Признание доказательств недопустимыми в ходе судебного следствия в суде первой инстанции в российском уголовном процессе [А А Васяев] (fb2) читать онлайн

Признание доказательств недопустимыми в ходе судебного следствия в суде первой инстанции в российском уголовном процессе

Предисловие

Концепция судебной реформы в качестве одного из ключевых решений предполагала "определение жестких критериев допустимости доказательств и введение практики беспощадного аннулирования недопустимых материалов"^[1]. Прошло 19 лет с момента провозглашения этого принципа, а ситуация по определению "жестких критериев допустимости и беспощадного аннулирования доказательств", полученных с нарушением уголовно–процессуального закона, по–прежнему остается актуальной и неразрешенной.

Вопрос о допустимости доказательств — один из главенствующих в теории и практике доказывания, он тесно связан с задачами охранительного типа судопроизводства, принципом охраны прав и свобод личности в уголовном процессе. Как неоднократно указывал Конституционный Суд РФ в своих постановлениях, например, от 8 декабря 2003 г. № 18-П, от 14 июля 2005 г. № 8-П, от 17 ноября 2005 г. № 11-П, исключение из судопроизводства доказательств, полученных с нарушением закона, является конституционным правом человека, которое как составная часть более общего конституционного права на судебную защиту в соответствии с ч. 3 ст. 56 Конституции РФ ограничено быть не может.

Длительное время проблема допустимости доказательств находилась на периферии отечественной уголовно–процессуальной науки. Изменения в российском конституционном и отраслевом законодательстве ставят институт допустимости доказательств в центр проблематики доказательственного права, определяют его первостепенное значение для следственной и судебной деятельности. Однако приходится констатировать, что до настоящего времени в УПК РСФСР отсутствовала норма, посвященная вопросам допустимости доказательств, а ст. 75 УПК РФ не отражает всей сущности и сложности этой проблемы.

Глава 1. Правовые основания признания доказательств недопустимыми в уголовном судопроизводстве России

1.1. Понятие доказательств и общие условия их допустимости

В соответствии с ч. 1 ст. 74 УПК РФ доказательствами по уголовному делу являются любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке, определенном уголовно–процессуальным кодексом, устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела.

Суть доказательства по уголовному делу заключается в том, что им служат сведения (знания, представление о чем–либо)^[2], непосредственно полученные в предусмотренной законном форме от материального объекта, отразившего признаки прошлого события.

Доказательство нельзя просто собрать как данность (завладение чем–либо готовым), исходя из прямого назначения слова "собрать", при этом установив (доказав) собранным что–либо.

Доказательство — это умозаключение, путем которого выводится какое–либо положение, подтверждается что–либо.

Доказательство — это всегда процесс, процесс рассуждений, суждений и умозаключений.

Доказательство — это не протоколы процессуальных действий (на которые, например, ссылаются судьи в выносимых приговорах, типа виновность И. подтверждается протоколом допроса свидетеля В. — том 1, лист уголовного дела 159), это сведения (информация), содержащиеся в данных протоколах, которые устанавливают определенные обстоятельства согласно силлогическим правилам.

"Доказательство — это выведение истинности положения (суждения) из других положений (суждений), то есть умозаключение. Отсюда, вывод есть результат, итог доказательства. Определение есть суждение. Из суждения выводится следствие. Каждое явление (так называемый факт) отражается в сознании и кладется в начало суждения о связи этого явления с другими явлениями. Умение находить доводы для доказательства относится к способности суждения. Что и есть самое трудное в доказывании. Говорят: истинное доказательство, ложное доказательство. Это неправильное употребление слов. Доказательство может быть только истинным или никаким. Что важно для доказывания в судебном процессе. Истинным или ложным может быть вывод. Вывод — это утверждение, тезис, который следует из доказательства. Из доказательства всегда следует правильный вывод. Если доказательство неправильное, то есть нарушены правила логики, то это не доказательство, поэтому вывод не может быть истинным. Назначение процессуального закона — препятствовать подмене объективного знания субъективной уверенностью, которая склонна к абсурду. Единственное средство проверки субъективной уверенности в целях преодоления заложенного в ней абсурда — это логика. Хотя сама по себе логика не есть объективное знание, а лишь стремится к нему. Но субъективная уверенность есть догадка, предположение, гипотеза, суждение чувства. Большинство процессуальных решений основывается на субъективной уверенности, а не на объективном знании. Субъективная уверенность властного лица лишь стремится придать убедительную форму его утверждению"^[3].

Императрица Екатерина Великая утверждала: "Судья, судящий о каком бы то ни было преступлении, должен один только силлогизм или рассуждение сделать, в котором первое предложение, или посылка первая, есть общий закон; второе предложение, или посылка вторая, изъявляет действие, о котором дело идет, сходно ли оное с законами или противно им? Заключение содержит оправдание или наказание обвиняемого. Ежели Судья сам собою, или убежденный темностью законов, делает больше одного силлогизма в деле криминальном, тогда уже все будет неизвестно и темно"^[4].

"Рассуждение — это переход одних суждений в другие, то есть когда одно суждение порождает другое. Суждение есть мысль, обозначающая отношение вещи к другой вещи. Однако суждение может быть истинным или ложным в зависимости от того, имело ли в действительности место отношение между вещами, выраженное в суждении. Ведь суждение всего лишь мысль о вещах. Следовательно, чтобы проверить истинность суждения, предварительно нужно установить наличие вещей и отношений между ними, то есть упорядочить вещи (явления). Рассуждение, то есть переход одних суждений в другие, завершается умозаключением, суть которого состоит в выведении нового знания из известных знаний. Поэтому логический вывод об истинности или ложности тезиса на основании свободного внутреннего убеждения и есть умозаключение, а не произвол дурной воли. Поэтому истинность решения по внутреннему убеждению легко проверяется по правилам логики"^[5].

Суть же обстоятельств (обстановка, явление)^[6] по делу, подлежащих установлению или доказыванию в соответствии со ст. 73 УПК РФ, как отмечает А. А. Давлетов, "состоит в том, что ими выступает знание о прошлых или настоящих, но происходящих вне места нахождения следователя, дознавателя, прокурора, суда явлениях, вещах, процессах действительности, имеющих значение по уголовному делу и исследуемых при помощи доказательств. Главный критерий обстоятельства — опосредованность его установления, тот особый способ, которым познаются прошлые или отдаленные от познающего настоящие события, явления действительности… Любая практическая деятельность человека, в том числе познавательная, в самом общем виде может быть выражена такой схемой: С -> О, где С — субъект познания, О — объект познания, " ->" — средства и способы, применяемые субъектом при исследовании объекта. Значит, для того, чтобы выявить сущность того или иного вида деятельности, надо определить, во–первых, кто является ее субъектом, во–вторых, что им изучается, в-третьих, каким образом данная деятельность осуществляется. Если субъекты уголовно–процессуального познания прямо названы в законе, то с объектом познания по уголовному делу такой определенности нет"^[7].

В философии объект определяется как "то, что противостоит субъекту, на что направлена его предметно–практическая и познавательная деятельность"^[8].

Это общее, философское определение объекта, которое, применительно к уголовному процессу, нуждается в конкретизации: "Познавательный интерес субъекта познания в уголовном процессе определяется задачами уголовного судопроизводства, направлен на множество явлений, вещей, процессов реальной действительности. Но это не хаотичное, не случайное скопление объектов. Центральное место среди них занимает преступное событие. Все остальные явления берутся для изучения только в том случае, если они так или иначе связаны (относятся) с преступлением. Эти разнообразные объекты разграничиваются в процессе познания на две группы.

1. Объекты, ограниченные от органов судопроизводства пространственно–временными рамками и поэтому недоступные непосредственному исследованию. Это — само преступление, которое для следователя, прокурора, суда всегда событие прошлого, а также иные явления, происшедшие или существующие вне личного восприятия указанными лицами. Обозначим данную группу как объект‑1, поскольку именно его в конечном итоге необходимо установить по уголовному делу. Иными словами — это цель уголовно–процессуального познания.

2. Объекты, обладающие следами преступления и сохранившие их к моменту уголовно–процессуального познания, в силу чего изучаемы непосредственно. Таковыми являются материальные объекты — люди, вещи, документы, доступные личному, чувственному восприятию следователем, прокурором, судьями. Это — объект‑2. Он занимает промежуточное положение между объектом‑1 и субъектом. Если объект‑1 — цель уголовно–процессуального познания, то объект‑2 — средство достижения данной цели, так как прошлое преступление устанавливается при помощи настоящих (сохранившихся) его следов… Из сказанного следует, что явления, предмет, сохранившийся к моменту расследования уголовного дела, может занимать в одном случае положение доказательства, а в другом — обстоятельства, подлежащего доказыванию. Критерием отнесения предмета к доказательству или обстоятельству служит непосредственность его исследования"^[9].

Сказанное подтверждается и назначением доказательств, которое придает им УПК РФ. Доказательствами признаются "любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель… устанавливают наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу…" (ч. 1 ст. 74 УПК РФ).

"Самое действие по признанию процессуального доказательства есть анализ сведений как доказывания. При приобщении, например, документа должно быть указанно, что и как доказывает содержащееся в нем сведение. То есть должно быть изложено суждение о сведении как об аргументе доказывания тезиса (обстоятельства). Если такого суждения нет, то сведение, содержащееся в документе, или сам документ не доказательство"^[10].

"Вещь, приобщенная к материалам уголовного дела без суждения о ней, то есть без выражения мысли об отношении приобщаемой вещи к другой вещи и к самой себе, без отражения отношений между мыслимыми вещами, будет в логическом и, следовательно, в процессуальном плане вещью бессмысленной. Аргументом в суждении является не вещь (документ, содержащиеся в показании сведения и так далее) сама по себе, а мысль об этой вещи, суждение об отношении этой вещи к другим мыслимым вещам. Поэтому запись о приобщении какой–либо вещи к материалам уголовного дела в качестве вещественного доказательства только потому, что эта вещь имеет значение для уголовного дела, неправильна. Потому что в записи (суждении) нет мысли об отношении приобщаемой вещи к другим вещам. В записи о приобщении нет суждения о вещи как об аргументе в доказывании выдвинутого обвинительным органом тезиса. Такая форма приобщения есть безмысленное приобщение"^[11].

"Например, следователь постановил произвести обыск с целью обнаружения сведений о событии преступления. Во время обыска были изъяты вещи и документы, которые по интуиции следователя имеют значение для уголовного дела. Во время изъятия следователь еще не должен иметь категорического суждения об изымаемых вещах и документах как аргументах для доказывания тезиса расследования. Изъятые в результате обыска вещи и документы еще не являются в процессуальном значении доказательствами, так как еще нет суждения о них. Однако самое процедура обыска как следственного действия важна для подтверждения факта, что именно эти вещи и документы находились на момент проведения обыска в обыскиваемом месте. Поэтому сам протокол обыска как процессуальный документ является аргументом, или, по терминологии процессуального закона, доказательством, в суждении о том, где и когда находились обнаруженные вещи и документы, заключена предпосылка для доказательств. Конечно, в буквальном смысле не сам протокол как вещь из бумаги является аргументом (доказательством), а мысль о зафиксированных на этой бумаге (бумажном носители) сведениях об изъятых вещах и документах, о месте и времени изъятия. И в этом назначении правильно допущение процессуальным законом в качестве доказательств протоколом следственных и судебных действий.

Чтобы изъятые во время обыска вещи и документы стали в процессуальном значении доказательствами, они должны быть подвергнуты процедуре признания, а сама процедура должна быть изложена письменно.

Процедура признания доказательством предельно проста. Каждая изъятая во время обыска вещь рассматривается (подвергается логическому анализу) с точки зрения цели расследования и с позиции ее доказательственного значения, является ли эта вещь (мысль о вещи) аргументом в доказывании. Если какая–то вещь (мысль о вещи) является аргументом (сведением) в доказывании, то эта вещь приобщается к материалам уголовного дела в качестве доказательства. В постановлении о приобщении вещи к материалам уголовного дела в качестве доказательства описывается весь алгоритм признания вещи доказательством, а именно: приводится суждение о вещи и вывод из полученного суждения, которым подтверждается или опровергается выдвинутый тезис (подлежащее доказыванию обстоятельство). Иначе говоря, признание вещи доказательством есть последовательность суждений о вещи, вывод из которых приводит к умозаключению о вещи как необходимом аргументе в системе доказывания по уголовному делу. Поэтому доказательством является не вещь как зрительный и осязаемый образ, как объект материального мира, а мысль, суждение об этой вещи"^[12].

"Формулировка ст. 303 УК РФ "фальсификация доказательств" абсурдна. Если доказательство — это суждение, умозаключение из аргументов, то его нельзя "фальсифицировать", так как в принципе невозможно фальсифицировать рассуждения. Ибо надо признать воспринимающего суждения глупцом, не способным усвоить правила логики. Фальсифицировать (делать ложным) сужения, умозаключения перед обладающим способностью суждения человеком будет таким же абсурдом, как "фальсифицировать" таблицу умножения. Доказательство, то есть доказывание, может быть правильным или неправильным. Доказательств не существует без демонстрации. Другое дело вещи, содержание документов, сообщенные свидетелями сведения, то есть следы какого–то деяния. Эти следы могут стать аргументами в суждении. Такие следы можно сфальсифицировать. Положив в основу суждений фальшивый след, можно прийти к ложным выводам. Но след деяния во всех случаях сам по себе не является "доказательством". Такие следы можно отнести скорее к категории "улик". Доказательство — это суждения и умозаключения о следах деяния. Нельзя наказать за "фальсификацию доказательств", ибо это будет наказание за врожденную неспособность суждения, за ущербность мышления. Но если и карать за "фальсификацию доказательств", то в первую очередь тех, кто выдает за доказательство простое зачитывание тех или иных документов, нисколько не заботясь о связи этих документов с доказательственным тезисом"^[13].

А вообще "процессуальный закон есть только каркас судебного доказывания, имеющий целью держать участников процесса в рамках правил логики, не допускать нарушений правил логики, не множить абсурдов в самом процессе, в первую очередь судебным произволом. Само доказывание должно строиться всецело на правилах общей логики. Поэтому процессуальные законы незначительны по объему. Поскольку предполагается, что все процессуальные участники судебного процесса знают логику, о чем они имеют сертификат об образовании, то не нужно каждый процессуальный закон обременять учебником по формальной логике"^[14].

Однако, чтобы оперировать какой–либо информацией, о ней нужно узнать, закрепив надлежащим образом, в установленном порядке. Именно в этом тезисе мы представляем назначение органов предварительного расследования.

Всякое сведение о событии преступления должно представлять собой единство содержания и формы. Его содержание — сведения об обстоятельствах, входящих в предмет доказывания (ч. 1 ст. 73 УПК РФ), о чем мы говорили выше, форма — источник сведений об этих обстоятельствах (ч. 2 ст. 74 УПК РФ).

Определившись с вопросом содержания доказательств, в дальнейшем мы будем рассматривать допустимость порядка облечения сведений в процессуальную форму, для возможности оперировать ею в последующем непосредственно в суде, при познании обстоятельств преступления.

В вопросе о недопустимых доказательствах проявляется мудрость законодателя. Недопустимые доказательства как сведения, из которых составляются доводы и выводятся суждения, как аргументы являются по своей логической сути доказательствами. Но поскольку это сведение получено с нарушением требований процессуального закона, что подвергает сомнению истинность сведения, его достоверность, то такое сведение не может быть положено в основу обвинения. Таким образом, доказательства с процессуальным пороком их получения не могут быть использованы стороной обвинения для доказывания тезисов обвинения. Такое доказательство, хотя с формально–логической точки зрения верно, является недопустимым для обвинения.

Пленум Верховного Суда РФ разъясняет, что доказательства должны признаваться полученными с нарушением закона, если при их собирании и закреплении были нарушены гарантированные Конституцией РФ права человека и гражданина или установленный уголовно–процессуальным законодательством порядок их собирания и закрепления, а также если собирание и закрепление доказательств осуществлены ненадлежащим лицом или органом либо в результате действий, не предусмотренных процессуальными нормами^[15].

Для российского судопроизводства вопрос, связанный с допустимостью доказательств, является актуальным, поскольку более 95%, по нашим наблюдениям, доказательств собираются именно в ходе производства предварительного расследования, где отсутствует состязательность, гласность, а орудует однобоко–обвинительная, карательно-репрессионная процедура.

Верно определение недопустимости доказательств, данное Л. Д. Калинкиной: "К недопустимости доказательств должны приводить нарушения требований уголовно–процессуальных норм относительно субъекта, оснований, условий, гарантированных законом прав участников уголовного судопроизводства и порядка производства и процессуального оформления результатов следственных действий, которые привели к недостоверности доказательственной информации или поставили под неустранимое сомнение ее достоверность"^[16].

В результате анализа норм УПК РФ, процессуальной литературы выделим следующие критерии допустимости доказательств относительно формы закрепления сведений, на основе которых возможно установить обстоятельства совершенного преступления:

1) соблюдение гарантированных Конституцией РФ прав человека и гражданина при собирании доказательств;

2) получение доказательств только из предусмотренных законом источников;

3) получение доказательств уполномоченным на то должностным органом или лицом;

4) использование только указанных в законе процессуальных действий;

5) соблюдение надлежащего порядка проведения и оформления процессуальных действий.

При этом любые ли нарушения требований норм УПК РФ ведут к их ничтожности? Данный вопрос красной нитью проходит сквозь производство каждого уголовного дела. Содержание норм ч. 2 ст. 50 Конституции РФ и ст. 75 УПК РФ буквально означает, что любое нарушение федерального закона влечет за собой недопустимость доказательства, полученного в ходе соответствующего процессуального действия.

Под нарушениями уголовно–процессуального закона понимаются отступления государственных органов и должностных лиц, ведущих производство по уголовному делу, а также других субъектов процесса и лиц, не являющихся субъектами уголовно–процессуальной деятельности, от предписаний (требований) уголовно–процессуальных норм.

Допущенные нарушения уголовно–процессуального закона при производстве следственного действия должны оцениваться с учетом их характера, тяжести и влияния на доброкачественность, достоверность доказательственной информации, полученной, проверенной или оцененной с помощью следственных действий. Только лишь существенность допущенного нарушения уголовно–процессуального закона должна влечь за собой такие серьезные правовые последствия, каковыми является признание юридически недействительными результатов его производства. Иное означало бы формалистский подход к данному вопросу и приводило бы к бессмысленной утрате важной доказательственной информации. А этого делать нельзя не только в силу принципиального подхода к решению этого вопроса в прежнем УПК РСФСР на уровне целого ряда статей, а именно: ст. 323, 345, 379 и т. д., в которых законодатель концептуально высказывался за различие существенных и несущественных нарушений уголовно–процессуального закона и их правовых последствий, но и в силу принципиального подхода к пониманию данного вопроса на практике.

На практике сложилось обыкновение, по которому лишь существенное нарушение требований уголовно–процессуального закона при назначении, производстве и процессуальном оформлении хода и результатов следственных действий влечет за собой недопустимость их использования при доказывании обстоятельств совершенного преступления. В случае если возможности по собиранию, проверке, оценке доказательственной информации с помощью тех же следственных действий не утеряны, то они могут быть повторно проведены в законном режиме в целях устранения ранее допущенных в ходе их производства существенных нарушений уголовно–процессуального закона.

Справедливо было бы оценивать факты нарушения закона при собирании, проверке и оценке доказательств третьими лицами, не заинтересованными в исходе дела. Поскольку практика свидетельствует, что оценка допустимости доказательства в установлении обстоятельств совершенного преступления лицом, совершившим нарушения закона при собирании, проверке и оценке доказательств, является профанацией, поскольку очевидно, что признавать собственные нарушения человеку несвойственно. "Человек по своей природе склонен к самооправданию своих поступков. Защитная аргументация (рационализация) является распространенным защитно–адаптивным механизмом психики личности и состоит в том, что человек придумывает на первый взгляд логичные суждения для ложного объяснения своих действий, давая им такое толкование, которое согласуется с его представлением о себе, о своих жизненных принципах, о своем идеальном образе. Это является средством сохранения самоуважения личности — собственного положительного представления о себе, а также того положительного представления, которое, по его мнению, другие имеют о его личности"^[17].

К признанию доказательств недопустимыми ведут не ошибки, как это подчас представляется в процессуальной литературе и на практике, а именно нарушения, допущенные следователем, дознавателем, прокурором, судом при собирании, проверке и оценке доказательств (ч. 3 ст. 7, ст. 381 УПК РФ). Признание тождества между ошибкой ("неправильность в действиях, мыслях"^[18]) и нарушением ("не выполнить, не соблюсти чего–нибудь"^[19]) снимает ответственность с лиц, допускающих несоблюдения закона, за совершение которого должна наступать ответственность, поскольку все–таки нарушается закон, а не происходит ошибка закона. При этом следует определить, что именно нарушения закона ведут к признанию доказательства недопустимым, ошибке же, как понятию, так и результату профессиональной деятельности, коей и является уголовное судопроизводство сквозь призму деятельности следователя, дознавателя, прокурора, суда по собиранию, проверке и оценке доказательств, не должно быть места. Все решения всегда выносятся умышленно, с пониманием их последствий. Нельзя допускать как аргумент, что может ошибаться человек, имеющий высшее юридическое образование и опыт работы по профессии юриста, прошедший квалификационные испытания. Ошибка есть результат ослабленной способности суждения, незнание основ права и правил логики. Например, если признать за судьей возможность ошибаться, то согласно теории вероятности количество правосудных и неправосудных решений должно быть равным. Однако поскольку количество оправдательных приговоров ничтожно мало, то математически ими можно пренебречь. Получается, следуя математическим расчетам, что судья никогда не ошибается. Все, что делает судья, есть результат умысла, трезвого расчета.

"Итак, в любом виде деятельности невозможно избежать ошибок и заблуждений. Не является исключением и деятельность по рассмотрению уголовных дел, в процессе которой суды первой инстанции допускают ошибки не только при установлении фактических обстоятельств дела, но и при применении тех или иных норм материального или процессуального закона. Между тем проверка законности, обоснованности и справедливости судебных решений вышестоящими судебными инстанциями осуществляется не только с целью выявления ошибок, допущенных при рассмотрении и разрешении дела, но и для принятия соответствующих мер по их устранению, в том числе посредством предоставленных вышестоящим судам полномочий по пересмотру судебных решений. Выявление и устранение ошибок, допущенных в ходе предварительного расследования и судебного разбирательства в судах первой или второй инстанции, направлены не только на восстановление нарушенных прав лиц, участвующих в процессе, но и на устранение нарушений норм, определяющих процессуальную форму судопроизводства"^[20].

"Казалось бы, что всякое отступление от закона процессуального являлось поводом для кассации. Но абсолютное понимание этого положения привело бы к крайней нестабильности приговоров суда первой инстанции. Правила судопроизводства так многочисленны, что ни один суд не может быть уверенным в точном соблюдении их всех"^[21].

Упрощенный подход к пониманию нарушений закона при собирании, проверке и оценке доказательств демонстрирует и Верховный Суд РФ. Так, в постановлении Пленума № 28 от 23 декабря 2008 г. "О применении норм Уголовно–процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в судах апелляционной и кассационной инстанций" указывается: "11. В соответствии с положениями ч. 2 ст. 360 УПК РФ во взаимосвязи с положениями ст. 6 УПК РФ суды апелляционной и кассационной инстанций вправе выйти за пределы апелляционных (кассационных) жалобы или представления и проверить производство по уголовному делу в полном объеме, если этим не будет допущено ухудшение положения осужденного, оправданного, лица, уголовное дело в отношении которого прекращено, поскольку неисправление судебной ошибки искажало бы саму суть правосудия и смысл приговора как акта правосудия".

Конституционный Суд РФ при этом также указывает в своих решениях, что "отсутствие возможности пересмотреть ошибочный судебный акт не согласуется с универсальным в судопроизводстве требованием эффективного восстановления в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости, умаляет и ограничивает данное право"^[22].

Подобными выводами вышестоящие судебные инстанции покрывают незаконную деятельность, объективно вменяя безнаказанность, сводя роль дознавателей, следователей, судей к уровню секретарш, допускающих ошибки в протоколе заседания.

Всякое нарушение уголовно–процессуального закона — это правонарушение, т. е. виновное и противоправное деяние, которое отрицательно сказывается на осуществлении назначения уголовного судопроизводства и реализации прав участников процесса. Оно может быть совершено в форме действия либо бездействия. Вина при этом выражается в форме умысла или неосторожности. Правонарушение состоит либо в неисполнении юридической обязанности, либо в злоупотреблении правом.

В результате несоблюдения уголовно–процессуальных норм могут наступить существенные и несущественные для уголовного дела нарушения, чем и предопределяется деление ранее в УПК РСФСР в ст. 345, а сегодня в процессуальной литературе^[23] нарушений на существенные и несущественные.

Под существенным нарушением уголовно–процессуального закона следует понимать нарушение, выражающееся в отступлении государственных органов и должностных лиц, ведущих производство по уголовному делу, а также участников процесса от предписаний (требований) уголовно–процессуальных норм, которое путем лишения или стеснения гарантированных законом прав участников процесса либо иным способом помешало всесторонне расследовать или рассматривать дело и повлекло либо могло повлечь постановление незаконного и необоснованного уголовно–процессуального решения.

Несущественные нарушения уголовно–процессуального закона — это такие нарушения субъектами уголовного процесса предписаний уголовно–процессуальных норм, которые не влекут и не могут повлечь существенные для уголовного дела последствия: односторонность и неполноту исследования обстоятельств дела и вынесение незаконного и необоснованного уголовно–процессуального решения.

Правовые последствия несущественных нарушений уголовно–процессуального законодательства различны для уголовного дела. Нельзя согласиться с утверждением о том, что правовые последствия вызывают лишь те нарушения, которые исходят из органов судопроизводства, а допускаемые участвующими в деле лицами якобы могут повлечь негативные результаты только тогда, когда дознаватель, следователь, прокурор, суд не пресекут эти нарушения, т. е. сами допустят нарушения. Такие результаты могут быть и при отступлении от уголовно–процессуального закона участников процесса (в форме привода, удаления из зала судебного заседания и др.). Острота реагирования незаинтересованного в исходе дела лица, органа, мера воздействия в отношении лица, совершившего нарушение, находятся при этом в прямой зависимости от характера и тяжести последнего.

Существенные нарушения уголовно–процессуального закона всегда влекут отмену приговора или другого уголовно–процессуального акта. Назначение этой специфической уголовно–процессуальной санкции "состоит в ликвидации отрицательных последствий, в защите права, интереса", "восстановлении прежнего состояния", но этим ее содержание не исчерпывается. Она служит одновременно правовосстановительной и штрафной мерой, так как несет в себе определенные правоограничения в отношении нарушителя. А это уже свойство штрафных санкций. Правоограничения при отмене приговора по указанной причине выражаются в том, что дело направляется на новое рассмотрение в суд, постановивший приговор, но в ином составе либо в другой суд. Отмена незаконного уголовно–процессуального акта в связи с существенным нарушением означает аннулирование приговора или иного уголовно–процессуального решения. Эта санкция "недействительности" сводится, по существу, к отказу считать правомерными наступившие последствия определенного действия^[24].

При этом анализ судебной практики свидетельствует, что назрела необходимость ее унификации в части разрешения вопросов признания доказательств недопустимыми. Нельзя признать допустимой практику признания доказательства по идентичным нарушениям закона в одном случае допустимым, а в другом недопустимым доказательством. Ведь правоприменители во всех случаях применяют один закон, действуют в соответствии с ним и во имя его верховенства.

Унифицировать практику возможно с введением перечня существенных нарушений закона или соответствующих критериев, ведущих к недопустимости доказательства.

Помимо собирания, проверки, оценки доказательств (ст. 85 УПК РФ), УПК РФ в гл.37 устанавливает порядок исследования доказательства, несоблюдение которого в соответствии с ч. 1 ст. 75 УПК РФ должно приводить к признанию доказательства недопустимым, т. е. исследованного с нарушением норм УПК РФ.

Не было выявлено ни одного случая признания доказательства недопустимым, исследованного с нарушением норм гл.37 УПК РФ в ходе судебного следствия. Причины — в отсутствии как складывающейся практики, так и соответствующего реагирования со стороны участников процесса. При этом непосредственное участие в процессе исследования доказательств выявляет множество нарушений норм гл.37 УПК РФ, которые остаются незамеченными.

Так, в качестве примера следует рассмотреть часто встречающееся нарушение при исследовании доказательства — предъявление для опознания в соответствии со ст. 289 УПК РФ.

В ходе судебного следствия может возникнуть необходимость в проведении предъявления лица или предмета для опознания. Для опознания могут быть предъявлены подсудимый, потерпевший, свидетель, орудия преступления и другие предметы. Предъявление для опознания производится в соответствии с требованиями ст. 193 УПК РФ.

В процессуальной литературе предлагается следующий перечень оснований проведения предъявления для опознания в суде: "1) при расследовании дела предъявление для опознания не проводилось; 2) в судебном заседании вызваны лица, не принимавшие ранее участие в деле, но располагающие информацией, позволяющей опознать какой–либо объект; 3) в ходе судебного следствия его участникам были представлены ранее не бывшие в поле зрения следствия и суда предметы, подлежащие опознанию; 4) на предварительном следствии опознание проводилось по фотографии, а в суде появилась возможность предъявить объект в натуре; 5) в ходе судебного следствия выявлены новые обстоятельства дела, установление которых возможно только после предъявления лиц и предметов для опознания"^[25].

Специфика судебного разбирательства уголовных дел значительно снижает возможности создания условий, обеспечивающих соблюдение всех общих положений тактики предъявления для опознания. В частности, снижается возможность опознания подсудимого, поскольку всегда он выделяется среди других лиц, находящихся в зале суда: либо он находится за решеткой, либо находится на первом ряду сидений зала судебного заседания, но в любом случае отдельно от потерпевших, свидетелей или других лиц.

Опознание того же лица или предмета не может производиться повторно (ч. 3 ст. 193 УПК РФ). В процессе изучения уголовных дел нам не встретилось ни одного случая производства предъявления для опознания в порядке ст. 289 УПК РФ. При этом не было выявлено и ни одного случая подачи ходатайства сторонами процесса о его проведении.

Однако, как показало непосредственное участие в рассмотрении уголовных дел, опознание проводится в каждом уголовном деле, но это опознание не имеет ничего общего с той процедурой, которая закреплена в ст. 193 УПК РФ. Фактически это выглядит следующим образом. При допросе потерпевших, свидетелей государственный обвинитель, а подчас и судья задают допрашиваемому вопрос: "Находится ли лицо, которое причинило Вам преступный вред, в зале судебного заседания или на скамье подсудимых"^[26]? При этом потерпевший или свидетель, оглядываясь, опознавали называемое лицо, которое они знают, объясняя в то же время, когда и где встречались с опознанным таким образом лицом. При этом в протоколах и выносимых на их основе приговорах результат данного опознания приводится как обвинительное доказательство того или иного лица в суде.

При этом следует признать, что выявленный порядок опознания в ходе судебного следствия не соблюдает тот перечень процессуальных гарантий, который закреплен в ст. 193 УПК РФ.

Так называемое "ограниченное опознание", которое имеет место в ходе судебного заседания, ничем не связано (кроме названия) с той процедурой, которая производится в ходе предварительного расследования при предъявлении лица для опознания в порядке ст. 193 УПК РФ. Существующий порядок предъявления для опознания в ходе судебного следствия нарушает процессуальные гарантии, заложенные в норме ст. 193 УПК РФ, на которую ссылается ст. 289 УПК РФ. Положение ст. 193 УПК РФ категорично предписывает только таким образом и только в таком порядке проводить данное следственное или судебное действие.

Следует, во–первых, признать выявленный на практике порядок предъявления для опознания в ходе судебного следствия незаконным, нарушающим процессуальные гарантии личности, закрепленные в ст. 193 УПК РФ, во–вторых, призвать участников процесса, а в первую очередь суд, отказаться от применения на практике подобной "квазипроцедуры"^[27], в случае же ее применения — рекомендовать адвокатам–защитникам возражать против проведения подобного судебного действия, носящего больше бытовой (узнавание, а не опознание), чем процессуальный характер.

1.2. Соблюдение законов логики в познании доказательств

Логика изучает процесс познания доказательства, но в своем специфическом разрезе, выделяя в этом сложном процессе формальную сторону мыслительной деятельности исследователя (структуру высказываний, их форму, использование понятия и правил логики).

"В логике под процессом доказывания (в логической литературе процесс доказывания называется доказательством) понимается построение логических выводов, когда из одних утверждений, истинность которых уже известна, на основании логических правил выводятся другие утверждения… Предметом логики доказывания является изучение доказательства и процесса его формирования как конкретного вида мыслительной деятельности, основанного на использовании законов и форм мышления…

Мыслительная деятельность, связанная с собиранием и исследованием доказательств, не может протекать иначе как в строгих логических формах"^[28].

В законах мышления выражена общая структура правильного мышления. Нельзя построить осмысленное высказывание вопреки логическим правилам или игнорируя их. "Формы логической связи не могут быть игнорированы исследователем, он не может применять их или не применять, пользоваться ими или не пользоваться, он помимо своей воли и желания облекает свое мышление в те формы, которые отражают связи и отношения, присущие исследуемым явлениям"^[29].

При этом проявление логики и ее правил в исследовании доказательств следует выявлять не в процедурных вопросах судебного следствия, а именно в познавательной деятельности, осуществляемой при помощи судебных действий, установленных в УПК РФ.

Важно выявить место логики в познании доказательств еще и потому, что существующая судебная практика по исследованию доказательств сводится к зачитыванию либо оглашению, но в любом случае повторению собранного на предварительном расследовании доказательственного материала, подменяя силлогистические операции демагогией и софизмами.

Наиболее общие правила, определяющие структуру правильного мышления, формулируются в виде законов логики, которые "составляют тот невидимый каркас, на котором держится последовательное рассуждение и без которого оно превращается в хаотичную, бессвязную речь"^[30]. Среди законов логики выделяют: 1) закон тождества; 2) закон непротиворечия; 3) закон исключенного третьего; 4) закон достаточного основания.

Требование определенности в употреблении понятий вытекает из закона тождества (равенства), согласно которому каждое понятие должно мыслиться тождественным себе в течение всего процесса рассуждения. Отступление от данного закона ведет к подмене понятий (мыслей), путанице и расплывчатости. Сущность подмены понятий заключается в том, что вместо требуемого употребляется другое, внешне сходное понятие. В целях избежания нарушений^[31] этого закона необходимо твердо знать и четко соблюдать в ходе рассуждения следующие условия закона тождества.

Во–первых, тождество предмета мысли. Это условие требует сохранять определенность и постоянство предмета мысли в ходе всего мыслительного процесса. Развивая мысль об определенном предмете, до завершения рассуждения о нем нельзя менять этот предмет, т. е. необходимо его сохранять до конца рассуждения. В результате нарушения этого условия возникает "подмена понятия". Например, в Октябрьском районном суде г. Саранска в ходе судебного разбирательства по обвинению К. в хищении имущества суд исключил результаты дактилоскопической экспертизы, поскольку на рассмотрение эксперта была представлена дактилопленка с места происшествия по ул.Севастопольской, а не с ул.50 лет Октября г. Саранска, где было совершенно преступление, и подписи на упаковке понятым не принадлежат^[32].

Во–вторых, тождество мысли об этом предмете. "Каждаявыраженная по поводу данного объекта мысль должна сохранять свое содержание. При нарушении этого условия возникает "подмена тезиса". Это происходит, когда в ходе рассуждения исходная мысль умышленно или несознательно подменяться другой"^[33].

Примером "подмены тезиса" является приговор Краснослободского районного суда Республики Мордовия (далее по тексту — РМ) от 4 ноября 2003 г. Данным судом В. и К. были осуждены по п. "а" ч. 2 ст. 166 УК РФ. Уголовное преследование по ч. 3 ст. 30, п. "а" ч. 2 ст. 166 УК РФ в отношении В. и К. прекращено по п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ.

В приговоре суд одновременно утверждает не только об отсутствии в действиях В. и К. состава преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 30, п. "а" ч. 2 ст. 166 УК РФ, но и допускает формулировки об их виновности, нарушая тем самым предписания ч. 1 ст. 302 УПК РФ^[34].

В мышлении закон тождества выступает в качестве важного правила: реализуясь в нормах и принципах мыслительной деятельности, данный закон требует исключения в ходе рассуждений произвольного изменения предмета мысли, подмены или смешения мысли о предмете.

Мышление при исследовании доказательств должно быть последовательным и непротиворечивым. Недопустимо приписывать предмету какой–либо признак, а затем в ходе рассуждения этот признак у того же предмета отрицать. Нельзя, например, об одном и том же свидетеле по одному и тому же делу утверждать, что он не заинтересован в исходе дела и в то же время заинтересован в нем. Запрет на противоречия в рассуждении определяется законом непротиворечия, согласно которому нельзя одновременно об одном и том же предмете утверждать, что он имеет данный признак и не имеет его.

Две противоположные мысли об одном и том же предмете, взятом в одно и то же время, в одном и том же отношении, не могут быть одновременно истинными. Одна из них ложная, другая истинная. Важно соблюдать на практике условия закона непротиворечия: "во–первых, если мы утверждаем принадлежность предмету одного признака и в то же время отрицаем принадлежность этому предмету другого признака, логического противоречия не будет; во–вторых, не будет противоречия между суждениями, если речь идет о разных предметах; в-третьих, противоречия не будет, если мы что–либо утверждаем и в то же самое время отрицаем относительно одного предмета, но который рассматриваем в разное время; в-четвертых, противоречия не будет, если один и тот же предмет нашей мысли рассматривается в разных отношениях"^[35]. Нарушение указанных требований приводит к двусмысленности, бессвязности рассуждения.

Приговором Октябрьского районного суда г. Саранска от 30 сентября 2005 г. В. осужден по ч. 1 ст. 109 УК РФ за причинение смерти по неосторожности В-ой, имевшее место в 2 часа 11 июня 2004 г. Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РМ от 21 декабря 2005 г. приговор отменен. Как следует из описательно–мотивировочной части приговора, судом были установлены обстоятельства, при которых органами предварительного следствия было предъявлено обвинение В. в совершении умышленного причинения смерти другому человеку (ч. 1 ст. 105 УК РФ), что противоречит требованиям ст. 307 УПК РФ об описании преступного деяния, признанного доказанным, с указанием места, времени, способа его совершения, формы вины, мотивов, целей и последствий преступления. В резолютивной части приговора В. признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 109 УК РФ^[36].

