Чудовище [Ushba] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ushba Чудовище

Шапка фанфика


Пейринг: Неизвестный Персонаж Беллатриса Лестрейндж Гарри Поттер Лорд Волдеморт

Рейтинг: PG-13

Жанр: AU/Darkfic/Deathfic/Drama

Размер: Макси

Статус: Закончен

События: Жизнь среди маглов, Много оригинальных героев, Не в Хогвартсе, Смерть главных героев, Сокрытие магических способностей, Чужая душа в теле героя Поттерианы

Саммари: В зеркале отражается чужое лицо, ты помнишь странные и страшные вещи, и это не твои воспоминания, а внутри тебя живет охочее до чужой крови и боли чудовище…

Предупреждение: АУ и ООС! Совсем АУ! ООС дикий!

Мерлин, да я сама не знаю, как ТАКОЕ вообще могло прийти мне в голову!

С обоснуем беда!


Внимание: обсценная лексика!


Коментарий автора: Портрет Патти (спасибо замечательному художнику Саше): http://www.pichome.ru/1y

Пролог

Вы когда-нибудь видели чистокровную Пожирательницу Смерти, моющую окно банальным магловским методом — тряпочкой? Вы можете себе представить Беллатрикс Лестрейндж в маечке и шортиках, пританцовывающую и напевающую популярную магловскую песенку? Вот и Сириус Блэк не мог. А это точно была ненаглядная кузина, пусть и с короткими светлыми волосами, торчащими в разные стороны. И Блэк ориентировался вовсе не на лицо, голос и Метку. Нет, на месте был и шрам на ноге, и весьма характерная россыпь родинок на шее и полустершиеся следы от кандалов. Зрелище было настолько невероятным, что анимаг не услышал шагов, поэтому палочка, уткнувшаяся в ухо, и сжавшаяся на загривке рука были полной неожиданностью.

В оправдание надо сказать, что в таком состоянии он бы не заметил, если бы на него луна свалилась. На считающуюся мертвой кузину в несколько необычном для чистокровной ведьмы облике он наткнулся случайно: блуждая по пригороду Лондона — Литтл-Как-Его-Там, ну и идиотское же имечко — в поисках крестника (Мордред бы побрал этих маглов с их одинаковыми улицами, на которых он заплутал не хуже, чем в лабиринте!) в анимагическом облике, он услышал чем-то знакомый ему голос. Какая-то женщина хрипловатым голосом буквально мурлыкала битловскую «Come Together». Сначала Блэк даже обрадовался: ну кого он может знать в магловском городке? Правильно, только сестрицу Лили, которую он видел пару раз и то, издали. Помня, что сейчас он выглядит как большая и грязная собака, которых маглы почему-то пугаются, он прокрался в густые самшитовые кусты, чтобы удостовериться, что ему все же повезло, и он нашел Петунью Эванс. Он уже успел оценить фигурку стоящей к нему спиной блондинки, как та неловко махнула рукой, и на нее с грохотом опрокинулся примостившийся на подоконнике таз с мыльной водой. Жизнерадостная песня о наркомане, собирающем вокруг себя людей и зовущем их за собой, оборвалась экспрессивной фразой на неизвестном Сириусу языке. Судя по всему, растянутая выцветшая кофта с длинными рукавами на магле была безнадежно намочена. Блэк взмолился Мерлину и Христу, чтоб женщина повернулась, и те его услышали: блондинка резко повернулась, одновременно яростно срывая с себя мокрую тряпку. И вот тут-то Сириус Блэк замер, будто его Пертификусом приложили: перед ним была совсем не Петунья Эванс. Перед ним в маечке и коротеньких шортиках стояла его дражайшая кузина, Беллатрикс, мать ее, Лестрейндж, в девичестве Блэк, та еще чокнутая тварь, по всем отчетам и свидетельствам сдохшая в Азкабане в феврале восемьдесят пятого. Среди заключенных ходили упорные слухи, что ее на самом деле пришиб охранник из мести за собственную семью. Насколько Блэк знал, известие о гибели обожаемой племянницы окончательно подкосило мадам Вальбургу, и буквально через неделю любимая маменька отдала Мордреду свою темную душонку.

Что ж, кузина жива. Помянув про себя Мерлина и его подштанники, Блэк постарался тихо-тихо отползти, не привлекая внимания, но он не успел.

* * *
Вы когда-нибудь видели абсолютно офигевшую собаку? Вы когда-нибудь видели, чтобы здоровенный пес по-пластунски отползал хвостом вперед? Вот и Воробей не видел. А так как он, что бы о нем не думали родственники, некоторые учителя и однокашники, необразованным тугодумом не был, то о такой вещи, как анимагия, подумал в первую очередь. Уж больно по-человечьи реагировала псина. И, кстати, что такое палочка, анимаг прекрасно понял, ибо сразу после «Замер и без глупостей!» притворился изваянием, пусть и покрытым грязной, свалявшейся в колтуны шерстью. Разумеется, применять магию так близко от его собственного дома мальчишка не стал — камень, с силой приземлившийся на затылок незнакомого анимага, завершил начатое.

* * *
В себя Сириус пришел под аккомпанемент весьма нецензурной реплики со вставками на непонятном языке, произнесенной по-мальчишески сиплым голоском. Судя по всему, он находился в своем человеческом облике. Попытка пошевелиться не увенчалась успехом: он не чувствовал ни рук, ни ног.

— …Патти, это же Блэк!

— Угу, — хрипло хмыкнули откуда-то сзади. Кем бы ни был этот (или, скорее, эта) Патти, отповеди парнишке за сложносочиненную конструкцию не последовало.

Сириус попытался потихоньку приоткрыть глаза. Зря: яркий свет резанул так, что навернулись слезы, а голова болезненно запульсировала.

— Спящая красавица просыпается, — его негромкий стон сквозь сжатые зубы пропущен не был. Блэк еще раз попытался разлепить глаза. На этот раз более удачно. Как раз чтобы разглядеть, как…

Как под ярким светом продолговатой лампы Беллатрикс Лестрейндж, прислонившись к мышино-серой стене, прикуривает от магловской зажигалки сигарету и со вкусом затягивается.

Она выдохнула дым, посмотрела прямо в глаза Сириусу и хищно улыбнулась:

— Доброе утро, мистер Блэк.

И тут Сириус понял, что было неправильного в облике кузины. Нет, это не короткие выбеленные волосы вместо шикарной черной вьющейся гривы, которой Беллс так гордилась с детства. И не странный, смахивающий на ирландский, выговор, которому неоткуда взяться у чистокровной английской ведьмы с классическим образованием. Глаза. У Беллатрикс Блэк глаза были темно-темно-серые, почти черные. У этой женщины — какие-то белесые, будто затянутые какой-то пленкой. И только родинки на шее да Метка на левом предплечье красноречиво свидетельствовала, что это не какая-то левая магла, а его, мать ее ведьму, кузина.

— Ну, зачем же так фамильярно, Беллс? — просипел Сириус, облизав пересохшие губы. — Помнится, в прошлый раз ты была решительно против моей принадлежности к нашей безумной семейке.

Фанатичная садистка, запытавшая в свое время его друзей до безумия, подошла к нему, наклонилась и выдохнула сигаретный дым в лицо.

— Как скажешь, Псина, как скажешь, — она посмотрела куда-то поверх его головы и кивнула. — Действуй.

Чья-то маленькая рука с усилием наклонила голову Блэка в сторону, и он почувствовал укол в основание шеи.

— Что …это? — спросил он у спокойно курящей рядом Лестрейндж.

— Пришла пора ответить на некоторые вопросы, приятель.

Это было последнее, что он услышал. Сознание медленно заволокла сияющая алмазами пелена, и он отключился. Когда он открыл глаза в следующий раз, стояла ночь. Сириус Блэк в анимагической форме лежал в декоративных кустах на обочине. Пес решительно потряс головой и поднялся на ноги. Кажется, ему снился кошмар. Пройдет. Ему надо отыскать крестника.

1. Пробуждение

Холод. Первое, что я почувствовала, — холод. Склизкий камень холодил щеку, ледяной ветер пробирал до костей. А еще чем-то воняло. Я открыла глаза. Серые камни, серое небо, ледяная крупа, еле ссыпающаяся сверху. И холод. Промозглый холод, заставляющий тело биться в противной дрожи. Еле заставив себя сесть, я огляделась. Серо-белую гамму простирающего вокруг пейзажа портила черная дымящаяся куча, которая и была источником невыносимой вони. То ли от физического усилия, то ли от новой партии жуткого запаха, принесенного ветром, меня замутило. Старательно дыша ртом, я попыталась встать. Не сразу, но мне это удалось, и, пошатываясь и спотыкаясь, я медленно побрела прочь: что-то внутри истошно орало мне, что отсюда надо убираться, и как можно скорее. Скорее не получилось, на пятом шаге меня вывернуло наизнанку.

Сколько я так брела? Не помню. Время и пространство в тот период стали для меня настолько абстрактным понятием, что были несущественны. Я просто шла, спотыкаясь и сбивая босые ноги в кровь. В какой-то момент я обернулась. Все те же голые камни, нагие черные деревья и снег, что старательно запорашивал цепочку моих кровавых следов. С такой ориентацией в пространстве, что была тогда у меня, немудрено ходить кругами. Но только не в моем случае. Тот же голос, что потребовал от меня убраться с места моего пробуждения, упрямо гнал меня в одну сторону: к человеческому жилью. И я опять подчинилась.

Голос не обманул: пусть я и продрогла еще сильнее (хотя, казалось бы, куда дальше), но к сумеркам я наткнулась на чей-то дом на отшибе. Он был пуст. Разбив камнем окно, я пролезла внутрь. Судя по пыли и затхлому воздуху, там давно никто не жил. Ни воды, ни еды, ни электричества. Зато не было ветра и снега. В этом доме я проспала весь следующий день. В этом доме я впервые — на своей короткой памяти — посмотрела на себя в зеркало. Ту фразу, что я сказала при этом, не рекомендуется повторять при беременных женщинах, детях и людях с хрупкой психикой…

Ну, что я могу сказать еще? Лицо мое, отражавшееся в зеркале, было чужим, неправильным, не моим. У меня не могло быть такого овала лица, линии скул, формы носа и губ. На мелочи, вроде грязи, общей изможденности и одного большого колтуна вместо волос я решила не обращать внимания: была бы вода и хоть что-то на пожевать…

А на десятой минуте разглядывания себя в зеркале я все же задалась наиважнейшим вопросом: а кто, собственно, я такая? Потому что именно перед тем зеркалом я, к своему ужасу, осознала, что совершенно не знаю ни своего имени, ни того, что было до того, как я очнулась на камнях. У меня даже своеобразная истерика случилась: я битых полчаса (или дольше) стояла перед тем зеркалом и пыталась подобрать себе имя. Ни одно не подошло. Что характерно, Голос, что указал мне дорогу в этот домик, молчал и даже не пытался помочь.

Но мало-помалу я успокоилась и решила обыскать дом: вдруг что найду. Часть дверей была закрыта, но это меня не остановило: в чуланчике я нашла кусок проволоки, которой и были вскрыты две хлипкие дверки, с третьей же вышла промашка и я ее высадила. Ногой.

«Классные навыки!» — подумала я, осматривая найденные сокровища: полупустую канистру с водой, старые драные носки, грязные, заляпанные джинсы, потертые, но вполне крепкие ботинки и теплую куртку. Сокровища те еще, но в моем случае это было божье благословение: та одежда, что была на мне, не заслуживала даже наименоваться лохмотьями.

Когда окончательно стемнело, из домишки выбралось настоящее пугало: найденная одежда была размера на четыре больше необходимого, а спутанный комок грязных волос я безо всяких колебаний обрезала — хоть мой внутренний советчик на этом все же проснулся и истошно протестовал против такого варварского преступления. Или протестовала? Какая, к черту, разница?..

Той же ночью я дошла до ближайшей поселения, разбила витрину бакалейной лавки и, набрав полное одеяло еды, дала деру из деревушки. Тусклый рассвет застал меня в дороге. Вновь проснувшийся Голос неумолимо гнал меня в одном известном ему (ей?) направлении. Я не противилась: во-первых, сил на это не было, во-вторых, Голос плохого еще ни разу не посоветовал. Все еще было впереди.

Это случилось примерно недели две спустя. И все это время я брела в одну сторону — к Белфасту. За эти то ли семь, то ли десять дней я научилось безоговорочно доверять Той, что внутри меня. Она помогла мне избежать большинства неприятностей, на которые были так богаты дороги Ольстера. Но и она же, на короткое время перехватив управление телом, убила человека. Впрочем, та, первая, смерть не ужаснула меня. Намерения пахнущей виски и потом горы мяса были прозрачны. От ужаса и отвращения я впала в ступор, а вот она — нет. Коленом — в пах, да камнем в висок, и вуаля. Зато я на короткое время обзавелась автомобилем и некоторой суммы налички, достаточной для обновления гардероба: мое амплуа пугала лишь привлекало столь ненужное мне (по утверждению Той) внимание со стороны патрулей. Причин не доверять у меня не было.

До этого у меня не было повода и возможности осмотреть свое — абсолютно не знакомое мне — тело. А тогда, в грошовой ночлежке, отмыв от грязи собственные костлявые мощи, я с изумлением рассматривала следы на запястьях и щиколотках, потускневшую татуировку в виде змеи и черепа на левом предплечье, шрамы, родинки и прочие отметины. Почему-то все в совокупности складывалось для меня в образ бежавшей из заключения преступницы. «Если это так», — подумала я, — «то внимание со стороны кого-либо не желательно совершенно». И я выкрасила темные с редкой сединой спутанные кудряшки в рыжий цвет. Высветленные брови и ресницы как по волшебству превратили мои бельма в обычный водянисто-неопределенный цвет. Темные очки дополнили образ. Еще б придумать, как скрыть татуировку — еще одну весьма приметную деталь, ведь что-то мне подсказывало, что такой рисунок где угодно не набить. Я еще не знала, что любая попытка наколоть другой узор поверх черепа со змеей чревата приступами вытягивающей жилы боли.

Не буду лукавить и пытаться выставить себя барышней из романов Джейн Остин: я не безгрешная маргаритка, и на моей совести тоже есть чужие жизни. После того, самого первого трупа, от моих рук погибли еще двое, и действовала в те разы уже я и вполне осознанно. Но это были мужчины, вооруженные, а потому опасные для меня. И умирали они быстро, без мук. А ту женщину, настоящую Патрицию О’Киф, Она, прежде чем убить, несколько часов пытала, а я… Я ничего не могла сделать, будучи лишь безмолвным наблюдателем.

Думается мне, она долго выбирала жертву, ничем не показывая ни своих намерений, ни своих возможностей. А меня от управления телом Она отодвинула неожиданно и так легко и быстро, будто проделывала это не раз. Возможно, так оно и было. Уже потом, пытаясь разобраться в тех уцелевших осколках памяти Твари, что по случаю достались мне, я поняла, почему Она не отстранила меня от тела сразу: сначала Тварь была слишком слаба. Позже, после смерти Патти, я вновь смогла говорить и двигаться: мир без того, что она называла «магией» Твари был чужд и непонятен, а то, что случилось с Партицией, я не должна была помнить. Но она ошиблась, память ко мне вернулась, пусть и не сразу, но я сделала все, чтобы Тварь Внутри Меня об этом не догадалась. Как это ни странно, но у меня это получилось.

Патти О’Киф умерла потому, что была похожа на меня. Кроме того, у нее не было в живых близких родственников, и она собиралась за Sruth na Maoile (п/а: Sruth na Maoile, он же Северный пролив, — пролив между островами Великобритания и Ирландия, соединяющий северную часть Ирландского моря с Атлантическим океаном.). Идеальный объект для получения легальных документов. То, что она была даже не рыжей, а блондинкой, являлось лишь досадной мелочью, которая была исправлена за час. Так я стала Патрицией О’Киф, бывшей медсестрой из Омы тридцати лет от роду. Свое собственное имя я, к слову, так и не вспомнила.

2. Осознание

Уж не знаю, кто из нас двоих сохранил (я или Тварь) хоть какое-то подобие знания о географии той страны, где мы очутились — Соединенное Королевство, боже, ну и бред! — но уверенность в том, что Хинчли, Суррей и Лондон — достаточно далеко от Северной Ирландии и является тем, что нужно, была полная. Единственно, я не знала, насколько это далеко и где это вообще находится. Единственной подсказкой, в какую сторону стоит двигаться, был билет на паром из Ларна в Трун.

Погода в Северной Ирландии в феврале на побережье оставляет желать лучшего. Дождь, снежная крупа, пронизывающий ветер — пока я дождалась отправления треклятой посудины, я промерзла так, что губы у меня были как у трупа. На пароме можно было хоть спрятаться от ветра, но качка! Великий боже, как же меня укачало! Это было нечто невообразимое. Голова кружилась, перед глазами все плыло, а тошнило так, как не тошнило, когда я объелась консервированного мяса. Нежно-салатовый цвет моего лица до жути порадовал соседей, и мне была продана упаковка каких-то колес от укачивания. Ну, в-общем, за те два с хреном часа я ее и сожрала. Всю, все пятьдесят таблеток или сколько их там было.

Состояние, в котором я сходила с парома, словами описать трудно. Я не знаю, что за химию мне продали, но она подействовала даже на Тварь: ее вечной злобы и бессильной ярости не было слышно пару дней. Каким образом моя полубессознательная неадекватная тушка прошла мимо дежуривших на пристани бобби — до сих пор загадка. Я не дошла даже до ресторанчика МакКалламов, свернула в закуток между какими-то постройками и отрубилась. И плевать мне было на мелкий противный дождь и ветер: в том закутке они почти не ощущались.

В себя я пришла в сумерках. Растерев заспанное лицо и решительно взъерошив совсем уж коротко остриженные теперь уже светлые волосы (ради выглядящей пристойно прически пришлось потратиться на парикмахера), я встала, отряхнула одежду и повесила на плечо сумку. Вообще-то Патти путешествовала отнюдь не налегке, но большую часть ее вещей я безжалостно отправила на помойку. Мне ее салфеточки, статуэточки и все такое прочее в том же духе нужны не были, небольшой сумки со сменой белья, запасной одеждой и зубной щеткой было вполне достаточно.

Выйдя на дорогу, я оглянулась. Слева виднелось характерное здание из красного кирпича с двумя широкими трубами. Это и был ресторанчик МакКалламов. Мысленно подбив баланс, я направилась туда. Деньги были, но их все же стоило поберечь: путь мне предстоял неблизкий. Но, во-первых, жутко хотелось пить, а во-вторых, нужно же было узнать, где здесь есть хоть какая-то ночлежка и какой есть транспорт. Эту информацию, вкупе с чайничком крепкого чая, я и получила.

Койка в близлежащей ночлежке оказалась дороже, чем я рассчитывала. Но оно того стоило, а горячий душ был вообще пределом мечтаний: с тех пор как я очнулась на скользких от снега холодных камнях, я никак не могла согреться. Озноб, казалось, навсегда впечатался даже не под кожу, а в кости моего потрепанного тела. Постояв добрую четверть часа под обжигающими струями воды, я вышла из крошечной душевой и растянулась на украшенном кельтским орнаментом покрывале. Мне было о чем подумать, пока Тварь спит. Уж больно красочные сны мне снились после пачки неизвестного противокинетозного препарата. Не сказать, чтоб приятные — слишком уж там было много чужой боли и смерти — но весьма и весьма познавательные.

А еще я вдруг вспомнила, что кинетоз — это медицинский термин для обозначения морской болезни. Чудненько, значит, я способна не только понимать мат на гаэльском.

Кинетоз кинетозом, но с собственным сознанием надо было что-то делать, особенной с тем, что таилось внутри, иначе я рисковала еще разок очнуться с окровавленным измочаленным трупом. Определенно, не тот опыт, который хочется повторять. Что-то мне подсказывало, что слишком частый передоз делириантами отвратительно скажется на моем и так не слишком здоровом организме, а потому противопоказан категорически.

Невольное размышление о том, что еще вчера «кинетоз» и «делириант» мне показались бы чем-то сродни заклинания на непонятном языке, вызвали в моей памяти настоящую бурю, породившую такие слова как «круцио», «легилименс», «империо». Их было много, этих слов, и за каждым скрывались какие-то события, лица, знания. И эти знания были таковы, что в первый миг я испугалась: это была не моя память, это помнила Тварь.

Я пролежала без сна всю ночь, ибо помнила Тварь такое! Судите сами: магия, люди в балахонах и с палочками, ведьмы и колдуны на метлах… Все это как-то не складывалось с работающим телевизором и тем, что он показывал в новостных выпусках. А потом в моих воспоминаниях будто щелкнуло, и информация о способах варки зелий на основе яда змей (Святой Патрик, спаси и помоги!) сменилась списком легальных делириантов, а с него перескочила на совсем другое. И чем ближе был рассвет, тем больше я вспоминала, и «магия» и «заклинания» в этих воспоминаниях относились к понятиям «сказки» и «этого не бывает». И тем страшнее становилось мне, ведь я чувствовала, что Тварь внутри меня никуда не делась, она спит и однажды, рано или поздно, проснется.

Утро застало меня под дверью портовой аптеки: осознав, что меньше всего на свете мне хочется, чтобы Тварь проснулась, я решилась на крайние меры. К сожалению, тот препарат, что я купила на пароме, не имел заводской упаковки с названием. Но да не беда: судя по делирию, спутанности сознания, сонливости и жуткому сушняку, я примерно знала, препараты какой группы мне нужны. Мне чертовски повезло, что от прошлой жизни, какой бы она ни была, у меня сохранились отрывочные знания по фармакологии. Иначе бы Тварь сожрала меня. В метафизическом, естественно, смысле, но кому от этого легче? Уж точно не мне!

Где находится Суррей, я выяснила несколько позже, купив путеводитель, но туда я не поехала. Вместо этого всего через несколько часов я оказалась на севере Глазго, где — судя по моим воспоминаниям — было самое место для экспериментов над собственной психикой. При должной сноровке здесь можно было достать любой препарат безо всякой рецептуры. Надо ли говорить, что такая сноровка у меня была?

3. Хинчли

В городишко Хинчли, что в графстве Суррей, я попала лишь десять месяцев спустя. К тому времени Тварь была посажена на прочную цепь и надежно заперта в глубинах моего подсознания. Мнда, Джекил и Хайд отдыхают…

Как это ни странно, но только с помощью различных комбинаций нейронных ингибиторов, психоделиков, барбитуратов и прочей химии сделать этого не удалось. Да, Тварь становилась вялой, но пару раз она почти успешно перехватывала у меня управление над телом. После второго случая мне пришлось уволиться с весьма непыльной (и временами прибыльной) работенки в окружном морге. Еще повезло, что меня не проверили на наличие наркотиков в крови. Нет, способ, образно выражаясь, запереть чудовище внутри меня на ключ был найден при помощи тех самых оккультных знаний, что сохранила дырявая недопамять самой Твари. Думается мне, если б она это осознала когда-нибудь, она была бы безмерно счастлива.

То, что она называла «окклюменцией» и «ментальными практиками», на мой взгляд смахивало на йогу и всякие там восточные искусства. Очищение сознания, правильное дыхание, бла-бла-бла… Муть та еще, но, вкупе с атракуриумом, парочкой производных от барбитурата и вальпроевой кислотой, это работало. (п/а: напоминаю, автор ни разу не медик, названия препаратов взяты с потолка) И не спрашивайте, как. Главное, я была сама вполне адекватна, сонливость и утомляемость были в пределах допустимого, да и тошнота наконец-то ушла. Я даже набрала пару фунтов и уже не выглядела как бывшая наркоманка со стажем.

Сама дорога из Глазго в Хинчли заняла у меня неделю: денег практически не было, и я добиралась автостопом. По пути обнесла парочку аптек и угостила клофелином парочку простофиль. Я же говорила, что на роль барышни из романов не гожусь.

Мой — вернее, доставшийся Патриции О’Киф по наследству от троюродной бабки — дом в Хинчли находился на самой окраине городка, в Луговом тупике. Задний двор выходил на пустырь, отделяющий этот пригород от другого. Границей между поросшим каким-то бурьяном пустырем и моими владениями служили густые самшитовые кусты и мелкий ручеек, густоту зеленой изгороди и обеспечивший: в последние полтора года хозяйке этого старого дома с рассохшимися полами и щелистыми окнами было не до растений. В-общем, халупа Патти досталась та еще. Впрочем, лично мне было по фигу: крыша над головой есть — и ладно, а со всем прочим разобраться можно позже. Были бы квиды. (п/а: квид — жаргонное название фунта стерлингов)

Чтобы было, на что покупать лекарства, книги по фармакологии, жратву и шмотки, я устроилась на должность уборщицы в реабилитационный центр в часе езды от дома. Попросту говоря, в местную дурку. Почему не в морг? Вообще-то, в морг я изначально и устраивалась, просто в этой дыре в пятнадцати милях от Лондона единственный морг был исключительно при том самом «реабилитационном центре». Эдакий тонкий намек на перспективы находившихся на лечении.

Богадельня уже лет пять дышала на ладан, кадровый голод у них был просто чудовищный, и только поэтому анализов моей крови не проводилось. Они довольствовались результатами анализов, сделанных в Глазго, такими же фальшивыми, как все мои документы. Интересно, что бы они сказали на настоящий анализ, ведь в том коктейле, что тек в моих венах и артериях, обнаружить кровеносные тельца было бы затруднительно? В дальнейшем, за те семь лет, что я проработала в том достославном заведении, кровь у меня должны были забирать раз в полгода, и все это время в соответствующих пробирках оказывалась девственно чистая на наркоту кровь соответствующего резуса и группы. Боже, благослови доноров!

Книги, различноое оборудование для лаборатории и отдельные препараты — особенно оборудование — стоили дорого и съедали почти все деньги. Я экономила, на чем могла. Еда — самая дешевая, одежда от «Армии Спасения»… Расходы на транспорт тоже пошли под сокращение. Зато запоры для Твари становились все крепче. Ну, я тогда так считала.

Воробья я в первый раз встретила по дороге с работы. На окраине соседнего пригорода открылся дешевый магазинчик бытовой химии. Я затарилась и, решив срезать путь, пошла напрямую, через пустырь. Детский визг и крики были слышны издали: ребятишки лет шести-семи играли в догонялки. Во всяком случае, это было очень похоже на игру. И только когда я подошла ближе, я услышала:

— Лови психа! Лови! Давай! Слева заходи! Хватай!

Компания их пяти упитанных мальчишек гоняла по пустырю какого-то темноволосого задохлика. Мелкий пацаненыш уворачивался явно из последних сил. Одет он был даже хуже, чем я. А вот его преследователи одеты были весьма добротно. Подрастающее, мать его, поколение, великое будущее Англии. О, да!

Судя по отсутствию криков об уведенном или испорченном имуществе, к заморышу прицепились чисто для развлечения. Вот уродцы! Тем временем парнишку поймали и повалили на землю.

— Эй, вы чем тут занимаетесь? — гаркнула я.

Мальчишки замерли. Не мудрено: от такого тона в дурке санитары вздрагивали.

— Мы просто играем, — заявил один из них, пухлый светловолосый ангелочек.

— Да что вы говорите? — усмехнулась я, подойдя к лежавшему на земле мальчику, сжавшемуся в комок. Под пристальным взглядом моих белесых глаз хулиганье заметно стушевалось. — А ну марш по домам!

Их будто ветром сдуло. О, чудненько, похоже, я слегка переборщила, и маленькие недоноски с удовольствием пожалуются на страшную тетеньку родителям. Хотя, судя по тому, куда они убежали, детки не из Хинчли, и все может и обойтись.

Меж тем жертва издержек социализации попыталась сесть и принялась нащупывать что-то на земле. Мальчишку слегка потряхивало от пережитого.

— Встать можешь? — поинтересовалась я.

Мелкий взъерошенный ребенок поднял ко мне свое испачканное худенькое личико, на котором буквально светились зеленые глазища. Он просто по-птичьи внимательно смотрел на меня, лицо его оставалось спокойным, ни испуга, ни улыбки. Ну, чисто воробей! Я поставила сумки на землю и присела рядом с мальчишкой. Он пару раз моргнул… и совершенно спокойно отвернулся, вновь зашарив по земле. Я огляделась в поисках того, что так хотел найти малыш. Рядом с одним из моих пакетов лежали круглые маленькие очки. Подняв с пожухлой травы, я протянула их ребенку. Он, все так же молча, надел их. И снова, ни полслова, ни улыбки, — ничего. Мне становилось понятно, что «психом» парня звали неспроста, поэтому, не протягивая рук, вообще стараясь не дотрагиваться, я сказала ему:

— Вставай. Как тебя зовут?

Мальчик спокойно встал и тихо ответил, совершенно неожиданно взъярив Тварь донельзя:

— Тебя зовут Гарри Поттер.

4. Воробей

Наблюдая, как Гарри Поттер за обе щеки наворачивает разогретые консервированные бобы в томате, я поневоле задумалась, а когда он в последний раз ел. Ведь то, что он с таким аппетитом ест, — та еще безвкусная гадость, хоть и питательная. Хотя у аутиков восприятие окружающей действительности порой совсем иное, чем у обычных людей. В том, что у мелкого проглота — Святой Патрик, у него от удовольствия аж уши шевелятся! — если не аутизм, то конкретное отставание в развитии, сомнений не было. Уж больно характерной была его реакция на мои действия. Нормальный ребенок при виде незнакомой тетки со светлыми волосами и глазами как минимум пугается. А если она вдруг ни с того ни с сего хлопается на задницу и пытается отползти от него, и все это происходит на пустыре, где нет ни души, нормальный ребенок лет пяти-шести как минимум должен дать деру. Этот же даже не пошевелился, рассматривая меня как букашку на цветке: с отстраненным любопытством. Да и ответ на вопрос весьма характерен: именно об этом мне рассказывал парнишка, подбросивший меня из Стаффорда в Реддич. Он, насколько я поняла, был волонтером и работал как раз с такими детишками. Чудненько!

В-общем, с некоторым трудом справившись с отчего-то разбушевавшейся Тварью, я встала и подняла пакеты с земли. Покосилась на спокойного, как танк, ребенка, вздохнула и неожиданно для себя брякнула:

— Есть хочешь? Идем.

И это чудо природы пошло со мной. Greadadh gréine chugat! (п/а: ирл. Чтоб тебя солнышко припекло!)

Хвала небу, чтобы попасть домой, не нужно было дефилировать по улице, а то от слухов о том, что чокнутая ирландка детей крадет, потом бы не отбрехалась. И так эти рыбы снулые уже достали так, что сил никаких нет! Идти было недалеко, и все это время я пыталась успокоить бесновавшееся внутри меня чудовище. Судя по обрывкам памяти, когда-то полный тезка мальчугана убил весьма дорого Твари человека. И только я с трудом убедила, что это не он, как ставший видимым после капитального умывания шрам на лбу в виде молнии вновь вызвал поток ярости. И никакие уговоры, что мальчик слишком мал и хил, чтобы убить кого бы то ни было, не действовали. Он это, и все! Ежики стриженые, как говорил мой приятель-буддист из Глазго, вдох-выдох.

Дальнейшее развитие событий показало, что инициатива, благотворительность и прочие глупости самонаказуемы. Задохлик ушел в сумерках, а через день опять вернулся. И опять. И еще раз. В-общем, приходил, по-моему, чаще, чем к себе домой. В этом не было ничего странного: опекунам он был не нужен. Молчаливый во время первых визитов, он и потом не был особо болтливым. О некоторых вещах — к примеру, о развлечениях его двоюродного братца — вообще молчал вмертвую, хотя тот гонялся за ним чуть ли не ежедневно. Когда понял, что за каждое лишнее слово его никто ни бить, ни ругать не будет, стал задавать типичные детские вопросы. А вот о себе говорить не любил, да и о чем говорить, о том, как его обижают в школе, и никому до этого нет дела? Мальчишка предпочитал не зацикливаться на плохом. Хороший малыш, жизнерадостный, как воробей на ветке. И такой же никому не нужный.

Все же тот чувак из Стаффорда был прав: аутизм не болезнь и не умственная отсталость, а совершенно иное восприятие мира. Жаль, что большинство врачей тогда были с ним не согласны. Только это и удерживало, чтобы не настучать на родственничков в социальную службу: в приюте ребенку будет только хуже. Да и сам Воробей — а мальчику понравилось это прозвище — был против. Вместо этого…

Вместо того, чтоб переложить работу о похожем на беспризорника мальчишке на государство, я начала заниматься с ним сама. Тварь, кстати, на это как-то странно отреагировала: каждый раз, когда я что-то объясняла Гарри, она принималась дико хохотать. Она безумно радовалась каждый раз, когда мальчишка демонстрировал мне свое доверие. Когда же я узнала, где у родственников ночует Воробей — в чулане под лестнице — она на полном серьезе предложила их убить.

А еще она стала давать советы, и порой даже дельные. К примеру, это она надоумила показать Воробью кое-что из тех самых ментальных практик: малыш катастрофически не умел долго сосредотачиваться на чем-то одном, а если у него что-то не получалось, мог заистерить на короткое время. В такие моменты он и вещами кидался, и бросал все и убегал куда-нибудь, и о стены бился. А потом сам пугался того, что натворил. Решив не дожидаться, когда он и на меня кинется, начала учить дыхательному комплексу, а дальше пошло-поехало. Не скажу, что быстро, но все наладилось. Весной он уже мог спокойно прочесть целую страницу, сложить башню из мелких деталей. Еще он выучил, как нужно правильно пользоваться местоимениями. Кроме уроков по самоуспокоению, чтению, счету и письму, я показала ему еще кое-что.

Как-то раз он пропал на три дня и вернулся голодным донельзя, и это с его-то почти нулевым аппетитом! Не сразу, но я все же у него вытянула, что его заперла тетка за какой-то проступок. Кажется, он какой-то свитер порвал. Чудненько, что еще сказать?! И я ему показала, как при помощи скрепки и булавки открыть замок. Пацан быстро перенял почти все приемы, а с практикой у него было все в порядке.

Следующим жизненно важным, с моей точки зрения, навыком стало умение постоять за себя. Возможно, показывать склонному к немотивированной агрессии ребенку простейшие приемы самообороны было не самой безопасной идеей, но видеть ежедневный потрепанный вид мальчишки было выше моих сил. Заодно мы нашли выход, как решить проблему с моторикой. А через пару лет Воробей пришел весь в синяках и сломанной оправой, но довольный донельзя: в жестокой мальчишеской драке он победил своего кузена и его друзей. Да, его потом наказали, да, в глазах общественности он окончательно превратился в хулигана и малолетнего преступника, но Дадли и его банда больше не решались его даже пальцем тронуть.

Мне достаточно легко удалось донести до него мысль о том, что окружающим о нашей дружбе знать не обязательно, и он проявлял чудеса мимикрии и осторожности, пробираясь пустырем ко мне. И неудивительно: все его игрушки, немногочисленные детские книжки, рисунки хранились у меня. Как он однажды признался, в доме его опекунов единственным стоящим объектом для материального проявления любви и заботы был исключительно его кузен. Мой старый дом для Гарри Поттера был самым настоящим убежищем, где не было опасности, что его книги и рисунки будут порваны, а сооружения из конструктора — безжалостно сломаны. Малыш не хотел лишиться этого, а потому молчал. И хвала Святому Патрику: как бы отреагировала полиция на то, что мальчишка подозрительно часто бегает к странной нелюдимой ирландке, недавно переехавшей из Ольстера, я даже думать не хочу. А учитывая мою маленькую лабораторию в подвале, которую Воробей достаточно быстро обнаружил…

5. Магия и прочие фокусы

Еще в самом начале, слегка разобравшись в ошметках памяти Твари, я выработала ряд правил. Одно из них звучало как «никогда не искать вход в магический мир». Во-первых, я до последнего сомневалась в его существовании, во-вторых, мне было откровенно не по себе. Слишком уж то, что помнила Тварь, было чуждым. И зачем, спрашивается? Приключений на свою голову мне и так хватало. Но Воробей, птаха божья, стал причиной того, что я нашла вход в мир магов и колдунов, не нарушая этого правила.

В отличие от того, что было написано об аутистах в книгах, животных он не слишком любил. Собак он опасался после того, как сестра опекуна натравила на него своего бульдога. К кошкам он относился абсолютно прохладно: не кидал камней, но и не лез гладить. Впрочем, парень вообще не любил к кому-либо прикасаться. Так вот, с кошками же старухи, жившей неподалеку от Дурслей, была отдельная история. Они были, как он говорил, «не совсем кошки». Еще Воробей утверждал, что эти не совсем кошки за ним следят, но он с ними договорился, чтобы они за ним не ходили, если пацан направлялся ко мне. Как оказалось, договориться удалось не со всеми: одна из кошек оказалась то ли слишком любопытной, то ли слишком верной хозяйке и следовала на Гарри по пятам, не взирая на уговоры, за что и получила кусок мяса, вымоченный в снотворном.

В тот день я решила наведаться в Литтл-Уингинг: Гарри не появлялся у меня несколько дней. Позже я узнаю, что, убегая от кузена и его дружков, пацан вывихнул себе лодыжку, а тетка в наказание за синяки на ноге и лице сыночка заперла его в чулане. А тогда я не дошла до Тисовой улицы буквально пару кварталов. Проходя мимо высокой живописной изгороди, я услышала какой-то хлопок неподалеку.

— Мерлиновы панталоны, Дедалус, ну где ты ходишь?! — судя по голосу, это сказала женщина.

«Занятное выражение», — подумала я, а Тварь отчего-то замерла в каком-то болезненном ожидании. Остановилась и я.

— Прости, Арабелла, дела, — смущенно ответили ей.

— Знаю я твои дела, — перебила женщина. — Опрокинуть лишнюю кружечку в «Дырявом котле» да выслушать свежую сплетню от Тома — вот и все твои дела, Дедалус Диггл!

«Дырявый котел»?! Тварь радостно вскинулась. Кажется, так называется паб, через который можно попасть к магам.

— Да ладно тебе, женщина, — ответил ей ее гость чуть дребезжащим тенорком. — Что у тебя случилось? Что за спешка?

— Хохолок отравился, — пожаловалась Арабелла. — Надо бы его Магенариусу показать.

— И?

— И мне нужно в Косой переулок, — так-так, очень интересно, — а ты остаешься, чтобы приглядеть за Гарри. И Мерлина ради, Дедалус, без этих твоих штучек! И не маши палочкой при маглах! Я постараюсь побыстрее.

Из калитки дома вышла старушка в выцветшей старомодной шляпке и с кошачьей переноской в руках, а за ней следом лилипут в лиловом цилиндре. Я еле успела отойти к соседнему дому и отвернуться.

Милая старушка направилась на станцию и, взяв билет до Паддингтона, села на поезд. Я тоже, но уже без билета — денег было в обрез на метро и обратно. Чудом миновав контроллеров и едва не упустив старую кошатницу, я добралась до Лондона. А дальше на метро до Тоттенем Корт — и вот он, паб «Дырявый котел». Внутрь я не зашла. К чему спешить?

В пасть к химере я отправилась при полном параде: в рыжем парике, замазав честно спертым еще в Глазго гримом родинки на шее, отметины и татуировку на руках. Ну и квиды не забыв. Возможно, я переборщила с маскировкой (я зашла в паб ближе к вечеру, когда там была толпа народу), но, тем не менее, меня никто не узнал. Сев на хвост одному из подвыпивших колдунов в нелепой рясе, прошла в Косой переулок.

К счастью, память Твари сохранила достаточно подробностей, чтоб я примерно представляла, что к чему. Мне нужна была информация, а, значит, книжный магазин. И первым делом я отправилась в банк обменять фунты на магическую валюту. А уж затем… нет, не в книжный. В лавку старьевщика: местная мода была уж очень своеобразной. Расставшись с парой серебрушек и вдоволь поторговавшись, я приобрела серую островерхую шляпу и поношенный, но вполне пристойно выглядевший, балахон, который аборигены называли мантией. Напялив все это, я уже ничем не отличалась от прохожих. Чудненько, а теперь можно и в магазин.

В планы мои покупка палочки не входила. Я не знала, смогу ли колдовать: судя по всему, в прошлой жизни я была самой что ни на есть маглой. Да и зачем? Знания и умения Твари — это знания и умения Твари, а не мои. К тому же, я инстинктивно опасалась магии, прекрасно помня, что можно сотворить при помощи палочки. Тем не менее, палочка у меня появилась. Не скажу, что за бесценок, но и не настолько дорого, как я ожидала. Опять же, один ирландец всегда договорится с другим, тем более, если дело будет происходить в Лондоне. Терновник с начинкой из шкуры какой-то ящерицы от Джимми Киддела за три золотых монеты. Мнда… В результате искомые книжки я приобретала не в магазине, а — по дешевке — на развале, о котором от Джимми и узнала. Там же нашла и подшивку старых газет. Удачно я в тот магазинчик зашла, что говорить! Единственное, что мне не понравилось, так это то, что когда я взмахнула палочкой, межу Тварью и мной через все барьеры возникла будто раскаленная добела нить. Странное ощущение.

Домой я вернулась совсем уж в темноте и читала до рассвета. И заодно скурила недельный запас сигарет. То, что я вычитала в газетах почти десятилетней давности, в учебнике по новейшей истории, не понравилось мне совершенно. Больше всего на свете мне захотелось бросить все и убраться куда подальше. К черту на рога, к лысому дьяволу! Я злилась так, что Тварь сидела тихой мышкой. А все потому, что по ходу я влезла в очередное cacamas! (п/а: ирл. дерьмо)

Во-первых, воспоминания Твари — реальны, как и сама Тварь. Из нас двоих, судя по двигающимся фотографиям в газете, скорее нереальна я. Но вот пускать запертое во мне чудовище на свободу мне что-то не хочется. Запытать людей до безумия… D’anam don diabhal! (п/а: ирл. Твою душу к дьяволу!)

А во-вторых, что самое замечательное, птах мой солнечный, если он все же не полный тезка того мажонка, действительно убил — согласно общественному мнению — предводителя террористов. Ага, возрасте полутора лет. Ну и маразм! Господи, куда я попала и где мои вещи?!

И вот здесь начинается самое интересное. Ведь если Воробей — тот самый Гарри Поттер, то какого черта он живет в чулане у своей тетки? Что за присмотр за ребенком такой, что его опекуны позволяют себе так обращаться с парнем? Что за diabhail-scéal тут вообще происходит?! (п/а: ирл. чертова история)

Вопрос, тот или не тот Гарри Поттер ко мне приходит, был, конечно, важным, но, в конце концов, побившись затылком о стенку и высказав вслух все, что я думаю о сложившейся ситуации в целом и собственной удаче в частности, я решила на все это дело плюнуть. Тот, не тот, какая разница? Если тот — я с удовольствием подпорчу малину тому, кто организовал ребенку такое детство, сделав это самое детство хоть чуточку более сносным. А даже и нет, то у Воробья будет хоть кто-то из взрослых, на кого он может положиться. Удивительно, но Тварь была со мной абсолютно солидарна. Ее бесило то, как маглы обращаются с ребенком с явным магическим даром. Она была уверена, что мальчик — маг, и, как это ни странно, не ошиблась: через день после моего посещения Косого переулка Воробья опять заперли. За отросшие за ночь волосы. Осторожные расспросы показали, что это не первый «странный» случай. Недавно, например, мальчику в обувном магазине подмигнул невысокий человечек в лиловой высокой шляпе, чем вызвал нечто вроде паники у тети Петуньи.А были еще взорвавшаяся ваза и резко уменьшившийся свитер. Чудненько!

Полгода спустя малыш, спасаясь от кузена, переместился из тупичка за школой на крышу столовой. Он сам объяснил это ветром. Пришлось показать, что это не так: к тому времени перемещаться таким образом я все же научилась.

6. Взаимоотношения

Февраль девяноста первого прошел под девизом «Erin go Brach» (п/а: Да здравствует Ирландия!): мои доблестные соотечественники из ИРА обстреляли из минометов Даунинг-стрит. Никто при этом не пострадал, но проблем мне эти уроды создали порядочно: меня чуть не уволили, а шипения и косых взглядов со стороны соседей ощутимо прибавилось. В остальном же дела мои неуклонно шли в гору, и магия мне в этом сильно помогла. Во-первых, чистить аптечные склады на предмет нужных мне препаратов при помощи палочки было гораздо легче и сподручнее, а во-вторых, в Лютном на отдельные части и органы человеческого тела был хороший спрос. Прах всяких там утопленников и самоубийц тоже шел на ура. Конечно, нужно было опасаться конкурентов и тамошних легавых, но Бонни Райан, рыжая слепая на левый глаз ирландка со шрамами через все лицо была не лыком шита. Ее палочка и смазанные ядом кинжалы всегда были готовы защитить хозяйку. Способная вызвать ненужные вопросы и ужас окружающих татуировка была надежно скрыта чехлом из особым образом выделанной человеческой кожи. Крепилось все это при помощи медицинского клея, края были почти не видны и похожи на старые шрамы, но на запястье на всякий случай я носила плотный напульсник. Носить чехол долго было трудно, снимать — сущей пыткой, но оно того стоило: если б меня раскрыли, то, согласно Закону о потусторонних существах и нежити от 1357 года, меня бы тотчас же убили, а тело сожгли. Легальных способов извлечения моей сущности из тела Твари не существовало.

Мне больше не нужно было экономить на всем подряд. Я купила машину (к дьяволу эту магию, так надежней!), перенесла лабораторию из дома. Консервированные бобы в томате наконец-то исчезли из моего рациона. Мне больше не нужно было рисковать из-за мелочей. Тварь — а, даже узнав, как ее звали на самом деле, я называла только так — сидела за своими запорами как мышка. Мы с ней иногда могли вполне мирно общаться. Ну, как мирно… Она не срывалась на злобу и ярость после первого к ней обращения.

С магией дела обстояли не так радужно. Простейшие заклинания я освоила с грехом пополам. Те, что посложнее — не всегда получались. Я выучила несколько простых, но эффектных комбинаций, довела их практически до невербалики, не без помощи мелкого научилась проникать в чужое сознание, на чем мои достижения в освоении магии практически и закончились. Но самым неприятным было то, что сама по себе колдовать я не могла. Колдовскую силу я получала от Твари, а вместе с ней — и частицу ее безумия, ее самой. И до поры до времени я не подозревала, что с каждым заклятием замки и запоры, не позволяющие Твари завладеть телом, становятся все слабее.

У Воробья дела тоже шли неплохо. Мне не удалось откормить его до размером его братца, он по-прежнему был мелким юрким пацаненком, но взгляд вечно голодного заморыша ушел в прошлое. Наши с ним занятия помогли ему «перерасти» аутичность, он стал казаться обычным, пусть и немного странноватым. Окружающие его больше не считали блаженным дурачком. Теперь в глазах преподавателей и опекунов он был отъявленным хулиганом, по которому плачет если не тюрьма, то спецшкола. И это был его выбор. Ведь теперь кузен и его дружки больше его и пальцем не трогали, предпочитая кричать оскорбления издали. Пацан научился хамить и дерзить — и это, между прочим, огромное достижение для человека его склада. Он вообще оказался талантливым учеником, пусть и склонным к рискованным поступкам. Даже Тварь была в восторге от его способностей, при всей ее небольшой любви к парню.

Как относилась к мальчишке я? Сложно сказать. Возможно, какой-нибудь мозгоклюй с дипломом — узнай он обо всем об этом — сказал бы, что я подсознательно восприняла никому не нужного ребенка за своего собственного, пытаясь хоть как-то скомпенсировать отсутствие даже надежды на появление семьи и детей. Наличие в моей голове — или где там еще — Твари и необходимость сдерживать ее под замком как-то не способствовали появлению моей личной жизни. Да и не очень-то хотелось, с тем-то количеством химии, что я регулярно принимала. Так что да, чем дальше, тем сильнее Воробей казался мне моим сыном. Кем считал меня сам Поттер, не так уж и важно: он доверял мне, а это дорогого стоило. И я доверяла ему.

Он знал правду обо мне: пройти мимо вороха газет и не сунуть в них свой нос было выше его сил. К моим подозрениям же в свой адрес — а пока не было точного подтверждения, что он тот самый Поттер, я была склонна считать, что Тварь ошибается — отнесся равнодушно. У этого странного, но талантливого ребенка была своя шкала ценностей. А он был талантлив, что бы ни утверждали тесты школьного психолога. Правда, в весьма специфичной области.

К десяти годам Гарри научился считывать чужие эмоции, угадывать, о чем в текущий момент думает человек, и делать простенькие внушения через прикосновения. С защитой собственных мыслей у него, впрочем, были большие проблемы: при малейшей попытке проникнуть в них он раскрывался во всю ширь, позволяя читать себя до донышка. Ни я, ни Тварь не знали, как с этим бороться. Наконец, выход из положения нашел сам Воробей, увидев у тетки отрывок фильма про лабиринт. Ко дню Святого Патрика девяноста первого у него получилось создать, выражаясь его словами, «первый уровень». Впечатляюще, надо заметить. Вроде бы совершенно открытый разум доброго ребенка, но, тем не менее, я не фигурировала ни в одном воспоминании. Тварь же, каждый раз незримо присутствовавшая со мной на наших занятиях, была уверена, что такая защита сама по себе довольно слабая, и воспоминания со мной вполне можно найти, если знать, что искать, конечно. Так что на первое время сойдет, тем более что на достигнутом Гарри останавливаться не собирался.

У него вообще в принципе была беда с умением остановиться вовремя. Нахаленка порой заносило так, что дай боже! Чего только стоило то, что он стал целенаправленно пытаться научиться мгновенному перемещению — трансгрессии, что ли — и это не смотря на то, что он был предупрежден о возможности расщепа. И ладно бы пытался в моем присутствии, так нет, сам, в одиночку. Ну и однажды его расщепило, конечно. Приполз ко мне весь в кровище. Уши в тот раз я ему намяла знатно. Заодно Воробей выучил много новых слов на гаэльском. Трансгрессировать в итоге, как взрослые маги, на большие расстояния, у него так и не получилось, а вот в пределах видимости — вполне, и делал он это легко и практически бесшумно. Боль оказалась превосходным учителем: после этого он стал хоть чуть-чуть притормаживать. Как говорится, и то хлеб!

Он обладал уникальной способностью быстро запоминать и применять на практике большое количество информации, но лишь по ряду тем: как и все аутики, Воробей был достаточно узко специализирован. Он прекрасно оперировал трех— и четырехзначными числами при арифметических операциях, но был совершенно не способен запомнить две исторические даты. Наизусть цитировал отрывки из книг по фармацевтической химии, понимая суть изложенного — и не мог соотнести изображение той или иной травки с ее названием и свойствами.

Со своими опекунами у него были сложные отношения. Воробья те инстинктивно боялись, и абсолютно были в этом правы. Мальчик быстро перерос свой страх перед ними, почти изжил ненависть, но так и не смог им простить их к нему отношения. Хотя, я была бы разочарована, если бы он это сделал: такое не прощают. По моему мнению, если уж люди были достаточно глупы, чтобы морить голодом и оскорблять мага, то пусть получают сполна. Они и получили. В результате тетка стала еще более нервной, чем была, она и ее муж стали панически бояться сплетен и шепотков соседей, а их сын перестал наедаться. Нет, ел он по-прежнему достаточно, но сытым чувствовал себя редко. В результате через пару лет обещал наесть себе ожирение либо диабет. Насколько я поняла, повышенным аппетитом стал отличаться и папенька. Как пояснил, усмехаясь, сам Воробей: «Если уж меня попрекают каждым куском хлеба, то пусть жрут, может, однажды и наедятся». Внушение через неделю сошло на нет, но вот привычка есть в три горла и переживать о том, что же там говорят о них соседи, осталась. Чем была награждена сестра опекуна, я не знала, но что-то мне подсказывало, что это было чем-то из той же серии.

7. День рождения

Те давнишние ментальные экзерсисы Воробья по отношению к родственничкам и стали причиной столь бурной реакции последних на письмо из магической школы. Как я подозреваю, пацан нехило поразвлекся за их счет. Как он позже сказал, ему крайне не хватало попкорна. Впрочем, развлекался не только он. Письма в куриных яйцах, вот это, мать ее, фантазия! В-общем, кто бы ни организовал представление с письмами для Гарри Поттера, мальчик был ему искренне благодарен: такой подарок ко дню рождения! Суетящиеся дядя с тетей, голодный кузен, панические бессмысленные переезды… Как он сказал по возвращению:

— Это был мой самый сумасшедший день рождения!

До этого его дни рождения проходили тихо: он убегал от опекунов, мы переодевались в приличные шмотки — если они у нас были — и шли в кино, а после парнишку ждала его «праздничная» порция мороженого. Дурсли же, насколько я знаю, ни разу не поздравили племянника с тем, что он стал на год старше.

— Понравилось гулять по Косому с великаном? — усмехнулась я.

— Что я там не видел? — поморщился Воробей. — Знаешь, сам он сначала жутко мне не понравился, но чувак так старался произвести на меня впечатление! Ты бы видела!

Действительно, в Косом переулке нахал мелкий уже был. Он тогда на весь день сбежал из школы, а я как раз на книжный развал собиралась. Пришлось его красить в рыжий и шрам замазывать.

— А он старался?

— О да, еще как! Даже Дадли хвостик поросячий наколдовал, — фыркнул Гарри.

Я передала ему его любимый фруктовый лед:

— А тебе это не понравилось?

— Нет, конечно! Он отчего-то не тронул дядюшку, хотя у того был дробовик, а направил зонтик на ребенка, вся вина которого была в том, что тот тронул чертов тортик. Тоже мне, выбрал достойного соперника! Вот как проверить, как живет Гарри Поттер в чуланчике они не могут, а слезки лить и умиляться, как я на родителей похож — всегда пожалуйста! — Воробей яростно вскрыл упаковку мороженого и с чувством произнес неплохую непечатную комбинацию на гаэльском. Я ощутила умиление пополам со смущением: для одиннадцати лет недурно сказано, но я была определенно несдержанна в выражении своих эмоций при ребенке, раз уж он такие слова знает.

Разумеется, одним поросячьим хвостиком не обошлось. Была и правда о гибели его родителей, и имя убийцы (от произнесения которого мне обожгло левую руку), и посещение банка, и палочка… Много чего было. И все такое хорошее, что в процессе рассказа я пару раз не сдержала язык на привязи. А, к черту, все равно пацан ничего нового для себя не услышал!

Ко всему прочему, весть о том, что Неназываемый (или, как его называла сама Тварь, Темный Лорд) умер, но не до конца, привело живущее во мне чудовище в восторг. Она так же радовалась, когда узнала, что Воробей способен общаться со змеями.

— Знаешь, никто почему-то даже не поинтересовался, хочу ли я вообще ехать в Хогвартс, — Гарри уставился на палочку от мороженого. — Может, у меня вообще, совсем другие планы…

Обычно, в его возрасте планы на будущую профессию меняются как погода в конце зимы. Воробей же был более постоянен. Насмотревшись на мои эксперименты и поймав парочку книг из моей библиотеки, он на минувшее Рождество загадал стать фармацевтом и делать новые лекарства. Слава Господу, что не патологоанатомом!

— Не хочешь магии учиться? — саркастически усмехнулась я: и двух недель не прошло с тех пор, как экспериментатор хренов в последний раз сцапал мою палочку и попытался ею дрова в камине разжечь. По счастью, ничего не вышло, только обивка дивана слегка пострадала. Магичить с палочкой я его не учила: какая, к дьяволу, магия, если от проблем с мелкой моторикой мы не до конца избавились?!

— Не в этом дело, — он повертел в руках палочку от фруктового льда. — Просто… даже в магазинах спрашивают, какое мороженое я хочу, ты вообще учила говорить «нет» и решать самому. Ладно, дядя и тетя меня никогда не спрашивают, но они меня не любят, потому что у них есть Дадли. Получается, Хагрид меня тоже не любит?

Воробей и логика, damnú orm… (п/а: ирл. Чтоб меня! Проклятие!) Ладно, попробуем так:

— Разве родители твоего кузена спрашивали его, где он хочет учиться?

— Но дядя Вернон столько ему про эту школу рассказывал, а мне о Хогвартсе и двух слов не сказали, письмо сунули под нос и с собой по магазинам потащили, будто я шарик на веревочке! — он бросил палочку на столик и забрался с ногами в старое кресло.

— Ну, может, он считает, что нет ничего лучше, чем учиться магии.

Гарри посмотрел на меня и мрачно засопел. Еще бы: с большим трудом научившись осознавать и формулировать для себя собственное мнение, он болезненно воспринимал попытки решать вместо него. У мальчишки по-прежнему не всегда получалось сопротивляться этому чужому решению, чтобы оно не становилось его собственным.

— Ты ему ничего не сказал?

Ребенок замотал головой:

— Он такой большой… А еще у него мысли непонятные. Здоровенные, как камни, шершавые, брр… — пожаловался он.

Plá ar do theach! (п/а: ирл. Чума на твой дом!) Плохо понимая мимику окружающих, Воробей в последнее время частенько через прикосновения считывал эмоции собеседников. Не всегда, естественно, мимика с эмоциями совпадали, зато пацану было легче общаться. А в этот раз не прокатило.

— Он мне, кстати, подарок сделал, — похвастался напоследок Воробей. — Сову. Полярную. Вот такая здоровенная белая птица, — пояснил он, видя мое непонимание. — Сейчас уханьем Дурслей нервирует.

— Видный подарок, — усмехнулась я своей параноидальной мысли: если на бедную птицу еще елочную гирлянду прицепить с соответствующей табличкой, тогда все точно будут знать, что вот летит почта для Гарри Поттера. В конце концов, это мог быть действительно всего лишь подарок от простодушного лесника, а во мне говорила банальная ревность: сову ребенку подарили просто так, а все мои подарки (карандаши, шарики, пазлы) были сделаны в развивающих целях.

— И не говори, — мелкий переместился на кухню с палочкой и обертками и вернулся обратно. — Слушай, а мы часто переписываться будем?

— Вообще не будем, — родная нежнолелеемая паранойя была категорически против, и я была склонна к ней прислушаться. Если у опекунов за мальчишкой следила всего лишь сквиба, то в школе за ним следить будет весь преподавательский состав во главе с господином директором.

— Но… почему? — скорбно задрал он бровки домиком. — А если?..

«Святой Патрик, вложи ты хоть толику ума в эту пустую голову!» — взмолилась про себя я.

— Что «если»? Ты газеты те читал? — Гарри нетерпеливо кивнул. — Кто тебя к Дурслям засунул и старуху приставил? Кто в письме указан как директор школы? Ну же, напряги извилины, — я прикоснулась к его кисти.

Воробей покаянно вздохнул и расстроено понурился.

— Все равно, какое ему дело, с кем я там переписываюсь?! — из чистого упрямства заявил он. — Как он вообще об этом узнает?

— Узнает, поверь. Да и что там в школе эдакого может произойти? Воробушек, не подводи нас под монастырь. Мальчик-Который-Выжил не может переписываться с якобы мертвой Пожирательницей Смерти.

— Все равно я найду способ! — решительно сощурился Воробей. И ведь, что характерно, нашел! Не сразу, естественно, но нашел — упрямства в нем с лихвой хватало на парочку ирландцев.

8. Ренопротекция

Август пролетел быстро. За это время малыш научился правильно держать палочку — так, чтобы потом у него не сводило руку — и успел основательно испортить котел, купленный для школы (хорошо, хоть не взорвал). Заодно мы поняли, что великим зельеваром-практиком ему по-прежнему не бывать: правильно и ровно нарезать ингредиенты у Воробья не выходило никак. Ну да какие его годы!

Утром первого сентября я со второй попытки завела ржавое корыто, притворяющееся моим автомобилем, и поехала следом за Дурслями на Кингс-Кросс. Не смотря на ощутимую разницу между моей тарантайкой и его новенькой игрушкой о четырех колесах, я их по дороге не потеряла и даже не отстала: ехал дядя Морж до зубовного скрежета правильно, соблюдая скоростной режим. Ну вот смысл покупать тачку, развивающую скорость до полутора сотен миль в час, если ездишь со скоростью от силы сорок миль в час? Только чтоб соседи позавидовали? Доставив ребенка на место и едва не расхохотавшись ему в лицо в ответ на какую-то просьбу (убила бы на месте, а так они поплатились проткнутым колесом, которое должно было спустить аккурат на оживленной улице), они оставили Воробья в одиночестве с его чемоданом и клеткой с Хедвиг рядом с девятой платформой. К сожалению, Тварь не помнила, где находится проход на волшебную платформу, а лесник Гарри об этом не сообщил. Мальчишка посчитал, что его встретят на вокзале и проведут к поезду. На всякий случай, мы с ним договорились, что если он не попадет на экспресс, то я его подброшу к «Дырявому котлу», а там его посадят на «Ночного рыцаря».

Воробей оказался прав: его встретили и проводили. Но, cíoch an cailleach, как это было сделано! (п/а: ирл. грудь старой ведьмы)Я наблюдала этот цирк, прикусив зубами палец, а Тварь внутри меня ржала как безумная. Нет, я, конечно, понимаю, что спектакль был рассчитан на доверчивого ребенка с определенной долей задержки в развитии, но это было как-то слишком. Птах мой бедный аж бровки задрал и глазюки выпучил. Зуб даю, ждет его крайне развлекательная поездка. Зато не заскучает!

Только когда Воробей уехал, я поняла, сколько времени я на него тратила. Так-то это было не слишком заметно, но в сентябре у меня образовалась бездна времени. Еще мне пришлось завести будильник, который бы мне напоминал, что нужно поесть. До этого с этой миссией справлялся Гарри. Без мальчишки вообще было как-то пусто. Naomh Pádraig, даже Тварь его иногда вспоминала! (п/а: Клянусь Святым Патриком)

Еще до отъезда Воробья случилось то, чего я ждала и опасалась последние пять лет. Моя многострадальная тушка окончательно решила, что то количество всяческой дряни, которое я в себя вливала, является для нее чрезмерным. У меня начались проблемы посерьезнее угнетенности дыхания: начали барахлить почки. Если с приступами апноэ, начавшимися два года назад, я справилась, частично заменив в своих сигаретах табак на смесь сушеных трав, мха и плесени, то с почками все было гораздо серьезней. Сами по себе и зелья, и лекарственные препараты были достаточно токсичными, а к чему могла привести их комбинация, не сказал бы ни один врач из обоих миров. Даже если бы я перестала бы их принимать, это не решило бы проблем с все более вероятной полиорганной недостаточностью.

Нет, о прекращении приема химии и речи не могло быть. Снова экспериментировать, когда я совсем недавно нашла оптимальное сочетание? Тоже нет. Оставалось лишь как-то затормозить развитие дисфункции. Но как? При всех своих фармацевтических талантах я ни разу ни врач. Обратиться к дипломированным специалистам? Упекут в родную дурку. К колдомедикам? Узнают — убьют, и рыпнуться не успею. В конце концов, решив, что мне по сути терять почти нечего, решилась на следующее: пройти диагностику у обычных врачей, а для того, чтобы остаться на свободе, воспользоваться соответствующим зельем, ведь его применение труднее отследить, чем применение Непростительного. Ну и поработать над навыком стирания памяти.

Естественно, жидкий аналог Империо просто так даже в Лютном не купишь. Амулеты, подавляющие волю, тоже крайне редки в силу того срока в Азкабане, что грозит за хранение и торговлю ими. А вот, как это ни странно, рецепт приготовления Эссенции Кукловода и соответствующие ингредиенты найти гораздо легче. Надо только знать, что искать. Ко Дню Всех Святых зелье было сварено правильно, а парочка лондонских бездомных навсегда лишилась воспоминаний, где они провели предыдущие три недели. Они даже остались живы, в отличие от их собрата, с которым я малость перестаралась.

Нефролога я нашла легко, по рекомендации его коллеги с моей работы. Доктор Харви был, конечно, хорошим специалистом, но я хотела подстраховаться на случай, если что-то сорвется. Если уж авроры вдруг засекут применение запрещенного зелья, а мне при этом удастся смыться, то околдованного врача ничто не должно со мной связывать. Майк Харви лишился воспоминания об истинном содержании нашего с ним разговора: его ассистент был в курсе моего маленького бизнеса, и давать своему подельнику лишний туз в рукаве тоже было не дело. Парнишка и так был себе на уме. Единственным, что его спасало от Обливиэйта или последнего пристанища на дне коллектора, было количество его знакомых в неотложке и среди младшего больничного персонала в нескольких госпиталях.

Еще одной закавыкой в использовании Эссенции была необходимость того, что объект должен был выпить вино с семью каплями зелья из моих рук добровольно. Вот над этим пришлось попыхтеть, но одним чудесным днем доктор Раджи Дасгупта принял участие в дегустации новой марки итальянского вина, а я наконец-то смогла спокойно сдать анализы и пройти обследование. Тогда я еще не знала, что магловские анализы в отношении магов могут дать крайне противоречивые результаты.

Собственно говоря, так и вышло. Если клинические анализы мочи и крови показали вполне ожидаемое наличие цилиндров, заметное повышение уровня эритроцитов и лейкоцитов и пониженный гемоглобин, то уже биохимический анализ крови дал крайне противоречивые результаты. Про УЗИ вообще молчу. Самое забавное, квартальный анализ выявил практически весь букет принимаемых мною препаратов. В-общем, куча квидов дьяволу под хвост и ноль на выходе. Bás dubh ar an сac capaill streachailt leathair! (п/а: ирл. Чтоб все это гребаное конское дерьмо провалилось!)

Я всерьез подумывала о серии лабораторных исследований того списка, что мне дал Дасгупта, но тут от мадам Планкетт, владелицы аптеки в Лютном, пришел заказ на кровь и органы нерожденных младенцев. Для омолаживающего зелья. Вернее, для его темномагической, а потому слегка незаконной, вариации. Биоматериал из абортария в Лютном стоил недешево, улетал вмиг, но я обычно такие заказы не принимала: по не ведомым мне причинам аврорат преследовал торговцев младенческими потрохами с особой дотошностью. Привлекать к себе еще большее внимание со стороны Алых, чем есть, не хотелось, тем более, что те активно пользовались тактикой подсадных уток. Но Ясмина Планкетт, в девичестве О'Келли, — случай особый. Нет, я ей доверяла не больше обычного, эта пухленькая женщина знала толк в ядах и противоядиях. Поговаривали, что она приходилась правнучатой племянницей самому Эдварду Келли, но, как мне кажется, это была лишь mórán cainte ar bheagán cúise. (п/а: ирл. сплетня, пустые разговоры. Эдвард Келли — известный английский алхимик эпохи Ренессанса)

Соль всей ситуации была в том, что Ясме крайне нуждалась в ингредиентах на это зелье: ее недоумок-зять попытался расплатиться с гоблинами лепреконским золотом. А с обитателями Лютного, в отличие от жителей Косого, у низкорослых уродцев разговор был короткий. Выполнение анонимного (почти — магический мир был не настолько многолюден, чтобы скрыть некоторые вещи) заказа на темномагическое зелье был для мадам Планкетт единственным способом сохранить свою аптеку. И ради этого она была согласна и на Нерушимую Клятву, и на Контракт.

Последний вариант подходил мне лучше Клятвы. Ясме тоже. Мы подписали Магический Контракт двадцатого ноября. В нем было предусмотрено не только обоюдное молчание, но и цена за ингредиенты: я бралась поставить Ясмине Планкетт товар требуемого качества за четверть его обычной стоимости и за зелье, которое бы нормализовало работу моих почек и печени. Сразу могу сказать, что условия Контракта были выполнены обеими сторонами. Уже в первых числах декабря мадам Планкетт рассчиталась с гоблинами, прижала к ногтю зятя и приступила к первым испытаниям зелья, названного ею Слезами Черного Феникса.

Она довольно быстро догадалась о моей «одержимости», но так и не узнала, кто на самом деле кем одержим. Хорошенько исследовав мою кровь, Ясме поняла, что и зачем я принимаю, даже помогла в улучшении сдерживающего Тварь комплекса. Сокрушалась, что не может опубликовать «весьма оригинальное решение проблемы одержимости».

Первый успешный образец зелья от мадам Планкетт был готов уже после Рождества. Еще следующие полгода шли непрестанные доработки и улучшения. В итоге я получила не просто препарат для ренопротекции. Слезы действовали на весь организм, убрав наиболее критические последствия приема препаратов. Их единственным недостатком была необходимость регулярного приема: пока я принимала сдерживающий комплекс, я должна была принимать и Слезы.

9. Ненависть

В преддверии же самого Рождества я совершила абсолютно безумный поступок, который, как я впоследствии узнала, помог пережить шкету праздничные каникулы и не сорваться. Дело в том, что последние четыре года я была единственной, кто поздравлял Воробья с Рождеством и Новым Годом, равно как и с днем его рождения и Днем Святого Патрика, и нарушать хорошую традицию мне не хотелось. И пусть мы обменялись подарками перед его отъездом — плевать! Малец заслуживал хотя бы одно искреннее поздравление, хоть и простую открытку, ведь до этого ни одна сволочь с палочкой даже не подумала его поздравить. Эти мрази, go stróice an diabhal dóibh, имели наглость махать ему ручкой и подмигивать издали, но бросить хотя бы открытку с почтовый ящик для них было непосильным трудом! (п/а: ирл. порви их дьявол) А потому вместе с потертым медным пенни в Хогвартс отправилась самодельная — еще одна наша маленькая традиция — открытка с пожеланиями счастья, здоровья и удачи: у меня еще оставалась толика «итальянского» вина, а уж с отправкой письма куда надо Петунья Дурсль великолепно справилась самостоятельно. Заодно я слегка порылась в ее воспоминаниях десятилетней давности. Ну, что я могу сказать? Кажется, у нас с Тварью может появиться еще что-то общее, кроме тела — ненависть к Альбусу Дамблдору. Чудненько! Давно мечтала!

Но вообще, это все было очень странно. Я ведь потребляла достаточное количество нейролептиков, чтобы испытывать настолько сильные эмоции, я вообще должна быть умиротворенной, как Будда в нирване! И что делать? Увеличить дозу седативов? Куда уж больше! И я пошла к Ясмине.

— А что ты хочешь? — вздохнула невысокая толстушка. — Сущности, способные к вселению, до Мордреда агрессивны. Одержимых потому и убивают на месте: они очень быстро сходят с ума и начинают убивать всех без разбору. Ты вообще — чудо Мерлиново, ты знаешь? Самостоятельно запереть эту нечисть так, чтобы она даже пошевелиться не могла и на других не перекинулась… Обычно все бывает наоборот.

Я едва смогла удержать смешок: знала бы она…

— Бонни, — она закуталась в шаль, — не психуй. Я тебе в Слезы добавлю пару травок, чтоб сохранить голову холодной, а мысли ясными.

Это в добавок к той куче дряни, что я вынуждена пить, нюхать и колоть? Чудненько!

— Go raibh míle maith agat! (п/а: ирл. Тысяча благодарностей!) Что бы я без тебя делала? — вымученно поблагодарила я аптекаршу.

В тот день, вернувшись в халупу в Луговом тупике, я, не обращая внимания на боль, содрала осточертевший чехол с руки и искажавшие мое лицо полоски «шрамов» и разбила свои руки в кровь, а покосившуюся дверь — в щепки. А за полчаса до этого — избила до потери сознания мальчишку лет семнадцати. Он хотел сделать заказ на кости пропойцы, но показался мне подозрительным, и я ему отказала. А потом пошла за ним и сломала ему руку, пытаясь узнать, не подсадной ли он. Под конец, потеряв терпение от того, что залитый кровавой юшкой мальчишка так и не сознался, я грубо вломилась в его сознание. К счастью для него, он не был связан с авроратом. Он остался жив, но от вида поскуливающего от боли и страха парня меня окатило ужасом. Ведь такое я уже видела, только вместо остроносого мальчишки с грязными русыми волосами была светловолосая женщина. Я стерла память несостоявшемуся заказчику и в панике трансгрессировала прочь. В ту ночь я так и не заснула, выкуривая одну сигарету за другой в ожидании утра и совы от Ясме.

Свои кости тот мальчишка получил, и абсолютно бесплатно: если бы не он, кто знает, что бы произошло дальше, ведь Тварь как никогда была близка к свободе. Нет, marbhfháisc orm, не так: я была в дюйме от того, чтобы самой стать Тварью, чудовищем, жаждущим чужой боли и крови. (п/а: ирл. чтоб мне сдохнуть) На какое-то дьяволом отмеченное время ее эмоции стали моими собственными. Чудненько, правда? С того дня я старалась держать себя в узде. Не сказать, чтоб мне это всегда удавалось…

Планкетт выполнила обещание, и следующая доза Слез привела меня в более-менее пофигичное состояние. Между мной и реальностью будто десятидюймовое стекло появилось, и в уши ваты набили, но хотя бы ушло навязчивое желание понаблюдать, как одна бородатая сволочь будет захлебываться собственной кровью. Желание, конечно, в чем-то закономерное, но по сути своей вредное донельзя. Ведь даже если я каким-то чудом доберусь до главы магического парламента и одного из сильнейших магов столетия и смогу завалить его, то, что будет потом с Воробьем, я не возьмусь предсказать. Может, ему повезет с новым опекуном, а может, и нет… Увы, он слишком вкусный козырь для магических политиков, чтобы со смертью Дамблдора мальчика оставили в покое: маленький сирота с громким именем и полным отсутствием влиятельных покровителей. Просто лакомый кусочек!

Вот так, отстранено любуясь подарком Воробья — шестидюймовой елочкой из выращенных кристаллов — я и встретила то Рождество: перебирая воспоминания Петунии Дурсль и размышляя, что же мне с этим делать. В принципе, в этих самых воспоминаниях, едва не ставших для меня роковыми, не было ничего эдакого: ни тебе ножа у горла, ни тебе пыток. Так, мелочи. Например, я всегда думала, что извечное дурслевское «подкидыш неблагодарный» — это образное выражение, фигура речи, а на самом деле — констатация факта. Ребенка Дурслям не принесли, а подкинули под дверь, как когда-то подкидывали в приюты сирот и прочих ненужных детей. Вот только у дверей приютов был специальный колокольчик и особая ниша, чтобы младенец не простудился, а тут подозрительно крепко спавший ребенок в тоненьком одеяльце пролежал на крыльце явно больше двух часов, ежели судить по каплям влаги на пороге. Нет, иммунная система у магов работает на зависть: к примеру, я после моей прогулки босиком по снегу потом даже не чихнула — но само отношение! Оставить ребенка на пороге ночью в ноябре и даже не позвонить? Господь всеблагой, это кем надо быть? Воробей, к слову, тогда проспал еще сутки, и это были последние более-менее спокойные сутки в доме Дурслей, поскольку по ночам он — вполне ожидаемо — орал не своим голосом. Кошмары, однако.

Трогательное же письмишко, зажатое в кулачке Гарри, послужило началом недолгой переписки миссис Дурсль и директора Дамблдора. Переписка велась через магловскую почту: еще в семидесятых годах этого века администрация Хогвартса оставляла родственникам маглорожденных специальный адрес для связи со школой. Сестра-магла Лили Эванс, оказывается, этот адрес знала. Так вот, совершенно неудовлетворенная весьма обтекаемыми фразами письма и способом доставки племянника, Петуния потребовала от директора объяснений. Полученный ответ эти объяснения, конечно, содержал… Вперемешку с изящным эмоциональным шантажом и высокопарными фразами о добре, любви и семье. Пошлый вопрос о деньгах, должных пойти на содержание юного Поттера, был тактично обойден стороной. Меркантильные Дурсли не постеснялись в следующем письме затронуть эту тему еще раз, сетуя на экономический кризис и нелегкую долю малого и среднего бизнеса. Ответа не последовало, зато на счет Вернона Дурсля стала поступать некая сумма, весьма скромная, надо отметить. Альбус Дамблдор не ответил и на следующее письмо, написанное испуганной теткой Гарри после диагноза, поставленного мальчику детским психологом. Женщина, испугавшись за своего сына после агрессивных припадков и спонтанных магических выбросов у племянника, слезно просила хоть как-то помочь ребенку или забрать его у них, поскольку Дурсли с Воробьем откровенно не справлялись. Так же она предупредила, что в случае отсутствия ответных действий они отдадут ребенка в специализированное заведение, то бишь, в детскую дурку. И реакция последовала незамедлительно: Дурсли самым волшебным образом раз и навсегда отказались от мысли отдать в приют Гарри Поттера. Больше никаких писем директору Хогвартса Дурсли не писали, а он, казалось, забыл о том, что где-то есть мальчик по имени Гарри. Ну просто «Меч в камне» в современной обработке! Mallacht mo lae, mo shaoil is mo sheacht sinsear air! (п/а: ирл. Будь он проклят до седьмого колена!)

Фокус, чуть было не получившийся со мной у Твари, отнял у моего внутреннего монстра много сил. До Пасхи я не чувствовала ни ее эмоций, ни ее мыслей. Она просто была в моем сознании эдаким плотным чуждым комком. Да и после, уже летом, известие о том, что Воробей сжег временное вместилище ее Господина и Повелителя и не дал ему обрести собственное тело, породило лишь слабенькую волну гнева. К Рождеству девяноста второго года мы с Тварью уже не общались: ее сознание погрузилось в своеобразное летаргическое оцепенение.

Пройдет еще несколько лет, и однажды я совершу то, что неудачно она пыталась сделать со мной она. И у меня все получится: я способная ученица, схватываю все обычно на лету. И за это она возненавидит меня еще сильнее, чем прежде.

10. Приключения Воробья

О том, что же подтолкнуло Тварь отколоть тот финт под Рождество, я узнала только через полгода, когда из своей школы приехал Воробей. Оказывается, татуировку на левом предплечье дергало вовсе не от чехла, а потемнела она не от клея или растворяющего этот клей зелья. Чудненько!

Более образно я выразилась, когда птах мой перелетный рассказал, как же прошел его первый курс. Веселье, как я и предсказывала, началось еще на перроне. Гарри, малость ошалев от напора рыжей курицы-наседки, аккуратненько попытался ее считать. К его удивлению, это ему удалось: он думал, что если тетка — волшебница, то она будет, как я, трудночитаемой. А тут оказалось, что с ней работалось даже легче, чем со старухой Фигг. Рыжая многодетная ведьма буквально фонтанировала заботой о собственных детях, благодарностью к некоему бородатому старцу, стремлением помочь несчастному сиротке, надеждой, что младший сын — Рон — подружится с Гарри Поттером, что близнецы в этом году… Оглушенный полученной информацией ребенок еле заполз в первое попавшееся свободное купе, по пути признавшись тем самым близнецам, что он таки Гарри Поттер. Правда, если бы в тот момент его бы спросили, не он ли новый Темный Лорд, он бы так же признался и в этом. Я так его пару раз подлавливала, когда он пытался филонить на наших тренировках. Мальчишка обижался, конечно: нечестно, мол. Зато по возвращению из Хогвартса его так подловить было уже невозможно. Малец умел учиться на собственных ошибках.

Не успел Воробей немного прийти в себя, как начался цирк или, как он выразился, «шоу уродов». Дело в том, что парочка клоунов-самородков и не подумала скрывать, в каком купе едет тот самый Мальчик-Который-Выжил. Первым делом они доложились своей семейке. Самая мелкая пискля из рыжего выводка немедленно на весь перрон изъявила желание посмотреть на знаменитость. Материнские инстинкты оказались на высоте и к мелкому ее не пустили. Только птах вознес хвалу Святому Патрику за то, что его все же оставили в покое, как в купе заявился тот самый Рон с пятном на носу и нескрываемым любопытством в голубых глазенках.

Тактильная разведка, обошедшаяся Воробью в одиннадцать сиклей и семь кнатов, показала, что рыжий тоже искренне хочет помочь Гарри Поттеру, немного ему завидует и вообще желает с ним подружиться. При этом почему-то вспоминал маму, которая говорила, что Рон и все Уизли с радостью помогут маленькому Гарри освоиться в магическом мире. Ну просто добрые самаритяне! И где только они раньше были?

После этого начался парад-алле. Первым в закрытое купе заглянул мальчик, искавший жабу, но он быстро засмущался и ушел. Вскоре он вернулся, но уже в сопровождении весьма решительной девочки с копной пышных волос. Едва услышав, что она беседует с Гарри Поттером, та заявила, что все-все о нем знает. Мелкий поперхнулся и ничего не сказал исключительно потому, что все, что он мог по этому поводу сказать, было по-гаэльски. Как и по поводу выученных наизусть учебников и уверенности девочки, месяц назад узнавшей о существовании волшебства, что она будет «учиться лучше всех».

А незадолго до окончания поездки в купе к Воробышку заглянули гости, благодаря которым он смог увидеть смертельный номер: бойцовскую крысу клана Уизли в атакующем прыжке. Познакомиться с Поттером явился тот похожий на моль мальчишка, что выпендривался изо всех сил перед Гарри первого августа в магазине Малкин. Моль и Рыжый друг друга невзлюбили с первого взгляда: не успел Воробей и глазом моргнуть, как Рон успел посмеяться над именем белобрысого, а тот в ответ прошелся по семье Уизли. А после безо всякого стеснения предложил Воробью помочь разобраться, кто достоин дружить с Гарри Поттером, а кто нет. Мелкий, которого к тому моменту порядком поддостали добрые самаритяне, отделался обещанием подумать над «соблазнительным» предложением. И все бы хорошо, но после этого Рыжий, не желая делиться шоколадом и Поттером, возник насчет пожирательских отродий и их чистоплотности. Малфой, не желая молча терпеть оскорбления, апеллировал к Воробью с предупреждением, что Уизли заслуженно считаются отребьем, и его Поттер будет и дальше с ними водиться, закончит как его родители. Затем на предложение покинуть купе ответил хамством, один из его сопровождающих — Гойл, кажется — цапнул шоколадную лягушку, и тут на похитителя шоколадок напал самый страшный зверь — облезлая крыса. Пока Гойл стряхивал крысу, Воробей успел прикосновением задать нужный импульс Моли и компании, и через секунду в купе были только он и Рыжий.

