Тайны замка Ааронов (СИ) [Болотный маг] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Акт 1. Знакомство с родней ==========

Романтичные люди имеют пагубную привычку персонифицировать явления природы, придавать им черты, свойственные думающим созданиям. Но даже эти нелепые, малообразованные мечтатели, прекрасные в своей детской наивности, не стали бы утверждать, что небеса в тот день рыдали о смерти старого Йоханеса Аарона. Если, конечно, небеса не имеют пагубной слабости к жадным до денег магнатам, интриганам и чернокнижникам, если верить сплетням нескольких малонадежных джентльменов. Лютер Аарон не верил, считая себя хоть и романтичным, но скептиком. Однако юноша прекрасно понимал природу зловещих слухов, роем бесстыдных мух окруживших покойного деда. Стоило всего четверть часа покататься вдоль увядающих лесов и полузаросших объездных, бросить один взгляд на видавшие виды стены и башни, чтобы воображение тут же принялось рисовать демонов и прочую смехотворную чушь. Серое небо нависало над старинными, потертыми временем башнями родового замка, лишая и без того погибающую природу поздней осени последних красок. Скрюченные деревья, покрытые ржавчиной калитки, изъеденные мхом статуи — все это прекрасно дополняло гору сплетен о недавно погибшем хозяине. Зловещий замок, зловещий лорд, окруженный пугающе бледными слугами — прям настоящий Дракула из той нелепой сказки Брэма Стокера, так полюбившейся ветреным дамам. И все это вполне может стать его, если старина Йоханес решил, что молодой композитор нуждается в деньгах куда больше, нежели его испорченные роскошью и бездельем родичи. Их лимузины занимали почти весь подъезд к воротам, потому молодой лорд был вынужден парковаться чуть поодаль, рискуя промокнуть до нитки.

Лютер мрачно хмыкнул и, раскрыв зонт, двинулся к широким дверям замка. Остановившись у разбитого крыльца и опустив чемодан на землю, он постучал. Широкое железное кольцо на двери, служащее своеобразным «звонком», контрастировало с общим упадком замка новизной и идеальным состоянием. Очевидно, этот кружок неблагородного металла часто использовался прислугой покойного деда. Дверь с громким скрипом отворилась, и в проеме показалось тощее, вытянутое лицо старого Вольфганга — поверенного и самого преданного слуги старого Йоханеса.

— Малыш Лютер! — воскликнул слуга, почтительно кланяясь. — Подумать только, я едва вас узнал!

— Что ж, это неудивительно, — усмехнулся молодой лорд, поднимая чемодан. — В последний раз мы виделись, когда я едва мог говорить.

— Это точно, милорд, это точно. Эх, жаль, что наша новая встреча случилась при столь прискорбных обстоятельствах, — тяжело вздохнул старик. — Наш почтенный Йоханес… Нам будет его так не хватать! Бедняжка Анастасия все глаза выплакала. Но что это я, позвольте, — старик взял чемодан Лютера. — Сейчас свободно всего две комнаты, но я не думаю, что вы задержитесь надолго.

— На пару дней. Родственники уже здесь?

— Конечно, — с легкой ноткой досады ответил Вольфганг.

Три столетия назад в стенах замка пировали рыцари, планировались военные походы, звенели кубки и мечи. Сейчас же мало что осталось от средневекового антуража. Изысканный стиль почти полностью вытеснил грубые, примитивные черты рыцарства, внеся блеск и лоск в былую грязь. Лютер повесил шляпу на вешалку и огляделся: дорогая мебель, роскошные завитки высокой лестницы на второй этаж, блестящая поверхность столов из черного дуба, изумляющих тонкой резьбой. Здесь было все, чтобы заезжий гость забыл о внешнем упадке и с головой окунулся в стиль и роскошь. Копии картин, сверкающие в свете ламп клинки и алебарды, даже шкуры бурого медведя перед мягкими креслами.

— Похоже, внутренней отделкой дедушка занимался плотнее, чем внешней? — усмехнулся Лютер, заметив стоящий в углу черный рояль.

— Он любил играть на контрасте, юный господин.

Вдруг в зал влетела молодая женщина в роскошном черно-белом наряде с высоким корсетом, в шляпке с черными перьями. Светлые, почти белые волосы изящно завязаны в пучок, в тоненьких пальчиках поблескивает надкусанное яблоко. Она остановилась, бросила на старика и Лютера надменный взгляд, а затем расплылась в приторно-добродушной улыбке.

— Еще один родственник? — удивленно спросила она, откусывая кусочек от яблока.

— Лютер, — представился юноша. — Сын Майкла Аарона.

— Не слышала, — фыркнула она с набитым ртом. — А, впрочем, плевать. Значит, ты мой кузен? Еще один кузен? Габриэль Аарон.

— Рад знакомству.

— Ага, — девушка села в кресло и, свободной рукой разгладив платье, спросила: — И чем ты занимаешься?

— Я композитор, — ответил Лютер, скидывая плащ и вешая на вешалку из черной бронзы.

— О как! Хоть кому-то передался талант старика, — хохотнула Габриэль. — Ты как Моцарт?

— Мне еще далеко до такого уровня, — смутился юноша.

— Да? А почему?

— Ну…

— Можешь сыграть? — она кивнула в сторону рояля.

— Я, право, сейчас не…

— Габриэль, милая, оставь бедного юношу в покое.

В зал вошел долговязый джентльмен в черном костюме-фраке. Лютер не знал его, но сразу опознал знаменитую внешность Ааронов: черные волосы, зачесанные назад, орлиный нос, резкие скулы и надменный взгляд черных глаз. Черты мужчины более резкие и наглые, нежели у Лютера, но сходство все равно позволяло с первого взгляда установить родство.

Мужчина подошел к молодому лорду и крепко пожал ему руку.

— Альфред Аарон. Владелец швейной фабрики «Альфред и Ко». Лондон, — улыбаясь, представился он. — Надеюсь, моя сестра тебя не засмущала?

Мужчина обернулся и бросил озорной взгляд на девушку в черно-белом наряде. Та чуть заерзала и расплылась в приторной улыбочке. Лютер представился и поспешил сесть в свободное кресло.

— Это моя сестра Габриэль, — представил девушку Альфред.

— Я уже представилась, — отмахнулась девушка. — Он композитор, Альф! Он обещал мне сыграть. Ты его перебил. Пусть сыграет.

— В самом деле? — удивленно поднял бровь мужчина. — Ты композитор? Богат наш род талантами. В самом деле, уважь нас. Сыграй. Не думаю, что старику теперь есть дело до того, играют ли на его рояле посторонние или нет.

Усталость и хмурое настроение не располагали к игре. Он провел в дороге почти девять часов, и живот требовал устроить обед. Повисло раздражающее молчание. Альфред из спасителя стал соучастником и вместе с сестрой сверлил взглядом молодого лорда, выжидая, когда же тот сделает то, что им надо. Неприлично отказывать родственникам, тем более в таком пустяковом деле.

Лютер тяжело вздохнул и, сев за рояль, снял крышку. Старые клавиши слегка стерты, на них ни пылинки. Молодой лорд пару раз коснулся клавиш, проверяя, настроен ли рояль и с удовлетворением отметил чистый, почти безупречный звук.

— Вы говорите, Йоханес не любил, когда к роялю прикасается кто-то, кроме него? — спросил Лютер.

— Ненавидел, — хохотнул Альфред. — Помню, он как-то до полусмерти избил слугу только за то, что он, поскользнувшись, оперся на рояль.

— Каков чудак! — воскликнула Габриэль, доедая яблоко.

— Поперхнешься, — хмыкнул Альфред.

Лютер глубоко вдохнул, сосредоточился, пальцы легли на клавиши, и в глубине рояля родилась мелодия. Чарующий ритм, плавные звуки разлились по родовому замку, эхом проносясь по залам и коридорам, мимо картин и декоративных доспехов. Точно ладья на тихом течении реки, она проникла в сердца Габриэль и Альфреда, заворожив, очаровав их. Девушка застыла с яблоком в руках и слушала игру на струнах ее сердца. Лютер сыграл последнюю партию и, закончив, раскрыл глаза.

— Святые угодники! — прогремел чей-то бас. — Я уж думал старый хрыч из гроба поднялся!

Молодой лорд поднял взгляд на стоящего рядом богатыря в дорогом черном костюме. Характерные черты Ааронов разбавляли высокий лоб, порепанное морской солью лицо и густая борода, раздваивающаяся, точно язык ящерицы.

— Хорошо играешь…

— Лютер.

— Лютер, — хохотнул богатырь и поставил на крышку рояля раскрытую бутылку коллекционного вина.

Молодой лорд поджал губы, глядя, как капля спиртного скатывается по темному стеклу на музыкальный инструмент. Габриэль закатила глаза, Альфред раздраженно фыркнул, поднимаясь с кресла.

— Я смотрю, ты время зря не терял, — усмехнулся он, кивая на бутылку.

— Пошути мне, щенок, — хохотнул богатырь. — Старый пень был не дурак крепко выпить. Я нашел целый погреб отличного вина и рома. Не знаю, кто из вас на что претендует, но его я заберу себе.

— Это не тебе решать, Салве, — хмыкнул Альфред. — Каждый получит то, что ему завещал старик.

— Да неужели? Я его единственный, мать его, сын. По-хорошему все это: и замок, и пойло, и состояние — мое.

Габриэль засмеялась, выронив яблоко на пол.

— Ну ты и чудак, — сказала она. — Ничего тебе не достанется. Ты всю жизнь провел в морях. Не занимался делами, не помогал старику вести бизнес.

«Друзья? Братья? Аароны? — лихорадочно думал Лютер, предчувствуя ссору. — Как же ко всем обратиться-то?»

— А как он помер, то сразу тут как тут, — зло хмыкнул Альфред. — Быстрее Мии и Харпера приперся.

— Не тебе решать, когда мне приезжать на похороны отца, щенок! — прорычал капитан. — Да я таких, как ты, на броненосце сотнями топил и еще столько же топить буду.

— Сам не утони в вине, боров!

— Ах ты…

— Господа! — раздался голос старика-дворецкого. Все резко обернулись, Лютер облегченно вздохнул и аккуратно закрыл крышку рояля. — Обед будет подан через час.

— Не прошло и года, — рявкнул капитан Салве и, взяв бутылку, побрел прочь.

Молодой лорд заметил опущенные плечи, злой шёпот под нос, слегка дрожащие руки. Намек на внутреннюю скорбь по ушедшему в лучший мир отцу. По крайней мере он хотел в это верить. Аарон фыркнул и, подмигнув сестре, поспешил в свою комнату, готовиться к обеду. Габриэль с улыбкой до ушей засеменила следом за ним, оставив Лютера в одиночестве за роялем. В тишине он разглядывал черную идеально чистую поверхность старинного инструмента, с такой трепетной любовью оберегаемого прошлым владельцем. Достав платочек из кармана, он спешно стер капли спиртного, но те все равно оставили след на черном лаке.

— Вы хорошо играете, — донесся голос из-за спины. Лютер резко обернулся и удивленно уставился на юную девушку в черном, траурном наряде. Платье, не такое роскошное, как у Габриэль, сверкало серебром заклепок. Вместо корсета — высокий воротник с белой бахромой, длинные черные волосы ниспадают на плечи, аккуратная челка едва скрывает левый глаз. В ней было меньше аароновского, хоть некоторые черты и присутствовали.

— Спасибо, — вежливо ответил Лютер, вставая с табурета. — Ты тоже из родственников?

Девушка кивнула и присела в реверансе.

— Мия, — представилась она. — Я дочь Ганса Аарона, да упокоит Господь его душу. Вы уже видели гроб?

— Нет, но буду благодарен, если после обеда вы мне его покажете.

— Хотите убедиться, что господин Йоханес действительно мертв? — хихикнула девушка, облокачиваясь на рояль.

— Прости, что? — удивленно поднял бровь Лютер.

— Про дедушку ходят такие жуткие слухи, я даже думала, что он вампир, как Дракула. Вы читали Дракулу, Лютер?

— Разумеется, — хохотнул молодой лорд. — Весьма стоящее произведение. Хотя я, к своему стыду, редко читаю. Все свободное время занимает музыка. А сейчас, пока и ты не попросила сыграть, я поспешу в столовую, — усмехнулся Лютер. — Умираю с голоду.

***

Серое небо скрывает солнце, мелкий дождик барабанит по стеклам, стекая ручейками на старые, столетние рамы. И едва ли зазевавшаяся служанка, выбравшись на улицу, смогла бы разглядеть в окне двух возбужденных собеседников. Там, в богато обставленной комнате, пропахшей запахом духов, среди дорогой мебели, шкафов с коллекционными книгами, ярость соседствовала с порочной страстью.

— Да что он себе позволяет! — прорычал Альфред, расхаживая по комнате из-стороны в сторону. — Пьяная свинья!

— Альфи, прошу, успокойся! — умоляла Габриэль. — Скоро все закончится. Подождем читки завещания, похороним старика и все! Мы вернемся в Лондон богачами! Потерпи, любимый, еще немного.

— Меня тошнит от этого сброда! Меня тошнит от недоноска Харпера и его тупой девки, меня воротит от свиньи Сальве! И от этого чертового замка! От всего и всех!

— Даже от меня? — всхлипнула Габриэль.

Альфред резко смягчился и, обняв сестру за плечи, нежно заглянул в черные глаза-омуты.

— Конечно нет, сладкая.

Он прижал ее к себе и, вдохнув запах волос, резко отстранился и серьезно спросил:

— У тебя новые духи?

— Д-да, Альфи, — немного испуганно ответила Габриэль. — Тебе нравится?

— О да.

Он нежно и решительно прильнул к ее губам, руки стиснули талию и скользнули ниже, следуя изгибам корсета. Языки коснулись друг друга, и Габриэль с трудом отпрянула, красная, как помидор.

— Альфи, не здесь! Нас могут увидеть!

— И что? — усмехнулся лорд. — Старик все равно мертв. Наследства он нас не лишит. А даже, если бы был жив, думаешь, ему было бы дело до «нас»? Помнишь, что о нем говорят местные?