В рассматриваемом примере был нарушен закон непротиворечия. Две противоположные мысли об одном и том же предмете, взятом в одно и то же время в одном и том же отношении, оказались одновременно истинными: виновность В. в совершении умышленного причинения смерти (ч. 1 ст. 105 УК РФ) и признание В. виновным в причинении смерти по неосторожности (ч. 1 ст. 109 УК РФ).

В процессе судебного разбирательства стороны обвинения и защиты выдвигают несовместимые положения, отстаивая свою позицию, оспаривая аргументы противной стороны. Следовательно, суд (судья) должен разобраться во всех обстоятельствах дела, привести их в полную ясность и устранить все имеющиеся противоречия. Закон непротиворечия требует тщательного исследования каждого доказательства по делу, чтобы окончательное решение суда основывалось на достоверных и непротиворечивых доказательствах. Именно поэтому ст. 380 УПК РФ, перечисляя условия, при которых приговор признается не соответствующим фактическим обстоятельствам дела, выделяет наряду с другими следующие два непосредственно связанные с законом непротиворечия: 1) при наличии противоречивых доказательств, имеющих существенное значение для выводов суда, в приговоре не указано, по каким основаниям суд принял одно из этих доказательств и отверг другие; 2) выводы суда, изложенные в приговоре, содержат существенные противоречия, которые повлияли или могли повлиять на решение вопроса о виновности или невиновности осужденного или оправданного, на правильность применения уголовного закона или на определение меры наказания.

Таким образом, соблюдение закона непротиворечия ведет к однозначности и последовательности как выводов по делу, так и суждений (посылок), на которых они основаны.

Закон исключенного третьего соблюдается, если о предмете высказаны два взаимоисключающих утверждения, т. е. одно из них непременно истинно, другое ложно и никакого третьего утверждения по тому же поводу высказать нельзя. В упоминавшемся ранее приговоре Краснослободского районного суда РМ от 4 ноября 2003 г. суд, установив отсутствие в действиях В. и К. состава преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 30, п. "а" ч. 2 ст. 166 УК РФ, в нарушение требований ст. 305, ч. 2 ст. 308 УПК РФ не обосновал это в приговоре и не принял решение об их оправдании, допустив в оправдательном приговоре формулировки, ставящие под сомнение невиновность оправданных, что является нарушением судьей требования ч. 1 ст. 302 УПК РФ, согласно которой приговор суда может быть оправдательным или обвинительным^[37]. Действительно, такие приговоры незаконны, а в логическом отношении они содержат нарушение закона исключенного третьего: подсудимый или виновен, или невиновен — "третьего не дано".

Нарушение закона исключенного третьего встречается и в актах реагирования как защитника, так и прокурора. Например, в резолютивной части кассационной жалобы адвокат–защитник просил: "В кассационном порядке отменить приговор Ленинского районного суда г. Саранска в отношении М., дело производством прекратить за отсутствием в действиях М. состава преступления, а если судебная коллегия не согласится с приведенными доводами, то прошу снизить наказание до пределов отбытого срока и освободить моего подзащитного из–под стражи"^[38].

Так, в ходе предварительного слушания в одном из мировых судов г. Москвы адвокат–защитник В. заявил письменное ходатайство о прекращении уголовного дела в связи с деятельным раскаянием подзащитного. Суд, не разрешив заявленного ходатайства, предложил стороне защиты заявить другое ходатайство — о проведении судебного разбирательства в особом порядке, дав понять, что ходатайство о прекращении уголовного дела не удовлетворит, тем самым допустив нарушение, граничащее с абсурдом, предложив заявить два взаимоисключающих ходатайства. Данное нарушение было озвучено судье, что не вызвало с его стороны никакой реакции.

Закон исключенного третьего не указывает, какое из двух противоречащих суждений будет истинным по своему содержанию. Он только ограничивает круг исследования двумя взаимоисключающими альтернативами и способствует формально правильному разрешению возникшего противоречия. Для того чтобы решить, какое же из рассматриваемых положений правильно, надо исследовать обстоятельства данного случая по существу. Закон исключенного третьего требует соблюдать следующие правила: "во–первых, из двух противоречивых высказываний об одном и том же единичном предмете, взятом в определенном времени и отношении, один отрицает то, что утверждается в другом; во–вторых, из двух противоречивых высказываний одно отрицает то, что утверждается другим, и одновременно утверждается нечто новое; в-третьих, из двух противоречивых высказываний одно утверждает что–то относительно целого класса предметов, явлений, событий, взятых в определенном времени и отношении, а другое одновременно отрицает это же относительно некоторых предметов, явлений и событий данного класса; в-четвертых, из двух противоречивых высказываний одно что–либо отрицает относительно всего класса предметов, явлений или событий, а другое утверждает то же самое относительно некоторых предметов, явлений или событий того же класса"^[39].

Важнейшим свойством мышления в ходе исследования доказательства является его обоснованность. По существу, доказанность какого–либо утверждения и является его логической обоснованностью. Это общее требование к доказательному мышлению формулируется в виде закона достаточного основания, в силу которого всякое утверждение в ходе рассуждения должно быть обосновано другими достоверно установленными данными. Нарушением закона достаточного основания является защитительная речь адвоката: "Я не согласен с наказанием, определенным моему подзащитному государственным обвинителем. Я полагаю, что определение З. наказания в виде 2‑х лет является достаточным"^[40]. Или "К., мой подзащитный, не признает своей вины, я постарался привести, высокоуважаемый суд, доводы о его невиновности, но если Вы со мной не согласитесь, то прошу Вас о снисхождении"^[41].

Закон достаточного основания является отражением всеобщей взаимосвязи, существующей между предметами, явлениями в окружающем мире. В соответствии с этим достаточное основание — это любая мысль, уже проверенная и признанная истинной, из которой с необходимостью вытекает истинность другой мысли.

Закон достаточного основания выражен в ч. 3 ст. 240 и ч. 4 ст. 302 УПК РФ, согласно которым приговор может быть основан лишь на тех доказательствах, которые в соответствии с ч. 1, 2 ст. 240 УПК РФ были непосредственно исследованы в судебном заседании. С учетом указанного требования закона суд не вправе ссылаться в подтверждение своих выводов на собранные по делу доказательства, если они не были исследованы судом и не нашли отражения в протоколе судебного заседания. Ссылка в приговоре на показания подсудимого, потерпевшего, свидетелей, данные при производстве дознания, предварительного следствия или судебного заседания, допустима только при оглашении судом этих показаний в случаях, предусмотренных ст. 276, ст. 281 УПК РФ. Сведения, содержавшиеся в оглашенных показаниях, как и другие доказательства, могут быть положены в основу выводов и решений по делу после их всестороннего исследования.

В процессе судебного следствия закон достаточного основания имеет принципиальное значение, поскольку непосредственно связан с обоснованностью приговора (ч. 1 ст. 297 УПК РФ). Любое обстоятельство, которое становится предметом судебного исследования, должно быть установлено.

Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РМ от 28 декабря 2005 г. отменен приговор Ардатовского районного суда РМ от 21 октября 2005 г. в отношении В., осужденной по ч. 1 ст. 105 УК РФ к семи годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима.

Согласно ч. 1, 3 ст. 240 УПК РФ в судебном разбирательстве все доказательства по уголовному делу подлежат непосредственному исследованию. Приговор суда может быть основан лишь на тех доказательствах, которые были исследованы в судебном заседании.

Как следует из протокола судебного заседания, с учетом мнения сторон судом был установлен порядок исследования доказательств, в том числе подлежали исследованию письменные доказательства, а именно протокол осмотра места происшествия, заключения экспертиз и характеризующий материал. Суд, постановляя приговор, положил в его основу заключения судебно–медицинской, судебно–биологической экспертиз, протокол осмотра места происшествия, акт судебно–медицинской экспертизы.

Однако указанные доказательства, а также характеризующий материал в отношении В. в судебном заседании не исследовались^[42].

При вынесении решения по делу во внимание принимаются только такие данные, которые исследованы, т. е. обоснованы (ч. 4 ст. 302 УПК РФ). Все то, что не закреплено в деле в виде доказательств, не имеет определенного, поддающегося исследованию источника, исключается из рассуждения, не может влиять на решение.

Формально–логические законы в содержательном плане представляют собой свойства мысли, которые выражают особенности мышления и лежат в основе всех умственных операций, в том числе и при исследовании доказательств.

В процессе судебного следствия логические правила способствуют глубокому, всестороннему и строгому исследованию доказательств, выяснению взаимосвязей между ними, пониманию совокупности доказательств как некоторой целостной системы. "Закон, не будучи учебником логики, стремится оберечь обвинительный орган и суд от нарушения логических правил и направляет их деятельность по пути процессуальной экономии, ограждая судебное дело от наполнения бессмысленными вещами и документами. Вещь, приобщенная к материалам уголовного дела без суждения о ней, то есть без выражения мысли об отношении приобщаемой вещи к другой вещи и к самой себе, без отражения отношений между мыслимыми вещами, будет в логическом и, следовательно, в процессуальном плане вещью бессмысленной. Аргументом в суждении является не вещь (документ, содержащееся в показаниях сведение) сама по себе, а мысль об этой вещи, суждение об отношении этой вещи к другим мыслимым вещам. Поэтому запись о приобщении какой–либо вещи к материалам уголовного дела в качестве вещественного доказательства только потому, что эта вещь имеет значение для уголовного дела, неправильна. Потому что в записи нет мысли об отношении приобщаемой вещи к другим вещам. В записи о приобщении нет суждения о вещи как об аргументе в доказывании выдвинутого обвинительным органом тезиса. Такая форма приобщения есть бессмысленное приобщение"^[43].

Для правильного исследования доказательства, определения его значения и места в системе других доказательств по делу, для использования его в качестве средства доказывания участник процесса должен четко представлять себе содержание данного сведения, его сущность (свойства).

Познание содержания доказательства представляет собой проникновение в его сущность. "Известно, что всякое логическое доказательство состоит из трех частей: тезиса, т. е. суждения, истинность которого следует доказать; аргументов — тех суждений, которые приводятся в подтверждение тезиса в качестве его достаточного основания; демонстрации, т. е. логического выведения тезиса из аргументов и рассуждений, которые показывают, почему этими аргументами обосновывается именно этот тезис"^[44]. В силу этого, чтобы познать доказательство, процесс познания его содержания должен протекать в соответствии с правилами логического доказательства: 1) к тезису доказательства; 2) к аргументам доказательства; 3) к демонстрации (форме) доказательства: при этом следует отметить хотя и очевидное, но главное: суждение — это всегда процесс, нельзя построить логически верное рассуждение о чем–либо в статике. Суждения о чем–либо — это живая речь, обоснованная аргументами и их представлением. Следует помнить, что суждение это не констатация чего–либо, это всегда обоснование, основанное на анализе.

Тезис доказательства должен быть точно определен, сформулирован и обязательно объявлен, чтобы участники исследования представляли то, о чем идет речь. Тезисом доказательства называется то положение, истинность или ложность которого требуется доказать. Если нет тезиса, то и доказывать нечего. Тезис должен быть сформулирован в категорическом суждении, например, "причина смерти", "давность наступления смерти". Нередко тезис формулируют и в форме вопроса: "есть ли причинная связь между действиями обвиняемого и наступившими последствиями?", "через какое время после причинения повреждений наступила смерть?". При несоблюдении данного правила возможны нарушения, сущность которых будет состоять в том, что тезис сформулирован нечетко, а поэтому он не определяет точно, что подлежит обоснованию, или допускает различные истолкования.

Тезис должен оставаться неизменным на протяжении всего процесса обоснования. "Это означает, что в течение всего процесса исследования содержания доказательства субъект доказывания должен четко представлять себе, что доказывается данным доказательством, и не допускать подмены одного тезиса другим"^[45].

Например, З. и Д. было предъявлено обвинение в совершении преступлений, предусмотренных п. "а" ч. 2 ст. 163, ч. 1 ст. 286 УК РФ. В приговоре суд признал установленным, что обвиняемые действительно совершили вымогательство денег у потерпевшей Р. за свое служебное бездействие и, получив их, таким образом совершили действия явно выходящие за пределы своих полномочий. При этом суд сделал выводы о том, что в действиях обвиняемых отсутствует состав преступлений, предусмотренных п. "а" ч. 2 ст. 163, ч. 1 ст. 286 УК РФ, а содержится состав более тяжкого обвинения — п. "в" ч. 4 ст. 290 УК РФ. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РМ данный приговор отменила как незаконный ввиду того, что судья нарушил требование ст. 305 УПК РФ, допустив в оправдательный приговор формулировки, ставящие под сомнение невиновность оправданных^[46].

Нарушение, допущенное судьей, заключается в непроизвольной подмене доказательственного тезиса другим: вынесен оправдательный приговор с формулировками, ставящими под сомнение невиновность оправданных.

При нарушении данного правила может возникнуть и другая логическая ошибка — "довод к человеку". Подобное нарушение бывает тогда, когда доказательство тезиса по существу подменяется характеристикой человека, имеющего какое–то отношение к этому тезису. Например, сведения об образе жизни подсудимого, о наличии у него преступных связей, наличии необходимых профессиональных навыков и т. д. принимаются за доказательство совершения этим лицом преступного деяния, тогда как в содержание этих доказательств объективная сторона преступления не входит. Фактически и здесь происходит подмена доказываемого тезиса.

Кроме этого возможны еще два нарушения: "довод к публике" и "кто слишком много доказывает, тот ничего не доказывает". "Логическая ошибка "довод к публике" состоит в том, что вместо обоснования тезиса взывают к чувствам людей, пытаются вызвать у них симпатию или антипатию к тому, о чем идет речь, и таким путем заставить поверить в истинность или ложность выдвинутого тезиса. Логическая ошибка "кто слишком много доказывает, тот ничего не доказывает" возникает тогда, когда вместо доказательства выдвинутого тезиса обосновывается другое положение, настолько широкое, что из него непосредственно не вытекает истинность или ложность тезиса"^[47].

Аргументы (основания) должны быть истинными, доказанными, не подлежащими сомнению. Это означает, что сведения, рассматриваемые как доказательства, должны несомненно существовать и по своему содержанию быть достаточными для утверждения доказываемого тезиса. Способность аргументировать является лакмусовой бумагой, сквозь которую проявляются способности человека к суждению. Если для примера взять государственного обвинителя (да, пожалуй, любого из участников современного судебного процесса) и методы аргументации, используемые им в исследовании доказательств, то становится очевидным, что ему о способах аргументации известно на уровне чувств или эмоций, а не знания. Разве можно чтением документов и пересказом в лице показаний свидетелей и потерпевших данных на предварительном расследовании аргументировать (отметим — всегда без представления) неизвестные обстоятельства познаваемого?

При нарушении данного правила возможны следующие логические ошибки. Ложность оснований ("основное заблуждение"), когда в качестве аргументов берутся не истинные, а ложные суждения, которые выдают или пытаются выдать за истинные. Ошибка может быть и преднамеренной с целью запутать, ввести в заблуждение других людей, например, дача ложных показаний свидетелями или подсудимыми в ходе судебного рассмотрения, неправильное опознание вещей или людей, фальсификация сведений и т. п., из чего затем делаются ложные заключения.

Другая логическая ошибка — "предвосхищение оснований". Эта ошибка заключается в том, что в качестве аргументов используются недоказанные, как правило, произвольно взятые положения (ссылки на слухи, на высказанные кем–то предложения), якобы обосновывающие основной тезис. В действительности же доброкачественность таких доводов лишь предвосхищается (т. е. нуждается в собственном обосновании), но не устанавливается с несомненностью. Так п. 2 ч. 2 ст. 75 УПК РФ не допускает в качестве доказательств "показания потерпевшего, свидетеля, основанные на догадке, предположении, слухе, а также показания свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности".

Логическая ошибка "порочного круга" состоит в том, что тезис обосновывается аргументами, а аргументы обосновываются этим же тезисом, т. е. аргументы должны доказываться независимо от тезиса. Смысл этой ошибки заключается в том, что тезис выводится из аргументов, а аргументы, в свою очередь, выводятся из тезиса. Получается действительно порочный круг. Например, В. утверждает, что дурной отзыв о нем А. неверен, А. верить нельзя. Почему же ему нельзя верить? Потому что он относится к В. недоброжелательно. Откуда же видно, что А. относится к В. недоброжелательно? Это видно из того, что он, т. е. А., дурно отзывается об В. Здесь явный порочный круг — аргументы выводятся в конечном счете из самого тезиса.

Демонстрация доказательства должна обеспечить логическое следование тезиса из аргументов по правилам умозаключения, чтобы логическая связь между ними была безупречно продемонстрирована. "Самое действие по признанию процессуального доказательства есть анализ сведения как доказывания. При приобщении, например, документа должно быть указано, что и как доказывает содержащееся в нем сведение. То есть должно быть изложено суждение о сведении как об аргументе доказывания тезиса (обстоятельства), в форме утвердительного суждения, а не предположения или мнения. Если такого суждения нет, то сведения, содержащиеся в документе, не доказательство"^[48]. Демонстрация — это не чтенье и пересказ, это суждение известным и несомненным образом относительно устанавливаемого. "Здесь нужно отметить, что наличие логической связи между доказательством и доказательственным фактом обозначается термином "относимость". Доказательство относимо, если из него логически может быть выведен доказываемый тезис"^[49].

"Нельзя в связи с этим заявлять ходатайства об исключении каких–либо документов как доказательства обвинения, например, по причине получения их с нарушением процессуального закона, если обвинительный орган не продемонстрировал, то есть не показал, что и как они доказывают. Доказательств в процессуальном смысле нет, нет суждения о документах как о доказательствах. Нельзя просить исключить то, чего не существует. Нельзя опровергнуть неизвестное. Однако адвокаты весьма часто проявляют догадки, воспринимая каждый помещенный в уголовное дело документ как процессуальное доказательство, и пытаются рассуждать о неизвестных суждениях обвинительного органа. Вчитайтесь в речи адвокатов на судебной стадии прений. Как эти речи логичны, понятны и просты в изложении. Обвинительные заключения и выступления обвинителей, по сравнению с речами адвокатов, откровенно не доработаны синтаксически. Догадливые суждения адвокатов об обвинении, о доказательствах обвинения, которые редко обвинение демонстрирует, речи адвокатов весьма облегчают вынесение бессмысленного, но логикообразного приговора"^[50].

Нарушения, допускаемые при демонстрации доказательства, происходят из–за отсутствия действительной логической связи между аргументами и тезисом.

Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РМ от 18 мая 2005 г. отменен приговор Кадошкинского районного суда РМ от 4 марта 2005 г. в отношении А-х. Как следует из приговора, А-ны были признаны виновными и осуждены по п. "а" ч. 2 ст. 215.2 УК РФ. При этом в приговоре не содержались сведения о том, в чем заключался предварительный сговор на повреждение и приведение в негодное для эксплуатации состояние объекта жизнеобеспечения. Не приведены в приговоре и мотивы, по которым суд пришел к выводу о том, что осужденные повредили и привели в негодное состояние объект жизнеобеспечения^[51].

В данном случае нарушение в демонстрации доказательств: отсутствие связи между приведением в негодное для эксплуатации состояние объекта жизнеобеспечения и виновности в этом А-х.

Другое нарушение, допускаемое при демонстрации доказательства, — "поспешный вывод". Следователь или суд, рассматривая содержание доказательства, делают вывод о связи между аргументами и тезисом при наличии противоречащих этому данных или при отсутствии некоторых посредствующих звеньев данной цепи.

Приговором Рузаевского районного суда РМ от 7 февраля 2005 г. П. и Ч. осуждены за кражи чужого имущества группой лиц по предварительному сговору, с проникновением в жилище, с причинением значительного ущерба. П., кроме того, — за умышленное уничтожение чужого имущества путем поджога.

Судом при вынесении приговора допущены нарушения требований ст. 307, 308 УПК РФ.

Описательно–мотивировочная часть приговора содержит противоречия, которые выражаются в том, что суд установил совершение подсудимыми двух краж чужого имущества с соответствующими квалифицирующими признаками и в то же время признал доказанной их вину в совершении трех эпизодов хищений имущества граждан. Таким образом, судья сделал поспешный вывод о виновности П. и Ч. в третьем недоказанном эпизоде хищения имущества граждан, тем самым необоснованно расширив обвинение.

Указанные нарушения требований УПК РФ, допущенные судом по делу, явились основанием для отмены приговора. Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РМ от 8 июня 2005 г. приговор отменен, дело направлено на новое судебное рассмотрение со стадии судебного разбирательства^[52].

Из изложенного выше следует, что использование законов логики при познании доказательств способствует получению качественных, непротиворечивых, обоснованных выводов (знаний). С логической стороны обоснованность вывода (решения) означает, что он сделан в строгом соответствии с правилами логики из некоторой совокупности исходных данных. Следовательно, логическая правильность построения выводов (что, на наш взгляд, является обязанностью следователя, дознавателя, суда) из материалов дела является условием соблюдения принципа законности.

1.3. Нарушение норм Уголовно–процессуального кодекса Российской Федерации — основание для признания доказательств недопустимыми

Институт недопустимости доказательств призван обеспечить законность в российском уголовном судопроизводстве и гарантировать, чтобы принимаемые решения по уголовным делам основывались лишь на доказательствах, юридическая сила которых бесспорна и действительна.

Статья 75 УПК РФ устанавливает, что недопустимыми являются доказательства, полученные с нарушением требований УПК РФ. При этом уголовно–процессуальный закон не определяет признаки нарушений этого закона, позволяющие их оценивать в качестве основания недопустимости доказательств. Не предусматривает закон и то обстоятельство, нарушение каких норм УПК РФ приводит к признанию доказательств недопустимыми и их исключению из числа доказательств. Отсутствие в законе условий для оценки того или иного нарушения уголовно–процессуального закона в качестве основания для недопустимости доказательств на практике приводит к тому, что данный институт применяется редко, а в случаях применения его норм в решениях о признании доказательств недопустимым не указывается, почему то или иное нарушение норм УПК РФ привело к юридической ничтожности доказательства.

К недопустимости доказательств должны приводить нарушения гарантированных законом прав и свобод участников уголовного судопроизводства при собирании доказательственной информации. Представляется, что в любом случае нарушения конституционных прав и свобод участников уголовного судопроизводства в УПК РФ должны дополнить собой перечень безусловно недопустимых доказательств, предусмотренных ч. 2 ст. 75 УПК РФ. Законодатель пытался при формулировке ч. 2 ст. 75 УПК РФ привести своеобразный перечень так называемых безусловно недопустимых доказательств по аналогии с ч. 2 ст. 381 УПК РФ, однако приведенный перечень является не только недоработанным и половинчатым, но и отражающим при его анализе законодательную несостоятельность данного института. Однако очевидно, что и тот скупой перечень условий допустимости доказательств, которые указаны в ч. 2 ст. 75 УПК РФ, играет неоценимую роль на практике, ориентируя правоприменителей не допускать нарушений, обозначенных в ч. 2 комментируемой статьи. Поэтому одной из первостепенных задач науки уголовного процесса является выработка перечня нарушений требований УПК РФ, ведущих к признанию доказательств недопустимыми при их собирании, проверке и оценке.

Если основываться на понятии оснований признания доказательств недопустимыми, при условии, когда установлен факт нарушения любого предписания закона относительно источника сведений, условий, способов их получения и фиксации неуправомоченным на то субъектом, с нарушением конституционных прав граждан, а также нарушением процессуальной нормы, то первым основанием признания доказательства недопустимым является нарушение предписаний федерального закона относительно источника сведений.

В ч. 2 ст. 74 УПК РФ дается исчерпывающий перечень источников доказательств. Доказательства, полученные из неустановленного источника, должны всегда оцениваться как недопустимые доказательства.

Доказательства могут быть вовлечены в сферу уголовного судопроизводства только с помощью лиц, познавших их. Являясь субъектом доказывания, они осуществляют действия по обнаружению, исследованию, получению сведений о них, фиксируя доказательства в протоколах следственных и других процессуальных действий.

Общая причина, по которой доказательства могут быть признаны не имеющими юридической силы, — это их получение ненадлежащим субъектом (второе основание признания доказательства недопустимым).

Субъектом, наделенным правом на производство следственного действия, является должностное лицо, указанное в УПК РФ и имеющее процессуальные полномочия на производство данного действия (ч. 1 ст. 86).

Процессуальные правомочия субъекта на производство следственных действий законодатель дифференцировал применительно к стадиям процесса, подведомственности (подсудности) дела соответствующему органу, а также в связи с принятием дела к производству или получением в установленном порядке поручения о его производстве.

Общим признаком для всех субъектов, правомочных проводить процессуальные действия, является отсутствие оснований для отвода (ст. 64–71 УПК РФ). Для суда этот признак входит в состав более широкого по своему содержанию безусловного кассационного основания — вынесение приговора незаконным составом суда (п. 2 ч. 2 ст. 381 УПК РФ).

Следует признать недопустимой норму УПК РФ об отводе судьи: "Отвод, заявленный судье, единолично рассматривающему уголовное дело… разрешается этим же судьей" (ч. 4 ст. 65 УПК РФ). Во–первых, лицо, разрешающее заявленное в отношении него ходатайство, в частности об отводе, неспособно быть объективным в его разрешении, пусть даже и судья. Это просто нелогично. Во–вторых, справедливее, когда вопрос об отводе разрешало бы третье незаинтересованное лицо, как это регламентируется в Арбитражном процессуальном кодексе РФ: "Вопрос об отводе судьи, рассматривающего дело единолично, разрешается председателем арбитражного суда, заместителем председателя арбитражного суда или председателем судебного состава" (ч. 2 ст. 25).

Доказательство должно быть признано недопустимым, когда процессуальное (в том числе следственное) действие проведено:

— лицами, вообще не управомоченными осуществлять его;

— лицами, имеющими право на производство таких действий, но подлежащими в данном случае отводу;

— лицами, имеющими право на производство таких действий, но не в данной процессуальной стадии или не по делам данной категории^[53].

— ненадлежащим должностным лицом. Следователем может быть только лицо, назначенное на должность следователя;

— без письменного поручения лица, производящего дознание;

— следователем, не включенным в группу следователей;

— следователем, находящимся на излечении и имеющим листок временной нетрудоспособности либо находящимся в отпуске. В этих случаях следователь не вправе производить следственные действия, так как в соответствии с трудовым законодательством он не находится при исполнении служебных обязанностей^[54].

Третьим основанием признания доказательств недопустимыми является нарушение условий, способов получения и фиксации доказательств.

Доказательства, полученные путем проведения следственных действий, не предусмотренных законом, во всех случаях должны признаваться недопустимыми. Процессуальная форма строго формальна, порядок проведения каждого следственного действия регламентирован в УПК РФ в целях обеспечения достоверности полученных данных и гарантии прав участников процесса. Соответственно, получение доказательств путем действий, не предусмотренных в законе, порождает неустранимые сомнения в их достоверности и нарушает права участников процесса.

Критерием признания доказательств недопустимыми является такое нарушение требований норм УПК РФ, которые путем лишения или стеснения гарантированных законом прав участников процесса при рассмотрении дела или иным путем помешали суду всесторонне разобрать дело и повлияли (или могли повлиять) на постановление законного и обоснованного приговора. Такими нарушениями закона, которые влекут за собой отмену приговора, согласно ч. 2 ст. 381 УПК РФ являются: непрекращение судом уголовного дела при наличии к этому оснований; вынесение приговора незаконным составом суда; рассмотрение дела в отсутствие подсудимого в тех случаях, когда по закону его присутствие обязательно; рассмотрение дела без участия защитника в тех случаях, когда по закону его участие обязательно; нарушение права подсудимого пользоваться языком, которым он владеет, и помощью переводчика; непредоставление подсудимому права участия в прениях сторон; непредоставление подсудимому последнего слова; нарушение тайны совещания коллегии присяжных заседателей при вынесении вердикта или тайны совещания судей при постановлении приговора; обоснования приговора доказательствами, признанными судом недопустимыми; отсутствие подписи судьи или одного из судей, если уголовное дело рассматривалось судом коллегиально, на соответствующем судебном решении; отсутствие в деле протокола судебного заседания.

Закономерно и то, что нельзя признавать доказательства недопустимыми в случаях, когда допустимые нарушения могут быть устранены: например, в суде может быть допрошен понятой, присутствовавший при обыске, но не подписавший протокол; в суде может быть назначена повторная экспертиза при обнаружении случаев нарушения закона при производстве судебной экспертизы на предварительном следствии и т. д.

Только после принятия необходимых мер по устранению допущенных нарушений уголовно–процессуального закона суд может обсудить вопрос о признании или непризнании доказательств недопустимыми.

Основания признания доказательств недопустимыми должны соответствовать следующим критериям:

1) сведения о достоверности доказательства нельзя восполнить;

2) нельзя повторить следственные действия;

3) допущенные нарушения могут повлиять на вынесение законного и обоснованного приговора;

4) нарушены конституционные права граждан.

Причинами большинства нарушений норм УПК РФ, как показало изучение уголовных дел, является пренебрежение уголовно–процессуальными требованиями при получении и процессуальном закреплении доказательственной информации по уголовному делу, а также, на что было обращено внимание выше, недостаточно четкий законодательный механизм закрепления института недопустимости в уголовно–процессуальном законе.

Помимо ст. 75 УПК РФ к числу норм института недопустимости доказательств в российском уголовном судопроизводстве в УПК РФ отнесены ст. 88 УПК РФ о принципах оценки доказательств, ст. 234, 235 УПК РФ о возможности исключения доказательств в ходе предварительного слушания, ст. 271 УПК РФ о праве сторон на заявление ходатайства об исключении доказательств в судебном разбирательстве.

В данном случае нас интересует один, но главный вопрос: каков диапазон действия и принципиальная схема исключения доказательств в российском уголовном судопроизводстве?

По мнению законодателя, доказательства могут исключаться по причине недопустимости не только в суде, но и в ходе предварительного расследования. Это закреплено в ч. 3 ст. 88 УПК РФ: "Прокурор, следователь, дознаватель вправе признать доказательство недопустимым по ходатайству подозреваемого, обвиняемого или по собственной инициативе. Доказательство, признанное недопустимым, не подлежит включению в обвинительное заключение и обвинительный акт".

По действующему УПК РФ право собирать доказательства в досудебном производстве имеют только субъекты уголовного преследования: следователь, дознаватель. Собирают же они доказательства, как известно, в условиях тайны предварительного расследования. Поэтому не ясно, каким образом обвиняемому либо его защитнику становится известно об имеющихся в деле доказательствах для того, чтобы оценить их с точки зрения допустимости по ходу досудебного производства.

Предположим, что защитник обнаружил недопустимые доказательства обвинения. В рамках предоставленных законом правомочий защитник может только заявить ходатайство следователю об исключении таких доказательств. Судьба подобного ходатайства хорошо известна — следователь откажет в его удовлетворении, так как вряд ли он будет разрушать собственными руками построенное обвинение.

Нормы ст. 234, 235 УПК РФ, регламентирующие производство предварительного слушания и позволяющие исключать из разбирательства дела доказательства, полученные с нарушением закона либо недопустимые по иным основаниям, противоречат требованиям ст. 88 УПК РФ в том, что все собранные по делу доказательства подлежат тщательной проверке с точки зрения относимости, допустимости, достоверности, а все собранные доказательства в совокупности — достаточности со стороны лица, производящего дознание, следователя, прокурора и суда. Закон требует производить полную проверку и исследование доказательств в условиях судебного следствия.

1. В Определении от 23 мая 2006 г. № 154-О по делу И. С. Дружинина Конституционный Суд РФ указал, что Уголовно–процессуальный кодекс РФ не исключает возможности переноса решения вопроса о допустимости доказательств на более поздний этап судопроизводства в тех случаях, когда несоответствие доказательства требованиям закона не является очевидным и требует проверки с помощью других доказательств, что вовсе не равнозначно разрешению использования в процессе недопустимых доказательств, под которым понимается обоснование этими доказательствами решений или действий по уголовному делу.

2. "…Фраза "все доказательства оцениваются в совокупности" используется в процессуальных документах. Однако не удалось обнаружить в судебной практике за многие и многие десятилетия разъяснения о том, какие логические операции подразумеваются под оценкой всех доказательств в совокупности. Изучение судебных актов позволило выделить две формы использования этого правила. В одних случаях эта фраза не имела никакого назначения и записывалась как ритуальное изречение. Это правило не находилось ни в какой связи с судебным доказыванием. Однако в других случаях использование этого правила приобретало смысл нового, самостоятельного, главного или основного доказательства. Например, из приговора видно, что собрано и проверено девять доказательств, каждое из которых доказывает какое–то обстоятельство. Но далее следует, что, оценив эти девять доказательств в совокупности, суд считает, что эта совокупность доказывает еще и другое обстоятельство. Таким образом, девять доказательств порождает новое, десятое доказательство. Всего стало доказательств десять. Было девять доказательств, которые состояли из трех вещей, трех документов и показаний трех свидетелей. А умозаключение из этих девяти доказательств становится десятым доказательством. По сути, этим умозаключением из "совокупности доказательств" можно обосновать все и вся"^[55].

3. "С процессуальной точки зрения нелогично говорить, что есть доказательства относимые или неотносимые. Если доказательство не относится к подлежащим доказыванию обстоятельствам, то это не доказательство, а нечто иное, неизвестное. Сведений, информации в мире бесконечное множество, и это множество может доказать множество обстоятельств. Но если это множество ничего не доказывает по расследуемому уголовному делу, то оно не является доказательством по уголовному делу вообще. Сведение, которое не имеет отношения к судебному процессу, недоказательство. Сведение, которое кладут в доказывание какого–то необходимого обстоятельства, является процессуальным доказательством. Предписание, что доказательство подлежит оценке с точки зрения относимости, является остроумно–глупым. Ибо по смыслу этого предписания сначала надо получить доказательство, то есть произвести силлогические операции в отношении какого–то сведения и сделать вывод, что посредством этого сведения как раз доказывается необходимое обстоятельство. Доказательство продемонстрировано, сделан вывод. А после демонстрации доказательства нужно еще раз подвергнуть это же самое доказательство повторному силлогистическому анализу, но уже чтобы установить, а не относится ли это "доказанное" доказательство к уголовному делу. Если при доказывании сделан неправильный вывод, то положенное в основу доказывания сведение не является доказательством изначально. Такое сведение сразу должно быть отброшено, нелепо признавать его вначале "доказательством", а потом исключать из "доказательств" по причине неотносимости"^[56].

В ст. 235 УПК РФ указывается, что в ходе предварительного слушания с участием сторон рассматривается вопрос о допустимости доказательств и по его результатам исключаются из разбирательства дела недопустимые доказательства. В судебном же заседании стороны могут ходатайствовать об исследовании доказательств, исключенных ранее судьей из разбирательства, не излагая при этом их существа. Таким образом, получается, что доказательства дважды рассматриваются, когда правильнее было бы проводить исследование в ходе судебного следствия, где доказательства исследуются полностью, и в случаях обнаруженных нарушений принимать все необходимые меры по их устранению.

Заслуживает внимания и вопрос о допустимости доказательств, переданных в порядке правовой помощи компетентными органами других государств (ст. 455 УПК РФ). Нужно заметить, что оценка представленных в порядке правовой помощи доказательств осуществляется согласно правилам и требованиям УПК РФ. Недопустимыми являются доказательства, полученные из непредусмотренных УПК РФ источников, с нарушением способов сбора доказательств и т. п., если это противоречит принципам российского законодательства. Не могут быть признаны допустимыми доказательства, полученные с помощью полиграфа, что практикуется в США. По смыслу договоров о предоставлении правовой помощи в уголовном процессе допустимы такие полученные из–за границы доказательства, которые являются допустимыми согласно закону государств, с которыми заключены эти договоры. И наоборот, недопустимы такие доказательства, которые являются недопустимыми с точки зрения национального закона запрашивающей стороны. Допустимость доказательств, переданных компетентными иностранными учреждениями, прежде всего означает признание их пригодности для доказывания в уголовных делах согласно УПК РФ.

Законодатель также не разрешил вопрос о том, как поступать с "пустыми" местами, образовавшимися после исключения доказательств из материалов уголовного дела. Так, В. П. Зыков называет дела с исключенными доказательствами "полураздетыми", приводя следующий пример из практики: "Как можно признать виновными и о чем мог говорить прокурор, если судья из шести томов уголовного дела исключила пять томов, оставив лишь последний — с протоколами ознакомления обвиняемых с материалами следствия и обвинительным заключением? А преступники обвинялись в умышленном убийстве"^[57].

По уголовному делу в отношении С, рассматриваемому Ленинским районным судом г. Саранска, адвокат К. заявила ходатайство об исключении из материалов дела целого тома, в котором содержались протоколы выемки во всех почтовых отделениях связи Республики Мордовия почтовых марок на том основании, что подпись понятого, участвующего во всех актах выемки, а их было порядка 20, последнему не принадлежит, о чем обозначенный в протоколе понятой сообщил непосредственно суду в ходе судебного заседания. Суд на этом основании удовлетворил заявленное ходатайство, исключив протоколы выемки из материалов дела как полученные с нарушением закона. Однако по прошествии месяца после выявления данного факта фальсификации доказательств не было предпринято ровным счетом ничего для того, чтобы привлечь лицо, подделывающее подписи понятого, к уголовной ответственности (следователь, производивший расследование по данному уголовному делу, впоследствии получил статус федерального судьи).

Однако при решении вопроса об исключении доказательств не надо забывать и о возможности их "реанимации", о восстановлении надлежащей уголовно–процессуальной формы как способе сохранения необходимой доказательственной информации. Средством такой "реанимации" может выступать: 1) возвращение уголовного дела прокурору в порядке ст. 237 УПК РФ, которое может производиться в ходе предварительного слушания, для устранения препятствий его дальнейшего рассмотрения судом; 2) допрос участников того или иного следственного действия — понятых, экспертов, специалистов — для проверки и оценки законности порядка получения тех или иных доказательств; 3) истребование документов для подтверждения либо опровержения необходимых данных; 4) повторная и дополнительная экспертизы (ст. 207 УПК РФ); 5) направление судом кассационной инстанции уголовного дела на новое судебное разбирательство в суд первой или апелляционной инстанции со стадии предварительного слушания, или судебного разбирательства, или действий суда после вынесения вердикта присяжных заседателей в порядке п. 3 ч. 1 ст. 378 УПК РФ. С помощью данных механизмов восстанавливается законный порядок завершающей части предварительного расследования, обеспечиваются права и законные интересы участников уголовного судопроизводства и тем самым устраняются препятствия для рассмотрения уголовного дела судом, вынесения законных, обоснованных и справедливых уголовно–процессуальных актов.

В связи с этим уместно привести 11 заповедей оценки допустимости материалов, сформулированных С. А. Пашиным:

"1. Допустимость материалов в качестве доказательств не зависит от оценки их важности для исхода дела.

