

Нам нужны новые победы! С Бхарати [204] пока нам справиться не под силу, индийцы плохие солдаты, но многочисленны, хорошо вооружены и имеют неплохую промышленность. А вот с Афганистаном всё может получиться. Эти красные безбожники надеются с помощью русских одолеть мужественных борцов за веру, но они совсем забыли слова пророка — если с нами Аллах, то кто против нас? А мы им поможем. Поможем, чем только сможем. Пусть это даже поссорит нас с русскими. Зато нас в этом деле священной войны поддержат и Иран, и Сауды, и американцы, китайцы тоже с нами. Мы ещё посмотрим кто кого.

От таких мыслей генерал ощутил небывалый прилив сил. Он решил не откладывать дело в долгий ящик, и вызвал к себе в кабинет гендиректора ISI [205] Абдурахман Хана. Верного сторонника и единомышленника Зия-уль-Хака.

Исламабад. Штаб-квартира ISI. Ахмад Шах Масуд. 30 марта
В конце марта в Исламабад прибыл по спецвызову пакистанского генштаба, молодой, подающий большие надежды полевой командир. Этот таджикский воин прославился ещё четыре года назад, когда проявил себя талантливым организатором во время Панджшерского восстания против диктатуры Дауда, этого предателя ислама, гореть ему в аду. В своём просторном афганском платье из широких партуг и чёрного садрыя. Из-под какуля на собеседника смотрели умные внимательные глаза, в которых можно было прочитать и сарказм, и лёгкую снисходительную усмешку. С раздвоенной бородой, Ахмад Шах больше походил на бродячего дервиша, нежели на знаменитого полководца.

— Рад приветствовать тебя, брат! Салам алейкум, дорогой Масуд. — Зия-Уль-Хак был сама любезность. — Здоров ли наш Лев Пандшера?

— Ва аллейкум ас-салам, — почтительно, как положено младшему по отношению к старшему, ответил Ахмад Шах, — всё хорошо, хвала Аллаху, мир ему и благословение. Я смиренно готов выслушать вас, господин президент.

На совещании Ахмад Шаху был выдан карт-бланш и доступ к финансам, для скорейшей организации партизанских отрядов на территории афганского приграничья. Пакистанцы обсудили перспективы сотрудничества и последствия возможной эскалации гражданской войны.

— Максимум кабульский сатанинский режим падёт не далее чем через полугода, даже без нашей помощи. Слишком глупы красные собаки, чтобы суметь противостоять народному гневу. — Ахмад Шах был на удивление спокоен и говорил ровным и тихим голосом, хотя по взглядам, что он бросал иногда, можно было заметить, насколько сильно кипит его кровь, да руки иногда непроизвольно сжимались в кулаки.

К приятному удивлению пакистанских генералов, оказалось, что в лагерях беженцев уже около года идёт подготовка воинов аллаха. Ахмад Шах заявил, что после получения стрелкового оружия можно будет выступить силами до пяти дивизий иррегулярного формирования.

Уже через полмесяца узкими горными тропами потянулись через границу, резко возросшие численно караванщики и пастухи, торговцы и контрабандисты. На старых грузовиках «Bedford» и «Atkinson», оставшихся ещё от англичан, на индийских трофейных татах и советских шишигах, даже на верблюдах в Афганистан доставлялось оружие, боеприпасы и медикаменты. Если до этого основным оружием моджахеда была английская винтовка «Lee Enfield», годная скорее для музея, чем для современной войны, то теперь чаще можно было увидеть в руках партизан новенькие китайские автоматы и ручные пулемёты.

К концу второй декады апреля пуштунские повстанцы выбили правительственные войска из Кандагара, Герата, Газни и Джелалабада. Кабул был с трёх сторон окружён партизанскими формированиями. Солдаты и офицеры афганской армии всё чаще отказывалась стрелять в декхан и пастухов. Казалось, что дни правительства ДРА сочтены.

20 апреля агентство «Рейтер» сообщило об эвакуации советских специалистов со стройки металлургического завода в Карачи. Комментаторы агентства, опираясь на сообщения пакистанских очевидцев, делали глубокомысленные выводы о провокациях, устраиваемых афганскими «беженцами» в знак протеста против помощи СССР кабульскомурежиму. К концу апреля работа на стройке остановилась окончательно.

ТАСС 30 апреля опубликовал официальное обращение к правительству Исламской Республики Пакистан.

«В последние дни апреля с территории Пакистана участились случаи проникновения незаконных вооружённых формирований на территорию Демократической Республики Афганистан. Резко возросло количество провокаций и подстрекательств к недружественным действиям по отношению к гражданам ДРА и СССР. Пакистанское руководство, не скрываясь, снабжает бандитские шайки оружием и боеприпасами, что ведёт к эскалации братоубийственной гражданской войны на территории ДРА. Советское Правительство, Коммунистическая Партия, а также весь советский народ с гневом и возмущением требует прекратить враждебную деятельность против молодой республики, закрыть границу со своей стороны, разоружить мятежные банды и немедленно начать переговоры по урегулированию спорных вопросов.

Если до двенадцати часов ноля минут 10 мая руководство Пакистана не выполнит названных условий, то вся ответственность за последующие события ляжет на него. Советский Союз, верный союзническому долгу, будет вынужден поставить правительству ДРА все виды ударного оружия, чтобы молодая республика могла успешно строить социализм на афганской земле. Мы не допустим уничтожение подлинной народной демократии силам международной реакции и средневекового мракобесия.

ГЛАВА 24. ПЛАНЫ НЕ ПРОСТЯТ ОБМАН

1 мая. Исламабад. Зия-уль-Хак
— Это блеф! — Кричал на своих подчинённых раздражённый Зия-уль-Хак, — русские никогда не смогут решиться на удар ядерными ракетами, это же приведёт мир на грань уничтожения! Нет! Это запугивание! Несмываемым позором мы покроем себя, если Пакистан выполнит хоть один пункт ультиматума. Наши дети никогда нам не простят такого унижения.

Я приказываю — немедленно, я подчёркиваю, немедленно привести войска в повышенную боевую готовность, начать скрытую мобилизацию добровольцев для обучения военному делу настоящим образом. Обратиться за помощью к мировой общественности. Никто не смеет в таком тоне разговаривать с нашей любимой отчизной.

10 мая. Небо над долиной Инда. Ту95МС. Майора Касаткина.
В 12.00 по Московскому времени над долиной Инда неслась стая металлических птиц. Это были не пассажирские лайнеры, и не грузовые трудяги. Грозные летающие «Медведи» Ту-95МС несли свой смертоносный груз. Крылья гигантов украшали не привычные красные звёзды ВВС СССР, а синие круги национального воздушного корпуса Афганистана.

Шестиметровые лопасти винтов уверенно рубят воздух на высоте двенадцати километров над уровнем моря. Надсадно ревут самые мощные моторы в мире. Уже скоро намеченная цель — автомобильный и тракторный завод «Таксила» севернее Исламабада.

— Три, тридцать пять, одиннадцать, доброго утра экипажу, до точки включения 16 минут, доложить о готовности. — Голос с базы слышен почти без помех. Магнитный фон в норме.

— Тридцать пять, одиннадцать, вас понял. Движение по расчёту.

— По прибытии на эшелон — лима [206] доложить. Как понял?

— Вас понял. По прибытию лима доложу.

Уверенно прошла последняя связь с центром управления. Впереди у экипажа заход на бомбометание. На инструктаже при определении целей начальство как-то странно заявило, что акция больше психологическая. Демонстрация уверенности и силы. А попадём куда надо, или нет, не так важно. Даже достовернее будет, если не попадём. Мы же сегодня афганские лётчики, ха три раза. Хорошо бы мирняк не зацепить.

На борту загружено несколько тонн ФАБов разных калибров, а также ФЗАБов и даже тяжёлые БЕТАБы. Такие подарки приготовлены для самой столицы, куда идёт 3-35-11, другие машины идут на Лахор, Кветту, Пешавар и, конечно, главный порт Пакистана — Карачи. «Медведи» летят без прикрытия, древняя ПВО Пакистана им не страшна. Час назад машины 79 ТБАД взлетели с аэродрома Чаган, и вот уже скоро к земле полетят чудовищные гостинцы, сея разрушения. Экипаж майора Касаткина сосредоточен и собран. Не слышно привычных для летунов шуточек и подначек. Оно и понятно, это первая настоящая бомбёжка со времен той Войны.

Вышли на точку, доложились, получили «Добро» и… — «Сброс!» Гостинцы пошли к цели, оглушительно разрывая воздух стабилизаторами ФАБов, а «Медведи» уже легли на обратный курс в сторону Семипалатинска. Сегодня предстоит сделать ещё два подобных захода.

Уже вечером 10 мая все новостные агентства пестрели аршинными заголовками. «Советы бомбят Пакистан!», «Русские воздушные пираты крушат мирные города!», и даже «Это начало третьей мировой?!». По сообщениям из Пакистана бомбардировка не принесла фатального вреда столице страны. Удар пришёлся на квартал между Джинна авеню и Ага-Хан роад. Эксперты утверждают, что русским пилотам не хватило практического опыта бомбометания. Возможно, из-за этого ни одна из бомб не поразила здания правительственного комплекса, зато оказалось стёрто с лица земли новое здание центральной мечети Джума Масджид, а также сильно пострадал строящийся комплекс отеля «Мариотт», разрушена центральная городская магистраль и Комплекс Национальной телекоммуникационной корпорации. Отмечены жертвы среди мирного населения.

Гораздо серьёзнее пострадал древний Лахор. Из-за чрезвычайно плотной глинобитной застройки ударная волна и пожары от бомбёжки разрушили пятую часть городской застройки. Нарушена работа химкомбината и складских комплексов. Сильно повреждён аэропорт и символ Пакистана Минар-э-Пакистан [207]. Тяжелым ударом для страны стало разрушение терминалов крупнейшего порта в Карачи. Кветта и Пешавар пострадали незначительно из-за отсутствия значимых целей в этих скоплениях глинобитных мазанок.

Реальные последствия для экономики страны не были такими уж ужасными. Главное, что всему миру стало ясно, что СССР имеет волю и решимость отстаивать свои интересы без оглядки на угрозы.

Одновременно в Пакистане активизировались сторонники убитого Зия-уль-Хаком бывшего президента Зульфикара Али Бхутто. Его сын Муртаза, почему-то очень во время оказался в Исламабаде вместе с соратниками по ПНП [208]. Они арестовали Зия-уль-Хака, пользуясь всеобщей суматохой, расстреляли и объявили о переходе власти в стране до новых демократических выборов, к временному правительству, составленному из членов ПНП. В Москву тут же была направлена телеграмма с требованием, немедленно прекратить варварские бомбёжки, странно сочетавшимся с просьбой начала переговоров. На этом первый этап конфликта завершился.

В результате переговоров проходивших в Ташкенте 17 мая, стороны договорились о прекращении бомбовых ударов и закрытии границы Пакистана и Афганистана. СССР в качестве жеста доброй воли согласился в качестве компенсации за нанесённый Пакистану ущерб, выделить льготный связанный кредит в размере 500 миллионов долларов, на покупку товаров советского производства.

Однако перелома в Афганской войне так и не произошло. Несмотря на отсутствие поставок вооружения и боеприпасов, партизаны продолжали удерживать захваченные провинции. Удалось освободить Джалалабад, Газни и Хост. Провинции с пуштунским населением продолжали отчаянно сражаться.

Мировые новостные агентства захлёбывались от ярости, проклиная хитрых русских, сумевших ловким ходом вывести из игры Пакистан. Всячески преувеличивалось количество жертв, нанесённых бомбовым ударом, СССР клеймился как «империя зла», «воинство сатаны» и «убийца женщин и детей». Все мусульманские страны отозвали своих послов из Москвы. Муллы со всех мечетей призывали правоверных к священной войне за веру. Только Башир Асад в Сирии, Ливийский полковник Муаммар Каддафи объявили о солидарности с НДПА в его борьбе с забывшими истинный смысл Корана пакистанскими лидерами.

Европейские страны не так эмоционально, но тоже осудили действия Москвы и ввели санкции на поставку в СССР товаров двойного назначения. К ним присоединились страны Движения Неприсоединения за исключением Индии и Бангладеш. Неприятной неожиданностью стало присоединение к волне всеобщего негодования Болгарии и Румынии. Живков и Чаушеску объявили, что более не намерены рисковать жизнями своих граждан находясь в одном военно-политическом блоке с поджигателями войны.

Однако ни Иран, ни Китай больше не осмеливались откровенно вставать на сторону Афганского исламского сопротивления. Только Саудовская Аравия и Турция клятвенно заверяли Ахмад Шаха Масуда в своей приверженности великому делу джихада.

11 мая. Лэнгли. Штаб-квартира ЦРУ. Директор Стэнсфилд Тёрнер.
На следующий день Директор ЦРУ адмирал Стэнсфилд Тёрнер нервно мерил шагами ковёр своего кабинета. Он не мог спокойно усидеть за столом после телевизионных ужасов.

— Гейтс! Кажется, это вы убеждали меня месяц назад, что Советы никогда не решатся на серьёзный удар? — Адмирал откровенно орал на главного эксперта по России. — Что можете сказать в своё оправдание после такого эпического провала? Молчите? Я думаю, что вы прямо сегодня вылетите из ЦРУ как пробка из бутылки, да так, что вас потом и мыть посуду в «Макдоналдсе» не возьмут.

Между тем, у вас на руках был не убиваемый козырь — конкретная дата вступления в эту долбанную войну СССР! Как можно было так впечатляюще сесть в лужу, я просто не представляю.

Наконец начальственный гнев иссяк, и адмирал остановился напротив офицера разведки и уставился прямо ему в глаза.

— Могу я изложить свои соображения, сэр? — следуя букве устава, Роберт Гейтс попытался как-то оправдаться.

— Валяй, излагай, хотя я очень сомневаюсь, что ты способен на что-то умное.

— Всё не так плохо, сэр. Если внимательно присмотреться, то эта акция устрашения русских сыграла нам на руку, сэр. — Роберт старался говорить громким «уставным» голосом.

— Прекрати паясничать, парень. Садись и давай по порядку с самого начала. Если сможешь грамотно обосновать, так и быть останешься в разведке, но с понижением в звании и окладе.

— Так! Точно! Сэр! — рявкнул Гейтс и опустился в кресло.

— Смотрите, сэр, русские продемонстрировали готовность применять силу без оглядки на мировое общественное мнение. Теперь они в глазах всего мира выглядят агрессорами, поджигателями войны и демонами Ада. Теперь мало кто согласится иметь с ними дело. Вы уже слышали о выходе из ОВД Болгарии и Румынии? Так вот, это первые ласточки нашей будущей победы.

К тому же с повстанцами им справиться всё равно не удастся. Помните, как было во Вьетнаме? Да, в той войне против нас на стороне Вьетконга воевали и Китай, и СССР со своими сателлитами, а теперь моджахеды вынуждены будут какое-то время воевать против сил правительства и военных советников из Москвы. Но так как воевать с некомбатантами крайне сложно, то в самом худшем для нас случае им потребуется не менее года. За это время мы найдём способ как им помочь.

Адмирал недовольно поморщился. Ему не нравился такой стиль. Гейтс уловил изменение настроения шефа и выдал ещё одну наработку.

