Город заклинателей дождя [Томас Тимайер] (fb2) читать онлайн
- Город заклинателей дождя (пер. Светлана Колесник (переводчик)) (а.с. Хроники искателей миров -1) 1.16 Мб, 291с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Томас Тимайер
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Томас Тимайер
Город заклинателей дождя
Посвящается Райнеру
Александр фон Гумбольдт был величайшим путешественником и ученым-натуралистом конца 18 – середины 19 века. Маршруты экспедиций увели его далеко за пределы Европы – в Центральную Азию, Южную и Северную Америку. Он умер в 1865 году, не оставив после себя прямых потомков. Герой этого романа Карл Фридрих фон Гумбольдт не имеет к нему отношения и является плодом воображения автора.
Пролог
Январь 1893 года, Перуанские Анды Дыхание мужчины было прерывистым и хриплым. Его кожа лоснилась, а одежда была пропитана потом, кровью и пылью. Несколько дней назад он потерял широкополую шляпу, единственную защиту от жарких полуденных лучей. Серьезная утрата, если знаешь, каким испепеляющим бывает здесь солнце. И сейчас его прямые лучи грозили лишить несчастного остатков рассудка. Его негустые волосы развевались на ветру как серый дым. Мужчина медленно пробирался по узкому, шириной в две ступни, карнизу, образованному на отвесной скале древними тектоническими силами. Нащупывая пальцами трещины в шероховатой горной породе, он старался не смотреть вниз, чтобы не потерять равновесие. Пропасть, лежавшая слева от него, казалось, обладает гипнотической силой. Он чувствовал эту манящую силу бездны, которая способна поглотить даже того, кто не испытывает головокружения. Панорама, открывавшаяся его взгляду, завораживала и одновременно пугала. Время от времени в облаках, стелившихся ниже карниза, появлялся просвет, который позволял заглянуть на дно пропасти. Там, в полусумраке, таинственно мерцал девственный лес. Он лежал внизу, подобно смарагдовому ковру, кое-где освещенному пробившимися сквозь облачную пелену солнечными лучами. Мужчина закрыл глаза. Его пальцы вцепились в выступ камня. Трудно представить, что случится, если он потеряет равновесие. Падение, наверное, будет продолжаться целую вечность. К счастью, он не принадлежал к тем, кто страдает боязнью высоты. Он покорил множество вершин, взбирался на стены замков и гребни старых руин, с легкостью преодолевал висячие мосты из лиан, при виде которых большинство его коллег отступили бы, охваченные паническим страхом. Но здесь все иначе. Отвесную скалу, вертикально обрывавшуюся на два километра вниз и вздымавшуюся над его головой еще по меньшей мере на километр, невозможно постичь разумом. А там, на самом верху, ее плоская, как стол, вершина образовывала самое обширное высокогорное плато из тех, какие когда-либо видел человек. Ничего подобного в мире просто не существовало: водопад Виктория в Африке и Гранд-Каньон в Северной Америке по сравнению с этим чудом природы выглядели дешевыми ярмарочными аттракционами. Вдобавок он натолкнулся здесь на культуру, которая была настолько необычна, что коллеги едва ли поверили бы ему, если бы не неопровержимые доказательства. То, что сейчас лежало в его кожаной наплечной сумке, было дороже всего, чем он обладал. Дороже того, что лежало на его банковском счете, дороже его просторного дома в Нью-Джерси и земельных владений его родителей, расположенных по соседству. Стоимость этого сокровища невозможно оценить – оно было духовным, а не материальным чудом, способным навсегда изменить жизнь человечества. Теперь единственной задачей оставалось доставить его домой в целости и сохранности. Потому что, как всегда бывает с великими тайнами, существовал некто, кого не устраивало, что сокровище станет общим достоянием. Преодолев больше половины пути по карнизу, мужчина решился на короткую передышку. Солнце клонилось к закату, и его тело отбрасывало длинную, причудливо изломанную тень на золотистую поверхность скалы. Он уже ясно видел тропу, которая вела к свободе. Заросли кустарников и тропических деревьев сулили надежное укрытие от чужих взглядов. Он должен добраться туда еще до того, как сядет солнце. Подъем в темноте – самоубийство, а ночь в этих широтах наступает почти мгновенно. Каких-то двести пятьдесят метров отделяли его от цели – но это была целая четверть километра тяжелейшего пути по выступу шириной с книжную полку, без страховки и надежды на помощь. К тому же на карнизе он был как на ладони. Правда, до сих пор ему везло – должно быть, преследователи не думали, что он решится выбрать этот маршрут. Поэтому его ищут где угодно, но только не здесь. Вопрос только в одном: как много времени у него осталось до того, как они поймут свою ошибку? А между тем, минута уходила за минутой. Он поднялся, обливаясь потом, и продолжил путь, с каждым шагом теряя остатки сил, но неуклонно приближаясь к цели. Ветер принес запахи вечернего леса. На фиолетовом шелке небес начали появляться первые звезды, и его мысли невольно вернулись к прошлому. Он вспомнил, как впервые ступил на эту необыкновенную землю, подозрительные и насмешливые взгляды туземцев, когда он, нагруженный фотоаппаратом с запасом фотографических пластин, отправился через джунгли к скрытому от мира плато. Несмотря на то что местные жители уверяли его, что это невозможно, он и его мул сумели вскарабкаться на скалы, возвышавшиеся по ту сторону ущелья, и пережили приключения, которые невозможно даже вообразить. Он все еще размышлял о минувших днях, когда до его слуха донесся негромкий звук. Словно две сухие ветви трутся одна о другую. Он остановился, напрягая слух. Вот оно! Сперва едва слышно, потом все громче и громче. Где-то высоко над ним с шумом сорвался камень. Мужчину охватила паника. Ему был знаком этот шум. Слишком хорошо знаком. Он оглянулся – никого. Карниз пуст. На тропе, змеящейся вверху, ничего подозрительного. Может все-таки почудилось? Он выждал несколько секунд и уже готовился снова продолжить путь, как звук раздался снова. На этот раз ближе. Источник звука находился где-то вверху, над ним. Едва сдерживая ужас, он поднял голову, но проплывающее облако закрыло стену скал. Изо всех сил он пытался пронзить взглядом туманную пелену, и внезапно заметил в ее глубине смутное движение. Там что-то шевелилось. Что-то огромное. Почти парализованный страхом, он едва сумел двинуться вперед. Теперь осторожность уже не имела значения, и он, насколько смог, ускорил шаг. Каких-то сто пятьдесят метров! Сизые заросли колючих кустарников и кактусов отмечали конец небесной тропы, а за ними начинался лес. Там он будет в безопасности. Сто пятьдесят метров – сущий пустяк для такого тренированного горовосходителя, как он. Но времени практически нет. Существо вышло на охоту. И, в отличие от него, оно умеет стремительно перемещаться в вертикальной плоскости. Решение пришло мгновенно. Зажав под мышкой бесценную сумку, он оторвал руки от скалы и побежал. Сначала медленно, но постепенно увеличивая скорость. Слева от него дымилась бездонная пропасть. Но он бежал все быстрее и быстрее, и расстояние до конца небесной тропы сокращалось. Сто метров… семьдесят пять… пятьдесят. Он почти достиг места, где карниз заканчивался, когда на него упала тень преследователя. Странный запах ударил ему в нос. Похоже на смесь розового масла и протухшего чеснока. Он услышал звук чужого дыхания, которое сменилось шипением, внезапно почувствовал ожог между лопаток и попытался дотянуться до того места, где горела боль. Снова раздался шипящий звук. На этот раз что-то кольнуло его в плечо. Он повернул голову – в плече торчала игла, длинная и тонкая, похожая на китайскую палочку для еды. Его мысли начали путаться. Заросли, находившиеся уже совсем рядом, стали уплывать вдаль. Чудилось, что выступ под ногами пружинит, словно сделанный из мягкой резины. Надежда оставила его. Он споткнулся о камень, покачнулся, судорожно ловя равновесие, и едва не шагнул в пустоту. Из-под ноги вниз с грохотом сорвался обломок горной породы. Отчаянно размахивая руками, он искал, за что зацепиться, но вокруг ничего не было. Ни выступа, ни ветки, ни свисающего корня. И тогда бездна буквально всосала его. С огромной скоростью он несся вниз вдоль отвесной стены. В ней не было ни выступов, ни углублений – ничего, за что он мог бы ухватиться и остановить падение. Воздух бил в лицо с ураганной силой, гремел в ушах. Он попытался крикнуть, но тугая воздушная подушка втолкнула крик обратно в его легкие. Бессвязные картины прошлого вспыхивали в его сознании, смешиваясь с бредовыми видениями. Яд, которым была смазана игла, продолжал свое действие. А затем он абсолютно отчетливо понял, что еще мгновение – и он умрет. Конец! Все оказалось впустую: и изнурительное путешествие, и знание, которое ему удалось добыть с такими усилиями… Когда спустя несколько секунд его приняла в свои объятия ловчая сеть, растянутая у подножия скалы умелыми руками, мужчина был без сознания. И, конечно же, не мог видеть, как к нему приближалось легкое, ярко раскрашенное воздушное судно с наполненными вечерним ветром парусами. Судно остановилось, в его борту открылся люк. Оттуда выдвинулось рычажное подъемное устройство и переместило его тело на палубу. В этот момент кожаная сумка соскользнула с его плеча и исчезла в бурных водах реки. На это никто не обратил внимания, потому что ее владелец пребывал в глубоком забытьи…Часть 1 Колыбель загадок
1
Берлин, три месяца спустя Когда Оскар впервые увидел этого человека, то сразу заподозрил подвох. Слишком уж он бросался в глаза. Ростом под метр девяносто, широк в плечах и груди, как шкаф, а на голове красуется высокий шелковый цилиндр. Одет он был в черное как смоль кожаное пальто и подбитые стальными подковками сапоги. Но даже если все это не принимать во внимание, взгляд первым делом притягивала его роскошная трость. Она, как и все прочее в облике мужчины, была того насыщенного черного цвета, который полностью поглощает свет. И лишь набалдашник в форме львиной головы сверкал золотом. Лицо мужчины оставалось в тени, но Оскар сумел разглядеть далеко выдающийся нос, похожий на ястребиный клюв, очки в тонкой оправе, а также досиня выбритые щеки. Волосы на висках слегка серебрились сединой, а на затылке были заплетены в косу. Глаза его не отрывались от витрины лавки, торговавшей шпагами, саблями и рапирами. Какая-то скрытая угроза исходила от этого человека. При других обстоятельствах Оскар постарался бы держаться подальше от такого субъекта, но сейчас его охватило жгучее любопытство. Что мог делать столь состоятельный человек в этом захолустном квартале? Чем он занимается и – а это самое важное! – что ценного у него может быть при себе? С другой стороны, этот мужчина явно был не из тех, кто позволит себя с легкостью обокрасть. С такими нужно держаться начеку. Оскар уже решил было заняться поисками другой, более подходящей жертвы, как вдруг его взгляд зафиксировал важную деталь. Из кармана пальто мужчины торчал уголок светло-коричневого кожаного футляра. Да это же так называемое портмоне, их совсем недавно стали привозить из Парижа, и в них обычно хранят деньги! Искушение было слишком велико. Оскар укрылся в подворотне, достал из кармана флакончик одеколона и опрыскал себя, чтобы перебить неприятный трущобный запах. Он проделал это автоматически. Залог воровского успеха заключается в том, чтобы ни в коем случае не выглядеть, как нищий бродяга, и не пахнуть, как бродяга. Ничто не отталкивает благородных господ сильнее, чем запах грязи и нищеты. Кто хочет преуспеть в своем деле, должен позаботиться о соответствующем образе. Несмотря на то что ему не исполнилось и пятнадцати, на нем брюки и куртка из английского твида, ботинки из добротной телячьей кожи, на голове почти новая фетровая шляпа – из тех, что носят студенты и подмастерья. На первый взгляд Оскара невозможно отличить от мелкого конторского служащего. Одетый подобным образом, с папкой для бумаг под мышкой, как бы указывающей на должность посыльного или курьера, Оскар мог приблизиться к своим «клиентам», не вызывая у них подозрений и не заставляя морщиться и переходить на другую сторону улицы. Он торопливо пересек улицу прямо под носом мчащейся двуконной упряжки и направился к мужчине. Слегка сдвинув шляпу назад, он принял вид зеваки, глазеющего на витрины, а оказавшись рядом с мужчиной, остановился, присвистнул и с видом знатока произнес: – Вот это, скажу я вам, и называется настоящими клинками, верно? Они так отполированы, что на них можно любоваться собственным отражением! Незнакомец слегка повернул голову и словно прицелился в Оскара своим ястребиным клювом. – Каждый раз, когда прохожу здесь, любуюсь ими, – продолжал юноша. – Когда-нибудь накоплю деньжат и куплю один из них. Вон та рапира мне больше всего по душе. Вон та, в углу, видите? – С этими словами он ткнул пальцем в рапиру с гравировкой на гарде. – Не оружие, а мечта. Уверен, с ним никакой противник не… – Тебе нечем заняться? – недовольно буркнул мужчина, крепко сжимая набалдашник своей трости. – У меня, знаете ли, как раз обеденный перерыв, – улыбнулся Оскар. – Мне бы только быстренько доставить эту папку в канцелярию министерства, и тогда я смогу передохнуть и проглотить парочку бутербродов. При этом он слегка пристукнул ладонью по папке, и в то же мгновение нажал указательным пальцем на невидимую застежку. Целая кипа документов хлынула на тротуар. – О, проклятье! Оскар наклонился и принялся торопливо собирать бумаги, которые, как назло, рассыпались у самых ног незнакомца. – Можно бы и поаккуратнее! – Мужчина собрался было отступить в сторону, но этот мальчишка придержал его за полу. – Нет-нет, пожалуйста, ради Бога, вы можете наступить на них! Он принялся ползать вокруг сапог мужчины. – Вы не могли бы это немного подержать? – наконец обратился он к незнакомцу, протягивая ему пачку бумаг. – Простите мою неловкость, я уже почти справился… Мужчина, несколько ошарашенный, схватил пачку и тут же начал ее просматривать. Оскар только этого и ждал. Мало кто может справиться с искушением хоть одним глазком заглянуть в чужие документы, в особенности если на них стоит гриф «Секретно». В то же мгновение пальцы Оскара оказались в кармане пальто незнакомца, а через секунду его портмоне исчезло в папке для бумаг. Он мгновенно огляделся – не заметил ли кто его манипуляций, и выпрямился. – Слава Богу! – воскликнул он. – Все до единого здесь, и ни один не испачкан. Боюсь даже представить, что бы со мной было, если б я доставил их господину советнику грязными! – Кажется, это очень важные документы, – проговорил мужчина, протягивая Оскару пачку бумаг, которые все еще держал в руках. – Тебе стоит поторопиться, пока ты не угодил еще в какую-нибудь передрягу. – Разумеется, вы правы, господин, – ответил Оскар с поклоном. – Огромное вам спасибо! Отойдя на несколько шагов назад и продолжая кланяться, он добавил: – И простите, пожалуйста, мою неловкость! С этими словами он развернулся и направился в сторону Ораниенбургерштрассе. Пройдя сотню шагов, он не справился с искушением и оглянулся, чтобы удостовериться, что его действия остались незамеченными. Однако незнакомца уже не было у витрины с клинками – он шел следом за ним. Не бежал, не кричал, не размахивал тростью – всего лишь размеренно шагал примерно в том же темпе, что и сам Оскар. Из-за подбитых сталью каблуков его шаги гулко отдавались в узком переулке, а полы черного кожаного пальто развевались и походили при этом на крылья ворона. Ужас охватил Оскара. Неужели незнакомец обнаружил пропажу? Но если это так, почему он не зовет полицию? Его поведение выглядело очень странно. Спокойно, только спокойно, – уговаривал себя Оскар. Возможно, по чистой случайности, их маршруты совпали. Но осторожность никогда не помешает. Он юркнул за угол и торопливо затрусил по Ораниенбургерштрассе. Улица была запружена прохожими, экипажами, почтовыми каретами, крестьянскими повозками и вагонами конки, что вполне типично для берлинского вторника. Шум здесь стоял оглушительный. Отрезок между больницей Шарите и биржей считался самым оживленным местом в Берлине. Лучшего места, чтобы ускользнуть от преследователя, не найти. Лавируя между пешеходами и повозками, Оскар пересек проезжую часть, пробежал около ста метров и свернул налево – на улицу Артиллериенштрассе. Здесь было немного тише. На углу он остановился и только теперь отважился взглянуть назад. Ни один преследователь не смог бы угнаться за ним в этой толчее, однако убедиться в этом следовало. Он приподнялся на цыпочки и стал вглядываться сквозь мельтешение толпы. Понадобилось совсем немного времени, чтобы заметить черный цилиндр, плывший над головами, как труба океанского парохода. Устремив взгляд прямо на юношу, незнакомец продолжал шагать с той же скоростью, что и прежде. Ни быстрее, ни медленнее. Спокойно, энергично и неотвратимо, как судьба. И тут Оскару стало ясно, что ни о каких совпадениях не может быть и речи. Не стоило обманывать себя: его преследовали. Смутная тревога мигом превратилась в настоящую панику. Зажав папку под мышкой, он поспешил дальше, судорожно размышляя на ходу, что теперь предпринять. Незнакомец опасен, в этом нет никаких сомнений. Но выиграет в этом состязании тот, кто окажется хитрее. Оскар знал все закоулки, ходы и проходные дворы в этой части города, как свои пять пальцев, и для того, чтобы принять решение, ему понадобилась доля секунды. На следующем перекрестке он снова свернул налево. Улица Цигельштрассе заканчивалась тупиком, а здание, перегораживавшее ее, примыкало к парку дворца Монбижу. Собственно, это была ловушка, если не знать, где находится вход в подвал, который никогда не запирается. Этот подвал соединен с подвалами других зданий в этом квартале, и оттуда можно пробраться в северную часть города. Оскар не раз пользовался этим путем, если требовалось быстро и бесследно исчезнуть. Так сказать, раствориться в воздухе. Он бросился со всех ног в конец улицы, и когда добрался до лестницы, ведущей в подвал, был весь мокрый как мышь. Спустившись на несколько ступеней, он обернулся и бросил через плечо быстрый взгляд назад. Таинственного незнакомца не было видно. Оскар с силой толкнул дверь и нырнул во мрак. Пару секунд пришлось привыкать к темноте. Подвалом уже несколько лет никто не пользовался, он служил только в качестве запасного выхода в тех случаях, когда главный подъезд по каким-то причинам оказывался запертым. Кроме каких-то пыльных полок, на которых громоздились пустые бутылки, здесь не было ничего заслуживающего внимания. Через узкое оконце, наполовину погруженное в землю, едва просачивался дневной свет, но его было вполне достаточно, чтобы сориентироваться. Оскар торопливо пересек помещение, толкнул еще одну дверь и побежал вдоль тоннеля, от которого ответвлялись тоннели, ведущие в другие подвалы. Наконец он остановился перед массивной дубовой дверью, которая выходила на лестничную клетку, и прислушался. Как будто все спокойно. Единственное, что сейчас доносилось до его слуха, были звуки скрипки, на которой играл нищий музыкант, снимавший клетушку в этом доме. Теперь можно без опаски выйти на площадку в подъезде. Однако потребовались немалые усилия, чтобы хоть немного приоткрыть дубовую дверь. При этом раздался отвратительный скрип. Оскар мигом протиснулся в образовавшуюся щель и кинулся вверх по лестнице, но ненадолго задержался у оконца в свинцовом переплете, чтобы оценить обстановку на Цигельштрассе. Несколько пешеходов виднелись на тротуаре, но среди них не было мужчины в черном. Возможно, ему все-таки удалось ускользнуть. Однако Оскар не хотел рисковать, потому и не спустился к парадной двери, выходившей на улицу, а продолжил бесшумно подниматься вверх по деревянной лестнице. Старые ступени скрипели при каждом шаге. Эта часть пути была самой рискованной. В любую минуту кто-нибудь из жильцов или прислуги мог выйти и обнаружить здесь незнакомого подростка. Но пока все шло гладко. Наконец он миновал дверь жилища скрипача. Скрипка за нею ныла жалобно и безутешно – музыкант без конца бился над одним и тем же пассажем. Оскар поднялся на пятый этаж, где находился выход на чердак, открыл дверь, выкрашенную белой краской, и с осторожностью прикрыл ее за собой. Еще пара шагов – и он на чердаке, где можно немного перевести дух. Устроившись у слухового окна, он раскрыл свою папку и извлек оттуда светло-коричневое кожаное портмоне. Явно недешевое и почти новенькое. Его вес свидетельствовал, что, помимо бумажек, внутри находится немало монет. Влажными от пота, слегка подрагивающими пальцами Оскар открыл бумажник, заглянул внутрь и присвистнул от изумления. Пригоршня золотых монет по десять марок ласкала глаз солнечным блеском, кроме того, внутри была еще куча серебра. Он высыпал содержимое на ладонь и попытался прикинуть общую сумму. Сто пятьдесят марок золотом и сорок пять серебром. Оскар еще раз посвистел сквозь зубы. Такую кучу денег ему вообще никогда не приходилось держать в руках. Незнакомец все-таки оказался богачом, нюх не подвел его. Вопрос только в том, как этот денди оказался на улице Краусникштрассе? Тут что-то не вязалось. Правда, теперь это неважно. Нечего ломать голову из-за таких мелочей. Деньги теперь принадлежат ему, Оскару, и это главное. Оскар уже собирался вернуть монеты обратно в бумажник, но внезапно заметил между ними какое-то сероватое мерцание. Кусочек металла, выглядит, как слегка потускневшее железо, немного стерт по краям. Он осмотрел его со всех сторон. С виду – никакой ценности. Но почему тогда он лежит в портмоне вместе с золотом и серебром? Объяснения этому Оскар так и не сумел придумать и решил заняться непонятной железкой попозже. Он вернул содержимое портмоне на место, застегнул его и засунул поглубже во внутренний карман пиджака. Затем он поднялся. Часть этих денег ему придется отдать ростовщику Берингеру, но зато он раз и навсегда рассчитается с долгами. С таким уловом можно полгода жить припеваючи. Может, удастся снять маленькую квартирку. Настоящую квартирку, а не паршивую дыру, в которой ему приходится ютиться сейчас. Распахнув слуховое окно, Оскар выбрался на крышу. Небо над Берлином успело затянуться тучами. Несколько симпатичных кудрявых облачков превратились в свинцово-сизую стену, медленно надвигавшуюся с запада. Свежий ветер пах дождем. Оскар прикинул: примерно через час польет как из ведра. Пора возвращаться домой. Дорогу к своему жилью Оскар нашел бы и с завязанными глазами. Он легко перепрыгивал с крыши на крышу через просветы между домами, пробирался между водостоками и печными трубами, балансировал, словно трубочист, на крытых черепицей коньках. Ему нравилось наверху. Внизу оставались грязь, суета и уличный шум, а отсюда он мог без помех наблюдать, как внизу снуют люди, маленькие, словно муравьи. Он любил эту необъятную панораму крыш и отдаленный звон, доносившийся с колоколен церквей, стаи голубей, круживших и кувыркавшихся над городом. А иногда ему хотелось стать одним из них. Через несколько минут он достиг конца своего путешествия: грязного дома на улице Ораниенбургерштрассе, расположенного наискосок от старой синагоги. Его фасад украшали маленькие балкончики с коваными решетками, которые соединялись между собой пожарной лестницей. По ним можно было легко спуститься вниз. Только между вторым этажом и тротуаром лестница отсутствовала, поэтому приходилось последние три метра преодолевать по водосточной трубе. С обезьяньим проворством он спустился по лестнице, перебрался на трубу и через секунду уже стоял на тротуаре. Не обращая внимания на подозрительные взгляды пешеходов, Оскар задрал нос и отправился прямо в свою конуру. Но не успел он пройти и десяток метров, как рука в черной перчатке схватила его за ворот и втащила в ближайшую подворотню. – Наконец-то я тебя поймал! – насмешливо произнес глубокий и низкий голос. Только теперь Оскар осмелился поднять глаза. Над ним возвышался незнакомец в цилиндре. Его лицо оставалось в тени, только глаза за стеклами очков мерцали, словно два водянистых кристалла. Оскар рванулся, но рука в перчатке держала его крепче слесарных тисков. – Не спеши, – остановил его голос. – Ты куда-нибудь торопишься? Мужчина поднес к его лицу другую руку, сжатую в кулак. Оскар попытался зажмуриться, ожидая удара, но внезапно заметил, что ладонь раскрывается. На черной коже перчатки белела горка какого-то тонкого порошка. Прежде чем он успел что-либо понять или подумать, незнакомец поднял ладонь, дунул, и порошок облачком окутал лицо воришки. Оскар ощутил ужасное жжение во рту, глазах и носу. Он начал задыхаться и кашлять. Слезы выступили из глаз. Пальцы его царапали горло, а сам он судорожно хватал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Он предпринял последнюю отчаянную попытку вырваться, беспорядочно размахивая руками, как утопающий, но ничего из этого не вышло. Тем временем мужчина в черном с улыбкой на лице наблюдал за его мучениями. Затем он загадочно проговорил: – Желаю тебе приятных сновидений, мой мальчик. Искры рассыпались перед глазами воришки, и он провалился в темноту.2
Оскар очнулся с чудовищной головной болью и ощущением, что вместо мозгов череп заполнен холодной тыквенной кашей. Свет мучительно резал глаза и, казалось, проникал в самые отдаленные закоулки сознания. Пришлось снова сомкнуть веки. Нечто подобное с ним случилось только однажды, когда он выпил слишком много пива, но сейчас он чувствовал себя гораздо хуже. Он снова попробовал приоткрыть глаза. На этот раз боль была не такой сильной, и он решил, что сможет ее вынести. Оказывается, он сидел в кресле с резными подлокотниками и очень высокой спинкой. Помимо кресла, в комнате находились кровать, стол и множество полок, набитых книгами. Плотные шторы на окнах были задернуты, на полу лежал дорогой ковер. Оскар попытался было приподняться, но тут же убедился, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Только осмотрев себя, он понял, что крепко привязан к креслу. Широкие кожаные ремни туго держали его запястья и не оставляли ни малейшей надежды на освобождение. В одно мгновение он вспомнил все. Кражу портмоне, попытку скрыться, плен… и незнакомца в черном. Эти водянистые глаза, ястребиный клюв и ухмыляющиеся тонкие губы… От этого Оскару стало еще хуже. Он связан и заперт в чужом доме. И тут не требуется особенно богатой фантазии, чтобы понять, что он в руках у преступника или маньяка. Какого-нибудь спятившего убийцы. Паника охватила подростка. Нужно выбраться отсюда во что бы то ни стало. Он попробовал ослабить свои путы, но они не поддавались. Шея, руки, ноги – все привязано, а кресло слишком массивное, чтобы передвигаться вместе с ним. Внезапно послышался звук шагов, приближающихся к двери. Оскар немедленно прекратил попытки освободиться и притворился спящим. Однако, опустив веки, он оставил крохотную щелочку, сквозь которую мог различить, как дверь в комнату отворилась, и кто-то вошел. Это был человек небольшого роста, который нес перед собой что-то похожее на тарелку или поднос. Поставив свою ношу на стол, он шагнул к окну и одним движением раздвинул шторы. Как только комнату залил яркий дневной свет, Оскар убедился, что перед ним вовсе не его похититель. В комнате находилась женщина в длинной рубахе с пестрым шитьем и такой же юбке. На ногах у нее были сандалии, а запястья украшали позвякивающие браслеты и цепочки. Кожа женщины была цвета кофе, а темные волосы она повязала косынкой. Оскар никогда еще не видел ни таких женщин, ни таких нарядов. Незнакомка вернулась к подносу, что-то налила из чайника в чашку и подошла к нему. Оскар все еще притворялся спящим, но женщина сразу разгадала его хитрость. – Привет, малыш! – проговорила она мягким грудным голосом. – Я принесла тебе кое-что. Это вернет тебе силы. Она раскатисто произносила звук «р», и у нее был очень необычный акцент. Сейчас женщина стояла так близко от него, что он чувствовал запах ее экзотических духов. Никакого смысла притворяться больше не было, и Оскар открыл глаза. Лицо, обращенное к нему, показалось Оскару прекрасным, и все-таки в нем было что-то странное. На вид женщине было около тридцати, точнее он затруднялся определить. У нее были большие бархатистые темные глаза и слегка припухшие губы. Мочки ушей украшали золотые серьги в виде колец. Судя по всему, эта женщина не собиралась причинять ему зла. – Попробуй! – предложила она. – Это очень вкусно и поможет от головной боли. Она сделала над чашкой несколько движений ладонью, словно ворожила, и Оскар почему-то решил довериться ей. Паники как не бывало. Он кивнул и позволил женщине напоить себя незнакомым напитком. Тот оказался крепким, горьковатым и одновременно сладким, и совсем другим на вкус, чем чай или какао, которым его потчевала Ханна, симпатичная кухарка из ресторана «Старая таможня». Это питье в самом деле возвращало силы, и головная боль вскоре прошла сама собой. Он с жадностью осушил чашку. – Молодец! – похвалила его женщина. – Ведь тебе уже лучше, правда? Он кивнул. – Меня зовут Элиза, – представилась женщина. – Можно я тебе помогу? При этом она кивнула на ремни, опутывавшие Оскара. И прежде чем он успел ответить, освободила его руки, затем шею и ноги. Причем сделала это так быстро и проворно, что Оскар едва успел сообразить, что свободен. Он почувствовал, как кровь приливает к конечностям – словно тысячи игл вонзаются в мышцы. Пришлось некоторое время массировать их и разминать. – Как твое имя? Оскар молчал, а глаза его шарили по комнате в поисках какой-нибудь лазейки, которую можно было бы использовать для бегства. – Я понимаю, о чем ты думаешь, – женщина снова указала на ремни и улыбнулась. – Мне придется извиниться за такие жестокие меры, но у меня есть оправдание. Это было необходимо для твоей же безопасности. Мой господин, как и любой другой человек, иногда ошибается. Я сообщила ему, какой должна быть безвредная доза порошка, но он все перепутал и использовал вдвое больше. Но теперь уже все позади. – Где я? – Оскар попробовал приподняться с кресла. Мышцы еще дрожали от напряжения, но он уже вполне мог держаться на ногах. – В доме моего господина, – прозвучал ответ. – Хочешь с ним увидеться? – С кем? – С хозяином этого дома. Оскар сделал несколько неуверенных шагов. – Даже… н-не знаю… – с сомнением проговорил он. – Он будет рад тебе. – Женщина бросила на подростка ободряющий взгляд. – Я понимаю, что все здесь очень необычно, но тебе нечего опасаться. Просто следуй за мной. Дом показался Оскару просто огромным. Даже столовая вызывала почтение и походила размерами на бальную залу. На потолке висела хрустальная люстра, и дневной свет, проникающий через окна, отражался в ее гранях тысячами искр. Посреди стоял стол окруженный удобными мягкими стульями, за которым легко могли разместиться человек тридцать. Резные горки для фарфора и серебра и сервировочные столики свидетельствовали об изысканном вкусе хозяина. Элиза шла довольно быстро, и Оскар едва успевал таращиться по сторонам и удивляться великолепию обстановки. И вот они уже в следующей комнате – это, должно быть, библиотека. Вдоль стен от пола до потолка здесь тянутся полки, заполненные фолиантами в великолепных кожаных переплетах – скорее всего, энциклопедиями и словарями. А вот и другие книги – из тех, в которых описывают всяческие путешествия, а также атласы и сборники морских навигационных карт. На их корешках блестят золотом розы ветров, неведомые гербы и очертания континентов. Карты побольше – географические, геологические, еще какие-то, – были свернуты в рулоны и стояли в специальных подставках. Оскар уже начал склоняться к мысли, что незнакомец, который доставил его сюда, возможно, и не сумасшедший. Это явно человек образованный и обладающий солидным состоянием. Такого количества книг, как здесь, Оскару не приходилось видеть даже в публичной библиотеке. Оскар питал слабость к книгам. Ему нравились рыцарские романы, истории о пиратах и приключениях в далеких странах. Вместе с героями Карла Мая он скитался по дикому Курдистану и погружался с капитаном Немо и профессором Аронаксом в неведомые глубины океана. Книги позволяли ему хотя бы ненадолго забывать о суете и грязи берлинских улиц, жестокости городского дна и убогом существовании мелкого карманного воришки. Некоторые приключенческие романы печатались из номера в номер в «Берлинской иллюстрированной газете», и Оскар мог читать их в «Старой таможне», навещая Ханну. В его собственной конуре тоже имелись книги – иногда он покупал их, когда промысел оказывался успешным. Две-три он, конечно, стащил, но большинство приобрел честным путем. Книги вызывали у него уважение – ведь в любой из них происходило столько событий, по сравнению с которыми его собственная жизнь казалась серой и скучной. Это касалось и тех книг, в которых он ничего не понимал, но за непонятными словами и формулами в них крылось что-то очень важное и значительное. Так кто же он, человек, у которого столько книг, и которому вдруг понадобилось похитить уличного подростка-карманника? В центре библиотеки располагался огромный глобус на деревянной подставке – такой огромный, что Оскар даже не рискнул прикинуть, сколько может весить такая махина. Он с превеликим удовольствием остановился бы и попробовал повернуть глобус вокруг его оси, но Элиза уже поджидала его у двери, ведущей в следующую комнату. Это помещение произвело на него самое сильное впечатление. Оскар окончательно убедился, что находится в жилище какой-то знаменитости. Стены здесь были обшиты панелями из мореного дуба, к которым на равном расстоянии один от другого были прикреплены бронзовые канделябры. Две массивные резные колонны из того же дерева подпирали потолочный свод на высоте никак не меньше пяти метров. Свод был расписан удивительными пейзажами: снежные горы, водопады, непроходимые джунгли, бескрайние каменистые пустыни. Волшебные картины, каких ему не доводилось видеть даже во сне! На стенах висели охотничьи трофеи со всех концов света: слоновьи бивни, головы носорогов и тигров, антилоп, леопардов, медведей и рысей. Некоторых из этих животных Оскар видел в зоопарке, но большинство были ему совершенно не известны. Разинув рот, он глазел на все эти диковины. Хозяин дома, должно быть, объездил весь свет! Перед мысленным взором Оскара возникла персона, смахивающая на Аллана Квотермэйна, покорителя Африки, героя романов Райдера Хаггарда. Может быть, и ему, простому пареньку из трущоб, судьба сулит необыкновенные приключения? Он с трудом оторвался от созерцания этой комнаты. Сейчас нужно быть предельно осторожным и внимательным. Он что, забыл, как его одурманили, похитили и связали? И еще неизвестно, чем все это кончится. Пока он не получит хоть каких-то объяснений тому, что случилось, цель у него одна – бегство при первой же возможности. Наверх вела широкая дубовая лестница. Элиза махнула ему рукой: – Поторапливайся, мой мальчик. Наш хозяин не любит долго ждать. Взяв его за руку, женщина повела Оскара на второй этаж. В конце длинного коридора они остановились, женщина постучала в дверь и сразу же вошла. Эта комната оказалась большой и очень теплой. В пылающем камине потрескивали дрова. Из окна открывался вид на парк. Вечерело, за деревьями садилось багровое солнце. За массивным письменным столом красного дерева сидел мужчина. Он казался полностью погруженным в чтение толстой книги в кожаном переплете. У Оскара перехватило дыхание. Очень светлые глаза, кустистые брови и очки несомненно принадлежали его похитителю. Но сейчас незнакомец производил совершенно другое впечатление. Если при первой встрече он походил на ворона, то сейчас на нем был просторный домашний сюртук из красного бархата с золотым шитьем, удобные широкие брюки и светло-коричневые замшевые туфли. Волосы, заплетенные в косу, падали на левое плечо, придавая мужчине сходство с китайцем. Едва они вошли, незнакомец оторвался от чтения, шумно захлопнул книгу и отложил ее в сторону. – Входи, – произнес он. На сей раз голос его звучал гораздо дружелюбнее, чем при их первой встрече у витрины оружейной лавчонки. – Я вижу, ты в полном порядке. Это хорошо. Он прочистил горло и прошел к шкафу, в котором в несколько рядов стояли бутылки всех цветов радуги. – Хочешь чего-нибудь? Воды? Чаю? Может, коньяк? – Он быстро взглянул на Элизу. Та решительно покачала головой и сказала: – Нет-нет, только не коньяк. Молоко гораздо лучше. Выпьешь стакан молока? Оскар стоял с тем выражением лица, которое нередко можно видеть у игроков в покер. Ситуация была чрезвычайно странной. Его охватило удивительное чувство – какая-то смесь страха и восхищения. Обычно он соображал мгновенно, но сейчас ему лишь с большим трудом удавалось собраться с мыслями. – Значит, ничего не хочешь? Тогда, если ты не против, я сам опрокину рюмочку. Мужчина взял большой бокал, плеснул на донце немного коричневатой жидкости, похоже, довольно крепкой, и сделал крохотный глоток. – Присаживайся, – предложил он, указав на удобный диван напротив письменного стола. Оскар вопросительно взглянул на Элизу. И лишь после того, как она знаком дала ему понять, что все в порядке, опустился на мягкие кожаные подушки. – Вот так-то лучше, – заметил мужчина. – Тебя, должно быть, интересует, где ты находишься и чего я от тебя хочу, верно? Всему свое время. А пока позволь мне представиться. Меня зовут Карл фон Гумбольдт. А тебя? – Оскар Вегенер, – пробормотал юноша. Хозяин дома одобрительно кивнул. – Рад познакомиться с тобой, мой мальчик. Мне доставляет удовольствие видеть тебя в своем доме. Оскар ответил скептическим взглядом. С чего бы такое радушие? – Вас вправду зовут Гумбольдт? Так же, как знаменитого путешественника-первооткрывателя? – Ты говоришь о моем отце, Александре фон Гумбольдте. – Хозяин дома бросил короткий взгляд на Оскара поверх очков. – Как и мой отец, я интересуюсь природой и могу