2. В случае, если закон существенно изменил условия допустимости доказательств, то не могут быть положены в основу обвинения те из них, которые не соответствуют положениям этого закона.

3. Материалы в интересах защиты подчиняются менее строгим правилам оценки их допустимости в качестве доказательств, нежели материалы обвинения.

4. Интересам стороны служит тот материал, на использовании которого она настаивает.

5. Обвиняемый не расплачивается своей участью за ошибки и злоупотребления органов уголовного преследования, а также защитника и других лиц, находящихся на его стороне.

6. Бремя доказывания ущербности материала лежит на стороне, которая указывает на его ущербность. Если сторона продемонстрирует его ущербность, бремя доказывания допустимости материала в качестве доказательства возлагается на противную сторону.

7. Материалы должны подводиться под матрицу в зависимости от их содержания, а не назначения.

8. Отравленное дерево дает ядовитые плоды. Материалы, полученные в результате использования недопустимого материала, сами недопустимы в качестве доказательств.

9. После признания материала недопустимым действует эффект домино. В частности, запрещается использовать упоминания о существовании такого материала в других материалах дела.

10. Нарочитость чревата ущербностью. Например, существует правовая разница между видеодокументом, полученным от агента, специально наблюдавшего за каким–либо лицом, и созданным в результате непрерывной съемки стационарной камерой всех посетителей банка.

11. Заповеди могут быть противоречивы. Их действия определяются человеческим выбором"^[58].

Глава 2. Правовые основания признания отдельных видов доказательств недопустимыми

2.1. Основания признания недопустимыми показаний подозреваемого и обвиняемого

Показания подозреваемого — это сведения, сообщенные им на допросе, проведенном в ходе досудебного производства в соответствии с требованиями ст. 187–190 УПК РФ (ст. 76 УПК РФ). Показания обвиняемого — это сведения, сообщенные им на допросе, проведенном в ходе досудебного производства по уголовному делу или в суде в соответствии с требованиями ст. 173, 174, 187–190 и 275 УПК РФ.

При осуществлении обвиняемым (подозреваемым) защиты своих законных интересов важным является его право давать показания (п. 2 ч. 4 ст. 46 УПК РФ) по поводу обстоятельств, послуживших основаниями для его задержания, а равно по поводу иных известных ему обстоятельств, связанных с задержанием. Данное право не реализуемо без обеспечения (в общем) выбранного обвиняемым (подозреваемым) адвоката–защитника.

В соответствии с п. 3 ч. 3 ст. 49 УПК РФ защитник допускается к участию в деле в случае задержания лица, подозреваемого в совершении преступления. Следователю (дознавателю) необходимо разъяснить подозреваемому право иметь защитника. В противном случае право подозреваемого на защиту будет нарушено, а протокол допроса в качестве подозреваемого должен быть признан недопустимым доказательством.

Следователь (дознаватель) обязан в соответствии с ч. 1, 3 ст. 50 УПК РФ пригласить адвоката–защитника, которого выбрал подозреваемый (обвиняемый) или его близкие родственники после их уведомления (ст. 96 УПК РФ), при этом воздержаться от представления адвоката–защитника (моментально) за счет средств федерального бюджета, как это повсеместно происходит на практике, до первого допроса подозреваемого. В этих случаях нарушается норма п. 2 ч. 4 ст. 46 УПК РФ.

Так, по уголовному делу № 28401, расследуемому Следственной частью следственного управления при МВД по РМ, в аэропорту Шереметьево Московской области был задержан житель г. Новокузнецка Б. Он был доставлен в г. Саранск, где допрошен в присутствии адвоката, которого Б. видел впервые. Как Б. выяснил позже, человек, сидевший в углу кабинета следователя во время допроса, был адвокат. В подобных случаях нарушается право на защиту, поскольку не обеспечивается, во–первых, возможность задержанному на действительный выбор адвоката–защитника. Во–вторых, не уведомляются надлежащим образом близкие родственники задержанного (ст. 96 УПК РФ).

Первые часы после задержания для задержанного — одни из самых сложных, и именно в это время происходят допросы (в том числе в качестве свидетеля) с так называемым подставным адвокатом–защитником.

Недопустимо оправдывать нарушение гарантированных прав обвиняемых (подозреваемых) положением ч. 2 ст. 94 УПК РФ, требующим от следователя (дознавателя) в случае задержания лица в течение 48 часов получить санкцию на арест. Давать показания — право, а не обязанность обвиняемого (подозреваемого). Следователь (дознаватель) должен обосновать необходимость задержания лица не признательными показаниями обвиняемого (подозреваемого), а предоставить иные сведения, подтверждающие необходимость заключения под стражу.

Следует заметить, что с учетом выбранной тактики защиты и тяжести вменяемого преступления необходимости в даче показаний в ходе расследования уголовного дела вообще нет. Так, по тяжким преступлениям в ходе практической деятельности нами разъясняется подзащитным право на отказ от дачи показаний в ходе предварительного расследования уголовного дела. Поскольку доказательства, полученные в ходе следствия, не имеют обязательной силы для суда, в условиях непосредственного исследования доказательств эффект на внутреннее убеждение суда от данных показаний несомненно выше. При первом допросе как обвиняемый (подозреваемый), так и защитник имеют ограниченную информацию о вменяемом в вину деянии, что не может не сказаться на выборе верной тактики защиты.

На практике не единичны случаи подачи адвокатами–защитниками ходатайств об исключении из материалов уголовного дела явок с повинной на том основании, что они не получили подтверждения в ходе исследования доказательств, получены без участия адвоката под влиянием морального или физического давления. Во всех случаях подобные ходатайства остаются без удовлетворения со ссылкой на позицию Конституционного Суда РФ, которая, на наш взгляд, верна. Конституционный Суд РФ в Определении от 14 октября 2004 г. № 326-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Подгузова на нарушение его конституционных прав статьями 63, 142 и 281 Уголовно–процессуального кодекса Российской Федерации" указал, что ст. 142 УПК РФ раскрывает понятие явки с повинной как повода для возбуждения уголовного дела и не касается регламентации порядка и условий использования ее судом в качестве доказательства. Данная статья не содержит положений, которые противоречили бы нормам уголовно–процессуального закона, устанавливающим порядок доказывания по уголовным делам, в том числе ст. 75 УПК РФ, и отменяли бы обязательность их соблюдения при оглашении в ходе судебного следствия сделанного заявления о явке с повинной как самого подсудимого, так и другого лица, привлекаемого либо не привлекаемого в качестве обвиняемого по данному уголовному делу.

В силу п. 5 ч. 1 ст. 51 УПК РФ участие защитника при допросе лиц, обвиняемых в совершении преступления, за которое может быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок свыше пятнадцати лет, пожизненное лишение свободы или смертная казнь, обязательно с момента предъявления обвинения. Если в этом случае следователь (дознаватель) не обеспечил обвиняемого защитником, то его согласие на допрос без адвоката не имеет юридических последствий и по существу является вынужденным, а протокол допроса — недопустимым доказательством в связи с нарушением права на защиту.

Например, по уголовному делу в отношении М., рассмотренному Хорошевским районным судом г. Москвы, судьей в ходе судебного следствия по ходатайству адвоката были исключены протоколы допросов М. в качестве подозреваемого и обвиняемого. М. обвинялся в преступлении по п. "г", "е" ч. 2 ст. 105 УК РФ, за которое предусмотрено наказание в виде пожизненного лишения свободы или смертной казни. Несмотря на отказ М. от защитника, следователь обязан был пригласить последнего. Однако защитник был приглашен только при предъявлении обвинительного заключения^[59].

Говоря об исполнении требований УПК РФ об участии защитника на предварительном следствии, необходимо обратить внимание на следующее:

1) по делам о преступлениях, совершенных лицами, которые в силу физических или психических недостатков не могут сами осуществлять свое право на защиту, участие в деле защитника обязательно;

2) недопустимо участие одного лица в качестве защитника двух обвиняемых (подозреваемых), если интересы одного из них противоречат интересам другого (ч. 6 ст. 49 УПК РФ);

3) должно соблюдаться право обвиняемого (подозреваемого) пользоваться помощью избранного им защитника (ст. 50 УПК РФ). Следователь не вправе навязывать и даже рекомендовать обвиняемому (подозреваемому) определенного адвоката, отказать в допуске защитника, приглашенного обвиняемым (подозреваемым). Однако заменить защитника другим можно только в случаях, указанных в ч. 3, 4 ст. 50 УПК РФ, когда участие избранного обвиняемым (подозреваемым) защитника невозможно (из–за командировки, болезни, занятости по другому делу) по крайней мере более пяти суток, следователь вправе предложить обвиняемому (подозреваемому) пригласить другого или назначить защитника через адвокатское образование;

4) участие защитника обеспечивается по просьбе обвиняемого (подозреваемого). В этих целях следователь обязан зафиксировать ходатайство обвиняемого (подозреваемого), с его согласия довести о заявленном ходатайстве до сведения родственников или близких лиц, которые могли бы взять на себя заботу о приглашении защитника, а в случае несогласия обвиняемого (подозреваемого), отсутствия таких лиц или отказа от приглашения защитника — направить в соответствующее адвокатское образование требование о выделении адвоката (ч. 5 ст. 50 УПК РФ). При этом, например, в каждой коллегии адвокатов г. Саранска ведется график дежурств адвокатов, в соответствии с которым следователь (дознаватель) вызывает адвоката коллегии, которая обслуживает в соответствии указанием президента Адвокатской палаты г. Саранска соответствующий правоохранительный орган;

5) отказ от защитника (ст. 52 УПК РФ) должен быть добровольным, инициатива отказа должна исходить только от обвиняемого (подозреваемого), а сам отказ — выражен в письменной форме. Следователь не может устранить защитника от участия в деле только потому, что обвиняемый (подозреваемый) отказался от защитника из–за отсутствия средств для оплаты. В таких случаях он должен разъяснить обвиняемому (подозреваемому), что ему может быть назначен защитник;

6) отказ от защитника немых, глухих, слепых и других лиц, которые в силу своих физических или психических недостатков не могут сами осуществлять свое право на защиту, лиц, не владеющих языком, на котором ведется судопроизводство, не обязателен для следователя.

Гарантом соблюдения прав обвиняемого (подозреваемого) и процедуры процессуальных действий является адвокат–защитник. Недопустимо оставлять разрешение вопроса о нарушении закона на стадию судебного разбирательства, если нарушение было допущено в ходе непосредственного участия защитника. Именно по такому пути идет судебная практика.

В соответствии со ст. 172 УПК РФ обвинение должно быть предъявлено не позднее трех суток после вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого, в присутствии защитника, кроме случаев неявки или неустановления места пребывания обвиняемого. Если обвинение не меняется до допроса лица и лицо дает показания в соответствии со ст. 173 УПК РФ, то полученные в ходе допроса доказательства будут допустимыми, так как пропуск срока предъявления обвинения совершенно не влияет ни на сущность обвинения, ни на содержание показаний обвиняемого, ни на его права (в протоколе допроса в данном случае должны быть оговорены причины, вызвавшие промедление). Необходимо разъяснить обвиняемому существо предъявленного обвинения, а также его права, предусмотренные ст. 47 УПК РФ (ч. 5 ст. 172 УПК РФ), вручить лицу и его защитнику копию постановления о привлечении в качестве обвиняемого (ч. 8 ст. 172 УПК РФ) или копию обвинительного акта (ч. 3 ст. 6 УПК РФ).

Недопустимо производить допросы в ночное время, кроме случаев, не терпящих отлагательств.

Допрос должен производиться на месте производства следствия или на месте нахождения обвиняемого (подозреваемого).

Обвиняемые (подозреваемые), вызванные по одному и тому же делу, допрашиваются порознь.

Лицо, производящее предварительное следствие, должно соблюдать установленный порядок допроса:

— начинать его с вопроса о том, понятно ли обвиняемому предъявленное обвинение и признает ли он себя виновным, после чего предложить дать показания по существу обвинения, рассказать все известное по делу, а затем задавать вопросы;

— предоставить обвиняемому (подозреваемому) по его просьбе возможность после дачи показаний написать свои показания собственноручно. Обвиняемому (подозреваемому) должна обеспечиваться возможность воспользоваться правом требовать дополнения протокола и внесения в него поправок (ст. 173 УПК РФ). На практике дополнения или замечания на составленный протокол вносятся часто. Это происходит в тех случаях, когда следователь неверно интерпретирует сказанное или игнорирует заданные, например, адвокатом–защитником подзащитному вопросы.

В соответствии с ч. 1 ст. 11 УПК РФ суд, прокурор, следователь, дознаватель обязаны разъяснить подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства их права, обязанности, ответственность и обеспечить возможность осуществления этих прав.

"Разъяснить" — значит "объяснить, растолковать, сделать ясным, понятным"^[60]. Разъяснение права — это раскрытие его содержания, объяснение, как им пользоваться и в каких случаях.

Между тем, как показывает анализ уголовных дел, никакого фактического разъяснения прав не происходит, следователь (дознаватель) предоставляет или бланк протокола допроса в качестве подозреваемого для его прочтения последнему, или протокол допроса в качестве обвиняемого, в которых содержатся права обвиняемого (подозреваемого).

Подобные способы разъяснения прав обусловлены нормами уголовно–процессуального закона, где во главу угла ставится формальное требование поставить на процессуальном документе лишь отметку о том, что права разъяснены (ч. 1 ст. 92, п. 9 ч. 3 ст. 259 УПК РФ). Ни в одной норме УПК РФ не зафиксирован механизм и порядок разъяснения прав участников процесса, что, несомненно, порождает нигилизм в отношении данной процедуры со стороны следователей (дознавателей).

В результате изучения 500 протоколов судебных заседаний по уголовным делам, рассмотренным за период 2003–2008 гг. Верховным Судом РМ, Ленинским, Октябрьским, Пролетарским районными судами г. Саранска, Рузаевским районным судом РМ, выявилось, что в 74% дел подсудимыми подаются жалобы о применении к ним незаконных методов ведения следствия.

Вот некоторые выдержки из многочисленных показаний подсудимых о применении в отношении них насилия, данных суду на предварительном следствии: "Они заставляли меня написать явку с повинной. Явку с повинной я написал под диктовку, перед этим меня избили. Мне не давали дышать, заламывали руки, надевали на голову пакет"^[61]. "Меня пытали током в милиции на втором этаже. Прокурор: В присутствии следователя? Подсудимая Л.: Не, его не было"^[62].

"Мне стучали по голове, ногами били в грудь, у меня чуть "кишки не вышли"^[63].

Истинность каждого подобного ходатайства подлежит самому тщательному исследованию, поскольку пренебрежение хотя бы одним фактом применения насилия приводит:

— во–первых, к объективному вменению правоприменителям необоснованных предложений по руководству к действию;

— во–вторых, к нарушению всех регламентированных принципов правового государства.

Статья 15 Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания указывает, что каждое государство должно обеспечить, "чтобы любое заявление, которое, как установлено, было сделано под пыткой, не использовалось в качестве доказательств в ходе любого судебного разбирательства, за исключением случаев, когда оно используется против лица, обвиняемого в совершении пыток, как доказательство того, что это заявление было сделано"^[64].

В 22% случаях по факту применения насилия в отношении обвиняемого (подозреваемого) возбуждалась прокурорская проверка, результаты которой приобщались к материалам уголовного дела. Как правило, это: постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, копии жалоб или протоколов допроса, в которых сообщается о применении недозволенных методов в отношении обвиняемого (подозреваемого), многочисленные однообразные объяснения лиц, проводивших предварительное следствие с данными, опровергающими насилие. Например, в такой форме: "подозреваемый показания давал добровольно, никакого насилия не применялось, данные показания подтверждались при производстве иных следственных действий с участием защитника", "в ходе проверки было установлено, что оперативными работниками, проводившими оперативно–розыскные мероприятия по данному делу, недозволенные методы по данному делу не применялись. Допросы Б., Б-кова проводились следователями прокуратуры, в присутствии адвокатов, законных представителей Б. Их заявления не подтверждаются никакими доказательствами"^[65].

При этом не выявлено ни одного случая, когда в процессе проверки допрашивались, например, сокамерники подсудимого.

В материалах прокурорской проверки содержится также копия журнала регистрации оказания медицинской помощи лицам, поступившим в изолятор временного содержания (далее — ИВС), в котором напротив каждого заключенного, в графе "Замечания по санитарному состоянию ИВС, выявленные недостатки" значится, что "жалоб нет". Судья, получив результаты проведенной проверки, резюмирует: "В судебном заседании установлено, вышеприведенные показания были даны добровольно, без применения физического насилия, и они согласуются с другими доказательствами, исследованными в судебном заседании и приведенными в приговоре"^[66].

Однако представляется, что прокурорская проверка заявлений подсудимых о применении незаконных методов расследования, сама по себе незаконна.

"Во–первых, такая проверка означает, что по одному уголовному делу доказательства собираются, по другому (если оно возбуждено) — проверяются, а также собираются новые доказательства, что противоречит общему смыслу ст. 68, 69, 70 УПК РСФСР (ст. 73, 74, 86 УПК РФ. — А. В.).

Во–вторых, если прокурорская проверка проводится без возбуждения уголовного дела, то это противоречит не только смыслу приведенных норм, но и общим принципам уголовно–процессуального права. Как можно проверить доказательства, добытые процессуальным путем, непроцессуальными средствами^[67]?"

В-третьих, "вопреки положениям ст. 51 Конституции РФ, в соответствии с которой никто не обязан свидетельствовать против себя, суд под угрозой уголовной ответственности принуждает давать показания об обстоятельствах, которые могут быть вменены им в вину как преступление"^[68].

Проверка законности методов расследования законна тогда, когда она осуществляется в рамках рассматриваемого уголовного дела. Такую прокурорскую проверку можно проводить только в случаях возвращения уголовного дела на дополнительное расследование. Однако запрет возвращения дела на дополнительное расследование ограничил право суда пользоваться этим средством устранения нарушений УПК РФ, да и возбуждать уголовные дела, в частности в отношении лиц, применивших недозволенные методы ведения следствия, суд не имеет права. Поэтому подобные прокурорские проверки — пережиток прошлого, доказать подобным способом как факт применения, так и неприменения насилия невозможно в силу корпоративной заинтересованности и вследствие этого необъективности проверяющих, за исключением, пожалуй, случаев, когда наступает смерть обвиняемого (подозреваемого) или наступают иные тяжкие последствия.

Обосновывая правомерность ведения следствия, государственные обвинители нередко заявляют: "О каком насилии идет речь? В тюрьме много советчиков, и наверняка ему посоветовали все отрицать, но логически объяснить он ничего не может"^[69].

Во всех остальных случаях, т. е. в 52%, суд исследует заявления о применении насилия самостоятельно, "путем тщательного исследования собранных органами расследования доказательств"^[70]. Такой вид проверки сообщения о применении насилия на предварительном следствии, которым пользуются суды, прячась за высокопарными словами типа "тщательность", "всесторонность", "полнота", иначе как пустой формальностью не назовешь. На деле все выглядит так: председательствующий, государственный обвинитель задают уточняющие вопросы подсудимому, не приходя ни к какому общему знаменателю по результату допроса.

"Председательствующий задает вопрос подсудимому Л.: Каким образом Вас заставляли давать показания? Подсудимый Л.: Меня били битой по позвоночнику, по почкам, после чего у меня стала болеть спина и отниматься нога. Я обращался в санчасть, поскольку у меня болели ребра. Председательствующий: Вы писали заявления о применении в отношении Вас недозволенных методов ведения следствия? Подсудимый Л.: Я писал заявления через адвоката! Председательствующий: Вы получили ответ на свое заявление? Подсудимый Л.: Нет. Председательствующий: Вы проходили освидетельствование? Подсудимый Л.: Меня возили на освидетельствование в последний, 13‑й день, когда я находился в ИВС"^[71].

По окончании допроса "проверка" заканчивается, а затем, единообразно в приговорах отмечается: "Такие показания осужденные давали в присутствии адвоката, подтвердившего их при проверке показаний на месте в присутствии также понятых, что исключает возможность применения к ним недозволенных методов следствия, поэтому доводы жалоб осужденных в этой части судебная коллегия находит несостоятельными"^[72].

Следует предположить, что применять насилие к обвиняемому (подозреваемому) могут как до, так и после прихода защитника и дачи показаний. "При определенном навыке избивающих побои могут не оставить видимых следов. Столь же нереальна и надежда на правдивость показаний сослуживцев указанных лиц в случаях, когда им что–либо известно об интересующих суд обстоятельствах. Иначе говоря, в суде создается лишь видимость проверки соответствующих показаний подсудимого для того, что записать в приговоре"^[73]: "Доводы подсудимых Г., Б., Г-ова, К., Б., о том, что их показания на предварительном следствии не соответствуют действительности и были записаны следователем произвольно без их согласия под угрозой ареста и ужесточения условий содержания, по мнению суда, являются выдумкой, не соответствующей действительности, поскольку каких–либо нарушений требований УПК РФ при сборе указанных доказательств органами предварительного следствия допущено не было и заявлений о наличии таковых от лиц, участвующих в следственных действиях, не поступило, поэтому указанные утверждения подсудимых суд расценивает как избранный ими способ защиты"^[74].

Такую форму исследования фактов применения насилия нельзя назвать всесторонней и тщательной.

При этом вопрос о достоверности заявления подсудимого "остается открытым, доводы подсудимого — достоверно не опровергнуты. Вынося обвинительный приговор, оставляя его в силе в кассационном или надзорном порядке, суды исходят лишь из предположения о вероятности того, что заявление подсудимого о применении к нему незаконных методов расследования может быть ложным. При этом в обоснование виновности подсудимого суды в приговоре нередко ссылаются на его показания, данные на предварительном следствии, хотя сомнения в законности их получения и допустимости использования в качестве доказательств по делу остаются неустранимыми. Тем самым нарушается незыблемое правило о толковании неустранимых сомнений в пользу обвиняемого (ст. 49 Конституции РФ)"^[75].

Из приведенного можно заключить:

— во–первых, подсудимый (возможно, совместно с адвокатом), заявляя жалобу о применении насилия, использует метод защиты, подвергая сомнению все представленные доказательства как полученные с нарушением закона, тем самым оговаривая сотрудников правоохранительных органов. Тем не менее ни одного из изученных нами уголовных дел по оговору сотрудников правоохранительных органов, ведших дело, по результатам проверок в отношении подсудимых возбуждено не было;

— во–вторых, если факт применения недозволенных методов ведения следствия действительно был, то расследовать это не представляется возможным, потому что следует предположить, что если и применялись недозволенные методы ведения следствия, то они применялись не непосредственно на следственном действии в присутствии заинтересованных лиц, а, возможно, в камере один на один. Поэтому на сегодняшний день средств, которые имеет в арсенале правосудие по выявлению случаев применения физического и тем более психического насилия на предварительном следствии, недостаточно.

Пожалуй, и предложение, высказанное В. Никандровым и С. Ворожцовым^[76], о предоставлении возможности судье возбуждать уголовные дела по факту заявления подсудимым ходатайства о применении насилия на предварительном следствии будет недостаточным средством борьбы против насилия в правоохранительных органах, так как рассмотрение указанных дел будет происходить по тому же сценарию, что и прокурорская проверка.

Переломить складывающуюся практику возможно только при условии повышения квалификации (профессионального укрепления нравственных устоев) сотрудников правоохранительных органов и ориентирования их на соблюдение прав и законных интересов личности, чего в обозримом будущем не предвидится.

В соответствии с ч. 3 ст. 425 УПК РФ в допросе несовершеннолетнего подозреваемого, не достигшего 16 лет либо достигшего этого возраста, но страдающего психическим расстройством или отстающего в психическом развитии, участие педагога или психолога обязательно.

Защитник участвует в деле с момента задержания несовершеннолетнего подозреваемого и на всем протяжении расследования уголовного дела. В соответствии с ч. 2 ст. 52 УПК РФ отказ несовершеннолетнего обвиняемого, подозреваемого от защитника необязателен для следователя. Если же следователь не обеспечил несовершеннолетнему подозреваемому и обвиняемому защитника, все показания последних являются недопустимыми.

Так, по уголовному делу № 2609 по обвинению З. в совершении преступлений, предусмотренных п. "а", "в" ч. 2 ст. 163, п. "а" ч. 2 ст. 127, ч. 1 ст. 139, ч. 1 ст. 139 УК РФ, были выявлены следующие нарушения норм УПК РФ при производстве по делу.

Как следует из протокола задержания подозреваемого (л. д.182–183), а также сообщения о задержании подозреваемого (л. д.184), З. был задержан в порядке, предусмотренном ст. 91, 92 УПК РФ, в помещении прокуратуры Ленинского района г. Саранска 3 декабря 2004 г. в 10 часов 50 минут.

В свою очередь, З. был допрошен в качестве подозреваемого только лишь 4 декабря 2004 г. При этом допрос З. в качестве подозреваемого был начат в 12 часов 05 минут, а окончен в 14 часов 40 минут 4 декабря 2004 г.

Согласно ч. 4 ст. 92 УПК РФ подозреваемый должен быть допрошен в соответствии с требованиями ч. 2 ст. 46, ст. 189 и 190 УПК РФ.

В силу ч. 2 ст. 46 УПК РФ подозреваемый, задержанный в порядке, установленном ст. 91 УПК РФ, должен быть допрошен не позднее 24 часов с момента его фактического задержания.

Несмотря на это требование УПК РФ, первый допрос несовершеннолетнего подозреваемого З. был начат следователем лишь спустя 25 часов 15 минут после составления протокола задержания.

Из смысла ч. 2, 4 ст. 46 УПК РФ право подозреваемого давать показания по поводу имеющегося в отношении него подозрения либо отказаться от дачи объяснений и показаний именно в течение первых 24 часов после его задержания является одним из средств и способов защиты задержанного подозреваемого. Соответственно, производство первого допроса З. в качестве подозреваемого уже по истечении 24 часов с момента его задержания следователем прокуратуры Ленинского района г. Саранска Н. является в том числе нарушением права З. на защиту.

Кроме того, в соответствии с ч. 1 ст. 425 УПК РФ допрос несовершеннолетнего подозреваемого не может продолжаться без перерыва более 2 часов, а в общей сложности более 4 часов в день.

Как следует из протокола допроса от 4 декабря 2004 г., допрос несовершеннолетнего подозреваемого З. производился без перерыва в течение 2 часов 35 минут.

Этот факт свидетельствует о психологическом насилии, оказанном на З. в ходе производства его первого допроса. В силу ч. 4 ст. 164 УПК РФ при производстве следственных действий недопустимо применение насилия, угроз и иных незаконных мер, а равно создание опасности для жизни и здоровья участвующих в них лиц^[77].

Показания обвиняемого (подозреваемого) заносятся в протокол в первом лице и по возможности дословно; протокол должен отражать не только содержание показаний, но и особенности речи допрашиваемого. Местные обороты речи надлежит разъяснить^[78]; недопустима запись непристойных выражений. В случае необходимости фиксируются заданные обвиняемому (подозреваемому) вопросы и ответы на них. По окончании допроса обвиняемый (подозреваемый) должен быть ознакомлен с протоколом, что и отмечается в последнем. По просьбе обвиняемого (подозреваемого) протокол может быть ему прочитан. Протокол подписывают обвиняемый (подозреваемый), следователь и лица, которые принимали участие при допросе. Обвиняемый (подозреваемый) подписывает каждую страницу протокола^[79].

Когда обвиняемый (подозреваемый) в силу физических недостатков или других причин не в состоянии подписать протокол, то, по его просьбе, это может сделать постороннее лицо, не заинтересованное в исходе дела. Если же это несовершеннолетний обвиняемый (подозреваемый), то подписать протокол может защитник и педагог, а также родители, усыновители и т. д. В этом случае следователь должен обязательно сделать в протоколе отметку о том, что обвиняемый (подозреваемый) не может подписать протокол, а также пригласить защитника.

Для допустимости доказательств, полученных в ходе допроса обвиняемых (подозреваемых), имеет значение обстановка и содержание допроса. На допросе могут присутствовать только те участники процесса, которые имеют на это право. В обязательных случаях их присутствие — безусловно, в альтернативных — по усмотрению следователя. Однако следует указать, что практика полна случаями, когда в ходе допроса присутствуют оперативные сотрудники. Так, по уголовному делу № 28401, расследованному Следственной частью следственного управления при МВД по РМ, по обвинению Б. в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 175 УК РФ и ч. 2 ст. 326 УК РФ, при производстве каждого допроса присутствовал оперативный сотрудник УБОП. Цель присутствия последнего в ходе следственного действия оставалась для стороны защиты не разъясненной следователем, а на замечания адвоката ввиду этого следователь отмалчивался^[80].

В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 8 от 31 октября 1995 г. "О некоторых вопросах применения судами Конституции РФ при осуществлении правосудия" в п. 18 содержится указание, что при рассмотрении уголовных дел судами необходимо учитывать, что в силу ст. 51 Конституции РФ никто не обязан свидетельствовать против себя самого. И далее. Если подозреваемому, обвиняемому на предварительном следствии не было разъяснено указанное конституционное положение, показания этих лиц должны признаваться судом полученными с нарушением закона и не могут являться доказательствами виновности обвиняемого (подозреваемого)^[81].

Показания обвиняемого (подозреваемого) получены с нарушением закона (недопустимы), если:

1) не разъяснены органами следствия требования ст. 51 Конституции РФ;

2) не объявлен характер подозрения (п. 1 ч. 4 ст. 46 УПК РФ);

3) обвинение предъявлено с нарушением требований ст. 171 УПК РФ;

4) предъявлено неконкретное обвинение, когда, например, обвиняемому вменяется совершение нескольких преступлений, подпадающих под действие разных статей уголовного закона, однако в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого не указано, какие конкретные действия вменяются обвиняемому по каждой из статей уголовного закона, либо не разграничены действия участников преступления;

5) подозреваемый допрошен в качестве свидетеля;

6) подозреваемый и обвиняемый допрошены без участия адвоката;

7) при допросе обвиняемого (подозреваемого) применялись незаконные меры психического или физического воздействия;

8) имела место "вынужденная" явка с повинной с нарушениями требований ст. 142 УПК РФ;

9) следственные действия произведены без разъяснения прав (ч. 4 ст. 46, ч. 4 ст. 47 УПК РФ);

10) в установленных законом случаях не был предоставлен переводчик (ч. 2 ст. 26 Конституции РФ, ст. 18 УПК РФ);

11) несовершеннолетнему обвиняемому не был предоставлен педагог (ст. 425 УПК РФ), а его законному представителю — материалы дела для ознакомления (п. 4 ч. 2 ст. 426 УПК РФ);

12) имело место нарушение прав обвиняемого при назначении и производстве экспертизы (ст. 198 УПК РФ).

2.2. Основания признания недопустимыми показаний потерпевшего, свидетеля

Свидетелем по уголовному делу является лицо, которому могут быть известны какие–либо обстоятельства, имеющие значение для расследования и разрешения уголовного дела, и которое вызвано для дачи показаний (ч. 1 ст. 56 УПК РФ).

Орган дознания, следователь, прокурор, суд вправе допросить в качестве свидетеля любое лицо, если есть основания полагать, что этому лицу такие сведения известны. В то же время существует ряд обстоятельств, которые позволяют исключать возможность допроса определенного лица как свидетеля (ч. 3 ст. 56 УПК РФ), а следовательно, исключать и результаты такого допроса как недопустимого доказательства, если такой свидетель все же допрошен.

К числу сведений, не имеющих доказательственного значения, относятся показания свидетеля (потерпевшего), если он не может указать источник своей осведомленности (п. 2 ч. 2 ст. 75 УПК РФ). К этой же группе сведений следует отнести показания свидетеля и потерпевшего, "в которых высказывается предположение о тех или иных фактах, но не содержится категорических утверждений относительно этих фактов"^[82]. В соответствии с ч. 4 ст. 302 УПК РФ обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и постановляется лишь при условии, если в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления доказана.

На практике встречаются случаи допроса свидетелей об обстоятельствах совершенного преступления, о которых последние не имеют представления, однако они вынуждены давать показания под принуждением следственных органов.

Так, по уголовному делу, производство по которому осуществлялось Следственной частью следственного управления при МВД по РМ, были задержаны лица, обвиняемые в совершении преступлений, предусмотренных ч. 3 ст. 174, ч. 3 ст. 175, ч. 2 ст. 236 УК РФ и др., на основе свидетельских показаний одного свидетеля. В то же время данный свидетель, на которого органы следствияраспространили правила Закона о защите свидетелей^[83], обвиняется в совершении ряда тяжких преступлений в составе банды (ст. 209 УК РФ), следствие по которому велось тем же подразделением, т. е. Следственной частью Следственного управления при МВД по РМ. Следственные органы прибегают к услугам подобных зависящих от них свидетелей при недостатке доказательственной базы виновности лиц, обвиняемых в преступлениях. Подобное довольно часто встречается на практике, и таким образом расследованные дела по обвинению лиц в совершении тяжких преступлений направляются в суд, где на основе проведенного расследования выносятся обвинительные приговоры.

Свидетели должны давать показания лишь о том, что воспринято их органами чувств непосредственно.

"Если в показаниях свидетеля содержатся такие сведения, то они должны признаваться доказательством особым постановлением и протокол приобщается к материалам уголовного дела как доказательство. В постановлении должно быть указанно, какое именно сведение, что и как доказывает. Без такого логического раскрытия сведения, то есть без выведения (демонстрации) доказательства, протокол допроса не является доказательством и не имеет процессуального назначения. Без протокола приобщения с логической демонстрацией всякое так называемое чтение обвиняемым протокола допроса на стадии ознакомления с материалами уголовного дела не будет иметь никакого смысла, так как значение протокола допроса будет скрыто от обвиняемого и других участников процесса, включая потерпевшего. Если протокол допроса не имеет доказательственного значения, то есть содержащиеся в нем сведения ничего не доказывают, тогда протокол не является доказательством и не приобщается к материалам уголовного дела или исключается из материалов уголовного дела на основании постановления с указанием, что содержащиеся в нем сведения к цели расследования не относятся"^[84].

Не должно допрашиваться в качестве свидетеля лицо, которое в силу своих физических и психических недостатков не способно правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них правильные показания.

Так, в судебном заседании были исключены по инициативе суда показания ряда свидетелей, данные ими в ходе предварительного расследования. Было установлено, что указанные свидетели — очевидцы преступления — распивали спиртные напитки с подсудимым и потерпевшим. К моменту совершения преступления они находились в тяжелой степени опьянения. Об обстоятельствах известного им преступления они были допрошены в этот же день в период, к которому они не могли быть трезвыми. Это они подтвердили и в судебном заседании. Поэтому суд признал, что данные лица не могли быть допрошены в качестве свидетелей в связи с их физическим состоянием и признал недопустимыми для исследования их показания^[85].

По уголовному делу, рассмотренному Верховным Судом РМ, по обвинению Б. в совершении убийства общеопасным способом защита заявила ходатайство об исключении протокола осмотра предметов, изъятых 16 марта 2002 г. на месте преступления, в сарае по ул.Крылова, произведенного 16 марта 2002 г. в кабинете прокурора Ю., как недопустимого, поскольку осмотр проведен с нарушением норм УПК РФ, при осмотре отсутствовал второй понятой Б. Кроме того, защита утверждала, что при ознакомлении с делом в протоколе осмотра предметов подписи Б. не было. Этот факт подтвердила и понятая С., участвовавшая при осмотре предметов и допрошенная в суде в качестве свидетеля. С. не смогла вспомнить второго понятого, с участием которого 16 марта 2002 г. были осмотрены спусковой рычаг запала гранаты, боеприпасы: граната РГД 5 и патроны в пластмассовой емкости. Однако Б. в суде показал, что 16 марта 2002 г. с участием С. участвовал при осмотре предметов, изъятых с места преступления. Обозрев в суде протокол осмотра предметов, изъятых с места преступления, Б. категорически заверил, что в протоколе стоят его подписи и в протоколе все зафиксировано правильно. Между тем при повторном допросе по инициативе государственного обвинителя С. пояснила, что в судебном заседании растерялась, поскольку к ней подходили люди, фамилии которых она не знает, с просьбой дать при допросе в суде по данному делу показания о том, что при осмотре предметов в качестве понятого присутствовала она одна, а второго понятого при этом якобы не было. В действительности, как показала С, в ходе осмотра предметов, где она участвовала, присутствовал и Б^[86].

В п. 7 ст. 3 Федерального закона от 26 сентября 1997 г. "О свободе совести и о религиозных объединениях" сказано, что тайна исповеди охраняется законом: священнослужитель не может допрашиваться или давать объяснения кому бы то ни было по обстоятельствам, которые стали известны ему из исповеди гражданина (п. 4 ч. 3 ст. 56 УПК РФ).

Допрос лиц, обладающих дипломатической неприкосновенностью, в качестве свидетелей может проводиться только по их просьбе с их согласия (ч. 2 ст. 3 УПК РФ).

Является возможным допрос любого должностного лица, органа предварительного расследования, а равно гражданина, имевшего к расследованию какое–либо отношение (понятой, специалист, секретарь и т. д.). Если при производстве по делу совершается новое преступление (побег задержанного, оскорбление, превышение или злоупотребление полномочиями и т. п.), то любой участник судопроизводства, в частности защитник, может быть допрошен в качестве свидетеля, но свидетеля уже по другому уголовному делу.

Так, по уголовному делу № 2609 по обвинению З. в совершении преступлений, предусмотренных п. "а", "в" ч. 2 ст. 163, п. "а" ч. 2 ст. 127, ч. 1 ст. 139, ч. 1 ст. 139 УК РФ, в ходе судебного следствия были исключены показания свидетеля П. как полученные с нарушением норм УПК РФ.

В соответствии с ч. 1 ст. 38 УПК РФ следователь является должностным лицом, уполномоченным в пределах компетенции, предусмотренной УПК РФ, осуществлять предварительное следствие по уголовному делу.

Согласно п. 4 ч. 2 ст. 38 УПК РФ отдельные следственные действия могут производиться сотрудниками органа дознания на основании письменного поручения следователя о производстве конкретного следственного действия. В ходе расследования данного уголовного дела П. был допрошен в качестве свидетеля оперуполномоченным УБОП при МВД по РМ Б. без какого–либо письменного поручения следователей, производивших расследование по уголовному делу № 2609^[87].

Особое место в судопроизводстве занимает защитник. Избрание правовой позиции, тактики защиты ведет к возникновению доверительных отношений с подзащитным. И это главный мотив, исходя из которого защитник не может быть допрошен об обстоятельствах, ставших ему известными при осуществлении своих обязанностей (адвокатская тайна).

В российском уголовно–процессуальном законодательстве имеет место абсолютный, т. е. полный иммунитет. Это означает наделение его носителей правом на отказ от дачи показаний по делам о любых преступлениях, а не какой–то отдельной категории^[88].

