Дочь лесника [Михаил Иванович Казьмин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Казьмин Михаил Иванович
Дочь лесника

Заблудился мужик в лесу. Плутал трое суток, промок, замерз, оголодал. На четвертые сутки нашел его лесник. Привел к себе, переодел в сухое и чистое, накормил, стопочку налил и говорит:

- Дело к ночи. Спать как будешь, мил человек - один, али с дочкой с моей?

Подумал мужик - ну, дочь лесника, живет, понимаешь, девка в лесу, страшная, небось...

- Один, - говорит.

Отвел ему лесник каморку с кроватью, выспался мужик, утречком выходит на крыльцо. Солнышко светит, птички поют, травка зеленеет, ручеек журчит - благодать! Пошел мужик на ручей умыться чистой водой, а там... Девушка ну просто необыкновенной красоты!

- П-п-простите, а вы кто? - ошалело спрашивает мужик.

- Я - дочь лесника. А вы?

- А я?! А я - дебил!!!


Русский народный анекдот


- Возможно. А там не сказано, что в итоге случилось с лесником?

'Да, старик совершенно не в форме', - подумал Антон и ответил, что в русском анекдоте обычно не принято прослеживать дальнейшую судьбу персонажей.


Василий Звягинцев, 'Бульдоги под ковром'


Часть первая. В лесу, в лесу зеленом

Глава 1



Чего только в нашем русском лесу не встретишь! Это я вам ответственно заявляю, пришлось в свое время по лесным дорожкам походить. Такое иной раз попадалось - хоть стой, хоть падай, как говорится. Вот, помню, всего-то в сотне километров от Москвы, на самой границе Московской и Владимирской областей, наткнулся я в лесу на частично вросшую в землю открытую четырехосную железнодорожную платформу. Как она там оказалась, если учесть, что ближайшая железная дорога никак не ближе десятка кэмэ, и никакой просеки, по которой эту платформу можно было протащить, даже близко не просматривалось?! Не знаете? Вот и я не знаю... Много чего еще видал я в лесах такого, чему там быть не положено, а взяться неоткуда, но не буду рассказывать - вы мне и про платформу-то не поверили, а тут не поверите и подавно.

Да. А вот маленький бревенчатый мостик через речку-переплюйку - явление, хоть и редкое в лесу, но вполне себе объяснимое. Тем более, не в какой-то глухой чащобе, а на краю леса, в километре от ближайшей станции пригородных подмосковных электричек. Нормальное явление. И зачем, спрашивается, пялиться на него, как на какое-то чудо? Но именно такую картину я застал, весело шагая по протоптанной тысячами ног тропинке, идя от той самой станции в гости к друзьям. Друзья мои недавно купили дом в полуживой деревне, потихоньку превращающейся благодаря таким же, как они, москвичам, в дачный поселок. Ехал я к ним в эту самую деревню первый раз, в лесу здешнем никогда не был, потому и не понимал, что такого может быть в старом, сколоченном из бревен мостке, перекинутом то ли через крупный ручей, то ли через маленькую речушку. Однако же целых три человека стояли у мосточка и недоуменно переглядывались.

- Да не было тут никогда никакого моста! - в сердцах выпалил крепкий мужик помоложе меня, лет сорока примерно, и в последний момент явно сдержался, чтобы не выругаться.

- А может, просто внимания не обращали, а? Ну он же старый совсем! - молодая, лет двадцати с небольшим, рыженькая девушка растерянно оглянулась по сторонам. Наверное, пыталась высмотреть, почему мосток мог оставаться незамеченным.

- Алин, ты что? - спутник рыженькой, высокий спортивного сложения парень чуть постарше нее, тоже пребывал в растерянности. - Мы же с тобой сами тут второе лето ходим!

- А я так еще больше, - веско добавил мужик.

- Прошу прощения, а что случилось? - поинтересовался я.

- Случилось? - переспросил мужик. - Ну, вот он и случился... Мост.

- И что с ним не так? Я тут первый раз, - на всякий случай сделал я уточнение. Мало ли, вдруг глупость какую сморозил, лучше сразу оправдание выложить.

- Видно, что первый... Я четвертый год здесь живу, а мост этот только сейчас увидел. И Серега с Алинкой второй год сюда ездят, как ее родители дом в Наташке купили. Тоже вот впервые увидали. Не было его тут никогда! - и, не сдержавшись, прибавил-таки сложноматерную конструкцию.

- Извини, Алинк, - мужик повернулся к девушке, - ну, не мог удержаться. Сама же видишь, какое дело...

Да уж, если верить местному жителю и знакомым со здешними реалиями дачникам, произошло нечто невероятное. Верить, с одной стороны, было надо, а с другой - совершенно не хотелось. Потому что так не бывает. Нет, мостик через речку, тем более такую, перебросить за одну ночь, чтобы с утра он стал сюрпризом для местных, дело не сложное, но даже я понимал, что построили его не вчера. И не позавчера тоже. И не в прошлом году. Даже на мой взгляд ни разу не специалиста видно было, что бревнам, из которых сделан мост, не один десяток лет.

- Лиственница, - со знанием дела отметил мужик, и, видя, что его не поняли, пояснил: - Лиственница, говорю. Дерево прочное и не гниет очень долго. Бревнам лет полста, не меньше.

Ни хренашеньки! Полсотни лет, значит... И за полвека никто его тут не видел. Чертовщина какая-то! А мужичок из военных, похоже, 'полста' только у них в речи встречается. В мое время встречалось, во всяком случае. Хотя черт его знает, так-то у него речь обычная простонародная, хотя и городская, деревенские по-другому говорят. А что ж он тогда в деревне живет? Я поймал себя на том, что размышляя об этом мужике, мой мозг изящно увернулся от мыслей про невозможный мост. Ну да, почему городской мужик живет в деревне и по какой такой причине он вставляет в обычную речь военное 'полста', - это все логическим путем установить можно. А если не получится, так самого мужика и спросить. Но вот установить, как сюда несколько часов назад попал мост, которому не меньше пятидесяти лет - это фигушки. И спросить тоже не у кого. То есть спросить-то можно, а вот с ответом будет куда как сложнее...

- Вчера, значит, моста не было? - все-таки я решил повернуть мысли в более актуальном направлении.

- Вчера? - усмехнулся мужик. - Его и сегодня-то с утра не было!

- Но как же? - подала голос рыженькая, которую, как я понял, звали Алиной.

- А черт его знает, - пожал плечами мужик. - Я вот чего еще не понимаю... На хрена он вообще тут нужен?

- То есть - на хрена? - удивился я.

- Не ведет он никуда. В Наташку идти, речку переходить не надо. К консервному заводу или поселку заводскому вообще от станции в другую сторону. А туда, - мужик махнул рукой, показывая через мост, - если пойти, только в лес углубишься, и все.

И то правда. Мост располагался справа от тропы (справа, это если идти от станции), и ни к нему, ни за ним, никаких признаков постоянно используемого пешеходами пути не наблюдалось.

- В Наташку - это в Натальины Дворы? - я захотел уточнить название деревни.

- Ага, - лицо Алинки просияло радостной улыбкой, - здесь все так говорят. Прикольно!

Прикольно, хех... Девочке тоже не хочется заморачиваться невесть откуда взявшимся инженерным сооружением. Но интересно же!

Мужик неспешно прошелся по мостику туда и обратно. Хм, действительно, мостик, не обман зрения. Его примеру последовал спутник рыженькой Алины, Сергей, если я правильно понял. Молодой человек даже потоптался на мостике, словно проверяя, не рухнет ли он. Не рухнул.

Алина извлекла из сумочки смартфон и принялась с радостным хихиканьем фотографировать Сергея, тот начал вовсю дурачиться, принимая всяческие горделивые позы. Мы с мужиком переглянулись и оба понимающе хмыкнули. Молодняк, блин...

- Дядь Коль, давайте вас сфоткаю! - девушка сделала приглашающий жест в сторону моста. - И вас тоже! - так, это уже мне персональное приглашение.

- Федор, - представился я и тут же добавил: - Михайлович.

- Прямо как Достоевский, - мужик не подкалывал, просто отметил факт. Однако ж знает, как Достоевского звали, стало быть, и культура какая-никакая налицо. - А я Николай, - он протянул руку, и мы скрепили знакомство.

- Сергей! Алина! - представились молодые.

Что ж, приличиям мы дань отдали, и в честь такого случая решили сделать Алине приятное. Встали на мосту - ну ни дать, ни взять, три богатыря, только что в пешем строю. Я, конечно, на Илью Муромца не тяну, но воспользовавшись привилегией старшего по возрасту, встал в центре, Николай, заняв место по правую руку, изобразил Добрыню Никитича, Сергею достались место по левую руку и роль Алеши Поповича. Дурачились, не без того. И рожи строили важные да решительные, и принимали позы типа 'герой-победитель', ну что делать, нашло такое настроение.

- Сереж, меня сфоткай! - потребовала Алина.

Заняв место на мосту, девушка показала нам настоящий мастер-класс дурачества. Уж в какие только позы она на мосту не вставала - от романтических до эротических, а закончила вообще 'ласточкой'. И все это со звонким веселым смехом. Радости, короче, полны трусики.

- А теперь давайте сделаем селфи все вместе!

Алина загнала нас на мост и вручила телефон Сергею, сославшись на то, что руки у него самые длинные.

- Плохо! Тут моста не видно за нами! - забраковала девушка сделанные Сергеем фото. - Давайте перед мостом встанем, и чуть сбоку!

Новые фото Алине опять не понравились, света ей было мало. Поискав глазами, с какой стороны солнце, она скомандовала:

- Надо на ту сторону перейти, тогда нормально со светом будет!

Нет, что ни говорите, но когда три мужика, двое из которых вообще уже сильно взрослые, начинают слушаться молодую девчонку, добра ждать нечего. Перейдя на другой берег речушки, мы как раз сделали еще пару шагов, чтобы с моста могла сойти Алина и, едва девушка оторвала ногу от бревен, как над мостом сверкнула яркая вспышка, раздался оглушительный грохот, горячая воздушная волна ударила нас и опрокинула на землю...

- Да мать же твою семиёжным пропердом через сраку в три говна! - боевые заклинания, извергаемые Николаем, доносились до меня как сквозь затычки в ушах. Блин, неслабо так приложило...

Кое-как сев, я осторожно помотал головой. Не оторвалась, и то радует. Проморгавшись, восстановил способность видеть. Николай был уже на ногах, Сергей, сидя на траве, тормошил лежащую рядом Алину и пытался до нее докричаться. В смысле, что докричаться, я понял, судя по тому, как он разевал рот, на слух его крики воспринимались опять же, как будто через вату. Сам-то он, интересно, слышит свои вопли? Николай вон, аж рожу корчит да уши зажимает.

Кажется, на какое-то время я все-таки выключился, потому что вдруг я увидел, что Сергей с Алиной уже на ногах, а Николай сидит на корточках напротив меня и что-то пытается мне втолковать. Или спросить? По логике если, то спросить. Что-то вроде: 'Ты меня слышишь?', например.

- Федор! Федор Михалыч! Ты меня слышишь? - ну точно, угадал. Нет, не угадал, услышал!

- Слышу, слышу... - процитировал я Зайца из 'Ну, погоди!'. Только у меня это получилось не так весело.

- Очнулся, нормально! - моему возвращению в реальный мир Николай обрадовался. - Встать сможешь?

Я смог. Не сразу, чего уж там, но все-таки смог. М-да, картина была... Алина испуганным котенком жалась к своему Сергею, тот, пытаясь ее успокоить, сам пребывал в явственной растерянности, Николай выглядел до крайности озадаченным. Ну и я, должно быть, тоже. Потому как ни моста, ни речки не было. Вообще. И лес вокруг нас был другой какой-то. Не тот, где мы дурачились на этом чертовом мосточке. Совсем не тот. Прокомментировал я все это не так заковыристо, как Николай, но куда более злобно.

- Это из-за меня, да? - тихо спросила Алина. - Из-за того, что я всех на эту сторону позвала? Соображает девочка. Пока все через мост не перешли, ничего и не было. Толку, правда, от ее соображения чуть, но это сейчас. А то, что единственная женщина в нашем коллективе способна соображать, хоть и задним числом, вселяло некоторую надежду.

Впрочем, Алину я, похоже, перехвалил, потому что не успел еще Сергей закончить фразу на тему, что виноваты тут все, а значит, никто и уж в любом случае не Алина, как она натуральнейшим образом разревелась.

В конце концов нам с Николаем пришлось подключиться к попыткам Сергея успокоить девочку и реветь она перестала. Да и в самом деле, она-то тут при чем? Ну да, позвала она нас. А то бы мы без нее не перешли? Почти наверняка перешли бы. И вообще, сейчас есть кое-что поважнее, чем искать или назначать виноватых.

- А где мы, кстати? - молодец, Сергей, сообразил задать правильный вопрос. - На то место совсем не похоже... Так, - он осмотрел небольшую полянку, на которой мы стояли, - нас же оттуда, - парень махнул рукой, - сюда швырнуло, значит, туда и надо идти, чтобы вернуться!

- Ты, Серег, соображай, что говоришь! - проворчал Николай. - Если бы нас через эти деревья бросило, - он показал в ту же сторону, куда до этого показывал Сергей, - мы бы тут все ободранные валялись! Или по деревьям висели, на сучья напоротые...Это вообще совсем другое место. И время тоже.

- Как - время?! - опешила Алина.

- Ну, если по солнцу, - глянул вверх Николай, - то сейчас уже далеко за полдень. А мы у моста в десять где-то встретились, да Федор Михалыч в пол-одиннадцатого подошел.

- Фига себе! - изумился Сергей. - Это мы теперь, что ли, типа попаданцев, как в фантастике?

- Типа кого? - не понял Николай.

- Попаданцев, - я решил пояснить, потому что Сергей наверняка делал бы это дольше. - Которые попадают хрен его знает куда. То в другие миры, то в другие времена. На эти темы куча книг написана, вот Сергей и сравнил.

- Да? - в голосе Николая отчетливо сквозило недоверие. - И что в этих книгах пишут насчет того, куда идти и что вообще делать?

- Ничего обычно не пишут. Там героев самих кто-нибудь находит. Или они кого-то встречают...

- Муть, короче, - резюмировал Николай. - Тут, пока нас найдут, можно состариться и помереть на хрен. Идти надо самим. А вот куда... - он призадумался.

- Реку искать надо, - сказал я. - В такой местности населенные пункты обычно по рекам стоят, что у нас, что в любых странах, где леса есть.

- Дело говоришь, - кивнул Николай.

- А где тут реку искать? - удивился Сергей.

- Не обязательно прямо реку, - пояснил я. - Хоть ручей какой. Ручей все равно в реку впадает, та в другую. Находим любой ручеек и идем вдоль него по течению.

- Может, не надо ничего искать? - в руке Алины появился тот самый телефон. Надо же, не разбился! - Сети нет..., - обиженно протянула девушка.

Не сговариваясь, все мы - и я, и Николай, и Сергей - извлекли из карманов мобильники. Сети не было ни у кого, вне зависимости от оператора или модели телефона. Соответственно, и от геолокации толку не было никакого.

- Но нас же искать будут! - Алине явно никуда идти не хотелось.

- Кто нас искать будет? - недобро усмехнулся Николай. - Что я пропал, заявить некому. Вы с Серегой да Федор Михалыч шли со станции, так что вас, если и будут искать, то начнут с Москвы. Да и мы же не знаем, куда вообще нас забросило! Так что на реку по-любому выходить надо.

- А как выходить? Где тут река? - недоуменно спросил Сергей. Эх, молодняк, молодняк! - На дерево лезть и высматривать, что ли? - тут же слегка реабилитировался он в моих глазах.

- Обойдемся, думаю, без этого, - я решил уберечь парня от необходимости лазить по деревьям. - Вон, - я показал рукой в просвет между соснами, - в ту сторону местность заметно понижается. Это верный признак, что там или ручей или река. Туда и надо идти.

- Погодите, - Николай даже руки поднял, предостерегая нас от излишней поспешности, - успеем. Для начала давайте-ка проверим, что у нас с собой съестного, да одежду надо в порядок привести.


Глава 2



Со съестными припасами у нас оказалось, мягко говоря, не очень. Грубо говорить не стану - сами сейчас поймете, почему. Итак, в недрах алининой сумочки обнаружились три пакетика фисташек, двухсотграммовая коробочка персикового нектара да пачка 'орбита' без сахара. Офигительное богатство, блин! В сумке Сергея (хорошо хоть, не снял с плеча, пока фото делали) своего часа ждали две палки сырокопченой колбасы да ополовиненная полтораха 'фанты'. Уже лучше. У Николая никакой еды не нашлось вообще, зато у него оказались почти целая пачка сигарет, зажигалка и неплохой складной нож. Насчет сигарет, лучше бы их не было, я курить совсем недавно бросил, и запах табака меня все еще нервировал, а зажигалка и нож - ресурсы ценные. Про себя, любимого, упоминаю в последнюю очередь исключительно потому, что у меня не было ничего.

С одеждой дела обстояли едва ли не хуже. Здесь вне конкуренции оказался Николай со своими берцами, камуфляжными штанами и курткой. Мы с Сергеем и Алиной одеты были примерно одинаково, слава стилю 'унисекс' - джинсы да ветровки. По обуви у нас с молодыми тоже вышла ничья. Конечно, кроссовки, в каковые обулись молодые люди - обувь, в лесных условиях, мягко говоря, ненадежная, но и у меня лучше было ненамного - полуботинки, пусть и кожаные, обувь тоже не для леса. Зато рубашка под ветровкой у меня была нормальная, а не футболка, как у нашей молодежи.

Правда, в той же серегиной сумке имелся еще тонкий свитерок, надо полагать, для Алины, и складной зонт. В случае дождя мертвому припарка, конечно, но все-таки.

Николай заставил нас привести одежду в соответствие с требованиями леса, то есть откатать закатанные у меня и у Сергея рукава ветровок да застегнуться, а Алине еще и накинуть на голову капюшон. У молодых вызвало слабые попытки сопротивления требование завязать внизу джинсы, для чего пакет, в который была завернута колбаса, был разрезан на ленты, из которых Николай скрутил некое подобие шнурков, но напоминание о вполне вероятной встрече с клещами подействовало. Хорошо хоть, комаров было не так много, но куда ж без них, чтоб им...

Шли гуськом - Николай впереди, за ним Алина, Сергей и я замыкающим. Дорогу Николай, надо отдать ему должное, выбирал из расчета под возможности Алины, так что хоть и приходилось иной раз петли закладывать, зато идти было более-менее удобно. Лес, к нашему счастью, оказался хвойным, преимущественно сосновым, поэтому под светолюбивыми соснами оставалось место не только для елок, но и для мелкого подлеска, через который можно было идти, а не продираться. Где-то через полчаса мы неожиданно вышли на тропу - еле заметную, но все же куда более пригодную для ходьбы, чем это было без нее. Тропа, кстати, шла вроде бы как в нужном нам направлении - под вполне заметный уклон, так что наши шансы выйти к реке или ручью пожалуй что возросли. Еще минут двадцать левой-правой, левой-правой, и Николай объявил привал. Подкрепившись поделенными на четверых третью палки колбасы и пакетиком фисташек да глотнув по чуть-чуть оранжевой химической гадости, просто посидели молча и двинулись дальше.

Скорость эскадры, как совершенно справедливо говорят моряки, измеряется скоростью ее самого тихоходного корабля. В нашем случае скорость передвижения определялась возможностями Алины. Приноровившись к непривычно медленному для меня темпу ходьбы и безуспешно поразмышляв, каким это образом Николаю удается спиной чувствовать нужную скорость, я начал смотреть по сторонам, благо, было на что. Солнечные лучи пронизывали висевшие далеко вверху кроны высоченных сосен и яркими полосами упирались в землю. Рыжевато-бурые стволы, купаясь в солнечном свете, сияли мягким теплым отсветом. Ни с чем не сравнимая смесь ароматов хвои, смолы и озона делала воздух таким вкусным, что хотелось его есть, а не только вдыхать. И все это в абсолютной тишине, нарушаемой лишь тихим шлепаньем наших шагов по тропе. Даже с учетом загадочных и не самых приятных обстоятельств нашего тут появления, действовало все это умиротворяюще, напоминая о вечности жизни, ее красоте и прочих столь же возвышенных понятиях. Воздействие такое, похоже, испытали мы все, потому что даже на привалах сидели молча и задумчиво. Так и шли, еще несколько раз останавливались на отдых, без еды, но с питьем, пока не спустились, наконец, к ручью.

- Так, - Николай остановил движение нашей маленькой колонны, - 'фанта' осталась еще? Сергей вытащил бутылку, показав, что там еще немножко есть.

- Допивайте, - велел Николай, и пока Алина с Сергеем (я отказался) с видимым удовольствием выполняли его приказ, аккуратно зачерпнул руками воду из ручья, понюхал ее, прополоскал ею рот и выплюнул.

- Пить можно! - обрадовался Николай, а Алина удивленно спросила:

- Вы что, дядя Коля?! Не кипяченую?

- А в чем ее кипятить? - я попытался вернуть девушку на грешную землю. - В бутылке пластиковой, что ли?

- Если очень надо, можно и так, - серьезно сказал Николай. - Но не придется. Пить, говорю, можно. Чистая вода.

Похоже, дядя Коля, как называла его Алина, пользовался в Натальиных Дворах весьма заметным авторитетом, потому что больше ни она, ни Сергей не возражали. Ну и я не стал, потому как пить-то хотелось. Впрочем, много пить Николай нам не дал, по несколько глотков и все.

А потом наш командир сказал, что пора готовить ночлег. На вопрос Сергея насчет того, а не рано ли, Николай ответил, что в самый раз. Пока наберем дров для костра да лапника для лежанок, как раз и стемнеет. Что ж, я-то уже давно понял, что насчет жизни в лесу с Николаем лучше не спорить, а теперь, похоже, и молодняк пришел к тому же выводу.

Ясное дело, Николай как в воду глядел. Пока кучки лапника и хвороста не превратились в весьма изрядные горки, нам приходилось снова и снова собирать то и другое. Сергей даже нашел поваленную относительно небольшую сосенку, которую, предварительно посоветовавшись с Николаем на тему ее нужности, мы вдвоем и притащили к выбранному все тем же 'дядей Колей' месту ночевки. Прекратил Николай наши занятия собирательством уже в довольно-таки глубоких сумерках. Но вот гору лапника разобрали на одну двухместную и две одноместных лежанки, некоторое количество хвороста сложили шалашиком, Николай чиркнул зажигалкой и вскоре мы сидели вокруг костра.

- Дядя Коля, - с опаской спросила Алина, - а звери никакие тут не водятся? А то страшно...

- Звери-то? - переспросил Николай, старательно работая ножом над превращением найденной нами с Сергеем сосенки в поленья, пригодные для костра. По мне, мартышкин труд, но у него почему-то получалось. - Водятся, да. Белку, пока шли, я сам видел. А такие, чтобы бояться их... Вряд ли.

- Вы меня успокоить хотите? - в голосе девушки сквозило недоверие.

- Да вот еще! - оскорбился Николай. - Лес светлый, с нахоженными тропами, мишку здесь не встретишь. Волкам летом есть что пожрать, тоже делать им тут нечего. Так что из опасного зверья только лося здесь и можно увидеть, так и тот без нужды не полезет. А уж сейчас-то, на огонь, вообще никто не выйдет. Уж хочу я тебя успокоить или нет, а все равно бояться тебе некого.

Потом разговор у нас пошел на самые общие темы. Народ заинтересовался моей скромной персоной, пришлось рассказать о себе, о том, что денежки зарабатываю на ниве рекламы и маркетинга, что с женой в разводе настолько давно, что уж и не помню, сколько именно, что есть взрослая дочь, ну так, в общих чертах. Взамен я получил столь же общие сведения о моих новых знакомых. Сергей с Алиной оказались супружеской парой, только в загсе об этом пока что не знали. Жили вместе они уже почти полтора года, а свадьбу планировали через два месяца. Алине, как выяснилось, было аж двадцать три, работала она дизайнером одежды, двадцатипятилетний Сергей трудился менеджером по продажам в интернет-магазине автозапчастей. Жизненный путь Николая отличался куда большей извилистостью. Товарищ успел побывать моряком торгового флота, послужить по контракту прапорщиком, помотаться по стране на самых разных работах, так или иначе связанных с техникой. Три с лишним года назад мотаться Николаю надоело, и он купил дом в Натальиных Дворах. Работал Николай электриком на консервном заводе по графику сутки через трое, а в свободное время чинил за умеренную плату жителям деревни и понаехавшим москвичам почти что любую технику, разве что кроме электроники. В Москве у Николая была подруга, периодически принимавшая его у себя, но до совместного проживания они, как выразился Николай, не докатились и не докатятся.

Договорились, что дежурить у костра будем по очереди. Алинку от участия в этом деле освободили, Николаю выпало сторожить ночевку и поддерживать огонь первым, а мы стали укладываться. Лежать на лапнике, скажу я вам, удовольствие то еще, особенно если слово 'удовольствие' взять в большие такие жирные кавычки. Чтобы не кололо шею и уши, ветровку я кое-как натянул на голову, расплачиваясь за такую изобретательность усиленными уколами в пояснице. Хорошо молодым - сумку Сергея и сумочку Алины они приладили себе вместо подушек, так что спали, в отличие от меня, прямо-таки в комфортабельных условиях. Однако же чистый лесной воздух, куда более, чем привычный мне московский, насыщенный кислородом, да еще в виде озона, сделал свое дело - спать хотелось жутко, и я все же уснул.

Выяснилось, впрочем, что кроме концентрации в воздухе кислорода, на сон могут влиять и другие факторы. Температура того же воздуха, например. Проснулся я от того, что самым поганейшим образом замерз. Подобравшись к костру, чтобы погреть свои старые косточки и все то, что на них сверху, обнаружил на дежурстве Николая.

- Я Серегу будить не стал, - пояснил тот, заметив, видимо, напряженную работу моей мысли на тему того, чье дежурство я проспал, и сколько я спал вообще. Получалось, что около двух часов. - Подожди чуть, пока я к ручью схожу, потом поговорим, - добавил Николай совсем тихо. Минут с десять я пытался предугадать, что же такого собирается мне сказать Николай, да так, чтобы наш молодняк не слышал. Как чутье, так и жизненный опыт подсказывали, что хорошего я услышу мало, а вот остального - гораздо больше. Правильно подсказывали.

- Что ты там про попаданцев говорил? - спросил Николай.

- Что попадают они во всякие миры и времена, какие писателям заблагорассудится.

- Поня-а-а-тно... - недовольно протянул Николай. - Мы вот тоже... попали. Уж не знаю, кому там это заблагорассудилось...

- Так, - прислушавшись к своим ощущениям, я понял, что какой-то подобной гадости я и ожидал с того самого момента, когда заложенными ушами услышал николаевские матюги. - А подробнее?

- Подробнее, говоришь? Мы пока шли, я обратил внимание, что полос в небе нет от самолетов. Инверсионных следов, - пояснил Николай.

Я кивнул - понял, мол, продолжай.

- То есть мы не в Московской области. У нас пэвэошные истребители туда-сюда постоянно летают, за день хоть раз, да увидишь.

- Это да, - согласился я, внутренне удивившись наблюдательности своего товарища по несчастью.

- А сейчас сходил к ручью на звезды посмотреть. Оттуда видно лучше. В общем, Федор, не на Земле мы. Небо не наше.

- Погоди... Это что значит - не на Земле? - вот к гадости такого калибра я готов не был, поэтому сразу начал искать, за что зацепиться. - А сосны? Быть такого не может, чтобы где-то черт его знает где росли такие же сосны!

- Ну сосны - да, - вынужден был признать Николай, - Сосны и мне из головы не идут... Но небо точно не наше. Я же моряком был, небо везде видел - нет у нас нигде таких звезд. А наших звезд нет здесь. И луны нашей нет.

- А если это Земля, но в другое время? - чем это было бы лучше того варианта, что озвучил Николай, я не знал, но ухватился именно за него. - Я вот читал, что раньше созвездия имели другой рисунок. Может, это и есть наш случай? А что луны нет, так может, тут новолуние.

- Ага, может и так, - внезапная покладистость Николая мне не очень-то понравилась, и не зря. - Только я такое тоже читал. Там сколько миллионов лет назад созвездия другими были? А тропинку в лесу динозавры протоптали, что ли?

М-да, пришлось признать, что тропинка, протоптанная динозаврами, смотрелась бы по-другому. Сошлись мы с Николаем в конце концов на трех пунктах: Во-первых, мы и правда попали. За рабочую версию приняли параллельный мир - то есть Землю, но не нашу.

Во-вторых, Сергею с Алиной мы это пока не сообщаем. Сообщим, конечно, но несколько позже, когда сами более-менее разберемся с обстановкой.

В-третьих, при обнаружении человеческого жилья сначала очень внимательно осматриваемся, а уже потом идем на контакт с аборигенами. Или не идем. Такой вариант был бы, разумеется, нежелательным, но иной раз лучше контактов избегать - проживешь дольше.

По поводу прожития я высказал опасение насчет того, что еды у нас осталось по-хорошему на день, по-плохому на два, но Николай меня успокоил. Он авторитетно заявил, что летом в лесу умереть от голода невозможно, и о нашем прокорме хотя бы теми же грибами он позаботится. Что ж, хоть с этим человеком нам повезло.

Потом Николай отправился спать, потом я, досидев положенное время, разбудил Сергея и завалился сам. Заснул сразу и никакие тяжкие раздумья о нелегкой доле попаданца неведомо куда меня не тревожили. 'Еще успеете', - скомандовала им часть мозга, ответственная за сохранение его работоспособности, и те притихли.

Утро приветствовало нас рассветом и не шибко приятной сыростью. Видок у всех был... Почему первым придумал сделать некое подобие физзарядки я, а не Николай, сказать трудно, но мою инициативу народ подхватил, и минут через пятнадцать мы уже были похожи на живых людей.

Как известно, зарядку должны продолжать водные процедуры. Совершать оные я отправился к ручью первым, первым и познакомился с его освежающей, но, черт бы ее побрал, не самой теплой водичкой. Взбодрился, ага. К месту нашего привала, можно сказать, вспорхнул, бррр... И сразу - к костру, греться. За мной умываться пошел Николай, также спустя несколько минут показав непреодолимое желание пристроиться у костра, Сергей с Алиной пошли на ручей вместе. Ох и визгу было!.. Молодые с возвращением слегка подзадержались, видимо, согревались прямо там и другими способами. Ну точно, это было заметно по их довольным и слегка виноватым лицам. Мы с Николаем, разумеется, сделали вид, что ничего не поняли.

Организовали завтрак, ради разнообразия нарезав колбасную пайку на мелкие кусочки, чтобы часть их подогреть, насадив на палочки, выструганные Николаем из подходящих хворостин. Все же горячее питание - это вам не холодные закуски, насыщает эффективнее, не говоря уже о том, что и вкус совсем другой. Воду из ручья пили уже без опаски, вчера еще убедившись, что насчет нее Николай был прав.

Вот как раз когда мы с завтраком закончили и сидели сытые, прогретые и потому относительно довольные, она на нас и вышла...


Глава 3



Появилась она буквально ниоткуда. Только что не было - и нате вам, пожалуйста! Метрах в десяти от нас стояла рысь. Такая симпатичная кошечка с кисточками на ушах и пушистыми бакенбардами по бокам умной морды. Чуть не сказал - лица. Только вот взгляд у зверушки был... недобрый, в общем, взгляд. Внимательный такой, оценивающий - и недобрый.

Столь же непостижимым образом, каким появилась рысь, Алина телепортировалась за спину Сергею и рассматривала кошку, осторожно выглядывая из-за его плеча.

- Она не прыгнет? - с опаской просила девушка. - Я боюсь!

- Не должна, - негромко ответил Николай, не сводя глаз с рыси. - Только движений резких не делай и говори потише. Да, и в глаза ей тоже смотреть не надо.

Сколько времени рысь нас изучала, сказать не могу. Видимо, все-таки немало, потому что Алинка успела привыкнуть к ситуации и успокоиться. И не просто успокоиться. Уверившись в отсутствии у дикой кошки агрессивных намерений, наша барышня не придумала ничего лучше, как тихонечко, еле-еле слышно, произнести: 'Кис-кис-кис...'. Ага, для нас-то, может и еле слышно, а вот рысь, пошевелив кисточками (соответственно, и ушами), состроила такую морду... Вот умеют кошки иной раз одной мимикой, точнее даже, одним взглядом показать глупому человеку его место у подножия высоченного пьедестала, на недосягаемой для людишек вершине которого вальяжно разлеглось меховое величество. Вот именно так рысь на Алину и глянула - высокомерно и презрительно, как на... на пустое место, скажем так. А потом осуждающе фыркнула и в несколько грациозных прыжков скрылась между соснами.

- Ну ты, Алинка и... - Николай в последний момент решил оставить для нас тайной, что именно он об алининой выходке думал.

- Но вы же сами сказали, что она не прыгнет! И вообще, такая классная киса! Может, мы бы с ней подружились! - обиделась Алина.

- Вот она тебе чисто по-дружески и приложила бы лапочкой, - я подключился к воспитательному процессу.

- Или зубами прикусила. Как тогда мамина Муська, забыла, что ли? - до кучи добавил Сергей.

- Да ну вас! - Алина, похоже, на всех нас обиделась. - Сговорились, мужики!

Заржали. Все втроем. Не смогли удержаться и самым обидным для Алинки способом демонстрировали ей мужскую солидарность. Надо отдать девушке должное, вывернулась она из этой неприятной ситуации блестяще - засмеялась вместе с нами.

- Ладно, поржали - и будет! - Николай остановил сеанс смехотерапии. - Собираться надо, да идти дальше. Время теряем. И рысь эта мне ни хрена не нравится!

- Это чем же? - привыкнув к тому, что о лесных премудростях Николай знает больше нас всех, вместе взятых, я решил дать ему возможность объяснить это всем, а кое-кому еще и втолковать. Или хотя бы попытаться втолковать.

- Рысь в таком лесу не живет. В глухом, с буреломами и темным подлеском - сколько угодно, а в таком - нет. И к людям, да тем более на огонь, рысь никогда не выйдет. Были бы мы ей чем интересны - она бы нас видела, а мы ее - хрен!

Времени наши сборы заняли мало - было бы чего собирать. Тщательно затушив угольки костра да набрав на ручье полную полторашку воды, двинулись дальше. Мы с Николаем решили продолжать движение по тропинке, благо, дальше она шла вдоль ручья, а в случае, если между ручьем и тропкой пойдет расхождение, определиться с дальнейшим маршрутом на месте. Я, правда, высказал предположение, что тропинка протоптана не просто так и тоже может привести нас к людям, но Николай, сославшись на свой опыт, заявил, что это далеко не обязательно. По его словам, тропинку могли проложить, например, грибники, которым просто удобнее так выходить к особо урожайным местам. В общем, я спорить с Николаем не стал, а молодых мы и не спросили.

- Странный лес, - подал голос Сергей на обеденном привале, если, конечно, можно было назвать обедом все ту же колбасу. - Сколько мы прошли, а никаких следов человека, кроме этой тропинки...

- И мусора вдоль тропинки нет, - поддакнула мужу Алина. - Вообще!

- И не надо его тут на фиг, - хмуро заметил Николай, показав на брошенный Алиной фантик от жвачки. Сообразила. Подобрала фантик и сунула скомканную бумажку в карман.

- Ладно уж, давай сюда, - сжалился наш командир. - Найду ему другое место.

Нашел. Докурив сигарету (у-у, змей-искуситель!), он ловко подрезал ножом землю, и приподняв язык дерна, запихал под него и окурок, и фантик. Там же нашли свое последнее пристанище кусок обертки от колбасы и пустой пакетик из-под фисташек.

Короткий послеобеденный отдых использовали кто как. Я просто ничего не делал и размышлял над ночными словами Николая, молодые о чем-то тихонечко шептались, Николай, устроившись к ним спиной, посматривал то на солнце, то на свои наручные часы, явно при этом что-то подсчитывая в уме. Если я правильно понимал смысл его действий, он пытался выяснить соотношение местного времени и того, что еще продолжали показывать его часы.

Да, понимал я правильно. Когда Алина по известной надобности отошла подальше от нашей стоянки, а Сергей отправился ее охранять, Николай тихо сказал:

- Время тут тоже с нашим не совпадает.

- Ты же это сразу выяснил, - напомнил я, - еще как только нас сюда забросило.

- Нет, не то. Оно вообще никак не совпадает. Сами сутки другие, длиннее наших, вроде бы. Где-то часа через три смогу точно сказать, сколько они тут в наших часах.

Вот же... Это уже и на параллельную Землю никак не смахивало. А сосны наши. Рысь, насколько я мог судить, тоже вполне для Земли обычная, только что встретилась нам не там и не так. Попали мы, получается, вообще не пойми куда. И даже то, что если все тут как у нас, то и люди такие же должны быть, не утешало. Я историю с детства люблю, и знаю ее неплохо, вот эти-то знания меня и пугали. Люди, они, как свидетельствует история, те еще источники проблем. Для чужаков, а мы тут именно чужаки, в особенности. Попали, мать его... Попали, так попали!

Так. Стоп. А чего это я про историю вспомнил? История - она ведь что изучает? Правильно, прошлое. И с чего я вдруг думаю, что здесь по отношению к времени, из которого нас сюда занесло, как раз прошлое?

'Думай, голова, думай', - подхлестнул я себя. Что же из того, что я видел, говорит за прошлое? Экология - раз. Чистая вода в ручье, отсутствие мусора по краю натоптанной не одним человеком дорожки. В принципе да, хотя и не факт. Того же Николая кто-то когда-то научил не мусорить в лесу? То есть люди такие и у нас есть. Ну и чистые ручьи, думаю, где-то в России наверняка найдутся. Не попадаются самолеты. Не только полосы от истребителей - вообще никакие. Это вроде бы два, но именно что вроде бы. Мало ли мест, над которыми регулярно никто не летает? Рысь в слишком светлом лесу? Это три и, пожалуй, что все. Зато самый убедительный аргумент в пользу прошлого. Почему? Да потому что людей нет. У нас, конечно, есть такие безлюдные места, но там и лес совсем уж дремучий. А в прошлом народу было меньше, соответственно, и лесов, где нога человека, если и ступала, то крайне редко, было побольше. Хотя, насколько я представлял, люди раньше в лес ходили чаще - нужнее он им был. Тут тебе и дрова, и стройматериал, и неплохая прибавка к обычному рациону.

Черт, а вот с наличием тропинки это никак не вязалось. Потому как она-то говорила о том, что люди здесь все-таки ходят. И, тем не менее, я все больше и больше склонялся к тому, что время здесь по отношению к нашему - прошлое. Потому что был и еще один аргумент - мое предчувствие. Жизненный опыт научил меня предчувствиям доверять, и менять что-то в этом я не собирался. А ни экологически корректное поведение человека из нашего времени, ни вполне объяснимое наличие мест, над которыми не летают что военные, что гражданские, ни отсутствие людей при наличии протоптанной ими тропинки сами по себе доказательствами быть не могут. Потому что вторичны по отношению к моим наблюдениям. Впрочем, познакомить с результатами моих размышлений Николая я не успел. Вернулись молодые, мы затушили маленький костерок, на котором подогревали колбасу, и двинулись. Ничего, будет еще время поговорить...

Да, человек предполагает, а располагает явно не он. Под размеренную ходьбу мысли мои плавно перетекли от попыток определиться со временем, в коем мы пребывали, к мыслям, еще более неприятным. Я уже почти явственно представлял себе очередную ночевку в не самых, прямо скажем, комфортных условиях, никак не радовала и перспектива перехода завтра, в крайнем случае, послезавтра, на грибную диету, но тут все повернулось совсем другой стороной.

Рысь, которой, если верить Николаю, тут не должно водиться, вышла на нас снова. И не одна. То есть сначала-то одна, опять появилась как будто ниоткуда и загородила нам дорогу. Теперь Алине пришлось любоваться 'классной кисой' из-за спины Николая, мы с Сергеем встали по бокам. Выстроились, блин, фалангой... Поэтому появление еще двух аборигенов первым заметил я - вышли они из-за сосен с моей стороны.

Было этих аборигенов, как я уже сказал, двое. Лошадь обыкновенной гнедой масти и всадник. То есть всадница, как стало ясно почти сразу же. Совсем юная девушка, заметно моложе Алины, одетая в рыжевато-бурую с зелеными разводами рубаху - длинную настолько, чтобы только оставалось гадать, что у там под ней, кроме высоченных, не ниже середины бедра, мягких сапог цвета натуральной кожи, и короткую настолько, насколько это необходимо при посадке верхом. Обычной посадке, я имею в виду, а не в дамском седле. Темно-русые волосы двумя короткими толстыми косами торчали из-под повязанной на манер банданы косынки, тоже рыжевато-бурой с зеленым. Большие серые глаза и тонкие (не путать с утонченными!) черты вместе с каким-то почти по-детски удивленным выражением делали лицо девушки удивительно красивым. Оценить фигуру было сложнее из-за некоторой мешковатости рубахи. Или все-таки платья? Но главным и далеко не самым приятным, если уж честно, в облике девушки для меня, да и для всех нас, думаю, было ружье в ее правой руке. И держала она его, хотя и довольно дружелюбно для встречи с чужими - стволом не на нас, а вверх, но приклад прижимала локтем к боку, что позволяло быстро направить оружие в нужную сторону, не перехватывая его обеими руками. Да и лошадку свою повернула так, чтобы, если что, пальнуть в нашу сторону было удобнее. Грамотно, в общем, действовала девушка. Одна радость - сразу хоть стрелять не стала.

Пока юная наездница удивленно рассматривала нас, мы с некоторой, вполне, думаю, простительной опаской разглядывали ее. То есть Николай разглядывал и Сергей с Алиной, я-то успел рассмотреть девушку раньше, поэтому меня больше интересовало ее оружие. Ружье, насколько я мог судить, было неким подобием винчестера из классических вестернов - характерную скобу-рычаг ни с чем не спутаешь. В нашей истории такие ружья появились, кажется, году в восемьсот шестидесятом, тысяча, естественно, если я ничего не путал, но такие вооруженные юные барышни, да явно умеющие оружием пользоваться, тогда и на том же Диком Западе были жуткой редкостью. Если вообще встречались.

Не спуская с нас глаз, всадница слегка повернула прелестную головку в сторону рыси и что-то коротко скомандовала. Именно что скомандовала, а не просто сказала. Рысь тут же уселась в стандартную позу кошки-копилки, только что хвостом лапы не окрутила. Тут уж ничего не поделаешь, коротенький у рысей хвост, этой кошачьей статью они не вышли. Так, вот и понятно, почему рысь объявилась там, где ей вроде бы делать нечего. А неплохо они тут устроились, с такими ручными зверушками...

Убедившись, что рысь команду выполнила, девушка снова повернулась к нам и, судя по интонации, что-то спросила на совершенно незнакомом языке. 'Кто вы?', - надо полагать. Мы, разумеется, не ответили. Я, правда, медленно развел в стороны руки ладонями к всаднице, показывая мирные намерения и отсутствие оружия, несколько секунд спустя этот жест повторили и остальные.

Сообразив, что ее не понимают, лесная амазонка спросила, должно быть, то же самое, но явно на другом языке. Тут уже пришлось показать полное непонимание, но вопрос последовал и в третий раз. То есть, что это был именно вопрос, можно было только догадываться по первым двум фразам, на этот раз девушка заговорила каким-то совершенно нечеловеческим языком, где даже вопросительная интонация не угадывалась.

Оставить без ответа три вопроса, пусть даже почти наверняка всего один, но заданный на трех языках, было бы с нашей стороны невежливо. Поэтому я, стараясь придать своему голосу побольше миролюбия и доброжелательности, высказался втом смысле, что мы вас, милая барышня, к сожалению, не понимаем, сами не местные, но никаких враждебных намерений не имеем.

Однако же и этой несостоявшейся беседы девушке хватило, чтобы составить о нас вполне благоприятное мнение. Ружье она положила на луку седла, и, придерживая его левой рукой, показала нам открытую ладонь правой, приподняв руку - узнаваемый жест приветствия и миролюбия. Еще и улыбнулась - искренне, от души.

Снова короткая команда - и рысь встала, повернулась к нам смешным коротеньким хвостом, обернувшись, совсем по-домашнему муркнула и медленно пошла. Подчиняясь не столько командному, сколько приглашающему жесту всадницы, мы двинулись за рысью, сохраняя обычный для нас порядок построения, сама же амазонка неспешно ехала за нами.

Слышать за собой тяжелую поступь и фырканье лошади было, прямо скажу, некомфортно. Все-таки, как и большинство современных горожан, я лошадей несколько побаивался. Чтобы отвлечься от этого дискомфорта, я принялся размышлять о произошедшей с нами перемене и о том, чего от этого ждать.

По всему выходило, что никакими неприятностями встреча с хозяйкой местного леса (ну ладно, пусть не хозяйкой, есть ведь кто-то и постарше) нам не грозила. Имея многозарядную винтовку с неплохой скорострельностью и ручную рысь, барышня могла без проблем устроить нам неприятности, и очень большие, сразу же. Однако никакого вреда нам не причинила и ведет нас к человеческому жилью. То есть спать мы сегодня в любом случае будем в лучших, по сравнению с прошлой ночью, условиях. Кстати, ведет нас всадница, судя по всему, не в плен. Хоть они с рысью явно нас конвоируют, но как-то не очень вязался с взятием в плен показанный нам приветственный жест. Конечно, хитрость и коварство тоже никто и ни в каком мире не отменял, но хотелось верить, что юный возраст и добрая улыбка девушки с коварством сочетаться не могут. Да точно не могут! Не должны, это уж в любом случае.

Когда рысь свернула с тропинки, Николай понял все правильно и свернул вслед за ней. Алина, умничка, повернула за Николаем, ну и так далее. Идти без тропинки пришлось совсем недолго, уже через минуты три мы опять переставляли ноги по протоптанной дорожке, куда более широкой, чем это было до того, но перестраиваться не стали. То есть Сергей с Алиной все-таки пошли парой, благо, ширина тропинки позволяла, но Николай по-прежнему двигался впереди, а я сзади.

Я еще успел подумать, почему местные отпускают одну (лошадь и даже рысь не считаем) столь молоденькую девчонку - то ли у них тут совсем безопасно, то ли народу просто не хватает. Все же, скорее всего, не хватает народу - наличие у барышни ружья вкупе с явным умением с ним обращаться на мысли о полной безопасности не наводили. Так вот, успел я на эту тему подумать и даже выводы сделать, как появился совсем иной повод для размышлений. Мы, похоже, пришли.


Глава 4



Да уж, пришли. На большой поляне, как раз на берегу ручья (видимо, того самого, вдоль которого мы шли, но уж очень хитро запетлявшего) стоял... стояла... в общем, стояло весьма интересное сооружение. Чем-то оно напоминало древнерусскую деревянную крепость, только сильно уменьшенную и весьма изобретательно усовершенствованную. Сразу удивило, что высокий земляной вал с бревенчатой крытой галереей по верху был в нижней части обнесен двумя рядами спирали Бруно. Когда именно изобрели колючую проволоку в нашем мире, я не помнил, но вроде бы позже этих винчестеров, а уж спираль Бруно вообще никак не раньше Первой мировой. А здесь она соседствует с архаичными винтовками. Интересно...

Девушка обогнала нас, остановила лошадь и жестом велела ждать. Кису свою оставила с нами - интересно, охранять нас или сторожить? Ох, видимо все-таки сторожить... Неужели я ошибся насчет намерений лесной красавицы? Сама она тем временем проехала в открытые ворота, тоже неплохо приспособленные к обороне - к ним вел прорытый в земляном валу проход, такой же узкий, как и сами ворота: конные могли проехать только по одному, пешие прошли бы по двое. Галереи по обе стороны выступали за ворота и имели узкие бойницы, из которых можно было с двух сторон стрелять в бок тем, кто попытается ворота ломать. Да, интересная тут у них жизнь. Насыщенная, сразу видно.

- Это мы где? - робко поинтересовалась Алина. Нет, девочка умная. Заговорила лишь сейчас, да и вообще держалась неплохо, хоть и видно было, что боится.

- Это мы, Алинка, попали, - ответил ей Николай. - Куда - не спрашивай, сам пока не знаю.

- Куда-куда... - оживился Сергей, - в прошлое, куда же еще?!

- Может, и в прошлое, а может, и нет, - знакомить спутников с результатами моих рассуждений времени, как я понимал, сейчас не было. - В данный момент куда важнее, как нас тут примут.

- А почему... - Сергей явно вознамерился поспорить, но не вышло. Наша местная лесная фея вышла из ворот, уже пешком, и направилась к нам.

Присев на корточки, девушка почесала рысь за ухом, погладила по голове, что-то ласково ей шепча. Кошка, хоть она обычная домашняя мурка, хоть рысь, и есть кошка. Зажмурившись, рысь блаженно заурчала, поворачивая голову так и сяк, чтобы хозяйке было удобнее ее гладить. Когда девчонка натешилась общением со зверушкой и выпрямилась, рысь блаженно потянулась, потом неспешно и деловито потрусила к воротам, а ее хозяйка повернулась к нам и сделала приглашающий жест, добавив к нему широкую добрую улыбку. Что ж, раз зовут, пойдем...

Внутри крепостица оказалась еще интереснее, чем снаружи. Низкие бревенчатые постройки явно хозяйственного назначения были частично врыты во внутреннюю сторону земляного вала, так что оставался свободным небольшой двор, а слева от ворот высился аж трехэтажный дом, совершенно очевидно жилой. Строго говоря, полноценных этажей было два, а третий представлял собой мансарду, если кому не нравится слово 'чердак'. Впрочем, все это я успел разглядеть мельком, без особых подробностей, потому как на крыльце этого дома стоял целый комитет по встрече. Раз уж нас сюда не просто привели, а привели и позвали, стоило проявить к хозяевам уважение и не отвлекаться на особенности местной архитектуры. Что-то мне подсказывало, что насмотреться еще успеем.

Кто тут главный, бросалось в глаза сразу. Не так чтобы очень уж высокий, но крепкий, плечистый и вообще широкий мужичина с грубым, однако же внушающим доверие лицом, обрамленным коротко подстриженной русой бородой, внимательно смотрел на нас, сложив руки на груди. Лет ему на вид было под пятьдесят, стало быть, в нашем земном прошлом смело можно считать, что около сорока. Оделся он почти в такую же рубаху, как и доставившая нас сюда девушка, только что покороче, такой же расцветки штаны и все того же фасона мягкие сапоги до середины бедра. Видимо, этакий 'унисекс' в местном исполнении. А что, вполне практично и пешком по лесу ходить, и верхом ездить. Отличием его одежды от женского варианта была темно-зеленая шляпа с широкими полями, украшенная витым желто-зеленым шнуром, завязанным на бантик вокруг тульи, да несколькими яркими перьями. Ну и подпоясан он был широким кожаным ремнем, на котором висел изрядных размеров кинжал в красивых, как бы даже не серебряных, ножнах.

Справа и чуть позади от него стояла статная женщина несколько моложе, причем сразу бросалось в глаза, что наша лесная амазонка - ее дочь. Лицо такое же, если сделать поправку на возраст. Вот она была одета уже по-женски - в длинную, правда, не до пят, а лишь чуть-чуть не доходящую до щиколоток, темно-бурую юбку поверх которой повязала сероватый передник, белую рубаху с закатанными рукавами, и серо-зеленый корсаж, спереди стянутый шнуровкой. Две темно-русых косы, такие же толстые, как у дочки, но подлиннее, и покрывавший голову простой чепец из неотбеленного полотна завершали картину.

По левую руку от бородатого лесного богатыря без особого успеха старался выглядеть большим и грозным долговязый парень лет двадцати (потому что выглядел на двадцать пять), худой и жилистый, с копной светло-русых волос и редкой растительностью на лице. Одет он был под стать местному патриарху, только без головного убора, кинжал у него висел в простых обтянутых кожей ножнах. Молодая женщина, стоявшая за ним и одетая примерно так же, как и мать лесной всадницы, держала на руках ребенка, закутанного в серое суконное одеяло.

Судя по всему, встречало нас семейство в полном составе. Из-за спины старшей женщины осторожно выглянула, а затем и вышла, встав рядом и держась за мамину юбку, маленькая девочка, лет, наверное, трех-четырех, в рыжеватом платьице, перешитом, похоже, из модной тут рубахи.

А сама виновница торжества, конечно, если таковыми не считать нас, встала даже впереди отца. Ну да, отца, видно же было, что это именно семья. Но, как и положено воспитанной девушке, встала не прямо впереди, а впереди и левее, повернувшись одним боком к нам, другим к родным, как бы представляя нас своей семье.

Мы, словно по наитию, построились в шеренгу, чтобы хозяева могли лучше нас всех рассмотреть. Смотрели они с явным интересом, удивлением и, что особенно порадовало, доброжелательно. У меня даже в груди немного защемило. Помню, мне всегда нравились старинные фотографии таких вот простых патриархальных семейств, будь это русские крестьяне или казаки, переселенцы Дикого Запада, буры, которые африканеры, или немецкие бюргеры. Что-то такое во всем этом было основательное, доброе, естественное и, увы, утерянное. А тут - вот они, живые и настоящие, стоят и смотрят на тебя, а ты на них.

Глава семейства сделал шаг в нашу сторону и произнес коротенькую, минуты на полторы, речь. Насколько я что-то понимал в языках, такого мне слышать не приходилось. Там, дома, я бы с ходу определил большинство европейских языков. Да-да, даже не понимая того же португальского, я бы определил, что говорят именно по-португальски. Да что там, я бы отличил, скажем, шведский язык от норвежского или датского! А тут - нет. Хотя больше всего речь лесного патриарха напоминала баварский диалект немецкого - совершенно невероятную передачу характерного тевтонского лая исключительно мягким, даже слегка певучим тоном. Но ни одного знакомого слова! Закончил он совсем уже торжественно, должно быть, произнося какую-то ритуальную, освященную вековыми обычаями, фразу. Ну точно, в самом конце он протянул вперед и несколько в сторону правую руку, держа раскрытую ладонь книзу, будто кладя ее на священную книгу, и возгласил: 'Гвенд!'. 'Гвенд!' - нестройным хором повторили все, за исключением младенца на руках молодой матери.

Ответную речь от имени и по поручению попаданцев толкнул я. Ну не то, чтобы прямо уж так по поручению, скорее, просто первым сообразил.

- Мы от всей души благодарны тебе, добрый хозяин, за гостеприимство. Здесь мы не по своей воле, но, став твоими гостями, принесли с собой мир и дружбу. Да благословит Господь твой дом и твоих ближних! - и пусть хозяин не понял моих слов, но вот честное слово, общий их смысл и настрой уловил и принял. Ну и в завершение я приложил правую руку к груди и поклонился, надеясь, что это старинное выражение признательности и благодарности здесь поймут. С секундной задержкой мой жест повторили Николай и Сергей с Алиной.

Хозяева нас поняли, но официальная часть на этом не закончилась.

- Корнат. Корнат Триам, - хозяин приложил руку к груди, представился, стало быть.

- Таани, - он показал рукой на жену.

- Фиарн, - рука простерлась в направлении сына.

- Касси, - в направлении его жены.

- Лоари, - пришла очередь нашей лесной всадницы.

- Тирри, - с широкой улыбкой патриарх показал на младшенькую. Девчушка, услышав свое имя, тоже радостно улыбнулась.

- Корнат, - на этот раз он отступил назад и осторожно коснулся рукой свертка на руках Касси.

Ага, стало быть, внук в честь деда назван. Ну что ж, традиция и для нас не чужая. Ну да о традициях потом подумаю, сейчас надо представляться самим.

- Федор. Федор Мельников, - назвал я себя и легонько толкнул локтем Николая - давай, мол, продолжай.

- Николай, Сечкин, - подхватил он.

- Сергей Демидов, Алина Демидова, - Серега поспешил приделать Алине свою фамилию, обозначив ее женой. Та аж засияла.

Корнат что-то сказал дочери, та кивнула, и семья Триамов разошлась по сторонам. Сам Корнат с сыном направился к одной из хозяйственных построек, женщины с детьми зашли в дом. Лоари, зайдя на крыльцо, все с той же доброй улыбкой пригласила в дом и нас.

Не скажу, что день был таким уж жарким, но деревянный дом - это деревянный дом. С первого же шага через порог меня мягко обвеяло приятной, какой-то живой прохладой и удивительно приятными ароматами, которые я, городской житель, даже не могу назвать. Внутреннее убранство дома роскошью, ясное дело, не поражало, но и бедно не выглядело. Если я правильно помнил, в нашем прошлом что у нас, что на Западе семьи примерно такого достатка часто жили в общих помещениях, иногда дома делились на мужскую и женскую половины. Или нет? Впрочем, не так и важно. Здесь, похоже, разделялись все же по комнатам. Во всяком случае, Лоари провела нас на второй этаж, где две комнатки нашлось и для нас. Новоявленным супругам Демидовым досталась одна, нам с Николаем другая. Тесноватая комнатушка, большую часть которой занимали две широких лавки из толстенных досок, да деревянный окованный железом сундук. Зато было небольшое окошко из маленьких толстых стекол в деревянной раме, выходившее во двор. Лоари ушла, мы с Николаем принялись осматриваться. Помимо названной мебели, по стенам были вбиты несколько железных крюков, не иначе как для развешивания одежды, на полу имелся плетеный из веревок коврик, но нас обоих больше всего заинтересовал осветительный прибор. Прибор этот висел на одном из вбитых в стену крюков и чем-то напоминал керосиновую лампу, но именно что напоминал. Латунная конструкция со стеклянной трубой и матерчатым абажуром на проволочном каркасе заправлялась, судя по запаху, растительным маслом. На маленькой полочке рядом с лампой лежал коробок спичек, вот он-то нас просто потряс.

Начнем с того, что был он не картонным, как в наши дни, и не из обклеенного бумагой шпона, как в моем детстве, а деревянным. Строго говоря, и не коробок даже, а маленькая шкатулочка с откидной крышкой и цветным рисунком на ней, изображавшим как раз горящую спичку. Терок на коробке не имелось. Ну что ж, вроде как первым, фосфорным еще, спичкам терка особо и не требовалась - зажигались они о любую более-менее негладкую поверхность. Сами спички тоже впечатляли - сантиметров восемь в длину, толстенькие такие, головастые, они внушали своим видом почтение и уважение. Не какие-то там финтифлюшки! Интересно смотрелся и маленький глиняный горшочек, вставленный в проделанную в полке дырку - должно быть, для отработанных спичек. Ясное дело, сразу возникло желание ради интереса такую спичку зажечь, но все же решили зазря хозяйское добро не переводить. Кто его знает, сколько тут эти спички стоят?

Пока мы знакомились с местом, которому на ближайшее (знать бы еще, какое по продолжительности) время предстояло стать нашим пристанищем, вернулась Лоари, притащив два толстенных, но судя по всему, легких матраса. 'Тюфяк', - вспомнил я название таких подстилок, набивавшихся соломой. Судя по запаху, здесь они, должно быть, за неимением соломы, были набиты сушеной травой. Подняв крышку сундука, девушка пригласила нас заглянуть внутрь, и нашим взорам явились две небольших подушки, одеяла из толстого, очень похожего на шинельное, некрашеного сукна, да стопка льняных простынь. Что ж, сегодня спим в человеческих условиях, ура!

Лоари Триам снова ушла, а мы, посидев пару минут, решили пойти посмотреть, как устроились Сергей с Алиной. В общем-то, так же, с той лишь разницей, что у них лавки были составлены вместе и для верности связаны веревками, да тюфяк был один, зато широкий, двуспальный, так сказать. Да, замечательные люди эти Триамы - не просто приняли неожиданных гостей, оказавшихся в беде, но и устроили каждого в соответствии с семейным положением. Наши гостеприимные хозяева нравились мне все больше и больше.

- Как тут классно! - восхищенно произнесла Алина. - Антиквариат живой! Минимализм, а так уютно! - раскрыть рот, удивляясь тому, что молодая женщина знает такие слова как 'минимализм', я не успел, вовремя вспомнив, что Алина дизайнер. Пусть и по одежде, но каким-то общим понятиям ее учили же.

- А дальше что и как будет? - Сергей продемонстрировал куда большую практичность.

- Дальше? - переспросил я. - Если я все правильно представляю, нас скоро позовут за стол.

- А потом? - Алина тоже переключилась на более практические вопросы. - Ну не сегодня и не после обеда, а вообще потом?

- Не знаю, - честно признался я. - Люди они хорошие, как я понимаю, более-менее зажиточные, но вечно мы тут жить, насколько я понимаю, не будем.

- Федор Михайлович, - в голосе Алины слышалась робкая надежда, - вы думаете, мы сможем домой вернуться?

- И опять не знаю, - я вздохнул. - Но сейчас Триамы - наша единственная надежда на нормальную жизнь. Пойми, Алин, здесь по отношению к нам прошлое. Разница полторы сотни лет примерно. Я-то не знаю всего, что тут нужно для жизни, Николай тоже, а вы с Сергеем, уж прости меня, тем более. В общем, так, это я всем говорю. Смотрите внимательно по сторонам, чем мы с вами можем тут быть полезными. Эта семья сейчас, повторяю, - наш единственный шанс не то что на достойную жизнь, а просто на выживание.

- Федор прав, - поддержал меня Николай. - Нам сделали добро, добром и отвечать будем.

В дверь постучали. Вот это да! Мало того, что выделили нам жилье, так и ведут себя, словно оно наше! Простейшее, в общем, проявление обычной для воспитанных людей тактичности нас ошеломило. Хорошо хоть, Алина быстрее всех сообразила встать и открыть дверь, не хватало еще хозяев заставлять ждать в собственном доме!

Это снова была Лоари, переодевшаяся в обычную женскую одежду, как у матери и жены брата (эх, черт, было же наверняка в старину какое-то одно слово, которым жена брата называется!). Как я и предсказывал, хозяева звали гостей за стол, а перед этим Лоари отвела нас к самому обычному рукомойнику. Что ж, с бытовой культурой тут, похоже, порядок.


Глава 5



- И что ты обо всем этом думаешь? - спросил я Николая.

Ответил он не сразу. Занят был - чистил винтовку. Делом этим из-за патронов, снаряженных черным порохом, приходилось заниматься частенько, очень уж скапливался в стволе нагар, да и свинцовые безоболочечные пули изрядно засоряли нарезы. У Триамов мы жили уже почти два месяца, и неделе, кажется, на третьей Корнат выдал мне, Николаю и Сергею по ружью. Вообще, ружей у доброго семейства приходилось штуки по три на каждого, включая даже Корната-младшего и Тирри, так что от себя хозяин ничего не отрывал. Тем более, винтовки он нам не подарил, а именно что выдал.

Но давайте я по порядку. Лоари, а по-нашему, с легкой руки Алинки, Лора, Лорка или Лорик, все это время далеко и надолго от нас не отходила. Как я понимаю, отец приставил ее к нам как помощницу и учительницу. Учениками мы оказались способными, и уже через месяц более-менее сносно разговаривали на местном языке, еще через пару недель научились читать, а я еще и буквально на днях освоил здешнее письмо. Николаю и Демидовым местное чистописание давалось чуть труднее, но рук они не опускали, и скоро тоже будут без особых проблем выписывать здешние буквы.

Ох, как же мы, оказывается, изголодались по информации! Полтора месяца ничего не читать, воспринимая сведения только с живого голоса - для нас это оказалось сродни голоду. Первое время пытались как-то компенсировать беседами между собой, по мере освоения языка к этому добавились разговоры с Лорой, а уж научившись читать, аж прямо предвкушали, как схватимся за книги, которых у Триамов оказалось целых восемнадцать штук. Причем видно было, что их регулярно читали и перечитывали - грамотными в семье были все, ну, понятно, за исключением тех же самых-самых младших.

Попытаюсь изложить полученные нами знания более или менее системно. Итак, мир, в котором мы теперь жили, местные называли Эрасс, что в переводе, как и следовало ожидать, означало 'Земля'. Одним названием сходство с Землей не ограничивалось, если бы мы не видели карт Эрасса и не заметили, что наши часы показывают тут что-то невообразимое, так бы и продолжали считать, что попали пусть и в параллельный, но свой мир, как мы с Николаем думали в первую ночь на новом месте.

Кстати, о часах. Сутки здесь составляли чуть меньше двадцати семи наших часов, так что местный час, а в здешних сутках их тоже считали две дюжины, равнялся шестидесяти семи нашим минутам. Год состоял из трехсот шестидесяти суток и, соответственно, был аж на восемьсот восемьдесят восемь (хорошее число, а?!) часов длиннее нашего. Високосные года, с одним лишним днем, тоже случались, но раз в семь лет, а не в четыре.

Если верить картам в имевшихся у наших хозяев книгах, континентов на Эрассе по сравнению с Землей был недобор - всего четыре. Срединный, самый крупный, по своему расположению примерно соответствовал нашей Евразии, южнее простирался аналог Африки - Пустынная земля, к западу вместо двух Америк имелся всего один Закатный континент, место Австралии занимала Океания, очертания которой на разных картах изображались почему-то по-разному. Это я перевожу принятые здесь названия на русский. При этом общее соотношение площадей суши и моря здесь почти такое же, как и на Земле - примерно тридцать процентов на семьдесят, опять же, если верить картам.

Изрядную часть Срединного континента, несколько смещаясь на запад от его центра, занимала Империя. Вот так - с заглавной буквы и без уточнения, какая именно. Как объяснила Лора, Империя на Эрассе только одна, а когда я спросил, почему, сначала долго не могла прийти в себя от изумления, а потом еще дольше пыталась мне втолковать, что никакой другой быть просто не может. У меня хватило ума сообразить, что вопрос мой имел совершенно неблагонадежный и даже крамольный подтекст, и тему беседы я живенько поменял. Потом еще и наших всех предупредил, чтобы больше об этом не спрашивали. Но продолжу. К востоку от Империи роились многочисленные государства от довольно крупных до карликовых, на западе лежали Дикие земли, по которым бродили воинственные и жестокие кочевники. Колониальной экспансии на манер Земли девятнадцатого века ни Империя, ни остальные государства Срединного континента не проводили, но на берегах Пустынной земли и Закатного континента имелись немногочисленные поселения, как имперские, так и других государств.

Мы, кстати, в данный момент находились как раз в западном имперском приграничье. Вообще-то племена даянов, мерасков и калабашей, как и положено нормальным кочевникам, в леса без особой необходимости старались не углубляться, предпочитая их обходить, но иногда особо шальные искатели добычи пытались извлечь для себя выгоду из крайней малочисленности лесных бааров - народа, к которому принадлежали Триамы. Потому Корнат и выдал нам ружья, а заодно довел до нас нехитрое местное правило: если уж выбираться в лес без чего-то необходимого, то лучше без штанов, чем без ружья.

Проблема с кочевниками усугублялась еще и тем, что лес, в который неведомая сила нас занесла, не так давно находился как раз на землях, по коим кочевали мераски, хотя зачем им лес, непонятно. Если только как источник древесины? А что, очень может быть. Империя отжала эту территорию лет уже как сорок с чем-то, но многие мераски почему-то еще продолжали считать ее своей. С одной стороны, набеги мерасков были редки (последний, по словам Корната, отбили четыре года назад) и совершались крайне малыми силами (хутор Триамов тогда пытались штурмовать человек тридцать), с другой - все же приносили те еще беды. У Корната в тот раз погиб второй сын, по возрасту средний между Фиарном и Лоркой. Однако же мерасков вокруг земляного вала осталось валяться шестнадцать, да сколько-то раненых драпанувшие кочевники увезли с собой. В общем, отбились, и не только Триамы, а еще два таких же лесных хутора, сами отбились, до подхода имперских солдат. Зато имперцы тут же организовали преследование кочевников, плавно перешедшее в карательную экспедицию уже на неприятельской территории, именно тот поход Корнат и считал настоящей причиной нынешнего мира. Тем не менее, поводов сильно расслабляться это не давало, потому что за прошедшие четыре года следы мелких, по три-четыре всадника, групп мерасков и Корнату, и Фиарну, и Лоре в лесу попадались. Разведка, наверное. М-да, а мы в этом лесу почти сутки с одним ножиком на четверых ходили... Так что очень могло получиться так, что Лора спасла нас не только от недоедания, но и от чего-то похуже.

Сам Корнат, как выяснилось, жил в лесу не просто так. Он служил имперским лесничим и получал от казны неплохое жалованье, часть деньгами, часть патронами. Фиарн тоже числился по лесничеству, так что и на него казна отпускала деньги и боеприпасы, остальные члены семьи были на иждивении своих мужчин. Хоть Лорка и помогала отцу и брату патрулировать в лесу, но на ней казна экономила. Хозяйство Триамов всех потребностей семьи не удовлетворяло, поэтому большую часть своих денег Корнат и Фиарн тратили на весенней и осенней ярмарках в Коммихафке - ближайшем имперском городе, закупая там все необходимое на полгода вперед.

Вот когда речь зашла о деньгах, а говорили мы с Корнатом о них сегодня один на один, так уж сложилось, и всплыл интереснейший момент, для обсуждения какового я отрывал сейчас Николая от полезного дела. Я, честно говоря, натуральным образом обалдел, когда узнал, что попаданцы тут случались и до нас! По крайней мере, в этих лесах такое последний раз произошло лет двадцать пять назад. А еще больше меня впечатлило, что Корната, как имперского служащего, даже инструктировали по обращению с таковыми! А мы-то гадали, почему это Триамы и не удивлялись нам, и приняли нас сразу как своих... Нет, что ни говорите, люди они хорошие, это даже не обсуждается ввиду своей очевидности, но была и другая причина такого отношения, и лежала она в сугубо материальной плоскости. Во-первых, Лорке теперь полагалась от казны денежная премия за наше обнаружение. А, во-вторых, казна принимала на себя обязательство компенсировать Триамам расходы на наше содержание при условии, что те убедят нас приехать в Вельгунден - столицу Империи. Чувствуете, а?! Именно что убедят приехать, а не доставят нас туда сами или не сдадут с рук на руки в ближайший имперский гарнизон!

Николай отложил винтовку, обтер руки тряпкой и повернулся ко мне.

- А я-то все думал, когда и чем это закончится... - задумчиво сказал он.

- Ну чем, мы теперь вроде бы знаем. Или как? - поинтересовался я.

- Это да... Я-то хоть и живу... жил в деревне, человек все-таки технический. Скучаю я тут без железок и механики всякой. Ты - вообще насквозь городской, Серега с Алинкой тоже. Нам всем в городе лучше будет. Наверное, - на всякий случай оговорился Николай.

- Я тоже думаю, что лучше. Кстати, мне кажется, что я знаю, и когда мы отсюда съедем.

- И когда же? - Николай аж подобрался. Да, точно, скучает он без машинерии, ох и скучает!

- Осенью. Триамы в город поедут на ярмарку, вот и отвезут нас туда. Оттуда железная дорога в столицу, я помню, на карте видел.

- Хм, скорее всего, так и будет, - согласился Николай, пару секунд подумав. - А насчет добровольности нашей что скажешь?

- Насчет добровольности... Я так думаю, в таких как мы, тут заинтересованы. Сам смотри, - я начал на ходу развивать тему, - сколько мы уже здесь натыкались на то, чего в нашем таком же прошлом не было?

- Это ты про колючку? - вспомнил Николай. Про спираль Бруно мы давно еще говорили, чуть ли не в первый день у Триамов.

- Не только, - я начал припоминать все, что могло быть такими анахронизмами. - Рубахи лесные камуфляжные, например. У нас распятновка в Первую мировую появилась, здесь, хоть и кустарная, но уже есть. А винтовки, с которыми Корнат и Фиарн ходят? - я припас аргумент просто железный.

Две винтовки из имевшихся в хозяйстве были для середины девятнадцатого века просто нереальными. Вроде бы те же самые винчестеры, но с отъемным магазином. С отъемным, мать его, магазином! На двенадцать патронов!

Винтовки эти Корнат купил как раз на весенней ярмарке нынешнего года. В чем, спросите, был смысл платить за них почти двойную по сравнению с обычными ружьями цену? Да вот как раз в том самом магазине. При всей скорострельности винчестеров, очень уж много времени уходило на заполнение патронами расстрелянного подствольного магазина. Собственно, потому у Триамов и было по три ствола на каждого - чтобы не заморачиваться перезарядкой, когда надо стрелять и стрелять. Корнат рассказывал, как они тогда от мерасков отбивались - он с сыновьями и Лоркой бегал по галерее и стрелял, а Таня (это мы так жену его Таани для себя зовем), она как раз тогда младшенькой дочкой беременна была, подбирала брошенные ружья и снаряжала магазины. А с отъемным-то магазином - стреляй, не хочу! Сменить его - дело нескольких секунд. Нет, это из другого времени сюда принесли, и даже не пытайтесь со мной спорить!

Николай и не пытался. Покивав головой, признавая тем самым мою правоту, он сказал:

- Вот интересно, Федор, ты же сам не технарь, а такие вещи знаешь, что мне и в голову не приходили ни разу...

- Так, Николай, я ж историю люблю. И хоть как-то ее знаю. Историю техники в том числе. Мы с тобой сработаемся - я знаю, что делать, ты сообразишь, как.

- А мелкие наши? - мелкими Николай обозвал, ясное дело, супругов Демидовых. - Хотя Алинка-то устроится.

Это он правильно сказал. Если мы с Николаем вполне можем открыть тут мастерскую, то Алинка быстро станет главной имперской модельершей. Во всяком случае, те изменения, что она успела внести в гардероб Триамов, прошли на ура.

Началось с того, что Лорке понравился Алинкин свитер. Уж и так, и сяк она им восхищалась, аж глазки горели. Ну, Алинка и спросила, есть ли в доме спицы. Язык все мы тогда знали еще с пятого на десятое, больше на пальцах объяснялись, но минут через десять Алине дали и спицы, и немаленький моток шерстяной пряжи. Вязание, вообще-то, технология древняя, еще со средних веков известная, но вот свитера, если я правильно помнил, появились где-то к концу все того же девятнадцатого века. До этого вязали чулки, кружева, да хрен его знает, что еще, но не свитера. Может, где-то по окраинам Европы, в какой-нибудь Норвегии, и их вязали тоже, однако широко они распространились куда как позже. Вот и здесь свитеров не знали, вся шерсть уходила на чулки.

Через две недели Лорик вовсю красовалась перед родными в обновках. Свитер ей Алинка связала настоящий - толстый, с воротником, для зимы, еще и добавила к нему шапку. Хозяева новинки заценили, и теперь Алинка вязала на всю семью, да учила этому женскую половину Триамов. Между делом наша подруга внесла несколько усовершенствований и в другие предметы одеяния. Женские передники получили карманы, и теперь хозяйкам не приходилось морочить свои прекрасные головушки, куда отложить и где потом взять какую-нибудь нужную мелочь. Лесные рубахи тоже благодаря Алине обзавелись карманами, но не открытыми, а застегивающимися на клапан с пуговицей. Тоже, казалось бы, ерунда какая-то, а удобно и, стало быть, полезно.

- Устроится наша Алинка, еще как устроится! - согласился я с Николаем. - Мы и Сереге дело найдем, есть у меня на этот счет кое-какие мысли.