— Но, Альфи, кривотолки в обществе… тебе нельзя рисковать репутацией! — Габриэль прильнула к брату, обвила шею ручками и со страстью поцеловала его в губы. — Никто не должен знать, что мы женаты. Этот замок наверняка достанется тебе. Мы его продадим и купим виллу в Италии.

— И будем жить как короли, любимая, — страстно прошептал Альфред, нежно поглаживая ее по щеке. — К черту репутацию. Весь мир у наших ног.

— Да, весь мир! — улыбаясь, ответила девушка, развязывая ремешки корсета.

Хорошо, что дверь была заперта. Иначе Анита — служанка, разносившая белье, наверняка не удержалась бы от любопытства и вошла в комнату господ, застав их, предающихся порочной страсти. Вместо этого она поспешила в комнату новоприбывшего молодого лорда, дабы тот не остался без постельного белья, свежей питьевой воды в графине и цветов в вазе.

========== Акт 2. Разговоры за обедом ==========

Комментарий к Акт 2. Разговоры за обедом

Последняя маленькая глава. Следующие будут весьма и весьма объемными. Ошибки вычищаю сам. Бета лишь на подхвате, так как чувство зависимости и ожидание правки, боже, просто выводят меня из себя. Вы можете прочесть главу сейчас, но, если вы граммар-наци и каждая запятая для вас критична - можете отложить чтение на полторы недели. К тому времени все произведение уже будет бетой вычищено.

Примечание от беты: текст проверен.

Обед едва ли можно было назвать траурным. Молодой лорд жадно набросился на жареного гуся в яблоках, запивая дорогим вином. Альфред и Габриэль бурно обсуждали приглашать или нет какого-то малоизвестного английского художника на день рождения Альфреда. Сальве пожирал свиное ребро, рассказывая Мие историю одного сражения близ берегов Франции. И лишь один из Ааронов хранил молчание, впрочем, далёкое от тяжелого и скорбного. Длинные каштановые волосы, серые глаза, белая рубашка при черной жилетке и черных брюках и золотые часы на левой руке. Лицо его, казалось, высечено из мрамора и несло на себе следы, характерные высшей новой американской аристократии.

Мия сидела напротив него и с немного абсурдной манерностью ела утку. Девушка отрезала кусочки ровными квадратиками, держала спину прямо и вела себя так, будто оказалась не в кругу родственников, а на приеме при дворе Ее Величества. Это позабавило Лютера, но он придержал мнение при себе, боясь задеть эту крайне воспитанную девушку.

— Конечно, Альфи, давай всех звать! — распалилась Габриэль. — Будь твоя воля, ты бы и старика Йоханеса позвал!

— А почему нет? — хохотнул Альфред, осушая бокал. — Он бы вполне смог поразвлечь нас своей игрой. Или… — он перешел на зловещий шепот: — Наколдовал бы чего.

— О, лондонские пэры были бы в восторге от его «колдовства», — усмехнулась Габриэль. — Они такие суеверные болваны. Клянусь, они суевернее самых дремучих крестьян.

— С этим, пожалуй, я соглашусь, — взял слово опекун Мии. Альфред и Габриэль удивленно покосились на него, ожидая интересного продолжения. — Как ни странно, самые страшные суеверия лучше всего укореняются в тронутой образованием почве. У меня было более чем достаточно примеров перед глазами.

— О, прошу вас, дорогой кузен, расскажите! — взмолилась Габриэль.

— О чем лопочите? — спросил Сальве.

— Хотите пример? — спросил американец, вытирая губы салфеткой. — Хорошо. Суеверия уходят корнями в древность, дорогие родственники. К примеру, те, что связаны с повешенными. Вы, наверное, знаете эти легенды? «Свечи мертвеца», корень мандрагоры, растущий из семени повешенных мужчин, «веревки дьявола»?

Аароны закивали. Сальве фыркнул и сказал:

— Однажды мой кок протащил на корабль такую веревку. Утащил с эшафота, больной сукин сын.

— Хотел покрошить вам в суп? — невинно спросила Габриэль. Альфред и Лютер засмеялись.

— Пес его знает, чего он хотел, — фыркнул капитан.

— Так вот, — продолжил американец. — Все части тела повешенного и даже его вещи считаются сурово магическими. Оттого было крайне забавно наблюдать за поведением толпы зевак, всегда в обилии сбегающихся поглазеть на то, как мы вешаем очередного нигера.

— А за что вы их вешали? — спросила Габриэль.

— Всегда разные проступки. Побег чаще всего. Иногда за то, что нигер не снял шляпу, проходя мимо белого человека.

— И все? — удивленно спросил Лютер. — Не слишком то и суровое преступление.

— Нигер всегда должен знать свое место, парень, — холодно ответил американец. — Их все время нужно держать в узде, иначе начинают наглеть. Но не об этом речь. А речь о том, дорогие родственники, что, едва табуретка вылетает из-под грязных ног нигера и тот начинает хрипеть и задыхаться, толпа бросается на него с ножами и ножницами и начинает кромсать на куски. Иногда эти сукины дети обрезают веревку и приходится порезанного нигера перевешивать. Без ступней, носов, ушей, пальцев, иногда и член отрезают. Нигер вопит, бьётся, а ты пытаешься натянуть петлю ему на голову и кое-как вздернуть… Грязное дело. Поэтому умные палачи привязывают к ногам висельников мешки с песком.

— Зачем? — спросила Габриэль, глядя круглыми, как блюдца, глазами на американца. Рассказ явно не оставил ее равнодушной.

— Чтобы шея сразу сломалась и не пришлось перевешивать, — американец хмыкнул, отпил немного вина и продолжил: — правда, часто вес мешка слишком велик и головы просто отрываются. А иногда и отлетают ко всем чертям. Мия, ты почему не ешь?

— Я… Я не голодна, дядя, — болезненно ответила девушка.

— О, бедняжке испортили аппетит! — воскликнула Габриэль. — Право, не лучшая тема для разговоров за обедом. Прости, милая, что я задала эти несчастные вопросы.

— Ничего страшного.

— И вы не могли остановить толпу? — спросил Альфред. — Не знаю, выстрелом в воздух? Обычно это отрезвляет горючие головы.

— А мы не стреляли, — зловеще улыбнулся американец. — Не стреляли, потому что в первых рядах толпы всегда были слуги богатых американцев. Джентльмены Нового Света, видите ли, предпочитают не марать руки.

— Мое мнение? Это варварство, — ухмыльнулся Альфред. — Без власти Ее Величества бывшие колонии совсем лишились морального облика.

— Давайте не обсуждать политику за столом! — резко вмешалась Габриэль. — У нас тут острые приборы возле тарелочек. А то, чего доброго, положат в родовой склеп не только старика, но и кого-нибудь из нас.

— Как скажешь, сестренка, — поднял руки Альфред. — Как скажешь.

— Так, — сказал американец, отодвигая пустую тарелку. — Читка завещания состоится через два с половиной часа. Мы все занятые люди: давайте быстрее покончим с этим делом и вернемся к ежедневным хлопотам.

Спустя два часа после обеда Аароны потихоньку собирались в широком зале, за черным дубовым столом, в ожидании оглашения завещания. Альфред и Габриэль пришли первыми и расслабленно обсуждали погоду на ближайшие дни. Лютер, молодой лорд и композитор, не спешил на собрание и, долго не решаясь, все-таки заставил себя посмотреть на мертвого деда. Роскошный черный гроб с подбивкой из алого шелка стоял в небольшом зале с занавешенными окнами, некогда служившем еще одной гостевой. Стояла духота, капли дождя барабанили по стеклу, пахло увядающими цветами и бальзамирующей жидкостью.

Мия не захотела смотреть на мертвого, потому Лютер пошел один, готовя свою душу и разум к печальному зрелищу. Редкий человек может увидеть мертвеца и остаться равнодушным. Как бы мы себя ни успокаивали, взгляд в лицо смерти всегда рождает в душе липкий страх, бередит потаенную горечь и сожаления. Лютер подошел к гробу и опустил хмурый взгляд на покойника. По спине пробежали мурашки.

Роскошный черный фрак и белое жабо казались идеально выстиранными, сморщенные посеревшие руки сложены на груди, длинные седые волосы, завязанные в конский хвост, аккуратно уложены. Но вот лица не было. Вместо иссеченного морщинами-каньонами лица старика, вместо впалых щек и иссохших губ на Лютера смотрела белая фарфоровая маска. Нарисованные брови и губы внушали необъяснимое чувство отвращения.

Ведомый необъяснимым порывом Лютер коснулся сморщенной руки покойника, пытаясь нащупать пульс. Но его не было. Рука казалась сухой, шершавой и холодной. Пальцы грубые короткие. Лютер хмыкнул, поджав губы.

— Жуткое зрелище, да?

Лютер едва не подпрыгнул и, резко обернувшись, испуганно уставился на мистера Харпера.

— Господи, нельзя так подкрадываться, — судорожно вздохнул Лютер, пожимая руку аристократу.

— Мы не представились за обедом. Харпер Аарон, — улыбаясь, представился тот. — Управитель американских мануфактур нашей семьи. Вы, я так полагаю, юный композитор? Старик обожал музыку, — ухмыльнулся американец, подходя к гробу. — Вы бы с ним поладили.

— Наверное, — пожал плечами молодой лорд. — Так это вы опекун Мии?

— Да, бедная девочка лишилась родителей полгода назад. Пришлось взять ее на попечение, — Харпер вдруг ожесточился и бросил на покойника холодный, осуждающий взгляд. — Старый хрыч не дал ни цента на похороны собственного сына и его жены, будто для него их и вовсе не существовало.

— Почему на нем маска?

— Грустная история. Главная причина его затворничества и всех этих… Возмутительных сплетен.

— Расскажете? Пока есть время?

Харпер пожал плечами и, опустив взгляд на фарфоровую маску, заговорил:

— Старик Йоханес был знаменитым путешественником. Провел почти всю жизнь в Индии, Африке, свел много полезных знакомств с колониальным правительством и сенаторами Соединенных Штатов. Говорят, однажды на его корабль напали турки и в пылу схватки рубанули саблей по лицу. Рана загнила и обезобразила его, но Йоханес выжил. Говорят, я не уверен, но говорят: эту маску ему сделал в Индии один йог с помощью Сатаны. Бред, но маска и впрямь выглядит жутко, да?

— Не то слово, — кивнул Лютер.

— Да, не то слово. А теперь дело турков завершило время. Еще одно напоминание о том, что все мы смертны, — грустно добавил американец. — Знаешь, я терпеть не мог старика. Да и он меня недолюбливал. Ему не нравились мои взгляды на управление предприятиями.

— И в чем были претензии?

— В том, что он не капиталист, — фыркнул американец. — Старый болван, да упокой Господь его душу, не понимал, как нужно вести себя с чернью, особенно когда та устраивает стачки. Его предок, Хуарес Аарон, был куда более предприимчив и рассудителен, если верить обрывкам историй.

— Его предок?

— Да, тот, кто выстроил этот замок. Неужели вы о нем ничего не знаете?

— Ну, — смутился Лютер. — Я слышал только, что он был испанским конкистадором. Но почему-то вернулся из Южной Америки и осел здесь, пустив все состояние на постройку замка.

— Все верно, — улыбнулся Харпер. — Лорд Хуарес Аарон был очень предприимчивым испанцем. Именно он был первым, кто начал завозить в Европу нигеров. Он перевозил рабов в Чехию, Польшу, Австрию, даже в Германию. Рабство здесь не одобрялось, но предприимчивые магнаты все равно покупали нигеров, чтобы их кости ложились в фундамент особняков и соборов. Иногда жандармы выходили на его след, и лорд Хуарес замаривал голодом всю партию рабов, чтобы скрыть следы. Он никогда не позволял морали стоять над законами бизнеса. Он занимался делами, а не мистической чушью и поисками «философских камней», — Харпер с осуждением во взгляде покосился на покойника. — На потомках гениев природа отдыхает, Лютер.

— Эй, мы только вас двоих ждем! — послышался раздраженный крик Габриэль, стоящей у двери. — Потом проститесь!

Харпер раздраженно фыркнул и с видом павлина двинулся к залу, где вскоре должна была решиться судьба потомков старого Йоханеса. Лютер отвернулся от гроба и быстро зашагал прочь, думая, что будет делать, если замок все-таки перейдет ему.

========== Акт 3. Мертвец ==========

Сальве не спешил в зал собраний. Капитан прекрасно знал, насколько холодным и безразличным мерзавцем был его отец и как строго он соблюдал традиции и обычаи европейской аристократии. Что бы другие родственники себе ни напридумывали, обычаи требуют передачи родового имения старшему из сыновей. А Сальве Аарон был младшим из трех детей Йоханеса от брака с хмурой и молчаливой англичанкой Валлеттой Абрес и единственным пережившим отца. Потому все эти слушания его не интересовали, в отличие от коллекционного рома, в изобилии хранящегося в старом замковом погребе.

Сырость и полумрак не смущали Сальве. Тот, кто провел полжизни на броненосце, едва ли испугается гробовой тишины, неестественного холода и запаха плесневелой сырости. Едва ли испытает отвращение при виде густой паутины, покрывающей пыльные ряды коллекционного алкоголя. Капитан прошел мимо больших бочек с виски и зажег подвешенную на столбе масляную лампу, осветив погреб густым оранжевым светом. Заплясали тени, лапки паука, попавшие в луч, наползали на стену.

Капитан взял с полки пыльную бутылку и, стерев пыль со стекла, с удовлетворением прочел надпись на шведском.

— Да, папаша, ты был не дурак хорошо выпить, — хохотнул он, срывая пробку. Резкий запах первоклассного рома приятно щекотал ноздри. Он и так был прилично пьян, но душа старого моряка требовала еще.

Сальве прильнул к бутылке и пил до тех пор, пока жжение в глотке не стало невыносимым. Это любимая игра моряков «Буревестника», и капитан легко побеждал в ней даже самых прожжённых морских волков. Ром струйками стекал по подбородку, оставляя пятна на мятом воротнике рубахи.

— Кхах, отличный ром! — прорычал Сальве, крепче сжимая бутылку. — Отличный, мать его, ром!

