Научить писать нельзя, а что можно? [Мария Константиновна Голованивская] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Научить писать нельзя, а что можно?
Мария Константиновна Голованивская

© Мария Константиновна Голованивская, 2017


ISBN 978-5-4485-9578-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Что такое хороший текст?

Мы будем говорить сегодня о том, что такое хороший текст, отчасти о том, что такое школа «Хороший текст», о том, чему можно научиться, чему нельзя, а чему, может быть, и не нужно учиться.


С моей точки зрения, хороший текст — это текст, который переживается как собственный опыт. Вот прекрасные знаменитые слова «Над вымыслом слезами обольюсь» или, например, «Буду хохотать до слез» как раз и есть реакция на хороший текст: когда мы читаем хороший текст — мы его проживаем. Все, что мы прочли из того, что может считаться хорошей литературой, является нашим опытом. История Муму, которую мы читали в школе — она так сильно нас когда-то потрясла, что Муму до сих пор с нами, правда ведь? Вот это и есть хороший текст. Он не должен быть каким-то жалостливым, слезливым, сопливым, извините за выражение, но он должен в нас войти и стать частью нашего опыта.

Как написать хороший текст?

Что может талантливый от природы человек и чего не может человек, страстно желающий написать хороший текст, но не наделенный талантом? Талантливый, гениальный писатель заставляет нас проживать то, что он придумал. Как у него это получается? Он проживает это сам.


Я глубоко убеждена в том, что сильный писатель проживает абсолютно все то, во что заставляет нас верить. Был ли Набоков Гумбертом Гумбертом? Да, был. По крайней мере, когда он писал «Лолиту» он был Гумбертом Гумбертом. И очень любопытно, что он посвятил роман «Лолита» своей жене, как бы оправдываясь.


Вот эта вот особенность талантливых писателей жить не одну жизнь, а очень много делает их людьми особенными, делает их отличными от простых смертных. Недаром лучшие писатели, лучшие композиторы, лучшие художники — бессмертны, как мы считаем. В этом их отличие от простых смертных: с помощью письма или другого творчества можно получить бессмертие.


Это бессмертие, как мне кажется, как раз с тем и связано, что писатели проживают множество жизней и дают такую возможность всем остальным. У нас одна жизнь, мы знаем, что живем одну жизнь, она в какой-то момент начинается, в какой-то момент заканчивается, но на самом деле мы живем множество жизней и часть из них мы проживаем внутри тех книг, которые являются хорошим текстом.


Для того чтобы написать хороший текст нужно быть особенным человеком. Это банальность — вы можете сказать — вы открываете нам глаза, а мы и так это знаем, а как этим особенным человеком стать, если ты им являешься на очень маленький процент?


Большинство из тех, кто пишет, хотят стать великими, бессмертными, знаменитыми и так далее. Наверное, самое важное — это понять, как вы пишете. Есть несколько способов писать, и это можно осознавать. Собственно научить писать нельзя, но можно научить понимать, как ты пишешь, что ты пишешь, и скажу в сторону сразу — не бывает хорошего писателя, который не был бы хорошим читателем, но вернусь на одну мысль назад — можно научиться понимать, как ты пишешь.

Способ 1. Провалиться в свой замысел

Есть такой тип написания, когда автор проваливается в свой замысел. В нем этот замысел рождается как инфекция и автор заболевает им, становится одержимым. Он проваливается в другую реальность и проживает ее целиком. Поэтому, кстати, мы считаем многих великих писателей людьми не от мира сего, да они, в общем-то, и являются людьми не от мира сего. Они не в нашем мире находятся в тот момент, когда ими владеет замысел. Они находятся в той жизни, которая разворачивается у них в голове. Если вас несет вдохновение, если вы понимаете, что вы одарены, и замыслы рождаются в вашей голове и владеют вами до такой степени, что реальная жизнь на то время, когда вы пишете, для вас меркнет — вам нужно просто знать, как с собой в это время обращаться.


Я часто говорю это на лекции в «Хорошем тексте», ученики очень любят эту фразу, что любое вдохновение может быть прервано хорошим обедом, сытной порцией второго. Вам достаточно переесть или выпить лишнее, поспать лишних четыре часа, и вы открываете глаза совершенно другим человеком — все ушло: герои больше в вашей голове не разговаривают, что там дальше не понятно…


Пишущий человек и счастлив и несчастлив одновременно, когда в нем роится эта жизнь, роится хаотично, когда ему приходит в голову начало, потом финал, иногда вдруг приходит финал, и он его записывает на бумажке и дальше все, что он выстраивает — он выстраивает из конца в начало. И в этот момент он действительно может надеть два разных носка или кофту швами наружу — реальность для него пропадает.


Люди, у которых было вдохновение, у которых были озарения и которые его потом потеряли — это несчастнейшие люди: они могут надевать носки одного цвета, аккуратно застегивать свой кардиган, но они чувствуют, что их Бог покинул, божественное больше не владеет ими. Они пытаются себя всячески стимулировать, не знаю, пить водку… Вообще, творческим людям свойственно экстремально с собой обращаться в периоды, когда от них уходит вдохновение. Я не знаю, какие это имеет результаты, я совершенно не уверена, что, погоняя себя как загнанную лошадь или стимулируя себя, можно это вернуть.