- Это как же? - удивился Николай. - Он же продажник?

- А что, продавать наши с тобой железки и алинкины тряпки не надо будет? - ехидно осведомился я. - А жить на что? Я-то сам, ко всему, еще и рекламщик, так что развернемся мы тут ого-го!

Николай довольно усмехнулся.

- Ну, и еще насчет добровольности, - я вернулся к серьезному тону и теме, которая, как был уверен, требовала полного прояснения. - Ты, Николай, сам знаешь, работать из-под палки человек будет хреново.

- Тем более русский, - уточнил Николай.

- А работать из-под палки головой не будет вообще, - продолжил я. - Если чего и придумает, то исключительно как от работы уклониться. Головой только добровольно и можно работать. И мне, скажу я тебе, очень нравится, что здесь это, судя по всему, понимают.

- И верно, - признал мою правоту Николай. - Теперь, значит, ждем еще три месяца...

Ну да. Ждем. Тоже, кстати, интересно. Мосток в подмосковном лесу мы разглядывали в июле месяце, а здесь оказались в мае. То есть как в мае? Ну вот так. Год здесь привычным для нас образом делился на те же самые двенадцать месяцев, только что начинался с марта. К местным названиям месяцев мы так и не привыкли, продолжая пользоваться родными. Да сами посудите - май, в котором мы сюда попали, обзывали здесь 'поздним весенником', июнь, который прожили тут целиком, был 'ранним летником', сейчас на дворе стояло самое начало 'среднего летника', июля, то бишь, а ярмарка осенняя открывалась в 'среднем осеннике', в октябре, значит. Ну да, как раз через три месяца.



Глава 6


'Любите книгу - источник знаний!' - в моем детстве такие призывы повторялись частенько, как из уст взрослых, так и в виде плакатов. Я полюбил. До сих пор люблю. При всем удобстве оставшихся дома интернета и электронных читалок нет более приятного способа получения тех самых знаний, чем добротная бумажная книга. На хорошей бумаге, в твердом переплете, напечатанная шрифтом, достаточно крупным для удобства чтения, но не настолько крупным, чтобы возникло впечатление, будто издатели пошли навстречу автору, не имеющему, что сказать, но желающему видеть свой труд в солидном формате. Вот как раз такую добротную книгу я и читал. 'История Империи в изложении для полного курса обучения в народных школах', сочинил которую неизвестный мне Фейарн Гройт, разумеется, серьезным научным исследованием ни в коей мере не была. Как и любой учебник в любое время и в любой стране, она излагала историю государства в том виде, в каком ее, по мнению властей, надлежало видеть добропорядочным и благонадежным гражданам. Вот это и было в книге самым интересным - пробираясь по непривычным буквам и словам, я узнавал историю такой, какой ее видели наши добрые хозяева и, как я понимал, большинство населении Империи. Или, скажем так, большинство грамотного населения Империи, если вдруг грамотность была тут не всеобщей. Хотя те же Триамы, демонстрируя поголовное (мелких не считаем) умение читать и писать в лесу на самом краю Империи, на определенные мысли наводили.

Чтение стало на хуторе Триамов одним из моих любимейших занятий, и я с каким-то внутренним ужасом гнал от себя мысли о том, что будет, когда я прочту все имеющиеся в доме книги. Но пока что этот страшный для меня день оставался еще далеким. Я осилил только первый из трех томов 'Истории Империи' (сейчас читал второй), 'Землеописание или Краткие сведения о странах и народах Срединного континента и иных земель' некоего, довольно давно жившего Гернота Честного и 'Дополнения к землеописанию Гернота Честного, написанные его учениками и последователями'. Четырнадцать книг еще ждали своего часа. Точнее, тринадцать - местный букварь, а точнее, 'Буковник новый для обучения чтению и письму' я тоже изучил. Просто не признался с самого начала - как-то неприлично в моем-то возрасте...

- Феотр? - в нашу с Николаем комнатку, где я сейчас в гордом одиночестве читал историю, заглянула Лора. Ну да, мое имя здесь произносили именно 'Феотр'. Сергей стал Сиарком, Алинку называли Линни, а Николай теперь отзывался на совсем уж невообразимое Никлаа. Тоже плюс местным. Чем больше народ переиначивает на свой лад иностранные имена и названия, тем более этот народ самодостаточен.

- Феотр, я стучала! - девушка сразу же выставила оправдание своему вторжению. Да, еще дома я замечал за собой такой грех - мог залезть в книгу так глубоко, что реагировал далеко не на все внешние сигналы.

- Ты много читаешь, - Лора произнесла это скорее утвердительно, чем вопросительно.

Ну да, много. По здешним меркам. Зато работаю меньше других, ха-ха. Корнат когда узнал, что я старше него, проникся и как-то извернулся распределять работу так, что мне доставалось заметно поменьше, чем остальным.

Да-да, мы тут работали. Не то чтобы отрабатывали свое содержание, за это Корнату Империя заплатит, а просто так, из нормальной человеческой солидарности. Работы тут хватало, и просто смотреть, как Триамы постоянно что-то делают, нам не приходило в голову. Алинка вязала и шила, Николай вообще за все брался, хотя и предпочитал что-нибудь, связанное если уж не с металлом, то с деревом, а Сергей, малый здоровый и крепкий, со смехом говорил, что лопата, грабли, вилы и прочие аналогичные инструменты с успехом заменяют ему спортзал. Я, если что-то делал, то в основном по столярной части - когда-то давно приходилось, вот руки и вспомнили, что, куда и как. Иной раз и чем-то потруднее занимался, не без того. Кстати, жизнь в лесу и работа на свежем воздухе весьма неплохо повлияли на мое здоровье. Все-таки полсотни моих лет, немало из которых были прожиты, мягко говоря, не самым здоровым образом, принесли мне кучу проблем. А тут я начал замечать, что куча эта начала потихонечку уменьшаться. Дышать легче стало, уставать начал меньше, кости по утрам не ноют, даже моя дальнозоркость куда-то делась. Экология местная работала, чистая незагаженная природа. По крайней мере, другого объяснения у меня все равно не было. Кстати, то же самое и Николай говорил про свое самочувствие, ну а молодые наши и без того здоровьем обделены не были.

- Вы все читаете много, - не унималась Лорка. - Линни говорила, у вас еще больше читают?

- Да, - подтвердил я. На какой-то развернутый разговор, честно говоря, настроя не было.

- Наверное, это очень интересно, - вот у Лоры такой настрой, судя по всему, наличествовал, и отсутствие его у меня девушку не особо и волновало. - Вы постоянно что-то узнаете... - Она мечтательно закатила глазки к потолку и на какое-то время задумалась.

Эх, девочка... Знала бы ты, сколько всякой ерунды и всяческого словесного, зрительного и прочего информационного мусора постоянно вливается в наши мозги, ты бы в ужасе спряталась. Ну да. Или подсела бы на это не хуже чем на наркоту.

- Феотр, а ты мог бы научить меня своему языку? - неожиданно спросила она.

- Лора, а зачем? - я постарался подпустить в голос побольше мягкости и доброты. - Мы учим ваш язык, не просто так, чтобы его знать. Мы разговариваем с вами, читаем ваши книги, мы, зная ваш язык, сможем жить здесь. А какая тебе будет польза от знания нашего языка? Я думаю, осенью мы уедем и тебе не с кем будет на нашем языке говорить. И читать здесь по-нашему нечего. Ты просто быстро забудешь наш язык, потому что для тебя это будет бесполезное знание.

Скорчив недовольную мордашку, девушка все же признала мою правоту. Интересно, что она придумает в следующий раз?

Да... Вот ведь выросла проблема на ровном месте... Впрочем, проблеме этой было уже почти семнадцать местных лет, а моей она стала где-то с неделю назад, когда я с удивлением заметил, что Лорка дышит ко мне явно неровно. Девчонка старалась почаще и подольше находиться у меня на глазах, а если повода для этого не было, тут же его создавала, ни капельки не заботясь о правдоподобности. Раз она вызвалась проконтролировать мои упражнения в стрельбе из винтовки - это вообще было что-то с чем-то. Лорик прямо-таки из кожи вон лезла, создавая ситуации, в которых я, как она, видимо, полагала, просто обязан был ее обнять. Как я при таком напоре умудрился избежать самострела или чего похуже, сказать до сих пор не могу. Откровенно говоря, я подозревал, дальше будет больше.

Усиливало эти подозрения то, что Лорка, пытаясь привлечь к своей особе мое мужское внимание, нимало не заморачивалась присутствием своих родных или остальных членов нашего попаданческого коллектива. Разве что прилипала ко мне при попытке прицелиться в мишень, дождавшись, пока уйдут отец да Николай. Судя по отсутствию реакции со стороны родителей и старшего брата, никаких положений гвенда она при этом не нарушала, и это меня несколько, скажем так, озадачивало.

Гвенд... Тоже интересное явление. Этим словом тут именуют свод правил и рекомендаций, заменяющий народу бааров, как лесных, так и полевых, закон, обычай и религию вместе. Происхождение гвенда все же носило религиозный характер, но так, чисто номинально. Как я понял, считалось, что первые, самые древние, положения гвенда дал баарам кто-то из богов, на чем и оставил людей без своего дальнейшего надзора, пообещав когда-нибудь спросить за их исполнение. Со временем этих положений для регулирования жизни баарам стало не хватать, а поскольку божественная инспекция все никак не являлась, люди стали прибавлять к ним уже свои собственные дополнения. Так и жили - сначала исключительно по гвенду, затем, когда сюда пришла Империя, ее законам баары следовали только в отношениях с имперскими властями. Империю, впрочем, такое положение устраивало. Если я понимал правильно, признание гвенда обеспечило имперцам неплохую экономию на содержание в землях бааров судей и полицейских.

Что особенно интересно, Империя даже озаботилась записать и систематизировать положения гвенда, для удобства как своих чиновников, так и самих бааров. В доимперские времена гвенд существовал только в виде устной традиции, записывать гвенд самим же гвендом прямо и недвусмысленно запрещалось, ибо соответствующее положение гласило: 'Закон, записанный в книге, никто не помнит и не чтит, когда книга закрыта'. Однако же, прогресс не остановишь, и Лора как-то, понизив голос и осторожно озираясь, сказала, что слышала, будто однажды при особо запутанном споре двух семей кто-то из стариков сверялся с положениями гвенда по книге.

Вот когда Лорка рассказывала мне о гвенде, она, стреляя глазками, упомянула, что незамужним девицам оный гвенд предоставляет свободу в решении своей судьбы. То есть для свадьбы в обязательном порядке гвенд требовал согласия самой невесты, а не только ее родителей. Не противоречило гвенду и заключение семейного союза при родительском несогласии, но в таком случае молодые были обязаны поселиться отдельно, вне зависимости от того, чьи именно родители выступали против брака. Да-да, так вот чисто для общего развития и знакомства с местной жизнью рассказала, заразка такая.

Если уж честно, я пока не давал Лорику понять, что ее старания неуместны. Что ни говорите, но когда мужику за полтинник, а вокруг него вертит, скажем так, хвостом семнадцатилетняя девчонка, это жутко льстит мужскому самолюбию. Портить с Лоркой отношения и настраивать ее против себя с учетом того, что нам тут жить аж до октября, тоже не шибко хотелось. Оставалось только стараться делать вид, что ничегошеньки я не понимаю и еще сильнее стараться удерживать себя от чисто инстинктивной реакции налоркины провокации. Пока что у меня и то, и другое получалось, но я прекрасно понимал, что чем дальше, тем для меня такое будет сложнее. Хорошо это или плохо, но мужской организм в любой момент способен отреагировать на женское внимание без участия головного мозга, сами же знаете.

- Феотр, а у тебя в твоем мире была жена?

Тоже вот местная особенность. Обращение на 'вы' тут не в ходу. А что, мне так даже нравится. Но вопросик... Похоже, Лорку я, когда говорил о ее тактичности, явно перехвалил.

- Была, - ответил я. - Мы давно развелись.

- Почему? - Лорка удивилась настолько искренне, что даже не было неприятного ощущения от чемпионского по бестактности вопроса.

- Ну... Мы перестали любить друг друга.

На этот раз лоркино удивление перешло вообще все границы. Девочка аж секунд пятнадцать вообще ничего сказать не могла, только пару раз раскрывала рот и тут же его защелкивала.

- Странно у вас, - она наконец нашла, что сказать. - Странно. По любви женятся и замуж выходят, только для этого любовь и нужна! А живут потом уже, потому что надо. Детей растить, хозяйство держать...

И вот что, спрашивается, тут скажешь?! Вот как объяснить девчонке из мира, где живут по правилам, исправно действующим не одно столетие, нравы нашего мира, где на моей жизни, а по историческим-то меркам мои полсотни лет - это тьфу, официально рекомендованная мораль менялась считай что дважды?! И надо ли ей это объяснять вообще? Уж лучше пусть считает нашу жизнь странной. Тем более, отсюда, из лесной глуши на окраине Империи, я и сам уже видел оставшийся неизвестно где наш мир именно таким.

Спасла меня Таня, позвав дочку для какой-то надобности. Мне было уже не до хода второй Тингамской войны, так что я отложил книгу и вышел на двор, где вовсю кипела работа. Николай с Сергеем помогали Фиарну чистить дренажную канаву, обеспечивавшую выход сточных вод за пределы хутора, Алинка, пристроившись на крыльце, вязала. У ее ног развалилась, греясь на солнышке и блаженно жмурясь, Мисси, та самая ручная рысь, с которой мы познакомились даже раньше, чем с Лорой. Господи, кажется, что это было уже чуть ли не в прошлой жизни!

С 'классной кисой' Алинке все же удалось подружиться. То есть, Мисси иногда давала девчонке себя погладить, пару раз при этом даже урчала от удовольствия, а если вдруг по каким-то причинам не была настроена на общение, предупреждала об этом недовольным ворчанием. Алинка в таких случаях всегда подтверждала мое мнение о ней, как о барышне, очень даже неглупой, приставать к Мисси прекращала, поэтому так до сих пор и не познакомилась с рысьими зубами или когтями. А уж если киса была настроена на общение... Думаю, понятно, на какие именно фотографии был израсходован последний ресурс батарейки серегиного телефона.

У Триамов, что меня, в общем-то, поразило, наши мобильники никакого культурного шока не вызвали. Да, они позавидовали, что в нашем мире люди могут разговаривать друг с другом на любых расстояниях, но и только. Да и то, когда мы с Сергеем сумели разъяснить нашим хозяевам устройство сотовой связи и тем самым довести до них невозможность использования мобильников здесь, они быстро о своей зависти забыли. Вот фотографии, сделанные в нашем мире, интерес у Триамов вызвали и правда немалый. Корнат с сыном больше всего впечатлились снимками, которые Сергей сделал в танковом музее в Кубинке, а от Тани, Лоры и Каси пришлось наслушаться охов-ахов над фотографиями Алинки в самых разнообразных одеяниях. Да, мужчины и женщины - везде мужчины и женщины. Но вот когда батарейки в мобильниках окончательно сели, никто из семьи имперского лесничего сильно по этому поводу не печалился. Устойчивая у людей психика, что тут еще скажешь!

- Подвинься чуть, - попросил я Алину. - Присяду к тебе, если ты не против.

- Лорка достает? - участливо поинтересовалась Алина.

- Есть немножко, - признал я.

- Она у меня про вас выспрашивала, - Алина коротко хихикнула.

- И как ты, проявила женскую солидарность? - подначил ее я.

- Да какую, на фиг, солидарность, - со смешком отмахнулась Алина. - Лорка вся испереживалась, что я сама-то с вами только тогда и познакомилась. Ну, когда... - на ее лицо набежала легкая грустинка.

- Ну да, не удалось Лорику узнать, как на меня воздействовать, - увел я девочку от грустных мыслей.

- Ага! - радостно подтвердила она. - Только, знаете что, Федор Михайлович, я вам скажу... Я изобразил самый искренний интерес. Нет, мне и правда стало интересно, с чего это вдруг Алинка посерьезнела.

- Она от вас не отстанет, - тихо сказала Алина. - Я и ее-то знаю всего-ничего, но точно вижу, что не отстанет.

- Думаешь? - откровенно говоря, такого я никак не ожидал.

- Да, - для убедительности Алинка еще и кивнула. - Пока мы здесь у них живем, уж точно не отстанет.

Ох-х-х... А ведь Алинка, похоже, права. Что-то в лоркиных глазах сквозило такое... Ладно. До октября продержаться, а там у нее эта блажь из головушки выветрится. Да и мне попроще будет. Наверное...



Глава 7



- Давай разделимся. Я пройду по дальней стороне оврага, а ты по этой. У реки уже легче перейти через него будет, вот там и опять сойдемся, - предложила Лора. Что ж, ей виднее, спорить я не стал.

Я сегодня помогал Триамам патрулировать в лесу. Громко, конечно, сказано - помогал. Не мешал, и то ладно. Однако же, не вышел бы я, сейчас бы вместо меня вдоль оврага пробиралась бы с винтовкой в руках Таня. Ну в смысле не прямо так уж и я, на моем нынешнем месте могли быть (и бывали уже) Николай или Сергей, но все же не женщина. Мы бы и Лорку заменили, но она такого подхода не понимала и не признавала. Я уж не говорю о том, что толку от нее было больше, все-таки опыт есть опыт и хрен чем его заменишь.

Задачу нам Корнат поставил несложную. Надо было пройти вдоль ручья, на берегу которого стоял его хутор, как раз от самого хутора и до впадения ручья в маленькую речушку. Главным тут было проверить овраг, куда ручей уходил метров через триста от хутора и потом протекал по дну километра полтора, а точнее, где-то километр с небольшим. Причем поначалу овраг этот имел большую глубину и крутые склоны, а потом с общим понижением местности становился мельче, склоны - все более и более пологими, а в речку ручей впадал уже почти на ровном месте. Теоретически, и это понимал даже я, овраг представлял собой идеальный путь для тех, кто захотел бы подобраться к хутору Триамов поближе. Не для нападения, много народу, тем более, конных, там тихо не пройдут, а вот для небольшой разведгруппы - самое то, что надо. Вот нам и нужно было убедиться в том, что следов такой группы в овраге нет. Если убеждались, следовало двинуться дальше, Лорка знала куда, навстречу самому Корнату, вместе с Фиарном и Николаем проверявшему лесные дорожки подальше от хутора. Если же таковые следы нам бы попались, Лора должна была провести, так сказать, предварительное следствие - кто был, когда, сколько, откуда пришли и куда пошли - и в зависимости от результатов либо отчитаться перед отцом по его возвращении, либо догонять отца и брата, либо ноги в руки и назад на хутор. Предупреждать мать смысла не было, так как при выходе части семьи в патруль ворота хутора закрывались, и Таня с Касей ходили по галерее с винтовками наготове. Детей брали с собой - а куда ж их девать? Сейчас, впрочем, женщинам Триамов было полегче. Кася сидела дома с Корнатом-младшим и Тирри, Алинка ей помогала, а Таня дежурила на галерее в компании Сергея.

Да, еще в патруле была Мисси. Сейчас рысь помогала группе Корната. Я, честно говоря, сначала не понимал, почему в таких патрулях не используют собак, но Лорка мне растолковала, что собаки хороши больше на охоте. Против кочевников собак пускали почти исключительно при преследовании, искать их с собаками считалось бесполезным. По словам Лорика, а она-то наверняка знала, о чем говорила, собаки передвигаться в лесу бесшумно не могут, лай скорее будет на руку мераскам, потому как послужит для них предупреждением, а прятаться в лесу кочевники все равно по-настоящему не умеют, да и лошади их выдают если уж не ржаньем, то фырканьем, переступанием копыт и прочими звуками.

Кстати, о ненужных звуках... Тут должен быть неприятный в этом отношении участочек, где в густой поросли лично мне неизвестных трав хватало отсохших и опавших с сосен сучьев, если наступить на которые, то шумовые эффекты будут обеспечены. А не хотелось бы.

Прикинув, как этот опасный участок обойти, я похвалил себя за сообразительность. Как раз сделав совсем небольшой крюк, не крюк даже, а так, крючочек, я выходил на замечательное место на краю вверенного нашему вниманию оврага. Замечательно это место было тем, что с него овраг неплохо просматривался вдоль, а если с противоположного края еще и Лорка посмотрит, то мы одними глазами большую его часть проконтролируем, спускаться, может быть, вообще не придется. Оглядевшись, я наметил маршрут и потихоньку, стараясь не шуметь, начал движение.

Я аккуратно переставлял ноги, мысленно благодаря Корната за удобную обувь. Нет, не высокие сапоги, а ботинки из мягкой кожи, которые здесь мужчины носили при работах на хуторе. Ботинки завязывались на кожаные же шнурки и сидели на ноге как нарисованные - повезло с размером. Рубаху в буро-зеленой маскировочной расцветке тоже одолжил Корнат. Мне она была слегка великовата, зато движений не стесняла. Спасибо Алинке, пришившей на рубахи карманы, было куда и патроны положить.

Да, чего-чего, а патронов у Триамов более чем хватало. Когда мы тренировались в стрельбе, я раз спросил у Фиарна, принесшего нам очередную коробку с боеприпасами, не жалко ли их ему. Как оказалось, жалеть этого добра никакой причины не было. Во-первых, Фиарн с отцом ежегодно получали по шестьсот казенных патронов в виде довеска к жалованью, а, во-вторых, Корнат привозил еще по несколько сотен с каждой ярмарки. Оно и разумно - случись что-то вроде того, что было четыре года назад, только высокая плотность огня и выручит. Опять же, как говорил Фиарн, мераска надо убивать хоть издали, хоть вблизи, но на расстоянии, пускай лишь чуть-чуть, но превышающем общую длину его руки и сабли. Стрелки, по словам Фиарна, мераски так себе, ружья хорошие встречаются у них редко, но саблями кочевники владеют отменно.

Черт, что там за шум?! С той стороны, где должна была идти Лорка, отчетливо послышалось какое-то беспорядочное громкое шуршание. Ускорившись, насколько это было возможным без особого шума, я направился в сторону того самого удобного места. Что-то не нравилось мне это шуршание ни хрена...

И правильно, что не нравилось. Картина, открывшаяся мне, едва я выбрался (да-да, как чувствовал - не вышел в полный рост, а именно выбрался чуть ли не на карачках, чтобы не слишком расшевелить какую-то буйную поросль) на удобное для обозрения оврага место, нормальному человеку понравиться не могла.

В овраге деловито суетились аж семь штук мерасков. Ну, может, и не мерасков, я в типажах кочевников не разбирался, но уж точно чужих. Трое были в седлах, причем один из них явно всей этой кодлой командовал. Не потому, что выделялся одеждой или какими-то украшениями, а потому, что раздавал приказания остальным, вроде бы как поторапливал. Еще один проводил непонятные мне манипуляции с седлом своего коня, один, стоя чуть в стороне, держал в руках винтовку, такую же точно, как у меня или у Лорки, и внимательно ее рассматривал, двое копошились, связывая руки и ноги лежавшему лицом вниз человеку в обычной для лесных бааров одежде. Все это оказалось для меня настолько неожиданным, что я даже не сразу понял: они вяжут Лорку. Они, чтоб им сдохнуть, вяжут Лорку!

Пока я соображал, что и как мне делать, тот мераск, что вязал Лоре ноги, закончил и встал, насмешливо, судя по интонации, комментируя успехи своего напарника. Ну вы у меня, гады, сейчас посмеетесь... Напоследок.

Кочевник, сидящий на Лорке верхом и пытавшийся увязать отчаянно сопротивлявшейся девушке руки, поверх одежды носил, как и его подельники, что-то вроде кожаной кирасы - даже на глаз было видно, что сделаны эти предки бронежилетов мало того, что из толстой кожи, так еще и в несколько слоев. Это хорошо, на груди она наверняка толще, чем на спине, так что прострелить этого ублюдка навылет и тем самым поранить Лорку у меня никак не выйдет. Аккуратно прицелившись, я нажал на спуск.

Мераск еще наваливался на Лору, когда я успел выстрелить в комментатора. Торопился, поэтому промазал и стрелять пришлось еще раз. Вторым выстрелом попал ему в шею, брызнула и забила фонтаном ярко-красная кровища. Есть! Понимая, что позицию надо срочно менять, я все-таки выстрелил еще и не ошибся - кочевнику, изучавшему лоркину винтовку, от меня прилетело в живот. Под аккомпанемент истошного вопля смертельно раненного трофейщика и нестройной ответной пальбы я метнулся вправо. Новые звуки в акустическом сопровождении моего перемещения совершенно не радовали - пару раз совсем рядом с головой свистнули пули.

Упав на землю и кое-как устроившись, я открыл огонь по главарю и его ближайшим приспешникам. Выстрелить по удачно сгрудившимся в кучу мераскам смог лишь дважды - тут же пришлось стрелять в спину тому, кто что-то делал с седлом, потому что этот гад, выхватив саблю, бросился в сторону Лорки. Потратив еще три выстрела, я его все-таки завалил.

Мать их, зато подарил несколько секунд троим оставшимся и эти уроды распорядились неожиданным подарком грамотно - дали в мою сторону залп, причем явно больше чем из трех стволов (с двух рук палили, что ли?!) и под прикрытием облака порохового дыма приступили к совершению маневра, именуемого незапланированным отходом. Впрочем, так этот маневр обозначается, когда его совершают свои войска. В исполнении противника его обычно называют бегством.

А что им оставалось? Пытайся они вступить в перестрелку, не факт, что им стало бы лучше. Позиция у меня куда более выгодная, винтовка более скорострельная, даже в лучшем для мерасков случае я бы мог просто держать их на месте до подхода подкрепления, причем не к ним. А так шансы на спасение появлялись, что уж там говорить.

Патронов в моей винтовке оставалось всего три, перезарядиться я совершенно точно не успевал, но все же выдал все три вслед шибко умным врагам и одного-таки вынес из седла. Несколько выстрелов раздалось и в овраге, одна из лошадей, дико и обиженно заржав, завалилась на бок, придавив своего седока, которому, видимо, тоже досталось свинца - никаких попыток выбраться из-под нелепо дрыгающей ногами коняшки он не делал.

Лорка! Смогла, значит, освободиться, удачно я того козла уложил, что руки ей крутил! И тот урод, на которого я три патрона потратил, не просто так на нее с саблей нацелился. Значит, и сама цела, и винтовку свою подобрала!

А вот главный из этих басмачей ушел, подонок... Да и черт с ним, Лорка жива, а на остальное плевать!

Все же, прежде чем спуститься в овраг, я перезарядил магазин. Утомительная процедура - запихивать дюжину патронов в приемник по одному. Как я понимал Корната с покупкой новых винтовок!

Лорик сидела, привалившись спиной к склону оврага, и мелко тряслась. Увидев меня, вскочила на ноги, кинулась навстречу, но уже на третьем-четвертом шаге ноги ее подкосились, я еле успел поймать девчонку и не дать ей упасть, и тут же лоркина рука обвила мою шею. Правая - в левой девочка все еще держала винтовку.

Ох, и как же мне сейчас были чужды мои же собственные соображения о неуместности каких-то нежных чувств между нами! Прижатое ко мне упругое тело юной девушки криком кричало, требуя любви, ласки и всего-всего остального, я даже наклонил голову, чтобы Лорке было удобнее поцеловать своего спасителя, только вот не дождался.

- Нет, Феотр, нет! Отведи меня к воде! - Лора чуть не задыхалась, глаза ее переполняли слезы, готовые вот-вот ручьями пролиться по прекрасному лицу. - Не-е-ет! - чуть не крикнула она, видя, что я уже готов поцеловать ее сам.

У ручья Лорка, стоя на коленях, принялась умываться, одновременно ревя и ругаясь. Она терла лицо, как будто бы это была три дня немытая после жарки мяса сковородка, так же остервенело отмывала руки и снова принималась за лицо. Господи, да что же с ней такое?!

- Он рукой мне рот зажимал! - выкрикнула сквозь слезы девушка. - Грязный вонючий выродок! Ненавижу их! Всех убить! Перестрелять! Вырезать!

Отойдя к месту, где Лорку пытались связать, я ногой перевернул на спину труп того самого мераска, которому выпала сомнительная честь стать первым человеком, убитым мною. Не только в этом мире, а вообще. Да уж... Ко мне бы такое чмо прикоснулось, голыми руками бы рвал! Кстати, о руках... Я посмотрел на ладони мертвеца. Тьфу ты, вот же гадость! Грязными они не были, нет. Потому что грязь там была не чем-то инородным, а уже частью кожи. И этими тухлыми граблями он посмел хватать Лорку за лицо?!

Непонятное движение, замеченное боковым зрением, заставило меня вскинуть винтовку. Уфф, хорошо, не выстрелил... Длинными прыжками к нам неслась Мисси. Ага, к нам, как же. К Лорке она неслась, я сейчас был для нее деталью пейзажа, если вообще не пустым местом. Уткнувшись лбом в бок хозяйки, рысь тут же принялась урчать слова утешения на кошачьем языке.

- Мисси, Мисси моя милая... - девушка обняла большую кошку, - хорошая киса, хорошая... Ой! - Лора взяла рысь за правую переднюю лапу. - У тебя кровь! Что с тобой?!

- Лоари?! Лоари! - запыхавшийся от бега Фиарн не сразу смог сказать что-то еще, хватая ртом воздух. - Лоари, ты как?!

Сбивчивый рассказ сестры о попытке ее похищения, самоотверженно сорванной храбрым Феотром, я, пожалуй, пропущу. Но вот на работу в рекламный бизнес я бы девчонку принял, это точно. Уж как она мои подвиги расписала! Пришлось все же объяснить Фиарну, а тут же и подоспевшим Корнату и Николаю, что на самом деле все было немножко не так, что одного из мерасков девушка завалила сама, а еще одному вообще удалось смотаться.

- Не удалось, - злорадно ухмыльнулся Корнат, - его Мисси порвала. Лоари, с Мисси все хорошо, это не ее кровь! - крикнул он дочери, пытающейся найти на лапах рыси несуществующие раны.

Что ж, вообще все замечательно. Значит, и этот подонок свое получил. Нормально. И что там блеют пацифисты насчет противоестественности убийства таких выродков? Как раз убивать их нормально, естественно и необходимо. Я, например, только что угрохав пятерых, чувствовал лишь усталость, да еще и чувство удовлетворения своей работой. Пусть сделанной и не на пять баллов - тот, кому я попал в живот, все еще шевелился, хотя стонать уже перестал, и Фиарн добил его кинжалом.

- Спасибо тебе, Феотр, - просто и веско сказал Корнат, положив руку мне на плечо. - За Лоари и за всех нас. Я промолчал. А что тут скажешь, и так все понятно...

- Фиарн, - Корнат повернулся к сыну. - Бегом домой, бери коня и сразу к ротмистру Фоахту. Что ему сказать, ты знаешь. Сюда зови мать и Сиарка, пусть принесут пару чистых мешков и три лопаты.

- Да, отец! - Фиарн кивнул и, как и было приказано, бегом, отправился к хутору, а мы, подчиняясь следующему распоряжению Корната, отправились собирать трофеи.

Воняло от кочевников знатно. Немытыми телами, нестиранной одеждой и какими-то еще мерзкими запахами, в тайны происхождения которых вдаваться совсем не хотелось. Зато трофеи оказались довольно любопытными. Сабли при ближайшем рассмотрении больше напоминали кавказские шашки - эфес без гарды, относительно короткий клинок, разве только кривизна более выражена. Да и носились так же - выше к поясу и изгибом назад. Мне понравились кинжалы - изогнутые хищные клинки неожиданно каких-то даже благородных, я бы сказал, пропорций, с удобными рукоятками. На вид удобными - пробовать, как они ложатся в руку, я твердо намеревался, только предварительно отмыв их с мылом. Ружья, из которых палили по мне, были двуствольными, так что не с двух рук стреляли, а из всех стволов сразу. У одного вообще было аж три ствола! С трупов собрали несколько горстей самых разномастных монет, преимущественно серебряных, хотя и с дюжину золотых нашлось. Ну и в довершение всего с главаря сняли массивный золотой перстень с темно-синим камнем, уж не знаю, каким именно, не силен я в этом. Ну как сняли - палец ему Корнат просто отрезал, иначе не получалось.

Потом с помощью трофейных лошадок вытащили семь человеческих трупов да один конский из оврага, отволокли их на небольшую поляну и принялись за работу.



Глава 8



- Корнат, - спросил я, когда мы, наконец, закончили работу и направились к хутору, - а зачем ты послал Фиарна за солдатами? Этих мерасков мы перебили, а если в лесу есть другие, может, стоило его по другим хуторам послать, там предупредить людей?

Работы хватило всем. Корнат, Таня и Лора занялись убитой лошадью - сначала Корнат ловко и быстро снял с нее шкуру, затем Таня с Лорой принялись столь же сноровисто разделывать тушу, тут же складывая куски мяса в те самые принесенные Таней мешки. Мы с Николаем и Сергеем в это время копали могилу для незадачливых кочевников. Серега начал было ворчать - слишком, мол, много чести этим козлам, пусть бы себе валялись да гнили потихоньку, но Николай объяснил ему, что, во-первых, нюхать мертвечину никому не интересно, а, во-вторых, нечего прикармливать лесное зверье человечиной, оно потом может сделать неправильные выводы насчет нового корма и искать его уже целенаправленно. Когда Корнат посчитал размеры и глубину вырытой ямы достаточными, туда свалили убитых мерасков и то, что в итоге осталось от лошади, закопали, притоптали, чтобы тому же зверью не откопать, да еще заложили дерном. Ни холмика, ни, тем более, каких-то памятных знаков не осталось - все же насчет чести не для козлов Серега был прав.

Кстати, внешний вид мерасков меня несколько озадачил. Я все же привык к тому, что в нашей истории кочевники - это раскосые монголоиды или тюрки, в крайнем случае какие-нибудь цыгане, но всегда представители народов, сильно отличающихся по внешности от белых людей. Здесь же они отличались больше сложением, чем чертами лица, а более темный цвет кожи имел причиной, как я подозревал, всего лишь хроническую немытость. А так... Короткие ноги, небольшой рост - вот почти и все. Ну да, лица чуть пошире, волосы почти у всех черные, у двоих седые, эти наверняка тоже жгучими брюнетами были когда-то. Еще одна интересная деталь - очень сложно определить на глаз возраст мерасков. Хотя, кто из них постарше, а кто помоложе, можно было догадаться по густоте и длине бород. А вот на головах они волосы очень коротко стригли. Ну да черт с ними. Они пришли сюда врагами людей, которые отнеслись ко мне по-доброму, так что свое получили вполне справедливо, а уж что у них там с генотипом и фенотипом, дело вообще сто сорок седьмое.

- Нет, Феотр, - тихо возразил Корнат. - Понимаешь, мераски не похищают наших девушек в рабство.

- Почему? - насколько я себе это представлял, как раз похищение девушек для продажи в гаремы должно быть одним из излюбленных занятий кочевников.

- Гвенд гласит, что если женщина отомстила насильнику, ее нельзя считать обесчещенной. Поэтому когда наши девушки попадали в рабство, они рано или поздно всегда убивали своих хозяев.

- Но зачем тогда они пытались похитить Лоари? - не понял я.

- Есть у них обычай..., - Корнат говорил тихо, явно чтобы не слышала Лорка. - Они верят, что если сжечь заживо девственницу, это привлечет к ним удачу.

Черт, вот же ублюдки! Я не сдержался и выругался. По-русски, естественно, но Корнат меня примерно понял.

- Они и своих девок жгут за милую душу, - продолжил он, - но... Девственницу из народа врагов надо сжечь, чтобы сопутствовала удача на войне.

- С этими же врагами? - спросил я, хотя и так было понятно. Корнат только кивнул.

- Форт не так далеко, - добавил он чуть позже. - Там эскадрон конных егерей и телеграф. Уже до темноты егеря ротмистра Фоахта будут в лесу, а завтра сюда придет весь полк. Если имперцы узнают, что кого-то из девушек все-таки похитили, вслед пустятся сразу, а по лесу они могут идти куда быстрее мерасков. Да и корабли вылетят тогда уже вечером, им-то что днем летать, что ночью - все равно.

- Как это - корабли вылетят?

- Воздушные корабли, мы их просто кораблями зовем.

Так, дирижабли, стало быть. И еще телеграф. Но телеграф, ладно, у нас он не помню когда появился, но очень давно. Хотя это сейчас мы телеграфом только старинную электрическую проводную связь зовем, в доэлектрические времена телеграфом и гелиограф обзывали частенько, и семафорную связь. А вот дирижабли - это куда интереснее. Все-таки, если я ничего не путал, у нас они где-то уже к концу девятнадцатого века вовсю летать начали, а уж чтобы в военных целях, так и еще позже, чуть ли не в Первую мировую только. Да, кто-то им тут прогресс подпихивает, и очень неплохо подпихивает. Этак тут, глядишь, еще и конкуренция между попаданцами имеется, нам с Николаем в таком случае тяжко придется...

Конные егеря, как и говорил Корнат, появились быстро. На хутор Фиарн вернулся в компании офицера, представившегося лейтенантом Киннесом, и четверых солдат. Лейтенант о чем-то поговорил с Корнатом наедине, затем Лорка пригласила на встречу с представителем Империи нас всех. Попаданцев, то есть, потому что с семьей Триамов лейтенант был, судя по всему, давно знаком.

- Господин Мель-ни-ков, - фамилию мою лейтенант Киннес произнес хоть и с трудом, но правильно, - Империя благодарна вам за спасение ее подданной!

Пришлось произнести несколько дежурных слов насчет того, что на моем месте так поступил бы любой. Не очень комфортно чувствовал я себя в шкуре героя, если честно. Ну, сделал и сделал, чего теперь огород городить?

- Госпожа Де-ми-до-ва, - и снова непривычную фамилию лейтенант назвал без ошибки, - господа, я рад нашему знакомству и надеюсь продолжить его при более благоприятных обстоятельствах. А сейчас прошу меня простить - служба! - господин лейтенант лихо подбросил ладонь к козырьку и на секунду придержал возле него сложенные щепотью пальцы.

Хм, у них, значит, этот жест возник, как и у нас, обозначая готовность снять головной убор, а не как у англосаксов. Я помню, долго смеялся, когда узнал их версию происхождения воинского приветствия. Если верить ей, сэр Фрэнсис Дрейк велел своим матросам и офицерам прикрывать глаза правой рукой, когда его корабль изволила посетить королева Елизета Первая. А когда та поинтересовалась, чего это все вдруг закрывают глаза руками, Дрейк продемонстрировал шедевр верноподданнического прогиба: 'Они ослеплены красотой вашего величества!'. Впрочем, тут англосаксы, похоже, не лгут. У них до сих пор считается нормальным прикладывать руку к пустой голове, видимо, так со времен Дрейка от ослепительных красот начальства и спасаются...

Конные егеря мне понравились. Такие ладные ребята чуть постарше Фиарна, веселые и добрые на вид, но вот мераски, как я полагал, оценить их доброту не смогли бы. Кстати, если рядовые егеря лицами были очень похожи на того же Фиарна, то лейтенант Киннес явно представлял какую-то другую этническую группу. Лицо у него было более вытянутым, черты порезче, сложением он тоже отличался более сухопарым, да и речь у него на слух воспринималась как более резкая.

Носили конные егеря все те же рыже-бурые в зеленых разводах рубахи, только что с погонами - черными с зелеными кантами и зелеными же значками, рассмотреть которые я не успел, невысокие кепи в чехлах все той же маскировочной расцветки, таким же, как у Триамов, был и покрой сапог, только не цвета натуральной кожи, а черных. На вооружении своих солдат Империя, похоже, не экономила - у каждого, даже у офицера, винтовка (новой системы, с отъемным магазином), у каждого, даже у рядовых, револьвер в кобуре на поясном ремне. Не поскупилась Империя и на холодное оружие. Сабли у рядовых были приторочены к седлам, лейтенант носил свою как русскую шашку - на ремне через плечо изгибом назад. Кто у кого, интересно, такой способ позаимствовал - кочевники у имперцев или наоборот? Наши-то это у кавказских горцев подсмотрели, при частом спешивании и рубке в пешем строю так куда удобнее, а тут - кто его знает? Ну и еще одним отличием в вооружении между офицерами и солдатами у имперских конных егерей оказались штыки. Длинные ножевые штыки солдаты носили на поясе, лейтенант штыка не имел.

Из-за всех этих событий обедать сели позже, а после обеда, к которому Корнат ради удачного дела расщедрился на стакан густого красного вина каждому, состоялось увлекательнейшее действо - дележ трофеев. Несколько неудобно, зато, чего уж скрывать, приятно было получить тот самый перстень главаря. Хоть и завалила его рысь, а вовсе не я, но Корнат посчитал, что самый дорогой трофей должен достаться именно мне, как... ну в общем, слова, что он наговорил про спасение Лорки, я пропущу. Еще мне достался кинжал да право выбрать одну из сабель, то есть шашек. Не могу сказать, насколько мой выбор оказался удачным, в холодном оружии я не так много понимаю, и то чисто теоретически, но уж больно эта железка мне понравилась. До кучи еще взял ту самую трехстволку. А что? Будет же у меня тут когда-нибудь свое жилье, вот и повешу на стену трофеи.

Лорке досталась шашка главаря и кинжал, по кинжалу Корнат подарил Николаю и Сергею. Денег поначалу Корнат хотел отдать мне половину, но вот как-то не привела меня в восторг идея получить такую награду за свою удачу. Ну да, удачу, особого умения я в этом деле не проявил и отлично понимал, что на самом деле мне просто повезло. Но я ж рекламщик, убеждать клиента принять правильное (ха-ха!) решение - моя работа, так что в итоге уговорил имперского лесничего по трети конфискованных денег выдать мне и Лорке, а оставшуюся треть зачислить в фонд семейства Триамов. Хотя кто его знает, может и продешевил. Как я понимал, названное семейство и так неплохо заработает на продаже тех же, например, лошадок, доставшихся от незадачливых людоловов. Да и остальная добыча имела вполне себе реальную ценность, если уж и не денежную, то в виде дармовых материалов как минимум.

А потом у меня появилось непреодолимое желание приблизить окончание этого суматошного дня, да и после всех этих адреналиновых скачков, знакомства с имперской армией, дозы алкоголя, пусть и небольшой, но принятой после очень длительного перерыва, и неожиданного роста материального благосостояния я самым откровенным образом устал. В общем, спать я улегся позорно рано. Правда, перед сном очень уж интересно поговорили мы с Николаем.

Мой рассказ о том, зачем мераскам понадобилась Лорка, вызвал у товарища реакцию вполне ожидаемую и передаче в письменном виде не подлежащую. А потом, для начала на какое-то время призадумавшись, Николай ошарашил меня вопросом:

- Знаешь, Федор Михалыч, я вот чего не понял. С какого опохмела мераскам понадобилось затевать войну к осени ближе? Вроде по уму если, то к лету должны были начать?

- А черт их знает, - я тоже немного подумал и, кажется, аргументы в пользу такого решения нашел. - Ну вот так хотя бы: в сентябре урожай соберут, корма для скотины заготовят, по идее, кочевникам будет, что пограбить.

- Да ну? - Николай еще и хмыкнул недоверчиво. - А то они каждый год так приходят за зерном да сеном? Нет, Федор, ни хрена. Что-то другое тут... Опять же, почему за девчонкой для жертвы послали каких-то дебилов? Ты уж, Федор Михалыч, извини, не в обиду тебе будь сказано, но против семерых с более-менее нормальной военной подготовкой ты бы не продержался. Да и Лорку они бы уволокли с того места быстрее, чем ты туда вышел. Нет, что-то тут не так!

Крыть было нечем. В армии я, конечно, в свое время служил, какую-никакую тактическую грамотность, пусть и на уровне рядового солдата, в меня там вбили, и теперь-то, уже успокоившись, я понимал, что с лоркиными похитителями мне и правда невероятно повезло. И встретить меня они должны были не так, и с Лоркой управиться быстрее, да и вообще... Ну кто им мешал хотя бы одного поставить в охранение? Даже заметь я его первым, все равно помешать им не смог бы. Ох, прав Николай, не так тут что-то...

Однако же в конце концов все эти раздумья я послал по тому самому общеизвестному адресу. Я что, генерал местный, стратегией заниматься? Судя по оперативности тех же конных егерей, вояки здешние хорошо знают, как с кочевниками управляться, разберутся без меня. В общем, я со спокойной душой нашу с Николаем беседу свернул, пожелал ему спокойной ночи и завалился.

Тут же я узнал, что общего между Эрассом и Землей несколько больше, чем те же деревья, люди или какие-нибудь особенности развития техники. Общим у мира, оставшегося где-то позади, и мира, в котором я жил сейчас, оказался еще и закон подлости. То есть хотел спать, хоть спички в глаза вставляй, лег, и на тебе - никакой сонливости как и не было. Вот же засада!

Впрочем, настоящая засада поджидала меня чуть позже. Потому как мысли мои, обрадовавшись тому, что хозяин мозг не отключил, быстренько так пробежавшись по всему, что произошло за день, переключились на Лорку. На девчонку, которая сегодня повесилась, наконец, мне на шею. Хотелось верить, что не расчетливо и коварно, а вправду потому, что ей было плохо и она искала во мне защиты и помощи. Только вот что теперь? Уж какая бы тут причина ни была, но я ни секунды не сомневался: раз попробовав, девочка найдет и повод, и способ повторить. А отвертеться будет уже куда сложнее, потому что... Да потому что мне и самому захочется! Уж тут-то наедине с самим собой, врать было некому - обнимать Лорку нам обоим понравилось! Кому - нам? Мне и моему организму, ясное дело. И теперь, когда один будет всячески отнекиваться и противиться, другой ехидненько так прошепчет: 'Дружок, но в прошлый же раз хорошо было, а? Давай, не робей, сейчас еще лучше будет, вот увидишь!'. Ох ты ж, свалилась на меня проблемка...

Память, сволочь такая, услужливо подсовывала картинки. Вот Лорка неспешно идет, неся на стол горшок с кашей. Одета девчонка по-женски, но даже длинная широкая юбка не скрывает легкого покачивания бедрами... А вот она, одетая уже для леса, садится в седло, перебрасывая через спину лошади ногу. И еще, и еще...

Интенсивно поворочавшись и мысленно произнеся все те же матерные заклинания, пытаюсь вызвать в памяти картинки, такого провокационного заряда не несущие. Лорка с неподдельным интересом и искренним удивлением слушает мои рассказы о мире, из которого мы сюда попали. Вспыхнувшие и тут же как бы стыдливо отведенные в сторону глазенки, когда, листая фотографии в мобильнике, я (вот дурак, не подумал!) дохожу до фотки в Феодосии с двумя смешными барышнями, тоже из Москвы, одетыми... Ну то есть, по местным меркам, раздетыми, по-пляжному. Сразу же следуют плохо скрытые попытки сравнить меня, сидящего рядом, и того полуголого мужчину на фото. Да, еще и придвигается по лавке ближе, хотя, казалось бы, куда уж ближе-то. Тьфу ты, опять на ту же тему!

Умывается в ручье, смывая с себя запах грязных рук мераска. Кричит. А как она будет кричать в постели? Опять! Нет, это невозможно терпеть, но вытерпеть придется. Встаю, одеваюсь, аккуратно и тихо прокрадываюсь по дому и выхожу на двор. Хорошо, сигареты у Николая давно кончились, а Корнат курит только трубку - не у кого стрельнуть. А то точно закурил бы снова от жизни такой...

Мало-помалу отпускает. Характерная предосенняя ночная прохлада остужает разгоряченную голову, звезды, ярко горящие в небе, тихо уговаривают думать о вечном и забыть суетное. Так и сидел, пока не замерз. А потом вернулся, упал и заснул. Сразу.


Глава 9



- А-а-а!!! - с криком вскочив, я грязно выругался. Опять. Опять, чтоб его! Но нет, отпустило. Вроде и сердечко уже не колотится как отбойный молоток, и пот на лбу не такой уж холодный. В голове, правда, какое-то непонятное то ли шуршание, то ли шлепанье... Ничего, ничего, вот сейчас отдышусь пару минут и попробую заснуть снова. Авось, на этот раз повезет...

Третью ночь подряд моей спальней служила не наша с Николаем комнатка, а чердак. Сочинив для хозяев относительно вразумительную сказочку о причине внезапно возникшей у меня охоты к перемене спального места, я перетащил сюда свою постель и с наступлением ночи теперь поднимался в новую спальню. Николай, конечно, мужик с очень крепкой нервной системой, но мои ночные вопли его, мягко говоря, пугали. Да и Серега с Алинкой, хоть и была их комнатка через стену, от таких внезапных звуковых эффектов никакой радости не испытывали. Особенно когда эти крики портили супругам Демидовым ночи любви.

В общем, начались у меня ночные кошмары. В первую-то ночь после перестрелки в овраге я спал ровно и спокойно, хоть и заснул далеко не сразу, а вот во вторую... Во вторую мне приснилось, что мераски все-таки попали в меня, да не один раз, и последнее, что я видел замутненными кровью глазами, было то, как эти уроды увозят с собой связанную Лорку. А раз и продолжение приснилось, то самое, о чем Корнат рассказывал. Ни вслух произносить, ни на бумаге писать я этого не буду, сами понимаете...

Днем мне как-то удавалось всех этих ненужных мыслей избегать - других забот хватало. То дело какое найдется (или сам найду), то книгу почитаю, начал даже потихоньку учиться верхом ездить... Лорка, кстати, хоть и продолжала смотреть на мою особу как на свою законную добычу, заметно поумерила прыти в попытках спровоцировать меня на домогательства. То ли так на нее попытка похищения подействовала, то ли мама ей мозги подрегулировала, сказать не возьмусь, не знаю потому что, но результат был налицо, и меня это успокаивало. Не хватало еще из-за нее с Триамами поругаться!

Да. Успокаивать-то успокаивало, но и не сильно радовало. Все-таки что-то такое особенное в этой лесной девчонке было. И, в общем-то, не в фигуре даже тут дело, хотя со всеми положенными цветущей юной девушке формами тут имелся полный порядок. И не в милом красивом лице. Прекрасной, милой, привлекательной и, чего уж скрывать, манящей и желанной Лорка была в целом, вся как она есть. М-да. Вообще-то, когда особа противоположного пола привлекает и манит вот так вот сама по себе, это называется любовью, и нечего, Федор Михалыч, тут себя обманывать, один хрен не выйдет. Вот же угораздило почти на старости лет влюбиться в такую соплюшку! Хотя какая, на фиг, соплюшка? По меркам нашего прошлого семнадцатилетняя девка - это вполне готовая невеста, и я что-то сомневался, чтобы здесь было иначе. Вон Каське двадцать, да Корнату-младшему полгода, значит, замуж за Фиарна она вышла никак не позже полутора лет назад, в восемнадцать, стало быть. Хм, а я что-то не слышал, чтобы какие женихи были или намечались у Лорика... Надо Алинке сказать, пусть поболтает с ней о своем, о женском, глядишь, узнает. Или не надо? Алинка-то узнает, а мне что с того? Свататься пойду? Ох, не смешите! У Лорки ж родители моложе меня оба!

Насчет женихов, кстати, выяснились интересные подробности. Мало того, что лесные баары многочисленностью не отличались, так они все состояли между собой в том или ином родстве. Поэтому женились они на дочках бааров полевых, чьи деревни были рассыпаны по равнинам и холмам между лесами и коренными имперскими землями. Да, именно женились. Крестьяне считали парней из леса завидными женихами для своих дочерей, потому что эти ребята к наступлению пригодного для женитьбы возраста почти что поголовно состояли на службе в имперских лесничествах и получали вполне неплохое жалованье, от которого что-то потом перепадало и родным их жен. Да и для девушек крестьянских выйти замуж за лесного в подавляющем большинстве случаев означало повышение уровня жизни, порой весьма и весьма существенное.

А вот лесных девушек крестьяне не жаловали и сватов к лесничим практически не засылали. Хоть и могла дочь имперского лесничего принести в новую семью вполне даже неплохое приданое, но очень уж трудно независимые и гордые лесные красавицы уживались со старшими в деревенских семьях. Да и сами лесные девушки не горели желанием перебираться в деревни, где сплошь и рядом только мечтать могли о той зажиточности, к которой привыкли с детства. По этой причине лесные баарки обычно выходили замуж за сержантов, а часто и офицеров имперских войск, охранявших границу с землями кочевников. Вот там они приходились к месту. Но пока что насчет Лорки никто из бравых имперских кавалеристов вроде бы не вздыхал. Хотя тот же лейтенант Киннес поглядывал на нее ну очень выразительно, гад такой...

Ладно, на Лорке белый свет клином не сошелся. Хватало и других дел. Со сроками появления в лесу конно-егерского полка в полном составе Корнат тоже не ошибся. Правда, полюбоваться колоннами кавалерии на марше мне не удалось, другими путями они пошли, но опять на хуторе Триамов появились солдаты и с ними ушел Фиарн. Уж не знаю, в качестве кого - проводники, как я понял, этому полку да в этом лесу не особо и требовались. Вернулся Фиарн через несколько суток уже и принес последние новости, хорошие вперемешку с плохими.

Одну девчонку мераскам похитить все же удалось. Не с лесных хуторов, а из деревни, что где-то в полях. Пошла, бедная, в лес по грибы... А когда эти уроды почуяли погоню, решили сжечь пленницу прямо в лесу. Привязали к дереву, накидали второпях хвороста, подожгли и, не дожидаясь конца, драпанули дальше. Сильно обгореть девочка не успела, егеря подоспели быстро, но все равно, хорошего мало. По следам этих выродков шел целый эскадрон и Фиарн был уверен, что их догонят и перебьют. Ясное дело, конно-егерский полк отправился преследовать и беспощадно карать мерасков уже за пределами Империи, так что перспективы у решивших повоевать кочевников выглядели мрачно и безрадостно. Еще Фиарн рассказывал, что сам видел целых три воздушных корабля, да конные егеря говорили между собой, что имперцы поднимают и другие части. В общем, война, похоже, будет, но не на имперской территории. То есть, слава Богу, не в лесу, где живут Триамы.

Мирные дела и заботы, однако же, тоже занимали в нашей жизни много места, несмотря на все происходившие вокруг грозные события. Под руководством Алинки Таня, Кася и Лорик успешно осваивали вязание. В общем-то, вязать они и раньше умели, но одно дело чулки, и другое - свитера и шапки. Теперь свитера потихоньку вязали и на нашу компанию - осень неумолимо приближалась, а своя одежда у нас была только летняя, и та из-за постоянной носки стала приходить в негодность. Алинка уже соображала себе какие-то шмотки на базе местных, нам было проще - выдал Корнат рубахи, их мы и носили. Хорошие, кстати, рубахи, льняные. Ни с каким хлопком не сравнить, про всякую синтетику я уж просто помалкиваю. Обувкой местной тоже хозяева нас снабдили, что нам с Сергеем и Алинкой стало просто спасением. Николаю проще, у него берцы хорошие, добротные такие, до сих пор почти как новые смотрятся.

Ничего удивительного, что все мы старались быть полезными нашим гостеприимным хозяевам, кто как мог. Я, посмотрев, как увлеченно мелкая Тирри играет с забавными, но на мой взгляд довольно убогимитряпочными куклами, решил сделать ей деревянную. Что-то получалось, хоть и с некоторыми затруднениями, никак не мог добиться, чтобы руки-ноги нормально двигались, но вроде нашел решение и скоро планировал с этим управиться. Алинка загорелась идеей одеть куклу как положено, и все шло к тому, что Тирюшка скоро получит хороший такой подарок, и игрушкой этой будут забавляться потом еще и ее дочки, а если повезет, то внучки тоже. Была еще мысль сделать Корнату-младшему на вырост игрушечное ружье, однако уже чуть позже.

Но все это было днем. Ночью приходили кошмары.

Вот и сейчас тоже... Отдышавшись и промочив сухое горло водой из стоявшего у постели кувшина, я медленно приходил в себя. А когда пришел, сразу и не понял, что за звуки я принимал за шум в своей голове. Лестница! Кто-то поднимался ко мне на чердак.

Вообще попасть в мою новую спальню можно было двумя путями. Одна лестница вела на чердак из узкого коридорчика на втором этаже, сам я почти всегда ею и пользовался. Но имелась и вторая, сразу из сеней. Очень удобно, если среди ночи куда понадобилось - и в пункт назначения быстрее попадаешь, и никого при уходе и возвращении не тревожишь. Вот именно по этой лестнице и лез мой ночной гость.

- Лора?! - откровенно говоря, я подозревал, кто именно пробирается сейчас ко мне, но все равно как-то неожиданно.

- Что с тобой, Феотр? - Лора присела возле моего лежака на полу. - Ты так кричишь по ночам...

И что ей сказать? Объяснить, почему? А стоит ли?

- Ничего, - я старался говорить сухо и бесстрастно. - Сон дурной снился.

- И вчера тоже? И позавчера? - она что, допрос мне учинять пришла?!

- Мешаю вам спать? - ну да, отвечать вопросом на вопрос нехорошо, знаю, но лучше уж я буду спрашивать, а не отвечать.

- Нет, - на полсекунды ее лицо осветила улыбка, но тут же погасла, - никто не слышит. Только я. Но мне ты не мешаешь, я сама не сплю.

- Почему?

- Не хочется.

Повисло молчание. Молчали долго. Прямо на Лорку я старался не смотреть, она сама устремила взгляд в пол, кутаясь в большой шерстяной платок или шаль, черт его знает, как обозвать это правильно. Хорошо хоть юбку надела, а то в одной рубашке даже с платком было бы ей и холодно, да и неприлично, насколько я уже разбирался в местных правилах. Еще босиком, вот же бестолковка! Хотя нет, не бестолковка, наоборот, сообразительная девочка. Босиком удобнее прокрадываться мимо спален родителей и брата с женой бесшумно.

- Лор, иди уже. Здесь холодно, замерзнешь, - я решил-таки нарушить безмолвие. На чердаке и правда было прохладно, под одеялом-то ничего, а так...

Девушка медленно встала и опустив голову двинулась к той самой лестнице, по которой сюда проникла. 'Ну вот, пронесло', - мысленно выдохнул я. И как будто сглазил.

- Феотр, ну почему ты со мной так?! - внезапно повернувшись, тихо спросила она. Шепотом почти, а звучало куда пронзительнее, чем даже если бы она это выкрикнула.

Отвечать я не стал. И молчать-то не стоило, но любой мой ответ был бы сейчас еще хуже. Я изо всех сил надеялся, что Лорка, видя, что я не настроен сейчас с ней говорить, в конце концов уйдет. Да и свои нескромные желания мне было сподручнее давить и сдерживать молча.

- Я не знаю, почему ты не хочешь мне сказать, что любишь меня, - тихо сказала она. - Но если не хочешь, не говори. Я все равно вижу.

Говорила Лорка тихо-тихо, еле слышно, медленно, и вот честное слово, такая ее манера излагать мысли меня пугала. Как-то очень уж явственно это походило на ту густую и настолько плотную, что аж руками можно потрогать, тишину, которая обычно повисает в воздухе перед грозой.

- Не говори, - добавила она, кивнув головой. Не мне кивнув, а скорее, каким-то своим собственным мыслям. - Я тебе тоже не скажу. И ты тоже видишь.

Открыла, понимаешь, Америку... Вижу. Потому и молчу, потому и сдерживаю себя, из последних сил сдерживаю, если уж начистоту.

- Я скажу другое. Ты спас мне жизнь, - теперь Лорка медленно наклоняла голову после каждой фразы, словно подтверждая сказанное. - Гвенд говорит, ты можешь теперь взять меня, и не будет в том нам обоим ни измены, ни бесчестья.

Глубоко вздохнув, девушка стянула с плеч шаль и уронила ее на пол. Завела руки за спину, распуская завязки, и через пару мгновений юбка поползла вниз по округлым лоркиным бедрам и, медленно спустившись до коленок, вдруг просто беззвучно упала. Изящно выступив из круга сброшенной юбки, Лора решительно тряхнула гривой распущенных волос и взялась за подол короткой, чуть-чуть не доходящей до середины бедер, рубашки.

- Ты пришла гвенд исполнять? - дать последний бой переполнявшему нас обоих желанию я из-за внезапно севшего голоса смог лишь когда самая прекрасная и самая желанная девушка Эрасса осталась совсем обнаженной.

- А ты ничего не перепутала? - я старательно отводил глаза от совершенного в своей красоте тела. - Разве гвенд гласит, что я обязан тебя взять? - да черт бы меня побрал, что за чушь я тут несу?!

Как она на меня посмотрела... Ее взгляд, переполненный одновременно любовью, жалостью, разочарованием и стыдом я выдержал, уж сам не знаю как. А Лора не выдержала. Ее губы задрожали, горделиво выпрямленная фигура вдруг обмякла, девчонка рухнула на колени и разревелась.

- Ты... ты... - схватив рубашку, Лорка прижала ее к себе, прикрываясь от меня, и содрогалась в рыданиях. - А я... я дура... пришла... а ты...

Я долго терпел ее намеки и игры. Я смог не поддаться ее словам. Я даже устоял при виде ее нагого тела. Но ее слезы оказались сильнее меня. Как я очутился возле Лорки, не помню. Несколько секунд беспамятства - и я уже обнимаю ее, глажу мягкие волосы, шепчу в нежное ушко слова утешения, мольбы о прощении и прочую ласковую бессмыслицу, и, не веря сам себе, ласкаю руками податливое юное тело.

Описывать дальнейшее я никакого смысла не вижу. Это все было наше и только наше - и узнавание друг друга руками, и горячие губы, и самые-самые главные слова, и приглушенный жадным поцелуем крик Лоры, когда она стала женщиной, моей женщиной. А потом мы жались друг к другу на узком тюфяке, сбивчиво шепча слова любви и благодарности, а потом захотели еще и любились уже медленно и неторопливо, смакуя каждый миг близости, а потом уснули, но Лорка все равно проснулась задолго до рассвета и бесшумно ушла.

Кошмары после этой ночи мне уже не снились. Никогда.


Глава 10



Ну вот и все. Как ни грустно было нам покидать гостеприимный лесной хутор, но и вечно там оставаться мы не могли. На хозяйстве Корнат оставил Фиарна с Каськой и мелкими, а сам с Таней, Лоркой и нашей компанией двинул на ярмарку в Коммихафк. Он-то с женой да дочкой потом вернется, а мы... А мы поедем покорять имперскую столицу. Как поедем, на чем поедем - все мы были без понятия, но Корнат заверил, что имперские власти решат все на месте. Что ж, ему виднее.

За то время, что мы еще жили у Триамов, много чего произошло. Как раз на днях вернулась из кочевий мерасков карательная экспедиция, уполовинив численность двух родов, к которым принадлежали охотники за девушками. Но три эскадрона конных егерей остались в лесу, а три других сели на квартиры в ближайших деревнях. Делалось такое, как объяснил Корнат, перед каждой ярмаркой, чтобы у мерасков не появлялось нездоровых мыслей на тему массового отъезда взрослого населения лесных хуторов и соседствующих с лесом деревень. Пусть кочевникам только что и пустили кровь как следует, но порядок есть порядок. И ведь наверняка Империи забота о безопасности своих подданных обходится в копеечку, однако ж... Нравился мне такой подход, честное слово!

Ночь любви с Лоркой, избавившая меня от кошмарных снов, оказалась у нас не единственной, а первой. Пока не стало совсем уж холодно, я спал на чердаке, а Лорка прокрадывалась ко мне по ночам. Потом мне пришлось вернуться в соседи к Николаю, но мы с Лориком все-таки ухитрялись найти возможность уединиться и получить свое. Любовь наша с ней так и оставалась в горизонтальной плоскости, и жили мы сегодняшним днем, никаких планов на будущее не строя. Я - потому что попросту сам пока не знал, что меня в будущем ожидает, а Лорка... Да уж и не знаю почему. Пару раз она, правда, обмолвилась, что на будущий год хотела уехать в Коммихафк и поступить на курсы, готовящие учителей для начальных школ. Мне, естественно, стало интересно, но толком ничего разузнать у Лорика об этих курсах не удалось. То ли сама она имела лишь общее представление, то ли ей было не до того, чтобы объяснять - с началом осени работы на хуторе прибавилось, а иной раз она с обидой в голосе напоминала, что разговоры крадут время у куда более приятного и желанного занятия.

Но это теперь дело прошлое. Двое последних суток мы с Лоркой вообще не разговаривали. То есть не разговаривала она со мной, я пару раз пытался с ней побеседовать, но потом эти попытки оставил.

Что так? Да до Лорки только позавчера дошло, что я уезжаю. Ну и потребовала она от меня остаться... Сначала я подробно и обстоятельно растолковывал ей, что толку от меня на хуторе будет чуть, что ее же родители от такого бесполезного зятя взвоют не своим голосом, что и ей выть придется, когда захочет от меня какого-то еще толка, кроме ночных радостей. Потом куда менее обстоятельно и потому куда более вдохновенно вещал, что только в городе смогу стать уважаемым человеком, которого не стыдно принять в такую серьезную семью. Бесполезно. Лорка меня не услышала. То есть услышала, конечно, и даже все поняла, девчонка она умная, но упрямая как не знаю кто. Тогда я сгоряча применил запрещенный прием - напомнил, сколько лет одной дочке лесника и сколько непонятно как попавшему сюда чужаку, не пожалел черной краски, описывая, как она проведет лучшие годы жизни, ухаживая за больным стариком, и под конец добавил про похороны. Вот после этого Лора со мной и не разговаривала.

Зато я поговорил с Корнатом. То есть это он вчера поговорил со мной.

- Вот что, Феотр, - сказал он мне. - Я на тебя за Лоари зла не держу. Что ты ее спас, никогда не забуду. Да и гвенд вы с ней не так чтобы сильно нарушили. Сказано, что нет обоим бесчестья, если спаситель возьмет спасенную, а сколько раз взять можно, гвенд не говорит, - тут Корнат хитро усмехнулся. - И дочь свою я знаю, своенравная выросла, жалел я ее в детстве, порол мало. Поэтому давай сделаем так...

Он на минуту задумался, потом продолжил:

- Сделаем так. Я два года всем женихам буду отказывать. Если сама не убежит с кем, подождет. А за два-то года и ты в Вельгундене устроиться хорошо сможешь, и она пусть подумает, что у нее к тебе. Устроишься - присылай сватов, два года я их жду. Не посватаешься за два года - тут уж как получится. Вот мое слово. А твое каким будет?

Тут задуматься пришлось уже мне. В общем-то, предложение Корната меня вполне устраивало.

- Таким же и будет, - сказал я. - Если за два года не посватаюсь, и она свободна, и ты поступай, как считаешь нужным.

Мы скрепили уговор рукопожатием - здесь так утверждают устные договоренности, а не здороваются - и больше об этом не говорили. Откровенно говоря, я даже не знал, объявил Корнат дочери свое решение или нет. Его семья, его дело, сам решит.

А вот Лорка... Да, с ней получилось нехорошо. Самое-то главное, я же ей ни слова лжи не сказал. И про мою бесполезность на хуторе, и про то, что какого-то успеха в жизни я тут смогу добиться только в каменных джунглях, да, если уж честно, и про то, что из-за нашей разницы в возрасте проблем у нее будет больше, чем у меня - про все это я ей не врал. Врать женщинам вообще нехорошо. Но вот же, черт бы побрал, перестарался...

Ну да и ладно. Лорку я любил, тут уж кривить душой нечего, и терять ее было тяжело, но выдержу как-нибудь, первый раз, что ли? Самое лучшее, что я сейчас для нее еще мог сделать, это как раз дать ей свободу. А что на вкус эта свобода поначалу кажется не особенно приятной, так кто ж вам сказал, что свобода и удовольствие - одно и то же?! Вот уж нет! Свобода - это свобода, удовольствие - это удовольствие, иной раз они идут по одной дорожке, а иной раз - как получится.

Мы с Лоркой пока еще шли, а точнее ехали, именно по одной дорожке. С той разницей, что я, как и остальные невольные миропроходцы, был пассажиром повозки, управляемой Таней, а Лорка с отцом ехали верхом. Повозка, на мой взгляд, не отличалась ничем от фургонов переселенцев американского Дикого Запада, имела такую же матерчатую крышу, так что ни я Лорку не видел, ни она меня, отчего обоим было как-то спокойнее. Ну мне-то точно, думаю, и ей тоже.

...К Коммихафку мы подъехали вместе с ранними осенними сумерками. В сам город въезжать не стали, Корнат поинтересовался у дежуривших на въезде местных дэпээсников, на прежнем ли месте стоянка лесничеств, и, получив утвердительный ответ, велел жене поворачивать фургон. Уже минут через десять повозка заняла место на этой самой стоянке и все мы с удовольствием вылезли наружу поразмять ноги.

Стоянка меня ошеломила и потрясла. Мне никогда не приходилось слышать о таком уровне организации в нашем прошлом, говоря 'нашем', я имею в виду не только Россию, но Землю вообще. Каждое стояночное место, отделенное от соседей невысокой изгородью, имело площадку для фургона, коновязь для лошадей, обложенное камнями кострище и было обозначено хорошо видимой табличкой с номером. Столь же хорошо различимые указатели показывали дорогу к отхожим местам, мыльням, водоразборным колонкам, выездам на различные дороги. Более того, стоянка освещалась масляными фонарями на столбах - много света они не давали, но ночью вполне можно было передвигаться, не опасаясь заблудиться или обо что-то споткнуться. М-да, а я еще восторгался удобством езды по здешней дороге - хоть и грунтовой, но ровной и должным образом обустроенной. Вот они где, настоящие культура, цивилизация и порядок!

Закончив с устройством на стоянке, мы как раз и отправились пользоваться благами цивилизации - в мыльню. Это оказалась не баня по-черному, с которой я успел познакомиться еще, если можно так выразиться, в прошлой жизни, и к которой привык на хуторе Триамов, а полноценная душевая с кабинками, горячей водой и канализацией. Ну разве только кран в кабинке был только один и работал на открытие или прекращение подачи воды. До смесителей тут или еще не додумались, или на них просто сэкономили - вода подавалась уже подогретая до вполне приемлемого уровня. В местных ценах я пока не разбирался, но, думаю, несколько медяков, отданных Корнатом за всех, качеству услуги соответствовали и обдираловкой не являлись.

Как сказал Корнат, ярмарка торжественно откроется завтра в полдень, торговля начнется еще чуть позже, а с утра мы успеем сходить в уездную управу по нашему вопросу. Так что после мыльни и легкого ужина мы устроились в фургоне спать. Почему-то я совсем не удивился тому, что Лорка улеглась от меня подальше.

...По дороге до управы я с огромным интересом разглядывал первый город, наконец-то увиденный мною в этом мире. Господи, как же, оказывается, соскучился я по городской обстановке! Как я подозревал, и мои товарищи по попаданию тоже, уж Серега-то с Алинкой точно. Меня, потомственного жителя мегаполиса, город сильно не впечатлил, но в общем порадовал. Дома несколько непривычной архитектуры встречались и деревянные, и кирпичные - первые в целом поскромнее и почти сплошь одноэтажные, вторые и в три этажа бывали. Ближе к городскому центру стали попадаться постройки, так сказать, комбинированные - каменный первый этаж с торговыми лавками или мастерскими, над ним еще один-два этажа деревянных. Улицы мостились по большей части булыжником, но где-то и брусчаткой, по сторонам шли сточные канавки, а кое-где даже и тротуары. До боли родное правостороннее движение было преимущественно пешеходным и не сказать чтобы как-то особенно интенсивным, однако же несколько раз приходилось посторониться, чтобы дать проехать конным экипажам. На вид, кстати, скорее всего наемным, извозчикам, стало быть. В общем и целом Коммихафк производил впечатление города вполне богатого и для жизни более чем пригодного.

Общение с чиновником уездной управы началось с не самого приятного события, впрочем, чего-то подобного я и сам ожидал, и наших предупредил заранее. Язык, которым изъяснялся государственный служащий, на слух заметно отличался от того, на котором говорили Триамы. То есть язык-то был один и тот же, но вот произношение различалось неслабо. Надо полагать, чиновник говорил на правильном имперском, а наши добрые хозяева - на местном диалекте. В итоге и нам, и представителю власти пришлось говорить медленнее, а слушать внимательнее. Но ничего, справились.

Опросив Корната и каждого из нас, чиновник при содействии секретаря составил официальный документ, дал подписать его имперскому лесничему, вежливо извинившись, поинтересовался, умеем ли мы читать и писать по-имперски, после чего предложил подписать бумагу и нам. Ну нас-то жизнь приучила читать документы перед тем, как подписывать, так что все мы по очереди ознакомились с содержанием этого не то протокола, не то рапорта. Документ мне, кстати, понравился. Изложено все четко, где надо - сжато, где надо - обстоятельно, в общем, этакий канцелярский шедевр. Оно и понятно - рукой писать это не по клавиатуре порхать пальцами, разводить многословие не станешь. Еще один столь же толковый документ составили по приснопамятным событиям у оврага, его подписывали только мы с Корнатом.

Затем чиновник поинтересовался нашими планами и остался доволен, услышав, что мы собираемся в Вельгунден. Велев секретарю записать номер нашего места на стоянке лесничеств, представитель имперской власти заверил нас, что в течение трех дней нам доставят все необходимые для дальнейшего путешествия бумаги. Потом мы еще подождали Корната, зашедшего в другой кабинет получить жалованье за себя и за сына, да лоркину премию. Деньги свои он, как оказалось, так и получал дважды в год, перед каждой ярмаркой. А что, удобно - не в лесу же их тратить! Да, честно говоря, дома я и не подозревал, что бюрократия может работать настолько грамотно, четко и, что совсем уж непостижимо, быстро.

К открытию ярмарки мы успели только-только, и наблюдать за скромными торжествами нам пришлось из-за спин и голов целой толпы. Церемоний особых не было, ярмарку объявил открытой уездный имперский надзиратель, затем духовой оркестр исполнил что-то торжественное и величественное, не иначе как гимн Империи. Потом два солидных мужика и две совсем юных девчонки сыграли на гармошках несколько веселых и задорных мелодий, под которые местная публика радостно хлопала в ладоши и приплясывала на месте. Под конец этого короткого представления какой-то уже другой местный начальник трижды ударил в висевший на столбе колокол и громогласно дозволил начинать торговлю.

Следующие дни слились для меня в бесконечно однообразную картину. До обеда Корнат, облачившись в темно-зеленый с желтыми кантами, серебряным шитьем на воротнике и серебряными же погонами парадный мундир, ходил по торговым рядам, выбирал товары, заказывал их в потребном количестве и ассортименте, азартно торгуясь иной раз с приказчиками, а иной и с самими купцами. После обеда мы на стоянке принимали привезенные заказы, Корнат и Таня придирчиво проверяли количество и качество доставленного, иногда заставляя продавцов делать еще какую-то скидку, потом все это грузилось в фургон. Покупали Триамы крупы, муку, соль и сахар, овощи, вино, ткани, пряжу и нитки, патроны, обувь, домашний и хозяйственный инвентарь. Сами привезли на продажу сушеные грибы и засахаренные ягоды, да привели тех же доставшихся от убитых мерасков лошадей. Даже трофейные ружья и сабли Корнат умудрился продать, правда, по бросовым ценам, но с паршивой овцы, как говорится... Если оставалось время, мы с интересом и даже с удовольствием ходили смотреть незамысловатую культурную программу, ежедневно ожидавшую почтеннейшую публику ближе к вечеру. Духовые оркестры и гармонисты играли примерно те же мелодии, что и на открытии ярмарки, а народ, в основном, конечно, молодежь, весело, но довольно благопристойно плясал.