— Свинья.

— Что? — встрепенулся Сальве.

Керосиновая лампа светила ровно, причудливые тени плясали на стенах. В углах, куда не попадал свет, тени становились такими густыми, что едва ли можно было разглядеть даже покрытую плесенью каменную кладку. Паучок вновь забегал по паутине, отбрасывая на стену громадный пугающий фантом. Сальве нахмурился и огляделся по сторонам.

— Кто здесь?!

В погребе царила абсолютная тишина. Взгляд коснулся одной из бочек. Табличка на ней гласила:

«Нортенгерский эль. 1603 г.»

— Матерь божья! — хохотнул капитан, бросая на пол недопитую бутылку рома. — Как это я раньше не заметил? Целая бочка.

Сальве подошел к бочке и в предвкушении пригладил пышные усы. Как-то раз он провозил контрабандой Нортенгерский эль тысяча семьсот тридцать второго года, и стоила эта бутылочка целое состояние. А тут целая бочка оставшаяся, не иначе как со времен Хуареса. Краник покрывала пыль, рядом стояла старая покрытая паутиной деревянная кружка.

Капитан схватил кружку, рукавом вытер паутину и стряхнул на пол. На миг взгляд коснулся упавшего на черный камень паучка. Тот все еще дрыгал лапками, хоть тельце и было полураздавлено. Сальве вдруг застыл и хмуро покосился на кружку.

— Дурной знак, — пробубнил он, но затем взгляд коснулся таблички. — А, выпью за упокой твоей души, паук. Господь простит.

Пьяный капитан криво перекрестился и зло бросил взгляд на краник. По какой-то нелепой причине он находился не на уровне талии, а в верху бочки и до него приходилось тянуться. Видимо, старый Хуарес специально заказал такую бочку, чтобы не частить с возлияниями этого немыслимо дорогого сорта алкоголя. Сальве огляделся и, не заметив рядом ни стульчика, ни табуретки, пыхтя, потянулся к крану. Пришлось вытянуться на носках и навалиться пузом на бочку. Пальцы стиснули барашек, попробовали покрутить, но тот почти не поддавался.

— Давай, черт тебя дери! — прорычал капитан, с силой дергая рычаг. Тот почти поддался, первая капля заблестела на горлышке крана. — Давай!

— Свинья.

— Чтоб тебя!

Капитан резко вздрогнул, краник поддался, но вместо струи из горлышка послышался треск дерева. Краник с сухим треском вырвался из бочки вместе с истлевшими досками, и в лицо капитана хлынул поток дорогого эля.

— Твою мать! — взревел капитан, падая на каменный пол. — Черт подери! Да кто конопатил эти… тьфу, бочки!

Сальве медленно поднялся на ноги, морщась от боли в ушибленном копчике. Алкоголь промочил его насквозь, будто капитан в эле купался. Рубашка, штаны, борода и усы, даже ботинки — все пропиталось элем. Сальве грязно выругался и с досадой посмотрел на бочку.

— Половина эля пропала, эх. Йоханес, с тебя надо кожу живьем содрать за то, что за бочками не следил, пес!

— Свинья!

Капитан вздрогнул и резко обернулся. Казалось, что-то промелькнуло в густых тенях позади. Мрак среди дальних стеллажей зашевелился. Лицо капитана исказила ненависть, он сжал кулаки и закричал:

— Альфред, песий сын! Я знаю, что ты здесь! А ну выходи, или я к тебе сам приду и все кости пересчитаю, ублюдок!

Гробовое молчание было ответом на его слова. Тишину нарушали тяжелое, свистящее дыхание капитана и капли эля, все еще падающие в лужу на полу. Сальве грязно выругался, покачнулся и, сняв с крюка лампу, двинулся в тень в полной готовности пустить в ход кулаки.

«Паршивый щенок! — зло думал капитан, продираясь мимо пыльных рядов, смахивая налипающие на лицо путы паутин. — Играть со мной? Со мной?! С капитаном «Буревестника»! Погоди, поймаю — отправлю к морскому дьяволу, как этих поганых французских псов. Будешь, как они, стонать и руки заламывать!»

Сальве вспомнил мольбы и стоны экипажа и пассажиров «Лунного света». Французский торговый корабль перевозил нескольких немецких шпионов. Им нужно было преподать урок. Всем им.

«Дети, пощадите детей!»

«Всех на дно! Подорвать их вместе с кораблем!» — ревел пьяный боров.

Свет лампы скользнул по сырым стенам, тени заплясали на покрытой плесенью кладке. Маленькая испуганная крыса пробежала мимо шкафа с коллекционным вином и юркнула в норку. Капитан пошатнулся, недоуменно рассматривая открывшееся ничего. Ни Альфреда, ни следов на пыльном полу, никаких признаков посторонних. Липкий страх коснулся души пьяницы, он был готов поклясться, что в погребе был кто-то еще.

— Черт, — буркнул капитан, оборачиваясь. — Перебрал, видимо.

— Свинья, — зло рявкнули за спиной.

Сальве резко обернулся и застыл, глядя в клубящиеся за пределами света тени. Лицо исказила гримаса ужаса, он побелел, из груди вырвался болезненный стон.

— Господи Иисусе, — прошептал он. — Господи Иисусе!

— Свинья! — проревел гость из тьмы.

Сальве заорал и бросился бежать. Впервые в жизни стареющий капитан испытал настоящий первобытный ужас, лишающий разума, заставляющий сердце вырываться из груди. Он бежал как никогда в жизни, задыхаясь, едва не падая. Стеллажи почти закончились, впереди сиял спасительный столб холодного света — путь на лестницу из погреба. Остался всего миг, и вдруг нога касается чего-то жесткого и резко уходит назад. Сальве вскрикнул, заметив в свете лампы укатывающуюся прочь бутылку недопитого рома. Время замедлилось, падение словно длилось вечность.

Капитан с гулким стуком рухнул на пол. Послышался тихий звон разбитого стекла, лампа разбилась, и огонек коснулся пропитанной элем одежды. Сальве не сразу понял, что горит. Вспышка света обожгла глаза, запах горелых волос впился в ноздри, а затем пришла боль. Капитан завизжал, пытаясь сбить пламя, но тщетно. Он, точно живой огненный шар, пробежал несколько метров и рухнул на пол, визжа и содрогаясь в агонии.

Из тьмы показалась зловещая фарфоровая маска. Темный силуэт поднял бутылку, ввинтил пробку обратно и аккуратно вернул на место, не обращая внимания на вопли сгорающего заживо капитана.

***

Серый свет скрытого за грозовыми тучами солнца, потрескивающие в роскошном массивном камине дрова, паучок, плетущий нить в углу стены — все это располагало к напряженной беседе. Но та никак не могла начаться. Семейство Ааронов уселось за круглым дубовым столом в мрачном молчании, полном тяжелых предчувствий. Старик Йоханес оставил после себя приличное состояние, и одним замком на очень хорошей земле оно не ограничивалось. Слухи слухами, но Йоханес при жизни был очень деятельным мужчиной, не упускавшим возможностей.

Габриэль стучала пальцами по столу, Альфред качался на стуле, сложив руки, Мия, Харпер и Лютер так же хранили молчание, то и дело раздраженно поглядывая на дверной проем. У самого камина стоял, вытянувшись по струнке, старый слуга Вольфганг, сверкая идеально выглаженным смокингом. Ручейки стекали по стеклу, и за яркой вспышкой молнии последовал долгий разнотональный гром.

— Да где его черти носят?! — вспыхнул Альфред.

— Упился, наверное, — зло усмехнулся Харпер. — Давайте начинать без него.

— Без него нельзя, — фыркнула Габриэль. — Все равно придется заново потом зачитывать. Он же нам на слово не поверит.

— Господин Йоханес велел читать завещание в присутствии всех его родственников, — почтительно сказал Вольфганг. — Я дал ему слово, что так оно и будет.

— Слово, данное покойнику, не имеет силы, — фыркнул американец. — Оставим этот душный романтизм. Я и так потерял много драгоценного времени и на эту поездку, и на замок, и на обеды. В Нью-Йорке меня ждут дела.

— В самом деле, — добавил Лютер. — Давайте скорее узнаем, что кому завещал дедушка. Впереди еще похороны. Мы не можем вечно тратить время на эту… канцелярщину. Нужно позаботиться о последнем желании.

Мия робко подняла взгляд и добавила:

— А давайте сходим за дядей Сальве? Это… Это займет ведь не больше пяти минут?

— Я за ним не пойду, — фыркнул Альфред. — Пошлем слугу. Вольфганг, где та девчонка, что разносила белье?

— На кухне, господин. Моет посуду.

— А рядом нет никого?

— Никого, господин.

— Я схожу, — сказал молодой лорд, вставая из-за стола. — Наверняка дядя Сальве сейчас уничтожает запасы дедушки.

— Только не затягивай, — фыркнул Харпер. — Если он вдрызг пьян, завещание будем читать без него. И мне плевать, что там хотел старик. Время — деньги.

Лютер спешно вышел из комнаты, оставив родственников наедине с мрачными мыслями. Гремел гром, сверкала молния, разгоняя прячущиеся по углам мрачные тени. Мия подняла робкий взгляд на Вольфганга. Старик казался ей жутким, пугающим колдуном из сказок. Настоящий дворецкий Дракулы, милой улыбкой и обходительными манерами завлекающий проезжих девиц в гости к господину. Только лишь для того, чтобы смотреть, как тот выпивает их кровь.

Мия вдоволь набродилась по замку, пока опекун перебирал торговые накладные и доводил до ума взятые в дорогу бумаги. Было очень легко выскользнуть из комнаты, ведь Харпер, казалось, и вовсе не замечает существования девочки. Впрочем, Мия на это никогда не жаловалась. Он ее кормил, одевал, давал деньги на шляпки и оплачивал обучение в школе благородных девиц. А что до любви и родительского тепла, то Мия никогда его и не знала.

Замок старого Йоханеса очаровал девушку. Вскружил голову романтичной готикой, пыльной атмосферой седой древности и зловещими тайнами, связанными с личностью его строителя. Она шла по коридорам под бдительным надзором старинных портретов, рыцарских доспехов и мечтала о том, какие страшные загадки скрыты в этих сырых каменных стенах. В узких проходах, в заваленных рухлядью комнатушках и погребах, в старой оборудованной под склад церкви. Выглядывая из бойницы одной из пяти замковых башен, она бросала мечтательный взгляд на давно опустевший разбитый плац и представляла, как отряд закованных в кольчуги и латы воинов выстраивается на нем, готовый к очередному походу. Как перед ними возвышается черноусый, коричневый от загара великан в цветастых одеждах со здоровенным палашом на боку. Знаменитый и ужасный Хуарес Аарон, свирепый конкистадор, огнём и мечом насаждавший среди несчастных индейцев свет христианской веры. Жадный до золота и женской красоты. Она парила в облаках, околдованная темным ореолом Хуареса и его потомка Йоханеса Аарона, заслужившего, пожалуй, даже более зловещую и оттого дико притягательную репутацию.

Сейчас же мечты и фантазии растворялись, уступая место раздражению. Альфред и Габриэль злились, опекун злился, даже на лице старика Вольфганга проклевывались нотки недоумения. Едва ли Сальве намеренно пропустил читку завещания. Наверняка он напился, демонстрируя тем полное пренебрежение и к покойному отцу, и к своим родичам. Мию это задевало. Воспитанная в лучших традициях школы, она не могла смириться с таким свинством. Но все же, держала негодование при себе.

В дверном проеме показалась фигура. Краткий миг радости сменился легким разочарованием. Взгляд Мии скользнул по черно-белому наряду горничной, по завязанным в косы золотистым волосам, по нежно-округлому личику юной служанки. Той, что убиралась в ее комнате полчаса назад. В руках она держала венок из черных роз, перевязанных золотыми лентами.

— Господа, — почтительно поклонилась она и подняла взгляд на Вольфганга. — Венок для покойного лорда. Вы говорили…

— Положи ему в гроб, милая, — ответил Вольфганг.

— Что это? — спросил Альфред, кивая на венок.

— Исполнение последнего желания лорда Йоханеса Аарона, господин, — почтительно ответил старик. — Он очень любил черные розы и велел положить себе в гроб венок.

— Какое странное желание, — фыркнула Габриэль.

Служанка резко юркнула за дверь.

— Что-то он долго, — хмыкнул Альфред, прекращая качаться на стуле.

— Ой, еще и ты давай за ним сходи, Альфи! — вспыхнула Габриэль. — Ну, в самом деле, это какое-то свинство! Мы все — занятые люди! Приехали сюда, как просил дедуля, все как надо сделали, наняли рабочих нести гроб в склеп. Неужели этого недостаточно, чтобы и нас уважить? Давайте скорее раскроем завещание.

— Прошу вас, потерпите немного, — умоляюще ответил старик.

— Нет, — рявкнул Харпер, хлопая ладонью по столу. — Хватит с меня ожиданий. Вольфганг, читай письмо.

— Но лорд…

— Вольфганг, — добавила Габриэль. — Остальные почитают письмо позже. Не заставляй нас тебе приказывать.

— Простите, господа, — болезненно ответил старик. — Но мое слово…

— Черт бы тебя побрал! — взревел Харпер. — Я не намерен тратить драгоценное время из-за пьяницы! Либо ты прочтешь письмо сейчас, либо, клянусь, я вырву его у тебя и…

Аароны вздрогнули от пронзительного визга. Легкое замешательство сменилось недоумением. Альфред медленно покосился на дверной проем.

— Кричали из комнаты с гробом.

— Господи Иисусе! — закричала служанка. — Милостивый Боже!

Альфред резко подскочил и бросился в коридор, остальные поспешили за ним, гремя стульями. Через мгновение семейство уже ворвалось в комнату с гробом и застало прижавшуюся к стенке бледную девушку. Она дрожала, по щекам катились слезы, безумный взгляд впивался в гроб.

— Что случилось?! — крикнул Альфред, подходя к ней. — Чего ты виз… жишь.