Свидетель, удостоверивший своей подписью факт разъяснения ему следователем положений, предусмотренных ч. 1 ст. 51 Конституции РФ, пожелавший все–таки дать показания, предупреждается об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний (ст. 308 УК РФ) и за дачу заведомо ложных показаний (ст. 307 УК РФ). В случае отказа указанных лиц давать показания они не должны предупреждаться об уголовной ответственности.

В судебной практике возникают вопросы по определению круга лиц, которые могут быть признаны супругами, близкими родственниками и, соответственно, обладать свидетельским иммунитетом. Пункт 4 ст. 5 УПК РФ разъясняет, что к близким родственникам относятся: супруг, супруга, родители, дети, усыновители, усыновленные, родные братья и сестры, дед, бабка, внуки. Если исходить из позиции признания супругами только лиц, состоящих в юридическом браке, может возникнуть иная ситуация. В частности, в соответствии с Семейным кодексом Российской Федерации брак считается расторгнутым при условии получения супругами свидетельства о расторжении брака. Известны многочисленные случаи, когда лица долгое время совместно не проживают, общих детей не имеют и фактически брачных отношений между ними не существует, но свидетельство о расторжении брака они не получают из–за отсутствия средств или по иным причинам. Формально в соответствии с законом они считаются супругами. Следовательно, при допросе таких лиц появляется обязанность выполнять требования ст. 51 Конституции РФ, разъясняя право не свидетельствовать против супруга, хотя фактически они являются чужими людьми^[89].

Так, по делу П., оправданной по обвинению в хранении с целью сбыта фальшивых денежных знаков и мошенничестве, Мещанский районный суд г. Москвы исключил из дела ряд доказательств. В частности, показания свидетеля — сожителя обвиняемой, который в стадии предварительного следствия уличал ее в преступлении, а затем изменил показания. Суд отождествил сожительство с официально удостоверенными брачными отношениями и посчитал нарушенным конституционное право сожителя не свидетельствовать против своей сожительницы. Кассационная палата Верховного Суда Российской Федерации, указав, что временное сожительство не может быть приравнено к официально зарегистрированным отношениям, не согласилась с таким решением. Указанный свидетель, не являвшийся супругом, не может обладать преимуществами, предоставленными законному супругу^[90].

Из этого можно сделать вывод, что сожителям не должна разъясняться ст. 51 Конституции РФ (п. 1 ч. 4 ст. 56 УПК РФ).

Из этого следует, что штамп в паспорте создает родственные отношения, а та психологическая близость, которая свойственна для родственных отношений, ради чего, собственно, этот запрет и установлен, не учитывается?!

При установлении права на свидетельский иммунитет дознаватель, следователь, суд должны удостовериться в подлинности родственных, религиозных, служебных и иных связей этого лица, что должно найти свое подтверждение в исследовании документов, их подтверждающих. Это могут быть свидетельства о рождении, о заключении брака, удостоверения личности и прочие документы, ссылка на которые должна быть отражена в протоколе следственного действия или судебного заседания. Согласие близкого родственника, данное в письменной форме, делает полученные в ходе допроса доказательства допустимыми.

В практике имеются случаи привлечения к участию в деле законных представителей — работников органов опеки и попечительства, хотя это прямо и не вытекает из закона. В таких случаях возможность получения какой–либо информации от указанных лиц, связанной с обстоятельствами, отягчающими ответственность несовершеннолетнего обвиняемого, нередко полностью отсутствует. Представители вышеуказанных органов ничего не знают о совершении расследуемого преступления. Они дают показания о том, состоял ли на учете несовершеннолетний в инспекции по делам несовершеннолетних, по какой причине был поставлен на учет, с какого времени. В данном случае представители несовершеннолетних должны предупреждаться об ответственности по ст. 307, 308 УК РФ, так как они обязаны давать сведения как представители государственных органов, а давая показания, обязаны говорить только правду.

В практической деятельности встречаются случаи допроса задержанного по обстоятельствам совершения им какого–либо преступления в качестве свидетеля. Следователи (дознаватели) обосновывают данные незаконные действия тем, что, прежде чем ставить фактически задержанного в положение подозреваемого, необходимо проверить его действительную роль в совершении преступления, для чего провести допрос как свидетеля и другие следственные действия, после чего оценить полученные доказательства в совокупности, принять процессуальное решение по существу (то есть составляется протокол о задержании по подозрению в совершении преступления на основании ст. 92 УПК РФ).

Незаконность подобных действий связана с нарушением права на защиту, поскольку при допросе свидетеля присутствие адвоката не требуется, юридическая осведомленность не позволяет им настаивать на обеспечении присутствия адвоката при допросе, кроме того, до составления протокола задержания по ст. 92 УПК РФ следователь по закону не обязан принимать меры к обеспечению для задержанного защитника.

При наличии достаточных данных для подозрения лица в совершении преступления и неразъяснении его прав как подозреваемого, допрос в качестве свидетеля является существенным нарушением его законных прав и интересов.

Так, например, по уголовному делу в отношении В. и К. в ходе судебного следствия судьей по ходатайству адвоката были исключены из числа доказательств показания свидетелей В. и К. В. и К. были задержаны 14 июля 2004 г. в качестве подозреваемых и им должны были разъяснить права подозреваемого в соответствии со ст. 46 УПК РФ, в том числе право на защиту. Следователь этого не сделал и допрашивал последних в качестве свидетелей. Кроме того, подписка о разъяснении ст. 51 Конституции РФ у В. и К. не отбиралась^[91].

Мы согласны с мнением Н. Р. Мухудиновой, которая предлагает распространение конституционного права свидетеля пользоваться квалифицированной юридической помощью адвоката на всех процессуальных действиях, в производстве которых принимает участие свидетель либо которые осуществляются в отношении свидетеля^[92].

Возможность правильного восприятия и адекватного отображения впоследствии фактических данных зависит и от возраста свидетеля. Точное определение возраста, по достижении которого лицо допускается в процесс в качестве свидетеля, законом не установлено. В данном случае речь идет о возрасте менее 14 лет, так как именно с этого возраста любое вменяемое лицо может нести уголовную ответственность, в частности по ст. 307, 308 УК РФ. Если ребенок осмысленно разговаривает (что, как правило, наступает в 3–5 лет), то допрос его как свидетеля возможен, но при этом необходимо участие специалиста по психологии, родителей и педагога, имеющего соответствующее образование.

Так, по уголовному делу, расследованному Главным следственным управлением при ГУВД г. Москвы, в отношении П., обвиняемого в совершении ряда преступлений, предусмотренных ст. 234, 235 УК РФ, один из несовершеннолетних потерпевших в ходе его допроса давал подробные сведения по существу причиненного преступлением вреда, которое было совершенно более 3‑х лет назад. Однако в ходе судебного разбирательства он не смог ответить на вопрос адвоката–защитника, как зовут его прабабушку, с которой он преимущественно проживает.

Вызов педагога при допросе свидетеля, достигшего 14 лет, необходим в тех случаях, когда он отстает в развитии или замкнут. Законные представители и иные близкие родственники (п. 4, 12 ст. 5, ст. 425 УПК РФ) вызываются, чтобы помочь установить психологический контакт с допрашиваемым и обеспечить его законные интересы. Близкие родственники, фактические воспитатели, не являющиеся законными представителями, вызываются лишь при отсутствии последних.

Согласно ч. 2 ст. 191 УПК РФ свидетелям, не достигшим 16-летнего возраста, следователь разъясняет необходимость правдиво рассказать все известное им по делу, но они не предупреждаются об ответственности за отказ или уклонение от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний. Однако видится, что несовершеннолетним свидетелям, а также потерпевшим должны разъясняться положения ст. 51 Конституции РФ.

При этом трудно понять смысл рекомендации о разъяснении права не свидетельствовать против себя и своих близких и одновременно — необходимости правдиво рассказать все известное по делу только лицам от 14 до 16 лет. А с 16-ти лет необходимо разъяснять как конституционную норму, "так и статьи уголовного кодекса, предусматривающие уголовную ответственность за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний"^[93].

В подобных ситуациях не стоит забывать, что возраст свидетеля законодательно никакими возрастными пределами не ограничен, а поэтому несовершеннолетние также являются субъектами свидетельского иммунитета. Возможность несовершеннолетнего свидетеля отказаться давать показания формально ничем не ограничена.

В производстве допроса потерпевшего, не достигшего 14-летнего возраста, обязательно участие педагога. Последний приглашается также для допроса умственно отсталых подростков, а при необходимости — и несовершеннолетних в возрасте от 14 до 16 лет.

Как показывает практика, участие педагога является одной из причин несвоевременного начала производства следственных и судебных действий ввиду несвоевременной его явки.

Из вышесказанного и установленных критериев недопустимых доказательств можно сделать вывод, что показания свидетеля и потерпевшего, полученные с нарушением закона, недопустимы, если:

1) на основании п. 2 ч. 2 ст. 75 УПК РФ лицо не может указать источник своей осведомленности;

2) лицо в силу своих физических или психических недостатков не способно правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них правильные показания;

3) на основании ст. 191 УПК РФ несовершеннолетнее лицо в возрасте до 14 лет допрашивалось без педагога;

4) близкие родственники обвиняемого не предупреждались по ст. 51 Конституции РФ об их праве не свидетельствовать против своего родственника;

5) в качестве свидетеля допрошено лицо, задержанное по подозрению в совершении преступления;

6) показания содержатся в объяснениях, письменных заявлениях, тогда как единственно приемлемой законом процессуальной формой фиксации показаний является протокол допроса (ст. 79 УПК РФ);

7) следователь не удостоверился в личности свидетеля или потерпевшего.

2.3. Основания признания недопустимыми заключения эксперта

Заключение эксперта — это представленные в письменном виде содержание исследования и выводы по вопросам, поставленным перед экспертом лицом, ведущим производство по уголовному делу, или сторонами (ч. 1 ст. 80 УПК РФ).

Экспертом в уголовном процессе признается лишь то лицо, которое обладает специальными знаниями и назначено в порядке, установленном УПК РФ, для производства судебной экспертизы и дачи заключения (ст. 57 УПК РФ).

Заключение эксперта, как и все другие доказательства, не имеет никакой заранее установленной силы и оценивается по общим правилам, установленным ст. 17, 88 УПК РФ. Экспертное заключение, как и любое другое доказательство, должно подвергаться тщательному и критическому исследованию, а не чтению, оглашению, как это происходит на практике в ходе судебного следствия, результаты которого должны найти полное отражение в приговоре. Суд в приговоре должен указывать, какие обстоятельства установлены заключением эксперта, почему судья их принял (не принял) за достоверные, при этом не ограничиваясь лишь ссылками на полученные результаты экспертного заключения.

В процессе исследования заключения эксперта следует выяснять следующий ряд вопросов для установления допустимости его производства. Соблюдались ли при подготовке, назначении и проведении экспертизы требования УПК РФ, если было допущено нарушение, то каковы его последствия? Исследуя заключения, суд устанавливает соблюдены ли требования процессуального закона о специальной правоспособности лица, назначенного экспертом (ст. 57 УПК РФ), не было ли оснований для его отвода (ст. 70 УПК РФ); соблюден ли процессуальный порядок назначения и проведения экспертизы (ст. 283 УПК РФ) (в том числе: соблюден ли порядок направления материалов и объектов на экспертизу (ст. 199 УПК РФ)). Юридическим основанием проведения экспертизы является постановление или определение соответствующего лица или органа о назначении экспертизы (ч. 1 ст. 195 УПК РФ). На практике следователи не соблюдают законную процедуру назначения и проведения экспертизы на предварительном следствии (особенно когда экспертиза проводится до привлечения лица в качестве обвиняемого) и предъявляют постановление о назначении экспертизы одновременно с заключением эксперта либо вообще знакомят обвиняемого со всеми материалами экспертизы лишь при выполнении положений ст. 216 УПК РФ.

Так, по уголовному делу в отношении С, рассматриваемому в Октябрьском районном суде г. Саранска, судьей в ходе судебного следствия по ходатайству защитника было исключено из разбирательства дела как недопустимое доказательство заключение судебно–биологической экспертизы. Основанием исключения явилось нарушение прав обвиняемых, предусмотренных ст. 198 УПК РФ. Обвиняемые были ознакомлены с постановлением о производстве экспертизы не до ее проведения, а после. Кроме того, из разбирательства дела были исключены протоколы следственных действий, при проведении которых были изъяты вещественные доказательства, поступившие затем на экспертизу. Экспертиза проводилась в отношении соскоба и смывов со стены кладовой комнаты, которые были взяты, как указано в постановлении о назначении экспертизы, при проверке показаний на месте. Между тем в этих протоколах нет указаний на то, что делался соскоб и смыв со стенки кладовой, которые изъяты^[94]; соблюдены ли права заинтересованных лиц при назначении и проведении экспертизы (ст. 198 УПК РФ); в соответствии ли с законом эксперт реализовал обязанность по даче заключения (ст. 283 УПК РФ); соответствует ли заключение по форме и содержанию требованиям закона (ст. 204 УПК РФ).

С этой группой вопросов тесно связаны следующие: производило ли экспертизу компетентное лицо, соответствует ли квалификация и опытность эксперта предмету экспертизы, не вышел ли эксперт за пределы своей компетенции? Оценка личности эксперта, а именно его квалификации и компетентности в решении поставленных перед ним вопросов, сводится к установлению у него специального образования, определенной специализации и опыта работы по ней. "Оценивая заключение эксперта с точки зрения компетентности последнего, следователь и суд: а) изучают вопросы, поставленные перед экспертом, и определяют, к какой отрасли знания их следует отнести; б) изучают данные, установленные экспертизой, решают вопрос о том, требовались ли для их становления специальные познания и какие именно; в) знакомятся с данными, характеризующими эксперта как специалиста в определенной отрасли знания; г) устанавливают, относятся ли к компетенции эксперта научные положения и методы исследования, которые были использованы при проведении экспертизы"^[95].

На практике выход эксперта за пределы своей компетенции наблюдается, когда эксперт:

1) выполняет несвойственную ему функцию оценки источников доказательств, на которых затем основывает свое заключение;

2) самостоятельно собирает доказательства вне представленных на экспертизу объектов;

3) устанавливает наличие субъективной стороны или состава преступления в действиях обвиняемого;

4) использует выводы так называемых "узких специалистов", производивших дополнительные исследования, как свои собственные выводы, хотя сам факт привлечения этих специалистов к проведению экспертизы свидетельствует об отсутствии у эксперта специальных познаний, достаточных для обоснования заключения;

5) устанавливает обстоятельства дела на основе догадок и предположений;

6) не в полной мере провел экспертное исследование. Для того чтобы установить это, следователь, дознаватель, суд должны выяснить: насколько полно эксперт использовал предоставленные ему материалы; применял ли эксперт разнообразные, дополняющие друг друга исследования, необходимые для получения достоверных ответов на поставленные вопросы; дал ли эксперт заключение по всем вопросам; насколько полно в заключении описан ход экспертного исследования.

Следующий вопрос, который должен быть исследован: были ли представлены эксперту достаточные и надлежащие объекты исследования? Так, по уголовному делу № 25100, рассматриваемому Верховным Судом РМ, адвокатом С. было заявлено ходатайство о признании недопустимыми доказательствами протокола насильственного изъятия образцов для сравнительного исследования, заключения судебно–биологических экспертиз, произведенных на основании отобранных образцов. Дело в том, что при отбирании образцов для сравнительного исследования были нарушены:

— ст. 8 § 1 и 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод "Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции" и "Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц";

— ч. 2 ст. 202 УПК РФ "При получении образцов для сравнительного исследования не должны применяться методы, опасные для жизни и здоровья человека или унижающие его честь и достоинство";

— ч. 1 и 2 ст. 9 УПК РФ "В ходе уголовного судопроизводства запрещается осуществление действий и принятие решений, унижающих честь участника уголовного судопроизводства, а также обращение, унижающее его человеческое достоинство либо создающее опасность для его жизни и здоровья". "Никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению". При производстве отобрания образцов волос у Ю. его обхватили сзади за шею и за лицо двумя руками, затрудняя при этом дыхание, за ноги и за руки, одновременно вырывая пучки волос руками из разных частей головы. Подобными нечеловеческими методами были отобраны и образцы крови и слюны. Однако судья, рассмотрев данное ходатайство, отказал в его удовлетворении без приведения каких–либо обоснований и мотивов. Следующий круг вопросов, подлежащих выяснению: являются ли ход и результаты экспертного исследования научно обоснованными, логически непротиворечивыми? Решение этой задачи предполагает проверку соблюдения экспертом пределов научной компетенции, а также оценку формирования фактического основания исследования, логический анализ структуры заключения, проверку соответствия выводов эксперта установленным в ходе исследования, обстоятельствам обоснованности и допустимости примененных экспертом методик.

Очевидно, что оценка таких элементов содержания заключения эксперта, как правильность избранного им научного положения и правильность его реализации в ходе исследования через специальные методики, требует владения специальными знаниями. Р. С. Белкин отмечает, что "следователь и суд в состоянии оценить лишь полноту заключения, проверив, на все ли поставленные вопросы даны ответы; ни научную обоснованность выводов, ни правильность выбора методов исследования, ни соответствие этих методов современным достижениям соответствующей области научного знания они оценить не в состоянии, поскольку субъекты такой оценки должны обладать теми же познаниями, что и эксперт"^[96].

В связи с этим возникает вопрос: может (и обязан) ли суд проверять и оценивать научную состоятельность заключения эксперта, в частности, научную обоснованность примененных им методик?

На наш взгляд, справедлива следующая точка зрения, что "эксперт свободен в выборе научных методов исследования; это положение вытекает из принципа независимости эксперта, который следует закрепить законодательно. Кроме того, оценка содержания научных положений, из которых исходил эксперт, равно как и научной состоятельности избранных им методик, ведет к вторжению в сферу специальных знаний, носителем которых в процессе — в силу выполняемых функций — предполагается эксперт, но не суд. Наконец, объективно невозможно обязывать суд быть компетентным во всех отраслях специальных знаний, которые могут составлять основы различных экспертиз, используемых на практике"^[97].

Однако следует отметить, что любая примененная методика или экспертный прием исследования должны быть прокомментированы в ясной форме, чтобы лица, ее исследующие (заключение эксперта) могли не только адекватно воспринять логический процесс производства экспертизы, но и проверить законность методов экспертного исследования.

Так, при непосредственной консультации у специалиста в области генной экспертизы для выяснения ряда вопросов по расследуемому делу нами было выявлено, что все генетические экспертизы производятся с использованием импортных реактивов, на упаковке которых указанно, что его применение возможно лишь для научных целей, т. е. не сертифицируемые. В связи с этим возникает вопрос, являются ли подобные экспертизы допустимыми, поскольку методика их производства не обоснована какими–либо нормативными характеристиками. Поэтому следует указывать в исследовательской части экспертного заключения развернутую характеристику использованной методики при производстве экспертизы, а также все нормативные акты, касающиеся проведения экспертизы, в том числе лицензию лаборатории, где проводили экспертизу; применяемые технологические процессы должны быть нормативно обоснованы, как и все способствующие вещества и приборы, и т. д.

Представляется обоснованным привлечение специалистов соответствующей квалификации, которым можно было бы поручать проведение научной оценки как дополнительной гарантии состоятельности выводов эксперта с оформлением результатов в виде заключения специалиста.

В связи с этим представляется интересным следующий пример. "В одном из заключений судебно–баллистической экспертизы при описании следов на пуле экспертом было отмечено, что "между следами от полей нарезов канала ствола… видны дополнительные динамические следы, расположенные в направлении продольной оси пули". Для объяснения механизма образования этих "динамических следов" экспертами проводилось исследование канала ствола, в результате которого "в нижней части дульного среза между полями нарезов… обнаружен овальный участок в виде шероховатости размером 2х 1 мм". На этом основании эксперты делают вывод о возможном участии в дополнительном следообразовании обнаруженного дефекта.

Учитывая, что следы, о которых идет речь, могут возникнуть только в начальной стадии движения снаряда по каналу ствола, а именно, до участка, имеющего нарезы, вывод экспертов об участии обнаруженного между полями нарезов канала ствола дефекта в дополнительном следообразовании нельзя признать обоснованным. Этот дефект должен был отобразиться на пуле в виде динамических следов, параллельных следам от полей нарезов, а не продольной оси пули, поскольку расположен на участке канала ствола, по которому пуля проходила, уже приобретя характер поступательно–вращательного движения. Однако нарушение, которое для специалиста в области судебной баллистики было очевидно, следователь, назначивший эту экспертизу, не заметил, тем более, что выводы экспертизы, установившей тождество обнаруженного у подозреваемого оружия, вполне вписывались в выдвинутую им версию о виновности данного лица и косвенно подтверждались показаниями свидетелей"^[98].

Соответствует ли проведенное исследование эксперта нравственному критерию? Исследование соответствия заключения эксперта нравственному критерию позволяет характеризовать этическую приемлемость примененных экспертом средств и способов исследования, что может быть важно для оценки допустимости специальных методов.

С достаточной ли полнотой было проведено экспертное исследование и сделаны выводы? Полнота экспертного заключения находится в непосредственной зависимости от использования разнообразных, дополняющих друг друга методов экспертного исследования и от охвата исследованием всего экспертного материала. С одной стороны, эксперт должен ответить на поставленные судом, назначившим экспертизу, вопросы. "Экспертное исследование в ряде случаев будет неполным, если, например, эксперт ответил на вопрос о причине смерти, основываясь только на данных судебно–медицинского вскрытия трупа, и не учел при составлении заключения данных судебно–химического, гистологического, бактериологического исследования различных частей тела"^[99].

С другой стороны, в процессе производства экспертизы могут быть установлены обстоятельства, в отношении которых вопрос не ставился. Согласно ч. 2 ст. 204 УПК РФ, если эксперт установит обстоятельства, имеющие значение для дела, по поводу которых ему не были поставлены вопросы, он вправе указать их в своем заключении.

Одним из элементов исследования заключения эксперта является оценка выводов в заключении эксперта. "Доказательственное значение заключения эксперта может быть различным. Это зависит от многих обстоятельств — от того, какие обстоятельства установлены экспертом, от характера дела, от конкретной судебно–следственной ситуации, в частности, от имеющейся на данный момент совокупности доказательств.

На протяжении многих лет является спорным вопрос о доказательственном значении вероятных выводов эксперта. Многие авторы считают, что такие выводы не могут использоваться в качестве доказательства, а имеют только ориентирующее значение. Другие обосновывают их допустимость. В судебной практике тоже нет единства по этому вопросу. Некоторые суды ссылаются на них в приговорах (решениях) как на доказательства, другие их отвергают. Однако в любом случае нужно иметь в виду, что доказательственная ценность таких выводов (если таковую признать) значительно ниже, чем категорических, они являются лишь косвенным доказательством устанавливаемого экспертом факта"^[100].

При этом следует иметь в виду, что поскольку приговор должен быть основан на достоверно установленных сведениях, предположительный вывод эксперта сам по себе не может быть использован как доказательство.

В силу этого следует дополнить ч. 1 ст. 80 УПК РФ требованием, что заключение эксперта должно быть категорическим, а в случае невозможности прийти к такому выводу эксперт обязан привести соответствующие мотивы и отказаться от составления заключения.

В связи с вышеизложенным следует привести ходатайство, которое было заявлено адвокатом В. по уголовному делу № 25100, рассматриваемому Верховным Судом РМ. Содержание заявленного ходатайства, его процессуальное значение и порядок его разрешения судом как ничто другое характеризует положение дел на практике, связанной с исключением заключения эксперта как недопустимого доказательства. "Прошу исключить из числа доказательств заключение эксперта, проведшего судебную лингвистическую экспертизу в период от 12.10.2007 г., как полученную с существенными нарушениями уголовно–процессуального закона, что ставит под сомнение ее объективность и всесторонность.

Объектом данной экспертизы являются документы, содержащие устную речь, зафиксированную на бумажном носителе, т. е. в протоколах допросов потерпевших и свидетелей. Нарушения норм при проведении экспертизы были допущены уже при представлении эксперту материалов для исследования. В соответствии со ст. 199 УПК РФ, Федеральным законом от 31 мая 2001 г. № 73-ФЗ (ред. 5 февраля 2007 г.) прилагаемые к постановлению о назначении экспертизы объекты принимаются в упакованном и опечатанном виде, упаковка должна содержать пояснительные надписи и исключать возможность доступа к содержимому без ее повреждения. Как следует из постановления о назначении судебной лингвистической экспертизы, исследуемые материалы были предоставлены эксперту в виде, открывающем к ним доступ любому лицу, что недопустимо.

Как указывается в постановлении о назначении экспертизы, эксперту были предоставлены наряду с постановлением и материалы уголовного дела № 25100. Такое указание слишком неконкретно, и из него не ясно, какие именно материалы были в распоряжении эксперта. Кроме того, несмотря на указание эксперта о нескольких примененных методах, из исследовательской части не ясно, каким образом данные методы применялись к оценке тех спорных моментов, когда эксперт усмотрел наличие угроз. Это в значительной степени затрудняет оценку заключения экспертизы с точки зрения достоверности полученных результатов, обоснованности выводов эксперта, их аргументированности.

Несмотря на то что в п. 4 исследовательской части указывается, что применялся метод авторизации текста для характеристики высказывания в тексте принадлежности содержащихся в протоколах допросов угроз, однако в дальнейшем не раскрывается, каким же образом был применен метод, каким образом устанавливается принадлежность содержащихся в тексте угроз и в чем этот метод заключается.

В таких случаях для решения вопросов лингвистической экспертизы обязательно проведение сравнительного исследования с привлечением сравнительных материалов. В исследовательской части экспертизы приводятся цитаты протоколов допросов различных участников процесса. Из них очевидно следует вывод, что в них отражается личность человека, фиксирующего показания, т. е. человека, обладающего юридическими знаниями и определенными навыками. Все эти протоколы носят схожий по стилю изложения событий характер, в них нет индивидуальных особенностей. Следовательно, чтобы определить аутентичность приведенных в протоколах выражений, которые исследуются экспертом, необходимо было получить авторские образцы, истребовав от обвиняемых собственноручного исполнения писем, жалоб, автобиографий и т. д. Подбор образцов для сравнительного исследования является обязательной частью процедуры подготовки проведения лингвистической экспертизы. Необходимо отметить, что у каждого допрошенного лица свой словарный запас, свои индивидуальные предпочтения в выборе слов и выражений, характерная манера строить высказывания. Это обусловлено и общими интеллектуальным и речевым развитием, и возрастом, профессией, уровнем образования, темпераментом и психологическими качествами. Приведенные цитаты носят обезличенный характер, высказывания, зафиксированные в них, носят схожий характер. Следовательно, аутентичность зафиксированных показаний сомнительна, а на сомнительных источниках нельзя строить объективное заключение, которое бы отвечало требованиям о допустимости доказательств. Только при соблюдении определенных условий можно идентифицировать автора по тексту и определить, присутствуют ли в исследуемых материалах языковые единицы, не присущие языковой личности автора, и сделать вывод, в полном мере или нет зафиксированный текст совпадает с личностью автора. В таких случаях в соответствии с ч. 5 ст. 199 УПК РФ эксперт возвращает без исследования постановление, поскольку представленных материалов недостаточно для производства экспертизы. Следовательно, данное заключение составлено с нарушением предъявляемых требований к заключению эксперта, так как в нем не использован заявленный метод и основано данное заключение на недостаточно точных и бесспорных данных"^[101].

По оглашению заявленного ходатайства поведение судьи было типичным для складывающейся практики: не вдаваясь в доводы ходатайства, т. е. прочтение последнего, не удаляясь в совещательную комнату для вынесения законного, обоснованного и мотивированного решения (ч. 4 ст. 7 УПК РФ) по заявленному ходатайству, суд отказывает в его удовлетворении, оставляя надежды подзащитного и труд адвоката за пределами непостижимого, так называемого внутреннего убеждения суда.

Из вышеизложенного можно сделать вывод, что заключение эксперта вынесено с нарушением закона (недопустимо), если:

1) заключение эксперта выходит за пределы его специальных познаний;

2) заключение составлено экспертом, который подлежал отводу по основаниям, предусмотренным ст. 70 УПК РФ;

3) эксперт не предупреждался об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения (ч. 5 ст. 57 УПК РФ);

4) постановление о назначении экспертизы было вынесено следователем, не принявшим дело к своему производству (п. 2 ч. 2 ст. 38 УПК РФ);

5) в заключении отсутствуют реквизиты, установленные законом (ст. 204 УПК РФ);

6) экспертом производилось самостоятельное собирание материалов для экспертизы;

7) образцы для сравнительного исследования получены с нарушением закона (ст. 202 УПК РФ), и достоверность их происхождения вызывает сомнение.

При изучении уголовных дел не было обнаружено ни одного случая исключения заключения специалиста из материалов дела, не было выявлено также и случаев заявления кем–либо из участников процесса ходатайства об исключении заключения специалиста. УПК РФ не предъявляет каких–либо конкретных требований к заключению специалиста, однако правила оценки заключения эксперта применимы и к правилам оценки заключения специалиста, конечно же в отличных от деятельности эксперта условиях, при знаках.

Практически в каждом деле в ходе предварительного расследования уголовного дела назначаются и производятся судебные экспертизы. Их характер и разновидность многообразны, однако результат отчасти предсказуем, и он в большинстве случаев выражается в обвинительном доказательстве подозреваемого (обвиняемого), изложенным сначала в обвинительном заключении, а в последующем и в обвинительном приговоре. Участие в производстве по уголовному делу в качестве адвоката–защитника сформировало однозначное отношение ко всему, что собирается (формируется) следователем (дознавателем) в качестве доказательств. Это отношение крайне негативное и недоверчивое, особенно к заключениям эксперта, которой провел экспертизу по ходатайству следователя (дознавателя).

Выявлено множество случаев крайне недобросовестной, а в некоторых случаях незаконной деятельности следователя (дознавателя) в отношении порядка назначения и проведения экспертизы, от договоренности с экспертом"натянуть" результаты экспертизы для нужных следователю (дознавателю) выводов до производства по просьбе следователя (дознавателя) экспертизы без материалов, предоставляемых эксперту для исследования.

Так, в ходе производства по уголовному делу в отношении С. по признакам преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 337 УК РФ, была назначена амбулаторная психиатрическая судебная экспертиза. Однако по результатам ее производства был получен документ, озаглавленный актом, а не заключением эксперта, в части документа, где должны быть выводы экспертного исследования, значились поставленные следователем вопросы, а не ответы. Данный абсурд был также исключен из материалов уголовного дела^[102].

Конечно же каждый подобный случай при его выявлении обжалуется нами, при этом каждое заключение эксперта подвергается исследованию в виде заключения соответствующего специалиста, анализирующего выводы эксперта. И, как показывает практика изучения уголовных дел, во всех случаях заключения эксперта опровергаются либо полностью, либо в части, что во многих делах ведет к назначению дополнительной или повторной экспертизы с вынесением в том числе и ожидаемых выводов.

Так, приговором Верховного Суда РМ от 7 августа 2008 г. Ю. признан виновным в совершении ряда тяжких преступлений и осужден к длительному сроку отбывания наказания в исправительной колонии строгого режима.

В основу обвинительного приговора были положены заключения эксперта, выполненные в г. Саранске в ЭКЦ МВД по РМ ст. экспертом Б., на основании которых было установлено, что на вязаной шапочке, обнаруженной в подвале дома закопанной в землю в ящике с оружием, обнаружены 20 жизнеспособных вырванных волос, при морфологическом исследовании которых со сравниваемыми образцами было установлено, что данные волосы — с головы Ю., что явилось прямым и единственным доказательством виновности Ю. в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 222 УК РФ.

В ходе судебного следствия были заявлены ходатайства о проведении повторной судебно–биологической экспертизы, поскольку стороне защиты представлялось, что проведенная экспертиза волос, обнаруженных в вязаной шапочке, даже на взгляд неспециалистов является необоснованной. Однако все заявленные ходатайства были незаконно отклонены в нарушение ч. 4 ст. 7 УПК РФ, т. е. необоснованно и немотивированно, а также в нарушение ч. 1 ст. 283 УПК РФ, согласно которой по ходатайству сторон суд проводит экспертизу. В результате заключения эксперта отразились в приговоре прямым доказательством совершения Ю. тяжких преступлений. Нельзя не отметить ввиду этого позицию Верховного Суда РФ, отражающую свою недееспособность в защите норм УПК РФ. Так, при обжаловании вынесенного по данному делу приговора в кассационном порядке сторона защиты апеллировала на нарушение норм ч. 4 ст. 7, ч. 1 ст. 283 УПК РФ, приводя доводы нарушения права на защиту, связанные с нарушением указанных статей УПК РФ, что Верховный Суд РФ проигнорировал, объективно вменив тем самым нижестоящим судам алгоритм применения указанных статей.

В подтверждение необоснованности приведенных в приговоре заключений экспертов по ходатайству стороны защиты были получены заключения специалиста, произведенные судебно–медицинским экспертом отделения Российского центра судебно–медицинской экспертизы Федерального агентства по здравоохранению и социальному развитию, экспертом высшей квалификационной категории со стажем работы по специальности 52 года, заслуженным врачом РФ Г., т. е. специалистом явно квалифицированнее, чем эксперт, проведший экспертизу.

Так, эксперт Г. в заключении специалиста отмечает: "Практически невозможно объяснить находку (20 жизнеспособных вырванных волос в вязаной шапочке, закопанной в землю) — для того, чтобы вырвать одновременно подобное количество живых волос, нужно было значительное применение силы к волосистой части головы без верхнего убора (например драка, удар по голове предметом с неровной поверхностью и т. п.). При носке шапочки происходит соприкосновение ее с волосами, но даже при длительном трении на шапочке будут обнаруживаться в подавляющем большинстве отжившие волосы, которые чаще всего либо вообще лишены луковицы и оболочек, либо имеют сухие сморщенные колбообразные луковицы. В исследуемой экспертизе механизм обнаружения на изнанке вязанной шапочки двадцати волос объяснить не представляется возможным. При этом у стороны защиты имелись предположения, что волосы в вязаной шапочке подложены сотрудниками правоохранительных органов, при этом вырвавшими их у Ю. насильственно.

В заключении эксперта приводятся данные морфологического изучения образцов волос с головы Ю., а также сравнительное исследование морфологических признаков. Все указанные в заключениях эксперта морфологические признаки относятся к разряду субъективных, т. е. они излагаются так, как их видят глаза исследователя. Если волосы будет изучать эксперт на другом микроскопе, то может оказаться так, что те же волосы этим экспертом будут описаны иначе. Именно поэтому любые морфологические исследования волос должны сочетаться с объективными признаками, к которым относятся: толщина волос, в ряде случаев подсчет линии кутикулы, выявление антигенов в волосах, т. е. установление их групповой принадлежности, а кроме того, при сохранении луковиц в сложных случаях проводится генетическое исследование.

Все перечисленные выше объективные признаки в представленных для исследования заключениях не устанавливались, а выводы, основанные только на субъективном восприятии, при современном состоянии биологической экспертизы нельзя признать обоснованными, что четко объясняет следующие постулаты — волосы на разных областях головы одного и того же человека могут заметно отличаться друг от друга (именно поэтому образцы берут из разных участков головы), но в то же время волосы разных людей могут иметь много сходных морфологических признаков.

Именно поэтому при выработке тактики проведения экспертизы волос перед экспертом стоит цель выявить индивидуальные признаки, присущие этим волосам, а не делать упор на признаки, общие для многих волос.

Только совокупность субъективных и объективных признаков, а также наличие редких особенностей в волосах при проведении подобных экспертиз дает право на вывод о сходстве волос–улик и волос–образцов.

В данном конкретном случае волосы с шапочки и волосы Ю. изучались только по морфологии. А экспертные выводы о сходстве волос, как сказано выше, основанные только на субъективных морфологических признаках, нельзя считать достаточно обоснованными". Приведенный пример выявляет несостоятельность выводов эксперта, их субъективный характер, отвлеченный от техники экспертного исследования подобных экспертиз. И поэтому с большой долей уверенности можно констатировать, что судебная практика насыщена подобными экспертными заключениями, необоснованными, а в некоторых случаях и незаконными. Поэтому первостепенной задачей защитников на предварительном расследовании является обязанность опровергать из раза в раз сделанные экспертом выводы, как во многих случаях прямые доказательства вины подзащитного.

УПК РФ и Федеральный закон "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации" существенно расширили возможности защиты в области взаимодействия со специалистами. В частности, адвокат в соответствии с ч. 1 ст. 58 УПК РФ наделен полномочиями привлекать специалиста к участию в процессуальных действиях для содействия в обнаружении, закреплении и изъятии предметов и документов, применении технических средств в исследовании материалов уголовного дела, для постановки вопросов эксперту, а также для разъяснения сторонам и суду вопросов, входящих в его профессиональную компетенцию (п. 1 ч. 1 ст. 53, ст. 58, ч. 3 ст. 86 УПК РФ). Регламентированная гарантия, несомненно, положительно сказывается на соблюдении принципа состязательности и равноправия сторон, является залогом всестороннего, полного, объективного исследования доказательств и установления на их основе обстоятельств совершенного преступления.

Так, А. А. Тарасов отмечает, "что обеспечение состязательности в использовании специальных знаний в доказывании по уголовным делам возможно без кардинальной ломки действующего законодательства, без введения спорного "параллельного адвокатского расследования", а путем активного вовлечения в процесс доказывания давно известной отечественному уголовному процессу процессуальной фигуры специалиста"^[103]. И это представляется оправданным, поскольку предоставляется возможность для активного использования специальных знаний при исследовании доказательств, что позволяет выявлять свойства доказательства под углом специальных познаний.

В соответствии с ч. 7 ст. 53 УПК РФ защитник вправе выписывать и копировать любые материалы из уголовного дела в любом объеме для дачи по ним заключения; с помощью специалиста устанавливать научную обоснованность и достоверность заключений экспертов и иных документов (ч. 3 ст. 53 УПК РФ); при этом согласно ч. 3 ст. 80 УПК РФ специалист дает заключение по исследованному материалу в письменной форме, которое допускается в качестве доказательств (п. 3.1 ч. 2 ст. 74 УПК РФ).

"Следует признать, что сегодня специализация в области наук настолько глубока, а криминалистические, химические, медико–биологические исследования продвинулись настолько вперед, что защитник, получив знания в области криминалистики и судебной медицины во время обучения в вузе, не всегда в должной мере может оценить заключения и документы, исходящие от сведущих лиц в процессе расследования преступления. В этой связи представляется необходимым привлечение специалиста для анализа материалов уголовного дела… Не всегда на практике в должной мере используются возможности защиты при назначении и проведении экспертизы"^[104].

