Восток в борьбе за религиозное влияние на Руси [Анатолий Петрович Новосельцев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Объединение основной части восточных славян под главенством Киева в конце IX в., ознаменовавшее собой создание Древнерусского государства, — веха в их истории и в развитии стародавних русско–восточных связей. Империя Рюриковичей, как называл Киевскую Русь К. Маркс, унаследовала от более ранних восточнославянских политических объединений и те контакты с восточными соседями, что были прежде, и те проблемы, которые возникали вследствие этих контактов.

Внешняя политика Киевской Руси на различных этапах ее истории изучена в отдельных аспектах (например, западном) лучше, чем в других, что объясняется разными причинами: одна из них — состояние источников. В настоящей главе рассматриваются преимущественно политические связи Древнерусского государства со странами Востока. Эти вопросы имеют свою историографию (труды В. В. Бартольда, В. Ф. Минорского, Б. Н. Заходера и др.). Мы же попытаемся на основе оригинальных источников на арабском, персидском, древнееврейском, сирийском и других языках дать по возможности более полную картину русско–восточных связей в X — первой половине XI в. и определить их значение для внешней политики Древней Руси и ее идеологии.

Восточные источники имеют исключительно важное значение для древней русской истории, хотя зафиксированные в них данные, касающиеся IX в., не всегда ясны, главным образом в силу почти полного отсутствия параллельного материала.

Гораздо лучше обстоит дело с материалом по X‑XI вв. Здесь восточные авторы приводят уникальные сведения о походах русов на Восток, об их торговле с Передней Азией, о крещении Руси и др. Хотя главная задача данной главы — показать идеологические (религиозные) контакты Древней Руси со странами Востока, эта задача может быть реализована лишь при условии воссоздания (насколько позволяют источники) всей системы контактов Руси с ее восточными — ближними и дальними — соседями.

Великий князь киевский в X и даже в XI в. носил восточный титул хакан (каган), что равнозначно западноевропейскому "император"[1]. И хотя на протяжении X в. рост связей с Византией наблюдался в большей мере, отношения со странами Востока продолжали играть в жизни Руси немалую роль. Восточнославянский мир, занимавший значительную часть Европейского континента, уже в силу своего географического положения всегда был как бы мостом, связывавшим прочие европейские страны с народами и государствами Востока[2].

Нелегко сравнивать значимость связей Древней Руси с ее западными, северными, южными и восточными соседями. Очевидно, все они имели большое значение и для самой Руси, и для ее партнеров, хотя, конечно, в разное время роль их не была одинаковой. Весьма устойчивыми были отношения с Византией. Разумеется, очень тесными были контакты восточных славян с западными и южными, а также с венграми, обосновавшимися с конца IX — начала X в. в Паннонии, а до того более полувека обитавшими в Ателькёзе (очевидно, междуречье Днепра и Днестра). Нельзя отрицать и большое значение русско–хазарских связей, хотя состояние источников не дает возможности полно и подробно их изучить. Именно через пределы Хазарского каганата, который в VII‑VIII вв. и даже в первой половине IX в. являлся крупнейшим государством Восточной Европы, восточные славяне поддерживали контакты с народами Кавказа, Средней Азии, Ирана, арабскими странами. Уже в IX в. русский князь, приняв титул хакана, как бы символизировал этим свое могущество в пределах Восточной Европы и независимость от Хазарии. Что же касается Арабского халифата Аббасидов, то он уже со второй половины IX в. начал распадаться на отдельные независимые и полунезависимые государства, правители которых признавали лишь верховное главенство Багдада, да и то не всегда. В X в., особенно с его середины, когда халифы стали фактически пленниками реальных правителей государства — Бундов, политическое могущество "наместников пророка" значительно уменьшилось.

Зато в плане экономическом мусульманские страны превосходили государства Европы, и уже поэтому торговые связи Руси с мусульманским миром продолжали играть немалую роль и позже, когда нашествие сельджуков еще более урезало власть халифа, а с другой стороны, началось раздробление Древнерусского государства на уделы. Временный подъем политического могущества Византии в X — первой половине XI в. также оказал свое влияние на характер русско–восточных связей, например в период принятия Киевской Русью христианства по византийскому образцу. Одним словом, при периодизации развития древнерусско–восточных связей необходимо учитывать самые разнообразные исторические явления той эпохи, начиная от внутреннего положения самой Руси, степени развития там феодальных отношений и кончая экономическим и политическим положением сколько‑нибудь значительных государств Европы и Передней Азии вплоть до омейядской Испании, имея в виду интерес, проявленный там в середине X в. к Хазарии и ее соседям, включая Киевскую Русь[3].

В древнерусских письменных источниках сохранилось относительно немного известий, касающихся восточной политики. Достаточно сказать, что знаменитые походы первой половины X в. на Восток в русской летописи даже не упомянуты. Мало данных о походах Святослава на хазар, завершившихся, как известно, уничтожением Хазарского каганата. Только из мусульманских хроник мы черпаем известия о русах в Дербенте в конце X в., об их походах в Закавказье в 30–е годы XI в. и т. д. Такая неосведомленность русского летописца XII в. отчасти, надо полагать, объясняется тем, что деятельность русов на Востоке, например в 20-30–е годы XI в., определялась не Киевом, а временно обособившимся Черниговско–Тмутараканским княжеством. Кроме того, нельзя не учитывать и то немаловажное обстоятельство, что древнерусские летописцы принадлежали к духовному сословию, так или иначе связанному с Византией, и восточные походы древнерусских князей–язычников для них не представляли такого интереса, как отношения с Византией. Поэтому подавляющее большинство известий об этом направлении в политике древнерусских князей мы черпаем из восточных источников.

Объединение Киева и Новгорода с последующим присоединением к Киевскому государству других основных восточнославянских земель сделало Киевскую Русь ведущей политической силой в Восточной Европе. В самом деле, Хазарский каганат уже давно шел к неизбежному упадку. Для Руси роль этого государственного объединения, в котором сами хазары составляли небольшую часть населения, к тому же разбросанную на значительной территории, заключалась в том, что определенное время оно не допускало на правую сторону Волги кочевников из Азии. Прорыв мадьярских племен в 30–е годы IX в. поколебал такое значение Хазарии, а захват южнорусских степей печенегами в самом конце IX в. показал, что хазары уже бессильны перед натиском кочевников с востока.

В X в. печенеги стали серьезной политической силой на юге Восточной Европы. Отношения с ними Киева были сложными. Византия рассматривала печенегов как свою главную возможную опору в странах к северу от Черного моря, в том числе в борьбе против усиливающегося влияния Руси[4]. Внутриполитическое положение Хазарии в первой половине X в. также осложнилось. В столице Хазарии Атиле возросло влияние придворной мусульманской гвардии, состоявшей из выходцев из Хорезма[5]. Хазарский царь, исповедовавший иудаизм, был вынужден считаться с нею. Другое значительное политическое объединение Восточной Европы, Волжская Булгария, находилась под властью хазар[6]. Попытки правителя этой страны в 20–е годы X в. освободиться от их власти, приняв ислам и обратившись за поддержкой к багдадскому халифу, успеха, очевидно, не имели. Можно предполагать, что Волжская Булгария стала самостоятельной только после крушения Хазарского каганата под ударами войск Святослава.

Северный Кавказ X в. представлял собой конгломерат племен, племенных союзов и небольших государственных объединений. Власть хазар над ними в то время, по–видимому, была сведена на нет; указания же в ином смысле, содержащиеся в "Письме" царя Иосифа Хасдаю ибн Шафруту[7], рисуют скорее прошлую, чем современную корреспондентам, картину. Из этих племенных объединений наиболее сильными и многочисленными были касоги (кашаки) — предки адыгов и аланы (асы). Первые занимали основную территорию Западного Кавказа, вторые — Центрального. В Дагестане существовало несколько небольших государственных объединений, которые освобождались от власти хазар и Халифата[8]. Из них наиболее влиятельным в силу своего географического положения был Дербентский эмират. Самым же сильным являлось государство ас–Сарир, расположенное, видимо, в районах расселения аварцев[9]. Для Закавказья X век — период постепенного освобождения от власти Халифата. В борьбу местных политических объединений (армянских, грузинских, Ширвана, Арана и др.) за независимость активно вмешивалась усилившаяся Византия с целью будто бы помочь закавказским, прежде всего христианским, правителям отделиться от Халифата. На деле же, как показали события конца X — начала XI в., Византия заботилась о том, чтобы самой теми или иными путями закрепиться в Закавказье.