Альфред недоуменно уставился на гроб. Его примеру последовали остальные, и вскоре тишина сменилась поражёнными вскриками и вздохами. Харпер громко выругался и перекрестился, Габриэль, побелев, отошла к двери. Мия зажала рот ладошками и попятилась.

— Девочка, — тихо спросил Альфред служанку. — А где тело?

— Он… Он… Он… Он… Он…

— Что «он»?

— Он… Он… Он…

Гарбиэль подбежала к девушке и, вцепившись в плечи, резко ее встряхнула.

— У бедняжки шок, наверное, — испуганно заявила она.

— Где тело? — еще раз спросил Альфред.

— Он… Он… Он…

— Милая, — нежно прошептала Габриэль, касаясь ладонями щек служанки. — Успокойся. Дыши ровно, полной грудью. Раз-два. Раз-два.Вдох-выдох. Ну же, вдох-выдох. Успокоилась?

— Я… Господь всемогущий… Иисус Христос…

— А, по мне, так не похожа, — нервно хохотнул Альфред.

— Что тут, черт подери, происходит?! — закричал Харпер. — Сперва пьяница, теперь это! Где тело, дура? Отвечай!

— Он… Он…

— Успокойся, — терпеливо шептала Габриэль. — Все хорошо. Вдохни поглубже и скажи, где тело.

Служанка судорожно вздохнула и, переведя на Харпера взгляд, полный безумного ужаса, сказала:

— Он… Ушел.

— Что значит «ушел»? — поразился Харпер. — Встал и ушел?

Девушка кивнула.

— Бред, — фыркнул Альфред.

— Я положила венок и… И… И хотела уйти, как вдруг рука… Дернулась. Я подумала — кажется, но потом он просто поднялся и… Посмотрел на меня и… И… У-ушел. Вылез из гроба, как ж-живой!

— Ну приехали, — протянул Альфред. — Взял и ушел. И не попрощался, сукин сын. Замечательно, поразительно, фено-, мать его, менально.

— Нас держат за идиотов, — зло ухмыльнулся Харпер. — Мертвецы не встают из гробов. Кто-то решил одурачить эту девочку и нас вместе с ней. Ставлю пятьсот фунтов, что это Сальве.

— Выкинул тело отца, залез в гроб и напугал девочку? Это уровень Мориарти, не иначе, — нервно засмеялась Габриэль.

— Это возможно, — вдруг хмыкнул Альфред. — Если он сговорился с Лютером. А вот, кстати, и он. Лютер, у нас тут покойник убежал. Не скажешь…

В комнату медленно вошел молодой лорд и тихо опустился на единственную стоящую в углу табуретку. Аароны смотрели на него с недоумением и испугом, настолько зловеще выглядело белое, как мел, лицо и пустой, стеклянный взгляд. Руки его дрожали, на рукавах пиджака чернели маслянистые пятна.

— Лютер?

— Господи, — прошептал тот, поднимая взгляд. — Он мертв.

— Кто?

— Дядя Сальве. Сгорел заживо в подвале.

========== Акт 4. Беглый раб ==========

Дождь барабанил по стеклам, водопады мутной воды хлестали с черепичных крыш и, падая наземь, сливались в бурые ручьи, запруженные листвой и темно-зелеными иголками. Вольфганг и две служанки не приближались к погребу, боясь побеспокоить господ, но это не мешало им с интересом подслушивать — настолько хорошо пустые коридоры и высокие каменные потолки отражали звук. Рядом с бледными слугами стояли Мия и Габриэль, искренне радуясь преимуществам слабого пола. Смотреть на изуродованные огнем останки капитана — последнее, чего может желать молодая женщина, выросшая в тепличных условиях.

Каменная лестница уходила в полумрак. В подвале пахло горелым мясом, алкоголем и страхом. Лютер стоял у полуразбитой бочки и молча смотрел на Альфреда и Харпера, нависших над ужасающими останками.

— Несчастный случай, — сказал вдруг Альфред. — Видишь лампу? Бутылку? Бедный сукин сын споткнулся и поджег сам себя.

— Нелепая смерть, — механическим голосом произнес Харпер.

— Можно сказать, дядюшку Сальве погубил зеленый змей.

— Пойдем отсюда. Лютер, слышал?

— Да, — тихо ответил молодой лорд. — Пойдемте.

Огонь в камине почти погас, и помещение поглотил холодный увядающий свет. Семейство Ааронов сидело за дубовым столом. Никто не говорил ни слова, лишь перебрасываясь тяжелыми, многозначительными взглядами. Ужас и недоумение ворвались в их реальность, спутав все планы и поставив под угрозу самый рассудок. Вольфганг так же, как и час назад, стоял у камина, но в этот раз не держал в руках письма. Желтоватый конверт лежал на столе, притягивая мрачные взгляды Ааронов.

Харпер еле сдерживал ухмылку. Довольно сложно выдерживать скорбящую мину, выиграв в казино самый большой в своей жизни куш. Сальве, да кому есть дело до этой пьяной свиньи, еще и распустившей копытца на самую жирную часть наследства. Теперь у замка новый потенциальный хозяин — Харпер. Если, конечно, старик Йоханес придерживался традиций в распределении наследства.

— Альфред, открой письмо, — сказал американец.

— Сейчас? — изумленно спросила Габриэль. — Может, сперва…

— Нет, — резко ответил Альфред сестре. — Он прав. Все в сборе, так ведь?

— Определённо, — сухо ответил Вольфганг, беря со стола письмо.

Зашуршала бумага конверта, и вскоре заветный листок заблестел в тусклом свете, заставив Ааронов застыть в мрачном ожидании. Вольфганг прокашлялся, надел очки и принялся читать:

«Уважаемые потомки. Я собрал вас за этим столом не только для того, чтобы всучить каждому по кусочку моего состояния, но и для того, чтобы озвучить последнюю волю. Разумеется, утоляя ваше любопытство, я начну как раз с вопросов, так сказать, приземленных.

Сальве, мой младший сын. Я тебя никогда не любил. Видит Бог, ты с пеленок был невыносимым засранцем, раздражающим и меня, и прислугу, и твою покойную мать. Но я безмерно горд от того, что ты сумел сделать карьеру в деле настоящих мужчин. Хуарес Аарон — предок, основавший наш род, так же был мореплавателем, и в тебе я вижу продолжателя его благородного дела. Потому тебе я передаю мой замок и одну четверть всего состояния. Не пропей все сразу, балбес».

Аароны мрачно переглянулись.

«Альфред и Габриэль, я все знаю…»

Альфред и Габриеэль побелели и одарили друг друга тяжелыми взглядами.

«А если знаю я — знают и другие. Я всегда считал себя человеком свободных нравов, но такой терпимостью едва ли могут похвастаться другие члены высшего общества. Поэтому я и на пушечный выстрел не подпущу вас к делам в Европе. Позорить вас перед другими членами семьи не буду, но и спуску не дам. Вам обоим, раз уж вы так «близки», я завещаю мои корабли, оба автомобиля и торговые компании в России».

— Ублюдок, — тихо прошептал Альфред, опуская взгляд. Габриэль тоже поникла и опустила взгляд на сжатые в замок пальцы.

«Лютер, ты дрянной музыкант. Твоя соната никуда не годится. Приятнее слушать звуки моей диареи, чем твою игру. Если уж собираешься стать настоящим композитором, то уделяй игре больше времени, а не прожигай его в салонах. Подлинное мастерство и светская жизнь — две противоположности. Выбери что-то одно, болван…»

Лютер опустил взгляд. Слова старика ранили его, но он принял критику от более искусного мастера с достоинством.

«Тебе я завещаю треть от моего состояния. Это громадные деньги, пусти их в дело с умом.

Харпер, ты самый умелый делец в семье. Конечно, во многом я с тобой не соглашался, но одно всегда признавал: никто в нашей семье не умеет так искусно делать деньги, как ты. Потому тебе и Мие, раз уж ее родители мертвы, я завещаю все остальное. Треть от этого гигантского состояния достанется Мие, когда ей исполнится восемнадцать или после замужества. Однако распоряжаться деньгами она сможет лишь с твоего разрешения. Теперь она твоя дочь. Заботься и обеспечь будущее, которого заслуживает дама рода Аарон».

— Ну, — сказал Харпер, потирая руки. — Предлагаю долю Сальве поделить поровну.

— С какой стати? — злобно спросил Альфред. — Дольки-то не ровные. Тебе почти все, Лютеру деньги, а нам богом проклятые фирмы в заднице мира, старые шхуны и пара машин? На двоих?! Черта с два, замок наш!

— Ваш?! — засмеялся Харпер. — Ваше только то, что оставляете в уборной. Я старший в семье — мне и делить долю Сальве. Замок мой по старшинству.

— Черта с два! — закричал Альфред.

— Господа-господа, еще не все! — испуганно сказал Вольфганг и продолжил читать:

«А теперь, когда с земным покончено, перейдем к моей последней воле. Положите мое тело в родовой саркофаг, рядом с тремя поколениями моих предков, рядом с Хуаресом Аароном — моим героем и вдохновителем, рядом с моей женой Анастасией, безвременно покинувшей сей бренный мир. О, не знай я вас, этого бы хватило, но я вас знаю. Всех вас, потому все мое наследство перейдет австрийской короне, если моя последняя воля не будет исполнена. Вскоре после моей смерти в замок явится проверяющий из числа моих самых доверенных и близких друзей. Подтвердить либо опровергнуть факт исполнения последней воли. Также тот, кто покинет территорию замка до моего погребения, лишается всех прав на наследство. Данная команда уже дана моим юристам, дорогие потомки. Прощайте».

Альфред захохотал.

— А-а, сукин сын.

— Вот черт, — тихо выругался Харпер. — Значит, надо найти тело старика. Иначе не видать нам ни денег, ни замка, ничего. Вольфганг?

— Да, господин?

— Сколько в замке слуг?

— Только я и две служанки. Остальных лорд Йоханес распустил. Он был уверен, что Сальве продаст замок или наймет новых слуг.

— Все дела бросайте и начинайте поиски Йоханеса. Весь замок перевернуть, но найти его. Ясно?

— Да, господин.

— Приступай, — отмахнулся Харпер и, дождавшись, пока старик уйдет, заговорил: — оставим склоки на другой раз. Нужно во что бы то ни стало найти этот дохлого старого ублюдка. Обыскиваем замок комнату за комнатой.

— Кхем-кхем, — театрально кашлянула Габриэль и с ехидной злобой во взгляде кивнула в сторону настенных часов. Стрелки отмеряли десятый час, и на замок стремительно наползала тьма приближающейся ночи. — В замочке дедули, между прочим, не проведен ток, дорогой кузен. Никого мы сегодня уже не найдем.

— Будем искать с фонарями! — рявкнул Харпер, вставая из-за стола. — Хоть всю ночь напролет! И если я узнаю, что тело украл кто-то из вас… Пожалеете.

— Разугражался, чертов янки, — закатил глаза Альфред. — Откуда нам знать, что это не ты подстроил кражу тела? Подговорил своего водителя… Кстати, а где он? Все еще в машине?

— Он ждет меня в машине. И он тоже будет искать, — с тихой злобой в голосе ответил американец.

— А как же дядя Сальве? — вдруг подала голос Мия. — Мы не можем оставить его в погребе. Надо его куда-нибудь перенести…

— Не сейчас! — рявкнул Харпер. — У нас есть более насущные дела. Все берем лампы и начинаем искать.

На замок опустилась густая тьма, но о сне не было и речи. В залитых потоками воды стеклах горел свет ламп, огоньки мерцали вдоль коридоров, мимо бойниц башен, с трудом разгоняя густую тьму лишенной луны и звезд ночи.

Альфред и Габриэль должны были разделиться, но, наплевав на приказы Харпера, они шли бок о бок, вглядываясь в плохо освещенные коридоры. Оранжевый огонь ламп освещал неплохо, но от него тени по углам становились гуще и будто оживали. Габриэль чувствовала липкий страх, почти полностью вытеснивший из сердца обиду. Она шла вслед за братом, мысленно проклиная жестокого и несправедливого злодея Йоханеса, обделившего их наследством. Она не могла понять, как можно быть настолько бесчувственным сухарем. Как можно ставить на одни весы и без того зловещую репутацию рода Аарон и светлые чувства, вспыхнувшие по велению Господа в сердцах двух родственников. Неужели старик Йоханес считал, что Габриэль и Альфреда толкнула к свадьбе одна лишь нездоровая похоть?

— Ни черта не видно, — раздраженно заметил Альфред, переводя взгляд с черного коридора на дрожащий огонек лампы. — Этот замок — настоящий лабиринт.

— Я вообще не понимаю, какого дьявола мы шляемся тут ночью, — хмуро ответила Габриэль. — Если дедуля и впрямь воскрес, то лучше запереться в комнате, посыпать порог солью и молиться Иисусу, пока не рассветет. Вдруг он вампир!

— Гэби, — Альфред остановился и ошарашенно посмотрел на сестру. — Гэби, ты что, и вправду считаешь, что старик восстал из мертвых? Лежал-лежал, устал, а потом взял и пошел? Воздухом, так сказать, свежим подышать?

— Ну… А как еще это объяснить? Альфи, я видела глаза той девочки. Она не врала и не играла. Ей действительно было очень страшно. Что, если…

Молния рассекла небеса, яркой вспышкой озарив коридор замка. Серебристый огонь вырвал из тьмы старинные картины, сверкающие забрала рыцарских доспехов и жуткую фарфоровую маску в самом конце. Габриэль вскрикнула и указала во мрак дрожащей рукой.

— Там кто-то стоял!

— Что?! — испуганно охнул Альфред, направляя фонарь. — Не показалось?

— Там кто-то был!

Альфред тихо выругался и, приказав сестре держаться за спиной, медленно двинулся во мрак. Дождь барабанил по стеклу, огонек в лампе дрожал, не спеша обнажать скрывающуюся во мраке опасность. Новая вспышка молнии рассекла небо на дюжину частей, вновь осветив коридор. Альфред остановился, понимая, что ноги деревенеют. Страх опутал сердце при виде стоящего в конце коридора человека. Старинный смокинг, белое жабо, чудовищная фарфоровая маска на лице. Он смотрел на них.