В процессе изучения уголовных дел и непосредственного участия в их производстве нами выявлена проблема, возникающая у участников процесса со стороны защиты, в способе введения специалиста в процесс исследования доказательств по делу. Основной причиной возникновения этой проблемы является позиция суда, который запрещает своим действием (бездействием) вовлекать специалистов в процесс исследования (не вызывается специалист, включенный в список лиц, подлежащих вызову в суд, выносится постановление на заявленное ходатайство стороны защиты об отказе в допросе специалиста ввиду несвоевременности, отсутствия необходимости и др.). При этом следует констатировать, что после отказа в привлечении специалиста к участию в исследовании доказательств повторные ходатайства стороной защиты не заявляются.

Следует отметить, что выявленные случаи отказа судьями в вызове и допросе явившихся специалистов являются незаконными, влекущими нарушения: во–первых, прав на защиту подсудимых, во–вторых, положений норм ст. 58, 251, 270, 271, 282 УПК РФ, в-третьих, права стороны представлять доказательства, коим и является заключение (показания) специалиста (ст. 80 УПК РФ).

В ходе производства по уголовному делу нами был выявлен следующий алгоритм действий стороны защиты по привлечению специалиста в судебный процесс:

1) адвокат–защитник формулирует возникшие у него вопросы к специалисту, выражая их в адвокатском запросе, в котором выясняются:

— профессиональные качества специалиста (стаж работы, квалификация, научные достижения, среднее количество вынесенных заключений и др.);

— отсутствие возможной родственной связи с обвиняемым по делу;

— непосредственно вопросы, постановляемые специалисту, с просьбой при ответе на них тщательно указывать ссылки на учебные публикации, примененные методики и их научное обоснование, научные изыскания по заданному вопросу и др.;

2) получение развернутого исследования специалиста на все поставленные вопросы в виде заверенного надлежащим образом ответа на адвокатский запрос (наличие печати, номера исходящего документа, подписи, инициалов специалиста с указанием должности и званий, с приложением дипломов и сертификатов, подтверждающих компетенцию);

3) приобщение к материалам дела адвокатского запроса и полученного на его основании заключения специалиста через канцелярию органа предварительного расследования или суда. Если следователь или суд отказывают в приобщении к материалам дела заключения специалиста, например, на том основании, что в деле уже имеются по обсужденным вопросам заключения эксперта, то в этом случае представляется, что правоприменитель дает оценку еще не исследованному доказательству, нарушая тем самым положение ч. 2 ст. 17 УПК РФ, согласно которой, во–первых, никакие доказательства не имеют заранее установленной силы, во–вторых, участник, ходатайствующий о приобщении заключения специалиста к материалам уголовного дела, вправе требовать, чтобы постановление об отказе в его приобщении было на основании ч. 4 ст. 7 УПК РФ законно, обоснованно и мотивированно;

4) адвокат–защитник в порядке ч. 4 ст. 271 УПК РФ обеспечивает явку специалиста на судебное следствие, поскольку довольно часто суды не вызывают специалиста, включенного стороной защитой в список лиц, подлежащих вызову в суд;

5) при изложении порядка исследования доказательств в соответствии со ст. 274 УПК РФ сторона защиты заявляет о необходимости допроса явившегося в суд специалиста;

6) сторона защиты производит допрос специалиста с выяснением стажа общей работы, компетентности и выяснением других профессиональных качеств (с предъявлением для исследования суду и стороне обвинения дипломов, сертификатов и другой подтверждающей компетенцию специалиста документации), выясняя интересующие вопросы, входящие в компетенцию специалиста. При этом во всех случаях нашего изучения специалист после его допроса остается в зале судебного заседания. После чего допрашивается вызванный ранее эксперт, проводивший экспертизу, или исследуется экспертное заключение, имеющееся в материалах уголовного дела;

7) при возникновении вопросов к допрашиваемому эксперту или исследуемому заключению эксперта адвокат–защитник ходатайствует в порядке п. 2 ч. 3 ст. 58 УПК РФ о необходимости заявления вопросов эксперту, в том числе и специалистом, или допроса специалиста по вновь возникшим вопросам. При этом следует констатировать, что в выявленных нами случаях подготовленное заключение специалиста приводило к назначению повторной экспертизы с передачей материалов иному эксперту, с учетом выясненных с помощью специалиста в ходе судебного следствия обстоятельств.

Приведенный нами способ введения специалиста в ход судебного следствия для обоснования недостоверности заключения эксперта успешно используется нами в производстве по каждому делу, где встает вопрос об оспаривании мнения эксперта, поскольку известно, что каждый эксперт при производстве экспертизы так или иначе подвергается следователем незаконному убеждению в вынесении именно такого заключения, которое выгодно стороне обвинения.

Наша позиция об использовании в судебной практике заключений специалистов в области права, которыми подвергаются сомнению какие–либо доказательства, полученные стороной обвинения в ходе предварительного расследования уголовного дела, однозначна. "Постановка перед экспертами или специалистами–юристами вопросов правового характера ведет к упразднению самого судебного доказывания. Если адвокат вызывает для разъяснения правовых вопросов правоведов, то и обвинительный орган пойдет по тому же пути. И у обвинительного органа получится, что сам тезис обвинения станет одновременно и доказательством самого себя. Ибо специалист от обвинительного органа подтверждает виновность и противоправность деяний обвиняемого, что само по себе есть абсурд. Адвокату не нужны никакие "специалисты" по правовым вопросам, адвокат сам себе специалист по правовым вопросам, адвокат призван в суд исключительно в качестве специалиста по правовым вопросам. Бухгалтерский учет, исчисление налогов — все входит в предмет юридической специальности"^[105].

2.4. Основания признания недопустимыми вещественных доказательств

Согласно ст. 284 УПК РФ осмотр вещественных доказательств осуществляется судом и всеми участниками судебного разбирательства. Каких–либо ограничений круга участников осмотра ст. 284 УПК РФ не предусмотрено, а значит, эти доказательства могут предъявляться свидетелям, эксперту и специалисту. Лица, которым предъявлены вещественные доказательства, вправе обращать внимание суда на обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела, в частности, на их определенные доказательственные признаки или иные обстоятельства, связанные с осмотром. Эти заявления и все заявленные на этой основе ходатайства заносятся в протокол судебного заседания. Подсудимому, потерпевшему, свидетелям, эксперту могут быть заданы вопросы по поводу осматриваемых вещественных доказательств.

Осмотру подлежат вещественные доказательства, как полученные на предварительном следствии, так и предъявленные в ходе судебного заседания по ходатайству сторон, т. е. если они используются сторонами в доказывании перед судом. Осмотр вещественных доказательств способствует проверке показаний подсудимого, потерпевшего, свидетелей, поэтому считается необходимым проводить его и во время допроса, задавая вопросы, относящиеся к признакам вещественных доказательств или к обстоятельствам, связанным с их возникновением.

Осмотр вещественных доказательств — это процессуальное действие, заключающееся в восприятии и фиксации соответствующих предметов в целях их индивидуализации или составления групповой характеристики, удостоверения подлинности и отображения состояния, в котором предметы находились в момент осмотра.

"Государственный обвинитель Р. заявил ходатайство: просит осмотреть в судебном заседании резиновую палку ПР‑73, которая является специальным средством для работников милиции. Возражений нет. Суд определил: ходатайство государственного обвинителя Р. удовлетворить. Осмотреть в судебном заседании резиновую палку ПР‑73, которая является специальным средством для работников милиции, в целях выявления, установления свойств и признаков объекта.

Осматривается резиновая палка ПР‑73, которая является специальным средством для работников милиции, выдается последним в связи с исполнением ими должностных обязанностей. Осмотром установлено, что данная резиновая палка является стандартной, длину имеет 73 см, диаметр наконечника составляет 3 см, имеет округленную форму, вес — 730 г, ствол (длинник) — гладкий до ограничителя, далее состоит из рукоятки с насечками (11 штук), на конце которой также располагается ограничитель со сквозным отверстием диаметром 1 см. При применении физической силы указанная резиновая палка гнется".

На вопрос государственного обвинителя Р.: "Могли ли быть причинены повреждения представленным для исследования предметом?" эксперт С. ответил: "Да".

Изучение данного дела выявило, что осмотр резиновой палки ПР‑73, произведенный в суде, дословно повторяет содержание протокола осмотра, проведенного на предварительном следствии этой же резиновой палки^[106].

В случае необходимости осмотр вещественных доказательств производится всем составом суда по месту нахождения этих доказательств (ч. 2 ст. 284 УПК РФ).

При наличии имеющегося в распоряжении суда вещественного доказательства суд в соответствии со ст. 240 УПК РФ не вправе подменить его осмотр оглашением и исследованием протокола осмотра, составленного на предварительном следствии. Мы полностью солидарны с мнениями Р. С. Белкина и А. И. Винберга, что если вещественные доказательства не были осмотрены судом, то "это означает, что вещественные доказательства на судебном следствии не исследовались, и поэтому ни суд, ни участники процесса не могут делать на их основе каких–либо выводов"^[107]. Эта догма должна распространятся на все доказательства, на основе которых суд делает свои выводы.

Вещественные доказательства осматриваются в судебном разбирательстве в ходе или непосредственно после проведенного допроса (потерпевшего, свидетеля и эксперта) и в конце судебного следствия. Все осматриваемые в суде вещественные доказательства были приобщены к материалам уголовного дела на предварительном следствии, случаев предоставления суду непосредственно участниками процесса каких–либо предметов выявлено не было. Как показал анализ уголовных дел, осмотр вещественных доказательств в суде носит формальный характер, что недопустимо с процессуальной точки зрения. Трудно переоценить участие специалиста, эксперта в исследовании вещественных доказательств, особенно если в этом качестве выступает орудие преступления и предметы, непосредственно связанные с преступлением, документы, различного рода материалы, вещества, изделия из них, лакокрасочные покрытия, фотокопии предметов, слепки, схемы, макеты, а иногда и реконструкция утраченного вещественного доказательства.

Так, судебная коллегия по уголовным делам Архангельского областного суда отменила приговор Северодвинского городского суда Архангельской области от 28 декабря 2006 г. в том числе из–за того, что "результаты осмотра в судебном заседании вещественных доказательств — ножа, изъятого у подсудимого Б., в протоколе судебного заседания искажены. Вместо действительных размеров ножа его параметры указаны в миллиметрах. В этих же несоответствующих действительности единицах измерения размеры ножа приведены и в приговоре суда. Такие данные являются недостоверными и не могут быть положены в основу выводов суда о доказанности вины подсудимого"^[108].

Ни в одном изученном деле случаев обращения внимания суда участниками процесса на те или иные особенности осматриваемого объекта выявлено не было. Случаев осмотра вещественных доказательств по инициативе суда также выявить не удалось.

Вещественные доказательства — это не любые предметы, используемые в качестве средств к обнаружению преступления, а лишь те, которые в силу своей связи с событием преступления, в силу наличия у них в прошлом этой связи приобретают значение вещественных доказательств. К ним закон прежде всего относит предметы, служившие орудиями преступления, объектами преступных действий, сохранившие на себе следы преступления, а также предметы, содержащие фактические данные, опровергающие обвинение, устанавливающие наличие или отсутствие всех обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу (ст. 81 УПК РФ).

Существенное значение имеют следующие правила процессуального регулирования собирания и проверки вещественных доказательств:

— предусматривается обязательное присутствие понятых при следственных действиях, в ходе которых осуществляется собирание вещественных доказательств и фиксируются обстоятельства их обнаружения. На понятых закон возлагает обязанность удостоверить факт, содержание и результаты действий, при производстве которых они присутствовали, т. е. удостоверить, насколько правильно в протоколе следственного действия отражен процесс его проведения и полученные результаты (ч. 3 ст. 60 УПК РФ). Отсутствие понятых при обнаружении и изъятии следов и предметов, а равно нарушение органами расследования требований закона относительно состава понятых по общему правилу влекут недопустимость приобщенных объектов в качестве доказательств, так как создают неустранимое сомнение относительно факта и обстоятельств их обнаружения и изъятия;

— устанавливается возможность присутствия при производстве следственных действий по собиранию вещественных доказательств лиц, законные интересы которых могут быть затронуты фактом производства и результатами этих действий или которые могут указать местонахождение следов и других объектов (ч. 11 ст. 182 УПК РФ);

— предусматривается применение научно–технических средств для фиксации вещественных доказательств, а равно для запечатления места и обстоятельств их обнаружения (копирование, фотографирование, составление планов, схем и т. д.). В этих же целях используется помощь специалистов;

— устанавливается возможность проведения осмотра для собирания вещественных доказательств, если имеется опасность утраты объектов или изменения их признаков до возбуждения уголовного дела (ст. 176 УПК РФ). Предусматривается возможность производства в порядке исключения обыска в ночное время (ч. 3 ст. 164 УПК РФ);

— устанавливается порядок хранения вещественного доказательства, исключающий его подмену, утрату или изменение существенных для дела признаков. Так, ст. 82 УПК РФ устанавливает, что вещественные доказательства должны быть описаны в протоколе осмотра и по возможности сфотографированы. О необходимости упаковать и опечатать предметы, обнаруженные при выемке, обыске, осмотре места происшествия, местности и помещения, указывается и в ч. 10 ст. 182 УПК РФ. Храниться вещественные доказательства должны при деле (кроме тех случаев, когда такая возможность исключена);

— процесс собирания и проверки вещественных доказательств обязательно отражается в процессуальных документах, наличие и содержание которых должно свидетельствовать о соблюдении установленных законом правил.

Условия обнаружения вещественного доказательства должны быть точно и детально указаны в протоколе, что имеет важное значение для оценки вещественного доказательства. Если вещественное доказательство обнаружено не в ходе следственного действия, а представлено участниками уголовного процесса и другими лицами, выяснение и указание условий его обнаружения имеет особое значение для проверки и оценки его достоверности.

Изъятие вещественного доказательства оформляется протоколом того следственного действия, в ходе которого оно совершено. О производстве обыска, выемки и освидетельствования выносится, кроме того, специальное постановление, санкционируемое при обыске и в ряде случаев при выемке судом (ст. 182 УПК РФ). В протоколе фиксируется факт и обстоятельства изъятия, а также индивидуальные признаки предмета. Недопустимо оформление одного следственного действия по правилам другого, например личного обыска как выемки или обыска в помещении либо на местности как осмотра места происшествия.

Нельзя признать правильным встречающиеся в практике случаи составления протоколов, не предусмотренных законом. Так, довольно распространены так называемые "протоколы изъятия". Изъятие не является самостоятельным следственным действием, оно может быть лишь частью какого–либо следственного действия, например выемки или обыска. Помимо того, что подобное оформление часто влечет за собой процессуальное упрощение (обычно не выносится постановление о таком "изъятии"), таким безликим протоколом нередко маскируются следственные действия, проведенные с нарушением установленных правил и гарантий (например, личный обыск). Не соответствуют закону нередко встречающиеся протоколы "представления", "доставления" или "добровольной выдачи". Представление вещественных доказательств гражданами и участниками процесса, как указывалось выше, является разновидностью выемки и должно оформляться по правилам этого следственного действия. Составляемые "протоколы обнаружения" тоже не могут быть признаны законными. Обнаружение, когда ему не предшествуют поиски, следует оформлять протоколом осмотра места происшествия, если предмет обнаружен на открытой местности, или как выемку, если он изымается у конкретного лица.

Таким образом, изъятие в любом случае может быть осуществлено лишь в ходе какого–либо следственного действия, предусмотренного законом, и процессуально должно оформляться согласно правилам, установленным для этого следственного действия.

Изымаемые в ходе осмотра предметы необходимо упаковывать в тех случаях, когда без процессуальной изоляции объекта затруднительно избежать потери следов на поверхности объекта или, наоборот, нанесения новых, посторонних. В одном случае изоляция изымаемого объекта необходима, в другом — проблематична, а в третьем — в ней нет необходимости. Именно поэтому в законе и говорится о необходимых случаях (ст. 82 УПК РФ).

Все изымаемые предметы, ценности и документы предъявляются понятым и другим присутствующим при этом лицам, при необходимости помещаются в упаковку, исключающую возможность их повреждения и обеспечивающую сохранность имеющихся на них следов (микроследов), снабжаются бирками с удостоверительными надписями и подписями лица, у которого произведено изъятие, понятых, следователя, работника органа дознания, прокурора, судьи, которые скрепляются печатью соответствующего органа, о чем в протоколе делается соответствующая отметка (ч. 10 ст. 182 УПК РФ).

Так, Таганским районным судом г. Москвы был оправдан М., которому предъявлялось обвинение в получении взятки при отягчающих обстоятельствах и в незаконном приобретении и хранении огнестрельного оружия и боеприпасов. Судья обоснованно исключил из разбирательства дела протокол обыска в служебном кабинете М., в ходе которого были изъяты граната Ф-1, два металлических предмета в виде авторучек, признанных огнестрельным оружием, и заключение баллистической экспертизы, поскольку эти доказательства были получены с нарушением закона. В соответствии с ч. 10 ст. 182 УПК РФ изъятые при обыске предметы в случае необходимости упаковываются и опечатываются на месте обыска. В нарушение данного требования при изъятии из кабинета М. предметы не были описаны и упакованы, а на экспертизу поступили в упакованном виде. М. заявил, что у него в кабинете хранились предметы, не схожие с теми, что изъяты при обыске^[109].

Протокол составляется в двух экземплярах, подписывается лицом, производившим изъятие имущества, ценностей или документов, а также других объектов, понятыми и присутствовавшими при этом лицами, в том числе лицом, у которого производилось изъятие. Копия протокола выдается на руки лицу, у которого произведено изъятие имущества, ценностей или документов. Изъятые предметы, документы, являющиеся вещественными доказательствами, должны быть осмотрены (в необходимых случаях — с участием специалиста), подробно описаны в протоколе осмотра. В протоколе указываются количественные и качественные характеристики предметов, все другие индивидуальные признаки, позволяющие выделить объект из числа ему подобных и обусловливающие его доказательственное значение. После осмотра вещественные доказательства приобщаются к делу специальным постановлением следователя, работника органа дознания, определением суда.

В ходе получения доказательств должны быть соблюдены все процессуальные правила, то есть законным должен быть не только способ, но и весь процесс получения доказательств. Так, например, при изъятии вещественного доказательства в ходе выемки необходимо предварительное вынесение постановления о ее производстве. Это постановление следователь должен предъявить лицу, у которого производится выемка, затем этому лицу предлагается выдать требуемые предметы добровольно и т. д. (п. 5 ст. 182 УПК РФ).

Вещественное доказательство, фигурирующее в деле, должно быть тем самым предметом, который получен субъектом доказывания. Вещественное доказательство, умышленно или случайно подмененное после его изъятия (исключая, разумеется, случаи копирования вещественных доказательств в установленном законом порядке), является недопустимым как появившееся в деле незаконным путем. Установление подлинности вещественного доказательства, если она вызывает сомнение, может стать предметом дополнительного исследования.

К нарушениям при получении и исследовании вещественных доказательств должны быть отнесены следующие:

1) в протоколах соответствующих следственных действий не зафиксированы факты обстоятельств обнаружения каждого из предметов, представляемых в качестве вещественных доказательств, вопреки требованиям ст. 177 УПК РФ;

2) в протоколе следственного действия, во время производства которого предмет был найден, не отражены индивидуальные признаки предмета, его специфические особенности, следы на предмете, имеющие значение для дела (ч. 3 ст. 177 УПК РФ);

3) отсутствие особого постановления о приобщении к уголовному делу вещественного доказательства в порядке ч. 2 ст. 81 УПК РФ;

4) отсутствие самого материального объекта либо его ненадлежащее хранение, которое могло повлечь утрату содержащейся в нем доказательственной информации (ст. 82 УПК РФ);

5) участие при осмотре вещественного доказательства специалиста, заинтересованного в исходе дела (ст. 71 УПК РФ);

6) отсутствие специалиста, когда его участие обязательно (ч. 1 ст. 178 УПК РФ);

7) проведение обыска без санкции суда (ч. 3 ст. 182 УПК РФ);

8) выемка без санкции суда почтово–телеграфной корреспонденции (ч. 2 ст. 185 УПК РФ).

2.5. Основания признания недопустимыми протоколов следственных и судебных действий, иных документов

Для того чтобы представленные суду участниками судебного разбирательства документы и содержащиеся в них сведения могли быть положены в основу выводов суда, они должны быть исследованы в судебном заседании. Должны исследоваться документы как приобщенные к делу, так и представленные участниками процесса в ходе судебного разбирательства. Исследованию подлежат не все документы, а только те из них, об исследовании которых ходатайствовали стороны (ст. 285 УПК РФ). К ним могут относиться:

1) протоколы следственных и судебных действий (ст. 83 УПК РФ);

2) заключения эксперта (ст. 80 УПК РФ);

3) иные документы (ст. 84 УПК РФ).

При исследовании оглашенного документа стороны могут ходатайствовать о допросе лица, составившего его либо располагающего о нем какими–либо сведениями, о получении для проверки иных документов, содержащих те же сведения, и т. д. Наряду с письменными документами суд исследует и приложения к протоколам следственных действий в виде схем, планов, фотоснимков, кинолент, аудио– и видеозаписей. Таким образом, представляется правильным, что информация должна быть не только доведена до сведения присутствующих в зале лиц, но и исследована и судом, и сторонами.

Действия суда при этом могут заключаться в постановке вопросов по содержанию документа подсудимому, потерпевшему, иным лицам, интересов которых касается содержание документа. В частности, им могут быть заданы вопросы о порядке производства следственного действия, протокол которого оглашен в судебном заседании, либо о том, подтверждает ли подсудимый или иное лицо изложенные в оглашенном документе сведения, и т. д.

Так, по уголовному делу по обвинению Г. в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 228.1 УК РФ, ч. 3 ст. 30, п. "б" ч. 2 ст. 228.1 УК РФ, судья Ленинского районного суда г. Саранска исключил из числа доказательств протокол обыска квартиры Г. от 25 января 2007 г.

Как следует из показаний свидетелей, допрошенных в судебном заседании, при производстве обыска в квартире Г. 25 января 2007 г. кроме лиц, указанных в протоколе обыска, принимали участие другие лица, которые не были отражены в протоколе обыска.

Допрошенный в судебном заседании Н. пояснил, что при производстве обыска в квартире Г., кроме лиц, указанных в протоколе, в квартире находились две женщины, товарищ Г. и малолетний ребенок.

Допрошенный в судебном заседании П. также пояснил, что при производстве обыска в квартире Г., кроме лиц, указанных в протоколе, в квартире находились две женщины, товарищ Г. и малолетний ребенок.

Данное обстоятельство также подтверждается показаниями Б., показаниями самого Г. и других допрошенных по делу свидетелей.

В ходе судебного заседания выяснилось, что данными лицами являются М., Д., Ф.

Допрошенная в судебном заседании в качестве свидетеля Б. пояснила, что 25 января 2007 г. пропал ее сын Г. Она начала волноваться и стала обзванивать своих знакомых, после чего к ней пришли Д. и М. Около 01:00 (ночное время) в квартиру зашли сотрудники УФСКН вместе с ее сыном Г. Сотрудник УФСКН сказал, что у нас дома находятся наркотики и их нужно выдать. Г. пояснил, что нужно оформить добровольную выдачу наркотических средств, и это будет являться обстоятельством, исключающим преступность деяния. Г. также пояснил, что дома никаких наркотиков нет, т. к. он их выкинул, но может сходить и принести. На что сотрудник УФСКН сказал, что Г. нельзя покидать квартиру во время производства обыска. Тогда Г. сказал, что место, куда он выкинул пакет с марихуаной, видел его сосед Ф. После чего кто–то из присутствующих позвонил Ф. и через некоторое время он пришел. Затем они втроем — Ф., Б. и сотрудник УФСКН П. — прошли к мусорным бачкам, где Ф. указал бачок, в который Г. выкинул пакет. Указанный пакет они достали из мусорного контейнера и принесли в квартиру, после чего была оформлена добровольная выдача марихуаны.

Допрошенная в судебном заседании в качестве свидетеля М. показала суду, что 25 января 2007 г. в ночное время она вместе с Д. находилась в квартире Б. Последняя была сильно расстроена тем, что ее сын Г. не явился домой и не отвечает на телефонные звонки. Около 01:00 в квартиру зашли сотрудники УФСКН вместе с Г., через некоторое время в квартиру пришел Ф., после чего Ф., Б. и один сотрудник УФСКН ушли из квартиры на улицу и вернулись минут через 10–15.

Допрошенная в судебном заседании в качестве свидетеля Р. суду показала, что 25 января 2007 г. около 01:00 она вышла на улицу, чтобы встретить свою дочь. Примерно в это время на улице около дома она увидела свою соседку Б. в домашних тапочках. Вместе с ней шли высокий мужчина и Ф. В руках у мужчины был пакет.

Аналогичные показания в ходе судебного заседания дали Ф. и Г.

Таким образом, в судебном заседании было установлено, что изъятие марихуаны фактически произошло не в квартире Г. и не при тех обстоятельствах, которые указаны в протоколе обыска от 25 января 2007 г.

Согласно ст. 166 УПК РФ в протоколе указываются место, дата производства следственного действия, время его начала и окончания с точностью до минуты, должность, фамилия и инициалы лица, составившего протокол, фамилия, имя и отчество каждого лица, участвовавшего в следственном действии, а в необходимых случаях его адрес и другие данные о его личности (например, по ходатайству стороны защиты).

Изучение уголовных дел выявило, что в протоколе уведомления участников процесса об окончании следственных действий ни в одном случае не указывается время его составления, хотя ч. 1 ст. 215 УПК РФ обязывает составлять данный протокол в соответствии с ст. 166, 167 УПК РФ, в частности указывать время начала и окончания ведения протокола с точностью до минуты.

В соответствии с ч. 4 ст. 166 УПК РФ в протоколе описываются процессуальные действия в том порядке, в каком они производились, выявленные при их производстве существенные для данного уголовного дела обстоятельства, а также излагаются заявления лиц, участвовавших в следственном действии.

Часть 6 ст. 166 УПК РФ регламентирует, что протокол предъявляется для ознакомления всем лицам, участвовавшим в следственном действии. При этом указанным лицам разъясняется их право делать подлежащие внесению в протокол замечания о его дополнении и уточнении. Все внесенные замечания о дополнении и уточнении протокола должны быть оговорены и удостоверены подписями этих лиц.

Протокол подписывается следователем и лицами, участвовавшими в следственном действии (ч. 7 ст. 166 УПК РФ).

В протоколе должно быть указано, в каком месте и при каких обстоятельствах были обнаружены предметы, документы или ценности, выданы они добровольно или изъяты принудительно (ч. 13 ст. 182 УПК РФ).

В данном случае в нарушение вышеуказанных норм уголовно–процессуального кодекса лица, фактически участвующие при производстве обыска, не были занесены в протокол и были лишены права подавать на него замечания. Обстоятельства изъятия марихуаны, отраженные в протоколе обыска, не соответствуют фактическим обстоятельствам изъятия марихуаны^[110].

Исследование протоколов следственных действий, иных документов, заключения экспертов должны происходить не изолированно от других доказательств, а в тесной связи с последними, следует добиваться того, чтобы доказательства дополняли и подкрепляли друг друга, дабы у суда сложилось более широкое, целостнее представление об устанавливаемых обстоятельствах дела.

Так, например, по делу Р., рассмотренному Октябрьским районным судом г. Саранска, защитником подсудимого было заявлено ходатайство об исключении как недопустимого доказательства протокола выемки документов, поскольку указанный протокол не был подписан следователем. Суд для выяснения указанного в ходатайстве обстоятельства вызвал следователя, не подписавшего протокол, и понятых, присутствовавших при его составлении. Следователь был допрошен о порядке производства следственного действия, при этом понятые полностью подтвердили показания следователя. Убедившись, что протокол не был подписан следователем по невнимательности, суд отклонил ходатайство защитника^[111].

Изучение положений ст. 285 УПК РФ приводит к выводу, что ее диспозиция позволяет оглашать абсолютно все протоколы следственных действий, составленные на предварительном следствии, если в них изложены или удостоверены обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела. Думается, что в рамках ст. 285 УПК РФ не должны оглашаться протоколы следственных действий, фиксирующие личностные показания подсудимого, потерпевшего, свидетелей. Это объясняется прежде всего тем, что показания свидетеля, потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого являются самостоятельными источниками доказательств (ч. 2 ст. 74 УПК РФ), процессуальной формой обрамления которых являются не только протоколы допроса (ст. 76–79 УПК РФ), но и протоколы очных ставок (ст. 192 УПК РФ), протоколы предъявления для опознания (ст. 193 УПК РФ), протоколы проверки показаний на месте (ст. 194 УПК РФ), протоколы осмотра места происшествия, которые проводятся с их непосредственным участием для того, чтобы получить от них болееточную доказательственную информацию, выявить противоречия. Так, например, обвиняемый дает показания не только на допросе, но и в ходе очной ставки, предъявления для опознания, проверки показаний на месте, осмотра места происшествия, проведенных с его участием.

В силу этого, оглашая показания лиц в ходе судебного заседания по любому основанию, в том числе для устранения противоречий между показаниями, данными ранее в ходе предварительного следствия и в ходе судебного разбирательства, следует разрешать, какие показания оглашать: только показания, содержащиеся в протоколе допроса, или все протоколы следственных действий, проведенных с лицом, чьи показания исследуются, для чего необходимо их сопоставлять, анализировать, приводя мотивы, почему мы принимаем за основу, скажем, показания, данные на допросе, а не те, что лицо дало в протоколе проверки показаний на месте.

Ввиду того что сведения (показания) сообщаются не только на допросе, но и сообщаются (порой противоположные данным на допросе) лицами в ходе других следственных действий, поэтому оглашать личностные показания подозреваемого, обвиняемого, свидетеля, потерпевшего, данные на следственных действиях, возможно исключительно при наличии оснований для их оглашения, установленных в ст. 276, 281 УПК РФ, в определенном этими статьями порядке, поскольку именно эти статьи регламентируют порядок оглашения показаний подсудимых, потерпевших, свидетелей.

Следует признать неправомерной практику оглашения протоколов следственных действий, проведенных с участием подозреваемого, обвиняемого, свидетелей, потерпевших в порядке ст. 285 УПК РФ. "По ходатайству государственного обвинителя исследуются письменные материалы дела в порядке ст. 285 УПК. Оглашаются документы: Протокол осмотра места происшествия л. д.4–5, 86–87, 115–116; Протокол предъявления личности для опознания л. д.30–31, 52–53; Протокол предъявления предмета для опознания л. д.66- 67, 136–137, 140–141, 142–143…"^[112].

Документы оглашаются полностью или частично в любой момент судебного следствия по ходатайству сторон на основании определения или постановления суда (ч. 1 ст. 285 УПК РФ). Неправомерно положение ч. 1 ст. 285 УПК РФ, предоставляющее возможность участникам судебного разбирательства оглашать представленные документы частично, во–первых, потому, что любые данные, содержащиеся в протоколе следственного действия (время, порядок его проведения, состав участников и т. д.) и иных документах, позволяют сделать вывод о допустимости полученного доказательства.

Так, например, при исследовании заключения эксперта доказательственное значение имеют не только выводы, но и исследовательская, и даже вводная часть этого акта. Во–вторых, формулировка ч. 1 ст. 285 УПК РФ допускает содержание в материалах дела сведений, не имеющих значения для уголовного дела. Именно поэтому задача суда — устранить не относящиеся к рассматриваемому делу сведения, для чего следует оглашать материалы уголовного дела полностью. В-третьих, как показало изучение уголовных дел, письменные материалы дела исследуются по ходатайству государственного обвинителя в 83% и в 17% случаев — по ходатайству стороны защиты. В большинстве изученных уголовных дел письменные материалы исследуются именно частично. Практика, когда государственный обвинитель томами оглашает материалы, собранные на предварительном следствии, да еще дозировано (частично), заведомо ставит суд на сторону обвинения, создавая условия для объективного вменения виновности подсудимого. В-четвертых, сам процесс исследования материалов по делу на практике несовершенен. Все исследование сводится к следующему: в протоколе судебного заседания указывается, что суд переходит к исследованию письменных доказательств (материалов дела). Сторона, преимущественно государственный обвинитель, заявляет ходатайство об оглашении представленных им документов. Суд выясняет мнение сторон о "полном либо частичном исследовании письменных материалов уголовного дела". Суд выносит постановление об удовлетворении заявленного ходатайства, случаев отказа судом в их удовлетворении выявлено не было. В протоколе указывается название исследуемого документа и лист материалов уголовного дела, т. е. лишь факт оглашения протокола или иного документа. Никаких записей об исследовании документа не содержится, но судом предоставляется возможность сторонам заявлять ходатайства и ставить вопросы. Например, "государственный обвинитель оглашает материалы по делу, частично: постановление о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству, л. д.1, заявление Б., л. д.2, протокол осмотра места происшествия, л. д.3–6, исковое заявление, л. д.10, протокол предъявления лиц для опознания, л. д.45–46, протокол выемки, л. д.48, протокол очной ставки, л. д.49–50, протокол осмотра предметов (документов), л. д.58, характеризующий материал, л. д.76–82. Исследование письменных материалов закончено. Вопросов и дополнений нет"^[113].

Исследование письменных доказательств на практике в 85% изученных дел выглядит так: сторона оглашает документ, участникам процесса предоставляется возможность высказаться по поводу оглашенного документа, но последние этой возможностью не пользуются. Следует отметить, что в прецедентном праве Европейского суда по правам человека имеется решение, которое комментирует подобную практику исследования письменных материалов уголовного дела, складывающуюся в российских судах. Так, "отсутствие замечаний сторон в период оглашения письменных материалов дела в ходе судебного разбирательства не дает Суду оснований считать, что впоследствии указанные материалы не были полностью доступны стороне для ознакомления"^[114]. Таким образом, позиция Европейского суда по правам человека однозначно выражается в должной активности и заинтересованности сторон в момент исследовании письменных материалов дела.

Лишь в 15% изученных дел сторона оглашает документ, тем самым предоставляя возможность ознакомиться с ним, предоставляя его по требованию иных участников для непосредственного изучения. После изучения документа сторона анализирует (комментирует) содержимое документа. Так, например, при рассмотрении судом уголовного дела по обвинению Ч. и др. судья исключил из разбирательства дела протокол допроса жены обвиняемого (в момент исследования письменных материалов дела) по ходатайству подсудимого в связи с тем, что в нем ручкой было приписано "ст. 51 Конституции РФ разъяснена", признав это нарушением ч. 6 ст. 166 УПК РФ^[115].

Представляется, что только поэтому в приговорах не раскрывается содержание полученных из названных источников доказательств — сведений об обстоятельствах, подлежащих доказыванию, а упоминаются только источники соответствующей информации и листы материалов уголовного дела. Так, по уголовному делу № 1–5/05, рассмотренному Пролетарским районным судом г. Саранска, судья в обоснование вины подсудимого указывает: "Вина подсудимого подтверждается также следующими доказательства: заявлением Е. (л. д.92 т. 1), протоколом осмотра изъятого с места происшествия и протоколом приобщения этих вещей в качестве вещественного доказательства (л. д.25, 257 т. 1), протоколом выемки одежды свидетеля М (л. д.99–100)…"^[116].

Следует заметить, что во всех изученных делах при познании судом "протоколов следственных действий и иных документов" значится не "оглашение", как в это указанно в ст. 285 УПК РФ, а "исследование протоколов следственных действий и иных документов", "исследование письменных материалов дела", ввиду этого следует предложить как основание замену названия ст. 285 УПК РФ на "Исследование протоколов следственных действий и иных документов".

В связи со сказанным считаем необходимым изложить ст. 285 УПК РФ в следующей редакции:

"Статья 285. Исследование протоколов следственных действий и иных документов

1. Протоколы следственных действий, за исключением проведенных с участием подозреваемого, обвиняемого, свидетелей, потерпевших, которые исследуются в порядке, предусмотренном статьями 276 и 281 настоящего Кодекса; заключение эксперта, данное в ходе предварительного расследования, а также документы, приобщенные к уголовному делу или представленные в судебном заседании, подлежат оглашению по ходатайству сторон или инициативе суда. Они могут быть оглашены в любой момент судебного следствия. Во всех случаях представленные материалы оглашаются полностью.

2. Протоколы следственных действий, заключение эксперта и иные документы оглашаются стороной, которая ходатайствует перед судом об их оглашении или заинтересованной в их оглашении по инициативе суда. В случае заявления ходатайств протоколы следственных действий, заключения эксперта, данные в ходе предварительного расследования, а также иные документы могут быть предъявлены участникам процесса. Последними могут быть заданы вопросы, касающиеся содержания и происхождения этих доказательств.

Участники процесса могут обращать внимание суда на те или иные обстоятельства, связанные с исследованием указанных доказательств.

Факт исследования, произведенного в связи с оглашением действия суда, а также замечания участников процесса подлежат обязательному занесению в протокол судебного заседания".

Протоколирование является основным способом фиксации хода, содержания и результатов следственных и иных процессуальных действий. Протоколы, удостоверяющие обстоятельства и сведения, установленные при производстве следственных действий, составленные в порядке, предусмотренном УПК РФ, являются доказательством по уголовному делу^[117]. Отступления от этих правил порождают сомнения в достоверности сведений и могут привести к утрате доказательственного значения протокола.

Доказательственное значение имеет не только содержание самого протокола следственного или судебного действия, но и содержание различных приложений к протоколу: планов, схем, фотоснимков, кинолент и т. д., которые необходимо рассматривать в качестве составной части протокола. Причем приложения к протоколу не только конкретизируют сведения, изложенные в протоколе, но и могут содержать сведения, не отраженные в протоколе (ч. 8 ст. 166 УПК РФ).

Содержание протокола зависит от характера следственного действия и порядка его выполнения. Однако УПК РФ предусматривает единые обязательные реквизиты протокола любого следственного действия: наименование; место и дата производства следственного действия; время его начала и окончания; должность, звание и фамилия следователя; фамилия, имя, отчество каждого из участников следственного действия, кроме того, в необходимых случаях указывается адрес (для понятых, переводчиков и др.). То же (кроме адреса) отмечается и о работниках милиции, специалисте, если они участвовали в следственном действии (ч. 3 ст. 166 УПК РФ).

Если применялись научно–технические средства, то в протоколе обязательно указывается: наименование применявшихся средств; их назначение, условия и порядок использования; объекты, к которым они применялись; полученные результаты (ч. 5 ст. 166 УПК РФ).

