Три цвета надежды [СИ] [AlmaZa] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

AlmaZa ТРИ ЦВЕТА НАДЕЖДЫ

Красный

Белый кожаный диван слепил чистотой посредине дизайнерски обставленного просторного зала с высокими потолками, огромными окнами, смотрящими на зелёный парк с высоты небоскреба, и раскинутых по светлому полу ковров, стилизованных под цельные шкуры диких животных, с неровными краями. Почти бихромная, черно-белая, как далматинец, комната, разбавленная неяркими леопардовыми или тигриными узорами, сияла солнцем, бившим сквозь вымытые с обеих сторон стекла, и из-за них лежавшему на диване молодому человеку пришлось положить себе на лицо журнал, чтобы спрятаться от света. Его длинные ноги в прорванных по моде джинсах тянулись до самого конца мебели и вынужденно закидывались на подлокотник, потому что не умещались полностью. Скрестив руки на груди, он сладко спал, отдыхая от различных трудов. С лестницы, закручивающейся на второй этаж, появился зрелый мужчина, в рубашке с коротким рукавом и деловым видом, сдернувший с носа очки и возмущенно спускающийся.

— Явился! — громко воскликнул он, заставив парня дернуться, ещё во сне, но уже приходя в себя. Журнал соскочил с лица, обнажив на нем широкий зевок. — Вернулся!

— Пап, ну чего ты орёшь? — потёр он себя ото лба до подбородка, но глаза так и не открыл, сев и откинувшись на спинку.

— Хосок! — крикнул мужчина, встав перед ним и загородив солнце, чем только облегчил засыпание сына. — Хосок! — от настойчивости родителя тот приоткрыл одно веко. Кривляясь, его отец поклонился. — И надолго к нам Его Высочество?

— Не знаю, на неделю, может, две… — потянулся молодой человек.

— О, мы польщены! Это такая честь для нас! — мужчина наклонился и дал ему по уху. — Олух!

— Пап! — окончательно взбодрившись, отстранился от него Хосок. — Ну чего опять не так?

— Что не так? Ты ещё спрашиваешь, что не так?! — разошелся глава семьи, владелец ювелирной компании и миллионер, не привыкший, чтобы с ним вообще когда-либо спорили, но сын постоянно выводил его из себя, не слушаясь, не выполняя приказов и творя, что только вздумает. — Когда ты займёшься делом, а? Когда ты, наконец, посетишь не то что офис или магазины, а хотя бы мой кабинет, чтобы я смог посвятить тебя в то, чем занимаюсь? Он недалеко, всего-то тридцать ступенек и пройти метров десять.

— Пап, я не хочу этим заниматься, — проныл «обласканный» потомок, скорчив гримасу. — Обучи сестру.

— Бездельник! Как девчонка может стать директором компании после меня? У тебя никакой ответственности! И совести.

— Смотря за что её нужно нести, — нахмурился Хосок, смотря куда-нибудь в сторону, лишь бы не на ярость отца.

— В четырнадцать лет ты связался с каким-то хулиганьём, от которого я тебя едва спас…

— Ошибки молодости…

— Потом ты подался в буддизм…

— Зов души, пап.

— Потом ты отчалил в армию…

— Долг родине, пап, — на всё нашёл оправдание Хосок.

— А где долг перед отцом, а? Ты делаешь, что угодно, лишь бы ничего не делать!

— Ну не лежит у меня сердце к бизнесу, чего ты от меня хочешь? — парень встал и, возвысившись над отцом на голову, устало на него опустил взор. Подобные разговоры длились не первый год, с тех пор, как он закончил старшую школу. Как шарманка, они звучали по кругу, никуда не продвигаясь, ничего не меняя. — У меня нет в нём способностей. Я разорю нас быстрее, если попробую провернуть хоть одну финансово-торговую операцию.

— И куда ты пошёл?

— В спальню. Я не выспался, — мужчина поймал его за руку и остановил.

— Ты можешь исполнить хоть одну мою просьбу за всю жизнь? Ты можешь выполнить моё желание, пусть оно будет последнее? Хоть раз в жизни. Я не говорю о том, что ты обязан выполнять всё, что я говорю — тебе постоянно плевать на моё мнение и приличия, на конфуцианскую мораль, но одну единственную просьбу!.. — Хосок посмотрел на него с грустью, как бы извиняясь за то, что не в состоянии быть хорошим отпрыском и достойным наследником.

— Чего ты хочешь? Я постараюсь сделать, — наполовину пообещал он.

— Если ты не собираешься брать в свои руки бразды правления, то подари мне замену себе.

— Что? — подкатились брови вниз, делая взгляд недопонимающим и серьёзным.

— Женись и сделай мне внука. И можешь гулять дальше. Сколько угодно! — Хосок вырвал руку, ошарашено посмотрев на того, кто его породил. Он отступил.

— Я не собираюсь жениться, по крайней мере, ещё лет двадцать, так что…

— Очень зря, потому что я собираюсь тебя женить в течение месяца-двух. Кстати, сегодня вечером у нас гости. Будь милостив, выгляди хорошо и веди себя, как подобает.

— Ты что, уже и о смотринах позаботился? — отец поджал губы, сложив руки на животе. Настоящий начальник, даже снизу смотрит высокомерно. Не стоило его за день предупреждать о приезде, он знатно подготовился. — Пап, я не девица на выданье, меня нельзя вот так взять и запихнуть в брак.

— Тебе придётся туда впихнуться. Иначе я, наконец, закрою твой счет, и ты останешься без всего. Без всего — ты понял? — Хосок открыл рот, представив, как его черная карточка окажется нерабочей, бессмысленной. Он и в кошмарах не мог подобного увидеть. Оказаться без свободных средств, не иметь неподотчетных денег…

— А если я не приду на ужин? — продолжил сопротивление парень, перебирая в голове возможности, как обыграть отца.

— Я сказал тебе, что будет. А если ты ещё и опозоришь меня, не явившись, то я отберу у тебя машину, ключи от твоей квартиры, и есть будешь на кухне, а не с нами в столовой! — Быстро направившись вместо лестницы на второй этаж к выходу, Хосок схватил по пути черную куртку, надел её, проверил наличие ключей от машины, присутствие бумажника и, застегнувшись, стал обуваться. — Я предупредил! — крикнул вслед отец. — Только попробуй не вернуться к ужину!

Вдавив газ, парень позвонил своим друзьям, которых, как наивно полагал отец, у него уже давно не было. Нет, свою банду он не бросит, не оставит, дружба — святое, и всё связанное с ней тоже. Назначив встречу в уличном кафе в Ганнаме, Хосок для начала завернул в спортзал, злой и желающий выплеснуть всё своё негодование. Быстро переодевшись в костюм для занятий борьбой, он внёсся в пустое помещение и набросился на грушу, начав молотить её, как самого лютого врага. Жениться! Сделать внука! Его отец совсем рехнулся? Он даже оригами делает неровно, какого он ему внука смастерит? «Мне слишком немного лет!» — прибедняясь, жалел свою холостость парень. Ну да, конечно, многие в его возрасте заводят семью, но ему-то зачем? Куда торопиться? И эта фирма с её наследованием! Она кормила их и приносила баснословные доходы, но висела грузом, заставляющим соблюдать какие-то правила, соответствовать чему-то, прятать свою вторую жизнь, когда можно кутить со своими приятелями из другого класса общества, выпивать, развлекаться, проворачивать свои дела, непостижимые уму отца, одним словом жить, а не влачить существование, подогнанное под определенные рамки.

Кулаки заболели, с челки капал пот, и плечи запросили пощады, когда Хосок почувствовал, что возмущение отпускает. Спокойно, всё ещё не решено. Есть куча способов — есть же? Он может не понравиться девушке — он обязан не понравиться девушке! Средства должны остаться при нем. Не на себя ведь только тратит, а на тайные благие дела, о которых семья понятия не имеет. Взяв полотенце, молодой человек посмотрел на время и направился в душ, чтобы смыть с себя вышедшую с водой ярость. Ничего, он ещё поборется! Ещё посмотрит, кто из них с отцом победит.

— Джей-Хоуп! — приветствовали его по прозвищу, принятому в их среде, друзья. Клички были почти у всех, данные по тем или иным соображениям. — Что за срочный сбор? — протянул ему руку Джин, здороваясь и садясь обратно на пластиковый стул. — Ты притормозил на стоянке так, словно пытался скрыться от дьявола.

— Увы, один старый бес, действительно, напрашивается на то, чтобы я от него сбежал, — плюхнулся Хосок между Чимином и Шугой, невысокими ребятами, один из которых отличался крепким телом, озорным взглядом и завораживающей улыбкой, а второй хитрыми, прозорливыми бегающими глазами, смазливым личиком и неугомонным характером. Все смекнули, о ком речь, поскольку у Джей-Хоупа в судьбе был всего один человек, который мог создать ему реальные проблемы. Со всеми другими он справлялся, как не фиг делать.

— Чего опять твой батя выкинул? — поинтересовался Шуга.

— Ты не поверишь, Юнги, — посмотрел на него Хосок, назвав по настоящему имени, что происходило редко, только когда он становился крайне серьёзным. А это вообще было редкостью уровня прилёта марсиан на Землю. — Он хочет заставить меня жениться. Меня! Жениться!

— Эм… — запнулся тот, не ожидая такого поворота.

— А на свадьбу пригласишь? — потянул газировку через трубочку Ви, которого так-то звали Тэхён. Раньше он был слегка медлительным и странным из-за задумчивости, в которую любил впадать, но потом понабрался от компании резвости, шуток, прибауток и не к месту колкой чепухи, так что теперь было не разобрать, где он реально недотормаживает, а где нагло подкалывает, издеваясь и глумясь. Удивительно обаятельное создание, способное с доброжелательной улыбкой вывести из себя даже мертвеца в морге.

— Женихом, вместо себя, — дернул верхней губой Хосок.

— Ну… в конце концов, не заставит же он тебя насильно? — развел руками Чимин.

— Насильно — нет, шантажом — да. Он пригрозил прикрыть мои активы. Оставить без гроша. Сечешь?

— Брак — не самое страшное, — пожал плечами Джин. — Почему бы и не пойти на это? Чем тебя это обяжет? Большая часть жён в Корее сидит дома, занимается домашними делами, а мужей видит в промежутках между работой тех. А если те командировочные, так и вовсе раз в несколько месяцев… Твоя свобода останется при тебе.

— Отец требует внука.

— Так, его производство вообще процесс восхитительный! — похлопал его по плечу Шуга, сладострастно прищурившись.

— Не спорю, но это уже скуёт меня по рукам и ногам! — Джей-Хоуп подставил руку и положил на неё голову. — Я не думаю, что буду замечательным папашей, но и не пытаться быть им — верх цинизма. Расплодиться, помахать ручкой и исчезнуть? Нет. И сделать несчастной какую-то девчонку потому, что ей не повезло подвернуться моему отцу в поле зрения? За что ей такая семейная жизнь, которую я не смогу организовать нормально?

— Да ладно тебе, — продолжил успокаивать Юнги. — Большинство девушек мечтают о богатых наследниках, даже если она сама из состоятельной семьи. Ты ещё у нас и симпатичный, её не вырвет, — Хосок скептично на него покосился. — Спору нет, не такой шикарный, как я, но пойдёт. Так вот. Ты её обижать не будешь. Супружеским долгом не докучаешь, если дома бываешь раз в год по большому обещанию. Дашь ей такую же свободу после рождения долгожданного внука и всё — гуляй рванина, играй аккордеон!

— Я надеялся, что вы поможете придумать, как избежать этой катастрофы, а не станете уговаривать меня лечь под поезд, — вздохнул Джей-Хоуп, пытаясь вернуть своё обычное расположения духа «на позитиве». Ви стал бурлить в стакане воздухом через трубочку, прикрываясь этим, как занятостью. Чимин опять распахнул руки в разные стороны, не имея вариантов. Младший в их шайке, Чонгук, продолжал молчать, не имея опыта таких ситуаций. Да его никто не имел.

— Придумывать надо будет что-то, когда уже точно станет ясно, что ничего иного не остаётся, — резюмировал Джин. — Если тебе не понравится невеста, а отец продолжит давить, то… Что обычно делают с невестами? — пять пар глаз приковались к нему, внимая, как великому гуру. — Похищают, недогадливые мои!

— Похитить девушку? — Юнги опять сощурил похотливо глаза. — Интересная тема…

— А почему бы не Хоупа стырить? — отодвинул чашку Ви. — Ему же надо уйти от брака.

— Да папа никогда не поверит, что меня украли, — махнул тот рукой. — Да и, как только вернём меня, помолвка продолжится. А вот похитить девушку… Нет, правда, Джин, что это даст?

— Ну, нельзя же разорвать обручение из-за того, что её где-то кто-то держит в заложниках, правда? Этим можно тянуть время сколько угодно.

— Но девушка-то сколько натерпится! — покачал головой Тэхён.

— Да чего она натерпится? Мы с ней хорошо будем обращаться. Хоть на Гаваи отправим! — вдохновился Джей-Хоуп. — А когда вернём, она будет в курсе, кто это сделал, и сама откажется. И так будет с каждой! — поняв, насколько это несправедливо по отношению к бедным кандидаткам, Хосок приуныл и откинул голову назад. — Нет. Нельзя так. Нужен иной план, более гуманный.

— Скажи отцу, что у тебя уже есть девушка! — наконец-то выдал Чонгук, щелкнув пальцами.

— Думаешь, его это остановит? — хмыкнул несчастный, попавший под пресс родительского гнета, но тотчас выпрямился. — А вдруг? Сказать, что давно скрывал отношения… Ага, блин, и он заставит меня жениться на этой несуществующей! Скажет: «Веди сюда её скорее». Но для расстройства помолвки идея хороша. — К столику подошла официантка, доставшая блокнот из белого передника.

— Готовы сделать заказ?

— Девушка, не желаете замуж выйти? — расплылся Шуга и указал на Хосока, недобро воззрившегося на друга за его балагурство. В джинсе, поношенных кедах, сидящий в среднестатистическом кафе, где ежедневно проходило сотни туристов и местных, он никак не тянул на обладателя многомиллионных закромов и золотых запасов. — У нас и жених есть. Очень достойная личность, не пожалеете, — покраснев, официантка посмотрела на предложенное и сдержанно улыбнулась, здраво воспринимая это шуткой.

— Выбрали что-нибудь? — не потеряла рабочей цели она.

— Я буду чай, любой, на ваше усмотрение, — сказал он ей в глаза и, незаметно оглядев её, серенькую, неприметную, никакую, пока она записывала под диктовку остальных, добавил, когда она собралась отходить: — Серьёзно, если я попрошу вас сделать вид, что вы моя невеста, вы согласитесь? Я заплачу, — официантка застопорилась, смущенно опустив взгляд и не зная, как правильнее выйти из положения. Лучше и не пытаться острить, ведь можно обидеть клиентов, а за это начальство легко может уволить. А ей, бедной студентке, нужна эта подработка.

— Если всё будет в рамках приличий… — промямлила она. Шуга засмеялся.

— Я же сказал — он очень достойный! Лишнего себе не позволит, — запутавшись, приняв разговор за юмористический от и до, девушка извинилась и умчалась на кухню, оставив потешающегося Юнги с неизрасходованным запасом советов, предложений, афоризмов и замечаний.

— У тебя что, больше некого попросить сыграть подобную роль? — удивился Джин.

— А ты видишь вокруг меня добровольческий кружок подружек-актрис? — Джей-Хоуп отвернулся в профиль, рассуждая вслух: — Подруги сестры расскажут правду ей, а она отцу. А больше у меня нет хороших знакомых женщин. Даже ни одной бывшей, потому что я никогда не заводил отношения, ты же знаешь. Кого просить? Проституток и снимающихся на одну ночь в клубе девиц? Найти по свету какую-нибудь из тех, с кем крутил курортный роман? Я принципиально не связывался всю жизнь с порядочными и домашними девочками, чтобы не портить их и не подавать надежд, ведь никогда не собирался обзаводиться обручальным кольцом. А продажную мадам отец за версту распознает.

— У Рэпмона есть младшая сестра, — вспомнил Тэхён об ещё одном друге из их сплоченной банды. — Она даже из приличной семьи, так что твой папа вдвойне обрадуется.

— Я её давненько не видел, — принял к сведению Хосок. — Что ж, мне стало немного лучше. Всё-таки, не совсем всё безнадежно и извернуться можно.

— Извернуться нельзя только когда ты умер, — готично изрек Чонгук. — Всё остальное исправимо.

— Скажи это кастрированным котикам, — печально посмотрел на него Шуга, вызывая на сочувствие. Младший пихнул его, чтоб тот не ёрничал и неугомонный затейник вернул на лицо улыбку.

— Если отец обрубит мои счета, кастрированным котиком буду себя чувствовать я, — вздохнул тяжело Джей-Хоуп. Допивая свои напитки, друзья начали по одному прощаться, отправляясь, кто куда. Поскольку чай ему принесли последнему, то Хосок в результате остался в одиночестве и, попросив рассчитать его, не спешил уходить, погруженный в раздумья. Ну что за напасть! Вот поэтому он и не любил бывать дома, а родители ещё спрашивают — почему? Как только его нос появляется на пороге, у них к нему уже неизмеримый рулон претензий и требований.

Официантка принесла раскладной конверт с чеком и, видя, что на неё не обращают внимания, застыла рядом. Молодой человек был привлекателен, грустен и на вид очень далек от мирской суеты вокруг. Всё это в совокупности безумно притягивало такую неопытность и юность, как те, что жили в ней. Хосок заметил тень на столике и, очнувшись, обернулся к девушке, протянув руку к счету.

— А, простите, — мельком заглянул он внутрь и полез за бумажником.

— Нет-нет, это вы меня простите! — просто так извинилась официантка и поклонилась, прижав к груди поднос. Уйти почему-то сделалось сложно. Пока он ещё тут, можно постоять рядом. — Простите… то что вы сказали, по поводу сыграть роль невесты… — Хосок не глядя бросил сумму с чаевыми, подняв на неё глаза. — Я бы… — покраснев и пожав плечами, девушка едва вымолвила: — Для вас я бы и бесплатно это сделала. Если нужно…

— Спасибо… — парень посмотрел на бейдж, пристёгнутый к розовой блузке работницы этого кафе. — …Хана. Не бери в голову, — он поднялся, отодвинув стул. — Это была шутка, — и, оставляя её укорять себя, что повелась на розыгрыш молодых людей, Джей-Хоуп спрыгнул с бордюра и сел за руль своего автомобиля, который пока что был при нем.

1
Прислуга сервировала стол фарфором и серебром, хотя он накрывался всего на шесть человек. Хосок хотел пройти мимо незаметно, обратив на это всё внимание, но отец перехватил его, появившись словно из ниоткуда.

— Пришёл, всё-таки! — оценивающе оглядев сына, он покивал самому себе. — Замечательно. Иди, переодевайся.

— Пап, я…

— Мне надоело спорить! Я ничего не слышу! — поднял он руки и пошёл дальше. Выдохнув, парень положил ладони на бока и, дунув на челку, недовольно тряхнул головой, после чего вприпрыжку поднялся по ступенькам в свою спальню. Разумеется, надо выглядеть представительно, ведь невеста с родителями наверняка из такой же элитной семьи, как и их. Ладно, позорить собственных родственников не дело, он сумеет разобраться с девицей один на один, лишь бы представился шанс. Хосок распахнул шкаф и принялся облачаться во что-нибудь ещё ни разу не пользованное, дорогое и приличное. Застегнув наручные часы на запястье, он спрыснул себя туалетной водой и, поправив волосы, сунул руки в карманы светлых брюк. «Пижон какой-то» — повел верхней губой молодой человек, увидев своё отражение, и отвернулся. Насколько плохо его нужно знать, чтобы не понимать, что он не приспособлен к браку! Сев на кровать, он стал притопывать ногой в ожидании нежеланной встречи. Он мог бы использовать время с пользой, а вместо этого сидит и бьёт баклуши. Смотрины, сватовство, обручение — кто придумал все эти шаманские штуки? Не проще ли решать всё по телефону? Да — да, нет — нет. Хосок привык к быстрым и конкретным действиям и, пусть он и честно признал, что в коммерции полный ноль, отец бы сильно удивился, если бы узнал, что отпрыск способен проворачивать куда более сложные дела и составлять в голове планы глобальных масштабов.

Внизу раздался звонок. Наследник знал, что сейчас к дверям пошёл их «дворецкий», который распоряжался по хозяйству и следил за поваром и горничными. Среди последних никогда не было девушек моложе лет сорока. Глава семейства предусмотрительно не брал на работу то, что могло послужить очередным доказательством разгильдяйства сына. А то, что он юбочник, стало понятно с его средней школы, когда он попытался начать встречаться со старшеклассницей. Это был единственный раз, когда он предлагал кому-то встречаться. В последующее десятилетие Хосок предпочитал честный одноразовый секс. Что ж, кажется, пора спуститься и посмотреть, что там припас для него добрый старик, мечтающий о достойной замене.

Мягко ступая по лестнице, парень вышел из-за угла, за которым раздавались приветственные голоса и остановился. С двумя зрелыми людьми, мужчиной и женщиной, своими родителями, судя по всему, стояла девушка в закрытом, но обтягивающем платье. На высоких каблуках, она была, наверное, если бы он к ней подошёл, с него ростом, с ногами фотомодели и её же изгибами бёдер и талии. Закусив нижнюю губу и пользуясь тем, что его пока не заметили, Хосок принялся внимательно разглядывать незнакомку, забыв на минуту о том, что это та, которую хотят ему вручить в жёны, и что само понятие «супруга» вызывает у него отторжение до самого солнечного сплетения. Он увидел только соблазнительную фигуру и классический для красоты профиль. Забранные волосы открывали элегантную шею, которая кивала утонченно головой. Не заметив, как его заметили, Хосок был выведен из задумчивости голосом отца:

— А, вот и мой сын! Хосок, подойди, познакомься, — он представил ему поочередно старшее поколение и указал, наконец, на девушку. — Это Юна. Как мы все тут надеемся, твоя невеста, с которой вы будете счастливы, — волшебство прекрасного в миг рассеялось. Джей-Хоуп очнулся, вспомнив, что эта манящая самка ни что иное как ловушка для его свободы. Фигушки! Заставив себя не обращать внимание на обнаженные коленки и искушающий подъем стопы, Хосок поздоровался и небрежно отвернулся, первым пойдя к столу, куда все и отправились.

Разговор, само собой, был светским, о том, что никого не касалось лично, что было далеко и абстрактно. Единственное, что понял Хосок из беседы, так это то, что мужчина не был партнером отца по бизнесу и они, видимо, были знакомы через кого-то. Таким образом свадьба не должна была стать выгодной сделкой, а только тем и являлась, что желанием отцов, надеющихся на что-то. Нет, что его старик жаждет внуков — это ясно, а папаше этой Юны чего не терпится выдать её замуж? Девушка красивая, не пропадёт. В ходе переговоров выяснилось, что она ещё и образована, закончила престижный вуз. Денег у них хватает. Для чего же ей в женихи выбрали именно его — известного гуляку, пропадающего одиннадцать месяцев из двенадцати за границей? Родители не любят дочь и хотят её наказать за что-то? Угрюмо молчавший весь ужин, Хосок ждал момента, когда сможет поговорить с Юной с глазу на глаз. Если она ничего о нем не знает, так он не постесняется рассказать о себе всё. Надеется поймать его на красоту? Красивых у него хватает. Это тоже можно прямо рубануть, заметив, что переспать он бы с ней не отказался, но вот жениться — увольте. Хамство? Да. Пощечина, оскорбленные, но культурные восклицания, побег и всё, помолвке не бывать. И разве он будет виноват? Нет, скажет отцу, что всего лишь пытался поговорить по душам.

— Может, выпьем вина в моём кабинете? — предложил хозяин дома гостю и подмигнул незаметно сыну. Матери заболтались о каких-то женских делах, и молодёжи предоставляли возможность обменяться впечатлениями. «Отлично!» — мысленно потёр руки Хосок. Отец его встал. — Покажи Юне свои награды по тхэквондо, а? — он обернулся ко второму мужчине. — Очень одобряю это увлечение сына, спортивный мальчик, крепкий! — Джей-Хоуп крутанул глазами, негодуя от этой лжи. Папа всю жизнь ставил ему препоны, заставляя бросить борьбу, поскольку считал, что надо заниматься мозгами, а вся эта чушь дохода не принесёт. Вопреки его настойчивости и скандалам, Хосок достиг небывалых величин в мастерстве древнего корейского боя, и домой принёс далеко не все ордены и медали. Да и не за все подвиги выдавались награды. Парень потёр через рубашку бок, на котором красовался один из последних шрамов.

— Идём, — поднялся Хосок и, не подав руки и не вытащив стула, надменно пошёл в сторону комнаты с трофеями. Юна молча вошла за ним и огляделась. За стеклом виднелись разнообразные знаки отличия, от грамот до кубков. Главный же — черный кожаный пояс с золотой бляхой, инкрустированной алмазами с выгравированной буквой J по центру, прятался в закрытых полках под ключ, подальше от непрошенных взглядов. — Нравится? — безынтересно спросил Джей-Хоуп.

— Я ничего не понимаю в боевых искусствах, — призналась девушка. — Но могу предположить, что ты хорошо дерешься.

— А ты что хорошо умеешь делать? — прислонился он к столу, опять сунув руки в карманы и перекинув ногу на ногу.

— Я? — Юна на мгновение растерялась. — Играю на фортепиано и скрипке, готовлю, знаю английский и китайский…

— Ясно, скука, — вздохнул Хосок тихо, начав разглядывать свои ногти.

— Прости, что?

— Я говорю, что мы совершенно разные люди и не подходим друг другу, — посмотрел на неё Хосок.

— Я тебе не понравилась? — не теряя присутствия духа, задала она вопрос. Вместо того, чтобы сказать, что он просто не хочет жениться, молодой человек решил сжигать мосты дотла.

— Да, не понравилась. Ты мне не подходишь, — они посмотрели друг на друга.

— Это без разницы, — выдержано произнесла Юна, удивив Джей-Хоупа. — Таково желание родителей.

— При чем здесь это? Ты сама-то замуж хочешь? — хмыкнул он.

— Моё желание второстепенно. Я выполняю волю родителей, поскольку испытываю к ним уважение.

— Вот как… — протянул Хосок, нащупывая куда более твердую и прочную стену, чем на которую рассчитывал. — И тебе всё равно, что я не хочу жениться на тебе? Что не испытываю симпатии?

— Браки заключаются и без любви, — безапелляционно изрекла девушка.

— Но ты можешь поступить как я, и отказаться от этого обручения, — подал идею, как он думал, Хосок, предполагая, что такой вариант не приходил собеседнице в голову.

— Мне жаль, что в тебе нет почтения к родителям, что ты не считаешься с их выбором. Я привыкла иначе, — Юна распрямила плечи, пронзив его холодным взглядом. А она не так проста, как показалось! Выходит, если она не откажется со своей стороны от замужества, то Хосок этого сделать по собственной инициативе не может, отец тут же закроет его счета! — Они меня вырастили, дали мне жизнь и всё, что у меня есть. Как я могу ослушаться их?

— Ладно, давай поговорим откровенно, — оттолкнувшись от стола, Джей-Хоуп подошёл к ней. Да, действительно, она была едва его ниже. — Я порочный мужчина. Я не сделаю тебя счастливой. И пытаться не буду. Я буду плохо к тебе относиться, и кроме унижений и равнодушия ты от меня ничего не дождёшься.

— Ты будешь меня бить? — уточнила она.

— Бить? Бить… Не знаю, пока не собираюсь, но когда я напьюсь — а я много пью, то за себя не отвечаю.

— Ничего, когда ты будешь напиваться, я буду уезжать в родительский дом, — Хосок внутри начал злиться и тонкая шея манила уже не столько впиться в неё губами, сколько сжать в пальцах и убеждать отказаться от него, от брака.

— Я буду изменять тебе.

— Все мужчины изменяют, — пожала она плечами, не отводя взгляда. — Мне же будет легче, что ты не станешь досаждать мне в постели. Я даже с игрушками в детстве не спала — люблю простор на кровати.

— А… а вот тут ты ошибаешься! — придумывал новые доводы Хосок. — Меня и на тебя хватит. И знаешь, что я люблю в сексе? — повел он бровью, выдерживая пугающую паузу, нагоняя, накаляя атмосферу. Пусть трепещет!

— Уволь от рассказов. Если мне суждено стать твоей женой, я предпочту столкнуться с проблемой сразу, чем ломать голову заранее над тем, как чего-либо избежать. Ведь мы же ещё не помолвлены, так? Свадьба не решенный факт, ты же говоришь, что откажешься? А если откажешься, то её не будет и мне незачем слушать всякие мерзости, — «Но я-то не могу отказаться! — крикнул про себя Хосок. — Я же ради красного словца сказал! Это ты, ты должна отменить это всё!».

— То есть, учитывая все мои недостатки, ты сама отказываться не собираешься? Я даю тебе возможность сбежать, покуда все конечности целы, второй раз удача на плечо не сядет, — скрестил руки на груди парень.

— Ты для этого показываешь мне свои награды по тхэквондо? Чтобы доказать, какой ты сильный и опасный?

— Это всего лишь уединенное место для разговора, чтобы никто не мешал. А что, ты напугана?

— Послушай, — Юна поправила волосы, убрав их за ухо жестом высокосветской леди. — Я привыкла прятать эмоции и придерживаться этикета. Даже когда что-то не устраивает, моё дело терпеть и самостоятельно справляться с трудностями. Мои мать и отец выбрали тебя для меня, они возлагают на меня надежды и хотят, чтобы я их оправдала. Я не собираюсь разочаровывать их, пусть даже ты не пришёлся мне по нраву. Но если ты привык иначе, и я тебе настолько неприглядна, то иди, объяви о том, что не будешь на мне жениться. Всё в твоих руках, — скрипнув зубами, Хосок прищурился. Вот ведьма! Она представления не имеет о том, что он не может добровольно отказаться от неё! И что, на самом деле, чисто объективно, ему повезло с такой невестой и у отца хороший вкус. Чем не прекрасная будущая жена? Да только «жена» для него вообще ничем прекрасным быть не может.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать четыре.

— Боишься засидеться, поэтому не желаешь передумать? — ступил на тропу войны и начальных обидных намеков Хосок, намереваясь перейти к тяжелой артиллерии оскорблений, если это не поможет.

— Я боюсь только одного — что ты заурядный хлыщ, который устроил цирк ради какой-то проверки, — косо усмехнувшись, Юна направилась к выходу. — Я с детства вынужденно обитаю в кругах, где нужно держать ухо востро, где лгут, подставляют, угрожают и ненавидят. Это жизнь богатых семей и их окружения. Ты меня не запугаешь, Хосок, для чего бы тебе то ни было нужно.

— Ты ещё и бывалая авантюристка? — расслабил плечи Джей-Хоуп, на сегодня прекратив перепалку. Он встретил достойную соперницу, и теперь в два раза интереснее отделаться от неё, как от потенциальной суженой.

— Я всего лишь не наивная юная девочка, чтобы не разгадать тебя, — хмыкнула Юна, удаляясь за дверью.

— Если ты не девственница, то я на блуднице жениться не собираюсь! — крикнул ей вслед Хосок, но она ничего не ответила. Нет, не может этого быть, чтобы свадьба состоялась! Если он не сможет всё сделать по-своему, то кто вообще сможет? Что ж, это всего лишь план А, а старшие опытные товарищи учили, что всегда должен быть готов на замену план Б, и В, и так до бесконечности, пока не найдётся спасительный план, выводящий из всех трудных ситуаций. Джей-Хоуп достал из кармана айфон и набрал Намджуна, более известного в их компании, как Рэпмон.

— Алло? — быстро поднял тот.

— Привет, пацанов видел вечером?

— Да, они сказали, какие у тебя закруты и замуты в жизни приключились.

— Не то слово! И первая попытка избавиться от хомута на шею не сработала. Мы сегодня вспомнили о твоей сестре. Ты не поговоришь с ней? Может, она подыграет и сделает вид моей девушки? Только перед моим отцом.

— А ты будешь хорошо себя вести? — осторожный и предупредительный, как все старшие братья, тут же удостоверился Намджун. — Она у меня шебутная, за ней самой ещё приглядывать надо, а то в опасную зону твоей досягаемости пустить!

— Обижаешь, Мон, я её и пальцем не трону. Это же так, на пару дней, разыграть сценку и всё. Я ж её сам с малых лет знаю, она и мне как сестрёнка…

— Ладно, смотри мне! Я ей скажу, что нужна помощь.

— Спасибо, брат, — по привычке семейно-тесной дружбы, назвал Хосок товарища по-родственному, как они все часто друг друга называли.

Выйдя из музейной комнаты экспонатов, молодой человек нашёл Юну рядом с матерями, присоединившуюся к разглагольствованию о старинных семейных рецептах и способах приготовления тех или иных национальных блюд. Девушка с хитрецой покосилась на него, показывая, что их разговор останется между ними, и они отныне являются хранителями какого-то общего заговора. «Но я не вступал с ней ни в какой заговор!» — одернул себя Хосок и прошёл мимо, собираясь выловить отца. Тот хохотал над чем-то со знакомым, попивая уже явно не вино, что парень определил по цвету напитков в прозрачных стаканах.

— Пап, можно тебя на минутку? — позвал его Хосок. Извинившись, мужчина встал и пошёл домашней, доброй походкой. Ему нравилось, что сегодня сын ведёт себя послушно, не доставляет хлопот, и всё складывается так, как ему бы того хотелось. Они вышли в коридор и Джей-Хоуп прикрыл дверь в кабинет, чтобы внутри ничего не было слышно.

— Что такое? Я слушаю тебя.

— Я хотел сказать тебе ещё днём, но не решался… Знаю, ты сейчас рассердишься, но пойми меня правильно, я не хотел вызвать твой гнев…

— Да что случилось? — сошёл немного хмель из головы, но не краснота с щек ювелира.

— Должен прежде заметить, что ты подобрал мне прекрасную, чудную невесту, о которой я сам бы и мечтать не мог…

— Хосок! — осадил его отец, подводя быстрее к делу.

— В общем, у меня уже есть девушка, пап, — мужчина некоторое время осознавал, что ему сказали.

— Повтори.

— У меня уже есть возлюбленная, — затрещина прилетела внезапно, хотя Хосок, конечно, мог её предотвратить, но принципиально не схватывался с отцом, зная, что тот никогда его не победит.

— Теперь не важно! Бросишь её, потому что я связал себя обязательствами…

— Я не могу, пап, она тоже из очень солидной семьи. И мы перед её родителями вроде как помолвились…

— Поздно! — затряс руками миллионер, не желая зарабатывать сложности, когда всё так хорошо начиналось.

— Она, возможно, беременна, — быстро кинул последний козырь Хосок. Отец округлил глаза и замолчал. Они вкопались в коридоре, осуждающе глядя, один на другого. Два настоящих барана, каждый достоин второго.

— Завтра… — подняв палец, потряс им господин Чон-старший. — Завтра приведёшь её ко мне. А до тех пор, ни слова об этом больше! Ни слова! Ясно? — покраснев ещё сильнее, мужчина вознёс руки к небесам и, призывая кого-то в свидетели тому, как тяжко ему приходится с нерадивым сыном, удалился, успокаиваясь, в кабинет.

Вытерев сухой лоб привычным жестом избежавшего временно неприятностей, Джей-Хоуп прислонился к стене и закрыл глаза. А если и это не сработает? Неужели придётся всё-таки дойти до предложения Джина и украсть невесту? О боже, это ж Юну! Пока они будут её держать где-нибудь подальше, она же им мозги сожрет. Бедные ребята.

— Пытаешься меня избегать? — раздался её голос рядом. Хосок открыл глаза и увидел её, попивающую сок.

— Ради твоего же блага, — медленно и загадочно произнес парень, повернувшись к ней анфас.

— Прекрати попытки запугать меня. Я не поверю в то, что ты опасный. У тебя дурачество на лице написано, — отстранившись от стены, Джей-Хоуп сменил выражение взгляда со своего обыденного, каким прикрывался в быту, на свой «золотой» взгляд, когда они с друзьями бросались сломя голову в передряги, криминал и противозакония.

— Зря, Юна, — внезапно звонко хлопнув её по заднице, так, что она едва не подскочила, он хищно оскалился. — Очень зря.

Оставив девушку слегла ошалевшей, он пошёл в столовую, чтобы подобающе закончить гостеприимный ужин.

2
Заехав за сестрой Намджуна на своём красном Феррари-кабриолете, Хосок вёз её на встречу со своим отцом, который ожидал объяснений, и до тех пор отказывался мириться и разговаривать с сыном.

— Так, давай повторим: когда у меня день рождения?

— Восемнадцатого февраля, — устало вздохнула девчонка. — Хватит меня штудировать! Я всё о тебе хорошо знаю, год рождения, что ты любишь пить, какие фильмы смотришь и куда летал в последний раз… брат часто о тебе говорит и у нас в гостях ты регулярно. Я тебя знаю много лет, со своего детства, так что не волнуйся.

— Мне необходимо, чтобы отец поверил, что мы встречаемся. Всё должно быть достоверно, Джинни.

— Джей-Хоуп, я сделаю всё возможное, даже буду смотреть на тебя безумно влюбленными глазами, — подалась к нему через коробку передач юная подруга, похлопав глазами с подкрашенными ресницами. Солнечно улыбаясь, Хосок быстро поглядел на неё и, оторвав правую руку от управления, потрепал по волосам.

— Не втягивайся в роль, а то ещё влюбишься на самом деле. Я тот ещё сердцеед.

— Это уже пройденный этап, так что не страшно, — парня едва не занесло к бордюру от услышанного, так что он вильнул на дороге и выровнялся.

— Что-что-что?

— Да, я была влюблена в тебя лет с четырнадцати до шестнадцати, — признала она, вернувшись на своё сидение и отвернувшись к виду за бортом.

— Серьёзно? А почему это наши чувства угасли? — с толикой задетого самолюбия поинтересовался Джей-Хоуп.

— Потому что в шестнадцать я влюбилась в Джина, — девчонка, довольная, как вывезенный на ярмарку ребенок, опять развернулась к нему. — Джин и Джинни — мне казалось будет очень здорово, если бы мы стали парой.

— То есть, теперь ты любишь его?

— Нет, я любила его до восемнадцати. А потом втрескалась в Ви, — с сожалением и виной в глазах, она пожала плечами. — Очень трудно быть постоянной, когда у старшего брата такие классные друзья.

— Нет, ну так нельзя. А если бы мы были гады, которые решили бы этим воспользоваться? — поучительно погрозил пальцем Хосок, выходя на последний отрезок маршрута до дома.

— Если бы вы были гады, я бы в вас не влюблялась. Но вы очень-очень замечательные!

— Следуя логике и твоему временному отмериванию чувств, сейчас тебе двадцать, и ты влюблена в очередного?

— Нет, Ви мне разонравился только в прошлом месяце, и я ещё никем не заняла своего сердца, — запоздало решила подремать девушка, но авто стало притормаживать, и Хосок, глуша мотор, повернулся к ней, откинув назад ближнюю к ней руку в вольготной позе балованного дворянства.

— Стало быть, ты в определенном поиске, так что, моё предостережение было не напрасным.

— Но разве можно влюбляться дважды в одного и того же? — задумчиво приподняла губы к носу Джинни.

— В этом мире возможно всё: не влюбляться вообще, влюбляться единожды, любить каждый день новых и сто раз любить заново одних и тех же. Поверь бывалому волку, — подмигнув, он вышел из машины и, обойдя её, распахнул дверцу. — Пошли, моя дорогая и любимая невеста. Не забудь об осторожности, ты можешь быть на втором месяце беременности. Надеюсь, ты знаешь признаки беременности? Мне не хотелось бы просвещать тебя и в этом…

— Я же не школьница! — достав сумочку с заднего сиденья и накинув её на плечо, Джинни положила ладонь в руку Хосока и позволила себе помочь. — Я всё знаю.

— Хорошо, а то б Рэпмон мне зад надрал за приобщение к таким наукам, — доверительно и с переживаниями приложил свободную руку к груди молодой человек, изображая новичка и любителя в драках, эдакого слабачка. Ему нравилось повалять дурака, сделать вид, что он беззащитен, глуповат и неопытен. Особенно помогала в этом его фирменная улыбка беззаботного балбеса, когда все его тридцать два зуба слепили собеседника в выражении «твоя моя не понимает». — Я обещал ему, что буду рядом с тобой паинькой.

Они поднялись в пентхаус, к самой ответственной части, и, представ пред ликом грозного родителя, вперившего свой взгляд в уверенно державшую себя Джинни, присели на диван в кабинете того. Собирающийся с мыслями, всё ещё молчаливый и поздоровавшийся лишь кивком, ювелир отвернулся на минуту к письменному столу. Пока на них смотрела его спина, Хосок, прося разрешения взглядом, подвел свою руку к руке девушки, и когда та одобряюще вильнула подбородком, накрыл ладонью маленькую ручку младшей подруги. Господин Чон обернулся, но перед ним была стойкая молодёжь, и она не испугалась его суровейшего выражения.

— Итак, чем занимаются твои родители? — сразу же перешёл к главному мужчина.

— Мой отец владеет фирмой, занимающейся доставкой продуктов в супермаркеты, а так же у нас два собственных продовольственных магазина, — ответила Джинни. — А мать не работает.

— Много родственников?

— Только старший брат. Он помогает во всём отцу, уже его заместитель, фактически…

— Слышал? — язвительно хмыкнул миллионер сыну, потрясясь от немого недовольного смеха. — У других сыновья не брезгуют помогать отцам и впрягаться в упряжку!

— Пап, у её брата совсем другая ситуация. Природа одарила его способными к экономическим функциям мозгами. Хотя по молодости он тоже чудил, развлекался. Все это делают! Потом, когда приходит время, остепеняются…

— И сколько ему сейчас? — сцепил за спиной руки господин Чон.

— На полгода младше меня, — стихая и снижая тон к концу предложения, невнятно пробрюзжал Хосок.

— Вот! И то уже за ум взялся!

— У каждого своё время для созревания, — вновь выставил защиту молодой человек. — У него ай кью выше в два раза, чем у меня! Мы не можем заниматься одним и тем же!

— А если бы у него член был в два раза длиннее, ты бы от того спать с женщинами перестал?! — гаркнул отец. Хосок извиняясь поглядел на Джинни.

— Пап, ну не при девушке же…

— А почему нет? Она же уже взрослая, ты же с ней уже туда-сюда всё там проделал, что грозишься мне тут внуком! — мужчина осмыслил, что сказал и немного убавил спеси и ярости. — Ладно, я буду рад внуку, если это так…

— Мы сходим к врачу, и я принесу тебе справку, если хочешь, — помнил Джей-Хоуп о своих связях и о том, что есть у него знакомые доктора, которые за деньги нарисуют, что угодно. Но, видимо, такой расклад угадывал и старший оппонент, иначе в кого бы было вырасти продуманному отпрыску? Всё, что мог сочинить Джей-Хоуп, его отец вполне мог продумать не хуже.

— Знаем мы эти справки и бумажки! Цена им — совесть! А у тебя её нет, мерзкий, неблагодарный мальчишка! Как тебя… Джинни? Ты хоть видишь, с кем связалась? — прищурился беспокойный владелец состояния, которому некому было передать его после себя так, чтобы оно не растаяло.

— Мы любим друг друга, — прильнула Джинни отрепетированным жестом к плечу друга. — Для меня он самый лучший.

— Самый лучший? А ты знаешь сколько у него сантиметров, а?

— Пап!..

— Молчи! Пусть ответит. Это мне скажет больше, чем твой фиговый лист, купленный в частной клинике.

— Пап, ты сам не знаешь, чего у меня там сколько! — прорвался Хосок, останавливая постыдные допросы. Не для себя — ему-то всё равно. Ему было неудобно перед Джинни, всё-таки, правда, она была ему как сестрёнка. Джей-Хоуп поглядел на неё, которую не видел около года, а не всматривался в неё — никогда в жизни. Угловатость подростка прошла, наметились определенные формы, легкий макияж превращал её в симпатичную, миниатюрную и обаятельную девчонку, с прелестными ямочками на щеках, как у Намджуна. Хосок дал себе ментально под дых и отвернулся. Пять дней без секса и мысли уже появляются преступные. Сеул этой ночью встретит его в окраинных и неблагополучных районах.

— Ладно, — сдавшись по этому направлению пропыхтел господин Чон. —Допустим. Сколько вы уже встречаетесь?

— Почти год! — хором сказали Джинни и Джей-Хоуп, и почти синхронно же уточнили: — Месяцев одиннадцать, с конца прошлой весны. Да, с мая, — закивала девчонка.

— Мы увиделись у того отцветавшего дерева, — романтично прижал к груди её руку в своей Хосок. — Я ещё не знал, как оно называется, и спросил у тебя. Такое розовое, такое красивое…

— Допустим, — повторил отец, прервав их выдуманные воспоминания, которые должны были существовать для третьего лица. Им-то это всё могло даже не представляться, лишь бы звучало убедительно. — Тогда ответь мне, Джинни, вот на какой вопрос, — мужчина ткнул в сына пальцем и покрутил им. — Отвернись, убери от неё руки, молчи и не подсказывай, не то сразу же выпровожу! Так вот, Джинни, — девушка насторожилась, следя, как к ней приблизился ювелир и не даёт отвести глаз своим взглядом. — Где у моего сына есть шрамы?

— Пап…

— Молчать, я сказал! Ну, милое дитя, — видя некоторую растерянность, мужчина почувствовал запах добычи, как что-то палится, обещая прогореть и провалиться. — Если у тебя подозрение на беременность, значит, ты спала с этим лодырем в последние недели. И не могла не видеть на его теле шрамов.

— Конечно, он же занимается тхэквондо, они у него много где, — убедительно произнесла Джинни.

— Правильно. А самый свежий? Ему месяца три-четыре. Я видел его утром, когда этот оболтус фланировал из душа, — занес руку для затрещины, но передумал мужчина, и обратил внимание вновь к девушке. Хосок стиснул зубы, молясь, чтобы номер прошёл и отец поверил, чтобы Джинни угадала. Как ей подать знак, что он на левом боку, под ребрами? «Ну, старик! — шипел про себя парень. — Тебе всё-таки в смекалке не откажешь! Недаром ты разжился деньгами. Хитрый, как лис!».

— На плече? — неловко, полувопросом, полуутверждением выдала сестра Рэпмона и, будто въявь слыша крушение возведенной крепости и защелкивающихся кандалов, Хосок зажмурил глаза.

— Ага, — выпрямив спину, самодовольно отступил его отец. — Идите вон отсюда, мошенники! Ни черта вы не встречаетесь! И больше не пытайся что-либо отчебучивать! Готовься к свадьбе, дорогое чадо!

* * *
— Прости, что подвела, — уже сама взяла его за руку по-дружески Джинни. Они вынуждены были сбежать с поля боя, где более стратегически и тактически подкованный полководец разбил их оборону в пух и прах. Уехав подальше, они были пойманы на пути к дому Намджуна звонком Шуги, который захотел посидеть где-нибудь и потрещать, поэтому, узнав, что подруга никуда не торопится, Хосок вместе с ней заехал в то же кафе, где они сидели вчера, и теперь они ждали третьего, попивая молочные коктейли.

— Ты не виновата, это я не подумал, — Джей-Хоуп выбил дробь по столешнице пальцами и тотчас их успокоил. Не в его привычке проявлять при ком-либо, кроме близких друзей, волнение. Он широко улыбнулся и похлопал Джинни по тыльной стороне ладони. Рефлекторная мужественность не позволяла чему-либо быть сверху, поэтому его рука взлетела и покровительственно опустилась вниз. — Забудем. Это изначально был провальный план. У меня ещё есть идеи.

— Поделишься? — резко появился Юнги и, отодвинув себе стул, плюхнулся в него по-барски.

— Вечером соберемся и всё обсудим, — дал сигнал он взглядом другу, чтобы тот тоже не слишком распоясывался при младшей сестренке Рэпмона. К прибывшему подошла официантка, положив перед ним меню. Быстро оглядев ноги работающей девушки, пробежав по бедрам и всему, что обрисовывалось одеждой, он закончил на лице, на которые у него была хорошая память.

— Вы вчера были веселее, сладенькая, — развернул он меню, но продолжал смотреть на официантку.

— Когда будете готовы сделать заказ, дадите знать, — тихо пробормотала она и ушла в сторону. Шуга проводил её взглядом и обернулся к друзьям. Хотя Хосок являл внешне собой постигшего нирвану и витающего в облаках, пришлепнутого пыльным мешком по голове улыбчивого блаженного, смотрящего в непостижимую даль, Юнги знал, что тот судорожно и углубленно думает, думает, и ещё раз думает. Джинни залезла в телефон, на который ей пришло сообщение от однокурсницы, и принялась строчить ответ.

— Ухажёр? — полюбопытствовал Шуга.

— Да, тайный поклонник, — подыграла девчонка.

— Я всё расскажу Намджуну.

— Хватит меня опекать, я не маленькая уже, — обыденно простонала она, не отвлекаясь от набора текста.

— Эй, можно вас? — обернулся Шуга к официантке и та вернулась, хотя не прошло и полминуты. — Вы зря отходили, я ж готовлюсь очень быстро, — многообещающе заиграл он глазами, но та была не расположена к его флирту. — Мне пива, и чего-нибудь похрумкать, на ваше усмотрение.

— Выберите сами, — меланхолично пролепетала она.

— Ну вот, никакой инициативы со стороны женщин, — подмигнул напрасно ей Юнги, не в силах поднять настроение официантке. Осознав это, он захлопнул меню и протянул его ей. — Кимбап. И свиную отбивную. Пожирнее. Мяса мне, мяса! — прорычал парень, заёрзав на месте, в предвкушении вкусной пищи. Официантка вновь удалилась.

— Хосок, — подняла нос из телефона Джинни.

— Мм? — посмотрел на неё он, закинув ногу на ногу.

— А можно теперь я тебя попрошу об одолжении?

— Да, конечно, что ты хочешь? — услужливо пришёл в готовность и он.

— Сегодня девчонки, с которыми я учусь, собираются посидеть в кафешке. У всех них есть парни, а у меня нет, из-за чего меня не совсем полностью принимают в компанию… ты же знаешь Намджуна, у меня парня, наверное, до старости не появится! Да я и сама пока не нашла подходящего, но… не мог бы ты подвезти меня до места и проводить, сделав вид, что мой молодой человек? Я хочу, чтобы и подруги восприняли меня серьёзнее.

— А почему ты просишь его, а не меня? — налёг на стол Шуга. — Потому что у меня нет Феррари?

— Это здесь не при чем! — замахала ладонями Джинни, испугавшись, что о ней подумают, как о корыстной охотнице за деньгами, или понтами. Или ещё что неприглядное. — Всего лишь из-за того, что мы с ним уже затеяли такие дела… и как бы в продолжение темы…

— Потому что ты мельче, болтливее и начнёшь приставать к подругам, — засмеялся Джей-Хоуп.

— А ты не начнёшь? — фыркнул Шуга. — Ишь, вымахал, конь! Я не мельче, я укорененнее и основательнее. И я не болтаю — я забалтываю. Всё, я отбил все три попытки меня дисквалифицировать. Джинни, бери меня.

— Мне всё равно нужно, чтобы меня подвезли, — извиняясь, промямлила она, изогнув брови диагонально. Официантка подошла с пивом и выставила его с подноса перед заказчиком.

— Я так и знал, что дело в тачке, — сделав «тпру» губами, надулся наигранно Сахарный.

— Ну, прости! Это не так… ну, хочешь в кино с тобой сходим?

— Меня Намджун заругает, — не идя на мировую, задрал нос парень.

— А мы на мультики.

— На мультики? — развернул он немного лицо, комично прикидывая, стоит ли это прощения. — Ла-адно, так и быть.

— Ты допила? — ворвался Хосок в их договоренности, кивнув на коктейль. Девушка помотала пустым бокалом. Парень поднялся. — Тогда поехали, может, хоть это дело у нас сегодня удастся, — забравшись в бумажник, он привычно расплатился за всех, и заранее за Юнги, промолвив напоследок: — Встретимся попозже у Джина, окей?

— Окей, — протянул Шуга и присосался к алюминиевой банке. Через несколько минут официантка принесла его полный заказ и, пока она опустошала поднос, перекладывая всё на стол, молодой человек вновь нашёл в ней собеседницу: — Скажите… — зыркнув на бейдж, он продолжал, — …Хана, есть ли надежда… Нет, лучше не так. Есть ли шанс у бедного, пешего юноши, не одаренного ничем, кроме большого и доброго сердца — ну и ещё кое-каких физиологических бонусов, не интересных, конечно же, добропорядочным девушкам, — завоевать любовь современной красавицы, или удел его, сирого и несчастного, только те, у которых нет никакого выбора? — прижав свой круглый инструмент для переноса заказов к груди, Хана посмотрела туда, откуда отъехал красный кабриолет.

— Честная девушка полюбит не за деньги. И готова будет ходить пешком рядом, — она грустно вздохнула, пересекшись взором с Юнги. — Если надо будет, то голодная и босиком. Но рядом.

Задумавшись над выслушанным, Шуга медленно пододвинул к себе долгожданное мясо и, прикидывая, согласилась ли бы Джинни, выросшая в благах цивилизации, при всех наилучших условиях и не знавшая отказа ни в чем, очутиться, что называется «с милым в шалаше». О чем он вообще думает? Это сестра его друга, даже если миленькая и повзрослевшая.

— А я тоже когда-то официантом работал, — постучал по железному подносу Юнги, вызвав гулкий гуд металла.

— А кем вы работаете теперь? — задержалась ещё на минуту Хана.

— Теперь? Теперь… — задумался Шуга о своей нелегальной деятельности борца за справедливость. Состоять в банде, спонсируемой вот такими добровольцами, как Хосок и Намджун — это круто, но когда тебя спрашивают, на что ты живешь, то объяснить становится очень трудно. — Я работаю хорошим человеком, — девушка округлила глаза и они, наконец, немного оживились.

— Как интересно… и за это платят?

— Немного, но хватает, — принялся распиливать отбивную Шуга.

— А в чем состоят обязанности хорошего человека?

— Обязанности хорошего человека состоят в том, чтобы побеждать плохих людей, Хана, — набил он полный рот и, прожевав, пробормотал: — И, ты знаешь, я готов это делать даже бесплатно. Извини, я тебя задерживаю?

— Мне нужно принять заказ, простите, — согласилась девушка и, поклонившись, стала отходить. Притормозив, она ещё раз обратилась к Юнги: — Берегите себя, хороший человек. Хорошие люди нынче на вес золота, — она ушла, оставив его плавно расплывающимся в улыбке от её точного замечания по поводу их с друзьями весовой категории.

3
Отвезя Джинни по месту назначения, Хосок проводил её до самого столика, за которым ту ждали подружки; увлекшись ролью, поцеловал её в щеку и, собрав, как с куста, несколько восхищенных взглядов, сконцентрировавшихся на его персоне, расплылся улыбкой ловеласа, фатально пронзившей юные сердца. Этим вечером Джинни не только окончательно примут в свою компанию, но ей будут завидовать, её будут приглашать всюду, надеясь, что она вновь приведёт с собой своего бойфренда, чтобы девушки ещё хоть раз посмотрели на этого богатенького Адониса.

Проскочив по зеленой волне, удачно подвернувшейся на светофорах, молодой человек добрался до дома, на четвертом этаже которого поживал Джин, в чьих гостях все уже должны были собраться. Нажав на звонок, Хосок был встречен Чонгуком. Как всегда послали младшего открывать дверь, ох уж эти неизменные старшие братья, пользующиеся превосходством возраста! Скинув ботинки от Луи Виттона за три тысячи долларов, наследник ювелирной фирмы прошёл внутрь, по бардаку в лучших традициях мужского одиночества; носки, штаны, шорты, рубашки, футболки, джемперы, ремни, журналы и медицинская литература, научные издания, обертки от чипсов, печенья, коробки с недоеденными сладостями, чашки, блокноты, стикеры, рассыпавшиеся канцелярские скрепки и несколько карманных календариков, пустые бутылки из-под вина рядом с целой, ещё нетронутой, пакеты с чем-то там и ещё многочисленный разрозненный хлам, вроде случайно выпавших или специально брошенных презервативов и визиток, валялось по полу, креслам, стульям, шкафам и подоконникам, и казалось истинными гостями и хозяевами, а не люди, что сидели между ними, теснясь и жуя кто что в промежутках между разговорами и весельем. Шуги ещё не было, а сам Джин переодевался с уличного в домашнее, отбрасывая подальше отутюженную рубашку, в которой пришёл с работы.

— Эй, доктор, я думал, что вы аккуратные люди… Что за антисанитария? — приземлился Хосок на подлокотник рядом с Чимином, не смущающимся того, что наполовину сидел на груде одежды, живущей на кресле.

— Я аккуратен на работе, а дома я расслабляюсь, — даже не стал обводить взглядом комнату Джин, прекрасно себя чувствуя в этой постапокалипсической свалке. — Кстати, в клинике порядок тоже навожу не я, а медсестры.

— А сам-то что? — приподнял смятую майку двумя пальцами Хосок и вытянул вперед. Джин отобрал её и перебросил в другой угол, зашвырнув ещё дальше.

— Это говорит тот, у кого дома убираются горничные?

— Медсестры, медсестрички… — прищурился Намджун мечтательно. — Очень сексуальная профессия.

— Скажи это нашей тётушке на ресепшене, — подмигнул врач, возвращая друга с небес на землю.

— Так, я вообще-то хотел поговорить о другом, — прервал их товарищ, боясь, что и сам сейчас увлечется трёпом о женщинах и потеряет мысль.

— Да, я звонил Джинни, и она сказала, что у вас ничего не вышло? — очнулся её брат от сладких грёз о стройных девчонках в коротеньких белых халатиках с красным крестиком на кармашке.

— Увы, — Джей-Хоуп погрустнел. — Мы были близки к победе, но мой отец… мне очень повезло с отцом, — с сарказмом заметил парень, изображая похожие на искренние восхищение и почтение.

— И что теперь планируешь делать? — поинтересовался Ви.

— Я и хотел вашего совета, поскольку, похоже, остаётся только одно — похищение, о котором говорил Джин, — упомянутый обернулся на пути в кухню и, удостоверившись, что пока ничего нового не пропускает, двинулся ставить на плиту ужин. — Эта Юна… придётся её временно убрать.

— А не проще ли всё-таки жениться? — почесал переносицу Намджун.

— Ой, Репмон, я тебе не запрещаю, хочешь — флаг в руки! — покривился Хоуп, сморщив нос и резко указав рукой направление, как революционер на баррикадах.

— А я и женюсь. Когда-нибудь. Я не против. Но не сейчас.

— Вот и я того же мнения! Когда-нибудь — всё может быть! Но сейчас я не могу, не хочу и не собираюсь.

— А компроматы на эту Юну есть? — поинтересовался Чимин. — Вдруг есть что-нибудь, что может всплыть, и тогда ты законно возымеешь желание разорвать помолвку.

— Я утром сделал запрос в наш информационный центр, — вздохнул намечающийся жених. — Ничего. У неё безукоризненная репутация. Школа — дом, университет — дом, благотворительные вечера (под руку с мамой) — дом. Никаких ухажеров, никаких сомнительных связей. Не курит, не пьёт больше положенного. К чему тут придраться?

— Компроматы всегда можно создать! — крикнул с кухни Джин.

— Уж не хочешь ли ты её соблазнить? — в ответ обратился Джей-Хоуп. — Доктор-Любовь, не поспособствуете?

— Соблазнять хороших девушек — плохо! — облизывая лопатку, которой помешивал что-то на сковороде, высунулся он в зал. — И не преувеличивай моих заслуг, я всего лишь стоматолог.

— То есть, он исключительно оральная любовь, — заржал Намджун, похлопав себя по колену.

— Джин, ну ладно б кто другой, но не тебе прикрываться муками совести, — укорил его Хоуп, скрестив руки на груди.

— Кто старое помянет — тому глаз вон. В моём случае зубы тоже. Я больше не лезу к невинным девушкам, отстань.

— А чего тогда создавать компроматы предлагаешь? — раздосадовался главный герой драмы.

— Я же так… в теории…

— Ага, а практикой ты не занимаешься, — Чонгук поднял пачку презервативов и покрутил ими у всех на виду. — Это тебе подкинули недруги, да? — мягко стукнув лопаткой тому по лбу, Джин опять удалился на кухню.

— Ладно, похищение, так похищение, — хлопнул в ладони Чимин. — Я тоже против соблазнений, нехорошо это, некрасиво. Всё-таки, девушка не виновата, что попала в такую ситуацию. Но она же не уборщика какого-нибудь дочь. Её похитить будет непросто. Наверняка охрана, личный транспорт с водителем, дом за высоким забором.

— Я всё это знаю, Мин, — кивнул Хосок. — Но мы и не такое умеем сотворять, разве нет? Обезвредить водителя, заменить его, увезти куда подальше. Или подкараулить её возле… возле…

— Угу, она нигде не бывает, да? — напомнил Намджун.

— Ну, тогда озвученный вариант тоже неплох. — Прозвонил звонок, привлекший внимание Джей-Хоупа и он, дослушав его отзвуки, посмотрел на Чонгука. — Откроешь? — Обиженно щелкнув языком, тот поднялся и поплелся открывать. Послышался задорный голос Шуги, подоспевшего фактически к концу принятия решения. — Где тебя черти носили?!

— Я ел! — высунулась его голова из коридора, пока пальцы расшнуровывали кеды вне поля зрения. — Тщательно ел.

— А мы надумали девушку похитить, — улыбнулся Ви.

— Всё-таки похитить? Отлично! — с энтузиазмом потер руки Юнги. — Возвращать и спасать уже как-то не то, пресытились мы этим, да? Пора бы и самим напакостить немного.

— Эй, мы с ней ничего делать не будем, — подчеркнул Хоуп.

— А я что? Разве говорю что-то? Даже пальцы отрезать не предлагаю, — посмеялся коротко он и, прекратив, вошёл и плюхнулся на диван, между Ви и Намджуном. — А держать её где будем? Здесь?

— Какой здесь? — вышел Джин со сковородкой и сел на пол, начав есть прямо из неё. — Тут телефон, интернет, она вмиг свяжется с семьёй, а я отрубать ради этого не собираюсь столь нужные мне для работы средства коммуникации. К тому же, где ты предлагаешь мне на это время поселиться? Её в спальню, а самому вот на этот диван?

— Вот и повод прибраться будет, — поддел Чонгук старшего, пользуясь тем, что дотянуться до него уже было нельзя.

— Я сниму помещение, — заключил Хосок. — Не волнуйтесь, всё будет шито-крыто, и как надо. Дело за малым — добыть её и подержать пару недель.

— А если она за это время не передумает? — почесал затылок Тэхён. — Если не получится её отговорить от брака?

— Тогда её соблазнит Джин! — поднял палец Шуга.

— Господи, да вы ж достали, — опустил голову, взявшись за виски тот, и друзья всей гурьбой, кроме Шуги, захохотали. Опоздавший и не слышавший предыдущих предложений погнал туда же, куда и они за пять минут до этого. «Правду говорят, береги честь смолоду» — подумал Джин, резонно предполагая, что некоторые факты его биографии ему никогда не забудут. Что ж, прослыть бабником и совратителем — не самое плохое, что с ним могло случиться.

— Всё, давайте подробности спланируем завтра! — Намджун поднялся, посмотрев на наручные часы. Время приближалось к позднему. — Я хочу в клуб. Сто лет не оттягивался и не отрывался. Хочу выпить и женщин! Кто со мной?

— Я! — не думая поднял руку Джей-Хоуп. Его жест повторили Чимин и Шуга. Уставший после трудового дня Джин спасовал, а Чонгук и Тэхён в принципе не отличались страстью к мимолётным связям и пьяным развлечениям. — Вот и отлично, — встал и Хосок, поправляя волосы. — На отдохнувшую голову завтра будет думаться лучше.

Музыка била по барабанным перепонкам, темнота рябила мигающими под цветными прожекторами телами, танцующими и снующими по танцполу от бара к столикам, от столиков к бару. Официанты поднимали руки над головой, чтобы протиснуться с выпивкой куда-либо, ухающие басы из огромных колонок у сцены, на которой тряслись подтянутые, вымазанные блестящим гелем гоу-гоу танцовщицы, врывались в пульс и учащали его, создавая неугомонный ритм, под который так и хотелось дрыгаться, не сидеть на месте. Поглазевший снизу вверх на полуголых девчонок на возвышении Шуга, в результате приземлился в какую-то кабинку, опытно познакомившись и очаровав целое трио тусовочных девчонок. Заманив туда же Чимина, они теперь перемещались исключительно между танцполом и своим столиком. Двоим из трёх подруг ужасно понравилось, как двигался Мин и его тренированное тело, и они постоянно пытались вытащить его в танец снова и снова, третью занял Шуга. Джей-Хоуп и Намджун, не приглядев себе там ничего, отхлынули к бару, высматривая что-нибудь получше, что-нибудь стоящее, потому что оба привыкли получать желаемое, качественное. Баловни судьбы и денег, им не приходилось мучиться с достижением удовольствий.

— Может, стоило поехать в квартал красных фонарей? — докричался Хоуп до друга, потягивающего благородно виски. — Зачем нам какие-то студентки и, упаси боже, старшеклассницы? Развращать кого-то…

— Успокойся! — махнул тот кистью руки, опершись локтем на стойку, восседая на высоком покручивающемся табурете на одной ножке. — В такой час в такие клубы не ходят те, кого ещё можно развратить! Тут все с одной целью. Напиться, найти кого-то по своему вкусу, потрахаться.

И в самом деле, не прошло и десяти минут, как рядом подплыли две до предела оголенные девицы, обнажившие свои плечи, область декольте и спины летними топиками, а ноги и бедра мини-юбками. Рэпмон без проблем завязал с ними беседу и, уже танцуя с одной из них, Хосок убеждался, что даже если это студентка и девочка из хорошей семьи, то это ничуть не умаляет того, что она явно готова на всё, и явно не в первый раз. В таких местах часто начинали целоваться прямо во время танца, прижимаясь друг к другу и, неплохо выпивший к этому моменту Джей-Хоуп, отключил в себе на какой-то час манерность и приличия, и поступил именно так — начал целоваться и обниматься, скользя ладонями по гладкой коже, чувствуя, как подкашиваются колени его партнерши, как она с наслаждением поддаётся и обвивает его шею. С каждой минутой становилось всё приятнее, хотелось двигаться дальше, дальше… Вдохнув уличного воздуха, Хоуп немного протрезвел, идя за руку с этой самой новой знакомой; рядом с ними шёл Рэпмон со своей спутницей, о чем-то нетрезво смеясь. Так всегда получается в подобные ночи, ты словно ныряешь в один эпизод, а потом выныриваешь уже в другом. Мозги расслабляются, тело пребывает в неге уже до самого того момента, когда уснёт под утро.

— … Мы живём в одной комнате, в общежитии, — рассказывала спутница Намджуна, и Хосок понимал, что пока танцевал и пил, его дама тоже что-то поведала об учебе, институте и городе, из которого приехала. Но учеба определенно переместилась на второй план, затмленная огнями столицы, перспективами, гулянками, кавалерами, развлечениями и, что уж там — возможностью неприкрытого блядства, за которое никто не осудит, потому что это не маленький провинциальный городишко, в котором все друг друга знают и доложат родителям. В Сеуле можно позволить крыше съехать, а нравственность засунуть в задницу. Под лозунгом «это же молодость!» парни и девушки творят, что хотят. И Хосок не собирался осуждать подобное, конкретно сейчас оно ему было необходимо.

— … если наша третья соседка не спит, то не обращайте на неё внимания, ладно? Или попросим её выйти, — увещевала та, что держала за руку Хоупа, когда они уже поднимались по лестнице, забравшись через окно с заднего двора, чтобы не заметила дежурная охрана. Парни не задавались вопросами, почему они идут сюда, они следовали развитию событий, участвовали в приключении, тем более что к себе они повезти никого не могли — и у Хоупа, и у Намджуна были семьи из другой прослойки, другого уровня и высокого воспитания, и домой никто никогда девиц на ночь не приводил.

— Ну вот, свет горит, — проныла одна подруга.

— Зубрит наша ботаничка, — фыркнула вторая. Разувающиеся, молодые люди приотстали, когда дверь в комнатенку общаги открылась. Девушка Намджуна вернулась за ним, и, обнимая его вокруг торса и прижимаясь, повела его сразу к своей кровати. Особенно выбора и не было: три кровати и два стула, один из которых занят той, что сидела под лампой за учебниками. — Хана, ты что, ещё не ложилась? — бросила ей студентка, вводя за собой Джей-Хоупа. Тот среагировал на где-то недавно слышимое имя и посмотрел на ту, о которой нелестно отзывались приятельницы, пока они сюда шли.

— Я поздно пришла после вечерней смены, и решила повторить перед завтрашними лекциями… — повернула она лицо на входящих, видимо, уже привыкшая к поведению соседок, но увидев Хоупа и встретившись с ним глазами, замолчала.

— Как знаешь, но мы всё равно будем тебе мешать! — с нажимом сказала целующаяся с Рэпмоном, чьи ноги до самого их корня, откуда они росли, он уже прощупывал под юбкой. Хана бессознательно повела головой вслед за движением Хоупа, опустившегося на кровать напротив входа. Приведшая его сюда уселась ему на колени.

— И охота тебе столько заниматься? — передернула плечами она. Помолчав, девушка дождалась, когда лицо Хосока скроется из вида, загороженное затылком сожительницы по общаге и, чувствуя спазмы в горле и боль в груди, поднялась и, забыв выключить лампу и закрыть учебник, пошла на выход.

— Не буду вам мешать, — неслышимая никем пробормотала она и, перешагнув порог спальни и прикрыв за собой, побежала вперед, как можно дальше, но добежав до лестницы остановилась. Куда идти? Куда деваться? Что делать? Боже, опять он. Он! Полгода назад она несколько раз видела его в кафе, где подрабатывала. Потом он пропал, и она решила оставить его образ в мечтах, существующим в фантазиях принцем. Но вот он объявился вновь, такой прекрасный, такой далекий, недостижимый… И вдруг начинает оказываться, одно за другим, что он богат (это она поняла по машине, на которой он подъехал), что у него девушка (ведь это же его девушка была с ним сегодня?), а теперь ещё и то, что он никакой и не принц, а гуляка, как все парни. Но всё равно, такой прекрасный! И не с ней… Никогда такие как он не обратят внимание на такую, как она. Хана села на верхнюю ступеньку и, уткнувшись лицом в колени, заплакала.

Хосок соображал очень медленно. Его руки не могли прекратить блуждать по женскому телу, по которому очень быстро соскучивались. Оседлавшая его студентка целовалась горячо и жадно, не терпя возражений или, скорее, обомлевшая от него, давно не видевшая таких пригожих парней, так что не хотелось выпускать его ни на секунду. Намджун уже повалил на лопатки на соседней койке её подругу, снимая одну вещь за другой, и покрывая поцелуями обнажающиеся участки. Хосоку стал мешать свет, бивший из-за спины его наездницы.

— Можешь погасить? — прищурился он, оторвавшись от поцелуя и указав на лампу. Если закрыть глаза, то она не мешала, но он же не мог теперь не открывать их до самого утра? Девушка поднялась, неохотно отпустив его рубашку, которую уже расстегивала, и направилась выполнить его просьбу. Он посмотрел на опустевший стул и подумал ещё раз. Это же… да, официантка из кафе, где они постоянно просиживают, когда появляется время. Надо же, как тесен Сеул! Значит, она учится и работает, и приехала откуда-то, как и эти две? Бедняжка, везде успевает, да только заниматься приходится ночами, потому что днем лекции, а вечером работа. А тут приперлись они, и теперь вообще не уснешь. Бред какой-то… неловко стало и неудобно, хотя Хосок никогда не отличался комплексами и, когда отдыхал за границей, мог заняться сексом хоть прилюдно на пляже, под пальмами, в бассейне, откуда сразу же забирали противных визжащих детей (а надо следить за своими отпрысками, чтобы потом не приходилось спасать их, плачущих и шокированных). В общем, беспринципность по случаю на лицо, а сейчас какой-то ком в трахее встал. Девушка вернулась и уселась на него снова, нагнувшись губами к его шее. Отсутствие света не помогало расслабиться.

Хана не успела как следует выплакаться, когда услышала шаги и подняла лицо на звук. Увидев своего замечательного незнакомца (вернее, она слыхала, что его друзья называют Джей-Хоуп, но ведь они не были представлены друг другу), она отвернула его обратно, пряча слёзы. Сколько времени прошло, как она убежала оттуда? Минут пять, семь, десять? Не больше. Неужели он уже всё? Почему он вышел? В туалет? Обычно с её подругами все парни оставались до утра, и приходилось мириться с подобной атмосферой. Это не её личное пространство, что поделать. Длинные ноги в красивых ботинках остановились в каких-то сантиметрах от неё и, чувствуя, что они не сдвигаются, Хана несмело посмотрела опущенным взором на лакированную черную кожу.

— Ты чего плачешь? — раздался голос сверху. Девушка вздрогнула, боясь поднять глаза и заговорить. — Из-за разврата нашего? Часто у них так, да? — Хосок опустился на ступеньку, соблюдая вежливое расстояние между ними.

— Почему… почему вы ушли? — покосившись, студентка увидела легкую растрепанность, но интуитивно догадалась, что всё-таки ничего не успело произойти. Несмотря на расстегнутую верхнюю пуговицу, обнажившую ключицы, на которые хотелось уставиться и смотреть, смотреть, пока в глазах всё не померкнет. До слепоты.