Пользуясь возникшим прецедентом, США вводят в территориальные воды Пакистана свой Шестой флот. С авианосцев на территорию занятую повстанцами десантируются наши советники, наши силы быстрого реагирования высаживаются в Кандагаре. Выстраивается воздушный мост по образцу немецкого под Демянском. Наши «Джеронимо» [209] легко одолеют самодеятельную армию, или что там у них осталось, и всё, Афганистан наш, русские остановлены, счастливые афганцы с цветами и лепёшками встречают освободителей…

— Стоп, офицер! — Я понял. Второй вариант мне нравится гораздо больше, хоть эта авантюра и требует довольно длительной подготовки, согласования с ВМФ, ВВС и разведки, тем не менее, он даёт нам реальный результат, а не вялотекущую шизофрению.

— Возможно, вы правы, сэр! — снова вытянулся по стойке смирно Гейтс, а про себя подумал, — старый идиот. Вот из-за таких «лихих рубак» мы и попадаем вечно в передряги.

Мехмет Али Агджа был схвачен турецкой полицией в середине марта. Агджа тут же признался в совершенном преступлении, выдал сообщников и рассказал всё, что знал о деятельности «Серых волков». Слушанье его дела было назначено на ноябрь, но в апреле Орал Челик, действуя под псевдонимом «Аттила», организовывает побег. В багажнике автофургона Челик и Агджа пересекают границу Турции и Болгарии, двигаясь по давно отработанной контрабандистами дороге из Стабула в Мюнхен. Они заплатили обычную, в таком случает, мзду и турецким мухафизларам и болгарским позачитам [210], но на болгарской стороне их приняли сотрудники КГБ. Оба были брошены в отдельные камеры, и на этом их путь завершился.

11 мая Агдже в камеру передали турецкую газету, на первой полосе которой аршинными буквами шла надпись «Rus bomba Musluman!». Мехмет начал читать и по мере прочтения жажда возмездия всё больше распаляла его сердце. К тому же он видел, как можно объединить священную месть за поруганные исламские святыни и его личную страсть к славе. Дело было за малым. Как бежать из этой долбанной тюрьмы? Верный Челик тоже в тюрьме, в Болгарии знакомых нет. Тем более что к туркам эти вероотступники относятся, мягко говоря, неприязненно. Как выбраться из заточения не ясно.

Вечером того же дня его привели в допросную. Важный седой мужчина с пышными усами и густыми бровями, представился как генерал Шопов. Несколько долгих минут он вглядывался в лицо Агджи, прежде чем начать беседу. Пауза затягивалась. Агджи в странном порыве вдруг показал язык своему грозному собеседнику. Тот в ответ только усмехнулся. Лёд между ними слегка подтаял.

— Так значит, ты и есть тот самый серый волк, что турецкого редактора замочил? — всё-таки первым начал беседу Шопов. На удивление, он вполне сносно говорил по-турецки.

— Раз ты всё знаешь, то зачем спрашиваешь? — огрызнулся Агджи. — Времени много? Болтать любишь?

— Ну, раз ты у нас такой деловой, то давай будем разговаривать по делу, — добродушно согласился генерал. — Ты газету сегодня прочитал?

— Ну, прочитал, дальше что? — недоумённо протянул молодой человек. — Этот поступок русских хуже, чем просто преступление, это… это… не знаю даже как назвать… но вам я зачем? Болгария всегда Россию поддерживает, особенно против мусульман. Чего вы от меня хотите?

Он внезапно начал кричать, истерично дёргая головой:

— Клянусь Аллахом, Кораном, и зелёным знаменем Пророка. Идеалистическая молодёжь Турции будет до последней капли крови сражаться против коммунизма, капитализма, фашизма и всех видов империализма. А вам болгарские собаки мы устроим казнь, такую, что живые позавидуют мёртвым…

— Прославиться хочешь? Отомстить хочешь? — глядя прямо в глаза террористу, зловещим шёпотом вдруг проговорил Шопов.

— Допустим, хочу! — в голосе убийцы прозвучал вызов.

— Мы готовы тебе помочь. Ты получаешь славу и отмщение, мы — достигаем своих целей.

— Каких?

— Джок шей билечексын, якында яшланачаксын [211]. — ответил генерал старинной турецкой поговоркой — Ты хорошо стреляешь?

— Только в упор.

— Машину водишь?

— Это запросто! Дело не хитрое. Жми педаль, крути баранку!

— Какой ты шустрый, это мне нравится. Ладно, я открою тебе часть карт. Надо ликвидировать одного важного русского начальника. Живёт он в самом центре Москвы. Ты не струсишь?

— Храбрее меня у Аллаха нет воинов! — гордо заявляет Агджи.

Другого ответа я и не ожидал. Адрес получишь перед заброской. Фотография — вот, знакомься, Юрий Владимирович Андропов. Каждое утро едет на Лубянку. Возможно, это единственное время, когда его можно… того, — Шопов провёл ребром ладони по горлу.

— Нет, начальник, хоть ты и генерал, но глупый. Меня же схватят и расстреляют тут же на месте. Я не для этого из турецкой тюрьмы сбежал.

— Всё-таки ты трус! Во-первых, слава и месть бесплатными не бывают. Во-вторых, от тебя во многом зависит, сможешь ли ты сбежать. Заметь, что деньги у тебя будут практически не ограниченные.

— Начальник, ты точно дурак. Хочешь, чтобы я тебе поверил? Ты же сам меня после дела и пришьёшь, чтобы следов не осталось. Я бы так сделал. Исполнителя чик, концы в воду.

— Тогда сам придумывай, какие гарантии тебя устроят, если тебе моего слова мало. Кстати, если откажешься, мы тебя повесим, — Шопов делает вид, что сердится. — Выбор у тебя не велик. Либо помрёшь на верёвке из свиной шкуры, либо… Тебе есть о чём подумать.

На самом деле Шопов доволен торгом. Понимает, что рано или поздно клиент созреет.

Вечером Григор Шопов встречался с товарищем Живковым.

— Еще пару дней максимум и Агджа будет готов для обучения. Он уже сегодня был почти готов, но турецкая спесь не позволяет сразу согласиться, будет нас мурыжить день-другой.

— Это ничего, главное, чтобы у него получилось, — медленно проговорил Живков, потом достал сигарету, размял её в пальцах, чиркнул зажигалкой и медленно затянулся.

— Скажи мне, дорогой Григор, сам-то как считаешь, правильно мы поступаем, что строим тут планы по убиению уважаемого человека? Ты давай закуривай со мной, а то будто здоровее меня быть хочешь. — Живков как-то невесело рассмеялся.

— Товарищ Живков, я считаю, что если у нас получится убрать Андропова, то не только у болгар или румын появится шанс избежать вымирания. Большой шанс появится у всего мира, а для этого можно ликвидировать больного старика. Да, это смертный грех, но кто-то должен не убояться зла. Вот мы с вами его на себя и берем. Гореть нам в Геенне Огненной, впрочем, нам одним грехом больше, одним меньше, роли уже не играет.

Через неделю Мехмет Агджи начал подготовку к секретному заданию. Его учили русскому и азербайджанскому языкам, владению снайперской винтовкой, экстремальному вождению, сапёрному делу и прочим премудростям диверсантов.

ГЛАВА 25. НЕ ВЫШЕЛ РОСТОМ И ЛИЦОМ

5 сентября. Москва. Мехмет Агджи.
Пятого сентября в Москву из Баку прибыл «азербайджанец» с паспортом на имя Курбанова Сулеймана Ибрагимовича. За не очень большую мзду ему удалось устроиться на работу водителем мусоровоза в Дорогомиловском районе столицы. Начальник ЖЭКа напутствовал его в первый день работы:

— Смотри, Сулейман, нах, относись к работе хорошо, нах, води аккуратно, аварийных, нах, ситуаций не допускай. Наш Дорогомиловский особый, нах, район, тут все начальники страны, нах, живут и каждый день с работы и на работу ездят. Будешь хорошо, нах, работать станешь, нах, руководить нашим автохозяйством. Вы же муслимы, нах, не пьёте? Вот! А у наших мужиков в этом главная беда. Как деньги получил, так в запой, и звиздец! В общем, завтра выходи к шести нуль-нуль, как штык.

6 сентября. Москва. Двор дома № 24. Владимир Рыжиков.
Рано утром Владимир Рыжиков, которому выпало возить Председателя ГКБ в этот день, курил у двери оперативной чёрной «Волги» в ожидании шеф. Юрий Владимирович почему-то задерживался сегодня. Вот уже и Леонид Ильич поздоровался и тайком покурил в машине Андропова, вот машина Брежнева покинула двор, а Юрия Владимировича всё не было.

Андреич, как уважительно звали старшего водителя Председателя КГБ в спецавтохозяйстве, окинул цепким взглядом двор. По-летнему густая листва клёнов скрывала большую часть двора, но всё, что нужно, было видно прекрасно. Тем более что Андреич знал этот двор, как свои пять пальцев. Вот только почему-то около мусорных контейнеров уже целый час стоит мусоровозка. Надо бы подойти и проверить, а то как-то подозрительно.

Не успел Андреич додумать мысль до конца, как от мусоровоза отделилась мужская фигура и направилась в его сторону. Мужчина, скорее даже молодой парень лет двадцати, кучерявый брюнет среднего роста в грязном ватнике и испачканных белилами сапогах. Выглядел типичным кавказцем из какого-нибудь горного аула. Вот только цепкий взгляд глубоко сидящих глаз Андреичу показался подозрительным. Машину с мусором и документы водилы он проверил ещё час назад. Как и положено, они были от Дорогомиловского ЖЭУ. Ни в контейнере, ни в кабине ничего подозрительного он не заметил.

— Слюшай, отэц! Мой машин, билад, не хочет ехат, шайтан такой! Навэрына зажыганий барыхылыт? Памаги, брат! Ты шофыр, я — шофыр. Можыт я тыбэ када памагу.

Ужасный кавказский акцент делал речь парня почти непонятной, от этого у Андреича в душе поднималась волна агрессии.

— Не могу. Я при службе. Большого человека жду. Сам чинись, или иди в свой ЖЭК, пусть рембригаду присылают. Давай, уходи быстрее, а то и тебе, и мне за разговоры влетит по первое число.

Едва мусорщик дошёл до своей машины, хлопнула дверь подъезда, и на крыльце показался Андропов. Погружённый в раздумья, он подошёл к «Волге», машинально пожал руку Андреичу, открыл дверку и аккуратно разместился на заднем сиденье. Андреич привычно окинул взглядом двор, отжал педаль газа и двинулся к выезду на Кутузовский. Внезапно его боковое зрение отметило какое-то движение со стороны мусорных контейнеров. Он повернул голову к зеркалу заднего вида и увидел, как мусоровоз со скоростью гоночного болида настигает его «Волгу». За рулём мусоровоза никого не было!

— О чём думает этот пидор! Ох, бля! — проскочила последняя мысль в его мозгу, совпав по времени с грохотом сминаемого железа. Через секунду раздался взрыв, и над двором выросло облако дыма. На этом закончился жизненный путь не только Андропова, но и хорошего мужика Владимира Андреевича Рыжикова.

Особая следственная бригада обнаружила на покорёженной торпеде мусоровоза накарябанные арабской вязью слова الله أكبر‎ [212], что все поняли, как ответку за бомбёжку Пакистана. Взрыв обеспечило самодельное взрывное устройство — несколько килограммов смеси алюминиевого порошка, селитры и гексогена, которой был забит бампер. Личность водителя установили быстро по документам ЖЭКа, вот только по адресу в паспорте никто никакого Курбанова Сулеймана Ибрагимовича слыхом не слыхивал. Дактилоскопия тоже ни к чему не привела. Поквартирный обход кончился безрезультатно, все слышали только грохот взрыва. В картотеке МУРа таких отпечатков не было. Парик, ватник и сапоги были найдены на берегу Москвы-реки, в сотне метров от подъезда. Сам исполнитель исчез без следа.

На закрытом заседании руководства КГБ новый Председатель «конторы глубокого бурения» Виталий Васильевич Федорчук, выступая с траурной речью, помимо обычных клятв в стиле «не забудем, не простим» заявил:

— … Надо отметить, что вся страна вообще и наш комитет в частности, оказались не готовы дать ответ на вызов, брошенный нам террористическими режимами исламских мракобесов. Товарищи чекисты, вы представьте, если у нас можно безнаказанно ликвидировать шефа госбезопасности, то какой ад можно устроить для простых граждан? Ведь к каждому детскому садику или школе, театру или вокзалу охрану не приставишь. Да и что этот пост сможет сделать, если в голову организаторам придёт взять в заложники детей? Брать заложниками наших граждан мусульманского вероисповедания? Тоже не выход. Завтра же заполыхает Кавказ и Средняя Азия, забьются в истерике вражеские голоса о попрании прав человека, начнутся провокации по всему миру. Сейчас не время и не место решать что-то, но есть повод подумать о способах борьбы с терроризмом.

Делом профессиональной чести для нас должен стать поиск вероломного убийцы. Карающий меч правосудия найдёт презренного наймита и накажет его, где бы тот не находился. В ущелье Гиндукуша, или в мечети Эр-Рияда, в трущобах Дакки, или в бункере Иранского КСИР. Я понимаю, что это очень трудно, но иначе — грош нам цена, придётся всех разогнать и нанять новых сотрудников.

В тот же день проходило внеочередное заседание Политбюро ЦК КПСС. На всех его членов отрезвляюще подействовало циничное и безнаказанное убийство одного из них. Всем было понятно, что ни усиление охраны, ни режим военного положения не снимут проблему, потому что проблема в наличии смелых и безжалостных врагов. Особенно близко к сердцу принял это известие Леонид Ильич. Он то и дело повторял как бы про себя:

— Ну, как же так! Я же вышел всего на пятнадцать минут раньше Юры. Мог бы чуть задержаться и вместе бы на воздух взлетели бы… Ох, беда, беда… А может быть, это вообще на меня покушение было? Просто перепутал убийца?

— Успокойтесь, Леонид Ильич, — громко шепчет Брежневу Владимир Щербицкий, — если даже планировали вас, то вам опять повезло.

В итоге вечером было принято решение о сворачивании активной поддержки революции в Афганистане. Решено было по образцу Кореи и Вьетнама разделить страну на красный Север — Маверранахр, и зелёный Юг — Пуштунистан. Решили, что пока КГБ не решит проблему терроризма внутри страны, новые внешнеполитические акции не затевать. Как сказал маршал Устинов:

— Хороша страна Болгария, а с Румынией мы тоже разберемся, но не сейчас. Порядок наведём в Союзе, а потом и социалистический лагерь будем в чувство приводить, чтобы ни один Живков не спрятался.

— Постойте, товарищи! — подал свой скрипучий старческий голос Константин Суслов. — А как же великое дело Маркса-Энгельса-Ленина? Вы что? Забыли о том, что пролетариат Советского Союза должен нести свет великого учения народам всего мира?

— Михаил, не суетись, сядь, водички выпей. — В этот раз Брежнев был настроен решительно. — Ты послушай, будь добр, что остальные товарищи скажут. Речь идёт о выживании, а не об идеологии. Идеологию, какую надо, такую и придумаем. Даром что ли у нас целый институт Марксизма-Ленинизма работает?

К началу октября были проведены переговоры между Кабульским правительством и исламской партией Афганистана во главе с Гульбеддином Хекматиаром и Ахмад Шахом. Исламисты согласились на переговоры, перестав получать поддержку от Пакистана. Им тоже требовалась передышка, чтобы собраться с силами и найти новые пути для борьбы. В стране установилось хрупкое перемирие.