без ложной скромности назвать себя натуралистом. Ты понимаешь, что это значит? Выпятив нижнюю челюсть, Оскар заявил: – Еще бы! Это те, кто протыкают бабочек булавками, а потом выставляют их на всеобщее обозрение. Герр Гумбольдт на мгновение смешался, но все-таки продолжал: – Да, и бабочек также – если того требует наука. Но в моей деятельности это вещь второстепенная. Я скорее путешественник и исследователь. Посещаю ранее не исследованные области, описываю и картографирую их, собираю и наблюдаю флору и фауну, а затем довожу все это до сведения коллег и всех, кому это интересно. Он указал на толстую книгу в кожаном переплете, которая все еще лежала на столе. – Перед тобой первый том энциклопедии, над которой я сейчас работаю. Рукопись, которую я со временем собираюсь опубликовать. Это будет фундаментальный, всеобъемлющий труд, доступный не только специалистам, но и всем людям, умеющим читать. Обильная пища для живых умов. Он одним глотком прикончил содержимое бокала и со стуком отставил его. – Но прежде чем я опубликую эту книгу, пройдут годы. Мир пока еще к этому не готов. К тому же есть немало влиятельных персон, которые охотно запретили бы ее печатать, а возможно, и уничтожили бы. Жалкие тупицы, не желающие сделать хотя бы шаг за порог собственного дома или заглянуть за изгородь своего сада. И они нам рассказывают, как устроен наш мир! Я намерен окончательно обезоружить их и лишить всякого влияния. – Но что же вам нужно от меня? – набравшись духу, спросил Оскар. Герр Гумбольдт удивленно поднял брови. – Ты же меня обокрал! Или ты уже все забыл? Ага, вот он и добрался до самого неприятного. Оскар сглотнул. – Теперь понятно. Вы хотите сбагрить меня полиции? – Нет. – Нет? Оскар был озадачен. Прошло немало времени, прежде чем он решился снова спросить: – А что же тогда? Ученый усмехнулся. – А не хочешь ли ты хоть немного рассказать о себе? Откуда ты родом, кто твои родители и чем ты вообще занимаешься? – Чем я занимаюсь, вы уже знаете, – возразил Оскар. – Обычный мальчишка на побегушках. Гоняю по всему городу с различными поручениями. Не самая спокойная работа, но жить можно. – Ага, – кивнул Гумбольдт. – И тут тебе пришла в голову мысль стибрить мой кошелек. «Похоже, пора удирать отсюда», – мелькнуло в голове у Оскара. – Ваш бумажник нахально торчал из кармана пальто. Вас и без меня непременно обокрали бы, часом раньше или часом позже, – проговорил Оскар и тут же добавил: – Это вы виноваты! Вы сами толкнули меня на преступление. Нельзя так искушать человека, тем более бедного. Ученый захохотал. – Так, значит, это ты должен заявить на меня в полицию? Интересно, кому в суде поверили бы больше – тебе или мне?.. Ну, а теперь поговорим серьезно. Кто твои родители? Чем они занимаются и где живут? Оскар без всякой охоты ответил: – Мои родители умерли. Матери не стало, когда я был еще совсем маленький, а своего отца я никогда не знал. Должно быть, он был каким-нибудь бродягой. Может, моряком или кем-то еще в том же роде… – Это очень печально, – с глубокой серьезностью произнес ученый. – Значит, тебе очень рано пришлось познакомиться со всеми тяготами жизни и полагаться только на самого себя. Оскар кивнул: – Я довольно долго прожил в сиротском приюте. Но там было так паршиво, что я сбежал оттуда и стал пытаться выкарабкаться самостоятельно. Я был метельщиком улиц, посыльным, подмастерьем. Брался за любую работу, лишь бы не думать о том, как раздобыть еды на завтра. Но вам, я думаю, не слишком хорошо известно, что такое не иметь ни крошки во рту три дня подряд. – Ошибаешься, – коротко возразил ученый, но больше на эту тему распространяться не стал. Он снова взялся за бокал и принялся вертеть его в руках. Оскар наблюдал за герром Гумбольдтом из-под полуопущенных ресниц. В конце концов ему надоела затянувшаяся пауза. – Послушайте, весь этот разговор ни к чему, – заявил он. – Сдайте-ка меня властям и забудьте обо всем, что случилось. Я получу то, чего заслуживаю. А про себя добавил: «И заодно вырвусь из лап этого сумасшедшего ученого». В полицию он попадал уже не впервые, тут у него был немалый опыт. На губах герра Гумбольдтапоявилась улыбка. – Сунуть тебя за решетку было бы слишком просто. Да и нечестно – ведь ты с блеском провернул свое дельце. Большинство нынешних мошенников – полные профаны. За версту видно, что они что-то замышляют. Твой номер с папкой был просто неподражаем. Оскар хотел запротестовать, но Гумбольдт вскинул руки. – Да-да, конечно, ты скромный и трудолюбивый посыльный. Но пока давай предположим, что ты таковым не являешься. Допустим, что ты самый обычный карманник, каких в Берлине хоть пруд пруди… Боже праведный, да что же этому человеку нужно от него? Почему он не тащит его в полицию? – Переодевание, документы в самораскрывающейся папке, заранее подготовленное отступление по крышам – просто превосходно! В голосе ученого звучала явная похвала. – Видимо, недостаточно превосходно, – буркнул Оскар себе под нос. Глаза герра Гумбольдта загадочно блеснули. – Ну, что касается побега, то тут у тебя просто не было ни единого шанса. – Что вы имеете в виду? Вопрос остался без ответа. Ученый выдвинул ящик письменного стола и вынул оттуда портмоне – то самое, украденное Оскаром. – Помнишь эту вещицу? – Еще бы! Гумбольдт повертел бумажник, разглядывая его, словно видел впервые. – А ты не задавался вопросом, каким образом я тебя нашел? – Конечно, я думал об этом. Я ведь успел спрятаться в подвале, потом поднялся на крышу, и вы не могли за мной последовать. Вас там просто не было. Как же вы узнали, в каком направлении я удираю? – Смотри! Гумбольдт открыл портмоне и вытащил из него металлическую пластинку, которую Оскар приметил еще на чердаке. Он бросил ее на стол и щелчком отправил к мальчику. – Возьми это. – Что? – Возьми пластинку в руку и встань. Оскар несколько секунд раздумывал, стоит ли подчиниться. Все-таки его удерживали в этом доме насильно, об этом не следовало забывать. С другой стороны, его жгло любопытство. Тем не менее он сделал то, о чем просил Гумбольдт: взял пластинку и поднялся с дивана. Одновременно ученый вынул из кармана брюк странный предмет. Небольшой металлический футляр, в котором была укреплена миниатюрная копия земного шара. Шар был заключен в подобие двух крохотных обручей и свободно вращался в любом направлении. На выступающей его стороне было нанесено множество отметок. Одна из них сейчас светилась красным и словно указывала на Оскара. – А теперь подвигайся. Оскар сделал шаг в сторону. Красная метка повернулась за ним. Она продолжала указывать на него и тогда, когда он обежал вокруг стола и снова вернулся к дивану. Даже когда взобрался на стул, спрыгнул и присел на корточки позади стола, красная метка следовала за ним, предвосхищая любое его движение. Словно пристальный чужой глаз. – Колдовство, – пробормотал Оскар, недоверчиво косясь на прибор. – Ничего подобного! – ответил Гумбольдт с довольным смешком. – Все дело в магнетизме. И там, и тут имеются магниты особого рода. Если совсем точно, сделаны они из метеоритного железа. – То есть, это вроде как компас? – Именно, мой юный друг. Но только Северный магнитный полюс находится не в Арктике, а в твоей руке. Куда бы ты ни шел и как бы далеко ни находился, прибор всегда укажет мне нужное направление. – Даже сквозь дома? – Хоть через горный хребет. Хочешь подержать? Оскар кивнул и взял из рук Гумбольдта странную коробочку. Она оказалась тяжелее, чем казалась на вид. Маленький шар уставился прямо на него, напоминая глаза деревянных марионеток, которых он видел на ярмарочных представлениях. Оскар терпеть не мог марионеток. От металлической коробочки исходило едва различимое гудение, которое щекотало ему ладонь. Когда Оскар захотел оторвать руку от таинственного прибора, то почувствовал, что она словно прилипла к металлу. Он с отвращением вернул вещицу на стол и положил рядом с ней металлическую пластинку. И та мгновенно взлетела в воздух и повисла над коробочкой. – Колдовство, – еще раз буркнул Оскар и взглянул на Гумбольдта. – Ладно, но если вы не собираетесь упрятать меня за решетку, что тогда? Вы, как я понимаю, не намерены меня отпустить просто так? Гумбольдт наклонил голову. – Нет. По крайней мере, не сейчас. Мне бы хотелось, чтобы ты сначала выслушал мое предложение. – Предложение? – Оскар насмешливо приподнял бровь. – Что может такой человек, как вы, предложить такому оборванцу, как я? – Я бы хотел, чтобы ты сопровождал меня в моем следующем путешествии. – Как вы сказали? – Наказанием за твой поступок станет работа, – продолжал ученый. – Стирать, убирать, чистить оружие, делать покупки. Мне нужен слуга, который последует за мной повсюду, чтоб выполнять мои поручения изо дня в день. Парень с твердым характером, который привык к самостоятельности и не боится трудностей. Моя последняя экспедиция, к сожалению, прошла под знаком многочисленных неудач. – Ученый обменялся взглядами с Элизой, которая все так же молча стояла у входа в кабинет. – Меня ограбили, а слуги бросили меня на произвол судьбы. Каждый из них имел превосходные рекомендации, но все как один меня разочаровали. Когда они поняли, что у меня больше нет ни гроша, они удрали, как крысы с корабля, получившего пробоину. И мы в одночасье оказались беспомощными. Ни слуг, ни проводников, ни носильщиков, ни погонщиков. Нам пришлось вернуться не солоно хлебавши, если можно так выразиться. И тогда я дал себе слово, что отныне вместо больших и многолюдных экспедиций буду снаряжать небольшие и подвижные группы из людей, которые способны сориентироваться в любой ситуации и выполнить все, что от них требуется. Я мог бы еще долго рассказывать тебе о всяких экспедициях и приводить разные доводы в пользу такой идеи. Но я поступлю иначе: просто сделаю тебе предложение. Он испытующе взглянул на Оскара. – Я хочу показать тебе свою лабораторию, чтобы ты понял, о чем идет речь. Ты переночуешь здесь, а утром сообщишь свое решение. Захочешь уйти – я не стану тебе препятствовать. Будешь снова свободен. Согласен? Во взгляде Оскара сквозило сомнение. – Это какой-то трюк, верно? – Ничего подобного. Абсолютно прямое и честное предложение. «Прямое и честное!» – ухмыльнулся про себя Оскар. Должно быть, такое же, как трюк с колдовским компасом. Но с другой стороны: а что если все это правда? Тут масса преимуществ и плюсов. Он снова недоверчиво покосился на ученого, но поскольку особого выбора у него не было, кивнул. В конце концов, если что не так – завтра утром можно убраться отсюда. – Согласен, – наконец проговорил он. – Прекрасно, – Гумбольдт потер руки и поднялся. – Тогда следуй за мной. Уверен, тебе многое понравится. Ох, чертовщина, я забыл спросить, может, ты голоден? Элиза мигом приготовит что-нибудь перекусить, и ты сможешь подкрепиться прямо во время нашей экскурсии по лаборатории.3
Лестница, ведущая в подвал, казалась невероятно старой и пахла затхлостью. Ступени были скользкими от сырости, а на стенах проступали пятна плесени. Керосиновая лампа в руке Гумбольдта давала совсем немного света. На грубой кладке стен прыгали странные изломанные тени. Примерно так Оскар представлял себе средневековый пыточный застенок. Продолжая ждать чего-то ужасного – скажем, звона цепей или глухих стонов узников, – он вонзил зубы в бутерброд, который приготовила Элиза. Внутри оказалась острая салями с какими-то незнакомыми овощами и экзотическими приправами. Запах приправ и свежей зелени перебил тяжкий дух подземелья. – У вас необычная служанка, – заметил Оскар. – С виду слегка странная, но очень вкусно готовит. Откуда она? Гумбольдт остановился и обернулся к подростку. – Элиза – больше чем служанка, – проговорил он. – В своей стране она считалась могущественной колдуньей. Она обладает способностями, о которых ты не имеешь ни малейшего представления. Например, она телепат. Тебе приходилось когда-нибудь слышать о таких вещах? Оскар отрицательно покачал головой. – Это особый дар, который позволяет вступать в общение с людьми, находящими на большом расстоянии, с помощью мысленной силы. – Пожав плечами, ученый продолжал: – Я, признаться, и сам не понимаю, как это у нее получается, но то, что она обладает телепатическими способностями, бесспорный факт. Настоящая магия, если угодно. Родина Элизы – Гаити, это западная часть острова Эспаньола, расположенного в Карибском море. Дикая и первобытная земля. Ее жители прекрасно разбираются в магии, одни – в белой, другие – в черной. Помнишь порошок, которым я тебя усыпил? Элиза привезла его со своей родины. Эта субстанция изготовлена из полусотни разных трав и минералов. Она играет важную роль в ритуалах культа Вуду. Искусство гаитянских колдунов способно лишить человека воли, превратить его в пустую оболочку без души, которая способна выполнять только приказы самого колдуна. Когда-нибудь Элиза расскажет тебе об этом подробнее. Вместо ответа Оскар втихомолку ухмыльнулся. Когда-нибудь? Неужели этот спятивший натуралист действительно думает, что он захочет остаться? Почему он так уверен в этом? Что тут такого заманчивого, в этом заплесневелом подземелье? С этими мыслями он снова принялся за бутерброд. Вскоре Гумбольдт остановился перед массивной дубовой дверью. С самого дна своего кармана он извлек огромную связку ключей, выбрал один и отпер замок. Несмазанные петли заскрипели, когда он открывал дверь, и этот скрип походил на болезненный стон. Изнутри пробился отблеск красноватого света. Гумбольдт погасил лампу и подозвал Оскара. – Входи, друг мой, не робей! Однако, едва переступив порог, Оскар остановился как вкопанный. Прежде всего, его поразили размеры помещения, в котором он оказался. Перед ним простирался зал квадратной формы метров двадцати в длину, освещенный множеством керосиновых ламп. Повсюду виднелись столы и стеллажи, на которых находились диковинные приборы и механизмы. Здесь было так тепло, как никогда не бывает в подземельях и подвалах. Сводчатый потолок опирался на каменные колонны, делившие зал на равные части. Полукруглые ниши в стенах только усиливали сходство этого зала с храмом. Оскар вопросительно взглянул на хозяина дома. – Ты прав, – произнес Гумбольдт, словно читая его мысли. – Это бывшая крипта. В таких подземных часовнях, располагавшихся под алтарем, в прошлом хоронили епископов и королей. Но самой церкви больше не существует. Она была разрушена еще в семнадцатом веке, в эпоху Тридцатилетней войны. На ее месте возвели жилой дом, с владельцем которого у меня были приятельские отношения, и незадолго до своей кончины он продал мне его за умеренную цену. То, что ты видишь здесь, – это исследовательская лаборатория, какой не найти ни в Берлине, ни во всей остальной Европе. Только теперь Оскар сосредоточился на приборах, заполнявших все свободное место в этой необычной лаборатории. Повсюду что-то бурлило и клокотало. Откуда-то летели искры и клубились цветные дымы. На некоторых столах высились стеклянные колбы в человеческий рост, заполненные зеленоватой жидкостью, из которой выделялись мелкие пузырьки. На других были установлены металлические колеса, вращавшиеся, как казалось, сами собой, без всякого воздействия извне. Между сверкающими металлическими шарами время от времени с треском и грохотом проскакивали голубоватые молнии. Казалось, он попал в мастерскую древних богов или могущественных волшебников. – Все, что ты видишь тут, – проговорил Гумбольдт, обводя широким жестом свою лабораторию, – результаты многолетних исследований и кропотливого труда. Тепло, свет, электрическая энергия – то, чем занимается современная наука. Ничего общего с магией, здесь все имеет свое объяснение с точки зрения известных нам законов природы. Разумеется, при условии, что ты достаточно глубоко их понимаешь и умеешь пользоваться. Здесь нет места ни для шарлатанов, ни для невежд. Среди моих интересов главное место занимают четыре стихии: огонь, земля, вода и воздух. Но я не забываю и об астрономии, науке о звездах. При случае я покажу тебе мою обсерваторию на верхнем этаже – если, конечно, тебе это интересно. Но сейчас я хотел бы рассказать тебе, куда направится наша экспедиция, и каких результатов я от нее ожидаю. Направляясь к широкому столу в отдаленной части крипты, они миновали стеклянную витрину, до отказа заполненную всевозможным оружием: пистолетами, ножами, кинжалами, арбалетами. Но странное дело – все это оружие выглядело немного не так, как то, которое приходилось видеть Оскару. Оно явно было усовершенствовано и выглядело устрашающе. – Зачем вам столько оружия? – спросил он. – Вы собираетесь воевать? Гумбольдт взглянул ему прямо в глаза. – Знание далеко не всегда дается легко, – ответил он. – Вокруг нас еще немало людей, чьи головы забиты суевериями, а сами они считают современную науку чертовщиной. Кроме того, у меня есть завистники и конкуренты, и большинство из них не гнушаются преступными методами. Жизнь такого исследователя, как я, полна опасностей, и приходится всегда быть готовым постоять за себя. С этими словами Гумбольдт снял с витрины арбалет. – Взять хоть вот эту штуковину. У нее имеется барабан, в который одновременно заряжается два десятка стрел. Стреляет она с помощью сжатого газа, а раны, которые причиняет такая стрела, смертельны в ста случаях из ста. Привычными движениями он проверил, свободно ли движется механизм арбалета, заглянул в прицел и вернул его на место. – Я никогда не применяю оружие первым, – продолжал ученый, – но иногда без этого невозможно обойтись. – А что здесь? – Оскар указал на серый ящик, в верхней части которого виднелся раструб, как у граммофона. – О, это одно из моих последних изобретений, – с гордостью отозвался Гумбольдт. – Я назвал его лингафоном. Этот прибор поможет решить проблемы с языком, постоянно возникающие в отдаленных уголках Земли. Он еще не доведен до совершенства, но я намерен его основательно испытать перед началом нашей экспедиции. А теперь следуй за мной. Гумбольдт провел подростка в дальний угол и коснулся какой-то кнопки. Вспыхнула лампа, осветившая необъятный стол белым холодным светом. Затем он придвинул Оскару стул и сам уселся рядом. – Для начала я хочу познакомить тебя с нашим маршрутом. Ученый выдвинул ящик стола, вынул оттуда карту и развернул ее. – Эта экспедиция будет долгой и нелегкой, – он провел пальцем на карте длинную ломаную линию. – Мы пересечем Атлантику и направимся к Огненной Земле. Приходилось тебе слышать это название? – Да, я прочитал немало историй о приключениях мореплавателей прошлого. Это, кажется, на крайнем юге Южной Америки? – Я вижу, ты разбираешься в географии. Испанцы называют ее «Тьерра дель Фуэго». Дикая и почти не исследованная область. – А откуда начнется наше путешествие? – Отсюда, – сказал ученый и постучал пальцем по кружку, рядом с которым было написано «Берлин». – Наш корабль называется «Сахара», он принадлежит пароходной компании «Космос» и стоит в гавани Гамбурга. Выйдя оттуда, мы направимся во французский Гавр, затем в Монтевидео и Буэнос-Айрес – и далее вдоль побережья континента до Огненной Земли. После этого мы пройдем Магеллановым проливом и поднимемся на север до той широты, по которой проходит граница между Чили и Перу. По пути к перуанскому порту Кальяо мы сойдем на берег в городке Камане, расположенном в департаменте Арекипа. Там мы наймем мулов и двинемся по суше вот к этой точке… Палец ученого застыл на карте у отметки, рядом с которой было написано нескольких слов и длинное число. – Каньон Колка, – прочитал Оскар. – Три тысячи метров. – Верно! Это самое глубокое ущелье на нашей планете, – подтвердил Гумбольдт. – Если, конечно, верить прежним измерениям. Каньон Колка – это и есть цель нашей экспедиции. – Перу… – повторил Оскар. – И что вы рассчитываете там найти? – Существует древняя легенда, связанная с этим местом, – произнес Гумбольдт, снова погружаясь в один из ящиков своего стола. – Есть и письменные источники, в которых говорится о так называемых «заклинателях дождя». Будто бы эти могущественные волшебники сумели преодолеть силу земного притяжения и чувствуют себя в небе, как птицы. – Вы хотите сказать, что они умеют летать? Но ведь это же какие-то байки, правда? – Легенда говорит, что, кроме того, они умеют призывать дождевые облака и таким образом спасают весь этот край от длительных засух. «Заклинателей дождя» трудно отыскать, потому что обычно они живут над облаками. И только посвященные могут найти путь в их город, которые охраняют свирепые стражи. Ну, и как тебе такое приключение? – И вы во все это верите? Гумбольдт ответил широкой улыбкой. – Ты скептик, и мне это по душе. Ты из тех, кто не принимает все за чистую монету, а хочет составить собственное мнение. Это прекрасно. Теперь о «заклинателях дождя». Да будет тебе известно, что многие легенды, если не большинство из них, содержат в себе рациональное зерно. И мы не можем убедиться в их правдивости или неправдивости, пока не увидим все собственными глазами. Оскара эти доводы нисколько не убедили. – Это всего лишь сказка, каких великое множество. Что же теперь, проверять каждую чушь, которая когда-то взбрела кому-то в голову? – Конечно, нет. – На лице Гумбольдта появилось лукавое выражение. – Но существует одна вещь, на которую ты непременно должен взглянуть. Сейчас я тебе ее покажу… Он выдвинул один из потайных ящичков, но не успел ничего оттуда достать, потому что Оскар стремительно вскочил со стула, заметив движение у стены в дальней части лаборатории. Там промелькнула какая-то тень, размером не больше собаки, но он мог бы поклясться, что это существо передвигается на двух ногах. – Что это… там? Он напряженно всматривался, но больше ничего не мог разглядеть. В конце концов Оскар стал думать, что ему почудилось, но внезапно снова заметил едва приметное движение – на этот раз слева. Затем послышался звук: негромкое цоканье когтей по каменным плитам пола. Странное существо держалось в тени лабораторных стеллажей, чтобы подобраться поближе. Определенно, это была не собака. Но и не кошка, и не крыса. Что-то совершенно другое. – Не пугайся, – успокоил его Гумбольдт. – Это Вилма. Она пришла нас проведать. Существо было уже совсем близко, и наконец оказалось там, куда падал холодный свет лампы. Длинный клюв, живые умные глаза, небольшое тело и крупные крепкие лапы. Оскар так таращился на него, что у него чуть глаза не выскочили из орбит. Животное повертело головой, приблизилось, осмотрело его и вопросительно пискнуло. Гумбольдт взял с полки небольшую банку, открыл ее и что-то бросил существу в клюв. Потом присел перед ним на корточки и погладил по голове. Только тогда Оскар сумел захлопнуть распахнутый от изумления рот. – Это же киви! – произнес он, все еще запинаясь. Ученый удивленно взглянул на него. – Ты совершенно прав. Карликовый страус родом из Новой Зеландии. А ты, оказывается, кое-что знаешь. Молодец! – Это все «Жизнь животных» Альфреда Брэма, – пояснил Оскар. – Я прочитал выдержки из этой книги, которые публиковал один журнал. Я и представить не мог, что такая птица существует на самом деле! – Как видишь, – сказал Гумбольдт, и снова отправил в длинный клюв птицы какое-то угощение. В банке копошились насекомые – жуки или что-то вроде того. – Это самая маленькая нелетающая птица на Земле. Самка, великолепный экземпляр. Зовут ее Вилма. Вообще-то она живет в саду, но когда замечает, что я внизу, всегда приходит меня проведать. Пришлось сделать для нее отдельный вход. Она необыкновенно умная. Хочешь погладить? Оскар кивнул и потянулся к птице. Вилма слегка клюнула его в руку, но он ее не отдернул, и тогда она позволила погладить себя и больше не сопротивлялась. – Ты ей понравился, а это не так-то просто, – сказал Гумбольдт, подталкивая птицу к выходу. – Довольно, Вилма, теперь отправляйся в сад! Живее, живее! Птица издала хрюкающий звук и затрусила в неосвещенную часть лаборатории – туда, откуда и появилась. – Она жутко симпатичная! Этот дом был полон сюрпризов, и Оскар уже начал забывать о своих страхах и опасениях. – Киви – отличный сторож, – заметил Гумбольдт. – Лучше любой собаки. И хоть зрение у нее не очень острое, зато слух и обоняние – просто превосходные. В природе эта птица ведет ночной образ жизни, и если в темноте кто-нибудь попытается проникнуть в усадьбу, поднимет оглушительный крик… Но мы отвлеклись. Я ведь собирался тебе кое-что показать. Ученый извлек из ящика стола предмет, обернутый несколькими слоями ткани. Развернув ткань, он поднял его и показал Оскару. Ничего особенного: плоская, слегка поблескивающая медная пластина пятнадцати сантиметров в длину и около двадцати в ширину. Кусок металла, к тому же поврежденный, – верхний угол пластины отсутствовал, а ее поверхность была покрыта царапинами и вмятинами. С одной стороны она казалась темнее, словно была покрыта неровным слоем полустершегося лака. – И это все? Оскар был разочарован. После всего услышанного, он ожидал увидеть нечто невероятное. Из того, что он повидал в подвале-лаборатории, эта пластина казалась самой непримечательной. – Это, мой юный друг, целый набор загадок. – Глаза Гумбольдта блестели от волнения. – Мое самое большое сокровище, которое я берегу, как зеницу ока. – Вы называете сокровищем какой-то кусок меди? – Это не кусок меди, а фотографическая пластина, – возразил ученый. – Не знаю, приходилось ли тебе видеть нечто подобное, но еще несколько десятилетий назад такой способ длительного хранения изображений на металлическом листе был самым распространенным. Он позволял запечатлеть все необходимое с величайшей точностью, поэтому никакой обман тут невозможен. Однако фотоаппараты, в которых использовались подобные пластины, были слишком тяжелыми и неуклюжими, поэтому с недавних пор фотографы начали использовать целлулоидную пленку со светочувствительным слоем. – Изображение? Но я ничего тут не вижу! – Ее нужно повернуть под определенным углом к свету. Вот, попробуй сам. Но будь осторожен – сама по себе она стоит в сотни раз дороже такого же куска золота. – Гумбольдт протянул пластину подростку и добавил: – Тот, кто сумел сделать этот снимок, был специалистом своего дела и, похоже, пользовался более портативной моделью фотоаппарата, чем тогдашние неуклюжие сундуки на треногах. Держа обеими руками металлическую пластину, Оскар слегка поворачивал ее, изменяя угол падения световых лучей. Внезапно он начал что-то различать – словно из темной глубины медленно всплывало пока еще неясное изображение. Оно было черно-белым, но обладало глубиной и передавало мельчайшие детали. Наконец картинка стала такой четкой, что можно было различить каждый камень, каждую травинку. На переднем плане располагалась ветка растения с веерообразными листьями. За ней Оскар разглядел дома. Странные постройки, похожие на осиные гнезда, лепились к отвесной скале на большой высоте. Между собой эти жилища соединялись сплетенными из лиан лестницами, а через пропасть, видневшуюся правее, были перекинуты легкие висячие мосты. Но самым удивительным оказались темные пятнышки на фоне неба. То, что Оскар поначалу принял за облака, при детальном рассмотрении оказалось летательными аппаратами, походившими на корабли, лодки и аэростаты, большие и поменьше. Их было столько, что просто глаза разбегались! Некоторые имели отдаленное сходство со стрекозами, другие смахивали на гигантские снежинки, а некоторые были совершенно невообразимой формы. У всех на борту имелись экипажи, и вся эта армада парила в воздухе, словно семена одуванчика. У Оскара побежали мурашки по спине. Он с трудом заставил себя оторвать взгляд от волшебного изображения. – Завораживающее зрелище, правда? – Ученый взял из его рук пластину, завернул ее в ткань и спрятал обратно в ящик, не забыв тщательно его запереть. – Откуда это у вас? – спросил Оскар. Гумбольдт указал на реку, змеившуюся по карте среди долин и плоскогорий Перуанских Анд. – Местные индейцы обнаружили ее в кожаной сумке, которую выловили из реки Камана. В сумке находилось еще много пластин, но остальные были проданы коллекционеру, чьего имени я не знаю. Мне просто невероятно повезло, что удалось заполучить хотя бы одну. Река эта берет начало в высокогорных ледниках и пересекает ущелье Колка. Следовательно, снимок был сделан где-то здесь. – Коротким движением он очертил на карте область размером с ноготь. – Именно отсюда я намерен начать поиски и очень надеюсь, что ты не откажешься меня сопровождать. Можешь рассматривать эту экспедицию как некое испытание. Если ты оправдаешь мои ожидания, то станешь моим постоянным помощником. Если же нет… ну что же, тогда наши пути разойдутся. Итак, что ты думаешь о моем предложении? Оскар слушал вполуха. Он все еще находился под впечатлением, которое произвела на него пластина, которую он только что держал в руках. Изображение намертво врезалось в его память, словно клеймо, выжженное пастухом на спине коровы. Теперь он уже не мог избавиться он него. – Когда мы отправляемся? – пробормотал он, погруженный в свои мысли. – Наш корабль отплывает через десять дней, – произнес Гумбольдт.4
Нью-Йорк, в это же время Кэб мчался с сумасшедшей скоростью по Манхэттену вдоль Пятой авеню по направлению к Центральному парку. Лошади выбивались из сил, их крупы лоснились от пота, морды были покрыты пеной. Мужчина, сидящий на козлах, не обращал ни малейшего внимания на возмущенные выкрики пешеходов и проклятия других возниц, которым лишь с величайшими усилиями удавалось избежать столкновения. Он продолжал нахлестывать несчастных животных, вынуждая их бежать еще быстрее. Наконец на перекрестке с 58-й улицей показалось здание «Глобал Эксплорер». Логотип издательства в виде гигантской буквы «X», возвышающейся над крышами окрестных зданий, сверкал в лучах солнца. Десять флагов с изображением земного шара, обрамленного надписью «Открой для себя мир за один день!», развевались на свежем ветру, дующем с Гудзона. Макс Пеппер опаздывал. Его босс, основатель компании, газетный магнат Альфонс Т. Вандербилт, не терпел опозданий. За пять минут до начала экстренного заседания редакции, назначенного ровно на семнадцать часов, он распорядился прекратить доступ в зал. Следовательно, в ближайшие пять минут двери, ведущие в зал заседаний, захлопнутся, и тогда уже ничего не изменить, – распахнутся они только тогда, когда последует разрешение босса. Сотрудники, не явившиеся вовремя, могут пенять на себя. Максу довелось быть свидетелем того, как Вандербилт увольнял людей, опоздавших всего на три минуты – и по весьма уважительным причинам. А у Пеппера не было иных оправданий, кроме того, что его жена свалилась с гриппом и ему пришлось отвозить дочь на урок музыки. Разумеется, можно было бы придумать что-нибудь поубедительнее, но у босса фантастический нюх на всякое вранье. Так что у Макса оставался единственный выход – оказаться в зале до того, как двери закроются. Как безумный он ворвался на стоянку перед зданием издательства, осадил взмыленных лошадей, сунул под мышку папку, швырнул поводья сторожу и понесся вверх по лестнице. Тем временем прозвучал первый удар колокола на колокольне, расположенной неподалеку церкви Святого Фомы. Словно на коньках, Макс прокатился по мраморному полу холла и пулей взлетел на второй этаж. Уже в галерее, ведущей в западное крыло, он с ужасом услышал шаги Винкельмана, направлявшегося закрывать дверь. Алоизий Винкельман был камердинером мистера Вандербилта и пережитком глубокой древности. Выглядел он так, словно провел всю жизнь в пыльных архивах и пустынных коридорах. Серый и сморщенный, больше всего он походил на законсервированный в формалине труп. – Подождите! Минуту! – задыхаясь, прокричал Макс, но слуга невозмутимо продолжал свое дело. По гулкой галерее разнесся грохот – это захлопнулась первая створка высокой и массивной двустворчатой двери зала. Проклятье, этот Винкельман либо глух как пень, либо мстит ему за что-то. А скорее всего, и то, и другое. Так и есть – повернув голову к мчавшемуся из всех сил Максу, старикашка ядовито усмехнулся и принялся за другую створку. В последнее мгновенье Максу удалось протиснуться в узкую щель. И едва он ввалился в зал, дверь позади захлопнулась, и загремел запор. Макс попытался затормозить, но, продолжая скользить по мраморным плитам, врезался в стойки с картами. Некоторые из них, свернутые в тугие рулоны, рухнули и раскатились по полу. Макс принялся поспешно собирать их и рассовывать по местам, но, пораженный мертвой тишиной, царившей в зале, оглянулся. Глубокое осуждающее молчание. Все взгляды были направлены на него. Шестнадцать редакторов, большинство из которых занимали ведущие должности в «Глобал Эксплорер», разглядывали его сквозь свои очки в никелированных оправах, словно неприятное насекомое. Почти все они были значительно старше Макса и с достоинством носили отличительные знаки своего положения – темные костюмы, подкрученные усы и волосы с проседью. На фоне стен, обшитых панелями вишневого дерева, и мраморных бюстов эти господа, казалось, позировали для картины. С церковной колокольни слетел последний удар. Альфонс Т. Вандербилт, восседавший во главе стола, поднял молоток и трижды ударил по каучуковой подставке. Макс поспешил занять свое место. Только теперь он почувствовал, как нелегко далась ему эта гонка. Ноги были ватными, дыхание со свистом вырывалось из груди. Торопливыми движениями он привел в порядок волосы и проверил, на месте ли узел галстука. – Глубокоуважаемые члены правления и господа руководители отделов! – Голос мистера Вандербилта был глубоким и приятным. – Я рад приветствовать вас на первом в этом году экстренном заседании. – Он бросил на каждого из присутствующих краткий, но пристальный взгляд. – Прошу внести в протокол сегодняшнюю дату -18 апреля 1883 года, и зафиксировать присутствие полного состава приглашенных. Все присутствующие имеют право голоса. Все сосредоточенно внимали боссу, так что был слышен скрип пера секретаря собрания. И пока Макс задавался вопросом, чему будет посвящено голосование, Альфонс Т. Вандербилт грузно поднялся из глубин своего кресла и направился к картам. Всякий раз, когда Максу доводилось видеть этого владельца газетно-журнальной империи и своего прямого начальника, ему казалось, что тот прибавил еще пару килограммов. Тело мистера Вандербилта походило на туго набитую пуховую подушку, увенчанную крохотной тыковкой. Сквозь седые, коротко подстриженные волосы розовела кожа головы. С тылу глава компании выглядел, как огромный младенец, которого зачем-то запихнули в деловой костюм. Тем временем Вандербилт схватил указку из бамбука, приблизился к детальной карте Южной Америки и постучал кончиком указки в окрестностях Анд. Все шестнадцать редакторов, включая Макса, вздрогнули. – Перу, – произнес мистер Вандербилт, устремив холодный взгляд прямо на Макса. – Это ваша сфера ответственности. Макс мигом почувствовал недоброе. Даже в зале как будто стало жарче. Чтобы собраться с мыслями, он уставился на карту. Вся часть Американского континента, лежавшая к югу от экватора, входила в круг его обязанностей. «Глобал Эксплорер» был еженедельным журналом, посвященным различным отраслям естественных наук. В нем печатались статьи об экспедициях в отдаленные уголки Земли, о последних достижениях медицины и технического прогресса, об открытиях в области зоологии и ботаники. Не существовало тем, которые не освещал бы журнал, стремившийся к занимательности и одновременно к научной достоверности. Правда, порой встречались в нем статейки, которые спустя недолгое время оказывались чистой воды мифами, но читатели просто обожали истории о неведомых морских чудовищах, динозаврах, благополучно доживших до наших дней, и таинственных снежных людях с гималайских вершин. Всей этой чепухе «Эксплорер» неизменно уделял внимание, но вместе с тем здесь печатались серьезные доклады о результатах исследования остатков древних высокоразвитых культур и загадочных империй далекого прошлого. Однако в последнее время в издательском мире появились новые веяния. В Вашингтоне было основано новое географическое общество, которое хвастливо именовало себя крупнейшим в мире, а его ежемесячный журнал «Нэшнл Джиогрэфик» стремительно набирал популярность и претендовал на то, чтобы отнять читателей у «Глобал Эксплорер». У Макса пересохло в горле. Он сглотнул, а затем осторожно поинтересовался: – А что, собственно, с Перу? – Когда вы в последний раз слышали о Босуэлле? Макс удивился. Гарри Босуэлл был фотографом, который по поручению «Глобал Эксплорер» обследовал Андский регион. Его экспедиция продолжалась уже больше года. Через определенные промежутки времени он составлял отчеты о своем путешествии и отсылал их вместе с фотографиями в Нью-Йорк. До сих пор все его отчеты приходили с завидной регулярностью, однако вот уже три месяца от него не было известий. Ни писем, ни посылок с негативами, ни телеграмм. Только теперь Макс заподозрил, о чем, собственно, пойдет речь на сегодняшнем совещании, и попытался восстановить в памяти дату прибытия последнего отчета Босуэлла. – В декабре прошлого года, – наконец произнес Макс, и его голос дрогнул. – Он выслал несколько снимков высокогорных плато и ущелий неподалеку от чилийской границы. Действительно, сенсационный материал. В феврале мы опубликовали статью на его основе. – А с тех пор? – Полное молчание, – пришлось признать Максу. – Я несколько раз пытался связаться с ним по телеграфу через своих представителей в Лиме, но безрезультатно. Складывается впечатление, что Босуэлл бесследно исчез. Я хотел выждать еще хотя бы месяц, и только после этого подать официальное заявление властям. – Он поморщился. – Может быть, у вас, сэр, есть какие-то новости? Не удостоив его ответом, Вандербилт вернулся на место, извлек откуда-то кожаную сумку и небрежно швырнул ее на стол. Сумка была потертая, вся в пятнах, и выглядела так, будто последние полгода пролежала на дне Гудзона. Макс затаил дыхание. Вне всякого сомнения, это была сумка-кофр Босуэлла, изготовленная на заказ в Нью-Йорке в мастерских одной очень известной фирмы. Он помнил, с какой гордостью фотограф показывал ему свое приобретение накануне отплытия на юг Америки. Грязь, засохший ил, какие-то растительные волокна посыпались на стол. Газетный магнат достал носовой платок, тщательно вытер пальцы и только после этого расстегнул замки. – Три дня назад мне прислали это из Лимы, – пояснил он, брезгливо прикасаясь к задубевшей от сырости коже. – Некоторое время сумка фигурировала на тамошнем черном рынке, пока бдительный посредник не заметил на этой вещи наш фирменный знак. – Он назидательно постучал пухлым пальцем по букве «X» и окружающей ее надписи. – Он связался с нашим агентом, и тот повел от моего имени переговоры о цене. Сумма, которую за нее запросили, оказалась астрономической. Вы и представить себе не можете, сколько нам пришлось за нее выложить. – А Босуэлл? – Ни малейших следов. Известно лишь то, что он останавливался в ущелье Колка. Я намерен в самое ближайшее время направить туда группу толковых людей, которая и займется поисками. Удивленно приподняв бровь, Макс спросил: – Что же такого особенного в этой сумке, если вы отвалили за нее целую кучу денег? С моей точки зрения – бесполезный кусок старой кожи. Что-нибудь в этом роде я купил бы только для того, чтобы до смерти напугать жену. Шутка не вызвала никакой реакции. В зале по-прежнему царила тишина, прерываемая только сдержанным покашливанием. – Все дело в том, что вы потеряли нюх, – язвительно проговорил Вандербилт. – Меня интересовала не оболочка, а содержимое. Вам разве не любопытно узнать, чем занимался Босуэлл накануне своего исчезновения? Босс одарил его двусмысленной улыбочкой, в которой одновременно сквозили превосходство и осуждение. – Да, но… Вандербилт запустил лапу во внутреннее отделение сумки и извлек оттуда четыре заметно поврежденные медные пластины. Фотографические пластины с изображениями! Макс подался вперед, но со своего места не сумел ничего разглядеть. Тогда босс, сохраняя непроницаемое выражение на лице, передал две пластины тем из сотрудников, которые сидели слева от прохода, и еще две – сидящим справа. После чего принялся следить за их реакцией. И она не заставила себя ждать. В зале послышались возгласы изумления, тяжелое дыхание, скрип кожаных сидений и стук отодвигаемых стульев. Ни один из присутствующих не остался на месте, включая и Макса Пеппера. Эти солидные люди в темно-синих костюмах, крахмальных рубашках с запонками на манжетах, в сверкающих очках и с аккуратно подстриженными бородами толпились, словно школьники, отталкивая друг друга, чтобы успеть первыми взглянуть на то, что попало в объектив аппарата Босуэлла. Макс попытался прорваться в первые ряды, но вынужден был отступить. Но в конце концов ему удалось заполучить одну из пластин. Он поднес ее к лицу, повернул под нужным углом к свету, и сейчас же перед ним проступило отчетливое изображение. Вглядевшись в него, Макс опустился на первый попавшийся стул и немало времени провел в молчании, глядя прямо перед собой.5