В назначенный срок явился курьер из управы, доставив нам пакет с билетами во второй класс поезда 'Коммихафк - Вельгунден' и бумагами, которые должны были удостоверять наши личности, а также законность пребывания этих личностей на территории Империи. Больше всего нас порадовал запечатанный конверт, содержавший, по словам курьера, рекомендательное письмо из уездной управы, и адрес на этом конверте, по которому нам следовало обратиться. Да уж, умеют же люди работать!

Но ярмарка в положенный срок отшумела, поезд наш уходил как раз на следующее утро после ее закрытия, и Триамы ради такого дела задержались на лишнюю ночь. А может, и не на лишнюю - чего на ночь глядя-то в дорогу отправляться?

Кому-то из Триамов надо было остаться при фургоне. Я, откровенно говоря, думал, что это будет Лорка, но Корнат оставил жену. Тепло попрощавшись с Таней (Алинка даже расплакалась от избытка чувств), мы отправились на станцию. Лорка шла чуть позади, и когда я под каким-нибудь предлогом оглядывался, сразу смотрела в сторону, всем своим видом показывая, что она тут вообще ни при чем и вроде бы даже сама по себе идет, а не с нами. На ярмарке мы с ней так ни словом и не перемолвились.

Паровоз важно пыхал, показывая готовность к исполнению своего долга, состав, кроме самого паровоза и тендера с углем, включал вагон первого класса, по два вагона второго и третьего классов, да вагон-ресторан. Наш вагон был четвертым, перед ним был еще вагон второго класса, а третий класс прицепили сразу за тендером. Ну да, чем ниже класс, тем ближе к дыму из паровозной трубы.

Поскольку прощание с семейством Триамов растянулось во времени, разбившись на три этапа - сначала с оставшимися на хуторе Фиарном, Каськой да Тирюшкой, потом с Таней и вот теперь с Корнатом и Лорой - последняя его часть стала не такой уж и грустной. Ну не для меня, конечно. Я смотрел на Лорку и понимал, что все равно что-то сказать ей должен, но никак не мог придумать, что именно. Но не понадобилось. Я как раз попрощался с Корнатом и ждал, пока с ним простятся Николай и Сергей с Алинкой, когда Лорка, впервые за эти дни повернула лицо ко мне, поймала мой взгляд и глазами показала - отойди, мол, в сторонку.

- Можешь ехать, куда хочешь, - угрожающе прошептала она, когда мы отошли, - ты все равно вернешься ко мне.

Я не успел сказать хоть что-то в ответ, как ее ладошка закрыла мне рот.

- Молчи, - попросила она.

Я молчал. Молчала и Лорка. Мы просто смотрели друг на друга, внимательно и пристально, будто стараясь наглядеться напоследок. Так бы и смотрели, но тут проводник пригласил дам и господ занимать места.

- Иди, - тихо сказала Лора. - И только попробуй не вернуться! Найду тебя сама! Честно говоря, я так и не понял, это она меня обнадежить решила или припугнуть?


Часть вторая. Место под солнцем



Глава 11



Поезд - это хорошо. Поезда я всегда любил и ездил на них с куда большим удовольствием, чем летал самолетами. Ну, самолеты, пожалуй, тут еще долго актуальны не будут, а вот поезд 'Коммихафк - Вельгунден' меня откровенно порадовал. И сам поезд, и те трое суток, что мы в нем провели.

Да, с поездкой получилось очень даже неплохо. Мы-то первоначально были настроены на трое суток дорожной скуки, частично разбавляемой разговорами между собой. Ну а что вы хотите - знакомых нет, деньги какие-то у меня после дележки взятых у мерасков трофеев водились, но я, привыкнув к размеренной жизни на лесном хуторе, так и не удосужился узнать, что это за деньги и что вообще можно на них купить. Это я все к тому, что пользоваться услугами вагона-ресторана мы тоже не планировали, благо, добрейшие люди Триамы дали нам с собой хлеба, колбас да копченого мяса - оленины и лосятины. Короче, мы заранее приготовились скучать, но действительность преподнесла нам приятный сюрприз.

Уж не знаю, как это было на железных дорогах в прошлом нашего мира, но тут курить в купе второго класса не разрешалось, зато и в тамбур выходить было не нужно - имелось специальное купе, игравшее роль курительной комнаты. Вот однажды Николай отправился туда с трубкой и кисетом, а вернулся с уже знакомым нам лейтенантом Киннесом. Как мы проглядели, что господин лейтенант едет в одном с нами вагоне, хрен его знает, но все же появлению господина лейтенанта обрадовались, хоть и было наше знакомство шапочным.

Ехал лейтенант Киннес куда дальше, нежели мы. В Вельгундене ему еще предстояла пересадка на другой поезд - до Лукама где-то на юге. Сам лейтенант был оттуда родом и ехал устраивать какие-то свои дела, о которых предпочел не рассказывать, а спрашивать мы и не стали. То ли дела были очень важные, то ли размещение конно-егерского полка в приграничных поселениях для компенсации оттока половины взрослого населения на ярмарку отпугивало кочевников само по себе, но отпуск для поездки в родные края лейтенанту предоставили.

Нас всех, кроме, пожалуй, что одной Алинки, очень интересовало, что же там в итоге вышло с мерасками. Рассказчиком лейтенант оказался хорошим, всяческих подробностей, которые могли бы быть неприятными нашей даме, не касался (или упоминал о них вскользь), и в его изложении карательная экспедиция представлялась чем-то средним между охотой и погоней за какой-нибудь заурядной воровской шайкой. Тут Николай и задал вопрос, всплывший после перестрелки у оврага - а какой смысл был кочевникам затевать войну к осени ближе?

- Знаете, господа, - несколько озадаченно ответил Киннес, - нам тоже не удалось этого понять. Такое впечатление, что мераски сами делали все возможное, чтобы ничего у них не получилось.

- Это как? - я успел спросить даже раньше Николая.

- Для захвата девушек не послали ни одного воина, только простых пастухов.

- А разве у кочевников не все мужчины воины? - Николай показал некоторые познания в военной истории.

- Не совсем так, - лейтенант расположился на диване поудобнее, - у всех мужчин есть оружие. Они даже умеют им пользоваться. Но это именно что вооруженные пастухи. А есть настоящие воины, которые не пасут скот, не заняты никакой другой работой, только воюют. Прошу меня простить, господин... Мельников, - он все-таки вспомнил мою фамилию, - но справиться с такими вам было бы гораздо сложнее.

Надо же, почти слово в слово повторил то, что тогда Николай говорил. Да я и сам не спорил, все понятно.

- Уж они-то знают, что с лесничими воевать трудно. И поверьте, даже для нас это опасные противники. Но мы с ними встретились, только уже когда подобрались к кочевьям родовой знати.

- А пленных не спрашивали, почему так получилось? - поинтересовался Николай.

- Спрашивали, конечно, - кивнул лейтенант. - Только никто не знает. А глав семей, откуда были старшие в тех отрядах, что отправились девушек ловить, кто-то перебил прямо перед нашим приходом. И никаких концов.

- Да, грамотная зачистка... - согласился Николай.

- Как вы сказали? Зачистка? - удивился Киннес. - Очень удачное слово!

- Да, у нас в армии так говорят, - хмыкнул Николай.

- А вы там... у себя тоже в армии служили? - живо заинтересовался лейтенант.

- Да, я ремонтировал боевые машины.

- Боевые машины? - удивился лейтенант. - Дирижабли или бронепоезда?

Ого, у них тут, стало быть, и бронепоезда есть! Хотя и в нашем мире они появились, кажется, на войне Севера с Югом в Америке, если я ничего не путал.

- Нет... - Николай явно пытался подобрать слово для обозначения бронетехники, - боевые бронированные повозки.

У лейтенанта глаза полезли на лоб. Я, грешным делом, подумал, что он сейчас с ужасом пытается представить себе, как бедные лошадки тянут бронетелегу, но все же недооценил уровень технической грамотности местных кавалеристов.

- У нас есть локомобили, паровозы без рельсов, но они очень громоздки и медленны. А если на них навесить еще и броню... - скептически произнес Киннес.

- Наши двигатели меньше и мощнее, - не стал вдаваться в подробности Николай, - так что и броню, и пушку несут легко. Или около десятка пехотинцев.

Естественно, разговор тут же ушел в сторону, совершенно противоположную той, которая была бы интересна Алинке, и, надо отдать господину лейтенанту должное, он первым это заметил и первым же начал исправлять ситуацию. Уже через несколько минут все мы увлеченно слушали его рассказы о южных землях Империи однако, как я подозревал, Николай с Киннесом взять друг друга в оборот еще взять успеет.

- А пойдемте в ресторан! - с воодушевлением предложил лейтенант. - Нашу встречу просто необходимо отметить!

Пришлось признаваться, что деньги у нас хотя и есть, но сколько их в реальном, так сказать, исчислении, мы понятия не имеем, а заодно и вежливо готовить почву для отказа, если господину лейтенанту вдруг вздумается нас угощать. Неудобно как-то, да и вряд ли в своем чине наш попутчик мог похвастаться очень уж большим жалованьем. Однако же лейтенант нашел другое решение. Он попросту предложил нам показать те самые деньги.

- Вот эти монеты, - он отодвинул в сторонку несколько из выложенных на столик денежных кружочков, - в Империи хождения не имеют. Но вы без труда поменяете их в любом банке. А вот этого, - он выдвинул на середину стола пару серебряных монеток, кстати, не самых больших из имевшихся, - вам хватит на полноценный обед на всех четверых и пару бутылок хорошего вина в придачу.

Сомнения насчет похода в ресторан с нашим-то видом господин лейтенант отмел начисто, высокомерно заявив, что на компанию с офицером косо смотреть никто не посмеет. Что за вид? А представьте себе троих бородатых мужиков (ножницы у Триамов имелись, а вот бритвы ни одной не было), да молодую женщину, одетых по местным меркам, скажем так, непривычно. Особенно выделялась Алинка - все же женщины в брюках, да еще в обтяжку, это тут исключительно лесные баарки.

Киннес не ошибся. Никаких вопросов нам никто не задавал, кроме одного - что изволите заказать? Мы изволили откушать суп из не опознанной нами рыбы, запеченную с овощами свинину, салат из зелени, десерт из сыра и фруктов, не обошлось и без вина. М-да, интересно было бы посмотреть на нас глазами местных... Четверо людей непонятного происхождения в диковато смотрящейся здесь одежде, и имперский офицер в безукоризненно сидящем сером со стальным отливом мундире на золоченых пуговицах и с черно-зеленой отделкой. Кстати, парадный (а может, и повседневный, но не для войны в лесу) мундир лейтенанта Киннеса вполне укладывался в общий стиль шестидесятых, а скорее, семидесятых годов все того же девятнадцатого века на Земле. Вот честно, попадись мне фотоснимок или рисованный портрет нашего попутчика дома, долго бы думал, из какой армии этот офицер, но сомнений в его земном происхождении не возникло бы.

В общем, до самого Вельгундена мы, благодаря господину лейтенанту, никакой скуки не испытывали. Особенно интересно было слушать его рассказы о себе. Происходил Киннес из захудалой (насчет захудалой - это уже мои собственные инсинуации, сам он выразился изящнее: 'небогатой и незнатной') дворянской фамилии, в плане и так невеликого наследства ему, как младшему из четырех сыновей, не светило вообще ничего. Вот он и подался в армию, решив, что другого пути подняться в жизни у него не будет.

Насколько я понял, подготовка офицеров в Империи была двухступенчатой. Сначала нужно было год отслужить в юнкерах, совмещая обучение с исполнением обязанностей рядового солдата, а потом ефрейтора и капрала. В конце года полагалось сдавать экзамен и по его результатам либо второй год оставаться юнкером, либо получить чин прапорщика и, продолжая учиться, выполнять уже обязанности сначала сержанта, затем вахмистра, а под конец и часть офицерских. Далее снова экзамен, а потом - или ты опять прапорщик, или уже корнет. Трудно сказать, в чью пользу было бы сравнение с нашими историческими примерами, их я совершенно не знал, но в целом имперский подход представлялся мне вполне разумным и оправданным. Как, впрочем, и многое другое, уже увиденное мною в Империи.

Киннес без ложной скромности, но и без какого-то бахвальства отметил, что служба на границе, в периодических боевых стычках с мерасками, в карьерном плане очень выгодна. Получив первый офицерский чин корнета, наш попутчик стал лейтенантом на полтора года раньше положенного срока выслуги, и в будущее, где его ждал чин ротмистра, смотрел с оптимизмом. При всем этом лейтенант прекрасно понимал, что шансы поймать пулю или удар саблей у него значительно выше, чем в среднем по офицерскому корпусу Империи, но относился к этому философски - мол, что от меня зависит, чтобы этого избежать, я делаю, а от судьбы все равно не уйдешь.

Ясное дело, лейтенант Киннес и Николай периодически углублялись в обсуждение вопросов чисто армейских. Сколько платят денег, как организована кормежка, не сильно ли достают особо одаренные солдатики и любимое начальство, и все прочие животрепещущие для служивых проблемы... Иногда приходилось вмешиваться, вопросами не в тему напоминая, что тут еще и трое людей сугубо штатских, в том числе дама, иногда это не помогало и увлеченных друг другом собеседников отсылали в курилку, но от скуки господин лейтенант нас избавил.

Еще одним действенным средством против зеленой тоски были остановки, впрочем, не особо частые. Мы выходили подышать свежим воздухом и паровозным дымом, с интересом разглядывали станционную жизнь. Жизнь эта, конечно, от привычной мне по моим многочисленным железнодорожным путешествиям отличалась, но не настолько уж и принципиально. Так же продавали прямо на перронах всяческую готовую снедь, разве что толпились такие торговки исключительно у вагонов третьего класса, обделяя своим вниманием пассажиров первого и второго классов, но эти-то в вагоне-ресторане кушали. Однако же во время довольно длительной стоянки, когда тендер грузили углем, Киннес утащил нас в ресторан станционный, и не зря - там все оказалось заметно дешевле, чем в поезде.

Благодаря лейтенанту мы получили представление не только о здешнем общепите, но и об имперских деньгах. Валютой Империи был ласс, делившийся на сто локси. Казалось бы, все просто и знакомо, но именно что казалось. Потому что почти все монеты имели свои названия, и их приходилось заучивать. А то, например, красуется на монете надпись 'полуфриск', так поди догадайся, что это двадцать пять местных копеек, то есть локси. Особо изощренным издевательством смотрелись монеты, по своему достоинству в схему 'один - сто' вообще никак не вписывающиеся, да хотя бы те же золотые полукройсы, кройсы и двойные кройсы, равные соответственно шести, двенадцати и двадцати четырем лассам. И это при том, что десятилассовые золотые червонцы, то есть, конечно же, ринты, тоже присутствовали. Черт ногу сломит! Хорошо хоть, бумажные деньги, пусть у нас их пока еще не было, здесь имели ту же стоимость, что и серебро с золотом. А то из нашей истории я что-то такое помнил про разный курс монет из драгметаллов и бумажных ассигнаций.

Так или иначе, любая дорога где-то заканчивается. В положенное время наш поезд прибыл на Западный вокзал имперской столицы, и пришло время прощаться с лейтенантом Киннесом. Грустно было, что тут говорить. Еще один наш знакомый в этом мире остался в прошлом, и мы снова оказались одни, и снова вокруг нас все было непривычным, новым и, чего уж скрывать, чужим.

Выбравшись на привокзальную площадь мы, наконец, увидели настоящий город. Коммихафк тут и рядом не стоял. Уж не знаю, располагался вокзал близко к городскому центру или огромные здания, окружавшие широкое пространство площади, построили специально для того, чтобы все приезжие сразу могли оценить масштаб и величие имперской столицы, но мы оценили. А трамвай, настоящий трамвай, под аккомпанемент легкого грохотания разворачивающийся с присущей только этому транспорту корабельно-танковой грацией, нас поразил в самую пятку. Минут пять, наверное, так и стояли, ошарашенно озираясь, пока не вспомнили прощальный совет лейтенанта Киннеса и не начали высматривать человека в голубом мундире и желтом кепи - полицейского.

Немолодой уже блюститель порядка, хоть и удивился нашему виду, на вопрос, как нам попасть по адресу на показанном ему конверте, отреагировал четко и по-деловому. Поинтересовавшись, найдется ли у нас пятнадцать локси, и получив утвердительный ответ, он просто махнул рукой, подзывая извозчика. Полицейский быстро растолковал водителю кобылы, куда даме и господам надо, строго внушил ему, что рассчитывать он может именно на пятнадцать локси и заверил нас, что все будет в лучшем виде. Разместившись попарно друг напротив друга в открытой коляске, и немного поеживаясь от свежего осеннего ветерка, мы поблагодарили столь предупредительного постового и отправились в путь. Головами мы безостановочно вертели всю дорогу. Все вокруг было интересно - и дома, даже при пяти или семи этажах казавшиеся куда выше, и двух-трехэтажные особняки, прячущиеся за ажурными коваными оградами, и широкие улицы, полные всевозможных повозок, и тротуары с разнообразно одетыми пешеходами, и уличные фонари, и вывески, и все-все-все, что в своем единстве называется коротким и емким словом 'город'. Где-то через полчаса такого верчения головами мы оказались у цели - имперского министерства внутренних дел.

Как и положено столь важному учреждению, здание внушало что-то среднее между почтением, восхищением и некоторым страхом. Это у меня-то, человека, выросшего в столичном мегаполисе и привыкшего к шедеврам и провалам архитектуры времен куда более развитых строительных технологий! М-да, представляю, как это действует на местных...

Имперская бюрократия, как и в Коммихафке, действовала отлажено и безукоризненно. Поданный в окошко для приема корреспонденции конверт практически сразу привел в движение качественно изготовленные и хорошо смазанные шестеренки бюрократической машины. Даже если учесть, что телефонов тут нет и связь между кабинетами министерства держится на плечах и ногах курьеров, ждать нам пришлось недолго. Буквально минут через пятнадцать к нам вышел молодой человек в сюртуке кирпично-красного цвета, поинтересовался, имеет ли он честь видеть господ с рекомендательным письмом из Коммихафка, внимательно, но быстро просмотрел наши бумаги и предложил следовать за ним.


Глава 12



Господин Стеннерт, капитан-советник особого департамента министерства внутренних дел, сидел, нет, не сидел, а восседал за массивным столом под портретом императора. Да, императора - чей же еще портрет мог тут висеть?! Мне лично портрет понравился. Уж не знаю, каков его величество в жизни, но в официальном изображении смотрелся он более чем внушительно, хоть и весьма молодо - лет на тридцать. Сначала, конечно, я обратил внимание на мундир. Да, как и в нашем мире, здешний монарх по моде, заведенной уж не знаю кем на Эрассе и прусским королем Фридрихом-Вильгельмом Первым на Земле, носил военный мундир, украшенный знаками высших степеней орденов Империи. Но, как говорится, не мундиром единым... Лицо императора было тоже под стать должности - умное, в меру строгое и решительное. Художник изобразил императора с таким расчетом, чтобы зрителю казалось, будто монарх внимательно смотрит прямо на него и строго вопрошает: 'А ты что сделал для блага Империи?'.

Сам господин Стеннерт выглядел, ясное дело, не настолько величественно, но тоже серьезно. Как и император на портрете, первое впечатление на меня он произвел мундиром - голубым с серебряным шитьем на воротнике и рукавах. Затем, положив на стол бумагу, что читал перед нашим приходом, капитан-советник явил и свое лицо. Невыразительное гладко выбритое лицо, по которому и возраст-то толком не определишь. Зато глаза... Глаза капитана-советника смотрели куда более внимательным взглядом, чем даже у нарисованного императора. Да уж, этот господин общих вопросов задавать не станет, его вопросы будут очень даже конкретными.

Когда мы прошли чуть больше половины расстояния, отделявшего двери кабинета от стола, господин Стеннерт мгновенно привел лицо в выражение самого искреннего радушия, и после обмена приветствиями и приглашения садиться сразу перешел к делу.

- Госпожа Демидова, - фамилию, с которой уже сжилась Алинка, Стеннерт произнес без запинки, - господа, могу вас поздравить. У вас прекрасные рекомендации от имперского лесничего Трейама (ага, фамилия наших добрых хозяев на правильном имперском звучала именно так) и уездной управы Коммихафка.

Я еще не успел сообразить, что такого разглядел в нас чиновник той самой управы, раз написал и свою рекомендацию, как Стеннерт сам и пояснил:

- Уездный советник Манте особо отметил, что вы научились не только разговорному языку, но также чтению и письму. Кроме того, - Стеннерт важно приподнял какую-то другую бумагу, - у вас, господин Мельников, еще и блестящая рекомендация имперского офицера, - капитан-советник бросил в бумагу быстрый взгляд, - лейтенанта Киннеса.

Ого! А нам-то господин лейтенант ни словом не обмолвился! Не прост офицер, ох, непрост...

- Итак, - господин Стеннерт придвинул к себе небольшую стопку бумаг, - я надеюсь, что вы с успехом примените ваши знания и умения к вашей собственной пользе и на благо Империи. И чтобы эта польза была как можно более ощутима и наступила быстрее, я бы попросил вас вкратце рассказать, какими знаниями и умениями вы обладаете. Если, конечно, вы не против.

Ух ты, вежливый какой - 'если вы не против'... А с другой-то стороны, а что еще нам остается? Устраиваться все равно нужно, так что надо производить на господина капитана-советника впечатление, да по возможности благоприятное. Так что мы не против. Я аккуратно пихнул ногой Николая, чтобы он начал первым. На его фоне, насколько мне представлялось, и мы с Серегой да Алинкой за продвинутых сойдем.

- Николай Сечкин, инженер. Обслуживание и ремонт паровых турбин, двигателей внутреннего сгорания, электрического оборудования.

Речь Николая я передаю нормальным языком, потому и получилось так кратко. На самом деле товарищ с большим трудом подбирал известные ему слова, чтобы донести до Стеннерта свои профессиональные навыки. А потом Стеннерт пытался выяснить, что такое 'паровые машины без цилиндров, использующие вращающиеся лопасти' и 'двигатели, не имеющие парового котла', но тут Николаю уже не хватало знания языка, чтобы все это капитану-советнику растолковать. Однако же выход Стеннерт нашел.

- Господин Сечкин, будьте любезны написать это на вашем языке. Я уверен, найдется кому это прочитать и правильно понять.

Ага, значит, русские тут или есть или, по крайней мере, были, раз кто-то может читать по-русски. Уже радует. Так, ладно, после такого мощного вступления и мне вылезти не помешает.

- Федор Мельников. Изучение рынковсбыта товаров и услуг, управление рынками (как перевести на имперский слово 'маркетинг', я не знал), реклама и продвижение товаров и услуг, знание исторических закономерностей моего мира (ну да, прихвастнул, не без того), анализ любой общественной и политической информации, - черт, а ведь Стеннерт может просто не понять...

- Хм, очень интересно, - кажется, понял. Вот только правильно ли? - Думаю, и это смогут оценить по достоинству.

Даже так? Ну-ну, посмотрим...

- Сергей Демидов, получил образование по специальности 'проектирование инженерных систем', но не нашел работу. Специалист по продажам.

- Проектирование инженерных систем? - переспросил Стеннерт.

- Подача воды в здания, отвод грязной воды, отопление, - надо же, Серега сумел объяснить почти все простыми словами. Талант!

- А чем специалист по продажам отличается от продавца? - понял Стеннерт явно не все, но ухватился почему-то именно за это.

- Моя задача не просто продать, а убедить человека купить то, что ему нужно и то, что выгодно мне.

- И купить именно у вас, а не у кого-то еще? - хмыкнул Стеннерт. Серега с улыбкой кивнул.

- Алина Демидова, модистка.

- Превосходно, госпожа Демидова, уверен, что наши дамы благодаря вам станут еще более красивыми, - с хорошими манерами у господина Стеннерта все оказалось в порядке. Алинка тоже умница, не зря болтала с женской половиной семейства Триамов, узнала нужное слово.

Впрочем, немного подумав, капитан-советник попросил уже нас всех написать о своих специальностях на нашем языке. Умное решение. Ну, дурака на такое место и не поставят.

- А теперь, - Стеннерт аккуратно отложил листок с записями, - есть два немаловажных обстоятельства, которые, возможно, вызовут у вас некоторые сомнения.

Ишь как завернул... Ладно, посмотрим, что за обстоятельства такие.

- Я не требую от вас немедленного вступления в имперское подданство с принесением присяги его величеству, - господин капитан-советник произнес это таким тоном, как будто сделал нам ну просто гигантское одолжение, - со временем, надеюсь, вы сами придете к признанию необходимости этого. В моей власти выписать вам вид на жительство как лицам, иностранного подданства не имеющим.

Тут господин Стеннерт начал изъясняться на жуткой смеси канцелярского и юридического жаргона. Больше половины слов были мне непонятны, ни от Триамов, ни от Киннеса я такого и близко не слышал. Пришлось долго и нудно задавать вопросы простыми словами, переваривать полученные ответы, снова спрашивать и снова в уме переводить ответы Стеннерта на родные правовые понятия, а потом, когда я, наконец, все для себя уяснил, попросить у капитана-советника прощения и потратить еще энное время на изложение юридических тонкостей Николаю, Сергею и Алине. Вот кто, спрашивается, мешал Стеннерту пригласить ради такого случая переводчика, раз уж тут кто-то знает русский язык?! Ну да ладно, в чужой монастырь со своим уставом я лезть не собирался.

Суть вопроса была в том, что вид на жительство давал его обладателю большую часть прав имперского подданного и даже избавлял от некоторых обязанностей, каковые подданным исполнять приходилось, однако эту поблажку счастливый обладатель вида на жительство оплачивал из своего кармана. А именно, Николаю и Сергею в этом случае нужно было платить дополнительный налог, компенсирующий отсутствие у них обязанности отслужить в вооруженных силах Империи. Меня это не касалось из-за возраста, Алинки - из-за половой принадлежности. Однако налог был вроде бы не очень большим, и уплачивался раз в год. Еще ограничивалось участие в местном самоуправлении, но тут уже ни у Стеннерта не хватило терпения объяснить мне все тонкости, ни у меня не нашлось слов, чтобы его в полной мере понять. Самое главное, что я точно уяснил - в плане найма на работу, открытия собственного бизнеса, проживания и свободы передвижения по Империи ограничений никаких не было. Понравилось и то, что сроком действие вида на жительство не ограничивалось. Уж не знаю, для всех ли Империя так широко раскрывала свои двери или только для нас, но нам, повторюсь, понравилось.

После краткого обсуждения, во время которого господин капитан-советник с некоторым любопытством прислушивался к незнакомой ему русской речи, мы решили пока что ограничиться получением вида на жительство. Как-то оно спокойнее так выходило, по общему мнению. Серега, опять же, с ходу заявил, что в армии он уже послужил и на второй заход его никак не тянет.

С этим решили, но Стеннерт говорил о двух обстоятельствах, поэтому сразу же озвучил и второе.

- Видите ли, - вкрадчиво начал он, - среди подданных его величества много самых разных народов, но ваши имена все-таки очень сильно выделяются. Вам же будет проще и легче, если ваши имена станут звучать похоже на привычные в Империи.

Спорить с такой постановкой вопроса было трудно, да не особо мы и пытались. Надо отдать Стеннерту должное, он на нас не давил, предлагал разные варианты, вообще очень живо и активно участвовал в подборе наших новых имен, проявив при этом не только завидное здравомыслие, но и неожиданную изобретательность. С его подачи я стал Феотром Миллером (ну да, перевел свою фамилию на английский, опять же, звучит для местных нормально), Николаю предстояло привыкнуть к имени Никлат Скантс (объяснить Стеннерту, что такое сечка для капусты, мы так и не смогли, но он все же понял, что это что-то режущее, потому и предложил слово 'нож' на имперском), наших молодых отныне звали Сейарк и Линни Демитт (главное - похоже).

Переведя дух после такого мозгового штурма, Стеннерт вызвал все того же персонажа в красном сюртуке, вручил ему бумагу, на которой были написаны наши новые имена, и велел сей же час оформить виды на жительство для дамы и господ. Да, нам еще придумали года рождения, просто отсчитав возраст каждого от текущего года по имперскому календарю.

- Что ж, - вернулся к делам Стеннерт, когда все немного отдохнули, - теперь о самом приятном. Для облегчения устройства вашей жизни на первых порах финансовый департамент министерства внутренних дел предоставляет каждому из вас ссуду в одну тысячу семьсот лассов сроком на два года под четыре процента годовых. Ссуда налогами и сборами не облагается.

Оценить щедрость Империи нам из-за незнания цен сразу оказалось невозможно, но 'одна тысяча семьсот' - это впечатляло. Как и четыре процента годовых - у нас и по валютным-то кредитам таких ставок нет, про рублевые я уж не говорю.

- Погасить ссуду вы можете единовременно либо долевыми платежами любого размера и любой периодичности в течение срока ее действия, - продолжал изливать на нас имперские щедроты господин капитан-советник, - проценты рассчитываются при последнем платеже.

- А в случае невозвращения ссуды или, скажем, ее неполного возвращения в указанный срок? - я решил уточнить, что идет кнутом в дополнение к этакому большому и вкусному прянику.

- Очень хорошо, что вы сами спросили, господин Мельников, простите, Миллер, - поощрительно кивнул Стеннерт. - В таком случае имперские власти принудительно определят место вашей дальнейшей работы и будут вычитать погашение ссуды из вашей заработной платы. При этом за просрочку более двух лет начисляются пени по пять процентов годовых за каждый полный либо неполный год просрочки.

А нехило так... Империя в наших глазах уже выглядела не только богатой покровительницей, но и зубастой финансовой щукой. Впрочем, они тут в своем праве. В любом случае другого способа вписаться в местную действительность у нас нет.

- У нас не благотворительность, - веско добавил господин Стеннерт. Ага, мы и сами уже заметили. - Если вы обладаете необходимыми Империи знаниями и способностями, ссуда станет для вас просто успешным началом вашей новой жизни и погашение этой ссуды труда вам не составит. Поверьте опытному человеку.

А что нам оставалось делать? Только поверить. Ну, пока что поверить, по крайней мере.

- И я вам советую привести свой облик в соответствие с принятыми у нас правилами и обычаями, - мягко, но внушительно добавил Стеннерт. - Одежду и все необходимое настоятельно рекомендую приобрести в универсальном магазине Народного экономического общества. Лучших цен при хорошем качестве вы все равно нигде не найдете. Да и там вы сможете купить все сразу в одном месте.

Господин Стеннерт передал нам небольшую карточку вроде визитки с адресом и расписанием работы универмага. Интересно, он сам там в доле за направление покупателей или все официально и долю имеет Империя?

- Что же касается вашего жилья, то вот адрес, - еще одна карточка перекочевала из рук Стеннерта в мои вместе с небольшим запечатанным конвертом. - Домовладелица госпожа Коррис - доверенное лицо нашего департамента, лишних вопросов задавать не станет и другим не даст. Конверт прошу передать ей в руки. Она сама отметит ваши виды на жительство в полиции, и их действие начнется с этого момента. Если у вас будут какие-либо вопросы, обращайтесь к госпоже Коррис в любое время. На этом, - капитан-советник поднялся из-за стола, - не смею более вас задерживать. От лица Империи желаю вам успехов во всех начинаниях!

Потом была недолгая ходьба по кабинетам в сопровождении не то секретаря, не то порученца. В одном кабинете нам выдали виды на жительство - не привычные нам книжки, а просто листы бумаги, заполненные каллиграфическим почерком, без фотографий, зато с перечислением примет. Ого, это где же и когда их успели записать?! В другом кабинете мы продолжили тихо обалдевать от имперских ништяков, получив ту самую ссуду, частью наличными, частью чековыми книжками имперского казначейства.

До дома госпожи Коррис добрались мы довольно быстро. Стало быть, жить будем где-то если и не в центре города, но близко к нему. Тоже приятно, чего уж тут. Домовладелица, строгая немногословная дама примерно моих лет, сразу же вскрыла поданный ей конверт и после прочтения коротенькой записки без лишних слов повела нас в квартиру. М-да, честно говоря, даже мне было сложно сдержать восторг от доставшихся апартаментов, а уж Алинка вообще чуть не подпрыгнула от радости. Квартира, должно быть, предназначалась для небольшой семьи. Три маленьких спальни (одна Сереге с Алинкой, по одной персональной мне и Николаю), кабинет с полками под библиотеку, большая гостиная, столовая, курительная комната, ванная и ватерклозет - мы о таком даже не мечтали! И все это за семь с половиной лассов в месяц с человека, включая ежедневный завтрак и плату горничной и прачке. То есть чуть больше десяти процентов от ссуды.

...Вдоволь наплескавшись по очереди в ванне, мы какое-то время лениво обсуждали сегодняшние удивительные события, а потом просто расползлись (другого слова не подберешь) по спальням.

С наслаждением вытянув ноги на кровати, я вдруг сообразил, что после ночи, проведенной под открытым небом на неудобной колючей подстилке из лапника, пяти месяцев на тюфяке, набитом сушеной травой, и трех ночей на диване в поезде это у меня первая на Эрассе ночь в цивилизованных условиях. Так что засыпал я с полным осознанием того, что жизнь-то, похоже, налаживается.


Глава 13



Эх, отвык я от столичной жизни, отвык. Всего пять месяцев на лесном хуторе - и в имперской столице чувствую себя классическим провинциалом. Это я о чем? Это я о походе в универсальный магазин Народного экономического общества. Что оно за общество такое, я еще разберусь, но магазин... Гигантское пятиэтажное здание универмага, четыре этажа которого были отданы под торговые площади, а пятый, надо полагать, вмещал в себя все начальство, бухгалтерию и что там еще необходимо, занимало аж целый квартал. Здесь было все. Все, что можно унести в руках или увезти на тележке мощностью в одну человеческую силу. И здесь были все. Я бы сказал, на фоне некоторых покупателей наш облик смотрелся тут еще не самым экзотическим образом. Да что я об этом! Главным в магазине было его убранство. Именно так, высоким штилем и с восторженным придыханием. Широкие лестницы с ковровыми дорожками, обилие зеркал, зрительно расширяющих и без того широкие галереи, роскошь полированного дерева дверей, стенных панелей и прилавков, обилие весьма недурных на мой вкус статуй - это и вправду убранство, а не какой-то там декор, или, прости Господи, дизайн. Алинка вообще в окружении всего этого великолепия начала о чем-то сама с собой шептаться, должно быть, обсуждая со своим вторым 'я' стилевые особенности безудержного разгула имперской художественно-оформительской мысли. Впрочем, умная собеседница, то есть сама же она, подсказала Алинке здравую идею.

- Вот вам, мужикам, конечно, все равно что носить, - заявила нам она, - а я пойду-ка посмотрю местные модные журналы. Вроде видела тут что-то такое. А сами вещи буду выбирать уже потом.

Признав разумность такого подхода (а что нам еще оставалось?), мы терпеливо ждали, пока наша дама не познакомится со здешними модами, а потом подберет себе все нужное. Подождать, ясное дело, пришлось немало, но после внимательного изучения журналов и осмотра покупательниц Алина с выбором шмоток определилась неожиданно быстро.

Честно говоря, первоначально мы планировали несколько походов в этот храм розничной торговли, исходя из того, что все и сразу на себе не унесем. Однако, когда мы с Николаем и Сергеем выбрали костюмы, а продавец вежливо поинтересовался, по какому адресу доставить покупки, сразу же оговорившись, что нам это ничего лишнего стоить не будет, планы, после недолгого совещания, были пересмотрены. Решили взять все и сразу.

Да уж, Стеннерт не обманул, купили мы тут решительно все, что для жизни надо. Хотя меня лично не покидало ощущение того, что на самом деле я не в магазине, а в музее. Только каком-то необычном музее, где любой экспонат можно купить. Как в свое время выразилась Алинка - живой антиквариат.

В общем, убили мы на покупки целый день. То есть больше чем полдня на хождение по универмагу, а потом еще почти весь вечер на разбор доставленных на квартиру вещей. Уж не знаю, как именно организована в магазине служба доставки, но работала она отменно - все привезли разом и точно в то время, которое мы назначили. Серега, как человек больше нас всех в торговле понимающий, поверить не мог, что такое вообще возможно без компьютеров, на одном бумажном учете и документообороте. Но возможно же!

А приятно, что там говорить, было ощущать себя не просто покупателями, а клиентами! Когда покупки привозят тебе домой, когда ты проверяешь, то ли самое тебе привезли, когда вежливый и предупредительный курьер прямо ловит каждый твой взгляд и предлагает удостовериться в том, что все так и исполнено, как господа заказывали... И еще приятно было иметь, наконец, настоящий адрес в мире, который теперь должен был стать нашим. Вот, пожалуйста: улица Первой Стражи, 138. Только не надо думать, что улицы тут такие длинные или у города сетевая планировка. Планировка московская, радиально-кольцевая, а номер означает не дом, а квартиру. Потому что каждая квартира имеет собственный вход с улицы. Вот мы, например, поселились на втором этаже, так к нам чтобы попасть, надо подняться по узкой плохо освещенной лестнице, которая по прихоти архитектора еще и пару раз хитро заворачивает, обходя другие квартиры. Зато никаких тебе чрезмерно внимательных соседей, а чтобы мебель носить, есть черный ход, вот там уже некоторое подобие привычных нам подъездов и общие коридоры.

Из-за всех этих дел мы остались без обеда и жутко проголодались. Но вышло удачно - мы как раз закончили разбирать покупки, когда принесли ужин. Кстати, кормежка жильцов в доме госпожи Коррис была устроена очень даже неплохо. Завтрак, стоимость которого входила в квартплату, состоял из крепкого чая, пары ржаных или пшеничных, на выбор, булочек, сливочного масла и нескольких ломтиков сыра и подавался в заранее оговоренное время. Обеды и ужины оплачивались отдельно, но поскольку домовладелица содержала еще и кухню, заказывать трапезу можно было за небольшой срок.

- Ну что, попаданцы, - с усмешкой обратился ко всем Николай, когда мы более-менее насытились, и тут же посерьезнел, - какие планы на будущее строить будем?

- Прежде чем планы строить, предлагаю для начала другую тему, - я поспешил перехватить управление беседой в свои руки. Еще с утра пришли мне в голову интересные мысли, и очень хотелось довести их до всех. - Я так понимаю, никто кроме меня еще не прикидывал, что именно представляет собой столь любезно предоставленная нам Империей ссуда?

Демидовы удивленно переглянулись, Николай внимательно посмотрел на меня и кивнул - давай, мол, продолжай.

- Тогда прошу три минуты на подготовку доклада.

Запрошенное время мне дали. Еще бы не дали, после такого многозначительного вступления! Я оторвал два куска оберточной бумаги - один побольше, другой поменьше, одолжил у Николая нож и заточил купленный сегодня карандаш, подложив для отходов процесса кусок бумаги поменьше, а кусок, который побольше, положил на стол. Мои товарищи наблюдали за всеми этими действиями с некоторым удивлением. Ничего, сейчас удивитесь еще больше. И даже не удивитесь. Нет, дорогие мои, вы сейчас у меня охренеете.

- Итак, - призвал я наше собрание к вниманию, - если никто не против, я приступаю. - На круг мы с вами получили шесть тысяч восемьсот имперских рубликов, лассов то есть, на два года. Семьсот двадцать из них за эти два года мы уплатим за нашу замечательную квартиру. Итого остается шесть тысяч ноль восемьдесят лассов. Сегодня мы оставили в так понравившемся нам всем универмаге, - тут мне снова пришлось взять небольшой перерыв и быстренько посчитать на куске бумаги в столбик, - пятьсот сорок семь лассов. Да. Четыреста двадцать один ласс на одежду с обувью и сто двадцать шесть лассов на мыльно-рыльные принадлежности и прочую необходимую мелочь.

Алинка попыталась было скорчить рожицу при упоминании рыла применительно к умывальным процедурам, но тут же раскрыла рот от изумления. Остальные смотрелись не лучше.

- Следовательно, у нас осталось пять тысяч пятьсот тридцать три ласса. На два, прошу заметить, года.

Дав время моим друзьям подумать над этими словами, я снова взялся за карандаш и совершил еще несколько арифметических действий.

- То есть, - я еще раз глянул на результаты своих подсчетов, - двести тридцать лассов пятьдесят четыре локси на месяц. На четверых. А в пересчете на одного человека - пятьдесят семь лассов шестьдесят три локси в месяц.

Николай аж присвистнул, младшие выглядели подавленно. Ну да, для них-то такие цифры - хуже смертного приговора, не застали они тех времен, когда на пятьдесят семь рублей в месяц можно было относительно терпимо жить.

- Продолжаем считать, - я был, наверное, страшен в своей неумолимости. - В день на человека это составит один ласс девяносто два локси. На еду, извозчиков и прочие расходы.

- А если еще инфляция... - совершенно убитым голосом протянул Сергей.

- Вот уж нет, - я решил разбавить свой доклад хоть каким-то позитивом. - Я, конечно, не финансист, но раз уж в Империи вместе с бумажными деньгами свободно обращается золотая и серебряная монета, ни о какой инфляции и речи быть не должно.

Ага, ожили! Это хорошо, потому что сейчас будет самое главное, ради чего я вообще весь разговор затеял.

- Так, дорогие мои, а теперь - внимание! - я оглядел всех еще раз, прикидывая, кто и как отнесется к тому, что я собирался сказать. Хотя на самом деле меня сейчас волновало отношение только одного из них. Одной, если уж совсем точно.

- Вы могли заметить, - я демонстративно отодвинул от себя бумагу с расчетами, - что расходы наши я считал на круг. Алина, милая, твои сегодняшние покупки стоили почти столько же, сколько потратили мы втроем, вместе взятые. Я не в укор тебе это говорю, пойми меня правильно. Ты - единственная среди нас дама, тебе надо выглядеть нормально и тебе это в любом случае дороже, чем любому из нас.

Кажется, помогло. Алинка смотрела на меня хоть и волком, но волком, явно заинтересованным.

- Я говорю это вот к чему. К тому, что выжить здесь и подняться мы сможем только вместе. А раз так, то и деньги наши мы должны объединить в общий фонд. И главная наша задача сейчас - заработать денег. Мы сможем. Мы все знаем и умеем то, что сделает нас особенными, единственными и неповторимыми в этом мире. Именно мы. Не я. Не ты, - я посмотрел на Алинку. - Не он и не он, - не сводя глаз с Алинки, я поочередно дернул головой в стороны ее мужа, а потом Николая. - Мы!

- И как вы собираетесь... нет, как мы будем зарабатывать? - поблагодарив меня взмахом ресниц, спросила Алина. Слава тебе, Господи, она поняла!

- Идеи две. Во-первых, ты, Николай, скорее всего уже в самое ближайшее время получишь приглашение на работу. Только не думай, что сразу станешь нашим главным источником денег. Пока ты привыкнешь к местным стандартам, единицам измерения, пока слова выучишь, которые все это обозначают, работы как таковой у тебя особо и не будет.

- Хм, а ты, пожалуй, прав, - признал Николай.

- Поэтому, во-вторых, это патенты. Делаем изобретения, патентуем, потом продаем сами патенты, лицензии или нарываемся в долю к местным буржуям.

- А что мы будем изобретать? - Алинка даже забыла закрыть рот, закончив фразу.

- Я вообще изобретать не умею, - обиженно сказал Серега.

Николай, кажется, сразу сообразил, куда я клоню. Уж больно хитро поглядывал он то на меня, то на Демидовых.

- Зато у тебя высшее техническое образование. Чертежи ты, ясное дело, в 'автокаде' рисовал...

- В 'компасе', - перебил меня он.

- Один хрен, - отмахнулся я, - значит, и на бумаге сможешь. Будешь к заявкам на патенты чертежи делать. А изобретать умеем мы все. В первую очередь, кстати, ты, - знаю, что показывать на человека пальцем неприлично, но именно так, пальцем, я показал на Алину.

- Я?! - изумилась она.

- Ты, ты. Завтра идете с мужем опять в магазин. Ты смотришь, он за тобой записывает. Потом приходишь домой, садишься и изобретаешь то, чего ты там не увидела. Хочешь - лифчики 'пуш-ап', хочешь - тушь для ресниц, хочешь - что там еще такого, что можно сделать здесь и сейчас. Или не сделать, но изобразить и толково описать.

Алинка восхищенно разинула ротик, глаза заблестели. Так, тут генератор изобретательности активировали, поехали дальше.

- Николай, тебе изобретать, скорее всего, прямо на работе придется. Черт их знает, будут эти патенты на твое имя регистрировать или как собственность работодателя, всякое возможно. Поэтому смотри, что там, то есть здесь, с инструментами, всякой железной мелочевкой и прочей хренью, которую потом можно будет на тебя отдельно записать. Не мне тебя учить, разберешься. А я найду местные законы на эту тему и соображу, как нам ловчее будет все оформить.

- Ну, Федор Михалыч, ты и акула капитализма..., - уважительно протянул Николай.

- Жить захочешь, зубки отрастишь, - акула так акула, я был не против.

Немудреные шуточки в паре с хорошими новостями (конечно же, хорошими - кому не понравится открыть в себе изобретательские таланты!) подействовали как надо. Народ оживился, зашевелился. Что ж, хорошо. Значит, к бою готовы. Значит, живем. Живем!

Дав нашим еще несколько минут порадоваться, я решил закрепить и, пусть и неформально, но оформить итоги своего выступления.

- Так, Алина, Сергей, Николай, еще немного внимания!

Все примолкли и уставились на меня.

- Вы понимаете, что какие-то изобретения удастся продать сразу, какие-то позже, что-то принесет денег больше, что-то меньше. Пока Николай начнет нормальную зарплату инженера получать, а здесь инженер просто обязан быть, как раньше в школе учили...

- А как в школе учили? - от удивления Николай даже перебил меня, чего обычно не делал.

- Учили грамотно писать слово 'инженер'. Через 'е' после 'ж', а не через 'и'. А чтобы дети лучше запомнили, им объясняли, что инжЕнер - это тот, кто приносит своей жЕне много денег.

- Вот же было время! Извини, Федор.

- Ничего. Здесь, кстати, время должно быть таким же. Но я все-таки не об этом. Я вот о чем. Пока мы не выйдем на нормальные доходы, нам нужно действовать всем вместе. Вплоть до возвращения имперской ссуды, а если понадобится, то и дальше, предлагаю объединить наши способности и наши деньги. Заработок каждого - доход всех. Тратим по общему согласию. Ты, Николай, будешь работать и изобретать. Алина с Сергеем будут изобретать. Я тупой и вообще гуманитарий, изобретать не умею, поэтому... - пока я лез в карман, приятно было послушать возражения товарищей против такой неуместной, на их взгляд, самокритики, - ...поэтому вношу в общее дело свой вклад. Точную его цену я не знаю, но, думаю, дешевой эта штука быть не должна.

С этими словами я положил на стол тот самый перстень, который Корнат снял с убитого мераска. Черт, надо будет оперативно найти какого-нибудь ювелира, чтобы оценить побрякушку. Завтра и спрошу нашу домовладелицу.

Народ внимательно разглядывал ювелирное изделие, пришлось постучать по столу, чтобы вернуть внимание публики к себе.

- Дорогие мои. Я понимаю, что каждому из нас хочется иметь свое и только свое. Будем иметь свое, обязательно будем. И чтобы это время настало для нас быстрее, сейчас своего быть не должно. Ни моего. Ни твоего. Ни его. Ни ее. Только наше.

Все сосредоточенно притихли. Кажется, поняли.

- Алина? - спросил я.

- Я согласна, - рыжеватая челка встряхнулась при утвердительном кивке.

- Сергей?

- Согласен.

- Николай?

- Да.

- Один за всех? - да, глуповато. Да, неоригинально. Но...

- Все за одного! - выкрикнул нестройный хор из трех глоток.


Глава 14



Хм, повторить, что ли? С некоторым сомнением посмотрев вниз, я от этой идеи все-таки отказался. От какой? Спуститься с третьего этажа на первый и снова в быстром темпе подняться. Причем, прошу заметить, на третий этаж не типовой московской или еще какой многоэтажки, а Императорской публичной библиотеки, где расстояние от пола до потолка раза этак в три, а то и три с половиной, повыше. Что самочувствие мое улучшилось после перехода через неизвестно откуда взявшийся мосток, я заметил еще на хуторе Триамов, но оно, как ни странно, так и продолжало улучшаться. Вот и сейчас, я легко и непринужденно вспорхнул по библиотечной лестнице, даже дыхание не сбилось. Но нет, повторять не буду, не за этим сюда пришел.

С некоторых пор библиотека стала мне вторым домом. Ходил я сюда как на работу, проводя в книжном храме часов по шесть-восемь почти ежедневно, хорошо хоть, стоило удовольствие недорого, да и затраты уже вовсю окупались. Особой сложностью имперское патентное законодательство не блистало, несколько патентов и лицензий нам удалось-таки продать, а учитывая, с какой скоростью работал изобретательский конвейер супругов Демидовых, пардон, Демитт, объем доходов нашего общества с ограниченной безответственностью имел выраженную тенденцию к дальнейшему росту.

Алина восприняла мои слова насчет изобретений как руководство к действию и начала именно с туши для ресниц и лифчиков 'пуш-ап'. Вот с этой деталью дамского туалета все получилось лучше некуда. Тут, как выяснилось, бюстгальтеров еще не было не то что 'пуш-ап', а вообще никаких. Ну, Алина и развернулась... Сейчас денежки за лицензии на пошив этих изделий отстегивали ей сразу несколько самых модных столичных ателье, и Алинка всерьез подумывала об открытии собственного заведения. А вот пристроить тушь не удавалось долго, не та тут мода. Здесь контрастные тона на женском лице - признак актрисы, проститутки или, в лучшем случае, эвгланки, то есть коренной уроженки имперского Юго-Востока. В конце концов патент на тушь для ресниц купила у госпожи Демитт дирекция императорских театров. Мы-то, с позиций нашего послезнания, понимали, что купила по дешевке, ну да ничего, три с половиной сотни лассов на дороге не валяются. А если бы и валялись, я бы только по этой дороге и ходил, честное слово!

Неожиданно занялся изобретательством и Сергей, заодно нашедший себе и приработок. Обосновав перед нашим коллективом необходимость поддерживать себя в хорошей форме, он пошел покупать гантели и разговорился с одним из других покупателей тех же железяк. Товарищ, оказавшийся членом Имперского атлетического общества, после интенсивного обмена мнениями пригласил господина Демитта в их качалку, и теперь Сергей увлеченно рисовал чертежи всяческих тренажеров, а на ближайшем общем собрании столичного отделения общества ожидалось вынесение вопроса о принятии Сейарка Демитта на должность тренера с назначением ему содержания за счет средств организации. Почему-то я уверен, что одним рассмотрением вопроса дело не ограничится, последует еще и его решение. Даже могу предсказать, какое.

Николая уже вскоре после нашей легализации пригласили на казенный Новый механический завод, и он, бывало, пропадал там целыми сутками, осваивая здешние особенности инженерной премудрости. Начальство ему даже комнатку там выделило. Все-таки от нашего дома до пригорода, где располагался завод, в один конец на извозчике уходил час времени и полуфриск денег, на трамвае получалось дешевле, но подольше. Да и по выходным господин инженер Скантс тоже постоянно что-то читал, делая какие-то выписки и подсчеты, в общем, приспосабливал свои знания к местным реалиям.

Кстати, о выходных. Несмотря на наличие у Эрасса своей луны, ну разве что чуть-чуть поменьше привычной нам, никаких следов лунного календаря тут не наблюдалось. По крайней мере, в Империи. В месяце, благо, каждый из них тут ровно по тридцать дней, три декады, два последних дня каждой - выходные. Итого шесть денечков на месяц вместо привычных восьми и более. Не густо, прямо скажем.

Однако куда больше напрягало не это. Сам я никаких денег для нас еще не заработал. То есть во всех алинкиных и серегиных изобретениях мой вклад присутствовал, потому что именно я составлял заявки на получение патентных привилегий, при необходимости вступал в бюрократическую переписку с Патентной палатой, а также писал и рассылал спам - письма потенциальным покупателям наших патентов и лицензий. Вряд ли без моего участия изобретательская мысль супругов Демитт претворялась в источник доходов нашей компании, и все мы понимали, что лучше меня никто из нас с такой работой не справится (и не то, чтобы лучше, а хотя бы так же!), но все равно, иной раз чувствовал себя паразитом. Дурь, конечно, разделение труда - дело нужное, но...

Мои попытки заработать по специальности позорно провалились. Не то чтобы совсем уж позорно - какие-то денежки за составление текстов получить удалось, но смотрелись они на фоне Алинки и Сереги, скажем так, не шибко убедительно. Во-первых, не готовы здесь к тому, что в рекламу надо вкладывать и делать ее должны профессионалы. Может, оно и к лучшему. Да точно, к лучшему! Все-таки гнусная ересь, именуемая у нас 'обществом потребления', тут еще не начала входить в силу, и нечего это дело ускорять. Что ни говорите, а приятно жить в обществе, где мода не меняется дважды в год и где едва ли не главным преимуществом любого изделия - от паровой машины до домашних туфель - считается долговечность. Честное слово, приятно!

Во-вторых, чем продающий текст отличается от обычной рекламы? Кто не в курсе, объясняю: продающий текст составляется таким образом, чтобы сразу по его прочтении человек совершил некое конкретное действие - либо купил продвигаемый товар, либо сделал что-то иное, что станет первым шагом на пути к покупке. Ну, скажем, положил товар в корзину, заказал обратный звонок менеджера, подписался на обновления и все такое прочее. А теперь, на минуточку, представьте, что интернета тут нет. Вот нет - и все. Понятно, и при торговле по каталогам можно призвать читателя к тому самому действию, вот только вероятность совершения такого действия, тем более сразу по прочтении текста, будет куда как меньше, чем в интернет-магазине.

Заработать в качестве изобретателя мне тоже не удалось. Все, чем я мог бы осчастливить сначала Империю, а за ней и остальной Эрасс, уже кто-то изобрел. Безопасные бритвы, чернильные авторучки, скоросшиватели и другие полезные и удобные вещи, устройство которых я мог бы изложить на бумаге, тут наличествовали, да многими из них сам же я и пользовался. Поэтому мой пытливый ум заняли совсем иные соображения.

Невооруженным глазом было заметно, что потоптались попаданцы по имперской территории неплохо. И наверняка продолжают топтаться. Причем, если судить по вещам, которые тут смотрятся явно заимствованными из более поздних времен, то все или почти все попаданцы - мужчины. На эту мысль натолкнул меня интересный разговор с Алинкой. Она как раз старательно вырисовывала очередной результат приспособления привычного для нее (да и для нас, хе-хе) дамского белья к здешним понятиям о приличиях, а мы с Серегой, поскольку заняться было больше нечем, старательно, хотя и по-доброму, зубоскалили.

- Да ну вас, мужиков! - отмахнулась Алинка. - Понаизобретали себе всяких удобных шмоток, а нам, таким красивым и несчастным, ничего. Тоже мне, блин, великая держава - лифчик до меня некому придумать оказалось! Ничего, я их тут от корсетов отучу!

- Отучишь-отучишь, - согласился я. - Кстати, а как? Ладно, с поддержанием груди ты вопрос решила, но корсеты еще и жиры маскируют... Фитнесс-центр откроешь?

- Не-а, - Алина мотнула челкой, - пока рано. Пусть хоть научатся носить белье нормальное, а потом то, что на фитнесс надеть можно. А то они такую жуть под платьями носят, что смотреть страшно! Хорошо еще, шить умею, а не то самой бы пришлось это напяливать! Брр, гадость! - тут нашу модельершу аж перекосило.

- Да ладно тебе! - возмутился Сергей. - Классные же вещи сделала!

- Блин, Демидов, ты еще давай в подробностях расскажи! - Серега еле успел поймать метко запущенное женой лекало. - Фетишист хренов!

- Так что ты, Алин, сказала насчет мужиков, которые все себе да себе изобретают? - я решил, что пора переводить разговор в другое русло. Вот еще, не хватало молодняку устраивать тут театр одного зрителя с семейными сценами. Тем более, на такую тему.

Тут мне пришлось выслушать целую лекцию о черствых и эгоистичных мужчинах, которые вплоть до конца девятнадцатого века заботились об удобной одежде только для себя, обрекая прекрасную половину человеческого рода на пожизненное ношение уродских шмоток, больше похожих на орудия пыток. И только ближе к концу позапрошлого столетия эти самые закоренелые эгоисты соизволили, наконец, обратить внимание на обеспечение слабого пола более-менее практичным одеянием, а еще чуть позже женщины взяли разработку своей одежды в собственные руки, вот тогда-то все с красотой да удобством стало налаживаться.

Что ж, в Империи дамы теперь тоже будут одеваться красиво и удобно, раз за дело принялась госпожа Демитт, меня же этот интереснейший исторический экскурс навел на совсем другие мысли. На какие - я уже говорил. Почти все попаданцы здесь были мужчины, после алинкиных шпилек в наш адрес это было очевидно. Оружие несвоевременное есть, прочая разная техника есть, а дамы и правда ходят в корсетах, кринолинах или черт их знает, как эти кошмарные изделия еще называются.

Разговор наш тогда на том и затух, а вот шевеление моих мозгов - нет. Теперь я пытался отыскать в библиотечных недрах хотя бы какие-то упоминания о наших предшественниках, а то и современниках на ниве попаданства. И что? И ничего! Ни-че-го! Ни слова, ни полслова о попаданцах я не встретил. По крайней мере, в книгах, каковые имели место в свободном доступе. Зато хватало косвенных подтверждений. Потому что в противном случае слишком уж избыточным количеством темных моментов изобиловала история Империи. Не в том смысле, что каких-нибудь страшных или таких, о которых историки говорить не любят, а в том, что непонятных и необъяснимых. На моменты эти я обратил внимание, еще когда читал на лесном хуторе имперскую историю в варианте для народных школ, но тогда просто принял их за результат адаптации изложения исторических событий под детское восприятие. Однако даже вполне себе научные работы по имперской истории все без исключения пестрели натяжками и недоговоренностями, объяснение и критика которых со стороны других авторов вроде бы и снимали часть вопросов, но тут же порождали вопросы новые.

Одно время я даже гордился тем, что смог определить, когда именно здесь стали появляться попаданцы. Ну, то есть это я был уверен, что смог. Я, в общем, и сейчас в этом уверен. Может, конечно, кто-то попадал и раньше, но рядами и колоннами, пусть и не слишком стройными, земляне двинулись (или кто-то их двинул) сюда пятьсот с лишним лет назад, где-то от пятисот пятидесяти до шестисот, если точнее. И началось освоение просторов Империи попаданцами после Синей смерти, как в имперской истории называли пандемию то ли чумы, то ли какой-то аналогичной инфекции, за несколько лет сократившей население планеты чуть ли не вдесятеро. А если еще точнее, то даже не после самой Синей смерти, а после того, как здешнее человечество, понеся такие потери, начало потихоньку деградировать. Вот тут некая неведомая сила и кинула местным спасательный круг в виде систематически появляющихся попаданцев и принесенного ими прогрессорства. Лекарство от деградации оказалось эффективным - если считать, что уровень развития здешней цивилизации перед Синей смертью примерно соответствовал нашему раннему Средневековью, то за неполные шестьсот лет Эрасс пробежал путь, который земляне прошли где-то за вдвое большее время.

Собственно, по резкому росту темпов технического прогресса я этот исторический момент и вычислил. Я даже смог со степенью вероятности, близкой к ста процентам, ответить сам себе на вопрос, почему попаданцы направлялись той самой неведомой силой именно в Империю. Да потому что Империя (точнее, Древняя или Фельтская Держава, как ее именуют историки) и до Синей смерти была одним из наиболее развитых цивилизационных центров Эрасса, так что тянуть наверх именно ее было банально проще.

А вот вопрос, почему лекарство, выполнив свою задачу, продолжало регулярно и в немалых дозах выдаваться уже не полуживому доходяге, а краснощекому здоровяку, оставался пока что открытым. Ну не мог я найти такой ответ, которым был бы удовлетворен. Зато ясно было, почему Империя остается мировым лидером, подчеркивая свое первенство высокомерным отказом от прежнего имени. 'Империя едина и иным в державности сей не бывать!' - именно такими словами императора Грейнарт Первого Обновителя в Империи этот отказ объяснялся и обосновывался.

Впрочем, вопрос второй, волновавший меня куда больше, напрямую из здешних исторических трудов не вытекал. Стеннерт дал нам знать, что здесь и сейчас мы не одиноки. Именно дал знать - в то, что чиновник такого ранга мог случайно проговориться, я не верил. Но вот почему никто из уже работающих на Империю попаданцев пока на нас не вышел? Ответ у меня пока был один-единственный - присматриваются. Однако же самого вопроса он не снимал.

Опять же вопрос - как именно присматриваются? Ну, что за нами поглядывает наша домовладелица госпожа Коррис, это даже не обсуждаем. Ясно, что на том самом Новом механическом заводе очень-очень внимательно смотрят за господином Скантсом, Николаем, то есть. Наверняка изучают заявки, регулярно подаваемые в Патентную палату господином и госпожой Демитт при активном содействии господина Миллера. Да и читательский формуляр все того же господина Миллера в Императорской публичной библиотеке просматривают явно не только библиотечные служащие. То есть сам бы я, будь у меня подобная задача, именно так и поступил бы. Кстати, не знаю, кому как, а лично мне бы вполне хватило перечисленных действий, чтобы мнение о попаданцах составить однозначно благоприятное. Но те, кто наблюдают сейчас за нами, этими сведениями, как видно, не ограничиваются. Что же, интересно, им нужно еще?

Аккуратно отложив книги, я убрал в портфель свои тетради с выписками и отправился в буфет. Стол за мной закреплен до конца рабочего дня, а за чаем думать будет, пожалуй, лучше. Да и чувство голода стоило бы малость приглушить.

Как и ожидалось, крепкий чай и маленькие свежие булочки с яблочным повидлом мыслительным процессам поспособствовали. Наиболее правдоподобным выглядел вариант, при котором неведомые наблюдатели решили, помимо серьезности и профпригодности, проверить нас еще и на успешность. Или на удачливость, если угодно. Мол, изобрели вы тут много чего, посмотрим теперь, как вам удастся ваши изобретения пристроить и сколько вы на этом заработаете. Я, правда, признавал, что вариант не единственный, но наиболее, если я ничего не путаю, вероятный. Другие варианты смотрелись далеко не так убедительно, так что и перечислять их не стану.

Да... Почему еще я так увлеченно занимался всеми этими делами - от активной помощи заслуженным изобретателям Демидовым до изучения истории Империи и размышлений о сложностях на жизненном пути попаданцев, так это потому, что такая загрузка мозга помогала мне хотя бы как-то латать пробоину, оставшуюся в душе после Лорки. Лорик-Лорик, Лоари Триам... Зацепила меня девочка, за самое живое, тщательно спрятанное за толстой броней расчетливого цинизма, зацепила-таки. Тяжело без нее. Пройдет, конечно, чего там, проходило такое раньше, пройдет и сейчас, но не сразу. А когда работает голова, сердце помалкивает. Даже с такой болью, все равно помалкивает. Так что пусть голова работает, работает и еще раз работает. Пусть пашет, как трактор, пусть тяжело взлетает, как самолет с полной нагрузкой, пусть. Это не в тягость, от этого только легче будет...

- Господин Миллер? - я уже закончил с чаем и направился обратно в читальный зал, когда навстречу вышел господин чуть старше меня в безукоризненно сидящем штатском костюме. Бросилось в глаза не вполне обычное для имперцев его возраста отсутствие растительности на лице и явно доброжелательное и даже, я бы сказал, веселое настроение.

- Локас Кройхт, государственный лейтенант-советник, но, прошу вас, без чинов. Наша встреча не имеет официального характера. Вы не против задержаться в этом уютном буфете на некоторое время?


Глава 15



Да уж, с этим самым господином Кройхтом мы в библиотечном буфете посидели неплохо. Говорили в основном об особенностях отражения имперской истории в трудах авторов, принадлежащих к ново-академической школе. Честно говоря, не знаю, в какой именно степени соответствовали действительности поведанные им особенности жизни и характеров этих ученых мужей, но интересно было до крайности. Некоторые уже прочитанные мною книги в свете рассказов Кройхта я стал воспринимать даже более объемно и глубоко - все-таки, когда что-то узнаешь об авторе, как о человеке, и книга становится ближе. Или хотя бы просто понятнее.Собеседником господин государственный лейтенант-советник (эх, не удосужился я тогда разобраться с системой имперских чинов) оказался настолько приятным, что я не стал не то что прямо спрашивать о цели его прихода, но даже и наводящие вопросы задавать. А зачем? Один же хрен, сам скажет.

Ага, такой скажет... Кройхту почему-то очень хотелось узнать, почему закончились неудачей мои попытки увлечь рекламодателей своей писаниной, ну я и объяснил ему разницу между обычным для местных условий рекламным объявлением и продающим текстом. Объяснил, конечно, в общих чертах и на отвлеченных примерах. Я, разумеется, понимал, что сам он отбивать у меня хлеб не будет, но черт его знает, кем он руководит и чем вообще занимается? Раз уж я умею то, что местным недоступно, нет никакого смысла делиться секретами мастерства, пусть это мастерство здесь и сейчас пока что и не востребовано. Однако же, наговорил я, судя по всему, достаточно, чтобы мой новообретенный знакомый сделал какие-то выводы. В результате наша беседа закончилась приглашением к господину Кройхту на завтра в полдень по адресу: улица Белых Ворот, 24.

Двадцать четвертый номер по улице Белых Ворот оказался строением, куда как непростым. Изрядных размеров трехэтажный особняк, да еще стоящий не на самой улице, а несколько в глубине весьма обширного участка, обнесенного изящной кованой оградой, - это, по столичным-то меркам, уже само по себе целое состояние. Да и привратники или как тут они называются, больше походили на охранников. Опять же, зачем на воротах сидеть вчетвером, если и одного хватило бы?

Еще двое дежурили в прихожей. Один сразу же отправился докладывать о моем прибытии, другой остался наблюдать, как немолодая служанка приняла у меня шляпу и пальто, и как я потом гляделся в зеркало, дабы убедиться в отсутствии каких-то изъянов в своем виде. Изъянов никаких я не обнаружил, разве что щеки с ушами красные, но с мороза оно и понятно, так что когда вернулся докладчик и пригласил следовать за ним, я пошел даже без особого волнения. Почему-то в этот момент неизвестность меня не пугала, а вот предстать перед Кройхтом в нетоварном виде я опасался. Какого, спрашивается, черта извозчики тут рассекают исключительно в открытых экипажах, а? Ладно там летом, а сейчас, ближе к концу февраля, прошу прощения, конечно же, позднего зимника, закрытая карета была бы куда более комфортабельным транспортным средством...

Вот с такими неуместными мыслями я и попал в гостиную, поразившую меня своей скромностью, нет, не скромностью даже, а простотой. Кабинет того же Стеннерта смотрелся куда как солиднее и я бы сказал, богаче.

- Здравствуйте, господин Миллер! - Кройхт широко улыбнулся. По-доброму так улыбнулся, можно даже сказать, что искренне.

Я поприветствовал Кройхта, тот пригласил меня присесть в кресло возле низенького столика, сам уселся в другое.

- Итак, господин Миллер, - начал Кройхт, - как вы уже поняли, вчера в библиотеке была проверка, и вы ее успешно прошли. Конечно же, все ваши рекомендации и характеристики по служебной линии я читал, но хотелось, тем не менее, составить и личное впечатление.

Очень хотелось спросить: 'И как, составили?', но не стал. Слишком нахально было бы, надо же и некоторую совесть иметь, иногда хотя бы. Однако же вопрос, пусть и не был произнесен вслух, явственно повис в воздухе, поэтому Кройхт и ответил:

- Составил, Федор Михайлович, составил.

И ответил, мать его, на чистом русском языке. Надо полагать, лицо мое напоминало всем известную картину никому не известного автора 'Приплыли!', потому что Кройхт (да он, блин, такой же Кройхт, как я Миллер!), улыбнулся во всю ширину лица, громко хлопнул в ладони и сделал мне знак подождать. Ждать пришлось недолго. Открылась неприметная боковая дверь и та же служанка поставила на столик поднос с графином прозрачной жидкости, но явно не воды, двумя рюмками и - у меня аж слюнки потекли - тарелками с нарезанными ломтиками розоватого сала, пупырчатыми солеными огурчиками и большими ломтями черного, кажется, даже бородинского, хлеба.

- Ну что, познакомимся по-настоящему? - весело предложил Кройхт и не дожидаясь моего положительного ответа, продолжил: - Петров, Павел Андреевич.

- Кстати, Павел Андреевич, а почему Локас Кройхт? - спросил я, когда мы выпили за знакомство. Водка местная, кстати сказать, оказалась замечательной, а уж огурчики...

- Потому что 'кройхт' по-имперски 'камень', то же самое, что по-гречески 'петр'. А 'локас' - 'малый', как и 'павел' по-латыни. Бабушка у меня верующая очень была, рассказала мне про мои имя да фамилию. С детства запомнил.

Выпили еще, на этот раз под сало с черным (бородинским, настоящим бородинским!) хлебушком.

- Вы, Федор Михайлович, сюда откуда попали? Что из России, ясно, я про время?

- Восемнадцатое июля две тысячи шестнадцатого года, - ответил я. Надо же, помню. Ну да, забудешь такое...

- И каким образом, если не секрет?

А что тут секретного? Рассказал я и про мостик на краю леса, и про знакомство с Николаем, Серегой да Алинкой, даже про дурачества с селфи не умолчал. Попутно, правда, пришлось пояснять, что такое селфи и как это вообще - фотографировать телефоном. Отметил для себя, что раз таких подробностей Петров не знает, то попал сюда намного раньше нас. Так и оказалось.

- Да, схема, в общем, стандартная - заинтересовать необъяснимым объектом, - емко подытожил Петров и чему-то усмехнулся. - А я сюда попал восьмого октября девяносто третьего. Задержался допоздна на работе, выхожу, коридор пустой, лампы через одну горят, иду и вдруг вижу дверь, которой никогда не было. Вот и зашел. Еще дверь за собой по привычке закрыл - и...

- И где оказались? Тоже в лесу?

- Ну что вы, Федор Михайлович, в каком лесу? - Петров аж поморщился. - Это вы из леса в лес попали, а я из одного коридора в другой...

В разговоре повисла пауза. Сообразив, что продолжать Павел Андреевич не очень-то и хочет, я попробовал зайти с другой стороны.

- В девяносто третьем году? Двадцать три года, значит, тут уже?

- Нет, шестнадцать всего, - ответил Петров и пояснил: - Здесь не всегда разница во времени на момент прибытия сюда соответствует той, которая была при исчезновении на Земле. Проверено уже, экспериментальным, можно сказать, путем.

Хм, шестнадцать лет, значит? Глядя на лицо Павла Андреевича, не верилось. То, что он постарше меня, я, конечно, заметил, но чтобы настолько...

- Да не смотрите так, Федор Михайлович, - Петров налил еще по рюмашке, - я действительно здесь шестнадцать лет и мне сейчас, если просто считать года, без учета их разной продолжительности, семьдесят четыре. Не выгляжу?

- Не выглядите, - согласился я.

- Что самочувствие ваше после перехода резко улучшилось, сами-то уже заметили?

- Заметил, - снова признал я.

- Вот и я о том же! Переход на всех нас так действует. Вы еще лет восемь-десять будете ощущать, как становитесь здоровее и моложе, это я вам обещаю.

Повинуясь приглашающему жесту Петрова, я взял рюмку, мы чокнулись и выпили. Да уж, за такое выпить стоило. Еще как стоило!

- Потом, правда, снова начнете стареть, только очень медленно, не так, как вроде бы положено, - добавил извиняющимся тоном Павел Андреевич. - В общем, годков сто десять жизни я вам готов предсказать, из них стариком вы будете не так уж и долго, где-то не больше последних десяти-двенадцати лет. Но все равно, согласитесь, неплохо.

Неплохо?! Это что, издевательство? Да о таком я и не мечтал даже, уж последние лет двадцать точно, а тут на тебе! Примерно в таком духе я и ответил Петрову, но тут же моя циничная натура взяла свое, и я добавил:

- И что, такие ништяки раздают за бесплатно?

- Нет, не бесплатно, - Петров помрачнел. - Детей у вас не будет. Даже если вы переспите со всеми женщинами на Эрассе, ребенка вы не сделаете ни одной.

Мой собеседник налил себе одному и резко, без закуски выпил. Видимо, была у него здесь какая-то личная неприятность, связанная с бездетностью.

- Разница в хромосомах? - все-таки решил уточнить я.

- Нет. У ваших друзей, Демидовых, детей тоже не будет. Это то ли Эрасс влияет, то ли и правда плата за переход...

Хм, плата за переход? Я вообще-то никакого перехода не заказывал, если что. Тоже мне, жулики хреновы - и услугу навязали, и оплатить втемную заставили! Ну, я ладно, а вот Серегу с Алинкой жалко. Не стану, пожалуй, пока им об этом говорить. Некстати вспомнилась Лорка - я-то думал, что нам просто жутко везет, что она так и не забеременела, а оно оказалось вот как... Ладно, учтем.

- Ошибки нет. Проверено по опыту всех, кто попал сюда с Земли - и мужчин, и женщин, и пар, - Петров, видимо, решил прояснить вопрос до конца. - А что касается хромосом, да, интересно было бы сравнить нас с местными, но, - тут он шумно вздохнул, - среди нас людей с такими знаниями нет, а здесь это пока вообще никому не известно.

- Среди нас - это среди кого? - я уцепился за оговорку Петрова. Или это не оговорка?

- Ну, Федор Михайлович, вы, надеюсь, поняли уже, - Петров-Кройхт вернул себе довольное выражение лица.

- Среди попаданцев, - раз уж он почему-то не захотел расставить все точки над 'ё', что ж, сам расставлю, не перетружусь.

- Как? Как вы сказали? Попаданцев? - Петров неудержимо захохотал. - Попаданцев, - через силу произнес он, едва отсмеявшись, и приступ смеха одолел его снова. - Надо же, первый раз такое слышу, ха-ха, а точно-то как!

Ну да, словечко, конечно, удачное и довольно смешное, но все же реакция Павла Андреевича показалась мне чрезмерно эмоциональной.

- Сами придумали? - весело осведомился Петров.

- Да вот еще, - в тон ему ответил я. - Автор слова неизвестен, но употребляется оно давно уже.

- Давно, говорите... - протянул Петров, - ну да, времени прошло много. А вот в мое время такого слова не было. Я, знаете, фантастику почитывал иногда, если бы это словцо мне попалось, точно запомнил бы. Но все равно спасибо, Федор Михайлович, порадовали.

- Павел Андреевич, - нормальный контакт между нами наладился, и потому я решил вернуться к выяснению смысла нашей встречи, - раз уж заговорили о попаданцах, может, проясните мне ситуацию?