Протокол подписывается всеми участвующими в следственном действии лицами, а следователь разъясняет им право делать замечания, подлежащие занесению в протокол. Замечания участников следственного действия о полноте и правильности составления протокола наряду с их заявлениями по поводу действий следователя должны отражаться в конце протокола. Все внесенные в протокол изменения, поправки, добавления должны быть оговорены и удостоверены подписями соответствующих лиц (ч. 10 ст. 166 УПК РФ).

Протокол подписывается следователем, допрошенным лицом, переводчиком, понятыми и другими лицами, если они участвовали в производстве следственного действия (ч. 7 ст. 166 УПК РФ).

На практике встречаются случаи неподписания отдельными участниками протоколов следственных действий, проводимых с их непосредственным участием. Так, например, будет ли недопустимым доказательством протокол изъятия образцов крови и слюны на анализ, если испытуемый не расписался в постановлении и протоколе следственного действия, хотя фактически образцы были изъяты? Вопрос является неоднозначным, потому как на практике он решается противоречиво: в одних случаях (в одном уголовном деле или суде) — это основание для признания доказательства недопустимым, а в другом (суде или деле), как это ни парадоксально, нет.

В протоколах делается отметка о разъяснении участникам процессуальных действий их прав и обязанностей, отметка о предупреждении об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний, за заведомо ложный перевод, в случае надобности — за разглашение данных предварительного следствия и т. п.

При решении вопроса о допустимости доказательств необходимо принимать во внимание возможность повторения в судебном разбирательстве процессуального действия, посредством которого было получено данное доказательство. Так, в судебном следствии могут быть допрошены лица, дававшие показания на предварительном следствии, может быть назначена экспертиза, истребованы документы. Но невозможно заново провести процессуальное действие, результатом которого явилось обнаружение конкретного вещественного доказательства, провести повторное опознание и т. п. Если же доказательство по своей природе неповторимо, а допущенные при его получении нарушения могут быть устранены в ходе судебного следствия, то окончательно вопрос о его допустимости может быть решен только в стадии судебного разбирательства. Например, если во вводной части протокола обыска (выемки, осмотра) указано присутствие двух понятых, а подпись одного из них отсутствует, то окончательное решение о допустимости такого протокола можно вынести лишь после допроса в суде того понятого, чья подпись отсутствует. Если его показания подтвердят тот факт, что он присутствовал во время обыска (выемки, осмотра) и ему были разъяснены его права и т. п., а подписать протокол он забыл, то судья, осуществляющий судебное разбирательство, может признать указанный протокол допустимым доказательством. Если же понятой заявит, что при производстве вышеуказанных следственных действий он не присутствовал или присутствовал, но прав своих не знал, то протокол обыска (выемки, осмотра) должен быть признан недопустимым доказательством.

Так, по уголовному делу по обвинению П. в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 222 и ч. 1 ст. 163 УК РФ, судья Ленинского районного суда г. Саранска исключил протокол обыска из числа доказательств как полученный с нарушением норм УПК РФ.

20 декабря 2004 г. в рамках данного уголовного дела в жилом помещении, принадлежащем П., был произведен обыск в целях отыскания и изъятия одежды со следами ГСМ, орудий преступления, предметов и документов, имеющих значение для дела.

Необходимо отметить, что на момент производства обыска П. содержался с 17 декабря 2004 г. в ИВС при МВД по РМ как задержанный по подозрению в совершении поджогов трех мини–киосков, принадлежащих ООО "Солитон", имевших место 27 октября 2004 г. в период времени с 1 часа 50 минут до 3 часов 25 минут, что следует из протокола его задержания от 17 декабря 2004 г.

Обыск в жилище П., произведенный в целях отыскания и изъятия одежды со следами ГСМ, орудий преступления, предметов и документов, имеющих значение для дела, по существу, был проведен для получения доказательств вины П. в совершении указанных преступлений.

Согласно ч. 2 ст. 45 Конституции РФ каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом.

В силу ст. 48 Конституции РФ каждому гарантируется право на получение квалифицированной юридической помощи, а каждый задержанный, заключенный под стражу, обвиняемый в совершении преступления, имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента, соответственно, задержания, заключения под стражу или предъявления обвинения.

По вопросу применения данных конституционных положений Конституционным Судом РФ была сформулирована позиция, выраженная в Постановлении № 11-П от 27 июня 2000 г. "По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно–процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой В. И. Маслова". В данном постановлении Конституционный Суд РФ указал, что факт уголовного преследования и, следовательно, направленная против конкретного лица обвинительная деятельность могут подтверждаться проведением в отношении него следственных действий (обыска, опознания, допроса и др.). Поскольку такие действия направлены на выявление уличающих лицо, в отношении которого ведется уголовное преследование, фактов и обстоятельств, ему должна быть безотлагательно предоставлена возможность обратиться за помощью к защитнику.

Кроме того, согласно ч. 11 ст. 182 УПК РФ при производстве обыска вправе присутствовать защитник того лица, в помещении которого производится обыск. В силу ч. 1 ст. 11 УПК РФ следователь обязан обеспечивать возможность осуществления прав участников уголовного судопроизводства. В нарушение данных требований закона осуществление права на участие в указанном следственном действии обеспечено следователем не было, чем, в свою очередь, было нарушено право на защиту самого П.

Согласно ч. 11 ст. 182 УПК РФ при производстве обыска участвует лицо, в помещении которого производится обыск, либо совершеннолетние члены его семьи. При этом из смысла уголовно–процессуального закона следует, что участие самого лица, в помещении которого проводится обыск, в этом следственном действии является первостепенным, так как законом ему предоставлено право выдать перед началом обыска хранящиеся в жилье запрещенные к свободному обороту предметы.

Установлено, что П. был задержан 17 декабря 2004 г. и заключен под стражу 22 декабря 2004 г. Поэтому следствие имело полную осведомленность о месте его нахождения во время производства обыска в его жилище. Несмотря на это, П. не был привлечен следователем СЧ СУ при МВД по РМ И. к участию в данном следственном действии. Таким образом, имея полную возможность обеспечить участие подозреваемого П. в производстве обыска в его жилом помещении, следователь не обеспечил реализацию его законного права на участие в производстве обыска от 20 декабря 2004 г.

Нарушив указанное требование ч. 11 ст. 182 УПК РФ, следователь СЧ СУ при МВД по РМ И. лишил П. права добровольно выдать следствию боеприпасы, что исключило бы уголовное преследование в отношении П. по ч. 1 ст. 222 УК РФ^[118].

В протоколах должно четко указываться, какие предметы изымаются, их индивидуальные признаки, название, а также отмечаться, не производилось ли фотографирование, видеозапись.

На практике, как показывает непосредственное участие в производстве по уголовным делам, чаще всего нарушаются требования норм УПК РФ при производстве опознания. Выявленные нарушения, что характерно для большинства изученных дел, отражены в ходатайстве адвоката В. по уголовному делу № 25100:

— согласно ч. 5 ст. 193 УПК РФ опознание лица может быть проведено по его фотографии при невозможности предъявления лица. В самом же протоколе не указана причина, по которой невозможно было провести опознание Л. "вживую";

— свидетель Д. при предварительном допросе указывает, что парень по имени А. был в спортивной шапочке и его волосы свидетель не видела, однако следователь предъявляет фотографии лиц, изображенных на них без головных уборов, что является существенным нарушением целостной картины опознания. Если лицо было в головным уборе, то и фотографии, по которым происходит опознание, должны быть соответствующего содержания. Закономерно было бы предъявлять для опознания нижнюю часть лица, поскольку такие существенные признаки лица, как волосы, лоб, уши, брови остаются в данном случае неопознанными;

— свидетель Д. при допросе в ходе судебного следствия пояснила, что опознание она проводила не по фотографиям, наклеенным на фототаблицу и скрепленным печатями для пакетов № 4 следственного управления при МВД по РМ, как это зафиксировано в протоколе предъявления для опознания по фотографии, а непосредственно с монитора компьютера следователя, что является грубым нарушением процедурных правил осуществления процессуальных действий, закрепленных в ст. 193 УПК РФ, а значит, нарушает установленную уголовно–процессуальную форму осуществления данного процессуального действия. В частности, следует предположить, что фотографии предъявляемые с монитора компьютера следователя, содержали пояснительные записки, раскрывающие или описывающие содержание фотографии. Порядок предъявления фотографий с монитора компьютера нарушает и требования ч. 5 ст. 193 УПК РФ о том, что фотографии для опознания предъявляются одновременно с фотографиями других лиц, внешне сходны с опознаваемым лицом. Одновременно значит единовременно с другими фотографиями, которых должно быть не менее трех штук, что, как следует предположить, невозможно при предъявлении фото на мониторе компьютера. Также нарушено требование ч. 5 ст. 193 УПК РФ о том, что лица, предъявляемые по фотографиям, должны быть сходны с опознаваемым лицом. Оценить же соблюдение данного требования в момент предъявления для опознания в данное время не представляется возможным;

— если при проведении опознания по фотокарточкам в материалах дела не оказалось данных о том, чья фотокарточка значится под тем номером, который был опознан, данный протокол опознания является недопустимым доказательством. Кроме того, признано проведенным с нарушением ст. 193 УПК РФ (по уголовному делу в отношении А., рассматриваемому Ленинским районным судом г. Саранска) опознание по фотографиям, которые не были скреплены печатью, причем опознаваемый изображен более крупным планом, чем другие предъявленные для опознания^[119];

— опознающие предварительно допрашиваются об обстоятельствах, при которых они видели предъявленное для опознания лицо (ч. 2 ст. 193 УПК РФ), однако в материалах дела отсутствует протокол предварительного допроса потерпевшей Б. об обстоятельствах, при которых последняя видела предъявленное на фотографии для опознания лицо;

— потерпевшая Б. не допрашивалась как предварительно, так и в последующем (после предъявления фотографий) о приметах и особенностях, по которым она опознала Л. как человека, находящегося за рулем автомашины ВАЗ‑2109 серебристого цвета в марте 2003 г. около 20 часов во дворе дома № 6 по ул.Луначарского г. Рузаевка. Так, в протоколе допроса потерпевшей Б. от 12 марта 2007 г., который был начат в 17 ч. 30 мин. и закончен 18 ч. 15 мин., потерпевшая Б. ни в одном своем слове не указала и не акцентировала внимание (указав признаки и особенности) на лицах, с которыми она встречалась в марте 2003 г. на ул.Луначарского г. Рузаевки. В тот же день, а именно 12 марта 2007 г. в 18 ч. 30 мин., началось другое следственное действие: предъявление для опознания по фотографии. Тем самым из содержания и хронологии событий выявляется нарушение норм УПК РФ при получении доказательства (ч. 1 ст. 75 УПК РФ). В нарушение положений ч. 7 ст. 193 УПК РФ о том, что "если опознающий указал на одно из предъявленных ему лиц, то опознающему предлагается объяснить, по каким приметам или особенностям он опознал данное лицо. Потерпевшей Б. не предлагалось объяснить, по каким приметам и особенностям она опознала Л. Согласно протоколу предъявления для опознания все предъявление для опознания свелось к указанию на то, что потерпевшая Б. опознала мужчину, которого она видела единожды предположительно в марте 2003 г. в 20.00 ч, с тех пор прошло четыре года;

— потерпевшая Б. опознала Л. лишь по чертам лица, не конкретизировав приметы и особенности, по которым она его опознала, тем самым нарушив требования УПК РФ (ч. 2 ст. 193). Однако у всех трех изображенных на фотографии лиц имеются общие черты, тем не менее, по каким чертам лица потерпевшая опознала фотографию Л., сведения в материалах уголовного дела отсутствуют;

— фото Л. было предъявлено в числе других мужчин, однако в протоколе полностью отсутствуют данные с указанием порядкового номера фотографии с раскрытием личных сведений относительно лиц, изображенных на фотографиях, сведениях об их внешности, годе их рождения. В соответствии с п. 3 ст. 166 УПК РФ в протоколе указываются фамилия, имя, отчество каждого лица, участвовавшего в следственном действии, а в необходимых случаях — его адрес и другие данные о его личности;

— в протоколе нет данных, что права и обязанности понятым разъяснены (ч. 4 ст. 170 УПК РФ), место жительство понятого В. не указанно, что лишает сторону защиты права вызвать его в суд для проверки соответствия содержащейся в протоколе информации фактическим обстоятельствам;

— следует признать необоснованным ввиду явной неоднозначности применяемого в ходе предъявления фотографии Л. технического средства, в частности "компьютерной техники". Что понимается под компьютерной техникой, для каких целей последняя применялась, какая компьютерная техника применялась, ее технические характеристики — все это не указано в протоколе;

— следует признать недопустимым тот факт, что при опознании по фотографии Л. присутствовал оперуполномоченный УБОП при МВД по РМ Б^[120].;

— перед началом следственного действия защитником подозреваемого Г. адвокатом С. следователю Б. было заявлено ходатайство о предоставлении двухминутного свидания с задержанным в тот период Г.

В удовлетворении ходатайства было безосновательно отказано. Этим было нарушено право подозреваемого Г. на защиту; причем нарушение выразилось в ограничении возможности воспользоваться помощью защитника с момента фактического задержания и его частного случая: на свидание с защитником наедине и конфиденциально (п. 3 ч. 4 ст. 46 УПК РФ). Также было нарушено право защитника, предусмотренное п. 1 ч. 1 ст. 53 УПК РФ, на свидание с подзащитным;

— следователем Б. было нарушено требование ст. 193 УПК РФ при проведении подготовки предъявления для опознания. Нарушение заключается в том, что согласно ч. 4 ст. 193 УПК РФ перед началом опознания опознаваемому предлагается занять любое место среди предъявляемых лиц, о чем в протоколе опознания делается соответствующая запись. Термин "предлагается" в его буквальном толковании означает, что за опознаваемым сохраняется право выбора занять любое место среди предъявляемых. После того, как задержанный Г. сделал такой выбор, следователь настоял на том, чтобы тот занял другое место среди предъявляемых лиц. Соответствующая отметка также имеется в протоколе следственного действия.

Указанным действием следователем было нарушено право подозреваемого Г. на защиту, поскольку предъявление лица для опознания относится к числу доказательств, в ходе которого подозреваемый не может защищаться посредством отказа от дачи показаний или другим способом. Правом опознаваемого является право выбора любого места среди предъявляемых лиц. Вмешательство в осуществление этого права с чьей–либо стороны недопустимо, а в случае, если такое произошло, должно трактоваться как нарушение норм УПК РФ.

Очевидцами и первого, и второго нарушения требований уголовно–процессуального закона являлись понятые и статисты;

перед началом непосредственного опознания (до разъяснения прав и обязанностей опознающего, его ответственности за дачу заведомо ложных показаний) подозреваемый Г. встал (опознаваемый и статисты предъявлялись для опознания сидя на стульях) и в присутствии всех участников следственного действия от участия в опознании отказался. Это обстоятельство также было зафиксировано в замечаниях к протоколу. Связано это было с тем, что незадолго до проведения следственного действия Г. сопроводили в наручниках в кабинет следователя на третьем этаже здания Октябрьского РОВД г. Саранска из камеры для задержанных дежурной части, расположенной на первом этаже того же здания, и его в это время видел опознающий Л.^[121]

Протокол судебного заседания — один из наиболее важных процессуальных документов, призванный отразить все, что имело место в судебном заседании. Это единственный документ, свидетельствующий, что было и чего не было в судебном заседании. Отсутствие в деле протокола судебного заседания является безусловным кассационным основанием для отмены приговора (ч. 11 ст. 381 УПК РФ).

Однако следует указать, что сама сущность ведения и составления протокола судебного следствия является недопустимой.

Известно, что требования, которые предъявляются ст. 259 УПК РФ к форме и содержанию протокола судебного заседания по полной и "подробной" (п. 10 ч. 3 ст. 259 УПК РФ) фиксации происходящего в зале судебного заседания, секретарю судебного заседания, даже с большим опытом работы, физически выполнить невозможно. "Доводы участников процесса, аргументы на основании анализа норм законодательства и судебной практики зачастую заменяются их убогой интерпретацией в протоколе судебного заседания"^[122].

"Самая формальная, недобросовестная и самая квалифицированная защита (обвинение) в протоколе отражаются, по существу, одинаково. В результате суд кассационной или надзорной инстанции при проверке законности и обоснованности приговора немного может почерпнуть из записи речей в судебных прениях. Одновременно такое положение не стимулирует качество подготовки обвинения и защиты к участию в судебном разбирательстве"^[123]. Как бы то ни было, "протокол отражает лишь субъективное восприятие секретаря судебного заседания в объеме, обусловленном его личными психофизическими качествами"^[124].

Именно поэтому в ч. 2 ст. 259 УПК РФ для подробного изложения протокола при его ведении предусматривается использование стенографирования, а также иных технических средств фиксации судебного исследования.

По результатам изучения судебной практики установлено, что стенографирование в судах не применяется. При этом использование диктофона становится постоянным.

Проблему, о которой неоднократно напоминалось и Верховным Судом РФ^[125] и учеными–процессуалистами^[126] — о ненадлежащей полноте и правильности составления протокола судебного заседания — возможно решить повсеместной звуко– и видеозаписью судебных процессов с последующим "преобразованием акустической волны в электрические сигналы и созданное на базе этого различное диктографическое программное обеспечение. Оно позволяет осуществлять запись (звуко–, видео-) показаний и одновременно выводить ее содержание на компьютер, практически заменяя техническую работу секретаря заседания. По окончании записи в машинописном виде может быть изготовлен протокол судебного заседания, допрошенному участнику процесса сразу после окончания его допроса могут быть предоставлены для удостоверения полные по содержанию показания и т. д. У суда появляется реальная возможность не только прочтения всего протокола судебного заседания, но и, в случае необходимости, прослушивания его любого элемента. Сторонам уголовного процесса после окончания судебного заседания могут быть сразу на компакт–диске выданы все материалы"^[127]. Электронная запись прилагается к материалам уголовного дела (ч. 5 ст. 259 УПК РФ).

При обобщении судебной практики не было выявлено ни одного случая признания протокола судебного заседания недопустимым доказательством, потому что ч. 6 ст. 259 УПК РФ указывает: "Протокол должен быть изготовлен и подписан председательствующим и секретарем судебного заседания в течение 3 суток со для окончания судебного заседания", ввиду этого следует констатировать, что протокол судебного заседания не может быть признан недопустимым доказательством в своей сущности.

Согласно п. 5 ч. 2 ст. 74 УПК РФ протоколы судебных действий являются доказательствами. Следует понимать, однако, что в целом протокол судебного заседания не устанавливает обстоятельства, подлежащие доказыванию (ст. 73, 74 УПК РФ), не является тем сведением, на основе которого эти обстоятельства могут быть установлены. Протокол судебного заседания — единственный документ, который подтверждает факт непосредственного исследования доказательств, мнения сторон относительно доказательств, принятое решение суда по исследованным доказательствам и др. Протокол судебного заседания приобретает особое значение как "сложная система различных доказательств и их совокупностей, объединенных единой процессуальной формой"^[128]. Протокол судебного заседания — это форма закрепления непосредственно исследованных в суде доказательств, при этом протокол судебного заседания является доказательством другого порядка, нежели аргументы в обоснование или опровержение обвинительного тезиса, указанные в ч. 2 ст. 74 УПК РФ. Если протоколы следственных действий фиксируют всегда единичные процессуальные акты, то протокол судебного разбирательства — это всегда совокупность разнообразных судебных действий, которые в целом ничто кроме факта, происходящего в суде, не доказывают. Протокол следственных действий — это всегда субъективно составленный следователем (дознавателем) процессуальный акт, протокол же судебного заседания априори всегда объективное закрепление исследования доказательств в одном акте незаинтересованным участником уголовного судопроизводства — секретарем судебного заседания. Поэтому протоколы судебных действий следует отличать от всех видов доказательств, указанных в ч. 2 ст. 74 УПК РФ, в части их назначения и использования в доказывании.

Так, протокол предварительного слушания будет являться доказательством в случае обжалования решений о прекращении уголовного дела, о приостановлении производства по делу, о направлении уголовного дела по подсудности, о назначении судебного заседания в части разрешения вопроса о мере пресечения (ч. 7 ст. 236 УПК РФ).

Протокол предварительного слушания послужил доказательством при обжаловании постановления суда об изменении меры пресечения и приостановлении производства по уголовному делу. В порядке предварительного слушания суд вынес постановление о приостановлении производства по уголовному делу. Меру пресечения в отношении К. — подписку о невыезде — изменил на содержание под стражей и объявил ее в розыск. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ отменила постановление суда, указав следующее. В соответствии с ч. 3 ст. 234 УПК РФ проведение предварительного слушания без участия обвиняемого (без его ходатайства об этом) не допускается. В материалах отсутствуют сведения о том, что К. была надлежащим образом извещена о проведении предварительного слушания по делу. Из протокола судебного заседания видно, что стороны настаивали на том, что необходимо отложить проведение предварительного слушания, повторить вызов в суд К., выяснить причину ее неявки в суд. Решая вопрос об изменении меры пресечения в отношении К. и объявлении ее в розыск, суд сослался на то, что К. скрывается от суда, место пребывания ее неизвестно. Между тем такие выводы суд сделал без достаточных оснований. Согласно ч. 2 ст. 238 УПК РФ суд вправе избрать обвиняемому меру пресечения в виде заключения под стражу, если он ранее не содержался под стражей и скрылся. К. утверждала, что она не скрывалась, а когда в суде проводилось предварительное слушание, она участвовала в рассмотрении гражданского дела в другом суде. В подтверждение К. представила копию апелляционного определения суда. Кроме единичного вызова К. в судебное заседание на предварительное слушание в материалах дела отсутствуют сведения, подтверждающие тот факт, что после поступления дела в суд К. скрывалась^[129].

Протокол судебного заседания — это основа выводов суда, на которую суд может и должен опираться в совещательной комнате. Согласно п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 г. № 1 "О судебном приговоре" "суд не вправе ссылаться в подтверждение своих выводов на собранные по делу доказательства, если они не были исследованы судом и не нашли отражения в протоколе судебного заседания".

Таким образом, протокол судебного заседания является источником исследованных и положенных в основу приговора доказательств.

Абсурдным следует признать тот факт, что при вынесении приговора протокол судебного заседания не составлен. Исключительно из протокола судебного заседания суд может черпать те доказательства, которые отражаются в приговоре, в противном случае этот приговор незаконен. Незаконен приговор, когда суд в обоснование своего внутреннего убеждения учитывает доказательства, содержащиеся в обвинительном заключении (акте), а ввиду того, что в момент ухода суда в совещательную комнату протокол судебного заседания еще не готов, остается только догадываться, чем руководствуется суд при постановлении приговора, например, памятью либо сделанными записями в процессе исследования доказательств!

В соответствии с ч. 6 ст. 259 УПК РФ протокол судебного заседания должен быть изготовлен и подписан председательствующим в течение трех суток со дня окончания судебного заседания^[130]. Изучение уголовных дел свидетельствует, что в отведенное время протоколы составляются и подписываются лишь в около 60% изученных дел, а в около 40% случаев на это был потрачен срок от пяти суток до двух месяцев.

Изготовление судом протокола судебного заседания после вынесения приговора лишает протокол судебного заседания всякого процессуально–правового назначения и не может служить источником фиксации доказательств, проверки хода ведения судебных заседаний судами кассационной и надзорной инстанций, поскольку участники процесса лишаются права следить за ходом процесса и реагировать на действия противоположной стороны, приносить замечания на протокол.

Протокол судебного заседания имеет доказательственное значение для судов кассационной и надзорной инстанции, именно на основании него они могут делать выводы о соблюдении законодательства на протяжении всего процесса рассмотрения и разрешения дела.

Несоответствие действительности отраженных в протоколах судебных заседаний показаний допрошенных лиц на практике признавалось основанием для отмены судебных решений в кассационном порядке.

Так, при рассмотрении четырех гражданских дел по искам Абдужапарова О. А. к ФГУ ИК‑5 УФСИН России по РМ в определения и протоколы судебного заседания внесены не соответствующие действительности сведения в отношении помощника Дубравного прокурора Ю., якобы принимавшего участие по делу. Данные обстоятельства подтверждены объяснениями секретаря судебного заседания В. и пояснениями судьи К., которые указали, что помощник прокурора Ю. участия в судебных заседаниях не принимал^[131].

Протокол судебных заседаний является доказательством факта совершения процессуальных действий по познанию доказательств непосредственно в суде, той формой отчетности, по которой можно проследить весь познавательный процесс, его основные части, отметить субъектов, в нем участвующих, а также способы познания, в нем используемые. "Протокол — документ с записью всего происходящего на заседании, допросе"^[132].

Если п. 5 ч. 3 ст. 74 УПК РФ признает доказательством протоколы судебных заседаний, следует, во–первых, определить разумные сроки их изготовления не для соблюдения формы процесса, а для того, чтобы протоколом как доказательством можно было своевременно пользоваться, доказывая необходимое, и, во–вторых, гарантировать достоверность и полноту фиксации происходящего в зале судебного заседания.

Следует констатировать, что УПК РФ не дает гарантий соблюдения перечисленных требований.

Отсутствие в ст. 259 УПК РФ положения о том, что протокол судебного заседания должен быть изготовлен до удаления суда в совещательную комнату для постановления приговора, лишает его основной функции — служить средством фиксации происходящего. Протокол судебного заседания должен существовать не только (и не столько) как средство контроля правильности действий суда вышестоящим судом, но и как средство, с помощью которого фиксируется информация, необходимая суду при постановлении приговора, особенно в тех случаях, когда рассмотрение дел длится месяцами. Судьи в совещательной комнате должны пользоваться не субъективными заметками и опираться не только на свою память, а на достоверно и полно зафиксированные данные исследования доказательств. Изготовление же судом протокола судебного заседания после вынесения приговора, как это делается в 100% изученных нами дел, лишает протокол судебного заседания всякого процессуально–правового назначения и не может служить источником фиксации доказательств, проверки хода ведения судебных заседаний судами кассационной и надзорной инстанций.

Надлежащим способом соблюдения содержания и формы протокола судебного заседания, как любого доказательства, с учетом указанных выше требований является компьютерная система по технической фиксации судебных процессов "SRS-Femida", разработанная компанией "Специальные регистрирующие системы" (г. Киев, Украина), которая проходит апробацию в судах.

Этот программно–аппаратный комплекс обеспечивает аудиозапись судебного процесса и одновременно позволяет секретарю непосредственно во время судебного заседания формировать в полуавтоматическом режиме протокол судебного заседания.

Перед началом судебного заседания секретарь вводит в программу реквизиты судебного заседания (дату, номер дела, название и т. д.), редактирует списки действий (событий) судебного процесса, а также списки участников судебного процесса в унифицированных шаблонах. Затем в процессе рассмотрения дела секретарь в соответствии с происходящими в судебном заседании событиями с помощью компьютерной "мыши" выбирает в программе те или иные строки шаблонов из списка действии и действующих лиц, вводит с клавиатуры короткие комментарии (аннотации) и с помощью педали включает аудиозапись соответствующих фрагментов судебного заседания. В результате сразу после окончания судебного заседания секретарь получает вэлектронном виде основу протокола судебного заседания, в которой отражены все происходившие в суде события, участвовавшие в них лица и связанные с ними фрагменты фонограмм, которые позволяют затем быстро внести в протокол соответствующие уточнения и распечатать готовый документ в окончательной редакции.

Компакт–диск с записью впоследствии приобщается к делу и может быть воспроизведен на любом мультимедийном компьютере без установки дополнительного программного обеспечения.

В настоящий время имеет смысл говорить об обязательной видеозаписи судебного заседания, которая бы имела доказательственное значение и на которую могли бы ссылаться участники судебного разбирательства при обосновании своих тезисов. Особенно актуально это по делам о преступлениях в сфере экономической деятельности, информационной безопасности, о преступлениях, носящих технический характер, изобилующих специальными и техническими терминами, которые не всегда с точностью воспринимаются неспециалистами. В связи с этим представляется необходимым по примеру ст. 87–1 УПК Украины в УПК РФ внести норму, которая предусматривала бы фиксацию всего хода судебного заседания техническими средствами по требованию хотя бы одного участника судебного разбирательства дела в суде первой инстанции при рассмотрении дела либо в апелляционном суде или по инициативе суда.

Из вышеизложенного можно сделать вывод, что протоколы следственных действий будут являться полученными с нарушением в следующих случаях:

1) нет постановления о принятии следователем дела к своему производству в соответствии со ст. 156 УПК РФ;

2) нет постановления о создании следственной группы (ч. 1 ст. 163 УПК РФ);

3) нет распоряжения прокурора о передаче дела другому следственному органу (п. 12 ч. 2 ст. 37 УПК РФ);

4) нет отдельного поручения органу дознания на производство следственных действий (п. 11 ч. 2 ст. 37 УПК РФ);

5) имеет место нарушение правил подследственности или подсудности (ст. 32, 152 УПК РФ);

6) вместо протокола обыска оформлены протоколы изъятия;

7) вместо протокола выемки оформлены протоколы добровольной выдачи;

8) все доказательства, собранные за период административного ареста, оформлены вместо протокола задержания в порядке ст. 100 УПК РФ;

9) предварительное следствие производилось без возбуждения уголовного дела (ч. 1 ст. 156 УПК РФ);

10) следственные действия производились после прекращения уголовного дела, его приостановления либо направления прокурору с обвинительным заключением (ст. 158, ч. 3 ст. 209, ст. 212, 215 УПК РФ);

11) отсутствует санкция суда на соответствующие следственные действия (ст. 165 УПК РФ);

12) перед опознанием опознающему был показан опознаваемый либо его фотография; при опознании использовались статисты, внешне не похожие на опознаваемого (ч. 4 ст. 193 УПК РФ), или процедура опознания подменена предъявлением фотографии опознаваемого во время допроса;

13) при производстве следственных действий нарушились правила участия понятых (ст. 170 УПК РФ);

14) при допросе использовались наводящие вопросы (ч. 2 ст. 189 УПК РФ);

15) в протоколе следственного действия имеются изменения, дополнения, исправления, не оговоренные составителем протокола и не удостоверенные подписями всех участников следственных действий (ч. 6 ст. 166 УПК РФ).

Большое количество нарушений уголовно–процессуального закона приходится на порядок проведения и оформления процессуального действия, в результате которого собирается доказательство.

На практике протоколы следственных действий исследуются наравне с иными документами согласно ст. 285 УПК РФ и механизм их исследования является тождественным.

Иные документы в соответствии со ст. 84 УПК РФ допускаются в качестве доказательств, если изложенные в них сведения имеют значение для установления обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу.

Документ (от лат. documentum — свидетельство) — материальный носитель записи с зафиксированной на нем информацией, предназначенной для ее передачи во времени и пространстве.

Документы могут содержать текст, изображения и т. д. В ст. 2 Федерального закона "Об информации, информатизации и защите информации" под документом понимается зафиксированная на материальном носителе информация с реквизитами, позволяющим ее идентифицировать.

Согласно ч. 1 ст. 71 ГПК РФ документ относится к числу письменных доказательств. Письменными доказательствами являются содержащие сведения об обстоятельствах, имеющих значение для рассмотрения и разрешения дела, акты, договоры, справки, деловая корреспонденция, иные документы и материалы, выполненные в форме цифровой, графической записи, в том числе полученные посредством факсимильной, электронной или другой связи либо иным позволяющим установить достоверность документа способом. К письменным доказательствам относятся приговоры и решения суда, иные судебные постановления, протоколы совершения процессуальных действий, протоколы судебных заседаний, приложения к протоколам совершения процессуальных действий (схемы, карты, планы, чертежи).

Вещественную основу этого документа составляют предметы (чаще всего бумага) любой формы и качества, способные сохранить нанесенные на них письменные знаки. Способ их нанесения должен оставлять на предмете материальные следы, доступные к восприятию и прочтению. Письменные доказательства бывают различных типов: акты, справки, документы, деловые письма, расписки и т. д.

Арбитражно–процессуальный кодекс РФ в ст. 75 также содержит термин "письменные доказательства". Письменными доказательствами являются содержащие сведения об обстоятельствах, имеющих значение для дела, договоры, акты, справки, деловая корреспонденция, иные документы, выполненные в форме цифровой, графической записи или иным способом, позволяющим установить достоверность документа. К письменным доказательствам относятся также протоколы судебных заседаний, протоколы совершения отдельных процессуальных действий и приложения к ним.

Таким образом, документ, служащий письменным доказательством чего–либо, — это определенный материальный носитель (в частности, бумажный), на котором изложена письменным или каким–либо иным видом условных знаков определенная мысль, исходящая от определенного субъекта (физического или юридического лица).

При исследовании документов следует обращать внимание на следующие обстоятельства, влекущие подозрения на допустимость документа как доказательства:

— письменный документ представлен в копии;

— в документе содержатся подчистки, помарки и неоговоренные записи;

— цвет чернил отличается в частях документа;

— оттиски печатей не соответствуют дате его составления;

— документ составлен в произвольной форме, хотя имеется фирменный бланк подобных документов;

— в момент появления документа составитель не мог его составить;

— документ составлен не тем лицом, которым предполагается;

— документ составлен обвиняемым (подозреваемым);

— свидетели указывают на различие подчерка составителя и лица, составившего документ;

— мог произойти подлог документов;

— смысл документа неоднозначен и противоречив;

— текст документа основан на предположении;

— одна из сторон возражает против назначения экспертизы документа;

— представленный документ возможно подделать;

— документ находится в противоречии с другими документами, доказательствами, имеющимися в деле;

— в документе имеется ссылка на другие документы, не представленные для исследования.

Объединение "иных документов" и "протоколов следственных и судебных действий" по схожему способу запечатления, сохранения и передачи сведений является недопустимым. Любое доказательство в уголовном судопроизводстве классифицируется по совокупности признаков, выражающих существенные особенности их содержания и формы, поскольку некоторые свойства разных видов могут быть сходными. Способ фиксации информации выступает лишь одной из сторон процессуальной формы доказательства и ее явно недостаточно для объединения "протоколов следственных действий" и "иных документов" в одну группу.

Сравнительный анализ процессуального положения протоколов следственных и судебных действий и иных документов показывает следующее.

Оба рассматриваемых акта имеют принципиально различные источники. Для протоколов, указанных в ст. 166 УПК РФ, таковыми всегда выступают субъекты уголовного процесса, на которых возложено бремя доказывания и которые управомочены собирать доказательства. Во втором случае материальным носителем (источником) доказательственной информации выступают должностные лица и граждане, которые не вправе принимать процессуальных решений по делу.

В отношении "иных документов" закон предусматривает лишь порядок их собирания, причем процедуры их получения (представление, истребование в соответствии со ст. 74 УПК РФ) только упоминаются, но не расшифровываются.

Так, частное определение военного трибунала Саратовского гарнизона военный трибунал Приволжского военного округа отменил, указав, что поскольку письма и фотокарточки вещественными доказательствами не являлись, то и не требовалось вынесение специального постановления о приобщении их к делу.

Военная коллегия Верховного Суда СССР нашла протест обоснованным по следующим основаниям. Письма и фотокарточки, независимо от того, каким путем они попали к следователю, должны были быть оформлены протоколом, свидетельствующим о происхождении указанных документов и объясняющим их нахождение в деле. Кроме того, в материалах дела должен быть протокол осмотра этих документов, что предусмотрено ст. 178 УПК РСФСР (ст. 176 УПК РФ. — А. В.). Однако такие протоколы органами предварительного расследования составлены не были, вследствие чего неясно, каким путем письма и фотокарточки оказались в деле. Суд первой инстанции обоснованно, таким образом, отменил данное процессуальное решение^[133].

Протоколы устанавливают сведения, воспринимаемые непосредственно следователем, дознавателем в присутствии других лиц: понятых, специалиста, подозреваемого и т. д. Иные документы, за редким исключением, закрепляют сведения, воспринятые посторонними к судопроизводству гражданами и организациями.

Статья 166 УПК РФ рассматривает необходимые реквизиты протоколов следственных действий. В частности, в них должны быть раскрыты место и дата производства следственного действия, время его начала и окончания, должность и фамилия лица, составившего протокол, полные данные участников и т. д. Согласно УПК РФ протокол может быть составлен только с помощью письменных знаков. Процедура же составления иных документов не предусмотрена УПК РФ, его форма носит произвольный характер. Сведения, содержащиеся в документе (ст. 84 УПК РФ), могут быть закреплены не только письменным, но и фото–, видео– и другими способами.

Анализ судебной практики выявил, что участники уголовного судопроизводства под "иными документами" понимают довольно большой круг сведений, содержащихся на различных носителях. Признавая, что всю совокупность подобных документов предусмотреть невозможно, остановимся на таком виде информации, используемом на практике в качестве доказательств, как диктофонная запись, сделанная потерпевшим негласно, где фиксируются обстоятельства совершенного преступления.

Практика не во всех случаях признает подобные сведения доказательствами. Причина тому, как оговаривалось выше, — несовершенство нормы ст. 84 УПК РФ, вольно регламентирующей понятие "иные документы", что позволяет использовать абсолютно любые сведения под понятием "иные документы".

Принимая волю законодателя, в том числе и в определении комментируемой статьи, участники процесса вынуждены применять различные тактические приемы в обосновании законности полученных таким образом доказательств (соответственно стороной обвинения) и, напротив, в оспаривании законности собранной таким образом информации (стороной защиты). При этом основной проблемой, возникающей при использовании подобных сведений в доказывании по делу, является способ введения информации в процесс, фиксации ее в материалах дела.

По общим правилам, установленным для введения в уголовный процесс оперативно–розыскной информации, легализация полученных таким образом сведений происходит (но не всегда) следующим образом: выемка диктофонной записи у потерпевшего, экспертиза записи, допрос потерпевшего, приобщение в качестве вещественного доказательства. Ключевым моментом в проводимой процедуре является производство экспертизы, которая если не установит признаков монтажа, то признает достоверность записанного, что устанавливается в ходе судебного следствия, как правило, ее оглашением. На практике же приведенная процедура в ряде случаев ограничивается лишь приобщением диктофонной записи в качестве вещественного доказательства.

Представляется, что сделанная подобным образом диктофонная запись не является доказательством, поскольку, во–первых, добыта способом, не предусмотренным УПК РФ, а во–вторых, правомерность ее производства вызывает сомнение.

При этом с подобными выводами участники со стороны обвинения не соглашаются, указывая в своих ответах на жалобы (об исключении доказательств как недопустимых), во–первых, ссылки на ст. 42, 46–47 УПК РФ, предусматривающие, что "подозреваемый, обвиняемый, потерпевший имеют право… представлять доказательства". Во–вторых, на положение п. 2 ст. 86 УПК РФ, регламентирующее, что "подозреваемый, обвиняемый, а также потерпевший, гражданский истец, гражданский ответчик и их представители вправе собирать и представлять… предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств".