Из оцепенения его вывел голос мистера Вандербилта: – Потрясающе, Макс, не правда ли? Рассудок Макса судорожно пытался найти хоть какое-нибудь объяснение увиденному, но безрезультатно. – Вы уверены, что это не подделка? – хрипло выдавил он. – Может, какой-то оптический трюк, чтобы поводить нас за нос? Вандербилт пожал плечами. – Если это так, то мы имеем дело с чертовски хорошей подделкой, – ответил он. – В любом случае, это отличный материал для журнала. Но еще важнее – найти Босуэлла. Только он сможет пояснить, что изображено на фотопластинах. И я хочу, чтобы вы, Макс, занялись этим лично. Макс поднял голову. Вот оно что! – Я… мне придется отправиться в Южную Америку? – Именно. И чем скорее, тем лучше. Даю вам двадцать четыре часа на подготовку и сборы. Билет на ваше имя уже заказан. Из Нью-Йорка в Сан-Франциско – поездом, далее на пассажирском судне в Лиму. Надеюсь, что вы не оставите нас без регулярных отчетов. – Но это же невозможно! – запротестовал Макс. – Я издательский редактор, а не какой-нибудь там авантюрист. Я не имею не малейшего представления о том, как организовать подобное предприятие, не знаю языка, нравов и обычаев индейских племен, населяющих высокогорье Перу. И зачем эта спешка? Думаю, мы должны еще раз все спокойно обсудить, а уж потом… По мере того, как он приближался к концу этой тирады, в его голосе оставалось все меньше уверенности. Тем временем шум в зале утих, и взгляды собравшихся устремились на него. – Причина спешки, мой дорогой Пеппер, заключается в следующем, – босс напыжился, сделавшись похожим на рассерженного индюка. – У меня есть основания предполагать, что в этом деле мы столкнемся с самым злейшим из наших врагов. – Вы имеете в виду «Нэшнл Джиогрэфик»? Вандербилт отрицательно покачал головой. – Хуже. Нам удалось выяснить, что всего фотографических пластин было пять. По досадной случайности одна из них ускользнула из наших рук. Она была продана некоему лицу, которое всем вам хорошо известно тем, что постоянно доставляет нам всяческие неприятности. Этого человека зовут… – он сделал многозначительную паузу, – Карл Фридрих фон Гумбольдт! Послышались возгласы удивления, сопровождаемые ругательствами и проклятьями. Каждый здесь хорошо знал человека, который, по слухам, был незаконнорожденным отпрыском великого Александра фон Гумбольдта и в то же время невероятно удачливым путешественником и исследователем. В последние годы он показал себя стойким и опытным противником тех, кто работал на «Глобал Эксплорер». Если где-то открывали новый клочок суши, обнаруживали неизвестное племя или следы исчезнувшей цивилизации – Гумбольдт оказывался там намного раньше всех остальных, будь то на Мадагаскаре, на Тасмании или на острове Пасхи. Он исколесил и обошел пешком Гренландию, Индию, Афганистан и горы Гиндукуша. Этот человек обладал безошибочным чутьем и ненасытной жаждой приключений. В этом, разумеется, не было бы ничего предосудительного, если бы он ограничивался только исследовательской деятельностью. Но Гумбольдт, помимо всего прочего, широко публиковал обзоры, статьи, отчеты и свои путевые записки, и «Нэшнл Джиогрэфик» проявлял живейший интерес к этим публикациям. – Теперь вы понимаете, мой дорогой Пеппер, что фактор времени в этом случае играет исключительную роль. Если Гумбольдт уже пронюхал об этом деле, то на счету каждый час. – Если он действительно в курсе дела, то причин посылать в эту сложнейшую экспедицию такого человека, как я, еще меньше. Гумбольдт – настоящий исследователь, упорный, целеустремленный и абсолютно непредсказуемый. В состязании с таким противником у меня просто не останется шансов на успех. – Я и не говорил, что вы отправляетесь в одиночку, – возразил Вандербилт. При этом по его лоснящемуся лицу скользнула ухмылка. – Вас будет опекать человек, способный во всех отношениях противостоять Гумбольдту. Он прекрасно ориентируется в любой местности и знает толк в средствах обороны и нападения. Я обращаюсь к нему, когда речь идет об особо деликатных вещах, так как эта особа предпочитает работать тайно. Ее имя – мисс Уолкрис Стоун. – Женщина? – Макс решил, что ослышался. – Совершенно верно, – Вандербилт сцепил руки за спиной и уставился в окно, за которым расстилалась панорама Центрального парка. – Мисс Стоун уже много лет поддерживает со мной деловые отношения. И если вам до сих пор не приходилось слышать о ней, то по одной простой причине: в этом не было необходимости. Но можете поверить мне на слово: в своем деле она – лучшая из лучших. Макс молчал, не находя слов. Несмотря на то что ему приходилось делать вид, что предложение босса его занимает, в глубине души он лихорадочно искал хоть какую-то зацепку, которая позволила бы ему выпутаться из этой идиотской ситуации,не теряя лица. Он был городским человеком, домоседом. Ему нравилось писать и рассуждать о далеких странах, но отправиться туда самому – это просто немыслимо. С детства он ненавидел всякие переезды и перемены мест. И сейчас он ломал голову над тем, какую причину отказа босс мог бы счесть убедительной. Однако время шло, а в голову ему ничего не приходило. В конце концов, Макс не выдержал и растерянно пробормотал: «Ну, если вы считаете, что это так уж необходимо…» Газетный магнат засмеялся и увесисто хлопнул его между лопаток: – Ничего другого я и не ожидал от вас, Пеппер! Желаю удачи! После вашего благополучного возвращения мы обсудим вопрос о существенном повышении вашего жалованья.6
Перуанские Анды, спустя несколько дней Гарри Босуэлл очнулся от тяжелого сна, полного тревожных сновидений. Ему понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и убедиться, что он все еще находится в заточении. Он лежал на полу – вероятно потому, что во сне снова упал с кровати. Ничего удивительного: с момента своего похищения он не мог уснуть спокойно. Его мучили кошмары, особенно в утренние часы, и лишь на рассвете ему удавалось ненадолго забыться. Кровать! Громко сказано. Его ложе представляло собой узкие дощатые нары, покрытые циновкой. Тонкое одеяло не защищало от промозглого холода, выползающего по ночам из ущелья. И подстилка, и одеяло были изготовлены из грубых и прочных волокон какого-то растения, но совершенно не согревали. Он с трудом поднялся на ноги. На теле уже почти не осталось следов. Раны на спине и плечах быстро заживали. С ядом его организм также благополучно справился. Хуже всего было сознание того, что он лишился свободы. Босуэлл находился в напоминающей кокон клетушке площадью около четырех квадратных метров. Сводчатый потолок, вогнутый, словно лохань, – в целом его камера напоминала кокон гигантского насекомого. Окна в ней отсутствовали, а дверь была постоянно заперта. Сколько недель прошло с тех пор, как он пробрался в таинственную высокогорную империю и сделал свои фотоснимки? Три или четыре? Он не знал. После побега он совершенно утратил чувство времени. Возможно, в этом сыграло свою роль и действие яда. Но что дальше? Да – его спасли, вылечили и дали возможность восстановить силы. Но ради чего? С момента своего пленения он не имел возможности ни с кем поговорить. Еду и питье приносили, когда он спал. Нужду он справлял через отверстие в полу, под которым находилась скальная стена, уходившая в туманную бездну. Оно было недостаточно большим, чтобы попытаться через него бежать, но давало ему одно несомненное преимущество: Босуэлл мог кое-что узнать о мире, в котором оказался. Сквозь отверстие можно было увидеть, что его камера, наподобие ячейки осиного гнезда, лепится к отвесной стене. Вокруг располагалось множество подобных «коконов» – и совсем небольших, и довольно крупных. Все они соединялись между собой лестницами, подъемными и висячими мостами, по которым время от времени перемещались какие-то фигурки. Но они находились так далеко, что он не мог различить деталей. Время от времени под его ногами проплывал один из этих удивительных воздушных кораблей. Среди них были изящные и стройные, как океанские яхты, но некоторые казались грузными и неуклюжими, словно шхуны-угольщики у берегов Англии. В такие мгновения он затаивал дыхание. Настоящее чудо: этот удивительный народ перемещался в воздушном пространстве с такой же легкостью, с какой состоятельные ньюйоркцы на своих парусниках рассекают по воскресеньям воды Гудзона. Но больше всего угнетало Босуэлла не заточение, а то, что за все это время ему ни разу не удалось взглянуть на лица своих «хозяев». Он не знал, как они выглядят, во что одеваются, какие украшения носят. Он не раз пытался застать момент, когда ему приносили еду, но из этого ничего не выходило. Словно его тюремщики совершенно точно знали, когда он спит, а когда бодрствует. Таким образом, единственное, что ему оставалось – вид через отверстие в полу «кокона». Внезапно Гарри заметил, что его очки куда-то исчезли. Он поискал их под нарами, но там их не было. Прищурившись, он близоруко осмотрелся. Через щели плетеной из тростниковых стеблей кровли в хижину проникали солнечные лучи, рассеивая сумрак. Вдруг в дальнем углу что-то блеснуло – луч упал на металл оправы. Он уже собрался направиться туда, как вдруг почувствовал необычный запах. Дым! Его было столько, словно где-то поблизости развели костер. Он снова прищурился, вглядываясь в угол. Из-под линзы очков тонкой струйкой поднимался сизый дымок. Гарри опустился на четвереньки и подполз поближе, пытаясь понять, что происходит. Ну конечно же: одно из стекол, на которое упал солнечный луч, собрало его в точку и подожгло тростник. В следующее мгновение взвился крохотный язычок пламени. Он уже готов был погасить его, плеснув водой из глиняного ковша, но внезапно ему пришла в голову одна мысль. Бережно подняв очки, он начал медленно перемещаться по хижине, направляя солнечные лучи через стекла на переплетения сухих стеблей. В конце концов ему удалось вызвать в нескольких местах маленькие пожары. К счастью, тростник воспламенялся неохотно, зато хорошо тлел, давая при этом совсем немного дыма, который наверняка выдал бы его. В результате, потратив целый час, ему удалось превратить часть пола «кокона» в угли и золу. Взмокший от пота, но довольный собой, Гарри откинулся назад. На полу перед ним чернела окружность диаметром около восьмидесяти сантиметров. Он нацепил очки и попробовал ногой ослабленный огнем участок пола. Раздался негромкий хруст. В нем вспыхнула надежда. Он нажал еще раз, уже смелее. Хруст послышался громче, «кокон» задрожал. Оставалось только молиться, чтобы его попытку побега никто не заметил. О, если бы ему удалось посильнее нажать на этот участок пола! Он опустился на правое колено, перенеся на него все восемьдесят три килограмма своего веса, и слегка подпрыгнул. Пол затрещал, волокна, из которых он был сплетен, лопнули во многих местах, однако все еще сопротивлялись его усилиям. В следующий раз должно обязательно получиться! Чувствуя, как ладони взмокли от волнения, он повторил ту же операцию – и его нога провалилась в образовавшееся отверстие, а сам он едва не последовал за ней, но сумел удержаться. Гарри осторожно вытащил ногу и отполз в сторону. Сердце колотилось как бешеное. Перед ним зияло широкое отверстие в полу. Он едва сумел сдержать крик радости. Только бы никто не явился сюда! Он прислушался. Вокруг все было спокойно – ни криков тюремщиков, ни суматохи. Однако он все-таки выждал несколько минут, чтобы окончательно убедиться в этом. А потом наклонился вперед и просунул голову в отверстие в полу.7
– Нет! Лицо Элизы было покрыто мелкими капельками пота. Ее руки, вцепившиеся в медную пластину, держали ее так крепко, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Оскар, удобно устроившийся в глубоком кресле с подголовником и всецело погруженный в «Жизнь животных», испуганно оторвался от книги. – Нет!!! Гумбольдт поднялся со своего стула и с озабоченным видом поспешил к Элизе. Стол, который ему пришлось обойти, был завален картами и документами, необходимыми в пути. Шли последние приготовления к предстоящей экспедиции. Минувшие дни были особенно напряженными. Оскару приходилось выполнять массу поручений ученого и сопровождать его во время поездок за специальным снаряжением и оборудованием. За это время он успел забыть, кем он был раньше и откуда он родом. Но теперь сборы шли к концу. Скоро они отправятся в путь, а Оскар все еще не принял окончательного решения. Гумбольдт гладил Элизу по руке, пытаясь ее успокоить. Он хотел взять пластину из ее рук, однако она так вцепилась в нее, что острый край металла врезался в кожу, показались капли крови. Оскар поспешно отложил книгу и бросился к ним. – Прошу тебя, отпусти! – голос Гумбольдта звучал мягко, но настойчиво. – Верни ее, пожалуйста, на место. Однако его слова не возымели никакого действия. Женщина дрожала всем телом. – Элиза! – произнес ученый почти сурово. – Немедленно отдай ее мне! Наконец-то она услышала. Элиза подняла голову; невидящий взгляд женщины был устремлен вдаль. – Что с тобой? У тебя было видение? Она едва заметно кивнула в ответ. – Пластина? Еще один кивок. Тем временем на столе уже образовалась маленькая лужица крови. – Ты должна отпустить пластину! Прерви контакт, я приказываю тебе! Медленно, словно для этого потребовались все ее силы, Элиза разжала пальцы. Фотографическая пластина со стуком упала на стол. – Оскар, платок, быстрее! Оскар кинулся в соседнюю комнату и вернулся с салфеткой с обеденного стола. – Что ты видела? – Гумбольдт быстрыми движениями туго запеленал раненую руку женщины. – Это связано с пластиной? Элиза отрицательно покачала головой. Она все еще выглядела отстраненной от мира: глаза широко открыты, мускулы напряжены, уцелевшая рука мелко подрагивала. – Похоже, она хочет что-то написать, – проговорил Оскар. – Может, она просит карандаш и бумагу? – Возможно, ты и прав. В наблюдательности тебе не откажешь. – Гумбольдт шагнул к письменному столу, достал карандаш и бумагу и положил перед Элизой. Рука женщины тут же схватила карандаш и принялась заполнять листок какими-то знаками. На бумаге сначала появились неясные символы: завитушки, крючки, волнистые линии. Но постепенно из этого хаоса начали проступать буквы – «Б», затем «О» и «С». Оскар в недоумении взглянул на Гумбольдта, но тот только развел руками. На лбу у него появилась жесткая складка: он напряженно размышлял, не сводя глаз с бумаги, по которой словно ползли полчища муравьев. Наконец Элиза замерла. Ее рука повисла, а в глазах снова появилось осмысленное выражение. Оскар тем временем пытался разобрать то, что было написано на листке. Среди множества бессмысленных знаков четко выделялось слово. Он произнес его вслух: «Босуэлл». – Гарри Босуэлл? – выдохнул ученый. – Кто это?! – Оскар удивленно уставился на него. – Вы его знаете? Гумбольдт задумчиво кивнул. – Если речь идет действительно о нем. Он фотограф, репортер нью-йоркского журнала «Глобал Эксплорер». Довольно нахальный тип, но в мужестве ему не откажешь. Я встречался с ним несколько лет назад. Он вполне мог участвовать в экспедиции в Анды, это вполне в его духе. Ты его видела? Элиза все еще находилась под впечатлением от своего видения. Ее глаза лихорадочно блестели. – Гарри Босуэлл. Это имя мне назвали духи. – Голос женщины звучал утомленно. – Он в большой беде. – Расскажи нам об этом. – Его держат где-то в плену. Он… он пытался освободиться. Ему удалось сделать отверстие в полу, и он смог выбраться оттуда… Боги, какая бездна! Глубже, чем все, что я когда-нибудь видела!.. – Элиза вдруг судорожно схватила руку Гумбольдта. – Он карабкался по нижней части какой-то деревянной конструкции, потом сумел добраться до моста… И тут его заметили. Да-да, они снова его поймали… уродливые лица, как у птиц. Сутулые, приземистые, больше похожи на животных, чем на людей… Ее глаза расширились, словно от воспоминания о пережитом ужасе. – А потом? – настаивал Гумбольдт. – Что случилось потом? Элиза тряхнула головой. – Контакт прервался. Я его потеряла. Мне очень жаль… Ученый осторожно погладил ее по волосам. – Все хорошо, Элиза. Не о чем тут жалеть, – проговорил он мягко. – Довольно и того, что ты способна устанавливать контакт. Это даже больше, чем можно было ожидать. Оскар просто умирал от любопытства и возбуждения. – Контакт? Что это означает? Что случилось с Элизой, и кто он такой, этот Босуэлл? – Не стоит так тревожиться, – проговорил Гумбольдт. – То, что ты видел – всего лишь проявление особых способностей Элизы, о которых я тебе говорил. – Та самая телепатия? – Да. Ученый шагнул к книжной полке и вынул толстую книгу в кожаном переплете. Какое-то время он перелистывал страницы, затем положил раскрытый фолиант перед Оскаром и указал на заголовок: «Полтергейст, шаровые молнии и телепатия – знакомство с миром невероятного». – Телепатию обычно считают либо сказками, либо происками потусторонних сил, – пояснил он. – Но во время своих экспедиций я встречал немало людей, обладающих уникальными способностями. Элиза – одна из них, может быть, самая одаренная. Она обладает даром вступать в контакт с другими людьми, даже если те находятся на другом конце света. – Это значит, что она и этот Босуэлл встретились мысленно? Такая встреча должна была бы выглядеть забавно, хотя по Элизе этого не скажешь. Оскар тут же представил, каково это – прогуляться среди мыслей другого человека. А сколько возможностей открывает такой дар! – Примерно так. Точнее я пока не смогу объяснить, потому что здесь все еще слишком много неясного и неизученного, – ответил ученый. – Выходит, Босуэлл – это тот человек, который сделал снимок на пластине? Гумбольдт кивнул. – Я думаю, пластина – ключ ко всему. Недаром Элиза, едва прикоснувшись к ней сегодня, сразу же установила связь с Босуэллом. – А почему вы раньше не пытались это сделать? Ведь пластина у вас довольно давно? – Мы пытались, – ответила Элиза, опередив Гумбольдта. Ее голос все еще звучал надтреснуто. – Но для некоторых контактов нужно немало времени. Иногда это удается только в определенные дни или часы. – Усталая улыбка появилась на ее лице. – Боюсь, что все это очень далеко от точных наук. – Нет, моя дорогая, – Гумбольдт улыбнулся женщине. – Никакая это не наука, а самая обычная магия. – А где сейчас находится Босуэлл? – спросил Оскар. – Точно сказать трудно, – ответила Элиза. – Где-то в Перу. Контакт был непродолжительным, а видение – очень нечетким. Я видела только горы и бездонное ущелье. Но я уверена, что как только мы окажемся ближе к нему, то я сумею узнать гораздо больше. Гумбольдт убрал книгу на полку и вернулся к собеседникам. – Во всяком случае – это уже прогресс. Ведь мы исходим из того, что часть пластин попала в другие руки, и наверняка найдутся предприимчивые люди, которые не преминут отправиться в Перу на поиски чудес, запечатленных Босуэллом. Но то, что Элиза сможет установить контакт с этим человеком, дает нам существенное преимущество. – Что вы имеете в виду? – В ходе контактов мы сумеем определить, где именно он находится и что с ним происходит. Возможно, при помощи той же телепатии мы даже сумеем послать ему весточку. – Только при условии, что он останется в живых. – Элиза озабоченно нахмурилась. – То, что я видела, выглядит не слишком ободряюще. – Это еще одна причина поторопиться, – обронил Гумбольдт. – Для успеха нашей экспедиции такой человек, как Босуэлл, – бесценная находка. Представляете, что ему довелось повидать! Настроение ученого изменилось – теперь он весь сиял, предвкушая грядущий успех. В конце концов Гумбольдт направился к стеклянной витрине и откупорил бутылку вина. – Хочу поднять бокал за успешное начало нашей экспедиции, – провозгласил он, но не успел даже пригубить, как по мостовой перед парадным входом загремели конские копыта. Гумбольдт поднял кустистые брови и взглянул поверх очков в окно. К дому подкатил старомодный экипаж. Кучер, спрыгнув с козел, принялся снимать с запяток багаж, а за стеклом экипажа, как почудилось Оскару, мелькнул женский силуэт. В это мгновение Гумбольдт воскликнул: – Ну, наконец-то! Долго же она добиралась!8
Голова молодой девушки была повязана светлой дорожной косынкой, из-под которой выбивались белокурые пряди. У нее было продолговатое лицо с высокими скулами и удивительно белая кожа. И выглядела она так, будто редко бывала на свежем воздухе. Изящный изгиб бровей и твердо очерченная линия губ свидетельствовали о благородном происхождении юной дамы. Не мой тип, усмехнулся Оскар, но лицо достаточно интересное, чтобы привлекать взгляды мужчин. На девушке были светло-голубое платье и белые прюнелевые башмачки, словно подчеркивающие ее неприступный вид. Она из тех берлинских штучек, на которых Оскар порой заглядывался на улицах, всегда получая в ответ пренебрежительные взгляды. Сопровождая герра Гумбольдта, он вышел на крыльцо и приблизился к молодой особе. Оскар хотел было поздороваться, но тут их взгляды встретились. Глаза у девушки были такими же светлыми и твердыми, как у Гумбольдта, а смотрела она как бы сквозь него. Оскар проглотил язык. – Здравствуй, дядюшка, – приветствовала она Гумбольдта, не обращая никакого внимания на Оскара. – Надеюсь, что не слишком задержалась. К сожалению, у меня не было времени, чтобы отправить телеграмму. – Мы с нетерпением ждали тебя, Шарлотта, – ответил Гумбольдт. – Как прошла поездка? – Как обычно, – ответила девушка. – Мне и в этот раз показалось, что кучер специально прокатил меня по всем ямам и ухабам, какие только нашлись между Хейлигендаммом и Берлином. Жду не дождусь, когда можно будет переодеться. – Она снова скользнула взглядом по неподвижной фигуре Оскара и все-таки спросила: – А это, собственно, кто? – Мой гость. Весьма одаренный молодой человек, которого я подумываю взять к себе в помощники. Я надеюсь, он окажется не лишним в нашей маленькой экспедиции. Оскар, знакомься, – это моя племянница Шарлотта! – Очень приятно! Стараясь блеснуть манерами (ведь ей совсем не обязательно знать, что он вырос на улице), Оскар шагнул вперед и с глубоко серьезным видом протянул девушке руку. Однако юная особа проигнорировала его жест. – Значит, это твой новый слуга? Где ты его откопал? У него надежные рекомендации? Град вопросов заставил Гумбольдта улыбнуться. – Возможно, его рекомендации не из самых блестящих, но я почти уверен, что он тот, кто нам на самом деле нужен. К тому же, в экспедиции не обойтись без еще одного мужчины… Послушай, почему бы нам не войти и не продолжить беседу в гостиной? – С удовольствием, дядюшка! – проговорила девушка и, уже поднимаясь по ступеням, холодно бросила Оскару: – Мои чемоданы – в мансарду, это вверх по лестнице и направо. И поаккуратнее, они хоть и выглядят старыми, но очень дорогие. Не хотелось бы, чтобы на них появились царапины! Оскар остался на месте, как громом пораженный. Какая надутая воображала! Гумбольдт ничего не рассказывал о племяннице, и ни словом не упомянул о том, что она тоже примет участие в экспедиции. Да за кого она себя считает, эта расфуфыренная барышня? Ведет себя как полноправная хозяйка в доме. Он готов получать распоряжения от Гумбольдта, но от этой девчонки?! Ни за что! Некоторое время он сердито ковырял мостовую носком ботинка, пока не заметил, что кучер и конюх перемигиваются. Наконец конюх, краснощекий, бойкий и симпатичный парень, насмешливо поинтересовался: – Что, никак проблемы с барышней Шарлоттой? – и расплылся в широкой ухмылке. Оскар пропустил шпильку мимо ушей, взялся за один из трех чемоданов и поволок его в дом. Ему не терпелось узнать, о чем пойдет разговор в дальнейшем. – Я жалею, что не смогла сообщить о своем приезде заранее, – донесся до него голос девушки из столовой. – Но я хотела вернуться, как можно скорее. Этот курорт кого угодно сведет с ума. Ты не предсталяешь, какие глупости там обсуждают день деньской. И вдобавок этот идиотский этикет. Терпеть не могу носить белое и беспрерывно приседать в книксенах. Оскар подобрался поближе к двери, чтобы лучше слышать. – Как здоровье моей сестры? – поинтересовался Гумбольдт. – Ей лучше? – Матушка действительно окрепла, – живо откликнулась Шарлотта. – Во всяком случае настолько, чтобы командовать всеми, кто попадется под руку, включая и меня. Несмотря на это, ей необходимо продолжать лечение еще в течение как минимум полугода. Она все еще не в порядке. – Проклятие всех женщин в моем роду, – проговорил Гумбольдт. – За исключением тебя, конечно. Природа наделила тебя крепким здоровьем. Надеюсь, ты ничего не говорила матери об экспедиции? – Ни словечка, – заверила Шарлотта. – Иначе с ней случилась бы истерика. Ты же знаешь, она не выносит, когда я живу у тебя. Даме не подобает заниматься наукой. Если бы она пронюхала, что я собираюсь с тобой в экспедицию, разразилась бы настоящая буря. Я сказала, что мы отправляемся в Вену, и в течение некоторого времени с нами будет трудно связаться. – Когда-нибудь она все равно узнает, – возразил Гумбольдт. – И тогда не миновать скандала. – Не обязательно, если подойти к вопросу с умом, – насмешливо проговорила Шарлотта. – Но пока еще рано ломать себе голову над этим. Для начала я хотела бы переодеться. Как ты полагаешь, твой новый слуга уже справился с чемоданами? Не похоже, чтобы он отличался особым усердием. Оскар отпрянул от двери и бросился за вторым чемоданом. Когда он снова вошел в холл, племянница Гумбольдта поджидала его в дверях. – Я думала, мой багаж уже давным-давно на месте, – заявила она, осуждающе глядя на него. – Чем ты занимался все это время? – Мне пришлось помочь конюху в конюшне, – выкрутился Оскар, направляясь к лестнице. – Так я тебе и поверила! – язвительно прошипела она, хватаясь за третий чемодан. – Давай-ка поживее! Я соскучилась по своей комнате и хочу принять ванну. В этот момент из кухни появилась Элиза. – Шарлотта! – радостно воскликнула она, обнимая юную барышню. – Добралась без происшествий? Ты, наверное, умираешь от жажды! Что ты хочешь: чаю, какао, воды со льдом и лимоном? Оставив обеих женщин внизу у лестницы, Оскар поволок чемодан вверх по ступеням, но уже на полпути почувствовал, что весь взмок от усилий. Да что же у нее там такое, в этом проклятом чемодане? Кирпичи, что ли? Отдуваясь и пыхтя, он наконец добрался до верхней площадки. Свернул направо, толкнул ногой дверь в мансарду и переступил порог. Помещение оказалось просторным и светлым. Через открытые окна в комнату проникал солнечный свет, доносилось пение птиц из сада. Оскар поставил чемодан и огляделся. Из мебели здесь были кровать, стол и уютный диван с низким столиком для журналов. Главное место занимали книжные полки, тянувшиеся вдоль боковых стен и забитые до отказа книгами в самых разнообразных переплетах. Оскар не смог совладать с любопытством – книги имели над ним магическую власть. Он подошел к полкам, пробежал глазами по корешкам и почувствовал разочарование. «Большой атлас звездного неба», «Теория эволюции», «От простейших – к китам», «Становление словарного состава испанского языка», «Генеалогически-этимологический словарь в семи томах» и прочее в том же роде. Ни приключений, ни историй об экспедициях в дальние страны, ничего такого, чем можно было бы развлечься. Какая-то университетская библиотека. – Ну, и как тебе мои книги? Оскар вздрогнул и отвел взгляд от полок. Шарлотта появилась совершенно бесшумно. В чем дело, почему он в ее присутствии начинает вести себя так, будто он и в самом деле слуга? – У тебя такой же вкус, как и у твоего дядюшки, – сказал Оскар. – А кроме этой скукотищи здесь нет ничего повеселее? – А зачем? – возразила она. – У меня нет лишнего времени на низкопробное чтиво. И кстати, я бы попросила обращаться ко мне не на «ты», а на «вы»! – Как изволите. У него пересохло в горле. Низкопробное чтиво? Кого она имеет в виду? Жюля Верна, Эдгара По, Карла Мая или, может быть, Артура Конан Дойля? Шарлотта внимательно взглянула на него. – А ты вообще-то умеешь читать? Он возмущенно побагровел. – Конечно, я… – Прекрасно. И что же ты читаешь? Дешевые журнальчики или, может быть, любовные книжонки? Она снова бросила на него взгляд, полный иронии. – В основном, истории о далеких странах, – пробормотал Оскар. Приключенческие романы. – Ну да. – Она кивнула. – Я, собственно, так и думала. В этом, конечно, нет ничего предосудительного, но я считаю, что чтение в первую очередь предназначено для самообразования. Шарлотта принялась распаковывать чемоданы, и Оскар увидел, как оттуда одна за другой появлялись все новые книги: «Основы химии», «Растительный мир Южной Америки», «Толковый словарь английского языка». Теперь вопрос о том, почему чемодан оказался таким тяжелым, отпал сам собой. – Конечно, большинство мужчин считают, что женщинам образование ни к чему, – сказала наконец Шарлотта. – Но в этом доме все по-другому. Мой дядя поддерживает меня, и я очень благодарна ему за это. А ты как считаешь: стоит ли женщине учиться в университете? – Честно говоря, никогда над этим не задумывался, – произнес он в полном недоумении. – Вот видишь? Это совершенно типично, – улыбнулась Шарлотта. – Традиционное распределение ролей. Женщине – кухня, церковь, дети. При этом среди них есть такие, которые заткнут за пояс любого мужчину, дайте им только шанс. Но это, чаще всего, никого не интересует. Оскар, скрепя сердце, начал: – Если мне будет позволено сказать… – Погоди! Она напряженно смотрела на него своими светло-серыми, почти прозрачными глазами. Потом черты ее разгладились. – Наше знакомство началось совершенно неправильно, – деловито заявила она. – Думаю, нам нужно попробовать еще раз. Давай представимся друг другу. Как тебя зовут? – Оскар. – Просто Оскар? – Оскар Вегенер. – Уже лучше. – Она кивнула и протянула ему руку. – Меня зовут Шарлотта Ритмюллер. Оскар колебался. Может, она ждет, что он поцелует ей руку, как в старину водилось между господами и прислугой? Уж лучше тогда выпрыгнуть в окно. Он мучительно раздумывал, как правильно поступить, потом все-таки решился, взял ее протянутую руку, пожал и слегка поклонился. Шарлотта ответила улыбкой. Очевидно, такое приветствие ей понравилось. – Я ношу фамилию своего отца, Фердинанда Ритмюллера. К несчастью, он умер три года назад. Моя мать урожденная Донхаузер – в точности, как и мой дядюшка. Оскар изумился. – Я думал, его зовут Гумбольдт! – Ошибаешься. Она достала из чемодана последнюю книгу, захлопнула его и задвинула под кровать. – Мой дядя утверждает, что он незаконнорожденный сын Александра фон Гумбольдта, хотя этому нет никаких доказательств. Я думаю, он и сам в это не особенно верит. Это, скорее, как псевдоним у писателя или художника. Но несмотря ни на что, он действительно выдающийся ученый. В экспедиции, которая нам предстоит, я буду его ассистентом, и это большая честь. – При этих словах она напустила на себя еще большую важность. – А поскольку ты тоже отправляешься с нами, я надеюсь, что мы с тобой поладим. Крайне важно, чтобы эта поездка увенчалась успехом. Я хочу, чтобы и ты внес свою долю в этот успех. – Я постараюсь, – буркнул Оскар. Эта заносчивая манера, которую ему с трудом удается выносить! Еще немного, и он просто взорвется. – Я могу еще что-нибудь сделать для вас? – выдавил он через силу. – Нет, не сейчас. Я хочу в ванну, а затем немного почитать. И скажи, чтобы меня не беспокоили. Оскар кивнул и направился к двери. Спускаясь по лестнице, он с величайшим трудом справлялся с желанием что-нибудь немедленно разбить или сломать. Настроение у него было хуже некуда.9