— Ну, знаешь, я решил, что нехорошо лишать тебя сна, потому что если я начну, то это надолго, — Джей-Хоуп засмеялся, и на его лице блеснула похоть, которую не увидела девушка. В нём проснулась чертовщина в ответ на её покрасневшие щеки. Иногда невинность жутко возбуждала и теребила прощупать её, лишить её. Но Хосок знал свои рамки: приличных не трогать, они для другой жизни — нормальной. Он в своём холостяцком греховодстве может довольствоваться и потаскухами, платными услугами и прочими сносными усладами. Смазанными кремиком руками, на крайний случай, но это уж на очень крайний, потому что обычно всё-таки отказа у него не было. Хана впала в ступор от его заявления, и он решил продолжить, чтобы свести всё к шутке и наладить контакт, успокоив девушку, из-за чего бы она там ни рыдала. — У меня контузия, понимаешь? Однажды прищемило… заело молнию на ширинке. Теперь меня заедает на несколько часов самого, — покрасневшая уже вместе с ушами, Хана всё-таки улыбнулась, вжавшись в плечи и не поворачивая к нему лица. Какого хрена он тут торчит? Нет бы нормально потрахаться, выплеснуть энергию и удовлетвориться, так нет, возится с девочкой, которую вдруг стало жалко. Джей-Хоуп поднялся. — Иди в комнату и ложись. Намджун мирный, он сильно не помешает. Разве что храпом, но ты его не стесняйся потыкать в бок, — он подал руку, чтобы официантка поднялась. Напряженно, она медленно вытянула трясущуюся ладонь. Взяв её, Хосок не резко дернул и поставил девушку на ноги. Она невольно оказалась перед ним анфас и он, привычно и фамильярно, как всегда вел себя с противоположным полом, протер пальцами её щеки. — Не реви, лучше воспитай своих дурочек-соседок, чтоб не докучали тебе такими выходками.

— Я одна против двух не справлюсь… — пролепетала Хана, задрожав, как здание в преддверии землетрясения. Он коснулся её! Боже… Так и сознание потерять недолго. Он разговаривает с ней, стоит здесь, настоящий. Могла ли она предполагать такое?

— Побеждает не количество, а мастерство, — улыбнулся он, едва не погладив зачем-то её по плечу, но остановив руку и сунув её в карман, как и вторую. — Не стесняйся заявлять о том, что нужно тебе, что тебе удобно. Ты имеешь право, — до рези отводя глаза в бок, чтобы не глазеть на ключицы, Хана вспыхнула от его слов. Не стесняться! Заявить о том, что ей нужно! У неё есть права! «Скажу ему, что он мне нравится. Скажу, что давно грежу им, вижу его во снах. Скажу, что плачу, потому что хочу быть на месте той, что сидит на его коленях. Скажу!» — сжала кулаки Хана и, проглотив язык, едва не заплакала второй раз, потому что храбрости не хватило. Она не могла, просто не могла озвучить всё это. — Спокойной ночи! — кивнул Хосок и побрёл по ступенькам вниз, будто спадая, то одной ногой, то другой, наигранно пьяно, вразвалку.

— Джей-Хоуп! — превозмогла себя Хана. Он остановился и обернулся. Одна бровь выказала удивление. Она знает его имя? — А вы… Вы заглянете ещё в наше кафе?

— Конечно, — белоснежные зубы приветливо засверкали жемчужным светом. — До встречи, Хана! — отсалютовал он и пошёл спускаться дальше. Отдых не очень удался, а вот сочинять, как выкрасть Юну придётся, надо только поспать немного. Тяжело быть скотиной наполовину, мог бы спать в объятьях симпатичной девчонки, а вместо этого будет в одиночестве. Что ж, пусть хотя бы Хана выспится.

4
Решив поступать лояльно, по мере возможностей великодушно до конца, соблюдая все правила вежливости и пользуясь попытками достичь мирного исхода, Хосок пригласил Юну в кафе для деловых переговоров номер два. Девушка не отказала ему и явилась на встречу минута в минуту, войдя в дверь, как по будильнику. Молодой человек посмотрел на экран айфона и вздохнул. Как можно жениться на такой педантичной особе? Он умрет с тоски, не дожив до завершения медового месяца. А где интрига? Где заставить понервничать, подождать полчаса минимум? Нет, он не любил ждать, но женщина должна быть женщиной, а не деловым партнером. Хотя сейчас нужен был скорее он, понимающий, конкретный, принимающий доводы. Поэтому Хосок не встал, чтобы помочь присесть девушке, не подвинул стул и сидя смотрел, как она опускается напротив него.

— Добрый день, — скованно улыбнулась она, снимая сумочку с плеча и ставя на свободное место.

— Он будет добрым, если мы уладим волнующий меня вопрос, — Джей-Хоуп подался вперед, положив скрещенные пальцы перед собой. — Перейду сразу к делу, если ты не против? — Юна замерла с занесенной над меню рукой. — Нет, пожалуйста, заказывай, но заодно слушай: я не хочу на тебе жениться, поэтому прошу тебя отказаться от брака.

— Это я уже слышала, — не глядя на него, начала она листать раздел с напитками. — Что-то ещё?

— Мне больше ничего не надо, только твой отказ.

— Я тебе уже сказала, если тебя так это не устраивает, откажись сам, — Юна подняла глаза и холодно на него посмотрела. Хосок скрипнул зубами, прошипев сквозь них тихое «щщщ», подавляя желание наговорить грубостей своей пока ещё невесте. Невеста! После мультика Тима Бёртона все девушки с фатой на голове у него ассоциировались с кладбищем, скелетами и гротескной готикой. Ну нет у него настроя на семейную жизнь, нет! Совершенно.

— Я прямо отсюда поеду в бордель, — вперился он в неё взглядом, сильнее навалившись вперед. — И буду в него ездить всю совместную жизнь. Регулярно цеплять гонорею. Или ещё что-нибудь. И награждать ими тебя.

— Мне было интересно, и я навела о тебе кое-какие справки, — спокойно ответила Юна, застыв с приподнимаемой страницей. — Ты служил в армии, ты очень много времени проводишь в спортзалах и за занятиями борьбой, ты ведешь здоровый образ жизни, увлекаешься восточными философиями, путешествуешь по культурным местам, если не считать посещений клубов, где порой выпиваешь. В твоей медицинской карте — не спрашивай, как я узнала, у меня есть связи, — нет ни одной пометки о венерических заболеваниях. Ты вполне порядочный человек, за которого мне не страшно выйти замуж, — подошедшему официанту она ткнула на безалкогольный коктейль и, захлопнув меню, предоставила ход Хосоку.

— Ладно. Даю тебе последний шанс, — не теряя самообладания, выпрямился он. — Если я откажусь сам, то отец лишит меня каких-либо средств. Я не могу пойти наперекор родителям, потому что не хочу остаться без содержания и свободных денег. Если тебе не грозит что-либо подобное при отказе с твоей стороны, поступи по-человечески и выручи меня, уйдя с моей дороги. Если твоя семья не ставила тебе никаких условий, то я прошу отнестись ко мне с пониманием и помочь ближнему, попавшему в сложную ситуацию. По рукам?

— Нет, — безапелляционно сказала она.

— Нет?!

— Нет. — Хосок сжал гнев внутри себя и, нарисовав свою обычную улыбку деревенского дурачка, хлопнул ладонями.

— Ну, хорошо! Ладно. Пеняй на себя. Могу ли я спросить, чем вызвана такая суровая несгибаемость?

— Я привыкла поступать, как должно, — что-то в её голосе показалось не совсем честным. Что-то скрывалось за этой гипсовой застывшестью позы, в которую встала Юна.

— А я привык поступать, как хочу. — Это было верным лишь относительно его личных дел, потому что в остальном Джей-Хоуп тоже был человеком слова, долга и чести. — Что ты делаешь вечером?

— Дома, — удивившись немного, но по привычке ответив, потому что скрывать конкретно о себе ничего не умела, пробормотала Юна. Потенциально-кинетический жених напротив соображал в какой период времени и в каком промежутке пространства лучше украсть эту красавицу, чтобы это наверняка удалось. Или рискнуть и продолжать всё делать, как и задумал в подстраховке?

— Ты просто сидишь вечерами дома и ничего не делаешь? — С показной неприязнью и насмешкой спросил Хосок.

— Я проектирую дизайн одежды. Я хочу стать модельером, — почему-то постеснявшись своего хобби, покраснела Юна. Она ещё никому не признавалась в этом, кроме подруг и родителей. Очевидно же было, что мужчины такие дела воспримут за ерунду, не похвалят, не поймут, не оценят. Для них смотреть бокс по телевизору куда важнее, чем любое женское творчество.

— М-да, подходящее занятие для жены олигарха. Как предсказуемо, — Хосок поднялся и, пойдя на выход, остановился рядом с Юной. Наклонился к её лицу. — Можешь не верить, но я поехал к проституткам. К проституткам! — чуть подавшись назад, навязываемая нареченная подождала, когда он удовлетворится результатом своей фразы, прочтя что-то на её лице. Расслабившись, он вытянулся и продолжил путь.

Выйдя, Джей-Хоуп нашёл глазами машину с личным водителем, на которой приехала сюда Юна. Если попытаться её похитить на своем авто, то её шофер быстро забьёт тревогу, что она куда-то пропала, значит, надо нейтрализовать его и увезти девушку на том же, на чем она прибыла сюда, отогнать подальше, в какой-нибудь тихий квартал, пересадить на другой транспорт, доставить в снятую квартиру, где она будет томиться до тех пор, пока не откажется выходить за него замуж. Хосок перевел взгляд дальше, в поисках своих людей, которых просил прибыть для исполнения задумки. На углу соседнего здания он нашел их, ловких и талантливых ребят, проворачивающих и не такие дела в мгновение ока. Они посмотрели на него и он, едва заметно кивнув, тронулся к своему Феррари. Спустя минут двадцать Юна вышла из кафе, допив свой холодный коктейль, быстро пересекла тротуар, не дожидаясь, когда перед ней откроют дверцу распахнула её сама и, плюхнувшись на заднее сиденье и раздосадовано откинув голову с прикрытыми глазами, велела трогать. Поправив форменную водительскую фуражку, Чонгук нажал на педаль газа.

Обрамленная белыми, как на приморской набережной, фонарными столбами аллея служила прекрасным местом для прогулок. Начинающаяся почти возле кинотеатра, она всегда дарила выходящим из него возможность обсудить просмотренные фильмы, пока они шли к метро, автобусной остановке или такси. Послеполуденное солнце не сильно слепило сквозь изумрудные ветви, превращая дорожку в приятный для пребывания уголок. Купив мороженое и сунув его Джинни, Шуга медленно шел рядом с ней, веселясь над закончившимся сеансом, но в мыслях разглядывая её волосы, которые она покрасила во что-то среднее между розовым и фиолетовым. Несмотря на то, что он подшутил при встрече по этому поводу, ему это не показалось нелепым или некрасивым. Это было вполне в духе сестры Рэпмона, отличавшейся разными способами самовыражения и бунта. По другую сторону от Джинни шёл Ви, закуривший сигарету. Вредную для здоровья привычку он приобрел недавно и, хотя подруга тут же начала вслух морализаторствовать, про себя отметила, что товарищ стал мужественнее и привлекательнее, а его и без того низкий голос грозил стать совсем убийственным для девичьих ушей. При этом даже не знаешь, что лучше, смотреть на его какое-то по-особому, с подвохом, невинное лицо или не смотреть. Если не смотреть, то слух пьянеет сразу, а если смотреть, то голова вообще разбивается от сочетания звука, взгляда падшего ангела и детско-доверчивой улыбки.

— Если бы я знала, что нас будет трое, я бы пригласила подругу, — заметила девушка, вытерев уголок рта от шоколадной крошки. Юнги покачал головой, махнув рукой.

— Нет-нет, тогда это было бы похоже на двойное свидание. Я для этого и позвал Ви, чтобы это было дружеским походом, а не свиданием.

— Ты не хочешь напрягать Намджуна или ты настолько не видишь во мне девушку? — нахмурилась Джинни. Шуга замер, воззрившись в её кругловатые и озорные глазки. Видит ли он в ней девушку? Вот уж не надо бы было, пожалуй, но поздновато тормозить и предотвращать.

— Я за тебя же переживаю, — ухмыльнулся он, отринув душевную чувствительность. — А то растаешь от романтики, а мы же парни такие… без обязательств. Так что, тебе не выйти за черту френдзоны, детка, — пафосно произнес он, как в старой американской киноленте. Джинни засмеялась. Не успела она парировать, как телефон Сахарного вмешался в их милую болтовню по поводу отношений. Звонил сын ювелира: — Да, Хоуп?

— Юна у нас. Ты где есть? Завтра днем её покараулить надо, сменив Чонгука, а то Джину на работу…

— Уже? Быстро ты, — парень назвал их координаты, сообщив, каким составом они гуляют.

— Это Хосок? — вмешалась Джинни. — Привет ему! А он далеко? А то, может, подвезёт меня до подруги? Она живёт далеко от станции… — Шуга кивнул и передал просьбу приятелю, быстро закончив разговор.

— Сейчас подъедет. Совсем лентяйка, пешком не прошлась бы?

— Но ведь удобнее же так! И доберусь за полчаса, а не час. Мы подготовиться к тесту хотели, так что время дорого. А Намджун работает, поэтому… — Ви прервал её, потрепав бесцеремонно за щеку.

— Так много доводов, что становится ясен скрытый умысел! — Джинни отбилась, шлепнув его по ладони и надув губы.

— Какой ещё умысел? Я предпочитаю комфорт, вот и всё, — не порадовавшись прозорливости друга, она отвернулась к Шуге. Да, после того, как несколько месяцев не видела Джей-Хоупа и пообщалась с ним немного, она опять почувствовала, как он её притягивает. Не то чтобы это была влюбленность, но сложно удержаться не побыть с ним рядом. А эти восхищенные взгляды подруг вчера! Все долго ещё говорили о том, какая она счастливица, что завоевала такого парня, и даже если до этого ни о чем таком и мыслей не было, невольно поддашься желанию свести в соответствие идиллическую выдуманную картинку с жизнью, под влиянием общественности, преобладающего окружения, которое считает победой и прерогативой обладание именно таким женихом. Все мы существа социальные, и так часто поддаёмся неосознанному давлению чужих слов и мнений! А если бы они встречались взаправду? Джинни прекрасно знала изнутри ситуацию с серьёзными планами, вернее, их невозможностью для Хосока, побыв участницей спектакля накануне, и тем молодой человек стал ещё более манящим. Возможно ли быть спутницей такого, как он? Наверняка ведь он извернется и избежит брака. Что же, навсегда останется холостяком, одиночкой? Как и у многих девушек, у Джинни присутствовало желание принимать вызов и надеяться на то, что именно она смогла бы преодолеть что-либо. Например, убеждение Джей-Хоупа не связывать себя никем и ничем.

— Вот именно, Ви, — вступился за неё Сахарный. — Девочка, выросшая в тепличных условиях, не создана для электричек и троллейбусов, и это правильно.

— Вовсе я не тепличная! — возмутилась Джинни. — Я и с рюкзаком в поход ходила, и к разным условиям могу приспособиться, не надо воспринимать меня, как какую-то рафинированную…

— Столичную штучку, — подсказал Тэхён, за что опять получил шлепок по плечу.

— Дану вас! Я нормальная.

— Кто говорит, что быть избалованной немного — не нормально? — поинтересовался Шуга.

— Я не знаю, Юнги, тебе виднее… Наверное, нормальность девушки должна определяться мужчинами, да? Это же им она должна нравиться, — зашла издалека Джинни, решив разузнать, что вообще нравится свободолюбивым и независимым парням? С отцом и братом на такие темы не поговоришь, они навсегда запомнили её маленькой девочкой, и воспринимать всегда будут соответственно. А зачем маленькой девочке вникать во что-то взрослое? Ну конечно!

— Главное, чтоб нормальными мужчинами, — уточнил Шуга. — А то бывают и с извращенными вкусами, на них лучше не равняться, — он ткнул в Ви. — Вот на него не равняйся, он вообще не понимает, чего от жизни хочет, — сунув руки в карманы джинсов, тот посмотрел исподлобья, безмятежно приняв пику в свою сторону.

— А ты чего хочешь? — спросила Джинни тотчас.

— Я? Ну… — почесав шею сзади, Сахарный пожал плечами. — Смотря в чем…

— Мы говорили о девушках. Вот, допустим, какая-то захочет тебе понравиться. Что для этого ей нужно будет сделать? Как выглядеть? Как себя вести? — «Не надо ничего специально делать, — тепло промолвил в голове Юнги. — Всё уже готово, как надо». Парень шаркнул ногой, дойдя до конца аллеи, и присел на декоративный поручень лестницы в три ступеньки, спускающейся к дороге.

— Я не думаю, что искреннюю симпатию или любовь можно пробудить специально. Специально можно возбудить, выработать привычку, привязанность к себе, но не настоящие чувства. Такие только сами появляются. Либо да, либо нет. Зачем что-то искусственно делать? Нужно быть самими собой, — Джинни понравилось его рассуждение, но оно не устраивало её при условии того, что кому-то она уже изначально не приглянулась. Что же, шансов уже никаких?

— А ещё мы совершенно не понимаем намеков, — наклонившись к её уху, оказавшийся сзади, шепнул ей Ви. Сестра Рэпмона вздрогнула и обернулась. Друг покивал, как бы говоря «да-да-да». — Если мы чего-то не замечаем, то это насовсем, и если не привлечь внимания к чему-то, то никогда не заметим.

— Вот как… — Джинни потеснила Юнги и пристроила свою пятую точку рядом с ним. — А ты мороженое не хочешь?

— Да нет, сейчас уже Хоуп подъедет. Как тебе мультик-то, понравился?

— Да, можно ещё как-нибудь на что-нибудь сходить, — она посмотрела на Тэхёна. — Но я возьму подругу, ты не против? — тот равнодушно передернул плечами, достав из кармана конфету и принявшись зажевывать табачный привкус. Откинув с глаз челку взмахом головы, он указал на приближающуюся красную точку.

— А вот и Джей!

— Он что, по воздушной трассе летел? — поморщился Шуга. Ну почему Хосок ездит так быстро, когда это не надо? Феррари остановился и, с включенным аварийным сигналом, был покинут хозяином, выпрыгнувшим на тротуар, бодрым, довольным и сияющим оскалом накормленного овсом жеребца.

— Всем привет! — поднял он ладонь и опустил, чтобы поздороваться с молодыми людьми пожатием рук. Джинни окинула его с ног до головы неспокойным взором заболевающей любовной лихорадкой. Ох уж эти его брендовые шмотки, которые сидят, как влитые, и эта всегда вылизанная обувь, и бесконечно длинные ноги, глядя на которые чувствуешь себя не женщиной, потому что они не должны заглядываться на стройные ноги! Почему она всё-таки не приобрела иммунитет к этому парню, ведь однажды когда-то переболела им? Дошутились вчера… или она постоянно такая ветреная и влюбчивая? С Ви вот она тоже не ощущает себя совершенно спокойно, потому что он симпатичный, и позволь он себе флирт, наверное, она бы и его не разлюбила… Боже, хоть порвись! Но Джей-Хоуп… он очень, абсолютно, совершенно точно прекрасен и привлекает к себе безоговорочное внимание. — Шуга, отойдём на минутку? — приобняв товарища, он отвел его от пределов слышимости. — Завтра часов в восемь утра вот по этому адресу, — сунул он ему незаметно клочок бумаги с местом, где намеревался держать Юну.

— Как вы так провернули-то это всё без особой подготовки?

— А, чего там заморачиваться! Надо было брать горячим, пока я её вытащил из норы, — Хосок произнес совсем неразборчивым шепотом. — Наш гипнотизер обезвредил её водителя за секунды, так что он и не вспомнит, как, почему и зачем покинул своё рабочее сиденье. Чонгук быстренько захватил руль и дальше они с Джином должны были завершить начатое. В общем, Джин уже позвонил и сказал, что они привели её в квартиру.

— Шустрые.

— А то! — сотовый завибрировал в кармане и Джей-Хоуп, достав его, прочел вслух: — Информационное бюро, — он бросил Сахарному: — Прости, Нью-Йорк вызывает. Алло?

— Привет, помнишь ту девушку, компроматы на которую ты просил найти? — раздался голос знакомого хакера.

— Да-да, ты нашел о ней что-то скандальное?

— Нет, но, я надеюсь, ты ничего с ней делать не собирался? — Хосок на мгновение застыл, потерев подбородок.

— Эмм…мм… нет, а в чем дело? Что такое?

— Что-то с ней явно связано непростое. Я попытался найти сведения о её семье, и, барабанная дробь, базы данных зачищены. По отцу и матери в сетях документация стерта без возможности восстановления. Осталась одна, я пытаюсь её взломать, но пока никак, а это значит, что её заделал какой-то не худший умелец, чем я, а это значит, что есть что прятать. Это всё весьма подозрительно, учитывая, что её отец был бедным человеком, а потом в один день купил бизнес и стал процветать. Так что, Джей, ты пока от неё подальше держись, я попробую разузнать наверняка…

— Ладно, хорошо, — погасив в себе приступ нервов, почуявших, что он поторопился, Хосок умудрился не обронить улыбку не на миг. — Спасибо и держи в курсе событий! Пока…

— Что-то случилось? — полюбопытствовал Шуга.

— Нет, всё в порядке, — наследник миллионера обернулся к девушке. — Джинни, поехали?

— Бегу! — поднялась она и, поправляя короткую джинсовую юбку, поспешила к кабриолету, в который вернулся Хоуп и, заведясь, сорвался с визгом шин.

— Ну ты тютя, — провожая машину взглядом, кинул Шуге Ви.

— Чё?! — обижено прищурился он.

— Если она тебе нравится, что ты как я не знаю кто…

— Я тебя позвал прогуляться не чтобы слушать неуместные лекции о том, в чем ты сам не шаришь.

— Вот кстати позвал меня гулять третьим ты вообще как лох.

— Это сестра Рэпмона! Чего ты меня с ней сводишь? Даже если она мне симпатична, зачем я что-то буду делать? Она нам всем дорога, мы её с детства знаем, чего ж я буду ей жизнь портить своими поползновениями?

— Ну не знаю…

— Не знаешь — молчи.

— Нет, ну как-то вообще ситуация такая требует разрешения…

— Молчи, — строже повторил Шуга.

— Может, у тебя смелости не хватает? Конечно, замуж выходить за одного из нас не вариант, но повстречаться там…

— Ты не замолчишь, да? — пошли они пешком в сторону метро. Тэхён обнаружил под ногами плитки и решил передвигаться по ним, не ступая по швам.

— Я просто считаю, что чувства имеют право на выход, держать в себе что-либо плохо, ведь не враг же, а подруга, достойна правды. А если ты ей тоже нравишься? Не она же должна первой что-то делать.

— Эх, Ви… влюбился бы ты сам, и показал своим примером.

— Так ты влюбился всё-таки? — остановился он. Юнги сжал кулаки и погрозил одним из них товарищу.

— Ещё слово…

— Я могу замолчать, — поравнявшись с ним, Тэхён положил руку ему на плечо. — Мысли молчать не заставишь.

Близился закат, когда Джей-Хоуп подвез подругу туда, куда она просила. Он на самом деле собирался в бордель сегодня, потому что гормоны бурлили после ночной неудачи, тело требовало того, что и должно было требовать, и каждый час промедления грозил ещё большим взрывом темперамента, когда он всё-таки дорвется до желаемого.

— Спасибо за доставку, — улыбнулась Джинни и отстегнула ремень, но не торопилась выйти.

— Ваше личное такси, всегда пожалуйста, — отсалютовал Хосок, не глуша мотор.

— А ты дальше куда? — парень, не меняя выражения лица, принялся сочинять что-то подходящее и цензурное.

— Тоже в гости. Договаривался с давними знакомыми о встрече.

— А-а… ясно, — взявшись за ручку дверцы, Джинни поводила по ней пальцами, но не потянула. — Допоздна?

— Наверное, с ночевкой, так что обратно тебя забрать не смогу, — продолжал он улыбаться, но с натяжкой. Нет, его ещё ничего не раздражало, но очень уж хотелось взять в руки женское тело вместо руля, а промедление заставляло смотреть на сидящую рядом другими глазами. Глаза начинали видеть женщину и тут, невольно опустившись до короткой юбки и пощупав визуально коленки.

— Да я даже не думала, обратно за мной брат заедет, — Джинни вспомнила слова Ви о том, что мужчины просто не замечают иногда чего-то. А что, если как и Намджун, его друзья видят в ней ребенка, не замечают, что она повзрослела? Не видят её сформировавшейся фигуры, желания любви в глазах. Что, если Ви прав, и надо не намекать, а заявить об этом? Бог с ними, с другими парнями, из университета, те ухлестывают иногда, но они совсем не такие, как Джин, Джей-Хоуп, Ви, Чимин… Брат умел теперь выбирать приятелей, они все были очень приятными, воспитанными и добрыми, с каким-то внутренним благородством и стержнем. Что-то отличало их ото всех остальных сверстников, какая-то необычайная мужественность и иной круг интересов. Когда ей было лет десять, у брата была другая тусовка, они слушали ужасную музыку, напивались, занимались не пойми чем, пропадали ночами, и, как Джинни поняла лишь годы спустя, пытались баловаться наркотиками, после чего отец, поймав брата на этом, отправил его в какой-то буддийский монастырь на перевоспитание; вернувшись оттуда спустя пару лет, Намджун взялся за ум и больше не вел себя так, как ведут незрелые и неадекватные подростки. Он возвратился умудренным молодым человеком, завел себе новых друзей — вот этих самых, — помогал отцу в делах, зарабатывал деньги, проводил свободное время тихо, в основном за книгами, не доставляя хлопот семье, а оттягиваться устремлялся достаточно редко. Несомненно так благотворно повлияли на него и друзья тоже. А совершали ли они сами когда-нибудь ошибки? Делали что-нибудь плохое? Джинни вспомнила о том, что господин Чон сказал о шраме на боку сына. Как Джей-Хоуп получил его? При занятиях тхэквондо? Но там не должны драться настоящим оружием, что же, Хоуп участвовал в нешуточной драке, потасовке? Захотелось увидеть эту боевую отметину. Так, хватит быть мямлей! Надо проявить храбрость и побороться за то, что хочется. У них с Намджуном было в крови это, общее, неусидчивость и жажда переть куда-то, будто шило в заднице, но брат старше, он уже перерос это, а она ещё нет. — Хосок, а покажи шрам, про который твой папа говорил.

— Что? Зачем? — непонимающе повел лицом Джей-Хоуп.

— Ну просто, интересно. Как ты его получил? — парень призадумался. Что же, его усердные тренировки по тхэквондо её не убеждают в законности наличия шрамов? И спору нет, он собирался вскоре начинать раздеваться, но явно не в этой компании. Что же ей ответить?

— Неловкое падение при занятиях спортом, — соврал Хоуп, вспомнив, как внезапно напрыгнувший на него здоровый контрабандист где-то в Южной Америке вдруг вытащил нож и саданул прямо ему в бок. Конечно, тому вскоре настал конец, но и Хосоку пришлось поваляться почти неделю на койке, посылая родителям сообщения, что отдых в Буэнос-Айресе великолепен, и он задержится там подольше. Глаза Джинни не отпустили его, продолжая чего-то ждать.

— Так, покажешь? — повторила она, слегка подавшись в его сторону, над коробкой передач.

— Ну… ладно, — не смущаясь, но ощущая некоторую неловкость, Джей-Хоуп отвел подол куртки и, взявшись за белую футболку, потянул её вверх, обнажая смуглый бок над черным ремнём. Чуть наклонившись диагонально к своей двери, Хосок продемонстрировал бордовый рубец, не испортивший картины его подтянутых форм и гладкой кожи. Джинни протянула руку и тронула его пальцем, подняв глаза и встретившись ими с молодым человеком. — Внушает?

— Очень, — хихикнула она. — Шрамы же украшают мужчин, — он одернул футболку, невольно заставив руку девушки отплыть обратно. — Хосок.

— Что? — посмотрел он быстро на время, показываемое на панели, полной разнообразных датчиков. Ему не назначено и не по записи к куртизанкам, но хотелось бы уже, хотелось…

— Я никогда ещё не целовалась, — он услышал эту ровную и нагловатую по-девичьи фразу, произнесенной совершенно буднично, не догадываясь, каких сил стоило Джинни корчить из себя не стыдливую, готовую к подвигам барышню.

— И? — приподнял он бровь.

— Раз уж мы с тобой вчера так взаимовыгодно выручали друг друга, пытались, по крайней мере, не мог бы ты продлить наше сотрудничество, и научить меня целоваться? — рот девушки захлопнулся и, будто мешал выходу воздуха, своим закрытием активизировал румянец на щеках.

— Так! — поднял Джей-Хоуп палец и, перегнувшись через Джинни, дотянулся до дверной ручки и открыл её. — Иди отсюда, иди, иди! Не напрашивайся на грех!

— Ты меня выгоняешь?! Фу какой невежливый, думаешь мне легко было попросить об этом?

— Джинни, ты хоть понимаешь, что просишь? Я друг твоего брата, я не собираюсь к тебе даже прикасаться.

— Я не собираюсь рассказывать об этом Намджуну!

— Я собираюсь, — глазами указал он ей на выход.

— Я думала, ты и мне друг тоже, — надула губы девушка, осуждающе запыхтев.

— Именно, а с друзьями я не лобзаюсь, знаешь ли. Ну, давай, — ему хотелось её подтолкнуть, но он боялся положить на неё ладони. Знала бы она, что делает! Ему, действительно, хотелось её поцеловать, но он ещё не потерял голову. Она порядочная, хорошая девчонка, ей нужен постоянный парень, который на ней потом женится. А не такой, как он.

— Ты меня травмируешь и развиваешь во мне комплексы неполноценности.

— Чего?

— Я теперь буду думать, что отталкиваю молодых людей, и им со мной неприятно целоваться, — уставилась Джинни на Хосока. Если она что-то надумала, то уже не шла на попятную, пока не заканчивались все средства. В этом она была упорна, как баран.

— Это не так, просто у меня есть совесть, и мы же ещё вчера обсудили, что никаких романтических отношений между нами вовсе быть не может, потому что я другого склада человек. Я потребитель, но я различаю, кого можно потреблять, а кого не нужно, — попытался оправдаться и донести здравые мысли до младшей подруги Джей-Хоуп.

— Кто говорил о романтических отношениях? — округлила артистично глаза Джинни. — Хосок, ты много на себя берешь. Я попросила научить меня целоваться. Это не значило, что ты мне нравишься, это значит, что я доверяю тебе, как другу, и прошу помощи. А учусь я далеко не для тебя, — показала она ему язык и, захлопнув дверь изнутри, победно перекинула ногу через ногу. Парень замолчал ненадолго, разглядывая эту чудесницу с чернично-клубничными волосами, которую знал ещё школьницей с косичками и брекетами на зубах. Она сильно изменилась с тех пор, до неузнаваемости.

— Так, я тебе не нравлюсь?

— В достаточной степени, чтобы позволить себя поцеловать, и мне не было противно, — загадочно покосилась она на него. Хосок ухмыльнулся, прикидывая что-то. Джинни развернулась к нему. — Один урок, ладно?

— А почему бы не попросить об этом того, кто тебе в реальности нравится? Первый поцелуй, всё-таки…

— Ты думаешь так просто вот так запросто договориться с тем, в кого влюблена? — удивилась собственной удачной лжи девушка. Надо же, стоило начать и всё пошло-поехало, неуправляемый процесс. Перебарываешь первый страх, и дальше ты можешь раскованно вести себя с человеком, при мысли о котором ещё десять минут назад тряслись колени. — Да и что там первый поцелуй. Многие о нем и не помнят. Главное, хороший и успешный, а не первый, — убеждаемый ею, по натуре склонный снисходить к женским просьбам и сдаваться перед очарованием прекрасного пола, Хосок взял Джинни за локоть и потянул к себе, подвинувшись и самостоятельно.

— Надеюсь, за этим не последует просьб научить чему-нибудь ещё дальше, больше, глубже? — понимая, что сестра Намджуна вполне осведомленная во многом и с ней можно говорить почти прямо, приблизил свои губы к её лицу он.

— Нет, можешь быть спокоен.

— И мы останемся друзьями, никаких обязательств, воспоминаний и упреков, да? — уточнил он, уже почти не разделенный с ней пространством. Она покачала головой, замирая в ожидании совершаемого. Глаза не хотели закрываться, хотели видеть, как её поцелует Хосок, тот, по которому она когда-то два года сохла, и, кажется, начала опять. Губы едва тронули её губы, надавили сильнее. Его рука, скользнув по её руке, прошлась по плечу, шее, и вплелась в волосы. — Губы не напрягай.

— Что? — дрожа от его прикосновений, выгнула она спину и очнулась от звука его голоса.

— Губы не надо складывать бантиком, Джинни, — улыбкой скользнул он по её расслабившимся от замечания устам и, молниеносно захватив их, впился жарким поцелуем, едва не лишив способности дышать, не пропуская кислород в легкие. Девушка ощутила головокружительный напор и, хотя извлечь из этого какую-то методику и практический опыт было можно, она была не в состоянии воспринимать, и рассудок стал возвращаться лишь когда язык Джей-Хоупа, прощально тронув её язык, покинул её губы, оставив их раскрасневшимися и опустошенными. — Достаточно? — она смогла только кивнуть, приходя в себя. Хосок понимающе выждал пару минут, читая на её лице то, что она скрыла до поцелуя. Не стоило соглашаться. Первый поцелуй для девушек не ерунда. Что делать, если она втрескается в него? — Мне, правда, пора ехать, Джинни, не обижайся. — подстегиваемый буквально восставшим мужским достоинством, парень развернулся так, чтобы ничего не бросилось в глаза девушке, съехав бедрами под руль. К черту такие эскапады, так можно наделать большие глупости, необратимые, за которые будет стыдно до гробовой доски.

— Да-да, конечно, — поправив локоны, Джинни открыла машину и выпрыгнула из неё. Повернулась. — Спасибо, Хосок.

— Не за что… только вот это не «всегда пожалуйста», — сдержаннее улыбнулся он и, включив скорость, помчался прочь из двора, на улицу пошире, чтобы разогнаться и проветриться, пока доедет до борделя. С второстепенной дороги, становясь помехой, выехал автомобиль, заставив Хоупа притормозить и объехать его, за что парень, буйствуя, многократно посигналил в клаксон, выругавшись. — Черт, черт, черт! Научи… научи! Что я делаю? Зачем повелся? Хренов учитель. — заговорил с собой он, взлохматив пальцами волосы, упавшие на место и растрепавшиеся едва-едва.

5
Под сомкнутыми веками Юна ушла в свои мысли, и совершенно не заметила, что её везли не к отчему дому, а когда автомобиль остановился, и незнакомые молодые люди попросили её пересесть в другую машину, было уже поздно. Направленное на неё зияющее, как черная дыра, дуло пистолета заставило замолчать и не произносить ни звука, выключившегося нервными рецепторами, как бы самим собой от страха. Вспотевшие ладони и сумбур в голове — вот и всё, что запомнила девушка от перемещения в пространстве, которое закончилось подъемом в квартиру в здании на отшибе города. Никогда она не попадала в сложные ситуации, никогда не подвергалась опасности и, взращенная, как искусственная жемчужина в закрытой прочной раковине, изнутри постеленная мягким, Юна вместо паники испытывала потерю координации. Имеющий не совсем женскую храбрость при встрече с тараканами, пауками или мышами, сейчас всё же организм струсил и разориентировался. Неверными ногами с дрожащими коленями девушка шла за одним преступником и сопровождаемая другим, лишь полчаса спустя после испытанного ужаса решившись спросить, что им от неё нужно и кто они такие? На её вопросы никто не реагировал. Тот, что заменил её водителя — и как она не посмотрела, кто за рулем? — снял фуражку в прихожей и, пропустив девушку внутрь, плюхнулся на стул возле двери, обозначив, что будет охранять выход и не даст ей отсюда никуда деться. Второй прошел вместе с ней и, положив пистолет на полку возле зеркала, поправил волосы под маской. Всё ещё мутно соображая и воспроизводя движения инстинктивно, Юна схватила пистолет и, наставив его на похитителя, трясущимися руками попыталась приметить мишень верно, да и не трудно это было с трех шагов расстояния.

— Тихо-тихо, леди! — поднял он руки, удивленно посмотрев на неё сквозь прорези для глаз. — Откуда такая прыть?

— Что вам от меня нужно? Кто вы такие, я вас спрашиваю?! — сдерживаясь, чтобы не завизжать и не нажать на курок, Юна отступила к стене, прижавшись к ней спиной. Сквозь туман сознания она заметила, что незнакомцы слишком спокойны для тех, кто оказался под прицелом.

— Какая разница? Мы не сделаем вам ничего плохого. Положите оружие, — отозвался сбоку парень, вслед за фуражкой снявший и маску. Он был довольно юн и симпатичен, и никак по лицу нельзя было сказать, что он уголовник.

— Немедленно верните меня обратно! Вы бессовестные люди!

— Впервые вижу настолько воспитанную девушку, что даже в экстренной ситуации находит культурные эпитеты, — стоявший напротив неё протянул руку. — Отдайте пистолет, успокойтесь.

— Нет! — воспротивилась Юна, пугаясь его приближения. — Отойдите от меня! Уйдите!

— Вы всё равно не сняли с предохранителя… — сделал ещё шаг он.

— А-а! — закричала девушка и нажала на спусковой крючок, одновременно с тем разомкнув пальцы. Выпустившее мыльные пузыри дуло не издало никакого шума, только украсило помещение прозрачно-радужными лопающимися шариками. Джин поймал выроненный игрушечный пистолет, и они с Чонгуком засмеялись с двух сторон, наблюдая, как шокированная и приходящая в себя Юна убеждается, что никого не погубила. Обмякнув и проведя ладонью по лбу, она чуть сползла по стенке вниз. — Господи…

— Простите, мы не хотели вас пугать, — заверил Чонгук, дотыкивая пальцем долетевшие до него пузыри.

— Тогда… для чего всё это? — непонимающе отдышалась несчастная жертва и попыталась убедить себя окончательно в том, что с ней уже ничего плохого не случится. Это просто глупый розыгрыш, чья-то шутка.

— Так надо, — Джин отступил, освобождая проход к кухне, залу и спальной комнате. — Располагайтесь, пожалуйста.

— А я впервые, кажется, вижу воспитанных похитителей, — сбросив туфли на танкетке со ступней, постаралась расслабиться Юна, расстегивая укороченный пиджак. В утверждении была доля сарказма.

— И часто вам доводилось их видеть? — улыбнулся один из них, старший.

— Вы правы. Логичнее было бы закончить фразу короче: я впервые вижу похитителей. Но вы не похожи на тех, кто совершает что-то ужасное, — подумав, Юна начала догадываться и, озаренная, щелкнула пальцами. — Это проделки Чон Хосока, не так ли? Скажите, я угадала?

— Вы всё скоро узнаете, не будьте так нетерпеливы, — вежливо осадил её Джин, мысленно отметив, что всё достаточно прозрачно, так что можно было бы и не скрывать… они не собирались шантажировать её семью, требуя деньги, а над ней самой как-либо издеваться, поэтому игру можно было вести почти в открытую.

— Он не хочет жениться на мне и решил избавиться? Как это нелепо! — продолжала гнуть своё Юна, тем не менее попав в точку. — Как долго я буду тут находиться или меня всё же пристрелят, но позже?

— Быстро же вы оклемались и стали здраво рассуждать, — Джин пошёл за ней по квартире, удостоверяясь, что здесь нет никаких средств связи. Сумочку-то с мобильным они отобрали ещё на выходе из машины.

— Снимите маску. Даже если я отсюда выйду, я не стану преследовать исполнителей. Важен заказчик, — Юна посмотрела на дантиста, игравшего сейчас плохиша, но достаточно посредственно. Злодей из интеллигентного и тактичного мужчины получался относительный, можно сказать исключительно внешний, в черной кожаной одежде, устрашающей и настораживающей. Поведение же его за рамки светского тона не выходило. Прикинув что-то, Джин пожал плечами и потянул золотое тканевое забрало, скрывавшее верхнюю часть лица от губ до лба. Их с Юной глаза встретились, схлестнувшись. Он располагающе улыбнулся. Она отвернулась первой. — Спасибо, а то мне неуютно говорить с кем-то, чьего лица я не вижу.

— Зато вам удобно в таких людей стрелять, как я понял, — поднеся кулак к губам, хохотнул в него Джин. Юна не смотрела на него, идя дальше по квартире и осматриваясь.

— Я была в состоянии аффекта, чего вы хотите? Да и, это ведь игрушка оказалась…

— Но вы об этом не знали, — молодой человек оглядел сзади пленницу. Длинные босые ноги вели к стройным бедрам, обтянутым светлой юбкой чуть короче среднего. И чего Хоупу не понравилось? Такую не так-то невыносимо терпеть в качестве жены. На дурочку она тоже не похожа. А если бы и так, то даже проще, будет сидеть дома и не мешать никаким делам мужа. Юна обернулась, и взгляд резко пришлось поднять выше.

— А вы сами разве не из тех, кто убивает людей? — Джин едва не засмеялся, подумав о том, что убивать посредством бормашины ему ещё не приходилось, хотя дети, конечно, боятся кресла стоматолога как пыточного стула, и всё-таки он больше лечил… Но тут он вспомнил о том, что его жизнь состоит не только из профессии и кабинета, где он ходит в белом халате, но и из участия в банде, которой приходилось делать всякое.

— Лично девушек я ещё никогда не убивал, — произнес он тоном близким к ледяному.

— Не хотелось бы стать у вас первой, — настороженно углядела Юна кобуру на ремне собеседника и поняла, что там-то оружие настоящее, и пусть его не доставали, но оно было.

— Мы всё ещё об убийствах? — не выдержал Джин, чтобы не скосить смысл фразы в другое русло.

— Пожалуйста, оставайтесь в границах приличий, не надо всякой пошлости и намеков. Это неуместно! — вспыхнула она, рьяно защитив исключительно невинно-деловые темы разговора. Несколько разочарованно, что столкнулся с отсутствием юмора и девичьего кокетства, Джин вздохнул, начав понимать, что Джей-Хоуп, возможно, прав, отказываясь от невесты.

Улица красных фонарей приняла Хосока куда лучше, чем студенческое общежитие, где возникли непредвиденные преграды для совести и отдыха. В публичном доме же никого нельзя было смутить тем, ради чего сюда, собственно, и приходили. Поэтому ночь удалась, тело получило награду за ожидание, соединившись с другим телом, мастерски ублажающим недолюбленных и перевозбужденных. Да даже слабо возбужденных оно бы завело настолько, что удовольствие зафонтанировало бы пробуренной скважиной, под давлением хранившей в себе запасы оргазмов. Хосок уже три с лишним года приезжал в основном к одной и той же специалистке, пользуясь услугами других только если эта была занята. Он бы даже мог назвать её своей подругой, с которой разделял и радости секса, правда, платя ей за это неплохие деньги. Девушка была красива той вульгарной азиатской красотой, невольно рисующей в фантазиях образы кисэн и гейш, которая заставляла мужчин останавливать взор, замирать и хотеть, но большинство из них, морально слабые и не принимающие женское превосходство в чем-либо, никогда не решились бы завести серьёзных отношений с такой броской и яркой партнершей, иначе всю оставшуюся жизнь чувствовали бы неуверенность и подозрения, что её вот-вот кто-нибудь уведет, перехватит, завоюет, соблазнит, наделав рога до потолка супругу. Подобная оценка со стороны мужчин в юности и ранней молодости послужила одной из причин, почему Нури стала благородной куртизанкой, продающей свои часы за немалые суммы, гарантируя уровень, класс, безопасность от гонореи и тому подобного, чем пытался припугнуть Хосок Юну. Если нет смелых и достойных, тогда нет разницы во всех остальных. Разве что в толщине кошелька. Но таков парадокс, что именно тут иногда встречаются те, кто когда-то мог бы удержать от решений, приведших в конце концов на панель.

Джей-Хоуп дотянулся до бутылки с минеральной водой на прикроватном столике и, сделав несколько жадных глотков, откинулся обратно на подушку, лежа на спине. Обычно он был более весел и разговорчив по утрам, и эту перемену девушка, младше него всего на год, тут же уловила.

— Какие-то проблемы? — посмотрела она на него со своей половины кровати. В четком осознании времени, отведенного под страсть, любовь и близость она тоже была профессор. Они могли кувыркаться всю ночь и даже уснуть в обнимку, говоря о личном, о мечтах и переживаниях (Джей-Хоупа, конечно, о своих быте и буднях Нури предпочитала молчать, да и не было в них ничего интересного), но лишь забрезжил рассвет — разнять руки и вернуться к дружескому поведению, не лезть с поцелуями, не класть голову на грудь, не смотреть томно в ожидании ещё чего-то, не обнимать, закидывая сверху ногу. Да и приезжать к ней, спустя какой угодно долгий срок отсутствия тоже было приятно; никаких льстивых «я скучала», «где пропадал», «давно тебя не было!». Соблазнительный взгляд с порога «ну что, чего ты хочешь именно сейчас?», горячий поцелуй, как будто он и не уезжал никуда и всё, никаких расспросов, сожалений, любопытства, пока он сам не захочет рассказать. Нури была идеальной для него любовницей, но, так складывалась судьба, что не только для него, оттуда и опыт, оттуда и правильность поведения, усвоенная за годы.

— Ну… если коротко, то отец решил меня женить.

— О-о! — зная, каково отношение к браку её любимого клиента, Нури цокнула языком. Они повернули друг к другу лица. Джей-Хоупу, полюбовавшемуся на это точенное произведение природы, захотелось украсить черные волосы, дремлющие на подушке, цветами, ей бы очень пошло. — Всё серьёзно?

— Думаю, выкручусь и отмотаюсь, — сказал парень, но из головы не выходила странность с данными о родителях Юны. В чем там могла быть загвоздка? Хоть бы всё было недоразумением, ошибкой или какой-нибудь незначимой ерундой.

— Значит, есть что-то ещё? — догадалась Нури, перевернувшись на бок и подперев голову рукой. — У тебя глаза, как у участника интеллектуального шоу, которому нужно дать ответ на сложный вопрос. Причем на скорость.

— Да? — скиснув, уставился на неё Джей-Хоуп. В самом деле, у него и ещё одна заноза появилась. Но это не было проблемой. Это просто почему-то засело в него и тревожило. И поделиться, кроме как с Нури, этим ни с кем нельзя.

— Угу.

— Я поцеловал младшую сестру друга, — чистосердечно признался он, не ожидая советов, осуждения или похвалы. Его здесь просто могли выслушать, и это уже бальзам на душу.

— Рэпмона, что ли? — выдала девушка, и Хосок приподнялся, придержав одеяло, когда садился, чтобы не соскочило с него полностью. Какая же она прозорливая!

— Только не говори ему, когда он нагрянет, ладно? — Нури покорно кивнула, прикрыв глаза и тут же открыв их. — И вообще… как ты угадала?

— Он недавно жаловался, что его сестренка рвется к взрослой жизни, и он переживает за неё. К тому же, я больше не знаю у тебя друзей с младшими сестрами, — выдала путана секреты своей логики. Хоуп немного успокоился от того, что это не он слишком выдаёт себя, и что на лбу не проявилось позорное клеймо «я поцеловал Джинни». — Почему тебя это так беспокоит? Ты боишься поругаться с Моном?

— Нет, не в этом дело… и в этом тоже, но главным образом другое, — парень согнул под одеялом колени и положил на них руки. — Она невинная девчонка. Мне не стоило этого делать.

— Чем ты так плох для невинных девчонок? — улыбнулась Нури.

— Чем? Да всем! Своим поведением, своим мировоззрением, отсутствием желания брать на себя ответственность за одну из них и впрягаться в супружество. Девственницы должны встречаться с хорошими мальчиками, устраивать с ними свадьбу и жить счастливо.

— Уверен, что все по такому сценарию счастливы? — иронично поддела его девушка.

— Нет, естественно, каждому своё и нет модели беспроигрышного достижения счастья. Но я не хочу портить что-то или кого-то ради собственного интереса, — Джей-Хоуп помолчал и добавил: — А он проснулся. Понимаешь, я с той поры, как сам стал взрослым — в смысле потрахался первый раз, — избегаю девственниц. У меня не было ни одной. Как только мне становится ясно, что я говорю с одной из них, я исчезаю, умываю руки, нахожу отговорки, тысячу оправданий и объяснений. Я не хочу их трогать, потому что внутри меня что-то очень бережно относится к наивной юности, невинности. Не желаю забирать её ни у одной девчонки… И всегда это во мне так громко звучало, что не возникало желания попробовать и изменить привычке. А вчера переклинило будто. Взял и поцеловал. Да ещё и продолжаю думать о ней. Вот это самое отвратительное.

— Ты влюбился, что ли? — поднялись подкрашенные брови.

— Нет! — со знанием покачал головой Джей-Хоуп. — Нет, точно не это. Я умею различать, когда сердце тянется, а когда что-то другое. И сейчас что-то другое посылает сигналы в мозг о том, что ему хочется непозволительного. И я бы не сказал, что это от запретности. Прежде она меня не прельщала. Но в Джинни есть что-то такое… она с огоньком.

— Если девчонка с огоньком, то если не ты, то другой, Хоуп. И ещё неизвестно, что для неё будет хуже, — изрекла Нури.

— Я хотел бы сберечь её от этого, защитить, вместе с Рэпмоном. Тогда моя совесть будет чиста, а не как сейчас — и всего лишь от одного поцелуя! — Хосок выбрался из постели и поднял трусы, начав собираться. — Мне нужно держаться от неё подальше. Или встречаться только прилюдно. Или присматривать издалека.

— Если ты собираешься держаться подальше от всех девственниц, значит ли это, что ты вовсе не намерен жениться?

— Почему же, когда-нибудь, — натянув светло-светло голубые, почти как морская пена, джинсы, он подмигнул любовнице, расплывшись сытой улыбкой. По пояс голый, он выглядел аппетитно даже для присыщенной сексом проститутки. — На тебе, — именно с таким сортом женщин он позволял себе подобного рода шутки. Они не принимали их близко к сердцу, не запоминали и не вздрагивали от пустых обещаний. Они шутили вместе с ним, ляпая что-нибудь такое, во что ещё и он мог поверить, позже расстраиваясь, что это неправда.

— Чтобы твой отец пришиб меня?

— Я подожду, когда он станет немощным, и тогда женюсь, — побряцал он пряжкой, вставляя язычок в дырку ремня, затянутого чуть спущенным на бедрах, и завертелся в поиске футболки.

— Судя по твоим рассказам о нем, мы с тобой станем немощными раньше него, — засмеялась Нури. Выдержав минуту верчения молодого человека по комнате, она опустила руку на пол и, подняв его одежду, протянула ему грациозным жестом, заставляя его подойти и нагнуться. Хосок приблизился и, взяв футболку, дотянулся до губ девушки, поцеловав их в благодарность.

— Спасибо. Я поеду, — достав из заднего кармана пачку наличных, он отсчитал несколько крупных купюр и положил рядом с полупустой бутылкой минеральной воды.

— Не многовато? — на глаз определила Нури количество.

— Ну… — растерялся Джей-Хоуп немного. Сколько лет пользовался таким способом получения секса, а научиться ровно давать деньги женщинам за это не смог. — На всякие мелочи…

— Не волнуйся, я не бедствую.

— А я не жадничаю, — выкрутился парень и, послав воздушный поцелуй, вышел из премиум-номера борделя.

Сменивший Чонгука с утра Шуга почти не вступал в диалог с Юной. Ему она казалась слишком необычной, другой породы, из богатых, с которыми он не знал, как общаться. И дело было не в наличие у неё счета в банке, а в том, что она, действительно, выточилась под влиянием этого фактора. Она вела себя, как леди, чуть надменно, с осанкой, поступью, литературной речью без изъянов. Поэтому когда она начала готовить себе завтрак, а не потребовала привезти готовый из ресторана, Шуга удивился, поглядывая краем глаза. Юна с ним тоже первой не заговаривала, такое ощущение, основываясь на принципе «нас друг другу не представили». Она пока ещё держала себя в руках, ожидая, что ситуация прояснится уже сегодня, и была в этом права. Хосок намеревался после обеда заехать и поговорить с ней при новых обстоятельствах, объяснить, что если она не напишет отказ от брака с подписью, то рискует очень нескоро отсюда выйти. Чем ещё угрожать ей он пока не придумал.

Шуга, демонстрируя строгий надзор, вскипятил чайник и уселся чаёвничать рядом с обедающей Юной, уткнувшись в телефон, чтобы не смущать ни её, ни себя. Найдя в контактах Джинни, он подумал немного и решился: «Привет!» — отослал он сообщение. Спустя полминуты мучительного ожидания, приватный чат отозвался: «Привет!» (улыбающаяся скобочка). Юнги потер пальцами экран. Ага, улыбается. С чего бы? Рада, что он написал? Бред, она всегда жизнерадостная. Он набрал текст снова: «Как дела? Как тест?». «Вроде хорошо написали. Откуда ты про него знаешь?». «Ты же вчера сама сказала, что будешь к нему готовиться. Чем занимаешься?». «А-а, ну да! Точно. Еду домой». Шуга застопорился. Что дальше? Вводные темы исчерпаны, заговорить о погоде и настроении — завести в тупик. Черт, ну он же в две секунды кадрит девчонок на дискотеках, в кафе и даже на улицах. Почему Джинни сестра Рэпмона! Это так усложняет… или всё-таки не это? «Что вечером будешь делать?» — вновь решился он. Заминка. «Да пока планов не было». «Не хочешь выпить чаю где-нибудь?» — стиснув зубы, как будто отпиливал кусок храбрости от глыбы гранита, настрочил Юнги. «С сахаром?» (скобки растянулись на полстрочки). Шуга выдохнул, облизнув губы: «Не без него. Килограмм под шестьдесят хватит?». «Не слипнется?». «А ты не размешивай». «А что с ним тогда делать?». Юнги вдруг ощутил прилив возбуждения и между его лопаток выступил пот. Что с ним делать! Класть. В постель. Черт! Это же Джинни, Джинни! С ней такое нельзя. Какая ещё постель? О чем он вообще? «Ау! Так во сколько?» — очнулся он от сообщения, увидев по времени, что молчит уже семь минут. «Освобожусь после восьми. Ближе к этому времени тебя наберу». «Хорошо» — тут же подтвердила она вместе с желтым румяным смайликом. В этот момент послышалось ковыряние ключей в двери. И он и Юна подняли лица. Явился, наконец, Чон Хосок.

6
Со своей пока ещё невестой Джей-Хоуп прошёл в зал и, не прикрывая двери — от друзей секретов нет — сел по одну сторону журнального столика, указав на стул напротив, по другую сторону. Юна опустилась на него, поджав губы.

— Ты не удивлена? — для вступления задал вопрос молодой человек.

— Я поняла, что это сделал ты. И знаю почему. Но это так глупо…

— Для тебя — может быть, но я твердо намерен остаться холостяком в ближайшие лет десять, так что, прости, твоя несговорчивость привела к этому. Я ведь предложил тебе отказаться по-нормальному, объяснив своё положение.

— Хорошо, вот ты меня «пленил», — Юна закинула ногу на ногу, почти как деловая дама. Только налёт неопытной студентки престижного вуза с неё ещё не сошёл, и эта бизнес-замашка в голосе звучала притянуто. — И что дальше?

— Я буду ждать, пока ты откажешься от брака со мной, — сложил домиком пальцы Хосок, наклонившись вперед, локти на коленки и пронзительный взгляд крестного отца мафии в упор.

— А если не откажусь? Останусь навечно похищенной? — хмыкнула Юна.

— Ну а что? Столько сказок есть про принцесс, заключенных в башню… А у тебя даже длинной косы нет, чтобы скинуть её спасителю, так что, предполагаю, что проторчать придётся до старости, если не прижмёшь свою гордость.

— А если меня это не страшит? — пожала она плечами.

— Блефуешь? Хочешь меня убедить в том, что тебя устроят десятилетия взаперти? Ты вроде бы не жила настолько в золотой клетке, чтобы радоваться даже такой перемене в жизни.

— Я и не радуюсь. Я смиряюсь, — её взор переместился за спину собеседника, в коридор, где Шуга прошёл с кухни в туалет, весь в своих мыслях, не подслушивающий и не вникающий в проблемную диалектику сосватанных. Отвлекшаяся, она вернулась глазами к Джей-Хоупу.

— Какая же ты… покорная! Твоя рабская психология завязает у меня на зубах! Почему нельзя быть живее, независимее? Какого черта тебя так прёт подчиняться другим? — Юна лишь развела руками.

— Считай это философией моей жизни. Если долго сидеть на берегу и смотреть на реку, однажды увидишь проплывающий труп врага. Знаешь такую мудрость? — Хосок цокнул языком, щелкнул им же, фыркнул и откинулся на спинку, крутанув глазами в жесте призревающего возмущения. Если бы он бездействовал и смотрел на реки, поляны, леса, луга, песчаные пляжи и дороги, то по всем этим местам уже валялись бы части его трупа, а не врага, который хитер, опасен, предусмотрителен и не так блаженен в лучших традициях китайских стратагем, как хотелось бы Юне.

— Тупой гандизм[1]! А если я применю что-нибудь похуже испытания четырьмя стенами?

— И что же? — поёрзала девушка, кашлянув с закрытым ртом, где-то в горле, будто всё-таки начала нервничать, но подавила эту вспышку. Но не сможет же она держать себя в руках долго? Она же слабый пол.

— А ты сама подумай. Ты в моей власти. И совершенно беззащитна.

— Ты не будешь меня насиловать, — тут же нашла она объяснения тому, почему страх не должен приблизиться. — Потому что рано или поздно меня отпустить придётся, а если ты меня… испортишь, то вынужден будешь жениться. Или же тебе придётся меня убить. А убивать меня ты не будешь и подавно.

— С чего ты взяла? — прищурился Хосок.

— В глаза твои посмотрела, — Шуга вышел из туалета и прошёл обратно на кухню, что опять заметилось частью наблюдательного зрения. — И друзей твоих видела. Вы не убиваете женщин. Вчера тут был один… совершеннейший интеллигент, хотя и с претензией, излишней, нужно заметить, на хамоватость. Ты не заставишь меня поверить, что кто-то из вас поднимет на меня руку, — Джей-Хоуп опять приближался к стадии обреченности и тупиковости. Его планы по избавлению от уз, подобно неандертальцам, пошли не по той ветке развития видимо, и уперлись в вымирание. Но он всё равно не намерен её выпускать! Он что-нибудь придумает. Не может один из них — так наймёт кого-нибудь! Ух, как хотелось что-нибудь сотворить с этой непробиваемой дочерью богатея. Не ужасное, но что-нибудь внушительное, чтобы она переосмыслила своё поведение.

— А как твой отец разбогател? — вспомнилось Хосоку, и он воспользовался случаем, чтобы уточнить. Юна травоядно на него посмотрела. Так-так-так, что за огонек в зрачках? Но он тут же спрятался.

— А как становятся богатыми? — плечики снобистски вильнули. — Работал и разбогател.

— Вот как? — А у него вот информация, что как-то это резко произошло, ненатурально. Если бы работал, то плавно шел в гору, а тут что — воровал? Коррупция? Взятки и противозаконные договоренности? — И кем он работал?

— Ты спрашиваешь, будто не имеешь всех этих сведений! — спина выгнулась, ровняясь, взгляд ушел в бок и в угол. Ой, кто это у нас тут скрытничает? Джей-Хоуп заулыбался. Ничего, он найдёт в ней слабое место и расковыряет, надавит на болевую точкуи будет давить, пока Юна не заорет «нет!» на все упоминания о свадьбе, будто у неё на это аллергия. Продумывая это всё, он почему-то поймал себя на том, что как-то неправильно и материалистически выражено представляет точку, на которую давит, и кричат при этом «да, да, да!», и вовсе не Юна. Хоуп тряхнул головой, возвращаясь к разговору.

— Я хотел услышать от тебя. Раз уж нам надо будет пытаться прийти к компромиссу, то лучше беседовать друг о друге.

— Узнавать получше друг друга стоит лишь будущим супругам. Если так — то давай беседовать, — сдержавшись, чтобы не стукнуть кулаком по столику, Джей-Хоуп резко встал. Она невыносима! Что ж её так замуж-то припекло? Почему именно за него? Или она бы вцепилась так в любого, с кем обручили бы её родители?

Не прощаясь, парень пошёл на выход и, обуваясь, ещё не мог сочинять дальше, как быть и что предпринять, пока лишь хотелось отвлечься на некоторое время от дилеммы, чтобы привести мысли в порядок и оценить трезвым рассудком обстоятельства. Шуга кому-то пытался дозвониться в прихожей, но, не дождавшись ответа, опустил трубку с телефоном. Глядя, как товарищ шнурует ботинки, он прокомментировал свой жест:

— Джин что-то не берет. Сверлит, наверное, как всегда. Беспардонно суётся женщинам в рот и на законных основаниях просит после сплюнуть… Идиллия!

— А что ты хотел от него? — Хосок закончил со шнурками и поднялся, покосившись на зал, из которого Юна не вышла, наверное выжидая, когда он удалится.

— Да уточнить, не задержится ли и мог бы сменить меня тут пораньше. И машину у него попросить хотел.

— Машину? — не думая, Джей-Хоуп вытащил из кармана ключи от своей и сунул их в руку Юнги. — Держи.

— Э… оу! — ошарашено принял их тот и уставился на ладонь, которую не посмел пока сомкнуть на серебряном брелке, где в центре, на желтом фоне, дыбился черный силуэт жеребца, опознавательного прославленного знака марки авто. — Я не могу, Хоуп, мне боязно такое водить. Если что, я ж не расплачусь потом…

— Я надеюсь это шутка? — недовольно свел брови наследник ювелира. — Расплачиваться он собрался. Ну, царапнешь и царапнешь, нашел из-за чего паниковать. Я сам ей дважды цепанулся за последние два года.

— И всё-таки…

— Всё, закрыли тему, — смял пальцы друга на брелке Хоуп, заставив того принять одолжение. — Куда собрался-то прокатиться? Ты же вроде любитель пеших прогулок.

— Да я не для себя, — Шуга помялся, но потом решил признаться. Всё равно Ви уже в курсе, так почему надо скрывать от остальных, если он не намерен совершать ничего зазорного? — Джинни… Мы вечером хотим посидеть где-нибудь, а она любит ездить на тачках. Не заставлю же её по Сеулу шастать на своих двоих.

Хосок застыл. Ему не послышалось? Сахарный и Джинни? У них что… свидание? Он проглядел что-то или сейчас не так понял? Они встречаются? Когда это началось? Надо открыть рот и уточнить, разобраться, какие между ними отношения, и всё в таком духе. Не будет ли это подозрительно? Будет. Какое его дело, ведь брат ей Намджун, а не он. Хотя он с ней и близко дружит… Минуточку, что же, выходит, парень, для которого она просила научить её целоваться — Шуга? Черт, черт! Джей-Хоуп с радостью бы опять вжал клаксон и акселератор[2], чтобы спустить пары, извергнуть ярость из себя. Он почувствовал себя каким-то обманутым. Ох уж эти девчонки! Тоже мне, невинность, тренироваться на одном друге ради другого. Не дай Бог теперь Юнги узнать, что он пошёл на это. Но он же не знал, что между ними что-то… Хосоку стало стыдно и совестно, что он поцеловал девушку товарища (он уже окрестил их парой, не прошло и минуты), он ощутил себя проштрафившимся, должником, должным искупить вину. Засуетившись, словно внезапно вспомнил, он достал бумажник.

— Только там бензина мало, заправишься…

— Да у меня есть деньги, — попытался остановить его Юнги, но тот, не слушая, отсчитал куда больше, чем требовалось даже на полный бак. Он знал, что друг бедноват и часто страдает отсутствием средств, а когда заводишь девушку, тем более из состоятельной семьи… нет-нет, ему нужно под благовидным предлогом сунуть побольше.

— Я не сомневаюсь, но раз уж поедешь на заправку, залей до краёв, ладно, чтобы мне завтра не мотаться? Всё, я в спортзал! — быстро попрощался с ним Хоуп и понесся из квартиры. Лишив себя добровольно транспорта, чья скорость иногда работала психологом и антидепрессантом, молодой человек знал только один способ, как поднять настроение не напиваясь: позаниматься на тренажерах, избить грушу, сразиться с тренером по тхэквондо, которого он навещал при любой возможности (почти как Нури, только даже чаще, и исключительно с платоническими мотивами, хотя пыхтел не меньше). Физические нагрузки всегда очищают дух, и миллионер потопал по тротуару к метро.

Но едва почистив чакры в спортзале, сняв стресс на тренировке искусства боя и расправив крылья с павлиньим оперением (красиво и есть чем гордиться, но не взлетается), Хосок напоролся дома на отца, оповестившего его о пропаже Юны и, разумеется, тут же заподозрившего в симуляции инцидента своего отпрыска. Как всегда, Чон-старший был слишком умен и отлично знал, кого воспитал, чтобы не догадаться. Последовал долгий разговор-уговор, на протяжении и в результате которого Джей-Хоуп так и не сдался и не раскололся, что всё-таки приложил к этому руку. Правдиво отвертевшийся, тем не менее он не истребил всех подозрений отца, и разошлись они каждый при своём. Однако задача напомнила о себе. Никак она не хотела решаться, хотя исходные условия казались простейшими. Позвонив в их всемогущее информационное бюро, он полюбопытствовал, не всплыло ли что интересное: «Ищем, работаем над этим. Потерпи ещё чуть-чуть». Потерпит, куда ж деваться! Хосок закинул руку под голову и уставился в потолок. К Нури что ли опять поехать? Может, она бы что подсказала? А Шуга сейчас с Джинни, этой напористой, круглолицей и задиристой девчонкой, чей первый поцелуй он сорвал. Нет, никуда не хочется, тем более руля нет, надо будет такси заказывать. Хоть одну ночь нужно провести дома, изумив тем в край семью. Он и так умеет, взять, да непредсказуемо стать милым, показательным сыном. Надолго ли его хватит? Всё зависит от того, сколько ещё ломаться собирается Юна.

Прогуляв в «Lotte World»[3] больше двух часов, сожалея, что время несется так быстро, Шуга, не бравший за руку или под руку Джинни — не расхрабрился на это — привёз её в своё любимое недорогое кафе, где они всегда с пацанами и зависали. Сестра Рэпмона была в восторге от прогулки, от аттракционов, от комнаты смеха, от комнаты страха и вообще от всего вечера. Да и когда бы она не была такой жизнерадостной, вдохновленной, воодушевленной, болтающей без умолку от переполняющих эмоций, подпрыгивающей на месте, когда придумывала, куда можно пойти ещё. А с каким удовольствием она каталась в кабриолете! Попросив Шугу сделать два круга по городу, прежде чем они осядут в кафе, она включала погромче музыку и наслаждалась видами зажигающегося огнями Сеула. Фиолетово-розовые волосы развевались на ветру, и парень с усилием не отвлекался от дороги. Хотелось присоединиться к её веселью, озираться по сторонам и хохотать на ровном месте — просто так, потому что было так здорово, так беззаботно! Не то детство, не то юность играли в одном мягком месте. Душа требовала безумств, и самым безумным, что мог себе представить Юнги, был бы поцелуй Джинни или предложение ей встречаться. Нет, это невозможно! Она не его круга, он ей не ровня. Пусть и хороший, но он бандит, куда ему напрашиваться к домашней девочке в женихи? Они друзья. То, что они вот так запросто могут провести вместе вечер — это великолепно! Хотеть большего просто глупо. В любом случае, сначала надо спросить разрешения у Намджуна, обсудить с ним это, чтобы не возникло конфликта от непонимания.

— Классная погода, — кивала в такт напеваемой про себя песне Джинни, потягивая через трубочку молочный коктейль. — Жаль, что меня контролируют и просят домой не позже одиннадцати возвращаться, — Шуга посмотрел на дисплей мобильника. Половина. — Я бы хотела целую ночь гулять! Ночью в городе куда интереснее.

— Да, это точно, — протянул Юнги, фантазируя, как они могли бы бродить по кварталам, целуясь на пересечении каждого переулка, разглядывать украшенные яркими лампочками витрины центральных магазинов, заходить в круглосуточные забегаловки, перекусывать жарящимися под носом кусочками говядины, или сладостями, если после полуночи где-нибудь ещё продают приличные пирожные; как она бы шагала по линии бордюра, а он поддерживал её за руку, чтобы не оступилась. Но вдруг понял, что подбивает её на не лучший поступок, и противоречиво протянул: — Но ничего особенного.

— Тебе приелось это, так и говоришь. Ты самостоятельный и наверняка Сеул вдоль и поперек в любое время суток видел.

— Ну да, — мельком вспомнил себя Шуга в восемнадцать, девятнадцать и даже двадцать лет. Искатель приключений, наивный дурак, приехавший из провинции «покорять столицу». Как грустно всё могло бы закончиться тогда, не найди он спасения в буддийском монастыре, куда едва донес ноги, спасаясь от опасных и властных типов, которые хотели пустить его в расход, просто потому, что он показался одному козлу-извращенцу симпатичным и смазливым мальчиком. Цена независимости велика, а уж самостоятельность — это не пустой звук. Это не то, когда тебе не нужны ничьи советы или когда ты можешь заработать деньги на еду и жильё. Самостоятельность в большом городе — это когда ты выкрутишься из передряг, если в них попадешь, а ещё лучше, если тебя постесняются трогать и обижать, потому что знают, ты пуд соли съел и уже не желторотый птенец, чтобы терпеть какие-либо выходки. Шум второй раз привлек его внимание. Сначала он проигнорировал его, но теперь почему-то повернулся на раздражитель. К официантке, которую он уже запомнил и с которой здоровался, приставали, пока лишь на словах, два подвыпивших парня, позволяя себе сально и неприятно для девушки шутить. Стараясь игнорировать их, она принесла им ещё по кружке пива, сообщив, что кафе вот-вот закроется, так что больше заказы не принимаются. Это вызвало более громкие возмущения, на которые и обратил внимание Шуга. Бедняжка, приходится же работать со всяким сбродом! Чего только не навидаешься. Как он её понимал!

— Ненавижу пьяных, — сморщила нос Джинни, проследив за взглядом и ходом мыслей друга. Между собой те два нетрезвых индивида употребляли мат, и Шуга понял, что надо уводить отсюда спутницу, потому что это не для её ушей. Тем более, всё равно пора уже возвращать её домой, чтобы не поругали их за пренебрежение правилами.

— Можно счет?! — окликнул Юнги Хану, подняв руку, и она, воспользовавшись этим, поскорее отошла от столика, где с ней грязно и неумело флиртовали.

— Одну минуту!

— Напиваться до скотского состояния — это отвратительно, — подтвердил Шуга слова Джинни. — Не вижу в этом никакого удовольствия. Так, немного выпить для настроения — это одно…

— А где сегодня Хоуп? Почему ты на его машине? — под конец не выдержала девчонка, задав интересующий её вопрос. Она сразу поняла, чей это Феррари, но как-то в походах по развлечениям было не до того.

— У него сегодня день здоровья, — улыбнулся Шуга, не углубляясь в конкретику. Пусть тот и посетил тренажерку и боевой клуб, но он так же посещал бордель, поэтому в целом это выглядит как некое совмещение плюсов и минусов. Хотя секс Шуга минусом вовсе не считал, но услуги проституток, без плохого отношения лично к ним, казались ему несколько недостойными, что ли. Не его, в частности, а этого мира, человечества. Почему нельзя было создать всё немного по-другому? Почему нужно продавать своё тело? Так недолго и до души дойти. И дело вовсе не в том, что у Шуги на хороших проституток денег не было, поэтому он невзлюбил их за свою ущербность, нет. Когда парень ухаживал за какой-нибудь девчонкой, знакомился и приглашал куда-то, он мог вытряхнуть все деньги до гроша, оплачивая, угощая, мог остаться без воны, но сделать девушке приятное. Но именно давать деньги за секс, как за товар — это ему не по нутру. Не такой он, чтоб без какой-нибудь хоть малюсенькой симпатии лечь в постель, тащить кого-то в койку, зная, что всё в ней будет лицемерием. Два мутных типа вновь загалдели, вырывая из раздумий. Хана принесла счет. Шуга стал расплачиваться, думая о том, сейчас произнести что-то важное для себя, или у подъезда, когда доставит Джинни до дома и проводит до двери? Сказать-то надо, попытаться предложить… а вдруг удача улыбнется? Вдруг и он ей нравится? Она ведь не отказывается проводить с ним вечера… Или нет, сначала всё-таки пройти отборочный тур у Намджуна?

— Уберите руки! — воскликнула Хана и Шуга, обернувшись в который раз, увидел, как она забирала пустой стакан, но ближний к ней парняга взял её за запястье, пытаясь притянуть к себе и облапать. Дергавшаяся официантка выронила стеклянную кружку и Сахарный со стороны пронаблюдал, как она разлетелась вдребезги по плиткам. Кафе было простеньким, летним, и охраны в нём не было, только ещё одна официантка и женщина-администратор (она же бармен), которые не решились вмешаться в конфликт: два крепких представителя мужского пола вызывали здоровые опасения. Понимая, что помощи ждать неоткуда, Шуга поднялся, поскольку не отпущенная Хана всё ещё трепыхалась в цепкой лапе навязчивого клиента-поклонника.

— Ты не слышал? — борзо крикнул Шуга, скрипнув ножками своего стула по полу, когда резко встал. Расправив плечи и хрустнув шеей в привычке разминаться по-боксерски перед боем, он ступил вперед. — Руки убрал, тебе сказали! — несмотря на то, что на него посмотрели, как на петушащегося воробышка, Хану всё-таки отпустили, и она отступила, прижав к груди поднос, как щит.

— Юнги… — предостерегающе позвала сзади Джинни.

— Ты что-то сказал? — развернулся вместе с пластиковым стулом выпивший детина, недоумевающий, как это кто-то посмел нарушить его отдых? Своим мизерным объемом серого вещества он искренне полагал, что никому не мешает, как часто это бывает с людьми, выросшими в определенном сословии торгашества, чернорабочих, уголовников и бездельников. Они хамят, шумят и пихаются, лезут без очереди и наступают на ноги, не замечая за собой никаких недостатков и полагая, что весь мир такой, чего ж тут возмущаться?