Сложные процессы происходили на востоке Ирана и в Средней Азии. Здесь в X в. наиболее крупной политической силой стало государство Саманидов с центром в Средней Азии (Бухара)[10]. Формально Саманиды считались вассалами Багдада — платили небольшую дань, чеканили монету от имени халифа и по пятницам возносили от имени повелителя правоверных молитву в мечетях. На деле же Саманиды были независимы. На протяжении почти всего X века им подчинялся Хорезм — страна, центр которой находился в устье Амударьи. Позже Хорезм освободился от опеки бухарских правителей. На южном берегу Каспия существовало несколько небольших феодальных владений, находившихся в сложных отношениях с Багдадом, Саманидами, а также с наместниками халифа в Азербайджане[11]. Наконец, в западных областях арабского мира, преимущественно в Сирии, властвовали местные правители, Хамданиды, которые вели почти непрерывную борьбу с Византией.

Сама Византийская империя после тяжких для нее VII‑VIII веков при Македонской династии (866-1057) вновь набрала силу и стремилась проводить активную политику на границах с арабами, в Закавказье и на Балканах. Русь первой половины X в. — еще феодализирующееся государство, верховный правитель которого, великий князь киевский, властвовал над постоянно расширявшимся объединением славянских княжеств. В системе взаимоотношений великого князя и его ближайшего окружения с основной массой подвластного населения большую роль играл сбор дани. Он назывался полюдье. Описание полюдья есть в русских (Повесть временных лет), византийских (Константин Багрянородный) и восточных (Ибн Русте, Гардизи и др.) памятниках.

Одним из средств существования, источников доходов социальной верхушки Руси были походы в соседние и отдаленные страны и связанные с этими походами торговые мероприятия, в которых активное участие принимала центральная и местная знать. Однако было бы неверно сводить такие походы только к захвату добычи и торговле в тех странах, куда ходили русские дружины. Киевская Русь тех времен — государство (хотя и раннеклассовое), и ему присущи все внешнеполитические функции, которые свойственны государству такого типа. Эти походы вызывались государственными интересами, приводившими к союзу с одними странами и к войне с другими. Одним словом, уже существовали древнерусская внешняя политика и дипломатия. Оба этих явления государственной жизни лучше всего нам известны на примере русско–византийских отношений X в. Однако внимательное изучение связей с Востоком убеждает в том, что они складывались отнюдь не стихийно; точка зрения историков прошлого столетия, рассматривавших походы на Восток X в. как подобие позднейших казачьих экспедиций по Черному и Каспийскому морям[12], разумеется, должна быть отвергнута.

Киевская Русь и вообще восточнославянские земли были издавна связаны со странами Востока обширными торговыми интересами. Арабские географы IX‑X вв. описывают торговые пути, ведшие из мусульманских стран через владения хазар или Черное море в Восточную Европу, на Русь[13]. Существование этих связей подтверждается находками кладов серебряных дирхемов на Руси, в Прибалтике и других странах, что свидетельствует о развитии транзитной торговли через русские земли. Восточные источники говорят о том, что арабские и другие восточные купцы, как правило, ездили в X в. в Хазарию (до ее крушения) и Волжскую Булгарию. Поездки их в русские земли в то время были, по–видимому, более редкими. С другой стороны, мы знаем о появлении русских купцов в Багдаде уже в IX в.[14] Из "Рисале" Ибн Фадлана следует, что русские воины-торговцы были в 20–е годы X в. обычными гостями у булгар[15]. В хазарской столице Атиле, в устье Волги, образовалась русская колония, обладавшая известной внутренней автономией, в том числе и правом судиться по своим законам, которые ал–Мас'уди (ум. 956 г.) называл обычаями "по велению разума"[16]. Торговые интересы отразились как в договорах русских князей первой половины X в. с Византией, так и в политике на Востоке. Но неверно было бы сводить отношения Руси с Востоком лишь к торговле.

Арабские, персидские, армянские, сирийские писатели сообщают о нескольких военных походах древних русов в прикаспийские области. Что касается самого раннего из этих рассказов, приведенного лишь у историка XIII в. Ибн Исфендийара в связи с событиями 60-80–х годов IX в., то в его реальности нет уверенности. Дело в том, что современник следующего похода русов в прикаспийские земли ал–Мас'уди, не только пользовавшийся местными историческими сочинениями, но и сам посетивший прикаспийские области, опираясь на сообщения местных жителей, заметил, что прежде никаких походов сюда с моря не было[17].

Впрочем, и относительно следующего похода русов на Каспийское море в историографии идут споры. Ибн Исфендийар называет совершенно точную дату этого похода — 297 от хиджры (909-10 г.)[18]. Между тем ал–Мас'уди отмечает, что поход русов имел место после 300 г. х. (912 г.), и в то же время указывает, что точная дата ускользнула из его памяти[19]. Да и в самих описаниях похода у обоих авторов имеются различия. Ал–Мас'уди подробно повествует о том, как русы, договорившись с царем хазар о проезде через устье Волги, затем действовали преимущественно в юго–западных районах Прикаспия (хотя и у него упоминаются Табаристан и Абесгун)[20]. Ибн Исфендийар как местный табаристанский историк в основном и рассказывает о действиях русов в этом регионе, упоминая также о событиях, происходивших в соседнем Гиляне. Несмотря на указанные расхождения, есть основания считать, что речь идет об одном и том же событии. Ведь и Ибн Исфендийар отмечает сражения русов с гилянцами и ширваншахом, а у ал–Мас'уди, пусть вскользь, упомянуты события в юго–восточном Прикаспии. Оба писателя дополняют друг друга. Сложнее вопрос о дате похода. Нам думается, что верна дата, указанная у Ибн Исфендийара. Мусульманские летописцы в вопросах датировки события были весьма пунктуальны. В отличие, например, от грузинских летописей той эпохи мусульманские исторические сочинения — это, как правило, действительно летописи, где события излагаются погодно. Между тем ал–Мас'уди оговаривается, что точную дату он забыл. Если полагаться на его заявление, что до описываемого им события походов с моря в этот район не было, то становится ясным, что за три года до 912 г. русы совершили поход в Прикаспии. Более важно установить мотивы похода и его итоги. Согласно древнерусской летописи, князь Олег в 907 г. ходил на Византию, после чего заключил с империей выгодный для Киева договор. Правда, ряд историков полагает, что похода 907 г. не было[21]. Но это не общепринятая точка зрения. Если же все‑таки признавать реальность похода и договора 907 г., то вполне можно предположить и последовавший через несколько лет поход русских дружин на Восток. Отношения Византии с Халифатом были тогда враждебными. Основными районами борьбы являлись Сирия и Закавказье. В Армении царь Смбат1 Багратуни (891-914) опирался на Византию, император которой пожаловал ему титул тагавора (царя), что символизировало независимость Армении от Халифата. Однако наместник халифа в Азербайджане Юсуф ибн Абу–с-Садж (позже обвиненный в заговоре против своего господина) в то время активно отстаивал интересы халифа в Закавказье. Стремясь нейтрализовать Смбата и настроить против него часть армянских феодалов, Юсуф, в свою очередь, дал корону крупнейшему владетелю восточной Армении Гагику Артсруни, правителю Васпуракана[22]. Война между Смбатом и Юсуфом затянулась, и вполне можно допустить, что Олег послал русские дружины на Восток именно для того, чтобы поддержать сторонников империи в Закавказье. Текст русско–византийского договора 907 г. не сохранился, да если бы он и уцелел, то вовсе не обязательно, чтобы такой договор отражал все аспекты соглашения двух сторон. Могли быть и секретные статьи, устные обязательства.