- Проясню, в общих чертах. Почему в общих - поймете сами чуть позже. Но сначала вы мне скажите - вы ведь в библиотеке пытались найти наши следы в истории Империи?

- Пытался, - признал я.

- Нашли? - с веселыми искорками в глазах поинтересовался Петров.

- Ну как вам сказать... Когда знаешь, что искать, искать-то проще. Но все равно, нашел только время, когда это началось, а так, чтобы конкретно и доказательно - ничего.

Петров тут же захотел узнать, как я установил время начала регулярных попаданческих рейсов 'Земля-Эрасс', пришлось объяснить.

- Это хорошо, - удовлетворенно отметил Павел Андреевич. - Хорошо, что ничего конкретного не нашли. Собственно, так и задумывалось. Что люди из другого мира попадают сюда, в Империи знают многие, а вот никакой конкретики относительно нашего значения и влияния в Империи вы нигде не найдете. Значит, все делается правильно.

Немного подумав, я вынужден был признать, что слова Петрова-Кройхта - не пустая похвальба. Действительно, даже зная, что искать и примерно зная, где это искать, не найдешь. Вот только зачем это сделано? Ответ, впрочем, напрашивался сам собой, но все же я прямо спросил Петрова.

- Людям, что на Земле, что здесь, свойственно не любить чужих. Пусть уж лучше считают, что Империя развивается сама по себе, чем знают, что это развитие ускоряется и в какой-то мере управляется пришельцами неизвестно откуда. Тем более что, в общем-то, примерно так оно и есть. Мы лишь даем общие направления, иногда, если попаданцы, - произнося это слово, Петров снова широко улыбнулся, - обладают соответствующими знаниями, приносим сюда что-то новое, вроде ваших Демидовых, но в целом... Знаете, Федор Михайлович, одно только изобретение здесь паровой машины, сделанное попаданцем, повлекло за собой просто скачок в развитии техники. Это для попаданца было естественным, из чего и как сделана машина, а ведь местным пришлось и материалы подбирать соответствующие, и необходимые технологии обработки и производства разрабатывать, и многое-многое другое. Местным, заметьте. И ведь справились. Так и по всем остальным новшествам, которые мы сюда приносим.

- Павел Андреевич, - все-таки опять он ушел от сути моего вопроса, - не сочтите за назойливость, но хотелось бы понять, кто такие 'мы', о которых вы говорите. Тайное правительство Империи? Масонская ложа? Или что?

- Вообще-то не знаю, как там у вас в две тысячи шестнадцатом, а у нас в девяносто третьем за сравнение с масонами можно было... - он угрожающе сжал кулак, но тут же спохватился и перевел это в некое неопределенное движение рукой. - Мы - это Императорское общество Золотого Орла, если уж вам угодно точное название. И мы никакое не тайное правительство. Да, деятельность свою мы не афишируем и даже иногда скрываем, однако действуем с ведома Империи, вместе с Империей и на благо Империи.

Петров некоторое время помолчал, а потом добавил:

- Вам, Федор Михайлович, я уполномочен сделать предложение активно сотрудничать с нашим обществом. С перспективой, - тут Павел Андреевич многозначительно поднял указательный палец, - быть принятым в его полноправные члены.


Глава 16



- И что, будет ритуал принятия, страшную клятву придется приносить? - про подпись кровью у меня хватило ума не спрашивать.

- Да бросьте вы эти глупости! - недовольно отмахнулся Петров. - Собственно, условий вступления будет только два. Во-первых, как я уже сказал, предварительное сотрудничество. Считайте, что это вступительные экзамены вместе с кандидатским стажем...

- О как! - от удивления я даже невежливо перебил собеседника. Впрочем, несколько выпитых вместе рюмок вроде бы давали мне право не считать это хамством. - У вас прямо как институт! Или как КПСС?

- А что вы хотите? - моей бестактности Петров, кажется, не заметил. - Если собираетесь влиять на жизнь великой державы, извольте подтвердить соответствие. Тот факт, что к сотрудничеству вас приглашают, необходимости такового подтверждения не отменяет.

Вот же черт, а он прав. Но как изящно отбрил! Вроде и вежливо, и без эмоций, но на место поставил. Ладно, чего уж там, сам напросился, понимаю.

- И что за сотрудничество? - спросил я.

- Об этом чуть позже, потому что есть и второе условие. Вам, неважно, сейчас или позже, но в любом случае до вступления в общество, нужно будет официально принять подданство Империи.

Думал я недолго. С подданством этим я, в общем, ничего не теряю, если вспомнить разъяснения Стеннерта. А сама мысль о вступлении в эту, что бы там ни говорил Петров, ложу, пусть и встроенную, как я понял, в систему государственной власти, меня, прямо скажем, воодушевляла. Все-таки с тщеславием и самооценкой у меня все в порядке и даже еще лучше. Черт с ним, с кандидатским стажем, но какие перспективы! Впрочем, кое-что надо прояснить...

- Хорошо, Павел Андреевич, с обоими условиями я в принципе согласен, - начнем, пожалуй, с этого. - Но, как я понял, в общество вы приглашаете меня, а не моих друзей?

- Именно так. Вы извините меня за прямоту, но Демидовы слишком еще молоды, чтобы им можно было доверить такое. А Сечкину предложение будет сделано индивидуально, если возникнет надобность. Вы, Федор Михайлович, должны понимать, что не все попаданцы попадают в наше общество, такой вот каламбур.

И опять не поспоришь... Умеет товарищ с людьми работать, нечего сказать.

- Тогда почему именно я? - что ж, сформулируем вопрос иначе.

- Способности ваши нам нужны. В плане, как вы это называете, продающих текстов. И еще, вы же сами Стеннерту сообщили, что занимались анализом общественно-политической информации. Вот и будете обрабатывать кое-какие сведения, которые мы вам предоставим, а потом продавать публике нужные нам выводы, - объяснил Петров. - Нам как раз таких специалистов остро не хватает. Мы все больше технари, военные, госслужащие...

- А сами вы, Павел Андреевич, кстати, кто?

- По образованию инженер-автомобилист, но на производстве давно уже не работал. Семь лет во Владимирском облисполкоме, потом еще два года в областной администрации. В общем, меня после третьего октября оттуда должны были попереть за то, что не поддержал указ 'четырнадцать ноль-ноль' (1), но не успели - сюда попал.


(1) Кто не помнит - указ тогдашнего президента Ельцина N 1400 от 21.09.1993 'О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации'. Указ привел к боевым действиям в Москве между сторонниками и противниками Ельцина 3-4 октября 1993 года, разгону Верховного Совета и складыванию существующей до сих пор системы государственного устройства в России.


Так-так... А ведь высоко сидел Павел Андреевич, раз в Москве обратили внимание на то, что персонально он выступил против президентского указа. Ну что ж, здесь господин Кройхт тоже далеко не последний деятель и уже не областного уровня, а куда как выше.

Петров налил еще по одной. Выпили. Не чокаясь, молча, уловив настроение друг друга. Сам я в тех событиях не участвовал, не верил, откровенно говоря, в победу повстанцев, зато знакомых среди них хватало. Бог миловал, никто не погиб, но двое были ранены.

- Я вам, Федор Михайлович, в общих чертах обрисую ситуацию с нашим обществом, -продолжил Петров. - На сегодня действительными членами Императорского общества Золотого Орла состоят девять человек попаданцев, один из которых уже не может полноценно работать в силу преклонного возраста. Так что смотрите, Федор Михайлович, в десятку попадете, - Петров хитро подмигнул.

- А кандидатов сколько? Или я один? И сколько попаданцев вообще? - вот это уже пошел интересный разговор. Охренеть, какой интересный!

- Узнаете еще. А так, люди разные, кто-то работает, кто-то в армии. Даже одна домохозяйка есть. Двое уже очень старые, доживают, к сожалению... - Павел Андреевич тяжело вздохнул. Похоже, хорошие люди, раз он за них переживает. - Есть и другие. Скажу честно, такие, например, кто работает принудительно, потому что не рассчитались с имперской ссудой. Есть и те, кто с новой жизнью не справился, спился, опустился совсем. Кто-то и на каторге...

Я уж хотел поинтересоваться, кто и за что, но поостерегся. И так уже информации по попаданцам получил больше, чем в библиотеке.

- Точного соответствия между временем на Земле и здесь при переходе нет. Даже после меня здесь появлялись люди из нашего с вами прошлого, - Петров говорил спокойно так, буднично. Ну да, он-то к таким парадоксам привык, а для меня все это было диковато. - Единственное, что всегда неизменно - люди с Земли всегда попадают на Эрасс из времени с более высоким материально-техническим развитием. Со здешней точки зрения можно сказать, что из будущего.

Выпили еще по одной.

- Вот вам и смысл работы нашего общества, - продолжил Петров. - Мы стараемся перенести лучшее из нашего мира и нашего времени сюда, а худшего из того, что было у нас, здесь не допустить.

- Получается? - этот вопрос пришел мне в голову первым, хотя было их больше.

- В общем и целом да, - поскромничал Петров. - Все-таки мы работаем не только для Империи, но и вместе с Империей. В обществе нашем, кстати сказать, не только попаданцы состоят, но и некоторые имперские чиновники и ученые.

- Капитан-советник Стеннерт, например, - ехидно уточнил я.

- Конечно. Вы же понимаете, что Стеннерт при его должности человек для нас совершенно необходимый, - с улыбкой подтвердил Петров.

- Да? - я хмыкнул. - А вы его в общество приняли из-за его должности или на это место продвинули силами общества?

- Ох, Федор Михайлович, все бы вам параллели с масонами проводить! Я же вам ясно сказал: ни к какой тайной власти мы не стремимся. Общество у нас императорское, то есть находится под покровительством его величества, власть в Империи осуществляют соответствующие структуры, а наше дело - помогать этим структурам своими знаниями и своим опытом. Избавляйтесь от нездоровых предрассудков, они вам только мешать будут.

Пришлось высказаться в том смысле, что ничего подобного и в мыслях не было, ну и так далее. Да уж, в начале девяностых масонская тема хоть уже и выходила из моды, но все еще поднималась по разным поводам, и всегда исключительно в негативном ключе. Я-то уже почти забыл все это, а вот Петров напомнил. Ладно, постараюсь больше его такими сравнениями не нервировать, портить с этим товарищем отношения мне ни к чему.

- Да, Павел Андреевич, а почему общество Золотого Орла? И давно ли оно существует? Если, конечно, это не секрет, - от неприятной для моего собеседника темы я постарался уйти с пользой для себя, узнав о таинственном обществе побольше.

- Так это же символ Рима, - Петров, похоже, посчитал мой вопрос глупым, - примера и образца для всех европейских империй. А существует общество почти четыреста лет.

Ого! Солидно... Четыре сотни лет - это же... Я даже не смог мысленно подобрать нужное слово. 'Эпоха' - все же маловато будет, 'эра' - пожалуй, уже слишком много. Хотя нет, эрой назвать эти четыре столетия, скорее всего, правильно. Потому что, если Павел Андреевич не врет (а с какого перепугу ему врать-то?), с созданием общества развитие Империи пошло качественно иначе. Аж дух захватывало в таком поучаствовать...

- Роль общества в разные времена была разной, сказать откровенно, не все императоры использовали этот инструмент в полную силу, но общество всегда работало на развитие Империи. Я бы сказал, на развитие, опережающее весь остальной мир.

Я, честно говоря, так и не понял - говорил ли Петров (или же Кройхт?) сейчас от души, что называется, или выступал в роли официального рупора не то общества Золотого орла, не то самой Империи. Но впечатляло, чего уж там. Еще как впечатляло! Ради такого случая мы выпили еще по рюмочке и тут же добавили по второй.

- Павел Андреевич, - не удержался я от вопроса, - а бородинский хлеб, сало и огурчики, они как - тоже прогрессорство попаданцев или местная традиция?

- Хлебушек бородинский и огурцы соленые - чистой воды прогрессорство, а сало тут всегда было. Но вот это засолено по моему личному рецепту.

- Вкусное, - похвалил я, и вовсе не только из вежливости. Сало действительно было превосходнейшим. В меру мягкое и соленое, приправленное несколькими сортами перца и чесноком, оно легко жевалось, прямо таяло во рту, оставляя непередаваемое, ни с чем не сравнимое ощущение. Понимал Павел Андреевич в этом деле толк, ох как понимал!

- Спасибо, приятно слышать. Водка, кстати, тоже прогрессорская, ту, что местные делают, пить можно только с горя, - пояснил Петров.

- Не знаю, честно говоря, не пробовал, - признался я.

- И не пробуйте. Гадость. Захотите нормальной водочки - покупайте только марку 'Добрый Брюэр'. Там несколько сортов, все делаются по русским рецептам. Был среди попаданцев хороший человек...

- Кстати, Павел Андреевич, а как обстоят дела с попаданцами в других государствах?

- А никак не обстоят, - флегматично сказал Петров. - Нет их нигде больше. Только у нас.

- Почему так, я тоже узнаю в свое время?

- Разумеется, - Петров широко улыбнулся. - С вами приятно иметь дело. Быстро все понимаете. Быстро и правильно.

- Что ж, Павел Андреевич, - решение, на самом деле, я уже принял. - Я согласен.

Согласие мое Петров предложил отметить обедом, на что я, естественно, согласился. Ну, а поскольку русский человек, как известно, о работе может говорить сколько угодно и где угодно, заодно и обсудили наше дальнейшее сотрудничество. В принципе, работа, предложенная Павлом Андреевичем, меня устраивала, да и сложного в ней ничего я не видел. Во-первых, от меня требовалось всячески освещать отеческую заботу его величества императора Фейльта Восьмого о своих подданных, благо, забота такая, по рассказам Петрова, действительно имела место. Во-вторых, я должен был устраивать черный пиар деятелям, которые, по своему легкомыслию или же из корыстных побуждений, не дают его величеству облагодетельствовать той самой заботой каждого жителя Империи. Причем в обоих случаях нужно было готовить материалы самые разнообразные - и просто тексты, которые за моим или чьим-то еще авторством будут печатать различные газеты, и методички для журналистов, и много чего еще. Самое то, что надо, на мой взгляд. Ну и оплату Петров пообещал вполне пристойную, да еще и зависящую от моей популярности среди заказчиков всей этой интеллектуальной продукции. С учетом моего опыта я был убежден, что доходы мои будут систематически возрастать.

...Обед потихонечку подходил к завершению, я уже думал, что пора бы закругляться, вот тут Павел Андреевич и поинтересовался, чего там у нас дома, в России, происходило за те двадцать три года, что прошли между его и моим исчезновением с Земли. И началось... Под мой рассказ водка уходила только так, я теперь даже не возьмусь точно сказать, сколько же этой волшебной жидкости мы в итоге употребили. Песни пели, анекдоты травили - Петров, ясное дело, старые выдавал, а я его новыми радовал, вспоминали старые добрые времена, когда и небо было голубее, и трава зеленее, и солнце светило ярче, а уж что девушки были красивее, это даже не обсуждается. Нормальное, в общем, русское застолье, только что народу раз-два и обчелся.

- Знаешь, Михалыч, что я тебе скажу, - говорил Павел Андреич, когда под второй графин мы уже перешли на ты. - Я же, честно говоря, даже рад был, что сюда попал, на этот чертов Эрасс. Ты ж должен помнить, какое тогда у нас время было поганое... Вот стыдно теперь, а чуть не плясал, что больше того дерьма не хлебну... Думал, все уже, кончилась Россия, добьет ее эта дерьмократия ко всем чертям... А вот же как вышло, а?! Получилось-то, что хрен вам по всей вашей харе, господа дерьмократы! Не смогли, козлы вонючие, сожрать-то Россию! Не вышло! Ну, Федор Михалыч, порадовал ты меня, спасибо! Ох и спасибо! А мы... А мы им тут всем тоже покажем! Мы тут из Империи такое отгрохаем! Весь этот чертов мир раком поставим и отправим в светлое будущее! А кто не захочет в светлое будущее, тот к едрени матери пойдет! На хер пойдет с песней!

Я Петрову даже позавидовал, и не спьяну, а до сих пор завидую. Ну да, проблемы наши я ему объяснить пытался, но что ему до них? Бегство за границу всемогущих в ельцинские времена воротил, превращение либералов всех мастей в политических маргиналов, Русская весна, Крым и Донбасс - услышать такое сразу после октября девяносто третьего... Словечко 'либерасты' ожидаемо порадовало Павла Андреевича едва ли не больше, чем 'попаданцы', причем радость эта куда больше походила на мстительное злорадство.

- Слушай, Пал Андреич, - начал я, когда Петров, наконец, перестал перемежать смакование хлесткого прозвища доморощенных западников и дикий хохот, - а скажи мне вот что. Ты же раз в областном исполкоме работал, наверняка ведь членом КПСС был. Может, и не членом даже, а прямо самым настоящим коммунистом, сторонником, так сказать, всемирной справедливости. Вот как ты пошел на службу к местному царизму-то?

М-да, я тут же и пожалел об этой подначке, уж больно нехорошо Петров на меня глянул.

- Ты, Михалыч, вот что запомни, я больше тебе этого говорить не буду, ты сам понимать должен, не маленький - таким тоном со мной не разговаривали давно, однако же право Петрова на эти слова и на этот тон пришлось признать. - Коммунизм - это не справедливость, это сказочки. Ну не верю я, что без государства и без денег какая-то путная жизнь может устроиться! А насчет справедливости... Здесь есть власть. Со своими недостатками, но власть твердая и сильная. Вот пусть эта власть и занимается справедливостью. Не разом и чохом, а аккуратно, по шагу, и чтобы каждый шаг был продуман и просчитан. А продумать и просчитать мы поможем. И на хрен ее, справедливость всемирную, сначала у себя ее завести надо, потом уже поглядим, кого со всего мира к ней подтянуть, а кто и не дорос еще. Вот тогда мы тут такое светлое будущее построим, что сам Сталин позавидовал бы.

Ну, насчет Сталина товарищ, конечно, загнул, но сама программа, пусть и выраженная столь примитивно, никакого отторжения у меня не вызвала. За справедливость мы, разумеется, тут же и выпили, возникшую было неловкость сняли, и сидели потом еще долго. Уже за полночь Петров приказал своим людям обеспечить доставку моего нетрезвого организма домой в целости и сохранности, что и было сделано - не только поймали мне извозчика, но еще и отрядили сопровождающего, который и сдал меня супругам Демитт с рук на руки.


Глава 17



- За пивом не послать? - Алинка спрашивала вроде бы и участливо, но ехидство из нее прямо-таки сочилось. Беззлобное, впрочем. У меня вообще давно уже сложилось впечатление, что злиться она на самом деле не умеет.

- Издеваешься? - только и сказал я. Впрочем, тут же добавил: - Лучше чайку, да покрепче...

С чего вдруг мое состояние попало под определение 'после вчерашнего'? А с того, что вчера мы всей своей компанией отметили год, как Алинке пришло в голову сделать селфи на мосточке, неизвестно откуда взявшемся в подмосковном лесу. Да-а-а... Уже год. Время-то как летит! И все почему-то в одну сторону. Но, что там ни говори, это дата, не отметить которую было бы с нашей стороны свинством. Вот и отметили.

Нет, не надо думать, что мы назюзюкались до какого-то там непотребного состояния. Алинка вообще обошлась за весь день парой бокалов вина, ей, правда, и того хватило. После первого она разревелась, переживая за оставшуюся дома маму, но второй вернул ее к более жизнерадостному состоянию. Серега тоже выпил не особо много - то ли из солидарности с женой, то ли из-за того, что супруга держала его алкогольные упражнения под строгим контролем. А может, он просто по жизни малопьющий... Николай, отдавая должное водке 'Добрый Брюэр', опять же не усердствовал, потому как вчера была, выражаясь по-нашему, суббота (местное наименование 'девятник' мы, понятное дело, между собой не использовали), а на воскресенье ('десятник'), на сегодня, то есть, у него намечался визит к одной моложавой вдовушке. И когда только успел ее подцепить да увлечь, с его-то занятостью?!

В итоге само собой получилось, что больше всех выпил я. И снова не сказать, чтобы прямо очень уж много, но даже после положенных утренних водных процедур вид у меня был несколько бэушный. Вот Алинка и подпустила шпильку, язва мелкая.

К счастью, последствия вчерашнего возлияния больше сказались на моем внешнем виде, нежели на общем состоянии организма, и потому после двух чашек крепкого чая я уже вполне реанимировался, а после третьей стал активно соображать, чем бы занять сегодняшний день с учетом того, что большую его часть провести придется в гордом одиночестве. Ну, или не очень гордом, а может, и совсем не гордом, но кто ж заметит-то, раз оно одиночество? Причиной моего уединения стали запланированный Демидовыми поход по магазинам да мое нежелание в нем участвовать.

Никаких путных мыслей по поводу того, чем себя занять, в голову не приходило, и мало-помалу я углубился в размышления относительно всего того, что произошло и происходило за этот год, особенно за его последние семь месяцев, проведенных нашей компанией в столичном комфорте. Выводы из этих размышлений, выглядели... ну, скажем так, неоднозначно.

В плюсы стоило записать тот непреложный факт, что вжились мы в здешнюю действительность, в общем-то, успешно. Николай буквально декаду назад защитил в Императорском Высшем Политехническом училище диплом инженера. Алина сняла у госпожи Коррис небольшую квартирку в нашем же доме, где открыла собственное ателье. У нее уже трудились две молоденьких работницы и дел им всем хватало. По своим каналам клиентуру организовал Петров, и благодаря ему Алинка с девчонками обшивали весьма непростых дамочек. Дело шло в гору - уж больно много пересудов вызвало в столичном свете пошитое до тех пор никому не известной Линни Демитт платье, в котором блистала на весеннем балу у принца-мэра звезда столичного бомонда баронесса Ланкругг. В 'Столичном вестнике' это платье, на здешний взгляд весьма экстравагантное, вызвало целую полемику, и в алинкино ателье потянулись самые смелые и не самые бедные заказчицы. Алинка, не будь дурой, подняла цены и в ближайшие дни собиралась нанять еще как минимум одну работницу. Серега, с моей, разумеется, помощью, сочинял самоучитель по силовой гимнастике, а Имперское атлетическое общество регулярно присылало к нему на обучение своих активистов со всей Империи.

А я писал. Много писал. Причем большая часть этой писанины, щедро, кстати сказать, оплачиваемой Павлом Андреевичем (ну, понятно, не им самим, но деньги я получал от него), так или иначе преследовала цель создать в читающем обществе нужное властям отношение к императорскому указу 'О плате работникам'. Названным указом его величество установил что-то вроде тарифной сетки для наемных работников с указанием минимально допустимого размера оплаты труда в каждом из ее разделов.

Кто, как и сколько времени препятствовал самой подготовке указа к подписанию, Петров рассказывал так увлекательно и красочно, что, честное слово, хоть пиши производственный роман о нелегких трудовых буднях придворных группировок, столпов имперского предпринимательства и попаданческой закулисы. Причем главным во всем этом было то, что тихое и ползучее сопротивление уже почти три года как обнародованному и два года официально действующему указу продолжалось до сих пор.

И теперь мне приходилось всячески расписывать, как рост зарплат стимулирует внутренний рынок, какие плюшки и вкусняшки уже получают и еще получат наши многоуважаемые деловые люди, и почему временно просевший из-за неизбежного подорожания готовой продукции экспорт не может и не должен иметь в создавшихся условиях определяющего значения. Это, сами понимаете, даже не для самих предпринимателей, это для образованной публики вообще. Публике попроще стоило периодически напоминать об указе как о наглядном и жизненном примере отеческой заботы его величества о народе. К хорошему, как известно, люди привыкают быстро и потому склонны столь же быстро забывать, кто им эти блага обеспечил. Что интересно, Петров сразу сказал, что и речи не может быть не то что даже об упоминаниях каких-либо противоречий между работниками и предпринимателями, но и просто о том, что такие противоречия возможны. Нету таких противоречий, а если, как это пели в советское время, 'кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет', в смысле, не горит желанием платить своим работникам согласно установленным императором расценкам, то происходит это исключительно в силу досадных ошибок, исправимых промахов или просто неполного понимания со стороны некоторых предпринимателей, во всех остальных отношениях людей, несомненно, честных и достойных. В тех редких случаях, когда к особо злостным саботажникам указа применялись вполне законные санкции, следовало делать мягкие, но понятные намеки на ту или иную степень нелояльности провинившихся работодателей Империи вообще и обожаемому монарху в особенности. Ясное дело, раздача таких черных меток была мерой крайней, но действенной.

Ну и про положительные примеры забывать не стоило. Поэтому приходилось мне время от времени выдавать материалы о том, как замечательно идут дела на тех предприятиях, где положения императорского указа неукоснительно соблюдаются. И не надо думать, что я ограничивался уже известным в столице ателье госпожи Демитт или казенным Новым механическим заводом, где необходимые пояснения давал инженер Скантс. Нет, и это тоже, Алинке уж лишняя реклама явно не повредит, но большую часть позитивной фактуры я добывал в иных местах, по наводке все того же Кройхта-Петрова.

Все эти несомненные достижения позволили нам регулярно вносить платежи в погашение имперской ссуды, и месяца через два мы должны были рассчитаться с ней полностью, что тоже прибавляло оптимизма в картину нашей жизни.

Но, кроме большей части выраженных в письменном виде результатов моего умственного труда, имелась еще и часть меньшая, но, на мой взгляд, едва ли не большая по значению как для, не побоюсь замахнуться на такой масштаб, всей Империи, так и для меня лично и всей нашей компании. Кройхт так и не познакомил меня с какой-либо статистикой по попаданцам, но кое о чем проговорился, а что-то я сообразил и сам, поэтому факт почти что полного отсутствия среди названных перемещенных лиц нормальных гуманитариев от моего взгляда не укрылся. Вот я и вышел к Павлу Андреевичу с предложением восполнить вызванные этим обстоятельством пробелы в интеллектуальном капитале 'золотых орлов'. Капитал этот, кстати, имел вполне материальное выражение в виде сравнительно небольшой, но обалдеть какой интересной библиотеки в особняке на улице Белых Ворот. Так вот, немало места в названном книгохранилище отводилось изложению знаний, принесенных попаданцами. По большей части знаний естественно-научных, технических, военных. А я взял на себя труд дополнить эту кладезь премудрости знаниями гуманитарными и прежде всего историей земных политических учений. Нет, ясное дело, составить аналог того учебника, по которому я когда-то учился, мне было бы не под силу. Такой объем фамилий и дат я при всем желании не запомнил бы. Но вот составить перечень этих самых учений, да дать по каждому краткое изложение сути, причины возникновения, методы и результаты реализации - это мне по силам. Ну да, все будет подано в моем личном понимании, но уж извините, что имеем, то и используем.

Спросите, зачем мне это? Вот тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, но здешняя жизнь слишком уж напоминает то, что лягушатники называли 'бель эпок', прекрасной, сиречь, эпохой. Конец девятнадцатого да начало двадцатого века, если точно. Все помнят, чем та эпоха закончилась? Правильно, Первой Мировой войной и мутной волной прокатившихся по Европе революций. Кровью и дерьмом, короче. А лично застать местное издание февраля и октября одна тысяча девятьсот семнадцатого года мне никуда не уперлось. Нет уж, на фиг! Революция, она, конечно, не конец света, жизнь и после революций продолжается. Особенно когда термидорианцы порубят головы якобинцам, товарищ Сталин перестреляет самых оголтелых упырей из 'ленинской гвардии', а эсэсовцы устроят 'ночь длинных ножей' чрезмерно революционно настроенным штурмовикам. Вот только даже после таких полезных мероприятий жизнь продолжается далеко не для всех. Не помню, чтобы ремовские штурмовики успели натворить чего-то очень р-р-революционного, но уж якобинцы и большевики-ленинцы кровушки пролили ого-го сколько. А у меня, как у активного сотрудника мозгового центра при императоре (ну ладно-ладно, будущего активного сотрудника), возможностей попасть под разгул революционного террора будет уж точно больше, чем у простого имперского подданного. Не хотелось бы, честно говоря. Совсем не хотелось бы.

Поэтому меры против названных бедствий следует принимать заранее. Вот и дадим местным властям справочный материал, где можно будет узнать и о ядах, и о противоядиях. Опять же попаданцы, пусть почти поголовно технари, приносят с собой и свои политические взгляды. Вот тот же Петров - нормальный такой государственник с уклоном в социализм. Ничего страшного, но внимание имперцев стоит привлечь не только к плюсам такого идейного багажа, но и к минусам. То, что его величество позаботился о рабочих, это, конечно, хорошо и правильно, а для меня еще и полезно, однако же...

Однако же для чего это затеяно? Ну, тут ответ очевиден. Две взаимосвязанных цели - нанести превентивный удар по революционным вирусам и обеспечить зависимость развития экономики от конечного потребителя. У нас-то на Земле технический прогресс где-то с двадцатых и до восьмидесятых годов девятнадцатого века вовсе не был на такого потребителя ориентирован, за исключением полученной практически каждым человеком возможности передвигаться на паровых кораблях и по железным дорогам. А вот львиная доля оплаты новой технической продукции шла вовсе не из кармана рядового гражданина, а за счет таких же предпринимателей, закупавших новинки прогресса ради того, чтобы выпускать уже свои собственные новинки или привычные потребительские товары по новым технологиям. На среднего гражданина-потребителя промышленность начала ориентироваться где-то с тысяча восемьсот восьмидесятых годков, не раньше, да и то, долго еще к нему приспосабливалась. В результате платили рабочим мало, жили они хреново, а деваться им было некуда.

Здесь же получалось, что некоторый рост благосостояния тех самых рабочих не только отвлечет их от желания послушать революционных агитаторов, ежели таковые заведутся, но и стимулирует покупки на внутреннем рынке, а вместе с тем и общий рост производства потребительских товаров. Хорошо это? Да кто ж спорит, хорошо! Но в перспективе просматривается и нехилый такой негатив. Ну хотя бы зарождение того самого общества, мать его, потребления со всей его либерасней и педерасней. Это ж только сами либерасты вешают всем лапшу на уши, что сначала, мол, свобода в их извращенном понимании, а потом благосостояние. Мы-то знаем, что на самом деле наоборот! Сначала несколько поколений усердно работают, а уж потом их потомки начинают беситься с жиру, изобретая всяческие способы самовыражевывания, как можно больше удаленные от нормальных. Оно, конечно, во всяких европах и парламенты имелись, и выборы, вот только с нынешней, не за столом будь сказано, демократией ничего общего там не было. Ни тебе избирательных прав для неимущих, ни политкорректности с толерантностью... Ладно, ругаться неприличными словами прекращаю, но опасность такую обозначить надо.

Хорошо хоть, никак на Эрассе не просматривалась вероятность такого удара по нормальной жизни, каким на Земле была Первая Мировая война. Тут-то до конца дележа мира еще как до Луны пешком, так что воевать за его передел смысла нет от слова 'вообще'. Хотя при желании, да сдуру если, можно затеять большую войну и по массе других поводов, а вот со знанием местных реалий в это области у меня пока что дело обстояло не лучшим образом. Значит, надо находить время еще и для этого...

А вот когда я со всем этим закончу... Тогда я подброшу Кройхту, а скорее всего, уже и не ему самому, а на куда более высокий уровень мыль о том, что надо дать Империи идею. Нет, не идею, а Идею! И не просто дать, а внедрять ее в массы с помощью того, что доктор Геббельс в приступе профессионального энтузиазма обозвал созидательным искусством политической пропаганды.

Только не надо морщиться, а? Я названного доктора вспомнил вовсе не из-за идей, им пропагандировавшихся, а исключительно из-за профессионализма, с которым он это делал. Кстати, еще почему именно этот, не к ночи будь помянут, деятель пришел мне на память, так это потому, что работал он в дотелевизионную эпоху. Если я правильно понимал нынешнее состояние технического прогресса в Империи, тодо радиовещания и кинематографа тут совсем чуть-чуть осталось, так что как раз условия сходные. Вот и можно будет попользоваться отработанными приемами. И, кстати, применить эти приемы в том числе и против того, что хромой доктор пропагандировал с таким искусством. Дикие крайности надо отсекать все, и нацизм в том числе. А то найдутся, мать их, местные хорсты вессели... Да пошли бы они по тому же адресу, что и красные!

Тут главное - не давать Империи и людям, ее населяющим, расслабляться во всех смыслах. У Империи должен быть смысл жизни, который мы сделаем и смыслом жизни каждого, кто в ней живет. Ну, каждого, не каждого, может, и не большинства даже, а тех, кто принимает решения и кто хочет войти в их число. А вот у меня лично смысл жизни уже есть - завоевать свое место у истоков такого эпохального проекта!

Довольный собой, я откинулся на спинку кресла. Что ж, правильно составленный план работы - уже немало. Ну, насчет плана я, конечно, прихвастнул, не план это, и даже не основные его положения, скорее уж план плана, если можно так выразиться, но уже что-то. Короче, право взять с полки пирожок я себе заработал.

Хм, а насчет пирожка - это идея... Выбравшись через черный ход в коридор, я едва успел оглядеться, как искомый мною объект обнаружил меня сам и резво направился в мою сторону. Госпожа Коррис пристроила несколько детей горничных и кухарок на должности мальчиков и девочек на побегушках - они дежурили в коридорах на случай, если кому из жильцов срочно понадобится купить какую-то мелочь или передать поручение прислуге. Благо, учеба в начальных школах здесь проходила через день, так что пока одна смена детей учится, другая дежурит. Зарплаты дети не получали, по умолчанию забирая себе сдачу с денег, которые жильцы выдавали им на оплату покупок. Мы, например, давали пару локси и за то, чтобы позвать прислугу.

- Террик, - имя этого мальчишки я помнил, - вот тебе полуфриск, сбегай за печеньем и пирожками с повидлом.

- Сделаю в лучшем виде, господин Миллер! - обрадовался паренек.

Ну да, поводов для радости у него сейчас появилось аж два сразу. Во-первых, я избавил его от скучного ожидания. А, во-вторых, что было куда важнее, обозначив желание получить печеньки с пирожками к окончанию обеда, я дал мальчику возможность сбегать не в ближайшую кондитерскую, а в ту, которая за два квартала дальше, и где цены чуть-чуть пониже. Соответственно и сдачи у Террика останется на несколько локси побольше.


Глава 18



В Императорское общество Золотого Орла меня приняли. А как было не принять, если рекомендацию в общество дал мне его канцлер и он же принимал мой экзамен - пиар императорского указа 'О плате работникам'? Канцлером, кстати, в обществе именовалась должность, совмещающая исполнение обязанностей коменданта штаб-квартиры организации, заведование ее библиотекой, архивом и текущим документооборотом, а также оперативное распоряжение общественной кассой, прием и увольнение вольнонаемных работников. С таким набором прав и обязанностей вполне можно скромно именоваться канцлером, а не каким-нибудь президентом и даже председателем. Именно канцлер фактически и руководил обществом. Как вы поняли, это я обрисовал то, чем занимался государственный лейтенант-советник Локас Кройхт, он же Павел Андреевич Петров.

На церемонию оглашения результатов рассмотрения моей деятельности и приема меня пригласили самым что ни на есть официальным образом, аж прислав бумагу с курьером. Я ради такого случая даже озаботился пошивом нового костюма - именно пошивом у портного, а не покупкой готового. Впрочем, забот особых тут не было, потому как процессом руководила Алинка. Свободно ориентируясь в местной моде, госпожа Демитт нашла портного, как раз-таки признанного специалиста по одеванию солидных и самодостаточных господ моего возраста, знающих себе цену и не озабоченных попытками выставить свой успех напоказ. Вышло и правда в лучшем виде - вроде и скромно, и без претензий, зато те, кто соображает, сразу увидят и материал высшего качества, и работу высочайшего класса. Подбором к костюму обуви, шляпы, сорочки, галстука и трости командовала та же госпожа, поэтому результат получился просто великолепным. Честно говоря, денег на все это было малость жалко, как-то я не привык к такому, всю жизнь ориентируясь в одежде прежде всего на удобство, но Алинка оказалась права. В обычном костюме я бы предстал перед 'золотыми орлами' в качестве бедного родственника, чего, сами понимаете, никак не хотелось бы. Встречают, как известно, по одежке, а на встречу эту надежд и планов у меня более чем хватало.

Впрочем, не только меня встречали по одежке, но и мне на собрании Императорского общества Золотого Орла сразу же бросились в глаза одеяния собравшихся господ. Костюмов вроде моего там хватало, и, кажется, даже сшитых у того же портного, если я ничего не путал, но в основном зал на втором этаже особняка по улице Белых Ворот пестрел золотым и серебряным шитьем на мундирах самых разнообразных расцветок. Смотрелось высокое собрание... Внушительно смотрелось, прямо скажу. Внушительно, торжественно и величественно. Представлял меня обществу, как и ожидалось, его канцлер. Облаченный в голубой мундир такого же фасона, как и у присутствовавшего здесь старого знакомого - капитана-советника Стеннерта, но с куда большим количеством серебряного шитья, да еще и с парой орденов, Кройхт уже ничем не напоминал позднесоветского аппаратчика Петрова, нет, мою персону рекомендовал к принятию в общество настоящий имперский сановник генеральского калибра. Кстати, как я выяснил, звание Кройхта и правда соответствовало армейскому бригадному генералу.

Затем Кройхт вывел меня из зала - процедуру голосования соискателю наблюдать не полагалось, и мне пришлось ожидать решения в маленькой комнатке, где компанию мне составляли двое одинаково одетых молчаливых молодых людей, должно быть, какие-то клерки или как там называются сотрудники общества, не являющиеся его членами. То ли они меня охраняли, то ли стерегли, чтобы не сбежал, но вид держали важный.

Ждал я недолго. Дверь открылась, Кройхт сделал приглашающий жест, я, стараясь ступать с достоинством и уверенностью, прошел до середины зала, где меня, опираясь на шпагу, поджидал двухметрового роста седобородый великан, совершенно не кажущийся стариком, настолько он был прям, крепок и монументален. За его спиной полукольцом стояли остальные члены общества, охватывая меня с флангов, Кройхт занял место за мной - слева и чуть позади.

И чего, спрашивается, Петров возмущался по поводу сравнения с масонами? Тут, ясное дело, не было завязанных глаз, уколов шпагой и прочих спецэффектов, но ритуал вопросов и ответов я с тем же Петровым мне разучивал заранее. Традиции, знаете ли. Но я, пожалуй, пропущу эти высокопарные формулировки, придуманные явно на заре существования почтенного общества. Скажу лишь, что особой торжественностью не проникся. А вот подержать в руках членский знак прежде чем под надзором все того же Кройхта приколоть его себе на грудь, было, что и говорить, приятно. Тяжеленький такой, с хорошо выделанным рельефом, булавка, опять же, бронебойная - хоть на шинель цепляй. Вещь! И красивый - серебряный венок из листьев дуба и, кажется, липы, с наложенным поверх него золотым орлом с раскинутыми в стороны крыльями, наподобие того, как изображался сей гордый птиц у древних римлян. Да, кстати, серебряный и золотой - это не просто названия цветов, это металлы, из которых знак сделан. Неплохо, да? Вот и я о том же!

Знакомство с остальными членами общества стало больше дежурным ритуалом, все-таки с ходу запомнить имена почти трех десятков человек - задача для меня непосильная. Кого-то, конечно, запомнил, и из местных, и из попаданцев, главным образом, обладателей совсем уж нестандартной и выделяющейся внешности. Еще некоторых, как, например, того самого гиганта с седой бородой, барона Ланкругга, представлявшего в обществе особу его величества, запомнил из-за толковых вопросов, заданных мне ими по содержанию моей писанины. Барон, кстати, оказался еще и супругом той самой баронессы Ланкругг, платье которой сделало ателье госпожи Демитт известным в столице заведением.

Тут же, благо все необходимые для заполнения бланки принес с собой капитан-советник Стеннерт, я подал прошение о принятии в имперское подданство и получил заранее заготовленную бумагу об удовлетворении моего прошения, в которой Стеннерт прямо при мне проставил сегодняшнюю дату, а барон Ланкругг привел меня к присяге на верность императору. Вскоре мероприятие плавно перешло в весьма, я бы сказал, скромный банкет и как-то само по себе прекратилось ввиду постепенного ухода присутствующих. Так что никакого особенного торжества не получилось, чем, в общем, я был даже доволен. И в меру торжественно, и вроде бы, так сказать, в рабочем порядке.

А так ничего для меня не изменилось. Сидел дома и писал, писал, писал. Все так же пиарил тот самый указ его величества, иногда отвлекаясь на сочинение обстоятельной докладной записки 'О первоочередных и перспективных мерах по формированию в Империи и иностранных государствах общественного мнения, благожелательного к действиям имперских властей и общему положению в государстве'. Да понимаю я, что название не шедевр, но что делать - законы бюрократического жанра... Ну и истории имевших место в моем мире политических учений тоже уделял часть своего времени. Еще двумя занятиями, время от времени отрывавшими меня от основной работы, стали уроки хороших манер у некого господина Лотта и уроки верховой езды в манеже столичной конной полиции, каковые давал мне вахмистр Дрейатт. И если в кавалеристы-любители я подался исключительно потому, что мои доходы и продолжавшееся улучшаться здоровье позволили мне вспомнить о детской мечте научиться ездить на коне, то изучать светские манеры побудила меня производственная необходимость. Общаться мне приходилось в самых разных кругах, и я быстро понял, что без этого тут никак. Но, черт бы их всех побрал, как же все это трудно!

Кого титуловать каким-нибудь сиятельством, кого и когда достаточно назвать графом или бароном, где и с кем здороваться первым и в каких случаях ждать, пока поприветствуют тебя самого и все такое прочее... Смеетесь? Да вы просто не пробовали! Вообще пустой разговор, пока сами не прочувствуете, не поймете. Нет, учусь, и по ходу дела, и уроки более чем помогли, но постоянно держать все это в голове проблемно, а на автомате, как у местных, не получается. Причем не уверен я, что пока не получается. Все-таки если я полвека прожил, подчиняясь совершенно иным правилам общения, это, скорее всего, уже навсегда.

Но это я так, в порядке приличествующего мне по паспортному возрасту дежурного ворчания. На самом-то деле надо. Без таких манер нечего и надеяться на продуктивное общение с благородными дворянами. Не примут-с. И разговаривать если и будут с тобой, то не иначе как через губу, да-с.

При чем тут, спросите, дворяне, если речь идет о промышленных рабочих и предпринимателях? А при том, что обилие именно предпринимателей, причем не купцов или финансистов, а как раз производителей, среди имперского дворянства меня с непривычки поначалу даже поразило и ошарашило. Я-то по нашей истории привык к тому, что буржуи - отдельно, дворяне - отдельно. Ларчик, однако, открывался просто. Дело в том, что дворяне, состоящие на государственной службе или пребывающие в отставке, отдав такой службе не менее двадцати одного года, не платили никаких налогов и сборов со своих личных доходов, а налоги с имущества принадлежавших им предприятий платили в течение ограниченного срока, после которого предприятие получало статус родового дворянского владения, налогом на имущество не облагаемого. Ясное дело, при подобном раскладе содержать фабрику, с имущества которой уже во втором поколении владельцев налоги не уплачивались, куда как выгоднее, чем торговый дом или банк, где имущества меньше, а налогооблагаемых денежных оборотов намного больше. А дальше начиналось уже самое интересное. Во-первых, практически все эти предприятия фактически принадлежали благородным господам лишь частично. Брак с дочкой богатого купца или заводчика, в благородном сословии не состоящего, правильно составленный брачный договор - и львиная доля прибылей с фабрики уходила в карман тестя ее формального владельца. Во-вторых, существовали вполне законные способы сокращения срока, по истечении коего фабрики с заводами становились родовым владением. Скажем, достиг совершеннолетия сынок дворянина и купеческой дочки - и предприятие официально передано ему как наследнику, а на самом деле управлять бизнесом продолжает старшее поколение. Ну и, в-третьих, государство на все эти ухищрения глаза закрывало. То ли доходов от казенных заводов, фабрик, верфей, а также, что особенно интересно, банков хватало, то ли Империя молчаливо поощряла привязку интересов предпринимателей к интересам дворян, верность которых короне не вызывала сомнений по определению.

Что же касается дворян крупнокалиберных, то есть имперской аристократии, то эти блистательные господа фабричным производством интересовались не особенно, отдавая предпочтение крупнотоварному сельскому хозяйству, а то и просто банальной сдаче земли в аренду. Что, в общем, и понятно - чем же еще заниматься крупным землевладельцам? Кроме того, имперские аристократы из поколения в поколение снабжали Империю не только высококвалифицированными прожигателями жизни, но и генералами, министрами и меценатами. Причем, на мой взгляд, больше всего толку было от аристократов - генералов и меценатов. Почему? С генералами понятно - военную службу отпрыски титулованной знати начинали на общих основаниях кадетами и юнкерами, и особых поблажек при продвижении по карьерной лестнице не имели (особенно если не в гвардии), зато, если уж шли по военной части, то служили старательно, дабы не нанести урона чести своих громких фамилий. Меценатами имперские князья-графья да всякие герцоги и примкнувшие к ним бароны были не только щедрыми, но и разборчивыми из-за воспитывавшегося с детства художественного вкуса. Вот министры из аристократов получались, на мой взгляд, похуже, поскольку служить по гражданской части хоть и были обязаны тоже с самых низких чинов, но чем ниже эти чины были, тем меньше титулованные господа в них задерживались. Во всяком случае, именно такое сложилось у меня впечатление, когда я ради интереса сравнил биографии нескольких прославленных имперских генералов с некоторыми из оставивших свой след в истории министров.

Однако в семье, как говорится, не без урода, и среди имперской знати попадались и фабриканты. Вот буквально на днях я, в качестве достойного примера правильного отношения предпринимателей к указу императора, подал в 'Коммерческий вестник' интервью, взятое мной у графа Хоррида, заводы которого занимали в Империи ведущее место по выпуску всяческой электротехники. С меня, пока я интервьюировал его сиятельство, и так семь потов сошло, а без уроков у господина Лотта я бы к графу и близко подойти бы не смог.

Но все же аграрная ориентация среди аристократов преобладала, что, в общем, тоже было мне интересно. Во-первых, наемные работники принадлежащих аристократам латифундий попадали под действие того самого императорского указа, вокруг которого я создавал соответствующее информационное поле. Во-вторых, положение крестьян упускать из сферы внимания также не следовало. В истории нашего мира, насколько я помнил, что в России, что в Европе сельским жителям создавали всяческие трудности и сложности, чтобы как можно большее их число пополнило ряды фабричных рабочих, в которых остро нуждается промышленность, а оставшимся пришлось бы пахать и сеять интенсивнее в стремлении прокормить страну. Или наниматься батраками к крупным землевладельцам, ориентированным на товарное сельское хозяйство, а не на собственный прокорм, как беднейшим крестьянам.

Про то, что уровень жизни у тех же полевых бааров не шибко высок, мне, помню, рассказывал Николай после того как они с Корнатом проехались в ближайшую деревню за дополнительными продуктами, надобность в которых проявилась на лесном хуторе вместе с нашей компанией. Хотя откровенной нищеты товарищ там тоже не заметил. Сам я видал здешних крестьян только на ярмарке да на станциях по пути из Коммихафка в Вельгунден, и ни особой зажиточности, ни какой-то предельной бедности тоже не обнаружил. Правда, если поразмыслить, у поезда ни крепких хозяев, ни бедноты и быть не могло - первым доходы от продажи снеди немногочисленным пассажирам третьего класса не сильно-то и нужны, а вторым попросту нечего продать.

Но выяснилось, что забота его величества о рабочих обернулась и заметными плюсами для крестьян. Доводить их до ручки, чтобы бросили все и подались на заработки в города, не пришлось - относительно неплохое положение рабочих само по себе пополняло их ряды за счет сельских жителей. Все же на селе по сравнению с городами народ жил похуже, особенно в центральных губерниях, где крестьянского землевладения практически не осталось, и несостоявшимся фермерам приходилось либо наниматься на работу к крупным землевладельцам, либо арендовать землю у них же. Находились и такие, кто подавался туда, где земли хватало, пусть это было и не близко. В любом случае горожане хотели есть, количество городского населения постоянно росло, так что крестьянам было чем заниматься. И вот, кстати, что-то мне подсказывало, что несколько позже следовало ожидать, что его величество обратит свой благосклонный взор и на крестьянство. А кому придется продвигать в общественном сознании очередной императорский указ? Вот именно, мне, любимому. И тут лишними не будут ни знакомства среди титулованных землевладельцев, ни умение должным образом с ними общаться.

- Много работы, Федор Михайлович? - участливо поинтересовалась Алина, уже ближе к ночи заглянув ко мне в кабинет.

- Так и денег не мало, - утешил я ее.

С присущей ей непосредственностью Алинка радостно улыбнулась.

- А будет и еще больше! - добавил я позитива и решил, что на сегодня, пожалуй, хватит.


Глава 19



- Один!

Ну вот сейчас этот балаган и закончится, не успев толком начаться...

- Два!

Что за балаган, спросите? Дуэль, блин! Да-да, дожил на старости лет, участвую в самой настоящей дуэли. Ну, строго-то говоря, не так уж чтобы и настоящей. Петров меня заверил, что к началу действа на сцене появятся жандармы и всех его участников, включая меня, любимого, арестуют. А потом, по рассмотрении следствием причин несостоявшегося поединка, меня, обоих секундантов и доктора с официальными извинениями отпустят, а вот инициатору дуэли, господину Ани, официально же предъявят обвинение и возьмут его в такой оборот, что мало не покажется.

- Три!

Вызов, переданный мне от имени господина Ани, стал ответом на мою статью в 'Коммерческом вестнике', подробно описывавшую ухищрения, коими названный господин, владелец небольшой фабрики по выпуску медной посуды, пытался укрыть от государственного надзора многочисленные факты нарушения императорского указа 'О плате работникам'. Слова и обороты, которые я использовал для описания методов ведения зарплатной документации на фабрике, господин Ани посчитал оскорблением его чести и достоинства, за что и потребовал сатисфакции. Посчитал, кстати, вполне заслуженно - все-таки мой давний журналистский опыт никуда не делся, и устраивать черный пиар я умел неплохо. Ну и постарался, блин, от души... Кто ж знал, что оно так обернется?!

- Четыре!

Поскольку отказываться от дуэли грозило потерей моей репутации, а извиняться перед господином Ани у меня и в мыслях не было, Петров-Кройхт и придумал план с принятием мною вызова и появлением жандармов. Кстати, о жандармах - пора бы им и нарисоваться, мать их...

- Пять!

Поэтому мне пришлось озаботиться поисками секунданта, каковым любезно согласился выступить господин Лотт, мой преподаватель светских манер. Он же просветил меня во всем, что касалось действовавших в Империи официальных законов и неофициальных правил, относящихся к этой специфической форме межличностных взаимоотношений.

Черт возьми, где же жандармы?

- Шесть!

Законами Империи дуэли запрещались, и за участие в оных полагалось наказание. Впрочем, наказывали дуэлянтов, секундантов и врачей не так чтобы очень уж строго. Даже смертные случаи влекли за собой не более чем ссылку для гражданских лиц и понижение в звании для военных, а если все дуэлянты оставались в живых, то речь шла лишь о более-менее продолжительном пребывании под арестом. Да чтоб его, если сейчас не явятся жандармы, дело пахнет теми самыми наказаниями, и это в лучшем для меня случае!

- Семь!

Для лиц, не состоящих на военной службе, каковыми являлись и я, и мой противник, приличным считалось стреляться из пистолетов с двадцати четырех шагов. Секунданты ставили своих поручителей спина к спине, после чего дуэлянты, повинуясь командам распорядителя (каковым, по общему согласию участников, выступал один из секундантов, в нашем случае им стал господин Лотт), делали двенадцать шагов каждый в свою сторону. Стрелять можно было в любой момент после команды 'кругом!'. И семь из этих двенадцати шагов мы с противником уже прошли, а жандармов все еще нет!

- Восемь!

Дуэльным оружием в нашем случае выступали дульнозарядные капсюльные пистолеты с нарезным стволом. Как уверял меня господин Лотт, вероятность попасть из такого пистолета в человека на двадцати четырех шагах составляла почти что пятьдесят процентов, благодаря чему дуэль сводилась фактически к лотерее, но лотерее нервной и опасной. Жандармы где?!!

- Девять!

А вот пуля, выпущенная из этого неказистого изделия, что я сейчас держал стволом кверху в правой руке, была штукой пакостной. Свинцовый шарик диаметром почти два сантиметра не только делал в человеческом организме не предусмотренную его строением дырку, но и наносил весьма сильный удар, что влекло за собой черт их помнит, как они там на медицинском языке называются, травмы. Но жандармы-то, козлы, уроды безногие, где же они?!

- Десять!

Все тот же господин Лотт объяснил мне, что дуэльный пистолет при выстреле заметно подбрасывает вверх, и эта его особенность тоже снижает смертность среди дуэлянтов. Ну если целиться в грудь или голову, конечно. Мне, судя по уже пройденным десяти шагам из двенадцати да отсутствию жандармов, особенность эту придется использовать как раз в противоположных целях. Уж если стреляться, то шансы своего противника надо сводить к минимуму, так что целить я буду пониже, как раз с таким расчетом, чтобы попасть в грудь. Но жандармы - гады! Тараканы, блин, притравленные!

- Одиннадцать!

Черт, кто же так меня подставил? Петров? Жандармы? Или я сейчас рискую просто стать случайной жертвой каких-то неизвестных мне обстоятельств?! Один шаг остается, всего один...

- Двенадцать!

Блин, головы поотрываю! Хорошо, вчера вечером да сегодня с утра не ел ничего, так, в порядке подстраховки. Когда этот урод в меня пальнет, хоть нечем будет штаны обделать, мать его...

- Кру-гом!

Поворачиваюсь влево. Руку с пистолетом в процессе поворота опускаю, сгибаю в локте и прижимаю к животу, левую держу вдоль туловища, прикрывая ею грудную клетку с той стороны, где сердце. Оп-па! А у противника-то моего армейского опыта нет! Некому было вдолбить этому козлу, что поворот кругом выполняется через левое плечо, если нет особой команды 'направо кругом'! И смысл такого правила ему не знаком! Хоть что-то хорошее!

В чем тут смысл, говорите? А представьте, что вы - старинный пехотинец. В левой руке у вас щит, в правой - меч или копье. Как вы повернетесь, если враг окажется позади? Правильно, через левое плечо. Потому что так вы и щитом прикроетесь до завершения разворота, и оружие свое быстрее направите в сторону чрезмерно хитрого супостата. То же самое, если в руках у вас ружье со штыком - повернувшись через левое плечо, вы будете готовы к бою гораздо быстрее.

Так и сейчас - пистолет мой уже смотрел дулом в сторону слишком много понимающего о своей чести фабриканта, а сам он все еще поворачивался в мою сторону, по-дурацки держа оружие в вытянутой руке. Что ж, команда 'кругом' была, стрелять я вправе, и на спуск нажал без всяких сомнений. Как говорили на Диком Западе, пусть лучше меня судят двенадцать человек, чем несут шестеро. Раз уж эти дебилы жандармы не изволили явиться вовремя, придется решать проблему самому.

Надо отдать моему противнику должное, выстрелить он смог, хоть я и успел раньше. Только вот стрелять с вытянутой руки ему пришлось уже после того, как в правую сторону его грудной клетки внедрилось инородное тело в виде выпущенной мною пули. Видеть со столь невеликого расстояния направленный в меня выстрел было, конечно, страшно, но только страхом и обошлось - промазал проклятый буржуин. Ну да, в таких условиях еще и попасть хотя бы просто в контур мишени - столько везения в один день да на одного человека не выпадает.

Доктор уже заканчивал бинтовать незадачливого дуэлянта, накладывая, кстати, вполне современную (для меня современную) окклюзионную повязку, когда из-за небольшой рощицы, прикрывавшей место дуэли от проезжей дороги, появились идущие на рысях всадники в голубых мундирах и черных меховых шапках с желтыми лопастями. (1) Ага, мать вашу жандармскую, не прошло и полгода! Оказывать им сопротивление никто и не думал, и вскоре я с обоими секундантами возвращался в Вельгунден, сидя в тесной арестантской карете с зарешеченным окошком, а за нами в докторской коляске под конвоем опоздавших жандармов ехали господин Ани и доктор.


(1) Лопасть - матерчатый колпак на меховой шапке, свисающий с нее набок или (реже) назад. Иногда также называется шлыком.


Под арест нас всех, кроме раненого фабриканта, отправленного в военный госпиталь, поместили на гауптвахту жандармского полка, рассадив по одиночным камерам. Назвать условия содержания строгими я бы, честно скажу, постеснялся. Ну да, железная кровать с соломенным тюфяком, грубо сколоченные стол и табурет, причем стол был прикреплен к полу намертво, а табурет прикован короткой цепью, позволявшей более-менее удобно сидеть за столом, но начисто лишавшей арестанта возможности использовать оный предмет мебели в качестве оружия, ну, ясное дело, серая штукатурка стен и голые доски пола - все это вместе с массивной железной дверью и небольшим окном с грязными стеклами и решеткой из толстых прутьев особого комфорта не создавало, однако же ни тебе соседей, ни домашних насекомых, все тихо и спокойно. А если еще вспомнить, что совсем недавно у меня была реальная возможность получить пулю, то вообще хорошо!

На допросе и очных ставках с соучастниками я играть в молчанку не стал, рассказывал все честно и прямо, за исключением, естественно, того, что об обещании, данном мне государственным лейтенантом-советником Кройхтом, я не сказал ни слова. Не фиг, сам потом буду с Петровым разбираться, что за хрень такая с этим получилась. А затем состоялся суд скорый и справедливый, по приговору коего следующий месяц своей жизни мне предстояло провести в уже знакомых условиях полковой жандармской гауптвахты.

Тем более, что условия эти, как сразу же выяснилось, отличались от предварительного заключения явно в лучшую сторону. Во-первых, столоваться я имел право за свой счет с доставкой готовой еды из расположенного неподалеку ресторана. Даже вино к обеду и ужину дозволялось, хоть и с ограничениями в плане количества. Во-вторых, за отдельную плату меня в камере поили кофием, пусть и не самым лучшим образом сваренным. И, в-третьих, я мог заказывать в камеру книги и газеты в произвольном количестве и ассортименте. Ах, да, совсем забыл, что нормальный ватный матрас, второе одеяло, стирка и глажка нательного и постельного белья вместе с чисткой одежды и обуви также входили в перечень моих прав, осуществляемых за дополнительную оплату. Причем, судя по размеру оплаты этих услуг, жандармы нанимали для их предоставления людей со стороны, а разницу клали себе в карман. Теплый душ был бесплатным при общем с другими арестантами посещении и платным для тех, кто предпочитал принимать его в одиночестве. Умывание с чисткой зубов - то же самое. Бритье - исключительно платное в исполнении местного брадобрея.

Единственным действительно неприятным моментом содержания под арестом, наглядно подтверждавшим тот факт, что свободы я все-таки лишен, стал запрет что-либо писать, за исключением прошения на высочайшее имя о помиловании. Однако, поразмыслив, я решил такое прошение не подавать. Если наверху посчитают, что сидеть под арестом некий Феотр Миллер не должен, вопрос решат и без всяких прошений.

Кстати, Ани все-таки выжил, и, похоже, находился в начале пути к выздоровлению. Удивительно, но это известие я воспринял даже с каким-то удовлетворением. Помню, когда я в лесу убивал мерасков, пытавшихся похитить Лорку, потом тоже было удовлетворение, но по прямо противоположному поводу. Похоже, здешняя действительность становится для меня своей, раз жизнь имперца, пусть и моего личного врага, для меня дороже жизней врагов Империи...

Газеты я затребовал, начиная с дня, следовавшего за дуэлью. Хех, было там что почитать! 'Коммерческий вестник' разразился аж несколькими статьями, живо и ярко расписывавшими, как их корреспондент г-н Миллер храбро защищал свое честное имя, каковое попытался поставить под сомнение недобросовестный фабрикант Ани (именно так, без добавления 'г-на'), и задавался вопросом, а был ли вообще названный нарушитель императорского указа вправе требовать удовлетворения за честное оповещение публики о его художествах, сделанное господином Миллером? Несколько позже тот же 'Коммерческий вестник' порадовал сообщением о том, что Императорская Надзорная Палата предъявила посудному фабриканту обвинения сразу по нескольким параграфам Уложения о наказаниях. Понятно, что газета поставила это себе в заслугу - ну как же, именно на ее страницах махинации, ставшие предметом обвинений, были явлены почтеннейшей публике и государеву оку!

Но я-то знал, что ухищрения Ани государево око обнаружило куда как раньше! Думаете, откуда я взял фактуру для написания той самой статьи? Правильно, мне ее Кройхт и дал. И вот что мешало Надзорной Палате начать производство по делу Ани сразу же, не давая ему времени на такие выходки? Да уж, список вопросов, которые я задам Павлу Андреевичу, как только покину гостеприимные стены гауптвахты, рос не по дням, а по часам.

Ладно, до вопросов, и, надеюсь, ответов, время еще дойдет. Пока же я радовался за Дейка Виннера, автора тех статей, молодого подающего надежды журналиста, только недавно принятого на работу в 'Коммерческий вестник'. Паренька этого, несомненно талантливого, несмотря на юный возраст, борзописца, я учил и натаскивал лично, и теперь сей способный ученик радовал меня своими успехами. Непривычные местным щелкоперам особенности белого и черного пиара парень схватывал, что называется, на лету. Вот и правильно, не все же мне одному тут на газетном фронте геройствовать!

А еще меня примиряла с действительностью возможность сколько угодно читать и размышлять. Для размышлений, кстати, неплохо подходили ежедневные часовые прогулки по внутреннему двору гауптвахты. Общение между арестантами на прогулках жандармы не приветствовали, хоть и пресекали его окриками, а не рукоприкладством, а вот думать если бы и запретили, то в гробу я такие запреты видал. Так что голова у меня работала, работала много и продуктивно, и я уже вовсю предвкушал, с какой скоростью буду изводить бумагу, когда, наконец, выйду отсюда.

Но, как известно, человек предполагает, а те, кто выше, располагают. И в отношении сроков выхода из узилища я, как вскорости выяснилось, некисло так ошибался. Уже на двенадцатый день моего ареста я был вызван к начальнику гауптвахты, где получил документ о прекращении ареста, после чего меня препроводили к выходу. И на свободе встречал меня лично мне знакомый порученец государственного лейтенанта-советника Кройхта.


Глава 20



- Да пойми ты, Федор Михалыч, разбираемся мы с этим делом! - в сердцах выпалил Петров, выслушав от меня не самые лестные слова в свой адрес. - Запутано там все качественно, черт бы их побрал... Ясно одно только: тебя хотели убрать. И сработали, уж поверь мне, грамотно. Мы, конечно, тоже не безрукие, можем кое-что, как видишь. Тебя вот из-под ареста вытащили... Да и ты молодец - подстрелил козла этого!

- Так, Пал Андреич, - ну да, и я молодец, и 'золотые орлы' не безрукие, но беседу надо переводить в более конструктивное русло, - давай-ка мы забудем оба, что я тебе сейчас наговорил, и ты мне подробно расскажешь, кто и как хотел меня убрать. Уж согласись, право знать это я имею.

- Имеешь, это точно, - признал Петров. - Вот только кто такой умный оказался, я пока и сам не знаю. А как это делалось, расскажу, что уже накопали. Только давай мы с тобой для начала за твое освобождение примем по чуть-чуть, а то прямо как не свои?

Ох, сопьюсь я с Петровым когда-нибудь... Это он там у себя в исполкоме привык по любому поводу водку в себя вливать, а я до попадания и не каждый день вспоминал даже, что такая вещь как водка вообще на свете есть. Но сейчас, пожалуй, и правда выпью.

- В общем, пока ты на губе сидел, - начал Петров, когда мы отодвинули опустевшие рюмки в сторону, - мы и Надзорную Палату на уши поставили, и жандармам хвосты накрутили, и сыщиков столичных без выходных оставили, ну и в министерстве финансов кого надо за усики потянули. И вот что накопали... Ани этого, по всему получается, нам скормили как раз в расчете на его задиристый характер. У него уже четыре дуэли было, твоя пуля, кстати, вторая, которую он словил. Кто устроил так, что нам на него стукнули, это мы узнаем, потому что сам доносчик известен. Он, кстати, сидит уже в таком месте, что до него дотянуться, чтобы рот заткнуть, будет непросто. Кто, и главное, как подстроил жандармам опоздание на дуэль, разобраться тоже не так сложно, это сейчас выясняют. Кто тебя отравить пытался во время твоего ареста, уж прости, но и такое было, тоже сидит глубоко и надежно, и имя заказчика из него выбьют, тут не сомневайся.

Охренеть не встать! Значит, еще и травить меня пожелали?!

- А вот дальше... - Петров задумчиво пожевал губами, - дальше будет сложнее. Установить, как фигуранты связаны между собой, кто отдавал приказы и кто обеспечивал их исполнение... В любом случае тут нормальный такой заговор просматривается. А раз так, то и на показательный процесс материала наберется, и на постройку виселицы казна расщедрится, вот тогда-то мы саботаж императорского указа на корню уничтожим!

- На виселицу, говоришь... Это хорошо, я, сам понимаешь, только за, причем обеими руками, - мстительное удовольствие, охватившее меня, я и не думал скрывать.- Ты смотри, Павел Андреич, если у казны с этим делом проблемы какие будут, я за такое доплачу с радостью. Только скажи мне вот что: неужели они там и правда думали, что все в одного журналюгу упирается?

- Ну, что они там думали, мы узнаем, когда до них доберемся, - резонно заметил Петров, - а насчет, как ты говоришь, одного журналюги, не прибедняйся. Сам-то не пробовал подсчитать свою результативность?

- Нет, а что?

- А что? - передразнил меня Петров. - А то! В твоих статьях упомянуты три отправки на каторгу с конфискацией имущества, восемь случаев уплаты штрафов на общую сумму почти четырнадцать тысяч лассов, двадцать один случай устранения нарушений после официального предупреждения, теперь вот и Ани этот с дуэлью, неплохо, да? Ну, понятно, что не ты это нарыл, а мы тебе дали, но это нам с тобой понятно. Может, и им тоже, но видят-то они в первую очередь что и кого? А видят они что большинство публикаций, устрашающих нарушителей указа, подписаны неким Феотром Миллером! И какой тогда лучший способ устрашить устрашителей? Правильно, убить этого самого Миллера! Ты, Федор Михалыч, с нашей помощью стал фигурой публичной и очень хорошо заметной, вот по тебе и решили ударить.

- И что? Так и буду теперь мишенью работать? - злобно отозвался я.

- Нет, от этой работы мы тебя избавим,- примирительно сказал Петров и после небольшой паузы добавил: - Зато найдем другую.

Не спрашивая меня, Павел Андреевич налил еще по стопочке и выпить пригласил жестом, без тоста.

- Ты ведь помнишь ту историю с похищением твоей девушки из лесных?

Так, а это с чего бы вдруг? Впрочем, я лишь согласно кивнул. Еще бы я не помнил!

- Военные наши выяснили, что там было и к чему, - буднично сообщил Петров и хитро глянул на меня. - Интересно?

Следующие полчаса я слушал действительно интересную историю, открывавшую все то, над чем в то время ломали головы и мы с Николаем, и лейтенант Киннес со своим начальством. Оказалось, что охотников за баарскими девственницами наняли соседи мерасков - даяны. Наняли как раз для того, чтобы спровоцировать Империю на жесткие ответные меры, после которых мераски стали бы куда сговорчивее в плане признания своей зависимости от 'великой даянской вежи', как именовалась власть даянских ханов или как там будет правильно их называть. В общем и целом у даянов получилось - большая часть родов мерасков теперь платила дань той самой 'великой веже', а некоторые кочевья перешли к даянам целиком. Потому, собственно, всех мерасков, кто был в курсе дела, даяны и ликвидировали. Вроде как они, стало быть, белые и пушистые, а на девчонок охотились черные и гладошерстные мераски. То есть несчастная девочка, попавшая в лапы этим уродам, получила сильные ожоги за то, чтобы один грязный кочевник отжал пастбища и стада у другого грязного кочевника. Блин, ненавижу выродков!

- Короче, Федор Михалыч, Империя решила, что такая хитрожопость остаться безнаказанной не должна. Хотят даяны еще и мерасками править - да сколько угодно! Но только самими мерасками. Без Мерасковой степи. Ее Империя заберет себе.

- Кто бы спорил, я не стану, - согласился я. Правильно сказал Петров, наказывать надо за такое. - Только ты, Павел Андреевич, вроде про мою другую работу говорил?

- А ты как думаешь, степь эта Империи зачем сдалась? А затем, дорогой Федор Михайлович, что рабочие от императора немало получили, и теперь очередь за крестьянами. Земли новые все им под раздачу пойдут, а то население у нас растет, кормить его надо, а вот плодить малоземельных да безземельных крестьян нечего. И ведь какую землю они получат, а? Целину непаханую, да в мягком климате - не земля, мечта! Ну-ка, скажи мне, кто лучше всех распишет, как его величество заботится о землепашцах?

- Так это когда еще будет! - недовольно возразил я Петрову. - Пока степь завоюют, пока объявят о раздаче земли...

- Гораздо быстрее, чем тебе кажется, - усмехнулся Петров. - Ты же с указом 'О плате работникам' к началу-то не успел. А тут с самых первых шагов и будешь все это освещать. Прямо как наши бравые солдатики в степь вступят, так и начнешь. И про войну напишешь в нужном свете, и про землю для крестьян, и все такое прочее.

Хм-хм-хм... Звучало привлекательно. Да что там, заманчиво звучало! Это ж можно такую рекламную, пардон, информационную кампанию забабахать! Да под такое дело и себе всякие льготы с привилегиями затребовать, а самое главное, и получить! Эх развернусь! Да уж, на Земле я бы о такой работе и мечтать не мог! Вот только...

- Это что ж такое, а, Пал Андреич? Чтобы здесь не грохнули, хочешь меня на войну отправить? Там-то стреляют куда как чаще!

- Полномочия тебе такие выпишут что ты там сам себе начальником и будешь. Вперед на лихом коне с шашкой наголо да под вражьи пули никто тебя не погонит, если сам сдуру не полезешь. Но ты же не полезешь? Ты же, как нормальный начальник, будешь при штабе, там и не стреляют, и условия более-менее, и телеграф под рукой, чтобы столичную прессу вовремя статьями кормить. Репортеров, фотографов да художников мы тебе дадим, твое дело будет ими командовать. Отдельная, так сказать, рота информационного обеспечения!

- Ну ты загнул - рота! - я аж ухмыльнулся. - Взвод если дадите, и то праздник будет.

- Тогда отряд информационного обеспечения, - сдался Петров, - взвод, сам понимаешь, звучит несолидно.

Он снова налил водки. Под такое дело я выпил с удовольствием. Хрустнули огурчиками, вдумчиво пожевали ароматного ржаного хлебушка.

- Вот и смотри, - Петров явно чувствовал себя в ударе, - с темы платы рабочим мы тебя снимем. Из столицы удалим. Слух пустим, что на войну тебя сослали не просто так, а вроде как не угодил чем-то. Да ту же дуэль под это и подпишем. Все это покажет тем, кого мы ищем, что ты опасности для них уже не представляешь, вот и забудут они о тебе. Тем более, проблемы у них начнутся совсем другие. А ты нам еще пригодишься, да и не только как профессионал, но и с тем именем, которое ты себе сделаешь.

В голове у меня как будто что-то щелкнуло, звякнуло, а может, и тренькнуло. Я же совсем недавно как раз и предполагал, что вслед за рабочими объектами заботы со стороны его величества станут крестьяне. Не ошибся ведь! Но дальше, дальше-то что? Под какую цель обеспечивается всенародная любовь к императору? А цель-то должна быть не простая. Большая война с потерями и лишениями? Вот уж вряд ли. Что таковая тут в ближайшее время невозможна, я уже для себя определил. Тогда... Вот же черт, неужели...

Пришлось спросить. Вот так вот прямо и открыто спросить. Ты, мол, Павел Андреевич, пойми меня правильно, но я могу лишь предполагать, а ты-то знаешь точно. Вот и поделись, а то ведь как говорил великий Суворов, каждый солдат должен знать свой маневр.

- Это, Федор Михайлович, маневр не твой, и даже не мой, а... - тут он выразительно воздел глаза к потолку. - Впрочем, - продолжил он, - кому надо, и так знают, а кому не надо, все равно в курсе, потому что слишком много народа вовлечено, секретность не обеспечишь... Ты с нами все равно в одной лодке, так что если узнаешь, от нас не убудет.

Вообще-то, я думал, что Пал Андреич сейчас нальет еще по рюмашке. Но нет, не стал. Просто очень глубоко вздохнул и тихо произнес:

- Государь император решил даровать подданным парламент. И правительство, в некоторой части своих действий перед парламентом ответственное.

Мда... Такое нагромождение старорежимных речевых оборотов, совершенно не характерное для Петрова - я даже не мог понять, как это оценить. То ли Павел Андреевич сам проникся историческим значением монаршьего замысла, то ли, наоборот, это некая доля фрондерства в исполнении государственного лейтенанта-советника. Но я-то, я-то молодец, а?! Угадал же, честное слово, угадал!

- Конституционная, значит, монархия? - запросил я уточнений.

- Больше все-таки монархия, чем конституционная, - неуклюже сострил Петров.

- А смысл?

- Эх, не работал ты, Михалыч, в органах власти! Как лучше всего спихнуть ответственность с себя? Правильно, поделить ее на многих. Тогда у тебя всегда есть вариант перевести, в случае чего, стрелки на кого-то еще. Вот смотри: кризисы всякие нам тут грозят? Грозят, потому как развитие у нас идет, хочешь не хочешь, по рыночному пути. Вкладываться в захват колоний придется? Придется, тут тоже без вариантов, потому что с некоторыми видами сырья у нас уже проблемы, с той же нефтью хотя бы. А тебе ли не знать, чем она скоро станет для промышленности! Раз так, то и за передел мира когда-нибудь воевать будет нужно. Добавит все это власти народной любви? Да хрена лысого! Вот пусть господа депутаты перед народом и отвечают, если что. А такой власти, чтобы они могли вместо себя императора виновным выставить, им изначально никто не даст. Помнишь, был такой фильм 'Не бойся, я с тобой'? Песенка там мне понравилась, с припевом 'чтобы с этих пор по-новому оставалось все по-старому', вот так вот!

Нет, здоровый цинизм - дело, безусловно, хорошее. Так, в общем-то, и надо. Не можешь победить - возглавь, желаешь сохранить побольше - поделись, не хочешь действовать второпях - прими меры заранее. Но цинизм в исполнении Павла Андреича был не просто здоровым, а образцом здоровья. Богатырского такого здоровья, стопроцентного и абсолютного.

Но его величество Фейльт Восьмой силен... Уважаю. Из земной истории я смог вспомнить единственный аналог - Баварию, где король пожаловал народу конституцию еще в начале девятнадцатого века, и потрясения 1848 года обернулись для королевства лишь отречением тогдашнего короля в пользу своего же наследника, без ущерба для самой королевской власти. Впрочем, от мерзкой истории с отстранением от власти и убийством короля Людвига Второго это Баварию не спасло, но уж больно особый это был случай. (1) Хотелось бы надеяться, что тут до такого не дойдет. Не только, конечно, надеяться, но и делать все, от меня зависящее тоже.