— А ты чего-то не слышал? — хмыкнул Шуга. Парень поднялся, а за ним и его приятель. Они были несколько выше Юнги, и это заставило их развеселиться, неимоверно наслаждаясь преимуществом роста.

— Ничего не слышал, а ты что-то говорил? Говори громче, снизу долго долетают звуки, — сжав кулаки, Юнги сурово посмотрел на одного, затем другого. Щерящиеся от предвкушения легкой победы, они понятия не имели, что у мелковатого с виду молодого человека третий тан тхэквондо и несколько лет спецподготовки. Два соперника даже превосходящей весовой категории — это пять-десять минут их мучений и вся оставшаяся жизнь для их же унижения, там уж на сколько памяти хватит. Или оставить? Хотелось проучить, чтоб не возвращались больше и не трогали Хану.

— Говорят, глохнут от онанизма. Ты поэтому такой агрессивный — бабы не дают? — усмешкой сверкнул Шуга и, улицезрев, как налились кровью и бешенством глаза оскорбленного болвана, приготовился к нападению и защите. Схватив со столика бутылку пива, нечестный противник разбил её о край, образовав колюще-режущее оружие.

— Я тебя урою, мелкий гад! — гаркнул парень и попер на Юнги, пока его соратник обходил с другого бока.

7
Атака прошла стремительно, и увернувшийся от налёта на него Шуга, перехватил здоровяка за шкирку и, подогнув, дал под дых. Протолкнув его дальше, парень развернулся к товарищу того, более честного в том, что ничего не взял в руки. Но и дрался он немного лучше — или выпил меньше, — поэтому с ним всё прошло не так легко, и увиливать пришлось от нескольких хуков и боковых ударов подряд. Когда же Шуга избавился и от них, то врезал в челюсть сопернику крепкой рукой, заставив того пошатнуться и отойти. В этот миг вернулся первый с расколотой бутылкой и возобновил бой под хоровой взвизг наблюдательниц. Со стороны никак нельзя было предположить, что один и пониже способен победить двух крепышей. Особенно когда они устремились к Сахарному вдвоём. Джинни полезла за телефоном, чтобы позвонить брату и вызвать его на помощь, боясь, что дело кончится плохо. Намджун хоть и неважно дрался — когда-то пытался заниматься, но здоровье у него оказалось не из крепких и пришлось выбрать бизнес, перенимая опыт отца и иногда уже замещая его, — но зато у него была куча друзей, среди которых умельцы имелись. У Джинни был и номер Джей-Хоупа, но рука не поднялась тревожить его.

Тот, что дрался с голыми руками, заметил движение девчонки и, побоявшись, что она собирается звонить в полицию, развернулся к ней.

— Эй, положи трубку! — крикнул он ей и сделал неопределенный жест, сказавший Шуге, что он собрался напасть и на Джинни. Хотя выпивший субъект и не собирался в действительности, переживающему и испытывающему ответственность молодому человеку почудилось именно так. Отмахнувшись от противника, парень бросился напролом и, когда хватил грубияна кулаком по загривку, получил разбитой бутылкой через полплеча. Джинсовая куртка прорвалась на рукаве и через секунду стала окрашиваться кровью. Разозлившись на врага и на себя за такую неосмотрительность, Юнги сконцентрировал все силы в паре ударов и, так же эффективно, как и первого, уложил второго. Два нетрезвых типа полегли ничком между белыми пластиковыми столиками кафе, а между ними, отдыхиваясь и осматривая девушек — в порядке ли? — встал, ещё излучая напор и опасность, Сахарный.

— Да, сестренка? — возник голос Намджуна в повисшей на короткое время тишине. Джинни, глядя на своего друга и забыв отменить вызов, пыталась уложить в голове то, что увидела: его скорость, реакцию, мощь и ловкость, которых никогда бы не смогла предположить. — Алло?

— Прости, да, алло, — пробормотала она.

— Ты что-то хотела?

— Нет-нет, ничего. Уже всё. Извини за беспокойство, — сбросив, Джинни пошла по направлению к Шуге, но Хана была к нему ближе, и оказалась с ним быстрее. Всё так же прижимающая к себе поднос, она тронула его за край целого рукава, склонившись на подкашивающихся от страха ногах, а ещё от неожиданного глубинного восхищения перед спасителем.

— С вами всё в порядке? Спасибо! Огромное спасибо! Я так вам благодарна! Я боялась, что с вами что-нибудь случится.

— Ничего со мной не сделается, — переходя на обыденный тон и стараясь вернуть себе иронию, Шуга огляделся и наткнулся взором на рану на плече. — Блин, куртку жалко, — делая вид, что ему не больно и сочащаяся кровь пустяки, он провел пальцами по рваным краям джинсовой ткани.

— Я вам её зашью! — тут же пообещала Хана. — Но вам нужна медицинская помощь… вызвать скорую? Или поедем в больницу? Я уже закончила работу, разрешите сделать для вас всё возможное? — Юнги быстро прикинул, как ему придётся объясняться перед врачами, потому что характер раны очевиден. А вдруг ему припишут хулиганство? Ему светиться вообще не рекомендовано, он же из мифической банды, которую не знает почти никто кроме тех, кто в ней состоит. Так что никаких официальных учреждений. Можно было бы к Джину заехать, но тот сейчас Юну стережет.

— Не надо! — замахал ладонями Шуга. — На мне как на собаке заживает, честное слово. Дома протру спиртом и всё.

— Да вы что! Тут перевязать нужно…

— Почему не хочешь заехать в дежурное отделение? — нахмурилась Джинни. — Заодно заявление бы написали о нападении, чтоб этим скотам неповадно было! — вот этого-то ему и не нужно было. Шуга решительно мотнул головой.

— Так, я еду домой, вы либо со мной, либо я еду домой один, — он повернулся к Хане. — Давай подвезем, чтобы без всяких приключений добралась. Час уже поздний.

— О, спасибо! Одну минуту, я только сдам смену и бегу! — срывая передник официантки, она буквально всучила его своей напарнице и, что-то пробормотав остающемуся персоналу, сунула барменше расчетную карту, по которой принимались и выполнялись заказы, и вернулась к Джинни и Шуге. — У вас в машине есть аптечка? Давайте обработаю рану хоть как-то, чтобы кровь остановить, — Юнги упрямо щурился, но когда Хана умоляюще на него посмотрела, его веки расслабились и он, шмыгнув носом, сдался.

— Ладно, пусть будет так, — сунувшись в багажник Джей-Хоупа, Шуга не был уверен на сто процентов, что там обнаружится требующееся, но всё-таки аптечка нашлась. Вручив её Хане, он осторожно снял куртку, оставшись в одной футболке, сел за руль и подставил правое плечо. Джинни молча забралась назад, смотря на покалеченную часть тела друга. Как героически он выглядел! Нет, слово «героизм» не пришло на ум сестре Рэпмона, но бессознательное прочувствование именно этого размаха поступка шевелилось внутри. На поверхности мыслей плутал невыразимый восторг, открытие новых сторон Юнги, которого она знала тысячу лет. Переведя взгляд с тонких и аккуратных пальцев, обрабатывающих порез, на их обладательницу, Джинни поймала себя на том, что ей не нравится ощущать себя «сзади». В смысле третьей лишней. Сама она не вызвалась помочь, потому что ей никогда не приходилось этого делать, и она могла бы навредить — кто знает? А теперь приходится смотреть, как другая, совершенно чужая, внезапно появившаяся, стала такой близкой к Шуге, трогает её верного товарища, извиняясь за то, что тому щиплет, терпя его мужское брюзжание по поводу того, что и так бы обошелся. Некрепкое с виду, но на поверку оказавшееся таким, на которое можно положиться и опереться, плечо стало погружаться в объятие бинта, ловко обматываемого по кругу Ханой. Надорвав зубами край, она отсоединила от остальной катушки отрезок и завязала его маленьким, но надежным узелком. Пронаблюдав, как официантка наклонялась к плечу, чтобы перекусить бинт, Джинни испытала неловкость свидетельницы интимной сцены, но лишь на миг. — А шустро ты, — расслабился Юнги, перестав шипеть и оценив мастерскую перевязку. — Часто тут раздолбаев латаешь?

— Да нет, я просто учусь на врача, — покраснела слегка Хана.

— Серьёзно? А какого именно? — Шуга завел мотор. Джинни почувствовала себя выброшенной на обочину. Вклиниваться в разговор ей не позволит воспитание, а вспомнят ли о ней до того, как высадится другая девушка? Хотелось петь дифирамбы Юнги и хвалить его за подвиг, но не при посторонней. Странно, раньше Джинни была куда проще в таких вещах. Что её тормозило теперь? Взгляд официантки, которым она награждала Шугу? Даже в профиль его было видно более чем хорошо.

— Ветеринара, — смутилась окончательно Хана. Запнувшись, водитель почесал затылок и, хмыкнув, сказал:

— Ну да, в принципе, я вполне животное, — помолчав, он не выдержал и добавил: — Особенно в постели. В постели я вообще мангуст!

— Мангуст? — переспросила красная, как рак, Хана.

— Этому нет объяснений. Я ляпнул первое пришедшее на ум животное, — оправдался Юнги.

— А-а, — кивнула девушка, приглаживая подскакивающие от отсутствия крыши волосы. — А я думала, потому что боретесь со змеями. Вы же хороший человек, который побеждает плохих, — улыбнулась она, напомнив его слова. Сегодня им появилось наглядное доказательство. Шуга поднялся на тот уровень редких мужчин, у которых заявления не расходятся с делом, обещания исполняются, планы реализуются.

— Давай не будем развивать эту тему, — наклонившись так, чтобы Джинни сзади не слышала (при ней он не хотел опускаться до дешевых пошлостей и шуточек ниже пояса), Сахарный шепнул Хане: — А то я начну предлагать тебе посмотреть фокус с гигантской королевской коброй, — собеседница хотела что-то уточнить или спросить, но замялась, а пока думала, осознала, к чему может клонить молодой человек. Подавившись стыдом от представленного срама, Хана уткнулась в коленки, натягивая на них юбку в заглаженную складку, как у школьной формы. Джинни сузила глаза при наклоне Юнги вправо, к уху другой девушки. Они что, уже спелись? Вот так сразу? Парень спас от разбойников прекрасную даму и начался роман? Эх, неужели всё так просто? Девчонка вспомнила Хосока. Тот прекрасно дрался, был богат, красив, умен — это уже принц, а не рыцарь. Бросится ли он защищать её — Джинни, если бы кто-то стал к ней приставать? Благородство Джей-Хоупа иногда не вызывало сомнений, а иногда вызывало. Хотя никаких конкретных фактов о нем она не знала, но некоторая порочность угадывалась даже в мелочах манер. А вот в Шуге она вообще не могла предположить ничего плохого, как и в Ви. Хотя нет, Ви курил. И что-то такое в глазах… что-то было, чего не было в поведении Шуги. До этого момента, когда он забормотал что-то сидящей справа от него пассажирке. Могла ли Джинни знать, что всё плохое улетучивалось из парня исключительно по причине её присутствия — присутствия, лишавшего его раскованности, смелости и природной непосредственности. — Куда дальше ехать? — уточнил Юнги у Ханы маршрут, и та указала ему дорогу до общежития.

— Я возьму вашу куртку зашить, хорошо? — притянула её к себе она. — И постираю.

— Не стоит хлопот, правда! — выруливая, воспротивился Шуга. — Не хватало ещё…

— Нет-нет, не спорьте. Это в благодарность. Вы так рисковали… не каждый решился бы вступиться.

— Ой, переходи уже на «ты», я чувствую себя каким-то недоделанным мажором, когда ко мне так обращаются, — Хана замолчала. Ей было непривычно быстро переходить на фамильярный тон с молодыми людьми.

— Ладно, — промямлила она. Красный Феррари достиг подъезда общаги. Студентка-будущий-ветеринар выбралась на тротуар. — Ещё раз огромное спасибо! Завтра заедете сюда или в кафе, я верну вам… тебе куртку, как новенькую!

— Хорошо, — Юнги расплылся. Давно за ним так приятно не ухаживали женщины. Долгие годы холостяцкой жизни отучили от того, что кто-то может приводить в порядок твою одежду. Они жили в съемной квартире с Ви или Чонгуком, иногда заваливался Чимин. Или они ночевали у Джина. В любом случае места, где приложила бы руку женщина, не посещались очень давно. — Тогда целоваться не будем, отложим на завтра! — пошутил он совершенно ничего не значащей шуткой. Это было как приговорка при прощаниях с любыми девушками, нравились они ему или нет. Про поцелуи-то упомянуть никогда не лишнее. Джинни перепрыгнула сзади и уселась на освобожденное место. Вежливо попрощавшись с другой девушкой, она вздохнула с небольшим облегчением. Они поехали дальше, теперь отвозить её.

— Юнги, а ты никуда не торопишься?

— Я? Нет, — пожал он плечами, точно помня свой совершенно незанятый сегодня график. — А что? Куда-то нужно?

— Хотела тебе предложить подняться, выпить чаю. Родители уже наверняка спят, а брат не знаю, дома или нет.

— Чаю? — вся легкость мыслей ушла, и остался тяжеловесный соблазн бродить за Джинни туда, куда она позовет, пока она не пошлёт его, сказав, что уж в три ночи-то надо и меру знать, и уходить из гостей. С другой стороны, там же Рэпмон, повидается с другом, расскажет, что сейчас с ними приключилось. Ничего такого запретного или подозрительного, всё чинно и невинно. — А почему бы и нет, не откажусь, — согласился Шуга.

— Отлично! — улыбнулась Джинни ему так тепло, что сердце стало припекать, будто луч солнца через лупу на него направили. Девушка осторожно коснулась локтя друга, не задевая выше. У него по коже пошли мурашки. — Не болит?

— Да ерунда, и хуже бывало, — чувствуя, как покалывает приятно позвоночник, Шуга сглотнул, потому что рот стал очень быстро наполняться слюной.

— Ты бы осторожнее… когда силы неравны, разве разумно кидаться в драку?

— Преимущество было на моей стороне. Да и когда видишь мерзость такую, несправедливость или беспардонность — как можно не вмешаться? — говоря о храбрости и безрассудстве, они доехали до дома Джинни. Она хвалила Шугу за самоотверженность, и ругала за неё же. Он таял от того и этого. Вдвоём они поднялись на лифте и вошли в квартиру, где горел оставленный на кухне свет, падающий в прихожую, чтобы не споткнулись в темноте вернувшиеся дети. Намджуна явно ещё не было.

— Ага, брат загулялся, — подытожила Джинни, не обнаружив ботинок на его ходовом месте. Обуви-то у него было полно, но когда он был дома, то, в чем он актуально выходил на улицу, всегда стояло в определенной точке. — Проходи.

Раньше Юнги бывал здесь в основном тогда, когда не было никого из семьи, кроме непосредственно товарища. Однажды родители Рэпмона уехали отдыхать, прихватив младшую дочь, где-то на десять дней. Это была славная попойка с промежутками на философские беседы, построение грандиозных планов и отлучек до магазина. А потом безумный последний день перед возвращением хозяев, когда они толпой убирались и заметали следы пребывания. Давненько это было. Джинни проверила наличие воды в чайнике, щелкнула включателем. Повернулась к другу.

— А перекусить чего-нибудь хочешь?

— Да нет, я сытый, — девушка всё равно открыла холодильник и гостеприимно выставила на стол всё, что нашла там готового. — Мы ж это… вообще только на чай с сахаром изначально договаривались.

— Ну, столько всего произошло, что надо и подкрепиться, — Джинни присела напротив него. Тут же передумала и полезла за чашками, поставила их, подвинула к ним сахарницу и выставила с полки пакетированный чай. Заваривать на ночь было лень. — Я пойду переоденусь, а ты наливай, как закипит. Я быстро, — девушка ушла в свою спальню, оставив ненадолго друга одного. Он проводил её взглядом, без зазорных мыслей, даже не на бедра заглядевшись, а в целом, на всю Джинни, общество которой его так будоражило, так притягивало. Не прошло и минуты, как электрический чайник подал знак, что готов и Юнги, подскочив, чтобы занять себя чем-то, разлил кипяток по кружкам. Взяв ложку, он понял, что не знает, сколько же сыпать Джинни и нужно ли вообще? Вдруг она, как большинство девчонок, блюдёт фигуру? Чуть не окрикнув её, он опомнился, что люди спят и, с чайной ложечкой высунулся в коридор. Вдалеке, после гостиной и ещё какой-то прикрытой комнаты, светилась щель под дверью. Там и была спальня сестры Рэпмона. Сделав несколько тихих шагов, Шуга взялся за ручку, и отворил её, шепотом произнося:

— Джинни, тебе сколько са… — она в этот момент просовывала голову в ворот футболки, стоя полубоком к нему, в хлопковых трусиках на округлой небольшой попке. Рука на ручке затряслась, слова застряли в горле. Пупок на плоском животе, сантиметров десять над резинкой, исчез под футболкой и выбравшаяся наружу Джинни едва слышно пискнула.

— Юнги! — он зажмурил глаза, выставив вперед руки, в одной из которых торчала ложка.

— Прости, я хотел… спросить, сколько тебе сахара… класть… сыпать… — он открыл веки, вопреки попыткам остаться невидящим. Ещё минуту назад он не воспринимал Джинни как откровенно сексуальный объект и вот, вдруг, бум, бам! И эти формы, изгибы, аппетитные ноги… Шуга будто вынырнул из тумана последнего часа, до которого собирался предложить ей встречаться. Решительными шагами пройдя разделяющие их метры, парень остановился. Его уверенный подход не испугал Джинни, знающую его безобидность и доброту, хотя кто другой мог бы проникнуться дерзостью лица и отшатнуться. — Джинни… я ещё хотел… хотел… надеюсь, ты не обидишься…

— Если ты мне выковырнешь сердце тупой ложкой? — непонимающе покосилась она на неё, возвышающуюся, как факел в руке марафонца.

— А, прости, — Шуга опустил её. Мысли начали собираться в нечто упорядоченное. Нет, последнее дело спрашивать, можно ли это сделать, то, что он задумал. Мужик он или нет? Наклонившись, Юнги осатанело положил ладонь на талию Джинни и, прижав к себе, впился в её губы поцелуем. Не успевшая и ахнуть, девушка превратилась на некоторое время в столб, не оскорбляясь, а скорее удивляясь тому, что друг внезапно перешел границу дружбы и отважился на такое… Неужели она ему нравилась? Неужели он увидел в ней взрослую, в отличие от остальных? Отдалено раздался слабый знакомый металлический скрежет.

— Брат! — оттолкнув от себя Юнги, шикнула испуганно Джинни и бросилась за штанами от пижамы. Принявший сигнал опасности, Шуга пулей выбежал из спальни и, ещё до того, как входная дверь окончательно распахнулась, и в неё ступил Рэпмон, его приятель приземлился на стул и, не считая сколько, принялся наваливать ложкой из сахарницы порции глюкозы себе в чай. Намджун вошёл на свет и забуксовал на пороге от небольшого удивления.

— Опа-на, ты чего тут?

— Да вот, подвез Джинни, она предложила выпить чаю, пока буду ждать тебя, чтобы рассказать, какой я сегодня молодец, — перевирая и отшучиваясь, Шуга не нашёл нужных фраз, чтобы вот так сразу, без подготовки, попросить дозволения товарища о том, чтоб встречаться с его мелкой сестренкой. Вкус её поцелуя ещё не остыл на его губах, и эти губы принялись забалтывать Рэпмона, поведав о нападении двух нетрезвых типов после того, как он заступился за хорошую девушку. Внимательно слушая, Намджун, одобрительно кивая и сокрушаясь над тем, каких гондонов носит земля, подгреб чашку Джинни к себе, и когда она высунулась из-за угла и увидела беседу двух приятелей, то лишь пожелала всем спокойной ночи и убежала к себе. Юнги вздохнул. Сегодня его проблема не разрешится.

Юна не могла уснуть. Всё её хладнокровие, выдержка, умение проглатывать и терпеть — это могло длиться очень долго, но всё равно находился момент, когда, оставаясь в одиночестве, она могла избить подушку, порычать или поплакать. Но только так, чтобы никто и никогда не узнал об этом. И, действительно, в её жизни не было даже захудалой подружки, которая бы знала, что Юна — тоже человек. Потому что у неё всегда была своя закрывающаяся наглухо комната, неприкосновенное личное пространство и время. А теперь её этого лишили. Как тихонько выйти из себя, чтобы это осталось незамеченным, девушка пока не представляла. Попыталась поплакать в душе, но не вышло. Боялась, всё-таки боялась, что кто-нибудь из её охранников вышибет дверь и сделает с ней что-нибудь жуткое. Разумеется, сам Чон Хосок этого не сделает — он же не хочет жениться! Но кто запрещает это одному из его дружков? Особенно этому, который Джин. Хоть и вежливый, но когда он на неё смотрит, она чувствует себя полуголой. Хорошо, что он провел здесь лишь вечер, принеся еду, приготовив ей ужин — надо же! Его даже не просили — и уйдя, сменившись на другого, представившегося как Ви. Ей сначала показалось, что он сказал «Ли», ну, по фамилии представился, как принято в высшем обществе. А нет, это было имя. Односложное и простое, так что становилось ясно — кличка. Откуда Хосок набрал всю эту разноперую свору? Он им платит или они его хорошие товарищи? Юна вышла из спальни и пошла на кухню, манившую светом. Предпочла бы одиночество на ней, но выгнать своих охранников она не в силах.

Ви сидел на подоконнике и, пододвинув к себе пепельницу, держал в левой руке ещё незажженную сигарету, а правой писал что-то в тетрадке, лежавшей на его коленях. Он не повернул головы, но когда она появилась в проходе, заговорил:

— Если мешаю или смущаю, скажи, я пойду в прихожую, — Юна растерялась от такого предложения и ей стало совестно его куда-то прогонять. В конце концов, он не мешал подходить ни к чему из нужного: холодильнику, плите, кофеварке, столу, и занял то место, которое она сама бы не заняла никогда.

— Нет, всё в порядке, — всё в той же маске железной леди, она сделала шаг. Скрещенные на груди руки выдавали непримиримость и горделивую надменность. Но после пары взглядов на Ви надменной быть переставало хотеться. Ему не до неё настолько, казалось, что она могла бы войти в короне и с посохом — и бровью бы не повел. — Отчеты пишешь?

— Нет — стихи, — Ви щелкнул ручкой, убрав стержень внутрь, и посмотрел на Юну.

— Стихи? — изумление прорвалось, как наименее безопасная для имиджа эмоция. — Ты поэт?

— Да нет, так, баловство. — парень закрыл тетрадку.

— О чем пишешь?

— О любви, — он свесил ноги с подоконника и, положив тетрадь рядом с пепельницей, завертел сигарету в пальцах обеих рук. Челка упала вперед, и он опустил взгляд вниз.

— Ты влюблен? — Юна медленно подкралась к плите. Перекусить чего-нибудь от нервов? Нет, перед сном есть плохо. Для фигуры, для здоровья. Лучше попить воды и всё.

— Нет! — живо покачал головой молодой человек. — Нет, я не влюблен.

— Как же тогда можно писать о любви? О ком? Или это так, рассуждения для себя?

— Для себя? — Ви быстро поморщился, на миг скосив губу, и опять разгладил лицо. — Я никогда ничего для себя не делаю, — Юна недоверчиво бесшумно хмыкнула.

— Ничего и никогда? Дашь взглянуть на стихи?

— Нет, — накрыл ладонью тетрадь Ви, хотя Юна и не шелохнулась.

— Почему? Это же ни о ком-то конкретном…

— Ну… в какой-то мере, может быть, о ком-то конкретном. О Ней, — мечтательно поднял он взгляд к потолку, будто на нем была фреска с портретом. Юна едва удержалась, чтобы не задрать голову и не посмотреть над собой.

— О Ней?

— Да, абстрактной идеальной девушке, в которую я уже влюблен, и которую я когда-нибудь встречу.

— И как она выглядит?

— Без понятия, — Ви спрыгнул на пол, достал из заднего кармана зажигалку, забрался обратно, закурил.

— А ты сам… разве идеальный, чтобы претендовать на идеальную? Вот, куришь, например, — сжала лицо в жеманную гримасу Юна, отступив на шаг, избегая дыма. Парень поднял руку и приоткрыл окно, повернув ручки.

— А я разве выдвигал какие-то критерии? Я не претендую на идеальную в твоём понимании, у меня есть своё. Я, может так случиться, тоже в чьём-нибудь понимании идеальный.

— А если нет?

— Ну нет, так нет, — спокойно улыбнулся он, втянув в себя табачное облако. Изо рта вырвалось ровное колечко.

— А ты давно знаешь Хосока? — Юна вновь подкралась поближе.

— Очень.

— Вы дружите, да? Крепко? — Ви кивнул. — То есть, мне бесполезно пытаться подкупить тебя или уговорить поступить в разрез с желаниями твоего товарища?

— Абсолютно. А чего ты хочешь? Если свободы, то ты знаешь, что тебе нужно просто уступить его просьбе.

— Уступить просьбе… — девушка прислонилась к рабочему столу и, набравшись смелости, протянула руку. — Дай затянуться один раз, пожалуйста, — Ви округлил глаза, едва не угорев в процессе производства дымных колец.

— А ты куришь?!

— Никогда в жизни даже не пробовала, — молодой человек плавно протянул ей сигарету. Юна усомнилась мимолетно, растопырив два принимающих пальца. Философски изрекла: — Свобода… иногда получая маленькую свободу, мы попадаем в большое рабство, — затыкая себе рот, она поспешно затянулась и, вдохнув в себя, дико закашлялась. От крепкой и отвратительной горечи заслезились глаза. Ви поспешил налить из кувшина стакан воды и протянул ей. Хрипло выдавив «спасибо», Юна запивала жадно никотин, но его гадкий вкус не уходил.

— Ну вот, угроблю тебя, меня по голове не погладят, — запричитал Ви, судорожно найдя в закромах клубничную жвачку и протянув её после того, как девушка откашлялась.

— Хосок тебе только благодарность выпишет, — закинула пластинку в рот она, вернув парню сигарету.

— Неправда, он никогда не радуется чужим бедам. Злорадство не сильная его сторона.

— А что у него вообще из сильных сторон? Женитьбы он боится, деньги не его, и он их потерять боится. Вернее, не получить… В чем он силён?

— Боится — это громко сказано, — Ви принялся докуривать. — Он просто не хочет. Если бы по-настоящему надо было, и от свадьбы зависело что-то, чья-нибудь жизнь, чьё-нибудь счастье, он бы согласился. Хосок ничего не делает для себя.

— Как, и он тоже? — Юне показалось, что ей вешают лапшу на уши. Ладно этот поэт-романтик с плутоватыми улыбкой и взглядом потенциального бабника и голосом, которым, наверное, разговаривал Вальмон из «Опасных связей»[4], дурманящий и впитывающийся куда лучше, чем эти дурацкие сигареты. — То есть, Хосок — бескорыстный рубаха-парень, желающий всем счастья и способствующий ему? Не смеши. Он эгоист до мозга костей, как я поняла.

— Значит, неправильно поняла, — пожал плечами Ви. Вздохнув, Юна выпила ещё воды и побрела пытаться уснуть. Если зависит чьё-то счастье, то он согласится, говорите? Нет, вряд ли она посмеет, как и он, пойти в открытую игру. Она просто не имеет права разглашать не свои секреты. За почти пятнадцать лет она научилась молчать и хранить тайны.

Жёлтый

Сначала Хосока разбудили часов в шесть утра. В Северной Африке снова происходили случаи терроризма, и там нужны были люди из их банды. Несколько человек туда отправилось, теперь туда улетел и Чимин. Ему и самому следовало бы наведаться туда, но с неулаженным делом насчет Юны было невозможно куда-либо отлучиться. Скорее бы уже она сдалась! Не может же она не сдаться? Парень поднялся, устроил себе ранний завтрак, не будя прислугу, поэтому он вышел не ахти какой, самодельный. Приняв после этого душ, полежав ещё полчаса, получив сообщение от консьержа, что ночью какой-то юноша подогнал его машину в целости и сохранности и оставил внизу ключи, молодой человек прошёл в комнату с тренажерами и затеял пробежку на беговой дорожке. Войдя в тонус и взбодрившись, Хосок вернулся в спальню и обнаружил пропущенный вызов от информационного бюро. Как всегда, если ждёшь — то звонков нет, а стоит отлучиться, и вот они. Интуиция подсказала, что сейчас он услышит что-то важное. Все жилы натянулись, и сердце заухало в груди. Тряхнув влажной челкой, сын миллионера перезвонил.

— Привет, Нью-Йорк, ну что там у вас? — постарался он быть как всегда жизнерадостным.

— У меня две новости: плохая и очень плохая. Тебе какую? — изрек холодный голос, в котором подразумевалось переживание. Это нужно было просто знать, потому что почувствовать было невозможно.

— Блин, а третьего никак не дано?

— В роли третьего может выступить вопрос, с которого, пожалуй, и начну. Это ты похитил Юну, о которой просил раздобыть сведения? — Хосок закусил нижнюю губу, отпустил, подул на лоб, посмотрел на себя в зеркало, как бы найдя, с кем посоветоваться. Кивнул сам себе, мол, сдаваться или нет?

— Хм… а от этого многое зависит?

— Я так и думал, — понял всё оппонент. — Ты не Хоуп, твою мать. Ты Хоуплесс[5]. От этого зависит примерно клацен тебе твои причиндалы, или не клацен. А то и не только твои.

— Не томи. Что за херня с этой Юной, которую я уже ненавижу в четвертой степени?

— Ну… для начала, она вовсе и не Юна. Примерно пятнадцать лет назад она и её родители сменили полностью документы. Тогда ещё электронных баз толком и не существовало, поэтому следов нигде не осталось. Только кое-какие бумажки, закоторыми мне пришлось погонять наших там у вас в Сеуле. И это было очень рискованно и опасно. Короче, вечная благодарность нашему гипнотизеру, а то бы остались ни с чем.

— И… как её зовут на самом деле? — ощущая холодок, ползущий по спине, потрепал волосы Хосок.

— Квон Дами. Говорит о чем-нибудь?

— Ни разу, — напрягая каждую извилину и призывая на помощь сверхспособности, парень всё равно не припомнил такую.

— Хорошо, пойдём другим путём. О Квон Джиёне слышал? — Джей-Хоуп плюхнулся на стул, закрыв глаза. — Судя по тишине, слышал, и немало. Да-да, оказывается, у него, этого повелителя преступности Всея Азия, есть родители и сестра, которых он удачно спрятал много-много лет назад, чтобы не иметь слабых мест. Едва разбогатев противозаконными делишками, он купил отцу бизнес. С тех пор общение между ними выявлено не было. Общается ли он всё это время с ними и сестрой — неизвестно, дорожит ли ими — неизвестно, но судя по некоторым данным, сегодня наблюдалось небольшое движение части группировки Великого Дракона в Сеул. Скорее всего — это на поиски Юны, то есть, Дами. И насколько сурово они настроены — тоже непонятно.

Хосок дослушал всё и, обсудив кое-какие детали, попрощался. Чертовщина! Как он мог вляпаться в такую историю? Их банда ещё и близко не готова тягаться с сингапурским мафиозным кланом, подмявшим под себя едва ли не всю Малайзию, Индонезию и Филиппины, это несопоставимо, какая мощь там, и как мало их. Да и из-за его глупости и нежелания жениться подставлять своих ребят? Никогда, ещё чего. Что же, если он прямо сейчас выпустит сестру Дракона и согласится на брак — удастся замять конфликт? А если эта «Юна» затаила обиду, и даже если её выпустить, она всё равно нажалуется своему брату — пугающему и жесточайшему Джи-Драгону, попросит отомстить за неё, и прилетят эти беспощадные монстры истреблять всю их братию… Господи, как же быть? Что же делать-то? Ладно, пока они ещё не узнали, кто похитил Дами. Но это «пока». Полиция-то бы в жизни не нашла, но клан драконов — это совсем другое. Хосок подпер голову руками, уставившись в пол. Однако и вся эта информация не объясняет настойчивости Юны по поводу свадьбы с ним. Если у неё брат сам… тот самый, имя которого всуе не произносилось ни одним бандитом мира, то на кой черт ей сдался наследник какой-то ювелирной корпорации? Пусть даже это «престижно», «на уровне» и тому подобное. Не было никаких объяснений кроме того, что девушка знала, кто он — Джей-Хоуп — такой, что собой представляет и чем занимается. И брак этот нужен был для каких-то целей Джиёна, который решил подкрасться к шайке золотых таким странным и нечестным образом. Впрочем, не искренности же и благородства стоило ждать от подобных людей? Итак, Драгон, вопреки всем уловкам и тайнам, знает, кто возглавляет корейских «золотых». Это плохо, очень плохо. В таком случае Юну выпускать и упускать нельзя никак, иначе у них не останется ни одного козыря. Ведь волнуется же брат за сестру, даже если они пятнадцать лет фактически не видятся? Или видятся? Теперь уже не узнать ни за что и никогда, а соваться напролом — себе же хуже.

Ломая голову над очередной задачей, Хосок стал собираться, чтобы начать хоть как-то решать эти проблемы. Представляя, что его поступок мог послужить катализатором крупных неприятностей, грозящих впереди и являющих собой опасность для жизни и благополучия его друзей, парень понял, что хоть сейчас готов влезть в костюм и мчать во дворец бракосочетаний. Так вот какого пинка ему не хватало для зрелости! Переключиться с твердого «нет» на «а почему бы и нет?» легко, как с одной скорости на другую, как с канала на другой канал, как красный сигнал светофора сменить на желтый, только при условии, что к этому вынуждает необходимость и чья-либо сохранность. Но теперь был другой страх, не тот, казавшийся глупым, прежний, что создание семьи — это непосильная для бандита ответственность, что привязанность жены — это непозволительная роскошь, что дети — это разрывающая ответственность. Теперь душил страх, что если согласиться на Юну в качестве супруги, то это будет пожизненный шпион мафии под боком. И не дай Бог дети появятся, его же ими начнут шантажировать! Долгожданный внук отца станет его личной мукой. Черти что… если его начнут заставлять работать на мафию ценой жизни близких? Джей-Хоупу захотелось уснуть и проснуться заново, чтобы исчез этот кошмар. Почему это случилось с ним? Кому он помешал или навредил? Но никаких ответов он не найдёт в диалоге сам с собой, поэтому лучше отправиться к той стороне, что всё это затеяла и упрямо стремилась к победе. Юна, она же Квон Дами. «Так вот значит, какая ты на самом деле, моя дорогая невеста, — Хосок уложил челку и развернулся от шкафа-купе с зеркальными дверцами к выходу. — Ничего не скажешь, повезло, так повезло».

В прихожей сидел Чонгук, читающий манхву. Хосок быстро обменялся с ним рукопожатием.

— Поздравь меня, — поднял взгляд младший. — Я вчера лишился невинности.

— Опять? — Ему не терпелось ворваться дальше, схватить Юну за шкирку и хотя бы придушить немного.

— Всего-то шестой раз, — облизнув палец, Чонгук перелистнул страницу. — Ты не представляешь, как этот факт раскрепощает женщин в постели. Ну и вообще…

— Где она? — прервал Джей-Хоуп друга. Тот кивнул на прикрытую спальню. Размашистыми шагами дойдя до неё, без стука, молодой человек толкнул дверь так, что та шарахнула о стену. Девушка за ней была одета и надевала серьги перед зеркалом, но всё равно вздрогнула. — Ну, здравствуй!

— Это что ещё за явление? — гордо выгнув спину, она укоризненно взглянула на него. — Где прежние манеры?

— Манеры? — Хосок опустился на стул, широко расставив ноги и наклонившись вперед. На пальце он крутил ключи, внимательно разглядывая девушку. Ему хотелось бы убедиться в правоте того факта, что она сестра Дракона, но для этого их нужно было сравнить, а Дракона Хоуп никогда не видел. О нем все знали, но интересоваться конкретно его личностью не приходилось. — Может, они остались у тех, кто носил маски? А под масками они не нужны, да, Дами? — Серёжка выпала из пальцев девушки и она, округлив глаза и хлопнув ртом, медленно присела, вернув за пару секунд самообладание. Серьгу она подняла, но видно было, что руки задрожали. — Будешь молчать, или теперь поговорим откровенно? Отрицать бесполезно и заверять меня, что я ошибаюсь в чем-то. Ты Квон Дами, родная сестра Джиёна.

— Да, это так, — тихо произнесла «Юна» и отступила к кровати, на которую медленно присела.

— Хорошо, уже прорыв, — Хосок пытался угадать по её лицу, будет она дальше врать или нет, но на нем снова пропало какое-либо характерное выражение.

— Пожалуйста, всё же, называй меня Юной. Я не хочу, чтобы истина всплыла в широких кругах. Ты ведь никому больше не говорил? — Джей-Хоуп покачал головой.

— Но я могу сказать, если ты не объяснишь мне, зачем Джиёну сдался наш с тобой брак.

— Джиёну? — девушка изогнула непонимающе губы. — Ему это вовсе не нужно…

— Будешь продолжать лгать? Предупреждаю, это не лучшее решение. В конце концов, мне проще теперь тебя убить, и замести следы так, что пылинки не останется, чем ждать, когда твой старший брат примчит вершить правосудие, — разумеется, Хосок нагло обманывал. У него никогда бы не поднялась рука на безвинного человека. Даже если его жизнь будет под угрозой, и спасти её сможет лишь смерть Юны, то он не сделает этого. Она ничего плохого не совершала.

— Я говорю правду: брак этот организовать хочет не брат! Инициаторами помолвки были твой отец и я.

— Ты? — Хоуп прищурился, отстранившись назад. — А тебе это зачем? — Квон Дами замолчала, отведя глаза. — Не скажешь? Что же тут такого личного? Не влюблена же ты в меня давно и страстно, чтобы хотеть заполучить в свои сети?

— Нет, — вымолвила она коротко.

— Джиён знает о том, что ты за меня замуж собиралась?

— Не думаю… не знаю. Может быть, он в курсе. Он знает, что я должна была помолвиться, но с кем именно — нет, — Юна посмотрела на него. Врет или нет? Как узнать? Был бы какой-нибудь волшебный детектор лжи! Или сыворотка правды. Попытаться найти сведения — это уже лезть в частную жизнь Дракона, а там моментально засекут, и этого уже не спустят с рук, вычислят и покарают. Исключено.

— Так почему же ты выбрала конкретно меня? — Хосок ждал, что она скажет «потому что ты золотой» или что-то в этом роде, что обнаружит её осведомленность.

— Наши родители общаются, и я услышала, что твой отец хочет тебя женить. Вот и воспользовалась случаем.

— Так просто?

— А что ещё должно быть? — «Это ты мне скажи, что ещё!» — их взгляды лязгнули в воздухе, как столкнувшиеся шпаги, разве что искры не полетели. Хосок был не в силах принять только эту версию, что-то должно было быть помимо этого.

— Если ты решила это сама, то почему ссылалась на почтение к родителям? Выходит, они тебя не принуждают.

— Они хотели выдать меня замуж. Я всего лишь самостоятельно выбрала кандидата.

— Спасибо за оказанную честь! — Хосок поднялся и подошел к ней, нависнув сверху. — Что ж ты отступить-то не хочешь? Мёдом я тебе что ли намазанный? Выбери любого другого богатого мальчика. Ты сама с деньгами и красива, никто не откажется. К тому же, другие пока не знают, какое у тебя сомнительное родство, — Юна продолжала молчать. И как из неё выбить признание? Силой? Если она не пойдёт навстречу, придётся совершить что-то несправедливое по отношению к ней. Начать с минимума, а потом… нет, ну не надругаться же? За такое Джиён наверняка кишки ему выпустит. Издевательства над Юной отменяются. — Я приеду завтра примерно в это же время. Если ты не надумаешь мне выложить всё, как есть, без сочинительств, то добра не жди, — он ушел, оставив её сидящей всё так же, на кровати, о чем-то глубоко задумавшейся.

Заехав в стоматологическую клинику, Хосок вызвал Сокджина, попросив сделать перерыв. Объяснив по телефону с ресепшена, откуда его соединили с кабинетом, что дело срочное (подниматься не хотелось, напяливая бахилы, без которых строжайшие медсестры не давали и шагу ступить), он пошел в кафетерий на углу и стал ждать. Пять минут спустя появился Джин в распахнутом белом халате. Приличнейший человек, и мысли дурной не возникнет. Показательный гражданин, первоклассный дантист. И не надо никому знать, что у него в бардачке всегда наготове черные перчатки, маска, оружие.

Запах пломб и медикаментов улетучился, когда принесли кофе и Джей-Хоуп рассказал всё, что ему стало известно. Товарищ внимательно слушал, анализируя и разделяя беспокойство о том, что если Джи-Драгон узнает, кто стоит за похищением его сестры — им всем не поздоровится.

— Разве что ему на неё совсем плевать, — сказал Джин, сам в это не веря.

— Но это не так. Юна не договаривает, я знаю это, чувствую. Это брат её на меня толкает! Он хочет влезть и в Корею со своей властью? Решил, что мы слишком слабы? Я думал, что у нас с ним нет претензий друг к другу, и территория поделена, но если всё идёт от него… можно ли считать это объявлением войны?

— Не торопись, — Джин вытащил из картонного стаканчика одноразовую палочку, которой размешивал сахар и отложил. — Любую войну можно предотвратить, если не горячиться. Умными людьми изобретена дипломатия.

— Поэтому я и здесь, — Джей-Хоуп в упор посмотрел на друга, который уловил нехорошую тенденцию вот таких вот взглядов на него от приятелей.

— Я что, похож на умного или дипломата?

— Больше всех из нас, — Хосок снизил тон и наклонился вперед. — Джин, речь уже не о баловстве, а о наших задницах. Юна должна быть на нашей стороне, — стоматологу понадобилось три секунды, чтобы понять тайный смысл фразы.

— Нет. Нет-нет-нет, я не буду этим заниматься. Нет, Хоуп! Это просто некрасиво!

— А наши расчленённые трупы по мусорным бакам Сеула — вершина скульптурного великолепия?

— Хоуп, да кто тебе сказал, что у меня вообще получится? — не хотелось больше смотреть в глаза друга Джину. Ему зазудилось вернуться на работу, а не участвовать в грязной игре, которая, в принципе, была ему не нова, но в прошлые разы жертвы того заслуживали.

— Я знаю, что это так! Помнишь ту даму, которая убила двух своих любовников, и нужно было вывести её на чистую воду? Ты ж за неделю её облапошил!

— У неё была склонность к такого рода утехам…

— А та женщина из управления природными ресурсами, что брала взятки, позволяя строиться нарушающим нормы производствам в непозволительных местах? Очень порядочная и серьёзная была, между прочим.

— Хоуп, они были УЖЕ женщины. Причем преступные, которых нужно было разоблачить и посадить за решетку. Юна что сделала тебе и мне? А людям? И она молодая, невинная девушка, — Джин вытащил из кармана мобильный, мечтая, чтобы его вызвали скорее в кабинет, какой-нибудь нетерпеливый клиент. Но телефон молчал.

— В этом я как-то сомневаюсь теперь, — нахмурился Хосок, скорчив мину.

— Но точно мы знать не можем.

— Вот и узнай!

— Хоуп, б… блин! Не выводи меня из себя, — спокойно притом изрек Джин, удержавшись от брани.

— А то что, сверло в нерв вставишь? — Хосок перешел на интонацию просителя, сложив молитвенно ладони на столе и изображая вот-вот разрыдающегося. — Подумай о нас, благодетель ты наш! Я не прошу тебя доводить всё до конца физически, но пусть она влюбится в тебя. Пусть откроется, воспылает чувствами, ты можешь, ты же вра-ач! — протянул анекдотично Джей-Хоуп, заставив товарища улыбнуться.

— Да-да, если я врач, значит, исцеляю силой взгляда и творю чудеса, да?

— Именно! И уж одно каменное сердце ты растопишь, размягчишь это твердолобие и, кто знает, вылечишь фригидность.

— Да с чего ты взял, что она фригидная? — сверкнул взором Джин.

— Твой интерес бужу и подогреваю фантазию.

— Да ну тебя… — не дождавшись вызова обратно, молодой человек встал сам.

— Так ты попытаешься? — тот цокнул языком, уставившись в горизонт, открывающийся между двумя высотками напротив. — Я бы сам, но не имею таланта, к тому же, Юна настроена против меня. По моей вине, конечно, но мы с ней уже на ножах, так что… Ты сделаешь это?

— Я после работы так и так туда еду… — Джин сдался, повесив голову и обернувшись на друга. — Но я ничего не обещаю.

— Разумеется, я всё понимаю, — Хосок тоже поднялся, подставляя стул под стол за собой. Они стали расходиться в разные стороны. — Но я в тебя верю! — крикнул он тому в спину. — Медицина всемогуща! — дантист поднял руку прощальным жестом, но даже сзади было понятно, что он смеётся над комментариями Хоупа. — Алмазный бор[6] справится с любым препятствием! — угомонившись, парень вздохнул, надеясь, что хоть что-нибудь за последнее время получится, пусть не у него, так хоть у кого-то другого.

1
Что может сказать парень после того, как поцеловал девушку? Признаться в любви? Предложить встречаться? Отшутиться? Шуга был убежден, что говорить ничего не надо, а надо делать. Но делать что? Попытаться поцеловать снова? Прибежать на следующий день с цветами? Позвонить, и открыто уже, а не с прикрытиями в виде дружбы, пригласить на свидание? Он готов был сделать что угодно, но в запале, сразу после поцелуя; отвага и задор пришлепнулись возвращением Рэпмона, и для того, чтобы начать что-то делать дальше, теперь уже необходимо было объясниться с Джинни. Естественно, она первой этого делать не станет. Юнги вертел телефон в руках с тех пор, как проснулся, но ничего не приходило на ум. Что ей написать? Извинения будут звучать глупо и дешево. Ага, типа он не хотел? Да сча-аз-з! Хотел, и ещё как. Поэтому извиняться — абсолютно «не в тему», он же не собирается отступать. Написать, что его намерения серьёзны и всё такое… Не для смс-ок эта заготовка, такое в глаза надо сказать, как и настраивал себя с самого отъезда из дома Намджуна.

Прокручивая все варианты, Шуга понял, что давненько — примерно ни разу в жизни — не строил отношения, не завоёвывал девушку для того, чтобы она стала его девушкой, а не любовницей на ночь. И как же это делается-то вообще? Пожалуй, нужен был совет, и не дружеский, а подружеский, потому что его товарищи-охламоны начнут смеяться и ёрничать, шутить и стебать, отговаривать от того, чтобы «золотой» ввязывался в любовные сети. А Рэпмон точно может в ухо дать, или просто послать подальше от младшей сестры. Ви вот уже всё знает и, может, даст совет, но совет будет по-экспериментальному, новаторски смел, потому что не проверен опытным путем — у Ви опыта отношений примерно столько же, сколько у самого Юнги — ноль, только со знаком минус. Да, минусовой ноль, потому что у Сахарного хотя бы было пол-Сеула подружек, в которых превратились все его бывшие любовницы, а у Ви духовное общение с женщинами проходит теоретически, в его голове, без их участия. С них достаточно регулярного секса. Вот такая суровая романтика.

Вспомнив то, что ему обещали подлатать и вернуть куртку, он немного оживился и решил совместить приятное с полезным. Поднявшись, наконец, к обеду с кровати, Юнги побрел по улицам к кафе, которое должно было вскоре открыться, а, значит, там уже и будет Хана, девушка, которую он записал себе в приятельницы, хотя между ними даже ничего не было — таких подруг, кстати, у Шуги тоже было полно. С ней можно было бы поболтать и посоветоваться, вытянуть из неё мнение и женскую точку зрения на то, как должны начинаться ухаживания, или чего ждут дамы после того, как их вдруг поцеловали? Хотя они с Джинни совершенно разные. Хана тихая, усидчивая и стеснительная, а Джинни, хоть и невинна, как новорожденный ягненок (а может чуточку меньше), всё-таки шебутная девчонка, с нравом, знающая, что хочет, неугомонная непоседа.

Ветерок был несколько прохладным, и он шел, сунув руки в карманы джинсов, слегка вжав голову в приподнятые плечи и стараясь не зябнуть. Он ничего не накинул, потому что шел за курткой, а таскать ещё одну в руках не хотелось. Шуга любил быть налегке, чтобы суметь среагировать на что угодно. Впрочем, иногда подручные средства в виде арматуры или бейсбольной биты здорово способствуют выходу из сложных ситуаций, лучше, чем пустой кулак.

Ещё не дойдя до той точки, откуда силуэты становятся четко различимыми, Юнги увидел розоватую блузку официантки и безошибочно угадал, что это его знакомая. По мере приближения кафе открывало свои пустоты: единственный занятый столик зацвел щебечущей за ним парочкой, и их обслуживала не Хана. Хана стояла у бара, читая какую-то книгу, лежавшую на нем же. Вырабатывающийся рефлекс официанток каждые несколько минут поднимать взгляд, чтобы обнаружить новых клиентов или призыв уже сидящих помог Шуге быть быстро обнаруженным. Едва поймав взор знакомой, он улыбнулся и поднял руку, приветствуя её, после чего присел на стул, озаренный солнцем, вытянув ноги под столик и сложив руки на пряжке ремня. Хана тут же захлопнула книжку и, махнув в ответ, обежала барную стойку, вытащила откуда-то из-за неё куртку парня и поспешила к нему, смущенно улыбаясь.

— Вот, надеюсь, что не слишком грубые стежки, — вручила она одежду владельцу. Шуга не стал разглядывать вещь, будто бы придираясь к качеству работы, а просто взял и перекинул через подлокотник, хотя взгляд мельком не выявил никаких заметных изменений. Куртка была чистой и целой.

— Спасибо! Ты рукодельница, — девушка неуверенно помотала головой и забранные в хвост волосы забавно поколыхались туда-сюда. Шуга указал на стул рядом. — Посидишь со мной? Давай чаю попьём?

— Не знаю, хорошо ли… — оглянулась она к служебным помещениям.

— Да брось, ты ж не в ресторане трудишься, — молодой человек со знанием дела посмотрел на барменшу, которая, пусть даже и совмещала это с должностью администратора, начальством Хане не очень-то являлась. — Ни руководства, ни камер, ни охраны — никто ничего не скажет, садись! — Хана с последними сомнениями поглядела назад. — Если, конечно, твоя книга не настолько увлекательна, что по сравнению с ней со мной сидеть скука смертная, — отринув окончательно нерешительность, официантка придвинула к себе стул и села.

— Нет, я так, по учебе читала… экзамены скоро, — вздохнула она, и, не умея поддержать беседу, завозила пальцем по белой столешнице. Сахарный передумал пока что отвлекаться на чай и не попросил принести его.

— Ну да, ну да, учеба — дело такое! Хотя, откуда мне знать? — посмеялся он, не имевший высшего образования. — Ты всегда до такого позднего часа работаешь?

— Да, смена заканчивается каждый день одинаково, — покивала она.

— А парень у тебя есть? — спросил Шуга настолько просто, но внезапно, что Хана залилась краской.

— Нет, а… — ей подумалось, что вопрос задаётся с каким-то умыслом, и надо сразу разобраться с этим, что ей нравится другой, и, несмотря на всю благодарность, она не может, и тому подобное, но предложение её было прервано:

— Так заведи! — настоятельно порекомендовал Сахарный. — Должен же тебя кто-то встречать и провожать, иначе опасно в такое время одной болтаться. Непременно нужен хахель.

— Хахель? — повторила девушка и расслабилась. Слава Богу, подозрения были напрасными! — Кто же заводит парней только ради этого? Заводят собак, чтоб охраняли, с молодыми людьми должно как-то по-другому получаться…

— Так, мы вроде вчера выяснили, что разницы между парнями и животными особо нет, — подмигнул Юнги. — И охраняем мы очень неплохо, так что прими к сведению совет, — Хана хохотнула. — Что?

— Да так… подумалось. Когда ты спросил о парне, я хотела тебе сказать, что у тебя же есть девушка, зачем тебе?

— Девушка? — непонимающе прищурился Шуга. Щуриться было одной из его неистребимых привычек; любопытство, презрение, подозрение, очарованность и даже голод выражались сужением глаз, одинаково загадочно смотрящих и на врага, и на вожделенный пирожок с мясом.

— Ну, с которой ты был вчера…

— А-а! — протянул Сахарный, едва не произнеся вслух «если бы!». — Нет, это сестра моего друга. Мы с ней дружим.

— Джей-Хоупа? — на всякий случай уточнила Хана. Шуга приоткрыл глаза, сдержав любознательное «и ты его знаешь?». Чаще всего знакомство девушки с Джей-Хоупом означало, что они когда-либо спали. Другого сорта связей с женщинами у того не водилось, исключение — Джинни.

— Нет, другого, но Хоуп с ней тоже дружит. Она у нас для всех младшая сестренка, — сказал Шуга и понял, что завел себя в тупик. Ведь пришел же вытянуть инструкцию. Надо было честно признаться, что нравится она ему, хочет встречаться, что скажет эксперт-женщина по этому поводу? В связи с собственной путаницей он не заметил легкого выдоха Ханы, убедившейся, что, похоже, у объекта её любви отношений никаких нет.

— А я всё не могла понять, что ж она то с одним, то с другим приезжает, — произнесла официантка, выразив в этой нейтральной фразе без каких-либо язвительных окрасов всю накопившуюся ревность. Выразила неуловимо и даже для себя неощутимо, не умела она быть злобной и пытаться очернить кого-то.

— Да мы просто регулярно тусуемся все вместе… — опять начал Шуга и остановил себя. Хватит, надо по делу. — Хана, а можно тебя спросить кое о чем? Как девушку, — та опять начала смущенно зреть ярко-розовой клубникой, захлопав глазами. — Да ничего неприличного, совершенно банальный вопрос, не поможешь? — Хана осторожно кивнула. — Как предложить девушке встречаться так, чтобы она не отказалась? — лицо слушавшей его переменилось от изумления, став ещё более невинным, чем обычно.

— Я не знаю, мне никогда не предлагали, — честно признала она.

— Идиоты, что ж! — прокомментировал Шуга жизнеутверждающе, хлопнув себя по ногам. — Но всё-таки? Представь, что предлагают. Как это должно прозвучать, чтоб ты прям поте… растаяла вся и захотела шуры-муры с ним, ну?

— Ну я не знаю… наверное, это должно прозвучать от кого-то, кого я хорошо знаю, и кто мне нравится.

— Допустим это присутствует. Тебя не испугает смелый напор? Что-то вроде «будь моей девушкой»? — Шуга изрек это какой-то замятой интонацией, словно учитель заставил делать пересказ плохо прочитанного произведения, но после этого решил исправить всё актерской игрой и подергал кокетливо бровью. Хана поморщилась.

— Нет, я б так отказала. Никуда не годится.

— А как тогда? — парень откинулся и, подумав мгновение, наклонился обратно, собрав лицо в кучу, словно хотел объявить о смерти старой бабушки: — Будешь встречаться со мной?

— Вообще нет! Такое ощущение, что если ответить «да», то поведут на казнь.

— Да блин! Что ж так сложно? Я вообще в полной растерянности, скажи сама уже, что надо сделать и как, какие слова произнести? — Хана обернулась, проверяя, что её не ждут, что работа не простаивает и что за ней никто не наблюдает. Повернулась обратно к Юнги и почесала затылок под резинкой для волос, поправив хвост и положив в окончании всех телодвижений ладони на коленки. Парень ждал.

— Мне кажется, — робко осмелилась она. — Что не отказала бы, если б меня не спрашивали.

— Это как? — сморщились складки между бровей Шуги, но он тряхнул челкой, и она скрыла их.

— Берешь за руку, стальным голосом и глядя в глаза говоришь: «Ты теперь моя». Всё, — сойдя на шепот выговорила Хана.

— То есть, эдакий хозяин положения и доминант? — переваривая, призадумался Сахарный. — Типа, мужик, который всё за тебя решает и берет всю ответственность?

— Оно самое. Брутальный, — тихо добавила Хана.

— У-у, какие скрытые и порочные желания, подозреваю, таятся в твоей душе, — расплылся Шуга, заставив девушку немного пожалеть об откровенности. — Черти-то водятся в тихом омуте, да? Хочется бури, волосы на кулак и чтоб расплющило по стене? — вспыхнув, официантка быстро подскочила, расправляя юбку.

— Я это так, просто сказала… — Шуга спохватился, что перепошлил и, поймав за руку знакомую, посадил обратно перед собой. Она безропотно подчинилась, скованная от стыда.

— Всё-всё, молчу. Помоги только отрепетировать. Позарез нужно! — Хана замерла, предоставив себя, как зрительницу и слушательницу, в полное распоряжение. Юнги взял её за руку, положив ладонь в свою и накрыв другой своей, опять прищурил глаза. Пальцами той руки, что оказалась снизу, он легко пощекотал центр ладони девушки. Его голос стал басистым и приглушенным, он уставился прямо ей в глаза: — С этой минуты ты моя, понятно? — Хана молча смотрела на него, не в силах попытаться забрать свою руку. Шуга затянул момент, чтобы он приобрел нужную выдержку и крепость, как спиртное. Только после этого появляется нужный эффект. Он считал секунды, прикидывая, когда лучше отмереть. На шестой он откинул нагнанный пафос, разулыбавшись: — Ну как?

— Хорошо, — моргнув, заверила девушка. — Да, вот так подойдёт.

— Там дальше ещё поцелуй как бы будет, — будто режиссер-сценарист замахал верхней рукой Сахарный, нижней продолжая придерживать ладонь Ханы, но она, наконец, вытянула её сама. — Ну, его не будем исполнять, — подмигнув в который раз, он встал. — Спасибо большое! Очень помогла… волнуюсь я, трушу…

— Не верю, вчера ты был такой смелый! — «Вчера я был такой смелый!» — вспомнил Шуга, как поцеловал Джинни.

— Вечер вечеру рознь… бывает рвешь, как лев, а бывает дрожишь, как заяц. Ладно, мне пора, я пойду.

— А… а как же чай? — опомнилась Хана, видя, как удаляется её недавно приобретенный приятель.

— Потом как-нибудь заскочу! — и он, сунув руки в рукава, укрылся от прохладного ветерка, опять налетевшего, стоило отойти в тень соседнего здания. Официантка смотрела на его ноги в светлых кроссовках, спешащих прочь, и искренне завидовала той, которая сегодня услышит от него те слова, что она ему подсказала. Конечно, если бы ей их сказал Джей-Хоуп, то счастью не было бы предела, но такой надежный и милый парень — тоже счастье! Шуга тем временем набирал сообщение Джинни: «Привет! Когда заканчиваешь учебу? Надо встретиться».

Джин сменил Чонгука, войдя в квартиру-клетку для Юны-Дами и, поставив пакет с кое-какой едой на пуфик, где только что сидел младший товарищ, принялся расшнуровывать ботинки. Пленница умудрялась сдерживать в себе всё, даже женское любопытство, и никогда не выходила посмотреть, кто же пришел охранять её следующим. Джин закрылся на все замки и, сунув ключ, переданный ему Чонгуком, в карман брюк, прошел на кухню. Соблазнить девушку! Джей-Хоуп, конечно, затейник и весельчак, но иногда его конкурсы и головоломки сильно напрягают. Нет, соблазнить — это, действительно, не так-то и тяжело, но тут же речь зашла о любви! Кто же способен искусственно зародить в ком-либо любовь? Тем более в такой трудной для понимания особе. Ещё при первом же контакте мужчина понял, что её даже зажечь тяжело, не то что заставить разгореться, что уж говорить о пожаре…

Врач принялся готовить ужин, обдумывая детали и выстраивая в голове тактику. Неискушенная девушка, двадцать четыре года. Если она в таком возрасте ни на что не повелась, то чем её таким совратишь теперь? Может, проблема в том, что она не подпускала никого слишком близко? Здесь ей негде укрыться. Близость, нарушение личного пространства, часто заставляет оступиться, если преподнести это, как надо.

Когда по квартире распространился аппетитный запах еды, Юна вышла откуда-то из глубин комнат, как всегда уложенная, ухоженная и отутюженная. Джин принципиально не пошёл её искать и звать первым, чтобы не вызвать подозрений тем, что вдруг начал уделять ей внимание. Девушка высунулась из-за угла, оставшись на пороге и поглядывая с расстояния на сковороду.

— А, это снова вы, — скучающе поздоровалась она, последовав примеру Хосока и перестав быть до крайности вежливой.

— Вас тоже, смотрю, ещё никем не заменили, — улыбнулся Джин насмешливо. — Вы явно незаменимее меня.

— А на ночь вновь придёт Ви? — успевшая пообщаться с тем и этим, она узнала клички всех, кто побывал в сторожах. И пока что из всех молодых людей самым приятным показался ей молчаливый поэт, чьих виршей никто никогда не видел. Если с другими для нормального комфорта ей приходилось делать вид, что они предметы декора, то этот сам видел в ней едва ли нечто большее, чем примулу или бегонию в горшке.

— Нет, на ночь останусь я, — посмотрел на неё, почему-то окаменевшую и остановившую на нем взгляд, дантист. — Вам чем-то не нравится этот вариант?

— Честно? Совершенно всем. У меня на двери спальни нет никакого замка, а ваше лицо мне не внушает доверия.

— Моё? Вы что же, думаете, я способен на что-то плохое? — приложил ладонь к груди Джин, помешивая другой рукой ужин. Юна хмыкнула, передернув плечами.

— За деньги все на всё способны. Сколько вам платит Хосок?

— Мне? Нисколько, — мужчина попробовал на краешке ложки блюдо на соль и готовность.

— На что же вы живете? Работаете где-то ещё?

— Да, и завтра у меня выходной, который мне придётся посвятить вам.

— Ради друга такие мучения! — патетично взмахнула она руками. — И где же вы работаете? Преподаёте на курсах этикета и кулинарии для домохозяек?

— Почти угадали, я стоматолог, — сказал Джин, использовав честность в бесчестной игре. Юна никак особенно не среагировала, издав нечто вроде «угу», но невнятнее и приглушеннее. Она не хочет давать ему зацепок для продолжения разговора? Ладно же, сама напросилась. Дантист, будто и не было никакой паузы, через секунду же естественно продолжил, перейдя с отдаляющего их друг от друга «вы» на «ты»: — Знаю, о чем ты сейчас подумала: «Боже, какой это, наверное, ужас, целоваться со стоматологом! Они же наверняка во время поцелуя успевают изучить все фиссуры», — девушка хмыкнула и с налетом мелкого разочарования протянула звенящим сталью голосом:

— Я не могла такого подумать хотя бы потому, что понятия не имею, что такое фиссуры.

— Ты не знаешь, что это? — Джин выключил конфорку и подошел к Юне. — Я могу показать.

— Не думаю, что мне пригодятся эти знания, — скрестила она руки на груди, что мужчина правильно прочел, как попытку закрыться от прямого диалога. Она постоянно заползает в ментальную нору.

— Какие именно? Где находятся фиссуры или как целуются стоматологи? — невинно уточнил Джин, оказавшись с ней совсем рядом. Юна уперлась спиной в дверной косяк.

— О втором разве вообще шла речь? — не растерялась она.

— Ну вот сейчас определенно зашла, — не сбился с толку и Джин.

— Если вам хочется меня поцеловать, то не надо приписывать своих желаний мне, — ответила Квон Дами, и мужчина вдруг вспомнил свой давний опыт, которым подкалывали его товарищи, о закончившейся ничем попытке завести роман с юной и девственной девушкой. Тогда он действовал неосознанно, но почему бы не применить проверенные методы?

— С чего ты взяла, что я этого хочу? — его рука легла на стену возле её лица, но сам он не стал подаваться вперед, как делают те, кто собирается целовать прижатую. — Может, ты думаешь, что я хочу обнять тебя, пригвоздить к себе, попытаться раздеть, подхватить на руки и, унеся на постель, переспать с тобой? — Юна изобразила на лице смесь надменности, отвращения и равнодушия. — Тебе двадцать четыре года, что за ханжество?

— А почему я должна быть в восторге от таких перспектив?

— Потому что людям свойственно любить получать удовольствие? — Юна громко троекратно прохохотала.

— Какая самоуверенность! — Джин сделал более серьёзное лицо, проведя языком под нижней губой и по щеке изнутри. Они с девушкой вперились друг в друга глазами. — Откуда тебе знать, умеешь ты доставлять удовольствие или нет?

— Имею такое свойство, как наблюдательность.

— Хотя у меня никогда не было секса, но я знаю, что женщины часто симулируют… — пытаясь говорить по-деловому, она всё-таки не смогла произнести «оргазмы» тем же тоном, и опустила это слово. В сексуальных темах она была новичок, а её врожденная щепетильность мешала приобщаться хотя бы к словесному опыту. Да и не безопасно произносить настолько провоцирующие слова при этом типе с вечно оценивающими очами. Он их не сводит с её бедер, она же видит!

— Женщины симулируют, когда мужчины плохо стимулируют, — Джин попытался чуть наклониться, но Юна выскользнула, обойдя его и пойдя к плите.

— Я невеста вашего друга — вам не совестно?

— Если бы вы были влюблены друг в друга, я бы никогда не посмел. Но при данных обстоятельствах сомневаюсь, что между вами когда-либо что-то будет.

— А вы не сомневайтесь, — Юна посмотрела через плечо. — Он попросил проверить меня на крепость?

— Зная мою некрепость, вряд ли бы он на это решился, — Джин вернулся к плите вслед за пленницей.

— Так вы признаёте, что хотите меня поцеловать?

— Скорее я хочу нечто большее, а поцелуй — первый шаг к цели, неизбежный, но это дополнение приятно.

— Я знала, что все доктора — озабоченные и ненормальные, — покачала головой Юна, взяв тарелку и накладывая себе еду. Что-что, а умение готовить у этого зубного врача было.

— А все девушки — нормальные и не озабоченные? — вдруг по её уху прошлось дуновение теплого воздуха, и она поняла, что Джин наклонился, едва не прислонившись к ней. Позвоночник невольно выпрямился. — Говорят по одному поцелую можно понять, понравилось бы тебе заниматься любовью с человеком, или не понравилось.

— А ещё по лицу можно понять, понравится тебе целоваться или нет, — Юна развернулась и, с полной тарелкой, пошагала в коридор. Джин сжал кулак, призывая себя не считать дело невыполнимым. Это всего лишь первая попытка! Но как перейти к чувствам с девушкой, у которой не вызвать и эмоций здоровых? Что у неё там, в самом деле, ниже пояса всё отморожено? А если там отморожено, то есть ли в сердце функционирующие по-человечески запчасти?

Дами вошла в спальню, прикрыла дверь, поставила тарелку на тумбочку и приложила кончики пальцев к правой стороне нижней челюсти. Потом к левой. Она регулярно посещает своего дантиста и у неё с зубами всё хорошо, но, черт его дери за ногу, это ужасно… ужасно интересно, как всё-таки целуются стоматологи и что они думают в этот момент?!

2
Джинни первым делом подумала, что Шуга хочет извиниться и сообщить о том, что на него нашло неизвестно что, черт попутал, затмение накрыло — неважно! Будучи невинной, но современной девушкой, она знала, что у парней бывают заскоки, и после того, как они ринутся в атаку, молодые люди могут отступить и передумать. Чем они в этом плане хуже девушек? Тоже люди. И на неё порой нападало дикое желание поприставать к кому-нибудь, в последнее время это вновь чаще всего был Джей-Хоуп. Всё его существо, внешний облик и поведение незадачливого кутилы напрашивалось на то, чтобы пококетничать с ним. Что ж в этом такого, если сильно никому не мешает? Ей поцелуй Юнги не помешал совершенно, даже понравился своей внезапностью — это было и мужественно, и мило.

Но когда она увидела его лицо при встрече, на которую явилась с небольшим опозданием, то поняла, что её ожидает иное, то, чего она не то чтобы боялась… её не тревожила ответственность, родители и старший брат приучили к тому, чтобы собственные незначительные проблемы решались самостоятельно, скорее её тревожили перемены не в ту сторону, какую она пока хотела бы. Когда в жизни почти всё устраивает, то готов поменять кое-что на лучшее, но никак не на неизвестное. Крепкая и постоянная дружба с Юнги её устраивала, и менять её на то, что увиделось в глазах парня, не хотелось. Смысл взгляда подтверждали розы в его руках. Девушка встала перед ним и, поблагодарив за цветы, взяла их, опустив глаза. Шуга предложил сесть на лавочку в парке. Всё вдруг резко напряглось и усложнилось.

— Джинни… — переборов нерешительность, он повернул к ней лицо через плечо, поскольку оперся на колени, а девушка выпрямила спину по спинке. — Я тебя вчера поцеловал не просто так, — сказал он совсем не так и не то, что собирался. Надо исправиться: — Ты мне нравишься, — «Взять за руку или обнять, взять за руку или обнять?!» — Шуга откинулся назад тоже и, задрав вверх руку в закидывающем жесте, остановился и подпер ладонью щеку. Рано. Глядя на подругу, он понял, что не может сказать даже заготовленного «ты теперь моя», потому что перед ним предстала какая-то воплощенная самостоятельность и юность, которая не собиралась быть ничьей. Да и он золотой, он не может жениться, обязать её чем-то. Всё, что он может — это посвятить себя ей, как посвящает долгу и благому делу, подарить ей бескорыстно свою любовь, верность и привязанность. — Джинни, давай я буду тебе не только друг? — девчонка, хотя и ждала чего-то подобного, округлила глаза и высунулась из-за букета.

— В смысле, ты предлагаешь встречаться?

— Да. Наверное, да. Просто… у меня пока нечего тебе предложить и… и я не хочу тебя отягощать собой. Но я не могу больше молчать и ходить просто так вокруг тебя, как Ви или Хоуп, — подруга сдержалась и не выдала никакой реакции на это имя. — Я хочу, чтобы ты знала, что я… смотрю на тебя глазами мужчины, а не друга, что я хочу смело подходить к тебе и обнимать, целовать при встрече и звонить среди ночи, чтобы сказать приятные слова, и меня правильно — как есть на самом деле — понимали, а не приходилось искать отговорки и отшучиваться. Вот, — остановил он поток речи. Джинни, польщенная долгожданным «смотрю на тебя глазами мужчины», едва не поддалась молниеносно рожденному порыву броситься на шею и согласиться на отношения. Ей захотелось взять Юнги за руку и побрести с ним по парку, смеясь и щебеча, как настоящие влюбленные, но упомянутый Хосок из головы ещё не вышел. Кто в двадцать лет не мечтал встречаться с самым красивым и крутым парнем? Конечно, мечтают об этом не все, но многие, очень многие школьницы и студентки поняли бы Джинни в тот момент. Она видела реакцию своих подруг, она знала, что такое появиться где-либо с Хоупом, что такое ехать на Феррари и знать, чей он. Пусть это всё наносное, материальное, и она в этом не нуждается — Джинни из состоятельной семьи и ей, по сути, не нужна дополнительная роскошь, — но отказаться от Хосока, пусть его даже и нет у неё, согласиться на Шугу, который беднее, ниже… и итак у неё есть. Если она ему откажет, он что, перестанет с ней дружить? Естественно, озвученное внесло определенную неловкость, которую обратно не засунешь. Но потешенное самолюбие, порадовавшееся тому, что её кто-то любит, попросило подождать, прежде чем сжигать мосты с Хоупом, ведь если начать встречаться с его другом, то всё, обратного пути не будет. Джинни-то знала, каков у них там кодекс чести (но не знала, что они спокойно делили путан и проституток между собой, без стыда и зазрения совести).

— Юнги, ты мне тоже очень нравишься, — девушка сама взяла его руку, которой он спешно сжал её ладонь. — Но это жутко неожиданно. Мне нужно подумать. Я столько лет знаю тебя, как старшего брата, и перестроиться нелегко.

— Ты не видишь во мне мужчину? — Шуга повел бровью и подсел теснее, сдвинув пятую точку впритык к Джинни.

— Нет, вижу, но… — затянула она, формулируя своё «но» дальше.

— Но не полностью? — пошутил Сахарный, засмеявшись, и заставив сестру товарища захихикать, слегка покраснев. — Я не настаиваю смотреть меня всего от и до, — «Хотя ты пропускаешь интересное» — пронеслось самодовольное эхо в Юнги. — Мы можем долго встречаться, ограничиваясь малым, — Джинни не успела ничего возразить, когда он наклонился к её губам и, форсируя события, положив ладонь на её лицо, привлек его ближе к себе, втянув уста храбрым поцелуем, подкрепляющим слова и планы парня. Слегка прижав девушку к лавочке, он затянулся в этом поцелуе, погрузился в него, распробовав губы Джинни и не собираясь их отпускать быстро. Чем дальше шли минуты, тем сильнее он уходил в это ощущение, едва сдерживая язык, останавливаясь пока лишь на слиянии губ, которыми хотелось завоевать и овладевать, что практически получалось. Возбуждение стало накатывать с неимоверной силой и тогда, понимая, что Джинни не упирается и не отбивается, со сладостью отвечая и перенимая умение у молодого человека, он всё же оторвался, опустив руку ей на плечо и сжав его осторожно в пальцах. Несколько десятков секунд они смотрели друг другу в глаза.

— А… ты любопытно целуешься, — вдруг сказала Джинни. Юнги ошеломленно прищурился.

— Любопытно? Это хорошо или плохо? — «Ей что, есть с чем сравнивать?» — ревниво пробежала мыслишка.

— Ну… я думала, что парни всегда с языком целуются, — девушка покраснела, приложив свободную от букета руку к зардевшимся щекам поочередно. «Всегда» в её рассудке было Хосоком, который с первого же раза был принят за эталон. Но если попросить её воспроизвести для себя в подробностях его маневры и уловки в поцелуе, она бы не смогла, слишком уж всё было жарко, невероятно, нахрапом. — А ты без. И это всё равно было клёво.