Русские дружины в данном случае воевали не только с вассалами Юсуфа, но и с прикаспийскими владетелями, зависимыми от другого, на этот раз номинального вассала Багдада — саманидского эмира. Именно его влияние распространялось в ту пору на Табаристан. Действовали русы несколькими отрядами. Пока одни воевали в Табаристане, другие, разгромив в районе Апшерона войска ширваншаха, направились в сторону Ардебиля — тогдашней столицы Азербайджана[23]. Дальнейших деталей ал–Мас'уди не приводит: можно предположить, что либо эта часть похода завершилась неудачей, либо русы по какой‑то причине прервали его в самом начале. Впрочем, и весь поход в прикаспийские области завершился неудачей. Русские дружины понесли большие потери, а затем, возвращаясь на родину, попали в устье Волги в засаду, которую с согласия хазарского царя устроили мусульмане Атиля. Неудачной была и попытки Смбата I выйти из зависимости от Багдада и Ардебиля. Несколько лет спустя он был побежден Юсуфом и погиб[24].

Однако поход, несмотря на такие итоги, имел немалое значение. Во–первых, он продемонстрировал слабость хазарского царя. Тот сначала согласился пропустить русские дружины на Каспийское море, но затем под давлением придворной гвардии сам же позволил устроить засаду Первоначальное содействие русам можно объяснить тем, что Хазария уже чувствовала силу русского князя и не могла отказать ему в просьбе пропустить войска. Кроме того, первоначальная позиция Хазарии объясняется и ее взаимоотношениями с Византией. Если в VIII в. они были нередко враждебными (во второй половине VIII в. хазары помогли абхазскому эриставу Леону стать независимым от Византии)[25], то в IX и X вв. между империей и каганатом происходило сближение. Еще в 837 г. византийцы по просьбе хазар построили крепость Саркел (Белую Вежу) на Дону. Естественно, что и в начале X в. хазары были склонны поддержать любую враждебную халифу акцию. Однако влиятельные в Атиле мусульмане в конце концов одержали верх, и хазарский царь под их воздействием по шел на нарушение обещания, данного русскому князю.

Несомненно, поход русов оказал влияние на подъем борьбы подчиненных Хазарии народов и стран за свое освобождение. Именно в это время стремительно падает роль Хазарии на Северном Кавказе, а через 10 лет царь Волжской Булгарии также делает попытку сбросить хазарское иго[26]. В то же время потери русских дружин в Прикаспии были велики, даже если признать цифры, приводимые на сей счет ал–Мас'уди, завышенными[27]. Существует очень немного данных по истории Киевской Руси 20 30–х годов X в. Летопись содержит крайне скудные сведения, другие источники по сути дела тоже почти ничего не дают. Ясно, однако, что в то время усиливается роль печенегов, ставших постоянными союзниками (разумеется, за плату) Византии и против Руси, и против Дунайской Болгарии, которая, в свою очередь, становится главным объектом византийской экспансии на Балканах.

Последние годы правления князя Игоря отмечены войнами с Византией и заключением договоров с нею[28]. И как раз в 945 г. состоялся новый поход на Восток, в те же прикаспийские области. Подробности этой военной экспедиции известны опять‑таки лишь из восточных источников. Наиболее детально она описана арабским историком Ибн Мискавейхом (ум. ок. 1030 г.). У него‑то, очевидно, и заимствовал сведения арабский историк Ибн ал–Асир (XIII в.). Рассказ о походе есть у Мовсеса Каланкатваци, историка Кавказской Албании, писавшего на древнеармянском языке. Соответствующая часть последнего источника составлена в X в. Кроме того, любопытные детали мы находим у анонимного автора "Худуд ал–алам" (X в.) и у некоторых других восточных авторов.

Мотивы этого похода, как и предшествующего, можно попытаться установить лишь косвенно, сопоставляя известия о нем с другими фактами истории Киевской Руси и международными отношениями той эпохи, учитывая политику Византии, а также ряда стран Передней Азии. Автор этих строк прежде предполагал, что данный поход в отличие от предыдущего был направлен против Византии[29], поскольку главным противником русов в этом походе был Марзбан ибн Мухаммед, правитель Азербайджана, который конфликтовал с сирийскими Хамданидами, а потому объективно мог быть союзником Византии[30]. Однако есть основания представить причины похода и иначе.

Но прежде следует уточнить его дату. В основном источнике по данному вопросу, у Ибн Мискавейха, а также у зависимого от него Ибн ал–Асира — это 332/943-44 г.[31]. У Мовсеса Каланкатваци дата вообще не указана. Но у сирийского историка Бар Гебрея мы находим 333 г. х. (944-45 г.)[32]. К тому же иранский историк Ахмед Касрави убедительно доказал, что поход имел место именно в 333 г. х. Исходил он при этом из упомянутой и у Ибн Мискавейха даты смерти эмира Тузуна, скончавшегося как раз в августе–сентябре 945 г., в период похода русов[33]. Поэтому правильнее признать, что Ибн Мискавейх (или переписчики его труда) допустил ошибку и экспедиция русов имела место в год смерти князя Игоря (945 г.).

На сей раз мы не знаем, как русские дружины миновали хазарские заставы. Исходя из некоторых фактов, о которых речь пойдет ниже, можно полагать, что теперь уже русы двигались другим путем, минуя Атиль (Волгу), через Северный Кавказ и Дербент. Незадолго до похода русов правитель Азербайджана Марзбан решил распространить свою власть на север от Аракса и Куры, в пределы Ширвана и Арана (941-942 гг.). В крупнейшем тогдашнем городе Закавказья, Барда'а (Партаве), он посадил своего наместника. Марзбан был дейлемитом — выходцем из горной области в южном Прикаспии — Дейлема, откуда в X в. происходило немало своего рода кондотьеров, нанимавшихся на службу к различным правителям и нередко становившихся властителями той или иной области. Поэтому для Закавказья Марзбан был чужим. Овладев Араном с его центром Барда'а, дейлемиты Марзбана вступили в Ширван, а затем в Дербент. Между тем есть основания полагать, что уже в ту пору Дербент стал пунктом, где, возможно, была русская колония, и служил для русов опорой на Восточном Кавказе. Не исключено, что именно из Дербента дошел до Киева призыв о помощи.

И вот русские дружины вновь появились на Каспийском море. Они разгромили отряды Марзбана, а затем овладели Барда'а. Любопытно, однако, что первоначально русы в город даже не вошли, а стали лагерем в местечке Мубараки возле Барда'а. Это не было случайностью: имея в перспективе продолжение войны с Марзбаном, русы не хотели ссориться с местным населением, для которого дейлемиты Марзбана были пришельцами и завоевателями. Но затем события в Барда'а приняли трагический характер. Между русами и горожанами все же начались столкновения. Несколько воинов были отравлены. В результате последовала расправа, и город подвергся разрушению[34]. Подоспевшие отряды Марзбана были разбиты, после чего русские дружины двинулись к городу Мараге, который, видимо, также взяли[35]. Это был уже глубокий рейд на юг, в пределы Азербайджана, центр владений Марзбана. Но затем среди русов началась какая‑то эпидемия, сказались, очевидно, и потери в боях, в результате чего их отряды вынуждены были возвратиться на родину. Возможно, к этому их принудили и известия о событиях на Руси, в частности о гибели князя Игоря во время повторного полюдья у древлян.