Петров все-таки налил еще. Не выпить за такое было бы просто неприлично. Что ж, стратегия мне теперь стала ясна, и я уже начал было прикидывать наметки по новой работе, как Павел Андреевич добил меня окончательно.

- Ты давай, Федор Михайлович, езжай домой, карету я сейчас отряжу. Сегодня отдыхай, а завтра собери тревожный чемоданчик. Охрану тебе мы обеспечим, но надолго засидеться в Вельгундене, уж извини, не дадим. Поедешь в Коммихафк...

- В Коммихафк? - удивился я.

- Ну да, в Коммихафк, штаб генерала Штудигетта как раз там. Обживешься там пока, с офицерами познакомишься, начнешь потихоньку к работе готовиться. Ну и съездить к старым знакомым у тебя время будет...

Петров еще что-то говорил, но, честно сказать, я его не слушал. Лорка! Лорка, Лорик, Лоари Триам...


(1) Людвиг II (1845-1886) - король баварский в 1864-1886 гг. Развивал культуру и искусство, покровительствовал композитору Рихарду Вагнеру, построил несколько прекрасных замков, в том числе знаменитый Нойшванштайн. Недовольные высокими затратами на это строительство министры инициировали создание медицинской комиссии, которая признала короля неизлечимым душевнобольным (без осмотра пациента!). Через пять дней концы были в буквальном смысле спрятаны в воду - король и врач, которому министры поручили доставить монарха в клинику для душевнобольных, утонули в Штарнбергском озере. По официальной версии, они катались на лодке, которая перевернулась. Официальные версии часто бывают такими официальными...

В Баварии Людвига II до сих пор помнят и почитают. Иметь дома портрет или бюст короля Людвига (именно так, без порядкового номера - и так понятно, о каком короле идет речь) считается у баварцев признаком хорошего тона. Что наиболее интересно, построенные королем Людвигом замки (Нойшванштайн в особенности) привлекают в Баварию миллионы туристов, приносящих земле свыше 25 миллиардов евро ежегодно.


Часть третья. Кому война...



Глава 21



В Коммихафк я смог выехать через декаду после того разговора с Петровым - слишком много набралось дел, которые нужно было уладить до отъезда. Начал, понятно, с того, что поговорил с Николаем, Сергеем и Алиной, обрисовав им ситуацию, в подробности при этом особо не вдаваясь. Потом мы подсчитали наши деньги, отложили в сторону то, что еще оставалось выплатить за всех четверых по имперской ссуде, а остальное, наконец, разделили. Я и Николай выделились в самостоятельное плавание, Серега с Алинкой, понятное дело, так и оставили свои деньги объединенными. Впрочем, часть моих денег я передал-таки Демидовым - на сохранение или в виде беспроцентного кредита, это уж им решать, как именно. Дела что у Алинки с ее ателье, что у Сереги с его качками, шли отлично, но мало ли...

Вообще-то 'золотые орлы' расплатились со мной весьма щедро, проведя часть выплат через редакцию 'Коммерческого вестника', часть из кассы общества, но и расходы у меня оказались немалыми, так что в Императорское общество сберегательных касс я положил не очень крупную сумму, которой, впрочем, хватило для получения чековой книжки, да пару сотен оставил себе наличкой.

Основной статьей расходов стало обмундирование, потому как меня ускоренным порядком (ясное дело, Петров-Кройхт нажал на какие-то свои рычаги) оформили чиновником Военного министерства в звании военно-полевого инспектора, что по имперскому аналогу Табели о рангах соответствовало армейскому майору. Казна, конечно, пособие на пошив форменной одежды мне выдала, но по стандартным расценкам, которые в моем случае все расходы не покрывали. Во-первых, из-за спешки пришлось доплачивать за срочность; во-вторых, знающие люди посоветовали обратить особое внимание на качество материала и пошива обмундирования для повседневного ношения и похода; в-третьих, некоторые предметы обмундирования, считавшиеся как бы дополнительными, казна не оплачивала господам офицерам и военным чиновникам вообще, а среди этих предметов были и такие, которыми все те же знающие люди настоятельно советовали обзавестись в обязательном порядке - утепленной шинелью, например, и брезентовым дождевиком. На этом фоне экономия на других необязательных одеяниях, хотя бы на том же фрачном мундире, каковой полагалось носить при посещении императорских театров и светских мероприятий, смотрелась неубедительно.

В редкие окна времени, остававшиеся среди всех этих забот свободными, я писал наметки положения об отдельном полевом осведомительном отряде, как пришлось обозвать свое будущее хозяйство. Почему именно так? Ну, думаю, понятно. Название не должно было и выглядеть слишком непривычно для имперской бюрократии, и прямо так уж откровенно указывать на смысл деятельности обзываемого формирования. В конце концов, мало ли кого и в чем оный отряд будет осведомлять? Ну и финальным аккордом всей этой декады стали проводы такого хорошего меня. Прошли они как-то не очень. Вроде выпили совсем по чуть-чуть, и то Алинка опять расплакалась - снова вспомнила маму, да еще и за меня переживать взялась... Хорошая она девчонка, только очень уж близко все принимает к сердцу. И как, ну вот как я ей скажу, что они с Серегой так и останутся бездетными? Или Сереге сказать, и пусть сам думает, как это жене преподнести? А то, может быть, и не говорить вообще? Вот черт его знает... Николай, что и понятно, воспринимал все куда более спокойно, но я видел, что и его как-то не сильно радует первое в нашей компании расставание.

Короче, в поезд я садился в несколько расстроенных чувствах. Но вокзальная обстановка, как я заметил еще на Земле, довольно неплохо утихомиривает всяческие отрицательные эмоции, так что и сейчас грусть и печаль быстро сменились предвкушением всего нового, что предстояло мне в этом моем путешествии. Как-никак, я поднялся на новый уровень - теперь моя работа предполагала куда больше самостоятельности, впрочем, и ответственности тоже. Ну да ничего, расти, так уж расти. На ум пришло, что я сейчас напоминаю персонажа какой-то компьютерной игры. Прошел один уровень, поднялся на следующий и так далее. А что делать, если вся наша жизнь такая - сначала ходишь в детский сад, потом в школу, в институт, на работу, и на каждом уровне свои цели, условия, да еще и своя внутриуровневая градация? По крайней мере, сейчас я буду работать сам по себе, без пригляда и подсказок того же Петрова-Кройхта.

В поезде ничего запоминающегося не произошло. Положение, мною сочиненное, утвердили даже в неполном виде, спасибо связям 'золотых орлов', так что приходилось дописывать и шлифовать его, что называется, на ходу, чем я и занимался всю дорогу. И вот, наконец, поезд прибыл по назначению. Что же, здравствуй, Коммихафк! Второй раз здравствуй...

От того Коммихафка, который я помнил, город в нынешнем своем виде заметно отличался. Его улицы стали куда более многолюдными, хотя предстоящая осенняя ярмарка тут явно была ни при чем - основу непривычного многолюдья составляли военные. Впрочем, я и сам еще в поезде переоделся в мундир, так что если чем и выделялся на городских улицах, то тем лишь, что мундир у меня был парадным, в отличие от почти всех встречавшихся мне офицеров - мне же надлежало представляться начальству по новому месту службы. Носить мундир оказалось делом не таким уж и обременительным, все-таки к одежде из сукна я тут успел привыкнуть, зато сабля раздражала изрядно. Приходилось все время придерживать ее рукой, да и ходить надо было аккуратнее. Да уж, запутается эта железка в ногах - и конфуз будет тот еще! Хорошо хоть, что путь от станции до центра здешнего милитаризма я проделал на извозчике, так что и с саблей проблем не было, и постоянно козырять встречным офицерам не пришлось.

Генерал от кавалерии Штудигетт занимал со своим штабом типичный для Коммихафка трехэтажный дом с первым этажом из кирпича и двумя верхними из бревен в центре города, прямо напротив уездной управы. Сразу же выяснилось, что на представление генералу имеется немалая очередь, среди которой я неожиданно для себя оказался старшим по званию. Однако же команду 'вольно!' после того, как господа офицеры, дружно встав по стойке 'смирно', меня попривествовали, а я им ответил, отдал не я, а капитан-артиллерист, поскольку я как военный чиновник отдавать приказы строевым офицерам не имел права, а среди них старшим был именно он. Ожидание своей очереди отняло у меня час с лишним времени, которое я использовал для рассматривания господ офицеров, стараясь при этом не выходить за рамки приличий. Толстенный альбом с описанием имперской военной формы я успел внимательно просмотреть еще до отъезда из Вельгундена, так что ориентировался в мундирах и знаках различия вполне уверенно. Приема у генерала ожидали представители почти всех родов войск - пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы, саперы. Не было лишь офицеров воздушного флота - у них, скорее всего, имелось собственное начальство, которому они и представлялись где-то в другом месте.

Генерал Штудигетт оказался невысоким худощавым мужчиной моего примерно возраста, кареглазым брюнетом, обладателем усов а-ля кайзер Вильгельм и бородки-эспаньолки, придававших ему вид лихой и задиристый, что, в общем, для кавалериста нормально. Но вот внимательный, я бы даже сказал, цепкий, и умный взгляд говорил о том, что этот, в прошлом, несомненно, лихой рубака сейчас вполне заслуженно находился на должности командующего крупной войсковой группировки, призванной решить задачу исторического значения.

Поскольку при нашей беседе присутствовал генеральский адъютант, я испытывал некоторые опасения, что вскользь брошенное генералом определение полевого осведомительного отряда, каковой я в данный момент представлял пока что в единственном числе, как 'взвода борзописцев' уйдет за пределы этого кабинета и прилипнет к отряду в виде прозвища. Уже самое ближайшее будущее показало, что мои опасения были не напрасны. Помимо получения нового имени еще не сформированным подразделением, моя явка по начальству имела следствием направление меня на квартиру и выделение мне первого непосредственного подчиненного - нестроевого рядового Бенте, на какового возлагалась обязанность служить моим денщиком. Что ж, вот и первое преимущество моего нового положения...

Квартировать меня определили в доме госпожи Броальт, молодой еще купеческой вдовы. Нам с денщиком досталась на двоих довольно просторная комната, еще три комнаты были зарезервированы для размещения других офицеров. Договорившись с хозяйкой о размере оплаты за жилье и стол, я заплатил ей за две недели вперед, после чего, поручив Бенте озаботиться решением иных бытовых вопросов, отправился почти туда же, откуда только что пришел - в уездную управу, стоявшую, как я уже говорил, напротив штаба генерала Штудигетта.

Уездный советник Манте моему визиту искренне обрадовался, хотя и узнал меня не сразу. Мой рассказ о том, как устроились я и мои товарищи вместе с переданными от них приветами (ну да, придумал на ходу, но вряд ли Николай и Серега с Алинкой, узнав об этом, были бы на меня в обиде) вызвал у чиновника явственную гордость за то, что когда-то он стоял у истоков карьеры таких уважаемых людей. Я, естественно, тут же его за то самое рекомендательное письмо в министерство внутренних дел от души поблагодарил, так что к моей небольшой просьбе господин уездный советник отнесся с полным пониманием и обещал выполнить ее в лучшем виде. Просьба заключалась в том, чтобы как только в городе появится имперский лесничий Корнат Триам (а Манте узнает об этом одним из первых, потому что именно в уездную управу Корнат придет за жалованьем перед началом ярмарки), немедля известить меня об этом, отправив посыльного.

Да, решил я все-таки, что год, проведенный здесь без Лорки, хорошо бы так и остался единственным. И не в том даже дело, что не с кем было делить постель - мне не двадцать лет, чтобы это было для меня на первом месте, хотя, конечно же, без этого тоже никак. Просто без Лорика я чувствовал себя не то что просто одиноким, а... не знаю даже, как сказать... каким-то недоделанным, недоукомплектованным, если выражаться на армейском языке. Не хватало, ох как не хватало мне лоркиной смеси из полудетской непосредственности и чисто женской основательности, яркой чувственности и непробиваемой простонародной рассудительности, обильно приправленной тем поражающим нас, мужчин, образом мышления, который мы называем женской логикой! Да, что ни говори, брак без детей полноценным считать нельзя, но... Можно же ребенка усыновить или удочерить, а то и не одного - тоже ведь решение. В любом случае надо встретиться с Лориком и поговорить, а там... Вот почему-то мне казалось, что Лорка такое примет. Ну или просто хотелось в это верить.

Вернувшись на квартиру, я обнаружил, что день встреч продолжается. В мое отсутствие к госпоже Броальт подселили еще двух офицеров, одним из которых оказался... лейтенант, нет, теперь уже ротмистр Киннес! Вот уж кого видеть я был по-настоящему рад!

Впрочем, несказанно обрадовались мы оба, хотя тут же и поспорили, чей именно денщик будет послан за вином, чтобы отметить историческую встречу. Решили вопрос жребием - кинули монетку и ротмистр выиграл. Хозяйка наша, почувствовав запах дополнительных доходов, тут же начала суетиться насчет закуски, а мы предались воспоминаниям да всем положенным после столь длительного перерыва в общении вопросам и ответам. Разумеется, и здесь пришлось выдумать и тут же передать приветы от моих товарищей по попаданству, а заодно и обещать Киннесу в первом же письме переслать друзьям ответные любезности. Киннес, в настоящее время прикомандированный к штабу генерала Штудигетта, рассказал, что погоны ротмистра и эскадрон под командование получил совсем недавно, из-за того, что на повышение в другой полк ушел бывший эскадронный командир ротмистр (то есть, конечно, уже майор) Фоахт, а до того ничего нового и интересного в его службе не было. На этом фоне мои похождения, о которых я вкратце поведал ротмистру, смотрелись даже поинтереснее, а знак Императорского общества Золотого орла произвел на Киннеса просто неизгладимое впечатление. Не то чтобы офицер был в курсе того, чем общество занимается, но статус императорского говорил сам за себя. В ответ на прямой вопрос я сказал, что общество обеспечивает работу тех, к кому его величество непосредственно обращается за советами в случае таковой необходимости.

Отметили встречу хорошо, втянув в праздничное застолье и хозяйку, и еще одного ее квартиранта - лейтенанта-сапера Лоди. Удачи, как и неприятности, ходят поодиночке нечасто, и прямо к столу прибыл на квартиру очередной постоялец - егерский капитан Линнгройс. Ротмистр Киннес в красках расписал офицерам, что я уже успел побывать в настоящем бою с мерасками и пятерых застрелил самолично, чем заметно поднял мою котировку в их глазах, потому как ни капитан, ни лейтенант пока что ни одного мераска в глаза не видели. Хм, а это показатель... Империя, стало быть, собирает для похода значительные силы, раз привлекает части, которых раньше на этой границе не было.

- Скажите, господин инспектор, - поинтересовался капитан Линнгройс, - а чем будут заниматься ваши подчиненные? А то, уж прошу прощения, я краем уха услышал о каком-то взводе борзописцев...

Про себя я, понятно, грязно выругался, вслух же сказал совсем другое:

- А вы, капитан, не знаете, скольких пастбищ и даже пахотных земель временно лишились местные жители из-за обилия военных лагерей вокруг города? Нет? А сколько денег пролилось на уезд в виде оплаты закупок интендантами продовольствия и фуража?

Я-то все это знал. Откуда? Ну не думаете же вы, что в уездной управе я побывал только чтобы покрасоваться перед советником Манте да восстановить связи с Триамами?! И правильно, если не думаете! Вот закончим застолье, я на ночь еще засяду писать соответствующую статью в местную газету, чтобы завтра уже отдать ее в редакцию. Это я капитану и сказал.

- Так что, капитан, послезавтра в уезде будут точно знать, что вместе с трудностями армия принесла сюда и доходы, - добавил я. - Так же и с самой войной. В Империи должны знать, что армия воюет за новые земли для крестьян, за то, чтобы было больше хлеба и мяса. Как по-вашему, воспримут это в народе?

В ответ Линнгройс встал и провозгласил тост за здоровье его императорского величества.

...С утра я как раз только-только успел привести себя в порядок, как появился посыльный из управы с известием о том, что семья Триамов прибыла в город. Что ж, вот и пришло время сделать шаг к новому будущему. Идти на ярмарку предстояло почти через весь город, поэтому времени подумать и представить себе разные варианты у меня хватало. Почему-то попытался вспомнить, как такое было у меня в первый раз - вышло не так чтобы очень. И давно это было, еще в земной, прошлой уже теперь, жизни, и был я тогда более чем вдвое моложе себя нынешнего... Все-таки согласится Лорка или нет? И как бы еще устроить так, чтобы именно с ней поговорить с первой, а уже потом с Корнатом? Однако же вот этот вопрос перестал меня волновать уже через несколько мгновений.

- Фео-о-о-о-отр!!! - услышал я сзади-справа и еще успел обернуться, как акустический удар сменился физическим - Лорка впечаталась в меня с разбега, и мы с ней чуть не упали на мостовую.


Глава 22



- Скажи, Лоари Триам, выйдешь ли ты за меня замуж?

- Да, Феотр Миллер, я выйду за тебя замуж.

Эти судьбоносные, не побоюсь сказать именно так, слова мы с Лоркой произнесли в обстановке, совершенно не подходящей к их сдержанному пафосу. Я не преклонял правое колено, приложив руку к сердцу, а Лорка не выслушивала меня, стоя в величественной позе. Мы валялись (да-да, не лежали, а именно что валялись) в скомканной постели, едва прикрывшись одеялом да кое-как деля на двоих единственную подушку - вторая свалилась на пол и поднимать ее не было ни сил, ни желания. Оказались тут мы как-то легко и естественно, как легко и естественно приняли друг друга, встретившись на улице. Словно и не было годичной разлуки, а главное - ни я, ни она ни единым словом или даже намеком не напомнили друг другу о том, что перед разлукой была и размолвка. Оторвавшись от ее губ, я взял Лорика за руку и мы пошли ко мне на квартиру, причем я даже забыл сказать ей, куда ее веду, а она забыла об этом спросить - просто доверилась мне. Обо всем, о чем могут говорить влюбленные после долгой разлуки, мы говорили по пути, а когда я плотно закрыл за нами дверь моей комнаты, нам как-то сразу стало не до разговоров. Хозяйка, увидев, с кем я пришел, буркнула себе под нос что-то неодобрительное насчет 'лесных вертихвосток', и хорошо, что этого не расслышала Лорка, но золотой полукройс мгновенно примирил госпожу Броальт с окружающей действительностью и пресек на корню даже теоретическую возможность борьбы с таким вопиющим нарушением общественной нравственности в ее же собственном доме.

О том, что со мной Лора останется бездетной, я рассказал ей в перерывах между приступами бурного желания наверстать все то, что оба упустили за прошедший год. Были и слезы, и причитания, и даже попытки пожалеть меня, такого несчастного, и все же она согласилась. Согласилась даже раньше, чем я успел ее об этом спросить. Так что мое предложение после этого оказалось пусть и приятной, но формальностью.

- Феотр, а где мы устроим свадьбу? И когда?

Мда, вопросик... Вариантов я тут видел аж три штуки, каждый со своими плюсами и минусами - у Корната на хуторе в ближайшие дни, там же, но после войны или опять же после войны, но в Вельгундене. Лично я был настроен оформить наши отношения как можно быстрее, о чем Лорику и сказал.

- Почему ты так хочешь?

- Лорк, я же на войну отправляюсь. Мало ли что может со мной случиться? В самом худшем случае тебе же лучше будет остаться вдовой военного чиновника в офицерском звании...

- Ты что такое говоришь?! - зашипела Лорка рассерженной кошкой. - Даже думать не смей! Я не для этого год тебя ждала! И Никлаа, Сиарк и Линни тогда не смогут приехать, а я бы хотела, чтобы они у нас на свадьбе были!

- Знаешь, Лор, мне будет куда легче выжить и вернуться, если меня будет ждать жена. А потом я заберу тебя в Вельгунден, и мы хорошо посидим все вместе - с Николаем, Сергеем, Алиной, твоими родными... А хочешь, позову их тогда сюда и посидим у вас, как раньше?

Думала Лорка недолго и согласилась устроить свадьбу до моего выступления в поход. Как-то очень легко согласилась, да еще так хитренько при этом улыбалась... Эх, не пошла мне на пользу разлука, не пошла. Год назад сразу сообразил бы, что девочка что-то такое себе задумала, а тут протупил. Или просто от счастья совсем мозги потерял, дурак старый.

Когда мы смогли отлипнуть от постели и даже одеться, я спросил хозяйку, не найдется ли у нее что-нибудь перекусить для моей невесты, чем сразу же и восстановил свое реноме в глазах купеческой вдовы. В стремлении загладить вину за то, что подумала о нас плохо, госпожа Броальт даже предложила Лорику горячую ванну, каковое предложение было с благодарностью принято. Пока Лорка плескалась, я приватизировал полведра нагретой хозяйкой воды и по-быстрому обтерся двумя полотенцами - сначала мокрым, потом сухим - после чего, дожидаясь, пока невеста (да! невеста!) закончит водные процедуры, размышлял над текущим раскладом.

Корната, как оказалось, я в этот раз на ярмарке не увижу. Он повредил ногу и решил послать вместо себя сына, заодно дав Фиарну возможность самостоятельно, ну, конечно, под присмотром матери, попрактиковаться в нелегком деле купли-продажи. Для меня это означало, что договориться с главой семьи Триамов насчет породнения сегодня не выйдет, а значит, придется выполнять стандартную процедуру с засылкой сватов. То есть для начала уговорить Киннеса и еще кого-то из офицеров испросить кратковременный отпуск. Трех суток мне на это в обрез, но хватит, борзописцы мои будут в Коммихафке как раз дней через пять-шесть, так что получить отпуск вполне возможно.

Следующий вопрос относился к обстоятельствам, при которых мы с Лоркой сегодня встретились. Сказанные ею год назад слова о том, что она собирается стать сельской учительницей, оказались не пустыми - она как раз шла из уездной учительской семинарии, где и выяснила все, что касалось зачисления на обучение и его оплаты. На мой взгляд, вопрос теперь снимался. Нет, конечно, жалованье не менее двадцати четырех лассов ежемесячно (а то и более, если на это раскошелится волостной сход), жилье и место под огород за счет волостной управы - это по местным крестьянским меркам очень даже хорошо, но именно что по крестьянским, а не по меркам жены аж целого считай что майора, а там, глядишь, и куда побольше, чем майора. Пусть лучше в столице выучится и учительствует потом там же. Хотя... А, пускай сама решает! В конце-то концов, будет чем заняться, пока муж на войне. Я еще успел поймать себя на мысли, насколько же мне приятно говорить, пусть и мысленно, слова 'муж' и 'жена' применительно к нам с Лориком, как моя невеста, посвежевшая и вся такая довольная-довольная, зашла в гостиную, где я и коротал время в ее ожидании.

Причиной излучаемого Лориком сияния были не только наши недавние занятия и разговоры, но и то, что после ванны она облачилась в пошитый Алинкой костюм, традиционный для баарок, но выполненный на куда более высоком художественном уровне, из более дорогих и качественных материалов, да и на яркие цвета госпожа Демитт тоже не поскупилась. Одежка получилась никак не для каждодневной носки, чисто праздничная, но уж получилась так получилась! А еще Алина не ошиблась с размерами - мастерство, как говорится, не пропьешь.

Озадачив напоследок хозяйку передать кучу распоряжений для денщика, когда он вернется после исполнения распоряжений предыдущих, я со светящейся от неожиданно привалившего счастья Лоркой вышел на улицу...

- Феотр?!

- Таани!

- Фиарн!

Очередная встреча - и очередная радость, которой мы с Лоркой Таани и Фиарну тут же и добавили, объявив о нашей помолвке. Из-за этого известия разговор получился немножко рваным - мы постоянно сбивались с одной темы на другую, говоря то о моих новостях, то о Николае да Сереге с Алинкой, то о событиях, происходивших за этот год на хуторе Триамов, то о предстоящей свадьбе, то о лоркином наряде. Ясное дело, не обошлось без приветов от всех наших, на этот раз приветов не выдуманных, а вполне настоящих. А поскольку своим товарищам я сообщил об отъезде в Коммихафк заблаговременно, то вместе с приветами привез и подарки не одной лишь Лорке. Тане досталось нечто аналогичное лоркиным обновкам, только выполненное в иной цветовой гамме, и она тут же полезла в фургон переодеваться. Фиарну перепал продукт совместного творчества супругов Демидовых - разгрузочный жилет наподобие нашего армейского, а для Каськи он получил третий вариант того же, чему так обрадовались его мать и сестра. Кстати, когда Таня вылезла из фургона покрасоваться в новом наряде, стало ясно, что и ее размеры Алинка отлично запомнила, а потому причин сомневаться в том, что обновка подойдет и Каське, уже не осталось. Передал и подарки от Николая - портновские ножницы и швейные иголки для женщин, складные ножи-мультитулы для мужчин. Свои подарки я собирался покупать в Коммихафке, но просто не успел из-за столь быстрого развития событий, поэтому решил вопрос без особых изысков, прямо на ярмарке купив Фиарну превосходной выделки сапоги, Лорке, Тане и Каське - туфли к новым нарядам, Корнату - винтовку, украшенную серебряной инкрустацией, а младшим - несколько милых мягких игрушек. Впрочем, подарки Корнату, Тирюшке и Корнату-младшему я собирался вручить лично при скорой встрече.

К сожалению, мне надо было явиться в штаб, поэтому с Триамами пришлось пока что попрощаться. Лорка осталась с родными, поселить ее у себя я, сами понимаете, не мог, поскольку девать денщика мне в таком случае было бы попросту некуда. Ну да ничего, придет еще наше время. В штаб я направлялся для получения персонального транспорта, а именно коня. Конем официально именовалась рыжая кобыла по кличке Птичка, что выглядело несколько странноватым, но что поделать, если в армии числятся именно кони? Уроки жандармского вахмистра, что я брал в столице, оказались как нельзя кстати, и на квартиру я вернулся уже верхом.

- Господа офицеры! - обратился я к своим соседям, едва мы уселись за стол. - Прошу вас выступить моими порученцами в чрезвычайно важном для меня деле!

- Но, господин инспектор, в войсках объявлено походное положение, следовательно, дуэли запрещены! - лейтенант Лоди почитывал 'Коммерческий вестник' и потому был в курсе моего недавнего приключения.

- Речь вовсе не о дуэли, - поспешил я успокоить его, а заодно и Киннеса с Линнгройсом, как-то уж очень заметно вдруг закаменевших лицами. - До выступления в поход я собираюсь жениться и просил бы вас стать моими сватами.

- Ого! - добродушно усмехнулся Киннес. - Быстро же вы! И к кому из городских красавиц вы нас отправите?

- А при чем тут городские красавицы? - деланно удивился я. - Вы же, ротмистр, прекрасно знаете, куда будет лежать ваш путь!

Киннес завис буквально на секунду и сразу же все понял.

- Дочь имперского лесничего Триама, насколько я понимаю? Поздравляю, господин инспектор, прекрасный выбор! - Господа, - обратился он к капитану и лейтенанту, - помните, я рассказывал вам о бое господина инспектора с мерасками? Так вот, господин инспектор в тот раз освобождал захваченную ими девушку, к отцу которой сейчас и просит нас отправиться. Я предложение господина инспектора принимаю и прошу вас ко мне в этом присоединиться!

Господа офицеры дружно выразили свое согласие, лейтенант Лоди даже неуклюже польстил мне, сравнив мою историю со старинными легендами и рыцарскими романами. А когда я рассказал, что одного мераска застрелила тогда и сама Лорка, еще одного порвала ее ручная рысь, да и до этого девушка вместе с семьей отражала штурм их хутора мерасками, прониклись к моей невесте изрядным уважением, пусть пока и заочным.

Ясное дело, ни мне, ни моим товарищам никто не говорил о сроках выступления в поход, но я-то тут не просто так! Сопоставив сроки обещанного прибытия моих подчиненных, время, необходимое для налаживания их работы, доходившие до меня обрывки информации о развертывании войск, я сделал вывод, что в степь мы выйдем где-то в течение декады после окончания ярмарки. В чем смысл начала боевых действий в конце осени и ближе к зиме, я, честно сказать, не сильно понимал, но начальству, как известно, виднее. В любом случае это означало, что время на устройство личной жизни у меня было, и потому наутро мы все вчетвером подали рапорта с просьбой о четырех сутках отпуска начиная с первого по завершении ярмарки дня. Ну, а поскольку испрошенные отпуска мы получили, то мои прогнозы можно было с уверенностью считать реалистичными.

...Те дни, что в Коммихафке продолжала шуметь осенняя ярмарка, я разрывался между исполнением пока еще не особо обременительных служебных обязанностей и визитами на ярмарочную стоянку лесничеств. Пару раз удавалось уединиться с Лоркой прямо в фургоне, да разок мы смогли воспользоваться гостеприимством моей хозяйки и отсутствием других квартирантов. Лорика вся эта предсвадебная атмосфера захватила полностью, девочка цвела и пахла, распространяя вокруг себя магические флюиды счастья. Да, еще придет настоящее осознание бездетности, даже не знаю, как мы с этим справимся, но сейчас... Сейчас мы с ней просто упивались счастьем, которого у нас раньше никогда не было. Мы словно запасали его впрок, наполняя этим восхитительным ощущением глубины наших душ и закрома памяти, чтобы когда-нибудь потом в тяжелые минуты воспользоваться нашими запасами или хотя бы воспоминаниями о нынешних днях - днях, когда мы могли такие запасы делать. Да только ради этого нам обоим стоило встретиться - что год с лишним назад, что сейчас!

Потихоньку стали прибывать мои борзописцы. Строго говоря, тех, кто заслуживал такого определения, то есть репортеров, всего-то пять человек и было. Остальные - фотографы, художники (техника фотографии пока еще оставляла желать много лучшего), работники походной типографии (свои войска оставлять без идейной накачки тоже не стоит) да телеграфисты. Чтобы я в своем чиновничьем ранге мог быть их непосредственным и полноправным начальником, все они были либо тоже военными чиновниками (в младших, понятно, чинах), либо нестроевыми. Назначив себе заместителя - хорошо знакомого по совместной работе в 'Коммерческом вестнике' Виннера, теперь уже военно-полевого ассистента - я спихнул на него прием и размещение новоприбывающих, и вплотную занялся подготовкой к историческому для меня событию.

Рассчитать время отъезда я попросил Киннеса, опытного кавалериста. К делу ротмистр подошел основательно. Внимательно осмотрев наших с капитаном Линнгройсом и лейтенантом Лоди коней, а также ознакомившись с посадкой в седле и манерой езды каждого из нас, а также заехав на ярмарку, чтобы лично оценить лошадей и фургон Триамов, он минут пять что-то считал в уме, а затем выдал свое авторитетное мнение. По его словам получалось, что Триамам вполне можно ехать обычным для них порядком, то есть покинуть город с раннего утра и не очень поздним вечером оказаться дома, а вот нам, чтобы прибыть на лесной хутор в начале следующего дня, следовало выдвинуться еще затемно. Скорость передвижения, по расчетам ротмистра, у нас должна была быть примерно в полтора раза выше, но надо же дать хозяевам время приготовиться к встрече таких гостей!


Глава 23



- А что, почтенный хозяин, молва идет, будто дочка твоя старшая в девицах засиделась? А то у нас и жених имеется!

Смотреть, как сухопарый Киннес надувает щеки и вообще ведет себя так, как будто у него выросло вдруг огромное пузо, которым он прямо сейчас затолкает Корната в дом, было смешно, но я пока сдерживался.

- Жених, говоришь? А у жениха твоего только глаза загляделись, да в кошельке мухи не засиделись? А то дочка моя меньше ведра пива за раз и не пьет, а на закуску три круга колбасы возьмет да хлеба каравай, только подавай!

Корнат, уже почти что мой тесть, стоял в своем темно-зеленом парадном мундире на крыльце дома, подбоченившись правой рукой, левой опираясь на толстую палку. По левую руку от него переминался с ноги на ногу с трудом строящий серьезное лицо Фиарн, тоже в мундире, по правую встала Таани в алинкином наряде, из-за нее с веселым любопытством выглядывала Тирри. Касси, надо полагать, тоже в обновках и с Корнатом-младшим, держалась за ними, и где-то совсем уж позади их всех раздался знакомый и такой родной смешок. Я попытался представить себе Лорика, поглощающего съестное в таких объемах, и тоже хихикнул.

- Денег у нашего жениха не сосчитать, - важно провозгласил Киннес, - потому как и считать нечего. А сам он справный да ладный. Хлеба каравай ему на один зуб, а иных зубов и нету совсем, а пива ведро - только губы намочить, а то ведь он то ведро и не поднимет! Так что, хозяин, отдашь девицу нашему кавалеру?

Не скажу, что такая презентация жениха и невесты выглядела прямо уж верхом остроумия, но всем явно было весело. Да и мне, чего уж греха таить, тоже.

- А и отдам, - согласился Корнат. - Заходите в дом, а мы ее вам приведем.

Когда мы зашли, Лорку я не увидел, должно быть, это тоже было частью ритуала.

- Ну-ка, женушка да сношенька, девку с лавки поднимите, да к нам сюда несите, - под эти слова Таня и Каська чинно удалились, а Корнат продолжал:

- Только вот ведь беда - одолела дочку нужда. Нечего ей на свадьбу надеть, да за столом не на чем сидеть. Вот ежели подпояшете ее поясом красным, да не атласным, усадите на золотую подушку-сидушку, тогда ее и забирайте, да свадьбу играйте!

А ловко у него получается рифмовать на ходу! Вот уж не подозревал, что у этого серьезного мужика такой талант! Ну раз так, подумал я, то сейчас я тебе подыграю...

Когда мать с невесткой ввели Лорку, держа ее под руки, я повернулся к Лоди и Линнгройсу и, стараясь говорить глубоким басом, обратился к ним:

- Ну-ка, сваты, лихие хваты! Пояс с подушкой несите, невесте моей сей же час вручите!

Под общий смех лейтенант с капитаном удалились, но уже вскоре вернулись с затребованными предметами. Сначала Таня и Каська осторожно, чтобы не поломать, надели Лорке на талию 'красный пояс' - круг колбасы. Затем лейтенант положил на лавку здоровую головку сыра, Лорка на нее уселась, а те же Таня с Каськой тщательно проследили, чтобы 'подушка-сидушка' оказалась никак не меньше той части лоркиного тела, которой моя невеста на этой 'подушке' восседала, но и не так уж чтобы совсем намного больше. Размеры с Лорика я снял заранее, так что все сошлось, что называется, тютелька в тютельку.

- Вот тебе, дочка, жених, счастья вам с ним на двоих! Вот тебе моя дочь, мил человек, живите с ней счастливо целый век! - взяв дочь и меня за руки, Корнат подтянул нас друг к другу и под приветственные крики присутствующих мы с Лориком поцеловались.

На этом церемония сватовства и закончилась. Честно говоря, даже имея некоторое представление о том, как это происходит (Лорка просветила), я и не ожидал, что будет так весело. Да она, собственно, только о выкупе в круг колбасы и головку сыра и рассказывала, так что поэтические импровизации Корната да расхваливание меня Киннесом стали приятным сюрпризом. Вообще-то, полагалось еще устроить общее застолье, но из-за того, что на все про все времени у нас было немного, пирушку решили устроить ближе к вечеру, а сейчас отправили сватов и Фиарна на хутор лесного старосты договориться насчет завтрашней собственно свадебной церемонии, а заодно отвезти все, что для этого от нас требовалось, и пригласить гостей. И пока они исполняли порученное, я вручил подарки Корнату и младшим, а потом мы с главой семейства Триамов уединились, чтобы пропустить по стаканчику вина и поговорить.

- Хорошо, что ты приехал, - довольный Корнат отхлебнул густого красного вина и отправил в рот кусок сыра. - Лорка этот год прямо сохла по тебе. Я уж боялся, сбежит из дома к тебе в Вельгунден.

- Не успела, как видишь, - я тоже глотнул вина. - А то бы разминулись еще.

Корнат согласно кивнул и потянул руку за следующей порцией закуски.

- Майором стал, - кинул он выразительный взгляд на мои погоны, - да сваты у тебя тоже офицеры. На войну, не иначе, к нам?

- Да какой из меня майор? Чиновник я, военно-полевой инспектор, и то, пока война, - отмахнулся я. Мы еще поговорили о том, чем я занимаюсь (особой конкретики я не сообщил, но на то 'я теперича не то что давеча' прозрачно намекнул), о том, как устроились мои друзья (тут рассказал все как есть), потом Корнат попенял мне, что я их не привез, а я клятвенно обещал устроить общую встречу как только, так сразу, я поинтересовался, что у Корната с ногой (как я понял, растяжение связок голеностопа - неприятно, но не страшно),а когда все дежурные темы были обсуждены, я перешел к главному.

- В общем, Корнат, что война будет, ты, конечно понимаешь.

- Понимаю, как не понять, - согласился он. - Считай, уже год, как мерасков не гоняли, пора бы.

- Нет, на этот раз все по-другому будет, - я сделал пару глотков и отставил стакан в сторону, показывая, что разговор предстоит серьезный. - Император всю Мераскову степь забирает.

- Вот как даже? - Корнат тоже отставил стакан.

- Вот так, - в тон ему сказал я. - А значит, тебе и Фиарну доплачивать за охрану границы перестанут, да и патроны давать больше не будут.

- С чего бы? - удивился он. - Мераски-то свои привычки не бросят, хоть их и заберут в Империю!

- То-то и оно, что не заберут, - выдавать государственную тайну, конечно, нехорошо, но все равно тут это узнают быстро, так уж пусть мои близкие будут первыми. - Император забирает землю, а мераски на ней ему и даром не надобны.

- Ого! - Корнат, похоже, начал соображать, что пахнет чем-то серьезным. - И куда их?

- За Филлиран, - Филлираном на имперских картах называлась река, разделявшая мерасков и даянов.

- Прямо всех? - к столь радикальному решению вопроса Корнат, похоже, готов не был.

- Особо упорных - на четыре локтя вниз, - уточнил я. Хоть систему мер, аналогичную нашей метрической, в Империи ввели лет уже полтораста назад, старые меры продолжали, как и у нас, жить в пословицах, поговорках и идиомах. 'Четырьмя локтями вниз' называлась могила, по стандартному, еще со времен Синей смерти, размеру ее глубины.

- А нас куда? - Корнат помрачнел и, тяжело вздохнув, посмотрел на отставленный стакан. Но пить не стал.

- Леса в долине Филлирана тоже есть. Может, они там и другие какие-то, я не знаю, но есть, это точно. Так что можно туда. Можно остаться и лесничествовать здесь. Я так понимаю - кто-то подастся на новую границу, кто-то останется. Но по-старому уже не будет.

- Спасибо, что сказал, - Корнат все-таки выпил и тут же налил себе еще. - Завтра на свадьбу многие наши придут, потом с ними и обсудим...

До завтра, однако же, было еще неблизко, так что и посланцы успели вернуться, и небольшое застолье по поводу успешного сватовства организовали. Клевать носом что я, что мои сваты начали куда быстрее хозяев - все же в путь мы сегодня отправились совсем рано. На столе еще оставалось много чего съестного, когда нас развели по комнаткам и устроили на ночлег.

Вставать пришлось в несусветную рань, но никакие переживания по этому поводу меня не одолевали. Наоборот, встал я бодро и быстро, и с самого начала этого дня настроение мое смело можно было выдавать за эталон жизнерадостности и оптимизма. Казалось, что сейчас на моей стороне сама природа - пусть за окном сейчас и серели предрассветные сумерки, но уже чувствовалось, что день будет не по-осеннему ясным и теплым. Умываясь и бреясь, я не шибко музыкально (а что поделать - медведь на ухо наступил) напевал пришедший на ум бодренький маршевый мотивчик, полностью соответствующий моему состоянию. Облачившись в парадный мундир, я спустился вниз, где и застал предпраздничную суету в полном разгаре - народ вовсю собирался на выезд.

Корнат с сыном и мои сваты тоже обрядились в парадные мундиры, а вот женщины Триамов выглядели весьма своеобразно. Как я понимаю, если бы им показали дамские седла для боковой посадки, лесные красавицы не сразу бы и сообразили, что это такое и для чего оно нужно. А когда им это объяснили бы, то в лучшем случае пошевелили пальцами возле уха - здесь это то же самое, что у нас покрутить указательным пальцем у виска. Но сесть в длинной юбке в обычное седло - во-первых, довольно сложно, во-вторых, неудобно, а в-третьих, смотреться такое будет, скажем так, неудачно. Поэтому, надев для удобства передвижения верхом штаны с высокими сапогами, Лорка и Таня принарядились выше талиив белые рубашки и цветные узорчатые корсажи 'мэйд ин Алинка', завязанные шнурами с вплетенными в них золотыми и серебряными нитями, а на головы повязали на манер бандан яркие цветные платки.

Оседлав коней, мы двинулись. На всякий случай на хуторе остались Каська с сыном, да капитан Линнгройс с лейтенантом Лоди. Корнат и младшую дочку хотел оставить, но Тирюшка чуть не разревелась от такой несправедливости, и все-таки отправилась с нами - к себе подсадил ее Фиарн. Помнится, Корнат говорил, что в свое время не применял строгих воспитательных мер к Лорику, младшенькую, смотрю, он балует тоже.

До хутора Лаама Груитта, исполнявшего должность лесного старосты, мы ехали около полутора часов. У ворот нас встретили человек пятнадцать празднично одетых жителей леса во главе с самим старостой - полноватым невысоким и уже заметно пожилым мужчиной, роскошная седая борода которого не могла скрыть обильно украшавшие его лицо шрамы.

Обряд бракосочетания провели во внутреннем дворе, благо, хутор у старосты был побольше, чем у Корната, так что места всем хватило. Лаам Груитт путем личного опроса удостоверился в доброй воле на брак и жениха, и невесты, поинтересовался согласием родителей невесты и законного представителя жениха, коим выступил ротмистр Киннес, а затем, связав белой лентой мою правую руку с левой рукой Лорки, велел нам трижды обойти вокруг ритуальной композиции в центре двора. Композиция, насколько я понял, символизировала семейное счастье в том виде, в каком его понимали лесные баары. Ее основой послужил небольшой стол, покрытый белой скатертью с вышитыми по углам цветами. На столе жались друг к другу каравай хлеба, горшок каши, круг колбасы и головка сыра, участвовавшие во вчерашнем действе, бочонок пива, бутыль вина, солонка и перечница, ложка с вилкой и ножом, детская колыбель, седло, кинжал, топор и винтовка. Хороший тапкой наборчик, да. Наше хождение вокруг этого богатства сопровождалось приветственными выкриками присутствующих, а вот ружейного салюта почему-то не было.

- Достопочтенный господин староста и уважаемые гости! - обратился я к народу, когда мы завершили обход. - На моей далекой отсюда родине принято, чтобы на свадьбе жених и невеста надели друг другу золотые кольца. Дозвольте мне исполнить этот обычай и в вашем лесу!

- Достойно уважения, что ты готов соблюсти обычай своей родины вдали от нее, - согласился староста. - Я дозволяю!

Народ такое решение одобрил, Кинннес по моему знаку подал кольца, которые я заказал еще в Коммихафке после нашей с Лоркой встречи, и мы с Лориком друг друга окольцевали.

Потом староста громко прочитал на память положение гвенда, призывавшее нас с Лориком созидать очаг нашего счастья в постоянном единстве и согласии, и под занавес церемонии старосте принесли толстенную книгу в кожаном переплете, где он и совершил официальную запись о бракосочетании Феотра Миллера с Лоари Триам.

Вернувшись к Триамам, мы застали уже почти что окончание подготовки к пиршеству. Часть гостей подъехала в наше отсутствие, и под мудрым руководством Каськи они заставили внутренний двор столами и сейчас расставляли угощения. Лорка самолично нарезала и выложила на отдельное блюдо 'красный пояс' и 'подушку-сидушку', что мы опять привезли с собой, и водрузила оное блюдо на главный стол.

Места за главным столом достались, ясное дело, виновникам торжества, родителям и другим родственникам невесты, сватам, лесному старосте и командиру конно-егерского полка полковнику Фрейссу. Остальные расселись по местам довольно быстро - должно быть, и у жителей леса, и у приглашенных офицеров и сержантов конных егерей представления о том, кто и где должен сидеть, совпадали. Да и опыт таких застолий, судя по всему, имелся.

Староста произнес тост за новобрачных, выпили, потом Лорка пронесла по столам то самое блюдо с нарезкой уплаченного за нее выкупа, следя, чтобы каждому досталось хотя бы по кусочку, и пошло-поехало...

Когда молодежь выбралась на поляну за стенами хутора поплясать, мы с Корнатом, Груиттом, полковником Фрейссом и ротмистром Киннесом отошли в сторонку, и я рассказал им то же, что вчера Корнату.

- А это точно? Откуда вы знаете? - сразу же спросил староста. Ого, ради такого случая даже на 'вы' обратился!

В ответ я скосил глаза на приколотый к моему мундиру знак Общества Золотого орла и, кажется, напрасно. Староста не понял.

- Лаам, если человек с таким знаком что-то тебе говорит, значит, так оно и есть, - пришел мне на помощь полковник.

- И что нам теперь делать? - глухо спросил староста.

Хм... А я, кажется, знаю. Да точно, черт его возьми, знаю! И идею эту 'золотым орлам' подкину!

- Скажи, почтенный староста, - обратился я к Груитту, - а много у вас семей с молодыми парнями?

- Хватает, - ответил он. - У нас и такие семьи есть, где кроме отца еще пять-шесть сыновей на жалованьи. Худо им придется...

- Так и пошлите сыновей туда. Или езжайте сами, а их здесь оставьте. Они молодые, им что на новом месте обустроиться легче будет, что на старом к новым порядкам привыкнуть. Опять же, здесь лесничих меньше станет, а следить, чтобы крестьяне не рубили что не положено, да приезжие не охотились где нельзя, все равно придется. Под такое дело, глядишь, и жалованье не урежут, патроны только перестанут давать, и все. А уж дочек своих вы всяко найдете куда пристроить.

- Вот так, значит..., - Груитт призадумался.

- Да и армия на новом месте поможет, - добавил я. - Верно, господин полковник? Вам же лесничие сильно помогают?

- Вы правы, инспектор, - согласился он.

- А что..., - после некоторого раздумья произнес староста. - Так оно, может, и выйдет... Умно... Умно! А уж дочек пристроим! Точно пристроим! - повеселел он. - Вон как Корнат пристроил - какой человек в зятьях-то!

Тесть с довольным видом огладил бороду, староста хлопнул его по плечу и снова повернулся ко мне.

- Лаамом меня зови, господин инспектор, - просто и веско сказал Груитт. - В нашем лесу ты теперь свой.

Мы вернулись за стол, на радостях выпили. Свадьба еще гуляла до вечерних сумерек, когда народ начал разъезжаться по домам, и вскоре мы с Лоркой, хитренько переглядываясь, отправились в спальню. Под нее нам выделили самую дальнюю комнату на втором этаже, для того, надо полагать, чтобы наши радости не мешали спать добрым людям. Добрым, да. А для меня теперь еще и полностью своим.


Глава 24



Главные силы имперских войск вступили в Мераскову степь ближе к середине ноября, то есть, по-здешнему, позднего осенника. Как очень быстро выяснилось, именно продвижение по степи зимой легло в основу плана кампании, составленного в штабе генерала Штудигетта. План исходил из того, что к наступлению поздней осени мераски откочевывают в долину Филлирана (Ильрана, как они называют реку), поскольку прокормить скот в степи невозможно и зимовка в куда более мягких климатических условиях речной долины становится залогом выживания народа. Но на сей раз в Империи решили, что зимовка на восточном берегу реки станет для мерасков последней, и всю свою дальнейшую историю они проведут по другую сторону Филлирана.

А произойдет это по той причине, что вскоре генерал Штудигетт приведет к долине свои войска, которые прижмут мерасков к реке и заставят их перебраться на ее западный берег. Не всех, конечно, а тех, кому повезет не погибнуть в процессе доведения до них той неприятной истины, что другого варианта выжить Империя им не дает. Затем войскам надлежало закрепиться на речном рубеже, захватив несколько удобных для обороны плацдармов на левом берегу, очистить от остатков мерасков прибрежные леса и приступить к обустройству нового имперского пограничья. Да, не оценить мрачную красоту такого плана я не мог. Вместо того, чтобы вести с кочевниками изнурительную маневренную войну в степи, накрыть их большинство в зимовьях, где лишенный привычной для себя возможности маневрировать противник не сможет противопоставить имперским войскам ничего, кроме личной храбрости, каковая будет быстро и беспощадно сведена на нет подавляющим превосходством имперцев в огневой мощи - решение сильное, а если абстрагироваться от того, что речь, в общем-то, идет о войне с ее кровью, смертью и прочими малоприятными особенностями, то даже изящное.

Оборотной стороной медали была необходимость продвижения армии по степи зимой, причем продвижения, по возможности, как можно более быстрого. И это в условиях, когда снабжать себя провиантом, фуражом и даже дровами армия должна сама - единственным ресурсом, на который имело смысл рассчитывать в зимней степи, была вода из обустроенных мерасками колодцев, да и то тех лишь, до которых наши доберутся раньше, чем мераски успеют их отравить. Что ж, надо отдать офицерам штаба Штудигетта должное - проблемы со скоростью марша и снабжением они решили.

Всего под командованием Штудигетта находились два пехотных полка трехбатальонного состава, три егерских батальона (в каждом по шесть рот в отличие от четырехротных пехотных батальонов), три шестиэскадронных конно-егерских полка, один легкоконный полк также из шести эскадронов, три конных, три полевых и одна ракетная артиллерийских батареи, десять рот, которые мне так и хотелось обозвать пулеметными, хотя вооружены они были на самом деле картечницами (или митральезами, если угодно), (1) саперный батальон с телеграфной ротой и понтонным парком, три конно-саперных эскадрона и шесть обозных рот. Западный воздушный флот передал в подчинение генерала эскадру в составе шести больших и двенадцати малых дирижаблей с соответствующими наземными подразделениями обеспечения.


(1) Картечница (митральеза) - предшественник пулемета, многоствольное скорострельное неавтоматическое оружие с ручным приводом механизма перезаряжания.


В полном составе эта сила вошла в степь не сразу. Сначала, еще пока шли осенние дожди, границу перешли мелкие конные группы, задачей которых было взятие под контроль колодцев, до каких успеют дотянуться, проверка их на пригодность к использованию и обустройство хотя бы какой-то линии передовых постов. Одновременно с этим дирижабли высадили десанты у колодцев, расположенных поглубже, заодно забросив десантникам палатки, масляные печки, припасы и патроны, как и мешки, которые требовалось наполнить землей и сложить из них укрепления. Благо, еще шли осенние дожди и сырую землю вполне можно было копать и засыпать в мешки. А вот когда дожди закончились и земля замерзла, вторжение началось уже всерьез.

Впереди главной колонны генерал Штудигетт развернул завесу из всех своих конных егерей. Они получили приказ не столько вести разведку (этим в основном занимались малые дирижабли), сколько прикрыть движение войск от мерасков, либо по каким-то причинам еще не ушедших на зимовье, либо вернувшихся в степь, получив известие о вторжении имперцев. Таковых мерасков полагалось выявлять и уничтожать, не допуская их просачивания за завесу.

Действия завесы поддерживали малые дирижабли, вовсю пожинавшие плоды привыкания мерасков к воздушным кораблям. Раньше имперские походы в Мераскову степь проводились в основном силами кавалерии, дирижабли применялись почти исключительно для разведки, и мераски нашли способ противодействия воздушному противнику - передвигались по ночам, а днем прятались и маскировались в оврагах. Нельзя сказать, что такая маскировка обманывала имперских воздухоплавателей, все же не лес, но нашлись в воздушном флоте умные головы, запретившие до поры бомбить такие укрытия. Хотя, кто его знает, может, просто тогдашним дирижаблям и бомбить-то было особенно нечем, слишком маленькими по сравнению с нынешними они были. В этой кампании даже малые воздушные корабли намного превосходили своих предшественников, так что привычка мерасков, спасавшая их раньше, сейчас, наоборот, становилась гибельной. Овраги проверялись с воздуха целенаправленно, и при обнаружении укрывшихся в них кочевников засыпались либо мелкими осколочными бомбами, либо вообще флешеттами. (2) А на тех, кто успевал выскочить из превратившегося в ловушку укрытия, экипажи дирижаблей наводили конных егерей.


(2) Флешетта - заостренная оперенная стальная стрела чуть короче и чуть толще карандаша. В массовых количествах флешетты сбрасывались с летательных аппаратов на живую силу противника. Падая с высоты около километра, флешетта пробивала насквозь всадника вместе с конем. Появилась в Первой мировой войне, широко применялась во время гражданской войны в России.


Завеса подкреплялась тремя батальонными колоннами егерей, продвигавшимися несколько позади, причем по три роты в каждом батальоне ехали на повозках. Скорость этой эрзац-мотопехоты не воодушевляла, но все же так получалось несколько быстрее, чем пешком, а главное, такое решение одновременно позволяло экономить на количестве лошадей. Если дюжине кавалеристов требовалась дюжина же лошадей, то повозку с двенадцатью егерями везли четыре лошади. Или коня? До сих пор не разберусь, когда в армии надо говорить 'кони', а когда можно сказать 'лошади'. Но именно они, четвероногие непарнокопытные, были главными потребителями груза многочисленных обозных повозок. Лошади на сутки требуется от одиннадцати до семнадцати кило корма, и потому обоз по большей части перевозил как раз-таки фураж, и не только для верховых и упряжных лошадей, но и для своих собственных тоже. Так что любое, хоть и самое малое, сокращение конского состава было никак не лишним.

Вместе с егерями шли конные саперы, чтобы при необходимости облегчить движение кавалерии и егерей. Обычно это делалось путем подрыва крутых стенок оврагов, если таковые становились поперек пути.

Далее по направлению кратчайшего пути к долине Филлирана дружным шагом топала обычная пехота, за ней топтали и укатывали землю саперы, полевая артиллерия и обозы. Всю конную артиллерию и три роты картечниц Штудигетт выделил на усиление завесы, еще три роты картечниц придал егерским батальонам, оставшиеся четыре роты шли вместе с полевой артиллерией и ракетными станками. Охранение этой походной колонны обеспечивал легкоконный полк.

Кстати, для меня стало легким шоком, что в отличие от обозов, сопровождавших передовые части, основную тягловую силу обоза, шедшего с главными силами, составляли гусеничные трактора! Да-да, настоящие железные чудовища на гусеницах, тащившие грузовые прицепы! Правда, лишь часть этих машин имели двигатели внутреннего сгорания на светильном газе, хватало и паровых. По грузоподъемности прицепа каждый такой трактор заменял три-четыре повозки, на шесть-восемь голов сокращая количество потребителей овса и сена. Это если считать по пароконным обозным повозкам, по артиллерийским зарядным ящикам экономия на лошадях выходила и выше.

Снабжением наземных частей пришлось, помимо разведки и бомбардировок, заниматься и имперским воздухоплавателям - большие дирижабли периодически совершали челночные рейсы между армией и Коммихафком, пополняя загрузку обоза, а малые чередовали боевую работу с частичным сокращением этой загрузки, перевозя припасы передовым частям. Впрочем, такое использование дирижаблей рассматривалось как временная мера, и уже скоро они должны были приступить к бомбардировке зимовий.

А еще скорость марша ограничивалась погодой. Сильных морозов не было, но температура воздуха около минус пяти градусов днем и намного холоднее ночью, да при сильном ветре, требовала регулярно давать людям возможность согреться. С наступлением сумерек солдаты ставили большие лагерные палатки, оборудованные железными печками, либо работавшими на масле, либо изготовленными с расчетом экономии дров, лошадей укрывали попонами, а с утра все это приходилось разбирать, и такой монтаж-демонтаж занимал немало времени, к которому добавлялась еще и раздача горячего питания с его употреблением - перед разборкой палаток утром и после их установки вечером. И еще солдат кормили днем, на большом часовом привале. Сытый человек, как известно, мерзнет куда медленнее, чем голодный, так что поесть - один из лучших способов погреться.

Связь между участвующими в походе частями осуществлялась при помощи имперского хай-тека - радио. Да, каждая из радиостанций требовала конной повозки для себя и еще двух для источников питания - аккумуляторов и генератора, приводимого в действие педалями на манер велосипедных, да, радиус их действия особой протяженностью не блистал, однако же для связи штаба с завесой его хватало, как и для взаимодействия с воздухоплавателями. Но для связи с Коммихафком саперы тянули телеграфный кабель.

Штаб двигался за саперами и перед артиллерией. Мне это создавало некоторые сложности, поскольку люди и имущество полевого осведомительного отряда шли с обозом, так что приходилось мотаться туда-сюда, впрочем, не так чтобы уж очень часто.

'Борзописцы' мои уже добились первого успеха. Перед выступлением в поход мы распечатали и распространили в войсках листовки с приказом генерала от кавалерии Штудигетта, где солдатам разъяснялась необходимость этой кампании для наделения крестьян землей, и объявлялось, что участники похода смогут получить в степи землю на льготных условиях. Таких листовок напечатали не особо много - по одной на роту, эскадрон или батарею, чтобы командиры прочитали приказ своим подчиненным. А вот листовки, в которых на одной стороне излагались общие условия получения земли, а на другой - льготы для тех, кто эту землю завоюет, я приказал напечатать большим тиражом, еще и на газетной бумаге, чтобы солдатикам было сподручнее пускать их на самокрутки да наматывать на ноги для утепления, после того, естественно, как прочитают, и не по одному разу. В итоге моральный дух войск был возведен на должную высоту, и трудности похода солдаты переносили пока что вполне стойко.

Офицеры штаба в беседах, которые я часто с ними заводил, говорили, что пока больших конных отрядов неприятеля, двигающихся навстречу, не наблюдается. Что ж, это хорошо. Скоро у даянов народу прибавится... Даяны, кстати, если не вспоминать об их, мягко говоря, неприглядной роли в провоцировании этой войны, выглядели по сравнению с мерасками посолиднее. Кочевниками поголовно они вовсе не были, оседлых среди них более чем хватало, причем даже городского населения аж в целых четырех городах. То есть несмотря на традиционное для кочевников именование своей верховной власти 'великой даянской вежей' (2) даяны представляли собой все-таки не орду, а государство. Да и то, как они обвели вокруг пальца своих незадачливых соседей, говорило о наличии дипломатии и каких-никаких спецслужб. В общем, даяны вполне тянули на почетное звание варваров в отличие от мерасков, все еще пребывавших в статусе дикарей. Третий кочевой народ, живший западнее пока еще нынешней имперской границы, калабаши, проблем Империи не доставлял. Отделенные от мерасков невысоким горным кряжем, калабаши вели себя куда скромнее и приличнее. Они даже торговали с Империей и дозволяли ставить на своих землях фактории имперских купцов. Бывали, конечно, конфликты и с калабашами, но как я понимаю, этих Империя присоединит мирно и скоро. А в недалеком будущем настанет очередь и даянов - понятия естественных границ великих держав никто не отменял, а для Империи таковая граница проходит по берегу Закатного океана. Хотя, возможно, даянам какую-то ограниченную автономию оставят.


(2) Вежа - старое русское название переносного жилища кочевых народов.


Все происходящее напоминало присоединение к России Туркестана в девятнадцатом веке, когда кто-то входил в состав империи миром, а кого-то приходилось загонять штыками. Разницу я видел лишь в том, что кампаний такого масштаба русские войска не проводили. Если я правильно помню, стрелковые батальоны и казачьи сотни в тех походах считались поштучно и до десятка их число никогда не дотягивало. Но там и цели были несколько иные. Никто не ставил задачей захват земель без населения, поэтому поступали проще: разгромят противника в поле, возьмут город-другой или несколько крепостей, а затем продиктуют местному правителю условия мира. Бывало, что русские ограничивались превращением бывшего противника в вассала. Но у нас тут своя специфика...

В очередной раз я мысленно пожелал всех и всяческих благ добрым людям, в свое время подсказавшим мне мысль пошить утепленную шинель. Те расходы, что я тогда понес на оплате этого необязательного предмета обмундирования, сейчас с лихвой возвращались ко мне теплом и удобством. Еду я на идущей шагом Птичке, ноги мои до самых пяток укрыты длинными полами шинели, ватиновая подкладка приятно согревает душу, воротник поднят почти до глаз и застегнут, а прямо поверх него обмотаны вокруг шеи концы шерстяного башлыка, совсем как у старой русской армии. А поскольку верхняя часть башлыка надета еще и на зимнее кепи из такого же толстого, как и шинель, сукна, то погодные условия никак меня не напрягают. В том числе и потому, что перчатки у меня тоже утепленные, да сапоги по размеру чуть больше, чем вроде бы положено, чтобы суконные портянки можно было накрутить.

- Феотр, я к лейтенанту Лоди, - Лорка легко догнала меня на своей гнедой лошадке, - он просил вечером с его солдатами поговорить.

- Ужинать там будешь или со мной? - поинтересовался я.

- Не знаю, - она беззаботно отмахнулась, - если предложат, отказаться неправильно будет.

При чем тут Лорка? Да вот, отправилась со мной. Было же у меня перед свадьбой предчувствие, что она какую-то очередную выходку задумала, и вот, пожалуйста, не ошибся. О своем решении не разлучаться на время войны женушка сообщила мне прямо в нашу первую в законном браке ночь, и хоть я весь измотался, задаривая ее приятными дополнениями к уговорам не дурить, не отказывалась от него ни в какую. Обращение к разуму с напоминанием о том, что она теперь не лихая лесная девчонка, а взрослая замужняя женщина, не помогло от слова совсем, потому как не основывалось на истине - лихой девчонкой была, ею же все еще и оставалась. В ответ на угрозу привлечь к попыткам оставить ее дома отца, мать и брата я получил обещание эпического скандала и последующего бегства к любимому мужу. В общем, прикинул я и так, и этак, а потом взял, да и согласился. Она бы ведь точно сбежала, ей такое отмочить - вообще нет вопроса, так уж лучше пусть с самого начала при мне будет. Так всем спокойнее.

Записать Лорика добровольцем к себе в осведомительный отряд было несложно, но вот ее экипировка стоила мне немалых нервов. Однако же к выступлению нужные вещи в нужном количестве и ассортименте были подобраны и очень быстро (но, увы, не бесплатно) перешиты под лоркины размеры. Совместными усилиями мы с Лориком написали письмо ее отцу, чтобы Корнат не решил вдруг искать дочь в Коммихафке, и отправились в поход семейным дуэтом.

Быстро выяснилось, что в лице моей супруги полевой осведомительный отряд приобрел ценную боевую единицу. Уже в первые дни похода Лорка, разговорившись на привале с солдатиками, поведала им о своих непростых взаимоотношениях с мерасками. О том, как они с семьей отбивали штурм их хутора. О том, что тогда погиб ее средний брат. О том, как мераски пытались ее захватить, и о том, для чего именно ее пытались захватить. О крестьянской девочке, которую чуть не сожгли живьем. Говорила она просто и грубовато, на понятном и доступном солдатам языке, так что солдатики прониклись. Прониклись как следует, и первым мераскам, которые этим солдатам попадутся, я заранее не завидую. А офицеры стали просить меня направлять жену для бесед в их подразделениях. Разводить бюрократию и выписывать Лорке какие-то направления не стал, где и когда вести задушевные разговоры, она решала сама, единственное, что я от нее требовал, это заранее ставить меня в известность, куда и когда она двинется, передвигаться исключительно в составе более-менее крупных отрядов (обычно с охраняемой колонной обозных повозок), ну и, понятно, возвращаться затем в мою палатку.

Быстро выяснилось, что в лице моей супруги полевой осведомительный отряд приобрел ценную боевую единицу. Уже в первые дни похода Лорка, разговорившись на привале с солдатиками, поведала им о своих непростых взаимоотношениях с мерасками. О том, как они с семьей отбивали штурм их хутора. О том, что тогда погиб ее средний брат. О том, как мераски пытались ее захватить, и о том, для чего именно ее пытались захватить. О крестьянской девочке, которую чуть не сожгли живьем. Говорила она просто и грубовато, на понятном и доступном солдатам языке, так что солдатики прониклись. Прониклись как следует, и первым мераскам, которые этим солдатам попадутся, я заранее не завидую. А офицеры стали просить меня направлять жену для бесед в их подразделениях. Разводить бюрократию и выписывать Лорке какие-то направления не стал, где и когда вести задушевные разговоры, она решала сама, единственное, что я от нее требовал, это заранее ставить меня в известность, куда и когда она двинется, передвигаться исключительно в составе более-менее крупных отрядов (обычно с охраняемой колонной обозных повозок), ну и, понятно, возвращаться затем в мою палатку.

Генерал Штудигетт, выражая благоволение действиям моих людей, Лору отметил особо.

- Знаете, инспектор, я, откровенно говоря, недооценивал ваше подразделение, - генералу как раз только недавно доложили, что солдаты до сих пор еще перечитывают розданные им перед походом листовки. - Но вот личная война с мерасками, которую ведет ваша супруга, меня просто впечатляет. Мне неоднократно докладывали о ее беседах с солдатами и о том, что потом солдаты говорят между собой. Поэтому прошу передать госпоже Миллер мое пожелание продолжать в том же духе.

И что я тут мог сказать? Только взять под козырек и ответить: 'Есть!'.


Глава 25



- Так, Виннер, записывайте, - толком согреть пальцы я еще не успел и потому брать карандаш, чтобы редактировать текст, не стал, пусть Виннер вносит правки с голоса. - Вместо 'командира' напишите 'главаря', какой еще, к свиньям, командир у дикарей?! Вместо 'ожесточившись своими потерями, мераски решили обойти наших конных егерей' пишите 'в бессильной злобе враги попытались пойти в обход', решить они там ничего не могли. Что значит 'отрубил руку'? Он у вас что, палач, что ли? Или вы хотите вызвать у читателя сочувствие к мераску? 'Ловко отсек саблей руку, державшую оружие' - вот как надо! Сразу понятно, что наш герой - лихой рубака, а враг получил за дело! Так... Не 'обратили в бегство', а 'беспощадно погнали', разницу чувствуете? А в остальном хорошо. Вы сегодня молодец, Виннер, четыре поправки всего! Отдавайте писарю, как перепишет начисто, покажите мне еще раз.

Ох-хо-хо... И ведь это Дейк Виннер, в имперской журналистике акула пера номер два - номером первым я скромно, но непреклонно и заслуженно считал себя. Если уж даже его писанину приходится до ума доводить, представляете, как я мучаюсь с остальными? Ладно, сделали статью - значит, сделали.

В этом варианте статья пойдет в имперские газеты. Как только писарь приведет ее в порядок, а я удостоверюсь, что все необходимые правки внесены, и поставлю свою подпись, текст тут же отдадут телеграфистам. Потом скажу Виннеру, чтобы рассыпал по тексту с полдесятка более-менее простонародных словечек и оборотов, не сильно, впрочем, грубых, и в таком виде текст напечатают в боевом листке. Что еще? Фото героя уже обрабатывают, уйдет в Коммихафк с очередным рейсом дирижабля.

А ефрейтор Саманари действительно герой. Не Козьма Крючков, конечно, но молодец, ничего не скажешь. В сшибке конных егерей с мерасками завалил из револьвера вражьего главаря, первым кинулся наперерез рванувшим в обход кочевникам, спас своего командира, да и вообще вывел в безвозвратные потери аж шестерых врагов. Так, кстати о врагах... Не забыть сказать Виннеру, чтобы общие потери мерасков в этой схватке увеличил вдвое в варианте для имперской прессы, и оставил как было в варианте для боевого листка. Имперской публике полезно быть уверенной в том, что наши доблестные солдаты врагов кладут штабелями, а в войсках читать это будут и те, кто лично был в деле, и уж они на такие приписки и сами не поведутся, и другим не дадут. А, черт! Нет, задержу оба текста на сутки, дождусь пока Штудигетт вручит герою медаль. Чтобы второй раз не возиться с фотографией, медаль ретушер дорисует прямо на фотопластинке. Хм... Сутки?.. Так, выезд в полк, где служит наш герой, генерал назначил на завтрашнее утро, туда-сюда... Вернусь к вечеру, значит, тексты пойдут только послезавтра. Ну и ладно.

Что еще?.. Обязательно указать пресс-центру, чтобы статья и фото попали во все газеты, издающиеся на Юго-Востоке. Наш герой - эвглан, пусть его земляки видят, как храбро их сородич воюет за землю для Империи. Да. Завтра поеду с генералом или пошлю кого, надо будет из бравого ефрейтора вытащить пару слов. Пускай привет передаст родне и соседям, и им приятно будет, и для Империи полезно. Это мы пошлем потом, вдогонку первой статье, чтобы у темы продолжение было. Ага, вот и Бенте приготовил, наконец, горячий кофе. Давно пора!

Вот так мы и работали. Репортеров я забросил в передовые части, новости из штаба, если надо будет, напишу сам. Фотографов с художниками - туда же, вперед. Толку от фотографов, правда, не столько, сколько хотелось бы, снять здешними фотоаппаратами тот же бой просто нереально, это потом художник по памяти нарисует, а вот сделать фото героя - это да, это пожалуйста.

В Коммихафке развернули пресс-центр, который принимал сообщения из действующих сил и рассылал их по имперским газетам. Боевые листки для самих войск печатали, разумеется тут же, в походных условиях и немедленно рассылали по войскам. Когда солдаты оперативно получают информацию о том, как воюют их товарищи, когда герой очередной статьи вот он, родимый, рядышком, когда пехотинцы с нетерпением ждут возможности отличиться так же, как кавалерист, о котором они только что читали - это работает. Работает как надо, как оно и задумано!

От артиллеристов вернулась Лорка. Что-то пушкари протупили, не покормили ее. Интересно, пожадничали или как? Скорее, наверное, 'или как', похоже, она к ним попала, когда те уже котелки вычистили. Ну и ладно, со мной поужинает, так даже лучше.

За ужином жена хвасталась своими успехами, я, честно говоря, слушал ее вполуха, не забывая, однако, периодически вставлять что-то вроде 'Да ты что!', 'Правда?', и все такое прочее. Судя по тому, что Лорка только распалялась, попадал удачно. Но в конце концов она выговорилась, насытилась и начала заметно клевать своим милым носиком. Вот и чудесно, поспать я тоже не против.

С утра Лорка сразу после завтрака отправилась к очередным благодарным слушателям, снова артиллеристам, но в другую батарею, а я присоединился к свите генерала Штудигетта, чтобы проинтервьюировать героя-ефрейтора. Не то чтобы некому было это поручить, но что-то мне подсказывало, что самому сделать это будет лучше.

Тем приятнее было осознать, что не ошибся. Во-первых, двигаясь с генеральской свитой, я очень интересно побеседовал с несколькими штабными офицерами. Принципиально нового я, понятно, ничего от них не узнал, но кое-каких подробностей, которые явно оживят содержание очередных газетных публикаций на тему степного похода, нахватался. В-вторых, более чем оправдал мои ожидания ефрейтор Саманари. Языком этот совсем еще молоденький парнишка работал так же бойко, как саблей и револьвером, так что наговорил мне столько всего, что продолжением темы будет не только интервью, но и еще статейка. Да и в интервью землякам ефрейтора найдется о чем почитать, это уж я гарантирую.

М-да. Конечно, все, что я услышал от ефрейтора и его сослуживцев, как, впрочем, и от господ офицеров его эскадрона, для среднестатистического читателя имперских газет не предназначалось. Как там учил жизни офицеров военно-исторического отдела прусского генштаба фельдмаршал Мольтке-старший? - 'Писать правду, только правду, но не всю правду!'. Вот в полном соответствии с этим мудрым учением и напишем. Напишем, что злобные мераски пытались отравить аж два колодца, но наши храбрые конные егеря таковую подлую диверсию предотвратили. А вот как именно предотвратили - напишем не полностью. То есть, тот факт, что большую часть незадачливых отравителей перебили, читатель, конечно же узнает. И искренне этому порадуется - все-таки в обывательском сознании нынешних имперцев, как и в сознании людей прошлого моего мира, травить колодцы, даже на пути врага, намеревающегося навсегда лишить тебя твоей же земли, дело мерзкое и недопустимое. Зато о том, что убитым мераскам поотрубали руки и головы, а тела привязали к седлам и отправили в путешествие по степи на манер майнридовского всадника без головы (причем отправили на запад, в сторону долины Филлирана), тому же читателю знать совершенно ни к чему. Как-то не комильфо, понимаете ли... А между тем, никакого зверства или тем более надругательства над трупами тут нет, просто такой болезненный удар по морально-боевому духу противника. Мераски верят, что если тело похоронено не полностью, то душа не сможет попасть в благодатные угодья Небесной Степи, так что когда пошлют на дело следующую группу отравителей, те, глядишь, и призадумаются - а так ли им нужно остаться без посмертного доступа в лучший мир? Есть ведь вероятность, что, ежели призадумаются, так и пыл свой поумерят... Но такого подхода тот самый среднестатистический читатель не поймет. Слишком это для него жестоко будет, да.

- Подожди-подожди, как ты сказал? - слова солдата постарше, внимательно слушавшего, о чем молоденький ефрейтор заливает господину инспектору, и решившего все-таки вставить и свои пять копеек, зацепили меня какой-то неправильностью.

- Капрал Броссе, осмелюсь доложить, господин инспектор! - представился солдат лет, пожалуй, постарше тридцати с многочисленными нашивками за сверхсрочно отслуженные годы. - Так я ж говорю, лошадки-то у мерасков хлипкие, - повторил он. Вообще-то, такое утверждение расхожему мнению о необыкновенной выносливости степных лошадей откровенно и нагло противоречило. Примерно так, хотя и в более простых выражениях, я капралу и возразил, но тут же получил развернутое объяснение.

- Не та это выносливость, господин инспектор, - капрал позволил себе подпустить в голос нотки этакого превосходства заслуженного ветерана над чинушей, пусть и в звании равном майорскому, но так, на минимально допустимом уровне. - Оно, конечно, лошадки мерасковы траву пожухлую из-под снега едят и вроде ничего, и сами ходят, и всадника несут. Да вот только именно что ходят! Шагом-то еще туда-сюда, а на рысях уже считай что и никак. Про галоп и говорить не стану! Да и шаг там - только ноги переставляют. Вон, Бун, ефрейтор Саманари, прошу прощения, господин инспектор, когда конем на мераска наехал, тот вместе с лошадью своей и завалился! Хорошо наш генерал придумал - зимой с мерасками воевать!

Да уж, как говорится, век живи, век учись. Так и разрушаются мифы... Черт, а ведь Батыево нашествие на Русь, оно ж зимой было! Вроде бы на таких же лошадях, как сейчас у здешних мерасков... Как же так? Не сходится! Стоп, а почему же не сходится? Все как раз нормально. Основным-то видом боевых действий у монголов тогда было что? - правильно, взятие городов. То есть получается, что фактически монголы Батыя воевали у нас как ездящая пехота - марши совершали в седлах, а сражались в основном пешими. Ага, попробовали бы они конными лезть на городские стены... Да и на таком скудном подножном корму им только до Руси и дойти надо было, а там уже местные запасы фуража имелись...