Признавая приведенные нормы неотносимыми к рассматриваемой ситуации, следует учитывать следующие обстоятельства при исследовании подобных доказательств:

1) непроцессуальная познавательная деятельность, предшествующая или сопровождающая уголовно–процессуальное доказывание, не имеет доказательственного значения (ч. 3 ст. 7 УПК РФ), поскольку выходит за рамки уголовного процесса. Познание, результаты которого имеют доказательственное значение, осуществляется лишь в уголовно–процессуальной форме. В силу этого, когда мы говорим о гносеологической сущности уголовно–процессуального доказывания как особой разновидности познания действительности, мы должны отождествлять доказывание и познание. В наиболее четкой форме мысль о единстве познания и доказывания выразил М. С. Строгович: "Мы отождествляем доказывание в уголовном судопроизводстве с познанием по уголовным делам: процесс доказывания и есть процесс познания фактов, обстоятельств уголовного дела"^[134];

2) п. 1 ст. 86 УПК РФ гласит: "Собирание доказательств осуществляется в ходе уголовного судопроизводства дознавателем, следователем, прокурором и судом путем производства следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных настоящим Кодексом". Так, по аналогии ч. 2 ст. 86 УПК РФ указывает, что подозреваемый… вправе собирать и представлять письменные документы и предметы, но не вести запись переговоров для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств. Таким образом, сбор доказательств производится путем только процессуальных действий, производство которых является исключительной прерогативой органов предварительного расследования и суда. Закон не дает подозреваемому, обвиняемому, потерпевшему, а также иным лицам, участвующим в деле, право самостоятельно производить сбор доказательств, каковым и является запись переговоров. Для того–то и предусмотрена установленная УПК РФ процедура собирания доказательств, иначе, как видится, материалы уголовного дела можно было бы завалить массой подобных доказательств;

3) принимая полученную потерпевшими аудиозапись как доказательство, органы уголовного преследования, а впоследствии и суд, в ряде случаев не принимают во внимание, что указанная аудиозапись является недопустимым доказательством в силу положений п. 3 ч. 2 ст. 75 УПК РФ, так как проведена лицом, не имеющим права осуществлять процессуальные действия по данному уголовному делу;

4) ст. 13 УПК РФ допускает ограничение права гражданина на тайну телефонных и иных переговоров только на основании судебного решения;

5) п. 11 ч. 2 ст. 29 УПК РФ прямо предусматривает, что только суд правомочен принимать решения о контроле и записи телефонных и иных переговоров;

6) ст. 23 Конституции РФ определяет, что каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени. Каждый имеет право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений. Ограничение этого права допускается только на основании судебного решения;

7) производимая потерпевшими запись фиксируется во всех случаях на бытовую аппаратуру, что определяет соответствующий уровень качества записи. Согласно ст. 1 Федерального закона "Об оперативно–розыскной деятельности" запрещается проведение оперативно–розыскных мероприятий (которые некоторые могут выдать за ОРМ) и использование специальных и иных технических средств, предназначенных (разработанных, приспособленных, запрограммированных) для негласного получения информации неуполномоченными на то лицами;

8) подобным образом сделанная запись вызывает сомнения еще и потому, что лицо, ее производящее, может вести запись именно тех моментов или отрезков разговора, которые выгодны ему и, соответственно, не ведет записи тех моментов, которые ему не выгодны. Скрытая запись уже ставит одного человека по сравнению с другим в неравное положение — один знает, что все сказанное может быть использовано против него, а другой нет. Гласность от негласности и отличается тем, что в первом случае записываемый предупрежден о факте записи, а во втором — нет. Либо письменно, либо на аудиозаписи должно звучать однозначное предупреждение о технической записи допроса. Ведь во всех бланках протоколов процессуальных действий имеется графа, предупреждающая о применении технического средства;

9) негласная аудиозапись в жилище подпадает под квалификацию ст. 138 УК "Вмешательство в личную и семейную жизнь".

Следует отметить, что при обнаружении в материалах уголовного дела доказательств, полученных указанным выше способом, следует пытаться признавать их недопустимыми доказательствами, подавая соответствующие ходатайства, в том числе мотивируя их приведенными доводами.

К особенностям использования рассматриваемых актов можно отнести то, что протоколы фиксируют информацию, ставшую известной субъекту доказывания в результате проведения соответствующего следственного действия. Причем обязательным условием их возникновения является возбужденное уголовное дело. Исключение составляет протокол осмотра места происшествия, составленный на первой стадии уголовного процесса. Иные документы, напротив, вводят в рамки процесса новые, ранее неизвестные сведения, которые получают документальное оформление, зачастую за рамками расследования, и обычно (первоначально) предназначаются для иных целей (справки, характеристики).

Протоколы следственных и судебных действий в самом общем смысле слова выступают документами, как и любая иная разновидность доказательств (п. 5 ч. 2 ст. 74 УПК РФ). Однако УПК РФ различает протоколы следственных и судебных действий и иные документы как два самостоятельных доказательства, у которых имеется собственный источник, особая форма процессуального выражения и закрепления. Процессуальная природа протоколов совершенно иная, что видно из приведенной выше сравнительной характеристики.

Документы служат вещественными доказательствами, если они были объектами преступных действий, служили средствами их подготовки, совершения или если на них остались следы преступных действий. Если же значение документа по делу определяется справочными или удостоверительными данными, он является иным документом.

Статья 84 УПК РФ устанавливает в качестве условия допустимости истребованных или представленных документов прежде всего то, что они должны исходить от определенного предприятия, учреждения, организации, должностного лица или гражданина. Нарушение хотя бы одного из этих условий влечет недопустимость документа в качестве доказательства в смысле ст. 84 УПК РФ.

Статья 84 УПК РФ регламентирует документы, удостоверяющие или излагающие обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу. Речь идет о различии целевого назначения документа в момент его составления, но не о различии его доказательственного значения. И справка, "удостоверяющая" факт пребывания лица на работе в определенное время, и объяснение, "излагающее" этот факт, в равной степени подлежат исследованию.

Документы, появившиеся в деле без соблюдения установленного порядка, рассматриваются как недопустимые. Закон требует оглашения документов, исследуемых в судебном заседании, с тем чтобы довести их содержание до сведения всех участников процесса и обеспечить необходимую проверку.

С помощью показаний, заключения эксперта, вещественных доказательств, протоколов следственных и судебных действий можно ввести в рамки уголовного судопроизводства определенный, четко очерченный состав сведений. Правовая же неурегулированность "иных документов" позволяет придать значение доказательства практически любой необходимой информации.

Для разрешения уголовного дела важное значение имеют документы, представленные в судебное заседание сторонами или истребованные судом, которые могут на основании определения или постановления суда исследоваться и приобщаться к материалам уголовного дела (ст. 286 УПК РФ).

Как показал анализ судебной практики, участниками судебного разбирательства представляются для приобщения к материалам уголовного дела преимущественно характеризующие личность материалы: характеристики с места работы, учебы, места проживания, справки из органов здравоохранения о состоянии здоровья, справки об инвалидности, справки о составе семьи ("Ходатайство защитника К. удовлетворить. Приобщить к материалам дела справку о том, что Г. проживает в гражданском браке с Ч."^[135]), различного рода квитанции, свидетельствующие о возмещении ущерба потерпевшим, копии приказов, листки нетрудоспособности, удостоверения о наградах, требования о судимости. Государственный обвинитель предоставляет суду материалы, характеризующие личность подсудимого преимущественно при исследовании письменных материалов уголовного дела: документы о судимости, копии приговоров и другие документы, характеризующие личность, соответственно, с отрицательной стороны.

"Суд определил: Ходатайство защитника К. удовлетворить. Приобщить к материалам дела заявление от исполнительного директора ТНВ ОАО "МАРО и К" Ю., квитанции к приходному кассовому ордеру от 09.12.2003 г., 06.11.2003 г., 14.11.2003 г., расписки П., копию выписки из медицинской карты стационарного больного П., выписку из мед. карты П., справку от 08.11.2003 г. из городской инфекционной больницы, справку из детской городской больницы в отношении П-ой, обозреть в судебном заседании медицинскую карту дочери П-ой, свидетельство о смерти матери П-на — П-ой, свидетельства о рождении детей П-ой и П-на. Судом обозреваются: медицинская карта П., свидетельство № 283614 о смерти П., умерла 10.05.1995 г.; свидетельство о рождении № 297167 П-на, родился 17.05.1997 г.; свидетельство № 531531 о рождении П-ой, родилась 14.05.2003 г. Возражений и ходатайств не заявлено"^[136].

Обобщение судебной практики выявило упрощения, которые допускают судьи и участники процесса при исследовании представленных материалов. Во всех изученных протоколах судебного заседания указываются только факты приобщения представленного или истребованного документа, никаких других записей об исследовании документа не содержится.

Так, постановлением Президиума Московского городского суда от 25 сентября 2009 г. приговор Останкинского районного суда г. Москвы от 18 июня 2008 г. в отношении Ш. в части удовлетворения исковых требований Д. о взыскании материального ущерба отменен, дело в этой части направленно на новое судебное рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства. Постановлением Президиума Московского городского суда от 25 сентября 2009 г. установлено, что в ходе предварительного следствия, а также при рассмотрении уголовного дела в Останкинском районном суде г. Москвы Д. представил в качестве доказательства, подтверждающего размер расходов, понесенных им на лечение, фальсифицированную справку из отделения пластической хирургии ЛКУТ им. Президента Туркменистана Ниязова С. А. о стоимости лечения 3 467 436 руб. 16 коп. Министру здравоохранения Туркменистана был направлен письменный запрос с просьбой сообщить действительную стоимость лечения Д. Из содержания ответа заместителя министра здравоохранения и медицинской промышленности Туркменистана на указанный запрос следует, что действительная стоимость лечения, оплаченная истцом Д., составила всего 112 тыс. 800 (сто двенадцать тысяч восемьсот) манат (в долларовом эквиваленте составляет 22 (двадцать два) доллара США), что в перерасчете на рубли РФ составляет 685 (шестьсот восемьдесят пять) рублей. При этом основанием для оплаты указанной суммы являются медицинские услуги, связанные с удалением келоидного рубца после автоаварии, а не с совершением в отношении него незаконного деяния. Ввиду этого Президиум Московского городского суда признал факт фальсификации Д. доказательства, устанавливающего действительный размер понесенных расходов на лечение в обоснование заявленного гражданского иска, что послужило, во–первых, основанием для отмены приговора в отношении Ш. ввиду новых обстоятельств. Во–вторых, выделены в отдельное производство материалы проверки, которые направлены для принятия процессуальных решений в органы внутренних дел по факту совершения Д. преступления по признакам преступления, предусмотренного ст. 307 УК РФ.

Одна из причин подобного положения дел видится в недостаточном нормативном урегулировании этой процедуры в УПК РФ. Представленный для исследования документ подлежит оглашению, при этом оглашает документ та сторона, которая представила документ, или лицо, заинтересованное в их оглашении по инициативе (поручению) суда. Как и все доказательства, представленные документы должны быть достоверны и относимы к устанавливаемому обстоятельству. Исследование относимости и достоверности документа достигается путем дачи пояснений к оглашенному документу, допроса лиц, выдавших документ (вызов в суд представителей организаций, выдавших документ), сопоставления их с исследованными доказательствами, а в случае необходимости — ходатайства о назначении экспертизы исследуемого документа. Только после этого исследованный документ на основании постановления (определения) суда, но с непременным учетом мнения сторон, может использоваться для обоснования выводов по делу.

В связи со сказанным представляется, что ст. 286 УПК РФ необходимо изложить в следующей редакции:

"Статья 286. Приобщение к материалам уголовного дела документов, представленных суду

Документы, представленные в судебное заседание сторонами или истребованные судом, могут быть на основании определения или постановления суда исследованы по правилам статьи 285 настоящего кодекса и приобщены к материалам уголовного дела".

В процессе обобщения практики случаев отказа в удовлетворении заявленного ходатайства о приобщении к материалам дела документов, представленных суду, выявить не удалось.

Отсутствие в ст. 84 УПК РФ такой установленной процессуальной формы источника доказательств, как "иные документы", способов и форм их получения, порядка их приобщения, вызывает множество вопросов об условиях его допустимости.

Копии документов не могут являться доказательствами в уголовном деле в случае, когда обвинительный орган приобщает к уголовному делу изъятые при обысках и выемках документы в качестве вещественных доказательств. А это меняет саму суть процессуального доказательства, ибо вещь как доказательство всегда оригинальна и доказательство как вещь существует в единственном числе. Вещь как процессуальное доказательство нельзя копировать. Вещь как доказательство несет в себе не смысл запечатленного на вещи словесного сведения, а сведение — образ. В вещи–доказательстве все имеет значение. Если вещь–доказательство будет бумажным документом, то в нем важен и состав бумаги, и шрифт букв, и расположенность текста, и прежде всего — тема подложности (фиктивности) самого документа.

Глава 3. Процессуальный порядок признания доказательств недопустимыми и исключение их из разбирательства дела в ходе судебного следствия

Только те доказательства, которые исследованы в судебном заседании при рассмотрении дела по существу, могут быть положены в основу приговора (ч. 3 ст. 240 УПК РФ). Суд при участии сторон процесса рассматривает доказательства, анализирует их для уяснения сути, определения ценностных свойств через призму законодательно установленных требований к их уголовно–процессуальной форме и содержанию в порядке, предусмотренном гл.35–39 УПК РФ, в целях установления на их основе всего круга обстоятельств, которые включаются в предмет доказывания по уголовному делу.

Исследованными признаются сведения, о которых стороны высказали суждения как об аргументах при доказывании или опровержении утверждения одной из сторон.

Тогда эти сведения превращаются в судебные доказательства. Поэтому нельзя считать сообщенные свидетелем сведения доказательством, если эти сведения по окончании допроса свидетеля не были подвергнуты сторонами силлогистическому анализу с точки зрения подтверждения или опровержения нужных обстоятельств дела. Отсюда, из такого анализа, и возникает необходимость повторного допроса свидетеля, потому что логический разбор показаний свидетеля выявит у сторон противоречивые выводы. Если же не проводится такой анализ, что почти всегда и происходит, то не может возникнуть необходимость в повторном допросе свидетеля.

"Исследование документов в форме зачитывания вслух такой же абсурд, как если бы ученый в сфере естественных наук исследовал природу, а инженеры — механизмы только путем созерцания, причем даже с обязательным запретом на размышления о природе"^[137].

На основании ч. 1 ст. 273 УПК РФ судебное следствие начинается с изложения государственным обвинителем предъявленного подсудимому обвинения, а по уголовным делам частного обвинения — с изложения заявления частным обвинителем.

После этого председательствующий опрашивает каждого подсудимого, понятно ли ему обвинение (ч. 2 ст. 273 УПК РФ). При отрицательном ответе необходимо в понятной форме разъяснить подсудимому сущность обвинения и юридическую квалификацию преступления. Невозможно представить, чтобы даже самым тщательным образом изложенное обвинительное заключение было абсолютно понятно адвокату и его доверителю. Всегда есть какие–то вопросы, требующие разъяснения со стороны обвинительного органа. Для того чтобы понять обвинение, нужно задать вопросы государственному обвинителю и получить на них ответ. Нами не обнаружено случаев, чтобы государственный обвинитель отвечал на вопросы стороны защиты для разъяснения содержания обвинительного заключения. Государственный обвинитель всегда отказывается отвечать на вопросы, то есть он предпочитает держать в неведении сторону защиты относительно обвинения. Если бы обвинитель понимал сущность обвинения, то он свободно мог бы ответить на любой интересующий сторону защиты вопрос.

Если государственный обвинитель отказывается разъяснить обвинение посредством ответов на вопросы стороны защиты, то обвинение также не может быть понятно стороне защиты. Такой отказ, который фактически санкционирован судом, есть лишение права подсудимого знать, в чем он обвиняется, и, следовательно, является лишением его права на защиту.

Убедившись, что подсудимому понятна сущность обвинения, председательствующий выясняет отношение подсудимого к обвинению, спрашивает его, признает ли он себя виновным. Суд предоставляет подсудимому или его защитнику возможность изложить свою позицию относительно обвинения: признает, и в чем конкретно, или не признает себя виновным, почему обвинение считает необоснованным (ч. 2 ст. 273 УПК РФ). Думается, что недостаточно ограничиться получением краткого ответа о полном или частичном признании вины либо о ее отрицании. "Необходимо во всех случаях дать подсудимому возможность подробно ответить и точно выяснить, в чем именно признает (полностью или частично) себя виновным подсудимый, что означает отрицание им своей вины"^[138].

По данным нашего изучения, абсолютно в каждом протоколе судебного заседания в зависимости от позиции подсудимого значится: "Обвинение понятно, вину не признаю"; "Обвинение понятно, вину признаю"; "Обвинение понятно, вину признаю частично". Каких–либо дополнительных сведений в протоколах по заданным вопросам не имеется. Ни в одном уголовном деле не выражались отношения подсудимого и его адвоката к предъявленному обвинению.

Так, Московским областным судом Д. осужден по п. "г" ст. 102 УК АХА РСФСР (п. "д" ч. 2 ст. 105 УК РФ) за убийство с особой жестокостью сына своей сожительницы.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, рассмотрев кассационную жалобу осужденного, отменила приговор по следующим основаниям: в протоколе судебного заседания нет записи показаний подсудимого Д. по существу предъявленного ему обвинения, а имеются лишь его ответы на вопросы председательствующего, прокурора и адвоката.

Такое нарушение требований ст. 264, 280 УПК РСФСР (ст. 259, 275 УПК РФ), по мнению Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, является существенными и лишает возможности кассационную инстанцию проверить законность приговора, постановленного в отношении Д.^[139]

Одним из важных процессуальных актов, осуществляемых в начале судебного следствия вслед за предъявлением подсудимому обвинения, разъяснением подсудимому сущности обвинения и получением от него ответа на вопрос о виновности, является установление сторонами порядка исследования доказательств (ст. 274 УПК РФ).

Порядок исследования доказательств включает в себя очередность допросов подсудимых, свидетелей и экспертов, осмотр вещественных доказательств, оглашение письменных документов. При этом очередность эту следует понимать не только как содержащиеся указания на то, кто раньше будет допрашиваться — подсудимые, свидетели или эксперты, но и, если подсудимых несколько, в какой последовательности они будут допрашиваться, если свидетелей несколько, кто из них будет допрашиваться первым, а кто последним, и т. д. Это означает, что для установления порядка судебного следствия недостаточно определить лишь очередность исследования различных видов доказательств, необходимо утвердить и последовательность исследования внутри каждого вида доказательства.

Установление порядка исследования доказательств на судебном следствии регулируется ст. 274 УПК РФ. Из нормы этой статьи вытекают следующие положения:

1) очередность исследования доказательств определяется стороной, представляющей доказательства по делу;

2) суд не вправе вынести определение о порядке исследования доказательств без того, чтобы предварительно не выслушать мнение сторон по этому вопросу.

В результате обобщения судебной практики выявилось, что в каждом уголовном деле после установления сторонами порядка исследования доказательств суд выносит определение (постановление) об определении порядка исследования доказательств, установленного сторонами процесса, хотя ст. 274 УПК РФ этот вопрос не регламентирует. Следует признать эту практику необоснованной, поскольку в соответствии с ч. 1 ст. 274 УПК РФ суд не может не принять позиции сторон о порядке исследования представляемых доказательств, а, по сути, констатирует, что позиция стороны в очередности исследования доказательств принимается. По ст. 279 УПК РСФСР порядок исследования доказательств определялся судом, сейчас же в этом вопросе судейское усмотрение исключено. При этом последовательность исследования отдельных доказательств определяется только представляющей их стороной. Суд вправе с учетом мнения сторон определить очередность представления доказательств по групповым делам (если участвует несколько подсудимых) (ч. 4 ст. 274 УПК РФ).

Заинтересованность сторон в исследовании доказательств в определенной последовательности и в указанный ими момент судебного следствия очевидна, так как это позволяет создать наиболее благоприятные условия для отстаивания своей позиции по делу. Видится закономерным отказаться от практики вынесения судьями постановлений (определений) после установления порядка исследования доказательств.

"Первой представляет доказательства сторона обвинения. Государственный обвинитель поведал участникам процесса, в какой последовательности он будет представлять доказательства. Адвокат попросил государственного обвинителя, чтобы тот извещал заранее сторону защиты, какие доказательства он собирается представлять, и также чтобы государственный обвинитель группировал доказательства по эпизодам. Свою просьбу адвокаты мотивировали тем, что в деле много томов, и тем, что сторона защиты должна иметь возможность подготовиться к их "исследованию" — это будет и помощью суду, и всем облегчит работу. Такое представление доказательств, по мнению адвокатов, ускорит рассмотрение дела и позволит рассмотреть его объективно и полно. Суд оценил намерения адвокатов добровольно оказывать помощь суду и способствовать государственному обвинителю. Суд напомнил, что очередность исследования доказательств устанавливается стороной, представляющей доказательства, и суд не может обязать сторону обвинения заблаговременно извещать сторону защиты об исследуемых доказательствах. Действительно, зачем адвокатам заранее знать, что собирается представлять государственный обвинитель? Ведь адвокаты все объединенное уголовное дело изучили, все "доказательства" обвинения познали и даже подготовили свои доказательства, чтобы доказать какие–то свои тезисы"^[140].

Следует остановится на вопросе, с которым сталкивается каждый участник процесса в ходе исследования доказательств, — немотивированный отказ суда в удовлетворении заявленного ходатайства.

В соответствии со ст. 244, ч. 4 ст. 246, ч. 1, 3 ст. 248, п. 1 ч. 2 ст. 250, ч. 6, 7 ст. 259, ст. 271, ч. 4, 5 ст. 275, ч. 1 ст. 276, ч. 3, 6 ст. 278, ч. 6 ст. 280, ч. 2, 3 ст. 281, ч. 1 ст. 282, ч. 1, 4 ст. 283, ч. 1 ст. 284, ч. 2 ст. 285, ч. 1, 2 ст. 291 УПК РФ участники процесса наделены правом заявлять ходатайства в ходе судебного разбирательства, а суд, выслушав мнения участников, рассматривает каждое заявленное ходатайство и удовлетворяет его либо выносит определение (постановление) об отказе в удовлетворении ходатайства (ч. 2 ст. 271 УПК РФ). При этом вынесенное судом постановление (определение) должно быть не только законным и обоснованным, но и мотивированным (ч. 4 ст. 7 УПК РФ). Это значит, что выводы суда, отражающиеся в постановлении (определении) судьи (суда), должны быть не только основаны на законе и совокупности доказательств, позволяющих прийти к такому выводу, как это определяет ч. 1 ст. 17 УПК РФ, но и содержать мотивы своего убеждения, т. е. "доводы в пользу чего–нибудь"^[141], объясняющие причины принятого решения, что делает их не голословными и надуманными.

Выявлены случаи необоснованного отказа судьями в удовлетворении заявленных стороной защиты (преимущественно) ходатайств. Спектр заявленных, но не удовлетворенных судом ходатайств категоричным, безмотивационным "отказать" самый разнообразный. Но все же без какой–либо мотивации отказывается, в большей степени, в удовлетворении именно ходатайств о признании доказательств недопустимыми и исключении их из числа доказательств.

Так, защитник З. заявил ходатайство об исключении из материалов дела доказательств, полученных во время приостановленного предварительного следствия; нарушая требования ч. 3 ст. 209 УПК РФ, судья в удовлетворении ходатайства отказал^[142].

В других случаях нашего изучения были выявлены эпизоды немотивированного отказа в удовлетворении следующих ходатайств: об отводе судьи на том основании, что судья заинтересован в исходе дела, так как до начала судебного заседания высказывался о виновности обвиняемого в совершении преступления; о производстве экспертизы; об осмотре места происшествия; о проверке показаний на месте. При этом наиболее типичными формулировками судебных решений по заявленным ходатайствам являются: "отказать", "отклонить", "оставить без удовлетворения", без какого–либо обоснования, почему приняты такие решения^[143].

Такие судебные решения не могут быть законными, поскольку УПК РФ в ч. 4 ст. 7 требует, чтобы определения суда, постановления судьи, прокурора, следователя, дознавателя были законными, обоснованными и мотивированными. Кроме того, ч. 2 ст. 271 УПК РФ обязывает суд обсудить каждое заявленное ходатайство и удовлетворить его, если обстоятельства, подлежащие выяснению, имеют значение для дела, либо вынести определение об отказе в удовлетворении ходатайства. Эти предписания уголовно–процессуального закона не предоставляют суду возможность игнорировать или произвольно отклонять доводы заявителей, не приводя фактических и правовых мотивов отказа в удовлетворении заявленных требований. В связи с этим формалистический подход к рассмотрению заявленных участниками уголовного судопроизводства ходатайств недопустим с позиции закона и свидетельствует о нарушении принципа законности при принятии таких решений.

Необоснованное отклонение ходатайств, направленных на получение доказательств, не только лишает подсудимого и его защитника права (ст. 244 УПК РФ) представлять доказательства (ибо представлять доказательства иначе, чем ходатайствуя об этомперед следователем либо судом, ни обвиняемый, ни защитник не могут), но и может привести к невосполнимой утрате тех доказательств, которые следователь отказался изъять и приобщить к делу. О допросе, например, лиц, которым может быть известно о нарушениях закона при производстве предварительного следствия, ходатайствуют именно подсудимый и его защитник.

Представление доказательств — это право стороны (ст. 244 УПК РФ), которому должна корреспондировать обязанность суда это право удовлетворить. В противном случае будет нарушен принцип состязательности, ибо право обвинения представлять доказательства реализуется априори — на столе у суда находится дело, в котором имеются не только протоколы допросов всех лиц, которых следователь, дознаватель счел нужным допросить, но и имеются заключения экспертиз, которые следователь (дознаватель) счел нужным назначить, все документы и вещественные доказательства, которые следователь (дознаватель) счел нужным приобщить к делу.

Так, защитником подсудимого С. в ходе судебного заседания было заявлено ходатайство о признании недопустимым заключения судебной комплексной психолого–психиатрической экспертизы и назначении ее повторно. В удовлетворении этого ходатайства стороне защиты было отказано с разъяснением в определении "возможности его обжалования в Верховном Суде РМ в течение 10 суток с момента оглашения". В свою очередь, подсудимый С. направил кассационную жалобу на указанное определение Ленинского районного суда г. Саранска. Со ссылкой на п. 2 ч. 5 ст. 355 УПК РФ кассационное производство, возбужденное по жалобе С. Судебной коллегией Верховного Суда РМ, было прекращено с указанием в определении возможности по этому вопросу принесения кассационной жалобы на приговор^[144].

Представляется, что запрет (п. 2 ч. 5 ст. 355 УПК РФ) на обжалование определений (постановлений) суда (судьи) об удовлетворении или отклонении ходатайств участников судебного процесса незаконен — нарушает принцип состязательности (ст. 15 УПК РФ), обеспечение подозреваемому и обвиняемому права на защиту (ст. 16 УПК РФ) и права на обжалование процессуальных действий и решений (ст. 19 УПК РФ). Этот запрет, кроме прочего, лишает, в частности, защитника права (ч. 2 ст. 86 УПК РФ) "представлять письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств", тем самым ограничивая инициативу последнего.

В процессе изучения судебной практики было выявлено пересмотренное в кассационном порядке постановление судьи Ковылкинского районного суда РМ от 5 октября 2003 г. относительно рассмотрения замечаний осужденного С. на протокол судебного заседания^[145], хотя п. 2 ч. 5 ст. 355 УПК РФ это запрещает.

Мотивировка вынесенного определения (постановления) об отклонении ходатайства, а также его удовлетворение, когда одна из сторон возражает против удовлетворения последнего, делает выводы суда убедительными, создавая условия для эффективной защиты прав участников процесса и судебного контроля за законностью, обоснованностью и справедливостью судебных решений. В то же время она свидетельствует о тщательном, глубоком и всестороннем исследовании судом просьбы участника судопроизводства. Так, согласно ст. 380 УПК РФ приговор признается не соответствующим фактическим обстоятельствам уголовного дела, если доказательства, имеющие существенное значение для выводов суда, противоречивы, а в приговоре не будет указано, т. е. мотивировано, по каким основаниям суд принял одни доказательства и отверг другие. В частности, суд, необоснованно отклоняя заявленное ходатайство (а под таким мы понимаем зафиксированное в протоколе судебного заседания "отказать"), выносит заведомо незаконное решение. К разряду голословных, немотивированных относятся также и такие судебные формулировки, как: "суд находит, что разрешение судом заявленного ходатайства по существу является преждевременным", "доводы защитника о недопустимости доказательств несостоятельны, нарушений норм УПК РФ при получении доказательств суд не усматривает".

Все заявленные ходатайства должны рассматриваться и разрешаться судом в соответствии со ст. 121 УПК РФ немедленно, недопустимо оставлять их разрешение "на потом". При вынесении постановления об отказе в удовлетворении заявленных ходатайств судья обязан привести аргументированные ответы на все заявленные доводы и изложить мотивы, по которым эти доводы признаются несущественными.

Мотивировать — значит объяснить, аргументировать выводы данными, на которых суд основывает свое мнение, во–первых, нормой УПК РФ, во–вторых, теми соображениями судьи, "основанными на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью" (ч. 1 ст. 17 УПК РФ), к которым он пришел при исследовании заявленного ходатайства.

Мотивированное разрешение судом заявленных ходатайств способствует соблюдению принципа законности в уголовном процессе. Необходимо полно отражать в протоколе судебного заседания существо и содержание как самих ходатайств, так и тех формулировок, по которым суд их удовлетворил либо отказал в их удовлетворении. Все письменные ходатайства согласно ч. 1 ст. 120 УПК РФ должны быть приобщены к материалам уголовного дела.

Изложенное позволяет утверждать о запрете постановления приговора, если заявленные участниками процесса, доводы в их ходатайствах остались без ответа, а значит — без исследования. Данный вывод подтверждается и требованием ст. 305 УПК РФ, которая выделяет в структуре приговора описательно–мотивировочную часть, где суду необходимо, в частности, указать мотивы, по которым отвергнуты те или иные доказательства, мотивы избрания наказания (ст. 307 УПК РФ). В связи с этим представляется правильным закрепить в ст. 297 УПК РФ в качестве требования к приговору суда требование "мотивированности".

С этим вопросом связан и другой не менее актуальный на практике вопрос: разрешение судом вторичных и последующих ходатайств о недопустимости одного доказательства. Так, например, возможно ли в повторном ходатайстве об исключении доказательств привести доводы, указывающие на нарушения суда, допущенные при рассмотрении ходатайства в первый раз? Представляется, что на этот вопрос следует ответить утвердительно, поскольку ч. 3 ст. 271 УПК РФ позволяет вновь заявлять ходатайство, если его не удовлетворили, и требует обосновывать ходатайство. Если суд не выполнил требования ч. 4 ст. 7 УПК РФ, то защита имеет право потребовать у суда исправить допущенные им нарушения. Европейский суд по правам человека требует: "Национальные суды должны указать с достаточной ясностью основания, на которых они базировали свои решения. Это, среди прочего, позволяет обвиняемому реально осуществить права на апелляцию, доступную ему"^[146]. Следовательно, никто не сможет правильно опротестовать решение суда, если суд в своем решении не приведет достаточно ясно свои доводы.

Так, Конституционный Суд РФ в определении от 12 июля 2005 г. № 323-О по делу В. И. Шейченко отметил, что нормы УПК РФ не освобождают суд от обязанности исследовать доводы участников судебного разбирательства о признании тех или иных доказательств не имеющими юридической силы и при возникновении сомнений в допустимости или достоверности этих доказательств — отвергнуть их в соответствии с требованиями ч. 3 ст. 49 и ч. 2 ст. 50 Конституции РФ.

В определении от 25 января 2005 г. № 42-О Конституционный Суд РФ также указал, что отказ от рассмотрения и оценки обоснованности доводов защиты, изложенных в ее обращении к осуществляющим уголовное судопроизводство органам, создает преимущества для стороны обвинения, искажает содержание ее обязанности по доказыванию обвинения и опровержению сомнений в виновности лица, позволяя игнорировать подтверждающие эти сомнения данные, что способно нарушить взаимосвязанные конституционные принципы состязательности, равноправия сторон в судопроизводстве и презумпции невиновности.

В силу этого видится правильным из раза в раз заявлять повторные ходатайства, добиваясь законных оснований для их разрешения, поскольку следует констатировать, что иных средств воздействия (в большей степени, конечно, это касается стороны защиты) не имеется.

Однако же при этом практика дает однозначный, не требующий каких–либо комментариев ответ: разве судья отменит свое определение после заявленного повторного ходатайства? — Конечно же нет!

Практика полна случаями нарушения уголовно–процессуального закона и самими судьями.

Так, по делу Э. О. Хименеса защита подготовила подробное мотивированное ходатайство на семи листах печатного текста об исключении целого ряда документов из числа доказательств в связи с различными грубыми нарушениями процессуальных норм. Судья Краснопресненского суда г. Москвы Ф. ограничилась вынесением постановления, где в одном абзаце было сказано, что все эти ходатайства удовлетворению не подлежат. Мотивы и доводы не приводились^[147].

Во всех случаях выявления недопустимых доказательств следует начать обсуждать поставленные вопросы, связанные в первую очередь с проверкой нарушения законов при получении того или иного доказательства. То есть доказательства, исключенные даже ранее на предварительном слушании, могут (а в отдельных случаях и должны) быть проверены в ходе судебного следствия. Так зачем же, следует предположить, их исключать на стадии предварительного слушания (ст. 235 УПК РФ), когда допустимость их может быть реально проверена только в ходе судебного следствия?

Например, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ приговор Хорошевского районного суда г. Москвы в отношении Б. оставила без изменения, а протест прокурора — без удовлетворения. В кассационном протесте прокурор указал, что председательствующий судья проявила непоследовательность в применении процессуального закона — в стадии судебного разбирательства признала недопустимыми доказательствами показания свидетеля Б-й — жены Б., данные на предварительном следствии, в то время как в стадии предварительного слушания такого решения судьей не принималось.

Согласно ст. 51 Конституции РФ никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом.

Как установлено судом, при допросах на предварительном следствии свидетелю Б-й — жене обвиняемого Б. — не только не разъяснялась эта норма, но она, кроме того, предупреждалась об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний по ст. 308 УК РФ.

В соответствии с ч. 2 ст. 50 Конституции РФ и ч. 1 ст. 75 УПК РФ при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона. Такие доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения.

Председательствующий судья, выяснив у свидетеля Б-й обстоятельства дачи ею показаний на предварительном следствии и получив от нее заявление о желании воспользоваться разъясненным ей конституционным правом, освободила Б-у от обязанности давать показания в судебном заседании и исключила из доказательств как недопустимые показания, данные ею на предварительном следствии.

При этом судебная коллегия не согласилась с утверждением прокурора о несвоевременности принятия такого решения председательствующим.

Таким образом, решение председательствующего судьи об исключении из доказательств показаний свидетеля Б-й на предварительном следствии как недопустимых и об освобождении ее от дачи показаний в судебном заседании было принято в строгом соответствии с законом и не является основанием для отмены приговора^[148].

В одном из судебных процессов на предварительном заседании адвокаты подсудимых заявили ходатайство о признании недопустимыми ряда доказательств, представленных обвинительным органом, хотя в материалах уголовного дела ни один из означенных адвокатами документов обвинительным органом не был продемонстрирован как доказательство. Обвинительный орган не раскрыл доказательственное значение документов. Однако адвокаты по собственной инициативе решили взвалить на себя бремя выдвижения гипотезы о назначении вложенных обвинительным органом в уголовное дело документов. Адвокатам было достаточно установить нарушение процессуального порядка сбора документов, чтобы продемонстрировать видимость убежденности в состязательности процесса и свою активную наступательную позицию, а заодно провозгласить бессмысленные документы доказательствами обвинения. Судья согласился с адвокатами, что эти документы все–таки являются доказательствами, и на всякий случай оставил их в категории процессуальных доказательств.

Исключение из разбирательства дела доказательств вовсе не ведет к их изъятию из материалов дела или, тем более, к уничтожению.

Доказательства, признанные недопустимыми, должны сохраняться в деле на случай оспаривания этого исключения кем–либо из сторон, так как никогда нельзя исключать и ошибочность вывода о допустимости (недопустимости).

При анализе процессуальных нарушений, допущенных органами предварительного следствия, председательствующий по делу судья в каждом конкретном случае обязан принимать решение о признании доказательства недопустимым, руководствуясь общим правилом, закрепленным в ст. 51 ч. 2 Конституции РФ и ст. 75 УПК РФ.

Так, судья Нерюнгринского городского суда Республики Саха (Якутия) Э. Меринов в одной из статей задается вопросом, может ли судья "стать инициатором по исключению показаний свидетеля из процесса доказывания?" в следующем случае. "По уголовному делу, рассмотренному Нерюнгринским городским судом, по обвинению М. в перевозке наркотиков, основным свидетелем обвинения был родной брат подсудимого, который к моменту разбирательства дела в суде умер. Государственный обвинитель заявил ходатайство об оглашении его показаний в силу уважительных причин, предусмотренных ст. 281 УПК РФ, не требующих согласия сторон защиты. Защитник, назначенный судом, весь процесс был пассивен, на ходатайства обвинителя никак не отреагировал. В то же время председательствующий судья, готовясь к рассмотрению дела, обнаружил, что брат подсудимого допрошен следователем без разъяснения права, предусмотренного ст. 51 Конституции РФ, не свидетельствовать против своего брата и его показания являются недопустимыми"^[149]. Автор, отвечая на вопрос, делает вывод, что "в судебном заседании суд не может быть инициатором признания доказательств недопустимыми, поскольку это противоречит принципу осуществления правосудия на основе состязательности и равноправия сторон". Не согласимся с мнением судьи Э. Меринова, поскольку ч. 2 ст. 50 Конституции РФ корреспондирует суду как единственному органу государства, осуществляющему правосудие в РФ (ч. 1 ст. 118 Конституции РФ, ч. 1 ст. 8 УПК РФ), при его осуществлении (правосудия) не допускать использования доказательств, полученных с нарушением федерального закона. Часть 4 ст. 29 УПК РФ обязывает судью при рассмотрении уголовного дела реагировать на каждый факт нарушения прав и свобод граждан. Иное отношение выглядело бы крайним формализмом и пренебрежением законными интересами личности либо незнанием закона.

Анализ норм УПК РФ свидетельствует, что суд первой инстанции вправе по собственной инициативе признать доказательство недопустимым в любой момент рассмотрения уголовного дела (ст. 234, 235 УПК РФ), а также в совещательной комнате при постановлении приговора, либо суд первой инстанции вправе по собственной инициативе признать доказательство недопустимым только на предварительном слушании, подготавливая уголовное дело к судебному разбирательству, или только на этапе постановления приговора.