Я считаю, что вдохновение — вещь божественная, и она дается как дар, который одновременно — тяжелейшее испытание. Если на вас снизошло вдохновение, если вы вдруг увидели какую-то историю от начала и до конца, если вы помимо своей воли стали ее проживать, если в вашей голове стали рождаться куски текста, и вы исписываете блокнот или, как теперь чаще делается, заметки в телефоне, если это вдруг с вами происходит, вы должны понимать, что вы этим не управляете, вы ничего с этим не можете сделать. Вы не можете это прекратить, вы не можете это ускорить, вы ничего не делаете — вы в данном случае абсолютно не субъект действия, вы некоторый организм, в котором происходит этот волшебный процесс.


И, конечно, я думаю, что нужно сделать все, в том числе, может быть, что-то потерять, сделать какие-то совершенно непрактические действия для того, чтобы это состояние в себе сохранить — в этот момент с вами происходит то, о чем я говорила в самом начале: вы начинаете жить параллельной жизнью и вы начинаете порождать что-то, что даст возможность другим людям тоже прожить какие-то жизни — не те, которые они живут в реальности.


Нужно обращаться с собой очень осторожно, нужно очень хорошо себя знать, нужно понимать от чего нужно отказаться, нужно понимать, что делать. Обратите внимание: люди, которые что-то пишут и пишут с большим вдохновением — очень суеверны, они никогда не рассказывают замысел, они боятся, что он улетучится, у них есть немыслимые ритуалы. Эти ритуалы помогают воплотить текст до конца, достичь такого состояния, чтобы слова сами из вас вытекали, чтобы текст сам из вас вытекал — этот текст сложно потом править, потому что он написан как будто бы не вами.


Вообще, разница между человеком вдохновленным, который реализует свой замысел и человеком, который как редактор правит свой текст, а еще в большей степени вдруг начинает думать о маркетинге и пытается представить себе читателей или думает об издателе, разница между этим вдохновенным человеком, который создает и этим прагматиком, который вымарывает однотипные конструкции или пытается сочинить аннотацию — колоссальна. В каком-то смысле один из этих людей — не вы. Для такой работы, для работы вдохновенной, повторюсь, нужно знать себя и делать все, чтобы это рабочее состояние как можно дольше продолжалось.

Способ 2. Сконструировать свой замысел

Есть второй способ, о котором много говорят, который хорошо описан, который в каком-то смысле параллелен этому — это выстраивание, конструирование вашего замысла. Вот у вас есть какая-то идея, у вас есть какое-то содержание, которое вас теснит, вы хотите что-то сказать, вы сделали для себя какое-то внезапное открытие, вы открыли природу людей, вы увидели в подлеце благодетеля, вы увидели в спасителе, благотворителе страшное чудовище, манипулирующее людьми, и хотите об этом написать, но волшебного прикосновения нет. Вы продумали полностью свой замысел, но вам предстоит самому тянуть этот груз — не за вас будет сочиняться книга, а вам придется делать ее самому, тогда мастерство вам порука.


Если в первом случае от вас практически ничего не требуется и от вас ничего не зависит и вам, главное, не есть слишком много, не спать слишком долго, не заниматься всякой ерундой, а держать себя в состоянии прозрачности, проницаемости и восприимчивости, то в другом случае вы будете работать мастерством. Вот этому мастерству, наверное, можно научить. Здесь есть какое-то количество правил, которые человеку, которого несет вдохновение, совершенно не нужны. Например, есть известное правило, как устроено начало произведения — это такая дверка, вход в книжку, вы его распахиваете и дальше должны туда покатиться, проскользнуть, полететь туда внутрь, за этой дверкой должен быть такой вход в нору кролика, вы должны туда — бух! и упасть.


Очень часто, когда вы пишете мастерством, а не вдохновением, когда у вас есть план работы, когда вы продумали всех персонажей, когда вы четко определили жанр того, что вы делаете, общая ошибка заключается в том, что вместо этого входа в черную нору кролика, в которую вам нужно провалиться и дальше рухнуть в текст книги, обычно люди топчутся и создают маленький предбанничек.


Первый абзац таких текстов, которые написаны как бы волевым усилием, а не вдохновением лучше всего вычеркнуть. Я многим из вас рекомендую это попробовать. Вы наверняка что-то пишете и наверняка многие из вас пишут не вдохновением, а пишут именно разумным, рациональным усилием. Снесите вообще первый абзац, уберите его, начните со второго. Вы увидите как ваш текст, скорее всего, — я предполагаю, таково мое наблюдение за жизнью — от этого выиграет.


Финальная правка — всегда о том, чтобы текст, состоящий из разных эпизодов, и так далее и так далее, чтобы он в конце как пасьянс сошелся. Это вопрос пропорций, гармоний, построения сюжета… Вы должны понимать, где у вас завязка, где у вас кульминация; вы должны понимать, что в хорошем тексте, как правило, герой меняется на протяжении текста: он у вас вошел в повествование один, выйти должен совсем другим, как, собственно, и читатель.


Если читатель переживает текст как собственный опыт — это значит, что он меняется, потому что книга меняет исключительно наш опыт.