ГЛАВА 26. ОХОТА ЗА СНОВИДЕНИЯМИ

София. Институт суггестологии. Борис Рогов.
В начале мая в Софию по приглашению профессора Лозанова прибыл Стивен Лаберж, знаменитый исследователь феномена сновиденья. В его лаборатории в Стэнфордском Университете в Сан-Франциско, вот уже второй год пристально изучалась техника осознанного сновидения [213]. Вместе с ним приехал и его постоянный ассистент и помощник Линн Нейджл. Георгию Лозанову пришлось приложить много усилий для того, чтобы болгарское министерство культуры выделило достаточно денег для американской звезды психосомнологии. В 1979 году Лаберж ещё не успел стать мировой знаменитостью, и 10 000 американских долларов в качестве гонорара за организацию работы по контролю над сновидениями были для него и его напарника достаточным аргументом, чтобы рвануть в далёкую славянскую страну.

Обратились к иностранному учёному потому, что за полгода работы так и не было получено никаких конкретных результатов. Вернее разрозненные факты ясновидения наблюдались, но их механизм так и пребывал за покровом тайны. Исследовали объект со всех сторон, от рефлексов стопы до попыток как-то воздействовать на мифическую сахасрару на макушке. Было снято несколько десятков энцефалограмм и кардиограмм, постоянно исследовался состав крови. Фиксировалась влажность и электропроводность кожи. Всё было напрасно.

А вещие сны, тем не менее, имели место. Так 17 мая за неделю до трагедии Борису явился сон про авиакатастрофу в аэропорту Чикаго, приведшую к гибели 273 человек. В тот же день он рассказал о похожем событии, на этот раз в Украинском городе Днепродзержинске. 11 августа диспетчер Харьковского центра управления воздушным движением Жуковский перепутает вводимые данные, в результате чего произойдёт столкновение двух Ту-134 с гибелью экипажей и пассажиров обоих лайнеров. Помимо 150 обычных пассажиров в одном из самолётов будет лететь Ташкентская футбольная команда «Пахтакор».

И Брежневу, и Картеру были направлены через дипломатов письменные предупреждения, но ни тот, ни другой не удосужились как-то отреагировать. Кремль после болгарского демарша по поводу бомбёжки Пакистана, игнорировал все попытки Живкова что-либо объяснить.

Зато после катастрофы Живков получил запрос от Генсека ЦК КПСС с предложением встретиться. Было ясно, что тема переговоров продиктована фантастической информированностью болгарского руководства.

На что Живков ответил одинаково: — «В Болгарии много таинственного и непознанного, ясновидящие тоже имеются, например, баба Ванга». То есть он с одной стороны намекал, что информация получена от Ванги, а с другой, не утверждал это. От встреч, отказываться тоже не стал.

Подопытный «Пророк» прилежно выполнял все поручаемые ему действия, даже ежедневно заполнял дневник сновидений, отмечая каждый раз события предшествующие запомнившемуся сну. Он послушно пять дней в неделю приходил в лабораторию и отдавался в руки исследователей, которые цепляли датчики к разным участкам тела и снимали показатели. Потом заставляли описывать ощущения при тех или иных воздействиях.

Стивен Лаберж оказался замечательным парнем. Компанейским и начисто лишённым снобизма, так свойственного многим ученым Болгарии и России. Первым делом Стив устроил грандиозную вечеринку, на которой угощал всех калифорнийским вином и даже, тайком от руководства, самодельным ганджем. Он вспоминал массу забавных историй из своей жизни на Трассе [214] и в Индии, придумал массу розыгрышей, которые для поддатой компании показались самым весёлым праздником в их жизни.

Под конец этой сумасшедшего сейшена Стив высказал основную мысль своей работы:

— Друзья! Я теперь могу вас так называть?

— Да-а-а-а! Та-а-ак! Й-е-е-е-е, — дружный вопль был ему ответом.

— Завтра подумайте, что происходило сегодня. Было это осознанное проведение времени, или нет? Сон это или реальность? Страх совершить что-то не одобряемое обществом, заставляет нас контролировать поведение. Но во время осознанных сновидений мы безбоязненно можем испытывать новые формы поведения и новые формы проживанияи. Поэтому мне кажется именно в этом главная цель моего исследования. Надеюсь, что теперь и вашего тоже.

Работа по исследованию мозга с помощью осознанных сновидений, тоже пока не давала результатов. Мистер Лаберж не терял надежды с помощью своего метода выйти на разгадку тайны «Пророка».

— Боб, ты говорил, что видишь во сне газеты, в которых упоминаются события, что должны случиться? — который раз он спрашивал отважного онейронавта [215].

— Да, Стив, именно так это и происходит. Только иногда это может быть новостная программа ТВ или радио, а иногда газета или журнал.

— Слушай! У меня сегодня появилась идея, как мне кажется, вполне способная вывести нас из тупика. Тебе придётся освоить мою методику осознания себя во сне. Смотри. Ты во сне, осознав, что спишь, идёшь в библиотеку, берёшь там газету за сегодняшнее число и читаешь её осознанно. Кстати, у меня никогда не получалось ни читать, ни писать. Стоило только сосредоточиться над текстом, как он размывался, и пропадал. Как тебе такая идея?

— Мне бы лишь бы с электродами на башке не сидеть, а остальное я, как юный пионер, всегда готов, — Борис быстро согласился на очередной эксперимент. — Тем более, я уже почти научился осознавать себя во сне. Правда, почему-то даже зная, что мне это снится, не могу там делать ничего такого, что не мог бы делать в реальности.

— Вот! Вот! Вот! — Вдруг закричал Лаберж. — В этом и секрет твоего таланта. Твоё подсознание раздвоилось. При этом одна его часть жёстко пресекает несанкционированный доступ к мировому информационному полю, а вторая, наоборот, всё время ищет путь туда, и идёт даже на сверхусилия, подсовывая реальную информацию о событиях ближайшего будущего. Это второе подсознание, очень хочет, чтобы ты преодолел себя и почувствовал свободу хотя бы во сне.

Так, что Боб, тебе огромное спасибо, за то, что натолкнул меня на интересную гипотезу. Ясно тебе, куда теперь надо думать?

— Да, пожалуйста, — Борька хитро посмотрел на своего руководителя, — всегда рад помочь мировой науке. Стив, а травки у тебя не осталось? Хорошо бы пыхнуть по такому случаю.

— Ох, подставишь ты меня… Если только по косячку и не больше, и в садике, там запах будет не так заметен. Пыхнем на пару.

Через час Борис погрузился в сон. На работе ему специально давали снотворное, для искусственного регулирования сновидческих процессов. Онейронавт в очередной раз погрузился в пучины своего бессознательного. На самом деле, он просто либо пересказывал свои реальные сновидения, либо выдавал что-то из того, что вспоминал из прошлой жизни.

ГЛАВА 27. НА НЕВЕДОМЫХ ДОРОЖКАХ

25 августа. София. Бульвар Скобелева. Лена Адонина и Линн Нейджл.
К вечеру зной, охвативший болгарскую столицу в конце августа, сменился приятной прохладой. Со стороны Витоши повеяло тёплым ветерком, сдувающим раскалённый жар городского асфальтового ада и автомобильных миазмов.

Лена решила пройтись, чтобы немного отдышаться после жаркого дня в душной приёмной директора института. Ей уже до чёртиков надоела и эта жара, и эта страна, и её скучная работа.

Особенно ей было грустно в те дни, когда Борька уходил в «ночное», как сегодня. Было очень одиноко в их маленькой квартире и очень хотелось к маме. В городе на людях всё-таки полегче. Лена медленно шла по бульвару Витоши, время от времени покупая себе порцию мороженого, благо, что его здесь было завались. Вот только местное мороженое напоминало самоё дешёвое, которое дома называлось «Фруктовое». Единственноем его достоинство — освежающих сладкий холод.

Девушка зашла в небольшой скверик на бульваре Скобелева и решила присесть. Тем более что здесь журчал фонтанчик, и лёгкая водяная пыль приятно освежала воздух.

— Лена, позвольте присесть рядом с вами? — Леночка даже вздрогнула от неожиданности. Она подняла голову и увидела перед собой лысоватого мужчину в расклешённых белых брюках и больших чёрных очках. — Меня зовут Линн Нейджл, я работаю с мистером Лабержем и вашим мужем. Так вот, Борис просил вам кое-что передать.

— Да, садитесь, пожалуйста, — утомлённая жарой и не ожидавшая никакой опасности, девушка отреагировала совершенно спокойно. — Что там хочет передать мой благоверный?

— У него сегодня ответственное погружение, — лысый несколько минут рассказывает о важности онейронавтики для мировой науки. Потом, как будто опомнившись, возвращается к текущему моменту. — О вас он тоже подумал и решил сделать маленький сюрприз! Для этого вам надо сесть к нам в машину и проехать в одно местечко. Какое именно, я сказать не могу, в этом и есть сюрприз, но Борис сказал, что вам оно понравится. Поэтому прошу вас в лимузин! — Мужчина галантно подал девушке руку, и, неожиданно крепко ухватив под локоть, повёл к чёрному автомобилю.

Леночке подобное обращение не понравилось, и она попыталась высвободить руку, но не тут-то было! Линн держал её локоть мёртвой хваткой.

— Не вздумай кричать, красавица, — мужчина вдруг резко сменил тон. — Лезь и не дёргайся, а то будет хуже и тебе и твоему мужу.

От неожиданности девушка послушно забралась на заднее сиденье, а Нейджл уселся рядом.

— Руки вперёд! — грубо скомандовал он, после чего защёлкнул на тонких девичьих запястьях наручники.

— Чего вы от меня хотите? Денег у меня нет, никаких секретов я не знаю, отпустите меня, пожалуйста, — перепуганная девочка вдруг заплакала от унижения и боли.

— Нам не нужны деньги, дура! — Голос Нейджла вдруг сорвался на крик, и он с размаху ударил девушку по лицу, — прекрати скулить, сучка! Не выношу женских слёз. Сиди тихо, ничего не говори, ни о чём не спрашивай. Я всё тебе расскажу, когда приедем на место. Будет тебе сюрприз, никуда не денется, — он противно захихикал.

Следующий день. София. Борис.
Утром, уставший после «трудовой» ночи, когда приходилось просыпаться через каждые три часа и писать отчёт об увиденном, я вернулся домой. Крайне удивило, что дома Леночки не оказалось. Первая мысль была, что её сегодня Лозанов попросил прийти пораньше на работу, но додумать мысль я не успел. Вдруг резко зазвонил телефон.

— Это Бóрис Рогóфф? — голос с американским акцентом был не знаком, но из-за агрессивного тона сразу стал неприятен.

— Я вас слушаю.

— Твоя жена есть у нас! Если хочешь увидеть её живой, делай как я скажу, тогда она останется цела.

— Что вам от меня надо? Подлые ублюдки!

— Не надо волновайтса! — голос на другом конце провода громко захохотал. — Вы должны подумать хорошо, и принять правильный решение. Ты не есть глупый, поэтому ты понимать, что нам нужно от тебья. Не вздумай жаловаться в полицию. Там работает много наших людей. Если я узнавать про это, то твою жену буду убивать.

— Козёл вонючий! Ты можешь сказать, ублюдок, что тебе надо?

— Не «тебе», а нам. Нам надо вывезти тебя в США, чтобы ты смог поделиться своим талантом с самым демократичным правительством в мире. Кроме того, шеф хочет получить и протоколы всех экспериментов. За это тебе будет и грин кард, и деньги, и дом. Скажи мне, где ты предпочёл бы жить, во Флориде, на Оаху или в Пасадене?

— Какие гарантии, что если я сейчас соглашусь с вами, то с Леной ничего не случится? — я тяну время, параллельно продумывая варианты дальнейших действий.

— Офф кос, никаких! Ты есть не в том положении, чтобы требовайт гарантии. Только слово джентльмена. Поверь, это уже не мало.

— Ладно, что я должен делать?

— Всё очень просто! Ты должен взять файлы с протоколами и завтра сразу после работы ждать телефонного звонка. Я тебе скажу, куда идти.

В гневе я кидаю трубку на рычаг аппарата и ищу номер Людмилы Живковой. Хорошо, что он записан прямо на первой странице Ленкиной книги расходов. Я с нежностью и внезапной жалостью вспомнил про неё, и подумал, что сделаю всё, чтобы выручить из этой передряги.

— Людмила, — от волнения я даже забыл поздороваться, — Людмила, у нас беда. Леночку похитили американцы!

— Боря, не торопись! — Людмила сначала не поняла о чём вообще идёт речь. Подожди, я освобожусь через час и тебе позвоню. Ты мне всё и про Лену и про шпионов расскажешь. Добре?

— То не есть добре! Мила, послушайте, случилось несчастье! Лену сегодня ночью, или вчера вечером похитили. По-хи-ти-ли!

— Как похитили?! Кто?! Этого не может быть! У нас в стране никогда никого не похищали. Нет! Это исключено.

— Увы, но это правда. Я сейчас разговаривал по телефону с похитителем. Он не скрывает, что работает на ЦРУ. Им нужен я, но меня им мало, они хотят получить ещё и протоколы опытов, для этого они хотят чтобы я украл протоколы. Тогда они вывезут меня из Болгарии.

— Я сейчас свяжусь с Христовым, это вопрос ДС. Он не поверит, но я буду максимально убедительна. Сколько у нас времени?

— Времени у нас немного. Похитители будут ждать меня завтра после работы.

— Хорошо, я постараюсь. — Людмила положила трубку.

Она, наверное, действительно была настойчива, потому что не прошло и пяти минут, как со мной связался майор Госбезопасности Петр Младенов.

Мне пришлось ещё раз повторить свой рассказ, постоянно напоминая собеседнику об утекающем времени.

— Я вас понял, мы будем работать над вашей проблемой, тем более что за вас хлопочет сам товарищ Живков.

Весь день я не находил себе места. То бродил из угла в угол, как тигр в клетке, то бросив всё, бегал вокруг дома. Дважды пробежал по маршруту от работы до дому в надежде, что это сможет натолкнуть меня на выход из положения.

На следующий день с утра я сидел рядом с телефоном в ожидании звонка Младенова. Около девяти телефон ожил с каким-то странным дребезжащим звуком.

— Утро доброе! Вы слышали сейчас щелчок, когда брали трубку? — без долгих расшаркиваний начал Младенов.

— Да. И звук у звонка стал какой-то необычный.

— Щелчок, это значит, что ваш номер будет прослушиваться, а вот со звуком ничего не должно было случиться. Вы куда-нибудь из дома выходили после нашего вчерашнего разговора?

— Да, искал место и улики… ничего не нашёл конечно…

— Понятно. Похоже, слушают нас теперь и злодеи. Моя вина, не предупредил вас о том, что вам нельзя из дому выходить. Тогда так. К вам сейчас приедет машина. Жёлтый «Трабант». В ней будет наш сотрудник, он отвезёт вас на работу и по дороге расскажет, что надо делать. Проверьте его документы на всякий случай. Ни с кем другим не разговаривайте. Пусть даже это будет ваш коллега по работе. Вы всё поняли?

— Да, понял я всё, товарищ майор. Так всё и сделаю. Машина во сколько должна подъехать?

— Выгляни в окно, может быть уже приехала.

У самого моего подъезда стояла маленькая жёлтенькая машинка. Рядом курил невысокий крепыш в черных очках на пол лица. Я понял, что пора выходить, и уже через минуту садился в драндулет.

Стоило нам выехать на бульвар Черни Врых, как за нами увязался чёрный «Форд-Рэйнджер».

— Пускай себе едет, всё равно они знают, куда мы сейчас двигаемся. Вот после того, как девочку твою получим, можно попробовать погонять. Но этим ребятам от меня не уйти. Тут же кроме мощности мотора, надо мощность мозга иметь. — Крепыш, по удостоверению оказавшийся капитаном Филиппом Ивановым, тарахтел, не переставая.

— Вам уже рассказали, что делать?

