Компас [Борис Степанович Житков] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Борис Степанович Житков Компас
Было это давно, лет, пожалуй, тридцать тому назад. Порт был пароходами набит — стать негде. Придет пароход — вся команда высыпет на берег, и остается на пароходе один капитан с помощником, механики. Это моряки забастовали: требовали устройства союза и чтоб жалованья прибавили. А пароходчики не сдавались — посидите голодом, так небось назад запроситесь! Вот уже тридцать дней бастовали моряки. Комитет выбрали. Комитет бегал, доставал поддержку: деньги собирал. Впроголодь сидели моряки, а не сдавались. Мы были молодые ребята, лет по двадцать каждому, и нам черт был не брат. Вот сидели мы как-то, чай пили без сахара и спорили: чья возьмет? Алешка Тищенко говорит: — Нет. Не сдадутся пароходчики, ничто их не возьмет. У них денег мешки наворочены. Мы вот чай пустой пьем, а они… Подумал и говорит: — А они — лимонад. А Сережка-Горилла рычит: — Кабы у них с этого лимонаду пузо не вспучило. Тридцать дней хлопцы держатся, пять тысяч народу на бульваре всю траву задами вытерли. А Тищенко свое: — А им что? Коров на твоем бульваре пасти? Напугал чем! И ковыряет со злости стол ножиком. Тут влетает парнишка. Вспотелый, всклокоченный. Плюнул в пол, хлопнул туда фуражкой, кричит: — Они здесь чай пьют!.. — Лимонад нам пить, что ли? — говорит Тищенко и волком на него глянул. А тот кричит бабьим голосом: — Они чай пьют, а с «Юпитера» дым идет! Тищенко: — Нехай он сгорит, «Юпитер», тебе жалко? — С трубы, — кричит, — с трубы дым пошел! Тут мы все встали, и Сережка-Горилла говорит: — Это не дым идет, а провокация.
Парнишка плачет: — Черный! Там дворники под котлами шевелят. Пошли! Выскочили мы, пошли к «Юпитеру». Верно, из пароходной трубы шел черный дым, а кругом — и на сходне, и на пристани, и на палубе — кавалеры в черных тужурках. Рукава русским флагом обшиты, и на поясе револьверы. Не подойти. — Союзники русского народа, — объясняет парнишка. Будто мы не знаем, что такое «союз русского народа» — полицейская порода. Когда мы на бульвар пришли, только и разговору, что про «Юпитер». Стоит народ, и все на дым смотрят. Взялся капитан с дворниками в рейс пойти, сорвать матросскую забастовку. Капитан — из «русского народу», и охрану ему дали: двадцать пять человек. Дворники не дворники, а уголь шевелят здорово. На руль помощников капитан поставит, в машину — механиков… — Очень просто, что снимутся, — говорит Тищенко, — а в Варне заграничную команду возьмут — и пошел. Сережка вдруг оскалился, говорит: — Не пустим! — Ты ему соли на корму насыпь, — смеется Тищенко. — Знаем, как насолить, — говорит Сережка. — Пойдем… — И толкает меня под бок. Вышли мы из толпы. Сережка мне говорит: — Ты не трус? — Трус, — говорю. Он помолчал и говорит: — Так вот, приходи ты сегодня в одиннадцать часов на Угольную, я около трапа тебя ждать буду. И никому — ничего. Пальцем помахал и пошел прочь. Чудак! Прихожу в одиннадцать на Угольную пристань. Фонари электрические горят, и от пристани на воду густая тень ложится — ничего не видать под стенкой. Дошел до трапа, на ступеньках сидит Сережка-Горилла. Сел я рядом. — Что, — спрашиваю, — ты, дурак, надумал? — Полезай, — говорит, — в тузик[1] вон у плота, дорогой обмозгуем.
Рассмотрелся, вижу плот и тузик. Пошел я по плоту, — не видать, где плот кончается. Ступил на воду, как на доску, и полетел в воду. Самому смешно: шинель вокруг меня венчиком плавает, и я — как в розетке. А вода весенняя, холодная. Я в туз. Пока вылез, хорошо намок. Разделся я до белья — и холодно и смешно. Стал грести, согрелся. — Ну, — говорит Серега, — начало хорошее. А сделаем мы вот что: я на «Юпитере» путевой компас из нактоуза выверну и тебе в мешке спущу. — А как подойдем? Трап ты спросишь у охранников? — Нет, — говорит, — там угольная баржа о борт с ним стоит, какого-нибудь дурака сваляем. — Сваляем, — говорю. И весело мне стало. Гребу я и все думаю, какого там дурака будем валять. Как-то забыл, что «союзники» там с револьверами. А Сережка мешок скручивает и веревку приготавливает. Обогнули мол. Вот он, «Юпитер», вот и баржонка деревянная прикорнула с ним рядом. Угольщица. Гребу смело к пароходу. Вдруг оттуда голос: — Кто едет? Ну, думаю, это береговой, — флотский крикнул бы: «Кто гребет?» И отвечаю грубым голосом: — Та не до вас, до деда. — Какого деда там? — уж другой голос спрашивает. А на такой барже никакого жилья не бывает, никаких дедов, и всякий гаванский человек это знает. А я гребу и кричу ворчливо: — Какого деда? До Опанаса, на баржу, — и протискиваю туз между баржой и