То, что происходило дальше, было под стать началу. Шляпа на Церемонии Выбора едва не отправила мелкого в подземелья к змеям. Когда надо, тот соображал быстро, а потому мигом представив, во что превратится жизнь Гарри Поттера, попади он в Слизерин, и придя от этой мысли в натуральный ужас, Воробей потратил минут пять, а то и десять, уговаривая не отправлять его на Салазаров факультет. Гриффиндор ему тоже особо не нравился, но пришлось согласиться за неимением иного выхода. Ну а на факультете лихих и почти-безголовых к нему намертво прилепился Рон Уизли, которого сам Воробей буквально через месяц стал про себя называть не иначе как Провокатор: восемь из десяти стычек Гарри со слизеринцами происходили по его вине. Рыжий совершенно не умел сдерживаться, ляпал языком, не задумываясь о последствиях, намеки не замечал вообще в принципе. Именно эти его сомнительные достоинства и привели к появлению в их чисто мужской компании Носорожки, в миру Гермионы Грейнджер, получившую свое прозвище за потрясающее чувство такта, упорство и настойчивость. Воробей назвал ее другом после приключений в канун Дня Всех Святых. Хотя, зная птаха, рискну предположить, что даже если бы и не случилось тролля, то эта девчонка все равно бы оказалась в друзьях у Мальчика-Который-Выжил: она была уж слишком хорошей кандидатурой для сдерживающего фактора для Рона, а ее мания читать все, что под руку в библиотеке попало, а после — поучать, была отличной ширмой для странной (для Гарри Поттера из магловского чулана) осведомленности Воробья о некоторых вещах. Мелкий отчего-то совсем не стремился показать истинный уровень своих знаний и способностей. Его абсолютно устраивало, что все считали, что хорошие оценки Поттер получает, списывая у Грейнджер.

И Провокатор, и Носорожка были бы сильно — и неприятно — удивлены, если бы узнали, что Поттер считал их скорее своими приятелями, чем друзьями. А другом — рохлю и мямлю Невилла Лонгботтома, того самого мальчика с жабой. Во-первых, Воробей знал его историю — именно родителей Невилла Тварь запытала до безумия, за что и угодила в Азкабан — и искренне ему сочувствовал. Во-вторых, Невилл был чем-то похож на самого Воробья до встречи со мной: такой же застенчивый, неуклюжий, не уверенный в себе и плохо сходящийся с людьми, каким был Гарри. А еще над ним так же измывались, как и над мелким когда-то кузен и его дружки. Этого птах так просто оставить не мог — и пухлощекому Невиллу было показано, как можно без палочки постоять за себя (уроки явно пошли впрок: к концу года «рохля» Невилл подрался снова и попал в Больничное крыло уже вместе со своими обидчиками). К тому же, Лонгботтом не навязывался, как Рон, и единственный из всех гриффиндорцев вспомнил, что для Поттера Хэллоуин — дата гибели родителей. Другим человеком, выразившим — хоть и в весьма своеобразной форме — соболезнования Воробью, был, как ни странно, Драко Малфой. А вот «друзья» об этом даже и не вспомнили. Чудненько, правда?

Я определенно сильно ошибалась, считая, что в школе с ребенком ничего опаснее драки или взрыва котла не случится. Случилось, и неоднократно: детеныш цербера (успели сбежать и закрыть дверь, молодцы какие!), горный тролль (был обезврежен сначала вспышкой яркого света по глазам, а потом собственной дубинкой по башке), темномагический артефакт (зеркало Еиналеж, они б еще дементора в школу приволокли!), свежевылупившийся детеныш дракона (отправили в питомник, жаль нельзя было отправить мне), ночная прогулка по Запретному лесу в качестве отработки (без комментариев) и встреча там с убийцей единорогов (успели убежать, хвала Святому Патрику), ну и на сладкое, так сказать, полоса препятствий, философский камень и профессор ЗОТИ со спутником. Damnú orm, да всего этого не должно было вообще быть в месте, полном маленьких детей! (п/а: ирл. Чтоб меня! Проклятие!)

11. Внешкольные занятия

Из Хогвартся мелкий приехал хмурым, нервным, взъерошенным, с поцарапанной моськой — как пить дать воробей послесерьезной драки. Увидев его на вокзале — не могла же я не проверить, встретили ли Дурсли Гарри — я поразилась: птах уезжал полный надежды и радостного предвкушения, а вернулся мрачным и каким-то дерганным, будто его тискали весь этот год как плюшевого мишку. У мальчишки ощутимо испортился характер, он стал гораздо злее, чем был. К примеру, когда опекуны заперли все его вещи в чулане, а сову — в клетке, не разрешая даже выполнять домашнее задание, не говоря уж о переписке с друзьями, он, потратив три дня на уговоры и получив категорический отказ, за месяц довел их до нервного срыва: у всей семьи начиналась истерика от любого, даже самого невинного, упоминания чего-либо, связанного с магией. Домашние задания он, кстати, так и не успел сделать, пока находился в Суррее… Кажется, в моем птахе солнечном тоже начинало просыпаться его собственное чудовище, и он не собирался его усмирять. Добром бы это однажды не кончилось, да и не послушался бы меня тогда этот упрямец. Поэтому, честно предупредив, что он может перегнуть палку и нарваться на неприятности, я ушла в сторону: если уж Воробей предпочитал учиться исключительно на собственных ошибках, то пусть набивает шишки. В небольших дозах это полезно, а уж я смогу проследить, чтобы он не расшиб себе лоб. Однако полубезумный домовой эльф спутал мне все мои педагогические планы.

А планов было о-го-го! Во-первых, ментальные тренировки и прочие игры с разумом. На свой страх и риск Гарри с первого дня пребывания в школе работал над своей защитой, совершенствуя ее, ведь сразу после распределения какая-то сволочь полезла ему в голову. В конце года это ему практически спасло жизнь: когда Волдеморт покинул тело Квирелла, то попытался вселиться в мальчишку. Ментальный удар был силен настолько, что разрушил едва сформированный второй уровень ментального лабиринта Воробья, но поработить сознание одиннадцатилетнего ребенка у темного мага не получилось. Успешное сопротивление одному из сильнейших ментальных магов столетия стоило ребенку нескольких дней комы, по выходу из которой его ждало сканирование от самого господина директора. К счастью, тот интересовался наличием или отсутствием чужой сущности в сознании Поттера, а не ворохом детских воспоминаний. Заинтересуйся Дамблдор, зачем на самом деле мальчишке был нужен философский камень и что он с ним собирался сделать, — и все могло сложиться иначе: вряд ли директор позволил бы одержимой неизвестной сущностью Пожирательнице пребывать на свободе. Однако это умозаключение не помешало мне после рассказа мелкого трижды проверить свой дом и саму себя на наличие любого вида слежки.

И пусть я ничего подозрительного не нашла, едва мальчишка оклемался от учебы в Хогвартсе, мы начали усиленные тренировки по защите разума, благо новый уровень лабиринта это уже позволял. Кроме того Поттер стал учиться не только считывать поверхностные мысли, но и более глубоко проникать в чужое сознание. Тренировались мы, естественно, пока на маглах, но все равно шкет выматывался страшно: несмотря на усиленное питание, он похудел, а его частые приступы мигрени заставили меня изрядно побеспокоиться. Но парень не жаловался: его первый учебный год наглядно ему показал, что за место такое Хогвартс.

Помимо ментальных практик не были забыты и приемы магического боя. Как я поняла, Квирелл не показывал первокурсникам ни приемов самообороны, ни основ дуэльного искусства. Решив, что с последним мелкому помогут и чистокровные сокурсники (тот же Невилл или Уизли — должна же быть от Провокатора хоть какая-нибудь польза), я решила его обучить тому, что смогла осилить из наследства Твари сама и что реально меня спасало в закоулках Лютного. Для этих целей вновь было использовано одно из помещений в заброшенном полуразрушенном бомбоубежище, где и располагалась моя маленькая незаконная лаборатория. Однако, получив в руки потемневшую от времени с еле различимыми алыми прожилками палочку (барыга, продавший ее мне, уверял, что это боярышник с пером авгурея) и едва приноровившись работать с ней, Воробей успел разучить лишь две простейшие связки и одно из отталкивающих чар из учебника, как с нами случились Добби, Дурсли и братья Уизли на летающем Форде Англия.

Тридцатого июля, в очередной раз разругавшись с дядюшкой Моржем по поводу совы и переписки с ее помощью, мелкий приперся ко мне с утра пораньше, надувшийся и нахмуренный. У Невилла Лонгботтома — одного из немногих людей, кого он хотел бы считать своим другом — случился день рождения, а Вернон Дурсль в крайне категорической и громогласной форме отказался снять замок с клетки Хедвиг. Поздравление можно было бы отослать с обычной почтовой совой с Косого, но Воробья взбесил сам факт запрета. К тому же птице было вредно и больно все время находиться в клетке. Судя по тому, с какой экспрессией он отшвыривал тяжеленную дубовую болванку на тренировке, и по крайне упрямому выражению лица, вредный ребенок что-то по отношению к родственничкам задумал. Часа в три мы расстались: до начала вечерней смены мне еще нужно было успеть забрать из одного морга в Бромли части тела светловолосой девственницы и обменять их на галеоны в Лютном.

По всей видимости, к следующему утру великая мстя свершилась: Гарри был уже спокоен, а на лице изредка появлялась злорадная ухмылка. Я еще тогда подумала, что в этот раз малыш точно нарвется по полной. Что, в принципе и случилось, но до этого… До этого я успела отпахать утро в морге, мелкий — сунуть нос в мою библиотеку и попрактиковаться в художественной нарезке ингредиентов, покрошив овощи на салат: несмотря на все усилия его учителя Зельеварения и собственные скромные успехи, предмет этот Воробышек любил и не оставлял надежд однажды показать злобному преподавателю, насколько тот ошибался по отношению к «новой знаменитости». Nár lagaí Dia a lámh! (п/а: ирл. Бог в помощь! Да не ослабит Господь его руку!)

Вообще-то я предлагала мальчишке не нарушать традицию и сходить в день его рождения в кинотеатр, но вкусившему всю прелесть магии ребенку было не до вымышленных персонажей и их приключений. А жаль, могли бы сходить на тех же Аддамсов и поржать… Вместо этого мы ограничились его любимым мороженым в обеденный перерыв между тренировками. Подарок Воробью в том году получился тоже необычным. В отличие от прошлых лет этот подарок приготовил он себе сам, а я только приложила к этому свою палочку. Почти год упрямых поисков средств связи все же принес свои плоды: роясь по ночам на полках Хогвартской библиотеки, мелкий выцепил там идею о сквозных зеркалах — парных небольших зеркальцах, через которые можно было общаться друг с другом, как в магловских фантастических фильмах по видеофону. В принципе, чары были не такими уж сложными, но не для одиннадцатилетнего мальчишки, толком не научившегося держать палочку, поэтому действовать пришлось мне. В довершение ко всему подарок вышел несколько темномагическим, поскольку для пущей безопасности я использовала одно интересное зелье, сваренное на нашей крови: теперь для всех, кроме меня с Воробышком, эти зеркальца были обычными стекляшками. К тому же мы всегда были в курсе, был ли вызов через зеркало или нет. У этого зелья оказался еще один любопытный побочный эффект, о котором я узнала в лишь конце мая следующего года и который изрядно добавил мне седых волос. А первое испытание зеркал состоялось уже на следующий день.

12. Добби, Дурсли и Уизли

Воробей никогда не рвался в дом на Тисовой. Если бы я ему позволила, он бы с радостью остался у меня ночевать. В тот вечер все было ровно так же, как и обычно. Ближе к пяти мы расстались, договорившись увидеться утром следующего дня. Я отправилась на работу, он — к опекунам. Однако утром мелкий так и не появился. Прождав его до полудня, я забеспокоилась и едва не сорвалась в Литтл-Уингинг, но вовремя вспомнила про зеркало, над которым мы сообща трудились последние несколько недель. На вызов этот нахаленок ответил не сразу.

— Воробей! — сердито начала я, — Где, léan léir ort, ты ходишь?! (п/а: ирл. Черт тебя побери!)

— И тебе доброго утра, Патти, — в зеркальце отразилась его заспанная мордашка.

— Ты, что, только проснулся? Вот зараза! Ладно, одевайся, умывайся и приходи, я жду.

Воробей виновато засопел, пряча от меня свои зеленые глазища.

— Я ночью только смогу, — покаянно вздохнул он. Так-так-так…

— Что, — насмешливо поинтересовалась я, — заперли? Доигрался?

Сопение усилилось. Вот что с ним делать?

— Ладно, разберемся. Не нервируй больше Дурслей и… займись пока окклюменцией, что ли… — и я отключила зеркальце под невнятное бурчание о том, что он уже…

Что он там уже сделал, я узнала ночью после того, как Воробей, дождавшись, пока опекуны не уснут покрепче, прибежал ко мне. Дело было так. У Дурслей на тот вечер был назначен торжественный ужин в честь возможного заключения выгодной сделки. Поттера, чтоб глаза не мозолил, отправили наверх, не потрудившись даже покормить ребенка. Жлобы!

Мелкий, сильно устав за день, намеревался тихо просидеть в комнатке, но тут к нему в гости явился невменяемый домовик по имени Добби и начал плести какую-то чушь про злобный заговор. От нездорового энтузиазма мелкого пискуна у шкета начали ныть виски, да и гости к опекунам уже пришли, поэтому он поймал домовика за руки и устроил ему сеанс тактильной лигилименции пополам с релаксацией. Получилось откровенно так себе, но кое-что мелкий все же выцепил. Папенька Моли, мистер Люциус Малфой, давно и безуспешно мечтал о том, чтобы убрать из директоров Альбуса Дамблдора. Узнав о прогулке собственного сына ночью по Запретному лесу, мужик осерчал и решил перейти к радикальным мерам. У него был некий темномагический артефакт, доставшийся в наследство от Темного Лорда (Воробей так и не понял, что это, судя по воспоминаниям эльфа — что-то жуткое), который позволял открыть какую-то спрятанную комнату с Ужасом Хогвартса. Что это такое и в чем заключается ужас, Воробей не понял, но суть в том, что в прошлый раз школу чуть не закрыли. А для того, чтобы посильнее ударить по директору, артефакт предполагалось подкинуть либо какому-либо из отпрысков ярых сторонников Дамблдора, либо самому Гарри Поттеру. Однако один из домовиков Малфоя был категорически против создания угрозы для «всеобщего достояния» и решил уберечь «луч надежды» от опасности. Для этого этот ушастый мерзавец практически весь месяц подглядывал за нами и заодно перехватывал всю входящую почту Воробья. Вот же mac glic de bitseach! (п/а: ирл. пронырливый ублюдок)

С большим трудом мелкий успокоил чокнутого домовика, убедил отдать ему письма и внушил мысль о том, чтобы тот отправлялся восвояси. Последнее выпило из мальчишки все силы, и после исчезновения домовика он лег на кровать и провалился в сон как был, даже не раздевшись. Но спал он хоть и крепко (переполоха внизу он не услышал), но недолго. Буквально через полчаса к нему в комнату ворвался разгневанный дядюшка и начал что-то вопить о дешевых фокусах неблагодарного паршивца, из-за которых у него сорвалась выгодная сделка (как Воробей выяснил позже, миссис Мэйсон, гостья дяди Вернона, восхитившись тортом, назвала тетю Петунию волшебницей, а испугавшаяся страшного сравнения тетушка уронила этот самый торт точно на гостей). На середине нотации о подлости, нахальстве и невоспитанности Морж резко замолк, поскольку заметил пустую клетку с демонстративно сломанным замком. Сову ребенок отправил с поздравлением Невиллу Лонгботтому, о чем и было с вызовом заявлено багровому от возмущения опекуну. Это разъярило Дурсля пуще прежнего — и опекуны заперли Гарри в комнате, решительно заявив, что эта его школа окончательно испортила мальчишку, а потому он в нее больше не вернется. Интересно, а что бы с племянником сотворил Вернон Дурсль, если б узнал, что с совой нахаленок послал в качестве подарка Невиллу новенький красочный атлас тети Петунии по ландшафтному дизайну?

Однако на этом дело не закончилось. История имела свое продолжение: в письме Невиллу Гарри попросил друга приютить у себя Хедвиг до возвращения в Хогвартс, поскольку его магловские родственники «не слишком жалуют все магическое и совиную почту и сов в том числе». Обеспокоенный Невилл — а он писал Гарри, но ответа так и не дождался, а в письме, пришедшем с Хедвиг, Поттер о его письмах даже не упомянул — написал в свою очередь Рону Уизли: он также хотел поздравить друга с днем рождения, но как это сделать, если не можешь написать? Только поздравить лично. Однако Лонгботтом — чистокровный и у маглов никогда не бывал, а вот у семьи Уизли репутация отъявленных маглофилов, а значит Рон мог с этим ему помочь. К тому же Уизли вроде как считался другом Поттера. Однако, к удивлению Невилла и самого Рона, Артур и Молли Уизли отказались сопровождать ребят в гости к другу, мотивируя это тем, что, дескать, неудобно. Детки таких шуток не поняли и, заручившись поддержкой более сговорчивых союзников (Фред и Джордж тоже были весьма подкованы в магловедении), отправились в гости к Поттеру на Артуровом Форде. Приехали они в Литтл-Уингинг на закате, но их даже на порог не пустили, а вид забранного решеткой окна комнаты Гарри так впечатлил новоприбывших, что они отважились на похищение Гарри и всех его вещей из дома под покровом ночи. Вызволение несчастного узника прошло успешно, и пятеро подростков, оставив вырванную с мясом решетку и охреневшего от таких финтов Дурсля, умчались в ночь. А рассказ об этом самого Воробья по зеркалу на следующий день — изрядно повеселил меня. Нет, то, что наши планы на это лето пошли к дьяволу под хвост, было печально, а просьба мелкого помочь ему с успокоением Дурслей вообще создавала лишние проблемы, но сама эта ситуация… Loscadh is dó orm, умеет же Воробей найти неприятности себе и другим на задницу! (п/а: ирл. Чтоб мне сгореть!)

С мальчишкой мы встретились только через десять дней в Лютном. За это время дурная пародия на ирландский клан его достала так, что на мой вопрос «Goidé mar atá tú?» он ответил непечатной фразой. (п/а: ирл. Как дела? — ольстерский диалект) Единственным — хоть и сомнительным — плюсом его пребывания в курятнике у рыжих была регулярная кормежка, а отдушиной — визит в гости к Лонгботтомам. Привыкший к наличию личного пространства даже у Дурслей, мелкий страдал от того, что был вынужден ночевать в одной комнате с Роном. Он даже домашнее задание не мог нормально делать: каждый час его дергал то Провокатор, то кто-то из остальных Уизли. Самого Рона загнать за учебники было в принципе невозможно. Более того, Воробей, который терпеть не мог возиться с растениями, был выпихнут в сад очищать его от каких-то вредителей. Не очень-то жалующего прикосновения ребенка вечно кто-то лапал, а то и волосы ерошил, а просьбы так не делать пропускали мимо ушей. В-общем, птах был чуть ли не в истерике, и только остатки благоразумия и благодарности братьям Уизли уберегали всю семейку от понимания, за что Дурсли не любили своего племянника.

Не удивительно, что едва получив возможность безнаказанно смыться, он ею воспользовался. Когда Уизли всем семейством собрались в Косой за книжками через каминную сеть, Воробей не упустил возможности вместо адреса публичного камина в Косом пробормотать адрес камина одной неприметной комнатки в Лютном. А через минуту в ту же комнатку трансгрессировала я, не забыв получасовую порцию оборотки для мелкого и запасную мантию: отчего б не пройтись с ребенком, если есть такая возможность. И пусть Лютный не слишком походил на место для прогулок с детьми, глазюки Воробышка так и блестели. Соскучился, зараза лохматая.

13. Друзья и враги

Полчаса свободы были уже на исходе, и я повела мальчишку к выходу с Лютного. У Боргиновской лавки мимо нас прошествовали — иначе и не скажешь — парочка белобрысых богатеньких индюков, папаша с отпрыском.

— …Ты представляешь?! И все из-за идиотской напоминалки! Почему мне не разрешили? Я тоже отлично летаю! Тем более на Нимбусе-2000! Это все Дамблдор…

— Драко, хватит! Я все это уже слышал уже раз сто! Еще хоть слово о Поттере — и ты обойдешься без новой скоростной метлы! Напоминаю тебе:.. — с этими словами старший маг открыл дверь лавки и пропустил вперед сына. Дверь лавки закрылась, не давая расслышать, о чем там отец пытался напомнить сыну.

О, лопни моя селезенка, знакомая рожа! Никак, Моль и его папенька… Я покосилась на Воробья:

— Вижу, ты произвел неизгладимое впечатление на некоторых однокурсников.

Мелкий фыркнул. Отношения с Малфоем у него с самого начала сложились непростые. Воробышек отклонил предложение о дружбе белобрысого недоразумения, больше походящее на предложение о покровительстве. Моли это не понравилось. Еще сильнее Драко Малфою не понравился прием Поттера в ловцы факультетской команды по квиддичу вместо назначения наказания за происшествие на первом уроке по полетам на метлах. Белобрысый слизеринец попытался устроить пакость мелкому, выманив того под предлогом дуэли ночью за пределы гостиной, но, увы, пакость не удалась. Метла, подаренная Поттеру деканом Гриффиндора (в то время как остальным первокурсникам личные метла запрещены), уязвила Моль так, что он не смог удержаться от выпада в адрес покойных родителей Воробья на Хэллоуин. Сказано это было в Большом зале, за что Слизерин потерял десять баллов, а Гарри хоть и промолчал, но запомнить запомнил. И под Рождество Моль таки довыпендривался: в отместку за фразу о бедолагах, которых никто не ждет домой на праздники, Воробышек посоветовал Малфою ловить момент, пока родители живы и на свободе, «а то приедешь, и тебя уже некому ждать», и подкрепил совет маленьким усилением страха самого Драко, что ему никто не будет рад дома. Аналогичное внушение для Дадли закончилось парой лишних стоунов живого веса. После Рождества Моль притих, но от соблазна заложить Поттера и компанию учителям не удержался — и отправился вместе с Воробьем ночью в Запретный лес. Искать раненого единорога. Там слизеринец был впечатлен поведением Поттера настолько, что до самого конца учебного года держал язык на привязи. И не удивительно: Малфой, как и всякий обычный домашний ребенок, не любил темноту, а уж страшилок про вампиров наверняка наслушался всласть. А Воробей… Мелкий, напротив, радовался наступлению ночи, ведь тогда его опекуны ложились спать, а фильмов про вампиров не видел и вовсе, зато фильмы о дикой природе мы с ним часто смотрели. В восемь лет он как-то не побоялся сам, без фонарика, пересечь в полночь пустырь между пригородами. И делал это потом не раз, так что в том лесу он точно знал, как себя вести. Во-первых, он пригасил страх как Малфоя, так и Клыка, Хагридова пса, который был вместе с мальчишками. Во-вторых, Воробей потушил увесистые тусклые фонари и оставил их на тропинке: ночь была лунная, и дорогу можно было разобрать и так. К тому же, освобождалась рука, а свет можно было зажечь и палочкой. Этой рукой он и прижал ладонь Моли к загривку пса, контролируя тем самым обоих своих пугливых спутников. Так что, когда они наткнулись на завернутого в балахон tuilí, пьющего кровь мертвого единорога, никто не запаниковал и не побежал, не разбирая дороги. (п/а: ирл. ублюдок) Они организованно отступили: одновременно с Малфоевскими красными искрами Воробушек засветил показанный Флитвиком еще в ноябре Люмос Солем Максима (жаль, тролльей дубинки поблизости не было, а то тогда бы Квирелла и поймали), а пока неведомый противник промаргивался, предусмотрительно зажмурившиеся ребята (и собака) драпанули к тропинке, на полпути к которой их встретили кентавры и благополучно доставили к Хагриду.

Кстати, о том, кто это там был завернут в балахон, Воробышек понял позже, в июне, когда Темный Лорд упомянул про кровь единорогов. В лесу же мальчик был слишком сосредоточен на придании духа Моли и Клыку, и на резь в шраме не обратил внимания, посчитав, что боль — следствие перенапряжения.

После этого случая открытая конфронтация между Воробьем и белобрысым поутихла. Невесть откуда все узнающие школьнички, естественно, стали говорить, что Поттер спас жизнь Малфою. Тот кривился, фыркал, задирал нос… и молчал. Рот он отрыл только после Заключительного пира и присуждения дополнительных баллов Гриффиндору, сказав, что все в школе обычно получают баллы за знания, и только гриффиндорцы — за храбрость. Не слишком обрадованный баллами и кубком птах тогда с трудом проглотил ответную реплику «Так ведь больше не за что!»: остальные гриффиндорцы, за исключением, может быть, Невилла, вряд ли бы с ним согласились. Воистину, иногда заклятые враги понимают друг друга получше иных друзей!

Когда рыже-русая копна на голове мелкого начала темнеть, мы как раз были напротив закутка Гнилозубой Агнесс, уличной торговки ногтями и прочей мелочовкой. Зайдя туда и заслонив собой преображающегося Воробья, я достала его школьную мантию и основательно ее окунула в стоящее здесь с утра ведро с каминной сажей и прочим мусором. Гарри с тоской посмотрел на испачканную тряпку, но все же молча натянул ее на себя, а после провел грязными руками по волосам и лицу и нацепил на нос круглые очки в тонкой оправе.

— Ну?

Я его критически осмотрела, потом сняла с него очки и согнула оправу.

— Вот теперь порядок, — сказала я чумазому чуду в грязной мантии и очках набекрень. — Удачи. Зеркало у меня всегда с собой, у тебя, надеюсь, тоже. Береги свой любопытный нос и не давай себя в обиду. Цепляйся.

Я хотела его подбросить к магазину поддержанных метел, который был в двух шагах от Косого, но тут мелкий к чему-то прислушался и тихо сказал:

— Подожди!

— Что такое?

— Хагрид, — шкет кивнул мне за спину. Я оглянулась — точно, у дверей кабака бородатый громила с шотландским акцентом проникновенно поминал какого-то пройдоху и обманщика. Ни фига себе лесник! Доверить ему ребенка? Я, что, похожа на Дамблдора?

Однако Гарри, упрямец эдакий, настоял на своем, и до Косого его с радостью довел полувеликан. Я же шла себе спокойно в двух шагах позади и пыталась понять, с каких это пор в кабаках можно купить отраву для плотоядных слизней. Эль там подают, конечно, дрянной, но не настолько же!

В Косом на ступенях банка мелкого уже караулили. Первой его заметила Носорожка, а уж на ее приветливое тарахтение (нда-с, это таки талант: парой слов показать радость от встречи и ткнуть на непорядок с внешним видом!) мигом сбежалось все рыжее семейство. Naomh Pádraig, у малыша стальные нервы! (п/а: ирл. Клянусь Святым Патриком!) Через пары минут их кудахтанья мне до жути захотелось сотворить с рыжими что-нибудь эдакое, в духе Твари, а он ничего, даже не морщился. Нет, это в голове не укладывалось: ребенок в первый раз воспользовался летучим порохом, потерялся в каминной сети, его нет уже около часа, то есть, он мог попасть куда угодно, а они… они надеялись, что он проскочил не выше одной решётки. A gcuid chorp don diabhal! (п/а: ирл. Черт их подери!) Интересно, как их отпрыски вообще выжили с такими родителями? Что ж, теперь понятно такое количество детей в семье Уизли — чтобы хоть кто-то да смог продолжить род. Меж тем рыжая визгливая курица причитала так, что так и подмывало ей сказать, что, мол, хватит, все уже поняли, что ты жуть как беспокоишься о «деточке Гарри». А для большей убедительности ребенка стоило бы и поискать, хотя б для приличия, заклинание-то несложное. Нашел же тот же Хагрид Дурслей и Гарри на богом забытом острове год назад!

Наблюдая, как Молли Уизли сноровисто сметала обычной магловской платяной щеткой с мантии Воробья остатки сажи, я в очередной раз удивилась: вроде ж маги, чистокровные… Видимо, вспомнив о том же, отец семейства починил заклинанием погнутую оправу мелкого. А вот про волосы, руки и лицо рыжие забыли. Тем временем мелкому надоел этот цирк, и он перевел фокус внимания с себя на встреченного в Лютном Малфоя. Разумеется, пройти мимо новости о том, что Люциус Малфой посетил лавку Боргина и Берка — широко известную среди людей знающих — Артур Уизли не мог, а потому громогласные причитания о бедном Гарри, чуть не погибшем на страшной улице, мигом смолкли. Ну да, ну да, Монтекки и Капулетти и прочие шекспировские страсти…

В банк я зашла через минуты две, после того, как туда зашли Уизли: мне все равно нужно было обменять квиды на галеоны. Рыжий клоун как раз приставал к родителям Грейнджер. Делал он это с такой экспрессией, будто маглов в первый раз видел, а не сталкивался почти ежедневно по работе. Впрочем, довести до нервного тика Грейнджеров Артур Уизли не успел: подошел гоблин, чтобы сопроводить Уизли и Поттера к их сейфам. Судя по мельком брошенному индифферентному взгляду Воробья на Молли Уизли, прячущую в свою безразмерную сумку идентификационный ключик Гарри Поттера, мелкий однажды припомнит этот эпизод и рыжей семейке, и господину директору, этот самый ключик Артуру и одолжившему.

14. «Флориш и Блоттс»

Изначально мы договаривались с Воробышком, что, проводив его к Косому, мы с ним расстанемся. Поэтому я не стала дожидаться возвращения всей компании из подземелий и, спрятав в сумку увесистый мешочек с галеонами, вышла из гоблинской обители прочь: моя любимая паранойя не доверяла этому народцу, а деньги хранить я предпочитала не в галеонах, а на анонимных депозитах в магловских банках. Оставив мелкого гонять на гоблинских тележках, я направилась к Фицсиммонсу: Фэлан должен был накануне ночью приехать в Лондон. Этот ушлый перекати-поле зарабатывал на жизнь, разъезжая по всему свету и торгуя книгами. Нужные фолианты он мог привезти откуда угодно, хоть из an diabhail thóin. (п/а: ирл. задница дьявола) На этот раз ветер и чутье его понесли в Непал. Когда пару месяцев назад он обмолвился, куда собирается, я была в сильном недоумении: что такого стоящего можно привезти оттуда, тем более, что книги там издают на санскрите, который мало кто в Европе знает. А Фэлан тогда хитро прищурил правый глаз и поведал удивительную вещь: сочинения по менталистике и на некоторые другие темы английских или европейских авторов на острове состояли под особым надзором Министерства, а вот восточных, арабских там или китайских, — нет, хотя исследования браминами феномена человеческой памяти были широко известны еще с незапамятных времен. И, если знать, к кому обратиться, то и санскрит — не проблема. Нет, эту страну однажды погубят не темные лорды, а бюрократия! Так что меня должен был ждать один любопытный трактат из Банараса по некоторым специфическим методам работы с памятью.

Однако просто забрать заказ и уйти не получилось: язык у Фэлана что твое помело. Не смотря на то, что в Лондоне он бывал лишь наездами, этот rógaire умудрялся быть в курсе всех английских книжных новинок, а потому с ним всегда было интересно иметь дело. (п/а: ирл. проходимец) Передавая мне завернутый в футляр из плотного шелка мягкий сверток, он завел речь о презентации, которая должна была состояться через час во «Флорише и Блоттсе». Презентовался довольно известный в Магической Англии автор. Писал чувак неплохо, живенько так, я даже прочитала какую-то из его книжек, про оборотней, что ли. С Кингом, конечно, не сравнить, но тут вся соль была в том, что Локхарт описывал якобы собственные реальные приключения. Лично мне на это было плевать, своих проблем по горло. Фэлану тоже, но у него по случаю оказалось редкое — чуть ли не самое первое — издание какого-то Локхартовского опуса. Вещь, интересная лишь для поклонников творчества писателя. Разумеется, с автографом автора цена его возрастала многократно. Одна беда: Фицсиммонсу вход во «Флориш и Блоттс» был заказан. Конкуренция и все такое… Вот он и попытался убедить меня помочь «старому другу», за пятую часть стоимости от перевода моего недавнего приобретения. Но он слишком хорошо обо мне думал, поэтому сторговались мы на четверти.

Во «Флориш» я успела вовремя: толпа домохозяек только-только начала собираться. Пресса, в лице пухлого нервного человечка, только прибыла и, судя по всему, готовилась сделать первые кадры этого знаменательного события. Сам виновник торжества уже сидел на фоне собственных портретов. Слащавая улыбочка, смазливенькое личико, белокурые локоны, весь такой медовый и гладкий, что так и хотелось врезать. Мечта домохозяйки. Нацепив на физиономию незаменимое в случае разборок с бобби выражение тупой ирландской деревенщины, я встала в конец очереди. Около стола с Локхартом уже вовсю сверкал вспышкой представитель прессы, поэтому, когда я была близко, чтобы получить автограф и покинуть этот праздник скорбных разумом, в колдографа было украдкой послано невербальное Конфундо: я была без шрамов и повязки, и мелькать в газетах не хотелось. К тому времени, как действие заклятия закончилось, я уже получила вожделенную подпись в грошовую книжонку и направилась к выходу, но тут в магазин влетела рыжая курица, в смысле, Молли Уизли, волоча за собой самую младшую из своего выводка. Бедный ребенок, и как ей мамаша руку еще не оторвала!

Уже на улице мимо меня в книжный вошел Воробышек в компании Провокатора и Носорожки. Невилла с ними не было — видимо, строгая бабушка, не слишком жаловавшая рыжее семейство (как я ее понимаю!), все же не отпустила внука. Птах, умничка такой, при виде меня лишь слегка приподнял бровки, да и прошел себе в магазин. Вот и чудненько! Maith thú! (п/а: ирл. Молодец!) Потом поговорим.

Поправив шляпу, я заставила себя уйти от магазина. Во-первых, с мелким все в порядке, во-вторых, Фэлан у себя уже, наверное, копытом роет в ожидании раритета. Я уже прошла здание редакции «Ежедневного пророка», как позади раздались какие-то крики. Когда я увидела, что из «Флориша и Блоттса» выбегают посетители, то, каюсь, первой моей мыслью было, что Воробей что-то все же учудил: у мелкого сегодня был непростой день, да и предыдущие — не сахар. Расталкивая зевак, я кинулась в лавку и обомлела. В помещении степенного книжного магазина, ломая стеллажи и разбрасывая книги, самозабвенно выясняли отношения на кулаках Артур Уизли (ну, с этим все понятно) и Люциус Малфой. Чуть в стороне удивленно таращили глаза мелкий, рыжая писклявая пигалица и младший Малфой. Судя по закушенной губе, Воробей едва удерживался от высказывания вслух своего мнения о развернувшемся шоу. А вот у младшей Уизли и у малфеныша было одинаковые цвет и выражение лица: пунцовые щеки и дивная смесь ужаса, стыда и удивления. Я еще не знала, что Воробышек, язва маленькая, за пару минут до начала эпической драки в ответ на поддразнивание Моли, что, мол, Поттер себе новую подружку нашел, заявил, что с понравившимися девчонками знакомятся не так, а потом представил Драко и младшую Уизли друг другу и заявил, что они чудесная пара и замечательно смотрятся вместе. От последней фразы перекосило всех, начиная рыжей пигалицей и заканчивая Люциусом Малфоем. Предполагаемая же пара дружно вздрогнула, переглянулась, покраснела и отпрыгнула в разные стороны, после чего их отцы начали сначала словесную перепалку, а, спустя пару фраз, и не только.

Из ступора меня вывел толчок в плечо. Мимо протопал Хогвартский лесник и, разняв драчунов, прекратил все веселье. Даже на улице, через витрину было видно, что и Уизли, и Малфою досталось в стычке: у отца рыжего семейства была рассечена губа, а Малфой щеголял ссадиной под глазом, оставленной, судя по форме, какой-то книгой. «Интересно», — подумала я, наблюдая, с какой ловкостью Люциус Малфой высвободился из лап полувеликана, — «зачем Малфою понадобилось так провоцировать Уизли и разыгрывать целое представление?» Действительно, вся эта нелепая драка, с точки зрения человека, кое-что о Малфое помнящем, была лишь дешевым балаганом: Люциус легко мог обезвредить Уизли, заломив, например, тому руку. Малфоя, как и остальных Пожирателей, обучали приемам рукопашного боя на случай потери палочки, обучали на совесть, так что вряд ли эти навыки могли пропасть без следа за десять лет: вон как павлин белобрысый вывернулся из захвата Хагрида, единым плавным движением. Тварь, к слову, также была хорошо знакома с этими приемами, что неоднократно спасало мне шкуру и в Ольстере, и в подворотнях Глазго. Умение постоять за себя было первым навыком, перенятым мною у нее, и единственным, принятым без внутреннего содрогания. К какой школе принадлежал обучавший Пожирателей темноволосый мужчина, чье лицо, имя и национальность стерлись из памяти моего чудовища, я тоже не выяснила. Знакомый вышибала еще в Глазго утверждал, что стиль похож на айкидо. Некоторым приемам этой самой неопознанной системы боя, к слову, был обучен и Воробей.

Ответ, зачем Малфою понадобилось провоцировать Артура Уизли, был найден быстро. В суматохе, вызванной дракой, легко было подсунуть что угодно кому угодно, и, если Люциус не отказался от своего плана сместить Дамблдора, то условия для его осуществления были идеальными. К тому же вечером только ленивый не знал, что чокнутый маглофил Артур Уизли ни с того ни с сего набрасывается с кулаками среди белого дня на приличного магов. К сожалению, я не имела возможности увидеть воспоминаний мелкого о потасовке, а трактат по магической мнемонике еще не был переведен. О том, кому на самом деле достался ключ от комнаты с Ужасом Хогвартса, мы не знали еще долго.

15. Месть обиженного ребенка

Ровно через двадцать дней я подпирала колонну напротив скрытого входа на платформу девять и три четверти: после памятного посещения Косого Уизли я доверяла даже меньше, чем Дурслям. «Те хоть на вокзал приехали вовремя», — отметила я про себя, мельком посмотрев на часы. До отхода поезда оставалось не более десяти минут, когда рыжие все же соизволили появиться у барьера. Заскакивать в экспресс дети явно должны были на ходу. «Нет», — с насмешкой подумала я, — «все же рыжим далеко до ирландцев: мои соотечественники, если уж опаздывают, то на полчаса, да и то, когда спешить некуда, а эти… Вечная беготя и суета в духе Кэрролловского Белого Кролика. И примерно с тем же результатом. Go bhfuil teaghlach de dímheabhraigh!» (п/а: ирл. Семья идиотов!)

Моя несколько предвзятая оценка умственных способностей конкретного семейства буквально через минуту была полностью подтверждена. Увидев, что до отхода поезда осталось всего ничего, Молли Уизли, эта безголовая курица, схватили дочуру за руку (нет, точно оторвет однажды ко всем чертям!) и устремилась вперед, бросив сына и Воробья одних перед барьером. Казалось бы, не слишком опасная небрежность. Если бы не — как мы узнали позднее — один чокнутый домовой эльф, который наглядно продемонстрировал, зачем родителям стоит провожать отпрысков на вокзал и почему при этом они должны идти за или вместе с детьми: Рон и Гарри остались за барьером одни и не смогли его пройти.

В смятении мальчишки совершили еще несколько попыток просочиться сквозь металлический барьер, но все, что они добились, — это грохот от упавших с тележки чемоданов. Хорошо, хоть сову мелкий еще утром, полюбовавшись на сборы Уизли, послал в Хогвартс своим ходом, а то шуму было бы больше: Хедвиг — дама громкая. Пока Провокатор укладывал чемоданы обратно на тележку, я вышла из-за колонны и, поймав взгляд Воробышка, еле заметным жестом кивнула в сторону выхода. Умничка мой медленно прикрыл веки и, повернувшись к Уизли, что-то тому сказал. Подойдя к стенду с объявлениями, я краем глаза уловила, что мальчишки покатили тележку к выходу и улыбнулась. Вот и чудненько, можно переходить к «Плану Б»!

А вот за то, что случилось после, я шкету едва бошку дурную не открутила. Воробья спасло только то, что я не знала, как мне попасть в эту чертову школу, не привлекая к себе внимания директора. Согласно запасному варианту доставки мелкого в Хогвартс, мальчик должен был вспомнить, что Носорожка в одной из своих бесконечных лекций упоминала о некоем магическом автобусе, который вызывается взмахом палочки. Денег с собой у Воробья хватило бы и на себя, и на рыжего (я настояла, чтобы он взял галеонов в банке с запасом). В крайнем случае, дети могли доехать до «Дырявого котла», а уж оттуда камином в Хогсмид. В самом крайнем — дождаться родителей Рона, но эта идея даже мне не нравилась. Однако ничего из вышеперечисленного не произошло. Когда я вышла в переулок, вместо того, чтобы махать палочкой, эта пара поросят села в Уизлевскую развалюху, завела мотор и пропала с глаз долой. Когда же и звук работающего двигателя растворился в белесом лондонском небе, я с шипением выдохнула, пообещав себе серьезно поговорить с мелким засранцем и, кажется, повторила ту фразу, что сказала лет семь назад где-то на севере Ирландии, когда впервые увидела свое отражение в зеркале.

Еще никогда я так не радовалась выпуску «Вечернего пророка»: маглы видели летающую машину, и об этом не могли не написать в магической прессе. Нигде не было ни слова о случившемся крушении, зеркало молчало и оставалось целехоньким — значит, дети благополучно либо сели, либо все же доехали до школы. Выкуривая одну сигарету за другой и молясь всем святым, чтобы с ребенком все было хорошо, я сидела рядом с зеркалом до глубокой ночи, ожидая, когда Воробышек сможет со мной связаться. Ждать, по здравому размышлению, было, конечно, бесполезно: у паршивца был уж точно непростой день, да и разборки с парочкой должны были быть нехилыми — однако ничего с собой поделать я не могла, все равно не спалось, несмотря на очередную дозу комплекса и зелья Ясме. Однако шкет, видимо, все же вспомнил, что где-то есть человек, который за него волнуется, и в третьем часу ночи в небольшом круглом зеркальце вместо моей хмурой физиономии показалась виноватая мордашка Воробья.

— Пааатти… — прошептал он и шмыгнул носом.

Угу, так я и поверила. Так, нахрен лирику…

— Привет, мелкий. Ты в Хогвартсе? Говорить можешь?

— Да, — удивленно ответил он.

— Цел, ничего себе не ушиб? У медсестры был?

— Все хорошо, к Помфри не ходил.

Buíochas le Dia agus Naomh Pádraig! (п/а: ирл. Слава Богу и Святому Патрику!)

— Завтра сходи, ради успокоения нервов тетушки Патти, лады? Ну и чудненько! Как отреагировали на ваше феерическое прибытие?

— Директор сказал, что еще одно нарушение — и нас из школы попрут.

— И все? А про барьер?

— Нет, ничего… А, приговорили к общественно полезным работам после уроков.

— Зашибись! Ладно, маленький, топай спать, поздно уже…

— А…

— Уши намну дома, поподробнее ты мне все расскажешь в другой день, сейчас иди спать, третий час ночи, а тебе завтра на учебу еще надо вставать.

Следующий сеанс связи мы с мелким договорились устроить через пару дней. Прошел он также глубокой ночью: в школе, вполне ожидаемо, творился полный дурдом. Летающий Форд сделал Воробья с Роном самыми популярными среди сверстников (и не только) людьми в школе, особенно на родном для них факультете. Немудрено: они там все через одного почти безголовые, а отдельные личности так и вовсе без «почти». Кроме усилившихся восхищения одних и зависти других в копилку раздражителей прибавились надоедливый фанат — одна штука — и учитель-идиот, также в единичном, слава тебе, Господи, экземпляре. Рассказ о том, как Гилдерой Локхарт провел свой первый урок, вообще сделал мой день. Да, Моль довыпендривался до группового колдографирования с ним, Воробьем, Колином Криви (тем самым новоявленным фанатом) и Локхартом. То, что получилось в итоге, было отдано Малфою неделю спустя, подпись «Самому восторженному почитателю» и два автографа — Поттера и Локхарта — прилагались.

Заодно я раскрутила шкета, чтобы он мне все же поведал, за каким лядом он сел в тот чертов Форд. Все оказалось просто: мелочь моя злопамятная нашел таким образом способ отплатить семье Уизли за месяц, проведенный в Норе. После публикация в прессе Артуру Уизли грозило служебное расследование. Самое меньшее, на что он мог надеяться — довольно крупный штраф. Узнаю Воробьиный стиль: если уж они соврали, что «так волновались, так волновались», то теперь уж точно поволнуются так, что дай боже.

— Ты хоть понимаешь, что тебя самого могли исключить из Хогвартса и лишить палочки? — спросила я.

— Да, — серьезно кивнул мне мальчишка, — но сломали бы мне палочку из остролиста, а жил бы я у Дурслей, в тысяче миль от школы и ее директора.

Несколько наивная уверенность птаха вызвала невольную улыбку. Милый, кто б тебе это позволил?..

— А Рон? Ведь и ему б тогда досталось…

— Ему был бы урок сначала думать о последствиях, а потом проявлять этот… инсатив, — жестко ответил Воробей. — Это он стал настаивать, чтоб мы отправились в школу на отцовом автомобиле, даже пункт из Уложения вспомнил.

— Инициативу, — привычно поправила я. — Тебе не кажется, что это как-то слишком?

Фырканье, насупленный вид и поджатые губы были мне ответом. Мелкого опять начало заносить. Вот так и появляются темные лорды и прочие тираны… Чудненько!

16. Приступ сострадания

С той поры мы регулярно разговаривали с мелким через зеркала. Обычно это происходило рано утром по субботам. Иногда — поздно ночью. Воробышек рассказывал, что интересного случилось за неделю у него, я — какие были новости у меня. Однако идиллия продлилась недолго.

В школе все шло своим чередом. Моль получил-таки вожделенное место ловца, и его отец — по ходу, по настоянию сына, ну и по петушиной привычке «Малфоям — только самое лучшее» — оснастил вся команду новенькими метлами. Этим он только вызвал кривотолки, что, мол, Малфой купил место ловца метлами, озвученное в очередной словесной перепалке Носорожкой. Воробышек относился к этим слухам скептически: он как-то подсмотрел тренировку слизеринцев и видел, насколько хорош белобрысый в воздухе. А за едкую реплику Носорожка была обозвана «грязнокровкой». В результате началась суматоха и перебранка. Поттеру, к слову, вся эта грызня быстро успела надоесть, и он чуть было не влез с миротворческой миссией половить снитч на спор, но рыжий Провокатор не дал осуществить благие намерения, бросив в Моль заклятие Ешь слизней. Однако Уизли не учел, что палочка его, пострадавшая в ходе приземления у Дракучей ивы, работала нестабильно, и вместо Моли — к немалому злорадству Воробышка — пострадал от заклятия сам. Мелкий был так зол на рыжего приятеля, что даже и не подумал потащить его к медсестре или использовать Фините. Чудненько, правда?

В конце сентября стало окончательно понятно, что того беззаботного светлого мальчишки, каким Воробышек был до поступления в Хогвартс, почти не стало. Ему на смену пришел злопамятный, нелюдимый зверенок, который крайне отрицательно реагировал на любую, даже самую мягкую попытку поговорить с ним по душам. Если честно, я была в смятении, начала думать невесть что (вроде каких-то зелий или заклятий). Он замкнулся и, кажется, почти пересталобщаться не только с Роном и Гермионой, но и с Невиллом. Когда в середине октября мы с ним впервые за все время поссорились, я едва не отправилась в Хогсмид. Да, благодаря умным книжкам о развитии детей, я знала о понятии «пубертатный период», но я даже не предполагала, что это время так быстро наступит. Тем более, что при диагнозе мелкого у нас должен был быть еще по меньшей мере год. Но года у нас не было. У нас вообще практически не было времени, но я тогда об этом даже и не подозревала.

Поэтому, когда в ночь с субботы на воскресенье, всего сутки спустя после нашей ссоры, Воробей попытался связаться со мной по зеркалу, я испытала непередаваемую смесь эмоций. По-моему, такого переполоха чувств у меня не было, даже когда я осознала, что чуть было не стала Тварью. Но, к счастью, ничего страшного не произошло.

— Патти, — вздохнул он.

— Чего, мелкий? — спросила я, решив не заострять внимание на нашем последнем с ним разговоре.

— Патти, я дурак, да?

— Это еще почему?

— Ну, хожу тут, как Филч, на всех хмурюсь… Просто дождь, Локонс, Криви этот…

У шкета всегда была занятная манера просить прощение…

На этот раз мне удалось из него вытянуть, что случилось, раз он решил поговорить с Патти. Все было просто и, вместе с тем, невероятно. Воробей возвращался с тренировки, а поскольку погода не радовала совершенно, натащил с собой порядочно грязи. И, естественно, не мог не попасться в таком виде школьному завхозу и его сторожевой кошке. Старик начал на него орать, что наглый студент натоптал грязи, а убирать опять Филчу. И тут у мелкого случился спонтанный прием, без тактильного контакта, на одном зрительном. На какие-то секунды Гарри стал старым больным сквибом, у которого из близких — одна кошка, которого никто не любит, к которому даже домовые эльфы и то относятся с презрительным снисхождением, мечта которого — овладение магией — никогда не сбудется. Все это девятым валом прошлось по сознанию ребенка, пробудив его собственные полузабытые воспоминания о том, как лет в девять он так же натащил в дом на Тисовой грязи, и раздраженная тетка, не дав ему толком обсохнуть, заставила Воробья вымыть гостиную, лишила ужина и заперла в чулане. В тот вечер мелкий пришел ко мне горячий, как угли, и с воспаленным горлом. Я всю ночь сбивала ему температуру, а на рассвете отнесла его, завернутого в одеяло, обратно, чтоб малышу еще не попало, с несколькими бутербродами и бутылкой чая с имбирем. Дурсли не заметили ни отлучки племянника, ни одеяла, так и оставшегося в чулане птаха.

От предложения помочь, прозвучавшее (кажется, впервые на его памяти!) от студента-грязеносца, у завхоза едва приступа не случилось.

— Еще и издеваешься, паршивец! — затрясся старик.

— Да нет же, — ответил Воробей. — Давайте я вам помогу убрать. Только ничего, если я заклинаний не знаю и руками буду?..

Шкет вымыл обувь, получил швабру и ведро воды, и изумленный завхоз наблюдал, как студент-второкурсник, сам, добровольно, субботним вечером, моет пол в коридоре.

— Понимаешь, — объяснил мне ребенок, — мне его так жалко стало. Я ведь вспомнил, как я сам с больной головой мыл тот bualadh craicinn пол, как Дадлик бегал по вымытому, и мне приходилось перемывать… (п/а: ирл. гребаный)

Слушая сбивчивый рассказ мелкого, я сама тихо офигевала. Психиатр в дурке, работавшая с суицидниками, утверждала, что мальчики в переходном возрасте способны на любые выходки, но чтоб так… А ведь совсем скоро он начнет интересоваться девочками. Чудненько!

Разумеется, приступ сострадания к старому сквибу не превратил Воробышка в воплощение кротости, вежливости и послушания. До Нового Года мы с ним успели еще несколько раз полаяться. Мелкий и на друзей срывался, и преподавателям хамил, но у меня, когда он об этом рассказывал, уже не было жуткого ощущения неизбежности падения в пропасть. Я уже свыклась с тем, что ребенок взрослеет, и меня его выбрыки больше так не пугали.

Одним из последствий того дождливого октябрьского вечера были неожиданно теплые отношения второкурсника Поттера и Аргуса Филча. Шкет был достаточно умен, чтобы не афишировать ни свою регулярную помощь, ни некоторые привилегии, благодаря этой помощи предоставляемые. Мало кто знал замок лучше его сквиба-завхоза, а мелкому было абсолютно нетрудно выучить очищающее заклинание и применить его, если в том возникла необходимость. Опять же, очистить при помощи магии заляпанный лягушиными потрохами потолок гораздо легче и быстрее, чем без нее, а проглота, регулярно пропускавшего завтраки, обеды или ужины, никогда не забывали накормить на кухне домовики.

17. Хэллоуин

Та памятная ссора с Воробьем, так напугавшая меня, произошла фактически на пустом месте. Вот только у мелкого на этот счет было иное мнение. У него вообще тогда чаще всего обо всем было иное мнение. Конкретно в том случае мы сцепились из-за годовщины гибели его родителей и желания шкета непременно на Хэллоуин посетить могилу родителей. Если в прошлом году птах прислушался к моему мнению и не стал подходить к директору с просьбой выдать ему сопровождающего, то в этом году Гарри встал на дыбы. Дело в том, что наши занятия по ментальным практикам помогли ему вспомнить, что именно он видел и слышал в ту страшную ночь Хэллоуина восемьдесят первого, а потому вот так все оставить и не почтить память родителей, отдавших свою жизнь за него, мальчишка не мог и не хотел. Я же была против столь демонстрационного акта памяти: благодарность и почитание умерших героев-родителей — слишком удобный рычаг для манипулирования, и отдавать его в руки директору мне не хотелось. К тому же, я не думала, что директор или его зам, и по совместительству декан Гриффиндора, соблаговолят поднять свои ленивые задницы и показать парню, где похоронены его родители.

Я оказалась права: старой помойной мышебойке хватило наглости и ханжества заявить, что она не намерена ни для кого делать исключения, даже для Поттера, потому что правила едины для всех. А бородатая сволочь мало того, что влез в сознание мелкого и попытался затереть желание Воробья посетить кладбище в Годриковой лощине (так же, как в том году попытался затереть желание поблагодарить зельевара за спасение во время матча и извиниться за подожженную мантию), так еще и прочувственную речь толкнул. О том, как хорошо это и правильно помнить о жертве родителей. О том, что надгробные камни — лишь камни, и если Гарри не будет рядом с ними в годовщину гибели, это не будет означать, что мальчик не чтит своих родителей, ведь он помнит о них не только раз в году. О том, что, пока память о Лили и Джеймсе Поттерах и их любви к нему живут в сердце их сына, они на самом деле живы. Хорошие слова, в чем даже правильные… и приправленные внушением скорби и вины. Это самое внушение было настолько филигранным и искусным, что чуть не сломало защиту Воробья от подобных действий, но ребенку помог феникс. Огненно-алая птица, перелетев на подголовник кресла, в котором сидел мелкий, потерлась золотистым клювом о волосы ребенка, что-то негромко прокурлыкав ему на ухо. Этого хватило, чтобы не позволить наведенным эмоциям превратиться в его собственные. Уж не знаю, был ли директор доволен поступком своего фамилиара, но вот Воробышек был ему благодарен от души. Сопротивление Дамблдору и процесс отделения своих эмоций от внушенных вымотали ребенка так, что даже когда он мне об этом рассказывал, у него не было сил даже толком рассердиться. Чудовищная душевная опустошенность едва не вылилась в депрессию, к счастью, Бог миловал. Ко Дню Всех Святых ребенок пусть и находился в скверном расположении духа, но уже вполне оклемался от посещения кабинета директора. После этого Воробей зарекся вообще что-либо просить и у Альбуса Дамблдора, и у Минервы Макгонагалл.

На пир в Гарри не пошел. Как он сам объяснил, у парня было чувство, что если он присоединится в Большом зале к пирующим и смеющимся школьникам, он чуть ли не осквернит память родителей. Не пошел он и с Провокатором и Носорожкой на прием призраков, куда девочку пригласил Почти-Безголовый Ник. Возможно, его соседи бы и настояли, чтобы Поттер не оставался один, а пошел бы с ними, но тут вмешался Невилл. Сирота при живых отце и матери прекрасно понимал, что чувствует его друг, лишенный возможности даже побывать на могиле родителей, а потому решительно потребовал оставить Гарри в покое. Надо сказать, что тлетворное влияние Воробышка сделало свое черное дело, и из робкого и неуклюжего рохли Лонгботтом все больше становился похож на эдакого тихого кремешка, который не лез поперек, не затевал драки, но если уж высказывал свою точку зрения, то стоял на ней до конца. Он уже не пасовал перед слизеринцами (и те его старались не особо трогать), но все еще боялся их декана, хотя котлы на зельеварении больше не взрывал. Тихая решительность Невилла все еще заставала врасплох других гриффиндорцев, поэтому они, удивленно потоптавшись у двери, покинули помещение. Однако эта решительность растворилась без следа, стоило Воробышку сказать: «Спасибо, друг». Дико покрасневший Лонгботтом тут же смущенно что-то пробормотал и со своим коронным «Ну… это… я пойду, да?» испарился. Выражаясь словами мелкого, работать с ним еще и работать. Amen!

Оставшись в одиночестве, мелкий, захватив из спальни альбом с колдографиями своих родителей (подарок, жутко сказать, не друзей отца или матери, а лесничего), устроился в гостиной перед пылающим камином. Он бы и со мной связался, но я тогда еще была на работе. Однако поговорить в тот вечер нам так и не удалось. Во-первых, довольно скоро вернулись с призрачной вечеринки слегка зеленоватые от увиденного Рон и Гермиона: праздники у привидений — действо несколько специфичное. А во-вторых, и Гарри и его приятели несколько проголодались и решили спуститься на кухню, поскольку ужин в Большом зале они все же пропустили.

Но до кухни они так и не дошли. На втором этаже их остановила зловещая надпись на стене и подвешенная за хвост Миссис Норрис. Воробей, который за эту дюжину дней несколько изменил отношение к хвостатой стражнице школы, естественно, не мог пройти мимо. Отмахнувшись от призывавшего смыться от греха подальше Рона, он уже достал палочку, чтобы снять несчастное животное, но тут, как на грех, из-за угла вышла толпа отпраздновавших Хэллоуин школьников.

Разумеется, первыми подозреваемыми стала троица гриффиндорцев. Разумеется, оправдания детей никто не стал слушать. Единственным, что спасло их всех от наказания, а Гарри — еще и от ссоры с Филчем, являлось то, что заклятие, наложенное на бедное животное, было совершенно точно не под силу второкурсникам.

Кстати, в процессе дознания Рон и его лохматая подружка без колебаний соврали директору и остальным преподавателям, что все это время были втроем: у Воробья фактически не было алиби на момент появления надписи, и они его решили таким образом прикрыть. Затея, несомненно, исходившая от Носорожки (надо отдать ей должное, девчонка быстро ориентировалась в экстренных ситуациях), была так себе: и директор, и зельевар Снейп были опытными легилименторами. И если декан Слизерина шерстил мозги учащихся считанные разы, то Дамблдор заглядывал в сознание детей гораздо чаще. Правда, делал он это максимально мягко и щадяще. Настоящий мастер своего дела, mallacht a mháthair féin air, если б у Воробья был стандартный щит, он был бы обнаружен и вскрыт вмиг. (п/а: ирл. Чтоб его родная мать прокляла!) С «лабиринтом» птаха все обстояло иначе, но и он бы не защитил при тотальной легилименции от такого мэтра. Тем не менее, директор детскую ложь проглотил и не поморщился. Все равно он увидел в сознании малыша, что тот до прихода Уизли и Грейнджер не покидал гостиной Гриффиндора.

Само дознание велось классически: хороший коп (Дамблдор) — плохой коп (Снейп). Что-то в защиту детишек попыталась вякнуть деканша Гриффиндора, потом пургу начал нести Локхарт, и троицу выперли, дабы не ронять перед ними авторитет преподавателей (куда уж ниже!). Лично меня во всей этой истории насторожили две вещи: первое — почему директор с особым тщанием просканировал только Воробья, практически забыв про Уизли и Грейнджер, а ведь как раз эти двое гуляли по замку. Что такого мог мелкий и не могли остальные? Нет, мог-то он много чего, но директор-то об этом не был в курсе (надеюсь). Второе — что за голос слышал ребенок на подходе к злополучной стене, который не слышали ни рыжий, ни девчонка? Галлюцинации были исключены — только не у птаха, только не после наших занятий. Ответ на оба этих вопроса я знала, он крутился у меня в подсознании, а я никак не могла его выловить. И только после случая со змеей в Дуэльном клубе часть мозаики — не вся, отнюдь не вся — сошлась.

18. Самое безопасное место в Англии

Но и до Дуэльного клуба Воробышек не мог не вляпаться. Самое паскудное, что я об этом узнавала постфактум и то, далеко не полном объеме. Например, всю правду о матче со Слизерином я узнала лишь летом, и то, случайно. С одной стороны, конечно, логично: я далеко, помочь могу в минимальном объеме, так чего ж зря волновать, если все обошлось. Но, go n-ardaí an diabhal léis mé, все равно!.. (п/а: ирл. Черт меня подери!)

В-общем, о том, что пока все остальные играли в квиддич, Воробей играл с бладжером в «догони-меня-кирпич», меня в известность не поставили. Я вообще наивно полагала, что чертов мячик был заколдован после матча, а мелкий сломал руку на тренировке, и не стала на этом заострять внимание, благо были и более важные темы. Например, слова директора. Или то, что старик зачем-то поперся посреди ночи за какао ножками, хотя вызвать домовика было легче и быстрее. Вкупе с прочими обстоятельствами мне это не нравилось совершенно, и если бы у меня была возможность, я бы забрала Воробышка из школы еще до конца года, и плевать на пропущенный год и прочую фигню. Но, увы…

Примечательно, что этого не сделал и никто из родителей других учеников, но это все было скорее от недостатка информации: это мелкий шнырял по всей школе в любое время дня и ночи, имея возможность услышать и увидеть то, что он по идее и не должен был, а все остальные дети были более законопослушны. Верить же слухам, ходившим среди учеников, никто из взрослых, само собой, и не собирался: порой детки верили в откровенную чушь и несли такое, что оставалось только подивиться, откуда что берется! К примеру, от Ужаса Хогвартса отдельные индивидуумы собирались защищаться обычной луковицей. Ну и, разумеется, на этом более догадливые и пронырливые ребятки решили заработать, толкая более пугливым соученикам всяких сушенных головастиков, непонятных стеклышек и прочую дребедень. Один такой — с Рэйвенкло — даже попытался втюхать известному рохле и тихоне Лонгботтому остро отточенный красный кристалл неизвестного происхождения, мотивируя, что гриффиндорец — следующий на очереди, ведь первым был Филч, а у Невилла совсем беда с заклятиями. Ну, может, на уроках Флитвика Лонгботтом и не блистал, но Коллошо у «почти сквиба» вышло отменное, и предприимчивый рэйвенкловец едва не пропахал носом пол. Переходный возраст, однако. Даже таких тихонь и то, накрывает.

В довершении всех бед активизировался штопор сами-понимаете-где у Уизли и Грейнджер, как будто было мало всего прочего. Эта парочка решила провести собственное расследование, кто заколдовал кошку Филча, а мнение Воробья, составит ли он им компанию в этой авантюре или нет, никто и не спрашивал. Более того, на попытку образумить девчонку вполне логичными и правильными, на мой взгляд, доводами прозвучало обвинение в наплевательском отношении к участи всех маглорожденных Хогвартса. Напрасно она это сказала, ой, напрасно…

Главным подозреваемым был торжественно назначен Драко Малфой: этот умник не нашел ничего лучшего, чем, стоя у зловещей надписи при всем честном народе, громко пояснить, кто такие пресловутые «враги наследника». Нет, сначала Воробей попытался сказать, что если б Моль что-то стоящее знал на самом деле или был хоть как-то причастен к заколдовыванию кошки, то был бы нем, как рыба, дабы не навлекать на себя подозрений. Да и сам слизеринец этого сделать не мог, как и любой другой их ровесник. Однако от его доводов отмахнулись, спросив: «А кто еще мог?» Ну да, ну да, нашли самого темного волшебника из всех существующих.

А уж способ, которым было предложено вывести Моль на чистую воду (предложено, между прочим, ни кем иным, как поборницей правил Гермионой Грейнджер), вообще меня насмешил. Эта милая девочка решила сварить Оборотное зелье, чтобы превратиться во второкурсников-слизеринцев: ведь Малфой, трепло известное, не сможет удержаться от искушения рассказать своим дружкам все, что ему известно о Наследнике и о Тайной комнате. Матерь Божья, а ведь еще лучшая ученица курса! Видимо, мысль о том, что Малфой уже все разболтал друзьям, ей даже в голову не пришла.

Более того, проблема с умением остановиться и вовремя отступить оказалась не только у Воробья. Даже информация о том, что на приготовление зелья должно было уйти не менее месяца, а в состав входили редкие ингредиенты, которые были только в личных запасах Снейпа, то есть им придется вломиться в защищенное хранилище, не заставило отступить Носорожку. Loscadh is dó orm, что же из этой девочки вырастет, с такими-то замашками? (п/а: Чтоб мне сгореть!)

Я сразу предупредила, что их точно поймают и вышибут из школы всей дружной компанией: рог двурога не входил в перечень общедоступных ингредиентов, и шкурка бумсланга — тоже. Более того, за каждый гран толченого рога профессор Снейп нес личную ответственность, и не входи этот ингредиент в состав Бодроперцового и ряда других противовирусных зелий, как природный ингибитор нейраминидазы, черта лысого его можно было бы добыть у зельевара, поскольку кроме лекарств рог двурога использовался в таких зельях, за которые во всю светил Азкабан пожизненно. (п/а: ингибиторы нейраминидазы в современной фармакологии используются в противовирусных препаратах, в частности, в лекарствах от гриппа) Практически аналогичная ситуация обстояла со шкурой редкой африканской рептилии: без нее приготовить трудноопределяемую дрянь, имитирующую развитие раковых опухолей, было невозможно. На этот раз от моих слов Воробей не отмахнулся, даже кивнул с крайне задумчивым видом, явно планируя какую-то пакость.

Однако ни один план не выдерживает столкновения с реальностью. Нам бы следовало это помнить… Тогда, в девяноста втором, пакость тоже не удалась, правда, частично. На очередном уроке зельеварения Моль и его свита получили свою дозу недоваренного Увеличивающего раствора (полный бездарь в зельях Поттер, естественно, не мог знать, как изменится это зелье, если в него на завершающем этапе кинуть что-либо, содержащее растертые в пыль ягоды рябины, например, самодельную хлопушку, на оболочку которой налип какой-то мелкий мусор, а потому стандартные припарки хоть и вернули увеличившиеся носы и пальцы в норму, но оставили ползающие по телу цветные пятна, и слизеринцы были отправлены на ночь в лазарет), Грейнджер — те самые рог и шкурку, Снейп — информацию о затеваемом безобразии, подсмотренную в мыслях своего самого нелюбимого студента… и все. Никаких разборок, исключений из школы, душеспасительных бесед — молчание, будто кражи и не было. Не считать же серьезным последствием резкое увеличение количества придирок на зельях по отношению к бедовой троице?

Когда я узнала об этом, мне стало дурно. Школьный зельевар был той еще скотиной поганой, но отнюдь не некомпетентным идиотом. Спустить подобное на тормозах Снейп мог только по приказу директора, а значит, о затее с Обороткой знали как бы не с самого начала. Само собой, я предупредила об этом Воробышка, как и о подозрении, что мелкий ввязывается в очередное приключение для героя от господина директора. С одной стороны это, конечно слегка успокаивало: вряд ли Дамблдор позволит погибнуть Поттеру — но с другой стороны… Полтора года назад мелкому сказали, что школа — самое безопасное место на острове. В прошлом году ребенок столкнулся в «безопасных» стенах этого заведения с горным троллем, цербером и одержимым. Чтобы спасти свою жизнь, Воробышек был вынужден убить человека. Да, когда чужие пальцы смыкаются на твоем горле, трудно проповедовать идеи Ганди, а самооборона — она везде самооборона, но задумывался ли хоть раз этот Песталоцци недоделанный, какой вред психике ребенка нанесло то столкновение с Квиреллом? Неужели профессор Дамблдор посчитал, что если он затер самоосознание ребенка о том, что тот убил, то этого достаточно? Дьявол, да я переобливиэйтила всех мало-мальски смыслящих в этом врачей с работы, мы с мелким много разговаривали по поводу самообороны, смерти и т. д., мы с ним основательно поработали, чтобы одержимый профессор с выжженными глазницами не являлся парню в кошмарах, но и то, я не считаю предпринятые мною шаги достаточными. И вот опять, в школе творилось неизвестно что. Мне оставалось только надеяться, что в этом году птаху не придется никого убивать.

19. Наследник Слизерина

Одной из причин крайнего нежелания Воробья учиться на Слизерине была одна из версий — абсолютно нелепая — того, почему Гарри Поттер выжил, в то время как его родители и Темный Лорд — нет. Согласно ей, мальчик остался в целости и относительной сохранности, потому что он сам по себе являлся изначально сильным природным темным магом. Бред, конечно, но чем бредовей слух, тем охотнее в него верят. Если бы ребенок отправился туда, куда хотела запихнуть его Шляпа, то это было бы расценено как стопроцентное подтверждение: Мальчик-Который-Выжил — темный маг. Однако даже учеба на Гриффиндоре порой не спасала мелкого от слухов об его причастности к темным. Сразу после обнаружения кошки Филча по Хогварсту, особенно среди младших курсов, поползли слухи о том, что Гарри Поттер — Наследник Слизерина. Сам Воробей на это и внимания не обращал: с первого его появления в школе о нем вечно шептались и шушукались. Если на все слухи реагировать, никакого успокоительного не хватит.

Так что то, что произошло во время первого — и последнего собрания Дуэльного клуба, легло в благодатную почву. После дуэли с Малфоем кроме Рона, Невилла и Гермионы в то, что Поттер не имеет никакого отношения к Салазару Слизерину, не верили разве что сами слизеринцы, да и то, за всех поручиться было нельзя. Сам мелкий, рассказывая о произошедшем, был зол на себя за то, что так по-глупому подставился. А вот моя паранойя, наоборот, утверждала, что подставили как раз Воробья.

Судите сами: когда Моль и шкет в первый раз встали друг напротив друга, они обменялись вполне детскими заклинаниями, вроде Таранталлегры. Каждый из них остлся при своем: мелкий увернулся от оглушающего, но не ушел от танцующего сглаза (мог бы и уйти, но не решился продемонстрировать знание щитового заклятия). Малфой избежал подножки, но попал под щекочущее. Формально Воробей эту учебную дуэль выиграл: он остался стоять на ногах, а, пока слизеринец валялся в корчах безудержного смеха, обычным Фините прервал действие насланного Молью сглаза. Невилл, кстати, тоже показал себя молодцом, отправив только что продемонстрированным Снейпом Экспеллиармусом в нокаут своего оппонента (за что, вот бедолага, получил уничижительную реплику от зельевара об остолопах, способных убить простейшими заклинаниями).

Пусть и условная, но победа, видимо, разозлила белобрысого: как же, магловский выкормыш и тут оказался впереди, будто пойманного снитча ему мало! Уж не знаю, почему он решил, что змея напугает Воробышка (а, может, и посоветовал кто, любимый декан, например), но Малфой, когда их с Поттером пригласили в центр зала для показательной дуэли, вызвал змею, длинную, с темной, почти черной чешуей и, судя по повадкам, ядовитую. Мелкий, естественно, замер, дабы не пугать и так напуганное животное. И тут, Локхарта, cloch ar a charn, решил всем показать, кто тут кавалер ордена Мерлина и, вообще, борец со злом. (п/а: ирл. Чтоб он сдох, досл. Камень на его могилу) От его заклятия бедную рептилию подбросило на месте, и она оказалась в опасной близости от других учеников. Реакция Воробышка была быстрой и, в принципе, правильной: в единый миг он взмахнул палочкой и отбросил опасное животное в сторону преподавателей (вернее, в сторону Локхарта), понимая, что хотя бы Снейп способен быстро ее уничтожить. Но шкет не учел одного: когда он отбрасывал змею, он смотрел на нее, а потому заклятие прозвучало на серпентаго.

Реакция зрителей была весьма красноречивой: все просто замерли, как жена Лота. Первыми, как это ни странно, очнулись Снейп, до этого явно на автомате заставивший змею просто и безо всяких эффектов исчезнуть, и Лонгботтом, цапнувший мелкого за рукав и вытащивший прочь из зала. Следом опомнилась Грейнджер, тем же макаром выволокшая из помещения рыжего. Сам Воробушек понял, как и где он лопухнулся, только в гостиной факультета. Так что его недоумение по поводу реакции окружающих было абсолютно искренним, а потому те, кто ее видел, отказались считать его тем, кто открыл Тайную комнату, в крайне категорической форме.

О способности Гарри болтать с ползучими гадами мы знали год полтора как, с тех самых пор, как мелкий неожиданно зашипел на какую-то экзотическую гадину в зоопарке, но у нас просто вылетело из головы, что при взгляде на змею птах самопроизвольно перескакивает на змеиную речь. Если честно, мы вообще как-то запамятовали, что малыш — змееуст, нам слегка не до того было. К тому же ни я, ни тем более птах не видели в этом ничего темного, просто редкий врожденный дар, тем более что, как и всякий язык, парселтанг можно выучить. Я тогда еще многого не знала о магическом мире, но неожиданная радость Твари заставила меня насторожиться. Спешно найденная литература по поводу способности говорить со змеями заставила меня крайне серьезно поговорить на эту тему с Воробышком, малыш пообещал не демонстрировать свое умение, и все, больше мы эту тему не поднимали. И на тебе, такая подстава, léach is léir orm! (п/а: ирл. Черт возьми)

Весть о том, что на собрании Дуэльного клуба Поттер вызвал змею и приказал ей напасть не то на какого-то из барсуков, не то на самого Локхарта, разнеслась по школе со скоростью лесного пожара, обрастая по пути совсем уж невероятными подробностями. Воробышку мигом припомнили все: и хоть и редкие, но нелицеприятные отзывы о своих опекунах-маглах, и презрительное фырканье в разговорах о Локхарте. Заметили и то, что после дуэли Локхарт отменил свои уроки и почти не показывался на люди (на самом деле Мечта домохозяек не выходил за пределы своих комнат потому, что кто-то — в очках и со шрамом, я полагаю — подсказал Пивзу, что за приколы над новым преподавателем никто полтергейсту ничего не сделает, и даже поделился подручными средствами). Не забыли и кошку Филча, и то, что именно Поттера доставал Криви. Все это уже на следующий день шкет услышал в беседе двух второкурсников с Хаффлпаффа. Умничка мой мигом вспомнил наш разговор накануне о том, чем это ему грозит, и ввязался в разговор. Дело было в библиотеке, и за громкий спор мальчишек оттуда выперли в коридор, где они его и продолжили. Естественно, на шум мигом собралась толпа. Гарри яростно спорил со своим оппонентом, понимая, что после следующего же нападения шепотки перерастут в полновесные обвинения, от которых уже не отмоешься, даже если поймают настоящего Наследника. Мы это уже проходили в начальной школе.

Очень скоро на крики примчались учителя в лице Макгонагалл. Очень кстати: в пылу спора мальчик, который обвинял Воробушка невесть в чем в пылу спора, Макмиллан, кажется, заявил следующее:

— Ты самый настоящий темный маг, Поттер. Ты — Наследник Слизерина! Это ты все устроил! Тебя на могилы родителей в Хэллоуин не отпустили, вот ты и заколдовал со зла кошку Филча.

— Во-первых, Макмиллан, завхоз, тем более его кошка, тут совершенно не при чем, а не отпустили меня директор и профессор Макгонагалл. Они, если ты видишь, — Воробей кивнул на подходившую преподавательницу трансфигурации, — живы и здоровы.

— Да профессор Дамблдор тебе просто не по зубам!

— Если он мне не по зубам, то неужели ты думаешь, что он не распознал бы мою ложь? Профессор Макгонагалл, вы же присутствовали, когда директор опрашивал меня. Скажите ему, что это не я!

Однако вместо выражения поддержки, как это бы сделали Снейп или Спраут, та просто сняла по пять баллов с Гриффиндора и Хаффлпаффа и приказала прекратить балаган и разойтись. Смешная женщина, когда это на Воробья такие меры действовали?

— При всем уважении, профессор — уперся мелкий, — но меня обвиняют Бог знает в чем! Неужели вы считаете, что я должен молчать и не отстаивать свое честное имя?! Я не открывал Тайную комнату, не нападал на Миссис Норрис и Криви, а о том, что я говорю по-змеиному, узнал только вчера. Так почему я обязан молчать на голословные обвинения?

За эту реплику ало-золотые лишились еще двадцати баллов, а конкретно мистер Поттер получил отработку у Филча (да, то еще наказание!). Поскольку решать степень вины мог лишь директор, а никак не учащиеся, и, следовательно, обсуждать здесь нечего.

— То есть, и вы мне не верите, мэм? — спросил мальчик. — Знаете, чем дальше, тем сильнее мне кажется, что мои дядя и тетя были правы, когда не хотели меня отпускать в Хогвартс. Пусть тогда я бы не повстречал своих друзей, но в обычной магловской школе не было бы ни горных троллей, ни нападений на учеников, ни обвинений на пустом месте! — и с этими словами птах развернулся и ушел в библиотеку, писать эссе по травологии.

Всего через пятнадцать минут его вызвали к директору. А за пять минут до этого — нашли еще одного маглорожденного под заклятием оцепенения, над которым парил почерневший Почти Безголовый Ник. Однако своего Гарри частично добился — шепотки в полновесные обвинения после обнаружения новых жертв так и не переросли.

20. Возвращаясь к началу

В то время, как жизнь мелкого в школе все больше напоминала чудовищную смесь сказок Гоффмана и рассказов По, я тоже не теряла время зря. Фицсиммонс выполнил заказ на перевод трактата по магической мнемонике. Тварь спокойно себе спала внутри моего сознания, изредка ворочаясь, отчего мне начинали сниться кошмары. А аврорат заинтересовался моим скромным бизнесом. Так что пришлось на время залечь на дно. Fán fada fuar orthu! Go lagaí galar tógálach n-chroí! (п/а: ирл. Чтоб им провалиться! Пусть их поразит инфекция!) Как же не вовремя! После шестнадцатого сентября квиды были особенно нужны. (п/а: имеется в виду 16.09.1992, «Черная среда», после которой произошла девальвация фунта стерлингов и выход Британии из европейской валютной системы)

Но нет худа без добра: я, наконец, вплотную занялась ошметками собственной памяти и воспоминаний Твари. Последние меня интересовали даже больше, потому что они могли меня вывести на того урода, благодаря которому я и оказалась в этом теле. К сожалению, интересующая меня часть памяти миссис Лестрейндж была повреждена так, что на ее восстановление ушло почти два года. Да и то, если бы не баранасская книга, фиг бы мне это удалось. С моими воспоминаниями все было гораздо интереснее. Я помнила химическую формулу дифенилбутилпиперидина, но воспоминания, связанные с моей личностью, были кем-то вытравлены с особым тщанием. Единственным моим воспоминанием были боль в коленях, холод, ветер и шум моря. Очешуеть, как много!

Четыре года Азкабана и побег из заключения, во время которого ею едва не полакомился дементор, не прошли для Твари даром. Оказавшись на свободе, Пожирательница находилась в крайне помраченном состоянии рассудка. И старуха, вытащившая ее из-за решетки, какая-то ее родственница, то ли тетка, то ли еще кто, обратилась к какому-то колдуну, чтобы тот вылечил беглянку. И тот предпринял попытку это совершить: в один недобрый для всех день и час старая ведьма в компании с полубезумной Лестрейндж порт-ключом перенеслась к алтарю, где их ожидал полуседой горбун. В его руках была чаша из человеческого черепа, наполненная, скажем так, жидкостью, в которой метался слабосветящийся сгусток. Последнее, что мне удалось реконструировать из клубка кошмаров, видений, более ранних воспоминаний и галлюцинаций была сцена, как Беллатрикс выпивает жидкость из чаши. Все, а дальше была темнота и холод.

Я выправила себе отпуск под Рождество до самого Нового Года, выпила вина с Петунией Дурсль, достала часть фунтов из одной из заначек и рванула в Ирландию. Мелкому в подарок от тетушки ушла открытка и зубочистка. Обычная такая маленькая деревянная палочка без капли магии, от своих двойняшек в любом кафе отличающаяся лишь материалом. Некоторые зельевары из Лютного утверждали, что если палочкой из этого вида дерева поболтать — определенным образом — в Оборотном зелье после добавления частиц объекта трансформации, то таким образом можно избавиться от некоторых побочных эффектов при приеме этого зелья. Чудненько, правда? И чего только люди не придумают… Что добавила от себя тетка Воробья, я не знала и знать не хотела, вряд ли это было что-то стоящее. Мне от моего пронырливого умницы достался вплавленный в янтарную пластинку четырехлистный клевер на шнурке из волос единорога. И когда только успел?

Изумрудный остров приветливо встретил меня ветром и солнышком. Если бы не магия и трансгрессия, черта лысого бы я попала в тот же Ларн утром двадцать пятого декабря: Рождество — семейный праздник, в такие дни люди обычно сидят по домам. Впрочем, отсутствие людей на улицах и закрытые учреждения мне никак не мешали, а порой даже наоборот. Подумаешь, для этого пришлось рискнуть. Меня же не расщепило, я оказалась ровно там, куда намеревалась прибыть. А ведь я не испытывала ничего похожего на спокойствие.

Словами не передать (вернее, передать, но исключительно нецензурными), как меня трусило и колбасило, когда я оказалась на родной земле. Мне кровь из носу хотелось узнать обстоятельства своего попадания в тело беглой Пожирательницы Смерти, я мечтала услышать свое — не чужое, не придуманное, damnú orm, свое — имя, я желала, в конце концов, выяснить, как я на самом деле выглядела и насколько моя внешность схожа с той, что показало Воробышку год назад зеркало Желаний. (п/а: ирл. Чтоб меня! Проклятие!) Но в то же время я до одури боялась, что как только окажусь достаточно близко от места проведения bualadh craicinn ритуала, Тварь очнется и попытается вернуть себе тело, а я ей ни чем не смогу помешать. (п/а: ирл. Долбанного) Что повторится то, что случилось в ночь гибели Патриции О'Киф.