Три дня спустя Наступил вечер накануне отъезда. Элиза превзошла саму себя, приготовив поистине королевский ужин. Вяленая индюшатина, запеченная свинина с острым соусом и бананами, рис с китайскими черными грибами, рис с горошком и многое другое. Она называла каждое блюдо на креольском диалекте, и эти названия звучали, как колдовские заклинания. Пряности и травы, присутствовавшие на столе, острые, терпкие и свежие на вкус, действовали по-особому: они бодрили и придавали сил. После ужина все перебрались в кабинет профессора со стаканами пунша, а Оскар убрал со стола, навел порядок в кухне и присоединился к остальным. – Присаживайся, мой мальчик! – пригласил Гумбольдт, указывая на место рядом с собой. Ученый восседал в кресле, попыхивая сигарой. – Нам стоит немного побеседовать, прежде чем отправляться в постель. Завтра у нас у всех напряженный день, поэтому нужно как следует отдохнуть. – Честно говоря, я бы лег прямо сейчас, – угрюмо проговорил Оскар. – В чем дело? Ты неважно себя чувствуешь? – Ничего особенного… просто я немного устал. Гумбольдт пристально взглянул на него поверх очков. – Значит, ты не хочешь посидеть с нами и выпить глоток пунша? Оскар искоса взглянул на Шарлотту. – Совершенно уверен. Большое спасибо. – Тогда не стану тебя задерживать, – произнес Гумбольдт. – Увидимся завтра в семь утра. Спокойной ночи. Оскар ответил коротким кивком и удалился. Поднявшись по лестнице, он вошел в свою комнату и запер за собой дверь. Конечно же, усталость тут ни при чем. Ему нужно было остаться наедине с собой, чтобы принять решение. Шагнув к окну, он распахнул обе створки. Вечерний ветерок ворвался в комнату. На горизонте виднелась багровая полоска заката, выше клубились тяжелые тучи, постепенно затягивая небосвод на западе. Оскар проводил рассеянным взглядом стаю птиц, пролетавших над домом. В то же время ум его взвешивал все «за» и «против». Еще вчера он почти был готов отправиться куда угодно, но приезд Шарлотты остудил его пыл. Только благодаря ей он понял, во что его пытаются впутать. Вся эта романтика – чистейшая иллюзия. В мечтах он представлял себе, как они вместе с Гумбольдтом едут на слонах через джунгли Западной Индии, видел себя в самом сердце Черной Африки, преследуемым враждебным племенем пигмеев. Он был бы совсем не прочь пересечь в седле пустыни Центральной Азии, пережить невероятные приключения и вернуться в Берлин в ореоле славы, окруженным толпой восхищенных поклонниц и репортеров. Бог ты мой, до чего же наивным он был! Только сегодняшний вечер показал, какая роль отведена ему на самом деле. Он присел на кровать, продолжая следить за тем, как тучи, словно вражеская армия, захватывают небеса. Теперь ему ясно – во всем виновата Шарлотта. Весь вечер она вела себя с ним как графиня с крепостным крестьянином. «Оскар, принеси то, подай се. Убери мою тарелку, принеси чистую, налей мне чего-нибудь попить, займись, наконец, чем-нибудь полезным на кухне»! Нет, спасибо, он сыт по горло этой заносчивой барышней. С другой стороны, он должен быть ей благодарен за то, что она открыла ему глаза. Теперь ему доподлинно известно, какие обязанности придется исполнять в экспедиции. Таскать багаж, чистить картошку, следить за чистотой сапог Гумбольдта, бегать по лавкам и снова корчить из себя мальчишку-лакея на посылках. Какие там битвы с «заклинателями дождя» в поднебесном городе над зияющими пропастями! Оскар вскочил и принялся расхаживать по комнате. Разве он похож на сумасшедшего? Здесь, в Берлине, у него есть все необходимое. Жилье, пусть и убогое, любимые книги, друзья-приятели. Он не такой уж плохой карманник, на жизнь хватает. И, кроме того, у него есть кое-что такое, чего ему не могут дать ни герр Гумбольдт, ни Шарлотта Ритмюллер, – свобода. Он может заниматься чем угодно и когда угодно, здесь он сам себе хозяин. Только теперь он по-настоящему оценил этот бесценный дар, который едва на обменял на пустую иллюзию. Спрашивается: почему Гумбольдт выбрал именно его, а не кого-нибудь другого? Наверняка у него найдутся более опытные помощники, а о слугах и говорить не приходится. Что он вообще тут делает? Оскар застыл на месте. Все, жребий брошен. Он никуда не едет. Из-за густой пелены туч сумерки почти мгновенно перешли в ночь. Оскара охватила тоска. Чем сейчас занимаются его приятели? Вспоминают ли его? Сегодня пятница – день, когда они устраивали так называемые «клубные встречи». У него не было времени даже проститься с друзьями, и они наверняка до сих пор уверены, что с ним приключилось какое-то несчастье. Его, наверное, пытались разыскать, но это, конечно же, ни к чему не привело. Он взглянул на настенные часы – без пяти восемь. А что, если ненадолго отлучиться и смотаться в центр? Сообщить друзьям о том, что жив-здоров, пропустить пару кружек пива, заглянуть в свою старую нору? Как он соскучился по своим книгам! Смешно конечно, но их герои никогда не испытывали сомнений. Для них все было ясно и определенно. Они двигались к своей цели, как стальной шар катится по наклонной плоскости, преодолевая любые неровности и преграды. Ну да, ведь он не герой, а всего лишь необразованный уличный подросток, втихомолку мечтающий стать героем… Чтобы никто не заметил его отсутствия, он сунул под одеяло несколько подушек – так, что со стороны это выглядело так, будто он спит, укрывшись с головой. Затем он погасил свет и выбрался в окно. Бесшумно, как кошка, он спустился вниз по водосточной трубе. В гостиной еще горел свет. Оскар увидел Гумбольдта, который, сидя за столом, настраивал капризничавший лингафон. Элиза и Шарлотта сидели рядом, оживленно беседуя. Он удачно приземлился на грядку с тюльпанами, отряхнул землю с брюк и, пригнувшись, перебежал к той части ограды, которая выходила на улицу. Свет из гостиной длинной полосой лежал на газоне. Теперь можно не беспокоиться – его отсутствия никто не заметит. Внезапно он почувствовал какое-то движение в густой траве, совсем рядом. Вилма! Эта удивительная птица, покрытая вместо перьев чем-то вроде шерсти, бежала вровень с ним, склонив длинноклювую голову набок и словно любопытствуя – что он сделает в следующую минуту. Наконец она издала вопросительный звук: что-то вроде «Э-эк?» – Тише, ты! – Оскар поневоле остановился и присел на корточки перед киви. – Не выдавай меня, пожалуйста! Но птица продолжала верещать и топотать по земле сильными когтистыми лапами. – Ты спрашиваешь, что я здесь делаю? – проговорил Оскар. – Я удираю, вот что и все! Он протянул руку и осторожно погладил птицу по голове. Сердитый писк тут же сменился утробным воркованием. – Даже не уговаривай, – сказал Оскар. – Я уже решил, и все равно не передумаю. Это не мой мир, понимаешь? Я здесь как пятое колесо у телеги. И для всех будет лучше, если я просто исчезну. Вилма пискнула, как будто поняла каждое слово. Оскар улыбнулся. За эти дни он успел привыкнуть к птице, словно нашел в ней родственную душу. По сути, она тоже была здесь чужой, гостьей из другого мира. – Прощай, подружка, – сказал он и погладил ее в последний раз. – Хорошенько присматривай за всеми и не прозевай вора. Ладно? Вилма неподвижно смотрела на него круглым темным глазом. Он выпрямился, ухватился за нижний сук молодого дуба и подтянулся. Затем перебрался на следующую ветку и пополз по стволу вверх. Оказавшись вровень с гребнем каменной стены, Оскар перебрался на нее. Бросил последний взгляд на дом, на маленькую киви в траве у ограды и спрыгнул в темноту за оградой.10
Гарри Босуэллу понадобилось немало времени, чтобы понять, где он оказался. Постепенно глаза привыкли к темноте. Слабые отблески света отражались от влажных каменных стен. Какая-то пещера или грот. Звуки от падения капель отдавались гулким многократным эхом. Время от времени из глубины пещеры налетал холодный сквозняк, принося с собой запах дыма или гари. Оглянувшись, он понял, что свет падает сверху, проникая через отверстие в скале. Бледный луч выхватывал из сумрака некое подобие алтаря, окруженного множеством заостренных сталагмитов. На алтаре дымилось несколько курильниц. Порывы сквозняка подхватывали белесый дым, свивали его в жгуты, которые образовывали причудливые узоры и фигуры. – Эге-ге-гей! Его голос гулко прокатился по пещере и затих вдали. – Есть тут кто-нибудь? – …Нибудь… нибудь… нибудь, – подхватило эхо. Он попытался пошевелиться, но из этого ничего не вышло. Он стоял совершенно прямо, спиной к столбу, который каким-то образом был вмурован в каменный пол пещеры. Его руки и ноги стягивали тонкие и невероятно прочные сыромятные ремешки, врезавшиеся в кожу запястий и щиколоток. О том, чтобы освободиться, не могло быть и речи. На протяжении последних дней он не раз задавался вопросом: почему за попыткой бегства не последовало никакого наказания. Его поймали, снова заперли в клетушку и даже порции еды остались теми же. Но теперь кое-что начало проясняться. У них были особые планы насчет него. В дыму курильниц Босуэллу удалось различить смутные очертания одинокой фигуры. Она медленно раскачивалась, словно в трансе, и издавала низкие, гудящие и переливающиеся звуки. Это существо пело. Гарри прищурился, чтобы лучше видеть. Оно было на голову ниже, чем он сам, и имело чрезвычайно длинные конечности. На широких плечах сидела крупная голова с длинным клювом. Не носом, а именно клювом. Ритмичные движения фигуры немного рассеяли завесу дыма, после чего существо сделало несколько танцующих движений и приблизилось. Теперь Босуэлл смог убедиться, что тело этого невероятного создания полностью покрыто иссиня-черными перьями. Оно походило на гигантского ворона, с той разницей, что глаза у него были не вороньи, а круглые и янтарные, как у совы. В желто-оранжевой, размером с блюдце, радужной оболочке отражалась пещера со всем ее содержимым. При виде этих глаз у Гарри Босуэлла непроизвольно вырвался крик ужаса. Существо резко повернуло клювастую голову к нему. Застыло на мгновение, затем расправило широкие крылья и, двигаясь короткими прыжками по спирали, начало приближаться. – Нет, нет, – только и смог пролепетать Босуэлл. – Уходи, сгинь, не прикасайся ко мне! Существо несколько раз пронеслось совсем рядом, издавая хриплые каркающие звуки, и наконец остановилось. Оперение его, пропитанное дымом, слегка курилось, словно оно прибыло прямиком из преисподней. – Что тебе нужно от меня? – спросил Босуэлл, изо всех сил стараясь не поддаться панике. – У меня ничего нет, мне нечего тебе дать, вы все у меня отобрали. Чудовищная птица выразительно наклонила голову. – Нави. Звучало, как клекот стервятника, но это, вне всякого сомнения, было слово. – Что? – Нави. Голос у существа был старческий, надтреснутый. – Ты… ты умеешь говорить? Существо указало концом крыла сначала на Гарри, а затем на его левый глаз. – Нави хава. – Глаз? Босуэлл оцепенел. Невероятно, но он понял то, что говорило существо. Это был кечуа, древний язык империи инков, который в Андах служит чем-то вроде английского у европейцев. – Канкуна нави хава! – Глаз в небе? Что ты хочешь этим сказать? Существо потянулось к своему бедру, а затем вскинуло руку, в которой внезапно оказался кинжал. – Что? Постой!.. Что ты хочешь сделать?! Он рванулся, пытаясь разорвать путы. Но тонкие ремешки глубоко врезались в тело, не уступая ни на миллиметр. – Послушай, ведь я не сделал тебе ничего плохого. Пожалуйста, сохрани мне жизнь, а я обещаю тебе… Кинжал блеснул, и Босуэлл почувствовал короткую резкую боль. Он взглянул вниз – и увидел, что острие рассекло подушечку его пальца. Из ранки выступила капля крови, соскользнула по пальцу, за ней другая, третья… Существо подставило под его руку глиняный сосуд, что-то вроде плошки, и стало собирать кровь в него. Затем сосуд сменился другим, но длилось это недолго – ровно столько, сколько требовалось, чтобы дно плошек покрылось тонким слоем алой жидкости. Когда кровь остановилась сама по себе, существо выразило удовлетворение. Оно приблизилось к Гарри на расстояние вытянутой руки, при этом его клюв почти коснулся кончика носа фотографа. Горящие янтарные глаза проникли прямо в мозг Босуэлла. – Канкуна нави хава, – донеслись до него знакомые слова.11
Шарлотта проснулась мгновенно, едва до нее донесся непривычный звук. Источник звука находился в саду, и больше всего походил на глухой стон. Она вскочила, подбежала к окну и открыла его. По пути она бросила быстрый взгляд на часы и заметила, что время перевалило далеко за полночь. Дождь недавно закончился, и сквозь просветы в рваных облаках пробивался серебристый лунный свет. В этот момент кто-то чихнул. Прямо под ее окном. Перевесившись через подоконник, Шарлотта заметила в кустах скрюченную фигуру в твидовой куртке и шляпе. Оскар! Она нахмурилась. Что этот парень делает ночью в саду? Шарлотта зажгла керосиновую лампу, натянула домашние туфли и вышла из комнаты. Стараясь ступать как можно тише, она направилась к лестнице. На стенах, как обезумевшие привидения, прыгали тени, отбрасываемые лампой. Она добралась до кухни, отыскала в потайном ящике ключ и спустилась в подвал-лабораторию, которую знала, как свои пять пальцев. Ей приходилось бывать здесь еще совсем маленькой девчушкой. И всякий раз при виде диковинных приборов ее охватывало благоговение. Но не сегодня. Она повернула ключ в замке и толкнула неподатливую дверь. По другую сторону двери ее уже поджидала Вилма. Очень возбужденная, киви металась по лаборатории и огорченно квохтала. – Ну что, моя хорошая? – прошептала Шарлотта. – Что тебя так огорчило? Ты тоже заметила этого ночного бродягу? Киви коротко пискнула, затем помчалась вперед, стуча когтями по каменным плитам, и скрылась в темноте. Шарлотта подняла лампу, освещая дорогу в дальнюю часть помещения. И совершенно не испугалась, когда в стене открылся лаз, проделанный ее дядюшкой для Вилмы, и через него, кряхтя и постанывая, протиснулась перемазанная в грязи с ног до головы фигура. Вид Оскара, прямо скажем, оставлял желать лучшего. Промокший насквозь и стучащий зубами от нестерпимого холода, он немного прополз на животе и, приподнявшись с огромным усилием, прислонился к стене. Лицо его покрывали многочисленные ссадины и кровоподтеки, нижняя губа лопнула, вздулась и кровоточила, а одежду и размокшую обувь можно было только выбросить. Наконец он приподнял голову, и их глаза встретились. То, что Шарлотта увидела в его взгляде, могло разбить сердце кому угодно. Это чувствовала даже Вилма, хлопотавшая вокруг парнишки и пытавшаяся утешить его воркующими звуками. Собравшись с духом, Шарлотта спросила: – У тебя хватит сил встать? Оскар едва заметно кивнул и попытался подняться на ноги. Шарлотте пришлось протянуть ему руку, чтобы он мог опереться на нее. Понадобилось немало сил, чтобы провести его через лабораторию и затем вверх по лестнице. Сейчас целью Шарлотты была кухня. ТамОскар мог хоть немного согреться, пока она приготовит ему горячее питье. Там она усадила его на стул и развела огонь в плите. Затем снова обратилась к Оскару: – Ты насквозь промок. В кладовой должно найтись кое-что сухое. Не двигайся, я сейчас вернусь. Обшарив полки кладовой, она обнаружила то, что искала. Штаны для работы в саду, свитер, перчатки и чьи-то сапоги. Конечно, все вещи будут велики, но это не беда. Вернувшись, она принялась раздевать парнишку, чье тело было сплошь покрыто кровоподтеками. Он не противился, хотя каждое движение причиняло ему мучительную боль. И только когда дело дошло до нижнего белья, он попытался остановить ее. – Ну ладно, – сказала Шарлотта. – Я думаю, и так сойдет. Она натянула на него все, что нашла в кладовой, включая жуткого вида шапку-ушанку. Неважно как это выглядит, сейчас главное – любым способом согреть его. А пока закипал чайник, Шарлотта размышляла, не могло ли ее поведение нынешним вечером иметь отношение к тому, что случилось с Оскаром. Если быть честной, сегодня она обошлась с ним далеко не любезно. Когда чайник вскипел, она сняла его с плиты и заварила чай с шиповником, добавила туда две полные ложки сахара и протянула кружку Оскару. Он обхватил ее трясущимися руками, согревая ладони. Шарлотта принесла стул, уселась напротив и стала ждать. Однако прошло несколько минут, прежде чем он смог пошевелить губами. – Спасибо! – произнес парнишка. – Хочешь еще? Он кивнул. Она снова наполнила чашку. Лицо Оскара постепенно розовело. – Что с тобой случилось? Что ты делал в саду? Ты хотел удрать? Он пожал плечами. – Ты не хочешь говорить? Он отрицательно покачал головой. Ясно – он скорее провалится под землю, чем расскажет, где его так жестоко избили и за что. Она кивнула. – Это ведь из-за меня, да? Сегодня вечером я вела себя ужасно. Ты должен простить меня, потому что… Ах, я и сама не знаю, в чем тут дело… Оскар сделал еще глоток-другой и, наконец, заговорил: – Я – лишний здесь. Я никому не нужен. И вот, я задал себе вопрос, что, собственно, я тут делаю? И решил смыться. Прямо скажем, это была не самая лучшая идея. – Он пожал плечами. – Вы, должно быть, находите все это смешным. – Вовсе нет. И я считаю, что ты глубоко ошибаешься. Мой дядя очень высокого мнения о тебе. – В самом деле? – Конечно. Он и виду не подает, но кому и знать, если не мне. Я думаю, ему очень по душе, что в доме появился еще один мужчина. И, прошу тебя, перестань называть меня на «вы». Я просто Шарлотта. – Она протянула ему руку. – Договорились? Оскар улыбнулся, кивнул и протянул руку. Его пальцы были шершавыми на ощупь и все равно холодными, как лягушачья лапа. – Как твоя губа? Рассеченная нижняя губа парнишки в самом деле смахивала на спелую сливу. Он осторожно потрогал ее и тут же отдернул руку. – Терпимо. Думаю, лучше всего оставить ее в покое. Выглядит, наверное, ужасно? – Не слишком. Лучше всего приложить что-нибудь холодное, металл или стекло. Подожди… – Она протянула руку и подала ему стеклянную банку с консервированной тыквой. – Вот, попробуй этим. – Не знаю, что я завтра скажу герру Гумбольдту, – пробормотал Оскар, прижимая банку к лицу. – Если он узнает о моих похождениях, он просто вышвырнет меня вон, это уж наверняка. – Тут ты можешь положиться на меня, – сказала Шарлотта. – Я что-нибудь придумаю. У меня это неплохо получается. Оскар внимательно посмотрел на нее. – Спасибо, – невнятно пробормотал он. – Спасибо, что ты так заботишься обо мне. «Еще бы! – подумала Шарлотта и почувствовала, что краснеет. – Я же должна все исправить!» Она и в самом деле вела себя отвратительно. Прежде всего потому, что впервые в жизни испытала совершенно незнакомое чувство. И только теперь поняла, что это такое. Ревность. Она ревновала дядю, которого обожала, к этому неизвестно откуда появившемуся в их доме пареньку. Помолчав немного, она произнесла: – Хорошо. Теперь, когда мы все выяснили, мы можем снова вернуться к экспедиции. Ведь ты же не передумаешь, правда? Лицо Оскара внезапно расплылось в улыбке. – Нет, не передумаю. Я отправляюсь с вами. Точно. – Вот это уже лучше. Но ведь ты еще не знаешь самую последнюю новость! При этих словах Шарлотта таинственно улыбнулась.12
– Я говорю о фотографической пластине. Мне удалось кое-что обнаружить на ней. – Рассказывай! Оскар чувствовал себя гораздо лучше. Во-первых, чай, а во-вторых, он, сам не зная почему, испытывал огромное облегчение. Разговор с Шарлоттой словно освободил его от всяких сомнений. – Дядя показал мне ее. Это просто фантастика!.. – она поднялась, принесла карандаш и бумагу и снова уселась рядом. – Когда я увидела город и воздушные корабли, я сразу поняла, что мы стоим на пороге исторического открытия. Пока мы обсуждали детали, я случайно взглянула на обратную сторону пластины. И кое-что обнаружила. Ты не заметил там крошечных значков? Оскар отрицательно покачал головой. – Сначала я тоже ничего не разглядела. Они такие маленькие, что их легко принять за царапины. Но это не царапины, смотри… – Шарлота быстро набросала на бумаге несколько точек и черточек. Оскар подался вперед, чтобы рассмотреть их, но все равно не сумел прочесть написанное. – Что это такое? – спросил он. – Я бы не сказал, что это похоже на буквы. – Я спросила дядю, что он об этом думает. Но он тоже не знал. Тогда я попросила у него сильную лупу и рассмотрела знаки при большом увеличении. И знаешь что? Кажется, мне удалось кое-что понять. – И на каком языке, по-твоему, это написано? Шарлотта отбросила со лба прядь волос. – Ты, наверно, слышал, что последние два года я провела в закрытой школе-интернате в Швейцарии. – Конечно. – Эта школа – воспитательное заведение для девиц из состоятельных семей, готовящихся к замужеству. Если не считать некоторых предметов, таких, как языки, география и биология, главный упор там делается на домоводстве, кулинарии, шитье, вязании крючком. А заодно на светском этикете. Скучнейшая чушь. И молодые девушки, обучающиеся там, такие же скучные и высокомерные гусыни, с которыми просто не о чем поговорить. Честно говоря, я просто счастлива, что в данную минуту нахожусь здесь, а не там. – Она задорно улыбнулась. – Но одна девушка оказалась очень славной. Ее звали Сильвия Амарон. Мы вместе посещали дополнительные занятия по испанскому и французскому. Ее отец – перуанский посол в Швейцарии. Она много рассказывала о своей стране. Особенно мне нравились истории о древних обитателях Южной Америки – индейцах. Большинство из них, хоть и относятся к разным племенам, говорят на языке кечуа, которым когда-то пользовалась цивилизация инков. Слово «Перу» на этом языке означает «вода». Моя приятельница хорошо знала кечуа и научила меня некоторым словам. Мы даже писали друг другу записки на этом языке, которые не мог прочитать никто из посторонних! Глаза Шарлотты блестели, она увлеклась, и на ее лице появилось совершенно новое выражение. Оскар поймал себя на том, что она начитает ему нравиться. – Выходит, эти знаки на пластине – на языке кечуа? Она кивнула, но добавила: – Все немного сложнее. Это послание на кечуа, но записанное с помощью узелкового письма – кипу. – И что же оно означает? Шарлотта на мгновение задумалась. – Все в целом понять очень сложно. Я сумела разобрать только отдельные слова. Главное, о чем там идет речь – некая «небесная тропа». Имеется в виду тайный путь, ведущий в заоблачные выси. Затем следует не очень понятное предостережение, связанное с «заклинателями дождя». – «Заклинатели дождя»? Но ведь именно о них упоминал твой дядя! – Во всяком случае, когда я произнесла слова «небесная тропа», он стал сам не свой. Вытащил откуда-то растрепанную тетрадь путевых заметок и принялся в ней рыться. Так или иначе, но прошло целых полчаса, пока он снова заговорил. Шарлотта вдруг снова улыбнулась. – Надеюсь, мне удалось наткнуться на что-то действительно важное. До сих пор мне приходилось только читать о людях, которые что-то открыли или изобрели. И никогда не думала, что мне самой удастся что-то открыть. Оскар искоса взглянул на нее. – Но разве ты не говорила, что ты ассистент своего дяди? Я думал, ты уже успела побывать с ним в самых разных экзотических местах. Девушка закашлялась. Румянец залил ее щеки. – В общем-то, нет. Это было, как бы сказать… небольшое преувеличение. Кроме Швейцарии, я еще нигде не бывала. Но это поправимо. Экспедиция в Перу – мое первое настоящее испытание, и я бы не хотела ударить в грязь лицом. – Вот, значит, как? – ухмыльнулся Оскар. – Не надо смеяться, – проговорила она, снова начиная сердиться. – Я хочу побывать в Перу и самой пережить все трудности, о которых столько читала. С книжной теорией покончено. Я хочу во что бы то ни стало найти этот загадочный город и собственными глазами увидеть летающие корабли. Ты ведь тоже не прочь, я думаю? – Еще бы! – пробормотал Оскар, удивляясь самому себе. – Тогда нам нужно мигом отправляться спать. Поезд в Гамбург уходит очень рано, и завтрашний день будет очень длинным. А наше путешествие окажется еще длиннее, – многозначительно добавила Шарлотта…Часть 2 Дыхание ветра
13
Сан-Франциско, три недели спустя С Макса Пеппера было довольно. Сначала бесконечная поездка через всю страну по трансконтинентальной железной дороге, отчаянно неудобные спальные места пульмановских вагонов, ночевки в каком-то дремучем захолустье, опоздания поездов, пересадки и суета с багажом. А теперь еще и это! Почтовое судно, которое должно доставить его из Сан-Франциско в Кальяо менее чем за неделю, вместо того, чтобы давным-давно рассекать волны, все еще торчало в порту. Во время последнего плавания в корпусе этой самой «Утренней Звезды» открылась течь, и теперь она нуждалась в постановке в сухой док и ремонте обшивки. Других судов, отправляющихся в Перу, не было и в помине. Клипер «Утренняя Звезда» был реликтом уходящей эпохи парусного флота. Построенный практически полностью из дерева, узкий, со стремительными обводами корпуса и мощным парусным вооружением, он уже отслужил свое, и на самом деле место его было в музее, а не на океанских маршрутах. Однако судьба явно решила и тут подшутить над Максом Пеппером, не предоставив ему никакой альтернативы. И у этой насмешливой судьбы было вполне конкретное имя – Альфонс Т. Вандербилт, его босс, чьи алчность и погоня за успехом заставили Макса отправиться на край света на дряхлой развалине. Мистер Вандербилт наверняка посмеивался, представляя своего редактора, домоседа и сибарита, плывущим на юг в компании мешков с почтой и клеток с курами. Ну что ж, остается надеяться, что телеграмма, отправленная утром, в которой Макс сообщал о непредвиденной задержке, основательно подпортит боссу настроение. Еще одно обстоятельство выводило редактора из себя – Уолкрис Стоун. Эта таинственная особа уже давным-давно должна была связаться с ним. Согласно предварительной договоренности, их встреча намечалась в Сан-Франциско, но загадочная мисс Стоун не подавала признаков жизни. Макс Пеппер ежедневно справлялся у портье в своем отеле, не было ли сообщений для него, но получал отрицательный ответ. Порой он даже начинал сомневаться, существует ли вообще эта дама. Допив свой кофе, Макс свернул «Сан-Франциско Кроникл» и бросил газету на столик, положив рядом с ней несколько мелких монет. Затем он поднялся и неторопливо покинул маленькую портовую кофейню. Под душераздирающие крики чаек читать было почти невозможно. Район верфи «Фишерманн» был просто кошмарным местом. Грязным, многолюдным и шумным. Вдоль пирса тянулся ряд клубов, в которых плясали полуодетые девицы под звуки разбитого пианино. Крохотные грязные ресторанчики, в которых подавали бифштексы, источали жирный чад, в пивных, чтобы добраться до стойки, нужно было шлепать через пивные лужи. Между заведениями шлялись бродячие фокусники, бродяги, пропойцы, калеки, выпрашивающие четверть доллара на выпивку. Публика в заведениях состояла в основном из моряков, которые просаживали свое жалованье, и туристов, забредших сюда в поисках острых ощущений. Как его самого сюда занесло, для Макса оставалось загадкой. В конце концов, чтобы хоть чем-нибудь заняться, он решил пройтись к докам, разыскать у пирса старушку «Утреннюю Звезду» и взглянуть, как идет погрузка. Клипер уже вышел из ремонта и стоял под погрузкой. Отплытие было назначено на три часа пополудни, следовательно, до него оставалось еще целых два часа. Без толку слоняться в ожидании, что наконец-то объявится мифическая мисс Стоун, не имело смысла. Уж лучше подняться на борт и усесться где-нибудь на палубе, задрав ноги повыше. Вскоре район верфи остался позади. Макс брел вдоль каких-то складов и пакгаузов, направляясь к пирсу номер тринадцать. Здесь было тихо. Настолько тихо, что даже не верилось, что в двухстах метрах отсюда клокочет нетрезвым весельем квартал развлечений. Навстречу ему попались только несколько портовых рабочих, да дюжина китайцев из местного Чайна-тауна. Удивительно – даже пронзительные крики чаек воспринимались совсем по-иному! Он остановился, глубоко вдохнул соленый, пропахший водорослями воздух и залюбовался открывшейся перед ним панорамой. Туман рассеялся, и вода играла тысячами оттенков голубизны и зелени. Вся акватория залива Сан-Франциско была заполнена рыбацкими и спортивными лодками, баржами, небольшими пассажирскими судами и китайскими джонками. Их паруса белели над водой, как косые крылья неведомых птиц. Великолепный вид, если не обращать внимания на мрачный остров-тюрьму Алькатрас, который своим мрачным обликом несколько портил идиллию. Макс уже готов был продолжить путь, когда до него долетел хриплый смех. Смеялись несколько мужчин – где-то совсем рядом, за углом ближайшего склада. – Эй, куколка! – донеслось до него. – Негоже тебе гулять одной в таком месте! Другой голос подхватил: – А что ж это здесь делает такая красотка? – Джо, разве не ясно? Ищет подходящего спутника! – А мы вот они, тут как тут! Снова взрыв хохота. Макс ускорил шаг и поспел как раз вовремя, чтобы понять причину веселья. Женщина попала в беду. Шестеро докеров довольно зверского вида обступили ее полукругом и теснили к стене склада. На вид женщине можно было дать лет тридцать-тридцать пять. На ней были черные сапожки, длинная красная юбка и того же цвета жакет и перчатки. Копна ее волос цвета красного дерева была зачесана назад, их венчала маленькая шляпка цвета индиго, отороченная мехом. В руке у женщины был веер, которым она, словно защищаясь, прикрывала лицо. Видны были только ее глаза, но даже на таком расстоянии Макс заметил, что они были ярко-зелеными. Кольцо вокруг женщины сжималось. Позади нее высился огромный деревянный контейнер, который мешал ей броситься наутек. – Эй, вы, там! – рявкнул Макс. – Оставьте леди в покое! Мужчины, как по команде, обернулись. Но увидев Макса, снова разразились хохотом. – А кто это у нас тут такой храбрый? – выкрикнул один из докеров, выхватывая нож. – Настоящий кавалер? – Является на нашу территорию и не имеет с собой ничего страшнее зубочистки! В следующую секунду у всех шестерых в руках заблестели клинки. К несчастью, они были правы. Кроме трости, при нем не было ничего такого, что можно было бы использовать в качестве оружия. Макс оглянулся. Вокруг ни души. Он судорожно размышлял, как поступить. Броситься за подмогой? Но тогда придется оставить женщину наедине с громилами. Черт побери, ну и ситуация! В результате он сделал то, что представилось ему единственно верным в таких обстоятельствах. Подняв трость, он направился прямо к мужчинам. – Прекратите эти шутки! – крикнул он, приблизившись, но сохраняя безопасную дистанцию. – Умные люди всегда могут договориться. Полезете в драку – я убегу и вернусь с полицией. Бегаю я быстро, а портовый участок находится в полумиле отсюда. Уладим это дельце иначе. – Он вытащил бумажник и повертел его над головой. – У меня есть деньги. Здесь достаточно, чтобы каждый из вас мог провести приятный вечерок в кругу друзей. Но за это вы отпустите леди. Докеры явно заколебались. Макс решил не упускать момент и вытащил несколько купюр из бумажника. – У меня здесь шесть новеньких долларовых бумажек. Каждому по одной. Я положу их на землю ровно в ту секунду, как вы отпустите эту леди. Макс внес смятение в их ряды. Громилы начали оживленно обсуждать его предложение и на время позабыли о женщине. Именно на это и рассчитывал Макс. – Ну ладно, ловкач, – наконец проговорил один из мужчин, видимо главарь, – забирай свою девку. Но не вздумай с нами шутки шутить! Схватив женщину за плечи, он грубо толкнул ее к Максу. Тот кивнул, положил в пыль шесть долларов, а чтобы их не унесло ветром, придавил камнем. Женщина сделала несколько быстрых шагов, затем остановилась и повернулась к докерам. Некоторое время она просто стояла, глядя в глаза обидчикам. Макс уже начал тревожиться, когда незнакомка внезапно сняла шляпку, затем развязала пояс своей длинной юбки, которая оказалась просто алым полотнищем, обернутым вокруг ее тонкой талии, и, встряхнув волосами, бросила его вместе со шляпкой на землю. Макс изумился, обнаружив, что под юбкой на женщине были надеты кожаные бриджи для верховой езды. У громил едва глаза не выскочили из орбит – они уставились на эту чудаковатую даму, словно на привидение. Но это было только начало. В следующее мгновение она подняла руку – и ее веер взвился в воздух, описал плавный круг над головами докеров и вернулся к хозяйке, как бумеранг. Женщина повторила тот же фокус, и пока все глаза были устремлены на странный порхающий и вращающийся веер, из ее левого рукава со свистом вылетело тонкое черное лассо. Петля молниеносно обвила шею одного из мужчин, стоявшего поодаль от основной группы. Женщина резко рванула лассо, туго затянув петлю, и мужчина рухнул на землю, задыхаясь и хрипя. Она освободила запястье от лассо, перехватила этой же рукой возвратившийся к ней веер и отправила обратно. Но на сей раз весь его внешний край уже сверкал тонкими острыми лезвиями. Один из громил не успел уклониться, и оружие чиркнуло по его скуле. Взвизгнув, мужчина закрыл руками лицо, и между его пальцев побежали струйки крови. В ту же секунду веер опять вернулся к женщине. Она со звонким щелчком захлопнула его и бросилась к растерявшимся обидчикам. Теперь в ее движениях больше не было ничего женственного – только недюжинная сила и энергия. Макс широко открыл глаза, когда она оттолкнулась от земли, выполнила невероятный прыжок и в полете нанесла двойной удар одновременно по двум челюстям. Раздался хруст вроде того, когда ломают сухой валежник. Оба докера зашатались, попятились к краю пирса и рухнули в воду. А женщина легко, словно перышко, приземлилась на ноги. Двоим оставшимся понадобилось время, чтобы справиться со страхом. Наконец, переглянувшись, они одновременно бросились на элегантного и грозного ангела-мстителя. Женщина невозмутимо поджидала их, снова обмахиваясь веером, а когда громилы оказались на расстоянии около трех метров, взлетела в воздух, и каблуки ее сапожек скосили обоих, как коса влажную траву. Перевернувшись через голову, женщина сделала сальто и, прежде чем ее противники успели опомниться, уже была рядом с ними. Одного из них она придавила коленом к земле, а у горла другого подрагивали лезвия боевого веера. Теперь в исходе поединка не оставалось сомнений. Никогда еще Максу не приходилось видеть, чтобы человеческое существо перемещалось с такой фантастической скоростью. – Погодите! – задыхаясь, проговорил он, не узнавая собственного голоса. – Ведь вы уже одолели их. Пусть убираются восвояси! – Вы считаете, что я должна дать им уйти? – как разъяренная кошка прошипела женщина, сверкая зелеными глазами. Макс не нашелся, что ответить, и промолчал. Мгновение поразмыслив, женщина кивнула. – Пожалуй, вы правы. Не стоит марать руки об эту нечисть. Первым делом она отобрала у громил ножи и забросила далеко в залив. Когда же их предводитель попытался встать, она с неожиданной силой ударила его по затылку сложенным веером, сопроводив удар словами: «Это тебе за девку!» Тем временем остальные спешили убраться подальше от этой сумасшедшей. Женщина ловко закутала бедра юбкой, подняла с земли шляпку и отряхнула ее от пыли. Затем шагнула к своей первой жертве и освободила ее горло от петли. Все еще хватая разинутым ртом воздух, докер мгновенно скрылся за углом склада. Макс продолжал наблюдать за необыкновенной дамой. Только сейчас он смог как следует рассмотреть ее лицо. Тонкий нос, высокие скулы, миндалевидный разрез глаз – как у жительниц Юго-Восточной Азии. Необычайно привлекательная особа, но тонкий шрам, протянувшийся от правого виска к уголку рта, придавал излишнюю жесткость ее чертам. Когда их взгляды встретились, на ярких губах женщины промелькнула улыбка, в которой была изрядная доля иронии. – Ну что, мистер спаситель? Должно быть, вы ожидаете от меня изъявлений благодарности? Пожалуйста: благодарю вас, вы совершили мужественный поступок. Глупый, но мужественный. – Так или иначе, а они уже были почти готовы уступить, – произнес Макс. – Вы правы. Скорее всего, так и случилось бы. – Тогда почему вы на них напали? – Во-первых, потому, что я в состоянии постоять за себя, – ответила женщина. – А во-вторых, потому что они это заслужили. Вшестером на беззащитную женщину – это просто предел низости. – На беззащитную? – Макс уже настолько оправился от потрясения, чтобы шутить. Чуть поколебавшись, он протянул незнакомке руку и произнес: – Меня зовут Макс Пеппер, я сотрудник журнала «Глобал Эксплорер» и сейчас направляюсь на калошу, которая громко называется «Утренняя Звезда». Вы позволите вас немного проводить? Женщина тут же взяла его под руку. – С удовольствием, – ответила она. – Потому что судьбе было угодно, чтобы наши пути пересеклись именно таким образом. Меня зовут мисс Уолкрис Стоун.14
Небольшой паровой баркас прыгал на волнах, как пробка. За спиной у его пассажиров остался пароход «Сахара», а баркас, несмотря на зыбь, мало-помалу приближался к перуанскому берегу. Два человека команды, четыре пассажира и их внушительный багаж – это было многовато для такого суденышка, и оно пыхтело, как перегруженный локомотив на подъеме. Позади остались не только пароход «Сахара», но и трехнедельное океанское плавание, скверная еда, теснота кают и изнурительная качка. Оскар не мог дождаться минуты, когда он, наконец, вновь ступит на твердую землю. – Ты только взгляни, – сказала Шарлотта, глядя на берег и прикрывая глаза ладонью от солнечных бликов, пляшущих на волнах. – Никогда бы не подумала, что эта страна такая зеленая. Не считая узкой полоски берега, тут все зеленое – и холмы, и долины, даже дома здесь красят зеленой краской. – А горы? – возразил Оскар, указывая на величественные цепи Анд, взмывающие к небу. – Если присмотреться, можно увидеть даже полосу пустыни, лежащую между горами и побережьем. Видишь? Она кивнула. – А воздух! Он влажный, как в бане, и буквально обволакивает тебя. – Осталось недолго, – вмешался в их разговор Гумбольдт, расстегивая ворот своей рубашки. – Там, впереди, уже виднеются портовые сооружения. Ткань рубашки прилипла к его коже, а на лбу выступили капельки пота. Только Элиза, казалось, не замечает жары. Она выглядела невозмутимой и на редкость довольной. Наверное, потому, что здешний климат напоминал ее далекую карибскую родину. Через четверть часа лодка причалила в рыбацком порту Каманы. Оскар первым спрыгнул на берег и принял швартовы. Восхитительное ощущение – снова стоять на твердой земле. Никакой качки, и горизонт все время на месте. Должно быть, в глубине души он – самая настоящая сухопутная крыса. Вилма, похоже, думала точно так же. Как только ее выпустили на причал, она тотчас принялась расхаживать, выискивая между камней рыбьи останки. Шарлотта, Элиза и Гумбольдт, не успев осмотреться, принялись за разгрузку багажа. Спустя несколько минут на пирсе стояли четыре больших ящика, множество сумок и мешков и несколько тюков. Гумбольдт сунул в руку штурману несколько купюр, после чего суденышко снялось с якоря и легло на обратный курс к «Сахаре». Оскар, глядя, как исчезают в морской дали очертания доставившего их сюда корабля, слегка загрустил. Каким бы утомительным ни было путешествие, «Сахара» была последней ниточкой, связывавшей их с Европой, а теперь и она оборвалась. Тем временем набережная заполнялась местными жителями. Похоже, добрая половина города явилась сюда, чтобы поглазеть на вновь прибывших. Вокруг вертелись предприимчивые владельцы повозок, суля мигом доставить приезжих в гостиницу, располагавшуюся неподалеку. Оскар с любопытством осматривался. Цвета и звуки, запахи растений и йодистое дыхание моря, необычно выглядящие и странно одетые люди, даже их манера говорить между собой, – все казалось необычным и чужим. Читая книги о приключениях, он как-то не обращал внимания на такие вещи. У индейских женщин из-под фетровых шляп с плоскими полями свисали длинные, туго заплетенные косы, а на спине они таскали маленьких детей. Некоторые из горожан, одетые побогаче, выглядели более привычно – вероятно, это были потомки европейцев – испанцев либо португальцев. Однако широкоскулые лица большинства местных жителей отливали медью. Их темные глаза казались печальными и непроницаемыми, и тем не менее в них можно было прочесть сдержанное любопытство. Многие из этих людей выглядели изможденными. И еще кое-что бросилось Оскару в глаза – никто из них не смеялся. Даже дети сосредоточенно, без намека на улыбку, наблюдали за Вилмой, хлопотавшей на причале. Возница уже практически справился с багажом, когда подкатила легкая двухместная коляска. Правил ею, сидя на козлах, солидного вида господин с длинными бакенбардами. Остановив лошадей, он перекинулся парой слов с возницей и приблизился к путешественникам. – Сеньоры и сеньориты, добро пожаловать в цветущую Каману! – произнес он по-английски с сильным испанским акцентом, затем заложил левую руку за спину и отвесил глубокий поклон. – Мое имя – Альфонсо. Его превосходительство сеньор Альварес, губернатор провинции Арекипа, которому стало известно о вашем прибытии, просил меня передать вам приглашение посетить его в губернаторской резиденции! – Быстро же здесь распространяются новости, – пробормотал Гумбольдт. – Для нашего города великая честь – принимать у себя столь известного ученого, – продолжал Альфонсо с улыбкой. – Приглашение касается и всех ваших спутников. Гумбольдт нахмурился. – Вы настаиваете, чтобы мы отправились прямо сейчас? Но это невозможно мы, прежде всего, должны привести себя в порядок после дальней дороги и хотя бы немного передохнуть! – Если это не вызывает у вас возражений, я уже отдал приказ доставить ваш багаж в гостиницу. Визит к губернатору займет совсем немного времени! С той же принужденной улыбкой посыльный с бакенбардами широко распахнул дверцу коляски, в которой прибыл, и откинул подножку. – Герр Гумбольдт, – обратился Оскар к ученому, – будет лучше, если я останусь и прослежу за погрузкой и доставкой нашего имущества. – Отличная идея, мой мальчик, – кивнул Гумбольдт. – И удели особое внимание большому ящику с навесными замками. В нем находятся самые хрупкие и ценные для нас приборы. Посыльный, изобразив на лице скорбь, отрицательно покачал головой. – Боюсь, что это невозможно. Вашему юному спутнику также придется отправиться с нами. Сеньор губернатор особо подчеркнул, что ждет всех, кто высадился сегодня на берег в нашем порту. – Похоже, выбора у нас нет, – мрачно проговорил Гумбольдт по-немецки. – Надо полагать, все это затеяно, чтобы под видом таможенной пошлины или еще чего-нибудь, содрать с нас как можно большую сумму. Думаю, дело именно в этом. Дождавшись, пока все усядутся в коляску, господин с бакенбардами взобрался на козлы и прикрикнул на лошадей. Те взяли с места, и вскоре коляска, провожаемая удивленными взглядами толпы на причале, уже мчалась по главной улице к холму, который возвышался над городом. – Надеюсь, что с моими инструментами и приборами ничего не случится, – проговорил Гумбольдт. – Меня очень тревожит то, что они остались без присмотра. – О, вам абсолютно не о чем беспокоиться, – бросил их провожатый через плечо. – Никто не решится причинить вам ущерб. Его превосходительство представляет на всей этой территории не только исполнительную, но и судебную власть, и очень суров, в особенности, если речь идет о воровстве. Вы гости моего сеньора и можете полностью положиться на его защиту. Видите белое здание на верху холма? Это асьенда его превосходительства. Оскар приподнялся, чтобы взглянуть. На холме возвышался целый дворец в испанском колониальном стиле – с аркадами, башенками, куполами и причудливыми балкончиками. Резиденция представляла разительный контраст с нищими индейскими лачугами и хижинами рыбаков в районе порта. В этом был какой-то надменный вызов. – Это просто возмутительно! – шепнула Шарлотта. – Что ты имеешь в виду? – Ты только взгляни на это: страна прозябает в нищете, а здесь такой дворец! Это просто издевательство! Оскар прищурился. – Ты думаешь, у нас иначе? Я-то хорошо знаю жизнь в Берлине, и будь уверена, там ничуть не лучше. Бедным везде живется плохо, независимо от того, в какой части света они родились. Поэтому приходится время от времени кое-что отбирать у господ. Так сказать, отщипывать крохи от богатств. Понимаешь, о чем я толкую? Шарлотта словно не слышала. Ее сердитый взгляд скользил по башням и кружевной резьбе стен дворца. – Хотелось бы знать, что за человек этот губернатор, – задумчиво проговорила Элиза, – и зачем мы ему понадобились? – Скоро узнаем, – отозвался Гумбольдт. – Мы уже почти на месте. И действительно – имение уже можно было рассмотреть во всех деталях. Губернаторская резиденция располагалась в центре обширного парка, аллеи и цветники которого были обсажены пальмами. Дворец и парк окружала четырехметровая стена, сложенная из камня, а единственным входом в асьенду сеньора Альвареса служили кованые ворота с узорчатыми решетками. Когда коляска приблизилась к воротам, из деревянной будки появился часовой и, внимательно оглядев гостей, распахнул створки ворот. При этом он перебросился парой слов с их провожатым в бакенбардах. Тот причмокнул и взялся за вожжи. Коляска снова тронулась и покатила по хрустящему белому гравию главной аллеи.15