Вот этот второй способ работы, техническая, так сказать, сторона дела — ей можно научиться. Это то, что называется мастерством, это то, чему уделяли большое внимание мастера предыдущих эпох. Вот, в частности, знаменитое высказывание Ars longa, vita brevis est, с моей точки зрения, ошибочно переводящееся на русский язык как «Искусство вечно, жизнь коротка», дословно означает следующее: учиться ремеслу долго, а жизнь коротка. Эта ремесленность поддается обучению и ей можно научить — чувству пропорции, чувству гармонии.


Как научиться этому мастерству, можно ли ему научиться усилием воли? Да, и для этого нужно уметь прежде всего читать. Для этого нужно уметь заражаться текстом, для этого нужно выписывать и подчеркивать, для этого нужно завидовать смертельно, что это словосочетание пришло в голову, например, Бунину, а не вам. Перечитайте «Чистый понедельник», посмотрите сколько там описаний, сколько там описаний природы, сколько там описаний внешности героини, сколько там фактуры, плотности жизни, и начните этому завидовать, начните ненавидеть Бунина за то, что он так сумел, а вы пока что не умеете.


Учиться можно через контакт с писателями и через контакт с текстами, которые вы же воспринимаете как собственный опыт. Вернусь к «Чистому понедельнику» — перечитайте, почему же она ушла в монастырь, почему же она все-таки ушла в монастырь, ведь из текста это совершенно не понятно, но это ведь хочется узнать, и когда вы уже закрыли книжку и продолжаете про это думать — значит, что вы проживаете это как собственный опыт.


Нужно вываляться в тексте как в огромной луже, вываляться в чужом тексте, как в огромной бочке, наполненной виноградом, который вам нужно собой раздавить, заразиться, прочитать биографии писателей, узнать какими они были, что же значит измениться, что значит начать по-другому чувствовать, впитать все в себя. Кто-то мне рассказал, что карточные игроки, профессионалы, срезают себе бритвой подушечки пальцев для того, чтобы чувствовать кончиками пальцев масть карты — писатель должен постоянно обострять в себе эту чувствительность так, чтобы видеть и чувствовать значительно больше и тоньше, чем все остальные.

Что такое школа «Хороший текст»?

То, о чем я вам рассказала, все эти принципы, весь этот взгляд на мир, на природу писательства был воплощен в школе «Хороший текст», и я хочу вам кое-что о ней рассказать не для того, чтобы ее рекламировать, а для того, чтобы объяснить каким образом мы решаем эту задачу, как мы учим учеников.


У нас нет никаких учебников, никаких прописей, мы ненавидим слова креатив, творческое письмо. Мы приглашаем учить только тех, кто сам что-то сделал, кто сам что-то хоть один раз существенное написал. Это очень особенные люди — не умеют выступать, они никогда не в состоянии сделать какую-то презентацию, они не бросаются терминами, у них нет во-первых, во-вторых, в-третьих, они вообще плохо понимают про технологии, потому что люди, которые прошли через одержимость и писали какую-то существенную вещь, потом не в состоянии осознать, что с ними было.


Например, на последней школе мы мучили Сергея Гандлевского расспросами про его книгу «Трепанация черепа». Он очень плохо мог объяснить, как он так написал, но тем не менее мы заставляем наших учеников видеть писателей, общаться с ними. Это не творческая встреча, писатели в муках пытаются рассказать как и что они делали, как и что они чувствовали. Ученик школы «Хороший текст» видит за одну рабочую сессию 12—15 учителей, слушает их лекции, ходит на их семинары, показывает свои тексты, он заражается от них энергией, которая позволяет им видеть текст чужой и свой.


Это очень важная задача научиться видеть свой текст. Самый частый вопрос, который задают ученики, когда приходят в школу: «Я хороший текст написал? А это хороший текст?», и, действительно, когда вы находитесь внутри своего текста, вы не знаете ответа, потому что не можете быть одновременно внутри и снаружи. Вы не можете, закончив текст, сразу его увидеть.


Однажды мы позвали Фаину Гримберг рассказать нам про свою поэму «Андрей Иванович не возвращается домой». Она вышла перед учениками и стала читать, она читала ее двадцать шесть минут, рыдая. Некоторые ученики тоже не выдерживали и выходили, у них слезы текли из глаз. Я вела этот ее урок, и я ее спросила в конце: «Фаина, скажите почему у вас во всех произведениях героя зовут Андрей, Андрей Иванович?», на что она говорит: «Я не знаю. Я читала свое стихотворение как поэт. Для того чтобы мне увидеть свой текст со стороны, мне надо перестать быть поэтом — я сейчас не могу». Это я говорю к тому, что человек, конечно, в момент, когда он закончил текст, не понимает хороший текст или плохой, но его можно научить потом, когда он вышел из этого состояния; научить его понимать, что он написал, что вышло хорошо, а что плохо.


Конечно, очень здорово, если у вас есть человек, которому вы доверяете, есть человек, который может прочесть и сказать аргументировано, что он думает о вашем тексте, но на самом деле, очень важно научиться знать, понимать это самостоятельно. Мое глубочайшее убеждение, что только сам писатель знает получилось у него или нет. И до тех пор, пока он бегает и спрашивает: «А что вы думаете? Скажите, пожалуйста, а вот это хорошо или плохо?» — он не доделал свой текст, он не дописал его, потому что, когда он его допишет, когда он его доделает, когда он его проживет — он будет точно знать получилось у него или нет.