Интересно, что если во время предыдущего похода русы действовали на Каспии только собственными силами, то среди участников экспедиции 945 г. сирийский историк Бар Гебрей упоминает славян (аскалиба), алан и лезгин[36]. В этом состоит коренное различие двух походов. Теперь, надо полагать, существовал союз русов с главным народом Центрального Кавказа- аланами и обитателями южного Дагестана — лезгинами. Во времена Олега аланы, очевидно, зависели от хазар, а лезгины — от арабских наместников Закавказья. Поэтому русы и должны были тогда испрашивать согласия хазарского царя на проход к Каспийскому морю. В 40–е годы X в. ситуация изменилась. Теперь русы воевали в союзе с северокавказскими народами, в дальнейшем этот союз окреп. В Закавказье русские дружины прошли скорее всего через земли алан и Дербент. Хазары же оказались бессильны как‑либо воспрепятствовать им, хотя, видимо, они были настроены к русам недружественно. Именно поэтому в русской политике на Востоке вскоре обострился вопрос о судьбе Хазарского каганата.

Нельзя, однако, забывать и о другом. Если изучать походы русов на Восток независимо от других фактов, может возникнуть неправильное представление о связях Древней Руси с Востоком. Ведь наряду с этими эпизодическими военными столкновениями существовали устойчивые мирные торговые отношения. Значительная часть торговли Восточной Европы шла через Хазарию, реку Атиль. Но уже события похода 909 г. показали, что полагаться на лояльность хазар нельзя, из характера отношений Хазарии с Волжской Булгарией также можно понять, что господство хазар на волжском пути стало для местных народов обузой. Эти далекие восточные походы познакомили русских дружинников с обычаями восточных народов, их религией, прежде всего исламом. Впрочем, с мусульманскими купцами русы встречались и ближе — в Волжской Булгарии, правитель которой в 20–е годы X в. принял ислам.

Между тем в Киеве после гибели Игоря власть перешла в руки его вдовы Ольги, которая проводила политику сближения с Византией. Приняв христианство, Ольга совершила поездку в Константинополь, чего не делал ни один русский князь. Более того, в период ее правления по просьбе византийского правительства в различных районах Средиземноморья на стороне византийцев действовали русские вспомогательные войска[37]. Вряд ли это было необходимо с точки зрения военных интересов самой Киевской Руси, но Ольга, по–видимому, опиралась на ту часть киевской знати, которая приняла христианство или склонялась к этому. В этом отношении она была предшественницей Владимира, хотя, как показывают последующие события, обстановка для объявления христианства государственной религией Руси еще не созрела. Положение вновь изменилось, когда власть перешла к сыну Ольги Святославу. Основным направлением внешней политики Киевской Руси стали Балканы, причем киевский князь сначала выглядел как союзник Византии, а затем как ее противник.

Уделяя главное внимание балканской политике, русский князь не забывал и Восток. Повесть временных лет сообщает, что еще в 964 г. Святослав освободил от уплаты дани хазарам самое восточное славянское племя — вятичей. В следующем году дружины Святослава разгромили хазарские войска и овладели городом Белая Вежа. Затем летопись упоминает о победе над касогами и ясами. Но весьма любопытно, что в 966 г. Святослав ходил на вятичей — теперь уже чтобы принудить их платить дань Киеву[38] (вряд ли в этом могла появиться необходимость, если бы Хазарский каганат прекратил свое существование в результате похода 965 г.). А в 968 г. на Киев напали печенеги, и Ольга с внуками Ярополком, Олегом и Владимиром заперлась в городе, осажденном кочевниками. Святославу пришлось вернуться с Дуная и отгонять печенегов, которых наняли византийцы. После смерти Ольги, судя по летописи, он опять занялся балканскими делами.

Как видим, летопись сообщает интересные факты, но данные ее о восточных делах слишком кратки и требуют дополнения по восточным источникам. Из них самый главный — современное событиям сочинение арабского географа Ибн Хаукаля. В своем географическом труде он, в частности, сообщает, что видел на побережье Каспийского моря беглецов из Хазарии, свидетелей крушения каганата под ударами русских войск. Хотя Ибн Хаукаль сам Восточную Европу не посещал, интерес к ней в его труде очевиден. Тут можно усмотреть не только любознательность ученого, но и осведомленность человека, стремившегося постигнуть исторические обстоятельства, важные для политиков того времени[39].

Ибн Хаукаль приводит в своеобразной редакции известный рассказ о трех "видах" русов, а кроме того, вводит данные, которые могли появиться лишь после падения Хазарского государства. Он, например, несколько раз именует Волгу (Атиль) Русской рекой (нахр ар–Рус)[40]. Немало у него интереснейших сведений и о Северном Кавказе. А под 358 г. х. (т. е. 969 г.) он пишет, что русы "пошли на Хазаран, Самандар и Атиль"[41]. В свое время русский востоковед В. В. Бартольд предположил, что в тот год Ибн Хаукаль был в Джурджане и там узнал о ранее состоявшемся походе русов на хазар[42] . Но исследователь, как кажется, допустил здесь все‑таки неточность. В его время была известна лишь краткая редакция труда Ибн Хаукаля, изданная в прошлом столетии М. Я. де Гуе. Но в конце 30–х годов XX в. И. Х.Крамерс опубликовал труд Ибн Хаукаля по старейшей и более полной рукописи, датированной 1086 г. В ней речь идет именно о походе русов на Хазарию в 358 г. и разрушении ее основных городов, в том числе и столицы — Атиля.

В труде Ибн Хаукаля есть и другие труднокомментируемые места, связанные с этим походом русов. Если сопоставить некоторые известия Повести временных лет и Ибн Хаукаля, то возникает ряд вопросов. Прежде всего, почему русский летописец упомянул о покорении Святославом Белой Вежи, но умолчал о главном городе Хазарии Атиле? Конечно, Саркел (Белая Вежа) имел для Руси важное значение. Но думается, что, если бы Святослав в 965 г. овладел Атилем и Самандаром, летописец хоть как‑то должен был бы это отразить. Есть в летописи и указание на конфликт Святослава с касогами и ясами, но нет ничего о Нижней Волге и Северном Дагестане, где были расположены соответственно Атиль и Самандар. К тому же, по летописи, князю пришлось два раза ходить на вятичей, а затем в 968 г. отгонять от Киева печенегов. Если учесть наставления Константина Багрянородного своему наследнику, то ясно, что печенеги воевали по подстрекательству Византии, заинтересованной в том, чтобы отвлечь Святослава от Балкан. Не были ли с ними в союзе тогда и хазары? Источники об этом прямо ничего не говорят, но вопрос так ставить вполне правомерно. В настоящее время среди историков бытуют две точки зрения. Некоторые, как и В. В. Бартольд, полагают, что в 965 г. Святослав предпринял один поход, когда Хазария и была разгромлена[43]. Другие же считают, что можно говорить о двух походах, причем во втором, упомянутом Ибн Хау–калем, сам князь участия не принимал[44]. Возможно, в 965 г. хазары потерпели столь сильное поражение, что позже для сокрушения основных центров Хазарии понадобилась лишь часть войск Святослава, которыми и командовал какой‑либо из воевод. Решение этого вопроса зависит от трактовки сообщения Ибн Хаукаля. А он пишет, что в 358/968 г. русы напали на Хазарию и разрушили ее города. Ибн Хаукаль — современник события, и не доверять ему нет причин. Но есть вопросы, которые мы пока еще не можем решить окончательно. Например, по его словам, русы разорили и булгар. Но известно, что арабские писатели путали Волжскую Булгарию и Дунайскую Болгарию, и в данном случае, очевидно, речь идет о Болгарии Дунайской, поскольку Святослав воевал на Балканах. В пользу этот говорит и утверждение Ибн Хаукаля о том, что после разгрома Хазарин русы двинулись в Рум (Византию).

Итак, по-видимому, есть основания говорить о двух походах на хазарию. Во время первого была разгромлена основная армия хазар и подчинены Руси западные районы каганата. Второй поход привел к уничтожению главных городов восточной части Хазарии, включая Атиль, после чего на месте бывшей хазарской столицы или рядом с ней возник новый город Саксин[45]. Хазарское население еще довольно долго сохранилось в Крыму и, возможно, на северо–востоке Кавказа. Можно полагать, что после первого похода Святослава русские окончательно закрепились на Таманском полуострове, где их опорным пунктом надолго стал город Таматарха-Матрега (русская Тмутаракань). Власть Киева утвердилась и на Дону, где Белая Вежа стала русской крепостью. На самой Волге русские князья однако, не закрепились, и название "Русская река", прилагаемое к Волге арабским авторами, очевидно, отражало лишь наличие русского господства на торговых путях по Волге на Восток.