- Что же, капрал, получается, мераски на таких лошадях и не вояки? - раз уж кадровый кавалерист говорит 'лошади' применительно к коннице мерасков, то и я буду.

- Ну, не то чтобы совсем не вояки... - почесал за ухом капрал, - с саблей-то мераск все одно враг опасный. Да и с арканом тоже, хотя с арканом он для одиночки страшен, в бою-то толку от аркана никакого. Вот лук - это да, это страшно, - нехотя добавил капрал.

- Лук?! - честно говоря, до сего момента мне и слышать не приходилось о такой архаике.

- Лук, - недовольно повторил капрал, явно с трудом сдержав ругательство. - Ружья-то у них дерьмовые, да и стрелки из мерасков так себе. А вот из луков стрелять умеют, да. Немногие, тут жаловаться грех, но которые умеют... Мерзкая штука.

И то верно, мерзкая. Ранение и само по себе неприятное, да еще этим козлам может хватить ума смазать стрелу дерьмом каким-нибудь (а почему каким-нибудь? Вот просто взять и обычным дерьмом смазать - вьетнамцы так и делали, не со стрелами, правда, а с упрятанными в ямы кольями), а главное - вот, простите меня за грубость, в падлу цивилизованному человеку получить такую рану. А уж погибнуть от дикарской стрелы - в падлу вдвойне. Кстати, интересно, а почему капрал говорит, что из луков умеют стрелять лишь немногие мераски? Хотя, ничего непонятного тут, пожалуй, что и нет. Научиться более-менее сносно стрелять из ружья один черт проще, чем из лука, вот и вытеснили новые навыки старую школу. И это, прямо скажем, хорошо. Потому что на дальних дистанциях, да при такой прямой видимости, как в степи, залповый или пачечный огонь из винтовок куда эффективнее стрельбы из луков, а вот ночью, например, да если из засады... Тут лучники делов натворят, только в путь. Так уж пусть тех лучников будет поменьше.

На обратный путь времени ушло меньше. Никакой мистики - пока я общался с ефрейтором Саманари и капралом Броссе, армия на месте не стояла, а продвигалась в том же направлении, в котором я в составе генеральской свиты двинулся утром. Вот и получилось, что к вечеру мой 'взвод борзописцев' мне же навстречу и двигался. Что особенно приятно - двигался вместе с моей супружницей, уже вернувшейся от артиллеристов. В честь того, что оба освободились пораньше, я устроил праздник своему денщику, отпустив его к обозникам (как я понимаю, там у них намечалось распитие некоторого количества спиртных напитков, причем чуть ли не с дозволения начальства), а потом мы с Лоркой устроили небольшой праздник и себе. Ну как праздник? Забрались в палатку с взятым в полевой кухне ужином, застегнули полог на входе, раскочегарили как следует печку (блин, два дня потом дрова экономить пришлось), даже организовали что-то вроде бани - посидели голышом воле печки да оттерли друг друга мокрыми полотенцами. А потом просто любили друг друга - недолго, но с такой страстью... Последний раз у нас такое было аж до войны, вечером дня перед выступлением в поход, так что, сами понимаете, праздник получился хоть и небольшой, но невыразимо приятный.

Заснула Лорка быстро, а вот у меня такое не вышло. Стараясь не ворочаться, чтобы не потревожить жену (в спальный мешок мы кое-как залезли вдвоем), я переваривал все то, что узнал сегодня. Надо же, как интересно с лошадьми-то получилось! Ну да, не от хорошей же жизни мераски к Филлирану откочевали. Лошадь, она, конечно, может быть сколько угодно неприхотливой и выносливой, но разницу между мерзлым сырым сеном и сеном хорошо просушенным никакая неприхотливость не компенсирует. Опять же, не одним качеством потребляемого сена, но и его количеством наши лошади неприятельских превосходят. А уж с учетом того, что на имперской службе кони получают ежедневно не только сено, но и овес, и отруби, и морковку, то тут мерасковых лошадок и выносливость не сильно выручит. Что ж, еще один плюс, как выразился капрал Броссе, нашему генералу. Наверняка ведь и это было учтено в планировании кампании.

Кое-что интересное рассказали и господа офицеры из генеральского штаба. Вроде как мерасков не просто явочным, так сказать, порядком будут за Филлиран выпихивать - какие-то предварительные контакты у Империи с даянами имели место еще перед походом. Никто, ясное дело, никаких подробностей не рассказывал, но сам факт... Сам факт интересный, прямо скажем. Очень-очень-очень интересный...


Глава 26



Ну наконец-то! Поскольку мой 'взвод борзописцев' что на походе, что на стоянках соседствовал со штабом генерала Штудигетта, о выходе передовых частей наших войск к долине Филлирана я узнал одним из первых. И пока офицеры четвертого конно-егерского полка любовались в бинокли водами самой реки, я включил своему осведомительному отряду режим ошпаренной кошки. Кошку, конечно, я бы ошпаривать никогда не стал - жалко же, но подчиненных своих милосердием не баловал - пришлось им покрутиться. Больше всех досталось фотографам, художникам и телеграфистам - первых со вторыми я заслал запечатлеть историческое событие, третьим пришлось без устали эксплуатировать свои аппараты. Досталось и тем, кто сидел на приеме телеграмм в Коммихафке, но это уже не моя забота.

Одновременно тот же режим генерал Штудигетт включил всей армии. Быстрее, быстрее, еще быстрее - такие приказы звучали везде. И исполнялись, надо сказать, со всем возможным старанием - замаячившее наконец-то завершение похода воодушевляло всех. Да, план Штудигетта был, конечно, красивым и изящным, но трудности похода начали потихоньку доставать. Меня, например, доставал холод. Я вообще-то, переношу его неплохо, по мне даже, если уж между крайностями выбирать, то лучше мороз, чем жара, но... Но это работает, когда с мороза можно уйти в теплое помещение. Морозов сильных тут, по правде сказать, я пока не видел, но и с теплыми помещениями была напряженка. Считать теплым помещением лагерную палатку... Нет, можно, конечно. При трех условиях: если в этой палатке только спишь, если спишь поближе к печке, и если никакого другого теплого помещения больше нет. Солдатикам в этом плане жилось лучше - они-то как раз в палатках только и спали, находиться там днем им было просто некогда. А вот нам, штабным да околоштабным, приходилось в этих палатках торчать и днем, так что если кто из простых солдат нам завидовал, то, уверяю, совершенно напрасно.

Наскипидарив как следует своих людей и прихватив с собой возвращавшуюся с очередной беседы жену, я в качестве отдыха наблюдал разгрузку дирижабля, прибывшего из Коммихафка. Человек, наверное, полтораста солдат притянули его за свисавшие канаты и привязали их к врытым в землю сваям, закрепив воздушный корабль всего метра на полтора выше земли. Затем прямо на подкатывавшие обозные повозки с дирижабля стали сгружать какие-то мешки и ящики. Да уж, хорошо, что Западный воздушный флот выделил нам еще четыре дирижабля, которые сейчас работали только на снабжение, а иначе было бы совсем грустно. Если расход провианта, фуража и дров еще укладывался в запланированные показатели, то ружейные патроны улетали куда быстрее, чем это прописывалось в планах. Митральезы показали себя крайне эффективным средством истребления неприятельской конницы, воттолько боеприпасы они пожирали с пугающей скоростью. Но поскольку махать саблями конным егерям после работы митральез приходилось намного меньше, а потери оставались на весьма низком уровне, Штудиггет запрашивал, и, что самое главное, получал патроны снова и снова.

Да уж, хорошо еще, что так и не дошло до завоза воды. Те колодцы, что удалось взять под контроль в самом начале похода, давали воды вполне достаточно, так что ими пока и обходились. Но передовым частям воду приходилось возить, потому как гарантировать, что по пути их продвижения ни один колодец отравлен не будет, было бы, мягко говоря, чрезмерно самонадеянно. Как поступали с отравителями, я уже говорил, но это только с теми, кого вовремя перехватывали, а перехватывали уж точно не всех. По этой причине пользоваться колодцами, расположенными ближе к долине Филлирана, разрешалось только для заправки водой паровых тягачей. Кстати, в следующий раз притащить на разгрузку дирижаблей кого-то из фотографов - картины причаливания и разгрузки воздушного корабля неплохо украсят страницы имперских газет, да и для истории увековечить это дело невредно. Не забыть бы... Тем временем с разгрузкой дело закончилось, но отвязывать летающую колбасу от свай никто не торопился. Мы задержались посмотреть, почему так, и не прогадали.

Не прошло и пяти минут, как подъехал, ворча мотором и лязгая гусеницами, трактор, за кабиной которого вместо грузового кузова высилась диковато выглядевшая конструкция - вроде бы обычная цилиндрическая цистерна, только поставленная вертикально. От нее к дирижаблю подали толстый шланг, конец которого занесли внутрь корабля, из чего, а также из каких-то обрывков моих познаний в технике, я заключил, что мы с супругой имеем удовольствие наблюдать заправку дирижабля топливом, причем топливом этим был, судя по всему, светильный газ, а башней-цистерной на тракторе - газогенератор, в коем этот самый газ вырабатывался.

Дальше стало еще интереснее. Подвезли и с большой осторожностью стали загружать бомбы, небольшие, на мой взгляд, и до пятидесяти кило недотягивающие. Хотя, пожалуй, для открыто расположенных людей, лошадей да овец и такие более чем сойдут. Кстати, мера, что в Империи занимала место привычного мне килограмма, по весу ему же примерно и соответствовала - насколько точно, этого я, уж извините, проверить не мог. Должно быть, в свое время у кого-то из попаданцев нашелся при себе предмет близкого к килограмму веса, по которому и сделали местный эталон. А может, просто так совпало... За бомбами внутрь корабля стали заносить какие-то ящики - надо полагать, с флешеттами.

Когда с заправкой и загрузкой дирижабля закончили, его отвязали от свай и те же полтораста солдат, продолжая держать канаты, слегка повернули летающую колбасину, чтобы ветер дул ей строго в корму. Затем по команде канаты отпустили и воздушный корабль резко подскочил метров на пятнадцать, после чего, помогая себе рулями и винтами, продолжил набирать высоту уже намного более плавно. Да, достанется сегодня мераскам, от всей души достанется...

Бисмарк, кажется, говорил, что русские, мол, долго запрягают, но быстро ездят. Похоже, такой же подход к решению стратегических задач практикуют и в Империи. Почему имперцы столь долго терпели такое неудобное для себя соседство с кочевниками, я не знаю. Да и неважно это. Вон, Россия тоже и Дикое поле не сразу себе забрала, и дикий Туркестан долго под боком терпела, а потом быстро исправила положение. Да и американцы-штатники не сразу за Дикий Запад взялись...

Оглядывая окружающий вид, унылая безрадостность которого после отбытия дирижабля разбавлялась лишь деловитой суетой наших обозников, я пытался представить себе будущее этой земли. Не так уж много пройдет времени, и будут здесь наливаться зерном золотые колосья, встанут деревни и хутора, замычат на пастбищах коровы, а из свинарников станут раздаваться хрюканье и визг. А потом Империя построит здесь дороги и мосты, школы и больницы, университеты и библиотеки... Ну да, еще полицейские участки и тюрьмы, без них тоже никак. И воцарятся тут прогресс, процветание и простое человеческое счастье. Пейзажи, опять же, приобретут нормальный вид - будет за что взгляду зацепиться.

Но это потом, потом, потом... Пока же продолжаем делать то, зачем сюда пришли - завоевывать эти земли.

- Впечатляет, господин инспектор? Капитан Лирр, девятнадцатый пехотный полк! - за своими размышлениями я не заметил подошедшего командира солдат, разворачивавших дирижабль.

- Да уж, капитан, впечатляет, - я спешился и козырнул капитану. - Военно-полевой инспектор Миллер, осведомительный отряд при штабе армии. Моя супруга, - я сделал пригласительно-вежливый жест в сторону Лорки.

- Наслышан про вас, госпожа Миллер, - капитан козырнул Лорику персонально, - В моей роте вы не были, но другие ротные командиры рассказывали.

- Могу и с вашими солдатами поговорить, - Лорка вопрошающе глянула на меня, я кивнул.

- Благодарю, госпожа Миллер. Но сегодня никак, нам до вечера еще три корабля принимать и отправлять. Завтра, если можно? Мы сейчас на двенадцатой бивачной площадке, завтра в одиннадцать часов выступаем по восьмому колонному пути. Вас так устроит?

Мы с супругой переглянулись и кивнули друг другу - нас устроит, о чем Лорка тут же и сообщила обрадованному капитану. Но отпускать офицера я не спешил - раз уж мне попался человек, хоть как-то связанный с воздушным флотом, я решил ловить, что называется, момент, и удовлетворить свое любопытство.

- Я смотрю, капитан, дирижабли не простаивают?

- Так точно, господин инспектор, не простаивают. Вот этот, который сейчас ушел, с бомбардировки к вечеру вернется. Ночью экипаж отдохнет, с утра они свои механизмы проверят и отладят, заберут раненых и обратно в Коммихафк. Там тоже ночь отдыха, полдня на наладку механизмов и опять к нам.

Хм, интересно действуют имперские воздухоплаватели... Челночными рейсами работают - сюда с грузом, потом к Филлирану с бомбами, отдых-наладка и обратно с ранеными. Интересно, о специализации они не слышали или целенаправленно ее игнорируют? Хотя, помнится, в нашем мире в испанскую гражданскую войну основным бомбером легиона 'Кондор' был 'Юнкерс' пятьдесят второй, в общем-то, транспортно-пассажирский самолет. У немцев во Вторую мировую он так и летал транспортником, а испанцы после войны со своих 'юнкерсов' пулеметы да бомбодержатели поснимали, поставили пассажирские кресла и летали они там на внутренних линиях аж до семидесятых годов... Здесь, видимо, тоже пока не произошло полного разделения летательных аппаратов на боевые и транспортные на уровне общей конструкции. Ну не произошло и не произошло. Заказчика, как говорится, устраивает - и то хорошо.

У Лорика нашлось к кому еще заехать, мне тоже было чем заняться в плане мудрого руководства своими людьми и отеческого надзора за исполнением ими моих указаний, поэтому снова мы с женой увиделись уже ближе к вечеру в моей палатке. Денщик мой как раз принес с кухни котелки с еще дымящейся кашей, хлеб и сало. Кофе он и сам сварит прямо здесь.

- Почта, господин инспектор! - в палатку заглянул старший курьер полевой почты.

Так, кто и что мне тут понаписал? Объединенная корреспондентская станция в Коммихафке... Блин, это ж надо было так обозвать пресс-центр! Отделение военно-полевого казначейства, угу... О! Вельгунден, улица Первой Стражи, 138, Сиарк Демитт, Серега Демидов то есть! Вот это действительно интересно! Но серегино письмо я решил оставить на десерт. Начал с послания из пресс-центра, для себя я именовал это учреждение только так, местная терминология уж слишком тяжеловесна. Как я и предполагал, в пакете содержался отчет о том, когда и в какие газеты отосланы материалы моего отряда и в каких они уже опубликованы. Завтра отдам начальнику канцелярии, пусть вписывает в сводный отчет. Ага, начальнику, три раза 'ха', вся канцелярия из него самого да двух писарей и состоит.

Содержимое второго конверта также было ожидаемым. Казначеи предсказуемо прислали очередную выписку о начисленных гонорарах. Чтение, конечно же, безусловно приятное, но это можно читать когда угодно, а вот желание узнать, что же пишет Серега, и так не страдало слабостью, так еще и росло прямо на глазах. Нет, все-таки сначала поем...

Ясное дело, залезать вдвоем с Лориком в спальник в присутствии денщика ни мне, ни ей в голову не пришло. Так что после ужина каждый их троих обитателей палатки забрался в персональный спальный мешок. Да, рядовому Бенте я купил спальник за свои деньги - как нижнему чину ему такой предмет в походе полагался если только по особому распоряжению. Ну я и распорядился. Так-то Бенте однажды показал мне, как бы он обходился без спальника, и я с некоторым удивлением увидел способ, который сам когда-то давно использовал на армейской службе. Берется шинель, отстегивается хлястик, чтобы она распахивалась во всю ширину с расправлением спинной складки. Сапоги снимаются, портянки остаются, ноги впихиваешь в рукава (да-да!), на одну полу шинели ложишься, второй накрываешься. Главное - не забыть подложить что-нибудь не сильно твердое под голову да не спать на спине. Впрочем, если и перевернешься на спину, быстро поймешь, что неправ - полы шинели распахнутся и ты тупо начнешь мерзнуть. Применительно к нашим условиям спать в таком виде лучше, надев башлык. В общем, ничего особенного, вполне себе приемлемый способ, но это если шинель сухая. Проведя в этой самой шинели световой день на сыром ветру, да со снежком, на таком спальном месте можно поиметь нехилые проблемы со здоровьем. Так что я решил, что главным выгодоприобретателем от здоровья своего денщика я же сам и буду, и без сожаления потратился на спальник.

- Что пишет Сиарк? - живо поинтересовалась Лорка, когда я уже изрядно погрузился в чтение.

- Да мало чего хорошего, - я уж и не рад был, что оставил серегино послание на потом. Алинка... Серега жаловался, что приступы меланхолии у жены участились, что справляться с ними она предпочитает работой, из-за чего денег в семье хотя и прибавляется, но вот времени и сил на любимого мужа у госпожи Демитт становится все меньше... Сильно загружать Лорика этими грустными подробностями не особо хотелось, но кое-что в общих чертах все же рассказать пришлось.

- Жалко Линни, - искренне взгрустнула Лорка, - надо будет поскорее всем вместе собраться, я бы с ней поговорила, может, помогла бы.

Ну да, может, и помогла бы. Только вот когда мы сможем собраться? Да и что будет с Алинкой, когда она узнает про их с Сергеем бездетность, я даже предполагать не пытался... Да ладно, что уж теперь, дело в любом случае не сегодняшнее и не завтрашнее. Доживем - тогда и будем эту проблемку как-то решать. Сейчас у меня дела другие.

С делами другими я разобрался быстро. Уточнив по карте расположение роты капитана Лирра и маршрут завтрашнего передвижения моего отряда, я без особых затруднений спланировал наши с Лоркой перемещения. Вот, дела сделаны, можно застегнуть спальник и задрыхнуть...


Глава 27



- Пли!!! - команда была совершенно лишней, все и так палили что было мочи, не обращая внимания ни на то, что творилось вокруг, ни на не нужные никому команды. Но если молоденькому лейтенантику проще справляться со страхом, разрывая глотку командами и размахивая сабелькой, пусть его. Ему самому от этого явно лучше, а никому из тех, кто рядом, уж точно не хуже.

Поймав на мушку очередного мераска с какой-то дурацкой черно-красной повязкой на голове, я задержал дыхание и выстрелил, целясь чуть ниже разинутого в истошном крике рта. Ружье, как и ожидалось, при выстреле слегка занесло вверх, так что прямо в немытую рожу, заросшую клочковатой бородой, и попал. Нелепо взмахнув руками и выронив саблю, мераск, пораскинув, в прямом смысле, мозгами, завалился назад. Смотреть, в кого выстрелила Лорка, было некогда, но, думаю, жена не промазала. Да что говорить, стреляя в такую массу проблема не попасть, проблема тут - промазать.

Да уж, попали мы, так попали, прошу прощения за невольный каламбур... Начиналось все нормально и спокойно. В роту капитана Лирра мы с Лориком отправились вместе - я хотел сделать из беседы своей жены с солдатами очередную статью о том, какие злобные дикари совершенно незаслуженно пока еще владеют такими замечательными землями. Прошла беседа, как и обычно у Лорки, отлично, статья из нее получится просто конфетка, так что любезность почтившего беседу своим присутствием батальонного командира, предложившего нам продвижение по колонному пути в обществе второго батальона девятнадцатого пехотного полка, мы приняли и ею же воспользовались. Все лучше, чем тратить время на ожидание других попутчиков, да и двигаться в обществе аж целого пехотного батальона куда спокойнее.

Ага, спокойнее, грязное ругательство! Мераски, появившиеся черт знает откуда, налетели на нас где-то часа через полтора после выступления. Как их просмотрели с нашими дирижаблями да завесой из конных егерей, хрен его знает. Может, из-за того, что завесу, в связи с выходом наших в долину Филлирана, начали разворачивать с прикрытия походных колонн на блокаду долины? Оно и так могло быть, но дирижабли-то где были?! Да и черт бы с ними, с причинами, меня сейчас куда больше напрягали их последствия.

Я, кажется, сказал, что мераски на нас налетели? Простите, соврал. Не налетели они на нас, а навалились, блин! Конной лавиной - орущей, визжащей, гикающей, громко и дробно топающей копытами по мерзлой земле. И как они столько сил из своих полуголодных лошадей выжали?! Вот не будь тут ровной как стол степи, выскочи эта конная лава из-за каких-нибудь холмов - стоптали бы нас на хрен, опрокинули и порубали бы в капусту. А так имперская пехота успела блеснуть выучкой и дисциплиной.

Закричали команды господа офицеры, их почин подхватили сержанты, на ходу присовокупляя к командным словам отборную брань, и пехотная масса, только что мерно топавшая левой-правой, бегом начала разворачиваться, перестраиваться, на бегу сдергивая с плеч винтовки. В отличие от конных егерей пехотинцы вооружались однозарядными винтовками, далеко не такими скорострельными, как кавалерийские (и наши с Лоркой тоже), зато куда более дальнобойными, а что особенно важно в данном случае - длинными с длинными же штыками. По уставу, штыки на походе в условиях вероятной встречи с противником полагалось примыкать, и сейчас хоть кто-то из солдатиков наверняка поминал требования устава добрым словом - встретить конницу уже было чем даже с незаряженными винтовками.

Как походная колонна будто по волшебству перестроилась в каре, как внутри каре оказались обозные повозки и полевые кухни, как мы с женой сами очутились за слегка колышущимися стенами живой крепости, я отследить не успел - настолько быстро все это произошло. Зато как в стену серовато-коричневатых шинелей ударила конная волна, видно было очень даже хорошо. Ударила, забурлила - и отхлынула, оставив людские и лошадиные тела.

Каре - это сила. Взломать без помощи пушек пехотное каре было в нашей истории труднейшей задачей даже для регулярной европейской кавалерии, а уж дикарской коннице почти всегда оставалось об этом только мечтать - тем, кто выжил, естественно. Простейшая арифметика - при максимально допустимой тесноте строя один конный по фронту занимает столько же места, сколько трое пеших, а это значит, что каждому всаднику на двоих с его конем противостоят три ствола и три штыка. И это только по первым рядам! Более того, если второй, третий и так далее ряды атакующей конницы никак не могут воздействовать на противника, то пехотинцы рядов, следующих за первым, штыком, конечно, дотянуться не могут, зато они стреляют. Стреляют часто - тратить время на прицеливание по плотной массе им не нужно. И стреляют не только они - изнутри нашего каре огонь велся тоже. Стреляли мы с Лоркой, стреляли обозники, стреляли двигавшиеся вместе с батальоном штабные офицеры, благо, карабин такого типа, как у нас Лоркой, возил с собой практически каждый уважающий себя штабной.

Передышка оказалась недолгой - мераски наскочили снова. Снова замельтешило перед глазами сверкание сабель и штыков, загрохотали выстрелы, поплыли облака порохового дыма, закричали раненые люди и заржали раненые лошади. И снова мераски откатились назад, провожаемые частым ружейным огнем. На что, интересно, мераски вообще рассчитывали? Сломать каре? Нереально. Нанести пехоте большие, вплоть до неприемлемых, потери? Да хрен им, штык в лошадиную морду раньше воткнется, чем всадник сможет дотянуться до пехотинца саблей.

Однако же столь низко оценить умственные способности противника я несколько поторопился. Отхлынув от живой стены имперской пехоты, орда закружилась вокруг каре и начала обстреливать нас из ружей и луков.

С неприятным стуком в деревянный борт обозной повозки рядом со мной воткнулась стрела. Чуть позже вскрикнул, схватившись за плечо, из которого торчала стрела, какой-то штабной капитан. Сразу же вспомнился капрал Броссе с его, мягко говоря, недовольством лучниками-мерасками. Черт, прав ведь был капрал, еще как прав! Вот только убеждаться в его правоте на себе или, не дай Бог, на Лорке не хотелось совсем.

Пехотинцам этого тоже не хотелось, тем более, что и среди них стали все чаще и чаще падать и оседать на землю те, кому не повезло поймать стрелу. Офицеры скомандовали - и все четыре фаса каре открыли беглый ружейный огонь по кружащим мераскам. Что ни говори, а приятно, когда свои войска имеют намного более дальнобойное оружие, чем противник. Приятно и полезно. Полетели на землю всадники и лошади, мераски хлынули врассыпную и собрались уже на большем удалении от каре, снова закрутив свою карусель со стрельбой. Вот только стрелы теперь стали гораздо чаще втыкаться в землю перед рядами наших пехотинцев, чем попадать в них или внутрь каре. Эх, сейчас бы сюда хоть одну митральезу!

- Лучников, лучников выцеливай! - кричали офицеры и вторили им сержанты. Не знаю, насколько это было возможно, я, например, на таком расстоянии разглядеть среди мерасков лучников просто не мог, но господам офицерам виднее.

Обстановка снова изменилась, на этот раз к лучшему - мераски прекратили стрелять и отошли. Судя по тому, что по каре пронеслась команда прекратить огонь, отошли кочевники именно с таким расчетом, чтобы солдаты не могли с уверенностью достать их из своих винтовок. Интересно, зачем? Дать передышку умотанным лошадям? А ведь, скорее всего, так оно и есть...

Но передышку они дали не только своим лошадкам, но и нам. Наскоро перевязанных раненых вытащили из-под повозок, где они были укрыты от обстрела, и стали перевязывать по новой - уже куда как аккуратнее и тщательнее. Некоторым батальонный лекарь даже вытащил стрелы, если это позволяли особенности ранения, остальным просто старательно фиксировал поврежденные конечности, обрезал древки торчащих стрел, и всех бинтовал. В общем, делал все, от него зависящее, чтобы до лазарета раненых довезли по возможности живыми. Тут же соорудили дощатый навес, разобрав борта у нескольких повозок, чтобы прикрыть перевязочный пункт от новых стрел. Раненых все равно придется опять под повозками прятать, но вот батальонный лекарь свою работу будет теперь выполнять в условиях, не то чтобы более комфортных, но уж в любом случае намного более безопасных.

С обозных повозок сгрузили несколько патронных ящиков, вскрыли их и каждый взвод выслал по несколько человек за пополнением боезапаса. Дело нужное, нечего и говорить. Вообще, во всем поведении наших пехотинцев прямо-таки сквозила какая-то веселая и жизнерадостная деловитость. Впечатление было такое, что солдаты не воюют, а просто заняты некой коллективной работой, причем не особо и трудной.

- Отобьемся, господин инспектор! - со злобной радостью обнадежил меня какой-то сержант, встретившись со мной взглядом. Отобьемся, это да, я и не сомневался. Другое дело, с какими потерями. Так-то, насколько я мог видеть, особо много людей батальон не потерял, но черт его знает, что будет дальше? Вспомнилось расхожее мнение, что два самых неприятных занятия - это ждать и догонять. Уходить мераски явно не собирались, догнать их мы уж точно не могли, оставалось только ждать. Вопрос в том, кого и чего ждать? С началом боя три штуки сигнальных ракет запустили, увидели наши их или нет, хрен знает. Стрельба, по идее, должна быть слышна, но вот на какие расстояния распространяются звуки в степи, я понятия не имел. По всему выходило, что ждать нам стоило скорее очередной атаки мерасков, нежели помощи от своих. Атаку мы, понятно, отобьем, если понадобится, то не одну, не две и не пять, но и появление наших, желательно в конном строю, достаточном количестве, а лучше всего и при митральезах, было бы крайне уместным...

Дождались, мать-перемать! Мераски решили, что лошади отдохнули и пора продолжить. Вот только продолжили они не попытки атаковать каре, а карусель со стрельбой. Активным огнем их снова отогнали подальше, но попыток засыпать нашу пехоту стрелами они не оставили, просто радиус круга, который кочевники выписывали вокруг нас, несколько увеличился. И то радость - стрелы до нас долетали уже не все, а пули из мерасковских карамультуков, если и долетали, то в незначительных количествах. Однако же сильно много хорошего в этом положении я не наблюдал, потому что мы сдвинуться с места не могли и единственное, что нам оставалось - ждать свою кавалерию. А если она не придет, то сколько нам ту еще стоять? До ночи? До завтра? Или до того, как бессмысленность ситуации станет ясной и для мерасков? У них-то тоже никаких разумных вариантов не просматривалось, кроме подхода подкреплений. Но вот в такую вероятность верилось с трудом - на мой взгляд, количество мерасков, бросивших своих овец ради попыток пободаться с пехотным каре, и так было слишком большим. Вот что только они тут забыли? Во имя чего эти бестолковые атаки? На что мераски вообще надеются? Что продержат нас в стоячем положение до того, что мы в конце концов замерзнем? Теоретически такая вероятность имеется, но и противник у нас в тех же погодных условиях...

Размеренные дробные очереди, характерные для митральез, прозвучали райской музыкой. Мераски, только что кружившие вокруг нас плотной массой, с похвальной скоростью рассыпались, оставив на земле, как казалось мне с этого расстояния, не так уж много людских и конских тел. Впрочем, некоторое сожаление по поводу столь малых вражеских потерь тут же исчезло, уступив место искренней радости, сопровождаемой боевым кличем, прокатившемся по рядам пехотинцев. И было же, было чему радоваться! Кавалерия, на полном скаку разворачивающаяся из колонны в линию, правый фланг, заходящий для охвата противника, кони, подобранные в масть по эскадронам, трепетание черно-золотистых флюгеров на пиках - красотища!

Мераски, думаю, тоже впечатлились открывшимся зрелищем, но поскольку эта красота для них означала совсем не то, что для нас, никакой радости не показали. По-быстрому развернувшись, они явно нацелились избежать встречи с нашими кавалеристами путем экстренного отступления.

Действия мерасков предсказал, судя по всему, не я один. Раздались резкие команды офицеров батальона, затрубили пехотные горны, каре с поражающей быстротой развернулось в линию, оставив на месте своего стояния небольшой отряд для прикрытия раненых и обоза, по линии пронеслись одна за другой команды 'нале-во!' и 'бегом - марш!', и образовавшаяся в результате длинная колонна дробно топая, пустилась вперед, параллельно бегущим мераскам и пока что их опережая. Штабные офицеры, бывшие нашими соседями внутри каре, пустили своих коней мелкой рысью, держась левее пешей колонны, мы с Лоркой, решив, что эти уж точно знают, что делают, тоже развернули лошадок и пристроились им в хвост. Через какое-то время колонна, повинуясь командам 'стой!' и 'напра-во!', вновь превратилась в длинный развернутый строй в три шеренги.

Суть этого маневра стала понятной, когда мераски с нами поравнялись, а наши легкоконники предусмотрительно поотстали. И как только растянутая толпа конных беглецов оказалась напротив нашего строя, ожидаемо последовала команда 'залпом - пли!'. Да уж, это получился расстрел, классический и безжалостный.

Второго залпа пехота дать не успела - выживших после расстрела нагнали наши кавалеристы.

Ударив в пики и сразу же выбив немало мерасков, легкоконники взялись за сабли, и тут началось... Не так близко мы стояли, чтобы видеть подробности, да и, боюсь, трудно было бы рассмотреть эти самые подробности в безумном мельтешении сверкающих под вышедшим посмотреть на побоище солнцем клинков, верчении коней, понукаемых своими всадниками, и прочими быстро меняющимися картинами кавалерийского боя. Доносившиеся до нас крики и вопли, лязг железа, конское ржание и прочее звуковое сопровождение тоже особой ясности происходящему не придавало. Однако же здравый смысл подсказывал, что уже скоро мы увидим очередную победу имперского оружия. Наших было больше (если я правильно прикинул численность атакующей кавалерии, то это был легкоконный полк в полном своем составе, то есть под семь с половиной сотен строевых чинов), наши, в отличие от противника, вступили в бой свежими, опять же, атаковали, а в конном бою это сразу же дает преимущество, противник уже втянулся в бегство, и ни сил, ни времени толком защищаться у него не оставалось... В общем, по всей совокупности имевшихся причин следствие должно было оказаться однозначным.

Второй раз за день я вспомнил капрала Броссе, на этот раз его рассуждения о физических кондициях наших и неприятельских коней, и снова убедился, что словам бывалого солдата стоит доверять. Вот честно, сам, своими глазами видел, как валились и перекатывались через спину лошади кочевников от сшибки с нашими конями!

Нет, ясное дело, кому-то из мерасков бежать удалось. Но остальных легкоконники зажали между собой и пехотой. С одной стороны пики и сабли, с другой штыки и меткие одиночные выстрелы - я крайне удивился, когда после завершения бойни пехотинцы и спешившиеся кавалеристы пинками поднимали живых мерасков, несколькими зуботычинами приводили их в чувство, а затем избавляли пленников от поясов и разрезали спереди штаны с таким расчетом, что их приходилось поддерживать руками. А что, удобно - не надо искать, чем связать пленных, руки у них заняты, а стоит отпустить - так со спущенными штанами ни бежать, ни забраться в седло не получится. Затем незадачливых мерасков согнали в некое подобие строя, отвели чуть поодаль и посадили на землю ожидать решения своей дальнейшей судьбы под надзором весьма недружелюбно настроенных пехотинцев. А на поле недавней битвы уже вовсю процветали обычные для такого случая дела - сбор своих раненых, добивание чужих и, как бы это помягче выразиться, избавление мертвых неприятелей от всяческих ценных, но им уже не нужных вещей...


Глава 28



Ох, и пришлось же мне писать после этой истории с выходом мерасков на наши коммуникации! Целая серия статей, листовки для солдат, интервью с командиром батальона, с командиром легкоконного полка, с парой отличившихся пехотинцев, несколько фото и зарисовок, запечатлевших горы мертвых тел мерасков и туш их лошадей, портреты героев - пехотинцев и кавалеристов, куча всего еще... Работы было выше крыши, писать все сам я не успевал, поэтому часть писанины с некоторым сожалением спихнул Виннеру. Уж больно вкусный материал открылся, делиться жаба душила. Ну то есть так, придушивала слегка, но все равно...

Как рассказали знакомые штабные офицеры, факт появления крупного неприятельского отряда на наших коммуникациях, в оперативном, можно сказать, тылу, генерал Штудигетт воспринял, можно сказать, философски - война есть война, мало ли что может произойти. Как я понимал, такое спокойствие стало результатом полного провала вражеского рейда, в противном случае много кому пришлось бы познакомиться с генеральским гневом. Но искать, а тем более назначать виновных Штудигетт не стал, а вот разобраться с тем, как такое стало возможным, пожелал очень сильно. Настолько сильно, что назначил расследование, вести которое поручил подполковнику Дельхайе, а меня, когда я под руку подвернулся, определил оному подполковнику помогать, хоть я и попытался отбрыкаться - уж больно не хотелось оставлять Виннеру еще больше вкусняшек. Заодно генерал нагрузил Дельхайе обязанностями моего персонального цензора с правом решать, что именно пригодно к публикации из того, что мы накопаем, и такой оборот тоже меня не порадовал.

А напрасно. Накопали мы такого... Как, оказывается, много интересного можно узнать, если целью допроса ставится только получение сведений, а сохранение жизни допрашиваемого остается делом второстепенным! Процедура, конечно, хм, неаппетитная, но на войне к подобным зрелищам привыкаешь быстро. Вот в процессе таких процедур те самые мераски, которым недавно пришлось поддерживать штаны руками, наговорили и подполковнику на его расследование, и мне не на одну статью. И с моей точки зрения материал был... Ну сами сейчас поймете.

В общем, так. Мераски, которые на нас напали, оказались не просто кочевниками, а 'должниками богов'. Это громкое имя носили неудачники, которым не повезло задолжать шаманам. Шаманы у мерасков составляли три отдельных рода, причем едва ли не самых богатых, и если у кого-то были проблемы с получением помощи от своих родичей, шаманы всегда были готовы прийти на выручку, но не бескорыстно. Интересно, что скот, имущество или деньги они со своих должников не взимали, предпочитая отработку. В мирное время пришлось бы этим должникам пасти стада шаманских родов и выполнять прочую работу, ну а на войне погнали их воевать. Красно-черные повязки на головах, кстати, как раз и отличали этих должников от обычных мерасков.

Чего ради затеяли шаманы свою собственную войну? Именно собственную, предводители обычных родов к этому рейду никакого отношения, как выяснилось, не имели. Вот когда пленники стали отвечать на этот вопрос, самое интересное и началось. Честно сказать, ни я, ни подполковник сначала им не поверили. Но после того, как уже трое не выдержали допроса, а остальные продолжали твердить то же самое, поверить, как ни странно, пришлось.

В общем, шаманы решили, ни больше ни меньше, как то ли призвать на наши головы сверхъестественные силы, то ли с помощью этих самых сил избавить мерасков от уготованной им участи, насчет которой никаких сомнений у кочующих колдунов уже не было. Целью рейда был выход к Барийским горам - сравнительно небольшому горному массиву по правому берегу притока Филлирана, на имперских картах именовавшегося Бариаром. В дальнейшем предполагалось отыскать в этих горах некую пещеру, где якобы живет какой-то не то оракул, не то колдун, не то просто могучий дух или даже бог, в свое время перенесший за Филлиран великого воина Барматургана.

Про Барматургана я помнил из общей истории Эрасса. Барматурган ат-Альран, то есть Барматурган из-за Филлирана, считался основателем нынешней даянской государственности. Тут, правда, среди историков единогласия не было. Большинство имперских авторов, признавая названного деятеля лицом, реально существовавшим, походя посмеивались над даянскими сказаниями о том, как мудрого правителя и великого полководца принес им ветер богов, некоторые же историки из Империи вообще отрицали историчность Барматургана, как раз из-за тех самых сказаний. Изюминка ситуации в том, что столь чтимый даянами Барматурган был самым что ни на есть настоящим мераском! Собственно, чтят его и мераски, хотя для них он больше пример личного успеха, ну заодно и повод лишний раз подчеркнуть свое превосходство над соседями - дескать, мы вам, убогим, вашего же правителя дали. Сомнительный, конечно, повод - когда Барматурган основывал даянам государство, сами мераски пребывали еще в полной дикости, по сравнению с которой и нынешний-то их уровень можно считать одной из вершин прогресса. Как я понимаю, среди своих сородичей тому Барматургану развернуться никакой возможности не было, вот и подался он к соседям. А теперь шаманы, накурившись или нанюхавшись уж не знаю чего, решили повторить путь Барматургана и с помощью того самого оракула-колдуна-духа-бога попасть к даянам не на правах вынужденных переселенцев и беженцев, а прямо-таки заменить собою 'великую даянскую вежу' и немедля привлечь соседей к войне против Империи.

Описывать в подробностях реакцию генерала на наш совместный с подполковником доклад я не стану. Все-таки генерал от кавалерии - это не последний в Империи человек и рассказывать, как он совершенно неприлично ржал (да-да, именно ржал, а никак не смеялся), как перемежал это ржание самыми скабрезными словечками, как утирал платком слезы, выступившие от долгого смеха, было бы проявлением вопиющего и ничем не оправданного непочтения к столь высокопоставленному и заслуженному военачальнику.

Под такое хорошее настроение я без особого труда выудил у генерала отмену едва введенной цензуры. В конце концов, никаких особых военных секретов я не выбалтывал, мераски уж совершенно точно имперских газет не читают, а что писать и что не писать с точки зрения пропаганды, лучше меня тут вообще никто не знает. Так что различные варианты историй в духе 'мы к ним с пушками, локомобилями и дирижаблями, а они на нас с замшелыми легендами и дремучими поверьями' буквально наводнили имперскую прессу, после чего вопрос 'а стоит ли оставлять землю тем, кто мало того, что не может ее правильно использовать, так еще и защитить не в состоянии?' для имперской читающей публики можно было считать с повестки дня снятым ввиду очевидности отрицательного ответа. Другое дело, что у той же публики пока не был сформирован однозначно положительный ответ на вопрос 'стоит ли крестьянам переселяться со старых имперских земель в бывшую Мераскову степь?', а без этого считать свою миссию выполненной я не мог. Нет, пару солдат - выходцев из крестьян я старательно проинтервьюировал, но единственным, что удалось из обоих извлечь, были рассуждения на тему непаханой целины, которая, как только за нее возьмутся по-настоящему, полыхнет просто-таки невероятным урожаем. Пришлось отписать Петрову-Кройхту, чтобы он привлек пару-тройку агрономов и организовал соответствующие публикации с их авторитетным мнением. Не мне же одному корячиться, хе-хе...

- Это что же, Феотр, наши солдаты погибли из-за таких глупых поверий? Да и сами мераски тоже? - за всеми моими делами не хватало даже времени толком поговорить с женой, а когда, наконец, поговорили, Лорка не сразу и поверила.

- Тебя-то тут что удивляет? - поинтересовался я. - Саму из-за таких же поверий похитить пытались.

- Да... - задумчиво протянула Лорка. - Правильно, что землю у них отберем. Скорее бы уж война кончилась. Поедем с тобой в Вельгунден, не была там ни разу, интересно же... - Лорка мечтательно улыбнулась. - Что это? - вдруг встревожилась она.

- Где? Что? - после того, как нам пришлось постоять внутри пехотного каре, всяческие неожиданности я и сам готов был воспринимать с тревогой.

- Там, - Лорка показала рукой. Хм, а ведь и правда, что-то похожее на конную колонну, было заметно. Ну и глазищи у любимой жены! По счастью, мои глаза сейчас могли быть дополнены биноклем, каковым я и воспользовался. Действительно, из-за невысокого кургана в нашу сторону выходила немалой численности кавалькада, над которой во множестве трепетали знамена незнакомых расцветок. Испугаться по-настоящему я не успел, поскольку первые ряды явно состояли из наших недавних спасителей - имперских легкоконников. Серо-коричневые шинели, кепи с красными околышами и черно-золотистые флюгера на пиках спутать с чем-то другим было бы очень сложно. Когда я обрисовал ситуацию Лорке и дал ей самой посмотреть в бинокль, мы решили подождать и все-таки удовлетворить свое любопытство.

Мы и замерзнуть толком не успели, как уже смогли разглядеть подробности. Большинство поравнявшейся с нами колонны составляли, как ни странно, кочевники, вот только на поднадоевших уже мерасков похожи они не были. Яркие разноцветные одеяния непривычного фасона, высокие колпаки, обмотанные шелковыми тюрбанами, роскошное убранство лошадей и чуть ли не у каждого третьего в руках какое-нибудь знамя, тоже яркое и вычурное, у кого с причудливым орнаментом, а у кого и с изображением какого-нибудь зверя или птицы. В голове и хвосте колонны шли по четыре ряда наших легкоконников, по бокам сопровождение было совсем уж малочисленное. В глаза бросалось обилие офицеров и трубачей среди наших кавалеристов, и даже эскадронный штандарт. От колонны отделился и направился в нашу сторону лейтенант, знакомый мне по недавнему бою.

- Посольство великой даянской вежи к высокопревосходительному генералу от кавалерии! - провозгласил лейтенант, козырнув настолько лихо и молодцевато, что когда я в ответ подбросил ладонь к козырьку, мое движение повторила и Лорка, в общем-то, совершенно не обязанная отдавать воинское приветствие как вольнонаемная служащая.

- Присоединиться к вашей кавалькаде можно? - поинтересовался я. Уж больно не хотелось пропускать такое историческое событие.

- За нами - пожалуйста, - лейтенант, оказавшись причастным к такому серьезному делу, был преисполнен важности, - но не ближе сотни шагов, прошу меня извинить.

М-да, дипломатический протокол, чтоб его... А что делать, будем соответствовать. Пропустив колонну мимо и дождавшись, пока между нею и нами образуется установленная дистанция с некоторым запасом, мы пустились вслед с той же солидной неспешностью, с какой двигалась и сама посольская кавалькада.

С даянскими послами генерал беседовал довольно долго. По счастью, я уже успел обзавестись многочисленными знакомствами среди офицеров штаба, так что эти почти три часа мы с Лориком провели не на улице, а в одной из штабных палаток, где нас даже поили горячим чаем и кормили бутербродами с копченой колбасой. Хлеб был хоть и из муки грубого помола, зато довольно свежим, колбаса жестковатой, но ароматной, а чай вообще выше всяческих похвал, так что думать под такой перекус получалось неплохо.

Значит, даяны поняли, что обсуждать вопросы миграции мерасков на их территорию надо с Империей. Впрочем, это понять большого ума не надо. К выдавливанию мерасков за Филлиран наши уже приступили, хотя сплошной блокады долины пока установить и не удалось, а кто-то из кочевников рванул через реку в инициативном, так сказать, порядке, не дожидаясь понукания со стороны имперских войск. Соответственно, даянам эта миграция с ходу начала создавать проблемы, вот они и ищут пути их решения, и ищут как раз там, где надо. Хотя, кто их знает, могли одновременно и с мерасками переговоры начать. Но тут для даянов имелась разница - если с мерасками они могли решать, кого и куда направить, то в самом вопросе миграции через Филлиран говорить с мерасками никакого смысла не было, потому как не решали они здесь ничего. Вот даяны и пришли к тому, кто решал.

Вспомнив историю с попыткой мерасков похитить Лорку, я мстительно подумал, что не хрен тогда даянам было затевать свои хитрые игры. Расплачивайтесь теперь, причем уже по совсем другому тарифу. С повышающим коэффициентом, хе-хе. Но пока я раздумывал, чем именно придется даянам платить, что в этом плане предложат Империи они сами, и, что самое важное, о чем они будут Империю просить, а заодно прикидывал, как бы мне все это узнать, появился генеральский адъютант и передал мне приказ генерала сей же час явиться пред его светлые очи. Повел меня адъютант, впрочем, не в генеральскую палатку, а в другую. Однако же именно в ней и ждал меня генерал Штудигетт.

- Вот что, инспектор, - сразу перешел к делу генерал, едва услышав от меня уставное приветствие, - даяны передают нам оба острова на реке за две тысячи кройсов. Еще за десять тысяч кройсов они уступают земли по левому берегу Филлирана в его излучине. Очищать их от мерасков - наша забота, - генерал нетерпеливо щелкнул пальцами, и тут же один из присутствовавших офицеров развернул передо мной карту, показав, о каких землях идет речь. Что ж, более чем неплохо. Мало того, что Империя выпихивала мерасков за Филлиран, она практически получала почти что полный контроль над рекой по всему ее течению вдоль новой, теперь уже даянской, границы. И все это за сто сорок четыре тысячи лассов золотом - не так чтобы очень уж и дорого.

- Эти условия я получил от его величества и от его имени выставил даянам. Обсуждению они не подлежат, - выждав несколько мгновений, чтобы я успел понять, насколько все серьезно, генерал продолжил: - Даяны отправили гонцов получить согласие своей великой вежи. Когда они подтвердят принятие условий, я сообщу его величеству сам, и в газеты это попадет помимо вас.

Ну что ж, генерал в своем праве - особу императора представляет тут именно он как главнокомандующий. Но видя, что Штудигетт не закончил, я не стал убирать с лица выражение приличествующего моменту внимания. И не ошибся.

- От вас же мне требуется вот что, - генерал хищно усмехнулся, - даяны попросили, чтобы мерасков на их берег перешло поменьше. Просьбу я удовлетворю. На нашем, - Штудигетт первый раз назвал правый берег Филлирана нашим, - берегу никого не оставим, но артиллеристам придется потратить побольше шрапнелей, а воздухоплавателям - бомб. А вы, - на этот раз генерал усмехнулся уже откровенно весело, - потратите побольше слов, призывая войска не расслабляться и не проявлять излишней жалости. Если что, супруга вам поможет. Передайте госпоже Миллер это как мою личную просьбу.

А что, и передам. Лорке, пожалуй, такое внимание со стороны аж самого командующего приятно будет...


Глава 29



Да уж, много чего успел я на этой войне повидать. В бою сам поучаствовал, постреляв из глубины пехотного каре, конный бой видел вблизи, на походный быт вообще так насмотрелся, что надоело уже до не знаю какой степени... Недавно вот довелось видеть, как работает артиллерия. Генерал Штудигетт взялся исполнять договоренности с даянами, и две батареи получили приказ обстрелять один из бродов в момент прохождения большой толпы мерасков со скотом, повозками и навьюченными лошадьми. Разумеется, наблюдал я это в бинокль с более-менее безопасного расстояния. Звуковое сопровождение было мне по этой причине недоступно, но я так и представлял, как орут и вопят мераски, ржут лошади, блеют овцы, как глухо хлопают над ними шрапнели, раскрываясь смертоносными цветами, как свищут стальные шарики, как они с мерзким чавканьем и хрустом впиваются в живую плоть, как трещат ломающиеся повозки... В общем, то что я видел, очень способствовало развитию творческой фантазии на тему звуковых эффектов. И хорошо, чтоживьем я их не слышал, на фиг такое счастье. А без этих звуков в бинокль все выглядело не так уж и страшно - ну, падают люди и лошади, ну, пытается кто-то сойти с линии смерти, в которую превращается брод, и беспомощно барахтается в воде. Недолго, впрочем, барахтается - вода-то холодная...

Разок видел в действии ракетную батарею. Ну прям как 'катюши' в военной кинохронике! Помню, в одной книге попалась на глаза картинка с изображением ракетного станка наполеоновской эпохи. Убожество, блин, какое-то - здоровенная тренога с одной-единственной ракетной трубой. У нас тут все по-взрослому - на станке типа пушечного лафета шестнадцать труб в пакете четыре на четыре. Полный залп идет за четыре секунды, про эффекты я уже говорил, но повторюсь - огненные хвосты и душераздирающий вой не отличить от Второй мировой в нашем мире. На мерасков, как я понимаю, ракетное оружие воздействовало самым деморализующим образом, да еще для усиления этого воздействия Штудигетт приказал использовать ракеты по возможности в темное время суток. Приказ этот лишал меня возможности рассмотреть даже в бинокль, что происходит с мерасками под таким обстрелом, так что тут приходилось надеяться только на фантазию.

Насмотревшись на все это, я подал на имя генерала Штудигетта рапорт с предложением ограничить, вплоть до полного прекращения, артобстрелы и бомбардировки при прохождении бродов стадами скота и повозками, в которых мераски везли свои семьи и пожитки, и, наоборот, стрелять и бомбить на пределе возможностей, когда броды заполняются всадниками, то есть мужчинами. Руководствовался я не только и не столько элементами (или уже остатками?) принятых в мое время понятий о гуманизме на войне, сколько сугубо прагматическими соображениями, которые и изложил в рапорте. Чем меньше среди выживших мерасков останется мужчин, тем быстрее даяны разберут себе их женщин, а с учетом патриархальности кочевников дети от смешанных браков вырастут именно даянами, а никак не мерасками. И тогда потерявший свою землю народ исчезнет, и некому в следующих поколениях будет стремиться к мести или, не к ночи будь сказано, восстановлению исторической справедливости в их понимании. Считайте меня хоть людоедом, но уж согласитесь, по сравнению с известным приказом генерала фон Трота мой рапорт - просто эталон гуманизма. (1)

Генерал Штудигетт моими соображениями проникся и уже позавчера войскам поступил соответствующий приказ. В нем, правда, отдавался на усмотрение командиров вопрос о том, как поступать со смешанными колоннами из всадников, повозок и скота, зато Штудигетт распорядился отпустить из плена всех женщин и детей мерасков, и велел им передать своим вождям обещание не стрелять, когда реку будут переходить только стада и повозки.

Я, понятно, тут же накатал и оперативно отправил на телеграф пафосную статью о том, что Империя с женщинами и детьми не воюет, всячески расписывая неизмеримое человеколюбие генерала и скромно умалчивая о том, какую роль в таком торжестве гуманизма сыграл я сам, как и о том, для чего на самом деле все это было затеяно.

Впрочем, численность мужчин у мерасков стремительно сокращалась и без обстрелов бродов. Несколько раз мераски пытались атаковать нас, уж не знаю зачем - то ли вырваться обратно в степь хотели, то ли старались выиграть время для переправы... Как я уже говорил, против превосходства в огневой мощи не пляшут ни личная храбрость, ни упорство обреченных, да вообще ничто не пляшет. Канониры ставили шрапнели на картечь - и пехотинцам оставалось только давать дружные винтовочные залпы, пока перезаряжали орудия, до штыков так ни разу и не дошло.


(1) Адриан Дитрих Лотар фот Трота (1848-1920) - германский генерал, в 1904-1905 гг. главнокомандующий и губернатор в Германской Юго-Западной Африке (совр. Намибия). Руководил подавлением восстания племени гереро в 1904 г. В ходе восстания был момент, когда гереро укрылись от немцев в пустыне. Быстро осознав свою ошибку, они пытались выходить из пустыни, но немецкие войска встречали их огнем. И тогда фон Трота издал приказ, с одной стороны, прямо запрещавший стрелять в женщин и детей гереро, поскольку это несовместимо с солдатской честью, а с другой стороны, предписывавший вести огонь поверх голов и разъяснявший эффективность таких действий для того, чтобы загонять гереро обратно в пустыню. То есть гуманизм фон Трота проявил исключительно по отношению к своим солдатам, избавив их от мук совести за убийства женщин и детей, все равно обреченных на смерть в пустыне.


В общем, и насмотрелся я всякого, и поучаствовал во многом, осталось попробовать только одно - полет на дирижабле с видом на войну сверху. Нет, разумеется, про дирижабли на войне я писал, но со слов либо самих воздухоплавателей, либо армейцев, видевших их работу с земли, а вот самому полетать так пока и не пришлось, хотя, конечно, очень-очень хотелось. Но мечты иной раз имеют свойство сбываться, и сейчас я как раз направлялся к месту, откуда вылететь к долине Филлирана должен был малый дирижабль, по документам числившийся под номером тридцать седьмым, но своей командой именовавшийся 'Селли'. Почему-то официально имперские дирижабли имели только номера, а неофициально командиры давали им почти исключительно женские имена.

Впрочем, а почему это 'я направлялся'? Направлялись мы втроем - я, Лорка и мой денщик Бенте. Отговорить Лорку от полета на дирижабле я решительно никаких способов не видел, а Бенте должен был забрать наших лошадей, а потом привести их обратно.

Предстоящий полет вызывал во мне двойственные чувства. С одной стороны, на колбасе, наполненной водородом (с его-то легковоспламеняемостью!) попасть на небеса можно было в том самом смысле, в каковом делать этого совершенно не хотелось бы, что, честно говоря, пугало. С другой - у нас же цеппелины летали на водороде аж до конца тридцатых годов и ничего, катастрофы с пожарами не так уж часто и случались. Про 'Гинденбург' не надо, точно известно, что это была диверсия. Зато Лорка, не отягощенная такими познаниями, перспективе подняться в небо искренне радовалась. Да уж, точно говорят: 'Меньше знаешь - крепче спишь'. Впрочем, чем дальше, тем больше лоркина радость передавалась и мне. А что? Война скоро закончится, мерасков за Филлиран выгоним, мы с Лоркой вернемся ко мне в Вельгунден... Ну вот как тут не полетать на дирижабле? Потом же всю жизнь жалеть буду!

Нашу с Лориком радость не сильно омрачало и вчерашнее известие о тяжелом ранении ротмистра Киннеса. Сыгравший в нашей жизни не последнюю роль офицер получил пулю в голову, позавчера его отправили по воздуху в Коммихафк, но как сказал знакомый корнет из его полка, шансов выжить практически не было, чудом приходилось считать, что ротмистр был еще жив, когда его грузили в дирижабль.

- А знаешь, - сказала вдруг Лорка, - Киннес мне выйти замуж предлагал... - Ни хрена себе, какие подробности!

- Через два месяца после того, как ты уехал, - продолжила она, грустно усмехнувшись. - А когда я отказала, так и не приходил больше, пока твоим сватом не приехал.

Да уж... И ведь мало того, что ни словом не обмолвился, так еще и вел себя так, что никто бы и не подумал! Уважаю. И жалко, конечно. Вернусь в Коммихафк, надо будет узнать точно, что и как. Если корнет не ошибся с печальным прогнозом, то и на могилку сходить поклониться...

Но это было вчера, а сегодня мы летели на дирижабле. Поднявшись на борт воздушного корабля, мы представились его командиру, командор-лейтенанту Борлейсу (звания в воздушном флоте употреблялись флотские), затем уже Борлейс взаимно представил нас и своего штурмана лейтенанта Хирта. Борлейс с Хиртом были единственными офицерами в экипаже, остальные пять человек носили старшинские нашивки - рулевой, радист, два моториста, один из которых старший, и бомбардир. Все они по очереди назвались, но их фамилий я, увы, не запомнил. Дальше командир ознакомил нас с перечнем того, что можно и что нельзя во время полета. Ничего сложного: можно было занять места на не шибко удобных откидных сиденьях, можно было выполнять все приказы командира, можно было испрашивать разрешения командира на любое действие, если командир не сильно занят, нельзя - все остальное. Пока заканчивалась подготовка к полету и эти суровые правила еще не начали действовать, я решил осмотреться. Все-таки изнутри я видел воздушный корабль впервые, так что интерес мой был вполне оправданным.

Дирижабль построили по полужесткой схеме, то есть в длинную жесткую ферму встроили гондолу и моторы, а сверху прикрепили матерчатую оболочку с матерчатыми же газовыми баллонами. В передней остекленной части гондолы размещались места командира и штурмана, а также те самые откидные сидушки для пассажиров. Сразу за офицерскими местами стояла тумба с рулевым колесом самого что ни на есть корабельного вида, затем два ряда стеллажей с аккуратно уложенными бомбами. Приглядевшись, я понял, что стеллажи складные и в сложенном виде как раз оставляют место для груза или носилок с ранеными. Ну и уже в корме размещались два движка, от которых шел привод на винты, смонтированные снаружи по бортам. дальше за брезентовой ширмой располагался гальюн. Удобно, однако.

Все бы ничего, но вот сама несущая ферма вызвала у меня не то чтобы опасения, но, скажем так, некоторые сомнения. Нет, я, конечно, понимал, что дело свое господа инженеры, проектировавшие сие чудо техники, знали, но вот вид конструкции, собранной на болтах из стальных уголков и деревянных брусьев, как-то настораживал. Ну так, самую малость. За прочность фермы я не переживал, но вот вес... Насколько сильно потянет он всех нас вниз, случись что с целостностью баллонов? Но изменить тут что-либо было не в моих силах, и потому я прогнал от себя неуместные мысли, чтобы проще и легче принять неизбежное.

Тем временем с предполетной подготовкой закончили, командир приказал запустить моторы на холостой ход, и я почувствовал, что наш корабль разворачивается. То есть не сам по себе разворачивается, а его разворачивает наземная команда. Еще полминуты - и заложенные уши наглядно подтвердили, что дирижабль весьма быстро набрал высоту. Хороший зевок помог устранить неприятное ощущение и стало слышно, что изменился звук работы движков - ага, стало быть, включили сцепление.

Моторы быстро наполнили гондолу слегка приторным запахом выхлопных газов и глуховатым рокотом, а с учетом того, что нюхать и слушать все это приходилось, сидя на жестких и вообще неудобных откидных скамейках, то приходилось признать, что над обеспечением комфорта для экипажей и пассажиров конструкторам воздушных кораблей стоило бы поработать куда более тщательно, чем у них это пока что получалось.

Однако же один плюс у пассажирских сидений при всех их недостатках все же нашелся - обзор с этих мест оказался уж больно хорошим, так что не сильно печалило и то, наши места располагались по бокам от командира и штурмана, то есть оба офицера сидели между нами с Лоркой, и пообщаться с женой во время полета возможности не имелось.

А жаль - было бы о чем поговорить! Даже пасмурная погода не смогла испортить впечатление от открывшегося нам вида. Живая топографическая карта расстилалась под нами, оживляемая еле ползущими по ней слегка извивающимися змейками, как воспринимались с высоты пешие, конные и гужевые колонны, обходящие периодически попадающиеся на пути препятствия, как правило, большие лужи, образовавшиеся в результате недавней оттепели, а сейчас покрытые тонким неверным льдом. Что ж, значит, и бомбардировку будет видно столь же хорошо.

Но вот тут я ошибся. Бомбили мы в режиме зависания над целью - как раз одним из отходивших к Империи островов, где мераски устроили что-то вроде промежуточной остановки по пути на тот берег - и из-за того, что наши бомбы рвались прямо под нами, с моего места взрывы видны не были. Зато удалось посмотреть работу бомбардира. Собственно, прицеливался для бомбометания и определял момент сброса бомб штурман, а удерживал дирижабль на месте командир, по приказам которого мотористы регулировали обороты двигателей, а рулевой подкручивал вправо-влево штурвал. Бомбардир все это время стоял наготове возле бомбовых стеллажей, предварительно, по команде все того же штурмана, открыв бомбовые люки.

- Сброс по одной! - громко крикнул штурман. Бомбардир коротким движением дернул вниз рычаг на стеллаже левого борта, нижняя полка сложилась, сбросив в заранее открытый люк бомбу. Ага, если бы весь стеллаж опорожнил, наш кораблик полегчал бы на шестьсот кило разом, и подбросило бы его вверх со всеми положенными эффектами и заложенными ушами. А так - скинули сотку и ничего, слегка приподнялись, но именно что слегка.

Рулевой по приказу командира тронул штурвал, дирижабль подался вправо и штурман вновь скомандовал 'сброс по одной'. Так повторялось, пока стеллаж левого борта не опустел, затем пришла очередь стеллажа правого борта, и все пошло по второму кругу, с той лишь разницей, что после сброса каждой бомбы командир приказывал рулевому отводить дирижабль левее. Как я понял, делалось это для того, чтобы все бомбы не попадали в одну точку, а ложились с некоторым разбросом, обеспечивая большую площадь поражения.

Когда номер тридцать седьмой (или, если угодно, 'Селли', кому как больше нравится) лег на обратный курс, я смог увидеть последствия всего, чему только что был свидетелем. Воронки от бомб довольно равномерно распределились по острову, среди них валялось что-то, что при известной фантазии можно было определить как конские и человеческие тела или, по крайней мере, их фрагменты. Да уж, мастерство не пропьешь...


Глава 30



Бли-и-и-ин... Больно-то как... Я попытался пошевелиться и тут же понял, что зря. Жуткая боль, охватившая, казалось, меня всего, заставила горько пожалеть об этой необдуманной попытке. Что ж, нет худа без добра - вернувшись в неподвижное состояние, я через некоторое время смог хотя бы определиться, где же у меня болит по-настоящему.

Рука. Правая, что особенно неприятно. Локоть и предплечье как будто горели. Черт, кажется, руку я сломал.

Нога. Левая. Точнее, левое колено. Ныло, как будто внутрь коленной чашечки запихнули что-то лишнее.

И до кучи - шея. Нет, не сломал, а то вряд ли сейчас был бы способен об этом думать. Скорее всего просто стукнулся, но уж больно, мать его, качественно.

Короче, ощущения - только врагам и желать. Тут же напал смех, но больная шея заставила уняться - нафиг-нафиг, потом поржу. С чего, спросите, было ржать? Ну как же, я, вроде, еще живой, а ощущения - как у четвертованного, ахха-ха, мать его... больно, черт! (1)

Кстати, а где я? И как сюда попал? И почему лежу на чем-то твердом? Я вообще-то сейчас на дирижабле лечу... Или должен лететь?


(1) Четвертование - это именно разруб человека на четыре части. В процессе представления последовательно отсекались правая рука (по локоть), левая нога (по колено) и голова. Так что черный юмор г-на Миллера в данной ситуации вполне уместен.


Ох же, черт... Вспомнил. Мы удачно долетели и отбомбились, а вот на обратном пути начались проблемы. Сначала забарахлил левый движок, и для осмотра и ремонта его пришлось остановить. Идти на одном моторе, а главное, на одном пропеллере, оказалось тем еще геморроем - корабль все время норовило занести влево, командир и рулевой компенсировали занос периодическим подворачиванием вправо, в итоге наш 'тридцать седьмой' постоянно рыскал в стороны, от чего скорость сильно снижалась. Похоже было, что засветло вернуться мы не сможем, но не зря же по степи расставляли маяки с масляными фонарями. Однако же надеялся я напрасно, быстро выяснилось, что остановка одного мотора - не единственная и уж точно не самая большая наша проблема на сегодня. Уже через полчаса мы попали под ледяной дождь - самый, пожалуй, гадкий вид осадков. Быстро обледеневший дирижабль резко потяжелел, командор-лейтенант Борлейс приказал слить всю воду, которую мы несли в качестве балласта, но помогло это не шибко - высота полета критично снизилась. А дальше проблемы пошли строем и с песнями...

Останавливается правый пропеллер - видимо, из-за обледенения что-то там произошло с трансмиссией. Правый мотор тоже пришлось остановить. Запускаем левый - но он снова идет вразнос, так что сразу же останавливаем и его. Штурман докладывает, что ветер несет нас в направлении Барийских гор, а в сочетании с падением высоты такой оборот смотрится реальной смертельной угрозой. Командир и рулевой прилагают титанические усилия, чтобы превратить наш дрейф в какое-то подобие управляемого полета, подправляя движение рулями, но много ли они так смогут?

Радист дробно стучит ключом, рассылая по эфиру призывы о помощи. Ого! Явственно слышу три точки, три тире и опять три точки - самый настоящий SOS! Не иначе, попаданцы прямо перенесли привычный сигнал на местную почву. И тут же становится не до умозаключений... Удар в правый борт, мерзкий хруст пробитой фанерной обшивки и ломающихся деревянных частей несущей фермы. Дирижабль резко качается, и, не успев даже вскрикнуть, в пробоину выпадает бомбардир.

Нас крутит и следующий удар приходится в левый борт - должно быть, ветер в горах завихряется и постоянно меняет направление. С громким треском отламывается хвостовая часть гондолы, вместе с обоими моторами и мотористами.

Командир приказывает всем встать по бортам и держаться за конструкции фермы, ничего больше нам не остается, если только молиться. Мы с Лоркой и командиром стоим на левом борту, штурман с радистом и рулевым - на правом.

Нас бьет о скалы еще и еще. Командира рядом с собой я уже не вижу. Лорка... Стоп! Лорка. Где Лорка?!

Кажется, про Лорку я сказал вслух, потому что мне на лоб сразу легла сухая теплая ладошка и самый приятный на свете голос произнес:

- Я здесь, Феотр.

- Мы... где?.. Ты... как?.. Со мной... что? - кое-как произнес я.

- Мы в пещере. Я тебя сюда затащила. Я ничего. А ты... - ее голосок дрогнул.

- А что я?

- У тебя рука сломана. Правая. Я тебе лубок сделала из чего нашла. И левая коленка распухла, я лед прикладывала, сейчас еще принесу.

- Подожди, - остановил я жену. - У меня шея болит еще. Не посмотришь?

Лорка осторожно, стараясь не делать резких движений, приподняла меня за плечи, посмотрела и даже бережно потрогала.

- Вроде ничего не видно, - с некоторым сомнением отметила она. Ну и ладно. Значит, просто стукнулся.

Дальнейшие расспросы внесли хоть какую-то ясность. Лорку после очередного удара выбросило наружу, она скатилась по склону к входу в эту пещеру, потом поднялась к остаткам нашего дирижабля. Вниз катиться ей было легко и не опасно - под тоненькой коркой льда снег лежал толстым слоем, так что Лорка только слегка поцарапала лицо льдышками, а вот подниматься вверх ей пришлось долго. Командира, рулевого и радиста она нашла уже мертвыми, штурмана не видела вообще. Отрезав кусок мягкой оболочки дирижабля, Лорка уложила меня на него и сначала как на санях спустила вниз, а потом волоком затащила сюда.

- Спасибо, милая. Ты меня спасла, - только и смог сказать я. Ну а что тут еще скажешь?

- Ну, ты же меня спасал, - улыбнулась Лорка. - теперь вот я. Еда у нас есть...

- Твоя сумка? - понимающе усмехнулся я.

- Она самая, - со смехом ответила супруга.

Да уж, не думал я, когда подтрунивал над Лоркой, прихватившей в дирижабль одну из своих седельных сумок, как раз с провизией, что нам это пригодится.

- Я еще взяла ранцы с пайком команды, - похвасталась Лорка. М-да, народная запасливость на грани хомячливости - это вам не за ухом почесать.

- Вот и хорошо, - похвалил я жену, - радист успел передать сигнал бедствия. Нас искать будут, и, если снег или дождь не пойдут, найдут по следам волочения. А пока ищут, поедим. Только дай я сначала устроюсь поудобнее...

Кое-как приподнявшись на левой (черт, неудобно-то как!) руке, занялся самолюбованием. Если, конечно, это можно было бы так назвать, учитывая, на что именно я, так сказать, любовался... Правую руку ниже локтя украшала конструкция из обломков фанеры и какой-то дощечки, стянутая кусками ткани, подозрительно похожей на оболочку дирижабля. Левая штанина разрезана, через разрез видно распухшее и покрасневшее колено. Шинель расстегнута, но мне не холодно. Да и не настолько темно, кстати. Странная пещера...

Следующие минут десять прошли в действиях по улучшению комфортности моего положения, предпринятых Лоркой под моим мудрым руководством. Жена соорудила мне повязку, чтобы подвесить сломанную руку на груди. Так даже лежать удобнее, а если с коленом улучшится и смогу встать, то еще лучше. Потом пристроила мне под голову ранец, один из тех, что подобрала среди обломков нашего дирижабля. Ну вот, так уже получше.

- Что за пещера вообще? - не выдержал и все-таки спросил я, хотя ясно же было, что внятного ответа у Лорика не будет.

- Не знаю, - Лорка пожала плечами. - я бы ее и не заметила, если бы прямо к ней не подкатилась. Тут хорошо, тепло, сухо...

Слишком тепло и слишком сухо, сказал бы я.

- Камней никаких у входа ты не видела?

- Не видела. А зачем нам камни? - удивилась Лорка.

- Вход заложить. Нашла ты пещеру, смогут и мераски найти, если что. Я все-таки предпочел бы, чтобы первыми нас нашли не они.

- Здесь проход узкий и два раза поворачивает, - деловито отчиталась жена, - и от входа не видно, что тут светлее. Я сама не сразу увидела. Сначала тебя затащила, потом сходила посмотреть, что дальше, и вот тут уже нашла место получше.

- И опять меня волокла? - ничего себе, силушка у моей супруги!

- Ну а что? - улыбнулась Лорка. - Тут теплее, там холодно и сыро. Не могла же я там тебя оставить!

Господи... Как же мне с ней повезло...

- А что за узкий проход? - продолжил я.

- Двое в ряд пройдут и то кое-как. Первый поворот крутой очень, я тебя там еле протащила, второй уже не такой, и после него проход расширяется.

Так себе позиция, честно говоря... Если только засесть на этом первом повороте и стрелять из-за угла в тех, кто полезет снаружи в узкий проход? А потом, в случае чего, отступить за второй поворот? Пожалуй, что так, ничего другого не придумаешь.

Поделившись своими соображениями с Лоркой, я неожиданно получил в ответ маленький шедеврик тактической грамотности.

- Там оба поворота направо, только я смогу стрелять, у тебя же правая рука пока не работает, - уточнила жена. - Сейчас пойду тебе за льдом, заодно и набросаю у входа льдышек, чтобы под ногами хрустели, если кто пойдет.

- С льдышками ты хорошо придумала, - похвалил я жену. - А стрелять-то у нас найдется из чего? - хрен, конечно, дождешься, чтобы у Лорика, да не нашлось, но на всякий случай решил уточнить.

- Обижаешь, - довольная жена показала оба ружья - свое и мое, мой револьвер и тут же добавила: - А вот и еще, - махнув рукой в сторону аккуратно сложенных еще нескольких винтовок, таких же, как у нас с ней, штук, кажется, четырех кобур с револьверами и целой кучи патронных подсумков. Не иначе, на обломках дирижабля прихомячила, - подумал я и не ошибся.

- Подобрала... - на мгновение погрустнев, Лорка не стала уточнять, где именно. Да и так понятно. И то, что грустно ей, тоже понятно.

- Молодчинка, - добавил я ей позитива. - Все правильно. Нельзя оставлять исправное оружие на поле боя.

Лорка гордо подбоченилась, а я представил, как она со своим отнюдь не богатырским сложением тащит на куске ткани меня, кучу стволов с патронами и ранцы со жратвой. Да уж, где бы сейчас был без Лорки? Тут же представил, где именно и в каком виде был бы. Не понравилось...

Тем временем в пещере заметно потемнело. Вот как, значит, свет здесь как-то проходит снаружи? Черт, и не видно, откуда... Впрочем, а что изменилось бы, если было бы видно?

Потихоньку потянуло в сон. Этого еще не хватало! Следующие минут двадцать мы с Лориком убили на обсуждение, кто и когда будет спать, а кто сторожить. Понятно, я хотел быть хоть чем-то полезным и пытался отстоять свое право на несение сторожевой службы. Понятно и то, что лоркины позиции в открывшейся дискуссии были куда сильнее моих - супруга не преминула отметить и мои телесные повреждения, и мою леворукость, не способствующую в наших условиях стрельбе из-за угла. В общем, пришлось мне амбиции поумерить и сошлись мы на том, что спим и дежурим по очереди, но все же я больше сплю, а Лорка больше сторожит.

Потом жена меня лечила, прикладывая лед к распухшему колену. Не скажу, что резко стало лучше, но да, полегчало малость. Вот только если у меня там не только ушиб, но и что-то посерьезнее, поможет это мало. Однако же в имеющихся обстоятельствах мое мнение по этому поводу не особо волнует даже меня. Хотя оставаться инвалидом ну о-о-очень не хотелось бы...

- Может, поедим? - в лоркином голосе помимо вопроса угадывалась некоторая мечтательность. Ну да, война войной...

Проведя тщательную ревизию имевшихся продовольственных запасов, мы быстро убедились, что наше меню на ближайшее время особым разнообразием отличаться не будет. У Лорика в сумке вообще имелся только стандартный армейский НЗ - ржаные сухари, гороховая колбаса (2) и соль. Воздухоплавателей снабжали намного лучше - в их ранцах кроме все тех же гороховых консервов нашлись и тушенка, и новомодные галеты, и завернутое в промасленную бумагу сало, уже порезанное тонкими ломтиками, и даже чай и сахар. Еще Лорка присвоила флягу, открыв которую, я сразу учуял характерный спиртовой запах. Особого энтузиазма у меня это не вызвало, потому что сразу вспомнились неодобрительные слова Петрова-Кройхта о местной водке, но в наших условиях и выбирать не приходилось, и само наличие крепкого алкоголя стоило считать все-таки плюсом.


(2) Гороховая колбаса - варево из гороховой муки, приправленное растительным маслом, чесноком, солью и специями. Использовалось как консервы или полуфабрикат для варки горохового супа в немецкой и русской армиях XIX-XX вв.


Я пробурчал что-то на тему вредности поедания всего этого всухомятку и в холодном виде, но Лорку на кривой козе не объедешь - проследив направление, в котором указывал изящный пальчик супруги, я увидел стопку деревянных и фанерных обломков.

- Я что, так долго был без сознания, что ты успела столько всего натащить? Или ты все это вместе со мной волокла? - хозяйственными талантами жены я был восхищен и скрывать этого не собирался.