— Нет, телефон слушали не только в ДС.

— Тогда слушайте меня. Уж тут-то нас не прослушают, капитан удовлетворённо хмыкнул. — Возьмёте пачку старых отчетов. Лозанов обещал подготовить. Сверху положите копии настоящих протоколов для маскировки. Всё это упаковываете, и я вас везу домой. Когда с похитителями встретитесь, отдадите только половину пачки, остальное после того, как приведут жену. Дальше действовать будем мы.

Лозанов и Лаберж были уже в курсе событий и всячески выражали мне своё сочувствие. Нейджла почему-то не было, хотя на сегодня были назначены эксперименты с его участием.

К полудню всё было готово. Я опять сидел и ждал звонка. Время как будто застыло в оцепенении.

Резкий звонок вернул меня к реальности:

— Что же вы, Борис, не выполнили нашего условия? Как вам не стыдно,рисковать жизнью любимой девушки. Ладно, вам повезло, что она нам пока нужна…

— Что значит «пока»? — Я начинаю орать в трубку. — Если хоть один волос… то ни о каком сотрудничестве не может быть и речи.

— Спокойствие, только спокойствие, молодой человек, дело житейское. Осталось уже совсем немного. Протоколы вам забрать удалось?

— Протоколы готов передать хоть сейчас, но при одном условии. Я вам для начала отдам только половину. Когда вы отпустите мою жену целой и невредимой я отдам вторую половину.

— Хорошо, только второе отделение надо будет сыграть чуть по-другому. Ты отдаёшь вторую половину протоколов, и сам садишься в машину. Сам! Добровольно!

Теперь слушай дальше. Ты сейчас едешь к Южному парку. Там, у юго-западного края есть пруд. Машину оставляешь на дороге, и один, я подчёркиваю, один идёшь к этому пруду. Если я увижу что, что-либо пошло не так, то ни меня, ни жены ты не дождёшься. И смотри мне, без фокусов!

Не дожидаясь моего ответа, похититель бросил трубку.

Четверть часа спустя мы подъехали к указанному месту. Место открытое, спрятаться команде гебешников абсолютно негде. Пока Филипп даёт мне последние инструкции, я стараюсь представить, как будут действовать похитители.

— Придётся, чтобы избежать риска, согласиться на условия похитителей. Хорошо бы они, в самом деле, девочку отпустили. Хотя я на их месте так бы делать не стал. Это же прекрасный инструмент давления на тебя. Хорошо будет, если они ее, хотя бы привезут, могут же и просто вас схватить, сунуть в рот кляп, мешок на голову и в багажник…

К счастью чёрных «Фордов» в Софии мало. В крайнем случае, будем привлекать вертолёт. Так что не волнуйтесь и соглашайтесь на любые условия. Сейчас главное, чтобы эти нещастники [216] ничего с вашей женой не сделали. Постарайтесь ничем их не раздражать, можете даже подружиться. Поболтайте за това, за това [217]. И не бойтесь, мы их обязательно пойма…

Речь разговорчивого безопасника оборвалась на полуслове.

— Смотри, а вот, кажется, и наши «друзья», — он повёл глазами в сторону большого чёрного автомобиля сворачивающего с улицы Ибсена в аллею парка. — Давай, бери пакет и шагай к ним, а то они сейчас на нервах, не известно, что им в голову придёт.

Я подхватил пакет с протоколами и направился по асфальтовой полуразрушенной тропинке вглубь парка. Я остановился на поляне, в дальнем конце которой стоял большой чёрный «Форд-Рэйнджер». Меня ждали, потому что стоило оказаться в поле зрения, как тут же открылась дверца, и показался человек, которого я ни как не ожидал увидеть.

Линн Нейджл, ассистент и старый приятель Стивена Лабержа, собственной персоной, распахнув руки, двигался мне на встречу. Вот так номер! — Интересно, а сам Лаберж тоже цэрэушник? Или он всё-таки честный исследователь?

— Боб! Ты не представляешь как я рад, что ты согласился с нами сотрудничать. Тебя ждёт по-настоящему счастливое будущее. Славу я тебе обещать не могу, но деньги, комфорт, свободу — сколько угодно, ещё и с запасом!

Я, молча, протягиваю пакет с протоколами экспериментов и с укоризной в глазах слежу за Нейджлом.

— Ну и зря ты не хочешь со мной сотрудничать, — по-своему истолковал мой взгляд мистер Линн.

— Лену отпусти — я напоминаю о нашем договоре. — Или ты солгал, и это была ловушка?

— Какой ты ещё наивный! — засмеялся противно Линн. — С нею ты увидишься. Скоро. Но не сейчас. Давай быстрее в машину. Помогу тебе воссоединиться с супругой. Не бойся, тебе понравится, особенно коровы и свиньи в качестве близких родственников. — Нейджл хихикает над собственной шуткой.

Я лезу на заднее сиденье. Из-за тонированных стёкол в салоне темно и я не могу разглядеть лица человека, уже сидящего там. Он защёлкивает на моих руках наручники.

— Это всего лишь маленькая предосторожность, — поясняет Линн. — Мы тебя освободим, как только прибудем на место.

Одновременно с последними словами он выжимает педаль газа и машина, ломая кусты, выруливает куда-то совершенно не туда, где её ждёт Филипп. Мне ничего не видно, только толчки под жопой говорят, о том, что едем мы не по асфальту.

В какой-то момент нас перестаёт подбрасывать на ухабах. Движение становится ровным и очень быстрым. Сопровождающие меня господа сосредоточенно молчат. Такой порядок движения продолжается долго. Час спустя мы тормозим у какого-то высокого кирпичного забора с железными воротами.

— Дóбрэ дóшли? — слышу я хриплый голос снаружи.

— Добрэ, добрэ, как там русская? — спрашивает Нейджл у собеседника, — а то мы её мужа привезли, чтобы не скучно было.

— Ну вот, корми теперь двух здоровых лбов, — ворчит в ответ некто.

— Да, ладно тебе, Питер, — усмехается наш похититель, — можно подумать, что дядя Сэм тебе мало денег платит. Заразился здесь… Кошке хвост отрубил уже? Да и ненадолго мы тут. Девчонку придётся ликвидировать, а паренька мы заберём, у нас он будет петь, как весенний соловей, с руладами и переливами.

— Эй, вы, там! — Закричал я изо всех сил. Не надейтесь, что я вам теперь буду рассказывать правду! Хрен вам! Волки позорные!

Ответом мне был увесистый пинок под зад, после которого я пролетел, больно ударяясь о колья каких-то загородок, и врезался мордой в глинобитную стену. Боль от ударов, только сильнее распалила кипевшую во мне злость, но руки так и оставались скованными. К тому же входная дверь со скрипом захлопнулась. Свет проникал только через щели в закрытых ставнях, поэтому я ничего не видел, кроме узких полос на фоне подвальной черноты.

Внезапно до моего слуха донёсся тихий стон. Голос показался похожим на Ленкин, но какой-то не привычный. Сдавленный и, как мне показалось, хриплый.

— Лена, ты здесь? — прошептал я, облизнув кровь с разбитых губ.

— М-м-м-м, фтеэсь — кое-как разобрал я тихий ответ. У меня от злобы и гнева свело челюсти. — С-с-суки! Они пожалеют об этом. Я приложу все силы, чтобы убедить Живкова расстрелять нахрен этих грязных подонков! Хорошо, что в Болгарии действует высшая мера социальной защиты в виде расстрела.

Пойдя на звук, в углу грязного загона я наткнулся на мою девочку. Эти сволочи в кровь разбили ей лицо, и, похоже, выбили пару передних зубов. Говорить ей было больно. Мне оставалось только сесть с ней рядом, положить её голову себе на колени и тихонько гладить волосы, успокаивая и обнадёживая. С трудом выговаривая слова, Лена рассказала мне про свои приключения, про Нейджла, про то, как она доверчиво села в машину, как её привезли в этот дом.

Из разговоров своих похитителей она поняла, что сейчас мы в Благоевграде, где на окраине располагается резиденция ЦРУ, приставленная следить за бабкой Вангой и её именитыми посетителями.

Кормить её не кормят, вода для питья в ведре. Пить приходится через край, как собаке. Хорошо, что ноги у нас не связаны. Благодаря какой-то торчащей из стены железной полосе, мне удаётся освободить руки. Я мокрой ладонью умыл милое лицо жены, обнял и уговорил попробовать уснуть в ожидании дальнейших событий. Нам бы только из этого подвала выбраться, а тогда этим гадам долго не жить. Державна Сегурност их быстро накроет, наверняка, и в этом городе есть её отделение.

Постепенно мои глаза привыкают к темноте, и я начинаю ориентироваться в этом тёмном и мрачном узилище. Потолок низкий, можно достать до него руками, пол земляной, это даёт некоторую надежду выкопать ночью лаз под стеной. Стена изнутри просто обмазана глиной с торчащей во все стороны соломой, но оштукатуренный ли это кирпич, или заполнение каркаса, не понятно.

Я поднимаюсь и внимательно обследую пространство. Оно разбито на отдельные отсеки длинными жердями, как принято в традиции болгарских крестьян. Закуты позволяют загнать в подвал разную живность, не перемешивая её между собой. А что если попробовать использовать один из этих дрынов в качестве рокусякубо [218]? Я конечно, совершенно не знаком с японским искусством драки на шестах «бо-дзюцу», но какие-то движения видел, и на нашей стороне фактор внезапности.

Я аккуратно начал выкручивать жердь из распоров. К моей великой досаде, каркасы были сбиты здоровыми гвоздями. Чтобы освободить первый мне потребовалось не менее часа. Только я успел его вытащить и присел отдохнуть, как раскрылась дверь, и в проёме показалось белое пятно лица этого говнюка Линна.

С дневного света ему ничего не было видно внизу. Он опасается спускаться и злобно кричит сверху:

— Борис! С протоколами ты меня обманул. Это есть очень, очень плохо! За это я буду наказывать твоя жена. Я её буду бить палкой. Выбирай, по спине её бить, по голове, или по пяткам?

Я, пользуясь тем, что этот гадёныш кричит достаточно громко, на цыпочках подкрадываюсь к лестнице. Прикидываю, где у него должны быть колени и изо всех сил наношу удар поголени.

— О! Ш-ш-ш-ит! — Издаёт змеиное шипение Нейджл и валится по ступеням вниз. Мне остаётся только всадить с размаху тонкий конец жерди прямо ему в переносицу. Раздаётся противный хруст, и подлец затихает толи от боли, толи от безвременной кончины.

Ловко у меня получилось! Сейчас его хватятся и начнут искать. Надо встать рядом с дверью и разделаться также со следующим. Нечего похищать чужих женщин!

Действительно, Питер не заставил себя долго ждать.

— Мистер Нейджл! Вы где? Ар ю окей? — послышались встревоженные крики наверху. Вскоре дверь открылась, и в проёме показался низкий силуэт Петра. Удар прямо в нос, потом в подбородок, потом в пах, и второй похититель валится вниз, считая ступеньки.

— Лена, давай, подымайся! — Шёпотом командую я жене. Мы осторожно поднимаемся по лестнице, выглядываем в дверь, и никого не заметив, быстрым шагом направляемся к лестнице. Со двора слышны женские голоса и кудахтанье кур. Мы крадёмся, пытаясь спрятаться в тени, в сторону ворот.

Внезапно со стороны ворот до нас долетает звук мощных ударов.

— Открывайте! Народная милиция! — из-за ворот слышен приказ. Иначе мы выломаем ворота! Три секунды ломаем! Время пошло!

Чтобы не попасть под случайную пулю мы падаем на пол. В тоже мгновение БТР волноотражателем сбивает ворота с петель и влетает на середину двора. Из боевого отделения выпрыгивает человек пять с автоматами. Раздаётся очередь в воздух. Визг перепуганных женщин, испуганный плачь младенца. Шум перекрывает командный голос, усиленный мегафоном.

— Всем сложить оружие и выйти во двор с поднятыми руками! Заложников освободить немедленно!

— Тут нет никого, кроме баб, — ворчит откуда-то выползший старый дед, — но они боятся. Вы же их своим танком напугали. А я вот он, только оружия у меня нет.

— Проходи, дедушка, проходи, не мешай работать. — Говорит офицер деду, и снова командует через мегафон.

— Господа шпионы! Быстро выходим с поднятыми руками!

Внезапно резкий Ленкин визг разрывает воздух. Через секунду он резко обрывается, сменяясь придушенным рычанием.

— Автоматы на землю! Машину со двора убрали! Вертолёт сюда! Быстро! Иначе я прострелю сучке башку. — Недобитый Нейджл заслонился телом девушки. По его лицу течет кровь из сломанного носа. Руки тоже в крови. В правой — ПМ, который он уткнул Лене в висок, левой он сжимает ей горло.

Меня пронзает острое чувство жалости. Как же бедненькой досталось! Ну, Нейджл доберусь я до тебя! Гад такой. Неужели ЦРУ работает так грубо?

Спецназ, опасаясь за наши жизни, останавливает атаку. Выпустив чёрный дизельный выхлоп, БТР выкатывается через развороченные ворота на улицу, солдаты кладут автоматы на землю и отступают к калитке. Их командир тоже медленно и аккуратно кладёт свой пистолет, демонстрирует пустые ладони и делает шаг назад.

Вдруг в проёме калитки появляется фигура Лабержа. Он спокойно и без какой-либо нервозности направляется в нашу сторону. Капитан спецназа пытается его остановить, но тот уверенно отмахивается.

Однако Нейджл стреляет прямо перед ногами своего шефа.

— Стой Стив! Мне не хочется тебя убивать, но поверь, я это сделаю. Ты талантливый, может быть, гениальный учёный и мне будет очень жаль лишать человечество твоих открытий, но ты не оставляешь мне выхода. Мне очень нужно завершить это дело и вернуться в Штаты со щитом.

— Ты слишком много говоришь, дорогой Линн. Если бы ты был настроен на результат, то давно бы уже диктовал свои условия. Давай ты лучше прямо сейчас отпустишь девочку, сдашь оружие и расскажешь этим джентльменам всё, что знаешь. Тогда я смогу тебе гарантировать жизнь.

— Спасибо, что напомнил мне об освобождении этой сучки, у которой такие острые зубки. Я много просить не буду. Только вертолёт с полным баком горючки. Мне лично хватило бы, но моим хозяевам интересен вот этот парень. Поэтому, если речь пойдёт об обмене, то придётся девочку менять на мальчика и вертолёт.

Я слушаю этот затянувшийся диалог и одновременно медленно поворачиваю голову в сторону террориста. Теперь мне его отлично видно. Жаль только, что я нахожусь в нижней позиции, сделать из которой что-то очень трудно.

— Ты не понял, — опять начинает уговоры Лаберж и делает короткий шаг вперёд. — Даже речи не идёт об обмене. Ты совершил преступление, похитил человека, угрожаешь его убить. Лучшее, на что ты можешь рассчитывать, получить десять лет тюрьмы. Подумай об этом, пока у тебя есть время. — Лаберж пробует сделать ещё один шаг, но пуля, выпущенная из ПМ, выбивает столб пыли из земли прямо перед ним, и он резко отдёргивает ногу.

Когда Нейджл на долю секунды задерживает руку с пистолетом, я рывком бросаюсь ему под ноги. Ленка, заметив мой рывок, пытается освободиться из захвата. Мы все втроём валимся на землю. В воздухе гремят выстрелы, но пули никому не причиняют вреда. Со стороны ворот к нам несутся оперативники, вот-вот всё должно закончиться.

Внезапно Нейджл выворачивает кисть непостижимым образом и стреляет прямо мне в голову.