Паранойя паранойей, но властвовать страхам над собой я не позволяла, и потому от идеи посетить Ирландию я не стала отказываться. На всякий пожарный я предупредила мелкого, где я буду и что могло со мной случиться. Воробей встревожился, естественно, но лучше перебдеть, чем недобдеть. К чести его надо отметить, что он не наделал глупостей, не побежал к взрослым умным дяденькам за помощью. Он просто каждый день ждал ночи, когда я с ним свяжусь через зеркало, не расставаясь с артефактом ни на минуту.

Однако ничего такого ни в Ларне, ни в Брошейне, ни в Армое не произошло. Тварь сидела тихо-тихо. Чудненько! Я закрыла глаза, вызвала в памяти картинку усеянного черными базальтовыми камнями пустынного пляжа, сосредоточилась на ней и крутанулась на каблуках. Когда я открыла глаза, я вновь была почти на том самом месте, откуда ушла босяком, ничего о себе не помня, не осознавая себя, восемь лет назад. Почти — потому что трансгрессировала я не на сам пляж, а на вершину холма рядом с ним: Тварь тогда так настойчиво пыталась убрать меня — вернее, свою тушку — оттуда потому, что во время прилива пляж скрывался под водой. Вот и сейчас внизу пенились волны.

Однако в эти места меня привела отнюдь не сентиментальность. Внимательно изучив собственные воспоминания, я пришла к выводу, что та зловонная куча, что валялась на камнях рядом со мной, была не чем иным, как останками того самого горбуна: вряд ли старуха, что привела Тварь к месту проведения ритуала, решилась бы напялить на себя то ожерелье из крысиных черепов вперемешку с перьями, что болталось сначала на шее у колдуна, а потом порванное лежало на черных камнях. И, вернувшись к вопросу, каким образом я и мертвый маг могли оказаться незнамо где, можно было сделать вывод, что либо где-то рядом с этим пляжем мог находиться алтарь, либо, учитывая мои единственные воспоминания до момента пробуждения здесь, где-то здесь могло быть жилище, лаборатория или временное убежище горбуна. Нет, шансы на то, что я здесь очутилась по другим причинам были, и неплохие, но версия о том, что на камнях внизу я оказалась вследствие портального перемещения, была самой легкопроверяемой.

Я еще разок посмотрела вниз и повернулась к скалам: возможно, где-то здесь была скрыт дом или, что скорее всего, пещера (а в здешних местах их много), в которой находилась хотя бы часть ответов на мои вопросы. Я очень на это надеялась.

21. Рождественские мистерии

Когда я однажды — просто ради интереса — поинтересовалась у Ясмины Планкетт, может ли маглокровка двенадцати лет на коленке с первого раза правильно приготовить Оборотное зелье, та расхохоталась:

— Да скорее магл Люмос наколдует!

Однако вопреки уверенности не самого поганенького зельвара в Лютном Гермиона Грейнджер в своем начинании преуспела. Правда, моя любимая паранойя была почти уверена, что справилась с нелегкой задачей девчонка не в одиночку, однако никаких свидетельств в пользу моих подозрений не было. Не считать же за оное тот непримечательный факт, что зелье, сваренное на унитазе заброшенного туалета, практически ничем ни по свойствам, ни по внешнему виду не отличалось от того, что я покупала у самой Ясме за полновесные галеоны?

Мелкий первоначально хотел саботировать затею Носорожки в своем излюбленном стиле, просто-напросто испортив зелье, но я отсоветовала: кто ее знает, эту чокнутую всезнайку, может, потерпев фиаско один раз, она решится на повтор, и так до тех пор, пока у нее не получится или пока не поймают? А если не решится, то что ей стукнет в голову дальше? Buinneach go sáil uirthi с ее идиотскими затеями: тут по школе шлялось неизвестно что, как бы не василиск, а девчонка Энид Блайтон начиталась и на рожон полезть решила! (п/а: ирл. Да пошла она (в задницу), букв. Понос до (самых) пяток на нее. Энид Блайтон — автор детских детективов, в которых подростки расследовали преступления успешнее полиции) Пусть втихушку варит свою бурду и не высовывает носу. Впрочем, когда я излагала свою мысль Воробышку, я еще не знала, что на рожон, буквально в пасть чудовищу, отправится он сам, причем абсолютно добровольно.

А тогда, в девяноста втором птах со мной согласился. Он даже потихоньку бегал в тот туалет и проверял зелье. Судя по тому, что в результате получилась Оборотка, а не хрень в котле, бегал не только он, а преподавательский состав — по крайней мере, зельевар и директор точно — придерживался того же мнения. Нахаленыш мой совсем уж имбецилом не был, и почему та же Плакса Миртл не перевернула котел и не налила туда водички из канализации, прекрасно понял. Не менее отчетливо он понимал, что достоверно изобразить Крэбба или Гойла он не сможет, что уж там говорить о рыжем, ведь поведение слизеринцев на людях могло (да что там, должно было!) отличаться от их поведения в дружеской компании. Да и затея Грэйнджер изобразить слизеринку тоже была тем еще палевом: на Рождественские каникулы в школе из змей решили остаться лишь Малфой, Крэбб и Гойл.

Но полностью от идеи саботажа он не отказался: так как того объема, что получился в итоге, хватало либо на две часовые, либо на три получасовые дозы, Воробышек решил «заблудиться» в бесчисленных коридорах Хогвартса. Ему на руку был тот факт, что его сообщники, где был вход в помещения Слизерина, не знали. Так оно практически и получилось, за исключением того, что Носорожка вместо человеческого ухватила кошачий волос. Мелкий, разумеется, знал, что означает ядовито-желтый оттенок Оборотки после добавления частиц объекта трансформации, но ничего не сказал: после приема такого зелья Гермиона Грейнджер оказалась бы нейтрализована на все каникулы и на часть следующего триместра. А это, вкупе с ее пунктиком по поводу «лучшей в потоке», было как нельзя кстати. Да и нефиг было вынуждать других участвовать в краже, спекулируя на их чувствах.

Так что, оставив Грейджер предаваться унынию в обители Плаксы Миртл, Воробей утащил Рона Уизли блуждать по школе. Они бы так и проходили все отпущенное им время, но тут их в коридоре нашел сам Моль. Гарри не нужно было много времени, чтобы увидеть: Малфой в курсе, кто перед ним. То, есть, как минимум, настоящих Крэбба и Гойла нашли в том чулане, где их оставили гриффиндорцы спящими без задних ног. А раз белобрысый был в курсе и слизеринским гориллам пневмония более не грозила, то можно было расслабиться и с ним на пару доиграть в этом идиотском спектакле. А представление удалось: столько оскорблений в адрес семьи Уизли без малейшей возможности ответить на них рыжий давно не слышал. А уж деза о местонахождении каких-то темномагических артефактов в логове белобрысых индюков и о непричастности Малфоев к происходящему в школе вообще прошла идеально. На этом шоу и завершилось: у Уизли пошла обратная трансформация (весьма неприглядное, по мнению Воробышка, хоть и забавное зрелище), и он стремглав вылетел за дверь. У мелкого же благодаря моему рождественскому подарку процесс обратной трансформации происходил слегка медленнее, чем у приятеля, а потому Воробышек ретировался не так быстро, успев сказать, что пойдет посмотрит, как там Крэбб, и если что, отведет его к мадам Помфри.

Хвала Всевышнему, произошедшее на Рождество поумерило пыл рыжего и девчонки, и они оставили Воробушка в покое, дав ему заняться учебой и своими делами! Знала бы я, что это были за «свои» дела… Хотя, даже если б и узнала, вряд ли это хоть что-то бы изменило. Все же не стоило шкету говорить, почему все остальные маги так боялись природных змееустов. Секрет был прост: да, парселтанг, как и любой другой язык, можно было выучить, да, чтобы змея тебя поняла, необходимо было определенным образом изменить голосовые связки. У природных же змееустов такие трансформации происходили автоматически. А еще природные змееусты могли то, на что другие маги практически не были способны: ни одна змея, даже такая как василиск, не могла ослушаться приказа природного змееуста. Ну и бонусом шла крайне слабая восприимчивость к змеиным ядам. Веские основания, чтобы бояться магов с таким даром, чтобы считать их темными, не так ли?

В том, что по школе ползает василиск, мы с Воробушком были уверены процентов навосемьдесят: пусть все известные нам факты о Тайной комнате, Ужасе Хогвартса и нынешних нападениях и свидетельствовали именно об этой редкой рептилии, но всегда оставалась вероятность того, что оцепеневшие кошка и пацанята — результат заклятий какого-то не в меру умелого старшекурсника. А все остальное — антураж для отвода глаз. Не оставлял сомнений и тот факт, что директор знал об этом, равно как и, принимая во внимание обстоятельства обнаружения мелкого папарацци, где находится вход в Тайную комнату: директор слишком вовремя захотел какао, что говорило об Оповещающих чарах. Придя к этому выводу, я крайне настойчиво попросила мелкого без веских на то причин даже не соваться к входу, когда он его обнаружит. А он его обнаружит, как пить дать: Альбус Дамблдор так и не попросил о помощи природного змееуста Поттера в сложившейся ситуации. Или не он, а, к примеру, Рон или Невилл, да кто угодно — и Воробей отправится их спасать. Да, возможно, это уже слишком, но моя любимая паранойя мне уже много раз жизнь спасала.

А пока я находилась в счастливом неведении относительно намерений Воробушка и прочесывала одну за другой скалы на Козуэй Коаст в поисках скрытой от глаз людских пещеры. Львиная доля моей заначки ушла на нелегальный Проявитель — артефакт, показывающий места, скрытые заклятием Ненаносимости, Фиделиусом и тому подобными чарами. Хорошая штука, редкая и дорогая, зараза, но хорошая. Жалко, работают такие вещи недолго. Тот Проявитель, что попал ко мне из утилизатора аврорского спецхрана, проработал всего три дня. Но мне большего и не потребовалось: я все же ее нашла, эту пещерку. Самое интересное, что я ее, судя по показаниям артефакта, не должна была видеть — на входе в нее висело что-то вроде Фиделиуса — но я ее видела. А это значило только одно: я там была. Не знаю, в каком состоянии или теле, но была.

22. Шинейд

Двадцать девятого декабря, примерно в четверть пятого, я стояла над собственноручно — вернее, собственнопалочно — сооруженным курганом из базальтовых камней, курила и думала о том, насколько же у меня было много общего с Тварью. Мысли были какими-то ленивыми, неспешными, холодный ветер трепал одежду, а невдалеке шумело зимнее море. В могиле передо мной лежала Шинейд Бойл. На самом деле могил там было две: я похоронила старушку рядом с ее мужем. Правда, сложись все иначе, все было бы наоборот. Я была бы мертва, и не думаю, что у меня была бы такая роскошное последнее пристанище: силы у миссис Бойл были уже не те, максимум, на что бы я могла рассчитывать — едва присыпанную парой камушков расселину. Но моя любимая паранойя была начеку, и chailleach mheabhair пришлось обломиться. (п/а: ирл. чокнутая ведьма)

Разумеется, обнаружив вожделенную пещеру, я не решилась войти туда безо всякой защиты, будто к себе домой. Заклинание головного пузыря мне было вполне по силе, а плотная ткать куртки и брюк (не в мантии же мне лазить по горам и пещерам!) вкупе с перчатками и обувью из драконьей кожи должны были защитить от предположительно агрессивной среды внутри пещеры. Но все равно первыми внутрь полетели обычные магловские глоустики, а первыми заклинаниями были заклинания на обнаружение живых и не очень существ. (п/а: глоустики — химические источники света) Но и даже после того, как заклинания никого не выявили, а в пещере стало светло как днем, я не сняла головной пузырь. Уж очень внутри была специфическая атмосфера. Нет, там не было никаких потрохов, костей и тому подобного, просто гладкие стены, да что-то вроде каменного лежака у дальней стены, но мне по венам будто жидкий азот пустили. И, что характерно, сильнее всего меня трясло от взгляда на тот самый каменный шезлонг, я даже к стене прислонилась, когда на него в первый раз посмотрела. Не слишком приятное место, в-общем. Большего всего мне хотелось оттуда убраться и поскорее.

Дальше я пещеру осматривала исключительно на остатках собственного упрямства. Было довольно-таки много пыли: хозяева здесь давненько не показывались. Немногочисленные вещи (кубки, ножи и прочий хлам) не валялись, а были аккуратно сложены в нише. Будто прежде чем уйти и не вернуться, кто-то за собой тщательно прибрался.

Но надолго меня не хватило. Хватая воздух ртом, как выброшенная на сушу рыба, я на подгибающихся ногах выбралась наружу и, не сделав и пары шагов, упала на четвереньки. Меня сильно мутило, а невесть откуда взявшаяся паника заставила забыть о палочке, и пузырь я попыталась разорвать голыми руками, но пальцы в перчатках только заскребли по поверхности с противным скрипом. Это меня несколько отрезвило, я нашарила дрожащими пальцами выпавшую палочку и со второй попытки убрала головной пузырь. Стало гораздо легче, холодный морской воздух окончательно прочистил голову, но не успокоил бунтующий желудок. Расставшись с завтраком и, судя по всему, ужином, я умывалась водой из фляги, когда откуда-то со стороны глухой старческий голос проскрипел:

— Ишь хто пожаловал-то!

Я резко подняла голову. На тропе, у развилки стояла завернутая в рваный балахон фигура. Понять, мужчина это или женщина, было невозможно.

— Мы знакомы? — брякнула я.

— Возвернулася, голуба, та, да не та… Неможется, милая? Ходим до мне, Шинейд поможет.

Старуха — если Шинейд это она — говорила на каком-то странном гаэлике, который я понимала через слово. Однако то, что она меня (меня или Тварь, вот в чем вопрос) знала и что приглашала в гости, понять было можно.

Идти пришлось недалеко: буквально за соседней скалой было нечто вроде хутора: старый полуразвалившийся дом, сарай и небольшой огородик. Чуть дальше сушились сети, а на камнях лежала лодка. Меня пригласили в дом и предложили настой на травах.

Однако пользоваться гостеприимством хозяйки я не спешила. Дождавшись, когда старуха отвернется, я быстро вытащила палочку и от души приложила ее невербальным Петрификусом. Поймала падающее тело, уложила на деревянный — да, этот дом явно знавал лучшие времена — пол и на всякий случай связала ее при помощи Инкарцеро. Гоменум ревелио показало, что кроме нас со старухой в доме никого нет. Чудненько!

Первая же попытка чтения мыслей Шинейд показала, насколько были оправданы мои действия: старуха вовсе не пыталась мне помочь, наоборот, вместо травяного настоя мне предназначался крысиный яд. Ведь фактически из-за меня восемь лет назад умер ее муж, Далвах Бойл. Впрочем, как по мне, помер — и хвала Всевышнему. Его женушка на этом свете задержалась ровно настолько, насколько мне потребовалось времени, чтобы прочесть ее воспоминания за последние десять лет.

Причина моей кровожадности проста — это они меня убили, и умерла я не так быстро и безболезненно, как Шинейд Бойл. Вовсе нет, моя смерть растянулась на долгие трое суток непрестанной боли и мучений. А я не мать Тереза, чтобы прощать такое, и то, что я бы умерла в любом случае — с вмешательством Бойлов или без оного — совершенно не имеет значения.

А я бы действительно умерла в любом случае: Далвах нашел меня на берегу, избитую и с простреленными коленями. Весьма характерные ранения, стоит отметить. А если добавить сюда мои неплохие, хоть несколько однобокие познания в фармацевтике, то вывод о моем прежнем занятии напрашивался сам собой, ведь именно таким способом боролись с пушерами католики из DAAD. Все же наркоторговля, вот дьявол! Loscadh is dó orm! (п/а: ирл. Чтоб мне сгореть! DAAD — организация прямого действия против наркотиков)

Но Бойлы не были сумасшедшими садистами, и на магловские дела им было плевать. Они были магами. Все пытки, что я претерпела в той самой скрытой Фиделиусом пещерке перед тем, как Далвах Бойл отрезал мне голову, были ритуальными и имели перед собой одну определенную цель: я должна была забыть себя. Мое сознание должно было быть разрушено в достаточной степени, чтобы стать расходным материалом для лечения чистокровной английской ведьмы. Платой за это лечение была жизнь и свобода единственного непутевого отпрыска семейки ирландских темных магов. Но то ли Вальбурга Блэк переоценила влияние своей семьи, то ли просто просчиталась в чем-то, то ли имело место обычное неудачное стечение обстоятельств, но перед самым ритуалом Карбра Бойл погиб, так и не увидев воли, и его папенька об этом узнал. Он посчитал, что чертова англичанка его попыталась обмануть, и убил меня, так и не стерев окончательно мою личность. Судя по всему, я должна была проснуться много позже, когда английские обманщицы вернулись бы к себе, и доставить Блэкам немало неприятностей. Так оно и случилось, Бойл просчитался лишь в одном: я проснулась гораздо раньше, тем самым необратимо нарушив течение ритуала и убив Далваха. Правда, это лишь предположения. Шинейд осталась дома и не присутствовала на ритуале. Что там действительно случилось, она не знала, но она нашла обугленное тело мужа в месте, куда его должен был перенести порт-ключ. И пусть старуха была довольно слабенькой колдуньей, но за почти полвека с темным магом она нахваталась достаточно знаний, чтоб сделать верные выводы.

Она умерла легко, я ей просто свернула шею. А потом я ее похоронила рядом с мужем. После смерти Далваха она жила замкнуто и одиноко, почти не бывая в большом мире. Ни родни, ни друзей у нее не было, умри она своей смертью, никто бы и не заметил. Почему я не оставила ее на прокорм птицам? В конце концов, это благодаря Бойлам я еще жива. Так что я курила над могилой Шинейд Бойл и лениво рассуждала о том, что победить одно чудовище способно лишь другое. Что победители дракона очень быстро сами превращаются в драконов. Невеселые мысли. От них горчило на языке. Поэтому я докурила сигарету, уничтожила бычок и очистила сознание: у меня было еще много дел, а времени — не очень. К черту лирику! От Бойлов осталось несколько интересных вещиц, и мне очень хотелось разобраться в своеобразном наследстве прежде, чем настанет пора вернуться в Хинчли.

23. Затишье перед бурей

Новый год я встречала уже в Англии. В Хинчли все было тихо и спокойно. В Лютный я пока не рисковала соваться, разве что навестила Ясме. А поздним вечером второго января со мной связался Воробышек. При виде его сияющей физиономии мне стало нехорошо: это ликование значило лишь одно — его затея удалась. А затеи у шкета те еще.

Я оказалась права. Едва проговорив скороговоркой приветствие, мелкий выпалил:

— Патти, я его нашел!

— Кого нашел? — не поняла я. — Погоди, ты чего так орешь? Запалишься же!

— Неа, — отмахнулся Гарри. — Я в Выручай-комнате.

Об этом во всех смыслах замечательном месте шкет проведал на кухне у домовиков. Мелкому понравилась идея с Дуэльным клубом. Но клуб после первого же занятия закрыли, и ему срочно потребовалось место для тренировок для себя и, возможно, для Невилла — тот был не настолько болтлив, как Уизли, а на Грейнджер Гарри был серьезно обижен за добычу ингредиентов из снейповой кладовки. К тому же девчонка была слишком увлечена проектом с Оборотным зельем. Не зная, где найти подходящий класс, чтоб его никто не засек, он спросил у тех, кто точно знает, что где в замке находится — у домовых эльфов. В принципе, абсолютно правильно: очень часто обслуживающий персонал о здании и о том, что в нем происходит, знает больше, чем его хозяева. Я, к примеру, как уборщица морга, знала о том, о чем главврач клиники и не догадывался. Оказывается, это правило действительно и на магов. Чудненько!

Помимо места для тренировок Воробью еще и требовалось достаточно надежное убежище: возможно, его спор с Макгонагалл у библиотеки бы и принес результаты, но нападение на Финч-Флетчли снова взбудоражило школьников, а идиотские выходки близнецов Уизли грозили еще более ухудшить положение Гарри. Дело в том, что эти два мерзавца заимели привычку громко кричать «Дорогу Наследнику Слизерина!» при появлении Поттера. Никакие убеждения и уговоры на клоунов не действовали, как ни убеждали их отказаться от этой дурной шутки сам Воробей и их старший брат Перси, по совместительству староста Гриффиндора (и по-ходу, самый здравомыслящий отпрыск рыжих из присутствовавших в школе), но этим идиотам на все было наплевать. Мелкий был тогда слишком расстроен, чтоб не поделиться бедой со мной, а я… Я дала малышу пару советов, как убедить Фреда и Джорджа Уизли перестать дразнить гусей. В этом Воробышку должна была помочь их слава записных шутников и любителей грязных приколов. Мы со шкетом сформулировали несколько тезисов и одним прекрасным днем, когда эти шутнички хреновы опять завели шарманку с Наследником Слизерина, Поттер громко, на весь коридор, высказался:

— Может, хватит?! Фред, Джордж, сколько вам повторять, что таким не шутят? Что это не смешно?!

— О, горе нам! — завопили эти идиоты, падая ниц. — Наследник Слизерина разгневался на нас и нашлет на нас Ужас Хогвартса!

— Да вы совсем ополоумели! Какой я Наследник, если меня Шляпа на Гриффиндор отправила?! Слушайте, а может это все ваши шуточки? А что, вполне в вашем стиле! Да и надпись эта идиотская! Это же вы так любите прикалываться, вон Джинни чуть ли не до истерики довели в том месяце. Нет никакого Ужаса Хогвартса, это вы заклинание какое-то раздобыли, вот и применяете. Сначала оцепенили кошку Филча, чтоб вас не спалила, потом вас Криви выследил, вот его вы тоже и заколдовали. И никто вас не поймал, вы ж школу лучше всех знаете. Только не пойму, чем вам Джастин и Почти Безголовый Ник не угодили?

Мелкий это говорил достаточно громко, чтоб все слышали. Он говорил, что на пару секунд в коридоре стало тихо. А потом к нему с близнецами решительно подошел Перси и гневно спросил, так ли это и правду ли говорит Поттер? Потому что если это так, он немедленно известит об этом декана, директора и родителей, ибо шуточки близнецов вышли за все мыслимые и не мыслимые рамки. Близнецы, конечно, отбрехались, но косо и на них стали посматривать, и свои дурацкие вопли о Наследнике они прекратили.

— Ну так что ты там нашел, проныра?

— Каким образом никто не заметил василиска средь бела дня!

О, Дева Мария, Энид Блайтон не только Грейнджер начиталась! Чудненько!

— И каким же? — вздохнула я.

— Помнишь, ты мне рассказывала о системе вентиляционных труб в средневековых замках? Мы еще подумали, что в волшебном замке такого быть не может. Так вот, все не так, тут есть такая же система, вот!

А эти трубы, если я правильно помню, могут быть очень больших размеров и по ним вполне может проползти змеюка длиной приблизительно пятнадцати ярдов (если это василиск Слизерина, конечно, а не его потомка).

— И это все, что ты нашел? — вряд ли мелкий стал бы так реагировать на какую-то систему воздуховодов. Судя по его ликующей улыбке, Воробышек вполне мог найти самого василиска.

— Ну…

— Только не говори, что ты салазарову змеюку отыскал, горе!

— А если бы и так? — возмущенно засопел мальчишка.

— Что?! — оторопела я. — Tá tú glan as do mheabhair! (п/а: ирл. Совсем спятил!) Воробей, ты… Это же не ужик! У него яд, от которого нет противоядия, и смертоносный взгляд! Да эта хрень должна быть с поезд в метро, не меньше!..

— Да никого я не находил, блин, Патти! Дыши спокойно!

И тут я совершила ошибку:

— И не вздумай искать, понял?

— Не понял, — отрезал упрямец и прервал связь.

Когда я осознала, что я ляпнула и какие это может иметь последствия, я трижды прокляла и свой дурной язык, и не менее дурную бошку. Однако к выходным Воробышек отошел, но тема василиска больше не поднималась. Когда я аккуратно интересовалась его делами, мне рассказывали о занятиях в Выручай-комнате с Невиллом, об успехах в зельях — теперь плоды его деятельности стабильно оценивались на удовлетворительно, о прочих уроках. О том, что на ЗОТИ Локхарт отстал, наконец, от мелкого и теперь для разыгрываемых сценок вызывает Невилла, а тот, в силу врожденной интеллигентности все никак не решается валять дурака, как это делал сам шкет. Где-то ближе к середине февраля я все же решилась спросить, как там обстоят дела с нападениями.

— А никак, — ответил мелкий. — Нападений в этом году еще не было. И мне кажется, больше не будет.

У меня екнуло сердце.

— В смысле? Поймали того, у кого был ключ, или директор все же вынул голову из задницы и убил василиска? — думать о том, что мелкий сам нашел рептилию и каким-то образом ее нейтрализовал, не хотелось.

— Неа, — покачал головой Воробей. — Просто теперь ключ от Тайной комнаты у меня. И я даже знаю, где вход. А без приказа василиск ни на кого не нападет.

Из цензурных слов в моей ответной фразе было только слово «как?»

Но все оказалось просто: темномагический артефакт, и в самом деле напоминающий тетрадь в темном переплете, выбросили в туалете Плаксы Миртл, вызвав тем самым натуральный потоп, поскольку эта дрянь пролетела сквозь привидение, а ему, вернее ей, ведь обитала там склонная к истерикам Миртл, это абсолютно не понравилось. Само собой, мелкий не смог пройти мимо и откликнулся на просьбу Филча помочь в ликвидации стихийного бедствия. В процессе уборки шкет разговорился с призрачной плакальщицей и узнал много интересного. Например, умерла Миртл ровно пятьдесят лет назад, а перед смертью видела два больших желтых глаза. А еще что кран умывальника с выгравированной на нем змейкой никогда не работал. Мелкий, умница такой, в кои-то веки не стал куда-то лезть, а вспомнил о сигналке директора и о том, что за полвека тот просто должен был хоть разок расспросить Миртл об обстоятельствах ее гибели, кивнул и просто принял к сведению.

С тетрадкой он никуда не пошел. Нет, он прекрасно понял, что вещица непростая, она, как он выразился, «живая и злая», но тот же Рон, который был вместе с Поттером при ее обнаружении, ничего не эдакого почувствовал. Для рыжего это была просто выкинутая кем-то тетрадь, пустая, к тому же. Поэтому внятно объяснить тому же Дамблдору, а с чего это Поттер так уверен, что магловский ежедневник полувековой давности — темномагический артефакт и ключ к Тайной комнате, он не мог. И Воробей спрятал его в своем сундуке, на самом дне, между старых дурслевских носков и парочки растянутых футболок. Каким бы то ни было образом проявлять инициативу пацан не собирался: он считал, что безопасность учащихся — геморрой учителей и, в первую очередь, директора. Вот пусть они и суетятся, а его дело, как второкурсника, — учиться, а не по канализациям скакать. Не самая здравая позиция — я бы тетрадочку прикопала где-нибудь в Запретном лесу. Радовало одно: на рожон шкет лезть не собирался, а значит, имел все шансы спокойно доучиться и приехать домой в целости и сохранности. А обо всем прочем пусть и в самом деле у директора голова болит.

24. Полоса неудач

В принципе, уже тогда, в феврале, мне следовало бы насторожиться: когда это Воробышек отступался от своего? Но я отчего-то посчитала, что мальчик взрослеет и учится идти на компромиссы. Ну-ну, блаженны верующие. Идиллия длилась до мая, и ее не могли нарушить ни жутчайшие стихи от какой-то экзальтированной дуры на Валентинов день, ни некоторая размолвка с Роном и Гермионой. Дело в том, что шкет категорически отказался участвовать в дальнейшем расследовании., а вот его приятели — нет: дозы благоразумия этой парочке едва хватило на полтора месяца. Кроме того, мелкий стал усиленно — и несколько демонстративно — заниматься с Невиллом зельеварением и даже поменялся с Гермионой местами, на что рыжий предсказуемо обиделся. Снейп, конечно, не мог пройти мимо подобной рокировки, и ребята вдоволь наслушались язвительных высказываний по поводу взрывающихся котлов и криворуких бездарей. Более того, профессор даже посочувствовал мисс Грейнджер, ведь «отныне у нее на одного подопечного стало больше». Каким образом мелкий удержался и ничего не ответил своему «любимому» преподавателю, я не знаю. Гарри, кстати, тоже. Впрочем, на оценках это особо не отразилось: как перебивался птах с Удовлетворительно на Выше ожидаемого, так оно и осталось. Обстановка в школе, судя по всему, становилась все более умиротворенной: как-то раз на травологии тот самый хаффлпаффовец, что обвинял Воробья в декабре во всех грехах, не зыркнул как Рон на Малфоя, а вполне себе мирно что-то там попросил. Нападений, как и предсказывал мелкий, больше не было.

У меня же все было не настолько радужно. Попытавшись в начале марта продать биоматериал, я была вынуждена спасаться бегством от авроров. В тот день представители магического правопорядка крепко сели мне на хвост и побегать пришлось знатно. Меня не поймали только потому, что я успела убить подсадного и уничтожить товар. Кроме того, я обзавелась парочкой лишних шрамов на своей и так пятнистой шкурке. О дальнейшем продолжении торговли на ближайшие полгода следовало забыть. Ciach orthu! Imeacht gan teacht orthu! Go dtachta an diabhal iad! (п/а: ирл. Будь они прокляты! Чтоб они провалилсь! Чтоб их черт задушил!)

В отчаянии я даже стала подумывать о продаже тех немногочисленных вещей, чтобы достались мне от Бойлов, в первую очередь древнего, как экскремент мамонта, Омута памяти. Мне бы очень не хотелось этого делать — Омуты вот так на дороге не валяются —, но этот артефакт был самым безобидным. От набора ритуальных инструментов темными искусствами несло на лигу окрест, а потрепанный манускрипт на доисторическом гаэлике с весьма красноречивыми иллюстрациями вряд ли сошел бы за медицинский трактат. К тому же, вряд ли барыги мне много заплатили за выщербленную каменную чашу. Более-менее нормальную цену мне бы дал Боргин, но к нему обращаться я закаялась: осенью я уже продала ему материал для Руки Славы, а теперь от красноперых продыху нет. Черт меня дернул связаться с этим льстивым ублюдком!

Так что встреча в середине марта с Фэланом мною была воспринята как благословение Небес и Святого Патрика лично. Фицсиммонс ксерокопией с нескольких листов Бойловой книжки заинтересовался. А еще через два дня он утащил меня к себе в подсобку и поинтересовался, не идут ли в комплекте с манускриптом кое-какие предметы. Реакция у меня на подобное была мгновенной: Ступефай и Легилименс.

В тот раз моя паранойя дала маху. Фэлан с аврорами связан не был, потенциальный покупатель-чех — тоже.

— Прости, Фэл, — не слишком терзаясь, впрочем, чувством вины, сказала я. — Сам понимаешь, товар горячий. За такое Скарлетт меня на север отдыхать отправит, а то и на свидание.

— Ну у тебя и манеры. — проворчал торговец в ответ. — Пятнадцать процентов.

Обычно он при посредничестве брал от трех до пяти.

— Семь, ничего я тебе не сделала, даже синяков не наставила. Опять же, могла и память зачистить.

— Двенадцать. Откуда богатство, если не секрет?

— Десять. Какое там, тетка недавно померла, у нее в сарае лежало. А вот у нее откуда — только Маб и знает.

— По рукам. Завтра в это же время у Тиль, — Матильда Ван Дер Хаас переехала на остров еще во времена Гриндевальда и держала небольшой ресторанчик. Еще ее первым мужем был чуть ли не магл, а потому у ее «Погребка» было два выхода: к магам и к маглам. Ну, официально два. Самое оно, если нужно будет рвать когти.

— Ceart go leor. (п/а: ирл. Сойдет, ОК)Надеюсь, твой чех — все же не подсадной.

— Ох, женщина, тебе ли сомневаться в моих деловых партнерах?!

Может, мне и не стоило сомневаться в контрагентах Фицсиммонса, но и книготорговцу была не чужда определенная доля паранойи: свои деньги за комплект из рукописи и набора инструментов я получила в виде магловского чека на предъявителя. Я определенно была не одинока в своем недоверии коротышкам из Гринготтса. Сумма была внушительной, и теперь мне можно было не задумываться, чем платить Ясме или тому же Фэлану, вплоть до осени. Сделка прошла успешно, без сучка и задоринки. Сначала мы встретились в отдельном кабинетике у Тиль, потом порт-ключом в Бристоль, в банк, где мной была арендована ячейка. После того, как Фицсиммонс и покупатель удостоверились, что я их не надула, мне был передан чек, который я тут же и обналичила. Квиды пополнили мою изрядно уменьшившуюся кубышку, а ксерокопия всего манускрипта заняла свое место на полочке в моей скромной библиотеке в ожидании перевода на хотя бы нормальный гаэлик или же на английский. Если Бойл смог переселить меня в тело Твари, то в манускрипте мог быть описан способ, как мне заполучить собственную тушку, без соседей.

И мне целых два месяца казалось, что полоса неудач подходит к завершению, пока однажды я не проснулась будто толкнул кто. Я так даже от кошмаров не просыпалась, к тому же у меня была железная уверенность, что что-то дурное случилось не во сне, а наяву. С Воробышком, с Гарри.

Дрожащими руками нашарив выключатель от ночника и по пути опрокинув все, что было на тумбочке, я включила свет и бросилась к зеркальцу. И крепко, от души выматерилась, помянув всех святых, несвятых и не очень святых: крошечное — с ладонь — зеркальце, заклятое от ударов, не боящееся даже падения с пятого этажа на камни, пошло трещинами и помутнело. Хорошо, хоть не почернело и не выступила кровь. Это означало, что мелкий жив. Только это соображение и удержало меня от трансгрессии в Хогсмит.

В ту ночь я — естественно — так и не уснула. До рассвета просидев на кухне за чашкой чая с ромашкой, я выкурила пол пачки и пообещала себе безо всякого снисхождения намять мелкому паршивцу уши так, чтоб впредь неповадно было такое устраивать. Ведь еще накануне все было нормально. Мелкий исправно посещал уроки, совершенствовался в заклятиях и зельях, изредка хамил зельевару и получал за это отработки. У него должен был состояться квиддичский матч. Никаких нападений, тишь да гладь — и на тебе! Во что он там мог вляпаться? Я всеми силами гнала от себя даже намек на мысль, что птах мой может и не вернуться. А потом вымыла чашку, собралась и ушла на работу.

25. Наемный работник

По возвращению со смены меня ждал сюрприз. Лопоухий такой и лупоглазый, в грязной наволочке и весь в бинтах. Я его чуть с перепугу не пришибла, когда это с громким хлопком у меня на кухне появилось.

— Добби имеет для мисс Патти сообщение! От Гарри Поттера, сэра! — возвестил он пронзительным голосом. Мнда, тот еще вестник, так и тянет если не битой, то хоть сковородкой приголубить, чтоб не появлялся из ниоткуда сзади.

— И что же Гарри Поттер хочет мне сообщить? — я повернулась к домовику, жалея о том, что под руками нет ни палочки, ни кинжалов.

— Гарри Поттер, сэр, просил передать, что с ним все в порядке, он жив и здоров! А еще он дал мисс Патти это, — и эльф мне протянул кожанный мешочек, похожий на гринготтский, в котором что-то позвякивало. На проверку чем-то позвякивающим стали три закупоренных флакона из непрозрачного стекла, заполненные какой-то вязкой жидкостью.

— Это что? — поинтересовалась я.

— Добби не знает, — замотал ушами тот.

— Добби, тебя твои хозяева не хватятся? — мимоходом накрыв кухонный нож — не самое удобное оружие, но сойдет за неимением иного — ладонью, поинтересовалась я.

— Добби — свободный эльф! — гордостью ответило недоразумение. — Гарри Поттер, сэр, сдержал слово, и сегодня днем хозяин Люциус подарил Добби носок. Добби теперь работает на Гарри Поттера, сэра!

Так, приехали…

— Носок? — не поняла я. Нет, если бы платок там, то было бы понятно. Но носок?! Добби с гордостью выставил вперед ногу, на которую был натянут до боли знакомый черный носок не первой свежести. Минувшим летом двадцать пар таких носков были мною приобретены для одного щуплого засранца в очках и со шрамом. Ежики стриженые! Ну, зараза! Ну, прохвост!

— И после ты стал работать на Гарри?

— Да! — с нездоровым энтузиазмом закивал Добби. — Гарри Поттер предложил работать на него за целых пять галеонов в месяц! Добби был согласен и за один! Добби не бездельник!

Go n-ithe na péisteoga thú! (п/а: ирл. Чтоб тебя черви съели!) Кстати о еде. Есть хотелось неимоверно: я не успела пообедать после ударного мытья полов в морге, да и утром кусок в горло не лез.

— Добби, ты есть хочешь?

Ой, а глаза-то какие… большие, выразительные.

— Курицу с картошкой будешь? Ты вообще человеческую еду ешь? — Дева Мария, сколько недоумения! — Да или нет?

— Добби еще никогда… — зашмыгал домовик носом. Его круглые глаза налились слезами. Ну уж нет!

— Что никогда? Никогда не пробовал человеческую пищу? Никогда не ел картошку? Не ел курицу? — дьявол их разберет, домовых эльфов вообще и этого полудурка в частности. В книгах говорилось, что они питаются тем же, что и люди, но ведь и книги могут ошибаться.

— Добби пробовал. Добби еще никогда не звали за стол…

Святой Патрик, дай мне сил!

— Тогда мой руки и за стол.

Damnú orm! (п/а: ирл. Чтоб меня! Проклятье!) Еще никогда я не видела, чтобы обычную картошку ели с таким благоговением. Пару минут полюбовавшись на сияющую неземным восторгом мордочку Добби, я тяжко вздохнула, плюнула и занялась своей тарелкой.

Полный желудок настроил меня на более миролюбивый лад. Жгучее желание открутить кое-кому уши и дурную бошку в придачу ушло. Ну, практически.

— Скажи-ка мне, Добби, — решила я прояснить кое-какие моменты по окончании обеда, — ты теперь работаешь на Гарри Поттера, так? Каковы тогда твои служебные обязанности?

— Добби не бездельник, Добби может выполнять любую работу!

Ну, кто бы сомневался! Воробей, зараза! Вечно он заваривает кашу, а расхлебывать — мне!

— То есть Гарри Поттер тебе ничего не сказал?

— Сказал. Добби больше не будет спасать Гарри Поттера, Добби будет ему помогать. Еще Гарри Поттер передал Добби для мисс Патти мешочек и сообщение.

Что и требовалось доказать.

— Ясно. Ты читать-писать умеешь? — Эльф отрицательно замотал ушами. — Тогда так, на словах. Основной твоей обязанностью будет помощь Гарри Поттеру. То есть если он что-то попросит, ты это делаешь, но только ты можешь это сделать и если помощь мелкому не подвергает тебя какой-либо опасности. В таком случае ты должен отказаться и сказать почему. Понятно? Отлично. Дальше, — я в задумчивости взлохматила короткий ежик на макушке. — Что ты конкретно можешь делать? Убирать там, еду готовить…

— Добби может и убирать, и еду готовить.

— А у прежних хозяев чем занимался?

— Добби смотрел за волшебными вещами. Добби умеет сделать так, чтобы опасная вещь не причинила никому вреда.

То есть, передо мной сидел специалист по работе с темномагическими артефактами и пытался устроиться на работу в качестве домработника, эдакого «принеси-подай». Чудненько! Давненько я не забивала гвозди микроскопом!

— Замечательно, — пробормотала я. — С руками что? — я кивнула на его обмотанные бинтами конечности.

— Добби помог Гарри Поттеру. Добби дал Гарри Поттеру вещь хозяев без их ведома. Так нельзя делать, и Добби наказал себя.

— Что за вещь? Дневник Реддла? — я сначала подумала, что именно так Воробышек получил ключ от Тайной комнаты. Однако заблуждение длилось недолго.

— Нет, — сказал эльф. — Это плохая, темная вещь. Добби никогда бы не осмелился давать Гарри Поттеру столь опасную вещь в руки. Добби дал ему другую вещь, неопасную, чтоб можно было видеть в темноте как змея, не глазами. А ту темную, дрянную вещь Гарри Поттер убил. Добби видел.

С минуту я помолчала, переводя то, что в весьма своеобразной манере мне сказал домовик, на человеческий. Так, стоп! Артефакт, позволяющий видеть, как змея, уничтоженный темный артефакт, который не брал ни огонь, ни что иное, неизвестное вещество в склянках…

— И когда ты дал тот неопасный артефакт Поттеру?

— Почти месяц назад.

— Тогда почему ты до сир пор в бинтах? — домовики — не маглы, ожог должен был уже пойти.

— Добби не сказал ничего хозяину Люциусу. Добби наказывал себя за это каждый день.

Чудненько! А если б рассказал? Léan is léir ort, Воробей, авантюрист фигов! (п/а: ирл. Черт тебя подери!) Этот идиот вообще соображает, что он делает?!

Однако объект моего гнева находился за тысячу миль, и до его приезда оставалось чуть более месяца. Зато передо мной находился домовой эльф с легким (хотя, это как посмотреть) приветом, в грязной наволочке и с ожогами на руках. И если чистокровным магам наплевать, как выглядят их слуги, то моя ирландская натура не могла оставаться спокойной рядом с существом в таком состоянии. Поэтому Добби была выдана заживляющая мазь, кое-что из старых вещей мелкого и показано, как пользоваться ванной. И уже через полчаса сияющий, как новенький пенни, отмытый до скрипа домовик в полосатой футболке и старых шортах Воробышка путался у меня под ногами в кухне, уверяя, что он-де и сам справится с уборкой дома, а я могу идти отдыхать.

— Добби получает целых пять галеонов в месяц не за то, чтобы он сидел, пока мисс Патти работает. Добби — не бездельник!

Кстати, это милое создание знало, кто я. В смысле, что я живу не в своем теле. И кому моя тушка принадлежала раньше — тоже. Неудивительно, ведь Тварь приходилась сестрой миссис Малфой и коллегой по ордену меченных мистеру Малфою. К тому же, восприятие и магия домовиков отличаются от человеческих, и это ушастики часто могут то, на что не способны и сильнейшие колдуны. Правда, ничего дурного в том, кто я и где я, Добби не видел, ведь я «забочусь и защищаю Гарри Поттера». Чудная логика! Нет, положительно, мне везет на психов разной степени адекватности.

26. Битва в Тайной комнате

Хотя выглядел пацан не в пример здоровее, чем год назад, воинственной встопорщенности у него, казалось, только прибавилось. Первое, о чем меня попросил Воробей, едва переступив порог дома в Луговом тупике, научить его, как стирать чужую память. Чудненько!

Впрочем, его желание освоить Обливиэйт было вполне оправданным. Если бы он умел затирать чужие воспоминания, то майских событий не случилось бы. Там всего-то и нужно было стереть крохотный эпизод, каких-то пару минут. Никто бы и не заметил, Рон Уизли бы уж точно. Да, стирать память нужно было Рыжему. Крохотное такое воспоминание о черной тетрадочке, что он видел в руках Гарри Поттера. Но, к сожалению, Воробышек не умел стирать память, а самостоятельно подобному научиться у него не получилось. И, когда пытливая мисс Грейнджер перебрала все источники информации о том, что могло произойти полвека назад в Хогвартсе, Рональд Уизли вспомнил о странном дневнике, что лежал без дела в сундуке у Поттера. Посчитав, что Гарри от такого самоуправства не рассердится — «Они же друзья, так!» — он вытащил его потихоньку, не спросив разрешения: в лохматую голову Носорожки пришла гениальная идея, что дневник содержит какие-то скрытые записи о прошлом открытии Тайной комнаты. Мелкий бы об этом и не узнал, ведь Рон и девчонка, перепробовав все способы обнаружить скрытое, которые только смогла разузнать Грейнджер в библиотеке, так и не добились никакого результата и вернули дневник обратно до его возврщения в гостиную Гриффиндора. Однако дневник в руках парочки заметила младшая Уизли — и через пару дней рыжая мерзавка проникла в спальню второкурсников и, устроив натуральный обыск, перевернула все, нашла тетрадь и забрала ее. Ведь это она была виновницей переполоха в том семестре. Это к ней в том августе попал опасный темномагический артефакт, способный открыть Тайную комнату.

Девчонку мелкий подозревал в последнюю очередь. Он вообще старался держаться от мисс Уизли с ее фанатской любовью подальше. Помня то, что я ему рассказывала о темных артефактах, Гарри ничего не писал на нервущихся страницах дневника Тома Реддла. Мой сообразительный умница-то и прикасался к этой дряни кончиками пальцев. И он даже и подумать не мог, что девчонка из чистокровной семьи, чей отец по работе сталкивался со всякими зловредными артефактами, поступит как невежественная маглокровка: начнет не просто писать в случайно попавшей к ней тетради, но и охотно общаться с разумной вещью.

Дневник Том Реддла был украден исключительно вовремя — на вечер того дня был намечен важный эксперимент. Воробышек намеревался узнать, так ли на темномагические артефакты действует яд тысячелетнего василиска, как это описано в одной из книг Хогвартской библиотеки. Я была права в своем подозрении, что птах не успокоится, пока не найдет салазарову змейку. Ведь тогда, зимой шкет обнаружил не просто наличие воздуховодов. Он нашел потайные панели, скрывавшие вход в вентиляционную систему замка. И ему потребовался всего месяц, чтоб найти там василиска. Всего четыре недели и артефакт, позволявший видеть, не задействуя зрительные рецепторы.

Со змеей Воробей договорился быстро, достаточно было уверить василиска, что ему никого не требуется убивать. На удивление, Ужас Хогвартса (а именно так бедолагу назвал Слизерин) был весьма миролюбив: без приказа змееуста он никого бы из учеников замка и не тронул, даже недвусмысленный приказ об убийстве он ухитрился выполнить так, чтобы жертвы всего лишь оцепенели — ему совсем не понравился опыт пятидесятилетней давности, стоивший жизни Миртл. Змея, что тут скажешь! Салазар Слизерин — по утверждениям Ужаса — поселил в подземелья эту милую рептилию, чтобы она, в случае нападения на школу, защитила обитателей Хогвартса. А песенку о нечистой крови уже придумали потомки. Что-то такое шкет и подозревал: три нападения, смертоносный взгляд, несколько центнеров живого веса, убойный яд — и ни одного погибшего. Слишком много совпадений для счастливой случайности.

К большой досаде мелкого, зрение василиска, как и всякой змеи было слабым, и змея больше ориентировалась на запах, а потому описание того, кто принес вещи Криви и Финч-Флетчли и приказал напасть на их владельцев, было крайне расплывчатым: это была девочка не слишком высокого роста с неправильным запахом. Гарри на всякий запомнил этот запах, но без особых ожиданий: все же до нюха змеи ему было ой как далеко. Впрочем, когда на следующее после кражи дневника утро за завтраком Джинни Уизли неосмотрительно села рядом, мелкий этот самый запах мигом опознал. Он не хотел повторения осеннего кошмара, а потому, поймав ее после обеда, попытался убедить рыжую писклю пойти к директору и отдать дневник, ведь эта вещица вовсе не так безопасна. Девчонка от него отшатнулась, как черт от ладана и убежала. То, что случилось дальше, птах не ожидал совершенно. Но передавшаяся от меня предусмотрительность помогла пережить последствия этого разговора с меньшими потерями: еще накануне, как только птах обнаружил у себя пропажу дневника, он едва дождался отбоя и полетел со всех ног к василиску. К счастью, в ту ночь в Тайную комнату никто не спускался, и помешать уходу гигантской рептилии в другую пещеру было некому. А чтобы у неведомого вора не получилось совсем науськать бедолагу шестнадцати ярдов длиной на очередную жертву, мелкий его усыпил, пообещав разбудить, как только виновный будет найден и обезврежен.

Поскольку теперь у меня был Омут памяти, а ребенок умел извлекать воспоминания, процесс усыпления змеи размером с поезд щуплым мальчишкой четырех с половиной футов высотой я имела удовольствие видеть своими глазами: оказывается, стоило только приказать, и на желтые глазища василиска опускалось специальное полупрозрачное веко, нейтрализующее всю смертоносность взгляда, а потому мелкому малфоевский артефакт после первой же встречи был ни к чему. Зрелище было феерическим даже несмотря на скудность освещения. Более того, тусклый свет Люмоса создавал несколько зловещую атмосферу, а потому то, как реально огромная змея блаженно порыкивает (шипением этот звук назвать было сложно) от почесываний мальчишки основания черепа, а потом послушно засыпает под старинную колыбельную, выглядело совсем уж… специфически. Да, кстати, а василиски храпят, во всяком случае конкретно этот — уж точно.

Так что, к тому времени, когда Джинни Уизли, одержимая духом Реддла, спустилась в Тайную комнату, громадной смертоносной змеи там уже не было, и дозваться ее было весьма и весьма нелегко. Поэтому, когда Рон убитым голосом сообщил о пропаже сестры и о надписи на стене, Воробей без колебаний отправился ее «спасать». Шкет не знал о том, что на самом деле представляет из себя дневник Тома Реддла, он посчитал, что девчонка просто сделала финт ушами, чтобы отвести от себя подозрения. Понимая, что змееуст Поттер — очень удобная фигура для «козла отпущения», он не стал уговаривать Рона и Гермиону, чтоб они оставили свои измышления взрослым, а охотно включился в дискуссию. Самое забавное, что предположение о том, где находится вход в Тайную комнату, сделала Носорожка сама, безо всяких внушений. Вчетвером — кроме парочки «юных детективов» со шкетом был еще и Невилл — они отправились в туалет Плаксы Миртл. Когда вход после простенького «Откройся!», сказанного мелким наудачу, все же появился, Гермиона и Невилл, как самые ответственные были отправлены за преподавателями, после чего Рон был оставлен дежурить у входа, а Воробей отважно прыгнул внутрь. Мелкий совершенно не рассчитывал на магическую дуэль: одиннадцатилетняя малявка никак не могла быть опасным противником — он был намерен сделать так, чтобы рыжей паршивке даже в голову бы не пришло сваливать всю ответственность на него. Однако вышло все совсем иначе. В Тайной комнате он обнаружил лежащую без чувств Уизли, дневник и странного призрака. До этого Воробей считал, что привидения не способны держать в руках чужие волшебные палочки. И уж точно не могли бросаться Круцио, который мелкий отхватил за свой длинный ядовитый язык. К сожалению, все заклинания, которые знал шкет, на «воспоминание Тома Реддла», как этот полупрозрачный юноша представился, не действовали. Мелкий тянул время, дожидаясь кавалерии, то бишь, преподавателей, язвил, хамил, провоцировал, потом петлял между колон, уворачиваясь от заклинаний Реддла. Наконец, осознав, что еще чуть-чуть — и рыжая дура отдаст Богу душу, а преподавателей как не было, так и нет, он подобрал валявшийся в темном углу обломок клыка василиска, достал заблаговременно полученный от Ужаса яд, вылил его на клык и, выкатившись из-за колон, попытался пронзить своим оружием лежавший рядом с бесчувственным телом наивной дуры дневник. Воробей совершенно правильно расценил, что если воспоминание Реддла было полвека заключено в этот предмет, то, чтобы навредить призраку, нужно уничтожить дневник. После Непростительного координация шкета и скорость его передвижений оставляли желать лучшего, и если бы не прилетевший откуда-то феникс директора, который прикрыл мелкого, то наверняка бы получил от Реддла еще что-нибудь неприятное. Автор гримуара о редких магических животных оказался абсолютно прав, утверждая, что яд василиска, равно как и слюна нунды, крайне отрицательно действует на любые артефакты. От воплей Реддла у птаха заложило уши и потемнело в глазах, а разом ослабевшие ноги отказались стоять, и Воробышек без силраспластался на холодных камнях. В сознании его удерживала только песня феникса. Буквально через минуту после развоплощения Реддла в помещение ворвались преподаватели во главе с директором. Вовремя, bás dúbh orthu! (п/а: ирл. Чтоб они провалились!)

27. Конец семестра

Причина, по которой директор, уже во второй раз, опоздал на поле боя, была проста: всему виной была еще одна наивная идиотка. В роли оной на этот раз выступила мисс Грейнджер. Дело в том, что когда она с Невиллом отправилась за преподавателями, сразу к директору Носорожка не пошла. Она решила просто: зачем директору что-то там рассказывать и терять время, которого у Джинни нет, на объяснения, если рядом, буквально в двух шагах есть известный дипломированный борец со злом. Это она так о Локхарте думала, если что: Гарри и Рону так и не удалось ей втолковать, что все приключения смазливого преподавателя ЗОТИ в лучшем случае выдуманы. Поэтому, отправив Лонгботтома к горгулье, охранявшей вход к директорскому кабинету, она направилась к Гилдерою Локхарту и застала его собирающим вещи: отважный герой намерен был дать деру, пока цел. Увы, он опоздал: разъяренная тем, что на самом деле ее кумир — гнусный обманщик, изрядно перенервничавшая девочка отобрала у профессора палочку, наставила свою и погнала негодяя в туалет Плаксы Миртл.

— Слушай, мелкий, а она не сказала, зачем она это сделала? — спросила я, когда Воробышек рассказывал мне эту историю.

— Неа, — ухмыльнулся тот, — по ходу, она и сама не была в курсе.

Ó, mo Dhia! (п/а: ирл. О, Господи!) А ведь такая умненькая девочка, лучшая ученица школы… Куда что подевалось?

Однако в пасть к василиску Локхарт отправляться не захотел. Он улучил момент, когда Рон и Гермиона отвлекутся, и отнял у Уизли сломанную палочку рыжего. От первого пущенного Обливиэйта гриффиндорцы чудом увернулись, и заклятие попало в черный зев входа в Тайную комнату. Второй же принял на Протего кто-то из вбежавших в туалет преподавателей. И все бы ничего, но палочка Уизли и раньше чудила, а теперь, в чужих руках, показала себя во всей красе: если от первого заклятия в подземной части туннеля в Салазарову комнату случился обвал, то второе заклятие отразилось от поставленного щита и стерло Локхарту память ко всем чертям. Собственно, потому преподаватели и задержались: пока Локхарта к Помфри отправили, пока спустились, пока проход сделали, пока добрались, с опаской всматриваясь в темноту.

Весть о том, что на зов «Тома из дневника» василиск не явился, а значит, есть вероятность того, что рептилия вот-вот может приползти, придала находившимся в Тайной комнате взрослым небывалую прыть. Мелкий и глазом моргнуть не успел, а их с Уизли уже погрузили на носилки. К выходу наверх почтенные преподаватели вообще, кажется, добежали. Искать в Хогвартских подземных катакомбах тысячелетнюю смертоносную тварь, дабы сразить ее, как Святой Георгий, с никто из них не желал, а потому они поступили просто: рассудив, что рано или поздно василиск — если он жив, конечно — вернется в свое логово, профессор Флитвик поставил в террариуме за гигантской каменной головой и в самой Тайной комнате несколько «кричалок» — специальных артефактов, воспроизводивших крик петуха. Из-за этого, кстати, сам василиск, мирно храпевший в дальней пещере, был разбужен только в сентябре, когда Добби перенес в другое место все ловушки и сигналки. Сам ход из туалета в Тайную комнату был завален и магически запечатан.

На следующее после дуэли с воспоминанием Реддла утро, когда мелкий слегка очухался от испытанного в подземелье, он был приглашен к директору на, так сказать, подведение итогов. За проявленный героизм и догадливость Гриффиндор получил две сотни баллов, по полсотни на брата. Если б Воробей мог, он бы сказал, куда Альбус Дамблдор может засунуть эти баллы, но, увы, вернувшееся благоразумие заставило держать язык за зубами и опустить очи долу. Джинни Уизли была признана не отвечающей за свои действия, поскольку ее воля была полностью подчинена зловредному Томасу Реддлу. На то, что на обоих мальчиков напали после того, как они поссорились с самой мисс Уизли (тому, между прочим, были свидетели), директор милостиво закрыл глаза. Нет, председатель Визенгамота мне нравился все больше и больше с каждым узнанным о нем фактом!

Благоразумие и хладнокровие оставило мелкого, когда к директору посреди разговора заявился Люциус Малфой. Испытанное на своей шкуре ночью заклятие, от которого когда-то потеряли разум родители Невилла, пусть и не такое сильное, как могло бы быть, не добавило птаху кротости и миролюбия, и тот факт, что получил Воробушек это заклятие из-за Малфоя-старшего, стерло всякие остатки доброго к белобрысому отношения. К тому же, из-за этого интригана едва не воплотился Реддл, он же Волдеморт. Последней каплей стало то, что новоприбывший начал настаивать на приглашении авроров, дабы те убедились, что Гарри Поттер и в самом деле не виновен в нападениях на учеников и в похищении мисс Уизли. А потому Люциус Малфой потерял домового эльфа самым оскорбительным образом и был публично им спущен с лестницы. Кажется, Добби давно хотел поступить так со своим бывшим хозяином.

К слову, известие о том, какое имя носил при рождении Темный Лорд и кем на самом деле были его родители, стало для меня откровением. В памяти Твари ничего подобного не было! Она искренне считала его чистокровным. С одной стороны, конечно, стала понятна ненависть чувака к маглам: папа маму бросил с пузом, из-за чего та померла при родах, да и приюты в тридцатые годы были тем еще милым местом. Но с другой стороны, лидер радикально настроенных сторонников чистоты крови… Я даже пересмотрела все более-менее связные воспоминания Твари, связанные с Волдемортом и его организацией. Весьма занятная история, несмотря на мою нелюбовь к политике и политикам всех мастей и стремление держаться от всего этого подальше. Luí gan éirí orm, они ведь реально в прошлый раз едва не победили! (п/а: ирл. Чтоб мне лечь и не встать) В связи с этим события в канун Хэллоуна восемьдесят первого наводили на нехорошие мысли: в жизни, конечно, всегда есть место случаю, совпадениям и дурости человеческой, но чтоб так…

По странному стечению обстоятельств, в тот же день, когда в кабинете директора происходило подведение итогов, а Люциус Малфой лишился домовика, были исцелены и пострадавшие от непрямого взгляда василиска. Мальчишкам грозило остаться на второй год — Финч-Флетчли и Криви пропустили две из трех промежуточных аттестаций — однако мелкий натравил на них Грейнджер, и те, хоть и с трудом, но все же сдали итоговые экзамены. Избавление от удушающей опеки Носорожки на итоговые оценки самого шкета не повлияло совершенно, а вот Ронни едва не завалил зелья. Невилл же получил свое твердое Удовлетворительно и похвалу от Снейпа, больше похожую на оскорбление.

Едкую характеристику своих знаний и способностей услышал от «любимого» преподавателя и Воробей. Однако три четверти Хогвартса не разделяли мнения декана Слизерина. Гарри Поттер из почти изгоя и «природного темного мага» вновь стал героем. То ли Грейнджер, то ли еще кто не удержал язык за зубами, и о том, кого поселил Салазар Слизерин в Тайной комнате, узнали практически все. Очень скоро по школе пошли слухи, что на самом деле Поттер убил василиска. Естественно, мелкого не могли не спросить об этом, за пару дней достали по самое немогу, и он решил поприкалываться и на вопрос о судьбе змеи убийственно-серьезно ответил:

— Зарубил. Мечом Гриффиндора.

Зато Поппи Помфри оказалась менее разговорчивой, и о перенесенном мальчишкой Пыточном широкая общественность не узнала. Ну да, в там случае Джинни Уизли пришлось бы несладко, ведь палочка со следом от Непростительного принадлежала ей. Да, кстати, семья Уизли за спасение дочери была так Воробью благодарна, так благодарна, в таком неоплатном долгу… что до конца августа о рыжих ничего не было видно или слышно, кроме редких писем и заметки в «Пророке»: Уизли всем табором уехали на полтора месяца в Египет. Впрочем, это было лучшим, что они могли сделать для мелкого.

28. Сюрприз в кустах

День, когда нас почтил своим присутствием беглый преступник Сириус Блэк, и без того был насыщенным. Накануне ночью, вернее, под утро, в бункере произошел взрыв, разметавший половину лаборатории: настаивающееся экспериментальное противоядие на основе яда василиска неожиданно сдетонировало не хуже нитроглицерина. Поскольку возню с зельем затеял Воробышек, он — вместе с Добби, разумеется — и был направлен разбирать завалы. Нет, определенно, дарить на день рождения шкету двухтомник, посвященный применению змеиных ядов в зельеварении, было не самой лучшей идеей. А я, набрав в таз теплой воды, решила избавиться от следов бурной переписки с Ясме. Кто б знал, что совы при желании умеют гадить не хуже голубей! Можно было, само собой, дождаться эльфа, но, блин, эта фигня на стекле бесила жутко.

Но это явно был не мой день: ни несложный физический труд, ни чистое стекло, ни даже прицепившаяся еще с Глазго песенка не успокоили меня. Более того, на середине песни я почувствовала, как какой-то amadán уставился на мою задницу. (п/а: ирл. Дебил, придурок) От неловкого движения содержимое таза очутилось на моей кофте, и это стало последней каплей. В ярости я сорвала с себя мокрую тряпку и громко и с чувством высказала все, что я думаю о сегодняшнем дне, совином помете и чертовом вуайеристе в частности. Однако, когда я повернулась в ту сторону, откуда чувствовался пристальный мужской взгляд, там никого не оказалось. Я уже подумала, что все, допрыгалась до глюков, и, кинув свернутую кофту в таз, направилась к двери, как из-за живой изгороди раздался негромкий голос Воробья. Затем шевельнулись ветки живой изгороди, и в проход между двумя кустами была втащена туша какого-то животного. Едва мелкий оказался во дворе — и, следовательно, в зоне действия отводящих глаза моим драгоценным соседям чар Добби — он скинул капюшон мантии-невидимки, повернулся ко мне и сказал:

— Патти, тащи снотворное.

Причем, сказал это таким тоном, будто случилось что-то очень серьезное. Поэтому буквально через минуту здоровенная грязная псина спала, что называется, без задних лап.

— Ну и что за хрень здесь происходит? — спросила я. — Нафиг тебе этот блошиный коврик?

— Это анимаг, — обрадовал меня Воробышек. — Он наблюдал за тобой из-за кустов… И он тебя узнал.

Ох, ты ж!.. Значит, мне не показалось.

— Ты уверен? — сказала я для проформы.

Мелкий сердито сощурился:

— Псы не передвигаются ползком задом наперед. И что такое палочка, они не знают.

— Чудненько! Я так понимаю, бардак в бункере ты разобрал?

Воробей нашел в себе остатки совести, чтобы смутиться:

— Почти. Там Добби остался, он сказал, что часть оборудования может восстановить.

— Как всегда, Гарри Поттер косячит, а остальные оборудование за него восстанавливают! Птица воробей, тебе не кажется, что ты совсем стыд потерял?

Он в ответ засопел, но, тем не менее, не ушел, как сделал бы еще полгода назад:

— И ничего я не потерял! Я не потому пришел! — я вопросительно приподняла брови. — Ну, в-общем, я пробу набрал, в пробирку, на реакцию на холод посмотреть…

— Но холодильник же цел, — бывший тяжеленный сейф, переоборудованный мною под холодильник — полгода чары накладывала — был единственным, что осталось невредимым в той части помещения. Он, как мне кажется, даже не пошевелился, иначе просто головомойкой Воробей бы не отделался: именно там я обычно товар держала. Твою мать!.. — Go n-ithe an diabhal thú, мелкий! (п/а: ирл. Съешь тебя дьявол!) На хрена ты суешь не понять что к моим вещам?! А если б в сейфе бумкнуло?

— Так не бумкнуло же! Ты им все равно почти не пользуешься.

Вот засранец!.. Damnú orm, о чем я думаю?! (п/а: ирл. Проклятье!) У нас тут анимаг неизвестный слюни на порог пускает, а мы фигней маемся, отношения выясняем! Мелкому давно пора было свой закуток выделить, с его-то увлечением! Так, это потом… Я заскочила на кухню за сквозным зеркальцем и связалась с Добби. Уже через полсекунды домовик в джинсовом комбинезончике и непарных носках — «Добби кажется, так красивее, мисс Патти!» — стоял рядом со спящим псом и внимательно его разглядывал. Еще через двадцать я имела удовольствие попрактиковаться в высшей трансфигурации, возвращая псу его человеческий облик. В итоге у меня это получилось, конечно. Всего лишь с третьей попытки. Прогресс, однако!

Когда мелкий в бывшем псе-вуайеристе опознал Сириуса Блэка, я в первый момент подумала, что нахимичила с заклятьем, но нет: это был именно он, собственной персоной. Очешуеть, по ходу слава Азкабана, как тюрьмы, откуда невозможен побег, явно преувеличена, ведь в комнате находились сразу двое тех, кто смог совершить невозможное! Чудненько!

Если б Сириус Блэк явился хотя б на две недельки пораньше, к нему бы в голову полезла я. И память ему после сеанса глубокой легилименции чистила бы тоже я. Но мы с птахом за минувший июль зря времени не теряли: то, на что мне потребовалось несколько месяцев, Воробышек схватил буквально на лету. Что значит сильный маг!

Но тонкая наука обливиации ближних, равно как и дальнейшее совершенствование в ментальной магии, были не единственным его достижением. Во-первых, мелкий самостоятельно разобрался с Дурслями. Как-то вечером они уснули, а наутро их отношение к ненормальному племяннику слегка поменялось. Нет, они не полюбили его всем сердцем, наоборот, он им стал чуть более безразличен. И так повторялось до новой луны, после чего Гарри Поттер превратился для Вернона и Петунии Дурсль почти в человека-невидимку. Это не избавило мелкого от обязанности мыть посуду, но значительно облегчило существование под одной крышей с дядюшкой и тетушкой. Моратория на переписку с друзьями, кстати, в этом году не поступило. Хедвиг моталась между домом на Тисовой и коттеджем Лонгботтомов как заведенная. Моя любимая паранойя была впоследствии уверена, что взрыв в бункере вполне мог быть результатом этой бурной переписки. Во-вторых, то ли общение с Добби принесло свои плоды, то ли просто пришел срок, но Воробышек научился трансгрессировать по-настоящему. В-третьих, этот нахаленыш на свой день рождения умудрился меня разоружить. Чудненько! После этого наши тренировки перешли на новый уровень.

Однако занимались мы с ним не только чарами. К сожалению, битва с призраком Тома Реддла имела свое весьма неприятное последствие. Вследствие перенесенного Круцио у мелкого стало снова портиться зрение. То ли Поппи Помфри с таким никогда не сталкивалась, то ли мелкий ей попросту не сказал, сам того не заметив, какая, к дьяволу, разница?

Глаза у Воробышка всегда были слабым местом. За те пару лет, что прошли между нашей первой встречей и моим первым посещением «Дырявого котла», он дважды менял очки, а офтальмолог еще говорил, что дела у мелкого не так уж и плохи. Но прогноз был абсолютно неоптимистичным. Когда я нашла вход в магический мир, я грешным делом подумала, что магия способна помочь ребенку, но нет, не в этом случае: слишком поздно обратились. Все на что была способна колдомедицина, так это остановить снижение остроты зрения и вернуть пару диоптрий. Радикально решить проблему очков что у магов, что у маглов можно было только после семнадцати лет.

Так что когда я вновь увидела, что мелкий щурится и морщится при чтении, я заподозрила неладное и потащила ребенка на проверку. Когда стало ясно, что зрение Воробья вновь ухудшилось на целых две единицы, мы с ним повторили курс зелий. Но только к началу сентября показатели вновь вернулись на те минус четыре диоптрия, с которыми он уехал в Хогвартс два года назад. Go raibh maith agat Naomh Pádraig, потому я уже думала, что не получиться: прогрессирующая миопия — штука коварная. (п/а: ирл. Спасибо Св. Патрику)

29. Память

Сириус Блэк посетил Хинчли седьмого августа, и я решила, что Воробышку будет полезно попрактиковаться на собачках, раз уж кошечек под руками не оказалось. Еще одной причиной, почему не я, а Гарри Поттер препарировал сознание Блэка, было то, что именно этот человек в свое время предал Поттеров. Во всяком случае, мы тогда так считали. И раз уж по вине Сириуса Блэка птах лишился родителей, то пацан заслуживал из первых, так сказать, рук узнать, хронику и подоплеку тех событий. Я лишь была на подстраховке.

Вообще-то предполагалось, что птах отмотает тринадцать лет и возьмет лишь воспоминания, связанные с роковой ночью, когда Сириус Блэк привел в Годрикову Лощину Темного Лорда. Это было вполне по силам тринадцатилетнему мальчишке. Однако, каково же было мое удивление, когда за первой серебристой нитью в Омут отправилась другая, потом третья…

Где-то на десятой нити я попыталась его остановить, но Воробей отмахнулся. «Потом», — сказал он и продолжил методичное сканирование. Как бы его не заносило, беспричинно рисковать шкет бы не стал, и потому я по-прежнему его страховала, следя за концентрацией мелкого и состоянием Блэка: для успеха всей операции тот должен был продолжать находиться в сумеречном состоянии сознания.

Наконец, последняя нить соскользнула с палочки мелкого, а бледный и тяжело дышащий Воробей отошел от сканируемого.

— Все, — хрипло выдохнул он и буквально сполз на пол по стеночке. — Я в порядке, — заверил он меня в ответ на мой обеспокоенный взгляд.

Блэк, лежащий в старом стоматологическом кресле, пошевелил головой и издал короткий стон.

— Дай ему снотворного, пусть спит.

Я удивилась: неужели малыш нашел что-то интересное, раз решил не добивать Блэка — но послушно вкатила тому дозу метилированного экстракта хвойника окаймленного, который, вкупе с уже присутствовавшими в организме беглого преступника препаратами, отключил мужчину на несколько часов. Сам легилимент-недоучка получил пузырек тонизирующего и пару таблеток глицина под язык.

— Будешь еще его читать?

Воробей кивнул:

— Там… разбираться надо. Сколько мы его так можем продержать? Чтоб потом последствий не было?

— Чтобы он в себя не приходил? Дня два-три точно. Зачем тебе это? — поинтересовалась я.

— Там непоняток много… Сама посмотришь. И, знаешь, Патти, а это не он.

— Не он что?

— Это не он предал моих родителей.

— Céard sa foc?.. (п/а: ирл. Какого черта…) А что тогда он в Азкабане делал? — интересные новости…

— Сам не пойму…

Сириус Блэк пробыл в бункере около пятидесяти часов. За это время мы с Воробышком перетряхнули его память, начиная с поступления в Хогвартс. Там было столько интересного!

Во-первых, Блэк не просто так засветился на колдографиях со свадьбы родителей мелкого. Он был шафером и лучшим другом Джеймса Поттера, он был крестным шкета. Кроме него, близких друзей в школе у Джеймса было еще двое: Ремус Люпин (оборотень, кстати) и Питер Петтигрю. Именно последний, по воспоминаниям Блэка, и был Хранителем четы Поттеров и, соответственно, предателем. А еще Петтигрю не умер осенью восемьдесят первого, он был жив и прятался в своем анимагическом облике у — та-дам, барабанная дробь — семейки Уизли в качестве крысы Коросты.

Кроме этой — ошеломительной, мягко говоря — информации, память Блэка таила еще много чего: причину ненависти Северуса Снейпа к отпрыску Поттеров, несколько тайных ходов как в самой школе, так и из нее, анимагическую форму Поттера-старшего, адрес дома, где вырос Сириус и где жила его мать — Вальпурга Блэк, и, что самое забавное, адрес дома, где обитала Петунья Дурсль и ее племянник. А еще память Сириуса Блэка была то там, то сям закрыта от посторонних. Блоки были добротные, хорошие, я такие уже видела. В воспоминаниях Твари. Именно что-то подобное стояло на интересующей Тварь и ее подельников информации в памяти Фрэнка и Алисы Лонгботтомов. Родители Невилла сошли с ума, когда Лейстренджи попытались — неудачно — вскрыть эти блоки: Орден Феникса надежно хранил свои тайны. Не менее надежно хранила свои секреты и другая организация, куда Блэка сосватал через несколько лет после заключения в Азкабан все тот же вездесущий Дамблдор, — Отдел Тайн. Черт его разберет, где и над чем трудился Блэк на благо Невыразимцев, Министерства и Магической Британии — на тех воспоминаниях стояли не просто блоки, этих воспоминаний вообще не было — но факт остается фактом: регулярно заключенный Сириус Блэк покидал стены Азкабана под конвоем, через некоторое возвращался, и при этом он совершенно не помнил, где был и что делал. В одну из таких отлучек он и сбежал. Чудненько, правда?

Еще мы с Воробышком как ни старались, но так и не выяснили, откуда Блэк знал, что Гарри Поттер живет у тетки, если в прессе об этом не было ни слова. А он знал. Он же и направлялся к Воробышку, желая, чтобы тот помог ему с поимкой и местью Петтигрю. Ну-ну. Все же Азкабан и частый Обливиэйт крепко ударили по мозгам анимагу: с чего это он взял, что мальчишка поверит и согласится помочь беглому преступнику?

Если честно, то я думала, что, как только Сириус придет в себя, шкет расскажет ему все как есть, и у нас, возможно, появится еще один союзник. Не сказать, что мне нравилась эта идея, но Сириус все же был его крестным. Решение было за Воробьем. Малыш и в более сопливом возрасте имел право голоса, а уж теперь, после Квирелла, василиска и Круцио решать что-либо за него было, что греха таить, бесполезным, даже вредным занятием. И он решил.

Сириусу Блэку была стерта память о том дне, когда он услышал мой голос. Мы оставили его под похожими кустами соседнего с Хинчли и Литтл-Уингингом пригорода, благо дома и в самом деле были жутко похожи. Воробью потребовалось всего три дня, чтоб разрушить Дурслям поставленные им самим установки, благо это было сделать легко: тетушка Мардж гостила на Тисовой с начала месяца, характер имела вздорный, мелкого терпеть не могла и до этого ее сдерживали только чары Добби — и он ушел с вещами с Тисовой под грандиозный скандал и крики, не особо таясь от Фигг, вызвал «Ночного рыцаря» и отправился в «Дырявый котел». Тетушка, кстати, тоже не задержалась дольше часа. Простенькое зелье в виски развязало Марджори Дурсль язык, а алкоголь только усилил эффект, и заводчица бульдогов высказала не только Поттеру, что думает о нем самом и его родителях, но и Петунье и Вернону досталось на орехи. Что-то мне подсказывало, что отношения между Верноном и его сестрой были жутко испорчены лет на пять точно. Какой кошмар!

Когда я спросила, почему, мелкий ответил:

— Понимаешь, Патти, я ему не доверяю. Нет, он, конечно, не предавал родителей, он лучший друг моего отца и все такое, но… Но я ему нужен, только как сын Джеймса Поттера. Как Воробей я ему не нужен. Он заранее уверен, что я — копия моего отца, что мне будут интересны те же шутки, что мне понравятся те же вещи, что и отцу. А я не Джеймс Поттер! Я вообще не хочу быть на него похожим! Все эти их мародерские шуточки… — он презрительно скривился. Правда об отце и его «развлечениях» оказалась сильным потрясением для того, кто сам дрался один против пятерых. — К тому же Сириус до сих пор верит Дамблдору, считает его непогрешимым. Он слишком многим обязан директору. Я не хочу, чтобы он знал о тебе.

— Но ты поможешь ему с крысой?

— Не знаю, — пожал плечами мелкий. — Он же опознал Петтигрю по колдографии. Мог и ошибиться, что там вообще можно разглядеть?

30. «Дырявый котел»

Мне тоже не верилось в историю с опознаванием по газетной колдографии средней паршивости, на которой и лица Уизли-то были не слишком четкими. А уж после Тайной комнаты и всего прочего — особенно. Поэтому тот яд василиска, что привез с собой мелкий, так никогда и не оказался в аптеках Лютного, хотя и стоил он целое состояние. Поэтому и я, и Добби и даже мелкий несколько раз проверяли, не следит ли кто за Воробьем как физически, так и магически. Но нет, кроме старой сквибы Фигг, никого не было, а с ее «зорким» глазом справиться было легко. И это мне крайне не нравилось. На этом фоне появление крестного шкета было вдвойне подозрительным. Жутко хотелось взять мелкого в охапку и смотаться куда подальше.

Так что, чтобы там ни задумал Воробей (а он что-то там задумал, или это не он!), но его инициативу с переездом в «Дырявый котел» я полностью одобрила. Опять же, было интересно узнать реакцию Дамблдора на подобную выходку. Но, то ли кошатница пропустила отбытие мелкого с Тисовой, то ли еще по какой причине, ни директор, ни декан Гриффиндора, ни кто другой из администрации школы так в гостиницу при пабе и не явились. Вообще, ни в первый вечер, ни в последний. Чудненько!

Вполне возможно, что немалую роль во всем этом сыграло то, что шкет частенько бывал в гостях у миссис Лонгботтом и ее внука. Или то, что в пабе малыш был на виду, и следить за его перемещениями и кругом общения было легче. Кто знает?

Впрочем, пребывание на виду не помешало Воробью заниматься своими делами. Для начала он наведался в банк. Дело в том, что при отсутствии ключа и наличии официально зарегистрированной палочки можно было пройти дополнительную процедуру идентификации и получить доступ к сейфу. В отличие от магловских коллег, гоблинов не смутило, что тринадцатилетний пацан пришел без ключа и без опекуна или сопровождающего, и доступ к галеонам Воробей получил легко. Он оплатил пребывание у Тома до конца августа, обновил гардероб, купил все учебники. Кстати, покупка оных прошла под бдительным оком железной леди Августы Лонгботтом: у Невилла и мелкого совпадали два из трех дополнительных предмета — нумерология и уход за магическими существами. Действо было еще то, эту милую старушку слушалась даже «Чудовищная книга о чудовищах», плод деятельности кучки магов, то ли обожравшихся мухоморов, то ли перепивших настойки спорыньи на семенах слоновой драги. Ко всему прочему милые детки «потеряли» список учебников, составленных для них лично бабулей и ее подругами, и покупали книги по своему списку, не забывая виновато сопеть и покаянно разглядывать носки собственных ботинок под громогласный разнос разгневанной дамы. В итоге купили они не только обязательные книги, но и парочку дополнительных пособий. A Dhia dár sábháil, как это по-гриффиндорски! (п/а: ирл. Господь всемогущий)

Но у них были вполне веские для такого поступка основания. Железная Августа не то, что не баловала внука, она практически на корню давила всякую инициативу. Более того, она попыталась провернуть подобный трюк и с мелким. А такие вещи с Воробьем не срабатывали уже пару лет как. Да, он ничего не имел против тех книг, что хотела купить им миссис Лонгботтом, но дело в том, что рекомендации по учебникам давали ей ее подруги, Макгонагалл и некто Марчбэнкс, бывшая какой-то шишкой в министерской экзаменационной комиссии. Обе дамы имели гигантский педагогический опыт, но касался он исключительно трансфигурации. Поэтому в вопросах, касающихся нумерологии и уж тем более рун, птах решил на них не слишком оглядываться. Он больше доверял Септиме Вектор и мнению того же Фэлана или Дика Кейна, помощника букиниста на книжном развале. Паренек недавно закончил Хогвартс, и по Древним Рунам имел один из высших баллов в потоке, к тому же подрабатывал переводом и расшифровкой рунных записей. Я через Добби тоже подкинула шкету кое-какие книги. Среди них были и магловские учебники по математике: в них некоторые вещи объяснялись доступнее и полнее.

Эти две недели в гостинице при пабе крайне благотворно сказались на заданных на каникулы эссе: за предыдущие полтора месяца мелкий на них даже не взглянул. А так он даже задание по истории магии сделал. Не иначе от скуки: в лабораторию я его больше не пускала, он вообще до следующего лета больше не был в бункере. Еще Воробей читал, гулял, иногда даже с Невиллом, занимался ментальными практиками — в непальской книге по мнемонике как раз был описан один крайне интересный, но трудоемкий способ хранить информацию, который практически идеально вписывался в то многоуровневое ментальное безумие, в которое превратилось сознание шкета. Говоря о «многоуровневом ментальном безумии», я ничуть не кривила душой. То, что по отдельности было лишь приемами для защиты сознания, у Воробья по неведомой мне причине превратилось в сложную структуру, в которой вполне можно было заблудиться. Нет, я конечно знала, что защита каждого человека строго индивидуальна, хоть и строится по схожим принципам, но не настолько же! Отчего-то мои щиты абсолютно соответствовали тому, что описывалось в пособиях по оккюментивным практикам, а вот случай Воробья не соответствовал вообще ничему. И только зимой мне попалась в руки книга, где описывалось нечто подобное.

Занятия наши по магическому бою временно прекратились, но физические упражнения остались. Бегать Воробей не бегал, но отжимания, пресс, дыхательная гимнастика и прочее выполнялись ежеутрене и ежевечерне. На то тоже была причина, и не одна. И дело было не только в том, что шкету следовало бы подготовиться к наступающему учебному году. И не в том, что в гостинице малыш был как на ладони: при должном желании исчезнуть из поля видимости потенциальных наблюдателей было вполне возможно. К примеру, неподалеку от входа в «Дырявый котел» со стороны маглов находился дешевый кинотеатр, в котором по случаю летних каникул крутили старые мультфильмы, вроде «Дамбо» или «Песни Юга». Взять билет на несколько сеансов кряду, а потом улизнуть, едва погаснет свет, было плевым делом. У меня просто-напросто практически не оставалось времени: в конце августа подвернулась неплохая халтурка, единственным недостатком которой была необходимость основательно побегать. Но определенный риск все же присутствовал.

Так что переезд мелкого в паб еще и позволил мне удержать лохматого авантюриста подальше от всего этого: в глазах шкета то, чем я занималась, было лишь классным приключением, в которое он был бы не прочь ввязаться. И непременно бы ввязался, наплевав на все. Нет уж, пусть лучше тренирует самостоятельность в гостинице, учась жить самому, распределять галеоны и обеспечивать себя всем необходимым. Тоже своеобразное приключение, более-менее безопасное. Опять же, за шкетом присматривал Добби.

Эльф, кстати, неплохо прижился в нашей безумной почти-семье. Свобода, вопреки моим ожиданиям, не ударила по его и так едущей крыше, наоборот, получив желаемый статус «свободного домового эльфа», он стал более спокойным, даже рассудительным. Не без заездов, конечно, — чего только его понятие о красивой одежде стоило — но, в целом, терпимо. За два летних месяца мы его слегка обучили чтению и письму, так что в комнате за номером одиннадцать не только Воробей марал пергамент.