Ответы на вопросы слушателей вебинара

Иванъ Деркачъ: Что лучше: метод проб и ошибок или расчетливое изучение и практика только при уверенности в воплощаемость?

Метод проб и ошибок? Знаете, я не верю в метод проб и ошибок, потому что детство в какой-то момент заканчивается и начинается взрослая жизнь, и когда мы что-то делаем, мы по большому счету наедине с собой, наедине с нашим чувством сюжета, нашим ощущением от героев. Какие уж тут пробы и ошибки? Это в жизни можно пробовать и ошибаться, выходить замуж и разводиться… В литературе — нет. В литературе не надо пробовать и не надо ошибаться. В литературе нужно прожить до конца то, что вы пишете. Вы должны узнать все о вашем герое. Вы должны знать как он выглядит, какие у него глаза, какие у него глаза на солнце, какая у него форма ногтей, как он пахнет, какие у него волосы, когда он волнуется, может быть, они вьются, когда он спокоен, может быть, они прямые. Вы должны каждого из ваших героев увидеть, ощутить, потрогать руками. Не надо ничего пробовать — нужно доделать всю внутреннюю работу до конца и после этого писать. И тогда у вас появится уверенность.

Светлана Жданова: Чем заменить многоточия и восклицательные знаки для выражения эмоций персонажа от всего происходящего с ним?

Многоточие — ужасный знак, это очень женский знак, сразу приходит на ум женская проза, причем плохая. Ничем не надо заменять многоточие, я вам говорю свое мнение, я не Господь Бог и не истина в последней инстанции. Вы знаете у нас удивительный язык, у нас же свободный порядок слов. Вы можете при помощи порядка слов показать любую интонацию. Одно дело сказать «Приходи ко мне», а другое дело «Ко мне приходи». И, вообще, я советую вам, если вы хотите от меня практический совет, научиться работать с порядком слов. Восклицательные знаки запретить невозможно и отменять их совершенно не нужно, но их не должно быть много, это очень сильный знак, это очень сильная краска и не нужно заливать ей все ваши страницы.

Миржан Туманов: Можно ли научиться писать как Чехов?

Зачем вам учиться писать как Чехов? Чехов уже есть. Вы научитесь писать как Миржан Туманов — это куда более сложная задача. Вообще, есть такое понятие «дописаться до себя». Кто-то говорил только что о пробах и ошибках, вот дописаться до себя — это сложная задача. Мы же по большому счету состоим из текстов, которые мы прочли. Вдумайтесь, удивительная вещь: совсем маленькие дети 3-й, 4-й, 5-й класс, мальчик влюбляется в девочку и вдруг бах и начинает ей писать стихи. Никогда до этого не писал, никогда потом писать не будет, а тут бах и пишет стихи. Почему? Да потому что он пропитан литературой и фильмами, в которых мужчины женщинам пишут стихи. И в этом смысле мы все состоим из прочитанного, в нас начинают говорить наши любимые авторы и очень важно понять, где же среди этого начинаешь говорить ты, услышать собственный голос. Поэтому я вам рекомендую не учиться писать как Чехов, я вам рекомендую дописаться до себя.

Мария Залевская: Какой совет вы бы дали своему любимому ученику или ученикам?

Я очень ценю в искусстве, в литературе, в писателях предельную честность перед собой. Никого нельзя обмануть. А вот если вы пишете текст и думаете «Я сейчас так напишу потому, что читателю так нравится. Мне не очень, но читателю нравится» вы поступаете нечестно. Потому что, во-первых, вы не знаете, как читателю нравится, во-вторых, вам-то нравится, вам-то самому нравится? Мне кажется, что рукопись нельзя выпускать из рук, из компьютера до тех пор, пока вы совершенно честно не сказали себе «Мне здесь нравится все». Вот такой бы я совет дала своим ученикам. Честно работайте, говорите себе правду, пишите ее себе на бумажке: вот здесь у меня получилось, а вот здесь черт знает, что со мной приключилось, но не получилось.

Мария Залевская: Кто-то помогал вам оттачивать мастерство?

Да, я в молодости очень много занималась литературными переводами. Я переводила с французского языка Раймона Кено, я переводила других прекрасных писателей. Эта школа переводчика очень помогает потом видеть текст. Понимаете, да, когда много-много страниц ты пишешь, переводишь чей-то хороший текст, мучаешься, что это нельзя точно сказать по-русски, тебе не хватает слов, меняешь одно слово на другое, придумываешь какие-то слова, которых нет в русском языке, потом ты пишешь, зачеркиваешь, и это не ты, пока что человек без имени, это великий Борис Виан, и ты отвечаешь перед ним за каждое свое слово — это очень хорошая школа. Мне кажется, что перевод — прекрасная школа для писателя.

Ирина Павлова: Писатель или поэт — это все же призвание или работа? А, может, что-то еще? Можно ли одним трудолюбием и упорством достигнуть на этом поприще успеха?