— Дедушка? — прошептала Габриэль, едва не падая в обморок.

Едва огонь лампы коснулся фрака и маски, как зловещий призрак развернулся и шагнул в дверной проем. Альфред, стиснув зубы, зашагал следом за мертвецом. Ужас сковывал по рукам и ногам, но присутствие сестры вселяло мужество в сердце.

— Ты куда?! — испуганно закричала Габриэль.

— Мы ведь его ищем, да? — зло прошипел Альфред. — Давай за мной!

Гэби бросилась вдогонку, чувствуя, как подкашиваются ноги. Страх выворачивал душу, и даже за спиной Альфреда она не чувствовала себя в полной безопасности. Аароны юркнули в дверной проем вслед за мёртвым и оказались в широкой комнате с высоким потолком. Габриэль огляделась и тут же пожалела об этом. Высокая железная люстра, следы от гвоздей на стене, разбитый пол и пыльные скамейки. Сомнений не было: когда-то здесь была часовня, где слуги лорда Хуареса молились, пока сам конкистадор и его семейство были в церкви.

— Он здесь? — прошептала Габриэль. — Альфи, он здесь?

— Да, — хрипло ответил тот, указывая на одну из скамеек.

В сумраке неразличимы детали, но свет масляной лампы вырвал из цепких лап сумрака черные будто вырезанные из картона очертания широкой спины и зачесанных назад волос. Альфред судорожно вздохнул и, собрав все свое мужество, двинулся к силуэту.

— Нет! Не подходи к нему! — взмолилась Габриэль. — Не подходи!

— Держись позади меня! — дрожащим голосом приказал тот, медленно двигаясь к Йоханесу.

Вот, свет лампы уже четко высвечивает спину и голову. Маски нет, вместо фрака — дорогой, но без излишеств костюм. Массивные руки лежат на коленях, сверкая серебристыми запонками. Альфред недоуменно покосился на серебряные часы, на туфли с налипшей на них грязью. Растерянный, он спешно обошел лавку и подсветил так, чтобы стало видно лицо сидевшего.

— Боже, — прошептал он. Гэби выглянула из-за его спины и тихо застонала.

— Это же…

— Да, Гэби, — мрачно ответил Альфред, разглядывая грубое лицо боксера. Низкий лоб, сломанный, кривой нос, массивная челюсть и маленькие глаза, выпученные из орбит. Грубый лик небогатого горожанина выражал такую леденящую душу форму ужаса, что становилось дурно. На шее багровела полоса — след от удавки. Прежде, чем несчастный был задушен, он испытал истинный первобытный ужас. — Да, Гэби. Это он. Водитель Харпера.

***

Харпер не нуждался в компаньонах. Самый надежный и верный помощник сейчас приятно отягощал его руку, готовясь обрушить шквал смерти на притаившегося во тьме шутника. Револьвер с резной рукояткой и гравировкой на барабане — подарок главы Куклус Клана в честь дня рождения — никогда не давал осечки и разил наповал. Обычно он предпочитал ружье, но в тесных помещениях замка револьвер — самый лучший выбор.

В душе кипела ярость пополам с недоумением. Сейчас, в это самое время, он уже должен был доехать до города и заказывать номер в гостинице. Но вместо этого он шастает по коридорам замка с лампой и револьвером, преследуя по пятам сбежавший труп. Стук капель о стекла сильно мешал вслушиваться в звуки замка, но Харпер не терял надежды отыскать Йоханеса и, если тот и впрямь воскрес, пустить пару метких пуль ему в сердце.

Вспыхнула молния, и Харпер застыл, пораженно глядя перед собой. В десяти метрах, навалившись на стену, стоял жутковатого вида негр в лохмотьях. Угольно черный, он дрожал, то сжимая, то разжимая кулаки.

— Эй, нигер, ты откуда взялся? — крикнул Харпер.

Чернокожий что-то хрипло сказал на незнаком языке и обернулся. Американец поежился, глядя на тощее лицо, похожее на обтянутый кожей череп. Не успел Харпер опомниться, как зловещий негр бросился бежать и в пару мгновений скрылся за поворотом.

— Стоять! — закричал американец, бросаясь в погоню.

Лампа почти не освещала путь, стук капель о стекло стал громче. Американец бежал вслед за шлепками босых ног по камню, поражаясь скорости исхудавшего, явно лишённого сил негра. Как бы быстро ни бежал Харпер, негр не появлялся в поле зрения дольше, чем на мгновение. Ни прицелиться, ни тем более выстрелить не получалось. Погоня затянулась, легкие Харпера горели, мышцы ног сводило судорогой, но сердце приятно жгла радость. Шлепки становились все ближе. Негр терял силы, и скоро белый человек настигнет его и узнает всю правду.

Беглец резко сменил направление и побежал по лестнице в подвал. Американец резко остановился, глядя на сырые каменные ступени, уходящие во мрак. Пахло старой мебелью, плесенью и тухлыми овощами. Огонек лампы дрожал, отбрасывая на стены живые тени.

Медленно и осторожно американец спустился в подвал, попав в плен к пыльной нафталиновой рухляди. Сырость и мерзкий запах чулана раздражали, но не могли сбить с цели умелого охотника. Он вновь преследовал знакомую дичь, сжимая в руках огнестрельное оружие.

«Беглого нигера надо примерно наказать. Чтобы другим было неповадно. Просто повесить недостаточно, — объясняет новичкам американский делец, прижимая лезвие к лицу дрожащего от ужаса негра. — Сперва его нужно кастрировать. Затем — перерезать пяточные сухожилия. И только после — выжечь клеймо у него на лбу. Бросьте такого в общий загон, и эти животные на годы станут послушными».

Среди пыльных ящиков, груд коробок и полуразбитой старинной мебели стоял негр, так же дрожа и сжимая кулаки. Он казался чудовищно тощим и будто бы и вовсе не замечал преследователя.

— Ну ладно, нигер. Больше тебе бежать некуда, — зло усмехнулся Харпер, взводя револьвер. — Либо ты отвечаешь на мои вопросы, либо я тебя пристрелю как собаку!

Негр медленно обернулся и, глядя на американца широкими от ужаса и страдания глазами, прошептал с сильным акцентом:

— Пажалуста, дате иды.

— Ч-что?

И тут Харпер заметил на плече негра плохо зажившее клеймо. По спине пробежал холодок, он попятился, не веря глазам. На черной коже несчастного негра гнилостным ожогом стояло клеймо лорда Хуареса Аарона. Работорговца, умершего три столетия назад.

— Мы умираем, дате нам иды, — дрожащим голосом умолял негр. — Пажалуста, иды.

— Не подходи ко мне! — закричал американец, направляя револьвер.

— Иды, дате нам иды.

Харпер нажал на спуск, и от грохота зазвенело в ушах. От едких пороховых газов рвало горло и резало глаза, но американец не решался отвести взгляд от негра. Пуля поразила его в лоб, и тот рухнул ничком на пыльные доски подвала.

— Черт возьми, значит, ты не призрак, — облегченно вздохнул он. — Ублюдок, ты до смерти меня напугал.

«Откуда здесь нигер с клеймом?! — промелькнула безумная мысль. — Никто сейчас не торгует рабами. И это клеймо… Черт знает что».

— Индейцы надежно оберегали свои тайны.

Американец вскрикнул и резко обернулся, но никого не увидел. Убедившись, что в подвале, кроме него, никого нет, он решил осмотреть негра как следует, но тот вдруг исчез. Ни пятен крови от простреленной головы, ни следов ступней на полу. Опустив лампу чуть ниже, американец с ужасом понял, что полы в погребе покрывает слой пыли толщиной не меньше пяти миллиметров.

— Невозможно, — прошептал Харпер, леденея от ужаса. — Значит, это правда. Все эти слухи… Призраки Хуареса, заморенные голодом нигеры… Господи Иисусе, а я не верил.

Американец опустился на колени там, где еще минуту назад ничком лежал застреленный негр. Доски подозрительно заскрипели — это привлекло внимание. Повинуясь безумному порыву, Харпер несколько раз стукнул кулаком об пол и резко отпрянул. Под досками, вне сомнений, было пустое пространство. Причем исключительно на месте «смерти» призрака негра. Неподалеку хранились старые инструменты: ржавые топоры, пилы, ломы, явно оставленные строителями после реставрации восточного крыла замка, особо сильно пострадавшего от землетрясения. Поставив лампу на небольшой стул, американец выбрал самый тяжелый багор и, прицелившись в стык досок, принялся долбить. Багор пробил трухлявое, изъеденное термитами дерево и с громоподобным звоном ударился о металл. Пульс бил в виски, дыхание сбилось, поясница заныла, но он продолжал бить, точно одержимый неведомой силой, и вскоре первые доски с хрустом и летящими обломками удалось вырвать. А затем еще одну и еще, пока в полу погреба не образовалась дыра, похожая на пасть с гнилыми зубами — обломками досок. Харпер поднял лампу и поднес к провалу.

— Вот те раз, — хмыкнул он, глядя на широкий стальной люк, состоящий из двух створок, скрепленных между собой тяжелым амбарным замком и цепью толщиной с три пальца. Американец едва ли сумел бы даже чуть-чуть повредить такую защиту. От двери пахло сыростью, плесенью и чем-то еще. Неуловимым, но странно, до боли знакомым.

Харпер тихо выругался и, поднявшись на ноги, встал над люком.

— Нигер привел меня сюда, — сказал он, и эхо разнесло голос по подвалу, придав ему басовое, инфернальное звучание. — Интересно, что под этим люком?

Вопрос риторический. Харпер знал, что именно там находится. Длинный коридор, ржавые стальные решетки, цепи, влитые в бетон, и древние оковы, оплетающие пыльные, давно истлевшие кости. Место, где Хуарес Аарон держал рабов, где замаривал их голодом. Тюрьма и, возможно, что-то еще. Что-то важное.

«Нигер не христианин. Вряд ли он привел меня сюда останки упокоить. Загадка».

========== Акт 5. Марионетка дьявола ==========

Пока Харпер гнался за призраком, а Алдьфред и Габриэль дрожали при виде мертвого водителя, Лютер и Мия уже завершили поиски. Их зона осмотра оказалась самой маленькой, состоящей из ряда полупустых комнат с посеревшими мешками на мебели. Ни призраков, ни зловещей фарфоровой маски во вспышках молнии они не видели, потому относительно благополучно добрались до кабинета Йоханеса Аарона.

Два фонаря хорошо освещали комнату, где старый музыкант и чернокнижник провел последние годы своей невероятно насыщенной жизни. И интерьер прекрасно соответствовал буйному, противоречивому характеру владельца. Высокие шкафы из красного дерева, заставленные книгами, здесь соседствовали с новомодным граммофоном, на столе поблескивал металл недавно купленной печатной машинки, а позади длинного стола из черного дуба рассекала ночь мозаика готического окна. Мия сидела в кресле, пытаясь не заснуть, то и дело бросая взгляд то на пасть лежащей на полу медвежьей шкуры, то на бледного молодого лорда, сидевшего на табуретке напротив нее. Оба молчали, но, как это всегда и бывает при встрече молодых и пылких натур, тишина хранилась недолго.

— Думаешь, тут и правда водятся призраки, Лютер? — спросила Мия.

— Не имею понятия, — пожал плечами тот. — Ходячие мертвецы — это… Это слишком. В это невозможно поверить.

— Отчего же? — встрепенулась Мия и, встав с кресла, подошла к широкому книжному шкафу. — Я слышала самые безумные слухи о дедушке Йоханесе. Один раз он даже снился мне в страшном сне.

— Вот как? — сонно хохотнул Лютер, по-турецки закидывая ногу на ногу. — Сплетни — всегда ложь.

— Прежде чем сюда приехать, мы остановились заправить автомобиль в Венбурге. Заправщик — милый деревенский мужчина — рассказал, что за неделю до смерти нашего дедушки в его замок въехала целая делегация странных людей. Какие-то индусы в тюрбанах, жуткого вида австриец в очках, был, говорят, даже один русский — его все называли Строгий.

— Ну и компания, — хохотнул Лютер. — Впрочем, на приеме у герцогини Анны Бербен я видал и более странных гостей. Старый Йоханес был деятельным человеком и большим путешественником. Неудивительно, что в числе его близких друзей столь пестрые джентльмены. Я бы даже сказал… Мия?

— Эта книга, — девушка указала на один из томов в шкафу. — Она не на своем месте.

— Откуда ты знаешь? — изумился Лютер.

— Названия! Смотри! Иди сюда!

Молодой лорд подошел ближе и присмотрелся. На полках ровные ряды книг в одинаковых черных переплетах с золотыми узорами-завитками. Были здесь и труды Чарльза Дарвина, и психологические трактаты Зигмунда Фрейда, и собрание сочинений нескольких русских классиков. Все пронумерованы и поставлены в идеальном порядке. Все, кроме одной.

— «Приключения Синбада», — прочел название Лютер. — Для такой сказки томик великоват.

Мия аккуратно достала книгу с полки и, щелкнув маленькой защелкой на переплете, раскрыла, и ахнула. Вместо страниц — вырезанный тайник, а в нем небольшой бумажный сверток и жутковатый узорчатый ключ, тронутый ржавчиной.

— Ух ты, — пораженно прошептала Мия, разворачивая сверток. — Смотри, тут что-то написано!

— Подсвети!

Лютер пробежался взглядом по рядам черных завитков, начертанных искусной в каллиграфии рукой. Вот только прочесть текст Мия не могла, несмотря на образование.

— Не могу понять, на каком это языке, — хмыкнула девушка.

— Это испанский, — хмуро ответил Лютер. — Тут написано: «Цена всегда слишком низка, когда на иной чаше весов вечная жизнь. Вечный путь сквозь мрак», — прочел Лютер.

— Откуда ты знаешь испанский?

— Я тебя умоляю, — хохотнул молодой лорд. — Не ты одна получила хорошее образование. Мой отец хотел сделать меня моряком, хотел, чтобы я торговал с испанцами.

— Но ты стал музыкантом ведь, да? Ты ослушался отца?