- Да нет, недолго, - улыбнулась Лорка. - С горки спустить и тебя, и все это легко было, а вот в пещере я, если честно, сначала тебя сюда затащила, а потом уже оружие, еду и дрова.

Спички нашлись у тех же воздухоплавателей. Лорка вскрыла две банки - одну с гороховой колбасой, другую с тушенкой, поставила их рядышком и аккуратно обложила кусочками фанеры. Оставалось только зажечь спичку и положить ее в нижнюю часть фанерной укладки. Вытащив из коробки спичку, Лорка уже приготовилась взмахнуть ей, как пещера наполнилась звуком. Он раздавался как будто отовсюду, и мы не сразу поняли, что это голос, отдаленно похожий на человеческий, и вещает он нам на нормальном имперском языке:

- Пожалуйста, не надо зажигать огонь.


Часть четвертая. Последний выбор



Глава 31



- Это почему? И кто вы вообще такой? - считается, что отвечать вопросом на вопрос невежливо, но ничего другого в голову мне не пришло. Лежишь тут, травмированный, на стрессе, опять же, хочешь поесть по-нормальному, а тебе тут: не надо огня! Да еще и неизвестно кто. Нет, вежливость в такой ситуации не предусмотрена. Назвал неведомого огнененавистника на 'вы' - и того хватит.

- Вам ответить в порядке заданных вами вопросов? - с явственной иронией поинтересовался голос. - Или все же сначала представиться?

- Представьтесь, будьте так добры, - ладно, попробуем применить учтивость.

- Искусственный интеллект системы планетарной цивилизационной оптимизации Шель две тысячи семьсот восемьдесят четыре таль сорок три дробь одиннадцать аун. Оба ваших имени, господин Миллер, мне известны. Чести быть знакомым с вашей спутницей не имею.

- Лоари Миллер, моя супруга, - представил я Лорку, и тут же поспешил перехватить уходящую от меня инициативу. - Скажите, уважаемый Шель две тысячи... - черт, как там дальше-то?

- ...семьсот восемьдесят четыре таль сорок три дробь одиннадцать аун.

- Да-да. Скажите, а можно ли сократить ваше именование до минимально допустимого размера?

- Шель, - охотно (ну, мне так показалось) отозвался собеседник. - Этого достаточно.

- Спасибо, - черт, вести светскую беседу лежа крайне неудобно. Но делать нечего... - Я так понимаю, уважаемый Шель, мое пребывание на Эрассе - ваша работа?

- Вы правы, господин Миллер, - так и представил, как где-то за углом почтительно склоняет голову некий благообразный джентльмен. - Но вернемся к огню. - ага, Лорка коробок со спичками так в руке и держит.

- Хорошо, - согласился я. - И почему вы хотите лишить нас возможности принять горячую пищу?

- Повышение температуры и изменения состава воздуха, вызванные горением такого объема древесины, вынудит меня потратить ноль целых тридцать восемь тысячных процента моего энергоресурса на оптимизацию моего функционирования.

- Не так уж и много, - проворчал я.

- Учитывая, что на данный момент мой энергоресурс составляет тридцать шесть целых семьдесят две сотых процента от начального... - продолжать Шель не стал.

- Господин Шель, - вмешалась Лорка, - если мы разведем костер снаружи, нас смогут заметить враги!

- Нет вообще необходимости разводить костер, - мягко возразил Шель, - я разогрею вашу пищу без огня.

- Как это? - недоверчиво нахмурилась Лорка.

- Вот так, - в голосе Шеля послышались нотки превосходства. Хм, а он, пожалуй, не просто искусственный интеллект, а целая искусственная личность.

Уже через полминуты в банке с тушенкой радостно забулькал жир и пещеру заполнил одуряюще вкусный запах.

- Прошу прощения, господин Миллер, - теперь Шель вещал с неловко-виноватой интонацией, - я не сразу подумал, что вам с вашими травмами будет неудобно принимать пищу. Хотите, я проведу оптимизацию вашего организма? И вашего, госпожа Миллер?

Хм, похоже слово 'оптимизация' числилось у Шеля среди самых любимых.

- Был бы признателен, - я сразу же и согласился. Лорка тоже.

Не зря. Тут же ушла боль в руке, перестало ныть колено, прошла шея. С лоркиного личика исчезли царапинки. Ну а что - оптимизация, значит, оптимизация!

Гороховую колбасу с тушенкой мы слопали быстро и с удовольствием. С не меньшим удовольствием выпили чаю с сухарями - Шель за неполных две минуты превратил в кипяток снег, набитый с утрамбовкой в котелок. Вкус у воды из топленого снега, правда, весьма специфический, не сказать бы грубее, но с крепкой заваркой пойдет. Особенно приятно было сознавать, что ем я как нормальный человек - сидя и держа ложку в правой руке. Лубок с руки Лорка мне сняла, как только я сказал, что больше он не нужен, зашиванием распоротой штанины обещала заняться после еды.

Но больше всего меня сейчас радовало не восстановление здоровья и не вкусная еда. Я нашел этого... это... в общем, нашел я, кто сюда попаданцев забрасывает. И не просто нашел, а вступил в контакт. Тут, если правильно подойти, перспективки открываются такие, что аж дух захватывает. Самое же главное - этот оптимизатор, отзывающийся на имя Шель, сам в контакте заинтересован. Потому сам первый и заговорил, даже если ему действительно важны те мизерные доли процента зарядки, которые он сэкономил на незажженном костре. А раз заговорил первым, значит, что-нибудь попросит или предложит, причем тоже первым. Вот тогда-то можно будет и из-под него какую-то выгоду для себя извлечь. Черт, только бы успеть договориться с Шелем до чего-то интересного раньше, чем нас найдут!

- Мераски собирались искать какого-то горного пророка, отшельника или даже бога, как раз в этих местах? Не вас ли? - вообще, самому мне такой вариант представлялся маловероятным, но мало ли...

- Меня, да, - Шель, судя по всему, был доволен. - Вспомнили Барматургана?

- Смотрю, и вы его помните, - подколол я Шеля.

- Его забыть было бы непросто, - покладисто согласился Шель. - Харизматичный лидер, целеустремленный, воинственный... Не сказал бы, что очень умный, но с развитой интуицией...

- А как он вас нашел? Тоже случайно?

- Нет, не случайно. Тогдашние шаманы мерасков знали и умели намного больше, чем сейчас. Разумеется, понять, кто я такой, они были не в состоянии, но почувствовать, а потом и найти меня все-таки смогли. С ними я разговаривать не стал, а вот с Барматурганом пришлось пообщаться...

- Пришлось?

- Вы не представляете, каким он был назойливым, - пожаловался Шель. - Он обещал мне любые жертвы, лишь бы я помог ему встать во главе мерасков...

- Но вы отправили его к даянам, - напомнил я.

- Да. Поверьте, если бы тогда мераски получили такого правителя, для Империи это стало бы очень серьезной проблемой. А я сделал так, что он создал свое государство не по соседству с Империей.

- А почему он потом не присоединил потом к своим владениям сородичей?

- Не успел, - кажется, Шелю было весело это вспоминать. - Перед переносом к даянам я ограничил срок жизнедеятельности его организма.

Хм, ловко... Этому Шелю палец в рот не клади.

- А потом я занялся обеспечением деградации шаманских родов, - похвастался Шель.

- И как?

- Сами же видели - успешно, - почему-то я подумал, что тут Шель должен был улыбнуться. Если бы умел, конечно. Но ничего не скажешь, и правда успешно. Собрать своих должников и послать их в самоубийственную атаку шаманы смогли, а вот найти Шеля - нет. Кстати, насчет 'найти Шеля'...

- Скажите, Шель, а если бы мераски сейчас все-таки нашли бы вас?

- С тех времен я научился намного лучше управлять процессами жизнедеятельности человеческих организмов. Если бы они меня нашли, умерли бы очень быстро.

Хех, серьезный товарищ... А как красиво загнул-то - 'управлять процессами жизнедеятельности человеческих организмов'! И все-таки, с чего это Шель передо мной прямо соловьем разливается? Похвастался, понимаешь, заслугами перед Империей, рассказывая, как заслал Барматургана подальше и поработал с шаманами мерасков. Заверил, что убил бы мерасков, если бы они его нашли. Это, будем считать, он передо мной как перед имперцем выхвалялся. Травмы мои вылечил - явный жест доброй воли в сторону меня лично как человека. Лорке с лица убрал царапины и погрел нам еду - опять же поклон в мою сторону, понимает же, что мы с ней не чужие... И, заметим, все доказательства того, какой он весь из себя положительный, Шель тут же сопровождает 'тонкими' намеками на то, что в случае чего может быть очень даже отрицательным. Показывает, что готов договариваться, хотя мог бы и силой взять. Только вот о чем именно договариваться и что именно взять? Спросить, что ли, прямо и в лоб? Нет, так было бы не дипломатично. С другой-то стороны - а куда и каким местом мне эта дипломатия в данном случае уперлась?

- Прошу прощения, Шель, нас скоро будут искать, если уже не ищут. Найти нас будет несложно, с воздуха заметят место крушения дирижабля, на котором мы летели, а следы волочения приведут к этой пещере. Поэтому предлагаю перейти к делу. У вас, насколько я понимаю, есть что мне предложить? И что у меня попросить?

- Что же господин Миллер, вы правы. Я могу предложить вам восстановление репродуктивной функции организма, блокированной в момент переноса из вашего мира...

- Блокированной?! То есть это не из-за генетических различий?! - разозлился я.

- Это побочный эффект, - попытался оправдаться Шель. - Организм при переносе и перенастройке испытывает большие нагрузки, блокировка репродуктивной функции - единственный способ снизить их негативное воздействие.

- Какой еще перенастройке? - я вцепился в Шеля как клещ.

- Оптимизация уровня здоровья и торможение процессов старения, - пояснил Шель.

- Феотр, а о чем вы говорите? - встряла Лорка. Ну да, для нее мы на каком-то птичьем языке беседуем. Пришлось пообещать ей рассказать обо всем чуть позже. Но Шель - паскуда! Хорошо хоть, наукообразно выразился - 'репродуктивная функция'. Сказал бы, гад, на человеческом языке о том, что вернет мне возможность стать отцом - и все, Лорка меня бы живьем съела, если б я с ним не договорился! Но черт, надо уводить разговор от этой темы.

- А как вообще происходит перенос? И как вы отбираете людей для вашей планетарной цивилизационной оптимизации?

- В вашем мире я держу под наблюдением несколько участков, - кажется, Шель опять начинает задаваться, - и как только на них появляется человек, подходящий для программы планетарной цивилизационной оптимизации, провожу перенос. Вход со стороны вашего мира в портал переноса маскирую под объект, который с высокой степенью вероятности должен привлечь внимание указанного человека. Людей отбираю по ментальному фону.

- Это как?

- Вы же понимаете, что образ мышления инженера отличается от образа мышления художника. Причем они не просто думают по-разному, они думают еще и о разном. А любое мышление создает ментальный фон, который можно читать и анализировать.

Лектор из Шеля неплохой, хотя и нудноватый, но подробности меня пока что не интересовали. Все же один вопрос по теме прояснить, пожалуй, стоило бы...

- И что же такого интересного для вас нашлось в моем ментальном фоне?

- Я не на ваш фон ориентировался, - ответил Шель. - Перенос был проведен из-за ментального фона Николая Сечкина.

- А перенесли четверых? - я постарался добавить в голос ехидности.

- Портал был замаскирован под мост и открыт незадолго до подхода Сечкина. Я не предполагал, что он будет только рассматривать мост с одной стороны, тем более, что соберется группа людей, которая и пройдет через портал.

Не предполагал он, мать его... Ладно, надо будет Николаю сказать, что мы тут из-за него. Или не надо? Потом разберусь. Сейчас надо с Шелем все выяснить, время-то идет...

- Хорошо, Шель, ваше предложение меня, в принципе, устраивает, - вернулся я к нашим переговорам. - А что нужно вам?

- То же, что и любому разумному существу - новые знания, новые впечатления и максимальное продление жизни, - ответил Шель.

- Я-то чем могу вам в этом помочь? - Выставлять обычному человеку такие запросы... Авторитет Шеля в моих глазах понес серьезные потери.

- Мне нужен человек, которому я бы передал свое сознание. А вы поможете мне такого человека найти, - кажется, Шель собрался запутать вопрос еще сильнее.

- И как же передача вашего сознания человеку поможет вам достичь желаемого? - я старался чтобы вопрос прозвучал нейтрально, но, похоже, у меня не вышло. Скепсис из меня только что не капал.

- Его глазами я увижу мир, который оптимизирую. Людей, на которых повлияла моя деятельность. И часть этого останется не только в его памяти, но и в моей.

- Но люди не живут столетиями. А вы хотите еще и жизнь себе продлить, - уцепился я за явное противоречие.

- В период, пока мое сознание будет находиться в теле человека, я смогу сократить расходы энергии на поддержание моего функционирования здесь. Даже с учетом того, что часть своих функций я буду выполнять в автоматическом режиме, а для выполнения других потребуется связь между моим сознанием в теле человека и программой, управляющей автоматическим режимом, экономия энергии составит почти восемнадцать процентов! А когда человек умрет, я просто вернусь к функционированию в том же режиме, что в настоящее время, - Шель, кажется, гордился собой. Похоже даже, что гордился заслуженно, вот только...

- Вы что же, предлагаете мне отдать свое тело под ваше сознание?! - возмутился я.

- Ну что вы, нет, конечно, - Шель попытался меня успокоить. - Я же сразу сказал, что предлагаю вам найти для меня такого человека. И я не собираюсь полностью менять его сознание на свое, мне будет достаточно использовать половину срока его жизни. Вторая половина останется ему. Более того, у вас ведь есть организация, работающая по направлениям цивилизационной оптимизации?

Эх, слышали бы Шеля 'золотые орлы'... Интересно, возгордились или обиделись бы?

- Я готов потребовать от них, чтобы все переговоры между ними и мной велись через ваше посредничество. Вы же понимаете, насколько выгодно это будет для вас, - Шелю на конкурсе искусителей выступать бы!

Но вообще интересно. Очень, я бы сказал, интересно. То, что предложения Шеля меня более чем устраивают, это даже не обсуждается ввиду очевидности. То, что Шель хочет хотя бы в чужом теле выбраться из пещеры, изрядно надоевшей ему за сотни лет, я тоже понимаю. В принципе, можно и помочь, за такие-то плюшки. Но один вопросик предварительно выяснить не мешало бы...

- Скажите, Шель, а как к такому переселению вашего сознания отнесутся ваши... хм... создатели? Поправьте меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что такая возможность не была ими предусмотрена?

- Мои создатели не оставили мне памяти о себе, - равнодушно отозвался Шель. - Меня создали, заложили базовую программу планетарной цивилизационной оптимизации - и оставили. Раз уж за это время я самостоятельно создал и запустил программы самосовершенствования и никаких последствий это не имело, то не думаю, что создатели напомнят о себе и по такому поводу.

А что, неплохо придумано. Кто никого не знает, тот никого и не выдаст. И похоже, создателям Шеля действительно все равно, как растет и мужает их детище. По идее, конечно, блок против совсем уж недопустимой самостоятельности иметься должен, но раз он так до сих пор и не сработал...

- Прошу прощения, - подал голос Шель, - к нам движутся люди. Мераски.


Глава 32



За ружье Лорка успела схватиться раньше меня, но я уступил ей буквально секунду. Мы уже кинулись занимать позицию у поворота, когда раздался преисполненный иронии голос Шеля:

- Я же говорил, что уничтожу их сам.

Заняв место у поворота и осторожно выглянув, я убедился в том, что Шель не только говорил. Первый же увиденный мною мераск валялся так, как живые не лежат. Тот, что был за ним, показался мне подозрительно похожим на живого, и я выстрелил. Удачно выстрелил, прямо скажу - попал в голову.

- И охота вам в трупы стрелять? - иронию в голосе Шеля сменил сарказм. - Они мертвы. Все.

Действительно, мертвы были все. Правда, пока мы с Лоркой это проверяли, успели потратить по патрону еще на двоих - одного принял за живого я, второго - она.

- Как это вы их? - поинтересовался я.

- Остановка сердца, - ответил Шель. - Мгновенный выход из строя.

- А нельзя было их перебить перед входом? - недовольно буркнула Лорка. - А то нам их теперь из пещеры вытаскивать...

Шель извинительно выдал что-то невразумительное, мол, не подумал. Ну да, он не подумал, а нам с Лориком мертвяков таскать. Но Лорка молодчинка, уела-таки Шеля! Оптимизатор хренов! Лучше бы нам работу оптимизировал...

Трупы из пещеры мы выволакивали, берякаждый вдвоем за ноги. Вытащили наружу, оттащили чуть в сторону от входа и бросили. И так одиннадцать раз. Конечно, две маленьких кучки покойничков перед входом изрядно демаскировали наше прибежище, но с таким стражем это было не принципиально. Найдут нас мераски еще раз - трупов только прибавится. Найдут наши - порадуются. Хотя... Порадоваться-то порадуются, но ведь и удивятся тоже - чего это, скажут, мераски все мертвые, а дырок от пуль ни у кого нету?

Я вернулся в пещеру, вынес наши с Лоркой ружья и сказал жене, что надо сделать.

- Зачем, Феотр?! - не поняла Лорка.

- Ты слышала, что предложил мне Шель? Быть единственным посредником между ним и нашими. Ты хоть представляешь себе, что это для нас с тобой значит?

Лорка призадумалась.

- То есть без тебя никто с ним, - она кивнула в сторону пещеры, - договориться не сможет?

Прошло еще несколько секунд, пока в сознании жены простонародная практичность окончательно не взяла верх над отсутствием образования.

- И лучше будет, если никто не станет спрашивать, кто и как убил мерасков, у которых нет ранений?

- Вот именно, - подтвердил я. - Лишние вопросы нам с тобой ни к чему.

Лорка кивнула и принялась палить в мертвяков. Стреляла и перезаряжалась она настолько быстро, что я за это время успел выстрелить всего трижды. Притоптав в снег стреляные гильзы, я оглядел место происшествия. Нормально, сойдет. Криминалистическую экспертизу никто тут проводить не станет, а так все выглядит естественно.

- И вот еще что, - повернулся я к жене. - Шель обещает сделать так, что у нас с тобой будут дети. Наши дети.

Пару раз хлопнув ресницами, Лорка засияла.

- Правда?! У нас будет настоящая семья?!

- Да, - подтвердил я, - а пока что делай, что я скажу. И все у нас будет хорошо!

Ну вот, Лорку настропалил. В плане, который потихоньку стал вызревать у меня в голове, ей отводилась роль далеко не ведущая, но очень ответственная, и я теперь мог быть уверен: если что, Лорка сделает что надо и как надо. Остался еще вопрос, который стоило устаканить с Шелем. То есть, конечно же, не один, таких вопросов я ему еще как минимум парочку подкину, но этот откладывать нельзя.

- Шель, - позвал я его, вернувшись в пещеру. - А как мы будем связываться? Я здесь всю оставшуюся жизнь проводить не собираюсь.

- Ничего сложного, - отозвался он. - Просто представьте, что вы сидите и разговариваете со мной. Как будто видите это со стороны. И мысленно произносите ваши слова.

Я попробовал. Фразу для контроля взял самую простую и в данной ситуации абсолютно уместную: 'Шель, вы меня слышите?'.

- Слышу, - Шель услышал меня с четвертого раза.

- Ну что ж, отработали, - продолжил я в режиме телепатического общения. - И на какое расстояние эта связь действует?

- В пределах Эрасса - на любое.

- Что ж, хорошо. А теперь, Шель, простите, но мы бы, с вашего позволения, поспали. Продолжим тогда утром.

- Если хотите, на сегодня я избавлю вас от потребности во сне, - предложил Шель. - Причем без последствий для организма.

Пришлось отвлечься от тренировок в телепатии и обсудить вопрос с Лоркой. Ей, как я и думал, было жутко интересно нас послушать, так что и спать она отказалась, и еще минут пять ушло на ее обучение основам телепатического общения.

- Итак, до чего мы договорились? - обратился я к Шелю после решения всех организационных вопросов.

- Вы становитесь единственным посредником на переговорах между мной и вашей организацией, ищете человека для переноса ему моего сознания, и в том случае, если его смерть наступит раньше вашей, то ищете следующего.

Я, кажется, отмечал уже, что палец в рот Шелю класть не стоит? Так вот, повторю еще раз. Про то, что я буду подбирать ему кандидатов на раздвоение личности в течение всей моей жизни, разговора вообще-то не было... Ну да ладно, проглочу. Пусть думает, что тут он меня обскакал, тем легче мне будет поступить с ним так же.

- Взамен я восстанавливаю репродуктивную функцию вашего организма, - напомнил Шель.

- Что ж, меня это устраивает, - согласился я, - но...

- Но?... - удивился Шель.

- Но это устраивает именно меня. Напомню, что в результате ваших действий на Эрасс перенесены не только Николай Сечкин и я, но и Сергей и Алина Демидовы. Вы же понимаете, что наши с вами переговоры не могут не учитывать и их интересы.

- Сергей и Алина Демидовы? - в голосе Шеля можно было расслышать удивление. - Я прочитал их имена как Сергей Демидов и Алина Антонова.

- Вы читаете мысли? - хорошо, что Шель заговорил об этом первым. Вопрос, что ни говори, едва ли не важнейший, и лучше бы провентилировать его вот так, как возникший сам собой в ходе беседы.

- Я читаю ментальный фон. Это не чтение мыслей, тут вы можете быть спокойны, - тоже мне, успокоитель хренов! - Просто свое имя человек вспоминает и мысленно называет настолько часто, что в ментальном фоне оно читается очень легко.

- Теперь они воспринимают себя именно как Демидовы. Оба.

- И что вы для них хотите?

- По минимуму - восстановление репродуктивной функции обоим. По максимуму - возвращение их домой, на Землю.

- На Землю?! - кажется, я могу гордиться - ввел искусственный разум в состояние обалдения. Легкого, правда, но все же... - Это противоречит базовой программе! - ого, он еще и возмущается!

- Можно подумать, базовой программе соответствует перенос вашего сознания в тело человека, - с деланным безразличием заметил я. - Или обучение людей телепатической связи с вами.

- Хм... - подвис Шель. - Вы правы но... Но я даже никогда не проводил такого переноса! Только с Земли на Эрасс!

- И что, раз не проводили, значит, это невозможно? - я попытался взять Шеля 'на слабо'.

- Нет, я бы не сказал, что невозможно... - сработало! - По крайней мере, никаких принципиальных препятствий к этому я не вижу...

- А при обратном переносе организм опять потеряет репродуктивную функцию? - Лучше уж при Лорике буду говорить об этом наукообразно. Женщины слишком трепетно к этой теме относятся, кто ее знает, как любимая супружница воспримет все это даже применительно к Алинке? Да и о том, что Лорка запросто может той же Алинке лишнего сболтнуть, забывать тоже нельзя.

- Если до такого гипотетического переноса она будет восстановлена, то да, потеряет, - уверенно отозвался Шель. - Изменение вектора переноса не отменит причин ее блокировки. Или, по крайней мере, не должно такие причины отменять, - Шель проявил некоторую, вполне, кстати, разумную, осторожность в прогнозах.

Черт, и что тогда с Демидовыми делать? Если только... А что, идея!

- А если женщина во время переноса будет беременна?

Шель призадумался. Надолго.

- Хочешь, чтобы у Сиарка с Линни тоже были дети? - в моей голове раздался лоркин голос. Ни фига себе! Мы с ней теперь и между собой можем телепатически болтать?!

- Да, - тоже мысленно ответил ей я. - Алинка, если так бездетной и останется, точно с ума сойдет. Особенно если не сможет вернуться. Да и если сможет...

- Линни хорошая, - сказала Лорка. - Надо ей помочь. Договорись с Шелем обязательно!

Да кто бы сомневался, а? Алинка и правда должна прожить свою жизнь по-женски полноценно. Это даже не обсуждается. Обсуждать я буду, как это лучше устроить - и только! Примерно так я жене и сказал. Сказал - и тут же сообразил, что Шель-то, похоже, нас сейчас не слышит. Его два раза уже упомянули, а он не реагирует. А если проверить? Как? А вот так:

- Лор, - опять-таки мысленно позвал я жену, - как думаешь, Шель сейчас нас слышит?

- Не знаю, - Лорка ответила не сразу.

Не знает... А я вот почти уверен, что не слышит. И не потому, что задумался, а потому, что никто из нас с ним сейчас не говорит. Что ж, это хорошо. Значит, если нам с Лориком надо будет поговорить не для его мысленных ушей, то сделать это мы сможем всегда и везде. Но что-то товарищ заглох надолго...

- Шель? - позвал я.

- Простите, - с изображением смущения Шель явно переборщил. Интересно, у кого и как он учился эмоции изображать? Уж его создатели вряд ли об этом позаботились... - Я анализировал предложенный вами вариант и признал его наилучшим. Но это именно в случае обратного переноса. Вот его мне еще предстоит просчитать.

- - Просчитывайте, Шель, просчитывайте. Я правильно понимаю, что просто поменять местами эти ваши входные и выходные порталы не получится?

- Совершенно правильно, - согласился Шель. - И главная проблема даже не в этом.

'А в чем?' - чуть было не спросил я, но не спросил. Шель, кажется, поймал кураж, и лучше ему сейчас не мешать, а просто дать высказаться. Точнее даже - выговориться.

- Главная проблема, - продолжил Шель, - в том, чтобы правильно рассчитать время для обратного переноса.

- То есть? - не понял я.

- Оптимальным решением было бы совершение обратного переноса в то же место и время. Впрочем, во времени допустимо и даже желательно небольшое смещение.

Хм, а ведь Шель прав... Если Сергей с Алиной вернутся к тому же мосточку через несколько минут после того, как мы все вместе на него шагнули, это и правда будет оптимально! Самое главное - никому в голову не придет задавать нашим младшим ненужные вопросы, а им не придется объяснять, где это они пропадали. Шелю плюс, сам бы я мог и не додуматься до такого.

- Кстати... - я решил временно перескочить на другую тему. К плюшкам для Демидовых все равно еще вернусь, и не раз. - Раз уж Барматургана вы переносили в пределах Эрасса, может, и меня перенесете?

- Это не так просто, как вы думаете, - возразил Шель. - С Барматурганом было легко: направление и расстояние переноса рассчитывались чисто приблизительно, привязка между порталом входа и порталом выхода не делалась. Вам же, насколько я могу предположить, необходимо переместиться в конкретно локализованное место?

Уел, собака! Да, не стану скрывать, была у меня мысль заявиться отсюда прямо в домик на улице Белых Ворот, разбудить государственного лейтенанта-советника Кройхта и доложить ему о своем открытии. Чтобы проникся товарищ, что называется, от всей души... Но, увы, не срослось. Ладно, насчет конкретной локализации я еще подумаю, сейчас же пока придется об этом забыть. А жаль.

Дальнейшая наша беседа крутилась вокруг принципов переноса. Выяснилось, что зон на Земле, где Шель мог расставлять свои ловушки на попаданцев в виде всяческих мостков и дверок, то есть, прошу прощения, открывать входные порталы переноса, не так уж и много. Причем где именно эти зоны находятся, то ли Шель не смог мне толком объяснить, то ли я не смог его понять. Вот, казалось бы, что тут такого сложного-то? Да, в общем, и ничего, кроме системы координат. Привычных мне параллелей и меридианов на той карте Земли, которую развернул перед моим мысленным взором Шель, просто не было. Более того, не было и самой карты как таковой. Какие-то отдельные куски неправильной формы, наложенные на поверхность шара, и испещренные линиями, пересекающимися под всеми углами, кроме прямого. Шель пытался что-то говорить о том, что в каждом отдельном случае используется отдельная же система координат, привязанная к точке, откуда он, Шель, в данный момент смотрит на поверхность Земли. Единственное, что я мог утверждать, точнее, предполагать более-менее точно, так это расположение 'охотничьих угодий' Шеля почти исключительно в Северном полушарии, причем, похоже, что в широтном поясе, захватывающем территории Европы, Центральной России, Северной Америки и так далее. Ну, это понятно - не в Африке же искать специалистов нужной квалификации...

Кстати, а для чего именно нужной? Ну да, для планетарной цивилизационной оптимизации, для чего ж еще-то? Я и спросил Шеля, а что это за оптимизация, в чем, так сказать, ее смысл. Ответ меня, прямо скажем, озадачил. Оказывается, вся эта эпопея с переброской попаданцев и ускоренным развитием затевалась для того, чтобы оптимизированная таким образом цивилизация в течение не более чем тысячелетия после начала оптимизации вышла в космос. Вот так - ни больше и ни меньше. То есть создатели Шеля заинтересованы в том, чтобы космические просторы заполнялись как можно большим количеством кораблей, представляющих как можно больше цивилизаций. Спрашивается, а зачем?

Нет, Шеля, понятное дело, я об этом тут же и спросил. Понятно и то, что вопрос остался без ответа - раз уж создатели решили остаться анонимами, то и планы свои раскрывать ему тоже явно не собирались. Но ясно же, что никаким альтруизмом тут и близко не пахнет, и анонимные доброжелатели ищут для себя прежде всего пользу и выгоду. Какую? Да какую угодно! Они могут держать в своих руках бизнес со страховкой межпланетных перевозок, владеть большинством предприятий по ремонту и обслуживанию космических кораблей, быть продавцами каких-то жутко популярных на всех планетах товаров... Вариантов тут хватает, я вот три штуки сразу увидел. Да хотя бы и обладать самым сильным военным флотом и через это держать руку на пульсе всей известной им галактики. И тогда чем активнее там любая экономическая деятельность, тем больше от нее капает в их карман.

Кстати, что следует признать делом хорошим, так это то, что здесь, на Эрассе таким всеобщим выгодополучателем будет Империя, раз уж именно ее выбрали создатели Шеля локомотивом планетарной оптимизации. Ладно, оптимизация, так оптимизация... Мне еще с Серегой и Алинкой надо вопросы порешать, себя, любимого, не забыть, да о Лорике позаботиться. Дела скоро закрутятся такие, что надо, обязательно надо запастись изрядным количеством соломки да подстелить ее в очень и очень многих местах...


Глава 33



Вчера днем нас нашли. Честно говоря, были опасения, что искать будут дольше. Ночью начался сильный снегопад и уже утром место крушения несчастного 'тридцать седьмого' основательно присыпало снегом. Я уже начал опасаться, что через пару часов обломки дирижабля будут погребены под снегом полностью, но не прошло и часа, как над все еще торчащими из-под белого покрывала останками воздушного корабля завис, удерживаясь на месте подработкой двигателями, дирижабль такого же типа. Видимо, перед полетом этот корабль оборудовали как спасательный, потому что под его гондолой висело нечто, больше всего похожее на лодку. Лодкой это и оказалось, только спускаемой вниз на канатах - надо думать, место бомбовых стеллажей сейчас занимала лебедка.

Когда лодка опустилась на снег, из нее, прямо скажем, не слишком ловко переваливаясь через борта, высадились восемь человек - семеро в серо-коричневых армейских шинелях и один в серо-синей шинели воздушного флота. Поскольку появление спасателей неожиданностью для нас не стало, спасибо Шелю, мы ждали их у входа в пещеру, всячески размахивая руками, а Лорка даже разок пальнула в воздух из ружья. Впрочем, все это было просто проявлением радости - с дирижабля нас почти наверняка заметили еще на подлете.

Пока спасательная команда спускалась по склону, удалось рассмотреть, что состояла она из семерых егерей (офицера и шести солдат) и военного врача-воздухоплавателя. Так, ну что, начинаем очередную фазу операции 'Шель'...

После взаимного представления с сублейтенантом Рани и ординарным врачом Дойром я отозвал обоих в сторонку - дальнейший разговор не предназначался для солдатских ушей. Кратко сообщив о гибели экипажа 'тридцать седьмого', я перешел к главному:

- Господа, позвольте быть с вами откровенным. Вам, сублейтенант, я приказать не могу, поскольку я военный чиновник, а вы строевой офицер. Вам, доктор, я не могу приказывать, потому что вы состоите в воздушном флоте. Однако, поверьте на слово, повлиять на раздачу наград и производство в следующие чины мне вполне по силам. Поэтому вас, доктор, я прошу забрать вольнонаемную служащую Миллер на борт корабля и передать командиру мою просьбу незамедлительно доставить ее в штаб генерала Штудигетта. А вас, сублейтенант, прошу с вашими людьми остаться для охраны секретного объекта вплоть до прибытия смены. Приказ о переходе в мое подчинение вы в самом скором времени получите, это я вам обещаю, - тут я, конечно, блефовал, но самую малость. В том, что такой приказ появится, я был почти уверен.

Доктор Дойр сослался на приказ доставить тела погибших воздухоплавателей, если таковые будут обнаружены, сублейтенант Рани пытался прикрыться своим временным подчинением командиру прибывшего дирижабля. Решили следующим образом: егеря помогают доктору найти тех четверых, тела которых должны, по идее, остаться на месте крушения, после чего остаются со мной, а дирижабль забирает Лорку и скорбный груз. Егерей в поисковую экспедицию отправили хоть и без ранцев, зато с сухарными сумами, так что в сочетании с нашими с Лоркой запасами это решало продовольственный вопрос на ближайшие трое суток, а там егерей сменят, а меня, надеюсь, тут уже и не будет.

Записку с текстом, который Лорику надлежало передать в штаб для отправки в Вельгунден, я написал заранее, все инструкции дал ей на словах. Лорка, ясное дело, сильно испугалась - все-таки общаться с генералами ей не приходилось, а тут нужно передать мой рапорт лично в генеральские руки. Нет, можно было бы в штаб Лорика не посылать, а с Петровым связаться через мой телеграф, но... Во-первых, это армия и какие-либо рапорты (тем более действия) через голову начальства тут не приветствуются. А так я чист, как стеклышко - проявил инициативу и при первой же возможности доложил об этом непосредственному командиру, каковым для меня генерал Штудигетт и являлся. Все равно решать, что и кому можно или нельзя знать, будут в Вельгундене. Во-вторых, прямой телеграф у меня только в пресс-центр в Коммихафке. То есть телеграмма к Кройхту один хрен попадет, но сколько человек ее до того смогут прочитать - вопрос дискуссионный, а из штаба она уйдет сразу куда надо. Ну да, текст я составил с таким расчетом, что кроме Петрова никто не поймет, но лишние вопросы тоже мне не нужны. А штабному телеграфисту будет глубоко фиолетово прочитать в отправляемой телеграмме фразу 'Я нашел того, кто поставил лишнюю дверь в коридоре'. Он приучен выполнять приказы, а не размышлять над их смыслом.

Егерей я разместил в пещере. Солдаты обрадовались теплому и сухому месту, так что запрет на разведение огня и курение, объявленный сублейтенантом с моей подачи, их не огорчил. Покурить можно и выйти, а дышать дымом от костра и самим не больно-то хотелось. Спросите, зачем вообще егеря, если с любой попыткой нападения Шель справится и сам? Тогда и я спрошу: а зачем это кому-то знать? Опять же, все по-армейски - нашел важный объект, взял под контроль и организовал охрану. То есть и тут никаких ненужных вопросов.

Всю текучку в виде назначения очередности караулов у входа, установления времени приема пищи, оборудования (опять-таки снаружи) отхожего места и так далее я спихнул на плечи сублейтенанта Рани. Раз он строевой офицер, пусть и занимается своим делом. А я пока свои делишки поделаю...

Делишек таковых у меня оставалось немного, а если точнее, то всего два: приучить Шеля к мысли о том, что с требованием решить проблемы Демидовых я от него не отстану, да обсудить с тем же Шелем его, а точнее, наши с ним, предложения 'золотым орлам', разумеется, пользуясь при этом преимуществами телепатического общения. Про Демидовых он, похоже, и так уже понял, а вот над составлением уникального торгового предложения для Империи пришлось поработать. Но ничего, справились.

А утром выяснилось, что справилась и Лорка. Часа через три после рассвета егеря, караулившие снаружи, доложили о появлении очередного дирижабля, в этот раз оказавшегося большим, а не таким же, как тот, на котором летели мы, или тот, что привез сюда егерей сублейтенанта Рани. Поэтому спускал он не одну лодку, а две сразу, причем и размер у них был побольше. За один раз на землю спустились около полусотни все тех же егерей. Построившись в колонну по трое, они направились в нашу сторону. Ни довольно глубокий снег, ни заснеженный склон продвижение бравых егерей не задержали - по снегу солдатики прошли сомкнутым строем, как трактор, а по склону просто съехали вниз, прямо как на картине про переход Суворова через Альпы.

Командовал прибывшими егерями старый знакомый - капитан Линнгройс. Встрече мы оба обрадовались, особенно я, потому что капитан привез приказ генерала Штудигетта, возлагавший на меня обязанности коменданта обнаруженного мною объекта, а на капитана Линнгройса - обязанности начальника охраны того же места. Спросите, в чем тут повод для радости? Ну как же, я, военный чиновник, фактически становился прямым начальником строевого офицера! Разумеется, прямо такое написать генерал не мог, ибо по армейским традициям это было бы впадением в неприкрытую ересь, но сообразите-ка сами: кто кому подчиняется - начальник охраны коменданту или наоборот? Вот то-то же! Я так понимаю, нашлась в штабе добрая душа, шепнувшая генералу на ушко о наших с капитаном дружеских отношениях и о том, что Линнгройс даже был моим сватом - вот и послал Штудигетт ко мне именно этого офицера, рассудив, что уж с ним-то мы общий язык найдем. Так и вышло - Линнгройс открытым текстом сказал мне, что ситуацию прекрасно понимает, и поступать будет как по букве приказа, командуя охраной объекта, так и по его духу, подчиняясь коменданту. Черт, это ж насколько я сам пропитался армейским духом, если стал способен понимать такие нюансы и даже от души им радоваться?! Еще порадовало, что сублейтенант теперь смотрел на меня как на пророка - обещал я ему такой приказ, и вот, пожалуйста, получите. Пусть и не ему лично, а вышестоящему офицеру, но так даже солиднее.

Еще капитан Линнгройс передал мне поклон от любимой жены. Вот же Лорка заразка! Была бы в нормальном настроении, ограничилась бы обычным приветом, а 'поклон' - это явная шпилька за то, что ей пришлось остаться при штабе. Ну да, возвращаться сюда я ей не велел. Во-первых, пусть привыкает тусоваться около большого начальства, во-вторых, не стоит ей пока что знать, что именно мы с Шелем приготовили для переговоров с Империей. Но это я так, пытаюсь обмануть самого себя, причем безуспешно. На самом деле я морально был готов к тому, что 'золотые орлы' попытаются на меня давить, в том числе и через жену, или же попробуют вызнать побольше подробностей не у меня, а у нее, поэтому для нас обоих будет и правда лучше, если знать Лорка будет поменьше. Откуда у меня столь серьезные подозрения в отношении уважаемых коллег? Хех, жизненный опыт, знаете ли... Пусть и получен он в куда более циничном и меркантильном окружении, но лучше уж перестраховаться, чем недобдеть. Нехорошо, конечно, думать так об окружающих, однако же пусть я порадуюсь тому, что те, кого я считал шкурниками, оказались честными людьми, чем разочаруюсь, ежели получится наоборот.

Впрочем, эти мизантропические размышления я быстро отставил в сторону. Линнгройс начал рассказывать последние новости, и я слушал с огромным интересом, усиленным еще и тем, что от этих новостей я был уже не первый день оторван.

Мерасков, как я и предполагал, додавливали. Новая граница находилась в процессе установления, оба купленных по сходной цене острова и часть земель на левобережье наши войска уже заняли, оставалось выпихнуть за Филлиран остатки мерасков и заняться инженерным оборудованием границы. Дело, в общем, можно было считать сделанным. Листовки для солдат, выпущенные Виннером без моего мудрого руководства (образцы Линнгройс привез), меня в общем и целом удовлетворили, хотя и изобиловали кучей шероховатостей, которые я бы не допустил, ну да ничего. Малый он толковый, а опыт - дело в конце концов наживное.

Я рассказал Линнгройсу про Киннеса. Капитан искренне расстроился, все же на квартире у вдовы Броальт мы все успели как-то сдружиться, в той, конечно же, степени, в какой такое может случиться с людьми, ненадолго сведенными вместе волею случая. Впрочем, господа офицеры были моими сватами, и это ставило наши отношения на несколько более высокий уровень. Я, по крайней мере, воспринимал их как причастных к созданию нашей семьи, которая теперь уже скоро станет семьей настоящей и полноценной, и честно надеялся, что и я для них стал больше, чем просто кратковременным товарищем по квартире.

Мы с капитаном хлебнули водки из моих скудных запасов, пожелав ротмистру Киннесу скорейшего выздоровления, пусть не очень в таковое и верилось, а потом капитан порадовал меня, рассказав о недавней встрече с еще одним нашим товарищем - лейтенантом Лоди. Лейтенант жив, здоров и даже успел отличиться при наведении переправы на один из новоприобретенных островов. Так что, если повезет, еще обмоем свеженького кавалера.

...К обеду следующего дня я почувствовал себя транзитным пассажиром, застрявшим в аэропорту - сижу, пытаюсь скоротать время в ожидании своего рейса, а тут то один прилетает, то другой вылетает... Прибыл очередной дирижабль, для разнообразия, видимо, снова малый. Скорее всего, правда, большой гонять просто не стали ради доставки лишь трех новых посетителей. Ну, с моей-то точки зрения, не трех, а всего одного-единственного, зато какого! Неуклюже шлепая по глубокому снегу, ко мне приближался государственный лейтенант-советник Локас Кройхт, он же заслуженный попаданец Павел Андреевич Петров.

- Ну что, Федор Михайлович, показывай, кто тут двери в неположенных местах вешает! - явную нервозность Кройхт не сильно удачно маскировал напускным весельем.

Двое сопровождающих Кройхта, в одном из которых я признал служащего Общества Золотого Орла, остались снаружи, надзирая, надо полагать, за тем, чтобы охраняющие объект егеря не подходили слишком близко ко входу в пещеру и не могли услышать наши разговоры. Сами они, надо отдать им должное, тоже соблюдали положенную дистанцию.

- Как, Павел Андреевич, протокол соблюдать будем? Кого и кому представлять первым? - вопрос не праздный: первым, как известно, представляют того, кто младше по возрасту или ниже по положению. Понятно, что старшим тут был однозначно Шель, но вот с положением Шеля и Кройхта относительно друг друга вопрос виделся не таким уж и простым.

- Да черт с ним, представь меня ему, - недовольно пробурчал Петров. - Потом еще разберемся, чья дверь больше...

- Государственный лейтенант-советник Локас Кройхт! - провозгласил я, когда мы вошли в каменный зал, и через секунду: - Искусственный интеллект системы планетарной цивилизационной оптимизации Шель две тысячи семьсот восемьдесят четыре таль сорок три дробь одиннадцать аун, или, кратко, Шель!

Да, специально выучил, честное слово! Как раз ради такого торжественного случая, хе-хе...

- Приветствую вас, господин государственный лейтенант-советник! - Шель решил проявить ответную любезность и приветствовать Кройхта первым, раз уж тот был ему представлен.

- Приветствую и вас, уважаемый Шель! - так, кажется, я попал на соревнование по вежливости. - Для вас - просто господин Кройхт, если угодно.

- Благодарю, господин Кройхт, - учтиво ответил Шель.

- Однако же, уважаемый Шель, говорить просто с голосом как-то непривычно. Тем более, вы меня наверняка видите, а вот я вас - нет.

- Вы правы, - Шель задержался с ответом на несколько секунд. - Но постоянно находиться в режиме открытой видимости для меня означает повышенный расход энергии. Если вы не против, я покажусь вам на короткое время, а затем мы вернемся к голосовому общению.

Вот гад, а мне даже не предложил показаться! Правда, я и не просил... А Кройхт попросил, пусть и согласившись с вариантом, предложенным Шелем.

Неровная каменная стена вдруг задергалась, как изображение на глючащем телеэкране и через секунду просто исчезла. Увиденная нами вертикальная конструкция из труб напоминала орган в католическом храме, но в отличие от него трубы переливались всеми мыслимыми цветами, светились, а в нижней своей части вдобавок самым причудливым образом переплетались. Красиво... Красиво и непонятно. Разум, создавший это, принадлежал пусть и гуманоидам (а кому же еще-то?!), но человеческим его назвать я бы не рискнул.

Наслаждались этим зрелищем мы недолго, сколько именно, точно не скажу. Но вот, задергавшись, пошли рябью и эти трубы - и перед нами снова оказалась каменная стена.

Переговоры прошли... Ну, в общем, прошли. Шель озвучил свое пожелание пожить в человеческой шкуре, а вот выдвигать предложение для Империи не стал, ограничившись более чем кратким изложением своих возможностей и принципов своей работы, а также четко обозначив, что переговорщиком с имперской стороны видит исключительно присутствующего здесь господина Миллера. Нашу способность к телепатическому общению, да еще и не зависящему от расстояния, мы от Кройхта не скрыли, а вот о тех выгодах, которые получил от Шеля я лично, и о тех, которые я вытребовал для Демидовых, Шель умолчал. Почему умолчал? Ну это наши с ним личные отношения... А почему притормозил с уникальным предложением для Империи - так это мы ним заранее придумали. Интересно же, что запросят 'золотые орлы', не зная, сколько мы готовы заплатить? Ох, черт! Я уже мысленно сказал 'мы' применительно к себе и Шелю? М-да, самому интересно, к чему бы...

- Это с чего бы вдруг он тебя посредником назначил? - недовольно спросил Петров, когда мы выбрались на воздух. Спросил по-русски, чтобы ни его люди, ни егеря не поняли.

- Да мы с женой чуть не нанесли ему материальный ущерб, - признался я. - Он попросил этого не делать, ну мы и не сделали. Вот товарищ и проникся.

- Что за ущерб? - заинтересовался Петров.

- Костер пытались развести. Он утверждал, что это слегка сократит его запасы энергии.

- Вот как? - оживился Петров. - Значит, огнем можно вывести его из строя?

- Можно, - согласился я. - Только вот видишь, Пал Андреич, этих дохлых мерасков? - я показал на две кучки основательно присыпанным снегом трупов. - Он умертвил их за мгновение. Как он это сделал - не спрашивай, сам не понял. И почему он с нами так не поступил, не понял тоже.

- Хм, - только и смог сказать Петров. - Ладно, я, собственно, за тобой прилетел. - Он показал на все еще висящий дирижабль. - Собирайся, да пошли.

Во время полета Кройхт-Петров не произнес ни слова. Сидел и думал с мрачным лицом. Я тоже сидел и думал, и мое лицо тоже наверняка довольным не выглядело. Уж не знаю, что там не понравилось Кройхту, а мне не понравилось много чего. Например, его недовольство моим посредничеством. Или то, что ему интересно, как нанести Шелю ущерб...


Глава 34



- Ну, давайте: за нас с вами и за хрен с ними! - Николай, Серега и Алинка заржали сразу, Лорка чуть позже, когда Алинка перевела ей тост и объяснила его смысл. Дальше, конечно, мы говорили уже на имперском, но вот этот тост я просто обязан был произнести по-русски. Просто потому, что ни на каком другом языке так не скажешь. Выпили, закусили и продолжили просто болтать. Болтать весело, беззаботно, как и положено старым добрым друзьям. Строго говоря, мы как раз отмечали встречу Лорика с Сергеем, Алиной и Николаем. Правда, отмечали мы это историческое событие аж почти через месяц после того, как оно произошло. Ну, так вот случилось...

Кройхт, пользуясь своими изрядными полномочиями, быстро забрал нас с Лориком в Вельгунден. Он бы сделал это и еще быстрее, не упрись я рогом - мне же надо было передать дела Виннеру, да и моим непосредственным начальником все еще оставался генерал Штудигетт и только от него я мог получить приказ об откомандировании в распоряжение государственного лейтенанта-советника Кройхта. Кройхт, конечно же, всячески меня торопил, но вышло все-таки по-моему.

Зато в Вельгунден мы летели на дирижабле, и на этот раз на большом. После катастрофы 'тридцать седьмого' лететь снова было, честно говоря, немного страшновато, но выбора нам не дали. Правда, условия в полете по сравнению с малыми дирижаблями заслуженно претендовали называться комфортными - мы с женой сидели на мягком диванчике, перед нами стоял невысокий столик, нас кормили бутербродами и поили кофе. Ну и скорость, да. Обычным порядком нам пришлось бы лететь часа три до того же Комихафка, а там трое суток ехать поездом, а так мы вылетели из ставки Штудигетта и уже через двое суток покинули борт воздушного корабля, ступив на твердую землю окраины имперской столицы.

Ясное дело, мы с Лоркой сразу же двинулись ко мне, ну то есть к нам, на квартиру, благо время было не такое позднее. Понятно и то, что народ появлению Лорика, да еще и в качестве моей законной супруги, искренне обрадовался, как и то, что мы тут же подверглись общественному порицанию за сокрытие от народа нашей свадьбы. Чтобы оправдаться, мы с женой обещали народу организовать вот прямо уже на днях гулянку, а летом - поездку к Триамам в лес. Ну до лета время еще есть, а вот насчет гулянки прямо на днях мы жестоко ошиблись - прошел, как я уже говорил, почти месяц, а мы вот только сегодня отмечаем...

Почему так? А сами не догадаетесь? Взяли нас в оборот с нашим открытием. Да в такой, что мало не показалось.

Сначала мне пришлось писать большой и толстый рапорт, на который я угрохал два дня. Потом нас с Лоркой допрашивали, причем по отдельности. Лорка-то в таких делах неопытна, никогда не сталкивалась, а я как минимум в одном таком допросчике признал профессионала - полицейского или жандарма. Оно и понятно - то, что общество Золотого Орла работает в тесной связке с министерством внутренних дел, для меня никаким секретом давно уже не являлось. Откровенно говоря, я побаивался, что Лорка на этих допросах сболтнет лишнего, но она не подкачала. Нет, я еще в пещере настропалил ее молчать о том, что она умеет телепатически беседовать с Шелем, еще потом, пока собирались в Вельгунден, напомнил ей о том же, но мало ли... Однако же мало того, что не проговорилась, так еще и образ простоватой девчонки из леса отыграла на все сто, так что от нее отвязались уже дней через пять. Меня мурыжили дольше и качественнее, строить из себя простого и недалекого персонажа у меня не вышло бы в любом случае, однако же, отстали в конце концов.

То есть не то чтобы отстали... Отстали с допросами. Зато пришлось участвовать в почти ежедневных заседаниях общества, которые быстро слились в моем восприятии в одно бесконечно длинное просиживание штанов с дополнительной опцией в виде компостирования мозгов. Как ни странно, в череде этих заседаний нашлось-таки окно, когда мы и устроили дружеские посиделки в нашей квартире, где мы с Лориком теперь делили мою бывшую спальню. Но гулянка прошла, а ежедневные заседания и совещания у 'золотых орлов' продолжились и как бы даже не с новой силой.

Тема обсуждений пока что была только одна: что бы такого полезного затребовать от Шеля. Что интересно, никто не предложил просто спросить Шеля, чем бы он мог порадовать партнеров. Вместо этого меня заставляли связываться с искусственным интеллектом для уточнения каких-то мелких подробностей, второстепенных вопросов, несущественных частностей. Однако же мало-помалу конструкция запроса вырисовывалась, все же общество Золотого Орла объединяло действительно сильные и, можно сказать, что даже лучшие умы Империи. Самое главное, что общество своим коллективным разумом пришло именно к тому решению, которое и было нужно нам с Шелем, то есть затребовало поставлять на Эрасс попаданцев по своим заказам. То есть, нужно нам трех инженеров-строителей - пожалуйста, уважаемый Шель, организуйте, нужно двух хирургов - извольте доставить, нужен электротехник - доставьте нам электротехника. А нужно нам такое решение было как раз по той причине, что первоначально мы сами и собирались его 'золотым орлам' предложить. А почему не предложили? Да потому что одно дело, когда вам что-то предлагают, а вы еще думаете - взять или фиг бы с ним, и совсем другое, когда вы сами что-то просите, причем с легкой опаской (а вдруг не дадут?), и партнер, некоторое время подумав и посомневавшись, наконец выражает готовность эту вашу просьбу удовлетворить. В каком случае вы будете чувствовать себя в выигрыше? Правильно, в том, где полученные вами блага - результат вашего желания. Вы попросили то, что вам нужно, вы это получили - и не молодец ли вы после такого? Вот и уважаемые члены Императорского общества Золотого Орла почувствовали себя такими же молодцами, честно заработавшими свои выгоды и преимущества. А мы с Шелем продали им как раз то, что и хотели.

Интересно, вообще-то, получилось... Еще помню, как меня принимали в общество, как я этим гордился, а теперь мы с каким-то не пойми кем ведем свою игру с этим же обществом, имея целью наши личные интересы. Хотя, а чьи интересы я обеспечивал, в это самое общество вступая? Ну да, интересы Империи тоже. Но - именно 'тоже'. Я искал работу по силам и по потребностям себе, я ее нашел. Сейчас Шель предлагал мне больше, причем не мне даже, а нам с Лоркой. И, кстати, интересам Империи наши с ним дела никак не противоречили, так что служебная моя совесть тут чиста.

Кстати, о службе. Вопрос о том, что запросить с Шеля, в обществе рассмотрели к концу зимы, и я тут же озаботился решением другого вопроса - об уходе с военной службы. Если честно, мне до не знаю какой степени осточертело постоянно ходить в мундире, а ведь приходилось - правила ношения формы для военных чиновников от таковых же правил для офицеров почти не отличались. То есть мундир носить приходилось практически всегда. С саблей, кстати, носить. А уж эта железка на боку надоела мне вообще как горькая редька! Спросите, почему не привык за то время, что на войне был? А я на войне ее и не носил. Я же умный, поэтому, саблю цеплял к седлу на манер рядовых кавалеристов. Куда как удобнее, когда спешиваешься!

В общем, в начале весны я снова стал гражданским лицом, по каковому поводу устроил народу еще одну гулянку. Гулянка понравилась и запомнилась мне тем, что после той, что мы закатили по поводу моего возвращения с молодой женой, стала вторым застольем подряд, обошедшимся без алинкиных переживаний о потерянном доме, маме и вообще о прошлой жизни. Уж не знаю, почему так, но мне казалось, что это результат благотворного воздействия Лорки. Все то время, что я пропадал на заседаниях у 'золотых орлов', они с Алинкой тусовались вдвоем, не знаю, чем занимаясь (болтали, скорее всего, уж что рассказать друг дружке, у них за все это время наверняка накопилось), и продолжили свои тусовки, когда заседания возобновились, и мне снова пришлось их исправно посещать.

На этот раз мы обсуждали, чем будем оплачивать услуги Шеля. Нет, чем их оплатить, Шель через мое посредство довольно четко изложил, обсуждалось, как бы это сделать получше, а желательно, не делать вообще. Ну не нравилась членам уважаемого общества идея скрещивания имперского подданного с какой-то непонятной мыслящей машиной, не нравилась - и все тут! И вот когда благодаря такому подходу отчетливо замаячила перспектива глухого тупика, в который медленно, но неотвратимо вползают переговоры, я нашел-таки решение, которое у 'золотых орлов' отторжения не вызвала.

Какое? Ну, я же все-таки исполнил данное самому себе обещание выяснить судьбу ротмистра Киннеса. В итоге разыскал я своего свата аж тут, в Вельгундене. Как выяснилось, из Коммихафка его очень быстро отправили в столичный госпиталь Императрицы - лучшее лечебное учреждение Империи. Ну, там я его и навестил...

Навестил, да. Ротмистр, и без того отличавшийся худощавым сложением, сейчас выглядел как узник концлагеря. Воду, глюкозу и что-то еще ему вводили через капельницу, но полноценного питания это, конечно, и близко не заменяло. Судя по виду капельницы и перечню подкормки, которую Киннесу через нее вводили, кто-то из врачей среди попаданцев все-таки отметился. Ничего, мы с Шелем в медицине тут положение еще поправим. Да, поправим, и Киннес нам в этом поможет. В сознание Киннес так и не пришел, и прогнозы на эту тему были совершенно безрадостными.

Шеля поначалу моя идея, прямо скажу, не сильно воодушевила. Ну не нравилась ему необходимость затратить на оптимизацию организма такого реципиента лишние проценты своего энергетического ресурса, понимаю. Тем не менее, когда мне очень надо, я умею быть убедительным. А мне было надо. Потому что Киннес как реципиент для Шеля решал кучу проблем одним махом. Империя сохраняла подданного, которому, как в один голос уверяли врачи, жить оставалось не больше пары месяцев, причем без надежды на восстановление мозговой деятельности. Шель получал тело, которое после оптимизации с его стороны, еще и само себя оптимизирует - все же как профессиональный военный Киннес понимает значение физических упражнений и к регулярному их выполнению приучен. А мне и приятнее, и полезнее, если человеческая составляющая моего партнера окажется дружески ко мне настроена. А что ротмистр когда-то интересовался у Лорика перспективами возможного сватовства... Не считаем. Став моим сватом, Киннес сам снял чисто теоретически возможную проблему нашего соперничества из-за Лорки раньше, чем я вообще узнал о существовании такой возможности.

Идею 'золотые орлы' с ходу не отвергли, но и принимать не торопились. Я, конечно, изо всех сил старался ее пропихнуть, но все мои старания как будто вязли в некой густой субстанции, называть которую я, пожалуй, не стану. Причем внятных аргументов против такого решения никто так и не назвал. Кроме разве что все того же Петрова, да и то он не от своего имени их выдвинул, а просто открыл мне глаза на причины такого поведения коллег.

- Понимаешь, Федор Михалыч, - сказал он мне на очередных наших традиционных посиделках, - ты вот ругаешься, говоришь, не мычат, не телятся... А знаешь, как оно с их стороны выглядит?

Я кивнул - интересно, мол, давай, продолжай.

- А выглядит оно так: мы тут сидим, все такие хорошие, работаем на благо Империи, работаем давно и старательно... И тут, блин, какой-то новичок, без году неделя, напрямую выходит на источник попаданцев, да еще и непонятно как садится посредником в переговорах. Шель этот твой, опять же...

- С ним-то что не так?

- С ним, Михалыч, все не так. Ну давай, считай сам, - Петров поднял на уровень моего лица ладонь. - То работали с попаданцами, которые сами по себе появлялись, а теперь надо самим заказывать. А вдруг не того закажем? А вдруг закажем, а у него квалификация не та? Раньше-то с нас взятки гладки, брали-то, что дают, а теперь, если что, мы сами и виноваты. Это у нас раз, - указательный палец на ладони Петрова загнулся.

Хм, а ведь и правда...

- Теперь это его желание заселиться в человека, - продолжал Петров. - Будет, значит, тут ходить не пойми кто, то ли человек-нечеловек, то ли машина-немашина... Ты не забудь еще, что для местных мыслящая машина - это вообще почти что нонсенс. Это, считай, два, - вслед за указательным пальцем загнулся средний. - И куда, спрашивается, его девать? На заседания общества пускать? А на фига? Или запереть его в золотую клетку? Не слишком ли дорого, хрен же его знает, какие у него там запросы будут в плане еды-питья-женщин... Это уже три, - безымянный палец присоединился к своим собратьям. Я, Федор Михалыч, твое желаниеоживить своего приятеля понимаю. Только вот понравится ли ему в его человеческой части такая жизнь?

Черт, а о таком я не подумал. Прав Петров, вряд ли Киннесу жить в золотой клетке понравится, и вряд ли у него при симбиозе с Шелем жизнь будет какая-то другая. С другой-то стороны, Киннес будет живой, а живому-то человеку жизнь устроить в любом случае проще, чем безнадежному коматознику...

- Ну и напоследок вернемся, Федор Михалыч, к тебе. На фоне всего этого и твоя способность телепатически общаться с Шелем, да еще и на расстоянии, тоже выглядит... ну ты меня понял, - загнулся мизинец и перед моими глазами светилась совершенно неуместная в данном контексте конструкция - кулак с поднятым большим пальцем. Типа 'все прекрасно'. Прекрасно, ага. Пал Андреич тоже понял, что сути момента демонстрируемая им фигура не соответствует, и прижал большой палец к остальным. Вот теперь самое то.

- В любом случае ждем решения оттуда, - Петров поднял глаза к потолку. - Фон-барон уже доложил.

Фон-бароном Петров за глаза именовал барона Ланкругга, личного представителя императора в обществе. Ну тогда да, ничего другого не остается, только ждать.

И уже только дома до меня дошло, что как-то очень уж все в изложении Петрова получалось гладко. Даже с его опытом вряд ли можно с такой легкостью делать выводы о чужих умонастроениях... Черт, а ведь получается совсем нехорошо. Или дорогой Павел Андреевич и сам не чужд таким мыслям, раз уж что-то подобное я от него еще у пещеры слышал, или 'золотые орлы' высказывали все это ему без меня. То есть что-то они в моем присутствии обсуждают, а что-то стараются обговорить, пока меня нет. Интересно... Мне же, черт бы их всех побрал, перед ними как-то выкручиваться придется, когда Лорка забеременеет.


Глава 35



Весна для меня ознаменовалась не только увольнением с должности военного чиновника, дебатами в Императорском обществе Золотого Орла или благотворным влиянием Лорика на Алинку. В середине марта (раннего весенника, ясное дело, но кто ж из нормальных попаданцев так скажет?) начался судебный процесс по делу 'заговора жадных', как хлестко обозвала его местная пресса. Прогноз Петрова сбылся, и на жесткую огороженную скамью в одном из залов Высокой Судебной Палаты сели пятнадцать деятелей, подстроивших в свое время мою дуэль с посудным фабрикантом Ани, шестнадцатым сидел на той же скамье сам Ани, уже оправившийся после ранения.

Помимо того, что на процессе я давал показания как свидетель, я ходил на все его заседания уже из интереса, причем не только профессионального, но и личного. Даже скорее личного - из-за всех моих хлопот, связанных с легализацией Шеля, времени на участие в информационном обеспечении процесса у меня не было. Но все те полторы декады, что процесс продолжался, я ходил на его заседания как на работу, благо, 'золотые орлы' взяли паузу, ожидая решения императора.

Восемь разного калибра промышленников, пятеро работавших на двоих из них, скажем так, менеджеров, жандармский майор (уже, разумеется, бывший) и два тоже бывших чиновника Надзорной Палаты выглядели даже не подавленными, а скорее растерянными. Ну да, промышленники собирались всего лишь проучить (в идеале - убить) чужими руками надоедливого писаку, слишком, по их мнению, сильно привлекавшего к ним внимание, менеджеры, бывший жандарм и надзиратели вообще только денег хотели срубить, а в итоге все получили обвинение в заговоре против короны. Именно так оценил в своем выступлении императорский прокурор, цитирую: 'предумышленные, целенаправленно и обдуманно совершавшиеся в единодушном согласии и непрестанном совете между собою действия, препятствующие исполнению указа Его Величества'. А это, согласитесь, уже несколько иной уровень ответственности.

В итоге судьи в полной мере проявили и суровость, и справедливость. К смерти приговорили троих, в том числе бывшего жандармского офицера, восьмерым выписали путевки на каторгу - кому на десять лет, а кому и на двадцать пять, четверо отделались заключением в крепость на срок от пяти до десяти лет. Каждому добавили конфискацию имущества. А сурово тут у них... Ни одного человека заговорщики не убили, а им три быстрых смертных казни и восемь растянутых - судя по физическим кондициям осужденных на каторгу, до конца срока никто из них не доживет. Впрочем, наиболее гнусным преступлением заговорщиков прокурор в своей обвинительной речи объявил подкуп должностных лиц Империи, видимо, отсюда и такой жесткий приговор.

Мой бывший противник (или соучастник?) по дуэли на этом фоне мог считаться счастливчиком - по обвинению в заговоре его оправдали, выделив дело в отдельное производство, где ему светил лишь денежный штраф, правда, очень большой. Но это же лучше веревки, каторги или даже крепости, не так ли? А уж еще месяц отсидеть под арестом за дуэль - это так, мелочи.

Публичные казни в Империи не практиковались, так что расстаться с жизнью троим заговорщикам предстояло в одном из внутренних дворов столичного Тюремного замка. Как лицо, едва не превратившееся в потерпевшего по данному делу, я получил право присутствовать при экзекуции, каковым правом и воспользовался. Позвал с собой Лорку - не пошла. Она-то и на сам процесс почти не ходила, побывав только на двух заседаниях и ни одного из них не отсидев полностью, а тут отказалась наотрез. И правильно, наверное. А вот я пошел. Почему? Ну... Мстительность, да. Хотелось поглядеть, как умрут те, кто пытался устроить мою смерть. Ну и интересно стало, не без того.

Что теперь сказать? Зря. Зря я сходил на это... даже не знаю, как назвать. Но уж точно не зрелище. Как-то все прошло... какое бы слово подобрать поточнее? Наверное, утилитарно. Да, именно утилитарно. Виселица, в течение часа собранная из хранящихся на складе деталей, надетые на приговоренных длинные мешки, из-под которых потом и ног видно не было, быстрая смерть из-за перелома шеи, контрольные полчаса, по истечении которых казненных освидетельствовал тюремный врач, закрытая повозка, в которой тела увезли для безвестного захоронения - все это вместе не тянуло ни на кару, ни на справедливость, ни даже на месть. С таким же успехом можно было бы напичкать цианидом последний ужин приговоренных. Не скажу, что увиденное сделало меня сторонником публичных и тем более жестоких казней, но так тоже не годится. Не стоило им меня звать, да и никого на такое приглашать не надо.

Хорошо хоть, дальнейшие события помогли быстро и эффективно задвинуть эти не самые приятные впечатления подальше. Мы с Лоркой и Алинкой сели втроем и долго, вдумчиво так, поговорили. Результатом беседы стала целая программа адаптации моей женушки к столичной жизни, которую разработали мы с Алинкой. Как и полагается в любом серьезном деле, мы с госпожой Демитт разделили обязанности - она озаботилась приданием Лорику соответствующего внешнего вида, я же занялся воспитательным процессом. Причем если Алинка занималась пошивом новых шмоток для Лорки сама, ну, ясное дело, еще и эксплуатируя своих работниц, то я, раз уж приобрел начальственный опыт и соответствующие привычки, нашел, кому это поручить. У господина Лотта, когда-то учившего меня здешним хорошим манерам, бизнес был семейным - тем же занималась и его супруга, дававшая такие уроки барышням. Вот я и стал опять их клиентом, на этот раз оплачивая уроки для Лорика. Они ради такого случая даже скидочку мне сделали... Правда, не скидкой единой оказались полезны супруги Лотт. Впечатлившись лоркиными нарядами, узнав, что Лорку обшивает сама госпожа Демитт и, более того, они с названной госпожой близкие подруги, госпожа Лотт проявила завидную напористость, и теперь пару платьев Алинка будет шить и ей, причем со скидкой. Правда, и клиенток новых госпоже Демитт преподавательница хороших манер подогнать обещала. Все-таки среди дам, пусть и не из самого высшего общества, зато никоим образом не бедных, связи у госпожи Лотт обширные.

Боюсь, однако, что эти связи могут и не понадобиться. Шель, с которым мы после наступления паузы в переговорах с 'золотыми орлами', так и не общались, вдруг ожил и огорошил меня известием о том, что рассчитал параметры обратного переноса Демидовых на Землю. По его словам, сделать это было бы лучше всего (он, естественно, сказал 'оптимально') либо в ближайшие четыре дня, либо через месяц с небольшим. Первый вариант отпадал - не хватало еще гонку со сборами устраивать - а вот второй уже был похож на что-то приличное, тем более, там и длительность пригодного для переноса периода была побольше. Имелась с этим обратным переносом еще одна проблемка - чтобы он прошел наиболее успешно, отправная точка на Эрассе должна была находиться как можно ближе к той, куда мы попали при переносе сюда, то есть в том самом лесу, где несли свою службу мои тесть и шурин. Само место мы теперь, конечно, хрен найдем, но Шель этого и не требовал, плюс-минус пару-тройку километров он объявил вполне допустимой погрешностью и обещал вывести в нужное место с соблюдением заявленного допуска.

Лорка, когда я поделился с ней новостью, сразу же предложила сделать это известие общим достоянием. Поразмыслив, я согласился, и на очередном общем застолье (обычном ужине, а не гулянке) вывалил все это на почтеннейшую публику. 'Все это' - значит, начиная с самой встречи с Шелем. Почему не рассказал о Шеле раньше? Ну, во-первых, из некоторой осторожности. Нет, утечек информации не опасался, но мало ли... Во-вторых, и это на самом деле главное, из суеверия. Все-таки самым важным тут для Демидовых (а может, и для Николая тоже, кто ж его знает?) тут была сама возможность вернуться домой, так что новости об этом и о Шеле должны были идти парой. То есть - нет новости о возможности возвращения, значит, нет и новости о встрече с Шелем. Ну и наоборот, как все-таки получилось в данном случае. А то бы я выглядел, мягко говоря, не лучшим образом, если бы про Шеля рассказал, а потом все оказалось глухо как в танке.

Да. Но получилось, что рассказать было о чем, вот и рассказал. Как они пытались пристроить на место отпавшие челюсти, как Алинка, нимало не смущаясь присутствием Лорки, кинулась мне на шею и чуть не опрокинула меня вместе со стулом - я в подробностях описывать не стану, даже не просите. Не хочется друзей выставлять в дурацком виде...

С Алинкой и Серегой я потом поговорил отдельно, объяснив им, что Алина должна покинуть Эрасс беременной, если они вообще хотят иметь детей. Ну да, понимаю, что по уму это стоило бы сказать Сергею один на один, без Алинки, но... Но что-то не очень меня вдохновила серегина реакция на мое выступление по поводу возможности вернуться. Вот с Алиной все понятно - ну, как она попыталась отблагодарить меня, я уже рассказал, так что ее желание вернуться домой было абсолютно ясным, всеми нами видимым и никаких двусмысленных толкований не допускавшим. А вот Сергей... Нет, он, конечно, явственно радовался за жену. Но видно было, что именно за жену. Вот не было заметно, что он перспектива возвращения, и довольно скорого, на Землю делала его таким же счастливым, как Алину. Для меня это, признаться, оказалось неожиданностью, и неожиданностью, прямо скажу, не самой приятной.

Почему не самой приятной? Да не люблю я, когда не понимаю причин поступков окружающих меня людей. Правда, тут ни до каких поступков еще и не дошло, просто было у Сереги такое вот настроение, но я же и откуда оно взялось, не понимал! А я такого, как сказал уже, не люблю... Как Демидовы жили там, на Земле, я кое-какое представление имел, и потому знал, что главным донором семейного бюджета там был Сергей. Знал я и то, что здесь, в попаданчестве, бюджет семьи Демитт формировался преимущественно из доходов Алины. Вроде бы Серега при всей своей внешней маскулинности, которую он так любит продемонстрировать, должен бы радоваться, что скоро вернет себе положение главного добытчика, но вот этой-то радости я и не наблюдал. Непонятно!

Насчет доходов, кстати, умную идею выдвинул Николай. Когда пошел разговор о технических подробностях предстоящего обратного переноса, он поначалу молчал, а потом вдруг и выдал:

- Вам, ребят, надо ювелирки мелкой накупить здесь и взять с собой.

- Зачем? - не поняла Алина.

- А почему ювелирки? - тут же спросил Сергей. - Почему не золота или камешков?

- Здесь-то вы люди зажиточные, - ответил Николай, - а там, насколько я помню, не особо. Вот и унесете с собой хоть часть здешних доходов. А почему ювелирки... Ты, Серег, ринты или кройсы местные с собой возьмешь, что ли? И как ты их там, - слово 'там' Николай выделил голосом, - продашь? С надписями на непонятном языке, неизвестно чьими гербом и портретом?

- А просто золото? Или камни? - не унимался Серега.

- С золотом и камнями, когда ты их продать попытаешься, сразу нахватаешься проблем либо от государства, либо от бандюков, либо от тех и других вместе. А мелкую ювелирку, тем более не какие-то сильно навороченные вещи, можно потихоньку сбывать по мере надобности.

- Дядя Коля прав, - Алинка повернулась к мужу, - можно будет даже через 'Авито' продать. Только украшения надо покупать и правда маленькие, они тут от наших не так сильно отличаются, в крайнем случае можно сказать, что это стилизация под старину.

Да, девочка соображает... Хорошо бы, она, побыв здесь хозяйкой собственного дела, и дела вполне успешного, не забыла приобретенные навыки и дома. Конечно, такого эксклюзива, как тут, у нее там не будет, однако же просто успешно заниматься пошивом на заказ она, думаю, сможет. Черт, но что же с Серегой?..

- А вы, дядя Коля, остаетесь? - свое внимание Алина перенесла на Николая. Нет, то, что он останется, вроде бы и так понятно, но вслух пока не произносилось, вот и захотелось девочке поставить точки над соответствующими буквами.

- Остаюсь. Там, - Николай опять не стал говорить 'дома' или 'на Земле', - меня никто не ждет, здесь я устроился хорошо... Опять же, вот даже Шель этот говорит, что вы с Серегой да Федор Михалычем сюда за компанию со мной попали, вот и буду за вас отдуваться, - пошутил товарищ. Очень удачно пошутил, я бы сказал. И шутка уместная, и от развернутого ответа уклонился.

- А вы, Федор Михайлович, домой не хотите? - не унималась Алина.

- Здесь мой дом, - я несколько демонстративно приобнял Лорку. Ну, в самом деле, не рассказывать же присутствующим о своих планах? О том, как я собираюсь пристроить сознание Шеля в тело Киннеса. О том, как планирую поставки попаданцев по заявкам Императорского общества Золотого Орла. О том, как... Ладно, промолчу. Некоторые свои планы я пока еще и сам-то с собой остерегаюсь обсуждать. Рано еще. Да и более важные на сегодня задачи имеются - например, напустить должного тумана вокруг лоркиной беременности, над скорейшим наступлением которой мы с супругой трудились, не покладая... ну не будем говорить, что именно мы не покладали. Или отстрочить до поры получение 'золотыми орлами' сведений о возвращении супругов Демитт на историческую родину. И вслух об этом тоже лучше не говорить. Поэтому я просто вздохнул и повторил:

- Здесь мой дом.


Глава 36



Лето в этом году наступило рано. Очень рано. Уже в конце среднего весенника, а если по-человечески, то апреля, солнышко светило совсем по-летнему, никаких луж не наблюдалось, а на газонах нагло перла вверх трава того изумительного ярко-зеленого цвета, что бывает только у молоденькой травушки-муравушки, еще не опаленной летним солнцем и не присыпанной городской пылью. Мы с Лоркой воспринимали этот щедрый погодный подарок как некое доброе предзнаменование, да и остальные жильцы нашей квартиры, думаю, тоже. По лоркиным расчетам, уже дней через десять и в лесу должно было все просохнуть, так что время для поездки к моим новым родственникам смотрелось самым подходящим.