пароходом. Сережка окликает: — Опанас! Опанас! С парохода помогают: — Дедушка, к вам приехали! Залез я на баржу, с борта прыгнул на уголь и пошел в нос. А нос палубой прикрыт. И говорю громко: — Дедушка, дедушка, это мы. Какой вы, к черту, сторож! Вас палкой не поднять, — и шевелю уголь ногой. Смотрю — и Сережка лезет ко мне. Чиркнул спичку. А я стариковским голосом шамкаю: — Та не жгите огня, пожару наделаете, шут с вами. Сережка, дурак, смеется. А с парохода говорят: — Да, да, не зажигайте спичек, мы вам фонарь сейчас дадим. И затопали по палубе. Сережка говорит мне: — А чудак ты, дедушка, ей-богу, чудак! Я выглянул из-под палубы. Смотрю, уже фонарь волокут. Я скорей к ним. К мокрому белью уголь пристал — самый подходящий вид у меня сделался, это я уже при фонаре заметил. Сидим мы с фонарем под палубой и вполголоса беседуем. Я все шамкаю. — Лезь, — шепчет Серега, — в туз, а как уйдут с борта — стукни чуть веслом в борт. Я полез в туз. Вдруг Серега громко говорит: — Так вода, говоришь, у тебя в носу оставлена, дедушка? А я знаю, что он один там, и отвечаю из туза: — В носу, в носу вода! — Так заткни, чтоб не вытекла! Не тебя спрашивают, — говорит Серега. На борту засмеялись. А Серега зашагал по углю в корму. Потом вернулся. Опять прошел на корму, и все смолкло. Смотрю — один только человек остался у борта. — Эй, — говорит, — фонарь-то потом верните. И отошел. Стало тихо. Я подождал минут пять и стукнул веслом в баржу. Бережно, но четко: стук! И тут заколотилось у меня сердце. Я прислушивался во все уши, но, кроме сердца своего, ничего не слыхал. Глянул вверх — через щели в барже светит фонарь. Прошел человек по палубе. Перегнулся через борт и спрашивает, как начальник: — Это что за лодка? А я чувствую, что скажу слово — голос сорвется. Молчу. Он опять. Крикнул уже: — Что это за лодка? Эй, ты! Тут ему кто-то из ихних ответил: — Это сюда, на баржу, к старику, свои приехали. — Ага, — говорит и отошел. Опять стало тихо. Я уж вверх не гляжу, смотрю по борту парохода. Вдруг что-то вниз ползет серое по черному борту. Я замер. Дошло до воды — стало. Мешок. Вся сила ко мне вернулась. Не брякнул я, не стукнул. Протянулся тузом по борту вперед, ухватил мешок — здорово тяжелый! — и осторожно опустил в туз.
В это время туз качнуло; глянул — Сережка уже стоит на корме. Он по той же веревке слез, на которой и мешок опустил. Я взялся за весла и стал потихоньку прогребаться вперед. В это время с парохода кто-то крикнул: — Эй, дед, фонарь давай! Заснул? И мы слыхали, как кто-то спрыгнул на баржу. Я чуть приналег посильнее. Фонарь стал метаться по барже. На пароходе закричали, заголосили. Бах, бах! — щелкнули два выстрела. — Эх, навались! Мы уже огибали мол. Сережка оглянулся и сказал: — Шлюпка за нами — навались! Я рванул раз, два — и правое весло треснуло, я повалился с банки[2]. Вскочил, смотрю — Сережка гребет по-индейски обломком весла; как он успел на таком ходу ухватить обезьяньей хваткой обломок весла — до сих пор не пойму. Мы завернули за мол в темную полосу под стенкой и забились между большим пароходом и пристанью, как таракан в щель. Мы видели, как из-за мола вылетела белая шлюпка. Гребли четверо. Гребли вразброд, бестолково. Орали и стреляли. Через полчаса мы прокрались под стенкой к своей пристани.
Наутро пришли мы с Серегой на бульвар. Еще пуще раздымился «Юпитер».
— Снимается, снимается анафема, — говорит Тищенко. — Капитан там аккуратист — все уж в порядке. А тут сбоку подбавляют: — Лиха беда начать — все пароходы вылезут. Наберут арапов, охрану поставят — и айда. Завязывай! Тут какой-то вскочил на скамейку и начал: — Товарищи! Не надо паники. Сотня арапов весны не делает, — и пошел и пошел… А мы с Сережкой переглядываемся. Снялся «Юпитер». Вышел из порта. Ну, думаю, через полчаса пойдет капитан курс давать, глянет в путевой компас… Погудел народ и приуныл. Сели на землю и трут затылки шапками. Всем досада. Мы с Сережкой ушли, так никому и слова не сказали. Зашли в трактир, чаем пополоскались. Дружина прошла строем, что на охране парохода была. Серьезно идут, волками по сторонам смотрят.
Часа три прошло. Вдруг вой с бульвара, да какой! Ну, думаем, полиция орудует на бульваре. Бросились бегом. Смотрим — все стоят, в море смотрят и орут. А это «Юпитер» идет назад в порт. Увидал его народ, вой поднял. А Серега мне говорит: — Смотри же, ни бум-бум, чтоб никто ничего! Я так до сего времени и молчал. Ну, теперь уж и сказать можно…
Последние комментарии
4 часов 28 минут назад
8 часов 36 минут назад
8 часов 53 минут назад
9 часов 14 минут назад
11 часов 55 минут назад
19 часов 18 минут назад