31. Ни дня без приключений

Если с Невиллом шкет во второй половине августа виделся чуть ли не через день — они даже на пару облазили всю территорию Ботанических Садов Кью, и магическую часть, и магловскую — то с Уизли и Грейнджер Воробей увиделся только тридцать первого августа. Троица, конечно, переписывалась, но не настолько часто, как это можно было бы предположить. Более того, встреча была несколько неожиданной: послать сову, чтобы договориться, где они встретятся, ни Рыжий, ни девчонка не додумались. В результате мы с Воробышком так и не увиделись в перед его отъездом. Друзья, léan léir orthu! (п/а: ирл. Черт бы их побрал!)

Впрочем, Воробышек не был собой, если б и в сложившейся ситуации не попытался извлечь для себя пользу. Дело в том, что крысу свою Уизли всегда таскал с собой. Это был отличный повод, чтоб ее внимательнее рассмотреть. Ну и потрогать, конечно. У Коросты было повреждено ухо и не хватало пальца на лапке, но аккуратное ментальное сканирование ничего не показало. Это была всего лишь старая крыса, пусть и долгожительница — двенадцать лет вместо трех положенных — но, учитывая, что жила она под одной крышей с близнецами Уизли… Эта парочка склонных к сомнительным шуткам клоунов вполне могла опробовать на бедном животном очередное зелье, которое и увеличило продолжительность его жизни.

После шкет клял свой скептицизм и недоверие к бредням Блэка, но тогда, в кафе он практически уверился, что крыса Рона — действительно крыса. У Коросты не было того специфического двойного звучания сознания, что отличало анимагов. А для очистки совести он потащил Рона в зоомагазин: мелкий отчего-то решил, что тамошние продавцы достаточно компетентны, чтобы распознать мага, притворившегося крысой. Но нет, ведьма за прилавком даже не удивилась, что обычная, похожая на садовую крыса живет вчетверо дольше положенного. А у самого Воробья, даже если бы и мог он легально пользоваться палочкой, заклинание, возвращающее анимагов в человеческий облик, не получалось. Меня же еще не было в Лондоне. Так что крыса так и поехала с ними в школу.

В Хогвартс с бедовой троицей поехал еще кое-кто. В зоомагазине Грейнджер всучили большого рыжего полукнизла, наплетя при этом с три короба: бедный котик, никто не подходит… У «котика» был жуткий, крайне злопамятный нрав, длиннющая шерсть, за которой ухаживать и ухаживать, те еще габариты и соответствующий им аппетит. Жрать эта скотина предпочитала мясо. Откуда мне это стало известно? Да все очень просто: занятая по самые уши учебой Носорожка довольно скоро перестала следить за питомцем, и его под свою опеку взял Добби. Ну, или это книзл взял под опеку Добби, кто их там разберет. Воробей с этой рыжей скотиной нашел общий язык далеко не сразу, Рон Уизли не нашел его вообще: любимым занятием полукнизла было погоняться за Роновой крысой.

Помня о прошлогоднем фиаско, семейство Уизли решило не возвращаться в Нору, а переждать эти сутки в гостинице. До вокзала, по совету Гермионы и ее родителей, они намеревались добраться при помощи такси. Интересно, а знали ли Грейнджеры об Обливиэйте, которым наградил отец семейства водителей по прибытию на Кингс Кросс? Хорошо, хоть фунты не зажал. Заклятие, к слову, у Артура Уизли вышло отменным. Чувствовалась многолетняя практика. Я этот бесплатный цирк имела удовольствие наблюдать в бинокль из своей машины, припаркованной неподалеку: чтобы я да оставила птаха на милость рыжим? Черта с два!

На этот раз Уизли и прибыли на вокзал до отбытия поезда, и перешли на платформу к экспрессу без проблем. Buíochas le Dia! (п/а: ирл. Слава Богу!)

И мне бы насторожиться: за три года мелкий еще ни разу не добирался до Хогвартса без приключений, но люди ведь склонны надеяться на лучшее. Зря. Первым сюрпризом в поезде стал дрыхнувший в купе оборотень-приятель Джеймса Поттера.

— И ты сел в одно купе с оборотнем? — ужаснулась я, слушая по сквозному зеркальцу рассказ о том, как ребенок доехал до школы. За пять лет частых и регулярных посещений Лютного я несколько раз сталкивалась с этими тварями, и впечатления от этих встреч были не слишком хорошими. Эти придурки отчего-то решили, что, если я женщина, то мне можно не платить за тот товар, что они мне заказали. Наивные недоумки! В тот раз самый борзый лишился лапы, еще одного я неплохо порезала. Три четверти стоуна (п/а: 1 стоун = 6,3 кг) человеческой печени осталось у них — пришлось срочно давать деру — но вряд ли эта биомасса, сдобренная смертельно ядовитым для ликантропов экстрактом пьяного корня, пошла им на пользу. Да и дальнейшие наши встречи были не очень плодотворны. Так что в интеллигентность и миролюбие оборотня я верила примерно так же, как в честность политика. Воробей обо всем этом знал. И тем не менее…

— Других свободных купе не было, а Рон мне хотел кое-что по секрету сказать. Да ладно, Патти, все же обошлось! К тому же, если бы не он, еще неизвестно, как бы все сложилось…

Но я только скептически хмыкнула: по мне уж лучше бы Добби проявил себя, показавшись перед детьми, чем ехать несколько часов с опасной тварью, способной им всем свернуть шеи в один момент, как куренкам. Тем более, что полнолуние было совсем недавно. Я еще не знала, что опасных тварей на самом деле в том купе было две.

Ронов секрет оказался тем еще секретом Полишинеля, и касался он, естественно, Сириуса Блэка: Провокатор подслушал разговор папы с мамой и поделился с приятелем. Ничего такого, чего б Воробей не знал: беглый преступник, правая рука Темного Лорда, смертельная опасность, бла-бла-бла… Умница-разумница Грейнджер (видать случилось прояснение рассудка) тоном прожженной училки потребовала от шкета быть осторожным и не искать себе неприятностей. Получив заверения от мелкого, что он так и поступит, друзья-приятели успокоились и стали обсуждать более приятные вещи, а именно деревеньку Хогсмид и ее достопримечательности.

До самого замка поездка проходила нормально. В купе заглянул Моль, прошелся по матушке рыжего, тот завелся с полпинка, однако все веселье прекратил храп оборотня. Драться в присуттвии потенциального преподавателя слизеринец не собирался, поэтому он со свитой удалился. Оборотень либо спал, либо делал вид, что спит, не мешая ребятам заниматься своими делами. Мелкий про себя прикидывал, какой из антидотов к амортенции ему стоит готовить: накануне миссис Уизли провела ликбез дочке и Носорожке по этой увлекательнейшей теме. Птах этот разговор просек, и это его несколько насторожило: фанатичное поклонение Великому Поттеру у Джинни Уизли никуда не делось. Чуть позже пришел Невилл. Завели разговор о магловском киноискусстве: Воробей не удержался и затащил как-то в киношку и Невилла, и его бабушку. На «Индиану Джонса», вот же ж, блин, гений! Лучше бы на мультфильм какой притащил, или на «Звездные войны».

А когда за окнами окончательно стемнело, поезд остановился, и погас свет: пожаловали дементоры. Об абсолютно идиотской затее охранять детей от беглого преступника при помощи дементоров шептались еще в середине лета. Идиотской, с моей точки зрения, она была по двум причинам: во-первых, Блэк — официально — один раз уже одурачил этих тварей, а во-вторых, дементоры питались положительными эмоциями, и чем ярче были эти эмоции, тем привлекательнее они были для этой нежити. А когда человек испытывает самые яркие положительные — или отрицательные, это как повезет — эмоции? Правильно, в детстве. То есть взрослые, умные маги позвали лис стеречь курятник. Чудненько! Нет, глупость человеческая границ не имеет… Моя нежнолелеемая паранойя отчего-то совершенно не верила в абсолютную управляемость и послушность этих милашек в глубоких капюшонах. Поэтому мелкий назубок знал, что делать, если рядом дементор, а ты убежать не можешь. На Патронус мы не замахивались — мне казалось, что он еще маловат для этого — но прочие способы он знал и умел. И первым было очищение разума от эмоций.

Но разве ж Воробей мог удержаться, если выпадала возможность что-нибудь отчебучить? Он мне потом, конечно, оправдывался, что просто хотел договориться с дементором, чтобы тот не тронул его и его друзей. Тем более, что они не преступники. Да только я птаха знала как облупленного, и отмазка со мной эта не проканала. Любопытство его заело махровое, а что же такое деметноры. И он попытался дементора, стоявшего на пороге из купе, пролегилементить. Nach sé atá bómánta! (п/а: ирл. Ну и дурак!)

— И как впечатления? — не удержалась я от вопроса.

— Гадость, — с дрожью в голосе ответил мне нахаленыш. Еще бы, от уловленного мелкий брякнулся в обморок. Дементора же прогнал мигом проснувшийся оборотень.

32. Круговерть

Еще когда я курила и смотрела, как мелкий препарирует память Сириуса Блэка, мне пришло в голову, что вся эта суета вокруг беглеца из Азкабана к лучшему. Пока он не пойман, все внимание красноперых принадлежало ему, а это значило, что мне можно было все же выглянуть из подполья. Что я и сделала с превеликой осторожностью.

Последнее не было лишним: охота на меня заглохла, но авроры с завидной регулярностью переворачивали все мало-мальски пригодные укрытия, закутки и норки в поисках Блэка. И это создавало дополнительные проблемы. Но они были вполне преодолимы, пусть и пришлось чуть больше побегать. Мои услуги по предоставлению биоматериалов различного рода были по-прежнему востребованы.

Однако первый после годичного перерыва заказ свалился на меня весьма неожиданно, и совершенно не с той стороны, откуда я ожидала. Как-то раз, в начале лета меня попросили перевезти несколько донорских органов из заштатной больнички в Корнуолле в Глазго. Дело было деликатным до нелегальности, но я справилась, пусть и трангрессировать пришлось в несколько этапов. Курьерские услуги были оплачены весьма щедро, так что еще несколько раз я перетаскивала сердца, почки и прочие потроха из одного места в другое. Пик моих метаний по острову пришелся как раз на конец августа.

А потом через двоюродных кузенов Ясме Планкетт пришел заказ на мертвую кровь, и пока я собрала по всем моргам Лондона нужное количество, прошло еще полмесяца. Дальше очнулся еще один старый аптекарь, и пошло, поехало… Авроры ловили Сириуса Блэка, а я ловила рыбку в мутной воде. Случай с Боргиным не прошел даром, я стала гораздо осмотрительнее. Постепенно все возвращалось в свою колею. Ну как возвращалось… Размах по-прежнему был не тот, что прежде, но я компенсировала это тем, что искала альтернативные источники дохода.

Одним таким источником являлись просроченные лекарства. Поразительно, сколько всего интересного можно сотворить с препаратами с истекшим сроком годности! Об этом я узнала лет семь назад, когда забравшись в фармацевтический склад с целью его обнести на коробку-другую атракуриума, подслушала один интересный разговор. Оказалось, что из некоторых препаратов, подлежащих утилизации, смышленые парни с развитой фантазией могли намешать такие чудные вещи, которые разлетались вмиг, как горячие пирожки. Так что, когда я в очередной раз летом девяноста третьего решила вспомнить прежние деньки и слегка обчистить оптовый аптечный склад, то я захватила и несколько готовящихся к утилизации коробок. Их пропажи никто и не заметил — магия в таких вещах весьма и весьма полезна.

В-общем, я крутилась как могла. Время за всей этой круговертью летело совершенно незаметно: казалось, еще вчера алый паровоз увез мелкого на север, но на календаре уже был почему-то ноябрь. Тварь тихо сидела в своем коконе, даже кошмары о буднях магических террористов почти не снились. Я еще не знала, что это мой последний спокойный год.

После Хэллоуина даже удалось выяснить, отчего это авроры так ко мне привязались. Меня подвела моя универсальность, ведь достать я могла — благодаря связям в магловских моргах — буквально все, что угодно. Рассудив, что женщина в одиночку на такие зверства не способна, авроры решили, что я — лишь представитель хорошо организованной жестокой преступной группымагов, занимавшихся убийством людей с целью добычи их органов и частей тела. Так что ловили они меня, чтобы выйти на остальных членов банды. В чем-то это даже логично: в патриархальной Магической Британии женщины таким бизнесом обычно не занимались.

При выяснении причин интереса ко мне и моим делам аврората ни один красноперый, кстати, не пострадал. Почти не пострадал: голова с похмелья у того салаги должна была болеть просто зверски. Эту рожу конопатую я запомнила еще с той погони весной. Молоденький аврорчик в тот день оказался очень шустрым, его Инкарцеро едва удалось избежать, а от моего Ступефая он ушел рыбкой. И вот, уже осенью, я заприметила его все так же усыпанную веснушками, хоть и порядком осунувшуюся физиономию в пабе Джека-Попрыгунчика. Парень явно был после дежурства. Пройти мимо и не напоить мальчишку было выше моих сил. A Chríost na bhFlaitheas, этот засранец со мной даже флиртовал! (п/а: ирл. Христос Небесный!) Отлигиллиментить эту пьянь было легко, несмотря на неплохой окклюменционный щит: синтетические ингибиторы моноаминоксидазы совершенно не имеют вкуса и запаха, а при сочетании с крепким алкоголем позволяют практически без помех войти даже в защищенное сознание. С сильным, опытным окклюментом такой фокус и не прокатил бы, но у аврореныша уровень был средненьким. Так что на следующее после наше встречи утро он проснулся в дешевом номере с сильным сушняком, жесточайшей головной болью и памятью о весело проведенной ночи. Правда, вместо реальных воспоминаний я оставила эпизоды из фильмов для взрослых. А вот царапины и синяки были настоящими.

Полученные сведения мне в дальнейшем не раз пригодились: я и подумать не могла на некоторых заказчиков, что они тесно контактируют с авроратом. Или что скупщик краденного в дальнем тупичке Лютного сам носит алую мантию. Да, а сдал меня год назад все же Боргин. Значит, Агнес была права, утверждая, что я несколько раз перебежала дорожку его дальнему родичу, с которым владелец лавки темномагических артефактов был явно в доле. Ну да ничего, даст Бог и Святой Патрик, сочтемся!

Рождество и Новый год прошли спокойно. Дик, теперь уже полноценный продавец в букинистической лавке, преподнес мне крайне ценный подарок: потрепанную монографию более чем вековой давности за авторством колдомедика, специализировавшегося на неизлечимых проклятиях. Она была посвящена исследованиям случаев внезапной потери разума у легилиментов. Книга была в откровенно плохом состоянии, некоторых листов не хватало, но это было неважно. Дело в том, что автор, чья фамилия сохранилась лишь частично, затронул крайне интересующие меня темы: обучение детей защите мыслей и оная защита путем изменения сознания и восприятия.

Колдомедик, живший в конце восемнадцатого столетия, категорически не советовал — опираясь при этом на ряд примеров — обучать детей до двенадцати-тринадцати лет окклюменции. Более того, он утверждал, что в восьми из десяти случаев это еще и бесполезно и наносит непоправимый вред «внутреннему миру ребенка». По видимому, он имел в виду детскую психику. Так же он не советовал пытаться купировать детскую шизофрению при помощи ментальных практик. Вот интересно, что бы этот ученый муж сказал, понаблюдав Воробья?

Так же подробно и достоверно этот колдомедик крайне отрицательно отзывался о сложном и опасном способе защиты воспоминаний, который весьма напоминал тот, что был у Воробья. Он описывал случаи, когда ментальный маг терялся в собственном подсознании и даже погибал там, физически при этом становясь подобным жертве Поцелуя дементора. Был даже пример, когда мага запирали в созданном им самим лабиринте, и в итоге талантливый и сильный волшебник так никогда и не смог вернуться к нормальной жизни. Как оказалось, подводных камней у этого способа защиты было слишком много, чтобы он стал популярен среди мастеров ментальной магии. Избранные главы в итоге были скопированы в обычную магловскую тетрадочку и переданы для ознакомления мелкому.

33. Кое-что об опасности и благородных героях

Этот своеобразный, несколько запоздалый подарок на Новый Год был сделан вовсе не для того, чтобы напугать Воробья — такого напугаешь, как же! — или вынудить его прекратить эксперименты на собственном сознании. Малыш должен был знать, во что он ввязался с моей подачи и где, возможно, притаилась опасность.

Опасность… Ну да, ну да. Третий год в Хогватсе практически ничем не отличался от предыдущих двух. Опасность — в виде дементоров и Сириуса Блэка — все так же ходила рядом, темная тварь — на этот раз, оборотень — находилась под боком. Даже загадка тоже присутствовала. Впрочем, той загадки и хватило-то до середины октября: на большее тайна о том, каким образом мисс Грейнджер умудряется попадать на все уроки, даже если те проходят в одно и то же время, не тянула. Да и то, столько времени на раскрытие этой тайны понадобилось, потому что мы со шкетом забились, что он сможет понять, в чем дело, без использования легиллименции. Но даже прийдя к верным выводам, ни я, ни птах какое-то время не могли поверить, что, во-первых, Министерство вот так вот просто отдаст такую редкую и ценную штуку, как хроноворот, какой-то грязнокровке, i gcead duit, маглорожденной, а во-вторых, что оная маглорожденная окажется настолько глупой, чтобы пользоваться им регулярно, по нескольку раз каждый день в течении всего учебного года. (п/а: ирл. Простите за выражение) А Dhia, и эта девочка не смыслила и дня без книги! (п/а: ирл. О, Господи)

Хотя, таким, как она, редко, крайне редко в руки или на глаза попадались соответствующие трактаты. Впрочем, их страницы вообще мало кто из магов видел. Но те их них, кто из старых семей, даже без книг знали о том, что такие абстрактные — для маглов — понятия, как Время, Пространство, Судьба и так далее, крайне агрессивно реагируют на чрезмерное магическое вмешательство в естественный ход вещей. У всего существовали ограничения: маги могли попасть в прошлое, но никогда — в будущее, изменить уже свершившееся, то, что ты видел — невозможно, только то, о чем не знаешь, о попытках обмануть судьбу сочинено немало страшилок, и все — абсолютно все — имеют под собой реальные основания, увеличить или уменьшить магически пространство можно — но до определенных пределов. То бишь, сделать так, чтобы на заднем сидении «Форда Англия» поместились все отпрыски семейства Уизли со скарбом, можно, а вот, чтобы сундук изнутри стал подобен замку, — нет.

А ведь даже у маглов есть такая наука как хронобиология. Неужели родители девчонки — врачи — не объяснили, что магия магией, а нарушение циркадного ритма ни к чему хорошему привести не могло? Или они так и не узнали? Я не думаю, что Макгонагалл, при всем ее ханжестве, могла утаить от ученицы, что песочные часики на ее шее не такая уж и безопасная игрушка. В конце концов мы с Воробушком сошлись на том, что бородатый Песталоцци в директорском кресле школы устроил еще один педагогический эксперимент. Не на чистокровных же его проводить, в самом деле!

В то, что мистер Дамблдор хоть во что-то ставил маглов и маглорожденных, я никогда не верила. Заявлять он мог все, что угодно, но одно то, как обстояли дела с адаптацией детей из немагических семей, свидетельствовало о многом. Как и то, что, несмотря на пережитое в девяноста втором, не только Криви, чей отец был всего лишь молочником, но и Финч-Флетчли, парнишка не из самой бедной семьи, вернулись в Хогвартс. Сомневаюсь, чтобы его родители отпустили сына и наследника, имей они хоть какое-то представление об истинном облике магического мира. Это ведь в Косом все чинно-благополучно, а сделай шаг в Лютный — и сильно удивишься, если жив останешься. К тому же, стой Дамблдор на страже интересов маглорожденных по-настоящему, закон об ограничении использования магии несовершеннолетними не был бы принят в той редакции, в какой он существовал. Воробей подобными умозаключениями не баловался, он просто не доверял директору — и все. У нахаленка всегда была хорошая чуйка.

Только где эта чуйка была на первом занятии по УЗМС? Is cuma liom sa diabhal, что он оседлал гиппогрифа и сделал на нем кружок вокруг школы: мелкий достачно хорош в ментальных практиках, чтобы договориться с этой недоптицей. (п/а: ирл. Наплевать) Но вот какого черта он полез под когти разъяренного зверя, он сам внятно объяснить не мог. Ладно, если бы из-за Невилла или хотя бы Провокатора. Так нет! Из-за Моли, imeacht gan teacht air. (п/а: ирл. Чтоб он провалился) Герой, блин, недоделанный!

— Ну не стоять же и смотреть, как Моль превращают в фарш! Хагрид как раз на Финнигана отвлекся: Сим уже на своего гиппогрифа взобрался и почти взлетел, — чуть смущенно заявил мне шкет. В том году основы и навыки обращения с различными магическими тварями преподавал лесничий. В принципе-то верный выбор: кто, как не он, мог дать верный совет, с какого боку к кому подходить, но вот методы оставляли желать лучшего. Чего только стоил рекомендованный Хагридом учебник! Эту дрянь полувеликан прислал мелкому в качестве подарка на день рождения. Разума у клыкастой книжонки не было, а вот рефлексы кусачей шавки — да, поэтому Воробей честно отрабатывал на ней отталкивающие чары и Ступефай. В результате, когда он собирал вещи для отбытия с Тисовой улицы, книжечка вела себя тихо-тихо, даже в сдерживающем ремне необходимости особой не было.

И, на мой взгляд, Воробышек мог бы и остаться в стороне: Малфой-младший был виноват в нападении гиппогрифа сам, ибо нечего магическому зверю, который прекрасно понимает если не человеческую речь, то интонацию, говорить с пренебрежением о том, что тот глуп и уродлив. Как бы то ни было, благодаря рывку за мантию от шкета, Моль отделался одним ударом когтистой лапы по касательной, однако и тот был страшен: судя по количеству крови, был задет локтевой анастомоз и суставная сумка. Еще бы чуть сильнее удар — и прости-прощай, рука: латать суставы даже у колдомедиков получалось плохо. Но этого не случилось: мелкий успел отбросить Малфоя из-под удара, а подоспевший Хагрид — усмирить гиппогрифа.

Я была готова отдать свою руку на отсечение, что директор изошел на лимонные дольки от умиления, ведь его Мальчик-Который-Выжил оказался настолько благороден и не чужд подвигу, что был готов помочь не только другу, но и врагу. Настоящий, мать его волшебницу, гриффиндорец! Уши только негоднику надрать некому было!

История с гиппогрифом имела, естественно, свое продолжение. Хагрид попал под расследование о служебном несоответствии, а животному, покусившемуся на мага, грозила смертная казнь. И если за лесничего вступился директор, то спасти гиппогрифа могло только чудо: даже у маглов собаку, напавшую на человека, усыпляют. А тут целый наследник Малфоев. Если верить памяти Твари, Люциус за своего ребенка и дракона порвать был способен. Вряд ли что-то за десять-пятнадцать лет изменилось. Так что животное было обречено, и никакие речи, никакая помощь, тем более Гермионы Грейнджер, помочь не могли.

А за свои драматические вопли о том, что его убили и он умирает, Моль был торжественно провозглашен «Королевой драмы». Поганца белобрысого, надо полагать, это бесило до малиновых ушей, зато пантомим, обозначавших реакцию Поттера на дементоров, то бишь, падения в обморок, больше не было: Воробью хватило разок поаплодировать и посоветовать во всеуслышание пойти в артисты, ведь у Малфоя «так выразительно получается все показывать, ну просто королева драмы». Рядом, как я понимаю, в тот момент были близнецы Уизли, которые просто не могли не разнести новое прозвище слизеринского ловца по всему Хогвартсу.

34. Сын своего отца

Надо сказать, мелкий знал, что делал, когда награждал Малфоя новым прозвищем: на первом же квиддичском матче выяснилось, что попытка Воробья отлигиллиментить дементора не прошла бесследно. Видать, нежить его запомнила, и когда школьнички заполнили стадион, а их эмоции, не смотря на откровенно дерьмовую погоду, засияли ярче рождественских огоньков, дементоры явились незваными гостями и, проигнорировав второго ловца, вплотную заинтересовались Воробышком. Слава Святому Патрику, шкет сумел отключить эмоции, но даже и так прикосновения покрытых струпьями и язвами тонких пальцев были омерзительны, что уж там говорить о ментальных контактах. Добби рассказывал, что стадион только ахнул, когда стая дементоров завела свой зловещий хоровод вокруг Гарри Поттера. Однако на преподавательской трибуне присутствовал директор, который не растерялся и выпустил свой Патронус по толпе нежити, облепивших мелкого. Вот только происходило все это на нехилой такой высоте, а одновременно удержаться на метле и держать ментальные щиты у Воробья не получилось, и поэтому ребенок — ладно, подросток — рухнул камушком вниз. Шкет не разбился благодаря все тому же директору, все остальные преподаватели — та же Макгонагалл, к примеру — отчего-то ловили ворон, loscadh is dó orthu! (п/а: ирл. Чтоб они сгорели)

Альбус Дамблдор не зря считался сильнейшим магом: мелкий отделался испугом и сломанной в щепы метлой. Матч Гриффиндор проиграли, однако радость от того, что Поттер все же жив, пересилила горечь поражения. С чего, кстати, они отказались от переигровки, я так и не поняла, ну да и черт с ними. Мне на этот, с позволения сказать, вид спорта всегда было наплевать, а Воробышек после близкого контакта с дементорами был не в том состоянии, чтобы снова радостно прыгать на метлу. Он и так с трудом заставлял себя адекватно реагировать на вполне невинные подколки Моли, которые, с учетом специфики их взаимоотношений, вполне можно было расшифровать как завуалированную попытку поддержать заклятого недруга.

Злополучный матч состоялся шестого ноября, и к тому времени Малфой по ходу решил, что лучше уж с легкой подачи все того же Поттера его будут звать Слизеринской Молью со всеми сопутствующими более-менее безобидными шуточками и подколками, чем Королевой Драмы и аплодировать с криками «Браво!», «Бис!» на каждую его попытку поддразнить шрамоголового. Все же милую привычку давать прилипчивые клички Воробей сполна унаследовал от папеньки, царствие ему небесное, придурку. Правда, если Джеймс Поттер клеил ярлыки на всех вокруг, и друзей, и врагов — жену он, к примеру одно время звал Рыжей Стервой, а после и Бестией — то мелкий одаривал меткими прозвищами исключительно тех, кто его доставал. Отсюда пошли «дядюшка Морж» и «тетушка Кляча» для опекунов, «Кит-убийца» для кузена, «Пожиратель Долек» для директора, прозвища для Уизли и Грейнджер. Хвала Всевышнему и всем святым, меня мелкий называл Патти, а ведь мог выдумать что-то вроде «Феи-крестной» или «Мамонстра», с этого заразы бы сталось!

А вот старинного друга своего отца Воробей про себя именовал исключительно как Перевертыш, а в особо желчном настроении Шакалом Табаки. И дело было вовсе не в обиде подростка на оборотня, ни разу за двенадцать лет не вспомнившем о сыне друга, так много сделавшего для него. Дело было в другом поступке Люпина.

Главная сволочь и язва всея Хогвартса, профессор зельеварения Северус Снейп относился — и крайне обоснованно — к новоявленному профессору ЗОТИ с презрением и недоверием. Как нам с мелким стало известно из воспоминаний Сириуса Блэка, еще в сопливом возрасте Снейп имел сомнительное удовольствие наблюдать Рэмуса Люпина в его зверином облике на расстоянии удара лапой, и потому ему — и мне, кстати, тоже — была абсолютно непонятна и неприятна мысль о том, что рядом с детьми ходит темная тварь, способная в течении трех дней в месяц ладно, если убить, так ведь и заразить или искалечить учеников. Люпин мог быть сколько угодно хорошим человеком и преподавателем, но оборотню не место рядом с детьми, как ВИЧ-инфицированному — на станции переливания крови. Но кто ж зельевара спрашивать о том будет? К тому же его явно, как обладающего необходимой квалификацией, припахали варить своему неудавшемуся убийце аконитовое зелье. Снейп не был бы Снейпом, если бы при данных обстоятельствах не прошелся по самолюбию оборотня как трактор по елочным игрушкам.

Люпин тоже не был безгрешной маргариткой и в банде Джеймса Поттера присутствовал не для галочки. Оборотень решил отмстить, и сделал это в лучших традициях Мародеров, чужим руками. На первом уроке ЗОТИ, когда они проходили боггарта, этот вот уж точно Шакал Табаки не нашел ничего лучшего, как, узнав, что больше всего Невилл боится грозного зельевара, выпихнуть парнишку перед шкафом с нечистью и показать ему, как действует заклинание Ридикюлус. Спору нет, зельевар, как и любой другой мужчина, в одеянии Железной Августы смотрелся уморительно, над этим потом хохотала почти вся школа, но этим самым весь гнев Снейпа, не понимающего таких шуток, пал исключительно на беднягу Лонгботтома. А главный инициатор веселья, добрейший и интеллигентнейший профессор Люпин остался в стороне.

Воробей, кстати, таких шуток тоже не понимал. А потому от Люпина он шарахался как дементор от Патронуса. Даже под Хэллоуин, когда чертов Перевертыш поймал его в коридоре и зазвал на чай, птах был неразговорчив, вопросов о папе-маме не задавал и при первой же возможности смылся. И правильно сделал, потому как очередное полнолуние выпало аккурат на этот во всех смыслах веселый день. Шкет особо за лунным циклом не следил, но спасибо Слизеринской Летучей Мыши, принесшей кубок со свежесваренным аконитовым.

Результатом «невинной» шуточки Люпина стало удвоение количества придирок к паре Поттер-Лонгботтом. И если Невилл страдал из-за идиотского чувства юмора некоторых преподавателей, то мелкий — исключительно по собственной дурости: на одном из занятий он повторил то, что его отец совершил двадцать лет назад — дал новую кличку Северусу Снейпу. Она оказалась настолько меткой, что мигом прилипла к декану Слизерина.

Как-то на уроке зельевар в очередной раз прошелся по эссе Невилла. Оно не было ни плохим, ни хорошим, твердое Удовлетворительно, но помимо всех реальных ошибок там была маленькая описка, «зельетворение» вместо «зельеварения». «Что ж я, по-вашему, зельетвор, Лонгботтом?» — уничижительно-насмешливо спросил Снейп. Невилл, весь красный, как рак, молчал, потупившись. Вместо него ответил Воробей, которому весь этот цирк изрядно надоел. Шкет тихо, но внятно произнес: «Скорее, зельетварь… сэр». И скорчил, зараза, при этом ту же рожицу, с которой его маменька на младших курсах разговаривала с папенькой. Получалось, кстати, довольно похоже. Судя по тому, каким ровным безэмоциональным голосом Снейп в абсолютной тишине лишил Гриффиндор ста баллов, чувака проняло до самых потрохов. Так Гарри Поттер, несмотря на потерю большого количества баллов, в очередной раз стал героем школы, а Снейп из зельевара превратился на несколько ближайших лет в Зельетварь.

Триумф шкета, сама того не зная, подпортила декан Гриффиндора. Когда Ответ Поттера пошел в массы и дошел до преподавателей, это старая, траченная молью мышебойка умиленно, с улыбочкой, заявила:

— Поттер, вы так похожи на своего отца!

Лучше уж бы пощечину дала, ей-богу! Мелкий потом говорил, что чувствовал себя, будто его в грязи с ног до головы вываляли. А ведь Минерва Макгонагалл ничего такого не имела в виду. Она же была совершенно не в курсе, что птах знал, как развлекались на досуге папуля и его дружки.

Похвала собственной деканши подтолкнула птаха на еще один глупый поступок. Он побежал извиняться перед Мастером Зелий, даже не подумав, что делает. И встретил Снейпа прежде, чем успел одуматься. Тот его, конечно, прогнал, даже не потрудившись вслушаться, что там лепечет «новая хогвартская знаменитость». Уже ночью до мелкого дошло, как он крупно прокололся: Гарри Поттеру никто не рассказывал о том, каким на самом деле был его отец в школе, все только отделывались, что и он, и Лили были чудесными людьми и талантливыми учениками. Выслушав торопливую речь пацаненыша, я посоветовала ему вывернуть все наизнанку: мол, все ему говорили, каким хорошим был Джеймс Поттер, даже Макгонагалл сказала, что он, Гарри, на папу похож, а ведь папа — как хороший ученик, вроде Гермионы — наверняка никогда не позволял себе оскорблять, пусть и невольно, учителей. Вполне себе толковая — на мой взгляд — отмазка, главное, ее не говорить, а думать, при этом мямля что-то нечленораздельное, чтоб взрослые поверили.

Однако мелкого по этому и любому другому поводу пред ясны директорские очи не вызвали. Тем не менее, с конца сентября и шкет, и Невилл были вынуждены удвоить усилия, затрачиваемые на эссе для Снейпа: за то, что другим ставили «Удовлетворительно», они, в лучшем случае, получали «Слабо». Однако ценой неимоверных усилий к Рождеству их оценки по зельям вновь вернулись на уровень конца предыдущего года.

35. Традиции

Известно, что немагическая Англия сильна своими традициями. К магической же части страны это относится втройне. Маги просто обожают традиции, они появляются из ничего, поддерживаются волей случая, а те, кто носят палочки, лишь невнятно бормочут «Судьба!»… Идиотизм чистой воды! Все же я слишком магла, чтобы верить в подобную чушь.

В Хогвартсе тоже были свои традиции. Например, отказаться сопровождать Поттера на могилу родителей в день их гибели. Мотивировать это сбежавшим преступником Сириусом Блэком. Более того, мелкому под тем же соусом было отказано в прогулках в Хогсмид, не смотря на честно подписанное Верноном Дурслем разрешение. А Mhaighdean Dé, а ведь шкет убил целых два вечера накануне приезда тетушки Мардж, чтобы дядя Морж добровольно — ну, почти — поставил свой автограф дешевенькой перьевой ручкой на пергаменте. (п/а: ирл. Дева Божья) Так что Воробей проспорил мне желание, поскольку я ему сразу заявила, что так оно все и будет. Счет шел «один: один».

Кстати о кладбище. Меня дико интересовал один маленький вопрос: попал ли бы при Дамблдоре хоть когда-нибудь Гарри Поттер на могилы родителей до того, как вышел бы из сопливого возраста? Что-то мне подсказывало, что нет, ведь каждый год в магической Англии что-то случалось, что-то, мешающее этому событию. Хоть ставки собирай, что же случится в следующем году, что помешает уже четырнадцатилетнему Поттеру — большому уже парню — демонстративно сесть в канун Хэллоуина в Хогсмиде в «Ночной Рыцарь» и отправиться в Годрикову Лощину! Потому как недемонстративно, потихоньку, мы с пацаненком там уже были, и желтые флорентийские ирисы регулярно, обычно в конце июля — в середине августа, появляются на белом мраморе надгробия четы Поттеров.

Существовала еще одна милейшая хогвартская традиция — ЧП на Хэллоуин. Раз уж тот год проходил под эгидой Сириуса Блэка, чокнутого убийцы и прочая, то логично было бы предположить, что основательно стукнутый на темечко крестный мелкого именно в Хэллоуин совершит попытку проникнуть в школу, к Роновой крысе. А поскольку Блэк — анимаг, то дементоры для него препятствием не будут.

— Бедная Короста, — усмехнулся тогда еще мелкий, — этот жестокий мир решил окончательно добить несчастное животное. Мало того, что гермионин рыжий зверь на нее когти точит, так еще и беглый преступник захотел лишить бедолагу жизни!

Поскольку от всей этой эпопеи с побегом Сириуса Блэка за милю пахло директорскими лимонными дольками, на Хэллоуин шкет решил затихариться в Выручай-комнате, наказав при этом Добби следить, что же будет происходить в замке. К тому же у нахаленыша элементарно не было времени, чтобы по собственному желанию ввязываться в тот квест, что приготовил ему в этот раз директор или кто-то там, ответственный за приключения Гарри Поттера в Хогвартсе.

Во-первых, зелья. Нет, домашнюю работу он делал с Невиллом, в том числе ее практичекую часть. Сколько всего ингредиентов они вместе перепортили, только Господь знает: уже в начале октября они совершенно обновили запас ингредиентов, купленный летом. Кроме того, Невилл, как знаток трав и их свойств, частенько экспериментировал. В результате те взрывы котлов, что должны были происходить в кабинете Снейпа, случались как раз в Выручай-комнате. Хорошо, хоть Комната исправно предоставляла котлы и прочий инструмент. Но у Воробья были и свои проекты, например, универсальный антидот к амортенции. Ведь обожание со стороны Джинни Уизли не убавилось ни на миним. Конечно, тринадцать лет — это не тот возраст, чтоб вот так уж серьезно забеспокоиться, но, к примеру, Джеймс Поттер в будущую супругу втюрился как раз в тринадцать лет. Однако не стоит забывать, что в чистокровной семье Уизли, возможно, существуют свои старые традиции по использованию амортенций различного рода. Проблема заключалась в том, что большинство антидотов нужно было принимать после приема амортенции, а это Воробья не устраивало. Была, конечно, парочка зелий, нейтрализовавших действие ряда привораживающих декоктов, которые можно было принимать превентивно. Одно такое настаивалось у меня в лаборатории, но действовало оно не во всех случаях, а мелкому было интересно сварить самому.

Во-вторых, дополнительные предметы, руны и нумерология. Первое время мелкий на них выезжал за счет полученных в магловской школе знаний, магловских же учебников и развитой памяти. Но к Хэллоуину этот ресурс практически исчерпал себя. К тому же преподаватели этих предметов совершенно не устраивало списывание, неважно, из учебника или друг у друга. По нумерологии последние два задания вообще носили исключительно индивидуальный характер, а значит, с еще одно школьной традицией Гарри Поттера — частичном списывании у Грейнджер — пришлось распрощаться. Самому выполнять задания было несложно, но времени это не экономило совершенно. Впрочем, на остальных предметах традиция списывания, позволявшая прятать свои истинные знания и способности, оставалась.

Далее, был василиск. Мелкий вынашивал проект сотворения второго террариума для несчастной рептилии, и постепенно претворял его в реальность.

Не стоило забывать и об общественной жизни. Квиддич с его на всю голову стукнутым бладжером капитаном, друзья, не все и не всегда понимавшие, что такое личное пространство и личное время, мистер Филч, оказавшийся не таким уж и плохим человеком. Порой мне казалось, что Воробей откусил слишком большой кусок, чтоб проглотить. Сéard sa foc Сириус Блэк, с таким-то расписанием? (п/а: ирл. Какой к черту) Хочет тот за миражами и крысами гоняться — его воля, тем более, что Воробей к тому времен был практически уверен, что Короста — обычная крыса, тем более, на последнем издыхании.

Так что на праздничный ужин шкет по еще одной традиции не пошел. Вместо этого он сидел в принявшей вид моей гостиной Выручайки и болтал со мной по сквозному зеркальцу. Добби натаскал ему из кухни еды, а потому лечь спать голодным парнишке не грозило.

Мы как раз перешли к расчету параметров для изменения практически готового антидота, так, чтобы он выводился из организма не сразу, а хотя бы в течении полугода, как в комнату явился Добби и сообщил о том, что Сириус Блэк попытался проникнуть в гостиную Гриффиндора. Ему это не удалось, а потому он за каким-то чертом изрезал холст сторожащего дверь портрета и смылся. Пир на тот момент был в самом разгаре, так что шум еще не поднялся.

— Знаешь, мелкий, — сказала я, — кажется, твой чокнутый крестный совсем головой двинулся. Что делать будешь?

— Честно? — прищурился Воробей. — Есть большое желание остаться тут до утра.

— Тебе утром башку оторвут.

— Ага, — он зевнул и потянулся. — Добби, а Блэк еще в замке?

— Нет, — ответил домовик. — Анимаг уже на полпути в Хогсмид.

— Чудненько, — сказала я. — Топал бы ты вниз, на кухню. Заодно скажешь спасибо за вкусный ужин тамошним эльфам.

— Угу, — согласился шкет. — Добби, спокойной ночи. Иди, я сам доберусь.

— Добби дождется, когда Гарри Поттер ляжет спать, — заявил упрямо эльф. Я рассмеялась. Воробей возмущенно засопел.

— Как думаешь, Патти, — напоследок спросил он, — после сегодняшнего дементоров уберут?

— И не подумают, — покачала я головой.

— Но они же оказались неэффективны против беглого преступника!

— И что? Кого волнуют подобные мелочи? Вот увидишь, стражи Азкабана останутся в любом случае. Даже если явятся на ближайший квиддичский матч. Топай вниз, мелкий. Спокойной ночи.

Кто ж знал, что мои слова сбудутся дословно? Дементоров не убрали даже после того, как они фактически напали на Гарри Поттера во время квиддича и тот попал в больничное крыло на два дня. Впрочем, частое пребывание во владениях Поппи Помфри с различными травмами тоже было своеобразной школьной традицией для Мальчика-Который-Выжил.

36. Прогулка

Даже у магов Рождество — или Йоль, у кого как — считается семейным праздником. Если на Пасху школу покидают лишь некоторые, то во время Рождественских каникул школа пустеет. Должно случиться что-то из ряда вон, чтобы среднестатистический студент Хогвартса остался в стенах замка. Поэтому нетрудно догадаться, как смотрели другие студенты школы магии и колдовства на Гарри Поттера, третий раз кряду не изъявлявшего никакого желания встретиться с опекунами на праздник.

Сам же Воробей ждал не дождался, когда же остальные ученики покинут замок: чужую жалость мелкий всегда терпеть не мог. К тому же шкет всегда неуютно себя чувствовал среди большого скопления людей. Так как в этом году никаких расследований и тайн не было, он считал, что не только Невилл, но и Провокатор с Носорожкой отправятся по домам. Наивный ребенок! Он недооценил силу дружбы и характер Уизли и Грейнджер. Эта парочка решила не бросать друга в одиночестве! Scread mhaidine orthu! (п/а: ирл. Чтоб им пусто было!) Ну и кроме того, Рон, слегка обиженный тем, что Гарри Поттер достаточно много времени проводит не с ним, а с Невиллом, решил показать, кто тут лучший друг.

Мелкий, когда рассказывал об этом, шипел, матерился и фыркал. Дело было в последнюю пятницу семестра, и поскольку одно желание я ему была должна, то Воробей попросил — раз уж Рождество мы вместе встретить не сможем — о встрече в Хогсмиде в субботу. Соскучился, самостоятельный мой…

На тот день у меня ничего запланировано не было, и я решила, отчего б не потратить пару-тройку часов на прогулку с Воробьем, тем более что зелье для шкета было готово. Выбраться потихоньку из замка ребенку, знающему несколько потайных ходов из него, было совсем нетрудно. Ну, а на то, чтобы шляющаяся по Хогсмиду толпа малолетних оглоедов не засекла Поттера там, где его быть не должно было, существовали мантия-невидимка и чары. Да и не собиралась я выгуливать птаха по деревеньке, основной достопримечательностью которой был магазин сладостей. Вот еще!

Судя по воспоминаниям Сириуса Блэка, Мародеры знали о семи потайных ходах, мистер Филч знал о четырех, василиск Ужас — еще о трех-четырех, но те были совсем уж специфическими. Сколько их было на самом деле — никто, кроме, возможно, школьных домовиков, не знал. Еще осенью, как только Воробей прибыл в школу, подросток проверил те самые семь тайных выходов из замка — просто так, на всякий пожарный, вдруг понадобится. Судя по пыли и паутине, пятью проходами давно не пользовались, один был непроходим, но обвал был недавно, а еще одним ходили с завидной регулярностью. Узнать с помощью Добби, кто там ходит туда-сюда в обход главных врат замка, было легко: неизвестными нарушителями оказались, само собой, близнецы Уизли. Почему они ходят одним и тем же — причем, не самым удобным — маршрутом, стало ясно после того, как при открытии одного из неиспользуемых ходов Воробья и его ушастого няня едва не заловил завхоз. Старый сквиб удивительно шустро прибежал, стоило только нажать на камень, открывавший проход, из чего был сделан вывод, что о тех неиспользуемых четырех, ведущих из замка в деревню и на станцию, Филч и его кошка знали, а пятым, ведущим от Воющей хижины к Дракучей иве, никто не пользовался потому, что не умели отключать дерево. Хорошенько поразмыслив, шкет решил, что неплохо бы и себе сделать безопасный отход из Хогвартса, о котором никто не знал бы. Поэтому Добби расчистил потайной проход, что начинался от зеркала на пятом этаже и заканчивался в тупичке за магазином одежды, оставив, однако, иллюзию того, что ход завален.

Так что в субботу, восемнадцатого декабря, я стояла в нише у неприметной дверцы, закутавшись в мантию с капюшоном поверх зимней куртки, и неспешно курила, поджидая мелкого. Валил густой снег, шкет опаздывал. Наконец, дверца бесшумно — Добби, небось, постарался — открылась и наружу вылетела взъерошенная мальчишеская голова в кривовато сидящих круглых очечках. Scrios Dé, зрелище не для слабонервных! (п/а: ирл. Блин, досл. Господь Разрушитель!)

— Опаздываете, молодой человек, — сказала я, отмечая про себя, что надо бы в Лондоне зайти в оптику: Воробью пора менять оправу.

— Патти! — засиял солнышком птах. — Извини, меня близнецы задержали…

— Ладно-ладно, — прервала его я. Погода в Шотландии мне пришлась не по нутру: даже в мантии с согревающими чарами было зябко, а что уж говорить о мелком? — Цепляйся, потом все расскажешь.

— А разве мы… — начал Воробей, послушно вцепившись в мантию, но я уже крутанулась на каблуках.

Трансгрессия для меня никогда не была чем-то легким, тем более парная, и тем более, на большие расстояния, поэтому из вихря переноса мы вынырнули не в Лондоне, а на кладбище неподалеку от небольшого шотландского городка со смешным названием Киллин. Дальше уже мелкий со мной скакнул в Глазго, после — Лидс, где я замаскировала магловским гримом его шрам и заклинанием изменила ему облик. Следующим пунктом назначения был уже Лондон, и я с наслаждением стянула с себя ненавистный балахон с подогревом. После прогулки босиком по ирландским камушкам я терпеть не могла две вещи: изображать из себя кочан капусты и зимний холод. К тому же Лондон с его сорока градусами зимой устраивал меня несколько больше, чем Хогсмид с его дай Патрик двадцатью. (п/а: имеется в виду температура по Фаренгейту, 40° F = 4.5 °C, 20° F= -6.5 °C)

Прогулка удалась: за каких-то два часа мы обошли и недорогие магазинчики в восточной части Косого переулка, и побывали на распродажах в магловских супермаркетах. Нельзя сказать, что мы накупили много хлама, мы скорее просто болтались то там, то сям, как в старые добрые времена. Так, парочка безделушек: трехтомник Гаррета про лорда Дарси, справочник начинающего колдомедика, набор керамических ножей, кеды (мечта мелкого), джинсовый комбинезон — мне, еще кое-что по мелочи, ну и, само собой, носки для домовика. Я таких, кстати, никогда еще не видела: с вывязанными пальчиками и светящимся в темноте узором. Ужас-ужас-ужас, но, стоит отметить, Добби был на седьмом небе от счастья и таскал их всю зиму, практически не снимая.

Вдоволь находившись, мы зашли в маленькую кафешку, где Воробушек поведал во всех подробностях, что от него хотели близнецы Уизли. Оказывается, рыжие поборники справедливости решили, что негоже малышу Гарри сидеть в школе, как под замком, и подарили волшебную карту замка с отмеченными на ней ходами, проходами и прочим. Ту самую Карту Мародеров, за авторством Поттера-старшего и компании. I gcuntas Dé! (п/а: ирл. Бог ты мой!) Вот так подарок к Рождеству! Не то, чтобы малыш в ней особо нуждался: к третьему курсу замок он знал лучше иных выпускников — но все же вещь отца, наследство, так сказать. Помимо всего прочего, по этому куску старого пергамента можно было отслеживать перемещения находившихся в Хогвартсе существ. А вот это меня не обрадовало совершенно.

Дело в том, что к близнецам Карта Мародеров из ящиков с конфискатом завхоза. Из воспоминаний Блэка о последнем годе обучения мы с мелким знали, что ее отобрал у Сириуса лично Филч. В выключенном состоянии Карта представляла собой кусок пустого пергамента, тем не менее, вытащили рыжие шкодники ее из ящика с особо опасным содержимым. Вероятность того, что аналог этой вещицы мог существовать и у директора, была весьма велика: то, что сделали школьники, легко повторит маг уровня председателя Венегамота. А оный маг карту видел, иначе что обычный пергамент делал среди опасных артефактов? Но даже если и моя паранойя ошибалась — с чего бы Дамблдору отдавать зачарованный пергамент обратно Филчу, что сквибу с ним делать, он же ее ни включить, ни отключить не сможет — в таком деле лучше подстраховаться и перебдеть.

37. Веселые каникулы

Однако идиллия не продлилась долго. Мы даже Карту открыть не успели, а Воробушек — допить свое сливочное пиво, как задергалось и зазвенело Связное зеркало, лежавшее в кармашке моего платья. Парное к нему было у Добби, оставшегося в Хогвартсе на тот случай, если Воробья кто-то будет искать в школе. В зале было слишком шумно и черезчур много глаз и ушей, поэтому я ушла в дамскую комнату, чтобы прослушать сообщение о том, что мелкого ищут его друзья-приятели. Так что пришлось по-быстрому возвращаться домой, где нас уже ждал домовик, чтобы перенести мелкого поближе к замку: для своих тринадцати шкет уже на сегодня достаточно напрактиковался в трансгрессии, тем более на дальние расстояния.

Когда ночью я узнала, зачем Уизли и Грейнджер кровь из носу понадобился Поттер, то не смогла удержать на языке весьма нелестную характеристику и о детках, и о недетках. Особенно об одной такой недетке, бородатой и в очках-половинках. Вот кто бы объяснил мне, за каким рогатым дьяволом этот Песталоцци хренов устраивает представления, когда можно было бы просто поговорить с парнишкой, все ему рассказать за чашечкой столь обожаемого директором чая? Неужели он думал, что если Поттер ему не доверяет, то ни с того ни с сего поверит в дурно сыгранный спектакль? Или посчитал, что для тринадцатилетнего подростка подслушанное и подсмотренное будет ценнее и весомее, чем то, что сказали ему взрослые? Ай, да кто его разберет!

Впрочем, по порядку. Пока шкет гулял со мной по Лондону, его приятели бродили по Хогсмиду. Судя по тому, что до «Трех метел», тамошнего паба, они добрались только спустя порядочное количество времени, рыжий с девчонкой не пропустили ни один магазинчик на главной — и фактически единственной — улочке деревеньки. Основательно продрогнув (ну, еще бы! На таком-то ветру!), ребятки решили зайти в означенный паб и выпить чего-нибудь согревающего. Однако спокойно посидеть рядом с елочкой и выпить за наступающее Рождество они не смогли: в помещение зашла несколько странная компания. Флитвик, Макгонагалл, Хагрид и Фадж. In ainm Dé! (п/а: ирл. Во имя Господа!) Каким образом министр магии Фадж, надутый чванливый индюк, мог сесть за один стол с лесничим Хагридом? И не просто сесть, а вести с ним беседу в самом дружелюбном тоне. Как там Ясме говорила? «Чудо Мерлиново»? Зато профессор чар не удержался от лекции по Фиделиусу. Видимо, чтоб детишечки не тратили время на перерывание школьной библиотеки. Не, ну чудненько, в самом деле!

В принципе, ничего нового друзья мелкому не сообщили. Обо всем, что соизволили сообщить в непринужденной беседе взрослые маги — кем бы они ни были — мелкий знал еще с лета. Но почему и зачем все это было сказано, я не могла понять. Если подумать, гораздо правдоподобней все это звучало бы из уст оборотня. Но, видать, кое-кто решил, что если уж шкет не идет на контакт с Люпиным, то нужную информацию он все равно должен получить.

Воробушек, кстати, не постеснялся втихушку пролегилементить Носорожку, как наиболее наблюдательного и наименее защищенного свидетеля разговора. Увы, среди маглорожденных практически не встречаются маги с врожденными окклюментивными щитами. Работать с тем же Роном так, чтобы он ничего не заметил, было бы не в пример сложнее. Да и научить девчонку — согласно классическим пособиям по окклюменции — защищать сознание было бы труднее. Правило это действовало только именно на маглокровок, уже с полукровками все было совершенно иначе. Так что мелкий с неподдельным вниманием — буквально, не отрывая глаз — слушал Гермиону, а не Рона, а после передал с Добби пузырек с восстановленной сценой в пабе мадам Розмерты. Mo sheacht mbeannacht ort! (п/а: ирл. Молодец! Отлично сделано!)

О Карте Мародеров мелкий Рону и Гермионе ничего не сказал. Во-первых, Рыжий категорически не умел сохранять тайну, он говорил не в тех местах и слишком громко, его самодовольный вид при этом буквально кричал, что он знает что-то, чего не ведают другие, а во-вторых, Гермиона, несмотря на три года в обществе известного нарушителя всяческих правил, вряд ли бы удержалась от того, чтобы не отдать этот артефакт преподавателям, дабы Сириус Блэк больше не смог бы пробраться в школу.

На второй день каникул случилось страшное: пропала Ронова крыса. Случилось это во время обеда. Отправляясь в Большой зал, Уизли оставил бедное животное в спальне: Короста практически не шевелилась, ее облезлая шерсть выглядела тускло даже в скудном зимнем свете. Крысиная микстура явно не помогала, и Гермиона уже тайком от рыжего заводила с Воробьем разговор о том, чтобы подарить другу на день рождения нового питомца. Сам Рон об этом отчего-то — он ведь крысу эту терпеть не мог — и слушать ничего не желал. Достал в конец не только мелкого, но и всех окружающих своими нападками на Гермиониного питомца, который откровенно точил когти на Коросту. Накануне пропажи категорически запретил девочке приносить или приводить с собой полукнизла.

В-общем, когда Рон Уизли пришел с обеда и поднялся в спальню, дабы проведать, как там его крыса, он обнаружил только окровавленные простыни. Крик он поднял жуткий. С девчонкой расплевался, доведя ее до слез. Почти поссорился с Воробьем, обвинив его в том, что тот неплотно закрыл дверь спальни. Обиделся на весь мир, начиная от собственного декана, заканчивая братьями — те отказались сочувствовать Ронову горю.

Мелкий выдержал ровно двое суток. Нет, если б все это случилось во время семестра, он бы плюнул и на обиженное бурчание Рона, и на виноватые всхлипы Грейнджер. Но слушать все это на каникулах, когда то рыжий, то девчонка бродят за ним хвостом и нудят, нудят, нудят? К дьяволу! И Воробей провернул с Роном практически тот же фокус, что и с дядюшкой и тетушкой минувшим летом. Уже к Рождеству рыжик помирился с подругой, а та, на седьмом небе от счастья, что не потеряла друга, перестала таскать в спальню своего Живоглота, не желая рецидива обиды Уизли. Полукнизл на это, кстати, сильно обиделся.

Рождество шкет встретил во всеоружии. Аккурат к Сочельнику он выпил последнюю дозу антидота к приворотам, что получил от меня во время нашей прогулки, и теперь был защищен от воздействия некоторых видов амортенции и схожих по составу зелий где-то до середины марта. Тем не менее, правда, кексы и пирог от миссис Уизли от греха он выбросил, попросив на кухне спечь для него похожие. Ими он и поделился позже сРоном и Гермионой. Паранойя — заразная штука…

Рождественский ужин так же удался: мелкий воочию смог увидеть существо, преподававшее в школе прорицания и доставшее правильную девочку Грейнджер так, что та позволила себе (о, ужас!) нелицеприятно отозваться и о предмете, и о преподавателе. Нда-с, все же история с Локхартом сильно повлияла на Носорожку. Существо было закутано в шаль, носило очки и кучу фенек и отзывалось на профессора Трелони. А еще оно за пятнадцать минут нахождения за одним столом умудрилась предсказать Воробью скорую гибель. Чудненько!

Это был первый год, когда тетя Петуния не прислала ему открытку с какой-нибудь безделкой. При наличии Добби необходимость пользоваться окольными путями, чтобы передать свои поздравления мелкому отпали, и «итальянским вином» я тетю Клячу больше не поила. А без этого Дурсли о мальчишке с радостью забыли. Домовик тоже не остался в стороне от подарочной лихорадки. Мелкий и я получили роскошные свитера, связанные Добби. Вязал он, кстати, много лучше Молли Уизли. Во всяком случае, его свитер чувствовался гораздо комфортнее творения маменьки рыжего. Тем более что подарки эльфа были хамелеонами, обладая возможностью менять расцветку по желанию хозяина. Поэтому оригинальный вязаный монстр от Уизли был засунут к носкам дяди Вернона, а подарок Добби с удовольствием носился до тепла.

Еще одним сюрпризом стала присланная неизвестно от кого дорогущая метла. Такие подарки Воробей не любил, он вообще с подозрением относился к вещам, полученным от чужих людей. Поэтому он согласился с Носорожкой, что метлу стоит показать профессорам, дабы не повторился его первый матч, когда его мотало во все стороны на неуправляемой метле. Рыжему, к слову, такая мысль даже в голову не пришла, он вообще посчитал намерение учителей разобрать метлу («Это же Молния, Гарри!») по прутикам небывалым кощунством. Но его бурчание никак не помешало профессору Макгонагалл забрать дорогой подарок от неизвестного. А бурчал аж до конца семестра, а после нажаловался Вуду, капитану гриффиндорской команды.

38. Зелья

Еще в детстве, до того, как я уверилась, что мелкий — маг, ребенок поймал книгу по истории фармакологии и фармации. И пропал. Даже тогда, когда он побывал в Косом и периодически пытался махать моей палочкой, на вопрос, чем бы он хотел заниматься, когда вырастет, отвечал без колебаний:

— Изобретать лекарства от всех болезней.

Он остался верен мечте, даже получив письмо из Хогвартса, и ни проблемы с мелкой моторикой, ни сволочной нрав преподавателя зелий не отвратили его от этого. Шкет по-прежнему мечтал найти лекарство от рака и СПИДа.

Наверно, поэтому на уроках зельеварения его не интересовали всевозможные увеличивающие и тому подобные зелья. Это все было, по его мнению, просто переводом ингредиентов. Зато мало-мальски лекарственные зелья привлекали его внимание, однако тяга к экспериментам частенько приводила к Троллям за практическое занятие на первых курсах. Впрочем, экспериментатором был не он один. Лонгботтом, при всей его стеснительности и забывчивости, тоже мог заменить один ингредиент другим, опираясь на свои познания в травологии. И если эксперименты мелкого приводили просто к малоэффективной бурде, то Невилл взрывал котлы.

Так что неудивительно, что после активной переписки с Невиллом по поводу летнего проекта шкета — противоядия от большинства магических ядов, в том числе и яда василиска — Воробей взорвал мне пол-лаборатории. Другое дело, что непонятно отчего произошла детонация.

Однако идея была интересная, и я не смогла удержаться, чтобы не сунуть нос в записи шкета. Воробей на меня, конечно, слегка побурчал, но, в конце концов, признался, что сам он зашел в тупик и так и не понял, каким образом удержать зелье от детонации и трансмутации и при этом сохранить его свойства. Самое неприятное было в том, что из-за яда василиска ставить защитный купол, да и вообще, применять магию к котлу было бесполезно. В итоге, промучавшись до апреля, я решила пожертвовать старым автоклавом. Однако жертва не состоялась: сваренное в нарушение все традиций зельеварения и алхимии всего лишь с пятой попытки зелье без доступа углекислоты взрываться на завершающем этапе настаивания отказалось. А вот получилось оно или нет, должны были сказать испытания.

Перед самым приездом Воробья выяснилось, что зелье таки получилось, и действовало оно не только на лабораторных крысах или свинках, но и на маглах. А когда где-то в закоулках Лютного пропал с концами Септимус Боргин — так и не нашли, вот ведь горе! — то выяснилось, что и для магов зелье служило противоядием от тех магических ядов, в состав которых входили либо яд, либо части тела змей. Заодно была выявлена ПДД весьма и весьма токсичного декокта. (п/а: ПДД — предельно допустимая доза)

Поиск способа приготовления противоядия был не единственным моим проектом. Еще с ноября я потихоньку — по полстраницы или по странице — переводила манускрипт Бойлов на человеческий английский. Даже нашла — не где-нибудь, а в Лондоне — словарь тысяча семьсот двадцатого года с необходимым мне диалектом гаэлика. Во что это выльется, я не знала, но, чем черт не шутит, вдруг среди описаний не самых приятных темномагических ритуалов я найду способ как сменить тело: необходимость постоянного приема кучи химии и зелий меня совсем не радовала, как и постоянное соседство в своем сознании Твари.

В феврале, к слову, она едва не очнулась. И причиной тому стала не ожившая метка на моем предплечье и не еще что-нибудь в этом духе. Как всегда, случилось это из-за идиотизма и непроходимой глупости отдельных личностей. Меня попытались напоить амортенцией. N-anamacha don diabhal! (п/а: ирл. Черт их подери)

Дело в том, что Фэлан зарабатывал себе на стаканчик огневиски не только продажей редких книг. Ar son Dé, много ли на этом заработаешь? (п/а: ирл. Бога ради) Фицсиммонс был не последним человеком среди контрабандистов, способных притащить что угодно из любой точки земного шара, не обращая внимания на законы. Естественно, у ребят была та же проблема, что у меня, с подставными покупателями и аврорами. Опять же, конкуренция, да и подставить собрата-контрабандиста, а то и подельника было обычной практикой. Соответственно, необходимость в ментальных магах была велика, но мало кто из занимавшихся нелегальной транспортировкой запрещенных и опасных вещей мог похвастаться более-менее крепким окклюментивным щитом.

Фэлан, к примеру, до прошлого марта вообще считал, что у него почти непробиваемая защита. Поэтому та легкость, с которой я вскрыла его щит и прочитала все, что было мне нужно, потрясла чувака. Фицсиммонс долгое время ходил вокруг меня кругами, даже пытался узнать, не сотрудничаю ли я с красноперыми. Вот только узнать о моей полу-легальной личности ему удалось мало что. Связать Трикси О’Киф с Бонни Райан он и его дружки тоже не смогли. Но рыли серьезно. Даже выяснили, что проданный мною манускипт в свое время принадлежал Бойлам. Я так понимаю, ушлые ребята и в Éire побывали, да только найти спрятанное от чужаков жилище семейки темных магов, пусть и мертвых — не самое легкое занятие. (п/а: ирл. Ирландия)

Как я поняла из реплики Фицсиммонса, что, мол, говорят, что у Бойлов девки не родятся, меня приняли то ли за дочку Далваха, то ли за его племянницу. Я не стала ничего ни подтверждать, ни опровергать. Зачем?

Черт их разберет, была ли затея с амортенцией частью проверки, как утверждал сам Фэлан, или мальчики решили сэкономить, как мне подсказывала моя любимая паранойя, но в результате сам Фицсиммонс лишился партнера и едва не получил ножом по горлу, я — качественную такую встряску на пару месяцев. А Киллиан О’Лири упокоился с миром в печи крематория, хотя была у меня мыслишка пустить засранца на запчати. С Фэлом, впрочем, мы договорились, все честь по чести, с Нерушимой Клятвой, со всеми делами.

Да и немудрено: маги — те еще шовинисты, их пока не напугаешь, они отказываются воспринимать женщин всерьез. Не то, чтобы я от этого страдала — скорее, я даже этим частенько пользовалась — но пару раз приходилось показать себя во всей так сказать красе, чтоб финты не выделывали. А в тот раз представление вышло отменным: я не поленилась после залезть в голову Фэла и полюбоваться.

Особенно получился момент, когда капли крови О’Лири попали на лицо Фицсиммонсу, он их машинально стер, еще не понимая, что это, а в горло и в висок уже уперлись нож и палочка и я почти нежно спросила:

— Надеюсь, антидот к амортенции у тебя с собой, Фэл?

Антидот у него был, и только поэтому мне не пришлось искать другого книготорговца. Если честно, то я себя в последний момент сдержала, чтобы не ударить ножом. Я испугалась, хоть со стороны это и не было заметно, ведь на какое-то время Тварь оказалась на свободе, а мне с ней даже после восьми лет пребывания в этом теле без химических оков никак не справиться. Фицсиммонс, кстати, прекрасно почувствовал, насколько он был близок к гибели, у него потом еще губы слегка, самую малость, подрагивали, когда он шутить пытался.

Смерть О’Лири весьма благотворно сказалась на нашем дальнейшем сотрудничестве. Попыток надуть меня с оплатой не было. Он даже избавиться от меня не попытался. Хотя, может, просто не успел? В конце концов, мы с ним и года не проработали вместе.

39. Оптимизм

Неисправимые оптимисты уверены, что у любой, даже самой ainnis ситуации есть не только очевидные минусы, но и частенько неочевидные плюсы. (п/а: ирл. фиговой) Видимо, я все же отношусь именно к этому типу людей: вернувшись домой после встречи с Фэланом и его дохлым и хитрым компаньоном и выхлебав после ванны с релаксантами полторы дозы успокоительного, я все же решила, что все произошедшее случилось к лучшему. Ну, когда бы я узнала, что может разом нейтрализовать химическую блокаду Твари? Да и вообще, мне повезло несказанно: в восемьдесят пятом я могла продержаться на голой менталистике от силы минуту, зато сейчас — целый час. Достижение, damnú air! (п/а: ирл. Чтоб его!) Вот что значит практика!

И вообще! Слава Богу, у меня паранойя! Поэтому одна внеплановая доза комплекса, вкупе со стерильным «карандашом» и жгутом у меня в потайном мешочке с собой были. (п/а: Карандаш — жарг. инсулиновый одноразовый шприц) Так что, сделав ручкой Фицсиммонсу, я заперлась в ближайшем туалете и устроила себе маленький праздник юного нарика, разом потребив весь комплект. У этого необдуманного действия было много последствий: легкий — или не совсем — неадекват, черные от расширившихся зрачков глаза, массовый Конфундус для вечерней смены в дурке и серьезный разговор с мадам Планкетт. А когда я все же добралась до родной развалюхи в Луговом тупике, у меня пошел отходняк. Впрочем… Стараниями Добби этот старый дом больше не был хибарой, продуваемой насмерть всеми сквозняками. Доски холодного прежде пола перестали скрипеть каждая на свой лад, а магический плющ, за считанные дни опутавший стены и крышу, не только сделал дом теплее и как-то уютнее, но и надежно скрыл строение от любопытствующих глаз соседей и просто прохожих. Ушастый даже каким-то образом повывел черную плесень из ванны, хотя мне казалось, что еще чуть-чуть — и эта дрянь заговорит от того количества химикатов и зелий, что я во времена оны вылила, пытаясь от нее избавиться.

Так что я валялась на диване в гостиной, вяло истерила — если это так можно было назвать — и прислушивалась к впадающей в прежнее летаргическое состояние Твари, чья ярость еще совсем недавно, как в старые добрые времена, сотрясала ментальные барьеры, не позволявшие ей добраться до меня и управления телом. Спящая красавица почти проснулась, не прошло и пяти лет, léan uirthi. (п/а: ирл. Чтоб ее) Чудненько! Нет, с этим точно надо что-то делать, потому как на этот раз оперативно утихомирить мое внутреннее чудовище получилось, а гарантий, что это получится в следующий раз, не было… Но вот что поделать, если я в этом теле не слишком желанный гость, которого впустили по ошибке?

Ясме недаром слыла одним из самых толковых зельеваров Лютного: буквально за пару дней она разобралась с принесенным ей образцом зелья и выяснила, что было не так с тем варевом, которым меня так любезно угостили господа контрабандисты. Ведь в стандартном рецепте не было ничего, что могло бы так взаимодействовать с блокирующим комплексом. Но в том-то и дело, что именно в стандартном. Как оказалось, кузен исландского приятеля Фэлана тоже слегка соображал в зельях, вот только с ингредиентами у него случилась беда, и он заменил кровь саламандры на маринованные в сое и горчице корни исландского мака и, вроде бы, бычью кровь. Результат стоил раза в два дешевле, в организм объекта попадал через кожу, через прикосновение, а не перорально, на женщин действовал как обычно, мужчины же считали субъекта кем-то вроде отца. (п/а: перорально — приём лекарства через рот (лат. per os, oris), путём проглатывания лекарства) А вот со мной вышла осечка: один из активных компонентов блокирующего комплекса вошел в реакцию с зельем и запустил цепочку нейтрализации, заодно превратив всю ту химию, что текла в моих венах вместо крови, в яд. И я бы дала дубу на месте, но «Слезы черного феникса», благослови Патрик Ясме и ее зельедельческий талант, в очередной раз спасли меня. Принятый же мною антидот, кроме того, что связал компоненты модифицированного приворотного и оперативно вывел их из организма, еще и практически разбудил Тварь. И да, по-хорошему мне бы стоило провести полную гемотрансфузию. (п/а: гемотрансфузия — переливание крови) Мечты, мечты, ага…

Несмотря на столь скверное начало наших с Фицсиммонсом деловых отношений, уже в началу лета мое зачастую не афишируемое присутствие на деловых встречах Фэлана и его «друзей» стало чем-то обычным, принося мне определенную сумму. Кто бы мог подумать, что наши занятия с Воробьем ментальными практиками окажутся полезными не только шкету, но и мне? Ведь не только птах учился распознавать любое проникновение в свое сознание, каким бы незаметным и осторожным оно ни было, но и я совершенствовала свои навыки в «тихой» легилименции. Теперь при должном усилии — если не увлекаться, конечно — ни Фицсиммонс, ни его подельники-конкуренты-клиенты не могли засечь меня в своем сознании. Сил при подобном сжиралось будь здоров, но в один прекрасный день это уберегло пронырливую thóin книготорговца от кидалова, которое едва не провернул — смешно сказать — шестерка-связной. (п/а: ирл. Задница) Если бы задуманное чернявым Джонни (было ли это имя или прозвище, я так и не узнала) удалось, для Фэла это бы закончилось печально: он бы оказался крайним и для покупателя, и для продавца. Фальшивые галеоны и сено неизвестного происхождения вместо стеблей вымирающего эндемика с Сейшел — это, знаете ли… Нетрудно догадаться, что бы стало с Фицсиммонсом. А так — не повезло Джонни, упокой Господь его грешную душу. Слава Патрику, от трупа на этот раз избавлялась не я. Вот и чудненько!

Фэлан посещал старушку Англию от силы раз шесть в месяц, и на свой маленький бизнес по поставке биоматериалов — да и на все прочее — времени у меня оставалось достаточно. Бонни Райан все так же зарабатывала свои галеоны, стараясь не привлекать внимания красноперых, в трансплантационную клинику на юге Лондона пару раз привозили неизвестно откуда необходимые органы, а миссис О’Киф все так же старательно два раза в сутки елозила мокрой шваброй по полам реабилитационной клиники и близлежащих помещений в Хинчли.

Ко второй половине июня я перевела до половины ту часть Бойловской книги, в которой описывался тот ритуал, которым воспользовался Далвах Бойл почти девять лет назад. Попутно еще и приобрела через Фицсиммонса и его дружков несколько книг: манускрипт был скорее рабочим дневником, одной большой инструкцией из серии «Как правильно зарезать голубя и вызвать этим дождь», чем полноценной книгой, и теоретических сведений в нем почти не было. А мне теория была нужна и, желательно, не времен Рамзеса Великого или Мерлина. Надо же было разобраться, каким образом я могла бы сменить тело с наименьшими для меня последствиями. Ну, а то, что книги были официально запрещены к распространению среди частных лиц на территории магической Британии, было несущественным. Совершенно.

Смена тела была крайне необходима. Присутствие Твари было лишь одной из причин. Несмотря на все усилия, мое физическое состояние медленно, но верно ухудшалось. И дело было не в принимаемом комплексе препаратов. Увы, но одержимость для человека — нечто абсолютно неестественное, даже если духа пригласил к себе сам хозяин тела добровольно, этому сопротивляется и тело, и магия. И, в конце концов, маг становится почти сквибом, а «тело гниет заживо». Судя по приведенным в книгах признакам и случаю с Квиреллом, речь шла не о магической вариации хансеноза, а об онкологии, scrios Dé air sin. (п/а: ирл. чтоб ее, досл. Пусть Бог уничтожит это, хансеноз — проказа, болезнь Хансена) Лекарства от этого нет, а те зелья и препараты, что я принимала, хоть и давали отсрочку неизбежного, но ненадолго. При самом благоприятном стечении обстоятельств мне оставалось еще лет пять максимум. Чудненько!

Вот только это в фантастике поменять тело — раз плюнуть. В реальном мире, во всяком случае у магов, это задача не самая тривиальная. А уж в одиночку это способен провернуть лишь магически сильный гений. Вроде того же Фламеля с его камушком или… Темного Лорда, не к ночи будь помянут, но никак не полусквибы — ладно, просто посредственной ведьмы — и не подростка. Да я вообще не хотела вмешивать во все это salachar мелкого: единственной альтернативой философского камня были темные искусства, причем та их область, которой не стоило бы заниматься несовершеннолетнему. (п/а: ирл. мерзость, грязь) Вырастет, повзрослеет, мозги в пустой голове заведутся — вот тогда и пожалуйста!

К тому же, у меня были подозрения, что новое тело, решив прежние проблемы, создаст новые. Например, в плане психики, как это случилось с Реддлом. Я и так не образец вменяемости и душевного здоровья. И менялась совсем не в лучшую сторону. Еще пять лет назад то, как Тварь обошлась с Патрицией О’Киф, ужасало меня до тошноты и озноба, теперь же… Боюсь, если б подобная ситуация случилась сейчас, я б безо всякой Твари поступила точно так же. Я убивала людей с подозрительной легкостью. Что ж, добро пожаловать в стройные ряды чудовищ и кровожадных маньяков. Сменить, что ль, фамилию на «Лектор» или пока рановато, а? Ладно, нахрен лирику! Tá an saol ina dhiabhal, но это не повод впадать в депрессию. (п/а: ирл. прибл. Жизнь — отстой!)

40. Девушки

Впрочем, одно универсальное лекарство от депрессии и грустных мыслей о собственной незавидной участи у меня уже было. Солнечный птах мой и прежде не давал затосковать, а с вступлением в переходный возраст вообще периодически радовал. Что бы я без него делала, а?

В феврале он, к примеру, впервые обратил внимание на девочек. Или девочки на него, это как посмотреть… Поздравляя шкета с очередной победой в квиддичском матче, охотницы гриффиндорской команды зацеловали его до полного так сказать смущения. Прилюдно, drochrath orthu! (п/а: ирл. чтоб им!) Tá siad rascals gáirsiúil! (п/а: ирл. Мерзавки бесстыжие!) Об этом примечательном факте мелкий — естественно — и словом не обмолвился (Добби сдал), зато через несколько дней после матча спросил, как можно пригласить девочку на свидание. Не прямо, запинаясь и полыхая лицом и ушами, но все же… A Mhaighdean Bheannaithe! (п/а: ирл. Матерь Божья) Дожили! Ну, вот как можно удержаться и не вытянуть из шкета интригующие подробности? Я лично не смогла. Но Воробей, надо отдать ему должное, держался до последнего. Хотя было бы что там скрывать! Одной из тех самых нахалок была некая Кэти Белл, и именно ее ореховые очи на какое-то время лишили шкета покоя — ну, или птаху понравилось с ней целоваться, что, по-моему, было более вероятно. Но кому какая разница?

Однако увлечение мисс Белл длилось недолго. Напичканный по уши советами, как произвести на девчонку впечатление, мелкий лишь пару раз сходил на свидание с охотницей… и резко прекратил с ней отношения. Уж не знаю, насколько ему понравилось целоваться с девчонкой — на все вопросы по этому поводу он краснел и шипел непечатно — но вот то, что довольно скоро не только весь Гриффиндор, но и вся школа знала обо всех подробностях их свиданий, ему не понравилось совершенно. И что-то подсказывало мне, что дело не в том, что он специально попросил эту идиотку не чесать языком о том, что Гарри Поттер посещает Хогсмид без ведома и разрешения на то школьной администрации. Шкета взбесило, что дуры-девчонки со второго по четвертый курс включительно обсуждают, насколько хорошо он целуется. У малыша до сих пор оставались иллюзии по поводу степени публичности его жизни в целом и некоторых ее аспектов в частности. Я ему, конечно, напомнила про ту же принцессу Ди, но, по ходу, он так и не внял моим доводам. A Dhia dár sábháil, какой же он иногда наивный! (п/а: ирл. досл. господь всемогущий! — эквивалентно: блин, елки и т. п.) Ну да ладно, вряд ли это надолго.

Следующей его дамой сердца стала узкоглазая девчонка с Рэйвенкло, игравшая в тамошней квидичской команде за ловца, но там все было еще безнадежней, чем в случае с Кэти: китаяночка (или кореянка, один хрен) встречалась со старшекусником, причем там было все серьезно, и у мелкого вообще не было шансов. Трагедия века, ага. И длилась эта трагедия вплоть до экзаменов, а потом мелкому — да и мне — стало резко не до амурных дел. Какие там, к черту, амуры, если около школы оборотни с покойниками в салочки гоняли?

Реакция мелкой Уизли на все слухи о похождениях Поттера была откровенно — я б сказала, показательно — безразличной. Девочка на мелкого обиделась: шкет ее откровенно не замечал, морщился и смотрел как на пустое место. Досада на Прекрасного Принца и Спасителя — не без помощи доморощенного магистра менталистики и пары зелий — довольно быстро убила детскую влюбленность, и о Гарри Поттере девочка старалась больше не думать. Ага, как о той самой белой обезьяне. Я, конечно, указывала птаху на некоторую нелогичность его выводов и возможные нежелательные последствия — на месте Джинни я бы добилась взаимности со стороны Поттера чисто из упрямства — но кто бы меня слушал? Впрочем, основная опасность — на мой взгляд — тут исходила не от дочери, а от ее маменьки, прости, Господи. Ведь одно дело — просто рыжая дурища, а совсем другое — дура с инициативой.

Хотя, дур и без рыжих хватало. Язык без костей стукнутой на всю голову бладжером кретинки Белл, к примеру, неслабо так подсуропил мелкому в марте и аукнулся в конце июня. Если преподаватели и не прислушивались к тому, о чем там активно шушукались ученицы (если всему, что эти красотки щебечут, верить — с ума сойти можно), то мелкая белобрысая заноза в заднице шкета, что отзывалась на фамилию Малфой, пропустить такой шикарный шанс досадить Поттеру и подвести его под наказание не могла. Тем более что на приснопамятном февральском матче Моль получил по носу и потерял чуть ли не сотню баллов. А нефиг было из себя сотоварищи дементоров изображать. Мелкий еще поржал над ним прилюдно, что, мол, такая идея и так бездарно осуществлена. Ну и с маглами сравнил: слизеринцы ограничились тем, что напялили черные плащи, забыв о магии и палочках. Воробей, в полете больше ориентировавшийся не столько на зрение, сколько на отголоски эмоций игроков, на них даже Патронуса пожалел, Ватноножным ударил.

Чары Защитника птах, кстати, освоил еще в конце января, тем самым полностью подтвердив свое прозвище: у него получался очень деловитый, встрепанный и боевой воробушек, сиявший при том что твой маяк. Как впоследствии выяснилось, весьма скромные размеры Патронуса совершенно не помешали ему без проблем разобраться с толпой дементоров. Но вот Ремус Люпин, обучавший Поттера этому нелегкому заклинанию, узнал об этом последним: мелкий не слишком любил отходить от своей привычки скрывать истинный уровень своих знаний и умений. А на уроках Шакала Табаки мальчишка упорно демонстрировал просто светящееся бесформенное облачко. У Невилла же телесный Патронус получился уже после Дня Святого Патрика, и какой! Громаднейший буйвол с самого Лонгботтома в холке. Ай да мямля! Что значит — сменил палочку.

Само собой, оборотень Невилла Патронусу не учил. Буйвол — заслуга Воробышка. А учил мелкий друга неспроста: у Лонгботтома появилась своя подзащитная, которая обожала гулять, где вздумается. Видимо, кроме навыков самообороны птах передал парню и дух рыцарства и стремление защищать слабых. С девчонкой Невилл и Гарри познакомились как-то вечером, опаздывая на ужин. Какие-то мудаки посчитали, что отнять у двенадцатилетней рейвенкловки вещи и развесить их по коридору — жутко весело. Поттер и Лонгботтом с этим не согласились. И им было абсолютно пофиг, что мисс Лавгуд считали странной и чокнутой. Мелкий утверждал, что однажды Невилл даже подрался с кем-то, пытаясь отобрать у придурков вещи девчушки.

Луна Лавгуд действительно была странноватым ребенком с весьма своеобразным мышлением. А еще она умела и любила рисовать. Для Воробья, чьи рисунки так и остались в стиле «палка-палка-огуречик» несмотря на все усилия, подобный талант был чем-то сродни небу в Большом зале Хогвартса, чудом Господним, а потому Луна очень быстро вошла в тесный круг друзей Гарри Поттера (не путать с Мальчиком-Который-Выжил). А друзей мелкий любил радовать подарками. Поэтому в преддверии дня рождения девочки он смылся в Хогсмид в тамошний магазин, торгующий всевозможными красками, кистями и тому подобным. И надо же было такому случиться, что его засек Малфой. Хорошо еще хоть мелкий заметил злорадную усмешечку Моли. Подарок для Луны был тут же передан Добби, а сам Воробей побежал потайным ходом в школу. И вот тут случилась любопытнейшая вещь. Малфой прибежал в школу чуть раньше шкета и заложил его с потрохами любимому декану, Снейпу. А тот, вместо того, чтоб побежать ко входу в Хогвартс, дабы поймать нарушителя, отчего-то направился на третий этаж, прямиком к статуе Одноглазой ведьмы, где благополучно и заловил запыхавшегося Поттера. Чудное совпадение, правда?