С моей точки зрения, нельзя. Без таланта невозможно достигнуть на этом поприще успеха, если говорить о том самом успехе и том самом хорошем тексте, о котором мы говорим. Упорство и работа никогда не позволят создать вам мира, который другой человек проживет как свой опыт. В этом есть все-таки какой-то божественный вызов увидеть этот мир. Мне кажется, что это призвание и это работа. Огромное количество талантливых людей ничего не смогли написать. Вообще, мне кажется, что их намного больше, чем известных писателей. Очень часто талантливый человек не справляется с тем гулом, который присутствует в его голове, не справляется с теми мирами, которые теснятся в его голове и не может ничего написать, или пишет очень мало, с дикими муками, с безумными проблемами — без работы, конечно, невозможно получить результата. Можно грезить, можно блистать внутри своей головы, можно потрясать окружающих какими-то короткими заметками, какими-то короткими набросками, которые такой человек может из себя выдавить, но без работы, как и без таланта, писателем не стать.

Ирина Павлова: Для кого мы все же пишем? Для таких же авторов или все же есть в стране желающие купить и прочитать книгу?

Специалисты говорят, что в России книжный рынок сжимается. Я ничего про это не знаю. Мне кажется, что мы пишем потому, что мы чувствуем в себе силу заставить людей проживать то, что мы придумали. Это удивительная власть над людьми — рассказывать им истории и смотреть, как они завороженно тебя слушают. Мы пишем потому, что чувствуем в себе эту силу погружать людей в какие-то другие миры. Если бы люди, например, бросили завтра читать — писатели бы перестали существовать? Нет, конечно, писатели одновременно являются и читателями, и когда писатель пишет для писателя, для писателей, для литературы — он пишет в этот момент как для читателей. Я совершенно в этом убеждена.

Марина Калюк: Как определить уровень своего писательского мастерства? Как понять чему еще надо учиться?

Очень просто. Вы написали что-нибудь? Возьмите какого-нибудь человека, который вам ничем не обязан и начните ему читать то, что вы написали и наблюдайте за ним. Прочитайте немножко и остановитесь. Если он вас попросит продолжить и будет слушать то, что вы написали до самого конца — это значит, что у вас получилась книга или рассказ, и, значит, что ваше писательское мастерство вполне состоялось. Как понять чему еще надо учиться? Надо научиться для начала видеть собственный текст, и тогда вы поймете, что у вас плохо получается. Без того, чтобы вы видели свой текст, наверное, делать нечего. А чтобы начать видеть свой текст надо много читать не только свои тексты, но и тексты писателей, которые вам нравятся. Поймите, что вам нравится.

Кир Коров: Что такое текст? Какой текст хороший? Куда уходит текст?

Вы знаете, существует, я думаю, несколько сотен километров определений, что такое текст. Лингвисты определяют, что такое текст, литературоведы, мы же с вами не об этом сейчас говорим, нам же не нужно определение текста семиотическое, что текст — совокупность знаков, переносящих информацию. Для нас, для писателей, текст — это словесное воплощение того, что мы чувствуем и думаем. Надо сказать, что превратить нашу мысль в текст очень трудно, потому что… вы когда-нибудь наблюдали за тем, как вы думаете? Мысль объемна, мысль противоречива. Вы можете думать то одно, то другое, вы можете думать сначала об этом, потом о том, можете сначала думать о финале и середине, потом о начале. Мысль и все то, что происходит в нашей голове — это многомерная реальность, которая осуществляется сама помимо нашей воли. Текст — это нечто, лежащее на экране компьютера или на бумаге, существующее в двух измерениях, это линейная вещь, это строчки бегущие слева направо, это абсолютно плоскостная вещь. Представьте: вам нужно объемное превратить в плоское. Это колоссальное усилие. Именно в этом сложность письма. Мы переводим то, что происходит в нашей голове с многомерного языка образов на плоскостный язык. Это очень большое усилие, которому можно научиться. Текст куда уходит? Никуда. Они все с нами. Возьмите с полки Апулея или «Роман о розе» — они с нами. Все, что есть настоящий текст, все, что есть на самом деле насыщенный художественный опыт — все это остается.

Лина Мраги: Насколько важна целевая аудитория, как определить какой текст для какой целевой аудитории подходит, будет интересен читателю? Насколько обычным общением и наблюдением за окружающими можно это понять? Существуют ли еще какие-нибудь способы?

Это маркетинговый вопрос, я отвечу на этот вопрос маркетинговым языком. Сам человек этого сделать не может. Если вас интересует маркетинговое выстраивание сюжета, то нужно делать так, как делают производители сериалов — собирать фокус-группу, нанимать модераторов и выяснять, что находится в зоне их интересов, что сейчас людей волнует, кто сейчас больше читает книги: одинокие домохозяйки или подростки, нужно понять, кто читает и вероятностным методом вычислять. С моей точки зрения — попробуйте написать книгу-рассказ, маленький рассказ, который был бы интересен вашим знакомым, всем вне зависимости от пола, возраста, цвета глаз, вашим родителям, вашим друзьям, детям ваших друзей, сантехнику, который пришел починить вам кран. Вот попробуйте достичь хотя бы такого результата.

Анна С.: Если в процессе написания произведения возникает желание вернуться к началу, перечеркнуть и переписать все заново — стоит ли поддаваться такому порыву?