Гибель Святослава при возвращении его из второго византийского похода в засаде, устроенной у днепровских порогов печенегами по подстрекательству византийцев, вероятно, отразилась на дальнейших отношениях Руси с восточными соседями. Начавшаяся после гибели Святослава борьба в Киеве закончилась, как известно, победой одного из его сыновей Владимира. Это был дальновидный и осторожный политик. Активных действий на Востоке он почти не вел, исключая поход на южных булгар[46], реальность которого, впрочем, вызывает некоторые сомнения. Но политические и торговые связи со странами Востока в долгий период правления этого князя не прекратились. Более того, есть основания полагать, что они приобрели и новый смысл. В начале своего правления Владимир провел ряд мер, направленных на укрепление власти великого князя киевского над прочими славянскими и неславянскими землями. Для нас представляет интерес его первая религиозная реформа. Русь в целом была тогда еще языческой, и восточные славяне чтили великое множество разных божеств, как собственно славянского, так и неславянского происхождения. Владимир сначала склонялся, как и его отец, к язычеству, но в целях укрепления центральной власти попытался упорядочить культ, составив официально признаваемый пантеон. Избранные им божества, очевидно, были наиболее почитаемы у славян прежде всего в области Киева, Чернигова и других южных земель, скажем Перун, чьим именем клялась княжеская дружина. Но в тот же пантеон вошли и божества, заимствованные у иранцев южных степей; очевидно это произошло в период продвижения славян на Восток, когда иранцы сливались с ними.

Среди таких божеств для нас наиболее интересны Семаргл и Хорс. Доказано, что Семаргл — это иранское божество, сказочная птица, известная, например, из "Шахнаме" Фирдоуси как Симург[47]. Несколько сложнее вопрос с Хорсом. Предполагается, что и Хорс и Семаргл заимствованы славянами из скифского языка, а "Хорс" происходит от осетинского хорз, хварз (хороший, добрый). Справедливо мнение, что древнерусское "Хорс" нельзя производить из новоперсидского "Хоршид" (солнце)[48]. Но можно привести и ряд древнеиранских личных имен, связанных с этим словом.

Согласно другому мнению, Хорс — Солнце, и древнерусский бог с этим именем был именно богом Солнца. В пользу такой точки зрения выдвинуто немало аргументов. Дело в том, что в 1–м тысячелетии н. э. и раньше на территории Восточной Европы, в Закавказье и Средней Азии были распространены различные иранские наречия (в том числе скифские и сарматские), которые позднее исчезли, но оставили свой след в лексике разных языков, в исторических памятниках. В некоторых местах древнееврейского оригинала Библии мы находим слово хрс именно в значении "солнце"[49]. Это не еврейское слово, поскольку в древнееврейском языке аналогичное слово означает "глина", "черепок" (в современном произношении — хэрэс). В древнегрузинском языке было слово хварсаки[50] — зной, где первая часть слова явно восходит к иранскому хварс (солнце, огонь). В раннесредневековом Закавказье бытовало имя Хурс[51], скорее всего с тем же значением.

Короче говоря, древнерусский Хорс, заимствованный у иранцев Восточной Европы, по–видимому, все‑таки бог Солнца. Почиталось это божество, очевидно, той частью восточных славян, которая, двигаясь на восток, ассимилировала и часть старого скифо–сарматского населения (скорее всего полянами или северянами). Владимир же, отбирая в свой пантеон наиболее значительных языческих богов, включил туда и Семаргла и Хорса. Эта религиозная реформа Владимира не была долговечна. Вскоре он пришел к выводу, что для укрепления великокняжеской власти необходимо принять монотеистическую религию, освящающую княжеское единодержавие. Таких вероисповеданий в Киеве известно было три: христианство, ислам и иудаизм. Христианство давно проникло на Русь, и даже бабка Владимира была христианкой. Можно не сомневаться, что в Киеве знали и мусульманскую веру, а у хазар часть населения исповедовала иудаизм, и еврейские купцы бывали в странах Восточной Европы.

Для Владимира принятие той или иной веры было прежде всего вопросом политическим. Он, несомненно, выбирал ту религию, которую исповедовали в его время в наиболее могущественном государстве. Выше уже говорилось об "испытании вер" Владимиром. Эта легенда определенно имеет реальную основу, которую можно отделить от вымысла. Если о принятии иудаизма речь серьезно идти едва ли могла, то в отношении ислама так не скажешь. Конечно, Коран запрещает вино (что якобы и послужило причиной отказа Владимира от ислама), но история Востока дает нам слишком много примеров нарушения этой заповеди мусульманскими владыками. Турецкий султан Селим II (1566-1574) питал такое пристрастие к хмельному, что даже у правоверных исламских летописцев заслужил прозвище Мает (пьяница). История религиозной реформы Владимира в общем хорошо известна. Изучены и восточные материалы по данному вопросу[52]. Помимо легенды об "испытании вер" в нашем распоряжении имеются два любопытных, в основных деталях сходных рассказа восточных историков о посольстве Владимира в Хорезм и о якобы имевшем место обращении русов в мусульманство. Один из этих рассказов сохранился у арабского ученого, врача по профессии Шараф аз–Замана Тахира ал–Марвази (XI в.), второй его вариант — у персидского писателя из Индии Мухаммеда Ауфи (XIII в.)[53]. Соответствующие разделы труда Марвази заимствованы им у географов предшествующего времени. Что касается Ауфи, то его рассказ находится в своеобразном сборнике рассказов и анекдотов. Оба автора[54] повествуют о том, что русский князь направил послов к хорезмшаху с целью выяснить преимущества мусульманской веры. Эта вера якобы ему понравилась, и русы приняли ислам. При этом Марвази любопытно объясняет мотивы этого поступка. По его словам, еще в 300/912-13 г. русы стали христианами, после чего их прославленная воинственность исчезла, а ислам они приняли для того, чтобы иметь возможность вести священную войну[55].

Несомненно, эта полулегенда может иметь какую‑то реальную основу. Сопоставив её с летописным рассказом, можно предположить, что Владимир направил послов в Волжскую Булгарию, а из нее они ездили в Хорезм. Хорезм (Хвалиси) был известен и автору Повести временных лет. Владимир вполне мог именно в Хорезме наводить справки об исламе, а заодно выяснять и политическое состояние главных государств мусульманского мира.

Что же являл собой мир ислама в 80–е годы X в.? Какие сведения должен был получить об этом киевский князь? Багдадский халиф в ту пору реальной силой не обладал[56]. Правители Сирии в 70–е годы X в. потерпели ряд серьезных поражений от Византии, так что даже часть их северо–западных владений была захвачена Византией[57]. Могущественнейшей на востоке мусульманского мира была держава Саманидов. Им подчинялись Афганистан и Восточный Иран. Однако в последней четверти века и это государство шло к упадку[58]. В правление Нуха II (976-997) государство Саманидов постоянно сотрясали распри и мятежи феодалов[59]. В 80-90–е годы X в. от Бухары фактически стал независимым Хорезм, и это обстоятельство могло побудить киевского князя направить туда послов. Подобное состояние мусульманских государств в 80–е годы X в. должно было дать основание Владимиру усомниться в способности ислама укрепить центральную власть.