Лютер тяжело вздохнул и опустился на табуретку. Дождь за окном не утихал, и, казалось, сквозь закрытые окна и каменные стены пробивается свистящий ветер. Огоньки ламп дрожали, и пестрый антураж кабинета наводняли танцующие тени. Они падали на бледное лицо молодого лорда, придавая ему зловещие, немного инфернальные черты. Падали на Мию, делая ее глаза чёрными, как ночь.

— Я не мог ослушаться отца, — грустно ответил Лютер. — Но однажды он ушел в море и… На побережье Испании разразился страшный шторм. Обычно пароходы справляются с волнами-убийцами, но в этот раз что-то пошло не так. Его так и не нашли. После этого матушка, да храни Господь ее душу, запретила мне идти в море. Да я и не хотел. И вот, пошел по стопам деда.

— Соболезную тебе, — сочувственно сказала Мия. — Я тоже потеряла родителей.

— Я знаю. Но теперь вся семья в сборе, да? — Лютер поднял на нее болезненный взгляд. — Жалко дядю Сальве.

— Да, жалко, — сказала Мия и, убрав ключ в кармашек, опустилась в кресло. — Леди Монро, хозяйка нашей школы, говорила: человек — архитектор собственной судьбы. Дядя Сальве погиб, потому что был пьяницей. Веди он честный и благочестивый образ жизни, разве сгорел бы заживо? Ох, ужасная все-таки смерть.

— Нелепая, скорее, — хмыкнул молодой лорд. Глаза слипались, огоньки ламп точно гипнотизировали их, пытаясь усыпить. Мия громко зевнула, прикрыв рот ладошкой, Лютер потер веки подушечками пальцев. — А мистер Харпер…

— Он мой опекун, — грустно ответила девушка. — Но ненадолго.

— Почему?

— Через год мне исполнится восемнадцать, и я выйду замуж.

— За кого?

— Я не знаю.

— Не понимаю, — нахмурился Лютер. — Как ты можешь «не знать»?

— Дядя Харпер сказал: за любого достаточно богатого бизнес-партнера, — вздохнула девушка. — Он хочет от меня избавиться побыстрее, чтобы не мешала работать. Но мне говорит: так будет лучше для меня.

— А ты не против? Неужели у тебя нет желаний, увлечений? Неужели брак — единственная дорога?

— У меня нет выбора, — тяжело вздохнув, ответила Мия. — Я не могу его ослушаться, как и ты не мог ослушаться своего отца. Да и что я могу? Да, я образована, знаю языки, умею вести хозяйство и знаю сотню изящных причесок. Все, чему меня учили — быть образцовой женой и леди напоказ, уступая место мужчине во всех начинаниях. Наш мир таков. У каждого человека свое место.

Глаза Лютера вспыхнули жутковатым огнем.

— Это неправильно! Я видел мужчин необразованных, диких и тупых, как ржавый котелок, занимающих ответственные должности. Рядом с ними нередко стояла женщина выдающегося ума! Пусти ее к власти… Равенство — вот единственный путь для цивилизации!

— Но, кузен, равенство — это сказки. Утопия.

— Нет! Нет, это не сказки!

Лютер вскочил с кресла и, подойдя к шкафу, достал книгу за авторством Карла Маркса.

— Это — ключ к новому миру. Где все будут равны. И мужчины, и женщины — все станут частью единого прекрасного общества. И… — Лютер вдруг замолк, вернул книгу на полку и мрачно опустился в кресло. В глазах Мии он увидел лишь непонимание и полное отсутствие веры в саму возможность равенства. Она не личность, а продукт. И все ее мечты, все стремления лишь о цветной шелухе в виде вампиров и призраков. Но смотреть дальше своей теплицы она не способна. Так думал он и не мог доказать себе, что ошибается.

— Лютер, у нас преподают философию. Идеи…

В комнату влетел взъерошенный Альфред и крикнул:

— Бегом в гостиную! Сейчас же!

— Что случилось?! — испуганно спросила Мия.

— Водитель Харпера мертв, — мрачно ответил Альфред. — Его задушили.

***

На рассвете дождь кончился и ветер, словно отняв у него силу, заревел так, что за окном то и дело пролетали сорванные ветки. Серый свет плохо освещал зал собраний, потому к естественному природному освещению добавились заправленные маслом лампы. Бледные, уставшие, с темными синяками под глазами Аароны сидели за столом в мрачном молчании, обдумывая прошедший ночью кошмар. Смерть водителя не имела сверхъестественный характер. Его именно убили. Но хуже всего был тот факт, что, едва первые лучи солнца окрасили небеса в серый, старый Йоханес таинственным образом вернулся в гроб. Изумленный Альфред внимательно осмотрел покойника и обнаружил капли крови на рукавах и пыль с грязью на подошвах.

Несмотря на пережитый ужас, Аароны согласились с тем, что нуждаются в сне и отдыхе. Раз уж старик вернулся в гроб, было принято решение поспать до полудня, а затем спешно похоронить «беглеца» в родовом склепе. И только после привести в замок жандармов. Хоть Харпер и приказал Вольфгангу ехать в город за подмогой, тот без всяких раздумий взял с собой обоих служанок и почти все личные вещи. По его болезненному облику, по бледным лицам девушек становилось ясно: этой ночью они видели старого Йоханеса, потому Аароны не лелеяли надежды на их возвращение в замок. Закончив обсуждение кошмара, родственники разошлись по комнатам, надеясь, что пережитый ночью ужас не помешает уснуть.

Альфред и Габриэль не могли уснуть, настолько сильно их нервы раскалились от пережитого ужаса. Перед глазами стояли зловещая белая маска во вспышках молнии и искаженное ужасом лицо мистера Бронсона.

Они погасили лампу, и в комнате царил природный полумрак. Тьма соседствовала с тусклым серым светом, а по стеклу хлестали порывы ветра. Габриэль попыталась прогнать из памяти лицо водителя и крепче прижалась к Альфреду.

— Тоже не можешь уснуть? — болезненно спросил Альфред, проводя ладонью ей по волосам. Обнажённые тела переплелись под тонким белым одеялом, но даже огонь страсти не мог успокоить измученные усталостью и страхом души. Габриэль приподняла головку, посмотрела брату в глаза и, болезненно улыбнувшись, сказала:

— Не могу уснуть. От тебя воняет козлиной.

— Ты тоже не благоухаешь, — усмехнулся Альф.

— Не могу выбросить из головы его лицо… Произошедшее ночью… Мне страшно, Альфи. Я подумала: что, если в замке убийца? Что, если все это — жестокая игра, попытка обмануть нас?

— Ты думаешь? — хмуро спросил Альфред. — Но кто убийца? Харпер? С чего бы ему убивать своего водителя? Лютер и Мия? Они, считай, дети.

— А если есть кто-то еще? — болезненно прошептала Габриэль. — Еще один наследник? Незаконнорождённый сын?

— И что? Ты ведь читала завещание, Гэби? Если наследство нам не достанется, то не достанется никому.

— Читала… — с горечью ответила Габриэль, крепче прижимаясь к Альфреду. — Не могу поверить, что он так с нами поступил. Дал меньше всех только потому, что мы любим друг друга. Бессердечный ублюдок.

— Меня это не удивляет, Гэби. Но. Откуда он узнал? Мы хорошо скрывались, никто нас не видел, никто не слышал! Этот мерзавец провел последние десять лет жизни в этом замке. Он никак не мог о нас узнать.

— Значит, кто-то рассказал.

— Священник, — вдруг озарило Альфреда. — Только он знал, что мы женаты. Он нарушил слово и все рассказал Йоханесу.

— Священник? — встрепенулась Габриэль. — Ну конечно, кто же еще! Ничего, вернемся в Лондон и тогда…

— Я с него шкуру спущу, — прорычал Альфред. — Голыми руками.

— Он нам за все заплатит.

— Ладно, все это уже неважно, — грустно сказал Альфред, закрывая глаза. — Продадим каравеллы и фирмы, и, может, наберется кругленькая сумма. Купим домик на итальянском побережье. Не роскошная вилла, но все равно.

— На Корсике. Подальше от этого гнилого мира.

— На родине Бонапарта? — хохотнул Альфред. — Да ты, Гэби, умеешь выбрать место.

— А ты сомневался?

— Ни на минуту. Ты у меня умница, Гэби. За это я тебя и люблю.

Габриэль посмотрела Альфреду в глаза и, улыбнувшись, поцеловала в губы. Тонкие пальчики скользнули по груди.

— Люби меня, — прошептала она.

***

Мертвец всегда кажется живым. Ты смотришь в гроб, и кажется, одно мгновение и покойник раскроет глаза, сладко зевнет и, посмотрев на тебя, скажет: «Зачем разбудил? Еще ведь рано». Ты понимаешь умом, что перед тобой не более, чем кукла таксидермиста. Выпотрошенные, забальзамированные останки, но как сложно себя в этом убедить! Возможно, всему виной сущность смерти. Она настолько противна нашему сознанию, что оно отказывается принимать ее.

Так думал Харпер, глядя на Йоханеса Аарона, мирно покоящегося в гробу. Когда родственники ушли, он расстегнул костюм, убрал жабо и убедился в том, что швы от вскрытия остались. Йоханес Аарон, по крайней мере, тот, что лежал в гробу, никак не мог подняться и пойти по коридорам. Разум кричал об этом, но американец прекрасно помнил то, что видел ночью. Он видел призрака. Самого настоящего призрака негра, заморенного голодом где-то в глубине замка.

Все естество кричало: негр привел его к люку неслучайно. Таинственное исчезновение Йоханеса, смерть охранника — все это зловещая загадка, и ответ на нее скрыт под двухсантиметровым слоем металла. Вот только замок там такой, что ломать багром можно вечность, и то едва ли выйдет, а ключа нет.

— Я потерял целый день, старый ты ублюдок, — зло прошептал Харпер. — Но ничего, через час я запихаю тебя в склеп. А потом съезжу в город, найму пару крепких парней, и мы вскроем твой лючок.

Какие же тайны скрываются под ним? Только ли кости или старинные документы? Промелькнула мысль о том, что, возможно, в таком закрытом подвале может храниться нечто более серьезное, нежели мёртвые тела нигеров и пыльные бумаги. Перед глазами возникло золото ацтеков, привезенное в ящиках Хуаресом Аароном. Американец вдруг подумал, что, если спрячет это золото и не скажет родственникам, то сможет все потратить на нужды фирмы.

— Если золото нашлось в доме Йоханеса — значит, оно его, а значит, и делится по наследству. Но если замок будет мой… — на лице Харпера появилась жадная ухмылка. — Подумать только, и от дохлого нигера есть польза.

Американец бросил взгляд на зловещую фарфоровую маску, презрительно хмыкнул и вышел из комнаты, полный стремления покончить с тайнами этим же днем. Оставалось множество вопросов без ответа, но Харпер верил: в том погребе, за листами железа, есть все и даже больше. Пустые взгляды старинных портретов вели американца по серому коридору, бросая в спину осуждающие взгляды. У одного из них тот остановился. Внимание привлекла необычная, исключительная красота женщины в корсете, смотрящей на него величественным, но немного грустным взглядом.

«Екатерина Аарон. 1595 – 1616 гг.»

— Двадцать один год, — хмыкнул американец. — Умерла молодой.

Рядом с портретом женщины — лик высокого, статного мужчины с густой черной бородой. Черное одеяние с густым меховым воротником, типично аароновские черные зрачки.

«Бенедикт Аарон. 1615 — 1645 гг.»

— Тридцать лет… Хм, рановато умер.

От безумной мысли похолодело нутро. Американец принялся рассматривать портреты и с каждым новым чувствовал подкатывающий к горлу ужас. Два десятка изображений предков. Женщины и мужчины в возрасте от шестнадцати до сорока — все ушли из жизни неестественным способом. Неожиданно их лица приобрели инфернальные черты, они будто смотрели на Харпера со множеством пугающих смыслов в глазах. Американец вскрикнул и бросился в соседний коридор. Там он так же осмотрел картины. Еще дюжина умерших не своей смертью. Он бежал и бежал, в каждом коридоре находя ряды мертвых лиц, пока не оказался в кабинете Йоханеса, где над столом висел один-единственный портрет: некрасивая женщина в зеленом платье с грустными глазами. Дрожащими руками американец перевернул картину и содрогнулся, увидев полуистлевшие испанские буквы.

«Мария Аарон. 1568 — 1602 Любимая жена. Свет, покинувший мою душу. Без тебя вечность — что во тьме».

Вдруг зазвенело стекло, и в комнату ворвался порыв ураганного ветра. Харпер отскочил, пораженно глядя на упавшую на пол ветку. Осколки стекла засыпали медвежью шкуру. Ветер за окном бесновался так, что почти оглушал. Американец отвел взгляд от окна и тихо вскрикнул. Женщина на портрете сменила позу и будто смотрела на него со зловещей, демонической улыбкой на лице.

«Мария Аарон, — подумал Харпер, пятясь. — Первая жена Хуареса. Так значит, мать не врала. Аароны — потомки чернокнижников. Вот почему Саланду Аарон сожгли в Салеме!»

Американец резко развернулся и вышел из комнаты. Черная магия, призраки, восставший из мертвых — все это идеально вписывалось в пугающие истории, рассказанные покойной матерью в детстве. И снова перед глазами возник тот самый, зловещий люк, источающий едкий, но отчего-то до боли знакомый запах. Харпер вышел в гостевую комнату и тут же замер, подняв взгляд на лестницу. Над перилами болталась старая висельная веревка. Зловещая петля медленно качалась на железной люстре.

Американец судорожно вздохнул и, движимый безумным любопытством, поднялся по лестнице и остановился у веревки. Та казалась очень старой, почти древней.

— Интересно…

— Вещи висельников считаются сурово магическими, как ты и говорил.

Харпер резко обернулся и пораженно уставился на подкравшегося сзади. Старый фрак, белое жабо и чудовищная фарфоровая маска, сверкающая в тусклом свете. От него пахло бальзамирующей жидкостью и гниением. Вдруг тот резко схватил американца за грудки и потащил к веревке. Американец завопил, забился, но не мог вырваться из захвата.

— Нет! Пусти! Нет!

Веревка мгновенно обвилась вокруг шеи.