— Я не могу зайти глубже, то есть, дальше, — сразу же исправился Шуга, желая шлепнуть себя за оговорку. — Доразрешения Рэпмона. Я хотел попросить у него…

— Не надо! — замотала головой Джинни. «Брат всё выложит всем приятелям! И Хосоку». — Пока мы ничего не решили, пока нечего у него просить, спрашивать… и вообще, даже если надумаем встречаться, это наше дело ведь, так? Если увидит, что мы вместе, тогда и признаемся, а так — разве должны мы отчитываться? — Шуга, который, в общем-то, привык не то чтобы отчитываться, а держать друзей в курсе абсолютно всего, замялся, но согласно кивнул. И правда, это же его частная жизнь. Зачем сообщать специально? К слову — другое дело. — Я приду в себя и подумаю обо всем этом, — Джинни встала. — Спасибо за цветы ещё раз. Проводишь меня до дома? Мне надо ещё поучиться, так что не могу засиживаться, — Юнги с готовностью поднялся и, держа за руку свою подругу, повел её в сторону метро. Конечно, она может решить всё не в его пользу, испугается, не захочет… но он сегодняшний вечер уже не забудет! Он признался и не был послан, он получил взаимный поцелуй и, когда двое были уже у подъезда, получил очередной, в котором, не дожидаясь позволения Рэпмона, зашёл глубже, доказывая, что ничуть не хуже других парней. Прижав к себе Джинни, он не хотел отпускать её от себя больше никогда, но была пора прощаться, и, меряя шагами асфальт тротуара, Юнги побрел в одинокую кровать, ожидать лучшего, занимая ожидание мечтами о, возможно, несбыточном.

Не успев отправить в рот первую ложку, Юна посмотрела на дверь, приоткрывшуюся под плавным давлением плеча Джина. Молодой мужчина переступил порог, держа свою тарелку, и остановился.

— Могу составить компанию? Мне кажется, что есть в одиночестве достаточно скучно.

— «Достаточно» — это середина. Если достаточно скучно, значит, достаточно и весело, — холодно окатила его взглядом Дами. Не сдавшись и не стушевав перед этой мегерой, как её незаслуженно иногда обзывал Хосок, потому что для мегеры его нареченная не выражала и половины эмоций, не повышала голоса и уж тем более не кричала, Джин прошёл и уселся на стул с той стороны кровати, на которой сидела она, устроив еду на тумбочке.

— Я погляжу, ты любительница насыщенной жизни, в которой присутствует ну совершенно всё: тоска, грусть, уединение, равнодушие и меланхолия.

— А вы доктор-остряк, лечащий кариес неинтересными подколами? — бесстрастно парировала она.

— Моя профессия не даёт тебе покоя?

— Мне всё равно, кем вы работаете, — Юна сосредоточилась на еде, стараясь не смотреть на мужчину.

— Тогда не будем о ней говорить, дай отдохнуть от этих тем на выходных.

— Я с вами вообще могу не говорить. — Равномерное употребление приготовленного им ужина замирало на одну фразу и тут же продолжалось. Джин так роботоподобно есть не умел, и почему-то сомневался, что Юна ест так всегда. Это чистой воды показушничество. Выйди он вон, и будь это что-то из её любимых вкусностей, она подберет ноги под себя, заберется на постель, склонится над тарелкой и будет кушать, как обычная девочка, а не как запрограммированная леди.

— Если я перестану говорить, то буду очень непредсказуемо поступать. Потому что мыслить я не перестану, а вот озвучивание мыслей в качестве предупреждений производиться прекратит, — Юна положила ложку и, флегматично взмахнув ресницами, развернулась к Джину.

— Непредсказуемо? Вы серьёзно думаете, что в наше время можно быть непредсказуемым? Ну, хорошо, допустим, но это со мной не пройдёт. Что оригинального вы можете сделать? Станцевать танец муфлона-растамана? Встать и выйти, хлопнув дверью? Накинуться на меня и попытаться покорить африканской страстью? — перекинув ногу через ногу в своей обтягивающей юбке, Юна посмотрела в глаза Джину. — Ну, давай, мачо, яви подтекст своих глупых намеков, — опешивший, и немало, Джин, некоторое время так и просидел минут пять, не касаясь ужина. — Что, я оказалась более неожиданной? — Джин пошевелился, стараясь собраться и ответить чем-то достойным, но с такой двойственной и продуманной натурой он ещё никогда не сталкивался. Всё, что он слышал о Джи-Драгоне, будто предстало в женском облике: цинизм, хитрость, умение запутывать и скрываться за маской. Выронив вилку, он наклонился за ней и, слегка разлив подливку с тарелки, чертыхнулся и принялся приводить в порядок устроенный бардак. Отставил тарелку, поднял вилку, достал из кармана платок, звякнув в нем ключами, и стал затирать пятно на черных брюках. — М-да, — изрекла Юна. — С такой неловкостью, я не знаю, как вам доверяют свои зубы…

— Я растяпа исключительно в частной жизни, на работе я сосредотачиваюсь, — Джин огляделся, найдя, что вполне всё вытер, и сел на стул снова. Девушка смотрела на него с непередаваемой надменностью и издевкой.

— Я так и думала, что дальше бравады дело не пойдет. На словах ты просто герой-любовник, да? Каждый раз при встрече жрёшь мои ноги глазами, а когда я открыто предлагаю их рассматривать, ты вцепляешься в еду и жрёшь её, — цокнув языком, Юна отвернулась, подперев изящным жестом подбородок. — За это я всегда не любила мужчин: женщины у них в порядке ценностей слишком далеки от первого места. Зачем же нам ставить вас на пьедестал?

— У меня еда идёт вперед секса по вполне прагматическим задумкам, — дожевав очередную порцию, ответил Джин. — Голодный мужчина слаб, куда ему лезть в какие-то физические упражнение? Наелся — пожалуйста.

— Ты наелся? — бросила ему Юна, приподняв одну бровь.

— Ты расцветаешь прямо на глазах, — облизнул он губы, отставляя блюдо. — Ты точно девственница?

— Можешь не сомневаться. Дерзость не зависит от интимного опыта, — девушка забралась на кровать, и взгляд её как будто манил следом. — Знаешь, что ещё я знаю о мужчинах? Что если лечь безвольно, предоставляя себя в их распоряжение, то они не берут. Им не хватает смелости и отваги, или интриги… не знаю.

— Это где же ты таких дураков видела? — хмыкнул Джин.

— Да все вы.

— Хочешь поспорить?

— Хочешь проверить? — они вновь встретились глазами. Юна расстегнула верхнюю пуговицу блузки. — Ты не сможешь со мной переспать, — она легла на спину и, сомкнув пальцы на диафрагме, уставилась в потолок. — Смотри, я не сопротивляюсь, лежу и жду. Бери.

— Попытка взять на слабо? — Джин поднялся и подошёл к кровати.

— Предупреждаю: я не издам ни звука, ни стона, не изображу никаких эмоций на лице. Шевелиться сама тоже не буду. Как тебе такая партнерша?

— Если бы я был алчным, я бы поспорил на хорошие деньги, что издашь звуки, и эмоции появятся.

— Ну, если ты начнешь меня лупить, то я закричу рано или поздно, конечно, — уточнила Юна.

— Нет, ты завопишь от удовольствия.

— Понты, — быстро посмотрела на него девушка и опять вернула взгляд к потолку. Вздохнув, Джин взялся за пуговицы своей рубашки. Она нравилась ему внешне, она совершено не нравилась ему внутренне. Насчет её невинности он по-прежнему сомневался — не врёт ли? До конца он доводить не обязан, но конец как-то возбудился в ходе диалога. И если он её всё-таки совратит, то проблема Хосока решится сама собой. Кто возьмет настолько скомпрометированную невесту? Только не в том высшем обществе, откуда господа Чоны. Поочередно, сверху вниз расстегнув все пуговицы, Джин распахнул рубашку и встал на колени на кровати, нависнув над Юной. Её глаза не двигались, не смотрели на него. Расшевелить бесчувственную красавицу, живущую расчетом и тайным умыслом? Это увлекательно. Он перекинул одну ногу через её бедра, опустился на них. Дами поверхностно задела его взором.

— Впрочем, я могу переспать и с бревном, что уж там, — пожал плечами Джин. Её глаза дернулись. Губы немного надулись. — А ты думала? У меня не встанет без твоего мельтешения? Ты точно плохо знаешь мужчин.

— Делай, что хочешь, — менее уверенно произнесла она. Молодой человек опустился, опершись на руки и медленно на них снижаясь. Его лицо приблизилось к лицу Юны.

— Допустим, сейчас я хочу тебя поцеловать. Ты же позволишь?

— Я же сказала — делай, что хочешь, — почти ему в нос проворчала она.

— Ну, мало ли, тебя всё-таки кошмарит от моей профессии, — в зрачках девушки загорелся блеск. Она забыла об этом моменте за последние десять минут, и напоминание её насторожило.

— Только без языка, — запутанно вымолвила она.

— Да не буду я пересчитывать твои зубы, — улыбнулся Джин. — Расслабься, — однако, тело под ним было вытянуто в струну. Это нельзя было не заметить. — И пульпит я таким образом тоже не диагностирую, — взгляд Юны был загнанным. — А если бы я был окулистом — ты бы боялась взглянуть мне в глаза? — руки Юны расцепились и легли по швам, освобождая пространство для соприкосновения его голой груди с её, пока ещё прикрытой одеждой. — Эти губы ведь уже знавали мужчин, я прав? — Дами нехотя кивнула, наконец-то принявшись рассматривать лицо Джина в такой близости. Он не стал больше оттягивать и поцеловал её. Странно было понимать, что они взаимно друг друга раздражают, но внешне дают друг другу оценку «отлично», а потому не противостоят этой исключительно физиологической возне, которая никак не может стать завершенной, потому что их характеры отталкиваются, как одинаковые полюса магнита. Губы Джина накрыли губы Юны, и когда он попытался раскрыть её рот, она не поддалась, видимо, продолжая бояться поцелуя со стоматологом. Улыбнувшись в этом поцелуе, Джин резко схватил её за бедро и, скользнув под юбку ладонью, вызвал тихий вскрик, разомкнувший уста. Язык прорвался внутрь, но Юна, начав отстранять лицо, но не в силах избежать этого поцелуя, прикусила Джина за язык. Теперь отстранился он, хоть и не вскрикнул. — Это называется «делай, что хочешь»? — укоризненно посмотрел он на неё, поднеся пальцы ко рту, в котором обижено проныл прикушенный кончик языка.

— Я же попросила без этого, — Дами надавила на его плечи. — Мне нужно в туалет, слезь, — закативший на секунду глаза от вечных недоразумений, связанных с женщинами, Джин выпустил её, отсев на край. Девушка быстро спустила ноги и, тихонько ступая, поморосила из спальни. Переждав несколько мгновений, молодой человек убрал с лица растерянное выражение и бесшумно слез на пол. Его шаги стали неуловимыми для слуха. Осторожно добредя до порога, он увидел то, что и ожидал: Юна возилась с замочной скважиной, подбирая один из пяти ключей на связке, вытащенной из его кармана, пока он на ней лежал. Незаметно подкравшись к ней, он оперся о стену прямо за её плечом. Она ловко умудрялась менять ключи, даже не звякая ими. Но что-то никак ни один не подходил. Джин кашлянул и Юна, едва не отпрыгнув от двери, отпустила связку, упавшую с лязгом железа на пол. Испуганная, она обернулась и затравленно уставилась на мужчину.

— Не подходят, да? — сочувственно поинтересовался он, и по его интонации Квон Дами начала осознавать, что наивность переиграла её хитрость, потому что прятала под собой хитрость куда более продуманную.

— Ты же сунул в карман ключ, которым закрыл дверь! — расстроено сдалась она.

— Да, только когда увидел, как ты покосилась на этот самый карман, поменял связку на ключи от своего стоматологического кабинета. Прости, красавица, сегодня побега не будет. Но твой метод мне понравился.

— Ты изобразил из себя неловкого идиота, чтобы расслабить мою бдительность! — сдержалась, чтобы не прорычать Юна, и тут же постаралась успокоиться. — Ничего, я умею признавать проигрыши.

— Но ты была близка к победе. Очень, — Джин сладострастно на неё посмотрел, приблизившись и зажав в угол прихожей. — Ключ к свободе, действительно, был в штанах, только по центру, — хмыкнув, он наклонился снова, чтобы поцеловать Юну повторно, но она отвернула лицо. «Делай, что хочешь» кончилось, потому что план был сорван, и где взять припрятанный стражником ключ, девушка уже не знала, а на самом деле отдаваться ему она и не собиралась. Разве оно стоит того? Нет уж, она вынудит Хосока отпустить её, раз его друзья такие же умники, и облапошить их невозможно. Где их таких только этому учат? Стоматолог… а если бы он был гинекологом, что бы её заинтересовало, помимо поцелуя, который не выходил из её головы, но она из последних сил боролась, чтобы не допустить этого фиаско!

3
Не зная, что принесёт ему завтрашний день и получится ли вырвать из Юны информацию, Хосок решил, пока ещё есть время для себя и удовольствий, отвлечься от нервных раздумий своим любимым способом — он поехал в бордель. Поднявшись на лифте знакомого здания, отделанного со вкусом и шиком, молодой человек дошёл до нужных апартаментов и постучал в дверь. Надушенный и свежевымытый дома, Джей-Хоуп одевался как на праздник даже к путанам. Вернее, чаще всего он наряжался именно сюда, в обиходе и серых буднях без женского присутствия не видя смысла красоваться, поскольку круг общения его был в основном мужским, да и род деятельности требовал удобства и простоты, а так же максимальной защищенности, ради чего «золотые» носили плотную кожаную одежду, уплотненную, иногда со специальным подкладом, оберегающим от какого-либо рода увечий, чтобы её не так-то просто было продырявить или прорезать. Но сейчас Хосок стоял в синем, приятном на ощупь пиджаке, не яркого, но насыщенного и глубоко цвета. Белый пуловер под ним и белые узкие брюки зрительно удлиняли ноги и увеличивали рост, и без того немалый. Дверь открыла Нури, изобразившая на лице радостное удивление, хотя на самом деле удивляться чьему-либо прибытию она уже давно перестала. Таких, как она, удивить очень трудно, но есть и положительная сторона — разочаровать их тоже уже нельзя.

— Надо же! — поправила она поднятый вдоль шеи воротничок длинного обтягивающего до бедер, а потом расходящегося свободнее шелкового платья, напоминающего китайские традиции даже раскраской, красно-зеленое, вышитое золотом и розовыми пионами и отделанное по краю золотистой витой тесьмой. Как монолитный чехол, оно прятало на спине незаметную полоску молнии, что казалось, его можно только разорвать, а снять — никак. — Так скоро увидеть тебя вновь… ты меня балуешь.

— Мне сказали, что у тебя никого нет, — вытащил одну из сунутых в карманы рук Хоуп и откинул назад свою челку, глядя в глаза девушке. Его плечо привалилось к стене.

— Да, но через двадцать минут ко мне должны прийти, — улыбка на лице парня показала, что его это известие не радует. — Зная тебя, не могу предложить тебе попытаться успеть… к тому же, женщины приводят себя в порядок дольше, чем вы. Я бы не успела прийти в себя через двадцать минут, даже если бы сейчас пришёл не ты.

— Отмени этого клиента, — едва сдержался, чтобы не выдать это приказным тоном Хосок.

— При всём расположении к тебе, — Нури томно и почти покорно опустила глаза. — Я не умею отказывать мужчинам. Такова моя профессия, и потому меня в ней ценят, что я могу лишь ублажать, а не ставить условия.

— Нури, хватит мне чесать эти отмазки, — сменил голос на более просительный посетитель и немного наклонился, чтобы смотреть на работницу публичного дома ближе. — Отменяй.

— Хоуп, я готова сделать для тебя что угодно, но в свободное время. А сейчас…

— Хорошо, если ты не умеешь отказывать, то я сделаю это за тебя, — он достал телефон и стал искать номер хозяина заведения, его приятеля и тоже золотого, следящего за районом и теневой информацией в городе через своих девочек. Впрочем, они ему не совсем принадлежали. Скорее он выбирал и оставлял лишь тех, кто были способны добровольно и ответственно отдаваться этому осуждаемому обществом делу, тем не менее, весьма доходному, благодаря правильному распорядительству сутенера, ничем не ущемляющего «ночных бабочек».

— Что ты делаешь? — оживилась Нури, скидывая свою напускную манерность, с которой сроднилась так, что нельзя было и подумать о других составляющих её характера, если она сама не желала их показать.

— Организовываю себе досуг, — листал Хосок контакты в телефонной книжке.

— Почему бы тебе не взять другую девушку сегодня, как ты делаешь это всегда? — нахмурились тонкие величественные брови. Она положила ладонь ему на запястье, призывая прекратить самовольство, и обычно это производило усмиряющий эффект, но сегодня Джей-Хоуп не собирался сдаваться.

— Мне сегодня хочется и секса, и друга, — посмотрел на неё он и приложил трубку к уху. — Алло? Привет, Серин, ты в клубе? — только галантные участники любовных утех именовали это при проститутках «клубом», чтобы не задевать их достоинство лишний раз. Не все относились с уважением к этой специальности, но Хоуп был одним из таковых. — Тут в тридцать седьмом номере карантин. Да, эпидемия, пандемия! Бубонная чума, дифтерия, проказа. Сюда никому нельзя, скажи там внизу на ресепшене, ладно? Спасибо, — попытавшаяся прервать этот разговор Нури уперлась в повернутую к ней спину, ловко подставленную, чтобы она не вырвала телефон. Сведя губы недовольным узлом, она дождалась, когда Хоуп повернулся обратно. Она была рада, что вместо другого мужчины сейчас проведет время с этим, но показывать ему, что он её фаворит было непозволительно. — Ну, что ты? Я же плачу не меньше, ты ничего не потеряешь от моей наглости.

— А клиента? — всё ещё строго уточнила она.

— Но я же лучше, — подкупающе протянул Хоуп, двинувшись навстречу девушке и, упершись в неё, заставил задом отступить в номер. Заведя руку назад, он прикрыл за ними дверь.

— Тебе ответить честно, как друг, или хвалебно, как куртизанка? — медленно оттаивала она, смотря в его игривые глаза и ощущая его руки, подцепившие её слету, притянувшие к себе.

— Вот зачем ты ставишь под сомнение мои постельные умения, а? — он закрыл её губы поцелуем, стискивая в объятьях теснее. Как же было легко и комфортно с Нури! Нет, в самом деле, если бы не отец, то рано или поздно, если бы он на ком и женился, то на ком-то вроде неё. Никакого жеманства, никой глупости, никаких слез и непонимания. Ему хотелось мудрой женщины рядом с собой, но притом она должна быть сексуальной. Да и… если ей быть матерью будущих детей — очень будущих, потому что в ближайшее время он всё ещё не готов, — то чуточку непорочности в ней всё-таки должно было быть. К сожалению, именно этого он в Нури, наверное, уже не находил. Сарказм, хоть и роскошно прикрываемый, давно задушил в её душе всякую невинность. И дело даже не в том, скольким мужчинам она отдавалась, а именно в том, что порой она казалась даже мудрее самого Хоупа. Она была прекрасная актриса и мастерица пантомимы, но он догадывался, что сердце её трудно очаровать романтикой, или вызвать в нём искрение доверчивые чувства. Нури никому не доверяла, и этот железный барьер, воздвигнутый жизнью, но укрепленный ею самой, делал невозможным представление её в роли супруги. По крайней мере для рассудительного, и желающего больше открытости Хосока. Кому-нибудь, возможно, менее внимательному и пустому, сгодится и это.

— Разве это возможно? — сияющими и восторженными глазами посмотрела она на него, когда их лица немного отстранились. То, с каким пылом она принимала и обслуживала, заставляло хотеть возвращаться вновь и вновь. — Ты самый долгоиграющий мужчина, которого я знала на своем веку. Но самоуверенность и гордыня никого не красят.

— И всё-таки, скажи мне, как человек опытный, — доведя её до кровати, о которую она уперлась икрами, Хоуп остановился и принялся снимать пиджак, поедая её точеные формы взглядом. Нури опустилась на постель и посмотрела на него снизу вверх. — Как отличить, когда женщина имитирует, что ей хорошо, а когда ей на самом деле хорошо?

— О, какие вещи тебя волнуют! — она взялась за пряжку его ремня и принялась расстегивать его. Хоуп скинул с себя пуловер. — Я не верю, что ты не способен почувствовать это сам.

— Знаешь, у других чувствую, — толкнув её несильно в плечи, чтобы она упала, молодой человек забрался сверху. — А тебя иногда совершенно не понять, — с расстегнутыми штанами, он прижал её всем телом к покрывалу, ложась на неё и проводя рукой по щеке Нури. — У тебя умеют обманывать даже глаза.

— Мне кажется, ты приписываешь женщинам больше неискренности, чем они имеют, — улыбнулась девушка, и её губы так позвали овладеть ими, что Хоуп на несколько минут забыл обо всем на свете. Хотелось немедленно вонзиться в это тело, распластать его под собой, вжаться своими бедрами до предела. Он провел ладонями по её рукам, закинув их ей за голову. Погладив их, он вернул свои ладони вниз, не прекращая поцелуя, ухватился за платье и стал тянуть его вверх, задирая подол. Нури на миг остановилась. — Давай сниму?

— Нет, не хочу никаких церемоний, — снова не дал ей говорить Хосок и продолжил задирать платье. Поскольку он лежал на девушке, в него облаченной, то ткань не могла не натянуться. Где-то послышался треск шва.

— Ты же его сейчас порвешь! — высвободилась на секунду Нури и попыталась привстать, чтобы расстегнуть молнию на спине. — Дай мне минуту… — но Джей-Хоуп перехватывал её руки и, в несерьёзной борьбе, укладывал обратно, прижимая за запястья к постели. — Хоуп, ну дай же раздеться! — засмеялась она. Он с хитрой ухмылкой покачал головой.

— Я его на тебе порву в клочья!

— Нет! — округлила Нури глаза.

— Да! — схватившись за воротник, молодой человек рванул его в две стороны и, с драным звуком и трещанием, красивая материя поползла по лоскуткам. Девушка завизжала, не испугано, а всего лишь жалея красивую вещь. Хоуп дернул ещё сильнее, разрывая его на пополам и, когда грудь в атласном черном бюстгальтере предстала перед его взором, он лёг обратно. — Я куплю тебе десять таких же, если хочешь, — задрав окончательно подол, тоже надорвавшийся с краю, Хосок резко стащил черные трусики вниз, откинул их в сторону и продолжил упиваться устами Нури, простонавшей от его пальцев, пробравшихся вниз.

— Что с тобой сегодня? Ты давно не был таким нетерпеливым, — парень приостановился и приподнялся на руках.

— Помнишь, я говорил, что отец решил меня женить, но я, скорее всего, выкручусь? — девушка кивнула. — Завтра будет решающий день… Если у меня не получится задуманного, то мне придётся, всё-таки, жениться. Я не хочу, но вынужден буду это сделать, Нури. И тогда вся моя жизнь невольно изменится, — они посмотрели друг другу в глаза. Понимающая, но подумавшая о чем-то своём, проститутка сама приподняла лицо и продолжила поцелуи, возвращая Хоупа в то забвение, ради которого он пришёл. Утопая в её раскрывшихся и гостеприимных объятьях, он потянулся в карман за презервативом. Нури перехватила его руку.

— Не нужно, я знаю, что ты не шляешься абы где и ничего мне не притащишь, — Хосок, сомневающимся движением, оставил пальцы в заднем кармане брюк. Его выражение как бы спрашивало и о другом факте. — Я пью таблетки, всё в порядке, — поспешила уточнить Нури. Замерший ещё на секунду, Хоуп сдался перед этими доводами и, обнажив жаждущую плоть, осторожно вошёл в девушку, и, добравшись до упора, резко повторил движение обратно и внутрь. Нури вскрикнула и молодой человек, ловя её звонкие возгласы, повелительно и властно задвигался, вколачиваясь в любовницу, захватывая её, как дикарь, впиваясь губами в её кожу, кусая и засасывая её губы. Пальцы стискивали её руки, плечи, прижимали к себе и ласкали. Обхватывая её, Джей-Хоуп начинал выбивать бедрами громкие стоны из Нури, не забывая покрывать поцелуями её грудь, щеки, изящную шею. С другими шлюхами он мог удовлетворять себя проще, но здесь ему всегда было интересно взаимное участие. Открывшая ему многие тайны женского наслаждения, Нури являлась для него равноценной партнершей, перед чьим искусством он не хотел упасть лицом в грязь, а порой, как сейчас, он и вовсе не давал ей проявлять инициативы, подавляя все попытки сделать хоть что-то. Он просто накидывался на неё и владел, пока спустя продолжительное время не выдыхались оба. Рыча, как рёв мотора его Феррари, Хоуп безудержно спустил страсть с поводка.

По прошествии трёх часов, они лежали, изможденные, откинувшись на подушку. Только-только закончившийся секс ещё позволял минуты три побыть, хотя бы физическими, возлюбленными, и Хосок прижал левой рукой к себе Нури, целуя в макушку и поглаживая её спину и плечо. Мысли о своих проблемах вот-вот должны были вернуться, поэтому срочно нужна была тема, не касавшаяся бы его жизни.

— А ты когда-нибудь думала, чем будешь заниматься лет через десять? — поправив её волосы, Хоуп поцеловал её висок и откинулся на спину, уставившись в потолок. Рука ещё не отпустила девушку и привлекла её к себе, под бок.

— Ты тоже считаешь, что путана под сорок не будет иметь спроса? — тихо посмеялась она.

— Почему же? Если ты будешь ещё в строю, то я дороги не забуду, — пошутил и он. Нури подумала с полминуты, и первая отстранилась, ложась отдельно, на вторую, соседнюю подушку.

— Я коплю деньги, чтобы открыть небольшое дело, где-нибудь в провинции. Уеду и открою маленький магазинчик, — поделилась она своими планами, о которых ещё ни с кем, кроме как с собой, не говорила. — Может быть, это будет кафе.

— Вот как… а замуж? — посмотрел на неё Хосок.

— Замуж? Может быть, и выйду, — она пожала плечами. — Если получится встать на ноги, то заведу для себя ребенка. А муж… ну где я ещё найду мужчину, который не просит прыгать на нём сверху? — в форме комплимента сообщила Нури.

— Не переношу быть снизу, — улыбнулся Хоуп. — Неужели я один такой?

— Как минимум один на сотню, — девушка произнесла это и тут же поняла, что в её случае подобное заявление можно воспринять непосредственно, как то, что у неё уже была не одна сотня мужчин. На самом деле, точное число она не могла бы назвать и сама, но ста, наверное, ещё не набралось. Многие клиенты были постоянными, из года в год одними и теми же, а потому для новых времени не оставалось. — Не знаю, в общем, это редкость. Ты же знаешь, ты уникален.

— Это лесть куртизанки, или честность друга? — напомнил ей Хосок.

— Прими, как больше нравится, — заинтриговала она, не став раскрывать секрета. Хоуп перевернулся на бок и вновь навис над девушкой.

— Если ты вдруг уедешь, и тебе понадобится помощь, пожалуйста, не забывай меня и не стесняйся обращаться.

— Хорошо, — поцеловав его, Нури подумала о том, что он её, наверное, забудет быстрее, особенно если женится. А ещё о том, что никогда и ни у кого не привыкла просить помощи, поэтому если она и уедет, то никогда уже не даст о себе знать.

* * *
Помыв посуду после ужина, Джин тщательно мыл руки: врачебная привычка, приобретенная ещё после занятий по гигиене в университете. Мыть не только ладони, но и между пальцами, и чуть ли не до половины расстояния до локтя. Развернувшись к полотенцу, висевшему на крючке у входа, он обнаружил там Юну. Вода помешала ему расслышать её шаги, какое упущение! Он не думал, что сегодня она ещё выйдет из спальни. А если бы она решила огреть его вазой по голове? Не важно, ключа она всё равно не найдет.

— Не спится? — спросил Джин, высушив руки.

— С тобой в одной квартире? Нет, — пленница прошла до подоконника и присела на него.

— Спеть колыбельную? — мужчина улыбался и решительно не выходил из себя (да и не умел он этого толком делать).

— Я думала, что опять предложишь что-нибудь из серии «уложить в постель лично».

— А я думал, что мы уже решили, что по этому направлению у нас продвижений не намечается.

— Плохо старался, — хмыкнула Юна, иронизируя, и не собираясь подталкивать никого на что-то подобное.

— Ты тоже не преуспела, — парировал Джин.

— Я?! — сдержав возмущение, девушка приняла свойственную ей перекрестную позу: закинула ногу на ногу и руки на груди скрестила накрепко. — Вот они, современные мужчины… Ничего не хотят делать и ждут от женщин первых шагов, — покосившись на мужчину у раковины, она поспешила заверить: — Не надо на меня так смотреть, я не тебя обвиняю, а рассуждаю в целом. Такая тенденция присуща многим, повсеместно.

— Тебе ли об этом говорить? Ты должна выйти замуж с честью, поэтому к себе никого не подпускаешь. Зачем же тебе добивающиеся тебя мужчины? Это противоречиво.

— Я не про себя! Я про общество, — Юна задумалась и добавила: — И да, я противоречивый человек.

— Или вынужденный быть таковым? — подсказал Джин, подразумевая то, что над Квон Дами довлеет невидимое присутствие её грозного брата, который, возможно, и управляет её жизнью.

— Ладно, попробую уснуть, — прекращая беседу, встала девушка. — Надеюсь, что ты шуметь не будешь. И заходить ко мне тоже, ведь дверь без замка. Спокойной ночи!

Выспавшись и не став оттягивать терзающее и тревожащее его, Хосок ещё до обеда двинулся к Юне. Отворив квартиру, он обнаружил дремлющего на диване Джина. Разбудив его и отведя на кухню, чтобы из спальни не было слышно разговора, Джей-Хоуп начал с вопроса:

— Ну как, она поддаётся?

— Это тяжелый случай, — честно признал Джин. — Её трудно понять. Очень. Но, мне кажется, ей действительно не хватает любви и какого-то рыцарства в жизни. Сидя в четырёх стенах и охраняя её, как цербер, я себе имиджа не сделаю.

— Рыцарства? — Хосок прищурился и, посоображав, щелкнул пальцами. — Давай сделаем так. Я иду, спрашиваю у неё последний раз, что ей от меня нужно, и если она не прокалывается, то начинаю её… ну, пытать что ли. В шутку, конечно, главное, чтобы она поверила в это и испугалась. Едва она закричит, ты ворвёшься и спасёшь её. А?

— Знаешь, она может не закричать и терпеть до последнего, — вспомнив её поведение накануне, и как она достоверно прикидывается бревном, предвкушал Джин небыструю победу. Если таковая вообще изволит случиться. — Как бы её реально пытать не пришлось для этого.

— Да ладно тебе, всё получится! — в который раз сказал себе Джей-Хоуп, хотя прежней уверенности уже не было. — Она выходила уже из комнаты?

— Завтракала утром, — Джин посмотрел в сторону спальни и, молча пожелав другу удачи поднятием сжатого кулака, осторожно прошёл обратно в зал, из которого всё происходящее через стенку слышалось лучше. Набрав полную грудь воздуха, Хосок постучал и вошёл к своей невесте, которая никак не прекращала ею быть. Та лежала на кровати с какой-то найденной где-то здесь книжкой.

— Добрый день!

— Не такой уж он и добрый, — Юна отложила дешевое и бессмысленное чтиво, воззрившись на Хоупа.

— Тебе начинает тут надоедать? — издеваясь, полюбопытствовал он.

— Я могу проторчать тут хоть вечность, но это не исправит того момента, что занять себя совершенно нечем, а я не привыкла проводить время впустую.

— Ты знаешь, что можешь всё исправить одним своим коротким словом «нет» нашему браку, — Хосок пододвинул стул к кровати и сел на него. — Я надеюсь, что ты всё обдумала и приняла правильное решение.

— Я не привыкла менять их, если приняла один раз, — поджала губы Дами.

— Это означает, что ты не готова пойти навстречу и сказать, зачем собралась так рьяно за меня замуж?

— У меня нет никаких особых причин, — Хоуп скрипнул зубами. Так хотелось, чтоб она по-мирному призналась, чтобы не пришлось устраивать клоунаду. А если Джин прав, и она крепкий орешек? Да как же он выбьет из неё правду? А правда есть, какая-то сокрытая, но есть.

— Юна, я ведь перестану уговаривать и поступлю по-плохому, — он поднялся. Она, не теряя самообладания, посмотрела на него и надменно ухмыльнулась. — Ты веришь в то, что я безобидный? Ты не веришь, что я могу разозлиться?

— Мне нечего тебе рассказывать, Хосок. Незачем меня запугивать. — Застыв, Джей-Хоуп мысленно призвал все свои силы, попытался активизировать в себе беспардонность и жестокость, попросил справедливость и его моральные устои закрыть ненадолго глаза и простить ему вынужденные прегрешения.

— Что ж, я предупреждал. — Подойдя к кровати и схватив Юну за локоть, он швырнул её попрек, ловко забравшись сверху. Девушка несколько ошарашено окинула его взглядом, но не проронила и звука, не обросла возмущениями. — Врать и скрывать что-либо от будущего мужа не хорошо, сейчас ты это поймёшь, — Хоуп взял её за плечи и вдавил в постель. Что с ней делать дальше? Что? Насиловать? Черт, черт! Она ведь ни в чем невиновата, она будет жертвой. Разве она плохая? Ударить её? Хосок занес руку, на которую Юна шокировано выпучила глаза. Куда бить? Куда можно ударить так, чтобы не почувствовать себя ублюдком, поднявшим руку на женщину? Поняв, что выглядит, как выронивший снаряд ядротолкатель, Хоуп опустил руку. Да что ж за соплежуйство-то! Для дела же нужно. Взять, и стукнуть разок, в воспитательных целях. Нет, пока она на него смотрит — ничего не выйдет. Опять взяв её за плечи, Хосок перевернул её на живот и, выдохнув, со всей силы зарядил по заднице. Она не издала ни звука, а ему самому захотелось смеяться. Отличная пытка — просто ролевые постельные игры! Так и переспать по обоюдному согласию ближе, чем напугать её и что-либо выжать. Шлепнув её ещё раз сильнее, он понял, что либо сейчас же пробудит в себе сволочь, либо сорвет последнее спасение и выход из создавшейся ситуации.

— Что, это всё? — спокойно через плечо обернулась Дами. Убедив себя, что он рассвирепел и разгневавшись этой постоянной безмятежности сестры Дракона, Хосок схватил её за волосы и, заставив выгнуться и приподняться, швырнул обратно к спинке кровати, куда тут же примостился сам, зажав её. Тихо айкнувшая и перехватившая свои локоны, Юна напряженнее взглянула на него, а когда он принялся разрывать на ней блузку (как пригодилась практика вчера вечером!), то уже более живо принялась реагировать и брыкаться. Хосок, чтобы не почувствовать вины, пытался представить, что перед ним Нури, поддающаяся, играющая с ним, принимающая подобные забавы с довольством опыта, жаждущая. — Прекрати! Пусти меня! — кажется, начиная верить в то, что с ней больше не шутят, Юна пыталась отбиваться и убирать от себя руки Джей-Хоупа, но он её не слушал и, раскидывая ошметки тонкой белой блузки, принялся за узкую юбку. — Прекрати сейчас же! Хосок! Это не смешно! — она не кричала. Она ещё пыталась уговаривать его, говорить ровной интонацией, но она срывалась на фальцет и начинала звенеть, как ломающийся весной лёд. — Хосок! Хосок, остановись! Ты же знаешь, кто мой брат! Не делай этого! Хосок! — взяв за две стороны шва юбку, Джей-Хоуп, как бумажный лист, разодрал её на две части и, мгновение посмотрев на девушку в нижнем белье, ухватил её за бретельку лифчика. — Хосок! — взвизгнула она, но он стянул её под себя и, грубо впившись в скулу поцелуем, оставляющим синяк, сжал в руке грудь Юны. Лягающаяся ногами, она ещё пыталась храбриться, но осознав, что никаких шансов на победу перед ним у неё нет, вдруг всхлипнула. Джей-Хоупа затрясло самого. Только не смотреть ей в лицо! Он знал, что на глазах сейчас появятся слезы, а если он увидит её слёзы, то всё, он убежит и спрячется, а потом придёт извиняться. Прикусив мочку её уха, Хоуп стегнул её по бедру ещё раз. Юна закричала.

— Хоуп! — раздалось сзади и молодой человек, благодаря за то, что спасение близко, сделал вид, что не слышит голоса Джина. — Хоуп, что ты делаешь, господи?! — натурально возмущался позади тот, приближаясь. Голые ноги Юны трепыхались под предводителем сеульских золотых. Из её глаз уже потекли слезы, хотя рыдания были сдавленными. Джин поднесся к кровати и, схватив друга, принялся оттаскивать, якобы уговаривая остановиться. Едва ему удалось отвести Хосока от девушки, как та пулей соскочила с кровати, растерянно прикрывая себя. Джин оттолкнул сына ювелира к окну и ринулся к Юне. — Боже, он ничего не успел с тобой сделать? — мужчина обернулся к приятелю. — Что на тебя нашло? Ты совсем? — стянув с себя рубашку, под которой ничего не было, он накинул её на плечи Квон Дами. Стучащая зубами и всхлипывающая, инстинктивно, она вдруг уткнулась в голую грудь Джина носом, словно спрятавшись там, и лишь тогда позволив себе свободно заплакать. Джей-Хоуп облегченно выдохнул и, показав другу большой палец, пока его затылком не видели, придав голосу борзости и дерзости, произнес:

— В следующий раз, когда здесь не будет его, я закончу начатое, Юна, не сомневайся!

— Не надо! — помотала она головой и тихо прошептала, не поворачиваясь. — Я скажу, почему я выбрала тебя…

4
Почувствовав податливость перепуганного тела, Джин осторожно взял Юну за плечи и усадил на кровать, сев перед ней на корточки. Она неохотно оторвалась от него, выглядя очень потерянной и заторможенной после того, как он погладил её по волосам и вытер слезы со щёк. Хосок подошёл к ним ближе и внимательно воззрился на невесту. Наконец-то, она озвучила то, что он и подозревал: причина её настойчивости всё-таки имелась.

— Что ж, я слушаю, — Джин осуждающе (но, разумеется, понарошку) посмотрел на него, требуя пощадить чувства девушки и подождать немного. Квон Дами, приходя в себя, вежливо убрала почему-то задержавшуюся на её голой коленке ладонь спасителя.

— Я никогда бы не рассказала, если бы ты не узнал, кто мой брат, — она как-то вражески покосилась на Хосока, не понятно уже, за что больше его виня, за попытку насилия или за разгаданный секрет? — Я не знаю, как ты это сделал, но, поверь, никто в мире больше, кроме наших родителей и ещё человек трех-четырех, не знает об этом.

— Я польщён, но перейдём к делу, — Джей-Хоуп подтащил за собой стул и сел рядом. — Зачем я тебе?

— Джиён… мы с братом редко видимся, но постоянно поддерживаем связь, — девушка сосредоточилась на том, чтобы выстроить грамотный монолог. — С тех пор, как он приобщился к криминальному миру и сделал нашу семью богатой, меня постоянно приучали к тому, что я всем обязана ему, и должна помогать ему по мере сил. Когда я немного повзрослела, то Джиён познакомил меня со всеми противозаконными и преступными делами нашей страны. Я стала в курсе всего. Я была его глазами и ушами, осведомительницей. И являюсь ей до сих пор, — видя немой вопрос на лицах молодых людей, забежала вперед и призналась Юна. — Нет, я не совершала никаких мошенничеств и убийств, я всего лишь заводила дружбу и знакомства с людьми, вытягивала информацию, узнавала всё, что могло быть полезным, чтобы Джиён знал обо всём, что происходит в легальном и нелегальном бизнесе Южной Кореи. Я тайно сотрудничала с его людьми, из которых всего один знал, кто я на самом деле. Но в основном я была светской девушкой, вхожей в высшие круги благодаря тому, что мои родители оттуда же… Таким был мой образ, закрывающий то, что я делала на самом деле: следила и докладывала. У меня даже нормальных подруг не было. Я дружила лишь с теми, к кому нужно было пробраться в доверие, выяснить всё об их отцах, братьях, мужьях. Большинство до сих пор со мной общаются, не подозревая, для каких целей я с ними завела знакомство, — Юна перевела дыхание. — Но больше двух лет назад масштабная преступность в нашей стране почти иссякла. Сначала казалось, что просто прекратились разборки между бандами, вечно делящими районы. Но когда в течение года всё по-прежнему было тихо, мы поняли, что появились какие-то невидимые силы, охраняющие законы и порядок. Джиён был знаком с одним из вас, Ёнгуком, но тот уехал в Нью-Йорк, а покой продолжал не нарушаться. Джиён уважает чужую власть и, догадавшись, что править всё равно остались «золотые», больше не стал вмешиваться. Но и нужда во мне, казалось бы, закончилась. И вот… буквально полгода назад, брат сказал мне, что в Сеуле мне больше нечего делать, что ему не нужны тут больше шпионы. Наверное, потому что шпионить не за чем. У него вечные конфликты с китайскими мафиозными кланами, из которых усиливаются и возвышаются попеременно то одни, то другие. Он сказал мне, что я нужна ему там. Чтобы теперь держать под контролем одну из союзных группировок, — девушка поглядела поочередно на Джина и на Хосока, не надеясь, что её поймут. — Только теперь контроль должен был осуществляться другим образом. Брат сказал, что я должна выйти замуж за главу того клана. Ему около пятидесяти лет. Он некрасив и злобен, но даже не это пугает меня и останавливает, — Юна покачала головой. — Я не хочу всю жизнь быть серым кардиналом. Я никогда не стремилась к занятию разведкой, к тому, чтобы предавать людей и обманывать их. Да, я способна это делать, иногда даже с легкостью. Но я не хочу этого, мне не нравится, — Квон Дами развела руками. — Я призналась в этом Джиёну, и он поставил мне условие, найти себе такой брак, которой принесёт не меньшую пользу, тогда мне не придётся выходить замуж за его кандидата, — девушка встретилась глазами с Хосоком. Теперь там было больше сопереживания. — Я не могу просто ослушаться его, пойми. Он сделал всё для нас. Он сделал всё для меня и родителей, поэтому, когда велит он — а мать и отец поддерживают его беспрекословно, — я не могу отказаться, сбежать, бросить все дела. Я должна исполнить его волю. Я воспользовалась всеми связями и осведомителями, чтобы узнать, кто же ликвидировал преступность почти во всей стране, из-за чего даже людям моего брата пришлось уехать отсюда тогда. И я нашла тебя, — сказала она Джей-Хоупу. — У меня было два варианта, либо выдать ему эту информацию, показывая, что ещё могу пригождаться здесь — но это было бы недолговечно, либо выйти за тебя замуж, чтобы поставить шах и мат Джиёну. Я замужем за главой местных «золотых», и это несомненная польза в таких делах.

— Ты собиралась следить за мной? — негодуя, покачал головой Хосок. — Ты даже не попыталась сказать о себе всего.

— Да, я не пыталась сказать этого, — твердо подтвердила Юна. — Скажи сам, ты бы доверился мне, признайся я, что лазутчица Дракона, но раскаявшаяся? Никогда.

— Я и сейчас, после того, как половину разузнал сам, не знаю, чему верить.

— Я и хотела, чтобы ты разоблачил меня, — заявила Юна. — По тем сведениям, которые я на вас нашла, я поняла, что вы сумеете это сделать. Вы меня переиграете, разоблачите, но это должно было случиться, когда я уже была бы твоей женой. Обратного хода не было бы. Джиён бы принял, как данность, что я нашла место, в котором могла бы приносить пользу, но оказалась безоружной, потому что меня раскрыли.

— Как всё запутанно, — промолвил Джин.

— Это нормально в тех сферах, где мы вращаемся, — хмыкнул Хосок. — И что же ты предлагаешь теперь?

— То же, что и раньше: женись на мне, — произнесла Юна. — Ты теперь всё обо мне знаешь, никак не сможешь пострадать от моего присутствия, я ничего не смогу предпринимать против тебя, ведь ты меня будешь видеть насквозь. А я получу свободу от власти Джиёна. Сбудется моя мечта: я останусь в Сеуле и буду предоставлена сама себе.

— А я что получу? — повел бровью Джей-Хоуп.

— Наследство отца? — напомнила девушка. Парень недовольно присмирел. — И разве тебе самому не выгодно породниться с Драконом? Подумай сам, это неплохие связи. После свадьбы мы можем разъехаться и больше не встречаться. Я не собираюсь надоедать тебе или требовать чего-либо.

— А если я откажусь? — Хосок вопросительно посмотрел наДжина, как бы спрашивая мнение того, но тот был в не меньшей растерянности. Что тут было выбрать?

— Как я поняла, отец в любом случае лишит тебя денег без брака. Так не всё ли равно с кем его заключить? К тому же, ты создал себе проблем моим похищением. Я лукавила, когда говорила, что брату, возможно, нет до меня дела. Естественно, он узнал о моей пропаже в течение часа-двух после того, как она произошла. Скорее всего, его люди уже где-то рядом и разыскивают меня. Если они узнают, кто это делал, то тебе придётся как-то урегулировать конфликт, а как это будет сделать лучше всего, если не согласием жениться на мне? — Джей-Хоуп замолчал, поджав губы. Ему плевать было на себя. Главной его задачей стало защитить своих ребят от ненужных травм и схваток. Если драконы уже на подходе, то надо прекращать торг и идти на мировую.

— Но почему ты предпочла пытаться договариваться со мной, пусть даже уже в браке, а не с китайским мафиозой? Неужели дело только в том, что я моложе и симпатичнее? Зная твоё равнодушие к чему-либо физического характера, сомневаюсь, что тебя сильно бы покоробило лечь с кем угодно, кого сунет брат.

— Да, дело не только во внешности, — Юна поплотнее свела рубашку на груди, быстро покосившись на голого до пояса Джина, всё ещё сидевшего у её ног и внимательно слушавшего. — Я скопила множество фактов и историй о золотых. Меня заинтриговала ваша банда, якобы эталон мужества, чести, доблести и справедливости. Я почти уверовала в светлое волшебство и добро, когда осознала реальность вашего существования, ведь вы легенда, — девушка устало покривила уголок рта. — Но, видимо, я немного ошиблась, судя по твоему сегодняшнему поведению. Ума и сноровки вам, в самом деле, не занимать. Но вот с джентльменством и добротой явные провалы. Сказка осталась сказкой.

— И, тем не менее, ты настаиваешь на свадьбе? — ещё раз уточнил Хосок, прежде чем подняться.

— Настаиваю, — парню показалось, что у неё появились ещё какие-то причины, но организовывать новую пытку для добычи правды сил уже не было. Он встал.

— Ладно, теперь я беру время подумать для себя. Завтра я окончательно решу, да или нет, — Джей-Хоуп не знал, зачем ему это нужно, ведь стало почти очевидно, что свадьба с Квон Дами единственный и необходимый выход. Но ему нужны были ещё сутки для того, чтобы смириться, чтобы ощутить себя неприкаянным, холостым. Он взял Джина под локоть и вывел за собой в коридор, подальше. — Что ты думаешь об этом всём?

— Не верю во всё до конца, а ты?

— Аналогично. Даже если женюсь, это будет подобно жизни у подножия вулкана. Всё время ждать подвоха. Детей я с ней делать точно не буду, не дождётся папа внуков, — выдохнул Хосок. — И ей не позволю выдавать за моих то, что она решит нагулять. Короче, пиздец полный, Джин. Хотя, какое нагулять с её фригидностью!

— Знаешь, мне и самому теперь хочется, чтобы она полюбила кого-то из нас. Это бы её обезвредило.

— Хорошо бы, — печально опустив голову, Хосок попрощался с другом и, пожав ему руку, отбыл развеиваться напоследок. Если получится теперь. Скорее, ему нужно будет просто посидеть и тщательно всё обдумать.

Джин подождал минуту, потоптавшись в прихожей, и вернулся в спальню, где Юна сидела всё там же, перебирая пальцами пальцы, и разглядывая их в плотной задумчивости.

— Ты знаешь, что такое врачебная тайна? — спросил он, облокотившись на проём. Девушка подняла взгляд.

— Да, это клятва, приносимая докторами. Что они не раскроют секретов пациентов, — ей явно было не до шуток.

— Я, конечно, не твой врач. Но я вхожу в ассоциацию медиков нашей страны, и у меня среди них много друзей, — стоматолог вновь сел перед Юной на корточки. — Сегодня всё утро я интересовался там и тут, через интернет, показывая в сообщениях твоё фото, не видел ли тебя кто из них, под другим именем, под фальшивыми документами, — сестра Джи-Драгона сглотнула слюну, заволновавшись. — Оказалось, что ты дважды прибегала к гименопластике[7]. Второй раз — около месяца назад. Не хочешь поделиться подробностями? — покрасневшие щеки на бледном лице придали вид горячки. Джин покивал, как бы демонстрируя, что понимает, что не дождётся быстрого и точного ответа. — Сколько мужчин у тебя было? Честность взамен сохранения медицинской тайны. — Однако мужчина уже решил, что даже не разболтав Джей-Хоупу об опытности Юны, всё равно сделает всё возможное, чтобы тот не доверял ей.

— Четверо, — тихо сказала она. — С первым я встречалась на самом деле… а потом были связи ради информации. Я делала вид, что влюблена, встречалась, была любовницей, обманывала и добывала то, что нужно. Первый раз я восстановила невинность для типа, который был очень подозрительным, и ему нужно было пустить пыль в глаза. Месяц назад я это сделала для того, чтобы попытаться начать новую жизнь.

— Господи, неужели Джиён заставлял спать абы с кем даже родную сестру?

— Он не заставлял. Мне было нетрудно, — безразлично пошевелилась Юна. — С первым молодым человеком… мне не было приятно. Я поняла, что секс — это глупое механическое действие, не приносящее удовольствие. Поэтому когда Джиён говорил, кого нужно расколоть, я выбирала методы сама. Мне было всё равно. Все мужчины в постели одинаковы, даже если пытаются что-то делать. Главное потерпеть, изобразить что-то, и всё.

— Жаль, — спокойно взял её за руку Джин.

— Жаль — что?

— Что тебе попадались такие персоны, — резко поднявшись, он остановил лицо на уровне её лица и, подавшись вперед, одновременно коснулся её губ своими и рукой взял девушку за подбородок. Пальцы погладили его и, пройдясь под ухом, зашли за шею и надавили сзади, прижимая губы к своим губам. Изумленная Юна распахнула глаза, но не успела воспротивиться. Она всё ещё была подавлена и немного вымучена нуждой вести нескончаемую игру и переговоры, где необходимо побеждать. Поэтому её уста легко разомкнулись, и Джин завладел ими, вбирая в себя губы девушки всё сильнее и жарче. Отдавшийся его напору рот был поначалу безволен, и позволял делать с ним всё, что угодно, никак не отвечая, но едва язык Джина скользнул внутрь, как Юна, видимо, вспомнила о профессии дантиста и попыталась отстраниться. Не позволяя ей уходить от ласк, Джин опустил руки и обнял её крепче, прижав к себе. Удивленная, пленница замерла, сжавшись в обескураженный комок. Нежно проведя пальцами по шее и скользнув под воротничок своей же рубашки на стройном теле в его руках, мужчина погладил прохладную кожу, не прекращая целовать Юну, и поцелуй этот был всё смелее и глубже. Подключив свой язык, она хотела сопротивляться, но вместо этого вышла только ещё более страстная пляска плоти, охотящейся на другую. Джин завалил её на спину, не давая никакой возможности заговорить до тех пор, пока не услышал, как участился у неё пульс, и сбилось дыхание. Оторвавшись от губ, он отвел край рубашки и приник к изгибу между шеей и плечом. Язык вывел тонкую линию и череда мелких, но ощутимых поцелуев прошлась до самой вершины груди, скрытой бюстгальтером. Пальцы шажками догнали губы, перегнали их и, дойдя до живота, опустились на него всей исследующей пятернёй, поглаживая и двинувшись ещё ниже. Юна в последний момент приподнялась и схватила его за запястье.

— Ээ… эй! Как там тебя? Джин? — опомнилась она. — Прекрати! Да, как оказалось, я не так невинна, но это не значит, что я сплю со всеми подряд!

— Я не прошу спать со всеми подряд, — чуть приподнялся мужчина и улыбнулся ей. — Я прошу сменить тех, с кем надо спать ради дела на тех, с кем надо спать ради удовольствия, — и, не дав продолжиться возмущениям, опять заткнул ей рот своим, упорным и знающим. Обрушившись на неё, поцелуй изображал на её губах настоящее искусство, искусство любви и наслаждения. Юне приходилось целоваться, но с такой самоотдачей — никогда. Она не могла толком разобрать, в чем состояло отличие от предыдущих мужчин, но то, что спустя пять минут непрекращающихся сладких пыток её уст у неё пошла кругом голова — она почувствовала, причем настолько проникнувшись этим ощущением, что не сразу заметила, как оказались ладони Джина на её обнаженной талии. Подмяв её под себя, он уперся ширинкой брюк ниже её живота, и упругая грубость, давящая из-под неё, остро ощутилась чувствительной кожей сквозь тонкие трусики. Пытаясь совладать с ситуацией, Юна отпихнула Джина с себя и выскочила, хотя на этот раз её никто не неволил и не принуждал силой. Никакого хамства, никаких ударов и ограничений свободы. Она просто умудрилась растаять от полёта его языка, движения губ и умелых рук, введших её в оцепенение.

— Хватит! — выставила она вперед руки. — Между нами ничего не будет, тебе ясно?

— А после свадьбы? — сверкнул он глазами. — Ну, не нашей с тобой. А твоей с Хоупом. Он всё равно к тебе не прикоснется. И, поверь, я буду этому способствовать, если ты не надумаешь сказать ему о себе всё честно.

— Ничего не будет! Я же сказала, что меня не прельщают все эти постельные забавы…

— И ты скажешь, что тебе стало ясно по поцелую, что со мной будет вот здесь плохо? — Похлопал Джин по покрывалу, хищно глядя на Юну, раздетый по пояс, с заметно сгорбившимися в известном месте брюками. Если когда-либо перед девушкой и бывали соблазны, то сейчас был самый сильный из всех встречавшихся ранее. Она давно разуверилась в том, что существуют какие-то мифические оргазмы, доставляемые мужчинами женщинам, но этот запретный поцелуй стоматолога подал надежду. Если он специалист не только в ротовой полости…

— У меня нет желания проверять.

— Врёшь, — улыбнулся Джин. Юна отвернулась, скрестив руки на груди. — Не имея одежды до тех пор, пока Хоуп не привезет тебе что-нибудь взамен испорченной, ты теряешь столько времени, которое можно употребить с пользой! Голыми так приятно не выбираться из кровати…

— По-моему, я ясно дала понять, что хочу начать жизнь с чистого листа.

— Но ты должна понимать, что это невозможно, — Джин немного посерьёзнел и сел, подогнув одну ногу и опершись на неё. — Прошлое можно забыть и игнорировать, но ликвидировать его последствия — никак нельзя, потому что они являются настоящим, в котором мы и живем.

— Тебе никогда не хотелось изменить что-нибудь в прошлом?

— Я почти никогда не делал ничего, не подумав о будущем, — мужчина встал, освободив кровать. — Это избавило от внезапных угрызений совести по прошествии времени, — Юна оценила его слова и отошла, показывая, что ему пора выйти.

* * *
Близился вечер и Хосок, обдумав всё до последней мелочи, взвесив и попытавшись составить хоть какие-нибудь прогнозы, пришел к выводу, что Квон Дами не сможет нанести вреда деятельности золотых. Они будут жить раздельно, он не станет делиться с ней никакими сведениями. Почему он не верит, что это её решение, а не наущение Джи-Драгона? Она может заговаривать зубы, чтобы рассеять внимание и не подумалось об объявлении войны и вторжении на территорию. После того, как «золотые» вытеснили все банды из Сеула, а посаженный в тюрьму Тэян — человек Джиёна — освободил последнее важное место, дающее власть над частью города, Хоуп был фактически смотрящим за всем, только более насущные проблемы постоянно отвлекали его, вызывали в разъезды, и в Сеуле в основном находился Серин. Захотелось ли сингапурской мафии вновь вернуть утерянное? Что бы ни делала и ни говорила Юна, Хосок никогда не поверит полностью в то, что она честна.

Джей-Хоуп, припарковавшись на ровном месте, устав от мелькания дороги, сидел в машине и думал, в какой бы бар заехать, чтобы выпить и забыться до утра, когда необходимо будет посмотреть в глаза Юне и сказать, что он согласен. Согласен! Черт возьми, он женится, и это будет скоро. Кто бы мог подумать? Как всё стремительно и быстро… мобильный завибрировал в его кармане и Хоуп, достав его, ответил на звонок. Это была Джинни, и обычно поднимающееся от её голоса настроение почему-то осталось на прежнем уровне. Сестра Рэпмона была веселой и оптимистичной девчонкой, что распространялось и на тех, кто находился в её окружении. Но трудности слегка подкосили собственную позитивность Хосока. Джинни спросила его, как дела, где он и не занят ли. Признав, что пока совершенно свободен («пока совершенно свободен» звучало уже как-то по-роковому, с мрачным оттенком), Хоуп получил просьбу подвезти подругу от университета, где она задержалась, до дома. Это было не очень далеко от той точки, где он находился, да и надо было себя чем-то занять, поэтому наследник ювелира быстро согласился и тронулся в путь.

Джинни долго решалась на этот звонок и ему предшествовали часы раздумий на лекциях, которые прошли сквозь ум, не задержавшись. Предложение Шуги грело, льстило, подкупало. Вспоминая его храбрость во время защиты малознакомой девушки, его доброту, безотказность и симпатию, девчонка хотела согласиться, но ускользающий шанс добиться всё-таки самого завидного жениха из всех, каких она знала, не отпускал её мысли. В результате, прежде чем ответить Юнги, чтобы никого не обманывать и обрубить все в правильной поочередности, Джинни расхрабрилась сделать последнюю попытку по прощупыванию почвы — удастся ли ей заинтересовать Хосока? Если он хотя бы намекнёт, что между ними смогут быть отношения, то она ответит Шуге отказом, попытавшись сохранить дружбу.

Хоуп подхватил её недалеко от автобусной остановки, до которой ездила Джинни, приезжая по утрам на учебу. Сначала она ничего не заметила, но когда несколько раз попыталась завести непринужденную беседу, то обнаружилась с удивлением непривычная для Хосока молчаливость. Девчонка спросила, всё ли у него в порядке? Он заверил, что да, но его обычной улыбки не засияло. Его что-то гложило. Или нет? Или ей кажется, потому что предстоит задать важный для неё вопрос. Со скоростью езды молодого человека, они доехали быстро, так что Джинни не успела морально подготовиться. Впрочем, в таких вещах времени всегда мало, сколько не готовься. Возникла неловкость, потому что нужно было выбираться из автомобиля, но она не могла уйти ни с чем. Хоуп принялся настраивать радиоволну, будто бы забыв о присутствии пассажирки.

— Ты сегодня какой-то другой, — попыталась в очередной раз вывести его на дружескую болтовню Джинни.

— Да? Разве? — наконец, он понял, что совершенно выдохся сегодня, и постарался навести веселье на выражение лица. Как бы ни было неприятно от того, что грозит свадьба с девушкой, которая его совершенно не трогает, ему ещё было немного стыдно за то, что он напугал её. Испортил имидж золотых. Ну обалдеть! Оказывается, легенды о них ещё где-то живут, притом хорошие, а он возьми, да обгадь всё это дело. Куда это годится? — Немного устал.

— В спортзале был?

— Нет, — Хосок подумал, что не стоит скрывать от подруги грядущее, она и так всё узнает от Намджуна или Шуги, с которым встречается — так продолжал думать Хоуп. — Я всё-таки решил быть хорошим сыном, и согласился жениться, — поскольку он не смотрел на Джинни, а щелкал кнопки, то не видел, как упало её настроение. Задор пропал, и глаза перестали светиться. Губы вздрогнули, чтобы не изогнуться полумесяцем вниз.

— Жениться? Но ты же… не хотел…

— Да, но пора уж, наверное. Годы-то идут, — беззаботно расплылся Хосок и откинулся на сиденье, зарядив бодрый мотив. Джинни замолчала, не зная, что и сказать. Они полностью поменялись ролями. Он заговорил и заулыбался, а она онемела и загрустила. Проснулась на конце какого-то его рассуждения: — … так что, скоро погуляем на славу! Придёшь?

— Нет, — резко сказала сестра Рэпмона. Сейчас или никогда, сейчас или никогда! Если это хоть что-то изменит, то пусть сейчас, пока он не женился, пока не потерян безвозвратно. Джинни посмотрела ему в глаза. — Если бы я хотела присутствовать на твоей свадьбе, то невестой, — четко сказала она, поставив точку. Хосок спрятал улыбку назад, и ответил таким же серьёзным взором. Некоторое время прикидывая, как реагировать, он шумно вздохнул и подложил под щеку руку, не отводя винно-медовых глаз, не то прилепляющих к нему, не то пьянящих, но точно красивых.

— Джинни, — начал он, и остановился. Нет, он не скажет «встречаешься с Шугой, вот и встречайся», потому что она воспримет это так, что друг служит помехой между ней и ним, и не будь Сахарного, Хосок бы на что-то решился. Ничего подобного. Да, Джинни нравилась ему, и моментами он её хотел, но всё это несерьёзно, как и все его связи. И он не мог включить в эту череду девиц сестру товарища, потому что она заслуживает лучшего, даже если влюблена в него. — Я думал, что это всё осталось в прошлом…

— Ты же сам говорил, что всё может возвращаться.

— Я предупреждал, чтобы этого не произошло.

— Так, я тебе совсем не нравлюсь? — упрямо посмотрела Джинни на него. Она ему нравилась. И не сложись на данный момент в его жизни такая задница, кто знает, как далеко его унесла бы беззаботность? Возможно, Джинни была бы первой девственницей в его жизни, и он повстречался бы с ней продолжительное время. А если бы симпатия увеличилась, то лучше бы, в самом деле, и женился на ней, а не на Квон Дами, но теперь уже об этом не говорить.

— Я люблю тебя, как сестру, Джинни, — покривил душой во благо всеобщего спокойствия парень. — Ступай. Тебе пора домой, а мне ещё нужно кое-куда съездить, — девчонка послушно выбралась и сошла на тротуар. Хосок плавно вдавил газ и отъехал. Глядя на удаляющиеся красные габариты, Джинни вдруг поняла, что ей впервые разбили сердце. Глубоко ли? Она чувствовала, что ей больно и обидно, но не могла начать страдать и сокрушаться, она не могла заставить себя злиться на Хосока. Всё же, они все были её друзьями, и он поступил с ней честно и открыто. Лампочки скрылись за поворотом, а она всё ещё стояла, не двигаясь. Вечер был относительно теплым. Домой идти не хотелось. Нельзя, когда горько и одиноко, запираться в комнате и ныть — будет хуже.

Желая облегчения и того, чтобы никому не было обидно так же, как сейчас ей, Джинни достала телефон и нашла номер Юнги. Он классный, он заботливый, он ждет её ответа. Но разве она влюблена в него? Нет. А смогла бы она в него влюбиться? Потерев нос, который зачесался от того, что глаза на секунду защипало от слез, девчонка нажала вызов. А что она теряет, если попробует в него влюбиться? Это молодость, и если не совершать серьёзных ошибок, то хоть маленькие-то можно. В конце концов, они ведь всегда могут расстаться, если не подойдут друг другу? Это же не навсегда. Ну, может на лето, пока каникулы будут. Или у Шуги первого дела какие-нибудь появятся. Они же часто в разъездах каких-то. Расстанутся, чтобы не томиться в разлуке.

— Алло? — послышался напряженный голос Сахарного, севший от волнения, ниже обычного.

— Привет. Помнится, я обещала кое над чем подумать, — бодрясь и стараясь говорить весело, начала Джинни.

— Да… — ещё сильнее стал сдавленным голос Шуги.

— Так… что насчет прогуляться со своей девушкой? — полюбопытствовала она и возникла тишина. — Алло? Юнги? Ты тут? Алло?!

— Где ты? Я буду через пять минут.

— Я у дома…

— Блин, меньше минуты женихаюсь, а уже не сдерживаю обещаний. За пять минут до туда не успею.

— Не торопись, я никуда не денусь, — засмеялась Джинни над ощущаемой и слышимой суетой по ту сторону.

— Джинни.

— Что?

— Я счастлив. Спасибо, — более уравновешенно сказал парень.

— Но я ничего не сделала.

— Ты сделала мне счастье, — улыбнулся он по ту сторону. Джинни ответила беззвучной улыбкой и, сказав, что ждёт его, положила трубку. Ожидание — не самое приятное времяпрепровождение, но если бы ждать было уже совсем нечего, было бы гораздо хуже. И быть чьим-то счастьем, упустив собственное, тоже не самый плохой результат. Джинни похвалила свой положительный взгляд на жизнь, не давший пасть духом. И пусть мысли о Хосоке покинут её нескоро, всё же, надо пытаться забыть его. Надо пытаться влюбиться в Юнги. Он теперь её парень. У неё есть парень! Без Феррари, без состояния… её родители и Намджун ничего не скажут по этому поводу и даже не подумают, их семья не как семья Чон — тут всё демократично. Неважно, у неё самой достаточно денег, которые дают ей то брат, то отец. Не в них радость.

Думая об этом всём, Джинни не простояла и десяти минут, как к ней подлетело такси и, затормозив с визгом, поскольку явно неслось на всех скоростях, выпустило из себя Шугу. Выпрыгнув с переднего пассажирского, он сунул букет цветов в руки девушки. Та удивленно посмотрела на них.

— Господи, ты так быстро добрался, ещё и цветы купить успел по дороге? Как ты умудрился?

— Магия! — улыбнулся Сахарный, стараясь не показывать одышки. Он явно летел на всех скоростях. Джинни стало даже неловко. Неужели она так сильно ему нравилась? — Куда пойдём? В кино? Посидим где-нибудь?

— Юнги, давай для начала просто пройдёмся, — она сделала шаг и остановилась. Посмотрела на молодого человека, посмотревшего на неё. Они оглядели друг друга. Глаза остановились на руках. Её глаза — на его, его глаза — на её. После смущенных ухмылок, они осторожно взялись за руки.

— Блин, я как школьник, — потрепал свои волосы Шуга и выровнялся, чтобы идти с Джинни в ногу. — Больше десяти лет точно так себя не вел.

— Я вообще никогда ни с кем не встречалась, так что… — она притормозила и давяще на него уставилась. — Поэтому если мне что-то не понравится, то мы расстанемся, ладно? То есть, я не знаю, как это — состоять в отношениях. Я не знаю, надолго ли меня хватит. Ну… мало ли, всякое же бывает, да?

— Ну да, всякое, — подтвердил Шуга и они пошли дальше. — Только если тебе что-то не понравится, ты лучше скажи, и я исправлю.

— Хорошо.

— И будем дальше встречаться, — подытожил Юнги.

— Ладно, — бросила Джинни и опять остановилась. — Но если всё-таки что-то не так пойдёт, то разойдёмся без обид, да? И дальше будем просто дружить.

— Да-да, конечно. Без проблем. Или, опять же, можно же компромисс какой-то найти, — предложил Юнги.

— Можно, — покивала Джинни. — А если кому-то из нас понравится кто-то другой, то прямо скажем. И разойдёмся.

— Ну, это понятно, — Сахарный крепче сжал ладонь, которую держал. — А вообще, если так подумать, то можно выяснить, что такого есть в других, что нам понравилось, чего нам не хватает друг в друге. И постараться обновиться.

— Ты надолго настроен, да? — осознала девчонка, не зная, нахмуриться или улыбнуться. Лицо выражало какое-то странное смешение эмоций.

— Примерно до старости мне б хватило, — серьёзно сообщил Юнги, облизнув губы. — Если раньше копыта не откину.

— Вот этого не надо, — покачала головой Джинни. — Я к тебе привыкну, а ты копыта откинешь. Нет, пожалуйста, даму вперед. Я не хочу, чтобы меня бросили внезапно.

— Такие вещи всегда внезапны, — Шуга вспомнил о том, почему не позволял заводить себе отношений. Ему нельзя было ввязывать никого в это. Почему он не удержался? Почему не подумал ещё сто раз о том, что на каждом задании его поджидает смерть. А кто-то будет его ждать обратно. И Джинни, которую он побоялся заставить ждать себя дольше десяти минут, будет ждать и ждать, и может не дождаться. — Я должен сказать тебе…

— Юнги, — строго посмотрела на него она. — Я не хочу безответственного жениха. Давай договоримся, если уж ты со мной, то не смей внезапно пропадать. Ни по каким причинам, — услышав её наигранно воспитательный тон, Шуга расплылся. Они ещё не перестали до конца быть друзьями, но начали быть возлюбленными. Разве мог он посметь нарушить её четкий указ? Будто луч света озарил его судьбу, или в ней завёлся личный ангел-хранитель, но золотой вдруг понял, что с ним теперь, действительно, ничего не случится. Потянув к себе за руку Джинни, он приобнял её и поцеловал.

5
Окончание прогулки настигло новоявленных встречающихся; пройдясь по кругу, Юнги и Джинни вернулись к её подъезду и, чтобы быть совсем спокойным, парень даже вошёл внутрь, провожая возлюбленную до самой двери. Во время непродолжительной ходьбы по окрестностям они всё ещё вели себя скорее как друзья. Договорившись о следующем свидании в кинотеатре, девчонка открыла дверь своим ключом, украдкой поглядывая, где горит свет и кто есть дома, и собираясь прощаться с Сахарным.

— Слушай, а Намджуну мы будем говорить? — понял молодой человек её осторожное внедрение в квартиру. — Или подождать, пока до него дойдут слухи?

— Не знаю, я бы, может, сказала, если бы он прямо сейчас был дома… — не успела она досказать, как с кухни вышел старший брат, услышавший скрежет в замочной скважине. В тапочках и жующий что-то, недавно вернувшийся с работы, он высунулся в прихожую и заметил там Джинни, одной ногой переступившую порог. За её плечом стоял его друг.

— О, приветики! Опять гуляли? — Рэпмон отряхнул руки от каких-то крошек и поставил их на бока, глядя, как сестра со спутником протиснулись вперед. — Что-то вы зачастили… — пара многозначительно переглянулась между собой. Несмотря на то, что Юнги был старше Намджуна на год, он всё-таки почувствовал себя как будто бы провинившимся юнцом. Возвышающийся над их головами брат Джинни подозрительно прищурился. — Что за тишина?

— Братик, — вступительно произнесла девчонка, но запнулась, не зная, как озвучить главное. — Я хотела тебе сказать… — она обернулась к Шуге. Тот открыл было рот сам, но посмотрел на Рэпмона и растерялся. Прищур, остановившийся на них, стал ещё уже.

— Так-так-так… что? Я слушаю, — Юнги решил, что перекладывать волнительную фразу на Джинни не стоит, и взял её за руку, выйдя чуть-чуть вперед.

— Мы это… — увидевший их жест Намджун вылупил глаза.

— О нет! Только не… не говорите, что вы… черт, вы что, правда? — парень хлопнул себя двумя ладонями с двух сторон по щекам, и руки будто прилипли к ним. — О боже, как же вас угораздило-то? Нет, ну скажите, что это не то, что я вижу!

— Мы хотим встречаться. Вот. — Зная, что не только хотят, но уже вроде как начали, неказисто вымолвил Сахарный, думая, нужно ли всё ещё спрашивать разрешения у товарища или нет?

— Великий Будда! — поморщился Рэпмон, опустив руки и крутанувшись вокруг себя. — Моя младшая сестра и мой друг! Умоляю, прошу вас, только никогда, никогда при мне ничего не делайте! Не хочу видеть никаких нежностей, никаких сюси-пуси, заек, солнышек и прочей мишуры. Ну блин! — угомонился молодой человек, обездвижившись на некоторое время и опять воззрившись на парочку напротив. Зрачки вцепились в Шугу. — Только попробуй затащить её в постель!

— Намджу-ун! — протянула Джинни, показывая, что вмешиваются в область, касающуюся только её.

— Да я и не думал… — опустил взгляд Юнги. Рэпмон ответил недоверчивым выражением, а его сестра покосилась как будто бы даже с легкой укоризной. Как это — не думал?

— И не лапай её!

— Намджу-ун! — громче и злее шикнула Джинни.

— Нет, ну это уже перебор требований, конечно, — согласился Шуга, надумав бороться за свои права.

— Ничего не перебор! Слушай внимательно. Обидишь её — дам по морде. Расстроишь — дам по морде. Провинишься — дам по морде. Да мы тебе все по морде дадим, если ты себя с ней плохо поведешь! — замахал указательным пальцем Рэпмон. Сахарный поднял руки, останавливая его поток слов.

— Я сам себе дам по морде за это! Успокойся, я никогда не сделаю ей ничего плохого, — он вернул свою ладонь на руку Джинни, стиснув её пальцы. Хотя на секунду после отповеди её брата ему померещилось, что он втягивается туда, куда не надо, в следующее же мгновение Шуга избавился от сомнений. Он никогда не влюблялся раньше. Вряд ли приказ не изменять сильно изменит его суть — он никогда не был ветреным парнем. Если гулял, то потому, что был волен, свободен. Искал своё. А нашёл, так что же ещё рыпаться?

— Блин, — всё равно негодующе затоптался Намджун. — Как вы пришли-то к этому… неужели других вариантов было мало? Сестренка, ну почему именно он?

— А ты бы кого хотел видеть на его месте? — задиристо бросила она ему вопрос.

— Да, кого бы это ты хотел видеть на моём месте? — поддержал её Шуга. — Кто это, по-твоему, лучше меня бы был? — Рэпмон задумался. Помолчал. Кто бы был лучше? Какого жениха он хотел бы для своей Джинни?