Резкая вспышка боли пронзает сознание, сначала то, что паразитирует на молодом теле, а мгновением позже и то, что изначально обитало в нём. И вот я уже с высоты наблюдаю, как этого мерзавца сбивают с ног и методично обрабатывают сапогами и прикладами. Над моим телом, стоя на коленях, склонилась Леночка. Она пытается зажать рану, из которой потоком хлещет кровь, но это уже не может мне помочь. Над собственным телом я замечаю прозрачно-голубое дрожащее марево. Это вторая моя душа, которой была временно отстранена от управления, зато прожила куда более насыщенную жизнь, чем прежде. Марево не рассеивается… Может быть, у неё ещё есть шанс.

Мне же легко и спокойно.

ГЛАВА 28. ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДИССЕЯ

10 мая 2018 года. Польша. Вольфшанце. Борис Рогов.
Противно прямо над ухом звенит комар. Но отогнать его я не могу, руки меня не слушаются. К одному присоединяется второй, потом третий, и вот уже целый недружный хор выдаёт тоскливое з-з-з-з-з.

Что-то твёрдое упирается мне прямо под рёбра и мешает лежать. Я пытаюсь подвинуться, но чувствую, что не в силах пошевелить ни руками, ни ногами. Только голова с трудом поворачивается на затёкшей шее. Пробую открыть глаза. Серое световое пятно над моей головой свидетельствовало о том, что я не ослеп, что нахожусь в сознании, и что жив, в конце концов.

Пробую сжать кулак. После некоторого волевого усилия это мне удаётся. Расплатой за это становится болезненное покалывание в ладонях. Кровоснабжение в руках восстанавливается. Я начинаю сосредоточенно сжимать и разжимал кулаки, стараясь не задумываться о месте и времени. Постепенно кровь начала циркулировать в организме. Вместе с ней возвращается память. Последнее, что я помню, была сцена с освобождением заложников, где меня продырявил мерзавец Линн.

— Неужели меня похоронили — первая мысль была именно такая, — я лежу в холодильнике или в морге и ожидаю, когда меня кремируют?

Эту мысль я отогнал почти сразу, в морге царит очень специфический запах, а здесь кроме сырой земли, сухой травы и ржавчины никаких других запахов не ощущалось.

— Может, мой труп всё-таки обменяли на Ленку? — пришла мне в голову следующая странная мысль. — Теперь Линн просто хранит мои бренные останки в каком-то сарае? Сейчас он обнаружит, что я пришёл в себя, и повезёт меня за океан.

Нет. Это тоже не то. Нельзя хранить тело вне холодильника. Оно начнёт разлагаться, и тогда точно, будет неспособно к восстановлению.

Я переворачиваюсь на бок, упираюсь руками в землю, подтягиваю ещё плохо слушающиеся ноги и с кряхтением пытаюсь вскочить. Не тут-то было! От резкого движения острая боль пронзает мне поясницу. Чёрт! Надо быть осторожнее, наверное, от долгого лежания мои суставы, связки и сухожилия усохли, или как там называется это явление в медицине? Похоже, понадобится время на реабилитацию.

С грехом пополам я всё-таки встаю на ноги и осматриваюсь. Как ни странно, это оказалась не очень глубокая земляная яма, со стенок которой свисали корни деревьев. Упираясь ногами в откос и подтягиваясь на руках, я с трудом выбираюсь к пролому в плите. Это именно пролом в старой бетонной плите, вернее даже не в плите, а в бетонном основании, в каком-то сооружении.

Вероятно, поверхностные стоки подмыли постепенно старую конструкцию, и я свалился в промоину.

«Старую конструкцию» — в моей голове словно сверкнула молния!

— Неужели? Господи! Не может быть! — пытаюсь я отогнать внезапную догадку. — А перемещение в 1979 год из 2018 может? Почему туда может, а обратно нет? Как же не хочется! Его там застрелили, а ему «не хочется», подсказывает мне внутренний голос.

Надо подниматься быстрее, выходить на свет и разбираться со всей этой ересью. Кто я? Где я? Когда я?

Я преодолеваю последний метр и оказываюсь среди бетонных покосившихся блоков. В десяти метрах светится яркая полоса солнечного света. Я узнаю место, с которого начались мои приключения.

Часы на руке, оказавшиеся всё теми же старенькими «Casio», показывают только одиннадцать часов. Получается, что я провёл в этом странном сне всего около часа. На боку у меня болтается кофр для аппарата. Старенький «Canon», к счастью, совершенно цел. Я, пользуясь глубокой тенью, пролистываю в аппарате последние кадры. Самый последний — смазан. Понятно, я же падал в промоину.

Ладно, хватит сидеть в руинах, пора выбираться к людям. Я весь покрыт пылью, глиной и мелким мусором. Даже в волосах какие-то соломинки. Надо срочно искать, где можно почиститься, а то стыдно в таком виде по заграницам рассекать. И эти проклятые комары, жуть сколько их тут…

Сердобольные тётушки на входе выдали одёжную щётку и помогли почиститься, с любопытством и жалостью выслушав рассказ про падение в яму.

— Не, не можно у нас падач! Ниц не падав ни разу. — На смешной смеси русского с польским уверяла меня старшая дежурная. Сначала я не придал этому никакого значения. Возраст женщин свидетельствовал, что они могли учить русский ещё в коммунистической Польше.

Зато из предостерегающих надписей исчез английский и появился русский. Это заставило меня более пристально приглядеться к окружающему пространству. Жаль, что тётушки оказались совершенно аполитичны и газет не читали.

— Милые девушки, — решил я рубануть напрямую, — что-то с памятью моей стало. Тут помню, тут не помню. Не скажете ли, существует ли Советский Союз?

— Матка боска, пан, наверно, в самом деле, сильно приложился, — женщины рассмеялись. — Вот уже тридцать лет как нема ниякого СССР. Вы, русские, тогда наконец-то взялись за ум и отпустили всех, кто не хотел жить с вами в одном лагере.

— Что-то тут не то, — подумал я. — Надо срочно возвращаться в Кентшин, включить ТВ, купить газет, посерфить Инет, а то может оказаться, что я со своими «новыми злотыми» из того XXI века окажусь не дееспособным. Если Родина окажется совершенно другой страной, становится не понятно, что делать и как возвращаться.

На стоянке перед главным входом в музей «Вольфшанце» стоит только одна такси. Какой марки и какого времени сказать сложно. В XXI веке модификаций так много и они так разнообразны, что судить по внешнему виду я и прежде не пытался.

— Дзень добры! — приветствую я водилу, — может ли пан взяч таки пенендзы?

— Яки, таки? — удивляется тот и берет у меня из рук купюру в двадцать злотых с усатым королём Болеславом.

Он долго с любопытством разглядывает её со всех сторон, смотрит на свет, даже обнюхивает. По всему видно, что такой банкноты он никогда не видел. Наконец, он поворачивается ко мне:

— Не, никды не видзев таку купюру. Двадзешёнт злотых вот таки, — он вытаскивает из кармана смятую двадцатку с каким-то очкастым мужиком, совсем не похожим на короля, хотя и с усами. — Но, пан, это очень маленькие пенендзы, на них только стакан хербаты можно купич.

— Может в качестве сувенира? — предлагаю я таксисту.

— Не можно, мам чворо дзеци, вшистких тшеба кармич, — с явным сожалением в голосе ответил усатый пан и вернул мне двадцатку.

Мне не привыкать. Автостоп — наше всё. Стоит мне выйти на трассу как останавливается обычное авто. Я уже ожидал увидеть что-то совершенно чуднóе, флайер какой-нибудь, но никак не подержанный «Opel Kadett». Зато за рулём был весёлый рыжий парень Фриц из Германии, который был рад подвезти меня до Кентшина. Фриц даже сносно мог говорить по-русски, от чего моё краткое путешествие оказалось ещё и полезным.

Я старался из всех сил контролировать свою речь, чтобы не дай бог не выдать своё незнание реалий. Любопытство, конечно, распирало, но я держался.

Родной город Фрица — Бремен, а его предки были когда-то выселены из Восточной Пруссии. В этом году ему исполнилось восемнадцать, и отец подарил ему дедушкин автомобиль. Сам купил себе «Volkswagen Esaul», самый модный в этом году.

— А почему «Есаул»? Это же вроде бы чин у русских казаков. Я просто не не слежу за новинками. Мне что есаул, что вахмистр, что урядник — всё едино.

— Понятно, у каждого свои интересы, — Фриц с пониманием кивнул головой. Горьковский автозавод давно купил Фольксваген. Теперь действительно целая линейка русско-немецких машин по миру гоняет. При этом, чем старше чин, тем мощнее машинка. «Фольксваген-Гетман» — любимая машина нашей Ангелы Меркель.

— А ты, Фриц, как к её персоне относишься? Если это не секрет.

— Да, какой секрет! Так-то политик она не плохой была, но последнее время пошла на поводу «зелёных» с их антиатомной истерией. После Фукусимы у нас такое творилось… Ей до вашего Крупнова, как до Луны. Хотя мне его действия тоже не всегда понятны.

— Ну-ка, ну-ка, — я чувствую, что разговор принимает правильное направление и сейчас этот мальчишка мне расскажет всё, или почти всё. — И какое действие тебе особенно не понятно?

— Ну, например, зачем ему понадобилось проводить плебисцит в Абхазии и Осетии? Ведь в 1985 году население этого географического недоразумения уже проголосовало за вхождение в состав Грузии.

— Прошло четверть века, ситуация поменялась, наверное в 1985 там жило больше грузин, а в 2008 абхазов. Это два разных народа всегда соперничавших за благодатный край. У осетин такая же история.

— А разве абхазцы — не грузинцы?

— Нет, конечно. Грузины это картвелы, сваны, мингрелы, другие племена, согласившиеся на общее имя, а абхазы не согласились. Им показалось, что жить автономно в составе Российской Федерации лучше.

К сожалению, ехать до Кентшина совсем не долго, дальше путь Фрица лежит в сторону Поморья-Померании, а мне надо торопиться в Калининград. Интересно, как меня теперь через границу пропустят. У меня же паспорт хоть и РФ, но совсем не такой, что действует сейчас.

Никаких перемен в Кентшине не видно. Только народу стало побольше. Это понятно, я то приехал утром, а сейчас разгар выходного дня. Поэтому и такси не видать. Наверное, разъехались все.

Останавливаться в городе, смысла нет, так как деньги есть только такие, что не принимают нигде. Хотя, если зайти к нумизматам и попробовать втюхать им в качестве диковинного сувенира? Только где в этом Кентшине нумизматов найти? Это же глухая провинция. Может сувенирная лавка найдётся? Может там мне поменяют мои злотые, на нынешние. Больше всего мне любопытно взглянуть на политическую карту мира. Ведь судя по словам Фрица, изменения произошли нешуточные. И произошли они после 1975 года. Моё появление тогда сыграло здесь определяющую роль.

— Пани, може мувич, гды ест шклеп ксёндшковый? — обращаюсь я на ломаном польском к симпатичной молодой особе.

— Пан может говорить по-русски, — мило улыбается мне в ответ кентшовянка. — Русский у нас все знают. А книжный — вон в том доме.

При открывании двери крошечного магазинчика раздаётся мелодичный звон маленького колокольчика. Тут же в зале появляется мужчина в очках и клетчатой жилетке.

— Дзэнь добры, цо пан хцел бы? — с лёгким поклоном обращается он ко мне.

— Хцэв бы мапу Европы, если можливо.

— Очивишче, конечно. Пан мувит по-польску? То есть бардзо добже. Пан хце дужу карту или удобну?

— Лепше дужу.

Я с опаской разворачиваю перед собой буклет. Да, мир изменился очень сильно. Прежде всего, не стало СССР. Большую часть его территории занимает РСФСР, в состав которой входят и бывшие украинские Причерноморские области — Одесская, Николаевская, Херсонская, Харьковская, Донецкая и Луганская. Крым тоже в составе России. Галичина и Волынь — отдельные государства. Белоруссия, как автономия под названием Литва, полностью в составе РСФСР. Бывшая Литва с Латвией и Эстонией объединились в отдельную маленькую страну — Балтию со столицей в Риге. Отдельными имаматами стали бывшие автономии Северного Кавказа. Сильные изменения претерпел Казахстан, утратив все северные области с преобладающим русским населением. Вышла из состава Союза Тува. Молдавская ССР за исключением узкой полоски Приднестровья, присоединилась к Румынии.

Сама Румыния входит в Балканскую конфедерацию, объединяющую кроме неё Болгарию, Грецию, Албанию и частично Югославию. Частично, потому что прибрежная часть Хорватии вошла в Италию, а материковая Хорватия и Словения присоединились к Австрии. Ещё в одну конфедерацию объединились Польша и Чехословакия. Последняя распалась на Богемию, Моравию и Словакию.

ГДР и ФРГ, вполне ожидаемо, объединились в единое государство, которое входит в состав Соединённых Штатов Европы. В СШЕ вошли большинство Западно-Европейских стран. Полностью отдельными государствами остались только Швейцария, Швеция и Великобритания, утратившая Шотландию.

Афганистан разделён на Север, называвшийся Бактрианская Народная Исламская Республика и Юг, обозначенный, как Пуштунистан. На Ближнем Востоке исчез Израиль, распался Ирак на Курдистан, Суннистан и Шиястан, а Иордания получила выход к морю.

В Западном полушарии видимых изменений не произошло. За небольшим исключением. На крайнем севере, на землях канадского архипелага появилось обширное государство Нунавик, наверное эскимосское. Оно включае Лабрадор и Гренландию. Похоже, что Штатам и Европе надоело содержать эти территории на своём бюджете, и они предоставили их самим себе. Теперь эти гордые китобои живут, свободно, но бедно.

— Чудны дела твои господи, — непроизвольно вырвалось у меня. — Интересно, как всё это произошло? Как живут мои родные? Что происходит в Советской Социалистической России? То, что выгнали из общего дома бездельников, это замечательно. То, что создали русское национальное государство, тоже по мне. Пусть и под «знаменем социализма». Но вот то, удалось ли за счёт отказа от помощи «братским» народам сгладить последствия кризиса середины восьмидесятых?

Самое большое беспокойство вызывает у меня отсутствие современных документов. Совершенно не понятно, как быть с паспортом? Может попробовать выйти со своего смарта в Инет? Свяжусь с Лёлькой, если это удастся, то попрошу её прислать мне скан моего свидетельства о рождении. А паспорт, скажу, что потерял. Если конечно, Лёля и в этой версии моя жена. А то ведь, может быть сейчас всё не так, как было ещё пару часов назад.

По Ватсапу с домом связаться мне удалось. К счастью, жена сидела дома и втыкала в игрушку.

— Привет, любимая! Как у тебя дела? Как кошки? Всё в порядке?

— Да, кошки бегают, дела в порядке, а ты сам как? Ничего не случилось? Да, ещё новость. Сын твой заходил, сказал, что уезжает на работу в Манчестерский Универ.

Здорово, но у меня к тебе действительно есть просьба. Отсканируй, моё свидетельство о рождении и вышли мне по Ватсапу. Я загран потерял, хотя может его украли.

— Зачем тебе паспорт? Ты там головой, что ли ударился? Склеротик старый! Никакого паспорта не нужно же.

— Ты угадала, как всегда. Я и в самом деле ударился головой. И помню что-то не то. Например, про паспорт, поясни, пожалуйста, пограничникам я, что показывать должен? — мой разум отказывается принимать такой поворот событий.

— Я тебе скан свидетельства вышлю, мне не трудно, но ты попробуй просто приехать на границу. Может всё-таки не понадобится тебе паспорт. — Продолжает по привычке язвить супружница.