Альфонсо, чья роль и должность по-прежнему оставались неясными, направлял лошадей к парадному подъезду. Оскар озадаченно озирался по сторонам. Парк был полон всевозможных экзотических животных. Там и сям разгуливали павлины, антилопы и водяные олени мирно паслись на лужайках, в кронах пальм хрипло орали попугаи. Если бы не могучие горные хребты на горизонте, можно было вообразить, что находишься в Берлинском зоопарке. Альфонсо спрыгнул с козел, откинул подножку коляски, и члены экспедиции гуськом направились к лестнице с полукруглыми ступенями, ведущей во дворец. – Пожалуй, лучше оставить Вилму в саду, – решил Гумбольдт. – Для дипломатических приемов она явно не годится. Может произойти неловкость, если ей вздумается справить естественную надобность во дворце. Думаю, скучать здесь ей не придется. Он опустил киви на землю и подтолкнул, прибавив. – Беги, погуляй! Мы скоро вернемся. Вилма по очереди взглянула на каждого из них, разочарованно склевала что-то с земли и гордо удалилась по направлению к павлинам. – Похоже, она хотела увязаться за нами, – заметил Оскар. – Будем надеяться, что она не станет очень уж сердиться. – Она не злопамятная, – сказал Гумбольдт. – Если и злится, то совсем недолго. – Прошу вас, дамы и господа! – проворковал Альфонсо, опередивший их и теперь поджидавший у широких двустворчатых дверей. – Его превосходительство ждет вас с нетерпением. Герр Гумбольдт первым переступил порог великолепного дворца. Элиза последовала за ним, Шарлотта и Оскар слегка приотстали. Поднимаясь по широкой лестнице и чувствуя, как ноги утопают в ворсе драгоценных ковров, Оскар не переставал удивляться. До сих пор мерилом достатка и богатства для него был дом Гумбольдта, однако тягаться со здешней роскошью он, конечно же, не мог. Вазы из полудрагоценных камней, огромные зеркала, хрустальные люстры, начищенная бронза и красное дерево – все сияло и переливалось, как в пещере Аладдина. Но вместо того, чтобы любоваться этим великолепием, Оскар испытывал к нему странную неприязнь. – Ты была права, – вполголоса проговорил он, обращаясь к Шарлотте. – Это уж слишком. – Наконец-то ты понял, что я имела в виду! – щеки девушки пылали от гнева, а глаза блестели. Оскару еще не доводилось видеть ее в такой ярости. – Кем же надо быть, чтобы жить среди всего этого, когда у подножия этого холма толпами бродят полуголодные и нищие горожане! Хотелось бы мне высказать этому вельможе все, что я о нем думаю! – Не вздумай! – прошептал Гумбольдт, слышавший их разговор. – Держите себя в руках и прекратите болтовню, вы просто не представляете, с кем имеете дело! Альфонсо, который торопливо шагал в нескольких метрах впереди, остановился, торжественно отворил дверь, ведущую в кабинет губернатора, и сделал приглашающий жест: – Вас ждут, господа! Кабинет представлял собой зал таких размеров, что в нем вполне можно было бы устраивать балы. У окна в дальнем конце кабинета спиной к ним стоял приземистый тучный человек, глядя в сад. – Ваше превосходительство, наши гости прибыли, – воскликнул Альфонсо. – Дамы и господа – сеньор Альварес! Губернатор обернулся и обвел вошедших быстрым и острым взглядом. Затем знаком дал Альфонсо понять, что больше не нуждается в его услугах, и размеренным шагом двинулся навстречу гостям. Слуга поклонился и покинул кабинет, затворив за собой двери. – Прошу вас, проходите поближе! Оскар заметил, что под мышкой у губернатора зажат короткий хлыст. – Великая честь для меня – принимать в этой скромной обители потомка великого Александра фон Гумбольдта! – воскликнул сеньор Альварес. – Не меньшая честь и для меня – пользоваться вашим гостеприимством, сеньор Альварес, – дипломатично ответил ученый. – Приятным ли было ваше путешествие? О, вы непременно должны рассказать мне о Берлине! – коротким движением губернатор откинул со лба прядь волос. – Несколько лет назад я имел счастье побывать в этом великолепном городе. Он произвел на меня неизгладимое впечатление! Но прежде я просил бы вас представить мне вашу свиту, сеньор Гумбольдт! Голос этого человека жужжал, как муха, угодившая в блюдце с медом. Рассыпаясь в комплиментах, он покрыл руки дам поцелуями, и этот вполне обычный ритуал выглядел в его исполнении чуть ли не гротескно. Тем временем Оскар внимательно присматривался к тому, кто олицетворял высшую власть государства в городе Камана и всей обширной провинции. Ростом сеньор Альварес был немногим выше полутора метра и при этом поразительно толст. Его грузность подчеркивал очень узкий черный костюм, в который губернатору неизвестно каким образом удалось втиснуться. Усилия для этого, наверняка, потребовались немалые: выше воротника на его шее бугрились мощные жировые складки, а пуговицы жилета грозили в любую минуту с треском отскочить. Волосы этого господина были пропитаны потом и ароматическим маслом и вдобавок завиты. Что касается лица, то, если бы не черная окладистая борода, сеньора Альвареса можно было бы счесть сильно располневшим братом-близнецом императора Наполеона Бонапарта. Запыхавшись, Альварес наконец-то покончил с приветствиями и хлопнул в ладоши. Мгновенно, словно из воздуха, возник слуга – человек неопределенного возраста с типичными чертами индейца и крохотными глазами, горящими из-под низко опущенных бровей, словно угольки. – Могу я предложить вам что-нибудь прохладительное? – обратился губернатор к гостям. – Родниковая вода, фруктовый сок, охлажденное вино? Хочу отметить, что вино у меня чрезвычайно изысканное, а мои виноградники славятся на всю страну. Гумбольдт и Элиза решили отведать вина, а Оскар и Шарлотта ограничились соком. Слуга, поклонившись, исчез так же моментально, как и появился. – Ваш слуга понимает по-немецки? – удивился Оскар. – Всего несколько слов, – ответил сеньор Альварес. – Со времен экспедиции Александра фон Гумбольдта Перу поддерживает самые дружественные отношения с вашей страной. Владеть немецким в нашем высшем обществе считается хорошим тоном, и слуги волей-неволей кое-что запоминают. Но вы и представить не можете, какой адский труд – выдрессировать этих индейских негодяев и привить им хорошие манеры! Стоит только отвернуться на минуту, и они тут же все забывают! Это похоже на борьбу с ветряными мельницами. – Сервантес, – пробормотал Оскар. Сеньор Альварес неподдельно удивился. – Ты читал «Дон Кихота Ламанчского»? – Это одна из моих любимых книг, – ответил Оскар, нисколько не покривив душой. Ему нравилась эта история про сумасшедшего идальго, последнего рыцаря, странствовавшего по Испании и готового ринуться навстречу любой опасности, пусть она даже воображаемая. – Я поражен, сеньор Гумбольдт, начитанностью вашего слуги, – воскликнул губернатор. – Должен признаться, я даже немного завидую вам. Не хотите ли вы его продать? – О, нет, – рассмеялся ученый. – В его услугах я сам постоянно нуждаюсь. – Очень, очень жаль. Снова возник индеец – на сей раз с подносом. Поставив его на стол, он принялся наполнять бокалы, бросая при этом странные взгляды на гостей своего господина. Когда пришел черед бокала Гумбольдта, слуга замешкался и пролил несколько капель густого красного вина, немедленно получив за свою оплошность удар хлыстом. – Нерасторопный болван! – прорычал сеньор Альварес по-немецки, а затем продолжил, уже на испанском: – Ты не способен даже на такую мелочь, как налить вина гостям! Немедленно прибери на столе и проваливай! – Слушаюсь. Снова просвистел хлыст. – Как я велел тебе называть меня? – Сеньор. – Запомни это, и попробуй хотя бы еще раз ошибиться! – Исполню, сеньор. Оскар напрягся и так крепко сжал кулаки под столом, что ногти впились в ладони. Он ненавидел, когда сильные издевались над слабыми, тем более, что ему самому не раз довелось испытать это на себе. И хотя Альварес физически наверняка уступал индейцу, он обладал властью и пользовался ею безраздельно. Внезапно он почувствовал ладонь Гумбольдта на своем плече. Ученый выразительно взглянул на него, а уже в следующую секунду обернулся к Альваресу. – Полно вам, господин губернатор, – проговорил он. – В конце концов, ничего страшного не произошло. Он всего лишь отвлекся, разглядывая нас. Ведь не каждый день вашу резиденцию посещают гости из Европы! Альварес пыхтел и метал громы и молнии. Затем принялся жаловаться: – Вы просто понятия не имеете, сеньор Гумбольдт, что мне приходится выносить! В нашей стране днем с огнем не найти толковой и честной прислуги. Эти индейцы – у них в крови коварство и измена, буквально ни на кого невозможно положиться, и я… – он неожиданно оборвал фразу. Индеец поклонился, отступил назад и застыл в ожидании приказаний господина. Был ли он признателен Гумбольдту за то, что он за него вступился? Неизвестно. По его глазам ничего невозможно было прочесть. Альварес поднял бокал. – За успех ваших начинаний, сеньор Гумбольдт! – провозгласил он. – Пусть ваше путешествие пройдет под счастливой звездой! Оскар поднес бокал к губам и сделал вид, что пьет, но не сделал ни глотка. Все, что исходило от этого человека, было ему отвратительно. После обмена комплиментами и тоста в честь Александра фон Гумбольдта, который дал свое имя холодному морскому течению, омывавшему здешние берега, сеньор Альварес отставил свой бокал и направился к письменному столу. – А теперь, – начал он, – могу ли я поинтересоваться, что именно привело вас в нашу страну? «Ага, – ухмыльнулся про себя Оскар, – господин губернатор переходит к делу. Торжественная часть приема окончена». – Я совершаю путешествие в память о своем отце, – не моргнув глазом, объявил Гумбольдт. – Меня уже много лет не покидает мысль написать о нем книгу. Кроме того, я хотел более глубоко исследовать этот регион континента. – С тех пор, как ваш отец побывал в Лиме, минуло девяносто лет, – заметил губернатор. – В этот период наши края посещало немало экспедиций, в том числе из Европы. Боюсь, вы не обнаружите здесь ничего нового и примечательного. Гумбольдт кивнул. – Вы правы, ваше превосходительство. Но это относится только к побережью Перу. Большая часть андских плоскогорий остается неисследованной. Моя задача заключается в том, чтобы подняться вверх по течению реки Камана до ущелья Колка. По моим сведениям, это самое глубокое ущелье на Земле, и я надеюсь получить там сенсационные данные о геологической истории нашей планеты в третичном периоде. Губернатор стоял неподвижно, опершись обеими руками о крышку стола и так пристально разглядывая ее, словно это была редкая картина. – Значит, Колка? – наконец произнес он. – Это дикая местность, полная опасностей. Вы уверены, что готовы подвергнуть ваших дам такому риску? – Дамы привыкли к опасностям. Они мои постоянные спутницы. В глазах губернатора вспыхнул недоверчивый огонек. Затем он покачал головой. – Отсюда до входа в ущелье сто сорок километров. Даже если вы будете делать по тридцать километров в день, почти неделя уйдет на дорогу. Вряд ли я смогу предоставить охрану, которая будет обеспечивать вашу безопасность, на столь продолжительное время. – В этом нет никакой необходимости, – возразил Гумбольдт. – Все, что нам требуется, – несколько мулов и запас провизии. – Вы не нуждаетесь в проводнике? Гумбольдт отрицательно покачал головой. – Вы отважный человек, сеньор Гумбольдт, – заявил губернатор. – Отважный, но и, прошу прощения, легкомысленный. Что ж, если вы настаиваете на своем решении, я распоряжусь, чтобы все было подготовлено в соответствии с вашими пожеланиями. Когда вы намерены отправиться? – Завтра ранним утром, с вашего позволения. – Утром… – Губернатор поманил к себе индейца. – Ты слышал, в чем нуждаются господа? – Да, сеньор. – Ступай и приготовь все необходимое. Да пошевеливайся! Сеньор Альварес помахал пухлой рукой, словно отгоняя назойливую муху. Затем открыл ящик письменного стола и извлек оттуда какие-то бумаги. – Чтобы никто не чинил вам помех, понадобятся документы, удостоверяющие вашу личность, и пропуск на четверых в район ущелья. Не исключено, что вы столкнетесь с пограничными патрулями, и без соответствующих бумаг у вас возникнут серьезные трудности. За последние годы в тех краях исчезло немало людей. Кроме того, есть подозрение, что племена, обитающие на плоскогорьях, готовят антиправительственные выступления. Губернатор улыбнулся, сверкнув золотой коронкой во рту. – Будьте любезны вручить мне ваши паспорта. На их основании я оформлю для вас пропуск и разрешение. Гумбольдт протянул ему их документы, выданные в Германии, и Альварес принялся собственноручно переносить сведения из них на желтоватые листки гербовой бумаги, затем промокнул еще не просохшие чернила и скрепил все большой гербовой губернаторской печатью. Свернув листки в трубку, он поместил их в цилиндрический кожаный футляр и плотно закрыл его крышкой. После чего немецкие паспорта вернулись к ученому. – Готово! – произнес губернатор. – Эти бумаги позволят вам беспрепятственно передвигаться в пределах подчиненной мне провинции. Всякий, кто ознакомится с ними, поймет, что вы находитесь под моим персональным покровительством. – Он небрежно бросил кожаный футляр на стол, но прежде чем ученый протянул к нему руку, добавил: – Это обойдется вам в двадцать тысяч песо. Рука Гумбольдта повисла в воздухе. – Сколько, вы говорите? – Двадцать тысяч. По пять за каждого члена вашей экспедиции. Золотая коронка снова сверкнула. Гумбольдт заложил обе руки за спину. – Но у меня нет такой суммы, ваше превосходительство! Брови губернатора взлетели вверх. – Я удивлен, сеньор Гумбольдт. Что может значить такая смехотворная сумма по сравнению с тем состоянием, которое оставил вам ваш отец? – Я имел в виду, что у меня нет при себе таких денег, – возразил ученый. – То, что предназначается на экспедиционные расходы, надежно спрятано в нашем багаже. И нам понадобится некоторое время, для того, чтобы извлечь деньги оттуда. Я доставлю их вам сегодня же вечером. Альварес расплылся в улыбке. – Мне очень жаль. Сегодня вечером у меня прием – прибудут важные гости из столицы. Они проведут здесь и весь завтрашний день, и я буду настолько занят, что не смогу уделить вам ни минуты. Жду вас послезавтра, и тогда мы в считанные минуты все уладим. Если же вы, поразмыслив, откажетесь от ваших намерений, я рассчитываю продолжить переговоры о продаже вашего слуги. При этих словах он метнул быстрый взгляд на Оскара. – Нет-нет, – энергично проговорил Гумбольдт. – Об этом не может быть и речи, сеньор губернатор. Альварес пожал плечами и слегка развел руки, как бы подчеркивая этим жестом, что всего лишь исполняет свой долг. – Вы должны войти в мое положение, сеньор. Управление столь обширной провинцией требует значительных средств. А жалованье служащим мне приходится платить из собственного кармана… – Взяв кожаный футляр со стола, он отправил его в ящик и снова оперся о стол. – Теперь я вынужден попрощаться с вами, как бы ни была мне приятна беседа со столь выдающимся ученым. Дела! Итак, я жду вас послезавтра в первой половине дня. Бумаги будут выданы вам немедленно. Советую вам потратить завтрашний день на знакомство с нашим прекрасным городом. На этом он снова приложился к рукам дам, тряхнул руку Гумбольдта и фамильярно похлопал по спине Оскара. – Прощайте, друзья мои. Капак, проводи гостей и не смей нигде задерживаться! Слуга-индеец покорно кивнул, пропустил гостей вперед и затворил за ними двери кабинета губернатора. – Только этого нам не хватало! – рассержено говорил ученый, пока они шли к парадному подъезду, где их поджидала коляска. – Гнусный вымогатель! Где я раздобуду такую кучу денег за каких-то два дня? Здесь нет отделений ни одного европейского банка, а вся наша наличность предназначалась для покупки мулов и продовольствия. Оскар заметил, как Элиза, взяв ученого за руку, шепнула: – Не стоит отчаиваться! Я уверена – все будет хорошо… – Ну да, просто великолепно! – не унимался Гумбольдт. – Вот уж на что я не рассчитывал, так на подобный грабеж. Этот Альварес – форменный кровопийца! Продолжая кипеть гневом, ученый сбежал вниз по ступеням, Оскар уже был готов последовать за ним, как вдруг у самого его уха чей-то голос негромко произнес: – Сложности con el dinero? Оскар озадаченно обернулся: позади стоял Капак, слуга губернатора. – Прошу прощения, – произнес он, – я не понимаю по-испански. – У вас проблемы с деньгами? Оскар утвердительно кивнул. – Похоже на то. Индеец внимательно посмотрел на него. – Я могу помочь. Оскар нахмурился. – Помочь? С какой это стати? Индеец не стал пускаться в объяснения. Он указал на солнце и сделал жест, словно укладывается спать. – Puesta del sol, – произнес он. – Puestа… что? – Закат. Когда солнце зайти – ты приходить. Лучше один. Здесь! Он указал пальцем на ограду сада резиденции. Стена, окружавшая всю территорию, на этом участке выдавалась метров на тридцать вперед. К ней была приставлена лестница, которую, видимо, использовали для работы в саду. Затем Капак дал Оскару понять, что тот должен взобраться по дереву, росшему по ту сторону стены, проползти несколько метров по ее верху, после чего спуститься в сад по лестнице. Оскар не понимал. – Зачем это все? – Мой хозяин делать сегодня вечером… званый ужин. Ты приходить, но очень cuidado… – Что значит – «cuidado»? Капак с трудом подбирал слова. – Осторожно. Везде охрана. Он обернулся и указал на стену дальнего крыла резиденции, густо оплетенную виноградной лозой. Под ее побегами прятался крохотный полукруглый балкончик. – Я ждать здесь, – сказал он. – Давать тебе dinero. – Но почему? Индеец приложил палец к губам. – Должен помогать. Иди, твои друзья ждут. Сбегая по ступеням, Оскар пытался скрыть замешательство, которое наверняка было написано на его лице. Если он правильно понял индейца, тот намерен дать ему денег? Никаких объяснений этому не было. Капак ненавидел своего хозяина, это было очевидно, но причем тут деньги, и откуда они у него? И тем не менее, Оскар готов был рискнуть. Что, собственно, он теряет? Гумбольдт уже подозвал Вилму, взял ее на руки и готовился усесться в коляску. – О чем вы беседовали? – поинтересовался он. – Со стороны это выглядело довольно таинственно. Надеюсь, речь шла не о цели нашей поездки? – Разумеется, нет, – заверил Оскар. – Капак всего лишь пожелал нам удачи и посоветовал быть предельно осторожными. – Вот, значит, как? Ученый окинул Оскара ироническим взглядом с ног до головы, но прекратил расспросы. Едва коляска тронулась, Оскар почувствовал угрызения совести. Не стоило ему обманывать герра Гумбольдта, но уж слишком необычной была ситуация.16
Солнце едва успело скрыться в океане, а Оскар уже прятался в зарослях неподалеку от ограды резиденции. В небе загорались первые звезды. Из губернаторского дворца доносилась музыка, сливавшаяся со стрекотом сверчков и цикад. Весь первый этаж сверкал огнями. Кроме музыки, до его ушей долетали взрывы смеха и звон посуды. В воздухе витал аппетитный аромат пряных блюд. О своих намерениях он не обмолвился ни словом. Под предлогом, что ему необходимо как следует выспаться, Оскар покинул друзей, собравшихся в холле гостиницы, незаметно выскользнул на улицу и отправился на противоположный конец города, к холму, на котором возвышался дворец губернатора. Если ему будет сопутствовать удача, он сумеет доказать, что его не зря взяли в экспедицию. Если же нет… Ну, что ж, тогда остается только молиться, чтобы эта вылазка не оказалась самой большой глупостью в его жизни. Притаившись за кустом, он во все глаза наблюдал за главными воротами. Вот в затемненной сторожке вспыхнула спичка – стражник раскуривает сигару. Похоже, он там неплохо устроился и не проявляет особой бдительности. Отлично! Оскар выждал, чтобы еще немного стемнело, выбрался из своего укрытия, стремительно пересек открытое место и, оказавшись в тени ограды, бросился бежать на север. Тем временем над горами взошла луна, и ее багровый диск с каждой минутой становился все ярче. Метров через триста стена поворачивала к северо-востоку. Оскар выглянул из-за угла, убедился, что впереди безлюдно, и понесся дальше. Наконец впереди замаячил темный ствол дерева, росшего метрах в трех от ограды. Должно быть, того самого, о котором говорил Капак. Не раздумывая, он начал ловко карабкаться по шершавому стволу. Поднявшись метра на четыре, Оскар перебрался на толстый сук, торчавший в сторону стены поместья, и пополз по нему. Вскоре он уже мог разглядеть, что творится в саду. По дорожке, как бы опоясывающей резиденцию, прогуливался еще один стражник с винтовкой через плечо. Оскар дождался, пока тот скроется за углом, и повис прямо над гребнем стены, обхватив сук обеими руками. Лестница стояла на прежнем месте – он это ясно видел. Еще секунда – и Оскар разжал руки и спрыгнул на стену. Выждал несколько мгновений, оглядывая окрестности, прополз несколько метров по гребню и спустился по лестнице в сад. Деревья в парке отбрасывали густые тени, но спешить все равно не следовало. Медленно и очень осторожно, короткими перебежками от куста к кусту и от пальмы к пальме, он пробирался поближе к зданию. Наконец ему удалось обнаружить тот самый балкончик, на котором должен ждать индеец, но как раз в это время на дорожке снова показался охранник. Оскар нырнул в кусты и затаился. Охранник, насвистывая, прошествовал мимо. Ему было не до того, чтобы разглядывать всякие там кусты – все его внимание было приковано к ярко освещенным окнам дворца, за которыми скользили тени танцующих пар. Когда он снова скрылся, Оскар, стараясь ступать так, чтобы гравий не хрустнул под ногой, перешел дорожку. Укрывшись в тени виноградной лозы, он поднял голову и тихонько позвал: – Капак! На балконе шевельнулась тень. Индеец перегнулся через перила и произнес всего одно слово: «Venir!» И без перевода было понятно, что оно означает. Оскар ухватился за лозу потолще, уперся ногами в стену и начал подниматься, наделав немало шуму. К счастью, виноградная плеть выдержала его тяжесть, и вскоре он уже смог ухватиться за кованую решетку ограждения балкона. Капак протянул ему руку, помог перебраться через нее, и вскоре Оскар оказался в относительной безопасности. В этот момент внизу раздался резкий голос: – Кто там? Стражник! Он все-таки услышал его возню. Приложив палец к губам, индеец шагнул к перилам и помахал охраннику: – Доброй ночи, Мануэль! Что это ты бродишь так поздно? – Капак? Стражник выступил из тени на свет, теперь в его голосе звучало облегчение. – Я уж решил было, что сюда забрались воры! Затем они перекинулись еще несколькими словами, и стражник удалился. Оскар вздохнул с облегчением. – Быстрее, – вполголоса произнес индеец, сунув в руку Оскару кошелек, туго набитый монетами. – Eso es todo, это все – тебе. Оскар раскрыл кошелек, блеснуло серебро. – И вот это не забудь… – Капак протянул ему кожаный футляр, который Оскар сразу же узнал. Официальные бумаги за подписью губернатора! У него не было слов. Единственное, что он мог – благодарно и растерянно улыбаться. – Спасибо, друг, – наконец проговорил он. – Но объясни, зачем ты это делаешь? – Не сейчас. Это… это большая честь для меня. Когда-нибудь ты все поймешь. В этих словах крылась какая-то тайна, но, так или иначе, сейчас они были спасены. – Не знаю, что бы мы делали без тебя… – пробормотал Оскар. В полутьме сверкнули ослепительно белые зубы индейца. Он произнес: – Колка – peligrosos viajes… опасное путешествие. – Ты знаешь это ущелье? Капак на мгновение заколебался. – Да. Каньон Колка – проклятое место. Нельзя ходить. Там начинается страна заклинателей дождя. Оскар настороженно уставился на него. – Ты слышал о них? – спросил Капак. Оскар кивнул. – Слышал. Но по-прежнему могу только догадываться, кто они такие. Он протянул руку индейцу. – Мне пора. Иначе кто-нибудь заметит мое отсутствие. Если бы ты знал, как я благодарен тебе за помощь! Я всегда буду помнить об этом. – Adios, mi amigo! – негромко произнес индеец. – Прощай, друг!17
Спустя два дня Губернатор Эрнесто Альварес был вне себя. Исчез не только футляр с документами экспедиции Гумбольдта, но и кошелек с деньгами, полученными ранее в качестве взятки. Сумма не так уж велика, но если слух о происшествии выйдет за пределы резиденции, в городе начнут болтать о том, что обокрасть первое лицо в провинции – легче легкого. Расхаживая по кабинету, его превосходительство то и дело рассекал воздух хлыстом. Пусть только попадется ему тот, кто хотя бы косвенно причастен к этому делу! Мерзавец будет повешен вниз головой на самой высокой башне дворца… Колокол в городском соборе пробил одиннадцать, и его тягучий звук достиг вершины холма. Куда, к дьяволу, запропастился этот сумасшедший ученый? Просто наглость – заставлять себя столько ждать! – Капак! Индеец с низким поклоном возник в дверях. – Сеньор? Альварес нанес короткий жестокий удар хлыстом по лицу индейца. Схватившись за рассеченную щеку, Капак рухнул на пол, корчась от боли. – Я уверен, тебе известно имя грабителя! Я хочу его услышать! – Нет, сеньор, нет, я ничего не знаю! – Может, это твоя работа? – Нет, клянусь, я не имею к этому отношения! – Мануэль говорит, что ночью видел тебя на балконе. Что ты там делал? – Я услышал шум, – с трудом выговорил Капак. – Обезьяны забрались на виноградную лозу. Я прогнал их. – Я прикажу обыскать твою комнату, лживая тварь. И горе тебе, если там найдется хотя бы малейшее доказательство того, что ты связан с ворами! Умирать тебе придется очень, очень долго. – Пожалуйста, сеньор… Альварес задыхался, лицо его налилось темной кровью. – Кто еще мог проникнуть в мой кабинет? – Кроме вас, сеньор? – Разумеется, остолоп. – Но ведь комнаты во всем доме никогда не запираются, – проговорил индеец. – И на имущество вашей милости никто не решился бы посягнуть! Альварес нетерпеливо хрюкнул. Это ему и так известно. Большинство помещений в резиденции вообще не имели замков, потому что губернатору не нравилось таскать с собой здоровенную связку ключей. И все вокруг знали, что случится с тем, кто решится даже на мелкое воровство. Рисковать жизнью из-за какой-нибудь безделушки никому не улыбалось. Поэтому губернатор не допускал, что похитителем мог оказаться кто-нибудь из прислуги или работников. В то же время его мысли снова и снова возвращались к сумасшедшему ученому и его свите. Уже в первые минуты знакомства он усомнился, что перед ним подлинный потомок Александра Гумбольдта. Этот человек был подозрительно молод, чтобы оказаться его сыном. Прикинув, Альварес пришел к выводу, что великому естествоиспытателю должно было быть около семидесяти лет, когда он зачал этого ребенка, а это едва ли возможно. С другой стороны, ему наплевать на степень их родства, лишь бы указанная сумма была своевременно уплачена. – Убирайся, – велел губернатор индейцу. – Сейчас ты мне не нужен. Но будь рядом на случай, если понадобишься. – Слушаюсь, сеньор. Капак, уже пришедший в себя, отвесил глубокий поклон и бесшумно скрылся. У парадного подъезда послышались удары копыт и хруст гравия, а через открытое окно кабинета донеслось фырканье лошадей. Коляска, посланная за Гумбольдтом, вернулась. Наконец-то! Альварес огладил бороду, взял перо и положил перед собой чистый лист бумаги, делая вид, что занят важными государственными делами. В дверь постучали. – Войдите! – отозвался губернатор. Вместо ученого в кабинет ввалился потный и взмыленный слуга, посланный в гостиницу. Прищелкнув каблуками, он воскликнул: – Ваше превосходительство!.. – Докладывай, Альфонсо, – перебил Альварес. – Ты привез его? – К несчастью, нет, ваше превосходительство. Ученый и все сопровождающие его лица покинули город еще вчера утром! – Как? – Альварес в бешенстве вскочил. – Ты хочешь сказать, что им продали мулов и продовольствие без моего разрешения? – Никак нет, ваше превосходительство. Они предъявили все необходимые бумаги, в том числе и разрешение на покупку снаряжения. Все документы подписаны лично вами. – Но это, это же… – от ярости Альварес на некоторое время утратил дар речи. Действия Гумбольдта прямо указывали на его причастность к преступлению. – Воры! – наконец просипел он. – Хитрые, вероломные воры-гринго! Они, надо полагать, пробрались сюда вечером, во время приема… Ну, нет, это не сойдет им с рук! Он взмахнул хлыстом и обрушил на полированную поверхность своего стола такой удар, что Альфонсо непроизвольно присел. – Отправляйся и разберись, как такое могло случиться. Но сначала… – его глаза стали похожи на две узкие щелки, – сначала я хочу заполучить этого Гумбольдта. – Но, ваше превосходительство… – Если ты еще раз произнесешь «но», я вобью его обратно в твою поганую глотку! Я хочу, чтобы ты собрал всех свободных мужчин в городе, посадил на коней и доставил ко мне этих гринго вместе с моими деньгами. Ясно тебе? Никто не смеет грабить меня безнаказанно! – Слушаюсь, ваше превосходительство. Но я вот что хотел сказать… – он запутался, вспомнив, что пользоваться «но» ему запрещено, и в этот момент створка двери кабинета с силой распахнулась, угодив Альфонсо по спине. От удара шляпа слетела с его головы и приземлилась у ног губернатора. Слуге с трудом удалось устоять на ногах. Тем временем в кабинет стремительно вошли двое – рослый молодой человек в котелке, твидовом костюме и с пухлой папкой под мышкой, а с ним – дама. На даме был длинный красный плащ, алые бриджи для верховой езды и черные лаковые сапоги с серебряными шпорами. Ее волосы переливались всеми оттенками пламени и красного вина, а на спине в перевязи висел необычный меч в черных ножнах. Это была самая необычная дама, какую только приходилось когда-либо видеть его превосходительству. На мгновение губернатор опешил, но тотчас взял себя в руки и угрожающе поинтересовался: – Кто позволил вам врываться сюда без доклада? Вы, собственно, кто такие? Женщина обернулась, схватила слугу за шиворот и, произнеся на хорошем испанском: «Ты будешь ждать за дверью», энергичным пинком отправила его в коридор. Затем она захлопнула дверь, а молодой человек снял шляпу и отвесил короткий поклон. Он немного нервничал – казалось, его шокирует экстравагантное поведение спутницы. – Примите наши извинения за столь неожиданное вторжение, ваше превосходительство! – начал он. – Позвольте мне представиться: меня зовут Макс Пеппер, я сотрудник журнала «Глобал Эксплорер». А это мисс Уолкрис Стоун. Мы только что прибыли из Сан-Франциско. Наш корабль пришвартовался в порту около часа назад, и мы… – Где он? – отрывисто перебила его женщина. – Где Гумбольдт? Сеньор Альварес отпрянул назад – эта дама внезапно напомнила ему огромную рыжую кошку, которая в детстве расцарапала ему лицо. Губернатор хотел было что-то произнести, но слова застряли у него в горле, и он сумел лишь хрипло выдавить: «Отбыл!» Женщина шагнула к нему. – Что значит «отбыл»? Когда, и, самое главное, – куда? Альварес попытался успокоиться, хотя его не покидало сильнейшее желание немедленно сбежать и больше никогда не встречаться с этой женщиной. И все же хозяином в резиденции был он. Поэтому он прочистил горло и перешел в наступление. – Откуда вам известно о сеньоре Гумбольдте? – Тоже мне, великая тайна природы! Полгорода только и делает, что судачит об этом. Итак, где же он? Альварес покосился в окно. Во дворе слышались крики: должно быть, Альфонсо собрал охранников, и теперь они направляются сюда. – Он уехал, как я вам уже сказал, – ответил Альварес, снова напуская на себя важность, приличествующую его сану. Мысль о том, что сейчас сюда подоспеет подкрепление, вернула ему уверенность в себе. – Этот человек ограбил меня и обманным путем присвоил документы, позволяющие ему беспрепятственно перемещаться по всей провинции. И наказание неизбежно настигнет его. Всего несколько минут назад я отдал распоряжение отправить в погоню за ним отряд вооруженных всадников. – Вам придется отменить это распоряжение, сеньор, – проговорила женщина с улыбкой, от которой по спине у губернатора поползли мурашки. – А Гумбольдтом займусь я. Она выглянула в окно. Отряд стражи уже приближался ко дворцу. Альварес ухмыльнулся. Можно быть уверенным, что теперь эта особа уяснила, в каком положении оказалась. Однако дама в красном, несмотря ни на что, сохраняла абсолютное спокойствие. – Позвольте полюбопытствать, – поинтересовалась она, – какую сумму вы потребовали с сеньора Гумбольдта за оформление документов? – Двадцать тысяч песо, – ответил губернатор. – Обычный тариф плюс таможенные расходы. Мисс Стоун расхохоталась. – Двадцать тысяч? А почему не двадцать миллионов? Гумбольдт был абсолютно прав, если взял документы и убрался отсюда. – В ее зеленых глазах появился опасный блеск. – Что ж, с этим, как будто, все ясно. А сейчас ты, маленькое пузатое пугало, подготовишь эти документы для меня и моего партнера, не получив за это ни единого вшивого песо. И чем быстрее ты это проделаешь, тем благополучнее для тебя закончится наша встреча. Мгновенным движением выхватив меч из ножен, она приставила сверкающий клинок к жирным складкам на шее сеньора Альвареса. Внезапно распахнулась дверь, и в кабинет ввалились восемь дюжих стражников в форме национальной гвардии, держа оружие наизготовку. – Взять их! – заверещал губернатор, бросаясь к письменному столу, чтобы укрыться за ним. – Арестуйте эту банду головорезов, наденьте на них кандалы! Макс Пеппер едва успел отступить и втиснуться в какую-то нишу, как вокруг него разверзся сущий ад. Над его головой, жужжа, пролетел сюрикен и глубоко впился в стену. Он слышал, как рассекает воздух аркан Уолкрис, затем кто-то грузно осел на пол. Один из гвардейцев врезался в книжную полку, и она тотчас рухнула. Затрещало сломанное дерево. Тома свода законов республики Перу посыпались на пол, где их принялись топтать стражники. Вокруг слышался лязг сабель, гремели сапоги и доносились выкрики сеньора Альвареса, призывавшего своих людей к действию. Впрочем, никакого действия они не возымели. Стражники сбились в кучу, мешая друг другу, а между ними, словно в воинственном танце порхала мисс Стоун, и каждое ее движение и каждый удар достигали цели. Она казалась кукловодом, который дергает солдат-марионеток за невидимые нити. Схватка закончилась так же быстро, как и началась. Еще не успела осесть книжная пыль, а восемь стражников уже лежали на полу. Дама-воительница в алом скрутила их собственными ремнями и пригвоздила к полу с помощью коротких дротиков. Макс отважился высунуться из ниши, чтобы бросить взгляд на большие напольные часы. Уолкрис потребовалось на все чуть меньше двух минут. Даже для нее время было рекордным. Правитель провинции, бледный, как снятое молоко, стоял на том же месте, куда ретировался перед началом схватки, прикрываясь корзиной для бумаг. – Не убивайте меня, сеньорита! – срывающимся голосом взмолился он. – Вы получите все, что хотите… – Я достаточно ясно сказала, чего хочу, – отрезала женщина, возвращая меч в ножны. – Документы, пару лошадей и продовольствие на две недели. Сию минуту. За лошадей и провиант будет заплачено – мы же не какие-то грабители! Трясущимися руками сеньор Альварес подписал все бумаги, затем вызвал Капака и приказал ему оседлать пару выносливых коней и навьючить их тюками с провизией. После чего Уолкрис насмешливо проговорила: – Видите – это же совсем просто и не требует никаких усилий. А поскольку с этим покончено, осталось только одно: я хочу знать, куда именно направился сеньор Гумбольдт!18