Нет. Не стоит поддаваться такому порыву, а стоит отложить текст. Такое происходит всегда, когда что-то пишешь и надо отложить — текст должен вылежаться. Вы истощаетесь по мере того, как работаете с текстом, у вас истощается нервная система. Это как раз к тому, о чем я говорила с самого начала — вы должны себя знать, вы должны знать, на каком повороте вам все захочется выкинуть в помойку, в какой момент вам захочется все переписать с начала до конца. Обязательно надо себя знать, и мой совет — отложите и ничего не трогайте.

Алиса Лебрен: Где заканчивается графомания и начинается писательство?

Я не уверена, что одно может переходить в другое. Я не убеждена, что графоман может писать, писать и из него в какой-то момент вырастет… Вообще, графоман — это не куколка, из нее бабочка писателя, с моей точки зрения, не вылупляется. Но сейчас ведь очень много такого, скажем, продуктивного графоманства в том смысле, что графоман находит своих читателей. Да достаточно обратиться к какой-нибудь практике фанфиков — миллионы человек читают фанфики, и пишут их совсем не писатели, а, скорее, графоманы. Не верю я, что из графомана может родиться писатель. С моей точки зрения, графоман пишет много, вычурно, выпукло и совершенно пусто. Сделать так, чтобы в пустоте что-то родилось очень сложно.

Svetlana Solaire: Насколько длинными могут быть в тексте диалоги? Как сделать, чтобы читателю не наскучил диалог?

Как сделать? Талантливо его написать. Талантливый диалог никогда не наскучит. Посмотрите в «Золотом теленке» какой продолжительности диалоги. И что кому-то они когда-нибудь наскучили? Нет. Это не технический вопрос.

Сергей Павлов: Базовая структура текста, динамика текста в целом.

Текста в целом не существует, а структура у каждого текста очень простая — в каждом тексте есть начало, середина и конец. И вы должны точно знать, где у вас начало, где у вас середина, и где у вас конец. Если вы себе на эти вопросы не ответили — у вас текст рухнет.

Олеся Оленичева: Стоит ли добавлять в роман то, что модно для увеличения целевой аудитории или это может испортить его?

Может испортить. Не стоит.

Елена Баукина: Сейчас очень много пишущих людей. Все же каждый ли может научиться писать прозу?

Писать прозу? Нет. Не каждый. Но многие могут научиться писать прилично. Знаете, вот раньше, в девятнадцатом веке, в начале двадцатого, до революции — было распространено в дворянских семьях — детей заставляли писать дневник с шести лет. Каждый день ребенок чего-то не получал, если он не заполнял дневник. Зачем это было нужно? В ребенке развивался этот навык преобразования такого внутреннего мира, мыслей своих, впечатлений, чувств в язык. В то плоское пространство, о котором мы говорили. То есть навык письма можно в себе сформировать. Если каждый день писать дневник, то через год вы станете писать лучше. Будет ли эта проза кому-нибудь интересна? Я не верю.

Александр Грибанов: Хочу написать роман, но пока только публицистика получается.

Если хотите, то напишете.

Кир Коров: По каким вопросам школа не договорилась с Татьяной Толстой?

На самом деле нет здесь никакой тайны — мне хотелось, чтобы в школе преподавало очень много разных писателей, и мне хотелось, чтобы школа превратилась в сообщество известных писателей, начинающих писателей, критиков и так далее. Татьяна Никитична, которую я люблю как автора и глубоко симпатизирую ей как человеку, видела школу более консервативной.

Алексей Патрашов: Есть ли смысл местами переписывать уже опубликованное, если ты пишешь продолжение?

Да, есть. Мало ли какое продолжение вам придет в голову. Я совершенно не против того, чтобы возвращаться к уже написанному и если у вас образуется новое целое, то у вас меняется и часть.

Алена Чеботарева: Как сохранять вдохновение для написание книги с перерывами?

Я не знаю, как сохранять вдохновение. Здесь нет никакой техники. Вообще, если вы делаете перерыв в работе, вы теряете дыхание — вам нужно каждый раз начинать как будто с начала ее писать. Это очень трудно написать книгу с перерывами. Лучше писать без перерывов.

Виктор Рогуленко: Что дает мастерство, если есть вдохновение, а если нет вдохновения?

Мастерство, если есть вдохновение, позволяет создать гармонию текста. Это очень сложная тема на самом деле. Что такое гармония? Что такое гармония в тексте? Что такое золотое сечение текста? Что такое соразмерность частей? Что такое ритмика? Это очень сложно, но человек, обладающий мастерством, умеет очень хорошо вычеркивать, убирать лишнее. Текст как дерево растет в разные стороны, и если вы хотите придать форму, то крону надо стричь. Это искусство подстригания кроны и есть мастерство, и есть то, о чем вы спрашиваете. Если нет вдохновения, лучше не писать.

Наталья Сотникова: Как учитывать мнение читателей, если они совершенно противоположные? Стоит ли учитывать их или нужно делать то, что тебе нравится?