— Ну, точно не одного из моих друзей-придурков, — из чувства противоречия заявил парень и, хмыкнув, расплылся в улыбке. Нет, на самом деле он был рад, что это именно один из них. Он знал, что лучше сестра вряд ли нашла бы, и то, что кто-то из них осмелился завоевать её и взять под своё крыло, было замечательно. Чужого он бы точно сейчас с лестницы спустил. А Шуга был храбр, бескорыстен, честен, отзывчив. Умел предохраняться — это в товарищеских кругах все друг о друге знают, — так что если к чему и придёт у них с Джинни, то можно не краснеть, пытаясь научить чему-то её, объяснить ей, что куда и зачем. С ней достаточно опытный мужчина. К тому же, Рэпмон знал, что несмотря на запреты, вернее, строгие предписания золотым не жениться, если его сестра потребует и захочет, Шуга сделает всё от него зависящее, чтобы выполнить её желание. В этом случае Намджун даже не знал, кого бы он стал поддерживать? — Давай-ка отойдём на минутку, — взяв девчонку за запястье, потянул её брат подальше, по коридору, не в кухню, из которой какие-нибудь слова могут просочиться, а глубже в квартиру. Заведя её за одну из дверей и прикрыв за собой, Рэпмон поставил Джинни перед собой и назидательно навис рядом.

— Что ты на меня так смотришь?

— А теперь послушай ты. Юнги мне друг, брат, один из самых близких людей. Ты всех их знаешь, и он один из них. Обидишь его — уши надеру! Вздумаешь вертихвостничать — надеру жопу, уяснила? И не капризничай, и не веди себя с ним, как избалованная мартышка! Я тебя, вроде, хорошему всегда учил.

— Хватит меня воспитывать…

— Уяснила?! — повторил Намджун. Сестра кивнула, присмирев. — Решите разойтись — пожалуйста. Но подло поступать одному с другим не позволю. Прикрывать никого не буду, выгораживать тоже, — Джинни стала осознавать, насколько серьёзное приняла решение, но, испуганная на миг этим, быстро отошла. Если брат требует ценить что-то, значит, оно того стоит. Он по-родственному обнял её. — Люблю тебя, дурочка мелкая. Веди себя хорошо, ладно? — Джинни ещё раз кивнула, и тоже обвила Рэпмона руками. В братских объятьях было всегда надежно и спокойно, но с этого дня у неё появились ещё одни, имеющие другой смысл, такие же оберегающие и заботливые, но настоящие, мужские. Она взрослела, она почти взрослая, она созрела, и предложенная Шугой любовь не должна пройти мимо.

— Можно тогда мы с Юнги ещё посидим, поболтаем? — Рэпмон отвел её от себя на вытянутых руках.

— Хорошо. Только не дальше кухни! Увижу в спальне — обоим ввалю!

— Ты вынуждаешь нас в будущем пользоваться гостиницей? — скрестила руки на груди девчонка.

— Джинни! — шарахнулся Намджун. — Порядочные девушки не позволяют себе переступать порога гостиниц с мужчинами! — дав ей шуточного братского пинка, он вытолкал её из комнаты, сказав вслед: — Шуга сам тебя туда не поведет, если жить хочет.

* * *
Хосок снова подумал о Нури. Зачастив к ней, он не видел ничего особенного и странного в том, чтобы приезжать к ней ежевечернее, как к себе домой, вводя это в свои привычки. Ему казалось, что это требование инстинктов и желание секса, нужда в удовлетворении влекут его в бордель. А то, что это стало посещением одной и той же девушки — так это его характер такой, любит постоянство (в последнее время, раньше почему-то этого не наблюдалось). Джей-Хоуп не замечал за собой никаких чувств, совершая действия по наитию. Ему нравилась Нури, естественно, но что его тянет конкретно к ней, парень в себе не распознал. Нет, заявиться к ней и сегодня — уже перебор. К тому же, жутко хотелось напиться напоследок, перед прощанием с холостой жизнью. А встречи с женщинами и опьянение Хосок старался не совмещать. Некрасиво припереться невменяемой скотиной и похотливо домогаться. Либо трезв и лезешь в постель, либо напиваешься и не лезешь. Если он женится на Юне и не будет с ней сожительствовать по-настоящему, в праве ли он будет изменять ей и кутить по-прежнему? А как иначе-то? Без секса совсем он не выживет. Хосок принялся искать себе собутыльника. Чимин в отъезде, Рэпмон уставший должен только возвращаться домой в такой час, Джин охраняет Юну, Шуге он написал сообщение с предложением выпить, но тот ответил, что занят. Ви должен сменять Джина, а Чонгук не любитель пить. Неужели даже побухать не с кем? Есть ещё друзья, но они тоже сейчас вне зоны доступа, кто в Америке, кто где-нибудь в Северной Африке, или Средней Азии, а кто-то просто, как их гипнотизер, не берёт и капли спиртного в рот. На душе стало ещё паршивее. Вот так он скоро и окажется в женской компании своей законной супруги. Хочешь не хочешь, а занятость других вынудит. Нет, лучше он себя займёт по самое некуда. Примостится к их золотому спецотряду, летающему по горячим точкам, не будет появляться в Корее по полгода — сказка! Всяко лучше, чем мотаться по городу в попытках избежать навязанную ему жену, отца, с требованием внуков, и всех вытекающих отсюда проблем.

Вынужденный пить в уединении, Джей-Хоуп засел в каком-то первом попавшемся баре, где увидел многообещающее «работаем до последнего клиента». Он не знал, во сколько ему захочется завершить возлияния, поэтому не пошёл туда, где обозначались рамки. А из подобного заведения его никто не выгонит, не с такими деньгами у клиента вышвыривать его, сколько бы он ни сидел. Угнездившись у стойки, Хосок принялся делать заказы, начав с белого вина, продолжив коктейлем градусов в пятнадцать, затем соджу, и продолжая укрепчать напитки, пока не дошёл до крепчайшего виски. Бокалы и стаканы, перемежаясь рюмками, сменяли друг друга. Сын ювелира сидел на высоком стуле, то бросая фразу бармену, то косясь на входящих и выходящих посетителей, то разворачиваясь к оконной витрине, за которой зажглись огни, и по тротуару бродили прохожие. На улице было прохладно, и, прячась от этой весенней свежести, люди садились в машины и автобусы. Они ныряли в них и выныривали из них, кто-то один, кто-то парой. Джей-Хоуп, хмелея, подпер подбородок рукой. Хотелось не думать сегодня о жизни, но никак не получалось отвлечься от насущного. В конце концов, он же давно не мальчик, почему он так бегал от брака, как от чумной напасти? Это несерьёзно. В семейной жизни нет ничего ужасного, особенно когда она фиктивная. Отчего же на душе скребут кошки? Уж не жалеет ли он, что брак будет фиктивным? Нет, с Юной он точно не хотел иметь никаких дел. Да, она внешне более чем видная девица, не глупа. Но к ней его совсем не влекло. Возможно из-за того, что она была ему навязана, а может и потому, что у него был другой вкус. А если бы на её месте была другая? Нет, впихнутая насилу, любая вызовет отторжение. Ну, разве что Джинни не стала бы для него плохой в данном случае. Но всё равно он не смог бы выполнять супружеский долг насилу. Скорее, обрушься на него долг быть мужем Джинни, он бы стушевался и сторонился её хлеще, чем сейчас. А если бы ему приказали жениться на Нури? Хосок ухмыльнулся. Он представил, как они бы с ней вместе посмеялись над этой ситуацией, вошли в положение друг друга, по-дружески договорились во всех деталях о том, о сем, мирно бы съехались. Да, вот с ней он бы даже продолжал спать. Джей-Хоуп даже заулыбался, подумав о том, что наконец-то Нури бы не брала с него за это денег. Забавно, даже интригующе, как бы они с ней сживались. Интересно, а Нури умеет готовить? Женщина, так хорошо всё умеющая в постели, не может быть плохой домохозяйкой. Или может?

Нет, всё-таки хорошо, что это Юна. Хосок опрокинул ещё полстакана виски. В голове всё медленно начинало путаться. Чем же хороша жена, к которой ничего не чувствуешь? А нет, не с той стороны зашел. Хорошо, что она ничего не чувствует к тебе. Наследник миллионов и тайный участник банды всегда переживал из-за того, что обречет кого-то на страдания из-за своей деятельности. Он не хотел обременять ни одну девушку своей судьбой — судьбой всегда рискующего, пропадающего, часто раненного. Видеть, как мучается и тревожится любящее и заботливое создание — больно, тут проще одному. А когда рядом вражеский засланец, шпионка, то какая разница? Делай, что хочешь, твори, что хочешь — ей всё равно, а если ещё и бесится — то поделом! Откуда же тогда всё-таки взять отцу внуков? Усыновить что ли? Нет, лучше перепишет всё на племянников, всё-таки родная кровь…

Ощущая, что прошло уже много времени и начав в нем теряться, Хосок запоздало подумал о том, что надо было заранее отогнать машину и приехать на такси. А так, куда её деть? Бросить у входа в бар до утра? Он, в принципе, ещё соображает, и способен доехать до дома… Нет, пьяным садиться за руль нельзя! Какой он подаст пример другим, он — золотой, чей черный кожаный мундир он и так опорочил в глазах Юны. Или это была её обманная уловка, чтобы повлиять на его совесть? Так ли интересовала её их банда, и нужно ли было ей какое-то там рыцарство, о котором сказал Джин? Черт, да ерунда это полная. Современные девушки мечтают о каких-то там романтиках, а по факту всегда ведутся на паскуд, и не надо им геройств, стихов, преданности. Только бы подарки дорогие делал, только бы на тачке катал, только бы все завидовали. А что, разве нет? Он со многими девушками общался, потому и дошёл до проституток — они честнее. Эх, Нури, добраться до тебя всё-таки? Нет, какое неуважение, в таком виде… Хосок сполз со стула и встал на неверные ноги. Они держали плохо, но держали. Пока что. Взяв с собой недопитую бутылку соджу и решив, что на улице проветрится лучше, Джей-Хоуп побрёл, куда глядели глаза, в которых почти двоилось. Поэтому перед каждым поворотом приходилось тормозить и ждать, когда параллельные дорожки сойдутся в одну, чтобы ни во что не врезаться. В Феррари он не сядет. Пешком, и только пешком. Однако попиваемое соджу лишь отягчало его опьянение. Мысли заплелись каким-то макраме, он ещё о чем-то рассуждал, а конкретного ничего в голове не удерживал. Переулки оказались незнакомыми, и спустя полчаса плутаний Хосок испытал нетрезвую панику, что заблудился. Но гасящий все страхи алкоголь тут же успокоил его и велел идти, пока идётся. Стояла ночь, но ранняя или поздняя? Когда он вспомнил, что можно посмотреть на время в телефоне, то обнаружил, что забыл и бумажник, и телефон в баре. Да, он расплатился с барменом и, когда слазил со стула, то положил всё на него, да так и пошёл. Вот идиот! Да ну и ладно. Никакой секретной информации там не было, а карточкой без него всё равно воспользоваться нельзя. Мобильный запаролен, и завтра нужно будет вспомнить, что это был за бар, и заехать забрать свои вещи. Хосок опять остановился и осмотрелся. Шатало уже жутко. Куда же идти? Какой-то угол здания впереди показался ему знакомым. Кажется, такую вывеску и рекламную тумбу он видел недавно. Пойдя на них, Джей-Хоуп, запинаясь и спотыкаясь, вышел на кафе, оглядев которое воспроизвел его в памяти. Да-да, любимое местечко Шуги. Он постоянно сюда заглядывает. Какой приветливый свет! И как у него устали ноги, и как зовут пластиковые стулья! Молодой человек целенаправленно преодолел остававшееся до них расстояние и рухнул в одно из сидений. Сведя руки на животе, он вздохнул, устроившись и, закинув голову назад и подумав, что сейчас к нему подойдёт официантка, в несколько мгновений уснул.

Хана глазам своим не поверила, когда увидела, какой походкой приближается парень её мечты. Он пьян?! Не зная до этого, что он способен напиваться до такого состояния, девушка перехватила его у другой официантки и, подрезав её, едва достигла столика, как увидела, что Джей-Хоуп закрыл глаза и вырубился.

— Простите… — тронула она осторожно его плечо, держа в другой руке блокнот с ручкой. — Простите!

Но никакой реакции не было. С опасением, что он завалится назад — ведь стулья-то легкие, — Хана принялась его толкать и будить. Кое-как преуспев в этом, она добилась невнятного бормотания и объяснений, что он забыл кошелек (хотя она о нем не спрашивала) и телефон, поэтому посидит немного и пойдёт дальше. После чего вырубился опять. Хана не сдалась и затолкала его во второй раз. Её смена подходила к концу, через несколько минут кафе закрывалось, и она не могла оставить его тут! Попытавшись объяснить Джей-Хоупу, что ему следует как-то встать и пойти, она извлекла из него просьбу вызвать ему такси. Приняв её и согласившись, что это лучший выход, официантка так и сделала. Встав в стороне с другим обслуживающим персоналом, Хана перекинулась с ними несколькими фразами о том, что это регулярный посетитель, поэтому надо отнестись к нему лояльно, с пониманием. Пусть посидит, а когда такси подъедет — они погрузят его в машину и отправят домой. А чем же он будет платить, если забыл бумажник? Едва заикнувшись о том, чтобы скинуться, девушка получила непонимающие взгляды и обсуждение кончилось. Все разошлись делать свои дела. Отлично, платить ради помощи постороннему никто не собирается. Бесплатно, естественно, шофер не повезёт. Хана посмотрела в свой карман и глазами посчитала гроши, что в нем лежали. На такси хватит, но тогда не хватит на еду через два дня. Останется ровно на один обед и на один ужин. Но ведь завтра могут появиться чаевые… На такси-то ведь и набралось из сегодняшних. Но день дню рознь, так что может и не быть этой прибыли. Да разве же важно? Нельзя оставить человека ночью на улице, когда достаточно холодно, и люди ходят разные. Его изобьют или разденут. Что угодно может случиться!

Сдав смену, Хана сняла передник, поменяла форменную блузку на свою водолазку в подсобке, и вышла наружу. Подойдя к спящему Хосоку, она присела рядом. Во сне он такой доступный, реальный, хотя всё такой же красивый и неописуемо шикарный. Где же он забыл свой Феррари? К бордюру подъехала желтая машина с шашечками на крыше. Из-за руля высунулся водитель.

— Кто вызывал? — студентка поднялась, махнув ему.

— Простите, вы не могли бы помочь? Тут… человек немного выпил… — мужчина нехотя подошёл и, окинув взглядом Джей-Хоупа, понимающе хмыкнул.

— Немного? Ну да, ну да. Помогай, — подхватив его под руки, Хана с таксистом довели его до машины и положили на заднее сиденье. — Как же ты связалась-то с таким, бедная? Бросай! Если в таком возрасте пьёт, тут уже всё… — официантка покраснела, принятая за пассию парня, который ей мог лишь сниться. Мужчина не обращал внимание на то, как по-разному они выглядели, да и, разбирался ли он на глаз в стоимости одежды, чтобы понять, что они из разных миров? — Куда вам ехать-то?

— Нам? — Хана приложила пальцы к губам. Нет, ей-то с Хосоком не по пути. Но и его адреса она не знает. Она нагнулась над ним на заднем сиденье и затрясла, как яблоню. — Джей-Хоуп! Джей-Хоуп! Какой у вас домашний адрес? — вырубившийся окончательно, он беспробудно лежал, не собираясь раскалываться. — Джей-Хоуп!

— Так куда? — уселся за руль водитель и захлопнулдверь.

— Сейчас, одну минуту! — Хана принялась обыскивать куртку Хосока, чтобы найти документы и прочитать место прописки, но при нем не было ни паспорта, ни водительского удостоверения, ничего, что сказало бы, куда его можно отправить. От обнаруженных в заднем кармане брюк нескольких скомканных крупных купюр она отдернула руку, так и не поняв, что испугало больше: привычка не притрагиваться к чужим деньгам, или ощущение, что она тронула через ткань что-то куда более частное?

— Так что? — поторопил таксист. Девушка замерла, догадываясь, что если не скажет хоть какой-нибудь адрес, то никуда их не повезут. Их! Господи, неужели она тоже поедет? Но ей нужно в общежитие! Зажмурив глаза и представляя, какие хлопоты её ждут, она затолкала длинные ноги Хосока, не желавшие уместиться в авто, закрыла его и, плюхнувшись на переднее пассажирское, пристегнула ремень безопасности, назвав адрес своего общежития.

За всё время проживания и обучения Хана заслужила безукоризненную репутацию. Она никогда не опаздывала, никогда не грубила, не курила, никто не видел её выпивающей, и мужчин она не пыталась к себе провести. Они даже никогда не провожали её, и об этом знали все охранники внизу, и все подруги и знакомые из общаги. И вот настал момент, когда ей понадобилось либо испортить свою репутацию, либо попытаться ею воспользоваться. Через окно, как лазили парни к девушкам, она Хоупа, разумеется, закинуть не смогла бы, а пробудить его по-прежнему не выходило. Он даже порой похрапывал, хоть и негромко.

Набравшись смелости, Хана сочинила историю о том, что её двоюродный брат приехал в столицу, напился с друзьями на радостях от встречи, а потом приехал к ней и добрал. И теперь его некуда было деть. Это всё она с честными глазами выложила охраннику и сжалась, ожидая вердикта — поверит или нет? Знавший, что это одна из отличниц, вечно бегающая с учебниками и возвращающаяся поздно лишь из-за подработки, ночной страж девичьей обители проглотил басню, не веря, что какой-то нарядно разодетый хлыщ, к тому же пьяный, мог бы очаровать эту приличную насквозь девочку, так что не мог быть ни кем иным, кроме как нежданным родственником. Помогая забрать Хосока у таксиста, охранник закрыл ненадолго входную дверь и отлучился с дежурного места, чтобы затащить на нужный этаж невменяемое тело.

Поблагодарив за помощь, Хана с облегчением отметила, что её непутёвых соседок не было в комнате. Наверняка вновь придут из какого-нибудь клуба под утро. Может быть и не одни. Вот уж они удивятся, когда увидят кого-то в постели их «ботанички» и «зубрилы»! Но класть-то Джей-Хоупа больше и некуда было. Девушка сняла с его ног ботинки и уложила его попрямее, сев на стул у рабочего стола. Уф! А дальше что? Где спать самой? Можно было бы задремать на одной из пока свободных кроватей, но её разбудят беспардонно и, того гляди, наорут, что заняла не своё место. Хана подошла к Хосоку и, видя, что он поворочался, попыталась снять с него куртку. Если спать полностью одетым, то на утро будешь себя чувствовать, как попавший под каток. Раздевать полностью она его не будет, но хотя бы верхняя одежда должна быть снята. Вытянув одну руку, студентка вытащила из-под спины основную часть и стала тянуть за второй рукав. Всё-таки, пьяные такие тяжелые! Или это потому, что он такой высокий? Секунду назад безвольная рука сомкнулась на её руке, едва не испугав. Чуть приоткрывшиеся веки Хосока явили его туманный, далекий ото всего взор за завесой пары литров алкоголя. За спиной Ханы горела настольная лампа, давая мало света. Её лицо оставалось в темноте, и лишь силуэт с нимбом прояснился в сознании молодого человека.

— Нури… — прошептал он и потянул за руку.

— Я не… нет-нет, я не Нури! — замотала головой девушка, но сила её сопротивления была меньше, чем та, с которой её захватили. Вопреки упорству, она рухнула на кровать рядом с Хосоком, который притянул её. Веки его снова закрылись, но пальцы на запястье не разомкнулись. — Джей-Хоуп… пустите! — подергалась Хана, но вместо этого вторая рука его поднялась и, приземлившись к ней на плечо, опять попыталась прижать к себе.

— Иди ко мне…

— Джей-Хоуп! Пожалуйста, вы путаете меня с кем-то… — залепетала студентка, отмахивающаяся от пьяных объятий. Она ещё не успела толком сообразить, испытывает ли обиду или ревность, или огорчение, что такой обожаемый, восхищающий её парень зовёт другую, называет другое имя. Он лежал в её постели, был в её власти, и в это всё было так сложно поверить! Хосок приоткрыл глаза и, уставившись в лицо Ханы, ещё плохо разбираемое, дернул её на себя. Обезоруженная его глазами, она упала сверху, и её губы попали на его, ловившие их снизу. Без промедления схватив девушку в охапку, золотой наследник атаковал её поцелуем, жадным и порочным, опасным, как укус змеи. Он вмиг отравил Хану, впервые узнавшую всё сразу: вкус поцелуя, вкус виски, вкус сбывшейся мечты. Разомкнувшая согласно уста, она позволила получить пьяному Хосоку всё, чего потребовали инстинкты, не уснувшие с его сознанием. Хватательно-цепляющие рефлексы не были побеждены спиртным, и он, лаская языком губы девушки, пробираясь между ними и перемещаясь ладонями по ней, ища, как пробраться под одежду, заваливал её с себя под себя. Взгляд его потерялся где-то в её волосах, длинных и черных, распущенных, пока она сидела на стуле и думала, где ей спать. Пальцы Хосока заплелись в них. Подминаемая под него, Хана судорожно соображала, как же остановить всё это, как избавиться от этого наваждения, ведь пусть даже она тайно была в него влюблена, всё же хотела бы взаимной любви и чего-то чистого, а не подвернуться ему под руку, когда он даже не понимает, с кем имеет дело. Но, с другой стороны, разве в трезвом уме и здравом рассудке, когда-нибудь такой как он посмотрит на неё? У неё нет иных шансов, если не сейчас, не здесь. Она мечтала узнать, как он целуется, как это — быть в его объятьях, и вот, это случилось, случается… Прекратить можно — всё зависит от неё. Но что она теряет, кроме девственности? Да, она оттолкнёт Джей-Хоупа, не станет для него мимолётной забавой, которую он и не вспомнит, но кто тогда будет первым у неё? Какой-нибудь скучный парнишка, ухаживающий за ней на факультете? А такой был всего один за последние два года. Она не пользовалась популярностью, она была обыкновенна и бедна, и получить хотя бы вот такую ночь с таким, как Джей-Хоуп — это предел всех желаний.

Вдруг Хана испугалась, что смирившись с тем, что это произойдет, даже где-то внутренне порадовавшись этому, она получит прояснение мозга молодого человека, и он сам передумает. Молчаливая и осторожная, она высвободилась из-под него и, погасив свет полностью, затряслась у стола. Пальцы легли на подол водолазки. Ночь любви с мужчиной грез. Пьяным, непонимающим, но тем самым, из-за которого она плакала вот такими же, только одинокими, ночами, что он никогда её даже не коснётся. Хана сдернула с себя водолазку, повесила её на спинку стула.

— Нури… — пронеслось опять в темноте. Пожелав себе удачи, осознавая, на что решается и давая себе зарок никогда не жалеть, и не надеяться ни на какое продолжение, девушка сняла колготки из-под юбки, потом саму юбку. Дрожащая, в нижнем белье, она подступила к кровати. Рука Джей-Хоупа уже была протянута. Подхватив Хану, он опрокинул её навзничь, без ловкости, но всё же накрыв её собой сверху. Его губы опять впились в её, знакомя девушку со страстью.

6
Джей-Хоуп всё ещё был сильно пьян. Ему не стало дурно, и его не отключило полностью. Вернее, такой момент был, но потом спиртное сказалось в каких-то иллюзорных видениях, которые он смутно видел, но остро ощущал, как бывает в одурманенном состоянии, и ему казалось, что чувствуемое достаточно реалистично, хотя и является сном. Желаемое затмило существующее. В полутьме и с лишь частично работающим сознанием, парень гладил женское тело, почти раздетое, сталкиваясь с какими-то остаточными преградами, которые хотелось убрать, и он тянул их и, ему мерещилось, ловко ликвидировал. Хана ненадолго впала в прострацию под не соображающим Хосоком. Его сильные и хваткие руки плутали по ней и ласкали, от чего её сердце замерло, и сама она боялась дышать. Когда Джей-Хоуп потянул за лямки лифчика, девушка испугалась, что он порвёт его, и, смущаясь даже мрака, надеясь на то, что никто их не увидит и соседки по комнате задержатся до предела, помогла ему снять с себя верхнюю часть нижнего белья, точнее, сняла сама, угадывая направление его действия. Его губы тут же опустились по её шее на грудь и она, громко ахнув от нового, ранее никогда не испытываемого удовольствия, закрыла глаза, чувствуя всей кожей, как отдаётся в ней эта ласка Джей-Хоупа. Он сжал вторую её грудь ладонью, помассировал её круговыми движениями и, сведя пальцы на соске, несильно оттянул его, переместив к нему свои губы. Лизнув его языком, Хосок развел пальцы и втянул в рот вершину груди. Хана простонала сильнее. Так вот оно какое… вот что такое — эти ощущения! Вот почему её однокурсницы иногда издают такие громкие звуки. Но они никогда не приводили таких восхитительных парней, как тот, что сейчас был с ней. На ней. Честно сказать, именно его одна из них и привела однажды, но ничего у них почему-то не вышло. А выйдет ли у неё самой с ним?

Его руки скользнули вниз и, нащупав трусики, задергали их. Хана, посомневавшись дольше, чем с бюстгальтером, наконец, послушно опустила руки и стащила с себя последнее прикрытие. Джей-Хоуп, так и не подняв свою руку назад, тут же коснулся обнаженной плоти и даже таким пьяным, в подобии бреда, умело провел пальцами везде, где это доставляло десятикратное удовольствие. Задрожавшая Хана прикусила губу, прислушиваясь к неизвестным ощущениям. Ей пока было не столько приятно, сколько непонятно. Но тело отзывалось и реагировало, оно тянулось к Хоупу, по зову души, по давней влюбленности. Оно не могло оставаться безучастным. Рука парня забрынчала пряжкой, замучавшись с ней. До этого всё шло нормально, но расстегнуть ремень оказалось более сложной задачей. Для этого Хосок попытался сосредоточиться. Немного приподнявшись и завалившись на бок, он взялся обеими руками за штаны и, вытаскивая язычок из металлической конструкции, сумел подключить мозг к происходящему. Но только в зачатках. Толком не разбирая ничего в темноте, наследник ювелира стал припоминать, что не имел и не имеет привычки в таком состоянии заваливаться к женщинам и, ему почудилось именно так, сегодня он зарекся идти к Нури. Что же он делает? Но раз он уже здесь… бляха как раз поддалась в этот момент, и давящее напряжение заставило быстрее вжикнуть ширинкой и перекатиться обратно на девушку, чьи покладистость и отзывчивость очень помогали ему не потерять равновесия и не совершить никакой оплошности. Хоуп впился в сладкие губы, разведя ноги лежавшей под ним. Какое наслаждение… касаться обнаженным собой обнаженной её. Он нетерпеливо подвел член к предназначенному для него отверстию и, убрав руку, в чьей помощи больше не нуждался, поскольку сила эрекции была способна сама ворваться туда, куда нужно, надавил бедрами вперед.

Хана не могла заставить себя расслабиться. Хотя ей было интересно и страшно, приятно и стыдно, радостно и грустно, она была не в силах выразить все свои эмоции, всё ещё боясь того, что если начнёт активничать, то Хосок очнётся, поймёт ошибку и сбежит. Девушка была готова пожертвовать своей девственностью, лишь бы он остался с ней как можно дольше. Никогда такое больше не повторится, и пусть рано утром придётся краснеть и объяснять ему, как он тут оказался и, скорее всего, он разозлится и уйдет, всё-таки желаемое для неё того стоило. Поцелуи Джей-Хоупа отвлекли её от рассуждений, его язык закружил в вихре страсти, а руки вжали её в кровать. Тугая и горячая плоть уперлась в Хану, и ей показалось, что это уже всё — дальше ничего не бывает. Он тронул своим мужским достоинством её сокровенное место, и неопытной девушкой это воспринялось за секс. Однако даже в хмельном угаре, Хосок продолжал давить, понимая, что член должен войти внутрь, а не остаться снаружи. Что же ему мешало? Нури, как и все бывалые путаны, знала средства, помогающие влагалищу оставаться узким и тесным, но чтобы настолько? Вцепившись в мягкие губы властнее, он взялся за недвижимые бедра под собой и потянул их на себя, напирая со всей силы. Что-то стало поддаваться. Жаждущий и ненасытный член забился пульсом в предвкушении. Хосок сделал ещё один мощный толчок. Хана не выдержала и вскрикнула. Это было больно, но он не прекращал и продолжал входить в неё. Въявь ощущая, как что-то внизу неё расширяется и надрывается, девушка запоздало запаниковала и, продолжая чувствовать боль, попыталась отпихнуть от себя Джей-Хоупа, но тот уже не мог остановиться на середине пути. Не обращая внимания на её отмахивающиеся руки, он прижал её к себе крепче, сжав в объятьях и ложась на неё полностью, всем телом. Заткнув рот очередным поцелуем, он сделал ещё два рывка, разорвавших плеву, и вошёл до конца. В его рот устремился скулёж, похожий на отдаленный вой раненного зверька. На глазах Ханы выступили слезы, но сдавленная властными руками Хоупа, она отторгла страх, она доверилась ему, поняв, что вот теперь-то, на самом деле, всё. Он вошёл в неё до предела, избавив от того, что и было её невинностью. С кровью и болью она подарила ему себя, ему — не осознающему даже, с кем он сейчас переспал.

Ненасытно задвигавшись на девушке, Джей-Хоуп всё больше прислушивался к ощущениям и трезвел. Слишком трудно, слишком тяжело входилось в обычно гостеприимное лоно. Его природа, привыкшая к Нури, не распознала её, хотя было не менее хорошо, может быть, даже более, но это стоило списать на влияние алкоголя, ведь раньше он никогда в таком виде не трахался. Хосок яростнее заработал бедрами, желая поскорее достичь разрядки, пускай и знал, что быстро он этого делать не умеет. И в этот момент, когда он отдался сугубо мужскому труду — вколачиваться с животной жестокостью в горячее и влажное нутро, вгонять себя до основания и до женского крика — он прислушался к стонам и голосу, звучавшему под ним. Он не принадлежал Нури!

Хане было по-прежнему немного больно, но ладони Хоупа, прижимавшие её к себе, гладящие, ласкающие щеку, пальцы Хоупа, берущие её пальцы и переплетающиеся с ними снимали напряжение и доказывали, что останавливаться рано, что дальше будет лучше. И девушка, забываясь, перетерпев пик неприятных ощущений, подстроилась под получение удовольствия, зная, что в любом случае запомнит это всё, как нечто прекрасное. Но Хосок почему-то стал замедливаться, пока совсем не остановился. Простонав последний раз, Хана замолчала, заметив, что парень перестал двигаться. Его руки отпустили её и, упершись по сторонам, на подушку, приподняли его над ней. Сверкнули распахнувшиеся глаза, пытающиеся увидеть сквозь черноту. Студентка увидела в них — хотя скорее предположила, чем увидела, в этом-то мраке, — возвратившуюся трезвость. Внезапно подорвавшись с места, Хосок слетел с кровати и, упав на пол, поднялся на ноги, и засуетился по комнате в поисках источника света. Прежде, чем он нашёл его, нащупав включатель, Хана успела выдернуть из-под себя одеяло и накинуть сверху. Только что переспав с парнем, она жутко его засмущалась, как и своей наготы в целом. Ей не хотелось, чтобы он видел её без всего. С зажжением лампочки Джей-Хоуп обернулся к кровати и, разглядев Хану, пошатнулся. Она восприняла это как разочарование, отторжение и пренебрежение. Конечно, он хотел заниматься любовью не с ней…

Молодой человек во все глаза таращился на девушку, с которой только что слез. Это определенно была не Нури, и обстановка вокруг говорила о том, что это не бордель. Почему же он подумал, что всё совершенно иначе? Складывание цельной картины не совсем удавалось, но кое-что память выдавала. Он уже был в этой комнате, не так давно… общага! И девушка, это же официантка из кафе, где они постоянно зависают. Как её там? Джина, Нана… Хана!

— Хана?! — сипло выдохнул Джей-Хоуп. Вместо ответа она опустила глаза, прижав к себе одеяло и прячась за ним. — Как я… что я тут делаю? — Что он тут делает? На одеяле, скрывшем голую студентку, алело пятно. О боже! Нет! Понятно, что он тут делает, но как же… ведь он никогда… таких не трогает. Обещал сам себе. Его и не волновали они. Такие. — Как я оказался здесь?

— Вы… — несмело начала Хана, едва заставив себя приподнять взгляд. — Вы были пьяны.

— Это я помню… а потом? Я пришёл в ваше кафе, кажется…

— Да, и уснули. Мы вызвали такси… — Хосок ждал дальнейшего повествования. Хане было жутко признать, что это её инициатива — привезти его к себе. Но что уж лгать? — При вас не было документов, а вы не отвечали, куда вас везти… И мне пришлось привезти вас сюда. Мне помог поднять вас охранник, я сказала, что вы мой кузен, иначе бы не пустили.

— Черт! — Хоуп схватился за голову, вспомнил о важном — посмотрев на всё ещё дыбящееся орудие кое-как запихал его в штаны и застегнул, — сел на стул. — Я… прости, Хана. Мне нет оправдания. Я полез к тебе, да? Я тебя… изнасиловал? — со страхом спросил парень, абсолютно не помня, как же перешло к сексу. Он очнулся в процессе, на стонущей девушке, а сопротивлялась ли она? Все следы указывали на то, что она была девственницей, а какая девственница добровольно отдалась бы такому пьяному скоту?

— Нет, — тихо-тихо выговорила Хана, натянув одеяло до носа. Хоуп округлил глаза.

— Нет? — она покачала головой в подтверждение. — То есть… я не принуждал тебя? Скажи правду, я лез силой?

— Нет, — неразличимым шелестом повторила она. Молодой человек замолчал, ненадолго отвернувшись. Как после этого ей в лицо смотреть? Он её почти не знает, она его тоже. Она хорошая и порядочная девчонка, а он воспользовался этим и даже не помнит деталей — как именно воспользовался.

— Я не должен был, Хана, почему ты не отбросила меня? Почему не ударила? Ты должна была выпроводить меня из своей постели, — провинившимся мальчиком, он скрестил пальцы на коленках, воззрившись в пол. А то ему так проблем было мало! По глупости, какому-то тупейшему стечению обстоятельств, он ещё и свои принципы преступил, и сломал жизнь юной девушке. Почему она не кричит на него и не обвиняет?

— Я… — она нерешительно помолчала. Посмотрев на Хосока, она обожглась своим взглядом об его и опять скрылась за одеялом уже чуть ли не с головой. — Я не хотела вас останавливать.

— Не хотела? — Джей-Хоуп повторил это просто так, уже поняв смысл сказанного. Он нравился ей. Вот почему она сделала всё это: привезла к себе, уложила, не сопротивлялась. Но в этом нет её вины. Вся ответственность полностью на нем. Если бы он не был таким похотливым идиотом, то не зашел бы так далеко. — Что я могу сделать для тебя? В качестве извинения…

— Мне ничего не нужно, — не думая протараторила Хана.

— Ты не должна думать, что я пытаюсь откупиться. Я, правда, хочу исправить содеянное, — понимая глупость фразы, он махнул рукой. — Нет, конечно, этого не исправить… Но хоть что-то я должен сделать, чтобы заслужить прощение…

— Но я не обижаюсь! — заверила девушка. Ей хотелось только одного — чтобы он вернулся в её кровать, ещё раз поцеловал, ещё раз обнял. Продолжил делать то, что делал. И Хосок, действительно поднявшись, подошёл к кровати, но опустился не на неё, а перед ней — на корточки.

— Ты меня ненавидишь?

— Вас?! — удивилась Хана. — Ну что вы… за что?!

— Я в таком виде… сделал это… не такой у тебя должен был быть первый раз, — Джей-Хоуп поднялся и, привычно похлопав по карманам, обнаружил в заднем кармане брюк небольшую пачку денег. Ему было неловко, стыдно, гадко, отвратительно, ему хотелось сбежать прочь, зарыться где-нибудь, не высовываться ещё лет десять, но совесть не позволяла уйти, не выяснив до конца всё, что можно. А что было выяснять? Хосок достал деньги и положил на тумбочку у изголовья кровати. — За такси, и хлопоты, прости… — но денег было явно больше, чем требовали услуги доставки. Хана, видя, что ей пытаются заплатить за бескорыстно подаренную любовь, сначала онемела, выпучив глаза. Пронаблюдав за рукой Хоупа, опять скользнувшей в уже пустой карман, девушка уставилась на него мокрыми глазами. Рыдания засели в горле, слезы оскорбления защипали. Схватив деньги, она швырнула их в физиономию Хосоку.

— Как вы можете?! Я же не проститутка! — заплакав, она спрятала лицо в ладонях, не увидев, как плохо стало тому. Он вообще не знал, что делать, и как выйти из ситуации. Некстати вернувшаяся полная трезвость совершила чудо телепортации. Он будто пропал в одном месте и появился в этом, и ему приписали преступления, которые совершал не он — он вообще отсутствовал! Хосок покосился на окно — выпрыгнуть? Что за трусость. Соберись. Накосячил — разгребай. Перед ним плачущая девушка, обиженная им же. Он только что отымел её, став первым, и предложил за это денег. Он это сейчас сделал? Свинья.

— Хана… Хана, — присел он на кровать, занеся руку, чтобы погладить её по голове, но не опустил. — Прости, прости пожалуйста… — Что сказать? Как быть? Унизил честную девчонку. — Слушай, у меня никогда раньше не было девственниц, — она перестала трястись от слез и, хотя лица не повернула, всё же замерла. — Никогда не было. Я понятия не имею, что я должен сейчас сказать и сделать…

— Правда? — показался один глаз в щелке между пальцами. — У вас никогда не было… девственницы?

— Правда. Никогда, — оживился Хоуп, видя, что это немного успокоило бедняжку. — Я… я не принимаю тебя за проститутку — упаси боже, хотя и они люди не плохие, так что обижаться на это не надо, — увидев наползающую обратно злость, Хосок помотал головой, попытавшись лучше следить за языком. — Я просто всегда только с ними спал. Я-то не слишком порядочный тип… потому и обхожу стороной невинных девчонок. Я для вас неподходящая компания.

— Вы хороший, — не согласилась Хана.

— Ну… ладно «выкать»-то уже! — перевел он тему. — Что ж я, старик какой-то?

— Нет, но вы уважаемый человек… совсем из другого сословия, — вытерев глаза и щеки, Хана хлюпнула носом и постаралась больше не разводить сырость, хотя это было трудно. С ней только что свершилось очень важное в жизни каждой девушки событие, и Хоуп, вопреки опасениям, пока не исчез, а продолжает быть рядом и разговаривает с ней. До конца осознав, как к нему относится влюбленная студентка, он осторожно взял её за руку, сняв с её колена, и положив в свою ладонь. Его пальцы крепче пожали её ладошку.

— Хана, нет никакой разницы между нами. Неважно, сколько у меня денег, а сколько у тебя — для меня это не имеет значения, — Хосок тяжело вздохнул. — И, если по-честному, я знаю, как должен был бы поступить сейчас: я должен бы был на тебе жениться, — беззвучно ахнув, официантка разве что не подскочила на месте, ошарашено воззрившись на парня. — Но, увы, я должен жениться на другой… это брак по расчету, и если он не совершится, то могут пострадать люди. Долго объяснять, но поверь, — Хоуп поднял руку Ханы и нежно поцеловал её, после чего положил на место. — Если бы не этот факт, я бы предпочел загладить вину за твоё бесчестие браком с тобой, чем просто жениться по выгоде.

— Нет-нет, я вам… — поймав упрек в глазах золотого бандита, Хана поправила себя: — Тебе совсем не пара.

— Да? Это почему же? — нахмурился он игриво. — Хотя да — я тебя недостоин.

— Когда так говорят — всегда подразумевают наоборот, — прошептала девушка, осмелев немного.

— Хана… — протянул Хосок. Ему хотелось её взбодрить, приобнять, приласкать, показать как-то, что она не попользованная и брошенная. Но чтобы эта мысль развеялась, ему придётся наведываться к ней первое время регулярно, иначе ей будет обидно и досадно. Или наоборот лучше раствориться, чтобы не терзать постоянным напоминанием? — Ты отличная девушка, Хана. Скажи, пожалуйста, что я должен сделать, чтобы как-то сгладить произошедшее этой ночью? — Она замешкалась, ютясь в нескольких сантиметрах от него, стараясь не смотреть на пятна крови. Остатки её чувствовались и на внутренней стороне бёдер, но выскочить из-под одеяла и дойти до душевых в коридоре было выше её сил. При Хосоке она не покинет этого угла. Пока он не погасит свет, по крайней мере.

— Вы… ты, ты не мог бы закончить то, что делал? — тотчас исказившись в гримасе страха, Хана приложила ладонь к губам. Что её дернуло?! Теперь он пошлёт её за такую дерзость и навязывание себя.

— Что делал? — брови Хоупа приподнялись. — Ты… о сексе? — Хана кивнула. — Ты уверена? — кивок повторился.

— Если хотите… если хочешь. Я бы хотела, — за себя сказала она. — Только не при свете, — соображая, что творится, Хосок посмотрел на лампу, опять на девушку. Хочет ли он? Член-то у него только-только стал падать. Невинности он её всё равно уже лишил. Презервативов у него с собой нет, но он умеет вовремя вынимать. Должен ли он качественно исправить начатое так неудачно? Да просто обязан, иначе что будет вспоминать Хана о своём первом разе? Что это было простым втыком и вытыком? Поднявшись и скинув с себя до пояса всю одежду, Хосок погасил свет и, поставив колено на постель, наклонился к девушке, целуя её снова, осознанно, и стягивая одеяло, чтобы отодвинуть его и забраться к Хане.

* * *
Потушив свет, Джин прилёг на диване в ожидании следующего дежурного. Юна ещё не ложилась, только недавно выйдя из душа и пройдя в спальню. Кроме его рубашки у неё всё ещё не было никакой одежды, поэтому когда она дефилировала мимо, приходилось отводить глаза, чтобы не возбуждаться лишний раз на засвечивающуюся из-под низа попку. На время перейдя к нейтралитету, они завершили какие-либо беседы. Оба поняли, что слишком сложны друг для друга, хотя интерес лишь разгорелся. Ему стало любопытно разбудить в сестре великого Дракона пожар, а ей делом принципа стало перемудрить этого коварного стоматолога, настолько добродушно выглядящего, и так хитро плетущего свои сети. Она считала себя двуличной, но угадать, где честность, а где обман в этом мужчине — невозможно.

Нехарактерный ключу скрежет в замочной скважине привлек внимание Джина, и он приподнялся. Сменщик должен бы был постучать определенным образом, а Джей-Хоуп открыл бы быстрее. Но ему нечего делать в этот час здесь. Поняв, что происходит что-то неладное, доктор опустил на пол ноги и подкрался к углу, притихнув за ним. Вовремя сосредоточенное внимание и концентрация слуха позволили определить, что дверь растворилась, и в неё ступило несколько пар ног. Джин прислушался: одна, две, три, четыре. Четверо. Это не грабители. Это люди Джиёна, пришедшие за его сестрой. Надо было думать — такая персона не может быть долго пропавшей, на её поиски наверняка направили полчище следопытов, детективов и умельцев всех мастей. Достав из кобуры пистолет, а в другую взяв нож, Джин стал отсчитывать секунды. Наёмники были мастерами — их вторжения никто бы не заметил, если бы они не пришли к золотым. Банда золотых не была простачками и любителями, пусть и уступала пока в мощи многим группировкам Азии. Но каждый из них был таким воином, что стоил десятка чужих. Впрочем, поговаривали, что у Джиёна тоже есть такие же закаленные и наученные парни, как они.

Первый взломщик приблизился к углу, и Джин резко опустил сверху вниз руку с пистолетом, оглушив и вырубив его, после чего тут же упал вниз и, сбив в темноте ещё двоих с ног, вырос перед идущим последним, никак не ожидавшим нападения. Стоматолог пустился с ним в короткую рукопашную, в которой одержал победу за пару минут. Передовой отряд явно составляли не самые успешные бойцы. Развернувшись назад, Джин выбил ногой револьвер у одного, и пока он искал, где включить свет, налетел на второго. Огорошив его невидимым ударом, он замахнулся повторно, когда зажегся свет. Теперь обезоруженный видел свой пистолет и мог двинуться к нему. Поспешив разобраться с соперником, чтобы предотвратить вооружение другого, Джин отключил уже третьего и успел выбить оружие прямо из-под руки последнего. На шум и грохот из комнаты выбежала Юна, изумленно, но без криков, уставившись на заканчивающуюся драку. На её глазах Джин заломил руку четвертому, выгнул его и, размахнувшись кулаком с пистолетом, стукнул его по затылку, отправляя в глубокий обморок.

— Это люди брата… — изрекла Юна, осматривая сверху валяющиеся в бессознании тела.

— Это я понял, — Джин посмотрел на открытую дверь. Даже если её закрыть — она уже не защита. — Скоро сюда подтянутся ещё гости, — он достал мобильный и набрал Джей-Хоупа. Гудки шли и шли, но никто не поднимал. Что-то странное. Обычно он всегда доступен, в любом состоянии, если не на задании. А он не на задании. Уж не добрался ли Джиён до него раньше, чем до сюда? Джин заметил движение боковым зрением и выставил вперед ствол, остановив им присевшую к телам Юну, протянувшую руку к револьверу. — И не думай, красавица. Отойди оттуда. Если они тебя нашли, это не значит, что я отпущу тебя до каких-либо указаний Хосока, — Квон Дами подняла на него серьёзный и недовольный взгляд и, не отводя его, нагло и решительно ухватилась за оружие. Джин несколько растерялся, понимая, что не выстрелит вот так беспричинно в девушку.

— Дурак вы, господин дантист, — хмыкнула она и поднялась. — Думаешь, у меня есть желание быть возвращенной брату до того, как я выйду замуж за Хосока? Да он меня сразу же отдаст своему кандидату. Бежим отсюда! — несколько шокированный Джин посмотрел, как она в одной рубашке, надев туфли, выдвигается из квартиры.

— Эй, на улице далеко не лето! — пошёл он следом.

— А у меня есть выбор? — обернулась она. — Плевать я хотела на это, я не позволю лишить меня последнего шанса на свободу! Ты со мной или нет? — они посмотрели друг на друга.

— Кажется, я не позволял покидать этого места. Ты думаешь, я не смогу отбиться от очередной волны? Сейчас позвоню подмоге, и мы дадим достойный отпор.

— Кажется, я не спрашивала разрешения, — державшие в правых ладонях по стволу, они застыли в позах готовящихся к сражению. Юна нервно дернула губами. — Можешь выстрелить мне в затылок, — повернувшись спиной, она упрямо пошла на выход.

— Стой! Юна! — Запахнув пиджак, под которым ничего не было, Джин вынужденно пошагал следом. — Ты хотя бы умеешь обращаться с оружием?

— Ничего сложного — наводишь и стреляешь, — на дворе стояла почти ночь, и молодому мужчине страшно было представить, как воспримут прохожие и проезжие такой вид беглянки. Да ему придётся её не только от гангстеров отбивать, но и от каждого уличного хулигана. — Я и не хочу им пользоваться. Зачем мне убивать людей своего брата? Я всего лишь хочу отстоять свои права.

— А не проще ли для этого просто поговорить с Джиёном? — лифт перед ними открылся, и они вошли внутрь, чтобы спуститься на первый этаж.

— Поговорить с Джиёном? — Дами хмыкнула. — Я никогда не умела убеждать его в чем-то, он подавляет меня, да кого угодно подавляет. Я не в силах с ним спорить, — девушка философски заметила: — Если кто-нибудь когда-нибудь выйдет победителем из спора с моим братом, ему смело можно будет поклоняться, потому что выиграть у дьявола может лишь сам Господь Бог. А я в него, как и мой брат, не верю, — длинный палец с ухоженным ноготком убрался от загоревшейся кнопки, и они поехали вниз.

7
Джин отвел за плечо Юну, не дав ей необдуманно выскочить на улицу, и оказался прав своей предусмотрительностью. У выхода из подъезда караулило ещё двое драконов. Схватив одного за руку и выставив перед собой, как щит, стоматолог из-за него ударил ногой второго, подкосив, вырубил того, которого придерживал и набросился на упавшего. Девушка за его спиной не успевала следить за его быстрыми и умелыми по обезвреживанию врага действиями. Прикидывая, что противников может оказаться слишком много, Джин вытащил у поверженных все патроны и насыпал себе в карманы про запас. Воздух был очень свежим, и, запахивая поплотнее пиджак, мужчина обернулся к Юне, силящейся не побелеть от прохлады и перетаптывавшейся в ожидании, когда они пойдут дальше.

— Тебе ни к чему выскакивать первым, — потерла она кончик краснеющего от вечерне-весеннего холода носа. — В меня не выстрелят люди брата. Было бы логичнее тебе идти вслед за мной.

— Прятаться за женщиной? Это не в моих правилах.

— Видела я ваши правила! — дернула она головой и обошла его, спустившись по ступенькам на тротуар. — Вы такие же бесчестные преступники, как все бандиты мира.

— Думай, что хочешь, но это не так, — Джин пошёл рядом с ней, теперь действительно не зная, где лучше её прикрыть: спереди от пуль, которые, возможно, ей не грозят, или сзади от взглядов, которые в любом случае приклеятся к её сверкающим от шага к шагу ягодицам. — Да, у нас не лучшие методики по борьбе за справедливость, мы не подорожник прикладываем — согласен. Но наши цели оправдывают средства, потому что они отличаются от того, чего хотят банды, подобные той, которую возглавляет твой брат.

— И что же вы хотите? Мира во всем мире путём войны? — Юна нагло посмеялась. — Философию несопротивления и ненасилия ваш святой Хосок назвал тупостью.

— И он прав, — согласился с этим Джин. — К сожалению, существует очень много людей, которые не понимают ничего, кроме силы: ни доводов, ни просьб, ни мольбы.

— Как и вы… — почти прошипела Юна, но без яда, а с насмешкой.

— Мы это делаем не ради себя! У нас нет никакой корысти в том, чтобы сражаться за правду и жертвовать собой. Мы никогда ничего не украли, не присвоили и не захватили власть…

— А что вы сделали в Сеуле? Разве не вы теперь курсируете тут всю преступность, после того, как разогнали конкурирующие группировки?

— Мы никого не курсируем, — выдохнул Джин. — В Сеуле больше нет преступности, вот и всё. А если ты сравнишь богатства Джиёна и наши скромные финансовые возможности, то тоже поймёшь, что никакой нелегальной деятельностью мы не занимаемся. Все наши деньги — честно заработаны, — девушка хотела что-то ещё противопоставить, когда что-то едва слышно свистнуло в пространстве и Джина немного откинуло к стене дома, вдоль которого они шли. Испугано вздрогнув, Квон Дами хотела подойти к нему, но он, уже пригнувшись и моментально сообразив, что их снова нагнали, схватившись за плечо, в которое выстрелили, схватил её за руку и рванул вперед. — Бежим!

— О! — воскликнула она, увидев под светом фонарей кровь на его пальцах. — Тебя ранили!

— Не в первый раз. Скорее! Пригнись! — нестись на полусогнутых с непривычки было не так-то просто. Тем более девушка была обута в туфли, и никак не могла успевать за спутником. Недолго подумав, она скинула их, и побежала босиком, ощутив ступнями холод земли под ногами, но зато тут же согревшись всем телом. Бег добавлял жара.

— Тебе нужно в больницу!

— Да. Завтра. На работу, — ухмыльнулся Джин, не подавая вида, что ему некомфортно с простреленным плечом. Вошедшая в кожу и плоть пуля жгла, но была терпимой. Во время заданий и многих сражений, приходилось переносить и не такую боль, поэтому он был приспособлен к подобным инцидентам.

— Это не смешно! А вдруг ты истечешь кровью? — ускорилась Юна, уже почти не отставая. Почему-то ей стало беспокойно за этого человека, который являлся её надсмотрщиком и, наверное, врагом, который представлял не явную, но опасность, но до сих пор не сделал ей ничего плохого. И всё-таки выстрел в него задел как будто бы и её. Это было внезапно, но свою вину в случившемся Юна осознавала.

— Я истеку ею быстрее, если при попытке получить медицинскую помощь получу ещё несколько дыр в разных местах, — отпустив на миг запястье сестры Дракона, Джин перепрыгнул через ограждение, за которым был спуск в подземный переход и, не тратя время на лестницу, прыгнул сверху и туда, удачно приземлившись с высоты больше двух метров. Девушка последовала через перила за ним, но когда увидела высоту, то застопорилась. — Давай, прыгай! — поманил её мужчина. Юна обернулась, видя вдалеке надвигающиеся тени. Несколько человек гнались за ними, и если они приблизятся немного, то смогут стрелять метче, сократив расстояние. Долгие раздумья лишат преимущества разделявших их метров. Отвернувшись обратно, боясь переломать себе ноги, потому что никогда не ныряла на бетон с таких вершин, она закрыла глаза и бросилась вниз, не понимая, почему для неё предпочтительнее стало сломать ноги, а не вернуться к брату и выйти замуж за кого-то предложенного ей?

Она ведь не была неопытной девой, ничего бы с ней не случилось в этом браке, кроме того, что никакого счастья, никакой свободы она никогда бы не увидела. Быть женой главаря мафии — это всё та же опасность и ответственность. Мало того, что пришлось бы продолжать работать на брата и следить за собственным мужем, в связи с чем она никогда бы не смогла с ним сродниться, так ещё и никакого любовника не заведешь; за измену сразу пристрелят, и престиж Джиёна не спасёт. А то, что он объявит месть и войну после её смерти — уже не поможет. Свои законы, свои порядки, в которых она существует уже пятнадцать лет, замкнутый круг, где нет места мечтам, романтике и любви, но хуже всего, что там нет места даже для того, чтобы этого хотеть и в это верить. Джиёну это удавалось как-то, или ему было не дано верить и желать от рождения? Он был циником с малолетства, а она… пыталась соответствовать и удачно играла роль, но что-то противоречащее всегда зудело внутри, всегда молча сопротивлялось. Подчиняясь, она не переставала мечтать о другом. Наверное, она просто женщина, а они не могут жить без души. — Ай! — завопил коротко Джин, поймав Юну. Открыв глаза, та увидела, что находится в его руках, из которых он спешно её выпустил, схватившись опять за плечо и побежав дальше. Она тоже продолжила путь.

— Прости, тебе очень больно? Мог бы и не ловить…

— Чтобы ты сломала себе позвоночник и осталась на всю жизнь парализованной? Кто тебя учил прыгать плашмя? — не оборачиваясь, возмущался Джин набегу.

— Меня вообще прыгать не учили… откуда я могла знать, как надо?

— Я думал, что инстинкт самосохранения подсказывает такие вещи, но видимо у рафинированной принцессы он атрофировался, — злясь из-за того, что рука ослабла и отдавала резью и дерганьем вглубь, ворчал дантист.

— Я не рафинированная принцесса! — задетая, ахнула Юна, нагоняя его, как могла, но длина ног разнилась, и мужской быстрый шаг всё равно превосходил её. Джин не стал продолжать спор. Они выбрались на поверхность с другой стороны проспекта и снова побежали, слыша в отдалении эхо гулкого топота несущихся за ними по опустевшему в поздний час переходу. — Если бы у меня не отобрали телефон… — хватая воздух, на бегу комментировала Юна. — Я бы позвонила Джиёну… и попросила бы отозвать своих людей! Где мой мобильный?

— У Хоупа… но тот сам не поднимает, так что я не знаю, не добрался ли твой брат уже и до него, — ворвавшись в темный переулок, Джин остановился на три-четыре секунды и, переведя дыхание, возобновил марафон. — Нам нужно укрыться где-нибудь не надолго, и я позвоню подмоге… потому что так это сделать очень трудно… — перескакивая через бордюры и отбойники дворовых парковок, он старался не сбавлять темпа, хотя силы, конечно, не безграничны, и всю ночь бежать он не сможет. Успокаивало, что он, скорее всего, выдержит бегать дольше, чем преследователи, если другая их часть не зайдёт со встречной стороны. И если рана не обессилит его. И если Юна не выдохнется, из-за чего придётся делать передышку. А она-то явно сдастся быстрее, чем гоняющиеся по Сеулу мужчины.

— Ты знаешь этот район? Куда мы бежим?

— Немного знаю. Нам ещё далеко. Я хочу добраться до нашего логова… туда драконы не должны сунуться. По крайней мере, без предварительных переговоров.

— А-а! — Джин обернулся и увидел, что Юна схватилась за подошву, прыгая на одной ноге. — Я обо что-то поранилась.

— Черт! — вернувшись на два метра, он присел и посмотрел на порез на ступне, в который впился осколок стекла. Ненавидя делать что-либо в антисанитарных условиях, он всё же вынужден был достать кусок битого стекла без предварительной обработки хотя бы рук водой с мылом, но забинтовать было нечем совершенно. — Тебе бежать дальше не вариант, — он поднялся, начав отступать спиной. — Хоть и маленький, но порез способен привести к заражению. На руках я тебя далеко не унесу. Боюсь, мне придётся подождать, когда они нас догонят, и снова вступить в битву.

— Нет-нет-нет! — пытаясь не обращать внимания на ногу, Юна пошла вперед и потянула Джина туда же. — Идём, идём! — ей не хотелось, чтобы их настигли, но ещё больше ей стало страшно, что невольно ставшего на время союзником мужчину могут прикончить. — Ты беги, а я постараюсь не отставать…

— А если тебя схватят? — Джин толкнул её в темный угол, заговорив шепотом. Если люди Дракона обнаружат этот переулок, то сразу их не заметят. — Что я скажу Хосоку? Что проворонил тебя?

— Тебя волнует только отчетность перед ним? — её выражение лица не было видно, но голос выдавал какую-то обиду, ожидание чего-то большего, что не прозвучало.

— А что ещё меня должно волновать? — сказал он ей на ухо. Она тоже перешла на шепот:

— Ничего. Забудь. Верни меня брату, — вдруг как-то резко и раздосадовано сказала девушка.

— С чего вдруг ты поменяла свои планы?

— Передумала, вот и всё. Я не хочу бежать дальше. В конце концов, проще остановиться и быть принятой обратно, чем продолжать бунтовать, создавая себе неприятности, — Джин понял, что задел что-то очень тонкое, граничащее с гордостью, когда не признал, что не хочет быстро расставаться с Юной. Это было ошибкой. Она ждала, что он привязался к ней. Это значило, что и ей стало с ним хорошо, иначе бы не появилось сейчас этого холода. Неужели он невольно растопил лёд, и только что всё почти испортил? Мужчина вжал её в стену сильнее, прильнув всем телом. — Отодвинься.

— Ты же хотела свободы. Так просто откажешься от борьбы?

— Свобода… какой в ней смысл, если самостоятельно, как и под гнётом, недостижимо то, чего, оказывается, не существует, — отвела она лицо в профиль, не дав губам Джина коснуться успокаивающе её щеки.

— И чего же не существует? — его дыхание в ухо будоражило. Хотелось избавиться от него, чтобы чувствовать себя спокойнее и увереннее, но если это последние минуты, когда они видят друг друга, то лучше не отталкивать и впитать в себя всё, что станет концом их знакомства.

— Того, во что мне хотелось верить. Я верила в сказки о «золотых» и жила ими многие годы. Очень легко было проглатывать суровую реальность, когда был мир фантазий, идеальный, с рыцарями и героями, способными на любовь до гроба, способными сделать счастливой избранницу, какую-нибудь девушку. Конечно же, ею хотелось быть мне. Я терпеливо и скептично относилась к тому, как жила, потому что где-то внутри себя знала, что ведь есть же где-то другое,что можно встретить, что-то светлое… это были девичьи грёзы. Но я всерьёз увлеклась ими, я искала, надеялась, добывала информацию… и вот, на деле легендарные «золотые» — это трусящий богатенький наследник, дрожащий над своей холостяцкой жизнью, его друзья — такие же свободолюбивые зазнайки, неприкаянные бездельники или коварные обманщики, которые только и могут, что потешаться над девушкой, — последнее было укором непосредственно Джину. — Вы напыщенные мужланы, переполненные гордыней от того, что якобы спасаете мир. Вы думаете, что ваша глобальная миссия — борьба за добро, против зла — выражается масштабно, как в фильмах: взорвать несущийся на землю метеорит, уничтожить армию злодеев, ликвидировать экологическую катастрофу, поймать падающий с обрыва школьный автобус — что там ещё у вас из сверхспособностей? Вы пытаетесь сделать мир лучше, но почему-то не понимаете, что лучше — когда все счастливы. А счастье всех зависит от счастья каждого. Каждого. Любой человеческой единицы. А этих единиц за своими подвигами вы не видите. Вы выше них. Вы всё из того же тупого, бесчувственного мужского мира, который мне хотелось покинуть, где мужчины существуют для важничанья и хвастовства друг перед другом, а то, что настоящий мужчина определяется только восприятием его женщиной — вам неведомо.

— Здорово я тебя задел, да? — без ехидства, а скорее с раскаянием прямо спросил Джин.

— Я предпочитаю не выражаться грубыми словами, но ты, конечно, козёл и чмо, господин дантист, — язвительно отчеканила Юна и, когда это было произнесено и осмысленно, вдруг сдулась, выпустив этот негатив, и слабо улыбнулась.

— Как я могу исправиться и загладить свою вину? — Джин даже не знал, что больше на него повлияло: ощущаемое тепло между ними, которое тянуло к близости и тому, чтобы не прощаться с этой девушкой, или то, что имидж золотых, всё-таки, нуждался в исправлении. Они что, вот так вот и выглядят, как описала Квон Дами? До чего они опустились…

— Поздно.

— Юна, проблема в том, что многие люди сами не знают, что сделает их счастливыми. Даже если бы золотые охотно откликались на предложения вступать в брак и отношения, влюбляться и любить — это никому не сделало бы лучше. Мы погибаем, рискуем, постоянно отсутствуем дома. Кому это понравится? Какой женщине? Ты не понимаешь, о чем рассуждаешь. Какими бы мы ни были — героями или гордецами, мы добровольно, и это сложилось много веков назад, отказались от личной жизни ради того, чтобы никого не тревожить и не ранить. Без страха и упрека рыцарями, наверное ты права в этом, можно быть только на расстоянии. И мы воздвигли преграду против преодоления этого расстояния, которую ты хочешь разрушить. Я понимаю, что ты хотела обрести свободу, но мы не то орудие, которым этого надо было добиваться. Мы не для этого.

— Моя ошибка в том, — совсем тихо признала она. — Что я считала, что вы можете всё.

— Но ты требуешь поступиться нашими принципами. А именно это невозможно.

— Ваш долг — сеять счастье и покой, но ваши принципы мешают его же осуществлять! Какое недоразумение…

— Великий Будда! Ты хочешь, чтобы я отбил тебя у твоего брата? Я попытаюсь это сделать…

— Да ничего уже не нужно! — оттолкнула она Джина и вышла в переулок из ниши в торцевой стене дома. С его другого конца тут же разнеслись голоса «там! Они там!». — О нет! Бежим! — дернула она мужчину, забыв о боли в ноге. Джину ничего и не оставалось, как поддаться, чтобы не быть загнанным в угол в этом темном тупичке. Раздались выстрелы. В ответ стрелять он не мог, поскольку в любой момент где-то могли появиться гуляющие жители города, невиновные пешеходы, а на скорости и в темноте он не стрелял давно, так что рисковать не стоило.

— Вот идиоты! Они же и в тебя попасть могут! — возмутился стоматолог, выбегая на светлую улицу и оглядываясь, куда же тут поворачивать?

— Не все наёмные бандиты отличаются умом, — пригнулась Юна и увидела перед ними католическую церковь. — Туда!

— Что?! В храм? — Однако они, не достигнув пешеходного перехода или светофора, бросились через дорогу, заставив две машины нажать по тормозам. Проскользнув между ними, не дообсудив предложенного варианта, они ступили на паперть, засеменив ногами по ступенькам вверх. — Ты хочешь, как в Средневековье, ворваться внутрь с криками «убежища, убежища!». Мне кажется, в наше время это уже не сработает…

— Просто это единственное здание, которое должно быть открыто в любое время суток!

Они достигли дверей и, дернув их, обнаружили подтверждение слов Юны. Нырнув в них, пара услышала очередной рикошет пули по ту сторону.

— Я хоть и не верю в Бога, но, поскольку католичка, то кое-что об этом знаю… — повернув изнутри защелку, мужчина более-менее успокоено выдохнул и пошёл между рядами скамей, разглядывая неф и алтарь впереди.

— А я вообще-то буддист, так что в таком месте, кажется, впервые, — Джин осмотрелся, ища, нет ли какой-либо охраны? Или запасного выхода, может? Он должен быть где-то в заалтарной части. В двери раздался стук, граничащий с попытками сразу её выбить.

— Они скоро ворвутся сюда любым способом… — царящий мгновение назад покой в свете нескольких лампад нарушился жутким грохотом, и всё очарование духовной обители рассыпалось. Из глубин послышались шаги. — Ну вот, теперь ещё нас обнаружит пастор, или кюре, или священник… как их там звать.

— Да, ты очень прилежная католичка, — улыбнулся Джин, присев.

— Я и не говорила, что в курсе всего. Чего ты расселся? Нужно искать выход.

— Я вступлю в бой, — решительно изрек дантист. Откуда-то из-за задних колонн появился священнослужитель, застегивающий пуговицы черной сутаны.

— В чём дело?! Вы что-то хотели? — он быстро заметил пистолеты в руках обоих и попытки выбить дверь. — Что происходит? С оружием! В церковь!

— Пожалуйста, только без причитаний! — огрызнулась Юна. — За нами гонятся, вы не поможете нам укрыться?

— Храм Божий не место для кровопролития! Вы можете выйти вон там… — указал он было туда, откуда вышел, но там тоже раздался стук.

— Окружили… — заметил Джин, опершись о колени и задумавшись.

— Если они ворвутся, то направь пистолет на меня и пригрози выстрелить, — велела ему девушка.

— Что? Никогда, — покачал головой мужчина.

— Нам не до этикета! Ты просто будешь блефовать, что пристрелишь меня, ясно? — он упрямо повторил свой жест. Подойдя к нему, Юна взяла его руку с пистолетом и попыталась направить на себя. — Да прекрати сопротивляться! — силу Джина ей было не перебороть и он, оттолкнув её руки, не позволил дулу быть и близко наведенным на неё.

— Я не буду этого делать! Если я захочу прижать тебя к себе, то сделаю это под более безопасным предлогом.

— Если не станешь трупом до этого! — двери стали трещать петлями. Джин сосредотачивался, настраиваясь на сражение, но в глазах Юны заиграли другие мотивы. Отойдя от него, она вдруг направила на него пистолет сама. — Встань.

— Что? — удивленно округлились глаза Джина. Он не подозревал, что в какой-то момент она может ополчиться против него. Несмотря на то, что они с Хосоком подозревали её в неискренности, всё-таки он до последнего верил, что Квон Дами отличается от своего брата, и не пляшет под его дудку. — Юна… что ты творишь?

— Спасаю тебя! И себя со своей свободой, — она направила пистолет на священника. — Вы! Обвенчайте нас, быстро!

— Дитя моё, это невозможно… — испугался падре куда сильнее Джина.

— Я выстрелю! Начинайте церемонию!

— Она блефует, — со смешком заверил Джин, но Юна тут же нажала на курок и пуля пронеслась неподалеку от уха священника, невысоко подпрыгнувшего на месте и закружившегося в поисках всего необходимого. — Юна! — ахнул золотой. Дуло опять посмотрело на него.

— Драконы никогда не убьют зятя Джиёна. Ты же не хочешь шантажировать их мной, значит, я решу проблему по-своему, как умею, — она щелкнула предохранителем, который поставила после первого выстрела, но передумала, глядя в глаза Джину. — И только попробуй сказать «нет», мужчина!

— Знаешь, я вообще-то не очень умею отказывать женщинам, — приподнял он руки вверх, не понимая по блеску в почерневших очах Дами, насколько у неё хватит храбрости? Если она защищает его, то ей нет смысла самой в него стрелять. Но что, если у неё какой-то другой умысел в связи со случайно родившимся планом?

— Ты скажешь мне «да» только поэтому? — прищурилась она. Священник забубнил какие-то слова, поторапливаясь от финальных звуков слетающих дверей.

— Нет, ещё потому что это спасёт Хосока от брака, в который он не хотел угодить, — ухмыльнулся коварно Джин, облизнув губы, видя, как бесится от его слов Юна.

— Я пристрелю тебя, правда, даже если успеем повенчаться! — с гневом процедила она сквозь зубы.

— До брачной ночи? — уточнил он. Девушка застыла, вытянув спину. — Давай после, а? — подмигнул он. Руки её задрожали, переведя оружие на ведущего церемонию.

— Скорее! Давайте уже последние строки! — со стороны заднего входа послышались шаги.

— Согласны ли вы… простите, как вас?..

— Да не важно! Я, Квон Дами, согласна взять этого мужчину в законные мужья, дальше!

— Э-э… согласны ли вы… — посмотрел священник на Джина. Тот не сводил глаз с Юны. Она ткнула в него пистолетом, но он молчал. На её глазах стали выступать слёзы. Неужели даже под страхом смерти этот проклятый золотой, как и его друг, не откажется от своих принципов? Неужели никакого сочувствия и жалости к ней в нём не проснется? Её чувства к нему граничили с ненавистью в этот миг. Джин шагнул навстречу и, положив руку на ствол пистолета, опустил его вниз, отведя в сторону. Подойдя ещё ближе, он привлек к себе Юну.

— Я, Сокджин, согласен взять эту женщину в законные жены.

— Властью, данной мне Богом, объявляю вас мужем и женой! — перекрестил их вспотевший священник и в главную залу церкви со всех сторон вбежали гангстеры в черных костюмах, застывшие на расстоянии, потому что девушка, которую им велели вернуть, слилась в поцелуе с каким-то типом, которого, как они успели услышать в последней фразе, нарекли её супругом.

Зеленый

Квон Дами не разомкнула рук, оставаясь возле Джина и придерживая его, когда закончился поцелуй, но не для того, чтобы касаться, а для того, чтобы не переставать быть прикрытием. Она повернулась к людям своего брата и громко, с возвышения крикнула им:

— Опустите пистолеты! — неохотно и не синхронно, но они послушались, один за другим опустив дула к земле. До того, как сестра Дракона была похищена, никто не только не знал, как она выглядит — о её существования даже не имели представления. Но для поисков фотография была извлечена из личных данных и наёмники прекрасно знали, кто перед ними стоит. Та, которую нужно вернуть, та, за какой-нибудь несчастный случай с которой с ними поквитаются. — Дайте кто-нибудь телефон, мне нужно позвонить Джиёну.

Она протянула одну руку и ждала, когда с ней поделятся средством связи. Прибывшие бандиты были в основном китайцами, поэтому переглянулись, не очень понимая, о чем речь, но те, что были корейцы, быстрее осознали требуемое. Один из первых, что ворвался в церковь достал мобильный и осторожно подошёл к Юне, протягивая сотовый ей навстречу. Она с благодарностью взяла его, набрав наизусть известный номер. Телефоном Джина воспользоваться категорически не хотелось, не хватало ещё, чтобы Джиён узнал что-то, что ему не положено знать! А к этому Дами решила с этого дня относить всё, что относится к её личной жизни. Это должно принадлежать только ей.

Пришлось подождать некоторое время, прежде чем брат соизволил поднять трубку.

— Джи, привет, это Дами, — сразу же представилась она, услышав голос, который, произнося даже самые милые и безобидные слова, звучал так, будто подразумевал «ну что за идиоты меня беспокоят?». Хуже того, при беседах лицом к лицу вся его манера выражала то же самое, поэтому Юна с трудом выносила продолжительное общение с братом. Она любила его, как члена своей семьи, как родного человека, но разность их взглядов была великой, а потому проживать одинаковые судьбы не имелось возможности. То, что казалось правильным Дракону, было вынужденной необходимостью его сестры, до последних месяцев не сильно утруждавшей себя в лицемерии и игре, выходившей у неё органично, но чем дальше, тем более тяготила её взятая на себя когда-то роль помощницы.

— Наконец-то! Тебя нашли? Почему они не звонят мне отчитаться? С тобой всё в порядке?

— Да, со мной всё хорошо, только… Джиён, отзови своих людей, я не пойду с ними никуда.

— В чем дело? — подозрительно спросил он.

— Моей жизни не грозила и не грозит опасность, — подумав немного, Дами сказала: — Я вышла замуж.

— Замуж? — механически повторил Джиён. Признавшись, девушка понятия не имела, какую реакцию вызовет это в брате. Что он подумает, что предпримет? — Хорошо, — чуть приглушенно выдал он, и так спокойно… так, как всегда, когда начинал размышлять. А вот это было в его персоне самым опасным — его мозги, приводящие почти всегда не к лучшим для окружающих решениям. — И кто он?

— Какая разница? — но Дами поняла, что ему всё равно доложат, с кем нашли её, и кто этот молодой мужчина, осмелившийся бегать по ночному Сеулу от драконов. — Просто человек, которого я выбрала. Стоматолог.

— Стоматолог? — опять вторил Джиён, но уже с большим ехидством. — И что же послужило причиной такого выбора, Дами? Чем он привлек тебя? — «Я спасала его от тебя!» — но это лишь послужит сигналом к тому, чтобы наброситься и убрать шваль, мешавшую с помощью сестры решать более глобальные проблемы.

— Любовь, — покосившись на Джина, понадеялась Юна, что тот не воспримет её признание всерьёз. Это всего лишь отговорка для брата. Дантист заинтриговано приподнял брови, прислушиваясь к каждому слову.

— Ты научилась шутить или разучилась думать? — хмыкнул он, приобретя в интонации угрюмую усталость. — Какая любовь, Дами? Ты с каких пор в неё поверила?

— Как нашла — так и поверила!

— А как потеряешь — опять разуверишься? — Джиён хохотнул, и сестра порадовалась, что хотя бы не смотрит сейчас в его глаза, всегда всё знающие, видящие больше, чем показывают, расковырявшие в своей досужести этот мир на мельчайшие частицы, познавшие его и, если не превзошедшие, то хотя бы достигшие того же уровня цинизма и жестокой непредсказуемости, что злой рок. — Что есть вера, принятая от одного явления и до другого, как не заблуждение?