Конечно, моя любимая паранойя была категорически уверена в обратном, но это мелочи. А единственным последствием этого происшествия — не считая того, что некий шутник как-то ночью приклеил Малфоя к подушке и скотчем рот залепил — была конфискация карты. Люпином. Ее вообще-то хотел забрать зельевар, но оборотень, вызванный Снейпом помочь разобраться с явным творением некоего Бродяги и компании, самым наглым образом утянул ее к себе.

41. Фарс в полнолуние

Если в прошлые года Воробей приезжал из школы просто помятым, как после хорошей драки, то в девяноста четвертом он шел по вокзалу Кингс-Кросс с видом человека, принявшего какое-то решение и готового умереть, но не отступить от него. А еще ребенок был в бешенстве. И не знаю, заметили или нет его друзья, но Вернон Дурсль это определенно почувствовал, а потому всю дорогу до дома молчал и только изредка косился на подростка. Такое поведение меня насторожило: насколько я знала, ничего такого в школе не случилось, мелкий спокойно сдал экзамены и даже не попал напоследок в Больничное крыло. И Добби мне ничего не сообщал.

Ответ на вопрос, что же случилось в Хогвартсе, я узнала тем же вечером. И цензурных слов у меня после этого просто не осталось. У мелкого же их не было вообще. Интересно, он с друзьями-приятелями как в поезде общался? Так же или все же сдержался и отугукивался?

— Молчал, — хмуро ответил ребенок. О да, картина должна была быть феерическая, учитывая Провокатора и Носорожку.

— Что, всю дорогу? И никому и слова не сказал? — насмешливо поинтересовалась я.

— Малфоя послал, — после недолгого молчания ответил шкет и досадливо дернул плечом, — в задницу. Потому как заколебал.

И все? Да ну? Что, и пальцем не тронул? И даже не пригрозил сломать что-нибудь? Отчего-то я не поверила, что мелкий просто «послал в задницу» поганца, но расспрашивать и так задерганного и нервного мальчишку не стала: ну, набил рожу, ну, палочку сломал… Is cuma liom sa diabhal на Малфоя, у меня ребенок психовал во всю, как бы дров не наломал! (п/а: ирл. плевать)

Надо сказать, психовал Воробушек не без причины. То, что произошло в минувшее полнолуние, ясно давало понять, что детские игры кончились, и мистер Дамблдор готов начать Большую Игру. А в этой игре ставки высоковаты. Ах, если бы это помогло, я бы схватила мелкого в охапку, и в течение десяти минут нас бы на проклятом острове не было бы. Но, увы, шарик круглый и маленький…

Но обо всем по порядку. Еще в том году, обмозговав проблему Сириуса Блэка, Воробей принял решение послушаться взрослых и не вмешиваться в ситуацию. Что бы там ни мели языками Моль и Рыжий, какую бы сенсационную информацию «по секрету» он бы ни получал, мелкий даже не дергался, будто никакого отношения к Блэку он не имел. Даже когда беглый анимаг за каким лядом проник в спальню третьекурсников Гриффиндора (нож раздобыл, а про палочку забыл? Халтура, drochrath air!) и тем самым снова поднял всех на уши, Гарри Поттер молчал и сидел на попе ровно. (п/а: ирл. чтоб ему!) Все равно за Блэком следили Добби и Живоглот. Хитрый котяра даже втерся в доверие к Псине, пару раз притащив тому пожрать. Именно благодаря экс-питомцу Грейнджер мелкий до самого конца семестра благополучно избегал судьбоносной встречи с «крестным», на которой он бы узнал «всю правду», кто же на самом деле предал Поттеров. Для того, чтобы крестник его все же выслушал, Блэку пришлось брать в заложники его рыжего друга.

— Cén fáth sa riach ты побежал за Блэком, а не за преподавателями? (п/а: ирл. прим. Нафига)

— Решил не выбиваться из образа Героя с Гриффиндора, типа же друг! — дернул головой ребенок и добавил матерную фразу, весьма точно характеризовавшую всю его глупость и наивность.

— О как! Самокритично…

— Ты не понимаешь, Патти! Я так и не смог… — он закусил губу. — Я так и не смог поступить с ним так же, как он со мной. Он же Хвоста нарочно отпустил, я же специально смотрел, а я… Я чертов сентиментальный идиот!

— Ты просто не он, ребенок. И ты молодец, ты все сделал правильно, — Воробышку нужно было это услышать, тем более что это была истинная правда. А Сириусу Блэку, ежели он мне опять попадется, я откручу голову. Ибо кое-кто основательно заигрался.

Потому как то, что произошло в Визжащей хижине, куда утащил Рона Блэк, иначе чем игрой, представлением, фарсом, назвать нельзя. И актеры были так себе.

А дело было так: за пару дней до окончания семестра должна была состояться казнь гиппогрифа, покусившегося на редкий вид — Моль Слизеринскую, единственный экземпляр в Британии, между прочим. На саму экзекуцию Поттер не пошел и друзей не пустил, а вот от посещения Хагрида после отвертеться не удалось, и Воробей в сопровождении Рона и Гермионы пошел утешать полувеликана. Однако в хижине Хагрида не оказалось, зато там была Короста. Вернее, анимаг в образе крысы. Это шкет уловил сразу. К тому же он узнал от близнецов Уизли секрет долгой жизни Ронова питомца. Та крыса, что исчезла на Рождество, была даже не первой Коростой. А то ли третьей, то ли четвертой. Первую Коросту пятилетний Перси Уизли действительно нашел в ноябре восемьдесят первого. Крыса была, несмотря на канаву, откуда ее достали, и отсутствие пальца на лапе, ухоженная и ручная. Дрессированная, одним словом. Тварюшка благополучно дожила до лета и сбежала. То еще потрясение для шестилетнего мальчишки, а потому была изловлена другая крыса, и Артур Уизли лично зачаровал ее, лишив для пущего сходства пальца на соответствующей лапке и порвав ушко. Это действо подсмотрел Чарли и по секрету рассказал близнецам. Те посчитали это классной шуткой, и когда эта, а после и следующая Короста пали жертвой близнецовых опытов, то уже они, узнав от Чарли нужные заклятия для дрессуры, ловили крысу и превращали ее в Коросту. Старшие Уизли, как я понимаю, об этом знали, а потому обычная садовая крыса, чей возраст перевалил все мыслимые для крысиного века рекорды, никого не настораживала. Крыса, доставшаяся «в наследство» Рону, была долгожительницей — близнецам не нравилось повторять шутки много раз. И Рыжий был прав — его Коросту прихлопнул все же Живоглот.

Эту занятную историю Фред и Джордж, будучи в изрядном подпитии, рассказали Поттеру в феврале под честное слово не говорить ничего Перси и Рону. А на день рождения мелкий с Грейнджер скинулись и купили Рыжику сову. И вот, пару месяцев спустя, в Хагридовой хижине дети увидели крысу без одного пальца на передней лапке. Чудненько! Обожаю Хогвартс, законы Мерфи там работают вместо законов теории вероятности.

Хагрида они в хижине так и не застали, а, услышав голоса палача и прочих министерских работников, поспешили смыться: уж больно возмущенно и зло те звучали, и школьнички вполне могли попасть под горячую руку, тем более, что скоро должен был быть отбой. Но до замка детки не дошли: откуда ни возьмись, на них налетел огромный черный пес и после недолгой схватки (в которой никто не был даже укушен) уволок Рона Узли — вместе с псевдо-Коростой в кармане — в сторону Дракучей ивы. И вот тут-то мелкий сглупил. Он побежал следом за Блэком. Что характерно, Носорожка тоже. Вот ведь дуреха! Ладно мелкий, он знал, куда он бежит и что ничего серьезного ему в Хижине не угрожает, но девчонка-то не знала! Так куда она полезла? Толку от того, что она пошла с Поттером?

Разумеется, в Воющей хижине его ждали Блэк в человеческом обличии и Рон со сломанной ногой. И я была бы удивлена, если б попытка анимага разоружить шкета была бы успешной. Псина получил по голени и в пах и Петрификус на закуску, а буквально через минуту в комнату ворвался оборотень с палочкой наголо и с порога зарядил по ребятам Экспелиармусом. На что Грейнджер произнесла прочувствованный монолог «А я вам верила, а вы такой плохой и вообще оборотень!..» После чего Блэк и Люпин рассказали детишкам сказку о Мародерах, о Карте, реквизированной у мелкого весной и кто такая на самом деле Короста. Так же рассказали о невинной шутке Сириуса Блэка, что едва не стоила жизни Снейпу. Слизеринского декана не стоило поминать всуе, потому как он в тот же миг нарисовался в помещении. А дальше пошла такая фигня, что я раза три пересматривала воспоминания Воробушка, пытаясь понять, céard sa foc bhí ag gabháil ar. (п/а: ирл. Что за фигня там творилась) Сначала Снейп понес о том, что оборотням нельзя доверять, потом посулил детям — отчисление, взрослым — поцелуй дементора. При всем при том зельевар совершенно не слушал, что ему говорят, и выглядел, будто его опоили свиными бобами. При всей его экспрессивности, на язвительную хладнокровную сволочь, что ведет в Хогвартсе зелья, это было совершенно не похоже. В-общем, детки напугались и шандарахнули Экспелиармусом — хором, все трое, a Dhia dár sábháil! — по невменяемому преподавателю, который намеревался потащить их к дементорам, в результате чего Снейп лишился сознания. (п/а: ирл. господь всемогущий) После чего разговор наконец вернулся к крысе, Петтигрю вернули его человеческое обличье. Блэк высказал все, что он думал по этому поводу. Крыс на коленях попытался вымолить себе жизнь. Потом оборотень и Псина ответили на парочку неудобных вопросов, вроде: а почему это верный слуга Темного Лорда три года ночевал рядом с Мальчиком-Который-Выжил и не сделал ничего, чтобы навредить ему. Но умные взрослые отчего-то не стали говорить, что Ронова Короста была обычной крысой, а Петтигрю все это время где-то шлялся. Хвост тоже почему-то забыл, что не жил у Уизли. Очешуеть…

Дальше — хлеще. Беглый крестный и его мохнатый дружок решили прибить мерзкого предателя, но Воробей, как примерный добропорядочный мальчик с Гриффиндора, решительно воспротивился этому. Пораскинув мозгами, Блэк и Люпин осознали, что устами младенцев глаголет истина, и вся компания, приковав Петтигрю наручниками к Рону и Люпину и подняв Мобиликорпусом бесчувственную тушку Снейпа, двинулась наружу. И как раз в это время взошла полная луна. И начался полный бедлам. Чудненько!

То пресловутое домашнее задание об оборотнях и средствах защиты от них сделала не только Грейнджер, однако, наверное, только мелкий и, возможно, Невилл от души напрактиковались в Выручай-комнате. Поэтому, как только Носорожка громко ахнула, что Люпин не выпил Аконитовое зелье, то мелкий, едва Люпин завершил превращение, от души приложил того Эклипсисом, заставив оборотня взвизгнуть от боли. (п/а: заклятие — авторская отсебятина, по идее пугает оборотня, обращая того в бегство) Дальше подключился Блэк в анимагическом облике и оттащил ничего не соображающего от шока оборотня в Запретный лес. Воспользовавшийся суетой Петтигрю, подобрав палочку Люпина, обернулся крысой и смылся. Затем из Леса донесся крик Блэка, и Грейнджер — да что же идиотке неймется-то?! — потащила мелкого на звук. Оказалось, что оборотень куда-то делся, а Сириус Блэк, на кой-то хрен принявший человеческий облик, не своим голосом орал, тщетно пытаясь отогнать дементоров. Воробушек попытался отогнать тварей облачком недо-Патронуса, но только сам привлек внимание нежити, которая давненько желала познакомиться с мальчишкой поближе. Шкет постарался объяснить, что Блэк невиновен и что его не надо целовать, да только дементорам было начхать на степень виновности, им пообещали душу. Они были согласны не забирать оную у взрослого, если мелкий позволит поцеловать лохматую всезнайку, что кулем лежала рядом со столь же бесчувственным анимагом. Самому Поттеру оставаться в сознании было все труднее и труднее: собрались чуть ли не все дементоры, что охраняли школу. Стражи Азкабана, заметив состояние мальчишки, уже собирались забрать души у всех троих, но тут с откуда-то прилетел маленький, но чрезвычайно яркий Патронус, разогнавший нежить нахрен. Мелкий благополучно потерял сознание, чтобы прийти в себя в Больничном крыле и узнать, что Глава Визенгамота не собирается и пальцем пошевельнуть, чтоб спасти Сириуса Блэка от немедленного поцелуя дементора, но согласен закрыть глаза на то, что кое-кто, воспользовавшись неким артефактом, позволяющим оперировать с временем, попытается помочь анимагу снова сбежать.

Мелкий и так знал, что воспользуется Хроноворотом — Патронус, разогнавший дементоров на озере, имел форму воробья. Гермиону с собой шкет не взял, мотивировав тем, что вдвоем быстро под мантией-невидимкой перемещаться не получится, а ведь директор же предупредил, что их никто не должен заметить. Избавившись от ненужного свидетеля, Воробей переместился на час назад, вызвал Добби и велел домовику проследить за Люпиным, а сам направился к Хагридову огороду: он понял, каким образом может сбежать Блэк из башни замка. Только при помощи чего-то летающего или кого-то, вроде гиппогрифа, все равно ведь животинку жалко, да и Грейнджер больше на мозги капать не будет. Пацан отвел полуптицу-полуконя в Лес, откуда и наблюдал за короткой схваткой Рона и Блэка и тем, как он сам и маглокровка бегут к Дракучей иве. Как только мимо пробежал Люпин, малыш позвал Добби и задал всего лишь один вопрос: пил ли Люпин перед уходом зелье? И эльф подтвердил, что таки да, пил, но не то, что принес школьный зельевар, а какое-то другое, свое. Так подтвердились подозрения Воробушка, ведь Эклипсис должен был напугать оборотня так, чтобы тот убежал в лес, поджав хвост, а не причинить боль. Птах понял, что ввязался в очередной фарс директора, но отказаться играть дальше и тем самым подписать смертный приговор человеку, его явно не заслужившему, он не смог, за что и корил себя, вернувшись из школы. Дальше Гарри велел Добби поймать анимага-крысу, когда тот попытается убежать, дождался появления всей честной компании, подождал, пока они с Гермионой не пойдут к Блэку, пустил Патронус, полюбовался, как Снейп подвесил их безвольные тела в воздух и поволок в замок, а после оседлал гиппогрифа и полетел к башне, где дожидался своей участи Блэк. Мальчишка выломал окно, посадил крестного позади себя и полетел на Астрономическую башню, где слез с гиппогрифа и, помахав платочком улетающим беглецам от правосудия, надел мантию-невидимку и поспешил в Больничное крыло. Авантюра удалась, Поттер, благодаря показаниям штатного колдомедика и Дамблдора оказался вне подозрения, а его палочку никто не проверял. А вот Добби… Добби и Живоглот пропали, но не с концами: судя по отчетам через сквозное зеркальце, они шли по следу Хвоста. Мелкого крайне интересовал этот папин друг детства: во-первых, он мог знать, что же произошло в памятную Хэллоуинскую ночь, а во-вторых, было интересно, где же он ошивался двенадцать лет и какого черта он забыл в Хогвартсе. Однако анимаг оказался хитрой и трудной добычей. Домовик и полукнизл преследовали его два дня, дошли до Абердина, где и потеряли крысу в портовых доках.

Люпин же, едва вернувшись в человеческий облик, написал увольнительную по собственному желанию: Снейп, видимо, взбешенный выходкой оборотня, рассказал слизеринцам об истинной природе учителя ЗОТИ, однако никакого расследования традиционно не было, а если и было, то оно никак не затронуло Гарри Поттера и не попало в прессу. Экзамен по зельям, случившийся на следующий день после побега Блэка, мелкий все же сдал, хотя Снейп на него — и прочих участников давешнего фарса — смотрел с абсолютно зверским выражением физиономии. Так завершился, buíochas le Dia, третий учебный год Воробушка, и кто все же победил в межфакультетском соревновании, прошло мимо сознания шкета. (п/а: ирл. Слава Богу) На прощальном пиру он усиленно сдерживал свои эмоции, дабы не наорать на Уизли и Грейнджер и не устроить истерику директору. Умница Невилл состояние друга прекрасно заметил, однако устраивать ему допрос, как это сделали Рыжий и его подружка, не стал, лишь спросив, все ли у Гарри хорошо. Фактически, его и Луны молчаливая поддержка дали сил спокойно доехать до Лондона. А выйдя из поезда, Воробушек твердо решил больше не играть в директорские игры, а делать то, что он считает нужным, и плевать на то, что ему на это скажут.

42. Кошмары на каникулах

Вообще-то птах никогда особо не жаловал лето. Июль-август — время школьных каникул, время, когда ему необходимо было быть втройне осторожным, ведь у Дадли и его дружков не было занятий. К тому же тетка всегда находила мелкому, чем заняться, да так, что после ребенок едва не ползал от усталости. Так что шкет при малейшей возможности линял из дому так, что видели его опекуны только к ближе вечеру, что отчего-то совершенно тех не радовало. И частенько ребенок оставался без ужина (хотя, то, что он не ужинал у Дурслейсовершенно не означало, что пацаненыш не ужинал совсем). С поступлением в Хогвартс все изменилось: теперь летние каникулы были практически единственным периодом в году, когда мы имели возможность видеться каждый день. А потому на Тисовую Воробей частенько являлся, только чтоб поспать. Дурслей такое положение дел не устраивало: была у них дурацкая уверенность, что «негодный бездельник» обязан отрабатывать свое проживание. Однако шкету было откровенно пофиг, что там думали Дурсли. В позапрошлом году это закончилось тем, что его заперли в комнате. Так бы случилось и в прошлом, если б Воробушек не подсуетился и не принял меры. В результате вплоть до приезда Мардж опекунам Поттера практически не было дела до того, где целыми днями шляется подросток, чем он питается и прочего: не мозолит своей встрепанной шевелюрой глаза соседям и ладно.

Вот и лето девяноста четвертого исключением не стало. Дурсли его старательно не замечали — я бы сказала, даже боязливо, ведь по приезде на Тисовую их милый коттеджик слегка тряхануло, едва Петуния попыталась открыть на племянника рот. Вот только, как и в прошлом и позапрошлом годах, по-настоящему спокойным был лишь июль. Да, у нас было целых три с половиной спокойных недели. Целых три с половиной недели мелкий приходил в себя, в свое удовольствие химичил в своей части лаборатории, переписывался с Невиллом и прочими, наведывался со мной за компанию в Косой и Лютный. А потом у него начал болеть шрам на лбу, а у меня темнеть метка. И нет, эти два события мы никак не связали — это было бы слишком даже для моей паранойи. Так что еще пару дней все было хорошо. Пока…

Пока, вернувшись как-то днем со смены, я не обнаружила Воробья, невколько бледного и взволнованного у себя в гостиной. И первым делом шкет поинтересовался, как там поживает моя татушка. Поживала та совершенно неплохо, судя по ставшей самую малость темнее и четче змее. Damnú air! (п/а: ирл. Проклятье!)

— И чего это ты так ею заинтересовался, Воробушек? — спросила я, уже понимая, что мне не понравится его ответ.

— А мне сегодня кошмар приснился, — как-то нервно ответил мелкий. А потом все же не сдержался и коротко выматерился. По-английски, что означало, что он уже почти успокоился и взял себя в руки: как и я, во время наиболее сильных эмоциональных потрясений ребенок предпочитал выражаться по-гаэльски. Мелкий вообще подцепил от меня много чего, начиная от жеста, которым от в минуты задумчивости ерошил волосы, заканчивая увлечением фармацевтикой. К примеру, он, если была на то необходимость, замечательно имитировал ирландский акцент. Так что, когда я слышала, что его преподаватели хором утверждали, что он — вылитый отец, я только насмешливо хмыкала. О да, вылитый Джеймс Поттер, особенно учитывая его слегка характерную манеру двигаться и махать палочкой во время боя…

А кошмар, что так встревожил Воробышка, заставил по-другому посмотреть на представление в Воющей хижине. До этого я считала, что разыгрывался фарс для шкета, чтоб мальчишка поверил в то, что у него есть хоть один близкий человек, крестный, способный заменить ему отца. Только я не могла понять, зачем же такие сложности, зачем было отпускать крысу, по-видимому, все же пойманную некоторое время назад? Ведь тогда Воробей был бы полностью под контролем Дамблдора, все двадцать четыре часа в сутки. Неужели так важно, чтоб летом ребенок жил с не слишком любившими магию и Гарри опекунами, вдали от тех, кто его любит? Кого в таком случае хочет вырастить из Поттера господин директор, если такие «качели» — крайнее неприятие, если не ненависть Дурслей и практически всеобщее поклонение в школе — не могли не сказаться на хрупкой психике мальчишки, которому был поставлен диагноз «РДА»? (п/а: РДА — синдром раннего детского аутизма) Но, как следовало из сна мелкого, я была слишком плохого — хотя, это как посмотреть — мнения о Главе Визенгамота, он вовсе не выращивал из Гарри Поттера нового Темного Лорда.

Ведь сон был не просто сон — в этом и Воробей, и я были уверены на сто процентов. То, что видел ночью парень, происходило на самом деле, не в Англии, а в далекой Албании. Там, в придорожной гостинице незадачливая волшебница Берта Джоркинс на свою беду столкнулась с Питером Петтигрю и узнала его. А сам Хвост был в гостинице не один, а в компании с неким существом, которого низкорослый толстяк называл «Повелитель» и «Мой Лорд» и от лица которого и видел сон малыш. Для мисс Джоркинс эта встреча закончилась весьма плачевно: ее память была безжалостно выпотрошена, а она сама потом — убита. К сожалению, что же такого полезного уловил Повелитель Хвоста в траченной не слишком умелым Обливиэйтом памяти Берты, осталось неясным. Однако, и то, что мы смогли восстановить, было настораживающим: мисс Джоркинс видела кого-то, кто считался мертвым. И пусть я не вспомнила ни имени, ни лица погибшей в Албании ведьмы, под ложечкой все же неприятно засосало: помнить Берта могла и обо мне, а встречаться с тем, кого раздобыл Крыс в Албании, мне не хотелось совсем. Я хорошо помнила, откуда своего подселенца привез в девяноста первом Квирелл.

Так что бородатый Пожиратель Долек тем самым июньским спектаклем не только дурил голову Воробью. Он еще и провоцировал Хвоста — наверняка опоенного по самые уши соответствующими зельями — на то, чтоб анимаг разыскал и привез в Англию то, что осталось от Темного, go n-ithe an cat sé, Лорда. (п/а: ирл. Чтоб его кошка съела) А я-то все никак не могла понять, нафига Блэк пугал своего бывшего дружка Азкабанскими сидельцами-Пожирателями. Go maraí an diabhal dó, манипулятора чертова! (п/а: ирл. Черт бы его побрал, досл. Да убьет его дьявол) И не понять же, что хуже: то, что из мелкого попытаются вылепить новое пугало для общественности, или то, что на него натравят психованного темного мага, силой, увы, не обделенного? Хотя, одно ведь совершенно не исключает другого.

В-общем, я начала готовиться рвать когти. Первое, что было необходимо, — достаточно надежное убежище, чтоб ни одна собака не унюхала да ни один крап не отыскал. Домик в Хинчли для этого не подходил совершенно. Там-то и были только отвод для глаз и простенькие эльфийские чары. И тогда я вновь вспомнила о жилище Бойлов и о той самой пещерке. Вот уж где стояла такая защита, что хоть инфери пачками поднимай — ни один красноперый даже не почешется. А уж любые поисковые чары и амулеты там совершенно не действовали: Горбина так и не нашли, хотя безутешная родня искала его ну очень тщательно. Весь Лютный о том только и гудел. А поскольку нечто подобное я, помнится, и ожидала, то испытания антидота Воробушка проходили не в бункере под Лондоном, а в Ирландии: принадлежа не к самой законопослушной части населения, Бойлы не слишком жаловали внимание посторонних к себе, а потому на протяжении нескольких поколений накладывали и на свой дом, и на рабочее место магические щиты и чары препятствующие поиску. Держалась вся эта красота традиционно на хранительнице очага — в данном случае, на Шинейд. И судя по всему, после ее смерти автоматически перешла на ту, кого старуха самолично привела в дом, то бишь, на меня. Как это ни парадоксально, но то, что упокоилась миссис Бойл от моей руки, практически не сказалось на всей той хрени, что висела на Бойловых владениях. Да, кое-что исчезло, но основа держалась. Все это я узнала при помощи Добби и ряда сканирующих заклинаний. В идеале неплохо было бы воспользоваться кое-какими артефактами, но, увы, я не Де Ля Ру и не Гринготтс, деньги не печатаю и не чеканю. Самой защищенной от поиска оказалась пещера, где и провел последние несколько недель Горбин. (п/а: Де Ля Ру, De La Rue (LSE: DLAR) — британская компания, один из крупнейших в мире производителей ценных бумаг (банкноты, паспорта, водительские права и другие документы) и банковского оборудования (счётчики банкнот, сортировщики банкнот, сортировщики монет и др.), технических решений для идентификации личности и защиты документов) Вряд ли они были для него приятными — особо напрягаться с очищением пещерки от следов темной волшбы мы с Добби не стали. Зато теперь этим вопросом пришлось заняться вплотную: одно дело находиться там раз в три дня по полчаса, и совершенно другое — сидеть там безвылазно. А потом через ирландскую родню зятя Ясме нашла местного Мастера щитов, который обновил на домишке Бойлов чары ненаходимости и поправил прорехи в защите. Содрал с меня этот О’Нил три шкуры, зато сделано было с заключением магического контракта, который гарантировал и качество, и конфиденциальность. Шкет, Гобсек хренов, еще сокрушался, что был бы он постарше, он бы и сам справился. Очень может быть: дури у него и сейчас хоть половником ешь. Впрочем, возраст не помешает пацану накрутить свои чары, когда он волей случая окажется на Козуэе.

Воробушек на мои метания смотрел абсолютно круглыми глазами: он впервые видел меня настолько испуганной. Темнеющая метка на левом предплечье оказалась для меня достаточным стимулом, чтоб выгрести все, абсолютно все заначки. И я была готова, если всех моих сбережений не хватит на осуществление планов, пойти на риск и элементарно грабить маглов. Но надо отдать птаху должное, он все правильно понял и даже предложил через кого-то из контрабандистов толкнуть куда-нибудь на континент или в Новый Свет шкуру и яд василиска.

43. Прочь из Англии

Берта погибла в первых числах августа, и мы отчего-то считали, что Питер и его Хозяин, не к ночи будь помянуты, доберутся на остров уже после начала учебного года, когда Воробушек уедет в Хогвартс. Я, идиотка наивная, думала, что в замке похитить мелкого будет куда как труднее: даже если и директор снова «совершит ошибку» и зевнет, есть Карта, есть мантия-невидимка и можно официально пользоваться магией. Там не будет меня, а значит, можно будет обратиться за помощью в Аврорат. Да и школа обычно закрыта на сто замков.

Увы, Господь разрушил все мои иллюзии самым решительным образом при наихудших обстоятельствах. Риддл с Хвостом прибыли в Англию уже в двадцатых числах августа, когда убежище на Козуэй Коаст было еще не готово: Воробей, уже сознательно попытавшийся подглядеть за Реддлом, увидел сон с убийством очередного бедолаги и прискакал ко мне посреди ночи. И матерился мальчишка на сей раз по-гаэльски, потому как на этот раз видение было четче и реалистичнее.

Стоит отметить, шкет не столько впечатлился увиденным, сколько испугался за меня. За себя этот недогриффиндорец был вполне спокоен, ведь через несколько часов он вместе с Дурслями отбывал на Крит. А вот у меня дела обстояли несколько хуже: ирландское мое убежище не было до конца готово. Кроме того, оставалась пара заказов, на которые я очень надеялась. Да и Фэлан еще не рассчитался за недавнюю встречу. А квиды мне были нужны позарез: заначки практически исчерпали себя. Дилемма, bíodh an foc aige sin! (п/а: ирл. прим. Вот же ж! — выражение, означающее раздражение или нетерпение в связи с ситуацией)

Но следующие два дня на мою удачу — не зря же я протратилась на Феликс Фелициус — Метка молчала, ни Живоглот, ни Добби ничего и никого подозрительного вокруг дома не заметили, а после нас с домовиком и след простыл из Англии. Воробушек к тому времени благополучно наслаждался ярким средиземноморским солнышком, так что, когда семейка Уизли спешно появилась на Тисовой, там уже никого не оказалось. Так они и удалились несолоно хлебавши. Сами виноваты, нечего за мелкого решать и перед фактом ставить. Благодетели чертовы!

Феерическое прибытие Уизли в дом Дурслей наблюдал оставшийся его (ну, и мой дом заодно) сторожить Живоглот. Оказывается, когда это было ему необходимо, это толстая наглая книзлячья морда прекрасно умел быть абсолютно незаметным. А уж после того, как над ним пощелкал пальцами Добби, так и вовсе, заметить огромного кошака могли только при помощи специальных артефактов, и то, не факт. Так что для Артура Уизли коттедж на Тисовой был пуст. Рыжее семейство нахально сунуло носы в каждую щелку и, не найдя ничего — а что искали-то, кстати? — удалилось так же, как и прибыло: через камин. При этом убрать за собой раздолбанную в щепки гостиную эти мрази не потрудились. Мнда, маглолюбы, однако…

Причина появления среди бела дня оравы по-клоунски наряженных магов в самом сердце магловского поселения была проста: добрейшие Уизли решили облагодетельствовать сиротку Поттера и взять его на финал Чемпионата по квидичу. Вот только пригласить забыли, прислав по магловской почте извещение о том, что Гарри Поттер поедет с ними на матч, даже не поинтересовавшись, а есть ли у подростка какие-нибудь иные планы. Письмишко, обклеенное, вернее, заклеенное со всех сторон марками, Дурсли не получили — они к тому моменту уже были на полпути в аэропорт. Воробьиный сычик Рона в этом смысле был более удачлив: он успел поймать шкета, когда тот еще был на английской земле, но лаконичный отказ Поттера «извини, мол, Рон, с вами поехать не смогу, у Дурслей другие планы» рыжее семейство во внимание не приняло.

По идее, конечно, о том, что Дурсли неожиданно отхватили горящие путевки на далекий Крит по смешной цене и уехали до конца августа, должна была сообщить бдительная миссис Фигг, но вот беда: упала старушка, поскользнулась в супермаркете и сломала шейку бедра. В ее возрасте перелом весьма коварный, а потому куковала сквиба на больничной койке. Ай, горе-то какое! А где был ее напарник по наблюдению, воришка и стукачок аврорский Флетчер, история умалчивает. Кажется, он надыбал халявную выпивку, оказавшуюся малость паленой… Бедолага!

Воробей действовал, конечно, жестковато и на грани фола, но он понервничал изрядно с тем сном о кончине Джоркинс, и его чуток занесло. Однако для первого раза — а план действий составлял подросток сам — вполне себе неплохо. Таким образом мелкий избавился от наблюдения со стороны старика, поскольку небезосновательно подозревал, что тот его в жизни за пределы Англии не отпустил бы, тем более, что где-то там рядом с Критом мог быть Петтигрю. Судя же по «группе поддержки» — сквиба и алкоголик, офигеть, какая защита! — о том, что Питер уже пару дней как в Англии, Дамблдор был ни сном ни духом. Сообщать дорогому директору об этом вредный ребенок и не собирался, даже косвенно, через крестного. То, что Лорд был их с долькоедом общим неприятелем, по мнению Воробышка, не делало их союзниками. Scrios Dé! (п/а: ирл. Блин, досл. Господь Разрушитель!) Чудненько!

Тем более что альтернативой средиземноморскому курорту были Уизли, а к ним мелкий не поехал бы, даже если бы те проживали не в курятнике, а в надежнейшем, защищенном от всего бункере.

— Лучше сразу к Лорду, там хоть просто убьют! — именно так он выразился, когда я предложила не совершать лишних телодвижений и не привлекать в себе попусту внимание. Я, конечно, попыталась развеять несколько наивное мнение о сильнейшем темном маге за последние полвека, объяснить, что никаких «просто» не будет, а будет долго и мучительно, но шкет уперся рогом. К рыжим он уезжать не желал ни за какие коврижки, даже за возможность попасть на финальный матч Чемпионата по квидичу, а ведь в финале, судя по всему, должна была играть Ирландия, за которую малыш болел с самого начала.

О том, что он идет на финальную игру вместе с Уизли, Воробей узнал от Добби. Домовик шпионил за наблюдателями Дамблдора, что крутились в Литтл-Уингинге. Как-то Флетчер посетовал, мол, зачем им всем торчать у маглов, не проще ли было забрать мальчишку сразу к Уизли. С «забрать» как раз была проблема: мелкий всеми силами отнекивался от приглашения со стороны Рона, мотивируя это тем, что не хочет вводить хозяев в лишние траты. Так вот, на нытье барыги выпивавший с ним коротышка Дингл ответил, что, во-первых, не Флетчерова ума это дело, что проще, а что нет, а во-вторых, присмотреть за пацаном — работенка непыльная, и при малейшем подозрении на опасность мальчишку мигом увезут. И добавил, что все равно дежурство скоро закончится: Дедалус-де лично забронировал билеты на финал Чемпионата не только для всех Уизли, но и для Поттера.

Мелкий, когда услышал доклад домового эльфа, разозлился конкретно: «лучший друг» Ронни об этом не написал ни строчки. Да и что за дела: купить билет и поставить перед фактом, не соизволив даже спросить, мол, Поттер, хочешь с нами на финал?

Вот так и появился план уехать куда-нибудь к черту на рога в пику всем прочим. Понятно, что со мной птаху поехать не светило: если Берта говорила обо мне, то нечего мелкому ошиваться рядом со мной, неровен час, гости бы пожаловали. Однако оставались Дурсли, и мелкий сделал все, чтобы Петунья захотела поехать на какой-нибудь курорт, а Вернону досталась «горящая» путевка за полцены. С турфирмой и скидками Воробью помогла, конечно, я, но именно помогла: четырнадцать лет все-таки, пора бы учиться решать проблемы самому, а не перекладывать их на других.

Подтолкнуть тетушку к идее о поездке заграницу оказалось легко: Дадлик наконец дожрался до проблем со здоровьем. Толстяка посадили на диету, что результатов, само собой, не принесло. Так что идея о целебном морском воздухе, способном нормализовать вес сынули, попала на благодатную почву, и любимый супруг был быстро озадачен соответствующей просьбой. Когда же Вернон Дурсль узнал, что за десятидневную поездку на Крит на четверых он заплатит как за двоих, а племянник-сирота на иждивении принесет еще и ощутимые бонусы, то дядюшке Моржу даже внушать желания взять Поттера с собой не пришлось. Тот сам пришел вечером в комнату подростка и предложил тому поехать с ними, при условии, конечно, если все барахло, что имеет хоть какое-то отношение к магии, останется в чуланчике на Тисовой. Когда Гарри рассказал об этом по зеркальцу, он как-то горько усмехался: не любившие его Дурсли вели себя по отношению к нему лучше и честнее, чем более так любящие его на словах Уизли. Птах на предложение дядюшки согласился — и поехал в аэропорт с потрепанным рюкзачком, в котором были пара футболок, смена белья, старые дадликовы шорты и плавки. Опекуны таким багажом мелкого остались довольны, о кармане с чарами Незримого расширения, старой боярышниковой палочкой и прочим магическим барахлом они так и остались не в курсе.

44. Последние дни лета

Несмотря на то, что Крыса в августе так в Литтл-Уингинге или в Хинчли и не появился, я не считала наше поспешное бегство ошибочным. Черная метка в небе над палаточным лагерем болельщиков только подтвердила, что Англия перестала для нас быть безопасной. Что Воробей, что я — мы оба были в группе риска: мелкий — потому что Гарри Поттер, а я… Вряд ли Темный Лорд будет рад обнаружить вместо своей верной последовательницы и одного из лучших командиров своих ударных групп какую-то левую маглу. Я не считала, что смогу ему противопоставить хоть что-нибудь стоящее в любом его и моем состоянии, не та у нас весовая категория. Так оно, кстати, и вышло.

Так что, пока шкет просаливал в средиземноморской водичке свою щуплую тушку, я обживала свой новый дом. Кажется, у меня появился обычай жить в тех домах, чьих хозяев я собственноручно отправила к предкам… Чудненько.

У мелкого на Крите все было хорошо. Протеевы чары не подвели даже на таком расстоянии, так что я периодически имела удовольствие наблюдать его счастливую загорелую мордаху: как же, Воробей впервые увидел море. Какой же он иногда ребенок, несмотря на всю ту пакость, что ему пришлось пережить! И Слава Богу, ведь там, на далеком греческом острове, он был похож на того солнечного птаха, что я однажды встретила на пустыре между Лиитл-Уингингом и Хинчли, гораздо сильнее, чем в хмурой Англии.

Судя по рассказам, с Дурслями он жил душа в душу, в-основном потому, что виделись они дай Боже чтоб раз в сутки. Пока Петунья таскала своего ненаглядного сыночка и обожаемого мужа по массажам и прочим обертываниям, шкет облазил магический квартал Ираклиона и ряд магловских достопримечательностей. Откуда у Поттера на все это были деньги, его опекуны благоразумно не спрашивали. Оно и правильно, тем более что денег тех сначала было… Ну, то, что осталось от полусотни галеонов после блестящего исполнения плана по обезвреживанию наблюдателей долькоеда и покупки учебников, новой одежды и всего прочего к школе. Обращаться в местное отделение Гринготтса ребенок поначалу не желал, опасаясь, что тогда бы магический опекун — в смысле, Дамблдор за него — узнал бы, где ж шляется блудный Поттер, а чем позже это произойдет, тем лучше. Поскольку поисковые заклятия и артефакты на больших расстояниях работают откровенно дерьмово, то, по мнению Воробышка, было грех этим не воспользоваться.

Если честно, у меня было большое искушение ничего мелкому не говорить и посмотреть, как он будет выкручиваться на те несчастные три галеона, но это было не слишком честно по отношению к шкету. Так что ребенку было популярно разъяснено, что узнать, где он сейчас находится — раз плюнуть, достаточно послать сову. И нет, Добби перехватывать почту Поттера не будет, ведь птах поехал со своими опекунами на вполне законных основаниях. И если Воробей боится и не знает, как отстоять свое право находиться там, где он находится, перед Дамблдором, Уизли или Блэком, то это проблема мелкого, потому как я ничем — кроме совета — помочь не смогу в любом случае, а Гарри, здоровому лбу четырнадцати лет, пора бы уже не бояться отстаивать свое мнение, не он ли месяц назад клялся и божился быть самостоятельным?

Воробышек на мою отповедь отреагировал как и ожидалось: надулся, нахохлился, но призадумался. На большее я и не надеялась. Мелкий упрямец в жизни бы не признал вслух, что я права. Переходный период во всей своей красе, что тут поделать?

Известие о происшествии на финале Чемпионата моей паранойи не понравилось до крайности. Если б пьяные молодчики в черных плащах и масках просто покуражились после матча, было бы понятнее: спортивные фанаты что у магов, что у маглов одинаковы, стукнула блажь в голову после бутылки-другой огневиски, и все, пошли веселиться. Но с учетом черепа и змеи в небе и путешествия Петтигрю это все очень плохо начинало пахнуть. Тогда получалось, что и не просто моча в башку стукнула, а подсказал кто. И я благодарила Святого Патрика за упертость Воробышка: в противном случае он бы отправился туда, и кто знает, чьей была бы та палочка, которой наколдовали Морсмордре, уж не Поттера бы? Сперли же у того невезучего первачка палочку, могли и у шкета спереть, несмотря на всю его обычную бдительность. Тогда б скандал вышел еще громче, хотя писаки в газетах и так старались изо всех сил, особенно некая Рита Скиттер. Не того ли добивался тот, кто весь этот переполох устроил?

Что самое примечательное, блудный крестный так на Крит и не явился, вопреки всем опасениям шкета. Сей факт говорил в пользу того, что Блэк находился все же в Англии, а его необычный письмоносец, что прилетал пару раз на Тисовую, был лишь ширмой, чтоб крестник не изъявил желания навестить «лучшего друга отца». Если б Бродяга валялся на песочке где-нибудь на Виргинских островах и шалел от ничегонеделанья, он бы мигом примчался к Поттеру. А так, судя по всему, Блэк со товарищи рыскал по Британии в поисках Крысы и его Хозяина и о крестнике даже не вспоминал: за все десять дней не было ни одного письма. Да Бога ради, Воробей и так век бы не видел ни Псину, ни его карманного оборотня, у которого анимаг и жил на самом деле, ежели судить по письмам: было что-то такое в тех посланиях, что говорило о том, что Люпин сопел рядом, когда Блэк их писал.

Откуда я взяла Виргинские острова? А все просто: письма от Блэка приносил гуакамая — магический вид попугаев ара, у маглов, между прочим, считающийся вымершим. Нет, все же хорошо иметь знакомых контрабандистов: при определенной мере доверия они могут рассказать, что привозить в Лондон такую яркую птичку просто так, не по заказу — дело тухлое, а по заказу — стоящее не меньше двух сотен галеонов, потому как запрещены они для ввоза на продажу в Британии. Что конкретно этот сфотографированный на поляроид гуакамая, судя по насыщенности расцветки и полоскам у клюва, родом из магического заказника с труднозапоминаемым названием, что расположен близ острова Йост-ван-Дейк, и явно чей-то фамильяр. Чудненько!

Я, к слову, тоже не сидела просто так в Ирландии, а занималась тем, на что у меня вечно не хватало толком времени — переводила на понятный мне английский Бойлов манускрипт. Там ведь был не только рецепт, как вылечить человека, переобщавшегося с дементорами. Еще я чистила пещерку, небезосновательно полагая, что этот своеобразный бункер мне еще пригодится. Усиленно занималась ментальными практиками, пытаясь повторить парочку трюков, что так любил Воробей. Прикидывала, что делать дальше. И внимательно, очень внимательно следила за Меткой на левом предплечье. А она молчала, хоть и потемнела изрядно.

Тот, кто ее поставил, не спешил объявлять о своем возвращении. Никто из его меченых слуг, оставшихся на свободе, не получал от него приглашения — в этом Добби мог ручаться: домовики обожают сплетничать друг с другом. Дамблдор и его присные тоже были не в курсе, где, в какой норке спрятался Крыса. Как и я: несмотря на все свои усилия, Добби не смог его разыскать, равно как и Блэка, что говорило о том, что их серьезно прикрыли, и мне было интересно, как. Самой бы пригодилось: сидеть сиднем на Козуэе мне не нравилось категорически. Да и молчание Метки обнадеживало, тем самым подтверждая, что при должных мерах безопасности я могу не только наведаться к Фицсиммонсу или Ясме, но и взять очередной заказ на биоматериалы, пока меня еще не забыли в лондонских моргах.

Неудивительно, что тридцать первого августа я не вытерпела и вернулась в Хинчли. Воробышек тоже не вытерпел — и в результате на Хогвартс-экспресс он сел в полусонном состоянии: проговорили мы всю ночь. Его, кстати, было почти не узнать: за каких-то десять дней он не только загорел, что твой мулат, но и вытянулся еще где-то на дюйм. Так что я порадовалась, что он в июле обновил практически весь свой гардероб в Косом: магически сшитая одежда прекрасно подходила для росших не по дням, а по часам подростков, хоть и стоила соответствующе. Из магловской одежды у него были купленные на Крите рубашка и джинсы. Что-то мне подсказывало, что к следующему лету он в свои обожаемые кеды уже не влезет, а значит, где-то после Пасхи, если все будет спокойно, нам следует наведаться к маглам за новыми шмотками. Примерно с этими мыслями я проводила взглядом слегка выгоревшую на ярком солнышке встрепанную шевелюру мелкого (вот зараза! Как постригла его перед днем рождения, так он в парикмахерскую больше не заглядывал!) на вокзале Кингс-Кросс до барьера к платформе девять и три четверти утром первого сентября, прекрасно осознавая, что совсем скоро шмотки будут моей последней и самой легко решаемой проблемой.

45. «Хогвартс-экспресс»

На этот раз дементоров в экспрессе не было. Зато были Малфой и Уизли, и, по словам Воробышка, неизвестно, что хуже: встреча с нежитью или пребывание в одном купе с этой нежно любящей друг друга парочкой. Результат-то один и тот же — полное отсутствие душевных сил и положительных эмоций. Заколебали они, одним словом, мелкого до самых печенок.

Началось все с Рыжего. Этот, с позволения сказать, сын своих родителей обиделся на Поттера и за то, что тот не поехал с его семейкой на Чемпионат, и за то, что добрался на вокзал самостоятельно, забыв о друзьях и наплевав в чуткие души всех Уизли. Об этом было громко заявлено сонному шкету лично, для чего малыш Ронни не поленился обойти поезд и заглянуть во все купе, дабы найти блудного друга.

Ну, что тут сказать? Патрик свидетель, зря он это затеял. В спокойном своем состоянии мелкий может и спустил бы на тормозах выходку Провокатора, втихомолку сделав «лучшему другу» какую-нибудь гадость. Но не после разгребания последствий визита магов в дом на Тисовой под гневные тирады Дурслей, вытащенной буквально изо рта Дадли ириски близнецов и бессонной ночи. Нет, я, конечно, мелкого и тонизирующим напоила, и глицин ему дала, но перелет, уборка, общение с опекунами и наши ночные посиделки — все это было слишком для растущего организма Поттера. А тут еще и погода — как зарядил дождь с пяти утра, так до следующего дня шел не переставая — да и голосок у Рона начал ломаться, а потому обрел некое сходство с сиреной его мамочки…

Короче, мелкий сорвался и высказал Рону все, что он думает и о беспардонности магов, и о мистере Уизли, которому лень палочкой взмахнуть, и о близнецах, разбрасывающих свои конфетки. Завершилась тирада с матерным вкраплениями вежливой — относительно — просьбой заткнуться и дать Поттеру хоть немного поспать.

— Но, Гарри… — жалобно вякнула Грейнджер.

— Что «Гарри»? — окрысился и на нее Воробышек. — Я полночи убирал гостиную, Гермиона. У меня чертовски болит голова! Я спать хочу! Имею я право выспаться хотя бы в поезде или нет?!

С этими словами мелкий повернулся к миру задом, закутался в школьную мантию, устроился поудобнее на свернутой в плотный валик старой толстовке Дадли и старательно засопел, отчего Провокатор и Носорожка окончательно выпали в осадок. Поскольку Уизли долго и, главное, тихо на одном месте сидеть был не в состоянии, а нарываться еще разок на рассерженного Поттера парню явно не хотелось, он через пару минут из купе испарился. Грейнджер осталась, коротая время, пока проснется Поттер, за чтением учебника по заклинаниям за четвертый курс. Что характерно, на сидевшего в том же купе Лонгботтома птахов рык не произвел особого впечатления, парень только оторвался на секунду от своего журнала и все.

Шкет проснулся часам к трем пополудни. В купе сидел только Невилл, где шлялась Гермиона, никого, если честно, не интересовало. Воробей вышел, чтобы умыться и привести себя в порядок, и по возвращению его ждала пусть и небольшая, но достаточно шумная компания из Гермионы, Рона и еще парочки однокурсников с Гриффиндора. Все они, судя по галдежу, побывали на чемпионате и горели желанием поделиться впечатлениями с Поттером. Словами — разве что на гаэльском — не передать, как шкет был счастлив их всех видеть и слышать. Если бы не зелье от головной боли, которым с ним поделился еще утром Лонгботтом, имел бы Рыжий и компания что о себе послушать вторично. Впрочем, Нев, правильно оценив состояние друга и его готовность к активному общению, постарался максимально перевести внимание на себя, вслух посетовав, что строгая бабушка не захотела никуда ехать и не купила билеты на чемпионат.

На самом деле Лонгботтомам минувшим летом было не до чемпионатов совершенно: из Канады в Мунго приехало очередное светило колдомедицины, дабы попытаться вылечить Фрэнка и Алису. Лечение обещало быть трудным, долгим и не слишком дешевым, однако была гарантия, что родители Невилла смогут самостоятельно передвигаться, говорить и хоть чуть-чуть выйдут из сумеречного состояния. К сожалению, все, чего смогли добиться колдомедики из Мунго, это умения сидеть и самостоятельно держать ложку в трясущихся руках. В принципе, это тоже достижение, потому как поработали с Лонгботтомами Лестрейнджи от души. После них от пары здоровых тренированных чистокровных авроров остались два изувеченных, окровавленных тела, пускающих слюни и испражняющихся под себя. Неудивительно, что дело Лонгботтомов имело такой резонанс. Успей Крауч скрыться вслед за Лестрейнджами и не поплыви он на допросах, никто бы и не подумал посадить Рудольфуса, его брата и жену пожизненно: слишком уж богаты и знатны они были. А так, никакое золото или знакомства не помогли, хотя, насколько я — вернее, Тварь — правильно помню, Блэки, Розье и Гампы сделали все для этого. В конце концов, отчаявшаяся Вальпурга в тайне от всех просто-напросто заказала побег: мысль о том, что ее обожаемая племянница, умница и красавица, истинная Блэк, отдана на растерзание дементоров, была для нее непереносима.

Воробышек об этом прекрасно знал, а потому друга он поддерживал всеми силами. Его участие, равно как и влияние на внука, было по достоинству оценено Железной Августой, сделав Поттера желанным гостем в доме Лонгботтомов. Домовики Лонгботтомов поделились с Добби, что в беседе за чашечкой чая бабуля Невилла сказала о «юном Поттере» своим подругам следующее:

— Хороший мальчик, вежливый. Упрям, конечно, и несколько своеволен, но для мальчиков это вовсе не недостаток.

Кажется, это было после того, как ее тихий и слишком послушный внук впервые возразил почтенной леди, заявив, что брать спецкурс по трансфигурации не намерен, поскольку травология его интересует гораздо сильнее. Грозная дама мигом сообразила, откуда ветер дует, и одарила стоявшего в сторонке Поттера взглядом, достойным Снейпа в самом мерзком расположении духа, но так ничего приятелю внука не сказала. Мелкий уже думал, что его из дома попросят вон, но санкций, что удивительно, не последовало.

В-общем, благодаря тому, что Невилл переключил внимание всей компании на воспоминания о минувшем матче, находиться в купе стало несколько комфортнее: тот восторг, который испытывали трое подростков, описывая действия игроков сборных Болгарии и Ирландии, перекрыл недовольство и раздражение Грейнджер. Воробышек имел все шансы доехать до школы спокойно, ибо если Рон затронул квиддич — это надолго, но тут черт принес Малфоя. И всю более-менее приятную атмосферу в купе как корова языком слизала: неприязнь Уизли и Малфоя была настолько яркой и сильной, что у мелкой появилось огромное желание выгнать обоих придурков нафиг в коридор и закрыть дверь на парочку запирающих заклинаний.

Первым делом Малфой прошелся по какой-то красной тряпке с кружавчиками, что висела на клетке с роновой совой. Тряпка в ближайшем рассмотрении оказалась парадной мантией, купленной миссис Уизли сыну. Потом понес какой-то бред о славе, добром имени и денежном вознаграждении. Мелкий особо не вслушивался: у него опять начали ныть виски, а потому, когда Моль попробовал что-то вякнуть в его адрес, слизеринец был снова послан к себе в купе, поскольку в этом ему не рады совершенно. Малфой совсем уж дураком не был и нарываться на драку с пятью грифами, имея за спиной лишь Крэбба и Гойла, не стал, а потому, проехавшись на прощание по должности и осведомленности о некоторых мероприятиях мистера Артура Уизли, совершил стратегическое отступление.

Однако после ухода белобрысого разговор перешел с квиддича на Малфоя и то, что тот нес. Какая sa riach интересная тема! (п/а: ирл. нахрен) Короче, поездка удалась: Рон до самой школы пыхтел от злости, досады и зависти (шкет не выдержал и, желая прекратить разговоры о Малфое, начал рассказывать, как он провел время на Крите), мелкий дождь за окном ближе к школе превратился в ливень. А если добавить сюда еще и сильный ветер, то лично для меня осталось загадкой, отчего Гриффиндор, по крайней мере с первого по четвертый курс, не полег с простудой в полном составе: судя по воспоминанию Добби, в школу дети вошли, промокнув до костей, и хоть бы одна сволочь, старосты там или декан, например, взмахнула палочкой. Да что там, это старая блохастая кошачья шкурка погнала мокрых детей быстрее в Зал, а ведь замковый полтергейст буквально за минуту перед этим уронил им на головы водяные бомбы! В-общем, сушились дети сами, как могли. Чудненько! Какая замечательная школа, bíodh an diabhal aige! (п/а: ирл. Черт бы ее побрал)

46. Найти Тома Реддла

Проводив в десять утра ребенка на поезд до школы, я, в свою очередь, буквально через пару часов отправилась примерно в том же направлении, на север. Путь мой лежал к границе Англии и Шотландии. Что я там забыла? О, все просто: я вплотную приступила к выполнению плана по нейтрализации угрозы для меня и мелкого со стороны Темного Лорда.

Десять дней медитации на воды Атлантики не прошли даром. Хорошенько пораскинув мозгами, я, как мне показалось, все же нашла выход в создавшейся ситуации. По уму, об этом стоило призадуматься еще после первого курса мелкого, но я малость лоханулась, посчитав, что если призрак Лорда неприкаянно мотается по Европе, то однажды он нарвется и упокоится уже окончательно, ведь по всем магическим законам, если есть призрак, то Лорд де-юре сдох. Как говорится, vere Papa mortuus est. (п/а: лат. Папа действительно мёртв, фраза, которой объявляется о смерти Папы Римского и после которой Святой Престол считается вакантным) Однако я недооценила, насколько Тому Реддлу плевать на законы. Что ж, Лорд обрел тело, значит будем плясать отсюда.

Итак, что можно сделать? Можно его грохнуть, тем более, что он не спешить объявлять о своем возвращении, что говорит о том, что пока этот ублюдок несколько не в форме. Не-не-не, никаких там дуэлей и прочих благоглупостей, не та у нас весовая категория, издали, методом Ли Харви Освальда. Но делать это стоит как можно быстрее. Одна затыка: мадам Лестрейндж в памяти своей сохранила твердую уверенность, что Лорд в конце семидесятых работал над лекарством от смерти и своего каким-то образом добился. И если эта мерзость все же бессмертна, то убивать ее бесполезно, тем более не зная, что Лорд с собой сделал. Так что вопрос прежний: что можно сделать? Уж не знаю, как долго бы я ломала себе голову, если бы Добби не начал читать сказки Перро. Вслух. Ага, и про спящую красавицу тоже.

То, что в сказке именовалось «волшебным сном», у маговских медиков зовется комой. В которую можно вводить искусственно. И длиться кома может десятилетиями. А за это время можно спокойненько выяснить, действительно ли Лорд достиг бессмертия и как этого бессмертия его лишить. Чем не выход? Хороший выход, вот только если для магла препараты для введения в коматозное состояние подобрать — раз плюнуть, для мага уже сложнее, но решаемо, то для свежесозданной тушки Лорда необходима индивидуальная подборка. Генетический образец тоже нужен, как минимум. Колдомедик и — или — зельевар не помешают. А из всех зельеваров Лютного я хоть чуточку доверяла только Ясмине Планкетт. Так что с вокзала Кингс-Кросс я отправилась в Лютный. Договариваться.

Удивительно, на что могут подписаться люди, имея соответствующий стимул. Или плату. На этот раз я обещала за работу не только и не столько золотые галеоны, и не человеческие органы. На этот раз за уникальное темномагическое зелье я обещала уникальные ингредиенты. Шкура, яд и клыки василиска, проклятый мох. Все это в Англии найти было не так уж и просто, особенно мох — дрянь, что росла только там, где творилась темная магия, много темной магии. Собственно, это было единственным, что росло в тех местах. Бойлова пещерка, к примеру, обросла этой жгучей мерзостью только так. Пока я от него стену отчистила, испоганила три пары перчаток из драконьей кожи. Хорошо, хоть в гербологическом справочнике посмотрела, а то так бы и спалила. Впрочем, основную часть мха я Фэлану еще пару дней назад сплавила.

Таким образом, к полудню первого сентября я умудрилась влезть в долговую яму, обогатиться на несколько сотен галеонов и могла с чистой совестью отправляться искать приключений на свою задницу. Вот я и отправилась. В Гретна-Грин. Правда, в одиночестве, и интересовали меня там не достопримечательности и не церковь, а архивы, причем примерно за двадцать пятый — двадцать шестой года этого века.

Дело в том, что когда я начала анализировать то, что и каким тоном говорила в запале проекция Темного Лорда в Тайной комнате, то, что увидел в своем сне мелкий перед отъездом, и то, что Тварь знала о своем Повелителе, то все это сложилось в занятную мозаику. Итак, настоящее имя Лорда Судеб — Том Марволо Реддл. Первое имя и фамилия явно магловские, второе — магическое. Он сам говорил, что папа-магл бросил маму-ведьму, бросил до его рождения. И воспитывался юный Томми в магловском приюте. И о деде-маге, в честь которого ему дали второе имя, он отозвался не очень почтительно. Это, в свою очередь говорило о том, что маму Тома бросил не только папа, но и от нее отказались магические родственники. И эти же родственники не приняли самого Тома, ни в младенчестве, ни в позднее — иначе откуда у мальчишки шестнадцати лет такое желание всем показать, какой он сильный и могущественный, чтоб все боялись?

Итак, мама Тома — имя ее не слишком важно — родом из старой чистокровной семьи (потомки самого Слизерина), связалась с маглом, возможно даже вышла за него замуж, ее — беременную — бросил муж и вышвырнули за порог родственнички. Но, тем не менее, эта дама называет сына именем мужа и отца. Опять же, в магическом мире девочки замуж выходили и выходят рано, после двадцати — уже чуть ли не старая дева. То есть, существовала большая вероятность, что папа Тома женился на его маме, если это имело место быть, когда той не было двадцати одного года. А может, и обоим. Ну и где могут вступить в брак два любящих сердца, если им нет двадцати одного, а родители против? Где подобные браки, можно сказать, поставлены на поток? Гретна-Грин. Так что мой путь лежал на север. А перед отъездом из Лондона я допила остатки зелья удачи.

И мне повезло. Архивы записей актов гражданского состояния за середину двадцатых годов этого века сохранились, с ними не случилось пожара или наводнения, к ним легко было получить доступ. Единственной проблемой было количество записей. Но уже к концу недели я нашла то, что искала, положившись на удачу и собственные сомнительные выводы. Итак, судя по записи в архиве муниципалитета, девятнадцатого марта одна тысяча девятьсот двадцать шестого года преподобный отец Натаниэль Браун в присутствии свидетелей, коими выступили мистер и миссис Тернер, обвенчал Тома Реддла, эскваира, и девицу Меропу Мойру Гонт. Этой находке бы грош цена, если б не была указана деревенька, откуда оба молодых были родом. Литтл-Хэнглтон, Ланкашир.

Кроме этого Тома Реддла, было еще три Тома или Томаса и с десяток Реддлов. Их данные я тоже тщательно записала, но четырнадцать за два года — это ничтожно мало. Если честно, то я благодарила всех святых за то, что у недоноска была такая редкая фамилия. Что бы я делала, если бы Лордов папаша носил, к примеру, фамилию Фицуилльям или, прости Господи, Смит, я не знаю. К началу октября из всего списка остался только один Том, из глухой ланкаширской деревеньки. Все другие не подходили по главному признаку: у них не было большого заброшенного дома на вершине холма. А в Литтл-Хэнглтоне нам с Добби повезло. Дом Реддлов, Хиллкрест, судя по архивным записям, торчал над деревенькой, как прыщ на носу. Даже издали было видно, что его владельцы не делали там ремонта лет десять как минимум. А местный бармен и по совместительству хозяин паба хранил в своей памяти парочку заинтересовавшим меня историй. О чокнутых Марволо и Морфине Гонтах, к примеру, об их дочке, что сбежала с сыном местного богатея Реддла, о том, как наследничек довольнобыстро вернулся к родителям, о загадочной смерти всех Реддлов летом сорок третьего. Единственное, что он не запомнил, так это похищения из собственной постели и разговора со мной, но ведь это-то ему было совершенно ни к чему, правда?

Вот, собственно говоря, на этом мое везение и закончилось, потому что в доме Реддлов ни Лорда, ни его Крысы, ни тем более змеи не обнаружилось. Хиллкрест был тих и заброшен, и только изуродованное и полуобглоданное тело старика да обстановка в одной из комнат говорили о том, что я все же нашла место из снов мелкого. Loscadh is dó air, этот проклятый дом! (п/а: ирл. Гори он огнем) Imigh sa diabhal! (п/а: ирл. Провались оно к дьяволу!) Мне он нахрен был не нужен, мне был нужен Лорд, вернее, кусочек его хилого тельца, дабы нейтрализовать tuilli! (п/а: ирл. Ублюдок)

47. Начало семестра

К моему большому сожалению, дом Реддлов был моей единственной стоящей зацепкой. Где искать Лорда дальше, я была без понятия. Утешало одно: весь сентябрь Метка вела себя тихо. У меня чем дальше, тем сильнее казалось, что Черная Метка на Чемпионате вынудила Реддла затаиться. Это несколько обнадеживало: если он прячется, значит пока слаб, и у меня еще была возможность побарахтаться.

Надо сказать в тот сентябрь не только я потеряла покой и спокойствие. Потемневшую Метку оценили все меченные, оставшиеся на свободе: Добби приносил на своих больших ушах слухи о том, что некоторые уважаемые члены общества стали более раздражительными и нервными. Нашему штатному ушастику осенью вообще пришлось помотаться: он не только собирал слухи и разведывал обстановку в местах предполагаемого нахождения Лорда, но и присматривал за шкетом.

Тревожился и директор Хогвартса. Первого сентября Воробей впервые видел отрешенно-задумчивого Альбуса Дамблдора, который без своей добродушной улыбочки больше не выглядел старым маразматиком с колокольчиками в бороде. Однако для приветственной речи улыбочка была найдена и приклеена обратно на бородатую физиономию. А на следующий день шкету пришлось выдержать комбинированный допрос в директорском кабинете под видом доверительного разговора за чашечкой чая… Комбинированный потому, что помимо легиллименции добрый дедушка напоил ребенка оригинальным чаем. Хотя в жидкости, налитой в чашку мелкого, от чая только вкус и был, и то, слабый. Но надо отдать должное, доза и консистенция препаратов для ребенка была подобрана идеально в соотношении вреда и эффективности — Снейп не зря назывался Мастером Зелий. Воробей потом говорил, что ему до такого уровня пыхтеть и пыхтеть. Мелкий потом еще поблагодарил мою паранойю: я все же передала с Добби антидоты к зельям, понижающим критичность мышления, уровень внимания и концентрации и буквально приказала домовику проследить, чтоб шкет их принял, если вдруг его вызовет директор, хотя это засранец самоуверенный утверждал, что ему уже никакое зелье не страшно. Зато после чаепития с лимонными дольками страх, хвала Патрику, вернулся, напомнив, что кроме Реддла был еще и Дамблдор. Вот и чудненько!

Однако даже вернувшаяся настороженность мелкого не добавила мне спокойствия. Мне было отчетливо ясно, что в школе ребенок и так постоянно ходит по краю, а переходный возраст только добавил степень риска. Впрочем, у мелкого он еще спокойно протекал, а вот некоторых его сверстников пубертат накрыл с головой. Иначе чем объяснить тот факт, что не самая глупая девочка Гермиона Грейнджер, узнав, что еда в школе не возникает из воздуха, а ее готовят — о, сюрприз-сюрприз — домовые эльфы, с маниакальным упорством вцепилась в идею избавления домовиков от рабства, не слушая при этом ничего и никого, в том числе и самих домовиков, и даже учредила соответствующую ассоциацию, сокращенно, прости Господи, ГАВНЭ. I gcuntais Dé, она, что, специально слова подбирала, чтоб все знали, что это за организация? (п/а: ирл. прим. Блин, твою мать) Еще и значки соответствующие наколдовала, большие такие, чтоб надпись было видно издали. Воробей не удержался и купил, ради прикола. Радовали и прочие. Рон и Малфой в первый же учебный день подрались, и спровоцировал драку на это раз Моль, проехавшись по Уизливской матушке. За что белобрысый и поплатился: Аластор Моуди (ох, сколько у Твари с этим человеком воспоминаний и эмоций связано, словами не передать!), занявший должность преподавателя ЗОТИ, превратил подростка в хорька. Тихоня Невилл раздухарился до такой степени, что всерьез мечтал принять участие в Турнире Трех Волшебников, который должен был состояться в текущем году в Хогвартсе. Именно о нем намекал Малфой, к слову, в поезде, когда говорил о славе и деньгах: приз составлял тысячу галеонов. Неплохая сумма, но я приложила все силы, чтоб мелкий об участие в Турнире и не думал, и вздохнула с облегчением, когда услышала о возрастном ограничении.

Не отставали от подростков и некоторые преподаватели. Хагрид, к примеру, вывел неведомых тварюшек, способных жалить, обжигать и кусать одновременно. Шкету, конечно, доставалось в меньшей степени, чем остальным, но радости от этого как-то не было. Аврор в отставке Моуди, параноик похлеще меня, вообще отличился. Он не нашел ничего лучшего, как показать четвертому курсу, что такое Непростительные заклинания. Как мелкий выдержал процедуру пытки несчастного паука, сидя рядом с Невиллом, не знаю. Сам Воробушек говорил, что помогло то, что он не сосредотачивался на боли насекомого, а пытался успокоить друга. А после показательного выступления Грозный Глаз принялся учить малолеток сопротивляться заклятию Империус. У Поттера хватило мозгов скрыть тот факт, что он смог научиться не просто противиться чужой воле, а сбрасывать заклятие вообще, причем довольно быстро, чуть ли не на втором занятии. А вот Снейп, за всей суетой и треволнениями относительно Темного Лорда, вспомнил о том, что ему полагается третировать Поттера и Лонгботтома, только к третьему занятию, но было поздно: отметка «Превосходно» за сваренное зелье от кашля в журнале уже стояла. Однако зельевар не растерялся и еще сильнее ужесточил требования. Что-то мне подсказывало, что если Воробей получит за СОВЫ и ТРИТОНЫ — если доживет до них, конечно — что-то ниже высшего балла, то главная язва всея Хогвартса воспримет это как кровное оскорбление. Шкет даже дождался весьма и весьма своеобразной похвалы в октябре на зельях (еще бы, они как раз начали тему антидотов, так любимую мелким) и, рассказывая об этом, птах ржал аки жеребец по весне: Рыжий и Всезнайка все восприняли за чистую монету и искренне другу сочувствовали, уверенные в том, что Снейп к Поттеру придирается на ровном месте. Чудненько!

Супер-крестный писал редко, все интересовался самочувствием Гарри. Дамблдора в сентябре тоже волновало, не болит ли голова у Поттера, вернее, шрам. Шрам не болел, ну, может быть чуть-чуть и летом. Однако, то, каким тоном ребенок мне это рассказывал, меня порядком насторожило: моя любимая паранойя мне подсказывала, что шкет на этот счет что-то задумал. И мне это заранее не нравилось.

Еще более мне не понравилось открытие, сделанное мелким буквально за два дня перед приездом делегаций из Дурмстанга и Шармбатона. И сделано, как всегда, случайно. Дело в том, что накануне завхоз Аргус Филч малость перестарался с генеральной уборкой замка и опять простудился, судя по тому, как он орал на принесших грязь младшекурсников. Вот мелкий и решил зайти к старику, узнать, как он себя чувствует. А поскольку поход к Филчу — дело, свидетелей не терпящее, ведь та же правильная девочка Гермиона завхозе терпеть не могла, то отправился Воробушек в гости ближе к отбою, надев мантию-невидимку и взяв в руки Карту Мародеров. Да и вообще, подросток был настороже, помня слова Лорда о верном слуге в стенах школы. Со стариком все оказалось в норме, так, кашель, возраст, переохлаждение. Но он и его кошка были чертовски рады одному из немногих людей в замке, который побеспокоился о старом больном сквибе. Поттер из вежливости выпил чашечку чая с имбирем, который, к слову, сам же и заварил, и, пожелав здоровья и спокойной ночи, отправился восвояси. И по пути в башню разминулся с Моуди. Вот только на Карте Мародеров Моуди обозначался не как Аластор Моуди, а как Барти Крауч. Дальнейшая слежка по Карте показала, что Аластор Моуди был на территории замка, но из собственных комнат не выходил, а уроки вел все тот же Барти Крауч.

И когда Воробей мне об этом рассказывал, в третьем часу ночи, между прочим, мне сразу вспомнились злосчастные пауки, так царапнувшие месяц назад. Дело в том, что волей случая Непростительные свежепринятому Пожирателю Смерти Барти Краучу младшему ставила именно мадам Лестрейндж. Обучение сначала велось на мышах, и мальчишка все жалел зверушек, предлагая заменить их на пауков: их-де ему не так жалко.

— То есть ты хочешь сказать, — удивился птах, — что под видом Моуди нам преподает ЗОТИ считающийся мертвым Пожиратель Смерти?

— А ты думаешь, педантичный глава Департамента международного магического сотрудничества средних лет глотает Оборотку каждый час или торчит под чарами в школе, показывая толпе спиногрызов шоу с Непростительными? Cén fáth sa diabhal ему это нужно? (п/а: ирл. На кой черт) Своих дел мало?

— Но он же умер… И отец от него отрекся на суде, ты же говорила.

— Воробей, не тупи. Беллатрикс Лестрейндж тоже официально мертва, и что? Может не отрекался мужик, а карьеру спасал. Да и у высокопоставленного чиновника гораздо больше возможностей вытащить сына из тюрьмы, чем у матери и тетки Пожирателей.

Мелкий в ответ сдавленно выругался. Потом задумался на пару мгновений и сказал:

— Черт, не сходится. Моуди и директор давно и близко знакомы. Старик нехилый легиллимент. Два месяца за одним столом… Какие нафиг чары? Или, тем более, Оборотка, Патти? Это же не газировка, ее же фиг попьешь без последствий, тем более часов восемь кряду. Не, ну фигня какая-то, сама посуди! Scrios Dé! (п/а: ирл. Блин, досл. Господь Разрушитель!) Что-то мы упускаем…

Я устало вздохнула и, зевнув, посмотрел на часы.

— Ладно, ребенок, хватит выворачивать мозги наизнанку, поздно уже. Подумаем об этом завтра, на свежую голову. А еще лучше, дождись официального открытия Турнира. Это же международное мероприятие, так? Значит, Крауч-старший там очень может появиться. Вот и посади Добби за Карту или сам сядь. Но в любом случае, Патриком заклинаю, будь осторожен, ладно? — мелкий в ответ засопел рассерженным ежиком. — Все, спокойной ночи. Брысь спать, кому сказано!

Было действительно довольно поздно, однако, отключив зеркало, сама я спать не легла, а достала блокнот, карандаш и закурила очередную сигарету. Сам того не ведая, Воробей подал мне идею, где искать блудного Томми. Ведь если Джуниор — как издевательски звала мальчишку-Крауча Тварь — был жив и сейчас находился в Хогвартсе, то…

48. Прогулка на кладбище

Вообще Оборотка — интересное зелье. Придумано оно было в конце шестнадцатого века одной весьма талантливой ведьмой, Паолой из Милана по прозвищу Скромница. Как это часто бывает с гениями, эта дама опередила свое время. Ей бы сейчас родиться, глядишь — и не была бы ее участь столь печальна. Это сейчас гуманизм и тому подобное, а тогда за почти удачную попытку ограбить знатного мага наказание было одно — смерть. Куртизанку, воровку и авантюристку Паолу по причине ее абсолютно неблагородного происхождения повесили, а способ приготовления зелья, при помощи которого она решила обчистить своего тогдашнего то ли клиента, то ли покровителя, был практически утерян: как я понимаю, нормального лабораторного журнала Паола не вела. Она, как большинство женщин того времени, и свое имя-то писала с трудом. Рецепт был восстановлен лет через двадцать, и то — случайно, как это нередко бывает. За минувшие три века рецепт и список ингредиентов не раз перерабатывались, что-то добавлялось, что-то убиралось, а в середине пятидесятых швейцарцами Бергом и Янсеном была выведена формула так называемого «концентрированного Полиморфума»: если раньше стандартная доза для взрослого мужчины составляла не менее четырех-пяти унций, то для концентрата эта доза была равна всего двум унциям. Да, в девяноста втором Грейнджер варила обычное, неконцентрированное зелье.

Надо думать, Джуниор — если это он маскировался под Моуди — Бергу и Янсену был благодарен для крайности: их формула зелья помимо уменьшения дозы снимала и токсичность принимаемого зелья до приемлемого уровня, что и позволяло Барти пить Оборотку минимум восемь часов кряду ежедневно на протяжении двух месяцев и при этом не склеить ласты от интоксикации. Впрочем, если Крауч собирался проворачивать этот фокус до конца учебного года, то даже малая доза ему помочь не сможет. И Ясме, и Сэмми, колдомедик, привлеченный Планкетт для моего маленького проекта «Спящая красавица», в этом были уверены: какие-то смешные две унции при необходимости принимать зелье ежечасно по шесть-восемь часов кряду каждый божий день на протяжении минимум пяти дней в неделю превращаются в абсолютно несмешные полтора галлона в месяц. (п/а: 2 унции=56 мл, 1,5 галлона=6,8 л)

А это, между прочим, немалые объемы. И стоят эти объемы соответствующе, даже если самому варить. Но для этого навык немалый нужен, а я — вернее, Тварь — не помню, чтобы Джуниор проявлял такую уж склонность к зельям. Нет, ТРИТОНы он сдал на отлично, это да. Хотя… За десять лет и козла в футбол играть научить можно, было бы желание. Но все равно, бумсланг и рог двурога на дороге не валяются.

Записывая в блокнотик свои промежуточные выводы, я вовсе не собиралась в то же утро бежать с ним к Планкетт или к Фэлановым компаньонам. Во-первых, у меня было слишком мало данных. Во-вторых, задавать столь интимные вопросы о поставках условно-разрешенных веществ или о крупных заказах на столь же условно-разрешенное зелье — значило попасть в неловкое положение и упасть — раз эдак пять-десять на остро заточенное лезвие. Или съесть что-то не то. Нафиг надо. И я решила подождать, пока не наступит ноябрь.

Точнее, пока не пройдет Хэллоуин. Дело в том, что мне был нужен Добби, а в этот день в Хогвартсе с раздражающим постоянством обязательно случалась какая-то гадость. К тому же, Воробей еще в прошлом году дал слово все же побывать на этот Самайн на могиле родителей. Запрещать подростку эту опасную авантюру бесполезно, лучше подстраховать. Кто знает, вдруг пацану судьба сделает подарок, и на кладбище заявится Крыса, сам или в компании?

То прохладное октябрьское утро ничего не предвещало. Накануне в Хогвартс прибыли делегации из Дурмштанга и Шармбатона. В делегации от первой школы был какой-то известный ловец, а среди представителей от Шармбатона что-то забыла вейла то ли полукровка, то ли квартеронка. Мелкому даже «повезло» испытать на себе знаменитые вейловские чары. Шкету они не понравились категорически, шипел потом и плевался — не любит он, когда ему по мозгам ездят, да и за нагло унесенные морепродукты — вейла утащила у него из-под носа буйабес — обычно удавиться готов. Добби, получив активированную Карту и соответствующее задание, ночью доложил, что Барти Краучей в Большом зале было двое. Не смотря на субботу, школа к завтраку уже тихо гудела: директор накануне объявил об открытии Турнира Трех Волшебников и выставил Кубок Огня в Большом зале, дабы желающие принять участие могли бросить в него свое имя, и уже в девятом часу утра в зале была толкучка. Воробью это было на руку. Через час после завтрака он спустился с Уизли и Грейнджер в зал, дождался, пока те увлекутся обсуждением претендентов в чемпионы, и тихо смылся на третий этаж, к статуе Ганхильды из Горсмура. В тайном ходе за ее горбом мелкого уже ждал Добби с теплой мантией и цветами. Воробей выбрался из лавки сладостей, куда вел ход, незамеченным и пошел по направлению к Визжащей хижине, где и вызвал «Рыцаря» взмахом палочки: особо скрывать, что он побывал на могиле Поттеров, шкет не собирался, так зачем в таком случае светить свое абсолютно нелегальное умение трансгрессировать? Мелкого в дороге и автобусе страховал прекрасно умевший быть невидимым Добби. Кладбище еще утром мы втроем осмотрели на предмет «случайных» порт-ключей и прочих неожиданностей. Сидевший в кустах близ ограды Живоглот отвечал за обнаружение анимагов и невидимок: на книзлов большинство хамелеоновых чар не действовали. А я под видом старухи бдила с другой стороны, на самом кладбище, и время от времени бросала сканирующее заклятие. С собой у мелкого был аварийный порт-ключ, который должен был сработать, если ребенка каким-то образом вырубят, а эльф не сможет помочь. Что самое интересное, против всех этих мер Воробушек и слова не сказал: паранойя — вещь чрезвычайно заразная. Но полезная.

В Хогвартсе о том, куда отправился Поттер, знал только Невилл. В начале сентября мелкий подходил к Макгонагалл с традиционной просьбой отпустить его тридцать первого октября к могиле родителей. Что удивительно, декан на сей не высказалась самым категорическим образом, а дипломатично ответила, что «мы подумаем». Да вот только подростку было плевать, кто там о чем думать будет. А после он узнал, что вместо аврора в отставке, наиболее вероятного его кандидата в спутники в Годрикову лощину, в замке находился Пожиратель Смерти. Так что ближе ко дню годовщины шкет и не подумал о том, чтоб напоминать профессору трансфигурации о своей просьбе. Что характерно, кошара облезлая тоже не стала говорить с Поттером о его желании посетить кладбище и вообще вела себя так, будто никакой просьбы и не было. Склероз, какая жалость, ага.

На самом кладбище Воробей пробыл от силы полчаса. Никаких сюрпризов и экцессов не было. Так же спокойно и без препятствий мелкий вернулся в школу. И вот тут-то и началось… В сущности, все сюрпризы в тот bocht вечер начались к ужину, но и до этого нервы мелкого были порядком потрепаны. (п/а: ирл. хреновый, плохой) Нет, то, что отсутствие Поттера будет замечено преподавателями, мы знали: с самого начала года отслеживающие перемещение заклинания на птахе обновлялись с потрясающей регулярностью в отличие от предыдущих лет. Впрочем, со следилками шкет научился бороться еще в конце первого курса, выявлялись они элементарно. Освоил он и любимое развлечение малолетней шантрапы из Лютного — перевод следящего заклинания с себя на другого. Однако на этот раз Воробей оставил все на месте: этот мелкий естествоиспытатель хотел увидеть, а что же будет, когда он вернется. Только поэтому выскочивший на выходе из коридора чертиком из коробочки Снейп не получил ни по рукам, ни куда еще, когда схватил подростка ворот мантии.

— Мистер Поттер! — прошипел голодным василиском зельевар. — Пятьдесят баллов с Гриффиндора!

— За что? — пискнул Воробей. — Я ж ничего не делал!

— За пререкания и ложь преподавателю, — ответил Снейп и потащил добычу вниз по лестнице. К Макгонагалл, как через пару минут узнал шкет. Декан Гриффиндора оказалась более склонной к общению и поинтересовалась, где же в течение последнего часа обретался Поттер. Мелкий отпираться, лгать и изворачиваться не собирался и честно, в лучших традициях ало-золотого факультета, ответил, что был он на кладбище в Годриковой лощине. Вследствие чего Гриффиндор потерял еще пятьдесят баллов, а Поттер получил неделю отработок у Филча. Ну, и выслушал нотацию заодно, видать, чтоб жизнь совсем уж раем не казалась.

Минут через пятнадцать подросток выяснил, а с чего, собственно говоря, Поттера начали искать по всей школе, тем более что «ботала» — то бишь, сигнального заклинания, которое бы оповестило о том, что Воробей покинул пределы школы — на нем не было, иначе фиг бы он куда-то так демонстративно дернулся. Оказывается, переполох подняла лохматая заучка, что само по себе говорило о многом. Например о том, что все, что узнает от Поттера Грейнджер, будет доложено директору. Разумеется, для блага Гарри и из лучших побуждений. Подружку беззастенчиво сдал Рыжий. Впрочем, та и не думала отпираться, заявив, что «волновалась о друге». Ну и о безрассудности и о том, что надо было предупредить преподавателей, тоже было сказано. Чудненько!

49. Срыв

В довершение всех бед от Уизли и Грейнджер в тот день оказалось не так-то просто избавиться. Видимо, чтоб их друг больше не потерялся и не слинял сам еще куда-нибудь, они ходили за Воробушком как приклеенные. Это привело к тому, что уже к обеду мелкий в очередной раз посрался с Носорожкой из-за эльфов и ее идиотского ГАВНЭ. Та надуться надулась, но никуда не ушла. Обедали они, кстати, у лесника: Ронни запал на недовейлу из Шармбатона, а карета с французскими вертихвостками стояла аккурат неподалеку от Хагридовой хижины. В итоге, вместо того, чтобы заняться чем-нибудь полезным, подросток был вынужден выслушивать агитацию Хагрида упертой зубрилкой в пользу эльфов. Девочка еще не знала, что своими идеями настроила против себя самих домовиков. Находись мелкий в более спокойном состоянии, он бы с удовольствием понаблюдал за тем, как отбривал полуграмотный лесник ученную поклонницу Гарриет Бичер-Стоу и Харпер Ли, а так… Когда стемнело и пришла пора идти на ужин, подросток уже был изрядно на взводе. А тут еще старая кошка подловила их в вестибюле и приказала идти в Большой зал, не слушая возражений. Словом, все складывалось одно к одному.