— Бог ненавидит нигеров. А любит ли он тебя? — спросил мертвец и, точно невесомого, перебросил Харпера через перила.

Крик застрял в глотке, ужас ледяной волной пронесся по телу. Резкий рывок, позвонки шеи затрещали, но выдержали. Краткий миг адской боли сменился удушьем. Американец дрыгался, хватаясь руками за веревку. Мысли путались, легкие горели, капилляры в глазах полопались. Серый мир покрылся красными пятнами, и тут веревка с хрустом порвалась.

— Надо же, — хохотнул мертвец, глядя, как американец падает на пол и, задыхаясь, пытается сорвать с шеи веревку.

Узел ослаб, Харпер судорожно вздохнул и закашлял, глядя то на верёвку, то на призрака. Алая пелена спадала, рука потянулась к револьверу, и тут раздался мерзкий железный скрежет. Американец едва успел поднять голову и увидеть стремительно приближающееся железо. Раздался краткий полный ужаса вопль, грохот и омерзительный хруст. А затем все стихло, и лишь едва слышный свист ветра нарушал тишину.

========== Акт 6. Конкистадор ==========

Мия и Лютер бежали как в последний раз. Сердца бешено колотились, адреналин вскипятил кровь, леденящий душу ужас не давал и шанса опомниться. Еще пятнадцать минут назад они встретились коридоре и отправились в гостиную, чтобы мирно ждать прибытия рабочей команды. Но вместо крепких парней, грохочущих инструментами погребения, они обнаружили обезображенное тело дяди Харпера Аарона и чудовище. Восставший из мертвых Йоханес заметил их, обескураженно смотревших на тело, и бросился вдогонку.

Мертвец ревел чудовищным, хрипловатым басом. Маска на лице делала тембр голоса воистину инфернальным. Он бежал за ними, не знаяусталости.

— Скорее, к Альфреду и Габриэль! — крикнула Мия, резко сворачивая по коридору.

— И привести его к ним?! — ужаснулся молодой лорд.

— Он не нападет на четверых! И у Альфреда… Ух… Есть оружие!

— Откуда ты знаешь?!

— Я не знаю! Быстрее, он уже близко!

Замок будто стал серым зловещим лабиринтом. Они бежали, чувствуя холодные взгляды десятков портретов. Покойные Аароны смотрели на беглецов с жуткой иронией в глазах, будто бы не веря в саму возможность убежать. Йоханес отстал, Мия и Лютер резко взбежали по винтовой лестнице и, пробежав не меньше двадцати метров вдоль ряда декоративных доспехов, оказались у дубовой двери в комнату брата и сестры. Девушка налетела на нее и принялась что есть силы долбить кулаками по дереву.

— Откройте! Скорее! Он идет!

Дверь раскрылась, и девушка бросилась на перепуганного Альфреда, как раз застегивающего пиджак. Лютер скользнул следом и резко отвернулся, заметив быстро завязывающую корсет Габриэль.

— Какого дьявола?! — воскликнул Альфред, глядя на бледных, дрожащих от ужаса родственников.

— Он мертв! — воскликнула Мия. По щекам текли слезы, ее трясло, голос то и дело срывался. — Дедушка убил… Убил… дядю Харпера!

Габриэль побелела и застыла с веревочками от корсета в руках. Альфред недоуменно посмотрел на девушку и спросил:

— Что значит «дедушка убил»? Неужели…

— Это правда, — тяжело дыша, подтвердил Лютер. — Йоханес гнался за нами. Мистер Харпер лежит в гостиной… Мертвый.

— Боже, — застонала Габриэль. — Боже милостивый!

— Он вооружен? — холодно спросил Альфред, сжимая кулаки.

— Вроде н-нет, — ответила девушка.

— Гэби, быстрее одевайся. Мия, помоги ей!

Альфред раскрыл чемодан и достал блестящий черный револьвер. Простое оружие, без украшений. Проверив барабан, старший из Ааронов взвел курок и, крепко стиснув рукоять оружия, двинулся к двери.

— Нет! — закричала Габриэль. — Не выходи! Умоляю!

— Все в порядке, — холодно ответил Альфред. — Я чемпион клуба «Рыжая лисица» по стрельбе. Ты ведь помнишь?

— Но… Но… Он же… Лютер, не дай ему выйти! Умоляю!

— Эй, — Альфред подошел к сестре и, обняв за плечи, нежно поцеловал в губы, не обращая внимания на недоуменный взгляд Мии и странный, злой огонек в глазах Лютера. — Все будет хорошо, любимая. Не думаю, что

он появится.

— Но он мертв, — прошептала она, глядя на него мокрыми от слез глазами. — Как ты его застрелишь?

— Очень просто. Нажму на курок, и эта малышка оставит Йоханеса без головы, — Альфред вновь поцеловал ее и, отпрянув, строго посмотрел на испуганных родственников. — Сейчас мы быстро выходим и идем к машине.

Мия вздрогнула и недоуменно посмотрела на родню.

— Но… А как же наследство?

— Какое, к чертовой матери, наследство?! — вспылил Альфред. — Надо спасать наши жизни, Мия.

— Спасать жизни? — девушка вдруг зарыдала и, опустившись в кресло, закрыла лицо руками. — Дядя мертв. Куда я теперь пойду? Кто обо мне позаботится? Что я буду делать?

— Мия, все будет хорошо, — утешал ее Лютер. — Если что, у меня есть небольшой дом в Берлине. Пару лет поживешь у меня, а потом вступишь в права наследования имущества Харпера. Все будет…

— К черту деньги! — вдруг крикнула Габриэль. — Права-права! Из-за них мы оказались здесь! Это все из-за проклятого наследства! Не хочу больше о нем слышать! Давайте уедем отсюда! Пусть этот замок горит огнем!

— Лютер? — строго спросил Альфред. — Ты согласен уехать?

— Деньги или смерть? — мрачно хохотнул молодой лорд. — Конечно я согласен!

— Тогда уходим, — кивнул Альфред, крепче сжимая револьвер. — Сейчас!

Аароны быстро выскочили из комнаты и осторожно двинулись по коридорам в сторону гостиной. Вновь хлынул дождь. И ураган швырял в окна мокрые ветки и капли воды. Молния рассекла небеса, и по замку прокатился ревущий, свирепый гром. Оставшиеся в живых родственники шли осторожно, но быстро, опасаясь наткнуться на восставшего из могилы деда.

— Осторожно! — взвизгнула Габриэль, показывая пальцем в дальний конец коридора. У самой лестницы в гостиную точно из воздуха появился странный, похожий на скелет негр. Он смотрел на перепуганных Ааронов с выражением немого ужаса на лице.

— Гспаадин, — протянул он, указывая на них рукой. — Гспааадин, дате ииды. Пожалуйста!

— Подумать только, — ухмыльнулся Лютер. — Ох уж этот человеческий фактор.

— Что? — недоуменно спросил Альфред, глядя на молодого лорда.

— Это призрак, он неопасен. Быстрее, нужно…

Негр вскрикнул и растворился в воздухе, и уже через миг по лестнице поднялся сам Йоханес Аарон. На старом фраке пятна крови, в посиневших руках острый нож, зловещая фарфоровая маска кажется дьявольским оскалом. Что бы ни говорили о старом хозяине замка злые языки, теперь Аароны поверили во все.

— Что ты хочешь от нас?! — крикнул Альфред, направляя оружие на мертвеца.

— Оставь нас в покое! — добавила Габриэль.

— Альфред, стреляй, — сказал Лютер. — Быстрее, стреляй в него!

Йоханес побежал, тусклый серый свет заблестел на острие ножа, Габриэль и Мия завизжали, и Альфред, прицелившись, нажал на курок. В узком помещении выстрел оглушил всех. Мия зажала уши, морщась от чудовищного пожирающего звуки звона. Дым сизым облаком повис в воздухе. Рука Альфреда не дрогнула, и фарфоровая маска старого Йоханеса разлетелась на куски вместе с половиной черепа. Но крови не было. Зловещий мертвец покачнулся и, осев, рухнул на холодный камень.

— Это тебе за щедрость, старый козел, — возбужденно буркнул Альфред.

— Хороший выстрел, — хмыкнул Лютер.

— Других не делаю, кузен.

Альфред крепче сжал рукоять револьвера и двинулся к мертвецу, не спуская глаз с трупа.

— Нет! — крикнула Габриэль. — Давайте обойдем! Пожалуйста, давайте не будем к нему подходить!

— Все в порядке, — строго ответил Альфред. — Если он окончательно умер, то и уезжать нет нужды. Я ему полголовы снес.

— Он прав, — прошептала Мия. — Он же умер, да? Уезжать не надо?

— Да что с вами! — закричала Гэби. — Лютер! Скажи им!

— Она права, — хмуро подметил молодой лорд. — Он ведь восставал уже.

— Восстанет еще раз — снесу всю голову! Ну же, идите за мной, — раздраженно приказал Альфред и продолжил путь.

— Давайте молиться! — предложил Лютер. — Шепотом и вслух! Вдруг слово Божье его отпугнет!

— Лишним не будет, — хмыкнул Альфред, и Аароны принялись шептать молитвы. Мия и Габриэль читали вслух, а Лютер лишь шевелил губами, не сводя взгляда с мертвеца.

Альфред остановился над телом и поморщился при виде иссушенного мозга, смешанного с осколками маски. Вне всяких сомнений Йоханес Аарон был мертв и мертв окончательно. Но для верности пришлось легонько пнуть его носком туфли по голове. Но никакой реакции не последовало. В увиденное верилось с огромным трудом, оно не укладывалось в голове. Забальзамированное тело ожило, точно марионетка на ниточках, и пошло убивать своих родных. Что может быть более безумным?

Альфред прицелился и спустил курок. Грохот вновь хлестанул по ушам, и голова покойника взорвалась. Мия закашляла, вдохнув едкий пороховой газ.

— Теперь он точно не воскреснет, — довольно ухмыльнулся Альфред. — А теперь…

— О Господи! — завизжала Габриэль.

Мертвая рука обезглавленного Йоханеса схватила Альфреда за штанину, и сверкающее лезвие, разрезав воздух, вошло ему в пах. Альфред закричал от чудовищной боли и вновь нажал на спуск. Пули прошивали мертвеца, но тот будто бы не обращал на них внимания. Алое лезвие вырвалось из тела и снова впилось в плоть. А затем еще и еще.

— Альфи! Нет! Нет! Господи нет! — визжала Габриэль. — Нет!

Мия побелела и бросилась бежать, не разбирая дороги.

— Бегите… А-а! — прохрипел, падая, Альфред. Лезвие впилось в живот, в грудь, а затем в шею. Густая кровь залила обезглавленное тело, но Йоханес продолжал бить, пока несчастный Альфред не лишился сознания и не задергался в предсмертной конвульсии. Габриэль кричала, обливаясь слезами.

— Нет! Только не это! Нет!

— Габриэль, беги! — закричал Лютер, выхватывая у декоративного рыцарского доспеха тупую алебарду. — Господом Богом заклинаю, беги! Я его задержу!

— Нет! Нет, Альфи, нет!

— Беги! Чего ты ждешь?! Я его задержу!

Безголовый, окровавленный Йоханес поднялся на ноги и медленно пошел на Лютера, сверкая окровавленным ножом.

— Беги!

И Габриэль побежала. В гостиную вел лишь один обходной путь — через длинные пыльные тоннели, что когда-то использовались защитниками замка для подвоза стрел и кипящей смолы в защитные башни. Она бежала, не слыша рева урагана, не чувствуя усталости, не замечая пугающих, будто живых картин, провожающих ее инфернальными взглядами, точно по дороге в ад. Боль рвала сердце в клочья, ужас сводил с ума. Миновав лестничные пролеты, она выскочила на парапет и, бросив полный ужаса взгляд на раздавленный труп Харпера, бросилась к массивным дубовым дверям. За ними бесновалась буря, но женщине было плевать. Только бы выбраться из этого замка оживших мертвецов.

Габриэль врезалась в дверь и надавила на ручку. Та дернулась, но не поддалась, будто со злобной насмешкой давая понять: выход из замка закрыт на ключ.

— Нет. Нет! Нет, будь ты проклят! — кричала она, ударяясь о дверь. — Нет! Нет…

Она ударилась плечом о крепкий дуб и, тихо зарыдав, опустилась на пол. Отчаяние охватило ее, перед глазами стояла смерть Альфреда и зловещий кровавый нож. Вдруг послышались чьи-то шаги. Гэби задрожала и подняла испуганный взгляд на дальний конец гостиной. Ужас сковал по рукам и ногам, она не могла пошевелиться, понимая, что через миг из-за угла выйдет безголовый, залитый кровью демон и оборвёт и ее жизнь.

«Пусть так. Пусть так».

Но ужас сменился легким облегчением. Вместо старого Йоханеса в гостиную вошел, ковыляя, Лютер. Траурный пиджак порван и залит кровью, на руках порезы от ножа, но он был жив. В этом Гэби не сомневалась.

— Господи, — прошептал молодой лорд, опускаясь в кресло. — Господи.

— Где он? — задыхаясь, спросила Габриэль.

— Там… Наверху, — болезненно ответил Лютер. — Больше не поднимется. Я ему колени и запястья сломал алебардой. Боже… Он едва меня не зарезал.

Габриэль тихо заплакала, не найдя в себе сил что-то сказать. Лютер медленно поднялся, бросил болезненный взгляд на труп Харпера и, судорожно вздохнув, сказал:

— Все кончено. Давай… Давай уйдем отсюда. Куда-нибудь, — молодой лорд помог подняться кузине и, обнимая ее за плечи, повел в сторону зала совещаний.

***

Страх завел Мию прочь от гостиной, в старое восточное крыло замка. Меньше окон, толще стены и уже почти не слышен беснующийся на улице ураган. Девушка брела без цели, чувствуя пугающий душевный упадок. Хотелось рухнуть прямо на холодный пол и просто заплакать, ожидая своей страшной участи. Она не могла понять, почему старый Йоханес вдруг восстал из мертвых и решил убить всех своих наследников. Жадность ли, а может, все эти слухи о продаже души дьяволу — правда, и условием страшной сделки были жизни родных? А, возможно, в останки вселился какой-то демон. Впрочем, все это не имело особого значения.