Долина Каманы предстала перед путешественниками во всей своей суровой красоте. Четверо путников на мулах казались муравьями на фоне заоблачных вершин, обступавших их со всех сторон. Повсюду высились утесы самых причудливых форм; казалось, что их разметала рука гиганта, некогда забавлявшегося здесь игрой в кегли. Однако поверхность долины оставалась относительно ровной, и вьючные животные без труда могли передвигаться по ней. Тропа, усыпанная мелким щебнем, петляла среди зарослей кактусов и кустарника. Когда позади остались последние индейские селения, состоявшие из трех-четырех хижин, зачастую давно заброшенных, а тропа пошла в гору, путешественники наткнулись на пограничный патруль. Однако бумаги, подписанные губернатором провинции, сделали свое дело, и экспедиции было позволено беспрепятственно продолжить путь. Верхняя часть долины, которую они сейчас пересекали, оказалась совершенно безлюдной и пустынной. Гумбольдт, все время опережавший спутников, был занят исследованием местности. Он беспрестанно вносил записи в дорожный блокнот, собирал образцы растительности для гербария, определял высоту над уровнем моря, влажность воздуха и скорость ветра. Он был настолько погружен в свою работу, что от него невозможно было добиться ни слова. Сосредоточенность ученого можно было понять, но Оскару чудилось, что Гумбольдт сознательно его избегает. И началось это с того момента, когда ему удалось провернуть невероятную операцию с документами и деньгами губернатора. Разумеется, он догадывался, что ученый не одобрит его своеволие, но в глубине души рассчитывал хотя бы на сдержанную похвалу. Ведь только благодаря этому и могла начаться экспедиция! И разве его взяли на службу не для того, чтобы «обделывать делишки», как выразился сам ученый? Нет, положительно во всем этом можно запутаться. Он не понимал поведения своего «хозяина» и чем больше ломал голову над ними, тем сильнее подозревал, что ему не говорят всей правды об истинной цели их путешествия. От него что-то утаивают, и это «что-то» – очень, очень важное. Оскар оглянулся. Оглушительная тишина, царившая в долине, и здешний сухой воздух, бедный кислородом, действовали на него угнетающе. Он постоянно испытывал глухое раздражение, к которому примешивалось ощущение, что за ними все время наблюдают чьи-то чужие глаза. Шарлотта и Элиза ехали метрах в двадцати позади него, и обе, судя по всему, пребывали в превосходном настроении. Оскар придержал своего мула и подождал, пока женщины поравняются с ним. – Привет, – улыбнулась ему Элиза. – Не хочешь ли присоединиться к нашей компании? – С удовольствием, – ответил Оскар. – А то здесь как-то жутковато. – Почему? – спросила Шарлотта. – Ведь вокруг спокойно. Мы продвигаемся успешно, припасов достаточно, а наши мулы чувствуют себя отлично. – Все дело в тишине, – попытался объяснить Оскар. – От нее можно просто сойти с ума. В Берлине всегда шумно, повсюду снуют разносчики, горожане и приезжие, толкотня, смех, перебранки. Там ты никогда не чувствуешь себя в одиночестве. Даже ночью город наполнен звуками. А здесь только и слышно, как ветер шуршит песком. – Ты и здесь не один, – заметила Шарлотта. – А эта тишина мне даже нравится. Когда так тихо, возникает ощущение, что может произойти все, что угодно. – Все, что угодно… – проворчал Оскар. – В самом деле. А кто-нибудь уже думал о том, как мы будем выбираться отсюда? Едва ли нам удастся сесть на корабль в порту Камане – ведь первые, кого мы там увидим, наверняка будут сеньор Альварес и его головорезы с винтовками наперевес! – Не стоит об этом беспокоиться, – сказала Элиза. – Я уверена, что существует дорога, ведущая через горы прямо в Лиму. Ты умный парень, Оскар, и я рада, что ты сейчас с нами. – Ты серьезно? Она утвердительно кивнула. – Я только что говорила Шарлотте, что нам надо гордиться тобой. Ты блестяще провел ту ночную операцию. – Герр Гумбольдт, по-моему, придерживается другого мнения, – возразил Оскар. – С тех пор, как мы покинули Каману, он не сказал мне даже пары слов. – Ты не прав. Просто он погружен в свои наблюдения и записи. На самом деле он относится к этому так же, как и мы с Шарлоттой. – Не очень-то верится, – усмехнулся Оскар. – Но вообще-то мне просто повезло. Без Капака ничего бы не вышло. Я бы ни за что не решился сунуться в этот его чертов дворец. – Надеюсь, сеньор Альварес не пронюхает, какую во всем этом сыграл роль Капак, иначе он сдерет с него шкуру, – заметила Шарлотта. Некоторое время они ехали молча, погрузившись в собственные мысли. Первым нарушил молчание Оскар. – Ты не могла бы немного рассказать о себе? – обратился он к Элизе. – Как тебе удалось познакомиться с Гумбольдтом? – Это было лет семь назад, – охотно ответила Элиза. – Гумбольдт путешествовал по Гаити, моей родине. В то время он был очень увлечен религией вуду и магическими практиками. Ты слышал когда-нибудь о вуду? – Кажется, герр Гумбольдт что-то такое упоминал. – Это не только религия, но и искусство колдовства, которое мне довелось впитать буквально с молоком матери, – пояснила Элиза. – Я – так называемая мамбо, то есть жрица вуду и белая колдунья. В отличие от бокоров – черных колдунов – я использую свои способности только для того, чтобы творить благо. Гумбольдт гостил в нашем селении и принял участие в ритуале в честь богини змей Дамбаллы. Во время этой церемонии я впала в транс, и мне было дано узнать собственное будущее. Я увидела, что мой жизненный путь и путь этого белого мужчины на какое-то время сливаются, и поняла, что мне придется покинуть родину. Поэтому и отправилась вместе с ним в Германию. – Все так просто? – Да. – Элиза пожала плечами. – Некоторые вещи ты просто знаешь и все. Однажды, когда моя миссия завершится, я снова вернусь к своему народу. – О какой миссии ты говоришь? – спросила Шарлотта. Элиза загадочно улыбнулась. – И я, и ты узнаем об этом только когда все уже будет позади. Она хотела что-то добавить, но внезапно умолкла и замерла. Глаза Элизы остановились, губы остались полуоткрытыми. Оскар натянул поводья и остановил ее мула. Это выражение лица женщины было ему уже знакомо. – Господин Гумбольдт! – крикнул он. Ученый, ехавший в полусотне метров от них, развернул мула и рысью направился к ним. – Похоже, у Элизы снова видение. И началось оно совсем неожиданно, без всякой причины. – Так обычно и происходит, – кивнул Гумбольдт. Спешившись, он взял Элизу за руку. – Что ты видела? Снова Босуэлл? Взгляд темнокожей женщины стал печальным. – Нет, это не он. – Что тогда? – Двое всадников. Они нас преследуют. – Пограничный патруль? – Что-то совсем другое. – Друзья или враги? – Очень сложно сказать. Их лица скрывал мрак. Один из этих всадников – женщина. У нее ржаво-красные волосы, а на плечах – алый плащ.19
Уолкрис Стоун мчалась, как ведьма на помеле, а ее плащ развевался на ветру, словно пламя лесного пожара. Покинув Каману, она пришпорила лошадь и погнала ее галопом по каменистой дороге, ведущей в предгорья Анд. Бока ее лошади блестели от пота, а морда была покрыта клочьями пены. А Уолкрис продолжала нещадно охаживать бедное животное хлыстом, несмотря на то что неровности дороги не позволяли лошади скакать быстрее. Максу Пепперу с великим трудом удавалось не отставать от своей воинственной спутницы. Однако и в дальнейшем сохранять такой темп было выше его сил. Вцепившись в повод, он отчаянно пришпорил своего коня, обогнал мисс Стоун и остановился прямо перед ней. – Погодите! – задыхаясь, выкрикнул он, натягивая поводья. Измученная лошадь замотала головой и поднялась на дыбы. Макс, несмотря на то что был неплохим наездником, едва сумел удержаться в седле. Дорога здесь была слишком узкой, и Уолкрис волей-неволей пришлось осадить своего серого скакуна, чудом избежав столкновения с лошадью Макса. Понадобилось некоторое время, чтобы успокоить измученных и испуганных животных. – Вы в своем уме, Пеппер? – свирепо бросила Уолкрис. – Хотите, чтобы мы оба свернули себе шею? – Именно этот вопрос я и хотел задать вам, – огрызнулся Макс. – Ради чего эта безумная скачка? Что изменится, если мы будем ехать немного медленнее и осторожнее? – Вы хотели задать вопрос? – глаза женщины угрожающе сузились. – С каких это пор вы здесь задаете вопросы? – В конце концов, ведь именно мне поручено выполнить задачу, поставленную боссом, – Пеппер с достоинством вскинул голову. – А вас наняли для того, чтобы вы оказывали мне всемерную помощь. Разве мистер Вандербилт не сообщил вам об этом? – Должно быть, он забыл это сделать, – пренебрежительно усмехнулась Уолкрис. – Меня наняли, чтобы обеспечить успех предприятия, и я это сделаю. Но своими методами. То, что Макс прочел в ее зеленых глазах, слегка испугало его. Там пылала неприкрытая ненависть, но это чувство не имело отношения к нему. Странно – босс ни словом не обмолвился о том, что мисс Стоун и герр Гумбольдт были знакомы, больше того – каким-то образом связаны. – Боюсь, вы, Уолкрис, не совсем точно поняли свою задачу, – возразил он. – Перечитайте еще раз договор. До тех пор, пока ситуация не становится угрожающей, вы обязаны следовать моим указаниям. – Он демонстративно огляделся. – А здесь я что-то не вижу никакой опасности. Надеюсь, в дальнейшем вы несколько ограничите свою инициативу. Мисс Стоун сжала губы. – Вы, Пеппер, – просто жалкий книжный червь, и то, что вы сейчас говорите – пустопорожняя болтовня. Вы что, в самом деле собираетесь указывать, как мне действовать? Это просто смехотворно! Подобрав поводья, она объехала Макса и снова двинулась вперед по дороге. Однако Пеппер не сдавался. Развернув коня, он проговорил через плечо: – Ну что ж, тогда я возвращаюсь. «Утренняя Звезда» простоит в порту до утра, и надеюсь, я еще успею подняться на борт. Через неделю я буду в Сан-Франциско, а вам еще долго придется восстанавливать свою репутацию и доброе имя. Женщина язвительно рассмеялась, но в ее глазах уже не было прежней стальной твердости. Неужели его слова попали в цель? – Недурно, Пеппер! – проговорила она. – Оказывается, вы парень не промах. – Она секунду поразмыслила и продолжала: – Ну, что ж, будь по-вашему. И что нам теперь следует предпринять? – Для начала – взять разумный темп. – Макс ткнул пальцем в дорогу. – Нет ни малейшего смысла загонять лошадей. Если мы потеряем хотя бы одну, все наши усилия пропадут впустую, и нам придется пешком тащиться в город. – У Гумбольдта и его команды два дня преимущества, – возразила Уолкрис. – Вы хотите, чтобы они увели величайшее открытие прямо у нас из-под носа? – Разумеется, нет. Но Альварес утверждает, что они едут на мулах, а скорость этих животных существенно ниже. Ущелье Колка находится отсюда в пяти днях пути. Даже обычной рысью мы наверняка догоним их на подступах к этому каньону. – А затем? Макс провел ладонью по усам. – Гумбольдт далеко не глуп. Он дважды подумает, прежде чем ввязаться в войну с нами. Если все пойдет хорошо, мы вполне сможем объединить усилия. Как знать, может, такое мирное сотрудничество окажется полезным. – Мирное? – мисс Стоун презрительно фыркнула. – Только этого еще не хватало! Но пусть пока будет по-вашему. А если что-то пойдет не так, мы всегда сможем изменить тактику и перейти к плану «Б». Женщина пришпорила коня и двинулась вперед – на сей раз в гораздо более умеренном темпе. Макс Пеппер вздохнул. Пока что поле боя осталось за ним. Остается только понять, что собой представляет этот самый план «Б»…20
Поздним вечером Оскар, Шарлотта, Элиза и Гумбольдт сидели вокруг костра. Долину мало-помалу заполняла густая тьма. На небе, затянутом облаками, не было ни звезд, ни луны. В пустынных окрестностях стоянки экспедиции не было даже деревьев – только колючие мелколистные кустарники, прижимающиеся к земле. Густой туман, сползающий с горных склонов, словно вата, окутывал весь этот унылый ландшафт и поглощал любые звуки. Наконец последние отблески заката померкли, и единственным источником света осталось пламя костра. Огонь, потрескивая, пожирал сухие кактусовые стебли и хворост, языки пламени то взмывали ввысь, то прижимались к самой земле. Сидя в своем ящике-клетке, предназначенном для транспортировки, Вилма время от времени издавала недовольные звуки. Вероятно, эта местность казалась ей не слишком живописной и гостеприимной, и Оскар полностью ее в этом поддерживал. Ему тоже не нравилась эта долина. Ночь дышала пронзительным холодом вечных снегов, и путешественники жались поближе к костру, стараясь получше согреться. У огня царило молчание – каждый был погружен в собственные мысли, вдобавок сказывалась усталость после дневного перехода. – На ней действительно был алый плащ? – неожиданно проговорил Гумбольдт, чье лицо в отблесках пламени казалось высеченным из камня. – Не алый, – откликнулась Элиза. – Скорее, цвета красного вина. И точно такого же оттенка были ее волосы. – Хм, – ученый задумчиво поворошил подернувшиеся пеплом угли. – Кто они, эти всадники, которых увидела Элиза? – спросил Оскар. – Мне показалось, что вы знаете эту женщину в красном. – Еще бы! – ответил Гумбольдт. – Если Элиза была точна в описании своего видения, нас ждут серьезные неприятности. Оскар с сомнением взглянул на ученого. – Что же такого особенного в этой даме? Гумбольдт пристально смотрел в жар костра. – Однажды мне довелось быть свидетелем, как в течение нескольких минут она уложила десятерых вооруженных и хорошо обученных воинов. Эта особа в совершенстве владеет японскими и китайскими боевыми искусствами, имеющими тысячелетнюю традицию. – Ты, дядя, говоришь об искусстве китайских монахов из монастыря Шаолинь? – удивилась Шарлотта. – Кажется, его называют кунг-фу. Гумбольдт кивнул. – Это нечто большее, чем искусство сражаться с оружием и без него. Кунг-фу – особая философия, цель которой – стремление к самосовершенствованию. Она охватывает все стороны жизни, в том числе искусство медитации, врачевание и, конечно, боевое искусство. Он обвел взглядом всех сидящих у костра и снова уставился в огонь. – Имя этой дамы – Уолкрис Стоун, она единственная особа женского пола, которой было дозволено войти в монастырь на священной горе Суншань. – А почему именно для нее было сделано исключение? – полюбопытствовала Шарлотта. – Слава о ее мастерстве открыла перед ней ворота Шаолиня, – ответил Гумбольдт. – Никто не мог сравниться с ней в быстроте и ловкости, и для мисс Стоун было сделано исключение, но с условием, что она должна принять мужской облик. Ей пришлось обрить голову, выщипать брови и ресницы и облачиться в одеяние буддийского монаха. Учитель предупредил ее: вполне возможно, что она избрала ложный путь, но она не вняла этому предостережению. Несколько лет мисс Стоун провела в монастыре, осваивая медитацию и боевое искусство, а заодно работая вместе с другими монахами до изнеможения. Она глубоко изучила буддийскую медицину и умение погружать свои тело и мозг в состояние полного покоя, овладела пятью видами боя и такими видами оружия, как палка, меч, сюрикены, копье, алебарда, дротики, иглы. Во всех этих областях она достигла высокого совершенства, но, поскольку мисс Стоун была женщиной, ей не было позволено держать экзамен на право называться мастером боевых искусств. Она осталась обычным мона-хом – великим мастером в одеянии ученика. В результате с течением времени ее преклонение перед кунг-фу и учителями Шаолиня переросло в разочарование, а затем в гнев и полное отрицание буддийской доктрины. Когда она покидала монастырь, ее буквально пожирала ненависть к тем, кто приобщил ее к высокому и древнему искусству. Покинув Китай, Уолкрис перебралась в Соединенные Штаты и стала наемным воином и телохранителем, работающим на тех, кто располагает большими средствами. Мне приходилось слышать, что ныне в этом деле она считается лучшей из лучших. – Откуда ты столько знаешь об этой женщине? – в глазах Элизы светилось острое любопытство. – Когда-то я провел некоторое время в том же монастыре, – усмехнулся Гумбольдт, потеребив свою косичку. – Я изучал технику ушу. Уолкрис Стоун было девятнадцать лет, когда я туда попал, но к тому времени она находилась там уже более трех лет. Как европеец, я единственный мог понять всю тяжесть ее положения и испытывал к ней глубокое сострадание. Мы испытывали взаимную симпатию, но были обязаны ее тщательно скрывать. Когда я покидал монастырь, она также решила уйти. Мы вышли из ворот Шаолиня в один и тот же день, но двинулись в путь разными дорогами, договорившись о встрече в определенный день и час в некой чайной в городе Шэньяне. – И что случилось потом? – Оскар буквально пожирал Гумбольдта взглядом. – Я не смог оказаться там вовремя. Кое-что произошло. В Шэньян я попал лишь спустя несколько недель, и выяснил, что Уолкрис уже покинула Китай. Больше мы с ней никогда не встречались. Элиза с глубокой серьезностью взглянула на ученого. – Я видела ее лицо. Оно пылало гневом. Ей известно, что мы здесь, и она сделает все, чтобы нас настичь. – Но зачем ей нас преследовать? – спросила Шарлотта. Гумбольдт пожал плечами. – Я не исключаю, что она находится здесь по той же причине, что и мы. Не забывайте: фотографических пластин было несколько. Были слухи, что Уолкрис работает на Альфонса Т. Вандербилта,газетного магната из Нью-Йорка. Работодателя Гарри Босуэлла зовут точно так же. Поэтому не исключено, что Вандербилт поручил ей разыскать Босуэлла или его следы. Искоса взглянув на дядю, Шарлотта негромко спросила: – А может, она стремится отомстить тебе за то, что ты с ней так поступил? Может, она до сих пор убеждена, что ты ее предал? – Не исключено. Тогда мы действительно в опасности. Уже в те времена в ней чувствовалась одержимость. И монастырь Уолкрис покинула по моему настоянию, иначе бы она там погибла. – А теперь она гонится за нами, – мрачно проговорил Оскар. – Нет ли способа избежать встречи с этой грозной дамой? Гумбольдт, немного помолчав, кивнул. – Мы просто обязаны попробовать. Но вряд ли это окажется легким делом. – Что, если укрыться в скалах и выждать некоторое время? – предложила Шарлотта. – Уолкрис даже на голом камне читает следы, как открытую книгу, – усмехнулся Гумбольдт. – Любая сломанная травинка, любой камешек, лежащий не на своем месте, подскажут ей, где нас искать. Поэтому наш единственный шанс – оказаться быстрее нее. Мы должны первыми отыскать тайную тропу, скрытую от людских глаз. Только тогда мы окажемся в безопасности. Он поднялся, расправляя широкие плечи. – Советую всем отдохнуть – мы выступаем еще до восхода солнца. – Не нравится мне это место, – неожиданно проговорил Оскар. – Что-то здесь не так. Вокруг нет ни птиц, ни насекомых, ни грызунов. Просто не по себе становится. – Вилма тоже ведет себя необычно, – подхватила Шарлотта. – Вместо того чтобы, как обычно, бродить в окрестностях, она и не думает выбираться из своего ящика. – Может, нам как-то укрепить лагерь? – предложил Оскар. – Нарежем колючих веток кустарника и соорудим что-то вроде оборонительного вала. Я читал, что так иногда поступали индейцы, чтобы защититься от врагов. Если ночью на них нападали, они просто поджигали кустарник, и колючий вал вмиг превращался в огненный. Гумбольдт рассмеялся. – Мой мальчик, романы Фенимора Купера здесь ни при чем. Вокруг на много километров нет ни людей, ни крупных хищников. Но чтобы ты чувствовал себя спокойнее, сегодня ночью мы с тобой будем поочередно дежурить – каждому достанутся две смены по два часа. Тебе заступать первым! – Он подмигнул парнишке и растянулся на попоне, укрывшись пестрым пончо. – А теперь – спать. Я устал как собака…21
В начале третьего Оскар услышал странный звук – словно кто-то осторожно работал напильником по дереву. Этот глухой, временами взвизгивающий скрип сначала доносился издали, но постепенно начал приближаться. Вилма, до сих пор спокойно дремавшая на коленях у Оскара, подняла голову, повела клювом в сторону, откуда доносился шум, и издала вопросительное «э-эк?» Он продолжал вслушиваться. Звуки исходили из разных мест – они словно кружили вокруг лагеря экспедиции, перемещались влево, вправо, а затем снова возвращались на прежнее место. – Даю голову на отсечение, – пробормотал Оскар, – какая-то тварь следит за нами и подбирается все ближе… Ну что ж, я даже рад, потому что от этой глухой тишины можно просто рехнуться! Собственный голос придал ему уверенности, а звуки в темноте внезапно утихли, словно неведомое существо затаилось. Оскар выхватил из догорающего костра головню и поднял ее повыше. Порыв ветра раздул пламя, и он сделал шаг, другой, а затем осторожно обогнул палатку. Прыгающий свет импровизированного факела выхватывал из мрака колючие заросли, причудливые тени змеились среди камней. Сердце Оскара колотилось так, что его удары громом отдавались в ушах. Огромное усилие потребовалось, чтобы приблизиться к кустам. Что могло служить источником этих звуков? Он никогда не слышал ничего подобного. И не удивительно – он вырос в Берлине, и откуда ему было знать, какие звуки южноамериканской ночи таят в себе угрозу, а какие – нет. Может, это всего лишь какой-нибудь безобидный грызун, занятый своими ночными делами? Однако инстинкт подсказывал ему, что все обстоит намного серьезнее. Сделав еще несколько шагов, подросток остановился. Здесь поверхность почвы была покрыта довольно толстым слоем пыли, и на ней явственно виднелись какие-то следы. Оскар присел, чтобы рассмотреть их поближе. Следы были размером с ладонь взрослого мужчины и группировались необычным образом: две параллельные строчки когтистых двенадцатипалых отпечатков, а между ними непрерывная полоса, словно здесь протащили увесистое бревно или другой тяжелый предмет. На что это похоже? Либо два довольно сильных, но не очень больших животных тащили здесь под покровом ночи свою добычу, либо это было крупное животное, передвигавшееся на широко расставленных лапах, волоча между ними собственное брюхо или хвост. Он еще размышлял, стоит ли будить Гумбольдта, когда в нос ему ударил необычный запах: смрад прелого чеснока. Краем глаза он заметил, как встрепенулась Вилма. Киви подпрыгнула на месте, испуганно пискнула и со всех ног устремилась в темноту. Оскар мгновенно выпрямился и поднял повыше догорающий факел, и вдруг ему почудилось, что в гуще темных зарослей мерцают багровые огни. Ноги мгновенно стали ватными, и остатки мужества куда-то испарились. Однако он справился с собой и не поддался панике. Медленно и осторожно Оскар двинулся к этим огням, но уже через несколько шагов понял, что это никакие не огни, а целые созвездия чьих-то глаз, мерцающих отраженным светом его факела. С отчаянным воплем он отпрянул назад, выронив головню, которая тут же погасла. Тьма обступила его со всех сторон. Оскар развернулся и опрометью бросился к лагерю, крича на ходу: – Вставайте! Скорее! Нас атакуют!.. Уже в следующее мгновение Гумбольдт отбросил полог палатки и выбрался наружу, сжимая в руках взведенный арбалет. – Что случилось, Оскар? – Там… в кустах! Глаза… Раздался звучный щелчок – ученый снял оружие с предохранителя. Однако по сравнению с тем, что померещилось подростку во мраке зарослей, арбалет, казавшийся в лаборатории мощным и смертоносным, выглядел бесполезной игрушкой. Гумбольдт не успел поднять его, как раздался легкий жужжащий звук. Что-то просвистело совсем рядом и, чмокнув, вонзилось в кожу седла, лежавшего рядом с палаткой. Теперь проснулись и женщины. – Что происходит? – взволнованно спросила Шарлотта, выглядывая из палатки, но времени на ответ у Оскара не осталось: снова раздалось знакомое жужжание, и еще один метательный снаряд рассек воздух в полуметре от лица Гумбольдта. Похоже, что стрелок, кем бы он ни был, не отличался особой меткостью. Но это уже не имело значения, потому что в следующее мгновение в круг, освещенный огнем костра, издавая пронзительный свист, вползло существо из тех, какие являются только в самых чудовищных снах. Шарлотта вскрикнула, а Элиза испустила сдавленный стон. Это, несомненно, было насекомое. Но насекомое, какого наверняка никто никогда не видел. Оно достигало двух метров в длину, а его продолговатое тело было полупрозрачным, и Оскар мог разглядеть внутренние органы – сердце, легкие, кишечник и прочее. Шесть длинных ног сочленялись шиповатыми суставами, а завершались они острыми и крючковатыми подобиями пальцев. При движении существо издавало тот самый скрежещущий звук, который привлек внимание подростка. Но хуже всего выглядела голова: созвездия бесчисленных фасетчатых глаз словно нависали над пастью, из которой торчали острые, как ножи, трехгранные зубы. Спинной щиток был покрыт целым лесом беспрестанно шевелящихся колючек – именно эти хитиновые стрелы неслись в их сторону из темноты перед появлением жуткой твари. Челюсти насекомого окружали бесчисленные шипы и усики, которые энергично подергивались и извивались, словно чуя добычу. Ужас парализовал Оскара и лишил его способности рассуждать и действовать. – Вниз! – взревел Гумбольдт. – Всем лечь и не двигаться. Прижмитесь к земле как можно крепче! Он нажал спуск, и тяжелая арбалетная стрела-болт, ударившись о хитиновый панцирь твари, срикошетировала и с визгом унеслась в темноту. Барабан арбалета со щелчком провернулся, и новая стрела мгновенно оказалась в стволе. Гумбольдт готовился к следующему выстрелу, но насекомое было уже совсем рядом. Однако он, вместо того, чтобы отступить, ринулся вперед, а оказавшись чуть ли не у передних лап чудовища, резко пригнулся – в тот же миг жуткая бестия извергла целый фонтан колючек, которые только чудом не задели ученого. Чудовище поднялось на задние конечности, чтобы схватить Гумбольдта, но новая стрела угодила точно в незащищенную часть его полупрозрачного брюха. С леденящим душу свистом и шипением насекомое отпрянуло, но вновь бросилось вперед, и его передние лапы всеми когтями вцепились в руки ученого, вырывая из них арбалет. Гумбольдт оказался практически обезоруженным, а зубастая пасть уже нависала прямо над ним. Оскар на мгновение прикрыл глаза, – и тотчас раздался звук разбиваемого стекла, ввысь взметнулся целый сноп искр. Пламя охватило левый бок насекомого. Пронзительно визжа и свистя, оно отпрянуло от Гумбольдта. Подросток с изумлением увидел, что Шарлотта удерживает чудовище на расстоянии, отгоняя его с помощью пылающей сухой ветки, а Элиза забрасывает его какими-то пузырьками из своей походной аптечки, которые, разбиваясь, вспыхивают ослепительным пламенем. Еще мгновение – и существо-призрак оказалось полностью охваченным пламенем. Издавая скрежет и вопли, оно покатилось по земле, а затем затихло. Вокруг распространился невыносимый смрад, и Оскару пришлось закрыть лицо и нос рукавом. Спустя несколько минут четверо искателей приключений стояли над останками монстра, с отвращением разглядывая обугленные хитиновые пластины. – Скажите, дядя, ради всего святого, что это такое? – наконец проговорила Шарлотта, прижимая к носу платок, пропитанный пахучей настойкой из запасов Элизы. – Выглядит как представитель отряда привиденьевых, которых иначе называют палочниками, – удивленно покачивая головой, ответил Гумбольдт. – Большинство из них обитают на острове Новая Гвинея. Однако я не только не слышал, но даже представить не мог, что эти существа могут достигать таких размеров! – Какие же они обычно? – спросил Оскар, который терпеть не мог даже тараканов и мокриц, с которыми ему приходилось сталкиваться в трущобах Берлина. – От двадцати до тридцати сантиметров. Но этот местный вид… – ученый растерянно почесал затылок под косичкой. – Это нечто! Мне срочно требуется хотя бы один коготь этого существа для моей коллекции. Нет, вы только взгляните на эти конечности! Они словно специально созданы для того, чтобы насекомое могло беспрепятственно взбираться по самым отвесным скалам! Гумбольдт обошел вокруг трупа чудовища, наклонился и с хрустом отломил одну из его лап. При этом Оскару стало так худо, что его едва не вырвало. – Может быть, нам посчастливится изловить живьем хотя бы один экземпляр, – проговорил ученый, пряча свою добычу в свою сумку. – Вот была бы сенсация! Любой энтомолог за один только этот образец отдал бы все свое состояние и бессмертную душу впридачу! – Ты считаешь, что здесь есть еще такие существа? – спросила Шарлотта, бледнея. – Ну это же само собой разумеется! – Гумбольдт был в своей стихии, и то, что всего несколько минут назад он был на волосок от гибели, его совершенно не занимало. – Где одно, там и другие… Возвращайтесь-ка лучше в палатку, а я проведу остаток ночи здесь. Послежу за окрестностями и попытаюсь понять, нельзя ли сохранить еще хоть что-нибудь от этого великолепного животного. Какая жалость, что от него осталось совсем немного! Неужели вам непременно требовалось сжечь его целиком? – Между прочим, мы спасли тебе жизнь, – заметила Элиза, тряхнув головой. – Я говорю это на тот случай, если ты сам ничего не заметил. Однако Гумбольдт уже не слышал ее. Он кружил вокруг трупа андского «привиденьевого» с блокнотом в руке, набрасывая в смутном свете костра эскизы общего облика насекомого. – Ну что ж, попробуем все-таки немного поспать, – вздохнула Элиза. – Даже если Карл прозевает еще какого-нибудь монстра, можно положиться на Вилму. Уж она-то обязательно предупредит нас о приближении посторонних. Верно, малышка? Ответом на эти слова послужило довольное похрюкивание киви.22
Спустя три дня К пятому дню с момента начала экспедиции окрестные вершины поднимались уже на четыре тысячи метров и более. Голые пики угрожающе вздымались в небо, над головами путников кружили грифы. Дорога превратилась в настолько узкую тропу, что по ней мог передвигаться только один мул. Окруженная густыми зарослями, тропа извивалась между скалами, все круче забираясь вверх. Еще на рассвете экспедиция начала отдаляться от русла реки Камана и около девяти часов утра вступила в ущелье Колка, тянущееся между двумя горными грядами на десятки километров. Стены ущелья были так высоки, а само оно настолько узким, что временами не было видно неба. Перестук копыт мулов и звуки шагов подхватывало эхо, многократно отражая и искажая звуки до неузнаваемости. С каждым поворотом маршрута ландшафт менялся. На тропе начали попадаться гигантские каменные глыбы, сильно затруднявшие продвижение вперед. Скрюченные деревца, росшие из расщелин скал, порой образовывали настоящие туннели, в которые почти не проникал свет. Воздух был прохладным и напитанным влагой. Оскар почувствовал, что начинает мерзнуть. Сказывалось огромное физическое напряжение последних дней. Мышцы, скованные усталостью, мучительно ныли, сил хватало только на то, чтобы держаться в седле. Вдобавок, все время не хватало воздуха. Чем выше они поднимались, тем меньше кислорода в нем содержалось, а это могло привести к возникновению горной болезни, хорошо известной всем альпинистам. Но Гумбольдт был неумолим: он сократил время на ночевки до минимума и, стремясь избежать встречи с Уолкрис Стоун, упорно вел свою маленькую экспедицию вперед. «Живее, пошевеливайтесь! – то и дело слышалось оттуда, где ехал ученый. – Не отставать! Оскар, что ты плетешься, как сонная муха?» – Сущая пытка! – пробормотал Оскар, обводя своего мула по краю обрыва вокруг громадного валуна, преграждавшего тропу. Животное упрямилось и через каждые сто метров останавливалось и тянулось к чахлой траве. От необходимости постоянно тащить мула за поводья немели руки, а ноги гудели от напряжения. Неужели Гумбольдт не чувствует усталости? И сколько еще может продолжаться этот бесконечный переход? Он спросил об этом Шарлотту, и девушка ответила: – До тех пор, пока мы не наткнемся на ту самую тайную тропу. Шарлотта чувствовала себя такой же измученной, как и Оскар, но держалась молодцом. Это было удивительно – ведь если его, воришку-карманника, что называется, «кормили ноги», девушка ни в чем ему не уступала, хотя в швейцарском пансионе ей вряд ли приходилось прыгать через заборы и удирать от преследователей по крышам. В ущелье она сменила легкую одежду на грубую шерстяную куртку, холщовые штаны и кожаные ботинки с рубчатыми подошвами, которые не скользили на мокрых камнях. И как же она сейчас отличалась от той Шарлотты, которую он впервые увидел в Берлине! Честно говоря, такой она нравилась ему гораздо больше. – Не думаю, что та дама все еще продолжает гнаться за нами, – проговорил он. – Да и откуда ей знать, что мы свернули именно в это ущелье? Опасения твоего дяди кажутся мне малость преувеличенными. – Не берусь судить, – пожала плечами Шарлотта. – Насколько я его знаю, он никогда не впадает в панику. Значит, все очень серьезно. Таким, как в последние три дня, я его еще не видела. Он все время взбирается на скалы и валуны и всматривается в тропу позади нас. По-видимому, Уолкрис Стоун гораздо опаснее, чем мы с тобой предполагаем. Оскар хмыкнул: – Меня больше беспокоит это чудовищное насекомое. Откуда оно явилось? Где живет? И самый главный вопрос: сколько их тут? Ведь если б я уснул в ту ночь, все мы были бы давным-давно мертвы. А в зарослях вдоль стен ущелья они могут прятаться повсюду, и заметить их можно только тогда, когда столкнешься с ними чуть ли не нос к носу. Не хотел бы я угодить на зуб такой твари! – Невероятно интересный вид, а, возможно, и совершенно новый род насекомых, – отозвалась Шарлотта. – Он нигде не описан, и мы оказались первыми, кто его открыл. Поэтому имеем полное право дать ему научное название. Например, «диаферодес Оскари». Как тебе это нравится? Она засмеялась. – Премного благодарен! – Оскар опасливо огляделся: заросли здесь подступали почти вплотную к тропе. – Я, пожалуй, откажусь от такой чести. – В твоих жилах ни капли крови настоящего исследователя! Будь ты потомком настоящего Гумбольдта, для тебя не было бы большей радости, чем увидеть свое имя увековеченным на страницах какой-нибудь энциклопедии. – Что толку в открытии, о котором даже некому рассказать? Что касается меня, то я предпочитаю просто остаться в живых. Теперь вся надежда на Вилму, – Оскар проследил взглядом за киви, беспечно шнырявшей в кустарнике в стороне от тропы. – Вот кто непременно предупредит нас, если эта гнусная тварь устроит на нас засаду! Около десяти утра путники остановились на первый привал. На земле были расстелены войлочные попоны, и Эльза в считанные минуты подала простой завтрак. Оскар с беспокойством заметил, что припасов в чересседельных мешках становится все меньше, а пополнить их неоткуда. В ущелье не было ни намека на человеческое жилье, а в зарослях не попадались ни плоды, ни съедобные клубни. Зато воды было более чем достаточно. Единственное растение выглядело съедобным – крупные пестрые бобы в длинных стручках, но проверить на себе их свойства ни у кого не возникло особого желания. – Сколько можно карабкаться вверх и вверх? – ворчал Оскар, пытаясь откромсать ножом кусок зачерствевшего, как камень, хлеба. – Ровно столько, сколько понадобится, чтобы обнаружить Небесную тропу, – сердито обронил Гумбольдт. – Или у тебя уже пропало желание путешествовать? – Нет, но дело в том… Ученый, не слушая его, прихватил ломоть хлеба и кусок овечьего сыра и направился на ближайшую возвышенность. Там он уселся и стал всматриваться в оставшуюся позади теснину ущелья. Вилма тотчас последовала за хозяином. – Не обращай внимания, – шепнула Элиза. – С тех пор, как выяснилось, что по пятам за нами следует Уолкрис Стоун, Карл Фридрих сам не свой. В действительности он очень скрытный и сдержанный, к тому же совершенно не умеет говорить о своих чувствах. – А какой мужчина умеет об этом говорить? – засмеялась Шарлотта, бросив на Оскара такой взгляд, от которого он страшно смутился и порезал ножом палец. Ранка оказалась неглубокой, но обильно кровоточила. – Чертовщина! – пробормотал Оскар, пытаясь остановить кровь. – Постой, я сейчас помогу тебе. Шарлотта достала платок, обернула им рану и затянула узлом. – Вот и готово, – сказала она. – У тебя настоящий талант навлекать на себя неприятности. Дай-ка сюда нож, я справлюсь сама. Отняв у него черствую буханку, она принялась ловко нарезать ее толстыми ломтями. И вдруг спросила: – У тебя есть любимая книга? – Любимая книга? – смутился Оскар. Здесь, в ущелье, среди скал и кустарников, такой вопрос звучал по меньшей мере странно. – Н-не знаю. – Ну, должна же быть у человека хоть какая-то любимая книга? Я думаю, тебе должен нравиться «Оливер Твист». В этом романе главный герой – мальчишка, выросший в приюте. – Да, Диккенс, в общем, неплохой писатель, – проговорил Оскар, все еще продолжая удивляться. Оказывается, Шарлотта читала не только сухие тома с заумными названиями. – Но мне больше по душе приключенческие романы. Ты слышала когда-нибудь о Генри Райдере Хаггарде? Шарлотта отрицательно покачала головой. – Это английский писатель, чье детство прошло в Южной Америке. Его роман «Копи царя Соломона» невероятно увлекательный. Обязательно дам тебе почитать, когда снова окажемся дома. – Не откажусь. А сейчас взгляни, что я прихватила с собой. – Открыв седельную сумку, Шарлотта вынула из нее потрепанный томик, на переплете которого золотыми буквами было оттиснуто название «Карл Бедекер. Южная Америка». Оскар взглянул на книгу с сомнением: – Ну и что? Обычный путеводитель. – Путеводитель? – укоризненно воскликнула девушка. – Ничего лучшего об этом континенте я не встречала. Прочитай-ка двенадцатую главу, в которой идет речь об империи инков, могучей цивилизации, существовавшей в этих краях несколько столетий назад! Оскар без особого воодушевления взял книгу, полистал и разочарованно заметил: – Какая-то чепуха. Здесь нет даже толковых картинок! – Нет, – продолжала настаивать Шарлотта, – прошу тебя, открой страницу двести двенадцатую. Там говорится о конкистадорах Франсиско Писарро и падении инкской державы… Оскар вздохнул. Хорошо, если в этом «бедекере» не просто перечисляются сухие факты. Гораздо больше его интересовали описания кровавых сражений и погони за сокровищами. Он уже собрался взяться за чтение, когда его взгляд упал на Элизу, которая за все это время не произнесла ни слова. – Элиза! – окликнул он. Ответа не последовало. Темнокожая женщина сидела на камне чуть поодаль, крепко зажмурившись и сжимая в руке какой-то предмет, отливающий металлическим блеском. Оскар присмотрелся: в руке у Элизы была фотографическая пластина!23