— Кто сказал, что в заблуждениях не живешь ты? — Разговор с ним нужно прекратить, как можно быстрее, иначе он опять поставит её в тупик своей логикой, и она сдастся.

— А кто сказал обратное?

— Я! — по крайней мере, она могла спорить с ним как угодно грубо, он не причинит ей вреда, никогда и ни за что, в отличие от других, кто были ему никем, и попытались бы точно так же вести себя.

— Я заблуждаюсь, по-твоему, что любви нет? — Дами уже начинала жалеть, что назвала это поводом своего замужества. Что же ей, теперь придётся доказывать, играя новую роль влюбленной по уши в Джина, что брат ошибся и любовь есть? — Когда настрогаешь парочку детей, и обнаружишь своего новоиспеченного супруга в постели с любовницей, потому что ты ему больше не мила, пожалуйста, не прилетай ко мне со слезами и племянниками, ища поддержки и говоря, что я был прав. Я могу кое-как терпеть дураков от природы, но становящихся дураками добровольно я не люблю особенно.

— Не волнуйся, я тебя не побеспокою. Могу даже вообще больше не приезжать в твой Сингапур!

— Не можешь. Привези-ка мне зятя, хочу на него посмотреть.

— Что?! — Дами опять посмотрела на Джина. Тот не мог слышать, что именно планируется с его участием. — Но… Джиён, я не хочу везти его к тебе, я не знаю, что ты там задумал и не хочу рисковать жизнью этого человека.

— Я ничего не собираюсь с ним делать, просто познакомлюсь. Он же теперь наша семья, — медоточиво выделил последнее слово Дракон. — Ты же понимаешь, что такое семья, моя взрослая и самостоятельная сестра? Это люди, которые вне зависимости от обстоятельств остаются тебе теми, кем являются. Например, я твой брат, что бы мы ни делали, как бы себя ни вели — я им и останусь, и если даже, презирая тебя за глупость, я захочу прогнать тебя прочь, а ты попросишь прощения — я тебе его дам, как и всё, что будет в моих силах. А муж — это такой человек, который, если полюбит другую девицу, оставит тебя, и его не удержит ничто, ни дети, ни деньги… разве что мои угрозы пристрелить его. Так что же, Дами, я могу посмотреть на того, кого ты всё-таки захотела сделать членом нашей семьи, веря в то, что это навсегда, как и ваши светлые чувства? — девушка вовсе и не думала, что это навсегда, и что ей придётся провести с Джином хоть сколько-нибудь продолжительное время. Оставайся они в Корее — они могут разъехаться и больше не встречаться, но Джиён теперь обрубает эту возможность. А как ей объяснить это всё Джину?

— Мне в любом случае нужно поговорить с ним… я позвоню тебе завтра, хорошо? — после всех слов Джиёна, она почувствовала себя неблагодарной, а когда он назвал её самостоятельной, то выжег этим обратное. Да, и она, и родители имели всё благодаря ему, и несмотря на то, что он был сложным, тяжелым человеком, которого они сами не понимали, который был далек от них, он никогда не опирался на свои личные симпатии и то, что тепла у него его родственники не вызывали. Он был преданным сыном и братом, выполнял свой долг, пусть даже без каких-либо искренних чувств, но Дами знала, что именно разум не позволял ему поступать иначе, и до тех пор, пока он в здравом уме, он не перейдёт грань «семейности», которую хранил, как и бездушные сокровища в пещере мог хранить бы мифический дракон, пусть зная, что не может ими воспользоваться, что они для него ничего не значат, но они его, и это уже образует смысл их оберегания. Джиён умел заставить почувствовать неловкость.

— Я надеюсь, что мне не придётся искать тебя снова. Я несу за тебя ответственность, Дами, и, будь добра, если тебе захочется в очередной раз посамовольничать, предупреди, чтобы я не совершал напрасных действий. Дай мне сюда того, кто дал тебе трубку, я скажу, чтобы они приглядели за тобой до завтра, — отрезал Джиён, и сестра поняла, что уговаривать его на что-то другое бесполезно. Она вернула телефон одному из гангстеров, развернувшись к Джину и вздохнув.

— Любовь, значит? — тихо произнес мужчина, поднимая руку, чтобы вновь положить её на талию девушки, но та отступила на шаг, видя, что люди Дракона присмирели и собираются охранять их и сопровождать, а не нападать.

— Я же должна была ему что-то сказать… Идём отсюда. Мне нужно подумать обо всем случившемся, а тебе в больницу.

— Мы поедем в разные стороны? — нахмурился Джин, наблюдая стремительно нападающую на Юну холодность. При посторонних она опять стала той леди, какую он увидел впервые, и беседа с братом будто заразила её этим холодом.

— Ну да… — пожала она плечами, пытаясь избавиться от посеянных Джиёном сомнений, которых и так было через край. Она и без него разочаровалась в золотых, но что-то ещё теплилось, пока брат не опрокинул на неё, в своём духе, ушат занозистой реальности, и всё стало зыбким, ненадежным, бессмысленным, как и всё, что таилось в душе. Только деньги, только материальное, только ощутимое может быть более постоянным и значимым.

— А ничего, что у нас первая брачная ночь сегодня? — напомнил Джин.

— Ты серьёзно? — деланно повела плечом Юна. На что же он купился, этот стоматолог? На её внешность или прохладность, означающую незавоеванность и неприступность? Любовь, любовь… есть ли она, в самом деле? Этот тип, стоявший перед ней, стал первым, кого она по-настоящему захотела, и это породило в ней надежду, но сам-то он что к ней испытывает? То же, что может испытать к любой другой: похоть и интерес. — Для тебя так значим совершенный обряд? Я всего лишь воспользовалась им для твоего спасения, расслабься, — Джин взял её за запястье, уже не ища в глазах дозволения, и притянул к себе ближе, довольно грубо одернув, чтобы Юна встала рядом.

— Я буддист, Юна, и для меня произошедшее — что пустой звук, — она поджала губы, почему-то насторожившись. Взыграло ретивое, как же так? Для него ничего не значит это? Только что она сама готова была смеяться над этим фиктивным венчанием, но когда посмеяться захотел и он — сердце пожелало оскорбиться. — Пустым звуком являются все договоренности до тех пор, пока их участники не отнесутся обоюдно с уважением к случившемуся. И я спрашиваю тебя, должен ли я выкинуть из головы эту несчастную минутную церемонию, как то пытаешься сделать ты, или я должен запомнить её и дорожить ею, потому что теперь у меня есть супруга, почитающая это событие не меньше моего? — Юна вонзила в него свои глаза. Страсть вновь стала разгораться в её груди, притушенная ледяным тоном брата. Сможет ли она, когда одиноко уйдет отсюда, гадая о дальнейшей судьбе, без каких-либо эмоций подумать о том, как Джин отвел пистолет и, признав её своей женой, поцеловал? Сможет ли она без сожалений расстаться с возможностью испытать с ним всё, что он предлагал ей, как мужчина, тем более сейчас, когда он не отказывается от своих слов, а согласен подтвердить их действием? — Скажи же, Юна, расходимся мы сейчас чужими людьми, или остаёмся друг другу кем-то, а кем — зависит только от нас, потому что отношения не строятся односторонне, в наивном представлении того, что ты будешь позволять себя любить, требуя чувств, а сама, ничего не делая, лишь будешь ждать, проснётся в тебе что-то или нет? Когда хотят испытать что-то — испытывают, а не смотрят на небо, чтоб то послало тебе на голову нечто, — опустив глаза, сестра Дракона никак не могла заставить произнести себя то, что вертелось на языке. Для начала требовалось укротить высокомерие. Джин потянул её за руку к выходу. — Ты можешь подумать о случившемся и у меня дома. А я перебинтую себе там плечо, в больницу я всё равно не поеду.

— Джин… — вынудила она его остановиться, упершись, когда перед ними расступились парни в черных костюмах, прячущие пистолеты по карманам и кобурам. Священник, поняв, что опасность отступила, как можно неслышнее отступил к стене и растворился в церковных закромах. — А после брачной ночи в тебе всё-таки проснется буддист, для которого католическое венчание — мыльный пузырь?

— Во время брачной ночи во мне проснётся золотой, — наклонился он к уху Юны, чтобы имеющиеся вокруг корейцы его не услышали. — А они имеют свойство называть за всю свою жизнь женой только одну женщину, если уж и назвали. Со своей стороны очень надеюсь, что это у кошек — девять жизней, а девственностей у самок дракона максимум три, и отданная мне будет последней.

— Джин… — умудрился опять ввести её он в краску. — Я не готова… — вдруг поняла она, воображая, что всё пойдёт слишком стремительно. Секс не был для неё новинкой, но близость с Джином пугала почти так же, как первый поцелуй с ним при осознании того, что он дантист. С мужчинами, не волнующими душу, можно было быть какой угодно простофилей в постели, но когда ты жаждешь оказаться в объятьях и понимаешь, что в этот раз с тобой будет не юнец, не мужлан и не баран, не умеющий ничего делать, кроме как вставлять свой член, то оторопь берет от собственной неумелости.

Ничего не ответив, Джин не отпустил её и повел дальше. На пойманном такси они доехали до дома, в котором он жил, поднялись в его квартиру. Выбираясь из автомобиля, несмотря на боль в руке, мужчина молча поднял Юну на руки и так и внес к себе, не то беспокоясь о её порезанной ноге, не то соблюдая правила молодоженов. Девушка никак не прокомментировала его поступка, пока он не опустил её на стул в гостиной. Когда над головой включился свет, она огляделась, обнаружив жуткий холостяцкий бардак.

— Господи, какой беспорядок… — Джин недовольно на неё бросил взгляд, подбирая брюки и рубашки с пола возле кресла. — Понятно, почему ты не отказался пожениться. Тебе тут необходима домохозяйка, — сыронизировала Юна.

— Я не знаю, что нужно нам обоим, Дами, — попытался приучить себя к её настоящему имени зубной доктор. — Но, по-моему, наша драма в том, что мы оба не знаем и о себе, чего хотим, и что нам нужно. Я когда-то бросался навстречу любви слишком рьяно, ты не бросалась на неё никогда. В итоге мы не знаем одинаково, что же это такое, стоит ли оно каких-либо хлопот, и для чего вообще людям соединяться? — Он ушёл в соседнюю комнату вместе с этим повисшим вопросом, но через минуту вернулся с аптечкой. Опустившись перед Юной на пол, он приподнял её босую ступню и, достав проспиртованные салфетки, принялся оттирать её для обработки. Девушка сморщила нос от пощипывания. Руки мужчины были умелыми и аккуратными, они протерли, смазали и перевязали рану быстро и отточено.

— В основном это происходит для удовлетворения инстинктов, — промолвила Дами, изучая белую повязку на ноге. — Гормоны бурлят, им нужен выход, иначе они ударяют в голову и заставляют человека хотеть что-то, считать жизненноважным подбор какой-нибудь половинки. А потом вырабатывается привычка, и нам кажется, что мы уже не можем без кого-то. Всё объясняется психологией, химией, науками… — Ухмыльнувшись, Джин отсел на кресло, взявшись за своё плечо. Оставшись в одних штанах, он сидел под ярким светом и Юна наконец смогла разглядеть его тщательно, с кучей шрамов на теле, незаметных и больших, очень старых и более свежих. Последний он получит из-за неё.

— Ну, объясни тогда научно, почему я очень хочу с тобой переспать, но не буду сегодня этого делать? — Она округлила глаза. Не будет? Что за стягивание жил под ребрами — разочарование?

— Из вредности?

— А вредность химически тоже как-то обосновывается? — улыбнулся он. Дами поднялась и, прихромав к нему, перехватила края бинта и, спасая его от изворачивания, чтобы закрепить повязку на себе одной рукой, завязала узелок сама, пригладив его после с неизвестно откуда взявшейся нежностью. — Я не буду обманывать, заверяя тебя в том, что люблю, и от тебя не хочу слышать вранья, что любовь между нами уже есть. Но я прекрасно вижу все предпосылки для того, чтобы она появилась, и, поскольку я хочу её, хочу тебя, хочу нас — я сделаю для этого всё возможное, и пусть на это уйдёт не день и не неделя, но я добьюсь того, что посмотрев однажды на тебя с утра, спящую на соседней подушке, вполне искренне признаю, что люблю. — Девушка задумчиво посмотрела ему в лицо. Приподняв её с подлокотника, он усадил её к себе на колено, радуясь, что на ней всё ещё нет никакой лишней одежды, она бы сильно мешала сближаться. Когда голая кожа касается голой кожи, даже слова получаются обнаженными и не фальшивыми. «Не хочу» со стояком не произносят, как любит говорить Намджун.

— И долго ты намереваешься откладывать нашу первую ночь? — шепотом спросила Юна, стесняясь своего вопроса. Джин погладил её по бедру, не думая, что без ущерба для своего здоровья сможет делать это продолжительное время.

— Я не буду предупреждать заранее, когда я сорвусь, — хитро улыбнулся он. — Так будет интереснее.

— Джиён хочет познакомиться с тобой, — не смогла больше томиться этими мыслями Юна. Проблемы не давали расслабиться и отвлечься на те темы, которые с удовольствием поддерживал Джин. — Он попросил приехать нас к нему. Я не думаю, что это совершенно безопасно.

— Давай поговорим об этом утром?

— Не могу — я же не усну, пока не узнаю, как поступить!

— Если это грозит опасностью мне, то мне и ломать над этим голову. Выкинь это из мыслей, — дав знать, что приподнимается, Джин подождал, когда Юна встанет и поднялся следом. — Твои проблемы теперь мои.

— Они наши. Все наши проблемы теперь общие, — возмутилась она негромко.

— Я не привык впутывать женщин во что-либо…

— А мне надоело, что мужчины не спрашивают женского мнения, — уперлась она.

— Будда, на ком я женился! — шутливо возвел ладони вверх Джин. — Дами, я серьёзно, нам нужно поспать, отдохнуть, и на выспавшуюся голову обмозговать всё, что накопилось, — понимая, что с ней не собираются обговаривать план того, как принять предложение Джиёна о гостеприимстве, она заглотила это, как обиду и, надувшись, некоторое время посопротивлялась Джину, тянущему её в спальню. Но потом усталость дала знать о себе, и девушка, опустив руки, прошла следом, посмотрела, как Джин, снявший брюки, откинул одеяло и забрался под него. Постояв около выключателя под выжидающим взором венчанного мужа, Юна щелкнула свет и, сняв его же рубашку с себя, нырнула под одеяло рядом. Теплая рука тут же нашла её и, подгребя к себе, прижала к груди. Ощущая никогда прежде не испытываемый уют и спокойствие, Дами замерла, прислушиваясь к себе. Никогда раньше она не говорила ни с кем так откровенно, не обсуждала своих сомнений и грызущих волнений, ни с кем не была близка настолько, чтобы поговорить о брате. Да, брат решал раньше все дела за неё, приказывал и распоряжался, и всё в основном откуда-то издалека, не общаясь с ней много и не вникая в её нужды и желания. От этого ей и хотелось избавиться, а не приобретать другого тирана взамен первому. Но когда губы Джина коснулись её виска и он в темноте произнес: «А ты сама хочешь к нему ехать или нет?», Дами вдруг почувствовала, что есть кто-то, кого действительно тревожит, что она хочет. Едва ли не задрожав от этого открытия, она закрыла глаза, съежившись под рукой мужчины, с которым так внезапно оказалась в одной кровати на законных основаниях. Свою руку она положила на его талию.

— Давай поговорим об этом утром? — повторила она его предложение, и сама не заметила, как уснула.

* * *
Хосок проснулся на узкой кровати общежития, не найдя рядом с собой ту, с которой засыпал. Брезжил свет дня, царила тишина. Скинув с себя одеяло, он потер сонные глаза и, пока ворочался, услышал девичий вскрик, на который тут же распахнул веки. Одна из соседок Ханы, с расческой в руке, стояла уставившись на него.

— Доброе утро… — попытался он разрядить паузу, но студентка лишь слабо кивнула ему. Куль из одеяла, образовавшийся над ним, послужил надежным прикрытием, и вернувшиеся под утро девицы думали, что Хана спит одна — разве можно было предположить о ней иное? Уснувшие так же крепко, как гость их комнаты, они не слышали, как приятельница встала, собралась и ушла к первой паре, а когда встали сами, собираясь к третьей, то с удивлением подумали, что это всё та же их соседка впервые в жизни проспала лекции. — А где Хана? — задал риторический вопрос Джей-Хоуп.

— В университете… наверное, — опознав в нем того, кто так и не переспал с ней несколько дней назад, девушка ошарашено пыталась понять, как же так произошло, что сбежавший от неё вернулся, но вернулся не к ней, а их ботаничке, никогда прежде не знавшей мужского общества.

— Ясно, — не имея комплексов при дамах, знавших плотские удовольствия не понаслышке, Хосок спустил ноги с кровати и, найдя глазами все детали своей одежды, незамеченной невнимательными подругами, собрал их и принялся натягивать на себя, последними выудив из-под кровати ботинки. — До свидания! — вежливо попрощался он и пошел по коридору, к лестнице, чтобы покинуть общежитие. Он был не рад, что не услышал, как уходила Хана. Нехорошо это по отношению к ней. До скольких у неё занятия? Надо будет наведаться сюда, или в кафе, где она работает, ещё раз попытаться извиниться. Впрочем, ночь удалась после того, как он взялся за вторую попытку и, оставалось надеяться, что подобные извинения скрасили первое впечатление. Джей-Хоуп вспомнил буквально всё, что знал и умел, чтобы не сломать у девочки правильное восприятие сексуальных удовольствий. Собственно, доказывая то, что они — эти сексуальные телодвижения — созданы для удовольствий и из них состоят, Хосок похудел килограмма на два за пару часов. Ноги и бедра болели от напряжения, руки ныли, губы стерлись, а спина соглашалась выпрямляться очень постепенно. Плечи до самых лопаток тянула приятная боль, как после тренировок в спортзале. Но Хана в конце концов затрепыхалась в оргазме, и цель была достигнута. С чувством собственного достоинства, Хосок потянулся на крыльце, пожелав доброго дня консьержу и, вспомнив о том, что забыл ночью бумажник и мобильный, отправился на его поиски.

К счастью, персонал заведения, где он всё оставил, был добросовестным, и тут же вручил ему его вещи, стоило туда добраться. Сунув кошелек в карман куртки, Джей-Хоуп проверил телефон, где была куча непринятых вызовов от Джина. Что-то случилось? Черт, он же сегодня… нет, вчера должен был охранять Юну! А после него Ви, чьих звонков тоже было море в вызовах. Но всё по порядку; Хосок набрал Джина.

— Хоуп! Ты цел? Наконец-то!

— Да что бы со мной сделалось? А в чем дело? — услышал он беспокойство в голосе друга.

— Да много чего! — воскликнул тот, одновременно радостный, что с их предводителем всё хорошо, и раздраженный, что тот, видимо, пропадал из-за какой-то мелкой причины, пропустив важные изменения. — Тебе в подробностях, или перейти сразу к главному?

— Давай с главного, а потом подробности.

— Ладно. Тебе больше не надо жениться на Квон Дами, — выдал Джин, огорошив до самого основания Хосока. Вихрь разнородных мыслей и эмоций сверлом прошелся насквозь.

— То есть… как не надо? Почему? — боясь вздохнуть с облегчением раньше времени, заикнулся Хоуп.

— Потому что на ней женился я, — признал Джин не без иронии.

— Ты?! Блин… доктор, ты чего творишь? Я знал, что врачей учат самоотверженности ради людей, но ты… ты прям в крайность кинулся… как так вышло? — И постепенно, слушая рассказ Джина о событиях прошедшей ночи, понимая, насколько бессовестно проспал пьяным то, что не имел права проспать, из-за чего едва не пострадал серьёзно его друг, Джей-Хоуп всё начал осознавать, что избавлен от нужды в браке с сестрой главаря сингапурской мафии, что его свобода возвращена, а угрозы врага под боком больше нет.

— … Так что, теперь меня ждут для знакомства в Сингапуре. Джиён ещё не в курсе, кто я такой, и я думаю, стоит ли его оповещать об этом, или нет?

— Он всё равно узнает, рано или поздно, поэтому лучше поступить честно, — подводил итог Джей-Хоуп. — Только поедешь не ты… или не ты один. Нужно позвонить в Нью-Йорк и захватить с собой дипломата по поводу переговоров с Джиёном. Ты же знаешь, мы так не решим никаких вопросов на словах с ним, как умеет наш адвокат.

— Ладно, договорились. Увидимся вечером для обсуждения планов более подробно?

— Конечно! Я подъеду… и спасибо, Джин, — произнес слова благодарности, казавшиеся ему всё равно недостаточными за то, что сделал товарищ. — Спасибо за то, что смог всё сделать сам и… в общем-то благополучно всё завершил. Только сам-то ты теперь как?

— Не бойся, я сделал это всё не без удовольствия, — скромно пошел на откровение Джин.

— Только не скажи, что Юна тебе нравится?

— Именно это я и хочу сказать. Вот увидишь, мы найдём общий язык.

— С драконихой? — цокнул языком Джей-Хоуп. Он не имел представления, как с такими дамочками договариваются, но Джину, мастеру своего дела, конечно же виднее.

— Ну, я же золотой, а эти создания такие падкие на всё блестящее, — засмеялся Джин и одернул себя. — В общем, не хочу выносить сор из избы, это же теперь моя семейная жизнь, между прочим.

— Черт, как это непривычно и пугающе звучит…

— Так радуйся, ведь теперь тебе не нужно в это погружаться. — Молодые люди простились и Хоуп, открыв свою машину, уселся за руль. Снова свобода передвижения, свободный статус, всё прекрасно. Отец вновь будет рвать и метать, придумывать, где взять новую невесту и как заполучить внуков. Хосок потянулся ещё раз, блаженствуя, что угроза ограничений его частной жизни слегка отступила. В этот момент перед его глазами опять проплыло лицо Ханы. Руки вернулись на руль, и Джей-Хоуп убрал беззаботную улыбку с лица. Он сказал этой ночью, что если бы его не заставляли вступить в ненавистный брак, то он взял бы на себя ответственность за обесчещенную девушку, и предпочел бы её… так что же — он волен сделать это. Былой страх печати в паспорте пронесся галопом вокруг. Хватит! Пора взрослеть. Одно дело пугаться чего-то и не хотеть, и совсем другое — не отвечать за свои слова. Хана не тянула его за язык и ничего не просила. Она отдалась ему беззаветно и потому, что влюблена. Простая, открытая и незатейливая девушка, которая никогда не обманет, не изменит, ни во что не впутается и сумеет поддержать. Девчонка, которой куда более хочется стать супругом, чем и без того богатенькой дочери состоятельных родителей. Давать деньги просто так — унижать Хану, а сделать её своей женой и поднять из тех условий, в которых она живет другое дело.

Хосок начал поэтапно представлять, как бы пошла совместная жизнь вместе с Ханой, тронувшись и поехав по дороге. Она будет долго отказываться от предложения? Кое-какое знание женской натуры подсказывало, что она откажется, для начала. Потом, конечно, примет кольцо и бросится ему на шею. Он её даже приподнимет и покружит в воздухе. Её радость доставит ему удовольствие, она такая невинная и хорошая девочка, что радовать её тянуло. Потом он представит её отцу, тот поорет, но смирится, а когда Хана забеременеет, то и вовсе растает перед такой милой невесткой. Джей-Хоуп представил Хану беременной и умилился сам. Она будет замечательной матерью — можно было спорить на что угодно, очень чуткой, заботливой и умеющей воспитывать правильно. Это огромный плюс. Не будет докучать, лезть с лишними вопросами, неслышная и незаметная, как мышка, покорная, как традиционная корейская жена. Идеально. У них родится ребенок… Хосок дошел в фантазиях и до этого страшившего его момента, когда он возьмет в руки конверт из одеяла, перевязанного непременно голубой лентой, заглянет внутрь, а там вопящий младенец. Сколько саркастичных и злорадствующих открыток прилетит ему от друзей по этому поводу! Ему припомнят все его шутки… Позади раздался оглушительный гул клаксона, призывающий трогаться и ехать дальше. Хосок надавил на газ, посмотрев на зеленый свет, который зажегся, а он и не заметил. Как бы там ни было, сегодня вечером он поедет к Хане, а перед этим в ювелирный.

1
Это был первый день за долгое время, когда Джину хотелось поскорее вернуться с работы. Обычно она не удручала его, и даже приносила искреннее профессиональное удовольствие. Как умелый врач, знающий своё дело, он никогда не спешил, не делал ничего наскоряк, не занимался клиентами исключительно ради денег, желая больше и больше. К каждому зубу, каждой дырке от кариеса, пломбе он подходил с ответственностью, будто от этого зависела жизнь человека. В общем-то, по своему складу характера, Джин относился так ко многим вещам, считая, что всякая мелочь достойна внимания, поскольку — избитое выражение — из этих мелочей состоит всё вокруг, ежедневно, ежечасно. Но сегодня каждый посетитель по записи заставлял нехотя возвращаться к своему делу, крепясь и продолжая монотонное разглядывание ртов, сверление и лечение.

Утром он ушел, оставив Дами просыпающейся и собирающейся завтракать. От пережитых волнений и усталости, и не имеющая привычки вставать рано на работу, она не потревожилась от его будильника, и Джин успел одеться и приготовить себе еду, прежде чем она выползла из спальни, вновь натянув его рубашку. Надо бы привезти ей какие-то вещи, о чем она попросила, позвонив в обед. Его-то не смущала полуобнаженная, не имеющая возможности никуда от него деться и выйти на улицу сексуальная красавица. Он дал ей свой номер телефона, как мобильный, так и кабинета, и она звонила из дома, поскольку Хосок ещё не вернул ей её телефон. Джину нечего было скрывать у себя в комнатах, и он без лишних опасений оставил своей внезапной жене квартиру в полное распоряжение. Там нельзя найти ничего подозрительного или секретной информации о золотых — они не склонны растаскивать её по своим жилищам, и держат в местах специально под это отведенных.

Освободившись от последнего страждущего и привычно пожелав реже обращаться к стоматологам, Джин снял белый халат, надел пиджак и вышел в приёмную. Попрощавшись с медсестрами, самые молодые из которых частенько пытались добиться успеха у холостого доктора, мужчина вышел из клиники, направившись на стоянку к своей машине. Он ведь больше не холост. У него ночью появилась супруга, только он не обзавелся даже кольцом. Странно, но никаких особых эмоциональных всплесков, в отличие от Хоупа, он по этому поводу не испытывал. Джин никогда не бегал от брака, просто относился к нему достаточно серьёзно, а вернее — относился серьёзно ко всему в своей жизни, особенно работе и долгу золотого, поэтому ему было не до личной жизни и свадеб. Да, женщины его манили и прельщали, и любовниц он менял с некоторой регулярностью, но в данном случае он концентрировался на обоюдном наслаждении и удовлетворении, а не создании семьи. И вот, он вдруг женат. Прислушиваться к ощущениям было бесполезно — ничего не изменилось, странным образом Джин давно воспринимал себя, как несвободного, чем и аргументировал отказ от продолжительных и дающих надежду романов. Он был повенчан с призванием золотого, с честью праведного бандита, которыми они с друзьями являлись. Не было никакого подобия отпуска за последние почти десять лет, когда бы Джин расслабился и подумал «вот бы сейчас бросить всё и устроить семейное гнездышко». Никогда, после ошибок давней юности, его к этому больше не тянуло специально, пусть сама подобная мысль и не отвращала. Ждал ли он любви или чего-то чудесного, знаменательного? Подсознательно всегда присутствовало понимание, что любовь даст слабину его волевому характеру, его целеустремленности по всем фронтам, но тем интереснее было бы постараться перебороть в себе слабость и обрести ещё большую духовную силу. Потому, наверное, хотелось найти девушку, которая бы не испытывала боли от того, кем приходится быть её возлюбленному, такую, которой можно было бы всё сказать, и она не дрогнула.

Юна… вернее Дами, несколько дней вызывала в нем такие разные чувства, от пренебрежения к страсти, от безразличия до желания обладать, что под конец, когда она наставила на него пистолет и попыталась принудить к браку, в душе Джина царило равновесие, тепло, понимание, сочувствие и, что странно, зачатки любви. Естественно, если бы он не хотел, он бы не поддался этому и вышел из церкви без всяких клятв и обрядов, он не тот человек, кто устраивает фарсы, чтобы обидеть и надурить пусть не беззащитных и не невинных, но всё-таки юных девочек. Глядя на неё в эту ночь, он почувствовал, что хочет рядом с собой именно такую спутницу, не просто отчаянную и готовую на что-то, а нуждающуюся в нем, нуждающуюся в спасении и, во всех смыслах, чтобы принцессу вырвали из лап дракона.Принцем Джин не был, но героем быть старался, не ради тщеславия, а лишь потому, что качества героя соответствуют принципам золотых, помогая не терять ориентиров.

Купив по дороге несколько нарядов, дантист поднялся к себе и открыл дверь, едва не подумав, что ошибся ею. Начиная с прихожей, стелясь вдаль, сияла чистота, блестели полы, пахло освежителем воздуха, обувь была расставлена по полкам или убрана куда-то, на паркете не лежало ни единой вещи, которой не положено было там быть. Джин моргнул, налаживая зрение — не показалось ли? Из зала выглянула Дами, державшая тряпку для протирания пыли. На ней был один из его сменных халатов, во время уборки она не стала замарывать его рубашку. Глаза её неловко бегали по стенам, не встречаясь со взглядом Джина.

— Привет… надеюсь, ты не будешь, как семь гномов, орать, что я вычистила твою грязь?

— Ну… — мужчина непривычно огляделся, снимая пиджак и вешая его на крючок, ставя портфель на тумбочку, на которой вдруг оказалось незанятое пространство. А где же щетки для чистки обуви, полироль, расчески, запасные комплекты ключей, визитки и рекламки, которые он сбрасывает сюда, после того, как вытащит из почтового ящика? — Я могу как один гном поворчать, что ничего не найду после этого санитарного урагана.

— Спросишь, если что-то будет нужно.

— Первый вопрос: почему не встречаешь мужа с работы поцелуем? — посмотрел он на Дами, заставив ту, наконец, остановить глаза на его лице. Решительность во всем его виде показывала, что он не шутит. Медленно подойдя, она чуть подтянулась и коснулась губами его щеки.

— Добро пожаловать домой, — тихо сказала она, но неудовлетворенный этим Джин взял её за подбородок и, развернув на себя, поцеловал в губы, отмерив достаточное количество страсти для того, чтобы она поняла — первая брачная ночь не за горами, и тянуть резину долго не придется.

— У нас ещё не закончился даже медовый месяц, а ты уже хочешь перескочить в отношения давних супругов, уставших друг от друга, — Джин протянул ей пакет с обувью и одеждой. — Держи, чтобы ты могла добраться до дома и взять всё, что тебе необходимо.

— Спасибо, — не думая, прокомментировала девушка. — Я отдам тебе за это деньги.

— Что? — непонимающе посмотрел на неё Джин. — Какие деньги?

— Ну… ты же потратился на меня, — пожала плечами Дами, видя, как недоволен становится муж.

— И что? Мы семья, вообще-то. Я должен содержать тебя, и мои деньги ровно настолько же твои, как и мои.

— Да, но у меня их значительно больше, — напомнила сестра Дракона. — Я дочь миллионера, и могу себе позволить…

— Это лишняя информация для меня, — поднял руку Джин, осадив её. — Меня не волнуют твои деньги, и приобщать их к семейному бюджету я не прошу. Я зарабатываю достаточно.

— Неуместная гордыня, почему я должна избавляться от того уровня, к которому привыкла?

— Разве я это сказал? Трать на себя сколько угодно своих денег, только не надо создавать материальной иерархии между нами двумя, — немного злясь, Джин прошёл в ванную, чтобы умыться и вымыть руки с дороги. Расстегнув манжеты, он закатал рукава.

— А если я захочу потратить их на тебя? — сунулась она следом, спрятав ладони в карманах медицинского халата.

— Большего унижения ты придумать не сможешь, — отершись полотенцем, мужчина развернулся в проход, где стояла его новобрачная. — На мужчин не тратят деньги — их ими позорят. Это моё мнение.

— Я знаю, что ты не альфонс, почему же не отнестись к этому адекватно? Подарки — это ведь не оскорбление? Я сестра Джиёна, и, по-моему, вправе желать, чтобы мой муж носил ролекс, Версаче, пах Пако Рабан и возил меня на кабриолете.

— Тогда не стоило направлять на меня дуло накануне, — выжал улыбку Джин. — Или же ты намерена теперь наводить его на меня постоянно, чтобы я выполнял те или иные требования? — Дами поджала губы, гадая, что ответить. К сожалению, в переговорах с мужчинами, которые бы ей нравились, раньше она не бывала, а с безразличием ставить на место и язвить сейчас не получалось, по причине отсутствия этого самого безразличия.

— Может, в таком случае, мне лучше уехать к себе, и мы будем жить отдельно?

— К компромиссам, я так понимаю, приходить ты не умеешь, — осознавая, что старше, опытнее и должен быть мудрее, Джин достал ладонь Дами из кармана и взял в свою. — Разве мы не договорились обо всем ночью?

— Ты мог бы быть сговорчивее, почему ты всегда задвигаешь моё мнение? — «Потому что ты своё выставляешь, как аксиому, и хочешь рабской покорности!» — подумал Джин. Нет, с Хосоком эта девушка точно не нашла бы общий язык, тот взбеленился бы при первом же разговоре, а ведь этой красавице Квон всего-то и нужно подсказывать и показывать, ей нужны наставления, твердое плечо и надежность, а ещё больше — тепло и нежность.

— Хорошо, чего ты хочешь конкретно сейчас?

— Ничего… — злобно прошипела она. Джин вздохнул. Вот оно — типичное женское. Сначала сделай, как ей надо, а когда выясняешь, как ей надо — ей уже не надо ничего. Но почему-то в Дами это скорее забавляло, чем раздражало. Он видел, что она способна собраться и вести себя так, как требуют обстоятельства.

— Что ж, тогда мне нужно отъехать к Хосоку, поговорить с ним, забрать твою сумочку с её содержимым…

— Конечно, я же приготовила ужин, чтобы ты ел его холодным! — проворчала она, отворачиваясь. Джин поймал её и притянул к себе, радуясь всё сильнее.

— И почему же ты молчишь? Я с удовольствием поем. В твоей компании, — Дами промолчала опять, да она могла и не говорить, почему не сообщает о подобных вещах ему. У неё не было опыта нормальных, романтических отношений, заботы, взаимопонимания. Ей было неловко за свои первые попытки, она смущалась своих действий, не потому, что считала их неправильными, а потому что не знала, какую это всё получит реакцию и отдачу. — Знаешь, подобные мелочи… ужин, поцелуй, добрый взгляд, приятные слова — это всё куда важнее дорогих подарков. Для меня важнее, но я не знаю, достаточно ли этого будет тебе, если ты привыкла к большему размаху…

— Я не могу тебе сказать, чего я хочу, — прошептала она, дуя губы и водя пальцем по его груди, к которой он её прислонил. — Не потому, что мне трудно, а потому, что когда я заявляю о своих желаниях мужчине, и они это делают с моих слов — я перестаю это хотеть… мне неприятно, что вам нужны инструкции. Я всегда хотела, чтобы мужчина понимал без слов, сам знал, что мне нужно. Иначе я никогда не проникнусь к нему симпатией. — Сложнейшая задача встала перед Джином. До этого он считал, что знает, чем порадовать девушек, но когда ему в лоб сказали, что ничего говорить не будут, иначе он же и будет проигравшим, он почти растерялся. Решив, что слова на самом деле многое часто портят, мужчина опять приподнял к себе лицо жены и завладел её губами. Подумав мгновение, она поддалась.

На съемной квартире Шуги и Ви все собрались часом позже. Новости о произошедшем успели распространиться по всей компании, и теперь только Джей-Хоуп поигрывал в кармане коробочкой с кольцом, не решаясь озвучить ещё одну весть. Он собрался жениться. Друзья убьют его, после всего, что он выкинул, чтобы сбежать из-под венца. Но неужели они не поймут разницы, не войдут в положение? Девчонка была девственницей, он не имеет права бросить её на произвол судьбы, тем более, она ведь не лезла в его кровать и не подпаивала, всё произошло по его вине, и ему за это отвечать.

— Ну что, очередной женатик, — протянул Юнги руку задержавшемуся Джину. — Уже опаздывать начинаем… из постели вытащили? — как у человека, давно в постели по конкретному поводу не бывавшему, шутки Шуги свелись к пошлостям и кроватным темам. О начале его отношений с Джинни тоже стало всем известно, но подкалывать его сестрой Рэпмона никто бы не взялся, понимая, что оскорбят брата, да и их подружку, бывшую всем, как младшая сестренка. Другое дело сестра Джиёна, их идеологического неприятеля.

— Мы всего лишь ужинали, — сел Джин на свободное место. — И это последний раз, когда я скажу тебе, чем я занимался со своей женой. Имей совесть, — он никому не открыл её тайны о гименопластике, и даже находил в этом скрытое удовольствие, что многие будут думать, что он у неё по-настоящему первый.

— Перейдём к делу, — одернул их Намджун, примчавшийся с работы, чтобы лично обсудить свалившееся на их голову счастье или несчастье в виде приглашения Джиёна в Сингапур. — Личное второстепенно, по сравнению с тем, что в целом эта незапланированная свадьба могла разозлить Дракона. А мы все знаем, что злобы он своей никогда не показывает, потом просто ебанёт, откуда не ждали, и всё.

— Это он может, — кивнул Тэхён, кусая губы.

— Он явно желал выдать свою сестру за кого-то важного и весомого, — заметил Шуга.

— За меня она хотела пойти сама, — покачал головой Хосок.

— Серьёзно? — не дернул и бровью Джин. — Ты веришь этому? Веришь, что всё это время за ней не стояла тень брата и не давала напутствий?

— Я думал, что ты тоже в это поверил, — удивился наследник ювелира.

— Делать вид, что веришь и верить — не одно и то же, — Джин выдохнул. Он был самым выдержанным из них, и именно это всегда помогало проворачивать дела, связанные с женщинами. Джей-Хоуп был отличным актером, но ему нужна была гавань, где он мог бы отдыхать от сменяемых масок, быть самим собой, Джин же поведенчески не менялся никогда. Он размерено и немного говорил, вежливо улыбался и бывал простачком на вид, но его не перегружало всё это, и он мог пребывать в таком состоянии всегда, думая совершенно иное. — Я вчера смотрел на её лицо, когда она говорила с Джиёном. Она была вся скована, она хотела сказать что-то ещё… помимо прочего, ты не представляешь, как её меняет пятиминутная беседа с ним. Он по-прежнему оказывает на неё сильнейшее влияние, и если оставить Дами с ним наедине в полной уверенности, что их не подслушивают, я не знаю, что вновь поселится в её голове. На этот раз явно что-то пошло не так в их планах. За меня она точно не собиралась выходить, но раз уж так вышло, они пока поиграют роли облапошенных. Тем не менее, таковыми они вряд ли надолго останутся.

— И ты всё равно, понимая это, пригреваешь змею на шее? — удивился Юнги.

— Она мне, действительно, нравится. Кроме того, врага лучше держать на привязи, чем вне досягаемости.

— Если уж ты так уверен в полном коварстве и продуманности этой парочки Квон, — принялся рассуждать Хосок. — То с чего ты взял, что ты был им совершенно не нужен? А если ты и был изначальной целью?

— С какой стати? — ухмыльнулся Джин.

— Я знаю, что ты не любишь об этом говорить и вспоминать… но твой старший брат… — напомнил Джей-Хоуп о давнем, болезненном вопросе, который, казалось бы, был закрыт.

— Мы с ним давно разобрались, кем он мне приходится после всего, что натворил. Так что у меня нет брата. Мы не упоминаем друг о друге, тем делая друг для друга единственное, что можем — не выдаём подробностей. — Джин посмотрел на свои искривленные пальцы на одной руке. Когда-то брат втянулся в противозаконные интриги, стал бандитом, и попал в серьёзные неприятности. Чтобы вытащить его, Джину пришлось согласиться поработать несколько месяцев на преступников: убивать, избивать, обманывать, отбирать. Выкупив своими поступками брата, Джин отправился в буддийский монастырь искупать грехи и очищаться, благодаря чему, волей судьбы, и стал золотым. Но, как выяснилось, брату было мало, и он вернулся к прежнему. — Я не хочу с ним встречаться, мы с ним ничего друг для друга не значим, поэтому через меня ни на что невозможно оказать влияния, в прочем, как и вообще узнать, что я как-то с ним связан. Он и сам не знает, что я золотой.

— И ты не хочешь ехать в Сингапур, чтобы не сталкиваться с неприятным? — поинтересовался Хосок.

— Месть не застилает мне глаза, — повертел перед ними Джин кривоватую конечность. — Я поехал бы в Сингапур только ради того, чтобы не дать Дами слишком утонуть в наущениях брата. Я намерен держать её от него подальше, насколько это возможно, ведь совсем не видеться с ним она не может.

— Я позвонил сегодня Ёнгуку, он поедет с нами, тобой и мной, — дополнил Джей-Хоуп складывающуюся картинку.

— Что ж, посмотрим, что из этого всего выйдет, — Джин поднялся. Ему снова не терпелось вернуться к себе и остаться наедине с той, которой не доверял, которую опасался и с которой не был до конца честен, и всё-таки к которой тянуло. Несмотря на все осторожности и сложности, грядущие в этом браке, он знал, что сможет любить, сердце и разум будут мирно сосуществовать, не входя в противоречия. Но приручить, перетянув на себя, эту прекрасную и непонятную девушку, стало первостепенной задачей в мыслях Джина.

* * *
Джей-Хоуп, так ничего и не сказав товарищам, прикинул, что лучше оповещать по факту. Сначала обручится, а потом уже раструбит о том, что тоже собрался обзавести женой. Поехав из квартиры Юнги и Ви прямо к кафе, где работала Хана, он быстро долетел до него и, заглушив мотор, пошагал искать ту, которая утром с ним даже не попрощалась. Её розовая блузочка завиднелась ещё издалека, в свете ламп, висящих над столиками. Она протирала один из них, составив грязные стаканы с остатками пивной пены на поднос. Хоуп остановился у него и, поймав поднятый взгляд Ханы, улыбнулся и сел перед ней.

— Добрый вечер, — покрывающаяся алым, как ртуть в нагревающемся градуснике, официантка несмело кивнула. — Как у тебя дела? Я к тебе по делу… — не дожидаясь продолжения, дрожащими руками схватив поднос, Хана развернулась и убежала. Хосок остался с раскрытым ртом. Что это было? Конечно, ночью все более храбрые, но чтобы после произошедшего между ними вот так пулей убегать, подкошенной стыдом — такого с ним ещё не было. Придется подождать, когда она оправится от его появления и вернётся.

Однако надежда его была наивной. Убежавшая Хана сначала несильно заплакала, спрятавшись в подсобке, а потом, быстро успокоившись, вообще передумала выходить, пока парень не уйдет. Она представления не имела, как решилась на всё ночью, приободряемая темнотой и любовью, но теперь её сжигал заживо стыд. Она отдалась ему, этому прекрасному, уверенному, блестящему, который пришёл, как ни в чем не бывало. Ей нужно было обслуживать его, но руки тряслись, а ноги становились, как растаявший воск. Смотреть ему в глаза и слышать его голос невыносимо, не думая о том, каким всё это было ночью… этой неповторимой и необычайной ночью.

Прождав больше получаса, пока не понял, что все заказы стали принимать другие официантки, Джей-Хоуп поднялся и пошёл к подсобкам. Спросив у барменши-администратора о Хане, он получил указание куда-то в сторону кухни. Обойдя стойку, он предвосхитил возмущение крупной купюрой, сунутой в карман женщине.

— Я только поговорю с ней, — сказал он и побрел по выложенным кафелем коридорам. — Хана? Хана?! — её выдал щелчок закрывшейся раздевалки для персонала. Он дернул за ручку двери — да, она заперлась. Хоуп постучал. — Хана, открой, пожалуйста, — тишина. И долго с ней это будет твориться? Все девственницы ведут себя так после первого раза? Хосок похвалил себя, что верно делал, не связываясь с ними. Пойми эти целомудренные создания, утерявшие невинность! — Ладно, хотя бы послушай. Ты слышишь меня?

— Слышу, — произнес с той стороны надломленный голосок.

— Ну, ты чего чудишь? Я что, обидеть тебя хочу? Ты ненавидишь меня после произошедшего?

— Нет.

— Боишься? Я похож на того, кто плохо тебе сделает?

— Нет, — опять прощебетала она.

— Хана, я ведь, правда, с добрыми намерениями к тебе пришёл. С предложением, — выдохнул Хосок, понимая, что оттягивать до более подходящего момента бесполезно, его может не представиться. Она не спрашивала, что за предложение, и он вновь продолжал сам: — Хана, помнишь, я сказал тебе, что женился бы, не будь связывающих меня обязательств? Так вот, я от них избавился! — он сам нервничал и переживал, когда ехал сюда, но желание выудить девушку из-за двери придавало сил. — Хана, я могу теперь жениться на тебе, — немой ответ, то есть, никакого. Если бы не шум холодильников и посудомоек, то хотя бы дыхание, или стук взволнованного сердца могли бы донестись. Но нет, ничего. — Я пришёл, чтобы предложить тебе выйти за меня замуж, Хана. Ты согласна?

— Нет, — раздалось тихо по ту сторону.

— Нет?! — ошарашено отпрянул Хоуп от двери, посмотрев на неё, белую и ничего не выражающую. — Почему?!

— Потому что вы меня не любите…

— Мы же договаривались — «ты»! — вздохнул Хосок, приняв её аргумент, но не собираясь сдаваться перед ним. Не любит! И что же? Он же добровольно предлагает, а не из-под палки. — Хана, это такая ерунда… я же хорошо к тебе отношусь, ну? Ты мне очень нравишься. И я должен жениться на тебе, ты же понимаешь. Я поступил плохо, позволь мне загладить свою вину.

— Я не сержусь на тебя. Всё нормально, — по-прежнему не собиралась она отворять. — Ты ничего мне не должен.

— Хана, открой сейчас же! — начал закипать Хосок. В конце концов, он несколько часов назад с ней спал! Он имеет право на её тело, оно принадлежало ему, отдавшись по любви. Уж она-то его любит? И отказывает. Что за ненормальная!

— Ты не хочешь на мне жениться, пожалуйста, не заставляй себя это делать из-за призывов совести. Всё в порядке.

— Нет, не в порядке! Я прошу тебя выйти за меня замуж, а ты отказываешь — это ты называешь «всё в порядке»? Девочка, ты вообще женщина, или нет? Я думал, что вроде бы тебя ею сегодня сделал, — пошутил нелепо он, улыбнувшись и не зная, какое выражение лица у девушки за дверью. Он, Чон Хосок, бегавший от брачных уз, готовый расстаться с жизнью, но не со свободой, наконец-то делает этот жест, и получает в ответ «нет». Нет!

— Я не пойду за тебя, Джей-Хоуп, — услышал твердое намерение он. Его решили переспорить снова? Ну хватит, довольно девиц, которые навязывают ему то, что ему не по нраву! Достав из кармана связку ключей, он нашёл висящую со всем остальным отмычку и вставил в скважину.

2
Дверь легко поддалась умелым действиям, тем более что замок раздевалки и не был мудрёным и застрахованным от взлома. Хосок вошёл внутрь, обнаружив пятившуюся от него в глубину девушку. Не испуг, а скорее всё тот же не проходящий стыд отодвигал её от него. Он не стал её настигать, прикрыв дверь и прислонившись к ней спиной. Официантка остановилась. Как с ней было говорить дальше? Как убедить? И был ли в этом всё ещё смысл? Хосок с недовольством заметил в себе вскрикнувшую было радость от того, что свобода снова может остаться при нем, но тут же запретил ей располагаться в душе, как в своём вечном доме. Никаких сомнений быть не должно. Та, которую он обесчестил — должна стать женой, или бесчестье настигнет его самого.

— Хана… — будь это одна из его любовниц, он бы заиграл глазами, маня к себе, скользнул в её сторону, ловко ухватил бы за запястье или локоть, прижал к себе, сначала бы обезоружил поцелуями и объятьями, а потом уже заговорил. Но это не тот случай. Пытаясь себя убедить, что и эта девушка способна реагировать, как другие, он всё же не был уверен, что с ней стоит поступать так, как с другими. Он забрал её невинность этой ночью, она ещё вовсе не опытная и не созревшая, чтобы адекватно принимать свободный флирт и физические контакты. Это отражено на её лице, разрумянившемся, заблудившемся, встревоженном. — Забудь, пожалуйста, свою напрасную гордость. Точнее… нет, она, конечно, не напрасная. Твоя гордость, самая искренняя, самая ценная и правильная, сохранила в тебе ту чистоту и целомудренность, которую я, волей судьбы, несколько испортил… — «Что я несу? — Джей-Хоуп замолчал и задумался тщательнее над полившимся потоком фраз. — Если ей важна взаимная любовь, что я могу, кроме как пообещать полюбить её когда-нибудь? Но смогу ли я сделать это на самом деле, или обману её? И ради чего?». — Хана, в это трудно поверить, но я совестливый человек, и я не могу оставить всё так, как есть.

— Я же сказала, я не держу зла и обид. Пожалуйста, твоя совесть может быть спокойна, — заверила официантка.

— Нет, так не пойдёт. Я понимаю, что ты честная девушка, и для тебя важны чувства, которых ты пока во мне не находишь… но что поделать? Мы переспали, и я не думаю, что ты вот так просто выкинешь из головы это. Я так точно не выкину. Давай же не будем разбегаться в разные стороны, ощущая осадок недосказанности и чего-то неверно совершенного. К тому же, ты порядочная девушка, должно быть, тебе трудно будет построить личную жизнь быстро с кем-то другим…

— Я не тороплюсь, — покачав головой, Хана собрала всю волю в кулак и, выпрямившись, подошла к Хосоку. Вернее, к выходу, встав в такую стойку, что стало ясно: она ждёт, чтобы он отошёл и выпустил её. — Когда-нибудь, пусть нескоро, я встречу другого человека, с которым мы полюбим друг друга взаимно, и тогда всё наладится. Он поймёт, если будет любить, почему у меня не первый. Это ведь не так срамно в наше время, как раньше, разве нет? — Хоуп посмотрел на неё с высоты своего роста, и его пронзило что-то, что он со страху и неразборчивости назвал бы эгоизмом. Но приглядевшись к себе — если бы эмоции не мешали анализировать — он мог бы уловить нотки ревности, доселе никогда не испытываемой. Хана была его единственной девственницей, и, не в силах не думать об этом, молодой человек ощущал, как никогда раньше не интересовался интимной жизнью женщин до и после своего присутствия. Это были путаны, шлюхи, куртизанки, которых невозможно обвинить в связях с другими, это было их ремесло, профессия, благодаря которой они умели многое, а многое даже прекрасно умели. Какое ему дело было до того, сколько мужчин у них было в прошлом, а сколько будет в будущем? Он сам для них был эпизодом, как и они для него, и пусть он помнил почти всех, никогда ни к одной не отнесся пренебрежительно или неуважительно, всё же ни разу не испытывал зуда неизвестности, жжения от осознания того, что его сменит следующий, десятый ли, сотый или тысячный. Но не сегодня, не сейчас. Хосок точно знал, что у Ханы не было до него никого. Нетронутая, как первый выпавший только что снег. Он познакомил её с постельными радостями, взял страстно и с желанием, так сказать, основал фундамент всей её дальнейшей кроватной истории. Всё, что ведала она о сексе — узнала она от него. Он достоверно знал, что испытывала когда-либо она под мужчиной, потому что кроме него у неё никого не было. И вот, девушка говорит, что когда-нибудь появится другой, с которым они воспылают взаимностью, и тогда всё наладится. Хоуп представил, что кто-то заберется на Хану, и ему это не понравилось. Для этого он её разве лишал девственности? Если задаться этим вопросом, то цели-то у него и вовсе не было, но если пытаться обнаружить её задним числом, то уж точно не для других он тут проторил дорогу. И все эти немного прагматичные и далекие от душевных рассуждения всё-таки выливались в одну главную идею, что Хосок не допустит никаких других после себя. Это… это всё равно что прежде покупал что-то или брал в аренду, использовал, пусть и бережно и по назначению, но всё-таки понимал, что это не его, не им сделано и временно. А тут, будто своими руками слепил, создал, хоть патентуй. Как же родное изобретение можно пустить по рукам и в свободное плавание? Нет, Хана должна остаться при нем, но как, если женой быть не согласна? Делать любовницей хорошую девчонку? «Фи!» — сам себе сказал Хоуп, не оценив задумки. Не собираясь лгать и не будучи убежденным в своих словах, он всё же вымолвил:

— Но этим кем-то, кто когда-нибудь тебя полюбит, могу быть и я. Почему ты не рассматриваешь такой возможности? — Хана внимательно посмотрела на него, округлив несильно глаза. Не удивившись, а взвешивая весомость и исполнимость сказанного. Её печально-трогательная улыбка предупредила об очередном выводе не в его пользу.

— Потому что… этого не может быть, Хоуп, — называла она его по-прежнему по кличке. «А знает ли она моё настоящее имя?» — не смог припомнить Хосок.

— Почему не может?

— Я не из твоего круга. Ты всегда будешь относиться ко мне, как к бедной девочке, которую нужно кормить, которую нужно жалеть, которую нужно подтягивать до своего уровня. Посмотри на меня — я тебе совсем не подхожу. Я… — замешкавшись, Хана попыталась вернуть ту смелость, что обуяла её ночью. Опустив глаза, она сомкнула руки на переднике. — Я люблю тебя, и это случилось не вчера. Ты понравился мне ещё полгода назад, — призналась она. Парень был изумлен, но не решился перебивать и вставлять какие-либо замечания. — Но ты никогда бы не заметил такую, как я, и это случайность, что мы… оказались единожды вместе. У нас всё совсем разное. Ты познакомился с моими соседками, потому что бываешь в клубах, а я там не бываю никогда, поэтому при нормальных обстоятельствах мы бы даже не познакомились. Ты клиент заведения, где я обслуживающий персонал — ты и не можешь, и не должен смотреть на такую, как я…

— Хана, — оборвал её Хосок, взяв за руку, чем помешал той сминать белую накрахмаленную ткань. Официантка вздрогнула. Ладонь была потной и влажной от волнения, и молодой человек сдержался, чтобы не улыбнуться этому милому нервничанию. — Но случаю-то виднее, как, где и кого сталкивать? Каким-то образом, напившись и потеряв разум, я добрел сюда, наткнулся на тебя, и вышло то, что вышло. И я вовсе не считаю тебя бедной девочкой для жалости, — Хана поджала губы, и он понял, о чем она вспомнила. — Прости ещё раз, что совал тебе деньги ночью. Это было некрасиво — согласен, но я растерялся не меньше твоего. Ты мне нравишься, даже больше, чем какие-либо другие девушки сейчас. Подумай ещё раз, прежде чем окончательно отказаться от моего предложения.

— Если… если ты считаешь возможным полюбить меня, — подняла на него глаза студентка, ощущая кожей его сильную руку. — То попробуй со мной повстречаться. — Хосок приподнял левую бровь, облизнув нижнюю губу. Чем не рациональный подход к делу? — Получится полюбить — поженимся, а если нет, значит, я была права, и нам не стоит портить судьбы друг другу.

Встречаться. Думы сына ювелира отяжелели, почти как тогда, когда отец категорически велел жениться. Но брак-то — это оформление, обряд, выполнение каких-то определенных обязанностей, подсказкой в исполнении которых служат общепринятые нормы института семьи. А встречаться? Хосоку на миг это показалось ещё более сложной задачей. Он никогда не состоял в отношениях с девушками! Ухаживать он умеет, но в русле курортного романа и неписаной установки «сойдемся-разбежимся». А как встречаются? Что ему нужно делать? Дарить цветы, писать смс-ки, звонить и ворковать часами по телефону? Ему некогда порой бывает.

— Ты согласен? — с прорвавшейся надеждой в голосе спросила Хана. Как бы она ни хотела трезво мыслить, подходя к этому всему, её безответные чувства всё равно руководили ею не в меньшей степени.

— Будь по-твоему, — улыбнулся Хосок. — Мне кажется, что это хорошая задумка. Давай встречаться. — Он протянул вторую руку, ладонью вверх. Отерев о передник ожидаемую руку, Хана вложила её в предложенную ладонь. Золотой отошел от двери, выпуская их. — Я подожду окончания твоей смены и подвезу тебя до общаги, хорошо? — для начала решил он, и получил кивок. А… — «А секс в наших отношениях будет?» — хотел спросить он, но не стал. Слишком странный и забегающий вперед вопрос. И вроде бы они однажды уже переспали, почему же повторение опыта кажется таким неуместным?

— Что? — идя рядом, полюбопытствовала Хана.

— Нет, ничего, — оставив при себе свои грешные мысли, Хосок принялся разглядывать исподтишка особу, которую заманил себе фактически в невесты. Может, она и права. Свадьбу желательно справлять раз и навсегда, а если жить с человеком всю оставшуюся жизнь, не лучше ли его узнать немного лучше? В попытке узнавать Хану и разговорах с ней по пути к общежитию, он даже не перешел к прощальным поцелуям, не потому, что не хотел, а потому что, по-прежнему настроенный на серьёзный подход и реабилитацию, посчитал лишним и здесь, снова и снова, сводить всё к физиологии. Он занимался любовью с Ханой и уже знал, что это приятно, чувственно и интересно. Надеялся, что и ей всё тоже понравилось. Так почему бы не открыть друг в друге и новые черты? Черты, относящиеся к внутреннему содержимому.

* * *
Джин, на всякий случай, был готов к тому, что когда вернется второй раз за вечер, не найдёт Дами в квартире. Она получила одежду, и ничто не могло помешать ей теперь отправиться домой. Но из зала падал свет, так что даже не было надобности зажигать его в прихожей, чтобы разуться. Сняв пиджак и бросив ключи от машины и своего пристанища, переставшего быть холостяцким, на тумбочку, доктор присел и, начав развязывать шнурки на ботинках, оказался в тени, упавшей на него. Подняв лицо, он увидел жену. Как чудно ещё было обозначать её так! Она отстранилась, чтобы вернуть свет и видеть его взгляд. Их глаза встретились. Дами была в том, что он купил ей: светлая юбка и блуза элегантной леди, какие она носила. Стало быть, сестра Джиёна не ездила к себе? Она прочла вопрос в его взоре.

— Я решила, что могу разминуться с тобой… не хотелось. Съезжу за вещами завтра, когда ты будешь на работе. — Оставшись в носках, он шагнул к ней, протянув сумочку.

— Держи. Возвращаем всё, что забирали.

— Благодарю. — Она взяла её, но даже не стала проверять содержимое. Повесила на ручку двери комнаты.

— Я поеду к Джиёну, — сказал Джин, когда Дами, не найдясь, о чем говорить и что делать, повернулась спиной и пошла вглубь помещения. — Если тебя устроит такое решение.

— Не боишься? — обернулась она. После каждой разлуки, пусть на час-два, им приходилось налаживать контакт заново, растапливая быстро наледеневающие настороженность и отчужденность. Когда же их отношения скрепятся достаточно? Не так быстро, как хотелось бы ему. Но Джин знал, что это труд долгий и мучительный, и сознательно шел по выбранному маршруту.

— Чего? Что меня убьют? Я не ищу смерти, но вряд ли она меня огорчит, — улыбнулся он философски. Дами не разделила его безмятежности, сузив губы. — Если твой брат меня пристрелит из-за того, что я на тебе женился, то последними моими мыслями будут торжествующие фанфары превосходства: как же так, Дракон оказался нервным припадочным убийцей, у которого даже не нашлось хорошего повода и сил для честной схватки.

— Не смейся напрасно. Просто так он ничего не делает. Но убить, на самом деле, может. И ему будет всё равно, кто и по какому поводу ликует, умирая. Джиён чувствует себя победителем, потому что он, к счастью, жив, а враги его исчезают и уменьшаются в количестве.

— Я ему не враг. Никогда не имел ничего против Дракона и всей его банды, — постарался ровно произнести это Джин, и у него вышло. Как же, ничего не имеет против… Эх, братец-братец, куда тебя занесло? Какая ирония судьбы, что у него с Дами есть по брату, которые где-то занимаются одним общим делом. Но он о её семье уже всё узнал, а она о его — нет. Джину не было совестно, что он скрывал от неё это, хотя обещал сделать всё, чтобы родилась любовь, в том числе быть честным перед супругой. Она ведь тоже не спешила всех оповещать о том, кто есть на самом деле. Так пусть же и о нем узнает всё сама, если сможет. Узнает — он отпираться не будет.

— Что ж, в любом случае, это будет не лучший медовый месяц, — вздохнула девушка, представляя, какие беседы и какой веселый досуг ждут её между двух огней. Муж и брат. Найдут ли они общий язык? С одной стороны, ей необходимо было, чтобы Джин проявил себя должным образом, утвердив свою власть над ней, чтобы она получила независимость от Джиёна. С другой стороны, ей всё ещё нужна была защита и поддержка брата. Она не была самой мудрой и проницательной, и риск оказаться обманутой этим стоматологом был. А если он замышляет что-то и плетёт какие-то интриги? В святость и безобидность «золотых» хотелось верить, но по факту уже проявилось слишком много причин для разочарования. Хотя это преувеличение. Вёл себя грубо и хамски в основном Хосок, а Джин всего лишь облапошил её несколько раз, так разве это минус? Всего лишь было задето её самолюбие и тщеславие. — Хотя Сингапур и красивое место, не думаю, что будет много времени насладиться отдыхом…

— Никакого Сингапура, — отрезал Джин мягко, как ломтик подплавленного масла. — Мы встретимся в Макао, на нейтральной территории. Джиён со своими людьми и мы, тоже не вдвоём.

— Значит, всё-таки боишься? — ухмыльнулась Дами.

— Это называется благоразумием и предусмотрительностью. Я не думаю, что он убил бы меня, но взять в плен или в заложники ему ничего бы не стоило. А что, если ты для этого меня туда и заманиваешь? — несерьёзно, игриво поинтересовался Джин. Девушка развела руками.

— Если это так, и мне нужно тебя куда-то заманить, то тебе придётся быть начеку всю жизнь, ведь я привыкла добиваться задуманного.

— Я уже в главных твоих сетях, куда меня ещё можно тянуть? — Подойдя к ней, мужчина положил руку на её талию, провел ей вверх, остановив ладонь между лопаток и погладив сквозь тонкий шелк блузы. Под ним выпирала застежка бюстгальтера. Хотелось её расстегнуть движением пальцев и, развернув на себя Дами, примкнуть к её обнажившейся груди, до которой он добрался бы, разорвав пуговицы блузке-помехе. Но он не будет этого делать, пока она сама, по-настоящему, не захочет неистово и страстно, невыносимо. Когда Дами не просто согласится на выплату брачного долга, а когда готова будет исполнить это в виде спаривания, случки, слияния, единения, любви, откровенной и дерзкой, пристойной и стыдливой — всякой, тогда он возьмет её, и выполнит все желания, её и свои, проверяя, насколько они у них совпадают. Джин поцеловал её в уголок губ, ненадолго прижав к себе и отпустив. — Я приму душ перед сном. Уступить тебе очередь или идти первым?

— Иди первым, — не думая, ответила Дами, отворачиваясь, словно услышала в его вопросе намеки на прелюдию или принуждение к чему-то. «Разумеется, она думает, что за омовением следует постель» — хмыкнул неслышно Джин.

— Или примем вместе? — сказал он, войдя в ванную и, включив воду, развернувшись к жене.

— Не думаю, что я готова к подобному, — пробормотала она, с возмущением замечая, как жаром пылают её щеки.

— Ну, стоит ли изображать передо мной стыдливую невинность? — без язвительности, с юмором укорил дантист. Схватив с трубы полотенце, Дами замахнулась им и ударила его по плечу.

— Я ничего не изображаю! — Ярость выплеснулась и, сойдя пеленой с глаз, открыла сморщившегося Джина, которому она ударила точно в то место, куда вчера попала пуля. — О! — отбросила она орудие избиения и растеряно протянула руки вперед, не решаясь коснуться мужа. — Прости, прости, пожалуйста! Джин, ради Бога, я не хотела…

— Ничего страшного, — прошипел он, прижав повязку под рукавом к плечу. Боль была мгновенной и острой, но тут же начала отступать. Дами всё же легко положила свои пальцы чуть выше заживающей потревоженной раны.

— Я не специально… принести лёд?

— Его в твоих глазах достаточно, — покривился неудавшейся улыбкой мужчина. Сестра Джи-Драгона нахмурилась.

— Теперь ты видишь, что если бы я хотела тебя угробить, то справилась бы сама? — Её брови расслабились и оплыли в волнующееся выражение. — И я не с холодом смотрю на тебя. Возможно, я просто разучилась проявлять чувства.

— А есть ли они? — Дами потянулась за полотенцем. Джин поймал её руку и засмеялся. — Ладно-ладно, верю. По крайней мере, ты сейчас шутила, а это уже прогресс.

Поджав губы, она вышла и прикрыла дверь за собой. Как он умудрялся за каких-то пять-десять минут создать атмосферу давних знакомых, даже более того — давних возлюбленных? Дами умела лицемерить и изображать, но в душе сходилась с кем-либо очень трудно, она не испытывала комфорта ни с одним мужчиной до этого, а с этим всё становилось как-то легко и незатейливо, по-дружески, и всплески её высокомерия не ранили его. Прежде она их держала в себе, чтобы не портить дел, требующих завершения, а теперь, ведя себя естественно, она всё равно почему-то его не напрягает и не обижает. Не бывают люди настолько терпеливыми! Наверняка теперь играет он, и доверять ему всё равно нельзя. Дождавшись, когда он выйдет, не вступая в переговоры, Дами шмыгнула следующей в ванную комнату. Тип, которому она подарила свою предыдущую девственность, был влиятельным бизнес-боссом, и её любовником около четырех месяцев. Часто они ночевали вместе, а дважды даже летали отдыхать на два-три дня в тот же Сингапур или на Окинаву. И всегда она видела, как он бросал свои носки и бельё, чтобы горничная или кто-нибудь, но никак не он сам, постирали. Её отец тоже почти всё складывал в корзину для грязных вещей, чтобы кто-нибудь постирал. Таковы все мужчины — казалось ей. А увидев бардак Джина, когда вошла к нему вчера, Дами ни на мгновение не усомнилась, что неряшливости в нем пруд пруди. Однако оказавшись после него в ванной, девушка с удивлением нашла развешенные на трубе и носки, и трусы, самостоятельно перестиранные и расправленные с заметной аккуратностью. Отметив это, Дами нехотя поставила жирный плюс супругу, которого, судя по всему, предстояло узнать гораздо больше, чем представлялось.

Тщательно приведя себя в порядок — на всякий случай, ведь поведение малознакомого мужа может быть непредсказуемым, как у шахида с несработавшим детонатором — Дами поняла, что провела подозрительно много времени в уборной, и после этого направляться в спальню стало неловко. Там горел ночник. Нет, ноги не в состоянии двинуться туда. Девушка повернулась к кухне и зажгла там свет. Чай. Да, это спасение ото всего: от проблем, от безделья, от ненужных мыслей. И хорошая отговорка от посещения брачного ложа. Щелкнув электрический чайник, уже изучившая полки, их содержимое и запасы, девушка извлекла чашку и заварку. Выходя из ванны, она подумала, стоит ли одеться? Но замечание Джина, что она изображает невинность, подействовало и, согласившись, что с её стороны глупо по-монашечьи прикрываться, Дами стояла у рабочего стола в одном нижнем белье. Чайник щелкнул. Кипяток залился в глиняную посуду, взбаламутив черные гранулы чая. На холодильнике светился циферблат. Пять-семь минут, и можно пить. Отсюда было не видно, потушил ли Джин свет и лег ли спать. Если она придёт — он опять обнимет её? Ограничится ли этим? Ей было приятно, но она так устала накануне, что отключилась быстро, а сейчас спать ещё совсем не хотелось. Она будет ворочаться и мешать ему. Налив чай в чашку, она не стала класть сахар. Подошла к подоконнику, прислонившись бедром. К виду из окна Дами уже привыкла. Не слишком низко и не слишком высоко, достаточно огней и достаточно зелени будет, когда она расцветет окончательно. О чем она думает? Как долго будет жить здесь? А что, если перебраться в их с родителями роскошные апартаменты? Нет, под боком у родителей жить не хотелось. В проходе появился Джин, в одних боксерах, скрестивший руки на груди и капельку пасмурный.

— Ты чего не идёшь спать?

— Я сегодня поздно встала, выспалась и вряд ли сейчас усну, — назвала лишь одну из причин Дами.

— И решила попить чай в одиночестве? — Он отодвинул стул из-под стола и сел, прекратив смущать её обзором себя в боксерах. Девушке было любопытно — да, и она с трудом удерживала взгляд подальше «оттуда». Что ей там досталось в приданное? — Могла бы и меня позвать в компанию.

— Я думала, ты устал.

— Ты не хочешь ложиться в одну кровать со мной? — прямо спросил он. Дами едва не поперхнулась. Пришлось отставить чашку и развернуться к нему. В лифчике и полупрозрачных трусиках, бело-розовых, как филе телапии.

— Не хочу и не тороплюсь туда — разные вещи.

— Держишь интригу? — присмирев, просиял Джин.

— Не думаю, что мне есть чем интриговать тебя, — Дами указала на себя поэтапно: — Размер груди виден, объем бедер тоже, между ног вряд ли ждут увлекательные открытия, а в сексе я профан, который не поразит такого опытного тебя ничем. Ничем — значит вообще ничем, потому что до сих пор не знаю, что и как там нравится мужчинам. У меня создалось впечатление, что им абсолютно всё равно, что происходит, лишь бы всунуться.

— Ну-у… — протянул с прискорбием стоматолог. — Ты близка к истине. Я считаю, что мужчину заводит сама женщина, а не то, что она делает в постели. И если она его заводит, то всё остальное он уже сделает сам, потому что вот женщину, разумеется, не удовлетворит ничего не делающий в кровати персонаж.

— А я тебя завожу? — посмотрела ему в глаза Дами.

— Мне встать и показать, чтобы ты убедилась? — повел он бровью. Она потрясла головой.

— А если мне никогда не понравится секс? — помолчав и отпив ещё чая, задала вопрос Дами.

— Знаешь, что я понял из науки и исследований в этой области? Человек может хотеть секс, или не хотеть. Если он его не хочет, то ничто не заставит секс ему понравиться, а если человек хочет секс, и очень сильно, то ему принципиально всё равно, какой это секс — он придётся ему по вкусу, потому что человек нуждался в удовлетворении желания. Поэтому я могу сказать лишь одно: если ты не хочешь секса, не берись за него, не приступай к нему, даже не начинай, — маленькая чашечка быстро кончилась, пока девушка дослушала мужа. Вытерев губы, она повернулась к раковине, сполоснула её и потянулась убрать на полку. — Мадам, вы нарушаете мирный договор провокационными действиями на демилитаризованной территории, — Дами дернулась, едва успев поставить чашку на место и развернувшись к Джину. Он поднял взгляд к лицу, до этого явно любовавшись её задницей в узких и много открывающих трусиках.

— Извини. Я всего лишь прекратила «изображать невинность», — передразнила она его. Улыбаясь, мужчина встал, протянув ей руку. Краем глаза она заметила беспокойство в его боксерах.

— Пошли, я не буду приставать. Пока ещё. — Доверившись ему, Дами вошла вместе с ним в их спальню. Он забрался под одеяло первым, потом она. Джин погасил свет ночника. Лежа на спине, сестра Дракона присматривалась к темноте, всё ещё не в силах сомкнуть веки. Она боялась подвинуться ближе, чтобы снова не оказаться обнятой супругом. Тогда он весь, всем телом, будет касаться её. А ей почему-то неудержимо хотелось запустить ему кое-куда руку и потрогать. Наваждение какое-то! Но эти серые боксеры с черной резинкой на самых бедрах… и кто кого провоцирует? У Джина красивое тело, как ни у одного её прежнего партнера. Его хочется касаться. — Не спишь?

— Нет, — тихо отозвалась она во мраке.

— Я так и понял. По дыханию.

— А ты не подслушивай, — огрызнулась Дами.

— Прости. Привычка.

— Спать с женщинами?

— Ко всему прислушиваться.

— Так уж и ко всему?

— Кроме глупостей и вранья, — хмыкнул Джин, развернувшись со спины на бок, в её сторону.

— А как ты отличаешь их от умностей и правды?

— По интонации и выражению глаз.Глупости всегда произносят громко, слишком уверено, публично, смеясь или гневаясь. Редкую глупость говорят с глазу на глаз, спокойно и шепотом. Но зато таким образом говорят много лжи, поэтому один на один следует смотреть в глаза. — Дами ещё не присмотрелась к темноте, и даже повернув лицо на бок, ничего не увидела.

— А если глаз не видно?

— Тогда лучше молчать. — Джин провел рукой под одеялом и нашёл Дами. Проведя ею по голому боку, он забрался на её плоский живот, втянувшийся от чуть щекочущего касания. Губы мужчины приблизились к её уху и, в тишине и неуловимом шуршании свежей простыни, он прошептал: — Я хочу тебя.

— Какая глупость! — фыркнула она, убрав его руку и, задираясь и восставая из обычного для неё чувства противоречия, звонко произнесла: — Я тебя нет.

— Какая ложь! — парировал он и засмеялся, отодвинувшись и вновь перекатившись на спину. Вновь повисло молчание. Дами более-менее прозрела, и уже различала плечи и грудь мужа, не прикрытые более светлым одеялом. Она лежала и думала о том, что сказала ему, что не любит давать мужчинам инструкции. Да, она хочет брыкаться, сопротивляться, утверждать, что не хочет, но ей всё равно нравится, когда он продолжает пытаться сломить её оборону. Неужели он не поймёт её без откровенных указов и намеков? Хотелось лягаться и елозить в кровати, чтобы привлечь внимание, чтобы он очнулся. Ну что, он так и будет лежать там? Уснул уже?