Так что, когда из Кубка Огня вылетела бумажка с именем Гарри Поттера, мелкий не сдержался. Остатков его самообладания хватило на то, чтоб не перейти на гаэлик, и не заорать. Впрочем, в повисшей тишине это мало ему помогло — его малость нецензурное мнение относительно сложившейся ситуации услышали многие.

Но стоит отдать шкету должное, окончательно его накрыло уже после того, как он активно пообщался с устроителями Турнира. Воробей сумел кое-как успокоиться, пока шел от гриффиндорского стола в ту комнату, где его ждали прочие участники состязания, представители Министерства, школьной администрации и директора других школ. А еще его ждала колоссальная нервотрепка: с порога его — подростка четырнадцати лет — обвинили в том, что он не только обошел рунный круг сильнейшего на тот момент мага со столетним опытом, но и смог вмешаться в работу древнего артефакта. Чудненько!

— Нашли Мерлина! — возмутился Воробей, а после изъявил желание — а, скорее, потребовал — пройти проверку любыми средствами, начиная от Веритасерума и заканчивая магической клятвой, на предмет полной непричастности к случившейся неприятности.

— Нет-нет, Гарри, — ответил Дамблдор, — мы тебе верим!

В это «мы», однако, не входили ни Каркаров, что начальствовал в Дурмштанге, ни мадам директор Шармбатона. Те громко возмущались и требовали повторного проведения отбора участников. Однако обломались. Обломался и мелкий — он тоже должен был участвовать, пусть он свое имя в Кубок и не опускал. Именно он и никаких замен. Магический контракт, loscadh is dó air. (п/а: ирл. чтоб он сгорел)

В-общем, это были весьма неприятные полтора часа, полные криков, обвинений и непонимания. Из комнатки мелкий вывалился, когда уже все ученики разошлись по своим факультетам. Вернее, его и другого хогвартского чемпиона отослали к себе. Шкет был порядком зол: когда было нужно, профессор Дамблдор вел себя как заправский скользкий законник, и это был именно такой случай. Птаху не удалось отвертеться от участия в битве самоубийц, да и вообще, было такое ощущение, что Поттера никто не слушал и слушать не собирался. Взрослых совершенно не интересовало мнение подростка, им вообще было на него наплевать, они увлеченно играли в свои игры. И это бесило несказанно. Не добавил спокойствия и второй участник от Хогвартса, который с недоверием отнесся к словам мелкого. Нет, он ничего не говорил — Воробей просто на автомате — и на взводе — снял его поверхностные мысли. Подросток попытался достучаться до разума и логики «соперника», но безуспешно. Плюнув на это неблагодарное занятие, мелкий поплелся наверх, в башню: на лестнице его догнал завхоз с директорским приказом проводить мистера Поттера до входа в факультетские помещения. Видимо, чтоб мальчишка окончательно не заблудился и не натворил дел, сбежав из этой suarach школы ко всем чертям. (п/а: ирл. дерьмовой, поганой) В сущности, Дамблдор был прав — не иди рядом с Поттером Филч, шкет бы дал деру ко мне, наплевав на все доводы разума. Совсем из Хогвартса подросток конечно бы не сбежал: что такое магический контракт и с чем его едят, Поттер знал прекрасно. Но бородатый манипулятор подстраховался — и случилось то, что случилось.

Едва шкет зашел в факультетскую гостиную, его буквально оглушил шум и крики. Гриффиндорцы во всю праздновали чемпионство Поттера и хором интересовались, как же он смог преодолеть возрастной ценз. И опять Воробья никто не слушал, даже Невилл, увлеченный общефакультетским празднованием. Вновь доказывать, что он не верблюд, мелкий не стал. Он просто дождался, пока внимание празднующих переключится с него на сливочное пиво, и ускользнул в спальню. И там…

Там его ждал Рон Уизли.

Нет, Гарри не испытывал заблуждений о том, каков характер у Провокатора. Он знал, что недостатков у его приятеля достаточно. И что языком парень метет только так, не задумываясь, что и кому сказал. Просто это была последняя капля, последняя соломинка. И мелкий сорвался в абсолютно безобразную истерику. Так что, когда Уизли высказал ему свою обиду на то, что «тоже мне друг, называется, сам бумажку кинул, а меня кинуть не позвал» и прочее в том же духе (в том числе и о деньгах), Воробей вскипел и послал его, так сказать, Запретным лесом на хутор за насекомыми, тоже особо слов не выбирая. После этого он достал матнию-невидимку и, хлопнув дверью, вылетел обратно в гостиную, где другие еще праздновали. На полпути к выходу подростка заметили близнецы Уизли и прицепились с каким-то вопросом. Шкет громко попросил их хм… отстать от него. Дальше досталось Финнигану, который имел несчастье поинтересоваться, чего это Поттер завелся. К тому же парень был ирландцем, а шумное празднование в какой-то момент показалось мелкому чем-то похожим на ирландские же поминки. После получили свое и все остальные, в самых крепких выражениях. В завершение, дав клятву всем назло выжить и победить, Воробей удалился в практически полной тишине: гриффиндорцы были порядком впечатлены монологом — я б сказала, загибом — Поттера, и даже ломающийся голос оратора, порой дававший петуха, не смог испортить впечатление.

Больше глупостей мелкий натворить не успел, поскольку в темном переходе рядом с лестницей его отловил Добби и силком утащил в Выручай-комнату, где и напоил успокоительным. То ли свобода, то ли изучение грамоты благотворно подействовали на домовика: день ото дня он становился все более вменяемым и толковым. Едва ушастый услышал о чемпионстве и реакцию на оное «сэра Гарри», он немедленно трансгрессировал ко мне. Для подростковых истерик было совсем не время: мелкому нужна была холодная голова, так что обратно домовик отправился с целым мешком настоек, таблеток и зелий.

Испытанные средства не подвели: буквально через двадцать — весьма экспрессивных и все почти на гаэльском — минут Воробей представлял собой образец спокойствия и благодушия. А что глаза у него периодически слипались — так это тоже было неплохо: хоть выспится, все равно выходные. Обратно, в башню, малыш в тот вечер так и не вернулся. Он лег спать прямо в Выручай-комнате, наплевав на навешанные на него следящие заклинания и отмахнувшись от моих доводов. Ну и к черту, когда еще я могла бы от души поговорить с ребенком?

50. Когда нервы ни к черту

Хотела бы я сказать, что сразу после приема ударной дозы транквилитатума все как по волшебству встало на свои места. (п/а: от лат. tranquillitas — спокойствие) Увы, в таком случае никакое заклинание, никакое зелье помочь не могут. Потребовалось несколько дней, чтобы мелкий смог смириться с происходящим и перестал попусту дергаться. А не нервничать у него при всем желании не получалось: во-первых, меньше всего на свете Воробей любил отвечать за чужие проступки, а во-вторых, его бесило то, что он опять вынужден плясать под чужую дудку. Помимо всего прочего, в Хогвартсе все же были люди, чье мнение было для подростка небезразлично. Не стоило забывать и о Реддле с Джуниором. Обстановка как бы вернулась на два года назад, когда неизвестная сволочь начала болтать о Поттере — Наследнике Слизерина. Ну, или на все шесть — когда шкета после третьей подряд большой драки с приятелями кузена стали по большой дуге опасливо обходить все дети в начальной школе. Чудненько!

Впрочем, уже на следующий день выяснилось, что кое о чем мелкий напрасно беспокоился. Те, кто действительно были для шкета важны, все так же ему верили и доверяли. И я имею в виду вовсе не мисс Грейнджер, прождавшую Поттера все утро на диванчике в факультетской гостиной в компании заботливо заначенных бутербродов — завтрак мелкий проспал самым безобразным образом.

К полнейшему охренению Воробышка Луне было абсолютно до лампочки, кидал ли бумажку со своим именем Поттер или нет. А Невилл — впрочем, и Луна тоже — в любом случаю собрался поддержать друга всеми силами. И да, птаху поверили безо всяких условий. На вопрос «почему?», Лонгботтом удивился:

— А зачем тебе нас обманывать?

Луна же, перенося на холст богатство красок осеннего Запретного леса, спокойно заметила:

— Гарри, не имеет значения, обманываешь ты нас или нет, ты все равно участвуешь в Турнире, а значит — тебе нужна наша помощь. Мы же друзья.

A Mhaighdean Dé! (п/а: ирл. Дева Божья!) Офигительная логика. Чудненько!

Общество Луны и Невилла оказывало на шкета поистине терапевтическое воздействие. Была бы на то его воля, Воробей бы весь день провел в их обществе. Однако реальность всегда вносит свои коррективы, и ближе к обеду до Поттера добралась-таки Грейнджер. И началось… «Пойми Рона, он просто завидует», «напиши Сириусу, вот перо и пергамент». Да только мелкий не желал делать ни того, ни другого. И больше всего подросток не хотел совершать что-либо по чужому указу, так что с Носорожкой он почти поссорился. Почти в данном случае означало, что он не послал ее по известному адресу: девочка как-никак. Но то, что он в достаточной степени самостоятелен, чтобы решать, что и когда ему делать, а потому в указчиках не нуждается, шкет девчонке все же высказал, после чего демонстративно развернулся и ушел. И не разговаривал с нею, пока та не извинилась. Сие случилось только в понедельник — почему Поттер вдруг на нее обиделся, до лохматой умницы дошло не сразу.

А Сириусу он все же написал… После того, как тот ему прислал поздравление с участием в Турнире Трех Волшебников и пожелание выиграть. Go dtachta an diabhal air! (п/а: ирл. чтоб его черт задушил!)

К понедельнику шкет пришел в себя в достаточной мере, чтобы у него вновь заработало чувство юмора. Ничем другим его пари с Малфоем я объяснить не могу. Да-да, именно так: когда в понедельник слизеринец что-то вякнул на счет того, что Поттер и десяти минут не продержится, мелкий не нашел ничего лучшего, чем поспорить — на двадцать галеонов — что не просто продержится, а займет первое место. А на вопрос Малфоя, как же шкет расплатится, если сыграет в ящик, заверил, что внесет белобрысого в свое завещание. Моя ж ты прелесть!

Систематическое и регулярное употребление успокоительных позволило Воробышку вновь начать забивать болт на общественное мнение и не дергаться от шепотков, что несказанно облегчило подростку его школьные будни. Он с одинаковым — пусть и несколько показным — равнодушием пропускал мимо ушей как рукоплескания гриффиндорцев, так и насмешки слизеринцев. Кстати, популярности Поттера на собственном факультете та самая пламенная речь нисколько не убавила, даже, кажется, наоборот. А посему Рон Уизли с Поттером не разговаривал. Приятели с Хаффлпаффа мелкого так же игнорировали.

Успокоительное — успокоительным, но нервное напряжение никуда не делось. С учетом взрывного характера шкета это ни к чему хорошему привести не могло. Поэтому он либо тренировался сам или с Невиллом по вечерам, либо до умопомрачения летал. К тому же у шкета прибавилось раздражителей. Пятница, тринадцатое с лихвой оправдало свою недобрую репутацию: на этот день пришлось появление малфоевских значков в поддержку Диггори и первый опыт общения с журналистами.

Как это ни нелепо звучит, но значки, то ли зачарованные, то ли заказанные Хорьком (как стали все звать Малфоя после принудительной сентябрьской трансформации), были тем, на что не отреагировать Воробей не мог. Каким-то неведомым мне образом слизеринец нашел весьма уязвимое место мелкого — обвинение в дурном запахе. Уж не знаю почему, но шкета можно было звать уродом, психом, недоумком — и тот даже не дергался. Стоило же ребенка назвать вонючкой… В свое время в первый раз он кинулся на Дадлика именно после этой дразнилки. Можно даже сказать, что Малфою повезло — ему не разбили голову. Воробей просто достал палочку и запустил в обидчика Фурункулюсом, и сразу быстро добавил весьма неприятным сглазом — Фетесом. Оно очень легкое, буквально для первоклашек, да и стоял белобрысый близко, а поэтому мелкому его не нужно было орать. Он его прошептал. (п/а: Фетес — плод авторской фантазии, при малейшем контакте с водой от жертвы начинает вонять, и чем больше и чаще этот контакт будет происходить, тем сильнее зловоние. от лат. Fetes — от тебя дурно пахнет)

И Малфою не повезло. Первое заклинание он отбил (видимо на каникулах папа показал, с какой стороны за палочку браться), но тут в мальчишескую разборку сунулась за каким-то хреном Грейнджер, и шепот Поттера он пропустил. Дура-девка за свои миротворческие порывы схлопотала Дантисимус. А продолжению развлекалова помешал Снейп, злой как сто чертей. В результате Гриффиндор потерял баллы, Носорожка в слезах убежала к Помфри, а мелкий с Уизли получили по отработке: милые мальчики вдвоем открыли рот на зельевара. Хорек же за ужином попал под водяную бомбочку (причем кидал, я так понимаю, Добби), и до понедельника его никто не видел.

А буквально минут через десять после злополучной недодуэли шкета вызвали на взвешивание палочек, где его ждала великолепная мисс Рита Скитер. Это она в начале учебного года неплохо прошлась по Министерству и Артуру Уизли в частности. Встреча с акулой пера произвела на Воробья неизгладимое впечатление, а уж результат этой встречи… Статья, вышедшая на следующее утро, была великолепна. Я читала и комментировала, птах шипел рассерженным василиском, а к коллекции значков с идиотскими надписями добавилась коллекция носовых платочков: в своем опусе, написанном, по-видимому, для домохозяек, мисс Скитер утверждала, что Гарри Поттер плачет ночами в подушку, вспоминая своих родителей. Léan léir uirthi, эту пронырливую журналюгу! Plá ar a theach! (п/а: ирл. Черт ее побери! Чума в ее дом!) Нет, но как написано, это же нечто!

История со значками имела свое продолжение. Мелкий не пожалел сил и времени, чтобы найти способ переколдовать надпись. В этом достойном деле Воробью весьма помогли близнецы Уизли, которые были ему должны за ириски для Дадлика. Эти дурные головы даже соответствующее заклинание подобрали. В результате уже к следующим зельям вместо «Поддержим Седрика Диггори» и, если на надпись нажать, «Поттер — смердяк» на значках сияло «Поддержим Гарри Поттера» и «Хорек — смердяк» соответственно. Самое забавное, что эти недоучки что-то не до конца просчитали, и в результате на последней надписи клинило, и она не убиралась. Гриффиндор был в экстазе.

51. Первое испытание

Наблюдая за финтами, что выписывал на метле в сером осеннем небе мелкий, я с прискорбием была вынуждена констатировать несколько фактов. Во-первых, не стоило в свое время просаживать почти полсотни фунтов на Торп-парк: именно там мелкий впервые прокатился на американских горках. А я ведь еще радовалась, как же, ребенок сиял маленьким солнышком, чуть ли не впервые улыбался и прыгал от счастья! Ну и к чему это привело? К танцам в воздухе перед разъяренной драконихой? Чудненько, всегда мечтала! Что самое неприятное, уши драть паршивцу было как-то поздно. Во-вторых, этот ноябрь мы curtha amú, соответственно распрощавшись с возможностью решить проблему с Реддлом к Рождеству: судя по предварительным расчетам, вводящее в искусственную кому зелье должно было готовиться не менее полутора лунных циклов. (п/а: ирл. профукали, потратили зря) И добро бы, если б имелись образцы тканей Лордова тела, но нет: не было у нас и того, мы даже не знали, где он засел. Go maraí an diabhal sé! (п/а: ирл. черт его побери!)

Зато мы наговорились на месяцы вперед. У нас с мелким такого количества «серьезных разговоров» не было со времен лета после убийства Квирелла. Заодно птах отвлекался от мыслей с испытанием и сопутствующего им мандража. Первой темой была мисс Грейнджер. Дело в том, что ее богатый на ассоциативные связи разум для сильного легиллимента был весьма похож на открытую книгу в руках человека, едущего рядом в вагоне метро: вне зависимости от намерений невольно все равно хоть раз да заглянешь. А у Воробушка на взводе вечно срабатывает на прием. Вот он и увидел во время очередного уговора помириться с Роном, где была накануне подружка и с кем советовалась. В сущности, девочка поступила совершенно правильно, обратившись за помощью к директору школы: для нее Дамблдор не был врагом ни ей, ни Гарри Поттеру. Она в первый раз и попала к директору, попытавшись заступиться за шкета. Это произошло вечером тридцать первого октября, после объявления имен чемпионов. В то время, как Гриффиндор праздновал, Носорожка сидела у долькоеда и приводила доводы в пользу того, что Гарри Поттер не бросал свое имя в Кубок и не просил кого-либо это сделать за него. Вместе с ней в кабинете должен был быть и Рон Уизли, она его звала с собой, но рыжик отказался в весьма резкой форме. Дамблдор был бы идиотом, если б не попытался завоевать безоговорочное доверие девочки, дав ей несколько дельных советов и разъяснив подоплеку поступков Рона, к примеру. А господину Председателю Визенгамона в его почти сто двадцать до старческого слабоумия было ой как далеко. Вот и выходила верный друг и хорошая девочка Гермиона чуть ли не шпионом, человеком, которому при случае можно, но в целом доверять не стоит, ведь директору она рассказывала все, а поколебать авторитет старика в ее глазах могла только Авада в его исполнении, да и то не факт. Воробышку принять такое интересное положение дел было весьма трудно: как же так, человек искренне хочет помочь, безо всяких задних мыслей или выгоды для себя, он к тебе по-настоящему дружески относится, а доверять ему нельзя.

Второй по важности темой стала личность того козла, что втянул мелкого в Турнир. Тут все было более-менее ясно: cui prodest, кому выгодно. Список тех, кто получал свой бакшиш от участия — в обход всех правил — в Турнире Мальчика-Который-Выжил, получался не слишком великим: Дамблдор, Лорд и, совершенно неожиданно, Бэгмен. Был еще вариант, с жаждущими мести Пожирателями или им сочувствующими, но зачем было ждать три года и затевать катавасию с Турниром, тем более под носом Дамблдора, если была и куча других вариантов грохнуть или покалечить мелкого? Директор же и был первым, кого мы начали подозревать: что такое артефакт для сильнейшего в этом веке мага, чей кабинет просто завален всевозможными магическими предметами? К тому же участие в Турнире великолепно укладывалось в программу «воспитай героя», которую планомерно проводил старик на протяжении последних трех лет. В эту схему ложилась же и достопамятная статья мисс Скитер, которая, как все профессиональные независимые журналисты, не писала просто так и задаром. Следующим выплыл глава Департамента магических игр и спорта. Бэгмен был завсегдатаем букмекерских контор и весьма азартным игроком. Он был должен всем и всея, например, гоблинам, а это не те ребята, кому стоит втюхивать лепреконское золото, как он поступил с близнецами Уизли. Участие Поттера уже взорвало тотализатор, а если мелкий победит, то Бэгмен, поставивший на него (в трех конторах, я проверяла), сорвет джек-пот. К тому же, у Людо был доступ к Кубку, а человек от отчаяния и не на то способен. Ну и на закуску был Лорд. Бог его знает, что там творилось в траченной шизофренией черепушке гомункула, но идея о том, чтобы втравить мелкого в весьма опасный Турнир, чтоб подросток либо умер, либо получил увечье, вполне могла там появиться. Он знал о Турнире. Для чего-то же пил Оборотку все эти месяцы Джуниор? По какой-то причине малыш Барти сидел в Хогвартсе и демонстрировал отсутствие агрессии и сиюминутного желания оторвать голову Воробушку?

Не обошли мы стороной и способ найти Реддла. Дело в том, что мелкий из первых, так сказать, уст узнал, что же на самом деле произошло на Чемпионате по квиддичу. Гермиона с ее отличной памятью оказалась ценным свидетелем. Была там парочка моментов. Например, чего так испугался Крауч-старший? Неужели он знал, кто высветил Метку? Кого тащила — судя по движениям — его домовиха? Если добиться ответа от мага было сложно, то с самой эльфийкой — Винки — вполне можно было поговорить по душам. Нужно было только ее отыскать, благо хозяин ее выгнал.

На трибуне я оказалась волей случая. Очередной контрагент Фэлана потерял осторожность настолько, что назначил встречу в когда-то тихом Хогсмиде. В принципе, все понятно: в день Первого испытания городишко наводнили толпы народу разного уровня благопристойности, и не только из Англии. В этой сутолоке аврорат способен пропустить все, что угодно, к тому же все их помыслы направлены на предотвращение терактов, а не на вшивую контрабанду, пусть даже и перьев птицы чжень. Редкая дрянь, надо отметить: их яд — одно из немногих веществ, что способно воздействовать даже через драконью кожу, поэтому их берут палочками из рога носорога и хранят и переносят в костяных шкатулках. В то, что Цзесюй, курьер, доставивший парочку таких шкатулок из Гонконга, равно как и их покупатель, могли быть как-то связаны с аврорами, Фицсиммонс не поверил бы даже после встречи с вупером, но уж больно публика была скользкая, особенно китаец. Триада всегда неровно дышала к англичанам. Так что мое присутствие было просто гарантировано. Но все обошлось, и на радостях Фэл пригласил меня на Испытание. Святой Патрик, чем я только думала, соглашаясь?!

«Явно, тем же местом, что и Воробей», — мелькнуло в мыслях в тот момент, когда хвосторога едва не задела хвостом мелкого, — «когда он вчера послушно пошел в кабинет к Джуниору!» Между прочим, пошел в одиночку — Добби не считается — только потому, что от Крауча-младшего «не веяло агрессией, и вообще, когда тот говорил, что хочет помочь, говорил онсовершенно искренне». Ага, помогала кошка мышке!

Господи, на что я тогда надеялась? Тот факт, что птах смог договориться с василиском, еще ничего не означал. Драконы — это драконы, и этим все сказано. Да, я знала о них, еще с воскресенья, шкет сам сказал! А ему, между прочим, их показал Хагрид. Ну и Добби не пропустил. Зато полюбовалась на «Поттерово везение» в действии: из четырех драконов ему достался самый агрессивный. A Chríost na bhFlaitheas! (п/а: ирл. Христос Небесный!)

— Рисковый малый! — весело покрутил головой Фицсиммонс, когда мелкий наконец добыл золотое яйцо.

— Угу, — ответила я, мечтая о ремнях, розгах и хорошенько намятых ушах.

Дождавшись оценок судей, мы пошли отлавливать букмекера: ни Фэлан, ни, каюсь, я не удержались от того, чтобы не сделать пару ставок, и как истинные ирландцы поставили на Поттера. Как это ни забавно, но Гарри Поттер является одним из немногих англичан, популярных в Ирландии, по большей мере потому, что об него убился Темный Лорд, немало проливший крови сторонников независимости зеленой Эрин. Собственно, оная независимость и случилась только потому, что Реддл гикнулся. Жаль, гикнулся он не до конца. Но мы над этим будем работать.

К тому же, на кого еще можно было поставить честному ирландцу? На французскую фифу? Или на болгарина, совсем недавно уведшего снитч от Линча? Или же на сытого и смазливого англичанина? Нет уж, лучше на Поттера!

Примерно так рассуждал Фэл. Я же руководствовалась тем, что еще накануне мелкий точно знал, что ему предстоит и клятвенно меня заверял, что у него есть план. Знала бы я, что это был за план! Опять же, то самое пари, с Малфоем. У шкета были все стимулы, чтобы не просто пройти испытание, а стать первым. Что он и сделал, всего на одно очко опередив Крама. Каркаров должен быть рвал и метал: он и так выставил достаточно низкую оценку, но, к счастью, после него шел Бэгмен… В противном случае у Воробышка с Крамом было бы либо одинаковое число баллов, либо разница в одно очко, но в пользу болгарина. И плакали бы наши денежки. А так за свои потрепанные нервы и лишнюю седину я получила почти полсотни галеонов. И то хлеб!

52. Винки

Через пару дней после первого испытания Добби удалось найти Винки. Ко мне ее приводить было небезопасно: домовики видели, кто я на самом деле, слету, и реакция на меня могла быть абсолютно непредсказуемой. В замок, на кухню к остальным эльфам ее тоже тащить не стоило, мало ли что. Поэтому теплый закуток и пара одеял для несчастной эльфы были приготовлены в Тайной комнате.

Винки выглядела — и пахла — ужасно. Три месяца скитаний и безмерного потребления сливочного пива, той еще отравы для ее организма, сказались на ней отвратительно. Из ухоженной чистенькой домовихи она превратилась в тощее, вечно пьяное существо в лохмотьях. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что Носорожка, в ее пламенном стремлении отстоять гражданские права и свободу эльфов, не так уж и не права, другое дело, что взялась она за это не с той стороны. Она посчитала, что домовые эльфы — это почти люди, вроде негров. А они не люди, у них несколько другая психология, свои обычаи, традиции, правила и мораль. Даже не находись они в рабстве, у них было бы гораздо больше общего с гоблинами, чем с людьми, тем более что изначально эти две расы обитали по соседству, и только магический катаклизм выгнал их с родины и привел к нынешнему состоянию.

В отличие от более воинственных гоблинов, эльфы весьма и весьма миролюбивы. При всем своем магическом могуществе — палочки им и нафиг не сдались — они очень беззащитны. Всякого рода насилие им чуждо, на убийство другого разумного наложено абсолютное табу, даже для самообороны: домовикам проще умереть, чем убить, убийца для их недостоин жизни. А наиболее ортодоксальные представители вообще вегетарианцы. Потому-то они на рабский контракт и попали. Добби в их среде считался чуть ли не сумасшедшим революционером: одет, как человек, ест, как человек — и мясо тоже! — умеет читать и писать, получает за работу деньги. Добавьте ко всему еще и некоторую независимость в суждениях и нежелание наказывать себя за нелестные эпитеты в адрес бывших хозяев… Кошмар и ужас во плоти, damnú ort, потрясатель устоев! (п/а: ирл. проклятье! Черт побери!)

Винки же была обычным, среднестатистическим эльфом, для которого свобода — нечто постыдное. Несмотря ни на что, Барти Крауч оставался ее Хозяином, и его секреты хранились старой домовичкой с прежним рвением. Весь смысл ее жизни заключался в служении семье Краучей, а когда ее этого лишили, бедолага запила со страшной силой. С одной стороны, ее было дико жаль, с другой — с вусмерть пьяной, почти невменяемой Винки было несоизмеримее легче работать. Толку, правда, от этого было немного. Да, Воробей узнал, что Крауч-старший вытащил сынулю из Азкабана, оставив вместо него умирающую жену, и более десяти лет держал его под Империо. Да, от неумелого Обливиэйта этого уважаемого члена общества серьезно пострадала Берта Джоркинс. Ну, козел, ну, гад двуличный, но что тут нового? Не стоит забывать, что именно этот человек узаконил применение Непростительных аврорами. Да только красноперым, насколько я помню, это не сильно помогло…

Впрочем, на трагедию семейки Краучей лично мне было плевать с высокой башни. У меня, блин, Реддл шлялся неведомо где по Англии, а на левом предплечье с каждым днем все больше темнела Метка. То, что Оборотку Джуниору приходилось покупать, а не варить, было не так уж и важно. Главным было то, что указать, где же конкретно находился тот самый охотничий домик, в котором большую часть времени и провел Джуниор под бдительным присмотром домовухи, Винки не могла. Во-первых, дом был максимально изолирован от посторонних и скрыт под Фиделиусом и прочими чарами. Во-вторых, она не знала, где конкретно он находился. Понятие «где-то в лесу» — штука растяжимая. Связываться с другими домовыми эльфами Краучей — если они и существовали — смысла не было. В-общем, попасть туда можно было только с помощью самой Винки, а она в начале декабря была способна только на пьяные слезы и безмерное потребление пива, которое доставала всеми мыслимыми и немыслимыми способами с изощренностью, свойственной всем алкоголикам. А в дом тот нам попасть было просто необходимо: уж больно он смахивал на ту самую уютную норку, где мог бы спрятаться Лорд. И попасть по-тихому, не привлекая так ненужного нам внимания. А для этого она нам была нужна трезвой или хотя бы вменяемой. Так что пол декабря мелкий вместо того, чтобы разбираться с золотым яйцом, разбирался с эльфийкой. Яйцо, по его словам, могло и подождать до января, а вот Лорд — нет. Нельзя сказать, что такая расстановка приоритетов меня не порадовала.

Казалось бы, что может быть проще: принудить к сотрудничеству свободную эльфийку, злоупотребляющую сливочным пивом. Есть зелья, есть чары — выбирай на вкус, но… Было одно но: Добби. Наш ушастик искренне сочувствовал Винки, пытался помочь ей всеми силами, и вряд ли ему бы понравилось, если бы мы воспользовались Империо или его аналогом. Винки в таком случае пришлось бы зачищать, а ее смерть лупоглазого пацифиста привела бы в ужас, сделав его автоматически нашим врагом. Он был слишком полезен для этого, так что пришлось искать пути, как бы с домовухой договориться. Воробей их нашел, но это было весьма и весьма непросто. Правда, без самого Добби этого вряд ли можно было добиться.

Именно он нашел нужные доводы, чтобы Винки захотела вылечиться. Дело в том, что организм домовых эльфов отвратительно перерабатывает любой алкогольсодержащий продукт. Обычный виски, неважно, магический или нет, для них — сильнейший яд, действующий мгновенно. Пиво — действует подобно метиловому спирту: слепота, тошнота, потеря сознания и прочие прелести отравления метанолом. А чрезмерное потребление такого безобидного продукта, как сливочное пиво, очень быстро вызывает привыкание и деградацию. Излечить от зависимости Винки было можно, была бы на то ее воля. А она не желала выходить из запоя, пока мелкому и ушастому не удалось растолковать, в чем преимущество ее нынешнего состояния: теперь она могла быть рядом с обожаемым хозяином Краучем, как бы он ни прогонял: она же свободная домовуха, может делать, что хочет, и быть там, где хочет! А ведь он попал в беду… В чем совершенно не обманули: после Первого испытания Бартемиус Крауч на люди практически не появлялся, взяв больничный и держа связь с внешним миром через сов. Эту немаловажную информацию мне предоставила Деми Экслер, младшая помощница второго секретаря Крауча и та еще болтушка, когда я пыталась выяснить расписание главы департамента. Правда, слегка не по своей воле: крайне неприятное ощущение того, как утекает песком сквозь пальцы время и мое везение, и недалек тот день, когда запульсирует татуировка на руке, вынуждало меня пойти на крайние меры. Под крайними мерами подразумевались не только легиллименция в туалете трехгрошовой забеговки вздорной полукровки, но и похищение и допрос с пристрастием Бартемиуса Крауча-старшего. Для последнего наша встреча вполне могла закончиться тем же, чем в свое время закончилось подобное происшествие для одной бывшей медсестры из Омы. Жизнь порой выкидывает забавные коленца, не правда ли? Каких-то десять лет назад об одной мысли о подобном меня рвало от отвращения.

Для человека, не пропустившего на работе ни дня по болезни и получившего говорящее прозвище Каменный истукан, поступок Крауча был несколько необычен. К тому же дом его казался пустым и необитаемым, и никаких охранных чар, никаких сигналок на нем также замечено не было. И хозяина дома, и его домовика — а кроме старой Винки семье Краучей служил еще и ее племянник, если перевести на человеческий манер — будто ветром унесло. И на вопрос «куда?» могла ответить только Винки… Чудненько!

Она и ответила, в самый канун Нового года. И buíochas le Naomh Pádraig, с ней был Добби. (п/а: ирл. Хвала Святому Патрику)

53. Сюрпризы и подарки

В тот день у Добби был законный выходной. Отгремел Святочный бал, неожиданно ставший для мелкого испытанием похлеще ноябрьской встречи с хвосторогой. Увы, но Воробей совершенно не умел танцевать — это важное умение я как-то пропустила, занятая пустяками вроде основ самообороны, чтения, речи и письма. А ведь чемпионы должны были открывать бал. К счастью, об обязательном танце птах узнал не за пять минут до самого события. Но его заслуги в этом было немного.

Вообще, трудности, связанные со Святочном балом, у шкета начались с объявления об этом грандиозном событии. Ежу понятно, что за звание спутницы чемпиона Турнира большая часть хогвартских девчонок была готова на очень многое. Лично мне даже думать не хотелось, какие там страсти кипели в девичьих спаленках на всех факультетах. На фоне Диггори и Крама не слишком высокий Поттер выглядел идеальной жертвой, эдаким ягненком на заклание, поэтому если остальным парням просто строили глазки и улыбались, то на мелкого открыли натуральную охоту. Той же француженке повезло больше: мужская половина учащихся и гостей Хогвартса была более сдержана. А вот Воробей уже на второй день после объявления о бале задумался о том, что было бы неплохо носить мантию-невидимку на переменах: «милые» девочки, к огромной радости окружающих, безо всякого стеснения подходили и приглашали подростка, подлавливая его везде, где можно. Наслаждались сим действом не только люди. Добби, к примеру, дотошно подсчитывал, сколько девчонок в день подходило к Воробью и с какого факультета они были. Он же и устроил среди Хогвартских эльфов тотализатор, кто же заарканит сэра Гарри Поттера. По его словам, в игре «вылови Поттера и стань его партнершей» участвовали представительницы всех факультетов, даже кое-кто из подопечных мадам Максим. Лидировал, как это ни странно, Хаффлпафф. Я всегда знала, что барсуки — страшные звери, куда там змеям.

Сам шкет с удовольствием — эпатировать так эпатировать, и вообще, его они все задрали — пригласил бы Луну, но у девчушки на то Рождество были свои планы: ее отец обещал взять ее с собой в поездку к Гранд-Каньону. Воробей завидовал ей белой завистью. Он бы с радостью сменил Хогвартс и девчачьи вздохи, в которых ему чудилось что-то хищное, на Аризону. Но, кроме Турнира был еще и Реддл, а об этом джентльмене забывать не стоило. На всякий пожарный, так сказать…

— И с кем ты решил пойти? — как-то ночью спросила я.

Мелкий дернул плечами:

— Моя бы воля — вообще бы не пошел. Что я там потерял?

— Что тебе мешает пригласить ту, которая тебе нравится? Ты ж у нас Чемпион. Победитель драконов!

— Чоу идет с Диггори…

Это было неожиданно. Я и не знала, что узклоглазая так западет мальчишке в душу.

— Воробушек, не отчаивайся. Пригласи там пятую, кто к тебе завтра подойдет… ну, или Грейнджер.

— Ты б еще Джинни Уизли предложила. Чтоб Гермиона мне на балу мозг нравоучениями или эльфами проела? Да ну нафиг… Лучше уж реально одному пойти!

Однако отчаивался ребенок рано. Буквально на следующий же день он нашел себе партнершу, да такую, что ему позавидовали многие. И что характерно, совершенно случайно! Дело в том, что взрослеющий Невилл обратил внимание на противоположный пол. Проще говоря, парень в первый раз влюбился. Однако подойти и пригласить даму сердца стеснялся. Он даже почти решил пригласить мелкую Уизли на бал: третьекурсница так хотела пойти на это мероприятие, что была готова принять предложение хоть от Малфоя или Крэбба с Гойлом, не то что от тихони Лонгботтома. Но на свою удачу Нев рассказал об этом Поттеру. И у мелкого взыграло гриффиндорское благородство: раз уж ему не суждено пойти с той, кто ему нравится, то он сделает все, чтобы с другом подобное не произошло. И он развил бурную деятельность, дабы очаровавшая Невилла девчонка с радостью пошла с ним на бал, в результате чего совершенно неожиданно нашел уже себе практически идеальную спутницу на вечер и, как потом оказалось, не только. A Mhaighdean Bheannaithe! (п/а: ирл. Матерь Божья!) Чудненько!

Звали эту красавицу Падме, и училась она в том же потоке, что и мелкий, но на Рейвенкло. А Невилл, сответственно, втрескался в ее сестричку Парвати, попавшую на Гриффиндор. Младшая из дочерей Арджая Патила оказалась под стать своему старшему братцу, весьма плотно работавшего с Фицсиммонсом, и своего не упустила: когда шкет обратился к ней с вопросом насчет сестры, рейвенкловка согласилась помочь в обмен на то, что Поттер пригласит на бал ее саму. Несколько слизеринский подход, но, кажется, именно это в девушке Воробью и понравилось. К тому же Падме не зря определили на факультет умников: голова на плечах у нее имелась и весьма светлая. Во всяком случае, делать с ней домашку по той же арифмантике или рунам шкету было гораздо интереснее, чем с Грейнджер. И именно благодаря находчивой индианке Поттер выглядел достойно, открывая с другими чемпионами Святочный бал. Случайно узнав, что ее кавалер не умеет танцевать от слова «совсем», Патил не растерялась и буквально за пару дней совершила маленькое чудо. Мелкий, конечно, не стал выдающимся танцором, но и ноги партнерше вечером двадцать пятого декабря не оттаптывал. Сочетание ума и красоты девушки покорило Воробышка настолько, что уже к концу бала о некой китаянке он уже и не вспоминал.

Что же касается Невилла, то его увлечение Парвати длилось недолго. В отличие от сестры, мозгов у нее было поменьше, и рот не закрывался в принципе. Лонгботтом от девушки довольно быстро устал, а когда та поставила в середине января условие «или Лавгуд, или она», с громадным облегчением с индианкой распрощался. Он, конечно, выглядел тюфяк-тюфяком, но совсем уж безвольной тряпкой не был, и вертеть собой позволял только бабушке и то, не всегда.

Если Воробей во время бала изо всех сил старался не ударить в грязь лицом перед заинтересованной общественностью, совершенно позабыв о прочем, то Добби такой глупости не совершил. Ни я, ни он не забыли, что Темному Лорду еще летом был отчаянно нужен Поттер. Пусть причин мы не знали, но сумятица и толкотня бала были идеальными условиями для любой дряни, задуманной Реддлом, начиная от похищения и заканчивая отравлением. Так что домовик следил за мелким во все глаза. И не только за ним, но вечер прошел без эксцессов. Ну и чудненько, хотя мне это все не нравилось совершенно. Сad sa riach Лорд тянет? (п/а: ирл. какого хрена) Какое еще crá croí ждет Воробушка? (п/а: ирл. дрянь, дерьмо)

День подарков у Добби был одним из немногих фиксированных выходных. Поскольку накануне домовик порядком вымотался, присматривая за мелким и обеспечивая его безопасность, я думала, что до следующего утра мы эльфа не увидим. Однако я ошиблась. Часа в четыре пополудни рядом со мной возник чрезвычайно экзальтированный эльф. Если учесть, что в тот момент я как раз чистила фармацевтический склад в Норфолке, то понятно, что ушастику я была «рада» донельзя. Хорошо еще он не стал орать на все помещение и даже подержал безразмерный кошель. Так что я успела взять все, что хотела, и смыться до того, как в зале начнется пожар, заказанный проворовавшимся завскладом. Старая проводка и эти скачки напряжения в праздники, знаете ли…

— Добби нашел, мисс Патти! — топорща уши и тараща глазища, заявил эльф, как только мы оказались в Хинчли. — Добби ИХ нашел!

Если честно, я сначала не поняла, о ком талдычил домовик, а потом не сразу поверила своим ушам.

— Как?!

«Господи, благослови Воробушка и его интуицию!» — думала я, слушая рассказ Добби. Потому как если бы не он, если бы Добби не стал работать на нас, мы бы искали крысу и его хозяина до греческих календ.

Свой выходной домовик решил провести с Винки: он хорошо помнил, каким потрясением для него стало первое Рождество на свободе, особенно подарки. Услышав, что люди в этот день обмениваются подарками и ходят в гости, домовуха загорелась идеей наведаться к бывшему хозяину. Добби, как настоящий джентльмен, даму одну не бросил, и к Краучу они пошли вместе, купив по пути, кажется, письменный набор. Естественно, в доме они никого не обнаружили, и тогда Винки, взяв с Добби клятву никому об охотничьем домике не говорить и никого туда не приводить, отправилась в надежно спрятанный коттедж. И там, само собой, они обнаружили жуткую картину: гомункула, крысу-анимага, огромную змеищу и больного, бредящего Бартемиуса Крауча-старшего, запертого в гостевой комнате. Поскольку Добби примерно представлял, что они найдут в убежище Крауча, он смог утащить начавшую истерить домовуху до того, как она подняла шум и привлекла внимание находившихся в доме существ. После он попросту усыпил Винки, чтоб она не натворила глупостей, и отправился ко мне, совершенно правильно рассудив, что здесь мелкий ему не помощник.

54. Хейма Лорда

Моя бы воля, то я бы оставила папеньку Джуниора там, где он и находился. И дело было совсем не в самом Барти Крауче. Конкретно мне он ничего не сделал. Пожизненное собственному сыну и Лестрейнджам, равно как и заключение без суда Блэка и прочих меня особо не волновали. Зато весьма и весьма беспокоила возможная реакция Реддла на исчезновение пленника. Пока глава Департамента международных отношений бредил в запертой комнатке, Лорд сидел на месте и никуда не рыпался. Все из-за Фиделиуса: вряд ли у того, что представлял собой Реддл на тот момент, хватило бы сил, дабы перевести Хранителя дома с Барти-старшего на себя. Если же Крауч сбежит, куда метнется эта бессмертная пакость — фиг его знает. Так что пока Ясме Планкетт не приготовит зелье для Реддла, я была готова сделать все, чтоб Барти Крауч по-прежнему находился в том чертовом коттедже, хоть самой вместо него там сидеть.

Но даже желай я его вытащить на самом деле, я бы не стала этого делать незамедлительно. Судя по отчету эльфа, Крауч был болен и довольно серьезно — несколько месяцев рядом с Лордом и Петтигрю не прошли для него даром, он находился в помраченном состоянии и не узнал Винки, когда та ему показалась на глаза. Куда его из теплой комнаты тащить зимой? В Мунго? Да Петтигрю его найдет мигом! А если же Крауч успеет очнуться до этого, тогда глава Департамента международных отношений неминуемо окажется в тюремном госпитале, а после — и в Азкабане. Чтобы выхаживать его самостоятельно, нужно было надежное, оборудованное всем необходимым убежище, куда не сможет пролезть Крыса. Вообще, в идеале чем позже гости лесного коттеджа узнают о пропаже ценного пленника, тем лучше. А на подготовку нужно время.

Вроде бы логично, но попробуй объясни это домовухе! Она же прекрасно видела, что за существо сидело у камина в гостиной коттеджа. А поскольку Винки была несколько аполитична — моя хата с краю, лишь бы Хозяина уберечь, а там хоть трава не расти — то ее единственным желанием было намерение вызволить Крауча и утащить его подальше от немертвой гадости и его питомцев. Хвала Патрику, Добби удалось ее убедить не торопиться и не пороть горячку. Естественно, он не стал посвящать эльфийку в свои намерения относительно Риддлова тельца, да ей это было и не интересно. А намерения были просты: кусочек плоти, великолепно пошла бы и кровь или что там текло по венам и артериям гомункула вместо нее. Первого января, улучив момент, когда змея — не впавшая отчего-то в спячку — уползет, Петтигрю пойдет кормит Барти-старшего, а сам Лорд впадет в дневную дрему, ушастик добыл кусочек ногтя с мизинца на ноге. Я не была уверена, что это подойдет, но все же отнесла добытое Ясме. В зелье оно не подошло, зато для анализа сгодилось, и результаты ошеломили и заставили помянуть всех святых и не очень до седьмого колена. По всем выкладкам выходило, что гомункулу оставалось «жить» не более восьми-девяти месяцев. Более того, судя по остаточным следам сульфатов и некоторых протеиногенных аминокислот животного происхождения в ногте, он регулярно употреблял специальное зелье, поддерживающее его существование. Вливать еще что-либо было бессмысленно и означало попросту убить псевдотело гомункула. Помещение в стазис любого рода в нынешнем его состоянии также гарантировало летальный исход. Туда бы ему и дорога, так ведь эта тварь вернется! А dhiabhail! (п/а: ирл. черт!)

— Бонни, ты только не отчаивайся раньше времени, — добавила под конец Планкетт. — Это все равно предварительные выводы. Наверняка есть выход, но без образца хеймы… — она развела руками.

— Хеймы? — это еще что за неведомая дрянь?

— Это у человека кровь, у гомункулусов — хейма. Не смотри так, у меня прадед этой темой одно время увлекался. Кое-что из его дневников осталось.

Нет, все же аптекари Лютного — это кладезь запретных знаний! Последние лет двести — спасибо Парацельсу и его жадности — за сотворение гомункулуса можно в Азкабан загреметь на пятнадцать лет, а если ты дипломированный зельевар или алхимик — и бессрочно лишиться лицензии. В книгах — только общие описания. Если что-то более специализированное — так проще по кровавым ритуалам африканских племен найти. На Континенте с этим чуть попроще, но провезти книгу на территорию островов — у меня столько денег нет.

— А в этих дневниках нет описания, как эту хейму стоит набирать, чтоб следов не осталось?

— Обычным «клопом», — ответила Ясме и объяснила, что она имела в виду. Было видно, что вопрос ее совершенно не удивил. Да и дополнительной информации она у меня не выпытывала, но это скорее специфика Лютного. Хотя, судя по косвенным намекам, она решила, что я решилась на рисковый эксперимент по извлечению вселившейся в меня сущности и гомункула я заказала в Европе для этого, а зелье мне нужно, чтоб беспрепятственно его ввезти в Англию. Хорошая версия, главное, весьма толковая. Она великолепно объясняла, почему не стоит оставлять следов от забора хеймы: мне был нужен неповрежденный сосуд для подселенца, а с заживлением ран у гомункулов проблема. «Клопа» — зачарованный сосудик с тоненькой, не оставляющей следов трубочкой, смахивающей на хоботок москита, который умел сам искать вену и безболезненно набирать кровь — я заполучила почти без проблем. Такими штуками последние пару лет набирали кровь у младенцев в Мунго. Они, конечно, находились на строгом учете, но когда это было препятствием? Пара дней и сотня галеонов — и до следующей проверки один сосуд Патона в моем полном распоряжении. Чудненько!

Никогда, кстати, еще у меня так легко и быстро не утекали деньги, как той зимой. А с учетом того, что их и так было достаточно ограниченное количество… В-общем, машину я продала еще осенью, а в начале девяноста пятого всерьез задумалась, чтоб продать и дом в Хинчли. Воробей по этому поводу порядочно психовал: коттедж в Луговом тупике он всерьез считал своим домом, существуй пресловутая защита крови, о которой звездел директор, на самом деле, она бы стояла именно на нем, а не на жилище Дурслей. Ему было до слез обидно терять свой дом, будучи при этом единственным наследником состояния семьи Поттеров, но не в силах что-либо изменить, ведь до совершеннолетия, а значит и до возможности самостоятельно распоряжаться этим состоянием, парню оставалось еще два с половиной года. Целая вечность, scrios Dé! (п/а: ирл. досл. Господь Разрушитель!)

Но хрен с деньгами, был бы результат. Хейму Реддла нужно было добыть в течение двух суток, поскольку платить еще сотню не хотелось совершенно. Но я уже настраивалась на это: лучше заплатить, чем потерять Добби. Ведь рядом с Лордом почти постоянно была змея, которая, как многие другие фамилиары, чудесно чуяла домовых эльфов. О том, что это милое создание способно не только засечь, но и изловить и сожрать домовика, я узнала чуть позже и практически случайно. Но по порядку. В-общем, домовик исчез с «клопом» на сутки и появился, гордо потрясая ушами и пузырьком с бурой гадостью, буквально за полчаса до крайнего срока, когда нужно было вернуть артефакт в Мунго. Не успела я облегченно вздохнуть, как эльф что-то вякнул про то, что «план сэра Гарри Поттера сработал». И вот тут мне поплохело: планы шкета в прошлый раз закончились салочками с хвосторогой.

Я едва дождалась ночи. Я весь день уговаривала себя успокоиться, чтоб потом не орать на мелкого, а уж в том, что поорать будет за что, я не сомневалась: на мелочи Воробей не разменивался давно. Ну да, уговорила! Когда я услышала, в чем там было дело, то злосчастное зеркальце едва не полетело в стену. Этот… этот… эта зараза мелкая, по чьей заднице вот такими слезами плачут все розги и ремни, что есть в мире, оказывается, нащупал способ, как можно незаметно шпионить за Лордом. Через эту самую гребанную змею! Чудненько!

Надо сказать, что способ этот нащупывался с лета, с того момента, как мелкий впервые посетил во сне Реддла. Воробей, оказывается, «хорошенько обмозговал идею» (да ладно?!) и решил найти способ навещать этого недоделка не по воле случая, а по собственному желанию. К концу декабря нашел, посетил — и испытал непередаваемые ощущения, причем не свои: Лорд чихвосил Петтгрю за какой-то косяк. Попытавшись отстраниться от чужих не слишком приятных эмоций, ребенок неожиданно не просто вылетел из сознания гомункула, а «плавно, ну, как бабочка, перелетел в змею», с чьего ракурса и досмотрел сцену наказания Крыса. Поскольку ничего нового «мотылек» фигов не узнал, о сне мне не сообщили, равно как и о том, что с той ночи птах пытался повторить опыт и опять подключиться, но уже к Риддловой гадине. Несчастье мое — парень упорный, и, в конце концов, у него это получилось. Он смог даже, внушая простейшие желания, потихоньку управлять ею. Именно так Добби оказался не замечен, и отрезая кусочек ногтя, и подсаживая «клопа» Лорду на загривок. В противном случае наш свободолюбивый ушастик повторил бы судьбу Тибби, того самого племянника Винки, исчезнувшего летом без следа. Фамилиар Лорда сожрала его, едва проникнув в дом Крауча.

В принципе, у меня были все основания собой гордиться: я все же смогла сдержаться и не обложить шкета отборным ирландским матом в семь слоев. Я просто демонстративно обиделась. Растерянный моей реакцией подросток выложил не только то, что хотел рассказать, но и вообще все, что узнал в результате ночных путешествий.

— Ну, ты и зараза! — воскликнул он, когда до него дошло, что же я провернула.

— На том стоим, — ответила я. — А ты не зевай! Мало ли кто как реагирует? Ты, птаха, конечно, молодец и везуч, будто тебя в младенчестве в Фелициусе утопить хотели, но учти: таким макаром ты однажды закопаешь нас всех.

— Понял, больше не буду.

— Будешь, куда ты денешься…

55. Прикладная нумерология

В самом деле, куда? Кровь не вода, а Воробей сполна унаследовал от Джеймса Поттера полное неумение оставаться в стороне и не лезть на рожон. Мелкий, конечно, старался сдерживаться, но на пятнадцатом году его жизни папины гены показали себя во весь рост. Мне только оставалось надеяться, что он переживет этот год, а испытания, в которые, несомненно, шкет вляпается по самые уши, хоть как-то охладят его буйную головушку.

Пока же он радостно лез, куда не просят. А я, кроме тысячной просьбы о бдительности и осторожности, ничего даже посоветовать не могла. И запрещать было бесполезно: это была прекрасная возможность проследить за гостями Крауча, и упускать ее Воробей ни за что бы не стал. Честно говоря, мне и в голову прийти даже не могло, что можно вот таким образом шпионить за Лордом. Да, мы знали, что мелкий ментально связан с Реддлом, но вот при чем тут змея, я не знала. Но возможность видеть через рептилию была несомненной удачей, ведь со змеей можно было сделать то, что ну никак не получилось бы с ее хозяином. И речь шла не только и столько об управлении, сколько о манипуляции памятью. Единственным минусом было то, что змея сама по себе плохо понимала и воспринимала человеческую речь, поэтому более-менее стоящую информацию шкет мог добыть, только находясь в сознании животного. А это мало того, что потраченное время, так еще и малоприятные подробности о жизни змеи. Хорошо хоть Воробей не из брезгливых, но все равно мало радости по ночам смотреть, как змея ест еще теплого трепыхающегося кролика.

Так что дней десять мелкий был больше похож на ленивца, поводя во сне как можно больше времени. Дело в том, что еще до Нового Года он как-то застал огрызок разговора Лорда с Петтигрю каком-то ритуале, который должен был проводить Хвост и в котором должен был участвовать сам гомункул. А после Воробей все никак не мог разведать подробности. Подросток настолько увлекся, что Невилл, Падме и Грейнджер забили тревогу и потащили его к мадам Помфри. Пытаться отбрехаться головной болью было явно плохой идеей. Результатом стали сутки в медкрыле, обследование от медиковедьмы и ментальное сканирование от Дамблдора. Долетался! Чудненько!

Но не смотря ни на что, шкет все же выцепил частичное название того ритуала, что задумал Темный Лорд. Бубнеж Петтгрю про «кость отца, кровь врага, плоть слуги» говорил только об одном. Старый саксонский ритуал, дошедший до наших дней с еще дохристианской эпохи, темномагический — ну, а как иначе! — позволяющий облечь неупокоенного, одержимого местью духа плотью. Самое то для Реддла! В манускрипте Бойлов его описание тоже имелось, правда там речь шла о плоти раба, но не суть: рабов у Лорда предостаточно, весь, мать его, гребанный Внутренний круг, выбирай на вкус любого! Главное, чтоб предан был раб умершему господину всем сердцем, всей душой. Судя по всему, жертвовать плотью должен был сам Крыс: прочим своим сподвижникам, так и не удосужившимся поисками исчезнувшего предводителя, Лорд не доверял.

Помимо трех строк описания самого ритуала, в сборнике рецептов на все случаи жизни для темных ирландских магов были еще три страницы с перечнем ингредиентов для зелья под ритуал и описанием, как это зелье варить. Что в то варево нужно кидать, я так правильно и не разобрала: ладно бы там шли латинские названия трав и прочей требухи, но нифига подобного, все на тамошнем диалекте! И поди разбери, что такое «сухонник», животное или растение — в старом словаре некоторых слов не было. Зато было весьма четкая, хоть и не простая астрономическая схема, по которой можно было рассчитать, когда следует проводить ритуал. Два дня на прикладную нумерологию — iontas na n-iontas, мы знали, когда же Лорд попытается вернуть себе тело. (п/а: ирл. и вот!) К сожалению, точной даты рождения Лорда ни я, ни Воробей не знали, а без этого вместо конкретного дня мы получили только временной промежуток в пару недель. Вернее, несколько: один пришелся на конец февраля-начало марта, другой выпал на начало июля, третий — на вторую половину ноября. Ну, при условии, что я не ошиблась, и Меропа Реддл родила сына в начале января тысяча девятьсот двадцать седьмого. Не скажу, что известие о том, что времени осталось всего ничего, меня обрадовало, но это была хоть какая-то определенность. Учитывая нашу полнейшую неподготовленность к вышеозначенному событию, мелкому предлагалось поберечься и смотреть в оба, хотя бы до лета. Конечно, Турнирный контракт гарантировал, что до третьего испытания чемпиона не получится убить, а в случае похищения его просто приволочет на ближайший тур, но все равно, поберечься стоило. Равно как и следить за каменной купелью в коттедже Крауча: как только она перестанет пустовать, у нас останется три дня до начала активных действий.

Дополнительное же исследование части хеймы гомункула, к сожалению, только подтвердило предварительные выкладки Ясме. Более того, оказалось, что Лорд сидит на смеси единорожьей крови и змеиного яда неизвестного происхождения, а подобрать что бы то ни было, не вступающее в конфликт с этими активными компонентами за такой короткий срок, не представлялось возможным. Foc! Go n-ardaí an diabhal léis an cacamas! (п/а: ирл. Проклятье! Черт бы побрал это дерьмо!)

Таком образом, у нас оставался только один путь: дать Лорду обрести тело, а потом это самое тело ввести в бессознательное состояние. Ну, или плюнуть на изначальный план и грохнуть гомункула со свитой. Последнее, я, посовещавшись со шкетом и Добби, оставила на самый крайний случай.

В-общем, начало девяноста пятого вышло для нас троих не самым легким временем. Сборник англо-саксонских обрядов и ритуалов на крови я нашла достаточно быстро, правда на платтдойче, зато экстемпоральный рецепт был, как положено, на латыни, и список ингредиентов для зелья, в котором должен был искупаться гомункул, дабы обрести нормальное тело, весьма скоро оказался у меня на столе. (п/а: платтдойч, Plattdeutsch — нижненемецкий язык, представляющий собой совокупность диалектов, распространённых преимущественно на севере Германии и северо-востоке Нидерландов. Являлся официальным языком Ганзы и Кальмарской унии) А после, не испытывая к мадам Планкетт особого доверия, мы — весьма самнадеянно, признаю — решили рассчитать алхимическую карту того тела, что обретет Реддл в результате проведения ритуала, самостоятельно. Не самая простая задача, но мы хотя бы приблизительно знали, что должно в итоге получиться. Тут самым главным было правильно зачаровать пергамент и не налажать с векторами, вычерчивая полиграмму. Часть — самую безобидную — расчетов делал Воробушек, часть — я. Сложную, многолучевую фигуру чертила снова я, а вот зачаровывал ее уже мелкий, как наиболее сильный маг: чего-чего, а дурной силушки у подростка хватало.

На расчеты, черчение и чары мы угробили полтора месяца. Недостающие же части для ритуала: кусочек кости Тома Реддла-старшего и часть плоти Крысы — Добби добыл за вечер. И вот Гарри взмахнул своей «домашней» палочкой из боярышника — и фаланга мизинца вместе с крохотным кровавым комочком и каплей крови мелкого с легким шипением вплавились в пергамент, а свободное пространство листа покрылось алхимическими символами и цифрами, в которых были зашифрованы характеристики новой оболочки Лорда. Алхимическая карта была готова. Оставалось только передать ее Ясме, для дальнейших расчетов и опытов. Надо отметить, аптекарша прекрасно поняла, что ей дали, и не обиделась. Лютный — не то место, где стоит безоглядно доверять, тем более деловым партнерам. Да и меньше знаешь — дольше живешь и крепче спишь. Вот и чудненько!

Добби же все то время, пока мы с Воробьем считали и пересчитывали, вертелся юлой, умудряясь одновременно находиться в нескольких местах. Он не только страховал в школе мелкого, но и периодически навещал домик Крауча. Кроме того, эльф плотно общался с Винки, удерживая домовуху от тех поступков, который могли нам навредить. Например, он следил, чтобы она не помчалась за помощью к Дамблдору. Хвала Патрику, это было несложно: мистер Крауч терпеть не мог директора Хогвартса. Боже, благослови политику!

Винки тоже была при деле. Она с некоторым трудом устроилась к Хогсмидскому аптекарю. Денег ей, естественно, никто платить не собирался, зато у нее была своя клетушка, которую это милое создание методично превращало в настоящий изолированный ото всех бункер, и доступ к книгам и зельям — мистер Уиллоуби на пару с женой помимо варки зелий еще и практиковали в деревеньке колдомедицину.

56. Второе испытание

А тем временем на календаре было уже середина февраля, а у Гарри Поттера не было никакого понятия, что за focál воет из золотого яйца. (п/а: ирл. фигня, хрень) С нашими расчетами он забросил свой трофей на дно сундука и забыл о нем. Вернее, попытался, но зануда Грейнджер, по ходу взявшая на себя должность секретаря Поттера, не уставала напоминать Воробью о том, что ему надо успеть разгадать загадку яйца к двадцать четвертому февраля, и чем ближе был День Х, тем чаще эти напоминания звучали. Что характерно, сама эта красавица помочь другу делом даже и не подумала. Вот же формалистка!

Хотя мне казалось, что дело тут было вовсе не в приверженности Носорожки правилам. Девчонка элементарно обиделась. К тому времени ей стало окончательно ясно, что их крепкая дружба втроем дала основательную трещину. Гарри ее избегал, с гораздо большей охотой проводя время с Падме Патил, Лонгботтомом или чокнутой Луной Лавгуд. Извинения Уизли после первого испытания Поттер принял, однако с рыжим общался как с приятелем, вроде Томаса или Финнигана. Да и Святочный бал не привнес в отношения мальчишек теплоты: мало того, что Рон в своей праздничной мантии смотрелся настоящим пугалом, так еще и с партнершей не повезло. Темненькая мышка с Хаффлпаффа, увидев облачение Уизли, только фыркнула и, едва зайдя с ним в зал, усвистала в неизвестном направлении. Само собой, слизеринцы Ронни не упустили поддеть, да и танцевал гриффиндорец хуже Поттера в ноябре. В-общем, это было то еще позорище, усугубленное более чем достойным обликом не только Поттера и Патил, но и самой Грейнджер, которую пригласил — о, ужас! — Крам. После бала Провокатор все каникулы не говорил с друзьями, ни с Гермионой, ни с Гарри, громогласно обвинив их в предательстве. К началу февраля обида постепенно сошла на нет, но дружбы уже не было. А если учесть, что девчонка с остальными сокурсниками практически не общалась… A chonách sin uirthi! (п/а: ирл. прим. Ее проблемы! Не повезло!)

Но я-то не Грейнджер! Так что как только я покончила со своей частью рассчетов — а это случилось в начале февраля — я принялась за поиски заклятия либо иной информации относительно тех звуков, что издавало яйцо при открытии. Сначала я, как и всякий нормальный ирландец, подумала на баньши. Но нифига, баньши не воют, они кричат и так, что перепонки лопаются. Авгурей, вупер — все не то! Но что-то подобное я определенно где-то или слышала или читала, в этом я могла поклясться. Пришлось устраивать сеанс медитации и шерстить свою бедную голову. На какие только жертвы не пойдешь ради ребенка! Наутро у меня зверски болела голова, но я вспомнила, где я еще слышала про вой. Это было в начале девяноста второго. Как-то карга, заказавшая мне четыре дюжины глазных яблок с синей радужкой, отдавая деньги, пожелала, чтоб мне русалки колыбельную спели, когда ей не удалось сбить цену. Еще бы ей это удалось, я чуть ли не полсотни моргов оббегала, пока все их достала! Поскольку с этой публикой никогда не стоит пропускать слова мимо ушей, да и сказано было в сердцах, то я пошла к Ясме на диагностику. То ли мне повезло, то ли зараза к заразе не липнет, но пожелание оказалось пустым, не приправленным силой.

— И чего ты так переполошилась? — ворчливо поинтересовалась Планкетт. — Проклятье карги? Бабкины сказки!

— Ну знаешь ли! Слушай, ты не в курсе случайно, а что это такого хорошего мне пожелали? Ну, про русалочью колыбельную?

— Нет, — покачала головой Ясме. — Но если хочешь, зайди завтра. Мне обещали водоросли и гребни тритонов привезти, спрошу, если хочешь.

Курьер не подвел: и товар привез, и о русалках рассказал. А вечерком Планкетт передала его слова мне. Я, помнится, еще посмеялась над образностью ругани карги, да и забыла об этом за ворохом другой, более важной информации. И вот, почти три года спустя, пожелание той старухи меня догнало: я все же услышала пение русалок, пусть и в чужом воспоминании. В чем ведь соль: если в воде песни этого племени звучат как ангельские хоралы, то в воздухе эти звуки превращаются в терзающий уши вой. Хорошенькое совпадение! Магический мир, damnú air, бабкины сказки! (п/а: ирл. чтоб его!) Чудненько!

Самое паскудное, жертва моя — а мигрень от тотальной легиллименции хрен снимешь — оказалась напрасной. Когда я связалась по сквозному зеркалу с Воробышком, этот нахал мне ответил:

— Ага, знаю.

Если прочие идиоты рылись в книгах и справочниках, то мой птах просто связал неожиданную привычку Крама плавать зимой в Черном озере с библиотечным формуляром Диггори и провел эксперимент, подтверждающий его гипотезу. Тоже мне, Шерлок Холмс, звезда сыска Магической Британии!

Как бы то ни было, но где-то за неделю до второго испытания Хедвиг отправилась с заказом в аптеку Малпеппера. Дело в том, что по условию подсказки, спетой русалками, ему надо было добраться в их подводный город. А чтоб туда попасть, Воробей решил не применять заклинание Головного пузыря, а воспользоваться тем методом, который на Крите использовали тамошние ныряльщики: съев порцию жаброслей. Официально шкет решился на дегустацию этой склизкой дряни, так как не осилил бы за неделю заклятие Головного пузыря, на самом же деле — не желая светить способность в пятнадцать лет одновременно поддерживать два вида чар и при этом активно колдовать. Все же на улице был февраль, и вода в Черном озере была ледяной, а жабросли, помимо выращивания у съевшего их жабр, ласт и плавников, еще и помогали с терморегуляцией, что решало вопрос с согревающими чарами. Единственной проблемой в таком случае была их добыча: эти водоросли были распространены в Средиземноморье, а вот в Англии их отыскать было не так легко. Вовсяком случае, у Уиллоуби их не водилось. Малпеппер же был крупнейшим легальным поставщиком ингредиентов для зельеварения в Косом переулке. На крайняк жабросли бы взяли у Снейпа: Добби утверждал, что небольшое количество их у зельевара есть, на часовую дозу мелкому, с его птичьим весом, хватило бы.

Однако слизеринскому декану повезло, в Лондоне семь унций — примерно на три часа пребывания под водой — нашлись, всего за полсотни галеонов. Грабеж, наглый и беспринципный, если честно: в Лютном я бы купила все то же самое за вдвое меньшую цену! Правда, без гарантии и без доставки лично в руки: Малпеппер не упустил возможности пожать герою лапку и получить автограф.

— Мелкий, а ты уверен, что тебя не дисквалифицируют за водоросли? Все-таки Турнир, только палочки и все такое, — за пару дней до тура спохватилась я.

— Гермиона все правила просмотрела, изучила прецеденты. Не дисквалифицируют.

Я насмешливо хмыкнула. Вот же манипулятор!

— Заодно она отвлеклась и перестала меня доставать с заклинаниями, — верно понял мое хмыканье Воробей. — Имел я право отправиться с собственной девушкой на прогулку или нет?!

На самом испытании я не присутствовала: поскольку Ясме почти закончила первичные расчеты под зелья для Лорда и заверила меня, что уже предварительный вариант готов, я начала собирать необходимое оборудование для поддержания Реддла в коме. Еще нужно было позаботиться о способе транспортировки его бесчувственного тела. Магические не подходили. Порт-ключ в Ирландию дорог и слишком заметен. Трансгрессия была недоступна. Оставались магловские. По воздуху — не вариант. Паром? А что два часа — и ты в Ирландии. Если оборудовать фургон соответствующе и навесить на него чары от обнаружения, поиска и любопытных бобби, то за пять часов можно спокойно добраться до пещеры на Козуэе из практически любой части Центральной Англии — и ни одна магическая ищейка даже и не тявкнет.

Так что о результатах второго испытания я узнала как обычно — глубокой ночью. Воробей похвастался вторым местом на самом туре и первым местом в общем зачете. Еще он рассказал, что директор Дамблдор озаботился восстановлением дружбы с Роном Уизли. Дело в том, что по условиям испытания у чемпионов забирали «самое дорогое», и они должны были за час вернуть утраченное. Типичный квест «Спаси принцессу». У Крама заложником была Грейнджер, у француженки — младшая сестра квартеронки (разумеется, для вейл семья дороже всего), у Диггори — его китаянка, а вот у Поттера по какой-то причине не Патил, а лучший друг, «почти брат» — Рональд Уизли. Чудненько!

Мужественно преодолев искушение оставить Уизли у русалок, мелкий пришел вторым, а первым на сей раз оказался Диггори. По словам шкета хаффлпаффец подошел к делу более чем основательно, даже ножик прихватить не забыл. А вот Поттер перепиливал веревки острым камнем, который потом одолжил Краму: дурмштанговец тоже не взял ножа, а колдовать с башкой акулы ему было трудновато. Француженка же до сестры так и не добралась, ее сняли с половины дистанции. Поттер, конечно, не мог не выпендриться: услышав причитания блондинки, этот рыцарь заглотнул резервную порцию жаброслей и нырнул, не слушая пытавшихся остановить его судей и зрителей. Рыцарь, елки! За что и пострадал: за попытку, пусть и не слишком удачную, спасения девочки он получил благодарный поцелуй от плачущей недовейлы и многообещающий прищур от Падме. А я говорила, что безоглядное гриффиндорство даром не проходят! Девочка и так бы не пострадала: русалки без проблем отдали ее Дамблдору. А вот мелкому теперь предстояло заслужить прощение Патил. Чудненько!

57. Проблемы

Второй тур Чемпиона вообще принес мелкому кучу головняка. Во-первых, Уизли. Ронни, так эффектно вытащенный из недр озера, с какого-то перепугу решил, что все прежние размолвки забыты и он снова стал лучшим другом Гарри Поттера. Причем парень настолько искренне желал возвращения прежних отношений, безо всякого второго смысла или недобрых намерений, что птаху становилось не по себе. Поразмыслив над ситуацией, Воробей решил не разбивать надежд рыжего: он оценил усилия директора — именно этот человек выбирал, кому там спать на дне озера. Провоцировать Дамблдора на более решительные действия подросток не стал: кто его знает, что в следующий раз придумает старик? И Рон Уизли, к вящей радости Грейнджер, снова стал таскаться за шкетом как приклеенный. Заниматься в прежнем темпе стало невозможным, и даже библиотека не спасала от навязчивости «лучшего друга». А ведь мелкий решил вплотную заняться колдомедициной и заклинаниями первой медицинской помощи.

Кроме Рона, как уже было сказано, красок в серый быт чемпиона Поттера добавила и Падме. Всевышний не обделил ее ни умом, ни красотой, но индианка все же была обычной пятнадцатилетней девчонкой. Не слишком уверенной в себе, слегка взбалмошной и чуток тщеславной. О да, она знала о категорическом нежелании шкета вытаскивать какие-либо подробности своей жизни на всеобщее обозрение. Но девушке отчаянно хотелось, чтоб все узнали, что это с ней встречается Мальчик-Который-Выжил, это ей в Валентинов день читал сонеты Шекспира чемпион Турнира Трех Волшебников на Астрономической башне. Падме считала, что это она его должна была поцеловать у всех на глазах в награду за собственное спасение из Черного озера. И всякие там вейлы могут гулять Запретным лесом!

А у мелкого, между тем, не было ни сил, ни желания играть в эти игры. Конец февраля-начало марта — один из подходящих периодов для Лордова ритуала, постоянная бдительность, вечная настороженность и опаска. Плотная опека со стороны Грейнджер, а позже и Уизли, активизировавшийся крестный, еженощные прогулки во сне и выматывающее нервы ожидание новостей от меня. Так что вскоре после испытания он с Патил поссорился и достаточно сильно: Падме перестала с ним разговаривать. Дулась она почти две недели. Прощения ни за что ни про что шкет у девушки просить не стал.

Индианка все же осознала, насколько ее парень упрям, и попыталась заговорить с Воробьем сама. А тот ей неожиданно предложил прекратить их отношения, оставшись просто друзьями. Мотивировал заботой о благополучии девушки. Тогда как раз вышла статья Скитер, посвященная Грейнджер и ее взаимоотношениям с противоположным полом, и маглокровка сполна ощутила, как на самом деле относится магические общество к таким, как она. Как оказалось, что бы ни болтали о толерантности политики, ведьмы крайне плохо отнеслись к тому, что какая-то маглорожденная девчонка могла вот так вот запросто понравиться и знаменитому болгарскому ловцу Краму, и Мальчику-Который-Выжил Поттеру. А намеки на примененное девушкой любовное зелье только подлили масла в огонь. Журнал со статьей вышел в пятницу, а уже в понедельник Носорожка получила первую часть писем от хейтеров. Одно из них было начинено гноем бубнтюберов. А поскольку родители Грейнджер магами не были, то почту гриффиндорка открывала голыми руками, даже не проверив магией содержимое конвертов. За что и поплатилась: от ядовитого содержимого письма ее руки моментально опухли и покрылись крайне болезненными язвами. На ее счастье рядом сидел мелкий. Стазис, для предотвращения распространения интоксикации, он накладывать еще не умел, зато обезболивающее у него выходило хорошо.

— Не смог удержаться, — объяснил мне вечером птах. — Она сидела слишком близко, а терпеть чужую боль? Вот и махнул на автомате палочкой.

— Все с тобой ясно, опять шастал где попало во сне, — проворчала я. Прогулки к bualadh craicinn змее в гости не способствовали бодрости по утрам и ясности мыслей. Мелкий опять начинал срываться. — А с чего это Скитер так невзлюбила девчонку? (п/а: ирл. долбанной)

Подросток взъерошил свою так всклоченную шевелюру:

— Да Гермиона сама виновата. Она сначала в январе в «Метлах» на Скитер наорала, что, мол, та только и умеет, что чужие жизни ломать, а в статьях ни слова правды. Ну и после об этой в том же духе отзывалась. А недавно над Панси простебнулась. Та опять начала о том, кого, мол, Краму на земле не хватает, «неужели не мог найти покрасивее», — пискляво спародировал он. — Грейнджер в ответ вспомнила, что на Святочном балу Паркинсон была больше похожа на торт со взбитыми сливками, чем на человека, тем более на девушку. Еще и Малфою посочувствовала.

— Девчачьи разборки, какая прелесть! А эта Паркинсон, она как, симпатичная?

— Ну… Если считать лицо как у мопса привлекательным, то да.

Господь Всемилостивый, страсти-то какие! Мне было лень насиловать память по столь незначительному поводу, но что-то мне подсказывало, что эта самая Паркинсон, вернее, ее родители, каким-то образом могла быть связана с владельцами того самого чтива для домохозяек, где было напечатано последнее произведение Риты Скитер. Иначе на кой хрен Рите делать такой пиар четырнадцатилетней сопле?

— Остается надеяться, что Скитер кроме Парниксон не пообщалась и с Малфоем.

— Чего так?

— Тормозишь, ребенок, спать надо больше. У Хорька на тебя зуб, если помнишь. — Я б сказала, бивень мамонта. Помимо «Хорек — вонючка» была еще и сказанная в Большом зале еще после первого испытания громкая просьба к слизеринцам одолжить Малфою денег, поскольку у того долг отдавать нечем. — А Рите кровь из носу нужны жареные факты о тебе красивом, и побольше, иначе кто ее читать станет? Ты ж с ней общаться не захотел.

— Да даже если я ей эксклюзивное интервью дам, она все равно гадости обо мне напишет. И переврет половину сказанного!

— Это да, — я зевнула, — жаль, на эту даму никакого компромата нет. Тогда бы можно было хоть чуточку заткнуть ей рот. Правда, само по себе это занятие бесполезное: не она — так другие, репортеров вроде Скитер хватает. Так что готовься к ушату грязи, Воробушек.

— Да ну ее нафиг к дьяволу! Со мной Падме разговаривать не хочет!

Я только глаза закатила: кому что, а Поттер о девчонках! Гены и возраст, damnú orthu! (п/а: ирл. чтоб их!) Чудненько! О последствиях нашей полуночной трепотни я узнала только летом. А письма с ядовитым содержимым не имели никаких последствий. За свою протеже не вступились ни директор, ни Макгонагалл. Они сделали вид, что ничего не было. Совсем.

58. Сомнения

Март для Воробышка вообще был богат на разные неприятности. Во-первых, где-то числа пятого прилетел на гриффоне Блэк. Может быть, встреча с виденным второй раз за тринадцать лет крестным и порадовала бы — чисто гипотетически — Поттера, но чертов кабыздох нагло врал пацану в лицо и делал из него идиота. Нет, мелкий старательно строил из себя не слишком сообразительного середнячка — получалось, на мой взгляд, фигово — но, ей-богу, шкету от слов и действий Блэка даже было как-то обидно: неужели его принимают за столь откровенного тупицу? Крысами, мол, бедолага питается? Да ладно! Во всей Англии не нашлось достойной для его блохастого величества жратвы? Только не надо навешивать, что очистить бакалейную лавку где-то в глуши — задание невыполнимое. Ни Воробей, ни, тем более, я в подобную чушь в жизни бы не поверили. Меня, помнится, даже отсутствие палочки не остановило, хватило просто камня. А еще мне очень хотелось есть. И да, Блэку никто не говорил, что аккуратно подстриженные ровные здоровые ногти плохо сочетаются с общей бомжеватостью внешнего облика и легендой о крестном-скитальце?

Чертов анимаг так и остался в Хогсмиде, суя свой нос во все щели и что-то вынюхивая по всей деревне. Добби еще утверждал, что Псина ходил тенью за крестником, когда тот бывал в Хогсмиде. Ну да, логично: где-то по просторам Англии шлялся Риддл, а директор по ходу был без понятия, что тот задумал. Mo mhallacht air, замок от внешнего проникновения был закрыт наглухо, но оставалась близлежащая деревенька, которую так же заблокировать было нереально. (п/а: ирл. чтоб его, досл. будь он проклят) Поэтому туда выслали дозорных. Оставалось надеяться, что караульщик из Блэка выйдет лучшим, чем крестный. Если его вообще можно было считать крестным. Я очень сомневаюсь, что Джеймсу Поттеру понравилось бы то, что делал его дружок. Хотя, что я знаю о Джеймсе Поттере?

Мне, во всяком случае, крайне не понравилось то, о чем завел речь Блэк. Импульсивным подросткам с привычкой во все совать свой нос не говорят о том, что, возможно, в школе завелся шпион Темного Лорда, даже не намекают об этом. Если, конечно, не хотят этого самого подростка натравить на таинственного соглядатая. Да и когда это мальчишки четырнадцати лет от роду прислушивались к советам быть осторожней и, если что, бежать за помощью к взрослым? Я была готова дать руку — левую, да — на отсечение, что теперь и Рон, и Гермиона наизнанку вывернутся и весь Хогвартс вверх ногами перевернут. Возраст у них такой. Ну, и характер тоже.

Когда мелкий поделился со мной подробностями встречи с крестным, моя паранойя завопила во весь голос. Напрасно я недоумевала, гадая о причинах бездействия Дамблдора. Господин директор очень даже действовал. Меня не оставляла мысль о том, что к Новому Году он знал не только о том, что уроки ЗОТИ ведет не Моуди, а его двойник, но и о том, кто так замечательно притворяется аврором в отставке. А что Джуниор пока гуляет — так ведь старик прекрасный легиллиментор. Наверняка он выпотрошил бедолагу Барти до самых печенок, и теперь младший Крауч полностью под колпаком доброго дедушки Альбуса. И участь его незавидна: его, по ходу, должен поймать Мальчик-Который-Выжил, в рамках практикума по воспитанию настоящего героя. И наводку уже дали: в минувшую пятницу Снейп на уроке устроил настоящее представление, сначала во всеуслышание зачитав злополучную статью Скитер с фирменными комментариями, а после пригрозив Поттеру напоить его Веритасерумом, если из его хранилища пропадет еще хоть один ингредиент. Шкет злобным шипением не впечатлился — «На Маугли Пляска Смерти не действует» — и вежливо спросил, неужели зельевар так захотел в Азкабан за несанкционированное применение данного зелья к несовершеннолетнему. И в свою очередь предупредил, что если его Сывороткой правды все-таки напоят, то он пойдет не только к директору, но и к мисс Скитер, которая просто обожает сенсации. Обменялись, словом, любезностями к полнейшему взаимному удовольствию. Так вот, у Снейпа из хранилища, по его собственному утверждению, пропала как раз шкурка бумсланга. Чудненько, правда? Хотелось бы мне разок заглянуть в школьный свиток с отчетностью по редким и условно-разрешенным ингредиентам, хоть краем глаза. Интересные вещи там должны были быть написаны.

В пользу того, что директор и его люди в курсе, кто заменяет Моуди, свидетельствовало и то, что Блэк не забрал Карту у Воробышка, а только на нее намекнул, в присутствии Уизли и Грейнджер, сволочь! А ведь знал, что крестник друзьям о папином наследстве ничего не рассказал, и почему — тоже. Ладно, мелкий отбрехался, что Карту еще осенью забрал Моуди, поскольку почувствовал в ней сильную черную магию. Смех, да и только, но ему поверили. На то, что Гарри не поделился секретом с верными друзьями, Рыжик с девчонкой, конечно, слегка обиделись, но в полноценный скандал это не вылилось, а жаль, Воробей на это почти надеялся.

Допущение о том, что господин Дамблдор осведомлен, пусть и частично, о планах Темного Лорда, ставило под угрозу мой грандиозный план по нейтрализации Реддла. У меня возникло громаднейшее искушение отказаться от всего задуманного, сидеть тихо и не высовываться. Возможно, если б я хоть чуть-чуть доверяла директору Хогвартса, я бы так в итоге и сделала. Но, увы, а может, и к счастью, доверия к Альбусу Дамблдору и его методам у меня не было ни на ломаный пенни. Я не знала его истинной цели, мне категорически не нравились некоторые его намерения, мои паранойя и чувство самосохранения в один голос утверждали, что чем дальше от дедушки и его интриг, тем лучше для здоровья. И меньше всего мне хотелось столкнуться с ним и его людьми во время воскрешения Лорда. Как же все было бы проще, если эту бессмертную тварь можно было ввести в кому еще на стадии гомункула!

Однако сюрпризы нам подкидывал не только Дамблдор. Недели не прошло после встречи с Блэком, как взбрыкнула Винки. Бывшая домовуха Краучей честно ждала, пока не потеплеет, и в первую же оттепель выкрала Барти Крауча-старшего. Добби, примчавшийся ко мне с этим известием, утверждал, что похищения не случилось бы, не впади Крауч в кататонический ступор. Если раньше эльфийке, тайком пробиравшейся в коттедж, удавалось его растолкать и покормить, то к концу зимы такой фокус уже не проходил. Ее бывший хозяин все неохотнее реагировал на внешние раздражители: кажется, Реддл перестарался с подавляющим волю ментальным воздействием. Когда Винки не смогла запихнуть в Бартемиуса скудный обед на протяжении четырех дней кряду, ушастая психанула, завернула тушку экс-хозяина в старый летучий ковер, неведомо как оказавшийся на чердаке дома, и смылась с сокровищем в Хогсмид. А Добби, бедолага, был вынужден заметать следы: он из подручных материалов соорудил муляж тела Крауча и уложил его под одеяло, надеясь уговорить Винки вернуть похищенного на место раньше, чем пропажу заметят. Фиг вам! Домовуха отказалась возвращать Хозяина в коттедж категорически.