Гарри Босуэлл беспокойно метался во сне. Только что ему снился дом – его собственный небольшой коттедж с крохотным садиком в Нью-Джерси. Симпатичная соседка весело помахала ему рукой из-за ограды. Внезапно краски поблекли, контуры расплылись, и перед ним предстала совершенно иная картина. Он снова находился в ущелье Колка, в самом начале своего пути – еще до того, как ему удалось наткнуться на Небесную тропу. Местность вокруг выглядела, как развороченное кладбище, а расколотые каменные глыбы гигантской осыпи походили на могильные плиты. Этот пейзаж вселял безотчетный ужас. Еще совсем недавно он пробирался через густой горный лес, но внезапно всякая растительность исчезла. Перед ним расстилалась абсолютно голая горная котловина. И едва он собрался пройти немного вперед, чтобы разведать дорогу, как позади раздалось жалобное ржание, в котором слышалась мука. Его мул! Обычно мул, навьюченный припасами и фотографическим оборудованием, плелся за Босуэллом, иногда отставая, если ему попадался пятачок почвы, покрытый травой. Но сейчас, судя по ржанию, случилось что-то серьезное. Возможно, животное ранено или вывихнуло сустав. Вопли мула не утихали, и когда Гарри наконец его отыскал, подтвердились его худшие опасения. Животное оступилось, а его задняя нога угодила в расщелину скалы. Морда мула была покрыта пеной, обезумевшие глаза вращались, словно он умолял хозяина не бросать его в беде. – Вот так дела! – воскликнул Босуэлл. – Что это ты тут затеял, парень? Ну-ну, не паникуй, наберись терпения, сейчас я тебя вытащу. Это, однако, оказалось не так просто, как на первый взгляд. Нога мула прочно засела в расщелине до самого бедра, а ее насмерть перепуганный владелец так паниковал, что фотографу то и дело приходилось уворачиваться от беспорядочных ударов передних копыт. Лишь с третьей попытки ему удалось освободить животное из каменной ловушки. Обследовав копыто и лодыжку мула, Гарри обнаружил несколько внушительных ссадин, но все кости оказались в целости. Измученный, взмокший, он опустился на землю, вынул из седельной сумки флягу и сделал глоток. Он уже завинчивал крышку фляги, когда в его поле зрения оказался камень, торчавший рядом с расселиной. На нем были нацарапаны странные знаки. Да знаки ли это? Он поднялся, сделал несколько шагов к камню и принялся очищать его от пятен лишайника и пыли. Теперь окончательно стало ясно, что перед ним – не случайные царапины, возникшие при очередном камнепаде. Гарри вынул записную книжку и начал срисовывать символ за символом. А когда закончил, что-то глубоко внутри подсказало ему, что он стоит на пороге открытия. Какого? Пока он не знал. Но символы на камне уже начинали говорить. Босуэлл достаточно долго прожил в Перу, чтобы изучить кечуа – язык, которым владели почти все перуанские индейцы. Это было своего рода «межплеменное» средство общения. Но кечуа был разговорным языком, письменности на нем не существовало, если не считать письмом кипу – особую форму сохранения важных сведений с помощью комбинаций узелков и петель на нитях, свисающих со специально для этого предназначенного ожерелья. Символы, которые он срисовал в свой блокнот, как две капли воды походили на кипу, только высеченные на камне. Гарри не был специалистом по узелковому письму, но и он сумел понять, что речь здесь идет о тропе, ведущей в небеса. В этом что-то было. Небеса небесами, но, может быть, знаки указывают путь к никому не известной крепости инков, укрытой в здешних горах? С другой стороны, он был готов отправиться куда угодно, лишь бы поскорее убраться из этой мертвой долины. Он снова присмотрелся: знаки образовывали некую систему, некоторые из них указывали на ориентиры – скалы определенной формы, и определяли последовательность, в которой надлежало передвигаться от ориентира к ориентиру. Памятуя о несчастном случае с мулом, он с величайшей осторожностью двинулся в направлении, которое указывал первый символ. Шаг за шагом, в глубокой сосредоточенности, чтобы не совершить малейшей оплошности. Так прошел час, и тропа, и заполненная обломками котловина остались далеко позади. Теперь он поднимался по пологому склону горы – навстречу неведомому… Гарри Босуэлл открыл глаза. Его дыхание было прерывистым, сердце билось вдвое чаще обычного, кожу покрывал липкий пот. Под собой он чувствовал твердые доски спального настила, тьма вверху скрывала потолок его темницы. При этом он чувствовал себя так, будто кто-то чужой побывал у него в голове и рылся в его самых сокровенных мыслях… …Темнокожая женщина очнулась, словно вынырнув на поверхность из глубокого омута. И первое, что она увидела, были лица Оскара и Шарлотты. Парнишка прикладывал платок, смоченный ледяной водой к ее лбу, а девушка держала ее за руку в своих и бережно поглаживала. – Вход… – обессиленно прошептала Элиза. – Теперь я знаю, где находится вход. – О чем ты говоришь, Элиза? – с удивлением уставился на нее Оскар. Женщина произнесла, слегка задыхаясь: «Босуэлл жив. Он…» – однако закончить фразу ей не удалось: ее прервал резкий крик Гумбольдта. Все лица одновременно повернулись к возвышенности, которую ученый выбрал в качестве наблюдательного пункта. Карл Фридрих Гумбольдт, во весь рост возвышавшийся на плоской вершине, махал рукой, одновременно крича: – Они уже рядом!.. Скорее! Собирайте имущество, мы должны немедленно убраться отсюда!..24
Уолкрис Стоун никак не могла справиться с волнением. Приставив мощный бинокль к глазам, она смотрела на восток. Это он, Карл Фридрих! Его рослую, все еще крепкую фигуру и необычной формы нос невозможно с кем-либо спутать. Не так уж он изменился за минувшие годы. Разве что волосы поредели, на висках появилась седина, но это только придает ему импозантности. Чем он занят? В руках у него такой же бинокль, его объективы в упор нацелены туда, где находится она, и, несомненно, он узнает ее. Не так уж это трудно – несмотря на то, что прошло целых двадцать лет, она в отличной форме. Что она прочтет в его глазах, когда он опустит бинокль? Страх, сознание вины или, может быть, радость? Казалось, прошла вечность, прежде чем он оторвал бинокль от глаз, и она смогла взглянуть на его лицо – сухое, твердое, словно высеченное из гранита. Резкие складки вокруг рта и глаза, в которых светится непреклонная воля. Ни улыбки, ни приветствия. Нет, этот человек не станет просить у нее прощения. Даже если знает, что совершил ошибку. Должно быть, он даже не догадывается, сколько горя он причинил ей тогда, в Китае! Гумбольдт медленно отвернулся, взмахнул рукой, что-то крикнул и начал торопливо спускаться со своей наблюдательной площадки. Уолкрис почувствовала, как в груди у нее закипает гнев. Хорошо, пусть. Скоро мы покончим с его высокомерием и гордыней. Она намерена одолеть его, и не где-нибудь, а на его собственной территории. Ничто не может уязвить ученого больнее, чем интеллектуальный проигрыш сопернику в науке. Именно это она и сделает: уведет великое открытие прямо у него из-под носа. И ему придется отступить с пустыми руками – неудачником, над которым станут потешаться коллеги. Она сунула бинокль в седельную сумку, развернула коня и поскакала к Пепперу. Этот трусливый тип поджидал ее внизу, не выпуская из рук винтовки. С той минуты, как они обнаружили следы ночевки Гумбольдта и его людей, а рядом останки чудовищной твари, он цеплялся за нее, как утопающий за соломинку и все время дрожал от страха. Не говоря о том, что теперь ему повсюду чудились монстры, он не мог заставить себя проехать на коне по крутому склону и вообще стал для нее обузой. Без Пеппера она уже давным-давно настигла бы Гумбольдта. – Пошевеливайтесь, Пеппер. Гумбольдт в двух милях впереди нас. Я его видела. Если мы поторопимся, то еще до наступления ночи догоним их. – Подождите, подождите! – Редактор вскочил в седло. – Он вас видел? – Думаю, что да. – Тогда мы ни в коем случае не должны действовать необдуманно. Вместе с Гумбольдтом их четверо. Скажите, Уолкрис, чего вы добиваетесь? Хотите настичь их и вступить в открытую схватку? – Это произойдет в любом случае. Мы не сможем обогнать их незамеченными, тем более в ущелье, где двум мулам толком не разъехаться! – Право, не знаю… – Пеппер нерешительно взглянул на нее. – Все это кажется мне слишком рискованным. Если верить слухам, Гумбольдт не из тех, кто позволяет обойти себя на прямой. Все они вооружены. А если завяжется бой? Уолкрис небрежно похлопала по сумке, в которой лежало ее оружие. – На этот счет не беспокойтесь. Он не решится, хотя бы потому, что хорошо знает меня. У него просто нет никаких шансов. – Все это очень, очень сложно… – Пеппер, вы фантастический трус. Из-за вас мы погубим все на свете. Если мы рассчитываем добиться успеха, нам так или иначе придется вступать в противоборство с Гумбольдтом и его людьми. Итак, решайте! Она чувствовала, что начинает терять контроль над собой. – У вас всегда на уме одни крайности, Уолкрис, – уныло завел Пеппер. – Черное – белое, добро – зло. А не попробовать ли вам научиться находить некую середину? Куда разумнее было бы объединить наши усилия, заключив союз с Гумбольдтом и его людьми. В любом случае шансы на успех только возрастут, разве нет? – Никаких компромиссов с Гумбольдтом быть не может, – свирепо прошипела Уолкрис. – Ему нельзя доверять. Я знаю его и сужу по собственному горькому опыту! – Ну да, конечно. Вы рассказывали. Но сколько лет прошло с тех пор? Пятнадцать? Двадцать? За такое время любой человек может измениться. – Он не из тех, кто меняется. – Откуда вам знать? – Знаю, и баста! – И тем не менее, мы будем придерживаться прежней тактики. – Пеппер слегка повысил голос. – Пока что я руковожу этой экспедицией и принимаю решения. Мы будем вести себя совершенно пассивно, не предпринимая никаких демонстративных шагов. Гумбольдту известно, что мы его преследуем. Если он останется на месте и дождется нас – хорошо. Если попытается скрыться – мы последуем за ним до тех пор, пока он не убедится в том, что ему не остается ничего другого, как объединиться с нами. Я достаточно ясно выражаюсь? Он испытующе взглянул на женщину. Уолкрис прикусила губу. Сейчас она проклинала себя за то, что проболталась о своем знакомстве с Гумбольдом и их отношениях. Но сейчас поздно сожалеть об этом. Приходится признать, что ей не удалось переубедить Пеппера. Что ж, она достаточно долго позволяла ему помыкать собой, а теперь этому приходит конец. Пора брать ситуацию в свои руки. – Вы босс, – с видимой неохотой произнесла она. – Будь по-вашему, хотя я действовала бы совершенно иначе… Ох, дьявол!.. – Ее правая ступня внезапно выскользнула из стремени. – Кажется, пряжка не в порядке… Поезжайте пока вперед, а я мигом вас догоню. Уолкрис спешилась и начала возиться со стременем. Макс кивнул не спеша поехал вверх по тропе. Она подождала, пока редактор скроется за ближайшими деревьями, и в считанные секунды затянула стремя. Все это позволило Уолкрис хотя бы на короткое время остаться наедине с собой и внутренне собраться. Гумбольдт видел ее, а этого человека нельзя недооценивать. Из всех мужчин, которых ей доводилось встречать, только он казался этой женщине равным ей. Уже в монастыре его мастерство воина производило сильное впечатление, и следовало исходить из того, что за прошедшие годы он его не только не утратил, но и усовершенствовал. Поразмыслив, она остановилась на комбинации из сюрикенов, дротиков и лассо. Плюс кольт сорок четвертого калибра. Вообще-то, к огнестрельному оружию Уолкрис относилась пренебрежительно, но тут случай особый, и без него не обойтись. Прикрепив снаряжение к седлу так, чтобы в любой момент можно было им воспользоваться, она прикрыла свой арсенал лассо, легко взмыла в седло и галопом понеслась вслед за Пеппером. Нагнав редактора, женщина первым делом взялась за лассо. Пара свистящих оборотов в воздухе над головой, точный бросок – и петля намертво захлестнулась вокруг корпуса Макса. За этим последовал короткий рывок. Издав крик удивления, Пеппер вылетел из седла, а его винтовка с лязгом покатилась по камням. Уолкрис спрыгнула на землю и несколькими точными движениями связала своего «босса». – Небольшие изменения в штатном расписании, – проговорила она в ответ на его ошарашенный взгляд. – Я не могу допустить, чтобы вы и в дальнейшем нас задерживали. Вандербилт нанял меня не для того, чтобы я сидела сложа руки. С этой минуты операцией руковожу я, а следовательно, действую так, как сочту необходимым. Без малейшего усилия Уолкрис взвалила тело своего спутника поперек седла, прикрутила его лассо и заткнула рот несчастного редактора кляпом, позаботившись лишь о том, чтобы он не сполз на землю и не выплюнул кляп в самый неподходящий момент. И как Макс ни извивался, пытаясь освободиться, толку от этого не было никакого. Напоследок Уолкрис подобрала с земли его винтовку и приторочила ее к седлу своего коня со словами: «Вам, Пеппер, она больше не понадобится!» После этого она вскочила в седло, поймала поводья коня Макса, и пустила обеих лошадей вскачь.25
– Мы должны немедленно покинуть это место. У вас все готово? Бустрее, быстрее же, друзья! Гумбольдт лихорадочно рассовывал по сумкам и тюкам все, что попадалось под руку. Фотографическую пластину он запихнул во внутренний карман своего походного сюртука, а затем со щелчком распахнул свой саквояж с оружием. Перед Оскаром предстал целый арсенал орудий убийства. Вынув свой испытанный многозарядный арбалет, ученый проверил наличие стрел в барабане автоматического заряжания. – Что ты там увидел? – В голосе Шарлотты слышался неприкрытый испуг. – Это Уолкрис, – ответил Гумбольдт. – Она меньше чем в двух милях отсюда и тоже заметила нас. Ей известно, что здесь, в этом ущелье, мы как мыши в мышеловке. Бежать нам некуда, остается одно – защищаться… – Элиза знает, где начинается тайная тропа, – выпалил Оскар. – У нее только что снова было видение! Рука Гумбольдта застыла в воздухе. – Ты серьезно? – Это где-то совсем рядом. – Где именно? – Я узнаю, как только мы окажемся поблизости, – проговорила Элиза. – Я вступила в контакт с Босуэллом и поняла, в чем тут дело. Гумбольдт какое-то время колебался, принимая решение, затем коротко бросил: – Хорошо. По крайней мере, стоит попробовать. Вперед! Элиза скакала во главе кавалькады – только она могла распознать скрытые знаки, по которым можно обнаружить вход на тропу. Шарлотта и Оскар следовали за ней, а Гумбольдт прикрывал спутников сзади. Дорога по-прежнему шла вверх, а местность вокруг становилась все более дикой и непроходимой. Собственно, и дорогой это уже нельзя было назвать. Повсюду громоздились трещиноватые глыбы горной породы, которые приходилось объезжать, чтобы мулы не поранились. Они не проехали и километра, как путь им преградила громадная скала – словно добрая половина соседней горы рухнула прямо в ущелье. Приблизившись, беглецы обнаружили у подножия скалы узкую расщелину, из которой вытекала быстрая Колка. Слева от потока виднелось некое подобие карниза, и всем пришлось спешиться, чтобы провести мулов через опасный участок. Расщелина оказалась глубокой пещерой. Здесь стоял сильный шум – воды реки с грохотом тащили в русле множество мелких камней. Со сводов свисали космы влаголюбивого мха, а воздух был насыщен мельчайшими каплями воды, от которых карниз, по которому двигались путники, становился невероятно скользким. К счастью через полсотни метров показался выход. Расщелина осталась позади, и перед ними открылась широкая котловина около полукилометра в диаметре. Река пересекала ее посередине, а все остальное пространство было покрыто нагромождениями каменных глыб всех размеров. Удивительно, но многие из них имели правильную форму и казались созданными рукой человека. Все четверо уселись в седла и продолжали путь, но как только они оказались в центре котловины, Элиза остановила мула и вскинула руку. – Здесь, – сказала она. – Это место я видела в мыслях Босуэлла. – Значит, отсюда начинается тропа, ведущая к верхнему краю ущелья? – с сомнением спросил Гумбольдт, оглядывая окрестности. Со всех сторон котловина была окружена отвесными скалами, вздымавшимися в заоблачную высь. Нигде поблизости не было видно ни уступов, ни ступеней, ни вырубленных в камне желобов. Ничего такого, что могло бы помочь подъему. А карабкаться по вертикальным стенам было равносильно самоубийству. – Сюда, – проговорила Элиза, указывая налево. – Идите за мной! Она спешилась, сошла с тропы и торопливо зашагала между каменными нагромождениями. Вскоре Элиза скрылась из виду, и всем остальным ничего не оставалось, как последовать за ней. Пройдя с полсотни метров, путники остановились перед узкой расщелиной, у края которой возвышался валун, испещренный странными значками. – Узнаете? – взволнованно воскликнула Шарлота. – Это же те самые знаки, которые Босуэлл начертил на обратной стороне фотопластины. Здесь есть символы, связанные со словами «тропа» и «дождь» на языке кечуа. Значит, Небесная тропа должна начинаться где-то здесь. – Да, но где именно? – Гумбольдт задумчиво осмотрелся. – Я не вижу здесь ничего похожего. Элиза приложила ладонь ко лбу и погрузилась в себя. Прошло некоторое время, и она разочарованно покачала головой. – Я, конечно, виновата, – с горечью проговорила она. – Но образы сменялись слишком быстро, и я не все сумела запомнить в точности. Босуэлл двигался, ориентируясь по камням определенной формы, причем важен был порядок, в котором он шел от ориентира к ориентиру. Но каким именно был этот порядок, я не знаю. – Может, нам удастся это выяснить с помощью других знаков? – сказала Шарлотта. – Смотрите, на этих камнях тоже есть надписи. И здесь, и вот еще… – По-моему, – заметил Оскар, – тут на каждом булыжнике полно всякой писанины. Как, ради всего святого, мы найдем правильный путь? – Попробуй вспомнить, – обратился ученый к Элизе, – в каком направлении продвигался Босуэлл? – Не могу, – ответила женщина. – Для этого мне нужно снова спросить пластину, но на это у нас просто нет времени. Гумбольдт нахмурился, лицо его стало еще более жестким. – Попробуем рассуждать логически, – вмешалась Шарлотта. – Существует путь, который можно найти по неким ориентирам. Босуэллу это удалось. Может быть, нам поможет вот что: существует только один камень, на который нанесено множество знаков. Зато на других их всего один или несколько. Здесь, например, – она указала на крохотный рисунок у самого основания одного из валунов, – символ, означающий «три». Причем используется такой знак не для счета, а только для измерения длины. – Три… – буркнул Гумбольдт. – Это может быть все, что угодно: три шага, три локтя, три метра, три мили. А время, между тем, уходит. Все это просто бессмысленно… Он снял арбалет с плеча и еще раз осмотрел оружие. – Я думаю, пора готовиться к бою. Будет лучше, если вы все укроетесь где-нибудь подальше отсюда. Я возьму на прицел выход из пещеры – лучшего места, чтобы встретить противника, не найти. А ты, Элиза, вместе с Шарлоттой и Оскаром отправляйтесь к тем валунам, что справа от нас. Скалы вас защитят. И не мешкайте – счет идет на минуты! Оскар, который до сих пор безучастно стоял поодаль, приблизился к камню и провел кончиком пальца по высеченным знакам, повторяя их очертания. Его всегда привлекали загадки, а здесь перед ним оказалась такая, с какой никто никогда еще не сталкивался. Внезапно у него возникла смутная мысль. А что, если эти знаки не так сложны, как кажутся? Может быть, разгадка находится на самом виду? Он прошел около пяти метров от камня с множественными знаками, остановился и спросил у Шарлотты: – Ты не знаешь, что означают две прямые линии с тремя узелками посередине? Девушка на секунду задумалась, затем ответила: – Шар. Или просто – круглый. Круглый? Оскар осмотрелся. Чуть подальше располагалась глыба с явно округлой верхушкой, напоминающей лысину. Он подошел к ней вплотную и принялся изучать. Под ногами у него вертелась Вилма, вопросительно попискивая. Округлый камень был заметно меньше всех прочих, и ему быстро удалось отыскать на нем знак, хоть тот и располагался у самой земли. Оскар присел, внимательно рассмотрел его и крикнул: – Две линии, одна короткая, другая длинная. На обеих по пять узелков в верхней части. Шарлотта подбежала к нему. – Скажи, что ты придумал? – спросила она. – У тебя есть какая-то идея? – Еще не знаю. Всего лишь предположение. Быстрее говори, что это значит? Шарлотта уставилась нарисунок. – Точно не могу сказать. Отдаленно похоже на символ ножа, но я не уверена. – Нож, – пробормотал Оскар, лихорадочно озираясь, – нож… – Или меч. Возможно, также клинок. – А может это обозначать острие? – Наверно. А что ты имеешь в виду? – Иди за мной, – проговорил он и бросился направо – туда, где рядом с вертикально взмывающей скалой возвышался заостренный камень высотой в несколько метров, похожий на обелиск или остро отточенный карандаш. Отыскать следующий знак оказалось труднее. Он находился на задней стороне обелиска под слоем мха. Оскар вытащил свой старый перочинный ножик и начал осторожно срезать зеленый покров. – Ну-ка, что тут у нас? Шарлотта наклонилась к нему, и улыбка осветила ее лицо. – Это совсем просто, – воскликнула она. – Вода! Внезапно рядом с ними возникли Элиза и Гумбольдт. Ученый явно нервничал. – Чем вы тут занимаетесь, друзья мои? – взволнованно проговорил он. – Я же приказал вам отправляться с Элизой в укрытие! – Тс-с-с! – Оскар приложил палец к губам. – Слышите? Шарлотта прислушалась и кивнула. – Вода, – сказала она. – Все верно!26
Оскар пробежал с полсотни метров вдоль подножия отвесной скалы и остановился. Плеск воды раздавался совсем рядом, и вскоре он обнаружил маленький ручеек, вытекающий, как казалось на первый взгляд, прямо из трещины в камне. Но, подойдя ближе, он увидел, что ручей не вытекает из скалы, а течет, огибая ее. Огромную каменную глыбу под углом примерно в 45 градусов рассекала широкая трещина, при этом вся ее нижняя часть была смещена примерно на метр вперед. В этой выступающей части виднелось полутораметровое углубление, своего рода желоб, ведущий вверх, в дне которого были вырублены ступени… Ступени! Оскар затаил дыхание. Справа от желоба тянулся каменный барьер, который можно было использовать в качестве поручней. И ручеек, на который Оскар наткнулся у подножья, бойко сбегал по этим ступеням откуда-то сверху – оттуда, куда вела эта высеченная неведомо кем и неведомо когда лестница. На высоте около двадцати метров желоб круто поворачивал и исчезал за выступом скалы, словно приглашая взглянуть – что там, за поворотом. Как они раньше не заметили эту каменную лестницу? Он сделал несколько шагов в сторону – и желоб вместе со ступенями исчез. Вернулся – он снова был тут. При малейшем изменении угла зрения картина так менялась, что скала казалась сплошным монолитом, отвесной и неприступной твердыней. Потрясающая иллюзия! Он набрал побольше воздуха и закричал: «Она здесь! Идите сюда! Я нашел Небесную тропу!» В эту минуту он позабыл обо всем – наконец-то ему удалось совершить что-то необыкновенное. Однако пока члены маленькой экспедиции, собравшиеся у скалы, нахваливали смекалку Оскара и любовались ступенями, высеченными в твердом базальте, их внимание привлек необычный шум. Он исходил из отверстия расщелины, через которое они проникли в котловину, и, подхваченный эхо, далеко разносился среди нагромождений скал. Не узнать его было невозможно – это был стук подков! – Они уже рядом! – воскликнул Гумбольдт. – Скорее к мулам! Хватайте мешки с провиантом, сумки – все, что сможете унести в руках, и мигом возвращайтесь к Небесной тропе! – Что ты задумал? – озадаченно спросила Элиза. – Ты хочешь бросить мулов? – Возможно, нам все-таки удастся обмануть преследователей… – ответил ученый уже на бегу. – И как бы там ни было, тропа все равно не предназначена для движения с вьючными животными. Буквально в считанные мгновения самый необходимый груз был распределен между спутниками. Каждый взял ровно столько, сколько мог унести, и понадобилось еще несколько минут, чтобы вернуться к подножию скалы, у которой начиналась Небесная тропа. Гумбольдт, взваливший на себя все оружие и большую часть научных инструментов, напоследок огрел каждого из мулов плетью, и животные, не привыкшие к такому обращению, с испуганным ржанием поскакали вглубь котловины, где катила свои воды река. Добравшись до начала тайной тропы, все четверо поспешно поднялись вверх по ступеням на пару десятков метров – до того места, где желоб, в котором пряталась тропа, поворачивал. Укрывшись за выступом скалы, они затаились и стали прислушиваться. Отдаленный стук копыт, который до сих пор звучал над котловиной вполне отчетливо, внезапно умолк. В ущелье повисла напряженная тишина. Уолкрис Стоун остановила коня, спешилась и вынула из кобуры кольт. Впереди тропа ныряла в расщелину скалы, перегородившей в этом месте ущелье. Река проложила себе путь сквозь основание скального массива, и, судя по всему, тем же путем предстояло воспользоваться и ей. Лучшего места для засады не найти; поэтому сейчас требуется предельная осторожность и собранность. На месте Гумбольдта она бы встретила преследователей именно здесь. Наверняка сейчас он лежит за камнями по ту сторону расщелины, поджидая, пока она окажется у выхода из нее. Однако этого удовольствия она ему не доставит. Привязав обоих коней к сухому дереву, Уолкрис начала карабкаться вверх по скале. Позади нее Макс внезапно завозился на спине коня, издавая сдавленные звуки. Она остановилась, бросила на него быстрый взгляд и продолжила подъем. О Пеппере можно не беспокоиться – он упакован надежно, как подарок к Рождеству. Взбираясь по каменистой осыпи, она размышляла о том, как он себя поведет, если его освободить, – а сделать это рано или поздно придется. Смирится со своим положением или снова начнет протестовать? По крайней мере, этот вопрос останется открытым до тех пор, пока она не покончит с Гумбольдтом. Добравшись до относительно плоской вершины скалы, Уолкрис распласталась на камнях и, с кольтом наизготовку, поползла вперед и вскоре достигла места, откуда открывался отличный вид на котловину, расположенную по ту сторону. Это была странная, совершенно безжизненная местность. Из скудной почвы, кое-где поросшей высохшими злаками, в огромном количестве торчали скальные обломки всевозможных форм и размеров, словно расколотые надгробные плиты. Посреди котловины извивалась Колка, образующая здесь ряд небольших порогов. Однако никаких следов Гумбольдта и его свиты не было видно. Она замерла и несколько минут пристально наблюдала за котловиной, пытаясь обнаружить хоть какое-нибудь движение. Тщетно – даже мулов не было видно. Но при этом она могла бы поклясться, что еще совсем недавно сквозь шум реки слышала звонкий цокот их копыт и испуганное ржание. Ясно только одно – в непосредственной близости к выходу из расщелины, через которую ей предстояло пробраться, засады нет. Выждав еще немного, Уолкрис стремительно соскользнула по склону, отвязала лошадей и повела их к проходу в скале. В двух шагах от нее пенилась и бурлила река. Последние метры она преодолела с крайней осторожностью – на ее месте так поступил бы любой профессионал. У выхода из расщелины она остановилась. Осмотрелась, вскинула револьвер, взвела курок и повела стволом из стороны в сторону. Затем грянул выстрел, который эхо превратило в адский грохот. Уолкрис выстрелила еще раз, затем еще, и принялась ждать, пока утихнут раскаты эхо. Ничего. Никаких признаков противника. Уолкрис присела, всматриваясь в следы в пыли. Вот они – отпечатки копыт мулов! Пружинистым прыжком она снова взлетела в седло. Какая жалость! Она так надеялась, что Гумбольдт все-таки вступит с ней в открытую схватку. Тот, каким он был прежде, поступил бы именно так. Но, похоже, она его переоценила. Пришпорив коня, Уолкрис начала спускаться в котловину.27
Выстрелы давно отгремели, но Оскар только сейчас отважился выглянуть из укрытия. Сердце бешено колотилось. Затаив дыхание, он осторожно выдвинулся из-за выступа и окинул взглядом котловину. По тропе, которая привела их сюда, ехала женщина на сером в яблоках коне. Ее огненно-красный плащ и такие же яркие длинные волосы развевались на ходу. На женщине были бриджи для верховой езды и сверкающие черные кожаные сапоги с серебряными шпорами. В набедренной кобуре виднелась рукоять никелированного револьвера. На спине в перевязи висел меч в ножнах. За женщиной следовал верхом мужчина. Хотя сказать «верхом» было бы сильным преувеличением. Он был переброшен лицом вниз через седло и крепко связан, словно баран, которого везут на убой. Женщина то и дело обшаривала глазами долину, и от ее взгляда ничего не укрывалось. Наконец она повернула голову, и взгляд ее устремился чуть ли не прямо на Оскара. Он почувствовал, как чья-то рука схватила его за шиворот и рванула назад. – Немедленно в укрытие! Гумбольдт выглядел крайне взволнованным. Шарлотта держала Вилму на руках, зажимая ей рукой клюв. Чуть погодя, ученый снова выглянул. Внимательно осмотрев в бинокль котловину, он вполголоса произнес: – Кажется, повезло. Она не заметила нас, а следы мулов сбили ее с толку! Оскар снова высунулся из-за выступа. Странная кавалькада находилась уже у дальнего края котловины. Когда лошади и всадники окончательно скрылись за скалами, Гумбольдт проговорил: – Сработало! Теперь другой дороги у нас нет – только вверх. – А как же с мулами? – спросила Шарлотта. – Уолкрис обнаружит их очень скоро. И если поймет, в чем дело, то сразу вернется. До этого времени нам нужно убраться отсюда, и как можно дальше. Итак, вперед и вверх! Оскар сунул Вилму в свой рюкзак – так, что из него выглядывали только голова киви и длинный клюв. Птица вертела головой, а ее живые глаза, полные любопытства, обследовали окрестности. – А если она наткнется на тайную тропу? Гумбольдт промолчал. Вопрос не требовал ответа, потому что ответ был заключен в нем самом… Уолкрис натянула поводья. Ее конь тряхнул гривой и остановился. Женщина спешилась и неторопливо направилась туда, где паслись мулы. Животные собрались вместе на краю котловины, в двух шагах от маленькой рощицы, и пощипывали жесткую траву. Обнажив меч, Уолкрис остановилась и самым внимательным образом осмотрела местность. Она выглядела совершенно неподходящей для засады, но обстоятельства вынуждали женщину соблюдать все меры предосторожности. Приблизившись вплотную к животным, она похлопала одно из мулов по крутому боку. – Спокойно, спокойно! – негромко проговорила она. – Куда же запропастились ваши хозяева, а? Неужели вы тут совсем одни, и никто за вами не следит? На звук ее слов мулы с любопытством приподняли головы. Она поднесла руку к ноздрям одного из них, и тот не выказал ни малейшего волнения. Верный знак, что рядом нет засады. В противном случае мулы бы инстинктивно прижимали уши. Обследовав рощицу, Уолкрис вернула меч в ножны. Гумбольдт исчез, словно растворился в воздухе. Проклятье! Каким-то образом ему удалось обвести ее вокруг пальца. Пытаясь понять, что произошло, она принялась обыскивать чересседельные сумки. Там в большом количестве обнаружилась одежда, к седлам были приторочены палатки и циновки для сна, но не нашлось ни крошки съестного. Также отсутствовали приборы Гумбольдта и его оружие. Кроме того, обнаружились несколько крючьев, которыми пользуются при подъеме на скалы, две керосиновые лампы и моток прочной веревки. Складывалось впечатление, что Гумбольдт и его спутники в спешке собрали самое необходимое, отпустили мулов, а сами где-то укрылись. Вопрос лишь в том, где именно. На земле остались отпечатки подков, но человеческих следов среди них не было. Ни единого. Выругавшись сквозь зубы, она принялась за дело. В считанные минуты связала мулов между собой и прикрепила поводья первого из них к луке седла лошади Пеппера. Пока она этим занималась, редактор метал на нее свирепые взгляды и, немного поразмыслив, Уолкрис решила вынуть кляп у него изо рта. Глотнув воздуха, Макс взревел: – Вы хитрая, коварная тварь, которая… – Это была всего лишь проба, – невозмутимо проговорила женщина. – Если вы будете вопить и осложнять мне жизнь, я верну кляп на место. Пеппер умолк, задохнувшись от ярости. Подхватив поводья, Уолкрис повела караван из двух лошадей и четверки мулов обратно в котловину. Через каждые несколько шагов она останавливалась, чтобы повнимательнее изучить следы. Достигнув центральной части котловины, она снова остановилась – но эта остановка была куда более продолжительной. Здесь появились следы обуви – несколько больших и несколько заметно меньшего размера. Между ними попадались отпечатки-крестики, похожие на птичьи. Женщина закусила губу. Почему она раньше их не заметила? Какое упущение! – Здесь они спешились, причем очень спешили, – произнесла она вслух. – Но куда мог направиться Гумбольдт? Ведь не испарились же они, в самом деле? В котловине стояла глубокая тишина. Можно было даже расслышать, как высоко вверху, на краю ущелья, гудит ветер. Она еще раз внимательно обследовала окрестности и, наконец, проговорила: – Не будем терять времени. Попробуем положиться только на собственное умение читать следы. В этом искусстве с ней могли бы потягаться не многие. Иронически помахав Пепперу, Уолкрис двинулась по спирали вокруг того места, где впервые обнаружила следы обуви, постепенно расширяя круги и захватывая все больший участок местности. Под ногами был сплошной камень, на котором не остается следов. И лишь оказавшись на довольно значительном расстоянии от лошадей, она обнаружила среди щебня небольшое белесое пятнышко, поблескивавшее влагой. Опустившись на колени, она потрогала пятнышко кончиком пальца, а затем понюхала его. – Птичий помет, – сказала она себе. – И совсем свежий! Уолкрис подняла голову: прямо перед ней находился валун, на шершавом боку которого выделялись странные темные пятна. Она перебежала к нему – и тотчас убедилась, что совсем недавно здесь с помощью чего-то острого с поверхности камня содрали мох. На расчищенных участках проступали какие-то значки, которые можно было принять за случайные царапины, но внутренний голос подсказывал ей, что здесь что-то не так. Она присмотрелась: определенно, это были письмена. Уолкрис торопливо осмотрела глыбы, расположенные по соседству, и уже не удивилась, обнаружив на них подобные символы. Странное место! Сухие космы травы возле глыбы, на которой знаков оказалось больше всего, были заметно примяты. Она представила, как Гумбольдт и его спутники столпились вокруг находки. Что бы ни означали письмена на других камнях, этот представлял для них особый интерес. Приняв решение, она направилась туда, где оставила лошадей, и первым делом спустила Макса с седла на землю и освободила его от пут. – Теперь, Пеппер, – сказала она, – пришло время отрабатывать то, что вам платит Вандербилт. Макс лежал неподвижно, с ненавистью глядя на женщину. Наконец он произнес: – Не дождетесь! С меня достаточно. Вы, низкая и лживая особа, которую… Щелчок взведенного курка заставил его умолкнуть. – Вы уверены, Пеппер, что хотите закончить ваше высказывание? – поинтересовалась Уолкрис. Макс смерил ее взглядом и опустил голову. – Так-то лучше. – Что вам, собственно, от меня нужно? – спросил он, массируя затекшие запястья и щиколотки и постанывая от боли. – Вы, насколько мне известно, знакомы с языками андских индейцев и древней символикой. Если поможете мне справиться с одной задачкой, получите второй шанс. – А если нет? Вместо ответа она просто повела в сторону стволом кольта. Выбора не было. – Можно мне хотя бы глоток воды? – сдаваясь, проговорил редактор. Уолкрис бросила ему бурдюк с водой. Он пил с жадностью, захлебываясь и проливая живительную влагу себе на грудь, а когда утолил жажду, вернул бурдюк женщине и поинтересовался: – Итак, чего же вы от меня хотите?28