— Опять слушаешь дыхание? — не выдержала она, но и прямо спросить, не спит ли он, не решилась.

— Да, жду, когда ты уснешь, чтобы наброситься.

— Ты уснешь первым. Так что всякие злодеяния совершать буду я. — Его рука вдруг обвила её под одеялом и, стиснув, опять сгребла к себе, как и вчера. Её плечо коснулось груди Джина, от его кожи пахло свежей силой, пышущей мужественностью и умелостью. Дами сжала пальцы, чтобы не опустить руки вниз и не хватануть то, что не надо. Перед глазами так и стояло, как она оттопыривает резинку его боксеров и… в общем, стояло перед глазами, да. Но пока только мысленно. Никогда ей не казалось интересным зрелище мужского члена. До этой минуты.

— Дами? — тихо послышалось над ухом.

— Мм?

— Я не умею читать мысли, к сожалению, — начал он. Палец, чертивший туда-сюда линию вдоль границы её трусиков, приобщил четырех своих собратьев и они, минуя пупок, поднялись к ребрам, выше и обхватили грудь сквозь ткань. — Но я очень рад, что ты мои тоже читать не умеешь. — Лифчик каким-то образом расстегнулся, и Джин потянул его с неё. Дами не воспротивилась, и часть белья вылетела из-под одеяла. Мужчина ласково сжал грудь без всяких преград. Он поцеловал изгиб между плечом и шеей. Сосок в его пальцах затвердел. — Спокойной ночи, жена.

3
Разговор с отцом прошёл тяжело. Пришлось успевать подавать информацию вовремя, пока грозовые тучи не разразились бурей над головой Хосока, но молнии всё равно метались, сопровождаясь громом и раскатами повелительного разъяренного баса. Узнав о том, что невеста «уплыла» в чужие руки, Чон-старший не мог не понять, что за этим стоит каким-то образом его сын, но как только он попытался озвучить следующие угрозы, тот признался, что имеет другую девушку на примете, по-настоящему намерен встречаться с ней и даже делал предложение, но загвоздка в том, что это Хана не желает пока скреплять их отношения. Ювелир потребовал привести девушку к себе. Познакомиться, поговорить. Хоуп обещал сделать это, как можно быстрее, но только после одной поездки… ему очень надо… а потом, хоть сразу под венец, если они всей семьёй смогут убедить Хану в необходимости брака.

Он сидел в кафе, где она работала, и ждал оставшихся друзей в компании Шуги и Ви. Этим двоим сразу пришлось сказать, что Хана отныне с ним встречается, чтобы избежать вечного ерничанья и неуместных шуточек Юнги при прекрасном поле. Официантка, принесшая им пиво, чуть не выронила его из рук, когда о ней сообщил её новоявленный парень. Сахарный и Тэхён несколько минут не могли прийти в себя от услышанного. Им не верилось, особенно Шуге, который ещё совсем недавно общался с этой девчонкой и никогда не мог бы предположить, что её может связать что-то с его товарищем из высшего общества.

— И как так вышло? — задал он вопрос, когда она отошла. Хосок не собирался вдаваться в подробности о том, как обесчестил её, врать о внезапно охватившей любви смысла не было, а придумать какую-то подходящую причину оказалось сложно.

— Вот я разве тебя спрашиваю, как ты начал встречаться с Джинни?

— Я люблю её, — спокойно ответил Юнги, собиравшийся вечером пойти на очередное свидание. Они всё ещё держались за ручку при прогулках, бродили по интересным местам Сеула, стаптывая ноги, и не переходили ни к чему постельному. И неизвестно было, кого перспектива секса больше страшит. Шуга боялся не угроз Рэпмона, а обидеть Джинни или поступить с ней как-то нехорошо. Странно, что до отношений с ней занятие любовью он считал хорошим делом, а теперь рассматривал и взвешивал необходимость интима так тщательно, словно это была инновационная, ещё не опробованная ни на ком вакцина.

— А Хана любит Хоупа, — заметил Ви. Упомянутый с благодарностью посмотрел на него, в то время как Шуга выслушал без удовольствия остальные слова: — Тебя ведь, похоже, одностороннее объяснение устраивает? — Парень знал, что Джинни пока не разделяет на сто процентов его чувств, она не признавалась ему ни в чем подобном и в глазах её не сияли звезды при виде его, но Шуга обещал себе, что однажды этого дождется. Одно согласие на отношения уже многого стоило. Он добился шанса, возможности, благосклонности — что ещё нужно мужчине для начала?

К ним подъехал Джин, походкой состоявшегося зрелого мужчины, не кичливой, а естественной и невоспроизводимой специально, пройдясь от авто до свободного пластикового стула под навесом. Пожав всем руки, он посмотрел на наручные часы.

— Ёнгук звонил?

— Да, он вылетает в ночь. От нас перелёт короче, поэтому наш самолёт под утро, — уточнил Хосок. Они летели втроём из Сеула в Макао: он, Джин и Юна, сестра Дракона.

— Я знаю. Вещи я уже собрал. Ну, не чемодан, конечно. Так, сумку с самым необходимым. Как считаешь, переговоры займут больше двух дней? — Стоматолог внешне ничем не выказывал волнения, но на самом деле внутри него копошилось разное. А что, если с Дами придётся расстаться? У него ещё не та стадия чувств, когда он не сможет прожить без неё после разлуки, но уже тот уровень заинтересованности, когда чуть ли не принципиально отстоять своё. А, несмотря на то продолжающееся воздержание, Джин считал девушку именно своей. Утром он уехал на работу, поцеловав её, спящую, в щеку, на что она пробормотала «доброе утро» и улыбнулась чему-то в дреме. В его объятьях она долго ещё не могла уснуть, он ощущал это ночью, поэтому наверняка проспит до обеда. Они могут тайно враждовать друг с другом и плести клановые козни, но спящая женщина никогда не сумеет сыграть дьяволицу, если она ею не является. Джину снова поскорее захотелось домой, но нужно иметь терпение. Он взял три выходных дня для полного улаживания всех дел. Как Дами и говорила, медовый месяц вряд ли выйдет, но время побыть наедине останется. Лишь бы не позволить ей вернуться под влияние Джиёна, этого опаснейшего в современной истории преступности типа. Хотя есть ещё многочисленные и не менее могущественные китайские группировки, и арабские организации, но то более отдалённое, и находится в компетенции других «золотых». Им же ближе именно эта часть беззаконников.

— Дракон непредсказуем. Он может согласиться договориться за час, а может затянуть резину и устроить многолетние разборки. Откуда я знаю? Кто его вообще знает? Ёнгук хотя бы немного, поэтому мы и ждём его прибытия. — Хана подошла, чтобы принять заказ у присоединившегося Джина. Роль обслуживающего персонала давалась ей легче, чем девушки сына олигарха. Но тот, казалось, не придавал значения их материальному несходству.

— Я бы тоже хотел с вами слетать, — вздохнул Ви. Хосок приехал первым и успел обговорить с Ханой то, что ему нужно отъехать по делам в Макао, поэтому она не задавала лишних вопросов. Да и трудно ей было понять и осознать, что имеет право их задавать. Её смущало даже то, что Джей-Хоуп отчитался перед ней за то, что его не будет некоторое время. Он, помимо проблем с владыкой Сингапура, всерьёз был озадачен тем, что надо вытащить Хану из общежития, в котором она жила. Если её «подруги» регулярно приводят каких-то мужиков к ним в комнату и занимаются абы чем, то его девушке там совершенно не место. Ей нужно снять приличное жильё. Или перевезти к себе. Естественно, она откажется, ссылаясь на то, что под одной крышей им жить будет неприлично, но, может, воспользоваться своим отсутствием и поселить её пока с родителями? Заодно познакомятся поближе… нет, не стоит бросать её с отцом один на один. Тот умеет потрепать нервы. А вдруг вздумает отделаться от неё, потому что она не их поля ягода? Решено, надо снять ей собственную комнату, или даже небольшую квартирку.

— Чем меньшей бандой мы туда заявимся — тем лучше, — сказал Хоуп, когда Хана отошла. — Лишнего внимания привлекать не стоит. — Неподалеку показался Чимин, вернувшийся из дальних стран, где совершал безымянные подвиги. Прямо с самолёта, он плюхнулся между друзей, скинув потрепанный черный рюкзак на пол.

— Всем доброго дня! — махнув рукой, чтобы не тянуться к каждому пожимать ладони, он исполнил выдох, похожий на то, что поставлена точка. — Ну что, как дела?

— Это ты нам скажи — как? — насторожено и тише поинтересовался Юнги.

— Всё в порядке, все живы. Джеро немного задело, но ничего серьёзного. Миссию выполнили. — Они давно привыкли обсуждать дела без конкретики. Единожды обсудив, кто чем займется, молодые люди держали это в головах и в дальнейшем вели рассказы без уточнений. Никогда нельзя было знать, шпионят или нет, следят ли за ними? Хотя места для бесед выбирались как можно менее подозрительные и прослушиваемые.

— Сандо? — спросил Хосок.

— Вчера уже прибыл в Макао со своими.

— Так, прикрытие всё-таки подразумевается? — немного удивился Джин. Когда-то он с вышеназванным были не в состоянии находиться рядом, но за годы они оба набрались мудрости и опыта, благодаря которым зауважали друг друга.

— А как иначе? — пожал плечами Хоуп, отпив пива. — Защиту нужно выстраивать незаметно. Не гурьбой же вваливаться. Постепенно и с разных концов стягиваем силы.

— А если Джиён узнает?

— Не думаешь же ты, что в Макао не будет драконов? — прыснул Хосок. — Не смеши, мы их никогда не вычислим в толпе, пусть даже опознаем кое-кого. Точно так же и он нас. Суть не в том, кто честнее, Джин, а в том, кто лучше обманывает. Наших должно быть там не меньше, потому что события всегда разворачиваются внезапно.

— А кто будет третейским судьёй? — Чимин поочередно окинул взглядом всех товарищей, закончив на Хоупе.

— Гонконгская триада. Они последние десять лет зарекомендовали себя как самые не нарушающие границы ребята. В какой-то степени это благородные типы. Они не сотрудничали с нами, но никогда не вели общих дел и с Драконом. Джиён согласился с их кандидатурой, к тому же, их пускают к себе «пятизвездные»[8] Макао, в отличие от других предполагаемых нами вариантов вершителей справедливости.

— Не нравятся мне эти намечающиеся посиделки… — Шуга изучающе повернулся к прохожим, в профиль к столику. Друзья будут рисковать жизнью, решая вечные конфликты с рвущимися к абсолютной власти, а ему в этот раз торчать в Сеуле? Нет уж, Чимин через дней пять вновь сорвется куда-нибудь в Тунис, или Ирак, и Шуга поедет с ним. Отпуск кончился, хватит. Он тут же вспомнил о Джинни. Как ему теперь поступать, когда он куда-то собирается? Раньше было так просто: надо — поехал. А заведя девушку, обзавелся и вторыми обязанностями. Долг номер два. Или долг перед Джинни стоит на том же месте, что долг золотого?

— Всё будет нормально, — пророчески изрек Джин, что было похоже на его предупредительное обращение с пациентами: «Больно не будет» — говорят эти дантисты, сажая пришедших в кресло, однако не всегда сдерживают слово.

— А где Сольджун? — вспомнил Ви об их гипнотизере. При его участии большинство дел решалось быстро и беспроигрышно. — Он не в Макао уехал позавчера?

— Нет, к сожалению, — Хосок тоже подумал о том, что промыть мозги Джи-Драгону было бы идеальным выходом, но как это осуществить? — В Японию. Вы же знаете, там сейчас борьба якудз… нам следует заиметь союзников среди наиболее годящихся на роль победителя, обзавестись друзьями…

— У мастера Хана были там связи, — припомнил Чимин.

— Это уже не годится. Его слишком многие знают. Он великолепный воин, но в нашем поколении хитрость и сноровка более значимы, а он бывал чересчур прямолинеен. — Допив пиво, Хосок покосился на Хану, обсчитывающую столик в дальнем от них конце. — Сольджун в этом плане надежнее. Если у него что-то не получается — об этом никто не узнает, потому что не вспомнит.

— Мне бы хоть какие-нибудь сверхспособности, — посетовал Юнги на их отсутствие, вспомнив, как прошедшей осенью они с их волшебником в сфере психики разговорились о дарованиях и любви. Шуга тогда был убежден, что никогда не начнет встречаться, ведь ему нельзя. А оказалось, что не выдержал и впутался. Посмотрев на алкоголь, парень про себя повторил слова Сольджуна о том, что можно пропить, прокурить и другими подобными способами потерять способности, поэтому гипнотизер никогда не имел вредных привычек. «Может, потому их нет у меня, что я выпиваю и не такой совершенный, как Сольджун? — задумался Сахарный. — С другой стороны, у меня теперь есть Джинни, а разве это не стоит всех талантов мира? А наш мистер Двадцать пятый кадр всё-таки волк-одиночка. Каждому своё».

Обсудив окончательно всё, что было нужно, молодые люди разъехались, кто куда. Хоуп задержался, выжидая, когда немного выветрится пиво, и когда Хана подойдёт к нему, оставшемуся без окружения, стеснявшего их общение. Она заметила, что он сидит один, и не спеша приблизилась, положив поднос на столик и начав собирать на него бокалы, стаканы и чашки. Хосок перехватил её руку, несильно сжав в своей.

— Я хотел поговорить с тобой о твоём месте жительства. Мне не нравятся твои соседки, — Хана на него посмотрела с таким гениальным упреком, что ему вспомнилось, как он чуть не переспал с одной из них. Каким же дураком он иногда бывает! — Я не хочу, чтобы ты продолжала с ними жить.

— В общежитии нет свободных мест сейчас, до конца семестра уж точно, — отпустив стакан, девушка заправила освободившейся рукой несколько волосинок, выбившихся из хвостика, за ухо. Вторая пятерня всё ещё придерживалась Хосоком, большим пальцем поглаживающим её кожу.

— Я найду тебе другое жильё.

— Не надо, пожалуйста. — Перспектива получить собственный угол радовала только в одном: наконец-то она получит тишину для занятий и не будет этих оргий! Хана бы стала высыпаться… Но садиться на шею парню, ещё толком его и не узнав, окунаться в долги, которые неизвестно как отдавать ей претило. Не допустить никакой материальной зависимости!

— Надо. Мне неприятно будет понимать, что каждую ночь возле тебя может повториться… а если они каких-нибудь пьяных уродов приведут, которые начнут приставать к тебе? А меня нет рядом. Что ты будешь делать? Нет, исключено.

— Хоуп, всё это бывало уже, и не раз. И ничего со мной не случилось!

— Хана, если я хочу, чтобы ты съехала оттуда, неужели ты мне откажешь? — Растерявшись, она замолчала. — У тебя нет никаких весомых доводов, чтобы отказаться от переезда.

— Я не хочу, чтобы ты меня оплачивал.

— Ты не хочешь, чтобы я делал то, что должен? Я твой парень, если ты не забыла о том, к чему мы пришли. И я буду платить за тебя столько, сколько посчитаю нужным. Или мне нужно стать нищим, чтобы ты себя почувствовала лучше? — Хосок вспомнил об угрозе отца лишить его наследства, и тут же задумался, а мог бы он ради любви и женщины отказаться от богатств? Наверное, если бы вопрос стоял так: жениться по любви или выбрать деньги, то он выбрал бы первое. Но он не имел права терять финансы. Ради золотых состояние должно быть при нем. Без его денег многое для них станет невозможным, поэтому сейчас не до собственных чувств и приоритетов. Если бы он полюбил всей душой и сердцем, и то не смог бы бросить ради неё свои богатства к чертовой матери. У него есть товарищи и честь, цели и великий долг защитника слабых. И пусть даже его сердце разорвалось бы, как мощная бомба, своё личное он никогда не поставил бы выше общего. Урока, который преподала Юна хватило, чтобы понять, что борясь за свои интересы и счастье, золотой всегда будет проигрывать.

— Нет, но… Хоуп, мне неловко.

— Мне это в тебе нравится, — улыбнулся он, пожав её руку, прежде чем отпустил и стал подниматься. — Я не собираюсь тебя учить переставать стесняться или испытывать неудобства из-за моментов, которые ты считаешь неудобными. Я хочу, чтобы моя невеста такой и была, — произнес Хосок, поняв, что так и есть. Милая и невинная девушка, в чьих глазах никогда не зажжется алчный блеск, которая не станет похотливо наскакивать, требуя удовлетворить её нимфоманские заскоки (и такие бывали у Хоупа). Она всегда будет чистой, порядочной и в меру покорной, а для того, чтобы она такой оставалась, Хосок все проблемы и вопросы должен брать на себя и решать их, не ввязывая её ни во что, не погружая в пучину жизненных реалий и сложностей. — Я заберу тебя после работы и отвезу на квартиру, которую сейчас поеду и найду, хорошо? — произнес он ласковым, примирительным тоном, чтобы не вызывать отторжение закосом под властность.

— Мне всё равно нужно будет собрать свои вещи, — догадываясь, что не отделается от Хосока с этой его навязчивой идеей, продолжила прибирать столик Хана.

— Заедем в общежитие, заберем всё, и отчалим на квартиру. — Она не смотрела на него, но всё равно покраснела почему-то. — Я, к сожалению, не смогу помочь тебе обустроиться, мне нужно будет в аэропорт… но когда я вернусь, то первым делом навещу тебя. Ты не против будешь моих наездов?

— Как я могу быть против твоего посещения помещения, которое, по сути, будет твоим, — хотела она поднять поднос и отойти, но Джей-Хоуп остановил её, притянув к себе и прилюдно, но не углубляясь, поцеловал.

— Моя там будет девушка. А всё остальное не столь важно.

* * *
Джин сел на среднее из трех кресел в самолёте, задвинув к иллюминатору Дами. По другую руку от него пока было свободно — ожидался Джей-Хоуп. Хорошенький же будет перелёт, если эти двое не затруднят себя сдерживать негатив друг к другу. Мужчина попросил своё терпение не сдавать оборону и укреплять стены. Ещё пригодится, для будущих семейных баталий. Стоило ему вернуться домой, как он опять обнаружил охладевшую немного жену. Она выставляла шипы тут же, стоило отвлечься, и засовывать их обратно не торопилась. Сама явно переживающая по поводу грядущей встречи, она не хотела этого показывать. Скорое присутствие рядом брата придавало ей уверенности, одновременно с тем заставляя её индивидуальность теряться в предписаниях, получаемых из Сингапура годами.

— Не холодно? — посмотрел на её ноги в капроновых колготках Джин.

— Нормально, — пробубнила она, копошась в смартфоне, пока не велели их отключить.

— Я попрошу плед на будущее. Пригодится.

— Не надо создавать такой заботливый и учтивый вид, — отвлеклась она, та, что накормила его вкусным ужином, сдобрив взглядом свирепой химеры, а на десерт угостила охлажденным высокомерием без подсластителей. Джин не стал раздражать её ещё больше улыбкой — так поступают глупые супруги. Продолжать в том же духе и поддерживать обостряющуюся тему безрассудно, поэтому лучшим выходом в общении с необъезженными женщинами является резкая смена обсуждаемого вопроса, желательно на такой, который введёт в ступор и заставит задуматься.

— Я забочусь в первую очередь о твоих репродуктивных функциях. Я же хочу детей. — Дами округлила глаза, нажав на кнопку сбоку, чтобы экран потух.

— Ты… ты что, серьёзно сейчас? Ты думал о том, что у нас будут дети?

— По-моему, это логичное продолжение семейной жизни. А ты против детей? — приподнял брови Джин.

— Против ли я? — Дами была лет на восемь моложе образовавшегося мужа, поэтому естественно не торопилась с подобным. — Я даже и мысли о них пока не допускала! В конце концов, мы в любой момент можем разбежаться, мы чужие люди, да ещё и не доверяем друг другу совершенно. Какие дети, Джин?

— Маленькие такие, иногда плачущие, иногда смеющиеся. В идеале мальчик, потом девочка. Но как уж судьба распорядится. — Договорив, стоматолог достал из кармана свой телефон, собравшись в нем повозиться. Дами забрала у него трубку, чтобы он посмотрел на неё. Ага, в обратную сторону нам такое отношение не нравится?

— Вот после этого я с тобой точно спать не буду, — прошипела она. — Ты хоть предохраняться умеешь?

— Умею. По мере необходимости. И если ты против заведения потомства сейчас, то, знаешь ли, подобное решается совместно, мы приходим к компромиссу, и тогда случайных залетов не будет. Язык дан людям, чтобы договариваться, а не ругаться, — заметил Джин.

— Я не хочу сейчас детей, — отрезала Дами.

— А вообще?

— Вообще не против, — наконец-то заставил он её бросить взгляд в будущее и поутихнуть. Она принялась воображать что-то. После продолжительного молчания, она сказала: — Джиён вряд ли когда-либо женится. Ты понимаешь, что собой будут представлять мои дети? Особенно, если родится мальчик.

— Наследник Дракона? Мой сын будет мне идеологическим врагом — любопытно…

— Твой ли он будет, — ехидно хмыкнула Дами, возвращаясь к смартфону.

— Это призыв засадить тебе, пока не успел никто другой? — интеллигентно промолвил грубость доктор, вырвав из глубин супруги смущение, заалевшее по её коже от шеи до лба.

— Попытаешься меня изнасиловать, как Хосок?

— А ты будешь сопротивляться? Он тебе был никем, а я всё-таки муж, какое же тут изнасилование?

— Принуждение интимного характера.

— Ладно, если ты против, то я сделаю собственных детей где-нибудь на стороне, в более надежном месте. Тогда не придётся ломать голову, как укрыть их от власти Джиёна, они не будут иметь к нему никакого отношения.

— Если ты будешь мне изменять, я попрошу брата отрезать тебе что-нибудь, потому что о твоих репродуктивных функциях я как-то забочусь не очень.

— Если ты попробуешь родить не от меня, тебя не найдёт ни один дракон, Дами, не целиком, не по частям. — Джин произнес это таким ледяным голосом, что девушка никогда ещё от него подобного не слышала. Всё это время она скорее рисовалась, чем верила в то, что они по-прежнему абсолютно чужие. Они сроднялись, несомненно. Но эта его интонация показала, что она не зря подозревает его в потаенном двуличии. Если он захочет, он может стать для неё настолько чужим, что она никогда не достучится обратно. Ей стало страшно, что внутри этого человека может образоваться недоступная для неё область. Ей хотелось знать его, а ещё больше ей хотелось знать, что он на самом деле такой, каким всегда бывает рядом с ней: нежный, учтивый, собранный, выдержанный. Нет-нет, он не может быть в действительности негодяем, он же золотой! Джин мягко улыбнулся глазами. — Хосок умён, но перед женщинами слабоват, что и позволило твоему брату обнаружить тебя. Я не Хосок, милая. Много лет я твердой рукой продолжаю делать своё дело, даже когда при этом орут и плачут. Даже дети. Как ты думаешь, я сильно засомневаюсь в чем-либо, если посчитаю наказание уместным? — Он видел, как сошли краски с её лица. Дами испугалась. Напустив на себя образ жестокого живодера, Джин поблагодарил свою профессию, способствующую тому, чтобы люди верили в его непробиваемость. Всех стоматологов, хирургов и патологоанатомов принято считать непроницаемыми типами с железными нервами. Ему до этого было далеко, но зато звучало достоверно. Сестра Дракона хотела обозвать его как-нибудь, но в проходе появился Чон Хосок.

— Приветствую, — поклонился он головой только Дами, поскольку с Джином уже виделся. Закинув сумку на полку над их головами, он посмотрел на их лица, найдя в них напряжение и недосказанность. — Не помешал?

— Ты прервал нас на планировании детей, — сообщил друг.

— Хорошо, что не в процессе их изготовления, — засмеялся Хоуп, хотя немало удивился услышанному.

— Никаких детей мы не планировали, — заступилась за свою точку зрения девушка, отвернувшись к бортовому окну.

— Дорогая, зачем публично демонстрировать наши несогласия? — Джин взял её руку, желая поцеловать, но она её вырвала, скрестив руки на груди и спрятав ладони подмышками.

— Брак, совершенный на небесах, — сыронизировал Хоуп, поражаясь, как товарищ остаётся невозмутимым.

— Обычные будни обычной семьи, — пожал тот плечами.

— Возможно, Макао всё расставит по местам и нам придётся быстро развестись, — покосилась на него Дами. — Неизвестно, что решит брат.

— Решает не только он, между прочим, — уточнил Джин.

— Многие так говорили. А в результате делали то, что нужно было ему. — Девушка, по мере приближения к Джиёну, всё больше сомневалась, что золотые смогут отвоевать её, если Дракон посчитает ненужным отдавать сестру в чужие руки. Если она ещё нужна ему, то он её заберет. Дами не хотелось показывать, как ей этого не хочется, и она делала вид, что ей всего лишь неприятна вся эта возня, и если брат не отдаст её, то и ладно. Как бы ещё по-настоящему смириться с этим, когда так и случится?

— Я соглашусь сделать то, что ему надо, если надо ему будет то, что нам хочется, — парировал Джин. Джей-Хоуп размотал наушники, которые достал из кармана, и воткнул в уши. Эти двое ещё не понимают, насколько они похожи на настоящую пару. Настолько, что сидя рядом, ощущаешь себя третьим лишним, забравшимся в супружескую спальню. Как Джину это удалось? Неужели ему нравится Дами? Капризная и невыносимая. Хосок подумал о Хане, которую оставил в обставленной, снятой квартире неподалеку от её университета. Она была в сотни раз лучше этой сестры Дракона, но между ними не было чего-то такого, что было между этими двумя. Они уже переспали, раз обсуждали детей? Он-то с Ханой переспал, но это не приблизило взаимопонимание. Он всегда знал, что соединить тела — это не значит сблизиться с человеком. Вспомнилась Нури, совсем вылетевшая из его головы за последнее время. Нельзя посещать её теперь, но по-дружески по возвращении заглянуть можно. Хотя бы рассказать о событиях, которые произошли в его жизни. С ней всегда было легко и комфортно. Включив в плейлисте негромкую и спокойную музыку, Хосок уснул, вертя перед собой лица двух женщин, оставленных в Сеуле.

4
Пятнадцатиминутный сон перед посадкой, в который невольно погрузилась Дами, слегка заволок дремотностью её мысли и поубавил дерзости. Видимо, она зябко скукожилась в этом коротком сне, потому что нашла на себе плед, когда открыла глаза и зашевелилась. Посмотрев на Джина, не обращавшего на неё будто бы внимание, она поняла, кто это сделал. Когда самолёт был на земле, молодые люди достали сумки и тронулись на выход. Они могли бы сразу пойти к такси, но Дами сдала чемодан в багажное отделение, поэтому им пришлось некоторое время провести у конвейерной ленты, пока девушка не опознала свою поклажу. Джин мягко отобрал у неё ношу, перекинув свою сумку через плечо.

— Твой брат нас не встретит? — пошутил Джей-Хоуп. — Кажется, он уже должен быть здесь…

— Если ты не видишь его людей, это не значит, что их тут нет, — ядовито произнесла Дами. Хосок и без неё догадывался об этом. Он оглядывался вокруг с естественной периодичностью прибывшего туриста, надеясь разглядеть не только известные вражеские персоны, но и найти кого-нибудь своего. Впрочем, они вряд ли торчат в аэропорту, где полно полиции и таможенников (многие из которых, опять же, куплены какой-либо бандой). В Макао было чем заняться и где затеряться, занимая выгодные наблюдательные позиции, или неся дежурство на благо своему патрону. Несомненно, половина азиатских группировок прознала о том, что встречаются Дракон, главарь золотых, гонконгская триада, да ещё и сам босс пятизвездных присутствует. Это сборище почти самых влиятельных людей Востока. Как бы никто не надумал чего дурного. Например, избавиться от них всех, пока они собрались вместе. — А почему тебя самого ковровой дорожкой не встречают? — стало проглядываться вновь жало сестры Джиёна.

— Я скромная и малоизвестная персона, — улыбнулся Хосок, оставив это без подробностей. Но на самом деле в золотых так и было принято. В отличие от большинства других кланов, они старались совсем не светиться, не разоблачать, кто у них главный, кто к ним относится. И кланом-то они, как таковым, не были. Помимо прочего, в золотых власть легко делилась, и никто в неё не вгрызался, претендуя на первенство любой ценой. Ёнгуку приходилось решать важнейшие вопросы по необходимости, хотя по наследованию руководить ими обязан Химчан. Но у Хима нет достаточного опыта и дипломатических умений, чтобы выдержать это бремя. Хотя в последнее время он старается брать на себя больше ответственности и обязательств. А с количественным увеличением их банды, Гук и вовсе позволяет всем решать вопросы на местах. Почти два года назад, когда он улетел из Сеула, юрист назначил исполняющим его обязанности Хосока, с чем тот более-менее справлялся, пока не напоролся на Дами. И эта неудача, похоже, стоила ему его таинственности. Никто прежде не знал, что он состоит в золотых. Выходить на свет и становиться публичным — это не то, чего хотелось Джей-Хоупу, но отступать было поздно. В сопровождении сестры Дракона, которую тут, возможно, кто-нибудь знает, нельзя прикинуться простым смертным.

На них было снято два двухместных номера в отеле «Венеция», почти сорокаэтажном небоскребе, лучезарной стеной видневшимся по ночам издали. Днем эта стена напоминала модернизированную арабскую крепость в духе минимализма, где кроме вертикальных полос окон сквозь все этажи не было никаких примечательных элементов. Первые этажи занимали казино, клубы и рестораны, работавшие круглые сутки, там никогда не останавливалась работа крупье, время теряло счет и значение, как и деньги, утекающие вместе с минутами и часами. Магазины и торговые центры превратились в импровизированную Венецию, и изнутри на потолке было нарисовано небо, столь похожее на настоящее, что создавалось полное вживание в то, что идёшь не в помещении. Каналы с гондольерами, балконы на якобы зданиях и мостики, всё было выполнено так натурально, что намекало на огромные суммы, вложенные при строительстве. Роскошь и спускание денег туристами и посетителями виднелись во всем, этим даже пахло, дороговизной, равнодушием к финансовым потерям, азартом и сумасшествием богатых. Аромат сотен марок духов, вин, кож дизайнерских сумок и единожды надеваемых вечерних платьев висел в воздухе. До обеда людей было поменьше, чем к вечеру, но всё равно хватало. Проходя вестибюль, холл, где эскалаторы возносили прибывших выше и выше, Хосок не мог не думать о том, что каждый игрок за автоматом, каждый официант, каждый охранник может не просто работать в отеле, а служит кому-либо, и готов пристрелить, предать, захватить, ударить, следить… Никогда прежде Хоупу не приходилось погружаться в такую опасную карусель. Не ловушка ли это всё? Привыкший к боям, перестрелкам и ночным вылазкам, парень несколько терялся в столпотворении, где глаза не находили ни одного друга, кроме идущего рядом Джина. Макао — это особая история в судьбе всякого бандита, побывавшего в нем. Говорят, что тут меняется почти всё, и трудно отсюда выбраться, не пожертвовав чем-либо. Макао не отпускает без принесения дани. Чуть более двадцати лет назад присоединенное к Китаю, до того оно несколько веков было португальской колонией, и европейские привычки, смешавшиеся с восточными традициями, создавали любопытный колорит. Каких людей здесь только нельзя было встретить, всех возрастов, всех национальностей, всех материальных уровней, хотя конкретно в «Венеции» нищих было не сыскать. Сюда прилетали отдохнуть и поиграть в казино эмиры, шейхи, голливудские актеры и губернаторы, мэры больших городов и нефтяники, главы дзайбацу и чеболей. Осознавая всё это, Хосок почувствовал себя юнцом, незаметной крошкой в океане, невесомой и незначительной.

— Ну что, кинем вещи, и встречаемся в баре под круглой площадкой? — Оказавшись в коридоре на нужном этаже, Джей-Хоуп посмотрел на номер комнаты, доставшийся ему, прописанный на электронном ключе. Ёнгук уже, должно быть, там.

— К которой ведут все эскалаторы? — уточнил Джин.

— Бар «Флориан», мог бы успеть прочитать, — проворчала Дами. — Я знаю это место, пошли. Вы сами созвонитесь с Джиёном или мне позвонить ему и уточнить, где увидимся?

— Это он должен был обговорить с Гуком, — сказал Хосок, и они разошлись.

Но адвоката в номере не было, хотя вещи его у кровати лежали. Значит, он прибыл, и уже куда-то делся. Это было похоже на него — никогда не сидеть на месте. Хоуп присел в кресло на пять минут, чтобы перевести дыхание, после чего поднялся и вышел обратно в коридор, сияющий коринфскими позолоченными ордерами, белоснежными полуколоннами и подсветками в антаблементах. Белые карнизы в свете многочисленных бра и ламп сияли расплавленным золотом. Он и у себя дома жил в достатке, но к таким дворцовым размахам склонности не имел. Все излишки и суммы, превышающие его личные нужды, он отдавал в общий бюджет золотых, искренне считая, что одному человеку на себя столько тратить незачем. Достав телефон, он набрал Гука, чтобы выяснить, куда тот запропастился. Мужчина, убедившись, что его соратники прибыли, попросил Хоупа спуститься вниз, с краткой точностью обрисовав, где найти кабинет, в котором сейчас находится, беседуя с кем-то, с кем ему хотелось бы познакомить Хосока.

Послушавшись, молодой человек догадался, что Гук удостоился аудиенции у «хозяина» Макао. Естественно, в нем были и официальные должностные лица и администрация, но там, где существует преступность — правит именно она, и с этим лучше не спорить. Отметив, что вопреки логике, возвышающиеся по статусу любят располагаться пониже, а не на верхних этажах, Хосок решил, что в этом много здравого смысла. Слишком часто приходится бежать, спасаться, скрываться, и быть загнанными в тупик на крыше никому не хочется, а тем более быть скинутым с тех самых высот. Куда надежнее возле земли.

Фальшивые улицы закончились, перейдя в лабиринт переулков. Джей-Хоуп плутал, пока они становились всё менее людными. Шум гуляющих отдалялся, переходы сужались. Указатели говорили, что впереди ждут хозяйственные помещения и туалеты, но если Гук сказал, что нужно сюда, значит врут указатели, а не Гук. Когда яркость освещения поникла настолько, что от гостиничного блеска остались одни воспоминания, а коридоры напомнили о бункерах, на горизонте нарисовалось два бугая, на шорох его шагов моментально вставших в стойку. Хосок поднял руки, показывая, что не вооружен. Да и нельзя было пройти с оружием в «Венецию», где на каждом входе окопалось по несколько охранников и ряды рамок-металлоискателей. Сообщив на сносном китайском, что его пригласили прийти, Хоуп дождался реакции: один из верзил постучал в охраняемую дверь. Она щелкнула изнутри, кто-то высунулся в маленький образовавшийся проём, они переговорили и страж, отойдя, открыл путь кому-то из-за двери. Хосок увидел выходящим Ёнгука в сопровождении какого-то молодого человека. Выглядел он, как метис. Пятьдесят процентов в его крови точно были европейскими, скорее всего, именно португальскими, а ещё пятьдесят — монголоидными, но какими именно, китайскими, японскими или корейскими, сквозь европейскость было не разобрать. Ёнгук, судя по осанке и улыбке, чувствовал себя, как дома. Впрочем, как бы он себя ни чувствовал, вид у него всегда был такой, что никогда не угадаешь, как же он чувствует себя на самом деле?

— Хоуп! — махнул он ему и пожал руку. Они не виделись меньше полугода, и оба мало изменились, но в прошлый раз они прощались после того, как Хосок помог юристу, а теперь наоборот, тот вынужден помогать ему. — Познакомься, это Александр Ли, которому мы обязаны радушным гостеприимством. — По имени пришлось убедиться в своей правоте. Глава пятизвездных был смешанных кровей. О том, что это именно он, говорила небольшая татуировка между большим и указательным пальцами, в виде пяти маленьких звездочек. Хосок постарался понять по внешности, что это за человек, но было тщетно. Не старше него самого, ухоженный и тихий, с несколько наивным и добрым взглядом, крестом на цепочке, висящей на груди, Александр, однако, как и любой мафиози, не внушал доверия.

— Приятно познакомиться, Чон Хосок, — произнес Ли, улыбнувшись особенно белоснежно на фоне своей смуглой кожи. «Взаимно» — заверил Хоуп, рассудив, что приятность покажет время, а пока ничего не ясно.

— Что ж, рад был поболтать, — пожал ему на прощание ладонь Гук. — Придёшь посмотреть на стычку твердолобых?

— Нет, прости, много дел, — с ребячливой досадой пожал плечами Александр. — Доверю наблюдение тем, кто за него взялся. До встречи, Ёнгук. Заходи попрощаться, если всё решится гладко, — улыбнувшись ещё раз, шеф пятизвездных вновь скрылся в глубинах своих потаенных апартаментов. Адвокат развернулся туда, откуда пришёл только что Хосок и указал на выход. Они зашагали прочь.

— Извини, что дернул, но сам понимаешь, хозяев бегать не заставляют. К ним нужно приходить на поклон.

— Он на нашей стороне? — на всякий случай уточнил Хосок. Ему показалось, что интонации между разговаривавшими были очень дружескими. Гук заговорщически покосился через плечо, убедившись, что они отошли от охраны подальше.

— А кто его знает? Мутный тип. Говорят, что достаточно труслив, и сам решает всё только поверхностно. На самом деле за ним стоит кучка серых кардиналов, жестоких и отвратительных людей. Насколько он пешка — сказать трудно. Так что дружи с ним или нет, какая от того выгода — хрен разберешь. Но перестраховаться-то надо?

— А ты чего материться перестал? — понял, что режет ему слух Хоуп. Он уже пять минут видит Бан Ёнгука, и ни одного бранного слова. Не чудеса ли?

— А! — опомнился как будто бы тот. — Да этот Александр… очень верующий человек, знаешь ли. Терпеть не может, когда при нем выражаются. Приходится всегда придерживать язык, чтобы не раздражать. Мне даже интересно, Джиён тоже себе с другими яйца прижимает, или я один такой идиот?

— Ну почему же один. Есть же ещё я.

— Отлично. Теперь бы ещё кого умного найти в нашем собрании, — Ёнгук остановился на углу, вздохнув и повертев головой в поиске камер. Всё было чисто. — Мы с Джиёном условились через полчаса встретиться в ресторане «Лей Гарден». Долго спорили, не приходя к компромиссу. Я звал его в «Красный дракон», а он меня в «Золотой павлин». Ох уж эта вежливость… Тут этих забегаловок хуева куча.

— Как ты думаешь, мы сумеем с ним договориться за один день?

— У меня послезавтра у дочки день рождения. И беременная Рин, которой нельзя нервничать. Я не могу задерживаться, Хоуп, а то нервничать придётся начать всему Макао.

— Мне бы твою уверенность. — Они пошли дальше.

— А здесь трудно быть неуверенным. Джиёна либо удастся умаслить, либо не удастся. Всего два варианта. И он из тех людей, которые едут на встречу, уже зная своё решение, поэтому как мы не кривляйся и не кочевряжься, ему на это ровно. Он выдаст то, что выдаст. Нам нужно лишь поспособствовать тому, чтоб он не разошёлся и не расфантазировался по новым поводам. Кстати, — Ёнгук посмотрел на Хоупа. — А как его сестра? Ничего?

— Красивая, если говорить о шаблонах и стереотипах. Но такая сука…

— И как там Джин?

— Ну, ты же его знаешь, — протянул Хосок, сам толком не понимая, как же Джин держится?

— Ну да, ну да. На каждую суку найдётся ещё большая кобелина, — засмеялся Гук.

— Не такой уж он и… — переглянувшись с юристом, Хоуп недоговорил. Улыбнувшись, он сдался и закивал.

Прежде чем отправиться в «Лей Гарден», двое зашли в бар, где ещё минут пять ждали, когда же спустятся те, о ком они говорили. Ёнгук окинул опытным взглядом Дами, представившись ей, пока жал руку Джину. Придя к каким-то своим молчаливым выводам и соображениям и посмотрев на циферблат в мобильном, он решил, что пора идти, и если они прибудут раньше на место встречи, то хуже от этого не будет. Однако сюрприз не удался. Среди пустых столиков был занят всего один, ненужных свидетелей на переговоры столь значимых персон не допустили. Телохранители Дракона и люди триады охраняли ресторан. От золотых никого не было. С точки зрения Ёнгука, если начнётся какая-либо заваруха, то пристрелить, кого надо, всегда успеют (хотя по всем договоренностям оружия никто с собой принести не должен был), а вот сохранить своих людей в тени неизвестности — куда важнее. Что же касается рукопашного боя, то даже десять телохранителей Джиёна не справятся с ними тремя, а сам Джиён в бою никогда силён не был. У кого-то работает голова — у кого-то руки и ноги.

— Какая встреча! — первым стал подниматься Джиён, и его примеру последовали не только его двое спутников, но и гонконгская триада — трое мужчин их возраста или немногим старше.

— Не говори, просто-таки Ню-Лан и Чжи-Нюй[9]. — Они пожали друг другу руки, после чего Гук развернулся к тем, кто был вызван судить их «семейное» теперь уже дело. — Ючон, Шиа, Джеджун… — поздоровался он с каждым, передав дальше эту возможность Джину и Хоупу, а сам вернулся к Дракону. Тот смотрел на сестру, которую заметил.

— Мы будем решать вопрос среди мужчин. Ступай, Дами, — холодно велел он.

— Поскольку дело касается меня, я хотела бы…

— Ступай, я сказал, — ещё тверже, если было куда, повторил Джиён и сел, отвернувшись от неё. Замешкавшись, девушка поджала губы, попятившись. Все, кроме Хоупа и Джина, перестали смотреть на неё, принимая обычаи и условия сурового азиатского преступного мира, где с женщинами не очень-то считались. Найдя единственное сожаление в глазах Джина, она осторожно скользнула к нему и шепнула на ухо: «Пожалуйста, не отдавай меня ему» — после чего, поклонившись не замечавшей её более компании, ушла. — Итак, — устроился вальяжно между своими товарищами Джиён. Сидевшего справа Сынхёна Гук знал, а молодого человека слева — нет. Но в случае с Драконом знать его окружение и не нужно. Он-то сам точно не пешка, а самый, что ни на есть, король. Глаза сингапурского воротилы посмотрели на Хоупа. Задержались на несколько секунд. — Нет, — изрек он и посмотрел на Джина. —Зять, я так понимаю?

— Он самый, — вежливо склонил голову Джин. — Не решаюсь называть в ответ шурином.

— Не стоит, в самом деле, пока не ясно, как долго этому быть, — улыбнулся Джиён приветливо. — Брак ещё не скреплен документально, я верно понял?

— Верно, — подтвердил стоматолог.

— Мне, как человеку лишенному каких-либо религиозных убеждений, ваш обряд — пустой звук. Поэтому на данный момент я могу спросить, собираетесь ли вы узаконить брак или довольствуетесь тем, что я не признаю за что-то, имеющее значение? — Джин хотел бы сказать, что пока их абсолютно всё устраивает, но просьба Дами ещё шелестела на его слуху. «Не отдавай меня ему». Сказать, что узаконить брак никто не хочет — это дать повод забрать девушку обратно.

— Мы намерены оформить всё до конца, — заявил Джин.

— Понятно, — по-деловому кивнул Джиён, будто речь шла о катере, машине, квартире, на худой конец, но никак не родном человеке — сестре. — Значит, ты претендуешь на то, чтобы придержать её при себе и в дальнейшем? Ведь это же не фикция, а брак по любви? — Не отводя взгляда от его глаз, Джин смело кивнул. — Что ж, тогда переходим ко второму акту нашей пьесы, — Джиён повернулся к Гуку. — Я с тобой должен говорить, как с главным? — Гук посмотрел на Хоупа. Тот помотал головой. Адвокат негодующе нахмурил брови и недовольно кивнул ему. Хоуп опять помотал головой.

— Да почему я? — не выдержал и произнес вслух Ёнгук. — Я вообще живу в Нью-Йорке, а речь о местячковом вопросе. За ситуацию в Корее отвечаешь ты, — он посмотрел на Джиёна. — Тебе же нужен местный главный, а не заморский?

— Территориально мне без разницы, — сдержано расплылся Дракон. — Ты мне скажи, кто будет принимать решение по любой проблеме сейчас.

— Гук, ты, — упорно попросил Хосок.

— А чего опять я? — он повернулся к сингапурской мафии. — А можно жребий вытянем? А то припираться мы до ночи можем, — во взоре Дракона он отчетливо прочел «вот клоуны», но его это не задело. Имидж дуралея играет на руку чаще, чем умника. Джиён воззрился на гонконгскую триаду.

— Пусть определят, как считают нужным, если у них нет первого, — позволил тот, кого назвали Ючоном.

— В нашей жизни всё решают деньги, — подсказал Джиён, потянувшись в карман. — Давайте я дам монетку, и кто…

— …скажет, что выбирает «корону», тот автоматически будет главарем, а кто выберет «шестерку» тот подчиняется, — хмыкнул Ёнгук. — Знаю я твои фокусы и твою монетку.

— Я должен был догадаться. Наташа, — вздохнул несколько огорчившийся Джиён, хотя его огорчение было показным.

— Моя сестра тут не при чем, — просиял Ёнгук. — Джессика.

— Джессика? — повторил Дракон, пытаясь припомнить что-то и перебирая женские лица в памяти.

— Да, ты спал с ней несколько раз несколько лет назад, а потом с ней несколько раз спал я, тоже несколько лет назад. Но тут важна поочередность. Поскольку я был после тебя, то она рассказывала мне о тебе, а не тебе обо мне.

— Что-то не припомню такого имени, — усомнился Джиён в достоверности полученной информации.

— Ну, с именем может я и ошибся, у меня их, дай бог, тоже не один десяток был, но факт остаётся фактом. В связях с женщинами нужно быть разборчивее, неизвестно, откуда эти дамы берутся и куда деваются.

— Ты либо призываешь убивать всех любовниц, уподобляясь самке богомола, либо остановиться и завести постоянную, чтобы никуда не девалась, — засмеялся Джиён. — Если брать тебя самого, как пример, то всё-таки второе. Как семейная жизнь, Ёнгук? — Никто не мог сказать по лицу мужчины, что внутри что-то изменилось, но сидевший рядом Хоуп почувствовал волну напряжения, хлынувшую от адвоката. Ни за что он не боялся так, как за свою жену, дочь. А теперь они ждали и второго ребенка. Источаемые флюиды агрессивного отца семейства, который порвет за своих, насторожили Хосока. Джиёну лучше не шутить с этой темой. Если он надумает тронуть семью Бана в отместку за Дами, об этом пожалеет весь Макао, не успев начать нервничать.

— Не жалуюсь и очень рекомендую, — беззаботно ответил Гук, продолжая улыбаться.

— Нет, не моё это, ты же знаешь, — развел руками Дракон. — Но вернёмся к делу… Моя сестра невольно или вольно, но будет теперь у вас. Если я потребую её мне всё-таки отдать, вы выполните просьбу?

— Вряд ли, — подал голос Джин. Гук посмотрел на него, потом на Джиёна.

— Она тебе, действительно, так дорога? — он ждал ответа, но Ёнгук вмешался, снова всё сводя к юмору:

— Господи, ну Джи, ну трахается твоя сестра с кем-то, какая тебе разница? Ты трахал мою сестру, я хоть одну претензию тебе кинул за пятнадцать лет, если не больше, прошедшие с тех пор?

— Кто кого тогда трахал ещё спорный вопрос! — поднял Дракон палец, захохотав. К нему присоединился, хотя и более сдержано, Сынхён, а затем и Джей-Хоуп, проникнувшись тем, что такая значительная персона не лишена самоиронии. Вообще этот человек, странным образом, вызывал у него симпатию и уважение, хотя его жесткое обращение с сестрой было показательным. Но власть развращает и делает людей грубыми. Если бы у Дракона не было власти — каким бы он был? Вряд ли белым и пушистым, но всё же… — Так что, как ни крути, я пострадавшая сторона.

— Наташа в курсе о твоих впечатлениях? — хмыкнул Гук. Джиён виновато покачал головой.

— Не хочу её обижать. Она хороший друг. — Стряхнув с себя лицедейство, мужчина продолжил: — С Наташей всё замечательно, но она не имеет отношения к делу, ради которого мы тут. Ёнгук, раз уж ты упомянул о Нью-Йорке, то прошлой осенью двое моих людей были убиты там…

— Ой, кто старое помянет…

— У того есть хоть какой-то шанс получить долги обратно, — изменил концовку Джиён, серьёзнее поглядев на Гука. — Так вот. В их гибели виноваты твои парни. Будешь отрицать?

— Во-первых, я понятия не имел, что это твои ребята, — не стал прятаться юрист от правды. — Во-вторых, что они сами делали в Нью-Йорке? Работали на итальянскую мафию.

— Они занимались торговлей, и ни с кем не воевали.

— Работорговлей, — подметил Хоуп.

— Естественно, не хлеб же голодающим я вожу? — Джин, молча наблюдая за сингапурским королем, вдруг понял, что итогом этой беседы будет что-то неожиданное, о чем стали догадываться и двое других золотых. Дами была поводом, но не причиной. Джиён, на самом деле, плевать хотел, с кем она спит и крутит амуры. — Всё было согласовано с бандами, которые властвовали в Нью-Йорке. Вы вмешались в это дело, фактически объявили войну одному клану и, судя по всему, именно вы с ним расправились. После того, как вы отвоевали себе Сеул, вы продолжаете притеснять других. И был задет непосредственно я. Что я должен делать, Ёнгук? Молчать? — Джиён повернулся к триаде. — Скажите, разве кланы не имеют право предотвратить эти империалистические поползновения? По-моему, «золотые» хотят мирового господства и монополии на бандитизм.

— Ладно уж из мухи слона-то… — проворчал Ёнгук.

— Мы слышали об этом, — сказал тот, которого назвали Джеджуном. — Но, поскольку китайские кланы задеты не были, то мы промолчали. Американские мафиозные семьи слишком недружны, чтобы воспротивиться объединено тому, что вы делаете в Нью-Йорке. Однако у нас, на Востоке, принято лечить, пока не началась эпидемия, и если Джиён требует справедливости за убийство вашей бандой его драконов…

— Стоп-стоп-стоп, куда погнали? — выставил ладони Гук. — Джиён разве что-то требует? Мы пока обсуждаем.

— Как и тебе, мне не нужна война, — так искренне произнес Джи-Драгон, что в отсутствие в нем кровожадности легко было поверить. — Но мне нужно возмещение ущерба.

— Каким образом? — прищурился юрист и, внимательно слушая, достал сигарету. Его оппонент, посмотрев на это, вспомнил о своей, точно такой же, вредной привычке. Достав свои сигареты, он привстал и дотянулся до зажигалки Гука, прикурив от неё. Ючон, судивший их со своими братьями (или кем-то, находившимся в иной степени родства), тоже присоединился к этому процессу. Мужчины выдержали пятиминутную паузу.

— Ты убиваешь моих людей, забираешь сестру — откуда мне знать, что это не обманный ход, чтобы подобраться ко мне? — и за всё это хочешь, чтобы тебя поняли и простили, — Джиён выпустил облако дыма. — Думаю, со мной согласятся, что ты мне задолжал, — разговор шел уже напрямую и только с Гуком. Быстро стало ясно, что Джей-Хоуп, всё-таки, не возьмёт на себя той ответственности, которая была нужна.

— Смотря какого рода уплаты долга ты хочешь, — процедил Ёнгук.

— Ты лишил меня людей — ты должен дать мне людей.

— Я не соглашусь на убийство ни одного своего человека.

— Зачем убивать? — округлил глаза в притворном изумлении Джиён. — Какой ты любитель насильственных мер, Гук! Я говорю не о новых лишениях, а о возмещении… Сынхён, — посмотрел он на своего компаньона. Тот запустил руку во внутренний карман пиджака и достал оттуда карты. Когда он положил их на стол рубашками вверх, всем стало видно, что их всего три. Лукаво блестя зрачками, Джиён перевернул первую. Это была одна из многочисленных модификаций таро, и на ней был юноша в доспехах. «Воин». Джиён перевернул вторую карту. Мужчина в какой-то робе с колбами. «Алхимик». Третья карта плавно явила своё лицо. Бородатый старик в чародейской мантии и колпаке. «Маг». Ёнгук встретился глазами с Драконом. — У тебя есть три человека, дружище, обладающих способностями и талантами, которые мне очень пригодились бы. Я хочу получить одного из них, чтобы он работал на меня. Тогда я не буду раскапывать топор войны и забуду все наши взаимные обязательства и обиды, будто их и не было. Заметь, я настолько не жадный, что прошу одного, вместо двух, забранных тобой. — «Каждый из моих стоит ста твоих» — подумал Гук, но вслух сказал:

— Они не вещи, чтобы передавать их из рук в руки. Они занимаются тем, что считают правильным для себя.

— Но в твоей власти велеть им заняться другим. И мне нужен твой ответ. Один из них, или война, — разулыбался Джиён так широко, как никогда прежде. Ёнгук ещё раз взглянул на карты. Лео. Ёндже. Сольджун. Проклятый Дракон…

5
— Блядь, а хуйца ему не соснуть? — не выдержал Гук, оказавшись в туалете и ополоснув лицо водой из-под крана. Взятый дипломатический перерыв предназначался для обдумывания, и золотые и драконы разошлись в разные уборные. Опомнившись, что у Джиёна каким-либо образом может оказаться где-нибудь прослушка (кто его знает?), адвокат заговорил тише, повернувшись к Джину и Хоупу.

— Я едва не сказал ему это в глаза, когда расшифровал его ребус, — хмыкнул Хосок.

— Ну и сказал бы, хоть бы поржали, — пошутил Гук, оторвав бумажное полотенце и вытерев руки, после чего метко запустил его в металлическую урну с черным мусорным пакетом. Джиёну бы этот пакет на голову натянуть, задушить, снять вместе с головой и швырнуть требушетом[10] в океан.

— Что ты намерен ответить на его ультиматум? — поинтересовался Джин.

— Отвечать на его ультиматум? Да ему же именно это и нужно. Хер ему на палочке, а не ответ. Вообще-то, его «просьба» — ерунда, по сравнению с настоящей проблемой. — Молодые люди любознательно уставились на него. — Откуда он знает про наших гениев? Вот в чем вопрос. Никто, вообще никто не может о них знать, понимаете? Они, можно сказать, самые засекреченные наши бойцы. Однако информация утекла…

— Ты думаешь, среди наших есть доносчик? — недоверчиво, но отдаленно покрываясь мурашками от этого неприятнейшего предположения, произнес Хоуп.

— В тот день, когда я поверю, что золотой может предать — я повешусь. — Гуку снова захотелось покурить, но он не стал отвлекаться. Иногда никотин излишне расслабляет, и мозги барахлят.

— Тогда что произошло? Шпионы? Слежка? Шерше ля фам? — перечислил Джин иные пути доступа к сведениям. Хоуп моментально стал перебирать всех женщин, которые знали об их сущности и при этом могли работать на кого-то. Жена Гука — сразу нет, жена Хима — тоже нет, их сестра — тем более нет. Остаются спутницы остальных, в которых лично у него никакой уверенности не было. Из его окружения о нем знала только Нури, но она работала на них же, под прикрытием Серина, а о Сольджуне, Ёндже или Лео знать никак не могла… Черт, ну зачем эти подозрения так лихо им овладели? Адвокат повернулся спиной к зеркалу над раковиной, прислонившись к ней задницей и скрестив руки на груди. Пошёл мыслительный процесс.

— Джиён не знает имен и подробностей… — задумчиво нащупывал правильный вывод Ёнгук. — Он разыграл этот спектакль, чтобы мы подумали, что он не выдаёт нас перед триадой. На самом деле он сам ничего не знает. До него дошёл слушок — не более. Если бы были перебежчики, то у него имелись бы все данные. Но их нет — могу спорить. Однако откуда ползут слухи тоже интересно. Надо затыкать места, где протекает.

— Но с его требованием-то как быть? — напомнил Хосок.

— Если его уделать в мудрости и красноречии при гонконгцах, он сделает вид, что проглотил, но обозлится ещё больше, и поведет невидимую и весьма опасную войну, уже не предупреждая. Если же принять его условия, то потом некрасиво будет изворачиваться, ведь за исполнением следить будут сторонние искатели справедливости. — Гук оттолкнулся, поправив полы пиджака, после чего засунул ладони в задние карманы темных джинсов. — Но ему не нужен по-настоящему ни одних из тех, о ком он упомянул. Это нелепица. Сколько у него людей — и сколько у нас? Он самостоятельно справится с любыми проблемами. Скорее, он хочет конкретики. Ему хочется узнать, кто же это такие, прорисовать четче наметанные кем-то силуэты. Для чего? Просто обезопасить себя, чтобы никогда не получить неожиданного удара. Джиёну неинтересно насилие, к тому же. Дракон хочет побесить нас, или меня, разозлить, чтобы мы выставили себя не в лучшем свете, скомпрометировали себя перед кланами, напоролись на неприятности… Только вот зачем? — Адвокат принял официальный вид, застегнув две пуговицы пиджака задействовав для этого всего по два пальца от каждой руки. Жест получился утонченным и аристократичным, не вяжущимся с общей концепцией поведения господина Бана. — Разве что он нас боится? Никогда бы не поверил. Возможно, он боится того, что рано или поздно мы станем опасны. Разобраться всё-таки надо. — Он пошёл на выход из туалета, открыв дверь и обернувшись к друзьям на пороге. — Займите какими-нибудь разговорами остальных, я позову его на тет-а-тет.

Джиён беседовал с Джеджуном и Сынхёном, ожидая, когда золотые вернутся к их мирной конференции. Ючон говорил с третьим спутником Дракона, Шиа висел на телефоне. Создавалось впечатление торговой биржи, а не съезда глав преступных группировок. Пользуясь тем, что никто не заторопился к столу переговоров, Ёнгук подошёл к Джиёну и любезно взял его за локоть.

— Можно с тобой потолковать с глазу на глаз?

— Это не опасно? — улыбнулся сингапурец. — Ты пугаешь меня неожиданным желанием интимного уединения, а что, если оно имеет своей целью свернуть мне шею?

— Что поделать? Я после буду пристрелен твоими людьми. Падём, так все. — Джиён внимательно посмотрел в лицо тянувшего его в сторону. Решившись, он изволил согласиться, и они двинулись подальше от остальных для частного диалога. Из ресторанного зала путь вёл на ресепшен, где бронировали столики, но, не доходя до него, из коридора можно было свернуть в зоны отдыха, куда и направились главари банд.

Сновавшей поблизости официантке было велено убраться подальше, после чего мужчины сели на мягкие диваны, чья обивка слабо источала впитавшиеся за долгое время запахи кальянного дыма.

— Итак, что же такого тайного ты хотел мне сказать? — Сплетя пальцы перед собой, Джиён подался корпусом вперед. Взор рептилии сузился, перестав бегать. — Учти, что всё сказанное здесь никакого значения для переговоров иметь не будет. Только то, что мы сообщим при триаде.

— Это мне и нужно. — Гук тоже наклонился к собеседнику. — Я хотел сказать, что тебе осталось только упасть на пол и заколотить ножками, как маленькому мальчику, крича и плача «он сломал мои игрушки» или «хочу таких же солдатиков, как у него». Джиён, мы два взрослых урода, давай вести себя по-взрослому? — Лицо Дракона замерло, не меняя выражения. — Оставим всю эту льстивую и гнусную ботву для показухи за дверями. Ты хитрожопый, я хитрожопый. Мы можем ебать друг другу каждую извилину, пока не состаримся. Вопрос — зачем? У тебя времени свободного — ковшом черпай? У меня нет, и если я захочу, чтоб мне проедали плешь, я найду для этого более милую персону, с которой можно совмещать траханье мозга с траханьем всего остального. А тебе нравится канифолиться со мной? Тем более, мы оба с тобой всегда будем понимать, что второй врёт и оставляет за собой право последнего хода. Поэтому я предлагаю начать говорить прямо и без обиняков сейчас же. — Джиён плавно выпрямил спину, откинувшись назад и раскинув руки влево и вправо, положенными на спинку дивана.

— Бан Ёнгук, от тебя всегда было много шума и слов… к чему ты всё это? Пытаешься меня устыдить?

— Я не настолько простодушен, чтобы верить в наличие у тебя чувства стыда. Закурим? — Они опять вытащили по сигарете и прикурили, на этот раз от зажигалки Дракона под черный мрамор, с красным мифическим ящером на боку. — Я искренне считаю созданную тобой ситуацию глупой. У тебя около тысячи человек — у меня пятьдесят. Требовать у меня каких-то долгов, всё равно что чемпиону мира по борьбе предъявлять претензии дворовому сопляку за то, что тот его нечаянно задел. Я не надеюсь пробудить в тебе совесть или достучаться своей, не самой красивой, но попадающей в цель аллегорией, однако то, что ты развел при триаде — смешно.

— Не принижай своих людей, Ёнгук, — хмыкнул Джиён. — Ваша банда — не дворовый сопляк. Все знают, что каждый золотой способен нейтрализовать в десять раз превосходящие его силы. Сколько вас было в Нью-Йорке? А скольких вы там угробили? Не ссы мне в уши, Гук. И то, что вас всего пятьдесят — под большим вопросом. Кто вас знает? Кто вас сможет посчитать?

— Так, зачем тебе один из моих людей?

— Я же сказал — у меня есть одно дело. В нем очень пригодятся способности одного из тех троих, любого.

— Всего одно дело? То есть ты хочешь взять его в аренду на один раз и вернуть?

— Нет, это он пригодится мне для начала в этом деле, а дальше — посмотрим. — Ёнгук не стал докуривать. Вкус пепла заскрипел на зубах, словно прах убиенных. Потушив окурок в пепельнице, он отодвинул её к Джиёну. Кто же ему нужен сильнее остальных? Сильнейший из живущих воин? Человек, создающий такие изобретения, что перед ними безоружны современные технологии? Или гипнотизер, который обладает властью над разумом людей? Странно, что он не упомянул Химчана. Неужели взломы компьютеров вышли из моды?

— Давай лично я тебе помогу, — хохотнул Ёнгук. — Я умею пригождаться, что ж я, хуже других?

— Ну что ты… я не могу и мечтать, что такая личность станет выполнять мои задания.

— Я не гордый, я и прибраться могу, и ботинки почистить…

— Так ты намерен отказать мне? Ты хочешь войны? — прекратил его кривляния Джиён.

— Я? Это ты мне её навязываешь, а я, что уж делать, если вынуждают, могу её принять.

— Я ждал от тебя большей заботы о своих людях… тебе не жалко положить всех из чувства противоречия?

— Положить их всех? — Улыбка исчезла с губ, превратившись в лютый оскал, каких на Ёнгуке давно никто не видел. Его глаза затянуло инеем полного равнодушия. — Валяй, Джиён, начинай войну. С кем будешь драться? С собственной тенью? Ты из нас всех знаешь человек десять, не больше. Мои парни храбрецы, среди них есть не разбирающиеся в волчьих законах, но, благо, ими пока командую я. А я подожму хвост и провалюсь сквозь землю. Вместе с ними. Найти десяток ребят на планете Земля тебе, быть может, кажется легким. Кажется, пока ты не попробовал их найти. Ты думаешь, что я буду воевать, лишь бы не выглядеть трусом? Видимо, это ты где-то подхватил наивность, раз считаешь, что меня устыдить возможно. Я лучше буду трусом, чем дураком. Живым трусом, а не мертвым дураком. И разве зазорно им быть перед человеком, который никогда в жизни не сразится со мной один на один в поединке чести? — Ёнгук замолчал. Они посмотрели с Джиёном в глаза друг другу, продолжительно, переливаясь то ненавистью, то уважением, то яростью, то терпением. Дракон натянул на рот косую ухмылку, бросив бычок в пепельницу.

— Я же не самоубийца, чтобы схватываться с человеком, который, я знаю, в боевых искусствах превосходит меня на две-три головы.

— А я не самоубийца, чтобы схватываться с человеком, чья гвардия превосходит мою в двадцать-тридцать раз. — Они улыбнулись друг другу.

— Значит, ты утверждаешь, что войну мне вести будет не с кем?

— Это факт.

— Если вести поиск вслепую, то будет трудно, но когда имеешь датчики… — Джиён коварно щерился. — Бегущие с корабля крысы укажут дорогу, как нить Ариадны.

— В золотых нет крыс, Джи, не пытайся ввести меня в заблуждение, — скрывая напряжение и закрадывающееся сомнение, махнул рукой Ёнгук. — Ты хочешь, чтобы я начал проводить чистки и трясти своих людей? Чтобы у нас начался разлад? Бесполезно. Я знаю все твои номера, Дракон, и заслуга тут уже не Наташи или каких-то Джессик… — юрист опять подался чуть вперед, понизив свой басистый голос: — Это твои люди покупаются и продаются. Кроме денег их ничего не волнует. Отсюда и все твои потаённые страхи, которые есть, как ни крути. Иначе зачем тебе пытаться нас ослабить? А золотыми, к счастью или огорчению, рождаются, а не становятся, поэтому пробудить в них алчность невозможно. Разве реально заставить золото стать медяком?

— Прежде верили в существование философского камня, способного обращать один металл в другой…

— Но для этого нужен хороший алхимик, да? — Ёнгук бросил одноименную карту буквально из рукава. Джиён нахмурил брови. Он не успел заметить, когда эти ловкие руки прибрали карту к себе.

— Есть и другие способы выманивать ваше доблестное рыцарство, если ты не веришь в двуличных товарищей.

— Наши близкие? — Ёнгук пожал плечами. — Большая половина из нас сироты, у которых никого нет. А те, у кого кто-то есть… тронь мою семью, Джи, попробуй, — мужчина продолжал улыбаться, как ни в чем не бывало. — Я не из тех, кто ломается. Я могу остаться совершенно один, но я порву на маленькие кусочки всю твою многосотенную свору, потом расщеплю тебя на сочащиеся кровью и болью атомы. Мы с тобой в этом похожи. До конца будем делать то, что считаем правильным, что бы ни случилось. К слову, в твою браваду, что тебе наплевать на Дами, я не поверил ни разу. Теперь и я знаю, кто твои родители, а они, так сложилось, на нашей территории. И прежде, чем ты успеешь предпринять что-то серьёзное, я успею нанести удар. Тебе этого хочется?

— Как ловко ты чешешь языком… я ни слова не сказал о том, что собираюсь кому-то причинять зло.

— В отличие от тебя, меня не затрудняет озвучивать свои мысли.

— Ладно уж прикидываться простачком, Бан. Чего ты сам добиваешься? Вы устроили осенью такое побоище в Нью-Йорке, что о нем даже здесь говорили. И ты притворяешься миролюбивым?

— Они первыми начали… — состроив обиженную мордочку, сообщил адвокат.

— Я и этому должен поверить? Ты столько лет сотрудничал с Тэяном, что я о тебе тоже кое-что знаю. Ты та ещё сволочь, Ёнгук. Ты убиваешь, продаёшься, работаешь на того, кого выберет твоё чувство выгоды… в какой из всех моментов своей биографии ты стал золотым? Когда участвовал в изнасилованиях? Или когда под лицемерной дружбой сдавал криминальных авторитетов органам? Или когда сдавал неугодных чиновников и полицейских бандитам? Или когда пытал и убивал, чтобы добыть нужные сведения? Среди этого всего ты нашёл себя, как пацифиста?

— Там ещё взломы и грабежи были… — расплылся Ёнгук. — Но я только организатор! Лично не участвовал особо…

— И почему же ты пытаешься создать видимость какого-то доброго и нужного человека, борца за справедливость?

— Ну хуй его знает, я так вижу, — развел он руками. — Со стороны виднее, конечно. — Джиён вздохнул, устало, но без надменности взглянув на оппонента. Проведя рукой по столешнице, он опустил её вниз, но не успела она упасть до конца, как взметнулась обратно с пистолетом. Ёнгук недоумевающее округлил глаза. Их обоих обыскали на наличие оружия гангстеры из Гонконга! Неужели они продались Джиёну и переметнулись на его сторону? Дракон улыбнулся.

— Как видишь, у тебя бы не получилось со мной разделаться, даже если бы ты попытался. Дерусь я хуже тебя, но реакция у меня достаточная, чтобы достать этот прелестный ствол, который заранее сюда принесли польстившиеся на деньги типы. Деньги не стоит недооценивать, Гук. Они более вездесущи, чем горстка верных людей. Я вижу удивление на твоём лице. Нет, триада не попрала принципы честного судейства, и пятизвездные тут ни при чем. Дело в том, что «Венецию» и «Марину Бей» — мою родную золотую жилу в Сингапуре, строила одна и та же американская организация, связанная с американской мафией[11]. У меня там множество хороших знакомых, поэтому мне не составило труда подстраховаться, зная каждый закуток и тайные входы и выходы, которыми можно воспользоваться без разрешения, и даже без осведомления Александра и его свиты… — засмеявшись, он опустил дуло. — Но я не собираюсь тебя убивать, Гук. Ты мне нравишься.

— От этого заявления моё очко сжалось ещё сильнее, — заметил тот, расслабившись немного. — А вот я тебя не люблю, Джи. Но уважаю, — признал он от всего сердца. Дракон поднялся, смело отложив пистолет. Более того — в пределы досягаемости юриста.

— Пойдём, а то нас потеряют и начнут переживать. Я так понимаю, мы разобрались, что каждый из нас ответит прилюдно по поводу поднятого вопроса?

— Ищущий чужого губит своё, — вместо точного ответа процитировал афоризм Ёнгук.

— Да-да, не помню, в какой легенде, но эту фразу написали на чаше, сделанной из черепа погибшего правителя.

— Никто не бессмертен. Погибают и самые богатейшие, и самые знатные, и самые праведные. — Оба бандита встали у выхода. — Ради чего ты живешь, Джиён?

— Ради чего? Ради чего… не знаю, Гук. Живу и живу. Не ставлю перед собой глобальных целей, не забиваю себе голову лишним. Бывает когда тянет порассуждать о смысле и поискать что-то особое, значимое, но в результате это наскучивает, надоедает, и никак не меняет жизнь. Есть люди, которые считают, что главное — это любовь, и при этом никогда не были любимы и не любили по-настоящему. Есть люди, которые считают, что важнее всего — деньги, но при этом до смерти влачат жалкое существование с минимальным заработком. А я не возвожу на трон ничего, и имею всё. Что толку ставить цели и создавать идеалы? Смыслом является то, что я имею сейчас. То, чем я живу — это и есть то, ради чего я живу.

— Понимаю… когда-то и я так жил.

— Что же изменило порядок вещей?

— Смысл нашёл меня сам, — Ёнгук пропустил Дракона вперед. Они вышли в коридор, по которому навстречу шла та официантка, которую они прогнали прочь для уединенной беседы. Покосившись на эту малазийскую девушку, Гук поймал её взгляд и нашёл там то, о чем и подумал. Не дав ей пройти мимо, он резко схватил её за руку. Та испугано пискнула. Мужчина дернул её за юбку, которая подалась вверх и обнажила плотно сидящую на бедре повязку, прижимающую к коже небольшой нож. Выхватив его, поскольку не имел при себе никакого оружия, Ёнгук поднял захваченное оружие и поднёс его к лицу официантки. Девушка вылупилась на лезвие, задрожав, как тростник. Её округлившиеся, выпученные глазища метнулись к Джиёну. Тот и не шевельнулся, чтобы предпринять что-либо. — Я не в состоянии запоминать лица всех продажных людей, — произнес Ёнгук и, прижав нож к щеке официантки, вдавил его. Та заскулила от боли, но громче издавать звуки боялась — лезвие могло впиться ещё глубже. Нож рассёк щеку от внешнего уголка глаза до подбородка. Гук отшвырнул его и отпустил свою жертву, которая тут же приложила ладони к кровоточащему надрезу. — А вот так я никогда не ошибусь, кто ты, если попадёшься вновь. Плохо продавать людей, девочка, очень плохо, — сурово погрозил он ей пальцем и пошёл дальше. Улыбаясь, Джиён тоже продолжил путь. Пешки никогда не имели ценности в больших играх.

Все вновь расселись по трем сторонам от стола. Ючон подождал, когда все шепотки прекратятся, и взял слово:

— Джиён, мы обсудили вашу ситуацию со всех сторон и приняли такое решение: золотые могут откупиться от тебя деньгами, взамен дарения тебе своего человека. Ты можешь назвать любую сумму, и если они её не потянут, то вынуждены будут выполнить твоё первичное условие.

— Разумеется, я бы назвал в таком случае такую сумму, которую бы они не потянули, — засмеялся Дракон, якобы шутя. Его третий спутник что-то зашептал ему на ухо. Ючон повернулся к золотым.

— Итак, а что отвечаете вы? Согласны пойти навстречу Джиёну и выполнить его требование? — Гук открыл рот, чтобы произнести решительное «нет», но король Сингапура, когда его спутник перестал что-то наговаривать ему в ухо, успел заговорить вперед:

— Не надо ничего отвечать, — он приподнял ладонь, утверждая тишину. — Мне ничего не нужно. — Все с удивлением воззрились на него. — Вы не ослышались. Я решил простить золотым их оплошность, — улыбаясь, Джиён поклонился головой триаде. — Прошу прощения за причиненные неудобства и трату времени. Но, думаю, конфликт можно считать исчерпанным. Я не хочу продолжать эту тяжбу.

Хосок уставился на Гука, гадая, о чем таком тот поговорил с Драконом, что тот передумал? Ёнгуку и самому хотелось бы знать, что повлияло на того. Он до последнего был уверен, что тот станет настаивать на передаче ему одного из затребованных бойцов.

— Ты уверен? — уточнил Джеджун. Джиён загадочно пожал плечами, опустив взгляд. Вместо него заговорил неизвестный адвокату компаньон врага:

— Дракон щедр, благороден и благосклонен сегодня. Он прощает долг и положенное ему по праву. — «С какой стати?» рвалось с языка Ёнгука. Возникла неловкая заминка.