Мне кажется, что мнение читателей не нужно учитывать, но его надо очень внимательно слушать. Читатель очень часто говорит не правильными словами, читатель же не обязан быть златоустом. Читатель иногда очень коряво формулирует свое недоверие, но это недоверие надо услышать, надо понять чему они в твоем тексте не верят, в какой момент они перестали за тобой идти, в какой момент ушло внимание. Ведь, что значит, что ушло внимание — это значит, что читатель перестал проживать ваш текст, он перестал чувствовать, что вы пишете. Может быть, читатель и не объяснит, в какой момент он перестал чувствовать, но для вас это будет знаком.

Констатнин Шабалдин: Что почитать из нынешних?

Анну Матвееву, Анну Козлову, Романа Сенчина. Мне очень нравится «Лавр» Водолазкина, но меньше нравится «Авиатор». В школе у нас есть замечательные молодые поэты. Мне кажется, что более точный вопрос — на что ориентироваться, как выбрать книжки, которые читать. У нас довольно мало критиков и надо найти своего критика, надо найти кого-то, кто совпадает с вами, кто порекомендовал вам одну, вторую, третью книжку и они вам понравились — тогда можно слушать дальнейшие рекомендации.

Анна Самойлова: Зачем учить писать? Если человек не умеет писать, может быть ему заняться чем-то другим?

Вы знаете, так получилось, мы живем в такой культуре… Это такая особенность русской культуры в том, что для нас писать, говорить о прочитанном и обсуждать тексты свои и чужие — это какая-то, я бы сказала, форма высшей нервной деятельности. Для нас это намного больше, чем просто писать и просто говорить. Вокруг слова в нашей стране, так уж получилось, довольно долго концентрировалась гуща интеллектуально-духовной жизни людей, поколений. И поэтому учить писать, учить читать, учить понимать — это намного больше, чем учить читать и учить писать. Это в каком-то смысле учить быть другим, это подтолкнуть человека к тому, чтобы он изменился, чтобы в нем произошли перемены, чтобы он стал по-другому чувствовать, понимать и говорить. Знаете, большинство людей, которые приходят в школу «Хороший текст» сидят один на один со своими текстами и не знают кому показать, кому дать почитать. Они читают писателей, но у них нет способа с ними встретиться, поговорить, обсудить свои тексты. Это очень важно для многих найти учителя. Это вообще в жизни ужасно важно найти своего учителя. Вот учить писать тупо никакого смысла нет, а создать питательную среду, создать бульон, которым будут питаться молодые талантливые люди, мне кажется, это очень важно.

Игорь Дерябин: Не слишком ли много ремесленников и мало мастеров?

Не знаю, в чем считать. Знаете, процитирую известный мультфильм «В попугаях я значительно длиннее». Смотря в чем считать. Много, мало. Не знаю.

Юлия Терехова: Что вы думаете о привлечении бета-ридеров?

Если вы можете найти такого человека, который будет читать ваш текст до публикации, то я — за. Мне кажется, что это хорошая вещь.

Алена Туманова: Может ли стихотворец сам оценить качество лирического произведения, ведь обычно пишут то, что ярко переживают?

Может, когда остынет и перестанет ярко переживать. Через неделю.

Алексей Ефремов: Работая над текстом, становишься энциклопедией. Как быть, если пишешь о том, чего хочешь знать кожей, но знаешь лишь прочитав, посмотрев?

Вы задали прекрасный вопрос. Становишься энциклопедией. «Становишься» вы написали, не присоединяешь к себе энциклопедию, а становишься. Это значит, что вы это прочувствовали, вы это сделали частью себя, поэтому если так, то все получился, вы все правильно делаете.

Саша Книжный: Вы считаете себя хорошим писателем? Получают ли плохие писатели, с вашей точки зрения, большие гонорары?

Я не знаю, какой я писатель. Мне трудно об этом судить. Я ничего по этому поводу не чувствую. Я только знаю, что время от времени я впадаю в замысел и живу в нем, забыв обо всем остальном. Получают ли плохие писатели высокие гонорары? Я не плачу никому гонорары и не знаю.

Алена Чеботарева: Как воспринимать критику и похвалу в адрес своей книги?

Пытаться не воспринимать это как критику и похвалу, а попытаться вытащить важную для себя информацию.

Иван Тимофеев: Можете объяснить понятие «видеть свой текст»?

Конечно, вот вы читаете свой текст и понимаете, что здесь вы сбились с ритма, здесь вы очень монотонно использовали синтаксические конструкции и они утомляют ухо. Кстати, я советую вам читать свой текст вслух, чтобы вы могли его услышать. Посмотрите, может быть у вас где-то затянуто описание, может, у вас слишком короткий или длинный диалог, посмотрите на него как на архитектуру, умейте отстраниться и увидеть его как фрагмент написанной реальности. Я не знаю понятно ли я объясняю, понятно ли я выражаюсь, но видеть свой текст — это видеть его глазами человека, который понимает в узелках. Представьте себе, что швея, которая прекрасно вышивает, смотрит на вышивку другой мастерицы, переворачивает и смотрит, какие сделаны узелки. Надо уметь увидеть узелки в своем тексте — все ли хорошо, все ли гладко.