— Памагите, — раздался болезненный хриплый голос.

Мия вскрикнула и обернулась. Прямо за спиной стоял исхудавший негр и смотрел на нее полным боли и страдания взглядом. Старые лохмотья, пропитанные потом и измазанные грязью, налипали на костлявый торс, на плече загнивала рана — выжженное клеймо.

— Что ты хочешь? — спросила она, не имея сил и воли бежать.

— Памаги нам. Хозяин не дает иды. Моя дочка… Памаги. Памаги.

— Как тебе помочь?

— Освободи.

— Как?!

Негр протянул руку и указал на коридор.

— Иди за мной.

Она молча последовала за призраком и вскоре оказалась у темной лестницы, ведущей в старый захламлённый погреб. Тот самый, где ее покойным опекуном был обнаружен зловещий люк. Девушка зажгла лампу и спустилась в погреб, стараясь не упасть на скользких, покрытых плесенью и пылью ступенях. Оранжевый свет вырвал из сумрака груды старой мебели, пыльные полусгнившие ящики и дыру в полу, похожую на пасть харибды. Мия увидела люк и железный замок.

— Боже, — прошептала она, доставая из кармашка старинный украшенный гравировкой ключ. Ведомая безумным любопытством, точно сорняк, прорастающий из отчаяния, она вставила ключ в замочную скважину и провернула. Раздался пронзительный щелчок, и механизмы раскрылись. Девушка закрыла глаза, досчитала до десяти и вцепилась ручками в створки люка. Он оказался тяжелее, чем она ожидала, и пришлось изрядно попыхтеть, чтобы откинуть даже одну железную створку. Ржавчина оставила на платье густые разводы, юбка порвалась и висела лоскутом, каблук на левой туфле едва держался, но девушка не сбавляла напора, и вскоре створки, заскрипев, раскрылись, открывая уходящие вниз пыльные ступени.

Мия отпрянула, морщась от резкого запаха плесени, сырости и чего-то еще, отдаленно напоминающего духи Лютера. Судорожно вздохнув, девушка взяла лампу и решительно шагнула вниз, навстречу пугающим тайнам семейства Ааронов.

Лестница вывела в длинный темный коридор, упирающийся в массивную дубовую дверь. По обе стороны коридора поблескивали ржавые прутья решеток. Мия шла вперед, глядя по сторонам, и вскоре поняла, где находится. Все рассказы о промысле Хуареса Аарона оказались правдой. За ржавыми прутьями отчетливо виднелись старые кандалы и цепи, все еще сковывающие пыльные давно истлевшие кости. Мия остановилась у одной из камер и судорожно вздохнула. Там, в кандалах, сидел скелет в точно таких же лохмотьях, как и у призрака. На коленях его лежал, свернувшись калачиком, маленький скелет в проеденной крысами тряпочной юбке.

Слезы покатились по щекам, сердце обливалось кровью от мысли о том, какая ужасная судьба постигла этих несчастных, попавших в цепкие лапы зловещего дьявола Хуареса Аарона. Убийцы, конкистадора, чернокнижника.

— Это наследие нашей семьи? — горько прошептала она.

Без лишних раздумий девушка подошла к дубовой двери и отворила ее тем же ключом. В лицо ударил резкий запах пыли и химикатов. Подняв лампу, она смело шагнула в царство древности. То, что скрывалось за дверью, поразило юную Мию. Просторное помещение, заставленное причудливыми устройствами, будто сошедшими со страниц книг о Калиостро и Да Винчи. Вдоль стен стояли книжные шкафы, заставленные ровными рядами пыльных фолиантов, большая часть которых была написана на незнакомом языке. Мия шла вперед, пораженно рассматривая подвешенные кости причудливых зверей, столы, заваленные статуэтками и тотемами, некоторые из них манили блеском золота. Девушка заметила в углу комплект старых испанских доспехов с роскошным нагрудником и треугольным шлемом. На стене рядом висели роскошное ружье с прикладом из слоновой кости и длинная шпага с золоченой гардой. И не было сомнений в том, кто именно разил ей без жалости. В самом коне помещения — роскошный стол из красного дерева, а над ним три покрытые паутиной картины.

Мия подошла к столу и удивленно заметила на нем относительно новый заряженный револьвер с выгравированными инициалами «Й.А.». Йоханес Аарон был его владельцем, никаких сомнений. Мия содрогнулась от мысли о том, что дедушка знал и про подвал, и про кости. Знал и не потрудился захоронить несчастных негров. Какой же бесчувственной тварью был Йоханес? Неужели безумие Хуареса передалось ему по наследству? Множество вопросов, увы, без ответа. Мия взяла револьвер, ощущая его вес. Держать оружие одной рукой было очень тяжело, а выстрел, скорее всего, сломает запястье. Но с оружием она чувствовала себя куда спокойнее.

Девушка подняла взгляд на картины. Первая слева — некрасивая женщина в старинном зеленом платье с малолетним ребенком на руках. Она улыбается, точно по-настоящему счастлива. Как ни странно, надпись была сделана на французском языке:

«Мария Аарон. Любимая жена. Свет сердца моего. Ты всегда будешь для меня красавицей».

— Жена Хуареса, — прошептала она.

Взгляд устремился на вторую картину. На ней мастерская кисть художника изобразила черноволосого загорелого красавца. Идеально выбритое лицо, черные зрачки Ааронов и те самые доспехи, покрывшиеся пылью в углу. Мия пораженно смотрела на него, осознавая безумное чувство дежавю. Лицо сурового аристократа казалось ей знакомым, но она не могла понять откуда.

«Лорд Хуарес Аарон. Конкистадор его Королевского Величества».

— Чудовище.

А затем Мия обратила внимание на третью картину. С нее на девушку смотрели сразу четверо. Женщина в широком белом одеянии, усатый мужчина с большим пузом, темноволосый юноша и гончая у его ног.

«Леди Анна Аарон, лорд Сантьяго Аарон, молодой лорд Хуарес Аарон и его верный Джабо».

Девушка пригляделась и замерла, не веря глазам. Кровь застыла в жилах, лампа в руках задрожала. Мия медленно попятилась, не сводя глаз с лица молодого Хуареса. Черные зализанные волосы, нежные черты, осанка аристократа. Картина того времени, когда знаменитый дьявол еще не возмужал и не повел головорезов грабить Новый Свет.

— О господи, — прошептала Мия.

С пыльной картины на нее смотрел Лютер Аарон.

***

Мия медленно вошла в зал собраний, сжимая револьвер двумя руками. Ее трясло от гнева и ужаса, но девушка старалась сохранить самообладание. Ради себя, ради тех несчастных негров, ради Альфреда, Сальве и дяди Харпера она должна быть сильной и свершить возмездие над чудовищем.

— А, вот и ты, — ухмыльнулся «Лютер», откидываясь в кресле. — Мы тебя ждали.

Девушка перевела взгляд на Габриэль и тихо застонала. Несчастная кузина была мертва, а на шее багровел уродливый след от удавки.

— Ты… Ты Хуарес Аарон! — прокричала Мия, направляя пистолет на молодого лорда.

— Ну разумеется. Ты меня не разочаровала. Не зря я позволил тебе оставить ключ от моей лаборатории. Как она тебе, кстати? Ушло почти двести лет на сбор коллекции книг, — довольно ухмыльнулся Хуарес, глядя в глаза девушке. — Ты не представляешь, на какие жертвы я пошел, чтобы отнять Некрономикон у одного чрезмерно жадного британца.

— Ты…

— Тебя, наверное, распирает от вопросов? Нет нужды их задавать, Мия. Я все тебе расскажу сам. Понимаешь, у всего есть цена. Я уничтожил целую страну, вырезал под корень народ с детьми, женщинами, стариками и младенцами, чтобы заполучить их золото и секрет бессмертия. Вечная жизнь, вечная молодость. Формула, сотни тысяч лет бережно хранимая индейцами Майя, досталась мне. И я сумел ее воспроизвести, но, увы, уже в старости. Много лет после того, как мою любимую жену Марию и дочку Виолетт забрала болезнь. Главный ингредиент формулы — человеческие жертвоприношения. Родственников. Мертвец, что гонялся за вами — мой погибший от воспаления легких слуга. Поднять мертвеца, заставить убивать — вершина искусства некромантии. Ей меня обучил Сахид Ибн Джала — великий черный йог, когда я гостил в восточной Индии.

— И ты убивал родных?! Все эти столетия?!

— Да, — грустно ответил Хуарес. — Последние столетия я отчаянно искал того, кому могу передать все мои знания. Кто сможет с достоинством нести имя Ааронов, отмыв его от пролитой мной крови. Я не боюсь смерти — прожил больше, чем хотел, но все мое наследие я не готов отдать в руки трусов, убийц и дегенератов.

— А ты кто? Ты убийца!

— Не просто убийца. Конкистадор, ученый, мистик и алхимик. Продолжатель дела великого Калиостро. Покоритель новых земель. Жестокий человек, страшный человек, но все богатство рода Аарон создано мной. И, если бы я нашел хоть одного потомка, кто хоть в половину был бы столь же «хорош», незамедлительно раскрыл бы ему правду и с миром отправился в глубины ада. Но увы. Только женщины рода Аарон рождаются достойными, но у женщин нет прав. Моя любимая внучка Саланда Аарон — самая умная и выдающаяся ученая дама — сгорела на костре в Салеме. Твоя мать — выдающийся математический ум — вынуждена была провести жизнь в унылом браке, похоронив талант. И посмотри, кого мне наплодили детки? — со злобной болью в голосе усмехнулся Хуарес. — Сальве? Пьяница, убивший невинных французов на пароме? Грязное животное, свинья. Харпер? Этот бесстыдный делец, продажная шкура, не знающая слова «честь». Палач и линчеватель. Я торговал рабами два с половиной столетия назад, когда нравы были дики и мы не знали культуры и цивилизации нового века. В Харпере проявились худшие черты Ааронов. Жесткость без чести и благородства. Ум, заточенный лишь на деньги, не знающий наук. Убожество. Но веревка под ним порвалась — это забавно.

— А Альфред и Габриэль? — болезненно спросила Мия. — Они чем тебе не угодили?!

— Инцест, — презрительно фыркнул Хуарес. — Я тоже вел разгульный образ жизни какое-то время. Но всегда имел жену и детей и никогда не позволял пороку подняться над долгом перед родом. А они? Мало того, что поженились у меня за спиной, так еще и планировали прикарманить мое состояние и сбежать.

— Они любили друг друга.

— Любовь не оправдание. Если бы они не женились, держали преступную связь в тайне и обзавелись фиктивными супругами, я бы крепко подумал: «А не оставить ли им жизнь?». Но увы. Не уродились. И вот, мы плавно подходим к главному, моя милая, множество раз, правнучка. К вопросу «что же будет с тобой?».

— Я убью тебя, — прошептала Мия, направляя на дьявола револьвер.

— А дальше что? Приедет рабочая команда из нанятых мной бандитов, обнаружит мой труп, тебя возле него, и, как думаешь, что они будут делать? Грабить. Тебя, скорее всего, сразу же изнасилуют и задушат, а, если спрячешься, будешь иметь дела с французским правосудием. Думаешь, кто-то поверит в мое бессмертие? Застрелив меня, ты станешь убийцей и закончишь дни на виселице. Да и потом, у тебя больше нет родни, кроме меня. Куда ты пойдешь?

Слезы покатились по щекам Мии. Хуарес грустно улыбнулся и продолжил:

— Когда-то на твоем месте была Саланда. И я сделал ей то же предложение, что сделаю и тебе. Раз уж ты, так получилось, достойнее всех. Я обучу тебя всему, что знаю, и мы вместе шагнем в новый век. Занимается заря равенства, Мия. По миру скоро разгорится пламя социалистических идей. Мы будем спонсировать суфражисток и освободимся из плена дефективных сыновей. Я исполню мечту: передам дело дочери и наконец-то воссоединюсь со своей любимой Марией. Что скажешь?

Мия судорожно вздохнула. Сердце жгло чувство вины, перед глазами стояли пыльные кости и несчастные родственники, погубленные поразительно циничным воплощением зла. Она хотела нажать на курок, покончить с демоном раз и навсегда, но понимала: он прав с первого до последнего слова. Если она убьёт его — убьёт и себя, и весь род Ааронов. Она вдруг представила себя ученицей великого алхимика, постигающей секрет бессмертия. Загадки самого мироздания раскроются перед ней, и она никогда больше не будет зависеть от чьей-то воли.

— Что скажешь, Мия?

— Я согласна, — прошептала девушка, опуская револьвер.

Хуарес грустно вздохнул и, мило улыбнувшись, сказал:

— А я нет.

А затем в мгновение ока бессмертный дьявол, ученый и алхимик, покоритель новых земель, выхватил из-под стола револьвер Харпера и нажал на курок. Прогремел выстрел, и Мия с гулким стуком рухнула на пол.

— Увы и ах, ты лишь безвольная кукла, готовая повиноваться прихоти мужчины. Саланда гоняла меня по всему замку, стреляя на поражение, а, когда кончились пули, бросилась на меня с моей же рапирой и чуть не убила. А ты? Самочка, такая же пустая и никчемная, как весь ваш изнеженный знатный курятник, — сказал Хуарес, глядя на бездыханное тело девушки. С багрового пятна на лбу стекала струйка крови. — Никто из вас недостоин. А значит, роду Аарон нужно еще одно поколение. В этот раз попробую русскую кровь. Кто знает, возможно, эти варвары подарят наследника или наследницу, достойную моего бремени.

Лорд Хуарес Аарон медленно покинул зал совещаний и вернулся в гостиную. Там, сев за старинный рояль, он нежно коснулся клавиш. Именно на нем так любила играть его любимая Мария. Она садилась и рождала музыку, а он сидел в кресле с дочерью на коленях и просто слушал, уносясь на порыве нот к небесам. Хуарес тяжело вздохнул, и по замку пронеслась грустная мелодия рояля — похоронный марш для семьи Аарон.