Тропа и в самом деле устремлялась прямо в небо. Четверо путников шаг за шагом поднимались по стертым ступеням и выщербленным плитам все выше и выше. Вверху, над их головами тропа терялась в тумане. Кое-где она была засыпана обломками – следами давних камнепадов; здесь приходилось двигаться с величайшей осторожностью, камни «дышали» под ногами, и любое неосторожное движение могло обернуться падением вниз. Еще большего труда требовало преодоление участков, успевших зарасти низкорослым, но невероятно колючим кустарником, ветви которого невозможно было отодрать от брюк и сапог. Кое-где из расщелин торчали узловатые корневища, за которые можно было ухватиться, да и каменный выступ, все время тянувшийся по правую руку, тоже приходился весьма кстати. К счастью, поверхность скалы под ногами была шероховатой, с массой неровностей, благодаря чему подошвы не слишком скользили. Хоть в этом им повезло, потому что оступиться здесь означало только одно – верную смерть. Через несколько сотен шагов тропа свернула прочь от котловины, которая теперь виднелась далеко внизу, увела путников в тесное ущелье, склоны которого были покрыты цветущими кактусами, странными растениями с крупными цветами и плодами размером с теннисный мяч. Кое-где попадались деревья с узловатыми стволами, с которых свисали седые бороды лишайников. Они продолжали подъем еще в течение получаса, и лишь после этого решились сделать небольшой привал. Напряжение дало себя знать – Гумбольдт и его спутники задыхались, их лица блестели от пота, а руки и ноги были изодраны колючками. Тяжело дыша, они повалились на небольшую скальную площадку, и ученый пустил по кругу свою флягу. – Ну что, Шарлотта, – немного придя в себя, спросил Гумбольдт, – ты еще не жалеешь, что связалась со своим дядюшкой? Девушка с трудом улыбнулась. – Ни за что на свете я бы не отказалась от такого путешествия. Ни в одной школе я бы не узнала столько, сколько за эти дни! – Вопрос лишь в том, сумеешь ли ты довезти эти знания обратно домой, – съязвил Оскар. – Трусишка, – насмешливо отозвалась Шарлотта. – Но, между прочим, он прав, – поддержал подростка Гумбольдт. – Нужна величайшая осторожность. И не забывайте о судьбе Босуэлла – ведь он в плену. Надо думать, жители плоскогорья не очень-то расположены пускать в свои края чужаков. Шарлотта нахмурилась. – И что, по-твоему, мы должны делать, чтобы нас не постигла такая же участь? – Попробуем вступить в переговоры, – ответил ученый. – За двадцать лет контактов с иными культурами я приобрел в этом некоторый опыт. Возможно, нам удастся убедить их, что наши намерения бескорыстны. Подарки тоже порой играют важную роль. Немного сахара, мешочек какао и даже какие-нибудь пестрые бусы порой творят чудеса. – Он ободряюще улыбнулся племяннице. – Но для начала неплохо бы отыскать тех, с кем можно вступить в переговоры, а попутно следует молиться, чтобы наши преследователи не нашли вход на Небесную тропу. Я уверен, что Уолкрис просто так не откажется от своих намерений… Он наклонился, чтобы разделаться с плетью какого-то невероятно цепкого растения, обвившегося вокруг голенища его сапога, но колючки слишком глубоко проникли в пропыленную кожу. После нескольких безуспешных попыток, Гумбольдт обратился к Оскару: – Кажется, я видел у тебя перочинный ножик. Не одолжишь ли его на минуту? – Конечно, – подросток сунул руку в карман брюк, но ничего там не обнаружил. В других карманах тоже было пусто. – Черт, – огорченно произнес Оскар. – Похоже, я где-то его потерял!.. Удача! Уолкрис Стоун наклонилась и быстрым движением подняла с земли небольшой предмет – перочинный нож, старенький, основательно послуживший на своем веку, но вполне еще пригодный. Она открыла его и провела большим пальцем по лезвию. – Идите скорее сюда, – крикнула она Пепперу, который с брезгливой миной обследовал почву в десяти метрах от нее. – Я кое-что нашла. Приблизившись, Макс мрачно уставился на нее. Женщина одарила его скупой улыбкой. – Не смотрите на меня так, мистер Пеппер. И не стоит все принимать так близко к сердцу. На вашем месте я бы только радовалась, получив дополнительный шанс. Как по-вашему, что может означать вот этот символ на камне? Макс задумался. – Волна… – буркнул он. – Или глагол «течь». В любом случае это как-то связано с водной стихией. – Интересно! – На каждом камне в этой проклятой котловине всевозможные письмена и символы. Что тут интересного? Она вынула перочинный нож и показала своему спутнику: – Вот это! Она выпрямилась и вдруг начала прислушиваться. – Кажется, вы здесь только что говорили о воде? Пеппер кивнул. Уолкрис глубоко вдохнула, и в этом вздохе слышалось явственное облегчение. – Ну что ж, пошли, поглядим, откуда здесь взялся этот звук. Не прошло и двух минут, как они обнаружили источник. Словно из ниоткуда возник желоб-расселина, а в нем – ступени, вырубленные в скале. Стертые за много столетий, они уносились ввысь и исчезали в облаках. А на самой нижней площадке было полным-полно совершенно свежих следов. – Вот ты куда ускользнул, приятель, – пробормотала она. – И, должно быть, до сих пор думаешь, что оставил меня в дураках. Уолкрис фыркнула, как рассерженная кошка, и обернулась к своему спутнику. – Возвращаемся к лошадям! Возьмем с собой ровно столько, чтобы можно было двигаться пешком без помех, остальное бросим здесь. – Вы все еще намерены гоняться за Гумбольдтом по этим кошмарным обрывам? – Разумеется. Вы что, полагаете, что я намерена сидеть в этой дыре сложа руки, в то время как он будет беспрепятственно разгуливать по плоскогорьям? – А что будет с лошадьми? – Не ваша забота. Просто отпустим их на волю. Котловина закрыта со всех сторон, и деваться им некуда. Воды и травы, чтобы не околеть с голоду, им хватит. В отличие от нас – нам-то придется тащить провиант на себе. Она со щелчком закрыла лезвие перочинного ножа. Даже этот безобидный инструмент выглядел в руках Уолкрис оружием. – Берите ваш рюкзак, Пеппер, – и вперед. Дорога каждая минута.29
Видимость упала до нуля. Ледяной туман оседал мельчайшими каплями на коже, одежде, обуви, постепенно пропитывая их сыростью. Шарлотта подняла воротник куртки. Она продвигалась медленно, глядя прямо себе под ноги, так как могла видеть лишь крохотный участок пути. Каменные ступени давным-давно исчезли, сменившись узкой тропкой, постепенно поворачивавшей на запад. Вилма выбралась из рюкзака Оскара и теперь шныряла в окрестных зарослях, то появляясь, то снова исчезая в чаще. По обе стороны тропы здесь росли незнакомые раскидистые деревья, сплошь покрытые лишайниками. Их узловатые скрюченные ветви тянулись к путникам, словно лапы горных троллей. И хотя идти по тропике было гораздо легче, чем по лестнице, где не было двух одинаковых по высоте ступеней, Шарлотта чувствовала, что ее силы находятся на последнем пределе. Ноги казались чужими и невероятно тяжелыми, каждый шаг давался с огромным трудом. Хуже всего было то, что они по-прежнему продвигались в сплошном слое облачности, а следующий привал – только после того, как они выберутся из облаков. Так постановил Гумбольдт, и, зная своего дядюшку, она могла быть уверена, что он скорее взвалит ее на плечо и понесет сам, чем изменит свое решение. И причиной всех этих мучений была Уолкрис Стоун. Шарлотта не раз принималась гадать, что могло произойти между этими двумя. Оставить друга или подругу в беде – это совершенно не похоже на ее дядюшку. Наоборот: он скорее пожертвует собой, чем подвергнет опасности тех, кто с ним связан. Почему же он решил расстаться с Уолкрис без всяких объяснений? Что могло послужить причиной? Погруженная в свои мысли, она заметила эти две огромные фигуры, тенями проступившие сквозь сырую мглу, только тогда, когда до них оставалось десятка два метров. Шарлотта резко остановилась, словно наткнувшись на препятствие. – Дядя! – негромко окликнула она. – Я вижу, – не оборачиваясь, чтобы не потерять опасность из виду, шепотом отозвался Гумбольдт. В тумане абсолютно неподвижно высились два неведомых существа гигантского роста в боевом облачении. – Не двигайтесь! – бросил ученый своим спутникам, начиная медленно и осторожно приближаться к исполинам. Шарлотту охватил ужас. Рогатые четырехметровые фигуры, сжимающие в руках копья толщиной со среднее бревно, по-прежнему не шевелились, но в них чувствовалась такая мощь, что, казалось, им хватит одного движения, чтобы раздавить Гумбольдта. А он уже стоял прямо перед ними. Какое-то время ученый всматривался в великанов, затем обернулся и взмахнул рукой. – Идите сюда, – крикнул он. – Никакой опасности нет! Шарлотта обменялась взглядами с Оскаром и Элизой, собралась с духом и сделала первый неуверенный шаг. И чем ближе она подходила к загадочным существам, тем яснее становилось, что перед ними – не что иное, как могучие тотемные изваяния, чье единственное назначение – вселять ужас в чужаков. Глаза изваяний, устремленные вдаль, были изготовлены из отшлифованной бирюзы. Тела состояли из стволов сухих деревьев, сучьев и тростника, искусно задрапированных шкурами животных. Длинноносые лица, вырезанные в камне, чем-то напоминали невиданных птиц. – У меня нет сомнений, – произнес Гумбольдт, жестом прочерчивая невидимую линию поперек тропы. – Здесь – граница. Мы вступаем во владения заклинателей дождя. Думаю, у нас еще есть возможность повернуть обратно. Возможно, последняя. Кто-нибудь хочет остаться? Ответа не последовало. В то же мгновение заросли вокруг тропы зашевелились, и весь окрестный лес пришел в движение. Шарлотта услышала взволнованное попискивание Вилмы, которое резко прервалось, и внезапно увидела их. Призрачные существа ростом с восьмилетнего ребенка, но с широкими плечами и непомерно крупными головами стремительно возникали из тумана со всех сторон. Их становилось все больше. Что это – ей чудится, или на головах у них и в самом деле рога, а лица так же похожи на птичьи, как и лица изваяний-стражников? Не в силах больше сдерживаться, Шарлотта закричала… Уолкрис Стоун остановилась, напряженно вслушиваясь. – Вы слышали это, Пеппер? Макс утвердительно кивнул. – Звучало так, будто кого-то до смерти напугали. – И очень близко, – сказала женщина. – Чертовски близко. Шире шаг – сейчас мы их настигнем! Гибким движением она извлекла меч из ножен. Это был японский дайто – лучшее холодное оружие в мире. Закаленный и отточенный клинок издал почти хрустальный звон – казалось, при первом же столкновении с другим оружием он разлетится вдребезги. Но это было далеко не так – прочность этой стали не знала себе равных. При такой видимости невозможно полагаться на огнестрельное оружие, и револьвер здесь почти бесполезен. Зато меч не подведет в любых условиях. Размашисто шагая, Уолкрис едва не летела вверх по тропе. Пеппер с трудом поспевал за ней, все больше отставая, пока туман окончательно не поглотил его фигуру. Но женщину это не встревожило – в предстоящей битве редактор только путался бы у нее под ногами. Оказавшись на лесистой вершине горы, она остановилась как вкопанная. Два чудовищных существа преградили ей дорогу. Исполинского роста, широкоплечие и могучие, они выглядели несокрушимыми и совершенно спокойными. Уолкрис колебалась всего мгновение. Выхватив один из сюрикенов из наплечной кобуры, она неуловимым движением метнула его во врагов. Раздалось жужжание, за ним последовал приглушенный удар. Звук был пустым, словно оружие вонзилось во что-то неживое, а чудища не отступили ни на шаг. Тогда, обхватив рукоять меча обеими руками, она приняла боевую стойку и двинулась навстречу великанам. Ей хватило двух-трех шагов, чтобы понять, что перед ней – муляж, предназначенный для устрашения незваных гостей. Приблизившись вплотную, она выдернула сюрикен, глубоко вонзившийся в изъеденную влагой и насекомыми древесину. Почва вокруг была покрыта множеством следов, а в одном месте виднелись темные пятна. Она наклонилась и пропустила влажный песок между пальцами, на которых остались следы крови. Поодаль в траве обнаружилось нечто, показавшееся ей смутно знакомым. Трость, длиной около метра из эбенового дерева, увенчанная золотой рукоятью в виде львиной головы. Она потянула за нее – и на свет появилась скрытая в трости тонкая и острая, как бритва, рапира. Теперь сомнений не оставалось: перед нею трость Гумбольдта, изготовленная много лет назад берлинским оружейником по специальному заказу. Она была его постоянной спутницей уже во времена его обучения в монастыре, и ученый ни за что не расстался бы с ней по доброй воле. Характер следов также не оставлял сомнений – Гумбольдта и его людей застали врасплох и захватили в плен. Уолкрис явилась слишком поздно. Снова она опоздала! Наконец-то подоспел запыхавшийся Пеппер. Он тяжело дышал, по его лицу струился пот. – Слава богу, – прохрипел он, едва переводя дыхание. – Что это за дьявольское место? Что за истуканы? – Только теперь он заметил тотемные изваяния и с ужасом уставился на них. – Куда девался Гумбольдт? Женщина не удостоила его ответом – она не собиралась терять времени на объяснения. Погоня еще не завершена. Однако спустя полчаса она была вынуждена остановиться и признать, что проигрывает состязание. Гумбольдта и тех, кто, по всей видимости, его захватил, им уже не догнать. Пеппер выглядел так, словно вот-вот умрет от изнурения. Рухнув на траву, он жадно припал к фляге, но не успел сделать и нескольких глотков, как Уолкрис отняла у него флягу. – Немедленно прекратите! – потребовала она. – Мы должны экономить воду. Кто знает, есть ли здесь, наверху, источники, пригодные для питья! – Может быть, вы и правы… – все еще тяжело дыша, проговорил редактор. – Но скажите мне, Уолкрис, что, собственно, вы намерены предпринять, когда настигнете Гумбольдта? Ведь не собираетесь же вы его убить? – Я не варвар, – сухо ответила женщина. – Разумеется, об убийстве не может быть и речи. Я всего лишь хочу убедить этого человека, что ему совершенно бессмысленно продолжать экспедицию. Тем более что без оружия и запаса продовольствия это вдвойне сложно. – Значит, вы хотите лишить его всего этого? То есть ограбить? – Называйте это как угодно, – усмехнулась Уолкрис. – Я предпочитаю другой термин: «необходимые меры». Мы уже вплотную приблизились к открытию, и не в моих правилах делиться славой с неким Карлом Фридрихом фон Гумбольдтом, самозванцем и сомнительным ученым! Сделав короткий глоток, она завинтила флягу и отправила ее в свой рюкзак. – Не могу понять единственного: каким образом им удается передвигаться так стремительно. По моим расчетам, мы давно должны были нагнать Гумбольдта или тех, кто его захватил. Просто какая-то загадка! Некоторое время Уолкрис вглядывалась в туман, словно пыталась пронзить его взглядом, а затем перевела глаза на Пеппера. Иначе как жалким состояние редактора вряд ли можно было назвать. – У меня есть предложение, – наконец проговорила она. – Мы будем продолжать погоню еще в течение получаса. И если ничего не выйдет, начнем искать место для стоянки. Сегодня мы все равно больше ничего не сумеем предпринять. Сейчас четыре, скоро начнет смеркаться, и нам нужно устроиться на ночлег. – Принимается, – сказал редактор, заставляя себя подняться. – Сцапаем их всех – и дело с концом! Женщина улыбнулась. Хоть Пеппер и был слабаком, но в чувстве юмора ему не откажешь. Черта характера, которая никогда не оказывается лишней. Кроме того, он был вовсе не глуп. Знание индейской культуры и языка могло принести им немалую пользу. Кто знает, что ждет их впереди? – Неплохо сказано! Вперед!.. Но получаса не понадобилось, чтобы все завершилось самым неожиданным образом. Тропа оборвалась, и под их ногами разверзлась чудовищная пропасть, затянутая пеленой облаков. Стоя на ее краю, ни Уолкрис, ни Макс не могли оценить, насколько она широка и глубока. У края мощного выступа скалы, на котором они оказались, возвышались две каменные несущие опоры, к которым крепились сплетенные из растительных волокон тросы подвесного моста, от одного вида которого у Пеппера похолодело в груди. Мост тянулся прямо через пропасть, а его противоположный конец прятался в тумане. Куда он ведет, и что может их ждать на другом краю пропасти? Уолкрис присела и приложила ладонь к деревянному настилу моста. – Они прошли здесь совсем недавно, – произнесла она. – Мост еще покачивается. – Что теперь делать? – спросил Макс. – Последуем за ними? – Нет. – Она снова склонила голову, прислушиваясь. – Слышите: шум и как бы приглушенные голоса? Это на той стороне. – Гумбольдт? Уолкрис покачала головой. – Вряд ли. Скорее, индейцы. Часовые, охраняющие мост. – И что же теперь делать? Женщина продолжала напряженно вслушиваться в звуки, доносящиеся из тумана. Внезапно послышались торопливые шаги. Они приближались, и мост снова начал раскачиваться. Уолкрис стремительно огляделась: совсем рядом с мостом едва заметная тропка вилась вдоль края пропасти, постепенно уходя вниз. – Быстрее, – сказала она. – Надо немедленно убираться отсюда.30
Оскар открыл глаза. Тьма! Где он? Что с ними случилось? Он приподнял голову и попробовал сориентироваться. Но почему он ничего не видит? Он что, ослеп? Как будто, нет, – просто его лицо закрыто плотной тканью. Кажется, ему накинули на голову мешок… Он попытался избавиться от мешка, но ничего не вышло. Руки и ноги что-то удерживало. Солнечные лучи едва проникали через ткань, воздух внутри мешка был затхлым, дышалось с трудом. Он чувствовал, как теплый ветер обдувает его тело, но никак не мог определить его положение в пространстве. Соленые струйки пота стекали по его лицу. Медленно, как струится песок в песочных часах, возвращалась память. На них напали… Началась схватка… Он получил удар по голове, а потом… пустота. Он попытался заговорить, позвать на помощь, но чьи-то руки мгновенно засунули ему в рот кляп. Плечевые и коленные суставы были все время напряжены, он чувствовал, как покачивается из стороны в сторону, словно маятник. Внезапно Оскар догадался, что с ним происходит: он висел лицом вверх на длинной жерди, словно убитая охотниками косуля, и его несли, причем довольно быстро. Где все остальные? Их тоже захватили в плен? Он попытался пошевелить руками, но грубые веревки из растительных волокон болезненно впились в запястья. Кончики пальцев онемели, он их давно уже не чувствовал. Звуки, долетавшие до его ушей, были незнакомыми и сбивали с толку. Он слышал шаги босых ног, шлепающих по пружинящим доскам. Поскрипывал шест, натягивались и ослабевали веревки, а его похитители двигались неровным шагом, словно все время перебегали по каким-то настилам или балкам. Он даже представил себе город, состоящий лишь из подвесных мостов и лестниц – и тут же в памяти всплыла фотографическая пластина Босуэлла и запечатленные на ней головокружительные пропасти и отвесные скалы. Похитители большую часть пути молчали, лишь изредка роняя два-три слова. Их голоса звучали странно: словно порывы ветра, шевелящие сухой бурьян. Ничего знакомого, но звучание их речи напомнило ему, как Шарлотта произносила слова на кечуа, языке империи инков. Среди прочих звуков был один вовсе необъяснимый: он отдаленно напоминал хлопанье крыльев птицы, однако, судя по силе этого звука, птица должна была быть каких-то невероятных размеров. Затем в вышине что-то прожужжало, и вскоре жужжание растворилось и затихло где-то высоко вверху. Оскара обдал плотный поток воздуха, словно над ним проплыл воздушный корабль. Оскар помнил о летательных аппаратах на фотопластине, обо всех этих бесчисленных крыльях, штурвалах и раздутых ветром парусах в вышине. Неужели все это существует на самом деле, и Небесная тропа привела их в город за облаками? По мере того, как длился их путь, звуковой фон менялся. Приятное жужжание наполнило воздух, напомнив о пчелином улье. Поначалу оно было едва слышимым, но постепенно начало нарастать, и вдруг Оскар понял, что это голоса, множество разных голосов: высоких и низких, глухих и звонких, сильных и послабее. От ударов металла о металл вздрагивала почва, воздух наполнял приглушенный гул каких-то мощных машин. Затем в нос ему ударил запах горящего дерева, пряностей, трав, жареного на углях мяса. Жужжание голосов становилось все громче. И хотя подросток ничего не видел вокруг, он легко представил, как жители заоблачного города толпятся вокруг, глазея на пленника, как они расступаются, пропуская носильщиков и образуя проход перед ними. До его ушей доносилось сдержанное бормотание, а иногда даже мелодичный смех. Он почти понимал, о чем говорят эти люди. Наверняка, о странных пришельцах, о том, чего ради они явились сюда, и как осмелились вторгнуться в их владения. Внезапно голоса начали нарастать, стали заметно громче, в них послышалась злоба, и так продолжалось до тех пор, пока один из тех, кто сопровождал носильщиков, не подал короткую команду, после чего все стихло. Были ли эти существа на самом деле людьми? Фигуры, возникшие перед ними в тумане на вершине, выглядели необычно – низкорослые, похожие на детей, силой они вполне могли сравниться со взрослым человеком. Разумеется, не с Гумбольдтом, – тот был на редкость крепок и мог оказать самое жесткое сопротивление. Однако, скорее всего, до настоящей схватки дело тогда так и не дошло. Только глупец стал бы ввязываться в кровопролитную битву в самом начале знакомства с неведомым народом. Ведь их цель – изучить его, а не покорить, и для этого есть только один путь – завоевать доверие. По крайней мере, так утверждал Гумбольдт. Тем временем гул голосов постепенно затих, исчезли звуки работы мастерских. Должно быть, центр города остался позади, а значит, сам город был не так уж велик. Судить трудно, тем более, что Оскар во время движения «вслепую» совершенно утратил ощущение времени. Единственное, чего он сейчас хотел, – чтобы мучения поскорее закончились, и он смог бы наконец хоть немного поспать. Слишком многое случилось в последнее время, а многодневный переход в горах, полный трудностей, отнял у него последние силы. Словно услышав его мысли, носильщики остановились. Оскар почувствовал, что его освобождают от пут, затем кто-то подхватил его на руки. Со скрипом открылась невидимая дверь, его подтащили к ней и толкнули вперед. Споткнувшись, он плюхнулся ничком на пружинистый пол. Дверь захлопнулась, снаружи загремел засов… Первым делом Оскар попытался избавиться от мешка на голове. Он ослабил завязки на затылке, после чего стащил с себя мешок и отшвырнул подальше. Прохладный воздух охладил разгоряченное лицо, но самое главное – теперь он мог свободно дышать и видеть окружающий мир. Он находился в шарообразном помещении диаметром около трех метров. Стены его были сплетены из упругих стеблей какого-то растения, каркасом служили более толстые жерди, изогнутые дугой, и в целом все выглядело так, как если бы он оказался внутри гигантской тыквы. Пол, слегка вогнутый, был изготовлен из того же материала. Никаких окон – только запертая дверь, через которую его втолкнули сюда, и небольшая дыра в полу, которой, очевидно, пользовались в качестве отхожего места. Сколоченная из тонких дощечек узкая кушетка, покрытая грубошерстной тканью, завершала скудную обстановку. В углу в полутьме виднелись глиняный кувшин с водой и тарелка с лепешками. Наконец-то он сможет хоть немного поесть! Как изголодавшееся животное Оскар накинулся на черствые лепешки, запивая их водой, и в два счета прикончил все до единой. Никогда раньше ему не приходилось пробовать ничего вкуснее. Затем он дополз до кушетки, натянул на себя покрывало и со вздохом закрыл глаза. Спустя минуту он уже спал глубоким сном.31
На рассвете следующего дня Макс Пеппер проснулся от того, что у него затекла шея. Ночью было невыносимо холодно, а каменистая почва не способствовала хорошему сну. У него трещала голова, ему пришлось спать без подушки. Он тосковал по своей кровати, своему дому, своему саду, по жене и дочери. Иначе говоря – по всему, что не было связано с этой поездкой. – Мисс Стоун! – окликнул он. Ответа не последовало. – Уолкрис! Он приподнялся и обнаружил, что ее одеяло скомкано и отброшено в сторону, а одежда и обувь женщины исчезли. Следовательно, она отправилась на разведку. Макс тяжело вздохнул. Что за неукротимый характер! Рано или поздно она, конечно, вернется. Но лучше бы это произошло побыстрее. Он поднялся, достал из рюкзака краюху хлеба, отрезал ломоть ветчины, отвинтил крышку фляги с водой и принялся завтракать. Как он мог согласиться отправиться сюда? Никакие деньги на свете не вернут ему силы и здоровье, потраченные в этом походе. И можно быть уверенным, что Вандербилт окажется, по своему обыкновению, не слишком щедр. Хотя об этом рано рассуждать – для начала надо все-таки вернуться домой, а когда это произойдет, одному богу известно. Покончив с завтраком, он прислонился к скале и принялся массировать шею. Мышцы затылка совершенно одеревенели, и каждое движение причиняло острую боль. Опустив голову, он перешел к легким круговым движениям у основания черепа, и тут взгляд его упал на противоположную сторону ущелья. Туман с наступлением утра рассеялся, горный массив, находившийся позади Макса, отбрасывал длинную тень на скалы по ту сторону пропасти. И то, что он там увидел, заставило редактора забыть о болях в затылке, о тоске по родине и стремительно вскочить на ноги. Перед его взором открылась волшебная панорама города в облаках. Настолько удивительного и прекрасного, словно он сошел со страниц «Тысячи и одной ночи». Мягкий утренний свет скользил по зданиям, куполам и башенкам, окрашивая их в цвета розовых лепестков, озарял площади, мосты и храмы, висящие в воздухе улицы и платформы. Бело-розовые плоскости стен чередовались с голубоватыми тенями, создавая настоящую феерию цветов. На миг блеснули золоченые кровли и шпили, – и вот уже снова все затянуто пеленой облаков. Макс дышал, словно после забега на длиннуюдистанцию. Он в самом деле видел все это, или у него начались галлюцинации? Существует этот город на самом деле или ему было дано краем глаза заглянуть в рай? Он мучительно вглядывался в белесые клубы испарений, но видение не возвращалось. Спустя несколько минут послышался шорох в кустарнике. Ветви раздвинулись, и из зарослей появилась Уолкрис. – Доброе утро, – проговорил Макс. – Как вам спалось? – Я отлучилась, чтобы понаблюдать за мостом. – И каков результат? – Преодолеть его практически невозможно. Четверо или пятеро стражников, возможно, и больше. В любом случае их достаточно, чтобы создать серьезные затруднения. – Ну, пятеро для вас, мисс Стоун, – сущая чепуха. С вашей квалификацией… – Бросьте ваши шуточки, Пеппер. Тут необходимо действовать очень аккуратно. Если хотя бы одному из них удастся ускользнуть, на подмогу мигом явится целая орава. Наше преимущество заключается только во внезапности. – Разве нам так уж необходимо перебираться на ту сторону? – спросил он. – Наблюдать за происходящим мы можем и отсюда. Только что облака разошлись и открылся город на той стороне. Это поистине поразительное зрелище!.. – Мне нужен Гумбольдт – в плену он или на свободе! – отрезала Уолкрис таким тоном, что стало окончательно ясно – всякие дискуссии по этому поводу закончены. Присев рядом, она отломила кусок хлеба и принялась неторопливо жевать. У Макса хватило ума не продолжать спор – он все еще хорошо помнил, как его спутница умеет обращаться с лассо. – Мне очень жаль, – внезапно произнесла она, словно их мысли текли параллельно. – Я имею в виду то, что произошло между нами в долине. Но я не могла рисковать и позволить Гумбольдту ускользнуть. Я вела себя… не вполне честно. – Не вполне честно… – ухмыльнулся Макс. – Вы обошлись со мной как с военнопленным. И поездку поперек седла я забуду еще не скоро. Я уж было решил, что пришел мой последний час. – Я и не жду, что вы поймете причину, по которой я так поступила. Я женщина, вынужденная отстаивать свое место в мире, которым правят мужчины. И мне не раз приходилось противостоять тяжелым ударам судьбы. Но на каждый я находила свой ответ. Так и с Гумбольдтом. Когда-то он пренебрег мною, но на этот раз ему волей-неволей придется уделить мне внимание. После довольно продолжительного молчания Макс неожиданно предложил: – У нас с собой парочка приличных биноклей. Самое разумное в нашем положении – залечь в укрытии неподалеку и внимательно понаблюдать за мостом в течение дня. Так сказать, собрать информацию. Это наверняка лучше, чем с разбегу совать голову в пасть льву. Но Уолкрис была непоколебима. Расправляясь с хлебом и ветчиной, она коротко и непреклонно проговорила: – Гумбольдт на той стороне, следовательно, и мы отправимся туда. Возможно, мост нам не одолеть, но существует еще один путь, по которому можно пробраться в город. – Откуда вам это известно? – А вы не задавались вопросом, каким образом Гарри Босуэллу удалось туда проникнуть? Макс с удивлением уставился на женщину. – Я знаю, как он это сделал. В двухстах метрах отсюда я кое-что обнаружила, и, боюсь, вам это не слишком понравится. Собирайте рюкзак и следуйте за мной. Спустя четверть часа оба стояли неподалеку от края обрыва, и Пеппер с изумлением взирал на странные вещи, спрятанные в кустарнике: три деревянные раздвижные ножки с винтами для фиксации и с резиновыми наконечниками в нижней части. Редактор только развел руками от изумления – перед ним был разобранный на части штатив от фотоаппарата, который мог принадлежать только Гарри Босуэллу! Он наклонился вперед и увидел, что рядом со штативом покоится и сам фотоаппарат. Деревянный корпус был в приличном состоянии, за исключением нескольких царапин и пятен, объектив также не пострадал. Судя по тому, как лежали все предметы, Босуэлл прятал их в спешке, вероятно, спасаясь бегством. Штатив вместе с фотоаппаратом весили около десяти килограммов, и тащить их на себе по крутым склонам было просто невозможно. Затем Макс осмотрел почву вблизи зарослей. Здесь нашлись угли от костра, который также поспешно погасили, разбросав жар во все стороны ногами, несколько клочков бумаги, остатки обгоревшей газеты и пустая консервная банка из-под свинины с бобами американского производства. Сомнений не оставалось – фотограф побывал здесь. Но когда? И что заставило его бросить дорогую фотокамеру и поспешно покинуть стоянку? Однако в любом случае, в Нью-Йорк они вернутся не с пустыми руками… – Где вы застряли? – донесся до него требовательный окрик уже из-за выступа скалы. Уолкрис уже успела исчезнуть из поля зрения Пеппера и торопила его. – А как же камера? – крикнул он вслед ей. – Не бросать же ее здесь! – Позже, – прозвучал короткий ответ. – Сейчас есть вещи поважнее. – Но я думал, что камера Босуэлла… – Немедленно оставьте эту идиотскую камеру в покое и следуйте за мной! «Эта чертова баба, – мелькнуло в голове у Макса, – сведет-таки меня в могилу». Она все время держит его в невероятном напряжении и вынуждает ввязываться в авантюры, на которые сам он ни за что не решился бы. Во всяком случае (и эта мысль почему-то показалась Пепперу утешительной) – он мало-помалу начинает привыкать к такой жизни. Больше того – она даже доставляет ему удовольствие. Уолкрис ждала его за поворотом тропки стоя на краю уступа, который так круто обрывался вниз, что невольно возникало впечатление, будто именно здесь находится конец света. Тропка делала плавный поворот, а дальше начинала круто спускаться вдоль стены скал. Макс медленно приблизился к краю обрыва и заглянул вниз. Бог ты мой, что за бездна! От одного взгляда в пропасть в животе образовалась холодная пустота, колени ослабели. Нижнюю и верхнюю часть невообразимой скальной стены скрывали облака, и на миг ему почудилось, что выступ, на котором они оба стояли, вот-вот отколется от горного массива и рухнет в долину. О том, что такое вполне возможно, свидетельствовали громадные глыбы горной породы, которые он видел у подножия этого склона. Слева от него начинался каменный карниз шириной не более полуметра – он-то и служил продолжением тропинки, по которой они оба сюда спустились. Макс набрал побольше воздуха, чтобы его бешено колотящееся сердце немного успокоилось. Никогда прежде ему не доводилось бывать в таких местах, хотя он исписал сотни страниц описаниями захватывающих дух ландшафтов – от Гранд-Каньона до заповедных Скалистых гор. Но панорама, сейчас открывавшаяся перед ним, далеко превосходила все эти чудеса природы. – Конечная остановка, – вполголоса пробормотал он. – Придется возвращаться… – Ошибаетесь, любезный мистер Пеппер, – резко возразила Уолкрис, и в ее глазах вспыхнули опасные огоньки. – Неужели вы готовы сдаться? Теперь, когда начинается самое интересное? Редактор взглянул на карниз, затем опасливо покосился на пропасть. Желудок стиснула ледяная рука. – Но ведь вы же это не всерьез, мисс Стоун? – Я разве похожа на любительницу пошутить? Макс сглотнул и подумал: «Плохо дело. А ведь мне только-только начали нравиться приключения!»32
Ранним утром Оскара бесцеремонно разбудили. В полутьме своей тюрьмы он различил пять или шесть фигур, столпившихся вокруг. Сильные руки схватили подростка, подняли с топчана, натянули ему на голову мешок и связали запястья. – Отпустите меня, я же ничего вам не сделал!.. – завопил он, пытаясь вырваться. Бесполезно – его снова схватили и вытащили наружу из плетеной каморки. Затем повалили на землю, связали дополнительными ремнями руки и ноги и снова подвесили к шесту. И вот он опять болтается, как дохлый кролик. Но что это? Справа и слева слышатся знакомые голоса: это его друзья! – Шарлотта! Элиза! Герр Гумбольдт! Вы здесь? – закричал Оскар. – Эге-гей! Я здесь!.. – донесся ответ, сопровождаемый стонами и бранью. – Черт побери, разве так обращаются с гостями? Ведь мы пришли к вам с миром! У Оскара немного отлегло от сердца. По крайней мере, теперь он не один. Раздался резкий гортанный выкрик, и вся процессия пришла в движение. Их вновь поспешно несли через весь город, но на этот раз дорога оказалась короче. Не прошло и пяти минут, как носильщики остановились. Вокруг зашептались голоса, донесся скрип дверных петель, и Оскар со смутной тревогой понял, что их внесли в помещение. В воздухе запахло дымом горящих ароматических смол. Запах был настолько густым, что подросток закашлялся, и только спустя некоторое время его легкие немного привыкли к удушливой атмосфере. Их опустили на землю, освободили руки и ноги и ослабили петли мешков на головах. Затем шаги удалились. Оскар выждал минуту-другую, а затем сбросил с головы мешок и огляделся. – Мы одни, – прошептал он, обращаясь к друзьям. – Можно снять мешки! Он помог им освободиться от «головных уборов». На лбу Гумбольдта красовалась внушительная шишка, полученная им в стычке, но женщины оказались целы и невредимы. Однако все их имущество пропало – осталась только та одежда, что была на них. Вилмы также не было, и оставалось надеяться, что их маленькая подружка уцелела и бродит где-нибудь в окрестных горах. Зал, в котором они находились, казался огромным. Свет факелов отбрасывал на стены причудливые тени. Через отверстия в крыше в помещение проникали столбы солнечных лучей, в них синими прядями клубился дым курильниц. Высоту куполообразного свода, опиравшегося на множество резных колонн, определить было невозможно. Пол состоял из сложного переплетения стеблей бамбука, окрашенных в различные цвета, его покрывали пестрые ковры, сотканные из шерсти ламы или альпаки. В центре зала находилось внушительное возвышение в виде ступенчатой пирамиды. На ее вершине располагались два небольших, но очень древнего вида обелиска, покрытых вязью таинственных символов. Между ними стоял огромный резной трон, на котором – тут у Оскара перехватило дух – виднелась чья-то фигура. Это был человек-птица, невероятно похожий на охранные изваяния на границе владений заклинателей дождя, но значительно меньшего роста! Над крючковатым носом-клювом светились два холодных желтых глаза. Существо наклонилось вперед, опираясь на великолепный, украшенный золотом и драгоценными камнями посох. Справа от него стояла небольшая клетка, которая показалась Оскару знакомой. Оттуда неожиданно донесся негромкий писк. – Смотрите, – прошептал он, указывая на клетку, – там Вилма! – Тише, – таким же шепотом отозвался Гумбольдт. – Сейчас не время беспокоиться о Вилме! Ученый вскинул руки в приветственном жесте и сделал шаг к трону. В ту же секунду помещение, казавшееся безлюдным, наполнилось движением. Из потайных ниш и затемненных углов возникли фигуры стражников. Их копья и алебарды, оказываясь в солнечных лучах, угрюмо сверкали. Послышался звук натягиваемых тетив мощных луков. Сердечная улыбка застыла на лице Гумбольдта. – Хорошо, хорошо, уговорили, – пробормотал он, отступая назад. – Но попытаться все-таки стоило… «Вот оно, – язвительно подумал Оскар, – многолетняя практика по установлению контактов с незнакомыми племенами в действии. Что же теперь будет?» – спросил он себя. Человек-птица поднялся и, в свою очередь, широко распростер руки. – Синчик мунаскайкуна! Вамра ньист’акуналлай! – произнес он. Его звучный голос отразился от стен и заполнил весь зал. Позади пленников послышался шепот, и стражники отступили в тень. Жрец-птица опустил руки и двинулся вперед. Длинный шлейф из перьев тянулся позади него, когда он спускался вниз по ступеням возвышения. Только сейчас Оскар понял, до чего изощренно устроено освещение в этом помещении. Отверстия в своде располагались так, что жрец все время находился «под прицелом» солнечных лучей. От этого возникало впечатление, что его фигура мерцает и как бы растворяется в потоках света. В то же время все остальное пространство зала утопало во мраке. Всякий, кто впервые попал сюда, неизбежно должен был увидеть в существе, восседающем на троне, посланца небес, ангела или нечто в том же роде. Благодаря такому освещению жрец казался намного выше ростом, чем на самом деле. И только когда он оказался в нескольких шагах от них, Оскар убедился, что человек-птица едва достает макушкой до его подбородка.– Нанак ллакийпими синкви,
Укуймим ллакллапайяска,
Йуяйниймим чинкасканья,
Ук ллакийтамим пакарини!
Последние комментарии
3 часов 28 минут назад
9 часов 13 минут назад
10 часов 20 минут назад
11 часов 18 минут назад
11 часов 32 минут назад
20 часов 42 минут назад