На практике же суд во многих случаях исключает доказательства по собственной инициативе только в совещательной комнате.

Характер нарушений, повлекших исключение доказательств, показывает, что материалы, добытые в ходе расследования уголовного дела, повсеместно содержат нарушения прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства (свидетелей, потерпевших, подозреваемых, обвиняемых), что в большей степени связанно с небрежностью, поверхностным подходом к безукоризненному соблюдению процедуры получения, процессуального оформления или хранения доказательственного материала.

На основании обобщения уголовных дел нами был выявлен характерный для большинства изученных уголовных дел перечень доказательств, признаваемых недопустимыми судами при рассмотрении уголовных дел в ходе судебного следствия.

1. Показания обвиняемого (подозреваемого): неразъяснение обвиняемому (подозреваемому) его прав; допрос обвиняемого (подозреваемого) произведен без участия защитника; допрос несовершеннолетних обвиняемых (подозреваемых) без участия третьих лиц, названных законом (ст. 425 УПК РФ); перед допросом обвиняемому (подозреваемому) не разъяснено содержание ст. 51 Конституции РФ; показания обвиняемых (подозреваемых) ими не подписаны без объяснения причин; показания получены неуправомоченным на то субъектом; при допросе обвиняемого (подозреваемого) применялись незаконные меры психического или физического воздействия; на допросе следователь задавал наводящие вопросы; при допросе двух обвиняемых (подозреваемых) присутствовал один защитник при наличии противоречий между допрашиваемыми; законному представителю и педагогу, участвовавшим в производстве допроса, не разъяснены их права.

Так, 11 апреля 2003 г. был задержан подозреваемый С., который около полусуток (ночь с 11 на 12 апреля) находился в отделении милиции незаконно, без процессуального оформления задержания, избивался сотрудниками милиции (защита располагает медицинскими документами). Когда же его адвокат заявил об этих фактах перед судом, решавшим вопрос о его аресте, и потребовал на этом основании освободить С. из–под стражи, судья И. не только не сделала этого, но даже не отразила в постановлении сообщения о фактах избиения и незаконного содержания под стражей, отмеченные защитой в письменном ходатайстве и описанные самим задержанным. Судья поступила так, будто эти факты не доводились до сведения суда, и, следовательно, помогала сотрудникам милиции в сокрытии этих преступлений^[150].

Судья Ленинского районного суда г. Саранска исключил ряд доказательств, полученных с нарушением уголовно–процессуального закона, обвиняемого Ц., а именно: заявление потерпевшего о совершенном преступлении, где исправлена неоговоренная дата совершенного преступления; протокол осмотра места происшествия, не подписанный понятыми; упаковка с дактилоскопической пленкой с подписями, не принадлежащими понятым. Перед допросом подозреваемому Ц. не разъяснено содержание ст. 51 Конституции РФ^[151].

2. Показания свидетеля и потерпевшего: свидетели не могут указать источник своей осведомленности; показания законного представителя, полученные с нарушением ст. 51 Конституции РФ; показания были получены от свидетеля, страдающего психическими и физическими расстройствами (без проведения экспертизы и т. п.); показания свидетеля (потерпевшего), которым не были разъяснены положения ст. 307, 308 УК РФ; допрос подозреваемого как свидетеля; при допросах несовершеннолетних свидетелей отсутствовали педагоги и иные законные представители в случаях, когда их присутствие обязательно; допрос произведен лицом, неуправомоченным на то УПК РФ.

3. Заключения эксперта: исключение заключения экспертов на том основании, что обвиняемый в нарушение требований ст. 195 УПК РФ не был ознакомлен с постановлением о назначении экспертизы; обвиняемому в соответствии со ст. 198 УПК РФ не были разъяснены права, которыми он обладает при производстве экспертизы; заключение составлено экспертом, который подлежал отводу по основаниям, предусмотренным ст. 70 УПК РФ; в заключении отсутствовали реквизиты, установленные законом (ст. 204 УПК РФ); заключение эксперта выходит за пределы его специальных познаний; эксперт не предупреждался за дачу заведомо ложного заключения; образцы для сравнительного исследования получены с нарушением закона и достоверность их происхождения вызывает сомнение; несвоевременность ознакомления обвиняемого с постановлением о назначении экспертизы и разъяснения прав при назначении экспертизы; отсутствие сведений о письменном поручении руководителем экспертного учреждения конкретному эксперту (или экспертам) произвести экспертизу.

4. Вещественные доказательства: в протоколах соответствующих следственных действий не зафиксирован факт и все обстоятельства обнаружения каждого из предметов, представленных в качестве вещественных доказательств, вопреки требованиям ст. 177 УПК РФ; в протоколе следственного действия, во время производства которого предмет был обнаружен, не отражены индивидуальные признаки предмета, его специфические особенности, следы на предмете, имеющие значение для дела (ст. 177 УПК РФ), или отсутствует отдельно составленный протокол осмотра обнаруженного и представленного вещественного доказательства (ст. 82 УПК РФ); отсутствует особое постановление о приобщении к уголовному делу вещественного доказательства в порядке ч. 2 ст. 81 УПК РФ; отсутствует сам материальный объект либо он ненадлежащим образом хранился, что могло повлечь утрату содержащейся в нем доказательственной информации (ст. 82 УПК РФ); обыск проведен без санкции суда.

По делу З. защитой ставился вопрос об исключении из разбирательства дела всех вещественных доказательств по делу (одежда потерпевшего, обвиняемого, свидетеля, пуль, гильз) и проведенных по ним экспертиз, так как в качестве понятых при выемке и осмотре участвовала заведующая канцелярией прокуратуры^[152].

Пролетарским судом г. Саранска были исключены доказательства, признанные вещественными: арматура и олимпийка подсудимого М. Приобщенная к делу арматура не соответствует описанию свидетелей и самого подсудимого, а кровь, обнаруженная на олимпийке, не принадлежит потерпевшему^[153].

5. Протоколы следственных и судебных действий: в протоколах отсутствуют установленные законом реквизиты; в протоколах не оговорены и не удостоверены подписями лиц, принимавших участие в следственном действии, сделанные изменения, дополнения и исправления; нарушены требования уголовно–процессуального закона (ст. 74, 166, 167, 177, 180, 181, 190 УПК РФ) при собирании и фиксации фактических данных в протоколах; протокол составлен ненадлежащим субъектом; наименование протокола следственного действия не соответствует следственному действию, предусмотренному УПК РФ; в протоколе отсутствует фамилия и инициалы следователя.

При предъявлении для опознания А. обвиняемого П. не были соблюдены требования УПК РФ — А. не был предварительно допрошен об обстоятельствах, при которых он видел П., о приметах и особенностях, по которым могут опознать преступника. В дальнейшем судья Октябрьского районного суда г. Саранска протокол опознания признал недопустимым и исключил из материалов дела^[154].

6. Иные документы: неизвестность источника происхождения документа; форма и содержание документа не соответствовали установленным правилам.

Так, например, по делу П., рассмотренному Мещанским районным судом г. Москвы, был исключен как недопустимое доказательство акт аудиторской проверки, происхождение которого не было установлено^[155].

Следует указать на определенную противоречивость или неоднозначность складывающейся судебной практики, связанной с исключением доказательств, полученных с нарушением требований УПК РФ. Так, в результате непосредственного участия в производстве по уголовным делам нами было выявлено, что при заявлении ходатайств об исключении доказательства по абсолютно идентичным нарушениям закона реакция судей в разных судах, а порой и одного и того же суда, на данные заявления не однозначна в их разрешении.

По уголовному делу № 25100, рассматриваемому Верховным Судом РМ, адвокат В. заявил ходатайство об исключении из материалов дела протокола предъявления для опознания по фотографии Л. на том основании, что потерпевшая Б. в нарушение требований ч. 2 ст. 193 УПК РФ не допрашивалась как предварительно до предъявления для опознания, так и непосредственно после проведения опознания о приметах и особенностях, по которым потерпевшая опознала обвиняемого Л. Следует указать, что это было одно из оснований исключения из числа доказательств протокола предъявления для опознания, изложенного адвокатом на 5 листах ходатайства, однако судья Верховного Суда РМ, не удаляясь в совещательную комнату, не читая содержимого письменного ходатайства, немотивированно, необоснованно, в нарушение ч. 4 ст. 7 УПК РФ отказала в удовлетворении заявленного ходатайства^[156].

В то же время по другому уголовному делу судья Атяшевского районного суда РМ удовлетворила ходатайство адвоката В. по идентичному ходатайству с указанием тех же нарушений норм УПК РФ, и протокол предъявления для опознания лица по фотографии был исключен из материалов уголовного дела^[157].

Таким образом, судьи просто отмахиваются от очевидных нарушений прав подозреваемых и обвиняемых ("информация не нашла своего подтверждения, нарушения не повлияли на вынесение приговора" — отражают это судьи в своих решениях).

Как правило, субъектами нарушений выступают государственные органы и должностные лица, осуществляющие производство по уголовному делу (более 96%), поскольку большинство уголовно–процессуальных норм адресовано им и обязывают лишь их в установленном законом порядке расследовать и рассматривать уголовное дело. Однако при всем многообразии учтенных (и в дальнейшем исключенных) нарушений в процессе судебного разбирательства есть и такие нарушения, которые остаются незамеченными, просмотренными субъектами уголовного судопроизводства. В их обнаружении большую роль должны играть адвокаты–защитники путем заявления ходатайств об исключении нарушения закона.

На одном из юридических форумов в Интернете^[158] был задан, на наш взгляд, радикальный вопрос для отечественного уголовного судопроизводства: "Коллеги… а не профанация ли участие адвоката в уголовном процессе? Может, это просто для галочки, чтобы у осужденного не было тени сомнения в правильности приговора?.. Ведь не секрет обвинительный уклон правосудия и почти 100% шанс на вынесение обвинительного приговора".

Подобная постановка указанных вопросов, к сожалению, имеет под собой почву, как законодательную, так и практическую. Именно правовые и практические реалии нередко сегодня позволяют ставить вопросы об участии адвоката в уголовном процессе как о профанации.

При этом профанация нами понимается как такое формально–пренебрежительное отношение адвоката к своим обязанностям в рамках деятельности в сфере уголовного судопроизводства, которым выхолащивается роль и предназначение адвоката в качестве защитника или представителя интересов тех или иных участников при производстве по уголовным делам для оказания им всей необходимой своевременной, соразмерной и квалифицированной юридической помощи.

При таком отношении получается, что вроде бы у того или иного участника уголовного процесса есть адвокат–защитник, адвокат–представитель, обязанные действовать активно, разумно, квалифицированно в интересах своего клиента, но в рамках уголовного дела, к сожалению, лишь отмечается присутствие такого адвоката — адвоката инертного, пассивного, бездеятельного, а иногда просто молчащего, ничем себя не проявляющего даже в ходе состязательного судебного разбирательства.

Так, по уголовному делу в отношении Я. и Ш. адвокат–защитник Ч., по соглашению защищавший интересы подсудимого Я., за все время своего участия (присутствия), за редким исключением, вопросы допрошенным в суде свидетелям, потерпевшим не задавал, практически себя не проявлял он и при исследовании других доказательств в ходе судебного следствия^[159]. Между тем "правильная постановка и твердая организация защиты необходимы не только и даже не столько в интересах отдельных подсудимых, сколько в интересах судебной правды"^[160].

Пассивной по другому уголовному делу была адвокат А. Все проявление ее участия в ходе судебного следствия выразилось в молчаливом присутствии при исследовании доказательств. Тактика молчания защитника в суде — это путь в неизвестность. Это слепая дорога без знания того, куда и зачем надо идти, не ведая того, как и какими путями следует обезопасить ведомого как от опасностей и препятствий на этом пути, так и от тех последствий, к которым он может привести.

Особенно на практике остра проблема участия в уголовном судопроизводстве адвокатов — защитников по назначению. Профанация их участия в уголовном судопроизводстве — это уже следствие, а причины недобросовестного отношения адвокатов — защитников по назначению к своим обязанностям кроются в другом, в частности, они упираются в вопросы о том, а кто и в каком порядке приглашает адвокатов — "назначенцев", почему такими защитниками по назначению нередко становятся одни и те же адвокаты, почему такие защитники до начала производства следственных действий со своими подзащитными даже не встречаются в условиях конфиденциальности, почему при таких защитниках появляются такие признательные показания подзащитных, от которых в последующем обвиняемые отказываются, и т. д.

"По большому счету молчащий адвокат, адвокат бездейственный — это обеспечение права на защиту в самом извращенном его варианте. При таком подходе получается, что вроде бы обвиняемый при защитнике, но фактически — он без защиты. Как формально, так и по сути — это неправильно. Такой издевательский способ расправы над институтом защитника в конкретном адвокатском исполнении есть грубое нарушение права обвиняемого на защиту, обеспечение которого предусматривает использование адвокатом–защитником всех законных способов и средств защиты интересов своего подзащитного"^[161].

Заключение

Исходя из назначения, характера и роли уголовно–процессуальных норм, их значения для обеспечения достоверности доказательств, учитывая обыкновение судебной практики, представляется необходимым привести перечень безусловных оснований для признания доказательств недопустимыми:

1) неразъяснение ст. 51 Конституции РФ перед получением показаний;

2) получение показаний от незаконно задержанного, подвергнутого заключению под стражу лица, находящегося в условиях изоляции с превышением установленного срока;

3) необеспечение лица как участника процесса, не владеющего языком судопроизводства, переводчиком;

4) производство предусмотренных в УПК РФ следственных действий без предварительного на то судебного решения;

5) производство следственных действий неуполномоченным лицом;

6) неразрешение вопроса об отводе лица, получавшего (непосредственно причастного к получению) доказательства, при наличии обстоятельств, препятствовавших производству им следственных, иных процессуальных действий;

7) отсутствие надлежащего процессуального решения о принятии лицом, производящим предварительное расследование, уголовного дела к своему производству;

8) участие в производстве следственных действий ненадлежащих, в том числе заинтересованных, понятых, когда участие понятых требует УПК РФ, необоснованное неучастие их в таких случаях или участие только одного;

9) непредупреждение в установленном порядке о возможной уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, за отказ от дачи показаний, а также за дачу заведомо ложного экспертного заключения;

10) предупреждение о возможности уголовной ответственности потерпевшего, свидетеля, не достигших 16 лет, вместо доведения до сведения, что они обязаны давать правдивые показания;

11) допрос не достигших 14-ти лет свидетелей, потерпевших без участия педагога;

12) получение показаний от потерпевшего без вынесения в установленном порядке решения о признании таковым и без разъяснения его прав, т. е. фактически лица без определенного правового положения;

13) получение показаний при допросах, очных ставках от лиц как свидетелей в тех ситуациях, когда в действительности они заведомо неоправданно не были признаны подозреваемыми, обвиняемыми в установленном порядке;

14) необеспечение при допросе подозреваемого, обвиняемого, не достигшего 16-ти лет либо достигшего этого возраста, но страдающего психическим расстройством, участия педагога или психолога;

15) воспрепятствование реализации права законного представителя несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого на участие в допросе;

16) не получение как таковых показаний от обвиняемого, а лишь отсылка к подтверждению показаний, которые им довались ранее (например, при допросе в качестве подозреваемого);

17) нарушение порядка предъявления для опознания;

18) отсутствие предусмотренного законом решения (постановления, определения) о назначении экспертизы;

19) проведение экспертизы с исследованием объектов, незаконно полученных, не процессуально приобщенных к материалам дела;

20) неотражение в заключении экспертизы проведенного исследования, отсутствие обоснованных выводов;

21) непроведение дополнительной экспертизы, хотя по обстоятельствам она должна была производиться;

22) производство следственных действий, экспертизы, вынесение постановления о приобщении предметов, документов в качестве вещественных доказательств к материалам дела за пределами срока предварительного расследования конкретного дела.

Данный перечень позволит упорядочить практику исключения недопустимых доказательств, играя роль своеобразных ориентиров в деятельности следователя, дознавателя, аналогично ст. 381 УПК РФ, служащей таким ориентиром для судей.

Васяев А. А.,

адвокат Адвокатской палаты г. Москвы,

член международной ассоциации адвокатов,

кандидат юридических наук

Примечания

1

Пункт 3 гл.12 Приложения к постановлению Верховного Совета РСФСР от 24 октября 1991 г. № 1801–1 "О Концепции судебной реформы в РСФСР".

(обратно)

2

См.: Ожегов С. И. Словарь русского языка: 70 000 слов / под ред. Н. Ю. Шведовой. 23‑е изд., испр. М., 1991. С. 698.

(обратно)

3

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. "Дело Юкоса" как зеркало русской адвокатуры (комплексное исследование в защиту российской адвокатуры и правосудия). М., 2008. С. 276.

(обратно)

4

Полное собрание законов Российской Империи. Собрание первое. Т. 18. С. 215.

(обратно)

5

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 253.

(обратно)

6

См.: Ожегов С. И. Указ. соч. С. 436.

(обратно)

7

Давлетов А. А. Основы уголовно–процессуального познания. Свердловск, 1991. С. 17.

(обратно)

8

Философская энциклопедия: в 5 т. Т. 4 / глав. ред. Ф. В. Константинов. М., 1967. С. 123.

(обратно)

9

Давлетов А. А. Указ. соч. С. 15–16.

(обратно)

10

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 260.

(обратно)

11

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 257.

(обратно)

12

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 258–259.

(обратно)

13

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 259.

(обратно)

14

Там же. С. 106.

(обратно)

15

Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 8 от 31 октября 1995 г. "О некоторых вопросах применения судами Конституции РФ при осуществлении правосудия" // СПС "Гарант".

(обратно)

16

Калинкина Л. Д. Нарушения уголовно–процессуального закона и их правовые последствия по УПК РФ // Проблемные вопросы применении Уголовно–процессуального кодекса Российской Федерации: мат. науч. — практ. конф. / Морд. гос. ун-т. им. Н. П. Огарева, Мордов. гуманит. ин-т, Прокуратура РМ и др.; под ред. В. Т. Томина, Л. Д. Калинкиной. Саранск, 2002. С. 82.

(обратно)

17

Сайкин Л., Грузд Б. Невозможно быть беспристрастным, рассматривая отвод самому себе // Российская юстиция. 2003. № 11. С. 19.

(обратно)

18

Ожегов С. И. Указ. соч. С. 486.

(обратно)

19

См.: Там же. С. 390.

(обратно)

20

Червоткин А. С. Апелляция и кассация: пособие для судей. М., 2010. С. 24–25.

(обратно)

21

Там же. С. 46.

(обратно)

22

Постановление Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1996 г. № 4-П "По делу о проверке конституционности п. 5 ч. 2 ст. 371 УПК РСФСР, ч. 3 ст. 374 и п. 4 ч. 2 ст. 384 УПК РСФСР в связи с жалобами граждан В. М. Кульнеева, В. С. Лалуева, Ю. В. Лукашева и И. П. Серебрянникова" // Вестник Конституционного Суда РФ. 1996. № 2. С. 24.

(обратно)

23

См.: Калинкина Л. Д. Существенные нарушения уголовно–процессуального закона и их правовые последствия. Саранск, 2007.

(обратно)

24

См.: Калинкина Л. Д. Нарушение уголовно–процессуального закона и их правовые последствия. Саранск, 1993. С. 52–53.

(обратно)

25

Воробьев Г. А. Тактика и психологические особенности судебных действий: учеб. пособие. Краснодар, 1986. С. 66.

(обратно)

26

Уголовное дело № 25100. Верховный Суд Республики Мордовия. 2008.

(обратно)

27

"Квази" — приставка, соответствующая по значению словам "мнимый", "ненастоящий", "почти" (Большой юридический словарь / под ред. А. Я. Сухарева, В. Е. Крутских. М., 2001. С. 249).

(обратно)

28

Эйсман А. А. Логика доказывания. М., 1971. С. 4, 8, 12.

(обратно)

29

Старченко А. А. Логика в судебном исследовании. М., 1958. С. 226.

(обратно)

30

Ивин А. А. Логика: учеб. пособие. 2‑е изд. М., 1998. С. 13–14.

(обратно)

31

В логике используются понятия "нарушение законов логики", "логическая ошибка", допускаемая при нарушении законов логики.

(обратно)

32

Уголовное дело № 4–78/03 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2003; Уголовное дело 44у-133/07 // "http://www.arhcourt.ru/?Documents? — Crm? Cas?2/2/3/200709261430".

(обратно)

33

Демидов И. В. Логика: учебное пособие для юрид. вузов / под ред. д-ра филос. наук, проф. Б. И. Каверина. М., 2000. С. 147.

(обратно)

34

Обзор судебной практики Верховного Суда РМ по уголовным делам за первое полугодие 2004 г. // Бюллетень Верховного Суда РМ. 2004. № 2. С. 16; Обзор кассационной и надзорной практики Верховного Суда Республики Хакасия по уголовным делам за первое полугодие 2006 г. // "httр://www.supcourt.khakasnet.ru/obzor/obz_ug_06_2006.html".

(обратно)

35

Демидов И. В. Указ. соч. С. 151.

(обратно)

36

Обзор судебной практики Верховного Суда РМ по уголовным делам за второе полугодие 2005 г. // Бюллетень Верховного Суда РМ. 2006. № 10. С. 19–20; Обзор надзорной практики судебной коллегии по уголовным дела Верховного Суда Республики Хакасия за двенадцать месяцев 2005 г.; постановление президиума Верховного Суда Республики Хакасия об отмене приговора суда Ширинского района в отношении Начинова // "htth://www. supcourt.khakasnet.ru/obzor/obz_ ug_12_2005.html".

(обратно)

37

Обзор судебной практики Верховного Суда РМ по уголовным делам за первое полугодие 2004 г. // Бюллетень Верховного Суда РМ. 2004. № 2. С. 16.

(обратно)

38

Уголовное дело № 1–302/03 // Архив Ленинского районного суда г. Саранска РМ. 2003.

(обратно)

39

Демидов И. В. Указ соч. С. 153.

(обратно)

40

Уголовное дело № 1–168/04 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2004.

(обратно)

41

Уголовное дело № 09/04/0070–08 // Наро–Фоминский гарнизонный военный суд. 2008.

(обратно)

42

Обзор судебной практики Верховного Суда РМ по уголовным делам за второе полугодие 2004 г. // Бюллетень Верховного Суда РМ. 2006. № 10. С. 21–22; Обзор кассационной и надзорной практики Верховного Суда Республики Хакасия по уголовным делам за первое полугодие 2006 г. // "htth://www.supcourt.khakas-net.ru/obzor/obz_ug_06_2006.html".

(обратно)

43

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 257.

(обратно) class='book'> 44 Строгович М. С. Логика: 2‑е изд., перераб. и доп. М., 1948. С. 277.

(обратно)

45

Белкин А. Р. Теория доказывания в уголовном судопроизводстве. М., 2005. С. 238.

(обратно)

46

Уголовное дело № 22–415/05 // Архив Рузаевского районного суда РМ. 2005.

(обратно)

47

Каверин Б. И., Демидов И. В. Логика для юристов: учеб. пособие для вузов / под ред. проф. Б. И. Каверина. М., 2004. С. 197.

(обратно)

48

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 260.

(обратно)

49

Эйсман А. А. Указ. соч. С. 19.

(обратно)

50

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 262.

(обратно)

51

Обзор судебной практики Верховного Суда РМ по уголовным делам за первое полугодие 2005 г. // Бюллетень Верховного Суда РМ. 2005. № 9. С. 13.

(обратно)

52

Обзор судебной практики Верховного Суда РМ по уголовным делам за первое полугодие 2005 г. // Бюллетень Верховного Суда РМ. 2005. № 9. С. 13–14.

(обратно)

53

См.: Кипнис Н. М. Допустимость доказательств в уголовном судопроизводстве. М., 1995. С. 30.

(обратно)

54

См.: Комлев Б. Нарушения закона, влекущие исключение показаний свидетеля, потерпевшего из процесса доказывания // Законность. 1997. № 12. С. 18.

(обратно)

55

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 272.

(обратно)

56

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 268.

(обратно)

57

Юридическая газета. 2003. 12 февр. С. 1–2.

(обратно)

58

Пашин С. А. Доказательства в российском уголовном процессе // Состязательное правосудие. М., 1996. С. 376–377.

(обратно)

59

Уголовное дело № 3–35–14–04 // Архив Хорошевского районного суда г. Москвы. 2004.

(обратно)

60

Ожегов С. И. Указ. соч. С. 654.

(обратно)

61

Уголовное дело № 2–18/05 // Архив Верховного Суда РМ. 2005.

(обратно)

62

Уголовное дело № 2–16/05 // Архив Верховного Суда РМ. 2005.

(обратно)

63

Уголовное дело № 2–22/05 // Архив Верховного Суда РМ. 2005.

(обратно)

64

Российская юстиция. 1995. № 4. С. 50.

(обратно)

65

Уголовное дело № 2–24/03 // Архив Верховного Суда РМ. 2003.

(обратно)

66

Уголовное дело № 2–24/03 // Архив Верховного Суда РМ. 2003.

(обратно)

67

Куссмауль Р. Исключение показаний обвиняемого из числа доказательств // Российская юстиция. 2001. № 7. С. 52–53.

(обратно)

68

Никандров В., Ворожцов С. Подсудимый заявил: ко мне применяли незаконные методы расследования // Российская юстиция. 1995. № 8. С. 26.

(обратно)

69

Уголовное дело № 2–16/05 // Архив Верховного Суда РМ. 2005.

(обратно)

70

Там же.

(обратно)

71

Уголовное дело № 2–33/04 // Архив Верховного Суда РМ. 2004.

(обратно)

72

Определение Судебной коллегии Верховного Суда РФ № 15–005–18 // Архив Верховного Суда РМ. 2005.

(обратно)

73

Никандров В., Ворожцов С. Указ. соч. С. 26.

(обратно)

74

Уголовное дело № 2–31/02 // Верховный Суд РМ. 2002.

(обратно)

75

Никандров В., Ворожцов С. Указ. соч. С. 27.

(обратно)

76

См.: Там же. С. 29.

(обратно)

77

Уголовное дело № 2609/05 // Архив Ленинского районного суда г. Саранска РМ. 2005.

(обратно)

78

См.: Ефимичев С. П. Следственные действия. Волгоград, 1994. С. 119.

(обратно)

79

См.: Петрухин И. Л. Презумпция невиновности и вопросы доказывания на предварительном следствии // Актуальные проблемы защиты личности в уголовном судопроизводстве. Ярославль, 1990. С. 90.

(обратно)

80

Уголовное дело № 28401 // Следственная часть следственного управления при МВД по РМ. 2008.

(обратно)

81

Сборник постановлений Пленумов Верховных Суда РФ по уголовным делам. М., 1997. С. 535.

(обратно)

82

Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса: в 2 т. М., 1968. Т. 1. С. 393.

(обратно)

83

Федеральный закон от 20 августа 2004 г. № 119-ФЗ "О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства".

(обратно)

84

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 264.

(обратно)

85

Уголовное дело по обвинению К. // Архив Саратовского областного суда. Цит. по: Друзин Е. В. Основания признания доказательств недопустимыми. Саратов, 1997. С. 23.

(обратно)

86

Уголовное дело № 2–5/03 // Архив Верховного Суда РМ. 2003.

(обратно)

87

Уголовное дело № 2609/05 // Архив Ленинского районного суда г. Саранска РМ. 2005.

(обратно)

88

См.: Чувилев А. А. Проблемы свидетельского иммунитета, задача реформы советского уголовного судопроизводства // Укрепление общественного порядка и законности в правовом государстве. М., 1990. С. 155.

(обратно)

89

См.: Друзин Е. В. Вопросы применения положений ст. 51 Конституции РФ в уголовном судопроизводстве // Вестник Саратовской академии права. Вып. 3. Саратов, 1996. С. 101–105.

(обратно)

90

Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за 4 квартал 2003 г. // СПС "Гарант".

(обратно)

91

Уголовное дело № 2–127–70/04 // Архив Таганского районного суда г. Москвы. 2004.

(обратно)

92

См.: Мухудинова Н. Р. Обеспечение конституционного права каждого на получение квалифицированной юридической помощи в Российском уголовном процессе: автореф. дис…. канд. юрид. наук. Ижевск, 2005. С. 23.

(обратно)

93

Николюк В., Кальницкий В. Применение ст. 51 Конституции РФ // Законность. 1997. № 8. С. 17–18.

(обратно)

94

Уголовное дело № 4–51/03 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2003.

(обратно)

95

Петрухин И. Л. Указ. соч. С. 243.

(обратно)

96

Белкин Р. С. Криминалистика: проблемы, тенденции, перспективы. От теории — к практике. М., 1988. С. 45.

(обратно)

97

Рожков А. Ю. Криминалистическое обеспечение гражданского и арбитражного судопроизводства // "http://www.kursach.com/biblio/00010201/207.htm".

(обратно)

98

Эксархопуло А. А. Оценка заключения эксперта как область специальных познаний // "http://www.daily.sec.ru/dailypblprnver.cfm? pid=4024".

(обратно)

99

Петрухин И. Л. Указ. соч. С. 231.

(обратно)

100

Чаадаев С. Г., Чадин М. В. Судебно–экономическая экспертиза // "http://www.cfin.ru/press/black/2001–1/02_03_chaadaev6.shtml".

(обратно)

101

Уголовное дело № 25100 // Верховный Суд РМ. 2008.

(обратно)

102

Уголовное дело № 09/04/0047–09Д // ВСО по Алабинскому гарнизону. 2009.

(обратно)

103

Тарасов А. А. Об участии стороны защиты в назначении и производстве экспертизы по уголовным делам // Актуальные проблемы современного уголовного процесса России. Самара, 2005. С. 29.

(обратно)

104

Хусаинов Р. И. Формы использования специальных знаний при осуществлении защиты по уголовным делам // Актуальные проблемы права России и стран СНГ 2006 г.: мат. VIII междунар. науч. — практ. конф. 30–31 марта 2006 г. Челябинск, 2006. С. 562.

(обратно)

105

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 422.

(обратно)

106

Уголовное дело № 1–78/04 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2004.

(обратно)

107

Теория доказательств в советском уголовном процессе. 2‑е изд. / отв. ред. Н. В. Жогин. М., 1973. С. 655.

(обратно)

108

Уголовное дело № 22–1278/07 // "http://www.arhcourt.ru/?Documents? Crm? Cas?2/2/3/200704061520".

(обратно)

109

Уголовное дело № 3–13–54/04 // Архив Таганского районного суда г. Москвы. 2004.

(обратно)

110

Уголовное дело № 15–6/07 // Архив Ленинского районного суда г. Саранска РМ. 2007.

(обратно)

111

Уголовное дело № 1–14/03 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2003.

(обратно)

112

Уголовное дело № 1–168/04 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2004.

(обратно)

113

Уголовное дело № 1–152/05 // Архив Ленинского районного суда г. Саранска РМ. 2005.

(обратно)

114

Постановление Европейского суда по правам человека от 16 ноября 2006 г. № 46503/99 по делу "Климентьев против Российской Федерации" // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2007. № 11. С. 54–55.

(обратно)

115

Уголовное дело № 3–49/03 // Архив Пролетарского районного суда г. Саранска РМ. 2003.

(обратно)

116

Уголовное дело № 1–5/05 // Архив Пролетарского районного суда г. Саранска РМ. 2005.

(обратно)

117

См.: Миньковский Г. М. Комментарий к ст. 69 УПК РСФСР // Научно–практический комментарий к Уголовно–процессуальному кодексу РСФСР / под ред. В. М. Лебедева. 2‑е изд., перераб. и доп. М., 1997. С. 141.

(обратно)

118

Архив Ленинского районного суда г. Саранска.

(обратно)

119

Уголовное дело № 3–56/03 // Архив Ленинского районного суда г. Саранска РМ. 2003.

(обратно)

120

Уголовное дело № 25100/08 // Верховный Суд РМ. 2008.

(обратно)

121

Уголовное дело № 1–223/03 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2003.

(обратно)

122

Наниев А. Точный протокол укрепит доверие к суду // Российская юстиция. 2002. № 6. С. 58.

(обратно)

123

Мамонт Г. Н., Никандров В. И. О протоколе судебного заседания // Правоведение. 1990. № 1. С. 69–71.

(обратно)

124

Наниев А. Указ. соч. С. 58.

(обратно)

125

См.: Постановление Пленума Верховного Суда РСФСР от 7 февраля 1967 г. № 35 "Об улучшении организации судебных процессов и повышении культуры их проведения судами" // Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1995. С. 393–395; постановление Пленума Верховного Суда РСФСР от 17 сентября 1975 г. № 5 "О соблюдении судами Российской Федерации процессуального законодательства при судебном разбирательстве уголовных дел" // Ласточкина С. Г., Хохлова Н. Н. Сборник постановлений Пленумов Верховного Суда Российской Федерации (СССР, РСФСР) по уголовным делам. Изд. 2‑е, перераб. и доп. М., 2000. С. 393.

(обратно)

126

См.: Подольный Н. Аудиозапись исключит фальсификацию протокола судебного заседания // Российская юстиция. 2002. № 8. С. 36; Львова Е., Паршиткин В. Недостоверный протокол судебного заседания — не доказательство // Российская юстиция. 2003. № 9. С. 52–53; Фомин М. Протокол судебного заседания: "прошу данный вопрос и ответ на него отразить дословно" // Российская юстиция. 2003. № 11. С. 22–24.

(обратно)

127

Дулов А. В., Печерский В. В. Принцип непосредственности в уголовном процессе России // "http://russian–lawyers.ru/npsr.shtml".

(обратно)

128

Будников В. Л. Проблемы состязательности правосудия // Сб. науч. тр. / под ред. В. Л. Будникова. Волгоград, 2005. С. 163.

(обратно)

129

Определение № 88–003–55 по делу К. // Бюллетень Верховного Суда РМ. 2006. № 11. С. 15.

(обратно)

130

Так, например, УПК Армении предусматривает 5-дневный срок изготовления протокола судебного заседания, УПК Украины — 7-дневный, УПК Республики Беларусь — 10-дневный.

(обратно)

131

Постановление № 44-у-135/06 г. по делу Исаенко и Чебалкина // Бюллетень Верховного Суда РМ. 2006. № 11. С. 7.

(обратно)

132

Ожегов С. И. Указ. соч. С. 623.

(обратно)

133

См.: Судебная практика к Уголовно–процессуальному кодексу РФ / сост. В. П. Божьев, Р. Д. Лисицин; под ред. В. М. Лебедева; науч. ред. В. П. Божьева. М., 2005. С. 161.

(обратно)

134

Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. С. 296.

(обратно)

135

Уголовное дело № 1–117/04 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2004.

(обратно)

136

Уголовное дело № 1–117/04 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2004.

(обратно)

137

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 421.

(обратно)

138

Определение Судебной коллегии Верховного Суда РСФСР от 23 мая 1978 г. по делу Дергачева // Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1979. № 2. С. 7.

(обратно)

139

Судебная практика к Уголовно–процессуальному кодексу РФ / сост. В. П. Божьев, Р. Д. Лисицин; под ред. В. М. Лебедева; науч. ред. В. П. Божьева. С. 708.

(обратно)

140

Воробьев А. В., Еньков А. Л., Силков П. Ю., Тихонравов Ю. В. Указ. соч. С. 380.

(обратно)

141

Ожегов С. И. Указ. соч. С. 359.

(обратно)

142

Уголовное дело № 1–78/04 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2004.

(обратно)

143

См.: Уголовное дело № 1–78/04 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2004; Уголовное дело № 1–315/03 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2003.

(обратно)

144

Уголовное дело № 1–15/04 // Архив Ленинского районного суда г. Саранска РМ. 2004.

(обратно)

145

Уголовное дело № 22–1178/03 // Архив Верховного Суда РМ. 2003.

(обратно)

146

In the case of Hadjianastassiou v. Greece 16 December 1992 // СПС "Гарант"

(обратно)

147

Новая газета. 2003. № 31. С. 12.

(обратно)

148

Уголовное дело № 4–324 // Архив Хорошевского районного суда г. Москвы. 2003.

(обратно)

149

Меринов Э. Правомерна ли активность суда в решении вопросов о допустимости доказательств // Законность. 2006. № 3. С. 35–37.

(обратно)

150

Уголовное дело № 1–13/03 // Архив Таганского районного суда г. Москвы. 2003.

(обратно)

151

Уголовное дело № 3–14/03 // Архив Ленинского районного суда г. Саранска РМ. 2003.

(обратно)

152

Уголовное дело № 2–58/02 // Архив Мещанского районного суда г. Москвы. 2002.

(обратно)

153

Уголовное дело № 4–12/04 // Архив Пролетарского районного суда г. Саранска РМ. 2004.

(обратно)

154

Уголовное дело № 2–31/04 // Архив Октябрьского районного суда г. Саранска РМ. 2004.

(обратно)

155

Уголовное дело № 2–11/03 // Архив Мещанского районного суда г. Москвы. 2003.

(обратно)

156

Уголовное дело № 25100/08 // Верховный Суд РМ. 2008.

(обратно)

157

Уголовное дело № 73/08 // Архив Атяшевского районного суда РМ. 2008.

(обратно)

158

Не профанация ли участие адвоката в уголовном процессе? // "http://uridichesky.globalforum.ru/topic106296.html#".

(обратно)

159

Уголовное дело № 22–1281/2008 // Архив Ковылкинского районного суда РМ. 2008.

(обратно)

160

"http://www.iuaj.net/modules.php? name=Pages&go=page&pid=316".

(обратно)

161

Калинкина Л. Д. Обязанность адвоката с особым тщанием защищать интересы подзащитного в уголовном процессе // Мат. V междунар. науч. — практ. конф. "Татищевские чтения: актуальные проблемы науки и практики": Актуальные проблемы юридической науки. Ч. III. Тольятти, 2008. С. 161.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Глава 1. Правовые основания признания доказательств недопустимыми в уголовном судопроизводстве России

  1.1. Понятие доказательств и общие условия их допустимости

  1.2. Соблюдение законов логики в познании доказательств

  1.3. Нарушение норм Уголовно–процессуального кодекса Российской Федерации — основание для признания доказательств недопустимыми

Глава 2. Правовые основания признания отдельных видов доказательств недопустимыми

  2.1. Основания признания недопустимыми показаний подозреваемого и обвиняемого

  2.2. Основания признания недопустимыми показаний потерпевшего, свидетеля

  2.3. Основания признания недопустимыми заключения эксперта

  2.4. Основания признания недопустимыми вещественных доказательств

  2.5. Основания признания недопустимыми протоколов следственных и судебных действий, иных документов

Глава 3. Процессуальный порядок признания доказательств недопустимыми и исключение их из разбирательства дела в ходе судебного следствия

Заключение

*** Примечания ***