Пропажу Крыс заметил не сразу, а уж Повелителю доложиться и вовсе забыл. И это было странно. Это настораживало и заставляло верить в совсем уж невообразимое. Например, в то, что не такой уж Хвост и предатель. Серые крысы вовсе не трусливы, как это думают обыватели, это чушь. Они умны, хитры и осторожны. А еще это стайные животные. Крысы держатся вожака, пока он силен, а после — находят нового, и судьба старого незавидна. Прежняя стая — Мародеры — фактически распалась в семьдесят шестом, когда Блэк подставил Люпина, запустив Снейпа в полнолуние в Визжащую хижину. Да, к СОВам Блэк и Поттер помирились, а Люпин простил Сириуса, но осадочек-то остался, а прежняя теплота и близость ушли. Джеймс Поттер тогда показал себя негодным вожаком. А что если новым вожаком для Питера Петтигрю стал не Лорд, а Альбус Дамблдор?..

Несмотря ни на что, отказаться от задуманного я уже была не в силах: слишком уж много сил и средств было потрачено. И слишком многое было на кону. Отдавать все это на откуп директору Хогвартса? Ну уж нет! У меня и мысли не было, что для старика жизнь Воробушка хоть что-то да значила.

59. Ритуал

Да, именно в начале марта я впервые заподозрила, что получить тысячу галеонов мелкому не суждено, даже если он выиграет Турнир. Он просто не вернется с третьего испытания, а смерть подростка — наверняка мучительная для большего драматизма — всколыхнет магическую Британию, возвестив о возвращении Лорда и о начале очередной гражданской войны. А память о безвременно почившем герое объединит тех, кто выступит против Реддла. Во главе них станет Альбус Дамблдор, по всей видимости, все же нашедший причину бессмертия Темного лорда. Старик же Тома и прикончит, не сам, так руками верных миньонов, тех же Уизли. Класс план, чудненько!

Одно но: я была сильно против, мне мой птах был нужен живым и здоровым. И подальше от директора и его игр. С первого курса мелкого я мечтала найти способ спрятать ребенка так, чтоб ни одна собака из окружения директора его не нашла. Где я только не искала, с кем только не разговаривала. Три года поисков и экспериментов не прошли даром. Я все-таки это сделала.

Все началось с небольшой бродячей стаи оборотней. Обычно с такими я не работала, но их вожак был из пэйви, а значит, у него были ирландские родственники. За него поручились, а отказывать соотечественникам из Лондонской диаспоры мне было на тот момент не с руки. Так что сделка состоялась, и со стороны покупателей качество товара проверяла самая настоящая цыганка. Звали ее, кажется, Эйш, и выглядела она лет на десять старше меня. И, как по мне, она была такой же Эйш, как и я — Бонни. Редкая птица на территории Британии: это племя еще до Статута здесь не жаловали, за дело впрочем. Помнится, ждать, пока пестро одетая ведьма буквально обнюхает все содержимое контейнера, мне надоело быстро, и я ее поторопила, сказав, что мне не улыбается дождаться шустриков из аврората. На что парни возразили, что Эйш свое дело знает, и неожиданных гостей не будет: мало кто из кочевых мог с ней сравниться в искусстве сокрытия людей и животных. Заплатили мне за нескольку фунтов человеческой печени честь по чести, так что впоследствии мы с Эйш виделись не раз. К ней-то я и обратилась после памятной мартовской передряги.

Цыганка меня сразу предупредила, что помочь мне сможет только частично и действовать ее защита будет при соблюдении определенных условий и не так долго, как мне бы хотелось. Это было лучше чем ничего, и мы ударили по рукам, скрепляя Контракт. Попутно я постаралась узнать, отчего это защита от неплохого специалиста по сокрытию живых существ имеет столько ограничений и небольшой срок функционирования. Все оказалось просто: за тот амулет, что сделает мне Эйш, ее саму максимум оштрафуют, а за что-то посильнее — могут и дементорам отдать, за темную магию. А вот о кратковременности мне ничего путного не сообщили: ведьма была практиком, и при всех своих способностях нормального образования не получила. Выручил тогда развал в Лютном, где я отрыла несколько явно краденых книг по исследованию магических потоков. В одной из них был раздел, как раз посвященный поисковым заклятиям. Ежели перевести все ту муть на человеческий язык, все дело было в циркуляции этих самых потоков. Стекляшка, полученная от Эйш, их слегка искажала, благодаря чему меня, собственно и не искали, но воздействие было минимальным, и сила самих потоков со временем это искажение разрушала. Поиску по крови амулет ничего противопоставить не мог. А за то, что могло ему препятствовать, разумеется, грозил Азкабан. Вот чтоб меня это действительно остановило!

Вызнать у Эйш хотя бы общее описание способов сокрытия от поиска по крови и магии, за которых ее сородичей когда-то четвертовали, вешали и клеймили на территории всей Европы, заняло какое-то время. Еще пять недель пришлось ждать, пока Фицсиммонс сможет привезти из Венгрии копию «Описания ритуалов и обрядов фараоновых племен» Вайды, сына Лангоша из Надьсебена. (п/а: фараоново племя — fáraók népe — венгерское название цыган, Надьсебен — венгерское название румынского города Сибиу) Книга была написана на жутчайшей вульгарной латыни, но оно того стоило: «Описание» считалось наиболее достоверным источником по цыганским ритуалам. Рецепты были действительно не для брезгливых чистоплюев. Например, для одного ритуала требовалось от трех до тринадцати нерожденных младенцев. Вернее их сердец. Их помещали в специальные горшки, наполненные смесью крови скрываемого человека и некоторых зелий. Горшки зашивали в чрево тех несчастных, откуда извлекали плод, а сами трупы хоронили на перекрестках пяти дорог. Если правильно выбрать время и нужные перекрестки, то после этого даже совы найти нужного человека не могли, пока бились запечатанные в горшках сердца. Чудный способ. И мне бы даже подошел, но нужные, проверенные временем перекрестки находились под неусыпным наблюдением аврората. Bás dúbh orthu! (п/а: ирл. Чтоб им провалиться!)

Тут явно требовались творческий подход и основательная переработка. Анализ месторасположения перекрестков в конце концов дал схему их замены, и карта дорог Соединенного королевства мне была в помощь. Старый трактат по теории магии Саммерби и Уоффлинга помог рассчитать механизм замены. Дело оставалось за сердцами. И тут-то все застопорилось, потому что Эйша категорически отказалась варить зелья, в которых должны были находиться сердца, либо делиться их рецептом, и вообще куда-то пропала. Потом как раз вернулся из небытия Лорд, и я почти плюнула на всю эту затею.

Я не вспоминала об этом, пока Ясме не рассказала о своем родиче, который плотно интересовался гомункулусами. Дедуля больше всего интересовался способом создания искусственного существа не традиционным арабским методом, а с использованием мавританских наработок. То есть исследования шли на грани химерологии. В-общем-то на этом он и погорел. Но согласно его лабораторным журналам, у него получилось буквально вырастить из нескольких кусочков костного мозга зародыш гомункула и даже несколько его видоизменить. Так что пока мадам Планкетт трудилась над зельем для Лорда, я пыталась запустить видоизмененное сердце нерожденного ребенка в пробирке. И когда это получилось, испугалась не по-детски: маленькое, с фалангу, сердечко билось с моим в такт, и его остановку я весьма ощутимо почувствовала. Ощущения были мерзейшие.

Урок я усвоила, и после, когда были запущены все тринадцать сердец для большого и малого кругов схемы, завязаны они были на сердце подопытной свинки не напрямую, а через нитку из тринадцати гематитовых бусин. После дождалась новой луны и закопала намертво запаянные пробирки из непрозрачного небьющегося стекла. Кое-где я сначала налажала, неправильно определив точку перекрестка, но смогла быстро найти ошибку, и ждать еще месяца не пришлось. Заказанный поиск у трех ищеек в разных местах острова не дал никаких результатов: мне говорили, что объект жив, но найти его не представляется возможным. Единственным минусом было то, что совы объект все же находили. Свинка, в смысле пьяная побирушка, найденная в подворотнях переулка Плутов в Ливерпуле, была милосердно упокоена во сне, как только я убедилась, что сам по себе ритуал не наносит какого-либо вреда.

К моему большому сожалению, для меня этот ритуал не был панацеей от всех бед. Судя по воспоминаниям Твари, Реддл через Метку был способен вытащить меня из любого убежища, найти за любыми чарами. Прецеденты были: одного неудачника, помнится, он смог выцепить даже из-под Фиделиуса на родовом гнезде. Зато он вполне подходил для Воробышка, если мелкому придется совсем туго и ему надо будет свалить подальше от загребущих ручонок директора. Мой любимая паранойя вопила во весь голос, что это произойдет очень и очень скоро.

60. Подготовка

В середине мая мадам Планкетт завершила работу с зельем. На самом деле это был комплекс из трех разных препаратов: один должен был ввести организм объекта в шоковое состояние, близкое по симптомам к коме, а два других — поддерживать искусственную псевдокому. По моей просьбе оба зелья были адаптированы для инъекций. Не обошлось и без сюрпризов. Тело, которое получил бы Лорд в результате ритуала, не являлось человеческим во всех смыслах этого слова. Нет, результатом ритуала должна была стать практически неуязвимая, не знающая усталости и боли оболочка, смахивающая на гибрид человека и рептилии. Если, конечно, мы не ошиблись в расчетах.

Руководствуясь мыслью «если нет уязвимости, то ее нужно создать», Ясме после нескольких экспериментов предложила ввести в кровь врага спагирическую тинктуру Кастеллани-и-купро. Активный компонент мазей от всех видов лишаев, от экземы до псориаза, совершенно не предназначенный для употребления вовнутрь. Попадая в организм жертвы, данное зелье вызывает гемолиз и нарушение работы опорно-двигательного аппарата. (п/а: гемолиз — разрушение эритроцитов крови) В-общем, всего четыре минима натощак — и сутки спустя готов труп, а если в тинктуру добавить еще кой-чего, то на выходе получается полная имитация смерти от скоротечной драконьей оспы. А Mhaighdean Dé, и эту гадость придется колоть себе Воробью! (п/а: ирл. Дева Божья!) Чудненько!

Успокаивало только то, что антидот к тинктуре все же существовал, и приготовить его было несложно. Но все же я не удержалась от проверки, насколько противоядие действенно при инъекции, а не пероральном приеме. Но, хвала всем святым, даже в этом случае густое, маслянисто поблескивающее зелье, умопомрачительно пахнущее розмарином, действовало. После инъекции отравы у мелкого был почти час, чтобы успеть принять его без значительных последствий для организма: именно по истечении этого времени начинались судороги, после чего одним только антидотом не обойтись. Оставалось надеяться, что у шкета это время все-таки будет.

С этой трижды проклятой тинктурой ставки повышались неимоверно. От нервного напряжения у меня порой дергался уголок рта и подрагивали пальцы. Необходимость фактически добровольного приема яда меня не радовала, но Ясме уверяла, что без этого никак, так что… Так что следовало приготовиться к худшему развитию событий. Я прекрасно осознавала, что предусмотреть все у меня не получится, но ведь это не значило, что я вот так вот просто опущу руки. Хрена с два!

От нервной трясучки существовало проверенное средство. Нужно было чем-то занять мозги. Таким образом фонящая в активированном состоянии на милю окрест темной магией нитка с гематитовыми бусинами в конце концов превратилась в ладанку с изображением святого Патрика на крышке. Если открыть ее, то любопытные могли бы увидеть небольшую серебряную монетку, инкрустированную гематитом. Но для этого надо было уметь говорить на парселтанге, или знать, как по-змеиному звучит слово «воробей». Крышечку заговаривал мелкий, а я пыхтела над сиклем: гоблинское серебро, даже в небольших количествах, обладает удивительными свойствами, в том числе оно неплохо маскирует магию. Вот только плавить сикли в магическом мире идиотов почти не было, а те, что имелись, быстро отправлялись к предкам. Так что осваивать работу с горелкой пришлось лично мне. В результате получилась компактная, но увесистая вещица, которая не привлекала особого внимания: ладанка и ладанка, пол-Ирландии такую носит. Для ее активации шкету нужно было открыть крышечку и вымазать бусины на монете в своей крови.

Я моталась, как заведенная, с утра и до вечера. Пещера на Козуэе обзавелась ярким освещением, там появилась кровать из Мунго для лежачих больных, которая по максимуму облегчала уход за телом пациента: мне вовсе не улыбалось самолично бороться с пролежнями и обмывать тело Лорда, не говоря уж об утках и справлении естественных нужд. Кроме того, туда же я поставила парочку медицинских столов, и так по мелочи, стойки там под капельницу, холодильный шкаф, умывальник. Можно сказать, пещерка обрела почти родную для меня обстановку помеси морга и больничной палаты. Температура была соответствующей. Самое то место для рептилии.

Добираться до этого места тушка Реддла должна была на обычной каталке, вроде тех, которыми пользуются парамедики. Добби над ней помедитировал чуток, и теперь, если было нужно, она перемещалась не только по земле, но и по воздуху. Дополнительно, на всякий пожарный, я еще поработала над фиксаторами: удержать Реддла, если не дай Бог что, они, само собой, не удержат, но хотя бы минуту форы дадут.

В апреле нашла фургон. Вообще-то, по плану на обычный магловский вэн — скорее всего, угнанный — я хотела навешать чары расширения пространства, самый простенький отвод глаз и еще по обстоятельствам, но, посоветовавшись с Рори, владельцем нелегальной автомастерской на колесах, от этой задумки отказалась. Это вышло бы слишком долго и дорого: просто так чаровать над машиной чревато, а сделать все как следует — значило перебрать машину по винтику. А если покупать уже обработанный автомобиль, то была весьма большая вероятность нарваться на откровенный хлам, который в нужный момент просто-напросто не заведется. Но тут мне повезло. Кузен Рори, Йен, решил отправить любимую внучку в Хогвартс. Девочка, насколько я поняла, была очень талантливой, смышленой и хорошенькой, и гордый дед возмечтал о зяте из приличной семьи и карьере ребенка где-нибудь в Отделе Тайн. Ну да, ну да, о чем еще мечтать бутлегеру средней руки?! В-общем, Йен решил продать один из своих микроавтобусов, «Шерпу», тем более что машинке уже стукнуло лет десять и пробег у нее был будь здоров. Однако совсем уж убитой она не была. Этот ветеран нелегальных перевозок неожиданно легко заводился, почти не дребезжал на ходу и имел хорошую проходимость. Еще на него была навешана куча чар, от расширения пространства до хитрозакрученного отвода глаз. Места в потайном отделении, где в свое время перевозили весь тот товар, который следовало убрать подальше от глаз легавых всех мастей, было достаточно и для каталки, и для пары скамей. Умельцы Рори перебрали мотор и трансмиссию, поменяли колодки, так что я была почти спокойна. Правда бонус в виде документов и уже готовых прав на имя Нормы Галлахер все же настораживал.

Самым явным минусом «Шерпы» была механическая коробка передач. Дело в том, что если при усыплении Лорда что-то пойдет не так и я не смогу сесть за руль, то ни мелкий, ни тем более Добби даже тронуться с места не смогут. Воробей — в силу того, что худо-бедно проехать по прямой и не поцеловаться со столбом он бы смог только на автомате. Эльф же вообще водить не умел. А dhiabhail! (п/а: ирл. Дьявол!) Можно, конечно, было экстренно научить шкета, но, во-первых, вытащить его из-под надзора Дамблдора и незаметно вернуть обратно после Пасхи было нереально, а во-вторых, мы должны были иметь возможность смыться с места Лордова ритуала при любых обстоятельствах. Поэтому я стала искать водителя. Магла, естественно, дабы не было проблем ни с лояльностью, ни с его памятью. Того, который не был бы ничем связан ни с магическим миром, ни со мной. Поиски не были долгими: Чарли Райнер, водитель-дальнобойщик пятидесяти трех лет, уроженец Глазго. Он был гипертоником, обожал фастфуд и пиво, вел малоподвижный образ жизни и много курил последние лет тридцать. Семьи у него не было. Идеальный кандидат. С начала июня он полностью находился под моим контролем, беспрекословно выполняя любое мое приказание. Так же беспрекословно он должен был слушаться и Воробышка, и Добби.

На Чарли я вышла, когда разведывала обстановку в Ливерпульском порту, откуда, в отличие от Труна, можно было смыться с острова практически в любое время дня и ночи. Его небольшая, но основательно запущенная квартирка находилась на окраине Бутла, у самой железной дороги, что, несомненно, являлось настоящей причиной того, что дома мистер Райнер бывал реже, чем в близлежащем пабе. (п/а: Бутл — пригород Ливерпуля, где находятся часть доков Ливерпульского порта) Там-то мы и познакомились. Мне нужен был человек, способный протащить вэн на любой паром, а Чарли опять маялся между рейсами. К тому же без Райнера я вряд ли так быстро справилась бы с прокладыванием маршрутов отхода от обоих предполагаемых мест проведения ритуала обретения плоти: и от кладбища в Литтл-Хэнглтоне, и от коттеджа Крауча, который находился не где-нибудь, а в чаще Чепстоу Парка, что в Монмутшире. Дальнобойщик с двадцатилетним стажем добирался на старенькой «Шерпе» до Броклбенкских доков из Литтл-Хэнглтона за полчаса, а из Монмутшира — всего за два часа. Каким образом он ориентировался в паутине грунтовых дорог практически без указателей, я не знала — что ни говори, но у некоторых маглов своя магия, с маханием палочкой никак не связанная.

61. Кость, плоть и кровь

Утром двадцать первого июня мелкий сообщил, что Петтгрю куда-то утащил купель. Не успела я забеспокоиться, что ведомый паранойей Лорд нашел какое-то третье место для проведения ритуала, как Добби отчитался, что Хвост заложил основу под зелье в заброшенном склепе на кладбище Литтл-Хэнглтона. С одной стороны это было даже хорошо: чем меньше времени на дорогу — тем больше шансов смыться раньше, чем авроры начнут переворачивать весь остров вверх дном, опять же, кладбище — это не закрытый Фиделиусом дом. Но с другой стороны начало варки ритуального зелья означало, что отсчет пошел, и до часа Х всего три дня. Не сказала бы, что это было вовремя: двадцать шестого у меня была запланирована встреча с Фицсиммонсом. Да и пара заказов на человечью требуху не была закрыта. Чудненько!

Пришлось, конечно, покрутиться. В результате за эти два с половиной дня я почти не спала. Однако особой усталости не чувствовалось: зелья и адреналин — убойная смесь. Рассвет двадцать четвертого июня я встретила в Ирландии, на Козуэе. Убедившись, что в пещере был в наличии трехнедельный запас зелья для Реддла, а в бойловском доме — не только блокирующий комплекс для Твари и «Феникс», но и еды где-то на месяц, я отправилась в Англию.

Всего сутки спустя я сидела в водительском кресле «Шерпы», пила горячий сладкий кофе из термоса и безуспешно давила истерический смех. Ныла сломанная в нескольких местах рука, дергало почти сросшуюся ногу, из-за треснувших ребер было трудновато дышать, не то, чтобы смеяться. Где-то в глубинах сознания гневно ворочалась Тварь. Над островом Мэн всходило солнце. Чарли Райнер с подчищенной Воробушком памятью уже отправился обратно в Ливерпуль навстречу инфаркту во сне. За стенкой посапывал вымотавшийся до состояния инфери за ночь шкет, постанывал в беспамятстве Добби, а на зафиксированной каталке тихо лежал под капельницей и с зачарованным дыхательным мешком на роже гуманоид, уже поименованный неугомонным Поттером «гребанным Фестером». Компания из одержимой ведьмы-полусквиба, подростка-недоучки и не совсем нормального домовика в честном бою успешно одолела и нейтрализовала одного из сильнейших темных магов этого столетия, главное пугало магической Британии последних двадцати лет Тома Марволо Реддла, Лорда Судеб. Супергерои, блин! Спасители нации хреновы! Идиотка самоуверенная! А Mhuire Mháthair!.. (п/а: ирл. Мать Мария!)

Мне было банально страшно. Еще накануне ничего подобного я не испытывала. В два часа пополудни Чарли Райнер выехал из Ливерпуля в сторону Литтл-Хэнглтона. В саму деревеньку мы благоразумно заезжать не стали, а объехав вокруг, остановились в загодя найденной балке, основательно заросшей кустарником. Кладбище находилось в полусотне ярдов восточнее. Чуть дальше, примерно в миле, виднелся и дом семьи Реддл. Ближе я подбираться не стала: мелкий сказал, что Хвост со своим хозяином и его змеей еще ночью перебрались туда из лесного коттеджа Крауча. Меньше всего мне хотелось, чтоб Лорд меня учуял раньше времени.

Следующие шесть часов я продремала в пассажирском кресле: сон этой ночью мне не грозил, так что стоило хоть чуть-чуть наверстать упущенное. Райнера я напоила снотворным. Где-то в девять хлопок возвестил о прибытии Добби. Домовик явился со свернутым летучим ковром Крауча, любезно одолженном у Винки. Пока я переносила на старый, местами траченный молью ковер все, что могло нам понадобиться на кладбище, ушастый слинял на разведку. Результаты меня и обнадежили, и привели в недоумение: на кладбище была лишь простенькая сигналка, завязанная на волшебника, который находился в Доме На Холме. А на лигу окрест ничего не указывало, что за этим местом наблюдает кто-либо из аврората. Я попросила Добби еще раз осмотреться, повнимательнее: Дамблдор — весьма сильный и искусный маг, и пропустить от него сюрприз было бы нежелательно. Эльф кивнул, но вернулся с пустыми руками. Тем временем я на всякий пожарный загримировалась в Бонни: лучше уж засветить ее исполосованную одноглазую рожу, чем лицо Беллатрикс Лейстрендж. Когда солнце практически зашло, домовик наложил на меня и ковер что-то вроде хамелеоновых чар и стал невидимым сам. После мы поднялись в воздух и не спеша полетели в сторону кладбища. Чарли остался спать в машине.

Лететь на ковре оказалось не так страшно, как это пугали. Несмотря на почтенный возраст, этот реликт воздухоплавания уверенно держался на выбранной высоте и падать совсем не собирался. Я затормозила у кладбищенской ограды, неподалеку от небольшой рощицы. Било темно и тихо, на небе одна за другой зажигались звезды. Если бы я не знала, что вот за тем памятником стоит каменная купель размером почти с человека, а в доме на холме замерли в ожидании маг, гомункул и большая змея, то ни за что бы не поверила, что эта пастораль обманчива: ничего зловещего на заброшенном кладбище не чувствовалось совершенно. Но где-то около полуночи сработал портключ, и все изменилось.

Сюрпризом способ прибытия на кладбище для мелкого не стал. Когда мы с Воробышком гадали, каким же образом Гарри Поттер окажется на месте проведения ритуала «Кость, плоть и кровь», в числе прочих версий было и прибытие при помощи Кубка Огня. Он должен был перенести победителя Турнира из лабиринта на помост, и для умелого волшебника сменить настройку точки прибытия трудности не составляло. Рудольф Лейстрендж, помнится, рассказывал, что он так в старших классах развлекался. Причем байки эти травил он и Джуниору, когда они за Фрэнком Лонгботтомом охотились. Птах ставил как раз на этот вариант. Я же ставила на то, что Гарри выкрадут после церемонии награждения: у меня были сомнения, когда именно Контракт с Кубком считался завершенным.

Воробей не подкачал. Едва оказавшись на земле, он метнулся в сторону темневших рядом надгробий, уйдя тем самым с открытого пространства. Тотчас рядом с ним оказался Добби с зажженной Рукой Славы и, сделав инъекцию тинктуры, ушел в сторону. Тем временем со стороны особняка Реддлов показался огонек Люмоса. Это шел Питер. Мелкий тихонько выбрался из своего убежища и стал изображать из себя оленя в свете фар. Я подлетела поближе. Началось.

Хвост, закутанный в мантию с ног до головы, подошел к застывшему соляным столбом подростку, аккуратно положил сверток на поваленное надгробие и, не говоря ни слова, вырубил шкета Ступефаем и, заткнув рот кляпом, привязал его к высокому надгробию, судя по всему, принадлежавшему не то батюшке, не то дедушке Лорда. По магловской линии, естественно. Высокий холодный голос из свертка, от которого меня заколотило от какого-то глубинного ужаса, призвал Петтигрю поторопиться. А еще от звуков этого голоса зашевелилась Тварь. Я беззвучно выругалась.

Крыс тем временем, пыхтя и отдуваясь, тащил к мелкому и лежащему на камне гомункулусу каменную купель. Судя по слегка пошевелившему головой Воробью, Добби бдил где-то рядом и привел подростка в сознание. Сверток с лордом нетерпеливо шевелился, Питер волок купель, а вот змеи нигде не было видно. Damnú uirthi! (п/а: ирл. Будь она проклята!)

Наконец, затрещало пламя под купелью, а зелье закипело. На его поверхности появились не только пузыри, но и огненные вспышки. Когда вся поверхность жидкости засияла, будто усыпанная бриллиантами, Хвост развернул лежащий на земле свёрток, освобождая существо внутри. Ну и урод! Ручки-ножки, как палочки, красное безволосое чешуйчатое тельце… Он напоминал не то жертву безумных генетиков, не то порождение фантазии фантастов. Фу, гадость!

Судя по выражению физиономии Крыса, внешность Реддла вызывала отвращение не только у меня. На лице птаха весьма выразительно проявилось любопытство ученого-экспериментатора. Когда Питер опустил гомункулусав исходящую паром купель, Воробей аж шею вытянул, пытаясь рассмотреть, что же там происходит. Блин, мелочь, да поужасайся чуток для приличия, спалишь же всех!

Когда тело уродца с тихим стуком ударилось о дно купели, Петтигрю начал ритуал. Он поднял волшебную палочку, закрыл глаза и произнес дрожащим голосом:

— Кость отца, без ведома данная, ты обновишь своего сына!

Тонкая струйка праха вырвалась из-под ног шкета, поднялась в воздух и мягко упала в купель. Значит, все же это была могила папеньки. Сияющая поверхность зелья помутнела и зашипела, вспышки разлетелись во все стороны, и отвар засветился ядовито-голубым цветом. Хвост чуть слышно заскулил, доставая из-под плаща длинный, тонкий, сверкающий серебром кинжал. Его голос перешёл в приглушённые рыдания.

— Плоть… слуги… д-добровольно данная — ты… оживишь… своего господина. — И отсек себе правую кисть. Зелье стало огненно-красным. Так, еще чуть-чуть.

Наконец, Петтигрю подошел к зачем-то зажмурившемуся Воробушку и тем же кинжалом — засранец, никакой стерильности! — распорол грязную мантию и дрожащими ручонками сделал неаккуратный надрез на левом предплечье подростка.

— К-кровь врага… насильно взятая… ты воскресишь своего недруга.

D'anam don diabhal, дилетант, ну кто так делает?! (п/а: ирл. Черт бы тебя побрал!) Руки бы оборвать и на место положенное вставить! Судя по недовольной физиономии птаха и красноречивому взгляду в стиле Снейпа, он был со мной полностью согласен. Хорошо еще, что от боли Хвост мало обращал внимание на окружающее, целиком сосредоточившись на ритуале. Вот он вылил кровь Гарри в зелье. Жидкость стала ослепительно белой. Питер, завершив своё черное дело, рухнул у котла на колени, свалился на бок и остался лежать на земле, обнимая кровавый обрубок руки, задыхаясь и скуля. Котел ровно кипёл, посылая ослепительные вспышки во всех направлениях. Наконец, вспышки погасли, и все заволокло густым белым паром. Огонь под каменной чашей погас. Когда пар чуть рассеялся, стала видна темная худая фигура, поднимающаяся из купели. Метку на левом предплечье будто окатило кипятком. Все, ну здравствуй, Томми. С возвращением! Ща отпразднуем!

62. Схватка

А дальше все произошло быстро. Очень быстро. Лорд, уже повернувшийся к Хвосту, внезапно замер и повернул голову в мою сторону. Метка задергалась, и я поняла, что мразь внизу меня учуял. Понял это и Воробей, неведомо когда успевший выплюнуть кляп.

— Добби, давай! — заорал подросток во всю мощь, отвлекая тем самым от меня внимание Пове… тьфу, Реддла. Mo sheacht mbeannacht ort, Gealbhan! (п/а: ирл. Молодец, Воробушек!) Домовик тотчас прыгнул на спину Лорду, и от неожиданного толчка тот на секунду потерял равновесие. Этого хватило, чтобы вогнать иглу в нужную точку за ухом и до упора ввести поршень. В тот же миг я невербальным оглушила Питера. Заклинание получилось неожиданно сильным, и невысокого толстячка аж откинуло, только пятки мелькнули.

Однако темный маг так просто не сдался. Несмотря на то, что Добби не подкачал и правильно угадал с местом инъекции, а содержимое шприца должно было вырубить Реддла буквально за доли секунды, Лорд успел отодрать от себя домовика, отшвырнуть его в темноту и движением руки буквально сорвать скрывающие меня чары. Ковер дернуло, а по моей коже как наждаком прошлось. Наудачу я кинула в Него Ступефаем. То ли попала, то ли инъекция подействовала, но Его мерзейшество покачнулся и стал заваливаться вбок. Купель зашаталась.

Я напряженно замерла. На кладбище воцарилась тишина, только мелкий дергался в веревках и шипел от боли сквозь зубы. Поняв, что Реддл по-прежнему не шевелится, я призвала каталку и подлетела к купели. Стараясь действовать в темпе, зажгла еще одну Руку, закрепленную на каталке, Левикорпусом вытащила тело Лорда, шмякнула его, как было, голым и мокрым, на матрас, защелкнула фиксаторы, пристроила на безносую рожу дыхательный мешок, начиненный сонным газом, запустила его. Простерилизовала белую худую руку, наложила жгут. Заклинанием нашла вену. Чуть не сломала иглу катетера, пытаясь проткнуть кожу. Игла все же чуть согнулась, но черт с ним. Запустила систему, зафиксировала иглу, все! Тушка Реддла тихо лежала на каталке и дышала — какой умничка! — через мешок. Мешок я взяла большой, так что этого ему должно было хватить часов на десять. А не хватит — у меня и запасной имелся. Повинуясь взмаху палочки, специально зачарованная простыня обернулась вокруг Лорда, оставив снаружи только руку с капельницей. Вот и чудненько! Хороший мальчик! Так и лежи!

Еще раз оглядела парившую в воздухе каталку. Посчитав, что вроде ничего не забыла — но откуда же это мерзкое ощущение? — спрыгнула вниз. Сделала пару шагов к Питеру, и тут почти освободивший руки мелкий заорал:

— Сзади, берегись! — и дальше что-то на серпентаго. И если то, что шипел шкет, было не матом, то я невинная монашка шестнадцати лет. Я отпрыгнула в сторону, ударившись бедром о не замеченное мной надгробие. За моей спиной вила кольца громаднейшая черная змея. А Chríost na bhFlaitheas! (п/а: ирл. Христос Небесный!)

— Конфриго!

Тщетно!

— Она не слушается! — отчаянно крикнул Воробышек.

Я коротко выматерилась, снова отпрыгивая в сторону, чуть не вывихнув при этом щиколотку. Намотала на левую руку широкий подол мантии и выставила ее вперед.

— Ступефай!

Drochrath ort! (п/а: ирл. Чтоб тебе пусто было!) Шустрая, дрянь! Еле увернулась!

— Импедимента! — и опять шипение: это мелкий освободился и поспешил на помощь.

Твою мать! Не успела! От удара тупой башкой потеряла равновесие и выронила палочку. Еле откатилась. Fán fada fuar ort! (п/а: ирл. Что тебе провалиться!) Удар хвостом пришелся по ноге, она подломилась, и я оказалась на земле. Гадина вцепилась в выставленную вперед руку, одновременно наматываясь на меня — и ее ядовитые зубы застряли то ли в зачарованной от повреждений ткани, то ли в руке. Упали. Опять плечо, опять камень. Но нож я достать успела. Ударить под нижнюю челюсть тоже. Хрустнули кости предплечья. M'anam ón diabhal, руки, считай, нет, вместо нее месиво из плоти и костяных осколков. (п/а: ирл. досл. (защити) мою душу от дьявола) Черт, попала! Все! Допрыгалась! Еще удар, змея его будто не почувствовала. Дышать нечем. Откуда-то налетел мелкий с ножом наперевес и ударил со всей дури змее в основание черепа. Потом еще и еще. Раздался визг на грани ультразвука. Рептилия обмякла. Господи, что это было?

— Пат, сейчас, потерпи! — срывающимся голосом зачастил мелкий, пытаясь вытащить меня из удушающих тисков змеиного тела.

— Голову ей отруби! — хороший у мелкого нож, боуи, гоблинская сталь, сама выбирала. Вот уж не думала, что так скоро пригодится!

— Сейчас, сейчас… — шептал Воробушек. Да твою ж налево, только не истерика! Как же не вовремя! Я, блин, тоже хочу! Дьявол, нахрен лирику! Время!

С грехом пополам освободилась, попыталась встать — и чуть не потеряла сознание от боли, перед глазами заплясали цветные пятна. Foc!

— Шкет! Гарри! — да что за хрень, еще и голос не слушается! — Лорд?

— Лежит.

— Хвост? — дыхания хватало только на одно слово. — Добб… би?

Мелкий зажег Люмос — глаза! — и огляделся, куда-то отошел. Резко захотелось спать. Damnú air! (п/а: ирл. Проклятье!)

— Хвост мертв, Добби без сознания. Scrios Dé, Патти! — голос Воробушка доносился откуда-то издалека, перед глазами встала темная пелена и я отрубилась.

Очнулась от какого-то резкого звука, будто рядом уронили что-то металлическое. Боли не чувствовалось, ногу и левую руку охватило знакомое онемение — местный наркоз. Сad sa riach… А, точно, кладбище, Лорд и его рептилия… Рука, пострадавшая от змеи, была странно повернута и вытянута, чувствовалось, что в ней кто-то копошился. На глазах была повязка.

— Пат, ты как? — Воробушек… — Потерпи немного, сейчас, пару стежков… Не больно?

Я облизала запекшиеся губы:

— Нет. Как…

— Потом, — не терпящим возражений тоном ответил мелкий. — Все хорошо, мы на пароме. Сейчас я закончу и все расскажу. Пока попробуй подремать, ладно?

Да чтоб тебя, зараза мелкая! Обожаю, когда у птаха просыпаются целительские инстинкты! Чудненько!

Окончательно я пришла в себя уже в Дугласском порту. Воробей к тому времени как раз закончил с коррекцией памяти Райнера, и давал водителю последние инструкции. Я дождалась, пока Чарли не уйдет, и попыталась встать. Чувствовала я себя средне-паршиво, но это, в принципе, мелочи — главное, я была жива.

— Ты куда собралась? — спросил подросток, поворачиваясь ко мне.

Совсем страх потерял!

— Эй, колдомедик Поттер, сбавь обороты, а?

Мелкий сердито зыркнул на меня. Видок у него был что надо: весь серый, помятый, только глаза и сверкают. Красавчик!

Впрочем, я тоже наверняка выглядела так же живописно: у плотной рубашки оторван рукав, поверх нее — фиксирующая повязка, от добротных крепких брюк остались одни воспоминания, и теперь это то ли шорты, то ли бриджи. Ботинок в процессе лечения я так же лишилась. Хорошо, хоть шрамы с лица снял и умыл.

— Держи, — мне сунули в руку кружку с водой. Я с жадностью ее выпила.

— Рассказывай.

— Да что рассказывать? — дернул плечом Воробей, забирая пустую кружку. — Мы в Дугласе. Этот, — он мотнул лохматой башкой в сторону каталки, — лежит как ему и положено. Добби я положил за коробками и ковром прикрыл. Он пока в сознание не приходил. Но он жив, только спиной и головой сильно о камни ударился. У тебя нога была сломана и руку Нагайна сильно повредила. Я все продезинфицировал, а раны зашил. Антидот от ее яда тебе вколол. Свой тоже выпил.

— Что за Нагайна?

— Та змея, ее так Реддл зовет… звал. Голову змеи я тоже забрал, ну, на всякий. Вот.

А это правильно, мало ли, пригодится.

— Что с кладбищем?

— Ну… Как договаривались. Тебя и Добби на ковре в фургон перенес. Твою палочку нашел и забрал, свою, остролистовую, сломал и там бросил. Питера тоже не трогал. Все там жидким огнем облил и поджег. — Подросток устало вздохнул. — Потом в Ливерпуль поехали. Успели на ночной ролкер на Мэн. (п/а: Ролкер — судно для перевозки грузов на колесной базе: автомобили, грузовой транспорт, ж/д вагоны) Чарли договорился. Сюда приехали, я ему память потер и обратно отправил…

В принципе, память — это не так уж и важно, все равно часа через три, когда закончится действие подавляющего волю заклинания, с Райнером должен был случиться обширный инфаркт. Но я не стала об этом сообщать мелкому. Зачем? У него и так был непростой день.

— Ладанка?

— Вот. Крови накапал, как ты и говорила. Открыть?

Я кивнула. Воробушек тихонько пошипел, потом открыл крышечку. Прищурившись — в кузове горели два светильника, но все же было темновато — я посмотрела на бусины, все ли они активированы. Вроде бы все было в порядке, гематит «горел» весьма характерным образом, ладанка была достаточно тяжелой и теплой, а значит, защита работала.

— Рука болит?

Мелкий неопределенно мотнул головой:

— Терпимо.

Было видно, что он засыпал на ходу.

— Палочку верни.

— Зачем?

Хороший вопрос! Вот же нахал малолетний!

Палочку я себе все же отвоевала. Укладывать мелкого тоже пришлось с боем, но стоило Гарри коснуться головой свернутого в валик одеяла, как он вырубился. Кажется, кое-кто последние полчаса держался исключительно на упрямстве. Укрыв курткой шкета, я проверила гуманоида на каталке. Пока все шло без неожиданностей: Изготовленные Ясме препараты подействовали как надо, погрузив Тома Реддла в подобие комы, и приходить в сознание тот пока не собирался. Чуденько!

С Добби же все было сложнее. Как лечить домовиков, мелкий не знал. Судя по всему, даже диагностику при помощи заклинаний у него провести не получилось. Осмотр по-магловски показал, что, по крайней мере, ребра у него не сломаны, череп цел. Оставалось надеяться, что внутренние органы и позвоночник не пострадали.

В одной из коробок, так предусмотрительно загруженных в вэн, я нашла байковую мужскую рубашку с длинным рукавом и свои больничные тапки. С некоторым трудом одевшись (рубашку пришлось натянуть прямо поверх повязки, а брюки — укоротить до одинаковой длины), я высунула нос наружу. «Шерпа» была припаркована в дальней, почти неосвещенной части парковки, рядом с большими контейнерами. Светало. Несмотря на ранний час, в порту кипела жизнь. Стараясь не нагружать поврежденные конечности, осторожно выбралась из машины. Попыталась сделать пару шагов, держась за дверцу. Нога была чуть непослушной, но не болела и не подламывалась, Воробью явно удалось заклинание сращивания костей. С левой рукой было чуть похуже, но пальцы шевелились, что давало надежду, что руку я не потеряю. Вот и чудненько! Пора за работу.

Достав из кармашка на дверце зачарованное полотенце, я принялась стирать с боков вэна логотип мелкой грузоперевозочной компании и прочую рекламу, возвращая «Шерпе» ее первозданный, серо-синий окрас. Прошлась по номерам, стирая с цифр и букв лишние черточки. Переждав приступ слабости и одышки — все же мелкий был прав, и мне стоило бы еще отлежаться, но время, время! — забралась на водительское место. Достала из сумки между сидениями термос с кофе — и вот тут-то меня и накрыло…

63. Покидая Мэн

Гостеприимный Ellan Vannin мы покинули в четыре утра, когда солнце уже полностью показалось над горизонтом. (п/а: название острова Мэн на гилке, мэнском языке) Покинули безо всяких проблем: этот клочок суши считается коронным владением, и соответственно, в магическом мире является независимым от Британии государством. Так что, даже если по ту сторону Ирландского моря и поднялся шум от феерического завершения Тремудрого турнира и исчезновения победителя в неизвестном направлении, то на острове пока все было тихо. В принципе, если бы не змееобразный гуманоид в кузове, могли бы и не спешить: на Мэне есть на что посмотреть, Feaill Eoin опять же, ярмарка. (п/а: досл. Праздник Иоанна, так называют Праздник Середины Лета на острове Мэн) Невзирая на экспансии и войны этот осколок Островного королевства умудрился сохранить свое наследие аж с времен Дал Риады. В этом ему немало помогла надежно спрятавшаяся в местных горах община друидов, основание которой традиционно связывают с самим Мананнаном Мак Лиром. Ни викинги, ни норманны, ни прочие так и не смогли ее найти, хотя вроде бы и дорога одна, и место известно еще с доримских времен. Особенно в этом старался преуспеть некий английский сквайр по фамилии Кромвель, но повторить то, что он сделал несколькими годами раньше со школой королевы Мэб, у этого патриота своей страны так и не получилось. Мэнские волшебники посчитали, что Хогвартсу будет достаточно и двух третей библиотеки ирландской школы магии и колдовства и приложили все усилия, чтоб убедить в этом англичан. Они сумели договориться, банально откупившись, но с тех самых пор большинство юных ирландцев, молодая поросль магов Мэна и часть чистокровных валлийских детишек отправляется на обучение в замок Пил, о котором в английских обзорах магических школ хорошо если есть просто упоминание. Англичан в эту сравнительно молодое — и трех сотен лет нет, фигня какая! — учебное заведение приглашают крайне редко.

Еще Мэн известен тем, что Статут о секретности здесь почти не соблюдается. Нет, в ирландских гэлтахтах на него тоже частенько кладут с прибором, но на Мэне все это делается на совершенно законных основаниях: из дюжины местных жителей лишь двое являются маглами, да и те — приезжие. Подавляющая часть коренного населения — сквибы, оттого и зовут полупрезрительно жители Британии Мэн «островом сквибов». Совершенно напрасно, кстати: маги здесь встречаются гораздо чаще, чем в Англии. Просто британцы так и не смогли простить финт ушами, успешно совершенный Тинвальдом в период принятия Статута о секретности, в результате которого Мэн стал независимым магическим государством. (п/а: Тинвальд — парламент острова Мэн, старейший в мире, между прочим) На эту независимость облизывался даже Темный Лорд, однако посещение пресловутой общины друидов в семьдесят пятом заставило его кардинально изменить намерения. В разгар гражданской войны остров занимал демонстративно нейтральную позицию, которая не помешала учебе некоторых Пожирателей — в частности, Рабастана Лестрейнджа — в Спэфеллской академии. В-общем, крайне интересное место.

Но нас ждал Изумрудный остров. Колеса «Шерпы» коснулись его благословенной земли где-то около семи утра под мое чертыханье и чуть гнусавое «…О, грешник, куда же ты бежишь?..» Нины Симмон из радио, установленного в машине и каким-то чудом ловившего не только магическую частоту, но и магловские станции. Не то, чтобы я не любила госпел и тому подобное, но по странному стечению обстоятельств именно под «Грешника» я пришла в себя с липким от крови ножом в руках рядом с тем, что осталось от моего последнего любовника, Бобби Гловера по прозвищу «Банан»: Твари не понравилось его поведение, да и кандидатура магла в качестве сексуального партнера ей была не по душе, и она более чем радикально решила эту проблему. Я не суеверна, но после восьми лет тесного знакомства с магией такие совпадения: случайно включенное радио, первая попавшаяся волна — не могли не настораживать, поскольку с тех пор я Нины больше не слышала. Это ведь была последняя успешная попытка Лестрейндж перехватить управление телом. После нее я была вынуждена спешно рвать когти на чудом угнанной машине, надеясь, что устроенный мною взрыв бытового газа скроет все следы и собьет со следа дружков Бобби. Шансы на это у меня были и неплохие. Времена тогда были неспокойные, да и у Банана, занимавшегося крышеванием мороженщиков, из-за чрезмерной борзости частенько возникали терки с коллегами по цеху. В восемьдесят четвертом в ходе подобных разборок в огне погибла семья Дойлов, так что я особо не напрягалась, открывая газовые вентили до упора и зажигая воняющую чем-то цветочным свечку. Рвануло на славу, а я беспрепятственно забрала из камеры хранения сумку с документами, спрятанную там как раз на подобный случай, выбралась из города, где загнала машину в Клайд и автостопом отправилась в Хинчли. Но на сей раз у меня за спиной через тонкую перегородку лежал маг, напугавший до нервного припадка пол Европы. Так что от услышанной песенки у меня нехорошо так засосало под ложечкой. (п/а: О рэкете мороженщиков в Глазго. В конце семидесятых в Глазго было построено несколько кварталов многоэтажных домов. Инфраструктуры — в первую очередь магазинов — там не было как класса. Очень быстро водители фургонов с мороженым кроме сладостей начали продавать не только хлеб и сигареты, но и сбывать краденое. Соответственно, эти люди стали лакомой добычей для рэкета и разбоя. Не обошлось и без войн между преступниками, и без жертв среди водителей. Самыми известными жертвами стала семья водителя фургона Эндрю Дойла, погибшая в ходе пожара в апреле 1984-го. Гибель шести человек, в том числе и полуторагодовалого ребенка, вызвала большой резонанс в прессе. Полиция арестовала двоих человек, которых позже посадили на 20 лет, однако, несмотря на это, что там произошло на самом деле, так и не выяснили…)

Впрочем, поминала ад и его обитателей я не только от дурных предчувствий. С каждой минутой меня все больше и больше беспокоила левая рука. Не то, чтобы у меня никогда ничего не болело…. In ainm Chroim, да за пять лет нелегкого труда на ниве подпольной торговли человеческими органами я пережила многое: и ковыряние шкета дрожащими лапками в основательно нашпигованной мелким битым стеклом спине, и его же первые неуверенные стежки, и выжигание заразы из рваных ран, оставленных оборотнем, ядреным зельем на основе волчьего корня, и попытки самостоятельной штопки своей многострадальной тушки с ремнем в зубах вместо обезболивающего! (п/а: ирл. Черт побери! досл. Во имя Крома!) Но ощущения анкерного болта, с расстановкой закручиваемого в локтевой сустав, я переживала впервые. Швы на предплечье, впрочем, тоже пытались напомнить о себе. В-общем, к заправке в паре миль от поворота на Баллимену действие обезболивающих сошло на нет, и от малейшей попытки пошевелить кистью у меня начало перехватывать дыхание. Вряд ли у меня получилось бы растолкать основательно вымотавшегося Воробушка, так что пришлось остановиться и попытаться самостоятельно применить Нулла Долорем — то единственное обезболивающее заклинание, которое у меня получалось (п/а: от лат. nulla dolorem — отсутствие боли). Но если на воспалившиеся зубы оно прекрасно действовало, то на сломанную руку — не очень. Но мне хотя бы не хотелось орать в голос от любой попытки повернуть руль, что весьма положительно сказалось на скорости вэна. Вот и чудненько!

64. Козуэй

Расстояние от паромного причала в Белфастском порту до съезда с трассы к дому Бойлов невелико: всего-то миль шестьдесят. Соответственно, если не плестись как улитка, преодолеть его можно за час-полтора. Я уложилась в час двадцать, и это были самые долгие восемьдесят минут в моей жизни. Хорошо еще в баке было достаточно топлива: боюсь, со сложной задачей самостоятельной заправки бензином из припасенной канистры я бы не справилась. Да и останавливаться где бы то ни было меня не тянуло совершенно. Так что где-то в начале девятого «Шерпа», медленно переваливаясь на ухабах, свернула на тщательно замаскированную узкую дорожку.

Еще пару месяцев назад этой дорожки не существовало — увы, издержки обитания чистокровных магов: на кой черт им дорога, если можно трансгрессировать? Так что пришлось нам с Добби организовать нечто вроде неширокой грунтовки, чтоб мы могли хоть как-то подобраться к стоявшему чуть в стороне от всех остальных строений сараю, в котором некогда располагалась кузница. Его я худо-бедно переоборудовала под гараж.

От сарая и шла тропинка к пещере, где должен был найти свое последнее — как я и мелкий надеялись — пристанище Том Реддл. К тому времени, как я заехала в бывшую кузницу, мелкий уже проснулся. Он выполз на свет божий, стоило мне только остановиться и заглушить мотор. Каталку с тушкой Лорда мы дотащили быстро: к нашей удаче чары домовика все еще работали, так что нам со шкетом не пришлось толкать тяжелую бандуру на колесиках по неровной тропке. Хвала Всевышнему, мистер Реддл по-прежнему находился без сознания, и даже перемещение его тела с каталки на кровать в пещере не заставило его открыть глаза и пошевелиться. Пока я закрепляла капельницу на инфузионную стойку, мелкий зафиксировал кисти рептилойда. Затем на лысую и почти безносую голову была напялена специальная повязка, плотно закрывавшая глаза и уши. Теперь Лорд, даже очнувшись, не мог бы ничего ни услышать, ни увидеть. После этого сменили дыхательный мешок и активировали сигналку-таймер, чтоб не пропустить время замены.

Вроде бы все, но, как оказалось, Воробей так не считал. Вместо того чтобы направиться к выходу, удостоверившись, что Лорд по-прежнему в коме, а все приборы нормально функционируют, подросток достал из кармана толстовки какую-то темную, плотно закупоренную баночку, открыл ее и, периодически макая туда средний и указательный пальцы, стал вырисовывать на полу вокруг кровати с телом Реддла какие-то символы. Разглядеть их мне удалось не сразу: буроватая субстанция была почти не видна на полу, а при нанесении она как бы впитывалась в каменную поверхность. Однако минут десять-пятнадцать спустя знаки стали проявляться на темном, почти черном базальте, как проявляется изображение на недавно сделанном поляроидном снимке. Но вот когда я их разглядела, я малость офигела: Воробей чертил ни что иное как рунный ограждающий круг, и использовал при этом не стандартный старший футарк, а… огам?! (п/а: старший футарк — древнегерманский рунический алфавит, огам — древнеирландское и пиктское геометризованное письмо) Не сказать, чтоб действия шкета пришлись мне по душе, однако высказывать вслух свою малость экспрессивную оценку действий птаха я не спешила: вряд ли это бы остановило Гарри, да и мешать во время подобного занятия, говоря что-то под руку — последнее дело.

— Ты что творишь, зараза мелкая? — поинтересовалась я, когда шкет закончил возиться с рунами и активировал рунескрипт. — Совсем охренел?!

Однако мое возмущение не произвело на Воробья никакого впечатления. Я уже набрала побольше воздуха, чтоб донести до разума этого дурика лохматого, что так делать нельзя, но была остановлена малость самодовольным:

— Если только немножко… Ну, как? — подросток кивнул на вполне себе работоспособный — как это ни удивительно — круг. — Между прочим, это та моя самостоятельная работа по рунам.

Так вот что шкет почти весь год на древних рунах делал! Узнав, что Поттер должен участвовать в Тремудром турнире и тем самым освобожден от экзамена, профессор рун дала ему некое индивидуальное задание, оценка за которое должна была пойти вместо экзаменационной. Сдавал он эту байду за два дня до третьего испытания, и нам было несколько не до оценок, так что:

— Да? И что тебе за нее поставили?

— Превосходно! — а гордости столько, будто ему Нобелевку присудили.

— Нда? Что ж, есть шанс, что круг даже рабочий, — не смогла сдержаться я. В голове потихоньку начинало гудеть от усталости, отголоском боли напомнили о себе ребра и пострадавшие конечности, а кончики пальцев на левой руке охватило какое-то нехорошее онемение.

— Скитер такой же удержал, — обиженно буркнул Воробей. — Причем и в анимагической форме тоже.

Ежики стриженные! Да когда же это закончится?! Нет, преподавателям Хогвартса нужно памятники отлить в полный рост из золота: там таких инициативных несколько сотен… Так, все, прекратить истерику: будем решать проблемы постепенно. Я размеренно вздохнула, пытаясь успокоиться.

— Чудненько! А этого сколько удержит? — я кивнула на Лорда.

Хренов недоученный мастер рун пожал плечами:

— Ну… — он рассеянно взлохматил волосы на затылке, — где-то от пяти минут до получаса. Не уверен…

— Надо же… А капельницу и мешок как менять будем?

— Нас круг пропустит и туда, и обратно. Я его на Реддла настроил.

Я только медитативно дышала, не желая провоцировать ссору: это было последним, что нам было нужно тем утром. Вот выспимся, придем в себя — и мелкого ждет серьезный разговор. Уже не маленький, пора начать и головой думать.

— Ты закончил? — я повернулась к выходу.

— Почти, — в тон ответил мне Воробей. — Вот разберемся с твоей рукой, отосплюсь, отдохну — и нанесу еще два древа.

Тьфу, неисправим!

— Идем, горе. Нам еще Добби в дом тащить и с ним «разбираться». Ты уже придумал, как домовика лечить будешь, целитель Поттер?

— Есть одна идея…

Добби мы перенесли в дом на все той же многострадальной каталке, на которой Реддл прибыл в Ирландию. Домовик по-прежнему был без сознания. Глаза он открыл только после того, как я разбудила очаг. Впрочем, на что-то подобное мы и надеялись: домовые эльфы, как и большинство прочих магических народцев, гораздо более чувствительны к окружающему магическому фону, чем люди. А ритуальное разведение огня в центральном камине фактически расконсервировало дом, усилив и упорядочив магический фон на порядок. Пусть Добби и являлся свободным, то есть не завязанным на дом эльфом, но повышение фона все равно катализировало регенерацию. К нашему огромному облегчению, руки-ноги он чувствовал, пальцами шевелить мог, а значит его выздоровление — дело времени.

Напоив и укутав пледом снова задремавшего ушастика, мелкий взялся за мою руку.

— Léan ort! (п/а: ирл. Чтоб тебя!) Больно! — зашипела я, едва хмурый и явно невыспавшийся подросток начал сосредоточенно лапать предплечье.

Воробей только зыркнул на меня, мол, «терпи, делаю все возможное». Затем будущее светило колдомедицины что-то неразборчиво бормотнул под нос, выписывая при этом палочкой затейливую петлю. Судя по противной дрожи, это было что-то сканирующее, причем результат начинающему коновалу не понравился. Он досадливо цыкнул и опять взмахнул палочкой:

— Индоленцио! (п/а: от лат indolentia — свобода от боли)

A dhiabhail! (п/а: ирл. Дьявол!) В прочитанной как-то мельком старой целительской методичке времен Второй Мировой это милое заклинаньце упоминалось как самое убойное, применявшееся угрозе развития травматического шока. А уж какие у него были постэффекты от систематического применения! Метадон нервно отдыхает в сторонке.

— Так все хреново? — поинтересовалась я. Стоило исчезнуть боли, как меня мало-помалу начало охватывать усталое безразличие. Глаза стали отчаянно слипаться.

— Сустав сильно поврежден. Ну и перелом… поганый, — виновато засопел Гарри. О! Кажется кое-кто ел себя поедом за то, что не смог правильно сложить мне руку, с которой, говоря откровенно, я попрощалась, еще когда пихала ее в пасть к славной Лордовой змейке. Даже у магов восстановление работоспособности при артрозе суставов было нетривиальной задачей.

— Да и фиг с ним, не парься, шкет, — я поморщилась. — Отрежешь руку — не жалко: заодно от Метки избавимся…

Однако эти блестящие перспективы Воробья отчего-то не вдохновили. Он нахмурился, что-то обдумывая.

— А если купить костерост? Тебе ведь его можно пить, так?

Хороший вопрос… Вот чтоб я помнила.

— Cén fáth sa foc? (п/а: ирл. вульг. Зачем?) Думаешь, он мне поможет? Если я правильно помню, костеростом суставы не лечатся.

— Это да, но помнишь, на втором курсе мне Локхарт руку сломанную лечить пытался? Я нашел проклятье, которым можно кости удалить.

Вот оно что… Оригинально… Что-то мне хочется спрашивать, где он эту дрянь нашел, применял ли он это заклинание на практике и, что немаловажно, если применял, то на ком.

— Думаешь, получится?

— Почему бы и нет? Только костерост достань, а то сам я его вряд ли сварю правильно.

Ну да, это не экспериментальной хренью лабораторию разносить ко всем чертям!

Чувствуя, что меня начинает откровенно заносить, я решила подумать обо всем позже:

— Обезболивающее на сколько рассчитано?

— Часов на двенадцать, — зевнул птах.

— Тогда спать, а то точно до какой-нибудь глупости додумаемся!

Возражений — еще бы! — не последовало. Времени до следующей смены мешка и инфузионного пакета у нас было еще часов десять как минимум. Сил, чтобы разжечь камин в дальней спаленке, ни у меня, ни у Гарри не было, так что шкет перетащил матрас и ворох одеял на кухню и расположился со всеми удобствами рядом с пылающим камином. Меня же довольно решительно отправили в спальню за стеной, где я и благополучно отрубилась.

65. Статьи и слухи

Проснулась я рывком, будто толкнул кто. Первое, что я сделала, это попыталась узнать, который час. Как это ни удивительно, но мои дешевенькие наручные часы неизвестного происхождения вполне себе успешно пережили бурную ночную встречу с милой дружелюбной змейкой по имени Нагайна или как ее там и бодренько тикали, отсчитывая секунды. Только болтались они теперь на правой руке. И судя по положению стрелок, я проспала всего-ничего, каких-то семь часов. Особо выспавшейся и отдохнувшей себя не чувствовала, но и состояния «закрыть глаза и гори оно все синим пламенем» не было.

Что меня разбудило, я поняла, когда вышла в кухню. Оказывается, шкет не дрых без задних ног, как это ему полагалось, а пытался разжечь почти погасший очаг. Получалось у него это плохо. Огонь недовольно шипел и плевался. Пришлось отобрать поленья у подростка и знакомить его с домом.

Дело в том, что дома, построенные магами и для магов, тем более с соблюдением старых традиций — явление особое. Испокон веков они стояли на крови и жертве. Где-то приносили в жертву магла, где-то — животное, а где-то на алтарь, «камень основания», от которого потом откалывали угловые камни, добровольно всходил старший представитель семьи хозяев. Еще магическим домам была необходима кровь их владельцев. Наиболее древние строения, залитые дарственной кровью по самые зонтики дымоходов, становились почти живыми. При соблюдении традиций они верой и правдой служили своим хозяевам, защищая и оберегая их. Дом Бойлов был построен кем-то из родни Далваха Бойла по матери где-то в начале этого столетия, а после в нем обитала семья консервативных темных магов. Под каменной плитой, на которой располагался очаг, лежал череп жеребца-трехлетки. Естественно, Бойлы ревностно выполняли все положенные ритуалы, во всяком случае, пока был жив сам Далвах. Шинейд, хоть и являлась хранительницей очага, кое-какие обряды совершить была просто не в состоянии. Только поэтому мне удалось без проблем с ней справиться. А то, что я не пролила ни капли ее крови, только облегчило переход ко мне большинства чар, завязанных на нее. О’Нил, восстанавливавший мне плетение чар, помог и с ритуальной составляющей. Так что дом был полностью моим в магическом смысле этого понятия. Юридически я его по понятным причинам никак не оформляла. Правда, магии на это было плевать, а уж мне — тем более. Воробей, не связанный со мной кровно напрямую, был для дома чужаком, и когда подросток полез к центральному камину — магическому сосредоточию дома — последнему это не понравилось, и он позвал меня.

Ритуал представления прошел легко. Поскольку шкет был достаточно силен магически, его кровь была охотно принята, и пламя довольно затрещало, принимая мелкого как наследника хозяйки и защитника самого дома. Я же вздохнула с облегчением: для некоторых ритуальных действий я была малость не того полу. Конечно, если их не проводить, ничего страшного в ближайшее время не случилось бы, но в дальнейшем это привело бы к значительному ослаблению защиты дома. И спрашивается, нафиг я столько галеонов за эти чары отваливала? Чтоб они просто так слетали?

Поняв, что еще немного, и я могу успеть к закрытым дверям аптеки, я умылась, наскоро привела себя в порядок и, стащив из-под носа шкета бутерброд с курицей, умчалась на Ратлин. На этом островке, расположенном в шести милях от Ирландии, кроме бесчисленного количества птиц и официальной сотни маглов (или кем они там были на самом деле), жило еще и почти столько же магов. Ежегодно в преддверие Иванова дня в Дунморе проходила ярмарка, куда съезжались торговцы и из Ирландии, и из Шотландии, и сегодня, если я правильно помнила, был последний день. Вечером на вершинах холмов разожгут гигантские костры, а завтра в деревеньке не то, что костроста, нормального доксицида не купишь. Так что мне действительно стоило поспешить.

Вернулась я уже в сумерках с кошельком, в котором болталось все несколько кнатов, но при вожделенной бутылочке с зельем, паре газет и с целым ворохом сплетен и слухов, один чудовищней другого. В мое отсутствие Воробушек успел не только наведаться в пещерку, но и перетащить часть вещей из вэна, попытаться разжечь печь, плюнуть на это дело и наклепать еще бутербродов, изведя две банки паштета и буханку хлеба. Еще он покормил Добби, который выглядел значительно лучше, чем утром. Не ребенок, а золото!

Золото даже по собственной инициативе помог с вечерней дозой моей обычной химии, хотя было видно, что мелкий больше всего на свете хочет услышать, что говорили люди на ярмарке, и прочесть, что же наврали в газетах. Мне это тоже было интересно. На выезде из Бушмилса я поймала восьмичасовые новости, в которых сообщили о скандале с похищением чемпиона Тремудрого турнира. Говорилось и о том, что британский аврорат обещал сделать все, чтоб найти Гарри Поттера. Дублинское «Магическое зерцало» в том плане ничего нового не написало. Разумеется, ирландцы не упустили момента, чтоб не пройтись по поводу криворукости и безалаберности англичан, у которых воруют национальных героев. Зато лондонский «Ежедневные пророк» порадовал статьей блистательной мисс Скиттер.

Дама лично присутствовала на третьем испытании, и потому врала, как очевидец, красочно и многословно. Чего только стоил заголовок ее статьи: «Скандал на Тремудром турнире: беглый Пожиратель Смерти под крылом директора Дамблдора. Гарри Поттер похищен и, возможно, убит»? Содержимое же послужило бы отличнейшей основой для остросюжетного детектива. Там было все: и полубезумный фанатик, ухитрившийся сбежать из Азкабана, и его принципиальный отец, почти год боровшийся с Империо, и верная домовуха, которая, несмотря на то, что ее выгнали, не оставившая хозяина и сначала спасшая и выходившая его, а потом вставшая между ним и Авадой, и умный фамильяр, не только поднявший тревогу, но и спасший хозяйку. Даже отважные гриффиндорцы, сующие свой нос во все щели, в статье тоже упоминались.

В-общем, если верить Скиттер, дело было так: трое гриффиндорцев, Грейнджер, Уизли и Лонгботтом, находившихся на трибунах болельщиков, наткнулись на валявшуюся на земле фляжку профессора Моуди. Зная, что эта вещь дорога для преподавателя, они решили ее ему вернуть. Осмотревшись в поисках прославленного экс-аврора, подростки увидели, что тот бодро ковыляет в сторону густых кустов. Не чуя ничего дурного, ребята побежали за ним. Однако когда они догнали Моуди, они увидели и услышали нечто странное и жуткое: одноногий и одноглазый пожилой мужчина ожесточенно ссорился с ни кем иным как с пропавшим Бартемиусом Краучем, называя последнего своим отцом. Крауч, в свою очередь, говорил, что «чертов Пожиратель Смерти ему не сын». Невилл Лонгботтом услышав это, немедленно послал мисс Грейнджер за директором Дамблдором. Тем временем тот, кто почти год играл роль Аластора Моуди, вытащил палочку и попытался убить мистера Крауча, но домовая эльфийка Краучей Винки, прошлым летом получившая свободу, защитила бывшего хозяина, поймав зеленый луч вместо него. Мистер Уизли и мистер Лонгботтом попытались обезвредить преступника, но едва не поплатились собственными жизнями, если бы не фамильяр мисс Грейнджер, полукниззл Живоглот, прыгнувший на спину лже-Моуди (бедняга Джуниор, там же больше двух стоунов живого веса: Добби раскормил своего любимца до совершенно чудовищных габаритов). (п/а: 2 стоуна=12,7 кг) Мистер Лонгботтом лично обезвредил нападавшего Ступеффаем, отомстив, тем самым, за родителей: под маской отставного аврора Аластора Моуди скрывался человек, причастный к нападению и пыткам четы Лонгботтомов. Сам Бартемиус Крауч-младший, по чьему-то преступному умышлению считавшийся мертвым.

А тем временем перед входом в лабиринт разворачивалась несколько иная драма. Спустя всего двадцать минут после начала испытания преподаватели, дежурившие у стен лабиринта, увидели тревожный сигнал, говоривший о том, что участник выбил из соревнования, и поспешили на место вызова. С удивлением они обнаружили там лежащую без сознания мисс Делакур со странными знаками на мантии. Каково же было их удивление, когда Поппи Помфри, штатная медиковедьма Хогвардса, опознала в символах медицинский шифр, говоривший, что к пациентке было применено Второе Непростительное, а так же противосудорожное и обезболивающее заклятия. Всеобщий шок усилился, когда вскоре были доставлены мистер Диггори и мистер Крам. Мистер Диггори спал, имея на своей мантии те же знаки, что и француженка, а мистер Крам был без сознания и знаки на его мантии были гораздо более зловещи: Первое Непростительное и Ступеффай. Срочно пробужденный Диггори рассказал, что на него напал дурмштанговский чемпион и пытал Круцио, пока его не обезвредил выбежавший из кустов Гарри Поттер. Он же и применил к Седрик некие заклятия, уменьшившие боль от пыточного, а так же выпустил алые искры.

Сумятица, поднявшаяся после слов хаффлпаффца, усилилась, когда к палатке колдомедиков Уизли и Лонгботтом, не дождавшиеся обещанной подмоги, притащили связанных Крауча-старшего и лже-Моуди. Последний обрел свой истинный облик прямо на глазах испуганной публики. Его так же привели в себя и попытались получить ответы на некоторые вопросы, однако беглец из Азкабана упрямо молчал. Дамблдор послал за веритасерумом, однако не успели принести сыворотку правды, как Пожиратель жутко засмеялся и возвестил, что его вызывающий ужас Лорд вернулся. Тогда же подоспела профессор Макгонагалл с известием, что на поляне с Кубком огня нет Кубка, а в лабиринте никто не может сыскать Гарри Поттера. Сумятица резко переросла в панику.

Дальше все было скучно: принесли сыворотку, подоспел министр Фадж, Риту заметили и выперли со всеми прочими посторонними. Завершала акула пера свою нетленку завываниями, что Поттер пропал, мальчик возможно мертв, ведь согласно Ситтеровым источникам в аврорате Кубок огня был обнаружен рядом с местом проведения некоего темномагического ритуала. Ну и приправлено все было вопросами «кто виноват?» «халатность или преступный сговор?», «где обещанная безопасность?» и «почему директор Дамблдор вообще допустил такое развитие событий?». Короче, если бы в магическом мире существовал аналог Пулитцеровской премии, Рита бы ее тут же получила.

В довершение всего было напечатано, что в стране вводилось особое положение. Это-то я и так знала: на ярмарке вовсю говорили, что желавших отбыть с Великобритании нещадно шмонали. Еще болтали о колдовском тумане, окутавшем под утро берега Шотландии, Англии и Уэльса. О том, что британские авроры взялись всерьез за поиски Поттера, выбив в Министерстве разрешение на Зов крови — полузапрещенный, но один из самых эффективных способов поиска человека — и проведя его, ведь отзвуки ритуала были слышны и на Ратлине.

66. Сделка со Скитер

— Умеешь ты, мелкий, заварить кашу! — только и сказала я, прочитав статью Скитер. В том, что к разоблачению Крауча-младшего приложил свою лапку Воробей, я даже не сомневалась: якобы потерянная фляга с оборотным, Скитер на месте происшествия, Живоглот в кустах — все это вполне себе красноречиво указывало на одного лохматого недослизеринца. Ладно, сама хороша… — Ну и что мы скажем Добби?

— Да их там вообще не должно было быть! — полушепотом воскликнул птах. — Что вообще они у Хогвартса забыли?

Я задумалась. Действительно, какого дьявола? Разве что…

— А знаешь… По ходу, это он тебя спасал. Крауч-старший вполне мог услышать что-то от Лорда касательно судьбы Гарри Поттера. И помчался в замок.

— Но… Это же Азкабан, если не поцелуй! — мелкий озадаченно взъерошил свои лохмы. — Как он вообще мог решиться на такое?!

Мне бы тоже хотелось это узнать. Нет, ради Воробышка я, может быть, и рискнула бы — если бы совсем не оставалось никакого другого выхода, вообще — но кто мне Гарри и кто Поттер Барти Краучу?! Однозначно, недооценили мы Стального Барти. Гриффиндор, что тут скажешь! Ну да к баньши Крауча, как, ради всего святого, на той полянке оказалась Скитер?

Однако ответ на этот важный вопрос я узнала не сразу и не от мелкого. Шкет не мог мне ничего толком рассказать в силу того,что ухитрился заключить с Ритой магический контракт на обоюдное неразглашение — и хвала Патрику, что не Нерушимый Обет. Зато Добби ничего не подписывал. Судя по его словам, пронырливая журналистка попала в поле зрения Воробушка где-то в начале мая. Нет, и до этого она всеми силами пыталась раздобыть что-нибудь горячее и пикантное о Поттере, но инстинктивно мадам держалась в тени, не попадаясь на глаза птаху. Но как-то раз Рон Уизли заметил, как Драко Малфой разговаривает с собственной рукой, и не мог не привлечь к этому внимания Гарри и Грейнджер: уж больно пакостно ухмылялся и сам Хорек, и Кребб с Гойлом. Помня о величине зуба, отращенного Малфоем, Воробей тем же вечером в стычке перед ужином попытался максимально мягко и аккуратно прочитать белобрысого. Вот что всегда было легко, так это спровоцировать Люциусова щенка: уязвленное самолюбие не давало тому пройти мимо, а благодаря вспыльчивости, унаследованной от Блэков, из него всегда можно было вытянуть что-то интересное. Нет, он не ляпал языком, как Уизли, но мог «многозначительно» намекнуть, а этого, вкупе с пойманными образами, шкету было достаточно. До Хорька добралась-таки Скитер.

Когда мы зимой обсуждали с мелким эту акулу пера, я еще не знала, что у Гарри на нее уже был компромат, способный заткнуть Рите рот. Тетка в очках со стразами оказалась анимагом с уникальнейшей формой — жук-бронзовка. Подобные случаи очень редки: большинство анимагов превращаются в млекопитающих, процентов десять — в птиц и рептилий. Насекомым становится в лучшем случае один маг из тысячи, а некоторые специалисты вообще уверяют, что принять облик насекомого, а после благополучно вернуть себе человеческий и не умереть при этом невозможно. Мисс Скитер, по всей видимости, об этом не знала. Равно как и о том, что хватать Гарри Поттера не рекомендуется: не любит он этого дела, а когда шкет нервничает, у него срабатывает на прием. Только так Воробей мог узнать, что настырная пергидрольная блондинка — анимаг: он мне сам рассказывал, что у магов, практикующих эту область высшей трансфигурации, эмофон обладает своеобразным «эхом». На вопрос, как же птах вычислил форму Риты, он ответил одной фразой:

— Жуки зимой не летают, а Гермиона о приглашении в Болгарию никому ничего не говорила.

Видимо, подросток засек странное насекомое, а когда в газетах напечатали то, что было сказано вполголоса и без свидетелей, сделал выводы, оказавшиеся верными. И как только он узнал, что Малфой сливает какую-то информацию о нем Скитер, Добби получил задание подстеречь, изловить и оглушить насекомое. Сделать это, имея при себе Карту Мародеров и возможность трангрессии на территории замка, для домовика было раз плюнуть. Уже несколько дней спустя оглушенная на всякий случай бронзовка куковала в специальной баночке.

Когда я себе представила, что испытала Рита, очнувшись на полу странного помещения в активированном охранном круге, я расхохоталась. Во всяком случае, в воспоминаниях домовика, когда дамочке пришлось принять человеческий облик, рожа у нее была та еще. Перед этим мелкий вежливо с ней поздоровался и предложил принять человеческий облик, на что мисс попыталась улететь. Ей это не удалось и, пометавшись по огороженному пространству, как одуревшая крупная муха летом, журналистка превратилась в человека.

Ну а дальше в ход пошел банальный шантаж и немножко лести. Мисс Скитер не так давно с удовольствием потопталась на мозолях Министерства, так что ее мог ожидать и Азкабан, и крупный штраф. Но вряд ли ее это так испугало, как публичная огласка ее аниформы и, соответственно, дальнейшая невозможность добычи эксклюзива. Впрочем, чудо-ребенок, незаметно выросший во вполне себе справное зубастое чудовище, только маленькое, на женщину не тупо давил, а, не забывая очаровательно улыбаться, предложил заключить магический контракт. Рита обещала не делать Гарри героем своих репортажей до завершения Турнира, а Воробей, в свою очередь, пообещал ей скандал и эксклюзив. Отдельным пунктом были упомянуты неразглашение обеими сторонами некоторых фактов. Пофыркав для приличия, журналистка контракт подписала, после чего была отпущена на волю.

Однако на этом они не распрощались, а немного поболтали. Скитер надеялась выведать хоть что-то у подростка — и ей «нечаянно» было слито название городка, где рос и воспитывался Поттер — а мелкого, в свою очередь, интересовало, что хотела написать о нем Рита и насколько это было ее инициативой. В том, что в статье о шкете хорошо не напишут, сомнений даже не возникало: иначе фиг бы Малфой вообще открыл рот. А вот с заказчиком все было гораздо интересней. По большей мере, это была самодеятельность мисс Скитер. Варнава Кафф, главред «Пророка», никогда не давал ей задания писать что-либо, очерняющее светлый облик Мальчика-Который-Выжил. Он только сетовал, что не бывает безупречных людей, что портрет Поттера, созданный журналистами, неполон, в нем нет живости образа, за ним не чувствуется четырнадцатилетнего подростка, он «безжизнен, как позолоченный истукан, а потому неправдоподобен». Говорил Кафф это после обеда с какой-то сявкой из свиты Министра. Все бы ничего, но фамилия у этого госслужащего была Роули, а единственная уцелевшая во время войны с Гриндевальдом ветвь этой семьи последние лет тридцать шла в плотной связке с Паркинсонами и Лестрейнджами. Видимо, в мае случилось очередное обострение вечного противостояния Фаджа и тех, кто за ним стоял, и Председателя Визенгамота Дамблдора, а шкет, как протеже старика, попал под раздачу. Чудненько!

Совсем уж ушата грязи избежать не удалось. Накануне третьего испытания «Ежедневный пророк» напечатал статью о Сердрике Диггори, в которой законопослушный, умный, красивый и обаятельный юноша, «светлое будущее Магической Британии» противопоставлялся неким неряшливым, тощим, драчливым подросткам, которые любят нарушать правила, вечно попадают в передряги и которым, по неведомой причине, это сходит с рук. «Подобное попустительство весьма прискорбно, — писала Рита, — ведь зачастую такие юноши из достойных фамилий, не ведая никаких ограничений, попадают в дурную компанию и, рано или поздно заинтересовавшись темной магией, катятся по наклонной. Участь их печальна и поучительна…» То, под «подростком» имелся в виду Поттер, угадывалось с лету. Однако формально имени Воробушка нигде не прозвучало. Вот что значит профессионал!

Что-то такое мелкий все же ожидал: не та Скитер дама, чтоб спускать подобную наглость сопливому мальчишке. Но одно дело, когда в дерьме полощут твое имя, и совсем другое — когда кто-то на что-то там намекает. К тому же в планах Гарри журналистка играла немаловажную роль. Поэтому записка с добрым советом прицепиться к Аластору Моуди для получения эксклюзивного материала была все же отправлена. И судя по всему, Рита советом воспользовалась. Рисковая тетка!

67. Костерост

— Нафига ты вообще это затеял? — спросила я мелкого за ужином.

— Отвлечь внимание и дать нам фору, — ответил подросток, допивая чай. — Живоглот должен был подбросить фляжку Гермионе после того, как я отправлюсь на кладбище. Пока они там бы разобрались… Но Барти навесил на Крама Империус и отправил круциатить Делакур и Диггори. Не ждать же, когда этот псих мне в спину ударит!

О как! Значит, Джуниор обнаружил пропажу фляги и решил то ли смыться, то ли за запасной сгонять, а тут папа любимый навстречу. Как там Рита от восторга только аниформу удержала?

— Эк тебя Грейнджер достала… Он же мог ее пристукнуть.

Шкет только пожал плечами:

— Живоглот обещал ее подстраховать по старой памяти.

Как бы ни смешно это звучало, но это было серьезное прикрытие. Рыжая здоровенная зверюга да еще в темноте… Как-то я наблюдала, как этот разбойник за голубями охотился. Он им бошки в прыжке на лету откусывал. Да и коготки у полукнизла были недетские, подрать человека он мог не хуже иного оборотня. Маглокровка была практически в полной безопасности.

Мы, кстати, тоже, и это безумно радовало: поисковые ритуалы проводились не раз и не два. В течение первой недели со дня исчезновения Гарри Поттера галеон с бусинами теплел и пульсировал ежедневно. Однако цыганская магия — это вам не фунт изюму. Нас так и не обнаружили, хотя, если честно, было малость стремновато: а вдруг. Да, указать точно место мешал медальон на шее, но если какой-то из обрядов укажет на Ирландию? Через неделю, наконец, Добби встал на ноги, и стало легче: информационная блокада закончилась. Наш штатный разведчик проник и в ирландский, и в британский аврорат, и мы были в курсе последних новостей. Ну и кота заодно привез. Чудненько!

Еще домовик обеспечивал нас прессой и слухами. И это было что-то! Магическую Британию трясло и лихорадило, а добрые соседи с радостным любопытством за этим наблюдали. Благодаря Скитер скрыть проведение запрещенного темномагического ритуала не удалось. Так бы Министерство в радостью бы объявило, что Поттер либо сбежал, либо потерялся из-за неполадок в работе древнего порт-ключа. Но не тут-то было! Какой-то особо пронырливый журналист пронюхал, что обгорелый труп на кладбище Литтл-Хэнглтона принадлежал официально мертвому человеку. Когда этого шустрого покойника идентифицировали, общество завыло: как ни старались все утаить, шило вылезло наружу — и это был скандал с большой буквы. Крауча-старшего, вначале отправленного в Мунго, перевели в следственный изолятор. Его сына к тому времени «случайно» поцеловал дементор, но от этого стало только хуже: пошел шепоток, что Фадж что-то пытается скрыть. Дамблдор поднял волну на тему «Иногда они возвращаются». Веса этим заявлениям прибавило не то похищение, не то побег Каркарова. Меченные Темным Лордом, не желая повторения зимы восемьдесят первого, пошли в контратаку и стали задавать не слишком удобные директору вопросы касательно Турнира. Аналогичные вопросы были заданы Министерству и, в первую очередь, аврорату. Стороны азартно выливали друг на друга ушаты дерьма, и все это на фоне ежедневных все более истеричных сообщений о том, что Победитель Турнира Гарри Поттер еще не найден. Короче говоря, в Англии было весело, только попкорна не хватало.

Зато на Казуэе было тихо. После посещения Ратлина и до выздоровления Добби я больше не покидала наше убежище, а уж Воробей тем более не горел желанием куда-то идти. Моя рука все больше меня беспокоила, а моему целителю-самоучке не нравилось постоянное применение обезболивающих заклинаний: от них рука то ныла, то немела, а из-за сильного тремора я вообще почти ничего не могла удержать. Тем не менее пить наобум лазаря костерост я все же не решилась. К четвергу предварительный расчет совместимости зелий был готов. Результаты оптимистичными не были: компоненты костероста вступали с принимаемым мною комплексом зелий в такую чудовищную реакцию, что мы трижды переделывали расчеты. Однако итоговая формула, черт бы ее побрал, была практически неизменна. Damnú… (п/а: ирл. проклятье!)

Выбора особого не было, да и срок годности костероста подходил к концу, и я рискнула. Поскольку отдельные компоненты зелий выводились где-то на третьи сутки, то два дня я просидела на минимуме препаратов. Конечно, в идеале лучше было бы вообще обойтись без них, но, увы, это был не мой случай. Оставалось только надеяться, что Тварь не начнет бушевать, иначе мне ее сдержать будет затруднительно. Наконец, все приготовления были сделаны, а мое тело надежно зафиксировано на той самой многострадальной каталке, с которой накануне встал Добби. Рука моя покоилась на специальной подставке. Шкет взмахнул палочкой, четко проговорив слова заклятия, и моя конечность от плеча и ниже превратилась в подобие сосиски. Затем я выпила порцию костероста, и начались мои мучения.

Двенадцать часов, двенадцать гребаных часов заново росли кости и суставы, меня знобило и лихорадило, изредка я проваливалась в забытье. Тварь чувствовалась как никогда отчетливо, а в какие-то черные моменты я сама была ею. Мелкий потом обмолвился, что у меня порой темнела радужка. Если бы не он, я бы точно потерялась, забыла, кто я, и кем я не являлась. Но Воробей говорил и звал, рассказывал какие-то школьные истории, которые я почти не слышала. А я концентрировалась на его голосе…

Все закончилось глубокой ночью. Ощущала я себе преотвратно, меня будто через мясорубку пропустили, а от горького привкуса во рту не спасла даже третья подряд чашка воды. На фоне всего этого головокружение и слабость в ногах казались лишь мелким недоразумением. Над кишечно-опоржнительным Воробью определенно стоило еще поработать. На рассвете мелкий споил мне дозу «Слезок», и я отрубилась. Как и когда он мне колол мою обычную химию, я так и не почувствовала, равно как и приема части зелий.

А вот пробуждение было фееричным. Когда я открыла глаза, моя тушка была все так же иммобилизована. Стоило только мне подать голос, как под нос были сунуты три таблетки и чашка с водой. Я покорно сожрала колеса и запила водой. А потом меня внаглую отлегиллиментили.

— Сéard sa foc?.. Совсем озверел?! (п/а: ирл. вульг. Зачем?)

Ага, меня услышали и устыдились. Как же!

— Я должен был проверить, — спокойно ответил мне птах. — Пальцами пошевели, пожалуйста.