Иное дело — Византия. В те времена она переживала, пожалуй, последний период своего политического подъема. Отец Владимира Святослав былпобежден в войне с нею. Арабские государства тоже терпели поражения от византийцев, претендовавших на Сирию и Закавказье. Успехи сопутствовали Византии и на Балканах. Уже по этой причине принять христианство из Византии было политически выгодно. К тому же и византийские императоры нуждались в военной помощи Руси. Эту помощь Владимир, как известно, оказал и получил в жены сестру императоров Василия и Константина Анну. Тем не менее представляется, что вопрос возможности принятия Русью ислама все же стоял. Другое дело, что принятие христианства, притом из Византии, для киевского князя оказалось гораздо более выгодным и не влекло за собой политической зависимости от Византии. Русско–византийский конфликт 1043 г. — реальное тому доказательство. В 1988 г. будет отмечаться 1000–летие крещения Руси. Между тем эта дата условна. Древнерусская летопись, правда, указывает на 988 г.[60], однако другой древнерусский памятник — Память и похвала Владимир Иакова Мниха отмечает, что Владимир крестился в десятое лето по убиении своего брата Ярополка[61], т. е. в 990 г. Правда, летописная дата подтверждается византийскими источниками[62], но в них, как и в Повести временных лет, идет собственно рассказ о походе Владимира на Koрсунь (Херсонес) и браке Владимира с Анной.

Привлечение восточных источников, в том числе и арабских христианских, предпринятое, например, В. Розеном, дает еще более сложную картину крещения Руси. Получается, что цепь событий, связанных с крещением, растянулась от 986 до 990 г.[63]. Поэтому вопрос этот вызывает споры и по сей день[64]. Думается, единственно верный ответ сводится к тому что принятие христианства Владимиром действительно представляли цепь событий, растянувшихся на несколько лет[65], начиная от совета Владимира с боярами и старцами градскими, упомянутого в Повести временных лет и кончая собственно крещением Руси.

В то же время восточная политика уже христианской Руси в конце X — первой трети XI в. характеризуется возрастающей активностью, о чем мы имеем сведения (хотя и довольно скудные), почерпнутые из восточных источников. Скудость эта объясняется тем, что на Востоке Древняя Русь поддерживала политические связи в основном с областями Северного Кавказа и Восточного Закавказья. Никаких местных письменных источников у народов Северного Кавказа еще не было, местные же хроники Дербента, Ширвана и Арана уцелели совершенно случайно, к тому же и сокращенном виде[66]. На них и основывается почти все, что мы знаем об этих связях. Разумеется, с фактами, упоминаемыми в этих хрониках, надо увязывать и соответствующие (правда, тоже довольно скудные) известия Повести временных лет.

После крушения Хазарского государства пределы Киевской Руси на Востоке расширились. К сожалению, полной картины мы и здесь не имеем. Но Таманский полуостров, а также, очевидно, часть Подонья и Крыма были Киеву подчинены. Летопись сообщает о нескольких войнах Владимира с печенегами, которые, по–видимому, были основными противниками Руси на юго–востоке. Тмутаракань Владимир пожаловал одному из своих сыновей, Мстиславу Храброму[67]. Само прозвище этого князя говорит о том, что Владимир не случайно выбрал для управления столь отдаленным уделом именно его. Судя по летописным данным, Мстислав исповедовал христианство, а по нраву походил на своего деда Святослава. Наряду со славянским именем Мстислав он, как и прочие тогдашние Рюриковичи, носил христианское имя Константин (Владимир после крещения воспринял имя Василий, очевидно в честь брата своей византийской супруги — Василия II). Насколько можно судить по русским летописям, Тмутаракань уже при Владимире играла важную роль в русской политике на Северном Кавказе.

Еще в 987 г. эмир Дербента Маймун обратился за помощью к русам в своей распре с городской знатью раисами — буквально: главами города)[68]. По своему значению и числу жителей Дербент превосходил все города Закавказья[69], не исключая Тбилиси. Хотя правил там эмир, но огромным влиянием пользовалась и городская знать, главы городских кварталов и цехов. В отличие от остального Дагестана в Дербенте и его округе давно утвердился ислам. Политическая борьба, происходившая там, развивалась в религиозной форме (течения в исламе). Дербент находился в сложных отношениях с языческим населением горного Дагестана, где эмиры пытались найти себе поддержку, чтобы противостоять городской знати. В то же время раисы были в союзных отношениях с Ширваном, южным соседом Дербента. Не имея, очевидно, прочной опоры в среде городского населения, эмиры содержали личную гвардию, которая в конце X в. состояла из русов[70].

В 987 г., после того как Маймун обратился к русам за более основательной помощью, Дербенту было предоставлено 18 русских кораблей. К тому моменту эмир уже потерпел поражение и был посажен раисами под стражу в каком‑то правительственном здании в нижней, приморской части Дербента. Хроника сообщает, что русы освободили эмира из заключения. Для освобождения эмира понадобилась высадка воинов лишь с одного русского судна. Прочие же корабли направились на юг по Каспию до области Маскат[71]. Возможно, что там они действовали против врага дербентского эмира ширваншаха, ибо затем русский флот продвинулся и дальше на юг[72].

Освобожденный русами эмир Дербента закрепился в городе. Однако в 989 г. опять начались беспорядки, вызванные неким Мусой ат–Тузи, проповедником из Гиляна[73], связанным с раисами. Явившись в Дербент, Муса ат–Тузи обвинил эмира Маймуна в нарушении норм Корана (в частности, в пристрастии к спиртным напиткам) и потребовал выдачи неверных — гвардейцев–русов, чтобы заставить их принять ислам или предать казни. Дербентская летопись не содержит подробностей того, что было дальше, но из нее видно, что Маймун отказался выполнить требование своих врагов и в 990 г. вместе с русами ушел в соседний с Дербентом Табасаран.

Этот инцидент позволяет понять развитие взаимоотношений русов с народами Северного Кавказа. Уже в 945 г. русы находились в союзе с аланами и лезгинами; в 80–е годы X в. кавказские князья обменивались с Русью посольствами[74]. События 987-990 гг. в Дербенте показывают, что русы находились в союзных отношениях с его эмиром и горцами Дагестана. Можно говорить о большом влиянии Киевской Руси на Северном Кавказе уже в X в.

После смерти Владимира между его сыновьями началась междоусобная борьба, закончившаяся в 1019 г. победой Ярослава Мудрого, прежде правившего в Новгороде. Ему удалось воссоединить под властью Киева большую часть Древней Руси. Мстислав Владимирович, ставший после смерти отца князем Чернигова и Тмутаракани, т. е. правителем юго–восточной части Руси, первоначально не вмешивался в борьбу своих братьев: его усилия были направлены на то, чтобы закрепить свое влияние на Северном Кавказе. В 1022 г. Мстислав ходил на касогов, разбил их князя Редедю и наложил на его владения дань[75]. Где находились владения Редеди, мы не знаем: касоги в X‑XI вв. населяли обширную территорию Западного Кавказа и граничили с Тмутараканью[76]. У них не было единого правителя, и упомянутый Редедя был, очевидно, одним из многочисленных касожских властителей.

У Мстислава могли быть и более широкие планы, но в 1023 г. у него возник конфликт с Ярославом Мудрым. Характерно, что в составе войск последнего были варяги, а у Мстислава — хазары и касоги. Конфликт закончился победой Мстислава, но, по летописи, киевляне его не приняли, так что он остался владеть Черниговом и другими своими землями.

До самой его смерти (1036 г.) юго–восточные территории фактически были независимы от Киева[77], и киевская летопись упоминает Мстислава, как правило, лишь в связи с киевскими делами. Закавказские хроники совсем его не упоминают, но описанные в них события 30–х годов XI в., связанные с русами, могут относиться к деятельности только этого русского князя.

В X — первой половине XI в. в Закавказье и на Северном Кавказе сложились довольно устойчивые политические группировки. Судя по местным хроникам Закавказья и Дербента (XI в.), русы чаще всего находились в союзе с аланами, а также с правителями Дагестана. В русской летописи тоже нет указаний на какие‑либо конфликты Мстислава с аланами. Очевидно, здесь играла роль и система алано–касожских отношений, предполагавшая союз русской Тмутаракани с аланами. Такая расстановка политических сил дала себя знать в событиях, разыгравшихся в Закавказье в 30–е годы XI в.