Виктор Тоньшин: На форуме «Эксмо» есть тема, где даются полезные советы как писать динамические сцены, экшн…

Извините, я не дочитываю ваш вопрос потому, что есть еще масса книжек, особенно в Америке, как написать бестселлер, как написать гениальный роман. Если бы кто-нибудь по этим книгам мог написать бестселлер, гениальный роман! Если бы прочитав, как написать экшн, кто-нибудь мог написать экшн — это было бы бесценно. Но почему-то… Это как книжки о том, как стать миллионером, знаете? Получилось у кого-то стать миллионером, прочитав книжку?

Ольга Савельев: Что вы скажете о творчестве в соавторстве?

Это великий дар мочь работать в соавторстве. Я считаю, что это прекрасно. Знаете, найти себе соавтора — это как найти себе родственную душу, близнеца, я не знаю. Я мечтала бы найти такого человека, но это, к сожалению, очень сложно.

Елена Баукина: Чем отличается графоман от писателя?

Всем. Графоман не перетаскивает читателя в свой мир. Графоман не в состоянии написать текста, который читатель будет переживать как собственный опыт. Читатель будет скользить глазами по фразам и довольно скоро начнет грызть ногти и зевать. Графоман интересен сам себе в первую очередь, он любуется собой в тексте.

Родион Рахимов: «…Хочешь быть мастером, макай свое перо в правду. Ничем другим больше не удивишь», — писал Василий Шукшин. Надо ли писать всю правду, или можно что-то утаить, чтобы не обидеть читателя или оглушить!?

Я не знаю, как коротко на этот вопрос ответить. Нельзя врать, потому что читатель чувствует ложь, и он от вас отвернется — тратить время, чтобы еще какую-то ложь читать. Мне кажется, обидеть или оглушить — не важно, про это можно совершенно не думать. Есть такая точка зрения, что литература — это о том, что нельзя, это постоянное тестирование этической границы, я, честно говоря, так не думаю. Я не думаю, что тестирование этической границы — это задача искусства, но я в то же самое время не думаю, что нужно думать о том, чтобы не обидеть читателя. Есть о чем подумать писателю — не обязательно об этом.

Марина Пилюгина: Я всегда писала дневник, пишу и сейчас. Начала книгу — получается жизнь свою переписываю. Стоит продолжать?

Да, стоит.

Света Котина: Что вы думаете о феномене дневников, документальной прозы?

Я больше всего на свете люблю читать дневники и документальную прозу. Мой любимый дневник, опубликованный издательством «НЛО», это книга Любови Шапориной. Всем рекомендую прочесть эти два тома, это просто потрясающее чтение.

Сергей Брусов: Реально ли в современной России зарабатывать писательством?

Не знаю. Мне кажется, да. Мне кажется, реально, но, понимаете, все зависит от того, к какому типу писателей вы принадлежите. Бывают писатели, которые пишут очень мало, им не надо писать много для того, чтобы быть писателем. Для того чтобы быть писателем, настоящим, крупным — достаточно написать одну книгу, не надо двести. Если вы писатель такого типа, который может написать одну книгу — честь вам и хвала, вы войдете в историю этой одной книгой, но жить на это не сможете. Если вы сумасшедше продуктивный писатель, и вы нашли свою творческую вибрацию и можете писать много — я думаю, что все идет к тому, что жить на это можно. Сейчас очень много каких-то новшеств в книгоиздательском деле, есть много сервисов, в частности, RIdero, который позволяет самостоятельно издать свою книгу. Вообще, это очень важно, что издательство как институт, который определяет судьбу книги и писателя начинает размываться, это очень важно, что появляется достаточное количество инструментов для прямого контакта с читателем.

Гузель Хафизова: Если первая глава книги не цепляет большинство читателей, но я вижу ее такой, как и хотела — нужно ли ковырять готовую книгу?

Нет, если вы в себе уверены — ничего не меняйте.

Алла Добрая: Если чередуешь жанры мелодраму и детектив — грамотно ли это с точки зрения маркетинга?

Нет, с моей точки зрения, чем у́же вы определяете жанр, чем четче вы в нем работаете — тем больше вы работаете на свой успех. Вы приучаете читателя к тому, что вы пишете детективы.

Алексей Ефремов:Должен ли автор заранее знать, чем дело кончится?

Да, должен. Автор должен знать, чем дело кончится, потому что он должен прожить историю, которую он пишет сам от начала до конца. Многие писатели говорят, что их ведет текст, что когда они пишут может возникнуть совершенно другой финал. Да, может. Это совершенно никак не противоречит тому, что автор знает, чем кончится. Он может знать и ошибаться, и его текст может кончиться по-другому, но знать он должен — нельзя, с моей точки зрения, плыть по волне текста куда кривая вывезет.

Светлана Медведева: В чем, на ваш взгляд, заключается романтический жанр? Не думаете ли вы, что он в упадке?

Это про любовь, что ли, романтический жанр? По-моему, он в расцвете. Женские романы лежат горами у метро и их покупают и читают.

Света Котина: Вы дочитываете или бросаете неинтересные вам книги?

Я бросаю. Странно было бы заставлять себя читать то, что тебе не интересно.


Оглавление

  • Что такое хороший текст?
  • Как написать хороший текст?
  •   Способ 1. Провалиться в свой замысел
  •   Способ 2. Сконструировать свой замысел
  • Что такое школа «Хороший текст»?
  • Ответы на вопросы слушателей вебинара