Минут через десять смарт просигналил, что пришло сообщение по ватсапу. Лёлик всё-таки скинула мне свидетельство. Я подумал, что до границы действительно не далеко, километров 50, а до Варшавы раз в пять дальше. Почему бы и не попробовать?

Чтобы не попасть впросак, и не привлечь к себе излишнего внимания, стараюсь больше в политические разговоры не вступать и через час на попутках уже оказываюсь в последнем польском городке Безледы. Ещё десять минут и я на тяжёлой фуре с литовским водителем, плохо говорящим по-русски выезжаю на пограничный КПП.

— Вам, пан, хорошо, — завистливо вздыхает дальнобой, — одиночным путешественникам что граница, что не граница, разницы никакой, а вот нам на коммерческих линиях приходится таможню проходить. Пожелав доброго пути, он едет на таможню.

Я осматриваюсь по сторонам. Никаких надписей, поясняющих куда идти, где пасконтроль, где зелёный коридор, я не вижу. Хорошо, пойду в сторону Калининграда, остановят, так остановят, а не остановят, значит со Славянской Конфедерацией у РСФСР безвиз.

И точно! Никто даже ухом не повёл, когда я оставил позади все пограничные сооружения. Здорово! Ого! Тут даже не просто безвиз, граница условна, как между странами Шенгена в моей истории. Зато у меня другая проблема нарисовалась. Когда я планировал своё путешествие, я предполагал вернуться в Новосиб самолётом из Калининграда. Но билеты то, точно, действительны быть не могут! Мне теперь до самого дома автостопом без денег ехать? Хотя бы паспорт надо восстановить, чтобы перевод денег… Ах, варёный я ишак, три уха набекрень! На карту Сбера пусть мне жена денег скинет и всё! Проблема решена! Осталось только узнать, сколько здесь стоят билеты на самолёт. Паспорт всё равно нужен. Билет на самолёт купить. В гостиницу заселиться. Для начала, надо частную квартиру найти и узнать у хозяев все нюансы.

Так я иду вдоль необычно аккуратной дороги. Прикидываю так и этак. Вдруг какая-то тень закрывает от меня солнце. Я поднимаю голову и вижу… О, боже! Дирижабль! Воздушный корабль с гордой надписью «Летайте дирижаблями аэрофлота» раздвигает серо-белой тушей редкие облака. — Вау! — невольно вырывается у меня из груди, вопль восторга. Завораживающее зрелище!

— Что, товарищ, не привыкли ещё к нашим воздушным трамваям? — Вдруг слышу я старческий голос у себя за спиной.

Сухонький старичок лет восьмидесяти, лукаво улыбаясь, обращается ко мне. — Интересуюсь спросить, в каком холодильнике вы лежали, что модель десятилетней давности вызывает у вас такие эмоции?

— Меня Борис зовут, а удивился я от неожиданности. Ни разу не видел это чудо в полёте. Только читать доводилось, а читать это же не то, что собственными глазами увидеть.

— Сансаныч, так можете ко мне обращаться, уважаемый. На счёт дирижабля вот что интересно, в 1998 году под Калининградом нашли немецкий завод по производству этих махин. Завод ещё при немцах был заброшен, а наш областной предводитель, как узнал, так сразу загорелся сделать такую местную достопримечательность.

— Сансаныч, а как вы смотрите на то, чтобы нам взять по кружечке пивка? — Я с дальним прицелом задаю этот вопрос, чтобы иметь возможность расспросить разговорчивого товарища обо всех изменениях последних сорока лет. — Вот только денег у меня нет, кроме вот таких — я показываю старику свои старо-новые купюры.

— А поближе можно ваши дензнаки посмотреть? — внезапно проявляет любопытство Сансаныч. — Никогда про такие не читал. Хм-м-м, ишь ты, тысяча рублей одной бумажкой. Занятно, занятно. Год 1997. Это что же получается? В честь тысячелетия Ярославля выпустили памятную купюру, а я, старый нумизмат и бонист, ничего про такое важное событие даже не знал? Вы, наверное, тоже монетки разные, купюры, банкноты собираете?

— Есть такой грешок, — решил соврать я. — Так как на счёт пива? Я может быть, продам этот раритет.

— Заманчиво, заманчиво, — у старика заблестели глаза от предвкушения. — Пойдёмте, конечно. Тут в центре есть замечательный подвальчик. «Категорический императив», у нас его называют сокращённо «Имперчик». Пиво варят отменное. Вот что немчура делать умела, так это пиво варить. Сколько в России не пытаемся, но до немецкого дотянуть не можем. Но вот в «Имперчике», как-то сподобились.

— Совершенно с вами согласен, — поддерживаю я увлечённого собеседника и следую за ним в сторону Фридландских ворот. Именно там и расположена искомая пивнушка.

Когда мы взяли по доброй кружке светлого пльзеня с раками, Сансаныч вернулся к теме нумизматики. — Сколько бы вы хотели за вашу банкноту? Даже с моей военной пенсией, мне и по номиналу не осилить, но я могу собрать в долг среди нашего круга любителей разных редкостей. Так сколько?

— Рад, что могу вам чем-то быть полезным, да к тому же мне сейчас деньги нужны. Поэтому готов продать вам её всего за триста рублей.

— В три раза ниже номинала? С чего бы такая щедрость?

— Когда денег нет совсем, то будешь рад и любой сумме, а мне ещё билет на самолёт надо покупать. До Новосибирска долететь, сколько стоит, не знаете?

— Нет, давно уже никуда не летал. Не люблю я летать, если куда надо, то предпочитаю поезд. А триста рублей я вам прямо сейчас принесу. Живу я рядом. Давайте я вам ещё пивка закажу, а сам домой слетаю. — Старичок, с уставился на меня слезящимися глазами.

Жил он и в самом деле не далеко. Уже через двадцать минут он снова сидел напротив себя.

— Вот держите! Ровно триста рублей, — он протягивает мне три бумажки с Водовзводной башней Кремля.

— До Новосибирска, как я по пути узнал билет стоит половину этой суммы, так что вам даже останется на гостиницу и питание. — Старичок, тяжело дыша, уселся напротив меня. — Всё-таки 80 лет — не тот возраст, при котором можно так носиться. Посижу немного, отдышусь, ффу-у-у.

— Тогда может быть, от кружечки пива не откажетесь? Нашу сделку надо отметить. Мне кажется, что мы оба оказались в выигрыше.

— Хорошая мысль! Ещё одна кружечка пивка мне повредить не должна, а вы, может, вы всё-таки поведаете историю появления такой странной купюры?

Пока сосиски и пиво в пути, пытаюсь срочно придумать что-то похожее на то, во что можно поверить. Не рассказывать же правду про путешествия во времени.

— Ладно, так и быть, поскольку, Сансаныч, вы мне помогли, то я намекну, но только при условии, что никому больше рассказывать не будете. Идёт?

— Борис, вы дурака то не валяйте, что тут может быть таинственного? К нам вы прибыли с Польши. Если нет денег, значит, либо вас там обчистили, либо в Гданьской игорной зоне все денежки спустили. Не скажу я никому, не боись, — Сансаныч тяжело рассмеялся прямо в кружку, отчего белые пенные брызги полетели во все стороны.

— Вы на удивление проницательны! Я действительно захотел словить азарт, ухватить Фортуну, поймать удачу, но на автостанции, меня прямо в сортире шарахнули по голове. Вырубили конкретно, так что я очнулся только через час и без денег, и без документов. Хуже того, у меня ещё и частичная амнезия образовалась. Помнитеь «Джентльмены удачи»? Как там, «тут помню, тут не помню». — Я закончил изложение новой версии, даже с некоторым удовлетворением. Версия звучаламожет и не убедительно, но складно.

— Допустим. Примем как данность, что всё так и было. А как ты объяснишь то, что проданная мне купюра — выпущена банком России?

— Не поверишь! Не знаю. Когда я в сортире очнулся, то из денег нашёл только эту и ещё несколько польских злотых мелочью, ну и в трусах у меня остались триста долларов.

— Доллары то тебе зачем? Да ещё всего триста? Это же теперь меньше стоимости бумаги на которой они напечатаны!

— Вот с этого места давай подробней. А то я вообще ничего не помню из области экономики и политики, особенно внутренней. Ты говоришь, что триста долларов — курам на смех? Я помню, что в СССР на черном рынке за доллар давали полноценный червонец. Что произошло?

— Так ведь великий кризис доллара в 1988 году обрушил рынок ценных бумаг так сильно, что Штаты едва не развалились. Их спасло только, то что они быстро организовали войну с Ираном, взяли под контроль наркотрафик кокаина и поставили в Венесуэле своего карманного президента. Янки пытались и в бывших наших республиках своих марионеток посадить, но тут у них облом случился. Там в основном исламисты к власти пришли, поэтому они и в Пуштунистане, и в Курдистане, и в Чечне на такое сопротивление наткнулись, что Вьетнамская война теперь для них — летняя прогулка.

— А Гренландия независимой тоже по их наводке стала?

— Это уже немцы так Данию переформатировали. На кой ляд им сдалась эта ледяная пустыня? Полностью дотируемая территория. Теперь эскимосы сами себе хозяева и страшно рады, что у них две американских воздушных базы есть. Всё-таки источник валюты.

— Что-то мы опять свернули на внешнюю политику. Расскажи лучше, что в стране происходит. Вот я смотрю границы полностью прозрачные. Это как так?

Тут спасибо Пономарёву, который после смерти Брежнева в 1982 стал генеральным секретарём ЦК КПСС. Никто не ожидал от него такого рывка к реформам, а он, несмотря на старость, а может и благодаря ей, начал так гайки раскручивать, что старая гвардия завопила о предательстве дела Ленина. Он границы и открыл. Сначала между странами соцлагеря, а потом, когда стало понятно, что контакты граждан только способствуют нашей пропаганде, протащил решение об открытии границ любых для частных поездок обычных граждан. Европа пошла на встречу, Китай и Япония тоже. Теперь границы только для коммерсов.

Вторым его ударом было реформирование Союза. Здесь, мне кажется, он подсмотрел эффективную модель у Балканской конфедерации. После смерти Брежнева, везде, подобные конфедерации начали возникать как грибы после дождя. Скандинавская конфедерация, Чешско-Польская, Вьетнамо-Сиамская и Западно-Европейская. Наши верхи тоже решили что-то такое устроить, но в обратном порядке. Ведь у нас получалось так, что РСФСР все остальные республики, все соцстраны и половину стран, якобы, развивающихся тащила на нашем горбу. Ты про референдум 1985 года помнишь, или тоже забыл?

— Референдум? Это что-то типа опроса? Нет, ничего не помню.

— Ага! Опрос! Решили наши руководители сделать мононациональную страну, и давай нас всех опрашивать. Хотим мы жить в составе одной страны, другой страны, или вообще независимо. Вот!

Так и получилось, что Северный Кавказ, украинская Украина, Прибалтика и кто-то там ещё получил полную независимость, а Северные области Казахстана и Новороссия с Крымом стали Российскими. Процесс обеспечивался силами единой союзной армии. Армия у нас до почти чисто русская, хоть и называется до сих пор «Советская».

— А система сейчас призывная или по найму?

— По призыву, конечно! Кто же за деньги будет умирать? Но тут тоже реформа прошла катком. Сейчас служат все поголовно. В ВУЗы без военного билета не берут. На госслужбу тоже. Поэтому ни уклонистов, ни дедовщины сейчас нет.

— А дедовщина то куда делась?

— Если ты служишь с теми же пацанами и девчонками, с которыми в школе учился, то откуда она возьмётся?

— Девчонками? Девок в армию призывают?

— Почему нет? Это очень сгладило многие трения.

— Эк же я долбанулся! Такого не помню! Но давай к политике вернёмся. А как поступили с общесоюзными предприятиями?

— РСФСР стала правопреемником Союза. Пришлось теперь всем этим «свободным» республикам жить по средствам. Сколько заработал, столько и получил. Самые «вкусные» предприятия перешли в российскую собственность. Мало того, все эти республики оказались должны Росси за построенные порты, дороги и всё остальное, что строилось и финансировалось из союзного бюджета. Пока расплатиться смогли только Таджикистан, Азербайджан и Туркмения. Остальные так и платят отступные платежи. Поэтому много наших бывших братьев ездит на заработки к нам.

— Постой, — я жестом торможу своего рассказчика, в России после наплыва рабсилы безработица наверное бешенная?

— Какая там безработица! Все эти гастарбайтеры, как их стали называть на немецкий манер, работают только в частном секторе.

— Как? — невольно вырвалось у меня, — у нас и частный сектор появился? Откуда? Это же было уголовное дело после Хрущёвских реформ.

— Конечно, до 1985 года не было. А потом приняли указ, разрешивший мелкое предпринимательства. Буквально через год не осталось государственного общепита, розничной торговли, лёгкой и пищевой промышленности. Половина строительной и дорожной отрасли тоже отошли в частные руки. В частном секторе работать, конечно, тяжело и рискованно, зато денег можно заработать больше.

— А как же с идеологией? С построением коммунистического общества, самого справедливого и самого гуманного в истории человечества? Ведь предпринимателя без эксплуатации человека быть не может. Так нас учат классики.

— Слава богу, наверху кто-то догадался, что теория это теория, а практика показывает совсем другое. Что важнее, чтобы большая часть населения жила счастливо, а не горбатилась за нищенские подачки. Особенно хорошо у нас получается вести дела с Балканской конфедерацией. Те собрали себе самые сливки НИОКРа [219], качают идеи, доводят их до эскизов, а мы эти разработки пускаем в производство.

— Ладно, — Сансаныч опрокинул в себя последний глоток пива и аккуратно отодвинул кружку. — Утомился я что-то. Такую лекцию тебе прочитал, ого-го. Пойду домой и прилягу минут на шестьсот, а ты пока беги в авиакассы или в любое турбюро и бронируй билеты на завтра.

Сансаныч жмёт мне руку на прощанье и скрывается за тяжёлой дверью. Мнедействительно пора идти за билетами, но я пока никак не могу отойти от новостей. Интересно, почему он ничего не рассказал про гонку вооружений, про Афганистан, про нефтяной кризис 1982 года? Неужели забыл?

Я посидел ещё немного, усваивая тот вал новой информации, что внезапно обрушился на меня. «Всё к лучшему в этом лучшем из миров» пришла мне в голову спасительная мысль. Деньги у меня есть, билеты я сейчас куплю, гостиниц в городе достаточно. Наверняка, завтра я буду уже дома. Вот интересно, как там мои друзья? Как жена, дети, внуки?

Впрочем, это тема для отдельного разговора…

Примечания

1

 Аненербе (Ahnenerbe) — институт в Германии, занятый исследованиями Наследия Предков и прочими паранормальными явлениями.

(обратно)

2

Бундесы — граждане ФРГ

(обратно)

3

Bewegen sich nur auf dem ausgeschilderten Weg (нем.) — Держаться обозначенных направлений!

(обратно)

4

 Мачу-Пикчу — древнее городище в Перу, постройку которого приписывают инкам

(обратно)

5

Та-Пром — один из храмов в комплексе Ангкор в Камбодже

(обратно)

6

Собор — имеется в виду собор Александра Невского на Красном проспекте, первое каменное здание в Ново-Николаевске. Построен по проекту томского архитектора К. Лыгина в 1899 г.

(обратно)

7

ТЮЗ — театр юных зрителей. Построен в 1926 году, как Дом Ленина. С 1945 года ТЮЗ. В 1984 году театр переехал в новое здание.

(обратно)

8

Голландский флаг — три горизонтальных полосы красной белой и синей, напоминает российский бело-сине-красный.