— Может, выпьем вечером за удачное решение проблемы? — внес предложение Сынхён. — Раз уж мы все здесь собрались…

— Я за, — моментально согласился Гук. После всего этого напряжения ужасно хотелось злоупотребить алкоголем. Хоуп кивнул в поддержку. Пить не хотелось, но поприсутствовать в той компании, которая образовалась — нужно.

— Что ж, кажется, это самые быстрые и бескровные переговоры, которые я видел, — хохотнул Ючон, подводя итоги. Ещё раз повторив, что всех всё устроило и никаких претензий нет, мужчины стали расходиться.

Номера у триады были на этаж выше, чем у драконов и золотых, поэтому шестеро мужчин вышли раньше. Джин исподволь посмотрел на того, который нашептал что-то своему боссу в самом финале. С его глазами встретились родные по крови, но такие непохожие узкие глаза. Продолжая делать вид, что ему неизвестен этот человек, он попрощался со всеми, не собираясь участвовать в вечерней попойке. Его ждала Дами, которой следовало сообщить, что к брату ей возвращаться не нужно. Джин открыл апартаменты и вошёл. Слишком наблюдательный для того, чтобы задаваться ненужными вопросами, он тотчас выхватил взором отсутствие вещей жены. Ни сумки, ни чемодана, ни кофты, которую она бросила, когда они вышли отсюда вдвоём.

— Дами? — крикнул он. Молчание взмыло до потолка и вернулось бумерангом. — Дами?! — Джин прошёл в глубину. Куда она могла пойти? В бар «Флориан»? За покупками? Вряд ли ей пришло бы в голову отдохнуть и расслабиться до окончания переговоров. Они ведь касались и её и не могли быть ей неинтересны! На нетронутой подушке, насчет которой у Джина было много планов этой ночью, лежал листок. Не предвещая ничего хорошего, он пестрел каллиграфическим почерком. Мужчина поднес его к глазам.

«Прости, Джин, что втянула тебя во всё это, — гласили строки. — Мне жаль, что из-за моего глупого желания независимости закрутилась вся эта чехарда. Но я рада, что познакомилась с тобой. Лучшие воспоминания в моей жизни будут о нашем знакомстве. Надеюсь, ты меня тоже будешь вспоминать без обид. Прощай!». Коротко, непонятно, невнятно… Что вообще произошло?! Куда она делась? Почему? Из-за чего? Джин сжал листок в руке, начиная соображать. Пока они ждали Ёнгука и Джиёна, его брат куда-то отлучался. Его не было минут пятнадцать. Потом он что-то сообщил Дракону, и тот изменил планы. А Дами пропала. Черт! Джин вынесся из номера. В коридоре ещё стоял Ёнгук, набирая в телефоне смс-ку.

— Где остановились драконы?! — подбежал к нему друг. Адвокат поднял лицо и указал дальше.

— Через три двери от моей. Вон туда, — Джин сорвался с места. — А что случилось?!

— Дами исчезла! — Гук отложил мобильный, поспешив за ним, а дантист, направляясь к Джиёну, напротив, взялся за свою трубку и стал набирать девушку. Гудки шли, но никто не поднимал. Он держал, не отключаясь, пока оператор не сбрасывал звонок сам.

— Как это исчезла? Может, отошла куда-нибудь?

— Нет. — Джин постучал кулаком в указанную дверь. Её отворила горничная. За ней виднелась тележка с сервизом. Дракону прикатили обед. Пытаясь культурнее обойти женщину, золотой ворвался внутрь, где Джиён, веселясь, болтал о чем-то со своими людьми. Джин поднял листок, слегка вытянув его вперед, когда на него обратились вопрошающие и изумленные взгляды. — Что это значит?

— А что это? — спокойно поинтересовался Джиён.

— Прощальное письмо от Дами. Куда ты её дел?

— Я? — ровный ряд белоснежных зубов оголился из-под хитрых губ. — Если она оставила письмо, то вряд ли её кто-то похитил или принудил к чему-то. Уважаемый недосостоявшийся родственник, умей мыслить логически.

— Как будто нельзя принудить написать что угодно! — цедил сдержано Джин, хотя гнев карабкался наружу, рвя душу когтями. Кулаки чесались задать жару этим мордам.

— Как бы я это сделал? Я не видел её с того же момента, что и ты. — Какой он был артист! Ему невозможно не поверить, если не знать, что каждое его слово — ложь, ложь, ложь! Ёнгук встал по правое плечо, сзади Джина, следя за обстановкой и внимательно слушая. Джин перевел глаза на брата, силясь не закричать «это ты сделал!». Тот поджал губы, угрожающе, едва заметно покачав головой, как бы не рекомендуя заявлять о какой-либо связи между ними. Стоматолог сдержался.

— Кого ты обманываешь? Это ты заставил её уехать! Где она?

— Понятия не имею, — отвернулся Джиён. — С вашего позволения, я хотел бы перекусить…

— Пошли, Джин, — позвал его Гук. Молодой человек не поддался, а когда друг взял его за запястье, то стряхнул с себя его руку. — Джин, прекрати…

— Я провожу гостей, — улыбнулся его брат и, дождавшись позволяющего жеста Дракона, направился в их сторону. Извинившись за беспокойство, Ёнгук попятился. Едва избежав войны, стоило ли её развязывать из-за девушки, которая принадлежала, всё-таки, Джиёну? Она была его сестрой, а Джин всего лишь спасал сеульских золотых, связавшись с ней. Можно было бы пойти к триаде и предъявить нарушение, но ведь оставлено письмо, которое четко говорит, что Дами уходит по своему желанию. Пока Джин тряс запиской, Гук перенял её и прочел. В почерке не было следов насилия или страха. Рука дрожала лишь чуть-чуть, и по каким-то другим причинам. Как юрист, он понимал, что без документального оформления брака Джин и не имеет права подавать в розыск. Он ей никто, а её настоящая семья в набат не бьёт о пропаже. Под давлением неизвестного для Ёнгука мужчины, им пришлось быстрее ретироваться. Вернее, он бы ушел и сам, а вот Джина пришлось выдавить из номера. — Что ты устраиваешь? — зашептал неслышно для адвоката брат Джина, отведя его в сторону, к стене в коридоре.

— Это ты сделал… — прошипел Джин.

— Кажется, я спас ваши задницы, имел бы совесть и поблагодарил.

— Каким образом?

— Я сказал Дами, что из-за неё вас всех могут порешить. Она же не знала, как продвигаются переговоры, и подумала, что вся склока из-за вашего венчания. Намек, что всё будет улажено, если она вернётся к брату, пришелся впору. Она предпочла быть послушной сестрой, а не виновницей перестрелок. Я сообщил об этом Джиёну, и он решил то, что решил.

— Куда она направилась? — схватил его за отворот пиджака Джин. Хоть и старший, но брат всегда был слабее него, поэтому не дернулся, решив переждать этот эмоциональный взрыв.

— Понятия не имею. — Отпихнув от себя брата, стоматолог развернулся и бросил на ходу Гуку:

— Я в аэропорт.

— Не дури, где ты её найдешь? — попытался остановить его адвокат, а когда поймал и притянул к себе, то шепнул на ухо: — У нас в «Венеции» и Макао есть люди, они скажут, если видели, куда она подевалась. — Хотя Гук тут же вспомнил о признании Джиёна, что он знает каждый закуток этой огромной гостиницы, и, стало быть, мог вывести сестру так незаметно, что никто не сумел бы это увидеть. Замерев, обдумывая, чувствуя, как внутри нарастает пустота, непреодолимая, горькая, Джин сжал кулаки и обернулся к брату. Нарисовав на лице улыбку, он промолвил с сарказмом:

— Благодарю, Дэсон. Спасибо.

6
Окутанная полуночью детская площадка и обычный, типовой двор, освещенный по периметру несколькими фонарями, затемненными зацветающими деревьями. Ничего примечательного в этом виде, но он непривычный, новый. Хана отступила от окна, перестав разглядывать всё за ним, и поправила легкий светлый тюль. Сейчас, когда Джей-Хоуп уехал, ей стало совестно, что она всё-таки согласилась на его уговоры и перебралась в благоустроенную двухкомнатную квартиру, меблированную, содержащую признаки недавнишнего ремонта. Не стоило. Стыдно было. Особенно представить, что придётся как-нибудь объяснить родителям, что она содержанка… И пусть Хоуп пытался её убедить, что она его девушка, и это в порядке вещей — оплачивать возлюбленную, но ей было некомфортно. Хоть бы отец и мать не нагрянули с внезапным визитом! Вроде не должны, они никогда не навещали её в общежитии без предупреждения, а теперь они её там и не найдут. Но сказать-то им надо. С матерью отношения вообще были доверительными, и скрыть то, что случилось как-то неправильно.

Хана почти не поспала на новом месте, несмотря на то, что в кои-то веки царила тишина, никто не хлопал дверью, никто не вторгался среди ночи, не скрипел обувью по полу, не шуршал снимаемой одеждой, не нарушал дрёму шепотом и хихиканьем. Похоже, все те звуки вошли в привычку за годы студенчества, и придётся учиться засыпать без них. Под окнами этой квартиры даже кошки не кричали и не шуршали бессовестно по тротуару дворники, достав с утра пораньше свои метлы (или дело в более высоком, чем в общежитии, этаже и звукоизоляции?). На лекции пришлось идти не выспавшейся, а на вечернюю смену в кафе уставшей до предела. Хоуп обещал вернуться быстро, и неумолимый ход времени приближал ту встречу, в которую нужно будет себя как-то вести с ним. Со всем этим переездом межличностные отношения переводились на бытовую суету, перевоз вещей и обсуждение насущных вопросов, но когда парень вернётся, то им придётся быть вместе. От первого раза… той ночи, в голове остался сумбур. Хане казалось, что она толком и не запомнила ничего, насколько эмоции поглотили её разум на пару дней. Но когда переживания, волнение и впечатления стали откатывать морским отливом, то картинка постепенно восстановилась с большей точностью. У неё был секс. Секс! Господи. Да при том с молодым человеком, о котором она мечтала. И он даже пьяным был восхитительным. Сколько раз она видела выпивших мужчин, становящихся тошнотворными в состоянии опьянения! Хамы, бранящиеся, распускающие руки, грубые и не соображающие, теряющие адекватность, мямлящие какую-нибудь абракадабру, плетущие нетрезвую философию своими разжиженными от алкоголя мозгами. Но Хоуп не был, как они. Его руки не потеряли уверенности, его губы знали своё дело, а в глазах, едва это стало возможным, заиграл разум. Создавалось впечатление, что он из тех людей, чья дисциплина доведена до такого автоматизма, что он и без сознания сможет верно функционировать. И он не бубнил ничего лишнего, что совсем уж несвойственно налакавшимся типам, которых она знавала раньше, приобретя богатый опыт на поприще официантства.

Вторая ночь далась немногим легче, но из квартиры так и тянуло уйти побыстрее. Уединение и одиночество в ней угнетали. Непривычно без кого-либо рядом, в покое и молчании слишком ярко прорисовывается то, к чему можно прийти, став невестой или женой богача — отторжение от общества. Эти миллионеры — они ведь всегда держатся в стороне от всего, у них узкий круг знакомых, мало друзей и близких, они огораживают себя непроницаемой стеной из денег и живут за ней. Почему-то у Ханы богатство издавна ассоциировалось с одиночеством, с золотой клеткой. Хоуп был не похож на того, кто станет принуждать к чему-то или запрещать общаться с прежними подругами, но его семья — как она посмотрит на бедную замухрышку, которой совсем не место среди них? Нет, их отношения обречены.

С этими мыслями Хана прибежала снова на работу, наспех переодевшись в рабочую форму, повязав передник и начав обслуживать клиентов, которых, как бывает сразу после открытия, не виднелось в большом количестве. Рассчитав второй за день столик, девушка увидела своего знакомого — Юнги, не спеша бредущего по направлению к кафе. Встретившись с ней взглядом, он улыбнулся и уселся на тот стул, который выбирал чаще всего.

— Возьмёшь клиентов, если кто-нибудь придёт? — попросила она у своей напарницы и, получив кивок, подошла к парню. Он выдвинул соседний стул и пригласил присоединиться к нему. Смелее, чем в прошлый раз, Хана приняла приглашение. — Привет, как у тебя дела? — осведомилась она, начав разговор.

— Да ничего, хорошо даже, можно сказать, — Шуга запланировал отбытие с Чимином на завтра в горячую точку, где нужно было присутствие как можно большего количества их банды, и вечером ему нужно будет на время попрощаться с Джинни, каким-то образом объяснив ей «командировку». Кроме этого ничего не омрачало его жизни. Любимая девушка теперь всегда была рядом, и их взаимопонимание крепло день ото дня. Хосок отзвонился из Макао и сказал, что всё разрешилось мирно, и они летят обратно без жертв. — Я договорился встретиться с Хоупом тут, он уже должен быть в Сеуле. — Хана незаметно занервничала. Так молодой человек вот-вот явится сюда? Что ж, может, так лучше, что увидятся при людях, не нужно будет теряться и смущаться от ощущения, что их только двое и больше никого. — Слушай, этот загадочный, как Бермудский треугольник, тип отказался сообщить мне, как вы начали встречаться? А я же неугомонный. Мне надо знать, — с выжидательным прищуром уставился он на Хану, отведшую глаза и разрумянившуюся. — Ну правда, ну скажи? Вряд ли же ты последоваламоему совету, что надо завести парня, чтоб охранял, поэтому заарканила первого подвернувшегося? Да Хоупа и нелегко заполучить в свои сети.

— Это случайно вышло, — только и смогла произнести Хана, чтобы никак не затронуть главного. Но Шуге хватило.

— Это? Так, это всё-таки вышло? — Девушка возмущенно подняла лицо и неуловимо стукнула его по предплечью кулаком. Юнги засмеялся. — Ладно-ладно. Больше не лезу не в своё дело. Я рад за вас. Ты классная, но ему придётся поработать над собой, чтобы не разочаровывать тебя.

— Ему? — изумилась официантка. — Боже, да как же он способен разочаровать…

— Как и все, — пожал Шуга плечами.

— А ты? — перевела с себя беседу Хана. — У тебя тогда всё вышло? Ты намеревался предложить какой-то девушке встречаться с тобой. Она согласилась?

— Согласилась, — расплылся Сахарный. — И, наверное, лучше я заранее скажу, что она и есть та, с которой мы всегда тут тусовались. Ну, Джинни.

— Та, которая вам всем, как младшая сестренка? — с дружеским укором улыбнулась Хана. Парень сконфужено развел руками, опустив их на колени и сев, как отруганный школьник. Подруга готова была радоваться этому событию вдвойне. Единственная, кого она регулярно видела с Хоупом, была та самая Джинни. И теперь она встречается с другим. — Я очень рада за вас, — пожала руку товарищу Хана. — Ты её очень любишь, я видела это в тот день, как ты переживал, как тревожился, что она откажет. Любовь — это прекрасно!

— Да я-то её люблю, — признался, почесав затылок Юнги. — А она меня пока не очень-то. Ну, я думаю, что смогу рано или поздно этого добиться. Я надеюсь на это, — Хана понимающе на него воззрилась. Посомневавшись, говорить ли о собственных страхах, она всё же решилась на откровенность.

— Хоуп меня тоже не любит, — сухо вымолвила она, прочувствовав слухом, как горько звучат эти слова в её устах. — Юнги, мне кажется, что это неправильно. Зачем встречаться, если чувства не взаимны?

Неподалеку, на осветившийся ярким солнечным лучом квадрат тротуара, приземлилось несколько голубей, начавших клевать какие-то крошки. Шуга отвлекся на них и, подумав, повернулся обратно к девушке.

— Невозможно через всю жизнь пронести чувства, чтобы они никак не изменились. Любовь и страсть временами могут уменьшаться, если не исчезать, а равнодушие и слабая симпатия, напротив, могут переходить в любовь и сильнейшую привязанность. Мы не знаем, продлятся ли до конца наши чувства, хотя предполагаем их постоянство. Однако нас могут полюбить. Не лучше ли однажды разбудить любовь, чем начать с неё, а потом потерять?

— А если она всё-таки не появится? — настояла Хана.

— Ты предпочла бы любить того, кто тебя вообще к себе и близко не подпустит? Я нет. По мне, лучше находиться в ожидании, чем получить однозначное «нет» и безнадежность. Я дольше тебя живу на свете, я знаю, что тех случаев, когда не встречают любовь вовсе — значительно больше. Есть гораздо худший вид безответности, когда смотришь на того, кого любишь со стороны, а он встречается с кем-то другим. Или не встречается ни с кем. — Хана вспомнила ту ночь, когда Хоуп пришёл в общежитие с её соседкой. Как это было больно и мучительно! Куда тяжелее было тогда, когда она с ним, и заговорить не смела, но теперь он с ней, и она переживает, как бы им не сделаться несчастными вдвоем. Ладно, если он не полюбит её, но если он полюбит однажды другую, а уже будет связан браком? Ей не хотелось бы стать причиной трагедии в жизни Джей-Хоупа. — Хана, — вывел её из раздумий Сахарный. — Он сейчас свободен, у него нет других. Ты честно и без зазрений совести можешь использовать свой шанс. К тому же, у него доброе сердце, а таким мужчинам не всегда необходимы искры, пламя и пожар страстей. Если ты подаришь ему заботу, тепло и нежность, он не посмотрит на других. В любом случае, — хохотнул Юнги. — Если мои советы неправильные, то пойдём ко дну вместе. Я ведь руководствуюсь теми же самыми соображениями.

— Хана! — окликнула её барменша, указав глазами на очередных подошедших посетителей, к которым не успевала вторая официантка, принимавшая заказ у другого столика.

— Извини, я ещё подойду, — пообещала девушка и отошла, задумавшись над сказанным. Не всем в жизни даётся какой-либо шанс, друг прав. Иногда надо пользоваться моментом. Джей-Хоуп её толком не знает, почему он должен был уже полюбить её? Внешне она не бросается в глаза, и ему, конечно, трудно было польститься ею, по сравнению с другими, более эффектными девушками, но разве любят за внешность? Ей дана возможность доказать, что она заслуживает чувств, и что её чувства куда крепче и чище тех, кто прекрасны, но изнутри могут быть жестоки и лживы. Можно верить в существование идеальных совпадений до бесконечности, но для того, чтобы происходили идеальные случайности, надо, чтобы и их участники были идеальны, а где их взять? Хана, записывая в блокнотик перечень блюд и напитков, подытожила, что не стоит для несовершенных себя требовать безошибочных подарков судьбы без каких-либо изъянов.

К Шуге присоединился Чонгук, и они вдвоём стали ждать прибывших из Макао. Джин и Хоуп появились, когда те попросили по второму бокалу пива.

— Один момент, — пожав всем руки, Хосок не сел, а отошёл, ловя Хану между столиков, пока она шла с опустошенным подносом. Придержав её за руку, он улыбнулся и наклонился, поцеловав её в щеку. — Привет.

— Привет, — растерялась она, спрятав глаза. — С возвращением.

— Когда все уйдут, пообщаемся, — пообещал он и, чмокнув её ещё раз, вернулся к друзьям, усевшись поудобнее.

— Итак, всё завершилось благополучно? — потер ладони Шуга.

— Ну если не считать, что от меня сбежала жена, то да, — заметил спокойно Джин. По нему по-прежнему не было видно, что он как-то переживал из-за этого. С того самого момента, когда он поблагодарил брата и ушёл в номер, не собираясь «праздновать» завершение переговоров с остальными, мужчина больше не выразил ни одной эмоции. Он был собран, в меру улыбчив и вежлив. А те обида, жалость и злость, что клокотали внутри, залегали на дно, как остывающая лава, превращаясь в твердый и тяжелый черный базальт. Джин понимал, что требовать Дами обратно — это возобновлять конфликт с драконами, подставляя товарищей. Гневиться на неё, за то, что она так просто развернулась и покинула его, тоже было бесполезно. Она ушла, чтобы предотвратить войну. Почему же ему кажется это всё таким несправедливым?

— Ты теперь снова свободный, радуйся! — предложил Чонгук, но по лицам Джина и Хоупа понял, что подобная шутка уже не прокатила где-то в полете из китайской провинции в Корею.

— Я как-то успел свыкнуться с обратным, — заметил стоматолог. — Мне искренне захотелось семьи в какой-то момент. — «И в её глазах я успел увидеть, что у нас родились бы прекрасные дети» — молча добавил Джин. Он пытался ей дозвониться, бесчисленное количество раз набирая номер, пока он не отключился. Дами не подняла трубки и канула в неизвестность совсем. Их люди не видели её нигде в «Венеции», ни выходящей, ни ходящей где-нибудь внутри. Джиён помог ей уйти незамеченной. Ёнгук выразил свои сожаления, что в этом деле не смог помочь. А если бы его жена попыталась провалиться сквозь землю, он бы тоже опустил руки? Смешно. И то, что Дами — сестра их врага, ничего не меняет. Когда Гук полюбил Херин, она была сестрой того, кого он должен был найти и убить — Красной маски. И что же сделал адвокат? Завербовал Красную маску на свою сторону, уладив все проблемы одним махом. С другой стороны, Гук с Рин уже четыре года, у них ребенок и скоро будет второй, там привязанности куда больше, чем сложилась у него с Дами. Джину хотелось бы знать, каким образом он мог бы перетянуть Джиёна на их сторону? Это фантастика. Но разве не выглядела так же невыполнимо задача сделать из киллера-хакера-маньяка доброго мирного жителя? Если бы Дэсон всегда был благодушно настроен, как в этот раз, возможно, удалось бы найти точки воздействия через него, но нет, этот драконовский прихвостень слишком ненадежный союзник. Джин опомнился, что слишком глубоко ушел в себя. — И да: я не считаю себя свободным, — посмотрел он на Чонгука. — Мы повенчались. И если для Дами это ничего не значит — это проблема её совести. Я остаюсь женатым человеком.

— Ты ж не католик, — напомнил Шуга.

— А ещё не рыцарь, чтоб блюсти кодекс чести. — Джину никогда не нравилось, что люди слишком зависимы от словесных формулировок и категорий. Будто если назвать что-то неправильно, то это изменит его суть. Какая к черту разница, к какой вере относился обряд? Это было священное таинство. И только бравируя перед Дами он мог выставлять себя нейтральным буддистом, а перед самим собой уже не порисуешься. — Но почему-то мы все его чтим.

— А как там Дракон? — поинтересовался Чонгук, догадавшись, что тема пропавшей девушки задевает Джина. — Очень страшный? Я его ещё никогда не видел.

— Если бы ты слышал, как с ним говорит Гук, ты бы принял его за нашкодившего подростка, — хмыкнул Хоуп.

— Блин, откуда только наш адвокат черпает свою наглость? — поразился Юнги, откинувшись на спинку.

— Я его тоже потом спросил, как он умудрился не испугаться? Знаете, что он сказал? — Джей-Хоуп наклонился вперед, заговорив приглушенно: — Что невозможно со страхом смотреть на соперника, когда знаешь, что у него член меньше, чем у тебя, — парни разразились смехом, обратив на себя внимание соседних столиков. Даже Джин не удержался от смешка.

— Откуда он только знает подобное? — потешаясь, покачал головой младший.

— Да он всё знает, и что надо, и что не надо, — заверил Хосок.

— Жаль только, что в этот информационный блок не входит местонахождение Дами, — удрученно сказал Джин.

— Найдёт, не переживай. Они с Химом отыщут, я не сомневаюсь. Только… если она не захочет вернуться?

— Мне достаточно было бы поговорить с ней ещё раз.

— Да не заморачивайся, присоединяйся в мою компанию, — позвал Чонгук. — Не смотри на этих обременивших себя. В конце концов, большая часть наших никогда и не думала о женитьбе. Сандо бы тебе сейчас много чего умного сказал.

— Ох уж этот Сандо… нашел, на кого ровняться, — вздохнул Джин. — Он превосходный воин, но на жизнь мог бы научиться смотреть и более оптимистично. Вот меня уже второй раз в жизни бросают и забывают на ровном месте, однако я почему-то не замыкаюсь в себе и не бегу каждый раз туда, где мне наверняка могут свернуть голову, в первых рядах. Сандо путает отвагу с безрассудством.

— И пока у него всё же прокатывает, — добавил Хоуп. — А что касается первого раза, когда тебя бросили… ну, вообще-то, согласись, это всё была юношеская глупость, о которой и вспоминать не стоит.

— Мне было двадцать три. Не такой уж и наивный юнец. Или ты намекаешь, что мне пора смириться с позицией неудачника и не высовываться?

— А может, ты просто ещё не влюбился так сильно, как любил когда-то Сандо? — заступился за одного из тех, кому старался подражать в боевом искусстве и по жизни Чонгук.

— Да что такое вообще любовь? — как древний демагог задрал голову Шуга, разглядывая небо. — Что она собой представляет? Может, у каждого свой тип любви. На вкус и цвет, как говорится, товарища нет.

— И какой вкус и цвет у твоей любви? — поёрничал Хосок.

— У моей? — наморщив нос, Юнги поприкидывал минуту что-то, представляя Джинни. — Розово-фиолетовая. Но на вкус это определенно сочная отбивная. Даром что я Сахарный. Сладостям я предпочитаю нормальную мужскую хавку. Но в целом, наверное, любовь красная. Все сердечки всегда именно им раскрашивают.

— Красная? Цвет крови и всех стоп-сигналов? — критично среагировал Чонгук. — Нет, любовь не может быть агрессивной. Она черная.

— Прекращай общаться с Сандо, говорю тебе, — засмеялся Джин.

— Да нет же, это мой любимый цвет! Он красивый, таинственный, глубокий… самый подходящий для любви.

— Слышал бы кто о чем говорят четыре взрослых мужика, — вставил дантист.

— А сам-то что думаешь по этому поводу?

— Не знаю, я готов согласиться с Шугой. Розовый — только не яркий. И не слишком сладкая чтобы была. Это я как стоматолог говорю — не надо лишнего сахара, зубы испортятся.

— Эй-эй, сахар лишним не бывает! — поднял палец Юнги. Покосившись на Хану, несшую в другой конец кому-то чай с пирожными, он поглядел по правую руку от себя. — Ну а ты, Хоуп, как считаешь?

— Я? Я вообще вегетарианец и привык к пище без соли, специй, мяса. Но пресную женщину — упаси Будда! Так что не смешивайте гастрономию с сексом.

— Да какой секс? Мы о любви, болван! — влепил ему затрещину Шуга. Сын ювелира потер темечко, начав переосмыслять. Друг пихнул его в бок, указав подбородком на Хану. — Вон твоя женщина, вот и опиши, какой должна быть ваша любовь.

— Любовь… — посмотрев туда же, задумчиво протянул Хосок. Девушка услужливо улыбалась, кивая супружеской паре, советуя им какой-то салат. Легкий ветер колыхал под нежарким солнцем выбившуюся прядь волос. Бледная блузка только подчеркивала невинность и доброту лица, излучавшего их. Ангельское создание. Её трудно выделить из толпы и заметить, но если обратить внимание, то вся остальная толпа будет смотреться вульгарной и кичливой. Он был у неё первым (спина неосознанно приобрела королевскую осанку), он, и никого больше. Свет, чистота… Хосок чуть не сказал «белый», но потом подумал о снеге и решил, что белый слишком холоден для Ханы и для чувств в целом. — Она должна быть зеленой, потому что это цвет жизни, цвет природы, цвет естественности и натуральности.

— Ну да, с голубым-то всё иначе, — захохотал Юнги.

— Всё опошлил, — цокнул языком Джин и обратился к Хоупу. — И вообще, никакой у тебя фантазии, почему это гастрономию нельзя совместить с сексом? Иногда получается достаточно удачно и захватывающе.

— Вот не то гурман, не то извращенец, — оценил Шуга его выпад. — Ладно, надо бы расходиться. Мне ещё к Джинни надо. А завтра мы с Чимином опять на рейс…

— Кто ещё? — переключился Хосок быстро на дела.

— Чонгук, — указал на него Сахарный. — Ви. Остальные полетят не отсюда. Как обычно.

— Осторожнее, — посмотрел на них Джей-Хоуп, зная, чем может закончиться каждая подобная операция. Организовавший то, чтобы все расходились, Шуга умудрился сделать так, что Джин и Чонгук ушли вперед, а сам он ещё задержался, оставшись рядом с Хоупом. Хана, хотевшая уже было подойти, увидела, что Юнги что-то убедительно толкует товарищу, и постояла в стороне, пока тот, наконец, не ушёл. Тогда она тронулась с места и подошла к Хосоку. Видя, что она не хочет присаживаться, он встал, взяв её за руки. — Ну, как ты обустроилась? Всё устраивает?

— Я… мне неуютно там, — промолвила она, хотя и за жалобу тоже было неловко. Молодой человек оплатил ей квартиру, а она смеет утверждать, что там неуютно! Какая же она дурочка, притом неблагодарная.

— Что-то не так? Дизайн не нравится? Соседи? — насторожился он.

— Да это всё ерунда! Я могу и на голом полу спать, а в оформлении вообще не разбираюсь, лишь бы стены и крыша были, — помотала она головой. — Я себя какой-то обузой ощущаю. И там так одиноко… непривычно.

— Если я сегодня приеду на ужин — это скрасит одиночество?

— Приезжай, конечно, — у неё всё ещё не получалось приглашать туда, где она не считала себя хозяйкой. — Что приготовить? — подняла она неуверенные, полные волнения глаза.

— Ничего не надо. Я всё привезу из ресторана, — улыбнувшись Хане, Хосок наклонился к её уху и шепотом оповестил: — Приготовь себя, — после чего наградил поцелуем в висок и попрощался до вечера.

* * *
Джей-Хоуп никогда не хотел связывать свою судьбу с женщиной. Он связал её с долгом золотого, вопреки всему: запретам отца общаться с теми, кто тому не нравился, вопреки опасностям и тяготам обучения боевым искусствам, вопреки трудностям двойной жизни. Давным-давно, чуть ли не в семь лет, познакомившись со своими первыми друзьями, которые оставались ими и сейчас, Хосок определил свою судьбу, и позже, лет в двенадцать-тринадцать, почувствовал, что их дело — это его призвание и это настоящее дело, которому стоит посвятить всего себя. И вот они, один за другим, вдруг обзавелись вторыми половинами, о которых не желали когда-то слышать точно так же, как и он сам. Сначала Ёнгук. Потом Дэхён. Затем Ёндже. Куда это годится? Хоуп был уверен, что не пойдёт по их стопам и останется верен исконному уставу золотых, запрещавшему жениться. Правда, Дэхён с Ёндже пока и не женаты, но всё идёт к тому. И Хосок бы, действительно, избежал брачной кабалы, если бы не отец и его требования. И если бы не обстоятельства. Но ему хотелось найти в этом больший смысл, чем зов чести и вынужденность, или усмирение совести, или обязанность золотого творить добро и счастье любыми способами. Рассказ Джина в самолёте о том, что говорила о золотых Дами, отложился в уме Хосока. Трудно усовершенствовать мир, выжигая и вырубая в нем все сорняки, всю гниль, но даже слепив всё по достойному образцу, можно найти, что люди счастливыми не стали, так не стоит ли иногда оглядываться на единицы, а не грезить глобальными целями?

За последние сутки он много кого видел, много что слышал и разговаривал с разными людьми. Большинство из них, как и он сам, были из их банды. Кто-то неукоснительно следовал правилу отшельничества, кто-то воспевал или оправдывал семейность. Ища истину, Хосок вспоминал заветы и мудрости их главного учителя, ещё живого старика Хенсока. Тот предпочитал обходить тему свадьбы стороной, однако любовь определенно проповедовал. Он считал, что только слабые и подлые выбирают одно обязательство: перед миссией, перед друзьями или перед женщиной. Настоящий герой и настоящая личность тот, кто сумеет соединить в своей жизни все три компонента, и никогда не ущемить ни один из них. «Как только ты поступаешься одним ради другого, ты становишься не золотым, а глиняным, — говаривал Хенсок. — А глину легко сломать, размягчить или смешать с грязью». Это были предвыпускные лекции, когда воины-монахи, после четырех-пяти лет обучения узнавали, наконец, что выйдут из буддийского монастыря. Кто-то как-то спросил у него, а что же делать, если долг потребует оставить женщину или женщина потребует оставить друзей? Подумав немного, наставник ответил: «А если твоя правая рука потребует отсечь левую руку?». «Но при гангрене иногда ампутация необходима» — упорствовал ученик. «Да, только гангренизирующая та рука, которая требует отрубить вторую». «Значит ли это, — вмешался тогда Хосок в диалог. — Что золотой должен пренебрегать чьими бы то ни было требованиями?». «Это значит лишь то, что золотой не должен связываться с дерьмом, производящим себе подобные требования, — прямо и грубо, что редко с ним случалось, отсек Хенсок. — Водись с людьми того же благородства, что и сам, занимайся делом, столь же достойным, что и сам, и никогда не окажешься перед недостойным выбором и среди недостойных приятелей и подруг».

Много лет подряд перед Хосоком и не вставало дилеммы. Всё было четко и ясно, но вот именно женщины как-то не вписывались в привычный круговорот дней. Ему казалось это нормальным, но когда он вчера увидел Ёнгука, его слаженность, уверенность, несгибаемость, храбрость и ум, то понял, что у этого человека всё сошлось верно, он нашёл правильные компоненты своей жизни и грамотно их соединил, став цельным и непробиваемым, каким и должен быть истинный золотой. Рядом с ним Хоуп ощутил себя мелковатым. А потом он заглянул в глаза Джи-Драгона и понял, для чего найти любовь фактически необходимо. Чтобы не было во взгляде этого — чего-то, что Хосок никогда прежде не видел в людях. Отсутствие человека — вот что было в этих глазах. Пустота. У Джиёна тоже есть свои цели, возможно, миссии, у него есть приближенные и доверенные лица, но, черт возьми, он просто последовательное, живое, разумное и имеющее какие-то желания зло. От нахождения вблизи с ним испытывалось неприятное чувство, словно его бездушие затянет каждого, кто немедленно не заполнит себя светом и добром.

Насмотревшись и проведя тщательный анализ, Хосок впервые именно сознательно захотел полюбить, поняв, что его холостяцкий эгоизм становится пережитком незрелости, и жизнь его ступает на новый уровень. Ему захотелось любить, потому что глаза распахнулись шире, увидев, что быть приспешником удовольствий — не совсем та роль, которую должен играть воин света. Любить — точно такой же долг, как спасать, и если они всей бандой уничтожают плохое, то, наверное, логично было бы ставить что-то на образовавшиеся свободные места, создавать что-то хорошее, заполнять пустоты. Иначе получится, что золотые созданы лишь для воинственных времен, и когда наступит мир и порядок, то им придётся исчезнуть? Нет, порядок нужно уметь поддерживать, а не только создавать.

Хосок ощутил, как очистился от порочного налета Макао, приняв душ. Выйдя из него, он зашёл к отцу, пообещал завтра привезти для знакомства свою девушку и, поймав на себе удивленный взор родителя — с каких пор сын заглядывает к нему и отчитывается? — предупредил, что, возможно, не будет ночевать дома, и уехал. У подъезда стоял верный красный Феррари. Подойдя к нему, Джей-Хоуп провел ладонью по красной краске. Слишком вызывающе. Надо сменить на другую модель, с крышей. И зеленого цвета.

Заехав в один из любимых ресторанов, он заказал ужин на две персоны, подождал, когда всё будет готово, отказавшись от доставки, и сам взял пакеты. Поднявшись на лифте, парень позвонил в дверь. Через несколько секунд она открылась. Хана, с забранными в пучок волосами, в свободной футболке, сползавшей на одно плечо, в серых домашних штанишках на три четверти, напряженно уставилась на него через порог. Он сделал шаг. Она отступила вглубь, отпустив дверную ручку. Хосок закрыл за собой, поставив упаковки с едой на тумбочку. Приближение выдало тепло и ароматы тела, только что побывавшего в ванной комнате. Джей-Хоуп переборол довольную ухмылку. Взяв Хану чуть ниже локтя, он притянул её к себе и, развернув спиной к ближайшей стене, прижал, что было силы, впившись поцелуем в её мягкие губы.

— Ты моя, — отстранившись недалеко, произнес он с пылом. — И теперь всегда моей будешь.

— Юнги — бессовестный сплетник, — догадалась она, о чем тот нашептал другу перед уходом. Ведь она же сама говорила тому, как надо покорять девушек, чтобы не отказали! Но разве она бы отказала Хоупу когда-либо? Впрочем, от его слов в ней разлился жар, превращающийся в дрожь в ногах, озноб по коже и субфебрильную температуру. А она наверняка будет держаться до тех пор, пока не забудется, как он это только что сказал, как произнес.

— Он посоветовал озвучить то, что и без него вертелось в моих мыслях, — Хосок подхватил Хану на руки, так что она громко ахнула от неожиданности. — Но кое в чем мне советы не нужны…

— Хоуп… — слегка покачала она ногами, призывая его остановиться. — А ужин? — «Секс и гастрономия, говорите?» — маняще повторил про себя молодой человек. Присев, не отпуская девушки, он дотянулся до пакета и прихватил его тоже.

— Поедим в спальне.

— В спальне? — удивлено, с высоты, лишенная почвы под ногами, наблюдала Хана, как они туда и движутся.

— Да, в кровати. — Хосок встал у выключателя, нажав на него и озарив комнату светом. — Ты против?

— Еды или кровати? — уточнила зардевшаяся до предела студентка. — Или еды в кровати?

— Секса, — конкретизировал Джей-Хоуп, не отпуская её.

— Я… нет, наверное… я, в принципе, готова, только… конечно, если ты настаиваешь… — он положил её на кровать, улыбаясь. Развязал пакет и принялся раскладывать возле неё закрытые, чтобы не остыло, коробочки и тарелки с крышками. Протянув одну ей в руки, он порекомендовал:

— Начни вот с этого. Очень вкусно. — Хана послушно приняла блюдо, щелкнув пластиковой упаковкой. Приподняв верхнюю половину, она увидела кимбап, три ряда по три штуки, и в центральный было воткнуто кольцо, заметно блеснувшее, стоило ему оказаться на свету. Хана ошарашено посмотрела на Хосока, проглотив язык. Парень улыбнулся, поняв, что она нашла то, что и требовалось. Опустившись на колени перед кроватью, на которой он её расположил, он негромко спросил: — Согласна ли ты выйти за меня замуж? Я не тороплю с церемонией, и мы можем встречаться, сколько тебе будет нужно, чтобы решиться на это, но ответь мне, станешь ли ты моей женой? — Он застыл, наблюдая за её реакцией. Растаявшая под его взглядом, Хана закивала одновременно со слезами, хлынувшими из её глаз. Она не могла проронить ни звука, не верящая в происходящее. Шмыгая носом, она лишь продолжала кивать. Широко улыбнувшись, Хосок стал раздвигать в стороны посуду между ними, после чего распахнул объятья, подзывая к себе девушку. Проползя на коленках это пространство, Хана обняла его за шею, уткнувшись в него, в его волосы, вдыхая запах его дорогой туалетной воды. Теперь это не было благоуханием далекой роскошной жизни, того, чей силуэт маячит всегда где-то дальше и выше. Теперь это был запах её мужчины, который крепко сжал её в руках, дотянувшись до кольца, вытащив его из кимбапа и аккуратно оторвав от себя Хану, чтобы взять её руку. Под её счастливыми слезами, он надвинул обручальное кольцо ей на палец. — Моя, — подытожил он.

— Твоя, — наконец-то совладав с собой, согласилась Хана. Ей даже не пришло в голову потребовать от жениха заверения в том же, что он будет её и только её. Она была так безотчетно счастлива, что рассудок был на грани. Хосок дотянулся до её губ, поцеловав их.

— Я буду верен тебе, не сомневайся, — погладив её по забранным волосам, он серьёзнее окинул Хану взором. — Но сможешь ли ты делить меня с друзьями и моей работой? — Назвал он так их занятие. Вспоминая слова Хенсока, ему хотелось верить, что спутница его будет соответствовать «золотому стандарту», и не потребует того, что заставит его оказаться возле предательства. — Я не всегда смогу быть рядом. Есть вещи, с которыми ты должна принять меня, или не принимать вовсе. Сумеешь ли ты понимать и терпеть то, что я не смогу объяснить? Кроме того, есть много вопросов, на которые я не буду отвечать. Но я клянусь, что это никогда не будет связано с другими женщинами… — Хана положила кончики пальцев ему на губы, велев замолчать.

— Я никогда не попрошу ничего, кроме любви. Если я буду знать, что нужна тебе, то меня не испугают даже измены… — теперь он закрыл её рот ладонью.

— Зато они испугают меня. И я сделаю всё возможное, чтобы нам обоим не хватало ни сил, ни времени искать дополнительные приключения, — повалив Хану на спину, он забрался сверху, целуя её всё горячее и пламеннее. Тарелки опасно заколыхались на постели.

— Хоуп, сейчас всё упадёт! — попыталась остановить его она, но руки пробрались под футболку, тронув бока, боящиеся щекотки до жути. Завертевшись, девушка засмеялась. — Щекотно, Хоуп! — Он замер, осмотревшись. Оргия среди трапезы — это авантюрно, но выгваздаться в соевом соусе не самое эротическое решение. Позволив уговорить себя сначала поужинать, наследник ювелира оставил десерт нетронутым. Терпение вышло, и сладкое он заменил другим, приглушив свет и раздев Хану. Распустив её волосы, прежде чем снять с себя до конца одежду, он встал на подступах к кровати и некоторое время разглядывал обнаженную девушку, уже тянувшуюся к одеялу, чтобы прикрыться от его вездесущего взгляда. Вернувшись к ней, он перехватил её руку.

— Ты нужна мне, Хана, — признался еле слышно он.

— Чтобы заняться сексом? — впуская его между раздвигаемых ног, она чувствовала желание, не меньшее, чем у него. Ей хотелось повторения того, что между ними было. Хотелось так же долго, так же безудержно, так же самозабвенно.

— Чтобы заниматься любовью, — проведя по её щеке, Хосок поцеловал Хану нежно. Подмяв под себя неопытное тело, он со всем тактическим мастерством штурмом взял окончательно и бесповоротно то, что захватил в своё владение ещё до этого. Но женщина — не крепость. Если не завоёвывать её постоянно, то в следующий раз не найдёшь её на прежнем месте.

7
По ковровому покрытию, виньетками, вьюнами и хризантемами из золота вышитому от края до края, прошли легкие шаги ступней в мягких атласных туфлях без каблука. За ними стелился подол длинного изумрудного платья. На груди сверкали бисерно-самоцветные павлины, спускавшие свои хвосты вниз, по бедрам и до самого конца волнистой юбки. Грандиозное платье одного из оттенков любимого цвета Нури, которое она надевала для выходов и выездов из борделя, хотя наполовину традиционный наряд сразу сообщал о роде её занятий; ей это даже нравилось, ставить в неловкость смелым заявлением о том, что она продолжательница самой древней профессии. Большинство её нарядов были именно зелеными, не то как кожа ядовитой западной мамбы, не то как оперение кетсаля[12] — диковинные, неповторимые. Когда они контрастировали с ярко-красной помадой или рубиновыми серьгами, получалось особенно эффектно.

Лакированная махагоновая дверь завершала коридор. Бронза с патиной, под старину, служила ручкой. Нури не видела, чтобы кто-то чужой входил в этот кабинет, поэтому плавно открыла её без стука. Серин сидел за своим рабочим столом и обсуждал с одним из молодых охранников расписание дежурств в клубе. Охранник, естественно, тоже был из банды золотых. Они посмотрели на вошедшую девушку и, не отвлекаясь, стали заканчивать составление графика. Нури прошла, как кошка, которой позволено ходить, где ей вздумается, и на неё не обратят внимания. Не вмешиваясь и не торопя мужчин, она не стала присаживаться, остановившись возле стула для гостей, положив ладони на спинку. Окончание дел не заняло у Серина больше пяти минут. Второй парень вышел, забрал расчерченный листок и закрыл за собой.

— Что-то хотела? — развернулся к Нури директор клуба, поправив ворот черной водолазки. За его спиной, как предметы декора, висели нунчаки и сюрикены. Но это были не музейные экспонаты, запылившиеся прахом времен. Каждый знавший Серина был в курсе, сколько крови на каждом оружии, хранящемся в его конуре. Он был мастером своего дела, и первоклассным убийцей. Раньше он убивал атакуя, теперь занимается защитой, и его активность сходила на нет, что вовсе не говорило о том, что Серин теряет навыки или давно никого не убивал. Тренировать себя он никогда не забывает.

— Я пришла в первую очередь, потому что люблю здесь бывать. Постоять рядом с тобой всегда приятно.

— Обойдёмся без восточной велеречивости, — хмыкнул Серин. — Случилось что?

— Я прошу отпустить меня. — Нури поймала не очень обрадованный взгляд.

— Ты же знаешь, что я никого не держу силой. Ты свободный человек.

— И всё-таки, мне нужно разрешение покинуть вас. Я не могу вот так уйти… — покорно склонила голову Нури.

— Ты пришла попрощаться, ясно, — улыбнулся нехотя Серин. Он никого не заставлял работать, если тому расхотелось, но потеря этой девушки будет ощутимой. Она была лучшей среди его куртизанок. — Можно узнать причину?

— Один мой клиент сделал мне предложение. — Нури погладила гладкое дерево под руками. Фалды платья прелестно зашуршали от неуловимого движения бедер. — Он немного в возрасте, но зато относится ко мне изумительно. Хоть и провинциал, но состоятельный. У него крупный бизнес на юге страны, ему всё равно, чем я занималась столько лет… а мне двадцать пять уже миновало, так что пора подумать о будущем. Когда ещё подвернется возможность его обеспечить?

— Ты же знаешь, что мы бы тебя не бросили без средств, что бы ни случилось, — не потерял надежду как-то удержать её Серин. Столькие посетители отпадут с утерей этой драгоценности! А как она умела вытягивать из мужчин нужные сведения! В этом с ней пока сравниться некому.

— Знаю, но не люблю быть попрошайкой, — она пьяняще засмеялась. — В случае брака по расчету я хотя бы сполна отдаю всё. Удовольствие за удовольствие быть добропорядочной дамой.

— Если ему всё равно на твою профессию, не мог бы он подождать с браком ещё пару годков? — спросил Серин. Нури поборола веселье и, отстегнув две пуговицы сверху, запустила пальцы за пазуху. Оттуда извлекся тонкий белый конверт, который лег на стол перед мужчиной.

— Нет, к сожалению, обстоятельства вынуждают сделать это поскорее, а это… могу я попросить тебя об одолжении?

— Всё, что в моих силах. — Серин не стал брать конверт до объяснений. Нури смотрела на послание без надписей, но внутри прощупывался лист бумаги.

— Если вдруг что-то со мной случится, пожалуйста, передай это Джей-Хоупу, хорошо? — Серин подозрительно прищурился. — Я ведь смогу поддерживать с тобой связь, даже если уеду?

— Конечно.

— И мы с Сэй дружны, поэтому, стрясись что-то, она будет в курсе. — С возлюбленной Серина у Нури сложились теплые отношения, и, начиная новую жизнь, совсем терять прежние связи не хотелось.

— Я надеюсь, ты не ввязалась во что-то нехорошее?

— Нет, ты же меня знаешь, не с моей предусмотрительностью, — девушка улыбнулась. — Я вовсе не думаю, что со мной должно что-либо произойти, просто есть информация, которая имеет одно направление и одного получателя. И владею ей только я. Так что перестраховаться будет не лишним. Мне больше некому доверить это дело. Я знаю, что твой сейф — одно из самых надежных мест в мире.

— Что ж, кажется, ты на самом деле уезжаешь, — разочаровано выдохнул Серин, наконец-то завладев конвертом и убрав его в ящик стола, для начала. — Уже и вещи собрала?

— Нет, сейчас пойду и займусь этим, с твоего позволения, — Нури улыбнулась и присела в почтительном реверансе. — Теперь моя душа спокойна. Я ещё зайду попрощаться.

Покинув кабинет Серина, девушка застегнула пуговички шелкового платья и, пригладив ткань, опустила ладони на живот, с трепетом замерев. Рано или поздно ей всё равно пришлось бы прекратить своё занятие, но когда она поняла, что потеряет Хоупа навсегда, что он женится, ей стало окончательно понятно, что другого шанса не будет. Он не из тех, кто после свадьбы продолжит посещать проституток. А она не имела права требовать его себе. Она не та женщина, что нужна ему, мальчику из высшего общества, неугомонному и всегда порхающему неизвестно где. Нури слишком категорична в любви и слишком страстна для того, чтобы её мужчина пропадал днями и ночами, чтобы не знать, где он, осознавать опасность, которой он себя подвергает. Он не может принадлежать ей, но маленький подарок от него она, хоть и хитростью, получила. Как вовремя появился этот ухажер с деньгами, который просто сошел от неё с ума. Естественно, он решит, что это его ребенок. Всё, что скажет ему Нури, он примет за чистую монету. У неё будет свой домик, восхищенный ею, хоть и нелюбимый муж, и бесценный дар от единственного, кого она смогла полюбить в своей жизни сильнее себя, но кто никогда бы не полюбил её. Потому что стоило бы ему узнать о её чувствах, как он пропал бы, исчез. Джей-Хоуп из тех, кому проще быть привязанным обязательствами, чем душой. Он боится их точно так же, как и она сама, этих чувств, потому свои Нури спрятала с глаз долой. Так проще и лучше будет для них обоих.

Безукоризненная жрица любви, всегда ухоженная, с уложенным по отдельности каждым локоном, подкрученным и блестящим, с призывными блестящими глазами и влажными, сочными губами, неразоблачаемо льстящая, образованная и умеющая найти подход к любому, Нури с сожалением избавлялась от этой своей роли, надеясь, что блеклый свет статуса жены, благоустроенной жизни и однообразия если не заменят в полной мере всё сжигаемое, то хотя бы удовлетворят её. А если нет, то всё-таки будет маленькое чудо, ради которого нужно будет войти в новый мир, ведь в этом, криминальном, опасном и порочном, детям не место.

Джей-Хоуп спустя четыре дня заглянул к Серину по делам, обсуждая передвижения золотых, кого куда надо было перебросить, чем занять. Сам он, наладив общение между отцом и Ханой, к изумлению понравившейся старику Чону, смог расслабиться и вернуться к своим непосредственным заботам. Можно было отправиться к Сольджуну, или Хонбину. Чимин с ребятами вернулись и через неделю собирались в очередной путь, поэтому туда тоже можно было вмешаться собственной персоной. Обговорив всё волнующее его, Хосок вспомнил о своей подруге:

— Серин, а у Нури сейчас никого? — Он не собирался пользоваться её услугами. Общение с ней чаще завораживало его не на физическом уровне. Она была настоящим товарищем, понимающим и умеющим дать совет. Хоуп безумно ценил её разум, ну и искусство, от которого теперь придётся отказаться раз и навсегда, он тоже оценивал на тысячу из ста баллов.

— Она уехала, — посмотрел на него друг, ища что-то, чего не нашёл в лице покинувшей Сеул путаны. Приличия не позволяли лезть в конверт, но узнать, что такое между ними с Хосоком секретного было бы любопытно.

— Куда? — беспечно уточнил Хоуп, предполагая временную отлучку.

— Замуж, — приглушенно протянул Серин. Сын ювелира нахмурился, непонимающе ухмыльнувшись.

— Да ладно?

— Серьёзно. Какой-то клиент предложил ей руку и сердце, и она умотала с ним куда-то. — Лицо Хосока вытянулось, и без того несколько продолговатое. Веки похлопали несколько раз подряд.

— Вот как? — На душе одним махом стало тоскливо и сумеречно. Он надеялся поделиться с ней тем, как всё закончилось, поболтать как-нибудь. Естественно, он имел совесть, чтоб не пригласить её на свою свадьбу, которая не за горами, но иметь возможность видеться с ней для обычных бесед было для Хоупа важным. — А куда ты не знаешь?

— Я не уточнял, — опустил взгляд Серин к ручке, которую вертел в пальцах. У него даже адрес точный был, но если Нури попросила, значит не уточнял. Хосок не ожидал, что его самая постоянная любовница с ним так поступит — исчезнет, не сказав «до свидания». Хотя какие могут быть претензии? Никакими обязательствами себя никто не нагружал. Они друг другу никто, кроме как бывали партнерами по сексу. Но Нури столько знаний ему дала в этих делах… Молодой человек тронул дверь в её комнату, когда покинул Серина. Та была открыта, но внутри не осталось даже запаха её духов. Не было тех сувениров и статуэток, что она расставляла по тумбочкам, не было льющихся и вышитых тканей её платьев, то висящих на дверце шкафа, то перекинутых через стул, но сползших с постели на пол. В номере явно тщательно прибрались, готовя его для другой хозяйки, которой ещё не завелось. Хосок прошёл внутрь и сел на кровать. Перед глазами сами собой бежали картинки их совместного времяпрепровождения. Смех Нури стоял в ушах, её томный шепот при свете ночника, когда она могла произнести короткое «повтори», и кровь бурлила кипящей смолой от этого придыхания. Замужем. Да как же так быстро-то? Сам ведь хорош, скоро женится, чего же удивляется на других? Пройдясь по комнате, Хоуп заглянул в ванную. Тут у них тоже много чего было. По просьбе Нури к стенке приделали две специальных ручки. В целях безопасности — слишком уж бывало скользко. Хотя сноровка Хосока ни разу не дала ими воспользоваться, ему хватало ловкости, ощущения равновесия и умения балансировать. «Да прекратят мне видеться её груди и бедра повсюду?!» — повернулся он к зеркалу над раковиной. В нём отражался только он сам, никакой Нури, любившей приводить себя в порядок часами. Резвая когда нужно, иногда затяжными церемониями она распаляла до невозможного. Переключив воспоминания с фигуры на лицо, на волосы, Хоуп не облегчил негативных последствий ностальгии. Наверное, так и надо, что её тут нет, иначе, кто знает, он мог бы не сдержаться? Поняла бы Нури, что не стоит его соблазнять и манить в свою гостеприимную постель? Один её раскосый взгляд способен совратить на грех, но ему больше таких грехов не надо, у него Хана, которую непозволительно оскорбить похождениями по борделям. Завертевшись в делах, он дня три не оставался у неё на ночь, потому, скорее всего, и ощутил прилив желания.

Опустив голову, Хосок заметил что-то посверкивающее под ванной. Присев, он протянул руку и поднял сережку с красным камнем. Это точно было украшением Нури. Хотя он никогда не присматривался к её побрякушкам, сейчас вспомнил с точностью. Этой вещицы он не мог не узнать. Заметила ли она, что потеряла пару? Одна, конечно, осталась при ней, но одна серьга без второй не имеет смысла, её впору выбросить. «Разделенная пара не имеет смысла» — разжевал про себя, повторив, Хосок. Сунув находку в карман, он поднялся и поспешил уйти из комнаты, с этажа, из клуба. Его ждёт будущая жена и приготовления к свадьбе. Последнее, о чем он должен думать — это о том, как вернуть серёжку бывшей любовнице. Не ищет ли он в возвращении личной вещи повод для встречи? Золото и рубин жгли в кармане. Хоуп остановился возле урны на улице. Достав серьгу, он ещё раз уставился на неё, будто в камне и его гранях отпечалась Нури. Не стоит цепляться за прошлое, когда свернул по дороге другого будущего. Разведя пальцы, Хосок обронил работу ювелира их компании, как пустой мусор. Впредь он будет делать подарки единственной девушке, а если Нури не позаботилась о том, чтобы сохранить в целости что-либо от него, значит, он ей был совершенно не нужен. Не подарок, а сам даритель. Что поделать? Сердце продажных женщин вряд ли способно любить и быть постоянным.

* * *
Россыпь китаянок выбежала из-за двери. Та, что убежала первой, ещё десять минут назад, уже бежала им навстречу. За ней, решительными шагами, шествовал Дракон. Прислуга расступилась перед ним, боясь попасться под руку, хотя Джиён никогда никого не ударял сам — все это знали. Затихший коридор, где размазались по стенкам, вдавившись в них, взволнованные девушки, пропустил сингапурского воротилу в комнату, опустевшую от многочисленного присутствия. Осталась только Дами, в белом недошитом платье, с развязанной шнуровкой корсажа на спине опустившаяся на колени и спрятавшая лицо в ладонях. Джиён обернулся на пороге, окинув таким злобным взглядом швей и их подручных, что те ринулись дальше, поняв, что их уши не нужны в радиусе километра. Подождав, когда они растворятся, Дракон ступил внутрь и закрыл дверь.

— Что ты тут устроила? — ледяным тоном спросил он.

— Убирайся отсюда! — подняла на него красное, переполненное бессильной яростью лицо сестра. Схватив одну из туфель, что в ряд стояли на выбор, она швырнула её в Джиёна. Тот без труда поймал обувь и откинул в сторону.

— Будешь вести себя, как маленькая девочка? — более благодушно отозвался он и, присмотрев кресло на расстоянии от Дами, сел в него, закинув ногу на ногу. — Ты отказываешься от свадьбы?

— Ни от чего я не отказываюсь! — прорычала девушка. — Но могу я хоть один день побыть одна?! Я не хочу… не могу постоянно находиться на виду! Я хочу закрыться и кричать!

— Я считал тебя умнее, — вздохнул Джиён. Дами молча испепелила его глазами и отвела взор. Но рыдания сами собой при братестали уменьшаться. Ей всегда при нем было неловко проявлять эмоции. — Ты провалишь и это задание?

— Он в два раза старше меня! Он даже тебе почти в отцы годится! Как бы я ни старалась, ты думаешь, что я смогу перехитрить его? — вынуждено заговорила она о делах, единственно волнующих Дракона.

— Если по-прежнему будешь такой дурой и размазнёй — нет, конечно. Но, по-моему, пора браться за ум. Он мощь и сила всего Цинхая[13], понимаешь ты или нет? У него погиб сын, наследник. И только благодаря этому он согласился жениться, чтобы произвести на свет нового. И только благодаря этому мы можем приблизиться к кругу этой западно-китайской своры. Только через цинхайского босса мы можем внедриться в Синьцзян[14].

— Я скорее рожу от гориллы, чем от него! — выплюнула гнев Дами.

— Мне безразлично, от кого ты на самом деле родишь ему ребенка, только если он узнает, что он не его, то вырвет у тебя матку и заставит сожрать, — Джиён подергал желваками. По крайней мере, сестра была единственным человеком, кроме двух его друзей мужского пола, при ком он мог показать, что способен злиться и выходить из себя. И это было страшно, видеть Дракона в негодовании. — Я дал тебе шанс избежать этой свадьбы и втереться к золотым, но что ты сделала? Потерпела фиаско, дорогая моя! Ты почти безнадежна… вместо кого-нибудь значимого, ты подцепила какого-то… докторишку! Что он у них решает? Ничего! Что ты могла бы через него узнать? Ничего!

— Я не виновата, что они узнали, кто я такая! — вытерла мокрые щеки Дами. — Я не знаю, как они это сделали!

— А я знаю — благодаря своему гипнотизеру. Их Химчан ничего не смог сделать, потому что в компьютерах у меня давно всё затерто, но этот их долбанный маг в каждой бочке затычка! Но ты и тут ничем не поспособствовала, никакой информации. Ноль. Раньше ты справлялась лучше.

— Я нашла тебе осведомителя.

— Да он сам ничего толком не знает. Из него выжали минимум, который пока никак не применить. Ты же с детства грезила этими сказками о золотых парнях, что же ты не нашла с ними общий язык?

— Наверное, — резко успокоившись и потухнув, уставившись в одну точку, Дами произнесла: — Я далека от того, чтобы быть золотой, а другим рядом с ними не место.

— Какая лирика! — закатил глаза Джиён.

— Тебе всегда было плевать на меня, — заметила девушка. Оттолкнувшись от подлокотников, мужчина подошел к ней и, постояв над сестрой, наклонился, схватил её за локоть и поднял. До синяков сжав её руку, игнорируя её шипение, он подвел её к большому зеркалу от пола, во весь рост. Тряхнув её, Дракон заставил Дами выпрямиться, а сам отразился позади неё, как тень, как нашептывающий с левого плеча что-то дьявол. Отпустив сестру, он взялся за шнуровку и потянул её, так что спина Дами выгнулась, и грудь выпятилась вперед.

— Правда? Всегда было плевать? А не подскажешь, благодаря кому ты никогда не знала, что такое голод и нужда? Свой первый кошелек я украл, когда мне было одиннадцать, а тебе около года! В тринадцать я чуть не попался полиции за очередные хулиганства. Ты ещё под стол ходила. В четырнадцать я помогал отцу работать, а по ночам прислуживал бандитам за лишние гроши. А ты наслаждалась вкусными конфетами и платьицами с рюшами, которые тебе смогли купить. В свои четыре года ты жила в почти благополучной семье, а в мои четыре года родители отдавали мне свою порцию хлеба, чтобы я не плакал. Когда тебе было восемь, а мне восемнадцать, я убил первого человека. Это было доходное дело. Мы смогли купить тебе мобильный, чтобы ты не выглядела хуже одноклассниц. Ведь для девочки так важно не заработать никаких комплексов, не чувствовать себя ущербной… А знаешь, как я себя чувствовал почти до двадцати пяти лет? Обузой, нищебродом, чмошником, на которого из непонятной жалости посмотрела единственная девчонка, иначе это было и не объяснить. А ты росла принцессой. Не ты ли в шестнадцать лет купила футболку с надписью «Богиня»? Тебя избаловали. Не я, но на мои деньги, и отец, которого я люблю и презираю одновременно, продолжает думать что ты, именно ты их гордость, а я скатившийся на дно отвратительный тип и подонок, — Джиён развернул её к себе, посмотрев в глаза. — Если мне на тебя так всё равно, то откуда у тебя всё, что ты имеешь?! Пока я ни смог обеспечить и родителей и тебя, я ни гроша на себя не потратил! А ты всякий раз только и можешь что плакаться, как подло я тебя пытаюсь задействовать в своих играх! Разве я когда-нибудь принуждал тебя? Ты сама выбрала своё место — какой-то шалавы, — Дами хотела влепить ему пощечину, но он поймал её руку и отвел. — Что? Твой первый мудак, которого ты подцепила в восемнадцать лет, разве я не сказал, что пришибу его, если он сначала на тебе не женится? А что мне ответила ты? Что ты взрослая, и чтобы я не лез в твою жизнь. Ты заступилась за него, не послушавшись брата. Потом выяснилось, что он трахает не только тебя, и кому ты пожаловалась? Брату! «Джиён, отстрели ему что-нибудь!» — напомнил он давние её слова. — А я не отстрелил. Потому что сама — дура. И вдруг ты стала такой циничной и готовой к подвигам, что присоединилась к моим делам. Я испортил тебя или растлил? Я виноват? — Дами отвела взгляд, понимая, что Джиён никогда не делал ей ничего плохого, кроме как слишком давил авторитетом и диктовал условия. — Если ты считаешь затруднительным отплатить мне хоть чем-то, то проваливай, — толкнув её, не удержавшуюся и упавшую на пол, Дракон отступил, надменно посмотрев свысока. — Давай, иди к своему зубному мастеру, из-за которого льёшь свои крокодильи слезы. Думаешь, я не понимаю? Нельзя быть уязвимой, Дами! Сколько раз я повторял тебе эти слова? Но ты снова втюрилась. Ты считаешь себя несвободной от меня, потому что ощущаешь себя слишком обязанной. Но от этого никуда не убежишь, дорогая моя. Долги либо возвращают, либо живут с их грузом.

— Я сказала: свадьба будет. Я не отказываюсь от неё, — пробормотала тихо Дами, не решаясь подняться. — Ты доступно объяснил мне, кто пострадает, если я начну сопротивляться. — Разговор состоялся дня через два после того, как она спешно сбежала от Джина в Макао. Джиён наплел ей таких небылиц, что она не знала, во что и верить, а потом он вернулся к тому, от чего она скрывалась изначально: брак с чуть ли ни престарелым мафиози. Но если она этого не сделает, то хуже будет золотым. Причины и связь плохо уложились в голове Дами, но всё, что она могла сделать, это как обычно, как всю свою сознательную жизнь, довериться брату, положиться на него и следовать его инструкциям.

— Уж прости, если праздник будет не веселым, — шутовским поклоном согнулся Джиён. — Подруг у тебя нет тоже не по моей вине, так что даже на девичник позвать некого. Будь честной, Дами, ты же высокомерная дрянь, как и я. Только я умею промолчать, пусть даже думаю что умнее кого-то, а тебе же лет до двадцати нужно было выпячиваться тем, что ты вся такая умница-красавица. Вот и пожинай плоды своих дел.

— Всё, чего мне хочется — это умереть сразу после венчания, — отвернулась она, подобрав под себя ноги в пышных юбках. Платье обошлось Джиёну в несколько тысяч долларов. Ожерелье и другие «мелочи» для наряда невесты оплатил жених, потратив на них больше сотни тысяч.

— Этого тебе не позволят два человека, которых я приставлю к тебе. Не думай, что я отпущу свою сестру во вражеское логово без сопровождения. У тебя будет надежная охрана, и если цинхайский старый бес вдруг прознает что-то о наших планах против него, они не дадут с тобой ничему случиться и переправят домой.

— Да пусть делает со мной, что хочет, кому до этого какое дело? — Дами была слишком подавлена с тех пор, как рассталась с Джином. Но если бы не эта разлука, она никогда не разобралась сама в себе и не узнала, как сильно ей стал необходим Джин. Но что теперь даст осознание этого? Он далеко, и им вряд ли придётся когда-либо ещё снова встретиться. Она готова была признать, что хочет его, что любит и никогда прежде не встречала таких мужчин, если бы это что-то изменило, если бы соединило их и вернуло время назад.

— Ну брось. Хочешь, я с тобой повеселюсь на девичнике? Давай забухаем, я куплю тебе стриптизера, или что там полагается для отрыва у девчонок?..

— Господи, прошу тебя, уйди, Джиён! — взмолилась Дами, устав от его вечных насмешек. Что бы он ни говорил о том, что он заботлив и участлив, вся его манера и его повадки сообщали о другом. Никакого волнения и переживаний.

— Я могу позвать обратно портних? — пригнувшись от ещё одной туфли, Джиён захохотал и направился к двери. — Ладно, оставлю тебя с охраной, а то вдруг ты наделаешь глупости.

— Я хочу побыть одна! — Не слушая её, Дракон вышел в коридор и подозвал к себе двух людей, ожидавших неподалеку. Быстро посмотрев на смуглого брюнета с каменным лицом, он перевел взгляд на второго. Устало цокнув языком, он покачал головой, размышляя о чем-то своём.

— В общем, так, — начал он, и сразу же сделал паузу. Затем решил: — Я позволяю тебе находиться рядом с ней только потому, что ты способен отдать за неё свою жизнь, а ей нужен надежный телохранитель в Цинхае, — Джиён кивнул смуглому. — Ты. Если он не будет справляться со своей миссией или заметишь что-нибудь неладное — пристрелишь его на месте. Ясно? — тот утвердительно вильнул головой. Дракон сделал шаг дальше, но остановился, ещё раз обратившись к тому, с кем заговорил первым: — Джин, только учти, пожалуйста, что в брачную ночь она должна быть девственницей для этого влиятельного и щепетильного дяди. Не попорть мой товар, будь так добр. За это я тебя тоже пристрелю.

— Я выполню все условия, Джиён, — заверил стоматолог. Слишком больших усилий ему стоило добиться того, чтобы занять это место. В результате, благодаря какому-то чуду (вряд ли содействию Дэсона), Дракон согласился приставить к сестре золотого. Общие домыслы Хоупа, Шуги и Ёнгука с Ёндже сошлись на том, что Джиёну просто не захотелось разбрасываться своими людьми, и он нашел наилучшим, наиудачнейшим прикрепить к Дами чужака. В чем тут был подвох — не было ясно. Доверял ли он так золотым, полагаясь на «дружбу» с Ёнгуком? Не исключено было, что он загонит Джина в ловушку, чтобы избавиться хоть от кого-то из сеульской банды. Но даже под угрозой смертельной опасности, Джин согласился взять на себя эту миссию, вернее напросился на неё, чтобы найти Дами и оказаться с ней рядом.

Дракон растаял за поворотом. Не оттягивая больше ключевого момента, Джин не стал топтаться у двери и толкнул её, тотчас увидев Дами там, где её и оставил брат. На полу, с опущенной головой, беззвучно давящая плач, она переминала складки белоснежных тканей, что образовывали её юбку.

— Дами… — едва хватило у него сил произнести её имя. Она моментально подняла на него глаза. Они расширились, обсохнув от слез.

— Джин? — Шокированная, девушка смотрела, как он приближается к ней, и только когда мужчина подошел, протянула к нему снизу вверх руки. — Джин! — Он подался навстречу, чтобы приподнять её и, прижимая к себе, поставил на ноги. Новый поток влаги стал набегать на её глаза. — Как? Как ты… Джиён убьёт тебя!

— Я здесь с его позволения, успокойся, — улыбаясь, принялся целовать он её скулы, щеки, губы. — Я буду с тобой, охранять тебя.

— Так… ты и есть один из тех, кто будет моим телохранителем? — догадалась она. Джин кивнул. — Я не верю… нет, Джиён не мог так поступить… он же… он не умеет делать ничего хорошего… ему никогда не пришло бы это в голову! Он хочет убить тебя, Джин, наверняка хочет, иначе это не объяснить…

— Неважно, что он хочет, — остановил её подозрения мужчина. — Главное, что мы сейчас вместе. И будем вместе и дальше. Если ты не против.

— Я? — вспомнив всё то, о чем думала, горюя над своей судьбой, она крепко обхватила Джина и стиснула его в своих руках. — Прости меня, я не должна была себя так вести… Джиён прав — я последняя дура. Мы могли быть вместе, у нас было столько времени… а теперь… — она посмотрела в лицо возлюбленному. — Я выхожу замуж, ты знаешь?

— Знаю, — Джин заправил волосы ей за ухо, не прекращая улыбаться. — Но это не отменит того, что ты моя жена.

— У меня будет два мужа?!

— Хоть десять, Дами, — засмеялся тихо стоматолог. — Только любить ты будешь одного, договорились?

— Я не знаю, как с любовью, — поверх красноты от рыданий, она покрылась румянцем. — Но с желанием у меня всё нормально только по отношению к одному супругу, — сжав его ладони в своих, она поднесла их к своему лицу и уткнулась в них. — Что я говорю, боже… Джин, нам нельзя быть вместе, понимаешь?

— До твоей первой брачной ночи, — спрогнозировал он, не собираясь сдаваться и идти на поводу у судьбы. Или правдивее сказать Джиёна. — А потом мы будем вместе столько, сколько захотим.

— Если этот жуткий человек узнает… он убьёт нас обоих.

— Значит, он не должен узнать, — Джин обнял её, высвободив руки. — Но мне, если честно, после такого было бы не жалко и умереть. Я люблю тебя, Дами, по-настоящему люблю. И как только станет возможным, заберу тебя оттуда.

— Нет, я должна выполнить одно дело… мне нельзя бежать оттуда.

— Какое дело? — нахмурился Джин. Дами поджала губы. Она не могла сказать, какие указания ей дал брат. Видимо, ей по-прежнему придётся вести двойную игру. Разве этот человек, как бы она ни любила его, не воспользуется любыми сведениями о Джиёне, чтобы погубить того? А ведь это её брат, которому она обязана всем. Она не может встать по другую сторону от него, предать его. Они Квон, одна семья. Джин прочел это в темноте её очей, что она снова не будет искренна с ним до конца. Он снова не сможет доверять ей полностью. Они всегда будут встречаться на границе между добром и злом, пытаясь как-то соединиться и соединить свои авантюры так, чтобы не затронуть другого.

— Я люблю тебя, Сокджин, — вместо ожидаемого ответа сказала она. Джин укоряющее покачал головой.

— Все твои признания всегда обман и имеют какой-то умысел.

— Как и твои действия.

— Ты предлагаешь мне бездействовать?

— А ты мне молчать?

— Именно так нам и нужно будет себя вести в Цинхае. Скрывать взгляды, сдерживать язык, не сметь предпринимать попыток встреч, пока они не будут наверняка обезопасены…

— Джин, помнишь, я сказала, что разочаровалась в вас — в золотых? — он утвердительно кивнул. — Джиён всегда говорил мне, что золото и деньги дороже людей, потому что более постоянны. Так вот, я поняла, что вы те люди, которые дороже золота. Потому что более постоянные как раз вы. И когда мне наденут на палец кольцо, я посчитаю это подтверждением нашего с тобой брака, потому что кольцо — золотое. Как и ты.

Примечания

1

Гандизм — философия Махатмы Ганди, призывавшего бездействовать и не противопоставлять насилию насилие. Лучшим способом добиться своего он считал прекращение сопротивления и спокойное выжидание результата.

(обратно)

2

Акселератор — педаль газа.

(обратно)

3

Крупный парк развлечений в Сеуле.

(обратно)

4

«Опасные связи» — роман XVIII века, автора Шодерло де Лакло, по которому снято несколько фильмов: «Опасные связи», «Вальмон» и современные интерпретации «Жестокие игры». Виконт де Вальмон — коварный соблазнитель.

(обратно)

5

Хоуп — надежда (англ. яз.), хоуплесс — безнадежный (англ. яз.).

(обратно)

6

Стоматологическое сверло высокой прочности.

(обратно)

7

Восстановление девственности.

(обратно)

8

Выдуманная мафиозная группировка.

(обратно)

9

Разлученные влюбленные в китайской мифологии, которые встречаются лишь раз в год, или раз в семь лет (история о звездах Альтаире и Веге).

(обратно)

10

Требушет — метательная машина в Средневековье.

(обратно)

11

Реальный факт. Крупнейшие казино Макао, Сингапура и Лас-Вегаса строила одна фирма.

(обратно)

12

Кетсаль — птица с зеленым оперением.

(обратно)

13

Цинхай — китайская провинция.

(обратно)

14

Синьцзян — самая крупная китайская западная провинция.

(обратно)

Оглавление

  • Красный
  • Жёлтый
  • Зеленый
  • *** Примечания ***