Пальцы шевелились, кисть тоже, зато голова — спасибо нахалу малолетнему — гудела, что твой колокол. Чудненько!

— Проверил? Убедился, что тетя Патти все еще с тобой? — раздражение нахлестывало волнами.

Воробей обеспокоенно на меня взглянул:

— Голова, да? Потерпи, пожалуйста, хотя бы часик, нельзя пока…

Чудненько! Самое паскудное, что мелкий был прав: принимать еще что-либо в течение часа не стоило, потому что начну задыхаться, а от обезболивающих заклинаний пойдет кровь из носу и ушей. Было уже. Но какого хрена тогда легиллиментить? Не мог этот час подождать?! Drochrath ort! (п/а: ирл. Чтоб тебя!)

Конечно, Воробышка можно было понять: оставаться еще час в неведении и гадать, кто контролирует тело, подростку было не под силу. Но не в тот момент, когда у тебя зверски болит голова! A dhiabhail! (п/а: ирл. Дьявол!)

Два часа спустя от злости и раздражения не осталось и следа. На синем небе сияло солнышко, невдалеке что-то мягко нашептывало море, а я сидела на скамейке перед домом, блаженно щурилась, затягиваясь сигаретой, и пила крепкий горячий кофе. То, что кофе был растворимым, на мое благодушие никак не влияло: я держала кружку левой рукой, и у меня ничего не болело. Это ли не счастье?!

68. (Не)оправданный риск

Если бы шкет родился в Ирландии, зваться бы ему Логаном, или Лукасом, или Лугом или их производными, потому как Воробей умудрился родиться в самый канун Лунасы. (п/а: Лунаса, Лугнасад, Ламмас, Брон Трограйн — кельтский праздник урожая, отмечается с заката 31 июля по закат 1 августа) Кроме того, его первым или вторым именем было бы имя его деда. (п/а: традиционно в Ирландии первенцам даются имена родителей мужа, а вторым детям — родителей жены) Но Джеймс Поттер назвал сына в честь одного из своих самых почитаемых предков: Гарри, третьего сына горшечника, по прозвищу Фитиль. Жизнь этого доблестного мужа, родившегося в начале семнадцатого столетия, в изложении папеньки мелкого больше всего походила на приключенческий роман: единственный из семи детей, унаследовавший от матери способность колдовать, будущий Фитиль отучился два положенных ему бесплатных курса в Хогвартсе, но домой не вернулся, а сбежал, дабы посмотреть мир. Посмотрел и, что самое удивительное, остался жив при этом, несмотря на все ужасы и эпидемии Тридцатилетней войны. В родную деревеньку он вернулся только двадцать лет спустя, с молодой женой — немецкой ведьмочкой, вытащенной им из петли в ее родном городке — под ручку. И почти сразу отличился, застрелив из своего мушкета — как я понимаю, в спину и издали — темного мага, терроризировавшего графство. Не остался он в стороне и в период гражданской войны, однако умер в возрасте ста двух лет, в своей постели, окруженный многочисленными внуками и правнуками, которые все как один были колдунами и ведьмами. Помимо всего прочего, этот достойный пример для подражания был самым что ни на есть настоящим мародером, не в смысле грабителем убитых и раненых (впрочем, учитывая качество снабжения армии в Тридцатилетнюю войну…), а том смысле, что воевал он под началом шведского полковника Вернера фон Мероде. Под теми же знаменами некогда служил и далекий предок Сириуса Блэка. Узнав сей факт, два тринадцатилетних придурка стали называть друг друга «братьями-мародерами», впоследствии наградив этим охренительно лестным прозвищем и Люпина с Петтигрю.

Так что, спасибо папе, птаха назвали «плебейским», по мнению Петунии Дурль, имечком: видимо, любящий родитель надеялся таким образом передать весь гигантский запас удачливости предка. Что тут скажешь? Передал, заодно со склонностью к авантюрам и риску. А иначе как объяснить тот факт, что, стоило только мне с домовиком покинуть Ирландию, как Воробей, léach is léir air, полез в одиночку легиллиментить Реддла?! (п/а: черт бы его побрал!) Dia ár sábháil! (п/а: ирл. Господь всемогущий!) Умник, блин, папин сын! Чудненько!

Разумеется, сообразить, какой будет моя реакция на его самодеятельность, у мелкого мозгов хватило. Так что узнала я обо всем случайно и только недели две спустя. Когда, вернувшись раньше запланированного и увидев на выходе из пещеры утирающего кровавую юшку шкета, я поняла, чем он занимался в мое отсутствие, с Гарри мы разругались вдрызг. Орали друг на друга минут пятнадцать, если не больше. Только внезапная слабость помешала мелкому хлопнуть дверью. Вместо этого я уложила чертового самоуверенного придурка в его комнате и усыпила прежде, чем он смог мне помешать. В-общем, денек выдался тот еще. Да и ночь не лучше. Уснуть у меня не получилось, и до рассвета я курила на улице. Судя по бледной роже Воробышка, то утро для него тоже не было добрым. Завтрак прошел в мрачном молчании, даже Добби тревожно смотрел то на меня, то на Гарри, не решаясь заговорить. Живоглот вообще на глаза до вечера не показывался. Меняла капельницу и дыхательный мешок я сама. Когда же я вернулась, мелкий не выдержал:

— Пат, я…

— Угу, сейчас ты скажешь, что сожалеешь, и вообще больше не будешь. Знаешь, мелкий…

Гарри нахмурился и решительно сжал губы.

— Вообще-то буду! — запальчиво прервал он меня.

— О как! — начала заводиться уже я.

— Да, буду! Что бы ты не говорила, я понимаю, что это риск. Ты тоже рискуешь, каждый день наведываясь в Лютный!

Что да, то да. После двадцать пятого июня авроры устроили такой шмон, что две трети Лютного закрылось и открываться пока не собирается. Фицсиммонса едва не заловили, он еле успел смотаться за пределы Британии. Ясме аптеку закрыла и зелья готовила дома и только старым проверенным клиентам. А уж осведомителей в еще работающих заведениях стало больше в разы. Но выхода у меня не было: ни у меня, ни у мелкого не хватало знаний, чтобы самостоятельно найти способ совмещения того, что вводилось в организм Реддла, и комплекса неселективных необратимых ингибиторов моноаминоксидазы, который должен был облегчить проникновение в воспоминания Лорда. Это стоило денег, которых у меня было весьма ограниченное количество.

— На сколько нам хватит денег от дома в Хинчли? — продолжил шкет. — Месяц? Два? Три? А потом что? Обливиэйт, который на менталиста его уровня не подействует?! Как еще нам быстро узнать, как этого Фестера долбанного прикончить?

Да, Воробей был прав. Неделю назад коттедж в Луговом тупике, предварительно лишенный всей своей невеликой магической начинки, был продан. Я получила за него меньше, чем рассчитывала. И это был мой последний резерв, который должен был пойти на оплату зелий мадам Планкетт. Дальше — только грабить банки или наркоту варить.

— Воробушек, родной, ты хоть понимаешь, что это верное самоубийство? Что права на ошибку у тебя нет? Тебе всего пятнадцать, ему — на полвека больше. Он считался сильнейшим менталистом, слышишь?! И ты полез к нему, не предупредив никого! Мы же договаривались, что не будем пока этого делать, — а, бесполезно, хоть кол на голове теши! — Хоть бы домовика позвал!

— То есть сидеть ровно и ждать неизвестно чего! Чудненько!

Нахватался на мою голову!

— В пещеру к Реддлу сам ты больше не пойдешь, — а что еще мне оставалось? Раз уж он полез… — Или я, или Добби должны быть рядом, тебе ясно? — я подождала, пока Гарри нехотя кивнет. — Чудненько! А теперь хвались, что там выяснил.

Хвалиться было практически нечем. Хотя, это как посмотреть. Даже в таком, полукоматозном состоянии разум Реддла закрывали железобетонные щиты. Однако шкет все же нашел какую-то лазейку и кропотливо ломал защиту. И стоило это ему лопнувших сосудов в склерах и носу и воспалившегося шрама. А еще головных болей, которых почти ничем не унять. Помнится, в тот миг, когда Воробей впервые в моем присутствии встал рядом с кроватью Лорда и дотронулся до его висков, я прокляла свою беспомощность. Но что я тогда о беспомощности вообще знала?

А расчет Ясмина все же сделала, практически в долг, к концу месяца. Как оказалось, совместить я хотела несовместимое в принципе. К тому времени последние преграды к воспоминаниям Лорда были преодолены. Мы еще посчитали это своеобразным подарком Гарри Поттеру от Тома Реддла на пятнадцатилетие. Подарок, как же!

Сам день рождения прошел спокойно. Мы не стали никуда ходить: на это у мелкого не было ни сил, ни желания. Он даже свой любимый фруктовый лед ел как-то через силу. Зато пирог с черникой, собранной где-то в окрестных холмах домовиком, пошел на ура. Шкет вообще после посещений пещеры ел эту чернику только так, как заговоренный, горстями. Впрочем, она того стоила. Уж на что я не сильно жаловала эту ягоду в Англии, но и у меня губы и язык были перманентно лиловыми.

69. Секрет бессмертия дядюшки Фестера

Впервые слово «хоркрукс» в нашем доме прозвучало первого августа. Да, именно так  Темный  Лорд  попытался   обеспечить   себе   бессмертие.  Я,   честно   говоря,  не   сразу  и  поверила  в   такое:  что  это  за  дрянь,  я  знала.  Что  самое   забавное,  об   этом  была  в  курсе  и  Тварь,  и  то,  что  к   этому   явлению  ее  отношение  было  крайне  отрицательным,   уже  говорило  о  многом.  Бессмертие — бессмертием, но такой способ его заполучить был абсолютно неприемлем. Образно говоря, на кой хрен тебе вечность, если проведешь ее в маразме и паранойе?

Недаром не самые светлые Блэки считали, что создание хоркрукса — признак глупости и слабости духа. Что обретение бессмертия таким образом не стоит той цены, которую за него придется заплатить. Что отважившегося на раскалывание души во имя спасения его семьи следовало умертвить вместе хоркруксом при помощи Адского пламени. Бойлы придерживались схожей точки зрения. Один  из   представителей   этого   семейства некогда   сотворил  себе  подобную   цацку.  Когда  родня   хватилась,  уже   было  поздно, и   эту   мерзость  в   человеческом  обличии  оставалось   только   уничтожить.  Но  сначала   его   попытались вылечить — и   так   был   выведен  тот   милый   ритуальчик,   благодаря   которому  я  и   оказалась  в   чужом   теле.  Закончилось все печально: обряд помогал, но ненадолго, и его приходилось повторять, с каждым разом все чаще и чаще, а  от некогда   многочисленного   клана  меньше чем за полвека не  осталось  почти  никого. Двести лет спустя из Бойлов были живы и могли худо-бедно колдовать только Далвах и его сын. Темная магия и человеческие жертвоприношения никогда не проходят без последствий. Не заплатил ты — заплатят твои потомки. Если они будут, конечно.

Судя по воспоминаниям, добытым мелким, во всех книгах, что нашел в недрах Запретной секции Хогвартской библиотеки Реддл по этому вопросу, содержались предупреждения об опасности и нежелательности создания хоркрукса. Но в силу юношеского максимализма и магловского воспитания тогда еще совсем юный Том не обратил на них должного внимания, посчитав несколько многословные и слегка путанные объяснения средневековыми предрассудками и заблуждениями. А когда он осознал, что нифига это были не предрассудки, было уже поздно.

Вся это байда с хоркруксами и бессмертием началась в августе сорокового, когда Том Реддл едва не погиб во время бомбежки. Его, конечно, откопали, он, в отличие от пары других ребятишек, остался жив. Однако три часа в абсолютной темноте рядом с медленно умирающими, стонущими от боли людьми даром для психики подростка не прошли. Ситуацию усугубил кусок кирпича, на пару минут вырубивший Тома: после удара его палочка выпала, и он, не самый плюгавенький маг на своем факультете, не смог ничего сделать, чтобы освободиться из каменного плена. А дабы отыскать палочку, юноше пришлось на ощупь обшарить все доступное ему пространство. По закону подлости, она нашлась под одним из трупов, вся в крови. Вряд ли кого-либо в приюте интересовало, что чувствовал после всего тринадцатилетний мальчишка. Не интересовало никого это и в Хогвартсе. Преподавателям плевать было на нищего сироту: по завершении учебного года Томми Реддла отправили обратно к маглам, в голодный и полуразрушенный от недавних бомбардировок Лондон. Навстречу самому сильному ужасу парня — ужасу насильственной гибели. И Том стал искать способы, как обезопасить себя от смерти. И, на свою беду, нашел, попутно найдя вход в Тайную комнату и Салазарова питомца. На это ушло два года. Эвакуация приюта из Лондона на интенсивность поисков не повлияла никоим образом. В Европе все еще полыхала война.

Летом сорок третьего Реддл в приют, вывезенный из Лондона на какую-то задрипанную ферму в Сомерсете, не вернулся. Просто не доехал: в поезде Томми наткнулся на странно похожего на него тезку лет эдак сорока на вид. Проследить за предполагаемым папочкой будущему Лорду ничего не стоило. Так он оказался в Литтл-Хэнглтоне, где и совершил величайшую глупость в своей жизни. Но сначала от него отказались и магическая, и магловская родня. Явно не знавшие в своей жизни ни холода, ни голода Реддлы с надменным презрением вышвырнули «ведьмино отродье», а пьяный в хлам Морфин Гонт не пустил даже на порог «магловского выродка». Для измотанных СОВами, поездкой и хроническим недосыпом нервов Тома это оказалось последней каплей. Итогом второй встречи с родней стало оглушение и разоружение Гонта с последующим внедрением ложной памяти, что это именно Морфин убил семью Реддлов, принесение самой четы Реддл и их сына в жертву и создание на ее основе хоркрукса. Вместилищем части души будущего Темного Лорда стал честно спизженный Томом из разрушенной лондонской типографии ежедневник. Полвека спустя этот самый ежедневник уничтожит Гарри Поттер при помощи яда и обломка клыка василиска, совершенно случайно — как всегда — найдя еще один способ разрушения хоркруксов. До этого считалось, что эту мерзость может взять только Адское пламя. Чудненько!

Правда, Том об этом еще не знал. Как и о последствиях несколько творческого подхода к технологии процесса разделения души на части. В результате книжечка получилась уж слишком живой и активно тянущей из создателя жизнь и магию. До совершеннолетия ее влияние на Реддла было почти не заметно. Ну, стал парень чуть раздражительней, но ведь это же так, мелочи, у него никогда характер не был легким. Гром грянул, когда Реддлу исполнилось семнадцать. Вот тогда дикую сонливость, упадок сил и резкое ухудшение памяти на мелочи списывать стало невозможно. И тогда Лорд доказал, что магия-магией, а мозги — гораздо более ценный ресурс. A chorp don diabhal, чувак был реально крут, жаль только, что вся эта крутизна была так по-глупому профукана. (п/а: ирл. Черт его побери!) В-общем, этот самый хренов Оппенгеймер семнадцати лет от роду, имея в своем распоряжении только то, что пылилось в библиотеке Хогвартса, да крайне осторожные, полные иносказаний консультации со своим деканом, не только выяснил причину происходящего, но и рассчитал способ, как можно стабилизировать свою магию и нивелировать большую часть пагубного влияния хоркрукса на себя любимого. Гений, мать его волшебницу и папу-магла!

Проблемы у Тома начались из-за его жадности. Для создания хоркрукса было достаточно принести в жертву одного прямого родственника (идеальным вариантом, между прочим, считался старший сын в возрасте десяти-пятнадцати лет), а парень грохнул сразу всех. И откат, должный пойти на семейку маглов, девятым валом пошел на него, как единственного оставшегося из Реддлов. Дополнительной пикантности ситуации добавляла нежелательность уничтожения ежедневника: в таком случае уровень магических сил Томми навсегда бы остался на отвратительно низком уровне. А это ну совершенно не устраивало весьма амбициозного юношу.

Дабы исправить сложившуюся ситуацию, мистер Реддл после долгих сомнений отважился на то, на что до него никто не решался. Он решил создать еще несколько хоркруксов, но в качестве жертвы использовать не родственников — из которых у него-то и остался уже сидевший на тот момент в Азкабане Морфин Гонт — а маглов. В качестве предметов, куда полагалось помещать части души, по всем выкладкам следовало брать сильные старые артефакты, желательно сделанные гоблинами, количеством от четырех штук. Почему именно гоблинские, я, к стыду своему, так и не поняла, равно как и большую часть расчетов Реддла.

Нельзя сказать, что будущего Лорда Судеб обрадовали результаты. В ту пору он фактически был беден, как последняя церковная мышь, и перспектив вдруг разбогатеть настолько у него не было. Тех денег, что остались от забранных из нычки Реддлов, даже на один старый артефакт гоблинской работы не хватило бы. А в развалюхе Гонтов из более-менее ценного вообще был только родовой перстень с неизвестного происхождения камнем. Однако экзамены за шестой курс Том чуть не завалил, а взять что-либо более подходящее безродному приютскому выкормышу было негде. Так что он вернулся в Лондон, снял на задворках Косого комнатку, а вечером вышел в магловский Лондон. Летом сорок четвертого никто, конечно, комендантский час в городе не отменял, но магу ли переживать о такой мелочи? Без особой спешки, тщательно и методично он нашел и приготовил место для жертвоприношения, выбрал жертву и, не испытывая практически никаких эмоций, убил девушку, которой совсем недавно обаятельно улыбался и целовал руку.

Результат превращения перстня Гонтов в, по определению самого Реддла, «малый хоркрукс» был быстрым и ошеломительным. Одним своим существованием это колечко капитально облегчило жизнь Лорда. До идеала, конечно было далековато, но зато он смог сдать ЖАБА на превосходно. А после выпуска Том Реддл, ко всеобщему недоумению, устроился в лавку к Горбину: как иначе бы подобраться к так необходимым старым артефактам гоблинской работы? Правда до этого юноша попытался устроиться на место преподавателя ЗОТИ, но Дамблдор, с самой первой встречи испытывавший неприязнь к приютскому волчонку, сделал все, чтоб это не случилось.

Судьба Лорду благоволила: весть о том, что у Горбина появился новый и весьма смазливый при том работник, меньше чем за месяц дошла до ушей некоей Хепзибы Смит, с одинаковой страстью коллекционировавшей и старые артефакты, и молодых любовников. Знакомство с Реддлом для мадам Смит окончилось летально (все стрелки Том перевел на старую домовуху семьи Смитов), а сам Лорд взял расчет и налегке двинул на континент, в Албанию. В его чемодане, помимо ежедневника за сорок третий год, перстня и прочей мелочи, находились экспроприированные у старой жабы Смит медальон и чаша, принадлежавшие когда-то Салазару Слизерину и Хельге Хаффлпафф соответственно. В Албании, в Черном лесу его ждала спрятанная там еще Хэленой Рэйвенкло диадема ее матери, Ровены. По какой-то, не ведомой ни мне, ни мелкому, ни по ходу и самому Темному Лорду причине именно вещи Основателей он счел достойными для помещения в них частиц своей души.

70. Кольцо и диадема

Ни причина бессмертия Лорда, ни количество его хоркруксов меня не обрадовали. Совершенно. Равно как и раскрытый секрет могущества Его Темнейшества: четыре малых хоркрукса после нехитрого обряда уравновесили его расколотую душонку настолько, что это полностью раскрыло магический потенциал Реддла. Со смазливой физиономией ему, правда, пришлось расстаться, но что-то мне подсказывало, что внешность для Тома часто не была благом, в отличие от магической силы, которую он после Албании старательно наращивал. Более всего на свете после бесславной и позорной смерти Темный Лорд боялся потерять магию. В принципе, не зря боялся… Кстати, судя по его телодвижениям на кладбище, с обретением тела, он обрел и возможность колдовать, и как бы не в прежнем объеме. Чудненько!

Из того, что нарыл в воспоминаниях Лорда шкет, самой хорошей новостью был не список хоркруксов Реддла и мест, где они заныканы, а то, что два из шести Воробей уже уничтожил. Ну, с дневником все понятно, яд василиска, а вот еще одним хоркруксом совершенно непонятным мне образом стала та самая Лордова змейка, из-за которой я чуть не лишилась руки. То-то ее ни одно заклятье не брало! Да и мой нож ей был что слону дробина. А вот раны, нанесенные боуи мелкого, оказались смертельными, так как Воробей догадался искупать мой подарок в яде василиска. Гоблинской стали это не навредило, даже наоборот, он впитал в себя яд, превратившись в настоящее оружие против всяческой темномагической и не очень дряни. Mo sheacht mbeannacht ort! (п/а: ирл. Молодец! Отлично сделано!)

Итого, оставалось добраться до четырех артефактов, запрятанных с максимальной тщательностью. Как говорится, почувствуй себя Индианой Джонсом! Scrios Dé! (п/а: ирл. Господь разрушитель!) Всегда мечтала! Будто ни мне, ни мелкому делать было больше нечего! Чудненько!

Причина моего возмущения была проста: если три цацки мы вполне могли добыть по-тихому и без ожидаемых проблем, то четвертая, чаша Хельги Хаффлпафф, была практически недоступна. Ее, mo mhallacht air, Темный Лорд отдал в семьдесят девятом лично в руки Беллатрикс Лейстрендж, а та отнесла артефакт в личный сейф в Гринготтсе. (п/а: ирл. будь оно проклято!) Твою же ж мать! Как мне эту чертову посудину из гоблинских подземелий выцарапать, я даже не подозревала, ведь с учетом наличия сигналки на одержимость, висевшей по слухам на входе в эти хреновы подземелья, мне туда хода нет. А Воробья грабить гоблинов я попросту не пущу. Хватит с него и сканирования памяти Реддла!

Впрочем, побесившись и погоняв по бережку шкета — дабы ребенок не застаивался и не терял навыков — я решила не концентрироваться на не решаемых в принципе проблемах, а заняться теми, с которыми я уж точно могу справиться. Ага, как же! Справилась!

Поскольку колечко Гонтов было зарыто в фамильной лачужке и окружено таким количеством чар, что сходу и не разберешься, то посовещавшись, наша боевая тройка (ой, нет, с рыжим бандитом все же квартет) решила упереть, что запрятано попроще. Мелкий нацедил мне хейму Лорда и показал, как отключить ловушки, и я отправилась на корнуоллское побережье, где в зачарованной пещерке, посередке озера, забитого под завязку инфери, в чаше с ядом лежал медальон Слизерина. А вот Добби, прихватив любимые перчатки из кожи дракона неопределенной породы, трансгрессировал в Хогвартс. Там, в Выручай-комнате, среди хреновой кучи прочего хлама, накопившегося за десяток веков, пылилась диадема Рейвенкло.

Добби свою миссию выполнил с блеском, на все сто. А вот я, угробив какого-то местного бродягу, достала пустышку. Правда, узнала я об этом только дома, на Козуэе. А так я вернулась вся такая довольная и гордая собой. Правда, когда при проверке цацка оказалась не хоркруксом, а подделкой, настроение мое резко упало. А уж записка, найденная в медальоне и подписанная неким «Р.А.Б.», так вообще заставила помянуть всех родичей этого козла до седьмого колена. Судя по пафосности послания, этому дебилу, не понять как пролезшему в тайник Темного Лорда и сперевшему настоящий хоркрукс, было от силы лет двадцать, а из-за обращения можно было сделать вывод, это был кто-то из Пожирателей. Воробей клялся и божился, что ни один человек не знал о том, где находится пещера. Что, все, кто там имел несчастье побывать, кроме Лорда, мертвы.

— А не человек, сэр Гарри? Может там был… ну, хоть домовой эльф, к примеру? — вопросительно встопорщил уши Добби.

Шкет замер.

— Точно! Там был домовик! В последний раз Реддл заявился с эльфом Блэков по имени Кричер. Но тот должен был умереть, ведь ему приказали выпить ту зеленую гадость.

Блэков, значит… Кричер… Так…

— Кому должен, птаха? — азартно сощурилась я. — Домовики тебе не люди. Добби, тащи думосбор!

Когда артефакт был поставлен на стол, я поместила туда даже не воспоминание, так, огрызок от него, длиною в несколько секунд. «…Кричер! Отведи мисс Бэллу в ее комнату, да пошевеливайся…»

— Этот домовик, Гарри?

Подросток внимательно прокрутил сценку, поднял на меня удивленные глазища и кивнул:

— Он. Но, Патти, как?!

— Вот у него и спросим. Заодно и узнаем, куда младший братец твоего блохастого крестного перед смертью дел медальон.

— Точно! Регулус Арктурус Блэк! — ну надо же, не прошло и полгода! Дошло-таки!

Однако для того, чтоб осуществить план по допросу Кричера, это все стоило хорошенько обдумать. И не в последнюю очередь потому, что очень многое тут зависело от Добби. Только он мог обеспечить мне встречу со старым домовиком Блэков так, чтоб о самом факте встречи никто не узнал. В том числе и сам Кричер.

Таким образом, из трех хоркруксов в наши руки попал только один. И перед нашей гоп-компанией образовалась дилемма: с одной стороны, хранить эту дрянь, даже и в специальном мешочке, было подобно курению на заправке. Да и где хранить, в пещере, рядом с Лордом, что ли?! Но с другой стороны, количество запасенного мелким яда василиска было ограничено, так как не всякая тара подходила под это дело. Всего у нас было где-то чуть больше пинты яда. А Адское пламя — это был несколько не мой уровень, вряд ли меня на него хватило бы. Можно было попробовать научить мелкого, но откровенно темное энергозатратное заклинание в пятнадцать? Да ну нафиг! Правда, я не учла степени Воробьиного энтузиазма в деле освоения новых заклинаний. Он мне всего за несколько дней всю плешь проел с этим долбаным Пламенем. Грейнджер его, что ли, покусала? Однако тут я уперлась насмерть: в памяти Твари сохранились воспоминания, что бывает, когда вызванный огонь выходит из-под контроля. Но вот надолго ли, был вопрос…

Поэтому диадему мы припрятали в тайник, где раньше хранился думосбор, и сосредоточились на том, как достать кольцо из хижины Гонтов. Над защитой колечка Лорд потрудился не меньше, чем над пещерой с медальоном. Но если в Корнуолле упор был сделан на магию крови и смерти, то на развалюхе в Литтл-Хэнглтоне висела плотная сеть из проклятий, завязанная на ментальной магии и на серпентаго. И чуть-чуть смерти, конечно же. Поэтому там без Воробья и Добби было не обойтись. Будь птах постарше — лет эдак на пять — это была бы чисто его операция, а я бы осталась на Козуэее. Но он, как бы не ерепенился и что бы ни думал по этому поводу, был лишь подростком. Поэтому над взломом дома Гонтов работали мы трое. Три дня спустя Добби отправил меня в нокаут, отбросив к стене, после того как я едва не напялила проклятое в буквальном смысле проклятое колечко на палец. Никогда не думала, что буду благодарить за шишку на голове размером с голубиное яйцо.

Происшествие в полуразрушившемся домишке живо напомнило, что мы не в судоку играем, и очень качественно нас всех напугало. Нигде, ни в одной книге не было даже упоминания о воздействии крестража на посторонних. Я ведь не просто пыталась примерить цацку, я сняла защитные перчатки, и если б не домовик…

Поэтому в Дублине у гоблинов был приобретен увесистый топорик. Обошелся он мне совсем не дешево, и не надо спрашивать, каким образом, где и у кого я буквально за сутки нашла такую сумму. Скажем так, повезло. На этих cunúis я наткнулась случайно, и то, что они себя считали крутыми гангста, не очень-то им и помогло. (п/а: ирл. ублюдки) Маглов убивать не так уж и сложно, даже если у них и есть в наличии пушки. Магов, впрочем, тоже.

71. Медальон

К двадцать пятому августа из известных нам хоркруксов у Темного Лорда остались лишь медальон Слизерина и чаша Хаффлпафф. Да и то, существовала большая вероятность, что Регулус Блэк все же успел уничтожить медальон перед смертью. Кстати, отчего парнишка умер, мы так и не выяснили. Реддл тут точно был не при чем. Для него самого была неожиданностью внезапная пропажа собственного ассистента весной семьдесят девятого. Грешил он, разумеется, на людей Дамблдора, тем более что ни через Метку, ни как еще юного Блэка так найти и не смогли. О том, что юноша навестил его ухоронку в Корнуолле, Лорд совершенно точно не знал.

Кстати, подобных нычек, где за защитными чарами творить можно было все, что душе угодно, у мистера Реддла на территории Англии было несколько. Большая часть из них была, скажем так, публичной, известной разным группам его сторонников, а вот парочку Лорд приберег для себя любимого. В одной такой мы с Добби и раздолбали на кусочки гоблинским топориком кольцо с диадемой, полив все — и топорик тоже — для верности ядом василиска. Вони и визгу было… преизрядно, скажем так. И нефиговый такой всплеск магии явно темной направленности. Однако старое заброшенное бомбоубежище зачаровано было Темным Лордом на совесть, и даже при том грандиозном шухере, имевшем место быть в магической Британии два месяца кряду, ни один красноперый рядом с Реддловой норкой даже не появился. Чудненько!

Теперь на очереди был древний как дерьмо мамонта домовик Блэков. Где обитал этот живучий гаденыш, было известно: в особняке Блэков, расположенном в Лондоне на площади Гриммо. Оставалось его оттуда выцепить. Нам удалось совершить этот фокус аккурат первого сентября, в чем немало помог его полудурок-хозяин. Сириус Блэк так и не смог найти язык со старым Кричером, что не удивительно: за два месяца знаменитый азкабанский беглец так и не сподобился привести в божеский вид родительскийособняк. Не считать же за наведение порядка выкидывание на помойку части книг и безделушек?

К слову о беглецах. После того, как в прессу просочилось имя обгорелого трупа, обнаруженного на кладбище Литтл-Хэнглтона, Министерству ничего не оставалось, как начать повторное расследование по факту гибели Питера Петтигрю. По идее, все это должно было закончиться за пару дней снятием с Блэка всех обвинений и восстановлением его в правах. Но к концу лета Сириус Блэк формально все еще оставался беглым заключенным, и ни награда за его голову, ни приказ о поцелуе дементора так и не были отменены. Противостояние Дамблдора и Фаджа было в самом разгаре, и если бы Блэк пришел в аврорат по первому же вызову, то его бы заперли в следственном изоляторе на неопределенное время в лучшем случае. Становиться заложником в политических игрищах птахов недокрестный не желал. Судя по тому, что подслушал по этому поводу Кричер, Блэку хватало разборок с Отделом Тайн.

Своего отношения к новообретенному хозяину старый домовой эльф не скрывал, однако когда в доме на Гриммо стала собираться компания сторонников Дамблдора, анимаг даже и не подумал избавиться от своеобразной «пятой колонны» в уродливой морде Кричера. Naomh Pádraig, неужели Блэк считал, что какие-либо приказы хоть как-то помогут, если домовик действительно решит нагадить если не владельцу особняка, то его гостям? (п/а: ирл. Во имя Патрика!) Блажен, кто верует!

Добби поймал Кричера на обратном пути с продуктового рынка. Оглушенный и обездвиженный на совесть домовик был доставлен в зачарованное Реддлом бомбоубежище, где и подвергся сеансу легиллименции. Буквально через полчаса стало ясно, что надеялась я на Регулуса Блэка зря. Этот восторженный идиот вовсе не погиб в Адском пламени, уничтожая хоркрукс Темного Лорда. О нет! Он не нашел ничего лучшего, чем самому, in ainm Chroim, самому выпить ту ядовитую зеленую дрянь, передать домовику добытую цацку с наказом уничтожить и героически дать себя утащить под воду инфери. (п/а: ирл. черт побери!) Недоумок, иначе и не скажешь! Естественно, Кричер медальон уничтожить не смог: магия домовиков — штука специфическая. Возможности у этого народца гораздо шире, чем у людей, но все, что касается уничтожения темномагических артефактов — совершенно не прерогатива эльфов. Так что цацка лежала в особняке на Гриммо, и ее следовало забрать прежде, чем до нее доберутся Уизли или, не приведи Господь, Флетчер. Потому как если Гнус дотянулся потными ладошками до медальона, мне придется весь Лютный обшарить, чтоб его найти: знакомцев у барыги много, поди угадай, кому он барахло утащенное скинет.

Хоркрукс из дома Блэков забрал Живоглот, поскольку посторонних эльфов Блэки не жаловали. Умные были люди, видать, знали, на что при желании способны ушастные коротышки. А пока новоявленная парочка домушников обносила неприступный дом, я решила порыться в памяти домовика, дабы найти ответ на вопрос, который давненько мне не давал спать спокойно: как именно собиралась легализовать Вальбурга Блэк свою обожаемую племяшку? Нельзя сказать, что это было сделать легко, но в итоге о заветной шкатулочке, где лежала не только метрика на новое имя, но и ключик от сейфа в Гринготтсе с прочими бумагами, я узнала. Так что пришлось Добби и его рыжему разбойнику возвращаться обратно. По этой причине счастливые слезы Кричера видела только я. Старик пришел в себя, когда я проткнула медальон ножом Воробышка и щедро сбрызнула серебряную побрякушку ядом василиска. Еще бы, этот визг был способен и мертвого поднять!

По-хорошему, домового эльфа Блэком после всего следовало бы убрать. Однако, вряд ли Добби смог это принять: не любят домовики убийств, тем более сородичей. Поэтому пришлось мне основательно чистить память Кричеру. Сделать это оказалось неожиданно легко: фраза «Дамблдор и Сириус Блэк не должны узнать об этом!» оказала поистине магическое воздействие. Верный слуга Древнейшего и Благороднейшего дома Блэков забыл и об обстоятельствах смерти Регулуса, и о том, что погубило мадам Блэк. Нашей встречи он тоже не помнил. Кто бы ни решился заглянуть в воспоминания Кричера о первом сентября девяноста пятого года, он бы обнаружил, что старый домовик утро провел в городе, а потом весь день прятался ото всех в своей каморке. Тем более, что по свидетельству полукниззла особняк с утра пустовал: начало нового учебного года все-таки.

Вернувшись домой, я внимательно изучила содержимое шкатулки. Вальбурга Блэк хорошо подготовилась. Если бы ритуал исцеления души прошел без происшествий, Беллатрикс Лестрейндж получила бы новую личность и биографию. Вполне вероятно, что даже новое лицо, и никто бы не смог связать Урсулу Милфорд с одной из самых верных сторонниц Темного Лорда. Самое забавное, что это новое имя не было поддельным, просто мало кто помнил второе имя миссис Лестрейндж и девичью фамилию ее бабушки, Нарциссы Розье. Чудненько!

Среди прочих документов, находившихся в шкатулке, я наткнулась на один пергамент, который и привел к абсолютно безумному плану по заполучению чаши Хельги Хаффлпафф. Это была доверенность, подписанная самой Беллатрикс. Доверенность на распоряжение содержимым ее личного сейфа в Гринготтсе. Порывшись еще, я нашла отчет из банка о переводе имущества и денежных средств из сейфа номер шестьсот восемь, принадлежавшего Беллатрикс Лестрейндж, в девичестве Блэк, в сейф номер семьсот сорок семь, принадлежавшем Вальбурге Блэк. Дальше была дарственная, по который семьсот сорок седьмой сейф переходил во владение мисс Урсулы Милфорд. Таким образом, если чаша все же находилась в сейфе Твари, то чтоб заполучить чертову посудину, мне оставалось только стать Урсулой Милфорд. И, кажется, я знала, как это сделать.

Когда в девяноста втором Тварь едва не вырвалась наружу, я потратила почти год, чтоб понять, что за фокус она пыталась провернуть. А когда до меня дошло, я отдала должное предприимчивости, изобретательности и мастерству того, кто впервые это придумал. Вся прелесть была в том, что и я была способна на подобное. Правда, существовала опасность, что Тварь, как изначальная хозяйка тела, меня попросту поглотит, но вероятность такого события существовала всегда. Опять же, как она могла поглотить меня, так и я — ее. Да еще можно было уничтожить последний артефакт, обеспечивающий бессмертие Реддла! И потом убить падаль! Да, игра стоила свеч, и я решительно пошла ва-банк.

72. Ва-банк!

Суть того приема, благодаря которому встретить мелкого из школы могла не я, а вовсе даже Тварь, была просто как мычание. Нужно было пропустить через себя мысли, чувства, эмоции того, кем ты хочешь стать, принять их, отзеркалить и постепенно заменить своими. Звучит, правда, просто, но выполнить — неимоверно трудно, особенно, если этого человека боишься и ненавидишь. Но у меня был неплохой стимул, а потому я справилась, хотя ощущения были омерзительные. Будто в старую, вонючую, кишащую насекомыми шкуру завернулась!

Особенно доставала чертова двойственность восприятия. Еще недавно так устраивавшая меня прическа — короткая стрижка — теперь казалась чем-то почти непристойным. Бесил цвет волос. Не того фасону мантия, и тому подобное. Когда я все это озвучивала, Воробей, поганец мелкий, ухохатывался. Внешние же последствия неполного обратного слияния были минимальны: потемнела радужка, чуть изменилась осанка, пропал ирландский акцент. Хорошо, еще по-гаэльски с английским не заговорила. Вот уж где был бы ужас!

Зато с точки зрения магической идентификации все выглядело гораздо серьезней. Теперь, по утверждениям Добби, я воспринималась почти как Беллатрикс Лестрейндж. Во всяком случае, выявить, что нас в одном теле двое, могло лишь глубинное сканирование. Все бы хорошо, но долго держать баланс, чтоб и не быть собой, и помнить, что к чему, я не могла. От силы час-полтора. Судя по воспоминаниям о продолжительности посещения сейфа, этого должно было хватить. Чудненько!

Разумеется, идти в банк, чтоб забрать из сейфа, полного галеонов, только старый артефакт, я не собиралась. Было бы полным идиотизм оставлять кругленькую сумму неведомо кому: я не особо верила, что и единичное мое посещение банка пройдет как надо, не говоря уж о повторном. Выводить деньги из-под ведомства гоблинов я намеревалась по старой отработанной схеме через магловские банки. Прочую золотую и не очень рухлядь было решено так и оставить, но да ладно, téidís i dtigh an diabhail! (п/а: ирл. черт с ними!) И так сумма получалась кругленькой, в несколько раз превышающей ту, что я получила за свой дом в Хинчли. К гоблинам со мной отправлялся Живоглот: у полукниззла, в случае чего, было больше шансов ускользнуть незамеченным, чем у Добби. Эльфов, тем более свободных, гоблины не переваривали. Маскировки ради рыжего кота после долгих уговоров перекрасили в трехцветного.

Само посещение банка, вопреки всем опасениям, прошло по плану, без неожиданных сюрпризов. То ли серорожим было начхать, то ли их хваленая система безопасности меня не учуяла. Чаша Хаффлпафф была обнаружена в дальнем углу, проверена на предмет наличия частицы чужой души и помещена в специально приготовленный для нее безразмерный мешочек, прикрепленный к ошейнику Живоглота. Гоблин хоть и скривился как сестричка Цисс при виде грязнокровных отродий, но перевод денег на магловские счета произвел. Довольно скоро я оказалась на выходе из Гринготтса, и жизнь была хороша, несмотря на то, что у мена слегка поднялась температура. Зато по возвращению в Ирландию неприятности посыпались как из дырявого мешка. Но Мерлина ради, чего еще ожидать от этой проклятой страны и ее жителей, сплошь пьянь, ворье и мошенников?!

Для начала у меня не получилось отобрать у кота вещь Лорда, а это крашенная мохнатая тварь вообще взбесилась и поцарапала мне руку. Разумеется, я вытащила палочку и попыталась объяснить бешеному комку шерсти, как следует вести себя с людьми, но уродец неожиданно ловко увернулся. А потом невесть откуда трансгрессировал этот дементоров щенок Поттер и без лишних слов вырубил меня. Быстро, засранец, и качественно. Научила, мать его грязнокровку, на свою голову!

Очнулась я только к концу недели, провалявшись в жесточайшей лихорадке несколько дней. Я была слаба как новорожденный котенок, магии во мне не ощущалось ни на гран, но на этом плохие новости собственно и заканчивались. Потому что я была все еще я, безымянная ирландка, за последние десять лет уже привыкшая к тому, что меня называют Патрицией. Я не испытывала никакого благоговения перед мистером Томом Реддлом и была бы рада прикопать этого tuilli к дьяволу с концами. (п/а: ирл. мерзавец) И если я ту чашу не прощелкала, то мечта моя должна была в скором времени осуществиться. Еще одной хорошей новостью являлось то, что Твари в моем сознании не ощущалось. Никак, совсем, будто ее никогда и не было. Вот и чудненько!

Самим фактом своего пробуждения я была здорово обязана Воробушку. Без его вмешательства не я бы, а Тварь бы меня поглотила. То-то мне казалось в бреду, что тухлятину сожрать пытаюсь! Такие финты и для взрослых опытных магов даются нелегко, а гению моему было всего пятнадцать, поэтому похоронное выражение опять осунувшейся мордахи я сначала списала на обыкновенную усталость. Однако едва я более-менее окрепла, мои заблуждения были рассеяны. Все началось с того, что я спросила о судьбе чаши Хаффлпафф.

— Все нормально, — ответил шкет. — Я ее вчера уничтожил… Проверил, чаша — та самая, — ответил он на готовый сорваться с языка вопрос.

А вот это было нехорошо: что могло случиться, что у мелкого опять срабатывает на прием?

— Все хорошо, Патти, правда! — ну вот, опять!

«Колись, зараза, все равно ведь узнаю! — подумала я. — Реддл, что ли, сбежал?!» Воробей в ответ тяжело вздохнул.

— Да если бы…

Как оказалось, Реддл не сбежал, но от этого легче не стало. Нет, дядюшка Фестер все так же тихонечко лежал в коме в дальнем углу пещеры. И когда я отправилась в банк, шкет, само собой, полез в его воспоминания, дабы узнать, что же на самом деле произошло в канун Самайна восемьдесят первого и cad faoi sa diabhal Темный Лорд забыл в Годриковой лощине? (п/а: ирл. Какого черта) Если честно, меня тот самый вечер тоже интересовал несказанно. Одного посещения Годриковой лощины хватило, чтоб понять, почему о Гарри Поттере так много говорили. Дело в том, что Фиделиус с коттеджа Поттеров никто не снимал. Он попросту слетел. По причине разрушения камня основания, на котором и держался. Собственно говоря, нарушение целостности камня основания коттеджа, построенного, судя по всему, где-то в конце пятидесятых, и привело к частичному разрушению дома. Но вот в чем штука: мало что на этом свете способно уничтожить камень, и уж точно при этом ни один ребенок не способен выжить. А Авада там или не Авада — дело пятое.

Поскольку отсутствовала я не так уж и долго, все, что смог выудить Воробей — это подробности гибели родителей. И то не полностью: на самом интересном его прервал Добби. А уж домовика по тревоге поднял Живоглот. Это наглое рыжее чудовище, оказывается, на малых расстояниях было способно к минимальному обмену сообщениями с Добби. Так что пока я гонялась с Круциатусами за полукниззлом, эльф успел притащить ко мне шкета, которого я не зря два месяца регулярно гоняла по бережку. Подросток не спасовал, а сначала ударил каскадом заклинаний, лишив и меня, и Живоглота тем самым сознания, а потом стал разбираться, cad sa riach тут творилось. (п/а: ирл. какого черта)

Однако то, что птах все же успел у Реддла увидеть, заставило его ограничиться уничтожением чаши вместо того, чтоб упокоить навечно еще и нашего спящего красавца. Визит Темного Лорда в дом Поттеров совершенно не напоминал обычное убийство. Это был ритуал с принесением человеческой жертвы, отдаленно напоминающий создание хоркрукса. Mallacht mo chléibh air! (п/а: ирл. Будь он проклят!) Go n-ardaí an diabhal léis sé! (п/а: ирл. Черт его побери!) Чудненько!

73. Хорпакрат

Согласно общепринятой теории первый хоркрукс был сотворен неким Герпо Злостным из Афин в десятых годах до нашей эры. Этот же парень, кстати, вывел первого василиска. Еще один темный гений магического мира. Однако немногочисленные историки, решившиеся исследовать эту часть истории магического мира, были уверены, что все достижения Герпо были основаны на украденных им из филиала Александрийской библиотеки манускриптов. В пользу этой точки зрения говорило и то, что в момент обстрела Александрии Юлием Цезарем Герпо прислуживал в Серапеуме, где и располагался сам филиал, и то, что все труды были опубликованы в течение весьма короткого периода времени, и даже то, что соотечественники в Афинах дали ему прозвище, которое с греческого переводилось не только как «Злостный», но и как «Вороватый», «Скользкий» и прочее в том же духе. Том Реддл, по понятным причинам заинтересовавшийся биографией и трудами Злостного, был уверен, что историки принижали достижения этого античного ученого. Он считал, что Герпо не украл свитки, а спас от огня и уничтожения. К тому же большинство этих трудов было написано на жреческой тайнописи, однако практически никто из исследователей не упоминает о том, насколько было мало тех, кто мог перевести эти свитки. Герпо Злостный был одним из этих немногочисленных специалистов, так как являлся змееустом: жреческая идеографика была частично основана на серпентаго, а тех, кто был способен общаться со змеями, всегда было мало.

Теория разделения души и возвращения с того света была основана на записях жрецов Осириса времен Древнего царства. Однако опубликованы были не все исследования, а только часть. Дело в том, что раскалывать свою душу Герпо не спешил. Он экспериментировал с душами рабов, что, в конце концов, привело к его поспешному бегству из Афин в Диррахий. Однако удача отвернулась от парня: вскоре после прибытия в этот город он был убит. А почти два тысячелетия спустя чудом уцелевшие выкладки Герпо достались Тому Реддлу. Турок-барыга так и не понял, что именно он всучил заезжему магу: он-то считал, что это чистой воды подделка, груда барахла, на которую только полный лох позарится. Но пройдоха в феске, в отличие от Лорда, не был змееустом. Труды и исследования Герпо сыграли немаловажную роль, когда Реддл узнал о некоем пророчестве, что предрекло приход мага, способного победить Темного Лорда. Узнал, кстати, от Северуса Снейпа, которого отправил устраиваться преподавателем зельеварения в Хогвартс.

Не сказать, чтоб Реддл верил в пророчества или предсказания. Он был из тех, кого маглы посчитали бы агностиком. В школе он не посещал предсказания, считая этот предмет бесполезной тратой времени. Однако с годами Лорд стал несколько осторожнее, и отбрасывать информацию, даже если она показалась ему полной чушью, уже не спешил. Благо среди его доверенных сторонников был тот, кто углубленно изучал эту область магической науки. И пусть Рабастан Лестрейндж сам не был оракулом или пророком, отличить подделку от подлинного пророчества он мог, равно как и попытаться его расшифровать. Что и было сделано.

Согласно пророчеству, будущий победитель Лорда должен был родиться у тех, кто трижды бросал ему вызов. Весьма расплывчатое условие: таких самоубийц было много. Опять же, все зависело от того, что именно считать вызовом. Рабастан по каким-то мозголомным расчетам сумел определить, что предполагаемый герой — именно мальчик — должен родиться на территории Великобритании с вероятностью в семьдесят пять процентов в конце июля восьмидесятого года. Кроме того, существовала десяти процентная вероятность, что ребенок будет недоношенным. С учетом вышеперечисленного и того, что сторонников Лорда и ему сочувствующих было в то время порядочно и, в том числе, среди целителей, довольно скоро в руках Реддла оказался список детей, уже родившихся или только должных родиться.

Поскольку условие о вызове говорило о том, что родители — открытые сторонники Дамблдора, список довольно быстро сократился сначала до десяти имен, потом — до пяти, и, в конце концов, там остались только двое: Лонгботтомы и Поттеры. К тому моменту мальчики уже родились. Лестрейндж даже составил на них натальную карту. Оба ребенка обещались стать сильными магами и храбрыми и харизматичными людьми. Оба должны были потерять родителей. Обоим были суждены испытания и сражения. Лорду оставалось только выбрать противника. Вот только выбирать он не собирался. Он решился на нечто иное.

Избежать выполнения пророчества невозможно, рано или поздно оно тебя настигнет. Реддл мог не трогать Гарри в младенчестве. Но Поттеры рано или поздно все равно бы погибли. А ребенок бы вырос с желанием отомстить за смерть родителей. И в один прекрасный день схлестнулся бы в бою один на один с Лордом. С тем же успехом на месте Гарри Поттера мог оказаться и Невилл Лонгботтом. И Темный Лорд решил сделать так, чтоб его поражение в единичном бою не стало бы поражением во всей войне. В этом ему должен было помочь последний труд Герпо Злостного.

На исходе лет афинянин возжелал вечной молодости. Он стал искать способы переселения личности и души в иное, более молодое тело. За основу Герпо взял ритуалы жрецов Осириса из Книги Пирамид. Работу эту он не закончил, его зарезали. Для Реддла до восьмидесятого года она практически не имела смысла: его-то тело не старело с течением времени. Но когда над ним дамокловым мечом нависло пророчество, Лорд о незавершенном труде вспомнил и где-то за год довел до ума. А потом через Петтигрю, завербованного еще в семьдесят восьмом, выяснил, где спрятаны дети, и на Хэллоуин решил претворить идею в жизнь, создав сразу два хорпакрата.

Именно так, по аналогии с хоркруксом, Лорд решил назвать детей, прошедших через ритуал создания своеобразной привязки, благодаря которой он должен был вселиться в тело хорпакрата после того, как погибнет от его руки. Таким образом, юноша, одержав победу над Темным Лордом в сражении, тем самым бы проиграл в войне. Изящное решение, ничего не скажешь!

О планах Реддла, разумеется, не знал никто. Даже Петтигрю, отправившийся с ним к убежищам Поттеров и Лонгботтомов, знал только, что он должен якобы чудом спасти Невилла Лонгботтома. О том, что Фрэнка Лонгботтома и Джеймса Поттера Лорд принесет в жертву, чтобы потом связать свою смахивающую на кривой паззл душонку с душами их сыновей, Питер не знал и узнать не должен был. Матерей он убивать не слишком стремился. Разве что завзятую дуэлянтку Алису. Лили, обещанная Снейпу за ряд сложнейших декоктов и звание Мастера Зелий в неполные двадцать, должна была выжить. Но все вышло иначе.

Первыми на очереди были Поттеры: оказывается, шкет родился за две минуты до наступления первого августа, а следовательно, был наиболее вероятным кандидатом на попадание под пророчество. Сначала все шло по плану: над домом был поставлен блокирующий трансгрессию купол, Хвост провел Лорда за защиту, а сам принял облик крысы и шмыгнул внутрь: он должен был спереть все экстренные портключи. Джеймс Поттер, конечно же, попытался оказать сопротивление — это когда он кричал: «Лили, хватай Гарри и беги! Я задержу его!» — но силы были слишком неравны. Он погиб через несколько минут, уверенный, что его жена и сын успели скрыться. Увы: его друг Питер в то же время наверху Ступефаем в спину оглушил миссис Поттер. Но, то ли Питер сильно волновался, то ли Лили в последний миг его заметила, женщину он вырубил некачественно, она пришла в себя раньше времени.

Если женщина видит, что ее ребенку грозит опасность, она способна на самые безумные поступки. Лили Поттер не была исключением. Когда она влетела в детскую и увидела, как Темный Лорд выцарапывает ногтем на лобике ее сына что-то непонятное, от ужаса и ярости у нее явно помутился рассудок. Ничем иным объяснить тот факт, что она бросилась на сильнейшего темного мага того времени с голыми руками, без палочки, объяснить нельзя. И как потом с гордостью говорил Воробей, Реддл откровенно струхнул: эта чокнутая фурия едва не выбила палочку и чуть не лишила Лорда глаз. Героическая женщина, наш человек!

На увещевания эта бестия не реагировала совершенно, поэтому он все же исхитрился ее оттолкнуть, а после заавадил. Но на этом неприятности не закончились: от толчка «сумасшедшей мамаши» палец Лорда дернулся, прочертив глубокую зигзагообразную царапину на лобике мелкого, и тем самым начисто загубил заготовку под хорпакрат. К тому же от криков матери проснулся полуторагодовалый мальчишка и заорал, что есть мочи. Это стало последней каплей для нежной психики Реддла, и он, коротко чертыхнувшись, бросил Аваду в истошно вопящее исчадие Ада. За что и поплатился: следующее и последнее, что запомнил Лорд, была ослепительная вспышка ядовито-зеленого света. А дальше уже была Албания, Квирелл, эксперименты со змеей, Хвост и кладбище…

74. Разговоры

Правда о том, что на самом деле произошло в тот роковой вечер, несколько выбила меня из колеи. И Воробушка тоже. Нет, я знала, конечно, что официальная версия и то, что вешал на уши шкету Дамблдор — чушь полнейшая. Какая, sa diabhal, материнская жертва, тем более в исполнении Лили Эванс? (п/а: ирл. к дьяволу) Что, кроме миссис Поттер, никто под Авады не бросался, защищая своих детей? Опять же, маглы и защита на крови?! Еще большая нелепость! Naomh Pádraig! (п/а: ирл. Клянусь Святым Патриком!) Как можно было этим объяснить ставшего пеплом Квирелла, я вообще не понимала: ведь когда в августе Поттер жал руку уже одержимого Лордом заики в лиловом тюрбане, ничего не произошло. Было бы забавно, если бы Дамблдор сам в это поверил! Потому как сгорел этот самый неудачник потому, что больше всего на свете боялся именно умереть в огне, а птах просто усилил его страх и внушил, что от прикосновений к Поттеру чувак горит. Самовнушение — опасная штука, особенно, если ты маг…

— Как ты со всем этим живешь, Пат? — спросил, затягиваясь, мелкий. Судя по всему, это была не первая его сигарета. Scrios Dé, как-то я упустила этот момент. (п/а: ирл. Черт побери!) Да фиг с ним, сама хороша…

— С чем «этим»? С Тварью? — Воробей кивнул. — Так я с ней больше не живу, — я усмехнулась. — Молча, птаха, молча.

Шкет только зло фыркнул и закашлялся. Я сочувственно похлопала ему по спине: пусть сегодня я смогла зажечь слабенький Люмос, на Анапнео моих силенок не хватило бы.

— И чего ты запсиховал, а? Может, ни черта у Лорда не получилось с переселением.

Гарри только на это хмыкнул:

— Ага. Только как еще объяснить мои сны и то, что я, недоучка пятнадцати лет, пролез за щиты сильнейшего менталиста столетия?

— Да ладно! — закурила уже я.

— Ты те щиты не видела. Фиг пробьешь.

Мне это упадническое настроение совсем не понравилось, так что я дернула парня за изрядно отросшие пряди волос и сказала:

— Эта хрень в тебе тихо спала четырнадцать лет. И сейчас спит, так? — Гарри кивнул. — Что изменилось от того, что ты о ней узнал?

Подросток дернул плечом.

— Не знаешь? Так чего психуешь попусту? Ты мне лучше скажи, давно ли ты, птаха Божья, куришь?

— На третьем начал, после Воющей хижины. Просто как-то раз наткнулся на заначку ребят со старших курсов, ну и…

— А от меня чего ныкался? — вряд ли я смогла ему что-либо запретить, так хоть откровенную дрянь бы не смолил.

— Да я не ныкался. Домой приехал — и как отрезало. Просто не хотелось, даже не вспоминал о куреве.

Dia ár sábháil! (п/а: ирл. господь всемогущий!) Чудненько! Ладно, нахрен лирику, поистерили — и хватит!

— Давай-ка еще раз. Если ты этого козла убьешь — он захватит твое тело, так? А если дядюшку Фестера уконтрапупит кто-нибудь другой?

Воробей задумчиво выдохнул дым и неопределенно дернул головой:

— Учитывая, что якорей, кроме меня, у него больше нет… — он многозначительно ухмыльнулся.

— Чудненько! — я достала новую сигарету. Чует мое сердце, я за сегодня точно выкурю всю пачку. A Chríost na bhFlaitheas! (п/а: Христос Небесный!)

— Я тебе еще не все рассказал, — как-то зло произнес мелкий. Нет, ну все, завтра придется за сигаретами переться! — С Реддлом вроде все понято, так? А вот если убьют меня… — Гарри с силой затушил бычок. — Если меня убьет Лорд, то эта focál во мне, — он постучал по воспаленному шраму, — помрет вместе со мной. (п/а: ирл. хрень) Или я без нее. А если кто другой покусится или сам дам дубу из-за несчастного случая, то здравствуй, Том!

Damnú air! (п/а: ирл. Проклятье!)

— Что ж, — помолчав, ответила я, — это многое объясняет. Чулан у Дурслей и первый курс уж точно.

Воробей кивнул, крутя в руках пустую чашку:

— Дамблдор о хорпакрате знает.

Я дернула уголком рта и сделала еще одну затяжку:

— Ну, значит, в Хогвартс ты точно не вернешься. Вот беда-то, а?

Подросток криво улыбнулся, и встал к печке. Ну и чудненько, раз аппетит появился, значит, мелкий более-менее успокоился.

Однако несколько часов спустя шкет вновь завел речь о хорпакрате. На этот раз разговор шел о том, как бы избавиться мелкому от подселенца. И мысли Гарри по этому поводу мне не понравились совершенно. Ни капельки. Потому как идея отрезать кусок собственной души с частицей души Лорда, как какую-то раковую опухоль, на гениальную не тянула, совершенно.

— А что в этом такого? — удивился он.

— Ты хоть знаешь, насколько эта дрянь в тебя вросла? Очень может быть, что «вырезать» придется слишком многое. Ладно, если твой парселтанг. А вдруг ты вообще говорить не сможешь? Или останешься на всю оставшуюся жизнь овощем.

Мелкий упрямо скрестил руки на груди:

— Нет, in ainm Chroim! (п/а: ирл. Черт возьми!) Стоит все оставить как есть! А еще лучше, разбудить Реддла!

Я подскочила, сделала пару шагов по кухне и со злости пнула подвернувшийся под ноги старенький табурет:

— Ты хоть понимаешь!.. — Слова, даже нецензурные у меня разом закончились. Я буквально заставила себя медленно вдохнуть и выдохнуть. Воробей все так упрямо смотрел на меня исподлобья. Его криво — лишь бы на глаза не лезла и ладно — обскубанная челка стояла дыбом. Да уж, выросла деточка! Это тебе не тощий встрепанный птенчик на пустыре!

Устало опустившись на многострадальный табурет, я сгорбилась и, уставившись на пол, спросила:

— Гарри, ты хоть понимаешь, что для этого нам придется сделать?

Подросток опустился передо мной на корточки и положил шершавую ладошку мне на скрещенные кисти, явно пытаясь унять гнев и страх, охватившие меня.

— Патти, — тихо сказал он, глядя мне в глаза, — я знаю. Я прочел то, что ты перевела из книги Бойлов. Но что нам еще остается?

Ну да, действительно… Вот зараза!

— Вот только не надо на мне свои фокусы отрабатывать!

Мелкий улыбнулся и демонстративно поднял руки.

— Даже и не собирался! — а в глазах черти рил пляшут.

Вот что с этим оболтусом делать, а?! Не уши же драть… Чудненько!

План Воробья мне не нравился по одной простой причине: дабы избавиться от осколка души Реддла, шкет вовсе не собирался раскалывать свою душу. Фактически, отрезать кусочек души должна была я, а уж нужную область он бы мне с радостью показал. Вот только была одна закавыка: ритуальная хирургия души по сути являлась натуральной пыткой. Короче говоря, мелкий попросил провести над собой тот самый ритуал, которым меня трое суток убивали Бойлы. Чудненько!

Конечно, о семидесяти часах боли и речи не было. Как там выразился этот умник: «Всего-то и нужно, чтоб отрезать вот такусенький кусочек» — но можно подумать, что это меня могло успокоить! Хотя трепыхалась я, конечно, напрасно, не хуже птаха понимая, что иного, более оптимального решения проблемы с хорпакратом у нас попросту нет. Но от этого желания причинить боль своему ребенку как-то не прибавлялось. A dhiabhail! (п/а: ирл. Дьявол!)

Ко всему прочему, было бы желательно успеть с хирургией души до конца октября: период от Самайна до Имболка в книге Бойлов был назван временем мертвых, когда всякий ритуал следовало бы проводить только после его одобрения предками, а я попросту не знала, как это сделать. Оно, конечно, все ересь и научно не доказанные суеверия, но Темный Лорд тоже так думал, где теперь этот Лорд? Ждать до февраля у нас с Воробушком охоты было мало, так что на все про все был какой-то месяц. А ведь мне еще нужно было хоть немного оправиться от магического истощения и поглощения Твари. И после ожесточенного спора мы решили: если до середины октября я успею восстановиться — то проведем операцию, а если нет — то и горячку пороть не стоит: Лорд замечательно пролежит себе до февраля, благо средства на это теперь в наличии были. Но до чего ж было досадно тратить деньги на такую faic na fríde! (п/а: ирл. хрень, фигня)

75. Ритуал

Наверно, все же не стоило идти на поводу нетерпеливости мелкого. Возможно, если бы мы дождались февраля, я бы не валялась сейчас на полу, схваченная за шею и не пыталась бы противостоять сильнейшему легиллименту столетия. А может быть и нет: учитывая особенности физиологии змеемордого, до Имболка мы вообще могли не дотянуть. Дело в том, что новое тело Реддла обладало чудовищной приспособляемостью и адаптивностью, в том числе и к ядам.

Как бы то ни было, когда уже через месяц после визита в Гринготтс я начала вполне уверенно — на уровне года эдак восемьдесят девятого — орудовать палочкой, мы все же решились на тест-драйв. Нет, резать я ничего не собиралась, как бы меня шкет ни уговаривал, а вот посмотреть, так та же ладанка отреагирует на бойловский ритуал, посмотреть стоило. Да и выявить связь Воробушка и Лорда было бы неплохо. Но от моего насмешливого «Мазохист!» все вышеперечисленное Гарри не спасло: само по себе отображение души было для субъекта ритуала весьма болезненными. Чудненько!

Итак, после того, как то ли девятого, то ли десятого октября мы с мелким устроили маленькую магическую дуэль, началась подготовка к ритуалу. Он был назначен на двадцать четвертое число — ближайшее новолуние — и мелкий еще сокрушался: тогда же должно было произойти полное затмение, что делало этот день абсолютно идеальным для сеанса душевной ампутации. Досокрушался: правильно восточные мудрецы говорили об исполнении желаний.

Те две недели подготовки для нас пролетели быстро. Пост, медитация, ритуальные омовения — в ледяной воде, между прочим, редкая мерзость, тем более по осени на Козуэе. Погода, кстати, портилась не по дням, а по часам, и уже невозможно было поверить, что совсем недавно в бухточке царило вполне себе солнечное и ласковое лето. Зато мелкий все же обновил свой гардероб, пусть это и была только магловская одежда. В магической пока смысла не было: в конце сентября его колдографии вновь вернулись на передовицы магических газет. Да и ладанка в сентябре-начале октября дергалась как живая.

Наступление по всем фронтам на Альбуса Дамблдора не закончилось для дедули потерей поста Главы Визенгамота и кресла Председателя МКМ, и, Naomh Pádraig, как же по этому поводу злорадствовали ирландские борзописцы! (п/а: Во имя Патрика!) О, нет, теперь Министерство и некоторые чистокровные замахнулись на святое: должность директора Хогвартса. Поскольку за него Пожиратель Долек держался зубами, в дело пошло все, что было в наличии. Поэтому с первого сентября в школе начала свою работу министерская комиссия, проверявшая качество обучения, а три недели спустя к процессу подключили мисс Скитер. Мерзкое насекомое, судя по всему, еще летом добралось до Литтл-Уингинга и после отмашки заказчиков еженедельно (для поддержания нужного градуса настроений электората) радовала опусами о детстве и отрочестве Мальчика-Который-Выжил. На свет постепенно вытаскивалось все: и диагноз детского психолога, и драки, и отношение к ребенку соседей. Вишенкой на торте стало интервью великолепной Риты с маленьким магленком Раулем. Этот наполовину филиппинец так же, как и некогда мелкий, частенько служил грушей для Дадликовой банды. Так что он прекрасно знал и об «охоте на психа», и о том, как мелкий заслужил репутацию отъявленного хулигана. Более того, кое в чем Поттер был для Рауля образцом для подражания, а его «Он не побоялся выйти один против пятерых и победил!» было вынесено в заголовок. А ведь не только Скитер занималась директором, так что популярность Дамблдора резко пошла на спад. По всему выходило, что в следующем году в Хогвартсе будет другой директор. Rath ar an obair! (п/а: ирл. Бог в помощь!)

А пока господин бывший — как приятно-то звучит — Глава Визенгамота судорожно пытался замедлить свое падение, я из абсолютно диких компонентов делала специальные свечи. И пусть половину всей той дряни я добыла сама, по моргам и клиникам, для оставшейся половины пришлось покрутиться будь-здоров. Кроме того, стоило еще и задуматься об инструментарии, так неосмотрительно — кто ж знал, а? — мною проданном. Понятно, что все мне и не было нужно, а кое-что, опять-таки, можно было сделать своими руками, вроде палочки против прикусывания языка. Но вот от набора ножей, щипцов и прочего из обсидиана общей численностью в сто предметов остался лишь обломок ножа в несколько дюймов. А нужен был хотя бы серп, несколько гвоздей и скоб и пара фиксаторов. Однако я не унывала, считая, что до февраля я необходимый минимум добуду. Как в дальнейшем оказалось, в случае крайней необходимости обломок ножа прекрасно способен заменить весь инструментарий. Не сказать бы, что я была этому случаю рада.

Что интересно, никаких дурных предчувствий по поводу предстоящего ритуала у меня не было. Я даже Добби велела ложиться спать, отказавшись от его помощи: ушастик плохо переваривал темную магию, так чего зря дергать бедолагу? Вечером двадцать третьего я, больше из мелкой мести, чем по необходимости, побрила Воробья налысо, и тот весь ужин радовал нас своим скорбным видом и оттопыренными ушами. Собственной лопоухости подросток еще с сопливого детства стеснялся и считал невообразимым уродством. Помнится, постричь в первый раз я его смогла с большим трудом, и только заверения от меня, парикмахера и продавщицы мороженого в том, что стрижка ребенку к лицу, смогли хоть чуть-чуть вернуть пацаненышу душевное спокойствие. Порция фруктового льда закрепила успех.

В половину пятого утра мы начали. Мелкий окунулся в находившуюся чуть ниже пещеры ритуальную купель, которая наполнялась из близлежащего ручья. Мокрый и дрожащий, он растянулся на темном жертвенном камне, а я, сама несколько часов назад побывавшая в той же прохладной водичке, надежно зафиксировала его руки, ноги и голову. Потом я его напоила зельем, которое должно было погрузить подростка в транс. Чтоб в процессе шкет не прикусил язык, между зубами была вставлена деревяшка. Потом расставила и зажгла свечи. Освещение в пещере было потушено, только около нашего коматозника горел слабый огонек. Я вытащила палочку и, выдохнув, решительно произнесла начальную фразу ритуала. Свечи затрещали, тело мелкого перестало дрожать и вытянулось в струнку, а на стене начала формироваться эдакая темная клякса, должная отображать его душу. Потом зашипел от первых болевых приступов мелкий. К тому времени, как невнятное пятно на стене пещеры стало более-менее похоже на то, что было нарисовано в манускрипте Бойлов, у меня начали подрагивать руки. Ритуал тянул из меня силы как пылесосом. Воробей же бился в фиксаторах как под Круцио.

В принципе, на этом можно было и заканчивать: игра теней от жутко вонючих свечей создала практически трехмерную проекцию, на которой ясно была видна связь между шкетом и Реддлом. Уж не знаю, как ее для себя видел Воробушек, но на стене она отображалась пучком довольно-таки мерзких щупалец. Была бы я менее привычна ко всяким там потрохам, личинкам и заспиртованным младенцам, давно бы сблеванула. Я уже собиралась потушить свечи, как заметался и протестующее замычал мелкий, а сами щупальца черной, как битум, волной пошли от Реддла к Гарри. И когда я проследила взглядом за щупальцами, у меня зашевелились волосы от ужаса: змееобразный гуманоид на кровати шевелил руками и головой, явно пытаясь освободиться.

В панике я замерла на месте на пару секунд, однако темная дрянь, будто пытающаяся влиться в мелкого, заставили отмереть. Пока Воробушек держался и блокировал извивающиеся отростки, но насколько его хватит, я не имела понятия. Надо было срочно что-то делать. И я заметалась по столам. Обломок ножа, которым, возможно, резали меня саму, был найден быстро. А вот чем заменить чашу с жидким копалом, я не представляла. (п/а: Копал — твёрдая, трудноплавкая, имеющая химическую стойкость, похожая на янтарь ископаемая природная смола, одна из лучших натуральных имитаций янтаря) В отчаянии оглядевшись, я наткнулась взглядом на янтарный кулон с клевером, подаренный мне мелким на втором курсе, и наудачу схватила его. Нашарила в одном из ящиков медицинские щипцы и перчатку из драконьей кожи, с помощью которых обдирала ядовитый мох. Положила рядом с жертвенником гоблинский боуи мелкого, лежавший на стопке его одежды. Потом от души помолилась, попросила у кого можно и нельзя удачи и подошла к жертвеннику. По лицу мелкого уже катились крупные капли пота, дыхание было хриплым со всхлипами.

Еще раз оглянувшись на Реддла, я резко выдохнула и занесла нож. Резать предполагалось по телу, глядя на тень. Первый удар я нанесла по самому толстому щупальцу, который рос от места, где располагался знаменитый шрам. Мелкий завыл от боли, когда кончик ножа коснулся воспаленной кожи. Постаравшись не отхватить ничего лишнего, я подцепила ножом щупальце, дернула и подсунула под его изгибающийся кончик янтарную пластинку. Было бы время, я б выругалась, глядя как черная мерзость, вытекавшая из шрама, впитывается в янтарь. Но времени не было, и я принялась на следующий отросток. Всего их было около десятка: лоб, темя, виски, за ушами, на гортани, чуть ниже глаз. Лицо мелкого покрыли обильно кровоточащие порезы, и каким чудом я не задела глаза, я была без понятия. От боли Воробей уже хрипел, на груди в такт сердцу багряным пульсировала ладанка. Щупальца пытались соскользнуть с ножа, а одно даже едва не присосалось к моей левой руке, но я его попросту рубанула, с мимолетным удовольствием услышав тот стон боли, изданный высоким, чистым, вымораживающим внутренности голосом змеемордого.

Наконец, все отростки были собраны в почерневшей янтарной пластине. Мелкий вроде бы потерял сознание: он лежал, не шевелясь, и только еле вздымающаяся грудь говорила, что подросток жив. Я оглянулась: Реддл уже встал с кровати и пытался пройти ограждающий круг. Про себя, но от души пожелав ему провалиться ко всем чертям, я сняла фиксаторы с Воробушка, потом взяла нож шкета и, положив пластинку на пол, от души вонзила его в кусок янтаря. Она треснула, а меня отбросило в сторону. На какой-то миг я потеряла ориентацию в пространстве, а следующим, что я увидела, были алые буркалы Тома Реддла.

Когда Воробей говорил, что Том — сильнейший менталист столетия, я как-то отстранено это восприняла. Зато теперь сполна осознала, что именно это значит: Реддл проламывался в мое сознание с неумолимостью снежной лавины. Я попыталась отвести глаза, надеясь хоть чуть ослабить напор, но где уж там! Зато увидела нож. Палочку у меня уже выбили, а удары руками и ногами не произвели какого-либо эффекта, только ледяные пальцы с острыми когтями еще сильнее впились в горло. И тут краем глаза я заметила шевеление теней. Поняв, что это, я совершила абсолютно безумный поступок.

Резко, из последних сил сначала усилила сопротивление, а потом полностью раскрылась. На пару мгновений это заставило Реддла потерять ориентацию, а я уже забрасывала его воспоминаниями, как можно более подробными: вот я просыпаюсь на ледяных камнях Козуэя, мне холодно-холодно-холодно, так, что даже Том чувствует этот пронизывающий до костей ветер. Вот я убиваю, вот я пытаю, вот я просыпаюсь рядом с Бананом, вся в крови, и Тому нравится то, что он видит. Нравится так, что на еле слышный лязг ножа он реагирует чуть погодя. Опоздав на долю секунды и на целую вечность. Потому что Воробей успел подобраться к нему со спины и вскрыть его горло от уха до уха. Так, как я когда-то его учила. Ха! Go hIfreann leat, a chladhaire! (ирл.: Катись в ад, ублюдок!) Тебя там уже заждались! Fáinne óir ort, Воробушек! (п/а: ирл. Молодец)

Я еле успела подправить движение Реддловой тушки так, чтобы этот выродок не грохнулся на меня, однако это не уберегло мое лицо от хеймы, от которой я с трудом отплевалась. Вытерев лицо рукавом ритуальной мантии, я приподнялась на локте и попыталась отползти от Тома. В паре шагов так же ползком к выходу двинулся шкет. По ходу, ни у кого из нас сил, чтоб подняться на ноги, не было. I gcuntais Dé, что там подняться, сил на разговоры даже не было! (п/а: ирл. Господь свидетель!) Так что я просто мотнула головой к выходу, и мы поползли, инстинктивножелая оказаться от валявшегося в луже собственной крови гуманоида как можно дальше. По пути наткнулись на палочку. Так мы и выбрались на четырех костях на бодрящий ветерок побережья: мелкий в одних трусах и намертво зажатым ножом в руке и я — с палочкой и в заляпанной всякой дрянью мантии.

И тут черт меня дернул оглянуться. То ли Реддл и в самом деле зашевелился, то ли меня приглючило, но это зрелище стало последней каплей для моих истерзанных за это ainnis утро нервов. (п/а: ирл. дерьмовое) Запаниковав, я подняла палочку и захрипела, что было сил:

— Финдфайр! — вкладывая в заклинание всю магию, гнев и страх, что еще оставались.

Яркое пламя осветило пещеру, за какой-то миг охватив все, что там было. Казалось, пылало все, даже то, что гореть не может. Стена пламени почти добралась и до меня, но тут земля затряслась, и вход запечатало камнями. Наверное, это был Добби, которого сумел позвать мелкий. Домовика я так и не увидела: грохот камней был последним, что я услышала прежде, чем тьма окончательно и бесповоротно поглотила меня.

Эпилог

Рыжий пушистый хвост дергался в такт незамысловатой, но от этого не менее заводной мелодии. Он, да еще порой дергавшееся на особо пронзительную трель вистла левое ухо свидетельствовали, что громадный полукнизл, развалившийся на весь подоконник, не спит. Что характерно, на стук работающей печатной машинки и на звук перевода каретки наглый котяра даже не реагировал: привык за последние месяцы. Добби поставил точку и вытащил лист из практически антикварного «Ундервуда». Этот шедевр магловской технической мыли прекрасно работал, несмотря на возраст и двойной переезд: сначала из Англии в Ирландию, а потом из Ирландии в Новый Свет. И теперь с помощью этого агрегата он только что закончил свою первую книгу, состоящую их немного адаптированных под человеческих детей сказок и легенд домовых эльфов. И пусть это стоило самому домовику кучи нервов и вконец испорченных отношений с большей частью его народа, сам Добби считал, что это того стоило: не так уж и много прошло с момента заключения первого рабского контракта, а письменность самих эльфов практически утеряна. Что уж говорить об истории, языке и литературе!

Эльф резво спрыгнул со стула и, покачивая ушами в такт музыке, сложил рукопись в специальную коробку и, накрыв ее крышкой, наклеил поверх лист с адресом. Покрутив коробочкой в воздухе и несколько раз подпрыгнув, он довольно улыбнулся: все! Теперь отослать в издательство и изо всех сил надеяться, что мисс Ли не отправит сказки в третий раз на доработку. Вот честно, Добби иной раз думал, что это не она предложила издать одной книжкой его сказки, которые печатала местная газета на последней странице, а он бегал и надоедал уважаемому редактору: «Пожалуйста, посмотрите мои сказки!» Какая нелепость, хотя мисс Патти бы и выразилась гораздо ярче, образнее и откровенно нецензурно!

Кстати о мисс Патти! Добби посмотрел на часы и прикинул, что до прибытия самолета осталось всего ничего, а значит, совсем скоро сэр Гарри переступит порог их квартирки. Поставив коробочку обратно на стол, домовик отправился на кухню. Инспектировать, все ли готово и не надо ли за чем-нибудь по-быстрому сгонять в лавку. Но нет, все было на месте. Не вытерпев и утянув один боксти, эльф задумчиво его сжевал, размышляя, настучать ли сэру Гарри или нет о том, что мисс Патти опять впуталась в очередную авантюру и целых три раза за последний месяц моталась на Кляйн-Кюрасао? (п/а: боксти — традиционные ирландские картофельные блинчики. Кляйн-Кюрасао — необитаемый остров в Карибском море в группе Малых Антильских островов) И надо было тому ирландцу зайти именно в их букинистический магазинчик! Нет, Добби понимал, что сидеть за конторкой и заниматься всякой там бухгалтерией — невыразимо скучно, особенно для такой женщины, как мисс Патти. Однако с отъездом сэра Гарри в Салернскую врачебную школу именно его обязанностью стало следить за здоровьем мисс Патти и помогать ей по мере сил. (п/а: Салернская врачебная школа — первая медицинская школа в Западной Европе, возникшая в г. Салерно в IX веке.) И при всем к ней уважении, мисс Патти совершенно не думает, что будет со всеми ними, если вдруг с ней что-то случится!

В расстройстве слопав третий блинчик, эльф волевым усилием убрал себя от холодильника и решил не портить праздник. Тем более что по разработанной сэром Гарри и его коллегами методике в Лондоне смогли вернуть разум родителям бывшего сокурсника сэра Гарри по Хогвартсу. Об этом даже в газетах писали. И из госпиталя Хопкинса пришло поздравительное письмо, в котором говорилось, что столь многообещающего колдомедика с распростертыми объятьями ждут в альма-матер. (Госпиталь (больница, клиника) Джонса Хопкинса (англ. Johns Hopkins Hospital) является университетской клиникой и центром биомедицинских исследований Медицинского факультета университета Джонса Хопкинса. Расположен в Балтиморе, штат Мэриленд (США))

А сказать он может и потом, когда они все вчетвером на пару недель отправятся в Ирландию. Или позже. Да ладно, в самом деле, неужели он, свободный эльф Добби, не сможет проследить за безопасностью мисс Патти без помощи сэра Гарри? За злым Реддлом смог, а за мисс Патти не сможет? Смешно же, честно! Вот и чудненько, как любит приговаривать мисс Патти, решено! А время в Ирландии он проведет иначе. По какой-то причине там замечательно пишется, и можно подумать над идеей для второй книги. Жаль только, что одну историю он все же не напишет. Как бы ему ни хотелось рассказать людям порой горькую и страшную сказку о героях и чудовищах, людях и нелюди, о том, как человек превращается в чудовище, а чудовище может стать героем, о неунывающей женщине и смелом мальчике, а так же об их верных спутниках, Добби этого никогда не сделает. Некоторые тайны не стоит раскрывать, особенно если от этого зависит мир и покой тех, кто тебе дорог…

Трансгрессионный хлопок прервал размышления странного домовика, почти ставшего детским писателем. Смех и шуточная перепалка, прозвучавшие из прихожей, означали, что сэр Гарри дома, а значит вся их странная, но от этого не менее дружная семья наконец-то в сборе! Чудненько!


КОНЕЦ


Оглавление

  • Ushba Чудовище
  •   Пролог
  •   1. Пробуждение
  •   2. Осознание
  •   3. Хинчли
  •   4. Воробей
  •   5. Магия и прочие фокусы
  •   6. Взаимоотношения
  •   7. День рождения
  •   8. Ренопротекция
  •   9. Ненависть
  •   10. Приключения Воробья
  •   11. Внешкольные занятия
  •   12. Добби, Дурсли и Уизли
  •   13. Друзья и враги
  •   14. «Флориш и Блоттс»
  •   15. Месть обиженного ребенка
  •   16. Приступ сострадания
  •   17. Хэллоуин
  •   18. Самое безопасное место в Англии
  •   19. Наследник Слизерина
  •   20. Возвращаясь к началу
  •   21. Рождественские мистерии
  •   22. Шинейд
  •   23. Затишье перед бурей
  •   24. Полоса неудач
  •   25. Наемный работник
  •   26. Битва в Тайной комнате
  •   27. Конец семестра
  •   28. Сюрприз в кустах
  •   29. Память
  •   30. «Дырявый котел»
  •   31. Ни дня без приключений
  •   32. Круговерть
  •   33. Кое-что об опасности и благородных героях
  •   34. Сын своего отца
  •   35. Традиции
  •   36. Прогулка
  •   37. Веселые каникулы
  •   38. Зелья
  •   39. Оптимизм
  •   40. Девушки
  •   41. Фарс в полнолуние
  •   42. Кошмары на каникулах
  •   43. Прочь из Англии
  •   44. Последние дни лета
  •   45. «Хогвартс-экспресс»
  •   46. Найти Тома Реддла
  •   47. Начало семестра
  •   48. Прогулка на кладбище
  •   49. Срыв
  •   50. Когда нервы ни к черту
  •   51. Первое испытание
  •   52. Винки
  •   53. Сюрпризы и подарки
  •   54. Хейма Лорда
  •   55. Прикладная нумерология
  •   56. Второе испытание
  •   57. Проблемы
  •   58. Сомнения
  •   59. Ритуал
  •   60. Подготовка
  •   61. Кость, плоть и кровь
  •   62. Схватка
  •   63. Покидая Мэн
  •   64. Козуэй
  •   65. Статьи и слухи
  •   66. Сделка со Скитер
  •   67. Костерост
  •   68. (Не)оправданный риск
  •   69. Секрет бессмертия дядюшки Фестера
  •   70. Кольцо и диадема
  •   71. Медальон
  •   72. Ва-банк!
  •   73. Хорпакрат
  •   74. Разговоры
  •   75. Ритуал
  •   Эпилог