(обратно)

9

Итальянский флаг — три вертикальных полосы зеленая, белая и красная, напоминает флаг Новосибирской области, у которой на белом поле расположена синяя полоса, символизирующая реку Обь с гербом города

(обратно)

10

Генеральный секретарь — имеется в виду высшая должность в коммунистической партии СССР (Генеральный секретарь КПСС) в описываемые годы Л.И. Брежнев.

(обратно)

11

«Мартин Иден» — роман Джека Лондона 1909 года о становлении писателя

(обратно)

12

Дурка (жарг.) — психиатрическая больница

(обратно)

13

Послезнание — устоявшееся выражение из произведений АИ, означающее знание о развитии человека, страны, мира в годы после внедрения мыслеформы в мозг носителя.

(обратно)

14

Рэй Бредбери, рассказ «И грянул гром», в котором утверждается, что даже небольшое воздействие в прошлом, может привести к глобальным изменениям в настоящем.

(обратно)

15

Крылатая фраза знаменитого спортивного комментатора Николая Озерова, произнесенная им на одном из хоккейных матчей между командами СССР и Канады.

(обратно)

16

[Вольф Григорьевич (Гершевич) Мессинг — эстрадный гипнотизер, якобы телепат и ясновидящий (на самом деле — шарлатан). Народный артист РСФСР 1971 года. Умер в 1974 в возрасте 75 лет.

(обратно)

17

Крезануться (жарг.) — сойти с ума, от английского crazy — сумасшедший

(обратно)

18

Хата (жарг.) — квартира, частный дом, любое отдельное жильё.

(обратно)

19

 Архип — Олег Викторович Архипов

(обратно)

20

Никодим — Вадим Васильевич Коновалов

(обратно)

21

Расстрелян — Игра слов. Искаженное от фамилии великого русского архитектора итальянского происхождения Бартоломео Расстрелли.

(обратно)

22

Проф — сокращение от Профессор моя кличка в школе

(обратно)

23

Датый (жарг.) — пьяный

(обратно)

24

Шмурдяк (жарг.) — дешевое плодово-ягодное вино.

(обратно)

25

Грабли (жарг.) — руки

(обратно)

26

СА — Советская Армия

(обратно)

27

У тебя там не закрытый, а открытый перелом — цитата из фильма Л. Гайдая «Бриллиантовая рука».

(обратно)

28

Торчать как три тополя на Плющихе — цитата из фильма «Джентельмены удачи» реж. А. Серый, под художественным руководством Г. Данелии.

(обратно)

29

Огласите весь список, пожалуйста — цитата из фильма Л. Гайдая «Операция «Ы» и другие приключения Шурика»

(обратно)

30

Пласты — грампластинки с записями западной музыки

(обратно)

31

ИЯФ — Институт Ядерной физики СОАН СССР

(обратно)

32

ул. Физиков — с 2007 г. ул. Академика Будкера

(обратно)

33

ФЕН — Факультет естественных наук в НГУ

(обратно)

34

И.И. Кикнадзе — крупный специалист в области цитологии и клеточной биологии, цитогенетики, и эволюционной геномики хирономид.

(обратно)

35

Беляев — академик Д.К. Беляев директор ИЦиГ СО АН СССР

(обратно)

36

Цитофотометр — прибор для исследования внутреннего строения клетки

(обратно)

37

Артур Шерудило — ведущий научный сотрудник Института Цитологии и Генетики (ИЦиГ)

(обратно)

38

Фраза из фильма Гайдая «Операция Ы и другие приключения Шурика»

(обратно)

39

РОНО — районный отдел народного образования

(обратно)

40

Наробраз — народное образование.

(обратно)

41

Дай бог — не последняя — цитата из фильма «Бриллиантовая рука»

(обратно)

42

Николай Демьянович Грицук — новосибирский художник абстракционист

(обратно)

43

Тракер (trucker) — форма усов в виде скобы с верхней губы до нижнего края лица

(обратно)

44

«Циммерман» (Zimmermann) — марка пианино производившегося в ГДР на базе старой немецкой фирмы «C. Bechstein».

(обратно)

45

Александр Наумович Цфасман — советский музыкант и композитор, родоначальник советской джазовой школы.

(обратно)

46

Карлос Гардель (Carlos Gardel) — аргентинский певец и композитор, самая значительная фигура в истории танго.

(обратно)

47

Пропись, подмалёвок и лессировка — стадии работы над картиной в технике масляной живописи

(обратно)

48

МЛФ — марксистско-ленинская философия

(обратно)

49

Кергуду-бамбарбия — цитата из фильма «Кавказская пленница» Л. Гайдая

(обратно)

50

Нархоз — Новосибирский институт народного хозяйства.

(обратно)

51

«чебурашка» — жаргонное название искусственных шуб.

(обратно)

52

Квины — «Queen» британская глэм-рок группа, одна из самых знаменитых в истории музыки.

(обратно)

53

Фредди Меркури — сценический псевдоним вокалиста и композитора группы «Queen» Булсары Фарруха, выходца с Занзибара.

(обратно)

54

Клаус Шенкер — вокалист и автор текстов «Скорпионс»

(обратно)

55

«Звёздочка моя ясная» — песня из репертуара ВИА Стаса Намина «Цветы»

(обратно)

56

Чекалда — Дворец культуры им. Чкалова. Главная культурная площадка Дзержинского района.

(обратно)

57

Монтекарла — искаженное Монте-Карло, фешенебельный курорт и центр международного туризма.

(обратно)

58

Цигель-цигель айлюлю — цитата из фильма «Бриллиантовая рука» Л. Гайдая

(обратно)

59

залитовать — получить разрешение на исполнение литературного произведения

(обратно)

60

декабрист — комнатный цветок зигокактус Шлюмбергера, цветущий в декабре.

(обратно)

61

«Славянка» — имеется в виду марш «Прощание славянки» комп. Агапкин. Поэ музыку этого марша отправлялся поезд «Сибиряк»

(обратно)

62

Навести марафет — привести себя в порядок, умыться, причесаться и т. п.

(обратно)

63

«Мертвая рука» — английское название системы «Периметр» — комплекса автоматического управления массированным ответным ядерным ударом.

(обратно)

64

АФ — Архитектурный факультет

(обратно)

65

СибЗНИИЭП — Сибирский зональный научно-исследовательский институт экспериментального проектирования, бывшая Сибирская Академия архитектуры и строительства

(обратно)

66

Гиппопотеза (иронич.) — искаженное «гипотеза».

(обратно)

67

Засурский Ясен Николаевич — декан журфака МГУ с 1965 по 2007 год.

(обратно)

68

Спешиалитет — фирменное блюдо ресторана

(обратно)

69

Высокий Блондин — вторая часть французской кинокомедии про злоключения музыканта — «Возвращение высокого блондина». В главной роли замечательный актёр — Пьер Ришар.

(обратно)

70

«Горбушка» (Горб, Горбуха) — рынок аудиопродукции в доме культуры им. Горбунова в Филёвском парке Москвы.

(обратно)

71

Макар — Андрей Макаревич, автор большинства текстов и музыки, а также вокалист и солист группы «Машина времени».

(обратно)

72

Австралийские братья — братья Ангус Янг, Малколм Янг, лидеры группы АС/DC.

(обратно)

73

«Шампань-коблер» — коктейль на основе Шампанского, вишневого ликера и фруктов

(обратно)

74

Возьмите любить просто, легко легко
Никогда не позволяйте чувствам показать
Сделать это свежий, прохладный свежий
Легко пришло и легко ушло
(обратно)

75

«Lumene» — финская косметическая компания, лидер скандинавского рынка декоративной косметики.

(обратно)

76

Кожзам — искусственная кожа в основном на основе поливинилхлорида.

(обратно)

77

МК — Моделист-конструктор — технический журнал, часто печатавший чертежи разных приборов для домашних мастеров.

(обратно)

78

Парк Культуры и Отдыха

(обратно)

79

лицом к лицу… — строка из поэмы С. Есенина «Анна Снежина»

(обратно)

80

«стремительным домкратом» — выражение принадлежит поэту Ляпису-Трубецкому, герою принадлежит романа «12 стульев» И.Ильфа и Е. Петрова

(обратно)

81

Домус (DOMUS) — итальянский архитектурный журнал, издаётся с 1933 г, АРекордс (Architectural Record) — старейший американский архитектурный журнал, издается с 1893 г.

(обратно)

82

применение основ линейной и шрифтовой графики — выписка из требований к экзаменационным работам по черчению.

(обратно)

83

новосибирский эстрадно-танцевальный — шуточное название электро-технического института (НЭТИ)

(обратно)

84

Борзот Владимир Платонович — Декан архитектурного факультета в 1976-78 годах. Зав. кафедры рисунка

(обратно)

85

«треугольник» (студ.) — староста, комсорг и профорг, руководящий состав студенческой группы.

(обратно)

86

Как прекрасен этот мир, посмотри… — слова одноименной песни Д. Тухманова на слова В. Харитонова. 1972 г.

(обратно)

87

Вы меня еще не знаете… — слова подпоручика Дуба из романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»

(обратно)

88

Ибрагим — прозвище Николая Ивановича Морозова, бывшего командира экипажа Ил-4, в котором воевал отец

(обратно)

89

Первый отдел — подразделение КГБ во всех организациях СССР, имеющих доступ к секретной информации

(обратно)

90

осведомитель — внештатный агент из числа работников или студентов, сообщающий куратору о настроениях среди своих сотрудников.

(обратно)

91

«Кадры стройкам» — сибстриновская многотиражная газета

(обратно)

92

семь-ноль — ст. 70 УК РСФСР 1960 г. Антисоветская агитация и пропаганда

(обратно)

93

Реальный случай. 26.09.1976 В. Серков летчик гражданской авиации Новосибирского Лётного отряда произвёл не санкционированный взлет и последующий таран жилого дома № 43/1.

(обратно)

94

Владимирская — улица, где расположена психиатрическая больница

(обратно)

95

Егор Лигачев — Секретарь ЦК КПСС в 1983–1990 годах. Член Политбюро ЦК КПСС. В 1976 году — Первый секретарь Томского обкома КПСС. Сторонник постепенных реформ.

(обратно)

96

Фёдор Горячев — в 1976 году — первый секретарь Новосибирского обкома КПСС, Александр Филатов — 1-й секретарь Новосибирского ГК КПСС.

(обратно)

97

Не подходи ко мне я гордый… — слова гимна Физтеха, немного измененные под реалии АФ.

(обратно)

98

НЛП — нейро-лингвистическое программирование

(обратно)

99

«датское» — изготовление чего-либо к праздничной дате

(обратно)

100

искаженная цитата из фильма Гайдая «Бриллиантовая рука»

(обратно)

101

[НОСХ — Новосибирская организация союза художников

(обратно)

102

саечка — лёгкий удар пальцами по подбородку снизу вверх из арсенала дворовой шпаны

(обратно)

103

скачки (мол. жаргон) — танцы

(обратно)

104

дефектовка — дефектная ведомость, документ фиксирующий наличие и объем работ по капитальному ремонту

(обратно)

105

12-й формат — формат чертежных листов по ГОСТ 3450-60, соответствует А4

(обратно)

106

братья Самороговы — общее прозвище Самаровичу, Меньшикова и Рогова

(обратно)

107

вмазать — быстро выпить что-либо алкосодержащее

(обратно)

108

ЦК — «Центральный Комплекс» ресторан в Новосибирске, расположенный на пл. Ленина в центре города

(обратно)

109

 солнцедар — обобщенное название низкосортного крепленого вина, происходит от названия красного вина «Солнцедар», выпускавшемся на Геленжикском винзаводе

(обратно)

110

 синюха, синица (жарг.) — купюра в пять рублей

(обратно)

111

резино-техническое изделие № 2 — презерватив

(обратно)

112

сапа — сапёры

(обратно)

113

Монгол и Япончик — лидеры криминальных группировок Москвы

(обратно)

114

Арнольд Муров — новосибирский композитор, директор музыкального училища

(обратно)

115

репа — репетиция (муз. жаргон)

(обратно)

116

батман-тандю — движение классического танца

(обратно)

117

номер пожара — условный признак сложности пожара от самого простого № 0 до № 5

(обратно)

118

ВПЧ — военизированная пожарная часть

(обратно)

119

газовка — автомобиль газодымозащитной службы

(обратно)

120

штурмовка — штурмовая пожарная лестница для крутых склонах крыш, оборудована зазубренным крюком

(обратно)

121

«топтун» — сотрудник службы наружного наблюдения

(обратно)

122

инкунабула — напечатанная в начальную эпоху книгопечатания и сходная по оформлению с рукописными книгами

(обратно)

123

шпрехтшталмейстер — ведущий циркового представления

(обратно)

124

писфул коэкзистенс, детант (англ.) — мирное сосуществование, разрядка

(обратно)

125

История Ист-Вилиджа — имеется в виду странные убийства девушек в хиппи-поселении Ист-Вилидж, штат Калифорния, в которых подозревали Фабра, но не смогли доказать его участие

(обратно)

126

ass-kicking (англ. жаргон) — волшебный пендель. Имеется в виду толчок для резкого творческого роста (на самом деле ass — задница, kick — удар (пинок) ногой, значение додумайте сами)

(обратно)

127

Бронкс — один из пяти районов Нью-Йорка, населённый в основном неграми, пуэрториканцами и евреями

(обратно)

128

баттпэк (от buttpack(англ.) — солдатский рюкзак

(обратно)

129

«Plymouth Barracuda» — автомобиль производства Plymouth, подразделения Chrysler Corporation, производившийся в середине 60-х годов

(обратно)

130

боро (англ. borough) — название самоуправляемой административной единицы г. Нью-Йорка

(обратно)

131

Ганна Павловна говорит на кубанском диалекте украинского языка балачке

(обратно)

132

энография — οἰνογράφω (греч.) — исследование виноделия, как элемента народной культуры

(обратно)

133

Я ж тебе, милая… строка из песни «Выклык» на слова Михайло Петровича Старицького

(обратно)

134

Песня «Конец охоты на волков, или Охота с вертолётов» написана Высоцким в реальной истории в следующем 1978 году.

(обратно)

135

 сиквел — от лат. sequella «продолжение; приложение» повествование, по сюжету, являющемся продолжением какого-либо произведения.

(обратно)

136

 «Черные волки» — музыкальная группа, созданная студентами музучилища во второй части романа

(обратно)

137

 ширик (фотожарг.) — широкоугольный объектив

(обратно)

138

 пыха (фотожарг.) — вспышка

(обратно)

139

кипишить (жарг.) — скандалить, раздражаться

(обратно)

140

 Иван Павлович Севостьянов — Председатель Совета Народных Депутатов г. Новосибирска с 1963 по 1982 год

(обратно)

141

Александр Сергеевич Чернобровцев — Новосибирский художник монументалист, почётный житель города, автор мемориального ансамбля «Монумент славы»

(обратно)

142

имеется в виду анекдот про полководца Василия Константиновича Блюхера, 51 дивизия которого участвовала в освобождении Новониколаевска от белых в декабре 1919 года.

(обратно)

143

У нее есть это.
Да, милый, у нее есть это.
Я — твоя Венера, я — твой огонь,
На твой выбор.
(обратно)

144

Богиня на вершине горы,
Горящая, как серебренное пламя.
(обратно)

145

«Граждан» — жаргонное название проектного института «Новосибгражданпроект».

(обратно)

146

АТТ — Американская телекоммуникационная компания. До разделения в 1982 году по требованию антимонопольного комитета, крупнейшая в мире. Активно сотрудничает с АНБ и ЦРУ.