В 1030 г. в Аране началась феодальная усобица, в ходе которой один из сыновей аранского эмира, Фадла Муса, призвал на помощь русов, и они прибыли на 38 кораблях к ширванскому побережью (здесь опять‑таки надо предполагать союз русов с Дербентом и другими дагестанскими областями). В битве с русами ширваншах потерпел поражение, после чего русы по просьбе Мусы поднялись вверх по Куре, перешли на Аракс и вместе с его воинами овладели крупнейшим городом Арана Байлаканом. Затем русы ушли в византийские владения. Но в 1031 г., согласно хронике Арана, они опять появились в Ширване. Обстановка была уже иной: Муса на сей раз стал союзником ширваншаха, и в сражении близ Баку эти два феодала совместно воевали против русских дружин. Понеся потери, русы ушли. В параллельной хронике Ширвана под 1032 г. говорится о походе на Ширван сарирцев и алан, которые потерпели страшное поражение[78].

Сопоставляя известия хроник, можно предположить, что в 1030-1032 гг. русы воевали в Закавказье как союзники ас–Сарира и алан. Источники, таким образом, показывают, что политика русских князей (точнее, Мстислава Храброго) носила активный характер. Действовал он в союзе с аланами и дагестанцами. Это вполне согласуется с тем, что нам известно о Мстиславе из русской летописи. Он, по–видимому, и не стремился стать во главе всей Руси, а был больше заинтересован в укреплении своего влияния на Северном Кавказе, в чем и достиг немалых успехов. Очевидно, походы русов 30–х годов XI в. в Закавказье самостоятельных целей не преследовали и скорее всего обусловливались договорными обязательствами черниговско–тмутараканского князя в отношении его северокавказских союзников — алан, сарирцев, Дербента. Но Мстислав явно стремился укрепить свое влияние на Западном Кавказе, вблизи русских владений (Тмутаракань и др.). Отсюда и его союз с аланами и дагестанцами.

Мстислав скончался в 1036 г. бездетным, и его владения перешли к Ярославу Мудрому. Любопытно, что это сразу вызвало конфликт с печенегами[79]. Чем это объяснить? Можно высказать самые различные предположения. Смерть такого воителя, как Мстислав, вероятно, воодушевила кочевников напасть на русские земли. А может быть, печенеги были каким‑то образом связаны с покойным князем и в переходе его земель под власть Ярослава усмотрели для себя угрозу? Наконец, нельзя забывать о Византии. Выше упоминалось, что во время одного из походов в Восточное Закавказье русы затем ушли в византийские пределы. Зачем? Тут также можно выдвинуть серию гипотез. С одной стороны, известно, что в Закавказье первой половины XI в. русские дружины нередко сражались на стороне византийцев[80]. Даже в битве Романа Диогена с сельджуками при Манцикерте (1071 г.) в составе византийской армии были русские отряды[81]. С другой стороны, был, как известно, и поход 1043 г. на Византию, возглавленный старшим сыном Ярослава Владимиром[82]. Очевидно, надо принимать в расчет византийские интересы в Крыму, что и могло побудить империю толкнуть кочевников на Русь.

Впрочем, наступали новые времена и для Руси, и для печенегов. Последние вскоре должны были очистить южнорусские степи под натиском новой волны кочевников. Половецкие (кыпчакские или куманские) племена заняли во второй половине XI в. огромную территорию, включая степи нынешнего Казахстана, Северного Кавказа и равнинные пространства от Дона до Дуная. Половцы надолго стали главными противниками Руси на юге и востоке. В самой Киевской Руси после смерти Ярослава Мудрого начала проявляться тенденция к распаду на уделы. И хотя окончательное раздробление Древнерусского государства приходится на 30–е годы XII в., предшествующие 70-80 лет его истории уже отличаются в этом смысле от X — первой половины XI в. Восточные связи Руси и ее отдельных земель отныне определяются в значительной мере характером отношений с половцами, а также связями тех или иных русских княжеств со странами Кавказа, Закавказья.

Подводя некоторые итоги развития связей Киевской Руси с Востоком в X — первой половине XI в., можно сказать, что характер, цели и направленность этих связей определялись торговыми и политическими интересами стран Востока в Европе, а Руси — на Востоке. Изучение этих интересов нельзя отрывать от проблемы русско–византийских отношений. Вплоть до конца 60–х годов X в. большое значение имели взаимоотношения Руси с Хазарским каганатом. Эволюция контактов Руси на Востоке закономерно привела к установлению с 40–х годов X в. союзнических отношений Киева с рядом племенных и государственных объединений Северного Кавказа. Эти контакты получили дальнейшее развитие после крушения Хазарии под ударами войск Святослава.

Вторая половина X — первая половина XI в. — период крепнущего влияния Руси на Северном Кавказе, ее активного участия в событиях, происходивших в Закавказье, к которым так или иначе были причастны и Византийская империя, и ряд государств Передней Азии. Формы политических отношений Киевской Руси со странами Востока определялись, с одной стороны, внутренними социально–экономическими процессами у восточных славян (возникновение федерации восточнославянских княжеств, затем образование единого раннефеодального Киевского государства, позже — постепенный его распад); с другой же стороны, эти формы зависели и от развития международных отношений в Европе, странах Передней и даже Средней Азии.

Что же касается идеологической, в том числе религиозной, сферы, то восточнославянский мир имел здесь с Востоком тесные контакты. Об этом свидетельствует, в частности, состав древнерусского государственного языческого пантеона. Древняя Русь в IX‑X вв. взаимодействовала и с мусульманским миром, северные пределы которого в X в. достигли Поволжья. Однако эти идеологические связи не получили развития. В конкретных условиях той эпохи более сильным оказалось религиозное влияние Византии. Оттуда и пришло на Русь христианство, формы которого здесь имели свои особенности.

Примечания

1

Новосельцев А. Л. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя // ИСССР. 1982. № 4. С. 150-159.

(обратно)

2

Восточными в данном конкретном случае именуются не только азиатские страны. Само понятие "Восток" для Древней Руси закономерно включает всех ее восточных соседей, в том числе и обитавших в крайних восточных пределах Европейского континента (кочевников южных степей, Волжскую Булгарию, Хазарию, Северный Кавказ и т. д.).

(обратно)

3

Коковцов. Переписка.

(обратно)

4

Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio. Budapest, 1949. P. 51-52.

(обратно)

5

Минорский. История. с. 193-194.

(обратно)

6

Ибн Фадлан. 1939. с. 78.

(обратно)

7

Коковцов. Переписка. С. 72-112.

(обратно)

8

См. о них: Минорский. История. С. 27-41 и др.

(обратно)

9

Бейлис В. М. Из истории Дагестана VI‑XI вв. (Сарир) // И3. 1963. Т. 73. С. 249-266.

(обратно)

10

Гафуров Б. Г. Таджики. М, 1972. С. 332-347.

(обратно)

11

История Ирана с древнейших времен до конца XVIII в. Л., 1958. С. 129-130.

(обратно)

12

Дорн Б. Каспий. СПб., 1876.

(обратно)

13

Истахри. С. 227; Ибн Хаукаль / Крамере. С. 13-15, 110-113, 389-399 и др.

(обратно)

14

Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI‑IX вв. // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М, 1965. С. 384-385.

(обратно)

15

Ибн Фадлан. 1939. С. 78-84.

(обратно)

16

Минорский. История. С. 194.

(обратно)

17

Ибн Исфендийар. История Табаристана. Тегеран, 1941 (на перс, яз.); Минорский. История. С. 199.

(обратно)

18

Ибн Исфендийар. История Табаристана. С. 266.

(обратно)

19

Минорский. История. С. 201.

(обратно)

20

Табаристан — совр. Мазендеран в Иране. Абесгун — область восточнее Табаристана.

(обратно)

21

Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М, 1968. С. 60. А. Н. Сахаров считает договор 907 г. реальностью и подробно его исследует (см.: Сахаров А. Н. Дипломатия древней Руси: IX — первая половина X в. М., 1980. С. 96, 146).