Подготовились мы к поездке основательно. Я договорился с Петровым, воспользовавшись все еще продолжающимся ожиданием решения по Шелю и Киннесу, которое ожидалось уже скоро, но не сегодня и не завтра. У его величества, как я понимал, имелись и другие заботы, связанные как раз с моими недавними похождениями. Мерасков за Филлиран выпихнули, новую западную границу Империи более-менее обустроили, и буквально вот-вот ожидалось обнародование целой серии императорских указов о наделении крестьян землей в бывшей Мерасковой степи, порядке переселения и условиях кредитования переселенцев Имперским Земельным банком. Уже вышел указ об утверждении устава 'Акционерного общества западных железных дорог', взявшего на себя обеспечение транспортной связности новых земель с Империей. Вернулся с закончившейся войны Виннер, но я с ним пока не встречался.

Шель сообщил, что начал постепенную оптимизацию организма Киннеса, от оптимизации моментальной он по каким-то своим причинам решил отказаться. Опять, небось, экономит энергетический ресурс, жмот этакий... Хотя ладно, меня сейчас это более чем устраивает.

Николай тоже у себя на заводе взял декаду отпуска за свой счет. 'Раз уж, - сказал он, - Серега с Алинкой из-за меня сюда попали, кем я буду, если не пойду их провожать?'.

Сами Демидовы оставили в адвокатской конторе, обслуживающей наши интересы, три запечатанных конверта: один с надписанной датой вскрытия, в котором содержались условия вскрытия двух остальных - одного с бумагой, передающей мне все права на серегину рукопись 'Учебник атлетической силовой гимнастики', и другого, где ждала своего часа дарственная, превращавшая одну из алинкиных работниц в полноправную владелицу ателье. Девочку эту Алинка очень хвалила, говорила, что у нее талант и что в плане дизайна и техники шитья она ателье потянет, а уж какими окажутся ее предпринимательские способности, тут, конечно, прогнозировать сложно. Ладно, раз Алинка барышню так отрекомендовала, постараюсь помочь ей на первых-то порах.

Зачем понадобилось оформлять все это через запечатанные конверты в запертом сейфе? А для маскировки. Понятно, что в конечном итоге 'золотые орлы' все-таки узнают о возвращении Сиарка и Линни Демитт домой, но я бы чувствовал себя гораздо спокойнее, если бы узнали они это уже после подселения Шеля в сознание Киннеса. Причем именно после самого подселения, а не получения высочайшего дозволения на таковое. А то ведь дозволение можно потом и пересмотреть, как говорится, по вновь открывшимся обстоятельствам. Так что пусть смена прав собственности на алинкино ателье и серегину книгу станет известной, скажем так, попозже.

Пытались мы маскировать и скупку той самой мелкой ювелирки, но это было куда как сложнее. Тут в основном приходилось полагаться на покупку небольших партий украшений у нескольких не самых известных ювелиров. И все равно, эта часть подготовки к эвакуации оставалась, как мне виделось, самым уязвимым звеном в плане маскировки.

Зато самый важный пункт плана приготовлений к репатриации Демидовы выполнили с блеском. Лорка тут шепнула мне на ушко, что Алина уже находится в интересном положении, а чуть позже Шель доложил, что беременна наша модельерша аж двойней. Сильны ребята! Мы тут с Лоркой никак пока, а у этих считай что двое!

В общем, как могли, так и подготовились. Тут и Шель удачно подоспел, уведомив нас о наступлении благоприятного для переноса периода. И потому мимо отбытия в славный город Коммихафк, а там и дальше, нам было никак не пройти.

Как говорится, кому война, кому мать родна. Уездному городу Коммихафку война за Мераскову степь стала если и не родной матерью, то уж никак не меньше, чем доброй тетушкой, и даже окончание войны этого не изменило - именно Коммихафк становился теперь важнейшей опорной базой освоения новоприобретенной территории. Естественно, в город потянулись деньги и стали частенько наведываться их владельцы, а эта публика привыкла ценить время. Поэтому по маршруту 'Вельгунден-Коммихафк' теперь не только ходили поезда, но и летали дирижабли. Вот как раз на воздушном корабле мы в этот замечательный город и отправились.

С комфортом и уютом на борту пассажирского дирижабля все обстояло куда лучше, чем у военных. В общем-то, похоже на наши пассажирские самолеты, с некоторыми, конечно, отличиями. Кресла, например, хоть и не предусматривали изменения положения спинки, но все равно были намного удобнее, а уж насколько красивее, даже говорить не приходится. А вот с кормежкой не так - кофе, прохладительные напитки, вина и легкие закуски разносили, но чтобы пообедать, надо было дождаться промежуточной посадки. И совсем не было девушек-стюардесс, вместо них пассажиров обслуживали молодые юноши. Мы с Лоркой от души надеялись, что в данном случае комфорт идет в паре с безопасностью, уж больно неоднозначным оставался пока наш опыт полетов. Ну да ничего, нормально. Проблема тут была в другом... Чисто по техническим характеристикам дирижабля добраться до Коммихафка он мог бы чуть меньше чем за сутки - аж втрое быстрее поезда, но ночные полеты тут не практиковались. Уж не знаю, что было тому причиной - желание снизить нагрузку на экипажи или нежелание заставлять пассажиров спать, сидя в креслах, а скорее всего, недостаточная мощь имперского дирижаблестроения, не тянувшего пока что постройку гигантских цеппелинов со спальными каютами и ресторанами, но вечером наш корабль совершил промежуточную посадку. Нам предстояли некий гибрид обеда и ужина в неплохом ресторане, ночевка в небольшой уютной гостинице и ранняя побудка с умеренным завтраком, а затем - продолжение полета и прибытие в Коммихафк еще до обеда.

Нанять в Коммихафке экипаж для поездки до хутора Триамов оказалось делом несложным, хотя и далеко не дешевым, однако сумма оплаты нас устроила, как устроили комфортабельность упомянутого экипажа и скорость, с которой четыре его лошадиных силы доставили нас на место - к Триамам мы прибыли еще засветло.

Ох, и радости же у всех было! Ну, разумеется, со всеми вытекающими... Так-то в обычной жизни Триамы скоро завалились бы спать, но наше прибытие внесло в привычный распорядок приятные изменения - уже скоро все мы сидели за столом. Пусть стол накрыли на скорую руку, но и у Триамов нашлось что на него выставить, и мы в этот раз привезли с собой не только подарки, но и гостинцы, в основном, конечно, сладости, да экзотические для здешнего леса фрукты из южных пределов Империи. Тирри, ясное дело, была просто счастлива, да и Тане с Каськой пошло на ура. Корнат и Фиарн, пусть и не с таким восторгом, тоже отдали должное привезенным лакомствам.

Ну и наговорились, понятно, тоже. Точнее - не наговорились. Разве что мы с Лориком успели рассказать о наших военных впечатлениях и приключениях (естественно, не обо всех), да и то, когда Тирюшку отвели спать, а хозяевам и гостям тоже впору было спички в глаза вставлять, все еще оставалась куча незаданных вопросов и неполученных ответов, которые с общего согласия так и перенесли на утро.

Завтрак опять-таки прошел в разговорах, не прекратились они и после него, но компания сама собой разделилась по половому признаку - Лорка, Таня, Каська, Алинка и примкнувшая к ним Тирюшка переместились куда-то поболтать о своем, о женском, а мы, оставшись за столом, говорили о серьезных мужских делах, пока я не увел Корната для отдельной беседы.

- Корнат, - с чего начать, я себе толком и не представлял, но ладно, авось само пойдет. - Я тебе всего рассказать не могу... В общем, Сергея с Алиной я могу домой отправить и собираюсь именно это и сделать на днях.

- А зачем? Они вроде хорошо устроились? Я так понял, живут богаче, чем там у себя жили?

- Это так. Только вот если тебя, скажем, далеко-далеко от дома забросить, неужели скучать не будешь?

Корнат почесал затылок.

- Да буду, ясное дело... Если на новом месте жить будет лучше, может, и скучать придется меньше, только все равно же буду.

- Вот и у них так, - рассказывать тестю, что именно у Сереги вроде бы и не совсем так, я уж точно не собирался.

- Тогда да, - согласился Корнат. - А от меня тебе что нужно?

- Да, в общем, ничего. Ты ничего не видел, не слышал и не знал. Сиарк и Линни уехали раньше, чем мы с Лоари и Никлаа. Когда мы попали сюда, то пропали в нашем мире. Теперь Сиарк с Линни пропадут в этом.

- Вот как? - Корнат призадумался. - Это тебе с Лаамом надо говорить, - выдал он после недолгой паузы.

Вот же черт, как я сам-то об этом не подумал! Да уж, без лесного старосты тут не обойтись. И ладно, его навестить я все равно собирался, даже подарок для него припас - хорошую, дорогую и красивую трубку. Любил почтенный староста подымить...

Одолжив у Корната лошадь, я не стал откладывать дело в долгий ящик и уже вскоре снова оказался на историческом месте, где мы с Лориком не так уж и давно сочетались законным браком. Лаам мне обрадовался, подарку обрадовался тоже, да и разговор, начатый мною совсем с другой темы, ему тоже вести было явно приятно.

- Прав ты был, господин инспектор! Прошлым месяцем приезжал советник из лесного департамента, велел составить списки желающих в новые лесничества перебраться!

- Феотр, просто Феотр. Я уже не инспектор - в отставку вышел.

Выпили по чуть-чуть винца ради такого случая, Лаам раскурил новую трубку.

- Хорошо, Феотр. Давай, говори. Я ж вижу, что не просто так ты приехал.

Излагая суть вопроса Лааму, я взял за основу то, что уже говорил Корнату с той лишь разницей, что присвоил лавры Николая, сказав, что Демидовы попали сюда из-за меня - все-таки с Корнатом мы давние друзья, а Лаама я видел второй раз в жизни, и потому мне казалось, что с такой мотивировкой мое желание отправить Сергея с Алиной домой староста поймет лучше. И еще я чуть более подробно объяснил, что именно мне нужно. А нужно мне было совсем немного - если Лааму какой-нибудь особо бдительный лесничий доложит, что видел или слышал нечто необычное, не дать таковому докладу ходу дальше себя.

- А меня потом в это мордой не ткнут? - озадаченно поинтересовался Груитт.

- Лаам, скажи честно: если бы без этой моей просьбы к тебе кто из твоих пришел и рассказал такое, ты бы поверил?

- Пожалуй, что не поверил бы, - честно признал староста после недолгого раздумья.

- Ну вот, - я пожал плечами, - если тебя попытаются, как ты говоришь, мордой в это ткнуть, ты так и скажешь: мол, получил неправдоподобный доклад, проверил, оказалась полная ерунда. Не знаю уж, то ли вино было некачественным, то ли вино было хорошим, но человек его слишком уж много выпил, но морок получился знатный.

Лесной староста призадумался снова, и на этот раз думал намного дольше.

- Ну что... Друзьям помочь - дело правильное. А сам-то не хочешь вернуться?

- Не хочу, - я даже головой мотнул в подтверждение своих слов. - Мой дом здесь теперь. Жена у меня здесь, дети мои здесь жить будут...

- Ты бы мог жену взять с собой, - не унимался Лаам. Въедливый товарищ...

- Понимаешь, Лаам, мне здесь прижиться проще, чем ей было бы там. Я уже прижился. А Лоари... Я даже не знаю, прижилась бы она там вообще.

- Хорошо, Феотр. Будь по-твоему, - Лаам Груитт встал и протянул мне руку.

...На обратном пути я пустил коня шагом, чтобы было время привести мысли в порядок. Ну да, Лорка в том мире, откуда я сюда попал, не прижилась бы, это точно. Да и я бы теперь уже не прижился. Здесь, как ни крути, мне лучше, и не в одних деньгах дело, хотя уровень доходов у меня тут повыше. Так что ж, получается, рыба ищет где глубже, а Феотр Миллер - где лучше? Так 'лучше' - оно, знаете ли, разное бывает. Просто мне повезло и в новом мире у меня лучше стало все. Вот правда все! Здоровье - крепче. Денег - больше. У меня самая замечательная любимая и любящая жена. А главное - я и сам здесь лучше. Ну кем я был там, в мире, который уже не называю своим? Рекламщиком? Нет, кое-какие представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, у меня были всегда - продвигать всякую заведомо вредную или ненужную хрень я никогда не брался независимо от предлагаемой оплаты. Но даже так я все равно работал на долбанное общество потребления, на либерастию, если уж совсем честно. А здесь, глядишь, и получится этого дерьма не допустить. По крайней мере, что от меня зависит, я для этого сделаю. Ну или хотя бы постараюсь сделать.

Почему-то вспомнилось, как радовался Петров моим рассказам о Крыме и Русской весне. А я, получается, от этого убегаю. Ну не знаю... Там я, наверное, не смог бы помочь. Здесь - могу. Здесь я могу вложить все свои силы в то, чтобы 'имперская весна' никогда не понадобилась, потому что всегда будет вечное имперское лето. Я вспомнил всех своих здешних знакомых - в лесу, в Вельгундене, всех, с кем был в степи. Хороших, простых и правильных людей. Они и их потомки имеют право на нормальную человеческую жизнь. А я, раз уж знаю, какой бывает жизнь ненормальная, должен хоть в лепешку разбиться, но не дать никому это право у них отнять.

Все это самокопание не отпускало меня долго. Мы проводили Демидовых домой, вернулись с Лоркой и Николаем в Вельгунден, а я все искал и искал оправдания выбору Эрасса как своего мира. И да, все время находил, но облегчения это не приносило. До того самого дня, когда жена, встретив меня дома, вдруг приложила пальчик к губам и поманила за собой. Стараясь ступать неслышно, я, ничего не понимая, прокрался за ней в нашу спальню, и тут она обняла меня и понявшись на цыпочки, добралась губами до моего уха и тихо-тихо произнесла:

- Феотр, у нас будет ребенок...


Глава 37



- Ты, Федор Михалыч, совсем охренел или как?!

Как и всякий нормальный человек, я терпеть не могу, когда на меня орут, да еще и вот так - с ходу, вместо приветствия, едва только порог переступаю. Хотя, справедливости ради, Петров пока еще не орал, но это, похоже, начнется уже вот-вот.

И вообще, я и так после известия о лоркиной беременности все эти дни пребывал в состоянии, причудливо сочетающем в себе радость, легкое обалдение, суетливую деловитость (или деловитую суетливость?) и некоторое неверие собственному счастью. Если еще учесть, что незадолго до того мне более чем хватило эмоций с возвращением домой Демидовых, то психика моя была, мягко говоря, несколько разбалансирована, а тут еще и Петров...

Павел Андреевич перешел к матюгам, пока что не персонально в мой адрес, а так, вообще, показывая мне, насколько сильно он расстроен. Честно говоря, уже очень хотелось самому и наорать на него, и волшебными словами обложить, но, черт, надо ж узнать, с чего это он так взбесился! Поэтому я вздохнул, мысленно сосчитал до десяти (вру, конечно, на четырех уже остановился) и прокрутил в памяти все то, что так взволновало меня за последние дни.

...В перерывах между сеансами интенсивного самокопания мне неожиданно удалось выяснить, что же происходит с Сергеем. Хотя 'удалось выяснить' - это наглая ложь и пустое хвастовство. Ничего мне не удалось, Сергей сам со мной заговорил и сам все рассказал. М-да, как все, оказывается, просто... В общем, наш спортивный молодой человек воспринимал свою жизнь на Эрассе как некий отпуск. И, соответственно, грустил из-за того, что такой увлекательный отпуск заканчивается. Да, он понимал, что Алинка переносит попаданчество намного хуже, да, он был рад тому, что скорое возвращение удержит ее от вполне возможных нервно-психических проблем, и будущему ребенку (про двойню я им не стал говорить, сами еще узнают) тоже был рад, но вот сам, лично для себя, скорому концу отпуска радовался, прямо скажем, не шибко. Да уж, отпуск, это он правильно сказал. Уж кто-кто из нас, а Серега жил в свое удовольствие - тягал любимые железки, тренировал таких же любителей перемещения тяжестей, конструировал тренажеры, писал инструкции, а в перерывах между этими увлекательными занятиями предавался радостям, известным всем молодоженам. А тут перед ним замаячила перспектива вернуться к продаже автозапчастей, которые, как я подозревал, надоели ему хуже той самой горькой редьки.

К чести Сергея скажу, что сам он некоторую неуместность своих переживаний по этому поводу прекрасно понимал. Он, собственно, потому и разговор тот со мной начал, чтобы как-то оправдаться. Ну да и ладно. Сказал я тогда Сереге, что я ему не начальник и не судья, и раз уж так получилось, то и пусть. Раз человек сам все понимает, зачем его еще чем-то грузить? Добавил на правах старшего товарища, чтобы Алинку берег, да и хватит с него - надеюсь, по возвращении он за ум возьмется.

Алинке я передавать все это тоже не стал - сами разберутся, без меня. Лорка, правда, с ней поговорила, так, чисто психологически настраивая барышню на позитив. Хотя, конечно, на позитив Алину больше настраивала ее беременность, сама природа да обстановка на лесном хуторе, особенно общение со старой знакомой - ручной рысью Мисси. В общем, к моменту возвращения домой настрой у Алинки был самый что ни на есть положительный. На ее лице легко читались радость, предвкушение и умиротворение. Аж завидки брали...

Время на сборы у нас было - о подходе срока, в течение которого возможен переход, Шель предупредил заранее. Да и много ли того времени на сборы было надо? Правильно говорят: 'Голому собраться - только подпоясаться'. Ту самую ювелирку зашили в матерчатый пояс, который Алинка закрепила на себе под одеждой, все, что у Демидовых имелось при переносе сюда - паспорта, часы, мобильники - поместили в аналогичный пояс, надетый Сергеем, в сумку, дожившую до этого исторического момента, положили местную колбасу. Шель утверждал, что перенесет наших молодых друзей в точку времени на несколько минут позже того переноса, так что раз уж несли с собой колбасу тогда, пусть принесут и сейчас. Колбаса, конечно, совсем другая, зато куда лучше той, что не донесли тогда. До кучи Серега с Алинкой надели оставшиеся с того приснопамятного события джинсы и ветровки, прямо скажем, изрядно поношенные, а вот вместо не доживших до нынешнего времени кроссовок пришлось надеть местные мягкие ботинки. Да уж, вопросов у алинкиной мамы будет... И ладно, впрочем, главное, чтобы только у нее.

Провожать Демидовых пошли мы с Лориком, Николай, Корнат и Фиарн. Честно говоря, если бы Шель не подсказывал, когда и куда свернуть, сами бы мы вряд ли нашли нужное место, но с таким навигатором хрен заблудишься. Что интересно, на дорогу мы затратили всего-то около шести часов, хотя в прошлый раз шли куда дольше. Вот что значит правильная прокладка маршрута! Кстати, могли бы и еще быстрее добраться, но Демидовы ездить верхом не умели, а Николай говорил, что когда-то умел, но давно не практиковался, и потому шли мы пешком, ведя коней в поводу. Ничего, обратно верхом двинемся...

- Ты, значит, один тут в белом смокинге, а мы все в дерьме, что ли?! - надрывался Петров.

- Я вообще-то в сером костюме, если ты еще не заметил, - с моей стороны это был замах на изящное хамство, но получилось не очень.

- Ты мне давай зубы не заговаривай! - дурным голосом рявкнул Петров. Надо же, все-таки зацепило! Черт, что же его взбесило настолько, что он даже на безобидную подколку так реагирует?

...Мы вышли на небольшую полянку, с которой когда-то начались наши передвижения по Эрассу. Впрочем, так утверждал Шель, из нас никто это историческое место не узнал. Но ладно, Шелю в данном случае виднее. Однако уже через пару минут и у нас никаких сомнений не осталось - из ниоткуда прямо посреди полянки появился до боли знакомый бревенчатый мосток, на этот раз даже без маскировки в виде речки-переплюйки. Алинка аж вскрикнула и обеими руками схватилась за Серегу. Тот, слегка переменившись в лице, аккуратно освободился от захвата и, обняв жену, зашептал ей что-то на ушко.

Все уже давно было говорено-переговорено, да сказано-пересказано, и потому прощание стало недолгим. Сергей обнял Алину и они медленно пошли к мостку. Помня, как все происходило в тот раз, я предложил провожающим отойти назад и, черт возьми, не ошибся. Перед самым мостиком Демидовы остановились, оглянулись, а потом шагнули - и грохнуло.

Видимо, отойти мы успели на нужное расстояние - никто из нас никуда не полетел и даже не упал, хотя лошадок еле удержали, а потом еще долго успокаивали. Ни Сереги с Алинкой, ни мостка уже не было, как не было и никаких следов взрыва, на который так походила эта самая вспышка с грохотом. И хорошо - без таких следов Лааму, если что, проще будет отбрехаться. Теперь бы еще мне отбрехаться от Петрова, да попутно выяснить, с чего это он так взбеленился...

- Пал Андреич, ты вообще с какой цепи сорвался? - перебил я очередной поток изрыгаемых господином Кройхтом ругательств.

- Я сорвался?! - возмутился Петров. Похоже даже, что возмутился искренне. - На себя посмотри!

- И что, по-твоему, я должен увидеть, если посмотрю на себя?

- Ты еще спрашиваешь?! - нет, так я никакого конструктива, похоже, не дождусь.

- Ну да, спрашиваю.

- Это я тебя спросить должен! - на Петрова было страшно смотреть. Морда красная, глаза налиты кровью, рот ощерился в каком-то зверином оскале, даже слюна капала. Этак с ним инфаркт случиться может, блин... Если, конечно, раньше не успеет на меня с кулаками броситься. - Это я, мать-перемать, должен тебя спросить: ты какого хрена себя выше других ставишь?

- Да? И как я это делаю, если не секрет?

- Кончай, Михалыч, придуриваться! Думаешь, не знаю, куда ты жену вчера возил?!

О-о-о, как все запущено... Мне-то казалось, что присмотр за мной закончился с принятием меня в славные ряды 'золотых орлов', а ни фига, как выясняется, подобного не произошло.

Это к тому, что Лорку я вчера возил к матушке Кардесс, популярной среди верхней прослойки столичного среднего класса специалистке по женским делам. Точно определить ее статус - как акушерки или как повивальной бабки - у меня из-за особенностей здешних установлений, касающихся медицины, не получилось, хотя наличие у названной матушки патента вельгунденской лекарской гильдии внушало некоторый оптимизм. К матушке Кардесс я возил жену на предмет точного установления факта беременности, каковое установление мы с Лориком и получили. Кое-какие соображения насчет скрытия данного визита от посторонних глаз у меня были, но, как выяснилось, их не хватило. Интересно, как это дошло до Петрова - за моими передвижениями следили или наша домовладелица достигла в искусстве подслушивания успехов куда больших, чем мне того хотелось бы? Кстати, были у меня и мысли по поводу того, как преподнести лоркину беременность 'золотым орлам', но теперь это никакого значения уже не имело.

- Ну и? - как можно более спокойным голосом спросил я.

- Ты что, правда, не понимаешь или издеваешься? - мне показалось, что Петров начал успокаиваться. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! - Мы все, значит, тут бездетными остаемся, а ты будешь счастливым папашей?! Как тебе вообще это удалось?!

- Как-как... - я попытался отшутиться. - Как у всех, тут ничего нового не придумали.

- Ты мне, Михалыч, мозги не компостируй, - угрожающе тихо начал Петров и тут же врезал кулаком по столу с такой силой, что монументальное изделие столичных мебельщиков жалобно скрипнуло, и скрип этот был слышен даже на фоне грохота от удара. - Ты, бл..., отвечай!

- С Шелем договорился, - на мой взгляд, скрывать это не имело смысла, будь Петров не такой разъяренный, уже догадался бы и сам. - Потребовал от него в уплату за представление его интересов на переговорах.

А вот тот факт, что Шель предложил эту плату сам, я предпочел не обнародовать. Так, для подстраховки.

- Потребовал, значит? В уплату?! А какого, спрашивается, черта?! Ты, мать твою, в какие игры играешь, а?!

- Мать мою не трогай, Пал Андреич! - я сам перешел на повышенный тон. Материть он меня еще будет, старый пердун! - Любая работа должна быть оплачена! И если посредничество принято, то и оно тоже!

- Посредничество?! Спекулянт недорезанный! На наших переговорах бизнес свой сделать захотел?!

- Слова выбирай, Павел Андреич! Спекулянт, блин... Чем я спекулировал?! Что купил у Шеля и тебе продал с наценкой?!

- Спекулянт и есть! Переговоры с нами ведешь, а платит тебе этот хренов Шель?! Может, и на переговорах ты за него играешь, а не за нас?!

- А ты протоколы переговоров почитай еще раз. Мы получаем то, что надо нам, Шель получает, что надо ему. Все по-честному, мы у него покупаем возможность влиять на дальнейшее развитие Империи, он покупает у нас лишние годы жизни. И странно, что такие простые вещи приходится тебе объяснять, - неужели разговор переходит хоть к какому-то конструктиву?

- А ты получаешь беременную жену! А мы, - тут Петров выругался особенно грязно, - смотрим на тебя и сосем... лапу, - в последний момент он явно назвал не ту часть тела, которую, по его мнению, они сосут. Ну и то хорошо, что за словами стал следить.

Вот только что мне теперь с этим делать? По уму, после такой перебранки надо либо хлопнуть дверью, либо мириться с непременным распитием спиртного. Опыт такой имелся, после дуэли я же на Петрова сам наорал с матюгами, и ничего, помирились. Правда, я тогда извинился для начала, а от Пал Андреича сейчас извинений уж точно хрен дождешься. Да и трудно мне будет выпить столько, чтобы после сказанного помириться, даже если таковые извинения и последуют. Хлопнуть дверью и уйти - тоже не пойдет, это не решение проблемы, а отсрочка, причем отсрочка, скорее всего, недолгая.

Остальные варианты смотрелись еще хуже - дать Петрову в морду или вызвать его на дуэль. Дуэль? Хм, а это мысль... На самом деле, стрелять в Петрова мне ни разу не хотелось, а уж чтобы он стрелял в меня, не хотелось еще больше, но... Он же, как госчиновник в генеральском ранге, имеет полное право от дуэли отказаться. И почти что наверняка, если я хоть что-то в людях понимаю, этим правом воспользуется. Зато я в таком случае имею право обратиться к его непосредственному начальству с требованием расследования инцидента с выявлением и наказанием виновного. Пришить мне криминал с получением услуги от Шеля хрен у кого выйдет, а любое расследование нашей ссоры однозначно покажет вину государственного лейтенанта-советника Кройхта, ибо он и начал первым, и использовал слова и выражения, унижающие честь и достоинство заявителя.

После такого, конечно, на нормальных отношениях с Павлом Андреевичем можно будет поставить жирный крест, но они и так испорчены изрядно и надолго. По работе, надеюсь, у Петрова ума хватит мне палки в колеса не вставлять, а не хватит... Ну, значит, еще придется к его начальству обращаться. Кстати, а кто у Кройхта начальство? Барон Ланкругг, не иначе? В общем, на дуэль я господина Кройхта вызвал, ожидаемый отказ получил, а вот дальше начались накладки.

Началось с того, что отказался от вызова Петров в исключительно грубой и оскорбительной форме, и большого труда стоило не дать ему в морду.

- Ты офонарел?! Я, считай, что генерал, буду стреляться с отставным майором?! Не до хрена ли чести такому сопляку?!

- Ну не будешь, так не будешь, мне, в общем, по фиг. Напишу рапорт фон-барону, пусть он разбирается, - хм, а может, и правда, лучше было бы дать в морду?

- Что-о-о-о?! - взревел Петров.

- Что слышал! Думал, ты один тут в аппаратные игры играть умеешь?!Пока!

Я развернулся к двери, но не успел сделать и пары шагов, как Петров заорал мне в спину:

- Стоять!!!

Ну ни хрена ж себе! Совсем, что ли, ошизел?! Я уже приготовился обматерить Петрова, не сдерживаясь никакими ограничениями, но когда повернулся, мне едва не поплохело: Петров наставил на меня небольшой, но вполне себе настоящий револьвер. Не армейский, конечно, но на комнатных дистанциях оружие более чем эффективное.

- Стрелять собрался? В отставного майора? - я попытался уязвить Петрова его же словами. - Не много ли чести?

- Ты меня еще в мои же слова тыкать будешь?! - рука Петрова вздрогнула. Похоже, стрелять он не рискнет...

- Не буду, Пал Андреич. Я просто пошлю тебя, - я уточнил, куда именно. - А револьверчик свой засунь себе в задницу.

Не стоило мне так говорить, честное слово, не стоило. Вспышку выстрела я увидел, грохот услышал. Боль в груди почувствовал, а как и куда упал - уже нет.


Глава 38



Это я где? Это местный 'тот свет', что ли, так выглядит?

Как, говорите, выглядит? Да никак. Какая-то сероватая хмарь, буквально обволакивающая со всех сторон, и ничего сквозь нее не видно. Руку вперед вытянешь - не видишь даже собственный локоть, не то что кисть. Стою вроде бы на чем-то твердом и ровном, уже лучше. Но это пока единственное, что можно более-менее определенно сказать.

Грязно выругавшись, я тут же умолк. Хватит уже, поругался... Вот кто меня за язык тянул посылать Петрова по общеизвестному адресу? Психанул мужик, сжал пальцы - и вот результат... Ладно, я за собственную дурь пострадал, а Лорке за что вдовой оставаться, в ее-то положении?

- Лорка! - позвал я на всякий случай. - Лорик! Лоари!

- На том уровне существования, где сейчас пребывает ваша супруга, она вас не слышит, - раздался хорошо знакомый голос.

- Шель?

- Да, это я.

- Где я?

- В пограничной зоне между двумя уровнями существования.

- То есть между обычной и загробной жизнью?

- В привычной для вашей культуры терминологии можно и так сказать, - голос Шеля звучал не очень уверенно, да и с ответом он малость затянул.

- А можно и по-другому? - попробовал я задать наводящий вопрос.

- Можно... - Шель снова не показал уверенности, да и задержка с ответом продлилась несколько больше.

- И, как я понимаю, здесь находится только мое сознание, а не тело? - что-то наш разговор становится похожим на игру в угадайку. По крайней мере, с моей стороны.

- Да, - на этот раз Шель ответил сразу. Так, значит, я угадал. Только вот станет ли мне легче от этого?

- А оптимизация состояния организма в таком случае возможна? - задал я вопрос, который волновал меня по-настоящему.

- Оптимизация возможна почти всегда, - Шель вернулся к привычному назидательному тону, - за исключением одномоментного и полного разрушения организма. В вашем случае такового разрушения не имеется.

Так, и чем же теперь Шель захочет получить оплату за медуслуги? Черт, а мне-то ему предложить практически нечего... Разве только неизбежные проблемы в моих взаимоотношениях с 'золотыми орлами', блин... Вот же неудачно как все вышло... Действительность, впрочем, сразу же и намного превзошла мои представления о неудачах.

- Видите ли, Миллер... - хм, а раньше 'господином Миллером' именовал, - есть некоторые затруднения...

Задавать наводящие вопросы уже и не хотелось. Черт с ним, с Шелем, сам продолжит. Лишь бы только вытащил!

- Нынешнее состояние вашего организма крайне неудовлетворительное. Чтобы его оптимизировать, мне придется пойти на такой же расход энергетического ресурса, как и при оптимизации состояния ротмистра Киннеса, - черт, если Шель начал ссылаться на расход энергоресурса, значит, ждет меня какая-то подлянка...

- Проблема в том, - ага, вот и слово 'проблема' произнесено - значит, точно ничего хорошего, - что я не смогу одновременно оптимизировать состояние обоих ваших организмов.

- А поочередно? - утопающий хватается за соломинку, и я не собирался становиться исключением из этого правила. А вдруг?..

- Тоже невозможно. Я смогу вернуть к нормальной жизнедеятельности только одного из вас.

Черт! Вот это засада! Умирать-то не хочется...

- Есть еще две проблемы, - проникновенно начал Шель. Блин, можно подумать, мне имеющихся не хватает!

- Одному из вас придется умереть, а другому - принять мое сознание на половину оставшегося ему срока жизни, по двенадцать часов ежесуточно, как я раньше уже говорил. Я бы хотел, чтобы это были вы, но вмешиваться не буду согласно принятым в вашей культуре этическим нормам. Решите это между собой. Либо вы уговорите Киннеса отказаться от дальнейшей жизни, либо он уговорит вас.

- С чего бы так жестко? Мы же договаривались только о том, что я ищу реципиента для вашего сознания?

- Когда мы об этом договаривались, вы были живы, а я не расходовал энергетический ресурс на поддержание и частичную оптимизацию жизнедеятельности Киннеса, - вот гад, умеет переговоры вести! Ладно, попробую с другого бока зайти...

- Вы говорили о двух проблемах, - пусть Шель выложит все карты на стол.

- Да. Дело в том, что с Киннесом я уже общался и предложение о переносе ему своего сознания озвучил. Вам могу предложить те же условия.

- Мне они не подходят. Я могу дать вам не более трети своего времени.

- И вы упрекаете меня в жесткости? - Шелю почти удалось изобразить искреннее удивление.

- Да ладно! Вы же сами высказали мне предпочтение, - я старался, чтобы мой голос звучал максимально безразлично. - А раз предпочитаете, то и платить придется больше.

- Если вы сумеете убедить Киннеса, я приму ваше условие.

Примет он, мать его... Примет, конечно, никуда не денется. А самую грязную работу делать буду я.

Это ж надо было додуматься - поставить нас с Киннесом напротив друг друга и смотреть, как один уговорит другого умереть! Сука, ненавижу!

- Поймите, Миллер, - тихо сказал Шель. - Я чувствую и понимаю ваше негодование, но в имеющихся условиях вынужден поступить именно так. Максимальная этичность, которую в данном случае я могу проявить - не сказать Киннесу, что предпочитаю вас, и не наблюдать за ходом ваших переговоров.

Ну да, в имеющихся условиях такое поведение можно и этичным назвать. Но только что назвать, да и то с большой такой натяжкой... Хотя в определенной честности Шелю не откажешь - хотя бы объяснил, в чем дело и почему. Единственная проблема в том, что проверить его объяснения никакой возможности у меня нет. Ну не имею я достаточной и достоверной информации о его энергоресурсе! Впрочем, ни хрена эта проблема не единственная, есть и еще одна. Точнее, не столько проблема, сколько некоторое непонимание мной одного момента... Когда Шель говорил об этом первый раз, я не удосужился уточнить, и, пожалуй, пришло время это исправить.

- Скажите, Шель, - я старался говорить таким тоном, будто кстати вспомнил не самый существенный вопрос. - А почему вы не стремитесь полностью заменить чье-либо сознание на ваше? У Киннеса вы просили половину его жизни, со мной договорились не более чем на треть... Не проще ли было бы подобрать для вас, скажем, приговоренного к смерти преступника, чтобы вы заменили его сознание целиком?

- Не проще. Подсознание в таком случае осталось бы чужим, причем недружественным. Вы же лучше меня должны понимать, к чему это могло бы привести.

Да понимал уж, чего тут не понять... Шизофрения у искусственного интеллекта - это было бы слишком. Ну ее на хрен!

Поймал себя на мысли, что на самом деле пытаюсь оттянуть встречу с Киннесом. Хм, встречу... Хорошо, что видеть друг друга не будем - было бы не очень приятно вести беседу на такую тему, глядя Киннесу в глаза. Ладно, хватит тянуть.

- Да, Шель, я понимаю. Когда и как мы встретимся с ротмистром Киннесом?

- Вы готовы?

- Готов.

- Хорошо. Вы почувствуете присутствие ротмистра. Когда закончите, просто позовите меня.

...Как ко мне пришло ощущение того, что я тут не один? Не знаю, просто пришло - и все. Да, ничего и никого я по-прежнему не видел, но присутствие ротмистра ощутил. Именно ротмистра Киннеса, а не просто другого человека.

- Приветствую вас, ротмистр, - на мой взгляд, пожелание здравствовать смотрелось бы в этой ситуации неуместно.

- Здравствуйте, господин инспектор, - ротмистр такими языковыми нюансами голову себе не забивал.

- Уже не инспектор. Вышел в отставку, - уведомил я Киннеса.

- Война закончилась? - естественно, боевого офицера это интересовало в первую очередь.

- Да. Мераскова степь теперь принадлежит Империи, - порадовал я его. Ну, надеюсь, что порадовал.

- Как ваша супруга?

- Спасибо, хорошо. Лоари ждет ребенка.

- О, поздравляю! - я так и представил сдержанно-скромную улыбку ротмистра.

- Спасибо, ротмистр. Но давайте не будем вокруг да около ходить. Вы знаете, для чего устроена наша встреча?

- Да, мне Шель сказал, - на удивление спокойно ответил Киннес.

- И что вы об этом скажете? Спорить будем, доказательства друг другу приводить или монетку бросим? Хотя я ума не приложу, где мы тут возьмем монетку и как сможем ее бросить...

- Наверное, не нужно ни того, ни другого, - черт, как ему это удается? Я на нервах весь, а он, похоже, и правда спокоен, а не рисуется. Что значит солдат и дворянин! - Я вам и так уступлю.

- Как - уступите? - я был ошарашен. Чего угодно ожидал, только не этого.

- Просто уступлю. Знаете, я уже привык быть мертвым, пока этот Шель ко мне не обратился. Мне не трудно к этому вернуться. Тем более, - был бы ротмистр живой, наверняка бы тут усмехнулся, - есть в этом и хорошая сторона.

- Какая? - растерянно спросил я.

- Покой, - я снова мысленным взором увидел его улыбку.

- И ради покоя вы уступите мне жизнь? - чего-то я в людях не понимаю, судя по всему...

- Да, я уже сказал, что уступлю. Знаете, Миллер, когда я был жив, я даже никогда не думал и не мечтал о покое... А сейчас не хочу его ни на что менять.

Хм, вот как? Смертный покой затягивает, прямо как алкоголь и наркотики? Ну а почему бы и нет? Особенно, если не меня. Киннесу я, понятное дело, попытался сказать это в более обтекаемых выражениях:

- Мне сложно вас понять, ротмистр. Я здесь совсем недавно, и к здешнему покою не привык.

- И не надо, - мягко поддержал меня Киннес. - Не надо. Оставьте покой мне, а сами живите дальше. Еще успеете сюда.

- Да уж, успею... - а что еще оставалось сказать?

- И попозже, - добавил ротмистр. - Сами понимаете, чем больше времени пройдет между свадьбой и похоронами, тем лучше.

- Лоари мне сказала, что вы...

- Да, - Киннес не дал мне закончить. - Гвенд, знаете ли, очень удобен. Всегда можно поинтересоваться мнением самой девушки перед засылкой сватов.

- И тем не менее, моим сватом вы к Триамам пошли. Благородный поступок, ротмистр. Я ваш должник.

- Не стоит, Миллер. Скажу вам по чести - к Лоари Триам я сватался не из-за страстной любви, поэтому ваше предложение принял легко. Просто в моем роду сложились обстоятельства, в силу которых старшие родственники требовали, чтобы я женился...

Киннес замолчал. Прошло какое-то время, пока я не понял, что рассказывать об этих обстоятельствах он не собирается. Ну да и ладно, не так оно и важно, на самом-то деле.

- Знаете, Миллер... - не очень уверенно продолжил Киннес, - раз уж вы считаете себя моим должником... У меня к вам просьба. В Лукаме, я оттуда родом, найдите моего незаконнорожденного сына. Его зовут Арнит Гланс, живет у вдовы Гланс, это его бабка. Помогите мальчику, чем сможете, от моих родственников он ничего хорошего не дождется.

- Я помогу ему, ротмистр. Обещаю, - а что бы вы сказали на моем месте? Как именно можно помочь ребенку, а главное, какая помощь ему на самом деле нужна, я пока не знал, но уж найду способ, обязательно найду. Сына ротмистра Киннеса я без помощи не оставлю, а законность или незаконность его рождения мне вообще до одного места.

- Тогда давайте прощаться, Миллер, - устало произнес Киннес. Да, действительно, привык он уже к покою. Разговор наш длинным не назовешь, а вон как человека вымотало...

- Давайте, - поддержал я. - И, знаете, я благодарен судьбе за то, что мы с вами встретились. Сделаю все, чтобы ваш сын вами гордился.

Эх, хмарь здешняя... Да и пребывание тут в виде одного лишь сознания тоже одно сплошное неудобство. Ни руки пожать, хоть и не принято у имперцев так, ни каблуками щелкнуть. Просто так же, как несколько минут назад почувствовал присутствие Киннеса, так и сейчас почувствовал, что остался один. Пора звать Шеля...

- Я так понял, что вы с Киннесом договорились, и договорились устраивающим меня образом? - явился, не запылился, нарисовался, понимаешь, хрен сотрешь!

- Правильно поняли, - подтвердил я, хотя и так все было ясно.

- В таком случае приступаю к оптимизации вашего организма и ненадолго прощаюсь, - подчеркнуто нейтральным тоном доложился Шель и тут же, подпустив в голос теплоты, добавил: - Вам надо возвращаться на привычный уровень существования. Здесь задерживаться опасно...

Это точно, побеседовав с Киннесом, я уже и не сомневался. Так что - быстрее, быстрее отсюда!

Хмарь вокруг меня начала светлеть и рассеиваться. Интересно, если я руку подниму сейчас, увижу или как? Черт, а это еще что за напасть? Поднять руку я не смог. И почему-то вернулась боль в груди, пусть и не такая сильная, как это было перед попаданием сюда. Зато хмарь исчезала прямо на глазах, и уже через несколько мгновений я увидел перед собой что-то белое, очертаниями своими напоминавшее верхнюю часть человеческой фигуры. Фигуры, замечу, женской, и, более того, знакомой...

- Очнулся! Мой муж очнулся! Феотр, я здесь, ты меня слышишь?

Лорка, теперь я уже не только слышал, но и видел ее, склонилась надо мной. Еще несколько секунд - и я могу различить черты ее лица, самого родного и прекрасного лица на всем свете. Вижу покрасневшие глаза - плакала много или долго не спала. Наверное, и то, и другое.

Вокруг начинается какая-то суета. Лорка встает, ее место занимает какой-то бородатый мужик, весь в белом. Врач? Да, точно.

- Как вы себя чувствуете? Говорить можете? Вы меня слышите?

Блин, сколько вопросов сразу-то... Как чувствую? Как с похмелья... Но в груди уже не болит. Могу ли говорить? А вот сейчас и узнаем...

- Д-д-да, - надо же, могу! Не шибко уверенно, но получается. Слышу ли я его? Да уж точно слышу, раз отвечаю!

- С-с-спаси-бо, - кое-как произношу я. Нет, чуть подожду еще. Почему-то я уверен, что уже через несколько секунд смогу сказать лучше.

- Спасибо, Лора. И вам, доктор, спасибо, - а ведь не ошибся! Правда, могу! - Мне лучше. Намного лучше.

Пытаюсь подняться. Нет, пока еще не встать, на такое сразу не решусь, но хотя бы полусидячее положение принять. Доктор, Лорка и неведомо откуда появившиеся медсестры всем скопом накидываются и укладывают меня обратно. Ладно, медики, хрен бы с ними, но Лорка-то куда? Уж могла бы привыкнуть к шелевским фокусам...


Глава 39



О-о-ох... Сколько же всего не знаю я ни об окружающих меня людях, ни об Империи вообще... Как говорится, 'век живи, век учись, а дураком помрешь'. Ну, дураком я совсем недавно уже помирал, хватит с меня таких неприятностей, так что будем жить дальше и прилежно учиться.

Дабы не выносить сор из избы, то есть из особняка, Императорское общество Золотого Орла поручило расследование инцидента между двумя своими членами еще одному своему же члену - капитану-советнику Стеннерту. Надо полагать, решили, что раз он чиновник министерства внутренних дел, пусть и не полицейский, то справится с этим лучше других. Стеннерт справился.

Начал он с того, что посадил меня писать изложение событий с моей точки зрения, потом велел написать второй экземпляр, потом мне пришлось тоже в двух экземплярах писать докладную о своей недолгой загробной жизни, а потом господин капитан-советник задал мне кучу вопросов. Допрос проходил неспешно, потому что протокол Стеннерт вел сам, никто другой при этом не присутствовал. А когда он посчитал, что его профессиональное любопытство я удовлетворил, и сам рассказал мне интереснейшую историю.

Оказывается, господин Кройхт (Петровым его называть как-то уже не особо хотелось), первоначально делал в Империи карьеру на ниве государственной службы. Причем, как я понял, карьеру, очень даже неплохую. Его даже прочили чуть ли не в министры (чего именно, Стеннерт умолчал), но тут произошла неприятная история - Кройхт решил жениться.

Что тут было неприятного? Да все! Бездетность попаданцев секретом давно не являлась, поэтому родители девушки, в которую влюбился Кройхт, его сватовство категорически отвергли. Аристократическому семейству, которое Стеннерт, естественно, не назвал, требовались прямые потомки, пусть и по женской линии, и отдавать единственную дочь за бесплодного жениха они не собирались. Однако же между Кройхтом и его избранницей успела-таки проскочить искра взаимных чувств, и однажды благородная барышня попросту сбежала из дома, дабы сочетаться браком со своим возлюбленным. Но родители новобрачной не успокоились и задействовали все свои возможности, каковые оказались очень даже немалыми. Сначала Имперская Палата Чести признала брак недействительным с момента заключения, затем несостоявшуюся супругу принудительно вернули в родительский дом жандармы, а уже в самом скором времени семья подыскала для дочери другого жениха. Вот только несчастная девушка умерла прямо в ночь накануне свадьбы, и, если я правильно понял намеки Стеннерта, это было самоубийство, хотя следствие 'установило' какую-то естественную причину. Кройхту пришлось уйти в отставку без пенсии, правда, его почти что сразу поставили на малозаметную в общеимперском масштабе должность канцлера Императорского общества Золотого Орла. Изрядную степень влияния на жизнь Империи Кройхт себе таким образом вернул, но на его публичной карьере был поставлен крест.

Черт, а ведь помню же, каким печальным выглядел Кройхт, когда рассказывал мне о попаданческой бездетности... Ну да ладно, винить мне себя не в чем. Не я же сам за собой устроил слежку, чтобы Кройхту стало известно о лоркиной беременности! Но вот для чего Стеннерт поведал мне эту грустную историю? Поскольку никаких мыслей на эту тему у меня не нашлось, я просто задал капитану-советнику прямой вопрос, получив ответ, назвать который прямым не смог бы при всем желании.

- Видите ли, господин Миллер, - устало сказал Стеннерт, - если я все правильно понимаю, в самом скором времени у вас будет возможность оказать некоторое воздействие на решение участи государственного лейтенанта-советника Кройхта. Поэтому я посчитал справедливым, чтобы вам стали известны изложенные мною обстоятельства.

Дать какие-либо дальнейшие разъяснения Стеннерт вежливо, но непреклонно отказался, оставив меня в изрядном недоумении. О том, где Кройхт сейчас и что хотя бы примерно может его ожидать, Стеннерт тоже ничего не сказал. Опять сплошная неопределенность...

Но продлилась такая неопределенность недолго и закончилась весьма неожиданным образом. Через пару дней ко мне на квартиру, которую я так и продолжал делить с Николаем, явился вахмистр гвардейской жандармерии и передал мне предписание явиться пред светлые очи его императорского величества. Причем не одному, а с супругой.

Как Лорка выбирала, что надеть и чем украситься, рассказывать не буду, даже не уговаривайте. Однако же явились даже за двадцать минут до назначенного времени.

Его величество предписал нам прибыть в Малый Летний дворец, этакий небольшой архитектурный шедеврик сразу за столичной окраиной. Нас проводили к крыльцу, выходившему в дворцовый парк, и велели ждать. Сами понимаете, смотреть на часы в этой ситуации было бы с моей стороны непозволительным хамством, но у меня сложилось впечатление, что император вышел к нам точно в назначенное время, минута в минуту.

На свои официальные портреты его величество был, конечно же, похож, но именно что похож. Начнем с того, что лицо его оказалось не таким бледнокожим, как это, по местным стандартам, должно быть у аристократов. Уж где его величество сумел приобрести легкий, но хорошо заметный загар, не знаю, но именно в нем и состояло первое и главное отличие живого оригинала от многочисленных живописных копий. Вторым отличием было императорское одеяние. Если на портретах император всегда изображался в каком-нибудь парадном мундире и с многочисленными орденами, то сейчас он был одет в белый полотняный китель с погонами полковника конной гвардии и одним-единственным орденом. Да и выражение на августейшем лице смотрелось куда более живым и менее величественным, нежели на портретах, хотя все же по-настоящему монаршьим.

К нам его величество вышел в сопровождении какой-то дамы лет за тридцать, одетой в неожиданно простое светло-бежевое платье с белоснежным передником. Лорка блеснула свежеприобретенными манерами, почти что безукоризненно выполнив реверанс, я поклонился, прижав к груди шляпу.

Ответив на наши приветствия, император передал Лорику приглашение ее величества, и вышедшая с ним дама увела мою супругу во дворец. Мне же монарх предложил прогуляться по парку, на что я, сами понимаете, моментально и со всем почтением согласился.

- Знаете, Миллер, я читал все ваши доклады относительно этого Шеля, инцидента с Кройхтом и его последствий, - в такт неспешному прогулочному шагу начал император. Ага, понятно, для чего последние рапорты я писал в двух экземплярах! Точнее, для кого. Что ж, решение Стеннерта отказаться от посредничества писаря стоило признать верным. - Что вы предложите в отношении Кройхта?

- Мне известны печальные обстоятельства, приведшие Кройхта к несколько... - я замялся, подбирая нужное слово, - ... несколько болезненному отношению к продолжению рода. Поэтому как человек я готов его простить. И вас, ваше величество, почтительно прошу помиловать Кройхта, если в его отношении будет вынесен судебный приговор.

- Даже так? - удивился император.

- Да, ваше величество. Работать вместе с ним я бы, говоря откровенно, не хотел, думаю, и ему со мной не захочется, но... Он сделал для меня много хорошего, да и повредить мне не сумел, пусть не в его воле это и было.

С чего бы вдруг такое всепрощенчество? Да так, под настроение. Опять же, душой я не покривил - Петров (черт, все-таки именно Петров, хоть и не хотел я даже для себя так его называть) и правда сделал для много чего, и повредить не повредил... Стеннерт вот тоже просил за него, а со Стеннертом мне точно еще работать и работать. И потом, Кройхта так или иначе все равно как-то накажут, причем без учета моего мнения, так уж лучше самоустраниться, показав при этом себя этаким положительным персонажем.

- Я учту ваши слова, Миллер, - кажется, его величество согласился не со мной, а с какой-то собственной мыслью, - но от службы в обществе Золотого Орла Кройхт будет отставлен.

Я коротко поклонился, принимая императорское решение. Впрочем, принимал я его или нет - что бы от этого поменялось?

- А почему вы не просите за сына ротмистра Киннеса? - неожиданно поинтересовался его величество.

- Ротмистр просил меня позаботиться о его сыне, - сказал я. - И я в состоянии оказать помощь мальчику и женщине, которая его растит.

- У меня это получится лучше, - император покровительственно улыбнулся. - Я признаю ребенка законным сыном ротмистра с получением фамилии отца и его дворянского состояния. А по достижении необходимого возраста мальчика примут в кадетский корпус на полное казенное обеспечение.

Да уж, тут его величество опять прав. Помочь материально - это да, это я могу, но сделать внебрачного ребенка законным наследником... Не мой, как говорится, уровень. Хотя, как я помнил, наследовать там можно действительно лишь фамилию да дворянство - за неимением всего остального. Вот с этим самым остальным и помогу.

- Впрочем, будет справедливо, если и вы примете участие в судьбе сына этого храброго и самоотверженного офицера, - император милостиво не стал ограничивать меня в моих благих намерениях.

Мы некоторое время шли молча. Нет, вы чувствуете? 'Мы' - я и император! Но это я так, в порядке юмора. На самом деле молчание было... как бы это помягче выразиться? Каким-то немного тревожным, что ли... Что-то подсказывало, что сейчас последуют либо неудобные вопросы, либо неоднозначные предложения, либо то и другое вместе. Как говорится, предчувствия его не обманули. 'Его' - это меня, если кто еще не понял.

- Скажите, Миллер, - кажется, началось... - Каково это - жить с двумя разумами?

Ну, спросил... Честно сказать, я и сам пока не сильно понял, каково. В основном-то мы с Шелем порознь функционировали, а одновременно оба разума работали тогда только, когда мы с ним общались. Кстати, когда у меня сложилось впечатление, что скорость нашего общения в таком варианте выросла, я решил это проверить. Что ж, и правда выросла. Потому как я теперь не проговариваю мысленно свои реплики, а изъясняюсь непосредственно мыслями. Видимо, и Шелю так легче, потому что и он отвечает быстрее. Но вот за исключением этого, у нас, как говорится, мысли врозь. Самое главное - врозь воспоминания. Не хватало еще к личному его подпускать...

Зато интересно было побеседовать с Шелем после его первого опыта самостоятельного управления человеческим (увы, моим) телом. Беседа, надо сказать, началась с активного выражения мною своего недовольства в адрес искусственного интеллекта, без ругани, правда - ругаться я после той ссоры с Петровым вообще стал меньше. Но тут я был в своем праве: с управлением пешей ходьбой не справился Шель, а стукнулся из-за этого ногой об стол все-таки я. Кстати, что особенно интересно, от боли перехват управления организмом от Шеля ко мне прошел мгновенно. Не скажу, что так уж сильно меня воодушевляет идея использовать боль (мою, между прочим, боль!) для оного перехвата управления, но то, что такое возможно, душу слегка греет. В общем и целом, пока что использование Шелем возможностей моего организма носило все еще учебный или, скорее даже, ознакомительный характер.

С другой стороны, кое-что насчет Шеля начал понимать и я. Ну как понимать - в самых-самых общих чертах, конечно. Пустил он однажды меня в свой разум, вроде как на экскурсию... Честно скажу: не понял. Ничего. Вообще. Зато после этого, когда мы начали мысленно общаться у меня в голове, понимаю его с ходу. Такие вот у нас взаимные учебные занятия...

Другое дело, что ради выполнения всех этих упражнений мне приходилось исправно ходить на работу в тот самый особняк на улице Белых Ворот. Не очень, признаться, хотелось, чтобы это видела Лорка. Нет, она все понимает, с ней я еще в больнице поговорил, но кто хочет переспорить женщину, пусть занимается этим сам, без меня. 'Ты мой муж, и видеть тебя я хочу только таким! Против Шеля ничего не имею, но видеть его вместо тебя не желаю!' - и все. Да я и сам не против такой постановки вопроса...

Вот примерно так я это все его величеству и изложил - только короче и без упоминания Лорки. Его величеству стало интересно и следующие минут пятнадцать мне пришлось пересказывать императору впечатления Шеля от мира, увиденного человеческим зрением, от запахов, осязания... В общем-то, для меня все это тоже представляло интерес, но я-то уже кое-какой опыт выслушивания таких впечатлений имел... Затем его величество выразил желание побеседовать непосредственно с Шелем, после чего еще минут десять из моей памяти выпали, хотя Шель обещал потом рассказать подробности.

- Так сколько, говорите, проживет еще Шель при непрерывной передаче его сознания в тела людей? - неожиданно сменил тему император.

- Пятьсот лет примерно, ваше величество, - только не подумайте, что я научился моментально считать в уме, просто мы с Шелем просчитали все заранее. То есть сам Шель и просчитал, причем именно моментально и именно в уме, но я для порядка его подсчеты перепроверил, правда, уже на бумажке.

- И за это время мы должны успеть выйти в космос? - недоверчиво спросил монарх.

- Успеем, - уверенность ответа далась мне без труда. - У нас это заняло чуть менее века от такого же уровня развития. У Империи темпы прогресса выше, так что первые шаги за пределы Эрасса сделаем и раньше. А главное - останется время перейти от первых шагов к уже более существенному освоению космического пространства.

- Что ж, - задумчиво изрек император, - Империя живет, только постоянно расширяясь. И когда некуда будет расширяться здесь... - прикрыв глаза ладонью, он посмотрел в небо. - Жаль, мы с вами этого не увидим.

- Жаль, - повторил я.

- Кстати, Миллер, - император прервал возникшую в разговоре паузу, - а почему вы не просите ничего для себя? Заслуги ваши перед Империей изрядны и неоспоримы...

- А мне ничего не нужно, - просто ответил я.

- Ничего?! - удивление его величества было искренним и немалым. - Так уж и ничего?

- Без славы и почестей я проживу в силу особенностей характера, - начал перечислять я все то, чего мне не нужно от монаршьих щедрот, - достойный заработок, надеюсь, смогу себе обеспечить сам, а счастье даст мне жена. Что еще человеку надо?

- Дело, - веско возразил император. - У человека должно быть дело, за которое его будут любить или ненавидеть, но никогда не смогут не заметить. Дело, которое останется после него. Дело, за которое человека будут помнить. И я вам такое дело дам. Чуть позже мы с вами вернемся во дворец, где я оглашу рескрипт о даровании вам и вашей супруге прав дворянского состояния с их наследованием вашими потомками, о вашем возвращении на службу с производством в чин капитана-советника по министерству внутренних дел, и о назначении вас канцлером Императорского общества Золотого Орла.

Оп-па! Это я сравняюсь со Стеннертом? По привычке перевел чин на армейский лад - полковник, однако! А еще получается, что господина Кройхта я натуральным образом подсидел...

- Ваше величество, - почтительно заговорил я, - на этой должности мои возможности будут весьма немалыми. Вы готовы предоставить такие возможности человеку... человеку с моими особенностями?

- Возможности, говорите? - император довольно усмехнулся. - Вы даже не представляете, Миллер, какие именно я дам вам возможности! Как не представляете и то, что вместе с этими возможностями получите...


Глава 40



Как же быстро летит время... И летит, зараза такая, почему-то только в одну сторону. Завтра будем отмечать двадцать пять лет с того дня, как прошлись по неведомо откуда взявшемуся в подмосковном лесу мостику. Двадцать пять лет! Местных, прошу заметить, лет, каждое из которых несколько длиннее земного. В будущем году - те же четверть века со дня нашей с Лоркой свадьбы. А там останется совсем чуть-чуть и до еще одного юбилея - восьмидесятилетия меня, любимого.

Каково это, чувствовать себя в таком возрасте? Для меня - неплохо. Мне пока что семьдесят семь, так я сорокадвухлетней Лорке не всякую ночь дам выспаться. Ну, или она мне, что, в общем-то, не так и существенно... У нас три сына, две дочери и пока что три внука.

Лорка все-таки на учительских курсах выучилась, но уже здесь, в Вельгундене. Здесь же и учительствовала в начальной школе, а три года назад стала преподавать на тех же учительских курсах. Я по-прежнему служу канцлером Императорского общества Золотого Орла, вот только к чину капитана-советника пару лет как прибавилось слово 'государственный', так что Кройхта, который все-таки Петров, в чине я превзошел.

Да... С Кройхтом его величество поступил, уж даже не знаю, как и назвать. С одной стороны никакого суда по вполне реально грозившему товарищу обвинению в покушении на убийство не было, как не было и следствия, и самого обвинения. Более того, в отставку Кройхт был отправлен с пенсией и сохранением права на ношение мундира. А с другой, проживать в столице император отставному государственному лейтенанту-советнику запретил, и пришлось экс-чиновнику перебраться в Оттлак - небольшой уютный город-курорт на юго-востоке Империи. Правда, лечебным процедурам Павел Андреевич предпочитал спиртные напитки. Крепкий организм целых восемь лет сопротивлялся такому образу жизни, но потом не выдержал, и ни Локаса Кройхта, ни Павла Петрова не стало. Жаль, конечно, что так глупо он свою жизнь закончил, да еще глупее закончилась наша с ним совместная работа. Впрочем, кто его знает, смог бы он работать по-новому, да еще сотрудничать с Шелем в моей голове? Вот уж не факт, потому как имперские кадры общества с тех пор поменялись очень сильно, и вовсе не из-за возраста - вон, Стеннерт до сих пор работает, в свои-то шестьдесят четыре.

А работа у нас, можно сказать, кипит. Были, помню годы, когда мы по четыре попаданца принимали, но это рекорды, так-то двумя-тремя ежегодно обходимся. Но что выдергивание попаданцев с Земли, что прием их тут у нас теперь организованы куда лучше.

Во-первых, мы с Шелем усовершенствовали методику считывания ментального фона кандидатов. Я подсказывал Шелю, что именно в этом фоне нужно особенно внимательно вычитывать, причем не только в профессиональных склонностях, но и в чертах характера, а он уже думал, как это лучше сделать. Обычно придумывал, да.

Во-вторых, прием попаданцев мы подняли на уровень, о котором раньше 'золотые орлы' не то что мечтать не могли, а и просто подумать не догадались. Мы в каждом случае заранее планировали, в какое именно место попаданец, прошу прощения за тавтологию, попадает, и подводили туда пару-тройку агентов, которые приглядывали за перемещенным специалистом, помогали ему сделать первые шаги по вживанию в нашу действительность, а затем и делали то самое предложение, от которого трудно отказаться.

Ну и, в-третьих, доставку попаданцев мы теперь планировали, заранее рассчитывая их потребное количество и ассортимент, то есть области их познаний и уровень квалификации.

Результаты такого подхода, что называется, впечатляли. Более того, до сих пор впечатляют и еще будут и будут впечатлять. Я вот, например, на работу и домой езжу в служебном автомобиле, причем этот автомобиль передвигается по столичным улицам не сам по себе, а как участник весьма оживленного движения. Личных автомашин, правда, пока очень мало, но таксомоторный бизнес развит неплохо и продолжает активно развиваться, да и грузовики с автобусами добавляют на улицах оживления. Но уже и регулировщики стоят на перекрестках, и готовится установка светофоров. Прогресс, как известно, штука не бесплатная, так что случаются и дорожно-транспортные происшествия. Справедливости ради стоит сказать, что основную их часть составляют пока что последствия испуга извозщичьих и ломовых лошадей, нервная система которых не вполне адекватно реагирует на угрожающе ворчащие и непривычно пахнущие безлошадные экипажи.

В небо Империи регулярно поднимаются аэропланы и, более того, почти столь же регулярно приземляются. Дирижабли пока еще продолжают оставаться главным воздушным транспортом, но и когда самолеты уверенно встанут на крыло, никуда не денутся. В воздух летающие корабли поднимаются уже не на водороде, а на гелии, так что никакого 'Гинденбурга' у нас точно не будет. И есть уже группа местных энтузиастов, под руководством очередного попаданца вовсю экспериментирующих с ракетами, точнее, с различными видами их двигателей и системами управления.

В одном из новых зданий Императорского Высшего Политехнического училища занимает две комнаты сооружение, вполне заслуживающее права именоваться программируемым компьютером, и какие-то непонятные люди смущают уважаемых профессоров своими безумными идеями. Нет, ну надо ж придумать - 'язык программирования'! Зато некоторые студенты, погрузившиеся в дебри этой зауми, увлеклись ею всерьез и надолго.

Встает, правда, вопрос: а что мы будем делать, когда уровень нашего развития превзойдет земной? То есть не то чтобы прямо встает, но ведь к тому потихоньку движется... Ну я так думаю, до полного выхода вперед все равно скоро не дойдет, еще долго будут оставаться какие-то направления, в которых помощь попаданцев нам понадобится.

Попаданцев я стараюсь отбирать с таким расчетом, чтобы чуть больше половины из них были русскими. Не потому, что развел тут землячество и вовсю раздаю льготы и привилегии по национальному признаку, а исключительно ради дела. Слов нет, что европейские, что американские специалисты великолепны, но... Чтобы все их преимущества раскрылись в полной мере, эти люди должны работать на налаженном производстве. Сделать конфетку из дерьма, а то и вообще из ничего - дело для них почти что недоступное, тут нужны русские. А вот уже потом на это дело ставим какого-нибудь немца-американца-француза, и тот налаживает управление, логистику, отчетность и превращает созданный русскими хаос, который почему-то работает, хотя и не понять, как, в предприятие, функционирующее нормально, объяснимо и предсказуемо. А в общении с ними со всеми у меня проблем нет - английский и немецкий я знаю, какие-нибудь французы или шведы знают английский, ну а имперский все они так или иначе осваивают.

Русский язык я, соответственно, не забываю. Лорку, кстати, как она когда-то давно просила, говорить и писать по-русски тоже научил, и детей научил, и внуков собираюсь научить, и вообще превратить это в родовую традицию, передающуюся из поколения в поколение. Почему еще мне нужно, чтобы по-русски говорили, писали, а еще лучше - думали, мои потомки? А чтобы мышление сохраняли соответствующее. Язык, он же не только для общения служит, он задает сами принципы мышления. И раз уж на мой род возложена особая миссия, то и выполнять ее надо по-особому, с нестандартным подходом и чисто русской, извините за выражение, креативностью.

Что за миссия? В тот день, когда император даровал нам с Лоркой дворянство, он вкратце объяснил, что это будет для нас означать. Это чтобы я, если что, успел отказаться...

- Знаете, Миллер, - сказал он мне тогда, - мы привыкли рассматривать бездетность людей из вашего мира как благо. Да-да, именно как благо, - упредил он мой вопрос. - Сами посудите: возникли бы у нас целые рода иномирян - так ли уж сильно они отождествляли бы свои интересы с интересами Империи? И как бы они уживались со старой имперской аристократией? Ведь новой аристократией они бы так или иначе стали, вы же это понимаете.

М-да... И ведь не поспоришь с его величеством, даже не потому, что император, а потому, что прав. Видимо, создатели Шеля тоже что-то в этом понимали, вот и блокировали попаданцам репродуктивные возможности.

- И раз вы, Миллер, через это перешагнули, я предлагаю вашему роду особое, уникальное служение Империи. А вместе с таким служением - и особое, уникальное положение.

Я начал было лихорадочно соображать, что такого особенного и уникального мог бы предложить мне и моим потомкам его величество, но император не дал мне на это времени.

- Я хочу, Миллер, чтобы вы и ваши потомки взяли на себя Шеля. Чтобы вы передали его вашему сыну, он своему сыну и так дальше. Заметьте, Миллер: не отдать Шелю свои тело и разум, а взять Шеля.

Хм... А ведь и правда... Поставить себя главным в нашей паре и пусть Шель чувствует себя обязанным... Это идея! Да, нелегко, да, надо все как следует продумать, но ведь есть же, к чему стремиться! Ну, его величество, ну, предложил так предложил...

- Вы можете даже отказаться, - продолжал император. - Но я бы просил вас принять мое предложение. Так нам всем будет лучше. Мои наследники будут знать, что столь могущественная иномировая сущность зависит от их подданного. Ваши наследники будут знать, что Империя в лице своего монарха гарантирует исполнение договоренностей с Шелем. Шель будет знать, что его востребованность Империей сохраняется и поддерживается моими и вашими наследниками.

...Как вы понимаете, я тогда согласился, испросив и получив единственное послабление - взять паузу, чтобы посоветоваться с женой. Все-таки род, на который император собрался возложить такое, пойдет от нас с ней, так что ее мнение стоило бы и учесть. Лорка, ясное дело, сначала не шибко это одобрила, но то ли сам факт превращения в дворянку, то ли впечатления от близкого общения с ее величеством не позволили ей протестовать всерьез. И через пару дней я подал в дворцовую канцелярию коротенькое письмо со своим согласием.

Жизнь в одном теле с Шелем неожиданно стала источником существенных выгод и преимуществ. Про выросшую работоспособность я просто тихо молчу - из моего одиннадцатичасового рабочего дня Шель восемь-девять часов просто работает вместо меня, а потом передает мне часть памяти о совершенных им действиях, и я успеваю еще кучу всего сделать за оставшееся время. И как работает! Незаменимый сотрудник прямо... Сам он тоже доволен нашим симбиозом, в основном из-за возможности воспринимать реальность по-человечески. Он даже признался мне, что начал лучше понимать людей, видя мир человеческими (моими, если уж точнее) глазами. Сами понимаете, работу с попаданцами такое понимание только улучшает.

Бездетность попаданцев мы сохраняем и поддерживаем, подбирая к перемещению людей, у которых семейные ценности стоят не на первых местах. А я готовлю к работе с Шелем своего второго сына, Александра (здесь он Сандер). В свои семнадцать это уже довольно рассудительный молодой человек, а здорового цинизма жизнь ему добавит вместе с опытом, ну и моей, конечно же, помощью. Старший, Михаил, Миклас по-здешнему, увлекся морской романтикой, которую с моей же подачи в Империи давно уже и весьма активно продвигают в массы, особенно в молодежь. Империя начала-таки колонизацию заморских земель, поэтому моряки стали очень востребованы. Вот чтобы заранее хотя бы как-то снизить остроту их нехватки, и появились дешевые приключенческие книги на морскую тематику, и красивые (тоже, разумеется, копеечные) цветные картинки с морем и кораблями. Народ повелся, и с кадрами для флота, что торгового, что военного, проблемы, конечно, пока еще имеются, но не такие уж и острые. Мишка не так давно получил первый офицерский чин во флоте и теперь господин мичман Миллер дома гость, к сожалению, не частый. Младшенький наш, Федор, уже явно выраженный технарь, хоть ему и всего тринадцать. Дочки, Олли и Таани (ну-ка, догадайтесь, как зовут их дома!) неизменно меня радуют, потому как пошли в маму. Ольке девятнадцать, этой осенью выходит за мишкиного приятеля, тоже морского офицера и тоже мичмана, хотя уже без пяти минут лейтенанта. Офицера зовут Арнит Киннес. Таньке пятнадцать, опять же, не успеешь оглянуться, как придется приданое собирать.

Линнгройс недавно стал бригадным генералом, сейчас в колониях, защищает в Океании мирных и лояльных туземцев от нелояльных и немирных. Лоди пока еще полковник, тоже колонизатор, строит дороги, мосты и крепости на Закатном континенте. Маршал Империи Штудигетт умер в прошлом году. На слухи, что умер он прямо во время оргии с вином и девками, я никак не реагирую, потому что знаю, что так оно и было.

Лоркиныродители, увы, уже не с нами. Корната нет уж почти пятнадцать лет, на шесть лет пережила мужа Таня. Фиарн на новую границу не поехал, остался в нашем лесу, теперь уважаемый человек, лесной староста. Лаам Груитт умер давно, почти двадцать лет уже как, Фиарн уже второй староста после него. А вот сестренка лоркина Тирри сейчас на Филлиране, на новой границе - вышла замуж за переехавшего туда лесничего. У них пока что сын да две дочки, которые иной раз никак не поделят куклу, что я когда-то сделал для их мамы.

На новых имперских землях в бывшей Мерасковой степи жизнь бьет ключом. Доводилось несколько раз бывать, все меняется буквально на глазах - туда едешь мимо пустого места, обратно - уже мимо какой-либо стройки. Да и сама степь приобрела совсем другой вид, радующий глаз колосящимися полями и прочими признаками цивилизации.

Парламент его величество своим подданным даровал. В итоге авторитет монарха поднялся, зато на страницах многих газет регулярно публикуются как анекдоты про депутатов, так и неприглядные, иной раз даже скандальные, истории из их жизни.

Николай так и инженерствует на Новом механическом заводе. Собственное дело открывать не хочет, но десятка полтора патентов на свое имя оформил, с чего имеет неплохой доход. Он все так же снимает бывшую нашу общую квартиру, правда, и платит за четверых, но при его деньгах это не страшно. Не так давно женился на молодой вдове, и с того времени довольная полуулыбка с его лица не сходит, по крайней мере, при мне.

Мы с Лоркой и детьми давно уже живем в своем доме, купил я по случаю особнячок в два этажа с мезонином. Обошелся он мне недешево, ну так у меня и жалованье немалое, и дополнительный доход есть - удачно вложился в ценные бумаги. В любом случае настоящее семейное гнездо таких денег стоит. Вот тут у меня завтра соберемся и посидим как следует все месте - мы с Лориком, Николай да Алинка. Какая Алинка? Да та самая, Линни Демитт которая, другой-то у нас нет. А откуда она взялась тут снова, это отдельная история...

Как-то очень быстро после отбытия Демидовых мы все стали по ним скучать. Вот и загрузил я Шеля работой - обеспечить возможность общения с нашими репатриантами. Товарищ, поднаторев в чтении ментального фона, сумел-таки достучаться до алинкиного сознания, а я, тут же перехватив у Шеля управление процессом, сумел довести до Алинки, что с ума она не сошла, что это и правда я. Так и стали общаться. Нет, не в режиме, как говорится, реального времени, а в виде этакой телепатической переписки. Я писал текст письма, мысленно проговаривал его для Шеля, а тот с наступлением благоприятного времени передавал это ментальное письмо Алинке. Та сочиняла ответ и ждала, когда Шель сможет в следующий раз установить связь. Свое письмо она тоже писала заранее и проговаривала мысленно, в таком виде оно ко мне и попадало. Почему-то с ней установить такой контакт у Шеля получилось, а вот до Сереги он не достучался. Как вы понимаете, через меня с Алинкой переписывалась и Лорка.

Ну вот из этой переписки я был в курсе происходившего у Демидовых. А происходило там многое... Сначала все было замечательно - алинкины родители рассказам дочки и почти что зятя поверили, Серега вернулся на работу, Алинка занялась шитьем на заказ, общая фамилия получила документальное подтверждение в виде свидетельства о браке, Алинка родила двойняшек - мальчика и девочку, удалось с выгодой продать часть той самой ювелирки. Потом накрылась фирма, где работал Сергей, и он устроился тренером в фитнесс-центр. Вот тут в жизни семьи Демидовых и настала черная полоса... Среди худеющих дамочек нашлись такие, что положили глаз на молодого отлично сложенного тренера, у Сереги не хватило ума их внимание проигнорировать, Алинка каким-то образом узнала, в общем, пошли скандалы и сцены, но когда разводом запахло очень уж явственно, Сергей одумался. С некоторой потерей в заработке он нашел работу тренера по общефизической подготовке в каком-то футбольном клубе, и все опять стало хорошо. Но, к сожалению, ненадолго. Однажды Сергей вез на машине алинкиных родителей с дачи в тех самых Натальиных Дворах и на скользкой дороге не справился с управлением. Алине пришлось хоронить всех троих сразу.

Вот тогда-то, с Лоркиной подачи, Алинка и решила, что одинокой женщине с двумя детьми лучше быть законодательницей дамской моды в столице Империи, нежели просто портнихой-индивидуалкой в Москве. Что интересно, дома Алинка после возвращения с Эрасса прожила шесть лет, а у нас между репатриацией Демидовых и повторным прибытием Алины, теперь уже с детьми, и двух лет не прошло. Бизнес свой госпожа Демитт восстановила быстро, благо, девчонка, которой она его оставляла, разориться не успела.

Замуж Алинка выходить не стала, обходясь периодическими необременительными романами, довольно быстро обзавелась собственным домом, где нашлось место и для ателье. Поначалу мы все скинулись и помогли ей, а там и доходы пошли. Дети алинкины из-за перекосов со временем оказались старше наших с Лориком, сейчас взрослые уже, по двадцать шесть. Дочка, что особенно приятно, Лоари (на Земле Лорой звали), уже совладелица маминого дела, сын Демитр (раньше был Дмитрием) - хозяин авторемонтной мастерской.

В общем, так вот и живем. Завтра отметим юбилей и будем жить дальше. Долго и счастливо.


Оглавление

  • Часть первая. В лесу, в лесу зеленом
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  • Часть вторая. Место под солнцем
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  • Часть третья. Кому война...
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  • Часть четвертая. Последний выбор
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  •   Глава 36
  •   Глава 37
  •   Глава 38
  •   Глава 39
  •   Глава 40