(обратно)

147

Glenfiddich — бренд односолодового шотландского виски

(обратно)

148

 «Клив» — Клив Бакстер эксперт-графолог, основатель школы детекции лжи в ЦРУ

(обратно)

149

термех (студенч. жаргон) — теоретическая механика наука об общих законах механического движения материальных тел

(обратно)

150

Бутенин — имеется в виду учебник «Курс теоретической механики» 1974 г.

(обратно)

151

песенка «Всё могут короли» исполнялась Аллой Пугачёвой на концертах с конца 1976 года, диск «Зеркало души» с самыми популярными её песнями был выпущен только в 1978 году.

(обратно)

152

За тебя,
За то, как ты умеешь быть красивой
За то, как ты умеешь быть моей
За твои нежные, немного неестественные слова
Иногда
французская версия испанской песни A ti («Тебе»), исполненная Джо Дассеном.

(обратно)

153

За ту маленькую девочку, которой ты была
И за ту, которой ты до сих пор часто бываешь
(обратно)

154

Эта история о Мамаше Бэйкер,
самой жестокой кошечки
Всего Чикаго.
(обратно)

155

об этом подробно написано во второй книге

(обратно)

156

Главное управление делами дипломатического корпуса

(обратно)

157

«пампары» — название марки лыж, выпускаемых заводом «Пампорово»

(обратно)

158

Быдни Вечер (болг.) — сочельник

(обратно)

159

 Рождественнское полено — болгарская народная традиция

(обратно)

160

«девятка» — девятое Управление КГБ занимавшееся охраной высших должностных лиц

(обратно)

161

Горячев Ф.С — Первый секретарь Новосибирского обкома

(обратно)

162

показуха (арх. жаргон) — демонстрационные материалы

(обратно)

163

кроки — чертеж чего-либо сделанный карандашом от руки.

(обратно)

164

Тошко — уменьшительная форма от имени Тодор.

(обратно)

165

Здравейте, скъпи гости (болг.) — Здравствуйте, гости дорогие.

(обратно)

166

Защо си дошъл? Не ти е мястото сред които живеят сега (болг.) — зачем пришёл? Нет тебе места среди живых.

(обратно)

167

абалаковский рюкзак — разработан альпинистом Виталием Абалаковым

(обратно)

168

«Хоп-хей-хоп» — песенка Пола Маккартни «Mrs Vandebilt»

(обратно)

169

перкаль — материал из хлопкового полотна с водоотталкивающей масляной пропиткой

(обратно)

170

Подойдите, пожалуйста, к палатке администрации, вас ожидают

(обратно)

171

държавна сигурност (болг.) — государственная безопасность

(обратно)

172

поздрав (болг) — привет

(обратно)

173

мелба — болгарский десерт из мороженого и фруктов

(обратно)

174

чекай (болг.) — подожди

(обратно)

175

академ (студенч. жаргон) — академический отпуск, предоставляемый по медицинским показаниям или в других исключительных случаях

(обратно)

176

песенка «Юноша» из репертуара Бисера Кирова

(обратно)

177

Слова песни «Дождь» действительно прямой перевод с немецкого, а Мари Лафоре исполняет песню с совершенно другим текстом.

(обратно)

178

каракачан — порода балканских овчарок.

(обратно)

179

сложи си място негодник, а това ще ви нестинарам (болг.) — положи на место, негодник, а то отдам тебя нестинарам

(обратно)

180

Добри Джуров — Министр оборноны БНР, бывший командир партизанского отряда «Чавдар», в котором Тодор Живков был комиссаром.

(обратно)

181

Копривщица — город музей антитурецкого сопротивления болгар

(обратно)

182

катафрактарий и клабинарий — тяжёлые конные войска в Византийской империи

(обратно)

183

Энвер — Энвер Ходжа глава компартии и диктатор Албании

(обратно)

184

ОВД — организация Варшавского договора, военный союз восточно-европейских стран народной демократии

(обратно)

185

МИ6 — Military Intelligence (англ.) — служба внешней разведки Великобритании

(обратно)

186

программа строительства на селе предполагала выделение средств, которые хозяйства не могли использовать из-за слабой строительной базы, привлекая для освоения выделенных средств «шабашников»

(обратно)

187

указ Петра I от 9 декабря 1708 года

(обратно)

188

Я обещаю освоить язык к новому году

(обратно)

189

суггесопедия — педагогика, опирающаяся на неосознаваемые каналы

(обратно)

190

онейрология — наука изучающая сновидения

(обратно)

191

матушка Тереза — будущая Св. Тереза Калькутская, настоящее имя Агнес Гондже Бояджиу, родом из Албании

(обратно)

192

На йесте кала Να είστε καλά  (греч.) — Будьте здоровы

(обратно)

193

Исихиро Фрэнсис Фукуяма — американский философ, политолог, политический экономист и писатель, прославившийся книгой «Конец истории», прославляющей либерально-демократические ценности.

(обратно)

194

Обри Ди Грэй — британский футуролог, биолог, геронтолог Разработчик концепции SENS — «стратегии достижения пренебрежимого старения инженерными методами»

(обратно)

195

Джанет Джеппсон — американская писательница, вторая жена Айзека Азимова

(обратно)

196

яйцеголовый, egghead (англ.) — жаргонное название учёных, интеллектуалов, изобретателей

(обратно)

197

Business befor pleasure (амер. пословица)- cделал дело, гуляй смело

(обратно)

198

Это продуманная дезинформация главного героя

(обратно)

199

Зона племен — территория на границе между Пакистаном и Афганистаном (Территория племён федерального управления — FATA) — семь племенных агентств и шесть пограничных регионов Пакистана.

(обратно)

200

«Пакстил» — металлургический комбинат в 50 км от Карачи строившийся советскими специалистами с 1973 по 81 год.

(обратно)

201

Пяндж — пограничная река между СССР и Афганистаном

(обратно)

202

Маверанахр — сборное название для территории Средней Азии в древности

(обратно)

203

Страна Чистых — прямой перевод названия страны (урду پاکِستان‎)  Пакистан

(обратно)

204

Бхарат  بھارت  — транкрипция названия Индии на языке урду

(обратно)

205

(Inter-Services Intelligence(англ.) — Пакистанская межведомственная разведка

(обратно)

206

Лима — кодовое слово в авиации, этой фразой экипаж дает знать диспетчеру, что он прослушал информацию АТИС, о текущей погоде

(обратно)

207

Минар-э-Пакистан — символическая башня-минарет в честь провозглашения единого исламского государства

(обратно)

208

ПНП — Пакистанская народная партия, партия клана Бхутто, распущенная после прихода к власти Зия Уль Хака

(обратно)

209

«Джеронимо» — жаргонное название воздушно-десантных частей США

(обратно)

210

мухафызлар (турец.), позачитам (болг.) — охранник, пограничник

(обратно)

211

Джок шей билечексын, якында яшланачаксын (турец.) — Будешь много знать, скоро состаришься

(обратно)

212

 الله أكبر‎ аллаху акбар (араб.) — аллах велик

(обратно)

213

осознанное сновидение — состояние сознания, при котором человек осознаёт, что видит сон, но может в какой-то мере управлять им.

(обратно)

214

Трасса — маршрут хиппи из Европы в Индию, на Цейлон и Юго-Восточную Азию

(обратно)

215

онейронавт — исследователь феномена осознанного сновидения, непосредственный участник таких опытов

(обратно)

216

нащасник (болг.) — негодяй

(обратно)

217

за това, за това (болг.) — о том, о сём

(обратно)

218

рокусякубо — боевой шест в японских боевых единоборствах

(обратно)

219

НИОКР — научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки

(обратно)

Оглавление

  • ПРОЛОГ. ВОЛЧЬЕ ЛОГОВО
  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  •   ГЛАВА 1. ОЧЕНЬ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ
  •   ГЛАВА 2. В ШКОЛЬНОЕ ОКНО СМОТРЯТ ОБЛАКА
  •   ГЛАВА 3. НАД СЕДОЙ РАВНИНОЙ МОРЯ
  •   ГЛАВА 4. ЗВЕНИТ В УШАХ ЛИХАЯ МУЗЫКА АТАКИ
  •   ГЛАВА 5. ОСТРОВОК ГОРОДОК
  •   ГЛАВА 6. САМАЯ КРАСНАЯ ДАЦЗЫБАО
  •   ГЛАВА 7. СИБИРСКАЯ БОГЕМА
  •   ГЛАВА 8. ОЙ, МОРОЗ, МОРОЗ, НЕ МОРОЗЬ МЕНЯ!
  •   ГЛАВА 9. ТЕМНОТА ДРУГ МОЛОДЁЖИ
  •   ГЛАВА 10. В ТЕМНОТЕ НЕ ВИДНО РОЖИ
  •   ГЛАВА 11. ОРГАНИЗОВАТЬ И ВОЗГЛАВИТЬ
  •   ГЛАВА 12. ПРИКАЗ НА ВЫЕЗД ПО ТРЕВОГЕ
  •   ГЛАВА 13. ТЕХ, КТО СЛУШАЕТ ПИНК ФЛОЙД ГНАТЬ ПОГАНОЮ МЕТЛОЙ
  •   ГЛАВА 14. ОН УЧИТ ЛЕТАТЬ САМОЛЁТЫ
  •   ГЛАВА 15. СИГНАЛ, ГУДОК, И СТУК КОЛЁС
  •   ГЛАВА 16. КЫШ ВЫ, ШКЕТЫ, ПОД ВАГОНЫ
  •   ГЛАВА 17. ТАМ ГДЕ ПЕХОТА НЕ ПРОЙДЁТ
  •   ГЛАВА 18. КАБАКИ ДА БАБЫ ДОВЕДУТ ДО ЦУГУНДЕРА
  •   ГЛАВА 19. КОМУ НА СЕВЕР, А МНЕ НАЛЕВО
  •   ГЛАВА 20. А НА ДВОРЕ УЖЕ ВЕСНА ЛЕТУ ПЛАНЕТУ ОТДАЕТ
  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  •   ГЛАВА 1. НЕ ХОДИТЕ ВЫ РЕБЯТА В ПРОЕКТАНТЫ
  •   ГЛАВА 2. РЫСЦОЙ И НЕ СТОНАТЬ
  •   ГЛАВА 3. Я СЕЛ ОДНАЖДЫ В МЕДНЫЙ ТАЗ
  •   ГЛАВА 4. МАО ЦЗЕДУН БОЛЬШОЙ ШАЛУН
  •   ГЛАВА 5. ХЕРАНУКО ПОРОЯЛЮ
  •   ГЛАВА 6. НЕУЖТО ЗАМКНУТ КРУГ
  •   ГЛАВА 7. ПОДНИМИТЕ МНЕ ВЕКИ
  •   ГЛАВА 8. МЫ ТВЁРЖЕ СТАЛИ
  •   ГЛАВА 9. ПРЕОДОЛЕЛ ПРОСТРАНСТВО
  •   ГЛАВА 10. ЧУДЕСНО РУХНУТЬ НА ОПУШКУ
  •   ГЛАВА 11. КАК ХУДОЖНИК ХУДОЖНИКУ
  •   ГЛАВА 12. НАША ДАЦЗЫБАО
  •   ГЛАВА 13. ЭТО СЛАДКОЕ СЛОВО — ХАЛТУРА
  •   ГЛАВА 14. МЫ ВЕРИМ ТВЁРДО В ГЕРОЕВ СПОРТА
  •   ГЛАВА 15. И В МИНУСАХ ЕСТЬ ПЛЮСЫ
  •   ГЛАВА 16. ТЫ НЕ В ЧИКАГО, МОЯ ДОРОГАЯ
  •   ГЛАВА 17. СЮРПРАЙЗ
  •   ГЛАВА 18. ТЕРРОРИЗМ ПО-МОСКОВСКИ
  •   ГЛАВА 19. НАША СЛУЖБА И ОПАСНА И ТРУДНА
  •   ГЛАВА 20. ЧЁРНЫЙ ВОЛК
  •   ГЛАВА 21. СЕКРЕТНАЯ ПОЖАРНАЯ КОМАНДА
  •   ГЛАВА 22. ОГОНЬ И ВОДА
  •   ГЛАВА 23. АКУЛЫ ПЕРА
  •   ГЛАВА 24. ХОБОТ КРЕПОСТИ АДАМАНТОВОЙ
  •   ГЛАВА 25. НЕ В СВОИ СОНИ НЕ САДИСЬ
  •   ГЛАВА 26. ФОТОГРАФ ЗА ЖЕЛЕЗНЫМ ЗАНАВЕСОМ
  •   ГЛАВА 27. ЗЕЛЁНЫЙ ПОЕЗД ВИЛЯЕТ ЗАДОМ
  •   ГЛАВА 28. ТЬМА В НЬЮ-ЙОРКЕ
  •   ГЛАВА 29. ЭТА ПРЯНАЯ ПЕРИНА
  •   ГЛАВА 30. ВОКРУГ ЗАЛИВА КОКТЕБЛЯ
  • ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  •   ГЛАВА 1. ДЖА ДАСТ НАМ ВСЁ
  •   ГЛАВА 2. ПРЕМИЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ
  •   ГЛАВА 3. ИМИТАТОРЫ
  •   ГЛАВА 4. БЛИЗОК БОЙ, РОГА ЗАВЫЛИ
  •   ГЛАВА 5. ХУДОЖНИКА ЛЕГКО ОБИДЕТЬ
  •   ГЛАВА 6. ПОЛЁТ НОРМАЛЬНЫЙ
  •   ГЛАВА 7. РЕИНКАРНАЦИЯ
  •   ГЛАВА 8. ЛЫЖНИКИ ЛЕТЯТ ПО СКЛОНУ
  •   ГЛАВА 9. ВАГОНЧИК ТРОНЕТСЯ
  •   ГЛАВА 10. ДОМ С МЕЗОНИНОМ
  •   ГЛАВА 11. ЯСНОВИДЦЫ И ОЧЕВИДЦЫ
  •   ГЛАВА 12. ПАЛАТОЧНЫЕ ГОРОДА
  •   ГЛАВА 13. НЕ ЛЕТИТ ПЕПЕЛÁЦ ПО КОЧКАМ
  •   ГЛАВА 14. ВЕСЕЛО И ШУМНО
  •   ГЛАВА 15. КОВАРНЫЙ ВРАГ НЕ ДРЕМЛЕТ
  •   ГЛАВА 16. СКОВАНЫЕ ОДНОЙ ЦЕПЬЮ
  •   ГЛАВА 17. ПОРА В ДОРОГУ
  •   ГЛАВА 18. ПЛАЩ И КИНЖАЛ
  •   ГЛАВА 19. НАЧАЛАСЯ КАТАВАСИЯ ТАКАЯ
  •   ГЛАВА 20. ФОНАРЬ ПОД ГЛАЗОМ ДИОГЕНА
  •   ГЛАВА 21. НАД СЕДОЙ РАВНИНОЙ МОРЯ
  •   ГЛАВА 22. ДА, ДО ЭТИХ ШТУЧЕК МАСТЕР
  •   ГЛАВА 23. ВИХРИ ВРАЖДЕБНЫЕ
  •   ГЛАВА 24. ПЛАНЫ НЕ ПРОСТЯТ ОБМАН
  •   ГЛАВА 25. НЕ ВЫШЕЛ РОСТОМ И ЛИЦОМ
  •   ГЛАВА 26. ОХОТА ЗА СНОВИДЕНИЯМИ
  •   ГЛАВА 27. НА НЕВЕДОМЫХ ДОРОЖКАХ
  •   ГЛАВА 28. ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДИССЕЯ
  • *** Примечания ***