(обратно)

22

Васпуракан — область от озера Ван на северо–восток до современной советско–иранской границы. О Гагике Артсруни см.: Тер–Гевондян А. Н. Армения и арабский халифат. Ереван, 1977. С. 243, 245.

(обратно)

23

Азербайджаном называлась в основном территория современного южного (иранского) Азербайджана. Границы ее менялись.

(обратно)

24

История армянского народа. Ереван, 1976. Т. 3. С. 39 (на арм. яз.).

(обратно)

25

Картлис цховреба. Тбилиси, 1955. Т. 1. С. 251 (на др. — груз. яз.); Анчабадзе З. Н Из истории средневековой Абхазии (VI‑XVII вв.). Сухуми, 1959. С. 104-105; Очерки истории Грузии. Тбилиси, 1988. Т. 2. С. 417-419.

(обратно)

26

Ковалевский А. Л. Посольство халифа к царю волжских болгар в 921-922 гг. // ИЗ. 1951. Т. 37. С. 189-214.

(обратно)

27

Минорский. История. С. 200-201.

(обратно)

28

Сахаров А. Л.. Дипломатия. С. 203-258.

(обратно)

29

Новосельцев А. Л. Русь и государства Кавказа и Азии //Пашуто В. Т. Внешняя политика. С. 99-106.

(обратно)

30

Ср.: Сахаров А. Л. Дипломатия. С. 250 и др.

(обратно)

31

Ибн Мискавайх. Т. 2. С. 62-66; Ибн ал–Асир. Всеобщая история [цит. по: Иностранные источники об Армении и армянах. Ереван, 1981. Вып. 2. С. 184 (на арм. яз.)].

(обратно)

32

Бар Гебрей. Хроника. Париж, 1890. С. 180 (на сир. яз.).

(обратно)

33

Касрави А. Забытые повелители. Тегеран, 1956. С. 73-75 (на перс. яз.).

(обратно)

34

Каланкатваци М. История страны алан. Ереван, 1983. С. 338 (на др. — арм. яз.); Ибн Хаукаль /Крамере. С. 339.

(обратно)

35

Ибн ал–Асир. С. 185.

(обратно)

36

Бар Гебрей. Хроника. С. 180.

(обратно)

37

Русские дружины воевали тогда в Малой Азии, Сирии, на островах Средиземного моря.

(обратно)

38

ПВЛ. Ч. 1.С. 46-47.

(обратно)

39

Крачковскш. Литература. С. 198.

(обратно)

40

Ибн Хаукаль /Крамере. С. 13, 388.

(обратно)

41

Там же. С. 15. Самандар (ал–Байда) — старая столица Хазарии, предположительно в районе совр. Махачкалы.

(обратно)

42

Бартольд В. В. Арабские известия о русах // Бартольд В. В. Соч. М., 1963. Т. II. Ч. 1. С. 851-852; см. также: Минорский. История. С. 152.

(обратно)

43

Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962. С. 431.

(обратно)

44

Пашуто В. Т. Внешняя политика. С. 94-95; см. также: Крачковскш. Литература С.201-202.

(обратно)

45

Гарнати I Большаков. С. 27.

(обратно)

46

ПВЛ. Ч. 1.С. 59.

(обратно)

47

Тревер К. В. Сэнмурв–Паскудж. Собака–птица. Л., 1937; Фирдоуси. Шахнаме. М., \Ш). Т. 1. С. 140, 141 и др. (на перс. яз.).

(обратно)

48

Абаев В. И. Скифо–европейские изоглоссы на стыке Востока и Запада. М., 1965, с. 115-116. В скифском языке есть слово хвар в значении "солнце", которое В. И. Абаев мешает в своей работе с осетинским словом хор (см.: Основы иранского языкознании. Древнеиранские языки. М., 1979, с. 291).

(обратно)

49

Книга Торы, пророков и писаний. Берлин, 1924. С. 297, 491 (на др. — евр. яз.) (дается написание без гласных, устанавливаемых по так называемому масоретскому произношению).

(обратно)

50

Чубинашвши Д. Грузинско–русский словарь. СПб., 1887. С. 1752.

(обратно)

51

См., например: Каланкатваци М. История. С. 94, 118 (Хурс–Ишхан — князь Гардмана в Кавказской Албании).

(обратно)

52

Розен В. Р. Император Василий Болгаробойца // Зап. Имп. Академии наук. СПб., 1883. Т. 44.

(обратно)

53

Об этих авторах см.: Крачковский. Литература. С. 326-329.

(обратно)

54

Бартольд В. В. Арабские известия о русах. С. 805-809 (текст и перевод рассказа Ауфи: с. 806-807); Марвази. С. 23.

(обратно)

55

Марвази. С. 23 (араб, текст).

(обратно)

56

Фактическими правителями Ирака и Западного Ирана были Бунды, но с 983 г., после смерти одного из крупнейших представителей этой династии, Адуд ад–доулэ, государство Бундов фактически распалось и между тремя сыновьями покойного шаха шла ожесточенная борьба (История Ирана. С. 140-142).

(обратно)

57

Мец А. Мусульманский ренессанс. М., 1966. С. 16.

(обратно)

58

В 982 г. войска Саманидов были разбиты Бундами — Адуд ад–доулэ, который чуть было не подчинил Хорасан (Бартольд В. В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия //Бартольд В. В. Соч. М., 1963. Т. I. С. 313).

(обратно)

59

Гафуров Б. Б. Таджики. С. 345.

(обратно)

60

ПСРЛ. Т. 1. С. 109-116; Т. 2. С. 94-103.

(обратно)

61

Кузьмин А. Г. Русские летописи как источник по истории Древней Руси. М., 1969. С. 231.

(обратно)

62

Иностранные источники об Армении и армянах. Ереван, 1979. Вып. 101 (на арм. яз.).

(обратно)

63

Розен В. Р. Император. С. 201-217.

(обратно)

64

Введение христианства на Руси. М., 1987. Гл. V.

(обратно)

65

В. Р. Розен приурочил это событие к 987-989 гг. (см.: Розен В. Р. Им С. 219).

(обратно)

66

Тексты этих хроник см.: Минорский. История; Minorsky V. Studies in Caucasian History. London, 1953.

(обратно)

67

Panoe O. M. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. М., 1977. С. 37.

(обратно)

68

Минорский. История. С. 68.

(обратно)

69

Ибн Хаукаль / Крамере. С. 342.

(обратно)

70

Минорский. История. С. 68-69.

(обратно)

71

Приморский район южнее Дербента. Название он получил от иранского племени массагетов (маскутов), поселившихся здесь в древности.

(обратно)

72

Дальнейшая судьба этой экспедиции неизвестна. Воины же, помогавшие Маймуну, согласно дербентской хронике, были перебиты затем сторонниками раисов.

(обратно)

73

Эта южноприкаспийская область приобщилась к исламу относительно поздно, но затем на протяжении всего средневековья была рассадником различного рода "ревнителей веры", чаще всего шиитского толка.

(обратно)

74

Гаркави. С. 240.

(обратно)

75

ПВЛ. Ч. 1.С. 99.

(обратно)

76

Наиболее подробные данные о кашаках (касогах) приводит арабский автор ал–Масуди (Минорский. История. С. 206-207).

(обратно)

77

ПВЛ. Ч. 1.С. 99-100. Вместе с тем в дальнейшем отношения между братьями, по–видимому, изменились. В 1031 г. они вместе ходили на поляков (см. там же. С. 101).

(обратно)

78

Minorsky V. Studies. P. 11-12; Минорский. История. С. 54.

(обратно)

79

ПВЛ. Ч. 1.С. 101-102.

(обратно)

80

Картлис цховреба. Т. 1. С. 384 (на др. — груз. яз.).

(обратно)

81

Ибн ал–Асир. Всеобщая история. Каир, 1931. Т. 8. С. 109-110.

(обратно)

82

Пашуто В. Т. Внешняя политика. С. 79-80.

(обратно)

Оглавление

  • *** Примечания ***